- К читателю
- За дело
- Родословная
- Утро туманное, утро седое...
- Отрочество. Церковь
- 1927 год. Переворот митрополита Сергия
- 1928 год. Иосифлянский раскол. Митрополит Серафим Чичагов
- Обновленчество
- Москва
- 1929 год
- Вблизи монастыря (1930–1932 гг.)
- 1932 год. Страстная пятница русского монашества
- Рука об руку с Владимиром Соловьевым
- Тревожная юность
- Трудовая жизнь
- Ежовщина
- Предгрозье
- Последний год
- Приложение
- Граф и пахарь
- Весь Толстой в «Войне и мире»
- Солнце любви
- Сумерки
- Разбитое зеркало
- Горные вершины
- И свет наступил
- Примечания
За дело
Что ж, пора приниматься за дело
За старинное дело свое…
А. Блок.
За дело. За старинное дело. А дело у меня всегда было одно: думать. Думал всю жизнь.
А говорить и писать не удавалось.
То есть и говорил, и писал — и всегда было мучительное чувство: не то и не о том.
Постараюсь написать хоть сейчас — без всяких украшений, без всякой лжи…
* * *
Несколько лет назад я вдруг вздумал писать завещание. Мысль странная, если учесть, что все мое имущество состояло из комнаты в 14 метров (зато собственная, в деревянном доме, под Москвой!) и домашнего скарба. Начал торжественно, величаво. Потом вкралась фельетонная нота. И на третьей странице заметил, что я пишу самую обыкновенную статью. Хоть сейчас — в самиздат!
Тогда я понял, что серьезные жанры не для меня, разорвал исписанные листки и больше за завещание не принимался.
Чтоб отрезать себе теперь всякую возможность фельетона, я принял дерзкое решение — поставить на первой странице слова «Лихие годы». Уж это одно обязывает меня быть серьезным.
В марте 1968 года я, в числе 12 авторов, подписал петицию Международному Совещанию коммунистических партий в Будапеште. За границей начался шум. Откликнулось и советское радио, направленное на Запад. Сначала прошлись по поводу Литвинова и Якира (их отцы, мол, занимали в СССР очень важные места, а им таких никогда не занять, потому они и злобствуют), потом принялись за меня. И здесь произошло чудо: советская пропаганда неожиданно нашла четкую и точную, а главное, правдивую формулу: «Он вдвойне изгой — и в советском обществе, и в церкви».
Великолепно сказано! Я изгой.
Я нигде и никогда не чувствовал себя по-настоящему своим. Не чувствую и сейчас. Конечно, и эту мою книгу не примут ни те, ни другие — ни правые, ни левые; ни советы, ни Запад; ни верующие, ни атеисты; ни русские, ни евреи.
Но, может быть, потому она и нужна.
Комментировать