Об авторстве стихотворения, приписывавшегося Пушкину и Фету - Бухштаб Б.Я.

1

«Мни­мый Пуш­кин» — это целая отрасль пуш­ки­но­ве­де­ния. Не было в Рос­сии писа­теля, кото­рому при­пи­сы­вали бы столько чужих про­из­ве­де­ний; поэтому ника­кой дру­гой рус­ский писа­тель не потре­бо­вал от биб­лио­гра­фов, тек­сто­ло­гов, редак­то­ров, ком­мен­та­то­ров столько труда по опре­де­ле­нию автор­ства, не вызвал такой обиль­ной лите­ра­туры по атри­бу­ции при­над­ле­жа­щих и ате­тезе непри­над­ле­жа­щих ему произведений.

Осо­бенно долго обсуж­дался и вызвал осо­бенно много раз­но­ре­чи­вых ста­тей и заме­ток вопрос об автор­стве сти­хо­твор­ного пере­ло­же­ния молитвы «Отче наш», на про­тя­же­нии деся­ти­ле­тий упорно при­пи­сы­вав­ше­гося Пуш­кину. В 1901 г. В. В. Кал­лаш под­вел итог дис­кус­сии в боль­шом обзоре лите­ра­туры об автор­стве сти­хо­тво­ре­ния^[1]. Но и сего­дня вопрос этот не может счи­таться решенным.

Впер­вые за под­пи­сью Пуш­кина сти­хо­тво­ре­ние было напе­ча­тано в книге «Новые сти­хо­тво­ре­ния Пуш­кина и Шавченки» (!), издан­ной И. Г. Голо­ви­ным в 1859 г. в Лейп­циге, в каче­стве вось­мого тома серии «Рус­ская биб­лио­тека». Этим сти­хо­тво­ре­нием книга откры­ва­лась. Вот текст его в этой публикации:

Я слы­шал — в келии простой
Ста­рик молит­вою чудесной
Молился — тихо предо мной:

«Отец людей, Отец небесный!
Да Имя веч­ное Твое
Свя­тится нашими сердцами!
Да прий­дет цар­ствие Твое!
Да будет воля Твоя с нами.
Как в небе­сах, так на земли
Насущ­ный хлеб нам ниспошли
Твоею щед­рою рукою —
И как про­щаем мы людей,
Так нас, ничтож­ных пред Тобою,
Про­сти, Отец, своих детей!
Не ввергни нас во искушенья!
И от лука­вого прельщенья
Избави нас!..»

Перед кре­стом
Так он молился! Свет лампады
Мер­цал чуть-чуть издалека…
А сердце чаяло отрады
От той молитвы старика!

В даль­ней­шем сти­хо­тво­ре­ние мно­го­кратно пере­пе­ча­ты­ва­лось в каче­стве пуш­кин­ского в жур­на­лах, газе­тах, сбор­ни­ках, даже в собра­нии сти­хо­тво­ре­ний Пуш­кина, вышед­шем в 1887 г. под редак­цией П. И. Бар­те­нева, опыт­ного архи­ви­ста и публикатора.

За при­над­леж­ность сти­хо­тво­ре­ния Пуш­кину горой стали цер­ков­ники и реак­ци­о­неры, уве­ряя, что по стилю и худо­же­ствен­ным досто­ин­ствам оно несо­мненно пуш­кин­ское. Осо­бенно усерд­ство­вал лите­ра­ту­ро­вед про­фес­сор Η. Ф. Сум­цов, про­ти­во­по­став­ляя ква­зи­уче­ные фило­ло­ги­че­ские раз­боры сти­хо­тво­ре­ния про­те­стам H. В. Гер­беля, Π. А. Ефре­мова, С. И. Поно­ма­рева, A. С. Суво­рина и дру­гих авто­ров, утвер­ждав­ших, что сти­хо­тво­ре­ние напи­сано очень неис­кусно и нет ника­ких осно­ва­ний счи­тать его пушкинским.

Дей­стви­тельно, атри­бу­ция поко­и­лась лишь на том, что сти­хо­тво­ре­ние ходило в спис­ках под име­нем Пуш­кина. Улег­ша­яся было поле­мика вновь вспых­нула в 1898 г. в связи с тем, что извест­ный педа­гог и лите­ра­ту­ро­вед-попу­ля­ри­за­тор В. П. Остро­гор­ский обна­ру­жил спи­сок сти­хо­тво­ре­ния — неиз­вест­ной руки и без под­писи — на отдель­ном листке, вло­жен­ном в аль­бом при­я­тель­ницы Пуш­кина, A. Н. Вульф. Остро­гор­ский опуб­ли­ко­вал сти­хо­тво­ре­ние как впер­вые печа­та­е­мую находку. Инте­рес к этой «соро­ка­лет­ней ново­сти» (как выра­зился Π. А. Ефре­мов) был подо­грет при­бли­жав­шимся и насту­пив­шим юби­леем. В «Биб­лио­гра­фии про­из­ве­де­ний A. С. Пуш­кина и лите­ра­туры о нем 1886— 1899» Π. Н. Бер­кова и В. М. Лав­рова (M.—Л., 1949) заре­ги­стри­ро­вано (на стр. 210—211) четыр­на­дцать откли­ков на пуб­ли­ка­цию Остро­гор­ского. Среди них была заметка С. И. Поно­ма­рева, ука­зав­шего, что сти­хо­тво­ре­ние было напе­ча­тано не только до 1898, но и до 1859 г. — именно в сбор­нике «Духов­ные сти­хо­тво­ре­ния», издан­ном в каче­стве при­ло­же­ния к книге архи­епи­скопа Моги­лев­ского и Мсти­слав­ского Ана­то­лия «Вера, Надежда и Любовь». Сбор­ник вышел в 1853 г., а раз­ре­шен цен­зу­рой еще в 1850 г. Сти­хо­тво­ре­ние напе­ча­тано здесь без под­писи, без трех началь­ных и пяти заклю­чи­тель­ных строк и с дру­гими раз­но­чте­ни­ями по срав­не­нию с более позд­ней лейп­циг­ской публикацией.

Своим откры­тием Поно­ма­рев, однако, не подви­нул реше­ния вопроса об автор­стве сти­хо­тво­ре­ния. Он объ­явил авто­ром соста­ви­теля сбор­ника архи­епи­скопа Ана­то­лия. Этот иерарх в самом деле сочи­нял духов­ные стихи и печа­тал их под псев­до­ни­мом «Авдий Восто­ков», в его сбор­нике есть ряд его сти­хо­тво­ре­ний, под­пи­сан­ных этим псев­до­ни­мом; стихи же дру­гих поэтов под­пи­саны их име­нами. Если дан­ное сти­хо­тво­ре­ние, как и неко­то­рые дру­гие, остав­лено без под­писи — это зна­чит, веро­ятно, что соста­ви­тель не знал, кому оно при­над­ле­жит, и, во вся­ком слу­чае, не может быть сви­де­тель­ством в пользу его автор­ства. Допол­ни­тель­ный же аргу­мент Поно­ма­рева, что он не мог сокра­щать и пере­де­лы­вать чужие стихи, а только свои,— наивен.

Осо­бен­но­стью печат­ной исто­рии сти­хо­тво­ре­ния яви­лось то, что его несколько раз заново откры­вали в каче­стве пуш­кин­ского и печа­тали как новинку пуш­ки­но­ве­де­ния. Свой обзор В. В. Кал­лаш заклю­чил сле­ду­ю­щими горь­кими сло­вами: «Мы оста­но­ви­лись так подробно на исто­рии этого сти­хо­тво­ре­ния не без зад­ней цели. По нашему мне­нию, она чрез­вы­чайно харак­терна для наших уче­ных нравов.

Харак­терно все — и пери­о­ди­че­ское вос­кре­са­ние ни на чем не осно­ван­ной легенды, ее исклю­чи­тель­ная живу­честь,— и самая воз­мож­ность неод­но­крат­ных откры­тий «соро­ка­лет­них ново­стей», и само­вну­ше­ние иссле­до­ва­те­лей, при­няв­ших ни с того ни с сего пло­хое юно­ше­ское сти­хо­тво­ре­ние начи­на­ю­щего поэта за венец зре­лого твор­че­ства Пуш­кина, уве­рив­ших себя в этом и пытав­шийся уве­рить в этом и других…

Память у нас коротка…

Прой­дет несколько лет, досу­жий жур­на­лист най­дет, быть может, пожел­тев­ший и запы­лен­ный листок все с тем же пере­ло­же­нием и ука­за­нием на Пуш­кина, с радо­стью объ­явит о своей находке urbi et orbi, ее напе­ча­тают и пере­пе­ча­тают, нач­нутся ком­мен­та­рии, воз­ник­нет целая лите­ра­тура — одним сло­вом, нач­нется опять все та же ста­рая исто­рия… Так было уже три раза, но на этом, веро­ятно, дело не оста­но­вится…»^[2]

Пред­ска­за­ние Кал­лаша сбы­лось. Пуш­кин­ский юби­лей 1937 года Госу­дар­ствен­ное лите­ра­тур­ное изда­тель­ство Укра­ины озна­ме­но­вало выпус­ком фото­ти­пи­че­ского пере­из­да­ния той самой книжки, в кото­рой сти­хо­тво­ре­ние впер­вые было напе­ча­тано в каче­стве пуш­кин­ского^[3].

2

В. В. Кал­лаш не огра­ни­чился обзо­ром блуж­да­ний вокруг вопроса об автор­стве сти­хо­тво­ре­ния; он пред­ло­жил и свое реше­ние вопроса. По его пред­по­ло­же­нию, кото­рое сам он счел вполне дока­зан­ным, сти­хо­тво­ре­ние при­над­ле­жит A. А. Фету. Атри­бу­ция сде­лана на основе сле­ду­ю­щих дан­ных, предо­став­лен­ных В. В. Кал­лашу био­гра­фом Фета H. Н. Черногубовым.

В собра­нии Чер­но­гу­бова сохра­нился «пожел­тев­ший от вре­мени — по-види­мому, конца 40‑х или начала 50‑х годов» — листок с тек­стом дан­ного сти­хо­тво­ре­ния и под­пи­сью: А. Фет. Сти­хо­тво­ре­ние напи­сано и под­пи­сано не рукой Фета, но, пишет В. В. Кал­лаш, «по сви­де­тель­ству близ­ких ему лиц» — это «рука мужа его сестры»^[4]. «По нашему мне­нию,— заклю­чает В. В. Кал­лаш,— под­пись вполне решает вопрос, так как ни Фету, ни его шурину не было ника­ких осно­ва­ний при­сва­и­вать чужое сти­хо­тво­ре­ние, в общем очень сла­бое»^[5]. Кос­вен­ным дока­за­тель­ством автор­ства Фета Кал­лаш счи­тает то, что в одной из запис­ных кни­жек Фета сохра­ни­лось его рас­суж­де­ние по поводу молитвы «Отче наш», а в ста­ро­сти Фет напи­сал дру­гое пере­ло­же­ние этой молитвы («Чем доле я живу, чем больше пере­жил…»). При таком инте­ресе к молитве «Отче наш» он мог ее пере­ло­жить и два раза. В. В. Кал­лал при­во­дит отры­вок из письма Фета 1888 г. о том, как он при­шел к мысли пере­ло­жить сти­хами «Отче наш», и при­бав­ляет: «Есть осно­ва­ния думать, что эти слова отно­сятся ко вто­рой пере­делке; о пер­вой Фет в дан­ном слу­чае или забыл, или не хотел упо­ми­нать»^[6].