Письма

Часто ты просил меня, любезнейший Иннокентий, не умалчивать о чудесном происшествии, совершившемся в наше время. Я со своей стороны скромно и, как вижу теперь, не без основания отказывался от твоего предложения и считал его для себя невыполнимым, частию потому что всякая человеческая речь ничтожна сравнительно с небесною славой, частью потому, что праздность, которая для ума то же, что ржавчина для железа, – ослабила во мне и без того не сильную прежде способность красноречия; ты напротив того настаивал на своем, утверждая, что при рассуждении о делах Божьих нужно обращать внимание не на то, можешь или не можешь, а на душевное расположение, и – уверял, что не может оскудеть в словах человек, убежденный в истине того, что говорит. И так, что же мне делать? Исполнить, как следует, твоей просьбы я не могу, а отказаться не смею. И вот я, неопытный пловец, сажусь на тяжело нагруженный корабль и, ни разу не правив челноком на озере, пускаюсь прямо в бурное Евксинское море. Теперь, когда у меня земля исчезла из глаз, кругом меня всюду небо и море, бездна страшит своею темнотою и в бурной мгле белеются только пенистые водяные валы. «Привешивай к мачте надутые ветром паруса, – кричишь ты мне, – ослабь канаты, правь рулем!» Я слушаюсь тебя и так как любовь все может (1Кор. 13:7), вверяю свое плавание попутному веянию св. Духа, надеясь найти для себя утешение, каков бы ни был успех моего плавания. Если волны принесут меня к желанной пристани, то я буду считаться искусным кормчим: если же неискусная речь сядет на мель, то ты, может быть, будешь недоволен моею малоспособностью, но не можешь упрекнуть меня в недостатке усердия. И так приступаю к рассказу.

При подошве Альп лежит Лигурийский город Верцеллы, некогда славный, а ныне малонаселенный и оттого полуразрушенный. Когда в этот город по обычаю прибыл консул, и представили ему на суд одну женщину, обвиненную своим мужем в прелюбодеянии, то он предал ее вместе с мнимым участником ее преступления – всем ужасам тюремного заключения. Немного спустя, после кровавых и болезненных пыток железными когтями и строгания боков, несчастнейший юноша, желая скорою смертью избавиться от долгих мучений, солгал на свою, а вместе и на чужую голову, и осужден был, бедный, на отсечение головы; и за дело, так как он не оставил невинной женщине возможности оправдаться. Но женщина, более слабая телом, была крепче мужеством. Когда ее тело было вытянуто на деревянной лошади и запачканные в темничной грязи руки были скованы за спиною, – она, возведши к небу глаза, которых только не мог сковать палач, сказала так, что в словах слышались слезы: «Ты, Господи Иисусе, испытующий сердца и утробы, пред которым ничто не скрыто, ты свидетель, что не из страха смерти я не признаю себя виновною, но не хочу лгать, чтобы не согрешить. А ты, несчастный, зачем, желая скорой смерти, ты умерщвляешь двух невинных? Я и сама желаю умереть, желаю сбросить это постылое тело, но не как виновная в прелюбодеянии. Моя шея готова, я не боюсь блестящего меча, но моя невинность остается при мне. Смерть не существует для того, кто умерщвляется с надеждою жизни». Тогда консул, увеселявшийся кровавым зрелищем, и подобный зверю, который раз вкусив крови, всегда жаждет ее, – приказывает удвоить мучения и, скрежеща зубами, грозит палачу подобным же жестоким наказанием, если женская немощь не сознается в том, о чем не могла умолчать мужеская крепость. Помоги, Господи Иисусе: на одного человека Твоего как много изобретено казней! Волосы привязываются к столбу, тело крепче притягивается к деревянной лошади, у ног раскладывается огонь, палач строгает оба бока, не дается пощады и сосцам: женщина остается неподвижною, и возносясь духом превыше телесной боли, утешаясь одобрением совести, торжествует над лютостью мучений. Жестокий судья поднимается с своего места, как побежденный; женщина молится Богу: члены ее вывертываются из составов, она устремляет взоры к небу; другой подсудимый признается будто бы в общем с нею преступлении; она отрицает его признание, и сама, находясь в опасности, защищает другого, подвергшегося опасности. Слышатся от нея одни и те же речи: «Бей, мучь, жги, терзай; я не виновата. Если верить слову Божию, придет день, когда мое дело будет тщательно исследовано: у меня есть Судия». Уже утомленный палач насилу дышал, и не было места для новой раны. Уже для побежденной злобы тяжело было видеть истерзанное ею тело. Тотчас же гневный консул сказал: «чему дивиться, предстоящие, если женщина хочет лучше подвергнуться мучениям, чем смерти? Прелюбодеяние, конечно, не может совершиться без двоих соучастников, и, по-моему, вероятнее предположить, что зловредная преступница, запирается, чем то, что невинный юноша взводит на себя небывалое преступление». За тем, по произнесению одинакового приговора на обоих подсудимых, палач влечет осужденных на смерть; весь народ стекается на зрелище, так что кажется будто все обитатели города выселяются вон; толпа теснится, прорываясь в городские ворота. Первым ударом меча отсекается тотчас же голова несчастного юноши, и обезглавленный труп плавает в своей крови. Когда же дошла очередь до женщины, она приклонила колена, над трепещущею шеею поднялся блестящий меч, и палач всеми силами напряг опытную в убийстве руку, – но при первом прикосновении к телу остановилось смертоносное лезвее, и слегка надрезав кожу, обозначило свой след только несколькими каплями крови. Палач, удивленный и испуганный слабостью своей руки и неспособностью ею владеть мечем, приступает к новым усилиям. Снова бессильное лезвие опускается над женщиною и цепенеет над невинною шеею, как будто бы железо боялось прикоснуться к осужденной. Тогда ликтор, разъяренный и запыхавшийся, закинувши плащ на шею, напряг все силы и занес меч над раною, не замечая того, что в это время пряжка, застегивавшая края хламиды, сорвалась и упала на землю. «Вот у тебя, – сказала женщина, – с плеча сорвалось что-то золотое; подними, чтобы не пропало приобретенное многим трудом». Скажите пожалуйста, что значит это спокойствие. Осужденная не боится угрожающей смерти, радуется, будучи поражаема мечем; палач бледнеет; глаза его, не видя меча, видят только пряжку, тогда как его жертва, равнодушная к смерти, оказывает еще благосклонное внимание к своему мучителю. Уже и третий удар сделало тщетным Таинство Св. Троицы. Уже испуганный палач, не надеясь на oстрие, перевернул меч плашмя, с тем, чтобы по крайней мере вдавить его в тело натиском руки. О дело, неслыханное во все века! Меч сгибается у рукояти, и как бы обратившись к своему владельцу сознается, что он более неспособен на кровопролитие. Предстаньте мне примеры трех отроков, которые среди прохладных огненных вихрей вместо того, чтобы рыдать, пели гимны, – тогда как около их одеяний (Saraballa)¹ и священных волос играючи вилось безвредное пламя. Пусть присоединится сюда история блаженного Даниила, подле которого львы, испугавшись своей добычи, ласково махали хвостами. Пусть припомнится теперь всем и каждому славная своею верою Сусанна, которая, будучи осуждена неправедным судом, спасена Духом Святым, исполнившим отрока. Мы видим другой подобный же пример милосердия Господня. Сусанна, освобожденная судиею, не пошла под меч; наша подсудимая, обвиненная судиею, спасена самим мечем.

Между тем народ вооружается на защиту женщины. Люди всех возрастов и обоего пола обращают палача в бегство, и, собравшись в кружок, не верят почти своим глазам. Весть об этой тревоге доносится в ближайший город, и оттуда скачет толпою целый отряд (turma)² ликторов. Один из них, на ответственности которого лежала забота об исполнении приговоров над осужденными, вырываясь из среды своих товарищей и позоря свою седину, покрытую пылью, воскликнул: «Зачем вы, граждане, губите мою голову? зачем вы подводите под казнь меня вместо этой женщины? Если вы милостивы, если вы добросердечны, то конечно, желая спасти осужденную, вы не должны губить меня, невинного». Народ был поражен этим воплем, всех объяло какое-то печальное оцепенение, и произошла удивительная перемена во взгляде на дело, так что прежде казалось требованием справедливости спасти осужденную, а теперь показалось требованием справедливости допустить убийство. И так является новый меч, новый палач. Стоит жертва, укрепляемая только покровительством Христовым. Потрясенная первым и вторым ударом, женщина с третьим ударом меча падает на землю, раненная. О чудное величие Божественного могущества! Та, которая прежде четыре раза была поражена мечем и осталась неуязвленною, теперь, немного спустя, как будто бы умерла, чтобы за нее не погиб невинный. Клирики, по своей обязанности, обвивают окровавленный труп полотном, и, выложивши камнем вырытую в земле яму, устраивают по обычаю могилу. Солнце спешно течет к западу, и милость Божия предваряет наступление ночи³. Внезапно грудь женщины начинает трепетать, глаза ее ищут света, тело одушевляется для жизни; вот она уже дышит, уже сидит, уже поднимается и говорит. Уже она в состоянии произнести слова: Господь помощник мой, не убоюся, что сотворить мне человек (Пс.117:6). Между тем отдала Богу душу одна старуха, содержавшаяся на счет церкви, и тело новой умершей погребается в заранее приготовленной могиле, как будто события шли одно за другим по преднамеренному порядку. Лишь только начало рассветать, в ликтора вошел сатана; он ищет трупа убитой, велит показать себе ее могилу; думает, что еще жива та, которая к его удивлению едва могла умереть. Клирики показывают ликтору свежую насыпь, приводят его к только что набросанной земле с такими словами: «Что ж? вырывай кости, уже похороненные. Объявляй новую войну могиле, и, если того мало, выбрасывай члены на растерзание зверям и птицам. Семь раз пораженная мечем должна потерпеть что-нибудь большее, чем смерть». Между тем как палач приводится в смущение общим негодованием, тайно принимаются меры к восстановлению здоровья женщины. И чтобы частый приход врача к церкви не возбудил подозрения, женщина с обстриженными волосами в сопровождении нескольких дев переправляется в деревеньку, находящуюся в захолустье. Там пребывает она, переменивши одежду, в виде мужчины; рана мало по малу затягивается и следом ее остается только рубец. Но по истине: высшая законность – высшая неправда! (jus summum – summa malitia! – дословно: «высшее право – высшее зло» – лат.) после стольких чудес еще свирепствуют законы. Однако вот уже куда завлек меня ход событий. Я дошел уже до имени нашего Евагрия, о трудах которого для Христа я не могу надеяться говорить как следует, – не могу и совсем умолчать, потому что восторженные речи вырываются сами собою. Кто способен воспеть достойною песнею, как благодаря бодрственному надзору Eвагрия Авксентий Медиоланский был почти погребен заживо⁴ и как римский епископ, уже почти опутанный сетями заговора, и победил врагов, и не сделал никакого вреда побежденным?

«Ограниченный тесными пределами времени, я пропускаю эти события и предоставляю припомнить их иным после меня»⁵

Я доволен только заключением настоящего дела. Евагpий идет к Императору, обременяет его просьбами, склоняет заслугами, убеждает своею неотступностью, чтобы возвращенную для жизни он возвратил и для свободы.

Как бы желал я быть теперь в вашем обществе и с восторгом обнять ваш достойный удивления сонм, хотя бы очи не удостоились видеть его. Взглянул бы я на пустыню, приятнейшую всякого города. Посмотрел бы на уединенные места, подобно раю вмещающие в себе сонмы святых. Но поскольку по грехам моим, отягченная всякими преступлениями глава не может иметь участия в обществе блаженных, то прошу вас, да своими молитвами свободите меня из тьмы века сего. И как прежде лично, так и теперь на письме, я не перестаю высказывать мое задушевное желание, к исполнению которого мой ум стремится со всею силою. От вас зависит, чтобы за желанием последовало исполнение. Мое дело – пожелать; дело ваших молитв – придать и желание и силы к исполнению. Я подобен больной овце, удалившейся от всего стада. И если добрый пастырь, возложивши на рамена не принесет меня к своим пастбищам, то ослабеют стопы мои и подогнутся во время самого усилия к восхождению. Я тот блудный сын, который, расточивши все имениe, вверенное мне отцом, еще не припал к стопам родителя; еще не начинал отрешаться от утех прежней роскоши. И так как я не много – не скажу отстал от пороков, но начал желать отставать, то диавол теперь связывает меня новыми сетями, полагает новые препятствия, окружает «отвсюду морями, отвсюду понтом» (Энеид. кн. V), теперь, очутившись по средине, я нe желаю идти назад, и не могу идти вперед. Дай Бог, чтобы вашими молитвами веяние св. Духа подвигало меня вперед и несло к пристани желанного берега.

В следствие изучения священных книг я и прежде знал, любезнейший Руфин, что Бог дает более, чем сколько просят у него, и нередко сообщает такие блага, их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1Кор. 2:9), но теперь только дознал это собственным опытом. Я, для которого казалась довольно смелою надежда чрез взаимную переписку поддерживать слабое подобие личного соприсутствия с тобою, – я слышу, что ты находишься в Египте, проникаешь в Египетские тайны, посещаешь сонмы монахов, обходишь небесное на земле семейство. О если бы Господь Иисус Христос дал мне возможность внезапно перенестись к тебе, подобно тому как некогда Филипп был перенесен к Евнуху или Аввакум к Даниилу⁷, как крепко я обнял бы тебя, как расцеловал бы те уста, которые некогда рассуждали со мною то ошибочно, то разумно. Но так как более по моему, чем по твоему недостоинству нам нельзя внезапно перенестись друг к другу, – и так как немощное мое даже в состоянии здоровья тело сокрушили частые недуги; то я вместо себя посылаю к тебе на встречу это письмо, чтобы оно привело ко мне тебя, связанного со мною союзом дружбы.

Первое известие о неожиданной радости сообщено мне было братом Илиодором. Я боялся верить тому, чему хотелось верить, – тем более, что и Илиодор говорил, что он получил известие о твоем прибытии на Восток не из первых рук, да и самая неожиданность события отнимала у известия достоверность.

Скоро новый вестник расположил мой колеблющийся и недоумевающий ум в пользу достоверности известия: это был Александрийский монах, уже давно по благочестивому народному обычаю отправившийся на служение Египетским исповедникам и произвольным мученикам (voluntate iam martyres)⁸ и видевший тебя лично. Признаюсь, я и тогда не совсем поверил. Так как монах не знал ни твоего имени, ни отечества, то его известие имело значение только в том отношении, что он подтверждал то, что было сообщено другим. Наконец не стало уже возможности долее сомневаться. «Руфин уже в Нитрие; он уже достиг до блаженного Макария», – вот что сообщали многочисленные и частные известия, приносимые из Египта. Тогда я дал полную волю своей доверчивости, и тогда-то всего более пожалел, что я болел: и если бы бессилие ослабевшего тела не связало меня по рукам и по ногам, то ни летний зной, ни всегда опасное для плавателей море не помешали бы мне идти к тебе навстречу с радушною поспешностью. Поверь, брат: не так измученный бурями пловец смотрит вдаль к желанной пристани, не так иссохшие поля жаждут дождей, не так печальная мать сидя на утесистом берегу ждет сына, (как я жду тебя). Когда внезапный вихрь вырвал меня из твоих объятий и безжалостная разлука пресекла наш тесный дружеский союз, «тогда над моею головою полился сильный дождь, кругом себя я видел только небо, да море»⁹. Наконец, после того как Фракия, Понт, Вифиния, весь путь чрез Галатию и Каппадокию и земля Киликийская истомили меня зноем, Cирия предстала мне, блуждавшему в неопределенном странствовании, как надежнейшая пристань для человека, потерпевшего кораблекрушение. Здесь я перенес всевозможные болезни и из двух глаз потерял один. Я разумею Иннокентия – часть души моей, которого похитила у меня внезапная горячка (ardor-Febris). Теперь у меня остался единый и единственный дражайший мне свет Eвагрий, для которого я, как человек постоянно неспособный к труду, разумеется, лишний. Был с нами и Гилас, домочадец св. Мелании, чистотою нравов заслуживший освобождение от рабства; своею смертию он развередил мне еще свежую рану¹⁰. Но так как Апостол не велит скорбеть о усопших, и притом чрезмерная сила скорби умеряется последующим радостным известием, то мы, желая уведомить тебя и поделиться с тобою радостию, сообщаем тебе вот что: мой, а вместе и твой – или лучше сказать – наш Боноз уже восходит на лествицу, предызображенную в сновидении Иакова; – несет крест свой и не заботится о завтрашнем дне и не смотрит вспять, сеет слезами, чтобы пожать в радости, и согласно с тайнодействием Моисеевым возносит змия в пустыне. Пусть пред этим истинным событием станут в сторону ложные чудеса, изображенные греческим и римским стилем. Вот юноша, вместе с нами образовавшийся благородными искусствами века сего, очень богатый, по преимуществу достойный сравнительно с своими сверстниками, оставивши мать, сестер и любезнейшего для себя брата, удалился на пустынный остров, окруженный шумящим морем, страшный для мореплавателей своими острыми утесами и голыми скалами, и поселился там, как бы некий райский житель. Там нет земледельцев, нет и монахов, и даже известный тебе мальчик Онисим, которого Боноз ласкал, как брата¹¹, не разделяет его уединения в такой пустыне. Боноз там один, – впрочем не один, а со Христом, – созерцает славу Божию, которую и Апостолы узрели не иначе, как в пустыне¹². Он не видит городов, окруженных башнями, но вписал имя свое в перепись нового гражданства. Дрожат его члены, прикрытые безобразным вретищем; но за то тем легче он будет восхищен на облаках в сретение Господу. Не веселят его взоров морские берега¹³, но за то он будет пить воду жизни одесную Господа. Представь себе наглядно, любезнейший друг, положение Боноза, перенесись в его жизнь всею душою своею. Тогда только ты можешь восхвалить победу, когда узнаешь подвиги борца. Кругом всего острова шумит беспокойное море и звонко плещутся морские волны, разбиваясь об излучистые горные утесы. На острове никакой зелени, нет цветущего поля, осененного густыми деревьями. Крутыми скалами как будто замыкают какую-то страшную темницу. Боноз спокойный, бестрепетный и весь вооруженный по заповеди Апостола, слышит теперь Бога, читая божественный книги, беседует с Богом, молясь Господу, и быть может, пребывая на острове созерцает нечто, подобно Иоанну. – Какие, ты думаешь, дьявол может теперь сплести ему сети? какие приготовить ковы? Быть может, вспомнив древнее обольщение, диавол вздумает подействовать на него голодом? но у Боноза готов ответ: не о хлебе едином жив будет человек (Мф. 4:4). Быть может предложит богатство и славу? но в ответ будет сказано: хотящии богатитися впадают в напасти и в сеть (1Тим. 6:9) и: вся хвала моя во Христе (Гал. 6:14). Поразит ли тяжкою болезнью истомленные постом члены? но будет отражен изречением Апостола: егда немощствую, тогда силен есмь, и: сила в немощи совершается (2Кор. 12:10, 9). Будет ли грозить смертию? но услышит в ответь: желаю разрешитися и со Христом быти (Фил. 1:23). Потрясет ли расженными стрелами? но оне будут угашены щитом веры (Еф. 6, 16). кратко сказать: сатана будет нападать, но Христос будет защищать. Благодарю тебя, Господи Иисусе, за то, что у меня есть предстатель за меня пред тобою в день суда твоего. Ты сам сердцеведец, испытующий советы сердечные, узревший пророка, заключенного во чреве китовом, Ты сам знаешь, что я и Боноз росли вместе от нежного детства, до цветущего возраста, что мы питались и согревались в объятьях одних и тех же кормилиц и воспитателей. И когда после времени образования в Риме, мы вместе странствовали по полудиким берегам Рейна, я первый возжелал чтить тебя, Господи! Вспомни, что сей подвижник твой был некогда моим товарищем. Ты обещал Великий Господи: кто научит и не сотворит, мний наречется во царствии небесном, а иже сотворит и научит, сей велий наречется во царствии небесном (Мф. 5:19). Пусть Боноз получит венец за доблесть, и в награду за свое каждодневное мученичество пусть последует за агнцем в длинном одеянии. Много обителей у Отца. И звезда от звезды разнствует во славе (1Кор. 15:41). Позволь мне приклонить главу при ногах святых; и так как я возжелал обратиться к Тебе, а Боноз исполнил это, то прости мне не могшему исполнить, а ему воздай награду, какой он заслуживает.

Я, быть может, распространился более, чем сколько позволяла краткость письма, но это обыкновенно случается со мною, когда нужно сказать что-нибудь в похвалу нашего Боноза. Возвращаясь к главному предмету своего письма, прошу тебя, не забывай скрывшегося с глаз твоих друга, который «долго ищется, с трудом находится, а еще с большим трудом сохраняется»¹⁴ . Пусть кто хочет блестит золотом, пусть на пышных носилках сияют из-под чехлов дорогие металлы¹⁵. Любовь не сравнима ни с чем. Искреннее расположение выше всякой цены. Дружба, которая может прекратиться, никогда не была истинною¹⁶. Будь здрав о Христе.

Какою молвою о твоей святыне полны народные уста, ты можешь уразуметь из того, что я начинаю любить тебя прежде личного знакомства. Ибо, как говорит Апостол, неких человек грехи предъявлены суть, предваряюще на суд (1Тим. 5:24); так, наоборот, слава о твоей любви распространяется так, что не столько считается достойным похвалы любящий, сколько преступным нелюбящий тебя. Я не говорю о бесчисленном множестве людей, в лице которых ты поддержал, одел, почтил, посетил Христа. Поданное тобою вспоможение брату Илиодору может отверсть уста даже немых; с такою благодарностью, с такою похвалою рассказывал он, как облегчены были тобою тягости его путешествия, что даже я, – тот лентяй, которого снедает несносная немощь, – с окрыленными, как говорят, ногами¹⁷, – конечно, окрыленными силою любви и расположенности – приветствовал и мысленно обнял тебя. Итак, я свидетельствую тебе свое почтение и молю Господа, да благоволит Он утвердить начинающуюся дружбу. И так как брат Руфин, который, как слышно, пришел из Египта в Иерусалим вместе с св. Меланиею, связан со мною неразрывным дружеским союзом, то, пожалуйста, прими на себя труд передать ему мое письмо, приложенное к настоящему письму к тебе. Не суди обо мне по его добродетелям; в нем ты заметишь очевидные признаки святости, а я пепел и ничтожнейший прах, или топливо, обращающееся в золу: для меня достаточно, если слабость моих очей в состоянии выносить блеск его нравов. Он только что омылся и чист, и убелился как снег; а я запятнан всеми греховными сквернами, день и ночь готовлюсь со страхом воздать последний кодрант. Но так, как Господь решит окованныя (Пс. 145:8) и почивает на смиренном и трепещущем словес Его (Ис. 66:2), то может быть и мне, во гробе беззаконий лежащему, скажет: Иерониме, гряди вон! Святой пресвитер Евагрий много приветствует тебя; с почтением приветствуем и брата Мартиниана, которого я желал видеть, но был связан узами немощи. Будь здрав о Христе.

Когда я пребывал в той части пустыни, которая смежна с Сирией и сарацинами, получено мною писание любви твоей. По прочтении оного во мне возгорелось сильное желание отправиться в Иерусалим, так что это расположение духа, благоприятствующее дружбе, почти повредило моему подвигу. Теперь вместо себя посылаю тебе письмо о том, как живу; и хотя отсутствую телом, однако иду любовью и духом, усердно молясь, да не прервет расстояние времени или места рождающуюся дружбу, скрепленную союзом Христовым; лучше станем утверждать ее взаимными письмами. Они летают между нами, встречаются друг с другом, беседуют с нами. Не много потеряет дружба, если будет поддерживаться такою беседою. Брат Руфин, как ты пишешь, еще не приходил, а если и придет, то для меня не много будет утешения, если я его не увижу. Но и он отделен от меня большим расстоянием так, что не может придти сюда; и я, принявши на себя подвиг уединения, не могу уже поступать так, как мне хочется. Поэтому и я умоляю, и ты, сделай милость, попроси, чтобы Руфин ссудил тебе для списания комментарии блаженного Ретиция, епископа Августодунскаго, в которых он возвышенно изъяснил Песнь песней. Писал мне также из отечества вышеупомянутого брата Руфина некто Павел старец, что у Руфина есть, принадлежащий Павлу, кодекс Тертуллиана, о возвращении которого владелец усердно просит. Поэтому, пожалуйста, приложи переписчику списать те книги, которых, как ты увидишь из прилагаемого реестра, нет у меня. Пожалуйста, также пришли мне толкование псалмов Давидовых и весьма пространную книгу св. Илария о соборах, которую я сам собственноручно списывал для него в Тревирах¹⁸. Ты знаешь, что это пища для души христианской – поучаться в законе Господнем день и ночь. Прочих людей ты приемлешь своим гостеприимством, утешаешь ласкою, поддерживаешь деньгами; – для меня, если ты исполнишь мои просьбы, ты все уже сделал. И так как у меня по милости Божией есть довольно большая библиотека священных книг, то прикажи мне пересылать к тебе поочередно, что тебе угодно. Не думай, что для меня обременительно будет твое приказание. У меня есть питомцы, занимающиеся изучением древностей. Равным образом я обещаю тебе присылку книг не как награду за ожидаемую от тебя услугу. Брат Илиодор передавал мне, что ты ищешь многих сочинений, но не находишь; и если ты даже все имеешь, то желаешь еще более искать и приобретать. Что касается до того учителя, твоего мальчика, о котором ты удостоил писать (и о котором нет сомнения, что он умен чужим умом)¹⁹, то его при мне часто бранил пресвитер Евагрий, когда я находился еще в Антиохии. Учитель говорил: я ничего не боюсь. Евагрий отвечал, что он оставлен Богом. Если угодно, этот учитель здесь, пересылайте его, куда желаете. Я, кажется, не делаю греха, если не позволяю непостоянному человеку скитаться долее с места на место. Так как я, находясь безвыходно в пустыне, не мог выполнить твоего поручения, то я просил любезнейшего моего Eвагрия ради тебя и ради меня обращать внимание на это дело. Желаю тебе быть здравым о Христе.

Есть старая пословица: лжецам и в правде не верят. Кажется, это самое случилось со мною, которого ты бранишь за долгое молчание. Если я скажу: я часто писал, но не удавалось позаботиться об отсылка писем, – ты ответишь: это давнишняя отговорка всех непишущих. Если я скажу: не с кем было доставить письма, – ты скажешь, что таких людей здесь слишком много. Я буду утверждать, что уже отдал им письма для передачи тебе: а они, так как не доставили, отопрутся, – и трудно будет узнать, кто прав, кто виноват, имея дело с людьми отсутствующими. Итак, что же мне делать? Без вины буду просить прощения, считая за лучшее уступивши заключить мир, чем ссориться в сознании своей правоты. Скажу кроме того, что постоянные болезни телесные и недуги душевные так сокрушили меня, что в виду угрожающей смерти я почти не помнил себя. Чтобы ты не считал этого ложным, я, по ораторскому способу, после аргументов, представлю свидетелей. Свидетелем может быть находившийся при мне брат, св. Илиодор, который хотел вместе со мною жить в пустыне, но удалился, испуганный моими преступлениями. Но всю вину прежнего молчания искупит настоящее многословие. Ибо, как говорить Флакк в сатире: «общий порок всех певцов по отношению к друзьям состоит в том, что когда их просят, они никогда не поют, а когда не просят, никогда не перестают»; так и я наконец обрушусь на тебя связками писем, так что ты начнешь просить, чтобы я не писал. Радуюсь, что сестра моя, дочь твоя о Христе, утверждается в том образе жизни, который начала, как ты первый известил меня об этом. Здесь, где я живу теперь, я не знаю, не только что делается в отечестве, но даже не знаю, стоит ли до сих пор само отечество. Пусть испанская гидра²⁰ терзает меня злым ртом, я не убоюсь суда человеческого, готовясь иметь судию Бога, – применяясь к изречению поэта: «хотя бы мир разрушаясь падал, он (изображаемый поэтом герой) бестрепетно падет под развалинами» . Прошу тебя помнить завещание Апостола о том, что дело наше пребудет, и приготовляй себе награду от Господа в спасении ея (моей сестры) и радуй меня частыми беседами об общей славе во Христе.

Не должна бумага разлучать тех, кого соединила взаимная любовь; не должен я писать к вам письма поодиночке, когда вы так любите друг друга, что вас троих столько же связывает взаимная любовь, сколько двоих из вас соединила природа: поэтому пусть лучше, пока позволяют обстоятельства, ваши имена нераздельно будут поставляемы мною в одном заглавии тем более, что и ваше Письмо побуждает меня видеть в лице одного из вас трех и в трех одного. Когда ваше письмо чрез посредство св. Eвгария, дошло до меня в той части пустыни, которая занимает обширное пространство между Сирянами и Сарацинами, то я обрадовался более, чем римляне в тот благополучный для Рима день, когда в первый раз после поражения римлян при Каннах разбиты были Марцеллом при Hoле полчища Аннибаловы. Вышеупомянутый брат (Евагрий), часто посещающий меня и успокаивающий, как свою утробу о Христе (Фил. 20) на этот раз, уходя от меня на далекое расстояние, оставил мне столько же интересного по своем удалении, сколько принес радости своим приходом. Теперь я занимаюсь вашим письмом, объемлю его, оно говорит со мною, оно одно только знает здесь по-латыни. Здесь нужно говорить или варварскою полуречью, или молчать. Всякий раз, когда знакомый почерк переносит меня к представлению ваших любезнейших лиц, то или я не нахожусь здесь, или вы здесь присутствуете. Верьте любви, говорящей истину; когда я писал это письмо, я видел вас. Прежде всего я жалуюсь, отчего из такой дали, отделенной сушею и морями, вы прислали такое маленькое письмо; разве в наказание за то, что я, как вы пишете, первый не писал к вам. В бумаге, благодаря египетской коммерции, я думаю не было недостатка. Да если для кого-нибудь из вас царь Птоломей запер подвоз с моря, зато царь Аттал прислал из Пергама кожи, так что недостаток бумаги может быть вознагражден кожами. Отсюда и имя пергамина чрез взаимное предание потомства сохранилось даже до сего времени. Что еще? Быть может, спешил переносчик писем? Но для длинного письма достаточно одной ночи. Или вас отвлекало другое занятие? Но нет никакого дела необходимого важнее дружбы. Остаются возможными два случая: или вам было лень, или я не заслужил. Мне хочется лучше вас обвинить в лености, чем себя признать недостойным (любви); потому что легче может быть исправлено нерадение, чем возродиться любовь. Боноз пребывает, по выражению вашего письма, как сын ἰχθύος (рыбы – греч.), как рыба, привыкшая жить в воде, а мы, недугуя прежнею язвою, подобно василискам и скорпионам живем в сухих местах²¹. Он уже попирает главу змиеву, а мы еще служим пищею змия, снедающего землю по божественному приговору; он уже может воспевать высший псалом степеней, а нам, находящимся в первом восхождении, не знаю, приходится ли говорить: возведох очи мои в горы, отнюдуже приидет помощь моя (Пс. 120:1). Он среди грозных потоков века сего сидя в безопасном недре своего острова, т.е. церкви, конечно, по примеру Иоанна уже снедает книгу; я, лежа во гробе моих беззаконий и связанный оковами греховными, ожидаю Господнего евангельского гласа: Иерониме, гряди вон! Боноз, говорю я (так как по слову пророческому (Иов. 40:11.), вся крепость дьявола в чреслах), отнес за Евфрат свой чресленник²², скрыл его там в расселине камня, и потом, нашедши оный сгнившим, воспел: Господи, Ты стяжал утробы моя (Пс. 138:13), растерзал узы мои, Тебе пожру жертву хвалы (Пс. 115:7–8). А меня Навуходоносор отвел связанного в Вавилон, то есть в смущение ума моего: там наложил на меня иго плена; там, вдевши в ноздри мои железное кольцо, приказал воспеть от песней сионских. Я же сказал ему: Господь решит окованные, Господь просвещает слепцы. Кратко заключая вышесказанное противоположение, скажу: я молюсь о помиловании, Боноз ожидает венца. Сестра моя есть плод во Христе св. Иулиана. Она насаждена, вы оросите, Господь возрастит. За рану, нанесенную дьяволом, Иисус вознаградил меня, возвративши мне сестру живою вместо мертвой. Но за нее я, как выражается язычески поэт, боюсь всего, даже безопасного²³. Вы сами знаете скользкий путь юности, на котором и я пал, и вы прошли не без опасения. Сестра моя, теперь преимущественно вступая в путь юности, должна быть подкрепляема общими наставлениями, поддерживаема общим сочувствием, утверждаема частыми письмами вашей святыни. И так как любовь все подкрепляет, то умоляю вас для утверждения ея выпросить письмо и от папы Baлepиaнa. Вы знаете, что девический дух преимущественно утверждается в благонравии под влиянием заметной заботливости со стороны старших. В моем отечестве, – приюте грубости, – чрево служит богом, живется со дня на день, и святее тот, кто богаче. «Этому сосуду – по народной пословице – пришлась годная покрышка» – священнослужитель Люципин, в силу того закона, который по свидетельству Люцилия однажды насмешливо высказан Крассом так: «для нежных губ существует салат, а осел ест тернии». Таким-то образом и пришлось слабому кормчему управлять кораблем с течью, и слепому вести слепых в яму и правителю быть таким же, как и управляемые. Вашу общую мать, соединенную с вами святостью, но превосходящую вас тем, что родила таких сынов, – чрево коей поистине может быть названо златым, мы приветствуем с известным вам почтением; равным образом и любезных всем сестер, которые стали выше и своего времени, и своего пола, – и в обилии приготовили елей для лампад, ожидают прихода жениха. О блаженный дом, в котором обитают Aннa вдова, дщери пророчицы, сугубый Самуил, воспитанный во храме! О счастливые кровли, на которых мы видим увенчанную мученицу, мать мучеников – Маккавеев! Ибо вы ежедневно исповедуете Христа, исполняя Его заповеди, но к частной славе присоединилась слава общественного и открытого исповедания, потому что, благодаря вам, ваш город избавлен некогда от яда apианскогo догмата. Вы, может быть, удивитесь, что в конце письма я опять возвращаюсь к началу. Что же делать? Я не могу удержать голос, стремящийся из груди: краткость письма побуждает молчать, расположенность к вам заставляет говорить; при поспешной беседе путается смущенная речь; любовь не знает порядка.

Турпилий комик, рассуждая об обмене письмами, сказал: это единственная вещь, которая людей отсутствующих делает присутствующими. Он дал правильное суждение, хотя и не в серьезном деле. Ибо что (так сказать) столь присуще отсутствующим как не беседовать посредством писем с теми, кого любишь, и слышать их? Даже те грубые обитатели Италии, называемые у Енния Касками, которые (по свидетельству Цицерона в риторике) снискивали себе пропитание подобно зверям, даже и эти люди, не пользуясь бумагою и кожами, писали друг к другу письма на выдолбленных из дерева дощечках, или на древесной коре. Поэтому и переносчики писем назывались tabellarii, и писатели от древесной коры (liber) – librarii. Тем более мы, когда мир образован искусствами, не должны оставлять того, чем пользовались грубые дикари, в некоторой степени не знавшие человечности. Вот бл. Хромаций со св. Евсевием, братом своим не только по природе, но и по сходству нравов, вызвал меня на переписку. А ты, только что удалившись от нас, не только распарываешь, но даже разрываешь новую дружбу. Лелий у Цицерона благоразумно запрещает делать это. Неужели тебе так опротивел восток, что ты не хочешь послать сюда даже своего письма. Пробудись, пробудись, встань от сна, посвяти дружбе один листочек бумаги. Вздохни когда-нибудь тем воздухом, каким дышали мы во дни утех отечества и наших общих странствований. Если ты любишь меня, пиши в удовлетворение моей просьбы; если сердишься, пиши хоть в сердцах. Для меня и то будет большою отрадою, если получу письмо друга хотя и негодующего.

Как горячо я люблю тебя, об этом может верно передать тебе любезнейший нам обоим Илиодор, любящий тебя столько же, сколько и я: он скажет, что всегда имя твое звучит в моих устах, что при первом разговоре я вспоминаю о твоем дорогом товариществе, удивляюсь смирению, восхваляю добродетель, превозношу любовь. А ты подобно рысям, которые оборотившись назад, забывают о том, что впереди, и теряют из мысли то, что теряют из глаз²⁴, ты совершенно забыл нашу искреннюю дружбу и не только зачеркнул слегка, но и совсем изгладил (imis ceris eraseris) то послание, которое, по свидетельству Апостола, написано на сердцах христиан. Вышеупомянутые нами животные (рыси), притаившись под широколиственным деревом, ловят быстроногих серн или – робкое животное – ланей: тщетно бежит добыча, влача за собою врага; рыси терзают ее хищным ртом, но помнят о добыче только до тех пор, пока пустое чрево раздражает иссохшую от голода гортань. Но как скоро утоленная кровью лютость наполнит расширившийся желудок, то вместе с сытостью снова приходит забвение, не заботящееся о ловитве, до тех пор пока голод снова возбудит память. Если я еще не приелся тебе, то зачем ты за началом сближения полагаешь конец? Зачем теряешь (дружбу), еще не получивши ее? Быть может, ты приведешь всегда свойственное лености извинение, что тебе нечего писать: в таком случае то и пиши, что тебе нечего писать.

Краткость жизни человеческой есть следствие осуждения за грехи: смерть, постигающая родившегося при первом вступлении его в свет, служит свидетельством ежедневных падений и пороков века сего. Когда первого райского жителя, запутавшегося в сетях змея, искуситель свел на землю, то вечность уступала место смертности; но смертный приговор над проклятым человеком ослаблялся некоторого рода вторым бессмертием, ибо жизнь продолжалась 900 и более лет. Потом, когда мало помалу грех снова усилился, нечестие исполинов было причиною крушения всего мира: после этого, так сказать, очистительного крещения мира, жизнь человеческая сократилась. Но и этот срок мы почти утратили своими преступлениями, всегда враждующими против божественного. Много ли из нас таких, которые живут долее ста лет, да и те, которые дожили до того возраста, не жалеют ли о том, что дожили, согласно тому, что свидетельствует писание в книге псалмов: дние лет наших семьдесят лет, аще же в силах осмьдесят лет и множае их труд и болезнь? (Пс. 89:10). Но к чему, скажешь ты, повторять такие древние истории и начинать так издалека, так что иной может, пожалуй, применить иронический стих Горация: «и ведется рассказ о Троянской войне, начиная с яиц Леды»? К тому, чтобы достойным гласом восхвалить твою старость и главу, убеленную по подобию Христову?²⁵

Вот уже обращается столетний круг твоей жизни, а ты, всегда храня заповеди Господни, созерцаешь блаженство будущей жизни в залогах жизни настоящей. Глаза блестят чистым светом, ноги напечатлевают верные следы,– слух проницателен, зубы – белы, голос звучен, тело твердо и полно соков: седины представляют контраст с румянцем, силы с возрастом: глубокая старость не ослабляет, как у многих, твердости памяти, холодная кровь не притупляет остроты проницательного ума, изрытый лоб не придает грубости морщинистому лицу и не чертит трепещущая рука не твердым стилем по воску криволинейных строк. Господь показал нам в тебе зеленеющийся отпрыск будущего воскресения, чтобы мы признали следствием греха то, что некоторые, еще при жизни заранее умирают телом; и следствием праведности то, что ты живешь чужой век с юношескою бодростью. И хотя мы видим, что многие грешники наслаждаются телесным здоровьем, но это им бывает по поспешению дьявольскому, чтобы они грешили; а тебе Бог дарует здоровье, чтобы ты радовался. Некоторые ученейшие Греки,– о которых Туллий в речи за Флакка сильно выразился так: «у них врожденное легкомыслие и изученная суетность», – хвалили своих царей и начальников, получая за то награду; я, восхвалив теперь тебя, прошу награды за хвалу. Не думай, что я прошу немногого; я прошу Евангельского бисера, словес Господних, словес чистых, сребра разженна, искушенна земли, очищена седмерицею (Пс. 11:5), т.е. комментария Фортунациана²⁶ и истории Аврелия Виктора о гонениях²⁷, а также писем Новациана, чтобы, познавши яд раскольника²⁸ , нам удобнее пить противоядие св. мученика Киприана²⁹. Посылаю же тебя тебе, т.е. Павлу старцу – Павла старейшего. В этом сочинении для пользы простейших мы много старались об уничтожении словесных украшений. Но не знаю отчего сосуд, даже наполненный водою, издает все тот же запах, каким был пропитан, пока не был в употреблении. Если тебе понравится этот подарочек, то у нас есть еще другие, уже готовые, которые приплывут к тебе вместе со многими восточными товарами, если Дух Святой даст попутный ветер.

Недостаток бумаги есть знак уединения; поэтому я решился сжать в кратких словах длинную речь, так как я хотел и говорить с вами побольше, и пространство листика побуждало молчать. Теперь мысль торжествует над бедностью. Кратко письмо, но длинно собеседование. И в этом действии необходимости заметьте любовь, потому что даже скудость письменных материалов не могла удержать меня от письма. Вы же, сделайте милость, простите моему сетованию. Я пишу со скорбием, пишу со слезами оттого, что вы не посвятили ни одной черточки мне, человеку, столько раз оказывавшему вам услуги. Знаю, что нет общения света со тьмою, нет сближения рабынь Божьих с грешником. Но и блудница омыла ноги Господа слезами, и пси едят от крупиц господий, и Сам Спаситель пришел призвать не праведников, но грешников. Не требуют здравии врача. Господь более хочет покаяния грешника, чем смерти его. И заблудшую овцу он несет назад на плечах своих. И блудного сына возвращающегося приемлет отец с радостью. Апостол говорит также: прежде времени ничтоже судите (1Кор. 4:5). Ты кто ecu судяй чуждему рабу? Своему Господеви стоит или падает (Рим. 14:4). И: мняйся стояти, да блюдется да не падет (1Кор. 10:12). И: друг друга тяготы носите (Гал. 6:2). Иначе, любезнейшая сестры, судит злоба людская, иначе Христос. Не один и тот же приговор на судище Христовом и в углу сплетников. Многие пути кажутся людям правыми, но последствия оказываются злыми. И в скудельных сосудах часто сокрыто сокровище. Петра, трижды отрекшегося возвратили в прежнее достоинство горькие слезы. Кому больше отпускается, больше любит. О целом стаде умалчивается, а о спасении одной нездоровой овцы радуются ангелы на небесах Если кому это покажется незаконным, тот услышит от Господа: Друже, аще око твое лукаво есть, яко Аз благ есмь (Мф. 20:15).

Господь наш, Учитель смирения, когда ученики спорили между собою о достоинстве, взял одного мальчика и сказал: кто из вас не обратится, как младенец, не может войти в царство небесное (Мф. 18:3). Чтобы явиться не только учителем, но и исполнителем, Христос подтвердил это (правило смирения) своим примером, когда омыл ноги учеников, когда принял лобзание предателя, когда беседовал с самарянынею, когда говорил о царстве небесном к Марии, сидевшей у ног его, когда восставши от преисподней, прежде всего явился женщинам. А сатана ниспал с достоинства архангельского не по чему иному, как по противоположной смирению гордости. И иудейский народ, любивший прежде седания и приветствия на торжищах, был отвержен и заменен языческим народом, считавшимся прежде за ничто. Против софистов века сего и мудрецов мира посылаются Петр и Иаков, рыбаки. Причину этого Писание объясняет так: Бог гордым противится, смиренным же дает благодать (Иак.4:6; 1Пет.5:5). Смотри, брат, сколь великое зло то, чему противится Бог. Потому-то и в Евангелии высокомерный Фарисей отвергается, а смиренный Мытарь выслушивается. Десять уже (если не ошибаюсь) писем, исполненных и ласки, и просьб отправил я к тебе, а ты не удостаиваешь меня ответами, и, тогда как Господь беседует с рабами, ты брат не хочешь говорить с братом. «Слишком сердито», – скажешь ты. Поверь, если бы скромность не сдерживала стиль, я в гневе наговорил бы таких вещей, что ты стал бы отвечать, хотя в следствии раздражения. Но поскольку гневаться свойственно человеку, а удерживаться от нанесения обид христианину, то возвращаясь к прежним отношениям, снова прошу, люби любящего тебя и, будучи служитель (Христов), собеседуй с сослужителем. Будь здрав о Господе.

Иоанн апостол и евангелист в послании своем говорит: всяк ненавидяй брата своего человекоубийца есть (1Ин. 3:15). И справедливо, потому что, так как человекоубийство происходит от ненависти, то всякий ненавидящий, хотя еще не ударил мечем, но в душе уже человекоубийца. К чему, говоришь ты, такое правило? К тому, чтобы отложить ветхую злобу, мы приготовляли Богу в груди своей чистое жилище. Гневайтеся, говорит Давид, и не согрешайте! (Пс. 4:5). Желая внушить это правило, Апостол полнее объясняет оное так: солнце да не зайдет во гневе вашем (Еф. 4:26).

Что же будем делать в день суда мы, свидетелем гнева которых заходило солнце не один день, но столько лет? Господь говорить в Евангелии аще принесеши дар твой ко олтарю, и ту помянеши, яко брат твой имат нечто на тя, остави ту дар твой пред олтарем и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда, придешь, принеси дар твой (Мф. 5:23). Горе мне бедному, как бы не сказать, горе и тебе! Сколько времени мы или не приносили даров ко алтарю, или приносили незаконно, пребывая во гневе! Как могли мы в каждодневной молитве говорить: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим (Мф.6:12), тогда как душа не сочувствовала произносимому и слова расходились с делом? И так прошу тебя о том же, о чем просил за год тому назад в прежнем письме: будем иметь мир, оставленный нам Господом, и да призрит Господь на твое желание и мою мысль! Скоро на судище Христовом нарушенное или восстановленное coгласие получит наказание или награду. Если ты, чего не дай Боже, не захочешь мириться, я с своей стороны буду оправдан: оправдает меня мое настоящее письмо, когда будет прочитано (на судище Христовом).

С каким горячим усердием я старался устроить пребывание с тобою в пустыне, – это знает сердце, привыкшее к взаимной нежности. С какими рыданиями, с какою скорбью, с каким горестным воплем я провожал тебя, когда ты удалялся, – это засвидетельствует тебе даже и настоящее письмо, носящее на себе, как ты видишь, следы слез. Но ты, как нежное дитя, свой отказ исполнить просьбу смягчил ласками, и я, нерассудительный, не знал тогда, что делать. Молчать? Но я не мог скрыть своего сильного желания (удержать тебя). Сильнее настаивать на своем? Но ты не хотел слушать, потому что не любил меня столько же, сколько я – тебя. Отвергнутая любовь сделала то, что только могла. Кого не могла удержать, того ныне ищет возвратить. Так как ты, удаляясь, просил меня, чтобы я, переселившись в пустыню, прислал к тебе пригласительное письмо, и я o6ещал; то я зову тебя, поспеши. Не вспоминай о старых привязанностях, пустыня любит обнаженных. Да не устрашат тебя неудобства прежнего странствования. Ты, верующий во Христа, веруй и словам Его: ищите прежде царствия Божия и правды Его, и вся приложатся вам (Мф. 6:33). Не нужно тебе брать ни сумы, ни посоха. Достаточно богат тот, кто беден со Христом. Но что я делаю? Опять неразумный упрашиваю? Пусть умолкнут просьбы, пусть прекратятся ласки. Оскорбленная любовь должна гневаться. Ты, презиравший мои просьбы, быть может, выслушаешь мои упреки. Что ты делаешь в отеческом дому, изнеженный воин? Где окоп? где рвы, где зимняя стоянка под кожами? Вот труба звучит с неба; вот на облаках шествует вооруженный полководец, имеющий покорить мир; вот меч, исходящий из уст царя (Апок. 1:16), пожинает все встречающееся; а ты каков выдешь с постели в строй, из тьмы на солнце? Тело, привыкшее к тунике, не сносит тягости панциря; голова, покрытая полотном, отказывается от шлема: для изнеженной покоем руки жестка рукоятка меча. Выслушай слово царя твоего: иже несть со мною, на мя есть, и иже не собирает со мною, расточает (Лк. 11:23; Мф. 12:30). Вспомни день твоего новобранства, когда ты спогребался Христу во крещении и словами таинства клялся оставить отца и матерь ради имени Христова. Вот противник в груди твоей покушается убить Христа. Вот враждебный лагерь расхищают вооруженные и дары, которые ты получил отправляясь на войну. Пусть малый внук (parvulus nepos )³⁰ повиснет у тебя на шее, пусть, распустив волосы и растерзав одежды, мать покажет сосцы, которыми питала тебя, пусть отец ляжет на пороге, ты перешагни седовласого отца и с сухими глазами воспари к знамени креста. Единственный способ оказать родственную любовь – быть жестоким в этом случае.

Придет, придет впоследствии день, когда ты победоносно возвратишься в отечество, когда ты войдешь в небесный Иерусалим, будучи увенчан за мужество. Тогда ты получишь согражданство с Павлом. Тогда и своим родителям ты испросишь право того же гражданства. Тогда ты помолишься и за меня, который вызвал тебя к победе. Мне небезызвестно, какие препятствия теперь, по твоим словам, задерживают тебя. У нас не железная грудь, не твердые предсердия. Мы не из камня родились, и не гирканские тигрицы питали нас. Я и сам прошел чрез эти препятствия. То беспомощная³¹ сестра обоймет тебя нежными руками, то домочадцы, с которыми ты вырос, скажут: кому же мы будем служить? То прежняя нянька, уже старуха, и дядька, второй отец в силу естественного почтения, воскликнут: подожди немного, пока мы умрем, и похорони нас. Может быть и мать с иссохшими сосцами, с морщинистым челом будет стенать о тебе, припоминая, как она убаюкивала тебя у груди. Скажут, если угодно, и грамматики: «на тебя склонившись опирается весь дом»³². Легко разрешает эти узы любовь к Богу и страх геенны. Писание повелевает повиноваться родителям; но кто любит их более, чем Христа, погубляет душу свою. Враг держит меч, чтобы поразить меня; я ли буду думать о слезах матери? Оставлю ли я для отца воинство Христово, тогда как ради Христа я не обязан даже похоронить его, хотя и обязан погребать всех ради Христа? Для Господа, грядущего на страдания, Петр, робко советующий, был соблазном (Мф. 16:22–23). Павел, когда братья удерживали его, чтобы он не шел в Иерусалим, сказал: что творите, плачуще и сокрушающе ми сердце? Аз бо не точию связан быти, но и умрети во Иерусалиме готов есмь за имя Господа Иисуса (Деян. 21:13). Привязанность к близким – это стенобитное орудие, потрясающее веру, должно быть отражено стеною Евангелия. «Мать моя и братья мои те суть, которые творят волю Отца моего небесного» (Лк. 8:21; Мф. 12:49–50). Если они веруют во Христа, они будут благосклонно смотреть на мои намерения подвизаться во имя Его. Если не веруют, то пусть мертвые погребут своих мертвецов (Мф. 8:22). Но это, скажешь ты, имеет значение по отношению к мученичеству. Ошибаешься, брат, ошибаешься, если думаешь, что христианин когда-нибудь не терпит преследования; тогда-то особенно ты и находишься в осаде, когда не знаешь, что ты – в осаде. Враг наш яко лев, рыкая, ходит, иский кого поглотити (1Пет. 5:8), а ты предполагаешь мир? «Он приседит в ловительстве с богатыми, и в тайне убивает неповинного; очи его смотрят на нищего (Пс.9:29). Он коварствует в тайне, как лев в пещере своей; он коварствует, чтобы схватить нищего» (Пс. 9:30); а ты, будущая добыча, под тенью ветвистого дерева вкушаешь сладкий сон? То меня преследует роскошь, то пытается захватить скупость, то чрево хочет быть мне богом вместо Христа; то нечистые пожелания побуждают изгнать обитающего во мне св. Духа, осквернить храм Его. Преследует, говорю, меня враг, у которого «тысяча имен, тысяча способов вредить» (Эн. кн.7); я ли несчастный, попадаясь в плен буду считать себя победителем?

Я желаю, любезнейший брат, чтобы, взвесив тяжесть соблазнов, ты исчисленные нами влечения считал не менее преступными, как и идолослужение. Внемли изречению Апостола, который говорит: знайте разумно, яко всяк блудник, или нечист, или лихоимец, или обманщик, еже есть идолослужитель, не имать достояния в царствие Христа и Бога (Еф. 5:5). И хотя вообще Богу противно все, что имеет отношение к дьяволу; а идолослужение имеет отношение к дьяволу, ибо ему посвящены все идолы: однако Апостол в другом месте делает подробное и поименное исчисление такого рода; умертвите уды ваша, яже на земли, отлагая блуд, нечистоту... похоть злую и лихоимание (cupiditatem – алчность, лат.), еже суть идолослужение, ихже ради грядет гнев Божий (Кол. 3:5–6). Не в том только состоит служение идолу, если кто двумя пальцами бросит ладану на жертвенный костер, или совершит возлияние, почерепнув из чаши стакан цельного вина. Пусть скажет, что нет идолослужения в любостяжании тот, кто назовет справедливым предание Христа за 30 серебренников. Пусть скажет, что нет попрания святыни в похоти, тот, кто нечистым смешением с жертвами общественного невоздержания осквернил члены Христовы и жертву живую, угодную Богу. Пусть признает, что нет идолослужения в обмане, человек подобный тем, которые, по свидетельству Деяний Апостольских, утаив часть цены своей вотчины, были поражены внезапным отмщением (Деян. 5). Примет, брат, что тебе не следует оставлять за собою того, что принадлежит тебе. Всяк, сказал Господь, иже не отречется всего своего имения, не может быти мой ученик (Лк. 14:33). Отчего же ты такой малодушный христианин?

Взгляни на Петра, оставившего сети; взгляни на мытаря, вставшего от мытницы и тотчас же сделавшегося апостолом. Сын человеческий не имеет, где главы приклонити, ты ли будешь ходить по обширным портикам, по громадным пространствам крыш? Ожидая наследия века сего, ты не можешь быть сонаследником Христовым. Растолкуй, что значит слово монах, т.е. имя твое? Что же ты делаешь в толпе, будучи один?³³

Это я говорю не как корабельщик, сохранивший в целости корабль и товары и незнакомый с бурями, но как только что выброшенный кораблекрушением на берег, трепещущим голосом рассказываю сбирающимся плыть. В том водовороте Харибда роскоши поглощает здоровье. Там устами девиц привлекательная поверхность Сциллы влечет к окончательному кораблекрушению стыдливости. Здесь варварский берег, тут морской разбойник дьявол готовит оковы для будущих пленников. Не будьте доверчивы, не будьте беспечны. Пусть водная равнина гладка, как в пруду; пусть ветер едва колеблет поверхность неподвижной стихии; эта поляна обильна горами. Внутри сокрыта опасность; враг находится внутри. Приготовляйте канаты, развешивайте паруса, рея креста да утвердится на челе. Но может быть, ты скажешь: «Что же? Неужели все, находящиеся в городах, не христиане?» Ты стоишь не на одинаковых условиях с другими. Послушай, что говорит Господь: аще хощеши совершен быти, иди, продаждь все твое; и гряди вслед мене (Мф. 19:21). А ты обещался быть совершенным, ибо, когда, оставив военную службу, ты обрек себя на девство (castrastite) ради царства небесного, чему иному последовал ты, как не совершенной жизни? А совершенный раб Христа не имеет ничего, кроме Христа. Если же имеет что-либо кроме Христа, то уже не совершен. А если не совершен, когда обещался Богу быть совершенным, то прежде солгал. Уста же лживая убивают душу (Прем.1:11). Итак, какой же мне сделать вывод? Если ты совершен, то зачем ты желаешь отеческого имущества? Если же не совершен, то ты обманул Господа. Евангелие божественным гласом вещает: не можете двема господина работати (Лк. 16:13), и осмелится ли кто творить Христа лжецом, работая Господу и мамоне? Пусть такой человек говорит часто сам себе: сказано: аще кто хощет по мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по мне грядет (Лк. 9:23). Я ли, обремененный золотом, буду считать себя следующим за Христом? Глаголяй, что он верует во Христа, должен есть, яко же Он ходил есть, и сей такожде да ходит (1Ин. 2:6).

Если ты, (как я уверен), ничего не имеешь против моих доводов, то отчего же ты, будучи так хорошо приготовлен к войне, не ратуешь? Неужели ты надеешься подвизаться в своем отечестве, тогда как и Господь в своем не сотворил знамений? Почему же? С надлежащим благоговением выслушай причину. Никакой пророк не имеет чести во отечестве своем (Мф.13:57; Мк.6:4; Лк. 4:24). Но, скажешь ты, я не ищу чести. Достаточно для меня свидетельства моей совести. И Господь не искал чести, Он, удалившийся от толпы народа, хотевшего поставить Его царем. Но где нет чести, там презрение. – Где презрение, там чистая обида, где обида, там негодование; где негодование, там нет покоя; где нет покоя, там ум часто отвлекается от предположенной цели. А где вследствие беспокойств убавляется сколько-нибудь от твоего усердия, там его становится менее, а уменьшенное не может быть названо совершенным. Из этих доводов вытекает то заключение, что монах в своем отечестве не может быть совершенным. А не желать быть совершенным, значит погрешать.

Сбитый с того пункта, ты укажешь на клириков. Осмелюсь ли я сказать что-нибудь против них, хотя они, конечно, пребывают в своих городах? Сохрани Бог, чтобы я сказал что-нибудь против них, потому что, будучи преемниками апостольскими, они священными устами совершают тело Христово: благодаря им мы – христиане. Имея ключи царства небесного, они некоторым образом судят прежде дня судного. Они сохраняют невесту Христову в трезвенной непорочности. Но, как я кратко сказал выше, иное дело монахов, иное клириков. Клирики пасут овец; я сам пасусь. Они живут от алтаря; мне, как бесплодному дереву, полагается секира при корне, если я не принесу дар ко алтарю. Я не могу отговариваться бедностью, когда Господь в Евангелии похвалил престарелую вдову, вложившую в газофилакию две монеты, которые только и оставались у ней (Лк. 21:4). Я не должен садиться прежде пресвитера; он, если погрешу, может предать меня сатане во измождение плоти, да дух спасется (1Кор. 5:5). И в ветхом законе всякий, неповиновавшийся священникам, или вне стана побивался камнями от народа, или платил своею кровью за пренебрежение к священству, будучи усекаем мечем (Втор. 17:12). А теперь неповинующийся усекается духовным мечем; или, будучи извергнут из церкви, разрывается хищными челюстями демонов. Поэтому если нежные ласки братьев убеждают тебя вступить в чин клириков, я порадуюсь твоему возвышенно, но буду бояться падения. Аще кто епископства хощет, добра дела желает. Мы знаем это, но не забудь, что говорится далее: подобает убо епископу быти непорочну, единыя жены мужу, трезвену, целомудру, благоговейну, честну, страннолюбиву, учительну, не пьянице, не бийце.., но кротку (1Тим. 3:1–9). Изложивши дальнейшие требования от сана епископского, Ап. Павел не оставил без внимания и третьей степени священства, говоря: диаконом (подобает быть) такожде чистым, не двоязычным, не вину многу внимающим, не скверностяжательным, имущим таинство веры в чистей совести: и сии убо да искушаются прежде, потом же да служат непорочни суще (1Тим. 3:8–10). Горе человеку тому, который, не имея брачной одежды, приходить на вечерю. Ему тотчас же придется услышать: друже, како вшел еси семо? и когда он умолчит, будет сказано слугам: связавше ему руце и нози, возмите его, и вверзите в тьму кромешную: там будет плачь и скрежет зубом (Мф. 22:12–13). Горе тому, кто получивши талант, завязал его в убрус, и, тогда как другие делали прибыльные обороты, сохранил только то, что получил. Он будет поражен гласом негодующего Господа: лукавый раб, почему ты не отдал сребро мое торжником, и пришед аз взял бых свое с лихвою (Мф. 25:27). То есть, ты должен был бы сложить к алтарю то, чего не в силах нести. Потому что, пока ты, ленивый торжник, держишь при себе динарий, ты занимаешь место другого, который мог бы удвоить эту сумму. Посему, как добрый служитель приготовляет себе почетное место; так недостойно приступающий к чаше Господней, повинен будет телу и крови Господней (1Кор. 11:27).

Не все епископы – истинные епископы. Ты обращаешь внимание на Петра, но не забудь и Иуды; Ты имеешь в виду Стефана, но взгляни и на Николая, которого Господь осудил своим изречением в Апокалипсисе, как виновника постыдных вымыслов и основателя ереси Николаитов. Да искушает каждый себя и потом да приступает к клиру. Церковный сан не делает христианином. Корнилий сотник, еще будучи язычником, сподобился дара Духа Святого. Юный Даниил судит старцев. Собирающий ягоды Амос внезапно становится пророком. Пастырь Давид избирается в цари. Младшего ученика Иисус больше любит. Брат, садись ниже, чтобы, когда придет кто-нибудь моложе тебя, тебя пригласили сесть выше (Лк. 14:10). На ком почивает Господь, как не на кротком и смиренном и трепещущем словес Его (Ис. 66:2)? Кому более вверяется, от того более и требуется. Сильные сильно мучены будут. Да не гордится кто-либо одною чистотою девственного тела, тогда как за всякое слово праздное, какое скажут люди, воздадут они отчет в день суда (Мф. 12:5); когда даже гневающийся на брата своего повинен в человекоубийстве. Не легко стать на место Павла, принять сан Петра, уже царствующих со Христом; опасно, как бы не пришел ангел, который разорвет завесу храма твоего и двинет светильник твой с места его (Апок. 2:5). Намереваясь строить башню, разочти расходы на будущую постройку (Лк. 14:28). Выветрившаяся соль ни к чему не годна, как только к тому, чтобы выбросить ее вон на попирание свиньям. Если падет монах, умолит за него священник. Но кто будет молиться за падшего священника?

Так как моя речь переплыла трудные места и утлая ладья, пробиравшаяся среди утесов, выбитых пенистыми валами, выбралась наконец на простор, то теперь можно распустить паруса и, оставив за собою подводные камни спорных предметов, подобно радующимся мореходцам, воспеть в заключение торжественную песнь. О пустыня, украшенная цветами Христовыми! О пустыня, в которой находятся те камни, из каких устроится апокалипсический град великого царя (Апок. 21:18)! О пустыня, веселящаяся пред лицом Божьим! Что делаешь в сем мире брат мой, ты, который дороже мира? Доколе будет тяготить тебя тень от крыш? Доколе ты будешь заключен в темнице дымных городов? Поверь мне, я не знаю, вижу ли я что-нибудь кроме света. Хотелось бы, отложив бремя тела, воспарить к чистому блеску эфира. Боишься ли ты бедности? Но Христос называет блаженными бедных. Ужасаешься ли труда? Но никакой борец не увенчивается, не быв покрыт потом. Заботишься ли о пище? Но вера не боится голоду. Неприятно тебе сложить изможденные постом члены на голую землю? Но Христос возляжет с тобою. Не понравится тебе иметь непричесанные волосы на невымытой голове? Но глава твоя есть Христос. Ужасает тебя неизмеримая обширность пустыни? Но ты мысленно переносись в рай. Пока ты мысленно будешь находиться в раю, в то время ты не будешь в пустыне. Не пользуясь банею, кожа, – скажешь ты, – покроется струпами? Но кто однажды омылся во Христе, тому нет нужды во вторичном омовении. Кратко сказать, на все возражения ты услышишь ответь Апостола: недостойны страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8:18). Слишком изнежен ты, брат, если и здесь хочешь радоваться с миром и впоследствии царствовать со Христом.

Придет, придет тот день, когда cие тленное и мертвенное облечется в нетление и бессмертие. Тогда блажен тот раб, которого Господь найдет бодрствующим (Лк. 12:43). Тогда на глас трубы содрогнется земля с народами, а ты возрадуешься. Мир жалобно возопит, когда Господь пойдет на суд; и сонмы земнородных будут ударять в грудь. Могущественнейшие в былое время цари будут трепетать обнаженные. Предстанет на суд Венера со своим потомством. Приведется тогда незнаемый Юпитер и глупый Платон с своими учениками. Аристотелевы аргументы будут бесполезны. Тогда ты, необразованный (rusticanus) и бедняк, возрадуешься и воссмеешься и скажешь: вот распятый мой, вот Судья, который, будучи повит пеленами, плакал в яслях. Вот он, сын рабочего и труженицы; он, который, будучи носим на руках матери, бежал в Египет – Бог – от человека; Он, одетый в багряницу, увенчанный тернием; Он – волхв, имеющий беса и самарянин. Взгляни, иудей, на руки, которые ты пронзил: взгляни, римлянин, на бок, который ты проколол. Посмотрите, то ли это тело, которое, как вы говорили, было украдено ночью учениками. Любовь твоя, брат, подвигла меня сказать тебе это; чтобы ты, тяготящийся в настоящее время трудом, увлекся высказанными мною представлениями.

Поскольку Восток, смущенный древнею международною ненавистью, разрывает на мелкие куски нешвенную, свыше истканную ризу Христову; лисицы разоряют виноградник Христов, и среди кладенцов сокрушенных, не имеющих воды (Иер. 2:13) трудно различить, где сад заключенный и источник запечатленный (Песн.4:12); то я решился обратиться за вразумлением к кафедре Петровой и вероучению, восхваленному устами апостольскими, прося ныне для своей души пищи оттуда, откуда некогда я воспринял одеяние Христово. Отделяющее меня от Рима обширное пространство земли и моря не могло отвратить меня от искания многоценного бисера. «Где будет тело, там соберутся орлы» (Мф. 24:28). Тогда как дурные потомки потеряли отцовское имущество, у вас одних только сохраняется в целости наследие отцов. У вас на плодородном черноземе чистое слово Господне приносит сторичный плод; здесь покрытая бороздами нива пшеницы вырождается в кукол и овес. Теперь на западе восходит солнце правды, а на востоке падший Люцифер выше звезд поставил престол свой³⁵. Вы свет мира, вы соль земли; вы золотые и серебряные сосуды; – а здесь скудельные и деревянные сосуды ждут железного жезла и вечного огня.

Итак, хотя твое величие приводит меня в трепет, но твоя снисходительность ободряет меня. Я прошу у священнослужителя – спасения жертвы, у пастыря – заступления овцы. Пусть умолкнет недоброжелательство; пусть останется в стороне высота римского престола; я говорю с преемником рыбаря и учеником Христа. Я, следуя прежде всего только Христу, соединяюсь общением с блаженством твоим, то есть с кафедрою Петровою. Я знаю, что на этом камне создана церковь. Кто вне этого дома будет вкушать агнца, тот чужд священного сонма. Кто не будет в ковчеге Ноевом, тот погибнет в разливе потопа. И так как я по грехам моим поселился в той пустыне, которая лежит на пределах Сирии и варварских стран, и по причине огромного расстояния не могу принимать всегда святыни Господней от твоего святейшества, то я следую твоим собратиям – египетским исповедникам; и как маленькая ладья прячусь за тяжело нагруженными кораблями. Я не знал Виталия, отвергаю Мелетия, не признаю Павлина. Кто не собирает с тобою, расточает, т.е. кто не Христов, тот антихристов.

Теперь же, о беда! Пocле никейекого символа, nocле александрийского определения, утвержденного в совокупности с Западом, «кампенсы», отрасль apиан требуют от меня нового имени: трех ипостасей. Какие, спрашиваю я, апостолы предали так? Какой новый Павел, учитель языков, научил сему? Спрашиваю: как, по их мнению, можно разуметь ипостаси? Отвечают: три соприсущих лица. Я говорю в ответ, что мы так и веруем: но для них недостаточно единства в смысле, они требуют единства в самом имени: не знаю, что за яд может заключаться в звуках (in syllabis). Мы провозглашаем: кто не верует в три ипостаси, как tria enhypostata, т.е. три соприсущих лица, да будет анафема. Но так как мы не привыкли употреблять эти термины, то нас осуждают как еретиков. Но если кто под словом ипостась разумея сущность (usian), не признает в трех лицах одной ипостаси, тот отлучен от Христа: в таком случае мы вместе с вами будем отмечены клеймом савеллианства (unionis)³⁵ Сделайте, умоляю вас, – если признаете нужными – определение, и тогда я не убоюсь именовать трех ипостасей. Если прикажете, пусть будет сложено после никейского новое вероучение; пусть мы, православные, будем произносить то же исповедание, как и apиане. Школа светских наук не знает иного значения слова: «ипостась», как только «сущность» (usian). Кто же, спрашиваю я, святотатственными устами будет говорить о трех «субстанциях»? В Боге есть единая и единственная природа, именно та, которая существует действительно. Ибо и соприсущее Свое Бог имеет не от нужды, а от Себя. Все сотворенные предметы не существуют, хотя и кажутся существующими. Их никогда не было, и впоследствии то, что не было, можете опять придти в небытие. Богу единому вечному, т.е. неимеющему начала, по справедливости усвояется имя сущности (essentiae). Посему и из купины Бог говорит Моисею: Аз семь Сый, и еще: Сый посла мя (Исх. 3:14). Были тогда всюду ангелы, море, небо, земли; отчего же общее имя сущности (essentiae) Бог усвояет собственно себе? Но, поскольку, одна Божеская природа совершенна, и поскольку в трех лицах соприсуще одно Божество, которое существует истинно и есть одна природа, то всякий под видом благочестия именующий три, т.е. три ипостаси, как три сущности, покушается ввести три природы. Если это так, то зачем же мы отделяемся стенами от Ария, будучи связаны собственною неверностью? Пусть соединится с твоим блаженством Урсин³⁷ пусть с Амвросием вступит в общение Авксентий³⁸. Да не будет сего с римским вероучением; благочестивые сердца народов да не будут напоены таким святотатством. Достаточно нам именовать одну субстанцию и три лица, соприсущих, совершенных, равных, вечных. Пусть, если угодно, умалчивается о трех ипостасях и удерживается одна. Худой признак, если при единстве в мыслях есть разноречие в словах. Достаточно да будет для нас вышеупомянутое верование. Если же вы признаете правильным с нашей стороны именовать три ипостаси с своим истолкованием, то мы не отказываемся. Но, поверьтe мне, под медом скрывается яд; ангел сатанин преображается в ангела света (2Кор. 11:14). Кампенсы хорошо толкуют слово: ипостась, но когда я говорю, что я содержу догмат согласно с их объяснением, то меня осуждают как еретика. Зачем они так болезненно держатся за одно слово? Что они скрывают под двусмысленною речью? Если они веруют так, как толкуют, то я их не осуждаю. Если я так верую, как они (быть может, притворно) исповедуют себя мудрствующими, то пусть они позволят мне выражать мою мысль моими словами. Посему я распятым спасением мира, Троичным единосущием заклинаю твое блаженство дать мне многозначительный по твоему авторитету письменный ответ о том, должно ли умалчивать о ипостасях, или именовать их. И чтобы малоизвестность места, в котором я живу, не затруднила переносчиков писем, благоволи послать свое письмо к пресвитеру Евагрию, которого ты очень хорошо знаешь. Вместе с тем обозначь, с кем я должен иметь общение в Aнтиохии, потому что кампенсы вместе с Тарсянскими еретиками ничего так не добиваются, как того, чтобы, основываясь на авторитете вашего единения, проповедовать три ипостаси в древнем смысле³⁹.

Неотступная евангельская жена удостоена наконец быть услышанною (Мф. 15:28); и друг получил от друга хлебы в полночь, когда двери были уже заперты рабами (Лк.11:8). Сам Бог, непобедимый никакими силами, побеждается мольбами мытаря. Город Ниневия, погибший вследствие греха, устоял вследствие молитв (Ион. 3:10). К чему же в самом начале такое длинное повторение известных историй? К тому, чтобы ты, великий, обратил внимание на малого, чтобы ты, богопросвещенный (dives) пастырь, не презрел больную овцу. Христос с креста ввел разбойника в рай; и – чтобы никто не считал обращения поздним, – превратил наказание за убийство в мученичество. Христос, говорю я, радостно объемлет возвращающегося блудного сына (Лк. 15:20), и оставивши девяносто девять овец, добрый пастырь приносит на плечах одну заблудшую овцу (Лк. 15:5). Павел из преследователя становится проповедником, терпит слепоту телесными очами, чтобы более видеть умом, и тот, кто прежде вел на собор иудейский связанных рабов Христовых, сам впоследствии хвалится узами Христовыми (Деян.9).

Я, как уже писал прежде, восприяв одежду Христову в Риме, живу ныне на варварских пределах Сирии. Не думай, что я живу там по чужому приговору: я сам счел себя того достойным. Но, как говорит языческий поэт: «кто переплывает море, меняет небо, но не душу» (Horat. lib. 1. epist. 11); неотступный враг так преследует меня по пятам, что ныне в пустыне я терплю большие нападения. Здесь, поддерживаемая мирским заступничеством, свирепствует арианская ярость. Здесь церковь, разорвавшаяся на три части, спешит привлечь меня к себе. Древний авторитет монахов, живущих в окружности, восстает против меня. Я между тем вопию: кто соединяется с кафедрою Петровою, тот мой (единомышленник). Мелетий, Виталий и Павлин говорят, что они едино мудрствуют с тобою: мог бы я поверить тому, если бы говорил кто-нибудь один. Теперь же или двое лгут, или все. Итак я заклинаю блаженство твое крестом Господним, и необходимым веры нашей благолепием страданием Христовым, чтобы ты преемник апостолов честью, преемник их и в достоинстве, сидящий на престоле и имеющий судить со обанадесятью, подобно Петру, поясуемый в старости иным, получающий небесное гражданство вместе с Павлом, чтобы ты уведомил меня письменно, с кем я должен иметь общение в вере. Не пренебрегай душою, за которую Христос умер.

В своем образе действий я решился согласоваться с словами Псалмопевца: внегда возстати грешному предо мною, онемех, и смирихся, и умолчах от благ (Пс. 38:2–3). И еще: аз же яко глух не слышах, и яко нем, не отверзаяй уст своих; и бых, яко человек не слышай (Пс. 37:14–15). Но так как любовь выше всего, и заранее принятое намерение побеждается сердечным влечением, то я хочу не столько отплатить творящим обиду, сколько ответить тебе на твою просьбу. Ибо как сказал кто-то, между христианами жалок не тот, кто терпит, но тот, кто наносит бесчестие. Но прежде, чем я стану говорить с тобою о моей вере, которую ты очень хорошо знаешь, я должен воскликнуть ходячим стихом против варварства здешней страны:

«Что это за народ? И что это за варварская отчизна допускает такие нравы? Нет приюта даже на песках. Раздоры свирепствуют и не позволяют остановиться на ближайшем клочке земли», и np.⁴⁰

Мы взяли это место из языческого поэта, чтобы тот, кто не хранит мира Христова, поучился бы по крайней мере миролюбию у язычника. Меня называют еретиком; тогда как я проповедую единосущие Троицы; меня обличают в савеллевом нечестии, тогда как я неумолчным гласом возвещаю три соприсущих, истинных, всецелых, совершенных лица. Если меня обличают apианe, то это так и должно быть; если же православные, то, порицая вышеизложенное вероучение, они перестали быть православными, или, если им угодно, пусть осудят за еретичество меня, вместе с западом, вместе с Египтом, т.е. вместе с Дамасом и Петром. Зачем обвинять одного человека помимо его сообщников? Если поток скуден водою, то в этом вина не русла, но источника. Стыдно сказать: из глубины своих келий мы судим мир. Поверженные во вретище и пепле, мы произносим приговор о епископах. К чему под одеждою кающегося властолюбивый дух? Вериги, нечистота, волосы в беспорядке – это знаки не диадемы, но плачевного жития. Я прошу, – пусть позволят мне ничего не говорить. Зачем они обижают того, кто не заслуживает ненависти? Я еретик, – что же тебе до того? Сказано тебе, успокойся. Конечно, ты боишься, что я, умея красноречиво говорить по-сирски или по-гречески, стану обходить церкви, прельщать народы, производить раскол. Но я никому не подавал повода думать так; я ничего не предпринимаю, оставаясь бездеятельным. Каждый день собственными руками в поте лица мы снискиваем себе пропитание, помня изречение апостольское: аще кто не хощет делати, ниже да яст (2Сол. 3:10). С каким стенанием, с какою скорбью я писал это, почтенный и святой отец, свидетель тому Иисус. Я умолчал; неужели всегда буду молчать, говорит Господь. – Не дают мне ни одного уголка в пустыне: каждый день спрашивают меня о вере, как будто я без веры окрещен. Объявляю свое исповедание по их требованию – им не нравится: подписываюсь – не верят. Одного только хотят, чтобы я удалился отсюда. Я уже уступаю им. Они похитили у меня часть души моей, любезнейших братьев, которые хотят удалиться, и даже совершенно удаляются, говоря, что лучше жить среди зверей, чем с такими христианами. Я сам бежал бы отсюда, если бы не задерживала меня слабость тела и суровость зимы. Но когда придет весна, я умоляю, пусть дадут мне на немного месяцев приют в пустыне; если же это покажется долговременным, я удаляюсь. Господня земля и исполнение ея (Пс. 23:1). Пусть смотрят на небо одни они, ради которых только Христос умер. Пусть они имеют, владеют, хвалятся; мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа, имже мне мир распятся и из миру (Гал. 6:14). О вере, которую я удостоился излагать в писаниях, я дал св. Кириллу письменное исповедание. Кто не верует так, чужд от Христа: впрочем свидетелями своей веры я имею уши твои и блаженного брата Зиновия, которого, равно как и тебя, мы все, находящиеся здесь, усердно приветствуем.

И бысть в лето, в неже умре Озиа царь, видех Господа, сидяща на престоле высоце и превознесене, и проч. (Ис. 6:1). Прежде чем станем говорить о видении, кажется, должно рассмотреть, кто был Озия, сколько лет он царствовал, кто были современниками его у других народов. Что касается его личности, то, как читаем в книгах Царств и Паралипоменон (4Цар. 15 и 2Пар. 26:18), он был муж праведный и делал угодное пред очами Господа: воздвигнул храм, устроил водопроводы, собрал сосуды, в награду за это победил неприятелей, и, что служит особенным знаком его благочестия, имел в своем царстве многих пророков. Пока жил священник Захария, по прозванию Разумный, Озия угождал Богу и с полным благоговением подходил к его жертвеннику. Но по смерти Захарии пожелав сам приносить жертвы, не столько богобоязненно, сколько нахально присвоил священнический сан; и так как не хотел внимать воплям левитов и других священников: не царь ли ты, Озия, а не священник? – то и поразила тотчас проказа чело его, по слову пророка, говорящего: исполни, Господи, лица их бесчестия (Пс. 82:17). Эту часть тела священник покрывал золотою дщицею, ее повелел Господь Иезекиилю отметить оттиском буквы «тав» (последняя буква еврейского алфавита, называемая «знак»), (Иез. 9), о ней говорит восторженный Давид: знаменася на нас свет лица Твоего, Господи (Пс. 4:7); в нее пораженный пращным камнем, погиб дерзкий филистимлянин. – Царствовал Oзия пятьдесят два года в то время, когда у латинян властвовал Амулий, у Афинян – Агаместор одиннадцатый. После смерти Озии пророк Исаия видел то видение, которое мы постараемся объяснить теперь, т.е. в тот год, в который родился Ромул, основатель римской империи, – что может быть известно тем, которые захотели прочесть книгу Времен (Паралипоменон), переведенную нами с греческого языка на латинский. И бысть в лето, в неже умре Озия царь, видех Господа, седяща на престоле высоце и превознесенне (Ис. 6:1). Так как история предпослана, то следует смысл духовный, для которого раскрыта и самая история. При жизни царя прокаженного, и по мере своих сил ниспровергавшего священство, Исаия не мог видеть видения. Доколе Озия держал царство в Иудеи, пророк не возводил очей к небу: не раскрывались ему небеса, не являлся Господь Саваоф, и в таинстве веры не слышно было имя Трисвятого. Но когда Озия умер, то все, – что покажет следующая речь, – явилось в открытом свете. Нечто подобное пишется и в Исходе (Исх. 2); пока жил Фараон, народ израильский, угнетенный глиняными, кирпичными и полевыми работами, не вздыхал к Господу, пока он царствовал, никто не искал Бога отцов, Авраама, Исаака и Иакова. Но когда он умер, воздохнули сыны Израиля, как говорит Писание, и взыде вопль их к Господу (Исх. 2:23): хотя сообразно с историческими обстоятельствами, израильтяне должны были тогда более радоваться, а прежде, пока Фараон жил, вздыхать. Также и во дни пророчества Иезекиилева умер Фалтия, сын Ванеев, и по смерти этого негодного старейшины, падох, говорит пророк, ниц, и возопих гласом великим, глаголя: горе мне, люте мне, Адонаи Господи, на скончание ли твориши ты останки Израилевы? (Иез. 11:13). Следовательно, если ты будешь разуметь в лице Озии, Фараона, Фалтии и других подобных враждебных сил, то поймешь, отчего, при жизни их, никто из нас не имеет видений, не воздыхает, не сокрушается в покаянии. Да не царствует, говорит Апостол, грех в мертвеннем вашем теле (Рим. 6:12). Пока царствует грех, мы сооружаем города для египтян; живем в пыли и грязи, вместо хлеба ищем мякины, вместо твердого камня – плинфоделания.

Далее: видех Господа, седяща на престоле высоце и превознесенне. Видел и Даниил Господа (Дан. 7), только не сидящим на престоле высоком и превознесенном. И в другом месте божественный голос обещает, говоря: прииду и сяду, и буду судить народ в долине Иосафатовой, – что изъясняется – «суд Господень» (Иоил. 3:12). Кто грешник и подобен мне, тот видит Господа, сидящего в долине Иосафатовой; не на холме, не на горе, но в долине, и в долине суда. А кто праведен, и подобен Иcaии, тот видит его сидящим на высоком и превознесенном престоле. Можно предложить и другое объяснение: когда я мысленно созерцаю Господа царствующим над Престолами, Господствами, Ангелами и другими силами, я вижу престол Его высоким; но когда воображаю, как Он управляет родом человеческим и для нашего спасения, по многократному выражению Писания, нисходит до земли, я вижу престол Его не высоким и особенно близким к земле.

Далее: Видех Господа, сидяща на престоле высоце и превознесенне, и исполнь дом славы Его, и Серафимы стояху окрест его (Ис. 6:1, по LXX). Некоторые, до меня изъяснявшие это место, как греки, так и латиняне, под Господом, сидящим на престоле разумели Бога Отца, а под двумя Серафимами, которые представлены стоящими с той и другой стороны,– Господа нашего, Иисуса Христа и Святого Духа. Хотя эти толкователи и отличаются замечательною ученостью, но я не согласен с их мнением. Гораздо лучше объяснять попросту, но истинно, чем красноречиво, но ложно, особенно, когда Евангелист Иоанн пишет, что в этом видении являлся не Бог Отец, но Христос. Ибо, говоря о неверии Иудеев, Евангелист тотчас объясняет причины неверия так: и потому не могли веровать в него, что, как сказал Исаия, слухом услышите, и не уразумеете: и видя будете смотреть, и не увидите. А это сказал, когда видел славу Единородного и свидетельствовал о нем (Ис. 6:9–10; Ин. 12:40–41)⁴¹. Следовательно, в настоящем месте сказать: слухом услышите, и не уразумеете, повелевает Исаии Тот, Кто сидит на престоле. А повелевающий это, как разумеет Евангелист, есть Христос: отсюда теперь понятно, что нельзя разуметь серафима Христом, когда Христос есть Сам Сидящий. Хотя в Деяниях Апостольских против спорящих между собою Иудеев, Павел и говорит: добре Дух Святый глагола Исаием Пророком ко отцем нашим, глаголя: Иди к людем сим, и рцы: слухом услышите, и не имате разумети: и зряще узрите, и не имате видети. Одебеле бо сердце людей сих, и ушима тяжко слышаша, и очи свои смежиша: да не како увидят очима и ушима услышат, и сердцем уразумеют и обратятся ко Мне, и исцелю их. (Деян. 28:25 и след.); однако же paзличиe лица не поставляет меня в недоумение, поскольку я знаю, что и Христос и Дух Святой суть одной сущности; и что слова Духа не иные, как и Сына, и что не иначе повелевал Сын, как Дух.

Далее: и исполнь дом славы Его. Дом Божий, который вверху, усматривается полным славы; а тот, который внизу, не знаю, полон ли славы, разве может быть по понятию Псалмопевца, говорящего: Господня земля и исполнение ея (Пс. 23:1). Мы скажем также, что на земле полны славы те, которые могли бы сказать: от исполнения Его мы вси прияхом (Ин. 1:16). Этот дом мудрые жены строят, а безумные разрушают руками (Притч. 14:1). О нем говорит и Исаия: И будет в последние дни явлена гора дома Господнего на версех гор, и превысится превыше холмов (Ис. 2:2). Это дом, о котором и в другом месте вышеупомянутый Апостол Павел свидетельствует священным голосом: И Моисей убо верен бе во всем дому Его, якоже слуга, во свидетельство глаголатися имущим; Христос же якоже сын в дому своем, Его же дом мы есмы, аще начало сущности Его даже до конца известно удержим (Евр. 3:5–6). О том же доме говорит Апостол Павел и к Тимофею: Сия пишу к тебе, да увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть церковь (1Тим. 3:14–15).

Далее: и Серафими стояху окрест Его; шесть крил единому, и шесть крил другому; и двема убо покрываху лице, и двема покрываху ноги, и двема летаху, и взываху друг ко другу, и глаголаху: Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф, исполнь вся земля славы Его (Ис.6:2–3). Мы желаем знать, какие это Серафимы, стоящие вокруг Бога, почему шесть крыл у каждого, а у обоих вместе – двенадцать; каким образом двумя они закрывают лицо и двумя ноги и двумя летают, когда выше говорится, что они стоят вокруг Бога, или каким образом стоят вокруг, когда их двое и притом они летают; что значит то, что они восклицают один к другому и повторяют имя Трисвятого; каким образом выше называется дом полным славы, а теперь – земля (полною славы).

Так как эти вопросы возбуждают немало затруднений и с первого взгляда представляются не удоборазрешимыми, то помолимся сообща Господу, да будет послан и мне с алтаря уголь, чтобы, по истреблении всякой греховной нечистоты, я мог сначала созерцать тайны Божии, затем возвестить то, что увижу. «Серафим», как находим в изъяснении имен Евреев, значит «жар», или «пламя», или «происхождение их (еврейского) языка». Спрашиваем, что значит это пламя? Спаситель говорит: огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он возгорелся (Лк. 12:49). Два ученика, которым в дороге Господь изъяснял Писание, начав от Моисея и всех пророков, узнавая Его, когда открылись им очи, сказали друг другу: не сердце ли наю, горя бе в наю, егда глаголаше нама на пути и яко сказоваше нама писания (Лк. 24:32)? И во Второзаконии о самом Боге пишется, что он – огонь пожирающий (Втор. 4:24); и Езекиилю (Иез. 8:2) также он является огненным с ног до пояса: и словеса Господни – словеса чистыя, сребро переплавленное, очищенное от земли, очищено седмерицею (Пс. 11:7), – и многое другое, что собирать из всех писаний, если бы захотел, было бы слишком долго. Итак спрашиваем, где это спасительное пламя? Нет сомнения, что в священных книгах, чрез чтение которых очищаются все пороки людские. Приступая теперь к объяснению дальнейшего значения слова «Серафим» и намереваясь раскрыть, как может относиться к Писаниям «происхождение еврейского языка», я опасаюсь, чтобы не показаться не столько изъясняющим, сколько насилующим Писания.

За начало языка и общей речи, и всякого слова, которое произносим, вся древность признает язык еврейский, на котором написан ветхий завет. А после, когда при построении башни за оскорбление Бога произошло смешение языков, различиe речи распространилось на все народы. И так, и пламя и начало языка примечается в двух заветах, и не удивительно, что они стоят вокруг Бога, когда сам Господь чрез них познается. Шесть крыл единому, и шесть крыл другому. Наш Викторин разумеет двенадцать Апостолов. Мы можем принять и двенадцать камней алтаря, которых не касалось железо, и двенадцать драгоценных камней, из которых делался знак отличия священника (Исх. 28), о которых говорит и Езекииль (Иез. 28) и упоминает Апокалипсис (Откр. 21). Что из всего этого истинно – Бог знает; а что правдоподобно изложим впоследствии.

Далее: и двема убо покрываху лице, и двема покрываху ноги, и двема летаху (Ис. 6:2). Закрывали не свое лицо, а Божие⁴². Ибо кто может знать Его начало, которое, прежде чем основал Он этот мир, было в вечности вещей, когда Он сотворил Престолы, Господства, Власти, Ангелов и все небесное чиноначалие? Далее: И двема покрываху ноги, не свои, но Божии⁴³. Поскольку, кто может знать Его последующее? Что будет по прошествии века, что будет после суда над родом человеческим, какая последует жизнь? Опять будет ли иная земля, и опять иные элементы, после смерти, или будет ли сотворен иной мир и солнце? «Возвестите мне прежнее и последнее, что будет, и я скажу, что вы – боги» – говорит Исаия (Ис. 41:23), означая, что никто не может высказать бывшего до мира, и будущего после мира. Мы знаем только среднее, что открывается нам чрез чтение Писаний, когда сотворен мир, когда образован человек, когда был потоп, когда дан закон; что от одного человека наполнились все земные пространства, и что в последнее время Сын Божий принял плоть для нашего спасения. А прочее, о чем сказали, то два серафима закрывают в лице и ногах. И взываху друг к другу. Прекрасно поставлено: друг к другу. Ибо, что читаем, в ветхом завете, то самое находим и в Евангелии: и что будет прочитано в Евангелии, то выводится из свидетельства ветхого завета: ничего в них нет несогласного, ничего различного. И глаголаху: Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф (Ис. 6:3). В обоих заветах говорится о Троице. А что и Спаситель наш называется Саваофом, пример того ты найдешь в двадцать третьем псалме. Силы, служащие Господу, восклицают к другим небесным силам, чтобы они отворили врата возвращающемуся Господу: возьмите врата, князи, ваша, или как толкует Аквила, «поднимите врата вверх ваши», и внидет царь славы. Tе с своей стороны видят его, облеченного плотию, и, изумленные новым таинством, спрашивают: Кто есть сей Царь славы? – и получают ответ: Господь сил сей есть Царь славы (Пс. 23:9–10), что по-еврейски пишется: «Господь Саваоф».

Должно знать, что где Семьдесят толковников выражаются: «Господь сил» и «Господь всемогущий»,– по-еврейски поставлено: «Господь Саваоф», по переводу Аквилы, «Господь воинств». И самое слово «Господь» состоит здесь из четырех букв, т.е. из двух ia, – поскольку собственно в Боге поставляется «иод ге, иод ге», – которые, быв повторены, и дают это неизглаголанное и славнейшее имя Божие⁴⁴. "Исполнь вся земля славы Его». А это Серафимы говорят о пришествии Господа Спасителя, как его проповедь распространится по всей земле, и голос апостолов проникнет до пределов мира.

Далее: и взяся наддверие от гласа, имже вопияху (Ис.6:4). В ветхом завете читаем, что Господь всегда говорил с Моисеем и Аароном при двери Скинии (Лев. 1:1, 4:1; Числ. 10), как бы пред Евангелием, и не вводил их во Святая Святых, как после введена церковь Божия, по словам: «введе мя царь в ложницу свою» (Песн. 1:3). И так, когда Господь наш сошел на землю, это наддверие, т.е. как бы какая-нибудь помеха желающим войти, поднялось: и весь этот мир наполнился дымом, т.е. славою Божией. Где по-латыни читает elevatum, там по-гречески стоит ἐπήρθη (sublatum). Но поскольку это последнее слово (sublatum) по своей обоюдности может быть истолковано и так и иначе, то наши перевели elevatum (вознесено) в смысле ablatum (взято прочь). И дом наполнися дыма. Бог, как сказали мы выше, есть огонь: когда он сходил к Моисею на гору Синай, при шествии Его являлись бегущие светильники и вся гора полною дыма. Посему в псалмах говорится: прикасаяйся горам, и дымятся (Пс. 103:32). Итак, как мы не можем понять самой сущности сего огня, т.е. Божества, то от него и распространяется на весь мир некоторый легчайший, и (так сказать) тончайший элемент дыма, восприемля который, мы говорим: отчасти разумеваем и отчасти пророчествуем (1Кор. 13:9). И: видим ныне яко зерцалом в гадании (Там же, ст. 12).

И Серафимы стояху окрест; шесть крыл единому и шесть крыл другому (Ис. 6:2). Один из греков, весьма сведущий в Писаниях⁴⁵ изъясняет, что Серафимы суть какие-то силы на небесах, которые славят Бога, предстоя пред его престолом, и посылаются на различные служения, особенно к тем, которые нуждаются во очищении и заслуживают быть оправданными посредством каких-нибудь наказаний за прежниe грехи. А что, говорит, поднялось наддверие, это – указание на разрушение иудейского храма, и сожжение всего Иерусалима, который видим ныне разрушенным. Но некоторые, согласные относительно первого, несогласны относительно последнего. Ибо гласят, что наддверие поднялось в то время, когда раздрался занавес во храме, и весь дом израильский потемнен был облаком заблуждения, когда, по сказанию Иосифа, священники услыхали из Святая Святых во храме голос небесных сил: выйдем из этого места.

Есть один муж, у которого, я радуюсь, что многому научился, и который до того изучил язык евреев, что между писателями их почитался халдеем. Он пошел далеко иным путем; ибо говорит, что никто из пророков, кроме Исаии, не видел Серафимов, стоящих вокруг Бога, и что даже самые Серафимы не упоминаются ни в каком другом месте Писания. Отсюда он предполагает указание на разрушение и пленение Иерусалима, случившееся при Навуходоносоре. Так как от Oзии, при котором начал (Исаия) пророчествовать, и до Седекии, который царствовал последним, и который слепым отведен в Вавилон, было одиннадцать царей, а Годолия двенадцатый, которого поставил над страною царь Вавилонский, и которого среди пира умертвил Исмаил, сын Haфании, губитель последнего в отечестве (4Цар. 25; и 2Пар. гл. послед.; и Иер. 41); то это и есть те двенадцать крыл, из которых четырьмя (Серафимы) закрывают лицо свое, как находим в некоторых экземплярах, четырьмя летают, а четырьмя закрывают ноги. Поскольку из этих двенадцати царей только четыре было праведных: Озия, Иоафам, Езекия и Иoсия, то они, величественные во всех пленениях, и дерзают славословить Бога: Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф. А остальные, по причине грехов своих, закрывают лице; некоторые же, отведенные в плен, закрывают ступни ног. А под наддверием поднятым и домом полным дыма он разумеет, как сказали мы выше, разорение Иерусалима и сожжение храма.

Так как я начал уже раз приводить его мнение, то коснемся еще и того, что мною не тронуто. Он утверждает, что щипцы, которыми взят с алтаря уголь, и очищены уста, означают страдания самого Иcaии, которые он претерпел, при царе Манассии, и тогда подлинно чистыми устами сказал к Господу: Се аз есмь, посли мя, и рекох: о, окаянный аз, яко умилихся! (Ис. 6:8, 5; по LXX). Пока живет Озия, ты не понимаешь, Исаия, что ты несчастен, не сокрушаешься, не трогаешься: но когда он умер, тогда ты замечаешь, что имеешь нечистые уста, тогда узнаешь, что ты недостоин видеть Бога. О, если бы сокрушаться и мне, и по сокрушении сделаться достойным видеть Бога, поскольку и я человек, и имею нечистые уста, и живу посреди народа, также имеющего нечистые уста. Исаия, как праведный, грешил только речью: поэтому имел только уста нечистые, а не сознание. А я, поскольку и глазами смотрю для страстного пожелания, и руками и ногами впадаю в соблазн, и грешу всеми членами, – я имею все нечистое: и раз крещенный духом, я вновь замарал тунику, и нуждаюсь в очищении другим крещением, то есть – огнем (Мф. 3:11).

Нет, как думают некоторые, в Писаниях слов простых, (simplicia, т. е. имеющих только буквальный смысл) есть в них много сокровенного. Одно означает буква, другое – смысл таинственный. Вот, напр. в Евангелии, Господь опоясывается полотенцем, приготовляет таз, чтобы умыть ученикам ноги, отправляет обязанность слуги (Ин. 13:4–5): положим, что он научает смирению, чтобы мы служили взаимно друг другу; не отрицаю, не возражаю. Что же значит, что на возражение Петра он сказал: аще не умыю твоих ног, не имаши части со мною? А тот отвечал; Господи, не нозе мои токмо но и руце, и главу (там же, ст. 8–9), Значит, намереваясь взойти на небо, Господь (поскольку Апостолы, как люди, приверженные к земле, доселе имели ноги, замаранные в пыли грехов) хочет освободить их от прегрешений совершенно, чтобы к ним могло быть применено пророческое слово: коль красны ноги благовествующих мир (Ис. 52:7); и чтобы они имели силу подражать словам церкви, говорящей: умых нози мои; како оскверню их? (Песн. 5:3). Так что, если даже впоследствии, по воскресении (Христовом), пристанет к ним какая-нибудь пыль, они должны отрясти ее на нечестивый город во свидетельство подвига, по которому они до такой степени простерли свою ревность ко спасению всех, что становясь для Иудеев Иудеями, для язычников язычниками, запятнали даже некоторым образом стопы свои. И так возвратимся к предмету нашего рассуждения: как Апостолы нуждались в очищении ног; так Исаия, грешивший только речью, имел нечистые уста; и, как я думаю, потому имел нечистые уста, что не укротил Озии, устремившегося во храм и по примеру Илии свободным голосом не назвал его нечестивым. Посреди людей, нечистые устне имущих, аз живу (Ис. 6:5). Исаия, который сокрушался и исповедал себя негодным, делается достойным очищения; а народ, не только не раскаивающийся, но и не знающий, что имеет уста нечистые, не заслуживает очистительного врачевства. И так, по этому примеру, должно заботиться, чтобы не только самим быть праведными, но и не жить с грешниками, потому что и это пророк считает грехом и окаянством.

Далее: и царя Господа Саваофа видех (Ис. 6:5). Иудеи говорят, что Исаия умерщвлен своими старейшинами за то, что пишет, будто видел телесными глазами Господа Саваофа, тогда как Моисей видел задняя Божия, и сам Бог относительно этого говорит: «никто не увидит лица Моего, и останется жив» (Исх. 33:20). Если мы спросим их, как это Бог говорит в Законе, что он, являлся другим пророкам во сне и видении, а с Моисеем говорил лицом к лицу; и насколько тверда та мысль, что «никто не увидит лица моего, и останется жив», когда Бог Сам говорит, что лицом к лицу беседовал с Моисеем: то они ответят непременно, что по мере человеческой приемлемости Бог был видим, не как есть, но как хотел явить себя. А мы им говорим, что таким же образом видел и Исаия; сущность в том, видел ли Моисей Бога или не видел. Если видел, значит видел и Исаия, который, говоря, что видел, умерщвлен вами нечестиво, поскольку Бог может быть видим. Если ж не видел, то умертвите с Исаиею и Моисея, поскольку сей последний виновен в таком же обмане, говоря, что видел того, которого нельзя видеть. Какую бы они ни имели мысль, при изъяснении этого места, относительно Моисея, мы применим ее к видению Иcaии.

Далее: и послан бысть ко мне един от Серафимов, и в руце своей имяше угль горящь, егоже клещами взят от алтаря: и прикоснуся устнам моим, и рече: се, прикоснуся cиe устнам твоим, и отъимет беззакония твоя, и грехи твоя очистит (Ис. 6:6–7). Если ты сообразно с выше исчисленными толкованиями хочешь разуметь под Серафимами или два завета, или некоторые служебные силы на небесах, или какой-то вид грядущего события, предызображенный в указание будущего плена, то и объясняй настоящее место согласно с раз принятым тобою толкованием слова: «серафим». Поскольку же мы следуем первому толкованию, то утверждаем, что к пророку послан был завет евангельский, который, заключая в себе и те и другие повеления, т.е. и свои и ветхого завета, объемлет огненную речь Божию двойным острием заповедей, – и прикоснувшись к устам, истиною чистоты своей изгоняет всякое неведение, в котором между прочим но нашему изъяснению состояла нечистота уст. Эти щипцы Иаков видел в лествице (Быт. 28); это – меч обоюдо острый; это две лепты, которые бедная вдова посылает в дар Богу (Мк. 12:42); это статир, заключающих два динария найденные во рту рыбы, и отданный за Господа и за Петра (Мф. 17:27). Взятый этими двойными щипцами, которые держатся силою единства, уголь посылается к пророку, и мы узнаем, что он отдан пророку, в сто девятнадцатом псалме, когда пророк просил Бога, говоря: «Господи, освободи душу мою от нечестивых уст и льстивого языка», и на вопрос Духа Святого: «что же дать тeбе, или что предложитъ тебе против льстивого языка?», сказал: «острые стрелы сильного, с опустошительными углями» (Пс. 119:2 и след.). Потому что опустошительный уголь, делающий язык чистым от греха, есть поистине божественное слово, о котором и у Исаии говорится: имаши yглиe огненное, будешь сидеть на них, сии будут тебе помощь (Ис.47:14–15, по LXX).

Далее: и слышах глас Господа, глаголюща: кого послю, и кто пойдет к людем сим? И рекох: се, аз есмь, пошли мя. И рече: иди и рцы людем сим: слухом услышите, и не уразумеете (Ис. 6:8–9). Кого должно послать, и кто пойдет к народу, – это слова не повелевающего, а вопрошающего Господа, которому пророк охотно отвечает: «вот я, пошли меня», и после этого обещания получает повеление сказать: «иди, и скажи этому народу: слухом услышите, и не уразумеете, и видя будете смотреть, и не увидите»; и прочее, что содержит текст самого пророчества. Я слышал об этом месте от своего Еврея не мало суждений, из которых изложу немногое, чтобы ты мог понять образ мыслей этого человека. Исследуем, говорил он, относительно Моисея и Исаии, кто поступил, лучше. Моисей ли, который, когда Бог посылал его к народу, сказал: «умоляю, Господи, я не достоин»; и потом, «избери другого, кого бы послать» (Исх. 4:13), или Исаия, который, когда его не избирали, сам предложил себя, говоря: «вот я, пошли меня». Я знаю, говорил Еврей, что опасно рассуждать о заслугах Святых, и пытаться измерять сравнительное достоинство тех, кого увенчал Господь; но поскольку Сам Он сказал: ищите, и обрящете, толцыте, и отверзется вам (Мф. 7:7 и Лк. 11:9), то мы даже обязаны исследовать то, на счет чего может возникнуть вопрос, не с тем, чтобы унизить кого-нибудь, но чтобы, зная смысл писания, направлять себя по его примерам. Защитник Моисея, продолжал Еврей, указывает на его смирение и кротость, вследствие которых он, считая себя недостойными служить Богу, чрез то самое сделался более великим: a Исаия, который сам вызвался пророчествовать, при самом начале своего служения стал изрекать поношения: «слухом услышите, и не уразумеете и видя будете смотреть и не увидите» и пр. Претерпев за это впоследствии много бедствий, и всем народом сочтенный за безумца, когда божественный голос вновь сказал ему: возгласи, – он, помня, что ему пришлось вытерпеть за прежнюю готовность пророчествовать, уже не говорит: «вот я, пошли меня»; но спрашивает, что это такое, что он должен возгласить, и говорит: «что возглашу?» (Ис. 40:6). Нечто подобное читаем у Иеремии: возьми чашу вина нерастворенного от руки моея, да напоиши вся языки, к нимже аз послю тя, и испиют, и изблюют, и обуяют и попадают от лица меча, егоже Аз послю среде их (Иер. 25:15–16). Когда услышал это пророк, не отказался, не сказал по примеру Моисея: «умоляю, Господи, – я недостоин, избери другого, кого бы послать» (Исх. 4:13); но любитель своего народа, и думая, что от питья из чаши умертвятся и погибнут враждебные народы, охотно берет чашу вина, не понимая, что в числе всех народов заключается и Иерусалим. Наконец, взях, говорит, чашу от руки Господа, и напоих вси языки, к нимже посла мя Господь, и между другими племенами, Иерусалим, и грады Иудины, и царей его и князи его, яко положити я во опустение и в непрохождение, и в звиздание (Иер. 25:17–18). Послушай же что говорит в другом месте вслед за этим пророчеством, (хотя в большей части кодексов Библии порядок извращен): прельстил мя еси, Господи, и прельщен есмь: ты удержал меня и превозмогл, посмех бых весь день; вси ругаются мне (Иер. 20:7). Напротив того, защитник Исаии(продолжал Еврей) указывает на то, что пророк, полагаясь не столько на свое достоинство, сколько на милосердье Божье, после того, как услышал от серафима: «вот я прикоснулся сим к устам твоим, и отнимешь беззакония твои, и грехи твои очистит», – не захотел влачиться в праздности, но охотно предложил себя, как свободного от грехов, на служение Богу из ревности к вере. А Моисей, так как учился светским наукам, и так как после умерщвления египтянина сознание его было некоторым образом нечисто, почему был к нему из купины и голос, говорящий: не приближайся семо; иззуй сапоги от ног твоих, место бо, на немже стоиши, земля свята есть (Исх. 3:5); и так как он знал, что ему предстоит спор с волхвами и с злейшим царем Фараоном, то и извинялся, говоря: «умоляю, Господи, я недостоин»; вместо чего по-еврейски читается: имею не обрезанные уста; тогда как семьдесят толковников переводят соображаясь более со смыслом (речи), чем от слова до слова. Из этого ясно можно понять, что Исаия по обрезании уст справедливо предложил себя на служение Богу, а Моисей, так как дотоле уста его были не обрезаны, отказывался от столь великого служения.

Слухом услышите, и не уразумеете: и видяще узрите, и не увидите (Ис. 6:9). Все это место, как говорит Спаситель в Евангелии, относится к тому времени, когда он Сам благоволил сойти на землю, и совершал знаменья неразумным Иудеям. Но поскольку до конца главы идет разнообразное толкование, а некоторую часть главы мы уже изъяснили, то довольно и того, что сказано доселе. Речь, не отделанная нашим собственным стилем и необработанная сама по себе, становится еще несноснее, если она усугубляет скуку своею длиннотою. Утрудив глаза, позаботимся по крайней мере о языке и ушах ⁴⁶.

Семьдесят: и послан бысть ко мне един от серафимов; Аквила и Феодотион: «и прилетел ко мне один (unum) из серафимов»; Симмах: «и прилетел ко мне один (unus) из серафимов» (Ис. 6:6). Каждодневно посылается к нам серафим, каждодневно очищаются уста воздыхающих и говорящих: о, окаянный аз, яко умилихся, и когда освобождаются они от грехов, приготовляются на служение Богу. А что иные толкователи вместо: послан, говорят: «прилетел», то разумей быстрый приход божественного слова к тем, которые считаются достойными общения с ним. Есть еще различие в роде. Семьдесят, Аквила и Феодотион переводят слово «серафим» средним родом; а Симмах – мужеским.

Не должно думать, что есть пол у Сил Божьих; потому что даже сам Дух Святой по свойствам языка на еврейском ставится в женском роде: «Руга», на греческом в среднем: τό πνεῦμα, на латинском в мужском: spiritus. Из чего должно понять, что когда относительно серафимов поставляется мужеское или женское окончание, то этим означается не пол, а звуковая особенность языка. Только сам Бог невидимый и неизменный почти во всех языках выражается мужеским родом, поскольку пол не свойствен ему. – Также, как бы ни была невинна, однако должна быть осуждена ошибка тех, которые в своих молениях и прошениях дерзают говорить: «сидящий на херувимах и серафимах». Ибо, что Бог сидит на херувимах, – это написано; как, напр. седяй на херувимех, явися (Пс. 79:2). Но что Бог сидит на серафимах, этого во всем Писании не упоминается и даже самых серафимов, стоящих вокруг Бога, мы не находим во всем священном Писании, исключая настоящее место.

Семьдесят: и в руце своей имяше угль горящ, его же клещами взят от алтаря; и прикоснуся устнам моим. Аквила и Феодотион: «и в руке его в щипцах камушек, который он взял с алтаря и прикоснулся к устам моим»; Симмах: «и в руке его в щипцах камушек, который он снял с алтаря и поднес к устам моим» (Ис. 6:6). Если объяснять применительно к истории, то Бог является сидящим в Иерусалимском храме, и с алтаря перед Ним относится, по семидесяти, к Иcaии уголь, – с алтаря пламеневшего, или алтаря всесожжений. – Если же объяснять применительно к таинственному значению, то посылается огонь, которого не мог сносить Иеремия, который, когда проникает в тайники души нашей, так превращает нас, так претворяет из ветхого человека в нового, что мы можем воскликнуть такими словами: «уже не я живу, но благодать Божия, которая во мне» (Гал. 2:20). Также и под щипцами, хотя, по некоторым толкователям, они всегда были в числе священнических принадлежностей, мы должны разуметь различные силы, которыми многочастно и многообразно древле Бог говорил с отцами нашими чрез пророков. Поскольку на еврейском вместо: уголь (caibo) читается: «камушек» (calculus), то мне кажется, с чем согласны и другие, что названием камушка означается божественное слово. Ибо как этот камушек (calculus) есть род самого твердого, круглого, и при всей чистоте блестящего камня, то слово Божие, которое не может пасть чрез противоречия еретиков и всех противников, и называется камушек. Этим камушком Сепфора обрезала сына; Иисус очищает народ от пороков, и в Апокалипсисе Господь обещает побеждающим, что они получат камушек, и на нем, напишется новое имя. Мне кажется, что и семьдесят под тем, что они перевели:ἄνθραξ разумели то же, что и другие. Поскольку ἄνθραξ, который мы изъясняем: carbunculus (драгоценный камень, карбункул) есть род блестящего, сияющего камня, который мы находим в числе двенадцати камней. Итак, примем ли мы за камень calculus, или carlunculus, первым будет указана истина и твердость божественного слова, вторым – сияющее учение и заповеди. «Ибо слова Господни – слова чистые, серебро огнем очищенное от земли, очищенное семь раз» (Пс. 11:7). И в другом месте: «заповедь Господня – светлая, просвещающая очи» (Пс. 18:10). А что говорит: «имел уголь в руке», то будем понимать значение рук так же, как в другом месте: смерть и живот в руце языка (Притч. 18:21) и в Псалме: предадятся в руки оружия (Пс. 62:11); или и действительно являлась рука, чтобы, по причине сходства с человеческим образом, когда будет видна рука подающего, пророк не устрашился: почему видим, что и Сам Бог, и ангелы преображаются в человеческие формы, чтобы отогнать страх у видящих.

Семьдесят: и рече: се, прикоснуся сие устнам твоим, и отымет беззакония твоя, и грехи твоя очистит (Ис. 6:7). Аквила: «вот прикоснулось это к устам твоим, и отступит твое беззаконие, и за грех твой будет умилостивление». Другие толкователи соглашаются с словами Аквилы. Сперва необходимо, чтобы было прикосновение к устам нашим; потом, когда будет прикосновение, чтобы прогнано было беззаконие; и когда прогнано будет беззаконие, чтобы умилостивился Господь: поскольку у Него умилостивление, и по Апостолу: Он есть умилостивление за грехи наши (1Ин. 2:2). А по очищении нашем от грехов, мы услышим голос Господа, говорящего: кого пошлю? И ответим: вот я, пошли меня.

Семьдесят: и слышах глас Господа, глаголюща: кого послю, и кто пойдет к людям сим? (Ис. 6:8). Аквила, Феодотион и Симмах: «и услышал голос Господа, говорящего: кого бы послать? И кто пойдет для Нас?» Относительно сравнения Исаии с Моисеем, как один отказывался от служения, а другой охотно вызвался и претерпел за то впоследствии мучения, мы рассуждали в другом месте. Но дабы не показаться уклоняющимися от того, что Иудеи называют δευτέρωσις и в чем поставляют они все знание, – коснемся кратко того, почему на еврейском поставлено: и кто пойдет для нас? Подобно тому, как в книге Бытия говорится: сотворим человека по образу Нашему и по подобию (Быт. 1:26), – я думаю, сказано и здесь: «и кто пойдет для Нас?» «Для Нас», – кого другого должно разуметь под этим, как не Отца и Сына и Святого Духа, для Которых идет всякий, кто следует Их воле? В том, что одно лице представляется говорящим, заключается единство Божества; а в том, что говорится: «для Нас», указывается различие лиц. – В Песнях песней мы читаем слова жениха, говорящего невесте: «встань, я пришел, родная моя, красавица моя (ин. невеста), голубка моя: потому что прошла уж зима, дожди прошли с нею» (Песн. 5:2). Ибо когда душа чувствует спокойствие в размышлении, когда основана она на камне, и вера ее утверждена на глубоком корне, то все потоки искушений идут мимо ее; а не проходят они мимо того, кто поддается искушению (tentatur). Должно заметить, что на слова Господни: «кого бы послать, и кто пойдет для Нас», пророк отвечал наполовину: вот я, пошли меня, – и умолчал относительно второй половины вопроса, поняв, что нет ни одного достойного человека, который бы пошел для Бога, и который бы на всем своем пути поступал сообразно с достоинством пославшего. Заметив это смирение, по которому пророк считал себя недостойным возваться на вторую половину приглашения, Господь повелел ему следующее, говоря: иди.

Семьдесят: и рекох: се, аз есмь, посли мя. Аквила и Феодотион: «вот предстою, пошли меня»; Симмах: «вот пошли меня». Бог, Который нарицает не сущая, яко сущая, и который сказал: Я есмь Сущий, и в другом месте: Сущий посла мя (Исх. 3:14), кого бы ни воззвал, тотчас заставляет возстать: это довольно ясно из примеров на живом евангелисте Матфее и на Лазаре уже четыре дня как умершем: как только воззвал их Господь, тотчас один оставил гроб скупости, другой гроб смертный (Мк. 2; Лк. 5; Ин. 11) поскольку не существует ничего, что было бы без Него: посему пророк, очищенный от грехов, осмелился сказать: се, аз есмь, хотя в латинских кодексах, по причине разностей у толкователей, есмь и не было поставлено. Некоторые думают, что должно наблюдать, если у каких-нибудь пророков высказывается речь посылающего или посланного, то это и есть то, что по-гречески значит «апостол», – и хотят установить такое различие: посылаются равно и пророки и апостолы: но те, у которых нет речи посылающего, те только пророки. Я считаю это излишним. Но поскольку нам однажды пришлось трактовать об этом названии (т.е. «апостол»), то должно знать, что товарищ Павла, Сила, на еврейском языке называется «апостолом», тогда как он не писал никаких посланий. «Силуан» вместо Силы читают неправильно; потому что в Деяниях апостольских Силуан не упоминается.

Относительно этого слова многие думали различно; между ними наш Гиларий в изъяснении Матфея (Мф. 21:9) полагает, что осанна на еврейском языке означает «искупление дома Давидова». Но, во-первых, «искупление» на еврейском языке – pheduth, затем дом – bеth. А что слово: «Давид» в этом месте не поставлено, – ясно для всякого. Другие думают, что осанна значит «слава». Но «слава» по-еврейски называется chabod; некоторые – «благодать»; «благодать» по-еврейски называется thoda, или anna.

Остается следовательно, оставив ручьи мнений, возвратиться к самому источнику, откуда почерпали евангелисты. Ибо как не можем мы ни в греческих, ни в латинских кодексах понять следующих мест: да сбудется реченное пророки, яко Назорей наречется (Мф. 2:23), и еще: от Египта воззвах Сына Моего (там же, ст. 15), так и теперь по еврейским кодексам должно исследовать истинное значение слова осанна и решить, отчего этим словом восклицал народ и особенно согласный хор младенцев, когда, по сказанию Матфея: Народи же предходящии Ему и вследствующии зваху, глаголюще: осанна сыну Давидову; благословен грядый во имя Господне; осанна в вышних (Мф. 21:9). Марк ставит так: Вопияху, глаголюще: осанна, благословен грядый во имя Господне. Благословенно грядущее царство во имя Господа отца нашего Давида; осанна в вышних (Мк. 11:9–10). Иоанн выражается теми же словами: и зваху, глаголюще: осанна, благословен грядый во имя Господне, Царь Израилев (Ин. 12:13). Один Лука не ставит слова осанна, будучи согласен в остальной части речи: Благословен грядый Царь во имя Господне, мир на небеси и слава в вышних (Лк. 19:38). Итак, как сказали мы, должны быть представлены самые еврейские слова и приведено мнение всех толкователей, чтобы чрез рассмотpение всего этого читатель сам собою легко понял, в чем на счет этого должно согласиться.

В сто семнадцатом псалме, где мы читаем: О Господи спаси же, о Господи, поспеши же; благословен грядый во имя Господне (Пс. 117:25–26), на еврейском читается: anna Adonai, osianna, anna adonai oslianna; baruch abba basem Adonai. Аквила, Симмах, Феодотион и «Пятое Издание» (QnintaEditio) переводят это так: ὦ δὴ Κύριε σῶσον δὴ, ὦ δή Κύριε, εὐόδωσον δὴ, Εὐλογημένος ὁ Ἐρχόμενος ἐν ὀνόματι Κυρίου – не переводим, чтобы на латинском что-нибудь не изменилось. Только шестое издание согласно с семидесятью толковниками; так что в нем поставлено ὦ , где другие поставили ὦ δὴ. Но поскольку osianna, которое мы по незнание произносим неправильно: осанна, – по всеобщему изъяснению значит «спаси», и выражается словами: salvum fac, то теперь забота о том, что значит одно слово anna, без присоединения понятия о cпасении. Должно заметить, что в этом месте anna сказано трижды; в первом и другом случае оно пишется одними и теми же буквами: aleph, nun, he, а в третьем – lie, nun, he. Симмах, относительно сто семнадцатаго псалма согласный с общим переводом, в сто четырнадцатом псалме, где говорится: о, Господи, избави душу мою (Пс. 114:4), чтобы выразить нам яснее мысль, переводит так: «молю, Господи, избави душу мою». А где он переводит: «молю», Семьдесят: ὦ, Аквила и другие издания ставят: ὦ δὴ, – там на еврейском пишется слово anna, только имеющее в начале букву aleph, а не he. Из чего мы замечаем, что если anna пишется с aleph, оно значит: «молю»; а если с he, то оно есть союз или междометие, которое на греческом выражается чрез δὴ, как в слове: σῶσον δὴ, и которого значения латинский язык не выражает.

Но поскольку эти мелочи и непонятность такого рассуждения, за незнанием языка и даже письмен, наводят на читателя скуку, то, для краткости объяснения, я скажу, что означенные стихи взяты из сто семнадцатого псалма, ясно пророчествующего о Христе, весьма часто читанного в иудейских синагогах, и посему весьма известного народу: так как обетованный из рода Давидова пришел спасти Израиль, по словам Давида: Камень, его же небрегоша зиждущии, сей бысть во главу угла; от Господа бысть сей, и есть дивен во очесех наших. Сей день, его же сотвори Господь: возрадуемся и возвеселимся в онь. О, Господи, спаси же; о, Господи, поспеши же. Благословен грядый во имя Господне, благословихом вы из дому Господня. Бог Господь, и явися нам (Пс. 117:22 и д.). Поэтому-то евангельские писания и упоминают, что когда фарисеи и книжники увидали, что народ признает пророчество псалма, исполнившимся на Христе, и что дети восклицают осанна сыну Давидову, то движимые на это негодованием, сказали Ему: слышиши ли, что сии глаголют? И что Иисус отвечал им: несте ли чли николиже, яко из уcт младенец и ссущих совершил еси хвалу? (Мф. 21:15–16; Лк. 19:38–40; Ин. 12:13), подтверждая сто семнадцатый псалом свидетельством восьмого псалма. Относительно того, что легко могло быть переведено: «благословен грядый во имя Господне» писания всех евангелистов согласны. Что же касается слова osianna, то поскольку не могли перевести его на греческий язык, – поставили его по-еврейски, именно osianna, точно также, как мы видим, сделано относительно Аллилуия, Аминь и многого другого. Только Лука, самый сведущий из всех евангелистов в греческом языке, как врач, и писавший евангелие для греков, видя, что не может передать особенности еврейской речи, счел за лучшее умолчать, чем ставить то, что делало бы затруднение для читателя.

Вообще подобно тому, как имеем мы в латинском языке известные междометия, например, насмехаясь говорим vah, удивляясь рарае, печалясь heu; а желая внушить молчание, стиснув зубы сдавливаем дыхание и производим только шипящий звук sith: так и евреи между другими особенностями своего языка имеют междометие, например, когда хотят молиться Господу, употребляют слово молитвенного расположения, и говорят: «anna-Господи», что Семьдесят перевели: «о, Господи». Таким образом «osi» значит «спаси»; «anna» же есть междометие молитвы. Если захочешь из этих двух слов составить сложное слово, скажи: «osianna», или, как мы говорим, «осанна», выпуская в средину гласную букву, подобно тому, как обыкновенно делаем в стихах Виргилия, когда вместо: mene incoepto desistere victam, читаем: men incoepto. Ибо aleph первая буква следующего слова исключает при сложении последнюю букву предшествующего слова. Итак, возвратимся к началу вопроса; где мы читаем на латинском: «о Господи, спаси меня; о Господи благоспоспешествуй; благословен грядый во имя Господне», – там сообразно с смыслом еврейского можем читать: «Молю, Господи, спаси; молю, Господи, споспешествуй, молю: благословен грядый во имя Господне». Сказано: «спаси», чтобы мы подразумевали: «народ твой израильский», или вообще: «Мiр». Наконец Матфей, написавший евангелие на еврейском языке, поставил: osanna barrama, то есть, осанна в вышних, поскольку с рождением Спасителя спасение распространилось даже на небо, т.е. до вышних, и стал мир не только на земле, но и на небе, так что упразднилось уже сказанное некогда:упися меч мой на небеси (Ис. 34:5).

Все это я высказал кратко и сжато по мере своего разумения. Впрочем, да знает твое блаженство, что не должна вкрадываться скука в чтение подобных рассуждений; потому что, хотя и мы легко могли бы придумать что-нибудь, что одним словом решало бы вопрос, как показали мы и сделали другие: но более прилично потрудиться немного для истины и прислушаться к иностранной речи, чем принимать готовое мнение с чужого голоса.

Вопрос твоего блаженства был вместе и исследованием; и искать таким образом дороги, значит указывать ее ищущим. Подлинно мудрость будет приписана тому, кто мудро спрашивает. Ты говоришь: кто такой этот отец в Евангелии, который разделил имение между двумя сыновьями (Лк. 15)? Кто эти два сына? Кто старший? и кто младший? Что значит, что младший расточает полученное имение с блудницами и потом при наступлении голода, приставляется начальником страны к свиньям, ест желуди, возвращается к отцу, получает перстень и лучшую одежду, и для него закалывается откормленный телец? Кто этот старший брат, и почему пришедши с поля завидует приему брата? и прочее, что полнее рассказывается в Евангелии. Сверх того присовокупляешь: знаю, что многие насчет этого говорят различно; и за старшего брата почитают иудейский народ, а за младшего языческий. Но спрашиваю, как может относиться к иудейскому народу: се толико лет работаю тебе, и николиже заповеди твоя преступих, и мне николиже дал еси козляте, да со други своими возвеселился бых (Лк. 15:29), – и еще чадо, ты всегда со мною еси, и вся моя твоя суть (Лк. 15:31). Если же, как ты говоришь, мы захотели бы приложить притчу к праведнику и грешнику, то не согласно с свойствами праведника то, чтобы он был опечален спасением другого и особенно брата. Ибо если смерть вошла в мир чрез зависть дьявола, и тe, которые подражают ему, принадлежат его стороне, то неужели может приличествовать лицу праведника такая злобная зависть, чтобы он оставался за дверями, упрямо противился милосерднейшему отцу, и отягченный злобою один не хотел участвовать в домашней радости?

Посему, как относительно тех притч, которые не объяснены Спасителем, мы обыкновенно исследуем, по какому случаю они сказаны, так должны мы поступить и относительно этой притчи, и обратить внимание на то, почему Господь высказал ее и на какой вопрос предложено это ответное уподобление. Книжники и фарисеи роптали, говоря: яко сей грешники приемлет и с ними яст? (Лк.15:2). В предшествующих словах действительно сказано: бяху же приближающеся к нему вси мытари и грешницы, желая слушать его (Лк. 15:1). И так причина фарисейской зависти в том, почему Господь не избегал собеседования и пиршеств с людьми, осужденными законом. Так говорит Лука. Матвей же говорит следующее: и бысть Ему возлежащу в дому, и се, мнози мытари и грешницы пришедше возлежаху со Иucyсом и со ученики Его (Мф. 9:10). Видя это фарисеи говорили ученикам Его: почто с мытари и грешники Учитель ваш яст? Иисус же слышав рече им: не требуют здравии врача, но болящии. Шедше же научитеся, что есть: милости хощу, а не жертвы; не придох бо призвати праведники, но грешники (Мф. 9:11–13). Марк также согласен с этими словами. И так, как мы сказали, весь вопрос возник со стороны закона. Поскольку закон, строгий в правосудии, не имел милости: но всякий прелюбодей, человекоубийца, обманщик, и кратко сказать, всякий впавший в смертный грех не освобождался от греха никаким помилованием за раскаяние; повелевалось воздавать око за око, зуб за зуб, душу за душу (Исх. 21:23–24). И таким образом вси уклонишася, вкупе неключими быша; несть творяй благостыню, несть до единого (Пс. 13:3). Идеже умножися грех, преизбыточествова благодать (Рим. 5:20), посла Бог Сына Своего, рождаемого от жены (Гал. 4:4), который разрушив средостение, сотворил обоя едино (Еф. 2:13), и строгость закона умерил благодатью Евангелия. По сему и Павел в посланиях к церквам говорит: благодать вам и мир от Бога Отца нашего, и Господа Иисуса Христа (Рим. 1:7): благодать не та, которая воздается по заслугам, но та, которая дана в дар. А мир тот, которым мы примирены с Богом, имея ходатаем Господа нашего Иисуса Христа, Который отпустил нам прегрешения наши, уничтожил рукописание смерти, бывшее против нас, пригвоздив его ко кресту, и предал посмеянию начальства и власти, торжествуя над ними на древе. Какое же может быть более милосердие, как не то, что Сын Божий рождается сыном человеческим? Десять месяцев сносит унижение? Ожидает прихода родов? Повивается пеленами? Подчиняется родителям? Возрастает по всем возрастам? И после ругательств, заушений и бичеваний подвергается ради нас даже проклятию креста, чтобы освободить нас от проклятия закона, быв послушным отцу даже до смерти: и совершает на деле то, о чем прежде в качестве посредника молился, говоря: «Отче хочу, дабы, как Ты и Я едино, так и они в Нас были едино» (Ин. 17:22). Следовательно, поскольку Христос пришел, чтобы неизреченным милосердием победить то, что было невозможно для закона, так как им никто не оправдывался, то и призывал к покаянию мытарей и грешников, участвуя даже на пиршествах с ними, чтобы и среди пиршеств они научились истине.

Кто с заботливым вниманием читал Евангелие, тот знает, как и пища, и питие, и прогулка, и все, что Господь делал во плоти, относилось к спасению человеческому. Видя это книжники и фарисеи говорили, что он поступает против закона: се человек ядца и винопийца, мытарем друг и грешникам (Мф. 11:19); так как прежде обвиняли Его за то, что Он трудился по субботам. Посему-то, чтобы снисходительно опровергнуть такое обвинение, Господь и предложил три притчи: одна из них о девяносто девяти овцах, оставленных в горах, и об одной потерянной, принесенной пастырем на плечах; другая о драхме, которой искала женщина с зажженным светильником, и которую нашедши, созвала соседок на радость, говоря: радуйтеся со мною, яко обретох драхму погибшую (Лк. 15:9); а третья о двух сыновьях, которую ты и повелел мне сделать предметом краткого рассуждения. Хотя притчи об овце и о драхме направлены к одной общей мысли, но в настоящее время не нужно рассуждать о них; достаточно только сказать, что эти притчи предложены для того, чтобы, при раскаянии мытарей и грешников, научить радоваться всех, для которых нет необходимости в раскаянии; подобно тому как при обретении овцы и драхмы была радость у ангелов и близ живущих соседок. Посему-то я чрезвычайно удивляюсь, что Тертуллиан, в книге о Целомудрии, написанной им против покаяния и пытавшейся древнюю истину извратить новоизмышленным мнением, хотел думать, будто мытари и грешники, вечерявшие с Господом, были язычники, так как Писание говорит: «да не будет собирающего дань из израильтян» (Втор. 23:18. по LXX)⁴⁸, как будто и Матфей был мытарь не из обрезанных, и тот, который молясь с фарисеем во храме, не смел очей возвести на небо, был мытарь не из израильтян; как будто не упоминает Лука: и вси людие слышавше и мытарие оправдиша Бога, крещшеся крещением Иоанновым (Лк. 7:29); как будто может показаться кому-нибудь вероятным, что язычник входил во храм, или что Господь имел пиршества с язычниками, тогда как Он особенно остерегался, чтобы не казаться нарушителем закона; и пришел прежде всего к потерянным овцам дома израилева; и на просьбу хананеянки об исцелении дочери отвечал: несть добро отъяти хлеба чадом и поврещи псом (Мф. 15:26). И в другом месте заповедал ученикам: на путь язык не идите, и во град самарянский не внидите (Мф. 10:5). Из всего этого видно, что именем мытарей означаются в Писании не столько лица из язычников, сколько вообще всякие грешники, т.е. как из язычников, так и из иудеев. А тот, кто возле своих безумных и злоязычных жен утверждал за догмат то, чтобы не принимать вновь в христиане кающихся, напрасно доказывал, что мытари не были Иудеи, что в лице их можно разуметь только народ языческий. И так, без дальнейших рассуждений предложу самыя слова Евангелия, и к каждому из них присоединю в виде комментария то, что я думаю.

Человек некий име два сына (Лк. 15:11). Что человеком называется Бог, это подтверждают многие свидетельства, как напр.: двоих человеков свидетельство истинно есть. Аз есмь свидетельствуяй о Мне Самом, и свидетельствует о Мне пославый Мя Отец (Ин. 8:17–18). В одной притче Бог называется пастырем, в другой домовладыкой, в одной насаждает виноград, в другой зовет на брак; в различных уподоблениях выражается одно и то же, чтобы осудить гордость иудеев и оправдать покаяние вообще всех грешников, язычников ли или израильтян. Что же касается до слов два сына, то почти все Писания полны ручательств за призвание двух народов.

«И сказал ему младший: Отче, дай мне следующую мне часть имения» (Лк. 15:12). Имение Божие состоит из всего того, чем мы живем, что ощущаем, о чем мыслим, что выражаем в словах. Все это Бог даровал всем вообще равно, по словам евангелиста: бе свет истинный, иже просвещает всякаго человека, грядущаго в мир (Ин. 1:9). Это правый глаз, который должен быть соблюдаем от соблазнов; это – светильник тела; это талант, которого не должно завязывать в убрус, т.е. беречь заботливо, но без употребления, и не должно зарывать в землю, т.е. помрачать земными помыслами. «Он разделил имение». По-гречески читается выразительнее: διειλευ αυτοις του βιου, то есть, дал им свободное произволение, дал свободу их собственного ума, чтобы всякий жил не в силу власти Божией, но в силу собственной покорности, то есть, не по необходимости, но по воле; чтобы имела место добродетель, чтобы отличались мы от прочих животных, нам позволено, по образу Божию делать все, что захотим. По этому-то и воздается: грешникам – праведное осуждение, а святым и праведным – справедливая награда.

И не по мнозех днех собрав все мний сын отъиде на страну далече (Лк. 15:13). Если Бог держит небо пядию и землю – горстию; и Иеремия говорит: Бог приближаяйся, а не Бог издалеча (Иер. 23:23); и у Давида также говорится, что нет без Него никакого места: то каким образом сын отходит из своей земли, и удаляется от отца? Значит, должно понимать, что мы существуем вместе с Богом и удаляемся от Него не по местным расстояниям, а по душевному состоянию. Ибо, в каком смысле Спаситель говорит ученикам: се, аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф. 28:20): в таком смысле говорит и тем, которые величаются своим тщеславием и не заслуживают быть с Господом: «отойдите от Меня; Я не знал вас, делающие беззаконие» (Мф. 7:23).

Таким образом младший сын удалился от отца со всем имением, и отправился из своей стороны. И Каин, удалившись от лица Господня, поселился в земле Наид, что значит «волнение». И всякий, кто удаляется от Бога, тотчас колеблется волнами века, и скользят ноги его. Ибо после того, как люди удалились от востока, и отступили от истинного света, они воздвигли против Бога башню своего нечестия, выдумали высокомерные учения, желая с непозволительным любопытством проникнуть в высоты самого неба. И назвалось то место Вавилон, то есть, «смешение». И ту расточи имение свое, живый роскошно (Лк. 15:13). Враждебная Богу, враждебная добродетели роскошь расточает все отеческое имение; и удовольствиями привязывая к настоящему, не позволяет думать о будущей бедности.

Изжившу же ему все, бысть глад крепок на стране той (Лк.15:14). Он получил от отца способности, чтобы чрез видимое познавать невидимое его, и из красоты тварей уразумевать Творца. Но содержа истину в неправде, и вместо Бога почитая идолов, он растратил все дары природы; и растратив все, начал нуждаться в добродетелях, тогда как покинул самый источник добродетелей. Бысть глад крепок на стране той (там же). Всякое место, в котором мы живем без отца есть место голода, бедности и нужды. Но по преимуществу μετα εμφαδεως страною голода есть та, о которой сказано пророком: живущии в стране тени смертной, свет воссияет на вас (Ис. 9:2). Есть напротив иная страна, которую мы наследуем, живя с ясным и чистым сердцем, и которой желал святой Давид, говоря: верую видети благая Господня на земли живых (Пс. 26:13).

«И он начал нуждаться, и пошел, пристал к одному из начальников страны той» (Лк. 15:15). Лишившись пищи того, кто по первому слову дал ему все блага, он присоединился к начальнику мира сего, т.е. дьяволу, правителю тьмы, – которого Писание называет то врагом человеком, то неправедным судиею, то драконом, то сатаною, то молотом, то куропаткою, то велиаром, то рыкающим львом, то левиафаном, то ванинимом, то бегемотом и многими другими именованиями. А выражение: «к одному из началъников», дает разуметь, что много их, летающих в этом воздухе, и кознями различных пороков покоряющих себе в рабство род человеческий.

«Тот послал его на поле свое пасти свиней» (там же). Свинья есть нечистое животное, любящее грязь и нечистоту. Такова и толпа демонов, которая чрез рукотворенных идолов питается скотскою кровью и жертвами; а в последнее время по какой-то зверской жадности пресыщается смертью самого человека. Итак, послал его в свое владение, то есть сделал своим слугой, чтобы он пас свиней, пожертвовав ему своей душою.

И желаше насытити чрево свое от рожец, яже ядяху свиния: и никтоже даяше ему (Лк. 15:16). О чем с таким негодованием говорится у Иезекиля касательно Иерусалима: И бысть в тебе сопротивно обычаю женску в блужении твоем, и с тобою соблудившим, вместо еже бы дати тебе наем, и наем не дадеся тебе (Иез. 16:34), – то мы видим исполнившимся на младшем сыне. Он потерял свое имение в стране начальника; и потеряв имущество, посланный к свиньям, удручен был нуждою. Пища демонов есть пьянство, роскошь, блуд и все вообще пороки. Они приятны и соблазнительны, и льстят чувству удовольствием: как только они явятся, тотчас и требуют удовлетворения себе. Расточительный юноша не мог насытиться ими потому, что пожелание всегда имеет свой голод, и исполненное не удовлетворяется: и сатана, когда пленит кого в свои ковы и наденет на него свое ярмо, не хлопочет об удовольствовании его пороками, зная, что он уже мертв, чему пример мы видим на многих идолопоклонниках, удрученных недостатком хлеба и нуждою. Это те, на которых исполняется пророческое слово: «Всем блудницам даются подарки; а ты сама давала подарки всем любовникам твоим, но не получала подарков» (Иез. 16:33). Можем и иначе объяснить слово: рожцы. Пищу демонов составляют стихи поэтов, светская мудрость, велеречие ораторских слов. Все это услаждает всех приятностью, и пленяя слух с сладостною мерностью бегущими стихами, проникает в душу, и охватывает внутренность сердца. Но по истине, перечитанное с особенным усердием и трудом, все это не дает своим чтецам ничего, кроме пустого звука и стукотни слов: тут не найдешь удовлетворения чувству истины, ни успокоения чувству справедливости. Преданные светской мудрости страдают гладом истины и скудостью добродетели. Образец такой мудрости описал во Второзаконии под видом пленной женщины: божественное слово говорит о ней, что если бы израильтянин захотел иметь ее женою, то должен обнажить ее, срезать ей ногти и остричь волосы: и когда она станет чистою, тогда пусть перейдет в объятия победителя. Не смешно ли это, если понимать это буквально? Но и мы обыкновенно также поступаем, когда читаем философов, когда в наши руки попадают книги светской мудрости: если находим в них что-нибудь полезное,– прилагаем к своему учению; если же что ненужное, об идолах, о любви, о занятиях светскими делами, то мы счищаем, обнажаем, срезываем, будто ногти острым железом. Поэтому-то и Апостол запрещает всякому возлежать в капище, говоря: Аще бо кто видит тя, имуща разум, в требищи возлежаща, не совесть ли его немощна сущи созиждется идоложертвенная ясти? И погибнет немощный брат в твоем разуме, его же ради Христос умре (1Кор. 8:10–11). Не видишь ли ты, что здесь говорится другими словами, чтобы ты не читал философов, ораторов, поэтов и чтобы не успокаивался на том, что читаешь у них? Мало того, если мы не верим тому, что написано; совесть других тем не менее уязвляется нашим чтением: им кажется, что мы, не осуждая читаемого, сочувствуем оному. Если не примем подобного толкования, то каково нам думать об Апостоле, что он одобряет образ мыслей ядущего в капище, и называет совершенным того, о котором знал как о ядущем идоложертвенное? Пусть в устах христианина не звучат слова: «всемогущий Юпитер, о Геркулес мой, о Кастор», и имена других более чудовищ, чем божеств. А ныне мы видим, что даже священники Божьи, оставив евангелие и пророков читают комедии, поют любовные слова буколических стихов, имеют Виргилия: и то, что для детей допускается по необходимости, делают для себя предметом преступного удовольствия. Итак, мы должны остерегаться, чтобы не возлежать в капище, если хотим иметь пленницу женою; или если мы уже очень увлечены любовью к ней, то должны очистить ее и освободить от всяких греховных заблуждений, дабы брат наш, за которого умер Христос, не соблазнялся, слыша в устах христианина звуки стихов, сложенных в похвалу идолам.

«Пришедши же в себя, сказал: сколько наемников в доме отца моего довольствуются хлебом, а я погибаю здесь от голода» (Лк. 15:17). Некоторые, как нам известно, думают, что наемники – это те из иудеев, которые сохраняют заповеди закона только ради настоящих благ. Они справедливы и милосерды не ради самой справедливости и самой добродетели – милосердия, но ради того, чтобы получить в награду от Бога земное счастье и долгую жизнь. А кто желает этих благ, тот действительно побуждается к повиновению заповедям тем, чтобы чрез нарушение повеленного не лишиться желаемого. Но где страх, там нет любви. Поскольку совершенная любовь вон изгоняет страх. Любящий соблюдает повеленное не потому, что его побуждает страх наказания или желание награды, но потому, что повелеваемое Богом само в себе есть для него высочайшее благо. Итак, смысл таков: сколько иудеев не отступают от повиновения Богу только ради настоящих благ, а я погибаю в нужде.

Востав иду ко отцу моему (Лк. 15:18). Прекрасно говорит: востав, потому что в отсутствии отца он не стоял. Грешникам свойственно лежать, а праведникам стоять. Моисею говорится: ты же зде стани со Мною (Втор. 5:31). И в сто тридцать третьем псалме пророк призывает к славословию Господа стоящих в доме Господнем: Се, ныне благословите Господа вси раби Господни, стоящии в храме Господни.

И реку ему: отче, согреших на небо и пред тобою, и уже несмь достоин нарещися сын твой (Лк. 15:18–19). Согрешил против неба тот, кто оставил мать, небесный Иерусалим. Согрешил пред отцом, кто оставив Зиждителя, почитал древа. Не стал достойным называться сыном Божиим тот, кто пожелал быть рабом идолов. «Ибо всяк, творяй грех, имеет отцом диавола» (1Ин. 3:8).

Сотвори мя, яко единого от наемник твоих (Лк. 15:19). Сделай меня, говорит, как бы одним из иудеев, которые чтут Тебя только ради обещания настоящих благ. Прими раскаивающегося сына, Ты, Который так часто прощал грешивших твоих наемников.

«И пошел к отцу своему» (Лк. 15:20). Идем к отцу, когда удаляемся с пастбища свиней, согласно изречения пророка: «когда воздохнешь и обратишься, спасен будешь» (Иез. 18).

Еще же ему далече сущу, узре его отец его, и мил ему бысть (Лк. 15:20). Прежде чем возвратился он к любезному отцу достойными делами и истинным раскаянием, Бог, у Которого все будущее уже совершилось, и Который наперед знает все будущее, идет навстречу ему, и чрез Слово свое, принявшее плоть от Девы, предваряет возвращение своего младшего сына. И тек нападе на выю его (там же). Он пришел на землю прежде, чем тот вошел в дом признания. Пал на выю его, то есть принял тело человеческое. И как Иоанн возлежал на груди Ииcyca (Ин. 13), быв сделан участником Его таин: так более по благодати, чем за заслуги Господь возложил и на младшего сына легкое ярмо свое, то есть легкие повеления своих заповедей.

И облобыза его (там же), согласно с тем, как молит в Песни песней церковь о приходе жениха: да лобжет мя лобзанием yст своих (Песн. 1:1), – как бы так говоря: я не хочу, чтобы он говорил со мною чрез Моисея, чрез пророков; пусть сам примет мое тело, сам пусть лобзает меня во плоти. Отнесем к этой мысли и то, что написано у Исаии: Аще ищеши, ищи, и у мене обитай в дубраве (Ис.21:12–13, по LXX). В этом месте св. Писания плачущей церкви повелевается взывать от Сеира: поскольку «Сеир» переводится «косматый» и «ощетинившийся», и обозначает древний ужас язычников, а церковь с своей стороны отвечаете подобным же уподоблением: черна есмь аз и добра, дщери Иерусалимския (Песн. 1:4).

Рече же ему сын: отче, согреших на небо и предо тобою, и уже несмь достоин нарещися сын твой (Лк. 15:21). Говорит, что он не достоин назваться сыном, и однако ж по голосу природы, по той сущности, которую даровал ему некогда отец, он с трепетом произносит истинное имя, говоря: Отче, согреших на небо. Итак, напрасно некоторые доказывают, что именование Бога отцом прилично только святым; поскольку называет Бога отцом даже этот, сознающий себя недостойным имени сына: хотя, может быть, он дерзнул назвать Бога отцом потому, что обратился всею душою.

Рече же отец к рабом своим: скорее изнесите одежду nepвую, и облеците его (Лк. 15:22); одежду, потерянную чрез грех Адамом, одежду, в другой притче называемую брачным одеянием (Мф. 22:11, 12), то есть одежду Духа Святого, не имеющий которой не может участвовать в пиршестве царя. И дадите перстень на руку его, – знамение уподобления Христу, по этому изречению: в него верующие знаменастеся Духом обетования святым (Еф. 1:13). И князю тирскому, потерявшему подобие Зиждителя, говорится: ты еси печать уподобления... и венец доброты: в сладости рая Божия был еси (Иез. 28:12–13). Также и Исаия говорит об этом знамении: «тогда явны будут знаменованные». Это знамение дается на руку, когда Писание указывает на дела благости, как напр., бысть слово Господне рукою Аггея пророка (Агг. 1:1, 2:1), слово Господа, говорящего Иерусалиму: украсих тя утварию, и возложих запястие на руце твои (Иез. 16:11). Далее одетому в подир указывается другая часть тела для запечатления: пройди среди града Иерусалима и даждь знамения на лица мужей стенящих и болезнующих о всех беззакониих, бывающих среди их (Иез. 9:4). Для чего? для того, чтобы после этого они могли сказать: Знаменася на нас свет лица Твоего, Господи (Пс. 4:7). И сапоги на нозе его, поскольку он потерял достоинство жениха, и не мог праздновать пасхи босыми ногами. Это – сапоги, о которых Господь говорит: И обух тя в червлены (Иез. 16:10). И сапоги на нозе его, чтобы никогда коварная змея не напала на пяту его идущего; чтобы безопасно наступал он на змия и скорпионов; дабы был приготовлен к благовестию мира, не ходя уже по плоти, но по духу; и чтобы приложимо было к нему пророческое изречение: коль красны ноги благовествующих мир, благовествующих благая (Ис. 52:7).

И приведше телец упитанный заколите, и ядше веселимся: яко сын мой сей мертв бе и оживе; изгибл бе, и обретеся (Лк. 15:23–24). Упитанный телец, закалаемый ради спасения кающегося, есть сам Спаситель, Коего плотью мы каждодневно питаемся, кровью – напаяемся. Ты понимаешь со мною, верный читатель, каким туком упитанные мы отрыгаем хвалу Ему, говоря: Отрыгну сердце мое слово благо, глаголю аз дела моя цареви (Пс. 44:1); хотя некоторые более гадательно, чем истинно думают, не сообразив текста псалма, что это (т.е. Пс. 44:1) говорится от лица Отца. А изречение: будем веселиться, яко сын мой сей мертв бе, и оживе, изгибл бе и обретеся, – имеет связь с такой же мыслью прежней притчи, в которой говорится: тако, глаголю вам, радость бывает пред Ангелы Божиими о едином грешнице кающемся (Лк. 15:10).

И начаша веселитися (Лк. 15:24). Этот пир совершается каждодневно; каждодневно отец принимает сына; всегда Христос закалается верующим.

Бе же сын его старей на селе (Лк. 15:25). Доселе шло рассуждение о лице младшего сына, под которым должно разуметь мытарей и грешников, призываемых Господом к покаянию; в таинственном же смысле здесь пророчествуется о будущем призвании язычников. Теперь речь переходит к сыну старшему; многие относят ее к лицу вообще всякого святого, другие собственно к иудеям. В отношении к святым истолкование не трудно, если принять во внимание слова: никогда же заповеди твоя преступих (Лк. 15:29), но не согласно со свойствами святого то, что он завидует обращению брата. А что же касается до иудеев, то хотя зависть о спасении брата совершенно в их духе, но не приложимо к ним то, что говорит о всегдашнем соблюдении заповеди отчей. Наше собственное мнение об этом мы постараемся изложить в своем месте. Бе же сын его старей на селе, потея от труда в земных заботах, далеко удаленный от благодати Святого Духа и отчего совета. Это тот, который говорит: село купих и имам нужду изыти и видети е; молютися, имей мя отреченна (Лк. 14:18). Это тот, который купил пять супруг волов, и под тяжестью закона наслаждается земными чувственными удовольствиями. Это тот, который, взяв жену, не может придти на брак, и став плотью, никак не может соединиться с духом. Старшему сыну соответствуют в другой притче работники, посылаемые в виноградник в первый, третий, шестой, девятый часы, то есть по разновременным призывам, и негодующие за то, что с ними сравнены в плате работники одиннадцатого часа. И яко грядый приближися к дому, слыша neние и лики (symplioniam et сhorum) (Лк. 15:25). Этому выражению соответствует в некоторых псалмах надписание: meleth. Словом meleth называется хор, сливающийся в одно. – Напрасно некоторые из латинян думают, что симфония есть род музыкального инструмента; тогда как этим названием означается согласное, хвалебное Богу пение, притом же συμφωνία и на латинском обозначается словом consonantia.

И призвав единаго от отрок, вопрошаше, что убо сия суть (Лк. 15:26). И ныне Израиль спрашивает, почему радуется Бог при принятии язычников: но отягченный завистью не может узнать отеческой воли.

Он же рече ему, яко брат твой npиидe, и закла отец твой тельца упитанна, яко здрава его прият (Лк. 15:27). Причиной радости служит провозглашаемое на сей земле во славу Божью спасение язычников, спасение грешников: радуются ангелы, готова к радости и вся тварь; об одном только Израиле говорится:

Разгневався же, и не хотяши внити (Лк. 15:28). Гневается, что в его отсутствие был принят брат; гневается, что жив тот, кого он считал погибшим: и теперь стоит за дверями Израиль, и теперь, когда ученики слушают Евангелие в церкви, мать его и братья стоят за дверями, ища его (Мф. 12). Отец же его изшед моляше его (Лк. 15:28). Как благой и милостивый, отец просит сына принять участие в домашней радости: просит отец чрез апостолов; просит чрез проповедников Евангелия. Павел говорит об этом: молим по Христе, примиритеся с Богом (2Кор. 5:20). И в другом месте: вам бе лепо первее глаголати слово Божие: а понеже отвергосте е, и недостойны творите сами себе вечному животу, се, обращаемся во языки (Деян. 13:46).

Он же отвещав рече отцу: се толико лет работаю тебе (Лк. 15:29). Отец милостиво молит о согласии: а он, следуя правде законной, не покоряется правде Божьей. Но какая же правда более той правды Божьей, которая прощает кающихся, принимает возвратившегося сына? Се толико лет работаю тебе, и николиже заповеди твоя преступих; как будто не было преступлением заповеди то самое, что он завидовал спасению другого, что хвалился правдою пред Богом, когда никто пред ним не чист. Ибо кто может радостно признать себя обладателем чистого сердца, хотя бы и один день был жития его на земле? Давид исповедует: в беззакониих зачат есмь и во гресех роди мя мати моя (Пс. 50:7). И в другом месте: аще беззакония назриши, Господи, кто постоит? (Пс. 129:3). А упоминаемый в притче старший сын говорит, что никогда не преступал заповеди, тогда как столько раз предаваем был пленению за идолослужение! Се толико лет работаю тебе, и николиже заповеди твоя преступих. Относительно сего говорит апостол Павел: что убо речем? яко язы́цы не гонящии правду, постигоша правду, правду же, яже от веры. Израиль же гоня закон правды, в закон правды не постиже: чесо ради? зане не от веры, но от дел закона (Рим. 9:30–32). Таким образом и о старшем сыне можно сказать, что он, по выражению апостола, обращался без преткновения в области правды, яже от закона: хотя мне кажется, что иудей больше тщеславится, чем говорит истину, подобно тому фарисею, который говорил: Боже хвалу тебе воздаю, яко несмь якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы, прелюбодее, или якоже сей мытарь (Лк. 18:11). Спрашиваю тебя, не видишь ли ты, что то же самое, что фарисей сказал о мытаре, старший брат говорил о младшем: сей, изъядый имение твое с любодейцами? (Лк. 15:30). – На слова сына: николиже заповеди твоя преступих, отец ничего не отвечает; не утверждает истинно ли сказанное сыном, но укрощает гнев его другим способом: чадо, ты всегда со мною еси (Лк. 15:31). Не сказал: ты говоришь правду, ты делал, все, что я повелевал; но говорит, ты всегда со мною еси, – со мною посредством закона, которому ты подчинен, со мною, когда познаешь меня в плененных; со мною не потому, что соблюдаешь мои заповеди, но потому, что я не позволил тебе отойти в далекую сторону; со мною, наконец, потому, что я сказал Давиду: аще оставят сынове его закон Мой, и в судьбах Моих не пойдут; аще оправданья Моя осквернят, и заповедей Моих не сохранят, посещу жезлом беззакония их, и ранами неправды их: милость же Мою не разорю от них (Пс. 88:31 и след). По этому свидетельству оказывается ложным то, чем хвалится старший сын: поскольку в судьбах Божьих он не ходил, и заповедей Его не исполнял. Каким же образом, не соблюдая заповеди, он, по словам притчи, всегда был с отцом? потому что после грехов, он был посещаем жезлом, а посещенному не отказывалось в милосердии. Не должно также удивляться, что осмелился лгать пред отцом тот, который мог завидовать брату; в день суда некоторые солгут еще бесстыднее, сказав: «не в Твое ли имя мы ели и пили, и делали многия чудеса, и изгоняли демонов?» (Мф. 7:22). Что же значит: вся моя твоя суть, будет изъяснено подробно в своем месте.

И мне николиже дал еси козляте, да со други своими возвеселился бых (Лк. 15:29). Столько, говорит Израиль, пролито крови, столько тысяч людей убито, и никто из них не стал искупителем ради нашего спасения. Сам Иосия, угодивший пред лицем твоим (4Цар. 23): и в недавнее время Маккавеи, сражавшиеся за Твое наследие, нечестиво были умерщвлены мечами врагов, и ничья кровь не возвратила нам свободы. Вот и досель мы подлежим римской власти: ни пророк, ни священник, ни праведник какой-либо не приносился в жертву за нас. А за блудного сына, то есть, за язычников, за грешников пролита кровь славнейшая паче всей твари. И тогда как заслужившим Ты не дал и малого, незаслужившим дал гораздо больше. Мне николиже дал еси козляте, да со други своими возвеселился бых. Напрасно говоришь так, Израиль: скажи лучше: «дабы я возвеселился с Тобою». Разве для тебя может быть какое-нибудь иное удовольствие, если отец не празднует с тобою пира? Научись, по крайней мере, из настоящего примера. Когда возвратился младший сын, радуется и отец и отроки. Станем есть, говорит отец, и веселиться; а не сказано: «ешьте и веселитесь». Но ты, по той склонности душевной, по которой завидуешь брату, по которой удаляешься от лицезрения отца, и всегда пребываешь на поле, ты и теперь хочешь пировать без него. Николиже дал еси козляте. Никогда отец не дает в дар худшего: заколот теленок, войди, ешь с братом. Зачем просишь козленка ты, для которого готов агнец? И чтобы ты не притворялся, будто не знаешь, что агнец готов, Иоанн указал тебе его в пустыне: се, Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин. 1:29). И отец, как милостивый и принимающий раскаяние, просит тебя есть тельца, не закаляя козла, который стоит ошуюю. Но в конце века ты сам заколешь для себя козла, антихриста, и с друзьями своими, нечистыми духами, напитаешься его плотью, во исполнение пророчества: ты сокрушил еси главу змиеву; дал еси того брашно людем Ефиопским (Пс. 73:14).

Егда же сын твой сей, изъядый твое имение с любодейцами, прииде, заклал еси ему тельца питомаго (Лк. 15:30). Сознает и теперь Израиль, что был заклан телец питомый: знают, что пришел Христос, но мучаются завистью, и не хотят спасения без погибели брата.

Он же рече: чадо, ты всегда со мною еси, и вся моя твоя суть (Лк. 15:31). Называет сыном, хотя тот и не хочет войти. Но каким образом все принадлежит Иудеям? Неужели и ангелы, престолы, господства и прочие силы? Очевидно, что под всем должно разуметь закон, пророков, божественные речи. Все это Бог дал Иудеям, чтобы они поучались в законе его день и ночь. По герменевтическим правилам слово все должно быть понимаемо в отношении не к целому, а к большей части, как напр., в следующем изречении: вси уклонишася, вкупе неключими быша (Пс. 13:3). И в другом месте: вси, елико их прииде прежде Мене, татие суть и разбойницы (Ин. 10:8). И Павел в послании к Коринфянам: всем бых вся, да всяко некия спасу (1Кор. 9:22); и к Филиппийцам: вси бо своих си ищут, а не яже Христа Иисуса (Флп. 2:21). Впрочем, должно верить, что никогда ни в чем не получал отказа тот, которого приглашают вкусить тельца.

Возвеселитижеся и возрадовати подобаше, яко брат твой сей мертв бе и оживе: и изгибл бе, и обретеся (Лк. 15:32). И так, будем надеяться, что и мы, сделавшись мертвыми чрез прегрешения, можем ожить чрез покаяние. В настоящей притче находится сам сын, подобно тому, как в прежних притчах приносится назад заблудшая овца и обретается потерянная драхма. Все три притчи заключаются одинаковым окончанием: изгибл бе и обретеся; чтобы посредством различных уподоблений мы уразумели одну и ту же мысль о принятии грешников. Сказанное доселе раскрывает значение притчи в приложении ее к язычнику и иудею.

Но посмотрим, как эта притча может быть понимаема в приложении к святому и грешнику вообще. Понятно, что изображение старшего сына в притче не соответствует достоинству праведника. Читатель недоумевает: отчего праведник завидует спасению грешника и исполняется таким гневом, который не был укрощен ни сочувствием к брату, ни мольбами отца, ни весельем целого дома. Ответим на это кратко: всякая праведность этого мipa по сравнению с Божьей правдою не есть праведность. Ибо как сравнительно с грехами Иерусалима признается праведным Содом, не потому, чтобы сам по себе он был прав, но потому что пред большими грехами его грехи стали меньшими: так и вся праведность всех людей не сравнима с праведностью Божьей. А Павел, который сказал: елицы убо совершенни, сие да мудрствуем (Флп. 3:15); в другом месте исповедует и восклицает: о глубина богатства и премудрости и разума Божия! яко не испытани судове его, и неизледовани путие его (Рим. 11:33). И в ином месте: отчасти разумеваем и отчасти пророчествуем; и видим убо ныне, якоже зерцалом в гадании (1Кор. 13:9, 12). И к Римлянам: окаянен аз человек; кто мя избавит от тела смерти сея? (Рим. 7:24). Из всего этого узнаем, что совершенная праведность принадлежит только одному Богу. Он заставляет солнце свое сиять на праведных и неправедных, посылает дождь ранний и поздний для заслуживающих, равно и для не заслуживающих; Он созывает на брак с сел; стогн и улиц, но некоторых, находящихся уже на брачной вечери, как бы в безопасности, изгоняет вон; Он овцу, которая не могла или не хотела подобно кающемуся сыну сама возвратиться, ищет и находит, и нашедши приносит назад на своих плечах (Лк. 15:5). Ибо она очень устала, во время своего блуждания.

Чтобы убедиться, что и святые могут впадать в зависть, и что совершенная благость может принадлежать только Богу, обратим внимание, например, на сынов зеведеевых: когда мать их в порыве родительской нежности просила для них слишком многого, остальные десять учеников негодовали. А Иисус призвавши их, сказал: весте, яко князи язык господствуют ими, и велицыи обладают ими. Не такоже будет в вас: но иже аще хощет в вас вящщий быти, да будет вам слуга: и иже аще хощет в вас быти первый, буди вам раб: якоже Сын человеческий не пpиидe, да послужат ему, но послужити и дати Душу Свою избавления за многих (Мф. 20:25–28). Да не покажутся кому-нибудь соблазнительными и хульными наши слова о том, что и в апостолов мог вкрасться недуг зависти: припомним, что нечто подобное сказано и об ангелах: «звезды нечисты пред Ним и во ангелах своих Он усмотрел нечто неправильное» (Иов. 4:18, 15:15). И в псалмах сказано: не оправдится пред тобою всяк живый (Пс. 142:2). Не сказано: «не оправдится всякий человек», но всяк живый, то есть ни евангелист, ни апостол, ни пророк. Скажу более – ни ангелы, ни престолы, ни господства, ни власти, ни прочие силы. Один Бог безгрешен: остальные существа, обладающие свободным произволением, к числу коих принадлежит и человек, как созданный по образу и по подобию Божью, могут склонять свою волю в ту и другую сторону. Если ты не убеждаешься тем, что сказано, то, быть может, убедит тебя евангельская притча, в которой делатели в течение целого дня посылаются в вертоград (Мф. 20:1–16); в первый час призывается Адам, Авель, Сиф; в третий Ной, в шестой – Авраам; в девятый – Моисей; в одиннадцатый – языческий народ, которому говорится: что зде стоите весь день праздны? А они отвечают: никтоже нас наят. А что пришествие нашего Спасителя совершилось в последнее время – свидетель тому апостол Иоанн, который говорит: братья, последняя година есть: и якоже слышасте, яко антихрист грядет, и ныне антихристи мнози быша; от сего разумеваем, яко последний час есть (1Ин. 2:18). Если тебе не нравится это толкование, избери другое, какое угодно; я согласен со всяким, лишь бы ты признал, что призванные первыми – праведники. Если так, то я обращу внимание на то, как праведники роптали на домувладыку, говоря: cии последнии пришли и един час сотвориша и равных их сотворил еси нам, понесшим тяготу дне и вар (Мф. 20:12). Кажется, они говорят справедливо, что не одинакова должна быть награда того, кто в поте лица трудился с первого часа до ночи и того, кто работал один час. Но эта справедливость не безукоризненна, потому что завидует чужому счастью. Впоследствии и Господь обличил в этих людях завистливое око, говоря: друже, аще око твое лукаво есть, яко аз благ есмь? (Мф. 20:15). Посему у апостола Бог называется единым праведным, единым бессмертным не потому, чтобы ангелы были не праведны и смертны, но потому что Он Сам в Себе бессмертен и праведен; в Нем всецело обретается вся правда и безгрешность.

Чтобы ты понял, в чем состоит неправда наемников в вышепредложенной притче, послушай немного. Нанятый в первый час заслуживает более, чем тот, кто в третий час послан в виноградник; далее работник третьего часа имеет преимущество пред работником шестого часа; работник шестого часа выше, чем работник часа девятого. Отчего же все они завидуют последнему и не заботятся о такой же справедливости в воздаянии за свои заслуги? Ты, наемник девятого часа, почему завидуешь посланному в виноградник в одиннадцатый час? Чтобы ты ни ответил, как бы ни показал различие труда, и свое право при различии труда на большую награду, – наемник шестого часа может сказать то же самое в приложении к тебе. А ты наемник шестого часа завидуешь последнему, получившему вместе с тобою динарий, т.е. равное спасение – утверждая, что слава спасения должна быть различна по мере труда, но то же самое может сказать о тебе наемник 3 часа, а о нем – наемник 1 часа. Но ранние наемники, несмотря на неодинаковый труд и на различное время призвания, охотно получают одинаковую награду; они не довольны только награждением последнего работника, т.е. спасением язычников: они укоряют Господа и во всех притчах обличаются за зависть.

Нет сомнения, что речь нашей скудости покажется тебе не обработанною, но я часто извинялся и предупреждал, что могу отделать свою речь не иначе, как собственною рукою выправляя рукопись. Поэтому прости слабости моего зрения; прости, что я диктовал это письмо. Прими во внимание, что в духовных делах важны не слова, но смысл, что для поддержания жизни нужен хлеб, а не шелуха.

Слыши, дщи, и виждь, и приклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего, и возжелает царь доброты твоея (Пс. 44:11–12). В 44 псалме Господь говорит душе человеческой, чтобы она, по примеру Авраама изшедши из земли своей и от родства своего, оставила халдеев, т.е., как можно толковать, демонов, и вселилась на земли живых, о которой негде пророк воздыхает, говоря: верую видети благая Господня на земли живых (Пс. 26:13). Но не довольно для тебя выйти из земли твоей, если ты не забудешь людей своих и дом отца своего, чтобы, презрев плоть, броситься в объятья Жениха. «Не озирайся, – сказано, – вспять и не останавливайся во всей окрестной стране, но на горе спасайся, чтобы не быть захваченным» (Быт. 19:17). Не следует, взявшись за плуг, смотреть вспять, ни возвращаться с поля домой, ни, имея Христову тунику, сходить с кровли, чтобы взять иную одежду. Великое чудо: Отец увещевает дочь, чтобы она забыла отца своего. Вы отца вашего диавола есте, и похоти отца вашего хощете творити (Ин. 8:44) сказано иудеям. Творяй грех, от диавола есть (1Ин.3:8), говорится в другом месте. Родившись от такого отца, мы черны, и, пока еще не взошли на верх добродетелей, говорим: черна есмь аз и добра, дщери иepycaлимския (Песн.1:4). Я вышла из дома, где провела детство свое, забыла отца своего, возрождаюсь во Христе. Что же я получаю в награду? Вот что: и возжелает царь доброты твоея (Пс. 44:12). Это – великое таинство. Ради него оставит человек отца и матерь свою и прилепится к жене своей, и будут оба уже не в плоть едину (Быт. 2:24), но в дух един. Не высокомерен жених твой, не горд; он берет в жену эфиоплянку: как скоро ты пожелаешь услышать мудрость истинного Соломона и придешь к нему, он откроет тебе все, что знает, и введет тебя царь в ложницу свою, и чудесным образом изменится цвет твой, так что о тебе можно будет сказать: кто сия восходящая убелена? (Песн. 8:5)

Я пишу это, госпожа моя Евстохия (я должен называть госпожою невесту Господа моего), чтобы с самого начала чтения ты узнала, что я не буду восхвалять девства, которое ты признала наилучшим и которому последовала, не буду исчислять тягостей супружества, не стану говорить о том, как полнеет чрево, ребенок кричит, сокрушает разлучница, тревожат домашние заботы и наконец смерть пресекает все, что казалось благом. Имеют и замужняя свое достоинство, честный брак и ложе нескверное (Евр. 13:4), но ты должна понять, что тебе, исходящей из Содома, следует страшиться примера жены Лотовой. В моем сочинении нет ласкательства. Ласкатель – это льстивый враг. Не найдешь ты здесь и риторических гипербол, которые бы поставляли тебя в ряду ангелов и повергали бы мир к ногам твоим. Я не хочу внушить тебе гордость твоим девством, но страх. Ты идешь с грузом золота, тебе следует избегать разбойников. Здешняя жизнь – поприще подвигов для смертных; здесь мы подвизаемся, чтобы там увенчаться. Никто не ходит в безопасности среди змей и скорпионов. Упися меч мой на небеси (Ис. 34:5) говорит Господь; ты ли ожидаешь спокойствия на земле, которая рождает терния и волчцы, которую поедает змей? Несть наша брань к плоти и крови, но к началам, и ко властем, и к миродержателям тьмы века сего, к духовом злобы поднебесным (Еф. 6:12). Мы окружены великими полчищами неприятелей; весь мир полон врагами. Бренная плоть, которая скоро будет прахом, одна воюет со многими. Когда же она разрешится и придет князь мipa сего и не найдет в ней греха, тогда ты услышишь успокоительный голос пророка: не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящей во дни, от вещи, во тьме преходящия, от нападения и беса полуденного. Падет от страны твоея тысяща, и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится (Пс. 90:5–7). Если же смутит тебя множество грехов и ты станешь волноваться какими-нибудь греховными пожеланиями, и скажет тебе помысл твой: что делать? – то ответит тебе Елисей: не бойся, яко множае иже с нами, нежели с ними, и помолится, и скажет: Господи, отверзи ныне очи отроковицы Твоей, да узрят (4Цар. 6:16–17.), и отверстыми очами ты увидишь огненную колесницу, которая вознесет тебя, как Илию, к звездам; и тогда в восторге ты воспоешь: душа наша, яко птица, избавися от сети ловящих; сеть сокрушися, и мы избавлены быхом (Пс. 123:7). Пока мы живем, в сем тленном теле, пока мы имеем сокровище в скудельных сосудах (2Кор. 4:7), и плоть похотствует на духа, дух же на плоть (Гал. 5:17), до тех пор нет верной победы. Супостат наш диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити (1Пет. 5:8). Положил еси тьму, – говорит Давид, – и бысть ношь, в ней же пройдут вси зверие дубравнии, скимни, рыкающии восхитити и взыскати от Бога пищу себе (Пс. 103:20–21). Не ищет дьявол себе в добычу людей неверующих и тех, которые находятся вне церкви, и тела которых царь ассирийский зажег в светильниках; напротив того покушается ограбить церковь Христову. Пищи его, по выражению Пр. Аввакума, избранныя (Авв. 1:16). Он хочет ниспровергнуть Иова, и, пожравши Иуду, покушается рассевать других апостолов. Не пришел Спаситель мир воврещи на землю, но меч. Пала Денница (Lucifer), восходящая заутра, и питавшийся в раю сладости должен был выслушать слова: аще вознесешися, якоже орел, и оттуду свергу тя, глаголет Господь (Авд. 1:4). Ибо люцифер говорил в сердце своем: выше звезд небесных поставлю престол мой, – буду подобен Вышнему (Ис. 14:13–14). Потому-то ежедневно Бог говорит тем, которые нисходят по лествице, виденной во сне Иаковом: аз рех: бози есте и сынове Вышняго вси. Вы же, яко человецы умираете, и яко един от князей падаете (Пс. 81:6–7). Прежде всех пал дьявол, и когда Бог станет в сонме богов, посреди же богов рассудит, тогда Апостол скажет тем, которые перестанут быть богами: идеже бо в вас рвения и распри, не человеки ли есте и по человеку ходите? (1Кор. 3:3).

Если Апостол, сосуд избранный и приуготовленный для благовестия Христова, по причине жала плоти и греховных пожеланий изнуряет тело свое и порабощает, да не иным проповедуя, сам неключим будет; и однако же видит иной закон в членах своих, противовоюющий закону ума его и пленяющий его законом греховным; если после претерпенной наготы, постов, голода, темницы, бичеваний, мучений Апостол, обратившись к себе, восклицает: окаянен аз человек: кто мя избавит от тела смерти сея? (Рим. 7:24): то ты ли считаешь себя безопасною? Остерегись, пожалуйста, чтобы когда-нибудь Бог не сказал о тебе: девица израилева повержена, несть возставляющаго ю (Ам. 5:2). Дерзновенно говорю: Бог все может, но не может воздвигнуть девицу после ее падения. Он может избавить ее от наказания, но не пожелает увенчать лишенную непорочности. Убоимся, да не исполнится и на нас это пророчество: оскудеют девы добрыя (Ам. 8:13). Заметь, что говорит пророк; девы добрыя оскудеют, потому что есть девы и злые. Сказано: всяк, иже воззрит на жену ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем (Мф. 5:28). Итак девственность погибает и вследствии мыслей. От этого и бывают девы злые, девы телом, но не духом, девы юродивые, не имеющие елея, для которых затворен будете брачный чертог.

Если же эти девы не спасаются телесною девственностью от наказания за свою вину; то что будет с теми, которые растлили члены Христовы и превратили храм Святого Духа в блудилище? Им будет сказано: сниди, сяди на земли, дево, дщи Вавилоня, сяди на землю, нет престола для дщери халдейской; не приложиши ксему прозыватися мягка и юна. Возьми жерновы, мели муку, открый покрывало твое, возсучи голени, прейди реки; открыется студ твой, явятся укоризны твоя (Ис. 47:1–3). Итак после брака Сына Божия, после лобзаний брата и жениха, та, о которой некогда в пророческой песни воспевалось: предста царица одесную тебе в ризах позлащенных одеянна преиспещренна (Пс. 44:10), будет обнажена: прошлое ее будет положено пред лицом ее; сядет она при водах пустынных, положит сосуд, расставит ноги свои всякому мимоходящему и даже до верху главы осквернена будет. Лучше было бы для человека вступить в супружество и идти ровным путем, чем начав взбираться на высоту, упасть во глубину адову. Умоляю тебя, да не будет верный Сион градом блудницею, да не воспляшут демоны, да не возгнездятся сирены на месте жилища Св. Троицы. Да не разорвется союз сердечный; но лишь только пожелание коснется чувства или огонь сладострастия обдаст нас приятным теплом, будем взывать громогласно: Господь помощник мой, не убоюся, что сотворит мне плоть (Пс. 55:5). Когда внутренний человек хотя несколько начнет колебаться между добродетелями и пороками, скажи: вскую прискорбна еси, душе моя, и вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, спасение лица моего и Бог мой (Пс. 41:12). Не позволяй возрастать помыслам. Да не достигает в тебе юности ничто вавилонское, ничто смущающее⁴⁹ . Убей врага пока он мал; нерадение да будет уничтожено в семени, чтобы не возрасли плевелы. Послушай псалмопевца, который говорит: дщи Вавилоня окаянная, блажен, иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам. Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень (Пс. 136:8–9). Так как невозможно, чтобы врожденное сердечное влечение не врывалось в чувство человека, то похваляется и называется блаженным и тот, кто при первом начале страстных помыслов поражаете их и разбивает о камень. Камень же есть Христос (1Кор. 10:4).

О сколько раз уже будучи отшельником и находясь в обширной пустыне, сожженной лучами солнца и служащей мрачным жилищем для монахов, я воображал себя среди удовольствий Рима. Я пребывал в уединении, потому что был исполнен горести. Истощенные члены были прикрыты вретищем и загрязненная кожа напоминала кожу Эфиоплян. Каждый день слезы, каждый день – стенания, и когда сон грозил захватить меня во время моей борьбы, я слагал на голую землю кости мои, едва державшияся в составах. О пище и питие умалчиваю, потому что даже больные монахи употребляют холодную воду, а иметь что-нибудь вареное было бы роскошью. И все-таки я, – тот самый, который ради страха геенны осудил себя на такое заточение в сообществе только зверей и скорпионов, – я часто был мысленно в хороводе девиц. Бледнело лицо от поста, а мысль кипела страстными желаниями в охлажденном теле, и огонь похоти пылал в человеке, который заранее умер в своей плоти. Лишенный всякой помощи, я припадал к ногам Иисусовым, орошал их слезами, отирал власами и враждующую плоть укрощал неядением по целым неделям. Я не стыжусь передавать повесть о моем бедственном положении, напротив, сокрушаюсь о том, что я теперь уже не таков. Я помню, что я часто взывал к Богу день и ночь и не прежде переставал ударять себя в грудь, как по гласу Господнему наставала тишина. Я боялся даже кельи моей, как сообщницы моих помышлений. Во гневе и досаде на себя самого, я один блуждал по пустыням. Где я усматривал горные пещеры, неудобовосходимые утесы, обрывы скал – там было место для моей молитвы, там острог для моей окаяннейшей плоти; и Господь свидетель – после многих слез, после возведения очей на небо я иногда видал себя среди сонмов ангельских, и в радостном восторге воспевал: вслед Тебе в воню мipa Твоего течем (Песн. 1:3).

Если же такие искушения терпят те, которые, изнурив тело, обуреваются одними помыслами, то что сказать о девице, которая наслаждается утехами? Остается повторить изречение Апостола: жива умерла (1Тим. 5:6). Потому, если я могу сколько-нибудь советовать, если моя опытность заслуживает доверия, то я прежде всего увещеваю и умоляю, чтобы невеста Христова избегала вина, как яда. Это первое оружие демонов против молодости. Не в такой степени молодых людей сокрушает скупость, надмевает гордость, тешит честолюбие. Мы легко чуждаемся других пороков; но враг, о котором мы говорим, заключен в нас самих. Куда мы ни пойдем, он везде с нами. Вино и молодость двойное воспламенение для чувственности. Зачем же подливать масла в огонь? Зачем подносить трут к пылающему телу? Павел говорит Тимофею: ктому не пий воды, но мало вина приемли, стомаха ради твоего и частых твоих недугов (1Тим. 5:23). Заметь, по каким причинам разрешается питие вина, чтобы уврачевать чрез это боль стомаха и частые недуги. И чтобы мы не злоупотребляли предлогом болезни, Павел заповедал вкушать не много вина, давая этот совет более как врач, чем как Апостол (ибо как Апостол, он врач духовный), опасаясь, что Тимофей, ослабленный немощью, не в состоянии будет исполнять дело евангельской проповеди, помня в тоже время, что в другом месте он сказал: вино, в немже есть роскошь (Еф. 5:18), и: добро человеку не ясти мяс, ниже пити вина (Рим. 14:21). Ной пил вино и упился (Быт. 9:21). После потопа в век простоты Ной, быть может, не знал еще опьяняющей силы вина. И (чтобы ты уразумела, что Св. Писание полно тайн и слово Божие есть драгоценный камень всюду находимый) за опьянением последовало обнажение чресл, похоть соединенная с распущенностью. Прежде наполняется чрево, потом возбуждаются и прочие члены. Седоша людие ясти и пити, и восташа играти (Исх. 32:6). Лот, друг Божий, спасшийся на горе, оказавшийся единым праведником из столь многих тысяч народа, приводится в состояние опьянения своими дочерями; и хотя они думали, что род человеческий прекращается, и сделали это более по желанию чадородия, чем ради похоти, однако знали, что праведный муж не сделал бы этого, если бы не находился в состоянии опьянения. Наконец, он уже не знал, что делал; и хотя преступление совершилось непроизвольно, однако же преступное действие не чуждо греха. Отсюда-то и ведут свой род Моавитяне и Аммонитяне, которые до 4 и 10 рода, и даже во веки не входят в церковь Божью.

Когда Илия бежал от Иезавели и утомившись лежал под дубом в пустыне, то ангел Господень пришедши к нему, возбудил его и сказал ему: востани, яждь и пий. И воззре Илиа: и се у возглавия его опреснок ячменный и чванец воды (3Цар.19:5–6). Неужели Бог не мог послать пророку хорошего вина и отменных кушаний, и битого мяса? Елисей приглашает к обеду сынов пророческих и, угощая их полевыми травами, слышит единогласный вопль обедающих: смерть в конобе (4Цар. 4:40). Человек Божий не прогневался на готовивших пищу, потому что не привык к более роскошному столу, но всыпав в горшок муки, усладил горечь тою же духовною силою, какою Моисей усладил Мерру. А когда Елисей посланных для того, чтобы схватить его, ослепленных равно очами и умом, завел без их сознания в Самарию, то послушай, какими кушаньями он велел угостить их. Предложи им, сказал Пророк, хлебы и воду, да ядят, и да пиют, и да отъидут к господину своему (4Цар. 6:22). Мог бы и Даниил получить более роскошный стол из царских кушаньев: но Аввакум принес ему обед жнецов, думаю, деревенский. Потому-то Даниил и называется мужем желаний, что он хлеба вожделенного не ел и воды пожелания не пил.

В Св. Писании есть бесчисленное множество изречений, осуждающих излишество и одобряющих простоту в пище. Но так как мы не намерены рассуждать о постах и рассмотреть этот предмет сполна было бы делом особого трактата и отдельной книги, то достаточно и то, что сказано, малое из многого. В дополнение к вышеизложенным примерам можешь и сама припомнить, как первый человек, служа более чреву, чем Богу, был низвергнут из рая в сию юдоль плачевную. И самого Господа сатана искушал в пустыне голодом. И Апостол говорит: брашна чреву, и чрево брашном: Бог же и cиe и сия упразднит (1Кор. 6:13). Также о чревоугодниках говорит, что для них бог чрево (Флп. 3:19). Ибо, кто что любит, то и чтит. Посему тщательно должно заботиться, чтобы мы, изгнанные из рая невоздержанием, были возвращены туда постничеством.

Если же ты станешь возражать, что ты, происшедшая из знатного рода, всегда жившая в удовольствиях и в неге ⁵⁰, не можешь отстать от вина и изысканных кушаний, и подчиняться суровым законам воздержания, то я скажу тебе: живи же по своему закону, если не хочешь жить по закону Божию. Для Бога, Творца и Владыки вселенной не нужно ворчание в внутренностях и пустота желудка и воспаленное состояние легких; но без этого не может быть безопасно твое целомудрие. Послушай, что говорит о дьяволе Иов, любезный Богу и по собственному свидетельству непорочный и праведный: крепость его на чреслах, сила же его на пупе чрева (Иов. 40:11)⁵¹. Благоприлично родотворные члены мужчины и женщины называются не прямыми именами. Так: Господь обещает происходящего от чресл Давидовых посадить на престоле Его (2Цар.7:12). В Египет вошли 75 душ, происшедших от чресл Иаковлевых. – После того как вследствии борьбы с Господом отерпе широта стегна Иаковля (Быт. 32:25), Иаков перестал рождать детей. Намеревающийся праздновать пасху должен совершать ее с препоясанными и умерщвленными чреслами (Исх. 12:11). Бог говорит Иову: препояши, яко муж чресла твоя (Иов. 40:2). Иоанн опоясывается кожаными поясом, апостолам заповедуется с препоясанными чреслами держать светильники благовестия. К Иерусалиму, обрызганному кровью и находящемуся на пути заблуждения, говорится у Иезекиля: и не отрезаша ти пупа (Иез. 16:4). Итак вся сила дьявола против мужчин заключается в чреслах; вся крепость его против женщин – в пупе.

Хочешь ли убедиться в истине моих слов? Обрати внимание на примеры. Сампсон, который был храбрее льва и тверже камня, который один безоружный преследовал тысячи вооруженных, потерял силу в объятиях Далилы. Давид, избранник по сердцу Господнему, часто воспевавший грядущего святого Христа, после того как, прогуливаясь на кровле дома своего, пленился обнаженною Вирсавиею, то вслед за прелюбодеянием совершил человекоубийство. Заметь кстати при этом, что никто, даже сидя дома, не безопасен от обольщения чрез зрение. Посему Давид, раскаиваясь, говорит Господу: тебе единому согреших, и лукавое пред тобою сотворих (Пс. 50:5). Ибо он был царь, никого иного не боялся. Соломон, устами которого гласила сама мудрость, обсудивший все от кедра ливанского до уссона, исходящего из стены, отступил от Господа, поскольку был женолюбив. И чтобы никто не надеялся на себя при сношениях с кровными родственниками, пусть приведется на память Аммон, воспылавший преступною страстью к сестре Фамари.

Горько сказать, сколько каждый день падает девиц, скольких мать церковь теряет от своего лона, выше скольких звезд гордый враг поставляет престол свой; сколько камней он выдалбливает и гнездится как змей во впадинах их. Ты увидишь даже многих вдовиц до замужества, прикрывающих притворною одеждою несчастное сознание своего преступления. И если их не выдает полнота чрева и крик дитяти, то они ходят поднявши голову и игривыми шагами. Иные из них принимают некоторое питие для бесплодия, и совершают убийство человека еще до принятия его в семени. Другие, когда почувствуют себя зачавшими от преступления, принимают лекарство для вытравливания плода, при этом не редко и сами умирают и отправляются в ад, виновные в трех преступлениях: в самоубийстве, в прелюбодеянии от Христа, в детоубийстве еще не рожденного чада. Это те, которые любят говорить: «все чисто – чистым». Для меня достаточно собственного сознания. Бог желает чистого сердца. «Зачем мне воздерживаться от брашен, которые Бог сотворил для употребления?» Когда же они хотят повеселиться и попраздновать, то упившись целым вином и с нетрезвостью соединяя поругание святыни, говорят: «да не будет того, чтобы я удалялась от приобщения крови Христовой». А когда увидят женщину бледную и печальную, то называют ее окаянною и Манихейкою, справедливо рассуждая, что пост по манихейским побуждениям есть ересь⁵² . Это те, которые в виду всех проходят чрез площадь и тайно помавая очами влекут за собою толпы юношей; это те, к которым всегда обращено пророческое слово: лице жены блудницы бысть тебе, не хотела еси постыдитися (Иер. 3:3). – Только пурпур на одежде тонкий и голова слегка перевязанная, чтобы рассыпались волосы, легкий башмак и развевающаяся за плечами гиацинтового цвета шубка (lacna), подвязные рукавчики, прикрепленные к плечам, да выделанная походка с вывернутыми коленами – вот в чем состоит все их девство. Пусть у них будут свои хвалители, помогающие им под именем девиц погибать за более дорогую цену. Я же с своей стороны очень желал бы им не нравиться.

Стыдно указать на неприличные, печальные, но действительные факты: откуда вошла в церкви язва Аганет⁵³? Откуда именование жен без брака? Откуда новый род наложниц? Скажу более: откуда единомужние блудодейцы? Пребывают мужчина и женщина в одном доме, в одной спальне, часто на одной постели, и называют нас подозрительными, если мы думаем что-нибудь. Брат оставляет сестру девицу, девушка удаляет от себя неженатого родственника, называет братом чужого, и притворяясь оба для одной цели, они ищут духовного утешения на стороне, чтобы дома иметь телесное общениe. Таких людей изобличает Соломон в притчах, говоря: ввяжет ли кто огнь в недра, риз своих не сожжешь ли? или ходити кто будет на углях огненных, ног же не сожжет ли? (Притч. 6:27–28.)

Теперь, покончивши речь о тех, которые хотят казаться, но не быть девами, я обращусь исключительно к тебе, первой из знатных дев Рима, которая по сему самому должна особенно стараться, чтобы не лишиться благ и настоящих, и будущих. Тягостную сторону брака и неизвестность судьбы в замужестве ты узнала из домашнего примера, потому что сестра твоя Блезилла, старшая по возрасту, но младшая по выбору жpe6ия, вышедши замуж, на седьмой месяц овдовела. О несчастная человеческая судьба с неведомым будущим! Сестра твоя потеряла и венец девства и брачные удовольствия. И хотя вдовство стоит на второй степени целомудрия, однако, какие, думаешь ты, по временам несет она кресты, видя каждый день в сестре то, что потеряла сама, и имея в виду получить меньшую награду за воздержание, тогда как, испытав брачные удовольствия, с большей тягостью переносит их лишение. Но да будет и она спокойна и радостна. Плод сторицею и плод в 60 раз вырастают из одного и того же семени непорочности.

Мне не хочется, чтобы ты знакомилась с светскими дамами, чтобы ты ходила в дома вельмож, чтобы ты часто смотрела на то, что ты презрела, возжелав быть девою. Женщины любят, чтоб им воздавали честь ради их мужей, находящихся в судейском или в каком-нибудь другом достоинстве. Если к жене императора стекается толпа поздравителей, то зачем ты не ценишь супруга твоего? Зачем ты, невеста Божия, спешишь к супруге человеческой? Учись в этом случае святой гордости: знай, что ты выше этой знати. Я желаю, чтобы ты удалялась от знакомств не только с теми женщинами, которые надуты почестями мужей, окружены толпами евнухов, одеты в златотканные одежды, но избегала также и тех, которые сделались вдовами по необходимости, а не по охоте: я это говорю не в том смысле, что жены должны желать смерти мужей, а в том, что они охотно должны пользоваться представляющимся им случаем к целомудрию. А у вдов, от которых я предостерегаю тебя, с переменою одежды не переменился прежний образ жизни. Впереди носилок (basternas) идет ряд евнухов: у вдов раскраснелись щеки, разгладились морщины так, что легко понять, что они не потеряли, но ищут мужей. Весь дом полон ласкателями, полон пиршествами. Сами клирики, которые должны бы быть учителями закона и страха Божия лобзают главы матрон, и протянув руку как бы для благословения, принимают подарки за свою приветливость. А матроны, замечая, что священники нуждаются в их пособии, проникаются гордостью; раз уже испытавши на себе владычество мужей, предпочитают свободу вдовства, называются непорочными и ноннами⁵⁴ и после сомнительной вечери видят во сне апостолов.

Да будут тебе подругами женщины, истощенные постами, бледные лицом, умудренные возрастом и жизнью, ежедневно воспевающие в сердцах своих: где пасеши? где почиваеши в полудне? (Песн. 1:6.) – и от души говорящие: «желаю разрешиться и быть со Христом» (Флп. 1:23). Будь послушна родителям: подражай жениху своему. Не часто выходи в общество. Вспоминай о мучениках на ложе твоем. У тебя никогда не будет недостатка в предлогах к выходу в общество, если ты пожелаешь выходить всегда в случае необходимости. Да будет у тебя пища умеренная, и желудок всегда не наполненный. Многие, воздерживаясь от вина, опьяняются обилием пищи. Когда ты встанешь на ночную молитву, пусть будет тебе тошно не от несварения в желудке, но от отощания. Чаще читай, изучай как можно более. Пусть сон захватывает тебя, когда ты держишь книгу и пусть лице твое склоняется на святую страницу. Пусть будет у тебя ежедневный пост и послабление себе, чуждое пресыщения. Нет пользы, пропостившись два-три дня, наполнять пустое чрево, прекращая вместе с тем пост и вознаграждая себя за него чрезмерною сытостью. От этого тупеет обремененный ум и орошенная земля рождает терние похотей. Когда ты почувствуешь, что внешний человек оживает в цвете юности, когда, после принятия пищи, на постели охватить тебя приятная роскошь пожеланий, возьми щит веры, которым будут угашены разженные стрелы дьявола. Вси любодеющии, яко пещь (Ос.7:4) сердца их. А ты, последовавшая стопами Христовыми, внявшая словам его, скажи: «не сердце ли наше горело на пути, когда открывал нам Иисус писания» (Лк. 24:32). И еще: разжженно слово Твое зело, и раб Твой возлюби е (Пс. 118:140). Трудно душе человеческой ничего не любить, необходимо, чтобы ум наш был привлечен к какими-нибудь привязанностям. Любовь плотская побеждается любовью духовною. Одно желание погашается другими. Насколько уменьшается здесь, настолько возрастает там. Поэтому тем более воздыхай всегда и говори на ложе твоем: в нощех исках, его же возлюби душа моя (Песн. 3:1). Умертвите убо, говорит Апостол, уды ваша, яже на земли (Кол. 3:5), поэтому и сам впоследствии откровенно говорил: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2:20). Умерщвляющий члены свои, живущий в мире сем только по видимому, не боится сказать: бых, яко мех на слане (Пс.118:83). Вся бывшая во мне мокрота похоти испарилась. Колена моя изнемогоста от поста. И: забых стести хлеб мой, от гласа воздыхания моего прилпе кость моя плоти моей (Пс. 101:6, 108:24).

Будь ночною стрекозою. Измый на всякую ночь ложе твое, слезами твоими постель твою ороси. Бодрствуй и будь, как птица (passer) в пустыне. Воспой духом, воспой и умом: благослови, душе моя, Господа и не забывай всех воздаяний Его, снисходительного ко всем неправдам твоим, исцеляющего вся недуги твоя, избавляющего от истления живот твой (Пс. 102:2 и сл.). И кто из нас от сердца может сказать: зане пепел, яко хлеб ядях, и питие мое с плачем растворях (Пс. 101:10). Не должно ли плакать, не должно ли стенать, когда змей опять влечет меня к непозволенным яствам? когда изгнанных из рая девства хочет облечь кожаными одеждами, которые Илия возвращаясь в рай, бросил на землю? Что общего между мною и чувственным удовольствием, скоро исчезающим? Что мне за дело во сладкой и смертоносной песни сирен? Я не хочу, чтобы над тобой исполнился приговор, изреченный на осужденного человека. «В болезнех и горестях родиши чада». Но это (скажи) закон женщины, а не мой. «И к мужу обращение твое». Пусть будет покорна мужу та, которая не имеет супругом Христа. И наконец, смертию умреши. Таков конец супружества: а моя цель там, где ни женятся, ни посягают. Пусть вышедшие замуж имеют свое время и имя. А мне пусть будет предоставлено девство в Марии и Христе.

Быть может, кто-нибудь скажет: «и ты осмеиваешься говорить против брака, благословенного Богом?» Но предпочитать девство браку, не значит еще порицать брак. Никто не сравнивает худое с добром. Да будут досточтимы и вышедшие за муж, хотя они и уступают первенство девам. Сказано: раститеся и множитеся, и наполните землю (Быт. 1:28). Пусть растет и множится тот, кто желает наполнить землю. А твое воинство на небесах. Раститеся и множитеся – эта заповедь приводится в исполнение после рая и наготы и смоковничных листьев, знаменующих брачное похотение. Пусть женятся и посягают те, которые в поте лица едят хлеб свой, которых земля рождает терния и волчцы, а трава заглушена колючим кустарником. А мое семя приносит сторичный плод. Не вси вмещают словесе Божия, но имже дано есть (Мф. 19:11). Иного делает безбрачным необходимость, меня охота. Время обымати, и время удалятися от обымания. Время разметати камения, и время собирати камения (Еккл. 3:5). После того, как из среды грубых народов родились чада Авраамовы, начали «камни святые катиться на земли» (Зах. 9:16). Они минуют вихрь мира сего, и в колеснице Божией вращаются с быстротою колес. Пусть шьют туники те, которые потеряли горнюю нешвенную тунику, которым приятен крик младенцев, при самом начале жизни горько плачущих о том, что они родились. Ева в раю была девою: после кожаных риз началось ее брачное состояние. Твоя страна – рай. Сохрани то, с чем ты родилась, и скажи: возвратися, душе моя, в покой твой (Пс. 114:7). Вот тебе доказательство, что девство свойственно природе, а брак имел место после грехопадения: вследствии брака рождается девственное тело, в плоде вновь приобретается то, что потеряно в корне. Изыдет отрасль из корене Иecceoвa, и цвет от корене ея взыдет (Ис.11:1). Отрасль есть Матерь господня, простая, чистая, непорочная, чуждая всякого семени отвне и, подобно Богу, плодоносная в уединении (foecunda unione)⁵⁵. Цвет этой отрасли есть Христос, говорящий: аз цвет польный, и крин удольный (Песн. 2:1). Он же в другом месте называется камнем отторгшимся от горы без рук (Дан. 2:45), чем обозначает пророк девственное рождение его от девы. Ибо руки принимаются, как нечто, имеющее значение по отношению к браку, как сказано: шуйца его под главою моею, и десница его объимет мя (Песн. 2:6). Для нашей цели не излишне заметить и то, что животные, введенные в ковчег Ноев по паре, нечисты; а число чистых животных нечетное. Моисею и Иисусу Навину повелено было войти во святую землю обнаженными ногами. Ученикам суждено было проповедовать новое евангелие не отягчаясь сандалями и кожами. И воинам, разделившим одежды Иисусовы, не пришлось унести сапоги Его. Ибо господин не мог иметь того, что запретил слугам.

Я хвалю брак, хвалю супружество, но потому, что от брака рождаются девственные люди: я отделю розу от шипов, золото от земли, жемчужину от раковины. Неужели пашущий всегда будет пахать? Неужели не насладится плодом трудов своих? Более почитается брак, когда более любится рождаемое от него. Зачем ты, мать, завидуешь дочери? Она воспитана твоим молоком, она рождена твоим чревом, она выросла у твоего лона. Ты сохранила ее в девстве своим благочестивым тщанием. Неужели ты негодуешь, что она захотела быть супругою не воина, а царя. Она сделала тебе великое благодеяние. Ты стала тещею Божью ⁵⁶. О девах, говорит Апостол, повеления Господня не имам (Кор. 7:25). Почему так? потому что Апостол и сам пребывал в девстве не но повелению, а по собственной воле. Не должно слушать тех, которые говорят, что он имел жену, тогда как рассуждая о воздержании и увещевая к постоянной чистоте, он сказал: хощу, да вси человецы будут якоже и аз. И ниже: глаголю же безбрачным и вдовицам, добро им есть, аще пребудут, якоже и аз (Кор. 7:7–8). И в другом месте: еда не имамы власти сестру жену водити, якоже и прочии апостоли (1Кор. 9:5). Итак отчего же апостол не имеет повеления Господнего о девстве? Оттого, что приносимое без принуждения заслуживает большую награду. Если бы девство было заповедано, то брак казался бы отвергнутым, и слишком сурово было бы принуждать вопреки природе, требовать от людей ангельской жизни и некоторым образом осуждать то, что создано.

В ветхом завете иное было благополучие. Там говорится: блажен, иже имеет племя в Сионе и южики во Иерусалиме (Ис. 31:9), и еще: «проклята неплодная, нерождавшая», и еще: сынове твои, яко новосаждения масличныя окрест трапезы твоея (Пс. 127:4). Там обещаются богатства и то, что в коленах израилевых не будет больного. А ныне говорится: «не считай себя древом сухим. Вместо сынов и дочерей у тебя есть вечная обитель на небесах». Ныне благословляются бедные, и Лазарь предпочитается богачу, одетому в пурпур. Ныне немощный крепче. Тогда мир был пуст, и, за исключением прообразов, все благословение заключалось в детях. Потому Авраам уже в старости вступает в супружество с Хеттурою: и Иаков откупается за мандрагоры, и прекрасная Рахиль, изображающая церковь, оплакивает свое неплодие. Но мало-помалу с возрастанием жатвы посылается жатель. Девствен Илия, девствен Елисей, девственны многие сыны пророческие. Иеремии говорится: и ты да не поймеши жены (Иер. 16:1), освященный во чреве при приближение плена получает запрещение жениться. То же самое другими словами говорит апостол: Мню убо сие добро быти за настоящую нужду, яко добро человеку тако быти (1Кор.7:26) что же это за нужда, отнимающая удовольствия брака? Время прекращено есть: остается, да и имущии жены, якоже не имущии будут (1Кор. 7:29). Вблизи Навуходоносор. Двинулся лев от логовища своего. К чему мне послужит супружество с приходом прегордого царя? К чему дети, которых пророк оплакивает, говоря: Прильпе язык ссущаго к гортани его в жажде: младенцы просиша хлеба, и несть им разломляющего (Плч. 4:4)? Но, как мы показали, только в мужах обреталось сокровище воздержания, а Ева постоянно рождала в болезнях. Когда же Дева зачала во чреве и родила нам Отрока, Егоже начальство на раме Его (Ис. 9:6) Бога, крепкого, Отца будущего века, то проклятие (на женщин) было разрешено. Смерть – чрез Еву; жизнь – чрез Марию. Поэтому и обильнее дар девства изливается на женщин, что он получил начало от женщины. Как скоро Сын Божий сошел на землю, Он собрал Себе новое семейство, чтобы, принимавший поклонение от ангелов на небе, имел ангелов и на земле. Тогда Иудифь мужественно отсекла голову Олоферна. Тогда Аман, имя коего значит «неправда», сожжен своим огнем. Тогда Иаков и Иоанн, оставивши отца, сети, корабль, последовали за Спасителем, покидая равно кровные привязанности, узы века и заботу о доме. Тогда в первый раз услышано: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет (Мк. 8:34). Никакой воин не идет с женою на сражение. Ученику, желающему идти для погребения отца, это не позволяется. Лисицы имеют норы и птицы небесные гнезда, где им отдохнуть, а Сын человеческий не имеет, где главу приклонить. Не сокрушайся, если ты будешь пребывать в горестных обстоятельствах. Не оженивыйся печется о Господних, како угодити Господеви, а оженивыйся печется о мирских, како угодити жене. Разделися жена и дева. Непосягшая печется о Господних, како угодити Господеви, да будет свята и телом, и духом, а посягшая печется о мирских, како угодити мужу (1Кор. 7:32–34).

Сколь тягостен брак, с какими неудобствами сопряжен он, это кажется высказано вкратце в той книге, которую мы издали против Гельвидия о приснодевстве блаженной Марии. Повторять то же самое было бы слишком долго; кому угодно, может почерпнуть из того ручейка. Но чтобы совсем не опустить этого предмета, скажу теперь одно: апостол повелевает нам молиться непрестанно, а вступивший в супружество не может (так) молиться; следовательно, остается одно из двух: или всегда молиться и пребывать в девстве, или перестать молиться и поработить себя браку. Аще посягнет дева не согрешила есть; говорит апостол, скорбь же плоти имети будут таковии (1Кор. 7:28). И в начале настоящего сочинения я предварил, что я или вовсе не буду говорить о тягостных сторонах брака, или буду говорить очень мало; и теперь советую: если тебе угодно знать, от скольких неудобств свободна дева, и скольким подвержена супруга, – прочти сочинение Тертуллиана к другу философу и другие книжки о девстве, и изрядное произведение блаженного Кипpиана, и папы Дамаса сочинение об этом предмете в прозе и стихах; равно и сочинение нашего Амвросия, недавно написанное им к сестре, в котором он так распространился, что все, относящееся к похвале дев исследовал, выяснил, изложил в порядке.

А нам следует идти другим путем. Задача наша не столько похвала, сколько хранение девства. Недостаточно знать, что хорошо, если избранное не будет тщательно хранимо; ибо оценить доброе есть дело суждения, а хранить – дело труда; первое свойственно многим, а второе – не многим. Претерпевый до конца, сказано, той спасется (Мф. 24:13) и: мнози суть званы, мало же избранных (Мф. 22:14). Итак заклинаю тебя Богом, Христом Иисусом и избранными его ангелами, храни начатое тобою, не выноси легкомысленно напоказ сосудов храма Господнего, которые позволено видеть одним священникам, да не узрит кто-либо чуждый святилище Божие. Оза, коснувшись ковчега, которого не следовало касаться, был поражен внезапною смертью. Но сосуд золотой или серебряный не был для Бога так дорог, как храм девственного тела. Тень прошла, теперь наступила истина. Ты говоришь просто, ты с ласковым видом не отвращаешься людей незнакомых, но иначе смотрят бесстыдные очи. Они не умеют созерцать красоту душевную, но телесную. Езекия показывает ассириянам сокровище Божие: но ассирияне не должны были видеть то, чего желали. Наконец когда Иудея была потрясена частыми войнами, сосуды Господни в первый раз были взяты и унесены врагами. Валтасар упивается из священных чаш среди пиршеств и толпы наложниц (поскольку высшее торжество порока – безчестие досточтимое).

Не приклоняй уха твоего к словам злобы. Часто говоря что-нибудь неприличное, люди испытывают твой образ мыслей, охотно ли ты, дева, слушаешь, что говорят, разрешаешь ли на что-нибудь смешное: что ты ни скажешь, хвалят; что отринешь – отрицают; называют тебя обходительною и святою и бесхитростною. «Вот, – говорят, – поистине раба Божья; вот всецелая простота. Не то что такая-то, отвратительная, постыдная, необразованная, отталкивающая, которая, быть может, потому не вышла замуж, что не могла найти жениха». Мы увлекаемся естественным злом. Мы охотно становимся на сторону своих льстецов, и хотя говорим, что мы недостойны, и жаркий румянец выступает на лице, но внутренне душа радуется похвалам. Невеста Христова есть ковчег завета, позлащенный внутри и снаружи, хранящий в себе закон Господень. Как в ковчеге не было ничего кроме скрижалей завета, так и в тебе не должно быть никакого внешнего помысла. На этом очистилище как на херувимах хочет восседать Господь. Он посылает учеников своих, чтобы воссесть на тебе, как на жребяти ослем, он разрешает тебя от временных забот, чтобы, оставивши египетскую мякину и кирпичи, ты последовала за Моисеем в пустыне и вошла в землю обетования. Никто да не останавливает тебя, ни мать, ни сестра, ни сродница, ни сродник: Господь тебя требует. Если они захотят воспрепятствовать тебе, пусть вспомнят о казнях Фараона, который, не желая отпустит народ Божий для богослужения, потерпел все то, о чем написано. Иисус, вошедши в храм, изверг то, что не принадлежало к храму. Ибо Бог есть ревнитель и не хочет, чтобы дом отца был превращен в вертеп разбойников. В противном случае, как скоро считаются монеты, являются клетки с голубями и умерщвляется простота, как скоро в девственной груди пылает забота о временных делах, тотчас разрывается завеса храма, жених встает во гневе и говорит: се, оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23:38). Читай евангелие и посмотри, как Мария, сидящая у ног Господа, предпочитается усердной Марфе. Конечно, Марфа прилежным служением гостеприимства приготовляла угощение Господу и ученикам его; но Иисус сказала, ей: Марфа, Марфа, печешися и молвиши о мнозе; но немногое необходимо, как одно; Мария же благую часть избра, яже не отъимется от нея (Лк. 10:41–42). Будь и ты Mapиею; яствам предпочитай учение. Пусть сестры твои суетятся и ищут, как им принять гостя Xристa. А ты, раз отложивши бремя вeкa сего, сиди у ног Господа и говори: обретох егоже искала душа моя; удержах его и не оставих его (Песн. 3:4). И он ответит: едина есть голубица моя, совершенная моя: едина есть матери своей; избранна есть родившей ю (Песн. 6:9), т.е. небесному Иерусалиму.

Всегда да хранят тебя тайны ложа твоего; пусть всегда с тобою внутренне веселится жених. Когда ты молишься, ты беседуешь с женихом; когда читаешь, он с тобою беседует, – и когда сон склонит тебя, он придет за стену и прострет руку свою чрез оконцо, и коснется чрева твоего; и пробудившись ты встанешь и скажешь: уязвлена есмь любовию аз (Песн. 2:5); и услышишь в свою очередь от него: Вертоград заключен, сестра моя невеста, вертоград заключен, источник запечатлен (Песн.4:12). Берегись, не выходи из дому, не желай видеть дщерей иной страны, имея братьями патриархов и отцом Израиля: Дина, вышедши из дому, подвергается растлению. Я не хочу, чтобы ты искала жениха по стогнам и обходила углы града; если ты скажешь: возстану, и обыду во граде и на торжищах, и на стогнах, и поищу, его же возлюби душа моя (Песн.3:2), и будешь спрашивать: видесте ли егоже возлюби душа моя? – то никто не будет достоин отвечать тебе. Жених не может быть найден на стогнах. Узкий и тесный путь, вводяй в живот (Мф. 8:14). Далее следует: взысках его, и не обретох его; звах его и не послуша мене (Песн.5:6). И если бы только и всего, что не нашла! Ты будешь бита, ты будешь обнажена, ты будешь говорить плачевные вещи: обретоша мя стражие обходящии во граде, биша мя, язвиша мя, взяша верхнюю ризу от мене (Песн.5:7). Если, вышедши из дому, столько терпит та, которая говорила: аз сплю, а сердце мое бдит (Песн. 5:2) и: пучек смирны брат мой мне: посреде сосцу моею водворится (Песн.1:12); то, что будет с нами, которые еще не достигли совершенного возраста и, когда жених с невестою входят внутрь, остаемся вне? Иисус есть ревнитель, он не хочет, чтобы другие видели лице твое. Хотя ты станешь извиняться и оправдываться: покрывши лице покрывалом, я спрашивала тебя там и говорила: возвести ми, егоже возлюби душа моя, где пасеши, где почиваеши в полудне, да не когда буду, яко облагающаяся над стады другов твоих (Песн.1:6, по LXX); он все-таки будет негодовать, гневаться и скажет: аще не увеси самую тебе, добрая в женах, изыди ты в пятах паств, и паси козлища твоя у кущей пастырских (Песн.1:7). То есть: хотя ты и прекрасна и образ твой любезен жениху более всех женщин, но если ты не познаешь саму себя и не будешь хранить сердца своего всяким хранением, и не будешь избегать очей юношей, то выдь из моего брачного чертога и паси козлов, которые будут поставлены ошуюю.

Итак, моя Евстохия, дочь, госпожа, сослужительница, родственница (первое название – по возрасту, второе – по достоинству, третье – по вере, четвертое – по любви) выслушай слово пророка Исаии: людие мои, внидите в храмину вашу, затворите двери своя, укрыйтеся мало елико елико, дóндеже мимоидет гнев Господень (Ис. 26:20) Вне блуждают девы глупые; ты будь внутри с женихом; потому что, если ты заключишь двери и по заповеди евангельской будешь молиться отцу твоему втайне, то он придет и постучится, и скажет се, стою при дверех и толку: аще кто услышит глас мой и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со мною (Апок. 3:20), и ты тотчас заботливо ответишь: глас брата моего ударяющего в двери: отверзи ми, сестро моя, ближняя моя, голубице моя, совершенная моя (Песн.5:2).

Не говори: совлекохся ризы моея, како облекуся в ню ? Умых нозе мои, како оскверню их? (Песн. 5:3). Тотчас встань и отвори, чтобы во время твоего промедления жених не ушел, и чтобы не пришлось тебе после искать и говорить: отверзох аз брату моему, брат мой прейде (там же, 5:6). Ибо что хорошего, если двери сердца твоего будут заключены для жениха? Пусть они будут отверсты Христу и заключены для дьaвoлa, согласно следующему изречению: аще дух владеющего взыдет на тя, места твоего не остави (Еккл. 10:4). Даниил пребывал в самой верхней горнице (ибо не мог пребывать в нижней), и имел окна, отверстые к Иерусалиму. И ты имей окна отверстые туда, откуда сходит свет, откуда видишь град Господень. Не открывай тех окон, о которых говорится: взыде смерть сквози окна ваша (Иер. 9:21).

Всего тщательнее тебе должно избегать огня тщеславия. Како, сказал Иисус, вы можете веровати, славу от человек приемлюще? (Ин. 5:44). Смотри сколь велико то зло, обладающий которым не может веровать? Мы же говорим: ты еси слава моя (Пс. 3:4), и: хваляйся, о Господи да хвалится (2Кор. 10:17). И: аще бо бых еще человеком угождал, Христов раб не бых убо был (Гал. 1:10) и: мне же да не будешь хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иuсyca Христа, имже мне мир распятся, и аз миpy (Гал. 6:14). И еще: «о тебе похвалимся весь день; о Господе похвалится душа моя (Пс. 33:3). Когда творишь милостыню, пусть видит один Бог; когда постишься, да будет радостно лице твое. Одежда твоя должна быть не очень чистая, и не грязная, и не выдающаяся ничем особенным, чтобы не останавливалась пред тобою толпа прохожих, и не указывали на тебя пальцем. Брат твой умер; тело сестры должно ослабеть; (deducendun est); берегись, чтобы поступая часто таким образом, самой не умереть⁵⁷. Не старайся казаться слишком набожною и смиренною более, чем сколько нужно; чтобы, избегая славы, не npиoбрести ее. Mногиe, удаляясь от свидетелей своей бедности, сострадательности и поста, тем самым хотят прославиться, что презирают славу; и удивительным образом избегая славы, домогаются ее. Я нахожу, что многие чужды прочих волнений, от которых ум человеческий радуется и печалится, надеется и страшится. Но слишком мало таких, которые свободны от порока тщеславия: и наилучший тот, кто изредка пятнает грязью проступков свою красоту. Я не убеждаю тебя не хвалиться богатством, не хвастаться знатностью рода, не превозноситься пред другими. Я знаю твое смирение; знаю, что ты искренно говоришь: Господи, не вознесеся сердце мое, ниже вознесостеся очи мои (Пс. 130:1). Я знаю, что у тебя и у твоей матери гордость, чрез которую пал дьявол, вовсе не имеет места. Посему писать к тебе об этом было бы излишне. Было бы крайне глупо учить тому, что знает тот, кого учишь. Но остерегись, чтобы не привело тебя к тщеславию то, что ты презрела славу мира сего; чтобы не вкралось тайное помышление, отказавшись от намерения нравиться в златотканных одеждах, постараться нравиться в мрачных; когда придешь в собрание братьев или сестер, садись ниже, признавая, что ты не достойна и подножия. Не говори намеренно тихим голосом, как бы истощенная постом; не опирайся на плечи другого, подражая походке человека, истощенного в силах. Есть иные, помрачающие лица свои, да явятся человекам постящимися; увидавши кого-нибудь, они тотчас вздыхают, нахмуривают брови и опустив голову, кажется, едва смотрят одним глазом. Траурное платье, пояс из грубой ткани, руки и ноги не вымытые, одно чрево, так как его не видать, наполнено пищею.

Об этих женщинах ежедневно поется в псалме: «Господь рассыплет кости людей, нравящихся себе» (Пс. 52:6). Другие с мужеским видом, переменив одежду, стыдятся того, что они родились женщинами, обрезывают волосы, и бесстыдно поднимают вверх свои лица, подобные лицам евнухов. Есть и такие, которые одеты во власяницы и, сделавши наглавники, чтобы возвратиться к детству, подобны совам и филинам.

Но чтобы не казалось, что я говорю только о женщинах, прибавлю: убегай и мужчин, которых увидишь в веригах с отрощенными наподобие женских волосами вопреки повелению апостольскому, с козлиной бородой, в черном плаще, с обнаженными на жертву холода ногами. Это все орудия дьяволовы (argumenta diaboli). Таков, к сожалению, был в Риме некогда Анфим, таков недавно Софроний. Проникши в дома вельмож и обманувши женщин, обремененных грехами, всегда учащихся и никогда не могущих придти в познание истины, они принимают на себя личину святости: и как бы подвизаются в продолжительных постах, посвящая между тем ночи тайным пиршествам. Стыдно говорить о них более, чтобы не показаться не наставником, а прельщенным. Есть и другие (я говорю о людях своего сословия), которые домогаются пресвитерства и дьяконства, чтобы с большею свободою видаться с женщинами. Вся забота у них об одеждах, чтобы благоухали, чтобы нога была гладко обтянута мягкой кожей. Волосы завиты щипцами; на пальцах блестят перстни: чуть-чуть ступают они, чтобы не промочить подошв на влажной дороге. Когда увидишь таких людей, считай их скорее женихами, чем клириками. – Иные все старание и всю жизнь посвятили тому, чтобы узнать имена, дома и права благородных женщин. Опишу кратко одного из них особенно искусного в этом, чтобы, зная учителя, ты тем легче узнавала учеников. С восходом солнца он поспешно встает, составляет план поздравительных визитов, выбирает кратчайшие дороги, и наглый старик пробирается даже в спальни к постелям спящих. Увидит изголовье, изящное полотенце, или что-нибудь другое из домашней рухляди, – ощупывает, удивляется, хвалит, и жалуясь, что нуждается в этом, не выпрашивает, а просто вымогает: потому что всякая женщина боится оскорбить почтаря городского. Непорочность – враг для него, пост – также: он любит обед роскошный из вкусных журавликов, называемых в народе: pipizo⁵⁸. Язык его груб и дерзок, и всегда готов на злословие. Куда бы ни обратилась ты, он первый на глазах. Что бы ни случилось нового, он или виновник, или распространитель молвы. Его кони меняются поминутно, то смирные, то бешеные: подумаешь, что он родной брат фракийского царя⁵⁹.

Хитрый враг употребляет различные ковы. Змий же бе мудрейший всех зверей, сущих на земли, ихже сотвори Господь (Быт. 3:1). Посему-то Апостол и говорит: не неразумеваем умышлений его (2Кор. 2:11). Христианину неприличны ни намеренный цинизм, ни изысканная опрятность. Если чего-нибудь не знаешь, если сомневаешься относительно чего-нибудь в Писании, спроси того, чья праведна жизнь, чьи почтенны лета, кого не осуждает молва, кто мог бы сказать: обручих бо вас единому мужу, деву чисту представити Христови (2Кор. 11:2). Или, если нет надежного наставника, то лучше оставаться в безопасном неведении, чем доискиваться и опасаться. Помни, что ты ходишь среди сетей: многие и почтенных лет девы с несомненною непорочностью выпустили венец из рук на самом краю гроба. Если в числе сообщниц твоего обета есть служанки, не возносись пред ними, не напыщайся тем, что ты госпожа: вы стали иметь одного жениха, вместе вы поете псалмы, вместе принимаете тело Христово: к чему же различие отношений? Пусть и другие приглашаются к подвигу. Венец девства пусть будет призывом для прочих. Если заметишь какую-нибудь нетвердою в вере, прими ее, утешь, обласкай, и ее непорочность поставь для себя приобретением. Если же какая-нибудь из служанок притворно выражает свое ycepдиe к девству, желая избавиться от рабства, такой прямо читай из Апостола: лучше есть женитися, нежели разжизатися (1Кор. 7:9). А тех девиц и вдов, которые праздно, но преусердно шатаются по домам матрон, и потеряв всякий стыд превосходят шутов в тунеядстве, удаляй как заразу. Тлят обычаи благи беседы злы (1Кор. 15:33). У них нет более заботы, как о чреве, да о том, что всего ближе к чреву. Они советуют и говорят в таком роде: крошка моя, пользуйся своим состоянием, и живи, пока живется: ужели ты все бережешь своим наследникам? Преданные сладострастию и пьянству, они готовы внушать какое угодно зло; даже и твердые души они размягчают до чувственности. Егда бо разсвирепеют о Христе (против Христа), посягaти хотят, имущыя грех, яко первыя веры отвергошася (1Тим. 5:11–12). Не старайся казаться сама себе особенно красноречивою; не находи удовольствия в стихотворных лирических песнях. Не следуй из деликатности изнеженному вкусу матрон, которые то сквозь зубы, то расширив уста произносят слова наполовину с пришепетыванием, почитая грубым все, что естественно. В такой степени им нравится любодеяние даже в языке: но кое общение свету ко тьме? кое же согласие Христови с велиаром? (2Кор. 6:14–15). Как сойдется Гораций с Псалтырью, Марон с Евангелием, Цицерон с Апостолом? Не соблазнится ли и брат, видя тебя в требищи возлежащею? И хотя все чисто для чистого и ничего не должно хулить, что принимается с благодарением: однако ж мы не должны вместе чашу Господню пить и чашу бесовскую. Расскажу тебе свое несчастное приключение.

Много лет назад, когда я хотел ради царства небесного удалиться от дома, родителей, сестры, знакомых, и, что еще труднее этого, от привычки к роскошной жизни, и отправиться в Иерусалим, – я не мог вовсе оставить библиотеку, с такими заботами и трудами составленную мною в Риме. И таким образом я, окаянный, постился и намеревался читать Туллия. После частых бессонных ночей, после слез, из самой глубины души исторгнутых у меня воспоминанием о прежних прегрешениях, я все-таки держал в руках Плавта. Чуть иногда я приходил в себя, и начинал читать пророков, – меня ужасала необработанность речи; слепыми глазами не видя света, я думал, что виною этого не глаза, а солнце. Когда таким образом играл мною древний змей, – почти посредине четыредесятницы, напала, разлившись по внутренностям, на мое истощенное тело лихорадка: и не давая отдыха, (что сказать даже неимоверно), так пожирала несчастные члены, что у меня едва оставались кости. Недалеко было до похорон; жизненная сила души, при совершенно уже остывшем теле, билась в одной только едва теплевшей груди: как вдруг, восхищенный в духе, я был представлен к престолу Судии; где было столько света, столько блеска от светлости окружавших, что, упавши на землю, я не осмеливался взглянуть вверх. На вопрос о том, кто я, я назвал себя христианином. Но Восседавший сказал: лжешь, ты цицеронианин, а не христианин; ибо где сокровище твое, там и сердце твое (Мф. 6:21). Я замолк и под бичами (ибо он повелел бить меня), еще более мучимый огнем совести, я мысленно повторял стих: Во аде же кто исповестся Тебе? (Пс. 6:6). Потом начал вопиять, и рыдая говорить: помилуй мя, Господи, помилуй мя. Эти звуки раздавались среди ударов бичей. Между тем предстоявшие, припав к коленам восседавшего, умоляли, чтобы он простил грех юности, и взамен заблуждения дал место раскаянию, с тем чтобы наказать меня впоследствии, если я когда-нибудь стану читать сочинения языческой литературы. Поставленный только под это ycловиe, я, который готов был обещать гораздо более, начал клясться, и призывая имя Божие, говорить: Господи, если когда-нибудь я буду иметь светские книги, если я буду читать их, – значит чрез это самое я отрекся от Тебя. Отпущенный после этих клятвенных слов, я возвращаюсь на землю, к удивлению всех, раскрываю глаза, столь обильно наполненные слезами, что даже люди недоверчивые, видя мою печаль, должны были поверить моему рассказу. Это был не обморок, не пустой сон, подобный тем, над которыми мы часто смеемся. Свидетелем – тот престол, пред которым я лежал, свидетелем – страшный суд, которого я убоялся: да не случится мне уже никогда подвергнуться такому испытанию. Признаюсь, у меня даже были синие плечи, я чувствовал после сна боль от ударов, – и с тех пор с таким усердием сталь читать божественное, с каким не читал прежде светского (mortalia).

Избегай также порока любостяжания, и не только не присваивай чужого (ибо за это наказывают и общественные законы), но даже не береги своего, как будто бы оно было для тебя чужим. Аще в чужем, сказано, верни не бысте, ваше кто вам даст? (Лк. 16:12). Груды золота и серебра для нас – чужия; наше имущество есть духовное; о нем сказано: избавление мужа души свое ему богатство (Притч. 13:8). Никтоже может двема господинома работати: любо единого возлюбить, а другого возненавидить; или единого держится, о друзем же нерадити начнет: не можете Богу работати и мамоне (Мф. 6:24), то есть богатству. Ибо на своем родном, сирском языке, мамона означает богатство. Заботы о пропитании суть препятствия для веры. В основании любостяжания лежит языческое попечение. Но ты скажешь: «я – девица нежная, и не могу работать собственными руками. Дойду до старости, стану больна, кто пожалеет меня?» Послушай, что говорит Иисус апостолам: не пецытеся душею вашею, что ясте, или что пиете, ни телом вашим, во что облечетеся: не душа ли больши есть пищи, и тело одежды: воззрите на птицы небесные, яко не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш небесный питает их (Мф. 6:25–26). Если не станет одежды, взгляни на лилии. Если будешь голодна, послушай Того, Кто ублажает нищих и алчущих. Если какая другая скорбь отяготит тебя, то прочти: тем же благоволю в немощех моих (2Кор. 12:10). И: дадеся ми пакостник плоти, ангел сатанин, да ми пакости деет, да не превозношуся (Там же, ст. 7). Радуйся при всех определениях Божиих. Возрадовашася дщери Иудейския, судеб ради Твоих, Господи (Пс. 96:8). Пусть всегда слышится из уст твоих: наг изыдох из чрева матери моея, наг и отыду тамо (Иов.1:21). И: ничтоже внесохом в мир сей яве, яко ниже изнести что можем (1Тим. 6:7).

Но ныне увидишь очень многих, набивающих шкафы платьями, каждый день меняющих туники, и при всем том не могущих избавиться от моли. Иная, чтобы казаться благочестивее, носит одно платье, а в полных сундуках бережет всякие ткани. Окрашен в пурпур пергамен, блестит в буквах золото, переплет обделан драгоценными каменьями, а за дверями умирает обнаженный Христос. Когда протягивают руку нуждающемуся, – трубят в трубу. Зовут на вечерю любви, – посылают глашатых. Я видел недавно, как одна из знатнейших римских женщин (об имени умалчиваю, чтобы ты не подумала, что я пишу пасквиль), чтобы считаться более благочестивою, предшествуемая евнухами, в базилике святого Петра раздавала бедным, собственноручно, каждому по монете. Между тем (как это часто бывает у нищих) какая-то старуха, покрытая сединами и рубищем, забежала наперед, чтобы получить другую монету. Та, когда дошла до нее по порядку, дала ей вместо динария кулака, так что у бедной старухи полилась кровь. Любостяжание есть корень всякого зла, и поэтому то называется у Апостола идолослужением. Ищи прежде царствия Божия, и сия вся приложатся тебе. Господь не убьет голодом души праведной. Я был юн, и состарился, и не видех праведника оставлена, ниже семене его просяща хлебы (Пс. 36:25). Илии носили пищу враны. Сарептская вдова, сама с детьми сбираясь умереть в следующую ночь с голоду, накормила пророка; и тот, кто пришел к ней для прокормления, питал ее из чудесно неиссякаемого сосуда. Апостол Петр сказал: сребра и злата несть у мене, но еже имам, сие ти даю: во имя Иисуса Христа Назорея востани и ходи (Деян. 3:6). A ныне многие, не говоря ни слова, говорят делом: веры и милосердия нет у меня: а что имею, серебро и золото, того тебе не дам. Имеюще же пищу и одеяние, сими довольны будем (1Тим. 6:8). Послушай, чего просит Иаков в своей молитве: аще будет Господь Бог со мною, и сохранить мя на пути сем, в оньже аз иду, и даст ми хлеб ясти и ризы облещися (Быт. 28:20). Он молил только о необходимом: и спустя двадцать лет возвратился в ханаанскую землю богатым господином, и еще более богатым отцом. Бесчисленны в писаниях примеры, научающие тому, что должно избегать любостяжания.

Впрочем , так как мы коснулись теперь этого предмета (надеясь, если поможет Христос, раскрыть его в особом сочинении), то расскажем еще то, что несколько лет назад случилось в Нитрии. Кто-то из братии, более бережливый, чем любостяжательный, не зная, что Господь был продан за тридцать серебряников, оставил умирая сто солидов, которые приобрел пряжею льна. Сошлись монахи (их жило в том месте до пяти тысяч в отдельных кельях) на совет, что нужно сделать. Одни говорили: раздать бедным, другие – отдать на церковь, некоторые – отослать родным. Но Макарий, Памва, Исидор, и другие, называвшиеся отцами, по внушению святого Духа, определили – зарыть их вместе с их владельцем, сказав: сребро твое с тобою да будет в погибель (Деян. 8:20). Да не подумает кто-нибудь, чтобы такой поступок был жесток: на всех в целом Египте нашел такой страх, что беречь и один солид считалось преступлением.

Так как я упомянул о монахах, и знаю что ты охотно слушаешь о том, что касается святости, то останови не надолго свое внимание. В Египте три рода монахов. Первый – Киновиты, называемые у туземцев «Саузы»; мы можем называть их: «общежительными». Второй – Анахореты, живущие по одному в пустыне, и называемые так потому, что уходят далеко от людей. Третий – так называемые Ремоботы – угрюмые, неопрятные; они исключительно, или преимущественно находятся в нашей стране. Они живут по два, по три вместе, отнюдь не более, и живут по своей воле и своими средствами: только из того, что они зарабатывают, – вносят часть вскладчину, чтобы иметь общий стол. Живут же по большей части в городах и замках: и как будто должно быть священным их ремесло, а не жизнь, – что ни продают они, всегда дороже. Между ними часто бывают ссоры: потому что, живя на своем иждивении, они не терпят быть в подчинении у кого бы то ни было. Именно, они всего чаще спорят из-за постов, дела домашние делают предметом тяжб. Все у них на выдумках: широкие рукава, как меха сапоги, грубейшая одежда, частые вздохи; видаются с девицами, поносят священнослужителей; а когда настает праздничный день, они пресыщаются до рвоты.

И так, прошедши мимо их, как мимо какой-нибудь заразы, пойдем к тем, которые во множестве живут общинами, то есть, к тем, которые называются, как сказали мы, Киновитами. Первое условие у них – повиноваться старшим и исполнять все, что бы они ни приказали. Они делятся на десятки и сотни, так что у девяти человек десятый – начальник; а сотый имеет под собою десять десятоначальников. Живут они отдельно, но в соединенных между собою кельях. До девяти часов, как положено, никто не ходит к другому, только к упомянутым разве десятиначальникам; так что если кого обуревают помышления, то пользуется у них советами. После девяти часов сходятся вместе, поют псалмы, читают писания по обыкновению. По окончании молитв, когда все сядут, тот, кого они называют отцом, стоя посредине начинает беседу. Во время его речи бывает такая тишина, что никто не смеет взглянуть на другого, никто не смеет кашлянуть: хвала говорящему высказывается в плаче слушателей. Тихо катятся по щекам слезы, и скорбь не прорывается даже стоном. А когда начнет возвещать грядущее, о царстве Христовом, о будущем блаженстве и славе, ты увидишь всех с сдержанным вздохом и поднятыми к небу глазами, говорящих внутри себя: кто даст ми крыле, яко голубине, и полещу и почию? (Пс. 54:7). Затем собрание оканчивается, и каждый десяток с своим старшим отправляется к столу, при котором поседмично по очереди и прислуживают. Во время стола нет никакого шума; никто не разговаривает. Питаются хлебом и овощами, которые приправлены одною солью. Вино пьют только старики, для которых и обед часто бывает с отроками, чтобы поддержать преклонный век одних, и не задержать начинающийся возраст других. Затем встают разом, и пропев гимн, расходятся по жильям: здесь до вечера каждый разговаривает с своими, и говорит: видели вы такого-то и такого-то? сколько в нем благодати? сколько тихости? какая смиренная поступь? Увидят слабого – утешают, горящего любовью к Богу побуждают на подвиг. И поскольку ночью, сверх общих молитв, всякий еще бодрствует в своей опочивальне, то обходят все кельи, и, приложив ухо, тщательно выведывают, что делается. Заметив кого-нибудь ленивым, не выговаривают; но притворяясь будто не знают, посещают его чаще, и вначале более просят, чем принуждают молиться. Повседневные хлопоты располагаются так: что сделано у десятиначальника, о том доносится эконому, который и сам каждый месяц с великим трепетом отдает отчет общему отцу. Он же отведывает и пищу, как она приготовлена; и так как никому не позволительно говорить: я не имею ни исподнего, ни верхнего платья, ни сплетенной из тростника постели; то он располагает все так, чтобы никто не лишен был того, что ему нужно. Если кто-нибудь заболевает, его переносят в просторный покой, и ему услуживают старцы с таким усердием, что он и не подумает о городских удобствах и о попечениях матерних. Дни воскресные посвящаются только молитве и чтению; впрочем киновиты делают то же самое и во всякое время по окончании трудов. Каждодневно читается что-нибудь из Писания. Пост одинаков во весь год, кроме четыредесятницы, в которую одну положено жить строже. С пятидесятницы вечери переменяются на обеды, дабы сохранить этим церковное предание и не обременять желудка двукратным принятием пищи. Таковыми Филон, последователь платонической школы, и Иосиф, этот греческий Ливий, во второй части истории Иудейского плена, представляют ессеев.

Хотя, в письме о девах, я заговорил теперь почти без нужды о монахах, но приступаю и к третьему роду их, называемому анахоретами. Выходя из киновии, они, кроме хлеба и соли, ничего более не выносят с собою в пустыню. Основатель этого образа жизни – Павел, учредитель – Антоний, а если пойти вверх, то первым виновником был Иоанн Креститель. В таком же роде мужа описывает даже и пророк Иеремия, говоря: благо есть мужу, егда возмет ярем в юности своей, сядет на едине, и умолкнет, яко воздвигне на ся ярем. Подает ланиту свою биющему, насытится укоризн. Яко не во век отринет Господь (Плч. 3:27 и след.). Их подвиги и образ жизни не плотские во плоти, я опишу, если захочешь, в другое время. Теперь возвращусь к своему предмету, так как от рассуждений о любостяжании я перешел к монахам. Представив их тебе в пример, я говорю: презирай не только золото, серебро и другие богатства, но даже самую землю и небо, и в единении только со Христом ты воспоешь: часть моя – Господь.

За сим, так как Апостол повелевает нам всегда молиться, а у святых даже самый сон бывает молитвою, то мы так должны распределить часы для молитвы, чтобы, если случиться нам быть занятыми каким-нибудь делом, самое время призывало нас к богослужению. Всякий знает третий час, шестой, девятый, рассвет и вечер. Пусть не вкушают пищи, не предпослав молитвы; не отходят от стола, не принесши благодарения Создателю. Должно вставать по ночам дважды и трижды, и повторять то, что твердо помним из Писаний. Пусть ограждает нас молитва, когда мы выходим из гостей; когда возвращаемся с площади, пусть нас встретить молитва прежде, чем сядем: да не успокаивается тело, пока не напитается душа. При всяком деле, на каждом шагу да изображается рукою крест Господень. Не осуждай никого, не полагай соблазна против сына матери твоей. Ты кто еси, судяй чуждему рабу? Своему Господеви стоит, или падает; станет же: силен бо есть Бог поставити его (Рим. 14:4). Если ты станешь поститься по два и по три дня, не думай, что ты лучше непостящихся. Ты не ешь и гневаешься, а тот ест, и светел челом. Гневаясь, ты высказываешь беспокойство душевное и голод телесный; тот с умеренностью ест и благодарит Бога. Поэтому-то каждодневно вопиет Исаия: не таковаго поста аз избрах, глаголет Господь (Ис. 58:6). И опять: во дни бо пощений ваших обретаете воли ваша, и вся подручныя ваша томите... В судех и сварех поститеся, и биете пястьми смиренного (Ис.58:3–4). Зачем же вы поститесь для меня? Что за пост может быть у того, чей гнев продолжается не только далее пределов одного дня, но даже целый месяц? Размышляя о самой себе, созидай себе похвалу не на немощи другого, но на своем собственном подвиге.

Не подражай тем, которые, заботясь о плоти, считают все доходы с имений, и каждодневные домашние расходы. Предательством Иуды не были посрамлены одиннадцать апостолов, и чрез вероотступничество Фигелла и Александра, другие не были остановлены в течении веры. Не говори: «такая-то и такая-то пользуется своими богатствами; ее уважают люди; у ней собираются братья и сестры. Ужели чрез это самое она перестает быть девою?» Да сомнительно, прежде всего, дева ли она: понеже не тако зрит человек, яко зрит Бог: яко человек зрит на лице, Бог же зрит на сердце (1Цар. 16:7). Посему-то даже если она и дева по плоти, не знаю, дева ли она по духу. А Апостол так определяет деву: да будет свята телом и духом (1Кор. 7:34). Наконец, пусть она получает себе свою славу. Пусть отвергает мысль Апостола, живет и наслаждается удовольствиями. Мы последуем лучшим примерам. Представь себе блаженную Марию, которая была так непорочна, что удостоилась быть Матерью Господа. Когда сошел к ней в образе мужа ангел Гавриил, говоря: радуйся, благодатная, Господь с тобою (Лк. 1:28), в страхе и ужасе она не могла отвечать; потому что никогда не принимала приветствия от мужа. Потом она узнает вестника и говорит. И та, которая боялась человека, бестрепетно беседует с ангелом. Можешь и ты быть матерью Господа. Приими себе свиток нов велик и напиши в нем писалом человеческим; еже скоро сотворите пленение корыстей; и когда приступишь к пророчице, и зачнешь во чреве, и родишь сына (Ис. 8:1 и сл.), то скажи: страха ради Твоего, Господи, во чреве прияхом, и поболехом, и родихом дух спасения твоего, его же сотворихом на земли (Ис. 26:18). Тогда и сын твой ответит тебе и скажет: се, мати Моя и братия Моя (Мк. 3:34). И тот, кого ты незадолго пред тем напишешь на листе твоей груди, начертишь писалом в новой книге сердца, тот, отняв у врагов корысти, посрамив начала и власти, и пригвоздив их ко кресту, зачатый возрастет и, ставши возрастным, удивительным образом сделает тебя из матери своею невестою. Велик подвиг, но велика и награда, быть тем, чем и мученики, тем, чем апостолы, быть тем, чем Христос. Впрочем, все это приносит пользу тогда, когда бывает в церкви; когда мы празднуем пасху в одном общем доме; если входим в ковчег с Ноем; если при погибели Иерихона содержимся у оправданной блудницы Рахав. Но тех, которые почитаются девами у различных еретиков, напр., у нечестивых манихеев, должно почитать блудницами, а не девами. Ибо, если творец тела у них есть дьявол, то каким образом они могут держать в чести произведение своего врага? Но так как они знают, что девическое имя почтенно, то и скрывают волка под овечьей кожей. Антихрист выдает себя за Христа; и они постыдную жизнь ложно прикрывают почетным названием. Радуйся, сестра, радуйся, дочь, радуйся, любезная дева; потому что ты на самом деле стала быть тем, чем иные только притворяются.

Все рассуждения наши покажутся тягостными для той, которая не любит Христа. Но кто всю пышность мирскую считает прахом, все, что под солнцем, суетою, кто умер с своим Господом и совоскрес, кто распял плоть свою со страстьми и похотьми, охотно воскликнет: кто ны разлучит от любве Божия? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч? И за тем: известихся бо, яко ни смерть, ни живот, ни ангели, ни начала, ниже силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем (Рим. 8:35 и след.). Ради нашего спасения Сын Божий делается сыном человеческим. Девять месяцев в утробе ожидает рождения, терпит такое унижение, выходит окровавленный, повивается пеленами, принимает шутливые ласки, и обнимающий мир пядию, полагается в тесных яслях. Не говорю о том, что до тридцати лет, в неизвестности он разделяет убожество родителей; поражаемый ударами – безмолвствует, распинаемый молится за мучителей. Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми? Чашу спасения прииму, и имя Господне призову. Честна пред Господом смерть преподобных Его (Пс. 115:3–5). Одно только и есть достойное воздаяние, когда платится за кровь кровью, и когда, искупленные кровью Христовою, мы охотно умираем за искупителя. Кто из праведных получил венец без мучений? Праведный Авель убит; Авраам подвергается испытанию потерять жену. Но чтобы не растягивать мне письма без меры, поищи и найдешь, что все они претерпели несчастья. Один Соломон жил среди удовольствий, поэтому-то, можете быть, и пал. Егоже бо любит Господь, наказует, биет же всякаго сына, егоже приемлет (Притч. 3:12). Не лучше ли короткое время повоинствовать, окопаться валом, вооружиться, томиться под бронею, и после радоваться с победителем, чем за нетерпение одного часа попасть в рабство на веки?

Ничто не тяжело для любящих. Никакой труд не труден для благорасположенного. Посмотри, какие условия принял Иаков из-за жены Рахили: и работа, говорит Писание, Иаков за Рахиль седмь лет: и быша пред ним яко малы дни, занеже любяше ю (Быт. 29:20). За тем и сам он после упоминает: бых во дни жегом зноем, и студению в нощи (Быт. 31:40). Станем и мы любить Христа, станем искать постоянно Его объятий, – и нам все трудное покажется легким, все долгое будем считать короткими; и уязвленные копием Его, будем говорить каждую минуту: увы мне, яко пришелствие мое продолжися (Пс. 119:5). Не достойны страсти ныняшняго времене к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8:18), потому что скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование, упование же не посрамит (Рим. 5:3:5). Когда предпринятый тобою подвиг покажется тебе тяжким, читай второе послание Павла к Коринфянам: в трудех множае, в ранах преболе, в темницах излиха, в смертех многащи. От иудей пять краты четыредесять разве единыя приях; трищи палицами бием бых; единою каменьми наметан бых; трикраты корабль опровержеся со мною; нощь и день во глубине сотворих. В путных шествиих множицею: беды в реках, беды от разбойник, беды от сродник, беды от язык, беды во градех, беды в пустыни, беды в мори, беды во лжебратии. В труде и подвизе, во бдениях множицею, во алчбе и жажди, в пощениях многащи, в зиме и наготе (2Кор. 11:23–28). Кто же из нас может присвоить себе хотя малую долю из числа этих подвигов? Посему-то он справедливо сказал в последствии: течение скончах, веру соблюдох: прочее убо соблюдается мне венец правды, его же воздаст ми Господь в день он, праведный судия (2Тим. 4:7–8). Мы сердимся, если пища бывает недосолена; и думаем, что оказываем какое-то благодеяние Богу, когда пьем вино, смешанное с водою. Разбивается чаша, опрокидывается стол, раздаются удары, – и за простывшую воду отмщается кровопролитием. Царствие небесное нудится, и нуждницы восхищают е (Мф. 11:12). Не сделаешь себе насилия, не восхитишь царствия небесного. Не будешь стучаться неотступно, не получишь таинственного хлеба. Как тебе кажется, не насилие ли, когда плоть хочет быть тем, чем Бог, и туда, откуда низпали ангелы, восходить судить ангелов?

Прошу тебя, выйди на время из заключения, и представь пред своими глазами те награды за настоящий подвиг, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1Кор.2:9). Каков будет тот день, когда встретит тебя с ликами дев Мария, матерь Господа? когда Мария, сестра Аарона, как по переходе чрез Чермное море и после потопления Фараона с его войском, держа в руке тимпан, запоет, и ей ответит хор: поим Господеви, славно бо прославися: коня и всадника вверже в море (Исх. 15:1)? Тут Фекла радостно бросится в твои объятия. Тут и Сам Жених выйдет на встречу тебе и скажет: востани, прииди ближняя моя, добрая моя, голубице моя, яко, се, зима прейде, дождь отъиде, отъиде себе (Песн. 2:10–11). Тогда удивятся ангелы, и скажут: кто сия проницающая, аки утро, добра яко луна, избранна, яко солнце (Песн.6:9). Будут смотреть на тебя дщери, будут хвалить царицы, будут славить замужние. За тем встретят тебя и другие целомудренные лики; Сара выйдет с женами; Анна, дочь Фануилова, со вдовами. В различных ликах предстанут твои по плоти и духу матери: возрадуется та, которая родила; возвеселится та, которая научила. Тогда Господь действительно воссядет на жребя, и войдет в небесный Иерусалим. И отроки, о которых говорит Спаситель у Исаии: се, аз и дети, яже ми даде Бог (Ис. 8:18), преднося победные ветви, воспоют согласными устами: Осанна в вышних: благословен грядый во имя Господне, осанна в вышних (Ин. 12:13). Тогда сто и четыредесять и четыре тысячи пред престолом и старцы возьмут гусли, и будут петь песнь нову. И никто не возможет навыкнути песни, только это означенное число лиц. Сии суть, иже с женами не осквернишася: зане девственницы суть: сии последуют Агнцу, аможе еще пойдет (Апок. 14:4). Всякий раз, как будет тебя прельщать мирское тщеславие, сколько бы ни казалось тебе что-нибудь славным в мире, – переносись умом в рай: начинай быть тем, чем намерена быть в будущности, и ты услышишь от своего жениха: положи мя яко печать на сердцы твоем, яко печать на мышце твоей (Песн. 8:6), – и огражденная и телесно и духовно вместе, ты воскликнешь и скажешь: вода многа не может угасити любве, и реки не потопят ея (Там же, ст. 7).

Сегодня почти в третьем часу, когда мы стали читать семьдесят второй псалом, то есть начало третьей книги псалмов⁶¹, и старались показать, что часть надписания этого псалма относится к концу второй, а часть к началу третьей книги, именно, что слова: окончашася песни Давида, сына Иecceoвa, составляют конец прежней, – а псалом Асафу начало следующей книги; и когда мы дошли до того места, где праведный говорит: аще глаголах, повем тако: се, роду сынов твоих преступих (Пс. 72:15), что в латинских кодексах читается иначе, вдруг нас известили, что блаженнейшая Лея рассталась с жизнью. При этом я заметил, что ты очень побледнела; да и подлинно, едва ли найдется душа, которая бы осталась беспечальною, когда сокрушается водонос у источника (Еккл. 12:6). Впрочем ты скорбела не потому, что не предвидела этой потери, но потому, что не отдала усопшей печального погребального долга. Впоследствии среди беседы мы узнали, что останки Леи уже отнесены в Остию.

Ты спросишь, к чему клонится и что значит это воспоминание? Отвечу тебе словами апостола: много по всякому образу (Рим. 3:2). Во-первых, я хочу показать, что должно напутствовать всеобщею радостью ту, которая, поправ дьявола, получила уже венец упокоения. Во-вторых, я желаю кратко изобразить жизнь ее. В-третьих, я намерен показать, что нареченный консул⁶² , кончивший век свой, находится в аду. – Но кто может достойно восхвалить жизнь нашей Леи? Она так всецело была предана Господу, что быв начальницею монастыря, была матерью девиц; она, носившая прежде мягкие одежды, обременила члены власяницею; проводила в молитвах бессонные ночи, и своих сообщниц поучала более примером, чем словами. Она была так смиренна и так покорна, что будучи некоторым образом госпожою многих, казалась служанкою всех; быть может потому, чтобы не почитаясь госпожою людей, тем более быть рабою Христовою. Одежда ее была неизысканная, пища простая, голова без убранства; при всем том, она избегала чьей бы то ни было похвалы, чтобы не получить в настоящем веке своей награды.

Посему ныне за краткий труд наслаждается вечным блаженством, приемлется ликами ангелов, упокоевается на лоне Авраамовом, и с бедным Лазарем видит, как порфироносный богач, и консул, одетый только в траур, а не в тогу с вышитыми пальмами, просят капли с мизинца. Какая перемена положения! Тот, кто за немного дней назад касался вершины всех достоинств, кто, как торжествуя победу над врагами, входил в капитолий, кого с рукоплесканием и топаньем принял народ римский, кончиною кого был потрясен весь город, – тот самый теперь обнаженный и беспомощный находится не в млечном дворце неба, как воображает несчастная жена⁶³, но среди тьмы и смрада. А та, которую окружала таинственность одинокого ложа, которая казалась бедною и незнатною, жизнь которой почиталась безумием, та идет за Христом и говорит: якоже слышахом, тако и видехом во граде Бога нашего (Пс. 47:9), и прочее.

Поэтому увещеваю, и со слезами и стенаниями умоляю тебя: не будем, проходя по пути мира сего, облекаться двумя туниками, то есть, двоеверием, не станем отягощаться кожаною обувью, то есть, заботами о смертном; пусть нас не давит к земле ноша богатств; не будем опираться на тростник, то есть, на мирское могущество; не пожелаем почитать одинаково и Христа и мир; но место скоропреходящего и тленного пусть заступит вечное; и каждодневно умирая (говорю относительно тела), не будем считать себя вечными относительно внешних предметов, чтобы мы могли быть поистине вечными.

Да не покажется никому предосудительным, что в письмах наших встречаются то похвалы, то порицания; потому что обличение зла служит к исправлению, а похвала добрых возбуждает рвение к деланию добра. Третьего дня мы рассуждали о блаженной памяти Леи; теперь мне приходит в голову тревожная мысль о том, что восхвалив в лице Леи целомудрие низшей степени (т. е. вдовство), нам не следует умолчать о деве. И так рассмотрим кратко жизнь нашей Азеллы; только прошу тебя, не читать ей этого письма; потому что похвалы приписываемые ей могут быть для нее тягостны; лучше соблаговоли прочитывать это письмо юным девам, чтобы они, подражая Азелле, почитали поведение ее образцом совершенной жизни.

Я не буду говорить о том, что Азелла получила благословение еще в утробе матери до рождения; – разумею бывшее отцу ее во сне видение о том, что ему вручена девочка в сосуде блестящего стекла, более чистого, чем всякое зеркало. Не стану говорить также и о том, что еще окутанная в детские пелены, едва переступая десятилетний возраст, она посвящается⁶⁵ чести будущего блаженства. Все, что было до подвига, должно быть приписано благодати: так Бог, предведущий будущее, освятил во чреве Иеремию; заставил Иоанна взыграть в утробе матери, и прежде сотворения мира определил Павла к благовестию Своего Сына.

Стану говорить о том, что с двенадцатилетнего возраста Азелла собственными трудами выбрала, приняла, удержала, начала и исполнила. Заключившись в одной тесной келийке, она наслаждалась райским простором. Один и тот же земляной приступок был местом ее молитвы и отдыха. Она считала пост веселием, неядение – отдохновением. И так как ее влекло к пище не желание насыщения, а необходимое требование организма, то хлебом, солью и холодною водою она более раздражала, чем утоляла голод. Но я едва не забыл того, о чем должен бы был сказать в начале: когда она только что решилась вести подвижническую жизнь, то без ведома родителей продала золотое ожерелье (так называемое в народе вьюнок (murenula), потому что будучи сделано из металла, надетого на проволоку, оно представляет какую-то изгибающуюся цепочку), и надев темную тунику, которой не могла выпросить у матери, неожиданно посвятила себя Господу, так что все родные поняли, что нельзя ни к чему принудить ту, которая осудила мир самою одеждою.

Продолжаю прерванную речь. Азелла всегда вела себя так скромно, так хранила себя в таинственности своего жилища, что никогда не ступала ногою в общество, никогда не знала разговора с мужчиной. И что особенно удивительно, сестру свою девицу она более любила, чем видела. Трудилась собственными руками, зная, что написано: аще кто не хощет делати, ниже да яст (2Сол. 3:10). С женихом беседовала в молитве, или при пении псалмов. Никем почти не замечаемая спешила она к жилищам мучеников. Восторженно проникнутая своими стремлениями, она в особенности радовалась тому, что ее никто не знал. Целый год она проводила в непрерывном посте, не вкушая по два и по три дня, а в четыредесятницу напрягала все паруса своего судна, с радостным видом постясь по целым седмицам. И – факт, невероятный для людей, но возможный при помощи Божией – она достигла сорокалетнего возраста, не болев желудком, не страдав повреждением внутренностей; не сокрушились члены, лежавшие на сухой земле; не покрылась смрадными струпами кожа, протираемая власяницею; но при здоровом теле, еще более здоровая духом, она считала утешением уединение, и в шумном городе находила монашескую пустыню.

Но это лучше известно тебе самой; от тебя и мы узнали кое что, и ты своими глазами видела на ея святом теле в следствие частой молитвы образовавшуюся затверделость, как у колен верблюдов. Скажем то, что мы сами могли узнать. Нет ничего ласковее ее строгости, нет ничего строже ее ласковости, нет печальнее радости, нет радостнее печали. Такая бледность в ее лице, что показывая воздержание, нисколько не служит выражением тщеславия. Молчаливая речь, и красноречивое молчание. Ни скорая, ни медленная поступь. Наружность всегда одинаковая. Небрежная чистота, и при грубой одежде самая опрятность без заботливости о ней. Собственно непорочностью своей жизни она достигла того, что в Риме, городе удовольствий, неги и пышности, в котором быть скромным есть несчастье, ее хвалят и добрые, не смеют порицать и злые. Должны подражать ей вдовы и девицы, должны почитать замужние, должны бояться преступницы, должны уважать священники.

Читая девятидесятый псалом, относительно того места, где написано: Живый в помощи Вышняго, в крове Бога небесного водворится, я сказал, что у евреев вместо Бога небесного поставлено saddai, которое Аквила переводит ι καυος и под которым мы можем разуметь «сильного, могущего все произвести», – я сказал также, что это есть одно из десяти имен, которыми называется у евреев Бог. Ты тогда же усердно просила меня, чтобы я перечислил тебе все имена с их значением. Исполняю просьбу.

Первое имя Божье есть el, которое семьдесят переводят Бог, Аквила, по этимологическому его значению, – ἰσχυρος , то есть – «крепкий».

Потом eloim и eloe, которое именно и значит «Бог».

Четвертое sabaoth, которое семьдесят переводят «сил», а Аквила – «воинств».

Пятое elion, которое мы выражаем – «Вышний».

Шестое eser ieje, что в Исходе читается: Сый посла мя (Исх. 3:14).

Седьмое adouai, которое у нас значит вообще «Господь».

Восьмое ia; оно принадлежит только Богу; но составляет также и последний слог в alleluia.

Девятое τετραγραμμον (состоящее из четырех литер), которое почитали за ἀνεκφώνητον , то есть, за «неизреченное», и которое изображается буквами: iod, he, vav, he. He понимая этого имени и встречая его в греческих книгах, некоторые обыкновенно читают πιπι в следствие сходства букв.

Десятое, о котором уже сказано выше, и которое оставлено непереведенным в книге Иезекиля, есть saddai. Но должно заметить, что eloim есть имя обоих чисел, что им называется и один Бог и многие, точно также, как небо и небеса называются одинаково, то есть sanaim. В следствие чего часто разногласят переводчики. Пример (подобного употребления чисел) мы можем найти и в своем языке: Athenae (Афины), Thebae (Фивы), Salenae (Салены).

Недавно, когда мы были вместе, ты, уже не письменно, как обыкновенно делала прежде, но лично сама спросила, что означают у Евреев те слова, которые не переведены с еврейского на латинский язык, – и почему они оставлены без перевода, напр., alleluia, amen, maran atha, ephod, и другие, встречающие в писаниях, и упомянутые тобою.

На это, в тесных пределах письма, ответим кратко, что и семьдесят толковников и апостолы, так как первенствующая церковь состояла из Иудеев, заботились о том, чтобы не смущать верующих чем-нибудь неслыханным, но учить их теми словами, к каким они привыкли с малолетства. А после того, как слово евангелия распространилось между всеми народами, нельзя уже было изменить однажды принятого. Впрочем Ориген, в своих книгах, которые называются εξηγητικα, доказывает, что в следствие свойств и особенностей каждого языка, некоторые слова не могут в переводе удержать свое первоначальное значение, и что гораздо лучше оставлять их без перевода, чем переводом ослаблять их силу.

Таким образом alleluia, значит «хвалите Господа», поскольку ia есть одно из десяти имен Божиих. Так, в том псалме, где мы читаем: хвалите Господа яко благ псалом (Пс. 146:1), – у евреев читается: alleluia chi tob zammer.

Amen Аквила переводит πεπιστωμεως , что мы можем выразить словом: «верно», произведши наречие от слова: «вера». Amen у Семидесяти γενοιτο, то есть: «да будет». Поэтому и в конце книг (Псалтырь разделен у евреев на пять частей) LXX переводят: буди, буди, что на еврейском читается Amen, Amen, – и чем именно подтверждается, что все вышесказанное истинно. Поэтому и Павел говорит, что никто не может отвечать аминь, то есть, подтвердить то, что сказано, не понимая сказанного (1Кор. 14:16). Maran atha более сирское, чем еврейское слово, хотя, вследствие сродства обоих языков, и отзывается несколько еврейским; оно значит Господь нам пришел; так что, если после слов: аще кто не любит Господа Иисуса Христа, да будет проклят (1Кор. 16:22), в заключение прибавит: Господь нам пришел, то смысл будет тот, что напрасно было бы желать с упорною ненавистью вооружаться против того, о ком известно, что он уже пришел.

Хотелось бы написать тебе кое-что и о междупсалмии, которое у евреев пишется: sela о erod и о том, что находится в надписании некоторых псалмов: Pro aieleth и прочем в этом роде; только в таком случае я выступил бы из пределов письма, и должен бы был возбудить в тебе страсть к более широким вопросам. Известна пословица: непрошенные подарки дурно пахнут. Поэтому мы и воздержимся от желания говорить, чтобы тем сильнее ты захотела услышать о том, что умолчано.

После прежнего письма, в котором я сказал кое-что о еврейских словах, до меня нечаянно дошёл слух, что некоторые ничтожные люди сильно порицают меня за то, почему, вопреки авторитету древних и всеобщему мнению, я осмелился нечто исправлять в евангелии. Хотя я совершенно справедливо мог бы презреть их (потому что ослу не нужны звуки лиры), однако, чтобы не упрекали меня в гордости, как это обыкновенно делают, пусть примут такой ответ: я не настолько груб сердцем и невежествен (замечу при этом, что мои противники невежество само в себе уже почитают за святость, признавая себя учениками рыбарей, как будто бы причина святости апостолов заключалась в отсутствии познаний), я не настолько груб сердцем и невежествен, чтобы счесть что-нибудь в Господних словах или требующим исправления, или не божественно-вдохновенным; но я хотел очевидную из множества вариантов поврежденность латинских кодексов исправить по греческому оригиналу, с которого был сделан первоначальный перевод, чего не отвергают и сами мои противники. Если им не нравится вода чистого источника, пусть пьют из грязных ручьев; пусть при чтении Писания оставят то старание, с каким узнают стаи птиц и глубину чаш; пусть будут в этом отношении настолько наивны, чтобы считать простоватыми слова Христовы, над которыми уже столько веков и столько умов трудилось так, что о смысле каждого слова было гораздо более думано, чем высказано. Пусть предполагают необразованность в апостоле, о котором сказано, что его многие книги в неистовство прелагают (Деян. 26:24).

Знаю, что читая это, ты хмуришь чело, и боишься, чтобы моя свобода речи не была опять началом споров; знаю, что ты хочешь, если бы можно было, зажать мне рот рукою, чтобы я не смел говорить того, чего другие не стыдятся делать. Но спрашиваю, что сказано мною предосудительного? Разве я описывал вырезанных на чашах идолов? Разве на христианских празднествах я представлял для девственности очей объятия Вакхов и Сатиров, или когда-нибудь и кого-нибудь оскорбил суровою речью? Разве печалился, что из нищих становились богачами? Разве порицал наследственные гробницы? Сказавши только, несчастный, что девицы должны чаще быть с женщинами, чем с мужчинами, я уколол глаза всего света; на меня все указывают пальцами. Умножишася паче влас главы моея ненавидящии мя туне, и бых им в притчу (Пс. 68:5, 12); и ужели ты думаешь, что после этого я стану говорить еще что-нибудь?

Впрочем, чтобы не посмеялся над нами Флакк говорящий, что «Амфора, катясь колесом, начала размышлять, зачем кувшин ходит» (Гораций dе Arte Poetic.), – возвращаемся к нашими двуногим ослам, и не на арфе, а в рожок будем трубить им в уши. Они пусть читают: «упованием радующиеся, работая времени», а мы будем читать: упованием радующеся, Господеви работающе (Рим. 12:12, 11)⁶⁸ . Они пусть думают, что обвинение на пресвитера вовсе не должно быть принимаемо; а мы будем читать: на пресвитера хулы не приемли, разве при двою или триex свидетелях. Согрешающих же пред всеми обличай (1Тим. 5:19). Пусть у них лучше: «человеческое слово и всякого приятия достойно», а мы с греками, то есть, с апостолом, говорившим по-гречески, будем ошибаться: верно слово и всякого приятия достойно (Тим. 4:9). Наконец, пусть они наслаждаются галльскими жеребцами, а нас утешит тот подъяремный и на служение Спасителю приготовленный осленок, который, отдав хребет для Господа, стал соответствовать пророчеству Исаии: блажени сеющии при всякой воде, идеже вол и осел попирает (Ис. 32:20).

(De voce Diapsalma) ^J).

Всякий долг нужно отдавать с лихвою, а долгая отсрочка растит процент. Ты требовала моего мнения о междупсалмии (diapsalma), – я отговорился тесными пределами письма, и высказал, что предмета, дающего содержание для книги, нельзя положить в письмах. Но как быть с моим εργοδιωκτη (побудителем к трудам)? Молчание возбуждает в тебе еще большее любопытство. Итак пусть будет немногое вместо многого, чтобы не томить тебя долее.

По мнению некоторых междупсалмие означает перемену ветра; по мнению других передышку; по мнению третьих – начало другой речи. Иные думают, что междупсалмие обозначает разделение ритма, – и молчание вследствие какой-либо перемены в музыке, так как в древности псалмы пелись под органы. Мы ничего этого не думаем, потому что Аквила, самый тщательный переводчик еврейских слов, переводит слово sela, т.е. междупсалмие, которое пишется из букв samech, lamed, he, словом «всегда». В таком именно смысле междупсалмие поставляется и в конце псалмов, как наприм., в конце 3-го зубы грешников сокрушил еси; Господне есть спасение, и на людех твоих благословение твое, села, то есть «всегда», и в конце 23: кто есть сей царь славы? Господь сил той есть царь славы, всегда. Если бы междупсалмие (т.е. слово sela) имело другой смысл, то оно не находилось бы в псалмах среди многих стихов, именно в 36, 77 и 118-м. Еще: 9-й псалом разделен, песнию междупсалмия; но если, как думают некоторые, междупсалмие означает, начало молчания, то как же может быть песнь молчания?

Отсюда видно что это слово соединяет вместе предыдущее и последующее, или но крайней мере, показывает, что сказанное непреложно, как, напр., в 3 псалме мнози глаголют души моей, несть спасения ему в Бозе его, всегда. И опять: гласом моим ко Господу воззвах, и услыша мя от горы святыя Своея, всегда. И в четвертом: вскую любите суету, и ищете лжи? всегда. И далее: яже глаголете в сердцах ваших, на ложах ваших умилитеся, всегда. И у Аввакума: Бог от юга приидет и Святый из горы Фаран⁶⁹, всегда. (Авв. 3:3) и ниже: «клятвы, данные коленам, которые ты изрек всегда» (Авв. 3:9).

Должно знать, что у евреев в конце книг обыкновенно ставилось одно из трех: или писали они amen, или sela, или salom, что означать «мир». Отсюда и Саломон значит «миролюбивый». Следовательно, как мы, окончив какое-нибудь дело, при переходе к другому обыкновенно говорим: explicit (кончено), или feliсiter (счастливо), или что-нибудь в этом роде: так и Евреи, чтобы подтвердить написанное, обыкновенно говорят: «аминь», или чтобы навсегда заметить написанное, ставят «села», или чтобы заявить счастливое окончание дела, замечают в конце «мира».

Сказанное мы почерпнули собственно из еврейского источника, не отведывая ручьев мнений, и не пугаясь многоразличия заблуждений, наполняющих мир, но желая узнать и показать истину. Если не будет тебе в тягость, я переведу слово в слово мнение Оригена о междупсалмии, дабы, пренебрегая молодые вина, ты по крайней мере прельстилась достоинством старого вина.

Доискиваясь часто причин, почему в некоторых псалмах полагается междупсaлмие, я тщательнейшим образом просматривал еврейский текст, сличал его с греческим, и нашел, что там, где на еврейском языке стоит «села», и на греческом «всегда», или что-нибудь в этом роде, там Семьдесят, Феодотион и Симмах перевели «междупсалмие». Не излишне подтвердить сказанное примерами. В 74 псалме, начинающемся так: исповемыся тебе, Боже, исповемыся тебе, и призовем имя твое, после: аз утвердих столпы ея, у Семидесяти, Феодотиона, и Симмаха стоит «междупсалмие» (diapsalma), вместо чего у Аквилы: «я повесил столпы ея, всегда». В пятом переводе (editione): «я тот, который устроил столпы ея, всегда». В шестом же: «я утвердил столпы ея непрерывно» (jugiter). Но на еврейском после amuda, то есть, столпы ея, стоит: sela. И еще: в 75 псалме, начинающемся: ведом во Иудеи Бог, после: «щит, и копье, и брань» у Семидесяти и Феодотиона находим «междупсалмие». У Симмаха после: «щит, и меч, и брань» также «междупсалмие». Вместо этого у Аквилы после «щит, и меч, и брань», – «всегда». В пятом переводе (editione), после: «щит, и opyжиe, и брань, всегда». А в шестом: «щит, и меч, и брань, в конец». Но в еврейском после umalama, то есть – и брань; находится «sela». В этом же самом псалме после: спасти вся кроткия земли, – междупсалмие; у Симмаха также междупсалмиe; у Аквилы «всегда»; также и в пятом переводе. В шестом же: «в конец». Но в еврейском после: anie ares, то есть кроткия земли, – поставлено sela. И мы замечали это всегда, когда просматривали означенное выражение по всем переводам. Что разумели те, которые переводили междупсалмие, перемену ли музыки, пения или метра, или они думали что-нибудь другое, это предоставляю твоему собственному суждению.

И только у Оригена; мы захотели в этом рассуждении лучше последовать его незнанию, чем держаться глупого мнения невежд.

Задача писем уведомлять о делах хозяйственных, или о ежедневных нуждах и делах отсутствующих как будто присутствующими, посредством взаимного извещения друг друга о своих желаниях или делах: хотя иногда такое взаимное угощение беседой и приправляется солью науки. Однако ж ты, всецело занятая серьезными исследованиями, не пишешь мне ничего, кроме того, что утруждает меня и заставляет читать Писания. Наконец, предложив вчера такой важный вопрос, ты потребовала, чтобы я тотчас отписал тебе, что я думаю. Как будто я занимаю фарисейскую кафедру, что лишь только заходят толки о еврейских словах, меня требуют в свидетели и посредники спора. Неприятны письма, которые не пахнут пирогами, которых не приправил Апиций, от которых нисколько не поднимается пар похлебки учителей века сего. Впрочем, так как посредник нашей беседы спешит отъездом, то буду говорить о предлежащем важном вопросе поскорее: для рассуждающего о священном Писании должны быть необходимы не столько слова, сколько мысль. Посему, если мы ищем красноречия, то должно читать Демосфена, или Туллия; если же божественных тайн, то должно пересматривать наши священные книги, которые в латинском переводе не вполне соответствуют еврейскому тексту.

В начале своего письма ты написала: что значит написанное в первой книге Царств: «и открок Самуил служил пред лицом Господа, сый опоясан во Ефуд бад (Ephod bad), и носил хламиду малу, которую сотвори ему мати его; и приношаше ему от дней во дни, егда восхождение с мужем своим пожрети жертву дней (1Цар. 2:18–19)». И так ты спрашиваешь, что такое: Ephod bad, которым опоясан будущий пророк, – пояс ли, или кадильница, как думают некоторые, или какой-нибудь род одеяния? А если одеяние, то как это Самуил им опоясан? и после Ephod, зачем присоединено к нему bad? Ты выписываешь за тем, что прочла далее: npиидe человек Божий ко Илию, и рече: сия глаголет Господь: открываяся открылся в дому отца твоего, сущим им в земли египетской рабом в дому Фараони: и избрах дом отца твоего от всех домов израилевых мне служити, еже восходити ко олтарю моему, и кадити кадилом, и носити Ефуд (Там же, ст. 27 и 28); и проследив всю книгу в ряд, ты взяла пример даже из того места, в котором Доик Идумеянин по повелению царя умерщвляет иереев: и обратися, говорит Писание, Доик Сирин, умертвил сам Иереев Господних, и уби в той день триста пять мужей, или (как читается на еврейском) восемьдесят пять, всех носящих Ефуд. И Номву град иеpeйcкий погуби острием оружия от мужеска полу и до женска, от отрока и до ссущаго, телца и осла и овчате. И угонзе един сын Авимелеха, сына Ахитова, имя ему Авиафар, и бежа вслед Давида (1Цар. 22:18–20).

Не удерживаюсь, чтобы не предупредить ответом ряда вопросов; где теперь мы прочитали: всех носящих Ефуд, – на еврейском находится: «носящих Ефуд бад». К чему я сказал это, узнаешь далеe. Затем ты присовокупила и следующее: и бысть, егда бежа Авиафар, сын Авимелехов к Давиду, и той с Давидом в Кеиль сниде, имый Ефуд в руце своей: и возвестися Саулу, яко прииде Давид в Кеиль (1Цар. 23:6–7). Опасаясь прихода царя и осады города, Давид сказал Авиафару: принеси Ефуд Господень (там же, ст. 9). Предложив эти извлечения из книги Царств, ты перешла к книге Судей, в которой написано, что Миха, происходивший из горы Ефремовой, отдал матери тысячу сто серебренников, которые она обещала Богу, и что она сделала из них изваянное и слиянное. Ты присовокупляешь, что это изваянное и слиянное, спустя немного, и называется Ефуд и Ферафин и что, конечно, если бы это был пояс или какая-нибудь одежда, то не могло бы быть изваянным и слиянным. Узнаю ошибку почти всеобщую у латинян, думающих, что упоминаемые далее Ефуд и Ферафин были вылиты из того серебра, которое Миха дал матери; между тем как писание рассказывает таким образом: и взя мати его, без сомнения Михи, серебро, и даде его среброделю, и сотвори тое изваянное и слиянное. И бысть в дому Михи: и дом Михин ему – дом Божий, и сотвори Ефуд и Ферафин: и наполни руку единому от сынов своих и бысть ему жрец (Суд. 17:4–5). Если ты думаешь, что одно и тоже выше названо изваянным и слиянным, а после называется: Ефуд и Ферафин, то знай, что не одно и тоже. Потому что Миха сделал Ефуд и Ферафин после кумира матери, который и называется изваянным и слиянным, как это видно и из следующего: и отвещаша пять мужей, ходивши соглядати землю, и рекоша к братии своей. Разумеете ли яко есть в дому сем Ефуд и Ферафин и изваяно и слияно (Суд. 18:14 и след.); и далее из многого, пропущенного тобою: и взыдоша, сказано, пять мужей, и вшедше тамо взяша изваяно, и Ефуд и Ферафин и слиянное. И шесть сот мужей, препоясани во оружие воинско... внидоша в дом Михин, и взяша Ефуд и Ферафин, и слияно и изваяно (Суд. 18:16–18). И так должно быть отринуто мнение тех, которые признав Ефуд серебряным, сделали вопрос неразрешимым. Заметь кратко и то, что Ефуд упоминается только как принадлежность священства. Ибо и Самуил, опоясанный им, как сказано, был левит, его носили и священники Номвы, как знак своего достоинства. И (чего нет в латинских кодексах) когда Давид, убегая от Саула, пришел к Авимелеху и требовал меча, говоря: «виждь, аще есть зде у тебе копие или меч, яко меча моего, и оружия моего не взях с собою; и рече иерей: се, меч Голиафа иноплеменника, его же ты убил еси во юдоли Теревинфа, и той обвит бяше в ризу за Ефудом в ризнице» (1Цар. 21:8–9); конечно, и Ефуд сохранялся там же. Ефуд же в том виде, как мы его теперь представили, разумеется также и там, где говорится об изваянном и слиянном; хотя это последнее было идол; но так как этот идол вследствие заблуждения служил предметом богопочтения, то для служения ему, также как и для служения Богу, были устроены знаки Ефуд и Ферафин.

Что такое Ферафин, скажем после, если останется место. Теперь же пока объяснимся относительно Ефуда. В книге Исход, где заповедуется Моисею, чтобы он повелел сделать священническое облачение, между прочим говорится: и сия суть ризы, их же сотворят: наперсник, и ризу верхнюю, и долгую ризу σοσυμρωτας, и нaглaвиe и пояс (Исх. 28:4). Где мы поставили ризу верхнюю, семьдесят толковников перевели по-гречески επωμιδα, имея в виду, что одежда этого рода возлагалась наверх. Потом следует: и сии да возьмут злато, и синету, и багряницу, и червленицу, и виссон, и да сотворят ризу верхнюю от виссона сканного, дело тканно пестрящего (Исх. 28:5–6). Чего более? Вся книга Исход наполнена изображением этого рода одежд. Ибо и в конце этой книги написано: и сотвори всяк премудрый в делающих ризы святыни, яже суть Аарону иерею, яко же заповеда Господь Моисею. И сотвориша ризу верхнюю от злата, и синеты, и багряницы и червленицы прядены, и виссона сканаго (Исх. 36:8 и след.). Но в Исходе заповедуется только приготовить эти ризы; затем их делают и приносят: впрочем Аарон еще не облачается в них; уже в книге Левит объяснено, как он был облечен в священнические одежды: и приведе Моисей Аарона и сыны его, и измы я водою: и облече его в срачицу, и опояса его поясом, и облече его в υποδυτηυ, что можно перевести: «в исподнюю ризу», или ризу, которая надевается с исподу. И возвлече нань верхнюю ризу, сказано, и опояса его по устроению верхней ризы и стисне его ею (Лев. 8:6–7). Видишь – Аарон также опоясывается этою верхнею ризою, как Самуил означенным, не знаю только каким, Ефудом бад. Но чтобы не томиться тебе долее, выслушай следующее: где у семидесяти толковников, – значит и в наших кодексах, читается επωμις, то есть «верхняя риза», там в еврейском написано «Ефуд». А почему это слово в одном месте переведено, а в другом оставлено без перевода, об этом судить не мое дело, так как тоже самое сделано и относительно многих других слов: поскольку их переводили иногда так, иногда иначе; то впоследствии, затрудняясь различием переводов, начали ставить подлинные еврейские слова. Аквила же то, что другие переводчики назвали υποδυτηυ и επωμιδα называл ευδυμα и επευδυμα , т. е. одеждою и верхнею одеждою. Поскольку ευδυμα , по-еврейски mail, означает именно исподнюю одежду; и επευδυμα, т. е. επωμις – по-еврейски ephod – верхнюю мантию, которою облекался весь сонм священников.

Может быть, ты спросишь – если Ефуд есть священническая риза, то почему в некоторых местах присоединяется к нему bar? Слыша bar, не могу удержаться от cxеxa. У евреев говорится bad, и сами семьдесят толковников, как известно, перевели точно также; потому что когда пишут bar вместо bad, то ошибаются: словом же bad на еврейском языке называется лен, хотя лен более точно выражается словом phesta. Поэтому, где мы читаем: и сотвориши им надраги льняны покрывати стыдения плоти их, от бедр, даже до стегн будут (Исх. 28:42), – там на еврейском вместо льняны поставленo «bad». Таким же образом был одет и муж, являвшийся Даниилу. И воздвигох очи мои, и видех, и се, муж един облечен в baddim (Дан. 10:5),– множественное число и означает: льняную ризу. Но сверх этого говорится, что Самуил и восемьдесят пять священников носили Ефуд льняной; поскольку только один первосвященник имел позволение облекаться в Ефуд не льняной, а сотканный (как гласит Писание) из злата, синеты, багряницы и червленицы и виссона; прочие же носили Ефуд не такой разноцветный, и не украшенный двенадцатью камнями, размещенными на обоих плечах, но простой, льняной, только чистый до ослепительной белизны.

Однако ж, так как я обещал выше сказать, хотя кратко, если будет место, и о слове ферафин; то, пока еще никто не подошел мешать, слушай: ферафин у Аквилы переведено μορφώματα, что мы можем выразить словом «образы» или «изображения». Ибо когда Саул посылает вестников взять Давида, и после их ответа, что Давид болен, посылает их опять, говоря: принесите его на одре ко мне, еже умертвити его: и придоша слуги и се, тщепогребальная на одре (1Цар. 19:15): тут, вместо тщепогребальная, в еврейском поставлено theraphim, т.е. μορφώματα: не козья печень, как в наших кодексах, но изголовье, сшитое из козьей шкуры, которое, так как волосы были подстрижены, имело вид как бы головы закрытого в постели человека. Для уяснения значения обоих слов разом, укажу на место у Осии, где Бог угрожает отнять всякую благодать у прелюбодейного народа, говоря, что дни многи сядут сынове Израилевы, ни сущу царю, ни сущу князю, ни сущей жертве, ни сущу жертвеннику, ни жречеству, ниже явлениям (Ос.3:4): вместо жречеству, явлениям, на еврейском поставлено: «ни Ефуду, ни Ферафину», как и перевели Феодотион и Симмах. Отсюда видно, что у семидесяти, державшихся более смысла, чем буквы «Ефуд» переведено словом жречество, а под Ферафином, т.е. фигурами, знаками, разумелись различные изделия, носившие название Ферафин. Ибо и в Исходе, и в других местах, где описываются одежды, вышитые по тканям, описывается изделие cherubim, то есть пестрое и разноцветное: впрочем в этом значении слово cherubim не имеет буквы уаu; потому что когда пишется с этою буквою, то означает существо живое, а не изделие. Таким образом после сказанного выше делается ясным, что и Миха вместе с священническою одеждою сделал еще нечто другое, относящееся к священническим украшениям, то есть Ферафин.

Хотя и желал бы я теперь же объяснить тебе все священнические принадлежности, и в каждом виде облачений показать божественно-таинственное знаменование; но так как уже и без этого вышел за пределы письма, и так как Иосиф и Филон, ученейшие мужи из евреев, и многие из наших обширно исследовали это, и в моем голосе, как говорится, ты бы их слушала: то относительно прочего, если пожелаешь, услышишь уже от меня лично, так что, если, может быть, мы и знать не будем чего-нибудь, то без свидетелей, без судей, это будет схоронено в верном слухе. Радуюсь, если общая матерь наша здравствует, и молю Господа, да здравствует. Занятый, как знаешь, чтением еврейских книг, я допустил у себя порчу в языке латинском так, что даже при произношении слышится какое-то вовсе не латинское пришепетывание. Поэтому извини сухость нашей речи. Апостол говорил: аще бо и невежда словом, но не разумом (2Кор. 11:6); но у него не было недостатка ни в том, ни в другом, и только по смирению он одно отрицает в себе. А у нас нет ни того, ни другого, так как и милую наивность младенчества мы утратили, и знания, какого желали, не достигли, – и подобно собаке в Эзоповой басне, погнавшись за большим, потеряли и меньшее.

Третьего дня я старался объяснить тебе 118 псалом и говорить, что им обнимается всякое нравственное состояние, говорил также, что как философы делят обыкновенно свои трактаты на физику, этику и логику, так и божественное слово или рассуждает о природе, как в книги Бытия и Eкклизиаста, или о нравственности, как в притчах и по местам во всех книгах, или о логике, которую священные писатели заменили тэорикою ^J), как в песни песней и в евангелиях (хотя и апостол часто делает положения, разбирает, доказывает и выводит заключения, что собственно принадлежит к диалектической науке). Во время этой беседы ты с особенным любопытством спросила: что значат еврейские буквы, расставленные, как ты видела, в читанном нами псалме.

Я отвечал, что по порядку букв составлен псалом, т.е. что восемь стихов начинаются с первой буквы, называемой у них Алеф, затем столько же стихов начинаются с буквы следующей, Бет, и далее то же число стихов имеют начала с Гимель, и что таким образом написан псалом до буквы Тав, последней у евреев; и что по значению каждой из этих букв должно заключать и о значении того, что за нею следует. Ты тогда же просила меня объяснить тебе значение каждой буквы; но так как я прямо сказал, что при незнании языка вылетит из памяти все, что бы мы ни сказали, то ты пожелала иметь это объяснение на записке с тем, что если бы что-нибудь ты и перепутала, то чтение могло бы поправить ошибку забвения.

Но прежде чем начну говорить о каждой букве, ты должна знать, что начинаются по порядку еврейских букв четыре псалма: 110, 111, тот, о котором мы пишем и 144. Также ты должна знать, что в двух первых псалмах, с каждой по порядку буквы начинается каждый по порядку стих, состоящий из трехстопного ямба,-а два последующее состоят из четырехстопного ямба, каким написана и песнь во Второзаконии. В 118 псалме каждая буква следует после восьми стихов. В 144 псалме каждою буквою отмечаются каждые два стиха. Некоторые думают, что и другие псалмы расположены по такому же порядку, но их мнение ложно. В плаче Иеремии ты найдешь четыре алфавита, из которых два первые написаны как будто Сафическим размером, потому что три стиха соединенные между собою и начинавшееся с одной только героической буквы, заключаются коммой. Третий же алфавит написан трехстопным размером, и каждые три стиха начинаются с трех, но одних и тех же букв. Четвертый алфавит сходен с двумя первыми. Равно и притчи Соломоновы заканчиваются алфавитом, расположенным по четырехстопному ямбическому размеру с места, где сказано: жену доблю кто обрящет (Притч. 31:10).

Как в наших сочинениях никто не может перейти к чтению и сочетанию слов, не начав наперед с азбуки, так и в божественных писаниях мы не получим силы знать большого, если не начнем с самого начала нравственного учения сообразно с изречением пророка: от заповедей твоих разумех (Пс. 118:104); т.е. после дел начал иметь знание тайн. Но уже пора исполнить то, о чем ты просила, – показать значение каждой буквы.

Алеф значит учение, Бет – дом, Гимель – полнота. Далет – таблица, Ге – оная, Вав – и, Заин – сия, Хет – жизнь, Тет – доброе, Иод – начало, Каф – рука, Ламед – учения, или сердца, Мем – из них, Нун – вовеки, Самех – помощь, Аин – источник, или глаз, Пе – уста, Цаде – правда, Куф – призвание, Реш – главы, Шин – зубов, Тав – знаки.

После объяснения значения букв должно обратить внимание на их порядок Алеф, Бет, Гимель, Далет – это первое сочетание, – учение, дома, полнота, таблиц; т.е. учение церкви, которая есть дом Божий, открывается в полноте божественных книг.

Второе сочетание – Ге, Вав, Заин, Хет – оная, и, сия, жизнь. Ибо может ли быть какая-нибудь жизнь без знания писаний, чрез которые познается Сам Христос, – жизнь верующих?

Третье сочетание – Тет, Иод – доброе начало; поскольку хотя бы мы ныне знали и все, что написано, однако мы отчасти разумеваем и отчасти пророчествуем, видим убо ныне якоже зерцалом в гадании (1Кор. 13:9, 12). А когда удостоимся быть со Христом и соделаемся подобны ангелам, тогда упразднится учение книжное, и тогда увидим лицом к лицу доброе начало; яко же есть.

Четвертое сочетание – Каф, Ламед – рука, учения или сердца. Рука разумеется относительно дел, сердце и учение относительно понимания, потому что мы ничего не можем сделать прежде нежели узнаем, что должно сделать.

Пятое сочетание – Мем, Нун, Самех – из них, во веки, помощь. Это не нуждается в объяснении; яснее всякого света, что Писания доставляют вечную помощь.

Шестое сочетание – Аин, Пе, Цаде – источник, или глаз, yста, правды: об этом должно судить по тому, что мы сказали относительно третьего сочетания.

Седьмое и последнее сочетание (и в самом этом седьмеричном числе заключается таинственный смысл) – Куф, Реш, Шин, Тав – призвание, главы, зубов, знаки. Чрез зубы выходит явственный голос и заключенный в членораздельные звуки несется до главы всех – Христа, чрез которого достигается вечное царство.

Спрашиваю тебя, что святее этого таинства, что приятнее этого удовольствия? какие яства, какой мед слаще познания мудрости Божьей, проникновения в Его тайны, разумения мыслей Создателя и слов Господа Бога твоего, над которыми смеются мудрые мира сего, но из которых совершенные научаются духовной мудрости. Пусть себе другие, как хотят, владеют своими богатствами, – глотают драгоценные камни, блистают шелком, тешатся рукоплесканием народа, и пусть при всевозможной роскоши не смогут истощить богатств своих. Наши богатства – поучаться в законе Господни день и ночь, стучать в дверь не отверстую, принимать хлеб Троичности и в предшествии Господа идти по волнам века.

Приветствуй Блезиллу и Евстохию, учениц наших. Приветствуй Фелициану, счастливую по истине девством телесным и духовным. Приветствуй и прочее общество девственниц и домашнюю твою церковь, за которую я боюсь всего, даже и того, что не опасно; во время сна хозяина враг человек не посеял бы терния, – наперекор даже смелым уверениям: аз град крепкий, град, которого нельзя завоевать (Ис. 27:3). Никто не безопасен при осаде от вражеского войска, никто, как говорит блаженный Киприян, не достаточно осторожен, будучи весьма близок к беде. Экземпляр письма вручи φιλοπουοτατη (т.е. трудолюбивейшей) нашей Марцелле, если ей это будет угодно; и вспоминай обо мне в молитвах, да сотрет Господь наш Иисус Христос сатану под ноги наши вскоре.

Малые по виду, но многолюбезные дары, получил я от девственницы; ожерелье, письмо и голубей. Но так как медь не приносится в жертву Богу, то излишняя сладость намеренно изменена во вкусе; она, так сказать, приправлена острою горечью перца. Ибо у Бога нет ничего, льстящего удовольствиям; ничего не любит Он исключительно приятного, если оно не заключает в себе чего-нибудь горькоистинного. Пасху Христову едят с горькими приправами.

День праздничный, в память святого Петра, и должен быть проведен веселее обыкновенного, впрочем так, чтоб веселый разговор не удалялся от сущности Писаний, и чтобы мы не отступали далеко от цели нашего поприща. Ожерельем у Иезекиля украшен Иерусалим. Варух получает письмо от Иеремии. В виде голубя сходит Дух Святой.

Итак, чтобы угостить тебя чем-нибудь горьким, как перец, и чтоб привести тебе еще раз на память прежнее письмо (письмо о хранении девства), я скажу: опасайся потерять красоту дел, которые суть истинное ожерелье; опасайся разорвать письмо твоего сердца, подобно тому как поданное Варухом письмо невежественный царь изрезал бритвою; опасайся услышать от Осии то, что сказано Ефрему; Ефрем, яко голубь безумный (Ос. 7:11). Ты заметишь, что это слишком едко и не идет к празднику. Но ты сама вызвала это своими подарками: смешала с сладким горькое, – получи и от нас то же: с похвалою пусть идет и горечь.

Но не показалось бы, что я уменьшаю дары: мы получили и корзину наполненную вишнями, да такими, и блестящими таким девственным румянцем, что думалось уж не от Лукулла ли они принесены. Он первый по покорении Понта и Армении принес эти плоды в Рим из Церазунга (Плин. кн. 15, гл. 25). Отсюда от имени родины получило название и дерево (cerasus – вишневый, лат.). А так как в Писании читаем о корзине наполненной смоквами, а вишен не находим между приношениями, и относим их к тому, что не приносилось; то я желал бы, чтобы ты была между теми плодами, которые находятся пред храмом Божиим и о которых Бог говорит, яко добра, добра зело. Спаситель не любит ничего нерешительного (nihil medium). Не избегая хладного, Он любит пламенных, а о теплых говорит в Апокалипсисе, что изблюет их (Апок. 3:16). Вследствие этого нам должно тщательно заботиться о том, чтобы праздничный день ознаменовать не столько обилием яств, сколько веселием духа. Потому что крайне нелепо хотеть почтить мученика особенною сытостью, когда знаешь, что он угодил Богу постом. Итак, тебе должно всегда питаться так, чтобы за принятием пищи последовали молитва и чтение. Если это кому-нибудь не понравится, скажи словами апостола: аще бо бых еще человеком угождала, – Христовой рабой не была бы (Гал. 1:10).

Написать такое короткое письмо было две причины: спешил почтарь, и я, занятый другим трудом, не хотел заняться этим, как будто παρεργφ (посторонним делом). Ты спросишь, что у меня такое за важное и необходимое дело, которым исключается обязанность письменного собеседования. Уже давно я сличаю перевод Аквилы с еврейскими кодексами: не изменила ли, пожалуй, чего синагога по ненависти ко Христу; и признаюсь тебе, как другу моей мысли, что нахожу еще большее, относящееся к утверждению нашей веры. Проверив по порядку книги Пророков, Соломона, Псалтирь и книги Царств, теперь держу в руках Исход, называемый по ихнему ellesmoth, и думаю перейти к книге Левит. Ты видишь, что этому делу нельзя предпочесть никакой обязанности. Однако же, чтобы наш посол не ходил понапрасну, при этой записке я прилагаю два письма: к сестре твоей Павле и – вверенной ее попечениям – Евстохии: поэтому если, прочитав их, найдешь в них что-нибудь поучительного и хорошего, то считай, что написанное к ним написано также и к тебе.

Желаю здравствовать общей нашей матери Альбине: говорю о теле, зная, что духом она здорова; прошу тебя кланяться ей и заботиться о ней по двоякому долгу любви, потому что в ней должно любить и христианку и вместе мать.

Древность удивлялась Марку Теренцию Варрону у латинян за то, что он написал такое бесчисленное множество книг. Греки превозносили восторженными похвалами Халкентера, сочинившего столько книг, сколько ни один из нас не может списать чужих собственноручно. Но так как ныне латиняне не имеют охоты составлять указатели греческих книг, то я напомню кое-что хоть о том, который писал по-латыни, чтобы дать понять, что мы спим сном Епименида, и что тот труд, который прежде употреблялся на изучение светской литературы, у нас обратился на собирание богатств.

Итак Варрон написал сорок пять книг древностей, – четыре – о жизни римского народа........

Спросите: к чему это напоминание о Варроне и Халкентере? К тому, чтобы обратиться к Адаманту, к нашему Халкентеру, который с таким усердием трудился над священным Писанием, что по справедливости назван Адамантом. Хотите ли знать, какие памятники своего гения оставил он? Это покажет следующее оглавление:

Он написал тринадцать книг о книге Бытия, – две книги мистических бесед, – записки на книгу Исход, – записки на книгу Левит, – затем Монобиблию, – четыре книги περι Αρκώυ, – две книги о воскресении, и о воскресении же еще два разговора.

Видите, труды одного не превосходят ли трудов и греческих и латинских писателей в совокупности? Кто мог когда-нибудь столько прочесть, сколько он написал? А какую награду получил он за свой тяжелый труд! Не говоря уже о священниках Палестины, Аравии, Финикии, и Ахаии, его осудил и епископ Димитрий! На осуждение его согласилось и римское гражданство: оно возбудило против него и Сенат – не за новости догматические, не за ересь, как клевещут теперь на него бешеные собаки, но потому, что не могли выносить славы его красноречия и знаний, потому что, когда он говорил, все казались немыми.

Зачем я это написал, и так кратко, так наскоро рассказал в неосторожной речи, – вы поймете тотчас, если подумаете об Епикурах и Аристиппах.

Блаженный мученик Памфил, которого жизнь описана в трех книгах кесарийским епископом Евсевием, желая сравниться с Димитрием Фалерейским и Низистратом в составлении священной библиотеки, и по всем странам отыскивая творения гениев, эти истинные и вечные их памятники, – с особенною заботливостью собрал книги Оригеновы, и посвятил их кесарийской церкви: поврежденную часть их впоследствии Акакий и Евзой, священники той же церкви, постарались восстановить на пергаменте. Хотя бл. Памфил нашел многое и оставил нам указатель найденного, однако ж тем самым, что не вписал в указатель, сознался, что не нашел комментария на сто двадцать шестой псалом и трактата о букве пе. Это не оттого, чтобы таким великим мужем (которого называем адамантом) было что-нибудь пропущено, но oт того, что не все дошло до нашей памяти по нерадению потомков. Говорю я это вот к чему: так как ты предложила мне касательно упомянутого псалма вопрос: что такое хлеб болезни в словах: всуе есть вам утреневати, востанете по седении ядущии хлеб болезни (Пс.126:2) – то я хочу показать, что я не знаю из комментариев Оригена, что он об этом думал.

Поэтому обратившись к еврейскому, я нашел, вместо хлеб болезни, lееm aasabim, что Аквила перевел: αρτον των διαπονηματων , то есть «хлеб трудов», Симмах αρτον κακοπαδουμενον , что значит «хлеб горестный», – пятый перевод и Феодотион, согласный в остальном с семидесятью толковниками, – «хлеб идолов»; шестой перевод – «хлеб πλάνς », то есть, «заблуждения». Не должно удивляться, если Аквила поставил διαπονηματα вместо «идолов», потому что они – дела рук человеческих, – и народ пророчески обличается за то, что собирается понапрасну к храму с развратом, и отдохнув устремляется во святилище, – обличается потому, что он почитал идолов как Бога, судя по свидетельству Иезекиля, что в самом храме священники приносили жертвы идолам. К более полному твоему убеждению, скажу, что поставленное в еврейском вместо болезни слово «идолы», это же самое слово, то есть asabim, есть еще и в сто тринадцатом псалме, и переведено семьюдесятью так же – «идолы». Ибо в том месте, где мы читаем: идоли язык сребро и злато, дела рук человеческих (Пс.113:12), – на еврейском находится asarreem, что Аквила переводит – «труды их». Если это так, то, значит, некоторые не напрасно разумеют под хлебом болезни или еретические таинства, или труды этой бедной и горестной жизни, в течение которой мы в поте лица едим хлеб свой, и для непродолжительного поддержания которой родится пища между терниями и волчцами.

Ты почтила меня еще таким вопросом относительно того же псалма: кто такие сынове отрясенных? (Пс.126:4). Удивляюсь я, что хотя ты и не читала в толкованиях Илария, что сынове отрясенных означают людей верующих, – так как он думает, будто этим именем названы апостолы, которым в евангелии заповедано было, что если они придут в какой-нибудь город и не будут приняты, то отрясли бы прах с ног своих во свидетельство на неверующих: однако ж остроумно предполагаешь, что под именем отрясенных нельзя разуметь апостолов, так как отрясающие и отрясенные – не одно и то же, отрясающие те, которые сами отрясают, отрясенные же те, которые отрясаются другими, – и что несообразно было бы разуметь под отрясенными апостолов, которые по всему должны называться отрясающими. Итак, что же мне делать? Я не смею осуждать такого, красноречивейшего в свое время мужа, который и достоинством своего исповедания и строгостью жизни, и славою красноречия известен везде, где только есть римское имя: разве приписать погрешность не ему, как не знатоку еврейского языка, и в греческой литературе имевшему легкие сведения, а пресвитеру Илиодору, которым он доверчиво пользовался, и у которого узнавал о мнениях Оригена относительно того, чего сам не мог уразуметь. А так как Илидор не мог найти на указанный псалом Оригенова комментария и решился выдать свое мнение вместо того, чтобы сознаться в незнании; то, приняв это мнение, Иларий развил его своим ясным языком, и изложил красноречиво чужую ошибку.

Итак остается опять обратиться к еврейскому источнику, и посмотреть, как там написано. Где у нас стоит: яко сынове отрясенных, там читается: chen bne annaurim, что Аквила переводит: «как сыны возмужалости», – Симмах и Феодотион «как сыны юности», – шестой перевод ηκονεος νθ, что значит: (сыны) «изощренного ума». Отсюда ясно, что под народом юности разумеются христиане, судя по тому представлению, что Бог является напрягающим святых своих наподобие лука и стрел, как у пророка Захарии: занеже напрягох тя себе, Иуда, яко лук (Зах. 9:13), и как Спаситель говорит о самом себе: положи мя яко стрелу избранну, и в туле своем скры мя (Ис. 49:2). – Наконец в следующем стихе и в еврейском и во всех кодексах, исключая семидесяти, которые перевели иначе, я нашел: «Блажен муж, который наполнил колчан свой ими», так что раз взятая метафора от стрел распространяется далее и на колчан. Отрясенными же, вчиненными (excussi) обыкновенный язык называет бодрых, сильных, искусных. И сами семьдесят толковников перевели слово юноши словом отрясенные, вчиненные (excussi), – в книге Ездры, где читается так: и бысть от дне того пол вчиненных (excussorum) делаху дело, и половина их уготована бысть к брани с сулицами и щитами, и луки и бронями, и начальницы созади всего дому Иудина, созидающего стену (Неем. 4:16). Из этого видно, что в приведенном месте вчиненные поставлено вместо юношей и возмужалых, – а не то, что как думал указанный писатель, вместо апостолов, которые будто названы отрясенными от отрясения ног. – Читал я еще чью-то книгу и нашел в ней превосходную мысль, что иудеи называются отрясенными от храма, закона и благодати Господней, (вместо того, чтобы сказать «отверженными»), и что сыны, их – это апостолы, которые произошли от их семени, и как стрелы, содержатся в руках Господа.

Точно также и в следующем псалме Илиодор ошибся более нашего Илария, потому что, думая так и иначе относительно того места, в котором написано: труды плодов твоих снеси; признал, будто более состоятельна будет мысль, если написать: плоды трудов снеси, а не труды плодов, и искать за тем духовного смысла. Входя по этому случаю в долгие объяснения, он для удостоверения в том, что хочет доказать, употребляет такие усилия, в каких всегда нуждается ложь, чтобы показаться правдой. Между тем в этом месте не семьдесят толковников, а латиняне, обманутые двойственным значением греческого слова – καρπονς, перевели его словом плоды (fructus), а не руки, тогда как καρποι значить также и руки, как на еврейском и положено: chaphach. Симмах и пятый перевод во избежание неточности прежнего выражения перевели: «рук твоих».

Когда под мою диктовку писала это быстрая рука моего писца, после полуночи, как говорится, в воровское время,– я думал еще сказать многое. Уже был на исходе почти четвертый час ночи, как вдруг почувствовал я колики во внутренностях и воскликнул: пусть утихнет боль, когда по крайней мере остальные часы ночи будут отданы сну.

Блаженнейшему Папе Дамасу Иероним.

Получив письмо твоей святыни, я тот час же позвал писца и приказал ему писать за мною: пока он приготовлялся к делу, я соображал мысленно то, что хотел выразить на словах. Но едва только я привел в движение язык, а он – перо, вдруг вошел Еврей, с несколькими книгами, взятыми из синагоги, как бы для прочтения и сказал: «Здесь найдешь то, о чем спрашивал». Когда я колебался и не знал, что делать, еврей решительно сказал мне, чтобы оставив все, я занялся списыванием принесенных им книг, чем я занимаюсь и до настоящего времени. Но поскольку чрез присланного вчера ко мне диакона ты известил, что ожидаешь, по твоему мнению, письма, а как мне кажется, комментария, так как желаешь кратких ответов на такие вопросы, из которых каждый по своей широте требует большой книги, то ταυτα σοι εσχεδιασα (я наскоро изготовил для тебя это), оставив нерешенными только два вопроса, – не потому, чтобы не мог ничего отвечать на них, но потому, что об них писали на латинском языке красноречивейшие мужи, как-то наш Тертуллиан и Новациан; и если бы я захотел написать что-нибудь новое, то это потребовало бы долгих размышлений. В самом деле, я желаю знать, что тебе будет угодно: пожелаешь ли, чтобы тебе в коротком письме были изложены мнения Тертуллиана и Новациана, или потребуешь самых сочинений того и другого автора. Ориген отлично рассмотрел вопрос об обрезании в четвертом томе εξηγησεων (толкований) на послание Павла к Римлянам, – и о чистых и нечистых животных сказал очень много в изъяснении на книгу Левит; так что если бы я сам ничего не мог придумать, то заимствовал бы из этих источников. А сказать еще более правды, я имею в руках книгу Дидима о Святом Духе, которую по переводе желаю поднести тебе, чтобы, считая чтение без собственного писания – спаньем, ты не подумал, что я только и делаю, что сплю. И так, обращаясь к задачам, предложенным в твоем письме, излагаю то, что думаю, прося извинения и за поспешность и вместе за медленность, – за поспешность потому, что в одну ночь ⁷¹ я задумал покончить дело многих дней, а за медленность, потому что, занятый другим трудом, не тотчас отвечал на вопросы.

1.Что значит написанное в книге Бытия: всякий убивший Каина, семь мщений окончит? (septem vindictas exsolvet) (Быт. 4:15).

Прежде чем начнем говорить относительно этого вопроса, признается нужным сличить все переводы с самим еврейским текстом, чтобы тем легче можно было уразуметь мысль писания. Vaiomer lo Adonai lochen chol orec cain sobathaim joccamo. Аквила: «И сказал ему Господь: посему всякий, кто убьет Каина седмижды отмстит». Симмах: «и сказал ему Господь: не так, но всякий, кто убьет Каина, в седьмых или седьмой получит отмщение». Семьдесят и Феодoтиoн: «и сказал ему Господь: не так, но всякий, кто убьет Каина, семь мщений окончит». По y6иение брата, на вопрос Господа: где есть Авель, брат твой? Каин дерзко отвечал: не вем; еда страж брату моему есмь аз? (Быт.4:9). Осужденный за эту дерзость на то, чтобы жить на земле стеня и дрожа, Каин не хочет просить помилования: но прилагая беззаконие к беззакониям, считает свой грех таким, который не может быть прощен Господом. И наконец отвечает Господу: вящшая моя вина, еже оставитися ми (Быт. 4:13); то есть: я согрешил столько, что не могу заслужить прощения. Аще изгониши мя днесь от лица земли, и от лица твоего скрыюся и буду стеня и трясыйся на земли, и будет, всяк обретаяй мя, убиет мя (Быт. 4:14). Ты гонишь меня, говорит Каин от лица своего, – и я, который не в силах смотреть на свете вследствие сознания своего преступления, буду скрываться, чтобы избежать суда. И будет: всяк, обретаяй мя, убиет мя (там же),– когда по дрожанию тела и по волнению тревожной мысли заметить, что я тот, который достоин смерти. Но Бог, не желая, чтобы близкою смертью Каин окончил свои мучения, и не подвергая его этому наказанию, на которое он осуждал сам себя, – говорит: Не так, то есть, не думай, что ты умрешь, и примешь смерть, как врачевство: нет; ты будешь жить даже до седьмого поколения, и будешь мучиться огнем своей совести, так что если кто убьет тебя, то или, – смысл двоякий, – уже в седьмом поколении, – или избавит тебя от седмеричного мучения. Не о том речь, будто сам, убивший Каина, должен будет подвергнуться седмикратному мщению; но о том, что убийца прекратит семь мщений, столь долго тяготевших на Каине, так как убьет того, кому жизнь оставлена была в наказание.

Чтобы уяснить сказанное, возьмем пример из ежедневного опыта. Слуга, положим, под ударами говорит господину: так как я сжег твой дом и разорил все твое имение, то умертви меня. Но господин отвечает: ты не умрешь, согласно с твоим желанием, и не прекратишь смертью наказания: но будешь жить еще долгое время, и будешь таким несчастным в мире, что всякий, убивший тебя, окажет этим убийством тебе благодеяние: так как избавит тебя от стольких мучений. Мне кажется, что действительно такой смысл выходит по переводу семидесяти.

Относительно же поставленного Аквилою: «седмижды», и Симмахом: «в седьмых», или «седьмой отмстит», – мнение наших предшественников таково: думают, что Каин умерщвлен уже в седьмом поколении Ламехом. Ибо Адам родил Каина, Каин родил Эноха, Энох родил Гаидада, Гаидад родил Малелеила, Малелеил родил Мафусала, Мафусал родил Ламеха, седьмого от Адама, который случайно (как написано в одной еврейской книге) и убил Каина, в чем и сам после сознается: яко мужа убих в язву мне, и юношу в струп мне: яко седмицею отмстится от Каина, от Ламеха же семьдесят седмицею (Быт. 4:23–24). Действительно, мне кажется, нет ничего сомнительного в том, что Каин был убит или, по другому переводу, получил казнь за свое преступление, уже в седьмом поколении от Ламеха, и что столько поколений он жил на земле стеня и трясыйся.

Теперь речь клонится к тому, о чем ты и не спрашивал, так как дело шло о другом. Какие это семьдесят семь отмщений, которые должны были исполниться на Ламехе? Говорят, от Адама до Христа – семьдесят семь поколений. Читай евангелиста Луку, и найдешь, что действительно так, как мы говорим. Значит, как грех Каина отпущен в седьмом поколении, ибо Бог не мстит дважды за одно и тоже, и раз принявший злая в животе своем, не будет терпеть по смерти мучений, претерпленных при жизни: так и грех Ламеха, то есть всего мира, равно как и грех пролития крови, отпущен с пришествием Христа, который понес грехи мира, сам истоптал точило, омочил ризы свои в крови гроздовой, и восходя червленым от Эдома на небо (Ис. 63:1–3), явил чудо ангелам, возопившим: возьмите врата, князи, ваша, и внидет царь славы (Пс. 23:7) и проч. Один еврей мне рассказывал, что в апокрифических книгах находится сказание, будто потоп истребил из племени Ламехова семьдесят семь душ, и что, значит, на этом-то числе совершилась казнь относительно Ламеха, так как его род продолжался до потопа.

Другие о семи мщениях Каиновых думают иначе. Утверждают, что первым его грехом был несправедливый дележ; вторым, что завидовал своему брату; третьим, что действовал лукаво, говоря: пойдем на поле (Быт. 4:8); четвертым – убийство; пятым, что с дерзостью запирался, говоря: не вем, еда страж брату моему есм аз? (Там же, ст. 9) Шестым, что осуждал самого себя, говоря: вящая вина моя, еже оставитися ми (Там же, ст. 13); седьмым – что по осуждении не раскаялся, как Ниневия и Езекия, царь Иудейский, которые слезами отклонили угрожавшую погибель, и быв уже осуждены на нее, не погибли, но принесши покаяние, снискали милосердие Божье. Говорят, что Всеблагий Бог потому-то и оставил Каина до седьмого поколения, чтобы он, побуждаемый по крайней мере как самыми несчастьями, так и долговременностью мучений, принес покаяние и заслужил прощение.

Некоторые, сводя свидетельства из многоразличных мест писания, толкуют седмеричное число в смысле полного, совершенного; выходит мысль вышеуказанная нами, т.е., что кто умертвит Каина, тот избавит его от жгучего мучения и казни, превосходящей всевозможные наказания.

А есть и такие, которые приводят из евангелия вопрос Петра: Господи! колькраты, аще согрешит в мя брат мой, и отпущу ли ему до седмь крат: глагола ему Иисус: не глаголю тебе: до седмь крат, но до седмьдесят крат седмерицею (Мф. 18:21–22), и думают, что смерть и грех почили на седьмом поколении, когда восхищен был Енох и не обретеся, яко преложи его Бог (Быт. 5:24). Относительно же числа: «семьдесят седмицею» следуют тому мнению, что жало греха и смерти было сокрушено уже пришествием Христовым.

Привожу и еще одно мнение, чтобы не показалось, что я что-нибудь оставляю без внимания. Некоторые различным образом указывают то на седьмой год отпущения, то на пятидесятый год юбилейный, то на сорок девятый, к которому хотят приложить число семьдесят седмицею: припоминают также для сей цели евангельских должников, долг которых обозначается таинственными числами: пятьдесят и пятьсот (динарий. Лк. 7:41); – обращают внимание на 50 покаянный псалом, который заключает собою семь седмериц псалмов и стоит в начале восьмой. Но пора уже покончить рассуждение об этом предмете; достаточно сказанного доселе, так как и в том, что мы сказали, ты можешь найти для себя множество предметов для размышления, приняв еще во внимание, что Ориген двенадцатую и тринадцатую книги (изъяснений) на книгу Бытия посвятил исключительно этому вопросу.

2.Почему Бог говорит Аврааму, что сыны Израиля возвратятся из Египта в четвертом поколении, а Моисей после пишет: «пятого же рода изыдоша сынове Израилевы от земли египетския» (Исх. 13:18, по LXX): это кажется противоречием, конечно, до тех пор, пока не объяснено.

Прочитав эту проблему, я стал внутренне тревожиться и, проследив шаг за шагом книги Бытия и Исход, нашел места, в которых по-видимому есть противоречия. Сначала, сравнивая духовное с духовным, я думал, что эти противоречия неразрешимы, как и многие другие. Ибо написано, что Мафусал жил еще четырнадцать лет после потопа, и однако ж не входил в ковчеге с Ноем. И между тем как Бог сказал Аврааму: ведый увеси, яко пресельно будет семя твое в земли не своей и поработять я, и озлобят я, и смирят я лет четыреста (Быт. 15:13), – Моисей после пишет: и бысть по четырех стех и тридесяти летех, изыде вся сила Господня от земли египетския (Исх. 12:41). Равным образом, Агарь несет Исмаила на плечах, как грудного и слабого малютку, а далее открывается, что ему было почти восемнадцать лет, и было бы смешно, если бы такой большой юноша висел на шеи матери. Ровоам сын Соломонов начал царствовать на сорок первом году своей жизни и царствовал в Иерусалиме шестнадцать лет; между тем как отец его, ставь царем на двенадцатом году, царствовал сорок лет, – и, конечно, не мог еще на одиннадцатом году иметь сына.

Когда я с беспокойством думал об этом и о многом в этом же роде, тогда имеющий ключ Давидов отворил мне двери, ввел меня в ложницу свою и поставил меня в пещере утеса; так что после жестокого вихря, после землетрясения, после сжигавшего меня пламени неведения, стал доходить до меня глас хлада тонка⁷², и я сказал: обретох, его же возлюби душа моя; удержу его и не оставлю (Песн. 3:4). Ибо когда в Писании являются противоречащие места, то они одинаково истинны, несмотря на свое разноречие. Сыны Израилевы вышли из Египта в четвертом поколении. Взгляни на родословную Левия: Левий родил Каафа, Кааф родил Амрама, Амрам родил Аарона, Аарон родил Елеазара, Елеазар родил Финееса. Кааф с отцом своим Левием вошел в Египет. С другой стороны Елеазар с отцом своим Аароном вышел из Египта. От Каафа до Елеазара и есть четыре поколения; хотя другие хотят начинать от Амрама и заключать счет Финеесом, тогда как мы Елеазаром. Если же захочешь объяснить другое число, каким образом, по словам книги Исход, сыны Израилевы вышли из земли египетской в пятом поколении, то тебе нужно исчислить в порядке колено Иудино. Иуда родил Фареса, Фарес родил Есрома, Есром родил Арама, Арам родил Аминадава, Аминадав родил Наассона, Наассон родил Салмона. Фарес с отцом своим Иудою вошел в Египет. Наассон является вождем колена Иудина в пустыне; сын его Салмон вошел в землю обетованную. Считай от Фареса до Наассона, и найдешь пять поколений; хотя другие (подобно тому, как мы показали выше относительно колена Левина) начинают счет с Есрома и ведут до Салмона.

Проблема, думаю, решена. Но если это кажется не удовлетворительным, то я обращусь к сличению текстов и скажу, что на еврейском нет разницы. Ибо и Аквила, так как он переводил не произвольно, как думают некоторые, но тщательно, от слова до слова, – в том месте, где у Семидесяти поставлено: пятого же рода изыдоша сынове Израилевы от земли Египетския (Исх. 13:18), перевел так: κ αι ενοπλισαμενοι ανεβησαν οι νιοι Ισραηλ απο της γης Αιγνπτον, т.e. «и вооруженные вышли сыны Израилевы от земли египетской». Впрочем вместо употребленного нами выражения «вооруженные», вследствие неопределенности греческого слова, можно разуметь: «устроенные», или «снабженные», то есть пожитками, набранными ими у египтян.

Так как я желаю полного удовлетворения любознательности, то у меня разгорается все сильнее жар исследования, и, подобно Иepeмии, расслабех отвсюду и не могу носить (Иер. 20:9): почему Семьдесят перевели: «пятого же рода», а Аквила: «вооруженные». Раскрываю еврейскую книгу, которую Павел по свидетельству некоторых называет Φενολην и, вникая в каждую букву отдельно, нахожу, что написано: Vаmusim alubne Israel mearez mesraim. Переводы согласны между собою во всей остальной части предложения; вся разница из-за слова amusim, которое изображается буквами: heth, mem, sin, iod, mem, и означает или «пять» или «вооруженных». Хотя мы и не можем отрицать, что это слово означает «пять», – и именно «пять» во множественном числе, а не «пятый» в единственном, как перевели Семьдесят: однако ж не находим дополнительного: «род», которое на еврейском языке выражается словом dor; так что, если бы было «пятого рода», то по-еврейски читалось бы amesa dor. Теперь же написано только amusim, то есть, «пять», пусть даже и пятый, так что смысл выходит как будто такой: пятого же изыдоша сынове израилевы от земли египетския; но это, очевидно, не понятно, посему LXX и присовокупили: рода. – Что Аквила и в этом собственно месте, как и в других, перевел точно, – это подтвердит вся Иудея: все синагоги согласны в том, что у них одно и тоже, даже написанное одними и теми же буквами слово, имеет и выговор различный и смысл. Представляем в подтверждение сказанного один из таких примеров; слова: «пастыри» и «любовники» пишутся одними и теми же буквами: res, ain, iod, mem: но слово «пастыри» читается roim, а «любовники» reim. Отсюда и вышло, что где пророки осуждают Иерусалим за его блудодеяния с своими любовниками, там в наших кодексах «любовники» превратились в «пастырей».

Знаю, что все это скучно для читателя; но рассуждающему о еврейских буквах не пристало придумывать аристотелевскую аргументацию, разводить потоки от реки Туллиева красноречия, и услаждать слух фигурами Квинтиллиана и классическою декламацией: нужен ему язык простой, сходный с обыденным, не отзывающийся никакою изысканностью, – язык, который бы раскрывал предмет, выражал мысль, выяснял не ясное, а не блестел отборными словами. Пусть будут красноречивы другие, пусть они сколько угодно славятся, и из напыщенных уст пускают слова, подобные мыльным пузырям: с меня довольно говорить так, чтобы быть понятым, чтобы в речи о писаниях приближаться и к простоте писания.

3. Почему Исаак, муж праведный и угодный Богу, благословил по ошибке не того, кого хотел, но того, кого не хотел? (Быт. 17).

Удаляюсь на время от своих образцов и умалчиваю о том, что сказано относительно этого места нашими предшественниками, не потому, чтобы я не удовлетворялся их мнением, но потому, что ты спрашиваешь только о том: почему муж праведный не знал всего и поступил против своего желания? Ответ, соответствующей этому вопросу, таков: ни один человек, кроме благоволившего облечься в плоть ради нашего спасения, не имеет полного знания и непогрешимой справедливости. Даже и Павел от части разумевает и от части пророчествует (1Кор. 13:9, 12), видит ныне, якоже зерцалом в гадании; о чесом помолимся, якоже подобает, говорит он, не вемы (Рим. 8:26): поскольку, егда приидет совершенное, тогда уже, еже от части, упразднится (1Кор. 13:10). Пророк Самуил, поставленный в псалтыри на ряду с Моисеем⁷³, быв послан помазать царя, когда увидел Елиава, старшего сына Иессеева, сказал: сей ли пред Господем помазанник Его? (1Цар. 16:6). И Господь сказал Самуилу: не зри на лице его, ниже на возраст величества его, яко уничижих его. Понеже не тако зрит человек, яко зрит Бог; яко человек зрит на лице, Бог же зрит на сердце (1Цар. 16:7). Говорится даже, что пересмотрев всех сынов Иессеевых по одиночке, Самуил оставался в неведении об истинном помазаннике до тех пор, пока не увидал Давида. Точно также и прославленный сугубо духом Елисей, коего кости возвратили жизнь бездушному трупу (4 Цар. гл. 1 и 13), когда пришла к нему на гору Саманитянка и припала к ногам его, сказал Гиезию, возбранявшему ей это: остави ю, яко душа ея болезненна в ней; и Господь сокры от мене, и не возвести мне (4Цар. 4:27). Есть много подобных примеров, которые и дают нам понять, что мужи святые и угодные Богу знают только то, что им открыто Богом, и не знают того, что не открыто. 3axария и Даниил при каждом видении спрашивают ангела и умоляют его объяснить им, что значит виденное ими. Посему неудивительно, что и Исаак в период своего величайшего заблуждения, когда сына, преданного кровожадной охоте, который готов был впоследствии умертвить брата, хотел предпочесть тому, который невинно жил в доме, когда хотел исполнять более свою, чем Божью волю – в это самое время к своему благополучию сам не знал, что делал. Я считаю делом божественного смотрения то, что он ослеп, и хотя и говорил: глас убо, глас Иаковль; руце же, руце Исавове (Быт. 27:22), однако ж не узнал, что пред ним стоял младший сын с намерением предвосхитить братнее благословение.

Но так как мы обещались сказать кое-что и о таинственном значении рассматриваемого события, то приведем слова мученика Ипполита (от которого весьма немногим разнится и наш Викторин), не потому, чтобы он все вполне рассмотрел, но потому, что он самого читателя может возбудить к более широким соображениям. Исаак носит образ Бога Отца, Ревекка – святого Духа; Исав – древнего человечества и дьявола; Иаков – церкви, или Христа. Исаак состарился, – этим указывается на обветшание мира; притупляются очи Исаака, – это означает, что вера погибла в мире, что в нем затмился свет религии. Призывается старший сын, это означает принятие закона иудеями. Отец возлюбил яства и ловы, это значит спасаются от греха люди, которых посредством учения уловляет всякий праведник. Слово божественного благословения есть обетование и надежда будущего царства, в котором воцарятся со Христом святые и будут праздновать истинную субботу. Ревекка, исполненная Духа Святого, и знавшая, – так как слышала прежде еще, чем родила, – что больший поработает меньшему (Быт. 25:23), а еще более подобно Духу Святому знавшая будущее о Христе, заботится прежде всего об Иaкoве; она говорит младшему сыну: шед во овцы, поими мне оттуду два козлища (Быт. 27:9), предызображая плотское пришествие Спасителя, посредством которого Он спасет тех или по преимуществу тех, которые содержатся во узах греха; а во всех писаниях козлы принимаются именно в смысле грешников. Ревекка повелевает взять двух (козлов), это означает принятие двух народов, – взять мягких и добрых – значит кроткие и невинные души. Покров, или одежда Исавова, это вера и писания Иудеев, которыми был облечен (впоследствии) народ языческий. Кожа, которою обложены были руки Иакова, – это грехи обоих народов, которые Христос с протяжением рук пригвоздил с поскольку когда исполнение языков внидет, тогда весь Израиль спасется (Рим. 11:25, 26).

Недавно читал я на книгу Песнь Песней, называемую у евреев sik assirim, толкования Ретиция, епископа Августодунского, которого когда-то Император Константин⁷⁴ при епископе Сильвестре ⁷⁵ присылал в Рим по случаю ереси Монтенцев; – Я крайне удивлялся, что этот красноречивый муж, не говоря уже о странности других его мнений, считает Фарсис городом Тарсом, в котором родился апостол Павел, а золото Офаз – Петром, потому что Петр назван в евангелии Кифа. Конечно, первое из этих слов Ретиций находил и у Иезекииля, где говорится о четырех животных: «И вид колес как вид Фарсиса» (Иез. 10:9), и у Даниила в словах о Господе: Тело же его, aки Фарсис (Дан. 10:6), по переводу Аквилы «хризолит», Симмаха «гиацинт». И в псалме: Духом бурным сокрушиши корабли Фарсиса (Пс. 47:8). Название этого же камня находится и между камнями, на которых были вырезаны имена колен, и которые составляли украшение первосвященника; да и почти во всяком Писании встречается это слово. А что сказать о слове «Офаз», когда вышеупомянутый пророк Даниил говорит: в третий год Кира, царя персидского, после трех седмиц поста и сетования, воздвигох очи мои, и видех, и се, муж един, облечен в ризу льняну и чресла его препоясана златом Офаз (Дан. 10:5). Так как у евреев различалось несколько видов золота; то для ясности здесь и поставлено «Офаз», чтобы кто не подумал, что речь идет о zaab, которое упоминается и в книге Бытия вместе с камнем карбункулом (Быт. 2:12).

Ты спросишь, если Фарсис, по мнению разных переводчиков, есть камень хризолит, или гиацинт, цвету которого подобным описывается вид Божий; то как же говорится, что пророк Иoнa хотел отправиться в Фарсис (Ион. 1:3), а по свидетельству книги царств, Соломон и Иосафат имели корабли, которые в урочное время приходили из Фарсиса с товарами (3Цар. 10:22)? На это ответ не труден; названия те же, потому что Фарсисом называется и Индийская страна, и самое море получило то же название по своему цвету, как лазурное, как принимающее при лучах солнца цвет выше названных камней. Впрочем Иосиф думает, что Фарсис у греков называется Тарсом, по перемене буквы φ на τ.

Есть в толкованиях Ретиция бесчисленное множество такого, что по моему мнению, крайне плохо. Положим, речь стройна, идет возвышенно и величаво; но что из нее толку для комментатора, задача которого состоит не в том, чтобы самому показаться красноречивым, но в том, чтобы дать читателю верное понятие о мыслях автора. Спрашиваю, ужели Ретиций не имел под руками десяти книг Оригена, или других толкователей, или каких-нибудь необходимых толкователей евреев, чтобы или спросить, или прочитать о значении того, чего он не понимал? Но мне кажется, он дурно думал о потомках, что будто никто не в состоянии будет судить о его ошибках.

И так, ты напрасно просишь у меня толкования этого автора; в них гораздо больше того, что мне не нравится, чем того, что нравится. Если ж ты возразишь, почему я давал их другим, то, послушай, не всем ведь должно питаться одною и тою же пищею. Иисус питает в пустыне гораздо большее число людей ячменными хлебами, и меньшее пшеничными. Корянфяне, между которыми было распространено любодеяние более, чем между другими язычниками, были напоены молоком, потому что не могли принять твердой пищи, а ефесяне, которые не были обличены ни в каком преступлении, питаются небесным хлебом от самого Господа и познают тайну, сокровенную от веков. Не обращай внимания на возраст и авторитет тех, которые получили от меня экземпляры (толкований Ретиция), поскольку и юный Даниил судит старцев, и Амос, пастырь коз, обличает начальников священнических.

Авраам искушается посредством сына и оказывается верным. Иосиф продается в Египет, чтобы пропитать отца и братьев, Езекия устрашается близкою смертью, чтобы потоками слез вымолить себе еще пятнадцать лет жизни. Петр апостол соблазняется во время страданий Господа, чтобы после горьких слез услышать: паси овцы моя (Ин. 21:17). Павел волк хищный и Вениамин юнейший во ужасе (Пс. 67:28) подвергается слепоте, чтобы прозреть, и пораженный внезапным ужасом мрака, призывает Господа, которого давно уже преследовали, как человека.

Так и мы теперь, любезная Марцелла, видели, что наша Блезилла уже 30 дней горит в постоянном лихорадочном жару, да познает, что нужно отказаться от удовольствий тела, которое скоро будет добычею червей. Пришел и к ней Господь Иисус и коснулся руки ее и вот, восставши, она служит Ему. Она истлевала в беспечности и, связанная узами богатств, уже лежала во гробе века сего. Но возшумел Иисус и, возмутившись духом, возопил говоря: Блезилла, гряди вон (Ин. 11:43). На зов Христа она восстала вышедши, трапезует с Господом. Иудеи будут грозить и шуметь, будут покушаться убить воскресшую; одни апостолы будут вещать хвалу. А она знает, что жизнью своею обязана Тому, Кто возвратил ее. Знает, что объемлет ноги Того, Чьего суда боялась незадолго пред тем. Тело лежало почти бездушное, и близкая смерть поражала чуть дышащие члены. К чему тогда служила помощь родственников? к чему слова, которые бесполезнее всякого дыма? Ничем не обязана тебе, неблагодарное родство, та, которая умерла для мира и ожила для Христа. Кто христианин, тот пусть радуется, кто гневается, тот тем самым заявляет, что он не христианин.

Для вдовы, разрешенной от брачной связи, нужно только твердо пребывать в своем положении. Быть может, кого-нибудь соблазнит траурная одежда. Но такого человека соблазнит и Иоанн, больший в рожденных женами, названный ангелом и крестивший самого Господа, – Иоанн, который был облечен в одежду из верблюжьего волоса и подпоясан кожаным поясом. Не нравятся кому-нибудь дешевые кушанья? Но что может быть дешевле саранчи? – Более служат соблазном для очей христианских те женщины, которые подкрашивают пурпуром и другими притираньями глаза и губы; у которых лица, набеленные (gipseae) и обезображенные чрезмерною белизною, напоминают собою идолов; у которых случайно выкатившаяся из глаз неожиданная слеза проводить борозду по лицу. Самое число лет не может вразумить таких женщин, что они уже старухи; из чужих волос они устрояют себе парик, разглаживая старческие морщины, думают возвратить протекшую юность, и дрожащими стопами, идя впереди толпы внуков, воображают себя девочками. Пусть стыдится женщина христианка, если она подделывает красоту природы, если ради чувственных пожеланий прилагает заботу о плоти, сущии в которой, – по слову апостола, – Христу угодити не могут (Рим.8:8).

Наша вдова прежде убиралась довольно прихотливо и целый день смотрелась в зеркало, чего ей еще недостает. А ныне открыто говорить: мы же вси откровенным лицем славу Господню взирающе, в тойже образ преображаемся от славы в славу, якоже от Господня духа (2Кор.3:18). Прежде служанки убирали голову, и волнистыми повязками прикреплялся бесполезный парик (vertex), а ныне голова оставлена без внимания, для нее довольно и того, что она покрыта. В былое время мягкий пух казался для нее чем-то жестким, а на разосланных коврах она едва могла лежать, а ныне она поспешно встает на молитву и звонким голосом предвосхищая у других аллилуию, первая начинает хвалить Господа своего. Склоняются колена ее на голую землю и лице, прежде пачкаемое белилами, омывается частыми слезами. После молитвы звучат псалмы, – и усталая спина, колеблющиеся колена и смыкающиеся от сна очи едва могут добиться себе покоя при чрезмерно возбужденном состоянии духа. Туника Блезиллы покрыта грязью вследствие долгих возлежаний ее на земле. Башмак ее дешев, а цена златотканной обуви раздается нуждающимся. Пояс не блестит золотом и дорогими камнями; он шерстяной и при всей простоте очень чистый; он приспособлен к тому, чтобы стягивать одежды, а не рвать их. Если змий позавидует этому подвигу и льстивою речью будет убеждать вкусить опять от запрещенного древа, то он будет поражен не пятою, но анафемою, и когда он будет издыхать в прахе, то будет ему сказано: иди позади сатана (Мк. 8:33), что значит: «противник». Поскольку противник Христа и антихрист – тот, кому неприятны заповеди Христовы.

Скажи, пожалуйста, были ли когда-нибудь поступки более соблазнительные, чем поступки апостолов. Они оставляют старика отца с кораблем и сетями. Мытарь встает с мытницы и следует за Спасителем; ученик, желающий возвратиться домой и проститься прежде с своими домашними, возбраняется голосом учителя. Отцу не отдается последнего долга (погребения): и признается делом благочестия – быть нечестивым ради Господа. – А нас, так как мы не облекаемся в шелковые одежды, считают монахами. Так как мы не упиваемся и не хохочем во все горло, нас называют постниками и угрюмыми. Если туника наша не блестит чистотою, тот час с перекрестка кричат: «вот лжеучитель и Грек». Пусть издеваются, пусть превозносят людей, откормленных с тучным чревом, Блезилла наша посмеется и не обратит внимание на злоречие болтливых лягушек, когда и сам Господь ее был назван Веельзевулом.

Кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез и плачуся (Иер. 9:1) не об уязвленных из народа моего, как говорит Иеремия, не о бедствии Иерусалима подобно Иисусу; нет; буду оплакивать святость, милосердие, невинность, чистоту, буду оплакивать все добродетели, соединенные в одной личности и сраженные смертью. Буду плакать не потому, чтобы в судьбе усопшей было что-нибудь плачевное, но потому, что для нас тяжела и прискорбна разлука с нею. Кто без слез вспомнит, с каким жаром двадцатилетняя женщина взяла на себя знамя креста? Казалось, что она жалела не столько о кончине мужа, сколько о потере девства. Кто без рыданий представит себе убедительность ее речи, изящество языка, твердость памяти, остроту ума? Когда слышишь ее греческий разговор, думаешь, что она не знает по латыни; когда она заговорит по латыни, никак не узнаешь в ней чужестранку. И даже – подобно самому Оригену, которому за это дивится вся Греция, в немного – не скажу месяцев, но дней – она так успешно препобедила трудности еврейского языка, что в чтении и пении псалмов не отставала от своей матери. Скромная одежда ее (усопшей Блезиллы) не изобличала, как это часто бывает, гордый дух: нет, с глубоким смирением она одевалась так же, как и девицы служанки, и никак нельзя было распознать в ней госпожу: она отличалась только большею небрежностью в одежде. Колебались ее стопы от болезни, тонкая шея едва поддерживала бледное и содрогающееся лице, и однако же во всякое время в руках ее были или пророки, или евангелие. Очи ее полны слезами, рыдание захватывает голос, и иссохший язык не орошают раздраженные внутренности. Когда святое тело сокрушала горячка, и толпа близких окружала ложе умирающей, последние слова ее были: «Помолитесь Господу Иисусу, да простит мне, что я не могла выполнить то, что хотела». Будь спокойна, дорогая Блезилла, ты, одежды которой были белы во всякое время. Белизна одежд есть чистота всегдашнего девства. Мы верим, что истинны слова наши: никогда не поздно обращенье. Прежде всего разбойнику сказано: аминь глаголю тебе, днесь со мною будеши в раи (Лк. 23:43). Когда бремя тела было сложено, душа взлетела к своему создателю и, долго странствовавшая, возвратилась в прежнее отечество. Затем устрояются по обычаю похороны, тянется впереди процессия знатных лиц, над погребальными носилками растянут золотой балдахин. Мне казалось, Блезилла говорила тогда с неба: «не узнаю одежд: этот покров – не мой; это украшение мне чуждо».

Но что же я делаю? Хочу удержать слезы матери, и вместо того сам стенаю. Признаюсь в своей слабости: все это письмо пишется слезами. Плакал и Иисус о Лазаре, потому что любил его. – Плох тот утешитель, который не может подавить своих рыданий, чье сердце размягчено, кто едва выговаривает слова, заглушаемые рыданиями. Свидетель Иисус, за которым ныне следует Блезилла; свидетели – святые ангелы, общением которых она ныне наслаждается, – что я терплю те же мучительные скорби, какие и ты, дорогая Павла; будучи отец ее по духу и воспитатель по любви, я иногда говорю: да погибнет день, в оньже родихся (Иер. 20:14). И еще: горе мне, мати, вскую мя родила еси мужа, который во вражде со всею землею (Иер. 15:10). И еще: праведен еси, Господи, обаче суды возглаголю к тебе: что, яко путь нечестивых спеется (Иер. 12:1)? И еще: мои же вмале не подвижастеся нозе, вмале не пролияшася стопы моя (Пс. 72:2). И я сказал: како уведе Бог? и аще есть разум в Вышнем? Се, сии грешницы и гобзующии в век удержаша богатство (Пс. 72:11–12). Но с другой стороны там же говорится: аще повем тако, се, роду сынов твоих преступих (ст. 15). И в моем уме не часто ли волнуется поток подобных мыслей? Зачем нечестивые старики так долго наслаждаются богатствами века сего? Зачем не выработавшаяся юность и безгрешное детство поражаются во дни своего раннего цвета? Отчего часто дети двухлетние, трехлетние и сосущие матерние сосцы попадают во власть демона, поражаются проказою, страдают желтухою, и наоборот, нечестивцы, прелюбодеи, убийцы, святотатцы богохульствуют, наслаждаясь здоровьем и крепостью сил телесных? А между тем сказано, что неправда отца не вменится сыну и душа согрешившая сама умрет. Если же остается в силе древнее положение, что грехи отцов наводятся на чад (Исх. 34:7), то несправедливо было бы за бесчисленные грехи многодетного отца отмстить на невинном младенчестве. И рех: еда убо всуе оправдих сердце мое, и умых в неповинных руце мои, и бых язвен весь день (Пс. 72:13–14). Но при этой мысли я вместе с пророком внутренне решил в себе: и непщевах разумети: сие есть труд предо мною, дóндеже вниду во святило Божие и разумею в последняя их (ст. 16–17). Ибо суды Господни бездна многа! И еще сказано: о, глубина богатства и премудрости и разума Божья! Яко не испытани судове его и не исследовани путие его (Рим. 11:33). Бог благ, и все, что делает благий, по необходимости должно быть ко благу. Потерян супруг; я скорблю, что это случилось. Но так как это угодно Богу, я перенесу несчастье благодушно. Не стало единственного сына; это горестно, но не безотрадно, потому что взял Тот, Кто дал. Если я буду слеп, то меня утешит чтение друга. Если глухие уши откажутся слышать, то я буду свободен от пороков; я буду думать ни о чем ином, как только о Господе. Будет угрожать кроме того и суровая бедность, холод, болезнь и нагота; я буду ждать оканчивающей все смерти, буду считать кратковременным то зло, за которым последует лучший исход. Будем рассуждать согласно с изречением нравоучительного псалма: праведен еси, Господи, прави суди твои (Пс. 118:137). Это может сказать только тот, кто славит Бога во всех своих страданиях и, считая их заслуженными, хвалится Его милостью среди самых злоключений. Ибо возрадовашася дщери иудейския во всех судьбах Господних. Если слово Иуда значит «признание», а признательна всякая душа верующая, то необходимо именующий себя верующим во Христа должен радоваться во всех судьбах Христовых. Я здоров; благодарю Создателя. Я болен, и за это хвалю волю Божью. Егда бо немощствую, тогда силен есмь (2Кор. 12:10); сила духовная совершается в немощи телесной. И апостол терпит нечто такое, чего не хочет, об избавлении от чего троекратно молится Господу. Но получает такой ответ: довлеет ти благодать Моя; сила бо Моя в немощи совершается (2Кор. 12:9). Чтобы апостол не возгордился по причине многих откровений, дан ему некоторый напоминатель немощи человеческой, подобно тому, как при праздновании триумфа торжественную колесницу сопровождал спутник, после каждого восторженного клика граждан, говоривший триумфатору: «Помни, что ты человек»!

Отчего же нам тяжело переносить страдания? Зачем мы скорбим об умерших? Мы не для того родились, чтобы жить здесь вечно. Авраам, Моисей, Исаия, Петр, Иаков, Иоанн, Павел, сосуд избранный, и даже Сам Сын Божий умирает; а мы сетуем когда покинет тело какой-нибудь человек, который, быть может, для того и восхищен бысть, да не злоба изменит разум его. Угодна бо бе Господеви душа его. Сего ради Бог и поспешил известь ее от среды лукавствия (Прем. 4:11, 14), чтобы на долгом жизненном пути она не заблудилась в извилистых тропинках. Пусть плачут о мертвом, но о таком, которого принимает геенна, которого пожирает тартар, для чьей казни пылает вечный огонь. А мы, при конце жизни сопутствуемые сонмом ангелов, встречаемые самим Христом, мы напротив того должны тяготиться, если слишком долго заживемся в этой смертной храмине. Ибо, живуще в теле, отходим от Господа (2Кор. 5:6). Пусть объемлет нас любовь, выражаемая в словах псалмопевца: увы мне, яко пришельствие мое продолжися, вселихся с обитателями Кидара; много пришельствова душа моя (Пс. 119:5–6). Если слово Кидар – значит «тьма», и мир здешний есть тьма, так как свет во тьме святится, и тьма его не прият (Ин. 1:5), то порадуемся за нашу Блезиллу, которая из тьмы перешла в свет и, пылая живою верою, приняла венец за совершенное дело. По истине, если бы ранняя смерть застала ее среди мыслей о временных привязанностях и земных утехах, не угодных Богу, в таком случае следовало бы о ней сокрушаться, следовало бы пролить поток слез. А ныне, когда за четыре почти месяца до смерти, она очистилась так сказать вторым крещением преднамеренного подвига, и наконец жила так, что, поправши мир, постоянно думала о монастыре, ныне убойся, как бы Спаситель не сказал тебе: зачем ты гневаешься, Павла, что твоя дочь сделалась моею дочерью. Зачем ты досадуешь на Мой приговор и своими непокорными слезами выражаешь ко Мне нерасположение? Ведь ты знаешь, что Я думаю о тебе и о близких твоих. Ты отказываешь себе в пище не ради поста, но по причине печали. Я не люблю такого воздержания. Taкиe посты противны Мне. Я принимаю к Себе душу, которая отделяется от тела прежде, чем Я воззову ее. Пусть у глупой философии будут подобные мученики: Зенон, Клеоврот, или Катон. Дух мой почивает только на кротком, и молчаливом, и трепещущем словес моих (Ис. 66:2). Что толку, что ты обещалась идти в монастырь, как бы для того, чтобы отличаясь одеждою от других знатных женщин казаться себе более благочестивою? Твоя упорная в сетовании мысль стоит шелковых одежд. Ты убиваешься и расстраиваешь свое здоровье, и убегаешь сурового судии, как будто попадешь не в Мои же руки. Убегал когда-то от Меня Иона смелый пророк, но и во глубине моря он остался Моим. Если бы ты верила, что дочь твоя жива, то ты никогда не сокрушалась бы о том, что она перешла в лучший мир. Через своего апостола, Я заповедал: да не скорбим о умерших, подобно язычникам. Стыдись, язычница⁷⁶ превосходит тебя терпением. У дьявола оказалась лучшая служительница, чем у Меня. Она воображает, что ее неверный муж перенесен на небо; а ты не веришь, или не хочешь верить, что твоя дочь пребываете со Мною.

Ты скажешь: «отчего ты запрещаешь мне плакать, тогда как и Иаков, облекшись во вретище, оплакивал Иосифа и, когда собрались к нему все родственники, не хотел принять утешения, говоря: сниду к сыну моему, сетуя во ад (Быт. 37:35). И Давид, сокрушаясь об Авессаломе, покрыв главу рыдал, повторяя: сыне мой, Авессаломе, сыне мой, Авессаломе, кто даст смерть мне вместо тебе, сыне мой, Авессаломе? (2Цар. 18:33). Не говорится ли о плаче над Моисеем, Аароном и другими ежегодно празднуемыми святыми? Ответ на это очень не труден. Иаков оплакивал сына, которого считал убитым и к которому сам сбирался сойти в преисподнюю, говоря: сниду к сыну моему сетуя во ад, потому что Христос тогда еще не отверз дверь рая; Его кровь еще не угасила пламенное и обращающееся opyжие херувимов, стоящих при входе в рай. Также и об Аврааме известно, что он вместе с Лазарем был в преисподних, хотя и в месте прохладном. И Давид не без основания плакал о сыне отцеубийце, тогда как не могши испросить продолжения жизни другому своему сыну-младенцу, не плакал о нем, потому что знал, что он безгрешен. Неудивительно также, что согласно с древним обыкновением заповедан был плач о Моисее и Аароне, тогда как и из Деяний апостольских видно, что уже при свете евангелия братья в Иерусалиме совершили над Стефаном плач велий (Деян. 8:2). Да и во всех местах писания великое стенание означает не малодушие стенающих, как думаешь ты, но великолепие похорон и множество погребающих. Наконец о погребении Иакова так говорится в писании: И взыде Иосиф погребсти отца своего; и совзыдоша с ним вси раби Фараони, и старейшины дому его, и вси старейшины земли египетския, и весь дом Иосифов и братия его. И немного ниже: и совзыдоша с ним и колесницы и конницы, и бысть полк велик зело. И потом: и рыдаша его рыданием велиим и крепким зело (Быт. 50:7 и след.). Этот торжественный плачь не означает того, что египтяне долго сокрушались об Иакове, но выражает собою только пышность погребения. Конечно, точно также были оплакиваемы Аарон и Моисей. Я не могу достаточно восхвалить тайны писания и подивиться божественному смыслу, заключенному в простых словах: отчего упоминается о плаче над Моисеем, а при рассказе о погребении Иисуса Навина, мужа святого, не говорится, что он был оплакиваемый? Оттого что в Моисее, то есть в ветхом законе, все люди подлежали осуждению и поэтому слезы были уделом нисходящих в преисподнюю, согласно с словами апостола: и царствова смерть от Адама даже до Моисея и над не согрешившими (Рим. 5:14). В Иисусе же, то есть в благовествовании, когда отверсты двери рая, за смертью следует радость. Иудеи и до ныне оплакивают умерших и с обнаженными ногами лежат на пепле, облекшись в вретища. И чтобы довершить свое суеверие, Иудеи по пустейшему обычаю фарисейскому, сначала вкушают пищу из чечевицы, показывая этим вследствие какой пищи они потеряли свои права первородства. Поистине, не веруя воскресению Господа, Иудеи приготовляются к пришествию антихриста. Мы же облекшиеся во Христа и сделавшиеся по словам апостола (1Пет. 2:9) царским и священным народом, не должны печалиться о умерших. И рече, сказано, Моисей ко Аарону и Елеазару и Ифамару, сыном его оставльшимся: глав ваших не покрывайте и риз ваших не раздирайте, да не умрете и на весь сонм будет гнев (Лев. 10:6). Не раздирайте одежд ваших, сказано, и не совершайте языческого плача, чтобы не умереть. Смерть наша есть следствие греха.

В той же книге Левит записано постановление, быть может, на чей-нибудь взгляд суровое, но необходимое для веры, именно: первосвященнику запрещено приступать к мертвым отцу, матери, братьям и детям, конечно, для того, чтобы душа, посвященного божиим жертвоприношениям, и всецело погруженная в божественные тайны, не увлеклась каким-нибудь страстным волнением. Не то ли же самое только другими словами предписывается в евангелии, когда говорится, чтобы ученик (Христа) не прощался с домашними и не возвращался похоронить умершего отца? И от святых, сказано, да не изыдет и да не осквернит имени святого Бога своего, яко святый елей помазания Бога его на нем (Лев. 21:12). Конечно, уверовавши во Христа, принявши елей помазания Христова и нося Его в себе, мы не должны исходить из храма, то есть удаляться от христианского подвига, ни исходить вон, то есть принимать участие в языческом неверии, но должны быть всегда внутри, то есть служить воле Божьей. Это мы сказали для того, чтобы вследствие незнания писаний ты не считала законным своего плача, чтобы ты не заблуждалась, думая, что поступаешь разумно. Доселе я говорил так, как будто бы рассуждал с обыкновенною христианкою, каких везде много. Но теперь, когда я знаю, что ты отреклась от всего мира и, отвергши и поправши утехи века сего, посвятила себя ежедневным молитвам, пощениям, чтению; когда ты, по примеру Авраама, хочешь удалиться из земли твоей и от родни твоей, чтобы оставивши халдеев и Месопотамию войти в землю обетованную; когда все свое именьице ты или раздала бедным или заживо умерши для мира, прежде смерти отказала детям, то я удивляюсь, что ты делаешь то, что и в обыкновенных женщинах заслуживает порицания. Приходит тебе на память разговор Блезиллы, ее ласки, беседы и участие, и тебе тяжело, что ты лишилась всего этого. Мы извиняем слезы матери, но должна же быть мера скорби. Если я смотрю на тебя как на родительницу Блезиллы, то не могу осуждать твоего сетования, но если смотрю на тебя как на христианку и монахиню, то сими именами уже исключаются материнские чувства. Твоя рана свежа, и всякое прикосновение, как бы оно ни было осторожно, не столько врачует, сколько раздражает ее. Но отчего же не попытаться внушениями разума подавить горе, которое должно быть смягчено временем? Ибо и Ноеммия, убегая от голода в землю моавитскую, потеряла и мужа и детей, и когда родные оставили ее без помощи, Руфь чужеземка не отступила от нее. Смотри, за какую заслугу зачтена Руфи помощь, поданная оставленной всеми женщине. От потомства Руфи рождается Христос. Взгляни на Иова, сколько он переносил, и увидишь, что ты слишком нетерпелива, тогда как он, обратив глаза к небу среди развалин дома, покрытый ранами, преследуемый бесчисленными бедствиями и, наконец, искушаемый лукавыми словами жены, сохранил непобедимое терпение. Знаю, что ты скажешь: «эти бедствия ему, как праведному, были посланы для испытания». Избирай и ты одно из двух, что желаешь: или будь святою и выдерживай испытания, или будь грешницею и ропщи, когда постигают тебя бедствия, хотя бы ты заслуживала еще больших. Но к чему выводить примеры из древности? Последуй современным образцам. Святая Мелания, истинная знаменитость между христианами нашего времени (да даст Господь и тебе и мне в день свой иметь часть вместе с нею!), когда тело ее мужа еще не остыло и не было погребено, потеряла сразу двух сыновей. Я хочу рассказать вещь невероятную, но, Христос свидетель, неложную. Кто тогда не думал, что она, полупомешанная, с растрепанными волосами, в изорванной одежде, будет терзать грудь свою? Но она не пролила капли слез, она стояла неподвижно, и припавши к ногам Христа и как бы держась за Него, радовалась. «Удобнее, сказала она, я буду служить Тебе, Господи, когда Ты освободил меня от такого бремени». Но быть может другие привязанности победили ее твердость. – Нет; насколько она стала выше их, она доказала впоследствии своими отношениями к единственному, оставшемуся у ней сыну; отдавши ему все свое имущество, уже при наступлении зимы она поплыла в Иерусалим.

Пожалуйста, пощади себя, пощади свою дочь, уже царствующую со Христом, пощади по крайней мере свою Евстохию, юный и неопытный возраст которой нуждается в твоем руководстве. Свирепствует ныне дьявол, видя торжество одной из твоих дочерей, со скорбью сознает себя пораженным, и старается над остающеюся в живых твоею дочерью одержать ту победу, которую потерял в борьбе с усопшей. Излишняя любовь к своим родным есть нелюбовь по отношению к Богу. Не могу без стенаний высказать того, что хочу сказать. Когда из средины погребальной процессии выносили тебя, впадшую в обморок, народ перешептывался между собою: «не правду ли мы говаривали? Мать жалеет о дочери, доведенной до смерти постами, жалеет о том, что не имела внуков по крайней мере от второго ее брака. Доколе этих противных монахов не выгонят из города, не побьют камнями, не потопят в реках? Они обманули несчастную матрону. Что она не хочет быть монахиней, видно из того, что ни одна язычница никогда не оплакивала так детей своих». Как, ты думаешь, эти речи прискорбны для Христа! Как радуется сатана, который спешит теперь исторгнуть твою душу, и, представляя тебе благовидный повод для плача, когда пред очами твоими постоянно вращается образ твоей дочери, – желает умертвить мать победительницы и водворится в уединение оставшейся в живых ее сестры (т. е. Евстохии). Я говорю не для того, чтобы испугать тебя; нет, свидетель Господь, – как бы стоя пред Его судилищем, я вот что внушаю тебе. Нужно оставить эти слезы, полные оскорбления святыни, полные неверия, не имеющие меры, могущие приблизить к смерти. Ты рыдаешь и причитаешь, и, как бы поджигаемая каким-то пламенем, всеми силами постоянно убиваешь себя. Но к подобной тебе женщине идет милостивый Иисус и говорит: «что плачешь? отроковица несть умерла, но спит» (Мк. 5:39). Пусть смеются окружающие; такое неверие свойственно иудеям. А если ты станешь припадать к гробнице своей дочери, то ангел с упреком скажет: «зачем ты ищешь живую с мертвыми» (Лк. 24:5)? За это самое, Мария Магдалина, когда узнала голос Господа, зовущего ее, и припала к ногам Его, то услышала следующее: не прикасайся Мне, не у бо взыдох ко Отцу Моему (Ин. 20:17), то есть: «ты, считающая Меня мертвым, лежащим во гробе, недостойна прикоснуться ко Мне воскресшему».

Какие, ты думаешь, кресты, какие мучения терпит ныне наша Блезилла, видя, что Христос гневается на тебя? В ответ на твои стенания, она ныне взывает тебе: «если ты, мать, когда-нибудь меня любила, если я сосала твои сосцы, если я воспитана твоими наставлениями, то да не будет моя слава для тебя поводом к неудовольствию; не делай того, чтобы нам пришлось разлучиться навеки. Ты, может быть, думаешь, что я одинока. Нет, вместо тебя у меня есть Мария, Матерь Божья. Я вижу здесь многих женщин, которых прежде не знала. О, как, прекрасно это общество! Здесь есть евангельская Анна пророчица, и, порадуйся, я в три месяца стяжала то, что она приобрела многолетними трудами. Мы получили одну и ту же пальму непорочности. Ты жалеешь, что я оставила мир? А я жалею о вашей участи, жалею о вас, доселе заключенных в темнице века, – о вас, ежедневно ведущих борьбу и увлекаемых к погибели то гневом, то скупостью, то нечистыми пожеланиями, то иными порочными возбуждениями. Если ты хочешь быть моею матерью, постарайся угодить Христу. Я не признаю матери, неугодной моему Господу». Многое еще говорит Блезилла, о чем я умалчиваю. Она молит Бога за тебя, и мне, спокойному за нее, просит прощения прегрешений, за то, что ради ее спасения, я увещевал, умолял и перенес на себе нерасположение ее близких.

Поэтому я торжественно и решительно обещаюсь: пока дух мой оживляет эти члены, пока я нахожусь в сей жизни, дотоле Блезиллу будет провозглашать мой язык, ей будут посвящены мои труды, для нее будет работать мой ум. Каждая страница будет звучать в честь Блезиллы. Куда ни пойдут памятники моей речи, вместе с моими произведениями, будет шествовать и она. Об ней, как о постоянном предмете моей мысли, будут читать девы, вдовы, монахи, священники. Кратко время ее жизни, но память ее будет вечная. Живущая со Христом на небесах, должна жить и в устах человеческих. Пройдет настоящий век, наступят века последующие, которые будут судить без любви и без ненависти. Между именами Павлы и Евстохии станет посредине имя Блезиллы. Никогда не умрет она в моих книгах. Всегда услышит мои беседы с ее сестрою и матерью.

Врачи, называемые хирургами, почитаются жестокими, и несчастны они. Не несчастье ли – не соболезновать о чужих ранах, без милости резать мертвые члены, без содрогания совершать операцию, которая приводит в ужас страждущего, и за это считаться врагом? Такова природа человеческая; для нее горька истина, а пороки кажутся ей приятными. Иcaйя не стыдился ходить нагим во образ будущего плена (Ис. 20, 2). Иеремия из среды Иерусалима посылается к месопотамской реке Евфрату, чтобы среди враждебных народов, где живет ассириянин и находятся полчища халдейские, положит свой чресленник (περιξωα) на истление (Иер. 13). Иезекииль получает приказание есть хлеб, приготовленный из разных овощей и обрызганный пометом человеческим, потом коровьим (Иез. 4), и без слез видит смерть своей жены (гл. 24). Амос изгоняется из Самарии (Ам. 7). За что же? Конечно, за то самое, что врачи духовные, рассекая язвы грехов, зовут к покаянию. Апостол Павел говорит: враг вам бых, истину вам глаголя (Гал. 4:16). И так как речи Спасителя казались жестокими, то многие из учеников Его пошли назад. Неудивительно же и то, что мы, восставая против порока, оскорбляем людей. Я намерен отыскать зараженные и страждущие зловонием носы, так пусть и боится тот, у кого заражен нос. Я восстаю против пустого карканья вороны, – так пусть и смекнет ворона, что она пустая болтунья. Как будто только и есть один человек во всем Риме с носом, испорченным ранами разврата? Как будто один Оназ Сегестан, раздувши щеки, бросает из них слова, напыщенные и пустые, как пузырь? Я говорю, что злодейством, клятвопреступлением, ложью некоторые лица купили себе достоинство, не весть какое. Что нужды в том тебе, который чувствует себя невинным? Я осмеиваю адвоката, который сам и имеет нужду в защитнике, смеюсь над красноречием, которое стоит два гроша, – какая нужда в том тебе, который так красноречив? Я восстаю против пресвитеров-взяточников – тебе, богачу, зачем озлобляться? Мне угодно смеяться над масками, ночными совами, нильскими чудовищами; так все, что бы я не сказал, ты думаешь, что это – против тебя? Не кажется ли тебе, что ты хороша, потому, что носишь счастливое имя (Onasus – от οναω, «помогать, пользу приносить»)? Но дают и роще название светлой (lucus), хотя она отнюдь не светит; саду имя парка (рагсае), хотя он ничего не щадит; фуриям – Евменид, несмотря на то, что он нисколько не благосклонны; и в народе зовут эфиопов серебряными. Если ты сердишься, когда описывают предметы скверные, так я воспою тебя с Персием:

Пусть царь и царица в зятья тебя ищут,

Пусть юные девы тебя завлекают,

Пусть все, что ты хочешь, становится розой. –

Однако я дал бы тебе совет скрыть нечто, чтобы казаться еще лучшим. Если бы не видно было носа на твоем лице и не слышен был звук твоего голоса, тогда б ты мог казаться и пригожим и красноречивым.

Тексты, которые тебе приводил какой-то последователь Монтана, и в которых Спаситель наш обещается, что Он пойдет ко Отцу и пошлет Утешителя – эти тексты выбраны из Евангелия от Ионна. Об исполнении обещаний Спасителя в определенное время свидетельствуют Деяния апостольские. В десятый день, сказано, по вознесении, то есть, в пятидесятый по воскресении Господа сошел Дух Святой и стала неодинакова речь верующих: так что каждый стал говорит языками всех народов, а когда некоторые еще маловерные сначала считали исполнившихся Духа Святого пьяными, то Петр стал в средине апостолов и всего собрания и сказал: мужие иудейстии и живущии во Иерусалиме вси, сие вам разумно да будет, и внушите глаголы моя. Не бо, якоже вы непщуете, сии пьяни суть: есть бо час третий дне. Но cиe есть реченное пророком Иоилем, и будет в последние дни, глаголет Господь, излию от Духа Моего на всякую плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваша: и юноши ваша видения узрят, и старцы ваши сония видят: ибо на рабы моя и на рабыни моя, во дни оны излию от Духа Моего (Деян. 2:14 и след.). Итак, если апостол Петр, на котором Господь основал церковь, упомянул, что в это время исполнились пророчества и обещания Господа, то как можем мы назначать для этого другое время? Если возразят, что впоследствии пророчествовали четыре дочери Филиппа и существовал пророк Агав и что при разделении Духа, кроме апостолов и учителей, как пишет апостол, образовались и пророки и сам апостол Павел пророчествовал многое о будущих ересях и о конце мира, то пусть знают наши возражатели, что мы не столько отрицаем пророчества, запечатленные кровью Христа, сколько не принимаем (ложных пророков) не согласующихся с авторитетом Писания ветхого и нового Заветов. Мы расходимся с монтанистами в исповедании веры. Мы признаем Отца и Сына и Св. Духа отдельными лицами и соединяем их по существу; они, следуя догмату Савеллия, втесняют Троицу в пределы одного лица. Мы не столько одобряем, сколько допускаем второй брак по повелению Павла, чтобы юные вдовы выходили замуж; они вторичный брак считают таким преступлением, что каждый второбрачный, по их мнению, прелюбодей. Мы вместе со всем христианским миром, по преданию апостолов, постимся одну четыредесятницу; они постятся три четыредесятницы в год, как будто бы страдали три Спасителя. Мы не говорим, чтобы не следовало поститься даже в течение целого года, за исключением пятидесятницы; но иное дело приносить дар по необходимости и иное по своей воле. У нас епископы занимают место апостолов; а у них епископы стоят на третьем месте. Ибо первенство у них занимают патриархи из Пепузы фригийской, на втором месте стоят так называемые у них ценоны, уже на третье, то есть почти па последнее место свергаются епископы; как будто становится знаменитее их религия оттого, что у них считается последним то, что у нас признается первым. Они отлучают от церкви почти за каждый проступок; мы же ежедневно читаем: «хочу лучше покаяния грешника, нежели смерти его» (Иез. 18:32). Еда падаяй не возстает, глаголет Господь (Иер. 8:4) и: возвратитеся сынове возвращающиися, и исцелю сокрушения ваша (Иер. 3:22). Они строги не потому, чтобы грешили меньше нашего, но разница между нами и ими в том, что они стыдятся признаться в грехах своих, как будто праведники; а мы, прибегая к покаянию, легче заслуживаем прощение. Умалчиваю о гнусных мистериях, которые соединены с жертвоприношением грудного младенца мученика, которому еще надлежало бы жить. С своей стороны я хочу лучше не верить этому: пусть будет ложно все то, что говорится о кровопролитии. Очевидно должно быть для нас безбожие тех, которые говорят, что Бог сперва хотел спасти мир в ветхом Завете через Моисея и пророков, но так как не мог этого исполнить, то Сам принял плоть от Девы и в лице Христа, глаголавшего под видом сына подъял за нас смерть. Но поскольку оба эти раза не мог спасти мир, то наконец сошел в виде Св. Духа на Монтана и безумных женщин Ириску и Максимилу. Таким образом оказывается, что отверженный и женоподобный Монтан имел то изобилие даров духовных, которого не имел Павел, говоря:отчасти бо уразумеваем и отчасти пророчествуем (1Кор. 13:9); и: видим убо ныне яко зерцалом в гадании (1Кор. 13:12). Вот те стороны учения монтанистов, которые не заслуживают опровержения; изложить их изуверство, значит опровергнуть его. Нет нужды каждую нелепость, высказываемую ими, коротко опровергать в особом письме, тем более что и ты, крепче всего держась за Писание, не столько заинтересована их вопросами, сколько желаешь знать, что я об них думаю.

На короткий вопросец, который ты прислала, короткий и прямой ответ. Если на основании слов Евангелия: иже речет на Сына человеческого отпустится ему, а иже сие речет на Духа Святаго, не отпустится ему ни в сем веце, ни в будущем (Мф. 12:32; Мк. 3:29) – если на основании этих слов Новациан утверждает, что грешить против Духа Св. может только христианин отвергнувшийся Христа; то очевидно, что иудеи, которые в то время⁷⁷ богохульствовали, не подлежат греху богохуления, тогда как они, подобно нечестивым вертоградарям, убив пророков, замышляли убийство Господа и до того были отягчены грехами, что для спасения их пришел Сын Божий. Самый ход речи должен убедить Новациана, что непростительным признается богохульство не тех людей, которые отверглись Христа, быв принуждены к тому пытками и различными мучениями, но тех, которые, созерцая дела Божьи, клевещут и провозглашают в них действие силы демонов и все совершенные пред их глазами знамения приписывают не Божественному величию, но дьяволу (Мф. 12; Мк. 3; Лк. 11). Потому-то и Спаситель наш всю силу Своего ответа направляет к тому, чтобы показать, что не может сатана сатану изгонять и что царство его не подверглось внутреннему разделению. Если дьявол старается мучить творение Божье, то каким же образом, не становясь в противоречие сам с собою, он может сообщать здоровье больным и убегать от тел людей бесноватых. Пусть Новациан укажет какого-нибудь христианина из тех, которые вынуждены были принести (языческую) жертву, который бы сказал пред судом трибунала, что все написанное в Евангелии совершено не Сыном Божиим, но веельзевулом, князем бесовским, и тогда может утверждать, что хула на Духа Св. не отпустится этому человеку.

Предложим бoлеe тонкий вопрос: пусть отвечает Новациан, что значит рещи слово на Сына человеческого и что значит хулить Духа Св.? Что касается меня, то я согласно с смыслом изречения утверждаю, что те, которые отверглись Христа вследствие преследования, рекли слово на Сына человеческого, но не хулили Духа Святого. Потому что, если кто-нибудь на вопрос: христианин ли он, ответит, что он не христианин: то отрицаясь таким образом Христа, т.е. Сына человеческого, он не оскорбляет Духа Святого. Если же, по учению еретика, отрицаясь от Христа, человек чрез то самое отрицается и от Св. Духа, то каким же образом изрекший слово на Сына человеческого может не грешить вместе с тем и против Духа Святого. А если, по мнению Новациана, в зтом месте под Святым Духом надобно разуметь Отца, то должно сказать, что отступающий от Христа и не упоминает об Отце во время своего отрицания. Когда апостол Петр, устрашенный вопросом рабыни, отрекся Господа, то как вы думаете, – против Сына человеческого, или против Духа Святого он согрешил? Если бы он хотел свои слова: не знаю человека, – смешным образом истолковал так, что он отрекся не Христа, но человека, то он сделал бы лжецом Спасителя, Который прямо предсказал ему, что он отвергнется Его, Сына Божья. Если же Петр отрекся Сына Божья, вследствие чего и плакал горько и трехкратное отречение загладил трехкратным исповеданием: то очевидно, что грех против Духа Святого не может быть отпущен, потому что заключает в себе богохульство: ты видишь силу Божью, а дела приписываешь веельзевулу. Пусть докажет Новациан, что какой-нибудь отступник от Христа назвал Его веельзевулом, я согласен, что такой человек после отпадения не может получить помилования. Иное дело отвергнуться Христа, уступая пыткам, и иное дело называть Его дьяволом, как это при внимательном чтении могут представить тебе самые слова Писания и как текст речи.

Можно бы и пространнее поговорить об этом предмете, но так как друзьям и гостям нашим мы не можем отказать в нашем присутствии, а у тебя не хотим задерживать ответа, которого, как видно, сильно желаешь, то мы сжимаем обширное рассуждение в краткую заметку, продиктовав не столько послание, сколько толкованьице. Прощай.

Амвросий ⁷⁸ благодаря бумаге, писцам и издержкам которого наши поистине Адамант и Халкентер (т.е. Ориген) написали какoe бесчисленное множество книг – этот самый Амвросий, в одном письме, писанном к Оригену из Афин, рассказывает про себя, что он никогда в присутствии Оригена не принимался за пищу без чтения, никогда не ложился спать, пока один из братий не прочитывал нечто от священных Писаний. Так поступал он днем и ночью, так что чтение сменяло молитву, а молитва – чтение.

Делаем ли мы, желудочные животные, когда-нибудь что-нибудь подобное? Если только второй час застанет нас за чтением, мы уже зеваем, – потирая лицо руками, мы едва сдерживаем досаду и как бы после продолжительных трудов опять принимаемся за мирские занятия. Не говорю об обедах, которыми подавляется отягощенный ум. Стыдно говорить о тех частых поздравлениях, для которых или мы сами ежедневно отправляемся к другим, или посторонних к себе ожидаем. Затем начинаются разговоры, тянется пошлая речь, подвергаются осуждению отсутствующие, чужая жизнь оценивается, угрызая друг друга, мы снедаем друг друга. Такое наше повседневное принятие пищи. А когда уйдут друзья, мы принимаемся за счеты, и – то ярость наводит на нас львиный образ, то забота наша устремляется на избытки, лежащие на лета многие. И не вспомнятся при этом слова Евангелия: безумне! в cию нощь душу твою истяжут от тебе, а яже уготовал еси, кому будут? (Лк. 12:20). Изыскиваются одежды не для употребления только, а для удовольствия. Где представляется сокращение издержек, там и нога быстрее, речь живее и ухо внимательнее. Если же слышим об убытке (как это часто в хозяйстве случается), то лице наше покрывается грустью. Мы рады деньгам, и жалеем одного обола. Потому-то и пророк, видя в одном человеке такую изменчивость физиономии вследствие душевных волнений, молит Господа: Господи! во граде Твоем уничижили лице их (Пс. 72:20). Созданные по образу и по подобию Божью, мы вследствие наших пороков принимаем на себя множество лиц. Как на театральной сцене один и тот же актер – то представляет могучего Геркулеса, то превращается в нежную Венеру или в дрожащую Цибеллу: так и мы (которые аще бы не от мира были, то мир ненавидел бы нас), столько имеем образов подобий, сколько имеем грехов. Так как мы среди волнений протекли уже большое жизненное пространство и корабль наш – то носим был вихрями бурными, то разбивался о подводные камни, – поэтому поспешим, как можно скорее, войти в сельское уединение, как бы в некоторую пристань. Там ржаной хлеб, овощи, орошенные собственными руками, молоко, сельские увеселения доставят дешевую и невинную пищу. При таком образе жизни ни сон не отвлечет от молитвы, ни пресыщение – от чтения. В летнее время древесная тень может доставить уединенное убежище. Осенью самая благорастворенность воздуха и попадавшие листья указывают место отдыха. Весною поля красуются цветами и под жалобные напевы птиц усладительнее будут воспеваться псалмы. Если настанет холод и зимние снега, то я не стану покупать дров, я или прободрствую или пересплю холодное время. Одно достоверно знаю, что я не замерзну напрасно. Оставим Риму его суетню, пусть арена свирепствует, цирк безумствует, театры роскошествуют и, сказать про себя, пусть ежедневные визиты продолжаются в сенате римских матрон. Нам же еже прилеплятися Богови – благо есть, полагати во Господе упование наше (Пс. 72:28), – чтобы, когда убожество это сменится царством небесным, чтобы нам воскликнуть: что ми есть на небеси и от тебе что восхотех на земли! (Пс. 72:25). Т.е. нам ли сокрушаться, отыскивая малое и тленное на земле, когда мы так много нашли на небе. Прощай.

Обыкновенно телесное отсутствие восполняется духовным общением и в этом отношении каждый поступает согласно с своими преобладающими склонностями. Вы присылаете дары, мы отвечаем благодарственным посланием. Но при этом, так как дары принадлежат сокровенным девам, мы хотим показать, что в самых этих подарочках заключается некоторый таинственный смысл. Вретище есть символ молитвы и поста. Кресла означают то, что дева не должна делать ни шагу вон из дому. Восковые свечи напоминают, что с возженными светильниками нужно ожидать пришествия Жениха. Чаши означают умерщвление плоти и дух всегда готовый к мученичеству, ибо чаша Господня упоявающа мя, яко державна (Пс. 22:5). Для непокровенных женщин маленькое опахало для прогнания небольших насекомых имеет то возвышенное значение, что скоро надобно оставить роскошь, потому что убиваемые мухи уничтожают запах благовония. Вот символы для девы и для матроны. А для нас ваши дары имеют обратный смысл, именно: праздным свойственно сидеть, кающимся – лежать во вретище, пьющим – нужно чаши иметь. От ночного же страха и вследствие того, что дух всегда возмущается злою совестью, позволяется и восковые свечи зажечь.

Я был бы неразумен, если бы думал, что я в состоянии воздать тебе благодарность. Один Бог может воздать твоей святой душе то, чего она заслужила. Я же недостойный не мог никогда ни думать, ни желать, чтобы ты оказала мне такую любовь о Христе. Впрочем хотя некоторые и считают меня злодеем, покрытым всякими преступлениями и хотя по грехам моим и этого даже мало: все-таки ты хорошо поступаешь, что даже и худых в душе твоей считаешь добрыми. О чужом рабе опасно судить (Рим. 14:4), тем более непозволительно говорить худое о праведном. Да, придет тот день, когда и ты вместе со мною поскорбишь о том, что не многие горели такою любовью.

Я человек порочный, переменчивый и непостоянный, лживый и обольщенный коварством сатаны. Что же безопаснее – верить ли порицаниям, или предполагать невинность, или же совсем не желать верить даже виновности? Некоторые целовали мои руки и в тоже время змеиными устами порицали: на губах скорбь обнаруживали, а в сердце радовались. Господь видел и смеялся им и меня, раба своего, соблюдал с ними до будущего суда. Тот походку и улыбку мою порицал, тот над лицом моим издевался, этот в простоте моей видел нечто другое. Я три года почти прожил с ними. Меня окружала густая толпа дев, – и я, сколько мог часто, беседовал с ними от божественных книг. Частое повторение таких уроков породило короткость, короткость установила доверие. Пусть же скажут, какие иные были у них чувства в моем присутствии, кроме чувств, приличных христианину? Взял я деньги у кого-нибудь, или не отвергнул больших или малых подарков? Звучала ли в моей руке чья-нибудь медь? Позволил ли себе когда-нибудь двусмысленную речь, или наглый взгляд? Обращают внимание только на то, что я мужчина и это с тех пор, как Павла отправлялась в Иерусалим. Но пусть поверили лжецу; почему же не верят его отрицанию? Ведь обвинитель и потом защитник один и хоть же человек, и конечно, он говорит правду скорее всего под влиянием мучений, чем в веселую пору. Видно, вымыслу легче верят, его охотно слушают и даже побуждаюсь придумать его, даже когда он еще не существует.

Пока я не знал жилища святой Павлы, до тех пор гремела ко мне любовь всего города. Почти общий суд признавал меня достойным высшего священства. Обо мне говорили блаженной памяти папе Дамасу. Меня считали святым, признавали смиренным и красноречивым. Неужели ж я вошел в дом какого-нибудь развратника? Ужели я увлекся шелковыми одеждами, блестящими камнями, раскрашенным лицом, жадностью к золоту? Нет, римская матрона могла покорить мою душу только слезами и постами, – только та могла привлечь мое внимание, которую я видел в печальном одеянии, ослепшею от слез, которую часто солнце заставало по целым ночам умоляющею милосердие Божие,– только та, чья песнь была псалом, предмет разговора – Евангелие, чьи утехи состояли в воздержании, а жизнь – в постничестве. Меня радовала только та, которую я никогда не видел за пищею. Но как скоро за ее чистоту я начал уважать и почитать ее, и удивляться ей, тотчас оставили меня все добродетели.

О зависть, первая язва! о сатанинское коварство, всегда преследующее святых! Не другие какие-нибудь римские женщины сделались предметом городской басни, а именно Павла и Меланья, которые презрев имущества свои, оставивши все дорогое, подняли крест Господень, как некоторое знамя благочестия. Если бы они наслаждались в банях⁷⁹, употребляли бы благовонные мази, то в своем богатстве и вдовстве они нашли бы оправдание роскоши и свободы, могли бы слыть госпожами и святыми. Но они хотят казаться прекрасными во вретище и пепеле и низойти в геенну огненную с постом и грязью: очевидно, что не таким погибнуть с шумом при рукоплесканьях толпы. И пусть бы язычники или иудеи осмеивали такую жизнь, тогда Павла и Мелания могли бы находить утешение в том, что они не нравятся Христу. Но, увы! люди-христиане, оставив попечение о собственном домостроительстве, и не замечая бревна в собственных очах, в чужом глазе отыскивают сучек. Они оскорбляют святые подвиги и в оправдание собственной виновности думают: нет святых, все достойны порицания, – погибающих толпа, грешников бесчисленное множество.

Ты любишь мыться каждый день: другой такую опрятность считает грязью. Ты изрыгаешь рябчиков и превозносишь осетрину: я бобами наполняю свой желудок. Тебя увеселяет толпа скоморохов: меня плачущие – Павла и Мелания. Ты жаден на чужое, они своим пренебрегают. Ты утешаешься над сладкими винами: они пьют холодную воду еще с большею приятностью. Ты считаешь себя пропавшим, если в настоящую минуту ничего не имеешь, не поедаешь, не проглатываешь: они желают будущего и уверены, что все сказанное в Писании – истина. Пусть будет тщетно и глупо верить в воскресенье тел: что тебе до того? Нам напротив твоя жизнь не нравится. Ты считаешь таких людей несчастными, а мы тебя считаем несчастнейшим. Мы платим друг другу одинаковою монетою, а потому и кажемся друг другу безумствующими.

Это я наскоро написал, госпожа моя Азелла, взошедши уже на корабль, задушаемый горем и слезами, я благодарю Бога моего, что Он удостоил меня быть одним из тех, кого мир ненавидит. Помолись же, чтобы я возвратился из Вавилона в Иерусалим, и чтобы владычествовал мною не Навуходоносор, но Иисус, сын Иоседека: пусть придет Ездра, что по толкованию означает «помощник», и отведет меня в мое отечество. Я безрассуден был, когда желал воспевать песнь Господню на земли чуждой и оставивши cионскую гору, обратился за помощью к Египту. Я забыл предостережение евангельское, что выходящий из Иерусалима тотчас впадает в разбойники, его обнажают, ранят и убивают. Если же священник и левит и прошли с презрением, есть однако ж тот милосердый самарянин, который на упрек иудеев: самарянин ты и беса имаши (Ин. 8:48), отрицал в себе беса, не отрицался, что он самарянин, потому что иудеи самарянином называли того, кого мы называем стражем (custos). Пусть некоторые считают меня злодеем; я охотно пришлю им раба, как свидетельство верности. И Господа моего иудеи называли волхвом; считали возмутителем и апостола. Я не изъят от искушений человеческих (1Кор. 10). Какой же род тесноты я перенес, воинствуя за крест? На меня взвели бесчестие ложного преступления. Но я знаю, с доброю или худою славою достигается царство небесное.

Приветствуй Павлу и Евстохию, моих во Христе, угодно или нет это миру. Приветствуй мать Албину и сестру Марцеллину и святую Фелицитату и скажи им: пред судищем Христовым мы станем вместе, и там обнаружится, кто как жил. Вспоминай обо мне, ты, пример непорочности и украшение девства, и укрощай морские волны твоими молитвами.