Глава 1. Богопознание

Бог – это огонь

Бог – это свет

Который горит,

но не обжигает

и не исчезает,

не превращается в пепел.

Очень важно, что мы говорим на эту тему именно сегодня, в первый день Триоди. В день знаменательный. В день, когда меняются, становятся другими декорации церковного года. Когда мы готовимся вступить в самый длинный и наиболее величественный его период – Великий пост.

Действительно, Триодь открывает нам дверь, ведущую прямиком на Небеса. Радостная эта Триодь словно благодатный луг, где кормилец Сам Христос, и где Он Сам питает Своих духовных чад.

Как поется в сегодняшней вечерней службе, Христос входит в жизнь Церкви с особой миссией: «притчами вводя вся Христос к жития исправлению»³. То есть притчами и иносказаниями Сам Господь ведет нас к исправлению. Как нам это понимать? Так, что необходимо определить свое место по отношению к Богу и Церкви, узнать Господа глубже, установить с Ним связь и не прервать ее. Будем ли мы с Богом или расстанемся с Ним? Думается мне, что никто не женится для расставаний, но тем не менее разлучаться приходится часто. Так же происходит и в этом случае.

Утром мы выслушали притчу о мытаре и фарисее (Лк. 18:10–14). Речь в ней идет о смирении. Я не буду сейчас пересказывать саму притчу, вы все ее знаете. Единственное, на что бы мне хотелось обратить ваше внимание, это то, что фарисей считал себя знатоком Бога. Он думал, что Господь его друг и что сам он друг Господа. И при этом не он покаялся в содеянных грехах, а мытарь.

Фарисей полагал, что познал Бога, а на самом деле ничего подобного. Он заблуждался, ибо познать Господа не так просто. Следуя легким образцам Ветхого Завета, фарисей возомнил, что Бог обязан ему. Вероятно, он представлял себе Господа кассиром, который проверяет по своим записям, кому задолжал Он и кто Ему. Но это не так.

«Благочестивый» фарисей под словами «я не таков, как прочие люди» подразумевал, что ему не нужен Бог, Который есть смирение. И, следовательно, не нуждаясь ни в каком смирении, он не чувствовал необходимости и в Господе Он пренебрег Богом и остался без Него. Он познал Закон, но никогда не задумывался о том, какова жизнь истинного Бога.

А мытарь, несмотря на то, что погряз в трясине греха, взывал к Богу: «Боже! Ты милостив! Будь милостив и ко мне, грешнику!» И тотчас же его измученное сердце, опороченное ужасом страстей и греха, уставшее и разочарованное, почувствовало в своей глубине, что оно прощено за одну эту краткую исповедь и смирение. Господь действительно оставил грехи мытарю. И тот, прощенный, то есть признанный Богом, вернулся в свой дом. Он жил во мраке, но смирение привело его в рай, одарило его присутствием и светом Божиим.

В следующее воскресенье мы вспомним еще одну прекрасную притчу – притчу о блудном сыне, открывающую нам Бога с другой стороны. Здесь мы видим Господа в бедности, в боли, во грехе. Он «скатывается» вместе с грешником, чтобы спасти его. В притче о блудном сыне Господь показывает нам Себя правителем дома. Он не пугается, увидев, что сын покидает родной кров, позволяет ему уйти, понимая, что тот не желает дольше играть в доме роль младшего ребенка.

Через это нашим душам открывается, как Небесный Отец, Зодчий, Творец и Правитель Церкви, принимает приходящих к Нему со словами покаяния: «Я выбрал Тебя, Боже». За это был облагодетельствован и вкусил откормленного теленка (Лк. 15:23) блудный сын, один из таких, как мы, грешников.

В третье воскресенье Господь снова собирает нас и приводит в Свое Царство. Мы видим Христа в Церкви перворожденных, внимаем откровению в иносказаниях о всеобщем воскресении и величии славы Господней, познаем Его любовь в общении с Ним. Это воскресенье – картина Второго Пришествия. Это образ Бога, восседающего на Небесном троне. Там, на Небесах, Он также, как и в жизни, судит по законам смирения, а не мирского правосудия. Это воскресенье дано нам как наставление о том, что Евангелие, смирение и любовь должны непременно войти в нашу жизнь.

За ним следует последнее воскресенье перед Великим постом – сыропустное⁴. Воскресенье, когда все начинается сначала, и мы вспоминаем историю того, как пал человек и после этого был призван смиренным Господом в Царствие Небесное.

После мы вступаем в Великую Четыредесятницу. Первая ее неделя возводит наш взор к Небесам, полным ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому (Ин. 1:51), и с любовию восхваляющих Христа, служащих Ему и Его людям в Церкви.

Величественное зрелище являют нам эти воскресные Евангелия! Реальностью и живым свидетельством для смиренных людей, ищущих Бога, стало то, что многие века тому назад символически прозрел патриарх Иаков: лествицу на Небеса и ангелов Господних, восходящих и нисходящих по ней (Быт. 28:12 и далее), все то, о чем мечтали израильтяне. Осуществление пророчества горячо желали увидеть ангелы, цари, а открылось оно беднякам и тем, кто способен в смирении сказать Господу: «Господи, я преклоняю пред Тобой свои колена!»

Вы видите – вся проблема в том, что мы, люди, не ведаем, Кто есть Бог, как Его познать и как в Нем жить. Кто же Он, наш Господь? Многие стараются отыскать ответ на этот вопрос! Поэтому наш сегодняшний разговор пойдет о том, как Сам Бог открывает Себя людям и как нам это Его откровение не пропустить.

Многие люди принимают весьма простое решение. «Бога нет!» – говорят они и считают вопрос исчерпанным. Но ведь именно о таких сказано в Священном Писании: рече безумен в сердце своем – несть Бог (Пс. 13:1). И это годами твердят те, место которым – в ногах у Господа, те, кому Господь дарует свет и жизнь, дает свободу утверждать о Его якобы несуществовании. Эти люди не отдают себе отчета в том, что, несмотря на свои слова, продолжают находиться возле Господа, ибо места, где бы не было Бога, во Вселенной нет.

Мы же с вами верим в Господа и ежедневно беседуем о Боге. Каким мы Его себе представляем? Удивительным, Великим, Недоступным. Важно не просто представлять Бога, а стараться Его познать, как бы трудно для нас это не было. Мы беседуем о неприступном, недосягаемом, вечном, о Том единственном, Кто не есть то, чем является все остальное. Предмет нашего разговора столь серьезен, что вновь и вновь мы возвращаемся к этой теме. Итак, мы верим в Бога и беседуем о нем.

Удивительно говорит святой Силуан Афонский: «Одно – беседовать о Боге, а другое – лично Его познать». Мы сами, лично, должны узнать Бога. Бог – и мы это знаем – есть Истина, и мы должны смиренно учиться ее уразумению. Как же нам познать Бога?

У человека есть врожденное знание о Боге. Мой дед передал его моему отцу, тот в свою очередь – мне, я – своим детям, внукам. Эта глубинная вера, которая не уходит, вера, которая не гаснет, ибо она – у нас в крови. Если мы взращиваем в своих детях семена веры, то, без сомнения, получим и плоды. Что бы ни случилось на их жизненном пути, они всегда будут памятовать о том, что «принадлежат Богу».

Как-то раз приехал в монастырь один весьма заносчивый министр, но быстро понял, что монастырская атмосфера такого поведения не принимает. Увидев, что попал в совершенно иной мир, он начал обращаться с монахами по-простому.

«Господин министр, господин министр!» – слышалось со всех сторон. Я отвел его, как и любого из паломников, к игумену. В приемной его охватили такие рыдания, что он был не в силах вымолвить слова. Я попытался его успокоить, но тщетно. Наконец он произнес: «Я вспомнил своего отца. Каждый понедельник он уходил из дома в горы и там молился. Я тогда был маленький, и временами мне казалось, будто он парит над землей. Когда шел снег и леденело все кругом, я видел, как он будто плывет по-над сугробами. Когда вместе с ним мы отправлялись в монастырь, то я чувствовал, что он чем-то отличается от всех других людей. Сегодня я понял, что он передал мне свою веру. Сегодня я обрел ее вновь». Вот как бывает с людьми, с детства воспитанными в православной вере.

Есть и другого рода вера – та, что опирается на наблюдение и опыт. Эта вера свойственна людям, получающим относительное знание о Боге через многие поиски, предположения, исследования. Порой это знание приходит из личного жизненного опыта. Так или иначе, человек приходит к выводу, что Бог есть, что Он благой, что Он добрый, что Он такой-то и такой-то.

Эта вера может стать более сильной и твердой благодаря философскому осмыслению Бога. Однако такая постановка вопроса не дает человеку истинного познания Бога и сил, чтобы связать свою жизнь с Господом и позволить Ему войти в себя. Наша задача – не обретение, так сказать, «высшего», ученого знания о Боге. Зачем оно нам, если единения с Богом через него не происходит?

Хорошо, когда естественное знание, то, что у нас в крови, расширяется и подкрепляется богословским образованием и душеполезным чтением. Когда мы изучаем богословские книги, особенно же Священное Писание и Святых отцов, то проникаемся жизнью святых нашей Церкви. Образец их жития усиливает нашу веру, ибо мы узнаем, как Господь может войти в человека и за что может человека оставить. Вот подлинная богословская пища, необходимо только одно: чтобы человек имел готовность и смирение принять все. Иначе он окажется перед искушением высокомерно отвергнуть житийные повествования, сочтя их за вымысел агиографа. С другой стороны, если человек не занимается ничем, кроме чтения благочестивой литературы, то тем самым он ограничивает свои богословские возможности. Мы, люди, обычно эгоистичны и самодовольны. Себялюбие, затаившееся в глубине нашей души и сотворившее нам кумира в лице нашего «я», обрезает крылья богопознанию и мешает ему воспарить к Небесам. Наше познание Бога делается неполным, фрагментарным, погрязшим в страстях и попечениях.

Итак, мы не имеем глубинного знания о Боге. Так кто же те, кто сумел всецело познать Господа? Кто нас научит верить в Бога? Кто осветит наш мрак, озарит ума и сердца? Кто даст ми криле яко голубине? И полещу, и почию? (Пс. 54:7) – вопрошает сердце человеческое. Кто знает Бога настолько хорошо?

Кто? Сам Господь. Единственный, Кто знает Бога, это Сам Бог. Отец знает о двух других Своих Ипостасях. Бог Отец открывает нам Сына, а Сын – Отца. Святой Дух животворит Христа в каждом из нас и являет людям их связь с Богом.

О том, как Господь открывает Себя людям

Древние и современные примитивные народы сохранили глубинное памятование о первобытном опыте богопознания. Было время, когда род человеческий состоял всего из двух людей – Адама и Евы (они-то и представляли собой все человечество). Эти первые люди знали Бога, гуляли с Ним по саду, и их человеческая природа запечатлела образ Бога на себе, впитала, как губка, Его черты. А так как человеческая природа едина (все люди – одной природы), то в каждом из нас сохраняются Божественные черты. Правда, язычники утеряли это библейское сознание и истолковали историю по-своему.

Только один народ, народ Израиля, сохранял чистым восприятие Бога и знание о Нем. О чем возвещал Израиль? Об умалении Бога и Его сошествии с Небес на землю. С безграничным смирением Бог вступил в общение с человеком. Любимые мои, Бог иудеев говорил: «С тех пор, как вы были маленькими детьми, Я возвеличил вас; с тех пор, как появился род иудейский, Я не оставлял вас. Вы же оскорбляли Меня, а Я жалел вас. Вы клеветали на Меня, Я вас благословлял. Вы забывали обо Мне, а Я вновь и вновь приходил к вам» (Мих. 6:3 и далее; Ис. 41:8–9). Господь Сам сошел, спустился на землю, ходил по ней. Сам преклонил Свои колена перед человеком вместо того, чтобы мы пали ниц перед Ним. Встав на колени, Он мыл ноги Петра. И перед всеми иудеями, всеми людьми Он совершил коленопреклонение.

По слову ветхозаветного пророка, Бог наклонился и протянул Свою руку: и простру руку Мою на Иудею и на всех жителей Иерусалима (Соф. 1:4). Он уберег иерусалимлян от блуждания и идолопоклонства, научил их верить одному Господу Богу.

Итак, сегодня Господь принимается за исправление человека, и тот поднимает свою голову. Бог наклоняется и протягивает руку, о чем есть свидетельство у Давида Псалмопевца: Ведом во Иудеи Бог (Пс. 75:2). На протяжении всего Ветхого Завета у человечества сохранялось знание о Боге. Сам Господь открылся иудеям в смирении и оставил в наследство Церкви Христовой это знание о смирении Бога.

Следовательно, только внутри иудейского народа, на смену которому пришел народ христианский, лишь внутри соборной апостольской Церкви ведом Господь Бог, Который являет всего Себя в Церкви и выходит как реальный собеседник навстречу каждому человеку.

Таким образом, как бы нам ни было трудно, мы все же приступаем к познанию Бога, черпаем свидетельства из библейской истории и других Божественных книг⁵.

Вне Церкви нет Бога. Она через Духа Святого посвящает людей, каждого по отдельности, в таинство, в таинственное Тело Христово, Которым и является наша Церковь. Здесь открывает нам Бога Святой Дух.

Итак, с первой книги Ветхого Завета и до последней Нового прослеживается присутствие Бога в мире. Читая Священное Писание, вспомните мои слова, и вы убедитесь сами в том, что Бог повсюду, Он всегда умаляет Себя Самого, принижает, используя для этого всякую возможность. И при этом Он ни в коем случае не отрицает личную свободу человека. Он использует все возможные способы для того, чтобы помочь людям.

Бог взирает на нас с Небес. Сколь Он велик! Он никогда не появлялся перед нами во всем Своем величии, но всегда проявлял отеческую о нас заботу. Он использовал солнце, отражение Небесного сияния, чтобы дать нам здоровье. Все свои творения – звезды, землю, море, рай, ад, свет, тьму, воду, огонь, жизнь, смерть – во все времена использовал Он, чтобы помочь нам в познании Бога. Мы видим штормящее море, волны которого бурлят, но не могут покрыть собой всю землю. Почему? В Священном Писании есть ответ на этот вопрос: предел положил еси морю (Пс. 103:9). И мне становится ясно, что некогда Господь очертил границы морей, чтобы они своей свирепостью не приносили беды людям. Бог принизил Себя до того, чтобы уладить то, что могло бы стать бедствием для человека.

Все употребил Бог во благо. Все вещи, предметы – их предназначение и смысл. Все существующее и постижимое для человеческого разума говорит нам о Боге. Не о том, что они сами Бог (как мы говорили, Бог нематериален), но о том, что Он творец всего сущего, всех причин и следствий.

Изобретательный и всеблагой Бог не забывает и о малейшем ни на земле, ни на небе. Также Он пользуется природными явлениями – дождем, молнией, землетрясениями, животными, растениями, ветрами. Вы помните, как один раз заговорила ослица (Числ. 22:28 и далее). Почему заговорила? Она хотела показать всем силу истинного Бога! И растения открывают нам Господа. Открывают Его апостолы, пророки, мученики. Когда мы видим идущих на смерть мучеников, то чувствуем Христа, стоящего за ними и вдохновляющего их Своей силой. Поэтому они не боятся. А я весь дрожу, как осиновый лист, стоит кому-то меня задеть. Вот каково умаление и смирение Бога! Бог может являть нам Свое величие и в червях земляных, и в пыли, и в прахе.

Часто Он открывается человеку через особые символы и разного рода иносказания. Возьмем, к примеру, историю с неопалимой купиной (Исх. 3:2 и далее). Она горела, но не обжигала. Купина – это прообраз как Богородицы, так и Самого Господа. Бог – это огонь, Бог – это свет, Который горит, но не обжигает и не исчезает, не обращается в пепел. Он светит, озаряет сердца, но не губит людей и не пропадает. Он вечен. То есть, вы видите, насколько важны образы из библейской истории, ибо каждый из них по-своему раскрывает нам Бога.

На гумне Господь явился Гедеону (Суд. 6:37 и далее). Он был перед нами в буре. Буря, разрушающая все вокруг, символизирует силу Бога. Тьма показывает Его невидимость, ведь Он недоступен нашим взорам. Легкий ветерок – это смирение, с которым Господь приближается к нам. Можно назвать много таких символов.

Давайте вспомним и ковчег Завета. Вам хорошо известны и Святая Святых, и очистилище (Исх. 25:21; Лев. 16:2; Числ. 7:89), куда сходит Господь и откуда Он глаголет. Вы только вдумайтесь в сказанное: снисходит Сам Господь! Именно поэтому покрыло облако скинию собрания, и слава Господня наполнила скинию (Исх. 40:34). Почему? Туда вселился Бог.

Позднее храм Соломона стал местом постоянного обитания Господа. Это о нем сказано: И будут очи Мои и сердце Мое там во все дни (3Цар. 9:3). На смену храму Соломона пришла христианская Церковь, но остались верными эти слова. И очи Господа не оставляют наших храмов, пусть даже не убранных должным образом и не приведенных в порядок. Его сердце соединяется с нашими сердцами. Господь с нами и в крестильной купели, и в причастной Чаше.

Когда я ухожу, то любящий меня просит: «Не забудь меня! Даже если я не увижу тебя больше и ты не встретишь меня!» И я готов вырвать свои глаза и свое сердце и сказать: «Вот! Это чтобы я остался с тобою, чтобы всюду мое сердце постоянно, где бы я ни был, находилось при тебе, чтобы тобою любовались глаза мои!» Но это для человека невозможно. А Бог делает именно так! Я оставил очи Свои, говорит Он, Свое сердце в храме, чтобы каждый, кто хочет, мог прикоснуться к Моему сердцу и чтобы Мои очи видели те слезы, которые прольет тот, кто желает присоединиться к лику святых на Небесах.

Вы видите, что многократно и многообразно (Евр. 1:1) Господь, сокрытый от человеческого взора, обнаруживал и не перестает обнаруживать Свое присутствие в нашем мире. Этим Он убеждает нас в том, что «есть Бог». Он скрывает от нас истинное величие Своего Божества, чтобы мы не погибли. Он являет Свою Божественную природу через нетварные энергии. Этими нерукотворными лучами Бог проходит повсюду. Я моментально реагирую на удар электрического тока, хоть и не вижу его. Также я ощущаю и незримое действие Божественных энергий, смиренное схождение Бога к людям, и долгое время храню Его осязание.

Богу приходится прибегать к бесчисленным ухищрениям, ибо человеку невозможно созерцать Его таким, какой Он есть. Господь умаляет Свою славу, смягчает Свое сияние, чтобы мы с вами не ослепли. Он является в святых нашей Церкви и по сей день. И сейчас даже чаще, нежели раньше.

И ныне живущие созерцают Бога лицом к лицу. Мы располагаем множеством свидетельств от людей, переживших клиническую смерть. Они не были готовы предстать перед Престолом Господа. За их смирение Господь возвратил их к жизни, их тела вновь обрели душу. Дух и тело человека неразделимы, поэтому душа, поднявшаяся ввысь, получила возможность общения с Богом напрямую, и в то же время чувствовала, что она привязана к тому, что неверующие называют «шкурой». Тело – храм Божий, оно подобно абажуру прикрывает Бога, и этим оберегает наши глаза. Как бы я мог жить с Богом, имея один лишь дух?

Они видели Христа, и Он беседовал с ними, советовал, что им дальше делать. После возвращения к жизни они осознали церковные догматы Церкви лучше великих богословов. И это не зависело от их возраста, просто они увидели все то, о чем рассуждает богословская наука, воочию на Небе. И на основании личного опыта рассказывали, как их душа вознеслась горе, ввысь, а потом была отправлена обратно, ибо не имела готовности остаться там навсегда.

Теперь Господь простирает к земле, к Церкви не только Свою руку, но и Небеса, спускается на землю, как говорится в семнадцатом псалме (Пс. 17:10). Прочтите его, и увидите, как Господь умаляет ради нас Свое величие. В Ветхом Завете Бог простирает Свою руку людям (Соф. 1:4). В Новом Завете Он наклоняет Небо и сходит Сам на землю. В семнадцатом псалме содержится предсказание о Церкви. Бог наклоняет Небо и спускается на землю. Псалмопевец рассказывает нам, что произошло. Давид своими глазами видел все это, ибо был пророком. Ноги Господа, говорит Давид, во время Его сошествия ступали по темным облакам, дабы люди снизу не могли различить Его. Он восседал на херувимской колеснице, движимой на крыльях ветра. Из этого мы понимаем, сколь быстро было шествие Бога. Господь унижает Себя перед теми, кто внизу, чтобы таким образом помочь им, униженным. Наверху – слава Божества, но здесь, на земле, нам требуется ее умаление.

Свет Его лика, говорит Давид, пронзил даже облака. Господь прошел сквозь небесные тучи. Низпосла с высоты и прият мя, восприят мя от вод многих (Пс. 17:17). За мое смирение Он посетил меня, схватил меня за руку и спас от смерти.

Вы видите? Строки этого псалма вам следовало бы когда- нибудь прочесть самим и насладиться их красотой.

А сколько еще раз Бог открывал Себя людям! Он явился Адаму: вспомните, как Бог беседовал с ним! (Быт. 2:16 и далее; 3:8 и далее), затем Ною: разве Господь не спускался, не говорил с ним? Вы видите, какое умаление Божества, какая униженность? Дабы не исчез с лица земли род человеческий, Он велел Ною построить ковчег, объяснив, какое дерево необходимо использовать для постройки, каких животных взять с собой, всему научил (Быт. 6:14–21). Предстал пред Авраамом и дал ему Завет (Быт. 17:1–22), затем пришел к нему в обличии трех ангелов, которые на самом деле были не просто ангелами, а Лицами Святой Троицы (Быт. 18:1 и далее).

Он спустился в Вавилон (Быт. 11:5–9), чтобы увидеть, что там происходит. Спустился – значит, унизился. Вы понимаете, как все эти поступки принижают Божество. Там Он столкнулся с тем, что люди свою природу приравнивают к Божественной, и сошел к ним. И нарек Иаков имя месту... Вефиль (Быт. 35:15), что значит «здесь говорил Бог». Именно здесь. Дабы помнили это иудеи, дабы пошли дети их и сказали: «Здесь ступал и говорил Бог».

Показал Себя Господь и Моисею. Выше мы упоминали купину и говорили о том, что она есть образ Божественного присутствия. Там, в купине, Бог еще более принизил себя, открылся Моисею и сказал: Я есмь Сущий (Исх. 3:14). Я существующий. Ничего не существует, все умирает, Я же вечен. И помни об этом всегда. Передай то, что Я есть, из поколения в поколение (Исх. 3:15).

Многих посещал Господь под видом ангела: Иисуса Навина (Нав. 5:13), Гедеона (Суд. 6:12 и далее), Самсона (Суд. 13:3). И каждый раз Он становился словно человеком, дабы спасти нас.

Так, умаляя Себя, в смирении, спасает нас Господь. Но это не все, и мы, дорогие мои, должны сказать еще об одном проявлении смирения Бога. Все, о чем мы говорили, Господь, наш Отец Небесный, совершил в рамках Ветхого Завета. В Новом Завете Он достиг крайней меры Своего смирения.

Божественный человек

В Ветхом Завете Бога воспринимали как единого, но несмотря на это, уже тогда Он существовал в Своих трех Ипостасях. В нем были сосредоточены радость, любовь, мир. Не было ничего такого, чем бы Он не обладал. Тогда Он подумал: «Зачем мне одному радоваться этому богатству, и почему ему не должны радоваться другие? Сотворю Я род человеческий». И создал Он ангелов, вечных и бесчисленных, чтобы служили они людям. Затем сотворил небо, и землю, и звезды, а в завершении – человека. Этим Бог проявил Свое смирение, ибо хотел поделиться с человеком радостью, миром и блаженством.

«Он не ограничился созерцанием Самого Себя»⁶. Ему было недостаточно смотреть лишь на Себя, и Он сотворил человека. Что же значит – сотворил человека? Какова связь между Богом и человеком?

Здесь, любимые мои, кроется огромная тайна. Нам трудно постичь богословские тайны, но Господь откроет ваш ум, если и вы распахнете Ему навстречу свои сердца. И поймете, почему именно создание человека есть нижайшая точка падения Бога, Его унижения. Он низверг Себя, обратил Себя «в землю и прах», чтобы и мы смогли попирать Его, чтобы почувствовали, что только тогда, когда своими действиями уподобляемся Ему, то становимся смиренными и открываем для себя Бога.

Как же нам осознать это великое таинство? Я попытаюсь провести аналогию. Правда, не стоит забывать о том, что к Божественному неприменимы никакие сравнения и что существует опасность в них произнести нечто еретическое и ошибочное. Но я хочу, чтобы вы разобрались.

Я не стану пересказывать вам, как был создан Адам, но начну с того, как была сотворена Ева. Это легче. Бог взял, как все вы знаете, из бока Адама ребро (Быт. 2:21–25), отрезал его, и бок уменьшился. Затем Он восстановил плоть Адама, тотчас же закрыл рану совершенно безболезненно. Заживил рану, и Адам вновь стал цельным. Как Ему это удалось?

Посмотрите – Бог не усыпил Адама из уважения к нашей свободе! Адам все видел своими глазами, но не мог понять, что же это значит. Потом Бог взял ребро, плоть и кость и сотворил нового человека, создал Еву. И отвел ее к Адаму.

Когда он представил ее Адаму, тот растерялся и смутился. И эта его реакция естественна. Он подумал, что Ева – это он сам. Как если бы я увидел своего брата-близнеца, увидел бы его спустя много лет после расставания и воскликнул: «Ну вылитый я!».

Увидев Еву, Адам воскликнул: «Так это же я сам!» Но после слов Бога: «Да сотворим другой пол», Адам понял, что все же между ним и ею есть разница, и решил: «Да будет она Евой!», то есть я назову ее своим именем. Как если бы я был Константином, то она – Константиной. То есть Ева – это женский род от Адама⁷. Она – это я, плоть от плоти моей, кость от кости моей, я – она и она – я. Они почувствовали, что являются одним человеком, и не стыдились ходить обнаженными друг перед другом. Ведь человек никогда не стыдится самого себя так, как другого человека. Их ощущения подобны были чувствам мужа и жены по отношению друг к другу: и будут двое одна плоть (Еф. 5:31), два человека – есть одно. В этом – тайная причина обиды Адама на Еву, а не в том, что она ввела его, Адама, во грех. Ведь он делил с ней трудности и радости. Он заботился о ней так, словно она – это он сам. Куда бы ни шла Ева, он следовал за ней и был от нее неотделим. Они жили, никогда не расставаясь друг с другом.

Теперь давайте вспомним еще кое о чем. Когда произошло грехопадение, что случилось? Они увидели, что наги, застыдились и прикрылись. Значит, распалось их былое единство. Разделились личности, каждый стал словно чужим для другого, и поэтому они оделись, чтобы не видеть друг друга. Смотрите, что творит грех! Он раскалывает человека, рассекает его пополам. Вот, что случилось с Адамом. Он устыдился Евы и устыдился Бога. После грехопадения Адам ушел, скрылся. Бог же отправился на его поиски.

Но давайте теперь вернемся назад, к сотворению Адама. Как был рожден Адам? Бог взял гумус и вылепил из него человека в том образе, который мы знаем, затем приблизил к нему ноздри Свои и Божественной энергией вдохнул в него жизнь. Через Адама прошел своего рода ток, включивший механизмы. Не ток, конечно, а Божество. И, следовательно, человек, Адам, перестал быть гумусом. Он стал душой, получившей жизнь от Бога.

Значит, Адам – это крайнее унижение Бога. Ведь что такое Адам? Это Бог, который умалился, стал подобным нам, даровал людям Свою Божественность. Так делаю и я, чтобы не притеснять тебя, сжимаюсь, пытаясь занять поменьше места.

Так поступает Господь, чтобы мы могли свободно с Ним разговаривать, а не видеть в Нем только полновластного Небесного Самодержца.

Обратите внимание: Бог спустился на землю, вошел в меня и меня больше не оставил. И я стал одухотворенным святым ковчегом, освященным храмом. Нет более Божественного действия, чем создание человека, дорогие мои. Поэтому в Писании и сказано о том, что Господь создал нас по образу Своему (Быт. 1:27).

Теперь вы поняли, что значит «по образу и подобию». Каким бы ни был Господь, таким же, только умаленным, является и человек. И видя Бога, человек может сказать: «Вот я!», и показать на себя, ощутить свое единство со Христом.

Поэтому как Ева следовала за Адамом, будучи плотью от плоти его, и как Адам следовал за ней и бежал за ней, как согрешили они вместе и как вместе покаялись, так и Бог живет с нами и страдает, ибо мы – один человек, один Бог. Мы – по милости Его, Он – по Своей природе.

Эта нетварная энергия впервые запечатлела Божество на человеческом лике. После этого человек уже мог свободно обращаться к Богу, сам будучи Богом и получив жизнь от Бога Небесного.

Таков Господь! Он не оставляет нас, когда мы грешим. Он любит нас и ради нас унижает Себя. Вот Он, забываемый нами, но не забывающий нас. Мы, жестокосердные, настолько эгоистичны, что не понимаем, что мы тоже Его часть.

Итак, Бог не сотворил Адама чуждым Себе и отличным от Божества, но сделал его богоподобным. Ева была создана из ребра Адама. Неописуемый Господь нерукотворно запечатлел Себя, возведя на Небеса человека, свободного и самостоятельного, своего рода синтез видимого и невидимого материала. И стал человек Божественным образом Господа. Он воспринял Божественную власть, и нарек человек имена всем скотам и птицам (Быт. 2: 20). Человек, облеченный в Божественную природу, стал творить дела Бога.

Бог не только умалил Себя, дабы воплотиться в описуемом человеке, но наделил его Своими полномочиями. Как если бы я был правителем и передал тебе печать и свою власть на время своего отсутствия, из-за моего к тебе доверия, а ты вынес приговор убить меня, как это часто случалось в истории, так вышло между Богом и человеком. Бог доверил человеку власть, а новый маленький царек убил Создателя и распял Его на Кресте.

Там, в раю, Бог спустился, чтобы пообщаться с Адамом. Адам сам еще не мог возвыситься до Бога, поэтому Тот и снизошел до уровня человека. Он должен был сойти и унизиться. Адам же, созерцая видимое и невидимое, мог стать богословом в полной мере, но преступил Заповедь.

Когда же этот маленький бог, сотворенный Богом, согрешил, то Господь, видя Свою плоть и дух, впадающими во грех, заплакал. Бог зарыдал! А что сделал Адам? Как мы уже говорили, он спрятался. И смотрите, Бог после этого снова умалил Себя! Если бы Он заговорил с Адамом, то тот бы устрашился и пустился бы в отрицания.

Поэтому Бог поступил, как человек. Он постепенно стал подводить Адама к главному. Бог(!) сделал вид, что ничего не заметил. И изображая неведение, позвал Адама:

-Адам, где ты? (Быт, 3:9).

Он позволил ему трепетать целый год. А потом сказал:

– Адам, почему ты не встречаешься со Мной? Почему не бежишь Мне навстречу? Что происходит? Что это на тебе?

Придя в себя, Адам ответил, что его обольстила Ева.

Он не стал умалять себя. Он умер, ибо отказался от смирения и сказал: «Ева». Бог мог бы спросить: «Ева? А разве ты и Ева не один человек? Зачем же ты говоришь такое и перекладываешь ответственность на другого? Чем виновата Ева? Зачем ты разделяешь Мне человеческую личность и человеческую природу? Адам! Как случилось, что Ева стала другим человеком? Разве ты сам не говорил, что вы с ней одно? Зачем ты покинул меня?»

И с тех пор Бог никогда не покидал человеческий род.

Однажды женщина пошла к зубному врачу, взяв с собой спящего в коляске маленького ребенка. Боли были невыносимыми. Врач нашел причину и удалил зуб. Удалил... но она была так растеряна, что забыла заплатить. Она ушла, не вспомнив о ребенке. Вернулась домой, приготовила ему поесть и только тогда заметила, что его нет рядом: «О Боже! Я забыла его в больнице!».

И говорит Господь: «Даже если мать забудет свое дитя, Я не забуду тебя» (Ис. 49:15). Я не забуду тебя, человек, потому что знаю, что ты бог, созданный Мною.

А мы не имеем к Богу благодарности, не молимся, не верим, не хотим Его познать, хотя знаем, что мы – маленькие боги, не стараемся в смирении осознать величие Господа.

Вот каков наш Бог! Он говорит: Всякий день простирал Я руки Мои к народу непокорному, ходившему путем недобрым (Ис. 65:2). Подумаем о Боге. Мы этого не делаем – устаем. Каждый день, говорит Бог, Я простираю руки Свои к вам и молюсь о вас. Просит Сын как архиерей Небесного Отца – «и прошу за этот народ, непокорный и желчный и просящий не наказывать его». За нас молится Господь! Вот Его смирение, возлюбленные мои!

И сейчас мы подходим к последнему вопросу, который мне бы хотелось с вами обсудить сегодня.

Бог – человек

Мы увидели, Кто есть Господь! Он Святой, но и я имею нечто общее с Ним – и я Божественен. Он простирал руку Свою веками, а затем сошел Сам и стал плотью. Давайте посмотрим на то, как это произошло.

Сам Господь вступил в трясину, чтобы вытащить из нее драгоценную жемчужину – обоженного человека, чтобы вновь и вновь явить нам Свою Божественную природу и открыть дорогу к богопознанию.

Теперь Он явился не в символах, не на облаках, то есть не в тех образах, которые ранее прикрывали Его Божество. Напротив, Сам Сын Божий, одеяйся светом (Пс. 103:2), лично пришел к нам во плоти человеческой. Некогда Он сотворил человека по Божественному подобию. А теперь Бог стал человеком. Смелее поступка трудно себе вообразить.

До этого момента Бог лишь искал пути, чтобы приходить к людям и чтобы люди могли по ним восходить к Богу. Теперь же Господь не создает больше мостиков для такого хождения. Он приходит в обличии человека, стоит в храме, как один из нас. Бог отказывается жить в Своей величественной славе, видя, как гибнут Его дети.

Своей человеческой жизнью на земле Он открыл людям тайну Святой Троицы, ибо только став плотью, Он смог явить нам это. В смирении Он поднялся на Крест, умер и сошел во ад. Этот момент особенно важен для нас.

Бог не остался на Небесах, Он дошел не только до земли. Но спустился даже и до ада. Здесь Его униженность дошла до своей глубочайшей точки: Бог оказался на дне ада и оттуда простер руку всем – и тем, кто, отрекшись от Него, стал приносить жертвы языческим богам, и тем, кто любил Его при жизни. Он дал им руку, две руки, дабы любой страждущий смог ухватиться, и вытащил их из ада.

Теперь, возлюбленные мои, сменим направление. Раньше Господь спускался. Мы видели Его там внизу, в аду. Но после победы над лукавым человек вознесся на Небо, наша плоть вознеслась наверх, к Небесам. В Пятидесятницу мы приняли Святого Духа, Который с тех пор возводит нас к вершинам богословия. Как говорит святой Василий Великий: «До небывалых высот возвеличился человек благодаря смирению»⁸. Сходит и умаляется Господь, человек же невиданно возвеличивается, достигает даже и до Неба. Но только если имеет смирение.

Конечно, Христос возвращается на Небо. Но Он постоянно шествует с нами рядом. Он оставил нам Духа святости. Он дал нам и Божественное Причастие, которое дарует нам Его Тело. Божественный Христос причащается человеческой плоти, а имеющий греховное естество человек во время Причащения устремляется к небывалым высотам. На земле Христос ходил в нашей с вами плоти. А Божественное Причащение – это Плоть и Кровь Христа. Поэтому и говорит Сын Божий, что кто унижает себя, тот возвысится (Мф. 23:12). Что значит возвысится? Это значит – дойдет до познания Бога. Речь идет не просто о славе, не просто о нашем перемещении на Небо и не о том, что Бог вытащит нас из грязи греха, но подразумевается, что отныне Дух Святой имеет возможность открывать нашему сердцу Бога, только бы мы были смиренными и преклоняли головы наши перед Ним.

Так что, возлюбленные мои, в смирении Бог умаляет Себя и возвеличивает человека. Смирением мы возносимся ко Господу, познавая Его и Его пути.

Познание

Смирение не есть нечто, обособленное от Божественной природы, но является Его личным качеством. Без смирения Бог не был бы Богом. Что Он сказал? Я есмь сущий (Исх. 3:14). Вот в чем истина. Он есть Любовь. Если бы Он не был Любовью, то не был бы и Богом. Так и я, будучи богом, без смирения стану бесом. Непременным качеством каждого христианина должно стать смирение. Мне необходимо вжиться в него и всегда чувствовать, что я живу в Боге и в смирении.

Что такое смирение? Мы не будем беседовать на эту вечную тему сегодня. Повторим лишь слова одного святого: «Смирение – это одеяние Божества»⁹.

Для нас смирение – это основа христианской жизни и общения с Богом¹⁰. И сколько в нас смирения, настолько открывается нам Господь. Конечно, всякие добродетели необходимы, но без смирения они ничто. Без смирения вам не помогут ни пост, ни молитва, ни любовь. Больше смирения – глубже познание Бога, и наоборот, чем глубже мы познаем Бога, тем более смиренными становимся. Ведь что делает Бог, видя наше смирение? Он открывает нам глаза, чтобы мы познали Его и грядущее.

Смирение вместе с молитвой одаряет нас присутствием Господа и радостным бытием. Жизнью такой радости, величественнее которой не бывает. Наша личная жизнь в смирении способствует нашему сильнейшему обожению. И чем более мы становимся святыми, тем лучше понимаем Господа. Во время молитвы, особенно Иисусовой, мы обнимаем все человечество словами: «Не только я, но и весь мир представляет одно целое с Богом». И в конце концов мы осознаем, сколь безгранично познание Бога в смирении. И сколь смиренно мы живем в Нем, с Ним и со святыми, читая Священное Писание и Жития, столь явственно показывает нам Себя Господь.

Нужно научиться доверять Богу. Следить не за тем, сколь успешно мы продвигаемся в познании Бога через ученые штудии, но за тем, удается ли нам стяжать дух смирения. И тогда Господь придет и подаст нам обол¹¹. Ведь если человек не просит, то вы и не подумаете подать ему милостыню. Значит, должно просить. А как иначе нам заявить о своей духовной нищете? Только в смирении и молитве. И тогда придет Бог и дарует нам богопознание, просвещающее и непреходящее общение с Собой.

У людей две беды. Первая – мы часто чувствуем какую-то пустоту внутри себя. Сколько раз мы слышали, как кто-то говорит: «У меня как-то пусто внутри» или «Я чувствую тяжесть, пустоту». Действительно, в человеческом сознании есть брешь, в которую собраны наши неразрешимые вопросы и проблемы.

Все ученые исследования мира не заполнят ее. Мы выбиваемся изо всех сил, стараясь стать счастливыми и довольными. Пытаемся реализовать и утвердить свое «я», занять солидное положение в обществе, получить образование... но эта дыра внутри нас все растет и растет, и ничто не может заполнить ее, ибо это под силу только Богу. Наши сердца полны надежд и желаний, плохих и хороших. А в сердце – пустота. Оно не похоже на укрепленный и сильный город. Оно не высокий монастырь на вершине горы, куда спускается Бог. Оно не слава Его и не Его утешение.

В сердце нашем бездна боли и пессимизма. Оно – наш ад и наша мука. Но не будем забывать, что и в ад спускался Господь. Поэтому в минуты, когда мы чувствуем себя потерянными, несчастными, отчаявшимися, грешными, неприкаянными, давайте скажем себе: «Разве не войдет Господь в мое сердце, в мой собственный ад?». Не будем придаваться отчаянию, ибо отчаяние – от гордости. Оно самое большое восстание против Бога. Не поддадимся же отчаянию! Там, где наш ад, давайте окажемся и мы, давайте понесем там свой крест, как это сделал Господь. И Он найдет нас там оплакивающими свою судьбу и подтолкнет, как Адама: «Адам, где ты? Где ты, дитя Мое?» Мы очнемся от боли и увидим руку, которая хочет привести нас к богопознанию, хочет спуститься до дна нашей боли и отчаяния.

Святая святых нашего сердца станет тем чертогом, о котором мы говорили, чертогом, который охраняли два херувима, и где был Господь. Наше сердце, дыра в нем, наши страдания и несчастья, наш греховный колодец пусть станет гробницей Христа, окруженной ангелами, охраняющими Тело Спасителя. Так встанут ангелы на стражу наших собственных гробниц, заключенных в наших сердцах, и воскресят нас.

Итак, первая проблема решается, если мы не станем поддаваться соблазнам, боли, мрачному настроению, но будем терпеть. Если мы не отчаемся, то Господь придет.

Вторая проблема, особенно у нас, христиан, заключается в том, что мы быстро устаем. Да, быстро утомляемся мы, христиане, мы, желающие стать воинами Христовыми. Весь мир охотится за богатством и почестями без устали. Работает по двадцать четыре часа в сутки, чтобы занять положение получше в обществе. Не устает стремиться к удовольствиям, не устает искать греха. Но сразу же выбивается из сил, встав на путь к Богу. Устает и забывается. Так и мы легко обольщаемся миром и делаемся абсолютно другими.

Потом вдруг что-то происходит, и мы вновь вспоминаем о Боге. Даем обещания и немного погодя вновь о них забываем. И это повторяется вновь и вновь. Вот наша вторая проблема! Но сколько бы мы ни забывали Бога и ни вспоминали о Нем после, давайте в такие минуты скажем: «Господи, просвети мрак моего сердца. Господи, я забываю о Тебе. Ты же не забудь обо мне! Хотя мы должны были познать Тебя, но мы Тебя не знаем. Боли наши, Господи, нестерпимы... Как нам быть, чтобы теперь узнать Тебя?».

Все, что есть у нас, возлюбленные мои, преходяще, ограниченно, чуждо, тщеславно. Бог же дарует нам то, что духовно. Обратим взор нашей души к нашему сердцу, и если оно уродливо и совращено, попросим Господа исправить его. Давайте вспомним, что Господь по природе Своей, как мы уже говорили, недосягаем и непостижим. Не будем же искушать себя, желая познать Бога в славе. Это невозможно. Давайте попытаемся Его познать в Его смирении, терпящим наши выходки, любящим, прощающим, попускающим нам делать зло. Он уважает нашу свободу: когда мы ругаем Его, Он нас – нет; когда убиваем, Он не трогает нас и пальцем; когда мы огорчаем Его, то сносит все. Доверимся же Господу, Он знает, чем помочь нам. Ведь это Он сказал, да будет свет (Быт. 1:3) в хаосе, и появился свет! Такой же свет воссияет и в наших сердцах!

Такова, возлюбленные мои, история человечества! Ведь что такое история человечества? Это грех. А также это Бог, вступивший в мир греха, дабы спасти нас. Вот весь Господь!

Так познаем Бога! Он один способен, войдя в наш грех, не только не «испачкаться», но и нас очистить. Он не устает повторять: Народ Мой! что сделал Я тебе и чем отягощал тебя? (Мих. 6:3). И несмотря на это, все, что бы ни случилось с нами, мы вменяем в вину Богу.

А не лучше ли просто понять, что наши тела несут на себе отпечаток Божества, нуждаются в Нем, ищут Его и любят. Давайте осознаем, что Бог такой же, как и мы, а мы таковы, как Он, и являемся частичками Самого Бога.

За всем кроется Господь: за грехом, равнодушием, безбожием, забвением, нашими суетными попечениями. Все эти огромные ширмы прячут от нас Бога. Но Он – за каждой из них.

Что стоит Господу поставить такую ширму или ее разрушить? Ничего. Сделает Он так и в сердце нашем, за которым, без сомнения, скрывается. Сделает, лишь бы мы сами поняли, чего именно мы хотим.

1

Монашество есть брак, поэтому Христос является Женихом. Здесь, в монастыре, мы не так часто говорим о Христе как о Женихе. Возможно, что нынешний наш разговор – единственный в своем роде. Дело в том, что представление о Женихе связано у женщин с некими эмоциональными состояниями, в которых Божественное содержание подменяется повседневностью. Лишь у немногих слово «Жених» ассоциируется со Христом. Это плодоносное и приводящее к Богу значение утеряно. Итак, когда мы говорим, что Христос – наш Жених, то имеем в виду отнюдь не романтические переживания, не влюбленность и не пустую метафору.

Любые сравнения между женихом в мирском понимании и иным Женихом – Христом находятся в плоскости различий между человеком и Богом. Точнее, не человеком и Богом, а человеком и Богочеловеком. Ведь для нас гораздо понятнее и ближе именование нашего Жениха не человеком, а Богочеловеком. Он не только для нас понятнее, но Его проще полюбить, осмыслить, узнать, почувствовать; Он становится таким же осязаемым, как каждый из нас. И никто не скажет, что лучше бы наш Жених был Богом, а не Богочеловеком.

После того, как мы рассмотрели данный вопрос, мы сталкиваемся с препятствиями, которые делают для нас затруднительным принятие Жениха и как Бога, и как человека в нашей повседневной жизни. Однако эти преграды перед нами ставит не дьявол, не природа, но мы сами. Препятствия же нас разлагают, разрушают и не дают нам увидеть прекраснейшего Жениха.

2

Но продолжим. Скептики могут привести такой аргумент: Жених, Которому обручена монахиня, каждая отдельная душа, а также Церковь в целом, имеет один недостаток по сравнению с любым другим женихом, в будущем долженствующем стать супругом: Он невидим и бесплотен.

Ведь невеста любит видимого и осязаемого жениха. Никто не любит просто душу, но душу, облеченную во плоть. Нельзя также любить по переписке, через корреспонденцию воссоздавать другого человека, его лицо, тело, душу, привычки и характер. Можно любить не того «кого-то, кто написал письмо», а конкретного человека, с руками и ногами. У него есть отец и мать, которым я шлю приветы. Можно любить того, кто имеет физическую оболочку, занимает свое место в обществе, в жизни, того, с кем ты достигнешь абсолютного единения.

Христос – единственный, Кто имеет такой недостаток, Кто бесплотен. Отсюда частая неудовлетворенность людей, стремящихся к монашеству, и непрерывно повторяющийся вопрос, страх и сопротивление, и, как следствие, оправдание: «Но ведь я Его не чувствую, не знаю, не слышу».

Часто это происходит с молодыми послушницами. Спросим же такую девицу серьезно: «А зачем ты вообще пришла в монастырь?». Если же она уже давно пострижена в монахини, то возникает следующий весьма тяжелый вопрос: «Почему ты стала монахиней, если Тот, Кого ты полюбила, является неким плодом твоего воображения, если Он есть Некто, о Ком ты слышала, но совершенно Его не знаешь? Для тебя Он так и остался бестелесен. То место, которое занимают твои вымыслы, должен занять Господь, Тот, Кого ты полюбила и с Кем связала всю свою жизнь».

Но так ли это в действительности? Или, может быть, это отношение ко Христу как бестелесному и невидимому вытекает из некоей духовной «зрительной» или душевной болезни? Есть люди, которые и на земле живут как будто в преисподней. Ибо нет более ужасного мучения, чем быть монахиней и воспринимать Христа невидимым и бестелесным. Подобное существование обречено на безысходность.

Итак, Господь невидим? А разве тот критерий, что две личности связаны между собой, не объективен? Разве может быть критерием замкнутая, несчастная, самоистязающаяся душа, которая существует без Бога и заперта в своем собственном бреду? Разве невидим и бестелесен Христос?

Сначала обсудим вопрос с теоретической точки зрения. Сказать, что Христос невидим, было бы ужасным невежеством и неверием и в Священное Писание, и в церковное Предание, и в Святых отцов, которые передали нам то, во что они верили и чем жили. Кто из них когда-либо говорил, что Бог невидим, особенно Христос?

Все признают, что Божественная природа непостижима для человеческой слабости. Бог открывается через действие Божественных энергий. Он видим как Богочеловек, как Свет во множестве Своих проявлений. Как будто ты находишься в большой комнате, уставленной зеркалами, в которых видишь не одно, но множество своих отражений. Именно так тысячи раз и тысячью способами человек может увидеть Христа. Об этом засвидетельствовано и в Писании, и в Предании. Но сегодня нас занимает нечто иное.

Ни о чем другом не говорят святые, кроме как о богопознании, видении Христа, и о своем стремлении к Нему. Вот те два великих дара, что посылает Христос Своим избранникам.

Когда юноша обручается с девицей, то требует от нее двух вещей: чтобы она принадлежала только ему и всегда находилась рядом и чтобы была покорна его воле. Подобного требует и Христос от всякой, желающей стать монахиней.

Любая женщина требует от своего мужа, чтобы он был рядом с ней и чтобы она могла постоянно его видеть, чтобы не был отделен от нее ни телом, ни душой, не принимал самоличных решений, чтобы принадлежал ей всецело и всегда оставался ее супругом, господином ее сердца. Она подала бы на развод, если бы ей приходилось постоянно покорять его.

Подобного ищет и душа, хотящая приблизиться ко Христу. Она стремится ежедневно видеть Господа, Своего истинного Жениха, чувствовать Его рядом по своему желанию. Она должна иметь право на жизнь со Христом, а Господь выполняет обещания, Им данные каждому. Поэтому Бог говорил через разных людей в Ветхом Завете, в синагоге; в Церкви через апостолов, святых, Святого Духа на Соборах и через каждого человека в отдельности.

Итак, душа жаждет, чтобы Христос хранил ей верность и был ею познан, чтобы стал ее господином. А это значит, что сама она должна явить Ему покорность и преданность, за Него претерпеть многие страдания, то есть быть той, которая с мученическим пылом и опытом вверила власть над собой Богу и принадлежит Его воле, силе, величию.

Следовательно, душа желает Христа видимого и осязаемого, ибо невозможно ощутить благоволение к невидимому Богу. Церковь свидетельствует нам о том, что Христос видим, и поэтому называет Его Богом.

Другой важный момент: человек никогда не хотел любить того, кто не имел плоти. Потому весь опыт Церкви – в воплощении Христа. Бог Слово был рожден не от плотского человека, как учили еретики, но был зачат во чреве Богоматери непорочно, принял на Себя человеческую природу нераздельно, неизменно, неслиянно. Следовательно, Христос, будучи Богом, носил человеческую плоть.

Мы полюбили Христа с тех пор, как почувствовали его воплотившимся. Он смог искупить род человеческий благодаря тому, что плоть бысть (Ин.1:14). Он не вошел в плоть, но воспринял плоть совершенно и неизменно. И невероятно, чтобы Христос оставил плоть, ибо это столь же неестественно, как отделять человеческую душу от тела. Именно поэтому смерть сама по себе – вещь абсолютно бессмысленная. Она лишь предшествует воскресению. И воскресение есть не что иное, как вознесение плоти к душе, то есть воссоздание человеческой природы и конкретной личности. Так как же мы можем отделять Христа от Его плоти? Он явился во плоти.

Следовательно, Он не может быть невидимым и бесплотным. Мы полюбили Христа, явившегося во плоти. Смотрите, что это означает: Бог явился во плоти (1 Тим.З:16)¹³, и всем народам было проповедано Его воплощение. Он не воспринял некий плотской образ, но Он явился во плоти. А это значит, что через Его плоть произошло Богоявление. Тело Христово легло в основание откровения Бога людям.

Следовательно, мы ничего не можем возразить против воплощения Христа. Поэтому заблуждением является наше ощущение, что Христос невидим и бесплотен и что мы лелеем в душах некий вымысел.

Кто может обнять свои вожделения, облобызать свои мечты, схватить руками воздух? То, к чему стремится человек, находится в полноте Христовой. Итак, Бог явился во плоти, и смысл этого глубок. Если мы стремимся ко Христу, то Он для нас Жених в большей мере, нежели любой иной жених.

3

Если Христос таков, то где же Его объятия, Его радость? Как нам удается ощутить Его сладость, любить Его? Как Христос становится видимым, обрученным душе Женихом?

Скажем об этом лишь несколько слов, так как эту тему мы много раз уже обсуждали. Наша беседа не имеет ни догматического, ни нравственного, ни назидательного характера. Просто наши с вами устремления направлены к единой цели.

Во время наших собраний мы обычно бросаем беглый взгляд на отдельные моменты из жизни Христа и через них выявляем свои собственные недостатки и достижения, продвижение вперед и остановки. Наше общение есть связь с Богом, Который один раз говорит нам об этом, другой раз о том, не навязывая нам сразу же целостной картины мира. Женихи поступают точно так же: они то произносят своей невесте слова любви, то рассказывают об имуществе, то – о матери. Иногда бывают ласковыми, а иногда суровыми.

Итак, у нас есть Жених Христос и душа. Душа, которая понимает и разумеет, что она действительно обручена, что она готова увидеть своего Жениха.

Наши дух и плоть могут увидеть воплотившегося Христа, и это значит, что мы можем стать Его Телом. И действительно, мы разнообразными и многочисленными способами стремимся к этому.

Однако обратимся к душе, любящей конкретную личность – личность Богочеловека Христа. Вот Христос, а вот невеста-монахиня. Если она обвенчана Христу, если Христос ей обручен, то это значит, что они имеют некоторое единение, некую, пусть весьма относительную, родственную связь, которая утверждает монахиню в том, что Христос действительно есть и что Он имеет плоть.

Если кто-либо, предварительно не испытав жизни, примет монашеский постриг, то он столкнется с серьезными проблемами. Ему придется пройти через огромные испытания. Ибо лишь через крест и страдания можно полюбить и познать Христа. Прикосновение крыла страданий очень действенно и ощутимо. Страдая сам, ты лучше поймешь душу другого человека, и такой способ гораздо действеннее, чем просто жить с ним рядом и пребывать в непрестанном общении. Скажем, жена, прожившая с мужем тридцать-сорок лет, за пять дней, проведенных в больнице у его постели, узнает его ближе, чем за все долгие годы супружества.

Получается, что страдание – одно из наиболее сильных людских чувств – это лучший способ познания другой души. Страдание выявляет человеческую сущность. Когда мы видим человека, совершенно не разбирающегося в жизни, то это значит, что Господь не благословил его пройти путь страданий, без которого нельзя достигнуть завершенности, совершенства. Не вкусив страданий, не оценить и райские блаженства. Но что бы то ни было, человек создан не для страдания, но напротив, для радости. В монастыре он ежедневно наслаждается общением со Христом. Монахиня из бесед со Христом черпает радость, бытие, жизнь, эмоции. И, следовательно, в своей общине, то есть там, куда поставил ее Господь, она находится в то же время в уединении со Христом. Она переживает минуты радости и скорби, ужасные мгновения и яркие моменты, когда происходит стремительный скачок к Небесам. Свой собственный опыт она черпает из непосредственного общения со Христом.

Кто живет в монастыре и не имеет личного опыта жизни во Христе, тот никогда не почувствует себя здесь комфортно. Не будет конца унынию и ощущению себя неудачником и неполноценным человеком. Такой человек никого не сможет полюбить, даже Господа. Нельзя полюбить Бога, Его не увидев и не осязав в минуты уединения.

Поэтому я радуюсь за вас, когда ночью вижу горящие лампады и понимаю, что повсюду не престает молитва: кто-то молится у себя в келье, а кто-то в саду. Но каждая из вас в эти мгновения вместе со Христом.

Повторю: монахиня может жить со Христом и во мраке, и в своем неведении, только твердо веруя в то, что Он здесь. Нужно жить со Христом, то есть соотносить Его шаги со своими, даже если Его не видишь, но знаешь о Нем и стараешься Его познать. Вера же, как нам всем известно, сильна в той душе, которая укрепляется в уединении и священном безмолвии.

Следовательно, когда мы говорим о монахине как невесте Христовой, то мы имеем в виду монахиню, которая либо постоянно живет в обители с общежительным уставом, либо временами в нее приходит из своего уединения, пещеры или подобного отшельнического места. Несет ли она послушание привратницы или занимает административный пост, трудится в храме или архондарике¹⁴, у нее должно оставаться время для Христа. Пусть Он навсегда пребудет в раю ее вожделений, и это послужит ее оправданию.

Что сказать о подвижнице благочестия, не испытавшей в своей жизни ничего подобного? Конечно, нельзя быть уверенным в том, что такая монахиня не удостоится рая, но с определенностью можно заключить, что там, на Небесах, она впервые встретит своего Жениха. Иные ученицы, которые не знают, кто из стоящих перед ними учитель, а кто лишь ассистент, смотрят на обоих, чтобы не быть уличенными в своем незнании. На них похожа эта монахиня, за всю свою жизнь никогда не видевшая Христа, имя Которого носит в своем сердце.

Давайте взглянем на подлинную монахиню. Она преисполнена желанием уединения и им живет постоянно: и во мраке, и испытывая боль, и в состоянии меланхолии, и в минуты кризиса, когда ей кажется, что она так далеко отстоит от Христа и нет грешницы большей, чем она. И Господь для нее невидим и непостижим. Она помнит, что она слышала и читала, что Христос видим, и тогда говорит: «Быть может, это все выдумки?».

Необходимо проживать свою жизнь трагически, не покидая поля брани, происходящей в минуты уединения, и делать это не из-за разочарования или неудач, но ради приобретения личного опыта христианской жизни, который возможен лишь при общении с возлюбленным ею Христом.

Время от времени нам даруются вспышки радости и ликования. Ваши письма, о которых мы говорили сегодня утром, разве не подлинное тому свидетельство? Не бывает в жизни черных дней, которые однажды не освещаются Божественным сиянием. Ведь Христос Бог являлся и нечестивым, и разбойникам, и блудницам. Так неужели Он не придет к душе, взывающей к Нему, ради благодати Его посещения оставившей все остальное!

Если есть бог, который не является людям, зовущим его во мраке, то вряд ли он настоящий Бог. Наш Бог, в Которого мы верим, есть путь и истина и жизнь (Ин. 14:6). И разумеется, Он – мой путь, жизнь и истина. Поэтому я не могу Его не почувствовать.

От Него я получу проблески, внутренние озарения, которые будут следовать одно за другим. Я не сломаюсь от набегающих и отступающих волн, словно в штормящем море или в бурлящем Еврипе¹⁵. Вот прекрасная картина моей внутренней жизни. Единственная реальность есть та, которой я живу в данный момент, а не мое служение, не любовь, послушание, смирение или что-либо иное.

Конечно, все это необходимо в такие мгновения, ибо это камни и цемент для общения с Богом. Я смогу ощутить и любовь, и привязанность, и незыблемость веры, а через какое-то время все это меня покинет и в меня вселятся жестокость, страсти и ненависть к Богу. И я скажу: «О! Вот где я оказался!»

И только тогда, в минуты этой брани, я открою для себя, что во мне, оказывается, живет и бес, который наделяет меня страстью и ненавистью. Но его я разгляжу и осознаю его присутствие во мне гораздо позднее. А сейчас постараюсь просто поверить, что он реально существует во мне. Дьявол пока мне неведом в гораздо большей степени, чем абсолютно неведомый Бог.

Однако в минуты моего ночного безмолвия войдут мгновения познания, молитвы и разочарования в себе. Будьте внимательны, я разочаровываюсь не в Боге, не в возможности богопознания, стоящего у моего порога. Я даже не успею распахнуть ему дверь – оно входит в меня мощным потоком и вот оно уже передо мной. Отчаяние в себе приходит, когда я тихо сижу, утомленный молитвой, постом, бессонницей и думаю, будто бы обрел Бога, а на самом деле Его не обрел; верю, что Его увидел, а на самом деле ничего подобного не случилось.

И в один из таких моментов, когда заходится сердце, готовое выскочить наружу, я внезапно ощущаю, что чем-то наполняюсь. Чем? Богом? Но я не могу наполниться Богом, потому что сам ежесекундно пребываю в Боге. Здесь мы сталкиваемся с тем, что не встречается у супружеских пар: я содержу в себе другого человека и сам содержусь в нем.

Я заключен в Боге. Стало быть, я наполняюсь не Богом. Господь во мне и вокруг меня. Он в моей плоти, в голове, в каждой частичке меня – во всем, что меня составляет.

Это есть наполнение разгорающимся желанием. Когда у меня температура 42°С, то мне кажется, что я умираю, лишаюсь рассудка и не понимаю, что со мной происходит. Но наполняясь жаром, я в сущности наполняюсь не горением, ибо оно есть свойство Бога, но внутренним пониманием того, что Господь пламенеет. Он является, хотя я Его еще и не вижу. Изменяется суть – как будто меня утомляет свет, как будто я боюсь этого света, огня, горения, от которого я сам воспламенился и ощущаю, будто Христос входит в меня.

Как чудно говорит Давид Псалмопевец: Господь в водах многих, Господь потоп населяет (Пс. 28:3 и 10). Почувствуйте, сколь прекрасен этот образ. Бог – в этом устрашающем падении воды.

Я наводняюсь потопом Божественной благодати, но разве это происходит внутри меня? Разве могу я сделать подобное сам по себе? Нет, это то, что творит Бог, ибо это Он нам обещал и этим мы все живы: от маленькой девчушки до самого необузданного существа, обращающегося к Богу лишь в крайние моменты своей жизни. Исполнившись этим горением, я буду поражен и омыт потопом Божественной благодати. Я почувствую себя совершенно изнемогшим, но не изнеможением плоти или души, а тем, что происходит от собственного вопля: «Боже мой, но где же Ты?! Но почему, Господи, почему я не могу увидеть Тебя?!».

Постепенно уляжется страсть, изнеможение, и моя душа насладится утешением, штилем и покоем. После этого один захочет в молитве преклонить колена, другой – плакать, иной – уснуть, еще один – пойти к своему брату или сестре, чтобы поделиться пережитым. Другой же пребудет в безмолвии, боясь вынести наружу то, что он только что испытал, не желая расплескать. Ведь когда ты хочешь что-то потерять, просто расскажи об этом другому, и ты вмиг лишишься всего, потеряешь себя и Бога. Так сокрой же Его, подобно кладу.

Итак, ты учишься приобретать радость в своей душе. Эта радость постепенно, весьма постепенно становится ее неотъемлемой частью. Бодрствуешь ты или спишь, едешь куда-нибудь или находишься среди людей или наедине с собой, эта радость, как благодать, все время пребывает внутри тебя. И как остается навсегда шрам на коже, так и в душе навсегда поселяется радость.

Это чувство есть Божий дар, который дается нам в нашем уединении и вожделении Бога. Передается радость и людям, которые не общаются с Богом. Такая радость появляется у них эпизодически, неустойчиво: сегодня есть, завтра – нет. И для них она никогда не станет неотъемлемой частью души. Чем глубже человек вовлечен в житейские попечения, тем несчастней он в своей жизни, чем больше всевозможных тем имеет он для исследования, тем легче для него утерять незаменимую тишину Божественной радости.

Чем дальше он уходит от всего остального, тем большую радость обретает. И тогда он явственно ощущает: чем бы он ни занимался, молится или нет (особенно когда молится), трудится или нет (особенно когда трудится), постоянная забота его духа – Христос. Это означает, что все больше он воспринимает от Божественного потопа, от познания радости, так как без этого познания нельзя постичь Бога. И это есть вещь первостепенной важности. Радость подобна раннему рассвету: еще ночь на дворе, еле-еле пробиваются солнечные лучи.

Так Христос становится заботой моего духа, всего моего существа, что бы я ни делал: работаю ли, служу ли, направляюсь ли к матушке-настоятельнице. Я постоянно ощущаю себя вместе со Христом. Я общаюсь с Ним, и Он обращается ко мне. И мне кажется, что присутствие Христа в моем сознании выходит за его пределы. Если я пробуждаюсь ночью от сна, то делаю это с молитвой на устах: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного». Сплю и во сне творю ту же молитву. Просыпаюсь и знаю, что, и когда спал, не прекращал умного делания.

Через какое-то время Христос станет реальной составляющей моей жизни. А пока мое естество само усердно трудится ради присутствия Божественной энергии, благодати. И этот труд становится постоянным, непрерывным. Между Богом и мной больше нет преграды. Где бы я ни находился, куда бы ни направил свои стопы – на работу, в Афины, в Фессалоники – я ощущаю, что нахожусь наедине с Ним. Как это ни странно, но это действительно так. Ведь Он никогда не оставляет меня. Это удивительное свойство духовного брака. Жених один. Он всегда с тобой.

Но важно еще не только то, что Он со мной, а то, что между нами не может стать никто иной. Если я расстраиваюсь из-за сделанного мне замечания, то значит, что я не достиг и малой толики из того, о чем мы сказали. Предположим, меня оклеветали и говорят: «Иди прочь, ты отстранен от должности, исчадье рода человеческого», и я начинаю заниматься саморефлексией, то это значит, что мой опыт ничему меня не научил. Ведь я знаю, что при моем собственном устремлении к Богу Он всегда сохранит меня.

4

Когда Христос становится моим единственным спутником в намерениях, чувствах, познании, когда я тружусь вместе с Ним и меня ничто более не отвлекает, не может заставить меня потерять Его, то тогда для меня начинается другая жизнь.

До этого момента Христос лишь являлся в моей жизни, теперь же я ощущаю, что происходит восхищение во время молитвы моего внутреннего человека. Этот опыт мы переживаем очень часто. Всякий любящий Христа и желающий жить со Христом знает, о чем идет речь. И когда ты ощущаешь подобное состояние, то начинаешь смущаться и беспокоиться: может, это искушение, может, это от лукавого. Не смущайтесь! Слава Богу, мы достигли первой, начальной стадии духовной жизни.

Итак, время от времени я чувствую, как на молитве восхищается мой внутренний человек. Там, где я перестаю понимать, само мое сознание, сам мой разум молятся Богу. И я, занимаясь своими делами, внезапно обнаруживаю, что творю молитву: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного». Плыву ли на корабле, еду ли в машине, ложусь ли спать, провожу ли время в беседах, я вдруг обнаруживаю, что мой ум сам по себе повторяет: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного».

Это восхищение ума происходит внутри человека, и я не вполне понимаю, что это такое. Похоже, будто бросаешь мяч на другую сторону поля, а он возвращается к тебе, и ты его кидаешь снова. Примерно то же чувствует ум, творящий Иисусову молитву. Христос становится для тебя тем, кто стоит на другом конце поля.

Внезапно ум бывает восхищен, а после возвращается обратно к повседневной действительности, уходит снова и вновь возвращается. В этом восхищении ума на молитве человек обретает большие красоты и радости, нежели имел раньше.

Бывает и другой тип восхищения, о котором мы еще не говорили. Оно осуществляется без моего ведома, но в состоянии глубочайшего духовного сосредоточения. Я ощущаю, что выхожу из себя, из своей оболочки, и этот «выход» происходит мысленно, в молитве: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного». Христос влечет меня, но это происходит через мою молитву, то есть восхищаюсь я сам и так пребываю со Христом. Такое восхищение есть памятование, единение и, следовательно, жизнь со Христом.

По прошествии времени внутреннее восхищение происходит чаще и становится неотъемлемой частью нашей жизни. Человек стремится как можно скорее оставить внешний мир, как можно меньше с ним соприкасаться, он делается более послушным, смиренным, причастным ко Христу. После мысленной встречи в молитве со Христом он все более и более убеждается в своей ничтожности. Ему становится страшно, и в трепете он произносит: «Кто я такой, что собираюсь беседовать со Христом, стараюсь увидеть Его?». Человек боится случайной встречи со Христом. Если раньше он говорил: «Моя душа желает увидеть Бога» и полагал, что по прошествии пяти дней узрит Христа, то теперь боится этого, понимая, что сгорит, будет восхищен. Потому что человек не может увидеть Бога и остаться в живых (Исх. 33: 20). И этой истиной живет человек.

Итак, этот страх, это внутреннее сопротивление познать Бога есть такое настроение, при котором человек говорит: «Нет, Боже мой, нет!», но одновременно и жизнь со Христом через непрерывное возвращение памятования о Его имени позволяет забывать о пространстве и времени. Я преодолеваю их и как будто ничего не слышу, не вижу, не имею разума.

У меня создается впечатление, что женщины очень хорошо запоминают даты и факты в самых мелких подробностях. Мне кажется, что это относится к недостаткам каждой из них. Может быть, именно поэтому женщина гораздо позже мужчины может приблизиться к Богу. Ибо эта память о повседневной жизни и участие в ней усложняет для женщины ее сопричастность Богу. Вместо того, чтобы предать забвению весь мир, она носит в себе его полноту и памятование о нем. Чего только не отыщется в голове у женщины! Она подобна витиеватому лабиринту, в котором заблудится любой. Она помнит все, что нужно, а в особенности же все, что не нужно.

5

Монахиня, пережившая нечто подобное, вынуждена вычеркнуть из своей памяти все лишнее и предать его забвению. Жизнь становится сладостной и разворачивается во временной и пространственной плоскостях. Это особое чувство. Душа, дух человека простирается в бесконечность. Что это значит? Отныне человек пребывает не в самом себе, но его дух уходит в бесконечное. А оно принадлежит не пространству и не времени, но Царствию Небесному. Оно неизменно и просто. Момент перехода отсюда туда зафиксировать невозможно, нельзя ощутить произошедших изменений. Это совершенно особенное ощущение, как если бы выйти из самого себя и очутиться на неизвестной земле.

Нам знакомо лишь нечто изменяемое – гнев и радость, то есть то, что претерпевает развитие, но нам абсолютно неизвестно то, что не имеет конца и не простирается никуда, дальше своих беспредельных владений. В тех местах не существует никаких превращений, потому что там самодержавно правит Бог, природа Которого не подвержена изменениям.

Итак, человек простирает себя в бесконечное. После восхищения я как бы расту вместе со своим рассудком, сердцем, духом, а главное, умом, этим правителем, что живет внутри меня. Расту и вхожу в беспредельное, как бы раскрываюсь на Небесах. Естественно, я уже не вспоминаю о субстанциях изменяемого мира: ни о датах, ни о привязанностях, ни о страстях – совершенно ни о чем. Преодолев пространство и время, я простираюсь в нечто совершенно иное.

Когда начинаешь приобретать это ощущение протяженности бытия, то понимаешь и свою собственную безграничность. Как происходит этот мой переход, существование и здесь и там? Как, живя здесь и гуляя по зеленой травке, я ступаю по Небу? Как, сидя за столом и сочиняя эти строки, я одновременно оказываюсь в объятиях моего Христа? Все это – за пределами моего понимания.

Я постигаю некий иной опыт, совершенно не похожий на то, каким я его себе раньше представлял. Я думал, что имею границы, теперь же начинаю понимать значение своей духовной ипостаси, могущей соединить меня с Богом и Богом же вдохновленной. Я начинаю видеть свое глубинное существо, которое, с одной стороны, греховное, а с другой, тянется к Богу.

Кто я? Во мне постепенно происходит процесс самопознания. Я понимаю, что во мне есть Божественное, которое растяжимо, как облако, но есть и ощущение своей перстности. Вступая в беспредельное, я отчетливее вижу свой грех, эгоизм, страсти, ничтожность, тленность. От этого происходят мои слезы, а также радость от осознания глубины самого себя и дыхания Бога.

Я живу внутренней обновленной жизнью. Я осознаю свое духовное бытие и свою греховную сущность, которая, несмотря ни на что, любит Бога.

Таким образом, открывая то, что было во мне, я говорю: «Что это? Кто это? О, да это же я сам!» Из этих скачков, сальто, восхищений, протяжений, из-за постоянного пребывания Бога со мной, я начинаю узнавать себя таким, каким меня создал Бог, а не сделал грех.

Вот грех, то есть то, что сделал со мной сатана еще в раю. А вот то, что натворил я сам мерзостью моего хотения. И вот то, что создал Господь. Из этих вещей, совершенно отделенных друг от друга, состоит человек.

Это мой друг – я сам, а вон тот – чужой. Это есть Божественное дыхание, которое раньше я не ощущал. Но я существую с того момента, как Господь вдохнул в меня жизнь. С тех пор Он – одно со мной, Он всегда со мной и составляет мое глубинное существо.

Отныне я живу отличной от здешней жизнью, упоительной, манящей и чуждой земному. И пребываю в растерянности: что же теперь делать? Куда бежать? Как это стало занимать основное место в моей жизни? А чем более серьезные вещи происходят в моей жизни, тем сильнее испуг: а что же дальше?

Как мне избежать смертельной угрозы, которой я сейчас подвергаюсь? Два человека стоят высоко, и один предостерегает другого: «Не упади!». Так и здесь. Я сознаю свое причащение Небесам. Мой дух соединяется с ними. Когда ты седлаешь лошадь, крутишь педали велосипеда или заводишь автомобиль, как ты можешь соединяться с Небесами, которые выше и глубже тебя? Понимаешь ли значение слов: Умалил еси его малым чем от ангел (Пс. 8:6)? Выше всего поставил Господь человека, но ниже, чем единственного Ангела во плоти – Иисуса Христа.

И теперь ты чувствуешь свою царственность, вспоминая о власти, тебе данной в раю, где ты нарекал имена всей твари (Быт. 2:20).

Ты соединяешься с Небесами, и они становятся твоими. Ты радуешься о них, постижимых и в то же время непостижимых. Небеса познаются, когда возвеличивает тебя Господь ради восстановления твоей царственной природы и поставления тебя над всем миром. Они не познаются, ибо еще не явны для мира нашей повседневности. Ты должен выйти за пределы этого мира, чтобы увидеть Небеса, загражденные плотью, лицом к лицу (1Кор. 13:12).

Ты чувствуешь, как твой дух овладевает твоей жизнью, душой, всем твоим существом, соединяется со всем земным и неземным миром. Так и иной Дух, Которому ты сделался сопричастным теперь, владеет всем этим. Он животворит мир, и в Его присутствии ты теряешься или, скорее, находишь себя. Этот Дух я не могу осознать. Я причащаюсь Ему, радуюсь Ему, Он есть причина моего рождения. Но Он совершенно непостижим.

И этого Духа я открываю, что весьма непросто. Дух открывает мне Сына, но я не в состоянии постичь откровения Святого Духа. Я открываю Его другим, но кто откроет Его для меня? Он постижим, ибо через Него я властвую. Непостижим, так как Он есть Дух, превознесенный выше всего в мире, дающий жизнь, существование, духовность. Ибо мир, в котором я сейчас нахожусь и которому я сопричастен, – это мир нерукотворных, но умозрительных вещей, раскрываемых в Духе Святом.

Когда это случается в моей жизни, радости, в этой непостижимой постижимости, то я чувствую, как сам оказываюсь захвачен, очарован, понимаю, что не могу властвовать над собой. Теряюсь и каким-то образом оказываюсь окруженным бесконечностью. И хотя чувствовал движение моей царственности, то теперь чувствую движение моего ничтожества, но в то же время осознаю, что охвачен Богом. И как же после всего этого я могу сказать, что Бога нет? Как могу теперь сказать: «Мне до Тебя нет дела». Как я могу грешить, если уже испробовал бесконечность и понял всю свою греховность? Я мог бы умереть. Господь мог бы в какой-то момент сжать и выбросить меня, как худую траву. Однако Он меня спасает. Я мог бы убежать, но куда? Ведь где бы я ни был, я оказываюсь окруженным небесами и землей, сотворенными Богом: Аще взыду на небо, Ты тамо еси; аще спиду во ад, тамо еси (Пс.138:8). Я всецело «порабощен» Богом: Господь пленш еси плен (Пс. 67:19). Теперь есть нечто, что я нашел, что мною обладает.

Похоже, будто я спал, и меня отнесли в другую комнату, проснулся и увидел, что я уже в другом месте, где закрыты окна и двери, понял, что сижу взаперти. Такое происходит на самом деле: ты чувствуешь свое бессилие. Чувствуешь, что возвеличен. Чувствуешь свою совершенную ничтожность, слабость и неготовность к действию. Единственное, чем ты можешь жить, – это милость Божия.

6

Первое, что я ощущаю в этом заточении вечности: я исчезаю, понимаю свое бессилие, но постепенно к нему привыкаю. Как, очутившись в незнакомой комнате, ты сначала теряешься, а потом привыкаешь к новой обстановке: «А меня сюда положили, чтобы я отдохнул... Да, кровать жестковата... Но что же мне делать? Я уже выспался... Стало светло... А вот и иконочка. Это же Господь – Господи, Иисусе Христе, слава Тебе! Ты здесь». И ты чувствуешь, что ты здесь не один, но с Господом.

Так, будучи заключенным в вечности, ты постепенно осознаешь общение, происходящее между Богом, Святым Духом и тобой. Ты начинаешь понимать, что ты не заключен, но освобожден Христом. Он Тот, Кого ты полюбил, Кого ты искал. И, следовательно, к Нему ты обращаешься и с Ним общаешься. Он всегда перед тобой и с тобой. Он Творец мира, Который может одним лишь движением брови выгнать меня вон. Он Тот, Кого я полюбил и Кому стал попутчиком. Он – мой Создатель, Все чрез Него начало быть (Ин.1:3).

Я открываю Бога, Христа воплощенного, вижу Того, Кто некогда избрал меня. Немного привыкнув, я могу обращаться к Нему и с Ним беседовать. Он одновременно и мой Господь, и во мне пребывает. Я начинаю постигать свою связь с Богом и собственное обожение, своего Творца и сотворенное Им во мне. Того, Кто сейчас родился в моей плоти. Я узнаю своего Судью и Господа, Того, Кто заставляет биться мое сердце и работать мой мозг, Того, Кто содержит все Своей мышцей. Я постигаю, насколько моя жизнь сплетена с Ним. Этим общением со Христом и во Христе я открываю для себя рай.

Я начинаю приобретать разного рода знание о рае, о себе самом, о Боге, о Троице, об ангелах. Знание духовное и нематериальное, до того бывшее непостижимым и неведомым знание Священного Писания. Тебе кажется, что читал уже Священное Писание многажды, но на самом деле каждый раз читаешь его как будто впервые. Ибо открывается знание, с одной стороны, моим усилием, а с другой, действием Божественного произволения в моей жизни. Оно приходит через усердные занятия, искания, послушание, пост, имеющий здесь очень важное значение, но главное, через вмешательство Бога.

Понемногу это знание, которое отныне мне доставляет радость, заставляет меня сказать: «Слава Тебе, Боже, за то, что я ничего не понимаю». И тогда я начинаю открывать знание Бога как ребенок. Со мной говорит Христос, говорит о Себе, о Своем Отце. Я начинаю понимать, что есть Святая Троица, потому что все это предстоит перед моим мысленным взором. Я нахожусь как бы внутри, в облаке, и гляжу на мир изнутри. Я приобретаю непосредственное знание, личное и внутреннее. И Господь милосерден ко мне так, будто бы я и не грешил никогда и не огорчал Его, словно я – не смертный червь земли. Он меня приближает к Себе, усыновляет меня, заботится обо мне, как будто я Его единственный бесценный сын; и я живу Его любовью. Господь открывает мне глаза, говорит мне: «Открой глаза, посмотри на Меня» – и, смотря на Него, я получаю столько откровений.

Итак, я приобрел знания. Их множество становится одним знанием, а потом и откровением, которое наполняет мою жизнь.

Я насквозь проникаюсь им и начинаю излучать Бога, Которого я воспринял и впитал в себя сейчас так же, как Он раньше впитал меня. Все это происходит, как вы понимаете, только благодаря благодати и силе Бога.

Престол Божий¹⁶

Благодать Божия привела нас к самой сердцевине церковного года, к Триоди постной, в которой последовательно и постепенно раскрываются перед нами Небесные горизонты покаяния. Позавчера мы вступили в подготовительный к Святой Четыредесятнице период. Он дарует нам возможность настроиться на плодотворное проведение следующего за ним этапа – Великого поста. А он, в свою очередь, готовит нас к Страстной седмице: к погребению со Христом и к встрече грядущего торжества со всеми святыми и всем миром – Воскресения Христова и нашего собственного духовного пробуждения.

Тот, кто осознанно погружается в праздничный цикл Церкви в дни, приготовительные к Святой Четыредесятнице, тот уже сейчас в своей душе непременно воспоет то, что через две недели мы все услышим в евангельском чтении: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому (Ин. 1:51). Пусть эти слова послужат основанием нашей сегодняшней беседы.

Если мы станем внимательно следить за чтениями из книг Священного Евангелия, то увидим, что каждое воскресенье показывает нам жизнь Сына Божия с разных сторон. Притчи Недели о мытаре и фарисее, что мы пережили позавчера, и наступающей – о блудном сыне – готовят нас к лицезрению смирения Сына Божия и Его отеческих объятий. Это один из способов, которым Бог открывает Себя для нашего познания.

Впоследствии, в Неделю о Страшном Суде, Сын Человеческий предстанет перед нами как Царь, восседающий в Своей славе на троне. И последнее перед Великим постом сыропустное воскресенье повествует нам о новой жизни во Христе через Причащение Ему.

Вы видите, что Господь царствует повсюду в эти дни. Трагедия всякого верующего человека заключается в том, что реально увидеть Господа страждущего он не может, хотя и говорят о Нем. Мы ищем Господа в своих молитвах. Каждый сообразно собственным силам старается всем сердцем и разумом узреть Бога, однако часто приходит к выводу: Искала его и не нашла Его, звала Его, и не услышал меня (Песн. 3:1). Страдание и слезы нашего сердца происходят от того, что мы обычно не замечаем Бога в молитвах и годами твердим: «Бог меня не слышит».

Что же нам делать? Один поднимается со своего места и зовет Бога, другой бежит в церковь, но каждый ищет способ умилить Господа и сообщить Ему о своем присутствии. Кто испытывает удовлетворение, если не имеет возможности видеть и лучше узнавать своего возлюбленного? Кто женится на девушке, прежде не узнав ее хорошо? Как сердцу человека соединиться со Христом, Которого оно нигде не различает?

Поэтому мы произносим в своем сердце подобно невесте из Песни Песней: Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать Того, Которого любит душа моя (Песн. 3:2). Конечно, мы знаем, что Господь – внутри каждого из нас, что Он – повсюду. Но мы не видим Его и не слышим. Как же можно так жить, не имея ни глаз, ни ушей?

Естественно, мы знаем, что никому не было дано узреть Бога в Его истинной Божественной природе, ибо от этого человек мог бы просто погибнуть. Мы знаем, что Бог непостижим и превосходит все Своей природой. Он единственный, Кто по Своей природе не есть то, чем является все остальное. Однако, возлюбленные мои, Небеса Священного Писания полны свидетельств и знаков присутствия Бога среди людей.

Давайте обратимся к тексту Священного Писания, чтобы узнать, как там представлен Господь. Пророк Осия говорит: Я... умножал видения и чрез пророков употреблял притчи (Ос. 12:10). Это глас Самого Бога: «Я являлся во многих видениях, давая познать Себя пророкам, Я говорил притчами. Как подобие Божества и как подобие человека, Я предстал перед их взорами. Они увидели Меня и познали. Они передают вам то, перед чем сами пали ниц». Я открывался много раз, говорит Господь, и, невидимый, делался видимым Своему народу через пророков, через Свое явление, через символы.

То есть Бог, не покидая Своей непостижимой сущности, видоизменялся, снисходил до нашего бессилия посредством понятных нам образов, чтобы возвеличить нас в познании Его Божества и дать нам почувствовать, что мы на самом деле лицезрели невидимого Бога.

Давайте посмотрим, как представлен Бог в Священном Писании (у пророков), как Он, недосягаемый и непостижимый, становится осязаемым не только рядом с нами, но и внутри нас.

Возлюбленные мои, давайте посмотрим на образ Бога Царя, восседающего на Своем троне. Такой образ мы встречаем в евангельском чтении Недели о Страшном Суде (Мф. 25:31–46), то есть в повествовании о Втором Пришествии: Господь спускается на Престол славы, где восседает Сам Христос. Сколько раз мы читали этот отрывок! Но для того, чтобы понять, что значат слова: «на Престол славы», необходимо увидеть, что окружает этот Престол.

Итак, взглянем на Престол более пристально. Посмотрим на Господа и Бога нашего, на нашего Царя и Владыку. Ибо только Он Сам может убедить нас в том, что Он стоит перед нами и обитает в нас самих.

Характерны два образа, два видения пророкам – Исайе (Ис. 6:1–8) и Иезекиилю (Иез. 1:1 и далее), каждое из которых стало своего рода признанием их пророческого достоинства. Они дважды испытали чудо богоявления и видели Престол Божественной славы, на котором восседал Господь. И как мы уже сказали, в результате этих явлений Бога народу Божиему были даны два главных пророка, видевших Господа: Иезекииль и Исаия.

Удостоился подобного видения и Даниил (Дан. 7:9–10), и пророк Михей (3Цар. 22:19). А святой Иоанн Богослов в своем Откровении (Откр. 4:2–6) подытожил увиденное всеми пророками, рассказав о Боге, Который пришел в мир и отдал Себя людским сердцам.

Возлюбленные мои чада, величествен Господь, спускающийся на Престоле на землю. Еще более удивительный образ мы находим в семнадцатом псалме Псалтири, который я очень советую вам прочесть. Я не буду его здесь анализировать, но просто выделю некоторые моменты.

Начну со слов Исаии. Они настолько известны, что мне достаточно будет просто вам их напомнить: Видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном (Ис. 6:1). Давайте вдумаемся в эти слова. Они – чудо. Они исходят из Самого Божества и показывают, где и каким образом Бог обретается в нас. Если мы осознаем это, то тотчас же начнем понимать, что Бог там же, где и мы сами. Он денно и нощно пребывает с нами, и куда бы мы ни пошли, то повсюду отыщем Бога.

То же сказано и у Иезекииля: отверзлись небеса – и я видел видения Божии (Иез. 1:1). То есть, я видел Бога во многих образах, во многих изображениях, я видел Бога, тысячами способов являющим Себя моему взору, чтобы, осознав, мог поведать о Нем своему народу.

Вспомните храм Соломона. Он поднимался над землей на шесть ступеней, но, несмотря на это, трон в нем был установлен на возвышении, то есть находился над уровнем земли выше, чем на шесть ступеней (3Цар. 10:19–20). Поэтому пророк и говорит, по аналогии со словами святого Исайи, что Престол Господа «высокий и превознесенный», то есть что он так высок, словно висит на небесах.

Вокруг Престола с двух сторон стоят по двенадцать львов. Львы – символы абсолютной власти и могущества. Двенадцать львов- совершенное число, показывающее, что нет ничего сильнее Бога. А Престол, «высокий и превознесенный», есть свидетельство о том, что Бог превыше Небес. Ведь Престол возвышается над землей, а земля есть небо, в котором появляется видение, в невидимом, еще не познанном мире, совершенно отличном от того, что в состоянии воспринять человеческий разум.

Итак, Бог пребывает над всем. Его трон – это царский трон, символ самодержавной власти. Он на Небесах один, и нет другого, равного Ему. Он возвышается над миром и над Небом. Зачем Бог дарует нам такое видение? Чтобы показать недосягаемость не только Бога, Который – над всем (как постижимым, так и непостижимым), но и Его Престола.

Неведом, невидим, недосягаем не только Бог, но и Его Престол, Его огненный Божественный трон, превосходящий всякое понимание. Не то что Престол, но даже и стасидий¹⁷ Бога непостижим и неизъясним¹⁸. Царь – вне мира, но раз Он Царь, восседающий на троне, то значит Он – Владыка, и у него есть подчиненные.

Следовательно, Господь, как невидимый правитель, соединяется, сливается с людьми, с их мыслями, проблемами, правдами и неправдами, сердцами, которые любят Его. Бог огромен, но Он уменьшается, чтобы люди смогли Его возлюбить. Господь взирает на мир сверху, но не возносится над ним, а, как мы уже сказали в евангельских чтениях этих двух недель, умаляет Себя, чтобы стать единым с человеком.

Вы увидели, какими особенными свойствами наделен Бог. Он ограничивает в Себе безграничное, чтобы так преподнести его нам. Для нас Он невозможное делает возможным, чтобы мы смогли принять Его и по мере своих сил ощутить внутри себя.

Он – на высоком Престоле, дабы показать, что у Него нет врагов, а значит, и не существует иного победителя, кроме Него Самого. Он одержал победу над всеми врагами и владычествует безо всякой суеты и гибельных влечений – без того, что так мучает нас и заставляет забывать о Боге.

Вот таков Господь. Он высоко, но вместе с тем Он с нами и в нас, мы вмещаем Его, и Он охватывает нас. Его Престол Иезекииль называет подобием престола (Иез. 1:26). А Даниил говорит: Престол Его – как пламя огня (Дан. 7:9). Почему «подобие престола»? Почему как свет, «как огонь»? Для того чтобы показать, что не существует ничего схожего с Ним, что Престол Бога уникален. И, следовательно, Престол и Бог имеют общую нерукотворную, Божественную природу. Они не есть нечто физическое, но духовное, Небесное, невыразимое.

И поэтому для обретения Бога нам необходимо узнать, как Он движется, как говорит, как выражает Себя через символы, через Престол, через что-либо иное с тем, чтобы понять Его и познать.

В Откровении сказано: И вот, престол стоял на небе (Откр. 4:2). Какие дивные слова! Святой Иоанн своими глазами видел это зрелище и убежденно рассказывал о нем, чтобы смогли и мы поверить в то, что это правда. Он не говорит, что где-то там, наверху, есть Престол, но: «и вот», говорит, «вот здесь – Престол. Он стоит на Небе». А поскольку Престол не имеет предела, ибо составлен из надмирных элементов, то способен находиться одновременно и на Небе, и посреди нас. В другом месте Откровения сказано, что он поставлен в центре Горнего Иерусалима. То есть Престол возвышается в самой Церкви, и только в ней возможно обрести Бога.

Из других повествований Священного Писания очевидно, что когда речь идет о Небесах, подразумевается Престол, и наоборот, когда говорится о Престоле, подразумеваются Небеса, чтобы, глядя в Небо, мы знали, что это рубашка, покрывающая Бога. Пророк Исайя называет землю подножием (Ис. 66:1; Деян. 7:49; Мф. 5:35). И другие пророки говорят так, чтобы напомнить нам, «подножию», что вездесущий и великий (Он настолько велик, что не имеет ни сравнительной, ни превосходной степени). Бог непременно ходит по земле, по-другому и быть не может. Следовательно, куда бы я ни направил свои стопы, то не должен забывать, что там же ступала нога Господа.

Возлюбленные мои, вы понимаете, что это значит? Когда мне говорят, что где-то идет ток, я понимаю, что если я стану там, то ток меня ударит. Теперь меня предупреждают: «Здесь подножие», и я понимаю, что куда бы я ни пошел, туда отправится и Бог. И поскольку мы шествуем синхронно, то мы оба существуем в единый момент в едином месте. Таким образом, Небо становится удивительным образом зримым для наших душ. А знакомая нам земля превращается в поле, в сад, по которому ходит наш Бог.

Затем давайте разберемся: каков Престол Бога? Как пророки, так и святой Иоанн Златоуст называют херувимов Престолом Господа. «Иже на Престоле херувимсте носимый»,¹⁹ – говорим мы во время Божественной литургии, и это значит, что херувимы никогда не покидают Господа. Кто такие эти херувимы? Это горние, бесплотные и непостижимые существа, которые указывают на существо Бога.

Следовательно, где херувимы, там и Бог, а где Бог, там и херувимы. И мы знаем, что творение Божие наполнено херувимами, они повсюду, и следовательно, повсюду и Христос. Неким непостижимым для человека образом Бог нераздельно разделяется там, где есть херувимы.

Херувимский Престол окружает чин серафимов. Существование серафимов обозначает нечто иное. Они образуют кольцо вокруг Престола. Херувимы являются троном, а серафимы, заключив его со всех сторон, возглашают: Свят, Свят, Свят (Ис. 6:3).

Итак, что нам показывают серафимы? Что Бог есть огонь. А как понимать эти слова? Серафимы – это Божественная энергия. Благодаря серафимам, которые неизменно находятся вокруг Него, Господь неким непостижимым для нас способом преодолевает Себя и распространяется посредством нетварных энергий, заполняет Собой весь мир, доходит до каждого человека и наполняет его Божеством. Итак, вы видите, что херувимы указывают на присутствие Бога, а серафимы приближают Бога к человеку, открывая ему величину Господа и возможность Его вхождения в каждого из нас.

Возлюбленные мои, на троне восседает Господь. Восседает ли? Или поднимается? Не восседает и не поднимается. Но всем Своим видом, спокойным и невозмутимым, как мы привыкли видеть на иконах, внушает: «Не беспокойся, Я вечный и единственный. Посмотри, как твердо, свободно и просто Я восседаю на Престоле, тихо и покойно, с желанием тебя выслушать. Я никуда не тороплюсь, не устаю, не ухожу, не возмущаюсь. Я здесь и жду тебя, дитя Мое».

Таким образом, Господь выказывает готовность обратиться к нам, лишь только мы Его призовем. Итак, трон является символом того, что Бог принадлежит и мне, и тебе. Он стоит вот здесь, весь в нашем распоряжении. И Он пребудет с нами до тех пор, пока есть херувимы. Он не перестанет приходить к нам на помощь, пока существуют серафимы. А последние вечны.

Нам нельзя также забывать, что наш Бог есть праведный Судия, Который нас предупреждает: «Делай в жизни все, что хочешь, Я не покушаюсь на твою свободу, Я не собираюсь хватать тебя за горло и приказывать тебе: «Делай так и вот так». Но помни, Я – Судия, и однажды безо всякой спешки настанет час Мне выслушать все твои оправдания». Это значит, что Христос придет «судить живых и мертвых», о чем мы услышим в Неделю о Страшном Суде.

Столь величественно и царственно явление Господа! На Его лике начертана праведность. Незыблемость Престола Господня говорит нам о том, что мы никогда Его не потеряем. Бог – Судия, притом Судия праведный. Дивно говорит Псалмопевец Давид: Правда и судьба уготование Престола Твоего (Пс. 88:15), правда и судьба исправление Престола Его (Пс. 96:2), милость и истина предъидет пред лицем Твоим (Пс. 88:15).

Возлюбленные мои, обратите особое внимание на эти слова, потому что в них заложен чудесный смысл: «милость и истина предъидет». Это значит, что Престол, Сам Господь есть справедливость, но ее Он сохраняет в Своем покое, а то, что Он постоянно посылает в мир, то, что подготавливает наши сердца, освещает их, ласкает, делает сильными и благословляет, – это милость Его и истина. Значит, Господь ждет нас не только для того, чтобы судить, но и чтобы явить нам Свою отеческую любовь, распахнуть Свои объятия, проявить Свои чувства тысячью разных способов. Каждый день Он посылает нам вестников Своей любви: и милость Твоя поженет мя (Пс. 22:6), говорим мы. Где бы мы ни находились, что бы мы ни делали, и когда спим или бодрствуем, грешим, думаем, размышляем – всегда ежеминутно Господь оказывает нам Свою милость.

Посмотрите, сколькими смыслами окружен Престол Бога, Престол, который и есть Сам Бог! В конце жизненного пути нас ожидает последний и решающий суд. Когда это произойдет? Тогда, когда милость и благодать Бога размягчат наши сердца, взволнуют наши души и научат иметь в своем помышлении только Божественное.

Итак, на примерах мы представили себе Второе Пришествие. Мы видим это так же ясно, как будто на иконе. Есть Престол, но Христа там нет. Престол пуст или на нем лежит одно лишь Евангелие. Посмотрите на любовь Бога, которая все разъясняет. На Престоле – там, где нас будут судить, – нет Христа, словно Он хочет этим сказать: «Я еще не судия, пока Я брожу по улицам, живу в ваших домах и сердцах. И жду, когда придет тот страшный час».

Все эти образы взаимно дополняют друг друга и заставляют нас всегда памятовать о Господе. Да, мы не видим Бога, не слышим Его, но знаем, что каждый день и час Он – во всем. Престол – в ожидании, когда вся Небесная книга будет заполнена именами, когда впишут и наши имена, а уже после этого наступит Второе Пришествие.

Поэтому сказано, что Суд дано вершить Христу, потому что Он есть Сын Человеческий (Ин. 5:27). Почему Отец не взялся за дело суда Сам, а передал Сыну? Потому что Христос – Сын Человеческий. Он – Сын не только Бога, но и человека. Он понял нас, почувствовал, страдал вместе с нами, плакал, горевал, голодал, претерпел все, что претерпеваем и мы, поэтому именно Он ждет нас на Страшном Суде и именно Он будет нас судить.

Какой великой радостью наполняются наши сердца, когда мы чувствуем заботу Господа о нас! Это даже не забота, а плоды терпеливой любви. При желании Бог поднимается с Престола, наклоняет Небеса и спускается, чтобы стать ближе к нам. Попечение о нас – это Его дело.

ч

Но кто же восседает на Престоле? Конечно же, Бог, Господь – ветхий днями (Дан. 7:9, 14 и 22), подобие четырех животных (Иез. 1:5), а с Ним Христос. Обратите на это внимание. Престол принадлежит Господу, но Бог Отец посадил на него и Сына, а Сын, не заменяя Отца, разделяет с ним власть. Отец и Сын вместе, ибо Они – одно Божество.

Я сел, – говорит Христос в Откровении, – с Отцем Моим на престоле Его (Откр. 3:21). Почему Сын сел вместе с Отцом? Потому что, как мы уже говорили, Бог доверил Сыну суд, ибо Тот стал Сыном Человеческим. Но и Сын, памятуя о том, что Отец послал Его пострадать за нас из-за Своей отеческой любви, говорит: «Сядь и Ты, Отче вечный, Отец Мой истинный, будь судиею со Мной». Посмотрите, как Они объединяются ради нас.

Итак, Престол – и Господа, и Агнца закланного (Откр. 22:1, 3, 5, 12). Христос сидит справа от Отца, как человек, как «подобие человека». Почему же пророки возвещали, что Мессия воссядет словно подобие человека (Иез. 1:5)? Потому что этим хотели показать, что на Престоле сопребудут не только Отец, Сын и Святой Дух, а вместе с Ними и наша человеческая природа.

Бог даровал человеку не только небо и землю, но и усадил его рядом с Собой на Престоле. «Подобие человека», Христос, занял Престол, чтобы сделать его доступным и для человека, человеческой природы, принятой Им на Себя.

Таким образом, человеческая природа стала причастной Небесному Престолу и власти Бога. Престол Твой, Боже, в век века (Пс. 44:7). И мы должны сесть на него вместе с Богом. Он избрал нас, чтобы по Своей милости сделать богами и царями.

Первой на Престол взошла Богородица, «одушевленный Престол Бога», огневидный Престол Бога, херувимский Его Престол, «ширшая Небес»! Видели ли вы на иконах, как просторно на нем Она восседает, показывая, как воссядем и мы на Престоле Отца и Сына.

В лице Богородицы Престол заняло и все человечество наравне со Христом. То есть по действию благодати мы с вами и Христос стали равны перед Небесным Отцом нашим. Вы понимаете смысл этих символов? Какой чести удостоил нас Господь! Я грешник, мы со Христом едины, мы равноценны, мы равны пред Богом Отцом.

Таков, мои возлюбленные, зов Небес! Я сам, восседая со Христом, становлюсь Престолом Христа. Поэтому в Откровении сказано: Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем (Откр. 3:21). Вместе со Мной, на Моем Престоле, мы будем словно одно целое. Получается, что Престол – это картина не только славы Господа, но и нашей с вами славы. Размышляя о славе Христа, давайте вспомним и о той, что уготовал нам Бог.

Там, наверху, поставлены двенадцать престолов для апостолов (Мф. 19:28). И еще двадцать четыре – для старцев Апокалипсиса (Откр. 4:4).

И вот, великое множество людей, которого никто не мог перечесть... стояло пред престолом и пред Агнцем в белых одеждах и с пальмовыми ветвями в руках своих (Откр. 7:9).

Неисчислимые множества составим мы со Христом: Он – посреди нас, и в руки мы возьмем пальмовые ветви победы. Так давайте искать Господа, и Он чаще будет открываться нашему взору!

Возлюбленные мои, вообразима ли картина, прекраснее этой – триумфального шествия Христа? Возможен ли образ радостнее, чем образ нашей победы? Поэтому в Откровении сказано: Будет пасти их и водить их... и отрет Бог всякую слезу с очей их (Откр. 7:17). Да, мы говорим о Престоле, но не станем забывать о том, что существует не только Престол, но и эта повседневная проза жизни. И сколь велика бы она ни была, она сотворена для нас с вами. Христос пасет нас, Он ведет нас по земному миру. Поэтому мы вместе с Ним.

Есть ли в мире человек, не испытавший страданий! Бог способен отереть все наши слезы. Что для Него наши проблемы, если Он есть Тот, Кто ведет нас по жизни! Что станет с нашими страданиями и грехами, когда мы предстанем пред лицом милости Божией? Господь одержит над ними верх, что известно каждому человеку с церковным сознанием и как сказано в Священном Писании.

Нам в Церкви явлена Божия милость, способная покрыть все это. Так пребудем же в бдении, которое поможет преодолеть все препятствия, и пусть наше сердце принадлежит единственно Христу! Оставим суетность и уныние! Перед нашим взором Господь!

Вот таков Престол!

Двор

Давайте оглядимся по сторонам, посмотрим, что есть вокруг Престола. Обратим свой взгляд на двор. Какой царь не имеет двора?

Его главную часть, мы уже об этом говорили, составляют серафимы, крылья которых издают великий шум. Как сказано в книгах Священного Писания, он подобен шуму вод многих (Иез. 1:24).

Почему же крылья серафимов издают такой шум? Вспомните наше предыдущее размышление: серафимы показывают, что Бог всегда с нами и что Он спускается к нам. Следовательно, этот великий шум свидетельствует о том, что Господь не ведает отдыха: Он встает с Престола, на херувимской колеснице спускается на землю и проявляет заботу о каждом человеке. Вспомните житие святителя Николая. Именно на Божественной колеснице Он спасал терпящего кораблекрушение или потерявшегося в горных ущельях. Шум крыльев серафимов есть свидетельство тому, что нет такого мгновения, когда бы Господь не спешил нам на помощь.

Весь Престол наполнен светом и похож на небесную радугу (Иез. 1:4). Перед ним – огненная река Бога (Дан. 7:10) и море стеклянное, подобное кристаллу (Откр. 4:6). Это символы того спокойствия, каким должны обладать наши души. А слова река воды жизни (Откр. 22:1) есть знак того, что лишь произнесем мы: «Господи, помилуй мя», тотчас эта «вода жизни» будет дана нам.

Семь светильников (Откр. 4:5) – это семь духов Христа. Молнии, и громы, и гласы (Откр. 4:5) показывают, что всемилостивейший Христос является Царем. Тысячи тысяч ангелов (Иез. 7:10) стоят наготове служить нам. Все во дворе Господа светится великим светом. Херувимы – это основа колесницы Божией, основа Престола (Ис. 37:16), они показывают, что Бог действительно есть.

Что бы ни делал Господь и куда бы Он ни направлялся, Он всегда возвратится на Свой Престол, словно говоря нам: «Не бойтесь, Я здесь, Я снова взойду на Престол, Я слежу за вами и люблю вас».

Возлюбленные мои, говоря о Престоле и о дворе Царя, не забудем и о единственном и живом их подобии на земле.

Незрима слава Божия. И поскольку она невидима, Бог явился во плоти (1Тим. 3:16), чтобы мы смогли почувствовать славу Бога в своей собственной плоти через подобия, образы и символы.

Величайшее отражение Горнего двора Господня есть ежедневная литургия, совершаемая в храме. Мы говорим о дворе Христа, но это и богослужебный наш двор, некая живая и осязаемая картина славы Бога, Который присутствует на литургии. Здесь, на земле, Он становится нашей жизнью, хлебом, светом, рекой жизни, гласом хлябей (Пс. 41:8), как и там, на Небесах. Он сделался для всех всем (1Кор. 9:22). Наша литургия – это сошествие на землю Горнего Иерусалима. Нет необходимости искать его на Небесах. Тот, Кто восседает на Небесном Престоле, находится здесь, с херувимами, с огнем и светом.

Поэтому, возлюбленные мои, в древности епископский трон сооружался в алтаре, и таким образом вся литургия проходила перед ним, ибо епископ есть точное изображение Христа²⁰.

Итак, Господь дал нам все. Двор на Небесах и двор на земле. Господь опустил нам Небесный Престол, чтобы мы могли служить возле него и уже здесь, на земле, быть оправданными. Он сделал Свой Престол осязаемым и доступным для людей. Святой престол в алтаре есть истинный Престол Христа. Иконы, лампады, священнические возгласы, псалмопение – отнюдь не условность, но богоносное служение Царю.

Когда ты видишь подсвечник или лампаду при пении псалмов, знай, что во всем этом есть Бог, что все это создал Бог. У иудеев не возникало сомнения, что во Святая святых пребывает Бог, и поэтому денно и нощно два херувима склонялись над ковчегом (Исх. 25:19; 3Цар. 8:7). Так подобает и нам оберегать святыню, раз мы не сомневаемся в присутствии Бога.

Стоит задуматься о том, что в Церкви все Божественно, а это значит, что и каждый христианин Божественен по милости и благословению Божиему, которое, напитав все здание Церкви, посещает каждую плоть. Милость снисходит на нас, сынов человеческих, и делает нас сынами Бога, а Христос, Сын Божий, напоминает нам о том, что Он – Сын Человеческий.

Престол Соломона, о котором мы уже говорили, «высокий и превознесенный», был изготовлен из позолоченной слоновой кости. Но и мы, будучи Божественными, являемся Престолом Бога. Поэтому и мы должны быть чистыми и нетленными, словно из слоновой кости, иметь позолоту из молитвы, действия, боговидения, помазания Божественным сиянием. Ибо невозможно, возлюбленные мои, для нас покинуть колесницу и Престол Бога.

Посмотрите, что пишет Иезекииль о херувимах, поднимающих Престол. Благодаря им летает колесница Бога. Херувимы, соединенные между собой, поддерживают Престол, являясь его основанием и подножием: И легкие крылья их, и руки человеческие были под крыльями их, на четырех сторонах их (Иез. 1:7–8). Что же это означает? Христос наверху, Престол чуть ниже, херувимы еще ниже. Они возносят эту Небесную славу. А под херувимами – рука человека.

Пророк Иезекииль хочет донести до нас, что херувимы человекоподобны и, следовательно, имеют такие же, как и у людей, руки. Он говорит об этом, конечно, не прямо, а косвенно: «Под колесницей и под быстрыми крыльями, чтобы Господь присутствовал повсюду, есть рука человека». Но как это возможно? Задумаемся над смыслом. Человек не может не быть там, где есть херувимы, там, где парит Сам Христос!

Значит, где Христос, там херувимы, а внизу и мы с вами. Бог не мыслит Себя без нас. Как же мы можем представить свою жизнь без Него?! Она невообразима!

Столь величественно явление Господа! Теперь мы разобрали его последнее значение. Где Бог, там, внизу, и мы, люди. Там, где херувимы и серафимы, там находимся и мы.

Поэтому, возлюбленные мои, давайте обращать свой взор хотя бы на миг на Небеса и наблюдать за тем, как Бог спускается к нам. Это необходимо делать ежедневно. Давайте увидим, как Он незримо сходит на землю, именно так, как Он Сам рассказал нам об этом в книгах Священного Писания. А Он есть истина.

Внегда скорбети ми, призвах Господа (Пс. 17:7). Как часто и мы призываем Бога: и к Богу моему воззвах (Пс. 17:7). Сколько раз и мы взываем к Нему! И Он услыша от храма святого Своего глас мой (Пс. 17:7) – услышал там, в Небесном Своем храме. Конечно, псалмопевец еще не понимал в полноте всех тех тайн, о которых мы сегодня говорили. Он увидел Бога на Небе и сказал: И вопль мой пред Ним внидет во уши Его... и приклони Небеса, и сниде (Пс. 17:7, 10). Ради кого? Ради меня! Небеса перевернулись. Ради кого? Лишь ради одной воззвавшей души. И подвижеся, и трепетна бысть земля (Пс. 17:8), даже основания гор стали огненными от страха. Заблистали молнии и возгремели громы, ибо сошел Бог: и взыде на херувимы (Пс. 17:11), чтобы показать, как Господь торопится к человеку. А чтобы тот не испугался, Он положи тму закрое Свой (Пс.17:12). Спускаясь на землю, Господь вошел в черное облако, по словам псалмопевца, чтобы тот не погиб от ужаса. Бог спрятал Себя в нем и сделался невидимым, потому что увидеть Бога смертельно. Как молниеносно Он передвигается, сколь Он истинен и как скрывает Свое величие от нас, чтобы избавить нас от всякого страдания!

Облака, видя Его приближение, рассеялись, исчезли, чтобы смог Христос приблизиться ко мне, к моему сердцу, взывающему к Нему. И Господь не оставил меня: и возгреме с небесе Господь (Пс. 17:14) и сошел ко мне.

Вслушайтесь в поэзию этих слов. Бог низпосла с высоты и прият мя, восприят мя от вод многих (Пс. 17:17). Он пришел с высоты, ибо я упал в воды многих страданий, несчастья, греха. Со Своего Престола Он подал мне руку и взял меня, поднял и спас. Не это ли самое что ни на есть явное доказательство ежесекундного присутствия Бога в нашей жизни?

Таков, возлюбленные мои, Престол Господа, Который повсюду, но прежде всего в нас с вами. Бог сделал людей Своим Престолом для того, чтобы мы не знали разлуки с Ним.

Сегодня мы поговорим об одной важной стороне духовной жизни, к которой нас подводит Постная Триодь, особенно же ее начало, – о молитве.

Да знаем ли мы, что такое молитва, и умеем ли мы молиться? С детских лет нас учили молиться, но идет ли наше моление по правильной дороге? Молитва – это путь души к Богу, она имеет своей целью достижение Его и соединение с Ним. Если маршрут выбран неверно, то автомобиль, или судно, или любое средство передвижения никогда не придет к пункту своего назначения. Если наша душа во время молитвы ступит на витиеватый путь, она никогда не придет к Богу и будет подобна лодочнику, который не занимается ничем другим, кроме гребли, но в результате кружится вокруг одного и того же места. То же можем испытать, сами того не осознавая, и мы. Так давайте разберемся – достигает ли цели наша молитва?

Совершенно очевидно, что не наученный молитве человек по сути дела несчастен. У него нет возможности прожить жизнь полноценно. Даже став монахом, он все равно будет земным, а не Небесным человеком; более того, он не сможет уподобиться ангелам, не овладев правилами пользования молитвой – этим замечательным средством передвижения и мореплавания по ангельскому миру.

Сколь неизмерима наша беда, и вы это чувствуете, если мы не умеем молиться. Неизмерима! Это наибольшее из всех зол для нас. Его невозможно сравнить с каким-либо другим. Если предположить, что взорвутся звезды и миры между ними, и все, вверху и внизу, обратится в обломки, то эта катастрофа будет меньшей по сравнению с той, которой подвергаемся мы, когда не умеем молиться. Опасность неминуема для нас в случае такого духовного невежества.

Что такое молитва? Это колесница души, сказали мы; давайте скажем еще и так: это то состояние, в котором пребывает душа. Как легкие вдыхают воздух? Точно так же и душа дышит молитвой. Почему мы пришли в монастырь? Потому что здесь царит молитвенная атмосфера и все совершается через молитву. Если же молитва не творится или творится неправильно, то как нам стать людьми духовными? Правильная молитва все приводит в порядок, отгоняет любые трудности, проблемы, мучения, грехи – все улаживает; и еще она способна творить чудеса на нашем пути, в подвиге и в жизни.

Если мы не имеем внутри себя богатств Духа, радости и мира, если у нас нет немедленно осязаемых, явных, великих плодов, то причиной этому наше собственное нежелание этих плодов либо неумение молиться. Вы желаете и не имеете, как дивно сказал брат Христов Иаков, а не имеете, потому что не просите (Иак. 4:2). Дело в том, что мы не просим, а если и просим, то плохо. Вы просите не на добро (Иак. 4:3), продолжает апостол.

Нам, монахам, более, чем другим, свойственно умное делание, Иисусова молитва. С особым усердием творим ее мы в дни Великого поста. Сегодняшняя проповедь имеет вводный характер, поэтому прежде чем углубиться в теорию умного делания, давайте скажем о молитве в целом. Ибо молитва – это все. Коль скоро я не умею молиться, как я уже говорил, то ничего и не делаю; и все заканчивается катастрофически, то есть саморазрушением.

Позвольте мне сказать еще вот о чем. Мне кажется, отцы мои и братья, что мы не молимся истинно, а если молимся, то не в полной мере. Наша молитва бессильна, не вдохновенна, лишена Святого Духа. А только Он, молящийся внутри нас, возводит наши молитвы на Небо. Молитва творится в Духе Святом, Который воспринимает дух человека, соединяясь с ним, а не с бренным телом, привораживаемым и увлекаемым разными преходящими делами. Как часто мы забываем в них о том, что монах прежде всего молитвенник.

Что же есть истинная молитва? Сегодня мы постараемся объяснить, как она происходит, чтобы приступить к самому деланию. Особенно для тех из нас, кто пришел из Метеор²¹, это имеет большое значение. Ведь мы покинули насиженные места из-за отсутствия условий и возможностей для духовного возрастания, из-за препятствий к молитве. Мы полностью прекращали разговаривать между собой, чтобы преодолеть барьеры, мешавшие умному деланию.

Теперь же на Святой Горе уже ничто не оправдает наше небрежение к молитве. Наш уход из Метеор потеряет всякий смысл, если мы не посвятим себя умному деланию, а наше прибытие на Афон будет не более, чем лукавством перед Богом. Поэтому я попросил бы отнестись с сугубым вниманием к сегодняшней беседе.

Прежде всего, говоря о молитве, следует отметить, что она никогда не бывает сама по себе. Я не могу сказать, что молюсь, если моя молитва не связана с другими вещами, ей сопутствующими. Ты не можешь отделить одно от другого; например, когда апостол Павел говорит о вере (Рим. 4:3 и далее), то он говорит не только о вере, но и о делах, имея в виду такую веру, которая бывает являема делами. Когда Иаков рассуждает о делах (Иак. 2:14–26), то говорит, что без них вера не имеет никакого значения. Он постоянно рассуждает о делах. Почему? Потому что они являются проявлением веры. Эти две вещи взаимосвязаны.

Так и во многом другом. Молитва соединена с богослужением, и особенно с Божественным Причащением. Без него молитва невозможна. Без него она неполноценна. С другой стороны, посещение богослужения и Божественное Причащение сделаются тщетными без напряженной духовной молитвы – внутренней, сильной, вырывающейся из глубины души – и будут всего лишь метанием грязи в лицо Господа, притворством в любви к Нему. И поскольку мы к Богу никакого отношения иметь не будем, то однажды услышим от Него: Не знаю вас (Мф. 25:12; Лк. 13:25).

Две этих составляющих духовной жизни идут рука об руку. Первая – жизнь в таинствах; вторая – та, что мы анализируем сегодня, корень, ствол, центральная точка мистической жизни, то есть молитва. Божественное Причащение – это главное в богослужении. Почему оно необходимо человеку? Потому что когда «мы молимся», то подразумеваем, что «молимся кому-то», и это заложено в семантике слова²².

Когда мы говорим о внутреннем, умном делании, то называем его не «умной молитвой», но просто «молением». Когда речь идет о «молитве» за какого-нибудь человека, то к греческому слову «молитва» прибавляется приставка «к, для»²³, и сразу становится ясно, что оно осмысляется как путь по направлению к конкретному лицу с целью соединения с ним. В то время как «моление» – это, если можно так сказать, состояние и получение наслаждения там, где есть Бог.

Молитва, таким образом, является обращением к кому-то. Следовательно, для осуществления молитвы необходимо наличие этого лица. И для того, чтобы я мог сказать, что «молюсь» за него, требуется его реальное, мною ощущаемое присутствие. Христос, Сущий, «иже везде сый», являет Себя в моей жизни через участие в богослужении, и особенно в Божественной Евхаристии.

В церковной богослужебной жизни я соединяюсь со Христом и становлюсь членом Его Тела. Если я, частичка Христа, хочу быть живым Его членом, то мне необходимо причащаться и Христовых свойств для их вмещения и обмена качествами подобно тому, как происходило в двух природах Христа. Это возможно через приобщение Божественным Тайнам, которое делает меня причастным свойств моего Главы – Христа.

Поэтому богослужение и Божественное Причащение неразрывно связаны. Что они нам дают? Помогают почувствовать присутствие Бога. Что Он ждет от нас? Чтобы я говорил с Ним и прямо обращался к Нему, приходящему ко мне. И так через богослужение Он протягивает мне Свою руку, а я через молитву тянусь к Нему до тех пор, пока не произойдет наше полное единение.

Это собственное мое обращение идет по мистическому непрерывному пути и фактически осуществляется, как я уже сказал, благодаря молитве. Совершаемое в церкви на вечерне или на литургии, во время Божественного Причащения, должно подкрепляться молитвой. Я не могу сказать, что «я пойду в церковь и при этом не буду молиться». Не стоит бывать на литургии и бесполезно причащаться, если ты не молишься постоянно; и не поможет усердная молитва, если ты не принимаешь участия во всем том, о чем мы только что сказали.

Молитва имеет свое, совершенно особенное и таинственное место, где она культивируется. Чтобы вырастить цветок, нужно вскопать землю, положить навоз и все необходимое. Если ты позабудешь об удобрении или выберешь неподходящую, к примеру, песчаную, почву, то бессмысленно высаживать рассаду. Так и молитва не принесет плода и не поднимется выше твоей головы (а должна превзойти облака и небеса), не обретя своего таинственного места и не подкормленная удобрением бдения, усердия и поста.

Если я сам не совершаю бдений (я не имею в виду бдение в урочные, отведенные под монашеское служение в церкви, часы, ибо это дело особое и относится к богослужению, а не к молитве), то молюсь себе в осуждение. Если я не бодрствую, не соблюдаю непрерывно поста, не усердствую, то есть не делаю того, что заполняет совершенно особое пространство молитвы, то молюсь себе в осуждение. Итак, после этого разъяснения давайте более пристально вглядимся в молитву, предмет нашей беседы, и сделаем шаг вперед.

Что такое молитва? Я не дам вам никакого строгого ее определения. Раскройте святого Иоанна Лествичника или Дамаскина, творения любых Святых отцов. Ни у кого из них вы не найдете идеальной, подходящей для нас формулировки. Но я расскажу вам о том, что такое молитва и как мы ее переживаем в борениях нашей души, то есть не то, что есть молитва в предметном смысле, но что она представляет собой по существу.

Мы уже говорили о том, что молитва – это путь к Богу. Но Бог невидим. Он на Небесах, а я внизу, на земле. Он есть свет, а я тьма. Ты знаешь, как это страшно, если тьма одержит победу над светом! Возможно ли, чтобы мрак уничтожил свет, подобно тому, как свет уничтожает мрак?! В молитве необходимо уничтожить мрак своей души, непременно при содействии Бога, для того, чтобы вступить в Царствие и самим сделаться светом. Знаешь ли ты, что означает для плоти войти в сферу Духа? Для плоти, которая не наследует Царствия Небесного (1Кор. 15:50), войти в Божественное? Осознаешь ли ты, как не вмещаемый ничем²⁴ Бог может поместиться внутри человеческой души, которая мало того, что невелика, да еще и загрязнена, наполнена страстями, помыслами, желаниями!

Поэтому, начиная молиться, я тотчас ощущаю непреодолимое препятствие, отделяющее меня от Бога, чувствую себя плотью, плотским человеком (я употребляю слово «плоть» в евангельском смысле, а не в том, что у нас нет души), понимаю, что я – плоть, а Он – Дух. В сравнении с трансцендентностью Бога, святостью и сиянием Его славы я сразу же осознаю свое бессилие и вступаю в страшную битву, в состязание, так хорошо описанное в Ветхом Завете в картинах сражения Иакова (Быт. 32:24–30) на знаменитой его лествице. Я, ничтожный человек, должен покорить Небеса и начать осаду крепостей Господа, завоевать Его расположение и подчинить своему желанию и устремлению, запрятанному в моей душе!

Таким образом, вначале мы переживаем молитву как борьбу. Но обратите внимание, я не имею в виду борьбу с одолевающими мыслями (что мне тяжело молиться, что я с трудом собираю воедино свои помышления или силюсь победить свой сон или боль в коленях, что у меня начинается чесотка, и я не знаю, что делать, стараясь не чесаться), и не борьбу с голодом, когда мне хочется пойти поесть, но я говорю: «Нет, я продолжаю молиться!». Это просто упражнения для духа, и ничто другое – не о них речь. Я имею в виду борьбу, которую мы ведем не с собой, но ту, что мы ведем с Богом. Я сражаюсь с Богом. Абсолютно точно.

Я начинаю мучительное, быть может, не имеющее конца состязание с Самим Богом. Когда апостол Павел говорил: состязайтесь со мною в молитвах (Рим. 15:30), то имел в виду нечто подобное. Он чувствовал, что борется с Богом – то ли за себя, то ли за церкви, которые взял на себя, и говорил: «Боритесь и вы с Богом молитвами вашими, так, чтобы соединились наши совместные борения. Итак, все вместе станем бороться, чтобы Его победить». Ведь когда мне не удается одержать над кем-либо верх, я призываю на помощь других.

Таким образом, первым моим переживанием является ощущение непреодолимости препятствия, стоящего передо мной, собственного ничтожества, и, как следствие, осознание трансцендентности Бога и переживание драматической борьбы, которую я веду с Ним. Представьте: некий человек бьет воздух. При отсутствии противника он с легкостью может направить свои удары куда захочет. Когда он дерется с пустотой, то не встречает ни малейшего сопротивления. Однако при наличии противника он мгновенно собирается, его кулаки сжимаются, мышцы напрягаются. Встретив сопротивление, он понимает, что не только он бьет, но и его бьют. Если у меня не возникает ощущения такой борьбы с Богом, то это значит, что я еще даже не приступил к молитве.

Но предположим: мы стали молиться. Я чувствую, что зашел уже далеко, надел боксерские перчатки, и пора начать битву с Ним. Он сопротивляется, борюсь и я, и вопрос теперь в том, победит Он или я. Нет другой возможности, кроме как упасть мне, залитому кровью или одержать над Ним верх и услышать: «Ты победил Меня». Я ведь знаю, что именно это слышали святые, по собственной воле избравшие Его своим Господом.

Если я остановлюсь, то буду сокрушен и навсегда останусь неудачником. Я не смогу сказать, что работаю, живу, молюсь, если не одержу победы в этой брани, а тем более, если даже не приступлю к ней. Но предположим, у меня уже есть подобные ощущения и переживания. Я вышел на поле боя, я вступил в сражение с Богом, во время которого осознал, что веду борьбу не кулаками, не руками, не ногами, но своим разумом. Брань осуществляется с помощью моего духа, то есть ведется мысленно.

То, что может соединить меня с Богом, – это мой дух, ибо Он плоть (Быт. 6:3), плоть в нашей повседневной жизни. Дух, которому свойственно возноситься, тянуться вверх, устремляться к Духу Святому и соединяться с Ним – только тогда наполнится его ипостась. На земле же его занимает моя воля: ему нужно знать, чем я буду питаться или что напишу в документе, как решу проблему, где прокладывать дороги по Святой Горе, как то, как это... И так мой дух сам уподобляется документу, дороге, воле, чему угодно еще. Он поглощается плотью, моими душевными силами, и я все больше отделяюсь от Бога, Который делается для меня абсолютно неприступным.

Поэтому необходимо возделывать духовные силы, духовную природу моего бытия, дарованного от Бога, должно говорить с Ним, культивировать духовные ощущения, называемые «умными»²⁵, ибо именно они прикасаются к Богу. Ум направляется к Богу, Его достигает и, можно даже сказать, беседует с Ним. Так ум, всецело соединенный с разумом, поворачивает духовное «бытие» моего существования к Богу.

А у меня тотчас складывается ощущение диалога с Ним, вернее крика, ибо я борюсь, но еще не победил. Бог – далеко. Я здесь, а Бог наверху, на Небесах. Я тленный, а Он нетленный. Я – земля, а Он – эфир. Он – Небесное. Я же – иное. Как мне соединиться с Богом, заговорить с Ним? Я не могу Его просто позвать! Поэтому кричу. Когда я не вижу, где собеседник, то выхожу на балкон и зову: «Отец Феоктист!» И если он где-то рядом, то ответит. Услышав его, я обращусь к нему со своей просьбой.

Пока мы находимся в таком месте, откуда не видим Бога, не слышим Его, не помышляем о Боге и не узнаем Его. Мы живем в полном невежестве, в совершенном, по сути, забвении. Я не помню Бога и не знаю. Поэтому и кричу Ему постоянно, чтобы Он сжалился надо мною и ответил. Когда Он мне ответит, я смогу вступить в диалог. Так начинается молитва! Теперь мы узнали о переживаниях, которые испытывает человек перед началом молитвы.

Но как вы понимаете, мы еще не начали молиться. Мы переживаем молитву в ее движении; вначале она подобна крику, вырвавшемуся из глубины души. Молиться можно губами, а можно вслух. Иногда молитва происходит между ртом, небом и горлом. А иногда – внутри сердца. Тогда вместо голосовых связок работают сердечные. Не в этом суть, но в том, что молитву мы исторгаем из глубины. Тот, кто вступил в брань, тот поймет это, различит и увидит: когда нужно говорить устами, когда сердцем; в идеале дух глаголет в сердце. Постепенно душа постигает такое состояние и научается ему. Когда я вижу человека много раз, то уже сам узнаю его. Также и здесь. Движутся губы или нет, важно только то, чтобы из глубины вырывался крик, подобный громкому гулу, землетрясению, колеблющему Небеса, и в конце концов вынуждающему Бога ответить словами: Что ты вопиешь ко Мне?(Исх. 14:15).

Можно стоять прямо, выказывая свое напряжение, порыв, волнение, готовность. Или преклонить колени в знак смирения и недостоинства. Можно упасть ниц от раскаяния в своей прежней суетности, чтобы Господь поскорее сжалился. Или ходить, перебирая четки, молча или разговаривая, стараясь побороть свою слабость и сон. Можно трудиться, чтобы развеять свою бесцельность. Или взбираться на гору и спускаться с нее, переносить камни ради упражнения своей тщедушной плоти (ведь в противном случае, когда дух уже будет готов, плоть по-прежнему останется немощной). Можно заниматься разными вещами, но необходимо ощущать вырывающийся из глубины души крик к Богу. Я много раз повторяю: «Отец Феоктист!.. Отец Феоктист!..» – и только на пятый, десятый, двадцатый раз до него дойдет мой голос, потому что, находясь за какой- нибудь горкой или молясь в тот час, или распевая псалмы, он

не слышит меня.

Мне надо будет разбудить его, как это сделал апостол, который подошел ко Господу со словами: «Господи, Ты спишь? (Мф. 8:24–25), разве Ты не видишь, какая здесь буря?» И поднялся Господь (а ведь Он и не спал) и сказал ему: успокойся; и сказал морю: Умолкни, перестань (Мк. 4:38–39) – и тут же прекратилась буря. Нечто подобное и с молитвой – наши тревожные крики должны быть столь сильными, что вот-вот разорвется от них грудь. Этого хочет от нас Господь.

Но разве и без того не слышит нас Бог, разве Он не знает о всех наших нуждах? Конечно же слышит и знает! Он требует от нас молитвы, во-первых, для того, чтобы мы четко смогли осознать собственные желания, во-вторых, чтобы почувствовали свои беспомощность и потребность в Боге, и, в-третьих, с тем, чтобы научились просить у Бога. Если Он станет давать нам все желаемое немедленно, еще до того, как мы осознанно попросим, то с той же легкостью, с какой мы получили от Него просимое, его и потеряем. Если отец дает тебе миллионы, ты можешь легко выбросить их на ветер. Однако если ты сам прольешь пот, чтобы зарабатывать по пятьдесят драхм в день за свою работу, то поймешь, как экономить, и почувствуешь, чего стоят деньги. Ты не станешь необдуманно расточать их. Точно так и здесь. Чтобы мы не пускали на ветер благодеяния Бога, Он дает нам почувствовать Его через сильнейшее напряжение и исходящий из глубины души крик.

Итак, во-первых, необходимо переживать молитву как борьбу. Во-вторых, как крик из глубины души, который, как мы уже сказали, у разных людей принимает разную форму. Однако когда мы пойдем вперед, то заметим, что вопль нашей души не доходит до Бога. Он должен измениться, стать безмолвием в пустыне молчания.

Бог есть Бог усердствующих и молчащих; и это мы почувствуем тогда, когда возопим к Нему. Что бы ни говорили о молчании, мы не поймем его значения и смысла, если не пройдем по этим ступеням последовательно. Почему? Что такое безмолвие? Когда ты кричишь, то не слышишь другого; тебе надо замолчать, чтобы различить его голос; или когда вокруг тебя стоит гул, то в нем теряется звук твоего собственного голоса. Надо замолчать всем, замолчать тебе самому, чтобы услышать другого. Это ощущение и эту реальность мы переживаем во время обращения нашей души к Богу.

Итак, молитва, идущая к Богу, есть некое «безмолвие в безмолвии», абсолютное и глубинное. Мне нужно учиться молитве в шуме, через которую я обрету совершенный покой. Каждому необходимо по мере возможности стремиться к абсолютному молчанию ради молитвы. Ведь даже пение птицы и журчание реки или родника, что течет неподалеку, дуновение ветра способно нарушить молитву и бывает громче слова, исходящего из твоих уст. Также нужно научиться и молиться в абсолютной тишине; а для этого великое значение имеет ночь! Итак, я стану молиться среди шума, но буду особо стремиться к молитве в тишине, чтобы иметь возможность разговаривать с Богом. Бог быстрее отвечает тем, кто хранит безмолвие в уединении.

Взывая к Богу, я должен останавливаться. Я непрерывно вдыхаю и выдыхаю, но мгновением сосредоточения и молитвы является средний момент паузы, остановки, промежуточное пространство между вдохом и выдохом. Если я не научусь правильно дышать, то неверной будет и моя жизнь, и молитва, и все остальное. Мне надо научиться схватывать тот промежуточный миг, мгновение слуха, который позволит мне увидеть, что основное в молитве – это отнюдь не мой голос. Если я буду непрестанно взывать ко Господу, то могу заметить, что моя душа делается слушающей, а Бог слышимым.

Я увижу, что важнейшим является следующее: обострение слуха в полной тишине. Итак, мне должно научиться молчать, то есть научиться слушать, научиться ждать, чаять голоса Божиего. Только посреди молчания я услышу биение моего сердца, но не телесного сердца, ибо я почувствую свой животворящий дух, свое существо, которое есть не что иное, как Святой Дух. Нам все дается Святым Духом.

Если я достигну безмолвия, то смогу понять это дуновение, услышу шелест крыльев Святого Духа, почувствую Его близость, устремлюсь к обретению Его и осознаю, что значит «и не знаем мы, что есть Дух Святой». Я увижу, что на самом деле за столько лет жизни в миру и затем в монастыре так и не пережил ни разу опытно сошествие Святого Духа: Мы даже и не слыхали, есть ли Дух Святой (Деян. 19:2).

Мы произносим эти слова, быть может, по своему смирению или по смиреннословию, однако не понимая сути, дорогие мои. Священное Писание есть нечто, что требует вмещения, усвоения. Оно не живет в нас, не проживается нами, ибо наша жизнь внешняя. Сейчас мы беседуем о Святой Троице, и я, к примеру, говорю: «Святая Троица есть Три Лица, есть одна природа, есть то, есть это... Христос был из двух Природ, был одной Ипостасью, был одним Лицом». Что это значит? Мы разумеем это не более, чем понимают и остальные, то есть миряне. Почему? Рассуждать об этом может каждый, но осознать можно только в душе через Дух.

Нам необходимо откровение, подобное дарованному Иоанну Богослову. Предание прекрасно повествует о том, что скала, что находилась посреди пещеры, вмиг раскололась и обратилась в три обломка, которые обновили сознание Иоанна и помогли ему постичь таинство Святой Троицы. Святой Иоанн, тотчас уверившись, написал о Святой Троице. Дивное предание! В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Бог был Словом (Ин. 1:1). Попробуй для начала осознать это (не говорю о том, чтобы пережить!). А вдохнуть в тебя это может один лишь Бог.

Итак, мало-помалу Бог движется в нашей душе и занимает Свое место в нашем существовании; Его шаги и Его голос сливаются с нашими шагами и голосами, и тогда мы становимся единым целым с Богом, воспринимаем Его образ жизни и чувствуем значение присутствия в мире Святого Духа, начинаем стремиться к Его стяжанию. Мы взываем к Нему: «Приди и вселися в ны, Душе Святый, и очисти ны от всякия скверны», ибо наша душа забита изнутри переполняющей ею мерзостью, и мы сами ничего не можем с этим поделать.

Когда, дорогие отцы мои, с вами произойдет это, то есть когда вы ощутите близость Духа и необходимость его присутствия – ведь мы еще не достигли Его стяжания, – тогда увидим, что наше сердце бьется более интенсивно. Неужели вы не замечали, как учащенно пульсирует сердце от радости или страха, когда нам сообщают о том, что «сейчас придет такой-то», кого мы ждем, или «такой-то», кого мы боимся? Мы чувствуем тайну, беспокойное чаяние, выходящее наружу и ощутимое через «биение сердца». Это и есть суть духовные переживания, которые нельзя описать иначе, как через туманные телесные параллели и иносказания.

Итак, в нас присутствует таинственное, напряженное ожидание. Испытав его, можно двинуться дальше и все более и более наслаждаться безмолвием, тем, что называют предвкушением пришествия Духа и познанием присутствия Бога.

Сосредоточьтесь, чтобы понять то, о чем я говорю. Объяснить это непросто. Нужно устремление души, и тогда будет по слову Господа: Просите, и дано будет вам; стучите, и отворят вам (Мф. 7:7; Лк. 11:9). Как только вы воззовете к Богу, Он придет к вам и объяснит то, чего вы понимаете своим умом. Нет для нас иного учителя, кроме Христа. Господи, научи нас молиться (Лк. 11:1). Всякий, кто берется наставлять другого в молитве, может привести его к единственному умозаключению: «А, он ничего не понимает сам и ничего не знает; пойду-ка я лучше напрямую ко Христу!». Любой, кто принимается за подобные рассуждения, есть демагог и обманщик, а его высокоглаголание заставит нас признать некомпетентность человеческого учительствования в этой области и обратиться к Святому Духу: «Святой Дух, научи меня!».

Когда я пойму, что Святой Дух уже недалеко, и я готов принять Его в себя, то произойдет оживление моей души, преображение моей жизни, начнется таинственное, волнительное ожидание, и я стану предвкушать предвестия Его пришествия. Все, о чем я попрошу Его, Он даст мне, и я в этом не сомневаюсь: Все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, – и будет вам (Мк. 11:24).

Поэтому я молчаливо ожидаю дары, которые получу, и так же тихо наслаждаюсь приближением Царствия Небесного. Я знаю, что Бог на Небесах, а я здесь. Я готовлюсь войти в лоно Царствия Небесного, услышать ангельские гласы, звучащие там, в вышине. Постепенно я начинаю осознавать, более или менее, что есть рай и что есть Царствие Небесное. Ибо как молиться мне Богу, обитающему на Небесах, не представляя, где именно, среди чего Он находится.

Итак, я начинаю формировать некое предварительное представление о тайнах Царствия Небесного. Что такое Небо, что за обители там существуют? Что есть «праведное солнце»? Кто такие святые? Как они живут на Небесах? Почему посреди святых – Христос? Что такое, хотя бы приблизительно, Святая Троица? Ведь я пока еще здесь. Вдали начинают рассеиваться облака, и я вижу! Да, вот – луна. А это, должно быть, созвездие Плеяд, а вон то – звезда.

От постижения этих тайн, постепенно открывающихся передо мною, моя душа делается более горячной. И тогда, мои дорогие, мы переходим на следующий этап духовной жизни, именуемый «наслаждение в молчании», или «безмолвие в наслаждении»; то есть теперь мы испытываем уже нечто иное. Не то безмолвие, о котором говорили раньше, но преимущественно духовное безмолвие, безмолвие моего духа (а прежде было безмолвие моей души).

И вот сейчас, стоя возле врат на Небеса и испытывая сладость, удовольствие, тепло, я безмолвствую, стараясь услышать голос Бога. Молчит мой дух, который скоро воскликнет: Авва, Отче! (Гал. 4:6). Я сам молчу и радуюсь. Ощущаю внутри себя тепло, даже и телесное, пребываю в покое, отдыхаю. Сейчас я расположен к молитве, но молиться не хочу, не дождавшись Его, Бога.

И вот в атмосфере такого духовного молчания начинают различаться дуновения Святого Духа, соединяющего меня с Богом, приводящего человека к соприкосновению с Божественными энергиями и к осознанию Божества. Святой Дух, Который есть Свет, войдя в меня, раскрывает передо мной глубины моего собственного сердца.

Для того, чтобы понять, что есть я, мне прежде всего необходимо понять, что есть Небо. Чтобы осознать то, что является человеческим, нужно сперва приблизиться к тайне Святой Троицы, к особой роли Святого Духа в Ней.

Видите, какое непреодолимое пространство лежит между нами и нашим сердцем! Чем оно заполнено! Какие страсти, какая гниль, грязь – и обо всем этом мы знаем, но при этом каждый из нас считает себя личностью, святым, важной персоной, кем-то, кто может предстать пред Богом и сказать Ему: «Боже мой, Боже мой – я дал Тебе это, я посвятил Тебе, я сделал, я показал...».

Когда приближается Святой Дух, Он снимает покров, мои дорогие, с моей внутренней черноты, греховности, и я открываю истинное свое лицо. Таким образом, вы видите, что дело самопознания есть дело молчания. Святой Дух Своим пришествием словно лучом освящает мое сердце в тот час, когда я Его жду на поле брани плоти и духа, где дух должен одержать победу над плотью. Итак, Святой Дух открывает мне две вещи.

Во-первых, я осознаю, что поле боя находится в моем сердце. И именно сюда должен сойти Бог. Именно здесь мы можем сблизиться, познакомиться, полюбить друг друга, пообщаться и в конце концов соединиться.

Во-вторых, я понимаю глубину неведения и забвения Бога в своей жизни. Ведь крича и взывая: «Боже мой, Боже мой!» я не к Богу взываю на самом деле, но интересуюсь только собой: я молюсь, потому что так велит поступать Евангелие, потому что этого от меня требует мой старец²⁶, потому что сейчас я имею в этом нужду и в данный момент у меня есть такое желание. Неведение и забвение. Мы так до конца и не понимаем значения этих двух слов. А именно они укоренены в нас и заслоняют от нас Бога. Я Бога не помню и не знаю. Почему? Мои страсти скрывают Его от меня. Мы разделены! После изгнания из рая человек не может вкушать от древа Жизни, объединиться с Богом и вновь обрести жизнь. Ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь (Быт. 2:17) – предупреждал Господь. И изгнал человека из рая. Зачем? В тот день, как вы вновь вкусите от древа Жизни, оживете – далее говорит Он. Сейчас рай закрыт, и Царство Божие внутрь вас есть (Лк. 17:21). Запертое находится внутри человека. Оно закрыто херувимами. Мое сердце заключено, словно на засов, моими собственными страстями. Это хочет сказать Господь.

Итак, я начинаю понимать, что такое страсти и что я объят ими. Я начинаю понимать, что не знаю Бога!.. Что же такое Бог? Он Тот, о Ком я, вероятно, двадцать лет произносил проповеди с амвона, к Кому взывал посреди Церкви: Боже, будь милостив ко мне (Лк. 18:13). Взывал, перебирая четки: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного», пожалуй, не зная ни того, что есть Господь Иисус Христос, ни того, какое значение имеют слова: «помилуй мя» и «грешного». Коль скоро я не понимаю смысла всего этого, то зачем и как стану говорить «помилуй мя»? Я не знаю значения этих слов. И поэтому пока не понимаю, что значит «Царствие Небесное», «сердце», «страсть», «Бог входит в нас», и что именно здесь наше поле брани.

Вот теперь-то все начинает становиться на свои места. Раньше я звал тебя: «Отец Феоктист!», теперь же приближаюсь к тебе со словами: «Иди, иди же сюда». Невозможно докричаться, когда ты внизу, а я наверху. Даже если я сорву свой голос, и нас услышат все вокруг. Но обычно, когда я люблю человека, мне хочется побыть с ним наедине, поговорить совершенно просто, сидя рядышком.

Итак, я хочу, чтобы Господь спустился ко мне на поле моей брани. И тут, мои дорогие, наступает один из самых решающих и страшных моментов нашей духовной жизни. Именно тогда становится ясно, сможем ли мы просить Господа и молиться Ему. Это те минуты, когда мы переживаем драму человека, который говорил: «Уйди, Боже»; и тут же: «Приди, Боже мой». Когда Господь приближался к нему, он воспринимал Его словно палача и говорил: «Уйди, палач мой». А когда Бог собирался уйти, то останавливал Его: «Приди, Друг мой». Суть в том, примем ли мы Бога или Его отвергнем. До этого момента мы купаемся в луже и сами знаем, что не более, чем плещемся. До этого момента мы играем с Богом в игрушки. И вот наступает момент, когда мы должны со всей решимостью дать ответ, принять или отвергнуть Бога.

Раньше мы испытывали ощущение борьбы. Теперь же рождается чувство, что Господь одерживает над нами верх. Мы можем сказать Ему: «Уйди». Но после этого придется признаться себе, определенно и бесповоротно в том, что «ушел мой последний самый надежный товарищ», и другого друга у меня не будет.

Это очень важный момент. Почему? Сейчас мы должны отвергнуть Бога или принять Его с тем, чтобы предать Ему свою жизнь, в которой столько грязного, темного, вероломного, лукавого. И часто мы прячемся за своим эгоизмом от познания себя, от любви Бога к существу каждого человека. Это час пробуждения собственного «я», которое мне трудно принять омерзительно грешным, то есть таким, какое оно есть!

Прекрасно предстоять перед Богом со словами: «Господи, Иисусе Христе, Ты, даровавший мне знание, удостоивший меня стать Твоим тружеником, сделавший меня монахом! Господи, Иисусе Христе...» – это просто. Но вот сесть и сознательно сказать: «Боже, сжалься надо мной, грешным!» Сколько раз я способен произнести эти слова? Да и способен ли хоть раз! И зачем мне разрушать свое «я» и созидать его... Но это необходимо: когда ты раскалываешь орех, скорлупа его трескается и рассыпается, а ты собираешь ядрышки. Так должно поступить и со своим сердцем, чтобы достать из него доброе, а мусор выбросить, осознав, что то, что я имею, чем я являюсь, что я любил, к чему стремился, чего искал в своей молитве до сих пор, – все это почитаю за сор, по слову апостола Павла (Флп. 3:8). И мне необходимо осознать наличие этого мусора в себе и этот сор отвергнуть, чтобы наполниться Богом.

Итак, Бог – здесь, но я теперь осознаю, как в то же время Он далек от меня! Что такое Бог, по моему мнению, я уже сказал в начале! Что такое откровение Его Царствия, сияние Его света!

Когда я выберу продвижение вперед, тогда начнется молчаливое всматривание в свое сердце с помощью Святого Духа. Постепенно я начну ощущать потребность вспоминать Бога и узнавать Его. При переходе в это измерение, если мне удастся преодолеть трудности и не отвергнуть Бога ради самого себя, я сумею понять с трудом и потом, что означает выражение «отвергись себя», которое мы повторяем ежедневно. Но давайте его на самом деле ощущать как отвергнись себя (Мф. 16:24; Мк. 8:34), и тогда первые слезы польются из наших глаз (это еще не те слезы, о которых говорят наши отцы: «проливайте слезы» – те суть слезы Духа) – слезы нашего рушащегося эгоизма. Первые слезы свидетельствуют, сколь скудны они и до какой степени я не имею ничего, ибо то, что течет из моих глаз, еще очень и очень человеческое.

У меня возникает боль, что-то во мне начинает биться, и я плачу; я начинаю вновь и вновь взывать: «Боже мой, Боже мой!» И говорю: «Приди, Душе Святый, очисти меня от моего греха. Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, приди и научи меня в моем невежестве, приди и войди в меня, ибо я полон стольких зол, очисти меня от всякой скверны. Вынь все, что у меня внутри грязного, для того, чтобы вселиться в меня». После этого я могу произнести слова молитвы ко Святому Духу.

Когда я достигну этого, тогда Господь, готовый немедленно ответить на нашу молитву, не раздумывая ни секунды, устремится в мое сердце. Но, скажете вы мне, почему это происходит после стольких мучений? «Закоснение» Господа в исполнении наших просьб есть наше некое субъективное переживание. Нам всегда кажется, что мы молимся, а Бог медлит. На самом же деле Господь не медлит не то, что ни минуты, но даже и ни единого мгновения.

Я приступаю к поиску Духа Бога, и Он тут же врывается в мое сердце. Он приходит. А что такое Дух? Он есть «везде сый». А было время, когда Духа не было? Пошлешь Дух Твой и созиждутся (Пс. 103:30); когда же Ты хоть немного отвращаешь Свой лик, то есть Духа, Свое присутствие, то все немедленно погружается во тьму, рушится, гибнет, разбивается. Проваливается в бездну небытия.

Дух начинает проявлять Себя понемногу, взывая: Авва, Отче (Гал. 4:6), то есть открывая нам Свое тождество с Отцом. Сын действует все активнее во Святом Духе, Который движется внутри Церкви, чтобы свидетельствовать об Отце. Вы теперь сами можете истолковать все отрывки Священного Писания, которые содержат эти домостроительные движения Святой Троицы, движения Троицы в нашей жизни.

Итак, Святой Дух начинает открывать нам Отца, Свое тождество с Отцом, и у нас все более и более складывается ощущение пребывающего вместе с нами и сопутствующего нам Сына, грядущего Христа. И тут же мы испытываем новое, до этого не знакомое переживание. Что это за переживание? Опытное познание новой духовной брани.

Когда ты пребываешь во мраке и тебе кажется, что некая тень входит в него, ты немедленно начинаешь волноваться. Когда ты слышишь внезапный шум, то прислушиваешься, хочешь узнать, что там происходит! Так и здесь. Ты слышишь глас Бога, чувствуешь Его присутствие, вздрагиваешь, волнуешься. Кто это? Бог? Дьявол? Страсть? Плод моего эгоизма?

Поскольку мы говорим сейчас о вещах духовных, то я буду краток, лаконичен, скажу в общем, не анализируя никаких переживаний. До сих пор мы говорили о движениях своей собственной души, необходимых для того, чтобы получить возможность молиться. Теперь же мы все ближе и ближе подходим к молитве, ищущей Бога. Молитва начинается после того, как произойдет то, о чем мы сейчас скажем.

Итак, начинается борение нашей души.

– Кто Ты? Кто Ты, что заставляешь меня бояться? – говорит моя душа.

Я говорю об этом иносказательно. В начале Он скрывается от нас – так же, как мы иной раз играем с кем-либо в «жмурки», завязываем ему глаза и говорим:

– Кто я?

– Ты такой-то.

– Нет, – отвечаю я.

– Тогда такой-то.

– Нет!

– Тогда такой-то.

– Да, – и я развязываю ему глаза.

Именно это происходит с нами. Бог прячется, будто играя с нами. И я кричу Ему еще сильнее:

– Зачем Ты играешь со мной? Кто Ты? Скажи мне, чего Ты хочешь?

Но Дух нам скажет:

– Ты зовешь Меня столько лет, а теперь спрашиваешь, чего Я хочу?

Я начинаю все больше понимать, чего я искал, зачем звал, чего желал, зачем живу! Мы говорим иной раз: «И не знаю, зачем живу». В самом деле мы не знаем, зачем живем. Пока Господь не вразумит нас, мы этого не поймем.

– Кто Ты? – говорю я Ему затем.

– Я – Бог!

Мы согнуты под тяжестью своих страстей. Мы поднимаем голову и смотрим вверх, заставляя свои глаза освободиться от гноя, очиститься. Мы открываем их и пристально вглядываемся в лик Бога. А Он Сам постепенно идет нам навстречу. Мы очищаемся, и Он очищает Себя от облаков и мрака. Он разгоняет мою тьму, немного приоткрывает ее, чтобы стать видимым для нас.

И тогда эта брань становится для нас духовным наслаждением, не его предвестником, но самим ощущением сладости от присутствия Бога здесь, от Его близости. Я начинаю Его чувствовать, что Он есть, мое сердце начинает биться, узнавая Его: «Так ты и есть мой Бог?»

Да это Я. Разве ты не узнаешь Меня? Я Тот, Кто дал тебе рождение, Тот, Кто крестил тебя, постриг в монахи. Это Я отвечал тебе на твои молитвы, когда ты говорил Мне: «Боже мой, Боже мой!», Я помогал тебе, ты же Меня не понимал, а в действительности просто и не искал. Я Тот, что скрывался за твоим голодом, жаждой, сном, коленопреклонением, достижениями и прегрешениями, – за всем!

Мое сердце разгорячается, и я пытаюсь обнять Его. Но не могу, ибо надо, чтобы Он обнял меня. Кто я? Я есть отсутствие Его. Я зову Бога! И тогда все явственнее начинаю различать Его. Он, должно быть, и есть мой Бог. Мы никогда не видели Бога. Но Он есть, Его не может не быть! Есть что-то «не сущее» во всем сущем. Только Он есть Сущий! Единственный и несравненный, Он превыше всех, Он и есть исключительно Сущий. Я чувствую, что значит «сущий» – существующий. Он единственный, Кто есть на самом деле. Я понимаю, что ничего другого нет из всего, что было на свете, но Он Тот, Который не таков, как все остальные, Он уникальный, то есть, Он поистине Сущий. Он вечен, бесконечен, и я начинаю занимать все больше места в Его жизни, в Его существовании.

С этого часа, когда я объединяюсь или не объединяюсь с Богом, ибо опасность все еще сохраняется – я прошел критический период моего эгоизма, теперь мы движемся по руслу духовного поприща, но я снова могу отречься от Бога, хотя по моему «я» и был нанесен удар, но оно все еще живо во мне.

Понемногу я открываю Бога, узнаю Бога. Он есть Бог. Мне приятен Его вид. Теперь Он входит в меня. Как это происходит? Теперь я понимаю, что значат слова: Бог есть свет, Христос есть свет от света, а Дух Святой «в свете». Во свете Твоем мы узрим свет (Пс. 35:10). В свете, в духе мы видим свет, видим Бога. Мы чувствуем, что значит свет Бог, свет Отец, свет Сын, свет Святой Дух, и тут же все то, что было тенью света – на самом деле несуществующей – вспыхнув, исчезает перед нами. Тень исчезает, теряет свои свойства, становится бездействующей, наполняется светом, разглаживая все складки тьмы.

Есть другое ответственное и важное препятствие, где мы снова подвергаемся опасности. Теперь мы видим себя заполненными светом, наблюдаем свое небытие. Чтобы жить, мы должны погрузиться в Божество, то есть осознать то, что говорит Он: кто потеряет душу свою, тот обретет ее (Мф. 16:25). Тот, кто умрет, будет жить. А тот, кто сбережет свою душу, тот ее погубит. Тогда, стало быть, чувствуя свое небытие, я чувствую собственную смерть.

И если у меня будет – а здесь, отцы и братья мои, требуется любовь – если у меня будет любовь к Богу, то я почувствую внутри себя приток любви и радости, которая скажет: «Да, Боже мой!» Моя душа примет Бога. Я скажу Богу «да». Теперь уже более осознанно; до того был детский лепет. Теперь я понимаю, что все мое «я» погибло. Да, я весь есть Бог, если я говорю Ему «да». Если же мне захочется вывести из потаенных уголков, из подполья, из подсознания свое собственное «я» (а существует большая опасность того, что проявится моя собственная сущность), тогда немедленно произойдет то, о чем говорит Симеон²⁷. И пропадает Бог в душе, и потребуются годы, чтобы вновь докричаться до Него, если и вообще удастся! Потому что в этом случае Его отсутствие будет осознанным. Предшествующее отречение от Него, о котором мы говорили, когда осознавали свою черноту, было неким ожесточением, которое может нас отдалить от Бога и ввергнуть в тленную жизнь.

Теперь давайте приступим к самому глубокому и духовному, а поэтому самому страшному. Это наше последнее искушение. Наступает момент, когда Господь произносит слова: Да минет Меня чаша сия (Мф. 26:39). Это то, о чем мы сейчас говорим. Мы осознали, что пропадаем, а это значит, умираем. Вы, омывшиеся ради Христа, ради смерти Его омылись (Рим. 6:3). Мы хороним себя вместе с Ним, чтобы воскреснуть; мы погреблись с Ним (Рим. 6:4) и благодаря Его Духу. Если мы осознаем свою смерть, если мы ее принимаем, если мы по доброй воле в ней заинтересованы, то скажем: «Если возможно, да минет меня чаша сия». Этим мы не отрекаемся от Бога, мы отрекаемся от смерти. Если мы не будем с Богом, Он уйдет от нас. А мы останемся «мыслить в себе и по-своему», считая, что «крепко стоим», что мы столпы, люди духовные, а в действительности обратимся в ничто и станем ничем. Если же наше сердце, воля, бытие скажут «да», тогда Бог еще приоткроет Себя нам. Он не будет больше с нами играть, но открывать нам Самого Себя. Не наше сердце, но на этот раз Себя!

Это переживание, этот опыт Его присутствия настолько силен, что изгоняет всякое забвение. И Бог возвращается для того, чтобы мы узнали Его лучше, увидели, познали. Теперь мы изучаем не то, что находится вне Бога, но то, что есть внутри Него. Мы узнаем это через наше сердце, в которое вселился Господь. Тогда все более воспламеняется желание, чтобы Бог открылся нам более полно. Тогда сама душа просит: «Просвети мою темноту, просвети мою темноту!²⁸ Открой мне Себя, открой мне Себя!» Но в этот час Бог уходит от нас. На этот раз Он уходит не в гневе, ибо мы не прогоняем Его, но уходит Сам.

Теперь мы знаем путь, знаем, что ищем Бога, и как Бог может войти в нас. Но мы еще не соединились с Богом. Мы знаем, что есть Бог, и можем позвать: «Эй, отец Феоктист! Дай мне, пожалуйста, вон то, прошу тебя». Теперь я тебя знаю, я поговорил с тобой, увидел, каков ты есть и могу обращаться с просьбами всякий раз, когда хочу, чтобы ты пришел; могу поставить помощником игумена, держать тебя всегда подле себя или сделать тебя «Господом и Богом моим». Так и здесь, но только стану я не помощником Бога, а рабом, который припадет к Его ногам, как падали ниц все святые Церкви перед Его лицом.

С этого момента начинается молитва. Молитва может быть внутренней мольбой, если я уже умею поместить Христа внутри себя и свободно говорить с Ним. Этому умению призывать Господа в себя предшествует стадия молитвы посредством Духа. Мы не станем устремляться дальше в это море, остановимся здесь, чтобы закончить; и мы увидим, что в этой нашей борьбе мы, пусть еще новички, обращаемся к Богу. Вы помните, как мы говорили, что на каком-то этапе мы обнаруживаем, что молитва есть крик?

Я сказал вам в самом начале: мы испытываем переживание борьбы, затем крика из глубины души, после – близости Духа, молчания в тишине, тревожного ожидания, затем молчаливого предвкушения и наслаждения, наслаждения в тишине и впоследствии обретаем самопознание, тот решающий пункт откровения и ведения собственного сердца, и момент выбора: принять или отвергнуть Бога? Это есть своего рода момент познания Духа.

Следовательно, все это является стремлением к Богу, которое осуществляется умом. Это похоже на беседу. В начале мы говорим с Богом, и поскольку существует столько препятствий (которые суть наши собственные помыслы), ум пытается отогнать все, что в нем находится, чтобы самому суметь взойти к Богу, то есть воззвать: «Боже мой, Боже мой, Господи мой, Господи!» Элои! Элои! ламма савахфани! – что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мк. 15:34). Здесь молящийся чувствует себя вещью, брошенной посреди земли, в то время как Бог есть «Элои! Элои! Бог мой! Бог мой». Боже мой, Боже мой. Он есть Бог мой! И я брошен; я бьюсь среди тысяч мраков, покрытый прахом.

Итак, ум мой пытается отбросить, отогнать все, что у него есть, лукавое и чуждое. Потому что оно может обратиться в помышление, а помышление топит ум, желающий взойти к Богу. Наш ум должен отогнать всякое вожделение, желание, предшествующее переживание и опыт чуждых вещей для того, чтобы достичь всецелого забвения прошлого (а не Бога!) настолько, что оно станет чуждым для нас, и так мы добьемся забвения всего, будто мы этого никогда и не знали. Я услышу: «Отец Арсений» и останусь невозмутим. Кто такой отец Арсений? Он мой брат. Если я люблю его и моя душа обратится к нему, то как войдет туда Бог? Если я действительно люблю его, то я пойду молиться, и стану молиться за него, а не за себя. То же самое относится и к здоровью, науке, желаниям, радостям, устремлениям, к чему угодно постороннему. Итак, ум старается прогнать все это.

Затем нечто иное выступает на первый план. После того, как ушло все вышесказанное, я вижу, что мой ум следит за тем, что я говорю Богу из моего сердца или из моих уст, и вспоминаю слова апостола: мы можем петь и молиться духом, но не умом. Только при этом условии мы хоть и смутно ощутим то, что он называет «духом» (1Кор. 14:15), который может изнутри искать Бога. И тогда я понимаю, что ум есть некая самость, некая сила. Ум, умное начало соединяется с тем, что говорится или мыслится. Мое слово соединяется с устами, или – с мышлением, или с чем-то сокровенным – все это я начинаю различать. Мой ум все более обращается к Богу, предмету моего помышления, Главе, о Котором пишут отцы Церкви.

Теперь я начинаю по своей собственной воле молиться Богу, и требуется вся ее сила, чтобы возобладало одно лишь: «Боже мой! Боже мой!» Чтобы слиться с Самим Богом, ум должен сперва соединиться с мыслью о Боге и взыванием к Нему.

Затем, по мере продвижения вперед, я чувствую, как мой ум во время молитвы восхищается. Я сказал вам, что показываю очень приблизительную ретроспективу, подобно тому, кто демонстрирует паломникам достопримечательности нашей обители, и при этом еще успевает рассказать об остальных девятнадцати монастырях Святой Горы.

Наш ум восхищается во время молитвы, и мы чувствуем, что он восхищается либо в теле, либо без него (мы не можем понять) и весь восходит к Богу. Я ощущаю, как он восходит ввысь, то есть чувствую, как он выходит, выступает, истекает, воспаряет. Вот какова молитва!

Молитва всегда обращена к Богу, потому и называем мы ее «восхищением»²⁹, поднимается изнутри и все ближе и ближе подходит к Богу; восходит к Нему, ибо ум должен научиться жить вместе с Богом, и это должно происходить не вовне, а внутри.

Прекрасны мгновения, когда четырнадцать лет тому назад (2Кор. 12:2) апостол Павел увидел, как восхищается его ум; чудными являются мгновения, когда это происходит со святыми. Важно, чтобы это случалось со мной – не восхищение ума моего притяжением Бога, но восхищение Бога умом моим, опять же по благодати Божьей внутри моего собственного сердца.

В этом измерении человек видится как огонь, пламенными становятся его душа и его восхождение. Иногда огню уподобляется и он сам, светлым становится место его пребывания. Сам человек смотрит на огонь внутри этого Божественного присутствия – это как раз то мгновение мистического соединения с Богом и, следовательно, осуществление, завершение молитвы.

Молитва достигла своей цели! Отплыл кораблик из нашей гавани и достиг того места, куда мы хотели приплыть. До сих пор мы были в пути. Здесь же конечный пункт молитвы нашей! Это восхищение Бога в моем сердце посредством собственной воли в Духе Святом. Соединяются теперь ум мой и дух мой с Богом, я весь становлюсь пламенем, то есть поглощаюсь им, этим светом Божиим, бездной милости Его, словно маленькая капля в океане; у меня складывается чувство моего мистического соединения с Богом, Который присутствовал рядом посредством таинственной жизни, и я стал участником и причастником Его жизни, а Он стал причастным моему существованию, моей природе, Бог стал в этот момент единым целым со мною.

Природа моя и Его объединяются в одном лице. Не в Лице Сына Божия, но в лице молящегося человека. То, что произошло во Христе через девство Пресвятой Богородицы, когда объединились две различные природы и стало одно Лицо, одна Ипостась Божественного Слова, то же самое происходит теперь и во мне посредством девствующей души моей, которая мучается денно и нощно и в конце концов осуществляет это для того, чтобы стали они одна плоть (Быт. 2:24), один дух (1Кор. 6:17). Из-за того, что становимся мы духом единым, становимся мы единым человеком: не лицом Слова Божиего, но лицом того или иного молящегося святого.

Мы все более принимаем на себя ипостась святого, который соединился с Богом и стал Божественным, стал Богом и человеком; он стал тем, о чем предсказывал пророк: «Когда придет Дух Святой и поселится в нас, и потому станем мы сыновьями и дочерьми Его». Тогда Он будет изливать в нас реки, как говорит пророк: Реки станут изливаться из него (Иоил. 3:2–18; Иез. 36:27–28). Тогда начнет взывать в нас Дух Святой, станет молиться и жить в нас. Это час, это, скорее, даже мгновение, о котором нам поведало истину пророчество Божие: Аз рех: бози есте (Пс. 81:6). Потому Он назвал нас богами. Потому-то мы и кричим и молимся, чтобы быть в состоянии стать поистине богами, чего от нас хочет Господь.

Отцы мои! Немногое сказали мы сегодня о молитве – по какому пути она движется и куда. Вы знаете, для чего нас собрал здесь Господь? Для того, чтобы мы стали святыми. Тогда скажите: если мы достигнем чего угодно, но только не этого, то каков, по-вашему, результат? Монастырь наш будет одним из юридических лиц, а вовсе не священной обителью, местом воспитания душ, домом обитания Бога и лоном Святой Троицы. А мы сами так и останемся жалкими существами. Будем грести и кружится на одном месте, никогда не достигнем цели и не станем такими, какими нас задумал Господь, будучи связанными плотскими оковами, тянущими нас вниз.

Потому скажите, какую прибыль мы получили, если этого не обрели? Я полагаю, что никакой! Так давайте вести борьбу с собой, со страстями ради упражнения, бдения и поста. Давайте жаждать Бога, узнавать свою душу, упражнять ее, дабы окрылилась она, и удостоил нас Господь, пожалел и открыл нам двери милосердия. Давайте делать то, что в наших силах, дабы достигнуть цели: давайте подвизаться в сражении, в борьбе с Богом, как сказали мы в начале нашей беседы. Эта борьба и для меня и для вас. Если бы я был богат, то были бы богаты и вы. Я же беден, поэтому бедны и вы. Так давайте все вместе сделаем эту попытку.

Я возвращаюсь к тому, с чего начал. Будет насмешкой над собой, над Богом и над всем миром, если мы даже и не попытаемся научиться молитве! Потому я прошу вас, чада мои, отныне и впредь чаще собираться на подобные встречи. Тогда мы станем бороться ради Бога, станем молиться, воздерживаться, ликовать о Боге подобно плотским сердцам, увидевшим своего возлюбленного.

Я прошу и молю вас, подходите ко мне в исповедальне, в келии. Давайте вместе с горячим рвением ступим на путь духовной аскезы, ибо только она вытачивает настоящего монаха, который есть дом обитания Святого Духа. Вы должны настроить себя на то, чтобы оставить все лишнее и возлюбить Бога. Если вы придете ко мне, погруженные в свои тленные заботы и поглощенные повседневностью и прозой жизни, то я ничем вам не помогу. Нам не о чем с вами будет говорить. Потому что не найдется точки соприкосновения между тем, в чем вы живете, и тем, к чему стремитесь и ради чего вы уходите в монастырь. Я не в силах помочь тому, кто, приходя, приходит ради другого.

Если ты спрашиваешь у меня: «Какому плану мне следовать, отче, в моей молитве?» в тот час, когда обеспокоен тем, что тебя обнесли за трапезой, положили мало еды и ты остался голоден, или когда с тобой грубо поговорили, не осуществилось то, на что ты рассчитывал, когда не отдохнула твоя плоть, или у тебя болит живот, или если случилось что-то у тебя дома, то какой совет мне дать тебе относительно молитвы? Тебя волнует то, другое, третье – что угодно, но только не молитва. Север и юг, восток и запад, землю и небо не совместить!

Давайте начнем, чада мои, с того, что научимся получать радость от осознания того, что наш монастырь – это место подлинного воспитания души, а не отдохновения тела. Мы пришли сюда, чтобы устроить свою жизнь по его законам. Станем огненным пламенем, ибо только оно устремляется вверх, а плоть обращается в пепел. Помните ли вы чудо на Первом Вселенском Соборе (325 г.), когда огонь поднялся вверх, а пепел остался внизу?³⁰ Так возгоримся пламенем, чтобы вознестись к Богу!

Должен признать, что если бы я давал название нашей сегодняшней беседе, видя то, что вижу сейчас, я бы предпочел назвать ее как-нибудь иначе, ибо все вы мои друзья (Ин. 15:14). Действительно, глядя на вас, я чувствую себя не гостем, а, напротив, пришедшим в свой собственный дом, в котором прожил много лет. Большинство из вас я помню как наставников и наставниц, некоторых – еще маленькими детьми. Сейчас же все вы для меня жнецы на общем поле жатвы.

Поэтому я бы очень хотел, чтобы слова, которые будут здесь произнесены, были бы словами не просто беседы, но общения в тесном кругу друзей. Я бы хотел сказать, что мне не кажется случайным тот факт, что я обращаюсь к вам как к богословам, несмотря на то, что многие из вас таковыми профессионально не являются. Ибо считаю, что крещеный христианин не быть богословом не может.

1

Итак, наша тема – богословие и образ жизни. Поэтому необходимо установить, что именно мы подразумеваем под богословием и, соответственно, кого именуем богословом. Первое, что приходит каждому в человеку голову: богословие – это слово о Боге или, если угодно, проповедь, беседа, сочинение, наука, то есть нечто, чем занимается человек, говорящий о Боге и обо всем, что с Ним связано. А сам этот человек называется богословом.

Чтобы изучить историю богословия, нам нужно посмотреть, кто первым занялся этим делом. Тогда, вероятно, мы сможем лучше разобраться в значении этого слова.

Итак, первым Богословом, первым, Кто заговорил о Боге, был Сам Отец Небесный, Сам Господь. Давайте вспомним сотворение человека и представим тот момент, когда Бог склонился к земле и сказал: «Да будет...», а потом решил: «Да будет человек!» Бог, конечно, это не только сказал, но и сделал. Подумав, Он принял решение и сотворил человека по образу Нашему, по подобию Нашему (Быт. 1:26). И это очень важно, что Бог создал человека по Своему образу. Это означает, что Он сделал отпечаток Своей сущности, Свой «портрет», сотворил второго Бога – вот что значит по образу и подобию. Сотворив человека, Бог открыл Себя и заговорил о Себе, явив Свой образ. Следовательно, первым, Кто заговорил о Боге, был Сам Бог, Отец Небесный. И Его богословие – это слово не о ком-то чужом, но о Нем Самом. Его богословие – это откровение Себя Господом.

Теперь давайте посмотрим, Кто был следующий, открывший Бога, не по хронологическому принципу, а по сути. Естественно, что Им была вторая Ипостась Святой Троицы. Ведь сотворив человека, Бог явил Себя как единое целое, но имеющее лица. У пророка Исаии предречены слова Сына, Иисуса Христа, ставшего перед Небесным Отцом: Господь открыл Мне ухо, и Я не воспротивился, не отступил назад (Ис. 50:5).

Итак, Христос, второе лицо Святой Троицы, беседует с Отцом и находится с Ним в полном согласии. После воплощения Христос говорит: Видевший Меня, видел Отца (Ин. 14:9), а еще мог бы сказать: «Вы видите Меня на протяжении стольких лет и еще спрашиваете, где Отец Небесный?»

Теперь мы понимаем, что Господь через Свое учение, образы, чудеса, через Свое воплощение открывает нам личность Отца, непосредственно связанную с Сыном.

Итак, Сын свидетельствует об Отце, говоря, что Отца не знает никто, кроме Сына (Мф. 11:27). И никто не может постичь Его Божество, кроме того, кому откроется Сын. Так, Сын, с одной стороны, свидетельствует об Отце как о другой Своей Ипостаси, а с другой – говорит о полном согласии между Лицами Святой Троицы.

Следовательно, богословие Христа – это открытие единства Бога, двух сущностей Христа и троичности Божества. Бог, открывая Себя, на самом деле показывает нам следующее: что Он един и вместе с тем Он же есть Святая Троица. Значит, через богословие Бог Сам открывает людям Свое единство и троичность.

Продолжая беседу, мы увидим Господа, молящегося в ночи Отцу со смирением, но и в то же время по-царски. От Бога Он получает ответ, показывающий, что, несмотря на то, что Христос на земле, а Отец на Небе, Они прекрасно слышат друг друга. Они – одно, но и не имеют абсолютного сходства между Собой. Они – непрерывное единство дня и ночи. Они Сами показывают людям и Свою единую сущность, и особенности каждой из Ипостасей. В этом заключается общение Бога с человеком.

Углубляясь далее в Святое Писание – не по порядку книг, а по нашему собственному усмотрению, давайте вспомним слово «премудрость», которое употребляет Писание, говоря о Боге. Вспомните Соломона: Даруй мне приседящую престолу Твоему премудрость (Прем. Сол. 9:4). Значит, мудрость вечно пребывает в Отце. Они являются одним целым.

Следовательно, через мрак веков пророк открывает нам Ипостась Христа, существующую наряду с Ипостасью Отца. И, таким образом, мы видим, как Отец и Сын показывают нам друг друга. Это своего рода взаимооткрытие, самораскрытие сущностей.

В другом месте книги Премудрости Соломоновой говорится, что посему я рассудил принять ее в сожитие с собою, зная что она будет мне советницею мне на доброе (Прем. 8:9). Премудрость – это Бог, Сын Слово. Премудрость и Слово – это одно и тоже, это одно Лицо.

Мы знаем, что именование «премудрость» равным образом прилагается и к Святому Духу, ибо Дух есть отражение Отца и Сына, поэтому Он и называется Духом разумения, Духом мудрости (Исх. 35:31)³², дабы показать нам, что Он тоже Бог. Они восседают на одном престоле: Бог Слово обращен к Небесному Отцу. Он повернут к Сыну, а Его собственные уста одновременно есть уста Сына.

Давайте вспомним еще одно выражение: «сеющее слово»³³, наделенное особым смыслом. Для Церкви оно значит только то, что Слово есть везде, и как семя, посеянное ветром, Святой Дух может быть повсюду и может общаться и с другими Своими Ипостасями, и с людьми.

Итак, Отец открывается через Сына и особенно через Воплощение, как говорит один из Отцов Церкви, святой Максим Исповедник: «Во плоти явившись людям, Он открыл непостижимого Отца». Но мы бы не знали о том, что Ипостась Отца отлична от Ипостаси Сына, если бы Сам Господь не явил бы нам этого через Воплощение Христа, ставшее свидетельством того, что Он мог спуститься на землю и в то же время остаться в лоне Отца. Следовательно, «Господь учит богословию через Свое Воплощение»³⁴, а богословие, как я уже говорил, – это открытие единой Божественной природы Троицы. Дело Его – богословие, Слово Его – богословие, и сущность – тоже богословие.

Святой Дух, как сказал Господь, прежде чем нас покинуть, имеет на земле одну задачу – явить присутствие Христа, истолковать его, открыть, запомнить слова, Им произнесенные, и связать их так, чтобы получалась целостная богословская система. Дух открывает Сына, Сын – Отца. А открытие Божественной природы Отца происходит во всех Ипостасях, составляющих единую Святую Церковь.

Теперь обратимся к богословию, далее углубляющемуся в мир людей. Никто не будет отрицать, что Богородица через воплощение Слова тоже стала богословом. Еще не родив Христа, но лишь нося Его во чреве, она открыла Божество Слова, пребывающего на Небесах. Следовательно, Ее место среди святых указывает на союз трех Ипостасей Божества. Итак, Богородица – тоже богослов.

Не забудем и о прекрасном и простом богословии Иоанна Предтечи, который рукой показал на уже знаемого им Бога и воскликнул: Вот Агнец Божий! (Ин. 1:29).

Итак, богословие – это открытие Бога, Его троической сущности в единстве трех Ипостасей.

Когда мы называем кого-нибудь богословом, то это означает, что либо Бог открылся в нем, либо он познал Бога, наполнив себя тем, что даровал Ему Господь.

Богословие, идущее от первых богословов – от Ипостасей Святой Троицы – было передано нашей Церкви, как известно, через апостолов, непосредственных свидетелей жизни, проповедей и чудотворений Христа. Они стали первыми богословами среди людей, как поется о них в церковных песнопениях. Эти первые богословы знали Бога лично, поэтому когда им понадобилось выбрать двенадцатого апостола (Деян. 1:21–26), им нужен был тот, кто свыше получил полное знание о жизни Христа, слушал Христа, жил рядом со Христом и поэтому мог бы сказать, что получил знание от Него.

Чтобы показать, что он является первоверховным апостолом и первым богословом-мистиком, наряду с Иоанном Богословом, апостол Павел вынужден был засвидетельствовать, что видел Христа, разговаривал с Ним и многое в своей жизни претерпел за Него (Деян. 9:1 и далее; 1Кор. 11:23 и далее). Следовательно, связь Павла, тогда еще Савла, со Христом была полной, и значит, он истинный апостол-богослов.

Мы знаем, что труды святого Иоанна Богослова были вдохновлены Самим Христом. Он получил откровение, взяв из рук Ангела книжку и проглотив ее (Откр. 10:9–10). После того, как он явил нам богословие о единстве Святой Троицы, его терзали сомнения. Он молил Господа о подтверждении правильности его слов – и раскололась скала, и сотряслась земля.

Реальная связь земных людей с Богом показывает нам, что откровение есть их собственное раскрытие. На их примерах мы видим возможность общения человека с Богом.

От апостолов через Святых отцов, которые были словно глашатаи, уста Христовы, богословие передалось Церкви. Но и Сам Христос был назван «устами Бога»³⁵, а богословие отцов – «единоначалием Святой Троицы»³⁶. Святые отцы, которых величают глашатаями, на самом деле получали послания Слова, откровения Господа.

Поэтому апостолы и великие отцы подчеркивают, что возвещают нам то, что слышали, что видели своими очами (1Ин. 1:1 и 3), и в своих повествованиях всегда употребляют грамматическую форму греческого перфекта, дабы показать, что некогда они имели контакт с Богом, но до сих пор продолжают видеть то, о чем рассказали.

Они как образ Бога на земле, сотворенные по Его подобию (Быт. 1:26), рассказывают нам о множестве способов передачи богословия нашей Церкви.

Назовем еще некоторых богословов. Один из них – икона. Да, иконы – богословы. Что такое икона? Отпечаток и откровение Первообраза. Первообраз – один из святых, живущих с Богом, святой от Бога или Сам Бог. А поскольку преклонение перед иконой происходит ради Первообраза, то икона – тоже богослов.

Богословием являются и наши проповеди, наши молитвы. Ведь что такое молитва? Это обращение к другому: «Тебя прошу, Тебе молюсь». Личность разговаривает с личностью. Моя молитва открывает мне такие свойства Отца, Сына и Святого Духа, как близость, сверхсущность, Божественность, святость, величие.

А чудо, любое чудо – разве не откровение чудотворного Господа, скрывающегося за этим чудом? Мы видим что-то предметное, но за ним скрывается Сам открывающийся, Сам богослов, Сам Бог.

Гром на небе – это тоже богослов. «Возгремел Бог». Гром – откровение говорящего, творящего Бога. Это бездна. Разве не говорится: Бездна бездну призывает (Пс. 41:8). Ибо когда падают воды и создаются бездны, происходят наводнения, то эти стихийные бедствия являют величие Бога, склоняющегося над землей и стоящего над водами многими. Поэтому и бездны есть откровение, образ Бога.

Ночь – тоже богослов. Нощь нощи возвещает разум (Пс. 18:3). Ночь передает дела Божии, познание Бога другой ночи, другому дню.

Являются богословами и звезды, которые ликовали перед Богом (Иов 38:7), как и ангелы, славящие Его. Поэтому, мы видим, что ангелы носят богословские имена. Так, имя Гавриил («сила Божия») открывает Бога, действующего через людей. Михаил («кто, как Бог») своим именем являет силу нисходящего на землю Господа. Серафимы («горение Божие») являют жгучее, напряженное делание Бога, говорят о Его непосредственной близости. А херувимы показывают величие единого Бога. Итак, все они богословы, говорящие о нашем Господе. Так взглянем на Господа, скрывающегося за ними.

Мы подошли к таинствам. Ведь что есть таинства, если не предмет богословия? Ведь таинство – это не то, что мы видим, например, масло при помазании, но то, что есть на самом деле, – Дух Святой. Также видимые хлеб и вино есть истинные Тело и Кровь Христа. Таинства – богословы нашей Церкви.

И пророки свидетельствовали не только о единстве Бога, но и об образах Божиих, не только о Боге, но и о Его проявлениях.

Мученики тоже были богословами. Если мы проследим за допросами, которые совершались над мучениками, то увидим, что на них происходили настоящие богословские беседы. Основным предметом был вопрос: один ли Бог или же существует множество богов. Мученики утверждали, что Бог – один, Иисус Христос. И их убивали как не признающих многобожие. Если же мы обратимся к новомученикам, укрепившим собой паству нашей Церкви³⁷, то увидим, что и их беседы с мусульманами были богословскими. Турки утверждали, что Бог действительно один и именно поэтому Им не может быть Иисус Христос. То есть спор опять возникал о сущности Святой Троицы – едином Божестве.

Наконец, каждый молящийся и его молитвы также являются богословами³⁸. Наши богослужения открывают Бога, существующего вместе со Своей паствой и в то же время полностью в ней растворяющегося.

Значит, богословие – это жизнь Господа, Его выражение в нас самих, глубинное знание нашего духа о Святой Троице.

2

Как же богослову или тому, кто хочет им стать, познать сущность богословия? Как стать богословом? – вопрос очень простой.

Мы можем осознать это Троичное единство богословскими занятиями и логическими размышлениями. Действительно, если ты прилежно учишься, то придешь к богословию. Ведь соответственно своему духовному состоянию и благодаря способностям человек может являть собой плохое или хорошее подобие Бога.

Вспомним фразу из Псалтири: Бог ста в сонме богов, посреде же боги разсудит (Пс. 81:1). Из нее следует, что Бог не мыслим отдельно от народа, Им созданного и освященного на земле. Народ состоит из богов: Бози есте, и сынове Вышняго вси (Пс. 81:6), причастные свойствам Бога Отца, а особо Царскому справедливому Суду. Господь, восседающий на Престоле, распознает Свои подобия, их судит, изучает, собирает и, наконец, решает, кто говорит о Нем верно, а кто – нет.

Нам становится понятно, что тот сонм, о котором сказано выше, есть сама Церковь, содержащая в себе Бога. Они неотделимы друг от друга.

Следовательно, в церковной жизни участвуют и Христос, и Отец, и Святой Дух, все в Себе заключающий, и маленький бог – человек-богослов. Он должен участвовать в жизни Церкви, в церковном опыте, идти по церковному пути.

Возлюбленные мои, поиски Бога и того, что связано с Ним, – вот истинное богословие, ибо оно раскрывает Его через творения и связи с Церковью, миром. Итак, изучение, логика, благоразумная деятельность человека могут сделать его богословом.

Если мы обратимся к Святым отцам, то от них услышим вопрос, известный нам с детских лет: «А ты хочешь стать богословом?» Хочешь быть достойным Божества? Но чтобы стать богословом, ты должен стать достойным богословия, взрастить его в себе, обрести способность богословствовать.

Прекрасно сказал Григорий Богослов: «Я прошел через Заповеди»³⁹. То есть я соблюдал Заповеди Бога. Значит богословие – это не только логическое умствование, но и путь, тропа к Богу, это освященная совместная жизнь с Богом, для которой характерна особая чистота желаний и чувств. По слову Святых отцов: «Богословие – дело очистившихся». Вспомните сказанное Григорием Богословом – и, прошу, не забывайте и далее – «Богослов не каждый, но только очистившийся»⁴⁰. Итак, не все могут быть богословами, а очищенные, ибо они узрят Бога: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф 5:8). Узрят – значит обретут, постигнут, причастятся, станут с Богом единой плотью. «Узрят» – этим словом нам открывается просвещающая деятельность Бога. То есть сохранять и святить себя означает стать причастным Святому Духу. Он – свет от света. Так и я становлюсь светом через принятие света. Этот свет, исходящий от Духа Святого, растекающийся и наполняющий мое существо. Этот свет – мое «я»; свет, делающий меня собой; свет, совершенствующий все; это Бог, вечно пребывающий с людьми.

Богослов должен обращаться к Духу Святому, дабы стать богословом от Бога. Должен Ему довериться, Его просить, перед Ним преклоняться, Его ожидать, чтобы связь с Господом и хождение перед Ним не прекращались.

Выше мы вспоминали слова Григория Богослова: «Я прошел через Заповеди». Святитель сказал – прошел. Дорога – Дух Святой. Поэтому отцы говорят, что «действующий по воле Бога в Святом Духе не может не быть богословом»⁴¹. Ибо этот дар – от Святого Духа. Он делает человека богословом, ибо тот, познав, кто он есть и чем обладает, затем рассказывает об этом остальным. Ведь без дара Духа Святого все, что видит человек, – лишь фантазии, а все, что он произносит – слова, пущенные на ветер. Об этом свидетельствуют отцы.

Теперь, осознав, что богослов – это тот, кто изливает из себя свою Божественность, Бога, Который в нем, давайте обратимся к примеру одного из очень известных святых Русской Церкви – преподобному Серафиму Саровскому. Посмотрим на его богословие. Он говорит: «Стяжай Святой Дух в себе, и вокруг тебя спасутся тысячи».

Говоря о богословии, мы говорим о Боге как проповедники, миссионеры. А Серафим Саровский восклицает: «Хочешь быть миссионером? Хочешь, чтобы многие спаслись? Тогда сам обрети Святого Духа, ибо только тогда сделаешься богословом. Дух внутри и снаружи сотрясает меня, как на органе, играет на моих клавишах, на моем сердце и моем разуме». Итак, Дух Святой – это Бог, открывающий свою Божественность.

Дух Святой через освящение моей жизни в Церкви, через познание Своего богословского существа ведет меня и становится моим собственным бытием до того рубежа, пока я не встану перед Ним, не буду иметь никаких с Ним различий. Святой Дух открывает нам ожидание Бога. Как же можем мы, ожидающие Господа, разыскивающие Его, видящие Его во всем (ведь все вокруг нас исполнено богословием и богословскими посланиями человеку), суметь принять Божественные послания?

Для этого Церковь определила некоторые качества, без которых человек не может стать богом, то есть богословом. Это пост, бдение, аскеза, молитва, участие в жизни Церкви. Путь к встрече с Богом в Святом Духе – это такая же аскеза, как бдение и пощение. Это тот язык, на котором я обращаюсь к Богу: «Боже мой, я жду Тебя и нуждаюсь в Тебе».

Вы помните, как был призван апостол Павел? Когда Дух Святой пришел к Своим ученикам тогда, когда они служили Господу и постились, и сказал: Отделите мне Савла на дело, к которому Я призвал его (Деян. 13:2). Вспомните, когда Бог открыл Небесные тайны Петру? Когда тот голодал и постился (Деян. 10:9–16).

Вы видите, насколько велика связь между аскезой и причастием Духу, нашим богословским достоинством. Вот наши родовые муки, мы мучились и рождали как бы ветер (Ис. 26:18). Значит, богослов – это не тот, кто говорит о Боге, но тот, кто молитвенно предстоит перед Ним. Здесь Бог. Здесь же и я. Таким образом, я вижу «руку твою, прикоснувшуюся пречистому верху Владычню»⁴². Я уподобляюсь Иоанну, который смог указать на Христа со словами: Вот Агнец Божий (Ин. 1:29). Мое чувство, моя жизнь, сердце, существование – это рука, касающаяся Бога. Значит, я богослов.

Разбирая те средства, которые делают человека богословом, упомянем еще одно.

Вспомним очень известный и тысячу раз повторяемый отрывок из творений аввы Нила, такой пугающий и страшный для нас, но вместе с тем благотворный и утешительный. Вы помните: «Если богослов, то помолится истинно»⁴³. Ты богослов? Хорошо, если это так, тогда молись, и молись истинно. Да, я богослов. Святой Нил не лишает меня этого права. Он есть истина, ибо не чуждается боли человека, его несчастий, проблем и дает блестящие ответы, решающие все эти проблемы.

Сколько раз мы, богословы, говорили: «Богослов ли я? Достоин ли быть им?» Святой Нил отвечает: «Богослов ли ты? Я не отбираю у тебя этого. Просто хорошо молись». А вот другие его утешительные слова: «Ты не достоин богословия? Если будешь истинно молиться, станешь богословом». Он говорит так, ибо оставляет решение вопроса – быть или не быть – на наше собственное усмотрение. Вы видите, сколько утешения, успокоения он дает богослову, который сознательно становится мучеником и, страдая, восклицает: «Какой я богослов?», Горе мне, погиб я! (Ис. 6:5). И тотчас Нил отвечает: «Хочешь быть богословом? Молись. Молишься? Ты богослов».

Особенно святой Нил и все наши отцы, говоря об объединяющей Божественной молитве, всегда говорят о «мольбе», о призывании имени Иисуса, ибо «умное делание» – непрерывный взгляд, обращенный к Богу и к Его Сыну, Который всегда и повсюду, передо мной и во мне, хочу я того или нет. Я осознаю это, верю этому и говорю: «Господи, Иисусе Христе!» Вот здесь, внутри меня живет Бог!

И как мать понимает и чувствует все жесты, вздрагивания, звуки, движения своего малыша, так и Бог позволяет мне почувствовать все Его движения в себе самом. Как мои глаза то светятся радостью и весельем, то плачут, так и я сам то спокойно говорю, то вопию: «Господи, Иисусе Христе!».

Следовательно, молитва делает человека богословом. Святой Василий Великий говорит, что «от пристального взгляда на Бога богоносная душа становится достойной даров богословия через получение силы от Самого Бога, открывающего очи этой души»⁴⁴. То есть в непрерывном взывании: «Господи, Иисусе Христе», в этом простом, естественном и дружеском обращении к Богу заключается тот самый пристальный взгляд на Него.

И мне, смотрящему на Него, Бог дарует способность к богословию, силу видеть то, что я захочу. «Бог открывает очи жаждущему видения». Почему видения? Ведь мы сказали, что богословие – это жизнь невидимого Бога, невидимых Его проявлений. Поэтому-то мне и необходимо видеть творения Бога так живо.

Итак, принятие Святого Духа возможно в молитве. Посредством Святого Духа я получаю видения и образы, открывающие Бога. Через них я научаюсь Господу и делаюсь богословом.

3

Теперь давайте скажем еще одно, о чем никак нельзя умолчать.

Ясно, что дар богословия, то есть эмпирического знания и силы, открывающей Бога, – это высший и широчайший дар, по словам святого подвижника Горы Афонской Максима Кавсокаливита⁴⁵.

Это самый высший дар из всех даров Святого Духа, и поэтому так нелегко стать богословом. Он содержит, как птица птенцов своих (Мф. 23:37), видения, которые должен узреть каждый богослов. А поскольку это дарование, высшее, широчайшее и глубочайшее, то оно открывает Святого Духа и передает Его тому, кто этого хочет. Но кому именно?

Григорий Богослов говорит: «через учение мы выйдем из всякой грязи и смятения», тогда Бог сможет разговаривать с нами. «Человеку необходимо изучать и познавать Бога»⁴⁶.

Следовательно, это толкование на слова, произнесенные Псалмопевцем Давидом, очень просто: занимайся только богословием! Когда ты пристально вглядываешься, то ничего не видишь. Поэтому и будучи богословом, невозможно интересоваться многими вещами, а именно «грязью и смутами», тем, что отвергает Церковь, что приводит в смятение сердце, ибо в штормовом море не разглядишь ничего – вокруг тебя должны воцариться спокойствие и тишина.

А чтобы мы осознали это, я бы хотел на минуточку задержать ваше внимание на словах святого Григория, вторящего апостолу Павлу. «Что со мной? Ища Господа, я побежал и взошел на гору, и рассек облако. А когда взглянул, то увидел лишь спину Господа»⁴⁷. Помните слова апостола Павла: Бедный я человек! Ищу, борюсь и что в результате? (Рим. 7:24). «Что со мной? Бедный я, – говорит Григорий Богослов. – Я бежал, чтобы схватить Бога, вошел в облако, рассек его, вошел в него, все обошел в поисках Бога. Но увидел лишь Его спину» (библейский сюжет о Моисее). Это значит, что ни один богослов не может познать Бога в Его сущности, но лишь в образах, в том, что человеческий ум может увидеть и понять, чем может наслаждаться и вмещать.

Бог является людям через откровения. Но наше знание о творящем Боге, о Божественной сущности ограничено. Значение ограниченности выражено словом «спина». Человеку всю жизнь приходится усердствовать, чтобы однажды встретиться с Богом лицом к лицу.

Как старался Моисей! Он просил у Бога увидеть Его, и Бог обещал ему, но показал Себя только сзади (Исх. 33:20–23). Когда же Моисей лицезрел Бога в полном явлении Его Божества? Спустя много веков, во время Преображения на горе Фаворской (Лк. 4:30–31). Давайте во что бы то ни стало помнить о том, что и мы, подобно Моисею, не будем восходить на Синай и не иметь насыщения. Но настанет день, когда мы поднимемся на Фавор нашего сердца и увидим Бога Таким, как Он есть (1Ин. 3:2). Все наши попытки будут сопряжены с трудом и напряжением, радостным и приятным общением с Богом. Благодаря этим спокойным, тихим и ежедневным беседам с Господом я смогу подготовить себя к обретению богословия «ради славы Евангелия», как сказал один из отцов Церкви – святой Диадох⁴⁸.

Сколь прекрасны рассуждения Святых отцов! Да, ты станешь богословом, но не ради своей собственной жизни, ибо ты – часть Церкви. Церковь – слава Бога. Ради славы Божией, славы Церкви ты изучаешь богословие.

Теперь обратимся к самим себе. Богословы ли мы?

Как богословы мы обязательно должны непрестанно вопрошать себя: «Что я пережил? Что понял? Что постиг? Что имею?» Каждый из нас является богословом. Ведь мы ежедневно молимся словами: тайная премудрости Твоея явил ми еси (Пс. 50:8).

Значит, выявление неясного и скрытого Бога – мое собственное богословие. Но, ощущая свою греховность и недостоинство, мы добавляем: Окропиши мя иссопом, и очищуся (Пс. 50:9). Ты сделал меня богословом. Мне же остается, слезами очищая свое сердце, стать богословом в еще большей мере и достигнуть своего Фавора.

Если мы богословы, то нам необходимо ежедневно чувствовать свою полную несостоятельность, неспособность, но в то же время и благодарить Бога за дарование нам богословия. Давайте вспомним то, о чем мы уже говорили ранее. Вот слова преподобного Иоанна Лествичника: «Воздержимся, братья, от всего остального и запишемся в богословы»⁴⁹. Воздержимся, удалимся от всего, ибо наше главное занятие – богословие.

Давайте посвятим себя главному, запишемся в монахи, в богословы. Нас сотворил Господь. Он обручил нас богословию, и со своей стороны мы должны облачиться в брачные одежды и возыметь готовность постоянно видеть Бога-Жениха. Интересно, получится ли у нас это?

Давайте вернемся к Серафиму Саровскому. Вы помните, как один ученик спросил у него: «Как же распознать, стяжали мы Духа Божия или нет? Святой Серафим, возложив руки свои на плечи ученика, отвечал: «Да вот, Ваше Боголюбие, мы оба теперь с Вами в полноте духа Божия. Что же Вы мне убогому Серафиму в глаза не глядите?» – А тот: «Не могу, потому что из них молнии рассыпаются, и затмевают мой взор, и я не могу смотреть на Вас, батюшка отец Серафим, потому что Вы светлее солнца». Ученик оказался в лучах Божественного сияния нерукотворного света Духа Святого, охватившего их обоих.

И сказал тогда Серафим в час богословского откровения: «Ты увидел, дитя мое? Ты убедился, что для того, чтобы мы стали богами, наполнились Божеством, я даже не перекрестился, а лишь минуточку помолился в сердце своем. И этой молитвы хватило, чтобы мы оба окунулись в Божественное. Видишь, Господь тотчас отозвался на голос смиренного Серафима».

Он хотел показать, явно или нет, как одно лишь наше призывание Бога может осветить нас Самим Божеством. Мы ограниченны. Но кто совершенен? Один Бог во Святой Троице. Поэтому Отцы и говорят нам: Чрез меру трудного для тебя не ищи и что свыше сил твоих – того не испытывай. Что заповедано тебе, о том размышляй, ибо не нужно тебе, что сокрыто (Сир. 3:21–22). Не проси больше того, что Бог посылает тебе. Не ищи глубже того, что открывает тебе Господь. Этого достаточно. Довольствуйся им. Благодари Господа за то, что получил и «славь Бога за то, что познал Его»⁵⁰.

Мы все получили откровение от Бога, многое узнали о Нем. Благодарность поставляет нас, богословов, еще ближе к Богу. Так мы служим народу, ибо, двигаясь вперед, мы ведем за собой и народ, и Церковь к Господу, Который сжигает все тленное, опаляет меня изнутри. Он существует ради меня. Ибо я погибну, как только Он прекратит Свое существование во мне. Святой Григорий говорит: «Перед Господом, Который слушает меня и отвечает, перед Господом, Который сделал меня Своим богословом, Своим священнослужителем, как устоять мне?» Как нам устоять?

Моисей испытал то же самое перед купиной (Исх. 3:2–6) и убоялся оттого, что его избрал Господь для передачи людям Своих Заповедей. И Бог дал ему Аарона (Исх. 4:14–16) в помощники. А у нас с вами множество «ааронов». У нас есть святые, таинства, иконы, небо и земля, все, что открывает наш ум и сердце, делает недостойных достойными, устами Божиими, богословами.

Эта легкость, это утешение, когда ничто становится всем, ибо я становлюсь богом, нас утешает, укрепляет, не позволяет умереть, сказать «я погиб» подобно пророку Исайе (Ис. 6:5), ибо не всякому дано говорить о Боге, но только чистым душой и телом. Только очистившиеся могут стать богословами. Какие именно очистившиеся? «Душу и тело очистившие, и очищающие»⁵¹.

Очищающийся? Еще не чистый? Значит, можешь приступить к очищению прямо с этой минуты. Вы видите, как Бог смягчает все, дабы мы смогли устоять и стать еще более приблизиться к Нему. «Очистись сам, затем обращайся к чистому»⁵². «Не всякий – истинный богослов, но лишь очистивший свой ум»⁵³. И тут Григорий Богослов задается вопросом: «Кто же в таком случае предстанет перед Богом? И сам отвечает: «Очищающиеся – не значит очистившиеся. Они лишь идут к очищению». Он дает нам духовный стержень в словах: «Каждый может стать богословом, ибо призван стать богом, а значит и богословом».

Возлюбленные мои, мы богословы. Наше богословие – это открытие нашей личности, которая и по разуму, и по сердцу, и по желанию, и во сне, и наяву находится перед нами, наполняет наше существование Божеством. Давайте обратим наши старания к очищению, к молчанию, к познанию, то есть к занятиям богословием. Пусть наше богословское рвение напоминает рвение, которое поглотило тягу к дому Божиему, к Церкви. «Мы познаем как сквозь тусклое стекло, подобно тому, как я познан».

Лишь сорок дней радовался Моисей, а ожидал этого момента веками. Нам же уготованы дни и ночи, годы и десятилетия чаяний, по воле Божией, чтобы однажды переступить тот предел, за которым мы увидим сияние лика Божия, где сами станем Его отражением, «светом от Света».