Слово, в котором так и звенит радость, — пасхальное поминовение усопших. Поминовение в дни, когда мы обновляем наше знание, что воскре́се Христо́с, и жизнь жи́тельствует, воскре́се Христо́с, и ме́ртвый ни еди́н во гро́бе (Слово огласительное на Святую Пасху святителя Иоанна Златоуста).
День, когда наша память об усопших сопрягается с пасхальной радостью.
Почему во вторник?
Мы привыкли к тому, что есть родительские субботы, что поминание усопших в целом приурочено к субботам — даже рядовым субботам года. На то есть свои уставные причины. А Радоница — один такой поминальный несубботний день: вторник второй седмицы по Пасхе. В чём причина?
Начиная с пятой седмицы Великого поста, с Субботы Акафиста (Похвалы Пресвятой Богородицы), субботнему поминанию усопших в богослужении не оставалось места: суббота праведного Лазаря, перед Входом Господним в Иерусалим, Великая Суббота с погребением Самого Спасителя, Светлая Суббота — последнее богослужение «во всю Пасху», после которого закрываются отверстые всю седмицу Царские врата. А не по субботам и подавно! — другим заняты будние дни Четыредесятницы, а потом наступает Страстная седмица, когда уже надо забыть всё своё и жить только сопутствием нашему Спасителю, Его Крестным путем…
А потом наступает Пасха, Светлая седмица — как один сияющий день. Во всех храмах днем и ночью открыты Царские врата, всё вопиет: «Христос воскресе!», и тоже ничего поминального, заупокойного сюда не втиснуть (никакого «начал за здравие, а кончил за упокой»).
В неофитские мои годы я, помнится, как-то слишком горячо отвечала людям, ищущим на Светлой седмице, где и как им помянуть усопших: «Мы сейчас радуемся встрече со Христом, думаем о Нём, ликуем с Ним, — так и они ведь тоже! Давайте их не отвлекать, не пытаться оттянуть на близость к себе от близости ко Христу! Давайте радоваться вместе с ними — о Нём!»
И хотя мы, конечно же, очень слабо и неверно представляем, как души наших близких существуют в посмертии, вне времени и пространства, правда в этом всё же была: ме́ртвый ни еди́н во гро́бе, в центре жизни — Воскресший Христос, Солнце нашей жизни — вот и будем вращаться все вокруг Него.
И никаких панихид, что отмечено прямо в уставе Церкви! И никакого богослужебного отмечания «нарочитых поминальных дней» (3-го, 9-го и 40-го).
Но вот заканчивается Пасхальная седмица, наступает Неделя о Фоме — Антипасха, переключается режим. Однако в само это воскресенье еще нельзя по уставу совершать панихиды, и вечером воскресенья — накануне понедельника — тоже. И первый день, когда скопившиеся за последние седмицы Поста и пасхальную седмицу памяти усопших могут быть справлены, получается вторник (и его канун — вечер понедельника, с панихидой).
Святитель Афанасий (Сахаров) в своей великой книге «О поминовении усопших по уставу Православной Церкви» пишет: «К такому перенесенному на вторник Фоминой седмицы поминовению лишь некоторых имен легко могло присоединиться поминовение и их сродников, так как у нас есть обычай и при поминовении одного усопшего по какому-либо нарочитому случаю подавать весь свой семейный синодик для совместного поминовения. А к этому поминовению немногих усопших и их сродников естественно могло присоединиться поминовение и всех усопших».
Светлая седмица и усопшие
Но умирают люди и в Страстную, и в Светлую седмицу.
И их — конечно, если они православные христиане — отпевают.
В Светлую седмицу чин отпевания усопших на 3/4 или 4/5 состоит из пасхальных песнопений: и многократный тропарь Пасхи, и пасхальный канон, и воскресное «Ангельский собор удивися…». Вот как объясняется это в богослужебных книгах:
«Подобает знать, что если кто скончается на Святую Пасху или в какой-либо из дней Светлой седмицы до недели апостола Фомы, поется лишь немногое из обычного пения об усопших ради величия и чести радостного праздника Воскресения: ибо это праздник веселия и радости, а не сетования. И воскресным пением над усопшим Церковь возвещает, что все, умирающие во Христе воскресшем, имея надежду на воскресение и жизнь вечную, благодаря Христову воскресению переселяются от печали мiра сего к веселию и радости».
В народе живет стойкое представление, что усопший на Светлой седмице попадает прямо в рай, минуя мытарства.
Богословы, ученые головы, не преминут пояснить, что это своего рода суеверие, и, конечно, они будут правы в том, что мы не знаем судеб Божиих и представить себе посмертного существования бессмертной души совсем не можем.
Но народное представление верно в том, в чём оно совпадает с ремаркой к пасхальному отпеванию: в эти дни мир, видимый и невидимый, предстает совершенно в ином свете — свете Христова и всеобщего Воскресения.
На этой Светлой седмице, во вторник, умерла моя мама. Ей было 100 лет. И кончина эта была такой мирной, светлой, утешительной и «правильной», что для скорби и места-то не осталось. Завтра, в пятницу, в моем родном храме будет это пасхальное отпевание самого дорогого мне человека.
В эти дни во всей пасхальной силе прозвучат и обычные заупокойные тексты, остающиеся в чине, например, возглас: «Яко Ты еси воскресение и живот, и покой усопшей рабы Твоея Нины, Христе Боже наш…». Эта сила в них есть всегда, но Пасха высвечивает её, как солнце!
А потом мы помянем их всех вместе
Но наконец наступает и день, когда панихиды разрешены. А Пасха еще не отдана, она в разгаре! И мы можем наконец помолиться на собственно заупокойной службе, помолиться о тех, кто ушел раньше нас из этой земной жизни и с кем мы чаем встречи в вечности.
И почему этим не дорожат воспользоваться неславянские православные народы — например, те же греки, — мне трудно понять.
Ведь этим так продолжается хоровод вечности, так вплетается в нашу любовь ко Христу и его любовь к нам — наша память о близких и дальних!
Только наша-то память короткая, слабая. А у вечного Бога — вечная. «И сотвори им вечную память!» — просим мы. Пока Бог помнит нас, мы живы.
Радоница — в радости объять ближних и дальних, уже недосягаемых для простой нашей любви, молитвой в свете Пасхи Христовой.
…Много лет назад я пела на клиросе нашего еще только возрождаемого из разорения храма. Это была одна из первых наших Радониц, — может быть, и самая первая.
И вот во время пения этой панихиды я вспомнила свою подругу, умершую тяжелой, страшной смертью. С вести об этой смерти прошло много времени; вскоре после того, как мы с друзьями узнали о её кончине, мы собирались на заупокойную литию, которую специально, адресно отслужил крестивший её когда-то священник. Но до меня всё равно «не доходило» по-настоящему.
А вот тут, внутри Радоницы, во время пения, меня вдруг сотрясло настоящей памятью об ушедшем дорогом человеке. Я увидела и почувствовала её всю, в какой-то невыразимой полноте её личности, в той любви к ней, которая, оказывается, была во мне, — прекрасного, из света сотканного, нескладного, несчастливого и счастливого человека, бесконечно родного. Я пела панихиду, обливаясь слезами; я никогда больше ТАК не чувствовала не только её, Анну, — но и никого.
Вот так Радоница дает нам приобщиться к глубине Христовой любви к тем, кого мы так слабо умеем любить. Даёт — потому что Христос воскрес, и в этом самая суть нашей жизни, жизни как таковой.
Христос воскресе!
Комментировать