Иеросхимонах Иоанн, затворник Святогорский
Иеросхимонах Иоанн, подъявший великий подвиг затворничества, происходил из небогатых мещан города Курска, назывался в мире Иван Крюков и родился 20 сентября 1795 года. С детства запало в него желание монашества, которое возбудили в его душе рассказы мальчика-сверстника Семена Мошнина о его деде, спасавшемся в то время в Сарове, — великом старц Серафиме.
«Ох, хорошо так жить, хорошо жить и спасаться!» — восклицал Иван, расспрашивая мальчика о его деде.
На девятом году Иван просил родителей отдать его учиться грамоте; но родители, находясь в бедности, предпочли отдать сына печному мастеру, изготовлявшему изразцы, на 7 лет, с уплатою родителям за все это время 10 руб. ассигнациями. Хозяин Ивана был жестокий человек и вымещал на своем ученике свою досаду. Он бил его так, что Иван иногда подолгу лежал без дыхания. Придя в возраст, Иван поступил приказчиком к торговцу скотом, и зарабатывал 200 руб. в год; тут, вопреки своему желанию, так как мысль о монастыре не оставляла его, Иван женился, по настоянию родителей. Перейдя вскоре затем снова в изразцовую мастерскую, он стал зарабатывать 600 руб. в год, и к 30 годам, заведя собственное дело, стал брать значительные подряды; купил два постоялые дома и гостиницу, и стал совершенно зажиточным человеком. Жизнь Крюков вел трезвую и благочестивую, ходил часто в церковь и сохранял расположение к монашеству.
Лет через десять после того как Иван стал на ноги, жена его умерла, и он остался бездетным; вскоре умер и отец его, и он, видя, что сестры его живут в замужестве, обеспечил старуху мать и стал проситься у нее в монастырь. Мать никак не соглашалась, требуя чтоб он остался при ней до ее смерти, и старуху преклонили только увещания одного уважаемого ею помещика, который прямо объявил ей, что, если и теперь она будет удерживать сына, то ответит за него Богу.
— Бог с тобой, — сказала она, — отпущу тебя в монастырь; иди с Богом и молись там за меня.
Сын поклонился ей, в радости, в ноги, и этот день показался ему светлым праздником. Мать предложила Ивану выбрать в благословение от нее какую-нибудь из ее икон, которых у нее было много в золотых и серебряных окладах, но он просил дать ему медный литой крест, который и носил всю жизнь на толстой железной цепочке. Сделав себе из шинного железа вериги, пояс и наплечники, весом в полпуда, он возложил их на себя для усмирения плоти. Проведя около полутора года в хлопотах по расчетам и получению свидетельства от мещанского общества, причем он махнул рукой на тех, кто обманно не хотел ему платить, — Крюков со слезами простился с матерью, которую перевез на жительство к одной из сестер своих, и на 39-м году оставил родной город.
Побывав пешком в Киеве и получив там совет вступить в Глинскую пустынь Курской епархии, он направился туда и у ворот монастырских молился, чтоб Матерь Божия сподобила его потрудиться в Ее обители на спасение души. Глинская пустынь в то время процветала духовно под управлением игумена Филарета, утвердившего в ней строгий чин и устав молдованских монастырей Паисия Величковского.
Крюкову было дано послушание класть печи — занятие, которое он раньше хоть и видал, но сам им не занимался. В пустыне он быстро стал хорошим печником. В поведении он отличался простосердечием, простотою и искренностью; кроме хождения ко всем службам, он в келлии все свободное от послушаний время дня и ночи посвящал на молитву, кладя земные поклоны. Уже в это время его твердая детская вера проявилась следующим образом. В монастырь был приведен одержимый нечистым духом. Пять человек не могли ввести этого несчастного в церковь. Крюков взял его в свою тесную келлийку, заперся с ним и слезно стал молиться Богу об освобождении скованной души. Так молился он до полуночи; одержимый лежал без движения, тяжело дыша, как умирающий. Потом Иоанн положил правую руку на страшно трепетавшее сердце больного; он успокоился, заснул, а на другое утро встал исцеленный. На это событие Иоанн смотрел, как на совершенно обыкновенное.
Печное послушание, ответственность за небрежность молодых помощников послушников сильно тяготили Иоанна. Однажды вечером, идя из церкви в келлию, он думал о том, какой ему принять подвиг, и, взглянув на развесистое дерево, сказал себе, что, притворясь юродивым, можно взойти на дерево, и жить там, как птица. После долгой молитвы о том, чтобы Господь вразумил его, Иоанн заснул и видел, как к нему вошли два светлые юноши, наложили на него священническую ризу и сказали: «Оставь мысль о юродстве, это не твой путь».
Духовник монастырский, узнав об этом сне, посоветовал Иоанну учиться грамоте, и дал ему псалтырь славянской печати. Под руководством одного грамотного мальчика Иоанн научился грамоте и немного письму. После печного послушания, Иоанн был переведен в трапезу, затем назначен экономом и в 1840 г. пострижен в мантию с именем Иоанникия. Незадолго до того, произошел новый случай исцеления им бесноватого, из дворян.
В сороковых годах началось возобновление древней и знаменитой Святогорской обители, упраздненной в 1788 году; о. Иоанникий был назначен туда экономом. Много пришлось понести трудов и скорбей о. Иоанникию при наблюдении за постройками, за которые он был ответствен; было нелегко согласовать распоряжения настоятеля с желаниями Потемкиных, главных устроителей и жертвователей монастыря. Под наблюдением эконома была воздвигнута гостиница, два братские корпуса, хлебный амбар и ледник. Приходилось, по тесноте места, отсекать часть меловой горы, у подошвы которой стоит обитель, устраивать каменные своды и подпорки. Кроме того, эконом расчистил и расширил двумя вновь выкопанными приделами древний пещерный храм, засыпанный с прошлого столетия землею и поросший лесом. Замечательно открытие этого храма. Пред упразднением монастыря, один из послушников, именем Михаил, заметил отверстие в земле, служившее входом во храм, и рассказал о том монахам, но до упразднения обители ничего не успели сделать. Этот послушник, поселившийся в окрестностях Святых гор, при возобновлении обители, вновь вступил в нее, уже столетним старцем, и пострижен с именем Мафусаила; он рассказал настоятелю о засыпанном храме, над местом которого духовник монастырский видал по ночам свет. Храм был открыт под руководством эконома Иоанникия, который собственноручно вырубил из цельного дикого камня престол.
В 1849 г. о. Иоанникий рукоположен во иеромонаха, и назначен духовником для богомольцев. Незадолго до того он подвергся тому же искушению, как целомудренный Иосиф, и, спасая себя, выпрыгнул, с опасностью для жизни, из высокого окна. Душа о. Иоанникия просила тишины и полного безмолвия. Он начал думать о затворе.
Та меловая гора, на которой стоит Святогорский монастырь, вся изрыта пещерными ходами, которые во время запустения монастыря во многих местах завалились, так что проход по ним был труден. Иоанникий просил у настоятеля позволения их очистить и расширить. В верхней части скалы было несколько тесных келлий; в одной из них, работая над очищением пещер, о. Иоанникий отдыхал и полюбил ее. Он вспомнил в ней свое далекое детство, рассказы товарища о затворничестве о. Серафима, свои первые мечты и стремления, и ему захотелось хоть теперь осуществить их. С разрешения настоятеля, он обложил келлию досками, сделал деревянные дверь и простенок, и стал проситься в затвор. Настоятель, зная крайнюю простоту Иоанникия и великие духовные опасности, которые представляет этот подвиг, — боясь, не делается ли это из обольщения, стал испытывать его. Он велел ему, иеромонаху, своими руками очищать нечистые места, ставил его на поклоны пред всею братиею в трапезной, нарочно налагая незаслуженные взыскания, отобрал от него крепкую одежду и дал изношенную, в заплатах — но кротко переносил подвижник испытание. Видя правильное его духовное устроение, настоятель велел ему для опыта войти в простую келлию, затворив ставнями окна. Тут по ночам о. Иоанникий чувствовал ужас, мешавший ему молиться. Тайно от настоятеля он перешел в пещерную келлию, и провел в ней четыре дня, испытывая великую радость. Тогда настоятель, дав Иоанникию малый запас хлеба и воды, запер его на ключ и поехал в Харьков, испросить разрешение преосв. Филарета, который принял в деле особое участие и советовал настоятелю, не взирая на ропот братии, осуждавшей Иоанникия за чрезвычайные подвиги, — не препятствовать его стремлениям. Условием пребывания о. Иоанникия в затворе было поставлено преосвященным — подчиняться надзору настоятеля и духовника и, по требованно их, оставить затвор.
Малая келлия, иссеченная в скале, где затворился о. Иоанникий, была не выше человеческого роста; освещалась она узкою пробуравленною чрез скалу скважиною. Воздух был холодный, сырой, производящей в теле лихорадочный озноб.
В келлии находился лишь деревянный гроб, служившей постелью, налой с иконами, неугасимая лампада, деревянный обрубок, кувшин для воды, гарнец для пищи, нагольный тулуп, старая мантия и епитрахиль. У гроба в головах стояло распятие. Жестокое житие особенно трудно было с начала. Ложась для отдыха во гроб в тулупе, подвижник дрожал от пронизывающего насквозь холода. От сырости тлела и распадалась одежда. Молитвенное правило затворника состояло из 700 земных поклонов, 100 поясных, 5000 Иисусовых молитв, тысячи Богородичных, акафистов Христу, Божией Матери и Страстям Христовым, помянника по запискам, подаваемым от богомольцев. Ежемесячно о. Иоанникий приобщался св. Тайн и только тогда, закрытым ходом, проходил в церковь. Сперва, глядя на великую меру трудов затворника, братия думала, что он в прелести; его осуждали, глумились над ним. Но время шло. Крепко и молчаливо продолжал подвижник начатые труды, удивление стало заменять насмешки. Чрез полтора года по начатии затвора, на день Усекновения главы, о. Иоанникий пострижен преосв. Филаретом в схиму с именем Иоанна.
Подвижнику было разрешено приобщаться ежемесячно, а в посты еженедельно. Архимандрит и некоторые из старшей братии обратились к о. Иоанну как к духовнику; преосв. Филарет, всегда посещая его при своих приездах, — оказывал к нему великое уважение.
По пятилетнем пребывании в пещере, у о. Иоанна в ногах появились судороги от сырого холода, и тогда настоятель устроил ему в пещере печь.
Всякий вторник ходил он в церковь, приобщаться, и после литургии благословлял теснившийся к нему народ. Семь дней в году, со страстной среды до четверга Пасхи, он проводил в келлии, у келейников. Господь сохранил о. Иоанна от искушений демонских. Только раз ночью вошли к нему в пещеру два необычайные великана и, со злобою смотря на него, сказали: «Съедим этого старика, чтоб он не молился так постоянно». Затворник, закрыв глаза, стал читать молитву Иисусову, и привидение с диким хохотом исчезло. Много терпел подвижник от нареканий братии, осуждавшей его за выходы из затвора, за его крайнюю простоту, за то, что он имел у себя самовар, и изредка подкреплялся чаем. Приставленные к затворнику келейники, тяготясь им, делали ему неприятности, и в глаза поносили его. Не в состоянии сам назидать книжным языком, старец с любовью выслушивал от собеседников, много младших возрастом, святоотеческие изречения. Пока о. Иоанн мог сам читать, он сам вычитывал свое ежедневное правило; когда же от мрака и от свеч его зрение совершенно испортилось, к нему был приставлен инок, прочитывавший для него церковные последования; оставаясь же наедине, старец творил земные поклоны и предавался молитве Иисусовой. «Иисус — моя утеха, — говорил затворник. — С Ним мне, слепому, не скучно, Он и утешит, Он и усладит душу, так что с Ним скучно мне никогда не бывает». Равнодушие старца к окружавшей его обстановке доходило до того, что некоторые иноки сами от себя должны были менять полусгнившую соломенную подстилку в гробе и распоряжаться у него, чтоб хоть несколько смягчать тот бесконечно суровый обиход, в котором жил старец.
С тех пор, как старец стал появляться по вторникам у алтарных дверей, к нему стало тесниться множество народа; многие из этих людей спрашивали у него советов. Эти беседы с мирянами сильно тяготили старца.
В последние годы жизни о. Иоанн проявлял иногда в своих действиях странности, похожие на юродство. Однажды Т. Б. Потемкина привела в келлию к нему своего брата, настроенного против монашества. Вместо духовной беседы, — старец стал усиленно просить посетительницу озаботиться, чтоб сняли с него портрет, говоря, что он очень нужен. Такое, как казалось, тщеславие, очень неприятно поразило посетителей. Но портрет был по неоднократным настояниям старца сделан, и по смерти его многим оказался нужен и полезен. В другой раз один благодетель монастырский, желая видеть знаменитого затворника, вошел в пещеру его, а о. Иоанн стал просить о помощи бедным своим сродникам. «Ты умер миру, отче; ты мертвец в мире, какие у тебя родные!» — обличал его посетитель, и с огорчением вышел. Такие поступки, несомненно, имели целию принять укоры от таких людей, которые шли к о. Иоанну, как к праведнику: он трепетал хвалы человеческой, и предпочитал ей оскорбления. А между тем народная молва повторяла имя подвижника, как святого старца, и действовавшие в нем, ясно проявлявшиеся дары исцеления, молитвы, прозорливости, свидетельствовали о достигнутой им степени совершенства. Он изгонял бесов, называл по имени лиц, в первый раз им видимых, открывая им их тайны.
Приближалось время отшествия старца. Силы его упадали. Его утружденное тело страдало. Поломавшиеся вериги, врезавшись в спину, образовали язвы, в которых роились черви; когда вериги обложили кожей, они все же причиняли страдание. Ноги от постоянного стояния опухли и были в язвах. Желудок не принимал пищи. Появился сильный кашель. Совершать поклонов старец не мог, и все молился, лежа в своем гробе. Подвижник говорил о месте своего погребения. Сперва хотел он быть погребенным в своей пещере, но потом сказал: «Неудобно, панихиды тесно служить будет»; просил, чтоб по смерти его не затеряли его вериг.
В Пасху 1867 г., о. Иоанн, войдя, по обычаю, в монастырь, осмотрел здание строившегося собора и походил по монастырю, чего раньше не делал, как бы прощаясь с ним. В августе он окончательно ослабел. Настоятель архимандрит Герман, опасаясь, чтоб старец в своей пещере не умер неведомо, без напутствия, решил переместить его в монастырскую больницу, находившуюся на хуторе, в версте от обители. На отказ старца, он напомнил ему об обещании, данном почившему о. Арсению — при первом требовании оставить затвор. Тогда старец беспрекословно повиновался. Это великое послушание было венцом подвигов затворника.
В больничной келлии прожил он 8 дней. Снятые с него вериги были поставлены около него, также и медный крест, материнское благословение, который иметь на себе у него не хватало уже сил. Он убедительно просил, чтоб этот крест положили с ним в гроб, Он прощался с приходившею навестить его братиею, раздавая им свои немногие вещи — иконы, книги, схиму, четки. Старец был особорован. 11 сентября, приобщившись, он сказал, что сегодня отойдет. К нему пришел настоятель и предложил схоронить его у алтаря больничной церкви. Он не прекословил.
По выходе настоятеля мертвенно бледное лицо о. Иоанна просветилось, и на нем заиграл румянец, он улыбнулся, видя что-то радостное. К вечеру разразилась страшная гроза. Ветер, гудя, гнул деревья и подымал по дорогам столбы пыли, гром гремел сильными раскатами, и молния сверкала почти непрерывно. Казалось, что бессильные пред смирением праведника враги души его выражали свою злобу возмущением стихий. В шестом часу старец с молитвою на устах безмятежно предал дух Богу. Гроза утихла, настала тишина и покой освеженной дождем природы. Светлый лик почившего сиял радостью.
Убрав тело, на грудь положили медный крест; так как мантия почившего была в монастыре, его завернули в чужую, а его мантия промыслительно осталась в монастыре.
Его схоронили у алтаря больничной церкви, во имя Ахтырской иконы Богоматери. Могилу вырыли в прочном меловом грунте, не потребовавшем ни свода, ни склепа, и этот покой его близко напоминал его вольный затвор. Теперь могилу о. Иоанна осеняет чугунный крест под навесом. Деревянный крест и вериги сохраняются в пещерной келлии, где теплится неугасимая лампада, при свете которой богомольцем овладевает невольное удивление сил духа умершего старца. Схимы, мантия и скуфья о. Иоанна находятся при больничной церкви.
Не прошло года по кончине о. Иоанна, как на могиле его начали твориться знамения и исцеления. После двух таких исцелений бесноватых над могилою старца, скопление народа, приходившего служить по старце панихиды, умножилось, и монастырские власти, боясь нареканий, донесли преосвященному Харьковскому Макарию (впоследствии митр. Московскому) о случающихся исцелениях и о стечении народном на могиле затворника. Было велено тщательно записывать все такие случаи, с достоверными свидетельствами, завести особую для того книгу и не стеснять народное усердие в служении панихид.
С тех пор много записано исцелений. Наиболее действует дар в о. Иоанне, дарованный ему еще при жизни — изгнания нечистых духов. Одержимые страдают даже при виде изображения старца; затворник являлся многим в видениях, с обещанием помощи. Исцеление большею частью получали на могиле, при возложении мантии: и в меловой келлии — при возложении вериг.
Комментировать