Церковная история. Преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий

Источник

Содержание

Пути святости Трудное испытание «Просветитель» Духовная близость и значение преподобных Иосифа и Нила Библиография  

 

С середины прошлого века и до наших дней преподобным Иосифу Волоцкому и Нилу Сорскому посвящено очень много работ. К сожалению, в большинстве из них, начиная с очерка Н.И. Костомарова (25), доминирует тенденциозная традиция либеральной историографии прошлого века, приверженцы которой настойчиво пытались представить преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского вождями двух противоборствующих направлений в русской духовной жизни.

Насущная задача состоит в позитивном синтезе духовного наследия преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, большой исторической и общекультурной значимости. Наступила пора демифологизировать схему либеральной историографии, почти заслонившую от нас живые лики святых.

Прав профессор Гюнтер Шульц, который в письме (ко мне) от 19 января нынешнего года констатировал, что преподобный Иосиф Волоцкий «до сих пор совершенно не изучен, хотя он – ключ к XVI веку». Следовало бы добавить, что подлинное понимание духовности Русской Православной Церкви, ее крестного пути немыслимо без благодатной помощи наших святых. Именно эта живая неоскудевающая духовная помощь является залогом достойного продолжения служения примирения, совершаемого Русской Церковью в современном мире.

* * *

На протяжении тысячелетней русской истории монастыри служили главным средоточием святой жизни. Значение монастырей в великом деле созидания и распространения русской народности, государственности, культуры далеко еще не оценено полностью. Несмотря на обилие монастырей, на Руси, как и вообще на православном Востоке, не возникло монашеских орденов. Никогда за частностями, за трудностями, за разногласиями не пропадало чувство единства пути, суетные и политические цели не заслоняли соборного кафолического единения.

Пути святости

Попытаемся сопоставить жизненные стези обоих великих святых. Сверстники Флорентийского Собора, почти ровесники (Нил был всего на шесть лет старше), они прожили почти одинаковую по длительности жизнь. А вот известия о них совершенно неравноценны. Трудно не согласиться с Г. П. Федотовым: «Жизнь Иосифа Волоцкого известна нам лучше, нежели любого из русских святых» (34, с. 166). Напротив, о жизни преподобного Нила знаем мы очень мало и едва ли потому только, что житие его сгорело во время разорения казанцами вологодских скитов (1538). Быть может, в большей мере отсутствие сведений о нем объясняется смиренной сокровенностью, целомудренной уединенностью, замкнутостью всей его жизни, приведшей его в скит, сделавшей исихастом, запечатленной в удивительном завещании: «Повергните тело мое в пустыни – да изъядят е зверие и птица; понеже согрешило есть Богу много и не достойно погребения… Тщание бо и мне было то, елико по силе моей, да не сподоблен буду чести и славы века сего никоторыя, якоже в житии сем, тако и по смерти…» (6, с. 154).

На восьмом году жизни Иосиф, в миру Иван, отдан был учиться грамоте в Волоколамский Крестовоздвиженский монастырь старцу Арсению; рано восчувствовав стремление к иноческой жизни, он побывал в нескольких монастырях и, наконец, двадцати лет отроду принял пострижение в обители святого Пафнутия Боровского. Дед, отец, мать и три брата Иосифа скончались иноками.

Преподобный Нил Сорский, согласно приписке в одной из рукописей, поначалу «бе… скорописец, рекше подъячей, пострижен во иночество…». «Работал Богу моему от юности моея», – говорит он в «Послании во отоцех скорбящему брату», указывая тем самым на раннее пострижение, по всей видимости, в Кирилло-Белозерском монастыре. О родителях его ничего не известно. Сохранилась запись о смерти Нилова старшего брата Андрея в Кириллове в конце 1502 года (8, с. 126).

Иосиф пробыл в строгом послушании у преподобного Пафнутия 18 лет, не гнушался никакой работой, на протяжении 15 лет ухаживал за своим старым и разбитым параличом отцом, следом за ним поступившим в тот же монастырь и даже жившим с ним в одной келье. Когда преподобный Пафнутий отошел в Небесные обители, Иосифа, любимого ученика старца, единодушно избрали игуменом. Чтобы найти образцы настоящего подвижничества, новый игумен, скрывая свой сан и представляясь учеником благочестивого старца Герасима, обошел вместе с ним многие прославленные русские обители. По возвращении, столкнувшись то ли с упорным нежеланием братии изменить привычный образ жизни, то ли, что всего вероятнее, с настойчивыми посягновениями великого князя на исконные права монастыря (2, с. 244), Иосиф решил основать новую обитель и с семью единомысленными иноками отправился в Волоколамск (в вотчину Бориса Васильевича, родного брата великого князя, сохранявшего известную независимость).

Князь Борис отдал в полную волю Иосифу избрать место для нового монастыря. Преподобный основал обитель у слияния речек Струги и Сестры, среди дремучего соснового бора. По преданию, на этом месте издавна слышали звон; перед самым избранием налетевшая на глазах у путников буря повалила лес, и перед ними открылось величественное зрелище долины с зеркальной гладью озера на востоке.

Позднейшее послание волоколамских иноков митрополиту Московскому Ионе сохранило драгоценные сведения о книгах и иконах, принесенных преподобным Иосифом с собою из Боровской обители: «Четыре евангелия тетры (Четвероевангелия), апостол тетр (то есть деяния и послания апостольские в полном составе), две псалтири со всем, Лествица, Ефрем, Дорифей, Василий Великий, Петр Дамаскин, патерик азбучной, два ермолоя, четыре иконы, три Рублева письма Андреева» (22, Приложение, с. 57). Этот перечень красноречиво свидетельствует о глубочайшей аскетической направленности преподобного Иосифа.

Преподобный же Нил после продолжительного пребывания в Кириллове, где он, по свидетельству современников, был учеником знаменитого старца Паисия Ярославова (1501), в 1484 году отказался стать митрополитом; затем он ушел из игуменов Троице-Сергиевского монастыря (26, т. 3, с. 264), отправился в паломничество к святыням Востока, на Афон и в Константинополь (вместе с учеником своим Иннокентием Охлебининым) и пробыл там довольно долгое время. Я. С. Лурье по ряду косвенных данных предполагает, что паломничество Нила свершилось в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов (36, с. 189). Годы совпадают с временем хождения по монастырям преподобного Иосифа.

По всей вероятности, преподобный Нил подвизался на православном Востоке, быть может, на Синае, несколько лет. К этому периоду традиционно относят и формирование его аскетического опыта. Как отмечает профессор Гюнтер Шульц (48), богословские воззрения преподобного Нила определяются синаитским исихазмом – духовной традицией преподобного Григория Синаита (XIV век) и его предшественников. Современный исследователь Н.К.Голейзовский пытался дифференцировать исихазм преподобного Григория Синаита и святителя Григория Паламы (41). Тема чрезвычайно важная и интересная, подлежащая дальнейшему изучению.

Выход преподобного Нила из Кирилло-Белозерского монастыря, вероятно, был вызван настроениями в обители, о которых упоминает посещавший ее преподобный Иосиф Волоцкий: «Старейшие и большие старцы вси отбегоша от монастыря, нетерпяще зрети святого Кирилла предания попираема и отметаема». По свидетельству самого Нила, он оставил обитель «пользы ради душевныя, а не за ино что».

Вот описание местности, избранной преподобным Нилом, оставленное путешественником середины прошлого века: «Дико, пустынно и мрачно то место, где Нилом был основан скит. Почва ровная, но болотистая; кругом лес более хвойный, чем листвяной. Речка Сора, или Сорка, давшая прозвище и угоднику Божию, не вьется, а тянется по этому месту… Среди различных угодий, которыми изобильна счастливая природа стран белозерских, трудно отыскать место более грустное и уединенное, чем эта пустыня…» (39, с. 80). В этом описании очевидны черты не только сходства, но и контраста с местом, избранным преподобным Иосифом Волоцким. При сопоставлении жизнеописаний обоих святых на передний план выступает существенное сходство путей и обретенного духовного опыта: раннее иночество, долгое пребывание в строгом послушании, книжное научение (оба занимались переписыванием книг), неудовлетворенность сложившимся устроением монастырской жизни, почти единовременное странствие по разным обителям в поисках более строгого уклада (Иосиф обошел наиболее значительные русские обители, Нил – оказавшиеся ему доступными греческие). Наконец, по возвращении преподобный Иосиф основал новый общежительный монастырь со строгим уставом, преподобный Нил учредил иноческий скит по образу скитов афонских.

Облик преподобного Иосифа обрисовывается его современниками очень рельефно. Он отличался мужественностью характера, особой статью, красотой и силой, основательностью и в то же время остротой и гибкостью ума, умелым владением всеми видами монастырских работ, непреклонной волей и физической неутомимостью. Хозяйственность и практический смысл уживались в нем с милосердием, строгость – с сердечностью, непримиримость ко злу – с добротой и заботой о каждой душе вверенного ему Господом словесного стада. Г. П. Федотова удивляет, что «его (Иосифа) личная святость растворяется в подвигах избранного им духовного воинства"… Именно о них (учениках) он постоянно ведет речь: «Молитва Иисусова беспрестанно из уст исходяще. И к всякому пению и началу спешаще» (34, с. 169). Далее Федотов справедливо полагает, что господствующая в Волоколамском уставе идея страха Божия не делает его чрезмерно суровым: «По всему видно, что для Иосифа важна не суровая аскеза, а строгость в соблюдении не слишком трудного правила. Он сам убежден в нетрудности уставной жизни» (34, с. 172).

Дееписатель святого повествует: «Бяше у Иосифа в языце чистота, и во очесех быстрость, и во гласе сладость, и во чтении умиление» (18, с. 236). Преподобный Иосиф во всем склонен был к мере, своевременности, распорядку: в молитве, в труде, в пище и питии; неизменно был ровен и весел, приветлив в обращении, спокойно вразумляя иноков, взывая к их совести и здравому смыслу. «Вся же тогда Волоцкая страна к доброй жизни прелагашася» (19, с. 52).

Характерную сцену из жизни преподобного Иосифа, почерпнутую в житии, составленном епископом Крутицким Саввой, приводит В. О. Ключевский: «При устроении монастыря, когда у него не было еще мельницы, хлеб мололи ручными жерновами. Этим делом после заутрени усердно занимался сам Иосиф. Один пришлый монах, раз застав игумена за такой неприличной его сану работой, воскликнул: «Что ты делаешь, отче! пусти меня», – и стал на его место. На другой день он опять нашел Иосифа за жерновами и опять заместил его. Так повторялось много дней. Наконец монах покинул обитель со словами: «Не перемолоть мне этого игумена"» (27, с. 282).

К сожалению, черты характера и облика преподобного Нила почти сокрыты от нас, хотя во всей нашей древней литературе лишь ему было усвоено имя «великого старца». Но не приходится сомневаться, что и к преподобному Нилу приложимы приводимые им слова святителя Василия Великого: «Егда же мудрование благим время и меру уставит, чуден прибыток обретается» (6, с. 144).

Трудное испытание

Главное сочинение преподобного Иосифа Волоцкого «Просветитель» (известно под этим названием после Собора 1553 года) было вызвано появлением так называемой «ереси жидовствующих». О ней писали много, однако должная историческая перспектива обретена так и не была. Сказывается инерция легкомысленного поветрия (коснувшегося отчасти и церковной литературы) слишком снисходительно относиться к еретичеству, пленяться в нем «самобытным» богословствованием, не замечать (или приуменьшать) ее пагубные духовные последствия.

Надо воздать должное интуиции католического иеромонаха Иоанна Кологривова, отметившего, что «почти все темные стороны, существующие в русской духовности, определены ересью жидовствующих» (35, с. 163). К сожалению, в большинстве опубликованных работ преобладает поверхностное, порожденное нередко знакомством не с источниками, а с тенденциозными пересказами отношение к преподобному Иосифу и главному делу его жизни – защите народных святынь.

«Ересь жидовствующих» следует, на мой взгляд, считать серьезнейшим в нашей истории посягновением на самое существо и дух Православия, ибо ее последователи вообще порывали с христианством.

При этом велась целенаправленная атака не только на Тринитарное богословие, но и на Догмат о Боговоплощении (Христос как один из пророков), отрицался культ святых, отвергались церковные Таинства, иконопись, честное иночество. Таким образом, ниспровергались основы духовной жизни, уклада и мышления русского человека, ибо посягательство на Небесное неизбежно вело к разрушению земного. Симптоматична моральная деградация вовлеченных в ересь, которая была обнаружена архиепископом Новгородским Геннадием в 1486 году, когда ее адепты в пьяном виде обличали друг друга. Ни для кого не были секретом нравственные дефекты подверженного ереси митрополита Зосимы (31, т. 2, ч. 1, с. 575).

При характеристике «ереси жидовствующих» следует учесть привнесенность ее из-за рубежа купцом-авантюристом международного масштаба Схарией; преимущественное распространение в высшем господствующем слое общества; тайный характер учения по существу, по форме выражения и по образу действия; антигосударственный и антинародный пафос при одновременном и чуть было не осуществившемся стремлении узурпировать наследие великого князя; заигрывание с боярской и местнической оппозицией; показное фарисейское благочестие и нравственная неразборчивость; лукавая попытка найти поддержку у простодушных заволжских старцев.

Зарубежные связи жидовствующих, сродные явления в духовной жизни Западной Европы и Оттоманской Порты подлежат еще глубокому изучению и анализу.

Особенно важно учесть, что борьба происходила в период становления независимой Русской Державы, сделавшейся главным оплотом Вселенского Православия. Речь, таким образом, шла не только о судьбе России, но и о будущем Православия.

Так что сравнение преподобного Иосифа Волоцкого с былинным русским богатырем вполне уместно. Преподобный Иосиф и Новгородский архиепископ Геннадий, словно Ослябя и Пересвет, которых благословил на бой великий игумен земли Русской Преподобный Сергий Радонежский, мужественно преградили путь коварному и изощренному врагу, прокравшемуся к самому кормилу державной власти.

«Просветитель»

Преподобный Иосиф Волоцкий занимает особо видное место в ряду богословов Древней Руси. Главное сочинение его «Просветитель», писавшееся долгие годы, едва ли не первое обширное фундаментальное богословское сочинение на Руси, настоящая богословская энциклопедия своего времени, в которой сведены воедино догматические свидетельства всех знаемых тогда на Руси святых отцов и учителей Церкви. Даже такой обычно скептически настроенный ученый, как Е. Е. Голубинский, отмечал: «Утверждать, будто все богословствование Иосифа состоит только в голых выписках из отцов, без всякого участия его собственного богословствующего разума, значит доказывать, что книга вовсе не читана» (31, т. 2, ч. 2, с. 221).

Вот как характеризовал литературные достоинства «Просветителя» один из первых его исследователей священник Н. А. Булгаков в середине прошлого века: «Слог «Просветителя» из церковнославянского переходит в простую общепонятную русскую речь. В нем нет темных старославянских выражений, нет и вышедших в то время из употребления в литературе простонародных слов. Ясность изложения, округленность речи и вместе плавность выражения – вот достоинства «Просветителя» по языку. Поэтому-то без особенного усилия, почти без всякого перевода сочинение это с удовольствием можно читать даже в настоящее время» (19, с.134).

Невозможно дать анализ богословского содержания «Просветителя» в кратком докладе. Во многом это остается еще задачей будущих исследователей.

Чрезвычайно важно, что начинает преподобный Иосиф Волоцкий с самого основополагающего – первое слово посвящено изложению православного учения о Пресвятой Троице.Поистине, это целый трактат, превосходно составленный, как бы в зародыше содержащий «особую философскую терминологию русского языка» (35, с. 218). Как отмечает один из современных исследователей, преподобный Иосиф отправляется от провозглашения акта простой веры, но веры целенаправленной, избирательной по отношению к авторитетам. Ориентируясь на комплекс религиозно-философских идей Нового Завета, русский богослов сразу же открещивается от культурного наследия языческого прошлого» (49, с. 33), опирается на методологические установки преподобного Иоанна Дамаскина.

Позвольте остановиться на двух моментах в «Просветителе», часто обсуждавшихся, однако и поныне вызывающих много недоумений.

1. Учение «о прехищрении и коварстве Божием» в четвертом слове, развивавшееся впоследствии и митрополитом Даниилом (22, с. 344). Восходит ли оно к Григорию Амиритскому, как предполагал Е. Е. Голубинский (31, т. 2, ч. 2, с. 220), следуя за В. Жмакиным (22, с. 347)? Во всяком случае, оно ничего не имеет общего с пагубным девизом «цель оправдывает средства». Недоразумение порождено сдвигом семантики слов, одной из немалых трудностей в освоении церковнославянского наследия. Близость языка зачастую создает обманчивую понятность. Выдающийся русский филолог-славист академик И. И. Срезневский (1812–1880) переводит слово «прехищряти» – «побеждать, одолевать» и приводит пример из списка «Лествицы» XII века: «Прехищряет премудрый бесовьско злохытрьство человеческом умышлением», то есть слово относится к действию премудрого, отнюдь не воспринимается в приниженном стиле. Следовательно, на неправильном прочтении основывается утверждение И. Кологривова, что преподобный Иосиф «высказывает по меньшей мере странную мысль, что Бог, Воплощением Сына, «перехитрил дьявола"» (35, с. 219). Не перехитрил, а победил!..

Точно так же основным значением слова «коварство» в старину было – мудрость, проницательность, проникновение в скрытый смысл явления, мудрый образ действия. Вот пример из Геннадиевской Библии 1499 года: «А еже разумети закон – помышления есть блага, сим бо коварством много поживеши лет» (см. «Словарь русского языка XI–XVII веков». Вып. 7. – М.,1980, с. 212). Учитывая эти пояснения, становится очевидным, что преподобный Иосиф в четвертом слове развивает очень глубокие богословские идеи: о сокровенном действии Божием, о Божественной сверхразумности и непостижимости, тесно связанные с апофатической основой всякого истинного богословия.

2. Отношения преподобного Иосифа с великокняжеской властью складывались отнюдь не идиллически. Уход преподобного из Пафнутиево-Боровского монастыря (1479), по всей вероятности, был вызван грубым вмешательством князя в дела обители (2, с. 244). В 1490 году последовало противостояние преподобного княжеской власти, подпавшей влиянию ереси жидовствующих. Схватка с еретиками не закончилась и с победой на Соборе 1504 года. Напомним только, что вскоре после этого Собора соратник преподобного Иосифа Волоцкого архиепископ Новгородский Геннадий был оклеветан еретиками и низложен. Наконец, в 1508 году преподобный Иосиф, испытав гонения волоколамского князя, требования которого нарушили строгий порядок в обители, перешел под непосредственную власть великого князя. Однако как раз в это время «человеком необходимым, настоящим временщиком» при великом князе становится «старец-пустынник» князь Вассиан Патрикеев, уже тогда убежденный противник преподобного Иосифа. Следует также подчеркнуть, что преподобный Иосиф никогда не идеализировал царской власти, а порой подвергал ее суровой критике, например в седьмом слове «Просветителя».

Тем значительнее принципиальная установка преподобного Иосифа Волоцкого на симфонию между Церковью и Государством, в соответствии с идеалом, выраженным Преподобным Сергием Радонежским, в основании которого лежит непоколебимое убеждение в онтологическом единстве Народа, ибо и Государство есть не что иное, как образ соборного народного единения.

Следует особо сказать о вкладе преподобного Иосифа в создание первой Русской Библии 1499 года, известной в науке преимущественно как «Геннадиевская Библия» – по имени архиепископа Новгородского Геннадия. В создании этого первого полного рукописного свода всех библейских книг, по всей вероятности, принимал участие в качестве сподвижника святителя Геннадия Новгородского преподобный Иосиф. Чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с библейскими книгами, принадлежавшими преподобному Иосифу (ныне в Собрании Иосифо-Волоколамского монастыря. См.: Отдел рукописей ГБЛ, ф. 113; ГИМ, Отдел рукописей, Епархиальное собрание).

Духовная близость и значение преподобных Иосифа и Нила

Особое внимание следует уделить усердно обсуждаемой поныне проблеме противостояния «иосифлян» и «нестяжателей». Большинством историков позиции преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского в вопросах монастырского устроения противопоставляются, при этом делаются далеко идущие выводы. Преподобному Иосифу, например, приписываются слова из «Письма о нелюбках иноков Кириллова и Иосифова монастырей», написанного не ранее 1532 года (2, с. 295), то есть спустя много лет после его кончины. Анализ реальных памятников приводит к заключению, что налицо глубокое заблуждение. Устав преподобного Иосифа Волоцкого отнюдь не противоречит монашескому обету нестяжательности: «Хотяй сподобитися Божественныя благодати в нынешнем веце и в будущем, должен есть имети совершенное нестяжание и христолюбивую нищету…» (Великие Минеи-Четии, Сентябрь 23)

Противопоставляя «иосифлянство» нестяжательству, последнее обыкновенно рассматривают как социально-этическое и богословское оправдание секуляризационной политики Ивана IV, направленной к ликвидации церковного землевладения. Между тем, как убедительно показал в своей недавно (в марте 1987 года) защищенной диссертации А. И. Плигузов, аргументы правительства Ивана IV, которыми оправдывалась секуляризация монастырских земель, «лишь в ничтожной степени представляли собой развитие учения нестяжателей» (51,с. 21). В целом же эта политика отражала существо феодализма и являлась исторически закономерным вариантом решения вопроса об отношениях Церкви и государства.

Мне уже приходилось говорить, что отдельные разногласия между преподобными Иосифом и Нилом относились к тем или иным формам существования монашеской жизни, но не к ее сути, в которой они были между собою совершенно согласны. Не следует забывать и того, что преподобный Нил писал ученикам своим, которые вели скитский образ иноческого подвижничества; придавать этим посланиям более общее значение следует с крайней осмотрительностью. Как письма «великого старца» они духовно насыщены, но сила их порой не в конкретных обобщениях, а в устремленности к духовной жизни, в стоящем за ними опыте иноческих подвигов. Сводить все их богатое содержание к отыскиванию аргументов против монастырского землевладения – значит совершать логическую ошибку. Преподобный Нил сосредоточен на самом главном, на том, что не меняется с изменением хозяйственно-экономического уклада: «Се же есть укрепление в борении подвига нашего, реченное во всех Писаниях, да не омалодушимся, ни унываем, егда ратовани будем зельне лукавыми помыслы, ни престанем от течения пути, еже в подвизе» (6, с. 57).

И в этом с преподобным Нилом в безусловном единомыслии пребывает и преподобный Иосиф, человек практический, хозяин и организатор, укрощающий хаос силой обретаемой духовной красоты, погруженный в непрестанную молитву, не забывающий о людских бедах и страданиях, не страшащийся дисциплины и принуждения, пекущийся не только о «телесном благообразии», но и о «внутреннем хранении».

Из анализа современных преподобным Иосифу и Нилу источников не видно, чтобы они вступали в конфронтацию. И хотя историки уверяют, что заволжские старцы чуть ли не поддерживали ересь, вот компетентное свидетельство видного современного ученого Г. М. Прохорова (ИРЛИ): «Из написанного собственноручно Нилом Сорским нам сейчас известны три тома составленного им и отредактированного «Соборника», содержащего переводные с греческого языка жития святых, расположенные по дням празднования (начиная с сентября и кончая августом), а, кроме того, (в одной рукописи) выписки из сочинений византийских писателей-аскетов, конец скитского устава и начало его собственного «Предания» и (в другой рукописи) сделанный при его значительном участии древнейший из сохранившихся список антиеретического «Просветителя» Иосифа Волоцкого» (45, с. 703). Итак, при значительном участии преподобного Нила сделан древнейший из сохранившихся списков «Просветителя». Можно ли после этого говорить о его сочувствии еретикам? С другой стороны, имеются достоверные сведения, что ученики преподобного Иосифа переписывали сочинения Нила Сорского для библиотеки Волоколамского монастыря (37, с. 312).

В вопросе об отношениях преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского и их значении для русской культуры в целом решающее значение имеет этот существенный фактор – факт их взаимодействия. Нередко в сочинениях преподобного Нила Сорского встречаются тексты, принадлежащие преподобному Иосифу Волоцкому. «Сочинения обоих авторов очень часто встречаются вперемежку. Для примера, – отмечает исследователь литературной деятельности Нила Сорского М. С. Боровкова-Майкова, – можем указать Волоколамскую рукопись Иосифова монастыря (ГИМ, Епарх. № 351–486), где читаем: «Сия книга глаголемая Нил Заволжский» – там же и сочинения Иосифа; Софийскую (ГПБ, ЦДА № 1460, XVI в. – М.П.), где листы 127–315 заняты сочинениями Иосифа Волоцкого, а с листа 315-го начинаются послания Нила; той же библиотеки № 1489, XVI века, где послания Иосифа и Нила, а также и Устав последнего идут, сменяя друг друга».

Такие совпадения отнюдь не случайны, а глубоко закономерны.

И если профессор Гюнтер Шульц отмечает, что в самом средоточии богословствования преподобного Нила стоят изречения отцов, синаитский исихазм, столь приближающийся, как мы уже указывали, к преподобным Иоанну Лествичнику, Ефрему и Исааку Сириным, и питаемый из этих источников монашеский идеал духовного отца, то не с меньшим основанием можно применить вышесказанное и к преподобному Иосифу Волоцкому. По-видимому, он не был знаком с сочинениями Григория Синаита, но духовность его коренится в той же традиции. В описи Иосифо-Волоколамского монастыря, составленной в 1573 году, в числе книг, переписанных собственноручно преподобным Иосифом, упоминаются кроме Евангелия, Апостола и Псалтыри – «Лествичник, Соборник из отеческих книг, Григорий Богослов…» (18, с. 248). Недаром преподобный Иосиф направлял к преподобному Нилу своих учеников, любивших уединение, таких, как Дионисий Звенигородский и Нил Полев (18, с. 245).

И совсем не случайно, как заметила еще М. С. Боровкова-Майкова, помянник преподобного Иосифа Волоцкого начинался именем преподобного Нила Сорского, а помянник преподобного Нила Сорского – именем преподобного Иосифа Волоцкого (см. 38).

В свое время протоиерей Георгий Флоровский (16, с. 21) (см. аргументацию подробно у Ф. Лилиенфельд: 23, с. 126–133) отметил близость употребления термина «Святое Писание» у преподобных Нила и Иосифа. Они прилагают его и к святоотеческой литературе, и к патерикам, вопреки бытующим представлениям об особой критичности преподобного Нила Сорского и совершенной некритичности преподобного Иосифа Волоцкого. Как отметили другие авторы (ЖМП, 1965, № 9, с.73), преподобный Иосиф в восьмом слове «Просветителя», доказывая достоверность и истинность отеческих писаний, ибо они согласны с апостольскими, строго проверяет хронологию, устанавливает ошибку, допущенную переписчиком книги. Кстати, в десятом слове преподобный Иосиф доказывает верность и истинность сочинений святого Ефрема Сирина, отвергавшихся еретиками. Знаменательно, что в скиту у преподобного Нила при его жизни боковой придел храма был посвящен святому Ефрему Сирину (23, с. 82).

Расходились же между собой преподобные Нил и Иосиф лишь в сравнительном предпочтении скита и общежительной обители и в вытекающем из этого предпочтения различии иноческого идеала – умереть ли для всякого земного попечения или же быть «мужем дела» и примирить иноческий аскетизм с практической деятельностью на благо народа. Как справедливо замечает Н. А. Булгаков: «Все, что выработалось предшествующей общежительной жизнью русского монашества, было сосредоточено, упорядочено, пережито и окончательно развито преподобным Иосифом» (19, с. 314). Выражаясь же словами самого преподобного Иосифа, «многая бо в писаниих видятся, яко сопротивляющеся друг другу, и овогда убо сице глаголют, овогда же инако. Се же бывает от нашего неразсуждения, или от преобидения, или от прозорьства: словеса же святых мужей не изменяются, но мы плотяни суще, духовная мудрствовати не можем, яже некто от Святых рече» (1, с. 110).

* * *

Несколько слов об Уставе преподобного Нила, который является кратким руководством к духовной жизни в скиту. Трудно предполагать у уединенно живущего скитника наличие большого числа книг. Ведь книги на Руси в то время еще переписывались вручную. «Заслуга Нила только в том, – отвечает митрополит Макарий, – что он собрал мысли отцов о внутреннем подвижничестве, рассеянные в их творениях, свел в одно стройное целое и, для удобнейшего использования, предложил русским инокам в возможно сжатом виде» (30, т. 7, с. 78–79). Тем не менее значение Нилова устава оказалось много шире, нежели он сам мог предположить, – немногословный и понятный, духовно просветленный его Устав послужил многим поколениям иноков и в скитских, и в общежительных обителях. Знаменательно, что самая древняя прижизненная Нилу рукопись его Устава находилась в библиотеке Иосифо-Волоколамского монастыря (8, с. 130). Противополагать Устав Нила Уставу Иосифа нет никаких оснований: преподобный Иосиф почти наизусть знал книги, по которым преподобный Нил составил свой Устав.

Преподобного Иосифа часто упрекали в сугубом увлечении уставным благочестием, в пристрастии к церковному обрядоверию. Действительно, он глубоко чувствовал эстетику Православия, глубочайшую красоту православного богослужения, вызывающего в русском человеке самые лучшие нравственные чувства. Только человек духовно чуждый России может остаться безразличным к высокому чину «како во обители приходити к брату» (2, с. 320–321), не увидеть явленный живой образ той небесной смиренной красоты, которая, по пророчеству Ф. М. Достоевского, «спасет мир».

В весьма трудное, поворотное время для Русской Церкви Иосифо-Волоколамский монастырь явился подлинной школой церковной иерархии. На протяжении неполного века около двадцати постриженников монастыря стали архипастырями. Следует учесть, что в то время на Руси было всего десять епархий. Как заметил В. Жмакин, «многие из них долгое время играли видную роль, но большая часть их не доживала до конца жизни на своих высоких постах» (15, т.7, с. 436). Судьба духовной традиции преподобного Иосифа Волоцкого и история так называемого «иосифлянства» заслуживают глубокого и беспристрастного изучения; только уяснив ее, можно по-настоящему понять XVII век в России, дело Патриарха Никона и трагедию раскола.

В доме Отца Моего обителей много (Ин. 14, 2). Глубокий синтез обоих направлений иноческой икономии: самобытно русского, сергиевского, унаследованного и развитого преподобным Иосифом Волоцким, и афонско-исихастского, практиковавшегося заволжскими старцами во главе с преподобным Нилом Сорским, по-новому зазвучит и откроется в духовном опыте схиархимандрита Паисия Величковского, Саровской и Оптиной пустынях, их благодатными киновиотами, скитниками и отшельниками XVIII–XIX столетий.

Сегодня, вглядываясь в светлые лики святых Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, и впрямь можно поверить, что «Русская земля благочестием всех одоле». Ибо перекуют мечи на орала лишь тогда, когда все страны примутся «одолевать» друг друга благочестием, к чему и призывает неустанно наша Святая Православная Церковь в канун своего знаменательного Тысячелетия.

Библиография

1. Преподобный Иосиф Волоцкий. Просветитель. Казань, 1882.

2. Послания Иосифа Волоцкого. М.; Л., 1959.

3. Клосс Б. М. Неизвестное послание Иосифа Волоцкого // ТОДРЛ. Т. 28. Л., 1973.

4. Волоколамский патерик // БТ. Сб. 10. М., 1973.

5. Житие преподобного Иосифа Волоколамского // ЧОИДР. 1903. Кн. 3.

6. Преподобного отца нашего Нила Сорского предание ученикам своим. М., 1849.

7. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960.

8. Прохоров Г. М. Послание Нила Сорского // ТОДРЛ. Т. 29. Л., 1974.

9. Минеи-Четьи по св. Димитрию Ростовскому. М., 1901.

10. Жития Святых. Книга дополнительная первая. М., 1908.

11. Троицкий патерик. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1896.

12. Тверской патерик. Казань, 1908.

13. Питирим, архиепископ Волоколамский. Основные проблемы современного богословского исследования // БТ. Сб. 5. М., 1970. С. 215–226.

14. Питирим, архиепископ. Церковь как претворение Тринитарного Домостроительства //ЖМП. 1975. № 1. С. 58–76.

15. Богословская энциклопедия. СПб., 1901–1911.

16. Флоровский Георгий, протоиерей. Пути русского богословия. Париж, 1937.

17. Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей. СПб., 1895.

18. Казанский П. С. Иосиф Волоцкий. Прибавление к Творениям святых отцев. М., 1874.

19. Булгаков Н. А., священник. Преподобный Иосиф Волоколамский. Спб., 1865.

20. Хрущев И. П. Исследование о сочинениях Иосифа Санина. СПб., 1968.

21. Архангельский А. С. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев. СПб., 1882.

22. Жмакин В. Митрополит Даниил. М., 1881.

23. Лилиенфельд фон Фери. Нил Сорский и его труды. Кризис традиций на Руси Ивана III. Берлин, 1963 (на нем. яз.).

24. Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1901.

25. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях. СПб., 1873.

26. Соловьев С. М. История России. М., 1960.

27. Ключевский В. О. Сочинения. М, 1959.

28. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых. М., 1871.

29. Платонов С. Ф. Лекция по русской истории. СПб., 1913.

30. Макарий (Булгаков), митрополит Московский. История Русской Церкви. СПб., 1870.

31. Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. М., 1900.

32. Знаменский П. В. Учебное руководство по истории Русской Церкви. СПб., 1896.

33. Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви. Париж, 1959, Т. I.

34. Федотов Г. П. Святые Древней Руси. Нью-Йорк, 1959.

35. Кологривов Иоанн, иеромонах. Очерки по истории русской святости. Брюссель, 1961.

36. Лурье Я. С. К вопросу об идеологии Нила Сорского // ТОДРЛ. Т. 13. Л., 1957.

37. Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV – начала XVI вв. М.; Л., 1960.

38. Боровкова-Майкова М. С. Нила Сорского Предание и Устав. СПб., 1912.

39. Цыпин А. Н. История русской литературы. СПб., 1907.

40. Голейзовский Н. К. Послание иконописцу // Византийский временник. Т. 26. М., 1965.

41. Голейзовский Н. К. Исихазм и русская живопись // Византийский временник. Т. 29. М., 1968.

42. Лазарев В. Н. Русская иконопись. М., 1983.

43. Завитневич В. З. А. С. Хомяков. Киев, 1903.

44. Хомяков А. С. Сочинения. М., 1901.

45. Памятники литературы Древней Руси. Конец XV века. М., 1984.

46. Смолич И. К. Великий старец Нил Сорский. (К истории русского старчества) // Путь. 1929. № 19.

47. Депман X. Д. Влияние Церкви на московскую государственную идею (государственное и общественное мышление у Иосифа Волоцкого, Нила Сорского и Вассиана Патрикеева). Берлин, 1967 (на нем. яз.).

48. Шульц Гюнтер. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, или проблема движения нестяжателей в России первой трети XVI века // Богословские попытки. Т. XIII. Берлин: «Евангелише Ферлагсанштальт», 1983.

49. Абрамов А. И. Общие и отличительные черты философствования Иосифа Волоцкого // Философская мысль на Руси в позднее средневековье. М., 1985.

50. Бутузкина Е. И. Религиозно-этические взгляды Нила Сорского // Там же. С. 68–76.

51. Плигузов А. И. Памятники раннего «нестяжательства» первой трети XVI века. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1986.

Патриарх Сергий в истории восстановления патриаршества

25 лет прошло со времени кончины Святейшего Патриарха Сергия (15 мая 1944 года). Личность его, бесспорно, знаменует собой эпоху в истории Русской Церкви. Ему выпал жребий действовать в исключительной исторической обстановке, и к этому он был как бы нарочито подготовлен всей своей жизнью. Воспитанный в церковной среде, сам происходивший из духовного сословия, он рано вступил на широкий путь церковно-общественной деятельности: в Русской Духовной Миссии в Японии, в дипломатической среде в Константинополе, в Финляндской епархии и, наконец, как ректор С.-Петербургской духовной академии, непременный участник Религиозно-философских собраний в Петербурге, член и руководитель предсоборных собраний. Весьма характерно, что при большом личном авторитете и принципиальной православно-церковной позиции будущий Патриарх никогда не подавлял приоритетом своей личности свободы участия других в общем деле, оставаясь в общем ряду совершителей церковного послушания, но принимая при этом лично на себя всю тяжесть ответственности за него. Характерны в этом смысле памятные слова, произнесенные им в день его патриаршей интронизации 12 сентября 1943 года: «Теперь, когда я облечен высоким званием Патриарха, уже нельзя говорить о том, что кто-то другой исправит ошибки и сделает недоделанное, а нужно самому поступать безошибочно, по Божией правде и вести людей к вечному спасению» («ЖМП», 1943, № 2, с. 8). Именно такое сознание руководило этим выдающимся иерархом в его церковных деяниях во все периоды его жизни.

Патриарх Сергий вовсе не единичное явление в русской церковной истории XX века. Являясь младшим соратником Патриарха Тихона, он действовал во имя истины Христовой, так же, как и многие другие епископы, священники, монахи, миряне в принципиально новых условиях церковного строительства, но на него пало избрание Промысла Божия совершить трудное дело организации церковного управления в новых общественных условиях. Исключительное значение Патриарха Сергия для Русской Церкви может быть по-настоящему понято только перед лицом всего хода церковной истории предшествовавших десятилетий. Без этого невозможно уяснить как истинное значение восстановления патриаршества, так и последовавшие за ним расколы и нестроения, которые в течение двух десятилетий волновали Церковь, и в особенности каноническую борьбу с ними Митрополита, а затем и Патриарха, Сергия. С полным основанием можно утверждать, что расколы, казалось бы, проявившиеся впервые только на Поместном Соборе 1917–1918 гг., и карловацкий и обновленческий, своими корнями уходят на десятилетия назад. И тем важнее проследить в истории борьбы за восстановление патриаршества ту подлинно церковную, канонически обоснованную позицию будущего Патриарха Сергия, которая последовательно раскрывалась в ходе церковной истории XX века.

Движение за восстановление канонического управления в Русской Православной Церкви началось еще в середине прошлого века. Мотивом его послужил не только гнет чиновничье-консисторской системы, но, что более важно, усиление богословской мысли. Не случайно еще в 50-х годах авторитетнейший богослов митрополит Филарет (Дроздов) поддерживал идею о созыве с этой целью Поместного Собора. Ту же мысль высказывали епископ Нектарий (Надеждин), митрополит Арсений (Москвин), митрополит Иоанникий (Руднев), митрополит Иннокентий (Вениаминов), епископ Никодим (Казанцев). Однако до 1892 года мысль о восстановлении канонического соборного управления не становилась достоянием гласности. Первые высказывания о том появились почти одновременно в журналах Московской и Санкт-Петербургской духовных академий (А. Беляев. К истории недавнего прошлого. «Богословский вестник», 1892, № 5; О соборном управлении в Русской Церкви. «Церковный вестник», 1892, № 47).

Со временем стремление к каноническому управлению усиливалось и вместе с тем обострялось сознание недостатков, существовавших тогда в Церкви. Молодой епископ Сергий, только что вступивший в управление Петербургской духовной академией, был одним из тех, кто ясно видел их причины. «Незаметно для себя, – говорил он 22 октября 1901 года, – мы и верой нашей стали дорожить лишь потому, что на ней покоится наша государственная мощь, благоустройство нашей общественной жизни, наше существование, как самостоятельного народа. Рядом с… громкими заявлениями о своем православии мы остаемся равнодушными к самому существенному, не замечаем, что жизнь наша, и частная, и общая, устрояется совсем не по-православному, не на тех началах, которые преподает нам вера» («Церковный вестник», 1901, № 44). Однако епископ Сергий не впадал в нигилистическое отрицание синодального периода в целом, отмечая, что «внешняя административная перемена, как бы ни была она радикальна, никогда не может повредить внутреннего, мистического и догматического существа Церкви. Последняя всегда останется свободной» (там же).

Знаменателен факт, что на открывшихся в 1902 году Петербургских Религиозно-философских собраниях, привлекших к себе большое внимание церковной общественности, председательствовал именно епископ Сергий, неоднократно выступавший на собраниях с разъяснением подлинных начал церковности. Выступая по докладу С. Волконского, он подчеркивал необходимость того, чтобы «идеалы Церкви были признаны безусловно неприкосновенными…Я говорю не о свободе духовной власти от светского вмешательства. Это вопрос ничтожный. Я говорю о том, чтобы идеалы Церкви были первенствующими» («Записки Петербургских религиозно-философских собраний 1902–1903 гг.». СПб., 1906, с. 164). Ту же мысль подчеркивал он и в выступлении по докладу Д. Мережковского, говоря, что «Русская Церковь всегда была больше органов своего управления. Если бы уничтожить, отменить эти органы, можно ли будет сказать, что Русская Церковь перестала существовать?» (там же, с. 76).

Хотя восстановление канонического управления мыслилось лучшими представителями Церкви именно в форме патриаршества, впервые публично подобная мысль была высказана в 1903 году Л. Тихомировым в цикле статей, объединенных в сборнике «Запросы жизни и наше церковное управление» (М., 1903). Вопрос был настолько наболевшим, что сразу был поддержан в церковных кругах, в особенности в Московской духовной академии («Богословский вестник», 1903, № 4, 9, 11). В конце 1904 года сознание необходимости назревших перемен в Церкви стало настолько сильным, что явилось предметом уже официального обсуждения. Характерно, что в документе о необходимости восстановления канонического управления и патриаршества имеется ссылка на мнение епископа Сергия («Слово», 1905, № 108). Одновременно стал готовиться декрет об отмене юридических привилегий Православной Церкви, необходимость чего также давно дискутировалась в церковных кругах.

Казалось бы, что отмена юридических привилегий ставила Православную Церковь с внешней стороны в невыгодное положение. Но Преосвященный Сергий думал об этом иначе. Еще на религиозно-философских собраниях в 1903 году он, выступая по докладу А. Карташева, говорил, что Церковь не должна насильно задерживать в своей среде тех, кто хочет оставить ее. «Апостол Павел, – по словам епископа Сергия, – не сказал Тимофею, чтобы всякий, кто хочет оставить Церковь, в ней задерживался, чтобы ему не давали права выходить из нее» («Записки Петербургских религиозно-философских собраний», с. 189).

А накануне отмены юридических привилегий Православной Церкви он пророчески сказал: «После столетий мирного пребывания под защитой закона, за крепкой стеной государственной охраны, наша Церковь выходит теперь беззащитная и не прикрытая ничем прямо на поле брани… Ей, гряди, Господи Иисусе! Да возгорится и у нас на Руси Твой чистительный и освящающий огонь, да откроется и у нас Твоя великая брань! В этом начало истинной церковной жизни, путь к исцелению наших церковных нестроений и язв, путь к конечной победе и торжеству света над тьмой, истины над заблуждением» («Церковный вестник». 1905. № 8).

Вскоре митрополит С.-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский) представил записку о желательных преобразованиях в управлении Православной Церковью, так, чтобы дать ей возможность руководствоваться церковными канонами («Церковный вестник».1905. № 15). Рассмотрев записку митрополита Антония, Синод постановил ходатайствовать о созыве Поместного Собора и восстановлении патриаршества в России (Ф. Б. Благовидов. К работе общественной мысли по вопросу о церковной реформе. Казань, 1905).

Борьба за восстановление патриаршества приняла драматический характер. Это достаточно хорошо видно из выступления епископа Сергия 20 марта 1905 года. Говоря о необходимости церковных реформ, он заметил, что «не все рады этой перемене, и уже раздаются голоса, что свободы хотим только мы – пастыри Церкви – от внешнего государственного контроля за нашим поведением и служением, свободы делать в Церкви, что мы хотим… Да смолкнут эти недоброжелательные голоса, не хотящие видеть ни Церкви Божией, ни ее истинных нужд!

Не о такой свободе мы думаем и молимся: такая свобода была бы для Церкви лишь новым порабощением, может быть, худшим всякого другого… Мы молимся о свободе для самой Божией Церкви, о восстановлении для нее единственно правильной и законной жизни, сообразной ее природе, при котором голос Церкви слышен и обязателен для всех ее чад, в котором пастыри являются отнюдь не хозяевами и господами положения, а несменными слугами общего спасения» («Церковный вестник», 1905, № 12).

Однако противники восстановления патриаршества постарались сделать все, чтобы помешать бурному развитию этого процесса.

Обер-прокурор К. П. Победоносцев 25 марта 1905 года в конфиденциальном письме царю предостерегал, что в случае восстановления патриаршества «Церкви и соединенным с нею учреждениям грозит разрушение – с ними поколеблется и вера» (С. Т. «Всероссийский церковно-общественный вестник», 1917, 21 октября). В тот же день с резкими нападками на сторонников восстановления патриаршества и в особенности на митрополита Антония выступили некоторые органы печати, в частности «Московские ведомости» (25 марта). Через несколько дней, 30 марта 1905 года, К. П. Победоносцев снова предпринимает демарш против идеи о восстановлении патриаршества. Его влияние превозмогает, и 31 марта 1905 года издается указ о невозможности в данное время созыва Собора с целью восстановления патриаршества («Церковные ведомости», 1905, № 14).

Противники восстановления патриаршества ликовали. Знаменательно, однако, что в числе их было отнюдь не духовенство. Так, например, в Москве было устроено собрание, обсуждавшее мероприятия митрополита Антония. Все собрание, – признают «Московские ведомости», – за исключением духовенства, выступило против Собора, а «все присутствовавшие духовные лица резко разошлись с мирянами» (1905, 6 апреля). Изменение церковного управления, – запугивал А. Басаргин в «Московских ведомостях», – «не создаст ничего лучшего, а скорее погубит и те остатки хорошего, которые уцелели в нашей церковной жизни» (1905, 9 апреля).

Епископ Сергий, как один из главных сторонников восстановления патриаршества, направил письмо противникам Собора в Москве, показывая им всю пагубность сопротивления церковным преобразованиям («Русское дело», 1905, № 15). Причину такого сопротивления он видел в смешении двух точек зрения: церковной и государственной. Это смешение приводило к догматизации известной трехчленной формулы «самодержавие, Православие, народность», в которой исторически изменчивая форма общественного строя приравнивалась к основам веры. Столь же недопустимой была гиперболизация национального принципа, ибо во Христе «несть эллин, несть иудей». Тем не менее, из людей, сопротивлявшихся восстановлению в Церкви канонического управления, сформировалось некое течение, послужившее идейной основой церковно-монархических тенденций в период Всероссийского Поместного Собора и карловацкого раскола впоследствии.

Разумеется, в этом течении было много искренне заблуждавшихся людей, но среди них были и различного рода чуждые Православию люди, весьма исчерпывающую характеристику, которых дал в свое время «Церковный вестник» (1907, № 15). По словам журнала, такие люди «преследуют классовые политико-экономические интересы, лишены глубокого и искреннего религиозного чувства и, в действительности, пользуются религией, своеобразно притом понимаемой, как средством в своей ожесточенной борьбе против исканий всякого рода «униженными и оскорбленными» тех прав, которые утверждаются и признаются прежде всего именно христианством и вопрос о которых особенно решительно поставлен был также именно христианством… Для таких людей действительно не существует Православия, как веры, господствующей над всеми другими интересами человека».

Однако это была не единственная опасность в Церкви. Уже в марте-апреле 1905 года на сцену выступают сторонники так называемого «обновления Церкви», в полной мере проявившие себя в 20-х годах. На первых порах «обновленчество» выступало за созыв Собора, на котором предполагалось восстановить патриаршество. Однако наряду с этим в их требованиях появились и явно нездоровые тенденции, внушавшие опасения. Так, 15 марта 1905 года 32 петербургских священника выступили в поддержку церковных преобразований, но те же священники 26 мая в «Церковном вестнике» фактически предполагали перенести в Церковь парламентские методы, а также проявляли явное стремление белого духовенства освободиться от контроля епископов. Эта тенденция была сразу же замечена епископом Сергием, который снабдил проект от 26 мая следующим примечанием: «Слабая сторона представленного проекта в его сословности. Боясь влияния епископов, автор хочет большую часть голосов отдать белому (не низшему) духовенству, позабывая, что и оно не избрано народом… Едва ли много доверия вызовет к себе такой «собор» и едва ли он может быть признан выразителем церковного сознания» («Церковный вестник», 1905, № 21).

Чтобы понять причины этого явления в тогдашней жизни, надо, прежде всего, напомнить о сословном характере тогдашнего духовенства. Дело в том, что для детей духовного звания практически единственным или, по крайней мере, наиболее легким и привычным путем представлялось духовное, т. е. семинарское и академическое, образование и последующее церковное служение. Или же было необходимо порывать со своей средой и искать иных путей образования и службы. С другой стороны, доступ в духовное звание из других сословий был формально ограничен. Это приводило к тому, что семинарии, академии и причт подневольно наполнялись людьми, подчас равнодушными к вере, иногда даже и чуждыми ей. В тот переломный момент церковной истории некоторые представители духовенства поддерживали вовсе не восстановление канонического управления в Церкви, а думали, прежде всего, о сословных материально-правовых интересах. При этом сильно было влияние околоцерковной публицистики, культивировавшей отрицательное отношение к исторической Церкви.

И если первый бой с будущими «карловчанами» наравне с митрополитом Антонием принял епископ Сергий, то на него же пало и первое столкновение с «обновленцами», что как бы предвосхищало его будущую каноническую борьбу 20-х – 30-х годов.

Действительно, как показали последующие события, подозрения епископа Сергия, высказанные им по поводу письма 32-х, были отнюдь не напрасны. Уже 28 мая 1905 года в либеральной газете «Слово» появилась вызывающая статья Ф. Белявского против епископа Сергия, в которой, помимо прочего, заявлялось: «Мы от всей души приветствуем пробуждение белого духовенства от тяжелого кошмарного сна в монашеских объятиях».

29 мая в той же газете «Слово» священник В. Калачев, снова нападая на епископа Сергия, постарался перетолковать 4-е правило IV Вселенского Собора таким образом, что монашествующие, в том числе и епископы… вообще не должны присутствовать на Соборах. Затем, как из рога изобилия, посыпались предложения о второбрачии священников, о женатом епископате, о вреде монашества и т. п. Достаточно взглянуть на страницы таких газет, как «Церковно-общественная жизнь» (Казань), «Церковная газета» (Харьков), чтобы убедиться в том, что сословные интересы зачастую преобладали в тогдашних спорах. Иногда можно встретить программы, точь-в-точь напоминающие резолюции так называемых 2-го или 3-го обновленческих «поместных соборов» 1923–1925 гг. Само собой разумеется, что при таких призывах не могло идти и речи о восстановлении патриаршества.

Картина осложнялась еще и тем, что неверные взгляды сочетались подчас с правильными замечаниями по поводу существующих недостатков. «Обновленцы» более чутко ориентировались в политической обстановке, а «карловчане» выражали свою консервативную преданность церковным традициям, хотя, находясь в ограде Русской Православной Церкви, они и не обособлялись организационно. Лишь позднее, после Собора 1917–1918 гг., оба течения оформились в расколы.

Между тем истинно церковная точка зрения епископа Сергия, который публично высказывался чаще, чем ограниченный своим официальным положением митрополит Антоний, приобретала значительную известность. На него ссылались, например, газеты «Рассвет» (29 апреля), «Новости» (7 апреля), «С.-Петербургские ведомости» (4 мая), «Русь» (5 мая) и апрельский номер журнала «Православно-русское слово». Движение за восстановление патриаршества оказалось настолько сильным, что уже осенью 1905 года принимается решение о созыве Собора в 1906 году и о необходимости предварительной его подготовки в особой комиссии, получившей название Предсоборного Присутствия.

Накануне его открытия разгорелись оживленные споры о характере работы будущего Собора. Несмотря на то, что главный его вопрос – восстановление патриаршества – фактически был предрешен, состав Собора и порядок его работы требовали строго канонического обоснования. Поэтому споры вокруг будущего Собора, по сути дела, свелись к единственной проблеме: степени обязательности церковных канонов. Мнения разделились. Для некоторых Православие отождествлялось с безусловным соблюдением всех канонов, что придавало им догматическое значение. При этом не полагалось различия между принципиально-вероучительными и юридически- практическими вопросами. Другие придерживались иной точки зрения, рассматривая каноны как историческое явление, подлежащее переменам и развитию, не исключая появления и новых канонов.

Особенно вызвал споры вопрос о приглашении на Собор клириков и мирян. Здесь опять сказалось вредное влияние сословного положения духовенства. Естественно, что в атмосфере здорового церковного сознания вопрос о правовом оформлении участия клириков и мирян и гарантиях против влияния епископата не должен был возникать. Тем не менее, некоторые пытались перенести в Церковь методы политической жизни парламентарных стран. Находились и такие, которые вообще не желали видеть на Соборе никого, кроме епископов.

Назначенный 6 октября 1905 года архиепископом Финляндским Владыка Сергий принял деятельное участие в обсуждении вопросов, связанных с предполагаемым Собором.

Несколько позднее он, как и все другие правящие архиереи, направил в Синод свое мнение о характере предстоящих преобразований.

Говоря о будущем церковной жизни, архиепископ Сергий писал: «Нельзя забывать, что мы живем теперь при старом режиме и ожидаем открыто в нашей Церкви новой жизни, и как бы ни было сильно и богато наше воображение, как бы ни обложились мы всякими историческими и другими справками, мы не можем представить себе эту будущую жизнь настолько хорошо и верно, чтобы быть в состоянии теперь, при нашем замкнутом кругозоре, создать для нее вполне подходящую форму. При самых лучших намерениях мы можем лишь навязать Церкви новый бюрократизм, тягчайший настоящего. Форму себе пусть создает сама жизнь, мы же теперь должны только убрать заметные и нам препятствия и открыть для жизни возможность свободного развития» («Церковные ведомости», 1906, № 38).

Труды Предсоборного Присутствия являются одной из самых интересных и насыщенных событиями страниц нашей церковной жизни XX века, и участие в них архиепископа Сергия было многосторонним, но их общее рассмотрение увело бы от основной темы – роли Патриарха Сергия в истории восстановления патриаршества. Достаточно сказать, что он руководил работой одного из семи отделов Предсоборного Присутствия, в которой принимали участие такие видные богословы, как протоиерей А. П. Мальцев, М. Е. Красножен, Н. Н. Глубоковский, М. А. Машанов. Кроме того, архиепископ Сергий принимал участие в наиболее ответственном, так называемом Особом присутствии, где рассматривались вопросы, не решенные на заседаниях отделов. Поскольку обсуждение канонической основы церковных преобразований именно и вызвало наибольшие споры, архиепископ Сергий принял участие в их обсуждении в заседаниях Особого присутствия. Его выступление 30 ноября 1906 года о канонах как основе церковной жизни можно без преувеличения назвать наиболее глубоким богословским анализом в материалах Предсоборного Присутствия (т. 4, с. 57).

Архиепископ Сергий указал, что канонические дискуссии на Предсоборном Присутствии воспроизводят давнишний спор о так называемых акривии или икономии, т. е. о том, что «должно быть основным принципом церковной практики, – неуклонное соблюдение канонов до их буквы включительно, или же по требованиям обстоятельств допустимо и послабление канонов». Сам он выступил за принцип икономии, не защищая его, однако, утилитарными мотивами, поскольку «принцип пользы в церковных делах может нас завести очень далеко, вплоть до оправдания крестовых походов, истребления язычников и т. п. Достоинству Церкви этот принцип не соответствует». Архиепископ Сергий допускает икономию только в тех случаях, когда она «прямо вынуждается данными обстоятельствами жизни. Церковь и церковная власть иногда оказываются в таком положении, что исполнение прежде созданных канонов немыслимо и, следовательно, никто и не вправе требовать их исполнения. Бывают положения, когда мы должны вспомнить слова Спасителя, что суббота для человека, а не человек для субботы. Каноны суть нормы, которыми человек возводится к совершенству. Но бывают положения, когда акривия вместо совершенства может довести человека до погибели. Настаивать в этом случае на исполнении канонов значило бы поступать как раз против канонов, против той цели, которую они преследуют, значило бы совершать преступление».

Мнение архиепископа Сергия о канонах отнюдь не является отвлеченным, теоретическим рассуждением. Впоследствии его канонические воззрения, рожденные из святоотеческого богословия, воплотились в повседневную церковную практику восстановленного патриаршества. Тогда в своих выступлениях на Предсоборном Присутствии архиепископ Сергий проявил замечательную прозорливость. Он раньше других церковных иерархов понял, что в будущем положение Церкви может резко измениться, и это понимание дало ему впоследствии возможность раньше других найти правильный путь Патриаршей Церкви. «В своих церковных преобразованиях, – заметил архиепископ Сергий, – мы не должны ни на минуту забывать о тех совершенно исключительных обстоятельствах, в которых наша Церковь может оказаться в самом ближайшем будущем. Мы не должны воображать, что теперешнее наше церковное положение так и останется навсегда, потому что для этой уверенности у нас нет никаких оснований» (Труды Предсоборного Присутствия, т. 3, с. 346–348).

Когда работа Предсоборного Присутствия близилась к концу и всё яснее стали вырисовываться контуры возрожденного патриаршества, известные правящие круги стали испытывать всё большее беспокойство по поводу его восстановления и ввиду возможности избрания Патриархом митрополита Антония (Вадковского). В связи с этим через безответственную печать была развернута грубая кампания против восстановления патриаршества и лично против митрополита Антония и его соратников. «Не все разделяют мнение, – говорилось в «Русском знамени» (1907, № 21), – что замена св.правительствующего Синода единоличной властью патриарха послужит на пользу Церкви. А что если патриархом будет избран Антоний? Ведь Церкви Православной грозит тогда погибель» (?!). «Напрасна эта затея, – продолжала поносить патриаршество та же газета (1907, № 70), – она должна окончиться ничем, как вредная и соблазнительная».

В конце концов последовал приказ «свыше», и Предсоборное Присутствие было закрыто, не окончив своих работ. Было сделано всё, чтобы похоронить его труды и не допустить восстановления в Церкви канонического управления и патриаршества. Так, например, один из будущих предводителей карловацкого раскола – В. М. Скворцов, влиятельный чиновник Синода и редактор псевдоцерковной газеты «Колокол», писал в своей газете 13 февраля 1909 года о ненужности патриаршества и защищал действия Победоносцева в 1905 году.

Тем не менее, церковное стремление к восстановлению патриаршества было столь сильным, что уже 28 февраля 1912 года было образовано так называемое Предсоборное Совещание для обсуждения трудов Предсоборного Присутствия 1906 года. Знаменательно то, что в качестве его руководителя был назначен архиепископ Сергий. Однако состав этого Совещания был очень узок: всего лишь несколько человек. По распоряжению обер-прокурора ход работ Предсоборного Совещания, продолжавшегося вплоть до 1914 года, почти не освещался, за исключением кратких сообщений в «Церковных ведомостях» (1912, № 10, 48–52; 1913, № 5, 15–16, 45; 1914, № 6, 20, 21).

Задержка восстановления в Церкви канонического управления вызвала большое недовольство в церковном обществе. Однако правительственные круги с этим не хотели считаться. Так, на запрос в Государственной Думе 26 апреля 1913 года о том, когда же будет созван Собор, обер-прокурор Синода В. К. Саблер бесцеремонно заявил, что он не обладает даром пророчества, чтобы ответить на этот вопрос (Стенографический отчет Государственной Думы 4-го созыва, 1-я сессия, ч. 4). Аналогичный ответ Саблер дал на тот же запрос и в следующем году (там же, 2-я сессия, ч. 4).

Возможность для восстановления канонического управления и патриаршества явилась после падения самодержавия и перемен в Синоде. В марте 1917 года был создан Предсоборный Совет, председателем которого вновь был назначен архиепископ Сергий. Трудами этого Совета был подготовлен Собор, на котором после более чем 200-летнего перерыва в Русской Церкви было восстановлено патриаршество.

Уже будучи председателем Предсоборного Совета, архиепископ Сергий так отозвался об истории борьбы за восстановление в Церкви канонического управления: «12 лет тому назад церковно-общественные деятели работали с увлечением, энтузиазмом, пробуждая творческую мысль и в отдаленных от столицы уголках России. Мечта о созыве Всероссийского Собора казалась легко осуществимой. Но совершенно неожиданно работы Предсоборного Присутствия были прерваны. И не вина участников этого Присутствия, что его проекты не были проведены в жизнь. А между тем, если бы осуществились предложения Синода 1905 года, процесс реорганизации церковной жизни совершился бы не так болезненно, как наблюдаем в настоящее время» («Всероссийский церковно-общественный вестник», 1917, апрель).

Очевидно, что архиепископ Сергий сыграл выдающуюся роль в деле восстановления патриаршества, и без преувеличения можно утверждать, что в годы, непосредственно предшествовавшие этому событию, он явился ключевой фигурой в деле церковного преобразования.

Божественный Промысл определил Святейшему Патриарху Тихону быть первым Патриархом Московским и всея Руси. В то же время Патриарх Сергий был уготован тем же Божественным Промыслом к строительству Церкви в новых условиях, неизбежность которых он давно предвидел. Его труды как Предстоятеля Церкви органически следуют из всей его предшествовавшей деятельности, из глубокого опыта богословской мысли и духовной жизни. В этом убеждают нас вся история восстановления патриаршества в Русской Православной Церкви и настоящий путь ее под окормлением ныне здравствующего Святейшего Патриарха Алексия.


Источник: Преданный служитель Церкви. О церковной и общественной деятельности митрополита Питирима (Нечаева) / "Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви", 2009

Комментарии для сайта Cackle