<span class=bg_bpub_book_author>Евгений Поселянин</span> <br>Святая юность

Евгений Поселянин
Святая юность

(4 голоса: 3.3 из 5)
СодержаниеПолный текст Пред. главаСлед. глава 

Декабрь

Варвара-великомученица

(Память 4 декабря)

В начале четвертого века, в царствование нечестивого римского царя Максимиана, к северу от Палестины, в нынешней Сирийской области азиатской Турции, в славившемся тогда финикийским богом Ваалом, а теперь бесследно исчезнувшем, городе Илиополе жил знатный язычник Диоскор. У Диоскора была страстно любимая им дочь Варвара.

Что-то необычайное было в этой девице, которая сияла своей красотой, как солнце сияет в небе. Отцу ее казалось, что люди недостойны видеть ее. Ему доставлял огорчение всякий людской взгляд, брошенный на его дорогую дочь. Он построил для нее башню с великолепными палатами внутри. В этой башне он и поселил Варвару с доверенной воспитательницей.

В этой сосредоточенной жизни, вдали от людской молвы, от шума житейского, тихо развивалась жизнь Варвары, жизнь, небогатая событиями, но обильная мыслями и чувствами.

Она смотрела и думала. Какие-то невидимые связи связали эту непорочную душу с той природой, на которую она не могла вдосталь наглядеться, в которой она чувствовала что-то живое. Как человек, восхищенный какими-нибудь произведениями искусства или литературы, начинает думать о том, кто сотворил эти произведения, возбудившие его восторг, и, если этот человек жив, желает вступить в общение с ним, точно так же, наблюдая красоту природы, юная Варвара все более и более разгоралась желанием узнать о Том, Кто измыслил и сотворил всю эту ее восхищающую и удивляющую красоту.

И вот как-то раз, когда до какого-то трепета, до какого-то счастья ее душа была потрясена видом расстилавшихся перед ней полей, покрытых зелеными всходами, рощами и садами с молодой зеленью, сиявшими по горизонту горами, водами, светлыми лентами прорезавшими поверхность земли, она спросила главную воспитательницу свою:

– Чьей рукой все это создано?

– Все это создали боги, – отвечала воспитательница.

– Какие боги?

– Те боги, которых чтит твой отец и которые стоят в его дворце, – золотые, и серебряные, и деревянные. Эти боги, которым он поклоняется, создали все то, что ты видишь.

Варвара со своим острым и глубоким умом стала обсуждать в себе полученные ею ответы.

– Те боги, которых чтит мой отец, сделаны руками человеческими, разными мастерами: золотых и серебряных делали золотых дел мастера, каменных – каменотесы, деревянных – резчики по дереву… Как же боги, сделанные руками человеческими, могли воздвигнуть это высокое светлое небо и такую красоту земную, а сами не могут ни двигаться, ни ходить, ни поднять рук?

И печальная сидела она, не получив ответа на волновавшие ее вопросы, и душа ее была полна неудовлетворенной жажды, и голова работала, искала, старалась проникнуть в недоступную тайну.

Как-то раз, когда, уложив ее, воспитательница оставила ее одну, Варваре не спалось… Вопросы, занимавшие ее все эти дни, особенно сильно тревожили ее в этот вечер. Ей казалось, что, смотря на творение, она за ними чувствует Творца. И тихо поднявшись с девического ложа своего, она тихо подошла к окну и глянула наружу.

Неполная луна лила серебристые снопы света с небосклона, и в полутемноте, озаренная ею, блестела река, синели смутно горы.

Мир лежал таинственный и тихий, охраняемый кем-то Великим… Она подняла глаза к небу. Там, в голубой, опрокинутой над землей бездне, горели, мигали, серебрились звезды. В них была какая-то жизнь. Они о чем-то говорили душе, старались пролить в нее какую-то несказанную заветную мысль. И в этой священной тишине ночи душа Варвары с такой силой затосковала о Боге, что Господь принял эту тоску как чудную молитву и открылся девственной душе.

Внезапно в сердце Варвары встал свет Божественной благодати. Отверзлись духовные очи ее в познании единства невидимого, непостижимого и неведомого Бога…

– Един Бог, – сказала она себе. – Его сделала не рука человеческая, но Он Сам, имеющий собственное бытие, создает все рукой Своей. Он Единый, простерший широкое небо, и Единый, утвердивший основания земли. Он один свыше посылает свет в лучах солнца на всю вселенную, сияние луне и блеск звездам. Украшает землю различными деревьями и цветами и наполняет реки и источники неиссякаемых вод. Единый Он Бог, все содержащий, всему дающий жизнь, обо всем промышляющий.

Никто не приходил к девице со стороны, и не у кого было ей поучиться истинной вере. Но Господь чудным образом насыщал эту жажду духовную: премудрейший учитель и наставник, Святой Дух, внутренним вдохновением невидимо поучал Варвару тайнам своей благодати и укреплял ее познанием истины.

Так жила девица одиноко на столпе. Жила, как птица, притаившаяся на кровле, и размышляла о небесном.

Ничто земное не привлекало ее. Она отвернулась от земли, еще не коснувшись ее. Столь любимые девушками ее возраста наряды, золото, дорогие жемчуга, драгоценные камни, уборы, девические украшения – все это было чуждо ей. Она не думала о браке. Одна нераздельная любовь наполняла ее сердце. Это была любовь к открывшемуся ей чудесно небесному Жениху.

Когда пришло время выдать ее замуж, отец предлагал ей много благородных женихов, но она решительно отказалась от брака…

Подробное житие великомученицы Варвары расскажет вам о том, как, в отсутствие отца ее, на их усадьбе строили служебный дом – по приказанию отца – с двумя окнами. Она, памятуя о Святой Троице, приказала сделать в бане три окна и обложить по стене мраморным камнем.

Придя однажды к этому зданию, святая начертила пальцем на мраморе изображение святого креста, и оно так ясно отпечатлелось на камне, точно было выбито железом.

Когда вернулся ее отец, Варвара, скрывавшая от него свою веру, теперь открыто исповедовала себя христианкой. Диоскор воспылал гневом. Он погнался за убегавшей от него мученицей и уже настигал непорочную агницу, как путь ей неожиданно преградила каменная гора. Всей душой воззвав к Богу о помощи, святая вошла внутрь горы, рассевшейся перед ней и тотчас же за ней сомкнувшейся.

Впоследствии Диоскор отыскал в пещере убежище дочери, долго бил ее и предал, наконец, правителю на муку. Ее по обнаженному телу били воловьими жилами, пока она не покрылась кровью, натирали раны ее жесткими щетками и мелкими черепками, чтобы растравить эти раны. Ее заключали в темницу и снова выводили на новую муку. Отец привесил ее к дереву, строгал железными когтями, палил огнем.

Но в темнице последовало ей чудное посещение. К невесте Своей спустился нетленный Жених, Царь славы, неизреченный Царь света.

– Дерзай, невеста Моя, – говорил ей Христос, – не бойся, ибо Я с тобой: охраняю тебя, взираю на подвиги твои, облегчаю страдания Твои и уготовляю Тебе в Моем небесном чертоге вечное воздаяние. Потерпи до конца, чтобы вскоре насладиться вечными благами в Моем царстве.

И тут же Христос исцелил Свою невесту, так что на ней не осталось вовсе следа жесточайших пыток.

После новых, еще более ужасных пыток Варвара была осуждена на посечение мечом, и казнить ее вызвался сам ее жестокий отец. Во время последнего перехода ее к месту казни великомученица Варвара, воздев руки к небу, так помолилась Богу:

– Безначальный Боже, простерший небо, как покров, и основавший на водах землю, повелевший солнцу сиять на благих и злых, изливавший дождь на праведных и неправедных, услышь ныне молящуюся рабу Твою, услышь, о Царь, и подай благодать свою всякому человеку, который будет вспоминать меня и мои страдания. Да не приблизится к нему внезапная болезнь, да не похитит его нечаянная смерть, ибо Ты, Господи, знаешь, что мы – плоть и кровь, и мы – творения пречистых рук Твоих.

И в ответ на эту молитву ее раздался с неба голос, возвещавший, что она будет принята в горние обители и что молитва ее будет исполнена. Когда дошли до назначенного места, юная Варвара склонила голову под меч и была усечена рукой своего отца.

Так сбылось на Варваре слово Христово: «Предаст на смерть отец чадо».

Из Греции, где почивали первоначально мощи великомученицы, они были перенесены в Россию, в Киев, первой супругой великого князя Михаила-Святополка Изяславича, – греческой царевной Варварой.

Великий князь Михаил Изяславич выстроил в Киеве каменную церковь во имя Архистратига Михаила и с честью положил в нее мощи великомученицы Варвары.

Великомученица Варвара имеет дар спасать от нечаянной и напрасной смерти, для чего носят кольца, освященные у мощей ее, с награвированной на них молитвой к великомученице. Мощи ее прославлены великими чудесами. Доселе из разных мест России в Киевский Златоверхий монастырь святой великомученицы Варвары шлют письма и телеграммы с просьбой отслужить молебен. И если эти телеграммы с просьбой помолиться за тяжко больного человека, приходят ночью, тогда идут к настоятелю, открывают собор и тут же, ночью, служат молебен. Так в далеком северном народе нашелся отклик на чудную жизнь девы Варвары, великомученицы Христовой.

Инок – учитель отрока, будущего Иоанна Дамаскина

(Память святого Иоанна 4 декабря)

Дамаск, богатый торговый город Сирии, принадлежит к числу древнейших городов всего мира. Он лежит в прекрасной и плодоносной равнине, доселе сохраняя свое древнее значение и имея свыше ста пятидесяти тысяч человек жителей. В нем в знатной семье около 680 года родился Иоанн, прославленный впоследствии вдохновенными церковными песнями, своим стремлением к Богу, стойкой защитой православия, великий поборник иконопочитания.

Детство Иоанна совпало с тяжким для Дамаска временем. Землю эту завоевали арабы и одних христиан убивали, других отдавали в рабство. Но Господь сохранил невредимыми родителей Иоанна. Арабы уважали его и не только позволили ему веровать во Христа и открыто прославлять Его имя, но сделали его городским судьей и начальником городских построек. Достаток свой он употреблял на выкуп пленных и заключенных в темницах, на раздачу великой помощи бедствующим.

Родители рано стали обучать отрока духовным книгам. Им хотелось, чтобы ребенок заимствовал тут примеры жизни, сиял кротостью, смирением и страхом Божиим.

Родители Иоанна горячо молились Богу, чтобы Он послал им мудрого и благочестивого наставника, и Бог эту молитву услышал.

Дамасские разбойники часто совершали набеги на соседние страны и уводили оттуда в плен христиан. Как-то пришлось им забрать в плен инока Косьму, благообразного и прекрасной души человека, родом из Италии. Они поставили его на рынок для продажи. Старец плакал. Бывший неподалеку отец Иоанна подошел к нему и, утешая его, сказал: «Не надо плакать тебе, человек Божий, ведь ты давно отрекся от мира и умер для него, насколько я могу судить по твоему платью».

– Не о потере мира я плачу, – отвечал пленник, – я не думаю ни о чем мирском, потому что есть другая, лучшая жизнь. Плачу о том, что оставляю жизнь бездетным, без наследников.

– Зачем скорбеть тебе о детях? – возразил родитель Иоанна.

– Я не о плотском сыне говорю, но о духовном наследстве. Я бедный инок, но во мне таится богатство мудрости, которым я облагодетельствован с юных лет. Трудясь при помощи Божией, я изучил разные человеческие науки, и мне не хотелось бы, чтобы мои знания пропадали задаром.

Отец Иоанна успокоил пленника, выкупил его и повел его в свой дом.

– Отче, – сказал он ему, когда они пришли домой, – будь господином моего дома, участвуй во всех моих радостях и скорбях. Бог зараз даровал тебе свободу и исполнил твое желание. У меня два сына: старший, Иоанн, и другой, приемный сын, Косьма. Молю тебя, учи их мудрости, добрым нравам, наставь на всякие добрые дела. Сделай их своими духовными сыновьями и наследниками тех богатств духовных, которыми доселе ты никого обогатить не мог.

Когда старец Косьма поселился в доме отца Иоанна, он стал усердно воспитывать отроков. Особенно успешно учился Иоанн, поражавший своими способностями самого учителя. Подобно тому как плодовые деревья, покрытые плодами, склоняются к земле летом, так Иоанн был смиренен и кроток, постоянно светясь душой перед Богом.

И вот однажды учитель Косьма сказал отцу Иоанна: «Желание твое исполнено, отроки знают теперь все, что знаю я. Они сами могут учить других. Отпусти же меня в монастырь, из которого меня похитили сарацины. Я займусь духовными размышлениями».

Щедро наградив инока, отец Иоанна отпустил его. И тот удалился в лавру преподобного Саввы, за двенадцать верст от Иерусалима.

Вскоре умер отец Иоанна. А князь арабский предложил Иоанну стать его первым советником. Влияние его в городе Дамаске было еще более, чем влияние его родителя. Иоанн Дамаскин прославил себя подвигами иночества, вдохновенными песнями, употребляемыми и доныне в богослужении, и той непреклонной твердостью, с какой он вел борьбу против еретиков…

Страдальческая юность святителя Гурия, просветителя Казани

(Память 5 декабря)

Как любящий и мудрый отец с некоторой суровостью ведет своих детей для того, чтобы заранее выработать в них силу воли и закалить их мужество в жизненной борьбе, точно так же Господь с детства испытывает Своих избранников.

Юность святителя Гурия, первого архиепископа Казанского, напоминает во многом судьбу библейского Иосифа. Родину святитель Гурий имел общую с великим чудотворцем земли Русской, Сергием Преподобным, – городок Радонеж Ростовской области. Как и преподобный Сергий, он происходил из дворянского рода. Но родители его, Руготины, были бедны и незнатны. Воспитан он был в благочестии и обучен грамоте. По общему обычаю тогдашних небогатых дворян он поступил служить в дом богатого князя Ивана Пенькова.

Тихо проходили трудовые дни отрока Григория: в тщательном исполнении его обязанностей, в свободное время – в молитве, в чтении Слова Божия. Невеликая доля выпала ему, и ею был доволен благоразумный юноша. Но и в этой скромной доле ему не пришлось пожить спокойно.

Григорий больше всего любил церковь, любил маливаться и дома. Безупречный нравом, он постом смирял движения плоти, был нищелюбивым, умным, расторопным, сообразительным человеком, на которого можно было положиться. Григорий заслужил полное доверие князя и княгини, и они поручили ему управление всем своим хозяйством. Но тут товарищи позавидовали ему и взвели на него страшную клевету. Не проверив ее, князь велел убить Григория. К счастью, у князя был сын, который решил проверить лично взведенное на Григория обвинение, и он оказался ни в чем не повинным. Молодой князь убедил отца пощадить Григория. Старик, вместо того чтобы вознаградить его за понесенное оскорбление, заключил его в тяжкое заключение.

По распоряжению князя был выкопан глубокий ров, и в этот ров опущен деревянный сруб. Туда бросили Григория и захлопнули за ним дверцу. Свет проникал в сруб через малое оконце. В это оконце Григорию, как скоту, бросали пищу, причем на пять дней ему полагалось по одному снопу овса с небольшим количеством воды.

Как легко было в такой жизни, терпя за все свое добро напрасно, как легко было отчаяться и возроптать! Но юноша все терпел спокойно. Он укреплял себя мыслью о том, что так же невинно страдали за Христа древние мученики, и эту вопиющую несправедливость он принял на себя как добровольный подвиг.

Шел месяц за месяцем с обычной сменой времен года… Трескучая морозами зима сменялась радостной весной, знойным летом, потом осень шуршала в сухих листьях деревьев. А положение несчастного заключника оставалось без перемен. Григорий Руготин все сидел в своем подземелье.

Уже к концу второго года его заключения один из товарищей Григория по службе упросил сторожа позволения подойти к оконцу сруба, чтобы поговорить с Григорием. Приникнув головой к оконцу, он спросил товарища, как он себя чувствует. Григорий ответил, что он всем доволен и славит Бога. Товарищ предложил приносить Григорию иную пищу, но Григорий отказался и объяснил ему, что часто душа тем более портится, чем слаще жизнь человека, и что горше всего для человека не терпение горя, а неумение справляться с этим горем, которое воля Божия послала ему на пользу.

Григорий просил другого, чем пищи. Он просил, чтобы ему доставили бумаги, чернил и трость, которой тогда писали вместо нынешних перьев. Это все было ему доставлено, и тут он начал работать. Он занялся писанием азбук для детей и, написав их, поручал товарищу их продавать, а вырученные деньги были раздаваемы нищим. Из них Григорий не оставлял себе решительно ничего, кроме того, что употреблял на покупку новой бумаги и чернил.

Изумительная сила духа, изумительная сноровка в делании добра человеком, сидевшим на овсе и сырой воде, лишенным возможности двигаться, – ив этом месте жестокой пытки занимавшимся благотворением бедным, принося еще пользу детям!

Эта черта любви к просвещению осталась в Григории навсегда. Впоследствии в Казани он основал близ города Зилантов монастырь и завещал инокам этой обители обучать детей грамоте.

Паства казанская вспоминает эту черту святителя. И доселе хранится в Казани трогательный обычай: когда детей начинают учить грамоте, то обыкновенно предварительно служат молебен у раки святителя Гурия.

Если бы Григорию не блеснула непосредственная Божия помощь, то, вероятно, он бы очень долго просидел в своем горестном заключении. О нем начинали забывать, а грозному князю никто не смел о нем напомнить.

Уже более двух лет сидел он в своем срубе, как однажды внезапно засиял свет у входа в его темницу. В ужасе юноша встал на молитву: доселе никогда двери эти не открывались. Свет лился все сильней. Тогда Григорий решил коснуться рукой дверей. Они отворились сами собой. Он понял тогда волю Божию, взял бывший с ним образ Богоматери и, покрываемый Богом, никем не замеченный, среди дня, неся икону, ушел из дома княжеского и города Радонежа за заставу, откуда стал держать путь в известный Иосифо-Волоколамский монастырь.

Вот он на свободе!.. Но свобода его будет в Боге. Мир не увидит того, кто миром был обижен. Он несет то сокровище, которое было для него лучом света в его страдании, перед которым он лил свои слезы, к которому неслись его воздыхания: с ним та икона Богоматери, которая делила с ним его заключение, Владычице мира будут посвящены отныне его мечты. И он станет иноком, чтобы исполнить обет, произнесенный им в темнице.

В обители преподобного Иосифа Волоколамского (в Московском княжестве), известной тогда по строгой жизни иноков, Григорий Руготин принял пострижение с именем Гурия. После долгих подвигов здесь Гурий был возведен на игуменство в этой обители, откуда переведен в один из монастырей Тверской епархии.

Когда было завоевано Казанское царство, было решено для новой присоединенной земли избрать архиепископа. Избрание происходило особенным образом: по совершении молебствия митрополитом из четырех жребиев взят был с престола один. Это был жребий Гурия. Потом взят был один из двух, это опять был жребий того же избранника.

В 1555 году святой Гурий собранием архипастырей рукоположен в сан архиепископа Казанского. Весь его путь до Казани являлся сплошным молением, так как всюду его встречали молебствиями и сам он по всем городам совершал молебствия.

Рано испытав людскую несправедливость, святитель Гурий отличался особенным милосердием ко всем бедствующим. Он был попечителем вдов и сирот, заступался за обижаемых и выводил людей из различных бедствий. Для нищих у него была постоянно еда на архиерейском дворе. После дня, посвященного заботам пастырства, он почти всю ночь проводил на молитве.

Последние три года своей жизни святитель Гурий лежал больным, не мог совершать служение и даже ходить в храм. Но дух его молился, и молитвой он низводил благодать небесную на паству свою. В великие праздники его носили к Литургии в соборный храм Благовещения Богоматери, им построенный. Здесь он сидел или лежал, слушая службу Божию. Душа его стремилась молиться вместе с паствой своей в дни общей хвалы и молитвы.

Блаженная кончина его последовала 5 декабря 1563 года.

Память святителя Гурия связана с судьбой одного юноши, отец которого был сотрудником святителя.

По царскому повелению в Казань к святителю Гурию в помощь был послан боярин Иоанн Застолбский. Это был человек образованный, обширного, основательного ума, великого усердия к святителю Гурию. Он почитал святителя при жизни, почитал его и по смерти. Когда святитель скончался, Застолбский воздвиг над его могилой надгробный камень и обнес его каменной палаткой, где впоследствии сам лег со своим сыном.

Сын его Нестор с детства отличался тихим нравом и ребенком являлся мужем по разуму и по степенному поведению своему. Он смирял тело свое постом и молитвой, потихоньку ото всех носил под рубашкой власяницу. Сверху, чтобы скрыть свой подвиг, надевал он красивую боярскую одежду. От поста истощено и бледно было лицо его и тело. Казалось, он ничего не ест. А во взоре его сверкало всегда тихое умиление.

Великое богатство отца не привлекало нисколько мыслей Нестора, и, еще не постриженный, он казался иноком. Ему нетрудно было уговорить своего благочестивого отца разрешить ему постричься. Он принял постриг в Казанском Преображенском монастыре с именем Нектарий. Недолго он жил и вскоре после пострига отошел к Богу. Отец принял покорно его смерть и положил его возле святителя Гурия в том монастыре, где затем сам он принял иночество с именем Иона. Недолго пожив монахом, скончался и он, завещав схоронить себя в той же палатке, какую он устроил над гробницей святителя Гурия и в которой положил своего сына.

Близ соборного храма Спасо-Преображенского монастыря доселе сохраняется эта палатка. В ней лежат митрополит Ефрем, помазавший на царство царя Михаила Феодоровича Романова, и иноки Иона и Нектарий, в миру Иоанн и Нестор Застолбские.

Память благородного сына и благочестивого отца не забыта в Казани, и богомольцы, бывающие в Преображенском соборе, обыкновенно служат о них панихиды. Многие скажут: «Зачем оставлял отца единственный сын, причиняя ему горе?» Но теперь в Царстве Небесном, в вечной славе, разве не оправдалось то стремление, которое влекло юного Нестора к духовному подвигу?..

Юность святителя и Чудотворца Николая, архиепископа Мирликийского, и чудеса, совершенные святителем над детьми

(Память 6 декабря)

Если кто спросит, какой наиболее известный для всей вселенной святой, к кому наиболее часто прибегают люди, то ответ будет единодушный: святитель Николай.

Этого святого чтут не только христиане, но и язычники, и магометане. Жители нашего Крайнего Севера, эскимосы, и киргизы Средней Азии хорошо знают старца с возвышенным челом, который является им в бурях на море или во время снежных буранов и спасает их. Они в виде благодарности, приходя в русские селения, отыскивают в русских церквах знакомый им образ своего великого заступника и кладут перед ним в дар плоды своих охот, звериные шкуры.

Для святителя Николая видеть несчастного – уже значит помочь ему. И редкий верующий человек и редкая православная семья не имели на своем веку очевидного опыта скорого и быстрого заступления этого удивительного праведника, который может быть назван «скоропослушным чудотворцем».

Торговый город Патары, лежащий в теперешней Анатолии и ныне находящийся в развалинах, – родина святителя Николая. Родителей его звали Феофан и Нонна. Они были благочестивые, знатные и богатые люди. Предание говорит, что брак их долго был бездетным и они не надеялись иметь потомство, но испросили себе у Бога сына молитвами, слезами и милостями. Имя ему дали Николай, что в переводе с греческого значит «победитель народов». И судьба его изумительным образом оправдала это имя, так как он своей любовью и добрыми делами действительно привлек к себе сердца вселенной.

При рождении его были необыкновенные обстоятельства. Так, его мать немедленно по его рождении стала здоровой. Больше уже у нее детей не было; столь великий человек должен был быть первым и последним ребенком у родителей. Чудеса от него, говорит описатель его жизни, потекли раньше, чем он стал питаться молоком матери.

Когда его крестили, он, как взрослый человек, простоял в купели на ногах, никем не поддерживаемый, три часа, воздавая тем поклонение Пресвятой Троице. Он никогда не брал левую грудь своей матери, довольствуясь одной правой, в знамение того, что он будет в царстве Господнем стоять одесную Вседержителя. По средам и пятницам он только раз принимал грудь, и то по вечерам, после того как родители помолились на ночь.

Родители чувствовали, какой строгий постник будет их сын, с младенческих пеленок по внушению Божию усвоив себе такой пост. Святитель был строгим хранителем среды и пятницы всю свою жизнь.

Детство его было подобно ниве плодоносной, которая, принимая их в себя, взращивала добрые семена учения Христова.

Пришло время учиться отроку Священному Писанию. Он всех удивлял силой, остротой ума своего и необыкновенно скоро постиг книжную премудрость. В делах своих он был столь же совершенен и высок. Он уклонялся пустых, дерзких, праздных бесед, на мирское даже не смотрел, храня истинное целомудрие и чистым умом созерцая Господа. Храм был его любимым местопребыванием, с которым ему всегда было трудно расставаться. Тут он проводил целые дни и ночи в молитве и чтении божественных книг. Уже в те юные годы он пылал перед Богом пламенным усердием, восторгом и благодарностью к своему Искупителю.

Дядя будущего святителя Николая, по имени тоже Николай, был епископом в Патарах. Видя душу своего племянника, он советовал его родителям посвятить его в дар Богу, и они не отказались. Дядя рукоположил святителя Николая во священники и после рукоположения, обратившись к народу, стоявшему в Храме, и исполнившись духа пророческого, сказал:

– Я вижу, братия, новое солнце, восходящее над землей; оно явится милостивым утешителем скорбящих. Блаженно то стадо, которое удостоится иметь его у себя пастырем. Он упасет души заблудших и будет милосердным помощником в бедах и скорбях.

Вся последующая жизнь святителя была исполнением этого пророчества.

Святителя Николая почитают не только те христиане, которые признают почитание святых, – православные и католики. Но и лютеране, отметающие почитание святых, для святителя Николая делают исключение. Почитание его в лютеранских странах связано с трогательными обычаями. Детям внушают, что добрый святитель Николай на Рождество приносит им подарки. Дети выставляют за дверь своей комнаты на ночь сапожки и поутру находят подарки, заботливо положенные родителями.

Много чудес совершил святитель для детей.

Один благочестивый человек усердно молился святителю, чтобы он ему даровал ребенка, обещаясь пожертвовать в храм святителя Николая золотой сосуд.

Молитва его была услышана святителем Николаем, и в скором времени у него родился сын.

Когда заказанный сосуд был приготовлен, то так понравился ему, что он велел сделать другой сосуд для святителя Николая, а первый удержал у себя для домашнего употребления. По изготовлении второго сосуда он отправился морем ко храму святого Николая, взяв с собой рожденного по молитве к святителю Николаю сына и оба сосуда. Во время плавания отец велел почерпнуть мальчику воды первым сосудом. Нагнувшись к воде, мальчик с сосудом упал в морскую пучину и утонул.

Отец его, проливая горькие слезы о преждевременной смерти своего сына, один продолжал свой путь, желая исполнить данный святителю обет.

Придя в храм святителя Николая, он поставил перед его иконой второй сосуд. Но сосуд невидимой силой был отброшен на середину церкви. Тогда он вторично поставил его перед иконой, но с той же неудачей: сосуд вторично невидимой силой был отброшен на середину церкви.

Все присутствующие были поражены этим, не понимая, что бы оно значило.

Но вот внезапно среди церкви стал его сын, держа в своих руках прежде сделанный сосуд, и рассказал всем бывшим тут, что он сохранен был в море святителем Христовым Николаем. Отец отдал в церковь оба сосуда и затем благополучно вернулся со своим сыном домой.

Столь же дивно было чудо освобождения из плена сирийского мальчика Василия.

В стране Сирии, расположенной в Малой Азии и прилегающей к Средиземному морю, жил богатый благочестивый человек Агрик. Благоговея перед памятью святителя Николая, он имел обычай на день святителя ходить в церковь, посвященную этому угоднику, и затем устраивать многочисленную трапезу для родных и нищих.

Однажды на день святителя, когда сын Агрика, шестнадцатилетний Василий, находился в храме, а Агрик с женой были дома, арабы напали на храм, увели много пленных, и среди них Василия. Он попал на остров Крит, где князь Амира за его красоту сделал его своим виночерпием.

В течение трех лет родители его предавались жестокой печали и в отчаянии своем ни разу не справляли праздника святителю Николаю.

Наконец, накануне памяти святителя Агрик сказал жене: «В нашей беде забываем мы даже великого угодника. Понесем завтра в храм ему елей, свечи и фимиам. Может быть, он нам поможет: вернет нам сына или укажет, жив ли он или умер».

И они пошли в храм и, вернувшись из храма, как прежде, устроили трапезу для родных и нищих.

Во время трапезы вдруг на дворе залаяли собаки. Агрик послал слуг посмотреть, отчего поднялся лай. Слуги, возвратясь, сказали, что на дворе нет никого. Лай все продолжался и усиливался. Агрик сам вышел посмотреть и сначала испугался, увидев перед собой юношу в арабском платье, с сосудом вина в руках. Но, подойдя ближе, узнал в нем сына своего и от радости воскликнул: «Неужели это ты, сын мой, или глаза мои меня обманывают?»

– Да, это я, батюшка, – отвечал юноша, – но как очутился здесь, не знаю. Еще сейчас я служил за столом арабскому князю и из этого сосуда наливал ему вино в кубок. Но вот в одно мгновение кто-то сильный взял меня за руку, перенес подобно вихрю, поставил меня здесь, и я узнал в нем великого святителя Николая.

…Илутин, четвертый сербский царь после Симеона Великого, имел сына, царевича Стефана, который уже в юности отличался страхом Божиим, кротостью, смирением, приветливостью и состраданием к ближним.

Мачеха, не полюбившая царевича Стефана, наклеветала на него своему мужу, Илутину, и Илутин, любивший прежде своего сына со всей нежностью родительского сердца, теперь страшно возненавидел его.

Злая мачеха склонила несчастного отца на то, чтобы он ослепил своего ни в чем не повинного сына, что и было исполнено близ церкви святого Николая, Чудотворца.

Долго лежал Стефан, страдая от тяжкой муки. Но наконец впал в забытье, и тогда перед ним предстал святитель Николай, который, держа в руке исторгнутые мучителями очи Стефана, сказал ему: «Не бойся, Стефан, очи твои в руке моей». Проснувшись, Стефан почувствовал, что боль его глаз значительно уменьшилась.

Через некоторое время изуродованный мальчик был послан отцом в Константинополь, в монастырь Пантократора.

Пять лет провел царевич в тихом монашеском уединении. На шестой год, в день памяти святого Николая, он вместе с прочими иноками пришел в церковь к заутрени и, слушая описание жизни и чудес великого святителя, задремал. И увидел он во сне святого Николая, который спросил его: «Помнишь ли ты, что я за пять лет перед этим говорил тебе?»

Когда Стефан сказал, что он уже забыл, тогда Чудотворец сказал ему: «Тогда я говорил, что очи твои в руке моей. Теперь же я послан, чтобы возвратить их тебе». С этими словами святитель благословил Стефана, прикоснулся рукой к померкшим очам его и сказал: «Господь наш Иисус Христос, исцеливший слепорожденного, возвращает тебе зрение…»

Вот еще чудо, совершенное святителем Николаем над русским младенцем в старом Киеве. В Киеве жили муж с женой, имевшие у себя единственного младенца-сына. Эти благочестивые люди пламенели особенной, великой верой к святителю Николаю и к святым мученикам Борису и Глебу. Поэтому, когда настала память святых братьев-мучеников и множество народа спешило в Вышгород, где покоились мощи этих князей, муж и жена с младенцем тоже отправились по Днепру туда же – поклониться мученикам и святому Николаю.

Исполнив должное, они с радостью возвращались назад домой. Во время пути задремавшая в лодке мать уронила с рук младенца в воду.

В отчаянии муж и жена стали укорять в своем несчастий святителя Николая. Скоро, однако, родители одумались и решили, что, видно, они прогневили чем-нибудь Бога и Его угодник наказал их за это. Приняв это решение, они вместо ропота обратились к Чудотворцу с молитвой о прощении и об утешении в их горе.

Святитель услышал их молитву, взял младенца из реки, принес и положил его здоровым на хорах в соборной церкви Святой Софии. Вошедший утром перед богослужением пономарь сильно удивился, услышав в церкви плач ребенка. Не разобрав, в чем дело, он отправился к сторожу и начал бранить за то, что он оставил женщину с ребенком на хорах. Отправившись вдвоем на крепко запертые хоры, они увидели лежащего перед образом святителя Николая мокрого младенца, как бы сейчас взятого из воды. Весть об этом дошла до несчастного отца с матерью, которые, придя в церковь, узнали в неизвестном младенце свое дитя.

Икона, перед которой совершилось это чудо, сохранилась поныне и остается на том же месте в соборе Святой Софии – в северном приделе имени Чудотворца. Икона называется в память чуда «Никола Мокрый».

 

Юный святитель Амвросий, епископ Медиоланский

(Память 7 декабря)

«Тебе Бога хвалим, Тебе Господа исповедуем, Тебе превечнаго Отца вся земля величает: Тебе вси Ангели, Тебе небеса и вся Силы, Тебе Херувими и Серафими непрестанными гласы взывают: Свят, Свят, Свят, Господь Бог Саваоф, полны суть небеса и земля величества славы Твоея. Тебе преславный апостольский лик, Тебе пророческое хвалебное число, Тебе хвалит пресветлое мученическое воинство, Тебе по всей вселенней исповедует Святая Церковь, Отца непостижимаго величества, покланяемаго Твоего истинного и Единородного Сына и Святаго Утешителя Духа… Тебе убо просим: помози рабом Твоим, ихже Честною Кровию искупил еси».

Этот величественный крик души, пораженной Божиим величием и в восторге стелющейся у престола Господа славы, принадлежит одному из вдохновенных учителей церкви – святителю Амвросию Медиоланскому и является чудным отражением этой избранной души, в земном теле словно видевшей Господа своего.

Необыкновенные обстоятельства сопровождали детство святителя Христова Амвросия. Он родился около 340 года в городе Трире, где жили тогда его родители. Отец его занимал чрезвычайно важную должность римского наместника Галлии и других западных областей. Под его властью была громадная страна, обнимающая собой, кроме теперешней Франции и Бельгии, часть Нидерландов, Зарейнскую область Германии, большую часть Швейцарии, а также Испанию.

Своей жизнью, своими многочисленными вдохновенными творениями святитель Амвросий питал верующих и доставил христианству сладчайшую отраду. В знамение и предсказание этого в детстве его был такой случай. Когда-то младенец Амвросий лежал спеленатый и спал на открытом воздухе с открытыми губками. Вдруг слетел к нему рой пчел, сел на его личико, покрыл его все сплошь. Пчелы входили к нему в уста и влагали заботливо на язык его, как в улей, свой мед.

Кормилица в страхе хотела разогнать пчел, боясь, что они повредят младенцу. Но отец мальчика, который присутствовал при этом событии, остановил кормилицу. Ему хотелось видеть, чем кончится это чудо. Вскоре пчелы поднялись вверх и скрылись из глаз. Отец понял, что великая судьба ждет его сына.

Подростком он находился в Риме с матерью, которая была уже вдова. Тут увидел он как-то, что у епископа целовали руки. Вскоре, играя у себя дома, он протянул домашним руку, говоря: «Целуйте ее, я тоже буду епископом».

Впоследствии, когда Амвросий поехал в Рим, поставленный епископом Медиоланским, и его сестра и рабыня из старых домашних слуг целовали его руку, он слегка улыбнулся и сказал рабыне: «Вот ты целуешь епископу руку, как я тебе тогда говорил». Тогда же, в его детстве, слова мальчика произвели на домашних неприятное впечатление, и они остановили его.

До сих пор в Риме недалеко от холма Капитолия показывают дом, где жил и воспитывался святитель Амвросий. Этот дом обращен в церковь с монастырем девственниц его имени.

В Риме старший брат Амвросия, Сатир, сам Амвросий и сестра Марцелина, будущая инокиня, получили блестящее образование.

Великодушный, волновавшийся при малейшем проявлении неправды, по характеру своему стремившийся стать всегда на сторону обиженных, Амвросий пошел по тому пути, куда увлекало его горячее сердце. На его устах кипело красноречие, те слова, внушенные объятой святым жаром душой, которые покоряют людей и склоняют власти к решению, которого хочет добиться от них защитник правого дела.

Амвросий как судебный оратор служил обиженным, помогал несчастным, обличал злоупотребления гордых и сильных людей, выяснял на суде правду. Ему предстоял, как отцу его, покойному Амвросию, наместнику Еаллии, блестящий жизненный и служебный путь.

Он был назначен наместником двух римских областей, обнимающих границами своими юг нынешней Франции и север нынешней Италии. И вдруг судьба его резко изменилась.

В Медиолане, большом торговом городе, где процветали науки и искусства, умер епископ-арианин. Начались смуты, так как и православные, и ариане хотели провести на епископский престол своего ставленника. Из Рима было предписано Амвросию ехать в Медиолан и усмирить возникший там мятеж.

Приехав в Медиолан, Амвросий вошел в храм, где происходили выборы, и стал склонять споривших найти путь примирения. Вдруг, когда на минуту в церкви водворилась тишина, она была нарушена голосом грудного младенца, не умевшего еще произнести ни одного слова, а тут громко закричавшего:

– Амвросий епископ, Амвросий епископ!

При этом чуде какое-то осенение свыше охватило весь народ, и он стал за этим младенцем кричать: «Амвросий епископ, Амвросий епископ!»

Как ни отказывался Амвросий, который в то время был еще не крещен[6], народ продолжал требовать, чтобы он стал епископом. Он тайно скрылся из города, но был силой возвращен назад, и народ стал сторожить его. Амвросий успел опять бежать и скрыться в поместье одного сановника. Но когда пришло из Рима царское повеление о том, чтобы Амвросий принял на себя сан епископа, сановник объявил о местопребывании Амвросия и привел его в Медиолан к народу.

Приняв крещение у православного епископа, Амвросий в семь дней прошел все церковные степени и в восьмой был возведен в епископский сан. Таким путем возвел на высшую ступень церковного служения Господь избранного Своего раба.

Первые годы преподобного Даниила Столпника

(Память 11 декабря)

В Месопотамии, стране, лежащей между реками Тигром и Евфратом, по библейским сказаниям и по преданиям разных народов, находился рай до грехопадения первого человека. В этой стране, в одном селении, от христианских родителей, Илии и Марфы, родился великий подвижник Даниил Столпник.

Долгое время Марфа не имела детей и терпела за это много укоров от мужа и много насмешек от родственников и родственниц.

Как-то ночью после дня, в который она наслышалась особенно много неприятного, она долго и тихо плакала о своем горе и потом, вставши, вышла неслышно под открытое небо и, подняв к небесному своду руки, произнесла молитву, которую горе выбило из ее сердца:

– Господи Царю, Ты создал мужа и жену и сказал им: «растите и множитесь». Неплодным женам в старые годы их Ты даровал: Сарре – Исаака, Анне – Самуила, Елизавете – Иоанна. Сжалься и над моим поношением, разреши мое неплодие, пошли мне сына, чтобы я могла принести Тебе его в дар, как и Анна принесла тебе Самуила.

В эту же ночь Марфа видела во сне два больших светильника, которые спускались с неба на ее голову. Это было знамение того, что сын, который от нее родится, будет сиять добродетелями ярче звезд.

Когда родился у Марфы мальчик, долгое время родители не давали ему имя. Им хотелось, чтобы Бог, пославший им этого ребенка, непосредственно нарек ему и имя.

В пятилетнем возрасте родители повели своего мальчика в монастырь, куда принесли и посильные дары, и просили игумена наречь мальчику имя – такое, о котором ему возвестит сам Бог. Игумен тогда велел подать себе Священное Писание и, смотря на отрока, разогнул книгу. Оказалось, книга раскрылась на пророчествах Даниила. Этим именем игумен и нарек отрока.

Благочестивые родители, которые еще до рождения сына определили его на служение Богу, хотели, чтобы их сын был теперь же оставлен в этом монастыре. Но игумен нашел, что Даниил для этого мал. Они вернулись домой с тем, чтобы мальчик немножко подрос и уже сам выбрал себе жизнь по расположению своему.

Вот Даниилу двенадцать лет… Ему чужд мир. Ни игры сверстников, ни разговоры о мирских делах его не привлекают. Ему хочется только одного: тишины, чтобы ничто не развлекало и не отдаляло его от общения с Богом, чтобы молитва его неслась в небо, ничем не прерываемая, чтобы устами твердить одно имя Христово, не преставая. Ему нужно полное уединение. Он боялся, что родные и знакомые станут отговаривать его от иночества, и поэтому внезапно и тайно он оставил свой дом и пришел в один недалекий монастырь. Там он на коленях умолял игумена принять его в число братии и постричь его.

Игумен видел первый раз, чтобы человек в столь молодом возрасте стучал в двери их обители. Он уговаривал мальчика вернуться домой, пожить в миру, проверить свое намерение и, подросши, прийти.

– Если бы мне пришлось даже умереть от тех подвигов, которые ты мне рисуешь как непосильные, я лучше умру, чем уйду отсюда.

Никакие увещания не заставили Даниила уйти, он желал остаться в монастыре и подвижничать.

Видя его непреклонность и чувствуя в отроке призвание, игумен созвал братию, чтобы посоветоваться, можно ли принять такого юного отрока. Братия согласилась.

И вот настала для Даниила блаженная жизнь, о которой он давно мечтал. Отголоски мирской жизни не доходили до монастыря. По нескольку раз в день в храме и в келье стоит он на молитве, теплясь в ней душой, как горящая свеча, счастливый, далекий от мира.

Между тем родители узнали, где находится их сын, и пришли посмотреть на него. Он ходил еще без иноческого одеяния. Родители стали просить игумена, чтобы он облек его в иноческий чин. Игумен согласился, взяв с родителей обещание, что они не будут часто посещать его и тем отвлекать его мысли от монашества.

Родители, принеся Богу живой дар, ушли домой, а инок остался в обители, укрепляясь духом…

Благословленный Христом младенец

(Память 20 декабря)

Знойный день Иудеи… Христос, окруженный народом, учил смирению. Кто-то из учеников возбудил вопрос о том, кто больше и выше всех. Христос благостным взором оглядел народ, толпившийся вокруг Него. Некоторые родители имели с собой детей, и эти дети, протолкнувшись вперед, смотрели на Христа своим невинным взором, а некоторые руками перебирали складки Его одежды. Господь возложил руки на мальчика, который сидел у ног Его. В Божественных очах выразилась чрезвычайная благость, и Он произнес:

– Аще не обратитесь и будете, яко дети, не внидете в Царство Небесное…

Тот мальчик молчал. Лицо его было чрезвычайно серьезно, точно он понимал, кто в эту минуту обнимает его.

Шли годы. Уже прогремело на земле слово Христово, озарившее весь мир, уже апостолы разнесли по вселенной слова Учителя и действовали в мире ученики Христовы.

Игнатий, тот самый мальчик, которого когда-то в знойный день Иудеи благословил Христос, был епископом великой Антиохийской церкви. В душе его жила память о том благословенном дне, когда Христос возлагал на него Свои руки… Он живо хранил в памяти своей наставление апостола Иоанна Богослова, которого он был учеником. Много божественного пересказал ему избранный ученик Христов, и эти речи в воображении его постоянно пополнялись живыми образами Христа, каким Христос запомнился ему в тот заветный день.

Когда император Траян следовал в поход против армян и парфян через Антиохию, он осудил Игнатия на казнь за Христа, велел в оковах отвести его в Рим и там перед народом отдать на растерзание зверям.

Мечта, давняя мечта Игнатия исполнялась.

Итак, он понесет за Христа оковы, как апостолы Петр и Павел.

С плачем провожали его христиане, а он ликовал. Он боялся одного – что римские христиане помешают его казни, и во вдохновенном послании говорил о радости умереть за Христа:

– Связанный за Христа, я надеюсь приветствовать вас, если волей Божией достигну конца. Начало положено хорошо. Но сподоблюсь ли благодати беспрепятственно получить любезный мне жребий? Ибо я боюсь вашей любви, чтобы она не повредила мне. Никогда не буду иметь такого удобного случая достигнуть Бога. Не делайте ничего более, как чтобы я был измолот зверями теперь, когда жертвенник уже готов… Воспеваю песни Богу, что Он удостоил епископа Сирии привести с востока на запад… О, если бы не лишиться мне приготовленных для меня зверей! Молюсь, чтобы они с жадностью бросились на меня. Я заставлю их, чтобы они тотчас пожрали меня, а не так, что иногда они не трогают жертву. Если же не захотят броситься на меня, я их к этому принужу. Огонь и крест, раскрытые пасти зверей, раздробленные и отсеченные члены – вот чего я жажду, только бы соединиться мне со Христом!

В Риме весь город собрался на зрелище в цирке, потому что все слышали, что епископ Сирии будет отдан зверям. На арене, где должна была закатиться его жизнь, он, светлый лицом, безмерно радостный, что принимает смерть за Христа, воскликнул:

– Римские мужи, не ради какого-нибудь злодеяния я приму казнь. Не за беззакония я осужден на смерть, но за единого моего Бога. Любовью к Нему я объят. Я Его пшеница, и буду измолот зубами зверей, чтобы быть для Него чистым хлебом.

Тотчас были выпущены на исповедника Христова львы, и они растерзали его, оставив только старые кости. Так исполнилось его желание, чтобы звери были для него гробом.

Когда Траян допрашивал Игнатия, он спросил его, что значит название его «Богоносец».

– Носящий Христа Бога в душе своей есть Богоносец, – отвечал святой.

Когда Игнатия вели на съедение зверям, то он, почти не переставая, шептал имя Иисуса Христа. Язычники спрашивали, зачем он повторяет это имя.

–Я имею в сердце своем имя Иисуса Христа, – отвечал он, – и исповедую устами Того, Кого ношу в сердце.

При костях праведника, обглоданных зверями, по воле Божией, сохранилось не тронутым ими его сердце.

После казни язычники вспомнили слова святого Игнатия, что у него в сердце имя Иисуса Христа, и рассекли его.

По преданию, на обеих внутренних сторонах разреза сердца выдавлено было золотыми буквами «Иисус Христос».

Он был Богоносец.

Юность святителя Петра, митрополита Московского и всея России

(Память 21 декабря)

Велико значение для России святителя Петра-митрополита. Он перенес из Владимира в незначительный тогда город Москву престол митрополичий и тем чрезвычайно способствовал усилению Москвы. Москва же явилась спасительницей России: она собрала в одно целое несокрушимое ядро множество отдельных княжеств, враждовавших между собой. Она сплотила русское племя в одно целое и тогда справилась со всеми врагами своими и стала расти богатырским ростом.

И теперь, когда бываешь в Московском Кремле, этой колыбели русской силы, кажется, что в воздухе замерли вещие слова, произнесенные Петром-митрополитом великому князю Иоанну Данииловичу Калите:

– Если ты послушаешь меня, сын мой, и создашь храм Пресвятой Богородице, то и сам прославишься больше других князей, и город твой будет прославлен. Святители поживут в нем, и взыдут руки его на врагов его, и кости мои здесь положены будут.

Необыкновенными явлениями было отмечено детство святого Петра-митрополита, как детство других избранников Божиих.

Он родился в юго-западной части теперешней России, в земле Волынской, и происходил из состоятельной семьи боярского или купеческого сословия. Перед его рождением матери его было чудное видение. Ей казалось, что она держит на руках своих агнца; в рогах его вырастает густое дерево со множеством плодов и цветов, и, кроме того, среди ветвей светятся и благоухают яркие свечи. То было предзнаменование о тех чудных дарах, которые откроются в ее ребенке.

С семилетнего возраста мальчика отдали учиться Божественному Писанию. Сперва он учился плохо, печаля тем своих родителей. Как и многие другие будущие праведники, он от Бога должен был получить разумение.

И вот видит однажды он во сне, что приходит к нему некий муж в святительских ризах и говорит ему:

– Чадо, отверзи уста твои.

Петр открыл уста, и муж в ризах коснулся правой рукой его языка и благословил его, и тогда Петр почувствовал на гортани необычайную сладость. С тех пор он стал быстро усваивать себе грамоту и обогнал своими успехами сверстников.

И вот со страниц Священного Писания хлынули в душу впечатлительного ребенка новые образы, новые мысли. Он узнал о том, как люди все оставляли для того, чтобы работать Богу. Он почувствовал, что есть счастье уединения, счастье отречения от мира, счастье, когда человек стоит перед заветной иконой с тихой молитвой и от долго повторяемых священных слов что-то чудное льется в раскрывшуюся душу, и ничто не сравнится для человека, принявшего духовный подвиг, с минутами такой уединенной, углубленной молитвы.

Он стал скучать среди мира тогда, когда еще не узнал мира, и в двенадцать лет упросил родителей отпустить его к Богу.

Недалеко от их местности был монастырь. Туда он и поступил. Воспитанный в роскоши и довольстве, он вел суровую жизнь: носил в поварню воду и дрова, мыл власяницы братьев и, кроме того, неукоснительно исполнял свое правило (положенный круг молитв). Первый по звону церковному приходил он к службам, последний уходил из опустелой церкви. Стоял он всегда прямо, не переминаясь с ноги на ногу, не прислоняясь к стене, как неподвижный столб.

С юности стал он обучаться искусству иконописания. Так что в житии его называют «иконником, чудным писателем». В Москве в большом Успенском соборе, созданном по его завету, стоят две написанные им иконы. Впоследствии преподобный на средства родителей своих устроил неподалеку от теперешнего Львова обитель на реке Рате, откуда был взят на Киевскую митрополию.

Обращение юноши Нифонта

(Память святителя Нифонта, епископа Кипрского, 23 декабря)

Повесть об обращении ко Христу от страшных беззаконий юноши Нифонта представляет собой одно из самых поучительных сказаний из жизни святых.

Нифонт был одним из тех людей, в которых природная мягкость допускает их, при искушающих обстоятельствах, до глубокого падения.

Провидя ту высоту, которой может достичь эта душа, Господь употребил чрезвычайные средства для привлечения ее к Себе. И Нифонт покаялся столь искренно, с такой полнотой и исключительностью, с которой он раньше предавался греху. И он стал одним из величайших праведников, тяжелой борьбой дошедших до совершенной чистоты, как раньше он был одним из величайших грешников.

Наряду с многогрешной девой Марией Египетской, впоследствии дошедшей до такой высоты нравственной, что Ангелы удивлялись ее высоте, с разбойником Вараввой, Моисеем Муриным – сияющими в лике святых, – повесть Нифонта лишний раз показывает миру, что нет той глубины падения, из которой человек не может подняться до лучезарной святости. Вместе с тем, повесть о юном Нифонте представляет собой потрясающий пример той заботы, какой печется о людях, о душевном их спасении общая Матерь человечества, благословенная Дева Богородица Мария.

Уроженец северной Азии, Нифонт был сыном знатного человека и в отроческом возрасте послан для образования в Царьград. Тут он был поселен в доме одного воеводы, и учителем к нему поставлен священник, живший при этом доме.

По нраву своему Нифонт был доброго сердца, смиренный малы чик, любивший ходить в церковь. Все, что касалось веры, радовало и умиляло его. Ему любо было видеть иконы, озаренные огнями лампад, слышать церковное пение. Он всей душой чувствовал, что мир не кончается тем, что он видит вокруг себя, что главная сторона людского существования где-то там, вдали, за гранью видимой жизни.

Если бы у Нифонта не было дурных товарищей, то, можно думать, он после тихой юности вступил бы в брак по склонности и провел бы достойную жизнь. Но ему предстояло испытать тяжкое падение и, дойдя до последней степени разврата, содрогнуться над своей судьбой и начать то восхождение, которое привело его на высшую степень святости.

Те дурные знакомства, которые завелись у Нифонта, мало-помалу стали изменять его нрав. Он не отрекался от церкви, не смеялся над своими прежними верованиями, но порочная жизнь так крепко охватила его, что ему не оставалось времени для молитвы, для посещения церкви. И мало-помалу он стал проводить дни, не вспомнив о Боге ни утром, ни вечером, не осенив себя за сутки ни разу крестным знамением. Он стал жить беспечно и праздно, переходя от увеселения к увеселению. Ночи проводил всегда в компании товарищей и бесстыдных кутил, падая в плотские грехи, потом просыпался дома позже полудня, толкался на площадях между богатым и праздным людом, ходил на представления скоморохов… Все это убивало сердце и ум и требовало больших расходов.

Несколько раз, когда у него не хватало денег, Нифонту случалось пополнить свои недостатки кражами. Неправильная жизнь истрепала его нервы. Он стал раздражителен, при малейшем поводе ссорился и бранился с людьми. Вместе с тем, недовольный своей беззаконной жизнью, он к такой жизни склонял других, так что стал источником соблазна для царьградского юношества.

Один приятель Нифонта, человек добродетельный, который с ужасом смотрел на его жизнь, но не переставал по-прежнему дружески жалеть его, сказал ему как-то:

– Нифонт, как ты живешь? Что с тобой происходит? Ведь ты жив только телом, а душа твоя умерла, и лишь тень твоя ходит между людьми.

– Не укоряй меня, – отвечал ему с горечью Нифонт, – все равно моя песня спета. Я погиб безвозвратно, не мешай же мне наслаждаться спокойно сладостями.

Прежде Нифонт знал радость пылкой, искренней молитвы. Теперь же и молиться он не мог: словно какой камень лежал у него на сердце. Та женщина, в доме которой жил Нифонт, часто плакала над его судьбой. Она пыталась уговаривать его бросить эту жизнь, ссорилась с ним, даже била его, но это не помогало. Казалось, что Нифонт погиб действительно бесповоротно, что возврата из той тьмы беззаконий, в которой он валялся, уже нет.

Между тем благодать сторожила его и, на поучение миру, на Нифонте должна была совершить одно из самых блистательных и поразительных своих чудес…

При всем падении Нифонта у него было что-то такое, что привлекало к нему его прежних друзей, людей хороших. Нифонт пришел как-то к одному из таких друзей, Никодиму, и когда Никодим взглянул на гостя, то ужаснулся и не мог промолвить ни слова.

– Что с тобой? Отчего ты молчишь? – спросил Нифонт.

– Мне страшно смотреть на тебя, – отвечал Никодим. – Я никогда не видал тебя таким, как сейчас: у тебя лицо черное, как у эфиопа.

Это замечание товарища и тот ужас, который ясно выражался на его лице, глубоко потрясли Нифонта. Ему стало стыдно и страшно. Он закрыл лицо руками, так как ему казалось, что все видят его черноту, и печально пошел к себе домой.

«Горе мне, – думал он. – Если я так черен, что пугаю людей, как предстану я на суд Божий? Что мне делать теперь? Могу ли я покаяться, могу ли я спастись? Кто наставит меня к покаянию, как я скажу Богу “помилуй меня”, когда я весь в скверне?»

В таких мыслях пришел Нифонт домой. В нем происходила великая борьба. Добрый помысел внушал ему ночью, когда все стихало: «Припади всей душой твоей к Богу. Он пострадал за тебя, Он не отринет тебя. Вручи себя Его милосердию, и Он сотворит с тобой по воле Своей».

Но против этого благого помысла возражал Нифонту помысел злой, который внушал ему: «Если встанешь на молитву, то потеряешь рассудок, будешь уродом, и все станут над тобой смеяться».

Нифонт нашел силу успокоить себя таким рассуждением: «Если со мной не случалось никакого зла, когда я жил блудно, то неужели теперь, когда я стану молиться, выйдет что-нибудь нехорошее?»

– Отойди от меня, бес, внушающий мне гибельные мысли.

И Нифонт нашел в себе силу встать ночью на молитву. Он бил себя в грудь, вопил к Богу о помощи и о прощении. Он не мог сказать ни слова в оправдание себя. Он знал, что он весь в язвах и во грехах. Его израненная душа, истосковавшаяся по Боге, мыслью о Котором он раньше жил, вопияла к Богу, просила пощады и билась у ног Его, как некогда грешница у ног Христа Спасителя.

Во время молитвы вдруг он увидел с востока набегающий на него страшный беспросветный мрак. Нифонт в ужасе лег на постель. Ему казалось, что этот мрак возвещает ему его гибель. Утром он заставил себя пойти в церковь. Великий шаг казался ему трудным. Он еле не побежал назад от порога церкви, но Господь помог ему.

Церковь была еще пуста, служители убирали алтарь, никто не стеснял Нифонта. Он подошел к иконе Пречистой Девы, так как всегда почитал Заступницу и Матерь рода христианского.

– Помилуй меня, – возопил он к иконе, – помоги мне по Твоей великой милости. Обрадованная, Чистая, помоги мне! Ты упование и надежда кающегося!

И тут совершилось чудо. Лик Богоматери просиял, и сладостная улыбка отразилась на лике Пречистой. Нифонт словно переродился перед этим чудом. Он понял, что Владычица жалеет его и готова помочь ему. Протягивая руки к иконе, он взывал:

– Господи, Кого послал Ты нам на помощь: Пречистую Свою Матерь! Ты воздвиг Ее как молитвенницу за нас!

С миром в душе, с надеждой, зародившейся в измученном сердце, приложился он к иконе Пречистой. Придя домой, говорил себе: «Смотри, окаянная душа, смотри, как возлюбил нас Бог, как идет нам навстречу, тогда как мы бежим от Него. Помощницей нам Он послал Свою Пречистую Матерь, а мы и Ее отвергаем».

Но темные силы не могли выпустить легко того, кого они так легко погубили. Ему предстояла тяжкая борьба. В первую же ночь в сновидении ему в виде одного бывшего товарища по распутству предстал дьявол: в глубокой печали стоял он и с укоризной смотрел на Нифонта. Нифонт спросил его, почему он так грустен.

– Вот уже третий день, – отвечал дьявол в образе товарища, – ты ходишь к своему другу Никодиму, и я скорблю, что ты забыл обо мне.

И на этом слове сновидение прекратилось. Нифонт понял, что враг рода человеческого удручен его покаянием. Он опять пошел немедленно в церковь Богоматери и молился до тех пор, пока снова на лике не отразилась сладостная улыбка. И тогда в сердце своем он почувствовал благодать. И с тех пор икона стала поддерживать его в его направлении. Если он делал что-нибудь дурное, лик Богоматери, когда он становился перед ним на молитву, делался гневным и строгим.

Смиряя плоть свою, он иногда, затворившись в своей хижине, бичевал себя так, что от ран отпадали куски тела. Четыре года провел Нифонт в искупительном жестоком подвиге, и, наконец, на него сошла благодать Божия, которая никогда с тех пор не отступала от него. Он стал великим чудотворцем, страшным темной силе, был удостоен дивных видений и по прозорливости своей имел озарения, которые многое уясняли людям в тайнах духовной жизни.

Мученица Иулиания, княгиня Вяземская

(Память 21 декабря)

Благоверная княгиня Иулиания явилась юной мученицей. Ее супруг князь Симеон Мстиславович Вяземский по взятии Смоленска Витовтом должен был покинуть свой удел. Ему и смоленскому князю Юрию великий князь Василий Дмитриевич дал в удел Торжок. Супруга Симеона Иулиания отличалась душевной и телесной красотой и возбудила невольно гнев в Юрии, который домогался ее покорности.

Тщетно успокаивала Иулиания Юрия то мольбами, то уговорами, говоря, что верностью мужу дорожит более, чем жизнью. Чтобы насытить свой гнев, Юрий решился на страшное дело: он убил князя Симеона и хотел силой смирить его вдову. Спасаясь, юная княгиня сперва ударила безумца в плечо ножом и думала спастись бегством. Юрий бежал за ней с мечом в руке, на дворе нагнал ее, изрубил и велел бросить в реку. Это случилось 21 декабря 1406 г. Князь Юрий бежал к татарам, но не мог успокоить угрызений совести. Он удалился в Рязанскую пустынь, где через два года в горьком раскаянии окончил свою жизнь.

Настала весна. Один расслабленный, находясь на берегу реки, с изумлением увидел тело человеческое, плывшее против течения. Тогда же он почувствовал, как жизнь вернулась в его иссохшее тело. И был ему голос: «Человек Божий, иди в Торжок, в соборную церковь, и скажи, чтобы протопоп и братия взяли грешное тело Иулиании и похоронили у южных дверей».

Тогда в сопровождении многочисленного народа тело перенесли в собор, причем многие больные исцелились.

В 1595 году соборный диакон Иоанн возымел сильное желание осмотреть мощи, подготовился к тому 40-дневным постом и стал откапывать гроб, но из-под земли вырвался внезапно огонь, опалил его, и он услышал голос: «Отец, не трудись тщетно: мое тело люди не должны видеть, пока не будет на то воли Божией». Затем два месяца диакон лежал в расслаблении, пока не получил исцеления.

В 1811 году княгиня Иулиания исцелила жену соборного протоиерея Артемия, потерявшую разум и зрение. Через три года, при возобновлении собора, каменный гроб княгини был открыт, и потекли потоки исцеления.

Младенцы Вифлеемские

(29 декабря память мучеников – 14000 младенцев, от Ирода в Вифлееме избиенных)

Первыми святыми христианского мира были те невинные младенцы Вифлеемские, которые были избиты вскоре после Рождества Христова по приказанию жестокого царя Ирода.

Когда волхвы, под водительством таинственной звезды, пришли в Иерусалим, они стали расспрашивать: «Где родившийся Царь Иудейский? Мы видели Его звезду на востоке и пришли Ему поклониться».

Ирод-царь, правивший Иудеей под главенством Рима, испугался за свою власть и стал расспрашивать первосвященников и книжников, где должен родиться Христос. Ему ответили, что в Вифлееме Иудейском – городе, лежащем в часе или двух от Иерусалима. Ирод поручил волхвам узнать все подробно о родившемся отроке и рассказать ему все. Он надеялся таким образом убить родившегося Царя Иудейского. Но волхвы получили от Ангела приказание не возвращаться к Ироду. Тщетно прождав волхвов, он понял, что они к нему не вернутся, и пришел в страшную ярость. Он издал приказ избить всех младенцев в Вифлееме и окрестностях, уверенный, что в числе избитых будет непременно и чудный Младенец.

Но Иосиф-обручник, предупрежденный Ангелом об опасности, увез святую Деву с Младенцем в Египет. Предание говорит, что младенцев избито в Вифлееме и окрестностях до четырнадцати тысяч. Эти младенцы были первые пострадавшие за Христа, хотя и не знали Его. Церковь прославляет их память.

Пред. страница К оглавлениюСлед. страница

Ещё статьи о воспитании

Комментировать

 

Пожертвовать