Богословие и религиозная мысль

Источник

Содержание

Церковь как претворение Тринитарного Домостроительства 1. Введение 2. Русская Тринитарная экклезиология 3. Откровение Троицы 4. Церковь в предвечном Совете Троицы и времени 5. Тринитарная экклезиология и Крест Христов Церковь и свершение творения 1. Введение 2. В святости свершение тварного мира 3. Эсхатология в русской церковной традиции 4. В богословии и религиозном мышлении 5. Непрерывность апокатастасиса Учение о человеке в христианской традиции и современность Вступительное слово на открытии семинара «Духовный мир человека на пороге третьего тысячелетия» (март 1999 года) Заключительное слово на заседании семинара «Духовный мир человека на пороге третьего тысячелетия» (март 2001 года)  

 

Церковь как претворение Тринитарного Домостроительства

1. Введение

Тема «Церковь как претворение Тринитарного Домостроительства» и ее материал безграничны. Три предмета темы – Бог, творение и Церковь определяют самое существо христианского мировоззрения и потому многогранны и неисчерпаемы. В настоящем реферате поставлена ограниченная задача схематически представить одно из решений этой темы в русском православном богословии и духовном опыте.

2. Русская Тринитарная экклезиология

Живое восприятие Триединого Бога свойственно русскому религиозному сознанию изначала. Оно отражено не только в богатом литургическом наследии Православной Церкви, общем для всего Восточного Православия, но и в характерных национальных особенностях русского церковного самосознания. В житийных сказаниях, которые были любимым чтением народа и практически главным средством его духовного образования, значительное место занимают богословские рассуждения о троичности Божества. При всей отвлеченности их они глубоко входили в религиозное мышление русских христиан и формировали его. Одна из древнейших русских народных пословиц говорит: «Без Троицы и дом не строится».

Живоначальная Троица и откровение Ее в жизни Церкви и мира – постоянная тема, к которой обращались в духовных созерцаниях и поучениях русские иерархи и подвижники. Еще у истоков Русского Православия святая равноапостольная княгиня Ольга († 969), «трисиянным светом осияваемая», удостоена была явления Пресвятой Троицы. На Псковской земле, тесно связанной тогда со скандинавскими странами, был воздвигнут первый русский храм в честь Триединого Бога. Четыре века спустя, в переломный период русской истории – время, когда Русь страдала от внутренней раздробленности и татаро-монгольского ига и набирала силу для борьбы с ним, Преподобный Сергий Радонежский († 1392) основал монастырь во имя Живоначальной Троицы «как зеркало для собранных им воединожитие» и для всей Руси, «дабы воззрением на Святую Троицу побеждался страх ненавистной розни мира сего»1. Духовная и патриотическая деятельность Преподобного Сергия и его монастыря была поворотным моментом в русской государственной и духовной жизни. Другой великий русский святой – Преподобный Иосиф Волоколамский († 1515), трудами и ревностью которого «православные поборники Святой Троицы уяснили православную веру христианскую» перед угрозой быстрого распространения в северной Руси агрессивной ереси богомильского направления, даже умирая, учил единению в Троице и в Церкви: «перекрестив лице свое, предал дух, проповедуя Святую Троицу – Отца и Сына и Святого Духа»2. Сказания о жизни, подвигах и учении этих древних святых, составленные их учениками, показывают, что современники верно поняли их практическое богословие и передали на последующие времена.

Любовь русских подвижников к Святой Троице зримо низвела Саму Троицу на Русскую землю. Как ветхозаветному праведнику Аврааму, Она явилась в виде Трех Ангелов валаамскому иноку преподобному Александру Свирскому († 1533). Это событие в русской агиографии было объяснено как свидетельство непрерывности откровения Святой Троицы в мире, единство Древнего и Нового Заветов и неограниченность избранничества народов для служения Богу.

Преподобный Серафим Саровский (1754–1833) проникновенно учил о проявлении Тринитарного Домостроительства – «о дыхании жизни, совокупно от Всех Лиц Пресвятой Троицы на весь мир дышащем и все концы мира в руке Своей содержащем», и об усвоении его в Церкви – о «сопребывании с духом нашим Троического всетворческого единства Вседержителя»3.

Эти примеры, взятые из разных периодов русской церковной истории, характеризуют глубокое народное благочестие, которое постигает истины веры не отвлеченно, а в личном живом духовном опыте.

Богословами Троицы по преимуществу следует назвать крупнейших русских богословов-иерархов прошлого столетия, положивших начало формированию современной русской богословской мысли: митрополита Филарета (Дроздова), архиепископа Иннокентия (Борисова), епископа Иоанна (Соколова), епископа-затворника Феофана (Говорова).

Большое значение для раскрытия темы «Церковь и Тринитарное Домостроительство» имеют также труды замечательных русских академических богословов и религиозных философов: профессора-протоиерея Феодора Голубинского, профессора-протоиерея Александра Горского, профессоров А. Л. Катанского, В. В. Болотова, В. И. Несмелова, протоиерея Николая Петрова.

Тринитарное кафолическое сознание отчетливо выражено в религиозно-философских концепциях славянофилов: А. С. Хомякова, И. В. Киреевского, Ю. Ф. Самарина, И. С. Аксакова и у Ф. М. Достоевского.

Идеи Хомякова и Достоевского оказали большое влияние на формирование последующих русских богословов, которые возродили святоотеческий принцип дидактического построения Тринитарной экклезиологии, раскрывающей внутреннюю жизнь Пресвятой Троицы в духовной жизни Церкви.

На рубеже столетий в центре внимания оказывается «философия всеединства» В. С. Соловьева, во многом определившая дальнейшее софиологическое направление русской религиозной мысли в некоторых трудах В. Ф. Эрна, Н. О. Лосского, С. Н. и Е. Н. Трубецких и др. Особое место занимают труды священника Павла Флоренского и протоиерея Сергия Булгакова.

Русская богословская литература богата монографиями и отдельными статьями многих менее известных богословов, которые последовательно обращались к основной проблеме спасения человека силой и действием Пресвятой Троицы в Богоучрежденной Святой Церкви. Они исследовали объективные и субъективные аспекты в деле спасения. Богословские труды Святейшего Патриарха Сергия, архиепископа Илариона (Троицкого) и их младшего современника В. Н. Лосского дали своего рода синтез такого направления богословской мысли. Современные богословы Русской Православной Церкви с неослабевающим вниманием изучают богословскую систему и духовный опыт Богопознания отцов Никейского периода. Одна из последних диссертаций на степень магистра богословия в Московской духовной академии была посвящена богословию святого Афанасия Великого.

3. Откровение Троицы

Учение о Божественном Домостроительстве обнимает всё бытие сотворенного мира от его начала до завершения в апокатастасисе. Оно антропоцентрично и является аксиомой церковного миропонимания. Источник его лежит в Священном Писании. Язык его не может быть понят вне Церкви. Он принадлежит не только глубокой древности, но выражает и иное мировосприятие, и иную степень духовного состояния человека и меры приближения к Богу. В этом плане вербальное сопоставление даже близких по времени священных книг двух Заветов требует особой осторожности и внимания. Уже для современников и очевидцев Нового Завета, стоявших на позициях духовного изоляционизма, откровение Иисуса Христа о Троице служило камнем преткновения (Ин. 3: 5, 16), и именно оно послужило главным обвинением против Него. Но, тем не менее, начало откровения о Триедином Боге в Ветхом Завете не подлежит сомнению. Первые главы книги Бытия дают основание в свете новозаветного Откровения видеть действия Лиц Пресвятой Троицы в каждом творческом акте. При таком подходе могут быть поняты и явления Бога ветхозаветным пророкам, их созерцания и речи.

Сотворенный мир есть откровение Бога (Рим.1:20). Весьма характерно, что представление о тройственности составляющих мир стихий содержится в древних космогонических воззрениях, которые в известной мере могут быть признаны отражением первоначального Откровения, данного человеку в раю, и его преломлением в человеческом естественном сознании.

Библейское повествование о творении человека говорит, что ему предшествует Совет Лиц в Боге и что в существе человека воспроизводится трихотомическая модель бытия: прах земной, дуновение жизни, и стал человек душею живою (Быт.2:7). Это краткое повествование в последующей ветхозаветной и новозаветной традиции и у святых отцов приобрело формулу трехсоставной природы человека: плоть, душа и дух.

Тринитарное Домостроительство, прикровенно и неполно выраженное в Ветхом Завете, в Новом открывается с полной определенностью. Беседа Иисуса Христа с Никодимом, речь Его перед большим собранием иудейских вождей, Его Гефсиманская молитва и, наконец, последняя заповедь ученикам – проповедовать Евангелие и крестить уверовавших во имя Святой Троицы не оставляют ни малейшего сомнения в том, что в Церкви осуществляется Триединое Божественное действие. Основные новозаветные события служат конкретным выражением этого. В Благовещении архангел благовествует Деве Марии о благоволении к Ней, схождении и осенении Ее Духом Святым и силой Всевышнего и рождении от Нее Сына Божия. В Крещении Отец благоволит, Сын крещается, Дух нисходит. В Преображении Отец повелевает (Его слушайтеЛк.9:35), Сын является в Божественном свете, Дух проницает и осеняет (Слава и облакМф.17:5; Лк.9:32, 34). В Крестных страданиях и неотделимом от них Воскресении, в этом завершительном акте Домостроительства спасения, где, как кажется, Богочеловек Иисус действует один перед лицом зла и смерти, участвуют все Лица Живоначальной Троицы: Отец отдает Сына (Ин.3:16), принимает Его дух в Свои руки (Лк.23:46), и воскрешает Его Духом Своим (Рим.8:11); Сын страждет и совершает спасение (Ин.19:30); Дух Святой подается ученикам воскресшим Иисусом (Ин.20:22) и снисходит в мир вследствие Его Крестной смерти (Ин.16:7).

4. Церковь в предвечном Совете Троицы и времени

Конкретная реализация всего спасительного дела Иисуса Христа выразилась в основании Им Церкви (Мф.16:18). Однако догмат о Церкви со времен апостольской проповеди содержит малораскрытую мысль о том, что Церковь существовала домирно в предвечном замысле Бога, что прообраз Церкви был дан уже в райском бытии человека и что строение здания Церкви совершается во времени до полного апокатастасиса, который наступит после последнего суда над миром. Грехопадение первозданной четы изменило процесс богоуподобления твари, но не Божий Промысел о Церкви. Для его осуществления потребовалось чрезвычайное действие – Воплощение Предвечного Слова и восприятие человеческой природы в глубокое таинственное Богообщение.

Церковь является центром Домостроительства спасения человека. Сущность ее как подлинного Божественного дела до конца непостижима. Апостол Павел говорит, что тайна Церкви велика (Еф.5:32). Он только упоминает об этой тайне, как и о неизъяснимых райских откровениях (2Кор.12:4). Очевидно, тайна Церкви коренится в самой глубине Троичной жизни. Учение о тайноводстве Святой Троицы в Церкви отеческое богословие раскрывает особенно полно.

Наряду с учением об откровении Пресвятой Троицы в единстве действий ее Ипостасей в Церкви православная экклезиология особенно акцентирует внимание, по апостолу Павлу, на природе Церкви, воплощающей всецелое единство Творца и твари как единого тела с Главой – Христом, и на единении твари. В единое тело объединено новое человечество, и неразумная тварь вместе с ним ожидает всеобщего избавления. Это учение о веществе содержится в определении Никео-Цареградского символа, получившего в греческой и славянской традициях два адекватных, но взаимно уточняющих и дополняющих друг друга термина: кафоличность и соборность. Главное содержание их, выражая существенное свойство Церкви – единство во множественности и множественность в единстве, уподобляет тайну Церкви тайне Святой Троицы. Троичность в Боге и соборность в Церкви, единство Троицы и кафоличность Церкви являются центральной темой богословия в изъяснении тайны Богочеловеческого взаимодействия в деле спасения мира.

Отношение Троицы Божественных Лиц к Церкви и к каждому ее члену с полной ясностью выражено Иисусом Христом в последний период Его земной жизни, когда Он говорил уже без притч.

Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое, и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим... Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек... Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (Ин.14:16, 23, 26). Ранее Иисус говорил своим ученикам о земном образце единства: Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф.18:20).

Таким образом, существенное пребывание Троицы в Церкви по благоволению Отца вследствие крестного подвига Воплотившегося Сына благодатью Святого Духа проявляется через соборность даже минимального количества членов Церкви, собранных во имя Иисуса Христа. Никто в Церкви не одинок, ибо каждый есть член ее, а все вместе – ее единое тело. Ни пространство, ни временные границы не нарушают кафолической соборности Церкви и ее единства с Триипостасным Богом.

Славословие Троицы составляет необходимую часть сакраментального служения Церкви. Крещение начинается славословием «Благословено Царство Отца и Сына и Святаго Духа» и совершается через троекратное погружение в воду с призыванием Лиц Святой Троицы. В Евхаристии доксология Троицы неоднократна: начальное славословие «Благословено Царство...», начало анафоры в чине литургий святых Василия Великого и Иоанна Златоуста: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца, и причастие (общение) Святаго Духа», «Достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущней и Нераздельней».

Аскетический подвиг христианина проникнут верой в непосредственное Богообщение с Живоначальной Троицей, что прекрасно выражено в молитве преподобного Иоанникия Великого: «Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый: Троице Святая, слава Тебе».

Православная экклезиология раскрывает отношение Троицы к миру в следующей формуле: Отец приводит нас к Сыну (свидетельствует о Сыне) водою (крещением Иисуса Христа от Иоанна и крещением всякого христианина, приходящего в мир); Сын приводит к Духу кровию (отданной за нас сначала предвечно, затем, в исполнение времени, на Кресте, и каждодневно в Новом Завете проливает в Евхаристии); Дух возвращает к Отцу (в Благовещении, Пятидесятнице, в последующем Домостроительстве Церкви). Духом – с самой Пятидесятницы – движется вся жизнь Церкви: вероучительная (изволися Святому Духу и намДеян.15:28), таинственная (устрояетесь в жизни Божиим ДухомЕф.2:22) и нравственная (Духом водимся и живем, и пожинаем плод духаГал.5:18, 22, 25). Так, три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном (1Ин.5:7–8). Это двоякое свидетельство есть откровение о Богочеловеке Иисусе Христе и Его деле.

5. Тринитарная экклезиология и Крест Христов

При всем сказанном экклезиология христоцентрична. В древней отеческой письменности особое место занимает теологумен о причинах воплощения Второй Ипостаси Святой Троицы – Сына Божия. Сыну, воплотившемуся Логосу, Богочеловеку Иисусу Христу, принадлежит исключительное положение в Домостроительстве спасения. Словом Божиим устроился мир: без Него ничто не начало быть, что начало быть (1Ин.3). Сыном Божиим восстановлено разрушенное грехопадением человека общение мира с Богом. Христос есть средоточие и Глава Церкви, которая явилась в мир и действует в нем как подлинно Христова Церковь. Без Него ничто не может быть совершено (Ин.15:5). Он есть та единственная Лоза, через которую происходит восстановление потока Божественной жизни в человеке.

Апостолы Христовы, исповедуя единство Троичного действия в Церкви, особенно выделяли исключительное значение Иисуса Христа и Его крестного подвига для спасения человека. Апостол Павел утверждает, что единственным предметом его проповеди является Христос, и Христос Распятый (1Кор.2:2). Послания апостола Павла остро вводят новозаветную экклезиологию в откровение Тайны Креста. Дело Христово на земле – это крестное искупление человека. В этом сущность всего Боговоплощения и всей сотериологии. Бог предопределил (в Предвечном Совете) усыновить нас Себе, обожить, чрез Иисуса Христа, Крестную Жертву Его и Церковь Его по благоволению воли Своей (Отца) в похвалу славы благодати Своей (Духа Святого) (Еф.1:4, 6). Эту благодать Он (Бог Отец) в преизбытке даровал нам чрез Духа Святого во всякой премудрости и разумении, открыв нам предвечную тайну Своей воли – отдать Сына Своего на Крест «нашего ради спасения», чтобы всё небесное и земное соединить в Церкви под главою Христом, чтобы обожить тварь (Еф.1:3–10).

Крестная Жертва представляет собой сокровенную тайну Святой Троицы о спасении мира, космически и исторически явленную в крестном пути Христа и Его Церкви. «Крестная смерть Господа есть средоточие нашего спасения и опора всех надежд христианских» (святитель Феофан Затворник). В Кресте, как сути спасительного действия Святой Троицы, открывается «любовь Отца распинающая, любовь Сына распинаемая, любовь Духа Святого, торжествующая силою крестной».

Крестный путь Церкви является единственно возможным путем следования за Христом и усыновления ее членов Богу. Кто не берет креста своего и не идет вслед за Мною, не может быть Моим учеником (Лк.14:27).

Всякий верующий, т. е. ищущий оправдания во Христе и приходящий для этого в Церковь, должен «сораспяться Христу». Я сораспялся Христу, – говорит апостол, – и уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал.2:19–20). Это значит, что я живу во плоти, но жизнью истинной, жизнью вечной, верой, духом, «воздыханиями Духа Святого» – сопребываю во Христе, и Он во мне: Он, возлюбивший меня так, что предал Себя на Крест за меня; я – возлюбивший Его, уверовавший в Него и сораспявший себя Ему на кресте личного подвига.

В том и состоит благодать Божия, а мое оправдание и спасение (Гал.2:21), в том смысл Церкви Христовой, что она дает мне право, власть и силу вознестись со Христом на Крест.

Внешним выражением «сораспятия Христу» является для православных часто творимое крестное знамение, не только символическое, но и духовно реальное самораспятие своей самости, ветхого человека в себе. Осеняя себя «во имя Отца и Сына и Святаго Духа» знамением Креста, мы силою Христа Распятого пригвождаем себя к Кресту и внедряем себя в Церковь.

Сораспять себя на Кресте Христовом можно только ради братьев своих по Церкви. В этом жизнь Церкви и смысл ее кафолической сораспинающейся природы. Бог есть Отец Милосердия – Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа... и Бог всякого утешения (2Кор.1:3), пославший Господа Бога Духа Святого, Утешителя. Он через Духа-Утешителя укрепляет нас на предлежащем нам в этой жизни «тесном пути» трудов и терпения, чтобы и мы общением Духа Святого могли утешить других членов Церкви – Тела Христова, находящихся в таких же трудах, и тем же утешением – радостью Креста, которым Бог утешает нас самих (2Кор.1:4).

А что речь идет именно об утешении радости Креста, показывает следующий стих (2Кор. 1:5). По мере того, как умножаются в нас страдания Христовы, т. е. чем истовее сораспинаемся мы Христу, причащаемся Святого Тела Его – Церкви, Страдающей и Воинствующей, умножается Христом (=Крестом) и утешение наше в Духе Святом.

Любовь распинающая и распинаемая есть особенность кафолического церковного подвига: ни один не спасает себя сам, но всех спасает Христос в Церкви Своей, членов ее, членов Тела Христова, чрез нас, друг чрез друга, – призванных к кафолическому служению, да некия спасем (1Кор.9:22). На такую взаимозависимость личного спасения и спасения ближнего указывает и апостол Иаков (Иак.5:20).

«Крест, как высшее выражение любви Божией, есть слава Божия. Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем. Если Бог прославился в Нем, то и Бог прославит Его в Себе, и вскоре прославит Его (Ин.13:31–32), – говорит Христос Своим ученикам, идя на страдания и Крестную смерть. Его Крестная слава, как видим, есть Троическая слава, ибо в Крестной смерти Сына прославляется Отец. С прославлением Сына неразрывно связано и сошествие Святого Духа: еще не было на них (верующих) Духа Святаго, потому что Иисус еще не был прославлен (Ин.7:39). На горе Фаворе, когда Троица была явлена в Божественной Славе, Моисей и Илия говорили об исходе Иисуса Христа, который Ему надлежало совершить в Иерусалиме (Лк.9:31).

Спасительная сила Христова Воскресения невидимым образом действует в мире со времени Воскресения Христова, завершившегося Вознесением Господним, когда вочеловечившийся Сын Божий воссел одесную Бога Отца и спосадил на Своем Престоле воспринятую в Свою Ипостась и обоженную человеческую природу, и послал от Отца Духа Святаго, освящающего мир»4.

Так претворяется в Церкви предвечный замысел Пресвятой Троицы о спасении человека. По воплощении Сына Божия и основании на земле Церкви Божией у Пресвятой Троицы «теперь одно попечение – всех привлекать к Себе для дарования им спасения. И Она действительно влечет. Отец Небесный уверяет: не хощу смерти грешника. Сын Божий одесную Отца всегда ходатайствует о нас. А Дух Святый? И Он тоже ходатайствует о нас воздыханиями неизглаголанными» (святитель Феофан Затворник). Мы же все – «камни храма Отчего, уготованные в домостроение Бога Отца, возносимые на высоту орудием Иисуса Христа, которое есть Крест, посредством верви Святого Духа». Поэтому все мы, христиане, – «спутники друг другу, богоносцы и храмоносцы, христоносцы, святоносцы, во всех отношениях украшенные заповедями Иисуса Христа»5.

Церковь есть высочайшая реальность и конкретное выражение непостижимых Божественных начал. Невыразимую словами Божественную сущность и действие Пресвятой Троицы человек постигает через Церковь в духовном облагодатствованном подвиге. Сущность искупительного дела Иисуса Христа и личного подвига христианина, содержание и образ совершения спасения раскрывают нам жизнеподательный Крест Христов – «Древо жизни и спасения, древо бессмертия, древо разума, древо трилюбезно, нетленно и неизнуряемо. Крест трисоставный, честное древо, ибо носит Троицы триипостасной образ»6.

Церковь и свершение творения

1. Введение

Судьба сотворенного мира не может не волновать последователей Иисуса Христа. Что... будет нам? (Мф.19:27), скажи, когда это будет? (Мф.24:3) – вопросы апостолов, которые задает человек Богу во все времена. Христос отвечает на них призывом к нравственной готовности человека дать ответ за себя в любой момент земной жизни. Он переносит эсхатологический интерес с неопределенного будущего времени в конкретную действительность, из процесса отвлеченного знания в непосредственную деятельность.

В Церкви проблема эсхатологии ставится не теоретически, но реально-таинственно как начаток будущего в настоящем (залог наследия нашегоЕф.1:14). В этом смысле проблема «свершения творения» есть для Церкви конкретная, жизненная заданность на каждый день.

Историческое бытие Церкви динамично по существу. Делание, свидетельство, служение, освящение, созидание, подвиг, «воинствование» – динамические категории, определяющие духовное творчество Церкви в мире.

Церковь продолжает дело Христа, Который есть путь и истина и жизнь (Ин.14:6). Она несет миру то же троякое свидетельство: указание пути к Богу, проповедание истины и освящение жизни. В этом суть последнего повеления Спасителя своим ученикам: идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф.28:19).

Тема «Свершение творения», таким образом, должна быть раскрыта как конкретное церковное делание в мире и истории. Она может быть сформулирована так: что может и что должна делать Церковь для того, чтобы тварное естество сегодня было достойно завтрашнего блаженства.

2. В святости свершение тварного мира

Главная задача Церкви на земле есть обожение твари. По известной формуле святого Афанасия Александрийского: «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом». Церковь благодатью обитающего в ней Святого Духа совершает таинственное возрождение людей и воссоединяет их с Богом. Тварный мир, через человека подчинившийся, помимо воли, закону греха, стенает и мучится, также ожидая своего избавления (Рим.8:19–22).

Богозданный мир, призванный к бытию и совершенству творческой волей Божией, не утратил до конца первоначально данных ему свойств и после грехопадения прародителей. Причастие Божества, которое беспрепятственно проникало всё творение в раю, стало в значительной степени вновь возможным после Воплощения Сына Божия. Подлинным царством благодати на земле является Церковь, но и в ней до «последней жатвы» сосуществуют вместе пшеница и плевелы. По Евангелию и апостольским посланиям, Церковь свободно присутствует во всех частях тварного бытия. Они в мире, Я не молю взять их из мира, – говорит Христос о своих учениках (Ин.17:11–15). В притчах о Царстве Небесном, которому надлежит зреть и возрастать, Христос уподобляет силу благодати закваске, которая поднимает всё тесто, и соли, которой сохраняется весь мир.

Таким образом, освящение мира Церковью ставит ее в положение непосредственной участницы творческого действия Бога. Задача полного и окончательного воссоединения сотворенного мира с Богом в апокатастасисе частично уже разрешается в Церкви. Православная аскетика и агиология опираются на онтологические основы возможности Богообщения тварного мира с Богом и на новую реальность благодатного освящения твари в силу искупительного дела Христова.

Первой в ряду достигших обожения земных стоит Пречистая и Преблагословенная Дева Мария. Православная мариология не случайно останавливается на условных рубежах в определении меры прославления Матери Божией. Между благочестивым поклонением Ей и богословским учением о Ней существует некоторый разрыв, заполненный в Римско-Католической Церкви догматическими определениями XIX–XX вв. Весьма возможно, что Православную Церковь от кодификации благочестивого верования в прославление Пречистого тела Богоматери, вознесении его на небо и пребывании телесно одесную Сына, удерживает не только отсутствие соборного решения, но и свойственное Православию некоторое прикровение тайны будущего века от вторжения неочищенного земного разума. Древние литургические гимны Восточной Церкви проникнуты именно таким благоговейным прикровением тайны Богоматери от неосторожных выражений поэтического языка и дерзновенного испытующего касания маловерия. Тем не менее, в некоторых православных богословских трудах Пресветлый образ Богоматери служит как бы изъяснением возможной меры обожения человека. Следом за Ней в диптихе святых стоит Предтеча и Креститель Господень Иоанн, святые Боговидцы-апостолы и бесчисленный лик прижизненно удостоенных высокой степени благодатного освящения людей.

Учение о Божественном Свете, преображающем природу человека, раскрыто в творениях преподобного Симеона Нового Богослова (XI в.) и святого Григория Паламы, Фессалоникийского архиепископа (XIII в.). Примеры достижения благодатной святости многочисленны и очевидны. В новой русской агиографии совершенно исключительное место занимает личность преподобного Серафима Саровского, ставшего как бы живым доказательством реальности древнего духовного опыта святых.

Однако примеры святых не вносят чего-либо нового в сущность основных положений православного учения об освящающем действии Церкви в мире. Они лишь подтверждают основной тезис, раскрывая практически процесс постепенного обожения мира.

Плоды Духа, перечисленные в послании Галатам (Гал.5:22–23), раскрывают суть этого процесса. Весьма характерно, что этот отрывок из Послания о плодах духа (Гал.5:22–6:2) по православному богослужебному Уставу положено читать в праздники преподобных. По диптиху святых, преподобные – подвижники Православия, чаще всего выходцы из народной среды, проходившие подвиг своей повседневной жизни смиренно и незаметно. Они могут служить мерой благочестия Поместной Церкви. Согласно определению Послания Восточных патриархов о православной вере, в Православии хранитель благочестия есть сам народ. И действительно, высоких иерархических степеней достигают немногие. Тем более проявление харизматических дарований представляет собой явление личное и чрезвычайное в истории Церкви. Дух же благочестия, формирующий личности преподобных, является нормальным и общим в церковном обществе. Он служит как бы мерой общей святости. Именно подвиг преподобных служит практическим осуществлением «программы Духа», плоды которой есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. Все эти качества должны принадлежать совершенному творению Божию – облагодатствованному человеку, щедро отдающему в мир дары своего духовного освящения. «Стяжи мир, и вокруг тебя спасутся тысячи», – говорил преподобный Серафим Саровский, на опыте убеждавший в силе воздействия умиротворенного духа на окружающую среду. Сопоставление слов апостола Павла о страдании твари с примерами созидания святыми духовного микроклимата питают веру в то, что именно подвиг святых удерживает мир и возводит его к целостному совершенству.

В нашей современной действительности служение умиротворению, охрана окружающей природной среды, установление мира и справедливых отношений в обществе должны быть поняты как дело Церкви, выражающее само ее существо и выходящее далеко за пределы нынешнего дня и осязаемого пространства тварного мира.

Богословская традиция и духовный опыт Православия исчерпывающе раскрывают эту сторону служения Церкви.

3. Эсхатология в русской церковной традиции

Тема «свершение творения» – о конечных судьбах человека и космоса, о суде и апокатастасисе и об участии Церкви в творческом делании Пресвятой Троицы – всегда привлекала внимание русских богословов и религиозных мыслителей. В истории Русской Церкви среди переводных святоотеческих творений видное место заняли творения святого Дионисия Ареопагита, святого Василия Великого, преподобного Максима Исповедника и других, способствовавших формированию того церковного эсхатологического миропонимания, которое характерно для всей нашей древней богословской традиции. Следует вспомнить и русские имена – митрополита Киевского Илариона, преподобного Авраамия Смоленского, Серапиона, епископа Владимирского, старца Филофея – древних церковных мыслителей, глубоко понимавших эсхатологию как присущую текущему моменту историческую реальность Церкви. «Киево-Печерский Патерик» (XI-XIII вв.), один из древнейших памятников, свидетельствующих о русском церковном сознании, глубоко проникнут эсхатологизмом.

Эсхатология воспринималась аскетическим сознанием русских подвижников как предощущение апокатастасиса в практическом служении Церкви миру. Это служение прежде всего совершалось в освящении жизни каждого и всех в целом ради примирения человека с Богом, умиротворения борьбы страстей в человеке и примирения враждующих. Участие в обновлении и примирении естества в масштабах общества и целого мира русские аскеты сознавали как свою задачу. Это составляет особенность русского подвижничества.

Миротворческое делание со времен преподобных Антония († 1073) и Феодосия († 1074) Печерских рассматривалось лучшими представителями русского иночества как основное содействие Промышлению Божию о твари. Известна миротворческая деятельность Преподобного Сергия Радонежского, духоносного «игумена Русской земли», по образному выражению современников и его учеников.

С деятельностью Преподобного Сергия и его школы связано распространение в России также исихастского направления. С этого времени в русское богословие входят неотъемлемой частью космологические, антропологические и эсхатологические воззрения святителя Григория Паламы и других богословов-исихастов. В то же время в ересях и сектах напряженный эсхатологизм оборачивался нередко своей противоположностью – стремлением противопоставить себя миру, очиститься от него. Им Церковь противопоставила деятельное служение миру и православный исихазм. Яркими выразителями этого направления вслед за Преподобным Сергием были преподобный Иосиф Волоцкий и преподобный Нил Сорский, находившиеся в духовной близости и личной дружбе. Преподобный Иосиф посылал своих «деятельных» учеников проходить искусство внутренней молитвы к преподобному Нилу. В свою очередь, преподобный Нил Сорский посылал своих духовных чад к преподобному Иосифу для изучения его Устава. Синтез обоих направлений, по примеру Преподобного Сергия, был дан вновь в духовном направлении Оптиной пустыни. Он не прекращается до настоящего дня.

Позитивное, благодарное Богу восприятие тварного мира было свойственно русскому религиозному сознанию всегда. В русском аскетизме жила любовь к природе и возделыванию ее. Русские монастыри любого направления, деятельного или исихастского, были образцовыми хозяйствами. На бесплодных северных островах Ладоги и Белого моря расцветали сады и вызревали плоды южных широт. Дикие звери принимали пищу из рук отшельников и приветливо встречали их благоговейных посетителей. Уместно вспомнить примеры подобного отношения к природе многих подвижников западного христианства.

Идея обновления твари через откровение сынов Божиих (Рим.8:19) хранилась в русском отеческом церковном предании и воплощалась в жизни святых и их паствы. Преподобные Пафнутий Боровский († 1478), Иосиф Волоколамский, Нил Сорский, позже святители Димитрий Ростовский († 1709) и Тихон Задонский († 1783) учили любить тварь и природу, прозревая в ней «умными очами» преображенную плоть обещанного Царства Славы.

4. В богословии и религиозном мышлении

С XIX века тема «свершения творения» обретает новые аспекты и новое звучание. Она раскрывается как церковная тема Искупления и спасения в трудах выдающихся церковных богословов – митрополита Московского Филарета, епископа Феофана Затворника, архимандрита Антония, Святейшего Патриарха Сергия. Следует вспомнить также работы других богословов: епископа Михаила (Грибановского), архимандрита Феодора (Бухарева), протоиерея Павла Светлова, профессоров Н. Н. Глубоковского, В. И. Несмелова, С. Пономарева, протоиерея Николая Петрова, А. Л. Катанского.

Кроме того, тема «свершение творения» решалась как религиозно-философская онтологическая тема о предвечном бытии твари, «софийности твари», «смысле творчества», об оправдании добра и происхождении зла. Это, прежде всего, характерно для философских исканий В. С. Соловьева и его последователей. В. С. Соловьев не создал философской школы, его последователи пошли в дальнейшем различными путями, далекими от богословской традиции. С одной стороны, это был Н. А. Бердяев, стремившийся объявить сущностью мирового процесса не спасение твари, а творчество как приобщение к деланию Божию; Д. С. Мережковский, увидевший в трех ступенях Божественного Откровения (творение мира Богом, спасение человеков Сыном Божиим и «откровение сынов Божиих твари») необходимость «трех заветов»; с поиском «системы всеединства» выступили Л. П. Карсавин и С. Л. Франк.

Были также мыслители-богословы, стремившиеся сочетать отвлеченные умозрения о Боге и твари, присущие соловьевскому направлению, с конкретным богословским знанием: священник Павел Флоренский и протоиерей Сергий Булгаков. Они, особенно первый, ставили иную цель – создать синтез светской культуры и церковности, что и пытались осуществить в своих богословских системах феодицеи и антроподицеи.

В целом русские мыслители первой половины XX века внесли в понимание проблемы обожения твари вклад, который нельзя обойти молчанием. Однако значение отдельных взглядов и систем неравноценно, так как на их формировании отразились особенности личного характера, культурной и общественной среды и неодинаковая степень их принадлежности живой церковной традиции.

Критика взглядов этих мыслителей не входит в прямую задачу богословия, но в оценке развития русской богословской мысли необходимо проводить четкую линию между классическим богословием и тенденциями религиозно-философской мысли XX века.

Проблема эсхатологии не утрачивает своего значения в XX веке, но разрешение ее поляризуется в богословском и философско-умозрительном плане. Характерен эпизод, происшедший на одном из заседаний «Религиозно-философских собраний» в Петербурге в 1902 году, когда Д. С. Мережковский, доказывая необходимость своего учения о «Третьем Завете», воскликнул патетически: «Мы веруем, что Христос придет!" Председатель этих Собраний, епископ Сергий (Страгородский), отвечал ему коротко и кротко: «Мы веруем, что Христос пришел».

5. Непрерывность апокатастасиса

Благодатно-реальное пребывание Бога в Церкви и мире питает нашу надежду на совершенство. В этом наша радость и осознанная обязанность участия в «свершении творения». Церковь есть жизнь – новая жизнь, благодатная и святая, которая основана на земле Христом; она растет и ширится благодатью Духа Святого до Второго Пришествия, пока не обнимет собой всё (Еф.1:22–23).

Учение о человеке в христианской традиции и современность

Гуманитарные науки ищут критерии, которые адекватно отражали бы всю сложность человеческой природы, в том числе ее метафизическую глубину, ее духовное измерение.

Недостаточность исходных положений современной философской антропологии, например биологической антропологии (А. Гелен, Г. Плеснер и другие), признается самими философами: «В известном смысле можно сказать, что здесь прорублена лишь одна просека в лесу сущностных черт и свойств человеческого существа. И хотя даются определенные образы человека, все они односторонние, а потому являются искаженными картинами, и ни разу дело не доходит до всеохватывающего определения человека»7.

Кризис антропологии можно считать наследием XIX и XX столетий. В первой его половине господствовала так называемая «эмпирическая психология», которую точнее было бы назвать «психологией без души». Душа как понятие сугубо метафизическое отметалась, что называется, с порога. В результате явления душевной жизни теряли свое единство и глубину, лишались разума и смысла, рассматривались как бессвязный набор отдельных психических элементов – представлений, ощущений и т. п. Эта «ассоциативная», или «атомистическая», психология была развенчана во второй половине XIX века работами выдающихся психологов У. Джемса, А. Бине, А. Бергсона и других.

Развитие современной психологии во многом обусловлено замечательным открытием австрийского философа Ф. Брентано, который развил идею «интенциональности» (смысловой направленности) душевной жизни на предметный мир.

Влияние феноменологии интенционализма оказало влияние на труды Э. Гуссерля, К. Ясперса, Э. Кречмера и других выдающихся философов. Они отвергли чисто натуралистическое понимание душевной жизни, справедливо усмотрев в ней явно выраженную сверхприродную, идеальную сторону. Возможность двустороннего взаимодействия между душевными (психическими и парапсихическими) и телесными явлениями стала очевидным фактом.

Если не «жизненная сила» («психея», «энтелехия», другие синонимы души), как думали виталисты, то что же является общим у всех живых систем? Над этим вопросом постоянно «ломают голову» биологи. Пытаясь на него ответить, Ж. Моно в своей известной работе «Случай и необходимость» постулировал целесообразную организацию молекулярной природы и подчинение организации индивида некоему плану.

Эти и подобные концепции в современной психологии заставляют вспомнить древнее учение о душе, имеющее источником различные мировые религии.

В этой связи немаловажное значение представляет христианская антропология, традиционное учение Церкви о природе человека, равно как и христианская триадология (учение о соотношении и взаимообщении Трех Лиц Святой Троицы), которую можно рассматривать как идеальную модель для человеческого общежития.

Святой апостол Павел призывает христиан: преобразуйтесь обновлением ума вашего (Рим.12:2), заботьтесь иметь Бога в разуме (Рим.1:28).

Не желая соперничать с наукой и не отвергая методологии научных исследований, Церковь в то же время сдержанно относится к их результатам, в чем можно было убедиться недавно на примере идентификации Туринской плащаницы.

Предлагая обязательные для верующих догматы, богословская мысль оставляет достаточно свободы для их интерпретации, а также допускает весьма различные и многообразные точки зрения по целому ряду промежуточных вопросов (так называемые «теологумены»).

Христианские мыслители, именуемые учителями Церкви, не оставили вполне разработанных и цельных систем антропологии. Но мы можем легко их реконструировать, извлекая те или иные суждения о человеке из разных сочинений, опираясь на богатейшую литературу по истолкованию Библии, а также, прежде всего, на тексты самого Священного Писания.

В Библии учение о происхождении человека (антропогония) и учение о его сущности (антропология) связаны воедино. Библейская антропология исходит из воззрения, что весь космос, весь тварный мир и венец природы – человек – созданы Высшим Творческим Началом – Богом.

Признание Бога в качестве целеполагающей причины творения принципиально недоказуемо, оно является предметом веры, характерной особенностью человека верующего; вера же как психологический феномен имеет исключительную устойчивость: «Существование Верховного Разума, а следовательно, и Верховной Творческой Воли, я считаю необходимым и неминуемым требованием (постулатом) моего собственного разума, так что если бы я и хотел теперь не признавать существование Бога, то не мог бы этого сделать, не сойдя с ума», – писал выдающийся русский ученый Н. И. Пирогов.

Библия сообщает, что Бог создал человека в «шестой день» (шестой космический цикл) творения, по образу и подобию Своему (предшествующие циклы творения можно рассматривать как подготовительные этапы создания человека). Библия об этом повествует так: И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою (Быт.2:7).

Раннехристианские писатели, такие, например, как Ориген или епископ Лионский Ириней, считали, что «образ Божий» человеку дан, подобие же задано, его надлежит стяжать, в соответствии с заповедью Христа: будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф.5:48). (Отсюда идеал обожения у учителей Церкви – Макария Великого, Афанасия Великого и других.)

Создание тела и души – это как бы два момента, начальный и конечный, в сотворении первочеловека Адама. Библейское откровение оставляет открытым вопрос о возможной эволюции человека и ступенях этой эволюции. В этом плане возможно существование целого ряда самостоятельных научных гипотез, безотносительно к религиозным учениям.

Безусловно, несовместимым с библейской антропологией, однако, является взгляд на то, что человек лишь количественно, а не качественно отличается от так называемых «ближайших соседей» на ступенях эволюции.

Человек, созданный по образу и подобию Творца, для которого Бог сотворил мир, рассматривается в христианстве как венец творения. «Среди всего ранее сотворенного не было настолько ценного создания, как человек. он достойнее и величественнее всего остального. И не только достойнее, но и является хозяином всего, и все для него создано», – подчеркивает болгарский богослов IX века Иоанн Экзарх в своем весьма популярном в Киевской Руси сочинении «Шестоднев». Превосходство человека над всем сущим объясняется его одновременной принадлежностью двум мирам – видимому физическому и невидимому духовному (трансцендентному).

Мир человека (микрокосм) столь же целостен и сложен, как и мир природы (макрокосм).

В Библии с поразительной ясностью разграничены в человеке естественная (биологическая) и сверхъестественная (теологическая) сферы. К первой относится человеческое тело, генеалогия которого выводится непосредственно из природного вещества («земной персти»), подчинена законам животного бытия. Ко второй относится «душа живая», несущая печать Божественного Духа, так как Сам Бог вдунул в лице его (человека. – Авт.) дыхание жизни (Быт. 2:7).

Христианская антропология рассматривает человека, прежде всего, как явление духовного порядка, «загадочного пришельца», предназначенного к уходу в иной мир.

Следует сказать, что признание акта творения отнюдь не разрешает всех загадок человеческой природы, например связи человека с космической эволюцией, взаимосвязи физической и психической сферы (тела и души), в единстве которых человек представляет собой живое, целокупное существо, несмотря на означенную двойственность.

Дуализм человека, ограниченность его физической природы и устремленность его духа в бесконечность – извечная тема поэзии:

О, вещая душа моя!

О, сердце, полное тревоги,

О, как ты бьешься на пороге

Как бы двойного бытия!8

Психическая жизнь человека сама по себе весьма подвижна и неустойчива, она похожа на быстротекущую реку, в которую невозможно войти дважды. Это область, в которой взаимодействуют тело и душа (дух); сами же они весьма устойчивы – в пределах земной жизни (тело) и даже в вечности (душа). Та неизменная устойчивость личности, которую мы подразумеваем под словом «я», создающая идентичность нашей индивидуальности, несмотря на постоянный поток сознания, смену впечатлений и ощущений, круговорот обмена веществ, – эта устойчивость определяется с точки зрения христианской антропологии именно душой, нематериальным субстратом, в котором, упрощая проблему и выражаясь современным языком, заложена вся информация о нашем «я».

«Творческое Слово», которое, по мысли святого Григория Нисского (IV в.), Бог первоначально вложил в мир и в человека, являлось нормой для их бытия. Эта норма была нарушена вследствие космической катастрофы – грехопадения прародителей (Адама и Евы), повлекшего за собой онтологическую поврежденность (падшесть) в человеке, распространившуюся на весь мир.

Профессор В. И. Несмелов в своем труде «Наука о человеке» (1906) дает интересную интерпретацию темы библейского грехопадения человека. Нарушение Божественной заповеди, вкушение от древа познания добра и зла явилось искушением пойти внешним путем для приобретения высшего ведения, попыткой взойти на высоту бытия без должных внутренних усилий.

В этом символическом образе заключена глубокая трагедия человека, приведшая его к утрате царственного положения в природе, к подчинению ее стихийным силам.

Отсюда контраст между первоначальным райским блаженством человека и дальнейшей борьбой за существование в человечестве, дошедшей до современного состояния, близкого к агонии: прибегая к научной терминологии, это состояние является возрастанием энтропии до некоего критического предела, по Т. де Шардену – это приближение к разрыву ноосферы.

Современному позитивизму до недавних пор оставалось чуждо (ибо требует не простого рационального понимания, но духовного постижения) христианское учение о «падшести», поврежденности, болезненности человека, а вместе с ним и всей природы, которая совокупно стенает и мучится доныне, ожидая спасения от славы детей Божиих (Рим.8:21–22).

В настоящее время, ввиду глобального экологического кризиса, положение изменилось. Понятие глобальной аномалии, укоренившееся в современных научных представлениях, позволяет, в силу некоей расширенной аналогии, уяснить если не верность такой концепции, то хотя бы правомерность ее постановки.

В этом контексте вырисовывается общность судьбы всего человечества и общечеловеческая солидарность отдельных людей. В осознании и формулировке глобальной проблематики, предвосхитившей современную так называемую «философию космизма», безусловный приоритет принадлежит русской религиозной философии второй половины XIX века, в частности Н. Ф. Федорову и Вл. С. Соловьеву. Оба гениальных мыслителя, оказавшие влияние друг на друга, впервые с полной ясностью развили учение о том, что субъектом истории является человечество как целое.

Единство человечества обусловлено его единосущием, следствием сотворенности по образу и подобию Божию (см.: Вл. С. Соловьев. «Чтения о богочеловечестве»; Н. Ф. Федоров. «Философия общего дела»). Отсюда линии этого единства как в историософии, так и в космологии: человечество является особым образованием не только в историческом бытии, но и венцом природы в эволюционном плане, в биосфере и ноосфере (Тейяр де Шарден).

Свойственное православию эсхатологическое ожидание преображенного мира и вера в конечное обожение человека привлекли к христианской антропологии многих видных русских философов и общественных деятелей на рубеже XX века. Среди них назовем Н. А. Бердяева и священника Сергия Булгакова, С. Л. Франка и П. Б. Струве, священника Павла Флоренского и Л. П. Карсавина.

Парадокс христианства, как указывали многие видные религиозные мыслители, и прежде всего Н. А. Бердяев, заключается в том, что оно одновременно и исторично (ибо основано исторической Личностью – Иисусом Христом), и сверхисторично (имеет источником Божественное Откровение и устремлено к Царству «не от мира сего»).

Творчество человечества венчает историю мира, потому что человек не утратил благодатных творческих даров Божиих, хотя и утратил свое Богоподобие.

В центре внимания у Тейяра де Шардена – человек как венец творческой эволюции Богосотворенной природы, вершина космогенеза и в то же время «руководящая сила всего биологического синтеза», устремленная к сверхличному началу – точке Омега, Абсолюту, Богу. Его натурфилософия естественным образом переходит в религию и даже в мистику, но это мистика знания.

В отличие от нее, православная антропология носит ярко выраженный христологический характер, основываясь прежде всего на догмате искупления рода человеческого воплотившимся Богочеловеком Иисусом Христом. Христос Своею крестной смертию снял с рода человеческого тяготевший над ним первородный грех. Спасительные плоды Его подвига усваиваются каждым человеком через Крещение и другие церковные Таинства.

Благодаря Боговоплощению и Искуплению, дарованному Христом, стало возможно спасение и обожение человека и всей твари, всего космоса. В этом и состоит предназначение Церкви, ее вселенская миссия.

По формуле IV Вселенского (Халкидонского) Собора, божественная и человеческая природа соединены в Иисусе Христе нераздельно и неслиянно, при наличии двух природ личность (ипостась) Богочеловека была одна. В каждом же из людей одна личность и одна природа. Различение природы и ипостаси (личности) весьма существенно для уяснения и раскрытия положения человека в мире, которое рассматривается в трех аспектах: 1) человек в его первозданном состоянии в раю; 2) человек после грехопадения и изгнания из рая; 3) человек после Искупления, дарованного Христом.

Истинная природа человека, его роль и призвание в мире могут быть выявлены с точки зрения христианской антропологии лишь в связи и взаимозависимости всех этих трех аспектов. Здесь мы коснемся лишь второго аспекта, да и то в самых общих чертах. Как уже говорилось, хотя первородный грех исказил природу человека, но он не уничтожал в человеке высшей творческой силы, образа Божия, запечатленного во всей природе человека – и в теле, и в душе, и в духе.

Принято считать, что одни христианские богословы учат о трехчастном составе человеческого существа (тело, душа и дух), другие – о двухчастном (тело и душа).

Этот широко распространенный взгляд нуждается в корректировке, так как одни и те же богословы говорят и о двухчастности, и о трехчастности человека, а история патристики не знает спора дихо- и трихотомистов. Богослов В. Н. Лосский был убежден, что разница между сторонниками дихотомизма и трихотомизма сводится к терминологии: «дихотомисты» видят в духе высшую способность разумной души, посредством которой человек входит в общение с Богом9.

Святой Афанасий Великий (IV в.) был убежденным трихотомистом и учил, что всё духовно-душевно-телесное естество человека должно обожиться вследствие восстановленной Богопричастности человека. Многие представители русского богословия так же понимали природу человека, в их числе св. Тихон Задонский, св. Феофан Затворник, а из современников – архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий, 1877–1961).

В своей известной работе «О духе, душе и теле» архиепископ Лука аргументировал трихотомизм данными психофизиологии, парапсихологии и генетики. Он разработал учение о так называемых актах сознания, которые никогда не бывают изолированными, поскольку мысль сопровождается чувством, а волевые акты связаны не только с восприятиями физических органов, но и с восприятиями души и духа.

Архиепископ Лука доказывал, что дух может вести Жизнь, раздельную от души и тела, ссылаясь на передачу наследственных свойств от родителей к детям, поскольку наследуются лишь основные «духовные» черты характера родителей, а не их чувственные восприятия и душевные воспоминания.

Он разделял взгляд на то, что животные тоже имеют душу, но подчеркивал, что у человека душа гораздо совершеннее, она обладает высшими дарами Святого Духа – разумением и познанием, творческим вдохновением, мудростью и др.

Самым значительным проявлением духовности в человеке, на наш взгляд, является совесть.

Совесть, неотъемлемое начало общечеловеческой нравственности, рассматривается христианской Церковью как голос Свыше, присутствие Божие в душе человека.

Человек часто пытается заглушить этот голос, потворствуя своим страстям и корыстолюбию, но до конца его не может заглушить, пока в нем живет хоть какая-то человечность. Именно совесть является наиболее человеческим в человеке – в самом благородном значении этого слова.

Пока не удастся выработать и принять общегуманистические основы нравственности, единые для всего человечества, оно будет раздираться силами вражды и противоборства. Критерием такой нравственности, безусловно, может быть только совесть, как бы ее ни называть – «категорическим императивом» (И. Кант) или голосом Божиим.

Без веры, совести и внутренней обращенности к Абсолюту сердце человеческое мятется, а ум бывает поглощен суетой: вместо разумения в нас проявляется рассудок, поглощенный самим собой; отсюда – эгоизм, взаимоотчужденность, чувство одиночества, отпадение от семьи, выпадение из общества. В творениях церковных писателей такое состояние именуется непросвещенностью и духовным помрачением.

Св. Андрей Критский (VII в.) в своем «Покаянном каноне» дал весьма впечатляющее определение этого состояния – человек поклоняется самому себе как идолу. Поистине, природа не терпит пустоты! – там, где нет обращенности к Источнику Света, сгущается мрак, царят различные идолы – «рода», «пещеры», «рынка», «театра» и всякие другие, которые, вероятно, и не снились автору «Нового Органона» Ф. Бэкону.

Служение этим идолам порождает культ ложных ценностей, приводит к насилию над человеком и обществом.

В любом акте насилия и разрушения (отрицания) есть некая «злая радость», которая создает иллюзию творческого акта, но это не творческий акт, не акт силы, а стихийное буйство, проявление творческого бессилия, паразитирующее на том, что было создано подлинным творческим актом – Деянием как волеизъявлением Добра.

В нашей недавней истории пафос отрицания привел к самому чудовищному вандализму, уничтожению бессмертных творений человеческого гения. Для Церкви, по существу, неприемлемо всякое отрицание, даже так называемое «отрицание отрицания», этот хитроумный принцип диалектики, под которым может скрываться что угодно.

Зловещая практика XX века, чудовищный опыт нигилизма и дегуманизации, репродуцированный в будущее авторами-антиутопистами (О. Хаксли, Е. Замятин, Дж. Оруэлл), подтверждают давний взгляд на природу человека, выраженный в христианском богословии, что ее нельзя произвольно «улучшить» и «переделать» безблагодатными средствами.

Сложной, духовной по преимуществу природе человека противопоказано низведение ее запросов к социально-экономическим или так называемым «духовным», под коими обычно подразумеваются потребности интеллектуальные и культурные.

Для усовершенствования социума, правильного развития общественных отношений недостаточно использование одних лишь материальных и культурных факторов. Необходима особая забота о подлинно духовном, что в плане конвергенции общества и Церкви можно рассматривать как движение в сфере религиозного просвещения. Эта сфера издавна была предметом внимания церковных деятелей.

Не случайно в наше время в качестве исторической парадигмы вызывает определенный интерес положительная роль Церкви в отечественной истории. Нравственное влияние Церкви на человека в процессе формирования правового общества (которое гарантирует наряду с другими свободами и правами человека и религиозную свободу) может принести безусловную общественную пользу, и эта польза, на наш взгляд, будет иметь тенденцию к возрастанию.

У христианской Церкви есть огромный исторический опыт, со времен святого равноапостольного императора Константина Великого, который был выдающимся социальным реформатором и политиком. Он по достоинству оценил и использовал положительную нравственную роль Церкви в условиях перехода к новой общественной формации. Святой равноапостольный великий князь Владимир сыграл такую же роль в истории нашего Отечества.

Провозглашая и утверждая высшие духовные потребности человека как имеющие вечный смысл, Русская Православная Церковь противостоит социальной энтропии, то есть тенденции любой общественно-экономической формации ставить превыше всего потребности социального регулирования. Такое регулирование всегда имеет место на той или иной стадии общественного развития, оно представляет лишь относительную ценность и вследствие несовершенства аппарата и инструментов регулирования обычно прибегает к мерам принуждения.

Церковь же по своей природе, как институт-посредник между людьми и Богом, основанный на Евангельской любви, не может действовать принудительными средствами. Ее Таинства и обряды имеют врачующую силу только в порядке добровольного употребления. Общество, впрочем, никогда не может стать идеальным, то есть вполне христианским, полностью свободным от зла и насилия (природа которых глубоко иррациональна). По отношению к злу и насилию необходимо принудительно-регулирующее начало, воплощением которого выступает государство.

Мы не разделяем двух крайних, противоположных точек зрения на значение социально-политического строя для нравственности человека. Первая полностью отрицает таковое, вторая полагает, что совершенный общественный строй «автоматически» устранит всякое зло и полностью усовершенствует человека. Не будем останавливаться на второй точке зрения, так как очевидно, что источником всякого нравственного добра является личность или коллектив личностей, при любом общественном строе.

Что касается первого воззрения, довольно распространенного среди части христиан, оно также не выдерживает критики: социальные реформы, усовершенствование общественного и государственного устройства объективно способствуют улучшению нравственности не только отдельных лиц, но и всего общества, об этом свидетельствует сама история.

Правовое, демократическое государство олицетворяет собой конструктивный, регулирующий принцип социальной жизни, предохраняющий общество, с одной стороны, от анархии, а с другой – от тирании и тоталитаризма. Сосуществование Церкви и государства, их взаимное невмешательство, сотрудничество и «симфония» являются условием нормального течения общественной жизни, раскрытия подлинно человеческого в человеке, то есть реализации идеалов гуманизма, следовательно, торжества нравственности.

Христиане при этом не забывают об эсхатологической устремленности самой истории за пределы времени, к жизни будущего века, к новой земле и новому небу.

Не отрицая относительной правды и справедливости, достижений современного правового государства, мы помним об их несоизмеримости с идеалами абсолютного добра; это «памятование» должно предохранить от ложных иллюзий построения «идеального» земного общества (что на практике грозит разрушением всего «неидеального», когда «цель оправдывает средства»). Ибо внешнее объединение людей на основе экономического коллективизма в самом хорошем правовом государстве все же не сможет устранить их внутренней отчужденности друг от друга. Только духовная солидарность людей, основанная на сознании братского, родового единства, общности происхождения и судьбы, поможет построить дом на твердом основании. В этом отношении именно Церковь способна помочь обществу, если само общество захочет воспользоваться этой помощью. Ибо в Церкви каждый ее член обретает подлинный опыт человеческого общения и постигает его непреходящий духовный смысл, заключенный в евангельской молитве Христа: да будут все едино... (Ин.17:21).

Разве не из религиозных заповедей пришли к нам моральные принципы, которые легли в основу всех «прав человека», призывов к гуманизации государства и общества? Разве не религия породила культуру как проявление особой формы духовности, присущей только человеку? Поистине, это cultura animi (развитие духа). Такая культура может и должна стать сферой сближения, взаимодействия и взаимообогащения Церкви и общества. Но для этого в церковной ограде должны найти себе место и храм, приют милосердия, и духовная школа, и художественная студия.

В этом случае, как писал в свое время священник Сергий Булгаков, социальная жизнь утратила бы свой прозаический оттенок, приобретя некую окрыленность и вдохновенный характер. «И жизнь и культура, освещенная внутренним светом, оказались бы светопроницаемы, полны света и жизни. Поэтому нужно любовно, без кичливости, но с христианским смирением открыть свое сердце «светскому» миру. И с той и с другой стороны должна быть признана обоюдная вина и принесена духовная жертва.»10.

Осознание этого в среде культурной общественности, как верующими, так и неверующими, – залог подлинного духовного обновления и консолидации всего российского общества. Лишь в единстве свободы и ответственности человек как подлинный homo sapiens реализует свое высокое призвание в мире.

Вступительное слово на открытии семинара «Духовный мир человека на пороге третьего тысячелетия» (март 1999 года)

Общая тема семинара «Духовный мир человека на рубеже двух столетий и двух тысячелетий» – это очень большая и ответственная заявка, и я вполне сознаю, что осветить ее в рамках даже не только однодневного, но и систематически проводимого семинара едва ли будет возможно. Тема многообразна, глубока и имеет очень широкий спектр различных конкретных проявлений.

Сейчас часто употребляется (я бы не сказал, что с полным осознанием его смысла) термин «духовность». И в недавнем материалистическом, марксистском прошлом мы постоянно утверждали духовные ценности. В этом не было никакой ошибки, потому что, когда мы говорим о человеке как об определенном природном феномене, мы устанавливаем его отличие от всего окружающего сотворенного мира. Мы говорим о человеке как о носителе определенных, особенных свойств: самопознания, самовыражения, различных форм деятельности, ощущений, восприятий, мыслительного процесса. Всё это отнюдь не принадлежит материи в тех или иных ее формах – твердой, жидкой или газообразной.

Но для нас эта тема естественно решается в едином контексте всего сотворенного мира.

Очень интересное наблюдение можно сделать сейчас в области фундаментальных наук: люди, обремененные большими знаниями, в своих исследованиях уже переходят грань материального и всё больше приближаются к той исходной богословской, библейской позиции, согласно которой мир – это единое целое, система очень сложная, но тщательно продуманная и безупречно собранная. Я помню, как при изучении курса «Теории механизмов и машин» нам, тогдашним студентам, объясняли, что механизм – это совокупность отдельных деталей, и машина – это система. Поэтому еще в средние, античные, древние времена мир понимался как совершенная машина. К сожалению, в отношении этой «машины» был допущен производственный брак: вернее, не производственный, а эксплуатационный, когда наши прародители, в нарушение предписанных им законов, сделали один, казалось бы невинный, но принципиальный шаг, и, таким образом, нарушена была целостность системы: и мы полетели совсем не в ту сторону, куда нам было первоначально предназначено «лететь». В этой системности мышления человеку отводится роль общения как с природой не мыслящей, но чувствующей, собирающей информацию, чутко на всё реагирующей, так и с Высшим Разумом – с Богом. Поэтому, когда мы говорим о духовности, то мы, прежде всего, говорим о человеке в его феноменальной сущности; ибо духовность проявляется многообразно: и в области собственных духовных, внутренних чувств, переживаний и действий, и в творчестве. В разной степени, может быть, но к одной и той же категории относятся и классические полотна Рафаэля, Тициана, Репина, Сурикова, и курьезы Пикассо и Фалька, потому что все они выражают ту духовную сущность, которой обладает человек в реальном образе, то есть они относятся к одной и той же человеческой сопредельности – состояния здоровья или тех болезненных процессов, которые в нем происходят.

Нам важно сейчас определить свое место в этой системности познания мира. А гносеология – это одна из тем, к осмыслению которой всегда стремился человек. «Познай самого себя». В Риме, недалеко от главного вокзала, в термах императора Диоклетиана собраны античные памятники. Там и надгробия, и различные монументы, но преобладают все-таки некрополи. Там одна из плит черного базальта выложена белым мрамором в форме скелета человека. Всё, от черепа до пяток, с необыкновенной анатомической точностью воспроизведено на этой черной мраморной плите, и по-гречески (а греческий был языком культуры в те времена) написано: «Познай самого себя».

Самопознание, познание внутреннего мира человека сейчас, на рубеже двух столетий, становится особенно важным, потому что XIX век – это был век познания окружающей среды. Простите, но мы анатомировали труп, мы превращали природу в подвластный нам материал для изучения и смотрели, дергается или не дергается лапка у лягушки, если на нее посыпать солью, но не определяли место этой лягушки в мироздании. Я особенно ценю писателя-фантаста Рея Брэдбери, который высказал мысль о том, что из совокупности поступков создается цельность, и только один маленький неверный шаг (а это также и богословская позиция) может прекратить (нарушить) всю цельность системы.

Мы начинаем семинар именно с центрального пункта: «Что есть человек? Что есть личность?». С вопроса, который был поставлен еще древним пророком Давидом: что есть человек, что Ты (Бог) помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? Не много Ты умалил его пред Ангелами... (Пс. 8:5–6). С личности человека – этого феноменального явления природы и творческого разума Божественной силы – мы и начинаем сегодня познание – наш христианский гносис.

Заключительное слово на заседании семинара «Духовный мир человека на пороге третьего тысячелетия» (март 2001 года)

Еще на студенческой скамье я был увлечен гипотезой познания. Не теорией, не системой, а гипотезой познания, гносеологией. В результате моей «эволюции» я – богослов и практический священник – каким-то образом частично ушел в политику.

В 1987 году, когда проходил в Москве Международный форум «За разоружение и безопасность человечества», в ответ на мое предложение нобелевские лауреаты согласились создать фонд «За выживание и развитие человечества». Обычно подобные идеи согласовывали с ЦК КПСС и с прочими инстанциями. А тут академик Е. П. Велихов пошел к М. С. Горбачеву, который принял это предложение «с ходу», и Велихов на пленарном заседании объявил о том, что создан международный фонд «За выживание и развитие человечества». С тех пор прошло 14 лет. В будущем, 2002 году мы будем отмечать наше 15-летие.

В результате работы фонда сейчас создан документ, который называется «Декларацией прав Земли», или по-иному – «Хартия Земли». В сентябре я докладывал о ее содержании в Организации Объединенных Наций на большом «саммите» религиозных деятелей. На прошлой неделе я вернулся из Италии, где докладывал об этой Декларации «Большой восьмерке».

В чем суть этого документа? Почему я с чисто богословских позиций мог участвовать на равных правах с физиками-ядерщиками, такими, как академик А. Д. Сахаров, Абдусалам из Пакистана (мусульманин), лютеранин Визнер, бывший министр обороны США Роберт Макнамара, внучка президента Д. Эйзенхауэра? Собравшись тогда такой дружной компанией, мы пришли к одному определенному выводу: при всем различии политических, мировоззренческих, личных характеров и позиций, мы все-таки должны подумать о том, что же нам делать дальше? Потому что достаточно одного неосторожного движения, чтобы за несколько минут на Земле не осталось бы ничего. Библия действительно трагическая книга. Она указывает на сложный период человеческих ошибок, который начался с нарушения однажды данного правила – быть порядочным и умным, быть социально ориентированным человеком.

В прошлом, 2000 году академик Е. П. Велихов в своем институте показал нам механическую модель ДНК при 200-кратном ее увеличении на электронном микроскопе. Эту модель выдумали наши, русские ученые, однако собрать ее, к сожалению, смогли только в Западной Германии. Она еще не закончена – это поиск.

Человек – это беспредельно ищущий инструмент познания. Мы всё не можем остановиться. Мы должны познавать. Должна быть введена некоторая определенная граница нашего познания. Человек имеет беспредельные возможности развития: как вниз, так и вверх; как в положительном, так и в отрицательном смысле. Но где-то должны быть разумные пределы познания. Нельзя младенца «нагрузить» штангой, которую может поднять лишь Юрий Власов.

Это разумное ограничение мы и приняли для себя как некую рабочую модель. Исходный пункт: наше мировое пространство (в котором для нас главной средой обитания является Земля) есть продукт определенной целостной системы, и потому нарушение законов этой системы приводит порой к необратимым последствиям. Эти последствия иногда с трудом исправляемы, но иногда их менее трудно исправить. Физики-ядерщики приходят к тому же мнению.

Есть один очень интересный человек – профессор Денисский. Он не имеет собственной кафедры, но занимается весьма интересной областью науки: изучением недр Земли. Несколько десятков лет тому назад мимо дома, где он работает, нельзя было проходить без опаски. Там изучались недра земли с целью поиска урана – основного сырья для ядерной техники. Потом всё это рассекретили. В такой скромненькой лаборатории этот ученый делает прогноз в отношении катаклизмов, которые выходят из недр и происходят на земной поверхности. Он работает под заказ Генерального штаба Вооруженных сил России. Одно время (не знаю, как сейчас) его прогноз публиковали в «Вечерке». Он установил прямую закономерную связь между страшными тектоническими явлениями, возникающими в недрах Земли, стихийными бедствиями и накоплением отрицательного заряда духовной человеческой энергии. Стихийные бедствия – это следствие моральных (вернее – аморальных) беспорядков, которые творятся в человеческом сообществе.

В такой аудитории, вроде вашей, я говорю попроще, что существуют «правила техники безопасности», – «инструкция по эксплуатации». Бог дал нам нашу среду обитания – совершенный механизм. Правила пребывания в нем, правила пользования им должны четко соблюдаться. Если мы будем нарушать правила техники безопасности при эксплуатации электропроводки, а тем более – в области высоких энергий, то естественно, ничего хорошего из этого не произойдет. Так же и в нашей повседневной жизни: правила поведения, этика являются основой жизни.

Однажды, несколько лет тому назад, я был в небольшом исследовательском центре, который каждый год проводит семинары по проблемным темам. На одном из таких семинаров меня просили объяснить, в чем суть нашей целостной системы. Из подручных средств у меня были только банан и трубочка для коктейля, из которых я соорудил некое подобие схемы. Схема – это скелет, это несовершенная форма. Тем не менее, она понравилась. Если позволите, я ее вам предложу. Мы, богословы, говорим: мир – это творение. При этом существуют три жестких закона. Когда я учился в МИИТе, один профессор сказал: «Ребята, когда будете строить мост, прежде всего, ищите треугольник, – он никогда не подведет: это самая жесткая фигура. Если сделать ферму из трех углов, то стоять она будет до землетрясения».

Каковы же основные элементы в треугольнике нашей целостной системы? Прежде всего, это – природа, экология. По-русски «экология» – это «домострой». В «Домострое» (литературном памятнике XVI в.) священник (протопоп) Сильвестр популярно объяснил великому князю Иоанну IV, как ему себя вести, как устраивать дом, как ставить тесто на пышки, как управлять государством. «Домострой» издавался уже несколько раз. Советую его прочитать. Для чего нужна экология?

Это – средство существования. Нужно выращивать злаки, овощи, фрукты, съедать их, куда-то убирать отходы и продукты распада. Последние два года я занимаюсь, в частности, печами, которые могут с пользой уничтожать весь мусор. Такие печи мы покупаем за рубежом втридорога, но они дымят, засоряют атмосферу, в то время как наши инженеры разработали уже не первый проект более совершенных печей. Печь, созданная нашими инженерами-оборонщиками, сжигает всё. Потом продукт сжигания идет в промышленность чистой фракцией того или иного химического соединения. Этим занимается экономика. Но для того, чтобы правильно всем этим пользоваться, нужны правила поведения – этика. Вот эти три «Э» – экология, экономика, этика – и составляют закон нашей жизни – поверхностно горизонтальной, где мы и существуем.

А откуда всё это? Эта горизонтальная проекция появилась от Разумного Начала – от Бога. (Древнейшее библейское название Бога – Сила, Энергия). Созданным миром управляет Бог. Для того, чтобы управлять, Он и создал человека, поместив его в это горизонтальное пространство и дав ему закон. Чем ближе человек к горизонтальной плоскости, тем больше он приближается к животному существованию. Чем ближе человек к Источнику Энергии – Создателю, тем больше он начинает видеть, что происходит в мире. Либо это плоскостное восприятие, либо – с более высокой точки – более широкий обзор, более емкий. Задача, которую Бог поставил перед человеком, – быть подобным Ему. В Библии прямо говорится: Я (Бог) сказал: вы боги (Пс. 81:6; Ин. 10:34). Будьте подобны Богу, и тогда вы будете обладать знанием и возможностью использовать все созданные богатства. Но я предупреждал, что это – схема. Схема, рожденная ночью из бананов и трубочек для коктейля. Тем не менее, она получила одобрение. Эта схема и является основой того документа, который в будущем, 2002 году предполагается принять в ООН наравне с «Хартией прав человека». Это – «Правила человеческой жизни», основанные на 10 заповедях, данных Богом на горе Синай бежавшим из Египта людям, и повторенные в более высокой степени уже всем нам Иисусом Христом.

Рассуждать же о том, какова концепция эволюции, очень сложно. Есть два пути познания: путь экспериментальный и путь интуитивный. Весь святоотеческий опыт духовной жизни Церкви говорит именно об интуитивном познании. Человек путем большого углубления в самого себя с определенными правилами поведения, согласно с Божиим Законом, – становится знающим. Есть у апостола Павла великолепные слова: «Душевный человек (то есть «горизонтальный») не может судить о духовном, а духовный может судить обо всем» (ср.: 1Кор.2:14–15). Человек, достигший высшей степени своего духовного развития, приближается к Первоисточнику своего бытия. Он может судить обо всем. Григорий Богослов (замечательный святой отец, мужественный исповедник центральной линии Христианства – Православия, интереснейшая личность, поэт – лирик) сказал однажды, что богословием может заниматься не всякий человек, отнюдь не пресмыкающийся по земле. В «Шестодневе» – творении святого Василия Великого – есть такие слова: некто утверждает, что человек произошел от того-то и того-то. И, в конце концов, – от рыб, то есть вышел из воды. (Еще в античности, в древности был такой тезис). И тот, кто так говорит, – воистину бессмысленнее рыбы.

Последнее, что я хочу еще раз сказать. Дорогие мои, область познания увлекательна. Если бы нечем было заниматься, не нужно было бы ходить на уроки, на лекции и делать другие серьезные дела. Но мы живем на Земле, и поэтому приходится волей или неволей заниматься чем-то и даже политикой. Вам, будущим инженерам, мне бы хотелось дать один совет: старайтесь найти и понять законы, которыми обеспечиваются оптимальные характеристики конструкции, и исполняйте эти законы. Наша Планета, наш мир, наше человеческое сообщество – очень хрупкие конструкции, поэтому «правила эксплуатации» должны соблюдаться с предельной осторожностью и точностью. Поэтому будьте подлинно строителями, настоящими инженерами, творцами, заботьтесь о том, чтобы из ваших рук выходило всё самое совершенное.

Спасибо!

* * *

1

Житие и жизнь Преподобного отца нашего игумена Сергиа. Списано учеником его священноиноком Епифанием // Богословские труды. Сб. 11. М., 1973. С. 220.

2

Волоколамский Патерик // Богословские труды. Сб. 10. М., 1973. С. 202, 212.

3

Преподобный Серафим Саровский. О цели христианской жизни. Сергиев Посад, 1914. С. 43, 44.

4

Василий, архиепископ Брюссельский и Бельгийский. Спасительное дело Христа на Кресте и в Воскресении // ЖМП. 1973. № 2. С. 64–69.

5

Игнатий Богоносец. Послание к Ефесянам, гл. 9.

6

Канон Честному Кресту.

7

Bollnow O. F. Die philosophische Antropologie und ihre methodischen Prinzipen // Philosophische Antropologie heute. Munchen, 1972. S. 25.

8

Тютчев Ф. И. Сочинения. В 2 т. М., 1984. T. I. С. 173.

9

См.: Богословские труды. Сб. 8. М., 1972. С. 68.

10

Вопросы религии. 1996. Вып. 1. С. 50–52.


Источник: Преданный служитель Церкви. О церковной и общественной деятельности митрополита Питирима (Нечаева) / «Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви», 2009

Комментарии для сайта Cackle