Татьяна Мельник-Боткина
Воспоминания о Царской Семье

Еще мой дед был лейб-меди­ком импе­ра­тора Алек­сандра II и импе­ра­тора Алек­сандра ІІІ. Пре­ем­ни­ком его был назна­чен док­тор Гирш, и, когда послед­ний умер и импе­ра­трицу Алек­сан­дру Федо­ровну спро­сили, кого она желает при­гла­сить, она сразу ска­зала: «Бот­кина». В то время в Пет­ро­граде оди­на­ково известны были два Бот­кина: стар­ший сын моего деда — Сер­гей Сер­ге­е­вич и мой отец — Евге­ний Сер­ге­е­вич. «Того, кото­рый был на войне», — доба­вила Ее Величество.

Это было вскоре после рус­ско-япон­ской войны, кото­рую мой отец всю про­вел в дей­ству­ю­щей армии. О его храб­ро­сти и неуто­ми­мой работе много гово­рили в Петер­бурге, и знала и Ее Величество.

Вна­чале мой отец ездил в Цар­ское Село из Петер­бурга, но в апреле 1908 года он был назна­чен лейб-меди­ком Его Вели­че­ства, и осе­нью мы все пере­ехали в Цар­ское Село, где жила Цар­ская Семья с 1905 года.

Цар­ская Семья жила в Алек­сан­дров­ском дворце, постро­ен­ном еще Ека­те­ри­ной Вели­кой для Наслед­ника Алек­сандра Пав­ло­вича. Кра­си­вое жел­то­ва­тое зда­ние в стиле ампир укра­ша­лось белыми колон­нами и орна­мен­тами. Дво­рец был построен покоем. Фаса­дом своим, центр кото­рого зани­мало полу­круг­лое окно каби­нета Его Вели­че­ства, он выхо­дил на газон­ную пло­щадку парка. Фли­геля выхо­дили на боль­шой двор с чугун­ными воро­тами на улицу. За дво­ром шел пруд с белыми лебе­дями и рас­сти­лался парк. В левом фли­геле и ниж­нем этаже цен­тра нахо­ди­лись парад­ные ком­наты: в пра­вом фли­геле поме­ща­лась часть свиты и коро­но­ван­ные гости; в верх­нем этаже цен­тра была спальня Их Вели­честв и ком­наты Их Высо­честв. Дво­рец уже ста­но­вился мал для Цар­ской Семьи, и жили они очень тесно. Алек­сей Нико­ла­е­вич имел две ком­наты: спальню и класс­ную. Вели­кие княжны имели две спаль­ные, в кото­рых они жили по двое и где сто­яли их кро­вати, туа­лет­ные и пись­мен­ные столы. Одна­жды мой отец застал вели­кую княжну Ана­ста­сию Нико­ла­евну, лежа­щую нич­ком на полу и пере­пи­сы­ва­ю­щую задан­ный урок: в класс­ной зани­мался Алек­сей Нико­ла­е­вич, а все столы были заняты ее сест­рами или зава­лены вещами.

Ее Вели­че­ство при­ни­мала моего отца в начале 10 часа в спальне, и он все­гда заста­вал ее уже за рабо­той: за выши­ва­нием или рисо­ва­нием какой-нибудь вещи, кото­рая потом дари­лась или про­да­ва­лась на бла­го­тво­ри­тель­ных базарах.

Его Вели­че­ство уже тоже давно был на ногах и ухо­дил в свой каби­нет для при­ня­тия докла­дов. Кроме чисто меди­цин­ского раз­го­вора, Ее Вели­че­ство почти все­гда задер­жи­вала моего отца или рас­спро­сами о нашей семье, так что в конце кон­цов они знати весь наш образ жизни и при­вычки, или какими-нибудь пору­че­ни­ями бла­го­тво­ри­тель­но­сти и раз­го­во­рами об Их Высо­че­ствах. Ее Вели­че­ство, как ред­кая мать, вхо­дила во все мелочи жизни своих детей, выби­рая им книги и заня­тия, рас­пре­де­ляя их день, сама читая и рабо­тая с ними. Когда кон­ча­лись уроки, Вели­кие Княжны шли за рояль или за руко­де­лия, в кото­рых они были боль­шие мастерицы.

Кроме выши­ва­ния, они должны были шить на бед­ных, так же как и свит­ские дамы, каж­дой из кото­рых Ее Вели­че­ство пору­чала наби­рать в свою оче­редь 12 дам для изго­тов­ле­ния опре­де­лен­ного коли­че­ства теп­лых и необ­хо­ди­мых вещей. Все это отсы­ла­лось Ее Вели­че­ству, раз­би­ра­лось и сор­ти­ро­ва­лось фрей­ли­нами и Вели­кими Княж­нами и рас­сы­ла­лось по при­ю­там или лично им извест­ным бед­ным семьям.

Мы жили в Цар­ском Селе на Садо­вой улице, про­тив боль­шого Ека­те­ри­нин­ского дворца, и каж­дый день около 3 часов вни­ма­тельно гля­дели в окно: в эти часы Вели­кие Княжны и Наслед­ник, а ино­гда и Импе­ра­трица ездили кататься.

Мы знали это уже по тем при­го­тов­ле­ниям, кото­рые про­ис­хо­дили в нахо­дя­щейся в нашем дворе конюшне. В этой конюшне были лошади Их Вели­честв, а лошади Вели­ких Кня­жон и Наслед­ника сто­яли отдельно, но тем не менее все­гда заез­жали сюда за коню­шен­ным офи­це­ром, при­сут­ство­вав­шим при вся­ком выезде Их Вели­честв и Их Высо­честв. Кроме того, шли все­гда два конюха, рас­сти­лав­шие ков­рики, а на запят­ках карет Госу­даря и Импе­ра­трицы сто­яли гай­дуки в высо­ких шап­ках и синих каф­та­нах; за Вели­кими Княж­нами и Наслед­ни­ком ска­кали конвойцы.

Его Вели­че­ству и Ее Вели­че­ству пода­вали рус­ский выезд. Долго запря­гали лоша­дей, в послед­ний раз все чистили и при­во­дили в поря­док, и нако­нец появ­лялся тол­стый кучер в меда­лях, кото­рого несколько коню­хов начи­нали под­са­жи­вать, запа­хи­вать на нем каф­тан и пода­вать вожжи. Усев­шись, кучер неиз­менно кре­стился, коню­шен­ный офи­цер ста­но­вился на под­ножку, и пара мед­ленно дви­га­лась с нашего двора под арку на Двор­цо­вую улицу, а оттуда в ворота Алек­сан­дров­ского парка.

Вели­ким княж­нам пода­вали англий­ский выезд, а Наслед­нику — низень­кие саночки с ямщи­ком в круг­лой шапке.

Госу­дарь почти нико­гда не ездил кататься. Ее Вели­че­ство ездила с кем-нибудь из фрей­лин или с Анной Алек­сан­дров­ной Выру­бо­вой. Раз я помню Выру­бову, когда она была с визи­том у моей матери. Пол­ная и розо­вая, вся в пуши­стых мехах, она как будто пре­уве­ли­ченно лас­ково смот­рела на нас, детей, и не очень нам понравилась.

Бла­го­даря нашим наблю­де­ниям Вели­кие Княжны скоро заме­тили нас и знали в лицо, и все­гда, уви­дав кого-нибудь из нас на улице, на сле­ду­ю­щий день гово­рили моему отцу:

— А мы Вашу дочь видели (или Вашего сына).

Вскоре они все знали нас по име­нам, посто­янно посы­лали поклоны, ино­гда пер­сик или яблоко, ино­гда цве­ток или про­сто кон­фетку, если же кто-нибудь из нас захва­ры­вал, — а со мной это слу­ча­лось часто, — то непре­менно каж­дый день, даже Ее Вели­че­ство, справ­ля­лись о здо­ро­вье, при­сы­лали свя­тую воду или просфоры, а когда меня остригли после брюш­ного тифа, Татьяна Нико­ла­евна соб­ствен­но­ручно свя­зала голу­бую шапочку.

И вовсе не мы одни поль­зо­ва­лись каким-либо исклю­чи­тель­ным рас­по­ло­же­нием Цар­ской Семьи: свои заботы и вни­ма­ние они рас­про­стра­няли на всех, кого знали, и часто в сво­бод­ные минуты Вели­кие Княжны шли в ком­нату какой-нибудь судо­мойки или сто­ро­жихи, чтобы понян­чить там детей, кото­рых они все очень любили.

До осени 1911 года мы, дети, не видали Цар­скую Семью иначе, как на улице, и только слы­шали о них от наших роди­те­лей. Мой отец все­гда гово­рил нам, что любит Их Высо­че­ства не меньше нас, своих детей. Рас­ска­зы­вал, как они тро­га­тельно дружны между собой, как, в осо­бен­но­сти, Ана­ста­сия Нико­ла­евна любит Ольгу Нико­ла­евну, всюду ходит за ней и с ува­же­нием и неж­но­стью целует у нее руки; как они про­сты в своей одежде и в образе жизни, так что Алек­сей Нико­ла­е­вич дона­ши­вал ста­рые ноч­ные рубашки своих сестер.

Вскоре после нашего пере­езда в Цар­ское Село моя мать ездила пред­став­ляться Импе­ра­трице Алек­сан­дре Федоровне.

— Во-пер­вых, одень­тесь как можно проще, — ска­зала моей матери одна из фрей­лин — наша род­ствен­ница Ольга Евге­ньевна Бюцова.

И моя мать поехала в чер­ном сукон­ном пла­тье. Ее Вели­че­ство при­ни­мала ее одну в своей малень­кой гости­ной с сире­не­вой мебе­лью и все время рас­спра­ши­вала о моем отце и о нас — детях, так что моя мать вер­ну­лась в вос­торге от про­стого и вни­ма­тель­ного отно­ше­ния Ее Величества.