протоиерей В. Рубский
Петропавловский пост возник как следствие некоего переноса Великого Поста. Те, которые не успели попоститься до Пасхи, потому что не знали, когда Пасха наступает, постятся после Пятидесятницы два дня или семь дней, как это было принято перед Пасхой. Сейчас я прочитаю некоторые источники. Например, М. Скабалланович, известный литургист, пишет: «В III веке, кроме среды, пятницы и Пасхального поста, других постов еще не существовало». Это цитата Скабаллановича, это не пересказ. Мы говорим «Пасхального поста» – не случайно Скабалланович применяет это словосочетание. Не Четыредесятница, а Пасхальный пост. Во-первых, Пасхальный пост длился разное количество времени. Во-вторых, – смотрите, как интересно, – есть еще один нюанс. Величина этого поста зависит от чисто технических обстоятельств: ранняя Пасха или поздняя Пасха. Если кого-то радует ранняя Пасха, что Пасха будет пораньше, тот должен задуматься, потому что Петропавловский пост будет длиннее. Потому что пост начинается после Пятидесятницы и продолжается до 12 июля, до дня св. апостолов Петра и Павла.
Получается, что если на Великий пост, пусть даже на Четыредесятницу, мотивация была и есть достаточно серьёзная: например, Господь постился сорок дней, или, например, то, что мы вместе с Иисусом Христом проходим как бы дни скорби, дни восшествия на Голгофу, дни распятия и погребения ради Воскресения. Даже Рождественский пост есть некий путь волхвов избитыми дорогами, есть некий путь унижения Христова ради воплощения – ему негде было главу преклонить, рождение в хлеву – и некоторая идея унижения. Успенский пост – это всё-таки элемент траура, элемент оставления. «Во Успении мира не оставила еси, Богородице». Таким образом, Успенский пост тоже, хотя бы отчасти, но мотивирован, обоснован. Но пост Петропавловский никак не может быть обоснован литургически. Я говорю «литургически». Конечно же, любой священник на любом приходе говорит вещи о полезности поста – о полезности поста вообще – и это правильно. Но литургически – т.е. есть такая наука литургика, у которой всё достаточно логично и цельно, она не может обосновать этот пост, – вернее, то обоснование, которое есть, не годится. Например, Апостольские постановления. Я напоминаю, что Апостольские постановления, составленные в 380‑м году неким монахом-арианином, ничего общего с апостолами не имеют. Апостолы об этих постановлениях узнали через три столетия после собственной кончины. Пятая книга, 19‑й параграф: «После нее (Пятидесятницы) одну седмицу поститесь, ибо справедливо, что вы и веселились о даре Божием и постились после послабления». До этого приводятся рассуждения о том, что если человек не постился на Пасху, то он не может быть причащен на Пасху. Если же он не постился на Пасху, потому что не знал, что Пасха, что пост Пасхальный, тогда он должен попоститься после Пятидесятницы. И дальше: «После нее (Пятидесятницы) одну седмицу поститесь, ибо справедливо, что вы и веселились о даре Божием и постились после послабления». То есть справедливо то, что вы не постились после Пасхи, потому что дар Божий получили, и справедливо то, что вы начали поститься, потому что после послабления нужно попоститься, если вы не постились раньше.
Видите, что Апостольские постановления прописывают одну седмицу поста. Но это не потому, что у нас сейчас самый короткий пост – кстати, Петропавловский пост колеблется от 42 дней до 8 дней, – и это не потому, что пост бывает 8 дней, а потому, что седмицу постились – только Страстную седмицу. Вот тот рудимент: у нас отдельно существует Четыредесятница, а отдельно Страстная седмица – это есть соединение двух параллельных практик, двух параллельных традиций. В одной Церкви постились сорок дней, в другой Церкви постились неделю. Были Церкви, где еще меньше постились, но это мы увидим дальше. Антиохийский патриарх Вальсамон (XII век) говорит: «За семь дней и больше до праздника Петра и Павла все верные, то есть мирские и монахи, обязаны поститься, а непостящиеся да будут отлучены от сообщения православных христиан». Заметьте: «за семь дней» до праздника Петра и Павла. Это XII век. То есть до XII века вот этого правила, которое сейчас кажется незыблемым, совершенно не было. Было календарное явление. Но когда вы слышите те или иные постановления и видите среди них разницу, то помните, что раньше не было Интернета, не было телефона и православные Церкви в Африке, в Южной Америке, в Европе развивались очень автономно. Те традиции, которые возникали, могли столетиями не быть ознакомлены с другими традициями. Поэтому иногда закреплялось железными правилами то, чего в другой версии Православия вовсе не существовало. Как, например, здесь: «Кто не постится неделю до праздника Петра и Павла, да будет отлучен». Правило это серьезное. Можете набрать в Интернете слово «квадризимит». Квадризимиты – это были такие еретики. О чем же они говорили? Против квадризимитов восставал блаженный Августин, а особенно блаженный Иероним и еще пара каких-то авторитетов. Они говорили о том, что пост должен длиться сорок дней, потому-то их и называли квадризимиты, то есть сорокадневники (скорее, сорокоединичники). Так вот, когда-то это было ересью страшной. Блаженный Иероним выступал против квадризимитов. Я должен здесь сделать справедливую ремарочку. Квадризимиты обосновывали сорокадневность не тем, что сорок дней постились Моисей и Христос, хотя это упоминалось, – а тем, что мир состоит из четырех элементов, и для того чтобы прийти в гармонию с миром, нужно поститься именно сорок дней. Ради каждого элемента земли по десять дней – четыре раза в год по десять дней. Против квадризимитов говорит блаженный Иероним в послании к Марцелле. Послание 39‑е (есть в Интернете): «Мы, согласно преданию Апостолов соблюдаем один сорокадневный пост, а они устраивают три сорокадневных поста в год, как если бы три Спасителя пострадали». Вот то, о чем я говорю: на Петра и Павла, на Рождество они прописывали еще сорокадневные посты. Иероним говорит, что они «устраивают три сорокадневных поста в год, как если бы три Спасителя пострадали». В середине XII века на вопрос александрийского патриарха Марка, обязательны ли посты перед праздниками святых апостолов, Рождества Христова и Успения (заметьте: три поста – это XII век и три поста), известный антиохийский патриарх Феодор Вальсамон отвечал, что их следует соблюдать по семь дней, ибо один только пост сорокадневный – перед Святой и Великой Пасхой.
Церковь долго стояла на том, что должен быть один сорокадневный пост – Святой и Великой Пасхи – из-за вот этих квадризимитов, потому что они распространяли другую идеологию вместе с этими сорокадневными постами. Итак, Церковь собралась так, в кучку, и долго держалась на том, что не может быть сорокадневных постов, кроме одного Пасхального поста, да и сама сорокадневная продолжительность Пасхального поста была принята в конце IV — начале V века. До этого времени он длился меньше, и в разных традициях по-разному. Об Успенском посте нет упоминаний ни в Студийском, ни в Хиландарском типиконах нашего святого Саввы. Это говорит патриарх Павел Сербский, покойный. Т. е. в XIII веке знают только один пост – в Сербской Церкви, например, знают только один пост – Великий. Григорий Протосингел в 1454 году пишет, что в Царьграде Рождественский пост некоторые соблюдают от 14 ноября, некоторые – от 6 декабря, а некоторые – от 20 декабря. Замечу, что всё это по старому стилю, значит, Рождество – 25 декабря. Т. е. некоторые постятся 5 дней, некоторые постятся 19 дней, а некоторые постятся около 30 дней на Рождественский пост – и это всё в Царьграде, т. е. в Константинополе, и это XV век. Очень интересные вещи.
У патриарха Павла Сербского есть большая статья «Пост в Православной Церкви». Её написание он объясняет тем, что ему поручили готовить документы к Восьмому Вселенскому Собору. И вот на Восьмой Вселенский собор он, как патриарх Сербской Церкви, приготовил документы, в которых указано, какие вопросы он хочет поднять, и какие предложения он выдвигает. Предложение номер один у него такое: «Учитывая, что еще в XII веке Рождественский и Апостольский посты были короче, что церковнославянский Типикон указывает, как некоторые уставы предписывают, начало Рождественского поста 10 или 12 декабря, а также в XV веке и 20 декабря; притом, что Церковью никакое общеобязательное решение о продолжительности этих постов не принималось, то если такой вопрос будет поставлен, считаю, что наша Церковь могла бы согласиться на то, чтобы Рождественский пост длился две недели, а Петров — одну. Успенский пусть останется таким, каков есть с разрешениями на елей, как это сказано о Великом Посте. Для монашествующих должно остаться строгое правило, как сейчас, и относительно пищи».
Ириней Лионский (это II век, умер он в начале III) касательно Великого Поста говорит, что некоторые этот пост соблюдали (это про Великий Пост!) один день, некоторые – два, некоторые еще больше, а некоторые сорок часов дневных и ночных засчитывают в свой день. Тертуллиан на Западе в начале III века отмечает, что этот пост начинался в Великую Пятницу – в день смерти Христовой, и продолжался в субботу два дня. В середине III века имеются сведения, что этот пост длился целую седмицу, а святой Афанасий Великий (IV век) говорит о его продолжительности в сорок дней. 69‑е Апостольское правило устанавливает общеобязательность этой Четыредесятницы, равно как и пост по средам и пятницам на протяжении года. Цитата из патриарха Сербского: «Великая Четыредесятница, также предписанная 69‑м Апостольским каноном, остается, безусловно, в целости». Сейчас я просто выписал эту цитату для того, чтобы вы подметили, что он не из Русской Православной Церкви. «Великая Четыредесятница… остается, безусловно, в целости» – это он предлагает на Соборе. «Первая седмица без елея, а также Великая, а остальные седмицы: среда и пятница без елея, а в другие дни с елеем. В субботу и воскресенье, считаю, можно согласиться позволить рыбу мирянам. Для монашествующих употребление рыбы должно остаться, как и было доныне. Соответственно, она может быть позволена в Неделю Крестопоклонную или какую-то иную». Вспомните: у нас в Неделю Крестопоклонную нет попущений поста, а у сербов есть, у них иначе. У них – с елеем, кроме среды и пятницы, у нас – строже, но я думаю, что на практике у нас в основном так же, но, тем не менее, мы придерживаемся других правил.
Я думаю, что там, где мы слышим об очень коротких постах, наверняка люди вообще ничего не ели. Или же поступали как в палестинской традиции – днем не едят, едят вечером, ночью, как мусульмане сейчас. Была такая традиция у христиан. У нас очень богатая традиция.
Теперь я хочу сказать немного о посте для того, чтобы мы все-таки, зная о том, что пост этот получается как бы Пасхальный, по-нашему. Получается, по нашим грехам, кто в Великом посту плохо постился – а все мы много сачковали в Великом Посту, – где-то кто-то недопостился, дополнительные 42 дня в этом году выделяются на повторение, на работу над ошибками.
Последние времена, потому что длинный пост? Так у нас эти последние времена повторяются периодически, циклично, в этом есть некоторая справедливость. И возгласы о последних временах в Церкви повторяются периодически.
Я вам выписал немного из Триоди Постной. Это, правда, касается Великого Поста, но тем не менее: «Постясь от брашен, душа моя, а от страстей не очищаясь, напрасно утешаешься неядению, ибо если пост не принесет тебе исправления, то возненавидена будет от Бога как фальшивая, и уподобишься злым демонам, никогда не ядущим». Я тут кое-что перевел – например, «фальшивая», т. е. душа будет фальшивая пред Богом, если она не ест.
Братья и сестры, нам нужно понимать, что мы живём в XXI веке, а это означает, что это хитрость, которая допущена самой историей, когда процент развлечения едой был гораздо выше. Люди жили скудно, бедно, особенно простолюдины, и «хорошо покушать» – это было чуть ли не синонимом «хорошо пожить». Бедняк что может сделать? Он отказывал себе в пище, и этим самым он многое удалял из своей жизни, жизнь во многом серела, мрачнела или смирялась. Сегодня мы находимся в той ситуации, когда значительно урезав рацион, мы остаемся жертвами культуры, где пестрят и играют совершенно другие тона. Мы можем мало кушать, но у нас есть компьютер, телевизор, новости, тесное живое сообщество людей, которые очень много говорят. Если вы почитаете монашеские наставления, то там всегда, когда речь идет о посте, говорится о необходимости меньше выходить из кельи, т. е. меньше общаться – совершенно отдельный путь. Я думаю, что в нашем XXI веке, сохраняя пост как воздержание от пищи, сохраняя этот элемент, можно было бы предписать такой пост, допустим, что в Рождественский пост мужики моют посуду целый пост, а в Успенский – что-то другое. Чтобы люди давали себе какое-то поручение, какую-то интересную на себя брали работу, ответственность. Что-то такое, что можно было бы заметить, увидеть, что действительно бы ввергало нас в пучину таких вот искушений. Потому что гораздо тяжелее делать добро, или мыть за кого-то посуду, или убирать квартиру, придя с работы. Допустим, мужик приходит с работы, и вместо накрытого стола он понимает, что ему сейчас надо накрывать на стол, и вместо убранной квартиры он понимает, что ему еще надо убирать квартиру – и вот это пост. Это был бы пост. А другой пост чтобы было: жена без второго слова, поддакивающая, очень согласная жена – «да, конечно, да-да…».
Еще раз хочу сказать, что наша культура очень сильно отошла от еды. Несмотря на то, что сейчас очень многие люди объедаются и т. п., достаточно много людей, которые не в восторге от еды. Они готовы урезать себя в пище просто потому, что их это как бы не увлекает. И очень скоро мы получим в качестве поста одно какое-то недоедание, которое нами преследовалось и раньше. Допустим, я с некоторых пор вообще не ем колбасы просто потому, что я считаю, что там мяса нет. А если покупать сильно дорогую, это будет дорого. Есть люди – и я в том числе, – которые не едят чипсы, не пьют кока-колу. Есть совершенно определенные ограничения в питании – вовсе не ради Христа.
Первоначальная задача поста – изнеможение плоти для того, чтобы наши страсти плотские были ослаблены. Идея заключалась в том, что человек, который хорошо кушает и хорошо спит, становится похотлив, своенравен и т.д. Монашеская традиция, которая отделяется от мира для того, чтобы стяжать душу святую, а монахам очень мешает, докучает желание поспать, наесться, желание получить какие-то плотские удовольствия. Поэтому пост – это время, когда они начинают вышибать клин клином. Есть человеку хочется есть, а он специально не ест для того, чтобы победить в себе самом это желание. Желает отдыхать, а вместо этого занимается бдением, желает нежиться – бьет поклоны и носит вериги. Все эти аскетические приемы не случайны – они как антитеза, они как противодействие тем плотским страстям, с которыми борется человек.
Но что у нас получается, к сожалению, у мирян: мы воспринимаем часть, но не воспринимаем всей аскетики. Мы воспринимаем аскетику, но не воспринимаем идеологии аскетики. Мы хотим, чтобы наше тело цвело и пахло, и при этом хотим его забомбить аскезой. Это сложно. И получается, что пост похож на фитнес-клуб, когда человек приходит, а ему тренер говорит: вы в этом себе откажите, это не ешьте, побольше двигайтесь и на ночь не ешьте пирожки. Получается, что мы, миряне, остаемся как бы не у дел. Мы плохие монахи, потому что мы не восприняли саму идею поста, идеологию, я бы сказал, поста, идейную насыщенность всего. Потому что монах стремится не к тому, чтобы попостившись, назавтра быть бодрым и веселым, а он стремится умертвить в себе эти части души, чтобы их не было вообще, чтобы ему никогда не хотелось нежиться, никогда не хотелось хорошо поесть, никогда не хотелось противоположного пола и т.д. Он пытается бороться с этим серьезно, поэтому у монахов серьезные уставы, серьезные посты, которые связаны еще и с веригами, с всенощными бдениями, с продолжительными молитвами, стояниями, послушанием, облачением соответствующим, уединением, отшельничеством и т.д. То есть это всё берется в системе.
Когда же миряне пытаются быть похожими на монахов, к сожалению, у нас это не получается. И мирянам, я считаю, необходимо прикладное какое-то использование времени поста, чтобы пост зря не прошёл. Мы немножко все-таки делаем подвиг, что не едим того, сего, пятого-десятого, но, тем не менее, чувствуется, что этого мало. Мы должны какие-то сугубо мирянские задачи усиливать. Смотрите: монах, когда он стал монахом, независимо от того, какое сейчас время года – он умерщвляет свою плоть, он упражняется в послушании, нестяжании, он ангельскую жизнь проводит, неплотскую. Мирянин этого не делает, но он желает, чтобы в нем не бурлили так сильно страсти. Значит, он должен их ввергать в пучину тех задач, которые стоят перед ним. Он берет на себя седмицу послушания по дому, седмицу заботы о детях, седмицу спокойную, неругательную, чтобы ни с кем не ругаться, если он ругливый, допустим. Или сорок дней подметать двор, в котором ты живёшь. Соседи будут крутить у виска, потом привыкнут, и уже будут кричать на Пасху радостно. Мы же с вами готовы выдержать насмешки, когда говорят: он постится, какой он глупый человек – постится!.. Особенно в советское время не понимали этого. А если подметать двор, в котором живешь, или улицу вместо дворничихи? Но это я говорю как пример. Я имею в виду, что у мирян свои немощи, свой жизненный путь – среди соседей, дворников, коллег по работе, жён, мужей и детей. Вот среди них-то и должен быть пост. А у монаха есть еда, монастырь и молитва. Поэтому у него пост проходит между молитвой (усилением молитвы) и едой (ослаблением еды). У него маленький арсенал жизни, а у нас просто другой арсенал жизни. Мы должны пост пролагать между нами и нашим арсеналом жизни.