Оглавление
Эту книгу Александр Сегень написал по особому и весьма почетному заказу, поступившему от самого Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Как известно, отец Патриарха, священник Михаил Ридигер, во время войны оказался на оккупированной врагом территории и продолжал свое пастырское служение. Давно пришла пора реабилитировать тех, кто продолжал жить, растить детей, выживать под гнетом врага. Врачей, учителей, крестьян, рабочих. И священников. В романе рассказывается о судьбе православного священника, служившего в годы войны на оккупированной фашистами территории Псковской области. Вынужденный притворяться, что действует под крылом гитлеровцев, отец Александр помогал партизанам, и советским военнопленным, принимал в свою семью детей, оставшихся сиротами, беженцев и узников детского концлагеря Саласпилс.
Предисловие
Эту книгу Александр Сегень написал по особому и весьма почетному заказу, поступившему от самого Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Как известно, отец Патриарха, священник Михаил Ридигер, во время войны оказался на оккупированной врагом территории и продолжал свое пастырское служение. Давно пришла пора реабилитировать тех, кто продолжал жить, растить детей, выживать под гнетом врага. Врачей, учителей, крестьян, рабочих. И священников. В романе рассказывается о судьбе православного священника в годы войны на оккупированной фашистами территории Псковской области. Вынужденный притворяться, что действует под крылом гитлеровцев, отец Александр активно помогал партизанам, принимал в свою семью детей, оставшихся сиротами, беженцев и узников концлагеря Саласпилс.
Популярный русский режиссер Владимир Хотиненко снял по этому роману фильм «Поп». Съемки этого фильма шли с лета 2008 года. Патриарх Алексий II постоянно следил за ходом работ. Он лично утверждал актеров на главные роли. Роль священника сыграл Сергей Маковецкий, роль попадьи — Нина Усатова. И получился неповторимый дуэт. Этот фильм — одна из главных премьер осени 2009 года.
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) стал прообразом отца Александра Ионина, главного героя нового фильма Владимира Хотиненко «Поп» об истории Псковской миссии на оккупированных территориях СССР в годы войны.
«У нас есть сцена, где отец Александр читает проповедь, — это абсолютная цитата из Иоанна Крестьянкина. Он был нашим вдохновителем. Маковецкий многое взял из его поведения, характера, речи. Надо было, чтобы этот человек был прост и смиренен, с нормальными реакциями», — сказал В. Хотиненко
Режиссер отметил, что Сергей Маковецкий соединил в образе отца Александра «черты многих священников, включая, царствие ему небесное, патриарха Алексия. Но в основном — отца Иоанна Крестьянкина».
«Когда Сергей работал над ролью, мой сын Илья принес ему записи проповедей отца Иоанна, документальный фильм о нем, и мы с Сережей в первую очередь брали с него характер. Смотрели, слушали, читали», — рассказал В.Хотиненко.
Он напомнил также, что фильм о Псковской миссии снимался по благословению патриарха Алексия II, который «хотел, чтобы эта трагическая страница жизни Церкви была известна, хотя понимал, насколько это опасная тема».
Фильм (его первоначальное название — «Преображение») рассказывает историю отца Александра Ионина, который нес служение в Псковской православной миссии на оккупированных фашистами территориях северо-запада России.
Часть первая. «Солнечный зайчик»
1
Слова такого нет в родной речи, чтобы передать все благоухание и весь чистый свет того упоительного июньского полдня, когда, отменно пообедав, отец Александр Ионин в легком летнем подряснике сидел за чтением и, досадуя, беседовал с мухой. По своему обыкновению, священник благочестиво расположил пред собой книгу и читал, сидя над нею, как ученик, сложив руки одна на другую. Муха же, напротив, лишенная всякого благочестия, то и дело приземлялась на страницы книги и ходила по буквам, отвлекая батюшку, который вынужден был любоваться тем, как она потирает передними лапками, будто говоря : «Ага! Сейчас мы тут напакостим!», моет лупастые глаза, словно совершая мусульманский намаз, а затем уже задними лапками чистит себе прозрачные крылья.
— Вот, муха, до чего же ты непочтительное творение Божие! — возмущался шестидесятилетний священник. — В то время как я, лицо духовного звания, протоиерей, рукоположенный некогда самим Вениамином, митрополитом Петроградским, погружаюсь в дивный мир поучений преподобного аввы Фалассия, ты имеешь дерзновение садиться на сии красноречивые словеса, ходишь по ним своими наглыми ножищами, моешься тут, прости Господи, и вообще, неизвестно, какие вынашиваешь замыслы.
Он снова старался сосредоточиться на словах мудрого старца: «Кто передает брату укорения от другого, тот под видом доброго расположения таит зависть… как ароматов нельзя найти в тине, так и благоухания любви в душе злопамятного… Расторгни узы любви к телу, и ничего не давай сему рабу, кроме необходимо нужного…» — и снова спотыкался об эту хамоватую муху, пока не вынужден был дать ей щелчка:
— На-ко!
Муха жалобно перевернулась на спину, сердито взлетела и переместилась на подоконник.
— И это я, про которого говорят, что я мухи не обижу, вынужден был чуть не убить тебя, — укоризненно сказал назойливому насекомому священник. — Ладно уж, ползай тут. Глядишь, и тебе перепадет мудрость.
В комнате с полным ситом яиц появилась супруга отца Александра, матушка Алевтина Андреевна, ровесница своего мужа, она даже была на полгода его старше.
— Ты с кем разговариваешь?
— С мухой.
— Охота тебе! Не пойму, отчего это куры так стали нестись? Вон сколько наквокали за сегодня! Это бывало такое? Неведомо, к добру ли?
— Отчего ж не к добру?
— Да уж и не знаю, чего думать…
— Вот вы, люди!.. Не станут нестись куры — плохо, много несутся — опять не так.
— Да ведь все должно в меру быть. А ты не спорь — когда куры чересчур несутся или когда грибов слишком много в лесу — всегда к войне. И не нравится мне, что Моисей пришел. Иди, тебя просят позвать.
2
На крыльце у отца Александра состоялась беседа с Моисеем:
— Помоги, батечка, — говорил Моисей. — Не унимается она. Мы и так, и этак ее уговаривали, а она все талмуды чтит. Стала вовсе невозмутимая. И такие страшные слова говорит: «затхлая атмосфера», «беспросветность». Это про веру своих предков!
— Чем же я помогу тебе, милый человек?
— Э! кто не знает отца Александра! Все знают вас, как вы имеете силу проповеди. Говорят, очень ужасная сила.
— Так ведь я о Христе проповедую, за Христа, а ты, добрый человек, как я понимаю, просишь иное — чтобы я твою дочь от Христа отваживал.
— Ой, Боже, ну что вам стоит! Одного отвадите, а за это сто человек еще привадите. Посуди сам, батечка, у тебя четверо сыновей, все взрослые, двое в Москве, один в Ленинграде, тоже, я скажу, неплохо, а один аж в самом у Севастополе. И никто не против, живите в свое удовольствие. А у мене же ж пятеро дочерей и только одна в замужах. Если же Хавочка свершит свои нелепые мечты и переместится в вашего Бога, то кто ее возьмет в замуж? Наши не возьмут, потому что она наша. Ой вэй, горе ж мне! На колени встану, помоги!
— Ах ты, оказия какая, — сокрушенно пробормотал отец Александр, теребя свою красивую бороду, светло-русую, украшенную благородными седыми опушками.
Дочь Моисея стояла поодаль возле кладбищенской ограды, издалека — очень даже русская девушка среди русского пейзажа с погостом и церковью, березами и осинами. Увидев в священнике замешательство, Моисей кликнул ее:
— Что же ты там стоишь, Хава! Иди, батечка поговорит с тобой.
— Не надо, лучше я к ней подойду, — отстранил отец Александр Моисея и добавил: — С глазу на глаз.
Он подошел к Хаве и бодро начал с ней беседу, уговаривая:
— Ты должна осознавать, дева, что сей поступок может быть самым важным в твоей жизни.
— Я осознаю, батюшка, — хлопала она в ответ длинными и пушистыми ресницами.
— До конца ли? ведь только подумай, какое горе ты принесешь родителям и сестрам своим, отрекаясь от их веры и принимая лучезарный свет Православия!
— Но ведь и сказано в писании, что оставь родителей своих и приди ко Христу, и что помеха ближние человеку.
— Это сказано, я не спорю. Но учти, что Православие накладывает на человека величайший груз ответственности. Сейчас, в вере народа своего, ты ответственна только за ближних, и за дальних. Так только за своих единоплеменников, а так — за все народа мира. Осознаешь ли?
— Да, батюшка. Я сознательно хочу принять веру в Христа, и ничто меня не остановит!
Моисей послушно стоял у крыльца и вглядывался в фигуры дочери и священника, пытаясь понять, куда склоняются чаши весов. Отец Александр продолжал беседовать с девушкой, и так и сяк уговаривая ее основательно все взвесить. Он совершал такие жесты, что со стороны можно было подумать, будто он гонит от себя девушку. Наконец, та даже перестала с ним спорить, покорно выслушивая.
— Господь простит тебя, если ты останешься при своих и будешь доброй, нежной матерью, ласковою женой, честной соседкой, если никому не причинишь зла в своей жизни. Господь простит, что ты будешь тайной христианкою. Но если ты примешь таинство крещения и будешь худой христианкою, тебе уж не будет прощения. Иной и у нас думает: «Я крещеный, стало быть, уже спасенный», а оно далеко не так. Крепко задумайся над моими словами и не спеши. Обещаешь еще раз все взвесить?
Девушка долго молчала, потом устало произнесла:
— Теперь обещаю. Подумаю. Может, оно и верно…
И так она это сказала, что отец Александр вдруг испугался силы своей же проповеди и с лукавой улыбкой добавил:
— Ну а уж коли не передумаешь, я лично тебя и окрещу. Хава это ведь Ева по-нашему? Будешь Евой, в честь прародительницы рода человеческого.
Она подняла ресницы и вмиг все поняла, засияла радостной улыбкой.
— Ну, иди к папаше своему, — сказал священник и добавил громко, для Моисея: — Крепко подумай, дева!
3
В ту же ночь она ему приснилась. Увидев отец Александр во сне, будто эта дочь Моисея сидит в лучах солнца на подоконнике и говорит:
— Ты думал, я муха? А я не просто муха. Я — война.
4
На другой день было воскресенье, чудесное солнечное утро, пели петухи, мычали коровы, блеяли овцы и козы, звенели ведра, раздавались бодрые голоса, у отца Александра было особо хорошее настроение. По пути в храм он заметил приехавшего на побывку солдата:
Комментировать