Болеслав Пьеха, вице-министр здравоохранения Польши (2005–2007).
Вопрос: Новый, зачатый человек «гостит» в теле матери только 9 месяцев. Но многие женщины считают, что, поскольку матка является частью их тела, они имеют полное право убить ребенка, развивающегося в ней.
Болеслав Пьеха: Это серьезная этическая проблема. Даже дохристианские народы инстинктивно уважали беременность. Женщина была защищена «табу», к ней нельзя было приближаться, поскольку окружающие чувствовали, что состояние, в котором она пребывает, особенное. На сегодняшний день медиками научно доказано, что момент возникновения новой жизни – это встреча сперматозоида и яйцевой клетки, то есть оплодотворение, которое происходит во время полового акта. Это настоящее чудо природы.
И каждый раз это явление миру новой личности, с собственным уникальным генетическим кодом, со своими способностями и талантами, которые находят своё отражение в течение жизни. Многие психологи утверждают, что уже во внутриутробный период развития ребенок чувствителен ко всякого рода раздражителям, влияние которых на организм неизбежно.Сейчас уже не считают, что человек после рождения подобен tabula rasa (лат. «чистая доска»). Еще несколько десятилетий назад думали, что ребенок, родившийся на 28–30 неделе беременности, нежизнеспособен. В настоящее время период, который считается некритичным для выживания недоношенного ребенка, постоянно увеличивается. Всякий человек и гинекологи, независимо от мировоззрения, имеет внутренний нравственный закон и знает, что не обладает правом нарушать определенные нормы, в частности вмешиваться в зачатую
жизнь.
Вопрос: Однако в прошлом гинекологи должны были часто поступать против совести, совершая аборты.
Болеслав Пьеха: Я окончил институт в 1981 году, а потом работал врачом почти 20 лет. Я учился там, где не было места дискуссиям мировоззренческого характера. Для того чтобы совершать аборты, необходимо будущих врачей лишить гуманности, отучить от сочувствия к человеку, которого не видишь по той лишь причине, что он сокрыт в утробе матери (мы тогда не могли наблюдать его там, так как метод УЗИ появился позже). Однако гинекологи видели результаты многочисленных абортов.
Вопрос: Каковы были тогда указания для гинекологов?
Болеслав Пьеха: В законе, который тогда действовал, говорилось об условиях, когда аборт допустим. Их было много. Одним из наиболее весомых условий считалась трудная материальная ситуация, в которой оказалась женщина. Для того чтобы без колебаний совершать аборт, в то время была разработана целая система. И врачам, и матерям внушалось, что ребенок, находящийся в утробе матери, еще не человек. Чтобы как можно эффективнее дезориентировать людей, вместо слова «ребенок» употреблялись такие лексемы, как «ткань», «трофобласт», «зигота», «плод», «эмбрион». И мы делали это целенаправленно, так как эти слова не несли в себе эмоционального заряда, и, стало быть, их употребление не рождало отрицательной этической оценки. Таким же путем «обрабатывалась» и мать: ей говорилось не о том, что она «прерывает беременность, убивая ребенка», а о том, что она соглашается на «удаление ткани, плода и т.д.».
Вопрос: Когда Вы (гинекологи) начали называть вещи своими именами?
Болеслав Пьеха: Понятие «зачатый ребенок» стало появляться в середине 1980‑х годов, когда на волне движения «Солидарности» общество стало смелее. Я тогда сотрудничал с психологами, состоящими в организациях движения в защиту жизни. Первый фильм, на просмотр которого меня пригласили, потряс меня и моих коллег. Это было в 1984 году, я работал тогда в отделении гинекологии в г. Рыбник, где появлялось на свет тогда четыре с половиной тысячи детей, а абортов были тысячи. Общественность pro-life организовала тогда для нас – трех врачей гинекологов – закрытый просмотр при рыбницком костеле. Гинекологи смотрели «Безмолвный крик» Натансона.
Вопрос: Помните ли Вы, какова была реакция на изображение ребенка, которого убивали?
Болеслав Пьеха: Помню. Вообще-то каждый из нас представлял это именно так, как было показано в фильме. Но в нас тогда действовали тщательно заложенные механизмы вытеснения нелицеприятной правды, и мы старались не думать об этом. А фильм показал, что то, о чем мы предпочитали не размышлять, можно проиллюстрировать и что вот они, голые факты. После просмотра фильма наступила тишина. Гинекологи были сконфужены. Участники движения в защиту жизни, присутствующие в аудитории, отнеслись к нам очень корректно. Не прозвучало никаких обвинений в адрес гинекологов. И именно это, по-видимому, потрясло нас тогда больше всего и высвободило нашу совесть. Эти тактичные активисты борьбы за жизнь позже помогли мне сформироваться так, как помогают ребенку…
Вопрос: Как производился аборт?
Болеслав Пьеха: Я уже упоминал о необходимом для этого механизме вытеснения правды в подсознание. Это было как бы удвоенное несчастье. Я постоянно чувствовал, что тут что-то неладно, а поскольку воспитывался в католической семье, ощущал это вдвойне. И эти угрызения совести требовалось как-то заглушить.
Вопрос: Видели ли Вы и другие гинекологи ручки, ножки неродившихся детей?
Болеслав Пьеха: Конечно, видел. Это была не какая-то масса, оболочка после выскабливания матки… Каждый гинеколог, который принимал участие в аборте, видел части тела ребенка. Приходилось притворяться бесчувственным парнем и быть непоколебимым, даже агрессивным. Это был необходимый способ самозащиты. Беседы, которые я тогда проводил с женщинами, желающими совершить аборт, были аморальны, и я сегодня мог бы оценить своё поведение в прошлом как безобразное. Я пытался переложить свою вину на женщину,давая ей понять, что, как гинеколог, вынужден из-за нее заниматься не нужной мне работой.
Вопрос: Может быть, Вы советовали им не делать аборт?
Болеслав Пьеха: Об этом не могло быть речи, потому что тогда я бы противоречил сам себе. Моей задачей было именно свалить вину на нее, поверить, что она всему виной, а не я, врач. Я злился на женщину, которая пришла со своей проблемой. Она не умела высказаться, но никто и не старался дать ей такую возможность. Иногда она плакала, и это только усиливало злость. Мы не позволяли ей оправдываться. «Если пришла, то лишь для того, чтобы мне наделать проблем» — такая версия была самой лучшей, поскольку на какой-то момент сваливала вину на кого-то другого. Вследствие этого, ни вопросы о смысле жизни, ни доброжелательная беседа не казались необходимостью. А ведь на самом деле решение об аборте всегда является следствием того, что женщина оказалась в западне, без поддержки и помощи.
Вопрос: Переживают ли врачи после таких операций постабортный синдром?
Болеслав Пьеха: В настоящий момент известно, что он затрагивает не только женщин. До сих пор в учебниках о нем упоминалось только в связи с состоянием женщины. Но известны описания поведения убийц невинных людей со времен Второй мировой войны. Можно сделать вывод, что это не прошло для них бесследно, более того, оно привело к психологическим травмам. Я тоже чувствовал себя плохо. Раздражался, когда кто-нибудь говорил об абортах, и высмеивал всё это – да, даже такие чудовищные ситуации бывали. В жизни – искал разрядки в компаниях, на вечеринках. Надо же было всё в себе как-то заглушать. Я был весьма агрессивен, и по отношению к подчиненным тоже. Если медсестра не хотела мне ассистировать, то кричал на неё, грозил увольнением.
Вопрос: И вы увольняли?
Болеслав Пьеха: Такого не было, но агрессия сопутствовала нам. Гинекологи были в напряжении.
Вопрос: Влияло ли это на женщин во время родов?
Болеслав Пьеха: Я был акушером-гинекологом по призванию. В течение четырех лет я делал эти несчастные аборты и параллельно принимал роды. Я был словно доктор Джекил и мистер Хайд. Лишь после просмотра «Безмолвного крика» я почувствовал тотальный дискомфорт. Я прозрел. Уже нельзя было просто вытеснить факт убийства в подсознание –требовалось принять какое-то успокаивающее средство. Стало больше алкоголя… Пришлось мне самому ставить себе диагноз. Конечно, происходило это постепенно, не сразу превратился я в «новообращенного». Но начал избегать абортов.
Вопрос: Это было возможно?
Болеслав Пьеха: Это было трудно, но возможно. То заболел, то коллегу гинеколога подговорил взять аборт… Я прятался, как безответственный ребенок.
Вопрос: А что могло случиться, если бы Вы постоянно отказывались выполнять аборт?
Болеслав Пьеха: Меня бы просто уволили. К счастью, мой главный врач тоже посмотрел фильм «Безмолвный крик». Он также изменил свое мнение, перестал нас заставлять делать аборт. Но после целого года таких уловок надлежало объясниться окончательно. И однажды я сказал шефу, что вообще не буду более делать абортов. Он понял меня, и я не должен был больше убивать, но не всё мгновенно стало ОК. Я начал сотрудничать с движением в защиту жизни. Начал направлять женщин, намеревающихся убить ребенка, на психологическую консультацию. Это должно было дать им время на размышления. Если женщина отказывалась от аборта, то она могла рассчитывать на помощь от католической Церкви.
Вопрос: Как Вы избавились от постабортного синдрома?
Болеслав Пьеха: Всякое возрождение из морального пепелища трудно. У меня ушло на это около года. Во-первых, я должен был созреть для беседы о том, что я сделал. Во-вторых, я должен был признаться: «Это я совершал аборты».
Вопрос: Простили ли Вы это самому себе?
Болеслав Пьеха: Я предпочитаю не отвечать на такой вопрос… Не знаю. Я уже в состоянии говорить об этом, не скрываю моего прошлого и, конечно, не горжусь им. Я пришел к пониманию, что не следует никого поспешно осуждать. Я тоже виноват. Я не знаю, простили ли меня те женщины, которые плакали у меня в кабинете перед абортом. Не будут ли они вспоминать меня до конца жизни? Может быть, они приходили в надежде, что я скажу им то единственное слово, которое их удержит от аборта. Среди сотен случаев должна была иметь место и такая ситуация.
Вопрос: Теперь Вы защищаете жизнь. Что в этой деятельности самое важное?
Болеслав Пьеха: Просвещение и убеждение людей в том, что они имеют дело не с «тканью» в «моей матке», а с конкретным человеком.
Вопрос: А что делать, если беременность угрожает жизни матери?
Болеслав Пьеха: Таких случаев – ничтожный процент. Я сам с того времени не прервал ни одной беременности, хотя бывали и безнадежные случаи. Помню женщину, у которой в 1989 году был метастазирующий рак пищеварительного тракта. Ей сказали, что она умрет, если не сделает аборт. Я знал, что в любом случае – продолжится ли беременность или же будет прервана – это никак не повлияет на здоровье женщины. За месяц до родов я пережил шок, когда прощупал возле ее матки опухоль. Я присутствовал при рождении здорового ребенка этой женщины и при ее смерти. Я чувствовал, что это мой долг, потому что мы родили вместе. Это был героизм, хотя она этого не ощущала. Она угасла спокойно, ни к кому не имела претензии. Не знаю, чувствовала бы она себя также, если бы умирала, взяв на душу
такой грех?
Вопрос: Вы говорили о страшных ощущениях, сопутствующих зрелищу абортированных детей. А что Вы чувствуете, когда видите новорожденного ребенка?
Болеслав Пьеха: Это для меня самый прекрасный момент. Все эти усилия во время родов, направленные на то, чтобы преодолеть стресс женщины (да и собственное волнение)… А потом – вид нового человека.
Источник: Газета «Гость Недельный» («Воскресный гость») № 27/2007 год
Перевод Павла Бызова
Комментировать