Рассказы из истории Русской Церкви. Книжка вторая

Состояние Русской земли под игом монголов. – Великий князь Ярослав Всеволодович. – Состояние Церкви. – Блаженный митрополит Кирилл. – Победа святого Александра Невского над шведами и ливонскими рыцарями. – Мученический подвиг святого князя Михаила Черниговского и боярина его Феодора. – Святой Александр на великом княжении. – Кончина его.

Страшное иго порабощения легло на Русскую землю. Более двухсот лет Церковь Русская, князья и народ наслаждались свободою; но князья  кровопролитными распрями, а народ  грубыми пороками и суевериями, остатками язычества, навлекли на себя наказание Божие. Наступило время тяжких и продолжительных страданий.

Поработитель Руси – Батый основался на берегах Волги, назвав столицу свою Сараем. Здесь кочевала Орда его, известная под именем Золотой, или Кипчакской. Но и сам Батый не был полновластным повелителем: он, в свою очередь, зависел от великого хана, наследника Чингиса, который кочевал с большой ордой в пустынях Средней Азии.

Особенно тяжело и безотрадно было положение князей. Покорностью диким завоевателям определялась не только участь самих князей, но и участь народа: по судьбам Вышнего, это было для князей уроком – дорожить счастьем народа. И когда для спокойствия христианской земли своей князья жертвовали своим самолюбием, имуществом, здоровьем и самой жизнью – это была жертва чистая, высокая, христианская.¹

В 1243 году Батый назначил в города русские своих надзирателей – баскаков, а князьям приказал являться к нему с изъявлением покорности. Прежде всех подвергся этому унижению великий князь Ярослав Всеволодович: он должен был сначала отправиться в Золотую Орду к Батыю, а одного из сыновей своих послал в Татарию к великому хану монголов – Октаю. Батый принял Ярослава с уважением и назвал «главою всех князей русских», отдав ему Киев. Поступок великого князя служил примером для князей удельных: они также били челом надменному татарину, чтобы мирно господствовать в областях своих.

Мало-помалу князья начали устраиваться в своих уделах; мало-помалу начали оживать города и селения Русской земли, изнуренной, безлюдной, полной развалин и гробов. Ростовская область поступила в наследство малолетним сыновьям князя-мученика, Борису и Глебу Васильковичам под опекою матери;² впоследствии младший из них получил в удел Белозерскую область и сделался родоначальником князей Белозерских.³ Также и в Ярославле стали княжить сыновья князя Всеволода Константиновича, павшего на берегах Сити,⁴ святые князья Василий и Константин.⁵ На юге князь Михаил Всеволодович должен был по воле хана уступить Киев великому князю и возвратился в Чернигов. Храбрый Даниил Галицкий, после опустошения земли своей монголами, должен был смириться и идти на поклон к Батыю, который в знак особенного благоволения впустил его в свой шатер без всяких суеверных обрядов, ненавистных православным князьям. «Ты долго не хотел меня видеть, – сказал Батый, – но теперь загладил вину повиновением».⁶ Впрочем Даниил мечтал об освобождении при помощи западных государей, входил даже в сношения с папою и хитрил перед ним, изъявляя расположение к покорности римским догматам. Папа Иннокентий IV, со своей стороны, нарек его королем русским, прислал ему корону и скипетр, разрешил совершать литургию на квасном хлебе и наблюдать обычаи, не принятые Римской Церковью. Храбрый и умный король Галицкий ожидал помощи от западных соседей, которых папа побуждал ко всеобщему ополчению против монголов; но так как это ополчение не состоялось, то Даниил снял с себя личину, отрекся от связи с Римом и смеялся над гневом папы.⁷

Состояние Церкви было так же скорбно, как и состояние государства. На огромном пространстве от Белого озера до южного Галича, Батый оставил за собою пепел и пустыню: храмы Божии были истреблены огнем или остались грудами камней; священная утварь, иконы, книги сделались добычей богохульных хищников; украшенные сединою служители алтарей умерщвлены, а молодые отведены в плен.⁸ Нелегко было возобновить храмы и все нужное к богослужению; еще труднее – найти способных священнослужителей среди всеобщего опустошения и нищеты, тем более, что образование более или менее сохранилось только на юге – в Галиче и Волыни, в странах, менее угнетенных дикими завоевателями. Митрополиты и прочие архипастыри должны были, подобно князьям, являться с поклоном в Орду для утверждения на своих кафедрах. Монголы не поднимали явного гонения на христианскую веру, как некогда римские императоры в первые века христианства. Чингис в «Ясе», принятой преемниками его за основной закон государства, признавал единого высочайшего Бога, но вместе с тем велел чтить всех богов, чьи бы они ни были; отсюда толпы жрецов идольских в Орде и уважение к жрецам всех религий. В ярлыках, выдаваемых ханами русским святителям, запрещалось хулить веру русскую под страхом смертной казни, но произвол дикого завоевателя был для него выше всякой религии; он говорил: «Бог владеет небом, а сын Божий, хан – землею». Естественно, что ему не могли быть приятны те, кто не признавал мнимо-божественного его достоинства. Естественно также, что тот же неукротимый произвол принуждал иногда христиан следовать суевериям языческим. Много страдала Русская Церковь и от ненасытной алчности Татар. – Они нападали внезапно, без всякой причины на города, покорные их власти, грабили церкви, монастыри, отнимали все, что попадалось в руки.

В премудром намерении Промысла и любви Божией иго монголов было врачевством для нравственных болезней народа русского. Какое же действие оказало иго на народ? Общее бедствие прежде всего пробудило в народе чувство покаяния: люди русские применили к себе покаяние Ниневитян и каялись; вспоминали о рабстве Израиля в Египте и возносились мыслию от земли к небу. Народ сознавал, что он народ христианский, а лютые властители его – неверные, ненавистные Богу. Таким образом утвердилась вера в превосходство христианского учения. Эта вера ободряла народ в скорбях, в трудах самых тяжких: она заставляла дорожить тем, что внушало ему христианство. Благодаря вере Христовой, народ русский удержал любовь к разоренной родине и не перенял дикой хищности от монголов.

К довершению бедствий Русской Церкви, она в первые, самые тяжкие годы порабощения Руси оставалась без первосвятителя. Митрополит Иосиф Грек, прибыв из Царьграда перед самым нашествием Батыя, пропал без вести.⁹ Управление митрополией с 1243 года принял на себя Кирилл, – один из южных игуменов по выбору князей. Но всеобщее расстройство дел не прежде дозволило ему принять посвящение от Патриарха, как в 1250 году. Возвратясь оттуда в Киев, он отправился обозревать северные епархии своей митрополии, посетил Чернигов, Рязань, Владимир и, наконец, Новгород, который не видал у себя Батыя и единственный из престольных городов Руси оставался еще независимым и не разоренным.

Можно думать, что сам Господь хранил Новгород вместе с Псковом и другими его пригородами, как оплот, со стороны Запада, более опасного для Руси, нежели орды монгольские: татары разоряли государство и губили народ, а латинство грозило опасностью самой чистоте веры Православной. Папы старались воспользоваться для своих целей общими бедствиями Русской земли и поднимали на нее крестовые походы: то из Швеции, то из Ливонии. Но на западных пределах Руси, в великом Новгороде, княжил тогда юный князь Александр, сын великого князя Ярослава Всеволодовича, одаренный необыкновенным разумом, мужеством, величественною красотою и крепкими мышцами Самсона; голос князя, по выражению летописца, гремел, как труба на вече.

В 1240 г. шведский король, вследствие папской буллы, отправил многочисленное войско под начальством зятя своего Биргера на ладьях в Неву, к устью Ижоры; при войске были бискупы, чтобы крестить русских. Благоверный Александр вышел к ним навстречу с малою дружиной, но с твердой надеждой на Бога. На берегах Невы, где шведы стояли уже станом, встретил Александра начальник приморской его стражи ижорянин Пелгуй, ревностный христианин, и поведал ему чудное видение, которого удостоился накануне. Ожидая князя, он провел ночь на берегу Финского залива в бдении и молитве. Мрак ночной исчез, и солнце озарило поверхность тихого моря. Вдруг Пелгуй услышал шум на море и увидел ладью с гребцами, овеянными мглою, и двумя лучезарными витязями в ризах червленых; витязи походили на святых страстотерпцев Бориса и Глеба, как изображались они на иконах. Один из витязей сказал другому: «Брат Глеб, вели грести скорее, да поможем сроднику нашему Александру». Битва началась 15 июля, в день памяти святого Владимира, просветителя Руси, в начале дня и продолжалась до ночи. Шведы бились упорно, но потерпели страшное поражение. Александр собственным копьем «возложил печать на лице» Биргера. Темная ночь спасла остатки шведов: они спешили бежать восвояси, наполнив три судна телами лучших своих мужей и оставив поле битвы, усеянное трупами своих собратий.¹⁰ Эта славная победа доставила Александру прозвание «Невского».

Кончив со шведами, Невский витязь должен был поспешить против ливонских рыцарей, которые завладели Изборском, разбили псковитян и при помощи изменника Твердислава ворвались в самый город Псков. Александр двинулся на защиту Пскова и разбил немцев на весеннем льду Чудского озера. Пятьсот рыцарей пало в битве, около пятидесяти попало в плен. Когда Александр с торжеством входил в город святой Ольги, ведя за собою пленных рыцарей, весь Псков с восторгом встречал его. Он завещал псковичам любовь к своему потомству. «Если кто из позднейших моих потомков прибежит к вам в печали, – сказал он, – или просто придет пожить к вам, и вы не примете и не почтете его, как князя, то назоветесь вторыми жидами».

Эта знаменитая победа защитника православия над ливонскими рыцарями (современники прозвали ее «Ледовым побоищем») заставила орден трепетать за собственное существование;¹¹ папа принужден был до времени отложить свои виды на присоединение Русской земли к латинству. Александр после того недолго оставался в Новгороде. Отец его, великий князь Ярослав, должен был ехать в Большую Орду на берега Амура, где монголы по смерти Октая занимались избранием нового великого хана. Он в последний раз простился с отечеством; сквозь степи и пустыни достигнув до ханского стана, в числе многих других данников, смирился перед троном нового хана Гаюка и скончался в Орде 30 сентября 1246 года, как полагают, от яда, данного ему матерью хана.¹² Тело его было привезено и погребено во Владимире, в соборной церкви.

Почти в то же время в Золотой Орде Михаил Всеволодович, князь Черниговский, и боярин его Феодор явились исповедниками и мучениками святой веры. Потребованный к Батыю Михаил просил благословения у отца духовного епископа Иоанна. «Многие князья ездили в орду, – сказал ему епископ, – и, прельстившись славою мира сего, ходили сквозь огонь, кланялись идолам, вкушали оскверненную пищу; но ты, князь, не подражай им». Князь отвечал: «Я желаю пролить кровь мою за Христа и за веру чистую». То же сказал и боярин Феодор. Епископ дал им святые дары на путь и отпустил с молитвою. Когда Михаил прибыл в стан Батыя с юным внуком Борисом Ростовским и боярином Феодором, Батый приказал жрецам совершить над Михаилом все, что следует по языческим уставам, и потом уже представить его в ханскую ставку. Жрецы потребовали, чтобы князь и боярин прошли сквозь огонь.¹³ Михаил отвечал: «Христианин поклоняется Творцу, а не твари». Узнав о непокорности русского князя, Батый озлобился и велел ему выбрать одно из двух: или поклониться богам, или умереть. «Я готов поклониться царю, – отвечал Михаил – ему вручил Бог судьбу царств земных: но я христианин и не могу поклониться тому, чему поклоняются жрецы». Напрасно юный Борис со слезами умолял деда поберечь жизнь свою, напрасно бояре Ростовские вызывались принять на себя и на весь народ епитимию за князя: Михаил, подкрепляемый благочестивым Феодором, не хотел слушать их. Он сбросил с плеч княжескую шубу и сказал: «Не погублю души моей; прочь слава мира сего тленного, не хочу ее».

Пока вельможи ханские относили к Батыю ответ князя-христианина, блаженный Михаил и достойный боярин его начали петь псалмы и, окончив пение, приобщились Святых Тайн. Татарские чиновники еще раз сказали им: «Идут от хана убить вас; покоритесь и останетесь живы». Михаил и Феодор отвечали в один голос: «Не слушаем вас, не хотим славы мира сего». Скоро явились убийцы. Соскочив с коней, татарские палачи схватили Михаила, растянули за руки и за ноги и начали бить кулаками и палками по груди, потом повернули лицом к земле и били ногами. Долго длилось это зверство. Наконец, какой-то отступник Доман, уроженец Путивля, отрезал ножом голову святому мученику. Последнее слово его было: «Я христианин!».¹⁴

Тогда стали уговаривать боярина Феодора и обещали ему почести. Он отвечал: «Не хочу кланяться твари, хочу страдать за Христа моего, как и государь мой князь». Его мучили так же, как и князя, и, наконец, отрезали ему голову. Это было 20 сентября 1246 года. Тела исповедников Христовых брошены были в пищу псам, но остались целы и невредимы. Господь, за Которого пострадали мученики, явил Свое знамение в подкрепление веры слабых и в унижение язычеству. Над святыми мощами стоял столп светлый, горели огоньки, и слышалось небесное пение. Богобоязненные христиане тайно взяли их и принесли в Чернигов.¹⁵

Вскоре по страдальческой кончине, святой князь Михаил вместе с боярином Феодором явился в сиянии Небесного Света дочери своей блаженной Евфросинии ¹⁶ и возвестил ей, что они оба мученическим подвигом стяжали вечное блаженство. За великий подвиг свой князь-мученик и на земле был награжден благословением небесным: в потомках его постоянно сохранялось живое благочестие.¹⁷ Между тем, как род многих других потомков равноапостольного Владимира давно уже угас, ветви рода святого князя Михаила поныне зеленеют на земле Русской.¹⁸

Почти в то же время, как святой Михаил Черниговский был замучен в Орде Кипчакской, в Большой Орде преставился, как мы уже видели выше, великий князь Ярослав Всеволодович. После непродолжительного правления брата его Святослава, престол великого княжения достался по праву престолонаследия Александру Невскому.

Теперь победителю шведов и рыцарей предстояла другая, более трудная победа – победа над самим собой. Доселе он не преклонял выи своей в Орде, и русские люди с гордостью называли его своим независимым князем. Но теперь он должен был пожертвовать своей воинской славой и идти на поклон к Батыю, который давно слышал о нем и желал его видеть. Александр любил отечество более княжеской чести своей, более самой жизни. Он не хотел подвергать Русскую землю новым бедствиям и смиренно поехал в стан монгольский, где Батый принял его с ласкою и освободил от исполнения обрядов языческих (в уверенности, что герой-христианин отвергнет их и предпочтет смерть за веру Христову). Узнав Александра, Батый сказал, что молва не преувеличила достоинств доблестного князя, что он действительно человек необыкновенный. Оттуда Александр должен был предпринять путешествие в глубину Татарии к великому хану. И там он нашел такой же прием, как у Батыя: великий хан утвердил Александра на престоле Владимирском, поручив ему всю южную Россию и Киев.

Прямо из Орды Александр с торжеством прибыл во Владимир, где радостно встретили его митрополит Кирилл с духовенством, бояре и народ. Вскоре прибыло к новому великому князю посольство от папы: отчаявшись водворить латинство в России оружием крестоносцев, папа надеялся еще успеха от хитрых обольщений. Он уверял Александра, что Ярослав, отец его, находясь в Татарии у великого хана, дал слово монаху Карпини принять веру латинскую и, без сомнения, исполнил бы свое обещание, если бы не скончался внезапно, уже присоединенный к истинному стаду Христову; что сын обязан следовать благому примеру отца, если хочет душевного спасения и мирского счастья, что в противном случае он доказал бы свою безрассудность, не повинуясь Богу и Его наместнику (папе), что князь и народ русский найдут тишину и славу под сенью Римской Церкви. Александр, посоветовавшись с мудрыми людьми, написал папе ответ, в котором изложил подробно всю историю Ветхозаветной и Новозаветной Церкви и догматы семи Вселенских Соборов, заключив свое послание так: «Все это мы ведаем, а от вас учения не приемлем». Этот ответ обличает высокую умеренность благоверного князя и его истинно христианское желание правды и мира в делах веры: Александр не думал укорять римлян, но только доказал, что вера русских чиста и Православна.

Южная Россия давно уже была обложена данью; новый хан Золотой Орды Сартак, сын недавно умершего Батыя, захотел также распространить эту меру в северной России и в Новгороде. Александр снова ездил в Орду и старался яснее определить отношения Руси к хану: ему удалось придать делу такую форму, что только исчисление народа и раскладка дани были поручены татарским чиновникам, а все прочие дела по управлению государством остались в заведовании природных русских князей: они сохраняли свое право суда по родным законам, право войны и мира без ведома хана и, наконец, – что всего важнее – неприкосновенность не только веры, но и церковного устройства. Таким образом, Александр достиг того, что Русь, совершенно покоренная монголами и не имевшая возможности бороться с ними, получила от своих сильных и диких властителей права державы почти самостоятельной. Конечно подати, поборы и разные повинности, наложенные Монголами, были очень тяжелы для народа, особенно в начале, но зато Русь сохранила свою народность – душу и жизнь государства. Может быть современники не оценили, как следует, этого великого дела, но мудрый ратоборец за Русскую землю знал, чего добивался, и вполне заслужил благоговейную благодарность потомства.

Зимой 1257 года прибыли чиновники татарские, сочли народ в областях северной Руси и поставили сборщиков дани поголовной, от которой было избавлено одно только духовенство. Дань поголовная требовалась и от Новгорода: герой Невский, некогда ревностный поборник новгородской чести и вольности, должен был с горестью взять на себя дело тяжкое и неприятное – склонить к рабству народ гордый, пылкий, который все еще славился своей исключительной вольностью. Александр отправился в Новгород, где едва успел усмирить народ и подчинить его общему закону. Баскаки сочли жителей Новгорода, распределили налоги и удалились, потому что новгородцы обязались доставлять определенное количестве серебра прямо в Орду или через великих князей, но не хотели иметь дела с татарскими сборщиками.

Ненадолго мог успокоиться во Владимире защитник земли Русской: он снова должен был отправиться в Орду, чтоб избавиться от обязанности присылать татарам вспомогательное войско и оправдать изгнание из городов Суздальской области «бесерменских купцов» – Хивинцев-мусульман, которые откупили тогда у монголов дань русских княжеств и мучили христиан бесчеловечным сбором податей. Хан принял оправдание, согласился не требовать войска, но продержал великого князя в Орде всю зиму и лето. Осенью Александр возвращался в Россию успокоить народ и обрадовать его новой милостью хана. Близок был конец путешествия: Александр уже миновал монгольские пустыни и достиг Нижнего Новгорода, но жестокий недуг уже сокрушал его тело, изнуренное трудами. Отдохнув здесь некоторое время, он доехал до Городца, но там, чувствуя приближение кончины, поспешил принять схиму с именем Алексия и преставился в ночь на 14 ноября 1263 года на 45 году от рождения. В продолжение не многолетней своей жизни, Александр участвовал более нежели в двадцати битвах, четыре раза ездил в Орду, где многие из современных князей сложили свои головы под ножами убийц; но он, хранимый самим Богом, везде был цел и невредим, мечи врагов и ножи убийц щадили его, только он сам не щадил себя. Истощив силы в ревностном служении отечеству, он не давал себе покоя и, отягченный трудами непомерными, скончался в цвете лет.¹⁹

Горестная весть о кончине Александра достигла Владимира в то самое время, когда народ молился в соборном храме о благополучном возвращении его на родину. Блаженный митрополит Кирилл со слезами воскликнул к народу: «Чада мои милые, закатилось солнце земли Русской!» Слезы и рыдания народа прервали речь первосвятителя; все поняли горький смысл слов его и в один голос завопили: «Погибаем, погибаем!» Митрополит с духовенством, князья, бояре и народ в глубоком унынии встретили останки любимого князя у Боголюбова; по словам летописца, земля стонала от вопля и рыданий. Наконец, тело великого труженика за Русскую землю было привезено во Владимир и 23 ноября погребено в соборной церкви Рождественского монастыря. Современники повествуют, что усопший великий князь, когда при отпевании хотели разнять руку его для вложения разрешительной грамоты, сам, как бы живой, простер руку и принял грамоту из руки митрополита.²⁰ Все присутствующие поражены были ужасом при этом чудесном событии и уверились, что Бог желает прославить Своего угодника.

С того времени благоверного князя Александра Ярославича называют святым и чтят в лике ангелов-хранителей Русской земли.²¹ Святая Церковь, восхваляя память благоверного князя Александра, взывает так: «Драгоценная отрасль священного корня, блаженный Александр, тебя явил Христос Русской земле, как некое божественное сокровище, как нового чудотворца, преславного и Богоприятного. Ты невидимо посещаешь людей Христовых и щедро подаешь исцеления всем усердно приходящим к тебе и единодушно вопиющим: Радуйся, столп пресветлый, просвещающий нас светлостью чудес! Радуйся, победивший помощью Божией гордого короля! Радуйся, освободивший город Псков от неверных! Радуйся, презревший догматы латинян и вменивший в ничто все их обольщения! Радуйся, облако росы, орошающее мысли верных! Радуйся, прогонитель темных страстей! Радуйся, заступник Русской земли! Моли Господа, даровавшего тебе благодать, соделать державу сродников твоих Богоугодною и сынам России даровать спасение».²²

Братья святого Александра на великом княжении. – Мученичество святого князя Романа Рязанского. – Собор 1274 года во Владимире. – Постановления этого Собора. – Блаженный Серапион, епископ Владимирский. – Преподобный Петр, царевич Ордынский. – Князья, подвижники благочестия: Роман Угличский, Василий Волынский и сын его Владимир-Иоанн. – Святой Прокопий, юродивый Устюжский.

Преемником Александра Невского на великом княжении был брат его Ярослав Ярославович, князь Тверской. Следуя примеру отца и великого брата, он старался, сколько мог, угождать хану. Летописцы не говорят ни слова о характере Ярослава; но дела его показывают, что он не имел великих качеств брата, не ладил с новгородцами, жаловался на них хану, желая вооружить татар против Новгорода,²³ обижал народ и винился, как преступник, не довольствовался властью ограниченной, но не умел расширить и утвердить ее. Он скончался на возвратном пути из Орды (в 1272 году). Тело его было отвезено для погребения в Тверь.

Кратковременное правление Ярослава ознаменовано мученичеством князя Романа Рязанского. Князь Роман Олегович происходил из рода благочестивого, искренно преданного вере и отечеству; два деда его, Юрий и Олег Игоревичи, умерли страдальцами за отчизну в битве с Батыем. Последний из них, богатырь и красавец, умирал от ран на поле битвы; Батый, дивясь мужеству князя, хотел лечить его, с тем чтобы принять к себе в службу. «С врагом христиан не могу быть в приязни», – сказал умирающий князь, и разъяренный Батый велел разрубить его в куски. Отец Романа, князь Олег Ингваревич, вытерпел много мучений от татар: захваченный в плен Батыем, он томился в Орде более десяти лет в тяжкой неволе и, возвратившись на родину, скончался иноком.²⁴ Таковы были предки благоверного князя Романа: он воспитывался скорбями в любви к святой вере; жил в слезах и молитве за родину; старался облегчать, сколько мог, участь разоренных и угнетаемых подданных. Благочестивого князя много утешило учреждение кафедры православного епископа в самой Орде.²⁵ Один из злых баскаков, которого князь удерживал от бесчеловечных насилий при сборе дани, донес хану Менгу-Темиру, что князь Рязанский поносит великого царя и его веру. Хан вызвал Романа в Орду и велел объявить ему, что он должен выбрать одно из двух: или смерть мучительную, или веру татар.²⁶ «Покорный воле Божией, – сказал князь, – я повинуюсь власти хана, но никто не заставит меня изменить святой моей вере». Татары стали бить князя. «Я христианин», – говорил он; но уста заткнули платком, оковали его и бросили в темницу. Гордый Темир произнес приговор твердому князю: «Пусть умрет мучительной смертью». На месте казни мученик стал говорить собравшемуся народу о святости веры Христовой. Ему отрезали язык. Затем стали мучить его с ужасающим зверством: ему вырезали глаза, обрубили персты рук и ног, обрезали уши и губы, потом отсекли руки и ноги. Когда же осталось одно туловище, но еще с искрами жизни, мучители содрали с головы кожу, отрубили голову и воткнули ее на копье. Мученический подвиг святого Романа совершился 19 июля 1270 года.²⁷ Память его, как мученика, была постоянно чтима в Русской Церкви.²⁸

Современники считали за особенную милость Божию к Русской земле, что в ней еще есть такие князья, которые, презирая славу мирскую, великодушно проливают кровь свою за веру Христову. Также за милость Небесную почитали они явление чудотворной иконы Божией Матери, прозванной Феодоровскою, в окрестностях города Костромы, где тогда княжил Василий Ярославич, утвержденный на престол великого княжения после смерти брата своего Ярослава.²⁹

Святая вера жила крепкой жизнью в сердцах народа, но устройство церковное много пострадало при совершенном расстройстве государства. Ревностный митрополит Кирилл, обозрев состояние Церкви почти во всех пределах своей обширной митрополии, заметил, к прискорбию своему, значительные беспорядки в совершении таинств и обрядов, недостаток должной разборчивости при посвящении в духовный сан и даже самое святокупство. Нравы народа также требовали исправлений: в иных местах укоренились игры и обычаи, противные христианской нравственности и правилам Церкви. Такое неустройство в духовном чине и народе происходило, как замечает сам митрополит, частью от небрежения пастырей, редко посещавших свою паству, и, наконец, оттого, что правила церковные, определявшие круг пастырской деятельности, для многих были невразумительны.³⁰ В 1274 году он открыл Собор во Владимире с епископами Далматом Новгородским, святым Игнатием Ростовским, Феогностом Сарайским и Симеоном Полоцким. Изобразив долг пастырей блюсти за исполнением законов Церкви, он говорил отцам Собора: «Какую пользу получили мы, пренебрегши Божественные правила? Не рассеял ли нас Бог по лицу всей земли? Не взяты ли были грады наши? Не пали ли сильные наши от острия меча? Не отведены ли в плен дети наши? Не запустели ли святые Божии церкви? Не томят ли нас каждый день безбожные и нечестивые люди? И все это постигло нас за то, что мы не храним правил святых отцов наших». Канонические определения этого Собора³¹ направлены к прекращению замеченных беспорядков и относятся к правильному поставлению служителей Церкви, к доброму их поведению и обязанностям служения, к правильному совершению таинств, к благочинию при богослужении и к исправлению жизни народа.

Епископам воспрещено брать плату или дары с посвящаемых. Кроме пошлины, определенной обычаем (не более семи гривен), за посвящение «на мзде» (за деньги) назначено извержение из сана и посвящающему и посвящаемому. Собор определил, чтобы избираемый в сан священства был тщательно испытан в образе жизни и поведении, чтоб он был или девственник, или в законном первом браке с девицею, хорошо знал грамоту, чтобы не был обвиняем в кощунстве, чародействе, воровстве, пьянстве, прелюбодеянии, лихоимстве, вольном или невольном убийстве. Обличенный в одном из этих пороков не может быть даже и причетником. Возраст для посвящения, на основании древних церковных правил, определен: для диакона – 25, а для священника – 30-летний. Сверх того, поступающий в клир должен был быть непременно человеком свободным или получить освобождение от прежнего господина. Священники, замеченные в нетрезвости и алчности к прибытку, если не исправлялись, осуждались на лишение сана. «Пусть лучше будет один достойный служитель Церкви, – прибавляют отцы собора, – нежели тысяча беззаконных».

Собор обратил особенное внимание на совершение таинств, определил совершать крещение через погружение в особом сосуде (купели), а не через обливание;³² при миропомазании помазывать части тела освященным миром, не смешивая его с елеем, как делали некоторые; преподавать Святые Тайны всякому новокрещенному, совершать браки с согласия родителей и по православному чиноположению в храме.³³

Заметив, что непосвященные дерзали иногда исполнять то, что предоставлено было только посвященным, Собор запретил диаконам совершать проскомидию и освящать приношения (плоды, кутью за умерших и т. п.), причетникам – касаться священных сосудов и совершать каждение, а мирянам – входить в алтарь, сказывать прокимен и читать Апостол.

В жизни христиан были замечены языческие обычаи: новгородцы в праздники устраивали неприличные зрелища, оскорблявшие честь праздников. Буйные толпы тешились кулачным боем, бились кольями, причем многих убивали до смерти и с убитых снимали окровавленное платье. Собор определил: «Отлучать от Церкви всех, участвующих в таком бесчинстве, и не принимать от них приношений. Если кто из них умрет, священники под опасением низвержения не должны отпевать его и хоронить вблизи церкви. Убитые на кулачном бое прокляты в сей и в будущей жизни».

Большая часть правил Владимирского Собора составляет только возобновление древних постановлений Церкви, и даже наказания, определенные Собором, суть те же самые, какие издревле назначались Церковью за нарушения тех же правил.³⁴ В историческом отношении определения Владимирского Собора очень важны потому, что раскрывают тогдашнее состояние христианского общества, показывают его недуги и меры, какие принимали для уврачевания этих недугов попечительные святители.

На этом Соборе был посвящен в сан епископа Владимирского и Нижегородского архимандрит Печерского монастыря Серапион, которого митрополит Кирилл привез с собою из Киева, – престарелый подвижник, пастырь, по выражению современников, «учительный и сильный в Божественном писании». Он недолго управлял паствой, скончался 12 июля 1275 года в глубокой старости³⁵ и погребен во Владимирском Успенском соборе.

После блаженного Серапиона сохранилось несколько «Слов»; из них особенно четвертое может служить указанием на образованность пастыря Русской Церкви XIII века. В этом «Слове» проповедник обличает слепых суеверов, убивавших волхвов и волшебниц по самым странным причинам. Обличение его исполнено ума и вполне согласно с духом Откровения; читая его, видишь и изумляешься, какое расстояние отделяло тогда Запад от светлого Востока. Что делалось на Западе в XIII веке? На кострах горели мнимые волхвы по распоряжениям епископов! Благословен Господь Бог, благоволивший хранить свет Свой в Церкви Российской посредством светильников Своих!³⁶

Приведем несколько отрывков из поучений блаженного Серапиона. Одно из «Слов» своих он начинает так:

«Дети! Я чувствую в сердце своем великую скорбь о вас: ибо вовсе не вижу вашего обращения от дел беззаконных. Не так скорбит мать, видя детей своих больными, как скорблю я, грешный отец ваш, видя вас, болящих делами беззаконными. Многократно беседовал я с вами, желая отвратить вас от худых навыков, но не вижу в вас перемены. Разбойник ли кто из вас – не отстает от разбоя; вор ли кто – не пропустит случая украсть; имеет ли кто ненависть к ближнему – не имеет покоя от вражды; обижает ли кто другого и захватывает чужое – не насыщается грабительством; лихоимец ли кто – не перестает брать лихву; бедный, он не подумает о том, что, как родился нагим, так и умрет, не имея ничего, кроме вечного проклятия; любодействует ли кто – не отказывается от своего любодейства; сквернословец и пьяница не отстают от своей привычки. Чем мне утешиться, видя, что вы отступили от Бога? Чему мне радоваться? Всегда сею я на ниве сердец ваших семя божественное, но никогда не вижу, чтобы оно прозябло и принесло плод. Умоляю вас, братия и дети, исправьтесь, обновитесь добрым обновлением, перестаньте делать зло, убойтесь Бога, сотворившего нас; вострепещите суда Его страшного! К кому идем? К кому приближаемся, отходя от сей жизни? Чего мы не навлекли на себя? Каких не понесли мы наказаний от Бога? Не была ли пленена земля наша? Не были ли взяты города наши? Не в короткое ли время отцы и братия наши пали мертвыми на землю? Не отведены ли в плен жены и дети наши? А мы, оставшиеся, не порабощены ли горьким рабством от иноплеменников? Вот уже сорок лет – томление и мука и тяжкие налоги, не прекращаются также голод и мор скота нашего. Мы и хлеба не можем есть в сладость. От воздыханий и печали сохнут кости наши. Что же довело нас до этого? Наши беззакония и наши грехи, наше непослушание, наша нераскаянность. Умоляю вас, братия, пусть каждый из вас вникнет в свои мысли, рассмотрит сердечными очами дела свои, возненавидит их и откажется от них. Прибегните к покаянию: гнев Божий прекратится, и милость Господня излиется на нас. Мы в радости будем жить на земле нашей; а по отшествии из сего мира придем с радостью к Богу своему, как дети к отцу, и наследуем Царство Небесное, для которого Господом мы созданы. Ибо Господь сотворил нас великими, а мы через непослушание сделались малыми. Не погубим, братия, своего величия. Не слышащие о делах и законе спасаются, но исполняющие закон. Ежели в чем согрешим, опять прибегнем к покаянию, обратимся с любовью к Богу; прольем слезы; будем по мере сил давать милостыню нищим; имея возможность, помогать бедствующим (от бедствий избавлять). Если не будем таковыми, то продолжится гнев Божий на нас. Пребывая же всегда в Божией любви, будем жить в мире».

Так обличал грешников ревностный святитель в то самое время, когда Русь страдала под страшным ярмом неверных, и благоверные князья ее проливали кровь свою за имя Христово. Но та же вера, которая воодушевляла их на крепкий подвиг, в то же время действовала и на неверных, приводя их ко Христу: примером тому может служить жизнь преподобного Петра, царевича Ордынского.

Преподобный Петр-царевич – живой пример тому, что пребывание пастырей Русской Церкви в Орде, тяжелое для них самих, не оставалось бесплодным для веры Христовой. Ростовский епископ Кирилл, которого современники называли блаженным и учительным, приходил в Орду к хану Бергаю,³⁷ был принят им ласково и по желанию хана рассказал ему о святой вере: как распространил ее в Ростове святой Леонтий и какие чудеса совершаются при мощах его силою Христовою. В числе слушателей беседы епископа с ханом был юный племянник Бергая, сын брата его. Слово о вере Христовой пало на добрую почву – в сердце доброго юноши. Он был сильно поражен тем, что услышал, и стал уверяться в пустоте своей языческой религии – в пустоте поклонения солнцу, звездам, огню. В том же году у хана захворал сын, и хан, вспомнив рассказы епископа об исцелениях, совершающихся при гробе святого Леонтия, вытребовал Кирилла к себе для исцеления сына. Святитель, после теплой молитвы к Богу и Пресвятой Богоматери, молил чудотворца Леонтия оправдать дело святой веры перед заблудшими. Прибыв в Орду, он исцелил царевича молитвою и освященною водой. Щедро одаренный ханом Ростовский епископ отправился в отечество, а юный племянник хана во время вторичного пребывания епископа в Орде решился удалиться с ним в Ростов, чтобы там принять крещение. Не смея открыть своих намерений матери и боясь власти дяди, он тайно ушел из Орды, догнал на дороге епископа и со слезами просил взять его с собою. Святитель согласился.

В Ростове царевич жил в доме епископа, ходил смотреть на чин богослужения, слушал чтение и пение, и все это приводило его в восторг. Тогда в кафедральном храме епископа, говорит древний повествователь, «на левом клиросе пели по-гречески, а на правом – по-русски». Царевич просил крестить его. Епископ опасался как бы не навлечь гнева ханского на Ростов за царевича. Но прошло довольно времени, поисков о царевиче не было из орды, и епископ крестил его с именем Петра. Новый христианин научился русскому языку, усердно читал книги, трудолюбиво молился, посещал богослужение, жил чисто и воздержанно, оставаясь в доме епископа.

Блаженный Кирилл скончался, и 19 сентября 1261 года из Авраамиевой обители взошел на кафедру Ростовскую святой Игнатий. Петр продолжал жить и при святом Игнатии в кафедральном доме. Продолжая усердно посещать храм Божий и жить благоговейно, по временам забавлялся он соколиною охотой на берегу озера Неро. Раз, замедлив до ночи на ловле, заснул он у озера. Ему явились во сне, а по пробуждении и наяву святые апостолы Петр и Павел; в ужасе он пал перед ними; они, подняв его, ласково сказали: «Не бойся, друг Петр, мы посланы к тебе Богом, в Которого ты уверовал, и желаем, чтобы здесь, где заснул ты, создана была церковь в наше имя; завтра ты выменяешь три иконы: одну – Богородицы с предвечным Младенцем, другую – святого Николая, а третью – великомученика Димитрия, отнесешь их к епископу и скажешь: «Апостолы Петр и Павел повелевают построить во имя их церковь на указанном ими месте». Затем дали они царевичу два мешка: один с золотом, другой с серебром, – и стали невидимы. Блаженный Петр пробыл в молитве до утра на месте, где явились ему апостолы. Потом нашел в городе у иконописца три указанные иконы, выменял и понес их к епископу. В ту же ночь святому Игнатию явились апостолы и приказали построить во имя их храм. Устрашенный видением, святитель Игнатий утром пригласил к себе князя (Бориса Васильковича) и рассказал ему о видении, недоумевая, где строить храм. В это время они увидели Петра с иконами на руках; епископ и князь поражены были изумлением, откуда Петр-иноземец мог достать такие превосходные иконы, каких не мог написать тогда ни один иконописец в городе. Выслушав рассказ Петра, они благоговейно поклонились иконам, отслужили перед ними молебное пение, отнесли их в крестном ходе на место явления святых апостолов и здесь поставили в построенной наскоро часовне.

По требованию князя Петр решился купить у него довольно большое место для церкви и монастыря на берегу озера; князь приказал протянуть вервь вокруг выбранного места, и Петр потребовал, чтобы выкопали ров, «как бывает в орде, чтобы не пропало то место». Затем царевич начал класть в вырытом рву монеты, вынимая их из мешков апостольских и кладя девять серебряных, а десятую золотую; так клал он по всему протяжению рвов, а монеты, к изумлению и ужасу князя, не истощались. Целый воз денег достался князю, который принял их, как благословение апостольское, и несколько дней щедро раздавал милостыню бедным. На отведенном месте построен был храм в честь святых апостолов Петра и Павла, и при нем основалась обитель иноков.

Сам царевич остался мирянином, но был молчалив, всегда занимаясь в душе то молитвою, то размышлением о вечности. Святой Игнатий и князь, опасаясь, как бы царевич не удалился в Орду, предложили ему вступить в брачную жизнь, и Петр согласился. Невестою себе он выбрал дочь ордынского вельможи, поселившегося в Ростове. Святой Игнатий сам венчал его; а князь побратался с ним, и святитель укрепил это душевное братство их церковною молитвою. На земли, предоставленные храму и царевичу, князь Борис выдал грамоты.³⁸ Петр прожил в супружестве много лет, имел детей, оставаясь отцом всех бедных и несчастных, пережил и князя, нареченного брата, и святого Игнатия.³⁹ В глубокой старости, овдовев, он принял монашество в основанной им обители и мирно перешел ко Господу, Которого возлюбил, и погребен в построенной им церкви. Это было, вероятно, около 1290 года.⁴⁰

Между князьями русскими, современными преподобному царевичу Петру, были также замечательные подвижники благочестия.

Благоверный князь Роман Угличский был сыном князя Владимира, получившего Угличский удел от родителя – великого князя Константина Всеволодовича – в то же время, когда братья его, святые Василько и Всеволод, получили Ростов и Ярославль. Блаженный Роман вступил в управление княжеством в 1261 году и был попечительным отцом народа. В уделе его были города Углич, Кашин, Бежецкий Верх, Устюжна, Дмитров, Звенигород, и он еще построил на высоком берегу Волги напротив слободы Борисоглебской новый город Романов, соорудил до 15 храмов в разных местах своего княжества, устроил богадельни и странноприимные дома. Каждый день он слушал службу Божию, часто беседовал с опытными иноками и любил читать божественные книги. Осиротевший, вдовый и бездетный блаженный Роман посвятил последние дни жизни своей подвигам молитвы, поста и благотворительности. Он мирно почил 3 февраля 1285 года и погребен в соборном храме города Углича.⁴¹

Между князьями южными славился особенно благочестием в последние годы жизни своей Волынский князь Василий Романович, родной брат короля Даниила Галицкого. Храбрый и неутомимый воин, дожив до старости, он скончался монахом и тружеником в окрестностях Львова (Лемберга), в дикой, заросшей кустарником пещере, под горою Георгиевского монастыря,⁴² оплакивая грехи мирского властолюбия и кровавой деятельности.

Сын его Владимир-Иоанн, наследовавший область родительскую, был истинный страдалец Божий. Кроткий, милостивый к другим, строгий к себе, трезвый и целомудренный, смелый на войне и в звериной ловле, любознательный и начитанный (современники звали его философом), этот князь четыре года страдал, как Иов: нижняя губа его гнила, болезнь распространялась и становилась сильнее; но он терпеливо сносил боль и занимался делами; болезнь усилилась: вся мясистая часть бороды отпала, нижняя челюсть и зубы прогнили, – он молился и благотворил. Никто из князей южных не построил столько монастырей и городов, никто более его не наделил храмов книгами и утварью; перед смертию он все движимое имущество – золото, серебро, одежды – раздал бедным.⁴³

В конце XIII века мы видим образец особенного рода жизни, высокого и трудного, – образец юродства о Христе. Неизвестно, шел ли кто в Русской земле по этому пути прежде блаженного Прокопия Устюжского, но из прославленных чудотворцев Русской Церкви Прокопий является первым подражателем блаженных угодников Божиих Греческой Церкви, посвятивших себя этому тяжкому подвигу.

Блаженный Прокопий был иностранным купцом и торговал в Новгороде. Пленившись учением Православной Церкви, он отказался от папизма, принял Православие и оставил торговлю.

Жизнь православных иноков так подействовала на него, что он, раздав имение бедным, поселился на некоторое время в Хутынской обители,⁴⁴ но вскоре удалился в Великий Устюг и там вступил на новый путь жизни, на путь юродства. Он нашел полузырянский город с христианскими храмами; соборная церковь в нем была деревянная и очень высокая. На паперти ее Прокопий стал проводить ночи в молитве, а днем ходил по городу, претерпевая насмешки, брань и побои; над ним издевались и дети, и те, у кого духовный смысл был еще менее развит, нежели у детей, и кто не мог понять поступков человека духовного. Блаженный Прокопий молился за них молитвою Распятого: «Господи, не постави им греха сего». Отдыхать ложился он то на навозе, то на камне или на голой земле. Одежда на нем была изорвана, и в ней он переносил северные морозы. Он принимал пищу от нищих и от людей богобоязненных, а от богачей, обогатившихся неправдою, не брал ничего. Утешением для праведника служила праведная чета – Иоанн и Мария. Иоанн Буга, или Бога, был монгольским сборщиком в Устюге; дозволяя себе всякое своеволие, он взял силою дочь одного гражданина Марию. Народ взволновался и готов был убить дерзкого баскака. Тогда Бога принял крещение и женился на Марии. Народ примирился с ним. Бога-Иоанн переменил жизнь свою, жил с супругою праведно и чисто; на Сокольей горе он построил храм Предтечи с монастырем. Блаженный Прокопий посещал иногда Иоанна и Марию, но не пользовался удобствами их жизни.⁴⁵ Другом и собеседником его был блаженный Киприан, основатель Архангельской Устюжской обители, но и у него не искал он покоя для себя.⁴⁶

Раз была ночью жестокая стужа. Сильная вьюга засыпала дома и улицы снегом, и мороз и ветер северный так были резки, что птицы падали мертвые на землю, даже скот и люди замерзали. Можно представить себе, каково было нагому Прокопию. Терзаемый морозом, он пытался войти в хижину нищих, чтобы сколько-нибудь погреться: но одни запирали дверь, другие прогоняли его палкою. Прогнанный страдалец нашел сарай, где в углу лежали собаки; он лег около собак, чтобы от них согреться, но и собаки ушли от него. Не тяжко ли не найти защиты от смерти у людей и даже у псов? «Буди имя Господне благословенно», – сказал Прокопий и пошел на обыкновенный свой ночлег – на паперть соборную; дрожа всеми членами и ожидая смерти, молился он, да примет Бог душу его. И вот он почувствовал некую теплоту; взглянув, он увидел перед собой ангела Божия с прекрасной ветвью в руке; небесный гость, коснувшись веткой лица Прокопия, оживил страдальца: приятная теплота разлилась по всему телу его. Об этом блаженный Прокопий рассказал любимому клирику Симеону, отцу святого Стефана Пермского, под условием – не говорить о том другим до смерти юродивого.

Любимым местом, где часто и долго сиживал Прокопий, был один камень на берегу реки Сухоны. Здесь, смотря на плывущие мимо суда, он молился за тех, которые вверяли судьбу свою неверной стихии.

В один воскресный день Прокопий говорил народу в храме: «Покайтеся, братия, во грехах ваших; умилостивляйте Бога постом и молитвою; иначе город погибнет от града огненного». – «Он не в своем уме», – говорили слушавшие Прокопия. После литургии Прокопий, сидя на паперти, плакал и рыдал, плакал потом днем и ночью. Проходившие мимо его спрашивали: «Что с тобой, Прокопий? Что за скорбь у тебя?» Блаженный отвечал: «Бдите и молитесь, да не внидете в напасть». Но проповеди его не принимали к сердцу. На третий день Прокопий пошел по городу и говорил со слезами: «Плачьте, други, плачьте о грехах ваших, молитесь, чтоб избавил вас Господь от гнева правды своей, чтобы не погубил вас, как Содом и Гоморру, за беззакония ваши». Но и теперь закостеневшие в грехах не были тронуты и не приходили в себя; над проповедником смеялись, как над безумцем, и молитвенником остался один Прокопий. Через неделю после первой проповеди в полдень явилось на небосклоне черное облако; приближаясь к городу, оно росло все более и более; наконец, день превратился в темную ночь. Молнии бегали огненными полосами, и страшные грохоты грома раскатывались в воздухе, не прерываясь ни на минуту; от громовых ударов тряслись стены зданий, и от оглушительных звуков не слышно было людского голоса. Тогда-то увидели, что городу грозит гибель, вспомнили о проповеди Прокопия и бросились в Соборный храм Богоматери. Прокопий был уже здесь и перед иконой Благовещения молился с горькими слезами, да будет Богоматерь ходатаицей за людей согрешивших. И весь народ с рыданием молился о спасении от гнева Божия; вдруг от иконы потекло миро ручейком и по храму разлилось благоухание. В то же время произошла перемена в воздухе: не стало удушливого зноя, тучи с громами и молниями откатились вдаль – на пустынные места. Скоро узнали, что за 20 верст от Устюга, в дебри Котовальской, пали с градом раскаленные камни, поломали лес, но никто из людей не убит, и даже скот везде остался цел. Между тем из святой иконы истекло столько мира, что им наполнили сосуды церковные; а мазавшиеся этим миром получали исцеление от различных болезней.⁴⁷

После того Прокопий стал опять юродствовать и юродством скрывал от людей обильную благодать, обитавшую в нем. Он носил в руке три кочерги. Замечено было, что, когда он носил их вверх головами, в тот год бывал хороший урожай; когда же оборачивал их головами вниз, бывал недостаток во всем.

Блаженный Прокопий преставился в старости 8 июля 1285 года у ворот обители Архистратига Михаила. Согласно с его желанием, тело его похоронили на берегу реки Сухоны близ соборной Успенской церкви. Камень, на котором часто сидел он на берегу Сухоны, молясь за плавающих, положен над гробом его, а на месте кончины поставлена часовня.⁴⁸

Церковь поет блаженному Прокопию: «Ты был бездомным, Прокопий, и, перенося всякое оскорбление, приносил Богу дела добрые, как фимиам благовонный, как жертву приятную. Потому ты и получил дерзновение перед Ним в Обителях Небесных. Моли даровать очищение грехов славящим святую память твою».⁴⁹

Так при тяжком испытании Русской земли Господь прославлял в ней избранных Своих многоразличными путями спасения!

Сыновья святого Александра Невского: Димитрий и Андрей. – Блаженный Симеон, епископ Тверской. – Кончина митрополита Кирилла. – Святой князь Феодор Смоленский и Ярославский. – Святой князь Даниил Московский. – Святой Довмонт, храбрый князь Псковский.

Спустя тридцать лет после грозы Батыевой, Русская земля как будто отдохнула, обязанная внутренним устройством и тишиною умному правлению Ярослава Всеволодовича и великого сына его святого Александра. Некоторые местные грабежи татар, маловажные распри князей, даже сама утрата государственной независимости казались легким злом в сравнении с ужасными всеобщими бедствиями минувших лет, еще свежими в памяти народа. Войны внешние были довольно счастливыми: победы витязя Невского и бодрая охрана западных пределов отечества доказывали, что русские люди еще умеют владеть мечом; а торговля, ободряемая ханскими грамотами, доставляла купцам и землевладельцам способ платить дань без больших затруднений.

В таком состоянии находилось великое княжение, когда оно досталось по смерти дядей Димитрию Александровичу, сыну святого Александра Невского. Восемнадцатилетнее его правление (1276–1294), памятное для Русской земли одними несчастиями, протекло в беспрерывных кровавых междоусобиях, возбуждаемых безумным властолюбием младшего брата его Андрея, который не мог успокоиться, пока не сделался великим князем. Непрестанно враждуя со старшим братом и вовлекая в свои распри всех прочих удельных князей, Андрей в то же время умел угождать ханам и получать от них войска для разорения городов русских. Так однажды татары, приведенные Андреем, напомнили время Батыя: они опустошили окрестности Владимира, Суздаля, Юрьева, Ростова, жгли и грабили селения, монастыри, церкви, не щадя ни икон, ни сосудов, ни утвари церковной. Народ разбежался и погибал в лесах от жестоких морозов. Переяславль-Залесский, удельный город Димитрия (бежавшего в Новгород), хотел обороняться и был жестоко наказан: не осталось жителя, по словам летописи, который бы не оплакал смерти отца, сына или брата. Это кровопролитие случилось 19 декабря 1282 года. В праздник Рождества Христова ограбленные храмы стояли пустыми; вместо священного пения раздавались в городе стоны и рыдания. Один только Андрей, злобный и недостойный сын великого отца, праздновал и ликовал с татарами. В другой раз он привел рать хана Ногая, который в то время завел неустройство в Золотой орде и основал свою собственную, Ногайскую. Снова татары опустошили и ограбили много городов; даже духовенство, свободное от дани ханской, не спаслось от всеобщего грабежа. Ужас царствовал повсюду, и только дремучие леса служили убежищем для несчастного народа. Димитрий укрылся тогда во Пскове; он отказался от великого княжения, довольствуясь наследственным уделом Переяславским. Изнуренный горем и болезнию, он умер на пути близ Волока-Ламского, приняв схиму перед кончиной.⁵⁰

При несчастном правлении его, утвердилась независимость Тверского княжества. Оно было прежде частью Суздальского и Владимирского, но сделалось отдельным при Ярославе Ярославиче (младшем брате Невского, наследовавшем после него великое княжение). При нем же учреждена епископия в Твери, и первым архипастырем там был блаженный епископ Симеон. Кафедра его была прежде в Полоцке, но неустройство и распри литовских князей принудили его переселиться в Тверь, принадлежавшую к той же епархии. Великий князь Ярослав Ярославич принял его с любовью и наделил новую епископию богатыми имениями и угодьями. Блаженный Симеон управлял паствой, как один из лучших пастырей Церкви. По свидетельству летописи, он хорошо знал священные книги, благотворил нищим и сиротам, без боязни говорил правду князьям и вельможам.⁵¹ Он пережил благотворителя своего Ярослава, заложил при сыне и преемнике его князе Михаиле соборный храм в Твери и мирно почил 3 февраля 1289 года.

Незадолго перед тем угас великий светильник Церкви Русской: блаженный первосвятитель Кирилл преставился в глубокой старости 9 декабря 1280 года в Переяславле-Залесском, при объезде северных епархий. Тело его перевезено было во Владимир, а потом в Киев и заключило собою ряд первосвятительских могил в Софийском соборном храме. В продолжении многолетнего святительства (1243–1280) он старался восстановить разрушенное опустошителями, водворять мир между враждующими, оберегать вверенное ему стадо от влияния римского, исправлять беспорядки в жизни духовенства и народа, утвердить управление Церкви на правилах Соборов и святых отцов. Преемником его был Максим, родом грек, присланный Патриархом из Царьграда.

Между тем княжение Ярославское перешло из рода великого князя Константина Всеволодовича в род князей Смоленских. Это произошло следующим образом. Феодор Ростиславич, по прозванию Черный, сын Смоленского князя Ростислава Мстиславича женился на дочери последнего князя Ярославского, святого Василия Всеволодовича, Марии, единственной наследнице княжества Ярославского. Он был воспитан в страхе Божьем, чуждался распрей и ссор, хотя отличался мужеством и знанием ратного дела. Только неудовольствия с братьями, которые дали ему из всего княжества Смоленского один небольшой городок Можайск, заставили его жить в Ярославле, где теща, княгиня Ксения, не хотела уступить ему власть.

Князь Феодор вместе с другими князьями ходил на поклон в орду и по воле хана Менгу-Темира предпринимал поход против яссов, или алан, которые жили близ Кавказа и не хотели платить дани татарам. Возвратившись оттуда с богатой добычей, мужественный князь обратил на себя особенное внимание хана и жены его; последняя предложила ему руку своей дочери. Феодор не побоялся ответить, что у него есть супруга и что он, как христианин, не может иметь другой. Но пока он с опасностью для жизни отклонял от себя лестную честь быть зятем ханским, теща его княгиня Ксения по возвращении его в отечество не впустила его в Ярославль, объявив, что там есть уже законный князь сын его и Марии – малолетний Михаил. Даже посредничество ордынского посла не могло победить упрямства властолюбивой княгини. Добрый и миролюбивый Феодор не хотел призывать гнева ханского на отчизну, и Господь Сам устроил судьбу его: он вскоре овдовел и получил Смоленское княжество после умерших братьев. Тогда он снова отправился в орду, где принят был с прежней благосклонностью. Для брака его с дочерью хана оставалось одно препятствие – языческая вера невесты. Дочь Менгу-Темира крестилась с именем Анны и с разрешения Патриарха Царьградского вступила в христианский брак с Феодором,⁵² причем хан назначил города на содержание дочери и зятя. С дозволения тестя благочестивый князь поставил несколько храмов в улусах орды; твердый в бедах он не изменялся и в счастье: по-прежнему любил Господа более всего и старался о славе имени Его.

Скоро мечты властолюбивой Ксении рассеялись: внук ее, умер в младенчестве. Тогда благоверный князь Феодор отправился в Ярославль с супругой и с двумя сыновьями, Давидом и Константином, родившимися в Орде. Жители Ярославля не хотели принять их, но князь Феодор со Смоленской дружиной принудил их к покорности, а виновники возмущения по воле хана были наказаны.

За непокорность ярославцев блаженный князь Феодор заплатил им благодеяниями: он распространил город Ярославль, обвел его земляным валом, построил в нем несколько храмов и великолепно украсил их. Особенно любил он монастырь Спасский: часто он молился там, раздавал милостыню бедным, кормил братию. Супруга его княгиня Анна, хотя родилась и воспиталась в язычестве, но подражала ему в добродетелях; она построила храм Архангела Михаила на берегу реки Корости.⁵³

При частых смутах этого несчастного времени не удивительно, что блаженный князь Феодор вовлекался невольно в распри князей. Удрученный старостью, скорбями и недугами, он почувствовал близость кончины и велел отнести себя через весь город в монастырь Спасский. Когда поставили его здесь в притворе церковном, то на вопрос игумена «Что пришел, брат? Желаешь ли сподобиться ангельского образа?» князь, подняв руки к небу, сказал: «Всею душою готов, Владыка и Творец мой, работать Тебе, – и, обратясь к игумену, прибавил: – Да, честный отче». По совершении пострижения понесли его в келью к игумену, где весь день прощался он со всеми, исповедал всенародно грехи и ошибки в жизни своей и давал прощение другим. Позвав к себе княгиню и детей, простился с ними, наказывая детям исполнять его наставления. Поздно вечером попросил игумена облечь его в схиму и затем попросил, чтобы, кроме игумена и немногих братий, все вышли. Во время утреннего пения он оградил себя крестным знамением и предал дух свой Богу; это было 19 сентября 1298 года.⁵⁴

Между тем, как святой князь Феодор подавал современным князьям назидательный пример благочестия, умеренности и миролюбия, злобный Андрей Александрович, достигнув великого княжения, продолжал терзать землю Русскую. Наконец распри дошли до судилища хана: посол ханский созвал князей во Владимире, и суд кончился миром или, лучше сказать, ничем, потому что посол ханский взял дары, а великий князь дал слово оставить в покое братьев и племянников, но в то же время собирал войско, чтобы усмирить их.

Тогда возобновились, но, к сожалению, безуспешно древние съезды князей, учрежденные некогда Мономахом; на них присутствовали и святители, как толкователи уставов правды и совести. Но в этих съездах не принимали участия князья уделов отдаленных: – Рязанские, Смоленские и другие. Нашествие монголов разорвало последние связи между разными частями Русской земли: великий князь, не удержав господства над уделами собственного великого княжения Владимирского, мог ли вмешиваться в дела других областей и быть душой общего согласия и порядка? Неустройство и междоусобия продолжались до смерти Андрея; он окончил жизнь в 1304 году, заслужив ненависть современников и презрение потомства.

Не таков был брат его Даниил, княживший в Москве. Из четырех сыновей святого Александра Невского, только самый младший вполне усвоил себе христианское благочестие родителя. И Господь, предназначивший высокую будущность потомству угодника Своего Александра, избирает только род Даниила для управления Русской землею: «Праведное семя его возлюбил Бог, благоволил ему царствовать в роды и роды».⁵⁵

Жизнь Даниила ознаменована печатью особенного избрания Божия. Двухлетним младенцем остался он по смерти отца,⁵⁶ но никто не нападал на князя-младенца, никто не покушался завладеть уделом его. А как часто в то время и у взрослых князей отнимали уделы другие князья, более сильные!

Ему достался самый незначительный из уделов великого княжения, с ничтожным городком – Москвою. Пришедши в возраст, Даниил увеличил свое княжество, не прибегая к мерам насилия. Неизбежно вовлекаемый в междоусобия князей,⁵⁷ он держал себя умеренно и осторожно, берег свою совесть и старался гасить ссоры любовью.⁵⁸ Храбрый, но вместе с тем и миролюбивый, он брался за оружие только для того, чтобы грозою меча устрашить злонамеренных. Довольный своим жребием, он не отнимал чужой собственности ни насилием, ни коварством; за то сам Господь неожиданно благословил его новым владением.

Родной племянник блаженного Даниила, сын умершего великого князя Димитрия, Переяславский князь Иоанн Дмитриевич, кроткий, набожный, благотворительный, был связан узами тесной дружбы с благочестивым дядей. Умирая бездетным,⁵⁹ он отказал свой удел Даниилу, которого современники называли «Богоснабдимым»,⁶⁰ потому что Сам Бог, видя благочестие и бескорыстие раба Своего, снабжал его всем нужным. Здесь заложено начало соединению русских княжеств в одну мощную державу и первенству Москвы над прочими уделами!

Блаженный князь Даниил не искал достоинства великого князя; но оно досталось впоследствии сыновьям и внукам его. Он построил на берегу реки Москвы деревянную церковь в честь заступника своего преподобного Даниила Столпника и при ней основал монастырь.⁶¹ Приняв схиму с именем пророка Даниила, он преставился 4 марта 1303 года. По глубокому смирению он указал могилу себе не в храме, а на общем кладбище основанной им иноческой обители.⁶²

Описывая внутренние дела Русской земли, мы давно не упоминали о защите западных ее пределов. Там в это время бодрствовал на страже мужественный князь, но не потомок святого Владимира, а литвин, родившийся язычником, – явление дотоле небывалое и неслыханное!

Миндовг, великий князь Литовский, заманив к себе жену Довмонта, князя Нальшанского, заставил ее разделить с ним ложе; Довмонт, исполняя долг языческой мести, убил Миндовга и двух сыновей его. Это было осенью 1263 года. Вслед за тем началась резня в Литве: сын Миндовга Воишелг страшно мстил за смерть отца. Тогда Довмонт с тремястами семей литовских, спасая жизнь, бежал во Псков. Здесь дохнула на него, говорит древний летописец, «обновляющая благодать Божия». Он крестился и был назван Тимофеем. Псковичи посадили его на столе святого Всеволода-Гавриила; но с тем вместе, желая соединить его с дорогим для них родом святого Александра Невского, они выпросили для Довмонта руку княжны Марии, дочери великого князя Димитрия Александровича. Так пришлец из Литвы стал княжить во Пскове. Но этот пришлец щедро возблагодарил свое новое отечество: своими доблестями, своей ревностью по вере он напомнил Пскову лучших князей из рода Рюрикова – Мстислава Великого, Всеволода и деда жены своей приснопамятного Александра. Довмонт пошел войной на дикую Литву, которая часто вторгалась в пределы Русские из лесов своих, опустошала жилища и уводила в плен множество христиан. Еще прежде псковские священники насадили православное христианство в Летгаллии, а в это время Литовский князь Гердень уступил эту область гермейстеру Ливонских рыцарей, и, таким образом, папизм угрожал новопросвещенным. Пользуясь отсутствием Герденя, Довмонт с 270 воинами прошел с огнем и мечом по его владениям, взял в плен жену его с детьми и толпы литовцев. Переправившись через Двину, храбрый князь оставил при себе только 70 воинов, отпустив остальных с добычей во Псков. Скоро сторожевые дали знать, что Гердень приближается с войском. «Братья псковичи, – сказал Довмонт, – кто стар из вас, тот мне отец; кто молод, тот мне брат. Я слышал о вашем мужестве. Перед вами жизнь и смерть. Братья мои! Постоим за Святую Троицу». Слова Довмонта одушевили псковичей. С дружиной в 70 человек он одолел 700 литовцев, многих побил и потопил в Двине. На другой год он снова ходил в Литву: страна предана была опустошению, и князь Гердень убит.

Особенно важны подвиги Довмонта в обуздании Ливонских рыцарей: немцы, завладев Ливонией, готовы были простирать далее свои завоевания. В отношении к вере они были вреднее языческой Литвы, которая довольствовалась грабежом, не касаясь совести; а немцы не только грабили, но и принуждали православных к папизму, объявляя русских язычниками. В 1268 году силы почти всех Русских князей собрались в Новгород, чтобы выгнать из Эстонии датчан, которые вздумали заводить поселение в стране, издавна платившей дань Новгороду. Довмонт с ратью псковскою присоединился к войску тестя своего, великого князя Димитрия. В самом начале похода дворяне Божии (так называли себя Ливонские рыцари) прислали послов с клятвенными уверениями, что они не станут помогать датчанам и желают сохранить мир с князьями. Но когда войска русские приблизились к Раковору (Везенбергу), магистр ордена и дерптский бискуп явились с многочисленным войском на защиту датчан. Началась страшная битва; особенно отличалось мужеством правое крыло союзного войска, где стояли Довмонт и Димитрий. Бискуп был убит, и с ним легло, по показанию самих немцев, до 1350 человек. Пользуясь темнотою ночи, рыцари обратились в бегство. Новгородцы, чувствуя большой урон в войске, возвратились назад; а Довмонт с псковичами прошел по Везенбергскому округу до самого моря, разоряя капища эстов, и возвратился со множеством пленных. Спустя несколько дней после Раковорской битвы, немцы тайно вступили в пределы псковские и ограбили несколько сел. Довмонт с небольшим отрядом догнал и разбил их. Иные скрылись на остров; Довмонт велел зажечь траву, и клятвопреступники погибли.

На следующий год магистр явился с 18 000 войска и стенобитными орудиями; он грозил сравнять Псков с землею. Осмотрев силы неприятелей и собрав войско, Довмонт пришел в Троицкий собор, положил меч свой перед алтарем, пал на лицо и молился со слезами: «Господи Боже сил! – говорил он – Призри на кротких и смиренных рабов Твоих и смири высокоумие гордых». Игумен Мирожский Исидор препоясал князя мечом и благословил на битву за святую веру; храбрый князь, не дожидаясь новгородцев, ударил с дружинами псковскими на немцев, разрубил лицо магистру и истребил несколько тысяч латинян. На десятый день осады подоспели полки новгородские: немцы бросились спасаться бегством и потом заключили мир на условиях, какие предписал им Довмонт.

После того немцы и Литва надолго оставили в покое пределы Русские. Защищая Псков мечом своим, Довмонт укрепил его каменной стеною.⁶³ Он судил народ праведно, не давал слабых в обиду, помогал бедным, посещал узников в темницах, покоил странников, любил духовенство, строил храмы,⁶⁴ проводил жизнь в посте и молитве и благоговейно чтил праздники.

Приближаясь к блаженной кончине, доблестный князь, уже маститый старец, должен был в последний раз отразить немцев от Пскова. В начале 1299 года Ливонские рыцари неожиданно напали на Псков, грабили и жгли монастыри в окрестностях города.⁶⁵ Блаженный князь вывел дружину, сразился с немцами под стенами города, на берегу реки Великой, вогнал их в воду и многих захватил в плен. Спустя несколько месяцев, 20 мая 1299 года, после тяжкой болезни святой Довмонт скончался. Горько плакал весь народ псковский, погребая тело его под сводами соборного храма Святой Троицы, «за которую», по словам летописца, «он много потрудился». Спустя год мирно почила и блаженная супруга его Мария, в иночестве Марфа.⁶⁶

Псковичи верили, что мужественный и благочестивый князь их – угодник Божий и небесный заступник города, в котором княжил. Перед битвой с врагами они обращались с молитвою к святому князю Довмонту.⁶⁷ В 1480 году, когда немцы в числе ста тысяч человек осадили Псков, святой князь Довмонт явился во сне одному благочестивому мужу и сказал ему: «Возьмите одеяние (покров) гроба моего, обнесите его три раза вокруг города с крестным ходом, молитесь, и не бойтесь». Исполнив волю святого князя, псковитяне смело вступили в бой с врагами и принудили их снять осаду.⁶⁸

Борьба между Тверью и Москвою. – Страдальческая кончина великого князя Михаила Ярославича Тверского в Орде. – Горестная судьба потомков его. – Облегчение ига при великом княжении Иоанна Даниловича Калиты. – Кончина блаженного митрополита Максима. – Святой митрополит Петр. – Возвышение Москвы. – Смерть Иоанна Калиты.

Как жизнь, так и кончина великого князя Андрея Александровича были несчастьем для Русской земли. Явились два искателя великого княжения: князь Михаил Ярославич Тверской и князь Георгий Данилович Московский; первый из них имел более прав, как внук Ярослава Всеволодовича и двоюродный дядя Георгия, следовательно старейший в роде. Это право, по понятиям того времени, казалось неоспоримым, и бояре великокняжеские, похоронив тело Андрея в Городце Волжском, поспешили в Тверь поздравить Михаила с престолом Владимирским. Новгородцы также признали его своим князем, с условием, что хан утвердит за ним великое княжение. Тщетно блаженный митрополит Максим уговаривал Георгия не искать великого княжения и обещал ему именем вдовствующей княгини Ксении, матери Михаила, предоставить на выбор несколько городов в прибавок к Московской области. Дядя и племянник поехали судиться к хану; началась продолжительная кровавая борьба между Москвой и Тверью.

Сначала Михаил превозмог соперника и приехал с ханскою грамотой во Владимир. Зная неуступчивость врага своего, он хотел смирить Георгия оружием и дважды приступал к Москве, но не мог взять ее. Это еще более усилило взаимную злобу, пагубную для обоих князей. Впрочем, летописцы оправдывают Михаила и винят князя Московского, который заслужил всеобщую ненависть гнусным злодейством: он велел зарезать Рязанского князя Константина, находившегося у него в плену.

Несколько лет Михаил властвовал спокойно и жил большей частью в Твери, управляя великим княжением и Новгородом через наместников. Между тем Георгий в Орде три года бил челом вельможам ордынским, одаривал их и, наконец, сумел снискать милость нового хана Узбека, который выдал за него замуж любимую сестру свою Кончаку, названную в крещении Агафьей, объявил его великим князем и дал ему войско. В сопровождении монголов и воеводы их Кавгадыя Георгий возвратился в отечество и хотел немедленно завоевать Тверь.

Михаил отправил посольство к племяннику и велел сказать ему: «Будь великим князем, если так угодно царю; но оставь меня спокойно княжить в моем наследии; ступай во Владимир и отпусти войско». Георгий вместо ответа опустошал с татарами Тверскую область. Михаил призвал на совет епископа и бояр: «Судите меня с племянником, – говорил он, – не сам ли хан утвердил меня на великом княжении, а теперь отдал его Георгию? Я не спорю против воли ханской, а Георгий ищет головы моей, терзает наследственную мою область. Скажите, кто из нас виноват?» Епископ и бояре единогласно отвечали ему: «Ты прав, государь, перед лицом Божиим: возьми меч праведный и иди на врага; с тобою Бог и верные слуги, готовые умереть за доброго князя». – «Не за меня одного, – сказал Михаил, – но за множество людей невинных, лишаемых крова отеческого, свободы и жизни». Началась кровопролитная битва, и Михаил обратил в бегство врагов своих, освободив множество тверитян, взятых в неволю татарами. Жена Георгия и Кавгадый попались в плен. Первая, к несчастью, вскоре умерла скоропостижно, и враги Михайловы распустили слух, будто бы она была отравлена ядом.

Не желая продолжать кровопролития, Михаил отпустил Кавгадыя с богатыми дарами к хану и предложил Георгию ехать с ним в Орду на суд. Уверенный в правоте своей, он не спешил и спокойно занимался в Твери делами правления. Между тем коварный племянник предупредил дядю и успел при помощи Кавгадыя очернить его перед Узбеком.

Наконец, и Михаил собрался в Орду. Приняв благословение от епископа Варсонофия, помолившись и благословив детей, он отправился в путь. Благочестивая супруга его княгиня Анна, проводила его до берегов Нерли; там он исповедался перед духовником и открыл ему свою тайную мысль: «Я всегда любил отечество, но не мог прекратить наших злобных междоусобий; буду доволен, если хотя смерть моя успокоит землю Русскую».

Во Владимире, куда провожали Михаила два старших сына Димитрий и Александр посол ханский объявил ему гнев Узбека: сыновья умоляли отца не ездить в Орду, но послать их вместо себя, чтобы умилостивить хана. «Царь требует меня, а не вас, – отвечал Михаил, – за мое ослушание падет много голов христианских; тогда и я не избегну смерти; не лучше ли теперь положить душу за братию?» Он написал завещание, распределил уделы сыновьям, дал им отеческое наставление и отпустил их в Тверь.

Михаил нашел Узбека на берегу моря Сурожского (Азовского) при устьях Дона, вручил дары хану и шесть недель жил спокойно в Орде. Вдруг хан повелел судить Михаила с Георгием. В числе судей были Кавгадый и вельможи ханские, подкупленные Московским князем. В первом заседании суда обвиняли Михаила в неисправном платеже дани; в этом он легко оправдался. Во второе заседание привели его уже скованным и объявили ему две новых вины, сказывая, что он обнажил меч на посла ханского и опоил ядом ордынскую царевну. «В битвах не узнают послов, – отвечал Михаил, – но я спас Кавгадыя и отпустил его с честью. В смерти Кончаки я невинен; как христианин, свидетельствуюсь Богом, что у меня и на мысли не было такого злодеяния». Судьи не слушали его, удалили от него верных его слуг и наложили ему на шею колодку.

Узбек ехал тогда на ловлю к берегам Терека. Вся орда тронулась за ханом; вслед за нею повлекли и Михаила. Страдалец, обремененный цепями и тяжелой колодкой, терпел уничижение и муку с удивительной твердостью; спокойно готовясь к смерти, он несколько раз причащался Святых Тайн; проводил ночи в молитве и чтении Псалмов Давидовых, причем отрок княжеский держал книгу и перевертывал листы. Несколько раз верные слуги предлагали ему бегство, говоря, что кони и проводники готовы. Князь отвечал: «Не дай Бог и думать о том; спасусь сам, а народ мой подвергну беде; что же будет ждать меня там? Да будет воля Божия!»

Орда кочевала уже далеко за Тереком близ Дербента, когда Узбек утвердил смертный приговор Михаилу. Страдалец не ужаснулся смерти. Отслушав утреню (с ним были игумен и два священника), он благословил сына своего Константина (которого прислал перед собой в орду) и передал ему на словах все, что было в сердце его заветного, супруге, детям и братьям. «Дайте мне теперь Псалтырь, – сказал он, – прискорбна душа моя до смерти!» Разогнув книгу, он прочел слова: «Сердце мое смятеся во мне, и боязнь смерти нападе на мя». Душа его невольно содрогнулась. Игумен сказал ему: в том же псалме написано: «возверзи на Господа печаль твою». Князь продолжал: «Кто даст ми криле, яко голубине, и полещу и почию?» Он закрыл книгу. В ставку вбежал один из отроков княжеских с лицом бледным, сказывая, что князь Георгий, Кавгадый и толпа народа приближаются к шатру. «Ведаю, для чего», – отвечал Михаил и поспешил отправить юного сына к супруге Узбека, надеясь, что она сбережет его.

Недалеко от шатра на площади остановились Георгий и Кавгадый, отрядив палачей на убийство. Всех людей княжеских разогнали: Михаил стоял один и молился. Убийцы повергли его на землю, мучили, били пятами; наконец один из них по имени Романец (вероятно, отступник) вонзил ему нож в ребра и вырезал сердце. Это было 22 ноября 1319 года. Тело святого страстотерпца лежало нагое, пока народ по обычаю татарскому грабил имущество князя. Кавгадый, свирепо взглянув на Георгия, сказал ему: «Он твой дядя; оставишь ли труп его на поругание?» Тогда Георгий приказал слуге покрыть тело.⁶⁹

Память Михаила была священна для современников; великодушный в бедствиях он заслужил славное имя «отечестволюбца». Все жалели его искренно, но всех более верные жители Твери. Он любил их, как отец, и возвеличил Тверское княжество. Святой Михаил отличался добродетелями семейными, нежной привязанностью к супруге,⁷⁰ к детям и особенно к матери, умной и добродетельной Ксении, воспитавшей его в духе благочестия.⁷¹

Вскоре злодей Кавгадый погиб внезапно; через несколько лет Провидение наказало и коварную жестокость Георгия. В 1325 году Георгий встретил в Орде князя Димитрия, старшего сына святого Михаила. Пылкий юноша, носивший прозвание «Грозные Очи», затрепетал от ужаса и гнева при виде убийцы отца и вонзил меч по рукоятку в грудь Георгия на глазах хана. Георгий испустил дух, а Димитрий был казнен в орде. Великое княжение было предоставлено сначала Александру Михайловичу Тверскому и вскоре потом, когда он перебил татар в Твери,⁷² Иоанну Даниловичу Московскому.

Иоанн Данилович более напоминал собой благочестивого родителя, святого князя Даниила, чем коварного брата своего Георгия. При нем, как выражаются летописцы, «мир и тишина воцарились в земле Русской». Монголы перестали, наконец, опустошать города и села и кровью бедных жителей орошать пепелища; христиане за 40 лет отдохнули от насилий. Узбек и его преемники, довольствуясь определенной данью, перестали посылать воевод своих на грабеж Русских уделов: они были заняты делами Востока и внутренними беспокойствами Орды. Еще отечество наше сетовало в уничижении; головы князей еще падали в Орде по мановению руки ханов: но земледельцы могли уже спокойно трудиться на нивах, купцы  ездить с товарами из города в город, бояре  наслаждаться избытком.

Эта благословенная перемена ознаменовала возвышение Москвы, которая со времен Иоанна становится сердцем России, истинной матерью городов русских, заменяя собою древний первопрестольный Киев, который вместе с другими южными уделами почти в то же время перешел под власть язычника Гедимина.⁷³

Мы видели, что прежние великие князья предпочитали свои наследственные уделы Владимиру, совершая в нем только обряд возведения на престол великокняжеский: Димитрий Александрович жил в Переяславле-Залесском, Михаил Ярославич – в Твери. По той же привязанности к родине Иоанн Данилович не захотел выехать из Москвы, тем более, что там находилась уже и кафедра русской митрополии.

Блаженный митрополит Максим испытал много скорби во время своего архипастырства. Жизнь его была скитальческой: разъезжая по отдаленным епархиям своей паствы, он долго не мог найти себе постоянного места жительства. В Киеве нельзя было жить ему при непрестанных грабежах и насилиях татарских;  переселением на север он опасался оскорбить князей южных, и, сверх того, на севере непрочно было место престола великокняжеского: он был то во Владимире, то в Переяславле, то в Твери. Блаженный первосвятитель проливал теплые молитвы перед Богоматерью об указании ему воли Божией, и всеблагая Матерь страждущих утешила его Своим явлением, в котором указала Максиму место успокоения во Владимире. Сюда переселился он в 1299 году и здесь преставился.⁷⁴ По кончине его южные князья обратились к Патриарху Константинопольскому с просьбой об учреждении особой митрополии для южных областей Русских. Это поручение возложено было на игумена Ратского монастыря на Волыни Петра, о котором князья (тайно от него самого) писали к Патриарху, чтобы он рукоположил этого игумена на южную митрополию. Между тем явился соперник Петру: некто игумен Геронтий⁷⁵ отправился в Царьград просить митрополии Русской лично для себя; но Промысл Божий устроил так, что смиренный Петр получил то, чего напрасно домогался властолюбивый Геронтий. Тот, кто ничего не искал для себя, поставлен был в сан первосвятителя всех областей Русских, потому что Геронтий, задержанный бурей, замедлил на дороге, а Патриарх не захотел разделить митрополии.

Великий во святителях святой митрополит Петр⁷⁶ с самой ранней юности был строгим подвижником благочестия. Двенадцати лет вступил он в монастырь и был образцом в исполнении послушаний монастырских и в подвигах молитвы и поста. Удостоенный сана пресвитерского он начал учиться иконному писанию, потому что находил услаждение всегда взирать на святые изображения Господа Иисуса Христа, Пречистой Его Матери и святых угодников и, взирая на них, возноситься умом к самим изображаемым. Наконец, после многолетних иноческих подвигов святой Петр сам основал монастырь на избранном им уединенном месте близ реки Рати, создал в нем церковь во имя Спасителя и, собрав немалое число братий, словом и делом поучал их жизни в Боге. Новое звание открыло в нем новые добродетели: он был кроток в назидании, безгневен в обличении согрешающих, щедр и милостив в призрении убогих; если не имел ничего другого, то раздавал требующим свои иконы и отдавал свою власяницу.

Извлеченный из мирной обители на чреду первосвятительства (1308), святой Петр встретил немало огорчений. Он видел татарский набег в Брянске и сам вынужден был искать безопасности в храме, был холодно принят князьями северными, которые не знали его, и, наконец, подвергся клевете, от которой должен был оправдываться на Соборе. Тверской епископ Андрей, сын Герденя, князя Литовского, тайно послал к Патриарху донос, в котором ложно возводил на митрополита какие-то тяжкие вины. Как человек легковерный и честолюбивый, он мог завидовать Петру и, епископствуя в той области, где жил великий князь, мог сам желать для себя митрополичьего престола.

Патриарх не поверил обвинению, но для расследования дела прислал одного из своих клириков, требуя оправдания. Созван был Собор в Переяславле-Залесском; прибыли епископы Ростовский и Тверской, знатнейшие игумены и пресвитеры. Из числа князей были Тверские – Димитрий и Александр Михайловичи, и Московский – Иоанн Данилович. Прочитан был присланный к Патриарху донос; он произвел сильное волнение в присутствовавших. Чтобы укротить смятение, невинный святитель, подобно святому Григорию Богослову, предложил: «Возлюбленные братия и чада о Христе! Я не лучше пророка Ионы. Если из-за меня такое великое волнение, извергните меня из среды своей». Наконец, истина восторжествовала; все пожелали узнать имя клеветника. Когда открылось, что это епископ Андрей, то все обратились против него с укоризной и посрамлением. Один только смиренный святитель Петр принял его под свою защиту и сказал ему слова любви: «Мир тебе, чадо. Не ты сие сотворил, но древний завистник рода человеческого, диавол. Отныне блюдись лжи, а прошедшее да простит тебе Господь».⁷⁷

Между тем святому Петру готовился новый тяжкий подвиг: он должен был отправиться в Орду, чтобы получить от нового хана Узбека подтверждение прежних грамот, освобождающих духовенство от дани, и чтобы предупредить послов папы, которые могли испросить себе у хана вредные для Православия преимущества в южных областях Руси. Бог благословил путешествие святителя полным успехом, и святой Петр, принятый ханом с великими почестями, получил от него подтверждение всех прежних прав клира.⁷⁸

Устроив таким образом внешние дела Церкви, он тем с большею ревностью заботился о внутреннем ее благосостоянии: объезжал епархии, не стесняясь ни болезнями телесными, ни преклонной старостью; поучал вверенное ему стадо словом и примером,⁷⁹ щедро благотворил бедным и обличал противников истины. К этому времени жизнеописатель святого Петра относит обличение и осуждение еретика Сеита.⁸⁰

Самым важным из дел великого святителя Петра было переселение его в Москву: он положил прочное основание мира и будущего величия России, когда перенес первосвятительскую кафедру из Владимира в Москву и принес с собою новой столице русской благословение Божие. Жизнеописатель святого Петра повествует, что в Москву привлекла его любовь к князю Иоанну Данииловичу, известному миролюбием, набожностью и щедростью к бедным. В 1325 году, святой Петр был уже в Москве, где по его желанию происходила закладка храма в честь Успения Пресвятой Богородицы. Убеждая князя к сооружению этой соборной церкви, святой Петр пророчески говорил ему: «Если послушаешь меня, сын мой, то и сам прославишься с родом твоим паче иных князей, и град твой будет славен перед всеми градами русскими, и святители поживут в нем, и взыдут руки его на плещи врагов его, и прославится Бог в нем». Князь с усердием приступил к совершению дела богоугодного: быстро воздвигаемы были стены храма. Но еще скорее приближался к концу своему блаженный святитель. Он только успел заложить себе каменный гроб в новой церкви, но не освятил ее. Незадолго до блаженной кончины первосвятителя Петра князь Иоанн видел сон: представилась ему высокая гора и на вершине ее  снег; но вдруг снег растаял и исчез. Рассказав об этом сновидении святителю, князь услышал от него такое объяснение: «Гора высокая – это ты, князь; а снег – это я, смиренный. Мне прежде тебя должно отойти из сей жизни в вечную».⁸¹ Вскоре после того святитель почувствовал приближение блаженной кончины. Князя Иоанна Даниловича тогда не было в Москве; святой Петр призвал к себе тысяцкого Протасия Вельяминова и сказал ему: «Чадо, я отхожу от жития сего; оставляю сыну моему, возлюбленному князю Ивану, милость, мир и благословение от Бога ему и семени его до века. За то, что сын мой успокоил меня в старости, воздаст ему Господь сторицею в мире сем и дарует ему живот вечный, и не оскудеют от семени его обладающие местом его, и память его прославится». После того святитель предоставил все свое стяжение на строение соборной церкви, простился со всеми, начал петь вечерню и во время пения с молитвою на устах и с воздетыми к небу руками преставился 21 декабря 1326 года. Мощи его положены были в гробнице, которую он себе приготовил; чудеса от мощей открылись при самом погребении и не прекращались после того.⁸² Преемник святого Петра митрополит Феогност, родом грек, прибыл из Царьграда в 1328 году.

Вскоре начало сбываться пророчество святителя. При любимом его князе Иоанне Москва стала возвышаться над старинными городами; первосвятители утвердились на кафедре Московской. Единодержавная власть великого князя Московского возрастала и усиливалась в потомстве Иоанна и облеклась, наконец, порфирою царскою. Верная Москва, с любовью почитая память первого своего святителя и сохраняя в первопрестольном храме своем нетленные его мощи, как залог своего благоденствия, благоговейно соблюла святые иконы, им написанные, панагию его и жезл пастырский.⁸³ Святая церковь взывает к святителю Петру устами благодарной его паствы: «Ты явился новым чудотворцем, богоносный Петр, подавая исцеления всем, притекающим к тебе с верою, и невидимо посещая людей Христовых; ты просвещаешь землю нашу, и мы единодушно взываем к тебе: радуйся, жилище света бесстрастного! Радуйся, прогонитель страстей темных! Радуйся, разрушивший козни демонов! Радуйся, возвеселивший лики ангельские! Радуйся, высота чистого боговедения! Радуйся, глубина смирения, омывающая болезни! Радуйся, пастырь и учитель земли Русской! Радуйся, возвеличивший державу князей наших! Радуйся, преславный источник чудотворений! Радуйся, утверждение града нашего!» – «Светло ликуй, преславный град Москва, имея в себе святителя Петра – зарю солнечную, озаряющую чудесами всю землю Русскую: он врачует немощи и прогоняет недуги вопиющих ему: радуйся, Иерарх Бога Вышнего, через тебя посещающего паству твою».⁸⁴

После преставления святителя Петра великий князь Иоанн Данилович прожил еще несколько лет. По воле хана Узбека он должен был вместе с другими князьями ополчиться против псковитян, которые не хотели выдать Александра Тверского, между тем как хан требовал его к суду своему. Иоанн двигался медленно, надеясь, что жители Пскова образумятся; наконец, видя, что надобно сражаться или уступить, прибегнул к другому способу: избегая кровопролития бесполезного, он склонил митрополита Феогноста наложить клятву церковную на Александра и на всех псковитян, если они не покорятся. Тогда Александр созвал вече и, сказав: «Да не будет проклятие на друзьях и братьях моих ради меня», – удалился в Литву. Спустя несколько лет он сам добровольно решился ехать в Орду и явился к Узбеку. «Царь верховный, – сказал он хану, – я заслужил гнев твой: милуй меня или казни. Если помилуешь, прославлю Бога и твое великодушие. Если хочешь головы моей – вот она перед тобою!» Свирепый хан смягчился, взглянул на него милостиво и объявил, что «князь Александр смиренной мудростью спас себя от казни». Узбек возвратил Александру княжение Тверское.

Благоразумный Иоанн, видя, что все бедствия Русской земли произошли от несогласия и слабости князей, старался присвоить верховную власть над князьями удельными. Князья Рязанские повиновались ему беспрекословно; он выдал одну из дочерей своих за князя Ярославского, другую – за князя Ростовского, и предписывал законы зятьям своим в собственных их областях.⁸⁵ Оставался у него еще один непокорный соперник: возвратившись из орды и уверенный в милости ханской, мог ли Александр Тверской спокойно видеть враждебный род князей Московских на престоле великого княжения, мог ли не думать о мести? Но подозрительность Узбека предупредила новое столкновение Москвы с Тверью: слыша, что Александр собирает войско, хан вызвал его в орду и там велел умертвить его вместе с юным сыном Феодором; им отрубили головы и разняли по суставам.⁸⁶ Новые князья Тверские – Константин и Василий Михайловичи, младшие братья убитого Александра не дерзали выходить из воли великого князя Московского; самый Новгород смирялся перед ним.

Пораженный внезапно тяжким недугом достойный сын святого Даниила принял пострижение в схиму и скончался в зрелых летах 31 марта 1340 года. Москвичи проливали слезы, погребая тело его в соборе Архангельском (где с того времени стали погребаться все князья Московские),⁸⁷ называли его «собирателем» земли Русской и государем-отцом. Князь Иоанн Данилович не любил проливать кровь в междоусобиях; освободив великое княжение от грабителей внешних и внутренних, он восстановил безопасность собственности и личности, был правосуден, набожен, усерден в построении храмов и весьма милостив к нищим; он всегда носил с собою калиту (мешок, наполненный деньгами для бедных), отчего и прозван Калитою,⁸⁸ окружил свою столицу дубовыми стенами и возобновил сгоревший в его время Кремник, или Кремль. В духовном завещании (душевной грамоте) он разделил удел свой между сыновьями, а Москву предоставил им всем вместе. О городах великого княжения (Владимире, Переяславле, Костроме и проч.) в завещании не было сказано ни слова. Иоанн мог располагать только своей отчиной, а назначение ему преемника зависело от хана.

Присоединение южнорусских княжеств к Литве. – Ольгерд, великий князь Литовский. – Литовские мученики. – Великий князь Симеон. – Подвиг святого Феогноста в Орде. – Начало деятельности святого Алексия. – Кончина святого Феогноста и великого князя Симеона Гордого. – Великий князь Иоанн Иоаннович. – Святой Алексий, митрополит всея Руси. – Юность и первые подвиги преподобного Сергия Радонежского. – Исцеление Тайдулы. – Великий князь Димитрий Суздальский. – Основание монастырей святым Алексием. – Юный Димитрий Иоаннович на великом княжении. – Конец борьбы между Москвою и Тверью. – Преставление святого Алексия. – Памятники пастырской его деятельности. – Куликовская битва. – Кончина Донского. – Сын его великий князь Василий Дмитриевич. – Явление Богоматери преподобному Сергию. – Преставление преподобного Сергия.

В первой половине XIII века упразднились русские княжения в Галицкой и Волынской землях. Последний князь Галицкий, Георгий Юрьевич, умер бездетным, и хан Золотой Орды, считая себя верховным властителем земель Русских, прислал в Галицию своих наместников; но жители убили их и поддались сначала Болеславу, зятю Гедимина, а потом, когда он вздумал обращать их из Православия в папизм, присягнули на верность свояку его Казимиру, который, сделавшись королем Галицким, заключил мирный договор с Литвою и уступил часть новых своих владений сыновьям Гедимина. Так прекратило существование знаменитое княжество, или королевство, Даниила Романовича, и древнее достояние России, приобретенное оружием святого Владимира, было разделено между иноплеменниками.

Около того же времени скончался Гедимин. В Вильне, новой столице Литовской, было уже много христиан православных, а папизм еще не успел проникнуть туда. Почти все сыновья Гедимина были крещены в православной вере. Один только Ольгерд, с 1341 до 1377 года великий князь Литовский, долго и упорно оставался язычником.⁸⁹

Ольгерд, второй сын Гедимина, превосходил братьев умом и славолюбием; вел жизнь трезвую, деятельную: не пил ни вина, ни крепкого меда, не терпел шумных пиршеств, был занят единственно мыслью о распространении своих владений, не чтил святости договоров и был всегда готов на войну с соседями, если только она казалась ему выгодной.

Духовник первой супруги его, священник Нестор, успел обратить к христианству нескольких литовцев и в том числе двух родных братьев – любимцев Ольгерда. Кумец и Нежило (в крещении Иоанн и Антоний) перестали являться в храм Перкуна для принесения жертв Зничу (огню)⁹⁰ и соблюдали пост в известные дни. Это открыло их веру жрецам. Ольгерд по настоянию жрецов приказал бросить в темницу обоих братьев. Там провели они целый год, томимые голодом и сыростью темницы, но оставались тверды в вере. На другой год старший брат Иоанн ослабел и объявил жрецам Знича, что отрекается от христианства. Тогда Ольгерд освободил обоих братьев. Но Антоний не перестал быть твердым христианином, и даже брат его Кумец, терзаемый угрызениями совести, открыто объявил князю, что он не хочет изменить святой вере и остается христианином. Свирепый язычник решился отдать Иоанна и Антония в распоряжение жрецов. После бесчисленных зверских истязаний Антоний 14 апреля 1347 года был повешен на дубе. Иоанна мучили долее, потому что надеялись снова отвлечь его от христианства; наконец 24 апреля жрецы повесили его на том же дубе.

Родственник мучеников Круглец, также придворный Ольгерда, умный и прекрасный юноша, пораженный твердостью страдальцев, принял крещение с именем Евстафия и признался в том самому Ольгерду, отказавшись есть мясо в Рождественский пост. Пришедши в ярость, Ольгерд принялся мучить Евстафия, велел лить ему в рот холодную воду при жестоком морозе, ломать ноги железными прутьями и содрать кожу с головы вместе с волосами. Мученик все терпел и еще утешал христиан, свидетелей его подвига, надеждою на блаженную вечность. Наконец святой страдалец был повешен 13 декабря на том же самом дубе, который был освящен мученическою смертию Иоанна и Антония.⁹¹

«Кровь мучеников – семя христианства», по выражению одного из древних писателей церковных.⁹² Пример страданий мучеников литовских привлек многих язычников к истинной вере.

Между тем как эти события происходили в Литве, престол великого княжения по кончине Иоанна Данииловича Калиты был занят старшим сыном его Симеоном с утверждения хана Узбека. Новый великий князь при самом вступлении на престол показал опыт твердости в сношениях с новгородцами, которые отказались от уплаты ордынской дани, говоря, что Новгород сам избирает князей и не терпит насилия. Симеон ополчился против Новгорода со всеми удельными князьями, принудил своевольных граждан просить мира, взыскал с них дань и сам обязался грамотою соблюдать древние уставы Великого Новгорода.

Вместе с митрополитом Феогностом Симеон должен был отправиться в Орду на поклон новому хану Джанибеку, сыну и преемнику Узбека. С честию и милостию отпустив великого князя, хан удержал митрополита: фанатики ислама настоятельно требовали, чтобы митрополит платил дань за себя и духовенство. Феогност ссылался на ханские ярлыки, освобождающие Церковь от податей; но мусульмане, не желая нарушать устава монгольского правительства, хотели довести первосвятителя до того, чтобы он сам отказался от прежних прав. С этой мыслию они томили митрополита и подвергали его разным истязаниям; но блаженный Феогност терпел и не соглашался сделаться предателем Церкви. Наконец, он раздал татарским вельможам богатые дары (до 600 тогдашних рублей) и возвратился в отечество с прежними правами.⁹³

Видя усиление Литовских князей, Симеон старался не только уклониться от всякого разрыва с ними, но и привязать их к себе родственными союзами.⁹⁴ В то же время сын Ольгерда Андрей, крещенный в православной вере, княжил во Пскове по избранию тамошних граждан.

Святой митрополит Феогност неутомимо трудился, обозревая северные и южные области обширной своей паствы. Ослабленный старостью и трудами он чувствовал нужду в помощнике, который мог бы заменять его при частых отсутствиях святителя из Москвы. Вероятно, не без особенной воли Божией он избрал в это звание будущего своего преемника, великого по духу веры Алексия.

Еще при княжении святого князя Даниила Александровича переселился в Москву из Чернигова, разоренного тогда татарами, знатный боярин Феодор Бяконт. Здесь под защитой кроткого и благочестивого князя он нашел спокойную жизнь и оставил по себе многочисленное потомство.⁹⁵ Старший сын его Елевферий, родившийся в 1300 году,⁹⁶ был принят от купели сыном князя Даниила, отроком Иоанном. Обучившись грамоте, Елевферий узнал на 13-м году жизни об ожидающем его высоком назначении; однажды раскинул он сети на птичек и, долго сторожив их, от утомления задремал. Вдруг слышит он голос: «Алексий! К чему такой труд твой? Тебе надобно быть ловцом людей». Эти слова глубоко запали в душу отрока; он стал молчалив, покинул игры детские, искал уединения, проводил время в молитве и чтении книг и изнурял себя постом.

На 15-году он решил посвятить себя иноческой жизни и в 1320 году был пострижен в Московском Богоявленском монастыре с именем Алексия, которое слышал он в сонном видении за семь лет перед тем. Наставником и руководителем юного инока был старец Геронтий, опытный в духовной жизни. Прошло более 20 лет в иноческих подвигах Алексия. Блаженный митрополит Феогност любил Геронтия и ученика его, часто призывал их к себе для беседы, и однажды повелел Алексию жить на святительском дворе и заведовать церковными судебными делами. Алексий провел 12 лет в этой должности со званием наместника митрополичьего. В конце 1352 года блаженный первосвятитель, уже дряхлый и слабый, рукоположил наместника своего в сан епископа Владимирского и на совете с великим князем Симеоном назначил Алексия своим преемником. С извещением об этом избрании тогда же послали грамоту в Константинополь.

В то время свирепствовала в Москве и во многих других областях Русской земли страшная моровая язва, известная под именем «черной смерти». Она началась в Китае, где истребила до 13 миллионов народа, обошла всю Северную и Среднюю Азию, большую часть Европы и из Скандинавии перешла во Псков, где свирепствовала с такою силою, что едва лишь треть жителей осталась в живых. Псковитяне призвали к себе из Новгорода блаженного архиепископа Василия; как добрый пастырь, он спешил утешить их, презирая опасность, и молился вместе с ними, обходя город крестным ходом с чудотворными иконами и святыми мощами. На возвратном пути блаженный святитель скончался, без сомнения, зараженный язвой.⁹⁷ Скоро язва посетила Новгород, Киев и почти все города русские; в Москве в короткое время скончались блаженный митрополит Феогност⁹⁸ и великий князь Симеон с двумя сыновьями.

Симеон скончался 36 лет от рождения. Достигнув великокняжеского сана в бодрой юности, хитрый, благоразумный, твердый он умел угождать ханам и даже выпрашивать у них облегчение дани для уделов разоренных, умел ладить с Литвою и держать в страхе Новгород. Русскими князьями он повелевал строго, не допуская их до междоусобий, и заслужил от них прозвание «Гордого». Он справедливо именовал себя «великим князем всея Руси», как это вырезано на его печати. В завещании своем он обращается к братьям с такими словами: «Худых людей не слушайте, а если кто станет ссорить вас, слушайтесь отца вашего, владыку Алексия».

Преемником Симеона был родной брат его Иоанн Иоаннович, тихий, миролюбивый и слабый. Хотя новгородцы желали иметь великим князем умного Константина Суздальского, но Джанибек утвердил на великом княжении Иоанна Московского.

Преемнику Феогноста предстояла борьба с разными неприятностями. Болгарский (Терновский) Патриарх еще при жизни Феогноста посвятил Феодорита в митрополита для Русской митрополии. Хотя Константинопольский Собор признал поступок Болгарского Патриарха незаконным и, отвергнув Феодорита, назначил Владимирского епископа Алексия в митрополиты всея Руси (в 1354 году), однако, уступая требованию Ольгерда, который не хотел, чтобы христиане, живущие в Литве, зависели от митрополита, избранного в Москве, патриарх решился поставить для Литвы другого митрополита, какого-то Романа. Это произвело тревогу в Русской земле, тем более, что Роман стал притязать и на Тверскую епархию. Чтобы положить конец смутам, святитель Алексий должен был снова отправиться в Царьград, где Патриарх подтвердил Роману, что он может управлять только Литвою и Волынью, а Алексию предоставил быть митрополитом Киева и всея Руси.⁹⁹

С восторгом приняла Москва своего первосвятителя, который стал прилагать труды к трудам, как истинный пастырь стада Христова.¹⁰⁰ А во время путешествия святителя воссиял в Русской земле великий светильник благодати, скрывавшийся дотоле в тени дремучего леса.

В Ростовской области жил благочестивый боярин Кирилл с женою своею Марией. У них было три сына: Стефан, Петр и Варфоломей. Еще до рождения последнего (в 1314 году) Промысл Божий указал, что он будет избранным сосудом благодати. Однажды, когда Мария слушала литургию, младенец закричал во чреве ее три раза – перед чтением Евангелия, в начале Херувимской песни и при возгласе: «Святая Святым!» После этого необыкновенного приключения Мария во все остальное время беременности не употребляла ни мяса, ни молока, ни рыбы, ни вина, а питалась только хлебом и водою и молилась Богу. Новорожденный младенец был назван Варфоломеем, и в нем открылась дивная особенность: в среду и пяток он не брал сосцов матерних.

На 7-м году отдали Варфоломея учиться грамоте; он учился с усердием, но почти без всякого успеха, и грамота не давалась ему, к глубокому огорчению доброго дитяти. Однажды Варфоломей увидел близ дома родительского под дубом старца-черноризца, стоявшего на молитве. Отрок подошел и дождался конца молитвы. «Что тебе надобно, чадо?» – спросил старец. «Учусь грамоте, – отвечал отрок, – но не успеваю; помолись за меня Богу, отче, чтобы я мог выучиться грамоте». Старец помолился и дал ему часть просфоры в знамение благодати Божией, сказав при том, что отроку надлежит соделаться обителью Св. Троицы и привести многих к разумению воли Божией.

Получив неожиданный и совершенный успех в учении, благодатный отрок чуждался детских игр, смеха и праздности, прилепился к церковному Богослужению, читал священные книги и соблюдал строгое воздержание: в среды и пятки не вкушал ничего, а в прочие дни питался хлебом и водою.

Все это происходило в окрестностях Ростова. Там воспламенялись только первые искры того великого светильника благодати, которому надлежало просиять в мрачной пустыне и оттуда светить престольному граду и всем пределам земли Русской.

Притеснения московских правителей¹⁰¹ в Ростове принудили Кирилла переселиться с семейством в одну из областей великого княжения – в Радонеж, который отдан был Иоанном Калитою в удел меньшому сыну его Андрею. Там переселенцам обещались разные льготы, а Кирилл, некогда богатый, из-за разных несчастий оскудел. Старшие сыновья Кирилла уже вступили в брак, а младший, Варфоломей, желал сделаться иноком. Но, повинуясь воле родителей, он оставался при них и служил им до того времени, пока они сами не вступили в монастырь и, недолго пожив в монашестве, отошли к Богу.¹⁰² Тогда, отдав последний долг родителям и предоставив имение их брату Петру, Варфоломей пошел искать себе места для пустынножительства вместе со старшим братом своим Стефаном.¹⁰³

Они долго ходили по лесам, пока не полюбилось им место в густой дубраве, в 10 верстах от Радонежа и от Хотькова, удаленное не только от жилищ, но и от путей человеческих. Оно возвышалось небольшим холмом над окрестностью, почему и прозывалось Маковицей, или Маковкой. Здесь пустынники поставили келью, а потом небольшую церковь, которая была освящена в честь Пресвятой Троицы¹⁰⁴ по благословению святого митрополита Феогноста. Вскоре после того Стефан переселился в Московский Богоявленский монастырь, а Варфоломей принял пострижение от некоего игумена Митрофана на 24-м году жизни в 1337 году 7 октября, в день памяти святых мучеников Сергия и Вакха причем, по обычаю того времени наречено ему имя Сергий.

Юный инок остался в глухом лесу без предшественника и без сверстника, без наставника и без помощника, с единым Богом Вездесущим, всегда готовым прийти на помощь к призывающим Его. Много искушений предлежало пустыннику: голод, жажда, мороз, страх зверей, уныние и смущение души, тягость и волнение плоти. И невидимые враги старались преследовать отшельника; во время ночной молитвы ему представлялись ужасающие видения и слышался вопль: «Беги отсюда, не надейся здесь жить!» Мужественный подвижник прогонял пустынные страхи и мечтания крепкою, смиренною молитвою; он обуздывал плоть постом, трудами и бдением. Иногда стаи голодных волков рыскали около кельи с ужасным воем; иногда приходили и медведи. Однажды Сергий увидел перед своею хижиною медведя и, примечая, что тот голоден, сжалился над ним, вынес кусок хлеба и предложил ему пустынный обед на пне. Зверь полюбил странноприимство пустынника и часто приходил за угощением. А пустынник привык миловать зверя, делил с ним хлеб, а иногда отдавал ему последний кусок, сам оставаясь без пищи.

Около двух лет пробыл преподобный Сергий в совершенном одиночестве; потом стали приходить к нему люди, ищущие спасения, и просили дозволения жить подле него. Он выставлял им трудности пустынной жизни, но они обещали терпеть все с помощью Божьей. Так собралось к Сергию до 12 братий,¹⁰⁵ построены кельи, и обитель обнесена тесною оградою.

Но для совершения литургии не было священника, а для управления новой обителью не было игумена. По глубокому смирению преподобный Сергий не хотел принять ни игуменского, ни пресвитерского сана. Он управлял только посредством примера своей жизни: он был первым в том, что был всем слуга. Он строил кельи, рубил дрова, молол жерновом рожь, пек хлебы, варил пищу, носил воду на гору в водоносах и ставил их у кельи каждого. Но братия чувствовала нужду в игумене-наставнике и неотступно умоляла Сергия принять на себя настоятельство. Смиренный отшельник долго не соглашался; наконец, братолюбие одержало победу. «Желаю, – сказал преподобный Сергий, – лучше повиноваться, нежели начальствовать, но страшусь суда Божия и предаю себя в волю Господню». Взяв с собою двух старцев, он отправился в Переяславль-Залесский к Афанасию, епископу Волынскому, которому святой митрополит Алексий поручил дела митрополии на время отсутствия его в Царьграде. Сергий просил епископа назначить игумена для новой обители. «Я слышал о тебе, – сказал святитель, – тебя избрал Господь; ты будешь игуменом в обители Святой Троицы». Так преподобный Сергий против желания принял посвящение в сан пресвитера и игумена. Это было в 1354 году.

Возвратившись из Царьграда, святитель Алексий узнал пустынножителя Сергия и с того времени святая любовь соединяла двух угодников Божиих. В 1357 году совершился великий подвиг святителя в Орде, где супруга хана Джанибека, Тайдула, лежала больная и слепая уже три года. Хан писал к великому князю Иоанну: «Мы слышали, что есть у вас служитель Божий Алексий, котораго Бог слушает, когда он о чем попросит. Отпустите его к нам; если его молитвами исцелеет моя царица, то дарую вам мир; если же не отпустите его, пойду опустошать вашу землю». Смутился смиренный святитель: любовь к родине и усердие к святой Церкви не позволяли ему отказаться от исполнения воли грозного хана. «Прошение и дело превышают меру сил моих, говорил он князю, но я верую Тому, Который даровал прозрение слепому: Он не презрит моления веры». Собираясь в путь, святитель совершил молебствие в соборном храме, перед чудотворною иконою Богоматери и при раке святителя Петра. Вдруг, во время молебна, перед глазами всех, сама собою, зажглась свеча при гробе чудотворца. С остатком этой свечи освященною водою отправился святитель в Золотую орду, был принят там с честью, отслужил над болящей молебствие с чудною свечей, окропил ее святою водою, и Тайдула стала видеть.¹⁰⁶ В том же году святой Алексий должен был снова по просьбе князей отправиться в орду, где, по смерти Джанибека, воцарился свирепый Бердибек, и требовал к себе князей

Русских.

Так святой Алексий умел снискать милость хана, хотя свободно обличал магометанство, и получил ханский ярлык с подтверждением прав духовенства.

Торжественно встречали на родине ходатая за землю Русскую. В Нижнем-Новгороде встретили его князья Суздальские. В Москве великий князь с юным сыном Димитрием, духовенство и народ вышли встречать первосвятителя за город. «Владыко! чем заплатим тебе за труды твои? Ты даришь нас жизнью мирною», говорил св. Алексию восьмилетний отрок Димитрий, наследник Московского престола.

Спустя два года по возвращении святителя из орды (1359 г.), скончался великий князь Иоанн, сын Иоанна Калиты. В краткое время его правления, удельные князья с одной стороны, а с другой Ольгерд Литовский, нередко нарушали спокойствие Русской земли; было заметно ослабление власти в руках великаго князя, за мягкосердечие прозванного Кротким.

Смерть его подала повод к притязаниям Суздальских князей, и старший из них Димитрий Константинович был утвержден новым ханом Наврузом в достоинстве великаго князя. Новгород, не любя и боясь самовластия богатых князей московских, охотно принял к себе великокняжеских наместников, а Димитрий согласился на все условия, предложенные вечем вольного города. Он желал перенести во Владимир, как в древнюю столицу великокняжескую, и престол митрополии; но святитель Алексий, благословив Суздальского князя на великое княжение в кафедральном соборе Владимирском, не захотел расстаться с Москвою, по любви к юному Димитрию, о котором он заботился, как отец о родном сыне, и по вниманию к воле Божией, изреченной устами святителя и чудотворца Петра.

Не смотря на заботы управления обширным Московским княжеством, которые легли на рамена св. Алексия, по малолетству князя, он неусыпно продолжал свою пастырскую деятельность и занимался строением иноческих обителей. В 1361 году, он основал женскую общежительную обитель во имя заступника своего, преподобного Алексия человека Божия; там первой игуменьей была благочестивая старица Иулиания, а после, родная сестра св. Алексия старица Юлия;¹⁰⁷ в том же году основан им обетный монастырь не берегу р. Яузы во имя нерукотворенного образа Спасителя.¹⁰⁸ На следующий год основан святителем Владычень монастырь, близь Серпухова, где первым игуменом был ученик его Варлаам.¹⁰⁹ В 1365 году св. Алексий основал в самом Кремле Московском монастырь в честь чуда Архангела Михаила, на месте, подаренном царицею Тайдулою. Это был благодарный памятник чудесному исцелению царицы, совершившемуся 6 сентября. Святитель весьма щедро украсил построенный им каменный храм Архангела, обеспечил содержание обители и учредил полное общежитие.¹¹⁰ Он любил эту обитель и в ней подвизался по временам в посте и молитвах; ей отказал по духовному завещанию несколько селений.¹¹¹ Святой Алексий восстановил из развалин два древних монастыря: Благовещенский

близь Нижнего-Новгорода, и Константино-Еленинский во Владимире.

В это время Золотая орда волновалась смутами; в 1362 году явилось вдруг два хана. Один из них, Муруд пли Мюрид, признал малолетнего Димитрия Московского великим князем и главою князей Русских. Димитрий Суздальский удалился из Владимира в свой удел, а святитель с радостью благословил своего питомца на великое княжение чудотворной Владимирской иконою Богоматери.

Так слабая рука 12-ти летнего отрока взяла кормило государства раздробленного, теснимого извне и возмущаемого внутренним междоусобием. Калита и Симеон Гордый положили в Москве начало великого и спасительного дела – единодержавия; слабость Иоанна Кроткого и неспособность Димитрия Суздальского приостановили успехи этого дела и дали удельным князьям надежду на независимость от престола великокняжеского. Требовалось много твердости и ума, чтобы поддержать то, что начинало клониться к падению. Но по счастью Провидение даровало Димитрию пестунов и советников мудрых. Святой Алексий был душою советов и дел юного князя Московского; непрерывными заботами святителя росла и крепла власть великокняжеская.

Между тем как святой Алексий трудился в управлении Церковью и государством, преподобный Сергий Радонежский продолжал свои иноческие подвиги в пустыне, служившие примером благочестия для его братии и для всех приходивших к нему.

Первым подвигом преподобного Сергия был подвиг воздержания. Мы видели выше опыты его постничества во младенчестве и отрочестве. Сделавшись иноком, он часто по нескольку дней пребывал без пищи. В житии его изображается один поучительный случай постнического труда. Проведши три дня без пищи, Сергий приходит к старцу Даниилу и говорит ему: «Я слышал, что ты хочешь сделать сени у себя перед кельей; я сделаю тебе сени, а ты дашь мне хлеба за труд». Даниил сказал, что у него есть хлеб, но гнилой. Сергий отвечал, что для него хорош и гнилой хлеб, построил старцу сени и получил обещанное воздаяние за труд. Сотворив молитву,

он растворил гнилой хлеб с водою, утолил голод и воздал Богу благодарение.

Другой подвиг богоносного пустынника состоял в смирении и нестяжательности. Даже тогда, когда имя его сделалось известным не только в земле Русской, но и на востоке, преподобный Сергий оставался неизменно верен заповеди Евангельской о смирении и нищете. Он носил одежду из толстого и грубого сукна и притом самую ветхую, с множеством заплат, сделанных собственными его руками. Однажды не случилось в монастыре хорошего сукна для одежды и никто из братий не хотел употребить единственную оставшуюся половинку дурного сукна. Смиренный игумен взял это сукно себе, сшил из него рясу и не снимал ее до тех пор, пока она не распалась от гнилости. Приходившие в обитель не признавали преподобного по внешнему виду за игумена, но думали видеть в нем одного из монастырских работников. Так было с одним поселянином, который издалека пришел, чтобы видеть знаменитого первоначальника Троицкой обители. Он увидел Сергия в огороде, копавшим землю в поте лица и одетым в разодранное рубище. Вскоре прибытие в обитель одного князя, который повергся на землю перед Сергием, вразумило поселянина, и он сделался учеником учителя смирения. До нашего времени сохранились памятники нестяжательности Сергиевой в его одежде, келейных и богослужебных вещах;¹¹² они свидетельствуют, что богоносный отшельник был чужд привязанности к внешним удобствам, предпочитая всему сокровище духовное.

При умножении числа братий, преподобный игумен постановил правило, чтобы после повечерия иноки не ходили из кельи в келью и не беседовали друг с другом, а занимались молитвою и рукодельем, каждый в своем месте. Наблюдая за исполнением этого правила, он сам, по совершении своей келейной молитвы, в глубокую ночь обходил все кельи братии. Если находил кого в молитве, за книгою, или за рукодельем, радовался и благодарил Бога о нем. Если же слышал празднословящих, ударял в дверь или в окно и удалялся. А на утро, призвав их к себе, старался привести к смиренному сознанию греха; непризнательных он обличал и подвергал епитимии. Другим правилом преп. Сергия запрещалось братии, в случае недостатка пищи и других потребностей, ходить по деревням и селам за подаянием: пустынники должны были с терпением просить и ожидать милости от Бога. Трудное правило для обители, которая находилась в таком дремучем лесу, что к ней едва можно было пробраться по узкой, едва заметной тропинке!¹¹³ Но Сергий веровал, и сбывалось по вере его; уповал, и упование не посрамляло его. По молитве блаж. игумена, сам Бог, через неизвестных христолюбцев, посылал хлеб во время скудости. «Видите ли, братия – говорил Сергий ученикам своим – Господь не оставляет рабов Своих. Будем подвизаться, не ослабевая».

Случалось, что недоставало вина для совершения литургии, фимиама для каждения и воска для свеч; тогда зажигали лучину, и при таком освещении совершали утреннюю и вечернюю службу. Даже самыя книги писались в обители не на хартиях, а на бересте.¹¹⁴

Так при начале своем, великая Лавра Сергиева была пустыня безлюдная, дикая, бесплодная, безводная, скудная, беззащитная и беспомощная! Но основатель ее и сподвижники его твердо уповали на Бога спасающего; упование их оправдалось в течении многих веков, и ныне оправдывается в нашем скудном верою веке. Современный нам великий святитель в одном из слов своих говорит: «Желал бы я узреть пустыню, которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потом Лаврою. Кто покажет мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятой Троицы? Вошел бы я в него на всенощное бдение, когда в нем с треском

и дымом горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свещи, и пламень их досягает до неба, и ангелы их восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной. Отворите мне дверь тесной келлии, чтобы я мог вздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв и воздыханий преп. Сергия, который орошен дождем слез его, в котором впечатлено столько глаголов духовных, пророчественных, чудодейственных. Посмотрел бы я, как, позже других насажденный в сей пустыне, преп. Никон спешно растет и созревает до готовности быть преемником преп. Сергия. Послушал бы молчания Исаакиева, которое без со-

мнения поучительнее моего слова. Взглянул бы на благоразумного архимандрита Симона, который довольно рано понял, что полезнее быть послушником преп. Сергия, нежели начальником в другом месте. Ведь это все здесь, только закрыто временем, или заключено в сих величественных зданиях, как высокой цены сокровище в великолепном ковчеге. Откройте мне ковчег, покажите сокровище; оно непохитимо и неистощимо; из него без ущерба его можно заимствовать благопотребное, например, безмолвие молитвы, простоту жизни, смирение мудрования.»

Иногда братия жаловались на недостаток воды и говорили игумену: для чего на таком месте создал обитель? Сергий отвечал: «Я хотел один безмолвствовать здесь; но Богу угодно было устроить обитель. Он не презрит вас, работающих ему в молитве день и нощь, и подаст вам все нужное». По молитве преп. Сергия оказался источник и потекла вода там, где ея не было.¹¹⁵ И в других случаях вера чудотворца являлась чудодейственною: великий Сергий молитвою воскресил отрока, который был принесен к нему едва живым и умер на глазах его, и исцелил бесноватого.

Слава о духовных подвигах Сергия и о дарованной ему от Бога благодати распространилась не только в Русской земле, но и в странах отдаленных. К богоносному пустыннику пришли посланные от патриарха Цареградского Филофея и принесли ему крест,¹¹⁶ параманд, схиму и послание патриарха. «Не к другому ли кому вы посланы?» спросил их смиренный Сергий, а сам поспешил к святителю Алексию и донес ему о случившемся. По прочтении послания, в котором патриарх советовал составить общее житие в обители, митрополит и с своей стороны подтвердил совет патриарха.

С того времени в обители Троицкой учреждено совершенное общежити¹¹⁷ и запрещено инокам чтобы то ни было называть своим, потому что всякая собственность в монастыре должна быть общей для всех. Так довершилось благоустройство обители, причем стало возрастать число братий и начало водворяться в ней всякое обилие. Но, чтобы избыток не повлек за собой нерадения и пороков, мудрый основатель обители ввел е ней странноприимство, питание нищих и подаяние просящим.¹¹⁸ Об этом учреждении он сказал ученикам своим: «Если сохраните заповедь мою без роптания, то и по кончине моей обитель распространится и многие годы стоять будет, благодатию Христовою».¹¹⁹

Казалось, что после того монастырь Сергиев уже безопасен от превратностей, но внезапно поднялась буря, которая едва не лишила обители блаженнаго ее основателя и хранителя. В один субботний день, св. Сергий стоял в алтаре, совершая сам вечернюю службу. Брат его Стефан, который опять пришел в обитель, стоял на левом клиросе. «Кто тебе дал эту книгу»? – спросил Стефан канонарха. «Игумен», – отвечал тот. «Кто здесь игумен?» – с гневом сказал Стефан: «Не я ли первый основал это место»? И прибавил к тому другие жесткие слова. Сергий слышал все это в алтаре. Ему понятно было, что здесь излилось тайное негодование многих на новый порядок обители.¹²⁰ По окончании вечерни он не пошел и в келлию, а удалился из обители на место, называемое Киржач, где вскоре собралось к нему не мало братий и основан монастырь. Лучшие старцы Троицкой обители умоляли святителя Алексия возвратить им игумена. Немедленно святитель послал к Сергию двух архимандритов, убеждая его возвратиться на первоначальное место подвига. Узнав волю архи- пастыря, смиренный угодник Божии отвечал посланным: «Скажите господину моему митрополиту, что все изшедшее из уст его принимаю как из уст Христовых». Он возвратился в Троицкую обитель, где ученики, радуясь возвращению любимого наставника, целовали руки его, ноги и одежду.

В это время святитель Алексий был обременен заботами о водворении мира и утверждении единодержавия в земле Русской. Еще прежде, вскоре после того, как Димитрий Суздальский без борьбы уступил престол великаго княжения юному Димитрию Московскому, последний должен был помочь первому в получении Нижегородского удела, неправильно захваченного братом его Борисом Константиновичем по смерти другого брата Андрея. Первосвятитель послал в Нижний Новгород преп. Сергия объявить Борису, чтобы шел судиться с братом к великому князю; но князь отвечал, что повинуется только велениям хана. Тогда Сергий, согласно с волею митрополита, затворил все храмы в Нижнем-Новгороде, а великий князь двинул войска свои; Суздальские князья разделились между собою мирно.¹²¹

Подкрепляемый мудрыми советами великого святителя, юный Димитрий Иоаннович усмирил своеволие Новгородцев и выдержал несколько нападений Ольгерда Литовского, который, победив немецких рыцарей, скучал миром и искал случая к войне, не смотря на преклонную свою старость. Он усердно помогал брату второй жены своей, Тверскому князю Михаилу Александровичу, и кровавая брань между Москвой и Тверью продолжалась с ожесточением. Михаил Тверской успел достать себе в Орде ярлык на великое княжение и возвратился оттуда с ханским послом. Но время беспрекословного повиновения воле ханской уже миновалось. Тщетно посол звал Димитрия во Владимир выслушать грамоту хана;¹²² он отвечал: «К ярлыку не еду, Михаила во Владимир не пущу, а тебе послу даю путь свободный». Действительно Михаил не только не мог занять столицы великаго княжения, но гонимый Московскими отрядами, едва успел пробраться к зятю своему Ольгерду в Вильно. Советники великаго князя убедили его и св. Алексия призвать Тверского князя для примирения в Москву, но здесь споры князей еще более усилились, и князь Тверской был на несколько времени задержан в Москве.¹²³ Это несчастное происшествие еще более разожгло закоренелую вражду, и великий князь должен был пять лет бороться с Михаилом Тверским и наконец усмирил его, ополчившись почти со всеми удельными князьями и осадив Тверь. Тогда, наконец, заключен был мирный договор между Москвой и Тверью.¹²⁴

Около того же времени Димитрий успел смирить и Литву, где в 1377 году умер поседелый в коварстве старец Ольгерд.¹²⁵

     Земля Русская наслаждалась спокойствием и все удельные князья повиновались великому князю, не как старшему между равными, но как государю; один только смелый Олег, князь Рязанский, оставался тайным врагом Москвы и ждал случая, чтобы удовлетворить своему честолюбию.

Примирение великаго князя с Михаилом Тверским было последним государственным делом великаго святителя Алексия. Последние годы его были омрачены скорбью о беспорядках, которые современники называли «церковною смутою». Король Польский Казимир и князь огнепоклонников Ольгерд сильно злобились на митрополита за попечение его о Московском великом княжестве. Они требовали от патриарха Филофея особого митрополита для западных епархий. Патриарх был вынужден уступить воле властителей иноверных¹²⁶ и посвятил в сан митрополита Антония, епископа Галицкого а по смерти его – Киприана, родом Серба, и притом с тем, чтобы, по смерти св. Алексия, он остался митрополитом всея Руси. Великий князь Московский выразил сильное неудовольствие за назначение Киприана без его согласия, при жизни св. Алексия.

При таких обстоятельствах, маститый первосвятитель, чувствуя приближение своей кончины, захотел, подобно предшественнику своему блаж. Феогносту, избрать себе при жизни достойного преемника. Он призвал к себе преп. игумена Сергия и приказал принести для него золотой крест. «Прости меня, Владыко, сказал с поклоном Сергий, я от юности не носил злата, тем более в старости желаю пребывать в нищете». Тогда святитель объявил богоносному пустыннику, что он, чувствуя немощь старческую, намерен посвятить Сергия в сан епископа и назначить его своим преемником. Не только с глубоким смирением, но даже с живой скорбью, отрекся любитель пустыни от высокого назначения. Долго и настойчиво старался святитель убедить Сергия, но смиренный труженик сказал ему решительно: «Владыко святый! если не хочешь прогнать нищету мою от твоей святыни, не говори о таком тяжком бремени моему недостоинству». Уразумев, что дальнейшие настояния заставят Сергия удалиться в безвестную пустыню, прозорливый святитель отпустил его обратно в монастырь.

Кто может изъяснить это священное состязание двух праведников! По человеческим соображениям, богомудрый Сергий не хотел противиться воле патриарха, назначившего митрополитом Киприана, отягчить тем свою совесть и обречь себя на продолжительные треволнения. Сверх того, по внушению Духа Божия, он мог ясно ведать свое назначение, помня слово апостола: каждому дается особенное явление духа на пользу (1. Кор. 12:7.). «Великий отец наш Сергий, как бы в некоторое вознаграждение православной Церкви за то, что не отдал ей в епископство самого себя, в обилии возращает под сению своею сынов послушания и разума духовнаго, которых потом избрание церковное призывает к епископству».¹²⁷

Между тем великий князь готовил в преемника престарелому святителю своего любимца Михаила (Митяя). Кроме осанистой наружности, этот Михаил отличался обширными познаниями в делах гражданских; много читал он книг и имел крепкую память; беседа его была разнообразна и любопытна. Почему великий князь взял Митяя из Коломны, где был он священником, сделал его своим печатником; потом, согласно со своими видами, убедил его постричься в монашество и в тот же день, как он постригся, сделал его архимандритом в своем Спасском монастыре.¹²⁸ Димитрий усиленно просил св. Алексия, чтобы он благословил Михаила быть преемником митрополии, но святитель отвечал ему: «Михаил еще молод в иночестве. Я не могу благословить его. Пусть будет митрополитом тот, кого изволит Бог и пресвятая Богородица, и изберет патриарх с собором».

Предавая престол митрополии и верное свое стадо в волю Божию, св. митрополит и чудотворец Алексий предал и дух свои Богу, 12 февраля 1378 года, 78 лет от рождения, пробыв на кафедре всероссийской митрополии 24 года. Смиренный первосвятитель повелел положить тело свое вне церкви; но благодарный питомец его Димитрий, с совета епископов, решился отступить от его завещания, и хранение священных останков предоставил той самой обители, которую почивший святитель вверил попечительности великаго князя.¹²⁹

Драгоценными памятниками его учения служит Евангелие, писанное собственной рукою святителя, окружное послание к пастве и послание к нижегородским христианам.

Евангелие святителя Алексия писано им в 1355 году, когда он был в Константинополе и, следовательно, мог иметь в руках лучшие списки подлинника. Евангельский текст у св. Алексия, во многом несходный с прежними славянскими списками, заключает не только исправление ошибок, сделанных писцами, но совершенно новый перевод с подлинника¹³⁰ и отличается буквальною близостью к греческому тексту. «Сей подвиг, но словам современного нам архипастыря, важен, между прочим, потому, что через него святитель, Богом просвещаемый, предварительно обличил неправое мнение людей явившихся после него, которые даже доныне утверждают, будто в священных и церковных книгах, и описку переписчика исправить, и непонятное слово перевода заменить понятным, непозволительно и противно православию: он проверял и исправлял; и потому, очевидно не так рассуждал, как новые ревнители не очень старой старины, а точно так же, как и древле и ныне рассуждает православная Церковь».¹³¹

В окружном послании святитель советует христианам: «Приходите к отцу духовному с покаянием и слезами; отвергните все дела злыя и не возвращайтесь к ним. Истинное покаяние в том, чтобы возненавидеть свои прежние грехи. Оставив все дела свои, без лености собирайтесь на церковную молитву. Не говорите: отпоем себе дома. Как храмина без огня от одного дыма не может нагреться: так и молитва домашняя без церковной. Церковь именуется земным небом. В ней закалается Агнец, Сын и Слово Божие, для очищения грехов всего мира; в ней проповедуется Евангелие царствия Божия и писания св. апостолов; в ней престол славы Божией, невидимо осеняемый херувимами; в ней руками священническими приемлется тело и кровь Божественная и преподаются верным во спасение и очищение души и тела. Имейте знамение Христово в душах ваших. Знак же для овец стада Божия есть приобщение тела и крови Христовой. Вы, дети, как овцы словесного стада, не пропускайте ни одного поста, не возобновив на себе сего знамения; причащайтесь тела и крови Христовой».

В послании к Нижегородской пастве святитель поучает страху Божию и сильно восстает против пьянства. «Корень зла, – говорит он, – поднимающий всякие беззакония – пьянство. Оно губит душу, помрачает зрелище очей, обессиливает тело, сокращает жизнь, погашает в человеке страх Божий, удаляет его от Бога и доводит до нищеты душевной и телесной».¹³²

Ублажая память великаго святителя, истинного отца Церкви и государства, святая Церковь взывает к нему: «Радуйся светило Российской митрополии, свято-прозябший грозд винограда жизни, сопрестольник апостолов, верный хранитель божественных догматов, преблаженный святитель Алексий! Стекаясь с любовью к благодатной раке твоей, славословим Христа Бога нашего, даровавшего нам тебя, угодника Своего, как обильный источник врачеваний, как защиту и утверждение престольному граду Москве и всей земле Русской.¹³³

По преставлении святителя Алексия великий князь настоятельно хотел видеть любимца своего Михаила на кафедре первосвятительской; а Михаил желал, чтобы посвящение было совершено в Москве Русскими епископами, нарочно для того созванными. Никто из них не смел прекословить великому князю, кроме епископа Суздальского св. Дионисия,¹³⁴ который утверждал, что самовольное посвящение митрополита, без благословения патриарха, будет противно правилам Церковным. Голос святителя, уважаемого за добродетельную жизнь, друга преп. Сергия Радонежского, был принят Димитрием. Михаил уже считал себя первосвятителем, позволял себе украшаться святительской мантиею и белым клобуком и употреблять жезл архиерейский, перешел жить на митрополичий двор и заведовал всеми судами и сборами церковными. Теперь он был вынужден искать посвящения в Царьграде, и отправляясь туда грозил мщением не только Дионисию, но и Сергию, котораго считал врагом своим.¹³⁵ Но блаж. игумен, услышав об угрозах честолюбца, спокойно сказал ученикам своим: «Михаил не получит желаемого и Царьграда не увидит». Предсказание праведника сбылось: Михаил умер на пути в Царьград.

В это время великий князь был занят другими заботами: ему предстояла ожесточенная борьба с Татарами не только за целость, но и за существование Русского государства.

Мамай давно уже злобился па Димитрия, который отказывал ему в послушании (как мы видели выше), и осмеливался обнажать мечь против Татар.¹³⁶ Как истинный властелин орды, Мамай приготовился к страшному нашествию на Русскую землю. Кроме несметных полчищ Монгольских, он вел с собою наемные войска и вступил в тесный союз с Ягайлом Литовским,¹³⁷ который условился действовать с ним заодно. К ним пристал внутренний изменник, Олег Рязанский, в надежде распространить свои владения при уничтожении Московской державы.

Великий князь с своей стороны изготовился к обороне; с ним соединились все князья удельные со своими дружинами. Составилось ополчение, какого не видала земля Русская, даже в самыя счастливые времена своей целости и независимости: более 150,000 всадников и пеших, стояло под Москвою, на Девичьем поле, где Димитрий обозревал войско. Признавая в богоносном игумене Троицком силу веры и дар пророчества, достойный воспитанник св. Алексия пришел к преп. Сергию и спрашивал его: идти ли ему против сильного и грозного врага? Преподобный, совершив молитву, благословил великаго князя и сказал ему: «Тебе, государь, должно попещись о врученном тебе христоименитом стаде; Бог правды дарует тебе победу и сохранить тебя для вечной славы, а многим из сподвижников твоих готовы венцы мученические». Он отпустил с Димитрием двух своих иноков Александра Пересвета и Андрея Ослябю, которые были облечены в схиму и горели желанием пролить кровь свою за веру христианскую.

Выступив против врагов, великий князь отважно перешел Дон, чтобы предупредить соединение Мамая с Ягайлом; здесь получил он от преп. Сергия просфору и послание, в котором было писано: «Иди, иди смело, князь, надейся на помощь Божию». Эти слова одушевили мужеством Димитрия и все войско русское. На берегах р. Непрядвы, на обширном поле Куликовом, произошла знаменитая кровопролитная битва, 8 сентября 1380 г. Мамай, не успев соединиться с Ягайлом,¹³⁸ был разбит и обратился в бегство. Преп. Сергий, во время битвы, стоя с учениками своими на молитве, говорил об успешном ходе сражения и о решительной победе над врагами; он даже наименовал павших на поле брани и принес за них молитву. В числе их были оба инока, посланные Сергием на войну. Один из них, Пересвет, мужественно вступил в бой с татарским великаном и богатырем, Темир-Мурзою: они ударили друг друга копьями и оба пали мертвыми с коней.¹³⁹

Великий князь, возвратясь с победою, благодарил богомудрого Сергия за советы и молитву и с восторгом восхвалял милость Божию. Вся Русская земля ликовала, в первый раз после порабощения одержав победу над неверными. Благодарные современники единогласно прозвали Димитрия Донским, двоюродного брата его, Серпуховского князя Владимира Андреевича, одного из главных виновников счастливой победы, храбрым, а самую битву Мамаевым побоищем. Эта достославная битва еще не освободила Русской земли от постыдного ига, даже не прекратила варварских нашествий,¹⁴⁰ но доказала возрождение сил Руси и явилась зарей ее свободы и независимости.

Молитвенное участие в поражении Мамая не было последним опытом любви к отечеству в жизни дивного пустынника. В 1385 году, преп. Сергий ходил в Рязань, чтобы примирить великаго князя с коварным Олегом. Богомудрый игумен умел смягчить сердце вероломного князя и он заключил с Димитрием искренний союз, скрепленный потом и родственной связью.¹⁴¹

Любовь и вера Донского героя к основателю Лавры Троицкой была так велика, что он имел преп. Сергия восприемником детей своих от святой купели и свидетелем при своем духовном завещании.¹⁴²

Великий князь Димитрий Донской скончался в 1389 году, после краткой болезни, едва достигнув сорокалетнего возраста. По словам летописца, невозможно описать скорби народной о смерти любимого государя, которого современники называли «орлом высокопарным». Долго не умолкали стенания и вопли. Кроткий и незлобивый как младенец, но твердый в делах правления, мужественный в битвах, смиренный в счастье, терпеливый в бедствиях, чистый и целомудренный, добрый отец семейства, Димитрий был достойным питомцем великаго святителя Алексия: он ежедневно ходил в церковь, часто приступал к св. Тайнам и носил власяницу на голом теле, но не пожелал, по примеру предков, принять перед смертью иноческого пострижения.¹⁴³ Престол великаго княжения наследовал старший сын его, 17-летний

Василий.

Между тем богоносный Сергий, подвизаясь в пустыне своей, возрастал духом и восходил от силы в силу. Мы не можем описать здесь бесчисленных знамений, в которых разнообразно являлась дарованная Сергию благодать Господня. Но не должны умолчать об одном чудесном видении, которое не только преисполнило небесной радостью самого дивного подвижника, но сохранилось вечным залогом благоволения Божия к обители Сергиевой. Однажды, в глубокую ночь, Сергий пел акафист перед иконой Богоматери и молил Царицу небесную, да призрит на избранное им место. Окончив правило, он сел отдохнуть; но вдруг сказал ученику своему Михею: «Бодрствуй, чадо, мы будем иметь чудное посещение». Едва сказал он эти слова, как услышан был голос: «Пречистая грядет»! Преподобный поспешил из кельи в сени и там осиял его великий свет ярче солнечного. Он узрел Богоматерь, сопровождаемую апостолами Петром и Иоанном. Сергий пал на землю. Преблагая Матерь коснулась его и сказала: «Не бойся избранник Мой, молитва твоя о учениках твоих и о месте сем услышана; при тебе и после тебя Я неотступна буду от обители твоей и буду покрывать ее». Когда видение кончилось и преп. Сергий пришел в себя, он нашел ученика своего полумертвым от страха и поднял его. «Скажи, отче, – спрашивал блаж. Михей, – что за чудное видение? Душа моя едва не разрешилась от тела». Но Сергий не мог еще говорить от сильных движений духа; только лице его цвело и сияло радостью.¹⁴⁴

Наконец приблизилось время богоносному Сергию перейти к нескончаемому Божественному видению. Предвидя приближение кончины, преп. игумен поручил обитель управлению ученика своего Никона, а сам вступил в совершенное безмолвие. В сентябре он почувствовал предсмертный недуг, призвал сподвижников своих и дал им последние наставления. Перед самым исходом души, праведник принял св. Тайны Христовы и предал чистую душу свою Господу, 25 сентября 1392 года, на 78 году жизни. В минуту разрешения души от тела, небесное благоухание разлилось в келье, и лик богоносного старца сиял дивным светом и чистотою. Св. мощи были преданы земле близ деревянной церкви, построенной первоначальником Троицкой обители.

Преподобный и богоносный отец наш Сергий, игумен Радонежский, чудотворец, не только великий светильник благодати, но и особенный избранник Божий для распространения иноческой жизни: он отец монашества средней северной Руси; последующие судьбы основанной им Лавры показывают в нем дивного заступника земной отчизны его. «Благодарение Богу, – скажем с блаж. Епифанием,¹⁴⁵– что он даровал нам такого богоугодного старца, святого и преподобного Сергия».

«От юности ты принял Христа в душу твою, преподобный, и более всего желал уклониться от шума мирского, мужественно поселялся в пустыне, и в ней возрастил чада послушания, плоды смирения. Всех, приходящих к тебе с верою, ты просвещаешь чудесами и всем обильно подаешь исцеления. Подвижник добродетелей, истинный воин Бога-Христа, ты много подвизался против страстей в жизни временной, был образцом для учеников своих в молитвах, посте и бдении; а потому и вселился в тебя пресвятой Дух, светло украсив тебя Своими дарами. Предстоя престолу святой

Троицы, поминай стадо, которое ты мудро собрал, и не забудь посещать, по обещанию, чад твоих, Сергий, преподобный отец наш».¹⁴⁶

Видение преп. Сергия об учениках его.– Преп. Никон Радонежский. – Обители иноческие, основанные преп. Сергием. – Ученики его, основатели монастырей: Роман Киржачский, Андроник и Савва Московские, Феодор и Павел Борисоглебские, Феодор Симоновский (после архиепископ Ростовский), Мефодий Пешношский, Афанасий Серпуховский, Савва Стромынский, Григорий Голутвинский, Никита Высоцкий, Ферапонт Боровенский, Аврамий Чухломский, Савва Дубенский и Сторожевский, Ксенофонт Тутанский, Иаков Железноборский, Афанасий и Феодосий Череповские, Пахомий Нерехотский, Никита Костромские Сильвестр Обнорский, Павел Обнорский, Сергий Муромский, Кирилл Белозерский, Ферапонт Можайский.

Однажды, в глубокий вечер, во время молитвы, великий чудотворец Сергий услышал голос, звавший его по имени. Сотворив молитву, он открыл окно и увидел необыкновенный свет с неба. «Сергий! –говорил голос – Господь услышал молитву твою о чадах твоих»! Чудотворец увидел множество прекрасных птиц. Небесный голос продолжал: «Так умножится число учеников твоих и после тебя не оскудеют последующие стопам твоим». Сергий в удивлении и радости позвал к себе ученика своего Симона, и тот успел еще видеть некоторые остатки явления.

Эти прекрасные птицы, порхавшие в обители Сергиевой и вокруг ея, изображали собою достойных учеников великаго наставника. Одни из них до гроба оставались в обители отца своего; другие были основателями монастырей вокруг престольного града, послуживших образцом благочестия для живущих в шуме мирской жизни; наконец, третьи удалились в непроходимые дебри севера и оттуда светили миру дивными подвигами и распространяли веру Христову между полудиким населением.

В числе учеников препод. Сергия первое место принадлежит тому, которого сам великий отец иноков назначил своим преемником. Преп. Никон, уроженец Юрьева-Поволгского, еще в ранней юности слышал о подвигах Сергия и пришел к нему. Но Сергий, вероятно, находя неудобным присоединить к собору опытных старцев юношу, который мог нуждаться в отдельном руководстве, не принял в свою лавру своего будущего преемника, и отослал его в Серпуховский Высоцкий монастырь к ученику своему Афанасию.

Никон пробыл там не более двух лет,¹⁴⁷ много успел в иноческих добродетелях и

удостоен священства. После того преп. Сергий, видя успехи Никона в духовной жизни, принял его в свою обитель и велел ему жить в своей келье. Здесь будущий игумен Сергиевой обители нашел для себя «высшее училище духовнаго любомудрия в беседе богомудрого Сергия, и новое поощрение к подвигам и добродетелям в близком его примере, и ограждение от искушений в его прозорливом руководстве, и подкрепление против немощи в его сильной молитве, и райское утешение в общении сей молитвы. Любящее сердце Сергия было для Никона отверстой дверью, отколе исходил к чему благодатный свет и мир; верное сердце Никона к Сергию было также отверстой дверью для открытия помыслов и душевных движений, дабы никакая мгла сомнения или смущения не уменьшала чистоты совести. Так почил на Никоне дух Сергия, который сперва возложил на него часть своих попечений о братии под своим смотрением, а наконец, за шесть месяцев до своего преставления, совершенно передал ему начальство над своей лаврою».¹⁴⁸

Приняв на себя настоятельство (в 1392 году), преп. Никон выполнял с точностью все заповеди богоносного своего наставника и разделял труды с братией. Само имя Никона пользовалось всеобщим уважением, как нечто священное,¹⁴⁹ но слава человеческая тяготила смиренного подвижника; он испросил себе у братии увольнение от игуменства и провел шесть лет в безмолвии. Когда же избранный на место его игумен отказался от начальства, преп. Никон неотступными просьбами братии снова

принужден был принять на себя настоятельские заботы, но с условием, чтобы отделять себе из каждого дня некоторую часть для безмолвного богомыслия и слезной молитвы.

Пустынная жизнь в обители Сергиевой текла тихо и богоугодно. Но святому месту неожиданно грозило разрушение. В 1408 году слух приближающегося нашествия неверных поколебал страхом всю землю Русскую. Преп. Никон молил Господа о защите и призывал на помощь чудотворца Сергия, дабы не погибли плоды многолетних, благословенных трудов его. Однажды, после долгой ночной молитвы, он присел для отдыха и задремал. Внезапно явились ему святители Петр и Алексий и с ними богоносный Сергий. «Так угодно судьбам Божиим, – сказал Сергий, – чтобы нашествие иноплеменников коснулось и сего места. Но ты, чадо, не скорби и не смущайся: искушение будет не продолжительно, и обитель моя не запустеет, но после распространится еще более». После того явившиеся изрекли Никону мир и исчезли с глаз его.

Вскоре за предвещанием последовало событие. Татарский военачальник Эдигей, недовольный тем, что великий князь Василий Дмитриевич не помогал хану в походе против Литвы, устремился с полчищами ханскими прямо к Москве. При этой страшной вести, великий князь, не имея готового сильного войска, удалился с семейством в Кострому. Он надеялся на крепость стен кремлевских, на суровость зимы. (Это было в конце ноября 1408). Защитником Москвы остался дядя великого князя, князь Владимир Андреевич Храбрый, украшенный сединою честной старости и славною памятью Куликовской битвы; он ободрял народ своим величественным спокойствием в опасности, но принужден был выжечь посады, чтобы не подпустить врагов слишком близко к стенам Кремлевским. Эдигей, обложив Москву, напрасно ждал к себе князя Тверского со стенобитными орудиями¹⁵⁰ и не предпринимал ничего против столицы, опасаясь действия кремлевских пушек. Не смотря на недостаток

нужных для приступа снарядов, он хотел зимовать в Коломенском, чтобы взять Москву голодом, а между тем отряды Татар рассыпались по областям великаго княжения, сожгли и разорили их, ограбили церкви и монастыри. Тогда, в числе прочих, опустошена и сожжена обитель великаго чудотворца Сергия.

Только три недели продолжалась осада Москвы: Эдигей получил от хана Булата известие о внутренних смутах в Орде и должен был поспешить в свои степи, взяв выкуп с жителей Московских. Великий князь воротился в столицу и с любовью обнял храброго дядю.¹⁵¹

Тогда и преп. Никон возвратился на пепелище обители, из которой успел удалиться заблаговременно и притом спасти некоторые святыни: утварь преп. Сергия и книги. Блаженный игумен снова устроил обитель на прежнем месте с деревянным храмом св. Троицы.

«Друг молчания, делатель бдения, образец целомудрия, неистощимое сокровище молитвы»¹⁵² преп. Никон занимался преимущественно богослужением, келейной молитвой и чтением книг.¹⁵³

Радостным венцем и сладостной наградой терпения и подвигов преп. Никона было явление и прославление цельбоносных мощей чудотворца Сергия.

Когда исполнилось 30 лет по преставлении преп. Сергия, Бог благоволил явить миру сокровище святыни. Преп. Никон, приступая к созданию каменного храма, в присутствии князя Звенигородского и Галичского, Юрия Дмитриевича, изнес из земли мощи отца своего, 5 июля 1422 года. При открытии гроба разлилось благоухание необыкновенное. И не только тело чудотворца оказалось нетленным, самыя одежды его были невредимы, хотя с обеих сторон  гроба стояла вода. Мощи на время поставлены были в деревянном храме. Каменный храм, как место покоя великаго Сергия,¹⁵⁴ созидался и украшался с благоговейной любовью и с усердными молитвами. Он и теперь, не потрясаемый веками, освящает молящихся, и руки нечестивых врагов доныне не прикасались к нему. Святые мощи преп. Сергия перенесены в новый храм при самом его освящении.

Вскоре после того преп. Никон почувствовал близость кончины. Уже на одре болезни призвал он братию и дал последнее наставление. В предсмертном изнеможении он сказал: «Отнесите меня в светлую храмину, уготованную мне молитвами отца моего», и скончался 17 ноября 1428 года. Мощи его были преданы земле подле храма, в котором почивали уже открыто обретенные им мощи великаго чудотворца Сергия.¹⁵⁵

Несколько обителей иноческих основаны самим преп. Сергием или учениками его, с благословения великаго учителя, прежде блаженной его кончины.

Так, когда преп. Сергий удалился из своей обители, чтобы избегнуть тревоги и несогласия, он поселился в лесу близь реки Киржачи, на прекрасном высоком месте и основал малый монастырь с церковью Благовещения Богородицы. Вскоре после того, возвращаясь, по воле святителя Алексия, в свой монастырь, преп. Сергий поручил ученику своему Роману окончить устроение новой пустынной обители и быть в ней наставником иноков. Блаж. Роман исполнил заповедь отца своего: устроил Благовещенский монастырь и был образцом подвижнической жизни для своей братии. Он преставился 29 июля 1392 года.¹⁵⁶

В предыдущей главе мы упоминали об основании в 1361 году св. митрополитом Алексием Спасского монастыря на берегу р. Яузы, под Москвою. Первым игуменом этой обители был Андроник один из любимых учеников великаго аввы Сергия, уроженец Ростовский, отличавшийся, при строгом постничестве, кротостью и глубоким смирением. Вскоре по устроении обители, отец и наставник монашествующих, Сергий, приходил посмотреть на труд ученика своего и благословить новое место подвигов иноческих.¹⁵⁷ Преставление преп. Андроника по всей вероятности относится к первым годам XV* века.¹⁵⁸ Преемником его был ученик его преп. Савва, a третьим игуменом – Александр, ученик Саввы и самого Андроника. Он построил в обители своей прекрасную каменную церковь.

Вскоре после построения, храм Спасов расписан был лучшими иконописцами того времени, Андрониковскими иеромонахами: старцами Даниилом Черным и учеником его Андреем Рублевым. Они поступили в сию обитель еще при преп. Андронике и отличались такою ревностью к посту и иноческим подвигам, что удостоились божественной благодати; они столько возвысились в святой любви к Богу, что ни-

когда не занимались земным, но всегда ум и мысли свои возносили к невещественному и божественному свету, а чувственное око всегда возводили к написанным вещественными красками ликам Владыки Христа, Пречистой Матери Его и всех святых. В сам праздник светлого воскресения Христова они, сидя на скамейках и имея перед собою честные иконы, смотрели на них неуклонно и исполнялись святою радостью и светом. Так поступали они и в другое время, когда не занимались писанием икон.¹⁵⁹ Последние труды их, уже в глубокой старости, посвящены были расписанию двух соборов: Троицкого, в Сергиевой лавре, и Спасского, в своем монастыре. Вскоре Господь за благоговейное украшение св. храмов воззвал их обоих созерцать славу небесных обителей и лики праведников на небе. Блаженный Андрей предварил своей кончиной наставника своего Даниила; спустя немного времени Даниил стал приближаться к смерти; перед самым проставлением он увидел возлюбленнаго ему Андрея, в радости призывающего его к себе.¹⁶⁰

Вскоре по основании Андроникова монастыря в Москве, когда преп. Сергий в 1363 году приходил на родину для примирения Ростовских князей с великим князем, два пустынножителя, Феодор и Павел, просили у богоносного старца благословения для устройства обители и указания места. Первый из них пришел из Новгородской стороны в Черный лес на реке Устье, построил себе из хвороста хижину, а при большой дороге, из Белозерска в Москву, повесил на дереве кузовок, чтобы принимать от проходящих милостыню для своего пропитания. Он жил как птица небесная без забот о земном, проводя время в молитвах. Спустя три года пришел к нему Павел и оба старца вместе обратились к великому отцу пустынножителей, бывшему тогда в Ростове. Сергий избрал прекрасное местоположение на берегу реки Устьи, в 15 верстах от города и сказал пустынникам: «Призрит Бог и Пресвятая Богородица на место сие». Ободренные этими словами, а потом и явлением св. Бориса и Глеба, Феодор и Павел построили монастырь Борисоглебский. Игумен Феодор, после недолгого настоятельства, поручил обитель сотруднику своему Павлу, а сам удалился сначала на берег Кубенского озера, а потом на устье р. Ковжи, где основал новый монастырь.¹⁶¹ Предузнав кончину свою, блаж. старец возвратился в Борисоглебскую обитель, где и преставился 22 октября 1410 года. Вскоре после него скончался и преп. Павел.¹⁶²

В 1365 году, возвращаясь из Нижнего-Новгорода в Москву, преп. Сергий положил основание Георгиевской пустыни, в Гороховском округе, на реке Клязьме.¹⁶³

В числе учеников преп. Сергия находился родной племянник его, сын брата его Стефана, Феодор (в мире Иоанн). Он приведен отцом на 13-м году в пустыню Сергия и тогда же пострижен в монашество. Под непосредственным руководством игумена – дяди, юный инок возрастал в чистоте и святости, недоступный соблазнам грешного мира. В душе его не было ничего сокровенного для отца и наставника; он открывал ему грехи свои и помыслы тревожные и днем и ночью. Удостоившись священства в обители Сергиевой, Феодор почувствовал желание основать новый общежительный монастырь. Св. Сергий, видя твердость и неизменяемость этого помысла в продолжении многого времени, признал его делом Божиим и согласился отпустить Феодора и с ним несколько братий, чтобы они избрали место для новой обители. Им понравилось место близь р. Москвы, по имени Симоново. Сергий сам приходил осмотреть это место, одобрил и благословил. Тогда Феодор, с разрешения

святителя Алексия, поставил церковь Рождества Богородицы и основал общежительный монастырь, известный доныне под именем Симонова.¹⁶⁴ Отличаясь не только привлекательной наружностью, но и добродетелями иноческими и обширным умом, новый игумен приобрел себе всеобщее уважение. Великий князь Дмитрий Донской избрал его духовником своим и часто поручал ему дела церковные. Так в 1381 году Димитрий посылал Феодора в Киев, чтобы пригласить в Москву митрополита Киприана, а в 1383 г. отправлял его с поручениями в Царьград к патриарху Нилу, который, беседуя с Феодором, весьма полюбил его, посвятил в сан архимандрита и возвел монастырь его на степень патриаршей ставропигии. Наконец, в 1388 году, преп. Феодор снова путешествовал в Царьград с поручением великаго князя, который писал, что желает видеть его на святительской кафедре. Патриарх рукоположил Феодора в сан архиепископа в Ростов, где до того времени были епископы; но утомленный трудами, понесенными для всем Русской Церкви во время долгих и опасных путешествий, блаженный святитель недолго правил Ростовской церковью:¹⁶⁵ он преставился 28 ноября 1394 года.¹⁶⁶

Другой ученик, «спостник и собеседник великаго Сергия»,¹⁶⁷ преп. Мефодий, проведший несколько лет под руководством великого наставника иноческой жизни, в 1361 году удалился, по благословению его, искать безмолвия. За р. Яхромою, в дубовом лесу, на месте окруженном болотами и лесами, он поставил себе келью и жил в совершенном уединении. Но вскоре подвижническая жизнь его сделалась известной и начала собирать к нему ревнителей пустынножительства. Преп. Сергий, посетив любимого ученика, дал ему совет построить обитель и храм на другом, более сухом и обширном месте, и благословил то самое, где ныне стоит обитель.¹⁶⁸ Преп. Мефодий сам трудился при построении храма во имя чудотворца Николая, пеш нося деревья через речку.¹⁶⁹ Обитель Мефодиева была и остается обителью трудолюбия; основатель ее был первым между братией по неутомимым подвигам труда, поста, молитв и нищелюбия. Иногда, как любитель безмолвия, он удалялся для молитвы за 2 версты от обители. Сюда же приходил к нему для духовной беседы богоносный Сергий.¹⁷⁰ Блаженный игумен Мефодий переселился в вечную жизнь 14 июня 1392 года.¹⁷¹

По просьбе Серпуховского князя Владимира Андреевича Храброго, преп. Сергий в 1378 году ходил в Серпухов, основал там монастырь в честь Зачатия Богородицы и дал этой новой обители первого игумена, ученика своего Афанасия который был сыном священника из Обонежской пятины и, слыша о пустынных подвигах игумена Радонежского, пришел к нему из отдаленного края и принял пострижение в Троицкой обители.

С помощью благочестивого князя, новый игумен Афанасий построил в новом городе Серпухове храм и кельи монастыря, прозванного Высоцким по высокому берегу р. Нары, на котором он стоит вблизи р. Оки, в версте от города. Скоро собрались к нему ученики: первым из них был преп. Никон, будущий игумен Лавры Сергиевой, присланный сюда самим Сергием, а вторым – Амос, сын знатных родителей, из Ярославской области, который при пострижении назван Афанасием. Блажен. игумен ревностно заботился о душевной пользе учеников своих, советовал им остерегаться праздности и как можно чаще заниматься чтением книг.¹⁷² Преп. Афанасий

был другом св. митрополита Киприана, и когда Киприан, по неудовольствию великаго князя Димитрия, вынужден был удалиться из Москвы в Киев и потом в Царьград, Афанасий, оставив игуменство, добровольно последовал за ним в изгнание. В Царьграде, в Предтеченской обители, старец купил себе келью и жил с несколькими учениками, занимаясь то молитвой, то списыванием книг,¹⁷³ то делами благотворения. Святитель Киприан, возвращаясь в Москву, по приглашению преемника Дмитриева, сильно упрашивал Афанасия возвратиться с ним вместе и обещал ему почести. Но смиренный старец отказался. «Келья моя дороже мне всех почестей», сказал он. Святитель отвечал ему: «О, ум рассудительный! о взор светлый! возлюбил ты горькое и скорбное, зная, что, по слову пророка, эта горечь слаще меда. Дивлюсь твоему подвижническому житию, скорблю, что и я не могу наслаждаться им». Таким образом блаж. Афанасий остался в Константинополе, но и там трудился для блага Церкви Русской.¹⁷⁴ Там он и почил в глубокой старости в первых годах XV века.¹⁷⁵

Между тем основанная им обитель находилась под управлением ученика его Афанасия, который вел жизнь богоугодную и скончался 12 сентября 1395 года.¹⁷⁶

По желанию великаго князя Димитрия Донского, богомудрый Сергий основал в 1378 году¹⁷⁷ монастырь Дубенский на Стромыни, с церковью Успения Богородицы, в 30 верстах на юго-восток от Троицкой Лавры, при речке Дубенке, впадающей в реку Дубну, и поставил игуменом ученика своего Леонтия. Вторым игуменом в той же обители был преп. Савва Стромынский, по благословению преп. Сергия.¹⁷⁸

В 1380 году, также по желанию Донского, в благодарность Богу за победу над Мамаем, основан преп. Сергием другой монастырь, Дубенский на острове, также с Успенской церковью, к северо-западу в 40 верстах от лавры Сергиевой, при другой речке Дубенке.¹⁷⁹ Здесь первым игуменом был преп. Савва, впоследствии игумен  Лавры и основатель Сторожевского монастыря, близь Звенигорода.

В 1385 году великий отец пустынножителей Сергий основал, по желанию великаго князя Димитрия, Голутвин монастырь близь Коломны при впадении реки Москвы в Оку¹⁸⁰ с церковью Богоявления Господня. Здесь он поставил игуменом ученика своего блаж. Григория.¹⁸¹

Во все эти места преп. Сергий сам ходил, по обычаю, пешком, чтоб избрать место и положить начало обители. Средства как для построения, так и для содержания этих трех монастырей даны были великим князем.

Еще при жизни чудотворца Сергия ученик его блаженный Никита положил основание Покровскому Высокому монастырю на восточной оконечности города Боровска, на берегу реки Протвы.¹⁸²

Другой ученик Сергия преп. Ферапонт, с иконой Успения Богородицы, данной ему в благословение от дивного наставника, удалился в густые леса Мосальской округи и там соорудил Успенскую Боровенскую обитель.¹⁸³

Преп. Аврамий, возлюбивши Господа с молодых лет, усердный послушник в обители Сергиевой, был удостоен сана священства и пожелал подвизаться в безмолвии. Испросив благословение великаго наставника, он удалился в страну Галичскую на берег озера. Здесь, стоя на молитве под горою, он увидел на горе сияющую икону Богородицы с Предвечным Младенцем. На месте явления иконы пустынник, при пособии местного удельного князя, устроил храм и обитель в честь Успения Богоматери.¹⁸⁴ Обитель процвела и сделалась многолюдною; преп. Аврамий назначил ей настоятеля – ученика своего Порфирия, а сам удалился в пустыню, за 30 верст далее, где по желанию учеников основал новый монастырь в честь Положения пояса Богоматери. Потом он перешел на реку Вочу и благословил ученикам своим поставить храм в честь Собора Богоматери и третью обитель. Наконец неутомимый просветитель дикого края нашел себе лучшее место, в 13 верстах от Вочского монастыря, под горой, на которой был «Чудский Городок» – гнездо старого чудского суеверия; здесь нужно было много света и силы небесной, чтобы рассеять остававшийся мрак язычества. Когда собрались сюда ревнители духовной жизни, Аврамий основал на Чудском Городке храм в честь Покрова Богоматери; сам на старческих плечах своих носил землю для укрепления крутого берега и ревностно трудился вместе с учениками при устроении обители. Велико было значение основателя четырех монастырей в чудской стороне! Он сам жил уединенно под горою; но сюда приходили к нему ученики для исповедания помыслов своих; сюда же приходили и окрестные жители и получали полезные наставления. Чухломская сторона чтит его как своего просветителя. Преп. Аврамий , прозываемый также Чухломским и Городецким, почил 20 июля 1375 года.¹⁸⁵

По блаженной кончине чудотворца Сергия, многие из чад его разлетелись, как птицы небесныя, по разным краям Русской земли и свили себе священные гнезда – обители иноческие.

Преп. Савва, о котором мы говорили выше по случаю основания Дубенского монастыря на острове, научившись с молодых лет от блаженнаго наставника своего послушанию, смирению, чистоте мыслей и слезной молитве, желал уединения, но не долго насладился им на пустынном острове Дубенском: по удалении преп. Никона в безмолвие, смиренный подвижник Савва принужден был неотступными просьбами братий принять на себя управление обителью Сергиевой.¹⁸⁶

Спустя несколько времени духовный сын преподобного Саввы и крестник преп. Сергия, Звенигородский князь Юрий Дмитриевич, брат великого князя Василия, желая устроить монастырь в уделе своем, умолил духовника своего принять на себя это святое дело. Преп. Савве полюбилось место близь Звенигорода на горе Сторожевской.¹⁸⁷ Он принес с собою икону Богородицы, поставил себе хижину на уединенной горе и близь нее небольшой деревянный храм в честь Богоматери.

Скоро слух о святой жизни нового подвижника Звенигородского привлек к нему многих искавших безмолвия. Преп. Савва с любовью принимал приходивших к нему и завел общежитие в новом монастыре, щедро одаренном селами и угодьями от местного удельного князя. Прекрасный белокаменный храм Рождества Богородицы в Сторожевской обители остается поныне памятником трудов преп. Саввы и благотворительности князя Юрия.¹⁸⁸ Блаж. основатель обители, не смотря на богатые пособия духовнаго сына, не переставал сам трудиться: он вырыл своими руками колодезь под горой, который поныне доставляет прекрасную воду, а для безмолвных подвигов выкопал себе пещерную келью в овраге, в версте от монастыря. Преп. Савва достиг глубокой старости и предал Богу праведную свою душу 3 декабря 1407 года. Мощи его погребены были на паперти созданного им храма.¹⁸⁹

Другие ученики великаго Сергия пошли далее от Москвы в пределы Тверские, Новгородские и Костромские. Так блаженный Ксенофонт основал Тутанский монастырь в Тверском уезде.¹⁹⁰ Преподобный Иаков Железноборский, из рода Галичских дворян Амосовых, поселился в 1392 году в 30 верстах от Галича, в глухом лесу у железных рудников, в уединенной хижине, на берегу речки Тепзы. Пришедши случайно в Москву, он своими молитвами возвратил к жизни супругу великаго князя Василия Дмитриевича, которая страдала трудными родами и была при смерти. Когда великий князь послал просить молитвы отшельника о больной, старец отвечал: «Молись Богу и пречистой Матери Его; о княгине не скорби, будет здорова и в нынешний же вечер родит сына, наследника тебе». София Витовтовна благополучно родила сына Василия, а благодарный супруг ее дал щедрое пособие на устройство Железноборской обители. Преп. Иаков преставился в глубокой старости 11 апреля 1442 года.¹⁹¹

Отшельники –Афанасий, по прозванию Железный посох, и Феодосий поселились в новгородском краю на Череповском Урочище, в весьма красивой местности, при впадении речки Ягорбы в реку Шексну, среди непроходимых дремучих лесов. Там поставили они церковь в честь св. Троицы и устроили монастырь. Житие их неизвестно.¹⁹²

Если верить сохранившимся памятникам старины, то к числу учеников преп. Сергия, основавших новые монастыри, должно отнести преп. Пахомия Нерехотского чудотворца¹⁹³ и блажен. Никиту Костромского.¹⁹⁴

Небесныя птицы из дивного гнезда Сергиева залетели и в дикие дубравы Вологодские, па живописные берега реки Обноры, и в непроходимые тундры Белозерского края.

Прежде других учеников преп. Сергия пришел на берега Обноры преп. Сильвестр.¹⁹⁵ Он остановился в глухом лесу, водрузил крест, поставил себе келью, «подвизался подвигом добрым и изнурил свое многострадальное тело».¹⁹⁶Долго окрестные жители, не знали о пребывании отшельника в лесу; но один из них, сбившись с дороги, увидел пустынника, одетого в рубище, который изумлен был появлением человека близь своей кельи и рассказал путнику, что он давно уже живет в пустыне, питается травами и кореньями и не желает, чтобы знали о нем люди. Вскоре потом пришлец нарочно посетил подвижника и принес запас хлеба, а вслед за ним начали приходить многие за благословением и духовными советами. Некоторые пожелали жить в пустыне и с благословения преп. Сильвестра поставили себе кельи. Таким образом устроился монастырь с деревянным храмом Воскресения Христова. Многолюдное стечение богомольцев, знатных и простых, побудило любителя пустыни искать себе по временам уединения в дремучем лесу.¹⁹⁷ Преп. Сильвестр преставился 25 апреля 1379 года; мощи его почивают под спудом в Воскресенской церкви¹⁹⁸ и прославлены многими чудотворениями в XVII веке, а в наше время, с половины 1860 года, исцеления от гроба его потекли обильной, неистощимой струей и текут до ныне.¹⁹⁹

Вскоре по кончине блажен. Сильвестра возсияло в Обнорской стороне новое пустынное светило. Преп. Павел, уроженец Московский, сын благородных родителей, в ранней юности сделался учеником великаго наставника Сергия. Он трудился несколько лет с безответным послушанием в обители Троицкой, потом провел 15 лет в отшельнической келье, в лесу под надзором богоносного Сергия, и жил в нескольких монастырях.²⁰⁰ Но сердце любителя пустыни жаждало совершенного безмолвия: переходя с одного места на другое, наконец остановился он в лесу Комельском, над речкой Грядовицей, и избрал себе жилищем дупло старой липы. В нем дивный Павел прожил три года, славя Бога вместе с пернатыми; они лишь одни вторили пению отшельника в дебрях безлюдных, куда не проникал до него голос человеческий. Здесь пустынник непрестанно молился Господу, питался травой и кореньями и в безмолвии очищал ум духовным созерцанием.²⁰¹

По особенному внушению Божию, преп. Павел, оставив дупло свое, перешел па реку Нурму, впадающую в реку Обнору, и полюбив место сказал: «Здесь покой мои, здесь вселюся»! Построил себе хижину, почти такую же тесную как и оставленное им дупло, и проводил дни свои в бдении и молитве. Пять дней в неделю оставался он вовсе без нищи и пития; только в субботу и воскресенье вкушал немного хлеба и воды. При нем поселилось несколько ревнителей благочестия, но еще не было обители иноческой. Однажды в светлую ночь Пасхи, преп. Павел услышал в пустыне своей звон колоколов и увидел свет на том месте, где после поставлена им церковь св. Троицы.

Между тем на тех же пустынных берегах Нурмы, в 4 верстах от пустыни Павловой, подвизался другой отшельник, преп. Сергий Нуромский, постриженик Афонский. Он пришел с востока в пределы Московские искать просвещения духовного от Радонежского светила. Успев в духовной жизни, Святогорский Сергий, с благословения Русского Сергия, водворился в этой пустыни еще тогда, когда отшельник Павел обитал в дупле липы, как птица обретшая себе храмину, и горлица – гнездо свое (Пс. 83: 4.). Два раза нападали на Сергия разбойники: в первый раз они избили пустынника до полусмерти, но во второй раз были прогнаны силой его молитвы. Когда к блаж. Сергию собралось до 40 подвижников, он поставил деревянный храм Преображения Господня и устроил общежительную обитель.

Услышав о подвигах Павла, Сергий пошел к нему и увидел в лесу, что стая птиц вилась около чудного отшельника; мелкие пташки сидели на голове и на плечах старца, и он кормил их из рук. Тут же стоял медведь, ожидая себе пищи от пустынника; лисицы, зайцы и другие звери бегали вокруг, не враждуя между собою и не боясь медведя. Вот жизнь невинного Адама в Эдеме, владычество человека над тварью, которая вместе с нами стенает от нашего падения и жаждет освободиться в свободу славы чад Божиих! (Рим. 8: 21–22.).

С духовной радостью узнали друг друга два великие подвижника. Павел избрал себе духовным отцем Сергия, облеченного в сан пресвитерский еще на святой горе Афонской, и открывал ему все свои помыслы. При частых взаимных посещениях²⁰² Сергий посоветовал Павлу устроить монастырь на том месте, которое было указано ему в видении. Старцы расстались во временной жизни для свидания в вечной: Сергий стал готовиться к отшествию в небесную обитель, а Павел пошел в Москву, чтоб испросить благословение на основание монастыря.²⁰³

Возвратясь в свою пустыню, преп. Павел не нашел уже в живых своего собеседника и духовнаго отца: преп. Сергии Нуромский предал Богу чистую свою душу 7 октября 1413 года.²⁰⁴ Построив деревянный храм св. Троицы, преп. Павел учредил общежительную обитель и строго наблюдал, чтобы все в монастыре исполнялось по преданию отцов, чтобы в кельях не было никакой собственности, кроме икон и книг. Он заповедовал на работах наблюдать безмолвие, не допускать в монастырь хмельных напитков и рукодельем изгонять праздность. «Нищих не забывайте, говорил он, – помните, что мы сами нищие и душою и жизнью». Поручив настоятельство ученику своему Алексию, сам преп. Павел по-прежнему жил отшельником на горе, в своей келье. Он приходил к братии на молитву только по субботам и дням воскресным. В эти дни разделял он с братией трапезу; но вкушал только хлеб с водою и овощами; ни масла, ни молока, ни рыбы он никогда не вкушал. Когда слух о нем распространился, то многие приходили к нему для пользы душевной. Он был доступен для каждого, и для каждого готово было у него живое слово назидания; он наставлял и словом и жизнью, узнавал тайные помыслы приходящих к нему, врачевал душевные недуги и утешал скорбящих. Так великий подвижник достиг глубочайшей

старости – 112 лет, из которых 50 провел в разных монастырях и 40 лет в пустыне Обнорской. Но дивный старец еще был свеж и бодр; очи его были светлы, сияя кротостью и благодушием, стан не согбенный, борода густая и окладистая, белая как снег. Перед кончиной он провидел разорение Костромы татарами, и преставился 10 января 1429 года.²⁰⁵

«Возлюбив жизнь безмолвную, преподобный отче, ты удалился от людей, поселился в пустыни и жил со зверями и пернатыми. Ныне пребываешь ты во свете святых. Поминай нас, почитающих память твою»!²⁰⁶

В стране Белозерской процвели святостью жизни великие подвижники Кирилл и Ферапонт. Оба они были учениками св. Феодора и богомудрого наставника иноков, Сергия Радонежского, потому что, пребывая в Симоновской обители, пользовались духовными советами преп. Сергия.

Первый из них, называвшийся в мире Козмою, сын благородных родителей и сирота с ранней юности, жил в Москве у родственника своего, боярина Тимофея Вельяминова²⁰⁷ и надзирал за слугами его. Но, не чувствуя расположения к светской жизни, Козьма стремился душой на служение Господу. Он открыл сердце свое преп. Стефану, игумену Махрищскому, который успел испросить согласие боярина и отвел юношу в Симонов монастырь к архимандриту Феодору. Облекши Козму в иночество с именем Кирилла, св. Феодор поручил его опытному старцу, потом назначил ему послушание в хлебне и поварне. По временам приходил на Симоново преп. Сергий и прежде прочих посещал Кирилла в хлебне, где юный подвижник носил воду, рубил дрова, топил печи и смотря на пылающий огонь говорил сам себе: «Смотри, Кирилл, не попасть бы тебе в вечный огонь». Эти смиренные труды Кирилла продолжались 9 лет; потом, уважаемый братией за подвижническую жизнь, он был удостоен иерейства; а по возведении св. Феодора на святительскую кафедру, в 1390 году, назначен архимандритом обители. Кирилл архимандрит не изменил образа своей жизни и в свободное время выходил на работу вместе с послушниками; но посещения богатых и знатных людей смущали смиренный дух подвижника. Он не долго оставался настоятелем и перешел подвизаться на старое Симоново. И здесь шум города беспокоил любителя безмолвия. Преп. Кирилл молил Богоматерь указать ему место, удобное для спасения души. Однажды ночью читал он акафист Богоматери и услышал голос от Ея иконы: «Иди на Белое озеро – там тебе место». Вместе с тем Кирилл увидел на дальнем севере прекрасную местность, озаренную светом.

В числе иноков Симонова монастыря был тогда преп. Ферапонт, уроженец Волока-Ламского, в мире Феодор, из рода дворян Поскочиных. Он тайно ушел из родительского дома, постригся в Симонове, проводил жизнь подвижническую, и по временам слушал наставления преп. Сергия. Не задолго до видения, которого удостоился Кирилл, Ферапонт, связанный с ним узами духовнаго дружества, был послан настоятелем, по какому-то делу, в дальнюю Белозерскую сторону. С посохом странническим ходил он по живописным берегам Белого озера, пленился тишиною густых лесов и вынес оттуда жажду уединения пустынного.

Дождавшись возвращения друга, Кирилл спросил Ферапонта: есть ли на Белом озере место, где бы можно было безмолвствовать иноку? Ферапонт отвечал, что там много прекрасных мест. Друзья ушли тайно в пустынную сторону, долго ходили по Белозерскому краю, тогда еще глухому и малолюдному, и взошли на гору Мяуру. Здесь леса, луга и воды соединились на огромном пространстве; подошву высокой горы омывают волны озера Сиверского. С одной стороны быстрая Шексна извивается по лугам необозримым, с другой – несколько синих озер разбросано среди густых дебрей.

Здесь прей. Кирилл узнал прекрасную местность, указанную ему в видении; он пал с усердной молитвой перед иконой Богородицы, которую принес с собой, поставил деревянный крест и подле него пустынники выкопали себе землянку.

Вскоре Ферапонт ушел далее за 15 верст от Кирилла и поселился между двумя озерами Пашским и Бородавским, на красивом высоком месте. Тут он расчистил землю для насаждения овощей и прогонял уныние безмолвия то трудом, то молитвой и бдением.

Между тем преп. Кирилл более года подвизался в своей землянке, не видаясь ни с кем, кроме двух крестьян, которые приносили ему сухой хлеб. После того пришли из Симонова два инока, любимые Кириллом, а вслед за ними стали приходить многие. Преп. Кирилл увидел, что настал конец безмолвному его уединению; в 1397 году он построил храм в честь Успения Богородицы.

Когда в окрестности распространилась молва, что пришедший из Москвы архимандрит Кирилл устраивает в пустыни монастырь; то соседнему боярину Феодору пришло па мысль, что верно архимандрит принес с собой много денег, и он послал слуг своих ограбить его. Но две ночи сряду подходили они к обители и видели вокруг обители ратных людей. Феодор подумал, что верно пришел кто-нибудь из Московских вельможей к Кириллу и послал узнать, кто такой пришел? Ему отвечали, что более недели, как никого из посторонних не было в обители. Тогда Феодор пришел в чувство и, поспешив в обитель, со слезами исповедал Кириллу грех свой. Преподобный сказал ему: «Будь уверен, сын мой Феодор, что ничего нет у меня, кроме одежды, которую видишь на мне, и нескольких книг». Боярин с того времени стал благоговейно уважать преп. Кирилла.

Когда в обители Кирилловой умножилось число братий, он дал для нее устав общежития и освящал его примером своей жизни. В церкви никто не смел беседовать, и никто не должен был выходить из нее прежде окончания службы. За трапезу каждый садился на своем месте и в трапезе была тишина. Весьма строго заповедал преп. Кирилл, чтобы ни при нем, ни после него, хмельных напитков не только не пили, но и не держали в обители. Из трапезы каждый молча шел в свою келью, не заходя к другому. Никто не смел получать писем, ни подарков, помимо настоятеля, – к нему приносили не распечатанные письма; без его благословения и не писали писем. Деньги хранились в монастырской казне, и ни у кого не было никакой собственности. Даже пить воду ходили в трапезу: в келье же ничего не держали, кроме икон и книг, и она никогда не запиралась. Иноки старались один перед другим являться как можно раньше к службе Божией и на монастырские работы, подвизаясь не для людей, а для Господа. Когда случался недостаток в хлебе и братия понуждали настоятеля послать за хлебом к христолюбцам, Кирилл отвечал: «Бог и Пречистая Богоматерь не забудут нас, – иначе зачем и жить нам на земле?» и не дозволял докучать мирянам просьбами о подаянии.

Почти одновременно с Кирилловым монастырем возникла и обитель Ферапонтова. Когда к преп. Ферапонту стали стекаться любители пустынной жизни, он построил в 1398 году храм Рождества Богородицы и учредил общежитие, но не согласился принять на себя ни священства, ни игуменства. На усильные просьбы братии, желавшей иметь его настоятелем, старец отвечал: «Не я оградил это место, а Пречистая Богородица: Она и может наставить вас на все полезное». Но преп. Ферапонт оставался для всех отцом и наставником. Устав обители был во многом сходен с Кирилловским; братия занимались то списыванием книг, то плетением сетей для ловли рыбы. В монастыре была крайняя скудость до того времени, когда князь Андрей Можайский, сын Донского, владевший и Белозерской страною, пожаловал новой обители земли и озера и прислал утварь для храма ее.

Друзья-основатели пустынных обителей приходили друг к другу для духовной беседы. Но в 1408 году им суждено было расстаться: князь Андрей, давно желавший построить монастырь близь Можайска, вызвал к себе преп. Ферапонта и умолил его принять на себя устроение новой обители. На просьбы князя старец сначала отвечал слезами, но потом согласился исполнить волю его или, лучше сказать, волю Божью. Он покинул свою пустыню²⁰⁸ и переселился в Можайск, где при богатых средствах князя скоро устроился монастырь Рождества Богородицы в Лужках, в версте от города. Основатель новой обители пользовался особенным уважением первосвятителя

Фотия, который с любовью беседовал с ним о духовной жизни и облек его саном архимандрита. После 18-летняго настоятельства в Можайском монастыре преп. Ферапонт преставился в глубокой старости, 27 мая 1426 года.²⁰⁹

Приближался уже конец земных подвигов преп. Кирилла. Господь наградил угодника Своего даром прозорливости и чудотворений: преп. Кирилл узнавал помыслы приходивших к нему, исцелял больных, умножал молитвой запасы монастырские, щедро раздавая хлеб нищим во время голода, укротил бурю на озере осенением животворящего креста, испросил чадородие Белевскому князю Михаилу и супруге его Марии.

Приближаясь к блаженной кончине, богоносный Кирилл призвал к себе братию, строго заповедал не нарушать данного им устава и сказал рыдавшим ученикам своим: «Не скорбите о моем отшествии: если получу дерзновение у Господа и труд мой будет угоден Ему, то не только не оскудеет обитель моя, но еще больше распространится по отшествии моем, только любовь имейте между собою». Он блаженно почил на 90 году своей жизни, 9 июня 1427 года.²¹⁰

Преп. Кирилл любил заниматься списыванием книг.²¹¹ После него сохранилась подлинная духовная грамота, писанная на столбце обыкновенной бумаги мелким, четким и красивым почерком,²¹² и три послания, которые, отличаясь простотой изложения и искренностью благочестивой души, глубоко назидательны. В одном, из них, писанном к великому князю Василию Дмитриевичу, чудотворец говорит: «Ты, государь, приобретаешь себе великую пользу душевную смирением своим, посылая ко мне грешному, нищему, недостойному, страстному и чуждому всякой добродетели с просьбой о молитве. Я грешный с братией своей рад, сколько силы будет, молить Бога о тебе, нашем государе, и о княгине твоей и о детях твоих, и о всех христианах, порученных тебе Богом. Но будь и сам внимателен к себе и ко всему княжению, в котором Дух Святой поставил тебя пасти людей, искупленных кровью Христовой. Чем большей удостоен ты власти, тем более строгому подлежишь ответу. Воздай Благодетелю долг твой, храня святые Его заповеди и уклоняясь от путей,

ведущих к погибели. Как на корабле, если ошибется наемный гребец, вред от того бывает не важный; если же ошибется кормчий, то губит весь корабль: так, государь,

бывает и с князьями. Если согрешит боярин, наносит пакость себе, а не всем; но если согрешит сам князь, причиняет вред всему народу. Слышал я, что у тебя, великий

князь, великое несогласие с твоими сродниками, князьями Суздальскими; ты выставляешь свою правду, а они – свою; кровь христиан льется. Осмотрись, государь. Если они правы в чем-либо, уступи им смиренно; если в чем правда на твоей стороне, стой за правду. Если они будут кланяться тебе, Бога ради, государь, окажи им милость сколько можно, покажи к ним любовь и сострадание, дабы не погибли, блуждая в татарских странах. – Никакая власть, ни царская, ни княжеская, не может избавить нас от нелицемерного суда Божия; а если будешь любить ближнего как себя, если утешишь души скорбные и огорченные – это много поможет тебе, государь, на страшном и праведном суде Христовом».

Благотворителю своему князю Андрею Можайскому и Белозерскому, богомудрый старец напоминает посланием, что он поставлен от Бога удерживать людей от зла в своей отчине. «Смотри, государь, чтобы судьи судили суд праведно, как перед Богом, не кривя; чтобы не было подлогов и поклепов.... Наблюдай, чтобы не было в твоей области питейных домов, – от них великая пагуба людям, – крестьяне пропиваются, а души их гибнут.... Также пусть не будет у тебя и таможенных сборов, – это деньги неправедные. Пусть не будет в твоей вотчине ни разбоя, ни воровства. Если не уймутся от злого дела, вели наказывать, кто чего стоит. Унимай подчиненных твоих от скверных слов и брани, – все это гневит Бога. Если не потщишься управить всем тем, взыщется на тебе, потому что ты властелин над своими людьми, поставленный Богом. Не ленись сам давать управу крестьянам: это вменится тебе выше поста и молитвы. Удерживайтесь от пьянства. Подавайте по силе милостыню. Вы часто не можете поститься и молиться ленитесь: пусть же милостыня восполнит недостатки ваши.»

Звенигородского князя Юрия Дмитриевича преп. Кирилл утешал в скорби о болевшей супруге и по смирению своему просил, чтобы князь отложил намерение приехать к нему в монастырь. «Знаю, государь, писал старец, что по грехам моим выйдет из того искушение, если поедешь ко мне. Извещаю тебя наперед, что нельзя тебе видеть нас: оставлю монастырь и уйду, куда Бог наставит. Вы думаете, что я тут добрый, святой человек. Нет! истинно я всех грешнее и окаяннее и исполнен срама. Не удивляйся сему, князь Юрий: слышу, что ты сам читаешь и знаешь св. писание и понимаешь, какой вред происходит от человеческой похвалы, особенно для нас слабых. Был у нас брат твой, князь Андрей, но здесь его отчина и нам нельзя было не отдать поклона своему государю. А твоей отчины нет здесь. Если поедешь ты сюда, все люди станут говорить: для Кирилла поехал князь».²¹³

Знаменитая Лавра чудотворца Кирилла²¹⁴ и по преставлении его долго и неослабно соблюдала устав своего основателя; она почиталась основным камнем иночества для всего севера Русской земли и воспитала в недрах своих многих дивных подвижников, которые разошлись по крайним пределам севера, и светили миру из пустынных своих обителей, как яркие звезды во мраке ночи.

Не всех духовных чад великаго аввы Сергия могли мы исчислить в нашем кратком рассказе: имена и деяния многих из них известны единому Богу, Которому посвятили они многотрудную жизнь свою. На духовном потомстве заступника земли Русской сбылось обетование, дарованное ему в дивном видении: птенцы гнезда его свили свои пустынные гнезда и бесчисленное множество прекрасных птиц Божиих наполнило собою дебри и тундры сурового севера, поморье и острова Ледовитого моря.²¹⁵

Друзья и собеседники преп. Сергия Радонежского: Стефан Махрищский, Димитрий Прилуцкий, святитель Дионисий Суздальский с учеником своим преп. Евфимием. – Проповедники веры Христовой: святитель Стефан в Великой Перми; Сергий и Герман Валаамские и Арсений Коневский – па островах и берегах Ладожского озера; Кирилл Челмогорский – в стране Каргопольской; Авва Лазарь – между Лопарями. – Начало упадка Новгородской вольности. Юродивые в Новгороде: Николай Качанов и Феодор.  

У друзей Божиих бывают и друзья святые. Таковы были друзья богоносного распространителя иноческой жизни, чудотворца Сергия – преподобные; Стефан Махрищский и Димитрий Прилуцкий; святители Дионисий Суздальский с учеником своим Евфимием и Стефан Пермский.

Первое место между ними занимает преп. Стефан Μахрищский,          как ближайший собеседник Радонежского отшельника почти с самого водворени          я его в путыне. Рожденный и воспитанный Стефан постригся в Печерской обители и провел там несколько лет в подвигах послушания и молитвы. Притеснения папистов заставили его вместе с другими печерскими иноками искать убежища в Москве, где благосклонно принял его великий князь Иоанн, сын Калиты и отец Донского. По грамоте его и по благословению святителя, Стефан поставил себе келью в уединенном месте на берегу речки Махрищи, в 35 верстах от обители Сергиевой: своими руками рубил он лес и обрабатывал землю, чтоб иметь пропитание от трудов своих. Желая сохранить безмолвие, он сначала не хотел принимать приходивших к нему, но потом уступил просьбам усердия. Когда собралось к нему несколько ревнителей иноческой жизни, Киевский подвижник поставил храм Св. Троицы, кельи и трапезу и ввел общежитие; святитель²¹⁶ посвятил его в сан иерея и игумена. Это было, как вероятно, в 1358 году.²¹⁷

Приняв настоятельство, Стефан был примером добродетелей для братии, трудился более всех, носил убогое рубище, был кроток и молчалив. Особенные обстоятельства доставили подвижнику Махрищскому утешение видеть у себя в монастыре преп. Сергия, который пришел туда, уклоняясь от неудовольствия, воздвигнутого родным его братом. Когда игумен Махрищский услышал о приходе игумена Радонежского, он велел ударить в било и вышел к нему навстречу со всей братией: оба они поклонились друг другу до земли, прося взаимно благословения и долго не вставали, потому что ни один из них не хотел принять на себя первенства. Наконец умоленный блаж. Стефаном, препод. Сергий дал благословение ему и всей братии. Он пробыл несколько дней в монастыре Махрищском и выпросил себе одного из тамошних иноков, хорошо знающего окрестности, чтоб избрать себе место для безмолвного уединения²¹⁸ Такое место нашлось в 15 верстах от Махры, над рекою Киржачем.²¹⁹

Нечто подобное тому, что случилось с преп. Сергием, суждено было испытать и преп Стефану: он также должен был удалиться из своей обители и основать монастырь в другом месте. Близь Махры жил один благочестивый человек, хранивший от юности чистоту телесную, смирение и любовь ко всем; он отдал обители Махрищской свою усадьбу с засеянными полями, сам принял иночество с именем Григория и был любимым учеником блаж. Стефана. Это было не по сердцу соседним владельцам: они знали уважение великого князя Димитрия к Стефану, и опасались, чтобы земли, которыми они владели, не перешли во владение монастыря. Четверо из них, братья Юрцовские, подняли гонение на игумена и грозили убить его, если он не уйдет из Махры. Тогда преп. Стефан, уступая место злобе, удалился вместе с Григорием на север и в 60 верстах от Вологды на реке Авнеже основал в 1370 году²²⁰ пустынную обитель с храмом Св. Троицы. Пустынножителям помогал богатый землевладелец Константин Дмитриевич, который и сам принял иночество с именем Кассиана.

Великий князь Димитрий прислал книги и другие вклады в Авнежскую пустынь, а Стефана вызвал в Москву, принял его с любовью и велел остаться в Махрищской обители, которой тогда же пожертвовал земли и угодья.²²¹

Всегда кроткий и покорный, Стефан возвратился в Махру, продолжал подвизаться в подвигах духовной жизни, и по временам, как уверяет предание, приходил для беседы к великому чудотворцу Сергию. Достигнув глубокой старости и предчувствуя приближение кончины, он облекся в великую схиму и предал дух свой Господу 14 июля 1406 года.²²²

Подвиги преп. Димитрия Прилуцкого начались на родине его в Переславле-Залесском. Сын богатого купца, обученный в юности чтению книг, он не стремился к земному богатству, но искал небесного. Приняв пострижение в Нагорном Борисоглебском²²³ монастыре, он снискал себе чистой равноангельской жизнью любовь и уважение братии. Спустя несколько лет, Димитрии основал, на берегу Переславского озера, Николаевский монастырь²²⁴ с правилами строгого общежития для братии.

Друзья Божии любят друг друга: блаженный Димитрий в первый раз познакомился с дивным пустынником Радонежским тогда, когда преп. Сергий приходил в Переславль и был посвящен в сан игумена.²²⁵ Это было в 1354 году. С того времени преп. Димитрий часто ходил к преп. Сергию для духовных бесед и возвращался с одушевлением на новые подвиги. Он был весьма красив лицем, и красота его расцветала от поста: во избежание искушений в обители, посещаемой мирскими людьми, он закрывал лице свое куколем и бегал женщин. Одна из именитых жен Переславских, слышавшая о необыкновенной красоте его, захотела непременно видеть лице его, и ей удалось это тогда, как преподобный готовился к священнослужению; но нецеломудренная внезапно поражена была расслаблением. Братия, увидев жалкое положение ее, сжалились над нею и просили настоятеля простить ее. Тронутый раскаянием и слезами ее, он сказал: «Зачем ты хотела видеть грешника, уже умершего миру?», и крестным знамением возвратил ей здравие.

Слух о высокой жизни преп. Димитрия дошел до соименного ему великаго князя, который просил подвижника быть восприемником детей его. Преподобный исполнил желание доброго князя и получил от него щедрые дары для обители. Но бегая славы человеческой, он решился удалиться в глухое место, и отправился с любимым учеником своим Пахомием на север, тогда еще малолюдный, в непроходимые дубравы Вологодские. При слиянии рек Лежи и Великой, недалеко от Авнежской волости, он поставил храм Воскресения Христова, существующий до ныне; но окрестные жители, боясь потерять часть земли своей, не дозволили устроить монастырь. Смиренный отшельник рад был и тому, что успел построить церковь,²²⁶ и не желая быть никому в тягость, ушел в Вологду, где еще не было до него обителей иноческих. За 3 версты от города полюбилось ему уединенное место «при луке» (излучине) р. Вологды. Здесь преп. Димитрий решился основать монастырь. Владельцы места (Илья и Исидор) с радостью подарили землю и сами затоптали свои озими и нивы, чтобы немедленно приступить к постройке храма. Каждый из жителей Вологды спешил жертвовать сколько мог. Многие из учеников преп. Димитрия перешли из Переславля к нему на Прилуки. Так составилась в 1371 году первая общежительная обитель, с храмом Спасителя, в окрестностях Вологды.

Блаж. игумен новаго монастыря подвизался в молитве и трудах. Он не искал ничего от людей и не прерывал молитвенного правила для богатых посетителей, но любил втайне помогать бедным. Пища его состояла из одной просфоры с теплой водой; одеждой в зимнее и летнее время служил ему ветхий овчинный тулуп. Для братии принимал он подаяние от мирян, но с разбором. Одному благотворителю , человеку скупому и немилостивому он сказал: «Отнеси назад, что принес нам, и накорми слуг и сирот-крестьян, живущих у тебя, чтобы не страдали они от голода и наготы; когда останется от того что нибудь, принеси нашей нищете».

Другой опыт прозорливости показал преп. Димитрий на родном своем брате, Переславском купце, который, торгуя неудачно и обремененный долгами, два раза приходил к Прилуцкому игумену за благословением на путь в Югру и Печору, к диким народам Чуди и Самояди. По благословению преп. Димитрия он торговал счастливо: после первой поездки уплатил все долги свои, а после второй разбогател. Но в третий раз блаженный старец отказал ему в благословении, советуя довольствоваться тем, что уже нажил. Купец не послушался и пропал без вести в дикой стороне.

Однажды, занимаясь работой вместе с братией, преп. Димитрий вздохнул и сказал: «Мы, братия, строим земные, тленные дела, а благоверный великий князь Димитрий уже не печется о суетной жизни». Спустя несколько дней пришло известие, что великий князь скончался в тот самый день и час.

Когда преп. Димитрий достиг глубокой старости и приближался к блаженной кончине, братия спросили, где похоронить его? «Бросьте, отвечал он, грешное тело мое в болото». Он мирно преставился 11 февраля 1392 года. Мощи его были погребены в построенном им храме²²⁷ и прославлены многими чудесами.²²⁸

Святитель Дионисий, в мире Давид, с молодых лет посвятил себя на служение Богу; по примеру киевских подвижников он выкопал себе пещеру на берегу р. Волги в 3-х верстах от Нижнего-Новгорода.²²⁹ Сначала он жил здесь один отшельником, а потом, когда собрались к нему искатели безмолвия (около 1335 года), основал монастырь в честь Вознесения Господня. Обширным знанием правил веры и строгой подвижнической жизнью, Дионисий приобрел себе всеобщее уважение. Современники видели в нем «мужа кроткого, рассудительного, знающего святое писание, учительного, славного постничеством и исполненного любви ко всем».²³⁰ Под опытным его руководством воспитались в иноческой жизни великие подвижники: Евфимий Суздальский, Макарий Унженский и Павел Высокий.²³¹

Князья Нижегородские Борис и Андрей Константиновичи уважали блаж. Дионисия; супруга последнего из них, княгиня Анастасия, основала в престольном своем городе на берегу р. Волги Зачатиевский девичий монастырь, и приняла в нем, по смерти мужа, пострижение с именем Вассы. Она пользовалась наставлениями преп. Дионисия.²³²

Святитель Алексий, лично зная добродетели и образованность Дионисия, рукоположил его в сан епископа Суздальского в 1374 году. По кончине св. Алексия, когда великий князь Димитрий настоятельно хотел видеть митрополитом любимца своего Михаила (Митяя) и созвал епископов для посвящения его в Москве, только один из них, блаж. Дионисий, смело поддерживал убеждение, что по зависимости Русской Церкви от Цареградской, поставление первосвятителя без воли вселенского патриарха будет незаконно. Великий князь должен был согласиться с мнением Дионисия и Митяй отправился в Константинополь, угрожая, что по возвращении лишит Дионисия сана и своими руками спорет скрижали с его мантии.

Вслед за Митяем поспешил туда и Дионисий, по вызову патриарха.²³³ Он пробыл в Царьграде более года и объяснил патриарху опасность, угрожающую Русской Церкви от ереси стригольников, усилившейся в Новгороде и Пскове.²³⁴ Патриарх, лично узнав высокие достоинства Дионисия, почтил его саном архиепископа, и дал ему фелонь многокрестную (полиставрий). «Мы нашли его, писал патриарх в грамоте, достойным всякой похвалы; видели пощение и слезы его, молитву, и милостыню, все чем обозначается духовный Божий человек; он присутствовал и на святом соборе, духовно беседовал с епископами о священном писании, при чем показал ревность к вере и глубокое разумение священных правил».

После несчастной смерти Митяя, блаж. Дионисий мог бы, пользуясь расположением патриарха, испросить себе сан митрополита, но он не искал земной чести. Между тем Московское посольство, состоявшее из духовных и светских лиц, воспользовалось белыми листами с печатью великокняжеской, чтобы написать просьбу от имени Димитрия к патриарху о поставлении в первосвятительский сан одного из членов посольства – Пимена, архимандрита Переславского. Патриарх поспешил исполнить мнимое желание великаго князя, но Димитрий не захотел видеть обманщика на кафедре чудотворцев Петра и Алексия, заточил Пимена в Пухлому и призвал на митрополию блаженнаго Киприана.

Блаж. Дионисий в конце 1381 года возвратился из Греции с патриаршим поручением – заботиться об истреблении ереси в Новгороде и Пскове. «Смирение наше и великий собор, писал патриарх псковичам, послали к вам боголюбивого архиепископа Суздальского Дионисия, мужа честного, благочестивого, добродетельного, известного хранителя священных канонов; он от лица нашего посетит и благословит

вас, научит и наставит, устроит должное и соединит вас с соборной апостольской церковью Божьей. Вы должны знать, что отлучающиеся от церкви отлучаются от самого Христа Бога; все, что услышите из уст его, примите как наше собственное слово». Ревностный святитель успел сильно потрясти ересь в двух вольных городах.

Между тем смута церковная продолжалась. По-видимому, Димитрий полюбил Киприана; но после нашествия Тохтамыша, великий князь, возвратившись в столицу, был разгневан тем, что митрополит искал себе убежища у враждебного ему князя Тверского.²³⁵ Он вызвал блаж. Киприана из Твери, осыпал его укоризнами за оставление паствы во время опасности и изгнал из Москвы, назначив на место его Пимена, котораго прежде не хотел видеть.²³⁶ Впрочем Димитрии не мог уважать этого хитрого честолюбца, и убедившись в достоинствах и заслугах св. Дионисия, пожелал видеть его на первосвятительской кафедре. Дионисий еще раз в 1383 году предпринял путешествие в Царьград, получил утверждение от патриарха, но на обратном пути был задержан в Киеве князем Владимиром Ольгердовичем, который объявил, что если Московский князь по своей воле изгнал из Москвы Киприана, митрополита всей России, то он, князь Киевский, задерживает Дионисия. Подвижник – пастырь преставился в заточении 15-го октября 1384 года.²³⁷

Один из учеников св. Дионисия, преп. Евфимий называется «спостником и собеседником» преп. Сергия.²³⁸ Он родился в Нижнем-Новгороде и в ранней юности пришел в пещерную обитель Дионисия. Здесь, по воле настоятеля, Евфимий носил воду и рубил дрова в пекарне; взгляд на огонь возбуждал в нем слезы сокрушения о грехах, ввергающих грешника в огонь вечный. Трудясь неутомимо, он проводил ночи в молитве и постился, употребляя пищу не до сытости, а воду пил мерою. Когда князь Борис Константинович в 1352 году пожелал построить в Суздале монастырь и просил у блаж. Дионисия одного из учеников его для настоятельства в новой обители, Дионисий назначил Евфимия. «Не удаляй меня, отче, от пребывания с тобою; тяжело мне жить с чужими», – со слезами говорил Евфимий. «Господня земля, а непослушания бойся», – отвечал Дионисий. Евфимию было тогда 36 лет.

В Суздале принял его св. епископ Иоанн, первопрестольник²³⁹ Суздальский, ревностный архипастырь, сеявший семя слова Божия на новой ниве, между дикой Мордвою,²⁴⁰ бескорыстный и сердобольный, облегчивший повинности крестьян – жителей церковных земель, и устроивший богадельни для больных и престарелых. Он сам указал место для обители, вблизи города, на берегу реки Каменки, рукоположил Евфимия в сан архимандрита и освятил новопостроенный храм в честь Преображения Господня.²⁴¹ При самом построении храма, преп. Евфимий приготовил в нем место для своего погребения и своими руками обтесал камни для гроба. К смиренному подвижнику собралось до трех сот братий. Он посещал иногда преп. Сергия Радонежского и подражал равноангельной жизни его, раздавал пищу бедным, успокаивал больных, платил долги за должников и защищал угнетаемых. После 52-летняго настоятельства, блаж. Старец преставился 88 лет 1-го апреля 1404 года.²⁴² Память преп. Евфимия прославлена многими чудотворениями.

К числу друзей великаго чудотворца Сергия принадлежит также св. Стефан богомудрый просветитель и апостол земли Пермской. Уроженец Великого Устюга, сын благочестивых родителей, он еще в юных летах отличался необыкновенными дарованиями и любознательностью. В сердце его загорелось желание посвятить жизнь свою просвещению диких обитателей севера – Зырян, которых встречал на торгу в родном своем городе.

Для приготовления себя к святому и великому делу, он пошел в Ростов и постригся в Григорьевском монастыре,²⁴³ где было много книг. Здесь он выучился по-гречески,²⁴⁴ занимался языком Зырян (который знал еще на родине), составил Зырянскую азбуку и перевел на этот язык несколько церковных книг. Решаясь на подвиг апостольский, он упражнялся в смирении, кротости , терпении и любви, чтобы переносить все неприятности и скорби для Господа, без вреда великому делу и своей душе.

В 1379 году блаженный Стефан явился в Москву к Герасиму, епископу Коломенскому, управлявшему делами митрополии.²⁴⁵ «Благослови меня, владыко, – говорил Стефан. – идти в страну языческую, Великую Пермь; хочу учить вере людей неверных, привести их ко Христу, или пострадать за Христа моего». Епископ увидел в Стефане особенное призвание Божие, удостоил его священства, снабдил антиминсами и святым миром, а великий князь дал ему охранную грамоту.

Из Устюга блаженный Стефан спустился по Северной Двине до впадения в нее реки Вычегды. Здесь начинались тогда поселения Зырян; здесь предстояло ему много борьбы, трудов, лишений и скорбей; здесь стало перед ним язычество лицом к лицу, с непримиримою злобою против истины. Главные идолы Зырян были: Воппель и Золотая Баба. Кроме того, Зыряне поклонялись огню, камням и деревьям, верили в духов добрых и злых и слыхали о великом духе, будто бы недоступном для поклонения. У них были кудесники (волхвы), готовые на все для защиты дикого язычества.

Первое Зырянское поселение, которое встретил Стефан при устье Вычегды, было Котлас. Здесь радушно приняли московского проповедника; он крестил здесь многих жителей и основал храм.²⁴⁶ Продолжая далее путь по правому берегу реки Вычегды, ставя по местам кресты и часовни, как самыя понятные для простых людей указания новой веры, Стефан остановился при слиянии реки Выми с Вычегдою, в главном поселении Зырянского народа Усть-Выме. Простые сердцем люди с изумлением слушали нового проповедника и крестились; они часто приходили к благовестнику, беседовали с ним и полюбили его. Когда число уверовавших возросло значительно, блаженный Стефан построил здесь храм Благовещения Богородицы, имея в виду ту мысль, что как Благовещение было началом спасения для всего мира, так и церковь эта послужила начатком спасения земли Пермской.²⁴⁷

Новосозданная церковь привлекала к себе не только уверовавших, но и неверных Зырян, которые часто приходили к ней, чтобы только полюбоваться ее красотою и отходили с мыслию о величии Бога христианского. Но много было и таких между Зырянами, которые, по привязанности к старому зловерию, оскорбляли проповедника и покушались убить его. Предметом особенного благоговения Зырян-язычников была «прокудливая» береза, громадная по толщине и вышине. Св. Стефан срубил и сжег обожаемое неверными дерево и сильной речью обратил ко Христу многих озлобленных язычников. На этом месте он поставил храм в честь Архистратига Михаила, победителя духов тьмы.²⁴⁸

Упорнейшие из неверных, особенно волхвы, кудесники и старцы, неоднократно собирались к Стефану и вступали с ним в торжественные прения о вере в присутствии многочисленного народа; но каждый раз были побеждаемы и посрамляемы. Вследствие этого обратилось к христианству еще великое множество мужей, жен и детей. Тогда Стефан начал учить их Пермской грамоте, им изобретенной, и книгам – Часослову, Осмогласнику, Псалтири и другим, переведенным прежде, а обучившихся, судя по их успехам, одних предназначал во священники, других в диаконы, третьих в чтецы. Учил их также церковному пению и письму, заставляя переписывать книги, а сам переводил другие с Русского на Пермский. Радуясь успеху предприятия и видя, как ежедневно умножалось стадо Христово, св. благовестник построил еще несколько храмов в разных местах, по рекам и погостам, где жили Зыряне. Сооружение церквей сопровождалось повсюду сокрушением идолов. Св. Стефан сам с учениками своими, днем и ночью, при народе и без народа, обходил леса, погосты, распутия, входил в дома жителей, и где только ни отыскивал кумиры и кумирницы, все это разрушал и предавал огню. Равным образом все приношения язычников, которые были повешены вокруг идолов или над ними и служили к украшению их, как-то: шкуры соболей, куниц, горностаев, бобров, лисиц, белок и других зверей, собирал в кучи и сжигал к немалому изумлению Зырян, которые не могли понять, почему он не хотел воспользоваться сам этими ценными мехами.

Против распространения христианства возстал старшина Вымичей, престарелый кудесник и начальник волхвов, котораго Зыряне чтили более всех своих чародеев. Имя ему было Пам или Пам-сотник. «Не оставляйте, говорил он, богов отеческих, не слушайте Московского бродяги. Может ли быть для нас из Москвы что-либо доброе? Не оттуда ли пришли на нас тяжкие дани и насильства, и тиуны, и приставники? Но меня слушайте, вашего одноземца, одноплеменника и давнего учителя, желающего вам добра, – меня, старца, а не того, который по летам годился бы мне во внуки». Много раз св. Стефан вступал в открытые прения со злым кудесником, но Пам оставался непреклонен и наконец предложил, в оправдание своей веры, пройти невредимо сквозь огонь и воду. Он требовал того же и от Стефана. «Я не повелеваю стихиями, отвечал смиренный проповедник Христов, но Бог христианский велик и я иду с тобою». Стефан приказал собравшемуся народу зажечь избу, стоявшую особо, и когда пламя охватило ее, он, призвав на помощь Бога, взял волхва за одежду и принуждал его идти в огонь вместе. Но Пам упал к ногам человека Божия и молил избавить его от верной смерти. Он отказался также и от испытания водою. Народ хотел убить обманщика, но блаженный Стефан сказал: «Христос послал меня учить, а не убивать людей. Когда Пам не хочет спасительной веры Христовой, пусть Бог накажет его, а не я».²⁴⁹ Пам был выгнан из Пермской земли и удалился со своими сообщниками на берега реки Оби; там, между березовскими Остяками, он основал селение Алтым.²⁵⁰

В 1383 г. Св. Стефан отправился в Москву, чтобы испросить для жителей Перми особого епископа, по отдаленности этого края от Ростова и по нужде – избирать священников, знающих народный язык. Великий князь Димитрий был в восторге от подвигов Стефана, а собор епископов, вполне одобрив предлагаемую им меру, избрал на новую кафедру самого Стефана. Рукоположенный в сан епископа во Владимире, и отпущенный с дарами великого князя, новопоставленный святитель Пермский, прибыв к своей пастве, утвердил кафедру свою в Усть-Выме и еще с большей ревностью принялся за свое апостольское дело. «Он, – как выражается жизнеописатель его Епифаний, – повсюду изыскивал, где оставались не крещенные, и, в каких бы пределах ни находил их, обращал от язычества и крестил; а всех крещенных утверждал в вере, учил их Пермской грамоте, писал им книги, ставил и святил церкви, которые снабжал книгами и иконами, открывал монастыри,²⁵¹ постригал в чернецы, устроял игуменов, поставлял священников, дьяконов и причетников. И священники его служили обедни на Пермском языке, пели вечерню и заутреню Пермской речью; и канонархи его возглашали по Пермским книгам и певцы всякое пение совершали по Пермски. Прекрасная картина, напоминающая времена апостольские!»

Обходя свою паству, святитель, вместе с догматами истинной веры, преподавал правила семейной и гражданской жизни, миролюбиво решал споры, помогал бедным. Во многих местах с утешением видел он достойные плоды своей проповеди, мир и любовь между теми, которые прежде были дики и злы.²⁵² Но в большом селении Гаме, в 30 верстах от Яренска, он нашел, что многие из новокрещенных увлечены кудесниками снова в язычество. «Слепой Гам»! сказал с горестью святитель.²⁵³

Св. Стефан был истинным отцем своих Зырян, во всех их нуждах и бедствиях. В 1385 при нападении Вогуличей на Зырянские поселения, ревностный святитель отправился сам, в полном облачении, с духовенством и множеством Зырян вверх по Вычегде, на встречу врагам. Заметив издали ладью Стефана и приняв его за страшного волхва, Вогуличи пустились бежать и оставили все награбленное у Зырян. В не урожайные годы, когда в Пермском крае развился страшный голод, добрый пастырь привозил на ладьях хлеб из Устюга и Вологды, был теплым заступником паствы своей против насилия тиунов и бояр, ходатайствовал перед великим князем о льготах для края, разоренного голодом, предпринимал путешествие в Новгород, с просьбою и убеждениями, чтобы вече обуздало своеволия и наглость новгородской вольницы, которая производила грабежи в Перми, по Каме и Волге, и опустошала поселения по Вычегде. Великий князь в тоже время наказал за тоже Новгород силою оружия. Святитель Перми был принят в Новгороде с честью; вече щедро заплатило за убытки, понесенные Зырянами и строго запретило ушкуйникам касаться Стефановой паствы.²⁵⁴

В 1390 году святой Стефан ходил в Москву для нужд своей паствы. Не успев зайти в Троицкую обитель преподобного Сергия, он остановился в 9 верстах, сотворил молитву, и сказал: «Мир тебе, духовный брат!» Чудотворец сидел тогда за трапезой; он встал, поклонился, и сказал: «Радуйся и ты, Христов пастырь; мир Божий да пребывает с тобою».²⁵⁵ В Москве святитель Пермский нашел особенное внимание со стороны первосвятителя Киприана и новаго великаго князя Василия Димитриевича.

Спустя шесть лет равноапостольный просветитель Перми снова посетил Москву, но уже не возвращался к детям своим: проведя 18 лет в трудах апостольских, он заболел и скончался в Москве 26 апреля 1396 года. Мощи его погребены в Спасской кремлевской обители.²⁵⁶

В церковной службе святителю Стефану выражаются чувства новокрещенных к просветителю их. «Сокровище премудрости, Стефан богомудрый, подражатель апостолов, ты проповедовал в дальних странах людям незнающим Бога, привел их от тьмы к свету богоразумия и насадил в оледеневших сердцах живое семя веры. Приняв премудрость не от человеков, но от Вышняго Промысла, ты изложил на языке новом и неведомом²⁵⁷ святые писания и ими привел к познанию Христа сидевших во мраке неверия. Приидите ныне новопросвещенные соборы, почтем достойно песнями и хвалами отца и благодетеля, породившего нас новою жизнью. Господи, молитвами угодника твоего Стефана, спаси и ущедри всех нас».²⁵⁸

Почти в то же время, как Св. Стефан обращал ко Христу жителей Перми, и северные окраины Русской земли имели своих просветителей.

На Валаамском острове Ладожского озера преподобные Сергий и Герман были основателями иноческой жизни. Хотя опустошение этого края Шведами лишило нас точных сведений о первоначальниках Валаамской обители, но подвиги их должно отнести к первой половине XIV столетия.²⁵⁹ Известно, что православное христианство было распространено в Карелии перед самым нашествием Татар (в 1227 году), а с 1249 года Шведы, утвердившись на юго-западе этой страны, огнем и мечем принуждали Карелов к папизму, возбудили в них ненависть к христианству и заставили их искать помощи у прежних ложных богов. Король Магнус, усердный слуга папы, в 1349 году насильно перекрещивал народ в окрестностях Орешка (нынешнего Шлиссельбурга); в то же время старцы Сергий и Герман, поселившись на пустынном острове, явились отрадными лучами для угнетенного края, оживили там учением и жизнью православную веру и основали иноческую обитель с полным общежитием. Блаженная кончина их последовала вероятно в половине XIV века.²⁶⁰ Не только Финская Карелия, но и Олонецкий край, по древнему преданию, почитают преподобного Сергия и Германа своими просветителями.²⁶¹

Спустя несколько времени по преставлении Валаамских первоначальников, на другом острове Ладожского озера поселился преподобный Арсений, Новгородец, постриженик Лисичьей обители близь Хутыня. Он подвизался 3 года в одном из Афонских монастырей и, возвращаясь в отечество, получил от игумена икону Божией матери и устав общежития с заповедью основать обитель на дальнем севере. Прожив несколько времени на Валааме, он пустился в ладье искать себе уединенного места и был занесен бурей к острову Коневцу. Здесь преподобный Арсений поставил крест и часовню на каменной скале и решился при помощи Божией превратить остров, посвященный суеверию, в обитель истины и благочестия. По местному преданию, преподобный Арсений освободил окрестных жителей – Карелов от страха злых духов и обратил их к вере Христовой.²⁶² Мало-помалу собралась к нему братия; в 1398 году построен храм в честь Рождества Богоматери и в нем поставлена икона, принесенная преподобным Арсением со Святой горы.²⁶³ Так основался Рождественский Коневский монастырь. Достигнув глубокой старости, преподобный Арсений Коневский преставился 12-го июня 1447 года.²⁶⁴

Дикая Чудь в стране Каргопольской имела благовестником преподобного Кирилла Челмогорского. Еще в XIII веке Белозерский князь Глеб Василькович, усмиря «Чудь белоглазую», основал город Каргополь.²⁶⁵ Вскоре затем блаженный старец Вассиан устроил здесь Спасскую обитель,²⁶⁶ а спустя около 30 лет после кончины Вассиана, в 43 верстах от Каргополя, на горе Челме, поселился преподобный Кирилл. Постриженик монастыря преподобного Антония Римлянина, он шесть лет проходил подвиги послушания, три года странствовал по пустынным местам и наконец избрал себе пребывание на уединенной горе Челме. Место было дикое, но прекрасное: при подошве горы с одной стороны – обширное озеро Лекшма, с другой – небольшое озеро Челма. Гора покрыта была лесом и в летнее время изобиловала ягодами – морошкой и голубицей. Первую зиму отшельник провел в тесной пещере, которую выкопал в горе; потом построил себе келью и при ней часовню. Здесь, не заботясь о удобствах жизни временной, отшельник проводил время в посте и молитве, обрабатывал землю заступом, садил овощи и не знал другой пищи, кроме овощей и диких ягод. Много искушений претерпел он от духов злобы, много скорбей – от Чуди белоглазой. Однажды дикари зажгли лес, чтобы прогнать пустынника, но молитва его прекратила пожар; в другой раз они хотели ограбить преподобного Кирилла и не нашли в келье его ничего кроме иконы Богоматери. Мало-помалу неверные жители стали сближаться с отшельником и слушать его беседу; наконец в течении долгой подвижнической жизни преподобного Кирилла, почти вся окрестная Чудь приняла от него святое крещение. Он поставил на горе храм Богоявления Господня и устроил общежитие для собравшихся к нему немногих ревнителей пустынной жизни. Прожив на Челме 52 года и достигнув глубокой старости, преподобный Кирилл почувствовал близость кончины и молил у Господа милости видеться с духовником и получить напутствие св. Таин. По молитве блаженнаго старца посетил его игумен Вассиановой пустыни Иосиф. Причастившись св. Таин, преподобный Кирилл мирно преставился 8-го декабря 1367 года, 89 лет от роду.²⁶⁷

Почти в то же время дикие Лопари слышали проповедь евангельскую от Аввы Лазаря. Он был постриженик Цареградской Высокогорской обители, прожил 9 лет в Кесарии у епископа Василия, потом по кончине его переселился в Новгород к блаж. Архиепископу Василию (Калеке).²⁶⁸ Спустя несколько лет, уже при архипастырстве св. Моисея, Лазарь в 1352 году переселился, по особенному внушению, на необитаемый остров Мурму или Мучь, на Онежском озере. Он водрузил там крест, поставил часовню и хижину. Жившие на берегах озера Лопари и Мурманская Чудь, переселившись на остров, беспрестанно оскорбляли старца, прогоняли его, сожгли его хижину и хотели убить его. Но он был утешен и укреплен видением от образа Богородицы, который сохранился невредимым при пожаре хижины. Спустя несколько времени старшина Лопарей принес к преподобному Лазарю слепорожденное дитя; дивный старец окрестил младенца, приложил к чудотворному образу, и дитя прозрело. После того дикие язычники стали уважать отшельника, весьма многие из них

крестились, а некоторые даже приняли иночество в обители основанной преп. Лазарем. Авва Лазарь предал дух свой Господу 8 марта 1391года. Всех лет жизни его было 105, из числа которых почти 40 лет он прожил на Мурманском острове.²⁶⁹

Таким образом по мере развития иночества в отдаленных пределах Русской земли насаждалась там вера Христова. Крест, водруженный иноком в пустыне, по соседству грубого, суеверного племени, или часовня и хижина им воздвигнутая, были семенем обители, которая скоро возрастала, когда умножалось число новых искателей безмолвного служения Господу. Благочестие иноков привлекало в недра обители иноверных ее соседей. Здесь узнавали они учение церкви Христовой, здесь начинали любить Господа Иисуса, и нередко, облекаясь во Христа, принимали и сан иноческий. Других из неверных Господь привлекал в единение Церкви Своей ревностью тех воспитанников безмолвия, которые оставляли обители для обращения неверных и полагали начало новым иноческим общежитиям. Таким образом от одной обители произрастали другие, и вместе пролагались новые пути для приведения

язычников к единому царству Божию; возникали понемногу, в окрестностях монастырей отдельные храмы, являлись священники – новые просветители неверных. В новонокоренных землях, основывая города и селения, государи Русские также прежде всего размножали обители и церкви; архипастыри посылали священников и иноков, и уста, призывавшие дотоле ложных богов и демонов, начинали исповедовать имя Сына Божия Иисуса Христа.²⁷⁰

Нельзя не заметить, что христианство в конце XIV и начале XV века распространялось преимущественно в отдаленных краях, подвластных Великому Новгороду; а между тем в ближайших владениях «великаго вольного города», Чудь, обитавшая на Ижоре, около Ивань-города, Яма, Копорья, Ладоги, Орешка и по берегу Варяжского (Балтийского моря), еще не была утверждена в вере Христовой. Не только выборным гражданским правителям, но и архипастырям Новгородским не было возможности заняться просвещением Чудских племен: они были преимущественно озабочены прекращением беспрестанных усобиц между своевольными гражданами и сохранением мира с великими князьями Московскими. По мере того как в Москве возвышалось и укреплялось единодержавие, вольность Новгородская стала клониться к упадку, ускоряя сама свое падение буйной дерзостью и междоусобиями.²⁷¹

В конце XIV века жили в Новгороде двое угодников Божиих, подвизавшихся в юродстве – Феодор и Николай Качанов. Первый из них, полюбив с детства благочестие и привыкнув к посту, не имел нигде постоянного жилья; в жестокие морозы он бегал, босой и полунагой, по улицам Торговой стороны; все, что получал от богатых, раздавал бедным и переносил насмешки и оскорбления от буйной молодежи. Господь наградил его даром прозорливости. Случалось, что блаж. Феодор говорил вслух: «Берегите хлеб», и наступал голод. В другое время он говорил: «Тут чисто будет, хорошо будет сеять репу», и вслед затем пожар опустошал улицы Торговой стороны.

Блаж. Никола Качанов был сын людей почетных в Новгороде – Максима и Иулиании, и подражал в благочестии родителям и особенно праведной матери,²⁷² соблюдал пост и чистоту душевную и телесную. Уважаемый вельможами и народом, и желая избегнуть славы человеческой, он посвятил себя на подвиг юродства для Христа и скитался по улицам города, подобно безумному, терпеливо снося ругательства, а иногда и побои от людей безрассудных.

Впрочем блаж. Николай юродствовал всегда на Софийской стороне, не переходя через Волхов на Торговую сторону, откуда всегда гнал его блаж. Феодор, говоря: «Не ходи, юродивый, на мою сторону, а живи на своей». Оба, блаженные рабы Божии, вполне понимали друг друга, но показывали вид непримиримой вражды, обличая тем постоянную распрю двух частей или сторон древнего Новгорода. Однажды блаж. Николай, преследуемый блаж. Феодором, перебежал по волнам Волхова, как по суше, на свою сторону, кидая в мнимого врага своего капустными кочанами (по старинному Новгородскому выражению «кочанми»), от чего и получил прозвание Кочанова.

Однажды посадник Новгородский, пригласив к себе на пир всех именитых людей в городе, позвал и блаж. Николая, которого встретил на улице. Пришедши в дом посадника до возвращения хозяина, юродивый был прогнан и прибит слугами. Когда собрались гости и настало время угощения, в погребах не оказалось ни капли вина и меда в бочках. Тогда вспомнил посадник о блаж. Николае, и узнав, что слуги прогнали его, послал отыскивать юродивого. Лишь только праведник взошел в дом и послал за напитками в погреб, все бочки оказались наполненными, как были прежде.

Мнимые враги окончили земное свое поприще почти в одно время: блаж. Феодор преставился 19 января,²⁷³ а блаж. Николай 27 июля 1392 года.²⁷⁴

Конец церковной смуты. – Нашествие Тамерлана. – Принесение в Москву чудотворной Владимирской иконы Богоматери. – Пастырские и книжные труды св. митрополита Киприана. – Преставление его. – Св. мученица Иулиания, княгиня Вяземская. – Св. великая княгиня Евдокия-Евфросиния Московская. – Св. Митрополит Фотий. – Временное разделение Русской митрополии. – Григорий Симвлак, митрополит юго-западной Руси. – Кончина в. кн. Василия Дмитриевича. –Великий князь Василий Васильевич. – Воссоединение митрополии. – Преставление святителя Фотия. – Послания и поучения его. – Ересь или раскол стригольников. – Заключение книги.

Описывая подвиги насадителей иночества – учеников и духовных друзей великаго чудотворца Сергия и распространение веры Христовой в отдаленных окраинах Русской земли, мы отклонились от дел общего управления Русской Церкви. Теперь мы возвратимся к продолжению «церковной смуты», возникшей по кончине св. митрополита Алексия.

Мы видели, что Митяй-Михаил умер на пути в Царьград,. Пимен, посвященный на основании подложных грамот, не принят в Москве и заточен в Чухлому, св. Киприан, призванный на кафедру великим князем Димитрием, изгнан им же, по неудовольствию, после нашествия Тохтамыша, и наконец святитель Дионисий, получивший утверждение на митрополию от Цареградского патриарха, задержан в Киеве и

скончался в заточении.²⁷⁵ Около того же времени в Константинополе умер Пимен, вызванный на суд к патриарху, а в Москве скончался великий князь Димитрий Иоаннович Донской. Преемник его поспешил призвать на кафедру Московскую святителя Киприана.

Так окончилась «церковная смута», продолжавшаяся почти 13 лет (с 1376 до 1389 года). Святитель Киприан на пути в Русскую землю, где предоставлялась ему власть первосвятительская как в Московских, так и в Литовских странах,²⁷⁶ посетил свое отечество Сербию, опустошенную Турками, которые в битве Коссовской  положили конец некогда сильной и знаменитом державе Сербской.

Много важных дел ожидало Иерарха, возвращавшегося в знакомую ему Русь. Папизм, проникавший с запада, грозил подавить православие и распространить влияние римских бискупов на православные епархии юга. В Новгороде образовалось своевольное покушение отделиться от суда митрополичьего.²⁷⁷ В Твери вражда

между князем и епископом требовала соборного рассмотрения.²⁷⁸ Но с другой стороны было не мало и таких явлений, которые могли порадовать благочестивого Пастыря: в стране Пермской возсиял свет Евангелия, а подвигами духовных птенцов гнезда Сергиева распространялись на севере России обители иноческие.

В марте 1390 года блаж. Киприан прибыл в Москву. Сам великий Князь с матерью, блаж. великою княгинею Евдокиею, встретил его за городом. Блаж. святитель занялся делами митрополии, которые находились в крайнем беспорядке.

Между тем юный великий князь вступил в брак с княжною Софиею, дочерью Витовта.²⁷⁹ Василий надеялся приобрести в тесте сильного сподвижника против Ягайла, или посредника для мира с Литвою. Спустя несколько месяцев после свадьбы, Василий отправился к хану Тохтамышу, который принял его с особенною ласкою, не как данника, а как друга и союзника, утвердил великое княжение наследственным в роде владетелей Московских, отдал Василию всю область Суздальскую, Нижегородскую, Мещеру и несколько мелких уделов.²⁸⁰

Такая благосклонность дикого властителя, еще недавно разорившего Москву, объясняется обстоятельствами времени: Тохтамыш начал гибельную для себя войну с грозным Тамерланом и боялся, чтобы князья Русские не пристали к этому страшному завоевателю, который шел против него от моря Аральского к берегам Волги и Яика. (Урала).

Вскоре последовали важные события между Монголами и навели ужас на всю Русскую землю. Тамерлан, разбив Тохтамыша, устремился вслед за ним к северу, перешел Волгу и степи, взял Елец и стал на берегу Дона с 400,000 Монголов. Ожидали такого же всеобщего разрушения, какое было при нашествии Батыя. В это страшное время великий князь явил себя достойным сыном Димитрия Донского: он не упал духом, велел немедленно собираться войску и сам принял начальство. Многие из воевод Димитрия уже лежали в земле; другие, послужив отцу, хотели служить и сыну; поседелые на бранях старцы-витязи сели на коней и явились перед полками в доспехах, обагренных кровью татарскою на Куликовом поле. Войско шло охотно и бодро тем же путем, которым шел Донской против Мамая. Поручив Москву храброму дяде своему Владимиру Андреевичу, великий князь стал с ратью за Коломною на берегу р. Оки, готовый встретить неприятеля.

Между тем в Москве все церкви были отворены с утра до глубокой ночи; весь народ молился с горькими слезами. Тогда блаж. Киприан отправил, по желанию великаго князя, духовенство во Владимир за чудотворною иконою Богоматери, которая была принесена из Вышгорода Андреем Боголюбским и, находясь с того времени в соборном Владимирском храме, носила название Владимирской. Умилительно

было шествие св. иконы из древней в новую столицу. Жители Владимира провожали святыню с горестью; Москвитяне приняли ее с восторгом, как залог мира и благоденствия. Когда священное шествие приблизилось к Москве, митрополит с духовенством и со всеми жителями столицы вышел за город на Кучково поле для сретения грядущей Заступницы рода христианского. Все пали ниц перед иконою; не было ни одного человека, кто бы не плакал и не молился из глубины души. Все взывали единодушно: «Матерь Божия! Спаси землю русскую!» И молитва сокрушенных сердец была услышана. В тот самый день, когда Москва сретала икону Богоматери, Тамерлан оставил берега Дона и пошел назад в свои степи. Не одна Москва, вся Русь спаслась защитою Царицы Небесной. «Не наши воеводы прогнали врага, – говорили современники, – не наши рати устрашили его; у него были войска неисчислимые. Сила невидимая послала на него страх, и он бежал, Богом гонимый.» Великий князь, по совету с митрополитом , положил построить, на месте сретения чудотворной иконы, монастырь, сохраняющий доныне имя Сретенского, и установил праздновать 26 день августа, день избавления Русской земли от ужаснейшего из всех завоевателей.²⁸¹

Нужды юго-запада, где православие подвергалось угнетениям латинства, часто требовали присутствия первосвятителя. Блаженный Киприан не однократно предпринимал путешествия в Смоленск, Киев, Луцк и другие юго-западные епархии. Он имел свидание с Витовтом, который, на съезде князей в Смоленске, дал слово святителю не теснить православной веры. Сам фанатик Ягайло принял Киприана с уважением.

Устраивая дела Церкви в странах подвластных государям иноверным, блаж. Киприан в то же время заботился об ограждении прав Церкви со стороны гражданской власти. В несчастное время тяжкого порабощения первосвятители русские получали ярлыки от ханов. Теперь, когда великий князь один только имел сношение с Ордою и все внутренние дела начали зависеть исключительно от его власти, митрополиту надлежало иметь подтверждение прав своих от государя Московского. В 1402 году великий князь Василий Дмитриевич дал митрополиту Киприану грамоту, подтверждающую уставы Владимира и Ярослава о судах церковных, и права владения имениями принадлежащими митрополичьей кафедре.²⁸²

После тяжких трудов и тревог жизни, блаженный Киприан искал уединения в любимом своем селе Голенищеве, близь Москвы, окруженном тенистыми рощами Там он занимался учеными трудами, «перелагая многие св. книги

с греческого языка на русский»,²⁸³ написал многие жития святых²⁸⁴ и духовное завещание наполненное благочестивыми мыслями. Приведем из него небольшой отрывок.

«Род людей земнородных! оплачем общую нашу долю. Как унизилось высокое создание Божие, образ и подобие Творца! Лежит без дыхания, полно червей нечистых, испускает смрад гнусный. Как пропала мудрость, замолкло слово, распалось двойственное естество!... Земля – состав наш, земля – покров, хотя земля же и восстанет. Нагим младенцем вышел я для плача, нагим и отхожу. К чему же труды? К чему заботы, когда знаем такой конец свои? Выходим из тьмы в свет и отходим из света в тьму. С плачем выходим из чрева матернего в этот мир, с плачем и отходим из мира печального во гроб. И начало и конец – слезы. Что же в середине? Сон, мечты, тени, – таковы блага жизни! Жизнь исчезает, как цвет, как прах, как тень.»

Еще в начале своего святительского служения блаж. Киприан написал житие св. митрополита Петра и тем напомнил жителям столицы, что возвышение ее началось с того времени, когда св. Петр перенес в Москву свою кафедру; напомнил и о том, в каких близких отношениях находились тогда святитель и князь, взаимно содействуя друг другу. Он сам, по молитве, испытал чудную помощь св. Петра, когда жил в Царьграде после первого изгнания, по проискам Митяя. «Мне нельзя было выйти из Царьграда, пишет св. Киприан, – морем владели Латиняне (Генуэзцы), а на суше безбожные Турки. Тут напала на меня тяжкая болезнь. Я обратился за помощью к св. Петру чудотворцу и молился ему так: «Угодник Божий! ты имеешь дерзновение к Богу; если угодно тебе, чтобы я, раб твой, достиг до твоего престола и поклонился чудотворному гробу твоему, подай мне облегчение в болезни». И, верьте мне, в тот же час тяжкий недуг мой прекратился и через несколько дней я оставил Царьград. Угодник Божий помог мне совершить путь и поклониться честному гробу его, а великий князь Московский принял меня с честью».²⁸⁵

В посланиях блаж. Киприана к игуменам встречается много благочестивых советов и размышлений. «Горе нам, пишет святитель к Афанасию, что мы оставили путь правый. Все хотим повелевать, все быть учителями, не быв учениками. Новоначальные хотят властвовать над многолетними и высокоумствуют. Особенно скорблю и плачу о лжи, господствующей между людьми. Ни Бога не боясь, ни людей не стыдясь, сплетаем мы ложь на ближнего, увлекаемые завистью. Лютый недуг – зависть: много убийств совершено в мире, много стран опустошено ею... Самого Господа распяли жиды по зависти.... Приобретем братолюбие и сострадание. Нет иного пути ко спасению, кроме любви, хотя бы кто измождал тело свое подвигами, – так говорит великий учитель Павел. Кто достиг любви, достиг Бога и в Нем почивает».²⁸⁶

Сверх того святитель Киприан, по известиям летописцев, положил начало Степенной книги,²⁸⁷ описывал деяния Русских Соборов,²⁸⁸ начал летопись, которой не успел докончить.²⁸⁹

Возвратясь из поездки в западные епархии, святитель Киприан, отягченный старостью и болезнями, удалился в уединенную келью свою в селе Голенищеве. Здесь он и преставился 16 сентября 1406 года.²⁹⁰

При последнем посещении Смоленска блаженным Киприаном, этот древний город, захваченный Витовтом , принадлежал уже к Литовской Руси. Последний владетель Смоленский, князь Юрий Святославич, искал убежища в вольном Новгороде и получил звание наместника в Торжке, но там запятнал себя гнусным злодейством. Друг его, разделявший с ним изгнание, князь Симеон Вяземский имел прекрасную, добродетельную супругу, по имени Иулианию. Жестокий и сластолюбивый, Юрий пылал вожделением осквернить ложе Симеона; он не успел в том ни соблазном, ни угрозами и решился на явное злодеяние: в своем доме, среди веселого пира он убил

князя Симеона, надеясь безнаказанно насытить похоть свою насилием. Но целомудренная Иулиания, любя непорочность более всего в мире, схватила нож и ранила насильника в плечо. Тогда любострастие уступило место ярости. Юрий, обнажив мечь, погнался за мужественной княгиней, изрубил ее и велел бросить тело ея в реку Тверцу.²⁹¹ Это было 21 декабря 1406 года.

Другой поучительный примерь целомудрия и искреннего благочестия представляла собою мать великаго князя, святая великая княгиня Евдокия Димитриевна. Живя в супружестве, она была супругою нежною, кроткою, набожною, и вместе с мужем своим заботилась о спасении души, не предаваясь стремлениям чувственности. Благочестивое расположение молодых супругов поддерживали великие угодники Божии: святитель Алексий был отцем и хранителем юной четы; св. Феодор, игумен Симоновский, был духовником их, а великий чудотворец Сергий принимал детей их от святой купели. Благоверная княгиня поддерживала супруга своего в борьбе со скорбями и в ратных подвигах неусыпною молитвою и щедрою милостынею бедным. В память Мамаева побоища, она построила в Московском Кремле, на дворе княжеском, каменный храм Рождества Богородицы,²⁹² а лишившись супруга, основала, рядом с Чудовым монастырем, женскую обитель Вознесения Господня. Из духовного завещания Донского видно, что он высоко уважал подругу своей жизни.²⁹³

Блаж. Евдокия была матерью для всех бедных, благотворила обителям иноческим, в том числе преп. Кириллу Белозерскому в северной дикой пустыне, и вела жизнь подвижническую. Но, скрывая от людей свои подвиги, известные единому Богу, она являлась везде пышною княгинею, с веселым лицом, носила богатые одежды, украшалась жемчугом и драгоценными камнями. Такая жизнь вдовы-княгини

служила поводом к клевете. Она слышала о людских толках и радовалась, что подвергается бесславию. Но когда худая молва дошла до сыновей ея, которые не могли скрыть беспокойства от матери, княгиня-подвижница призвала детей в свою молельню и сняла часть своей одежды: сыновья испугались, увидя худобу ее тела, изнуренного постом и отягченного веригами. Она просила детей не открывать другим

того, что они видели, и не обращать внимания на людские толки.

Приближение кончины было возвещено ей явлением ангела. После видения она онемела и знаками требовала, чтобы подали ей икону. Когда подали ей образ архангела Михаила, она обрадовалась и стала говорить. «Он точно в таком виде являлся мне», сказала при том блаж. Евдокия.

Наконец пришло время княгине заключиться в обитель, к которой давно стремилась душа ея. Идучи туда, она встретила на дороге нищего-слепца, который закричал ей: «Боголюбивая княгиня, кормилица нищих! Ты обещала мне во сне даровать зрение; исполни же слово твое». Как будто нечаянно, не обращая внимание на слепого, княгиня опустила ему длинный рукав своей рубашки; слепец ощутил его в руке, отер им глаза и прозрел. Приняв иночество в своей Вознесенской обители с именем Евфросинии, она удвоила свои молитвенные подвиги, заложила там каменный храм,²⁹⁴ и основала Горицкий монастырь в Переславле Залесском.²⁹⁵ Но скоро Господь призвал в небесныя обители кроткую и боголюбивую душу праведницы; достойная супруга Донского преставилась 7 июля 1407 года.²⁹⁶

Таким образом Москва, лишившись общего отца первосвятителя, через несколько месяцев проводила на вечный покой и вдовствующую княгиню, которую все бедные и страждущие привыкли называть матерью. Но столице великокняжеской и другим городам русским предстояло новое горе – внезапное нашествие Татар. Великий князь Василий успел усилить великое княжение без всякаго кровопролития, обогатил казну свою доходами и не делился ими с Ордою, имея возможность считать себя независимым. Он не принял участия в войне Тохтамыша с Витовтом, видел, что Монголы, некогда страшные силою, теперь начали уже хитрить, стараясь ссорить государей, которые были для них опасны, и не послушался татарского князя Эдигея, который требовал его содействия, в походе против Литвы. Эдигей разорил окрестности Москвы и несколько недель держал в осаде самую столицу.

Спустя три года по кончине Св. Киприана прибыл в Москву новый митрополит Фотий, избранный и назначенный патриархом для всей Русской земли, уроженец города Монемвасии в Морее. С юности он воспитывался в пустыне, пользуясь наставлениями благочестивого старца Акакия, и не желал ничего кроме безмолвия, а потому неохотно отправился в страну отдаленную, иноязычную и холодную.²⁹⁷

Посетив Киев, он прибыл в Москву и был поражен еще свежими следами нашествия Эдигея:²⁹⁸ все города русские, от Рязани до Ростова, и от Нижнего Новгорода до Твери и Серпухова, были опустошены; Кремль Московский уцелел, но все посады Москвы сгорели.²⁹⁹ За тем он посетил древний кафедральный город своей митрополии Владимир и поручил прибывшему с ним греку, священнику Патрикию охранять Златоверхий Успенский собор, известный своим богатством. Но едва успел митрополит выехать из Владимира на север, как этот город был опустошен Ордынским царевичем Талычей с толпами Татар. Грабители ворвались в соборный храм, оборвали святые иконы, но тщетно принуждали Патрикия выдать скрытые им сокровища – сосуды и казну. Его жгли, сдирали с него кожу, влачили по городу, привязав к лошадиному хвосту, и замучили до смерти, но не могли принудить к измене. Так пострадал доблестный служитель алтаря, нашедший на чужой земле венец мученический.³⁰⁰ Талыча посылал Татар захватить самого святителя; но Фотий удалился с Пахомием в глухие леса, на озеро Синег (ныне в Покровском уезде). Тихая безмятежная дубрава напоминала собою пустыню старца Акакия. Здесь святитель Фотий построил малый деревянный храм Рождества Богородицы и с сокрушением сердца повторял: «Думал ли я расстаться с любезною пустынею, молчанием и плачем о грехах моих? II вместо прежнего покоя, сколько предстоит мне тревог, волнений и трудов тяжких!» Святитель пробыл в уединении около месяца, потом должен был возвратиться в Москву по требованию великого князя и здесь узнал о помолвке дочери Московского государя и родной внучки Витовта с сыном Византийского императора, Иоанном Палеологом. Блаженный Фотий с радостью благословил этот брачный союз.³⁰¹

Много трудов предстояло святителю на его кафедре. Как свидетель страшных явлений гнева Божия (мора, голода и нашествия иноплеменников), он обращался к духовенству и народу с духовными увещаниями. В окружном послании к духовенству³⁰² он в особенности указывает на два великих дарования, усвоенные священству благодатию Христовою: на право вязать и разрешать грехи, и на право совершать

великое таинство Евхаристии Сообразно с высоким достоинством духовнаго сана, святитель требовал, чтобы священники жили чисто и не укоризненно, чтобы они были светом миру и солью земли. Внушая духовенству бдительность о словесном стаде и благоговение к священнодействию, блаж. Фотий пишет: «в благолепии держите церковь, как земное небо, и в особенности святый алтарь, и с благоговением входите в него: ибо там не земнаго царя жилище, но гроб и ложе и место селения Царя царствующих, окружаемаго небесными силами. Приготовляясь к священнодействию Христовых Таин, ночь проводите в молитве и предстоянии пред Богом, и только разве по преизнеможению вкушайте мало сна до утрени; после утрени же никак не предавайтесь сну, а после священнослужения храните святыню в чистоте жизни». Святитель запрещал духовенству заниматься торговлею и отдавать деньги в рост. Для предупреждения соблазнов, он предписывал вдовым священникам и диаконам вступать в монастырь, а при мирских церквах не священнодействовать.³⁰³

В отношении к народу блаж. Фотий обращал внимание на беспорядки в жизни мирян; он предписывал строго исполнять правила церковные при совершении браков, удерживаться от сквернословия,³⁰⁴ соблюдать посты, заботиться об очищении совести через покаяние перед отцом духовным, чуждаться ворожбы и колдовства. Особенно возмущался дух ревностного первосвятителя судебными поединками, хотя они допускались законами того времени. Убившего на поединке он считает душегубцем, и потому налагает на него 18-летнюю епитимию, а убитому отказывает в христианском погребении.³⁰⁵

Так заботился блаж. Фотий об исправлении своей паствы, но обстоятельства часто отвлекали его от занятий духовных к устройству хозяйственных дел митрополии. Хотя при митрополите Киприане были определены права и преимущества церковных имений; но не все беспорядки были устранены. А после опустошений Тохтамыша и Эдигея, когда кафедра митрополии несколько лет оставалась праздною, земли церковные были захвачены князьями, боярами и даже епископами; некоторыми доходами митрополии пользовалась казна великокняжеская. Это ввело митрополита в споры с людьми сильными, подвергло его клеветам и злоречию; но при усильной и продолжительной настойчивости, он успел восстановить владения своей кафедры в прежней их целости. Заботы о делах земных блаж. Фотий облегчал духовными беседами с подвижниками благочестия, чадами великого Сергия Радонежского. Между близкими к первосвятителю иноками были: юный монах Иона,³⁰⁶ который приготовлялся подвижническою жизнью в преемники Фотию, и преподобный

Савва Тверской, отличавшийся, кроме строгости жизни, мудрым рассуждением, так что Фотий часто призывал его для совета в затруднительных случаях.³⁰⁷

Мирные занятия иноческие, сродные душе блаженного Фотия, может быть отвлекали его от церковных дел юго-западного края. Множество дел и забот удерживало первосвятителя в Москве, а между тем церковными делами Литовских епархий заведовал наместник митрополичий, живший в Киеве, хотя состояние Церкви православной при государях иноверных могло требовать более близкого, непосредственного надзора самого митрополита.³⁰⁸

Митрополии Русской готовилось новое бедствие – разделение. Оно истекало из давнего желания великих князей Литовских образовать у себя самостоятельное церковное управление, независимое от Москвы. Витовт созвал к себе подручных ему Русских князей и объявил, что нужно отнять у Фотия управление юго-западными епархиями и иметь особого митрополита. По общему решению³⁰⁹ отправили посольство в Царьград, чтоб испросить согласие императора³¹⁰ и патриарха на разделение Русской митрополии. Но ни тот, ни другой не нашли нужным исполнить желание Витовта и Григорий Самвлак, которого желали видеть митрополитом, возвратился без успеха.

Тогда Витовт, в 1414 году созвал епископов и архимандритов своей области на собор в Новогродке Литовском, предложил им свои намерения, обвинял императора и патриарха в корыстолюбивых целях, а Фотия в небрежении о Церкви и обременении южных епархий пошлинами, которые отсылаются в Москву. Как видно из летописи, некоторые епископы и тогда не соглашались посвятить Григория без патриаршей воли,³¹¹ Витовт настоял и Григорий был посвящен в Новогродке 15 ноября 1415 года. В оправдание свое, собор епископов³¹² издал грамоту, в которой изображает все невыгоды, какие терпела кафедра Киевская от пребывания митрополитов в Москве, жалуется на незаконное вмешательство Греческого императора в дела Русской Церкви, ссылается на правила апостольские, на поставление митрополитов Илариона и Климента в Киеве³¹³ и на примеры Болгарии и Сербии, где епископы издавна избирают и поставляют себе первосвятителя. Чтобы устранить от себя обвинение в измене православию, епископы пишут: «Мы храним правила святых отцов, клянем ереси, чтим патриарха Константинопольского и других, имеем с ними одну веру: но отвергаем беззаконную в церковных делах власть, присвоенную царями Греческими».

Витовт со своей стороны издал грамоту, в которой высказывает резкие жалобы на императора, патриарха и Фотия, уверяя, что он действовал единственно для чести и пользы Русской Церкви.³¹⁴

Блаж. Фотий желал предупредить бедствие личным объяснением с великим князем Литовским, но был ограблен на границе и принужден возвратиться в Москву. Узнав о посвящении Григория, святитель не замедлил отвечать на грамоту епископов Литовско-Русских. Он не опровергает обвинений, взводимых лично на него (замечательная черта смирения пастырского), не обвиняет Витовта, но всю вину разделения слагает на Григория и на епископов посвятивших его, осуждает своевольное нарушение церковных правил и внушает всем верным, чтобы не имели общения с нарушителями древнего порядка церковного, изменившими своему клятвенному обещанию. Епископам Литовским блаженный Фотий напоминает, что каждый из них, при своем поставлении, давал перед алтарем Господним обещание не принимать иного митрополита, кроме присланного из Царьграда, и церковными правилами доказывает, что приемлющие власть не от законного чиноначалия церковного и самовольно поставляющие себе пастыря, сами себя подвергают извержению из сана.³¹⁵ Это определение первосвятителя и все дело о Григории было рассмотрено собором Великорусских епископов, созванных в Москву в марте 1416 года по случаю посвящения Новгородского владыки. Святители произнесли соборное осуждение на незаконно поставленного митрополита Киевского.³¹⁶ Примечательно, что в это смутное время, когда оспаривались права митрополии Московской на Киев, в особенном изобилии открылись знамения от мощей почившего в Москве первосвятителя всея Руси, св. Петра. Первый из митрополитов Киевских, перенесший свою кафедру в город св. князя Даниила, свидетельствовал чудесами неизменность своего благоволения к Москве, и утешал своего преемника, незаконно отвергаемого само- вольными.³¹⁷

Впрочем на этот раз разделение Русской митрополии не было окончательным. По смерти или удалении митрополита Григория,³¹⁸ Витовт согласился, чтобы Фотий снова принял в свое заведывание епархии юго-запада,³¹⁹ а блаж. святитель поспешил посетить города, возвращенные в его паству.³²⁰

Но не смотря на радость, доставленную старцу-митрополиту прекращением разрыва между двумя половинами Русской Церкви, последующие годы были скорбны для попечительного пастыря. Три года сряду был неурожай и во многих местах появился голод; моровая язва свирепствовала в разных краях Русском земли и особенно во Пскове. Святитель рассылал послания и поучения, призывая к покаянию нераскаянных и утешая унылых. Впрочем сам Господь посылал утешение верному рабу своему.³²¹

В 1425 году открылся новый источник тяжких забот для блаж. Фотия: в Москве скончался великий князь Василий Дмитриевич,³²² оставив по себе малолетнего сына Василия. Трудно было надеяться, чтобы братья умершего великого князя добровольно согласились подчиниться младенцу племяннику. И действительно, старший из них, Юрий Дмитриевич, не согласился на завещание умершего брата, не поехал в Москву, куда звали его от имени племянника, и начал собирать полки в своем обширном княжении. Влекомый желанием мира, маститый первосвятитель, сам отправлялся в северный Галич и убеждал Юрия прекратить притязания на великокняжеский престол и заключить вечный мир с племянником. Юрий не согласился. Тогда святитель расстался с ним, не дав благословения ни князю, ни народу. Немедленно губительная болезнь начала свирепствовать в Галиче, где прежде ее не было. Народ пришел в ужас, а князь догнал блаж. Фотия, умолил его воротиться в город и согласился на мир, но с условием, чтобы спор о престоле предоставлен был решению хана.³²³ Так первосвятитель успел остановить, хотя на время, кровавые междоусобия!

Исполнилось 20 лет архипастырского служения блаженного Фотия в Москве. Рано утром, в четверток Пасхальной недели (20 апреля 1430 года), святитель увидел перед собою светоносного мужа, с венцем на голове и с посохом в руке. В трепете Фотий спросил: «Кто ты и как явился здесь, когда двери заперты»? «Я не из числа людей, – отвечал посетитель, – но ангел Божий, послан к тебе от Господа Вседержителя. Господь повелел сказать тебе слово для утверждения твоего. Внимай себе

и стаду твоему. Христос Бог дает тебе время на рассмотрение жизни твоей и на распоряжение о пастве». Услышав эти слова, святитель в трепете пал к ногам посланника Божия, но он стал невидим. После того блаж. Фотий успокоился, предоставил себя воле Божией и продолжал свое пастырское служение. Он еще раз предпринял путешествие в западную Русь, был, вместе с юным великим князем Василием, в Вильне у Витовта, который хотел короноваться королем Литовским, но тщетно ждал венца из Рима. Отпущенный с ласкою, митрополит в Новогродке узнал о кончине престарелого Витовта,³²⁴ и там же виделся с преемником его Свидригайлом.

Исполнился срок, данный блаженному Фотию для приготовления к вечности: он мирно почил 1 июля 1431 года,³²⁵ оставив своим преемникам Церковь Русскую умиренною и воссоединившеюся под властью одного главного иерарха. Перед смертью он написал, подобно предшественнику своему Киприану, завещательную грамоту, в которой, сказав о своей прежней спокойной жизни в Греции и внезапном избрании на престол Русской митрополии, потом о своих многоразличных скорбях в России по случаю постигавших ее бедствий и особенно по случаю церковного мятежа, испрашивает себе прощения у всех и сам преподает прощение всем, благодарит тех, которые содействовали воссоединению Церкви, умоляет соблюдать неприкосновенными все церковные имения, приобретенные им в России и Литве, поручает молиться о душе своей и преподает всем последнее благословение.³²⁶

После св. Фотия сохранилось много посланий и поучений. В одном из них он обращает внимание пастырей на важность служения, к которому они призваны: «Как небо отстоит от земли, так наш сан выше всякjго мирского, так Христово священнодействуемое таинство выше всего в мире. Христос сам священнодействовал, дав нам

тело Свое и кровь Свою в пищу и питие, и завещал через апостолов творить то же самое. Превыше всего рука священническая: она касается божественного угля. Приняв человека смрадного и мертвого, силою благодати Христос сотворил его яко Бога – поручил нам дело, которое принадлежит единому Богу, прощать грехи человеческие».³²⁷

В послании к Литовцам св. Фотий, упомянув о совершившемся воссоединении Русской митрополии, говорит, что он с теплою любовью духовною пришёл к их любви, чтобы сеять между ними семя слова Божия; объясняет притчу «о человеке-царе, состязавшемся с рабами своими», прилагает ее к тем страшным казням Божиим, которая тогда поражали Литву и всю Россию; убеждает всех покаяться и исправиться, угрожая гневом Божиим, и в частности дает наставления князьям, вельможам и богатым. «Вы, благородные князья и вельможи, говорит он, которым вручен народ христианский, молю вас, непрестанно оказывайте всякое благодеяние, и заступление, и помощь Христовым людям, по природе родственной вам и присной братии, от которых и вы сами произошли. И за них Христос пролил кровь свою, а вас поставил над ними владельцами. Посему умоляю вас, чада мои, призирать и блюсти их в соблюдение заповедей Христовых, и во всем содержать нелицемерный суд Божией правды.. Так, чада мои, немилостивым владельцам предлежит тяжкий суд, державных и сильнейших ожидает грозное испытание от праведного Судии. Ибо как правосудие, так и правомерие любит Бог, будучи праведен и промышляя о праведных. В постановлениях касательно торжищ не делайте ничего вопреки правды Божией и узаконенного вам, не обижайте и не корыстуйтесь излишним несправедливо насчет братии вашей. Ибо неправильно собранное зле погибнет и приобрящет вам вечную душевную тщету: а сеющие с благословением, с благословением и

пожнут, и в тишине снедят труд плодов своих. Итак, молю вас, будьте довольны оброками вашими.... Богатые, стяжите милосердие и человеколюбие и оказывайте нищим щедрое подаяние.,.. Сам Бог убожит и богатит, смиряет и возносит, возводит от земли убогого и воздвизает от гноища нищаго».³²⁸

Особенно назидательны послания блаж. святителя во Псков, по случаю моровой язвы. «Изначала, – пишет митрополит, – Творец наш Христос Владыка наказывает нас, свое достояние, многоразличными наказаниями и болезнями к нашему исправлению, требуя обращения нашего, а не погибели. Посему многократно всячески претит нам, щадя корень, да сохранит плоды. Вот и на нас, возлюбленные, последовало такое Божие наказание, на Москву и на иные окрестные грады, и на Тверь, и на другие страны. Мы за то только благодарим глубину судеб Божиих и неизреченную пучину человеколюбия Господа, что Он не внезапно и не горько взимает свои создания, а дает вполне приготовляться к христианской кончине с чистым покаянием и исповеданием, с елеосвящением и причащением честнаго животворящаго Христова тела и божественныя и животворящия Его крови; а многие отходят к Богу и в подобии великаго ангельскаго одеяния. И я имею надежду на человеколюбие Божие об отходящих таким образом к вечной жизни. Молюсь также человеколюбцу Богу и надеюсь, ожидая, что Он праведный гнев свой обратит в прежнее милосердие к нам, своему достоянию. Страшась же и трепеща постигших нас Владычних наказаний, все мы православные, вместе должны внимательно испытать себя и познать, за что мы так страдаем, и не уклонились ли с праваго пути. А за тем со слезами да потщимся снова вступить на правый путь, прибегнем к Богу, чистосердечно исповедуясь Ему во всем, и отступим от всех нечистот и страстей».³²⁹

Святитель Фотий ревностно боролся с ересью или, лучше сказать, расколом стригольников, возникшим во время «церковной смуты». Это лжеучение обнаружилось в Пскове. Расколоучители – Карп стригольник и Никита диакон³³⁰ нападали сначала на беспорядки духовенства, а потом стали отвергать самую иерархию Церкви, утверждая, что епископы и священники поставляются и поставляют «на мзде» (т. е. за плату). Отвергая священство, они с тем вместе отвергали и таинства, совершаемые освященными лицами, отвергали и поминовение умерших, как источник доходов для духовенства: они сами поставляли себе учителей по выбору народа без всякаго посвящений. Церковное отлучение, произнесенное владыкою Новгородским против стригольников, снятие диаконского сана с расколоучителя Никиты, и самая смерть Карпа и Никиты, убитых народом в 1376 году,³³¹ не прекратили лжеучения. К несчастию, самыя обстоятельства времени благоприятствовали беспорядкам: Псков, враждуя с Новгородом, тяготился властью владык Новгородских, которые со своей стороны также тяготились зависимостью от митрополитов, пребывающих в Москве; Русская церковь, раздираемая «церковною смутою», или вовсе оставалась без иерарха, или управлялась часто сменяемыми митрополитами. Наконец дело о лжеучении дошло до Царьграда. Патриарх Нил поручил Св. Дионисию, архиепископу Суздальскому, бывшему в Царьграде в 1387 году, посетить лично Новгородскую паству и употребить ревностные попечения об истреблении пагубного учения стригольников. Патриарх прислал с ним две увещательные грамоты, в которых объяснял заблуждающимся необходимость священноначалия, несправедливость пренебрежения к священству вообще на основании недостойной жизни некоторых духовных лиц, и наконец различие между мздою за посвящение и вознаграждением необходимых расходов.³³² По свидетельству одной летописи,³³³ Святый Дионисий совершенно «прекратил мятежи и соблазны» в Новгороде и Пскове; но он прекратил их, как видно из последующих событий, только наружно и на некоторое время, потому что действия стригольников продолжались еще долго. После обличительной грамоты, присланной в Новгород патриархом Антонием (преемником Нила),³³⁴ митрополит Фотий в 1416 году написал послание Псковитянам. Он выражал свою глубокою скорбь о пагубной ереси; ободрял православных мыслию, что сколько ни было еретиков и раскольников, как ни нападали они на Церковь Божию, но сами все погибли, а Церковь оставалась непоколебимою и сияет как солнце. Приводил целый ряд правил, строго запрещающих производить раскол в Церкви и отделяться от епископа или священника, каковы бы они ни были, пока тот и другой, по законному суду, не будут лишены своего сана. Наконец убеждал православных Псковичей, чтоб они сами поучались божественным заповедям, а стригольников старались вразумлять и наставлять на путь истины. «Если же они не обратятся к истинному пути и останутся бесчувственными, – присовокуплял митрополит, – то отжените их от своей православной веры, да не будут посреди вас, как плевелы среди пшеницы». Прошло еще более десяти лет, и тот же первосвятитель вновь писал Псковитянам, как прискорбно ему, что между ними доселе остаются еретики, отвергающие священство и иночество. «Благословляю вас детей моих, – говорил он, – не сообщайтесь с ними ни в пище, ни в питии, да не осквернитесь, пока не покаются. А я по божественным правилам сотворю суд на таковых и осуждение».³³⁵

Увещания митрополита не остались без действия. Псковитяне ревностно принялись за стригольников, стали обыскивать их и казнить. Некоторые из заблуждающих обратились, другие упорствовали в заблуждении, а иные бежали. О всем этом Псковитяне дали знать митрополиту. Фотий хвалил усердие их и советовал вперед так поступать, но не одобрял того, что они наказывали еретиков смертными казнями. Тех, которые не обратились, велел, как и прежде, увещавать, – если не послушают, не принимать в общение с собой, даже наказывать, но только сносными наказаниями и заточением. Псковитяне переменили образ своих действий. Благомыслящее гражданское начальство, по предварительном сношении с духовною властью, положило, захватив всех державшихся мнений стригольников, заключить их на всю жизнь в темницы. Мера эта приведена была в исполнение и послужила к уничтожению лжеучения, о котором с того времени ничего уже неизвестно.³³⁶

Пагубное учение стригольников, продолжавшееся более 50 лет, было плодом своего времени, произведением той почвы, на которой появилось и развилось. Резкие примеры симонии или святокупства, случавшиеся тогда в самом Царьграде при поставлении митрополитов Русских (напр. Романа и Пимена), очень естественно могли возбуждать многих против самих патриархов. В Новгороде ересеначальники

могли указывать на поборы митрополитов при месячном суде, а в Пскове на пошлины, собираемые в пользу Новгородских владык их наместниками. Укоры против пастырей Церкви и иноков за соблазнительную и нетрезвую жизнь подтверждались грамотами самих святителей Алексия и Фотия, обращенными к духовенству. Сверх того, при духе вольности или, лучше сказать, необузданного своеволия, каким постоянно отличались Новгородцы и Псковитяне, они постоянно допускали народное участие в делах церковных, сами избирали и при первом неудовольствии сменяли владык своих. При таком порядке вещей здесь легче, нежели в другом месте, могло образоваться восстание против духовенства, открытое неповиновение и наконец отложение от самой Церкви.³³⁷

Обращая внимательный взор на события, которые мы обозрели теперь, – от нашествия Татар до разделения Русской митрополии на две отдельные половины, – мы могли убедиться, что ни угнетения полудиких завоевателей, ни беспорядки гражданского быта при жалкой неурядице удельного правления, ни местные проявления лжеучений, ни самые церковные смуты не могли ослабить или поколебать твердой привязанности Русского народа к Церкви православной, основанной на краеугольном камне – самом Господе и Спасителе нашем Иисусе Христе.

Ему единому, Царю веков, нетленному, невидимому, премудрому Богу,³³⁸ честь, слава и поклонение во веки веков. Аминь.