Руководство для сельских пастырей
1889. Т. 3. № 36–52

Охранение целости духовного стада должно быть одною из первейших забот пастыря Церкви. Это требуется от него по самому его званию и по свойству возлагаемых на него обязанностей. Святая Церковь, призывая его быть пастырем, ставит его через то стражем и хранителем вверенной ему паствы, и он, как страж приставленный к стаду, должен отвечать за каждую овцу, им утерянную. Господь через пророка Иезекииля угрожает гневом Своим тем нерадивым пастырям, по вине которых блуждают и рассеиваются овцы, и рассеявшись делаются пищей всякому зверю полевому, и изрекает горе тем из них, которые оставляли овец своих на расхищение, и при виде опасности не разведывали о них, и угнанной не возвращали, и потерянной не искали (Иез.34:2–10). Пастырь Церкви должен видеть образец и возбуждение для своей заботливой деятельности к охранению овец своего стада в примере Того, Кто называет Себя добрым пастырем, душу Свою полагающим за овцы, и который в известной притче осуждает своекорыстных и нерадивых пастырей, представляя их под образом наемника, которому овцы не свои, и который видит приходящего волка, и оставляет овец и бежит, и у которого не болит сердце, когда волк расхищает овец и разгоняет их (Ин.10:11–14).

Всегда пастырю Церкви нужно быть бдительным, всегда нужно смотреть за тем, чтобы не отстала от стада и не увлечена была в опасное место какая-либо из овец, вверенных его попечению; потому что всегда, когда он и не думал, могут найтись люди, которые, заразившись заблуждением, станут совращать и вовлекать в свое общество и других. Еще Спаситель предсказывал Своим ученикам, что среди общества последователей Его мнози лжепророцы восстанут и прелстят многия (Мф.24:11). Апостолы приняли к сердцу это предсказание своего Божественного Учителя, и с своей стороны внушали верующим, в особенности поставленным над ними пастырям, особенную осторожность и бдительность в виду явления разных лжеучителей. Так, апостол Петр говорит: были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси… И многие последуют их разврату, и через них путь истины будет в поношении. И из любостяжания будут уловлять вас льстивыми словами (2Пет.11:1–3). Для пастырей Церкви должно быть особенно важно и памятно внушение апостола Павла в известной речи его пресвитерам ефесским: убеждая пресвитеров ефесских внимать себе и всему стаду, в котором они поставлены от Духа Святого блюстителями, – для усиления их бдительности он указывает на то же обстоятельство, какое выставляет на вид и апостол Петр в своем послании. Аз бо вем сие (говорит он), яко по отшествии моем внидут волцы тяжцы в вас, не щадящии стада, и от вас самех восстанут мужие, глаголющии развращенная, еже отторгати ученики в след себе (Деян.20:28, 30; 1Тим.4:1). Враг Церкви Божией не дремлет, он всюду ходит, подобно хищному зверю, ища поглотить кого (1Пет.5:8), и где замечает беспечность и невнимательность, там легко уловляет оставленных пастырем овец в свои сети. Всегда должен помнить это пастырь Церкви, страж духовного стада, и никогда не должен успокаивать себя и предаваться полной беспечности, хотя бы не было явной опасности совращения, хотя бы и не было налицо врага, угрожающего стаду расхищением.

Но бывают такие времена, и есть такие местности и приходы, когда и где от пастыря Церкви по вызову обстоятельств требуется особенная усиленная бдительность об охранении целости своего стада. Это тогда и там, когда и где православная паства видит пред собою сектантов или представителей чуждого вероисповедного общества, враждебного Православной Церкви, когда в местности прихода является и распространяется какая-либо секта, соблазняющая многих и готовая увлекать к себе членов православной паствы, когда среди инославного общества, стоящего рядом с православным, заметно действует дух пропаганды, проявляющий назойливое стремление к совращению и отторжению от Православной Церкви верующих в простоте сердца наших собратий. Так, в последнее время, то там, то сям, появляется и усиливается штундизм, и где есть он, там пастырь Церкви зорко должен смотреть за тем, чтобы представители этой секты своими льстивыми словами, имеющими образ благочестия, не увлекли в свое сообщество простецов в вере, малоопытных и мало знающих свое исповедание. Так, нередко среди народа являются эмиссары пашковцев и стараются распространять свои книги и брошюры, и свое лжеучение, родственное штундизму, силясь поколебать преданность Церкви тех, которых отцы и деды были верными сынами Православной Церкви. В более образованных кругах иных соблазняет новомодное учение А. Толстого, кощунственно названное им евангелием, которое сильно действует на слабые невыдержанные умы не своим достоинством и содержанием, а своею, бьющею в глаза оригинальностью и авторитетом, прежде славного и популярного беллетриста-художника. Не безопасен для простого народа и раскол старообрядства, хвалящийся своею преимущественною, хотя и мнимою, верностью древле-православной Церкви, и прельщающий иных более строгим блюдением древних уставов благочестия, чем какое замечается во многих слоях православного общества, поддающегося влиянию иноземной цивилизации. На окраинах России целости православной паствы угрожает пропаганда представителей инославных обществ. Например, в Привислянском крае римско-католическая пропаганда употребляет явные и тайные усилия к тому, чтобы совратить недавно воссоединенных бывших униатов, а в Балтийских провинциях готовы всячески противодействовать успехам православия лютеранские пасторы и немецкие бароны, и их влияние очень опасно для православных паств, там живущих, в особенности, для обращенных в православие из лютеранства эстов и латышей. Когда пастырь видит врага под своей паствы, когда замечает появление или распространение какой-либо секты или усиление чужой пропаганды в местности его прихода, он не может оставаться пассивным и равнодушным в виду опасности, угрожающей его стаду. Пассивное отношение его к положению вещей, небезопасному для паствы, было бы изменой с его стороны к Церкви и своему званию.

Что же должен делать пастырь Церкви, когда он видит, что его пастве или некоторым членам её угрожает опасность совращения, или, когда он замечает, что те или другие из его пасомых колеблются в преданности своей Церкви, и что какая-либо секта или чуждая пропаганда смущает православную паству и отторгает от Православной Церкви членов, прежде ей преданных?

Прежде всего, пастырь Церкви, при виде распространения секты или успешного действия инославной пропаганды, вблизи или в местности его прихода, внимательно должен осмотреться вокруг себя и со всею возможною тщательностью доискаться причин, по каким некоторые из его паствы готовы уклониться от Православной Церкви и перейти в секту или другое инославное общество. Не сам ли пастырь, или не собратия ли его по служению служат виною отчуждения от Церкви многих из членов православного общества? Может быть, отталкивает от Церкви живущих и числящихся в ней и побуждает их искать другого религиозного общества притязательность пастырей, их корыстолюбивая требовательность, или их гордое невнимательное отношение к членам своей паствы, к их нуждам и заявлениям, их небрежность в отправлении обязанностей священнического служения и т. п.? Замечают, что на западе сектантство усиливается более всего вследствие причин, кроющихся в самих служителях религии. И, по словам Господа у пророка Иезекииля, тогда рассеиваются и блуждают овцы, тогда уклоняются от своего стада, когда пастыри пасут самих себя, едят тук, волною одеваются, откормленных овец закалают, а стада не пасут (Иез.34:2–6). Если это так, если самоиспытующая совесть пастыря скажет ему, что он и его сослужители не безвинны в этом отчуждении от Церкви людей, прежде спокойно живших среди православной паствы, если он чувствует, что уклонением от того или другого долга пастырского и допущением в своём поведении чего-либо неприличного служителю Божию он подаёт повод быть недовольным собою и возбуждает ропот в окружающей среде, – то все усилия его должны быть направлены к тому, чтобы исправить себя и так вести своё дело, как требует того высокое звание служителя Церкви. В своём служении и во всём своём поведении он должен являться таким, чтобы против него не поднималось никакого справедливого упрёка и неудовольствия. Апостол Павел, увещевая пастырей быть бдительными в виду появления волков, угрожающих стаду, внушает им первее всего внимать себе (Деян.20:28), то есть себя поставить так, чтобы паства с доверием относилась к нему, и чтобы волки-хищники, видя его бодрствующим, не смели подступать к стаду.

Может быть, далее, само православное общество, внедрённое нравственному руководству пастыря, отталкивает от себя некоторых из своих членов своею нравственною распущенностью, слабым проявлением чувства религиозности, своею жёсткостью, своими раздорами, своими нехристианскими привычками и поступками? Может быть, не находит удовлетворения в среде православного общества возбуждённое чувство веры в душах, стремящихся к благочестивой и богоугодной жизни, и он надеются найти для себя больше духовной пищи и больше духовного удовлетворения своим запросам, в близ стоящих обществах, сектантских или инославных?

Нужно беспристрастным взором смотреть на явления жизни в своей общине, и прежде, чем нападать на совратителей и громить соблазняющихся и совращающихся, следует стараться по мере возможности устранять все условия в данной житейской обстановке, благоприятствующие распространению секты или успехам пропаганды. Если, например, производит соблазн, и побуждает и добрые сердца к уклонению от Церкви непоказная жизнь православного общества, противная христианскому закону, и распространение среди него безверия, пастырь Церкви с одной стороны в пределах своих полномочий сделает все возможное к устранению соблазнительных явлений из жизни своей паствы, с другой, постарается примирить соблазняющихся с существованием в Церкви людей недостойных вместе с достойными, и с видимыми явлениями в ней частых уклонений от евангельского закона правды и святости. Часто люди, имеющие образ благочестия, порывая связи свои с Церковью, в оправдание своего охлаждения к Церкви и уклонения от неё, выставляют на вид соблазны, производимые недостойной жизнью членов православного общества, и умножение среди него безверия. При встрече с подобной соблазняющейся слабостью веры, пастырь Церкви разделит сетование людей благочестия на умножение нечестия в христианском православном обществе, но в то же время всей силой убеждённого слова постарается успокоить колеблющееся сердце, готовое из-за чужих грехов лишить себя освящающей благодати Божией, хранимой в Церкви. Он напомнит ему, что в Церкви и пред судом Божиим каждый отвечает сам за себя, и что чужое недостоинство не унижает и не чернит нас пред правдой вечной, что Церковь не может состоять из одних совершенных и святых, что, чем больше и многочисленнее общество, тем естественнее при обыкновенной слабости человеческой ожидать в нем большого числа недостойных членов, но что это присутствие в Церкви недостойных отнюдь не нарушает святости Церкви, которая, имея главою Христа и руководящая духом Божиим, дает обильные средства освящения всем, прибегающим к ней, но что вне истинной Церкви нет этих средств благодатного освящения. Людям, соблазняющимся нехристианскими явлениями в православном обществе, назидательный ответ дает притча Спасителя, в которой царствие небесное или Церковь уподобляется человеку, сеявшему доброе семя на селе своем. Когда, по этой притче, взошла трава и показался плод, тогда вместе с добрыми растениями явились и плевелы. Увидавши это, рабы господина сказали ему: не доброе ли семя сеял еси на селе твоем? Откуду убо имать плевелы? Он же рече им: враг человек сие сотвори. Раби же реша ему: хочеши ли убо, да шедше исплевем я? Он же рече им: ни: да не когда восторгающе плевелы, восторгнете купно с ними и пшеницу. Оставите расти обое купно до жатвы (Мф.13:24–30).

Если заметно в обществе возбуждение религиозного чувства, ищущего себе удовлетворения, не нужно предоставлять его самому себе, чтобы оно, не быв направлено на надлежащий путь, не повело к отпадению от Церкви. Пастырь Церкви, как призванный духовный руководитель народа, обязан овладеть обнаружившимся движением, и возбужденным запросам дать посильное удовлетворение. Усиление церковных молений или учреждение более частых внебогослужебных собраний для целей назидания, в руках его может быть средством к тому, чтобы возбужденному религиозному чувству дать требуемую им пищу и предотвратить искание её где-либо в ином месте, вне Православной Церкви.

Далее, пастырю Церкви, при виде опасности совращения для некоторых из своих прихожан, следует ближе присмотреться к тому религиозному обществу, которое готово увлекать к себе членов православной паствы, – следует хорошо ознакомиться с его учением и с его религиозными обычаями, из которых иные могут нравиться и православным и производить сильное впечатление на благочестивое чувство, – следует собрать точные и подробные сведения о тех средствах, какими представители сект или инославных обществ увлекают к себе из ограды Православной Церкви простодушных и нетвердых в своём исповедании чад её. Это близкое знакомство с сектами или инославными обществами, угрожающими опасностью совращения для православной паствы, необходимо для того, чтобы отсюда лучше определить предохранительные меры для предотвращения угрожающей опасности и для удержания в ограде Православной Церкви колеблющихся членов её, могущих не устоять против влияния секты или инославного общества, заманчивого в каком-либо отношении.

Желание некоторых священников нравиться прихожанам своею службою, или точнее, своим искусством совершения богослужения, есть, по-видимому, желание самое законное и вполне соответствующее цели пастырского служения. Ибо, что другое может быть приличнее и свойственнее пастырю, как не забота о наилучшем исполнении того главного дела, на которое он поставлен? А поставлен он на то, чтобы учить своих пасомых, ведя их по пути к царствию небесному, и совершать для них богослужение и таинства, через которые он вводит их в общение с Богом, питая и совершенствуя их дух. А потому, нет сомнения, что совершение богослужения, составляя одну из главных обязанностей пастыря, служит одним из главных средств его влияния на духовную жизнь своих прихожан, а, следовательно, может влиять и на снискание к нему близости и расположения их. Но вопрос в том, как и чем он может здесь снискивать себе их расположение?

Порядок и состав православного богослужения строго определен и всегда один и тот же, изменить его нельзя, а, следовательно, в этом отношении пастырь ничего не может привнести от себя в совершаемое им богослужение. Остается искать такого воздействия на прихожан через богослужение только во внешних приемах его исполнения, и эти приемы действительно имеют важное значение.

Цель христианского, и в частности православного богослужения, та, чтобы будить и воспитывать в человеке религиозное чувство, направляя и вознося дух его к Богу и вводя его в общение с Ним, а через то делая его способным и восприимчивым к действию благодати Божией, преподаваемой ему в таинствах и действующей непосредственно на душу каждого христианина по мере его духовного возраста и совершенства. Поэтому главная цель богослужения с его священнодействиями, песнопениями, молитвами заключается именно в том, чтобы постоянно возносить дух человека к Богу, поддерживая в нем высоту благоговейного чувства пред Ним и вводя его в живое молитвенное общение с Ним. А так как такое общение с Богом в каждом человеке должно быть сознательным и разумным, молитвенная беседа души с Богом должна иметь какое-нибудь содержание – прошение, славословие, благодарение, то и самые средства, которыми душа вводится в такое общение, то есть самое богослужение с его молитвами, песнопениями и священнодействиями должно быть внятно и вразумительно для каждого. К этому должны быть направлены поэтому и все внешние приемы, употребляемые в богослужении лицами, совершающими его. Забота их должна быть направлена к тому, чтобы сделать служение, ими совершаемое, действительно внятным, понятным и вразумительным, дабы оно действительно достигало своей цели, – действовало на религиозное чувство и возбуждало его, поддерживая стремление и возношение души к Богу. Но всякое ли совершение богослужения действительно достигает этой цели?

Нет сомнения, что служба торопливая, спешная бывает невнятна. Чтение быстрое, неразборчивое – непонятно, пение небрежное и монотонное мало действует на чувство, совершение обрядов и священнодействий торопливое и без должного внимания и благоговения не возбуждает этого благоговения и в других. Поэтому сильно погрешают те пастыри, которые, как сами допускают эту небрежность в своем богослужении, так и дозволяют ее своим подчиненным сослуживцам. Для простого русского человека богослужение служит не только средством для молитвы и проявления своего религиозного чувства, но и училищем благочестия. Он здесь учится своей вере, знакомится с ее содержанием и старается запомнить ее формулы из тех молитв и песнопений, которые он слышит. А потому, вразумительность чтения и пения молитв уже и с этой стороны для него необходима, так как он не знает их. Затем, и самое религиозное чувство может возбуждаться только сознательным пониманием и усвоением того, что читается или поется, потому что не звуками неопределенными возбуждается оно, но словами, выражающими определенную мысль. Только такая ясно сознанная мысль может возбудить чувство и воспламенить душу молитвенным полетом к Богу. Да и самая молитва должна иметь определенное содержание. Без такого содержания человек по необходимости рассеивается в своих мыслях и чувствах и начинает думать о предметах посторонних. Равным образом, и самые обряды и священнодействия действуют на религиозное чувство, восторгают и умиляют душу тогда, когда они совершаются истово, благоговейно и с соответствующим благолепием. Небрежное, торопливое, только формальное исполнение их, так сказать, скрывает от взоров предстоящих, важность и высоту их содержания, а потому и лишает их неотразимой силы действия на чувство. Форма обряда, не одухотворенная высотою и глубиною чувства самого священнодействующего, теряет через то выразительность и ясность своего содержания, а потому утрачивает и силу своего действия на сердца людей. Поэтому, небрежный в богослужении пастырь, не обращающий никакого внимания на предстоящих при богослужении, и как бы вовсе не имеющий их в виду, а заботящийся только о наискорейшем выполнении обычного порядка богослужения, не может глубоко и благотворно действовать на религиозное чувство своих прихожан, а, следовательно, не может и располагать их к себе своим богослужением.

Но как не достигает истинной цели богослужения по отношению к своим прихожанам пастырь, небрежно совершающий его, так не менее не достигают этой цели и те пастыри, которые стараются рисоваться пред прихожанами своим богослужением, желая нравиться им своею службою. Великая погрешность таковых пастырей заключается в том, что в таком важном и святом деле как богослужение, они заняты бывают исключительно собою, и как сами все своё внимание сосредоточивают только на своей внешности, своих внешних приёмах и действиях, так стараются останавливать на этой своей внешности и внимание предстоящих. Таким образом, они непростительно погрешают прежде всего уже тем, что себя самих делают как бы целью совершаемого ими богослужения, которое является в их глазах только как бы средством показать себя, обнаружить свои личные достоинства и качества, и постоянно обращать ими на себя внимание предстоящих, делая таким образом служение Богу орудием и средством для достижения своих личных целей. Вместо того, чтобы направлять взоры предстоящих к небу, они, напротив, стараются привлечь эти взоры к себе и останавливают их на себе. Вместо того, чтобы возносить умы и сердца их к Богу, к Нему направлять и напрягать всё их внимание, они, напротив, стараются привлечь это внимание к себе и останавливают его на себе разными искусственными приёмами и средствами, употребляемыми ими в своём богослужении. Таким образом, вместо того, чтобы быть только посредниками между Богом и предстоящими людьми, орудиями и совершителями богослужения, они выдвигают себя на первый план и стараются сделать себя главным предметом внимания, и как бы главною целью, совершаемого ими богослужения. Потому-то и средства, употребляемые ими для привлечения этого внимания, всегда являются ложными и не соответствующими цели богослужения и его важности.

Средства эти, к которым прибегают такие пастыри, желающие нравиться прихожанам в своём служении, обыкновенно бывают чисто внешние, наружные. Стараются они нравиться, привлекать и располагать к себе своей осанкой, манерами, поступью, величественною или утонченною эластичностью своих действий и движений, и прочее. Стараются при этом нравиться также своим голосом, искусством произношения возгласов, чтения молитв и прочее. Но все эти приемы и средства, как искусственные, деланные, ничего не достигают. Для целей богослужения, то есть для поддержания благоговения и молитвенного чувства в предстоящих, они оказываются вовсе непригодными и даже противными его духу и характеру, требующему простоты и естественности от священнодействующего для выражения действительного внутреннего чувства, одушевляющего его. Да и по отношению к личности самого пастыря они являются бесплодными, и ничего ему не приносят, кроме упреков и порицания. Народ сразу чувствует и понимает всю фальшивость и деланность всех этих манер и приемов, и о таком пастыре говорит обыкновенно, что он «слишком манерничает, слишком занят собою». И он действительно слишком бывает занят собою для того, чтобы иметь в виду главную цель богослужения и не терять её для себя, не отвлекать от неё и других. Напротив, такие пастыри всегда глубоко погрешают пред Богом тем, что не направляют себя к этой цели сами, не приводят к ней и других предстоящих. Занятые собою во время богослужения, они все своё внимание обращают только на свои действия, приемы и поступки, и относятся без должного внимания к внутреннему содержанию совершаемого и действуемого ими, а потому и служат без должного внутреннего благоговения и проникновения высоким религиозным чувством. Ибо, поглощенные и занятые собою, заботятся о красоте своих действий, форм, и выражений, совершаемого ими богослужения, которыми они желают нравиться предстоящим, они все своё внимание только и останавливают на этих формах и своих действованиях и не проникаются содержанием совершаемого и действуемого ими, которое только и может возбуждать истинное чувство и высокое благоговение, а потому это чувство и благоговение и не является в них. А не согретый сам теплотой благоговейного и умиленного чувства пред Богом, он не может воплотить этого чувства и в совершаемом им богослужении, чтобы возбудить его в других предстоящих. Ибо, одними внешними приемами, как, напр., голосом, интонацией, произношением и проч., не согретыми и не одухотворенными теплотой действительного внутреннего чувства самого священнодействующего, возбудить это чувство в других бывает нелегко, если не невозможно. Оно возбуждается в других особенно тогда, когда воплощается и передается в самом голосе, чтении и произношении, как действительно существующее, следовательно, когда оно бывает в самом читающем и произносящем. Одни же внешние приемы, как бы они ни были величественны и искусны, поражают глаз, действуют на слух, но не проникают в душу и не возбуждают действительного чувства. Как бы ни старался священнодействующий читать ясно и раздельно, произносить громко, его чтение всё-таки будет не трогательно и не умилительно, если нет в нём самом чувства умиления. Его пение, произнесение молитв и возгласов может быть также искусным, но не трогательным, если оно лишено действительного чувства и искусственно. А пение, чтение, и произношение молитв и возгласов таких пастырей, которые задаются мыслью непременно нравиться прихожанам своим служением, и поглощены бывают заботой о своих внешних приемах, действительно и бывает всегда искусственным, фальшивым и деланным. Не проникнутые истинным религиозным чувством и молитвенным воодушевлением, они обыкновенно стараются подделаться под это чувство, а потому и впадают в фальшивую искусственность, которая только режет слух, а не возбуждает истинного чувства в предстоящих, не трогает, не умиляет. Оттого-то такое искусственное служение, как и всякая вообще искусственность и подделка, всегда неприятно действует на чувство. Странно, напр., режет слух, и неприятное получается впечатление, когда священник, желая искусно произнести возглас, впадает вдруг и неожиданно в высокий тон, вдается в излишнюю растянутость и вычурные вариации, которые ничего не выражают, кроме игривого сочетания звуков. Не менее неприятно действуют и все вообще искусственные внешние приемы, допускаемые лицами, совершающими богослужение, как, напр., напускная величественность в поступи и осанке, или излишняя размашистость и развязность в приемах и движениях, утонченность манер в богослужебных действиях, как, напр., поклонах, каждении, и обращении к предстоящим, и проч., доходящая нередко до неуместной светской утонченности. Все это, как явления несвойственные храму и не соответствующие высоте и святости богослужения, суть явления ненормальные, и потому неприятно действуют на предстоящих, никого к себе не привлекая и не располагая.

Итак, чем же может нравиться священник прихожанам в своем богослужении?

Если главная цель богослужения состоит в том, чтобы возбуждать и питать в предстоящих религиозное чувство, вводить их души в общение с Богом, поддерживать в них благоговение и молитвенное умиление пред Ним, то наилучшая, и более всего нравящаяся каждому предстоящему при богослужении служба, есть конечно служба того пастыря, который достигает этой цели и вполне удовлетворяет ей. Если мы ходим в церковь не для зрелища, не для услаждения слуха, а для молитвы, то наилучший для нас священник конечно тот, который умеет своим служением расположить нас к молитве, – пробудить в нас молитвенное чувство и поддержать его. К нему мы невольно влечемся душою, к нему располагаемся. Но такого действия на душу пастырь не может достигать очевидно одними только внешними приемами и средствами. Как в порядке возникновения и проявления чувства в каждом человеке, не внешние приемы и действия вызывают в нем чувство, а наоборот, истинное и глубокое чувство невольно и само собою выражается и в соответствующих ему внешних движениях, жестах и действиях, так точно и действие всех этих внешних проявлений чувства на возбуждение соответствующего чувства в другом обусловливается действительным присутствием и глубиною самого чувства. Только истинное и искреннее чувство другого, выраженное словами или действиями, возбуждает и в нас соответствующее чувство. Поэтому, как сам священник не может одними своими внешними богослужебными действиями и приемами возбудить в себе искреннего и высокого религиозного чувства, и благоговения пред Богом, а напротив, это чувство должно исходить изнутри его и только проникать, и животворить собою его действия, так точно не может возбудить такого высокого религиозного чувства одними внешними богослужебными приемами и действиями и в других предстоящих, если его нет в нем самом. Ибо, эти внешние приемы и действия могут вызывать в нас соответствующие высокие чувства только тогда, когда священнодействующий сам действительно проникнут этими чувствами. Поэтому достигать своими богослужебными действованиями истинной цели богослужения по отношению к своим прихожанам, то есть будить и поддерживать на подобающей высоте молитвенное стремление души к Богу и благоговейное чувство, может только тот пастырь, который сам действительно и глубоко проникнут этими чувствами. Хорошим, выразительным и действенным на души других чтецом может быть только тот чтец, который действительно проникается сам теми мыслями и чувствами, которые переживал автор, воплотивший их в своем произведении. Такой чтец не словами только говорит об этих чувствах, а действительно передает их, как свои собственные чувства, выражает их самым голосом, дикцией, и всеми своими внешними действиями и приемами, и потому неотразимо действует на других. Уж если позволительно брать сравнение для такого высокого предмета из предметов низменных, – актер на театральных подмостках увлекает своею игрою зрителей и неотразимо действует на души, возбуждая в них соответствующие чувства, только тогда, когда он действительно сам проникается теми чувствами, которые старается выразить в своей игре, когда входит в свою роль, как выражается это на языке театральном. Но законы психические, как для явлений великих, так и малых в человеке одни и те же. Поэтому и пастырь может успешно действовать совершаемым им богослужением на сердца людей, возбуждать в них и поддерживать молитвенное настроение, чувство благоговения и умиления пред Богом особенно тогда, когда он сам глубоко проникнут этим настроением и чувством. Ибо тогда это чувство и настроение, воплощаясь в совершаемых им действиях, изливаясь в произносимых им молитвах и песнопениях, легко и свободно передается и другим, как бы невольно вливается в их души и возбуждается в них. Поэтому пастырь, чтобы быть действенным в своем богослужении на сердца и души людей, и возбуждать в них соответствующие совершаемым им богослужебным действиям чувства, должен прежде всего сам глубоко проникаться этими чувствами, которые он выражает в словах и действиях. Произнося молитвы и песнопения, он должен быть проникнут теми чувствами, которыми преисполнены были их вдохновенные творцы. Восторженное песнопение должно наполнять и его душу восторгом, и тогда этот восторг, выливаясь из глубины его души в словах песнопения, невольно будет передаваться и другим предстоящим и наполнит их сердца. Умилительная, или глубоко сокрушенная молитва к Богу, должна возбуждать и в его душе это умиление или сокрушение, он должен сам глубоко проникнуться этими чувствами, чтобы они могли вылиться и передаться другим в словах этой молитвы. А все эти разнообразные чувства в отношениях души к Богу могут вызываться и поддерживаться на должной высоте в пастыре только при постоянном его внимании и глубоко благоговейном отношении к своему служению, словом – когда он исполнен постоянного и высокого благоговения пред Богом.

Поэтому первая и самая главная забота пастыря должна состоять не в том, чтобы приобрести искусство во внешних действиях, приемах, и манерах совершаемого им богослужения, а в том, чтобы воспитать в себе и вкоренить высокое благоговейное чувство к Богу, которое делает наилучшим всякое служение. Не забота о выражении этого искусства, о красоте и изящности внешних действий, манер и движений должна поглощать его внимание во время совершения богослужения, а забота о том, чтобы быть служителем благоговейным, чтобы пробудить в себе благоговейное чувство к Богу и проникнуться им. Без этого основного чувства всякое внешнее искусство в служении всегда является деланным, искусственным, фальшивым, которое только рассеивает внимание самого пастыря, лишая его возможности благоговейно сосредоточиться в себе и проникнуться содержанием и смыслом совершаемого им действия, и которое не может потому пробуждать истинного чувства и благоговения к Богу и в предстоящих. Ибо всякая искусственная аффектация нас только неприятно поражает, но не трогает, не умиляет. А при излишней заботливости о своих внешних действиях в богослужении священник необходимо всегда и впадает в эти аффектации, вычурности, фальшь. Желая рисоваться своими манерами и приемами, он всегда выходит из границ естественности и соответствия существу совершаемого им дела. Напротив, истинное чувство никогда не заботится о своем внешнем выражении, ибо это выражение всегда является само собою. Поэтому и в пастыре благоговейном не может быть особенной заботы о внешних приемах и действиях в богослужении, в особенности же об искусстве, красоте и изяществе осанки, манер, движений. Все действия и движения являются у него без всякой рассчитанности, но естественно, как естественное выражение его внутреннего чувства. Когда он глубоко проникнут религиозным чувством и благоговением, то он не думает уже о том, как бы ему искуснее выразить эти свои чувства, но они выражаются у него сами собою, без его особенного старания и принуждения себя воплощаются во всех его внешних действиях – в самом голосе, в дикции, во взоре, движениях и проч. И обусловливаются самою силою и глубиною его чувства. Потому-то все его внешние действия, как в чтении и произношении молитв, так и в совершении обрядов, всегда являются естественными, вполне приличными и соответствующими выражаемому ими внутреннему содержанию, боголепными, а потому и действительно трогательными, умилительными, глубоко действующими на сердца людей предстоящих. Его глубокое благоговение, само собою, без особой заботливости и расчета, делает служение его истовым, торжественным, чтение и произношение – исполненным действительного чувства, и потому выразительным, трогательным, умилительным, его движения и действия – благоговейными, и потому действительно истовыми, плавными, и исполненными достоинства и величия. Он не играет как бы чужой роли, произносит и передает не чужие слова, но говорит и действует как бы сам от себя, по побуждению своего внутреннего чувства, изливая и воплощая его в своих словах и действиях. Потому-то служение его всегда глубоко и благотворно действует на предстоящих, пробуждая и поддерживая и в них благоговение и вознося их чувство к небу.

И прихожане действительно любят благоговейных пастырей, высоко ценят их, и всегда доверчиво располагаются к ним. В таком пастыре они невольно чувствуют высокую нравственную силу, как бы особенную близость его к Богу, а потому влекутся к нему, уважают его и даже благоговеют перед ним. Это их доверие и расположение выражается в том, что к нему они охотнее обращаются со своими духовными нуждами, с большею готовностью внимают ему, слушают его, и стараются исполнить его внушения. В городах, например, люди более религиозные и ищущие в богослужении средства для молитвы, охотнее идут в ту церковь, где благоговейнее служит и священнодействует священник. Больше там бывает разных рядных и заказных служб – молебнов, панихид, сорокоустов, больше подают на проскомидию просфор. В селах к такому священнику нередко идут за службу прихожане других приходов, приезжают издалека на богомолье, издалека присылают на поминовение родителей, заказывают годовые молебны и прочее. Что же влечет и располагает всех их к таковым священникам, как не уверенность, что такой благоговейный служитель – более действительный и угодный Богу молитвенник за них, что его молитва сильнее и действеннее пред Богом, нежели пастыря менее благоговейного, хотя и хорошо, искусно служащего?

Ф. Тихвинский

Обычай – одеваться священнику, а также и другим лицам, состоящим в клире, в свои особенные одежды, отличные от одежд, носимых мирянами, – весьма древний: ему далеко за тысячу лет. Так заставляет нас думать одно из правил (именно 27-е правило) пято-шестого (иначе называемого Трульским) собора, созванного по воле императора Юстиниана II в 691 году: «Никто из числящихся в клире да не одевается в неприличную одежду, ни пребывая в городе, ни находясь в пути, но всякий из них да употребляет одежды, уже определённые для состоящих в клире», – так читается это правило. Выражение сего правила «уже» даёт знать, что особая одежда у священников (да и вообще у клириков) явилась незадолго перед собором. Почти двенадцать столетий прошло со времени этого собора; священники и поныне одеваются особенным, отличным от мирян образом, имея свои, так сказать, специальные одежды, но, тем не менее, и настоящий священнический небогослужебный костюм значительно разнится от древнего.

Наш православный священник в настоящее время имеет две выходные или публичные одежды, именно рясу и подрясник. Но что касается настоящей рясы, то она, по своему происхождению, весьма поздняя: она явилась первоначально у греков в XVI столетии; от них была перенята нами лишь в половине XVII в., при патриархе Никоне, а до этого времени выходной и публичной одеждой священников (а также диаконов и всех вообще клириков – чтецов и певцов)², у нас и была одна, – та, что ныне называется подрясником, но конечно не в нынешнем своём виде. И подрясник наш, равно как и ряса, прежде чем стать такими, каковы они теперь, претерпели значительные изменения. Об этих-то изменениях, и о том, как и откуда явились нынешние подрясник и ряса, мы и побеседуем с нашими читателями.

Первоначальная родина священнических небогослужебных одежд, а также монашеских и священных (церковных) – древняя Греция. Но на первых порах все эти одежды ничем не отличались от обыкновенных мирских одежд.

«Греческая одежда была сравнительно с нашею проста. Греки (и римляне) довольствовались самою необходимою и незатейливою одеждою, – такою, которая бы не только не стесняла членов их тела, укреплённого или закалённого постоянными упражнениями или войною, но даже не вполне, насколько это позволяло приличие, покрывала их»³. Таким неприхотливым требованиям греков вполне удовлетворял так называемый иматий. Это был плащ четырёхугольной продолговатой формы, который набрасывался таким образом, что спускался вниз от шеи своею широкою стороною⁴. Носить его так, чтобы им закрывалось всё тело, считалось (в древнейшие времена) признаком приличия и скромности. С течением времени (во времена империи), греки стали носить ещё другой иматий с рукавами⁵, длинный и широкий, который в отличие от первого назывался каввадием⁶. На первых порах своего существования он имел ещё ту особенность, что перед его был не разрезан, глухой (наподобие диаконского стихара, или архиерейского саккоса). Неизвестно, когда вошло у греков в обычай – делать одежды с полами через разрезывание переда, а когда и явился такой обычай, то греки не сразу перешли к свободной распашке, почему и иматий у них вероятно должен был застегиваться от верху до низу. Этот второй (рукавный) иматий, сшитый из чёрной материи, употреблялся, как одежда траурная. «Необходимо думать, что, как таковую одежду и усвоили себе священники второй иматий, т. е. что из одежд, употреблявшихся в миру, они избрали одежду траурную, поскольку она всего более им приличествовала, как одежда наиболее скромная и степенная»⁷. Основанием для этого могло послужить также и 16-е правило 7-го Вселенского собора, которое гласит: «всякая роскошь и украшение тела чужды священнического чина и состояния; сего ради, епископы или клирики, украшающие себя светлыми и пышными одеждами, да исправляются; если же в том пребудут, подвергать епитимии».

Симеон Солунский довольно обстоятельно описывает⁸ этот священнический иматий. По его словам – он широкий, длинный (до пят), с неширокими рукавами, выходящими из стана. (Во времена Симеона Солунского священники не носили по иматиям поясов⁹, как носят их нередко в настоящее время по подрясникам). Таким же, или почти таким, изображается священнический иматий в дошедших до нас рукописях¹⁰ того времени, когда священники не носили ещё рясы, и когда иматий был единственною выходною и публичною одеждою священника. Иматий (или каввадий) в этих рукописях изображается широкою, длинною (до пят) одеждою, без талии, с довольно широким окладным воротником, закругленным на концах, или, как говорят, шалью, с рукавами совершенно такими же, как и у настоящих подрясников, именно с концами, плотно обхватывающими кисти рук наподобие поручей, застегнутый от ворота до подола на длинный ряд пуговиц, от чего, по всей вероятности, он и получил у нас название однорядки, т. е. одежды, застегнутой только на один ряд пуговиц¹¹. Нынешний священнический подрясник от старой однорядки отличается тем, что имеет талию, а потому он и не так широк, как однорядка, – что воротник вместо отложного, довольно большого, имеет маленький, стоячий, и что не застегнут по полам. Такие существенные изменения в нашей прежней однорядке были сделаны вслед за появлением рясы, и были вызваны они желанием устранить неудобства, происходящие от ношения двух широких одежд. И вот, однорядку сузили, начав делать её со станом (в талию); широкий отложной воротник, как представляющий неудобства при верхней одежде, переделали в маленький и стоячий; застегивание по полам уничтожено, или потому, что замедляло шаг, или же потому, что с появлением рясы на неё перешла обязанность закрывать нижнее платье.

Но хотя однорядка, как выше сказано, была единственной выходной и публичной одеждой священника, тем не менее наши древние священники не все и не всегда одевались в неё. Ведь и теперь ещё не все священники в домашнем быту ходят в одеждах, усвоенных их сану, и зачастую одеваются так же, как и крестьяне; в древние же времена такое явление было делом самым обыкновенным и заурядным. Древние наши священники надевали однорядку по воскресным и праздничным дням, когда шли в церковь на обедню; да и то, повторяем, не все и не всегда. Были и такие, которые так-таки и совсем не имели одежды, усвоенной своему званию, – однорядки, и не только ходили, но и служили в тех же самых одеждах, что и миряне, отличаясь от последних особым головным покровом, о котором скажем ниже.

Относительно качества одежд нужно сказать, что священники одевались по средствам. Богатые (каких было немного) ходили в дорогих одеждах из заграничных шелковых материй; священники в приходах, так сказать средней руки, одевались в высшей степени скромно, – «носили одежды из всякого рода материй более или менее дешёвого фабричного приготовления»¹², но и таких священников было немного; большинство же их носили одежды из домашнего холста, и из домашнего (сермяжного) белого или серого сукон, и одевались вообще весьма убого. До какой степени некоторые священники одевались бедно, видно из того, что даже в первой половине минувшего столетия многие сельские священники ходили в лаптях, в них щеголяли они и в самой столице – Москве; в них же представлялись они и архиереям¹³; да и такая-то бедная нищенская одежда не всегда была опрятна и цела; большинство священников были люди рубищные и лохмотные, одетые в грубые и раздранные одежды.

Что касается нынешней рясы, то она, как сказано выше, происхождения недавнего. Явилась ряса первоначально у греков в XVI в., у которых была позаимствована для нас патриархом Никоном и в качестве обязательной одежды на первых порах была введена у нас между монахами; священникам же, даже в конце XVII столетия, необязательно было носить её. Патриарх Иоаким, скончавшийся в 1690 году, предписывал священникам одеваться или по подобию греческих монашеских ряс, или же по обычаю российскому священническому – в однорядки. Таким образом, ряса – собственно монашеская одежда. У монахов, так называемых рясофорных, она была и верхнею и вместе с тем не только домашнею, но и выходною¹⁴ одеждою, мантейные же монахи одевались в рясы только дома; у них была особая выходная одежда – мантия. Монашеская ряса от священнического иматия (однорядки) развилась весьма мало: она не имела воротника и не была так просторна в талии, как иматия; во всём же остальном она совершенно походила на него. Такое близкое сходство или подобие этих двух одежд простиралось даже и на материю, из которой они изготовлялись или – вернее – на качество материи, давшее имя самой рясе. Ряса – это название нынешней верхней священнической одежды – не русское, а латинское. В латинском языке есть слово rasus, от которого образовалось и наша ряса. Rasus обыкновенно производят¹⁵ от латинского глагола rado, что значит – скребу, скоблю, очищаю, отсюда ряса будет означать одежду выношенную, вытертую, лишённую ворсы, вообще одежду весьма худую¹⁶. Отсюда и название – ряса могло быть усвоено верхней одежде, и именно потому, что она должна была изготовляться из грубого сукна¹⁷. И долго, долго монашеская ряса сохраняла свою первоначальную форму. По подобию священнического иматия (однорядки) она имела вид длинной (до пят) рубашки с рукавами и глухим (неразрезанным) передом, чем много напоминала собою хитон позднейших греков¹⁸, или же отчасти нашу длинную рубаху. Священники же, позаимствовав рясу у монахов, сделали её своей верхней, и притом выходной и публичной одеждой, но, не желая в то же время расстаться и с однорядкой, должны были этим двум почти одинаковым одеждам сообщить некоторые изменения для более удобного ношения их. Эти изменения коснулись главным образом рясы: перед у неё был разрезан, дан ей воротник, узкие рукава заменены широкими, а талия сделана более просторной. Одновременно с этим подверглась преобразованию и однорядка. Вместо длинного (до низу) ряда пуговиц оставляется их (от ворота до пояса) самое ограниченное (необходимое для застёгивания) количество (от 2-х до 6-ти), широкий отложной воротник уступает своё место узкому и стоячему, стан суживается. С этого времени священнический иматий или наша старинная однорядка теряет свое название и получает новое. Находясь под верхней одеждою, именуемой рясою, она уже называется подрясником¹⁹.

Проследив в кратких словах историю происхождения нынешних священнических одежд – рясы и подрясника, считаем нелишним, для полноты настоящей заметки, сказать несколько слов и о головном покрове древних священников и о головных волосах, так как и видом головы своей, нынешний священник много непохож на древнего. Древний священник подстригал свои волосы в кружок совершенно так же, как делают это (впрочем, не везде) ныне наши крестьяне, причем волосы по сторонам не расчесывались. Кроме того, древний священник большую часть головы гладко выстригал или и выбирал кругловидным образом, оставляя ниже этой выстрижки подстриженных волос пальца на два – на два с половиною, так что из этих волос образовывался вокруг головы венец, напоминавший собою тот терновый венец, его же носил Христос; такая выстрижка носила название у греков стефанс, т. е. венец, а у нас гуменце (в просторечии – плешь). Обычай носить лицам, состоящим в клире подстриженные волосы – заимствован был и нами, и также у греков, у которых подстриженные волосы считались признаком простоты и скромности; существовал он у нас даже до начала прошлого XVIII века²⁰. Лицо, вступавшее в клир, в первый раз подвергалось такому острижению при посвящении в первую степень клира, то есть чтеца. При этом, на главу посвящаемого (постригаемого) возлагалась особая суконная шапочка, называвшаяся скуфьёй. Эта шапочка плотно лежала на выстриженном месте головы, прямо на коже (как еврейская ермолка), и была как бы обрамлена или оторочена подстриженными в кружок волосами. Шапочку или скуфью свою священник никогда не снимал (разве только для того, чтобы подстричь или выбрать отросшее гуменце, что должна была делать попадья, а не кто-либо иной)²¹, и имел её на голове не только на улице, но и дома и в самой церкви – служил ли он в ней, или только просто присутствовал²². Эта шапочка таким образом представляла собою как бы священную принадлежность, как бы особый знак духовного сана, и имела весьма великое значение²³.

Кроме шапочки-скуфьи, с которой древний священник никогда не разлучался, он имел ещё и другой головной покров и употреблял его только вне дома, – для защищений головы от тех или иных атмосферных влияний. Такой головной покров был, как и ныне, произвольный. Летом священники носили шляпы похожие на наши, но только с более низкой тульей и ещё с более широкими полями; в края шляпы, против ушей, вдевались шнурки; низкие концы их сшивались вместе (у шеи) и тут же, для красоты, пришивалась большая кисть. Зимою наш священник носил особую шапку, весьма похожую на каску нашего пожарного солдата. Такая шапка закрывала и уши, и затылок и известна была под названием треуха или малахая. Цвет внешних головных покровов, то есть шляп и шапок, был по преимуществу белый. – Есть мнение, что не только шляпы и шапки у древних священников были белые, но будто из материи того же белого цвета изготовлялись и рукава и воротники у священнических иматиев²⁴. Если это так, то мы имеем здесь ответ на вопрос, почему приходское духовенство называется белым²⁵.

Таким образом, как видим, наш нынешний священник по своему небогослужебному одеянию весьма мало похож на своего собрата не только древних, но и не так давно минувших времен. К сожалению, повторяем, мы не можем точно обозначить годы, в которые вошли во всеобщее употребление между священниками те или иные принадлежности их настоящего мирского костюма. Ведь и теперь ещё нет полного однообразия в изготовлении священнических одежд; ряса, напр., и ныне в разных местах шьётся с некоторыми местными, так сказать, особенностями, почему и существуют особые, так называемые по-портняжному, покрои Петербургский, Московский и проч. А кто может сказать, с какого времени установились эти различия в существующих ныне покроях расы?! Tempora mutantur, и вместе с временами изменяются взгляды людские; являются новые нужды, новые требования, под влиянием чисто климатических и других условий, а это ведёт в свою очередь к изменениям, дополнениям, и переменам, которых не избежал и священнический костюм, и, подвергаясь время от времени им, он, наконец, принял тот вид, в каком мы видим его на священнике в настоящее время.

Священник Ал. Оп-в

(«Подольские Епарх. Ведомости»)

Разрешение лицам, получающим от епархиального училищного совета денежные награду и благодарность за усердные труды по церковно-приходским школам, вносить об этом в послужные их списки. – Астраханская духовная консистория даёт знать всем причтам епархии, чтобы лица, получающие от епархиального училищного совета денежные награды и благодарность за усердные труды по церковно-приходским школам, вносили об этом в послужные свои списки, не требуя каждый раз особого разрешения.

О ревизии благочиннических архивов и книговодства. – Самарская духовная консистория, в виду того, что, как усматривается из дел её, некоторые благочинные без надлежащего внимания относятся как к содержанию в порядке благочиннического архива, так и к ведению текущих благочиннических дел, предписывает благочинным церквей епархии, чтобы они, вместе с годовым отчётом о благосостоянии церквей и причтов, доносили епархиальному преосвященному особым рапортом за подписью благочинного, его помощника, и окружного духовника, о целости, порядке, и месте хранения благочиннического архива, и о порядке ведения текущих дел, с кратким выводом годовых денежных оборотов по кассовой книге. Кроме того, консистория признает целесообразным, а потому и необходимым – представлять всем благочинным уезда кассовые книги ежегодно, в феврале или марте месяце, на ревизию местному протоиерею или настоятелю городского собора, который, с избранными им священниками, мог бы немедленно рассмотреть и проверить книги, составить о найденном акт, сделать надпись на самых книгах и возвратить их благочинным, самый же акт представить в консисторию вместе со своею кассовою книгою и приходо-расходными книгами своей церкви, если он состоит благочинным. В особенных случаях, при возникающих сомнениях об исправном ведении дел благочинными, будут назначаемы внезапные ревизии, которые будут поручаемы кому-либо из соседних к подозреваемому в неисправности благочинных.

О представлении формулярных списков отцов осиротевших детей при прошении о принятии этих детей в епархиальный приют. – Нижегородское епархиальное начальство объявляет духовенству епархии, чтобы все подающие в совет просители о принятии сирот-детей в приют, представляли в числе требующихся документов и формулярные списки умерших отцов осиротевших детей, с обозначением в них, взамен метрических выписей, и о времени рождения этих сирот.

О выдаче метрических выписей и свидетельств. – Владимирская духовная консистория разъясняет духовенству епархии, чтобы в метрических выписях и свидетельствах, на основании 1579 ст. т. IX Свод. Зак. и 101 ст. Уст. дух. консист., прописывали слово в слово метрическую статью, без всякой перемены и упущения или дополнения, и выдавали не иначе, как за подписью всех находящихся налицо членов причта, с приложением церковной печати, и на оплаченной гербовым сбором бумаге.

О представлении денежных рапортов в консисторию. – Минская духовная консистория подтверждает благочинным церквей епархии о том, чтобы при денежных рапортах, высылаемых в консисторию, прилагаемы были описи представляемым кредитным билетам.

Об устройстве при церквах складов книг, брошюр и т. п. – Тобольская духовная консистория объявляет к сведению и надлежащему со стороны духовенства епархии исполнению, что устройство складов книг, брошюр, и картин религиозно-нравственного содержания, а также икон, крестиков и т. п., как для чтения и продажи народу, так и для даровой раздачи прихожанам, разрешается с тем, чтобы причты, в видах более дешёвого приобретения, выписывали их совокупно через местных благочинных, по преимуществу из склада Отдела распространения духовно-нравственных книг при Обществе любителей духовного просвещения в Москве, так как при значительном требовании брошюр можно воспользоваться немалой уступкой в цене. Не воспрещается выписка нужных изданий и из других мест. При этом лучше всего было бы раз и навсегда определить на настоящий предмет известную церковную сумму, которая и возвращалась бы обратно через продажу брошюр к первоначальному источнику для приобретения и впредь таковых же брошюр и изданий, причём необходимо наблюдать, чтобы торговля эта не имела вида торговли ради прибыли, вследствие чего продажная цена брошюр должна быть назначаема такая, какая покрывала бы лишь расход по выписке и приобретению брошюр и давала бы возможность на покупку в будущем для даровой раздачи таковых народу.

Об отпевании усопших ранее трехдневного срока после смерти. – Та же духовная консистория, в предупреждение нарушения священниками епархии существующих узаконений касательно отпевания усопших, подтверждает всему духовенству епархии о точном соблюдении 917 ст. XIII т. Уст. врач. и Высочайше утверждённого мнения Государственного Совета 26 января 1887 года, в силу которого во время сильных летних жаров допускается погребение умерших по прошествии одних суток после смерти, если только наступление смерти не подаёт поводов к сомнению, и на теле покойника обнаружились явные признаки гниения; наличность этих признаков и действительность смерти в каждом отдельном случае должны быть удостоверены врачом, при отсутствии его – совместным засвидетельствованием местного священника или относительно иноверцев – духовного лица их вероисповедания.

Вменение в обязанность церковно-приходским попечительствам оказывать пособие церковно-приходским школам. – Ввиду того, что приходские попечительства при церквах учреждены как для попечения о благоустройстве и благосостоянии приходских церквей и причтов в хозяйственном отношении (§ 1 Положения о попечительствах), так и об устройстве первоначального обучения детей, для каковой цели попечительства могут собирать пожертвования в своём приходе (§ 6 того же Положения), Херсонская духовная консистория циркулярно предписывает благочинным церквей епархии вменить в обязанность церковно-приходским попечительствам, чтобы они с своей стороны, по мере возможности оказывали денежное и материальное вспомоществование церковно-приходским школам.

О порядке сообщения сведений о школах. – Херсонский епархиальный училищный совет объявляет духовенству епархии к сведению и исполнению постановления Одесского отделения совета, которым вменяется в обязанность приходским священникам доносить оо. наблюдателям об открытии и закрытии школ и других важных случаях в жизни церковно-приходских школ.

Порядок ходатайств о рукоположении не окончивших курса в семинарии псаломщиков в сан диакона и таковых же диаконов в сан священника. – Херсонский преосвященный объявляет через местную консисторию, что он воспрещает по всей епархии лицам, не окончившим семинарского курса, псаломщикам и диаконам, подавать прошения непосредственно епархиальному начальству о посвящении в сан диакона и священника: подобные прошения будут оставаться без всякого движения и даже ответа. К епархиальному начальству, а также к епархиальному архиерею могут обращаться с представлениями о возведении не окончивших семинарского курса псаломщиков и диаконов в высшие саны – надзирающие над ними начальственные лица и учреждения, как-то: благочинные, училищные наблюдатели, отделения училищного совета, сам совет и т. п.

О порядке объявления благочинными подведомственным им лицам и причтам указов консистории. – Из делопроизводства Херсонской духовной консистории усматривается между прочим, что медленность со стороны благочинных приходских церквей в исполнении указов консистории происходит иногда оттого, что указы, которыми требуются известные сведения, они передают подлинниками подлежащим причтам, которые оставляют таковые у себя без исполнения, а благочинные, не имея у себя подлинных указов или копий с них, выпускают из виду требование консистории и не исполняют до новых подтверждений, и таким образом затрудняют и усложняют делопроизводство консистории. Во избежание этого, консистория предписывает благочинным, чтобы они на будущее время подлинных указов консистории с требованием известных сведений не передавали подлежащим причтам, а на основании таких указов требовали от них представления известных сведений немедленно, и таковые представляли в консисторию, не ожидая подтвердительных указов.

О вступлении в брак без согласия родителей. – Екатеринославский преосвященный положил следующую резолюцию на протоколе местной консистории по делу о повенчании одним из священников епархии брака лиц, не имевших на то родительского дозволения: «Вступление в брак без дозволения родителей запрещается; власть родителей простирается на детей всякого возраста (т. X, ч. 1 Зак. гражд.). В книге о должностях пресвитеров приходских строго воспрещено венчать дочерей без воли родителей. II формой, данной для составления брачных обысков, воспрещается венчать детей без воли родителей. Имея это в виду, священник, узнавший о несогласии родителей на брак детей прихода его, обязан предложить родителям должное увещание, а в случае недействительности увещания пригласить благочинного для содействия к увещанию их; если же и благочинного родители не послушают, испросить разрешение епископа».

Оживление деятельности Общества восстановления православного христианства на Кавказе. – Основанное в 1860 году, Общество восстановления православного христианства на Кавказе, и состоящее теперь под руководством Высокопреосвященного экзарха Грузии, как видно из отчета за 1885–1886 годы, стремилось главным образом к просвещению горских племен Кавказа светом Христова учения, утверждению их в правилах благочестия путем устроения церковно-приходских школ и др. учреждений. Из лиц, оказавших особенные труды по распространению и утверждению православного христианства за это время, обращают на себя внимание осетинские священники, деятельность которых была направлена против народных суеверий и предрассудков, которая и не осталась без успеха. Охотнее всего поддавались влиянию священников осетины тех приходов, где существует богослужение и проповедь на туземном языке. К православию за эти годы присоединено 1500 человек. Церковно-приходских школ было 24 с 1693 учащимися обоего пола. Чтобы развить охоту к чтению, и через то способствовать религиозно-нравственному развитию населения, общество предпринимало переводы на туземные языки книг духовно-нравственного содержания. Для развития в населении привычки к домашней молитве, признано необходимым вводить мало-помалу иконы, которых туземное население в своих домах не имеет, для чего предположено в скором времени открыть в Тифлисе иконописное заведение.

– Минувшим летом на Кавказе совершилось замечательное обращение в православную веру 1918 абхазцев-магометан, осуществившееся благодаря архипастырским трудам Преосвященного Геннадия, епископа Сухумского, при помощи протоиерея Мачавариани и княжны Шервашидзе.

Заботы Ставропольского духовенства и Костромского братства об улучшении церковного пения в епархиях. – Епархиальный съезд Ставропольского духовенства обсуждал почтенное предложение председателя своего прот. Воскресенского о том, что желательно было бы поставить церковное пение в пределах Ставропольской епархии на должную высоту, чтобы оно отличалось стройностью, мелодичностью, и древне-церковным характером, для чего хорошо было бы иметь в г. Ставрополе, как центре, в котором сгруппированы все духовно-учебные заведения, лиц специально подготовленных к этому делу в качестве учителей пения и регентов. Соглашаясь вполне с мнением о. Воскресенского по этому делу, съезд постановил: просить его преосвященство обратить свое милостивое внимание на желание съезда, выраженное в заявлении священника о. Иакова Воскресенского, и приискать для этого способных лиц, которым могло бы быть поручено дело обучения церковному пению детей духовенства в училищах и семинарии, и руководство церковно-хоровым пением, а потребную для этого сумму, по приблизительному расчислению, в количестве 3000 руб. взять в текущем году из остаточных сумм, образовавшихся из взносов от духовенства Ставропольской епархии за полученные награды, и хранящихся в консистории, определяя этот источник в распоряжение его преосвященства на нужды эти и в последующие годы, а недостающую сумму возмещать из прибыли.

– Костромское братство препод. Сергия приняло ту же заботу об охранении древних церковных напевов и о распространении их. Ввиду этого, епархиальным епископом, как видно из последнего братского отчёта, была учреждена при местной семинарии комиссия, в собрание которой приглашались также старейшие по возрасту и лучшие по способности к пению диаконы и псаломщики г. Костромы. Комиссия записала употреблявшиеся издавна в Костромской епархии обычные напевы стихир, тропарей, ирмосов, прокимнов. Этот почтенный труд комиссии имеет быть в скором времени издан в свет.

* * *

В № 29 журнала в статье: «О различии во времени празднования Пасхи православной и западной» допущена опечатка.

На стр. 343, строк 14–17, напечатано: одну, заключающую в себе пасхальные полнолуния, падающие на седмичные дни, которые, следуя один за другим, один предшествует воскресению, а другой следует за воскресением.

Должно быть: одну, заключающую в себе пасхальные полнолуния, падающие на седмичные дни, которые, следуя один за другим, оба предшествуют воскресению, и другую, заключающую пасхальные полнолуния, падающие на седмичные дни, которые, следуя один за другим, один предшествует воскресению, а другой следует за воскресением.

Если наша периодическая печать отмечает, как характерный для нашего времени факт, – усиление благотворительности, то здесь очевидно разумеется умножение пожертвований на нуждающихся в материальной помощи и призрении (бедных, больных, престарелых и т. п.). Известно, что этот самый обыкновенный вид благотворительности искони принадлежал Церкви. От самого начала Церковь, как попечительная мать, имела опеку над всеми нуждающимися в средствах своих членами. Ещё в 1-е дни дух братской любви верующих сказался общением имуществ, которым заведовали апостолы и поставленные от них диаконы. В течение первых трёх веков, Церковь, несмотря на самые тяжёлые и жестокие гонения, непрестанно заявляла себя самой щедрой благотворительностью. Церкви – Римская, Карфагенская, Александрийская и другие отличались особенным усердием в этом деле. Начиная с IV в., с той поры, когда Церковь, не стесняемая, но покровительствуемая государством, получила возможность раскрыться во всём своём блеске, благотворительная деятельность её стала принимать обширные размеры. Устройство богаделен, странноприимниц, больниц, приютов и т. п. благотворит. заведений, с этого времени стало можно сказать специальной принадлежностью Церкви. И в нашем отечестве благотворительность с самых древних времён принадлежала по преимуществу Церкви и проявлялась постоянно в устройстве при храмах и монастырях богаделен, больниц и т. п. Было даже время (в начале 18 в. при Петре Великом), когда правительство считало обществ. благотворительность исключительно делом Церкви. Со второй половины 18 в. за дело благотворительности взялись и правительство, и общество. В настоящее время на средства разных христолюбцев много устроено благотворительных заведений с самыми разнообразными целями, в помощь ближним приюты для бедных, детей, сирот, слепых, ночлежные приюты, дешёвые столовые и т. п. Значительная часть их является уже не церковными (в строгом смысле), а общественными и государственными, либо частными учреждениями. Они устроились вне непосредственных отношений к церковному ведомству, хотя во многих случаях и при значительном содействии и участии Церкви. В настоящее время их так много, что ежегодное содержание их обходится в 8 миллионов. При возвышении интереса к ним в наше время, поднят вопрос в Министерстве внутренних дел о централизации их под одним управлением. Правительство наше, особенно Министерство внутренних дел, как видно, теперь обратило самое серьезное внимание на общественную благотворительность и желает дать ей разумную и твердую постановку в нашем обществе. В высших сферах в последние годы занимались собиранием подлежащих справок, составлением проектов, а между тем, кое-какие меры уже стали прилагаться к делу. Сколько можно судить по газетным известиям и первым правительственным распоряжениям, две главные цели преследует в этом случае наше правительство. С одной стороны, оно желает доставить призрение и материальное обеспечение действительно нуждающимся, тем, которые не в состоянии поддерживать свое существование собственным трудом, и дать возможность прочим бедным добывать себе средства к жизни собственным трудом. С другой стороны – ему предстоит принять твердые и общие меры к искоренению попрошайства, которое ведет к развитию лени и тунеядства, наносящих сильный вред экономической жизни народа, и к умножению пороков и преступлений, деморализующих общественный быт. В этом направлении со стороны правительства уже и сделано несколько предварительных попыток, показывающих близость более или менее общего и определенного решения вопроса о деле общественной благотворительности²⁶. Таковы – уполномочение барона Буксгевдена для сношения по делу открытия домов трудолюбия по разным городам, а в особенности губернским, – предложение городским обществам Москвы и Санкт-Петербурга принять на себя дела по разбору и призрению нищих, – привлечение земств и сельских обществ к участию в призрении своих нуждающихся (в больницах, богадельнях и т. п.). Всё это движение в пользу правильного устройства благотворительности, разумеется отрадно для нашего времени, интересно и дорого всякому общественному деятелю, а тем более пастырям нашим, которые самим званием своим располагаются к участию в деле общественного благотворения. В особенности приятно в настоящем случае отметить тот факт, что наше духовенство уже и теперь успело заявить своё сочувствие к новым учреждениям; чуткое к общественным потребностям, оно даже едва ли не первое взялось за практическое осуществление идей о рациональном устройстве у нас благотворительности.

Ещё 10 л. назад наше правительство занялось вопросом о нищенстве. В 1878 г., Министерство Внутренних дел разослало к начальникам губерний циркуляр, которым предложено было им высказать свои мнения о мерах, которые могли бы служить к искоренению нищенства и улучшению способов общественного призрения. Свод полученных мнений показал, что в ряду мер для предположенных целей, большинство голосов отдаёт предпочтение устройству рабочих домов для взрослых рабочих и ремесленных школ для малолетних, а также учреждение обществ противодействия нищенству и контор для приискания нуждающимся работ и занятий. Пока вопрос о нищенстве и призрении решался в виде проекта в правительственных сферах, жизнь проложила путь к разрешению его на практике. Мысль о рабочих домах, ремесленных школах, и конторах для приискания нуждающимся работ и занятий нашла себе наглядное выражение в домах трудолюбия. Самый первый дом трудолюбия открыт был в Кронштадте в 1881–1882 г., в память Царя-Мученика, на средства, собранные членами Кронштадтского Андреевского приходского попечительства, при особенном содействии о. Иоанна Сергиева и бар. О. О. Буксгевдена. В настоящее время это почтенное учреждение обладает уже запасным капиталом в несколько десятков тысяч, который образовался почти исключительно из приношений, делаемых о. Иоанну за требы и молитвы, и жертвуемых им в пользу дорогого своего детища. Число работающих в Кронштадтском доме трудолюбия, в зимние месяцы достигает 125 ч. ежедневно.

Что, основанный в Кронштадте дом трудолюбия вполне отвечал сознаваемым общественным нуждам, видно из того, что показанный им пример не остался без подражания. В скором времени после того дом трудолюбия открыт был в Петербурге, на Спасской ул., по инициативе доктора Дворяшина, а затем, в сентябре 1886 г. открыт был другой дом трудолюбия в Петербурге же, на Петербургской стороне, по мысли бар. Буксгевдена²⁷. Весной 1887 г., бар. Буксгевден, в бытность свою в Пскове, сделал в собрании у местного губернатора, в присутствии представителей от разных сословий общества, сообщение о существовавших тогда домах трудолюбия и предложил устроить подобное учреждение в Пскове. Предложение было принято весьма сочувственно, и тут же, по подписке, на осуществление этого благого дела было собрано 450 р.; через неделю приношения возросли до 1409 р., а через месяц могло уже состояться освящение и открытие Псковского «дома трудолюбия»²⁸. Так появились первые «дома трудолюбия». Вызваны они к бытию собственно нашими церковными силами. Общественное сочувствие к ним указало надобность распространить их и по другим местам. В настоящее время правительство наше взяло на себя заботу о повсеместном распространении этих «домов».

Мы не имеем под руками устава самого первого «дома трудолюбия», основанного в Кронштадте. Желая, однако, дать читателям более или менее обстоятельные сведения об этих домах, мы приведём некоторые места из одного проекта «дома трудолюбия» (в губ. городе), характеризующие цель и сущность нового учреждения²⁹. 1) «Дом трудолюбия» устраивается благотворителями согласно его назначению и обеспечивается капиталом. 2) Цель устройства домов трудолюбия – поддержать человека в бедности и крайности, чтобы он не дошёл до нищенства, и связанных с ним пороков, и вместе с тем, заставить его трудиться, потому что всё, полученное от дома трудолюбия, каждый трудящийся обязан по возможности возвратить в дом трудолюбия своим трудом. 3) Дом трудолюбия принимает к себе исключительно бедных обоего пола, а также вышедших из больниц, тюрем, и приютов (но отнюдь не нищих и не пьяниц), примерно ½ года, или смотря по усмотрению комитета. 4) Каждому трудящемуся дом трудолюбия даёт квартиру в доме на всём готовом содержании и даже одежду, а также и все нужные материалы, и инструменты по его специальности; лицам же, не знающим никакого ремесла, приискивает какую-нибудь подходящую работу, преимущественно в самом доме трудолюбия и по мере возможности – на стороне. 5) Приготовленные трудящимися вещи, дом трудолюбия старается продать сколь возможно с выгодой, и за вычетом потраченного на вещь материала и стоимости содержания трудящегося, вся остальная сумма поступает в собственность трудящегося. 6) Дом трудолюбия имеет целью помогать трудящимся материально, направляет их духовно-нравственно и старается, чтобы они не стыдились этой помощи, а потому дом трудолюбия: а) должен быть для трудящихся самой выгодной мастерской, где бы труд их оплачивался, как возможно, дороже, что достигается, выгодной покупкой материала, дешёвой ценой содержания, выгодной продажей произведений трудящихся; б) все без исключения служащие и трудящиеся, в доме трудолюбия должны находиться и действовать в духе христианской любви к Богу и ближнему, а потому и должны относиться друг к другу с любовью и предусмотрительностью, за чем строго наблюдает смотритель и сам относится ко всем служащим и трудящимся, как отец к детям, входя во все их нужды и помогая им словом и делом. Работы должны быть производимы без всякого шума, а тем более без всякого сквернословия; накануне праздничных и воскресных дней должны быть кончаемы за 2 часа до всенощной, и все служащие и трудящиеся должны быть в церкви, а также в воскресные и праздничные дни у обедни; в эти дни отнюдь не должно быть никакой работы, а все трудящиеся должны быть заняты духовным чтением или духовными беседами, для чего приглашается смотрителем (?) способное лицо из местного духовенства… 7) Дом трудолюбия как возможно старается, чтобы содержание трудящихся было дешевле, для чего он должен иметь своё хозяйство: огородничество, скотоводство и другие отрасли хозяйства, – а также покупает все нужные материалы для трудящихся из первых рук по выгодным ценам, а для продажи приготовленных вещей имеет комиссионеров и даже лавки. 8) Дом трудолюбия открывает мастерские, согласно желанию трудящихся и требованию публики, по различным ремеслам. Сверх того, трудящиеся занимаются и по всему хозяйству дома трудолюбия за особое вознаграждение. 9) Дом трудолюбия по каждому ремеслу имеет по одному мастеру или мастерице, а также весь нужный инструмент и материал, который находится у мастера… 10) Каждый трудящий получает от мастера инструмент, материал, и работает под его наблюдением. 11–17 правила касаются управления домом, продолжительности работ, вступления в дом желающих трудиться, содержания их в доме, денежной отчётности по содержанию дома, порядка и чистоты дома. 18) Дом трудолюбия всячески старается устраивать и помещать своих трудящихся на хорошие места, для чего и имеет книгу, где записываются все открывающиеся вакансии, и кроме того, через разных лиц узнает, нет ли где подходящего места для каждого из трудящихся, и по выходе из дома трудолюбия узнает и следит за ним, как он устроился и живёт, насколько это будет возможно³⁰. – Выписанные здесь положения проекта можно считать основными и общими для всякого вообще «дома трудолюбия». На таких началах устроились первые дома. На таких же началах, можно полагать, будут учреждены дома трудолюбия и по другим городам по всей России. Здесь мы продолжим рассказ о дальнейшем распространении домов трудолюбия с отметками того, что представляет интерес, в особенности для пастыря Церкви.

В октябре 1887 г. бар. Буксгевден был командирован Министерством Внутренних дел для собрания сведений о состоянии общественной и частной благотворительности в разных городах, начиная с Новгорода и кончая Киевом, а также для распространения сведений об организации «домов трудолюбия», как лучшего средства для борьбы с нищенством. В течении 2½ месяцев бар. Буксгевден посетил города: Новгород, Тверь, Тулу, Орёл, Курск, Харьков, и Киев. В большинстве этих городов барон Буксгевден делал в более или менее многолюдных собраниях сообщения об устройстве «домов трудолюбия» и о значении их в деле противодействия всё более и более усиливающемуся распространению нищенства. По окончании сообщения, обыкновенно открывалась подписка, которая всюду давала вполне благоприятные результаты³¹. Вне связи с описанным движением, и во многих других местах идут живые совещания и приготовительные работы к открытию «домов трудолюбия». Так, по сведениям «Дет. Помощи», в Перми готовится устав местного учреждения в форме «дома трудолюбия», для которого имеется уже и частное крупное пожертвование («Дет. Пом.» № 9). Дело об открытии «домов трудолюбия» продолжалось и в 1888 г. Летом в этом году барону Буксгевдену поручено было вызвать к жизни «дома трудолюбия» и в других городах, именно: в Витебске, Смоленске, Екатеринославе, Херсоне, Одессе, Воронеже, Тамбове, Саратове, Самаре, Симбирске, Казани, и в Нижнем Новгороде. Везде по этим городам барон Буксгевден обращался к начальникам губерний – губернаторам или, за отсутствием последних, к вице-губернаторам с просьбой о содействии, а к местным преосвященным за благословением. И как в тех, так и в других он встретил предупредительность, внимание, и щедрое содействие. Так, в Витебске, с которого начат был объезд Буксгевденом, управляющий губернией вице-губернатор Р. В. Депрерадович и его супруга сделали всё зависящее от них, чтобы обеспечить за делом успех. Г-н вице-губернатор отправился с бар. Буксгевденом за город к преосвященному епископу Маркеллу, который записал своё благословение в книге пожертвований на Витебский дом трудолюбия и от себя пожертвовал 50 р. с. Около 100 человек были приглашены, и прибыли на заседание в зал городской думы для выслушания доклада командированного лица о назначении домов трудолюбия, и для обсуждения вопроса, возможно ли подобное учреждение в Витебске. Предложение было принято единодушно и собрано на первых порах более 300 р. по подписке. Местная помещица, известная певица г-жа Корбут, заявила желание дать концерт в пользу учреждения дома трудолюбия в Витебске. – В Смоленске, губернатор В. О. Сосновский и его супруга отнеслись весьма сочувственно к учреждению там дома трудолюбия и предложили местному благотворительному обществу взять на себя выполнение этой задачи. Преосв. Нестор, который в 1881 г. в качестве викария Петербургского митрополита совершил в Кронштадте закладку первого дома трудолюбия, положил основу этому делу и в Смоленске, записав в книге пожертвований: «6 июля. Призываю Божие благословение на начало доброго и полезного дела и от души желаю ему успеха», и пожертвовал 100 р. Затем новое учреждение было обеспечено как помещением, так и материальными средствами, собранными через подписку³².

Ввиду распространения еретического или неправославного учения соблазняющего православных, и ввиду усиления вредной пропаганды, пастырь Церкви призывается к усиленной учительной деятельности. Эта учительная деятельность должна быть более положительного, чем полемического свойства. Первой и непременной своей обязанностью пастырь поставит в этом случае наибольшее утверждение своей паствы в православном исповедании через ясное и основательное раскрытие для неё тех пунктов вероучения и богослужебной практики, в которых, соблазняющие православную паству, расходятся с нами, и на которые они нападают в явных или тайных беседах, как на неправильно понимаемые и толкуемые нами. Вместе с этим, по естественному соотношению вещей, пастырь не может не касаться тех ложных учений, мнений и обычаев, которыми противники православия заменяют православные догматы и обычаи, издревле хранимые в Церкви. Уча своих, он не может не входить в опровержение чужих, готовых переманить к себе его пасомых, не может не показывать несостоятельности того, в чём они хотят видеть свою большую правду и своё преимущество перед нами. Это опровержение может быть сильно, настойчиво, может быть диктуемо горячею ревностью по славе Православной Церкви, но, как говорит Книга о должностях пресвитеров приходских³⁴, «без малейших ругательств». Не достойно служителя истинной Церкви, мира, и любви, при наставлении своих пасомых, и при показании несостоятельности заблуждений иномыслящих, давать место гневу, и какими-либо обидными прозвищами, и резкими нападками, не чуждыми личных намеков, унижать и сокрушать их в глазах своей паствы. Истина не нуждается для защиты своей в подобных прикрасах со стороны страсти. Для этого важны и нужны, по указанию упомянутой нами Книги о должностях пресвитеров приходских, ясные и сильные доводы от слова Божия и свидетельства древних учителей, и нет нужды приправлять режущими благочестивый слух пряностями страстного красноречия. При обличении заблуждений иномыслящих, с духом любви Христовой более согласно выражение соболезнования о людях, опутанных сетями заблуждений, а не гневное слово, сыплющее на них проклятиями.

Где же пастырю Церкви предлагать своей пастве требуемое обстоятельствами наставление, направленное к утверждению её в своём исповедании? Конечно, первее всего в церковной проповеди. На церковной кафедре пастырю указано место, откуда он должен просвещать веру своих пасомых и направлять их волю на путь правды и благочестия. Обо всём, что нужно и важно знать христианину для его спасения, он может и должен говорить с церковной кафедры. Но, когда внимательный и попечительный пастырь внедрит приражение превратных учений к сознанию своих пасомых и напор вредных влияний на их волю, он удвоит и утроит своё усердие к разъяснению и защищению святой православной веры в церкви пред народом, и своё проповедное слово преимущественно направит на те пункты, которых касается заблуждение, вторгающееся в паству, и на те ложные представления, какими хотят обольщать православных людей, чуждые и враждебные нашей вере и Церкви. Образчиком такой проповеднической деятельности, направленной к предохранению православной паствы от совращения при очевидной опасности, могут быть проповеди священника Лопатинского, изданные в Киеве в 1887 году под заглавием: «Поучения для сельского воссоединенного от унии народа». Ввиду наветов, ухищрений, и клевет, какими смущали и смущают воссоединенный от унии народ враги православия – ксендзы и польская римско-католическая шляхта – о. Лопатинский бодро стоит на страже своей паствы, и в своих поучениях, которые он неослабно предлагает своей пастве при всех богослужениях – на утрени, на литургии, и на вечерни – в праздничные дни, старается растолковать своей пастве сущность православия и показать преимущества Православной Церкви, в её учении, учреждениях, и обрядах, пред римским католичеством, и в то же время разъясняет и рассеивает те сомнения, какие могут колебать тех или других лиц из его паствы, и умелою рукою отражает те лживые наговоры и толки, какие разными способами силятся пускать в народ враги нашей Церкви, в видах смущения его и колебания его преданности православию. Мы уверены, что такое слово пастыря не остаётся без доброго плода. В своё время мы³⁵ высказали желание, чтобы книга поучений о. Лопатинского получила возможно большее распространение в тех краях, где живут бывшие униаты, еще не порвавшие своей связи с прежними преданиями и привычками, и подверженные наветам врагов православия. Хорошо было бы, если бы поучения с таким настойчивым и умелым вразумлением для народа, какое даёт о. Лопатинский, говорились и в других местах, где есть опасность для православия другого рода от штундистов или лютеран, и если бы такие поучения, подобно поучениям о. Лопатинского, явились и в печати, и через то послужили пособием для священников, поставленных в приходах, подверженных опасности заразы от какого-либо распространяющегося заблуждения.

Но проповедью одной нельзя в этом случае ограничиваться. Церковная проповедь обставлена известными формальностями и, будучи связана с богослужением, имеет некоторую торжественность, при которой в ней неудобно распространяться о всём с полною непринужденностью. Притом, продолжительность нашего богослужения может препятствовать пастырю говорить долго и много о том, о чём он желал бы и находил бы нужным входить со своими пасомыми в подробные разъяснения. Необходимы дополнения к проповеди, – более свободного характера, которые пастырь Церкви может делать, независимо от дней и часов богослужения. Такими дополнениями могут быть внебогослужебные собеседования и чтения, и частные случайные беседы с прихожанами.

Внебогослужебные собеседования и чтения, благодаря усердию пастырей, у нас входят в употребление и распространяются, и народ с охотою является на них в праздничные дни. При обыкновенном спокойном состоянии прихода, на них предлагаются назидательные чтения из житий святых, из священной и церковной истории, разъясняется катехизическое учение и сообщаются, по указанию обстоятельств или усмотрению пастыря, те или другие сведения, направленные к утверждению паствы в истинах веры Христовой и к удовлетворению их религиозного чувства. Если же приходу угрожает какая-либо опасная пропаганда, если вблизи его, как говорит Книга о должностях пресвитеров приходских³⁶, «окажется волк со стороны, или кто из числа овец, иссавши волчее еретиков и безбожников млеко, в волка претворится, и другия овцы душепагубным своим учением от спасительной ограды Христовой Церкви похищать начнёт», тогда нужно нарочито позаботиться об открытии внебогослужебных собеседований (если их прежде и не было в приходской практике), и о возможно частом ведении их, и расположить прихожан к усердному посещению их, и эти собеседования нужно посвятить обсуждению и разъяснению ходячих вопросов и предметов из области веры, подвергающихся спору или перетолкованию, при столкновениях православных с иномыслящими. На них пастырь Церкви постарается дать чистое православное освещение тому, что способно мутить совесть не твёрдых в вере. На этих собеседованиях может быть дополняемо, более развиваемо и утверждаемо то, что кратко и может быть не для всех вразумительно предложено было в церковной проповеди. Здесь, тем или другим из прихожан могут быть высказываемы сомнения и недоумения, и это даст повод к обсуждению и устранению этих сомнений и недоумений. Здесь можно знакомить паству с лучшими сочинениями, содержащими в себе наиболее обстоятельный разбор пунктов учения, подвергающихся лжетолкованиям со стороны иномыслящих, и прочитывать из них наиболее пригодные места. Здесь можно с большей свободой и непринуждённостью, чем в проповеди церковной, раскрывать все те хитросплетения и махинации, к каким нередко прибегают желающие увлечь православных в своё общество, стоящее вне Православной Церкви. Под руководством опытного и усердного пастыря такие собеседования могут послужить верным средством к большему утверждению паствы в православном исповедании и добрым оплотом к ограждению её от совращающих влияний.

Прибавьте к этим собеседованиям, на которые приглашаются все желающие и ищущие религиозного наставления, частные домашние беседы пастыря с теми или другими из прихожан. Ни одного благоприятного случая не нужно опускать при видимой опасности совращения, к утверждению в пасомых сознательной преданности своей Церкви. Случайные встречи с прихожанами, посещение их домов по вызову каких-либо обстоятельств и треб церковных, присутствие в каком-либо собрании, могут давать повод пастырю к разъяснениям предметов веры или богослужебной практики, подвергающихся перетолкованиям и искажениям со стороны иномыслящих, к защите наших верований и обычаев и к отстранению от сознания православных, навязываемых им и вторгающихся к ним ложных учений. С готовностью нужно выслушивать пастырю заявление разных запросов и недоумений со стороны своих пасомых, и при этом наставлять их, утверждая их веру. Но и без вызова со стороны прихожан самому пастырю можно затрогивать такие или другие предметы, о которых идут споры и пререкания, и входить в разбор неправых учений, смущающих совесть иных колеблющихся членов православной паствы.

Но так как живые беседы пастыря, как бы ни было велико заботливое усердие его, не могут быть постоянны и даже слишком часты и продолжительны при множестве занятий возлагаемых на пастыря, и среди большого количества его прихожан не все, и не во всякое время могут слышать их и подвергаться их охранительному влиянию, то для поддержания их действия, для большого утверждения и распространения охранительного влияния Церкви на колеблющихся в православии, – не только полезно, но и необходимо распространение в приходской общине брошюр и книг, писанных в защиту православия и тех или других учений и учреждений нашей Церкви. Там, где распространяется и соблазняет православных штундизм, нужно приобретать в церковную библиотеку или в библиотеку сельской школы, и давать для чтения грамотным из народа, книги против заблуждений штундистов, – где силен раскол, там нужны противораскольнические сочинения; где действует римско-католическая пропаганда, там нужны апологетические и полемические сочинения, направленные против папства; где поднимают гордое соблазняющее слово ревнители протестантских заблуждений, там нужно распространять сочинения против лютеранства и всех тех искажений, какие произвел Лютер и его сподвижники в богопреданной вере Церкви и т. п. В подобных сочинениях паства, угрожаемая заразою от заблуждений, вторгающихся в её пределы, будет иметь под руками всегда готовое и постоянно действующее предохранительное средство против заразы. Грамотные люди, знакомясь с ними, сами будут утверждаться в преданности православию и другим будут сообщать то, что вычитают из книг. Таким образом будет сооружена как бы ограда, через которую не так удобно будет проникнуть волку-хищнику для расхищения овец стада, вверенных попечению пастыря.

По гласам нотирование мелодий в юго-западных ирмологах происходит следующим образом:

Глас 1. Мелодии написаны или в той же гиполидийской тональности, в какой и в синодальных изданиях, напр., богородичен догматик воскресный, и богородичен на стиховне, подобны и проч., или же на кварту ниже, напр., степенны, ирмосы, Бог Господь (Ирм. 1700 г.) и другие песнопения.

Глас 2. Мелодии излагаются чаще всего на кварту ниже мелодий Синодального Октоиха, т. е. в гиполидийской тональности, как и ирмосы Синодального Ирмолога, за исключением только богородична воскресного на стиховне «О чудесе новаго», который положен в той же лидийской тональности, в которой и в Синодальном Октоихе. На кварту ниже положены, напр., ирмосы, кроме весьма немногих, имеющих ♭ на си или ре, степенны (в позднейших ирмологах), стихиры Петру и Павлу, Симеону Столпнику, Рождеству Богородицы, в навечерии Рождества Христова, светилен и стихиры по 50 псалме Рождеству Христову, стихиры Богоявлению и др., а также подобны стихир (Ирм. 1700 г.) и богородичен догматик (ирм. 1700 и 1709 г.).

На секунду ниже лидийской тональности Синодального Октоиха, с ♭ на ми, положены в Ирмологе 1652 г. подобны стихир, стихиры Воздвижению и «Бог Господь» болгарского роспева.

На терцию ниже лидийской тональности Синодального Октоиха, с ♭ на ре, в том же Ирмологе 1652 г. положены: воскресный богородичен на стиховне и ев. Иоанну Богослову.

На квинту ниже лидийской тональности Синодального Октоиха (или, что тоже, на секунду ниже гиполидийской тональности), а иногда смешанно на квинту и кварту с ♭на нижнем си, положены в ирмологах 1652 и 1674 г.: воскресный богородичен догматик и степенны; а в ирмологах 1674 и 1709 г. стихиры на хвалитех Богоявлению.

Глас 3. Немногочисленны песнопения этого гласа, и все положены в одной и той же гиполидийской тональности, как и в синодальных изданиях. Так, изложены во всех ирмологах: воскресный богородичен догматик и богородичен на стиховне, степенны и ирмосы; и только в Ирмологе 1652 г. почин воскресного богородична догматика изложен на секунду ниже прочих ирмологов, с ♭ на нижнем си, то есть на квинту ниже лидийской тональности, а подобен с ♭на ми и также на секунду ниже.

Глас 4. В юго-западных ирмологах немногие песнопения излагаются в гиполидийской тональности свойственной мелодиям синодальных изданий (именно: в Ирм. 1652 г.: воскресный богородичен догматик и на стиховне, подобен: «Званный свыше»; в ирм. 1674 и 1709 г. стихира на проклятие), большая же часть их положена на кварту ниже. Таковы, например, в большинстве ирмологов: воскресный богородичен догматик и на стиховне; степенны, ирмосы, подобны для стихир (которые и в Синодальном Октоихе положены на кварту ниже), стихиры в Пятидесятницу на литии и Рождеству Христову на хвалитех (Ирм. 1709 г.), а в Ирмологе 1652 г. сверх того ещё ирмосы Веханию, оба напева. – В одном только Ирмологе 1652 г. встречаются транспозиции: на секунду ниже синодальных изданий, с ♭ на ми: стихира в Пятидесятницу «Егда Духа…», славник Петру и Павлу, первые два подобна стихир, стихиры в неделю Крестопоклонную и «Веселися Иерусалиме», а также болгарского роспева, с ♭ на нижнем си: воскресный тропарь и песнопения по 1-м и 2-м стихословии. На терцию ниже с ♭на ре положены: ирмосы со столпа 8-го и стихира на проклятие.

Глас 5. Мелодии этого гласа в безлинейных рукописях излагаются в лидийской тональности, в области звуков до-ре-ми-фа-соль, с господствующим звуком соль и конечных до; в синодальных же изданиях на кварту ниже, с окончанием на нижнее соль. В этой же последней тональности излагается и большая часть песнопений в юго-западных ирмологах, напр., степенны, ирмосы, подобны стихир, стихиры Преображению, за исключением разве почина в воскресном богородичне догматике, который в большинстве ирмологов изложен на секунду выше с ♭на си или без бемоля (Ирм. 1700 г.). В Ирмологе же 1652 г. есть сверх того положения мелодий 5-го гласа: на терцию выше синодальных изданий, т. е. на секунду ниже лидийской тональности крюковых рукописей, с ♭ на ми; а также на квинту ниже лидийской тональности, т. е. на секунду ниже синодальных изданий, тоже с ♭на ми. К первого рода мелодиям принадлежат: воскресный богородичен догматик, к мелодиям второго рода: и ныне на хвалитех, «Приидите ублажим Иосифа» по начале песнопения, и «Слава» в неделю Фомину.

Глас 6. Мелодии этого гласа, как в крюковых рукописях, так и в синодальных изданиях изложены на кварту ниже гиполидийской тональности, в области звуков: до-ре-ми-фа-соль, с господствующим и конечным звуком ре. В той же тональности изложены и многие песнопения в юго-западных ирмологах, напр., воскресный богородичен догматик и на стиховне, ирмосы 6-го гласа, ирмосы-розники в навечерии Рождества Христова и Богоявления, подобны стихир, стихиры на Вехание (в неделю Ваий), Преображению и Успению «На бессмертное успение». Но в Ирмологе 1652 г. большая часть мелодий этого гласа изложена на секунду ниже означенной тональности, с ♭ на ми. Сюда относятся песнопения: в неделю Блудного сына: «Отческаго дара» и «Отче благий»; в неделю Мясопустную: «Егда поставятся престоли»; «Седе Адам»; «Приспе время»; в неделю 2-ю Великого поста: «Во темне греховней»; в субботу Лазареву: «Чада ехиднова»; «Совлекоша с мене ризы»; «Днешний день тайно»; стихиры Преображению; «Сей день Господень»; стихиры Иоанну Златоусту и на стиховне; стихиры Введению: «Даниил муж желанию»; стихиры на Рождество Христово: на литии и на хвалитех. – В ирмологах же 1674 и 1709 г. многие песнопения этого гласа изложены на кварту ниже мелодий крюковых и синодальных нотных книг, то есть на две кварты ниже гиполидийской тональности гласа, именно: степенны; стихиры: «Кресте Христов»; «Совлекоша с мене ризы»; «Плещи моя»; «Сей день Господень»; а также стихиры: Симеону Столпнику, Рождеству Христову – на хвалитех и в день Богоявления – на почерпание воды. Только степенны в Ирмологе 1652 г. изложены на терцию ниже синодальных и крюковых мелодий, с ♭ на ре. Тропарь же воскресный болгарского роспева, в ирмологах 1652 и 1809 г. изложен на кварту выше всех прочих изданий этого гласа.

Глас 7. Немногие песнопения излагаются в гиполидийской тональности, свойственной мелодиям крюковых рукописей и синодальных изданий этого гласа, именно, только подобны стихир знаменного и тропари болгарского роспева; прочие же песнопения следуют обыкновенно на кварту ниже их. Таковы: воскресный богородичен догматик, степенны, ирмосы. Только в Ирмологе 1652 г. степенны излагаются с♭ на ре на терцию ниже синодальных изданий; ирмосы же – то в одной тональности с Синодальным Ирмологом, то на терцию ниже их, с ♭ на ре (напр., песнь 2-я). Но песнопения этого гласа, как и гласа 3-го, вообще немногочисленны.

Глас 8. В юго-западных ирмологах вообще песнопения 8-го гласа положены на кварту ниже гиполидийской тональности крюковых и синодальных изданий этого гласа. Только подобны и стихиры Введению в ирмологах 1674 и 1709 г. – в той же тональности, а «Покаяния отверзи ми двери» в Ирмологе 1652 г. на терцию ниже, с♭ на ре. Так, на кварту ниже положены: воскресный богородичен догматик и на стиховне, степенны, прокимен, ирмосы, «Покаяния отверзи ми двери», прокимны великие, «Повеленное тайно», стихиры Воздвижению на стиховне и в день Богоявления «на освящение вод». Особенность изложения мелодий 8-го гласа относительно тональности, и здесь представляет собою только Ирмолог 1652 г., в котором многие песнопения этого гласа положены на секунду ниже синодальных изданий и обыкновенно с ♭ на ми. Таковы: стихиры ев. Иоанну Богослову: «Евангелисте Иоанне» и «Аз, Дево Святая»; в пяток Лазарев; в день Пятидесятницы: «Языцы, размесишася» и Преображению: «Поят Христос»; сверх того, седальны болгарского малого роспева и песнопение: «О тебе радуется» (в ирм. 1652 и 1709 г.) во всех ирмологах, в которых они имеются, положены с ♭ на нижнем си, на секунду ниже синодальных изданий этого гласа.

Таковы изменения тональностей, встречающиеся в церковном осмогласии юго-западных нотных ирмологов. Но иногда не вся мелодия песнопения подлежит перемене тональности, а только некоторые её части; иногда же и одна только известная в ней мелодическая строка делает отступление от свойственных песнопению лада, или же высоты звуков, сколько бы раз она ни повторялась в песнопении. Такие частичные отступления в песнопениях редки, и состоят, или только в изменении интервальных отношений между звуками строки без изменения высоты нотного обозначения, или же в перемещении всех звуков строки или её части обыкновенно на секунду выше или ниже прочих строк той же мелодии. Они встречаются в знаменном роспеве юго-западных редакций в гласах 2-м, 5-м и частью 6-м и в некоторых отдельных песнопениях болгарского роспева. – Пред строкой, подлежащей изменению лада или тональности, ставится ♭ обыкновенно на нижнем си, а при восстановлении господствующего движения мелодии ♭на до (ут) с присовокуплением по большей части начального ключевого знака, каковые знаки соответствуют в этом случае отказу (бекар), употребляющемуся в круглой итальянской нотописи. Но иногда мелодия происходит в смешанной тональности, напр., на кварту и квинту ниже синодальных изданий, без обозначения отступлений переменными знаками. Так, в Ирмологе 1652 г. положен воскресный богородичен догматик 2-го гласа.

Перемене лада, или вместе и тональности подлежат:

а) Некоторые начинательные строки в песнопениях, составляющие почин в мелодиях, или же строки заключительные в мелодическом ли то периоде, или в целом песнопении. Таковы первые строки: в воскресном богородичне догматике 5-го гласа знаменного роспева (в Ирм. 1700 г. без переменных знаков, а в Ирм. 1674 и 1709 г. с ♭ на си) и в песнопении: «Приидите ублажим Иосифа» пятого же гласа болгарского роспева, с ♭ на си по начале (Ирм. 1674 г.). Такова же заключительная строка в подобне 2-го гласа: «Доме Евфрафов», положенная на секунду выше, с ♭ на ре (Ирм. 1674 и 1709 г.).

б) Иногда, какая-либо отдельная мелодическая строка, или часть строки, повторяющаяся неоднократно в песнопении. Так, мелодия вышеупомянутого почина в богородичне 5-го гласа, повторяясь в виде варианта в том же богородичне, а также и в других песнопениях того же или даже иного гласа, принимает ♭ на си. Срав. слова богородична: «Израилев», на стиховне слова «Спящим явися» и в стихирах Пасхи разные места (ирм. 1674 и 1709 гг.). То же свойство удерживает подобная же по мелодическому движению строка 6-го гласа; см. Ирмологи 1674 и 1709 гг., столп 86 ирмосов и стихиру: «Прежде шести дней Пасхи» в словах: «последуйте ему». Подобному же изменению подлежат: фитная мелодия в ирмосах 6-го гласа, столп 44 и 74, и отдельные строки в песнопениях 2-го гласа: «Денесь Христос на Иордан пришед» (Ирм. 1652 г., л. 213) и «Денесь во церковь водится» (ирм. 1674 и 1709 гг.). А также отдельные строки: в седальне гласа 8-го «Воскресл еси» (Ирм. 1700 г., стр. 368, с ♭ на ре) болгарского роспева и в пасхальном светильне «Плотию уснув», гласа 3-го того же роспева (ирм. 1700 и 1709 гг.).

в) Мелодии гласов 2-го и 6-го в восьмогласном песнопении на день Успения: «Богоначальным мановением».

г) Наконец, в некоторых песнопениях встречаются случайные бемоли, особенно на верхнем соль. См. в Ирмологе 1674 г., л. 11 на об. блаженны гласов 2-го, 3-го и 8-го, положенные на секунду выше прочих ирмологов, и мелодию гласа 8-го в стихире «Богоначальным мановением». В Ирмологе же 1652 г. в подобне гласа 8-го «Возлег на перси Иисусове» и в Ирмологе 1674 г. в песнопении «Тебе одеющегося» встречается ♭ на фа, очевидно для большей ясности лада мелодии.

Частичные отступления от господствующего лада мелодии и тональности, однако, допускаются не во всех ирмологах, не во всех песнопениях известного гласа и притом в разных ирмологах в разных песнопениях. А отсюда ясно, что они не составляют существенной принадлежности известных мелодий, а происходят в видах разнообразия мелодии и таким образом принадлежат к украсительным мелодическим оборотам. Поэтому-то, конечно, в Ирмологе 1700 г. и в синодальных изданиях они, за весьма немногими отдельными случаями, и устранены из мелодий.

Не подлежит сомнению, что усердные пастыри есть в России, и даже не в малом числе. Доказательством тому служит религиозность русского народа вообще; но бывают и исключения. И вот, возникает пред нами вопрос первой важности: если народ ходит во тьме и сени смертной, не знает ни молитв, ни закона Божьего, если он безобразничает, пьянствует, крадёт, и кражу считает не грехом, а искусством, кто виноват?

В нашей Православной Церкви – истина, в том никакого сомнения быть не может; но иноверцы и иноплеменники упрекают нашу Церковь в бездействии, в отсутствии живого слова, и, что чрезвычайно важно, в отсутствии бесед с молодёжью. Неужели терпеть нам такие упрёки и не показать им, что мы понимаем наше звание быть светильниками народу, солью земли?

Уже и западные славяне начинают приходить к убеждению, что наша Церковь – единая святая и соборная Церковь по чистоте её догматов. Тем не менее, мы должны признать, что у них в некоторых отношениях более сделано для церковного просвещения народа, чем у нас.

Многие у нас были беспечны, спали, когда враг сеял плевелы; а теперь, слава Богу, просыпаемся и видим пред собою «жатву многу». К такой жатве зовут нас поставленные над нами архипастыри. Послушаемся их и потрудимся усердно, чтобы не могли недруги наши упрекать нас в бездействии или равнодушии. Нехорошо слишком хвастаться чем-нибудь, но нехорошо и закрывать свои немощи и недостатки.

Встречаются в иных приходах (это, впрочем, не только у нас бывает) такие христиане, которые просто ничего не знают, даже почему их зовут христианами. У них только наследственно, по преданию, удержались некоторые добрые чувства, но нельзя сказать, чтобы они были православными христианами по убеждению. Это правда и нелёгкая вещь; но, тем не менее, мы должны стремиться к совершенству по силам. Наш народ добрый, он верит всему, и потому легко совратить его во всякий раскол, если его вера «корня не имеет».

Задача священника, поставленного приходским, состоит прежде всего в том, чтобы разузнать, какой уровень церковного просвещения его паствы. Он должен, как в церкви на беседах после вечерни, так и при посещении домов прихожан, спрашивать детей, как они молятся, а этим путём он узнает и то, как молятся родители этих детей, вообще все прихожане. Бывает и так, что в одних семьях знают одни молитвы, в других иные. Когда-то был в том или другом семействе причетник или диакон, который научил своих родных книжной молитве: так она и передаётся из рода в род. Но бывают и такие семейства, в которых решительно никто не знает молитв, и даже толком не умеют и перекреститься. Махают рукой, а почему так делают – не знают, равно как не знают и молитвенных слов.

Первое дело священника будет – научить всех прихожан истинно креститься, и обычным ежедневным молитвам, особенно в таких приходах, где школы нет, или где она только заводится. Это дело вовсе не так трудно, как представляется с первого раза. Прежде всего, надобно оповестить прихожан, что в виду важности знания молитв и закона Божьего, будет после каждой обедни, после отпуста, обучение всех, и старших, и младших, что все должны за священником дословно и громко повторять до тех пор, пока не будут знать все отлично. После отпуста станет священник лицом к народу и громко крестится: «Во имя Отца» + – за ним повторяют все громко в такт: «и Сына» +, «и Святого Духа» +, «Аминь». Так повторяет священник десять, пятнадцать, а по обстоятельствам и больше раз, причем в промежутках исправляет все неточности. В Малороссии очень часто произносят люди: Ца- и Сына, и Святаго, и Духа, аминь. На это должен священник обратить внимание, спросить каждого поодиночке, как они крестятся, как произносят эту молитву. Если научатся креститься правильно, должен внушить им, чтобы никогда иначе не крестились, а всегда именно так.

В следующее воскресенье или праздник дело научения молитве продолжается далее: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Это повторяется десять, пятнадцать, или двадцать раз, пока все не научатся. Затем, таким же образом научаются прихожане молитве: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради пречистой Твоей Матери и всех святых, помилуй нас, аминь». Каждое слово так ясно и четко запомнится, что они редко ошибутся в ответах. Церковь, посещаемая прежде изредка, после первых же опытов такого учения, наполнится народом, так как каждый пожелает научиться молитвам.

В третье воскресение: «Слава Тебе Боже, слава Тебе» и «Царю небесный» сразу по такту на словах, после пояснения значения слов, и, наконец, пение на 6 глас. В этот вечер уже во всем приходе будут петь: «Царю небесный» и везде будут молиться по изученному правилу. Так поступать и дальше. В продолжении одного года весь приход оставит неправильные молитвы, и люди сами друг друга будут исправлять. Требуется при этом, чтобы то, чему священник учил после обедни, пояснилось молодежи на беседе после вечерни. Само собою разумеется, что при этом никак не следует резко обличать, тем паче бранить кого-либо. Надобно обращаться с молодыми людьми кротко и ласково и возбуждать в них доброе соревнование.

Некоторым кажется такой образ учения утомительным для народа и священника; они думают, что народ не захочет так долго стоять в церкви. Это зависит от положения, в каком находится приход, и от авторитета священника; но вообще можно сказать, что в неохоте слушать слово Божие и учиться – народ упрекать нельзя; тем охотнее он будет учиться, когда увидит плоды учения.

Другого способа нет, исправить вкравшиеся с давнего времени у простого народа искажения молитв и символа веры. А так как отцы и матери считают эти молитвы самыми хорошими, так как они переняли их от своих отцов и матерей, они пойдут опять от рода в род, пока разве школа не исправит.

Это же верно, что при таком методе в продолжении года весь приход забудет старые исковерканные молитвы, а станет, разве с немногими исключениями, Бога хвалить по-книжному и полюбит Церковь – мать просветительницу.

Я знал священника в городе Кутах, в Галиции, который таким образом не только научил народ молитвам и пению, но и всему закону Божьему в вопросах и ответах. Это было уже слишком много; но народ охотно учился, и охотно так молится, и будет молиться из рода в род (Церков. Ведом.).

Протоиерей И. Наумович

Проект наделения церковно-приходских школ землёю. – В Министерствах Народного Просвещения и Государственных Имуществ возбуждён вопрос о наделении начальных народных школ землёю. Проект этот в настоящее время, как слышно, близок к осуществлению в непродолжительном времени. Св. Синод обратил также внимание на этот важный вопрос материального обеспечения народной школы и полагает, что наделение школ землёю должно коснуться и церковно-приходских школ, так как лица духовного звания, постоянно находящиеся при своих приходах, ещё более могут принести пользы распространению в народе полезных сельскохозяйственных знаний, чем учителя светские. Ввиду того, что в последнее время переход земских школ в духовное ведомство совершается всё чаще и чаще, Св. Синод полагает, далее, в законодательстве о наделении школ землёю, необходимым сделать точные указания на тот счёт, что если сельская школа в силу перехода её в церковно-приходскую подчинилась духовному лицу, то и земля этой школы непосредственно должна перейти к новому учителю. Так что есть надежда, что в недалёком будущем должно состояться наделение церковно-приходских школ землёю из государственных имуществ повсюду, где это окажется возможным в количестве от 3 до 15 десятин на школу.

В настоящее время мы можем дать более или менее точные сведения на этот вопрос, так как в наших руках имеется описание одной очень древней рукописи VIII–IX в., виденной нами на Синае в библиотеке. Рукопись эта для нас имеет особенное значение своим надписанием, устанавливающим связь порядков в ней излагаемых с обителью преподобного Саввы. Ὡρολόγιον κατὰ τὸν κανόνα τῆς λαύρας τοῦ ἁγίου πατρὸς ἡμῶν Σάββα – вот полное заглавие её. Рукопись эта характеризует главным образом порядки анахоретской жизни отшельников или келлиотов монастыря св. Саввы, но не лишена значения и для истории церковно-богослужебного чина, практиковавшегося в самом монастыре, так как суточный порядок его бесспорно был во многом сходен. В Часослове отсутствуют службы: полунощница, утреня, и повечерие, которое заменено последованием в «первый час ночи». В качестве предваряющего молитвословия в Часослове положена первая кафизма с разделением на три славы, а далее идут службы для часов первого, третьего, шестого, и девятого и для вечерни. Каждая из этих служб по составу значительно разнится от тех же служб нашего времени.

Служба εἰς τὴν πρώτην ὥραν τῆς ἡμέρας начинается славословием: «Слава Отцу», затем следуют «Отче наш», «Приидите поклонимся», «Ночь пришед благодарю тя» 3-жды, Псалмы 5, 45, 66, 69, 89, 91, 100, 112, «Аллилуйя» одиннадцать раз, «Господи, услыши молитву мою», конец: «Не оправдится пред тобою всяк живый» Аллилуйя, «Услышану сотвори мне утро милости твоей» конец: «воля твоя, яко ты еси Бог мой». Аллилуйя. «Дух твой благий наставит мя» конец: «Яко аз раб твой есмь аз». «Свете истинный, просвещая» и конец: «и спаси нас». Для других дней положены другие стихи. И исправн. «Стопы моя» 3-жды. «Избави мя от клеветы» и т. д. «Святый Боже», «Верую» и «Отче наш».

На третьем часе Псалмы 16, 24, 42, 50, 142, 144, 150, Аллилуйя. «Помилуй мя, Боже, по велицей милости твоей» конец: «Очисти мя», «Аллилуйя». «Отврати лице твое от грех моих» конец: «и духом владычным утверди мя», «Господи иже пресвятаго твоего Духа в третий час». В понедельник, вторник, среду, и четверг положено читать другой стих вместо настоящего. «Господь Бог благословен» 3-жды, «Поспеши нам Бог спасений наших», «Святой Боже» 3-жды.

На шестом часе читались псалмы: Псалмы 53, 54, 68, 69, 90, 145. Аллилуйя со стихами: «Помилуй мя, Боже, яко попра мя человек» конец: «не убоюсь, аз же уповаю на тя» «Аллилуйя», «О Бозе похвалю слово, о Господе похвалю», конец: «возрадуюся пред Богом во свете живых», «Иже в шестой час на кресте пригвожденный Иисусе Христе Боже наш» (Тропарь изменённый), «Скоро да предварят ны щедроты твоя, Господи», 3-жды «ради славы имени твоего, Господи», «Святый Боже».

На девятом часе читали псалмы: 83, 84, 85 и седьмую песнь: «Благословен Господи Боже отец наших, хвально и прославлено имя твоё во веки» до конца «Аллилуйя», «Господь пасет мя и ничтоже мя не лишит» конец: «Не убоюсь зла, ибо ты со мною еси» «Аллилуйя», «Жезл твой и палица твоя» (до конца), «Христе Боже наш слава», «Иже душу на древе повешенный в девятый час предавый Отцу». «Христе Боже наш слава» «Не предаждь нас до конца имени твоего ради», 3-жды, «ради Авраама возлюбленнаго твоего», «Святой Боже».

После девятого часа совершалось причащение преждеосвященными дарами (εἰς τὴν μετάληψιν), которые келлиоты брали с собою, уходя в безмолвие. Эта служба сходна с современным «последованием изобразительным». Начинается «Помяни нас, Господи, егда приидеши во царствии твоем», все блаженства, слава «Помяни нас святый, егда приидеши во царствии твоем», «Лик небесный поет тя», слава, «Верую», «Отче наш», «Господи помилуй» 3-жды, «Един свят», «Вкусите и видите, ибо Христос Господь Аллилуйя. Благословлю Господа на всякое время ради всего, хвала его в устах моих. О Господе похвалится душа моя, да услышат кротции и возвеселятся» слава, молитва по причащении: «Приял тело твое святое вместе и кровь твою честную во оставление всех грехов, яже согрешил тебе, едине Человеколюбче. Исполни уста моя хваления, Господи, сам бо еси хвала моя, и спаси мя», «Буди имя Господне». Молитва причащения: «Благодарим тя, Господи Боже мой, яко сподобил нас причаститися».

Вечерняя служба (εἰς τὰ ἑσπερινὰ) начинается 103 псалмом, за которым следует вся восемнадцатая кафизма с разделением на три славы 140 псалом, со славою на конце, «Свете тихий» с концом «Тем же мир тя празднует», «Аллилуия», стихи: «Господь воцарися в лепоту облачеся, облачеся Господь в силу и препоясася», Аллилуия: «Ибо утверди вселенную, яже не подвижется, готов престол твой оттоле, от века ты еси», слава. Для других дней иные стихи для «Аллилуия», «Сподоби Господи», «Ныне отпущаеши», «Святый Боже».

Вместо «повечерия» положена служба в первый час ночи (εἰς τὴν πρώτην ὀψέ). Состав её: «Приидите поклонимся» «День пришед благодарю тя» 3-жды, псалмы: 4, 12, 26, слава 30, 90, 6, слава, «С нами Бог, разумейте, язы́цы» конец: «Начальник мира отец будущаго века». Аминь, «С нами Бог» 3-жды, «Аллилуия» со стихами: «Призри, услыши меня, Господи Боже мой», «В мир на тя». «Невидимых враг моих» а для других дней иные тропари, «Господи помилуй» 3-жды, «Не предаждь зверям душу исповедующуюся тебе». Конца рукописи нет. Бесспорно, по самому расположению своих составных частей, эта служба должна была заменить наше современное великое повечерие и, несмотря на отсутствие конца, она во многом сходна с ним.

Из сделанного нами анализа данного Орология, ясно, что κανὼν τῆς ψαλμῳδίας обозначает полный круг суточных служб, изложенных в Часослове для келейного употребления. Удаляясь в воскресенье после обеда в пустыню, и проводя там время в одиночестве и труде в течение целой недели до субботы вечера или всенощного бдения, каждый монах лавры брал с собою один лишь Часослов и, по нему, в определенное время дня и ночи прочитывал положенное по канону преподобного Саввы псалмопение или последование. Не желая лишать себя причащения св. Божественных Таин, монахи брали из лавры запасные Дары. В час совершения литургии в лавре, каждый монах прочитывал особенное последование «на причащение» или нашу обедницу и затем принимал св. Таины. С таким Часословом монахи отправлялись в дорогу, такой «канон псалмопения» с удобством могли исполнять монахи лавры, находясь во дворце византийских императоров, как это делал преподобный Савва во дворце императора Иустиниана (факт этот берём из биографии), когда он занимался с квестором Трибунианом. Поэтому, как духовное завещание св. Саввы Освященного, так и самый его «канон псалмопения», сообщают в высшей степени любопытные данные для изучения быта монашеского VI века, а также знакомят нас с составом и особенностями церковно-богослужебных порядков в монастырях данного времени.

Весьма отрадно читать сообщение об открытии дома трудолюбия в Екатеринославе. Здесь, за отсутствием начальника губернии, принял живейшее участие в деле учреждения дома трудолюбия вице-губернатор Дувин-Барковский и его супруга. Преосвященный епископ Серапион благословил дело словами: «пусть и наши (христиане) учатся управляться в добрых делах, в удовлетворении необходимым нуждам, дабы не были бесплодны» (послание св. ап. Павла к Титу). Преосвященный пожертвовал 100 руб., высказав при этом: «я это дело считаю теперь своим», и проявил вообще живейшее к нему участие. Ко дню заседания, назначенного в губернаторском доме для выслушивания доклада и обсуждения дела, прибыл в Екатеринослав сам начальник губернии Д. Н. Батюшков и его супруга Екатерина Феодоровна, уже много потрудившиеся на пользу бедных в этом городе. В последовавшем затем заседании, после доклада, многие высказались в пользу принятия предложения об устройстве дома трудолюбия; так, г. начальник губернии дополнил, сказанное докладчиком, указанием на лиц, вышедших из тюрем и вообще мест заключения, которым так трудно найти работу из-за недоверия к ним, что им остаётся или просить милостыню, или совершить противозаконное деяние, чтобы попасть на казённое содержание; для таких лиц, как и для многих других, дома трудолюбия необходимы. Затем почтенный ректор Екатеринославской духовной семинарии сказал прекрасное слово на текст: «Если кто не желает трудиться, тот пусть и не ест» (слова ап. Павла к Солунянам). – В Екатеринославе в два дня пожертвовали на дом трудолюбия 1405 руб.

Также весьма сочувственно было выслушано сообщение о домах трудолюбия в г. Херсоне и Одессе: в первом из них было собрано на новое учреждение 1775 руб., а во втором – 5000 руб.³⁹ Таким образом, в пяти городах, в июле месяце, состоялись постановления об учреждении домов трудолюбия, для каковой цели пожертвовано 9000 руб.

Вообще дома трудолюбия составляют в наши дни едва ли не самое симпатичное учреждение для русского общества. В тех городах, где уже решено их устроить, идут приготовления к их устройству⁴⁰. Другие, призванные к жизни раньше других, как напр., Петербургский и Псковский, уже показали первые опыты своего многополезного служения обществу, – опыты весьма утешительные и поучительные для последующих устроителей⁴¹. Другая наша столица, первопрестольная Москва, также кажется стоит накануне учреждения у себя домов трудолюбия. В сентябре 1888 г. ожидался там барон О. О. Буксгевден. Щедрая на помощь всяким нуждам, – богатая развитием своей благотворительности, Москва несомненно примкнет к общему движению и примется за устройство этих домов, которым кажется предстоит занять выдающееся положение в системе ожидаемой полной организации общественной благотворительности. Местный орган «Дет. Пом.», посвященный исключительно общественной благотворительности, своевременно взялся за предварительное рассмотрение того, какие данные представляет в настоящее время Москва пред открывающейся задачей по вопросу о «домах трудолюбия» (№ 17, передовая статья). Указывая на связь «домов» с проектированными участковыми попечительствами, «Дет. Пом.» уже намечает самые помещения для открытия домов на первый раз. Он останавливается на двух солидных московских обществах, в программу которых прямо просится новое учреждение. Это – братолюбивое общество и общество поощрения трудолюбия. Журнал находит нужным, первому из сих обществ изменить свой односторонний и слишком паллиативный характер, – восполнить, образовавшийся и ясно теперь сознанный пробел, продолжать свою деятельность в новой, глубже захватывающей общественные потребности организации, и из 23 домов, довольствуясь 20 домами для призрения нуждающихся вдов с детьми на доселе принятых основаниях, открыть новую серию домов по идее и плану «домов трудолюбия». Общество поощрения трудолюбия в Москве уже самим девизом своего названия указывает на прямую задачу его деятельности. Из провинции уже приезжали деятели, заинтересованные новым учреждением, осматривать «дома трудолюбия», предполагаемые существующими в ряду учреждений этого общества, не допуская даже мысли, чтобы таких домов общество не имело. Указывая и для этого общества, только что справившего свой двадцатипятилетний юбилей, задачу начать новый период своей деятельности новым учреждением, журнал советует ему отвести в одном из многих домов, в которых помещаются его учреждения, «дом трудолюбия» (№ 17 Дет. Пом.). 15 декабря 1888 года открыт «дом трудолюбия» и в Киеве (д. Сидоренко по М.-Жандармской ул.). После молебна, совершенного преосвященным Иеронимом, и речи, сказанной председателем комитета по устройству этого дома, А. Ф. Андрияшевым, была здесь же, по инициативе преосвященного Иеронима, открыта подписка в пользу новооткрытого учреждения. В настоящее время при доме трудолюбия открыто уже несколько мастерских: столярная, сапожная и др., в которых с 1 декабря начались работы. Работающие в доме трудолюбия проводят здесь весь день и здесь же получают стол, а на ночлег направляются в ночлежный дом Н. А. Терещенко. Из столичных и губернских больших городов «дома трудолюбия» распространяются и в провинции. По газетным слухам, напр., дом трудолюбия для бедняков, не имеющих работы, в непродолжительном времени откроется в г. Острове. Прототипом этого дома будут служить псковские мастерские для бедных. Представители здешних экспортных контор и чиновная интеллигенция обещали материальную и нравственную помощь. Среди гласных урегулирование дела помощи бедствующей части населения имеет много сторонников и поэтому есть надежда, что городское управление уступит под приют один из принадлежащих городу домов (Дет. Пом. № 193, из «Нов.»). Как велико общественное сочувствие к этому новому учреждению, свидетельствует между прочим, помянутое выше, временное управление псковского дома трудолюбия. Говоря в заключение об утешительных результатах нового учреждения, оно приписывает это живому сочувствию всех слоев псковского общества, которое щедрыми пожертвованиями живо откликнулось на призыв учредителей дома. Сочувствие этому делу перешло даже далеко за границы губернии. Так, из Пензы, тамошний городской голова и г-жа А. Ададурова, из Астрахани А. С. Рымаренко и Н. Курдов, из Самары А. М. Михайлов, и попечительный совет общества попечения о бедных, и Мариинского приюта детей воинов в Самаре и из Нижнего Новгорода местная городская управа, интересуясь открытым в Пскове домом трудолюбия, обратились в управление о присылке утверждённого устава дома и отчётов, для ознакомления с деятельностью и порядками его, с целью открытия подобных учреждений у себя. При этом, все эти лица выражали псковскому дому трудолюбия искренние благопожелания, а г-жа Ададурова сочла долгом подкрепить своё сочувствие и денежным пожертвованием в пользу дома трудолюбия в размере 10 руб. (Дет. Пом. № 17).

Вообще дома трудолюбия будут весьма полезным общественным учреждением, если сочувствие к ним в обществе продержится долго и, если идея их достигнет, наконец, своего полного осуществления в жизни. В настоящее время вопросом об этих домах занимается и наша печать, в которой от времени до времени появляются известия, статьи, проекты, воззвания относительно их и т. п. Есть даже сочинение, специально трактующее об этих домах, с которым мы советовали бы нашим читателям непосредственно познакомиться⁴². Дай Бог, чтобы эти толки в печати и в обществе, и хлопоты нашего правительства, увенчались желанным успехом.

Дома трудолюбия дают возможность заработать средства к жизни всякому способному и честному человеку и тем избежать крайности, заставляющей (действительно или мнимо) прибегать к нищенству, – временному или постоянному, так называемому профессиональному. Но кроме заработка бедняку необходимы учреждения, дающие ему приют, по крайней мере ночью, и дневное пропитание. Отсюда заботы об устройстве того и другого при домах трудолюбия, или независимо от них (в тех местах, где таковых домов ещё не имеется). В печати постоянно встречаешь известия то об открытии ночлежных домов в разных местах, то об устройстве дешёвых столовых. Отмечаем и здесь посильное участие нашего духовенства в заботах об устройстве положения бедняков. В Кронштадте в настоящее время сооружается обширный ночлежный приют на 500 человек, устраиваемый о. Иоанном Сергиевым, которому принадлежит не менее обширный «дом трудолюбия» (Дет. Пом. № 16, из «Од. Нов.»). 3 ноября, в общем собрании Курской городской думы, по письменному предложению местного губернатора, положено – в память чудесного события 17 октября (спасения семьи Государя Императора во время крушения царского поезда по Харьково-Николаевской железной дороге), учредить в Курске ночлежный дом на 50 человек, возложив на управу изготовление ближайших соображений, как относительно финансовой стороны дела, так и относительно устава этого дома, для доклада в одно из ближайших заседаний. На этот дом от члена окружного суда г. Гаффорберга уже раньше поступило пожертвование в 1000 руб.; в самом заседании думы гл. Анненков попросил городского голову записать и от него пожертвование на ночлежный дом в 100 руб. Присутствовавший же в заседании священник А. Моисеев, с разрешения городского головы сказал, что «духовенство Курска тоже желало бы добрым делом увековечить чудесное событие, но не имеет для этого достаточных средств; поэтому он с своей стороны предлагает, чтобы в будущем ночлежном доме призираемые находили не только приют, но и духовную пищу, для чего время от времени священник должен являться в дом для совершения молитв со словом назидания и поучения. С этою целью он предлагает свои услуги». Дума выразила благодарность о. Моисееву за его предложение, находя это предложение чрезвычайно целесообразным (Дет. Пом. № 23). Устраиваются также пособия бедным по части стола и вообще пропитания. Весьма похвален обычай раздавать пособия и устраивать стол для бедных в великие годовые праздники. Такие обычаи мы встречаем, напр., в Орле и Одессе⁴³. Весьма большой интерес также представляет общество по устройству бесплатной столовой для бедных жителей г. Ставрополя. Не известно, кому принадлежит инициатива учреждения этого общества. Очевидно только, что в нем весьма видное участие принимает местный преосвященный Владимир. В заседании 15 апреля решено было устроить бесплатные обеды только в течение пасхальной недели, для чего ассигновано было 100 руб. Отчёт показал, что указанных 100 руб., с присоединением к ним пожертвований натурой, было совершенно достаточно для устройства бесплатных обедов в течение целого месяца; причём, за указанное время было отпущено 2967 обедов, так что каждый обед обошёлся не более 4 коп., что указало на возможность осуществления подобной формы благотворительности. Далее цифровые данные отчёта обнаруживали, что посетителями бесплатной столовой были по преимуществу престарелые (от 60 до 80 лет), увечные, калеки, и дети; это, с другой стороны, указало на безусловную необходимость подобной формы благотворительности. Ввиду блестящих результатов, добытых в течение одного месяца, на заседании 26 мая, происходившем в квартире и под председательством преосвященного Владимира и в присутствии местного губернатора, решено было продлить опыт устройства бесплатных обедов ещё на один месяц, для чего и ассигновать 100 руб. из имеющихся в распоряжении общества 739 руб. Далее, в виду того, что в числе посетителей бесплатной столовой находятся около 20 детей – оборванных, не имеющих ни постоянного местожительства, ни призора, и потому шатающихся по городским улицам, единогласно признано было безотлагательно необходимым сейчас же собрать этих детей, поместить их в одном доме, дать им прислугу, которая ухаживала бы за ними, и начать их нравственно-религиозное обучение. Преосвященный Владимир указал в лице о. протодиакона и других членов соборного кафедрального причта, и учителей, которые могли бы прежде всего научить малолеток молитвам и заповедям Божиим. Но так как средства общества ещё невелики, то этот новый расход по устройству детского приюта решено покрыть подпиской пожертвований на этот именно предмет каковая тут же, в заседании, дала 37 руб. Наконец, в заседании 26 мая решено было немедленно составить проект устава общества и препроводить его на утверждение высшей правительственной власти; с этою целью тут же образована была из 5 человек комиссия под председательством преосвященного Владимира для составления проекта устава. Преосвященный Владимир, в виду высказанных некоторыми из присутствовавших в заседании сомнений и опасений относительно прочного существования проектируемого общества, выразил твердую и глубокую уверенность, что сказанное общество несомненно получит бытие не на короткое только время, но на продолжительное, ибо, говорит архипастырь, и в православном Ставрополе есть много людей, проникнутых христианскою любовью к ближним, и готовых эту свою любовь проявить в форме оказания им материальной помощи. Есть надежда, что организуемое общество не только будет доставлять неимущей братии бесплатную пищу, но, расширив свою задачу, и станет в скором времени «благотворительным обществом для пособия бедным г. Ставрополя», как и предначертал в самом начале возникновения этой мысли преосвященный Владимир. – По слухам, некоторые благотворительные особы изъявляют согласие безмездно уступить для приюта бедных детей часть состоящего в их заведывании здания (Ставроп. Еп. Вед. № 11). Желая и с своей стороны полного успеха вновь устрояющемуся обществу, мы добавим только надежду, что вспомоществование бесплатными обедами, а равно – приютом и другими видами материальной поддержки, какие станет оказывать нищим и бедным новооснованное общество, будет производиться с строгой разборчивостью и нисколько не послужит к усилению нищенства и тунеядства.

Употребительное теперь во всей Европе разделение года на 12 месяцев, введено римским царём Нумою Помпилием около 700 г. до Р. Хр. Ранее его год разделялся лишь на 10 месяцев.

Январь. – Первый из месяцев года, январь, Нума назвал так в честь Януса, бога времени, изображавшегося с двумя лицами, старым и молодым. В противоположность Марсу, богу войны, Янус считался у язычников латинян правителем года и всех вообще мирных занятий. Поэтому 1-й день в году, 1-е января, посвящён был Янусу; это был праздник в честь его, праздник радости и мира, в который во времена уже древнейшие взаимно обменивались подарками и пожеланиями счастья.

Февраль. – Название второго месяца в году точно так же происходит от римлян и из языка латинского, с коего слово это значит «жертвенный» месяц или «умилостивительный, очистительный» от Februare, от грехов очищать, за грехи умилостивлять. Назван он так, Februarius, потому, что в этом месяце приносились умилостивительные и очистительные жертвы за живых и за умерших. Принесение их падало на сей месяц потому, что он у древних был не вторым в году, как у нас, а последним.

Март. – Год некогда начинался с этого месяца; имя ему дано по имени бога войны Марса (у Пеласгов Арей), считавшегося древними римлянами за важнейшего из богов; потому первый месяц в году они и назвали его именем. В этом месяце производился у них и набор в солдаты, с него начиналось и обучение их.

Апрель. – У римлян в их языке было слово aperire, значившее открывать, раскрывать, вскрывать. Месяцу, в который под влиянием солнечного тепла и дождя земля после зимы, приводившей её в окончательное состояние, вскрывается, производя цветы и листву, усвоить титул «Вскрывателя» действительно было весьма прилично и естественно. Имя месяца «Апреля», следовательно, заимствовано, от происходящих в течение его явлений природы.

Май. Имя месяца «Май» некоторые учёные производят a majoribus, подобно тому, как название «Июня» от junioribus. Но очень многие производят это имя и от римского божества Majus. Majus – это вероятно мужеский род при женском Maja или Majesta, под каким именем у всех латинян почитаема была земля, богиня плодородия. Majus по этому словопроизводству будет, следовательно, содержать представление тоже о земле, но обоготворённой в мужеском роде. Больше основательности, однако же, будет кажется в производстве сего слова от имени весенней богини, или великой матери богов Майи (Ma, Cybela), которая по языческим понятиям первоначально была матерью творческого божества Брамы.

Июнь. Месяц июнь назван так по имени Л. Юния Брута, освободителя Рима из-под власти царей и основателя республики. Чтобы избавиться от преследований тирана, он притворился глупцом и безумным (Brutus, позднейшее имя Юния, и значит глупый), а так как всякий сумасшедший у римлян считался за лицо священное, то ему дарована была жизнь. Тарквиний назначен был опекуном, для управления имением своего слабоумного племянника. Когда Брут позднее Рим освободил и даже пал в битве против Арунта, младшего брата Тарквиния Гордого, командовавшего Этрусской конницей, римляне погребли его труп со всеми почестями, матроны носили по нём траур, как по отце целый год; республика на Капитолии поставила ему медную статую с обнажённым мечом, посреди семи царей, и сочла для себя обязанностью один из месяцев назвать в честь его Июнем.

Июль. – Июль так назван по имени великого государственного мужа в древнем Риме и полководца Юлия Цезаря, блиставшего в Риме за полстолетия до Р. Хр., и убитого за то, что он стремился к единодержавию.

Август. – Август так назван в честь Октавиана, или Августа, первого римского императора, который после победы над республиканцами Брутом и Кассием, а также своими совместниками Антонием и Лепидом, сделался единодержавным. Римский сенат преподнёс победителю почётный титул Августа, т. е. неприкосновенного, достопочтенного, а потом из лести ему назвал этим именем и один из месяцев.

Сентябрь. – Слово это происходит от septem, и означает, что сентябрь до Нумы Помпилия был седьмым месяцем в году.

Октябрь. – Это название для месяца взято от octo, восемь, потому что в древности, когда год начинался с марта, приходился он 8-м месяцем в году.

Ноябрь. – Ноябрь от novem, девять, потому что прежде был он 9-м месяцем в году.

Декабрь. – Декабрь от decem, десять, потому что в древности был 10-м месяцем в году.

(«Пенз. Еп. Ведом.»)

Распоряжение Св. Синода о недопущении в православных церквах католических изображений. – Святейшим Синодом сделано на днях распоряжение о том, чтобы духовенство западного края не допускало в православных храмах ни под каким видом каких-либо католических изображений или распятий, и имело бы во всех церквах на святых престолах не по четыре свечи, а по семи, как того требуют канонические правила Православной Церкви.

Средства Московского свечного завода и польза от него епархии. – В представленном высокопреосвященному митрополиту Московскому отчёте по Московскому епархиальному свечному заводу за 1888 год, значится, что на содержание общежитий при Московской и Вифанской семинариях, на училище в подкрепление училищного фонда, и в пользу церковно-приходских школ внесено из прибылей завода 45538 р. 37 коп. Всего же со времени переустройства свечного завода из Новопименовского в епархиальный, внесено на семинарии и училища 167516 р. 37 к. В 1889 год завод должен внести в Московскую семинарию 29560 р., в Вифанскую около 12000 руб., и в подкрепление училищного фонда на училища 5400 р. В общем, состояние московского епархиального завода таково, что за покрытием всех долгов (составляющих оборотный капитал завода), он имеет в имуществе, материалах, и долгах за церквами и складами по самому скромному счёту свыше 350000 р.

Ввиду фальсификации церковных свеч подмесью в них церезина, на рассмотрение духовного ведомства вносится записка, предлагающая, для устранения этого зла: 1) устройство станций, для испытания поставляемых частными восковыми заводами для церквей восковых свеч, причём предполагается на первое время учредить этого рода станции в виде опыта в Москве и Петербурге; 2) издание для распространения между лицами, заведующими хозяйством церквей, наставления к распознаванию подмеси в восковых свечах церезина.

(Москов. Ведомости)

В жизни человечества были две эпохи особенно важные. Первая эпоха – это та, в которую человек из дикого некультивированного состояния перешел в состояние культивированное, в которую пастушеская, номадская жизнь была заменена оседлою, в которую родовой строй был сменен государственным. Вторая – это та, в которую мрак религиозного суеверия и религиозного скептицизма, потерявшего всякую точку опоры веры и нравственности, нашли себе свет и краеугольный камень в богооткровенном христианском учении. В начале каждой из этих эпох Африке суждено было занимать важное место. Кто не знает, что египтяне были первым историческим народом, что от них культура и цивилизация распространились непосредственно и посредственно к другим народам, и в другие страны? Кому также не известно, что в Александрии, центре древнего языческого просвещения, христианская наука разрабатывалась так, как нигде в первые времена христианства? Мы разумеем времена Климента Александрийского и Оригена. Но и в истории древнего язычества, и в истории древнего христианства достопамятна не северо-восточная только страна Африки, но и противолежащая ей северо-западная. Там процветало некогда славное государство Карфагенское. Там именно, в африканской провинции Нумидии, родились, воспитывались и действовали на ниве христианской знаменитые мужи, стяжавшие себе славу и честь у современников и потомков. Рассмотреть этих мужей во взаимном их отношении и показать их значение в истории христианской Церкви – вот что составляет нашу задачу.

Число северо-западных африканских христианских писателей весьма незначительно. В течение первых двух периодов христианской литературы, обнимающих собою целых восемь столетий, мы насчитываем их пять. К ним относятся: Квинт Септимий Флорент Тертуллиан, пресвитер карфагенский, родившийся около 160 г., а умерший около 240 г., что можно полагать на основании свидетельства бл. Иеронима, сопоставленного со временем рождения этого пресвитера; Фасций Цецилий Киприан, епископ карфагенский, время жизни которого падает на всю первую половину третьего столетия и на начало второй половины этого столетия, именно до 258 г.; Арнобий и Лактанций Фирмиан, оба светские люди, жившие во второй половине третьего столетия и первой половине четвертого – Арнобий до 325 г., а Лактанций до 330 г.; Аврелий Августин, епископ Иппонский, родившийся в 354 г., а умерший в 430 г. Отсюда видно, что период времени поименованных писателей простирается до 270 лет. Если бы Провидению угодно было распределить этот период времени поровну с математической точностью, то на долю каждого из них пришлось бы по 54 лет. Но, представленные нами хронологические сведения, ясно показывают, что жизнь их была неравномерна, что время жизни некоторых совпадало. Так, молодость Киприана совпадала со старостью Тертуллиана; так, Арнобий и Лактанций были современники и первый был несколько старше второго. От 330 г. до 354 г., то есть, от смерти Лактанция до рождения Августина никто из северо-западных африканских писателей не жил. – Все эти писатели далеко не все время жизни своей провели в недрах Церкви христианской. Все они не только по своему рождению и воспитанию, но и по своей первоначальной профессии принадлежали миру языческому. Тертуллиан был сын центуриона римского африканского проконсула и, вероятно, какой-либо африканки: на это последнее указывает необыкновенная пылкость, горячность его характера, пуническая чувственность, чрезвычайно поднявшая в нем римский реализм и совершенно нейтрализовавшая в нем эллинизм римского образования. Киприан происходил от знатных языческих карфагенских граждан, неизвестных нам ни по имени, ни по роду занятий. Местом рождения Лактанция была Африка или Италия; на последнее указывает его имя и чистая его латынь, за которую справедливо называют его христианским Цицероном. Августин родился в Тагасте, маленьком нумидийском городке, от почетного гражданина этого города язычника Патрикия и христианки Моники. – Академией или высшей школой для всех их, или почти всех, был Карфаген, который имел в то время такое же значение на Западе, какое Александрия на Востоке, то есть был центром просвещения и образования. Все они до принятия христианства были учителями риторики, исключая Тертуллиана, занимавшегося, по всей вероятности, адвокатурой. Киприан учителем риторики был в Карфагене, Арнобий – в Сикке, нумидийском городе, Лактанций – в Никомидии, Августин – в Карфагене, Риме и Милане. Всех их, при прохождении ими указанных должностей, окружали честь и слава, хотя не в одинаковой степени. Они не только среди христиан были передовыми выдающимися людьми, благодаря своим природным дарованиям и образованию, но и среди язычников. На некоторых из них останавливали свое внимание правительственные люди и давали им лучшие места. Так, император Диоклетиан сделал Лактанция учителем риторики в Никомидии, а префект Симмах дал такую же должность Августину в Милане. Кроме того, Константин Великий поручил Лактанцию воспитание сына своего Криспа. Поэтому никто не имеет права и помыслить то, что оставление ими язычества и переход в христианство были вызваны какими-либо служебными неудачами. Мотивы обращения их в христианство были совершенно другие и притом неодинаковые. Тертуллиан обратился в христианство еще в юношеском возрасте вследствие необыкновенного мужества христианских мучеников и вследствие власти христиан над демонами, изгонявших их из бесноватых одним словом, Киприан, благодаря пресвитеру Цецилию, убедившему его в том, что спасение, к которому он стремится и которого ищет, находится только в христианстве. Арнобий пришел к христианству путем размышления о несостоятельности язычества, его абсурдности и безнравственности, которая не могла быть прикрыта даже аллегорическим толкованием греко-римского политеизма, а также вследствие той великой неизреченной награды, которая обещается верующим, когда они узрят то, что и око человека не видело, что ухо его не слышало, и что на сердце его не всходило. Это тот путь, которым приходили тогда к христианству многие философски образованные язычники. Августин обязан принятием христианства главным образом своей матери Монике и знаменитому Амвросию, епископу Медиоланскому, крестившему его в Милане.

Все рассматриваемые нами писатели не находились между собою в генетической преемственной связи: предшествующие из них не подготовляли последующих, как это было в Александрии, где Пантей приготовил себе в преемники Климента, Климент – Оригена, Ориген – других. Здесь, то есть в Карфагене, Киприан, второй западноафриканский писатель, делается христианином только тогда, когда Тертуллиан, первый западноафриканский писатель уже умер, когда от смерти последнего до принятия христианства первым протекло, по всей вероятности, уже около десяти лет. Ещё больший период времени отделяет Киприана христианина от Арнобия христианина. Арнобий, правда был, как свидетельствует блаженный Иероним, учителем Лактанция, но он в то время и сам ещё был язычником: он учил как язычник – язычника, а не как христианин – христианина, или намеревающегося быть христианином. Нечего и упоминать о том, что Лактанций не имел непосредственного личного влияния на блаженного Августина, когда целая четверть столетия отделяет смерть первого от рождения последнего.

Но, не имея личного непосредственного влияния, старшие из них тем не менее влияли на младших своими литературными произведениями. Естественно было каждому из младших непосредственно после принятия христианства или даже до принятия христианства читать сочинения своих соотечественников, своих земляков, как более доступные им по языку и более близкие по месту своего происхождения, и заимствовать из них то или другое по своему личному усмотрению и вкусу, или по требованию обстоятельств времени. Это априорное соображение имеет несомненное документальное подтверждение отчасти в свидетельстве истории, но главным образом в самых сочинениях рассматриваемых нами писателей. Так, блаженный Иероним, в Каталоге церковных писателей или в De viris illustribus говорит, что не было такого дня, в который Киприан не читал бы Тертуллиана, и что Киприан часто называл его своим учителем, говоря своему писцу: «du magistrum», то есть Тертуллиана. Это внешнее свидетельство заслуживает тем большего вероятия, что там же, у блаженного Иеронима, указывается и путь, которым дошло до него это сведение об отношении Киприана к Тертуллиану, – путь, заслуживающий полной веры. Иерониму рассказывал это старик Павел, который в свою очередь слышал это от глубокого старика, писца святого Киприана, когда сам был ещё молодым человеком. И действительно, сочинения Киприана показывают, какое громадное влияние на его литературную деятельность имел Тертуллиан. Литературная деятельность Киприана вращалась в тех же сферах, в которых и литературная деятельность Тертуллиана, так что и сочинения первого можно разделить на те же три разряда, на которые разделяют сочинения и последнего, а именно: апологетические, догматико-полемические, и нравственно-дисциплинарные. Сочинения Киприана о Молитве Господней и Об украшении дев имеют весьма много общего с такими же сочинениями Тертуллиана, а именно: De oratione и De habitu muliebri, и De cultu feminarum, и с внутренней и с внешней стороны, и со стороны содержания, и со стороны изложения. Но ещё более сходства находится между De bono patientiae, О благе терпения Киприана и De patientiu Тертуллиана, между De idolorum vanitate, О суете идолов Киприана и Апологетиком Тертуллиана. Тут есть места буквально сходные. Так, 21-я глава Апологетика почти вся целиком вошла в сочинение Киприана De idolorum vanitate. Из многого приведём для примера немногое. В Апологетике между прочим читаем: «иудеи, которым принадлежала необыкновенная праведность и вера патриархов, имели особенную к себе милость Божию. Благодаря этим добродетелям, и народ этот был велик и царство славно… Но, что они, гордясь предками своими, презрели божественный закон и последовали языческому образу жизни, это доказывало бы настоящее их положение, если бы они сами не сознавались в этом». Параллельное этому место в Суете идолов читается так: «иудеи прежде имели у Бога благодать, так как предки их были благочестивы. Поэтому и царство их возвысилось, и отсюда произошло величие рода. Но когда они, гордые и дерзновением отцов надменные, презрели заповеди Божии, тогда лишились данной им благодати. Но как греховна была их жизнь, какой гнев навлекли они на себя за нарушение веры, об этом они сами свидетельствуют не словом, а делом». Ещё: «так как означены (в священных книгах) два Его (Иисуса Христа) пришествия, – первое, которое уже совершилось в уничижении человеческом, – второе, которое наступит при конце этого века в очевидном божественном величии, то они, не поняв первого, сочли второе за одно только, как предсказанное более ясно, и его ожидают». Апол. гл. 21. «Так как означены были два пришествия, первое, в котором имел показать дела и образ человека, второе, в котором имеет явить Себя Богом, то они, не поняв первого пришествия, которое было сокрыто страданием, веруют только в одно, которое явлено будет властью».

Лактанций хорошо был знаком с Тертуллианом и Киприаном. Он верно характеризует того и другого. «Тертуллиан, – говорит он, – был сведущ во всех науках, но речь его очень тяжела, неизящна и темна. Поэтому даже он не приобрёл достаточно славы. Киприан был главнейшим и знаменитейшим защитником истины. Он прославился своим искусством красноречия и написал много сочинений этого рода. Ум у него был подвижной, плодовитый, приятный и убедительный, так что трудно решить, яснее ли он был в изложении своих мыслей, или сильнее в своих доводах. Надобно, однако ж, признаться, что творения его не могли нравиться людям, не сведущим в Слове Божием, потому что они таинственны и назначены были к тому, чтобы их слушали одни только верующие». Divin. institut. V, 1. Зная прекрасно литературные произведения Тертуллиана и Киприана, Лактанций не занимается только переработкой их, не стоит неподвижно в своих писаниях, но идёт далее вперёд, прогрессирует. Он или пополняет их, или исправляет. Так, желая защитить христианство и христиан от нападения на них со стороны язычников, он говорит: «хотя Тертуллиан вполне защитил это дело в книге, которая называется Апологетиком, но так как иное дело отвечать обвинителям, причём требуется одно только утверждение или отрицание, иное дело – наставлять тому, что мы делаем, причём необходимо объяснить сущность учения, то я решился принять на себя этот труд, чтобы пополнить тот предмет, который Киприан не разработал достаточно в речи против Диметриана, лаявшего и жужжавшего, по его словам, против истины. Он этим предметом не воспользовался как должно. Тут надлежало действовать рассуждениями и доводами, а не приведением текстов из Священного Писания, которое он, Диметриан, считал не имеющим никакого значения, ложным, вымышленным. Вооружаясь против человека, не ведущего истины, надлежало мало-помалу вводить его в божественное учение и открывать ему постепенно свет основных начал, дабы он не был ослаблен вдруг полнотой сего света. Как дитя не может переносить крепкой и твердой пищи по причине слабости желудка, и потому сперва кормится молоком и легкой пищей пока не укрепится в силах, так и сего человека следовало бы сперва вразумлять человеческими средствами и предлагать ему свидетельства философов и историков, чтобы он был уличен собственными писателями… Посему-то я, надеясь на помощь Божию, решился пополнить то, что он упустил и вместе с тем представить другим «пример подражания». V, 4. Отсюда ясно, что Лактанций в противоположность Тертуллиану, у которого в его Апологетике господствующее значение имеет элемент отрицательный (он говорит там гораздо более о том, что не принадлежит христианству и христианам, нежели о том, что принадлежит тому и другому) намеревается расширить в своих «Божественных наставлениях» элемент положительный – объяснить сущность христианского учения, а в противоположность Киприану, которого послание к Диметриану испещрено текстами из Священного Писания, намеревается наполнить это свое сочинение свидетельствами языческих писателей – философов и историков, как имеющих в глазах неверующих больше значения и авторитета, чем свидетельства Священного Писания, что и действительно исполнено им в этом его сочинении. Таким образом, как влияние Тертуллиана на Киприана было положительное, так влияние Тертуллиана же и Киприана на Лактанция, наоборот, отрицательное: он старался избегать тех недостатков, которые находил у них.

Опуская другие биографические вопросы рассматриваемых нами писателей, перейдём к показанию значения их в истории христианской Церкви.

Текст песнопений. Поемый текст в юго-западных нотных ирмологах отличен от текста московских печатных изданий как старых, так и новых, так что некоторые из песнопений трудно узнать по их началу. Так в них читается: «Бог явися на земли» вм. «Христос явися на земли», «Путь морский волнуяся пенами сух явися» вм. «Шествует морскую волнящуюся бурю…», «Подаждь утешение или Преклонися к молению» вм. «Призри на моления». Срав. ещё выражения: Крепость дая(й) князем (царем) нашим Господи(ь); Попали (или: испали) водою (струею) змиевыя главы пещнаго высокаго пламене юноши имущи (см. Лицевой Ирмолог); Раздруши (разрушил еси); Камени знаменану (запечатану); Девая денесь пребогатаго (Дева днесь пресущественнаго) раждает; Въоружена фараона (Колесницегонителя фараоня) погрузи» и проч.

Но текст певчих юго-западных книг отличен также и от книг четьих юго-западного происхождения, и притом в разных ирмологах не одинаковой редакции, точно так же, как и текст четьих юго-западных богослужебных книг в разных изданиях и местностях был разных редакций⁴⁵. В частности:

1).

В более древних ирмологах, особенно Лицевом и частью Ирмологе 1652 г., текст песнопений заключает в себе много слов и форм устарелых, неясных выражений, и даже очевидных ошибок. В последующих ирмологах, особенно же печатных, слова и формы устарелые заменены более новыми, неясные же выражения и ошибки старых ирмологов во многих местах исправлены. Примеры устарелых слов и выражений с их последующими исправлениями: Неключимоваше зиждущеи (небрегоша веждущии); к тобе (к тебе); всяко (и)я скорби нас изми(ъ)няющи(ще); Ото(ъ) юносты(и) моея мнози борут мя (борются со мною) страсти (страстей); вышейшу (высшую) всех тварей; оцесты прежде дайже (очисти прежде даже. Ирм. 1700 г.); Тебе ходатаицу (Тя ходатаицу); Вонегда скорбети ми (Внегда скорбети ми); Иисус, Исусови (Иисус…). Примеры ошибок: Пустынным непреступно (непрестанно); львовым (бо) образом на мя подвизающимся (подвизающеся, подвизаются) и со враги моя (ибо врази мои, врази мои); всяко благодарение со блистанием (соблистает); в мя оболкохся (оболкся, оболкийся); Повеленное таинство (тайно); мертвыи бывша (мертви быша); Сый днесь Господень (Сей день Господень) и проч.

2).

Текст поемый, отличается от текста читаемого и тем, что он применен к выпеваемым мелодиям. Применение это состоит прежде всего в повторении слов текста, в старом знаменном роспеве не допускавшемся. При продолжительности мелодической строки, последнее слово или несколько слов текстовой строки в киевском и болгарском роспевах повторяются иногда неоднократно и даже с изменением их грамматической формы, напр., сотворившему, сотворшему вся. То же повторение слов, но без изменения их форм, мы видим и в Синодальном Обиходе в тех же роспевах. Но в юго-западных ирмологах, напр., 1700 г., иногда (хотя и редко) повторяются и слоги слова, когда протяженность мелодии разделяет их на значительное расстояние, напр., бу… будем, Богоро… родице, благодарственная… ная, с… сонем (снем) с древи.

В тексте юго-западных ирмологов нет нопевок вроде «хабув, абув, ахатей, аненайки и терирем», в XVII веке и в Московской Руси вызывавших порицания, но есть следы раздельноречия или хомонии, уже вышедших из употребления в московских певчих книгах второй половины XVII века. Следы эти обнаруживаются во всех юго-западных ирмологах, напр., в словах: денесь – днесь, воменихомся – вменихомся, во чермным мори – в чермнем мори, со древа сонем – с древа снем. В Лицевом Ирмологе встречаются слова: величаемо(ъ), на ново(ъ) путь и др.; а в Ирмологе 1652 г.: водах на раны – вдах на раны, плотию сомерть вокуш – плотию смерть вкущ, егда сониде ко смерти – егда сниде (свизшел еси) к смерти. В Ирмологе 1709 г. встречается также подпись отдельных согласных букв под отдельными нотами, напр., ве-те-ми, пе-сн-ми (см. канон Веханию). В синодальных изданиях нет следов хомонии, вследствие чего некоторые мелодические фразы в них естественно становятся более краткими, чем в старых великорусских и южнорусских нотных книгах.

Наконец, подпись текста под мелодией в юго-западных ирмологах, как и в крюковых великорусских первой половины XVII века, часто происходит без соблюдения надлежащих ударений в словах, хотя большой знаменный роспев и производный от него киевский, не будучи строго определены в музыкальных формах своих строк, легко применяются к какому угодно тексту и не представляют затруднений к согласованию высоких и протяженных нот с ударениями слов. Встречаются слова: по́суху, види́й, потопляе́ма, по́ем, вопиише (Ирм. 1700 г., стр. 222–223) и проч. В синодальных изданиях этого недостатка не замечается.

Южнорусские редакции напевов и мелодические украшения. Весьма интересны особенности технического построения мелодий знаменного, киевского и болгарского роспевов, а равно и последовательные их изменения в нотно-линейных юго-западных ирмологах и синодальных изданиях, но рассмотрение этой стороны предмета принадлежит к специальным исследованиям технического построения означенных распевов. Относительно же самих ирмологов с мелодической их стороны, должно заметить следующее:

1) Все они излагают пение торжественное, собственное лаврам, знаменитым монастырям и соборам, а не приходским сельским храмам. Это видно частью из содержащихся в них песнопений⁴⁶, частью из сложности некоторых мелодий, затруднительных для исполнения простых сельских певцов, частью из сложности нотирования мелодий, указывающего на пение искусственное, возможное только для хорошо приготовленных к нему певцов, частью из того, что песнопения написаны в ирмологах, как и позднейшие партесные произведения, не антифонно, а для одного клироса, и наконец, из того, что самые ирмологи печатались в лаврах, или принадлежали лаврским библиотекам.

2) Ирмолог 1652 г. по движению мелодий, по тональностям, и по опытным украшениям стоит ближе к крюковым изложениям знаменного распева, чем прочие ирмологи, и даже, чем синодальные издания; и разве только опущение некоторых мелодий на секунду ниже с переменными знаками в ключе составляет его особенность. Напротив, Львовский печатный Ирмолог 1700 г. во всех отношениях представляется ирмологом исправленным, частью сокращённым, вообще же, наиболее других удалённым от древнего изложения мелодий. Ирмолог 1709 г. (а равно и 1674 г.) в мелодических подробностях стоит ближе к нашим синодальным изданиям 1772 г., чем прочие. Срав. «Бог Господь» гл. 5 болгарского роспева и проч. В нём некоторые мелодии изложены в исправленном и более правильном виде. См., напр., подобны гл. 6, л. 105.

3) В юго-западных ирмологах некоторые мелодические строки имеют движение буквально сходное с такими же строками великорусских крюковых и печатных нотных книг, другие, удерживая общие с ними мелодические свойства, разнятся в подробностях, иные же в разных исполнениях иногда одного и того же Ирмолога излагаются несколько различно, то приближаясь своей редакцией к редакции великорусских певчих книг, то отдаляясь от неё. Всё это ясно видно особенно из сравнения, так называемых кулизм. Вообще же, мелодическая редакция юго-западных линейных ирмологов не отличается устойчивостью, так что напевы, в них изложенные, при общем взаимном сходстве, в разных рукописях и изданиях различаются более или менее многочисленными и важными мелодическими подробностями.

4) К особенностям мелодического движения, свойственным всем роспевам юго-западных редакций, должно отнести звуковые переходы на квинту как снизу вверх, так и сверху вниз, чего нет в знаменных великорусских напевах, а также частые переходы на кварту вверх и вниз, и обилие соединённых нот между мелодическими строками, особенно в Ирмологе 1652 г. и вообще в роспеве болгарском.

5) Некоторые песнопения отличаются искусственностью мелодического построения и принадлежат к произведениям мелодически сложным, уклоняющимся от простоты церковного осмогласия, или же совершенно чуждым ему. Таковы: предначинательный псалом на всенощном бдении, роспетый не во глас, и напоминающий своей мелодией пение древних асматиков; песнопение «О Тебе радуется», роспетое разными гласами киевского и болгарского роспева; богородичен Успению «Богоначальным мановением», совмещающий в себе, как и в Синодальных «Праздниках», все восемь гласов знаменного роспева; и, наконец, песнопения болгарского роспева: в Великий пяток – «Тебе одеющагося», гл. 5-го и в день Пятидесятницы – «Приидите вернии трисоставному божеству поклонемся», без обозначения гласа, представляющее собою сочетание гл. 5-го и 8-го. Последние два песнопения суть поистине художественные произведения как по общей стройности целого, так по свободе и разнообразию мелодического движения, по отделанности отдельных мелодических оборотов, и по способам соединения их для выражения мысли. Песнопения эти сообразно их содержанию отчетливо делятся на несколько частей, различающихся мелодическим движением, или же особенностями варьирования одной и той же мелодии, и в этом виде представляют собою, как бы вид некоторых концертов старого времени. Характером своих мелодий они вполне выражают также и общую мысль того и другого песнопения. Если в песнопении «Тебе одеющагося» мы ясно слышим горестный погребальный плач матери о единственном невинном страдальце её сыне, то в стихире Пресвятой Троице ощущаем творческий Дух Божий, носящийся верху воды, зиждительное начало мировых и горних сил.

Мелодические украшения делают мелодическое движение приятнее для слуха, богаче и разнообразнее по форме, увеличивают протяженность мелодий сообразно продолжительности священнодействий, и способствуют наибольшей выразительности мысли и чувства отдельных мест песнопения. Рассматриваемые нами юго-западные ирмологи, излагают мелодии в унисонном её виде, и одни из них более, другие менее, удерживают древние мелодические украшения. Но в древнейших ирмологах заключается более мелодических украшений, а в позднейших менее. Притом не все украшения знаменного роспева великорусских редакций сохраняются в южнорусских ирмологах.

Мелодические украшения бывают большие и малые. К большим украшениям в юго-западных ирмологах должно отнести прежде всего унаследованные от старого знаменного роспева, так называемые фитные лица во множестве в них сохранившиеся, а затем – особые пространные украшения, свойственные киевскому и отчасти болгарскому роспеву. К малым украшениям принадлежат краткие украшения, свойственные более или менее всем роспевам южнорусских ирмологов.

а) Замечательную судьбу имеют фитные мелодии или лица, эти, по выражению князя В. Ф. Одоевского, «оргельпункты или каденсы прежнего времени», составлявшие некогда одно из великолепных мелодических украшений торжественно-богослужебного пения. Они не мирятся с гармонией – этим новым сравнительно способом украшения напевов, с избытком удовлетворяющим тем же самым потребностям, – но постепенно вытесняются им, сокращаются, и, наконец, в церковно-певческой практике совершенно исчезают. В первой половине XVII века опытные мелодии были ещё в полном своём виде и находились в частом употреблении как в Московской, так и Юго-Западной Руси. Затем, во второй половине XVII века, они хотя имеются во всех нотных русских книгах знаменного пения, но не в одинаковом количестве, и излагаются не с одинаковой полнотой и точностью мелодического движения. Напевы без фит, в гармоническом их переложении, стали более нравиться современникам как «мусикийское красногласное составление, премудрейшее и скорейшее»⁴⁷. Из юго-западных ирмологов по количеству и полноте форм фитных мелодий, Ирмолог 1652 г. оказывается самым полным и украшенным Ирмологом, наиболее близким к старым певчим крюковым рукописям. В нем мы встречаем фитные мелодии очень часто, притом во всех видах церковных песнопений знаменного роспева, как-то: в стихирах, степеннах и ирмосах, и притом в полном их виде. За этим Ирмологом следует группа ирмологов 1674 и 1709 г., в которых сохранялось также много фитных лиц, даже более, чем в синодальных изданиях, хотя в Ирмологе 1709 г. большая часть их поставлена в скобках и, следовательно, сделана необязательною для певцов, а предоставлена их усмотрению и произволению. Самый сокращенный Ирмолог в отношении пространных мелодических украшений, есть Львовский Ирмолог 1700 г., в котором большая часть фитных мелодий совершенно выпущена, другие же из них значительно сокращены, так что в некоторых местах от них едва остались одни следы. – Редакция фитных мелодий в юго-западных ирмологах, как и вообще редакция столповых напевов, иная, чем в синодальных изданиях и сходных с ними великорусских крюковых рукописях, и притом в разных ирмологах относительно мелодических подробностей не одинаковая.

б) В киевском и частью болгарском роспеве встречаются иногда довольно пространные мелодические обороты, но собственно фитных лиц, составляющих особую систему пространных украшений, не имеется, т. е. обороты эти короче обиходных мелодий, не повторяются однообразно в разных песнопениях и гласах, а свойственны каждому песнопению отдельно, притом не многочисленны, не выпеваются на какой-либо отдельный слог, а имеют под собою слова текста, хотя бы не однократно повторяемые. Короче, обороты эти не суть внешние украшения напева, могущие быть вставлены в оный или выпущены по усмотрению певца, а суть необходимые части известной мелодии, служащие её развитием и соединенные с нею органически. К числу таких оборотов в киевском роспеве, напр., должно отнести протяженные окончания прокимнов (Ирм. 1709 г.), «аллилуиа» при разных песнопениях, и некоторые финальные строки. Примеры пространных мелодических оборотов болгарского роспева можно видеть в песнопении «Тебе одеющагося», именно над словами: «увы» и «како».

в) Из малых или кратких украшений старого знаменного роспева не все встречаются в юго-западных нотных ирмологах. Так, украшение колебательное одной степени со вспомогательной нотой встречается только в ближайших редакциях столпового роспева и не имеется собственно в киевском роспеве. Нет вовсе в юго-западных мелодиях: раздробления белой ноты по разным слогам текста и украшения ломового, а также раздробительно-гармонического колебания белой ноты, задержания и предъема, так часто встречающихся в знаменном роспеве по синодальным его изданиям⁴⁸. Отсутствие этих украшений в знаменных и близких к ним напевах южнорусской редакции свидетельствует или о том, что они пришлись не по вкусу юго-западных славян, или, что самые эти украшения ещё не существовали в XV и XVI веке, но, быв изобретены в первой половине XVII века знаменными великорусскими мастерами церковного пения, не были известны Юго-Западной России и оставались местными особенностями собственно великорусских редакций знаменного пения.

К общим украшениям великорусских и южнорусских мелодий знаменного роспева должно отнести: синкоп, встречающийся очень часто в юго-западных ирмологах, а также мелодическое раздробление протяженных нот и дополнительные украсительные ноты: форшлаг, трель, группетто. К особенностям киевского роспева должно отнести добавочные группы нот в концах некоторых финальных строк с обыкновенным окончанием на нижнее си, и вспомогательные ноты вверх при речитативном движении мелодий. Затем видоизменения отдельных мелодических оборотов состоят главным образом в их варьировании, т. е. в заменении одних нот другими мелодическими, или же гармоническими нотами в пределах того же лада. – Обычными украшениями болгарского роспева служат: раздробительное колебание протяженных нот и многочисленные соединительные ноты и группы нот между мелодическими строками и их членами.

Что касается ритма песнопений в юго-западных ирмологах, в знаменных напевах, и в близких к ним киевских, удерживается ещё в полной силе словесный или несимметрический ритм с его не только общими, но и частными свойствами. В них мелодия применяется к тексту песнопений, а не текст в мелодии. Деление мелодии на строки и мелодические периоды остаётся буквально то же, которое мы видим в крюковых и синодальных изданиях столпового пения. Самые неправильности ударений в словах, встречающиеся в юго-западных ирмологах, не составляют исключительной их особенности, но имеют тесную связь с хомонией XVI и XVII века, имеющею в своём основании желание певцов удержать в точности старые ноты и мелодические обороты, над словами по изменении уже текстовой редакции и даже форм языка. Впрочем, подпись текста во многих местах разнится в юго-западных ирмологах и особенно значительные разности имеет в Ирмологе 1652 г. с позднейшими ирмологами. В мелодиях же собственно киевского роспева, то есть наиболее удалённых по редакции от роспева знаменного, и в мелодиях местного произведения, а особенно в песнопениях болгарского роспева усматриваются уже новые элементы, ставшие впоследствии (особенно в конце XVIII и начале XIX века) необходимыми спутниками гармонических произведений, именно симметрический ритм и такт, обнаруживающиеся в симметрии мелодических строк и в правильном размере нот. Так, во многих песнопениях киевского роспева мы видим повторение слов текста, указывающее на музыкальную самобытность мелодии от текста и на подчинение последнего первой, чем песнопения эти уже по первому на них взгляду отличаются от песнопений древнего столпового пения, не имевшего строго определённой правильности построения и последовательности частей, и вполне применявшегося к словесным оборотам речи, предложениям и периодам, без повторения слов текста. В некоторых же мелодиях собственно южнорусского происхождения, уже ясны следы и музыкального такта, именно в ¾.

В болгарском роспеве симметрический ритм и такт обнаруживаются ещё яснее. Мелодия делится на периоды, которые состоят из одинакового количества мелодических строк (обыкновенно двух-трёх), имеют одинаковое построение и следуют один за другим в правильном и однообразном порядке. В болгарском роспеве всюду заметен музыкальный размер в 4/4, причём над каждым слогом текста полагается одна или две целых ноты в простом, или же раздробительном виде, а над слогом с ударением не менее двух целых же. Распространение мелодий происходит через прибавку, а сокращение через убавку также непременно целых нот; ибо, в противном случае нарушилась бы правильная последовательность означенного размера.

Кроме обычных бед и скорбей, встречающихся в этой жизни с каждым христианином, у пастыря словесного стада, которое Самим Богом вверено его попечению, бывают особые скорби, и они ещё больнее для пастырского сердца, чем обычные житейские скорби. Вот несколько слов о скорбях и печалях, пережитых мною во время прежнего моего служения в Рижской епархии.

Во время служения моего в Лифляндии, был у меня в приходе один крестьянин, уже престарелый латыш, колеблющийся в св. вере православной и уже давно не бывший у исповеди и св. причастия. Большого труда стоило мне убедить его приступить к спасительным таинствам. Но затем он опять не являлся ни ко мне, ни в храм Божий. Что случилось с моим старцем? думаю я.

Происходившее тогда в Лифляндии брожение между православными нетвёрдыми ещё в православии и соблазняемыми врагами св. Церкви, – коснулось и моего прихода, – коснулось и вышеозначенного старца. Его убедили, что он грех положил на свою душу, что принял православие, и что ему необходимо возвратиться опять в лютеранство, чтобы загладить этот грех. А воротиться в лютеранство, говорили ему, очень легко: «не ходи в русскую церковь (так обычно называются латышами православные церкви), не ходи на причастие, а поди к русскому священнику и проси его уволить тебя в лютеранство; он – человек добрый и, будь уверен, отпустит тебя в твою прежнюю веру; только ты крепко стой на своём, что ты не хочешь быть «русским», т. е. православным».

Раз, в воскресенье, когда служба у меня уже кончилась, является ко мне означенный старец с книгой под мышкой, с книгой, содержащей в себе лютеранские песнопения, значит старик только что из лютеранской церкви, – и к горькому сожалению моему, просит меня отпустить его в прежнюю его веру – веру лютеранскую. Я сказал ему, что не могу этого сделать; закон, данный нам православным Государем, воспрещает из православной веры переходить в лютеранство, а ему – старцу, грех оставлять святую и спасительную веру Христову – веру православную.

– А я, думаю, – отвечал мне отпадающий от св. веры, – что мне грех не перейти в лютеранскую веру, в которой я родился и вырос, эту веру я знаю и могу выполнить, а веры русской я не знаю и не могу по ней жить; так как же мне не грех в ней оставаться?

– Какой же тебе грех, друг мой, оставаться в вере православной, вере истинно Христовой? Оставлять её, ведь это значит оставлять истинное, неповреждённое учение Самого Христа Спасителя нашего, создавшего на земле св. Церковь, которую врата ада не одолеют (Мф.16:18). Как же тебе, посуди сам, не грех оставлять основанную Христом Церковь, и через то отказаться от спасительной благодати, которой так обильно сподобляются все истинные чада её? Разве ты не читал св. Евангелия?

Я взял латышскую Библию и прочитал ему: «аще брат твой и Церковь преслушает, буди тебе якоже язычник и мытарь» (Мф.18:17).

– А ты хочешь преслушать Церковь Христову и уйти из неё в исповедание неправославное, неистинное. Ты говоришь, что ты родился и вырос в лютеранской вере и потому тебе нужно оставаться в ней. А разве ты не знаешь, что и все святые апостолы, первые ученики Христовы, родились и выросли в еврейской вере? Но когда позвал их к Себе Спаситель, они оставили свои прежние обряды и стали учениками Христа, – и они сделали дело Богу угодное и спасительное. Тебя позвали из лютеранской, неистинной веры в веру истинную, православную, Христову, – и ты послушался и принял эту веру, а теперь хочешь оставить её, изменить Самому Христу.

Старец видимо встревожился и уже как бы про себя тихо спросил: «А как же я останусь в вере православной, когда я не знаю её и исполнять её не могу?»

– А как же оставались в вере Христовой святые апостолы, когда с первого времени не знали её и мало могли исполнять её? Они учились этой вере от своего небесного Учителя и Господа, все более и более узнавали её, и, наконец, так к ней привязались, так её полюбили, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не могли разлучить их со Христом и Его святой верой (Рим.8:38–39). Так нужно поступить и тебе, мой брат. Ты ещё мало знаешь святую веру Христову? – старайся изучать её. Прежде всего совсем оставь веру неистинную, лютеранскую, не ходи в лютеранскую церковь, а ходи в православную, чаще исповедывайся и приобщайся святых Таин – Тела и Крови Христовых, читай святую Библию. Мы веруем именно так, как учил Сам Христос и святые апостолы, а не так, как учил Лютер и его последователи.

Ты говоришь, что не знаешь веры православной. Конечно, ты хорошо ещё не знаешь её; но самое главное и существенное в ней ты знаешь. Веруешь ты во святую Троицу, Отца и Сына, и Святого Духа, веруешь в Спасителя Господа нашего Иисуса Христа, воплотившегося, пострадавшего за нас, воскресшего из мёртвых, вознесшегося на небо и опять имеющего прийти за землю судить людей. Веруешь и в Духа Святого Господа животворящего, дарующего нам ради заслуг Христовых обильную благодать, особенно в святых таинствах; а этой благодатью Божией мы и спасаемся (Еф.2:8). Святых таинств, в которых мы по вере нашей несомненно получаем спасительную благодать Божию, у нас – семь. Православная Церковь сохранила все таинства, которые с самого начала, со времён апостольских существуют в Церкви. А лютеране сами говорят, что у них только два таинства. Очевидно, что в Православной Церкви более средств ко спасению, чем в лютеранской. А ты хочешь оставить эту полную спасительной благодати Божией Церковь и идти к лютеранам, которые отвергают большую часть таинств, установленных самими св. апостолами.

Ты ещё не привык к некоторым обрядам св. Церкви Православной, не можешь выполнить и некоторых наставлений её, например, поста. Но Православная Церковь не требует от всех безусловно соблюдения поста. Не могут поститься младенцы, немощные старцы, – и св. Церковь не требует от них этого. Не взыщет и с тебя милосердный Господь, если ты, ещё младенец в св. вере Православной, не можешь выполнить чего-либо несущественного в ней. Только тебе не следует оставлять из-за этого святой и спасительной веры Христовой, а нужно пребывать в ней до конца жизни.

Старец расстался со мной. Раз, после этого был он в нашей церкви за обедней; но потом опять не являлся в неё. Между тем, брожение между православными слабыми в вере не прекращалось, а усилилось. И вот мой старец снова является ко мне и снова с прежней просьбой отпустить его в лютеранство.

Я усаживаю его с собою, беру латышскую Библию, и начинаю по ней показывать колеблющемуся в св. вере истинность православия и неправоту лютеранства. Надобно сказать, что собеседник мой очень плохо слышал, и мне нужно было почти кричать, чтобы он слышал мои слова. Иногда старец делал мне возражения, с жаром защищая лютеранство, но священная книга – Библия ясно обличала ложность учения лютеран. Возражатель, по-видимому, успокоился и ушёл от меня.

Через несколько времени он, однако, снова явился ко мне и с прежней просьбой отпустить его в лютеранство. Я пригласил его снова побеседовать со мною о вере, но он не пожелал этого и только усиленно повторял свою просьбу: милостивый учитель отпустите же меня в веру моих отцов.

– Не могу, – говорю я ему, – я буду преступник и против Христовой веры, и против закона Благочестивейшего Государя русского.

– Можете отпустить меня, – сказал мне отпадающий от православия, – это всё в вашей воле; вы ведь добрый и милостивый отец; пожалуйста, отпустите меня. Что вам в одном мне?

Сильной болью отозвались в моём сердце эти слова старца, и я сказал ему: «Если бы было в моей власти отпустить тебя, то я прямо сказал бы это тебе. Я проповедник истинной веры; стану ли я неправду говорить тебе? Я взял бы на себя страшный грех, чего Боже, сохрани меня! Но если бы было и в моей власти отпустить тебя в лютеранство, я всё же не отпустил бы тебя. Ты мой духовный сын, хотя и заблуждающийся; как отец, болеющий сердцем о тебе, я всё же не хочу отказаться от тебя. Видишь, я и не могу, и не хочу отпустить тебя не в Христову, а в лютеранскую веру.

Долго после того не было у меня отпадающего от православия; не видел я его и в Церкви Православной. Наконец, снова он явился ко мне и снова уже с каким-то неприязненным чувством просит меня, чтобы я отпустил его в лютеранство. Я беру Библию и предлагаю ему побеседовать снова о св. вере Христовой. Но старец отказался от беседы со мной. Напрасно я ласково упрекал его за то, что он – христианин, признающий св. Библию за слово Божие – не хочет почитать со мною это слово Божие и поговорить о Христе Спасителе нашем и о Его заповедях. Отпадающий настойчиво просил меня только об одном: чтобы я отпустил его в лютеранство.

– Пойми же ты меня, жалкий христианин, – сказал я ему, – что я не могу сказать тебе сегодня одно, завтра другое. По этой книге, – указал я на Библию, – я тебе уже объяснил, как свято содержит учение Христово наша Православная Церковь, и как явно во многом отступают от учения Христова лютеране, а ты всё хочешь идти в лютеранство.

– И лютеране верят и поступают по Библии, – сказал он мне, – так уж, пожалуйста, не держите меня в русской вере.

Отпадающий от веры оставил меня и уже не являлся ко мне. Но моё сердце болело по нём. Этот несчастный старец был очевидно жертвою тех недостойных и непозволительных наговоров, при помощи которых некоторые наиболее фанатичные лютеранские пасторы и другие ревнители лютеранства смущали новообращённых в православие. Враги Православной Церкви пускали в среду новообращённых латышей самые возмутительные, самые нелепые клеветы на православие. Так, говорили, что православные, поклоняясь св. иконам, становятся идолопоклонниками; что, приобщаясь обмоченными кусками в таинстве причащения, православные подражают Иуде-предателю, который, приняв обмоченный кусок, оставил Христа, после чего в предателя вошёл сатана… и т. п.⁴⁹ Как такими страшными нареканиями на св. Православную Церковь не поколебать людей, ещё мало утвердившихся в св. вере.

Вскоре после этого пришлось мне совсем оставить Лифляндию, и я не знаю, что стало с моим старцем.

П. И. П.

1) Не возбраняется пономарям иметь в запасе, с разрешения настоятеля и дозволения церковного старосты, в церкви несколько запасных стульев, чтобы при случае можно было подать их больным, приходящим, или привозимым в церковь для причащения, или масло-соборования и т. п. Также женщинам родильницам, приходящим в церковь с грудными младенцами для получения сорокадневной молитвы и т. д. Но вместе с этим, нельзя одобрить обычая некоторых здоровых прихожан иметь свои стулья в церкви, а тем паче устанавливать ими церковь без нужды, вопреки обычаям и уставам нашей Православной Церкви. Тем паче нельзя в подобных случаях одобрить пономарей, когда они предлагают стулья всякому и всякой без надлежащей серьезной надобности, единственно из желания выслужиться или получить вознаграждение. Такие порядки в Церкви Православной безусловно не могут быть терпимы, и на обязанности настоятелей лежит искоренять оные всеми возможными мерами.

2) Когда та или другая служба в церкви кончится, то прислуживающие не должны торопиться запирать ее, а прежде всего, самым строжайшим образом осмотреть, нет ли где огня или даже малейшей искры в церкви – и затем пооткрывать все форточки или вентиляторы для проветривания воздуха в церкви, или просушки его после многолюдных особенно стечений народных. Подобно этому, хоть раз в году пономари обязаны позаботиться о просушке и пересушке всей ризницы, также наблюдать, чтобы никакие места в церкви никогда не были затягиваемы паутиной, чтобы на церковных иконах, ризах, подсвечниках и т. п. не было пыли и пр., и пр. – Кроме сего, по окончании каждой литургии прислуживающие обязаны тщательно осмотреть все места у подножия жертвенника, и если здесь найдены будут какие-либо крохи, то аккуратно собрать их и, буде можно, тут же скушать их. Если же таковые окажутся не совсем чистыми, то всыпать их в ту воду, что священник омывает руки и вместе с нею вылить в укромное, не попираемое ногами место. Но если бы крохи оказались при уборке ковра и пред престолом, то, не трогая их, должно дать о сем сейчас знать священнику и затем уже действовать согласно его наставлению и указанию.

3) Когда прислуживающие в церкви берут на себя обязанность читать или петь во время богослужения, то они должны прежде всего читать внятно, слышно и неторопливо. Лучше прочитать не все псалмы кафизмы или не все тропари в каноне и т. п., но зато сделать это с пониманием и благоговением. Нечего и говорить, как плохо делают те из чтецов в храме, которые, читая, обращаются в угол, а не к народу, для которого именно и читают. При этом, само собой следует, что коль скоро читающий надлежаще понимает читаемое, то он может выражать это и соответствующей интонацией или повышениями и понижениями голоса, известными остановками и т. п., чтобы, так сказать, вложить душу в чтение. Но если такового понимания не имеется, то всего лучше и целесообразнее в таком случае читать ровным, однообразным голосом, останавливаясь на знаках препинания и в особенности на точках, чтобы молящиеся сами могли входить в дух и сущность читаемого, и сообразно своему образованию или религиозно-нравственному настроению понимать его. – Справедливо также во всех отношениях замечает автор «Пособия к изучению Церковного Устава», как «невежливо и неблагоговейно поступают чтецы и певцы, когда позволяют себе во время пения обращаться спиною к иконостасу и рассматривать публику». Равным образом «как при пении, так и при чтении», скажем словами того же почтеннейшего автора: «искренно желательно видеть чтецов и певцов действительно молящимися, а не стоящими безучастно, без крестного знамения» и т. п. – Нечего и говорить при этом, что «на клиросе и притом во время богослужения не уместны никакие не относящиеся к пению или чтению распоряжения, разговоры» и т. д. Вместе с этим, чтецы и певцы обязаны «приноравливаться к быстроте или природной медлительности священнослужителей, и поэтому так читать или петь, чтобы иереи и диаконы могли в конце чтения или пения быть на надлежащих местах» или в соответствующую пору произносить ектейные прошения или возгласы и пр., и пр. (Пособие к изучению Церк. Устава, свящ. Михайловского, стр. 157, 158).

4) В конце же всего, как пономари, так и причетники церковные и вообще все прислуживающие в церкви при богослужении, обязаны раз навсегда, глубоко, твердо и неизменно помнить и начертать в умах и сердцах своих сии грозные и страшные слова пророка Божия: «Проклят всяк, творящий дело Божие с небрежением». Но, как прекрасно говорится в «Грамотах», выдаваемых стихирным причетникам, каждому из таковых, в том числе и всякому прислуживающему в церкви, «подобает жити по правилам святых апостол и отец, прилежати чтению и пению, хранити благолепие храма Господня, имя Божие воспоминати и призывати с благоговением, быти трезвенну, целомудру, благоговейну, честну, страннолюбиву, не пиянице, не бийце, – но кротку, почтительну ко иерею,… являти всем себе примером… и упражнятись в чтении Божественнаго Писания и во уразумении силы его и таиц нелепостно,… всемерно же удалитися от дел, званию сему неприличных и могущих подати взирающим на его жизнь соблазн. Словом, во всем себе представляти яко служителя Божия».

Желание архипастыря касательно церковно-приходских школ. – Одесский высокопреосвященный архиепископ Никанор поручил редакции местных Еп. Вед. «выразить духовенству Херсонской епархии надежду» его, архипастыря, что когда в наступающее лето он отправится для обозрения епархии, то в каждом приходе, в каждой деревне, найдет если не двухклассную церковно-приходскую школу, если даже не одноклассную церковно-приходскую школу, то везде школу грамотности для мальчиков и неотложно для девочек, и при вступлении высокопреосвященный архипастырь встречен будет везде неотложно, если не общенародным церковным пением, то общим пением всех детей, школьников и не школьников, мальчиков и девочек.

Несомненно, что таким, выраженным печатно пожеланием Херсонского архиепископа, исполнено сердце и всех других наших архипастырей, а потому желательно, чтобы духовенство и всех других епархий утешило своих владык заботой о посильном осуществлении этих архипастырских надежд.

Нижегородская учительская церковно-приходская школа. – Школа эта открыта только год тому назад и имеет целью приготовлять учителей для церковно-приходских школ. Согласно с этой целью, она должна сообщить воспитанникам точные познания в церковном уставе и богослужении и научить применять к делу лучшие способы обучения детей. Главные предметы здесь: церковный устав, церковное пение, церковно-славянский язык и дидактика, и общеобразовательные: св. история, катехизис, русский язык, церковная и гражданская история, арифметика, и очерк распространения и состояния раскола в Нижегородской епархии. В недавно вышедшем отчете за 1887/8 уч. г. (1-й год существования), учебно-воспитательное дело представляется в весьма отрадном виде. Изучение предметов велось большею частью практически применительно к пониманию и степени умственного развития учеников. Из 31 воспитанника, державших переводный экзамен во 2-й класс, 22 воспитанника переведены в следующий класс. В течение года воспитанники ежедневно, группами, ходили в церковь к богослужению, прислуживали в алтаре, и принимали участие в чтении и пении. При школе образовалась и библиотека, имеющая более 200 названий книг.

Отношение православных к штундистам. – В селе Ребедайловке, у одного штундиста умер ребенок, которого не хотели хоронить по православному обряду; тогда наименьшая в деревне власть в виде сотского Радчевского, арестовала семерых штундистов. Собравшаяся толпа решила последних пересечь. Обратились было за советом к священнику, но тот отклонял от принятого намерения. Староста, в видах препятствия, тоже послал донесение к старшине; но толпа решилась не дожидаться старшины и осуществила свою расправу; каждому штундисту отпустили по несколько десятков розог. Штундисты вынуждены были перекреститься и молиться по православному, и дело на время затихло. Но когда подошли рождественские праздники, раздражение толпы возникло вновь, снова заперли десятерых штундистов в сельскую расправу, подвергли ещё более жестокому истязанию, и потом водили связанными в соседнее местечко, на показ собравшемуся к ярмарке народу. За эти поступки 16 ребедайловских крестьян были преданы суду. Присяжные обвинили 15 человек и оправдали одного. Обвиненные приговорены судом к заключению в арестантские роты, на сроки от одного до полутора года, что угнетающее впечатление произвело на православное население и подняло энергию в пропаганде в среде штундистов.

Начало забот в железнодорожном мире о праздничном отдыхе. – О праздничном отдыхе стали заботиться уже и в железнодорожном мире. На обсуждение XVIII очередного собрания, как сообщает «Прав. Обозр.», представителями русских железных дорог был предложен вопрос о прекращении товарного движения во всех железных дорогах Империи в дни больших праздников, а также о прекращении приёма и выдачи товаров, нагрузке и разгрузке вагонов в праздничные дни.

Восемнадцатый очередной съезд, обсудив всесторонне этот вопрос, постановил, что движение товарных поездов прекращаться не должно. Что же касается приёма и выдачи товаров, разгрузки и нагрузки вагонов, то они могут быть прекращаемы в течение 8 важнейших праздников (почему же не 13?). В остальные же праздничные дни приём и выдача товаров должны производиться в течение не более 4 часов. Назначение этих часов предоставляется усмотрению железнодорожных правлений.

Это постановление железнодорожного съезда, по сообщению «Петерб. Лист.», недавно будто бы представлено на усмотрение Министерства путей сообщения.

В печати часто встречаются сообщения о так называемом профессиональном нищенстве. Оказывается, что имя Христово, ради которого так щедро подаются у нас на Руси святой подаяния, иногда возмутительным образом профанируется самими нищими. Сострадание русского народа ко всякого рода бедствующим, обиженным, и забытым судьбой, нагло эксплуатируется разными тунеядцами и лентяями, которые занимаются попрошайством вовсе не вследствие крайности, а лишь потому, что честный труд для них непривычен, что собирание по дворам, у папертей церковных, на торжищах, стогнах и улицах несравненно прибыльнее, чем трудовая жизнь⁵⁰. Есть даже такие села, в которых нищенством занимаются в виде отхожего промысла целые десятки семей⁵¹. Особенно настойчиво стучится в двери вопрос о нищенстве по таким большим городам, как Москва, Петербург, Киев, Казань, Варшава и др. Здесь нищие составляют весьма значительный класс населения; паперти церковные, улицы, площади и перекрестки наполнены иногда целыми вереницами нищих, выманивающих милостыню всеми правдами и неправдами, притворяющих в себе нередко разные небывалые немощи, физические недостатки и болезни. Среди них попадаются часто люди совершенно здоровые и способные к труду. Тем не менее, эти люди весьма искусно играют роль беспомощных, голодных, загнанных судьбой, рассказывают вымышленные истории про себя, чем они были прежде и как впали в нищету; и всему этому люди сострадательные нередко верят и благодетельствуют тунеядцам, которые между тем живут беспутно и развратно, пропивая и проедая выпрошенные «ради Христа» деньги в кабаках и других притонах беспутства. Известен, напр., тип Киевского нищего, по большей части принадлежащего к разряду безнравственных и нахальных созданий, которые известны в общежитии под именем «босой команды». Тот же тип «босой команды» встречаем мы по газетам и в щедродательной матушке Москве, в которой профессиональные нищие известны под характерным названием стрелков, потому что они «стреляют», т. е. ходят из одного трактира в другой, из одной лавки в другую⁵² и т. д. Никакими усилиями полиции не удавалось Москве избавиться от этой стаи попрошаек, так как все беспаспортные нищие, отправляемые этапным порядком на родину, обыкновенно на другой же день уходят в Москву, опять без паспорта. В настоящее время за уничтожение нищенства серьезно взялось наше правительство. По слухам, предположено повсюду учреждать особые общества или комитеты «противодействия нищенству» или «искоренения нищенства». Начато со столиц – Петербурга и Москвы, в которых предположено упразднить отжившие комитеты разбора и призрения нищих, и имеется в виду поднять и усилить способы общественного призрения в уездном сельском населении. Еще в 1886 г. правительство предложило столичным думам принять на себя разбор и призрение нищих, лежавшие доселе на особых комитетах. Петербургская дума на первый раз решительно отказалась принять на себя это дело⁵³. Между тем, Московская дума сразу изъявила согласие и поручила разработку вопроса комиссии о пользах и нуждах общественных, в составе четырех членов под председательством И. Н. Мамонтова. Результатом двухлетней работы этой комиссии был полный проект организации благотворительного отдела деятельности Москов. город. общественного управления, в конце 1888 г. представленный в думу к обсуждению в общем собрании. Проект этот вполне заслуживает нашего внимания, так как он едва ли не будет принят думой, а в последствии, пожалуй, может быть принят за образец для организации общественной благотворительности и по др. городам⁵⁴. По этому проекту, для оказания помощи неимущему населению Москвы, для борьбы с нищенством, для установления наилучших способов благотворения в Москве и для объединения его, а также для заведования благотворительными учреждениями, Москов. город. управление организует особый специальный отдел своей деятельности. Органами этого нового учреждения служат: 1) Московская город. дума, 2) Москов. город. управа, в лице особой постоянной исполнительной комиссии, 3) Комитет для разбора нищих, 4) Участковые попечительства, 5) Окружные попечительства и 6) съезды председателей участковых и окружных попечительств. Дума решает общие вопросы по делам общественной благотворительности в Москве. Управа заведует благотворительным отделом в лице постоянной исполнительной комиссии, которая называется: Комиссия общественного благотворения при Московском городском общественном управлении. Для уменьшения нищенства в Москве учреждается комитет по разбору нищих: он вникает в действительное положение людей, прибегающих к прошению мирского подаяния, отделяет из них, впадающих в сию крайность по причине разных неблагоприятных обстоятельств, от других праздношатающихся и нищенствующих вследствие развратной жизни, лености и привычки к бродяжничеству, поступает с задержанными по указанным правилам, отсылая одних в работный дом или ходатайствуя о высылке этапным порядком, наблюдает за правильным применением в работном доме его устава. Работный дом в Москве учреждается для призрения взрослых людей обоего пола, принадлежащих преимущественно к низшим сословиям. Для надлежащего вспомоществования неимущему населению столицы, по всему городу дума организует сеть городских участковых попечительств, которые ближайшим образом заведуют благотворительною деятельностью своего участка: они оказывают помощь местным бедным, управляют местными благотворительными учреждениями, заботятся, наконец, о поддержании и тех, которые хотя и не обеднели ещё совершенно, но угрожаются совершенным разорением в случае неоказания им своевременной и целесообразной помощи. Попечительства составляются из неограниченного числа членов обоего пола, жертвующих ежегодно в их пользу не менее трёх рублей. Местные приходские священники могут, если пожелают быть членами попечительства и без взноса платы. Участковые попечительства имеют общие собрания и постоянный совет. Кроме того, для объединения нескольких участковых попечительств, а также для объединения мер благотворения в округе, Москов. город. управление может организовать ещё окружные попечительства. Последние составляются из неограниченного числа членов обоего пола, вносящих ежегодно не менее 10 р. с., – из местных приходских священников округа, если они этого пожелают, – из председателей советов участковых попечительств, – из представителей частных, сословных, и казённых благотворителей округа. Выше окружных попечительств стоят общие собрания председателей окружных и участковых попечительств, комиссия общественного благотворения, и дума. – Нельзя сказать, чтобы составители проекта думали сообщить организации благотворительности в Москве исключительно общественную постановку вне всякого отношения к Церкви. В самом проекте и в объяснительной к нему записке видно желание, чтобы территориальной единицей в разделении Москвы на участки был приход. В нем находим даже указание, что округ составляют приходские попечительства (гл. 8, § 11). В объяснительной же записке комиссии по составлению проекта говорится: «самой лучшей формой деления на участки было бы разделение по приходам, и если такое деление будет возможно с группировкой вокруг церкви, то дума несомненно воспользуется этим правом, иначе придется прибегнуть к иному способу разделения участковых попечительств» («Дет. Пом.» 1888 г. № 20, стр. 7). В состав членов участковых и окружных попечительств проект допускает местных приходских священников, притом без взноса платы, если только они пожелают (гл. 7, § 7; гл. 8, § 9). Явно, однако, что все новые учреждения по части благотворительности подчиняются непосредственно городу. Является вопрос: в каком же именно теперь отношение к новым учреждениям будут старые, специально церковные учреждения, каковы братства, церк.-прих. попечительства, общества? Это для нас тем больший представляет интерес, что в обеих наших столицах церковно-приходская благотворительность стоит на значительно высокой степени⁵⁵, не говоря уже о том, что образ и порядок устройства общественной благотворительности в обеих столицах может послужить примером для других городов России. Игнорирование Церкви и её учреждений по делу благотворительности, тем более здесь было бы неуместно, что наша печать и общественное мнение по большей части весьма недвусмысленно выражают пожелания большего и большего распространения церковных благотворительных учреждений, и от успеха в развитии церковной благотворительности ожидают счастливого решения вопроса о правильном обеспечении и призрении всех нуждающихся⁵⁶. Если и встречаются возражения против самостоятельности существующих братств и попечительств, то они суть, очевидно, плод крайнего увлечения идеей проектированной новой организации благотворительности под исключительным главенством думы. Так, сотрудник «Детск. Пом.» Г. Петров восстаёт против всякой мысли о приходе, как территориальной единице деления на участки. В пользу мнения о сохранении связей новой организации благотворительности и с приходом, и храмом, обыкновенно приводятся доводы: организационные, исторические, и религиозные. Г. Петров, однако, находит их не выдерживающими серьёзной критики. – Вот его рассуждения. «Прежде всего, – говорит он, – указывают на удобство прихода, как уже готовой единицы территориальной организации. Чем придумывать новые деления, говорят обыкновенно, лучше воспользоваться старым, уже готовым, к которому все привыкли. Но в том-то и дело, что не всё то хорошо, к чему привыкли. По крайней мере, в организационном отношении приход представляет значительные неудобства. В Москве есть приходы, состоящие всего из 3–4 домов, и рядом другие, имеющие десятки тысяч населения. В одних приходах бедных очень немного, в других они насчитываются сотнями. Таким образом, в организационном отношении приходы представляют значительные неудобства. Участковые попечительства можно составить удобнее и правильнее». Нам кажется, что те затруднения, которые представляются г. Петровым к соединению или приспособлению к приходским благотворительным учреждениям общественных, городских, во всяком случае не непреодолимы. Если в Москве и в самом деле существует такая резкая несоразмерность в объеме приходов, то это ещё не достаточное основание к отделению проектированных участковых попечительств от приходских церквей. Если бы этих попечительств было меньше, чем приходов, то можно бы к некоторым из них причислить по нескольку приходов, устроив место для каждого из них по удобству, в одном из приписных приходов. Устраивать же два попечительства на один приход едва ли где оказалось бы нужным, хотя и это обстоятельство нисколько не повредило бы делу, так как эти попечительства собственно были бы отделениями одного, существующего при церкви. Г. Петров, впрочем, готов бы примириться с этим значением наших приходов, если бы приход в других отношениях представлял какие-нибудь важные преимущества. Но он не видит их ни в истории, ни в религиозном отношении. «Нам указывают, – говорит он, – ещё исторические основания в пользу прихода, как территориальной единицы. Но хорошо ли знают историю русской благотворительности те, кто так любит ссылаться на неё? Мы знаем, что история русской благотворительности делится на три периода: собственно, церковный, когда благотворительные учреждения в буквальном смысле группировались около церквей, государственный и современный, который можно назвать общественным. Вот из этой-то истории и явствует, что по мере того, как развивались нравы, выяснялись гражданские понятия и укреплялось учение Христа среди общества, развивалась среди него и забота о ближнем. И то, что прежде вследствие неумения и нежелания граждан и несложности дела лежало на обязанности пастырей, стало мало-помалу переходить к членам общества и правительства, добровольно бравшимся разделять с пастырями Церкви предпринятое ими служение ближним. И если и были в этой истории ненормальные явления, то в общем она развивалась в духе Церкви Христовой. И в современном движении благотворительности, стремящейся к взаимодействию благотворительных сил, к объединению усилий частных лиц, благотворительных, общественных, государственных, и церковных учреждений, мы видим глубокий исторический смысл. Благотворительность с одной стороны, и бедность с другой, так развились, усложнились, что внешним образом благотворительность и не может группироваться вокруг церкви в руках священников и епископов. Внешнее группирование переходит в руки общества, и этот переход можно проследить во всей истории русской благотворительности, на которую ссылаются напрасно люди, мало её знающие. Таким образом, исторический ход дела никоим образом не нарушается учреждением участковых попечительств, желающих действовать совместно с Церковью. Мы полагаем даже, что исторический ход дела таков, что если, предполагаемое теперь группирование благотворительности около общества и не состоялось бы, то оно осуществится с течением времени, ибо таково требование истории». Г. Петров находит переход общественной благотворительности от Церкви к государству и обществу явлением совершенно нормальным и даже необходимым. Мы не отрицаем, что христианская благотворительность прошла именно те стадии, которые отметил г. Петров, не отрицаем и того, что исторический ход дела не нарушается учреждением участковых попечительств. Но мы находим в последующих ступенях благотворительности не всё, что требовалось бы по самой важности и святости дела. Если г. Петрову некоторые в защиту прихода как организационной единицы ссылались на историю, то, полагаем, они хотели указать на то, какой высоко отрадный характер имела благотворительность в ту пору, когда она всецело или по преимуществу принадлежала Церкви. Весьма жаль, что государство и общество иногда только по-видимому было в согласии с церковными учреждениями; а на самом деле они были слишком самостоятельны, чтобы подчиниться благотворному влиянию Церкви. По заявлению г. Петрова, участковые попечительства желают действовать совместно с Церковью. Желательно бы знать, что же заставляет г. Петрова так бояться слияния участковых попечительств с приходскими храмами. Во всяком случае, он старается показать, что новые попечительства нисколько не противоречат специально-церковным учреждениям. Это он развивает в опровержении третьего довода в пользу первенства Церкви в делах благотворительности: «заповедь любви Христовой, осуществляемая благотворительностью и проповедуемая в Церкви, требует, говорят нам, чтобы благотворительность группировалась около Церкви, как своего источника. Конечно, благотворительность членов христианского общества всегда и группировалась и будет группироваться около Церкви. Но весь вопрос в том, какой смысл придаётся неясному выражению: «группироваться». Если под этим выражением разуметь внешнее главенство, внешнее первенство, то Православная Церковь никогда и ни в каких областях не искала такого первенства. Что же касается внутренней силы Церкви, то она не может оскудеть от каких-либо случайных и внешних причин. И что же, разве участковые попечительства станут во враждебное положение к церковным? Разве не будут приходские священники принимать участие в делах участкового попечительства? Разве не во имя Христово будет оказываться помощь? Все эти указания на группирование благотворительности около Церкви имеют чисто внешний характер, представляют игру слов нисколько не затрагивающую сущность дела». – Нет, это не игра слов, а требование, имеющее самый серьёзный смысл. Не во внешнем главенстве или господстве Церкви здесь дело, а в близком средстве учреждений для вспомоществования людям ради имени Христова и храма Божия, где воспитывается в нас дух живой и плодотворной веры. Искони, даже государственные и общественные благотворительные заведения ютились у нас при храме Божием. И в настоящее время мы часто встречаем случаи устройства богаделен, больниц и проч. разными лицами и обществами при храмах⁵⁷. Самые приходские попечительства вызваны к жизни именно сознанием тесной связи христианской щедродательности с молитвенным служением Богу. В течение двадцатипятилетнего своего существования, церковно-прих. попечительства много принесли пользы не только Церкви, но и обществу – своею просвещенною благотворительностью. Если эти учреждения действовали и действуют нередко вяло, то это потому же, почему до сих пор и церковно-приходские школы, хотя существуют издавна, но до самого последнего времени не могли принести очевидных и осязательных плодов, – главным образом, по неподатливости и, следов., вине самого общества. Но г. Петров, как оказывается, совсем другого мнения. Он находит церковно-приходские попечительства, при существовании участковых попечительств, если не излишними, то поставляет их в подчиненное положение перед участковыми. «В заключение, – говорит он, – мы укажем ещё одно соображение: в проекте неясно, что будет с городскими попечительствами, если территориальной единицей будет приход? Сольются ли они с церковно-приходскими попечительствами или будут представлять параллельное учреждение? И в том и в другом случае является целый ряд недоразумений. Если сольются, то, следов., подчинятся городскому управлению, и в одном деле будут 2 власти: епархиальная и городская. Кроме того, при подчинении думе утратится даже внешнее группирование около Церкви, ибо центром будет не Церковь, а дума. – Если городские попечительства будут представлять параллельные учреждения, то опять-таки группирование около Церкви не удастся, ибо явится двойственность: Церковь будет иметь своё попечительство, город своё, и прихожане будут прекрасно понимать, когда выдаётся пособие от Церкви, когда от города. И, так как городские попечительства будут иметь большие средства и представлять лишь звенья большой организации, что придаёт им особое значение, то конечно во всяком приходе внешнее первенство перейдёт в руки города». Нам кажется, что обе эти дилеммы, приводящие к подчинению церк.-приход. попечительств городу, или по крайней мере к внешнему господству города над ними, слишком поспешными и значение проектируемых попечительств преувеличенными. В своё время много писалось в таком же духе и по поводу церк.-приходских и земских школ. Тем не менее церковно-приходские школы пережили время своего унижения и в настоящее время призваны Верховной властью к новой жизни, и существуют, нисколько не стесняя школ других ведомств, но исправляя и восполняя их. Весьма основательно желать и надеяться в будущем синтеза этих двух типов народной школы в одной русской – церковно-народной. То же сказать можно и о наших благотворительных обществах. Нельзя желать и стремиться к обособлению филантропической деятельности от Церкви и её учреждений, а тем более – нельзя, без явного ущерба вообще высшим интересам, – не исключая и религиозно-нравственного характера нашей благотворительности, – требовать, чтобы учреждения церковные перешли в ведение города. И без того наше духовенство считается маловлиятельным и подвергается нареканиям за свою замкнутость и отчуждение от общественной жизни. Что же скажут тогда, когда оно останется при одних требоисправлениях и учительстве?! – Нам кажется, что дело общественной благотворительности может устроиться правильно и повестись благоуспешно только при содействии, если не главном участии, пастырей Церкви.

Северо-западные африканские христианские писатели занимают одно из видных мест в истории христианства вообще и самое видное место в истории первых веков христианства западного. Если церковь лионская с правом может гордиться своим Иринеем, принимавшим деятельное и плодотворное участие в спорах церкви римской с церквами малоазийскими, и написавшим такое замечательное сочинение как «Обличение лжеименного разума», против широко распространившегося в то время гностицизма; если церковь миланская ещё с большим правом может славиться своим Амвросием, плодовитым писателем и замечательным администратором; если церковь римская с таким же правом может выставлять на вид литературные заслуги блаж. Иеронима, заключающиеся особенно в экзегетических его трудах и переводах: то тем с большим правом церковь иппонийская может указывать на своего Августина, необыкновенного человека по своим способностям, превосходившего на Западе бесспорно всех предшественников и современников своими разнороднейшими и обширнейшими литературными произведениями. Один из лучших новейших исследователей отечественной западно-христианской литературы говорит между прочим: «если Амвросий есть характер, Иероним – талант, то Августин – гений». Ясно, кому он даёт пальму первенства в этой триаде западных отеческих писателей. А другой, обозрев жизнь и сочинения блаж. Августина, говорит в заключении так: «если мы хотим определить значение Августина в христианской литературе в немногих словах, то отметим его как величайшего учителя всех времён. Хотя он уступает Иерониму в учености, но превосходит его творческим и оригинальным духом». Да и о Тертуллиане какой лестный отзыв даёт Винцентий Лиринский: «как у греков Оригена, так у латинян главою всех нас должно считать Тертуллиана. Ибо кто ученее этого мужа? Кто опытнее его в предметах божественных и человеческих? Он прекрасно знал всю философию и все секты её, всякую историю и всякие литературные произведения. У него почти столько мыслей, сколько слов, сколько мыслей, столько побед.

Главное значение северо-западных африканских христианских учителей заключается в их литературной деятельности. Тут преимущественно обнаружились и раскрылись их таланты и образование. Отнимите от них плод этой их деятельности, и тогда исчезнет их слава. Поэтому, для показания их значения в истории христианства, рассмотрим их литературную деятельность в общих чертах.

Литературная деятельность северо-западных африканских христианских писателей отличается плодовитостью. Первый из этих писателей Септимий Тертуллиан, литературная деятельность которого началась с конца второго столетия и продолжалась до тридцатых годов третьего столетия, оставил нам более тридцати сочинений. Правда, между этими его сочинениями есть весьма малые по объёму; есть такие, которые обнимают шесть, семь глав, около одного печатного листа. Но наряду с такими сочинениями есть довольно значительные по объёму, как, напр., пять книг против Маркиона, имевших не одну редакцию от самого Тертуллиана, Praescriptio adversus haereticos, Возражение против еретиков, Апологетик, О душе и проч. Кроме того, до десяти подлинных сочинений этого автора не дошло до нас. Судить об объёме этих сочинений мы не имеем никаких данных, за исключением разве одного сочинения, которое, подобно сочинению против Маркиона, разделялось на несколько книг. Мы разумеем здесь полемическое его сочинение Об экстазе, написанное в семи книгах. Сочинение это известно было Иерониму. Плодовитость Тертуллиана тем более увеличивается в наших глазах тем обстоятельством, что он был первый, или почти первый, латино-христианский писатель. Повсюду и везде первые писатели, полагающие основание той или другой литературе, не отличаются такою плодовитостью как последующие, равные с ними по талантам, или даже несколько превышающие их. Как первоначальный рост семени бывает медленнее, чем последний, так первоначальная литература бывает менее плодовита, чем последующая. Если мы сравним Тертуллиана, первого, или почти первого, писателя латино-христианской литературы с любым из первых писателей греко-христианской отеческой литературы, Варнавою ли, Игнатием ли Богоносцем, Поликарпом ли и пр., то какую громадную разность увидим между его и их сочинениями в количественном отношении. Все сочинения мужей апостольских, взятые вместе, едва ли будут равняться по объему своему сочинениям Тертуллиана. Правда, Тертуллиан, прекрасно знал греческий язык, на котором он свободно писал (некоторые его сочинения, дошедшие до нас на латинском языке, были первоначально написаны им на греческом, как, например, О крещении, О зрелищах и проч.) мог пользоваться, и действительно пользовался, предшествующею ему греко-христианскою отеческою литературою; но это пользование, это заимствование было не значительно. Его оригинальность, его самобытность, о чем будет сказано ниже, были настолько велики, что они совершенно затемняли, подавляли и стушевывали все то, что он заимствовал у того или другого греческого отеческого писателя. На всем в его сочинениях лежит печать и колорит собственного его гения, самобытного, римско-африканского. Он гораздо больше сам творил, чем заимствовал. – Второй североафриканский христианский писатель менее плодовит, чем первый. От него мы имеем тринадцать трактатов или «рассуждений» и восемьдесят одно письмо. Но, тем не менее, и этого писателя мы считаем плодовитым писателем. Нужно взять во внимание то, что он вступил в лоно Церкви тогда, когда ему было уже около сорока лет, а быть может и больше. До этого возраста он, как известно нам, занимал должность ритора в Карфагене. К тому же, по принятии христианства жил он недолго, не много более десяти лет, и среди неблагоприятных обстоятельств. В 258 г., в царствование Валерия, он претерпел мученическую смерть. Исключение из североафриканских христианских писателей в рассматриваемом отношении, составляет один только Арнобий. От него мы имеем единственное сочинение семь книг Против язычников. Почему он кроме этого сочинения ничего не писал, это нам не известно. История так мало сохранила сведений о нем, что мы не знаем и полного имени его. Впрочем, считаем не лишним заметить, что это сочинение писано Арнобием не по личным мотивам, не по внутренним побуждениям, а потому, что епископ, когда он, Арнобий, заявил свое желание обратиться в христианство, потребовал от него публичного и несомненного доказательства перемены своих мыслей. Что Арнобий был ещё в числе катехуменов в то время, когда писал это сочинение, на это указывает недостаточное знакомство его с книгами Ветхого Завета и христианским вероучением, ясно высказавшееся в самом этом сочинении. От ученика его Лактанция Фирмиана мы имеем четыре сочинения, между которыми одно весьма значительного объему содержит около тридцати пяти печатных листов. Это его Divinarum institutionum libri VII. Некоторые из его сочинений не дошли до нас, как можно судить на основании свидетельства блаж. Иеронима. Если бы этот писатель всецело посвятил себя христианско-литературной деятельности, то из-под пера его появилось бы гораздо больше сочинений. А то он был, как известно, то учителем риторики в Никомидии, то воспитателем сына Константина Великого Криспа, имевшего несчастный конец вследствие интриг его мачехи Фаустины. – Но несравненно больше написал бл. Августин, епископ иппонский, при котором латино-христианская литература достигла наивысшего своего апогея, подобно тому, как латино-языческая поэтическая литература в век императора Августа. Едва ли можно указать другого какого-либо отеческого писателя, который написал бы так много, как это светило западно-христианского мира. К нему мы, думается нам, с правом можем приложить те слова его, в которых высказывается взгляд его на эрудицию и литературную плодовитость знаменитого римлянина Варрона, современника Цицерона: «он (Варрон) так много читал, что удивляешься, как у него достало времени что-нибудь написать, и написал так много, что едва веришь, чтобы он мог прочитать какого-либо автора». Так много Варрон читал, и так много писал. Впрочем, если могут быть пререкания относительно широты эрудиции Августина, то отнюдь не может быть их относительно его литературной плодовитости. Он, незадолго до своей смерти (в 427 г.) написал две книги Retractationes, в которых представил список своих сочинений с остроумной критикой. Там им насчитывается 93 сочинения в 232 книгах. В этот счёт не вошли его письма и проповеди. Цифры очевидно очень почтенные, тем более, что он занимался не одною только литературою. Он целых тридцать пять лет был епископом; должны были отнимать у него время и дела епархиальные. Между сочинениями бл. Августина некоторые весьма значительные по объёму, как, напр., De civitate Dei и De trinitate, из которых первое составлялось в течение четырнадцати лет, от 413 до 427. Все сочинения бл. Августина обнимают собою 14 томов Cursus completus от 32 до 46. Из сказанного выше, видно, что лица духовные, всецело посвятившие себя по принятии христианства делу веры и Церкви, были гораздо плодовитее в своей литературной деятельности, чем лица светские, к которым относятся Арнобий и Лактандий.

Но литературная плодовитость сама по себе, без отношения к качеству её, ещё не составляет достоинства, ещё не приобретает чести и славы виновникам её. Можно написать десятки сочинений и стоять ниже по своему значению и по своим заслугам того, кто напишет только одно сочинение. Невелики, сравнительно по объёму, сочинения Виргилия и Горация, однако, какое всегда приписывали и доселе приписывают им великое значение. Наш век, как известно, отличается плодовитостью в писании. Кто теперь не пишет из людей, получивших достаточное образование, располагающих свободным временем и чувствующих в себе хоть какую-нибудь писательскую способность? Сколько каждый год выходит учёных диссертаций, отдельных монографий, повестей, романов и т. п.? Сколько издаётся разного рода журналов и богословских, и исторических, и археологических? Но едва ли наш век этим приобретёт себе честь и славу у последующих поколений. Нам думается, что не один критик потом скажет: лучше было бы, если бы писали меньше. Страсть писать всё больше и больше препятствует надлежащим образом подумать о том или другом предмете, высказать взгляд новый, оригинальный. Мы больше пересаживаем с одной почвы на другую, с одного алфавита на другой. Собственно нашего, самостоятельного, оригинального, как мало среди широкого моря наших литературных произведений! Но, рассматриваемые нами писатели, вообще безупречны в этом отношении, то есть, они оригинальны и самобытны. Оригинальность и самобытность принадлежит в особенности утреннему солнцу этих писателей – пресвитеру Тертуллиану, и полуденному – епископу Августину. Ни один патролог, ни один церковный историк не может отказать им в этом. Один современный исследователь латино-христианской литературы, доказывая, что Тертуллиан, пиша «Апологетик», имел под руками «Октавий» Минуция Феликса и многое заимствовал оттуда, тем не менее считает это его произведение оригинальным. Как в этом его произведении, так и в других, вполне выразились типические черты его – национальные и индивидуальные. Эллада и Лациум, Афины и Рим – это два кровные и единоутробные брата. Как братья, они должны иметь много общего между собою; но как действительные братья при общих свойствах фамильных, родовых имеют много особенного, индивидуального, так точно между Элладой и Лациумом при общих сходных чертах есть много особенных, отдельных, различных черт. Эллада была страна по преимуществу теоретическая, философская. Она произвела Сократов, Платонов, Аристотелей. Лациум – страна по преимуществу практическая, юридическая. Она произвела Катонов, Лабеонов, Ульпианов. Как философия нигде в древности не достигла такой высокой степени развития, как в Греции; так в отношении юриспруденции пальма первенства принадлежит бесспорно Италии, Риму. Практическое направление и юридическое знание, национальные особенности римские, выразились осязательным и реальным образом у Тертуллиана. Несмотря на то, что до него греко-христианская литература имела уже значительную степень развития, что она прожила уже около полутораста лет и имела уже достаточное количество своих представителей, доведших её от простой эпистолярной формы, в которую облекались писания мужей апостольских до формы научной, апологетической, какую дали ей мужи философские, каковы: Иустин, Афинагор, Татиан и друг.; несмотря на то, что произведения их ему были известны, они отнюдь не заглушили в нем ни национальных его черт, ни индивидуальных. Если бы всепоглощающее время истребило все внешние свидетельства о национальности этого автора, то, читая его литературные произведения, тотчас можно было бы с несомненностью утверждать, что автор их был римлянин, а не грек или кто-либо другой. Как предшествующие ему греческие апологеты испещряли свои апологетические сочинения цитатами греческими, так он – латинскими. Как у тех цитируются Гомер, Пиндар, Софокл, Платон и проч.; так у этого цитируются Варрон, Цицерон, Виргилий, Плиний старший и младший, Тит Ливий, Тацит, Сенека и проч. Как у тех писателей заимствовались для апологетических целей факты из жизни греческой; так у этого – из жизни римской.

Отпадение старца-латыша принесло мне много горя. Но ещё более скорби причинило мне в той же Лифляндии следующее событие. Враги Православной Церкви разными притеснениями, насмешками, и злыми нареканиями на св. веру достигли того, что некоторые из крестьян, ещё недавно перешедших в православие из лютеранства, поколебались в св. вере православной и склонны были снова воротиться в лютеранство. Чтобы ещё более укрепить таковых в их желании оставить православие, чтобы внушить и в других православных смелость открыто заявить о своём желании перейти снова в лютеранство, – светское лютеранское начальство придумало такую меру. Через своих слуг, преданных лютеранству (мызных управляющих, волостных старшин и судей, перминдеров лютеранской церкви), оно объявило православным, что они снова могут перейти в лютеранство и для этого должны явиться в Орднунгсгерихт (вроде нашего уездного полицейского управления), где и будут записывать всех, не желающих оставаться в русской вере. Конечно, всё это делалось секретно, особенно от православных священников; я не мог даже и предполагать такой дерзости от суда, который именуется судом русского православного Императора, воспретившего переход из православия в лютеранство.

Была Страстная неделя, когда продолжительная церковная служба и самые великие события жизни Спасителя, воспоминаемые тогда, невольно отвлекают внимание священника от внешних житейских дел. Но это-то время и было избрано для записи желающих оставить православие и принять снова лютеранство. В это время я служил при церкви Вендена и состоял депутатом от епархиального начальства во всех судах уезда по делам, касающимся православия. В великий вторник, вечером, приходит ко мне крестьянин-латыш лютеранского исповедания, приходит из мызы, где были и православные моего прихода, и объявляет мне по секрету, что на другой день, в среду, в Венденском Орднунгсгерихте будут принимать и записывать православных, желающих возвратиться в лютеранство. Такой прием заявлений от православных латышей о желании их перейти вновь в лютеранство, очевидно вводил латышей в заблуждение. Латыши могли подумать, что переход из православия в лютеранство стал так же свободен, как и переход из лютеранства в православие, – потому что при присоединении к православию также сначала латыши записывались в присутствии полицейского чиновника, а потом уже, не ранее как через полгода, принимали православие через св. миропомазание. Светское лютеранское начальство очевидно хотело раздуть брожение, возникшее между новообращенными в православие, а затем, собрав массу заявлений и представив их высшему начальству, рассчитывало побудить его к отмене запрещения переходить из православия в лютеранство.

Весть, принесенная крестьянином, поразила меня, но я все еще успокаивал себя тою мыслью, что крестьянин что-нибудь перепутал: поступок Орднунгсгерихта казался мне невероятным. Однако, я немедленно распорядился, чтобы на другой день читал Евангелие и служил литургию другой священник – мой помощник, а сам я в среду в 11-м часу утра, когда обыкновенно открывалось присутствие в Орднунгсгерихте, отправился туда, чтобы увериться в справедливости полученной мною вести. Самого Орднунгсгерихтера (уездного исправника) и его помощников ещё не было в суде, но чиновники, бывшие там, уверили меня, что слух, полученный мною – неверен. «Будьте покойны: как же это можно? Этого никогда не будет!» – уверяли они. Успокоенный, я оставил суд; но, мало доверяя мелким чиновникам, через час я снова явился в суд и, к удивлению своему, нашёл там несколько крестьян-латышей, в числе которых были известные мне православные. В суде был уже и сам Орднунгсгерихтер, который прямо и объявил мне, что он будет принимать и записывать крестьян, желающих перейти из православия в лютеранство. Напрасно я возражал против такого действия суда, напрасно говорил, что это записывание православных прямо противоречит закону нашего государства – закону, которым строго воспрещается переходить из православия в лютеранство и другие исповедания. Мне отвечали, что в настоящее время закон действительно воспрещает переходить из православия в лютеранство, но он может быть изменён, и впоследствии может быть будет дана полная свобода принимать и православным лютеранство. Притом, суд будто бы обязан принимать всякое заявление крестьян и доносить о том высшему начальству.

– А если бы крестьяне, – возразил я, – стали заявлять в суде, что они не желают отбывать свои мызные повинности, уже ли бы суд принял такое заявление, стал записывать нежелающих и доносить о том высшему начальству?

– О, этого никак нельзя, – ответили мне, – это противно коренным законам Лифляндии и контрактам крестьян с помещиками.

Напрасно я представлял в суде, что суд не имеет права принимать заявления желающих оставить православие без меня, как депутата от епархиального начальства по всем делам, касающимся православия.

– Но это, – говорили мне, – исключительный случай, о котором нет им указания ни в законе, ни от высшего нашего начальства – гражданского губернатора. Мы ему представляем о желании крестьян перейти в прежнюю их веру, веру их отцов, и нам этого не воспрещают.

Поражённый такой дерзостью суда, с глубокой скорбью возвратился я домой. К горькому моему сожалению, высокопреосвященнейшего архипастыря в это время не было в Риге – он был в Петербурге. Я телеграфировал ему туда и послал подробное донесение о действиях Орднунгсгерихта. Но пока владыка снёсся по этому делу с гражданским губернатором, пока получил от него ответ, и прислал мне своё предписание по этому делу, времени прошло довольно, а я всё болел и болел душою. Страстная неделя для меня была вдвойне страстной. Пришла святая Пасха, светлый праздник, но для меня он был как бы продолжением Великого поста; никогда во всю свою жизнь не встречал я так печально этого светлого праздника. Ни на минуту у меня не выходило это горькое для меня уклонение православных в лютеранство. Горечи ещё более подбавляло, доходившее до меня известие, что Орднунгсгерихт и в Великую пятницу принимал православных, желающих перейти в лютеранство, и объявил, что будет принимать и впредь по базарным дням ради удобства крестьян. Ревнители лютеранства ходили по базару и убедительно приглашали православных в суд, чтобы там записаться в число желающих снова обратиться в лютеранство. Между православными намеренно распространяли слух о том, что только тем нельзя переходить из православия в лютеранство, которые были крещены в православии; но крещённым в лютеранстве, и только присоединённым к православию, можно снова перейти в лютеранство.

Ни днём, ни ночью не находил я себе покоя, но не знал, что делать, к кому обратиться за помощью, чтобы остановить совращающую православных запись в суде о желании их снова возвратиться в лютеранство. Пришло, наконец, мне на мысль, что в городе должен же быть блюститель законов, прокурор. Я справился и узнал, что прокурора не было тогда в Вендене, а какой-то чиновник, кажется секретарь суда, исправлял эту должность. Отправляюсь к нему – это было уже на Святой неделе, и именем закона прошу его воспретить производящуюся в Ордунгсгерихте запись крестьян, желающих перейти из православия в лютеранство, как противозаконную и производящуюся без депутата со стороны епархиального начальства. Блюститель закона отвечал мне, что, хотя он и исправляет должность прокурора, но не имеет полной власти его, и что Ордунгсгерихтер не подчинён ему, а потому он не может ему запретить вышеозначенную запись. Впрочем, в конце концов чиновник обещал переговорить об этом деле с Ордунгсгерихтером. – Помнится, на другой же день является ко мне сам Ордунгсгерихтер и объявляет, что по моей жалобе прокурор говорил о записи в Ордунгсгерихте православных латышей, желающих возвратиться в лютеранство. Но он, Ордунгсгерихтер, по-прежнему не находит в своём действии ничего противозаконного. Он отправляет эти записи к гражданскому губернатору на его распоряжение, но не получает от него запрещения принимать такие заявления крестьян. Очевидно, начальник губернии признаёт такие действия суда законными. «Поэтому, – говорил мне Ордунгсгерихтер, – я не могу исполнить желание ваше и прокурора, и буду принимать крестьян, изъявляющих желание возвратиться в лютеранство». Возражения мои и ссылки на коренной закон России, равно и разъяснение, что такое действие суда служит явным совращением православных в лютеранство, строго воспрещённым русскими законами, остались безуспешными, и Ордунгсгерихтер остался при своём мнении.

Наконец, после томительных ожиданий, недели через две, я получил от архипастыря уведомление о том, что по сношении его с гражданским начальством, Венденскому Ордунгсгерихтеру запрещено принимать заявления православных крестьян о желании их перейти в лютеранство.

День был базарный, и я побежал в Ордунгсгерихт, где застал десятка два крестьян, имеющих намерение записаться в лютеранство, застал самого Ордунгсгерихтера и его двух помощников. Снова заявляю суду свой протест против его незаконного действия – записи желающих оставить православие, и снова слышу наивное объяснение Ордунгсгерихтера, что он ничего незаконного в этом действии суда не видит, что крестьяне добровольно являются в суд с заявлениями, и, что суд не принимает же православных в лютеранство, а только записывает. Крестьяне и после записи остаются же в православии. Снова я объясняю суду, что такое действие его колеблет веру в крестьянах, служит явным соблазном для них, совращением в лютеранство, что строго воспрещается законом. После долгих прений с Ордунгсгерихтером, причём помощники его по обычаю молчали, суд постановил решить дело большинством голосов, считая меня, как депутата, также за члена суда. «Какого добра, – думаю себе, – можно ждать от решения суда, состоящего из трёх судей лютеран?»

Ордунгсгерихтер первый объявляет своё мнение: принимать и записывать православных, желающих снова перейти в лютеранство. Я высказываю противное мнение: «отнюдь не принимать». Один из помощников Ордунгсгерихтера высказал мнение, согласное с мнением председателя, а другой, к неожиданной моей радости, выразил мнение, согласное с моим. «Итак, – объявляю я, – голоса разделились поровну; позвольте прибавить ещё пятый голос, решительно склоняющий дело на мою сторону, голос архипастыря, а также и самого гражданского губернатора, заключающийся вот в этой бумаге», – и я предъявил суду предписание владыки. Прочитав бумагу, Ордунгсгерихтер перестал защищать своё мнение и уступил мне. Однако, он всё ещё хотел позвать крестьян в присутствие, спросить у них, чего они желают, а потом уже и объявить им, что суд не будет уже записывать такие их заявления.

И этому я воспротивился. Зачем, говорю, и принимать их в суд? Это может подать им повод думать, что всё же их приняли в суде, выслушали их заявления о желании оставить православие, и может быть дадут этому делу ход. По моему мнению, заметил я, нужно выйти к крестьянам в приёмную и объявить им, что законом воспрещено переходить из православия в лютеранство, а потому суд не будет принимать и записывать их заявления о переходе в лютеранство. После немалых пререканий со мною, всё же Ордунгсгерихтер уступил мне, вышел к крестьянам и объявил им о решении суда.

Когда я выходил из суда, то услышал ропот крестьян, говоривших, что суд обманул их – хотел записать их желания, а теперь отказывается принять их.

П. И. П.

Миссионерские школы для подготовки миссионеров из народа. – В начале текущего года, в Вятке, скончался протоиерей С. Н. Кашменский, получивший всеобщую известность своею противораскольническою деятельностью. В 1875 г. им основана противораскольническая школа, где взрослые крестьяне, имеющие призвание и способность к собеседованию со старообрядцами, изучают миссионерское дело. В настоящее время, по образцу этой школы, основались в Вятской епархии ещё 32 школы. Из сочинений покойного пользуется особою известностью «Краткое руководство к собеседованию со старообрядцами», изложенное в форме катехизиса и заслуживающее изучения каждого начинающего миссионера.

По образцу миссионерской школы о. Кашменского открываются миссионерские школы и в других городах. Так, недавно открыта противоштундистская школа в Одессе.

Распоряжение Подольского епархиального училищного совета. – Подольский епарх. училищный совет объявил учителям церковно-приходских школ, что последние могут подавать прошения об определении на псаломщические места только по истечении учебного года (когда об их занятиях получатся сведения от о. наблюдателей), а не в середине учебного года, и притом, не ранее, как после двухлетних успешных занятий в школе. Оставляющие школьные занятия среди учебного года, и являющиеся лично в Каменец для подачи прошений об определении на места, не только не получают таковых, но будут увольняемы и от учительской должности, как небрежно относящиеся к школьным занятиям.

Новая секта. – Большей части эстонских газет, как, например, «Валгусу», «Олевику», «Сакала» и другим, пишут из Ревельского уезда о быстром распространении новой секты «читающих». Секта, по невежеству своих руководителей и по содержанию своего учения, дурно влияет на народные массы. Учители этой секты пренебрегают своим здоровьем и здоровьем своих последователей. Свои беседы они обыкновенно совершают в сильно натопленных комнатах, температура которых превышает 28 градусов по Реомюру. Среди такой жары молитва обязательно производится в коленопреклоненном положении. Возбужденные жаркой температурой и теснотой, молящиеся лежат плашмя на полу. Случается, что вследствие жары и испорченного воздуха, некоторые впадают в обморочное состояние. Тогда остальные предаются восторгу и с радостью заявляют, что душа этого ослабевшего до обморока человека достигла блаженства.

Юбилейная речь обер-прокурора Св. Синода на английском языке. – Киевская юбилейная речь обер-прокурора Св. Синода переведена на английский язык и помещена вместе с известным письмом архиепископа Кентерберийского в английской газете «The Church Review». Придавая обоим этим документам весьма важное значение, газета говорит, что «они могут в конце концов привести к восстановлению взаимообщения между древнею могущественною Православною Церковью и её смиренной сестрой, в говорящих по-английски странах, во всяком случае, они не могут не открыть пути к взаимному пониманию между этими двумя Церквами и даже уже в наше время быть может нам придётся увидеть достижение этой благословенной цели».

Новое церковное древлехранилище в Тифлисе. – По ходатайству высокопреосвященного экзарха Грузии Палладия, при Тифлисском Сионском соборе открыто древлехранилище, в состав которого уже поступили из Мцхетского собора 53 пергаментных издания, восходящих до IX в., много турецких и персидских грамот, много рукописей, и часть колонны от иконостаса из кедрового дерева, уцелевшей со времён царя Мириана, построившего, как известно, деревянную церковь на месте кончины Сидонии, погребенной с Хитоном Господним во Мцхете, а также мироваренный сосуд древних патриархов-католикосов Грузии.

Одною из самых трудных обязанностей пастырского служения является борьба с сектантами. Ещё более эта борьба трудна для пастырей-новичков. Выйдя из школы с сравнительно малым запасом сведений относительно сектантства, в продолжение нескольких лет жизни до принятия священства, забыв многое, из сообщённого в школе в самых общих чертах по обличению сектантских заблуждений, пастырь Церкви на первых порах своего служения чувствует себя очень тяжело. С одной стороны, по долгу он должен «искусна себе поставити пред Богом делателя непостыдна, право правяща слово истины» (2Тим.2:15), должен, оставив девяносто девять овец, нуждающихся в нём, отыскать одну заблудившуюся, сбившуюся с истинного пути; но с другой, очень часто, незнание куда обратиться за сведениями полезными в борьбе с теми или иными сектантами, препятствует приведению во «двор овчий» этих заблудших овец. Важным условием для успешного выполнения этой пастырской обязанности служит знакомство с теми или другими сектантами ищущего священства, посредством наблюдений над жизнью их, и выяснение на основании бесед с ними их учения; не всякий только, по условиям чисто индивидуальным, может производить подобные наблюдения. Таким необходимо познакомиться с литературой по вопросу о том или другом сектантском направлении. Это и побудило нас указать литературу – по крайней мере более выдающиеся сочинения и статьи, по истории и обличению штундизма. Из множества сект мы остановились на штундизме потому, что из новейших эта секта в настоящее время является столь распространённой, что её никак нельзя игнорировать. С одной стороны, она довольно прочно организовалась в смысле известного учения, поражающего своим кощунством над православием, всякого ревнителя истины, – и притом такого учения, которое разделяется целыми сельскими обществами, целыми кружками, твёрдо сплочёнными в корпорации; с другой стороны, секта значительно распространилась по разным местностям России и увеличилась в числе своих последователей. Штунда есть на юго-западе и юго-востоке России в губерниях: Херсонской, Киевской, Волынской, Могилёвской, Подольской, Екатеринославской, Донской, и на Кавказе; появилась она в Харьковской и Псковской губерниях и друг.

Штундизм в России появился около 1862–64 гг. Но на первых порах его существования, литература ничего не сообщала об этой секте и вероятно потому, что штундисты ещё не разрывали союза с Православной Церковью. Около же 70-х годов, когда штундисты порвали связь с Православной Церковью, литература светская и духовная заговорила о них. Первое печатное известие об этой секте относится к 1868 г.; но нужно заметить, что первоначальные известия периодической печати о секте штунд были крайне неопределенны, отрывочны, и несущественны; к настоящему же времени, секта штундистов в литературе достаточно исследована. При изучении этой литературы бросается в глаза различие между светской и духовной печатью (в большинстве, конечно). Духовная литература, смотря на штундизм с церковно-религиозной точки зрения, приходит к заключению, что происхождение и существенные свойства секты объясняются религиозно-нравственными причинами, а поэтому изучение и оценка этой секты должны сводиться к изучению и оценке её религиозной стороны и нравственных воззрений. Штундизм, по мнению исследователей этой категории, есть продукт иноземного – протестантского влияния. Этот взгляд подтверждён собором преосвященных, бывшим в Киеве в 1884 г.

Светская же печать смотрит на штунду, как на результат общественно-экономического строя юго-западной Руси. Религиозная сторона штунды, по мнению этой так называемой либеральной печати, только внешняя оболочка факта, знамя, под которым скрываются надлежащие стремления и чаяния штундистов. Чтобы выяснить происхождение штунды на Руси, нужно, говорит светская печать, обратить внимание на социально-экономическую сторону штундизма. Вот почему писатели из светских стараются ослабить значение немецкого влияния на происхождение штундизма и поступают, как и всякий увидит, вопреки историческим данным.

Такое различие светской и духовной печати и должно помнить при изучении литературы штундизма.

Все сочинения и статьи, помещенные в разных периодических изданиях касательно истории штунды, можно разделить на две группы: в одних штундизм рассматривается более или менее целостно, со стороны происхождения, характера, вероучения, и мер, потребных Церкви для борьбы с этой сектой; в других же, отрывочно исследуется та или другая сторона штундизма.

Все более важные сведения, сообщаемые периодической печатью о происхождении штунды, постепенном распространении её, её характере можно находить в двух статьях профессора Н. И. Петрова: «Новые сведения о штундизме». Первая из них помещена в «Киевских Епарх. Ведом.» за 1885 г. №№ 19, 20 и 21. В ней сгруппированы важнейшие известия о штундизме, появлявшиеся в печати до второй половины 1885 г. А во второй статье, помещенной в журнале «Труды Киевск. Духов. Академии» за 1887 г. №№ 3 и 4 (также в «Херсонск. Епарх. Ведом.» 1887 г. №№ 13, 16 и 17), собраны сведения о движении штундизма до 1887 г.

Продолжением статей «Новые сведения о штундизме» являются: 1) «Сведения о движении южнорусского сектантства в последние годы». З. «Труды Киевск. Дух. Академ.» 1886 г. №№ 10 и 11; 2) «Новейшая постановка в печати вопроса о южнорусском сектантстве» Z. «Вера и Раз.» 1886 г. 20 кн.; и 3) «К вопросу о южнорусском сектантстве» Д. Попов. «Странник» 1888 г. кн. 5.

Эти три статьи, находясь между собой в тесной связи, имеют отношение и к предыдущим статьям Н. И. Петрова. Г. З., применив теорию эволюционизма, т. е. – выяснение возникновения явлений народной жизни из самых основ её к штундизму, высказал такой взгляд о происхождении его: «штундизм произошёл оттого, что естественные, законные, самые обыденные религиозные потребности народа были удовлетворяемы не тем, и не так, кем и как они должны были быть удовлетворены». Автор «Новейших сведений о штундизме», как можно видеть и из статьи «Новейшая постановка в печати вопроса о южнорусском сектантстве», упрекнул З. По его мнению, «направление в решении вопроса о происхождении штунды, имеющее, по-видимому, отдаленным основанием теорию эволюционизма в истории, хочет игнорировать влияние протестантства на происхождение нашей штунды, умалить его значение и видеть в штунде самобытные туземные элементы, не говоря уже о том, что понятие об эволюционизме едва ли приложимо к объяснению таких болезненных явлений, как штундизм». Упрек касается и других выводов г. З. Статья «Новейшая постановка в печати вопроса о южнорусском сектантстве» и направлена к опровержению этих упреков. В ней разъясняется, что исследователи, старающиеся объяснить факт происхождения штунды, так сказать, «генетически», не умаляют влияние иноземного и иноверного элемента на происхождение штундизма; что в штундизме есть немецкого, запасного, напр., «некоторые пункты вероучения», то и признаётся таковым. Самобытным же русским признаётся лишь психическая его основа. Далее автор доказывает применимость теории эволюционизма к объяснению происхождения штундизма. В конце говорится о мерах для успешной борьбы со штундизмом.

А г. Д. Попов в своей статье «К вопросу о южнорусском сектантстве», соглашаясь со всеми выводами автора «Новейшей постановки в печати вопроса о южнорусском сектантстве», останавливается на решении вопросов «как и чем» доселе удовлетворялись религиозные потребности народа, и почему они не были удовлетворены, то есть разъясняет мнение г. З. на происхождение штундизма. Эти сочинения по истории штунды, взятые вместе, подробно излагают свой предмет. Поэтому другие сочинения такого рода мы только перечислим. Таковы:

1) «Секта штундовых». А. Значко-Яворский. «Одесск. Вестн.» 1868 г. № 35; «Соврем. Изв.» 1868 г. № 8; «Голос» 1868 г. № 64.

2) «Секта штундистов». «Христ. Чт.» 1872 г. т. 2, стр. 342 и т. 3, стр. 330.

3) «Секта штундистов». «Москов. Еп. Вед.» 1873 г. № 24, стр. 244; – 1874 г., стр. 174; – 1876 г., стр. 161; «Неделя» 1873 г. № 47 (Внутр. обозр.).

4) «Штундисты». В. П. Кишин. Епарх. Вед.» 1876 г. № 7, стр. 303; «Курск. Еп. Вед.» 1875 г. № 13, стр. 646.

5) «Штунда и штундизм». «Киевск. Еп. Вед.» 1876 г. № 12, стр. 396; «Херсонск. Епарх. Вед.» 1876 г. № 14, стр. 180. «Киевлянин.» 1876 г. №№ 36 и 47.

6) «Рационализм на юге России». Емельянов. «Отеч. Зап.» 1878 г., т. 2, № 3, стр. 199; т. 3, № 5, стр. 203.

1) Почва малорусской штунды.

2) Малорусская штунда.

7) «Религиозное движение на юге России». К. Старынкевич, «Слово» 1880 г., №№ 6 и 8, стр. 91.

8) «Русские рационалисты: духоборцы, молокане и штундисты». «Вестн. Евр.» 1881 г., №№ 2 и 7.

9) «Штундисты на юге России». В. В-в в «Церков. Вестн.» 1882 г. №№ 42, 43 и 48.

10) «Прошлое и настоящее штунды». Я. Абрамов. «Дело». 1883 г., № 1, стр. 200; № 2, стр. 185.

11) «Секта штундистов в южных епархиях нашего отечества». Свящ. Ф. Тихомиров «Пенз. Епарх. Ведом.» 1883 г. № 16.

12) «Очерк малорусской штунды». «Киев». 1884 г. №№ 60, 65 и 66.

13) «Штундизм и разбор его учения». Д. Протасов. «Херс. Епарх. Вед.» 1883 г. №№ 21–24 и 1884 г. № 13. Здесь представлен только исторический очерк штундизма, и нужно заметить, не лишенный тенденциозности.

14) «Секта штундистов» (очерк) П. Розов. «Черниговские Епарх. Извест.» 1884 г. №№ 12–14. Очерк этот почти целиком вошел в первую из вышеуказанных статей Н. И. Петрова.

15) «Штундисты». И. Харламов. «Русск. Мысль». 1885 г., кн. 10–12.

16) «Штундизм и пашковщина». По поводу сочинения Германна Далтона: «Evangelische Strömungen in der Russischen Kirche der Gegenwart». Heilbronn 1881 г. (Евангелическое направление в русской Церкви в настоящее время). «Вера и Раз.» 1884 г., 2 кн., стр. 154.

17) «Малорусская штунда». «Донск. Еп. Вед.» 1886 г. №№ 5, 7, 8, 10.

Что касается статей, в которых штундизм рассматривается в отдельности с той или другой стороны, то по полноте и обстоятельности видное место занимает исследование П. Петрушевского под заглавием «О штундизме». «Труды Киевск. Дух. Акад.» 1884 г. 1–5 книги. Это же исследование, но только в сокращенном виде, напечатано в журнале «Русский Вестник» под заглавием: «Штундисты» (Очерк религиозно-бытовой жизни в Малороссии) и с подписью: А. Д. Воронов. П. П. Петрушевский долго и лично наблюдал за развитием штундизма в Киевской губернии, куда он занесен был из Херсонской губернии рабочими, жившими в услужении у херсонских немцев-колонистов. Все содержание исследования г. Петрушевского состоит из трех глав: I. Народ и условия его жизни, рассматриваемые в отношении к штундизму; II. Распространение штундизма; III. Меры, потребные Церкви, для успешной борьбы со штундизмом.

Несколько позднее этого исследования, П. Л-в в «Киевской Старине» поместил свои два исследования, касающиеся происхождения и распространения штунды:

1) «Материалы для истории возникновения и распространения штунды на юге России» (1884 г. 10 и 11 кн.), и

2) «Баптизм или штунда в Киевской губернии» (1885 г. 3 кн.). Выводы, к которым пришел автор, были перепечатаны по особому распоряжению во многих Епархиальных Ведомостях губерний, зараженных штундизмом; напр., в «Подол., Епарх. Вед.» за 1884 г. № 50 под заглавием: «О происхождении секты штунды и сущности её учения».

Немалое значение в решении вопроса о происхождении штундизма и сущности его учения, имеют статьи преосвященного Никанора, архиеп. Херсонского и Одесского: «Происхождение и значение штунды в жизни русского народа» (Поучение в день коронации Их Императорских Величеств, сказанное 15 мая 1884 г.). «Странн.» 1884 г. 10 кн., стр. 198; и «Православие и штунда» (из Поучения в день св. первоверховн. апостолов Петра и Павла). «Прав. Обозр.» 1884 г. 12 кн., стр. 644; «Херс. Епарх. Ведом.» 1884 г. № 20; «Черн. Еп. Изв.» 1884 г. № 17; «Воскрес. Чтен.» 1885 г. № 1–4.

В 1885 г., в Воронеже, была издана брошюра: «Штундизм на Руси, его происхождение и развитие» А. М. Спасского, перепечатанная из 16, 21 и 29 №№ духовного журнала «Пастырский Собеседник» за 1885 г. Автор, обстоятельно изложив избранный им предмет речи, показал, к каким печальным результатам пришел штундизм в течение каких-нибудь 20 лет.

Г-н А. Ушинский, наблюдавший за развитием штунды в Киевской губернии, оставил небольшое сочинение «О причинах появления рационалистических учений штунды и некоторых других подобных сект и о мерах против распространения учения этих сект». Киев, 1883 г., ц. 50 к. Рассмотрев исторически появление и распространение у нас штундизма, автор находит, что причины этого главным образом следующие: 1) Темнота и неудобопонятность многих мест в церковных службах, и несогласие славянского текста, особенно Псалтыри, с русским переводом Св. Писания. 2) Плохое и невнятное чтение и пение в церквах. 3) Религиозное невежество простого народа, происходящее между прочим и от того, что многие священники по разным причинам мало заботятся о выяснении крестьянам основных догматов православной веры, значения таинств, церковных обрядов, и вообще смысла всего того, что читается и поется в церкви. 4) Злоупотребления некоторых священников при взимании платы за требоисправления. 5) Унизительный для духовенства способ собирания при разных случаях по домам прихожан подаяний хлебом и другими продуктами. 6) Безнравственный народный обычай сопровождать пьянством некоторые церковные священнодействия, особенно венчание и погребение; наконец, 7) нерадивое отношение к своим обязанностям и неодобрительное поведение некоторых священно- и церковнослужителей, допускаемое по слабости надзора и потворству местных благочинных.

Немало заметок о штунде помещено в газете «Киевлянин». Таковы:

1) «О штундистах» 1873 г. №№ 91 и 96.

2) «Несколько слов о мерах против штундистов». 1873 г. №№ 67 и 139; «Киевск. Губер. Ведом.» 1873 г. №№ 13, 103–105.

3) «Достаточны ли меры, предпринимаемые против штунды?» (Перед. статья) 1873 г., № 50.

4) «Что подготовило почву для штундизма»? 1875 г., № 95-й.

5) «К объяснению вопроса о происхождении штундизма» (Перед. ст.). 1875 г., № 99.

6) «Почему крестьяне идут в штунду»? 1875 г., № 112-й.

7) «К вопросу о штундизме». 1875 г., №№ 138 и 139.

8) «Новые сведения о штундизме». 1875 г., № 145.

9) «Дело о распространении секты штундистов на юге России». 1876 г., № 42, ср. «Одес. Вест.» 1876 г., № 25.

10) «Заметка о происхождении и родине штундизма». Ширяев. 1876 г., № 50.

Кроме «Киевлянина» и другие периодические издания на страницах своих дают место заметкам о штундизме. Укажем некоторые и более важные:

1) «На днепровских порогах, и два дня у штундистов». А. Южный. «Вестн. Европ.» 1881 г., т. 4, № 7, стр. 399.

2) «Как я стал духовным братом». «Устой». 1882 г., №№ 9 и 10. Эта статья есть продолжение очерка: «Записки южнорусского крестьянина». «Устой». 1882 г., №№ 1 и 2.

3) «Сутки между штундистами». «Неделя». 1875 г., № 23, стр. 752.

4) «Заметки о происхождении и развитии штундизма». «Руков. для сел. пастырей» 1876 г., т. I, № 12, стр. 341.

5) «Штундисты». В. Маврицкий. «Прав. Обозр.» 1881 г., т. 1, № 2, стр. 354; № 3, стр. 587.

6) «Письма из Германии о штунде». Диакона Румянцева. «Вера и Разум» 1885 г., т. I, ч. 2.

7) «Штундистский протопресвитер». А. Шугаевский. «Вера и Разум» 1887 г., № 20, стр. 145.

8) «О немецком штундизме». К. Бонекемпер. «Одес. Вестн.» 1868 г., № 56.

9) «По поводу секты штундовых». «Одесск. Вестн.» 1868 г., № 38. – «О зарождении и распространении штунды на юге России».

10) «Учение штундистов» (черты из епархиальной жизни). «Гражданин». 1875 г., № 42, стр. 975.

11) «О секте штундистов и новых сектах в старообрядчестве». Г. П. «Тульск. Еп. Вед.» 1873 г., т. II, № 22, стр. 351.

12) «О секте штундистов». З. «Тульск. Еп. Ведом.» 1876 г., т. II, № 17, 210.

13) «Сведения о штундах». «Херс. Еп. Вед.» 1873 г., № 2, стр. 44.

14) «По поводу распространения секты штундистов». «Бирж. Ведом.» 1875 г., № 231.

15) «По поводу секты штундовцы». «Москвич» 1868 г., № 24, 25, 38 и 56.

16) «О причинах возникновения штунды на юге России». «Пастырск. Соб.» 1885 г., № 44. Автор исследует только причины появления штунды в Херсонской губернии.

17) «Новая религиозная секта и её происхождение». «Неделя» 1873 г., № 31.

18) «Секта штундистов, и меры, предлагаемые к искоренению её». К. «Судебный Вестн.» 1875 г., № 73.

19) «Современное сектантское движение на юге России: его причины и меры против него» (Внутр. обозр.). «Чтен. в общ. любител. духовн. просв.» 1877 г., № 1.

20) «Штундизм и меры против него». М. С-в. Прибавл. к «Под. Епарх. Вед.» 1886 г., №№ 4 и 6.

21) «Письма о штундизме». Свящ. Дородницына. «Моск. Церк. Вед.» 1885 г., №№ 7, 8, 11, 20 и 24. По этой статье можно хорошо познакомиться с бытом штундистов.

22) «Русские диссиденты. Староверы и духовные христиане». И. Юзов. С.-Петербург, 1886 г. О штундистах автор говорит на стр. 174–180.

23) «Руководство по истории и обличению старообрядческого раскола, с присовокуплением сведений о сектах рационалистических и мистических». П. Ивановский. Казань, 1887 г. О штундизме стр. 207–215.

24) «Секта штунд в её современном положении». «Христ. Чтен.» 1887 г., № 5–6.

Указанными сочинениями и статьями, история штундизма исчерпана достаточно. Но для пастыря Церкви, в борьбе со штундизмом большее значение сравнительно с историческими исследованиями этой секты имеет знакомство с печатными обличениями лжеучения её. История обнажает только корень штундизма, а обличение штундизма – это выдергивание корня. В печатных обличениях лжеучения штундистов указывается метод борьбы с сектантами, сообщаются средства, и даются пособия для этой борьбы, а главное, в них более или менее точно приводятся те основания, по которым штундисты что-либо утверждают в своём учении или же отрицают из православного учения. Но так как каждое из известных нам обличений штундизма, появившихся до настоящего времени, не обнимает предмета во всей его целости, в виду этого полезно и даже необходимо знакомство со всеми относительно цельными разборами заблуждений штундизма. Это и нетрудно, потому что таких обличений немного.

Достоинство юго-западных напевов Православной Русской Церкви, как пения богослужебного

Уже продолжительное разобщение юго-западной Православной Русской Церкви в XVI–XVIII веках с великороссийскою Церковью, неминуемо должно было сопровождаться некоторыми разностями в их богослужебной практике. Но сверх того, юго-западная Церковь во все это время была борима, как известно, католическою унией, покровительствуемою явно или тайно местными гражданскими, а иногда и духовными властями; причём церковные обряды и христианские обычаи, а иногда и богослужебные книги и даже богословская мысль в учёных трудах того времени, не чужды были западного католическо-униатского влияния⁶¹. Юго-западное церковное пение имеет, как мы видели, также некоторые особенности от пения, бывшего в Великой России до половины XVII века. Отсюда в Великой России, в первое же время появления в ней юго-западных напевов, способов и приёмов пения (в половине XVII в.), среди ревнителей русской церковно-обрядовой старины возникли сомнения относительно чистоты православия и богослужебных достоинств юго-западного пения, а с другой стороны опасения, не служит ли оно в руках приверженцев латинства средством склонять православных к Унии. Сомнения эти и опасения повели старообрядцев к порицанию юго-западного пения, к отвержению роспевов киевского и болгарского, принесенных в Великую Россию юго-западными певцами, и к наибольшему их отчуждению от Православной великороссийской Церкви, усвоившей это пение и совместившей оное при богослужении с старым знаменным роспевом.

Но недоразумения относительно юго-западного церковного пения и доныне никем ещё «не рассеяны», так что и ныне не бесполезно коснуться вопросов о том: 1) православно ли юго-западное церковное пение; 2) сохраняет ли оно достоинства истинно богослужебного пения; 3) находится ли в связи с древним пением Православной Церкви, и 4) не заключает ли в себе действительно элементов общих с пением инославно-западным, особенно же католическим, и не подготовляет ли пути к инославию?

Православно ли богослужебное пение юго-западной русской Церкви? – Вопрос о православии того или иного рода церковного пения, сам по себе не имеет важного значения, ибо сочетание звуков в мелодии не заключает в себе догматов веры, ни нравоучения, и древнею Православною Церковью определенно не установлено. Оно, как архитектура, иконопись, и изящная речь, вращается лишь в области человеческих искусств и служит средством для выражения религиозного чувства христиан, и для устроения внешнего благолепия церковного, тогда как православие и инославие заключают в себе точно определенные понятия о вере и её исповедании.

Пение и музыка, как искусство человеческое, как выражение идеи разума, имеет и происхождение человеческое, а не богооткровенное. Оно и возникло («певница и гусли»), и употреблялось первоначально даже не в благочестивой и Богом избранной части народа Божия (Быт.4:21) и никогда не было предметом боговдохновенной проповеди. Однако, несмотря на это, пение и инструментальное его сопровождение приняты для богослужения при скинии и в храме Соломоновом. Они были воплощением идеи красоты, служением Богу высшими духовными способностями человека, жертвою Богу благочестивого или сокрушенного сердца, и располагали слушателей к благочестию и молитвенному настроению. Подобное сему было и в древней христианской Церкви. Богослужебное её пение зиждется на языческой музыкальной системе ладов, которая принята Церковью и применена к церковным напевам точно так же, как принято и применено к богослужебным песнопениям языческое искусство стихотворной мерной речи. Причём, «пение первенствующей Церкви было составлено из народных мелодий различных стран, где было проповедано язычникам Евангелие» и происходило в разных родах. В число основных гласов церковного осмогласия приняты лады греческих племён (напр., дорийского), но не отвергнуты и лады малоазийских симитических племён (лидян и фригийцев). Допущены в церковное употребление и все дохристианские роды пения: диатонический, хроматический и энгармонический. Ибо, христианская религия «не была подобна язычеству национальной религии, но как религия всех мест и наций не имела никакого побуждения покровительствовать музыкальному вкусу того или другого отдельного народа в ущерб другим народам»⁶². Подобно сему, и впоследствии (X–XV в.) «в святой Софии константинопольской… патриархи благословляли напевы разных народов (персов, франков, родосян…) и тем выражали кафоличество Церкви Православной»⁶³. Но если в основание христианского пения положен национальный вкус разных языческих народностей, то впоследствии, и на развитие его в Церкви Христовой немалое влияние имело инославие, причем частью с положительной, частью с отрицательной стороны. Известно, что еретики IV–VII века увлекали на свою сторону народ звучными стихами и сладкопением. В противодействие им и пастыри Православной Церкви (напр., Ефрем Сирин, Иоанн Златоуст и др.), составляя в честь своих мучеников свои возвышенные и умилительные песнопения, полагали их на напев, принятый еретиками, для употребления при православном богослужении, и тем удерживали свою паству от обольщения⁶⁴, а с другой стороны, и сами составляли и приводили в систему напевы. А таким образом, искусство церковного пения в это время, служа средством для выражения благоговейных мыслей и чувств народа, в руках пастырей Церкви являлось вместе с тем важным оружием для борьбы с инославием и для ограждения от него своей паствы.

Подобное сему двустороннее значение имеет и пение русской и в частности юго-западной Православной Церкви. Древнерусское церковное пение, хотя построяется на основании древнегреческого, но, как в напевах, так и в нотации служит довольно самобытным от него выражением русского духа и музыкального вкуса. В своем складе и развитии оно приняло местный русский характер и имеет близкую аналогию с древле-славянским мирским пением, как в ладах или погласицах, так частью и в мелодическом движении⁶⁵. Практическая его услуга восточному православию в России также неизмерима, хотя ещё и не выяснена достаточно путём историческим. Благолепное богослужение православных русских храмов, сопровождаемое ангелоподобным пением⁶⁶, искони представляло собою твёрдый оплот для православной Руси в борьбе с бездушным древлеславянским язычеством, и с грубо-чувственным магометанством в период монгольского ига, и с пленяющим органной музыкой Западом.

А таким образом, и пение юго-западной Православной Церкви, хотя бы носило характер пения местного, юго-западного, хотя бы приняло в себя некоторые элементы инославного местного же пения, не может лишь по этим причинам считаться неправославным и быть изъятым из употребления на клиросах Русской Православной Церкви. Оно в своё время служило живым выражением религиозного чувства юго-западных православных христиан, а с другой стороны, в их руках, как и пение древней Церкви IV–VII веков, в период борьбы православия с католицизмом и его унией, было одним из важных и действительных средств к охранению православия на юго-западе России от увлечений инославным органным и вообще более художественно развитым западным пением. А таким образом, оно должно быть высоко ценимо Православной Церковью не только как высшее средство охраны православия, но и как важный исторический памятник судьбы православия русской Церкви на её юго-западной окраине.

Верстах в 20-ти от Вендена стояла военная команда, которой заведовать поручено было моему помощнику священнику; и он посещал по временам эту команду, отправлял для неё на месте богослужения и совершал требы. Однажды священник этот объявил мне, что между военными распространяются вольные мысли, и некоторые из них даже прямо объявляют себя не верующими в Бога. Он просил меня съездить в эту команду вместо него и наставить в вере вольнодумцев, а особенно выдающегося из них NN. Неудобно было мне отказаться от этого дела, и вот, в первый же день Пасхи, после богослужения, ранним утром, я поехал в команду, где уже ждали священника. За богослужением я сказал собравшимся поучение о том, что воскресший Спаситель даровал радость и жизнь только верующим в Него и пользующимся спасительной благодатью в св. таинствах.

За предложенной мне трапезой, я имел продолжительный разговор с сотрапезниками и особенно с одним из них, слывущим за философа. Какие-то странные мысли высказывал он. Допускал он, что должно быть Высшее Существо, сотворившее всё видимое, но отказывался называть его Богом.

– Зачем же, – спрашиваю его, – вы не хотите назвать Творца вселенной таким, всем известным и понятным словом, Бог?

– Да что вам в названии? Название не создаст вам Бога, – отвечал мне философ.

– Но сами вы признаёте, и здравый ум человека должен признать, что есть Высшее Существо, преблагое, премудрое, и всемогущее, создавшее разумного человека и весь видимый мир. Это Существо у всех верующих и разумно признающих Его называется Богом. А вы, избегая этого названия, как бы хотите отвергнуть самое бытие Бога и под Высшим Существом хотите разуметь не то, что обыкновенно разумеют под словом Бог. Конечно, не название создаёт предмет, а существующий предмет получает от разумного человека своё название. Так, мы несомненно веруем во единого Бога, Творца неба и земли, – и называем Его Богом; у нас нет никакого основания заменять это название другим. «Согласны, господа?» – обратился я ко всем свидетелям нашего разговора.

Те выразили своё согласие.

– Вы, батюшка, указываете на веру, – начал философ, – мы, как разумные люди, должны руководиться разумом и признавать только то, в чём уверяет нас наш разум.

– Но зачем же вы хотите совсем отвергать веру? – возразил я. Человек не может и не должен жить без веры, и вера вовсе не противоречит разуму. Всякий философ должен верить, по крайней мере в то, что законы человеческой мысли согласны с действительностью, устроены так, что человеку доступна истина. Если же он совершенно откажется от веры в это, то он не в состоянии будет доказать самых очевидных истин, должен будет остановиться на полном сомнении, отрицании всего. Далее. Всякий философ в своих изысканиях наталкивается на такие вопросы, на которые не может дать прямого ответа его разум, напр., на вопрос о бессмертии человека. Разрешения этого вопроса томительно ждёт всякая человеческая душа, а ум философа молчит. Ответ на этот вопрос, и на многие другие важнейшие вопросы даёт только вера. Вот видите, здравая наука и начинает с веры и ведёт к вере. Вера расширяет, дополняет познания человека и вовсе не чуждается, и не боится разума человеческого. Напротив, она ищет и принимает услуги разума, и здравый разум подкрепляет и утверждает веру.

На чём другом основывается наука история, как не на доверии показаниям очевидцев? Этот научный приём применим и к некоторым истинам религии. Напр., мы верим сердцем в пришедшего на землю Сына Божия. И разум наш заставляет нас доверять свидетельству мужей самой высокой праведности, которые сами своими глазами видели, своими ушами слышали, своими руками осязали воплотившегося Сына Божия (1Ин.1:1) и рассказали о том, чему Он учил.

Вы, конечно, скажете, что вот эта, напр., истина веры уж совсем противна разуму: как это Бог вочеловечился?

А на самом деле и тут нет противного разуму. Это дело всемогущества Божия, и истина, что Сын Божий ради нашего спасения воплотился, хотя и выше нашего разума, но не противна ему. Наш разум многого не понимает, однако, не может отвергнуть. Напр., мы не понимаем, как это из грубого материального тела и невещественной разумной души составляется одно единое существо. Мы не понимаем этого, однако, не имеем права отвергать этого. Почему же мы будем непременно отвергать то, что Бог соединился в одно существо с разумным, созданным по образу Его человеком?

Известно изречение философа: cogito, ergo sum, и вы, как мне видится, причисляетесь к философам. Но не забудьте, что философ, сказавший это изречение, не остановился на одном сомнении, а искал разрешения своим сомнениям и пришёл к тому, что признал Высшее разумное Существо, которое не отказывался назвать Богом. Итак, не останавливайтесь на одних сомнениях и не читайте их, а ищите им разрешения, ищите настойчиво, усердно, и добросовестно. Читайте книги не только тех ученых, которые, увлекаясь своими излюбленными мыслями, отвергают истины веры, а читайте и такие книги, которые защищают веру, религию и её истины, дорогие человеческому сердцу. Читайте чаще Евангелие, и вы сами не захотите отвергать отрадные истины веры и слушать тех, кто их отвергает.

Уезжая домой, я думал о моём собеседнике-философе и жалел о нём до глубины души. Без надлежащей подготовки, без разумного руководства, молодой человек очевидно начитался всяких книжек и умных, и неумных, не сумел разобраться в них, отличить правду ото лжи, не нашёл в себе достаточно познаний, чтобы разоблачить односторонние крайние мысли, одетые в увлекательные красивые фразы. Теперь спутаны его мысли, разбиты его верования, быть может усыплена его совесть? И сколько, сколько таких же, как он!

П. И. П.

В редакции получено следующее воззвание о пожертвованиях на сооружение православного храма в г. Ревеле. – Православные! Братья ваши по вере, живущие на Балтийском поморье, в г. Ревеле, шлют вам с этой окраины земли русской свой привет и просят у вас братской помощи. Помогите нам совершить святое дело – построить в г. Ревеле соборный храм во имя святого благоверного князя Александра Невского.

Вы, православные братья, не знаете той скудости, которою отличаются наши ревельские церкви. Во всяком русском городе, и большом, и малом, отведено храму Божию должное место; за несколько вёрст можно узнать русский город по многочисленным куполам церквей и монастырей, увенчанным святыми крестами; далеко вокруг разносится торжественный благовест. Кто же создал эти храмы? Одни построены благочестивыми царями и боярами, другие основаны святыми угодниками, иные – неизвестными храмосозидателями, и все они стоят во славу Божию, радуют православное сердце, украшаются, поддерживаются, и созидаются усердием православного народа.

Не то у нас в Ревеле. С моря ли, с суши ли, откуда ни подъедете, вы не узнаете русского города: стоят высокие башни, много островерхих красивых колоколен, но это все иноверческие лютеранские кирхи. Не видать креста православного, не слыхать звона воскресного. Наши церкви тесны, бедны убранством, и так построены среди обывательских домов, как будто существуют только из милости, и места для них пожалели. Одна из этих церквей, освященная в честь Преображения Господня, называется собором. Стоит это старое и убогое здание в одном из узких переулков города, стесненное отовсюду обывательскими домами и с виду даже непохожее на православный храм.

Это здание, служившее прежде кирхою для шведского гарнизона, во время взятия Ревеля русскими войсками было наскоро отведено под православный храм. И долго после того наш собор носил на себе внешний облик лютеранской кирхи: сверху – крутая черепичная крыша; внутри – место для органа, скамейки вдоль стен, и могильные плиты на полу с немецкими надписями. Хотя, с течением времени многое было исправлено и прибрано, но иноверный отпечаток сохранился и по сие время на нашем первенствующем здесь храме. Средина его занята широкими столпами, заслоняющими от молящихся богослужение; на стенах нет икон или изображений из Священного Писания, какие можно найти в любой нашей сельской церкви; нет алтаря посередине, а два алтаря расположены параллельно; нет входа с западной стороны, как того требует наш церковный устав, ибо место это застроено другими зданиями. Неуклюже насаженный на крышу этой немецкой постройки небольшой зеленый купол, и ютящаяся близ него маленькая колокольня придают нашему собору и снаружи чуждый православному храму иноземный облик.

Отчего же, спросят нас, так бедны наши ревельские православные церкви, отчего нет у нас в городе подобающего собора?

Оттого, что бедны мы сами, православные, да не далеко еще ушло то время, когда самая вера наша была здесь в угнетении и гонении…

Но, начиная дело доброе во славу Божию и в честь Руси святой, не удручать нам надлежит сердце православных тяжелыми воспоминаниями о минувших страданиях родной нашей Церкви, а прославлять Господа за бесконечное Его к нам милосердие, явленное Им через Своего Помазанника, обратившего с высоты Престола Свое Державное внимание на положение Православной Церкви в Прибалтийском крае, и придавшего ей рядом недавно изданных законов подобающее господствующей Церкви значение.

Возвеличевшееся ныне после долгого утеснения, положение здесь Церкви Православной налагает на нас обязанность озаботиться и о внешнем устроении дома Божия. Надо, чтобы исчезли и внешние следы принижения, надо, чтобы над г. Ревелем, как благодатное знамение торжества православия и как памятник доблестным исповедникам, и с моря, и с суши высоко воссиял крест русского соборного храма.

Мы желали бы, с помощью Божией, поставить собор во имя святого благоверного князя Александра Невского, с именем которого в здешнем крае соединяются дорогие для всякого русского, воспоминания подвигов русского оружия в борьбе с немецкими рыцарями за веру православную и целость государственную. Мы желали бы, чтобы этот собор навеки веков служил наглядным выражением благоговейного воспоминания о совершившемся 17 октября 1888 года чудесном избавлении благочестивого Преемника святого благоверного великого князя Александра Невского, Отца и Покровителя православных прибалтийского поморья, державною волею Которого здешняя окраина вступает ныне в тесное единение с великим нашим отечеством.

Государь Император Всемилостивейше соизволил разрешить нам обратиться к вам, русские братья, с просьбою о братской помощи, и мы просим вас, помогите!

Мы знаем, что и без нас много просящих: много ходит по городам и селам нашего отечества благочестивых сборщиков на построение храмов; ваши жертвы стекаются и к святым пещерам Киевским, и к Лавре святого угодника Божия Сергия Радонежского, и к далеким горам Афона, – уделите же и нам на совершение святого дела лепту от достатков ваших.

Пастыри и учители Церкви Российской, ежедневно возносящие молитву к Богу, «да освятит Он любящих благолепие дома Его», русские люди на всех поприщах общественного служения, словом и делом работающие во имя укрепления идеи нашего народного самосознания, христолюбивое воинство Российское, стоящее на страже веры православной, престола, и отечества, люди торговые, выдвинувшие из среды своей в годину бедствий доблестного духом нижегородского гражданина Козьму Минина Сухорукова, православные христиане всей русской земли из конца в конец – ко всем вам обращаемся и всех вас просим, кто сколько и что может, пожертвуйте на построение соборного храма в г. Ревеле во имя святого благоверного князя Александра Невского.

От имени всех православных г. Ревеля и Эстлянской губернии Высочайше учреждённый Комитет для повсеместного в России сбора пожертвований и сооружения соборного храма в г. Ревеле.

Пожертвования могут быть пересылаемы, или непосредственно на имя председателя комитета эстлянского губернатора князя Сергия Владимировича Шаховского, или вносимы в губернские и уездные казначейства, для доставления по назначению; сбор пожертвований открыт также и при конторе редакции «Руководства для сельских пастырей».

Личный состав виленской римско-католической епархии. – Виленская католическая епархия, по сведениям «Варшав. Курьера», насчитывает в настоящее время: 249 ксендзов, из коих 14 получают эмеритурную пенсию; приходов в епархии 252; благочиний (деканатов) 23, из коих в районе Виленской губернии 14 и в Гродненской губернии 9; монастырей 1 мужской и 3 женских. Епархией заведует ксендз прелат Людвиг Зданович. Самый старший из ксендзов эмеритов – Генрих Речинский, которому 91 год, вторым считается ксендз Рох Бугушевский, 88 лет.

Ещё во времена существования Библейского Общества и писали, и говорили, что распространение Библии в народе преждевременно. В подтверждение такого своего мнения указывали на младенчествующее просвещение народа, который старается всё истолковать по своему крайнему разумению. «Заблуждения скопцов, духоборцев, и других раскольников, и сектантов, служат ясным доказательством, сколь вредно рассуждение о религии тех людей, которые лживо ознакамливаются с нею, посредством худо понимаемой Библии. Страшно помыслить, если попечение правительства, предпринимаемое в пользу народа, превратится в пагубу его, а паче в то время, когда простолюдины получат возможность заниматься Библией. Какого ожидать благочестия, когда предоставится народу грубому беседовать везде и во всякое время о слове Божием? Каждый будет присваивать себе право и название хорошего истолкователя Библии. Православные увидят поздно, что в благоустроенном государстве, каково русское, где исповедание установлено, где обряды утверждены, где народ добр и находит счастье в сердечной простоте веры, там, ввод чтения Библии как повод к разным толкованиям может потрясти главнейшую основу благоденствия государственного – веру» (Чт. в общ. Ист. и древн. Рос. при Моск. Унив. 1862 г., кн. 3, стр. 165–166).

Эту выдержку мы привели не для того, чтобы сказать, что распространение Библии в народе вредно, а для того, чтобы показать насколько дерзко, смело, и кощунственно поступают штундисты при толковании Библии. До чего доходят они при толковании Библии трудно и вообразить? Каких нелепостей они не говорят только? О всех бреднях штундистов при толковании ими Св. Писания, не будем говорить здесь, а скажем лишь о тех приемах и способах, к которым прибегают штундисты при толковании Св. Писания с целью совращения православных в свою секту.

Желая завлечь кого-либо в свою секту, штундисты стараются третировать духовенство и высшую иерархическую власть всеми способами и унизить их авторитет. С этою целью они толкуют Св. Писание в смысле крайне неприязненном и враждебном для духовенства и высшей церковной власти. Вот образец – пример такого толкования ими Св. Писания. «Вера во Христа и покаяние весьма необходимы в настоящее время. Близка уже кончина мира. Что это так, послушайте, что говорит св. ап. Павел (читают 2-ю главу из 2-го послания св. ап. Павла к Солунянам).

«Молим вас, братья, о пришествии Господа нашего Иисуса Христа и нашем собрании к Нему» (1 ст.).

Здесь Апостол молит, чтобы христиане не забывали о втором пришествии Христовом.

«Не спешит колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного, будто уже наступает день Христов» (2 ст.).

Это он говорит тогдашним верующим, чтобы они не смущались и не слушали тех, кои будут говорить, что наступает день пришествия Христова. Он не мог тогда прийти.

«Да не обольстит вас никто никак, ибо день тот не придёт, доколе не придёт прежде отступление» (3 ст.). Отступление уже пришло; завели идолопоклонство, поклоняются бесам золотым, серебряным, каменным и деревянным; а Божество, как говорит св. ап. Павел, «не подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства или вымысла человеческого» (Деян.17:29)⁶⁸. Сколько теперь есть идолов у христиан, которых они называют «соображениями» Божиими (штундисты употребляют слово «соображение» вместо «изображение»). Посему, покайтесь и ищите спасения у нас. Слышите, что дальше говорит Апостол.

«День тот (пришествие Христово) не придёт, доколе не придёт прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом, или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог (ст. 3–4)…

А разве уже не явился человек греха, разве в храме Божием не сидит он? Пойдите в каждый большой город, где есть архиерей, зайдите в храм, где он служит, и вы увидите, что для него выносят престол, и он садится на нём, и ему говорят: «Святый Владыко, Пресвятый (Преосвященнейший) Владыко». Что же вам нужно больше? Спасайтесь! Но ищите спасения у Христа и у тех, которые уверовали в Него. (Здесь штундисты указывают на себя).

Слыша эту речь, народ правда скептически относится к ним и подчас возражает. «Что ты говоришь. Неужели архиереи сыны погибели? Разве они не знают, как жить им, и что нужно делать, чтобы самим спастись и других спасти?» На это возражение большей частью является взрыв смеха со стороны штундистов. «Ха, ха, ха… Архиереи не сыны погибели? Ну, сказал! Да они, ведь, Христа распяли. Да послушай же, что пишется о них в св. Евангелии! «Настало утро, все первосвященники (архиереи) и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти» (Мф.27:1). «Первосвященники и старейшины возбудили народ, просить Варавву, а Иисуса погубить» (Мф.27:20). Не только здесь говорится, но послушай и в других. Читают параллельные места в Евангелии: Мк.14:55, 15:1, 11; Лк.23:10 и др. А что касается того, что ты сказал, что они долго учатся и много знают, то это неправда. Вот послушай, что написано о них апостолом Павлом во 2 послании к Тимофею: – «всегда учатся и никогда не могут дойти до познания истины» (2Тим.3:7). Таковы архиереи, таковы и дети их – священники. Недаром Спаситель и сказал верующим: «остерегайтесь книжников, любящих ходить в длинных одеждах» (Мк.12:38).

От этих слов православный становится в тупик, дивясь такому толкованию и такому открытию, а штундисты продолжают разглагольствовать, кощунственно толкуя слова Св. Писания. «Итак, убегайте идолослужения» (1Кор.10:14). Не поклоняйтесь иконам, «не преклоняйтесь под чужое ярмо» (2Кор.6:14), не ходите на исповедь, не преклоняйте там свои головы под ярмо (штундисты епитрахиль называют ярмом). «Какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света со тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Какая совместность храма Божия с идолами? Вы храм Бога живого» (2Кор.6:14–16). Итак, бросьте поклоняться идолам (иконам), идите в нашу веру и спасётесь. Не смущайтесь тем, что нас преследуют. Такова участь наша. Архиереи и священники гнали и преследовали Христа и Его апостолов, гнали их по внушению их же, правители и начальники. А за что гнали их и преследуют нас? За ваши беззакония.

Если православный не плюнет и не уедет, но остаётся у них, то пророк или апостол⁶⁹ обращается к своим собратьям, если они есть в ту пору, со словами: «помолимся Господу Богу об избавлении нас от бед». Если же он сам проповедует православному, то сам обращается к Богу с молитвой. Эта молитва не какая-либо измышленная ими, но взята из слова Божия, именно из книги прор. Аввакума (1 гл. 2–4 ст.). Глубоко вздохнув, штундист читает: «Доколе, Господи, я буду взывать, и Ты не слышишь, буду вопиять к Тебе о насилии, и Ты не спасаешь? Для чего даёшь мне видеть злодейство и смотреть на бедствия? Грабительство и насилие предо мною; и восстаёт вражда и поднимается раздор. (От этого закон потерял силу, и суда праведного нет: так как нечестивый одолевает праведного, то и суд происходит превратный» (Авв.1:2–4). (Здесь, по понятию штундистов, заключается молитва об избавлении от законных преследований, здесь они и оканчивают молитву). После молитвы, пророк, обращаясь к присутствующим, продолжает читать:

«Посмотрите между народами, и внимательно вглядитесь, и вы сильно изумитесь; ибо я сделаю во дни ваши такое дело, которому бы вы не поверили, если бы вам не рассказывали. Ибо, вот я подниму халдеев, народ жестокий и необузданный, который ходит по широтам земли, чтобы завладеть не принадлежащими ему селениями» (5–6 ст.).

«Разве не послал Господь в наказание людей – халдеев – народ жестокий⁷⁰? Посмотрите только, где нет его, этого необузданного народа попов-священников. В каждом селе есть они, везде распространяют власть свою. Что они именно есть халдеи, это верно. Недаром и называют их халдеями люди образованные. Но не только попы Халдеи; полиция и вообще светская судебная власть также халдеи».

«Страшен и грозен он; от него самого происходят суд его и власть его» (ст. 7).

«А разве не страшны (попы) священники, полиция и следователи? Разве не от них происходит суд и власть?»

«Быстрее барсов кони его и прытче волков вечерних; скачет в разные стороны конница его; издалека приходят всадники его, прилетают, как орёл, бросающийся на добычу» (ст. 8).

«А что же? Разве не быстрее барсов кони его? Поглядите, как становой пристав летит на почтовых. И днём и ночью ездит он; словно волк рыщет, чтобы кого поймать из верующих. А конница его разве не скачет в разные стороны? Урядники полицейские разве не ездят верхом на конях, разве не бросаются они на верующих, как орёл на добычу?»

«Весь он идёт для грабежа; устремив лицо своё вперёд, он забирает пленников, как песок» (9).

Разве они, попы, полиция, не грабят народ? Ведь они – попы, берут с живого и мёртвого и, несмотря на это, всё же забирают пленников как песок. Сколько есть таких, которые раболепно служат им, называя их отцами, учителями, а ведь один отец – Бог и один Учитель – Христос».

«И над царями он издевается, и князьям служит ему посмешищем; над всякою крепостью смеётся он: насыплет осадный вал и берёт её» (10 ст.).

Имея столько пленников и рабов (здесь разумеются православные христиане), они, т. е. духовные, издеваются над царями, обманывая их, что их вера правая. А обманывая царя, они смеются и над князьями, которые бы и хотели принять веру новую – нашу, но попы им не позволяют и смеются над всякою верою (крепость у штундистов – вера), вооружившись против неё всеми способами: и словом, и насилием⁷¹ и берут.

«Тогда надмевается дух его, и он ходит и буйствует: сила его – бог его» (11 ст.). Завлекши кого в свою сеть, они тогда надмеваются, ходят и буйствуют. Да и не тогда только они поступают так, но и всегда; они с криком и звоном хоронят своих покойников, ходят с идолами (с иконами) кругом конторы, которую называют церковью. Да и каких буйств не творят они? Им за это ничего, ибо, их сила и власть. Но этим пусть не утешаются. – «Не Ты ли издревле Господь Бог мой, Святой мой? Мы не умрём! Ты, Господи, только для суда попустил его. Скала моя! Для наказания Ты назначил его. Чистым очам Твоим не свойственно глядеть на злодеяния и смотреть на притеснение Ты не можешь, для чего же Ты смотришь на злодеев и безмолвствуешь, когда нечестивец поглощает того, кто праведнее его, и оставляешь людей, как рыбу в море, как пресмыкающихся, у которых нет властителя?» (13–14). Разве это неправда? Разве нечестивые халдеи-попы и покорные слуги их – полиция не гонят нас и не преследуют? Разве они (здесь разумеются все власти) не допускают того, что каждый халдей-поп «всех их таскает удою, захватывает в сеть свою и забирает их в неводы свои, и оттого радуется и торжествует» (15 ст.). Уда эта хитрая, не такая как у рыбаков, это звон, к которому привязана верёвка, звонит и захватывает в сеть свою, и собирает потом в неводы – в церковь. Когда же соберётся довольно, то «радуется и торжествует». За то и приносит жертвы сети своей и кадит неводу своему, потому что от них «тучна часть его и роскошна пища его» (16 ст.). А разве не приносит он жертв, разве не кадит он пред людьми? За это ему дают деньги, и он от этого богатеет, сладко ест и мягко спит».

Выслушав такое толкование, православный колеблется, но не имеет достаточно сил, чтобы уйти от обольстителя. Так, по крайней мере, заявляли мне, возвратившиеся из штундизма в православие. Словно под давлением кошмара находились они при этом толковании. Одно для них казалось непонятным: почему к новой штундистской вере не присоединяются люди высшего круга, но это последнее их сомнение было рассеяно следующим доводом Св. Писания: Во Христа разве все уверовали. «Фарисеи сказали: уверовал ли кто в Него из начальников или фарисеев? Но этот народ невежда в законе, проклят он» (Ин.7:49). Если же кто из них и верует так как мы, но открыто этого не исповедует, потому, чтобы фарисеи-попы не отлучили их от собрания.

Вот те приемы и средства, которыми штундисты стараются завлечь православных в свои сети. Вследствие крайнего унижения штундистами духовенства и власти, и происходит то, что многие льнут к штундистам, и неохотно внимают после православным миссионерам.

Свящ. Вл. Данкевич

Из более полных сочинений по обличению штундизма, первою по времени является брошюра свящ. Кл. Фоменка – «Разбор десяти правил вероучения штундистов», вышедшая еще в 1873 г. После краткого введения, в котором решается вопрос, откуда выродилось вероучение штундистов, и где его корень, дальнейшее содержание брошюры составляет раскрытие несогласия со Свят. Писанием в учении штундистов о Боге (разбор 1-го правила), о греховности человека и состоянии покаяния или новорождения (разб. 2 и 3 пр.), о таинствах крещения и причащения (разб. 4 пр.), об обрядах принятия в секту (разб. 5 пр.), о руководителях-наставниках секты (разб. 6 пр.), о нравственности (разб. 7 пр.), о браке (разб. 8 пр.), о верноподданнических чувствах братства штунды (разб. 9 пр.), о втором пришествии Господа, воскресении мёртвых, и страшном суде (разб. 10 пр.). Увещательным словом к штундистам заканчивается брошюра свящ. Кл. Фоменка. С сожалением только должно сказать, что эта брошюра в настоящее время составляет уже библиографическую редкость. В своё время в «Листке духовной библиографии» (1874 г. № 8) была сделана подробная заметка о ней. Кроме того, познакомиться с основными мыслями, приведёнными в названной брошюре, можно из книжки: «Штундисты. Собеседования православного со штундистами и добрые последствия оных на пользу Церкви Православной». Киево-Златоверхо-Михайловского монастыря иеромонаха Евстратия (Голованского) 1886 г. О. Евстратий в значительной мере пользовался брошюрой свящ. Кл. Фоменка, приводя из неё нередко целые страницы и переделывая лишь монологическую форму изложения в форму диалогическую. Впервые знакомя читателей с отрицательным учением штундистов, он точно не указал оснований, приводимых штундистами в оправдание ненужности того или другого установления в Православной Церкви. Опровержение штундистских воззрений на Церковь Христову, св. предание, иерархию, таинства, праздники, почитание ангелов и святых, св. икон, св. креста, молитв за усопших, хотя и не вполне достаточно обосновано на Св. Писании, тем не менее есть немало и основательного в опровержении всех этих воззрений штундистов. В конце книжки приведены десять правил «новообращённого русского братства», буквально заимствованных из брошюры свящ. Кл. Фоменка. Все отрывочные возражения, какие делали штундисты о. Евстратию, и какие вошли в его книжку, собраны вместе из различных мест и представлены в порядке в заметке «Новая книга о штундистах» (Рук. для сел. паст. 1877 г., т. I, № 1, стр. 24–36).

После этих двух сочинений по обличению заблуждений штундизма, следующим по времени является «Вероучение малорусских штундистов, разобранное на основании Св. Писания в беседах православного мирянина с сектантами» А. Ушинского. Киев. 1883 г. Поименованная книга г. Ушинского, в свое время представляла давно ожидаемое раскрытие учения штундистов. Правда, попытка систематизации вероучения штундистов была сделана несколько ранее, к 1881 г. В. Маврицким, статью которого мы указали; но г. Маврицкий обратил большое внимание на отрицательную сторону в учении штундистов, т. е. на их возражения против православного учения. Г. же Ушинский изложил вероучение штундистов с положительной стороны. Вероучение это составлено г. Ушинским на основании личных наблюдений над штундизмом, а также на основании некоторых рукописных сочинений, распространенных между штундистами в переводе с немецкого. Оно разделяется на две части: вероучение косяковских сектантов и исповедание веры чаплынских сектантов. Содержанием бесед г. Ушинского с косяковскими штундистами служит разбор на основании Св. Писания следующих пунктов их вероучения: о слове Божием, о Св. Писании и Св. Предании, об иконах, о св. кресте, о грехе и искуплении, об избрании к блаженству, о благодатных средствах и их порядке, о Церкви Господней, о божественном законе, о гражданском порядке, и учение о последних судьбах всего мира. А в содержание бесед с чаплынскими штундистами вошли: разбор общих начал их вероисповедания и разбор учения о причащении и крещении. Ту и другую часть своего труда почтенный автор заканчивает увещательными словами, представляющими воззвание и обращение к здравому смыслу штундистов.

В том же 1883 г., в обличение штундистов, крестьянин Яков Алексеев Борознюк написал небольшую (45 стр.) брошюру под заглавием: «Голос мирянина в защиту учения Православной Церкви против сектантов штундистов». Эта брошюра содержит в себе кратко изложенное учение Православной Церкви о почитании св. икон и св. креста, о священниках, и о преданиях.

Более выдающимся трудом по обличению лжеучения штундистов является книжка «О важнейших истинах христианской Православной Церкви против сектантов штундистов» преподавателя Киевской духовной семинарии, священника Иоанна Богородицкого. Киев. 1886 г. В этой книжке находится обличение штундистских заблуждений относительно Св. Предания, св. Церкви, как хранительницы и истолковательницы Св. Предания, спасительных таинств Церкви, молитв Церкви за умерших, призывания святых, почитания мощей, икон, креста, употребления крестного знамения, необходимости и важности постов и храмов. Простота, а отсюда и общедоступность, соединённые с достаточной полнотой в раскрытии важнейших истин христианской Православной Церкви – вот отличительные черты книги о. Богородицкого⁷³.

Видное место в ряду печатных обличений заблуждений штундистов занимает «Православное учение о почитании св. икон и другие соприкосновенные с ним истины православной веры» преосвященного Сергия, епископа Могилевского и Мстиславского, 1887 г. Защита иконопочитания, отвергаемого штундистами – вот главная, но не единственная цель книжки преосвященного Сергия. Доказательства необходимости почитания св. икон начинаются здесь с раскрытия ветхозаветного учения об изображениях ангелов. Затем идут указания возможности изображения Бога из Откровений Его «лицем к лицу» – в определённых образах, совершенным ветхозаветным людям, а также на основании вещественных образов или прообразов Сына Божия в ветхом завете. Что же касается второй заповеди десятословия, на которую обыкновенно ссылаются штундисты как на один из сильных доводов против иконопочитания, то по мнению преосвященного, запрещение ею делания изображений Божества имело значение не безусловное и для евреев, и сама она (вторая заповедь) подлежала применению (Евр.7:12), и это применение было сделано Самим Богом ещё в ветхом завете вскоре по дарованию этой заповеди ради грядущего нового завета; тем более она подлежит применению в новом завете. После этого автор приводит свидетельства за иконы из Св. Писания нового завета. Истина иконопочитания, раскрытая со всей полнотой в Св. Предании, побуждает автора сказать о необходимости и важности Св. Предания. Свидетельства Св. Предания, а также история чудотворных икон, доведенная до настоящего времени, составляют очень ценный материал в названном сочинении. Но кроме православного учения об иконопочитании и небольшой заметки о Св. Предании, здесь же говорится о почитании святых мощей, о необходимости законного священства, и о св. храмах Божиих.

В прошлом 1888 г. вышла брошюра под заглавием: «Штунда. Подробный разбор и опровержение учения штундистов» протоиерея Д. Склобовского. Эта небольшая книжка (52 стр.) написана в форме обращения со словом увещания к любезному брату-штундисту. Задача автора рассмотреть при свете слова Божия те причины, по которым штундист оставил Православную Церковь и пошёл в штунду. Выполняя эту задачу, автор рассматривает в первой главе учение штундистов об одном внутреннем богопочтении, одном внутреннем поклонении Богу «духом и истиною», во второй – о произвольном толковании штундистами Св. Писания, в третьей – о Св. Предании, отвергаемом штундистами, в четвертой – о таинствах Церкви, в пятой – о почитании икон, в шестой – о почитании креста, в седьмой – о почитании святых, в восьмой – о почитании мощей святых, в девятой и последней – о постах и богослужебных обрядах. Из всех глав только четвертая подробна, а остальные очень кратки. Хотя, в названной книжке о. Склобовского, указание читать из Св. Писания слишком ограниченно, но язык Св. Писания и вся книжка проникнута духом христианской любви к штундистам. Одно только нужно заметить, что заглавие, данное ей, не вполне соответствует содержанию и далеко не обнимается последним.

Вот и все отдельные сочинения по обличению штундизма! Но есть немало сравнительно полных обличений заблуждений штундизма в духовных журналах и епархиальных ведомостях. Сюда относятся следующие:

«Состязание со штундистами, журнал обозрения Херсонской епархии Леонтием, архиеп. Херсонским и Одесским в апреле и мае 1875 г.» Херс. Епарх. Ведом. 1875 г. № 16, 18 и 19.

«Об истинности православной веры и ложности учения штундистов» (из бесед протоиерея Иак. Опойченка) Херс. Епарх. Вед. 1886 г. № 2; Воскр. Чт. 1886 г. №№ 19–21. Беседы о. протоиерея И. Опойченка начинаются опровержением обвинения, возводимого штундистами на православных священников, будто они повыдумали ради корысти и прибытка устроять храмы, устанавливали обряды, ввели идолослужение (иконопочитание), крестное знамение и посты. Доказывая лживость такого обвинения, автор изображает штундистам тот опасный для веры и жизни путь, на который они вступили. Отвергнув православие, они остались при одном только извращении смысла евангельского, толкуют слово Божие, как кому из них вздумается и хочется. Лишь бы отстоять свои собственные, самовольно измышленные мнения, а для того подбирают из слова Божия только такие изречения, которые как будто подтверждают их мнения, не сличая этих мест Св. Писания с другими, подобными им. В конце о. протоиерей беседует о том, какою является нравственность штундистов пред судом евангельского учения.

В обличение штундистов направлена статья: «Православие и штунда» (прибавл. к Подольск. Епарх. Ведом. 1886 г. №№ 24–26). Штундисты обыкновенно говорят: «штундистом удобнее быть, чем православным; штундисты христиане же». Выходя из этого положения, автор названной статьи показывает, что православные исповедуют учение, преподанное Иисусом Христом и Его апостолами и утвержденное сперва собором апостольским, а потом семью Вселенскими соборами. А что такое штундизм? Отвечая на этот вопрос, автор говорит далее об отрицании штундистами иконопочитания, священной иерархии, излагает штундистское учение о таинствах, и наряду с ним православное учение о них, касается отрицания штундистами молитв Церкви за умерших, призывания святых и неуважительного отношения к мощам их. Все это, говорит автор, показывает, как далеки штундисты от учения, преподанного Иисусом Христом, Который и по штундистскому, и по православному учению есть Начальник и Совершитель нашей веры. А причина уклонения штундистов от учения, преподанного Иисусом Христом через апостолов, заключается в том, что они отвергли Св. Предание, как непогрешительное руководство к правильному разумению Св. Писания. В доказательство этого приводятся в названной статье толкования штундистами тех мест Св. Писания, на которые они ссылаются в оправдание ненужности для христианина употреблять при молитве крестное знамение и соблюдать посты.

В журнале «Труды Киевской Духовной Академии» за прошлый (1888 г.) и настоящий годы печаталось сочинение прот. Д. Протасова «Разбор вероучения русских штундистов» (1888 г., кн. 4, № 11 и 1889 г., № 2 и 6), составляющего как бы продолжение указанной нами статьи того же автора «Штундизм и разбор его учения». В этом разборе вероучения русских штундистов, очень подробно и обстоятельно рассматривается учение штундистов о Св. Писании и Св. Предании, об обрядах и о Церкви Христовой, о монашестве и священстве. Продолжение разбора в печати ещё не окончено.

Трудом Д. Протасова заканчивается ряд сочинений, в которых более или менее всесторонне рассматривается лжеучение штундистов.

Что касается статей, направленных к обличению того или другого пункта лжеучения штундистов, то их немало.

В опровержение учения штундистов о Св. Писании, как единственном источнике Богопознания и единственном наставлении в христианской жизни, направлены статьи: «О Св. Писании и Св. Предании, как одном и том же Слове Божием» ректора Екатеринославской духовной семинарии, протоиерея М. Разногорского (Екат. Епарх. Вед. 1886 г., № 3); «К вопросу об учении штундистов» А. Спасский (Ворон. Епарх. Вед. 1887 г., № 5); «О том, как неправильно истолковывают Св. Писание новейшие лжеучители в Христовой Церкви» свящ. А. Замураев (Екат. Епарх. Вед. 1886 г., № 10). «Ложность учения штундистов о том, будто в христианстве не нужно ни обрядов, ни вообще внешнего богослужения, показана в статье «О необходимости и важности внешнего богослужения» (Воскр. Чт. 1887 г., №№ 4, 5, 7, 8, 9, 10). Сюда же принадлежат: воззвание высокопреосвященного Никанора «Русский народный рационализм (штунда) пред судом апостольского учения» (Странник 1886 г., кн. 2 и 3) и «Беседы о необходимости и богоугодности каждения, употребляемого при богослужении Православной Церкви для предохранения прихожан от лжеучения штундистов» свящ. И. Лавитского (Руков. для сельск. пастыр. 1877 г., т. III, стр. 232, № 43). В «Воззвании» высокопреосвященного Никанора раскрывается по связи речи и по связи с историческими обстоятельствами смысл стихов 13–23, 2 главы послания ап. Павла к Колоссянам и 1–6, 14–23, 14 главы послания к Римлянам, ложно истолковываемых штундистами, в смысле указания на необязательность для христиан телесных постов.

О необходимости поста телесного против штундистов говорится также в «Поучении в 4-ю неделю Великого поста» свящ. Григ. Шиманского (Киев. Епарх. Вед. 1883 г., № 8) и в статье «О постах Православной Церкви» (Воскр. Чт. 1884 г. №№ 8 и 9).

О храмах против сектантов штундистов говорится в статье «О необходимости храмов» Л…ского (Екат. Епарх. Вед. 1886 г., № 17; Херсон. Епарх. Вед. 1886 г., № 21).

Но более всего статей направлено против иконоборчества штундистов. Таковы:

«О почитании св. икон» протоиерея М. Разногорского (Екат. Епарх. Вед. 1886 г., № 22); «К вопросу об учении штундистов» А. Спасского (Ворон. Епарх. Вед. 1887 г., № 8); «О св. иконах против заблуждающихся» (из бесед протоиерея И. Опойченка. Воскр. Чт. 1886 г., №№ 13–15). «Об иконах» есть довольно подробная статья в Донск. Епарх. Вед. за 1888 г. Епарх. Вед. за 1888 г. О необходимости, силе, и значении почитания изображения Креста Христова подробно излагается в статьях: «Крест Христов» (Киев. Епарх. Вед. 1883 г., № 5) и «Св. Животворящий Крест Господень» Сергия, епископа Могилевского (Подольск. Епарх. Вед. 1886 г., №№ 13 и 14, перепечатано из Могилевск. Епарх. Ведом. за тот же год).

О Церкви Христовой и таинствах в обличение штундистов, говорится в статьях протоиерея М. Разногорского «О богоучрежденности и непрерывности священноначалия в Церкви Христовой» (Екат. Епарх. Вед. 1886 г., № 21) и «О богоучрежденности святейшего таинства причащения и о безусловной его необходимости для спасения» (Екат. Епарх. Вед. 1889 г., № 1); а также в выдержках «из бесед с штундистами» свящ. Автономова (Херсонск. Епарх. Вед. 1887 г., № 3).

Отрицаемое штундистами православное учение об отношении Церкви земной к Церкви небесной, защищается в «Беседах о церковном поминовении умерших» свящ. И. Лавитского (Руков. для сельск. паст. 1877 г., т. I, № 17, стр. 517; т. II, № 25, стр. 213) и в статье «О почитании святых и призывании их в молитвах» прот. М. Разногорского (Екат. Епарх. Вед. 1886 г., № 4).

Кроме всех этих статей, в журнале «Воскресное Чтение», с 1884 года помещено ещё немало и других, им подобных. Обличение заблуждений штундизма в настоящее время сделалось одною из главных целей названного журнала.

Облекшись в это «всеоружие» и с знанием Библии, пастырь Церкви смело может противустать штундистам.

Ив. Троицкий

Сохраняет ли в себе юго-западное церковное пение достоинства истинно богослужебного пения? – Из служебно-религиозного значения церковного пения и из примеров древней Церкви, однако же, выясняется, что не всякое пение может быть допущено при церковном богослужении. Не могли быть приняты Церковью мотивы пресыщения и сладострастия языческого религиозного культа, ни бесчинные и страстные вопли театра, ни ласкающие слух или терзающие душу звуки инструментальной музыки. Они не вытекали из благоговейного чувства и не вызывали его в молящихся, не соответствовали содержанию церковных песнопений и священнодействий, чужды были уставного порядка православного богослужения. Отцы древней восточной Церкви и церковно-богослужебная практика принимали извне и допускали только то, что было сообразно с духом христианской Церкви и её богослужения, иное преобразовывали, иное совсем отвергали, иное же созидали сами, так что со временем в Православной Церкви характер церковного пения определился ясно, а вместе с тем возникли: особый церковно-певческий обычай и предание и, наконец, установилась особая система церковного пения.

Требования древней Церкви относительно церковно-богослужебного пения довольно определенны и ясны⁷⁵. И прежде всего, оно должно быть поучительно, а потому внятно и вразумительно. Эти же свойства имеет и пение юго-западной Православной Церкви по её ирмологам XVII и XVIII веков. Пение это, излагается в них в одну строку одноголосно и потому позволяет ясно слышать слова выпеваемого текста. Самый текст в юго-западных нотно-линейных книгах не имеет прибавочных, не принадлежащих ему слов и слогов (попевок: аненайни, хабува и т. п.), находящихся в таком изобилии в древнем нашем кондакарном и впоследствии в хомовом пении, и не затемняется ими. Мелодия, заключающаяся в юго-западных ирмологах, к какому бы роспеву они не принадлежали, и в своих ударениях, и в делении на мелодические строки, и в мелодическом движении применены к мысли и словесному составу текста, который очевидно имел главное значение при пении. Мелодия в них не имеет самостоятельного значения, но лишь содействует ясному, раздельному и отчетливому выражению мысли и текста.

Церковное пение с другой стороны должно быть благоговейное, бесстрастное и важное по своему характеру, но религиозно-выразительное. А таково же и пение, изложенное в юго-западных ирмологах. Оно есть пение неторопливое, умилительное, торжественно-праздничное и всюду дышит чувством религиозного благоговения. Вид пения сокращенного, или дневного, хотя в юго-западных ирмологах имеет полное осмогласие, именно в песнопениях «Бог Господь» и «Господи воззвах» (Ирм. 1709 г.), но выражено протяженными нотами и к другим песнопениям во всем годичном круге церковного пения почти не имеет приложения. Все они поются умилительно, или же торжественно-протяженными напевами. – Что касается религиозной выразительности напевов, то в песнопениях знаменного роспева, имеющихся в юго-западных ирмологах, удерживаются все те свойства, которые принадлежат им и по безлинейным великорусским и южнорусским рукописям. Песнопения же киевского и болгарского роспевов своими мотивами ещё рельефнее выражают весело-торжественный, или же глубоко-скорбный характер, празднуемых Церковью событий. Живым доказательством выразительности киевского пения служат ныне древнее пение в лаврах Киевской и Почаевской, а также всюду известные напевы чина погребения и панихиды киевского роспева. В пример выразительности болгарского роспева укажем на триумфальную торжественность мелодий канона Веханию и на глубокую скорбь души, выраженную в песнопении на целование плащаницы: «Тебе одевающегося» и других, подражательных ему песнопениях. В техническом отношении юго-западное пение нельзя назвать вполне простым. Оно сложнее, искусственнее, и художественнее не только простого обычного пения, сохраняемого устным преданием, но иногда и древнего знаменного пения, известного нам из безлинейных рукописей и нотных книг синодального издания. Иногда оно носит на себе печать глубокого знания музыкально-вокального искусства и высокого поэтического воодушевления составителей церковных мелодий. Но при всём том, оно удобопонятно и удобопеваемо для клиросных певцов и не требует от них специальной технически-научной подготовки. Притом, юго-западное пение в ирмологах чуждо всякой искусственной выразительности. Ни в одном Ирмологе и ни в одном песнопении мы не встречаем знаков экспрессии, свойственных пению партесному. Ни в мелодических оборотах, ни в отдельных звуках не встречается также театральности, эффекта, крикливости, сентиментальности, равно и музыкальных тонкостей, свойственных иностранной, хотя бы и церковной музыке.

Церковное пение, наконец, должно быть сообразно уставному порядку православного богослужения. И юго-западное пение вполне соответствует этому требованию. В юго-западных ирмологах мы видим совершенно те же песнопения и тот же порядок богослужения, которые преданы древнею Восточно-Православною Церковью, и доныне сохраняются в ней. Песнопения в их мелодиях применены к православному богослужению и священнодействиям в том их виде, в каком они совершаются и доныне во всей Православной Русской Церкви. К особенностям юго-западных ирмологов, сверх того должно отнести ещё то, что в них церковное пение имеет при богослужении большее приложение, чем в крюковых рукописях и в богослужебной древлерусской практике. Так, в богослужебной практике «по старому обряду» пелись и поются только концы стихов «Господи воззвах» и концы воскресных тропарей; псалмы же: «Хвалите имя Господне», а иногда и «На реках вавилонских» вовсе не пелись⁷⁶. В юго-западных же ирмологах, как и в наших синодальных изданиях, песнопения эти положены для пения. Затем, юго-западное пение, особенно в подобных, имеет большее соответствие с предписаниями Церковного Устава и богослужебных книг, чем пение великорусское, крюковое ли то, или нотно-линейное. В юго-западных ирмологах мы видим значительно более распетых нотно подобнов, чем в великорусских певчих книгах. Подобны там распеты двояко: одни из них, именно подобны для стихир, заимствованы из знаменного роспева, другие же, не имеющиеся в знаменных певчих книгах, но указываемые богослужебными книгами, распеты болгарским роспевом. Таковы особенно подобны тропарей и богородичных, некоторых кондаков и икосов, а также песнопений седальных⁷⁷. Вообще в них распеты нотно все подобны, указываемые в богослужебных книгах. Не распеты же из них только подобны светильнов, не имеющие в Октоихе и Минеях надписания гласа, или других каких-либо указаний относительно их пения.

Священнику нужно многое изучать – изучать науки и людей, изучать книги и сердца человеческие. Чтобы приобрести благородную простоту, свободу, естественность, нужно обладать глубокими познаниями; я скажу даже: мало знания отдаляет от естественности, а много – приводит к ней.

Но есть причины более важные, по которым непрерывное изучение необходимо для священника: это – его долг. Говорят, прежде всего – благочестие, и говоря это – правы. Конечно, благочестие прежде всего; но истинное благочестие заключается главным образом в точном исполнении обязанностей своего звания. В настоящее же время, священнику решительно невозможно, в каком бы он ни был положении, исполнять успешно свои обязанности без достаточной учености.

В самом деле, что такое священник? Это – хранитель науки жизни, обязанный сведения свои сообщать людям, он должен начертывать путь жизни всем: малым и великим, детям и старцам, ученым и невеждам, смиренным и гордым, словом – массам.

Он должен идти навстречу страстям и заблуждениям, и силой евангельской обличать лукавство, разбивать воюющий порок, просвещать умы, восхищать сердца. Сколько знания нужно священнику! – страшно и подумать.

Потому-то Церковь всегда внушала необходимость наук. Святые отцы были люди высокой учености; гениальные люди были всегда людьми науки...

О, пусть не заблуждаются: слова и услуги, оказываемые Церкви, стоят дорого...

Отдадим ту справедливость людям нашего времени, что везде, где появляется личность с добродетелью и наукой, но наукой истинной, которой во всей полноте нельзя найти ни в каких книгах, то личность эта сразу овладевает самыми живыми симпатиями к себе.

С другой стороны, свет в наше время хочет науки; это одна из его прихотей; прав ли он или не прав, об этом вы можете думать, что хотите, но нас любовь к ближним обязывает стараться быть всем для всех, чтобы приобрести всех; а наука – средство для этого самое действительное.

В настоящее время есть только две силы в мире: сила золота и сила таланта. Обаяние громкого имени, авторитета, отличий – исчезло. Грустно это, но верно: что делать? нужно брать людей такими, как они есть, и делать их лучшими. Что касается до силы золота, то мы ею не обладаем, и это конечно к лучшему. Мы вообще бедны, происходим от родителей бедных, и об нас можно сказать то же, что Апостол Павел говорил о первых христианах: немногие сильны, немногие благородны.

Нам нужно заботиться о силе таланта: с этою силой можно заставить слушать себя, можно приближать души человеческие к вере. Есть два пути, приводящие к вере: одни, приходят к ней любовью и сердцем, другие – наукой; но когда эти две силы действуют вместе, то это верх совершенства. А священник, пойманный в невежестве, погиб, он нравственно умер: будь у него и хорошие качества, а приговор над ним произнесен; добрый человек, но он ничего не знает.

Какое же он может иметь влияние даже на самых простых прихожан своих, до слуха которых дошли эти роковые слова? Свет хочет науки, и ему нужно дать ее. Изучить все человеческие науки невозможно, а потому и не следует, но основательно знать некоторые из наук и именно те, которые прямо относятся к обязанностям нашего звания, и таким образом не быть одним лишним невеждой посреди других – это необходимо. Грустно было бы, например, если бы мы, духовные, принуждены были обращаться к мирянам за объяснением дивных красот нашего богослужения или символических изображений в наших храмах.

Мир приходит к нам, пойдем же и мы к нему, возьмем у него немного его учености, а он от нас возьмет, хотя мало, из нашей религии.

К сожалению, всегда находят уважительные причины для того, чтобы увольнять себя от серьезных занятий науками. Господи! Каким заблуждениям и слабостям не покровительствовало слово человеческое! На земле для всего найдутся причины.

Первая причина: «хотели бы, но поистине не имеют времени». Справедливость требует сказать, что для некоторых это правда; труды и заботы священства у некоторых поглощают время до того, что им одними только остатками его, и то урывками, можно пользоваться. Это так, но все же, если бы мы поистине захотели, то нашли бы время. Леность – вот одно из наших бедствий. Змея лени – одно из отвратительнейших пресмыкающихся – проскальзывает всюду. Мы не двигаемся на пути нашем вперед оттого, что не погружаемся в науку; у нас нет вкуса, страсти к ней: все это приобретается трудом усидчивым и напряжённым. Преодолеем первые трудности, и вкус к науке явится, и время для неё найдётся у нас. Впрочем, все извинения наши не имеют ровно никакого значения уже потому, что никогда и никому не позволительно извиняться недостатком времени делать то, что кто обязан делать.

Ещё говорят, что в жизни своей уже много занимались наукой. Не говорят, а думают, что уже приобрели – и с большой лёгкостью приобрели известную долю познаний, что известно и обществу, не раз похвалившему нас за это.

Многому учились, многое изучили, но многое также и забыли. Ничто не забывается так скоро, как знание остановившееся, не обрабатываемое и не приращаемое.

Странные бывают у людей привычки: об учёности человека судят по тому, чем он был в семинарии. Да, в семинарии иной был даровитым, но после семинарии ничему не учился, многое забыл, его понятия спустились ниже достаточного, что видно каждому, а все же такой слывёт даровитым. Другой был слаб в семинарии, но потом работал, боролся, развил и увеличил свой талант. Но кто станет говорить о таком? – Это малоспособный... Себя самого считаешь всезнайкой потому только, что лет пятнадцать назад знал кое-что, а и не подозреваешь того, что семинарские познания – не более как ключ к науке и вкусу к ней.

Иному легко достаются познания: зачем же такому ещё работать? О, избави нас Бог от людей, для которых все легко: это прескучные, самодовольные, и вовсе неестественные пустомели. Мы всегда думаем одно и то же: мало науки отдаляет от естественности, много науки приводит к ней. Надобно говорить так, чтобы всякий слушающий сказал: «Да ведь это так просто; это именно то, что нужно было сказать; если б я был на его месте, то ничего другого не мог бы сказать». Но до этого доходят не без труда. Вообще, ценность проповеди пропорциональна потраченному на неё проповедником труду, и самые даровитые люди именно самые трудолюбивые.

Жалка та метода, которая состоит исключительно в разработке одного какого-нибудь частного предмета…

На это скажут: однако ведь, не жалуются на нас, напротив, нам выражают своё удовольствие.

Боже мой! Да разве не случалось это со всяким? Не все ли мы бывали в своё время, прещедро осыпаемы похвалами? Было бы весьма интересно узнать, существует ли на земле хотя один проповедник, самый незначительный, самый скучный и жалкий, для которого не нашлось бы доброй души, хоть с маленьким комплиментом, хоть с маленькой дозой лжи? И счастье ещё для нас, если не было у нас и таких ценителей нашего таланта, которые, выслушав проповедь одного из лучших проповедников наших, не поспешили прийти к нам для того, чтоб сказать нам с чисто змеиным лукавством: все это, конечно, прекрасно, великолепно, а я все же больше люблю ваши коротенькие, добрые и милые поучения. Как же после этого сомневаться в своих познаниях и в своём таланте?

И чувствуешь, что тут есть немало преувеличения, а всё-таки веришь, хотя наполовину. О, лесть портит не одних сильных земли, а и проповедников…

«Но ведь я довольно знаю для того, чтобы говорить с народом, я всё-таки буду всегда выше этих добрых людей». Не нужно быть выше их, нужно быть вровень с ними. Да мы ещё посмотрим, как вы знаете этих добрых людей. Когда вы на кафедре, когда вы говорите, видите ли вы, что их внимание приковано к вам, что лица их и глаза сияют, или омочены слезами? Очаровываете ли вы их вашим словом? Душа ваша овладела ли их душами?.. О, нет, говорите вы: они грубы, – зевают, спят, боятся проповедей.

В таком случае скорее принимайтесь за науку, займитесь снова ею и своим сердцем, начинайте снова изучать ваш народ, его слабые и сильные стороны, его дух, способ смотреть на вещи и схватывать их, – и после этого вы явитесь к нему с речью уже очень сжатой, но энергической, и будете с достоинством для себя и с пользой для него стоять на своём посту. А то хотят, чтобы, как только откроют рот, народ слушал и восхищался; не то его обзывают и невеждой, и грубым. Вместо того, чтобы говорить с ним понятным для него языком, ему предлагают богословский тезис с дополнением. Народ и думает себе: «должно быть всё это прекрасно, но до нас не касается. Если, как говорил один рабочий, это и слово Божие, то оно обращается не к нам, а к богатым».

Итак, нужно учиться для того, чтобы приносить пользу всем, даже народу – этим бедным и малым. Как мы говорили уже в другом месте, труднее говорить к народу, нежели к людям образованным: это требует большей подготовки. Потому-то у нас больше способных с пользой говорить богатым классам, нежели народу, между тем народ – это почти весь мир.

Овладеем же превосходством, которое даёт наука, для того чтобы овладевать великими и малыми с тех сторон, какие будут доступнее для нас. Мир хочет от нас науки, – дадим ему науку, завладеем его наукой: тогда наверно мы будем сильнее его. У нас будет силы вдвое больше, нежели у него: у мира только человеческая наука, а у нас человеческая и сверх того божественная; у него сила одного только человеческого слова, у нас слово человеческое, и кроме того сила слова Божия; у мира, одним словом, земля и только одна земля, у нас – и земля и небо.

Ис. Мюллуа

Перев. с французского. Из «Молен Епарх. Вед.»

Пение параклисиса в Одесском кафедральном соборе. – 27 августа, в Одесском кафедральном соборе, Высокопреосвященным Архиепископом Никанором, при участии духовенства, совершено было последование параклисиса Божией Матери. И в прежние годы несколько раз совершаемо было Архипастырем это умилительное последование: в Успенской церкви, в Крестовой церкви Архиерейского дома. Чтобы вполне оценить глубокую трогательность напева этого параклисиса, нужно прослушать его не один раз. Сила этого напева такова, что, чем более слушаешь его, тем более умиляешься им, тем более желалось бы слушать и переживать те святые ощущения, какие производят в душе нашей и слова песнопений, и вполне соответствующее смыслу их сочетание музыкальных звуков. Несмотря на то, что это последование вместе с вечерней совершалось ровно два часа с половиной (от половины 4-го часа до 6-ти пополудни), мы не заметили, чтобы присутствующие в храме тяготились этой службой; напротив, на лицах многих заметно было, что молящиеся переживают самые чистые, добрые, и святые ощущения. Среди параклисиса вышли только весьма немногие из молящихся, заметно, слабые здоровьем.

Перед началом параклисиса, после обыкновенной вечери, Архипастырь сказал весьма трогательное и убедительное слово против пьянства. Поводом к слову послужило напечатанное в № 34 Церк. Ведом. определение Св. Синода о принятии по духовному ведомству некоторых мер, в видах содействия правительству к искоренению пьянства в народе. Гибельные плоды пьянства Архипастырь живописал во многих поразительных примерах. Выводы оказались весьма печальные и в нравственном, и в экономическом отношениях.

Самый параклисис состоял из пения канона молебного ко Пресвятой Богородице, поемого во всякой скорби и озлоблении. После обычного начала, петы были Бог Господь и явися нам, затем тропарь к Богородице прилежно ныне притецем грешнии и другой тропарь. Ирмосы пели из канона Успению Пресвятой Богородицы, первые две стихиры каждой песни канона были петы также по особому напеву, слава и ныне были читаны протодиаконом; им же читаны ектении после 3-й и 6-й песней канона и в конце параклисиса. Все возгласы произносил Архипастырь; он же читал и св. Евангелие и заключительную молитву. После 9-й песни, при пении Богородичных: «Высшую небес», Архипастырь совершил каждение алтаря и всего храма.

Мы изложили в кратких чертах порядок и содержание параклисиса, чтобы указать духовенству пример, которым было бы весьма полезно руководствоваться. Напев этого молебна можно найти также в полном Обиходе церковном. (Херс. Епарх. Ведом.).

Статистика иезуитов. – В 1888 г. числилось в ордене иезуитов 12293 члена, в том числе 5517 священников, 3458 клериков и 3312 светских. Целый орден разделён на 5 «асистенций», 23 «провинции» и 3 «миссии». Заморские миссии насчитывают около 3000 иезуитов. Галицкая провинция содержит 354 лица, именно: 122 священника, 114 клериков и 95 светских в 4 «коллегиях» и 8 «домах». Во главе Галицкой провинции стоит Михаил Мыцельский. Иезуиты издают в Кракове несколько периодических изданий, из которых «Przegląd powszechny» имеет 1200, «Иisje katolickie» – 3400, «Roczniki rozkrzewiania wiary» – 1200 подписчиков. Кроме того, печатается журнал «Intencje apostolstwa» в 120000 экземплярах.

На нашей святой Руси есть немало храмов Божиих деревянных и каменных совершенно не отапливаемых в зимнее время. В нашей, наприм., одной епархии насчитывается всего до тысячи церквей, из них около трёхсот церквей холодных. Между тем, холодных церквей в нашем отечестве, по крайней мере в северо-восточных губерниях, совсем не должно быть. У нас, особенно в северо-восточных губерниях, бывает суровая и продолжительная зима – холод нередко доходит от 20 до 40 градусов. Понятно, что при таком сильном холоде, служение в храмах холодных – не отапливаемых затруднительно и даже невозможно. В самом деле, как священнику совершать литургию в храме, когда в нём бывает холод хотя бы до 15–20 градусов? Облачение препятствует ему прикрыться тяжёлою зимнею одеждою; в тяжёлой зимней одежде и священнодействовать ему слишком неудобно. Да как бы не одевался священник, всё-таки голова и руки его должны оставаться открытыми и подвергаться действию холода – примораживанию. Самой крепкой натуры священник не может устоять в храме под действием сильного холода: через открытые голову и руки мороз действует на весь организм его, знобит, гнетёт, и приводит в дрожь всё тело его. Слабый же комплекции священник от сильного холода простуживается, заболевает и даже подвергается опасности. А что сказать о том душевном состоянии, в каком священник находится, совершая службу Божию в холодном храме? От сильного холода болит у него тело, а по тесной связи души с телом, болит и душа, тело угнетается и стесняется, беспокоится и тревожится душа. При всем сознании важности совершаемого дела, священнослужитель от сильного холода не может – не в силах сохранить должной сосредоточенности и благоговения. Служба Божия требует от него возношения ума и сердца, воздеяния рук, холод же вынуждает его оттирать примороженные лицо и руки; служба Божия требует от него благоговейной молитвы, а у него язык и губы отказываются твёрдо выговаривать даже слова молитвы. Невольно является у служащего иерея желание скорее кончить службу, невольно является у него торопливость во всех действиях. Кто дерзнёт из смертных похвалиться такими качествами души, с которыми он мог бы одержать победу над гнетущей стихией и немощью своей плоти?! А правосудный Бог требует от всякого в Него верующего, великой внимательности к делам, в честь и славу Его совершаемым. За небрежение Он грозит проклятием. Проклят всяк – говорит Бог устами пр. Иеремии, – творяй дело Господне с небрежением (Иер.48:10). На священнике лежит величайшая ответственность за небрежение к великому и святому делу – к совершаемой им службе Божией. Чтобы непостыдно предстоять перед престолом Божиим в холодном храме, избежать небрежения к службе Божией и страшной за то ответственности, священнику нужно иметь особую благодатную помощь от Бога. Как священник, например, без особенной благодатной помощи Божией может держать в своих руках серебряные сосуды, когда эти сосуды жгут его руки, как огнём? Но всемогущий Бог не напрасно творит чудеса. Самые животворящие страшные Тайны Христовы подвергаются действию стихии: св. Агнец, пресуществлённый в истинное Тело Христа-Спасителя, замерзает, и так твёрдо, что копие не режет, а колет его; вино во святой чаше, претворённое в истинную кровь Спасителя, из жидкости обращается в густую тёмно-красную массу.

Кого не тревожит тяжёлое и во всём опасное положение служащего в холодном храме иерея (а оно заслуживает жалости даже!), тот свой взор пусть сюда обратит – на предлежащие Дары сии, так подвергнувшиеся мразной стихии! – Взирая на них, невольно рвётся с языка эта укоризна человеку-христианину. Себя он бережёт от холода и тёплым жилищем и дорогой одеждой. Не только себя, но и всё дорогое и нужное для себя человек охраняет от порчи и вреда. Для своих жилищ, для необходимых зданий, он умеет пользоваться богодарованными средствами, и непременно находит их: отапливает здания особенно в холодное время. Неужели для храма, для жилища Царя небесного, только для Него, этих средств не достаёт? Не странно ли: самое драгоценнейшее и необходимейшее для жизни не только временной, но и вечной, Сокровище – Святое Тело и Кровь Сладчайшего Иисуса – оставляется христианином на произвол стихии!.. Святые Дары мерзнут!.. Невнимание, небрежение к величайшему таинству, по меньшей мере не извинительны для христианина.

Забота о храме у него должна бы быть не менее, чем о собственном жилище. Удобство для совершения богослужения в храме, и для служащих в нём, прежде всего должно бы занимать каждого верующего. Это средство важнее, дороже, чем стопудовые колокола и тысячные паникадила. – В холодной русской стране вообще не должно бы быть приходов с одним холодным храмом!

Скажут: не служи в холодном храме в сильно морозное время; если, например, заказан сорокоуст в такое время, то можно отправлять службу не подряд, опуская сильно морозные дни. Сказать так легко, но выполнить трудно. Холодное время у нас не признаётся уважительной причиной для не служения в холодном храме. От всех священников, как служащих при тёплых храмах, так и служащих при холодных церквах, требуется возможно частое служение и в будние дни, хотя бы и не было заказных обеден. В приходах же двухштатных, оно и без предписания начальства бывает почти постоянно. Благоговение Богу, народ любит поминать родных умерших принесением бескровной жертвы, но, к сожалению, мало обращает внимания на неудобство, бывающее при служении в холодном храме, так как сам он не испытывает этого неудобства. За будничной службой прихожане редко бывают, особенно в морозное время. В праздник же, от стечения народа и холодный храм становится тёплым, только потоки по стенам и капли сверху свидетельствуют о неудобстве храма. О просьбе священника приспособить храм к отоплению прихожане думают, что он хлопочет лишь о собственном покое. «Прежние священники и постарше тебя, – они говорят, – да служили, не жаловались на холод, а молодому значит и вовсе можно служить». Большою частью этим дело и кончается о холодном храме. Хоть умирай, хоть смертный грех на душу принимай, а вынужден служить. Вздумай раз и два отказаться от службы, подпадешь под суд. Враги имеются у каждого священника, у добре, правящего слово истины, их ещё больше. Они зорко следят за священником и всякую, хотя бы и случайную погрешность его возводят в преступление. Не служением заказных обеден по случаю холода, враги могут воспользоваться, как подходящим случаем или удалить ненавистного им пастыря, или по крайней мере очернить, опорочить в глазах епархиального начальства. Причиною неудовлетворения религиозным нуждам прихожан враги выставят конечно не холод, а употребление горячих напитков. Напишут прошение, и в заключение оного прибавят: что по случаю-де неслужения нашим священником обеден, народ совращается в раскол. Так оформленная жалоба на священника получит у начальства особенную важность. И вот, бедный священник должен будет выносить в продолжении нескольких месяцев тяжкие нравственные страдания. Да кто поручится, что подобное кляузное дело благополучно окончится для обвиняемого священника? Кулаки-мироеды, эти агенты злобного духа, имеют силу и правого сделать виновным. Суда боится каждый, иерей же, служащий при холодной церкви, боится его пуще трескучего мороза. Немаловажное имеет значение в жизни священника и материальная сторона, которая поддерживается заказными службами, поминовениями. Справедливо говорят: что послужишь, то и получишь. Откажись служить ныне, откажись завтра, на третий день, пожалуй, уж не придут и заказывать, а разойдутся овцы по чужим пастырям или – недолго до греха – наживут привычку обходиться и без поминовения.

Против сказанных требований, обстоятельств, и нужды, как против острого рожна, трудно идти одному священнику. И благо тому иерею, который преодолевает эти препятствия и служит литургию в сильно морозное время и в холодном храме. Но горе, лютейшее горе тому пастырю, который не может преодолевать тяжёлых для своего служения условий. Поистине, жалости достоин он! Освободите же от гнетущего неудобства, дабы он всегда имел свободу воздевать свои праведные руки к Богу Крепкому Живому!

Одному священнику, повторяем, нельзя успеть в деле перемены холодного храма на тёплый. Ему необходима в этом деле поддержка со стороны. На наш взгляд следующие меры могли бы привести к добрым результатам: 1) Прихожанам холодных церквей объявить, что холодная церковь неудобна в зимнее время, во-первых, для истового совершения богослужения, и, во-вторых, для служащих; 2) от церковных старост взять подписку, чтобы они сами озаботились и прихожан побудили к перемене холодного храма на тёплый; 3) не разрешать освящения вновь выстроенного храма (ныне же много таковых) до тех пор, пока он не приспособится к отоплению, и 4) будущим церквам на сей предмет выдавать хоть на несколько месяцев сборную книгу, как это разрешается по великой нужде храма.

Молим Милосердного Господа, устрояющего нам вся ко спасению, дабы наш голос не остался голосом, вопиющим в пустыне!

Священник П. Миролюбов

Для того чтобы ответить на общий вопрос нашей заметки, необходимо спросить себя, чего же мы думаем достигнуть при помощи внебогослужебных чтений для народа. Этот вопрос должен себе поставить и каждый пастырь, намеревающийся открыть чтения для своих пасомых. Ответ на этот вопрос мы найдем, если внимательно всмотримся в обстоятельства, вызвавшие к жизни воскресные и праздничные внебогослужебные чтения и беседы пастырей с их прихожанами. Во времена реформ, образованное русское общество обратило внимание на темные массы простого народа и увидело в его жизни много неприглядных сторон; а между прочими пороками, общими темному люду, особенно неприятно поражали глаз благомыслящих просвещенных русских повсеместное пьянство и грубый разгул, которому предавался (да и теперь ещё предаётся по местам) простой народ, преимущественно по воскресеньям и праздникам. И вот, некоторые члены интеллигентного общества начали применять различные меры к искоренению, или по крайней мере к ослаблению названных пороков. Предполагая, и совершенно основательно, что природа человека требует, чтобы он всегда был занят трудом физическим, или умственным, или духовным, и что простолюдины потому только и предаются пьянству и разгулу по воскресным и праздничным дням, что эта потребность труда не находит для себя удовлетворения, – некоторые, для указанной выше цели не только проектировали, но и приводили в исполнение мысль об устройстве для народа воскресных школ с целью занять его умственной деятельностью в то время, когда он не занят физически; другие пропагандировали и продолжают пропагандировать мнение о необходимости устройства народного театра, чтобы доставить пищу чувству и воображению народа; многие же пастыри решились завести с пасомыми своими внебогослужебные беседы о предметах веры и нравственности, чтобы дать пищу их душе в то время, когда тело их отдыхает от трудов физических. Но, как известно, воскресные школы существовали очень короткий период времени и были закрыты вследствие того, что многие из заправлявших ими преследовали совсем не те цели, которых необходимо было достигнуть, и своею деятельностью приносили положительный вред вместо пользы, как для самих просвещаемых, так и для целого государства, проповедуя антирелигиозные и антиправительственные идеи простому народу. Мысль об устройстве народного театра к счастью также имеет мало поборников, да и вряд ли когда осуществится, за исключением немногих местностей. А что касается простого народа, то он никогда не будет ей сочувствовать, как бы того хотели её поборники, потому что он и не поймёт того значения театра, какое он будто бы может иметь для нравственного воспитания, даже в том случае, когда на его сцене будут ставиться пьесы, исключительно направленные к поднятию нравственности (чего трудно ожидать). Следовательно, и эта мера оказывается не достигающей цели. Остаются поэтому только внебогослужебные беседы.

Эта мера оказывается настолько действительной против указанных пороков, что получила, как мы уже говорили, почти повсеместное распространение; но при всём том она в различных местах выразилась в различной форме: один священник соберёт своих прихожан на паперть, или на лужок, а то и в обширную избу, и ведёт с ними «беседу» по какому-либо поводу, обратившему на себя его внимание, конечно в религиозно-нравственном направлении; другой – в церкви, в промежуток между утренней и обедней или после вечерни прочтёт какую-либо статью религиозно-нравственного содержания, или же дневное евангелие, или апостол, и ведёт беседу по поводу прочитанного, а некоторые священники попросят прихожан собраться в обширном помещении и читают им вперемешку статьи духовного, религиозно-нравственного, или просто назидательного характера, а то и такие, которые знакомят с полезными сведениями из практической жизни. И всё это делается в большинстве случаев без всякой системы. Объясняется такое разногласие отчасти теми требованиями, которые предъявлялись со стороны преосвященных пастырям, открывавшим «беседы» и чтения народные, отчасти нуждами духовных пасомых, а отчасти и тем, что многие пастыри не вполне ясно себе представляют цель, которой они должны достигнуть при помощи чтений: они усвоили себе общее требование – отвлекать народ от нехристианского провождения праздничных и воскресных дней – и стараются удовлетворить этому требованию, между тем мало обращают внимания на искоренение причины такого отношения прихожан к святости этих дней, именно на поднятие религиозно-нравственного их состояния и распространение среди них истин веры православной в их чистом, а не превратном и искажённом виде.

Что действительно указанная, а не иная цель должна быть преследуема на внебогослужебных чтениях для народа или беседах с ним, можно видеть, как из официальных, так и из других печатных известий. Так, во всеподданнейшем отчёте г. Обер-Прокурора Св. Синода за 1866 год говорится следующее: «В приходах, заражённых расколом, поучения священников направляются к опровержению заблуждений сектантов. В Самарской епархии, в видах противодействия молоканам, которые любят привлекать иногда православных в свои домы по воскресным дням в послеобеденное время, для слушания слова Божия, обыкновенно ими искажаемого ложными объяснениями, сделано распоряжение со стороны епархиального начальства, чтобы священники тех приходов, где есть молоканы, старались по возможности в то же время читать прихожанам Новый Завет, сопровождая свое чтение толкованием, сообразным с учением Православной Церкви».

В отчете за 1867 год уже подробнее высказано, к чему должны клониться беседы пастырей с пасомыми по воскресным и праздничным дням, и чего можно от них ожидать. «В некоторых епархиях, – говорится в отчете, – духовенство приглашаемо было преосвященными располагать прихожан в воскресные и праздничные дни к благочестивым упражнениям. Так, в Вологодской епархии священники и прочие члены причта, по предложению преосвященного, в свободное от богослужения время учили прихожан с голоса общеупотребительнейшим молитвам или изъясняли им первоначальные катехизические истины». Далее в том же отчете сказано, что «в Самарской епархии, по постановлению преосвященного, открыты были воскресные школы при 114 церквах», которые охотно были посещаемы людьми всех возрастов, «так что число приходящих простиралось иногда до 200 человек. В школах⁷⁹ были изучаемы с голоса молитвы, символ веры и заповеди, изъяснялись дневные чтения из Евангелия и Апостола, и были читаемы жития святых. Подобные упражнения весьма важны для религиозно-нравственного развития. Приближая к уразумению истин веры, они отвлекали народ от разных увеселений, несообразных со святостью воскресных дней».

Сделаем ещё несколько выписок из отчётов г. Обер-Прокурора Св. Синода и за другие годы, с целью показать, как смотрит высшая церковная власть на внебогослужебные беседы пастырей с пасомыми и каких плодов от них она ожидает.

«Кроме проповедования в храмах, – говорится в отчёте за 1868 год, – в некоторых епархиях, по заботливости преосвященных, при усердии духовенства, усиливается внебогослужебное назидание, направленное к удовлетворению общих духовных нужд и потребностей прихожан». Далее в отчёте упоминаются епархии, в которых открыты были за минувшее время воскресные школы и беседы, и перечисляются предметы занятий в этих школах и на беседах; так между прочим говорится, что «в Варшавской епархии, для неграмотных, по распоряжению преосвященного, в воскресные и праздничные дни, по окончании литургии, среди храма, причетниками взято и раздельно прочитываются символ веры, десятословие, и нужнейшие молитвы; затем прочитанное кратко объясняется священником, что даёт возможность неграмотным правильно изучать и понимать молитвы. Вообще, распространяя религиозное образование в народе, воскресные школы и беседы вместе с тем весьма много содействуют улучшению его нравственности. Где заведены такие школы и беседы, там, по свидетельству преосвященных, воскресные дни проводятся сообразно с их святостью». В отчёте за 1876 год о собеседованиях пастырей с пасомыми замечено, что, «способствуя духовно-нравственному развитию народа и расширению круга его сведений в области религии, эти пастырские беседы приучают народ к достойному провождению воскресных дней соответственно их значению в Церкви христианской, и служат к наиболее тесному сближению пастырей с пасомыми». А в отчёте за 1878 год вот что говорится о цели, и главным образом о результатах, которых можно достигнуть внебогослужебными собеседованиями: «Служа средством к более тесному сближению пастырей с пасомыми, воскресные собеседования сверх того представляют возможность узнать во всей полноте духовные нужды прихожан и предложить им потребные наставления, а с другой стороны – они отвлекают народ от праздного препровождения времени и от праздничного разгула». В журнале «Правосл. Обозр.» за 1862 год, отец И. Тихомиров так говорит о цели, которой он намерен был достигнуть при помощи внебогослужебных бесед: «Чтобы сколько возможно помочь неведению своих прихожан, раскрыть им спасительные истины веры и благочестия, дабы через искоренение разных предрассудков, суеверий, и дурных привычек во взрослых тем успешнее вести воспитание молодого поколения, я вменил себе в непременную обязанность, при некоторых руководствах, составлять к каждому празднику поучение и говорить его в церкви; – кроме того, решился учредить воскресные и праздничные собеседования с крестьянами в деревне Подушкиной и приписном селе Вешках, – в крестьянских избах, с согласия домохозяев»⁸⁰. Наконец, в статье: «Религиозно-нравственные чтения и собеседования при Волынской духовной семинарии», помещённой в прибавл. к Ц. В. мы читаем: «Главной целью чтений, как это изложено в представлении преосвященного викария (Александра, епископа Острожского) к архиепископу Палладию, служит поднятие уровня религиозно-нравственного состояния местных жителей в духе православия и русской народности»⁸¹. Далее, в речи того же преосвященного, обращённой к собравшимся на первое чтение, говорится: «Цель предлагаемых вашему вниманию, достолюбезные посетители, чтений и собеседований – преподать полезные и спасительные уроки христианского благочестия и духовной мудрости, и содействовать достойному препровождению воскресных и праздничных дней»⁸². Затем, его преосвященство, указав, что внебогослужебные чтения имеют огромное влияние на возвышение и улучшение народной нравственности, отвлекая народ от грубых пороков, худых привычек и наклонностей, и отклоняя его от всяких забав, зрелищ и увеселений несогласных со святостью праздников и с доброю нравственностью христианина, изобразил пред воспитанниками семинарии неприглядную картину, которую ему пришлось увидеть при обозрении церквей Волынской епархии; именно, его преосвященство заметил, что в дни воскресные и праздничные собираются большие толпы народа около питейных домов, харчевен, трактиров и т. п., где он (народ) предаётся пьянству, разгулу, ссоре, и сквернословию. Свою речь его преосвященство заключил такими словами: «Итак, да благословит и поможет вам Сам Господь сначала учиться самим, а потом и других учить жизни христианской посредством внебогослужебных религиозно-нравственных чтений и собеседований»⁸³.

Итак, из всеподданнейших отчётов г. Обер-Прокурора Св. Синода и вообще из печатных известий о внебогослужебных собеседованиях или чтениях, мы видим, что главная цель, которую необходимо преследовать при их помощи – поднятие религиозно-нравственного состояния простого народа через изучение его истинам веры, искоренение в нём суеверий, предрассудков, поверий и обычаев, противных христианской вере и нравственности, а где в приходах по соседству с православным населением или среди его находятся и сектанты, или же инославные, как на западе, юго-западе, и юге России, там требуется ещё и утверждение паствы в духе Православной Церкви, а также раскрытие и опровержение заблуждений неправомыслящих, в противовес пропагандированию этими последними своих мнений и заблуждений среди православных, и тем способствовать достойному препровождению воскресных и праздничных дней.

Теперь мы постараемся указать способы и средства, при помощи которых можно достигнуть чтениями главной их цели, а также заставить православный народ полюбить эти чтения и считать необходимостью посещение их. Поэтому в дальнейшем изложении мы предложим более или менее подробную программу чтений для большей их целесообразности, а также некоторые руководства и пособия, облегчающие их ведение; и наконец, укажем место, какое должны занимать во время чтений общее церковное пение, наглядные пособия, и сообщение слушателям полезных сведений из естествознания, родиноведения, гигиены и других наук, пригодных в практической жизни.

(Продолжение будет).

Греческие апологеты, как Иустин, Афинагор, отличались эластичностью, мягкостью и даже до некоторой степени льстивостью, что вообще свойственно греческой натуре, как заметил ещё древний наш летописец, говоря: греки бо суть льстивы до сего дне. Тертуллиан же, и в своей апологии, адресованной римской провинциальной власти – проконсулам и пропреторам, суров и непоколебим как древний римлянин; всего хочет достигнуть, основываясь на праве, а отнюдь не на милости (истина не просит помилования, говорит он): он ничем не хочет поступиться, всё хочет взять с бою. Юридизм, составляющий одну из отличительных черт римского народа, как уже сказано выше, выразился вполне в Тертуллиане. Сколько в его сочинениях можно найти слов, употребляемых в том значении, в каком употребляли их римские юристы, это можно видеть из существующих комментариев на его сочинения и в особенности на его Апологетик, где можно встречать замечания относительно некоторых слов: vocabulum forense. План этого сочинения ясно показывает юридический характер его. Всё сочинение его состоит из пятидесяти глав, из которых первые шесть составляют предисловие, следующие тридцать восемь – исследование, а остальные шесть – эпилог. В исследовании, за исключением первых трёх глав, говорится о таких преступлениях, которые особенное преимущественное значение имели пред римским трибуналом. Это именно crimen laesae divinitatis aut religionis и crimen laesae majestatis, преступление в оскорблении божества или религии, и преступление в оскорблении императорского величества. В этих двух преступлениях, приписывавшихся христианам, заключалась по мнению апологета вся суть обвинений. О прочих преступлениях, взводившихся на христиан и называемых им тайными, он говорит в первых трёх главах второй части своей апологии только для того, чтобы проложить себе путь, как сам выражается, к защите христиан от явных преступлений, под которыми разумеются упомянутые выше два преступления. Значит, первая часть исследования, сравнительно со второю гораздо меньшая, не имеет, по собственным словам самого автора, самостоятельного значения: она приготовляет только путь ко второй, главнейшей части исследования, где речь идёт о преступлениях, имевших полное юридическое значение пред римским магистратом. Есть в этом сочинении и выражения, заимствованные из языка римских правоведов. Юридическим характером явно запечатлено и его Praescriptio adversus haereticos, сочинение догматического характера. Юридическую точку зрения показывает уже самое заглавие этого сочинения. Praescriptio у древних юристов означало то же, что exceptio, именно возражение ответчика против истца. Если судья находил это возражение основательным, то он считал весь иск непозволительным. К таким прескрипциям или эксцепциям относились перехитрение, принуждение, насилие, давность времени. Стоя на этой правовой точке зрения, Тертуллиан утверждает, что еретики не имеют никакого права поднимать жалобы и вступать в спор с Церковью о тех или других вопросах религиозных. При этом он выставляет три возражения против еретиков: praescriptio veritatis, по которому учение Господа нашего Иисуса Христа, согласно его распоряжениям, находится только в законнопреемственных органах предания (20–30); praescriptio principalitatis, по которому истинное предание всегда есть самое древнейшее, апостольское, между тем как все еретики позднейшего происхождения (31–35); praescriptio proprietatis, то есть, еретики стоят совершенно вне Церкви и вовсе не имеют никакого права на Священное Писание, на которое они ссылаются как на единственный источник веры, так как оно принадлежит только Церкви, которая хранит его в чистом и неповрежденном виде. Итак, национализм этого писателя состоит в том, что он там, где нужно заимствовал цитаты по преимуществу из родной ему кровной латинской литературы, и в его юридизме, составляющем, как уже сказано выше, отличительную черту римского народа. А дух, а тон его сочинений, что насколько легко можно самому замечать и чувствовать при чтении их, настолько трудно передавать другим, как гармонирует с духом римским! Индивидуальные черты Тертуллиана весьма ясно выразились в слоге его. Если в ком, то особенно в нём можно видеть доказательство того положения, что слог есть человек. В подтверждение того, что Тертуллиан не хотел идти по торным дорогам, по избитым путям к достижению тех же целей, к которым стремились предшествующие ему греческие христианские писатели, но старался пролагать новые пути, до него неизвестные, укажем на следующее. Греческие христианские писатели, для доказательства истинности христианского вероучения, обращались к лучшим дохристианским мыслителям – Сократу, Платону, Аристотелю, Софоклу, Еврипиду и др., и находили сходство христианского учения с их учением. Тертуллиан оставляет этот путь и идёт по пути совершенно новому, диаметрально противоположному тому пути. Он хочет найти доказательство истинности христианского учения в душах людей не утончённых и образованных, но грубых, невежественных, простых, детей природы, а не цивилизации и культуры. Ибо, утончённый ум изобретателен, он может измыслить то, чего нет. Принадлежащее ему может быть достоянием только его одного. Опускаясь в ту грубую невозделанную почву, он находит там то же, чему учит религия христианская. Считаем далеко не безынтересным привести здесь подлинные его слова, как заключающие в себе учение оригинальное, и исполненные редкого воодушевления и пафоса. «Мы не будем заниматься, – говорит он, – языческою литературою… Я намерен теперь обратиться к новому свидетельству, которое известнее всех книг, безопаснее всякого учения, публичнее всех возгласов, выше всякого человека, потому что оно собственно и составляет человека. Явись на суд, о душа человеческая!.. Но, призывая тебя, я не хочу видеть тебя под личиною педантского существа, образованного в школах, изощренного чтением древних книг. Нет, явись к нам во всей грубости твоей первоначальной простоты, явись в виде варварском и невежественном, в таком виде, какой имеют те, которые одною тобою обладают. Чтобы отвечать мне, оставь на время и улицу, и перекресток, и мастерскую. Я имею нужду в твоем невежестве». О свидетельстве души. Гл. 1. «На нас нападают за то, что мы проповедуем единого Бога, сотворившего все, управляющего всем. Отзовись, и скажи нам, что ты знаешь на сей счёт. Что нам запрещается возвещать, то часто слышим мы от тебя. Часто ты свободно и громко говоришь: что Бог даст, как Богу угодно; Бог милостив, Бог благотворит; Бог видит, надеюсь на Бога; Бог воздаст мне; Боже великий и благий». Гл. 2. Аполог. гл. 17. Находя такое поразительное сходство между свидетельством чуждой всякого образования души о единстве Бога и Его промышлении и учением христианским о том же, он восклицает: o testimonium animae naturaliter christiane. Ibid.

Проходя молчанием Киприана, Арнобия, Лактанция, остановим здесь своё внимание на бл. Августине. Чтобы убедиться в оригинальности этого писателя, достаточно обратить внимание на два классических его произведения. Мы разумеем здесь его Confessiones и De civitate Dei. Оба эти произведения, благодаря своей оригинальности и гениальности, производили сильное впечатление на весьма многих читателей своих. Первое из них имеет особенную, не употреблявшуюся до того времени форму, форму исповеди, откуда и получила своё название – Confessiones, и чем между прочим приобрело себе великую известность. В этом сочинении бл. Августин исповедует пред всемогущим Богом всё своё прошедшее и настоящее. Он чистосердечно открывает не только свои действия, мысли и чувства, но и мотивы их, и подвергает человеческое сердце тщательному психологическому анализу. А как необыкновенна была его жизнь внешняя, и тем более внутренняя, при его редких психических дарованиях, при его глубине ума и чувства! Он – то полуязычник и полухристианин, так как отец его был язычник, а мать христианка; то манихей, к каковой секте принадлежал целых девять лет цветущей своей жизни; то цицеронианец и академик, то глубоко верующий христианин. Он то подавляет чувственностью, то, по переходе в христианство, по принятии крещения, делается строгим аскетом. Сколько мыслей и чувствований должно было появляться при этом в нём, и действительно появлялось! Отсюда понятно, что сочинение это должно быть оригинально и по содержанию. В пользу оригинальности второго сочинения говорит уже и то, что оно есть первая история философии. Мотивом к началу писания этого сочинения был частный случай, состоявший в том, что языческие римские патриоты считали христиан виновниками в бедствиях, постигших Рим при нападении на него Алариха. Это обвинение по существу своему старое, повторявшееся из века в век при всяком удобном случае, и достаточно опровергнутое прежними христианскими апологетами. Но, тем не менее, оно побудило бл. Августина снова отвечать на него, снова показывать всю несостоятельность его. Только бл. Августин идёт при этом гораздо дальше своих предшественников апологетов. Он обстоятельно исследует истинные причины падения не только римского государства, но и вообще античной культуры. Мало того, начав с рассмотрения отношения христианства своего времени к римскому государству, он затем переходит от последнего вообще к земному нехристианскому обществу, в civitus terrena aut diaboli, а от первого, то есть, христианства своего времени – к небесному обществу, обнимающему собою одинаково как истинно верующих людей, так и всех добрых ангелов, к civitus coelestis aut Dei. Эти два civitates и суть факторы всего исторического развития. Только здесь, в этом видимом мире, небесное общество смешано с земным, не отделено от него; здесь граждане первого общества, своего рода паломники среди второго. Оба эти сочинения нашли себе и подражателей в новейшее время.

Новое, третье значение западноафриканских христианских писателей состоит в том, что их сочинения имели вообще жизненный интерес. Это не были сочинения кабинетных учёных, задающих сами себе вопросы или проблемы, и потому, интересующие слишком тесный ограниченный круг читателей. Это были сочинения, отвечающие по большей части так или иначе на вопросы времени, удовлетворяющие так или иначе злобе дня. Одною из злоб времени была такая, удовлетворение которой влекло за собою не только поношение, бесчестие и позор со стороны противников, но и ставило на карту самую жизнь тех, которые удовлетворяли ей. До начала четвёртого столетия христианская религия была religio illicita, религия недозволенная. Задача западноафриканских христианских писателей, относящихся к этому периоду, состояла между прочим в том, чтобы исходатайствовать перед римским правительством право на существование христианской религии, чтобы включить её в разряд религий дозволенных, чтобы сделать её из religio illicita religio licita. Это та задача, которую преследовали и греческие христианские апологеты. Задача трудная, рискованная. Правда, римское правительство отличалось веротерпимостью. Завоевывая те или другие города, те или другие государства, римляне дозволяли покорённым жителям их свободно исповедовать свою религию, почитать своих богов, даже включали иноземных, покорённых богов, в пантеон своих богов. Но христианский Бог не то, что любой языческий бог. Каждый иноземный языческий бог мог существовать вместе с римскими богами, так как каждый языческий бог имел свой определённый круг деятельности, свой район. Не то Бог христианский. Аз есмь Бог, и несть Бог разве Мене, говорит Он. Поэтому, заботиться о доставлении христианской религии права на её существование, значило ниспровергать существовавшую тогда государственную религию. Так это мы и видим у христианских древних апологетов. Чтобы защитить христиан от обвинения их в оскорблении религии языческой вообще и римской в особенности, они доказывали, что языческие боги на самом деле не боги, но что это – или умершие люди или демоны. Правда, такой взгляд на язычество был не нов тогда. Ещё Евгомер проводил ту мысль, что языческие боги не что иное, как обожествлённые люди. «Он, – как свидетельствует Лактанций, – написал историю Юпитера и прочих богов, извлечённую им из надписей и других священных памятников, существовавших в его время в древних храмах и в особенности в храме Трифиллийского Юпитера, где на одной колонне изображены были славные его подвиги. Из одной надписи можно было даже догадываться, что он сам соорудил этот храм в память знаменитых дел своих, дабы передать их для сведения позднейшему потомству». Божеств. наставл., стр. 45, перев. Карпеева. А как едко осмеивал языческих богов философ Сенека! Но тем не менее, в этом весьма велико значение северо-западных африканских христианских писателей. Они не только развенчивали языческих богов вообще и римских в особенности, снимая их с божественного пьедестала, не по праву им усвоенного, на степень умерших людей или демонов, но давали вместо их Бога истинного. Они не только разрушали и ниспровергали языческую религию, многовековое здание греко-римского пантеона, но и насаждали и распространяли религию христианскую. Точнее сказать: они и разрушали для того, чтобы созидать или защищать уже насажденную религию. Они прогоняли тьму для того, чтобы дать место свету. Значение их в этом отношении увеличивается ещё тем, что римское правительство в лице видных своих императоров напрягало все свои усилия к тому, чтобы поддержать государственную религию, от которой чаяло, хотя и напрасно, обновления, приближавшегося в то время к окончательной смерти, древнего здорового римского духа, особенно проявлявшегося в великих мужах древности – Регулах, Катонах, Сципионах и т. п. Поэтому, поднимать оружие против римской религии значило восставать против римского государства, против римского правительства, идти прямо наперекор желаниям и велениям римских императоров. Далее христианская религия и её исповедники подвергались в рассматриваемые нами периоды и особенно до начала четвёртого столетия разного рода обвинениям, частью справедливым с точки зрения римского права, как, например, обвинение в оскорблении римской государственной религии, частью совершенно вымышленным, как обвинения в человекоубийстве, антропофагии и кровосмешении. Западноафриканские христианские писатели, как передовые люди своего времени, считали своей обязанностью подвергнуть тщательной критике все взводившиеся на них обвинения и доказать совершенную несправедливость их. Им нужно было показать несправедливость римского судопроизводства над христианами путём сравнения этого судопроизводства с судопроизводством над преступниками язычниками, – измышленность так называемых тайных преступлений, несостоятельность обвинения в оскорблении римской религии и императорского величества с высшей универсальной точки зрения; нужно было опровергнуть обвинения и социального характера, именно, что христиане, будто бесполезные члены общества, что все общественные бедствия физические и гражданские происходят будто вследствие того, что христиане не почитают языческих богов, благодаря которым римляне, как необыкновенно набожные люди, сделались повелителями всего мира. Всем этим нуждам времени удовлетворил Тертуллиан главным образом в своей апологии. От последнего из указанных обвинений защищали и Киприан, и Арнобий, и бл. Августин.

Но обстоятельства времени требовали вести борьбу не с внешними только врагами-язычниками и иудеями, но и с внутренними – еретиками и раскольниками. И этой потребности времени также удовлетворяли северо-западные африканские христианские писатели. Только в этой борьбе участвовали не все они. Люди светские, не принадлежавшие к церковной иерархии, каковы были Арнобий и Лактанций, не состязались на этом поле брани, вероятно потому, что чувствовали и сознавали себя не компетентными в этом отношении. Да и в самом деле, как можно было им пускаться в тонкости догматические или церковные, в специальные богословские рассуждения, когда они допускали ошибки в богословских вопросах общего характера! Но зато лица духовные, как бы чувствуя себя одиночными здесь, всегда энергично и победоносно отражали внутренних врагов, старались не давать им расхитить стадо Христово, искажать истинное учение Господа нашего Иисуса Христа. К таким врагам относились в то время гностики, приписывавшие себе особенное таинственное знание, доступное только им, а не всем христианам, появившиеся ещё в век апостольский и достигшие своего полного развития во втором и третьем столетии. Против них, как, например: Валентиана, Маркиона и др., у пресвитера карфагенского Тертуллиана есть целый ряд сочинений. Известный церковный историк Неандер, посвятивший особенное сочинение рассмотрению литературных произведений Тертуллиана, озаглавливает это сочинение Antignosticus. Это ясно показывает, против кого преимущественно направлены сочинения Тертуллиана, каков их дух и характер. Во времена бл. Августина широко распространились манихеи, к секте которых он сам несколько лет принадлежал, что нами упомянуто выше, донатисты и пелагиане. Главным образом против всех их был этот епископ. Им написан против них целый ряд сочинений. Ему главным образом принадлежит честь победы православных над донатистами и пелагианами. Он составил так называемый Abecedarius, в котором изложены заблуждения донатистов и учение православных.

Н. Щеглов

Жизнь священника в селе – лучшее училище, где он может ознакомиться с весьма многими предметами, о которых ранее иной и не думал. Здесь каждый шаг священника даёт ему на первых порах что-нибудь новое, особенно тем из пастырей, которые ещё вполне не усвоили себе того такта, каким должны пользоваться в звании сельского пастыря, и затем не вырешили себе, какими мотивами удобнее всего руководиться там, где общество жаждет не отвлеченных философских суждений и взглядов, а простых примеров и слов, растворенных христианскою любовью и кротостью пастыря.

Для молодого пастыря приход сначала представляет весьма сложное дело, и он невольно начинает беспокоиться и теряться в самом себе, или берется с горячностью за одно какое-нибудь дело, оставляя в стороне все прочее; тогда как его пастырское назначение должно состоять в том, чтобы отвечать по возможности на всё, что только может встретиться в среде прихожан-крестьян, которые привыкли в затруднительных случаях обращаться к своему «батюшке». «Он-де знает, его этому учили!» – говорит обыкновенно простой народ тогда, когда ему нужен особенный полезный совет. Таким образом, священник может занимать в обществе и положение советника и учителя не только в области познаний и понятий чисто религиозных, но и в кругу познаний практических, пригодных в общежитии и семье каждого поселянина.

Нет большой надобности говорить о том, в какой еще темноте находится простой народ, но достаточно указать несколько примеров, которые будут говорить в пользу того, что священник для прихожан должен быть всем, и главным образом должен заботиться об устранении из среды их обычаев, которые особенно вредят пастырю, когда он хочет посеять на избранном поле хорошее семя. Всякий земледелец, как известно, прежде чем вспахать и посеять, очищает землю от разных сорных трав и сучьев; так и священник, прежде чем захочет посеять в народе какое-нибудь особенно полезное учение, должен сначала подготовить самую почву, очистив ее от примеси посторонних, совсем ненужных понятий, как, напр., обычаев, предрассудков и суеверий, которым простой народ привык придавать значение догматическое, а самые догматы, на которых зиждется все учение Православной Церкви, понимает более с внешней или обрядовой стороны. Моя жизнь в сельском приходе, несмотря на краткость времени, дала столько нового небывалого, сколько я не ожидал. В первый же день моего служения мне пришлось крестить десять младенцев. И что же мне пришлось здесь встретить? – Пустой, ни с чем несообразный обычай: все младенцы были завернуты во что-то самое грязное, от чего разносился неприятнейший запах. Не вследствие же бедности родителей, думал я, завернуты младенцы в такие лохмотья, так как все десять были в одинаковых пеленах. Ужели, думал я, из десяти нет ни одного младенца «справных» родителей?..

– Отчего это у вас все младенцы завернуты в какие-то грязные тряпки? Ужели не могли найти чистого куска холста?

– У нас такое поверье, – заговорили, присутствующие при этом их «бабушки-повитухи», – до крестин у нас всегда завёртывают ребят в нецистое⁸⁵, так как они ещё не чисты, а когда окрестят, тогда завёртывают в чистое.

Положим, в этом обычае нет ничего общего с религией, но в то же время он был неудобным в том отношении, что самое таинство крещения и миропомазания требует особенного приготовления от крещаемых, а, следовательно, чистоты душевной и телесной, почему я тут же сказал против этого «поверья» несколько слов и, после немногих кратких поучений, обычай этот стал заметно исчезать.

Были при таинстве крещения ещё два обычая, против которых также пришлось вооружиться словом. Это – привязывание к руке младенца «сорочку» и обмакивание соски в купель после погружения младенца. Спросишь их: «Откуда это у вас такой обычай, такое поверье?» И в ответ всегда получишь одно и то же, что «так-де делали наши старики и старушки, и нас этому научили!» В настоящее время в с. С-м ни одна «бабушка» не позволит себе привязать к руке младенца «сорочку» или обмокнуть «рожок» в купель.

Более всего заслуживает внимания обычай, отличающийся особенною грубостью и невежеством и употребляемый единственно при браках, – это «принос вина» в церковную сторожку, где пред «венцом запивают винцом», как выражаются участвующие в свадебном поезде. Даже был случай, что раз жених принял участие в этой попойке, за что брак был отложен на неделю. Против такого грубого, ни с чем несообразного обычая пришлось мне действовать не только словом, но и делом и, после 8–10-ти таких браков, «принос вина» в церковную сторожку не появлялся.

Выше я уже сказал, что многие из крестьян смотрят на таинства Церкви более с обрядовой, а не догматической стороны, что выразилось и при браках, а с особенной стороной – при таинстве покаяния, где я вполне убедился, что таинство покаяния нередко служит для некоторых как предохранительное средство от вмешательства земской власти в случае смерти больного.

Случилось мне раз быть у одного тяжелобольного, который уже не мог владеть языком, а, следовательно, не мог и поведать мне своих грехов.

– Давно ли он заболел? – спрашиваю я семейство больного.

– Недели две с половиной! – ответила мне мать больного.

– Почему же вы не послали за мной ранее, когда больной мог еще говорить?

– Да, думали, что вот-вот он выздоровеет, так и позамешкались… Исповедай, пожалуйста, батюшка как-нибудь и дай ему Причастия!

– Причастить его не могу: Причастие даётся только тем, кто может вполне сознательно исповедать свои грехи, а твой больной не в состоянии сказать даже слова: «грешен», – сказал я матери больного.

– Как же быть-то теперь? – спрашивала старушка. – Уж это бы ничего, что он не исповедался и не приобщился, да боязно, если умрёт – хоронить-то долго не дадут.

Случаев таких при мне было до пяти. Приезжает ко мне раз мужичок и зовёт с требою к больному в д. Б-ры.

– Кто у тебя заболел и чем? – спрашиваю я.

– Брат что-то захворал, не ведаю чем.

– Давно он захворал?

– С неделю будет… а сегодня уж шибко у него к сердцу подступило.

Одевшись, и взяв с собой сумку с необходимыми принадлежностями для треб, я поехал.

Вошёл в дом, спрашиваю: «Где больной?»

– Он куда-то ушедший, кажется в лавочку, – отвечала мне жена больного.

– Значит, больной ваш может ходить, – спросил я? – Ступайте, приведите его!

– Он сегодня, батюшка, сильно выпивши и начал буянить; мы взяли да и послали за тобой, а то такой случай может случиться – он помрёт… нас затаскают, – говорила жена отсутствующего больного, – а ты, батюшка, всё-таки – оправданье!..

Подобных примеров бывает много; и на чью же долю должно выпасть искоренение такого невежества среди крестьянства? Конечно, на долю священника, который должен быть не только учителем и советником, но и другом и отцом каждого. Его дружеская задушевная беседа мало-помалу может повлиять на душу и сердце каждого христианина. Только при дружелюбных и кротких отношениях возможно несколько вкоренить хорошие понятия в народе; в противном случае на священника будут смотреть, как на бич, который привыкли видеть крестьяне в лице своих земских властей.

Понятно, молодому священнику, пожившему ещё мало в приходе, подобные факты могут казаться весьма странными и выходящими из ряда обыкновенных, и, пожалуй, некоторые начинают тревожиться, что попали на такой приход, где кругом царствует невежество и крайнее заблуждение.

Вот тут-то и необходимо терпение и мужество для человека нового, облечённого в благодать священства. Жизнь в сельском приходе для молодого священника – вторая школа. Одной внешней заботы пастыря здесь мало; нужна особенная твёрдая и настойчивая деятельность, проникнутая любовью пастырской; нужно его сильное слово, обращённое к овцам. И нет сомнения, что овцы послушают голоса пастыря, если только он в свою очередь с ревностью возьмётся оправдать цель своего высокого призвания не как наёмник, а как человек, призванный к этому свыше.

Всякий врач, будучи призван к больному, не теряет надежды на его выздоровление и по возможности принимает те или другие меры; так и пастырь должен иметь твёрдую надежду на исцеление своих чад от слепоты духовной, если только в нём самом не охладело чувство любви и привязанности к прямому долгу пастыря.

Да поможет нам Господь Бог, молодые собраты, потрудиться в деле образования своих духовных чад! Да просветит и научит Он нас, якоже и апостолов Своих! Да пошлёт нам терпение и силу! И если кто из нас «лишён есть премудрости, да просит у дающего Бога всем, нелицеприемне, и дастся ему» (Иак.1:5), для труда на пользу Церкви и отечеству.

Свящ. Иоанн Голошубин

(Тобольск. Епарх. Ведом.)

О порядке доставления причтами карточек об умерших. – Саратовская духовная консистория, вследствие отношения Врачебного Отделения Саратовского губернского правления, предписывает причтам епархии представлять на будущее время карточки об умерших своего прихода за каждый месяц для передачи врачам в местные волостные правления, а не в Губернский статистический Комитет, с надлежащими в получении их расписками.

Об отводе сельских кладбищ. – Та же духовная консистория объявляет причтам сельских церквей, чтобы прихожане, на основании 215 ст. XIII т. Уст. Врач., отводили места для кладбищ на расстоянии от жилых построек не менее 250 сажен, и в случае ходатайства об отводе новых мест под кладбища представляли консистории общественные приговоры с приложением планов местностей под кладбища с показанием на планах расстояния их от жилых построек.

Об испытании брачующихся в знании молитв и основных истин веры. – Полоцкое епархиальное начальство предписывает местному духовенству отказывать в повенчании таким лицам, которые оказываются полными невеждами в знании необходимых молитв и самых первоначальных истин веры; ибо, стыдно и грешно вступать в брак – желать сделаться родителями детей и не знать того, в чём родители должны наставлять своих детей (Книга о должн. пресв. прих., § 122; Кормч. гл. 50, л. 128 на обор.).

По поводу благочиннических полугодовых ревизий. – Пензенская духовная консистория внушает благочинным епархии, чтобы они при полугодовых ревизиях, непременно просматривали Обыскные книги, и не ограничиваясь одной подписью, делали бы заметки в книгах о найденных недостатках и неисправностях, и внушали причтам впредь избегать их.

Запрещение священникам выдавать своим семейным виды на проезд в другие места епархии. – Подольская духовная консистория объявляет священникам епархии, чтобы они не выдавали членам своего семейства видов на проезд в другие места епархии, а в случае надобности обращались бы за письменным видом к местным благочинным, которые и обязаны удовлетворять их просьбы в законном порядке.

Об учреждении при церквах и монастырях складов книжек религиозно-нравственного содержания, икон, крестиков и т. п. – Тобольский преосвященный подтверждает тем священникам, которым поручено десятковыми съездами духовенства выписать книжки религиозно-нравственного содержания, иконы, крестики, священные на бумаге изображения и т. п., как для чтения и продажи народу, так и для даровой раздачи прихожанам, чтобы священники эти немедленно озаботились исполнить возложенное на них поручение, а причты обратили должное внимание на надлежащую организацию складов названных предметов при своих церквах.

О погребении умерших до истечения трёхдневного срока. – Тобольская духовная консистория, в предупреждение нарушения священниками епархии существующих узаконений при отпевании умерших, подтверждает всему духовенству епархии о точном соблюдении 217 ст. XIII т. Уст. врач. и Высочайше утверждённого мнения Государственного Совета от 26 января 1888 года, который, в дополнение статьи 217 Устава врачебного, постановил: «Во время сильных летних жаров допускается погребение умерших по прошествии одних суток после смерти, если только наступление смерти не подаёт поводов к сомнению, и на теле покойника обнаружились явные признаки трупного гниения. Наличность этих признаков и действительность смерти в каждом отдельном случае должны быть удостоверены врачом, при отсутствии же его – совместным засвидетельствованием местного священника или относительно иноверцев – духовного лица их вероисповедания и полицейской власти».

О представлении благочинными кружечных и других денег и разных срочных сведений в установленные сроки. – Астраханская духовная консистория строжайше подтверждает циркулярными указами всем благочинным епархии, чтобы они кружечные и другие деньги и разные срочные сведения доставляли преосвященному и консистории непременно в установленные для того сроки.

Как должны поступать священники в случае не совершения ими по каким-либо причинам богослужения в воскресные, праздничные и высокоторжественные дни. – На определении епархиального начальства по делу о не совершении одним из священников Орловской епархии богослужения в праздничный день, местный преосвященный положил следующую резолюцию: «Во избежание повторения подобных настоящему дел, и напрасной переписки, подтвердить духовенству к неуклонному исполнению, чтобы, согласно распоряжению, сделанному Орловским епархиальным начальством ещё в 1884 г. об уважительных причинах, по которым не совершалось богослужение в воскресные, праздничные и высокоторжественные дни, священники, независимо от занесения о сем в богослужебные журналы, доносили бы о сем, с обозначением и причин не совершения богослужения, немедленно благочинному, который, по проверке такового донесения, без промедления должен рапортовать мне».

О записи в книги денег, хранящихся в церквах. – Екатеринославская духовная консистория, по рассмотрении дела о похищении из одной церкви епархии 950 руб., между прочим нашла, что в числе 950 руб. похищены 800 руб., внесённые обществом прихожан церковному старосте на хранение, как имеющие специальное назначение на ремонт церкви. Деньги эти – 800 руб., приняты старостою не без ведома местного церковного причта и хранились в церкви, но в книгу прихода не записаны по тем соображениям, что они не принадлежат будто бы церкви. Почему определением консистории, утверждённым местным преосвященным, постановлено: во избежание случаев подобных настоящему, предписать духовенству Екатеринославской епархии, чтобы деньги, собираемые обществом для ремонтировки церкви или для украшения её и вручаемые церковному старосте, непременно вносились в приходо-расходные книги, с обозначением специального их назначения, и если сумма таких денег будет превышать сто рублей, то немедленно вносились бы в банк для хранения.

Порядок подачи прошений о временном увольнении членов. – Тамбовская духовная консистория дает знать духовенству епархии к сведению и исполнению, чтобы члены причтов к прошениям о временном их увольнении из приходов прилагали удостоверения о беспрепятственности к увольнению – низшие чины причтов от приходских священников, а священников от благочинных.

По благословению Святейшего Синода, в Петербурге, в Синодальной типографии, напечатано Последование благодарственного молебного пения месяца октября в 17-й день, в воспоминание чудесного спасения Государя Императора, Государыни Императрицы, и Их Августейших Детей от смертной опасности при крушении Императорского поезда 17 октября 1888 года.

Последование сего молебного пения вообще одинаково со всеми благодарственными, но с тою разницей, что на великой ектении, а затем и на сугубой, вставлены особые прошения, приноровленные к чуду, явленному Промыслом Божиим над Царственною Семьей.

После сугубой ектении, предстоящим во храме, всем коленопреклоненным, читается священником молитва, предназначенная для сего благодарственного молебного пения.

Пред чтением Апостола положена паремия из пророчеств Исаии, стихи: Ис.43:1–2, 10–11, где между прочим знаменательно говорится: Мой еси ты. И аще преходиши сквозь воду, с тобою есм, и реки не покроют тебе: и аще сквозе огнь пройдеши, не сожжешися, и пламень не опалит тебе. Яко Аз Господь Бог твой, Святой Израилев, спасаяй тя.

Чтение из Апостола избрано из первого соборного послания святого апостола Петра, стихи 3–9 главы 1 (1Пет.1:3–9).

Чтение из Евангелия избрано из Евангелия св. Луки, стихи 22–25 главы 34-й (Лк.34:22–25), где повествуется о буре на море Галилейском и укрощении Иисусом Христом этой бури по просьбе, в то время ещё маловерных, учеников Его.

При сем нужно добавить, что после великой ектении, на Бог Господь и явился нам, здесь положены первоначально тропари: Пречистому Твоему образу поклоняемся, Благий, Взранной воеводе победительная, Спаси, Господи, люди Твоя, и затем догматик: В Чермнем мори неискусобрачныя невесты образ написася иногда. Тамо Моисей разделитель воды: зде же Гавриил служитель чудесе!

Молебствие по вышеизложенному последованию совершено в первый раз 20 августа, на освящении церкви в Борках, близ места крушения Императорского поезда 17 октября 1888 года.

– Освящение новосозданной церкви близ места крушения царского поезда происходило сего 20 августа, храм освящен во имя образа Нерукотворенного Спаса в новоустроенном Спасовом Святогорском скиту.

Общество собеседников со штундистами. – В Одессе и Киеве организуется из ревнителей православия общество собеседников со штундистами. Члены этого общества, состоя в большинстве из лиц духовного звания, принимают на себя обязательство тщательно заняться изучением вероучения штундистов и тех мест Св. Писания, на которых они основывают свое лжеучение, а равно и тех, которые служат в опровержение их, чтобы тем успешнее вести собеседования со штундистами.

Многие сотрудники наши доставляют свои проповеди в Редакцию для напечатания в приложении к журналу слишком поздно, когда уже книжки проповедей бывают отданы в набор или даже рассылаются подписчикам. Ввиду этого, Редакция доводит до сведения своих иногородних сотрудников, что каждая книжка проповедей отдается в набор за два месяца до первого числа того месяца, на который она составлена. Поэтому лица, желающие помещать свои поучения в проповедническом приложении к нашему журналу, должны доставлять их в Редакцию за три месяца, в крайнем случае не позже как за два с половиною месяца, до вышеозначенного срока. Так, напр., поучения на месяц январь должны быть доставляемы в Редакцию к 1-му числу октября и не позже 15-го октября, поучения на февраль – к 1-му числу ноября, поучения на март – к 1-му числу декабря и т. д. Только при этом условии присылаемые иногородними сотрудниками поучения не будут запаздывать ко времени составления книжек проповедей.

Причащение больных по домам незапасными дарами – непосредственно после литургии в полном облачении священническом и с потиром в руках признаётся некоторыми за обычай вполне одобрительный, везде принятый (?) и имеющий для себя основание в практике древнехристианской Церкви. Действительно, в древней христианской Церкви существовал обычай – по окончании литургии разносить по домам св. причастие к не бывшим в храме за литургией по каким-либо уважительным обстоятельствам; тогда не только священники, но и диаконы разносили св. дары к болящим и вообще ко всем не бывшим в храме за литургией по уважительным причинам; тогда верующие причащались и по вкушении пищи, и несравненно чаще, чем теперь. Но отсюда ещё никак не следует, чтобы и в настоящее время этот обычай мог быть соблюдаем. Некоторые из древних обычаев неприменимы в современной церковной практике, а иные из них положительно запрещены теперь церковным уставом. К числу таких обычаев мы относим и причащение больных на дому незапасными св. дарами. Причащение больных на дому незапасными дарами, по нашему мнению, неудобно, небезопасно и по существу не вызывается никакою необходимостью. Священник, простоявший 4–5 часов в храме за церковною службою и отправивший после церковной службы несколько треб по просьбам богомольцев, естественно бывает утомлен и нуждается в отдыхе. Посему, самый даже терпеливый и любвеобильный по отношению к прихожанам пастырь, едва ли может ощущать в себе чувство довольства и радости от столь несвоевременного приглашения к больному на дом для причащения его незапасными дарами – непосредственно после литургии, особенно если больной живет на значительном расстоянии от храма. На пути к больному, в дом с незапасными дарами, священник должен идти с открытою головою и неспешно ради благоговейного почтения к несомой святыне, несмотря на холод, зной, и дождь, и таким образом подвергать опасности свое здоровье. Про порчу церковных облачений от могущей случиться в это время ненастной погоды мы не говорим – они могут быть заменены другими. Весьма возможны и такие несчастные случаи, что пастырь, идя к больному в дом с незапасными дарами, от сильного утомления может споткнуться, упасть, или выпустить из рук св. потир, и тем причинить невольное оскорбление св. Тайнам. От таких несчастий ни один пастырь не может быть застрахован, а особенно пастырь слабонервный, отличающийся суетливою и поспешною деятельностью. Но за такие, хотя и невольные несчастные случаи, священник должен отвечать и пред Богом, и пред своею совестью, и пред начальством. По пути к больному в дом с незапасными дарами, священник на открытом и людном месте, с трудом может сохранить благоговейное внимание к св. дарам, поневоле будет развлекаться и даже возмущаться разными житейскими видами, иногда соблазнительного характера, – не может и охранить святыню от оскорбительного отношения к ней со стороны других. Неудобно же и даже невозможно всякий раз, на случай шествия со св. дарами к больному, предварять городскую или сельскую полицию, чтобы она приняла надлежащие меры относительно удобства и безопасности пути следования. А если так, то очень легко священнику, идущему с незапасными дарами в дом больного, наткнуться не только на такие обыденные явления, как лай собак, шум и говор людской и пр., а и на более грубые: брань и площадные ругательства, безобразие и драку пьяной уличной толпы, что особенно наблюдается в людных городах. Скажут: те же самые явления, если только не в более худшем виде, могут быть и во время шествия священника к больным с запасными св. дарами. Правда, но, когда священник идёт к больному с запасными дарами, тогда он несёт св. дары под прикрытием, да и сам идёт запросто, в обычной своей одежде, и с покрытою головою. А в этом разница большая. Возразят ещё: если из-за небрежного и оскорбительного отношения некоторых людей к божеств. тайнам, торжественно несомым для причащения больных, совсем оставить обычай причащать больных незапасными дарами, то тогда, пожалуй, придётся отменить и всякие религиозные процессии, напр., крестные ходы, похороны покойников, так как и во время этих процессий также возможны явления, противные христианскому чувству и оскорбительные для христианской религии. Хотя оскорбительное отношение к святыне христианской ни в каких случаях нежелательно, но недостаточно благоговейное отношение со стороны некоторых к религиозным процессиям менее возмутительно и тяжко, чем оскорбительное отношение к св. дарам, переносимым к больному на дом для причащения его. При этом не лишне и то заметить, что неблагоговейное отношение к святыне во время религиозно-общественных процессий – весьма редкое явление среди толпы, молитвенно настроенной, да всякого рода беспорядков и неблагочиние во время религиозно-общественных процессий могут быть предупреждаемы, и предупреждаются предусмотрительною распорядительностью городских и сельских властей. Наконец, нужно сказать, что причащение больных незапасными св. дарами не вызывается никакою существенною необходимостью, так как для причащения больных всегда имеются в церкви запасные св. дары. Частое причащение больных незапасными св. дарами может даже породить в необразованном народе превратное представление о важности и значении запасных даров. Крестьяне станут придавать большую важность и значение причащению незапасными св. дарами, чем запасными: в последних они будут подозревать неполноту божественной благодати и после причащения запасными дарами вместо душевной сладости и мира будут ощущать неудовлетворенность и душевную тревогу. Священнику трудно будет разубедить крестьян и примирить их с мыслью, что в тех и других св. дарах заключается одинаковая сила благодатная: крестьяне всё-таки будут думать, что из двух способов св. причастия больных один несомненно имеет какое-либо существенное преимущество, а иначе зачем бы был вместо одного способа причащения больных – запасными дарами – употреблять ещё и другой способ причащения – незапасными дарами? Если крестьяне в настоящее время почитают одинаковым причащение в храме незапасными дарами с причащением на дому запасными дарами, то потому, что незнакомы с обычаем причащения больных незапасными дарами, а также и потому, что сознают всё неудобство в причащении больных незапасными дарами. Все, сказанное нами, как видит читатель, говорит не в пользу обычая причащать больных на дому непосредственно после литургии в полном облачении и с потиром в руках. Впрочем, мы стоим не за совершенную отмену этого обычая, освященного древностью, а только за ограничение его до случаев исключительных. В таких случаях никто не может подозревать пастыря в лести, человекоугодии и корыстолюбии. Что же касается до практикуемого в некоторых местах обычая причащать больных незапасными св. дарами за условленную плату, то он непременно должен быть запрещен и строго преследуем епархиальною властью, как обычай предосудительный для духовенства и оскорбительный для Таин Божиих.

Священник С-в

Не вторгаясь в область установившихся гражданских отношений между православными и неправославными, и не имея притязания на изменение их в видах предохранения своей паствы от опасных влияний, пастырь Церкви с полным правом мог бы настаивать на том, чтобы его пасомые не дозволяли себе сближения с ними в делах религиозного характера – не ходили на их беседы и проповеди, не являлись на их моления, и не принимали никакого участия в их торжествах или праздничных собраниях. Такой запрет или совет пастырский совершенно согласен с требованием канонов церковных (Апост. прав. 10, Антиох. соб. прав. 2, Лаодик. собора прав. 9, 33, 34, 37, 39). Но при ослаблении церковной дисциплины, едва ли с покорностью и повиновением будут относиться нынешние православные к подобным увещаниям. Напротив, можно, пожалуй, возбудить ещё любопытство, представляя пастве, что не следует ходить в какие-либо сектантские или иноверные собрания, смотреть, что там делается, и слушать, что там говорится. Природа человеческая склонна к запрещенному плоду, и стоит указать ей, что этого не нужно делать, в ней явится греховное поползновение, и она захочет изведать сладость запрещенного плода, почувствует влечение к тому, к чему прежде, может быть, относилась с равнодушием. А если возбудится любопытство по отношению к чужому учению и чужим учреждениям вследствие запрета слушать это учение и смотреть на чужие учреждения, и если оно увлечет православного в чужое собрание без всякого соучастия к нему, кто поручится, что от этого не произойдет какого-либо вредного действия? Конечно, не все в пастве одинаково стойки и тверды в своем исповедании. Этим нетвердым и нестойким может что-либо понравиться из того, что они увидят или услышат у людей, старающихся отторгнуть от Православной Церкви воспитанных в ней, – родится сомнение, которое может разрастись со временем, и поколеблены связи у человека с Церковью, его воспитавшей. Воспользуются враги Церкви этим зародившимся сомнением, постараются раздуть его, – и тогда близко и готово будет совращение. – Говорим это к тому, чтобы не рассчитывать много на это средство предохранения паствы от соблазна и совращения, и не в нем видеть и полагать главную охранительную меру против влияний, могущих вести православных к отторжению от своей Церкви. Здесь, в деле охранения православия, имеют значение не столько внешние преграды, сколько внутреннее укрепление в пасомых чувства веры и преданности своей Церкви.

Но вот, зараза, от которой заботливо предохранял пастырь своих прихожан, проникла в среду его паствы, и кто-либо из его пасомых совершенно опутан сетями заблуждения и близок к отторжению от Православной Церкви, хотя открыто ещё не объявляет себя отщепенцем, отпал, и пастырю Церкви делается известным такое состояние своего прихожанина. Что теперь он должен предпринять по отношению к этому человеку, который подвергся действию заразы и готов порвать связи со своею Церковью? Попечительный пастырь в этом случае не удовольствуется одним холодным официальным выполнением долга и не ограничится одними общими предохранительными мерами, направленными к благу всей паствы вообще. Человека, явно подвергающегося заразе, он примет в своё особенное попечение. Пастырю, приставленному к стаду, естественно с особенным вниманием смотреть и следить за овцою, готовою убежать вон из стада: он будет искать её и примет все, зависящие от него меры, чтобы возвратить её к своему стаду при его поползновении уйти на другие опасные пажити. Участие любви ревнующей о спасении брата, побудит пастыря искать случая побеседовать с колеблющимся прихожанином подпадающим опасному влиянию, побудит посетить его нарочито в его доме, посетить, если в том будет надобность, не раз и не два, лишь бы только не допустить его до отпадения от Церкви спасаемых. Тёплые пастырские беседы, проникнутые духом любви, могут иметь весьма важное значение для такого в минуты его колебаний. Приходя для этих бесед, пастырь позаботится узнать, что собственно побуждает колеблющегося прихожанина уклоняться от своей Церкви, и что увлекает его и нравится ему в другом обществе, и на то, что соблазняет его, направит своё увещательное слово, и при этом соберёт и представит ему всё, что может утвердить его в православном понимании дела и в преданности своей Церкви. Он со всею возможною впечатлительностью представит его уму и сердцу великое счастье принадлежать к числу членов святой Православной единой спасающей вселенской Церкви, а с другой стороны опасность и гибельность того пути, которым идут люди, отторгшиеся от Православной Церкви. Если сектою какою, например, штундизмом или расколом увлекается человек, – со всею силою следует выставлять такому, какие великие нравственные опасности угрожают ему в случае оставления им Церкви, его родителей и воспитателей, как трудно совершать дело спасения без священства, без таинств, и каким лишениям подвергает свою душу человек, по отторжении от Церкви уже не могущий пользоваться благодатными дарами, в ней обильно всем предлагаемыми. При этом наглядно можно показать, как обличают свою несостоятельность люди, секты или общества, отшатнувшиеся от спасительного руководства вселенской Церкви: потеряв твердую пристань, они являются всяким ветром учения, и среди них, при недостатке сдерживающего авторитета, являются нескончаемые раздоры и разделения, которые неизвестно где и остановятся. Людям, увлекающимся лжеучителями, полезно напоминать наставление Апостола, который советует остерегаться и отвращаться людей, имеющих образ благочестия, силы же его отвергшихся, которые всегда учат и никогда не могут прийти в разум истины, – потому что, удалившись от Церкви, они потеряли руководительное начало, ведущее к истине (2Тим. 10:5, 7). Не на один разум нужно действовать, когда пастырь видит и болит душою, что кто-либо из его пасомых порывается вон из ограды Православной Церкви в иное религиозное общество. Нужно действовать и на сердечную его сторону. В этом отношении целесообразным представляется указание на то, как не нравственна измена вере отцов своих, как должно быть тяжело для души при перемене веры и удалении от праотеческой Церкви, разрывать связи единства веры со своими предками, со своими кровными родами, и очутиться в духовном отдалении от них. На человека с сердцем, с живою любовью к своим близким и с благоговейным уважением к памяти предков подобные указания могут производить сильное действие, более сильное, чем самые разумные доводы. К этим мотивам обращались, и их выставляли на вид защитники и представители Православной Церкви на юге и западе России, когда здесь распространялась уния, и многие из знатных родов, под давлением польского владычества, опутываемые хитрыми интригами иезуитов, переходили в римское католичество, как то мы читаем в послании (1631 года) Киевского митрополита Исаии Копинского к князю Иеремии Корибушу Вишневецкому⁸⁷, и в посвящении тому же Вишневецкому слова Петра Могилы в неделю Крестопоклонную о кресте Христа Спасителя и каждого человека (1632 г.), где Могила просит Вишневецкого оставаться и своих подданных держать в вере, какую исповедовали его предки, помня науку того презаумного мужа (Лактанция), который не дозволяет переходить с отцовского набоженства на иные. О предках, родившихся в Православной Церкви, и о родственниках, в ней находящихся, советует пастырю напоминать уклоняющимся от Церкви и «Наставление священнику относительно заблуждающих от истины веры»⁸⁸, изданное с разрешения Св. Синода.

Предмет и задача церковной истории

Церковная история – есть наука, излагающая историю христианской Церкви. Она имеет право на название науки, потому что представляет собой тщательное и систематическое изложение фактов, и вытекающих из них выводов. Она излагает историю христианской Церкви, т. е. историю религиозного общества, учреждённого Богом на земле для спасения людей. История христианской Церкви есть вместе с тем история различных христианских обществ, так называемых частных церквей. Это практическое определение вероятно никого не введёт в заблуждение, если при этом не будет упускаться из виду главный предмет церковной истории – история Церкви вселенской.

Из такого определения непосредственно вытекает отношение всеобщей истории к истории христианской Церкви. Гражданская история излагает жизнь обществ людей, как людей. Церковная история излагает их жизнь, как обществ, состоящих из христиан. Хотя церковная история есть ветвь всеобщей истории, но вполне возможно и весьма важно изучать их отдельно, потому что история народов в культурном и социально-политическом отношениях составляет один предмет изучения, тогда как совсем другой – особый предмет изучения представляет история тех же народов, рассматриваемых со стороны их религиозной жизни. Вышеприведённое определение указывает также различие между церковной историей и другими ветвями богословия. Факты, представляемые историей Церкви, отличны от фактов, излагаемых в библейском богословии, или в догматике, или в пастырском богословии, хотя по-видимому некоторые части их перекрещиваются между собой. Однако, если библейская история кажется отраслью церковной истории, то это возможно только тогда, если забывается существенное различие между апостольским веком и последующими веками. Также, хотя история христианских догматов может казаться просто ветвью догматического богословия, однако, это возможно только до тех пор, пока мы не обращаем внимания на чисто историческую задачу этой отрасли церковной истории. Одно – изложить верования так, как их содержали христиане различных веков, и совсем другое – представить совокупность верований в их логической связи, безотносительно к различным векам. Подобным же образом и пастырское служение могло бы быть изучаемо в том виде, в каком оно представляется нам в прошедших веках, и это исследование могло бы составить часть церковной истории. Но пастырское богословие есть особая наука, рассматривающая пастырскую деятельность безотносительно к тому или другому отдельному веку. Между тем, именно хронология и элемент развивающийся составляют существенные отличия церковной истории, как и всякой вообще истории.

Задача церковной истории состоит в том, чтобы дать точный и ясный отчет о развитии христианской Церкви во всех различных сторонах или проявлениях её жизни и деятельности – воспроизвести по всем существующим источникам, могущим снабдить нас какими-либо сведениями, историю многосторонней жизни христианской Церкви, её борьбы и победы, её поборников и противников, её внутренний рост и внешние успехи в деле обращения в христианскую веру иноверных, её дела милосердия, её самоуправление, её движения вперед и назад. Чтобы выполнить эту задачу, необходимо пройти по крайней мере две предварительные ступени. С одной стороны, важно иметь в виду здесь, как и во всякой истории, огромное, имеющее важное значение различие, между оригинальными источниками истории христианской Церкви и содержанием этих источников, обработанным в форме истории. С другой стороны, необходимо быть знакомым с некоторыми вспомогательными науками. Когда источники будут старательно отделены от всего того, что представляет уже их переработку, и когда будет приобретено надлежащее знакомство с предварительными науками, только тогда может быть с успехом прослежен действительный ход исторических событий.

Первая важная ступень к разрешению задачи церковной истории, как сейчас было сказано, есть умение точно отделить оригинальные источники, из которых мы заимствуем необходимые сведения, от содержания этих источников, обработанного в форме истории. Достоверность оригинальных источников и источников обработанных, очень различна. Неандер, напр., написал историю христианской Церкви. Спрашивается, насколько же она достойна доверия? Очевидно, она заслуживает доверия только в той степени, в какой она представляет содержание оригинальных источников, критически проверенное и измененное. В самом деле, достоинство такого труда зависит от четырех условий: богатства оригинальных источников, критической оценки этих источников, взаимного их соглашения соответственно этой оценке и, наконец, литературного таланта. Повествования, излагаемые в курсе истории, не могут быть ни подробнее, ни достовернее оригинальных источников критически рассмотренных. Главный вопрос относительно всех заимствованных повествований, состоит в том: подтверждается ли их достоверность оригинальными источниками. Воображение их авторов может быть богато, слог – блестящ, изложение – классическое, но если они дают более, чем сколько позволяют свидетельства оригинальных источников, если они изукрашены вымыслами, или если они не соответствуют этим свидетельствам, то они плохи и скудны. Существует два критерия для оценки каждой обработанной истории: точна ли она и верна ли источникам? Есть два критерия и для оценки оригинальных источников: современны ли они, описываемым в них событиям, и достоверны ли они? Мы не должны, однако, слишком узко понимать то, что разумеется под оригинальными источниками. Их должно искать во всех памятниках, как вещественных, так и письменных; во всех памятниках, имеющихся налицо, будут ли то здания, картины, домашняя утварь, гробницы, надписи на скульптурных произведениях, какое-нибудь забытое кладбище прошлых времён; и во всех письменных документах, как-то: деяниях и постановлениях соборных, актах мученических, монастырских уставах, правительственных указах, литургиях, символах веры, писаниях отцов и учителей Церкви, равно как и их многочисленных преемников, подвизавшихся на обширном поприще христианской литературы. Существует удачное деление этих источников по их характеру на три класса: 1) памятники древности (antiquitates), куда относятся, напр., древние сказания, летописи, вещественные памятники, 2) рассказы очевидцев или современников и 3) компендиумы истории, составленные по источникам более уже не существующим (такова, напр., церк. история Евсевия Кесар.).

Другая необходимая ступень к разрешению задачи церковной, как было сказано выше, есть достаточное знакомство с некоторыми вспомогательными науками. Здесь мы упоминаем лишь о тех пособиях, которые имеют ближайшее отношение к изучению истории. Они могут быть разделены на специальные и общие. Специальные пособия облегчают понимание отдельных фактов, представляемых источниками, и обнимают собою такие предметы, как правила исторической критики и данные географии, хронологии, и статистики. Общие пособия помогают произвести оценку всем свидетельствам источников, рассматриваемых как одно целое; сюда относятся: всемирная история, история отдельных народов и эпох, история культуры вообще, в частности – история философии, науки и литературы, история искусств и прочее.

Польза изучения церковной истории

Изучение церковной истории имеет в высшей степени важное значение в деле религиозного образования. Прежде всего обратим внимание на то, какую важность приобрели вообще исторические исследования в наш век. Одну из отличительных особенностей нашего времени составляет глубокое понимание практического значения исторических исследований. В наш век положено прочное начало истинно-научной истории. Вместо того, чтобы быть и считаться лишь одним из отделов изящной и занимательной прозы, история сделалась уже одной из отраслей положительного знания. Научная история стремится прежде всего к открытию истины, к беспристрастному изображению действительного характера людей, времени, и событий, о которых она трактует. В этом-то именно и заключается то начало объективности, которое лежит в основе исторических исследований нашего времени. С быстрым развитием всех отраслей научных исследований почувствовалась потребность в более точных знаниях касательно прошлого. Люди науки убедились, что всестороннее знание прошлого необходимо для составления правильных взглядов на настоящее и вообще для расширения умственного кругозора. Вследствие такого взгляда на историю, применение исторического метода во всех отраслях науки приняло обширные размеры. Сознание важности исторического взгляда на данный предмет так сильно овладело умами нашего времени, что вошло в обычай начинать изучение какой-либо отрасли науки кратким обзором её истории. На жизнь стали смотреть как на движение, рост, развитие, а отсюда знание прошлого стало считаться необходимым условием для практического уразумения настоящего и для надлежащего подготовления к будущему. Трудно себе представить, до какой степени простирается сила и обширность влияния исторических знаний. Вопросы, запутанные всевозможными предрассудками некритической мысли, при историческом их изучении являются перед нами в холодном свете безразличного прошлого. Исторический взгляд на изучаемый предмет сообщает исследованию последнего в одно и то же время и большую ясность, и большую объективность. Если предмет нашего наблюдения находится слишком близко к нашему глазу, то различные черты и оттенки его, по причине ограниченности сетчатой оболочки, не могут быть отражены и собраны во всей их полноте, даже при самом сильном напряжении глаза; напротив, на известном расстоянии они производят надлежащий эффект, и тогда получается более точное изображение предмета. Следовательно, некоторое расстояние необходимо для обозрения предмета, который мы хотим ясно видеть. Критическое изучение истории расширяет умственный кругозор подобно путешествию за границу, восполняет ограниченные взгляды отдельного лица исследованиями и выводами, сделанными целым рядом мыслителей и тружеников в течение нескольких веков. Эти замечания вполне применимы и по отношению к критическому изучению истории христианской Церкви.

Религиозное образование было бы не полно без знания великого предмета церковной истории ещё и по другой причине. Весьма полезно познакомиться с жизнью и деятельностью вождей и учителей христианских, действовавших в разные эпохи. Чтение и изучение житий святых и жизнеописаний великих деятелей церковных, должно занимать важное место в деле религиозного образования. Много поучительного для себя можем мы извлечь из знакомства с жизнью великих людей прошлого, с их заблуждениями, страданиями, и подвигами покаяния, с их блестящими деяниями и мудрыми учениями, с их скорбями и радостями.

Изучение церковной истории должно внушать и поддерживать в интересах религиозного образования убеждение в огромном значении апостольского века в истории христианства. История Церкви, есть история большего или меньшего приближения её членов к учению и жизни первых учеников Христа. Это имеет своё философское объяснение. На первый взгляд кажется совершенно лёгким выразить словами то, до чего мы дошли путём непосредственного созерцания; но в действительности, столько же трудно воплотить в словах, как и в делах, то, что мы непосредственно познаём. Дело в том, что всякая наука, с её бесконечными исследованиями, с её противоречивыми гипотезами, с её движениями вперёд и назад, с её прямыми и окольными путями, есть в сущности стремление дать логическое выражение тому, от чего мы получили непосредственные впечатления. Всякий здоровый глаз видит, но труды целых поколений и проницательнейших умов среди этих поколений до сих пор ещё не постигли тайны зрения, т. е. не дали вполне естественного (адекватного) логического выражения феномену зрения. То же самое имеет место и в религиозном мире. Апостольский век был веком непосредственного религиозного ведения. Апостолы воспринимали религиозную истину непосредственно из источника её: во время земной жизни Христа Спасителя прямо из Его уст, а потом через внушение от Духа Святого. Последующие века более или менее стремились к тому, чтобы яснее выразить словами и воплотить в жизнь то, чему учили апостолы. Таким образом и выходит то, что каждый век представляет собой зеркало, которое отражает в известной степени, и с большею или меньшею ясностью, апостольский век и характеристические черты этого великого времени, которое восстает пред нами тем рельефнее, чем ближе мы знакомимся с церковной историей. Одна эпоха более выдвигает вперед один элемент апостольского учения, другая – более выясняет иные стороны этого учения. В умственных блужданиях и нравственных уклонениях от образца, начертанного в Св. Писании, в ошибках мысли и дела, апостольский век является великим исправителем. В настоящее время все более и более увеличивается сознание важности этого века, равно как замечено, что всякое движение вперед в учении или в церковной практике в течение всей истории Церкви обусловливалось более или менее сознательным возвращением к первоначальным источникам христианства. Чем точнее наши сведения о различных фазисах истории Церкви, тем неотразимее и яснее становится свет, окружающий время земной жизни Христа Спасителя и Его апостолов.

Есть ещё причина, почему желательно, чтобы изучение истории Церкви входило в план общего образования; она заключается в том, что это изучение представляет значительные выгоды для беспристрастного обсуждения великих вопросов, имеющих вечное значение. Одни и те же основные вопросы представляются всякому мыслящему уму, и мы считаем неоцененным преимуществом, если можем рассматривать эти вопросы на некотором от нас расстоянии. Никто не в состоянии бывает скрыть своих собственных недостатков и качеств, и только по сравнению себя с другими можем мы составить понятие о том, что мы в действительности. Каждый человек, по заключению одного остроумного писателя, в сущности состоит из трех лиц: того, каким он является в действительности, того, каким он сам себя считает, и того, каким считают его другие. Понятно, что та оценка самая правильная, которая совмещает в себе все эти три частные мнения. Таким образом, ничто не может быть труднее и вместе с тем необходимее, как получить ясное и правильное понятие о том, что важно и что не важно в наших убеждениях и в нашем поведении. Здесь опять церковная история приходит к нам на помощь. Многие воззрения могут быть рассматриваемы как следствия лишь психического, а не логического процесса; многие мнения вытекают скорее из темперамента, чем из убеждения. Нам присущ некоторый врожденный консерватизм, некоторая косность и упорство при встрече с новыми началами и новыми путями, будут ли они верны или ложны. Недостатки и ошибки неразлучны с жизнью человеческой. Представители Церкви обыкновенно разделяют достоинства и недостатки своего времени и своей страны. Они так же погрешают, как и всякий человек; они полезны, как орудия спасения, но несовершенны, как и все люди. Отрицать это, значило бы противоречить несомненным фактам истории. Не менее бесполезным было бы доказывать безусловную необходимость совершения тех обрядов, которые, как мы знаем из церковной истории, по своему происхождению не принадлежат ни первому, ни второму, ни третьему, ни четвертому векам, наиболее почитаемым Церковью. Было бы бесполезно провозглашать вредными для благочестия те обряды, которых, как мы тоже знаем из истории и из житий святых, придерживались многие святые пастыри, мученики и подвижники. Вообще, изучение церковной истории доставляет уменье отличать существенное и необходимое в деле веры и благочестия от всего случайного, мелочного, имеющего лишь временное или местное значение.

О порядке покупки недвижимых имуществ монастырями и церквами. – Тамбовская духовная консистория, на основании своего журнального определения, утверждённого местным преосвященным, объявляет для руководства настоятелей и настоятельниц монастырей и духовенства епархии следующие сведения о порядке покупки недвижимых имуществ монастырями и церквами. 1) В 106 ст. Устава дух. консистор., п. в, сказано: «Участие консистории в делах архиерейского дома необходимо в следующих случаях при покупке, завещании, или предложении кем-либо в дар недвижимых имений. Посему консистория входит в соображение и в сношение с кем следует о том, имеют ли завещатели и жертвователи сами права на таковые распоряжения сими имениями, и соблюдены ли в точности все формы, на подобные случаи установленные. О последствии своих соображений и сношений, консистория со своим мнением представляет преосвященному, и буде нет никаких препятствий к принятию завещанного или жертвуемого, то преосвященный доносит Св. Синоду для испрошения Высочайшего соизволения на утверждение того имения в собственность архиерейского дома. 2) Свод. зак. т. IX, ст. 386, изд. 1876 г., монастырям и архиерейским домам не запрещается приобретать в собственность всякого рода не населённые недвижимые имения, как покупкой, так и через дар или завещания от частных лиц. 3) Ст. 398 того же тома: «Церкви, в приобретении и обладании собственностью имеют те же права и подлежат тем же ограничениям, как и монастыри. Посему церкви не могут приобретать никаких населённых имений; не населёнными же недвижимыми имениями они могут владеть и приобретать их вновь, но не иначе, как по особому на то каждый раз Высочайшему разрешению. 4) Ст. 1430 того же тома: «Если имение покупается для монастырей, то настоятель его с братией должны уполномочить кого-либо от своего лица узаконенною доверенностью на бытие при совершении купчей в качестве покупщика. Доверенность сия дается от приходских священнослужителей и церковных причетников, и старосты церковного, если имение приобретается в пользу церкви, при которой они состоят». – На основании этих статей, монастыри, архиерейские дома и церкви имеют полное право на приобретение недвижимых имуществ в собственность покупкой; при этом епархиальные преосвященные, входя в Св. Синод с ходатайством об испрошении Высочайшего соизволения на покупку имущества, обязаны представлять кроме документов на покупаемое имущество сведения от надлежащих учреждений о свободности этого имущества от исков, споров, и запрещений с приложением подробных описи и оценки приобретенного имущества, которые должны быть произведены сведущими в деле оценки недвижимых имуществ лицами.

О порядке сношения священников по делам о церковно-приходских школах и школах грамоты. – Екатеринославская духовная консистория, согласно постановлению епархиального училищного совета и определению епархиального начальства, объявляет к надлежащему и непременному исполнению приходским священникам епархии, чтобы они во всех случаях по делам о церковно-приходских школах и школах грамоты обращались к наблюдателям этих школ, а эти последние должны направлять дела в подлежащие учреждения – отделения епархиального училищного совета.

Должны ли диаконы-учители церковно-приходских школ присутствовать при богослужении в седмичные дни св. Четыредесятницы и в те праздники, когда богослужение, по уставу Церкви, полагается, а занятия в школе не отменяются. – Таврическим преосвященным так решен вопрос о том, должны ли диаконы-учители церковно-приходских школ присутствовать при богослужении в седмичные дни св. Четыредесятницы и в те праздники, когда богослужение, по уставу Церкви, полагается, а занятия в школе не отменяются. Так как ни из Правил о церковно-приходских школах, ни из указов Св. Синода не видно, чтобы штатные диаконы, хотя бы и состояли учителями церковно-приходских школ, назначались на места с исключительною целью учительства в школах, принимая участие в богослужении только в великие праздники и воскресные дни, то в свободное от занятий время и после отдыха штатный диакон обязан участвовать в требоисправлениях, чтобы 1) прихожане знали, что у них в составе причта есть третье лицо, требующее содержания и поддержки на расходы по квартире; 2) чтобы штатный диакон, участвуя при совершении в домах прихожан таинств и христианских треб, своим участием мог расположить прихожан и убедить в том, что диакон в составе причта – лицо не лишнее, и, чтобы, наконец, мог обязанности свои изучить на практике. Что же касается присутствия диакона при богослужении во дни св. Четыредесятницы, то в такие великие дни, как дни Великого поста, когда от всякого православного христианина требуются усиленные подвиги поста, трудов и частого посещения богослужений, тем более подобные подвиги требуются от служителей алтаря; поэтому штатный диакон обязан присутствовать на всех богослужениях первой седмицы, приводя с собою в храм и своих питомцев, а затем, сколько позволит время, можно заняться и в школе. Желательно было бы также при этом, чтобы ученики упомянутых школ, для вящего приобщения к молитвенным подвигам и ознакомления с уставом Церкви, ходили в церковь ко всем преждеосвященным литургиям, совершаемым в ср. Четыредесятницу, и во все церковные праздники, напр., в день трёх святителей вселенских, архистратига Михаила (8 ноября) и проч., в которые диаконы должны неопустительно принимать участие в богослужении, но, чтобы занятия в эти дни в школах продолжались как до начала литургии, так и после оных. Нет сомнения, что полтора, или много два часа, проведенные в храме Божием, не нанесут никакого вреда успехам в науках, а принесут немалую пользу в деле религиозно-нравственного воспитания.

О выборе церковных старост. – Самарская духовная консистория, в виду того, что трёхлетний срок службы церковных старост в епархии оканчивается настоящим 1889 годом, поставляет в известность благочинным епархии, чтобы 1) прихожане приходских церквей произвели не позже октября сего года, в присутствии благочинного, выбор из своей среды на точном основании закона в церковные старосты на будущее трехлетие (1890–1892) людей благочестивых правил, для попечения об имуществе и обо всем церковном хозяйстве, и не состоящих (в сельских приходах) содержателями, приказчиками, и сидельцами заведений для раздробительной питейной продажи вне городских поселений, а также произвели и выбор к ним кандидатов; 2) об избрании в должность церковных старост и кандидатов к ним составлены были при бытности местных благочинных надлежащие приговоры приходских обществ с подписью: а) избранных, что они согласны принять на себя должность, б) причта, что он согласен на избрание, и в) благочинного, что он присутствовал при избрании; 3) выборы были произведены хотя одновременно с имеющими быть выборами на должность по приходским попечительствам, но приговоры последних должны быть составлены отдельно от выборов в церковные старосты и представлены через благочинных, также отдельно на утверждение преосвященного, и 4) по утверждении в должности церковных старост, последние должны быть приведены к присяге на верность службы по форме.

О записи пожертвований в пользу церквей, духовенства, церковно-приходских школ и прочих благотворительных церковных учреждений прихода. – Архангельская духовная консистория предписывает благочинным церквей епархии, чтобы причты подведомых им церквей 1) в конце выданной из консистории в каждую церковь памятной книги сделали особый отдел под заглавием: «О пожертвованиях в пользу церквей, духовенства, церковно-приходской школы и прочих благотворительных церковных учреждений такого-то прихода»; 2) ныне же внесли в этот отдел сведения о наиболее выдающихся почему-либо пожертвованиях, поступивших за последние семь лет и донесли об исполнении благочинному подробно, а последний – консистории; 3) на будущее время эти записи вели исправно и своевременно.

О надлежащей записи имен в метрические книги. – Так как из дел Владимирской духовной консистории усмотрено, что многими священно-церковнослужителями вносятся в метрические книги имена родившихся, брачующихся, и умерших, не данные при крещении, а употребляемых в просторечии и нередко с искажением, то названная консистория циркулярно подтверждает духовенству епархии, чтобы в метрические книги вносимы были родившиеся, брачующиеся, и умершие с именами, данными при св. крещении, без всякого изменения, а не употребляемые в просторечии.

К свидетельствованию благочинными метрических книг. – Та же духовная консистория разъясняет благочинным церквей епархии, чтобы они в своих свидетельствах на метрических книгах показывали, есть или нет в тех книгах подчистки и поправки.

Воссоединение с Православной Церковью Курских единоверцев. – 15-го августа, в Курске, совершилось торжество воссоединения с православием Курских единоверцев-прихожан Успенской единоверческой церкви.

Насколько известно, мысль о присоединении к православию явилась у курских единоверцев недавно. Развитию и укреплению этой мысли содействовал с особенной заботливостью местный приходский священник о. В. Зеленин, бывший благочинный всех единоверческих церквей Курской епархии. 2-го июля текущего года, прихожанами Успенской единоверческой церкви был составлен общественный приговор, в котором они выразили желание, в память дивного спасения Государя Императора и Его Августейшего семейства от ужасной опасности, угрожавшей Им 17-го октября прошедшего года, оставить единоверие и воссоединиться вполне с православием. Означенный приговор был представлен при прошении его преосвященству, преосвященнейшему Иустину, уполномоченными от прихожан, имевшими во главе свящ. В. Зеленина и старосту единоверческой церкви А. Титова. Владыка милостиво принял уполномоченных и положил на прошении их следующую резолюцию: «С живейшей радостью и благодарением Господу Богу принимаю благое желание. Да благословит десница Верховного Домовладыки привести оное к вожделенному окончанию».

Торжество воссоединения совершилось, как выше сказано, 15 августа, в праздник Успения Божией Матери. В этот день в Успенской единоверческой церкви при многочисленном стечении народа, в присутствии представителей городской администрации и городского общества, богослужение совершал преосвященнейший владыка. Пред литургией был отслужен благодарственный молебен, на котором после обычного многолетия было провозглашено многолетие «братии храма сего». После целования св. креста, преосвященнейший владыка произнес речь, по окончании которой призвал на воссоединенных благословение Божие и в знак своего архипастырского благоволения к ним и своей духовной радости о присоединении их к православию передал им в дар икону Божией Матери. (Курск. Епарх. Вед.).

Увещания народа духовенством о привитии оспы новорожденным. – Медицинский департамент Министерства внутренних дел, по сообщению «Новостей», обратился к консисториям разных ведомств с просьбою предписать духовенству, чтобы оно увещевало народ прививать оспу новорожденным.

Запрещение занимать школьные здания под квартиры причта. – Так как некоторые священники, имеющие в своих приходах церковно-приходские школы, иногда позволяли себе занимать школьные здания под квартиры себе, вследствие чего учение прекращалось, то Пензенский епархиальный училищный совет сделал распоряжение, чтобы священники и другие члены причта отнюдь не занимали школьных зданий без разрешения совета, по донесении наблюдателей.

Приют для приготовления девиц-сирот духовного звания в учебные заведения. – Св. Синодом разрешено устроение при Кишиневском епарх. женском училище женского приюта для приготовления сирот духовенства к поступлению в женское училище, а малоспособных к учению – в существующей при училище рукодельный класс. Местный преосвященный изъявил желание выдавать на содержание каждой призреваемой девочки по 75 р. в год.

Епархиальный съезд духовенства Вятской епархии 4 июня 1889 г. составил проект устава взаимовспомогательной кассы для епархиального духовенства, предположив ввести его в действие в виде опыта на 5 лет по утверждении его епархиальным архиереем. По этому проекту все священно-церковнослужители епархии обязательно участвуют в составлении кассы, лица же духовного происхождения, служащие в духовно-учебных заведениях, церковно-приходских и земских школах – по их желанию. Средства кассы составляются: 1) из ежегодных определённых взносов участников кассы, 2) доброхотных пожертвований от церквей, церковно-приходских попечительств и частных лиц, 3) процентов на суммы кассы, 4) взносов духовенства и служащих в учебных заведениях за казённые квартиры, 5) 2% сбора с процентов на причтовые капиталы, не составляющих жалованья и доходов причта, с оброчных статей, 6) взносов, с получающих награды и с добровольно переходящих на новые места; для ежегодных взносов участников кассы назначаются разряды в 4, 8, 12, 16 и т. д. до 52 р.; на получение денежных пожизненных пособий из кассы имеют право, вносившие не менее 10 лет определённые взносы, участники кассы, когда поступят за штат по болезни или старости, их вдовы, до выхода во вторичное замужество, и дети, по смерти матери – сыновья, до окончания всеми ими ученья в учебных заведениях и в течение года по окончании ученья, дочери же – до замужества или до поступления на место с жалованьем не менее 100 р. Пособие выдается в размере 3 р. за каждый рубль годового взноса в первые 10 лет, а в последующее время – смотря по состоянию кассы и определению епарх. съезда. (Вятск. Е. В.).

Издревле, наш простой православный народ любит строить особые от храмов здания для своей молитвы – часовни. Для этого он не жалеет своей трудовой копейки, а последнее жертвует на постройку часовни. Хвала и честь ему за это. Одного нельзя не заметить, что наш простой народ в своей любви к построению часовен нередко переступает границы должного и необходимого.

В Уст. дух. кон. (ст. 56, 57 и 58) указаны следующие уважительные побуждения к построению часовен: дальность расстояния деревень от своих приходских храмов, случаи сгорения церкви, усердие православных предков, желавших построить часовню в честь некоторых святых икон, благочестивое воспоминание событий церковных и отечественных. Но наш простой народ не ограничивается этими законными побуждениями к построению часовен: он нередко даёт обет построить часовню, и строит её по случаю мора на скот, продолжительного и сильного ненастья, долгой засухи, неурожая и проч. В деле построения часовен наш простой народ иногда руководствуется и не совсем чистым побуждением – чувством гордости; случается, напр., что одна деревня, не имеющая часовни, не желает уронить себя пред другою деревнею, имеющею часовню, и потому сама строит часовню. Та же гордость, только в высшей степени, побуждает и частных лиц предпринимать постройку часовни, напр., разжившийся крестьянин желает чем-либо выделиться из своей среды, ищет себе уважения и почтения, как со стороны своего местного духовенства, так и со стороны своих соседей крестьян, и вот он устраивает на своей собственной земле часовню в честь какого-либо Святого и подбивает деревенское общество праздновать этому святому; иной богач строит часовню для заглушения своей совести, которая может быть слишком часто твердит ему о его неправильно нажитом богатстве. К построению часовен побуждают иных лиц разного рода сны, видения и т. п. При столь разнообразных побуждениях к постройке часовен, и произошло то, что у нас в Великороссии нечасто встретится деревня (особенно большая деревня), в которой не было бы часовни. Но обилие существующих у нас часовен приносит вместо пользы вред как нашим храмам и самим часовням относительно внешнего и внутреннего благоустройства их, так и простому народу в его религиозном отношении. В самом деле, если в приходе вместо одной церкви есть ещё несколько часовен, то приходские скудные жертвы неизбежно должны делиться на несколько частей, смотря по количеству часовен в приходе; жертвы, могущие послужить к благоустройству храма, отнимаются от него на часовни, и таким образом происходит то, что и храм, и часовни остаются неустроенными как следует. В крайней неблагоустроенности и неблаголепии наших сельских и деревенских часовен всякий может убедиться, кто только бывает в наших глухих отдаленных весях. Хорошо устроенные, прочные и красивые часовни попадались редко, а все, по большей части, старые, маленькие, с худой протекающей сквозь крышей, и с развалившимися галереями. Встречаются и такие маленькие часовни – аршина в два в длину и столько же в ширину, которые по своему внешнему виду ничем не отличаются от простых амбаров или сараев, кроме маленьких крестов, едва заметных, поставленных на кровлях их. Внутреннее устройство таких часовен вполне соответствует внешнему. Иногда нет в них ни столика, ни клироса, ни вообще какого-либо приспособления для богослужения. Обыкновенно, на восточной стороне в часовне помещается икона того святого, в честь которого построена часовня, по бокам её – иконы Спасителя и Божией Матери; в других местах помещаются другие иконы, – и все они самой аляповатой работы. За недостатком икон, пустые места на стенах заклеиваются двухкопеечными лубочными картинами, вроде: «Страшный Суд» и «Богатый и Лазарь». Пред иконами, на железных заржавленных цепочках, на веревках, проволоках и нитках криво привешиваются лампадки – заржавленные, грязные, с оторванными и потерявшимися местами для установки свеч. Тут же стоят деревянные, почерневшие от времени и грязи подсвечники. Ничего уже не говорим о грязи, которая находится на полу в этих часовнях: в иных не бывает мыто по пяти и более лет.

Несмотря на такое неприглядное внешнее и внутреннее устройство большинства часовен в наших сёлах и деревнях, наш простой народ всё-таки любит свои часовни не менее, чем и свои приходские храмы и, странно, иногда отдаёт предпочтение первым перед последними. Неизвестно, что служит причиной такого предпочтения: простота ли обстановки деревенских часовен, грязь ли, свойственная русскому крестьянину, свобода ли, не стесняемая присутствием духовенства во время молитвы крестьянина в часовне, или, наконец, вообще его невежество, однако, факт предпочтения нашим простым народом своих часовен храмам, в некоторых местах замечается нередко.

Часовни, особенно построенные вдали от своих приходских храмов, сначала посещаются только стариками и старушками, или больными, не могущими дойти до своего местного храма, потом мало-помалу перестают ходить в свой храм молодые и здоровые и, наконец, вся деревня отвыкает от храма и привязывается к своей часовне. «Что же вы не были сегодня в церкви?», спросишь их? «Да мы были, – говорят, – в часовне: всё равно молитва-то!» Между тем, местный храм в праздники остаётся пустым, посещается только немногими прихожанами из ближних деревень. Таким образом, часовни в наших сёлах и деревнях отклоняют наш народ от посещения своего храма в воскресные и праздничные дни. К сожалению, этим не ограничивается вред для нашего народа в религиозном отношении, а идёт далее. Простой народ, вместо храма пришедши в часовню, начинает и кончает свою молитву без священника и таким образом он даже и по внешнему виду уподобляется овцам без пастыря. Взойдите в часовню, когда народ без священника собрался в оную для молитвы и увидите: кто молится, кто ставит свечку, кто разговаривает, а кто и ругается; иные стоят, обратившись задом к иконам, иные – боком. Кто-нибудь читает какую-либо книгу – Часослов, Акафист – и едва разбирает; останавливается, делает замечания, поправляет свечи и опять читает. В таких молитвенных собраниях допускаются иногда и шутки, производящие смех в присутствующих. Так, один крестьянин читал, читал Часослов, запнулся, остановился на полслове и сказал: «Ну, теперь обедня кончилась, пора и по домам!» Все захохотали и стали уходить по домам.

Немного и материальной пользы от часовен, хотя нужно сказать, что в часовни наш простой народ постоянно несёт свою лепту; он жертвует и деньгами, и хлебом, и шерстью, и яйцами, и вообще всем, кто что имеет. Однако, эта жертва в церковную казенку попадает только тогда, когда случается день памяти того святого, в честь которого построена часовня. Обыкновенно в этот день в часовню является местное духовенство с церковным старостой и всё, что бывает собрано в этот только день в часовне, отправляет в церковь; в остальное время года народная жертва принимается так называемыми часовенными старостами. Часовенные старосты выбираются местным причтом и церковным старостой из крестьян той же деревни, в которой находится часовня, для надзора за ней и приёма пожертвований. Вот эти-то самые старосты почти никогда не считают обязательным для себя отправить принятые ими пожертвования в свой приходской храм. Напротив, как не несущие никакой ответственности за это, кроме нечувствительной замены их новыми старостами, стараются не столько о храмах или часовнях, сколько о себе. Так, они отправляются в город, покупают там восковые свечи, продают их в своих часовнях, и прибыль от продажи берут себе, а равно и всё то, что бывает пожертвовано народом в часовню. В наших, отдалённых от городов и в глухих местах, был даже и такой случай. Один священник раз пришёл в часовню и увидел в ней множество навешанных и наставленных икон различной величины и формы. Священник этот подумал: «Вот одна из немногих часовен, где нет недостатка в иконах». Затем ему случилось в другой раз побывать в ней, и к удивлению своему увидел в часовне только три-четыре иконы. На его вопрос: «Куда же девались иконы?» крестьяне ответили: «Иконы здесь были не часовенные, а наши; так как у нас в домах к празднику происходило мытьё полов и стен, то мы на это время все свои иконы перенесли в часовню, а потом опять убрали их назад». Часовенные старосты допускают в часовнях ставить и убирать, как в удобное место для склада, не только иконы, но и рожь, овес, шерсть и прочее. Случается, что некоторые прячут в часовнях даже свои деньги и потом горько жалуются на то, что их деньги оказываются похищенными. После этого, кто же поручится за то, что не бывают похищаемы из наших часовен принадлежащие им иконы и другие вещи: ведь известно, что ни описей в наших часовнях, ни расписок в приёме часовен от их старост у нас не полагается. Вся формальная сторона выбора или смены часовенного старосты обыкновенно состоит в следующем: приезжает в деревню священник или церковный староста, отдает какому-либо крестьянину ключ от часовни и говорит: «Вот тебе ключ, будь ты часовенным старостой». Тот берёт ключ, кладёт его на полку в своей избе или вешает на гвоздь – и всё: староста выбран!.. Вот и попробуйте проверить такого старосту, особенно старосту той часовни, которая слишком удалена от местожительства местного причта. «Что же ты не представишь ничего в церковь», – спросишь его, – ни денег от продажи свеч, ни пожертвований натурою?» «Да что представлять-то, – отвечает он, – никто ничего не пожертвовал и не купил ни одной свечки».

Вот в каком положении в настоящее время находятся наши часовни в наших сёлах и деревнях. Из всего нами сказанного о них, видно, что пользы приносят они мало, а вреда достаточно. В тех видах, чтобы от часовен в наших сёлах и деревнях не происходило какого-либо вреда как для благоустройства сельских храмов и самих часовен, так и для простого народа в его религиозном отношении, по нашему мнению, необходимо пастырям Церкви принять следующие меры: часовни, не приносящие никакого дохода для приходского храма, следует запереть и открывать их только тогда, когда само духовенство с церковным старостою бывает в них. В тех немногих часовнях, от которых в храмы поступает порядочный доход, завести опись, – выбрать старост, взять с них расписку в получении всех икон и вещей, принадлежащих часовнях, повнимательнее следить за добросовестным отношением старост к своему делу, и в случае неисправности или недобросовестности их, сменять их. Наконец, относительно проектируемых нашим народом новых часовен, держаться на вполне законной почве, то есть допускать постройку часовен только в случаях, указанных Уставом духовных консисторий, чтобы наш простой народ без нужды не строил часовен и не отставал от своих приходских храмов, не уподоблялся овцам, не имущим пастыря.

Священник Николай Иустинов

Не опуская из вида человека, близкого к уклонению от Церкви, всегда готовый помочь ему и доставить все средства для убеждения в истине, пастырь Церкви должен, впрочем, сообразовать в этом случае свои действия, подсказываемые ему его усердием, с внутренним состоянием и расположениями самого колеблющегося прихожанина. Если пастырь видит, что его беседы заметно влияют на прихожанина и он придаёт им значение, если у него очевидно искреннее желание познать истину и утвердиться в ней, тогда конечно он не поскупится на труд свой, и свободный час свой будет уделять на беседу с ним, то являясь к нему в дом, то приглашая его к себе, а иногда вводя его в собрание благочестивых единомысленных людей, отличающихся ревностью по православию, могущих внушить ему доверие к себе. Но может случиться, что прихожанин, подпавший какому-либо враждебному влиянию, бегает своего пастыря и не расположен вести беседу с ним. Может замечать пастырь, что нарочитая или случайная его беседа с таким, вызванная его состоянием, неприятна и тяжела для него, и он видимо остаётся глух к ней, и с нетерпением или с чувством досады выслушивает её. В таком случае едва ли полезно навязываться пастырю со своими наставлениями: слова увещания не дойдут до сердца, а будут отскакивать от замкнувшегося в себя и загрубелого духовного существа, и, пожалуй, будут производить и усиливать в нём раздражение, что может способствовать удалению его от Церкви. На такого человека, испадающего в сети сектантской или инославной пропаганды, лучше, и с большей надеждой на успех, можно действовать пастырю через других, более близких к нему, пред которыми он скорее раскроет свою душу, и от которых без стеснения и без предубеждения может выслушивать и принимать добрые внушения и даже более или менее строгие обличения. А самому пастырю остаётся ожидать какого-либо благоприятного знаменательного случая, который бы расположил пасомого, поддающегося чуждому влиянию, и в то же время предубеждённого против своего пастыря, к более внимательному выслушиванию пастырских вразумлений, – остаётся ещё в тайне молиться Богу, чтобы Он не допустил, вверенного его попечению, но не слушающего пастырского голоса, совратиться с пути правого на путь сомнительный и опасный, или прямо погибельный, и удержал, и сохранил его под спасительным кровом святой Православной Церкви.

Если, несмотря на все заботы пастыря, кто-либо из его пасомых отступил от Православной веры и Церкви, и переход его в какую-либо секту или инославное общество сделался открытым совершившимся фактом, естественно пастырю болеть об этом душою, но непрактично, не согласно с духом Христовым прибегать к каким-либо насильственным мерам и взысканиям, для удержания его в своей Церкви, внутренние связи с которой у него порваны. Если он сделал все от него зависящее, для того, чтобы не допустить своего бывшего пасомого до отступления от своей Церкви, он с спокойной совестью может поручить его и его судьбу смотрению Божию, хотя в то же время будет просить для отступника у милосердия Божия благодати вразумляющей и просвещающей, могущей рассеять мглу заблуждения, его помрачившую, и снова привести его в ограду святой Церкви. По оставлении отступником своей Церкви, у пастыря прекращаются непосредственные сношения с ним, и сам отступивший будет бегать своего бывшего пастыря и не захочет принимать от него наставлений. Но при случайной встрече пастырь может сделать попытку к его возвращению в свое стадо: он может кротко выразить пред ним свое сокрушение о нем и его отступлении от святой Церкви, может указать нравственное значение его поступка – вероломного удаления от матери-Церкви, его родившей святым крещением, и его воспитавшей, может напомнить о тех опасностях и лишениях, каким он себя подвергает, удалившись из-под крова святой Православной Церкви, может возбуждать в нем старые воспоминания и взывать к подавленным в нем чувствам родственного единения со своими прежними присными по вере и по крови и т. п. Но угрожать отщепенцу, преследовать его, подвергать его, хотя через других, взысканиям и наказаниям за отступление от своей Церкви, пастырю, долженствующему действовать не оружием внешнего закона, а словом убеждения и духом любви, не приходится. Притом, угрозы и преследования не всегда действенны там, где дело касается внутреннего убеждения: они, напротив, могут иметь действие, обратное тому, на которое при них рассчитывают. Именно, они могут изгнать из сердца остатки расположения к прежней Церкви, к которым можно привязать средства убеждения, отшатнувшегося от Церкви и надежду на его возвращение, и вместо этого могут укоренить и усилить в нем вражду и ненависть к Церкви и её представителям, и этим увеличится пропасть, отделяющая его от прежнего церковного общества. Они могут далее способствовать большей стойкости и большему утверждению убеждения, за которое подвергается человек преследованиям, и окружать преследуемого ореолом мученичества. А это оказывается благоприятным для отступников и дела их партии. Иногда верования не особенно привлекательны и убеждения в них не особенно сильны и даже шатки. Но когда нападают на них внешним оружием – разрозненное сплачивается, слабое крепнет и вырастает в силу, быв вынуждено к напряжённой энергии для противодействия преследованиям. История нашего раскола старообрядства служит тому наглядным подтверждением. Против него, и против приверженцев его, при его возникновении и в первый период его развития, действовали суровыми мерами: штрафами, лишением или ограничением прав, ссылкой, преследованиями разного рода. Но это не сломило его, не препятствовало его возрастанию, напротив, в глазах приверженцев старых обрядов увеличивало значение и авторитет тех, которые терпели что-либо за приверженность к так называемым старым обрядам, возбуждало в них религиозный фанатизм и привлекало к ним почитателей, готовых следовать за ними всюду, куда они ни поведут их. Сила противодействия, какою крепок был раскол, начала ослабевать только с тех пор, когда по отношению к нему приняты были более мягкие меры обращения.

Главное требование от пастыря Церкви, если в его приходе совершилось печальное отступление от Церкви, состоит в том, чтобы он об этом своевременно довёл до сведения своего епархиального начальства и ему предоставил дальнейшие меры действования. Мы сказали: своевременно, имея в виду то, что нередко пастыри, при виде совращений и отступлений от Церкви, совершающихся на их глазах, медлят донесением об этом кому следует, опасаясь, как бы эти отступления не вменены были в вину их нерадению о своей пастве и невнимательному отношению к своему долгу, и как бы им самим за то не подвергнуться какой-либо ответственности. Неприятные для пастыря явления в его приходе, всё равно, рано или поздно, будут известны. Между тем, епархиальному начальству нужно без промедления узнавать подобные вещи, чтобы принять нужные, зависящие от него меры к охранению стада подвергающегося расхищению, и к удалению от него появившейся близ его заразы, и, чтобы помочь самому пастырю при выполнении им своего долга и направить его деятельность на более верный путь. Может быть, не осведомлённое вовремя епархиальное начальство упустит случай к принятию целесообразных мер, предписываемых интересами Церкви и паствы православной, и через то усилится опасная зараза, которая при благовременном дознании о ней была бы стеснена в своём распространении. По отношению к самому отступнику от православия, пастырь Церкви должен наблюдать, чтобы он, уклонившись от Церкви, других не увлекал вслед за собой, не принимал на себя опасного и ответственного дела совращения, и не расстраивал общего покоя и мира Церкви.

Польза изучения церковной истории

Если существует много причин, делающих изучение церковной истории весьма ценным пособием в деле общего религиозного образования, то ещё более причин, почему её изучение становится совершенно необходимым для основательного богословского образования. Без сомнения, то, что полезно в деле религиозного образования вообще, полезно в особенности для образования богословов и церковных проповедников. Изучение жизнеописаний святых людей, надлежащее понимание важности и неизмеримого значения Нового Завета для оценки прошлого и настоящего церковной жизни, выяснение различных до противоположности стремлений и направлений прошлого, всё это представляет несомненный общебогословский и, в частности, гомилетический интерес и значение. Но существуют ещё и другие причины, почему церковная история должна быть старательно изучаема всеми, кто посвятил себя богословию.

Во-первых, церковная история указывает на высокое положение, какое библейское богословие занимает в истории рода человеческого в сравнении с естественным и языческим богословием. Слова апостола Павла, назвавшего учение Евангельское «силой Божией во спасение всякому верующему» (Рим.1:16), может с полной уверенностью повторить каждый, изучающий церковную историю. Учение Христа в течение всей истории человечества, действительно высказало себя силой Божией, ведущей ко спасению. Во все века, с самого начала христианства, оно было могущественнейшим средством исцеления, оздоровления, и укрепления для народов, его принимавших.

Во-вторых, богослов не может обойтись без понятия о единстве веры, которое даёт нам церковная история. При крайнем разнообразии возникших с течением времени церковных обществ, при кровопролитных столкновениях между ними из-за вероисповедных разностей, при враждебных вообще отношениях между ними, апостольские слова: «Един Господь, едина вера, едино крещение» (Еф.4:5) повторяются всё чаще и чаще. Изучающему историю Церкви открывается возможность наиболее ясным образом убедиться в существовании единой всемирной Церкви и определить характеристические её черты.

Во-третьих, тот богослов лучше подготовлен для выполнения своей специальной задачи, который вынес из изучения истории Церкви убеждение в том, что, несмотря на бесконечное разнообразие исповеданий и обрядов, всё-таки в целом существует прогресс в мире нравственном и умственном. Исторический прогресс, как и все дела человеческие, не есть неуклонное, исключительное движение вперёд. Одним из основных законов его оказывается борьба различных и противоположных направлений. Изучая ход истории церковного просвещения и культа, церковной жизни и организации, можно подумать сначала, что Церковь одного века отличается от Церкви другого века, верования одного времени отличны от верований предшествующего и последующего времени. Церковная история может показаться на первый взгляд не представляющей почти ничего иного, кроме повествования о внутренних и внешних борьбах, о возвышениях и падениях исторических лиц, об ересях и расколах, о преобразованиях и возвратах к старине. Но при внимательном её изучении становится очевидным прогрессивный характер христианской истории. Церковная история показывает, как христианское учение завоёвывает себе всё более и более обширное поле. Споры из-за различного понимания догматов и различной церковной практики, усиление одних направлений и падение других, ереси и борьба с ними, нападения на Церковь и защита её, всё это способствовало в течение веков общему возвышению успехов Церкви и прогрессу церковного веросознания. Последний выражался двояким образом: во-первых, в более совершенном понимании частных догматов и, во-вторых, в тех исправлениях, целой их совокупности, как системы, которые, вследствие тесной связи между всеми истинами веры, неизменно вызывались каждым заметным движением вперёд церковной науки. Действительно, оппозиция против ересей и вызванные ею догматические исследования мало-помалу превратили неопределенные и шаткие выражения истин веры в определённые и точные положения и определения, которые по мере того, как их границы все более и более замыкались, влияли в свою очередь и на всю систему догматов, содействуя установлению между ними более близкой и ясной связи, ведя к более строгим логическим выводам и к более тонкому анализу. Сравним, напр., выражение догмата о Св. Троице в апостольском символе веры с изложением того же догмата в символе веры св. Афанасия Великого и в символе Никео-Цареградском, или, ещё лучше, сравним выражение догмата об искуплении в апостольском символе веры с изложением того же догмата в «Послании патриархов восточной кафолической Церкви о православной вере», и прогресс, вызванный вековой борьбой с ересями, становится ясным. Что для первых проповедников было предметом простой непосредственной веры, то для позднейших учителей веры сделалось уже предметом знания, ценным результатом продолжительного и упорного труда предшествовавших поколений. Как велико наследство, оставляемое потомству каждым историческим или просто общественным деятелем, который даёт надлежащее выражение тому, что прежде было неясно и неопределённо, будет ли то поэт, живописец, архитектор, государственный человек, законовед или богослов – кто это может измерить? И в самом деле, история свидетельствует о том, что есть сходство между Божиим Откровением, данным в Св. Писании, и Божиим Откровением в природе. Св. Писание есть неисчерпаемый источник драгоценных истин, которые все полнее, шире, и яснее открываются для того, кто упорнее стремится проникнуть в их глубь, и кто владеет лучшими для того средствами. Церковная история свидетельствует о прогрессе как в области культа и правовых порядков, так и в области собственно веросознания. Были недостатки и пробелы в том и другом отношении, но мало-помалу они исчезали. Общее же состояние Церкви в настоящее время, хотя и далеко от идеала, но заметно улучшается с течением времени.

Сверх того, в-четвёртых, для богослова в высшей степени важно основательно изучить специальные богословские задачи настоящего и непосредственного будущего. Деятели настоящего – наследники прошлого и подготовители будущего. Они занимают определённое положение во времени и, пользуясь плодами трудов своих предшественников, должны в свою очередь сделать на поприще этих трудов несколько шагов вперёд. Существуют особенные опасности, волнующие наш век и завещанные нам предыдущими веками; существуют особенные обязанности, которые выпадают на долю нашего поколения; от надлежащего исполнения этих обязанностей будет зависеть и то место, которое оно займёт во времени, и то значение, какое оно получит в истории человечества. Есть особые, специальные вопросы, на которые только наше поколение может ответить. И в высшей степени важно выполнить в точности задачу, выпавшую на нашу долю. Изучение церковной истории способствует к осуществлению этого назначения, представляя нам возможность обозреть то историческое положение, в которое мы поставлены прошлым, и предусмотреть то, к которому следующее движение нас должно привести. Рассматривая, например, современное состояние эсхатологии, мы наталкиваемся в ней на особые вопросы и задачи, возникшие в наше время, и только тот может их правильно решить, кто, зная прошлое, в состоянии избежать его ошибок и воспользоваться его успехами.

Наконец, знание церковной истории составляет непременное условие для всякого удовлетворительного изучения системы богословия. Данные для богословской системы и самая эта система – не одно и то же. Библия даёт нам данные; церковная история указывает на попытки выработать по этим данным целую систему богословия. Изучение церковной истории не менее необходимо, чем и приведение имеющихся данных в одну стройную систему. Игнорировать результаты, которых достигли христианские мыслители в течение многих веков, было бы величайшим легкомыслием, как и величайшим эгоизмом. Даже больше, это было бы явным игнорированием божественного домостроительства, пути которого мы изучаем в церковной истории. Поэтому, в каждом исследовании относительно истин христианского вероучения должен иметь место вопрос о том, как эти истины понимались прежде в разные времена.

Взгляд на историю изучения церковной истории

Подобно другим отраслям богословских наук, церковная история должна была пройти длинный путь развития, прежде чем достигла настоящего своего состояния. Собственно, история её разработки, как науки, начинается лишь с шестнадцатого века. До XVI века мы находим более только материал для церковной истории, чем собственно историю. Правда, Евсевий Кесарийский, составитель знаменитой «Церковной истории» (Historia ecclesiastica) в десяти книгах, обнимающей время от Рождества Христова до 324 г. по Р. Х., получил за этот труд название отца церковной истории; но это название не вполне применимо к нему. В истории Евсевия описано столько современных ему событий и приведено столько выписок из давно утраченных источников, что её можно скорее назвать летописью и причислить к оригинальным источникам, чем историей. То же самое можно сказать и о трудах по церковной истории Сократа, Созомена, Феодорита, которые писали в пятом веке, Феодора и Евагрия, которые писали в шестом веке. Каждый из них вёл нить повествования с того места, где его предшественник прерывал её. От шестого до шестнадцатого столетия, за исключением компиляций из трудов Евсевия и его последователей, история Церкви не была разрабатываема и изучаема, собственно, как история. Правда, было много написано хроник, очерков истории Церкви у отдельных народов, повествований о различных монашеских орденах, биографий пап, епископов, миссионеров, житий святых; но все эти книги были скорее материалом для церковной истории, чем собственно историей. Полное начертание истории христианской Церкви превышало умственные запросы и научные силы тех времён.

Лишь во второй половине XVI века мы встречаем первую попытку составления полной церковной истории. Эту попытку представляют собой знаменитые так называемые «Магдебургские центурии» (Centuriae Magdeburgenses), предпринятые Матеем Флацием Иллирийским и составленные при содействии десяти сотрудников в период времени от 1559 до 1574 г., в тринадцати томах in folio. Католики нередко спрашивали протестантов, где была их церковь до Реформации? Ответ на этот вопрос и дан со стороны протестантов в Магдебургских центуриях. Как показывает самое заглавие этого труда, история Церкви в нём излагается по столетиям. Каждое столетие рассматривается в шестнадцати главах, именно: 1) общий взгляд на данное столетие, 2) пространство Церкви, 3) внешнее положение её, 4) вероучение, 5) ереси, 6) богослужение, 7) церковное управление, 8) расколы, 9) соборы, 10) епископы и учители Церкви, 11) еретики, 12) мученики, 13) чудеса, 14) евреи, 15) другие религии, 16) политические перемены.

Появление этих «Центурий» составило эпоху как по методу, так и по содержанию. Что касается до метода, то, положенного в основу этой истории размещения исторического материала по столетиям, с различными вариациями в частных рубриках, учёные держались в течение двух столетий. Церковная история Мозгейма (Mosheim) была последним трудом, написанным по этому методу (в полов. XVIII в.). Первый по времени выдающийся исторический труд, послуживший ответом на «Магдебургские центурии» со стороны католиков, был составлен Баронием († 1607) под заглавием: «Annales ecclesiastici», в двенадцати томах in folio; на эту работу он употребил тридцать лет непрерывного труда. Эти Анналы были исправляемы и продолжаемы несколько раз. Они представляли долгое время главный свод (компендиум) церковной истории с католической точки зрения. После выхода в свет Магдебургских центурий появилось много церковно-исторических трудов не только в лютеранской, но и в других протестантских церквах. Так, напр., кальвинист швейцарец Готтингер (Hottinger) написал в девяти томах in folio «Церковную историю Нового Завета» (Historia Ecclesiastica Novi Testamenti 1651). Пиетисты также создали свои «Центурии» в труде Готфрида Арнольда (Gattfried Arnold) в двух томах in folio под заглавием: «Беспристрастная история Церкви и еретиков» (Unparteiische Kirchen-und Ketzerhistorie 1699); а рационалисты в свою очередь получили свои «Центурии» в церковной истории Генке (Henke), напечатанной в девяти томах в Брауншвейге от 1788 до 1820 г. Все эти авторы и их подражатели придерживались такого механического метода изложения, что, несмотря на несомненную пользу их трудов как сборников материала, теперь они представляют лишь чисто исторический интерес.

Новейшая эпоха церковной истории начинается Неандером. Он первый приложил к истории христианской Церкви тот новый метод исследования, который в руках Нибура воскресил историю языческого Рима. Три принципа руководят всеми его трудами. Он критически рассматривает свои источники, добросовестно старается представить истину, и избегает всяких уклонений от предмета. Вместо того, чтобы составлять каталог великим людям, событиям, и догматам по столетиям, он старается дать фотографический снимок с последовательных периодов в истории Церкви, какими они являются не в произвольно взятых границах времени, но по устроению Промысла Божия. В настоящее время в основании каждого научного церковно-исторического исследования лежат эти три принципа, т. е. критическая разработка источников, научное изложение фактов, и научное выведение общих истин из рассмотрения исторических фактов. Слава Неандера, как пионера в применении новых плодотворных методов в области церковной истории, упрочена навсегда: история Неандера после Магдебургских центурий была вторым церковно-историческим трудом, составившим эпоху, и именно потому, что в ней впервые были применены к разработке этой отрасли знания новейшие научные методы исторического исследования.

Источники церковной истории

Научные занятия церковной историей состоят в изучении её источников, её периодов, и её различных составных частей. Необходимая предварительная подготовка к научным занятиям в области истории христианской Церкви и какого-либо из её периодов, состоит в критическом изучении всякого рода данных или материалов церковной истории, доставляемых всеми доступными для нас источниками. Эти источники различны. Церковно-исторические данные могут быть почерпаемы изо всех тех памятников прошлого, которые вообще известны под именем древностей. Сюда относятся: древние храмы и гробницы, архитектурные памятники разного рода, надписи, повествующие нам о великих людях или великих событиях, кладбища, подобные Римским катакомбам, печати разных официальных лиц, медали и всякого рода изображения, относящиеся к достопамятным событиям. Далее, научные материалы могут быть также заимствуемы из письменных произведений всякого рода, современных исследуемым событиям. Сюда относятся: соборные деяния или акты, императорские декреты, папские буллы, литургии и другие богослужебные чинопоследования, символы и исповедания веры, монастырские уставы, проповеди, летописи, записки современников, наконец, вообще литературные произведения всякого рода. Истории, написанные слишком поздно, чтобы быть современными известным историческим событиям, но составленные по источникам, явившимся в свет вскоре после наступления этих последних, подобно знаменитой церковной истории Евсевия, должны быть причислены к оригинальным источникам. Всякое свидетельство, которое современно или почти современно изучаемой исторической эпохе, становится оригинальным источником сведений касательно этой эпохи. Возможность разобрать почти уже уничтоженную надпись или живопись на стене, открытие зарытой в землю урны, опубликование документов, найденных в государственных или церковных архивах, все это должно быть настолько же полезно для разрешения известных исторических вопросов, как и систематическое изложение фактов у какого-нибудь современного историка. Изучающий церковную историю не должен пренебрегать никаким источником, как бы он ни казался ничтожен, если только он может рассчитывать на извлечение из этого источника каких-либо сведений, могущих бросить новый свет на изучаемое событие или эпоху. Он должен перерыть всю массу материалов, какие только может найти, подвергая разумной критике содержание этих материалов. Одни только современные данной эпохи источники сами по себе ещё не составляют истории достойной доверия; но источники приобретают таковое значение, когда содержание их бывает проверено и надлежаще оценено проницательным и ясным умом исследователя.

Разделение церковной истории на периоды и составные части

Периоды церковной истории резко обозначаются. Их конечно не следует определять по столетиям, хотя подразделение их по столетиям довольно близко подходит к истине. Определение периодов церковной истории по столетиям и было одной из главных причин того механического, неестественного характера, каким отличался прежний метод изложения этой науки.

История христианской Церкви делится на четыре главных периода. Первый период простирается от начала христианства до торжества его над язычеством при Константине Великом (34–313 г.); второй – до окончательного отпадения западной церкви от восточной (313–1054 г.); третий – до падения византийской империи на Востоке (1453 г.) и начала реформации на Западе (1517 г.); четвёртый – до настоящего времени.

Составные части церковной истории также ясно обозначаются. Прежде всего, она разделяется на историю внешнего состояния Церкви и на историю внутреннего её состояния. История Церкви по внешним отношениям последней, в свою очередь подразделяется также на две части, потому что мы должны иметь в виду, с одной стороны, отношения Церкви к государству, с другой – распространение Церкви среди неверующих или отношения её к миру, ещё не просвещённому светом Евангелия. Со стороны внутреннего состояния Церкви, её история делится на несколько частей, так как необходимо изучать: во-первых, общий характер каждой эпохи или периода; во-вторых, жизнь великих церковных деятелей данного периода; в-третьих, духовное просвещение и в особенности историю догматов; и, в-четвёртых – практику Церкви. Сюда относятся: богослужение, христианская жизнь, церковное управление и церковное искусство.

О неопустительном показывании в метрических статьях всех и каждого. – Владимирская духовная консистория подтверждает духовенству епархии, чтобы в метрических статьях неопустительно показывались фамилии всех и каждого. Благочинным вменяется в обязанность строго наблюдать за исполнением этого; в случае же опущения, требовать от священно-церковнослужителей объяснения о причинах опущения, и означенные объяснения вместе с документами представлять в консисторию.

О приобщении в Великий пост говеющих. – Екатеринославская духовная консистория объявляет к сведению духовенства епархии, чтобы оно в Великий пост, во время приобщения говеющих, приглашало членов церковно-приходского попечительства наблюдать за порядком подходящих к причащению; там же, где нет попечительств, нарочито для этого приглашало несколько почетных прихожан и на них возложило эту обязанность, в предупреждение случаев пролития св. Крови на будущее время.

Воспрещение совершения треб в чужих приходах. – Екатеринославское епархиальное начальство предписывает причтам церквей епархии, чтобы они ни под каким видом не позволяли себе совершать требы в чужих приходах, а тем более в приходах иноепархиальных, исключая двух случаев, предусмотренных 97 ст. Устава духовн. консист., т. е. напутствования умирающих и крещения больных.

О ведении церковных приходо-расходных книг. – Новгородская духовная консистория объявляет духовенству и церковным старостам епархии к сведению и должному исполнению касательно ведения церковных приходо-расходных книг: а) чтобы причты и старосты вели в шнуровых книгах запись капиталов, принадлежащих церквам и причтам, со всею осмотрительностью, дабы не встречалось прочетов в их записи иногда на целые сотни; б) чтобы причты и старосты поступления процентными бумагами с определенным назначением (напр., назначением капитала на вечное поминовение родных жертвователя) ни в каком случае без разрешения епархиального начальства не расходовали на частные нужды членов причта, хотя бы и после пожара; в) чтобы причты и старосты раз навсегда приняли к сведению, что по правилам о порядке записи прихода и расхода церковных сумм к суммам переходящим относятся только: 1) сборы в кружки разных наименований, выставляемые в церквах по указам Св. Синода, и 2) залоги, представляемые арендаторами, подрядчиками, и поставщиками разных материалов; все же прочие поступления, как-то на возобновление иконостаса, на отливку нового колокола, на постройку новой церкви, равно и арендные за то или другое церковное имущество писались в числе церковных сумм; г) чтобы во всех книгах епархии принято было писать страничный итог под нижнею чертою и затем итог этот складывать с переносом, стоящим в главе страницы, и сумму обоих чисел писать в перенос следующей страницы; д) чтобы при составлении месячных итогов не были сливаемы церковные и причтовые суммы с суммами переходящими, а, чтобы к церковным суммам, прописанным сперва наличными, потом билетами, прикладывались и переходящие суммы.

К обязанностям опекунов над сиротами духовного звания. – Ввиду того, что многие из священно-церковнослужителей, назначаемых опекунами, не знакомы с теми обязанностями, какие закон возлагает на них по этой должности, Таврическое епархиальное попечительство о бедных духовного звания нашло необходимым: 1) напечатать в местных епархиальных ведомостях содержание 213, 214, 215, 216, 217, 218, 219, 220, 221, 222, 225, 227, 228, 229, 230, 231, 236, 251, 252, 253, 254, 256, 259, 260, 262, 263, 265, 266, 267, 268, 269, 270, 273, 274, 275, 277, 280, 282, 284, 286, 287, 288, 290, 291, 292 и 294 статей Х т. 1 ч. законов гражданских изд. 1887 г., которые относятся к опеке; 2) подтвердить благочинным церквей епархии, чтобы они строго следили за своевременным представлением опекунами отчетов, и наблюдали за действиями их по опеке над имуществом и сиротами, а в случае смерти опекунов, доносили о том попечительству и входили с представлением об утверждении новых.

По предмету подачи прошений детьми-сиротами духовного звания. – Из производившихся в Тверской духовной консистории дел, усмотрено, что многие дети священнослужителей обращаются с прошениями об исходатайствовании им пенсии, на получение которой они, на основании указа Св. Синода от 29 января 1888 года за № 8, права не имеют. Вследствие этого, определением епархиального начальства постановлено: во избежание напрасной переписки, объявить священникам епархии, чтобы они с своей стороны объявили детям умерших священнослужителей, что на основании помянутого указа Св. Синода, дети, остающиеся по смерти отца без матери, права на получение пенсии не имеют, и потому прошения их не подлежат удовлетворению.

О присутствии депутатов от духовенства при межевании церковных земель. – Тверское губернское правление по губернской чертежной, на основании определения своего по делу о раскомандировании землемеров в полевые работы, просило Тверскую духовную консисторию подтвердить всем депутатам своего ведомства, чтобы они по требованиям землемеров непременно являлись в назначенные сроки на место межевания и до окончания дел по церковным землям, или состоящим с ними в смежестве, находились безотлучно. Консисторией, с утверждения епархиального начальства, определено: 1) так как депутаты по духовному ведомству назначены епархиальным начальством в каждом благочинии из священников, а в некоторых благочиннических округах по значительному в них числу церквей и причтов имеются даже два депутата, то подтвердить всем священникам епархии, проходящим должности депутатов по духовному ведомству о точном исполнении этого отношения и 2) о таковом распоряжении уведомить губернское правление с присовокуплением, что духовные депутаты, состоящие в благочиниях, известны всем причтам, состоящим в благочиннических округах, и землемеры могут обращаться с требованием их к межевым действиям в случае надобности по указанию причтов, а в случае неуказания почему-либо сими последними депутатов – к самим благочинным.

Касательно сообщений епархиальному начальству о похищении из церквей денег и вещей. – Оренбургская духовная консистория, в предупреждение излишней переписки по делам о похищении из церквей денег и вещей, предписывает благочинным епархии, по получении известия о похищении из церквей денег и вещей немедленно доносить о том епархиальному начальству, требовать от полиции акт осмотра, и от причта, и церковного старосты сведения, когда и при каких условиях собраны деньги, значатся ли по церковным документам, и как именно, если не записаны, почему, и на каком основании они хранились не в банке, а в церкви, имеются ли при церкви сторожа, кем наняты, был ли заключен с ними письменный договор, могут ли быть они оставлены при храме, и были ли обиты поврежденные двери железом изнутри. При этом требовать от церковного старосты и причта объяснений по этому предмету, и по проверке представлять оные в консисторию.

О кандидатах на псаломщицкие места. – Согласно резолюции преосвященного викария Подольской епархии, Подольская духовная консистория объявляет, чтобы все, ищущие псаломщицких мест и имеющие на то право, являлись в епархиальный город не иначе, как с билетом от местного благочинного, а учители церковно-приходских школ – от о. наблюдателя; по прибытии в город, они обязаны предъявлять свои билеты в консисторию для прописки, в противном же случае, то есть явившиеся без билетов и не предъявившие своих билетов в консистории, будут высылаемы из города как безбилетные. Во все время своего пребывания в городе кандидаты на псаломщицкие места обязаны посещать Троицкий монастырь и принимать участие в богослужении, в чтении и пении, чтобы можно было видеть, насколько они способны к прохождению псаломщицкой должности.

Относительно приписки псаломщиков к призывному участку по отбыванию воинской повинности. – Холмско-Варшавская духовная консистория объявляет кандидатам на псаломщицкие места, что все прошения об определении на псаломщицкие места, к которым (прошениям) не будет приложено свидетельств о приписке к призывному участку по отбыванию воинской повинности, каковые свидетельства требуются 97 и 100 ст. Устава о воинской повинности, будут оставляемы без последствий.

К вопросу о правильном ведении церковного хозяйства. – Литовская духовная консистория вменяет в обязанность благочинным церквей епархии наблюсти: а) чтобы церковные суммы были хранимы под замком, ключ от которого должен храниться у церковного старосты, и за печатью священника; б) чтобы церковные деньги вынимались и вкладывались, а также поверялись не одним церковным старостою, а в присутствии всего причта, причем могут быть допускаемы и почётнейшие из прихожан, и в) чтобы, наконец, церковные деньги отнюдь не были отдаваемы никому в займы.

Об устройстве церквей при фабриках и заводах. – Министерство Внутренних дел решилось энергично приступить к осуществлению меры благодетельной и разумной. Собрав все нужные сведения о положении нашего фабричного класса в провинции, касающиеся его материальных и духовных недостатков, вследствие отсутствия при фабриках и заводах, стоящих в пустынных местностях, церквей, Министерство Внутренних дел вошло по этому предмету в сношение со Святейшим Синодом о безотлагательной постройке при означенных заведениях частных (т. е. на средства фабриканта или заводчика) или общественных храмов.

Открытие миссионерских курсов при Казанской духовной Академии. – 15-го сентября, при миссионерском отделении Казанской духовной Академии открываются двухгодичные миссионерские курсы. Цель курсов – доставить миссионерское образование таким лицам, которые при всей своей пригодности для миссионерского служения, не могут поступить в число действительных студентов академии, или по недостатку образовательного ценза, или по невозможности вследствие каких-либо обстоятельств проходить четырехлетний академический курс. На курсах будут преподаваться науки обоих миссионерских отделений – маторского и монгольского. В 1889–90 учебном году назначается десять вакансий: 4 казенных и 6 пансионерских. Вакансии замещаются, по избранию и рекомендации епархиальных преосвященных и православного миссионерского общества, лицами, вполне определившимися по своему направлению, и желающими посвятить себя миссионерскому служению, без различия звания и прав по образованию и без всякого испытания. Пансионерские вакансии содержатся на суммы Православного Миссионерского Общества и епархиальных миссионерских комитетов.

Школа псаломщиков в Вятке. – В г. Вятке, по сообщению «Вятских Епархиальных Ведомостей», учреждается школа для приготовления способных псаломщиков. В школу принимаются дети лиц духовного звания, почему-либо не окончившие курса в духовной семинарии и духовных училищах, не моложе 15 лет. Курс обучения годичный. Предметы обучения: беглое, правильное, выразительное и толковое чтение по книгам церковнославянской печати, богослужебный устав с кратким объяснением предметов и действий богослужения и переводом труднейших песнопений на русский язык, круговое церковно-богослужебное пение, нотное и понаслышке, практическое знакомство с церковным письмоводством, а равно и повторение катехизиса и священной истории.

Проект певческих школ. – На рассмотрение Св. Синода поступил, как сообщают, проект организации певческих школ для регентов и псаломщиков приходских церквей. В настоящее время во всех почти епархиях церковное пение в приходских храмах совершается по различным напевам и вообще ведется крайне неудовлетворительно. В проекте предлагается установить однообразное обучение церковному пению по цифирной системе, так, чтобы напев во всех церквах был однообразный.

В нашем юго-западном крае, в частности в Киевской епархии, распространено в широких размерах сектантство, известное под именем «штунды» или «штундизма». Штундизм, как и всякое сектантство, есть печальное явление в нашей Православной Церкви, порождающее в умах наших простолюдинов как религиозную, так и общественную смуту. Всякому, сколько-нибудь знакомому со штундизмом, известно, какое зло заключает в себе эта ересь. Она, как стоглавая гидра, опутывает наших православных простолюдинов, вносит отрицание и презрение ко всему, что только по характеру своему напоминает православие, и что так дорого сердцу всякого истинного сына Церкви и отечества, – вносит пагубное свободомыслие в дело веры, извращая и искажая даже смысл основных истин христианских, и допуская полнейшую свободу в понимании и толковании Слова Божия, – коротко сказать, вносит легкомысленно-кощунственное отношение ко всему святому. Учение этой секты заключает в себе яд, отравляющий всё существо и быстро проникающий во все фибры ума и сердца её последователей; оно подтачивает их нравственные силы, вносит душевную пустоту, леденящий душу индифферентизм и отчаяние. Словом, штундизм, отторгая сынов православия от Церкви, ввергает их в бездну, оставляет их на произвол судьбы и отнимает у них душевный мир и спокойствие.

Замечательно, что штундизм положил и внешний отпечаток на своих последователей. Большинство сектантов по внешнему своему виду производят впечатление мистиков в худшем смысле этого слова: лица их бледно-жёлтые, взор – мутный и угрюмый; в глазах их часто загорается зловещий огонёк (в особенности при религиозных собеседованиях с ними), по лицам их скользит саркастическая улыбка, дышащая презрением; лицевые их мускулы часто, без нужды подёргиваются; речь их далеко не свободна от фанатизма и всегда направляется на религиозные предметы, преимущественно на нравственные недостатки православных пастырей и их пасомых, – всё это ясно показывает, что многие из сектантов страдают mania religiosa.

Если присмотреться поближе к сектантам, то окажется, что они в нравственном отношении далеко не безупречны, хотя они постоянно выставляют напоказ свою штундистскую праведность. Ближайшее знакомство со штундистами показывает, что а) они наглы и дерзки в обращении со властями не только духовными, но и светскими, b) лживы и памятозлобны, с) высокомерны и кичливы своею мнимою праведностью, d) фанатично-упорны в своих убеждениях и фарисейски лицемерны, и е) крайне враждебно настроены против всего того, что не подходит под их вкус и извращённые их понятия. Этот сухой перечень нравственных качеств сектантов в достаточной степени освещает нравственный их облик. Если добавить, что сектантство порождает весьма часто семейные раздоры и несогласия в семействах наполовину православных, наполовину штундистов, и, что православные и штундисты во многих сёлах в большинстве случаев составляют две половины, походящие на два враждебные лагеря – то для всех будет вполне понятно, какое зло заключает в себе это сектантство.

Лицевая же сторона штундизма заключает в себе много заманчивого и привлекательного для простого, полуграмотного, а в большинстве случаев совершенно безграмотного крестьянина. Адепты штундизма для неопытного глаза представляются чистыми пуританами; у них, по-видимому отсутствуют пороки, присущие нашему крестьянскому люду и столь ровняющие его в глазах всякого добропорядочного человека: они не божатся, не употребляют бранных слов, не пьют, не крадут, не нарушают святости воскресных дней, не ссорятся друг с другом, словом, у них есть так называемые отрицательные добродетели. Но этим ещё не исчерпывается прельщение штундизма: он заключает в себе и другие условия прельщения, которые притягательно действуют на простых неграмотных крестьян. Штундизм, хотя секта и религиозная, но в некоторой степени пропитана социалистической тенденцией (мы разумеем духовно-церковный социализм). Общеизвестен факт, что альфу и омегу штундизма составляет безусловное равенство всех адептов этой секты. Положение штундистов: все верующие безусловно равны между собою основывается на Св. Писании. Сектанты проповедуют, что в настоящее время нет ни раба, ни свободного, ни иудея, ни эллина, но все и во всем Христос (Кол.3:11), потому, они (сектанты) – народ избранный, царственное священство, народ святой (1Пет.2:9), так как Иисус Христос сделал их царями и священниками (Откр.1:6). На основании этих мест из Нового Завета, штундисты приходят к весьма пагубным выводам: они мнят себя совершенно равными во всех отношениях, отрицают в принципе всякое духовное начальство и фактически отвергают его. Исходя из этого основания, они своих пресвитеров называют только старшими братами, и не только удостоиться чести быть на служении (т. е. заправлять ходом молитвенного собрания), но и совершить чашу или переломление (штундистская терминология) и другие действия (крещение и погребение) может, по указанию братии, каждый из более начитанных в слове Божием. Кроме равенства на земле, штундизм сулит ещё равенство и на небе, так как по учению этой секты, все уверующие (по штундистской терминологии иначе – сектанты) – святы – между ними нет никакого различия и они получают одинаковую мзду, пришли ли они в царство Божие в 1-й, 3-й… и 11-й час дня своей жизни. Обещая полное равенство как на земле, так и на небе, штундизм не требует от своих последователей каких-либо лишений и подвигов: для достижения будущей блаженной жизни нужна только вера. По мнению штундистов, нужно только родиться от Бога (возродиться духом) – и можно спастись, так как рожденный от Бога совершенно уже не может грешить и является святым человеком (1Ин.3:9); дети же таковых родителей ещё легче наследуют царствие Божие, потому что от святых родителей родятся святые дети (1Кор.7:14). Само собою разумеется, что все подвиги самоотвержения, воздержания, самоограничения, необходимые по учению православной веры для достижения спасения, считаются для последователей штундизма излишними. Потому штундизм не признает никаких постов, никаких аскетических подвигов и духовных упражнений. Привлекателен штундизм и тою своею стороною, что молитвенные собрания уверующих бывают в хате, где молящиеся могут расположиться, и располагаются с удобством: мужчины садятся на скамьях, женщины занимают угол избы, где положены доски (так называемый пил) для спанья, а старушки назидаются даже сидя на печке, что особенно приходится им по вкусу в зимнее время. Но более всего привлекателен штундизм тем, что, проповедуя полное равенство всех своих последователей, он отрицает необходимость духовной иерархии и тем избавляет своих адептов от каких бы то ни было обязательств по отношению к пастырям Церкви. Иначе говоря, штундизм, отрицая необходимость существования духовной иерархии, предоставляет своим последователям полнейшую свободу совести, не стесняемую никаким контролем. Если добавить, что штундизм, преимущественно на первых порах своего распространения, сулит богатство и довольство своим последователям⁹¹ и оказывает материальную поддержку беднейшим из них, получаемую путем добровольных пожертвований, то будет вполне понятна та прелесть и та заманчивость штундизма, которая столь обаятельно действует на наших полуграмотных, а в большинстве случаев совершенно неграмотных простолюдинов. Коротко сказать – лицевая или показная сторона штундизма служит главной приманкой для совращения в эту секту наших крестьян.

Если мы сравним лицевую и оборотную сторону штундизма и беспристрастно их взвесим, то получится тожество: положительная сторона равна отрицательной. Иначе говоря, в штундизме всё сводится к торжеству проповедуемой сектантством идеи; при этом не обращается никакого внимания на то, какими путями будет достигнуто это торжество. Следовательно, в основе штундизма, хотя он есть явление по преимуществу религиозно-нравственное, лежат мотивы хотя религиозные, но далеко не нравственные. Потому-то штундизм есть крайне печальное и вредное во всех отношениях явление в нашей Православной Церкви, с которым приходится немало считаться представителям нашей Церкви и преимущественно пастырям-священникам, на долю которых приходится вести весьма упорную и тяжёлую борьбу лицом к лицу с этой сектой.

В «Проекте инструкции для противоштундистских миссионеров-священников юго-западного края» читаем: «Хотя штундизм есть явление сложное, но он по преимуществу религиозно-нравственное явление, и потому, пастыри Церкви, блюстители чистоты и святости веры и нравственности, должны усилить свою бдительность. Священникам штундистских приходов следует всегда помнить, что они также ответственны пред Богом за своих прихожан, как каждый отец семейства ответствен за благонастроенность членов своей семьи. Как отец семейства может спокойно мириться с неблагонадежностью только тех членов своей семьи, для благонастроенности которых в своё время он всё должное и возможное сделал, и для исправления которых все средства испробовал, так священник, когда для религиозно-нравственного воспитания его прихожан всё должное и возможное было сделано, и, когда после этого некоторые члены его прихода оставили свою родную Церковь, только тогда может быть спокоен в своём сердце, и ему остаётся только молиться за отпадших. Отпадшие прихожане его, в таком случае – суть безусловно худые члены Тела Христова, уже духовно отсеченные Главою Церкви. Но можно ли сказать, что все сектанты-штундисты в нравственном отношении суть безусловно дурные люди? А потому, может ли быть священник за них так спокоен? Приходской священник – есть постоянный миссионер своего прихода. Как капля за каплей может продолбить камень, так раздельный приходской священник может медленно, но верно, обратить к Церкви лучших по своему нравственному настроению из заблуждающихся прихожан, тем более, что штундистская секта ещё не сформировалась и не окрепла и последователей имеет пока ещё не очень много» («Руков. для сельск. паст.» 1889 г., № 24, 1 и 2 пункт., стр. 162–164). Таким образом, приходские священники, будучи лицом к лицу поставлены к штундизму, в силу необходимости являются первыми борцами за православие: они являются охранителями св. православной веры и Церкви от волков, приходящих в овечьей коже, вносящих смуту и раздоры в Церковь, и увлекающих простодушных и слабых её членов в свою ересь.

Даже пастыри тех приходов, где ещё нет штунды, но куда проникают её влияния, неослабно должны наблюдать за религиозно-нравственным состоянием своих прихожан и стараться преградить доступ этому злу: пастыри должны всячески стараться поднять религиозно-нравственный дух своих пасомых, укрепить их привязанность к Православной Церкви и не допустить проникнуть пагубному свободомыслию в умы своих духовных чад. Для этой-то цели приходские священники и должны зорко следить: нет ли в приходе какого-нибудь умственного движения с религиозной подкладкой, идущего совне, не обуревают ли кого-нибудь какие-либо религиозные сомнения, напр., относительно пренепорочного зачатия Сына Божия, приснодевства Пресв. Богородицы, святости и праведности угодников Божиих, действительности святых мощей и проч., и проч.

Приходский священник должен обратить особое внимание на подобное умственное движение в своём приходе, так как это и есть первая подготовительная ступень к штундизму. Священник всеми силами должен стараться рассеять все эти сомнения, для чего он должен пользоваться всеми находящимися в его распоряжении средствами. 1) Он должен при всяком удобном случае вступать в собеседования с теми лицами, которых обуревают сомнения по каким бы то ни было религиозным вопросам; если же не представляется подходящего случая для собеседования, то священник должен нарочито посетить дома этих лиц. 2) Если подобные сомнения начинают проникать в общество, то священник нравственно обязан предохранить всех своих духовных чад от соблазна: он должен разоблачить все эти нелепые слухи с церковной кафедры; при этом он должен действовать со всею осмотрительностью, отеческой любовью, а если нужно, то и строгостью. 3) Немалую услугу в этом деле священнику могут принести Троицкие Листки и всякие назидательные книжечки догматического и религиозно-нравственного содержания. Необходимо при этом, чтобы все эти листки, брошюрки, и книжечки всегда прочитывались священником и после прочтения раздавались уже народу. 4) Каждый священник должен не только следить за подобным умственным движением (если оно уже началось или только что начинается) в своём приходе, но и стараться узнать, откуда оно идёт. Если замечается, что приток столь пагубного свободомыслия идёт совне – из соседнего прихода, то священник обязательно должен обратиться за содействием к своему собрату и общими усилиями стараться прекратить зарождающееся зло.

Если первые смена свободомыслия не будут подавлены и пустят ростки, тогда наступает период брожения религиозной мысли нашего простолюдина, период борьбы с обуревающими его сомнениями. Этот период может быть назван переходною ступенью от православия к штундизму и характеризуется следующими чертами. Прежде всего наши простолюдины поддерживают тесные сношения со всякими тёмными личностями, которые поучают их и вселяют в них всякие пагубные мысли. Колебательное состояние этих простолюдинов бывает так велико, что они не знают, что им делать и на что решиться. Они подобны утопающим, которые хватаются за соломинку: они самым аккуратным образом посещают и церковь, и штундистские собрания; они обращаются за советами к лжеучителям и к приходским священникам; они назидаются и в церкви, и в еретических собраниях; они сами ещё не знают, остаться ли в православии или пристать к штунде, которая приходится им и по плечу, и по сердцу. Многие из этих колеблющихся рассуждают в полуштундистском духе таким образом: «хорошо-де не ходить в корчму, не пьянствовать, не божиться, не злословить друг друга»; прорываются у них подчас рассуждения совершенно штундистского характера, направленные против иконопочитания и недостойных православных пастырей.

На православном священнике лежит нравственный долг воспользоваться этим колебательным состоянием своих пасомых, и он должен по слову Божию благовременно и безвременно – настоять, обличать, и увещевать со всяким долготерпением и назиданием (2Тим.4:2). Проповедь священника должна быть направлена на следующие пункты: 1) священник должен показать колеблющимся, что и Православная Церковь не учит и никогда не учила пьянству, злословию, божбе, кражам, убийствам и т. п. Напрасно поэтому маловерные сыны православия бегут от своей матери-Церкви к волкам хищным и к ним обращаются за советами и наставлениями. Всякий, обращающийся за наставлениями к этим самозваным учителям, не есть истинный сын Церкви, которая отечески печется о своих чадах, учит и наставляет их на правый путь. Здесь вполне уместно пастырю сказать, что недостаточно обладать одними отрицательными добродетелями, которыми хвалятся сектанты, чтобы быть членом Тела Христова, и чтобы спастись, но нужно ещё принадлежать к Церкви Христовой и признавать все её институты: иерархию и таинства, так как без этих спасительных средств и установлений невозможно спастись, как и не спасаются те из язычников, которые ведут добродетельную жизнь, но не принадлежат к Церкви Христовой. 2) В своей проповеди священник должен выступить на защиту духовенства, весьма часто и несправедливо порицаемого сектантами, а за ними и колеблющимися из православных: а) он должен показать, что пасомые не имеют права судить своих пастырей, так как этого права не дано им Богом; даже и недостойным пастырям, как поставленным на дело служения самим Богом, и как носителям благодати, верные сыны Церкви нравственно обязаны повиноваться, и b) он обязан опровергать те кривые толки, которые взводятся сектантами, а за ними и колеблющимися православными на пастырей, и показать, что взводить подобные обвинения и клеветы – недостойно не только православного христианина, но и человека. 3) На священнике, пекущемся о предохранении своих верных чад от совращения в ересь и прилагающем все меры к удержанию в православии колеблющихся, лежит нравственный долг показать, что штундистские учители а) самозванцы: на дело учительства они не посланы Богом, и не получили разрешения от духовного начальства (Евр.5:10) и законного рукоположения, потому-то они и не имеют права учить и наставлять, и b) воры, так как, толкуя по своему слово Божие, они крадут истинный смысл у него; крадут членов у Православной Церкви, совращая их в ересь, и крадут даже имена у православных, так как они своим детям дают православные имена, и 4) вопросу об иконопочитании должно быть уделено пастырем особое преимущественное внимание, так как этот вопрос составляет краеугольный камень штундизма, и с этим вопросом миссионеру-священнику приходится считаться на каждом шагу. Посему, священник должен самым обстоятельным образом показать и уяснить православным, а) как учит Православная Церковь об иконопочитании: что такое иконы, какое их значение в церкви и в домах, какое нужно воздавать им поклонение, и в чем оно должно выражаться вовне, и b) указать различие между иконами и идолами и показать, в чем именно состоит заблуждение штундистов. В собеседованиях по этому вопросу вполне уместно пастырю обращаться к нажитым привычкам и к традициям своих прихожан, к патриотическому их чувству, и даже совести; в данном случае можно пользоваться приемом ad hominem в самых широких размерах.

Словом, священник, в приходе которого есть колеблющиеся, должен употребить все зависящие от него пастырские меры и средства для удержания их в лоне Православной Церкви.

(Продолжение будет).

В древней христианской Церкви дух единения во имя веры и любви Христовой господствовал над всякими национальными различиями. Люди разных стран и национальностей дружно подвизались на служении поместной церкви, на которое поставлены были они судьбами жизни, или вернее – волею Провидения.

В царствование Валериана (253–259 гг.), при римском епископе св. Стефане (253–257), на служение римской церкви соединились узами духовного отечества и сыновства старец Ксист или Сикст, родом грек из Афин, и молодой Лаврентий, родом испанец⁹². Сикст на своей родине слыл философом, потом всецело посвятил себя учению христианскому⁹³. Прибыв в Рим уже в зрелых летах, он поступил в клир, и со временем, при епископе Стефане удостоен сана диакона и звания архидиакона. В ту пору уважали в Риме просвещенных греков, каких видим немало и в ряду римских епископов первых веков. Лаврентий на своей родине в Испании воспитывался в доме знатных и благочестивых родителей своих, христиан Оренция и Нациенции; потом, как гласит предание – в христианской школе, существовавшей в так называемой Кесарии Испанской (Caesarea Augusta, позднейшая Сарагосса). Христианская любознательность привлекла молодого испанца в Рим, где он довершил свое образование, как видится под руководством грека-архидиакона Сикста. Учитель и ученик соединены были крепкою любовью. Когда по кончине св. Стефана († 2 авг. 257 г.) Сикст был избран и поставлен на римское епископство, он уже не хотел оставить Лаврентия вдали от себя: рукоположив его во диакона, он скоро облек его званием архидиакона, какое пред тем сам носил.

В так называемых «Постановлениях апостольских» говорится о должности диакона между прочим следующее: «диакон да будет умом и оком, и устами, также сердцем и чувством епископа, чтобы епископ не заботился о многом, но только о важнейшем... Диакон, хотя все пусть возносит к епископу, как Христос ко Отцу, но, что может, то пусть исправляет сам собою, получив власть от епископа, а епископ пусть судит о важнейшем»⁹⁴. Особенно почетно было диаконское служение в римской (т. е. г. Рима и окрестностей его) церкви, где при весьма численном составе клира диаконов было только семь, как свидетельствует один из ближайших предместников Сикста св. Корнилий: «в ней (римской церкви) находится один епископ, сорок шесть пресвитеров, семь диаконов, семь иподиаконов, сорок два прислужника, пятьдесят два человека заклинателей, чтецов, и привратников, и более тысячи пятисот немощных и вдовиц, которых всех питает благодать и человеколюбие Господа»⁹⁵. Кроме сослужения епископу при совершении им таинств и преподавании их верующим, на обязанности диаконов лежало заведование церковными имуществами, и в связи с тем – содержанием клира и делами церковной благотворительности. «Нужно, – говорится в «Постановлениях апостольских», – чтобы вы, диаконы, посещали всех немощных, всех нуждающихся в посещении, а о бедствующих – объявляйте своему епископу; ибо вы обязаны быть его душою и сердцем, и быть готовыми служить и повиноваться ему во всем как своему епископу, отцу, и учителю» (кн. III, гл. 19). Вторая область диаконского служения, т. е. заведование церковными имуществами и церк. благотворительностью, имела особенно важное значение в римской церкви, при большой численности её клира, хр. общества её, и в нём лиц, поддерживаемых на счёт церкви, и значительности самих имущества церковных этой столичной церкви⁹⁶. При важности диаконского служения вообще, особенную важность приобрела должность архидиакона. Неизменный и ближайший сослужитель епископа в священнодействиях и таинствах, он-то особенно мог называться оком, ухом, и сердцем епископа по заведовании церковным благочинием и церковною благотворительностью. Как помощники епископа по весьма важной и сложной области его ведения, архидиаконы обыкновеннее всего становились и преемниками их, особенно в римской церкви⁹⁷.

Итак, когда Сикст, став из архидиакона епископом, передал архидиаконство любимому ученику своему Лаврентию, то делал это в полной надежде иметь в нем «свое око, свое ухо, и свое сердце». Молодой Лаврентий был из ряда тех молодых, но зрелых мудростью и нравами людей, каких по апостольским постановлениям считалось возможным поставлять даже в епископы (кн. II, гл. 1). Как архидиакон, он оказался на высоте своего призвания. Благоговейно сослужа епископу в таинствах и священнодействиях, он был заботливым и мудрым хранителем и распорядителем церковного достояния, исполненным любви и милосердия, попечителем о клире, о бедных и страждущих. Нестяжательный, любивший нищету Христову, он стремился богатеть делами благочестия, дарами благодати, так что слыл у римских христиан мужем благодатным, сильным своею святостью и чудодейственною молитвою.

Что должно и может служить предметом внебогослужебных чтений для народа? Этот вопрос сам собой вытекает из всего, сказанного нами раньше по поводу чтений. На него нетрудно ответить в настоящее время, в особенности после того, как выяснена цель, к которой следует стремиться при помощи чтений. Ясно, что чтения и собеседования на них служат средством не только для отвлечения народа от недостойного препровождения воскресных и праздничных дней, но главным образом для назидания его в истинах веры и нравственности. Поэтому, само собой понятно, что на них прежде всего должны быть сообщаемы в общедоступной, понятной, и занимательной форме истины христианского православного вероучения и нравоучения, т. е. истины из догматического и нравственного богословия, притом не в форме перечня этих истин, или же отвлеченных рассуждений о них, а, так сказать, в наглядной, осязательной форме, именно в повествовательной, так как всякая отвлеченная истина делается яснее и понятнее, когда она подтверждается примером или выводится из примера. Примеры из священной и церковной истории, а также из житий святых могут сообщить чтениям и беседам особенную влиятельность, и на самом деле сообщают её, где в подобной форме ведутся чтения, так как священные истины, облечённые в наглядный образ, скорее и легче усвояются простым народом, а также долее могут удержаться в его памяти; между тем, как одно отвлечённое объяснение истин вероучения и нравоучения может только утомлять внимание слушателей, будь они селяне, или же горожане, да и понять-то их как следует они не будут в состоянии, а тем более усвоить. Кроме того, ведущий чтения должен помнить, что его пасомые совершенно почти не понимают церковного богослужения, значения св. таинств, обрядов и обычаев, употребляемых при их совершении; мало того, они иногда превратно толкуют эти обряды и обычаи и даже нередко смотрят на них суеверными глазами. Так, например, какое суеверное действие можно приписывать свече, приносимой при совершении богослужения? А между тем, нередко ставятся свечи пред иконами в церкви со злым намерением. Считает себя кто-либо обиженным, идёт в церковь и ставит перед иконой свечу, причём зажигает её, ставит в трубочку лампады зажжённым концом вниз и тушит там огонь. Делают это с той целью, чтобы тот, кого считают обидчиком, за которого и ставится свеча, улетел вниз головой в тартарары, брякнул вверх ногами; значит желают ему гибели, желают, чтобы жизнь его угасла, как гаснет свеча и т. п. и проч. Или бывает и так: покупают три свечи, скручивают их как верёвку, и ставят пред иконой за своего врага, в надежде, что и его так скрутит, как скручены свечи. Что же касается св. икон и свящ. предметов церковных, то о значении их поселяне не имеют почти никакого представления; они не говорят их сердцу ровно ничего. Например, на каждом шагу вы услышите подобную молитву: Пресвятая Иверская, или Казанская Божия Матерь, помилуй нас и т. п. Поэтому, объяснение обрядовой стороны православного богослужения, а также значения свят. икон и свящ. предметов, должно составлять особенную заботу пастырей Церкви, желающих быть добрыми работниками на ниве Христовой. Выполнением этой задачи пастыри могут оказать большую услугу Церкви. В самом деле, в настоящее время получила широкое распространение одна из сект, отрицающих обряды церковные – это штунда, последователи которой проповедуют также и против иконопочитания. Могла ли бы иметь успех эта проповедь, если бы то инстинктивное уважение к святым иконам, которое по преданию свято хранится в нашем народе, было возвышено на степень разумного и сознательного и сделано неиссякаемым источником назидания как для современных, так и для грядущих поколений? Ответ очевиден. Не в меньшей степени должна занимать пастыря, заботящегося о своей пастве, и борьба с суеверием, тем более, что суеверия нередко вредят не только благосостоянию наших крестьян, но и их совершенствованию во Христе. Но очевидно, что суеверия развиваются и крепнут только тогда, когда человек толкует необъяснимые для него явления, приписывая их каким-нибудь сверхъестественными силам. Поэтому в борьбе с суевериями немалую услугу может оказать распространение в народе некоторых здравых понятий из естествоведения. Впрочем, знакомство с естествоведением может принести не только духовную пользу, но и материальную выгоду. Относительно чтений по отечественной истории, нужно сказать, что не следует держать народ в неведении о важнейших событиях в его жизни, во время которых выступали наружу и были путеводными звёздами лучшие стороны русского духа, пробуждённые в народе лучшими людьми в годины общенародных бедствий. Отсюда ясно, что не всё из этой области может быть предметом чтений, а только то, из чего можно вывести назидательный урок.

Мы уже говорили, что простой народ легко может быть совращаем в раскол или сектантство вследствие невежества его в православном вероучении, хотя ему врождено инстинктивное, если можно так выразиться, уважение к вере своих отцов. То же самое может сказать и относительно сохранения им своего здоровья. Каждому человеку врождено чувство самосохранения; но если он не знает во время болезни как сделаться здоровым, а между тем сильно желает быть таким, то, очевидно, он легко последует советам quasi сведущих или более опытных в этом деле, каковыми считаются разные знахари и в особенности знахарки и шептухи. Вследствие этого, на чтениях необходимо сообщить хотя бы самые элементарные сведения из популярной гигиены.

Итак, программа чтений для народа должна содержать следующие отделы: а) чтения из ветхозаветной и новозаветной библейской истории, б) чтения из общей и русской церковной истории в жизнеописаниях святых, в) изъяснение нравственных обязанностей христианина по отношению к Богу, к ближнему, и самому себе, г) чтения по обличению раскола и вообще сектантства, д) изъяснение богослужения Православной Церкви, е) чтения из гражданской истории, ж) чтение избранных мест из Священного Писания, з) некоторые сведения из естествознания, и) популярную гигиену. Что же касается изъяснения основных истин христианской веры, то оно или должно предшествовать чтениям из библейской или церковной истории для уразумения повествуемого, или же должно вытекать из них, как необходимое следствие. Сделав такие замечания, мы постараемся указать частнее на главнейшие пункты в каждом отделе общей программы, или иначе – представим программу по каждому отделу.

а) Библейская история Ветхого Завета

О бытии Божием. О свойствах Божиих. О Боге едином по существу и троичном в Лицах. О молитве и крестном знамении. Объяснение молитвы: Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь⁹⁹. Сотворение мира невидимого или ангелов. Понятие об ангелах. Разделение их. Их обязанности. Понятие об ангеле хранителе. Объяснение молитвы ангелу хранителю. Сотворение мира видимого. Сотворение человека. О воскресном дне и о необходимости трудиться в будничные дни. О праздниках и постах; объяснение 4-й заповеди. Блаженная жизнь первых людей. Единство происхождения всех людей. Все люди братья и ближние между собою. Необходимость взаимной помощи и молитвы друг за друга и за всех христиан. Объяснение молитвы за Царя и отечество: Спаси, Господи, люди твоя… Объяснение молитвы о здравии живых: Спаси, Господи, и помилуй родители моя… Грехопадение прародителей. Наказание за грех. Обещание Спасителя. Распространение греха на всех людей. Нужда в покаянии. Следствие греха – смерть. Все люди смертны. О необходимости молитвы за усопших. Объяснение и изучение молитвы: со святыми упокой. Жизнь прародителей по изгнании из рая. Каин и Авель. Потомство Сифа. Смешение племен. Потоп. Ной как новый праотец человеческого рода. Появление зла в семействе Ноя и распространение его между людьми после потопа. Объяснение пятой заповеди. Столпотворение Вавилонское и разделение народов. Происхождение идолопоклонства. О почитании святых; объяснение 1-й заповеди. О правильном почитании икон; объяснение 2-й заповеди. Авраам. Явление Бога Аврааму в виде 2-х странников. Погибель Содома и Гоморры. Исаак. Принесение Исаака в жертву. Исаак и его сыновья. Иаков получает благословение Исаака. Пребывание Иакова у Лавана. Возвращение Иакова в землю Ханаанскую. Иосиф продается братьями в рабство. О зависти, злых мыслях и желаниях. Объяснение 10-й заповеди. Иосиф в Египте. Объяснение 6-й и 7-й заповедей (о брани и сквернословии). Путешествия сыновей Иакова в Египет. Иосиф открывается братьям. Переселение Иакова в Египет. Многострадальный Иов. Моисей. Удаление его из Египта. Призвание Моисея и его пятикратный отказ. Моисей перед фараоном. Первая казнь. Шесть последующих казней. Три последние египетские казни. Выход евреев из Египта. Переход через Чермное море. Манна. Изведение воды из скалы. Победа над амаликитянами. Вступление евреев в союз с Богом. Синайское законодательство. Об исключительных случаях, при которых дозволяется клятва; объяснение третьей заповеди. О воровстве, обмане, и тунеядстве; объяснение восьмой заповеди. О правдивости и верности в словах, о свидетельских показаниях на суде, о доносах, ябедах и оговорах; объяснение 9-й заповеди. Каменные скрижали. Золотой телец. Новые скрижали. Скиния. Необходимость храма, как места особенного присутствия Бога на земле и как дома молитвы. Забота об украшении храма. Соглядатаи земли обетованной. Наказание неверия и возмущения. Возмущение Корея, Дафана и Авирона. Ропот на безводие в пустыне. Суд Божий на Моисея и Аарона. Медный змей. Прощание Моисея и кончина его. Вступление евреев в обетованную землю. Завоевание Иерихона. Разделение земли. Прощание и смерть Иисуса Навина. Судьи: Гедеон и Сампсон. Руфь. Илий и Самуил. Помазание Саула на царство. Всенародное его избрание на царство. Богоучрежденность царской власти (несть власти, яже не от Бога: вся власти от Бога учинены суть). Отвержение Богом Саула за непослушание. Саул, Давид и Голиаф. Саул, Давид и Ионофон. Давид в бегстве от Саула. Смерть Самуила, Саула и Ионафана. Царь Давид – муж по сердцу Господа. Грех и раскаяние Давида. Возмущение Авессалома. Последние годы и кончина Давида. Соломон. Благочестие и мудрость его. Освящение храма. Слава царствования Соломона. Падение Соломона и кончина его. Разделение царства еврейского на Израильское и Иудейское.

История царства Израильского. Цари: Ахав и Охозия. Пророк Илия. Виноградник Навуфея. Суд над Ахавом и его домом. Вознесение Илии на небо. Пророк Елисей. Пророк Иона. Падение царства Израильского. Самаряне.

История царства Иудейского. Царь Езекия. Пророк Исаия. Царь Иосия. Падение царства Иудейского.

История ветхозаветной церкви во время плена Вавилонского. Даниил. Изъяснение сна Навуходоносору. Три отрока в пещи вавилонской. Валтасар. Даниил во рву львином. Исправление пленных иудеев. Товит и Товия.

История ветхозаветной церкви после плена Вавилонского. Первое возвращение из плена. Построение второго храма. Ездра. Второе возвращение. Очищение народа. Неемия. Иудеи под властью царей Сирийских. Гонение Епифана. Маккавеи. Войны иудеев за независимость. Иудеи под властью Римлян. Иудейский народ пред пришествием Иисуса Христа. Царь Ирод. Пророчества и ожидания.

Что должны наблюдать священники при повенчании лиц, имеющих от роду от 60 до 80 лет. – Пермская духовная консистория, находя, что указными статьями патриарха Адриана (Полн. собр. зак. 1697 г. декабря 26, № 1622, ст. 63) запрещается венчать престарелых мужей и жен, но при этом не определён предельный возраст, далее которого престарелые лица не могут вступать в брак, статьёй же 4 т. Х Закона гражд. (изд. 1887 г.) запрещается вступать в брак лицу, имеющему более 80 лет от роду, каковая статья основана на указе Св. Синода 1744 г. декабря 12 (Полн. собр. зак. 1744 г. № 9087), в котором сказано, что человек может быть в силах и потому вступать в брак только до 80 лет, вследствие чего брак, заключённый 80-летним стариком, признан недействительным, – разъясняет священно-церковнослужителям епархии, что они могут без разрешения епархиального начальства венчать лиц, имеющих от роду от 60 до 80 лет при следующих условиях: а) если желающий брачиться мужчина 60–80 лет намерен взять за себя женщину молодую или наоборот, и вообще если желают брачиться слишком неравных лет, то, на основании указа Св. Синода от 20 февраля 1861 года за № 129, священники должны представлять сим лицам все неудобства, какие могут произойти впоследствии от разности лет, но если за сим желающие вступить в брак не отменяют своего желания, то венчать их беспрепятственно; б) если мужчина или женщина вступает в третий брак, то таковым, на основании правила 4 св. Василия Великого, давать епитимии на срок от 3 до 5 лет, сообразно возрасту их, каковой срок духовника, смотря по семейным обстоятельствам брачившихся и по искренности покаяния, могут сократить; в) вдовиц, имеющих от роду более 60 лет и вступающих во второй брак, тоже на основании прав. 4 и 24 св. Василия Великого, предавать покаянию на 1 или на 2 года.

По поводу встреч священниками архиереев при обозрении последними епархии. – Преосв. Донат, епископ Подольский и Брацлавский, дал Подольской духовной консистории следующее предложение: «1. При встрече преосвященных не соблюдается однообразного общепринятого порядка; каждый священник в первых приходах обозреваемого благочиния совершает обычную встречу по-своему: не одни и те же произносит прошения на ектении, не одинаково произносит многолетие, – обнаруживает торопливость и неуверенность в своём действовании. Это происходит до тех пор, пока сопровождающие преосвященных лица не укажут благочинным правильного порядка встречи, а сии последние не передадут священникам приходов, лежащих на пути следования преосвященных. Так как этот непорядок замечается во второй раз, и данные, по объяснению членов консистории, со стороны консистории в различное время инструкции духовенству о порядке встречи преосвященных при обозрении ими епархии, забыты причтами, то предлагаю консистории составить и объявить к исполнению инструкцию духовенству о порядке встречи преосвященных при обозрении ими епархии, напечатав инструкцию в «Подольских Епархиальных Ведомостях», и разослать оную в печатных экземплярах. – 2. Священникам, желающим говорить речи при встрече преосвященных, предписать избегать похвалы им, как неуместной, и не высказывать ожиданий великих, и благодетельных последствий от обозрений епархии преосвященными для прихода или для епархии. Добрые последствия этих обозрений – дело Божие, и гадание о них есть человеческое смелое дело; уместными предметами для речей, где в них чувствуется потребность со стороны оо. иереев, могут быть отзывы их о добрых и недостаточных качествах своих прихожан, чтобы вызывать одобрение и поощрение добрым, и осуждение и руководство к исправлению недобрых качеств прихожан со стороны преосвященных. – 3. Следующие беспорядки требуют решительного исправления: быстрое движение по церкви во время богослужения и при встречах преосвященных: священников, псаломщиков, старост, и всех прислуживающих в алтаре и по церкви – близкое к беганью, топанье ногами при входе в церковь в обуви с металлическими подковами на каблуках. Звуки от них раздаются по всему храму и заглушают пение и чтение церковное; шумные, крикливые на весь храм распоряжения благочинных, священников, старост, попечителей, и старшин; подхождение беспорядочною толпою, с усиленным напором оной к благословению, к принятию крестиков и книжек, и даже к причащению св. Таин. А между тем, последний непорядок легко может быть устраняем: следует только нескольким попечителям стать по обе стороны пред преосвященным и пропускать людей по порядку с одной стороны и направлять их в другую сторону, пропуская сначала детей и женщин, а потом мужчин. Все эти непорядки невольно вызывают нерадостный вопрос: что же делается в храмах без преосвященного, когда при нем допускается такой непорядок? – 4. а) Многие диаконы, состоящие на местах псаломщиков и приглашенные на служение при мне, оказались слабо знающими порядок диаконского служения. Это объясняется тем, что священники редко допускают диаконов до служения даже там, где есть чтецы и певцы, способные к исполнению клиросных обязанностей. Следует всех диаконов обучить правильному отправлению диаконской службы частым допущением их к богослужению диаконскому. б) Во многих приходах чтение на клиросах совершается невнятно, тихо, и поспешно, бесплодно для народа. Видимо, что священники не ощущали потребности обучать псаломщиков чтению громкому, раздельному, слышному, в самом отдаленном месте стоящим богомольцам. Также не поняли священники печального значения, безучастного к Божьей службе выражения лиц, присутствовавших в храме, чтения ими по книжке чего-нибудь, не относящегося к церковной службе по Молитвеннику, Часослову, Псалтири за литургией, или чтение знакомой молитвы с тихим движением уст; не видно бывает участия молящихся в общем ходе службы по невнятному и непонятному чтению. Православный храм наполняется как бы людьми, совершающими свою частную домашнюю молитву по-католически, а не общую церковную, едиными устами и единым сердцем. в) В значительном числе приходов развито партесное пение учеников народных и церковно-приходских школ с участием возрастных мужчин и женщин. В одном приходе встречено, что мать и дочь состоят в хоре и владеют лучшими способными голосами; мать прекрасно и осмысленно читала паремии и часы, как лучшая монастырская чтица. Эти явления заслуживают одобрения. Но главную заботу всех руководителей пения в сельских приходах должно составлять развитие унисонного пения, так как такое пение по силам крестьянского населения; оно с большим удобством способно передавать народу содержание распеваемых песнопений церковных, легче может привлекать к участию в пении большее число поющих и распространять общее пение в сельских приходах, к чему должно стремиться всем настоятелям оных. И самое важное – унисонное пение избавит от искусственного появления партесного пения без развитых и естественных голосов, которые вытягивают свои ноты с болезненным напряжением, выражающимся даже в таких же болезненных движениях лица и звуках голоса, которые производят тяжелое впечатление на непривыкшие ко всему этому слух и чувства. – Ввиду всего сказанного, консистория предпишет причтам: 1) допускать в церкви партесное пение только после развития между учениками и возрастными прихожанами вполне способных голосов и хорошо спевшихся; 2) обращать более внимания на развитие унисонного пения в школах и между прихожанами, и 3) стараться развить пение в храмах за богослужениями с участием возможно большего числа прихожан.

О бдительном охранении св. алтарей. – Орловский преосвященный объявляет к руководству и должному исполнению всего духовенства епархии: 1) чтобы все алтари храмов, в коих совершается богослужение, были заперты на ключ, который должен храниться у совершающего богослужение священника, без ведома коего никто из причта не должен брать ключей от алтарей, и если бы кому-либо из лиц, не принадлежащих к причту, была нужда войти в запертый алтарь, то он не иначе может быть допущен, как в присутствии члена причта, получившего ключ от священника, на ответственности которого единственно и лежит попечение после выдачи ключа по окончании богослужения осмотреть целость святыни и утвари в том алтаре; 2) чтобы запоры в царских вратах алтарей были устроены так, дабы невозможно было их отмыкать рукою извне алтаря, и 3) воспрещается совершенно возжигать лампады и свечи в алтарях, в коих не совершается богослужение, и кои должны быть заперты.

Предосторожности при записи актов о рождении и крещении. – Уфимский преосвященный объявляет для сведения и предосторожности всем причтам епархии, чтобы при крещении младенцев от грамотных родителей крещаемого, они требовали рукоприкладства в правильности записи о крещаемом; а неграмотным прочитывали бы запись о крещаемом, и, по прочтении, оговаривали в графе о правильности или неточности записи в то же время, но, чтобы, не читавши записи, отнюдь не писали, что запись читана и оказалась верною.

К ведению приходо-расходных церковных книг. – Екатеринославская духовная консистория сообщает для сведения и руководства духовенству епархии, чтобы церковные приходо-расходные книги, согласно ст. 1036 т. IX Зак. о сост. изд. 1876 г., хранились в церкви, и самая запись по ним прихода и расхода производилась также в церкви, в присутствии всего наличного причта и церковного старосты.

Какие нужно принимать меры к побуждению прихожан ежегодно исполнять христианский долг исповеди и св. причастия. – Один из благочинных Новгородской епархии, в рапорте о благосостоянии подведомых ему церквей и духовенства за вторую половину 1888 года, между прочим прописывает, что на нерадивых в исполнении христианского долга исповеди и св. причастия обращается священниками особенное внимание: делаются им внушения с церковной кафедры о важности этой обязанности, разъясняется то пагубное состояние, в какое повергают они себя, не исполняя оной, – то же самое повторяется им, и ещё с большею энергией, и в частной беседе при удобном случае. Затем, некоторыми из пастырей (впрочем, пока ещё немногими) употребляются и иные меры вразумления по отношению к упорствующим; так, напр., отсрочивается совершение брака между такими лицами, которые год, а тем более два или три года, не были по лености на исповеди, до тех пор, пока таковые не исполнят этого долга в ближайший пост; или не принимаются не говевшие, по той же причине, в восприемники и восприемницы впредь до выполнения обязательного для всех христианского долга этого. О прописанных мерах, принимаемых духовенством к побуждению прихожан ежегодно исполнять христианский долг исповеди и св. причастия, Нижегородская духовная консистория объявляет для сведения всего духовенства епархии.

– Преосвященный енисейский, епископ Тихон, за неимением в своей епархии местной духовной семинарии, ходатайствует пред св. синодом об открытии в Енисейске особого учебного заведения – причетнического класса с педагогическим курсом. Цель учебного заведения – подготовлять таких псаломщиков и диаконов, которые могли бы совмещать свои обязанности с учительскими в церковно-приходских школах. Поэтому, кроме духовно-учебного курса, в проектируемую школу вводятся педагогика и дидактика, письмоводство церковное и школьное, хозяйство, столярное и переплетное мастерства. Курс школы предполагается трёхгодичный.

– Существующее в г. Воронеже братство свв. Митрофана и Тихона в нынешнем году открывает библиотеку при Митрофановом монастыре для публики, три раза в неделю: в воскресенье, вторник, и пятницу, с 2-х до 5 часов вечера. Все, желающие пользоваться книгами читальни, имеют право брать книги на дом и читать в библиотеке бесплатно. В обеспечение целости книг и своевременного их возвращения в библиотеку, подписчики, берущие книги на дом, оставляют залог в размере стоимости издания. В библиотеку выписываются журналы духовно-нравственного содержания и при ней же продаются дешёвые издания религиозно-нравственного содержания.

– В Оренбурге начат перевод Священного Писания на киргизский язык. Уже окончен перевод Евангелия от Луки и представлен духовному начальству, которое признало его вполне удовлетворительным; затем будут переводиться и другие книги Св. Писания.

– С Высочайшего соизволения открыта подписка для составления капитала на учреждение при Императорском Русском Географическом Обществе премии и медали имени Николая Михайловича Пржевальского.

Пожертвования принимаются в конторе нашего журнала или адресуются непосредственно:

С.-Петербургское Императорское Русское Географическое Общество.

Имена жертвователей будут опубликованы.

Весьма заметную болезнь нашего века составляет религиозное равнодушие – холодное небрежное отношение к тому, что предписывает нам закон христианский. Болезнь эту, руководствуясь изображением её в Откровении св. Иоанна Богослова, называют теплохладностью (Откр.3:15). Люди, подверженные этой болезни, не восстают против учения веры, не хотят быть явными противниками Церкви, и не думают отделяться от прихожан, приписанных к той или другой церковно-приходской общине. Но они мало думают или вовсе не думают о том, чему наставляет нас св. Церковь, не стараются входить в уразумение таин веры; откровенное слово о нашем спасении хотя раздаётся пред их слухом, но не оставляет в их сознании заметного следа, подобно семени, падающему на каменистую почву. По временам, вследствие каких-либо случайных возбуждений, они входят в рассуждения о предметах веры; но в таком случае от них не слышится убеждённого прочувствованного слова, а вместо него на устах религия честного человека, требования гуманности, и они не умеют или не хотят отличать учение Христово от учения естественной религии. Собственно говоря, им всё равно, как бы ни учили о предметах религиозного ведения, потому что вопросы о них для них почти не существуют, и они мало ими интересуются. Виднее проявления этой болезни в практической области (в теоретической – отсутствие живого интереса к предметам веры не заявляет себя заметно для постороннего глаза). Здесь главным общим признаком её служит нерадение об исполнении долга, налагаемого на нас Церковью. Люди, к которым можно отнести библейское название теплохладных, не хотят знать и исполнять уставы Церкви. Они не посещают богослужения или весьма редко являются в храме, и когда являются на богослужение, то присутствие в храме тяготит их, и они не находят здесь ничего, что могло бы питать их души и доставлять им духовное наслаждение. Они даже не сознают и не понимают потребности, которая других влечёт в храм Божий. Высшей степени своего развития болезнь достигает тогда, когда люди по небрежности своей уклоняются от исполнения первейшего христианского долга – по несколько лет не бывают у исповеди и не причащаются святых Таин, и живут, вовсе не думая об очищении своей совести и о поддержании себя святыми животворящими тайнами Христовыми.

Болезнь эта на наших глазах распространяется и усиливается всё более и более. На западе Европы десятками и даже сотнями тысяч считают тех людей, которые никогда не бывают в церкви при богослужении и никогда не прибегают к освящающей благодати Божией, преподаваемой в таинствах. Мы хвалились прежде преданностью своей Православной Церкви, и православие считали одною из коренных черт своей народности. Не отрицаем того, что и ныне среди православного общества много святого семени, и что горячая ревность по вере одушевляет многие и многие сердца. Но вместе с тем, нельзя не видеть и того, что религиозное равнодушие охватывает всё более и более широкие круги, и что оно подтачивает в корне и иссушает живое чувство веры, возбуждавшее наших отцов и дедов к подвигам благочестия и благоговейного почитания Бога. Если болезнь эта не развилась среди нас до той степени, какой она достигла в странах западных, то всё же мы, в виду многих печальных явлений современности, не можем быть спокойными касательно этого предмета. Если бы ныне восстал из гроба кто-либо из благочестивых предков наших, живших за полтораста, двести лет, и посмотрел на церковную жизнь нынешних потомков своих, он подивился бы той перемене, какую увидел бы пред собою, и немало поскорбел бы душою об оскудении благочестия среди поколения, ныне живущего. В кругах образованных и среди городских жителей наиболее сильно и заметно действие той болезни, о которой мы говорим. Как многие здесь совершенно забывают о постах, предписываемых Церковью в известные дни и периоды года! Как многие отвыкают от посещения храма Божия для участия в богослужении в воскресные и праздничные дни! В нашем светском обществе забвение о долге христианина освящать воскресные и праздничные дни присутствием на богослужении до того входит в обыкновенный порядок жизни, что увеселительные собрания, если не общественные, то частные, без стеснения, и по преимуществу, назначаются в навечерие праздников и воскресных дней, в виду того, что на другой день нет служебных занятий; и когда Церковь зовёт к себе верных чад своих на всенощное богослужение, светское общество вместо этого приглашает тех же чад Церкви в другие места для развлечений небезгрешного свойства, не видя в этом ничего предосудительного.

В массе простого народа больше религиозности и теплого чувства веры, чем в классе цивилизованном. Но и в низших слоях встречается немало людей, отвыкающих от Церкви, редко бывающих в храме, и забывающих о долге исповедания и причащения св. Таин. Равнодушию к вере или нерадению о долге религиозном нужно приписать то, что в воскресные и праздничные дни наш народ в большом количестве толпится на базарах и ярмарках, и занимается куплей и продажей в то время, когда в храмах отправляется божественная служба. Этим христиане принижают себя пред живущими среди них евреями, строго блюдущими святость субботнего дня.

Много причин этого болезненного явления в среде христиан. Присматриваясь к указаниям опыта и течению событий, в числе ближайших причин, производящих религиозное равнодушие, мы должны ставить направление новейшей цивилизации и просвещения, заправляющего волей нашего поколения, причисляющего себя к образованному классу. Наша цивилизация перенесена с запада, и она не стоит в непосредственной связи с религиозными началами, а к Церкви Православной, чуждой для запада и им пренебрегаемой, она относится или прямо враждебно, или с полным невниманием. Воспитанные на началах западной цивилизации и пропитанные её духом отчуждаются от Церкви и почти знать не хотят её установлений. Эта цивилизация иссушает веру в их душах, и они живут тем, что даёт им просвещение, разобщившееся с верою и Церковью. Можно проследить в жизни, как с распространением цивилизации постепенно умаляется тот тёплый религиозный дух, которым жил и был крепок русский народный организм. Конечно, не все утрачивают преданность исконным началам православия и оставляют благочестивые предания отцов, подвергаясь влиянию духа, разносимого западной цивилизацией. Но мы не ошибёмся и не преувеличим дела, если скажем, что не большинство из таких сохраняет живость религиозного чувства и неизменную верность всем уставам Православной Церкви, и это достаётся нелегко, не без борьбы, характерам твёрдым и стойким.

Другой причиной иссушения религиозного чувства и нерадения об исполнении христианского долга служит материальное направление века. Материальные интересы приобрели преобладающее значение перед другими интересами во взглядах наших современников, и ими определяются стремления, проявляющиеся в жизни. Страсть к приобретениям, страсть к наслаждениям обуяла большинство нашего поколения, и люди устремились в погоню за средствами жизни, за доставлением себе разных удобств и удовольствий. Успехи промышленности, увеличение удобств жизни, разнообразие удовольствий и развлечений чувственного характера, в избытке предлагаемых желающим изобретательностью века, способствуют этому усилению материальных наклонностей и увлечений поколения. Но в той мере, как возрастает и укрепляется внешний человек, тлеет и слабеет внутренний (2Кор.4:16). Этими, слишком разрастающимися в наш век материальными стремлениями, мало-помалу заглушаются потребности духа, требования религии отодвигаются на задний план, и человек привыкает думать только о внешних интересах, привыкает работать для плоти и чувственности, редко вспоминая или даже совсем забывая о том, что кроме чувственного человека есть человек духовный, кроме внешнего обогащения нам нужно обогащение духовное, и, что кроме удовлетворения потребностей и желаний плотского человека, для нас необходимо удовлетворение потребностей души, обращенной к Богу и ищущей пищи духовной – святой и наслаждений высших. И слагается такой порядок жизни, что человеку некогда пойти в церковь, некогда помолиться Богу и исполнить долг христианина. А запустивши раз-другой исполнение святой обязанности, раз-другой употребивши время, назначенное для служения Богу, на дела плоти, на заботы о приобретениях или на чувственные удовольствия, человек постепенно грубеет нравственно, делается бесчувственным и невнимательным к голосу совести, напоминающей о душе и её высших потребностях, о её отношении к Богу и её приготовлении к вечности. Человек довольствуется тем, что он человек честный, и вовсе не думает и не считает нужным быть вместе с тем человеком религиозным.

Для убаюкивания совести, могущей по временам тревожить человека, предавшегося материальным интересам и небрегущего из-за них о долге христианском, услуживший рассудок готов сплетать сеть ложных умствований, направленных если не к совершенному оправданию, то к извинению религиозной небрежности человека. И странное дело, умствования плотяного рассудка, при защите религиозной лености современного поколения, уклоняющегося от исполнения христианского долга, стараются выставить на вид преимущественное достоинство внутреннего богопочтения, и вместе с тем ослабить или даже совсем устранить требования внешнего богопочтения. Под предлогом внутреннего служения Богу, они отрицают важность и необходимость внешних дел благочестия, важность и необходимость соблюдения предписанных уставов Церкви. Это потому, что внешнее богопочтение требует видимого подвига, требует видимого напряжения; а первое, внутреннее богопочтение, никому не видимое по обыкновенным поверхностным воззрениям, ни к чему не обязывает, не налагает на человека заметного бремени. Зачем (подсказывает плотяной рассудок опустившейся воле, пренебрегающей исполнением христианского долга), зачем дела внешнего богопочтения, когда Бог требует милости, а не жертвы, не поклонов, а сердца чистого и смиренного? Зачем идти в церковь и там выстаивать долгую службу, когда я и дома могу помолиться и, пожалуй, усерднее, чем в храме, где меня развлекает то и другое, и когда Богу угодна более молитва короткая, произносимая от сердца, чем молитва многоглаголивая, произносимая одними устами без сердечного участия? Зачем я буду поститься, когда употребление той или другой пищи, скоромной или постной, не составляет никакой жертвы для Бога, и когда постная пища вредна для моего организма? И какая польза в посте, если я буду отказываться от мяса, и в то же время с избытком буду употреблять яства из дорогих рыб, или, если я буду воздерживаться от пищи, и в то же время притеснять других и совершать дела неправды? Не лучше ли заботиться о воздержании от дел беззакония, чем о воздержании от той или другой пищи и т. п.? Такие и им подобные представления не возникают в сознании людей религиозно-равнодушных самостоятельно и не опираются на твердые теоретические начала. Они навеваются материальным духом века и являются для прикрытия грехов или язв, произведенных растлевающим влиянием времени. Серьёзная мысль при первом прикосновении к ним обличает в них софистическую пустоту. Но когда они проникнут в сознание, не утруждающее себя серьёзным мышлением, явятся и утвердятся в нём, прошения или непрошения – они приобретают значение силы, руководящей слабой или порабощённой волей, и на них опирается человек в своём небрежении об исполнении долга, лежащего на нём, как на члене Церкви Православной.

От каких бы, впрочем, причин ни происходило религиозное равнодушие – распространение его служит нехорошим признаком. Вялость и мертвенность религиозного чувства в народе свидетельствует об истощении жизненных соков народного организма. В истории народов, в века минувшие, ослабление энергии религиозного чувства, невнимательное и небрежное отношение к требованиям положительных религиозных учреждений замечалось обыкновенно тогда, когда дряхлел народный организм, когда подгнивали корни, на которых утверждалось духовное развитие народа, и когда к народу, действовавшему на историческом поприще, приближалась старческая немощь. Так было в Греции и Риме – этих двух странах, в истории которых изучают законы общего исторического развития. Притупление религиозного чувства в массе народной вызывало потребность религиозно-нравственного обновления истощённой народной жизни. Ужели и у нас это явление, год от году более и более распространяющееся, служит свидетельством старческого истощения народа? Ужели нужен какой-либо толчок свыше, чтобы возбудить силы, предающиеся дремоте, и оживить замирающее религиозное чувство?

Мы не преувеличиваем дела, когда религиозное равнодушие, на которое ныне многие смотрят, как на явление заурядное, не представляющее в себе ничего особенного, представляем болезнью, и болезнью опасною, заключающею в себе зловещие признаки – такою болезнью, которая не может не озабочивать ревнителя благочестия и блюстителя спасения своих ближних. Так изображает дело само Слово Божие. В Откровении Иоанна Богослова Дух повелевает написать ангелу лаодикийской церкви, который навлек на себя обвинение в религиозном равнодушии, и представляет из себя библейский прототип всех людей, болеющих этою болезнью: Тако глаголет аминь, свидетель верный и истинный, начаток создания Божия: Вем твоя дела, яко ни студен еси, ни тепл: о дабы студен был еси или горящ. Тако, яко обуморен еси, и ни тепл, ни студен, изблевати тя от уст Моих имам. Зане глаголати, яко богат есмь, и обогатихся, и ничтоже требую, и не веси, яко ты еси окаянен и беден, и нищ, и слеп, и наг (Откр.3:14–17). Конечным отвержением угрожает Бог в лице ангела или представителя лаодикийской церкви тем, которые дошли до состояния религиозного равнодушия, и сделались ни теплы, ни холодны. Такое состояние в Откровении представляется более опасным, чем состояние человека холодного, явно отступающего от пути правого, более опасным потому, что последний не думает о своем достоинстве, считает себя бедным, неправым, видит свои недостатки, и потому ему легко прийти к покаянию и пожелать улучшения своего состояния, исправления себя. А человек теплохладный считает себя богатым, думает, что он вполне здоровый, вполне достойный человек, что он имеет и делает все, что нужно, и не о чем ему особенно заботиться. Такое самообольщение ведет к окаменению сердца и полной беспечности о нравственном исправлении и усовершенствовании и кончается тем, что человек уже слишком поздно видит, что он и беден, и нищ, и слеп, и наг – видит тогда, когда уже нет возможности начать новую жизнь.

В начале статьи не без цели сделана нами краткая характеристика штундизма. Читатель, из этой характеристики, если он мало знаком с сектой, может увидеть, что штундизм есть такое явление, которого нельзя уничтожить одним взмахом пера, одной или двумя беседами с сектантами. Штундизм не сразу явился в нашем крае: он прививался и распространялся очень медленно, вербуя себе последователей без особой торопливости и поспешности. Кто не устоял против соблазнов этого сектантского учения и совратился в эту ересь, тот глубоко проникся духом и характером этой секты, усвоил её фанатический пыл и нетерпимость. Поэтому-то пастырю, в приходе которого появилась штунда, приходится поднять труд нелёгкий: ему нужно выступить на борьбу с этим сектантством во всеоружии знания заблуждений и слабых сторон этой ереси; ему нужно вести борьбу упорно и беспрерывно, не уступая сектантам ни в чём, и не отступая ни пред какими их кознями и преградами. Нам думается, что всякие указания практического характера, и наставления как поступить в том или другом случае священнику-миссионеру в борьбе со штундой, каким способом борьбы ему удобнее воспользоваться при известных обстоятельствах, какой характер должны носить его собеседования с сектантами и т. п., имеют весьма важное значение. По нашему крайнему разумению, все эти вопросы, указания и наставления, в существе дела остаются вечно старыми, но в то же время и вечно новыми, так как они могут иметь, и имеют множество решений. Потому-то они всегда интересовали и будут интересовать как закалившихся в борьбе со штундизмом, так и начинающих свою миссионерскую деятельность священников. Все эти наставления и указания имеют ближайшим своим назначением облегчить борьбу с сектантством защитникам православия. Кто заинтересован успехом борьбы с сектантством, и кому дороги судьбы нашей Православной Церкви, тот глубоко взвесит, всесторонне обсудит, и постарается на практике проверить удобоприложимость всех этих наставлений и указаний, в особенности, если они предлагаются искренно лицами, преданными православию и делу борьбы с сектантством. С своей стороны мы предлагаем некоторые посильные советы и указания, которыми необходимо руководствоваться священникам-миссионерам в деле борьбы с сектантством и без которых, по нашему крайнему разумению, немыслимо вести сколько-нибудь удачные собеседования со штундистами.

1) Каждый священник-миссионер должен иметь у себя подручную Библию и в ней на оберточных листках должны быть сделаны замечания (выписка цитат) по всем вопросам, по которым приходится дебатировать с сектантами. Полагаться же на свою память не следует, так как во время спора, если бы даже он велся совершенно спокойно и хладнокровно, очень легко можно забыть ту или другую цитату, нужную в данный момент, чем конечно можно не только поставить себя в крайне неловкое положение, но и обезоружить себя и нанести самому себе поражение. Но недостаточно ограничиться одним этими выписками цитат: нужно и на полях в самом тексте Библии отметить параллельные места по тому или другому вопросу, если возможно, против всех мест, относящихся к одному вопросу поставить условные значки. Поясним это примером. Против всех тех мест, где говорится о кресте, можно поставить крестик (+); против тех мест, где говорится о ересях, можно написать ъ и т. п.

2) Собеседования с колеблющимися и совращенными должны отличаться как по характеру своего содержания, так и по способу изложения. Колеблющихся священник может вразумлять чисто отеческими наставлениями, увещаниями, подчас обличениями (если этого потребуют обстоятельства), предлагаемыми в виде бесед, поучений, слов и т. п. с церковной кафедры или в виде частных бесед при встречах с колеблющимися, или при посещении их домов. Все эти наставления, предлагаемые большей частью в виде положительного учения, должны быть проникнуты и растворены духом мира и любви; они должны действовать не столько на ум, сколько на сердце и душу слушателей. Суровый и надменный тон обличений и увещаний в данном случае совершенно не уместны, так как он может совершенно оттолкнуть колеблющихся от Православной Церкви.

Совершенно иной характер должны носить собеседования священника-миссионера с сектантами. Штундизм есть рационалистическая секта; потому-то и собеседования с сектантами должны быть построены на началах разума. Увещания и назидания тут неуместны, так как антицерковные рационалисты, отрицающие власть православных пастырей, могут придать шуточно-насмешливый тон увещательным и назидательным беседам православного священника. Собеседования с ними возможны только в рассудочно-дидактической форме. Ещё менее уместен при собеседовании с сектантами обличительный тон. Всякий миссионер-священник должен твёрдо помнить, что штундисты – антицерковные рационалисты, что они не признают духовной власти, и что для них приходской священник – ничто. Посему, весьма диким и совершенно неосновательным представляется обличительный тон речи священника при собеседовании с сектантами, которые, если и беседуют со священником, то не потому, что они признают власть его над собою, а потому, что они интересуются всякими религиозными беседами, даже направленными против их вероучения. Священник должен пользоваться этим обстоятельством, и на мирной почве вести чисто в рассудочном духе собеседования со штундистами. Он должен твёрдо помнить, что всякий священник есть проповедник мира. Проповеднику же мира неудобно становиться во враждебные отношения с сектантами и вооружать их против себя громовыми филиппиками. По-нашему же взгляду, выработанному путём хотя недолгого опыта, всякий священник-миссионер в виду пользы дела должен стараться насколько это возможно сблизиться с сектантами и приобрести их доверие. Если же он сумеет расположить сектантов в свою пользу, то успех его деятельности можно считать вполне обеспеченным. Само собою разумеется, что обличения неуместны. Если даже сектанты будут вести свои беседы в обличительном тоне против православных, живущих не по православному, то и на эти обличения нужно отвечать спокойно, в духе мира и любви, чем можно совершенно обезоружить сектантов. В особенности священник-миссионер должен избегать обличительного тона во время публичных с сектантами бесед и тем паче не должен придавать своим обличениям вызывающего тона, что может, если будут при собеседовании присутствовать православные, повести к печальным результатам: драк православных с сектантами, побоям, увечьям и т. п. Как после такого факта, случись он, станут сектанты смотреть на священника? Он возбудит к себе ненависть в глазах штундистов, с которыми потом уже будет невозможно вести собеседования, и успех его миссионерской деятельности будет отрицательный. Кроме этого, вследствие такой постановки дела, могут быть ещё более печальные результаты. Народные страсти, возбужденные такими речами, получив свое естественное удовлетворение скоро улягутся, наступит полнейшее их охлаждение, а после охлаждения может наступить и реакция. Многие из ярых противников штундизма, активно выражавших не раз свою ненависть к его адептам, охладевают с течением времени: более восприимчивые натуры зачастую становятся в ряды сочувствующих штундизму, а некоторые из них даже из ярых противников становятся ярыми последователями этой секты. (Несколько таких случаев имели место в селе Чаплинке, Таращ. уезда). Если же мы припомним первые века христианства, когда многие из ярых гонителей и мучителей христиан становились сами в ряды мучеников, то для нас будет ещё более понятна непригодность подобной постановки дела при собеседованиях с сектантами. Если же мы обратимся к евангельской истории – к величайшему и совершеннейшему нашему Учителю, то и здесь найдем нечто иное. Наш божественный Учитель всегда был кроток. Его учение дышало любовью и миром; если Он и говорил грозные обличительные речи, то это Он нашел благовременным сделать уже в конце Своего земного служения, когда уже были испробованы все мирные средства. Но нужно заметить, что Господь прибегал к этим грозным обличениям весьма нечасто. Всякий священник-миссионер всегда должен иметь пред собою величайший пример Господа: должен избегать обличительных речей при собеседованиях с сектантами. Злое побеждать благим – вот девиз священника-миссионера¹⁰¹.

3) При собеседованиях с сектантами, священнику-миссионеру должно держаться следующих правил: а) не горячиться, а спокойно вести рассуждения в умеренном тоне. Излишне распространяться, что горячность и запальчивость при всяких собеседованиях, а тем паче при религиозных, неуместны: это общепризнанная истина; b) не оскорблять сектантов, в особенности не выражаться оскорбительно о религиозной настроенности и некоторых добрых их качествах, например, о любви их к чтению Слова Божия, о трезвости, о стремлении их воздерживаться от злословий, божбы и т. п.; с) хладнокровно переносить, наносимые сектантами во время спора оскорбления, или делать им замечания в духе кротости, чем и обезоруживать их; d) во время рассуждения о каком-либо предмете, не нужно допускать скачков и уклонений в сторону от главного предмета, так как, раз допущенное уклонение в сторону, влечёт за собой другое и т. д. – и речь о начатом предмете может затянуться в бесконечность и никогда не окончиться; е) для собеседования нужно избирать одно какое-нибудь лицо и с ним вести рассуждения как представителем всего собрания, хотя при удобном случае можно дозволять и другим из присутствующих сектантов делать возражения, так как это бывает полезно в интересах уяснения разбираемого вопроса, и f) при собеседованиях с сектантами необходимо держаться в интересах дела, мудрой приспособительности (теории аккомодации). Для того, чтобы быть вполне понятным для своих слушателей, нужно стараться при собеседованиях с ними приспособляться к их понятиям, суждениям, мировоззрению, способу их выражений: нужно говорить их языком, упрощать насколько возможно речь свою, и не вводить лишних рассуждений и слов, без которых легко можно обойтись. Кроме того, нужно пользоваться всякими обстоятельствами для достижения своей цели – для торжества своей идеи: где можно похвалить сектантов, там их похвалить; а где можно уличить их во лжи и клевете и пристыдить их, там, ничтоже сумняся, разоблачить их ложь и клевету, и пристыдить их; но всё это должно быть допускаемо вовремя и в меру. В этом случае священник-миссионер должен держаться и следовать мудрой приспособительности ап. Павла, который о себе говорил: «всем бысть вся», и, который даже таким возмутительным фактом как множество языческих храмов в Афинах, сумел воспользоваться для своей цели и так начал свою проповедь к афинянам: по всему вижу я, что вы особенно набожны и т. д. (Деян.17:16, 22–31).

4) В интересах дела всякий священник-миссионер должен всегда удовлетворять желанию сектантов побеседовать о религиозных вопросах и не отказываться, как от собеседований, так и от посещений сектантских домов. 11-й пункт «Проекта инструкции для противоштундистских миссионеров-священников Юго-Западного края» требует, чтобы «от встреч и столкновений со штундистами священник не уклонялся, хотя бы он и не находил у них обычных знаков почтения своему сану… и чтобы он, кроме этих случайных встреч сближался с сектантами и нарочитым посещением их домов и, по мере возможности, их молитвенных собраний». Польза этих посещений понятна: во-1-х, не прерывается связь священника с сектантами, из которых многие (преимущественно не фанатики) дорожат этими посещениями, так как они в пастыре видят лицо хотя и противного лагеря, но более сведущее в деле веры, чем они, которое (лицо) может дать им совет и разъяснить то или другое недоумение их; и, во-2-х, многие из сектантов находятся до некоторой степени в колебательном состоянии: они ещё ищут истины. Потому-то священник-миссионер должен умело повести свои беседы с сектантами; раскрыть им глаза и предоставить им возможность взвесить правоту их отступления от Православной Церкви и совращения в ересь. Путь частных собеседований с заблудшими, по нашему крайнему разумению – есть самый удобный, и потому, самый естественный для борьбы с сектантством; потому, на миссионере-священнике лежит нравственная обязанность не только не отказываться от ведения частных собеседований с отдельными личностями из сектантов, но по возможности даже искать случаев для собеседований с ними¹⁰².

5) Что же касается приёмов, которых должно держаться при собеседованиях с сектантами, то мы можем дать следующие указания. В «Проекте инструкции для противоштундистских миссионеров-священников Юго-Западного края» рекомендуется только два приёма: ad hominem и ad absurdum. Читателям «Руководства для сельских пастырей» известна сущность того и другого способа. Насколько личный опыт показал нам, прием ad hominem почти непригоден для собеседований с сектантами, так как они не имеют никаких исторических познаний и традиций: для них история – terra incognita. Лет 20–30 тому назад, когда существовал еще тип старинных «лирныков-бандуристов», воспевавших подвиги казаков, малорусских гетманов, и воевод, тогда наш простой малорусский люд был знаком, по крайней мере из песен, с историческими личностями и их главными подвигами. В настоящее же время в нашей Украине, в частности в Киевской губернии, ничего подобного нет. В центре штундизма – в Таращанском и Васильковском уездах вы не услышите ни одной исторической песни; даже национальные песни изгоняются и вытесняются солдатскими, фабричными, и тому подобными запосными песнями. Спросите любого малоросса из указанных нами двух уездов, что он знает из истории Украины – и вы получите в результате нуль: он окажется совершеннейшим профаном в данном случае. Посему, прибегать при собеседованиях с сектантами к приему ad hominem не совсем-то удобно, так как в основе его должны лежать знание и вера в историческую истину; между тем как сектанты не хотят и знать истории, повествования которой они называют байками; все для них – Св. Писание. Если вы заговорите о дедах и прадедах и о правой их вере, то можете получить от сектантов и такой ответ: «отцы и деды наши были в рабстве египетском, в пещи вавилонской, они не знали, как нужно веровать, потому они и не дадут ответа пред Богом. Теперь же нам Бог поставил царей мудрых и разумных, которые избавили нас от рабства египетского, из пещи вавилонской; дали нам волю, дали нам Евангелие на родном языке и сказали: «вируйте соби якъ хочете, только подати заплатить и дайте солдата». Посему, этим приёмом нужно пользоваться священнику-миссионеру в редких случаях и с большой осторожностью.

Приём ad absurdum более пригоден при собеседованиях с сектантами, которые по своей неразвитости весьма и весьма часто высказывают самые дикие суждения. Разоблачение этих диких суждений путём прямой нити умозаключений, высказываемых в самой простой форме, часто приводит к желанной цели: сектанты воочию убеждаются в нелепости своих суждений и предлагаемых ими вопросов. Для пояснения сказанного, можно привести несколько примеров. Сектанты, ссылаясь на 1Ин.3:9, говорят, что они рождены от Бога, потому и не могут они грешить, так как в них живёт семя Божие. Не показывая вида, что вы хотите довести положение их до бессмыслицы, можно предложить сектантам ряд следующих вопросов: «Вы рождены от Бога?» – «Да, рождены». «Приняли Духа Божия?»– «Да, приняли». «И Дух Святой живёт в вас?» – «Да, живёт». «Потому вы дети Божии?» – «Да, мы дети Божии». «Потому вы не можете грешить, что в вас живёт Дух Святой?» – «Да, потому». «Вы совершенно не можете грешить?» – «Да, не можем». «Значит, вы безгрешны? в праведники?» – «Мы цего не можемо сказаты». Само собой разумеется, что сектанты, доведённые рядом этих вопросов до нелепости, отказываются от своего положения. Или: возьмём следующее штундистское положение, составляющее одну из существеннейших и привлекательнейших черт штундизма: «в будущей жизни все верующие, получают равную награду, так как у Бога нет лицеприятия, потому и не будет деления праведников на различные ступени». Оставляя в стороне догматическое опровержение этого заблуждения, сектантам можно предложить в последовательном порядке следующие вопросы: «По вашему мнению, в будущей жизни не будет никакой разницы между праведниками?» – «Да, не будет». «Но из Евангелия вам известно, что апостолы с Иисусом Христом сядут на 12-ти престолах и будут судить 12 колен Израилевых». – «Да, известно». «По вашему разумению, кто выше: судья или подсудимый?» – «Известное дело, что судья». «Значит, апостолы будут выше в царствии Божием других верующих, так как они будут их судьями?» – «Нет, апостолы, не будут выше других, так как им будет дано только на время право судить других; во всём же прочем они будут сравнены с прочими верующими». «Положим так. Если апостолы равны со всеми верующими, то и Грицька, Степана и Ивана можно назвать апостолами, потому что они сравнены с ними, и потому Бог может посадить и их, как и апостолов, на 12-ти престолах и прикажет им судить 12 колен Израилевых?» Сектанты, доведенные до крайности такими вопросами, в силу необходимости откажутся от своего нелепого положения и принуждены будут молчанием признать свою неправоту.

К абсурду можно довести противников ещё и таким способом. В подтверждение своего положения сектанты зачастую приводят совсем не идущие к делу места. Игнорировать приводимыми местами не следует; но нужно прочитать приведённое место в контексте речи и предложить кому-либо из штундистов-собеседников объяснить все слова и выражения, из прочитанного вами места; все недобросовестные объяснения сектантов стараться устранять. Такая постановка дела доведет их объяснения до смешного. Для иллюстрации вышесказанного можно привести следующий пример. Сектанты обыкновенно любят сравнивать православных священников с апокалипсической саранчой (IX). Самым серьёзным образом нужно прочитать все это место и попросить их объяснить: «что это за саранча? какие у неё крылья? какая голова? какой хвост? как объяснить, что она будет только делать вред тем людям, которые не имеют печати Божией на челах? почему она будет делать вред людям только пять месяцев, а не больше? Объяснения сектанты дадут самые нелепые; нелепости эти священник-миссионер должен сопоставлять одну с другой, и в заключение можно спросить: какое же сходство имеет апокалипсическая саранча с православными пастырями, и что побудило сектантов сделать подобное поставление? Во всех подобных случаях бывает ответом одно молчание или такой ответ: «Мы не можем цего сказаты». По своей удобоприменимости, приём ad absurdum есть одно из сильнейших средств для борьбы с сектантством; потому им миссионеру-священнику должно пользоваться в самых широких размерах.

И 6). При собеседованиях непременно должна соблюдаться система: известная постепенность, и насколько возможно, естественная последовательность. Общее правило должно быть таково: нужно вести речь о более главных предметах, которые составляют основу православного вероучения, и от которых именно уклонились сектанты. Самый естественный порядок предметов, которого по возможности должно держаться священнику-миссионеру, должен быть таков: 1-м предметом для собеседования естественнее всего избрать вопрос об источнике вероучения: о Св. Писании и Св. Предании; 2-м – вопрос об иконопочитании; 3-м – о почитании св. креста; 4-м – о Церкви (сюда должны войти следующие вопросы: «понятие о Церкви»; «о божественном установлении иерархии, без которой не мыслимо существование Церкви»; «о сектантских лжеучителях, не имеющих ничего общего с церковной иерархией»; «о законности материального вознаграждения, получаемого священниками»); 5-м – о таинствах, и в частности о крещении младенцев; 6-м – вопрос о таинстве евхаристии (вопрос этот очень важен, так как сектанты в большинстве случаев не признают пресуществления в таинстве евхаристии хлеба в Тело, а вина в Кровь Христову). Предметом дальнейших собеседований могут быть вопросы: о призывании святых, о поминовении умерших, о св. мощах, о постах, о клятве (присяге), и о почитании св. храма. Предлагаемая нами программа для собеседований с сектантами – идеальная, потому она не должна стеснять священника-миссионера, который по требованию обстоятельств может выбирать тот или другой предмет для собеседований.

В «Проекте инструкции для противоштундистских миссионеров-священников Юго-Западного края» читаем: «священнику следует, уклоняясь сразу от полемики по частным пунктам вероучения, всегда сводить беседу на общие вопросы, каковы, например, о Церкви, о Св. Предании, о внешнем богопочтении и т. п. Это – потому, что частные пункты всегда опираются на правильном решении общих пунктов учения, как на принятой уже аксиоме; поэтому принятие основных пунктов учения влечёт к принятию и частных, как признание основания вынуждает признать и вытекающее следствие. Между тем, если раньше собеседники не установили общих положений и не пришли относительно их к соглашению, то во всей беседе по частным вопросам каждый из них будет исходить из своих особых оснований, и они не поймут вполне друг друга. При этом же, область частностей неисчерпаема» (14 пункт, стр. 7). Хотя из приведённого места Проекта инструкции видно, что при собеседованиях должно избегать частностей, не установив общих положений, однако, мы со своей стороны сделаем такое ограничение этого замечания. Если только предлагаемые частные вопросы и замечания по существу своему относятся к разбираемому вопросу, то миссионер-священник никогда не должен уклоняться от разрешения их, и вот почему. Всякую истину можно доказывать и синтетически, и аналитически. Наш малоросс более склонен к синтезу, чем к анализу, так как он легче переходит от частного к общему, чем наоборот. Потому-то священник-миссионер должен пользоваться более удобным методом: должен идти от частного к общему и шаг за шагом переходить от конкретных предметов к абстрактным. Опытом дознано, что всякий человек, который привык мыслить конкретно, а не абстрактно, не может легко отрешиться от частных вопросов, которые, по его мнению, считаются важными; и потому, на каждом шагу он готов ставить всякие препоны своему собеседнику, предлагая для разрешения вопросы по-видимому неважные с общей точки зрения при разрешении того или другого общего положения, но весьма важные с точки зрения конкретно-мыслящего человека. В предупреждение этих препятствий, при собеседованиях желательно, чтобы миссионер-священник давал краткие посильные ответы на такие вопросы, которые по-видимому затягивают ход собеседования, но которые необходимо раньше или позже разрешить. Дав ответ на предложенный частный вопрос, священнику необходимо возвратиться к доказываемому общему положению. Умело пользующийся таким способом двумя путями (синтезо-аналитически), идёт к цели и скорее достигает разрешения разбираемого положения.

В заключение вполне уместно сказать несколько слов о руководствах, которые необходимы священнику-миссионеру в деле борьбы со штундизмом. Литература по вопросу о штундизме довольно обширна; во многих периодических журналах писалось и пишется об этой секте. Чтобы слишком не разбрасываться и не тратить лишних денег для покупки книг малопригодных для священника-миссионера, можно указать на два прекраснейших пособия: 1) О важнейших истинах христианской Православной Церкви (против сектантов-штундистов). Преподавателя Киевской дух. Семинарии священника Иоанна Богородицкого, in 8°. Киев. 1886. Цена 75 коп., и 2) Православному простолюдину о православной христианской вере по учению Слова Божия (против молокан, баптистов, и штундистов). Священника Николая Русанова, in 8°. Казань. 1886. Цена 30 коп. Первое из этих руководств изложено сжато, просто, и удобопонятно, без повторений раздельно, и в строго-научном порядке, как вышедшее из-под пера опытного догматика. Второе же руководство не может похвалиться такою строгой систематичностью и раздельностью излагаемых положений, хотя оно не бессистемно изложено. Но зато оно имеет другие достоинства: оно содержит больше ссылок на Св. Писание, чем первое руководство, и касается некоторых лишних против первого руководства вопросов [о пьянстве, о различии веры и вероучения, о Церкви вообще, о клятве (присяге)]. Читается оно очень легко, и благодаря своему популярному изложению доступно для понимания простого народа. Эти два руководства взаимно восполняют друг друга и вполне достаточны для той цели, для которой они специально предназначены.

П. Козицкий

В № 11 «Руководства для сельских пастырей» за текущий год, в статье: «К вопросу об организации врачебной помощи для крестьян», уважаемый автор, высказав несколько весьма симпатичных мыслей о врачевании пастырем телесных недугов, и о пользе, какую в этом случае могли бы принести жены пастырей, в заключении говорит: «остаётся пожелать, чтобы сведущие люди поделились с нашими читателями своими знаниями в подании по крайней мере первоначальной медицинской помощи».

Очевидно, желание это – не прихоть, а вызывается действительною необходимостью. Всякому понятно то тяжёлое положение, которое часто приходится испытывать в деревенской глуши как самому заболевшему, так и близким окружающим его, которые и желали бы ему чем-нибудь помочь, но не могут, по недостатку необходимых для того сведений. Прочтя эти строки, я, врач, считаю своим долгом откликнуться на призыв и по мере моих сил удовлетворить желание почтенного автора. В журнале «Руков. для сельск. пастырей» я намереваюсь поместить ряд советов по врачебным вопросам.

Первая беседа моя будет трактовать о дезинфекции или об обеззараживании.

Всякий образованный человек понимает, какую важную роль при заразных болезнях играет так называемая дезинфекция. Всякий сведущий врач, имея на руках больного заразною болезнью, не только лечит его болезнь, но и употребляет и советует применять такие приемы, посредством которых ослабляется действие заразительного начала на близких к больному здоровых людей. Словом, задача лечения состоит не в лечении только болезни, но и в предупреждении её распространения. И это весьма важно, ибо, врачи искренние откровенно сознаются, что прервать развившуюся болезнь они не в силах, и потому, предохранительным мерам придают особенно важное значение. В силу этого, на учение о дезинфекции и на усовершенствование способов обеззараживания, в последнее время врачами обращено чрезвычайное внимание.

Мы думаем, что не только врачам, но и не врачам иметь должное понятие об этом важном деле полезно. Тем более полезно иметь подобные сведения сельскому священнику. Между жителями деревни заразные болезни очень распространены и вследствие известных условий жизни слишком губительны, и пастырь, пользующийся авторитетом в своей пастве, может много помочь этому горю, если пожелает обратить на эту сторону свое внимание и познакомится ближе с учением врачебной науки об этом вопросе.

Имея это в виду, я решил познакомить читателей со способами обеззараживания прежде всего. Руководством мне, кроме собственного опыта, служили: наставление мед. совета о мерах к пресечению заразных болезней и правила, выработанные конференцией берлинских окружных санитарных врачей.

Медицинский совет рекомендует, чтобы всякий больной заразной болезнью помещался в особую комнату, избу, или другое жилое строение, в которое не допускается никто, кроме ухаживающих за больным, пользующих его, и в случае нужды, священник. Но быть может не всем известно, какие болезни считаются заразными, и потому при этом случае я намерен дать им список. Вот они: 1) дифтерит, 2) скарлатина, 3) оспа, 4) холера, 5) сыпной тиф, 6) сибирская язва, 7) сап, 8) коклюш, 9) корь, 10) брюшной тиф, 11) возвратная горячка, 12) рожа, 13) гангрена, 14) чахотка и 15) водобоязнь или собачье бешенство. Семь, подчеркнутых из этих болезней, особенно заразительны и в случае появления такого больного непременно нужно его изолировать, как рекомендует медицинский совет, что же касается остальных восьми, то некоторые из них хотя и очень заразительны, как, напр., корь, но редко угрожают опасностью жизни, другие же, хотя и заразительны, но при строгом соблюдении других правил предосторожности больного можно и не изолировать. К таким болезням я присоединяю даже водобоязнь, на основании личного опыта. Впрочем, болезнь эта настолько тяжела и предсмертные муки несчастных так ужасны, что здоровые инстинктивно отдаляются от больного, а потому лучше и заболевающих водобоязнью изолировать.

Затем, при дальнейшем изложении правил дезинфекции, я буду придерживаться того порядка, в каком предлагает эти правила Берлинская конференция окружных санитарных врачей.

1) Дезинфекция помещений во время нахождения в них больных.

Если болезнь в начале своего развития, то нужно обращать внимание на то, чтобы, кроме платья, которое носил больной в последнее время перед заболеванием, и которое должно остаться во всяком случае в том же помещении, где находится больной, в этом помещении оставлены были только самые необходимые предметы. Здоровые не должны пользоваться бельем и посудой, предназначенными для больных. В комнате больного должно быть ведро с раствором калийного или т. наз. зелёного мыла (в таком составе: 4 золотника мыла на ведро воды), в которое погружается постельное и носильное белье тотчас по снятии его, и только потом отдаётся в стирку. Перед опусканием белья в растворе, его не следует встряхивать, и из него не следует выколачивать пыль. Само собой разумеется, что стирка белья больного не должна производиться совместно с бельем здоровых.

Если заразному больному делаются какие-либо повязки, то снятые перевязочные материалы со всею осторожностью должны быть немедленно сожжены.

Все выделения больного: мокрота, моча и испражнения должно воспринимать в глиняный или металлический сосуд с некоторым количеством раствора калийного мыла и немедленно выбрасывать в ямку подальше от жилья, и вылитое присыпать на 2–3 вершка сухой землей. Оставлять эти выделения в комнате больного, хотя бы на короткое время, не следует.

Если в комнате больного дурной запах, то никоим образом не употреблять окуриваний и веществ, имеющих приятный запах, а исключительно пользоваться проветриванием, состоящим в одновременном раскрытии окон, дверей (если они наружные) и печных дверец. Разумеется, все предметы, издающие запах, из комнаты больного должны быть удалены. Если достаточное проветривание комнаты больного невыполнимо, наприм., в зимнее время, то можно еще очищать воздух посредством карболового или скипидарного тумана. Туман производится очень недорогим инструментом, который можно приобрести в аптеке, аптечном складе, или в любом магазине с косметическими товарами. Он называется пульверизатором и состоит из металлической чашечки, от дна которой идет, дугообразно изгибаясь, трубочка, припаянная под прямым углом к другой прямой трубочке. Если налить в чашечку жидкость и подуть в прямую трубочку, то из места соединения отверстий трубочек появляется распыленная жидкость – туман.

В комнате, где лежит больной никаких пищевых веществ хранить нельзя. В этой же комнате, никто из лиц имеющих с больным соприкосновение, не должен ничего ни пить, ни есть, потому что заразные вещества на съестных припасах часто находят для своего развития благоприятную почву и могут быть с ними проглатываемы.

Выходя из комнаты больного, здоровые должны обмыть руки и очистить платье и волосы (бороду) щёткой или полотенцем, смоченными в растворе карболовой кислоты.

2) Дезинфекция самого больного.

Во время болезни больного нужно смазывать салом или маслом с примесью очищенного скипидара, но настоящая дезинфекция делается по окончании болезни, когда выздоровевший допускается в среду здоровых. Перед этим больному нужно сделать мыльную ванну, надеть ему чистое белье, не употреблявшееся во время болезни и свежее платье, не находившееся в той комнате, где он лежит, в противном случае, платье это нужно сначала подвергнуть действию карболового или скипидарного тумана, а затем в продолжении суток держать развешенным на сквозном ветре. Если ванны не имеется, то тело выздоровевшего больного следует очистить обмыванием раствором зелёного мыла (1 золотник на ½ ведра) посредством губки или фланели, после чего обмыть чистой тепловатой водой.

Мера к поднятию учебного дела в церковно-приходских школах. – Казанский высокопреосвященный распорядился допускать к диаконскому экзамену не окончивших полного семинарского курса псаломщиков и диаконов только тех, которые были учителями церковно-приходских школ; от ищущих диаконства требуется знание всего того, что положено преподавать в двухклассной церковно-приходской школе, с умением преподавать. Таким образом, для не окончивших полного семинарского курса, право на диаконство даёт лишь испытанный и засвидетельствованный труд в деле начального обучения. По тому же распоряжению, опытные учители-диаконы, успешность занятий которых в школах будет засвидетельствована надлежащим образом, могут удостаиваться и священнического сана; от ищущих иерейства требуется то же, что и от ищущих диаконства, и кроме того еще знание некоторых богословских наук и практического руководства для пастырей.

К вопросу о наречении имени при св. крещении. – Один из благочинных Тобольской епархии донес местной духовной консистории, что священник его благочиния был приглашен в дом для совершения над новорожденным таинства св. крещения. Родители новорожденного и восприемники заявили священнику, чтобы младенец назван был Ярославом; но так как в бывшем у священника малом Требнике имени Ярослав не было, то он посоветовал родителям наречь новорожденному другое какое-либо имя, но те уверяли священника, что в числе святых есть имя Ярослав, в доказательство чего принесли ему календарь на 1889 год, под названием «Царь-Колокол», изданный в Москве Гиппиусом, в алфавите которого действительно показано имя святого Ярослава, празднуемого 28 февраля. Календарь этот дозволен 18 февраля 1888 года духовною цензурою, и указан цензор – протоиерей Вишняков. После этого священник решился наречь младенцу имя Ярослав. Но по справке на другой день в церковных святцах и других календарях, имени Ярослав не оказалось. По этому случаю Тобольская духовная консистория постановила, а местный преосвященный утвердил: священник, давший новорожденному имя Ярослав, поступил не вполне благоразумно, согласившись: а) на просьбу родителей дать новорожденному имя Ярослав, основываясь притом единственно на указании гражданского календаря «Царь-Колокол», между тем как в имеющихся под руками – «Месяцеслове всех святых, празднуемых православною Греко-Восточною Церковью», изданном с благословения Св. Синода Московскою синодальной типографией в 1854 году, в приложенном алфавитном указателе имен к житиям святых «Софии Заступнице» и, наконец, в самом календаре «Царь-Колокол» за 1888 год (дни и имена празднуемых святых перепечатываются в календарях из года в год) под 28 числом февраля нет святого с именем Ярослав; б) не вполне благоразумно поступил священник и в том случае, что дал новорожденному имя малоупотребительное, хотя бы святой с сим именем и действительно был прославляем Церковью; в) не вполне благоразумно поступил священник еще и потому, что вопреки практике – нарекать имя новорожденному в восьмой (Лк.1:59) день, или по крайней мере не выходя из этого предела времени (исключение можно допустить лишь для младенцев женского пола, так как в святых женских имён менее), наречь имя почти за месяц назад. Ввиду подобных случаев, консистория постановила учинить следующее: 1) предписать всем священникам епархии нарекать имена новорожденным общеупотребительные, и доступные к правильному произношению их, необразованным классом народа; 2) избегать наречения одного и того же имени нескольким членам в семействе (живым или умершим), что может вести к путанице, недоразумениям и даже злоупотреблениям в отправлении общественных обязанностей; 3) при наречении имени новорожденным, стараться давать им имена тех святых, которые празднуются в 8-й день после рождения младенца или в промежуток этого времени, сделав исключение лишь для лиц женского пола.

О помещении предбрачных сведений в одном свидетельстве, и об оплате этого свидетельства гербовым сбором. – По поводу недоразумения, выраженного некоторыми из благочинных Тверской епархии, Тверская духовная консистория объясняет духовенству епархии, что а) метрические выписи брачующихся, б) неуклонная принадлежность к православной Церкви и бытия на исповеди, в) сведения о том – холостость или вдовство и г) имеют ли брачующиеся дозволения от родителей, и производились ли оглашения о бракосочетании – должны быть помещаемы в одном предбрачном свидетельстве, каковое и требуется оплачивать одной гербовой в 80 коп. маркой.

О порядке ведения клировых ведомостей. – В Архангельской епархии, при просмотре клировых ведомостей найдено, что сведения о прежней службе священно-церковнослужителей доставляются крайне неопределённые: не обозначается – служили ли они где-либо, если служили, то где именно, с какого и по какое время, какую аттестацию имеют относительно службы в прежде занимаемых ими должностях и т. д. Для устранения подобных пропусков в названной епархии решено принять, в виде опыта, следующие меры: 1) о священно-церковнослужителях, вновь определённых на места, прописывать в указах об определениях справку о прежней службе их из документов, и о поведении, если последнее отмечено в документах; 2) для включения сведений о прежней службе лиц, перемещаемых с прихода на приход, благочинным требовать копии с послужных списков от того благочинного, в ведении которого состояло на службе перемещенное лицо; 3) или, определённый на приход священно-церковнослужитель состоял продолжительное время без места, и сведения о службе его с пробелами, то требовать дополнительные сведения из консистории; 4) благочинным и причтам епархии тщательнее составлять послужные списки, устраняя в них всякие неопределенности, с обозначением времени (года месяца и числа) состояния в той или другой должности, награждения, взыскания, и прочих перемен по службе; 5) клировые ведомости представлять епархиальному начальству по проверке их благочинническими советами, где таковые есть.

В каких приходах могут быть открываемы штатные диаконские места. – Черниговская духовная консистория даёт знать к сведению духовенства епархии, что при тех только церквах могут быть открыты штатные диаконские места, где прихожане дадут от себя обязательство, что они будут давать содержание диакону из своих местных средств.

Вправе ли священники требовать от псаломщиков подметать церковь, производить звон в колокола, разводить в пономарне огонь и т. п. – На журнале Херсонской духовной консистории, состоявшемся по рапорту одного из благочинных Херсонской епархии, которым последний просил разъяснить, вправе ли священники требовать от псаломщиков подметать церкви, производить звон в колокола на вечерние, утренние, и литургийные богослужения, и разводить в пономарне огонь, последовала такая резолюция высокопреосвященного Никанора: «Никакой труд по церкви не унизителен для псаломщиков, и таковой нес я сам, собственноручно, будучи в сане и архимандрита, и даже епископа. Тем не менее, требовать от псаломщиков низшего по церкви труда – звона на колокольне, метения полов, раздувания огня и т. п. неосновательно. Для исполнения таких отправлений по церкви должны быть особенные лица, поставленные от старосты, с согласия причта, как-то – сторожа и другие вольнонаемные лица, или же, несущие этот церковный труд ради Господа».

– По сообщению Газеты «День», в духовных Академиях и Семинариях предполагается ввести преподавание основных понятий по медицине. Сделанные в этом отношении опыты в семинариях: киевской, одесской и екатеринославской дали удовлетворительные результаты. Как известно, медицина существовала уже в программе наших семинарий довольно долгое время и была исключена из общей программы лет около 18 тому назад. Затем, Высокопреосвященнейший Платон Митрополит Киевский, снова возбудивший вопрос о введении медицины как предмета крайне необходимого в деятельности наших пастырей Церкви, в числе побудительных доводов к тому привёл, что, за отсутствием врачей, священникам очень часто приходится давать свои советы по оказанию настоятельной лекарской помощи; в подобном совете, как указал опыт, прихожане нуждаются очень часто. Чтобы избегнуть неудач старых времён по преподаванию медицины в семинариях, Святейший Синод, при выдаче такого разрешения, поставил на вид, чтобы при введении изучения медицины в местных семинариях было обращено особое внимание на ход данного дела и была выработана общая программа для дальнейших курсов. В настоящее время, по словам «Нов.», программа уже выработана и утверждена Святейшим Синодом.

– На рассмотрение хозяйственного Управления при Святейшем Синоде, внесён проект об учреждении в губернских городах центральных складов книг религиозно-нравственного содержания, с целью предотвратить крестьянское население от так называемой лубочной литературы и предоставить ему возможность полезного чтения. В виде опыта подобный книжный склад уже устраивается в г. Вятке, под руководством преосвященного Сергия Епископа Вятского и Слободского.

– Вследствие особого ходатайства епископа Алеутского и Аляскинского Преосвященного Владимира, в Святейшем Синоде возбуждён вопрос об учреждении в Сан-Франциско духовной семинарии и русской школы для православных инородцев, состоящих теперь под властью Североамериканских Соединённых Штатов.

– Увеличение числа церковно-приходских школ продолжает встречать затруднения. Правда, во многих местах заявляется желание передать земские школы в ведение духовенства и соединить их таким образом с церковно-приходскими, что свидетельствует о возрастающем доверии к последним школам, и сознании их высокой важности и пользы. Но, к сожалению, бывают случаи, что земства передают свои школы в ведение духовенства не во имя сознаваемой ими пользы церковно-приходских школ, а ради материальных интересов, предлагая в таком случае вдвое уменьшенное пособие по сравнении с тем, какое получали школы ранее. Не так давно карачевское (Орл. г.) очередное земское собрание постановило ходатайствовать пред Орловским епархиальным начальством о передаче уездных земских школ со всеми учебными пособиями в епархиальное ведомство, обязываясь давать на каждую школу пособие в размере 100 р. Между тем, в этих школах до 1889 года платилось жалованье законоучителям 60 р., и учителям 200 р. в год из суммы земства. Так как по справкам о наличном составе причтов в тех сёлах Карачевского уезда, в которых существуют ныне земские школы, епархиальный училищный совет не имеет основания рассчитывать на безмездных и правоспособных учителей из среды духовенства, контингент коих составляют прежде всего штатные диаконы, то совет и не нашёл возможным принять в своё заведование земские школы Карачевского уезда на предположенных земским собранием условиях уменьшенного и ограниченного в других отношениях взноса на их содержание.

– «Свет» пишет, что в Министерстве Внутренних Дел разрабатывается проект преобразования устройства надзора над римско-католическими церквами и монастырями в России.

– 30-го августа, в г. Самаре происходило торжественное открытие памятника Императору Александру II. Памятник, как сообщается в «Сам. Губ. Вед.», поставлен на лучшей площади г. Самары, Алексеевской. Памятник исполнен по проекту академика В. О. Шервуда, удостоившемуся Высочайшего утверждения; он имеет около 5 сажен в высоту и состоит из двух главных частей: статуи Государя, и пьедестала, на котором утверждена эта статуя и размещены четыре аллегорические бронзовые фигуры, олицетворяющие собою важнейшие события прошлого царствования.

В некоторых епархиях по духовному ведомству очень развито бумажное делопроизводство по поводу пропусков и вообще неправильных записей в метрических книгах. Неправильности эти обнаруживаются большею частью при наведении метрических справок о лицах, желающих бракосочетаться. Со стороны юридической, всякая бумажная переписка по уяснению какой-либо неправильности, и законна, и похвальна. Но, в рассматриваемом нами вопросе, преимущественное место по существенной важности для дела занимает сторона религиозная – присяга. Присяга – есть клятвенное заверение человека пред лицом Самого Бога и Его св. Церкви в лице предстоящего иерея в том, что все известное ему по данному делу подтверждено будет по совести, не ложно. Отсюда открывается важность присяги и неприкосновенность, в смысле не злоупотребления ею: и чем реже, и только в более важных случаях присяга практикуется, тем большую святость и важность она имеет во мнении крестьянина, и тем меньше бывает поводов к её злоупотреблению; напротив, чем чаще присяга применяется к делу, и чем незначительней самые обстоятельства, вызывающие её надобность – тем более является поводов к злоупотреблению присягою и к умалению её важности. Теперь посмотрим, соответствуют ли важности присяги такие дела, как, напр., проверка неправильных записей по церковным документам о членах крестьянских семейств? Для правильного решения этого вопроса прежде всего необходимо взять во внимание причины, вызывающие неправильные записи в метрических книгах. Неправильные записи в метрических книгах по большей части происходят от невнимательности и небрежности священно-церковнослужителей по ведению ими церковных документов, а отчасти от невежества крестьян. Метрические книги редко где ведутся исправно: большею частью события рождения, браков, и смерти прихожан записываются священно-церковнослужителями в простые тетрадки, откуда эти записи вносятся потом в метрику спустя уже долгое время – месяц и более; но бывает и хуже того: предварительная запись об указанных событиях делается на отдельных клочках бумаги… Хотя в таком порядке ведения церковных документов есть и выгодная для дела сторона – запись события может быть проверена и исправлена до внесения в метрику, но она не искупается неудобствами другого рода. Предварительная запись ведётся на скорую руку, только для памяти, отчего неизбежно вкрадываются ошибки; тетрадки, особенно клочки с записями иногда затериваются, отчего является непреодолимое затруднение воспроизвести в метрических книгах затерянные записи во всей их полноте и точности; иногда записывает события в черновые тетради один член причта, а заносит с черновых тетрадей в метрику другой, и этот последний легко может наделать массу погрешностей по неразборчивости письма первого; случается и так, что разгулявшаяся рука писца, помимо его воли, сделает крупную ошибку; так, в одной метрической книге о родившихся, местный псаломщик – отец родившегося – записан крестьянином собственником; и это как оказалось потому произошло, что рука писца до этого акта упражнялась преимущественно в записи рождений крестьянских детей. Причиной неправильных записей бывают, как мы сказали, и сами крестьяне, особенно восприемники крещаемых. Крестьяне-восприемники самым бесцеремонным образом искажают имена, отчества, и фамилии как свои собственные, так и родителей крещаемого: про безразличность во мнении крестьян таких христианских имён, как, напр., Прокофий и Прокопий, Агафия и Агапия – мы уже не говорим; крестьяне часто отождествляют и другие имена, сходные только по созвучию, напр., Георгий и Григорий, Евфросиния и Параскева, Аггей и Авдий, Евгения и Ольга (последние два имени иногда объединяют в одно имя – Ольгинья). По неправильному произношению крестьянами имени, напр., «Просинья» составителю метрики приходится наугад записать имя Параскевы или Евфросинии, и благо ему, если он за справками обратится к исповедным росписям; но иногда и этого нельзя сделать, потому что лица, называемые сомнительными именами, из чужого прихода. Вот от таких-то исключительно причин приходят погрешности в метрических записях. Причины эти самого обыкновенного свойства и устраняют всякий повод к подозрению в злонамеренности неправильных записей по метрике. Положим, что погрешности метрических записей как церковно-государственных актов должны быть исправлены надлежащим порядком; но разве этого нельзя достигнуть бесприсяжным следствием, иначе говоря, обыкновенным дознанием? Думаем, что можно, и от этого расследуемое дело ничуть не пострадает. Так или иначе ведётся следственная процедура по делу неправильности метрической записи – это положительно всё равно, лишь бы самое дело по конечным результатам оказалось разъяснённым. А что данное следственное дело может быть ведено правдиво и беспристрастно и без присяжных показаний, так за это ручается и самая личность следователя-священника, облечённого высоким званием служителя религии и пользующегося доверием епархиального начальства, и безразличность для заинтересованной стороны тех или иных выводов по следственному делу. Формальное следствие, как мы сказали, снаряжается из-за разных пропусков и неправильных записей по метрике фамилий, имён, и отчеств крестьян. Мы с уверенностью полагаем, что в подобных случаях и без присяги каждый крестьянин (за устранением, конечно, от допроса тех, которые не могли бы быть допущены к присяге) покажет следователю сущую правду. Если (крестьянину) положительно нет никакого повода лгать, когда он знает – сосед Павел Иванов, а не Стефанов, как значится по метрике, или, что восприемницей дочери соседа была Мария Васильева, а не Дарья Петрова, как опять значится по книгам. Допрашиваемому понятно, что его соседу ни вреда, ни пользы не будет от того, как бы он не показал на допросе, и что ему лучше уж правду сказать, чем ложь, за которую могут пристыдить его другие допрашиваемые односельчане. Точно также безразлично смотрит на следственное дело и тот человек, по поводу неправильной записи которого по метрике производится следствие. Но вот, в подобных обстоятельствах примешивается присяга, которою предполагается дать большую санкцию расследуемому делу. Крестьянин наш теоретически относится к присяге с каким-то особенным, чуть не паническим страхом: нередко случается, что на вопрос духовного отца: не злоупотреблял ли он когда присягою – крестьянин отвечает: «Господь меня миловал, я никогда не принимал присяги», то есть по своему религиозному невежеству считает как бы за грех, и законно принятую присягу. Между тем, что же оказывается на деле, когда крестьянина заставляют давать присяжные показания при расследовании неправильной записи по метрике? Оказывается, что он готов утверждать о невиденном и неслышанном, как бы на самом деле им виденном и слышанном: только что произнесенное крестьянином клятвенное обещание, как нечто весьма священное для его сердца, стоит между тем как-то особняком, и не вяжется с его показаниями. Да, собственно говоря, трудно и ожидать, чтобы было строгое соответствие показаний с духом присяги, когда следствием уясняются события, бывшие за 20 и более лет. Как припомнить разные обстоятельства данного события человеку стороннему? Вот присягодатель и даёт показания или наугад, или, если заранее ему известно о чём производится следствие – слышанное от других передаёт за виденное и хорошо известное ему. Следователь же только и нуждается в показании первого присяжного свидетеля, остальным он читает первое показание и спрашивает: то же ли они знают по известному делу, или кто иное даст показание? «То же самое и мы знаем», бывает ответом. Когда в это время повнимательней присмотревшись к лицам присягателей, то ясно заметишь на них следы внутреннего недовольства и утомления: «И охота, мол, батюшка, тебе маять нас из-за таких пустяков ещё лишний час, пиши поскорее первое показание подо всеми!» И пишет следователь для большей скорости, что Иванов показал то же, что и Стефанов, Петров то же, что и первый и т. д. Иногда и такие казусы бывают, что 25-летний присягатель вслед за другими подтверждает, как очевидец обстоятельства, бывшие в то время, когда он был в состоянии невменяемости по своему возрасту. И все это принимается за надлежащие и неопровержимые доказательства! Кого же тут винить в небрежности и святотатственном оскорблении присяги? По нашему мнению, в этом все в частности бывают виноваты, от следователя и присягоприводителя, до присягодателя и депутата с гражданской стороны; но между прочим все эти соучастники в оскорблении присяги много имеют за собою всех оправданий, которых мы не находим нужным здесь приводить. Главная же вина кроется как в подлежащих расследованию делах, которые по своей маловажности не стоят присяги, так в частом применении к этим делам присяги. В некоторых приходах, по причине обилия следственных дел, редкий крестьянин не принимал присяги, а иной 2–3 раза и более. Не мудрено, что от частого употребления присяга теряет в глазах крестьянина достаточное к ней отношение и обращается в форму обыкновенного и притом не строгого приказа: это уже из того замечается, что присягают иногда крестьяне прямо приглашенные с улицы (в летнее время), непричесанные, раздетые и разутые. Да не потому ли – кстати заметим – присягою злоупотребляют и в гражданских судах при разбирательстве уголовных дел? – Принимая во внимание, все высказанное нами, приходится сказать, что присяга не должна бы быть часто применяема, особенно при следствиях о той или другой неисправности по церковным документам. – Иное дело – расследовать по всем правилам юристики злонамеренные погрешности в документах, могущие сопровождаться весьма важными последствиями для известных людей. Но неправильности в метрических записях о крестьянских семействах, суть простые, иногда и непроизвольные ошибки. Ошибки эти (в предотвращение которых на будущее время следует карать виновный причт штрафом) легко могут быть исправлены по поручению епархиального начальства каждым приходским священником, если он не виновен в ошибках, через простое дознание. Весьма желательно, чтобы наше слово по данному вопросу нашло отклик в сердцах служителей религии; ибо кому, как не им, прежде всего должно заботиться об охранении от оскорбления третьей заповеди закона Божия, которою запрещается произносить имя Божие всуе.

Священник

Находится ли юго-западное церковное пение в связи с древним пением восточной Православной Церкви? – Самая Уния, как известно, вводимая католиками на юго-западе России с конца XVI века, состояла не в изменении существующего в Православной Церкви содержания и порядка богослужения, а главным образом в признании главенства папы и в административном подчинении христиан восточного исповедания римскому престолу и иерархии. Да и православные с своей стороны склонялись на Унию не иначе, как под условием дозволения им отправлять богослужение на славянском языке по обрядам Церкви восточной. В 1595 г., Поцей и Терлецкий, представив папе грамоты о подчинении западнорусской Церкви римскому престолу, свободу отправления богослужения выговорили как необходимое условие: «да по своему греческому обычаю службу и пение в церквах своих правят и свята по старому календарю»¹⁰⁴. Последующие затем обстоятельства, действительно показывают, что в обрядовом богослужении униатских и православных храмов не было никаких существенных отличий, как нет их ныне в богослужении русских единоверческих церквей и храмов поповщинской секты. Так, мы не видим, чтобы кто-нибудь из православных юго-запада, хорошо знавших чин униатского богослужения, порицал униатов за изменение и искажение ими церковных обрядов и пения. Храмы, церковная утварь, иконы, и богослужебные книги переходили от православных к униатам и от униатов к православным, не требуя при этом никаких особых применений к богослужению. Тем менее могло подлежать изменениям церковное пение как искусство, чуждое вероисповедных разностей востока и запада. Из отсутствия споров об этом предмете между униатами и православными и молчания истории, мы вправе заключать, что богослужебное пение в униатских храмах и в храмах православных, особенно в начале Унии, было одно и то же, и разве униаты не принимали только дополнительных напевов славянских и греческих, введенных православными юго-западными братствами уже в продолжение периода борьбы с Унией.

Так было в противном лагере, склонном на сторону враждебного восточному православию католицизма. Но еще тщательнее охранялось православно-восточное обрядовое богослужение в православной части юго-западных христиан. Опасность сплотила их около нескольких центров – православных братств, которые, опираясь на древнее предание русской Церкви, а также на главные и древние пункты и, так сказать, первоисточники восточного православия, с неимоверною стойкостью выдерживали продолжительную, упорную и систематическую борьбу с могущественным тогда католицизмом. Для устроения чина церковного и порядка монастырской жизни, для исправления богослужебных книг, исправления и пополнения церковного пения, они заводили сношения с славянами придунайскими, с греками, и с афонскими монастырями. А таким образом, не только сами они вступили на верный путь, но были указателями его и первоводителями и для всей Великой России, которая со времён патриарха Никона нашла этот путь к единению с православными церквами востока и к исправлению своей богослужебной практики самым прямым и надёжным. Юго-западные православные братства, напротив, не только чуждались заимствований инославно-западных, но и всячески противодействовали им. В своих школах, положив в основание обучения языки славянский и греческий, они не хотели преподавать латинского языка¹⁰⁵. О чистоте и целости православия и восточной обрядности юго-западных христиан свидетельствуют их богослужебные книги. Книги эти, печатанные в разных типографиях на юго-западе России, самыми завзятыми великорусскими старообрядцами приводятся в большом количестве в числе доказательств излюбленных ими обрядовых частностей богослужения¹⁰⁶, и, следовательно, признаются неповреждёнными. Подобное же достоинство православной древности имело и церковное пение, и в мелодическом его виде также никем не порицается¹⁰⁷. Западной искусственности церковного пения юго-западные православные братства противодействовали составлением и распространением, а с 1700 г. и печатанием ирмологов, представляющих собой образцы восточного мелодически-храмового пения, бездушному инструментальному сопровождению напевов – одушевлённое и стройное хоровое пение с участием в нём народа, каковое пение, по Гербинию, нося «образ и дух первоначальной христианской Церкви», было «гораздо святее и величественнее», чем римское¹⁰⁸.

В разъединении с Московским государством, православные юго-западные братства не обращались к великорусской Церкви по предметам обрядового богослужения, а в частности и по предмету церковного пения, и из её богослужебной практики не делали заимствований. Ибо, великороссийская Церковь не была первоисточником православного богослужения и имела обрядность тождественную с обрядностью юго-западной Церкви. Кроме того, в период господства Унии на юго-западе России, сама она колебалась разными обрядовыми мнениями. Богослужебные её книги и обряды, а равно и церковное пение также имели немало недостатков и нуждались в исправлениях.

Рассматривая в частности содержание церковного пения по юго-западным ирмологам, мы видим, что оно действительно опирается на твёрдых началах восточной Православной Церкви и состоит, как и пение древней христианской Церкви, в совмещении напевов разных народов восточного исповедания. Юго-западная система совмещения роспевов с некоторыми изменениями принята затем со второй половины XVII века и великороссийскою Церковью, но отвергнута старообрядцами, сомневающимися в православии всех народов, кроме самих себя. В основание церковного пения в юго-западных ирмологах положено знаменное или столповое пение по древнему преданию русской Церкви и дополнено частью местным киевским и греческим, а главным образом болгарским роспевом. Но в ирмологах нет и следов напевов, заимствованных от инославного запада.

Южнорусская редакция знаменного роспева. Первым и главным основанием юго-западного пения по юго-западным нотно-линейным ирмологам служит столповое пение или большой знаменный роспев. Им распета в ирмологах большая часть богослужебных песнопений, как-то: некоторые литургийные песнопения, все ирмосы, стихиры, воскресны богородичны догматики и на стиховне, антифоны, подобны стихир и большая часть праздничных песнопений.

Юго-западные ирмологи составлялись, распевались, и переводились на квадратную нотопись независимо от великорусских толкований, исправлений, и преобразований русского церковного пения, последовавших в XVII веке и в разобщении с великорусскими мастерами церковного пения. Отсюда естественно, что знаменные напевы в них заключающиеся, имеют свою особую редакцию. Что же это за редакция, какова она сама по себе, и в каких отношениях находится к старым хомовым и Иосифовским изложениям столпового пения, к истинноречному изложению А. Мезенца и, наконец, к нотно-линейным великорусским переводам XVII и XVIII века?

В статье I мы высказали предположение, что великорусская и юго-западная редакции столпового пения с XVII века иногда значительно разнятся между собою, но имея общим источником певчие безлинейные книги XV и XVI века должны быть близки за это время между собою, и потому взаимно пояснять себя, равно как и безлинейную древнерусскую нотопись. Теперь, благодаря 14-ти сравнительным таблицам, приложенным к изданию г. Смоленского «Азбука знаменного пения старца А-ра Мезенца» (Казань. 1888 г.), мы решительно утверждаем это на основании фактических данных, выясненных через подробное сопоставление мелодических строк ирмологов юго-западной редакции с 83-мя строками Мезенцевой «Азбуки» и иных безлинейных и линейных изложений, помещенных в вышеупомянутых таблицах.

И прежде всего сличение мелодических строк показывает, что юго-западные ирмологи как в мелодии, так и в тексте песнопений, имеют одну, в общем весьма сходную редакцию, различающуюся в разных певческих изданиях и рукописях незначительными подробностями, между тем как великорусские певческие книги и между собою, и со старыми хомовыми книгами в том и другом отношении представляют гораздо более разностей. Вообще в Великой России введение в церковно-певческие книги около половины XVII века киноварных помет Шайдурова было подробным, но довольно своеобразным толкованием старых крюковых знамен и мелодий. Оно предупреждало разночтения знамен, но вместе с тем видоизменяло и самые знаки, и их значение. Оно сопровождалось заменением многих прежних тушевых знамен иными, сходными с ними по значению старыми же, и даже частью употреблением новых знамен, прежде неизвестных¹⁰⁹. Это обстоятельство должно было разобщить великорусское чтение мелодий со второй половины XVII века не только с юго-западными чтениями, но и со старыми великорусскими, напр., хомовыми с конца XV века. Исправления комиссии 1667 года также не ограничивались приведением только текста к «истинноречию», но касались и знаков, и мелодий, хотя и утверждались главным образом на киноварных пометах. Это доказывает «Азбука» Мезенца, и в мелодических строках, и в знаках нередко отступающая от прежних знаменных изложений. Позднейшие нотные изложения основываются на исправлениях упомянутой комиссии, но по местам также допускают разности с ними, равно как и между собой¹¹⁰. Вообще же, знаменные книги с пометами и признаками, и нотные великорусские переложения можно считать принадлежащими к одной общей истинноречной редакции, которая значительно отделялась от прежней хомовой или раздельноречной редакции не в тексте только и не в количественном лишь применении мелодий к новому истинноречию, но и в мелодическом движении. Юго-западная же редакция знаменного пения, вышеозначенных перемен не испытала. Она не приняла киноварных помет и чтения Шайдурова. На юго-западе России неизвестны были ни труды Мезенца, ни великорусские опыты переложений знаменных мелодий с крюков на ноты. Южноруссы имели уже свои, нотно-линейные устоявшиеся, а с 1700 года, издаваемые печатно, переложения, в которых они держались, усвоенного ими издавна чтения знамен помимо влияния великорусских мастеров и исправителей пения.

Этими обстоятельствами главным образом объясняется большая доля разностей между изменчивыми сравнительно великорусскими и более устойчивыми юго-западными редакциями знаменного пения в течение нового его истинноречного периода. Но были и более глубокие основания для этих разностей. Это: недостаточная в старину определенность безлинейного обозначения столповых мелодий, свобода их исполнения и существования до киноварных помет и нотных знаков разночтения старой крюковой семеиографии. Старые крюковые знамена служили лишь намеками на мелодию, сохраняемую певческим обычаем и памятью певцов, осязательной же наглядности и точной определенности не имели, а потому естественно в исполнении получали разности в мелодических подробностях, зависящие от вкуса и умения певцов и от местного обычая в пении. Старорусские певцы, как и греческие при употреблении исона (Ἴσον), в развитии темы напева, обозначаемой крюками, пользовались полною свободою голосоведения и были не воспроизводителями только записанного, а вместе некоторым образом и творцами, выпеваемой ими мелодии. Певческие знамена указывали им лишь общее движение напева, главные его пункты и его пределы, протяженность же тех или других звуков и даже их высота, равно как отдельные мелодические обороты и их варьирование, украшение и подголоски зависели от желания, вкуса и вдохновения певцов. Но эти-то обстоятельства и повели к разночтениям одних и тех же знаков и к размножению роспевов, построенных на одном и том же основании. Этими же обстоятельствами должно объяснить и наибольшую долю разностей между великорусскими и юго-западными редакциями одного и того же старого знаменного роспева. Таким образом, как великороссийские редакции старого знаменного пения, так и южнорусские, имея одни и те же основания, имеют и одинаковое право на свое существование, и в отношении правильности напевов сохраняют одинаковое достоинство.

Программа собеседований по Новому Завету

1) События, предшествовавшие рождению Господа нашего Иисуса Христа и Его детство.

Рождество Пресвятой Богородицы. Введение Её во храм. Предсказание ангела о рождении Предтечи Христа – Иоанна. Благовещение Пресвятой Богородице. Молитвы: «Богородице Дева, радуйся» и «Достойно есть». Посещение Матерью Божией Елисаветы. Рождение Иоанна Крестителя. Рождество Господа нашего Иисуса Христа. Восточные мудрецы. Избиение вифлеемских младенцев и бегство Святого Семейства в Египет. Возвращение из Египта и поселение в Назарете. Двенадцатилетний Иисус в храме Иерусалимском. Необходимость посещения храма Божия в праздники. Пребывание Иоанна Предтечи в пустыне. Иоанн проповедует о приближении царства Божия, о покаянии, и крестит. Необходимость исповеди и покаяния.

2) История открытого служения Господа нашего Иисуса Христа. Пророческое служение.

Крещение Господа нашего Иисуса Христа и искушение Его в пустыне. Пост – как установление Господне. Заключение Иоанна Крестителя в темницу. Первые последователи и ученики Иисуса Христа: Андрей, Пётр, Филипп и Нафанаил. Первое чудо в Кане. Очищение храма. Иисус и Никодим. Иисус и самарянка. Чудный улов рыбы в Геннисаретском озере. Призвание апостолов. Нагорная проповедь Иисуса Христа о путях к блаженству. Изъяснение изречений Господних о блаженствах. О гневе, о неупотреблении клятвы, о любви ко врагам, о милостыне, о молитве и посте. О не осуждении других. Изъяснение молитвы Господней. Исцеление слуги сотника в Капернауме и других больных. Последователи Иисуса Христа. Укрощение бури. Исцеление расслабленного. Вифезда. Великая грешница. Воскресение сына вдовы Наинской. Иисус Христос есть Господь субботы и духов. Смерть Иоанна Крестителя. Семь притчей о царстве Божием. Насыщение 5000 человек. Дочь Иаира. Женщина Хананеянка. Послание двенадцати и семидесяти учеников на проповедь. Основание Церкви. Преображение Иисуса Христа. Притчи Господа Иисуса Христа: о сеятеле, о семени и плевелах. О любостяжательном богаче, о богатом и Лазаре. О должнике немилосердном, о благодетельном Самарянине. О блудном сыне, о мытаре и фарисее. О званных на вечерю. Мария и Марфа. Притчи: о пропавшей овце и десяти драхмах. Исцеление слепорожденного. Предсказание и скорбь Господа Иисуса Христа о судьбе Иерусалима. Благословение детей. Богатый юноша. Воскрешение Лазаря. Исцеление десяти прокаженных. Исцеление слепого. Закхей.

3) Страдание и смерть Иисуса Христа. Первосвященническое служение.

Предсказание Иисуса Христа о Своих страданиях, смерти, и воскресении. Предсказание Его о страдании и славе учеников. Помазание ног Иисуса. Вход Господень в Иерусалим. Притчи: о работниках в винограднике, о злых виноградарях. Учение Иисуса Христа об обязанности подданных платить дань. О великой заповеди. Две лепты вдовицы. Притча о браке царского сына и талантах. О втором пришествии Иисуса Христа. Притча о девах. О страшном суде. Приготовление пасхальной вечери. Умовение ног. Установление св. Таинства Причащения. Предатель. Апостол Пётр. Последние речи Господа на вечери. Прощальная речь Господа Своим ученикам. Молитва Господа Иисуса Христа в саду Гефсиманском. Взятие Его воинами. Иисус Христос на суде у первосвященников иудейских. Отречение Петра. Погибель Иуды Предателя. Иисус Христос на суде у Понтия Пилата и Ирода. Осуждение и распятие Господа. Молитва разбойника на кресте. Смерть Иисуса Христа. Погребение Его.

4) Царское служение Господа нашего Иисуса Христа.

Воскресение Господа нашего Иисуса Христа и явление Его мироносицам. Явление Господа двум ученикам, шедшим в Еммаус. Явление Господа апостолам в Иерусалиме. Явление Его при море Тивериадском. Последние повеления Господа нашего Иисуса Христа апостолам и вознесение Его на небо. Избрание Матфея.

5) О Святом Духе. Пятидесятница. Церковь Христова. Распространение евангелия.

Сошествие Святого Духа на апостолов. Молитва Духу Святому: «Царю небесный». Первая Церковь. Изъяснение Символа веры. Исцеление хромого. Анания и Сапфира. Св. первомученик архидиакон Стефан. Распространение христианства в Самарии. Крещение евнуха царицы Ефиопской. Обращение Савла. Обращение сотника Корнилия. Спасение Петра. Суд над Иродом. Первое путешествие апостола Павла для проповеди язычникам. Апостольский собор. Второе путешествие апостола Павла. Обращение темничного стража в Филиппах. Пребывание ап. Павла в Фессалониках, Афинах, и Коринфе. Третье путешествие ап. Павла. Апостол Павел в Ефесе. Взятие его под стражу. Первый допрос. Пребывание Павла в Кесарии. Четыре дальнейших допроса. Путешествие пленного Павла в Рим. Последняя судьба и кончина апостолов Петра и Павла. Проповедь ап. Андрея Первозванного и его кончина. Апостол Иоанн Богослов. Жизнь Божией Матери.

Вот в общих чертах программа по Священной Истории Ветхого и Нового Завета. Она не обнимает собою всех фактов и событий, изложенных в Св. Писании и сохраненных Св. Преданием. При составлении её и не имелось этого в виду: цель была – расположить материал так, чтобы пастырь, ведущий воскресные чтения, имел возможность показать своим простым слушателям не только в последовательном порядке историю сотворения, падения человека, и его искупления по благости Божией Сыном Божиим, но и раскрыть перед ними христианское мировоззрение. Кроме того, при указанном порядке материала есть возможность объяснить осязательно, как сказать, значение многих обрядов и обычаев, принятых и освященных Православною Церковью, не говоря уже о том, что наглядно может быть доказана Богоучрежденность всех святых таинств. При этом нужно заметить, что нет никакой необходимости вдаваться в излишние подробности, за исключением тех случаев, когда эти подробности могут послужить к назиданию слушателей в каком бы то ни было отношении. Мало того, повествования о некоторых событиях могут служить иногда только лишь основанием для развития какого-нибудь нравоучения. Поэтому, при составлении беседы (если нет подходящей готовой), нельзя будет ограничиваться только лишь тем материалом, который заключается в том месте Библии, где повествуется о событии, составляющем предмет беседы, но следует приводить изречения и из других мест, подтверждающие ту или иную нравоучительную, или же догматическую истину. Покажем на примере, в каком виде должно составлять, по нашему мнению, беседы для внебогослужебных чтений из Библейской истории, чтобы они могли приносить наибольшую пользу для слушателей. Положим, на очереди стоит жизнеописание многострадального Иова; следовательно, ему предшествовало повествование о страданиях народа израильского под властью фараонов египетских после смерти Иакова и Иосифа. Ничего нет естественнее, как расположить эти повествования одно за другим. В первом из них очевидно нужно выставить на первый план ту мысль, что если Бог наказывает грешника, то этим Он показывает особую о нем попечительность, так как Он не хочет гибели грешника, но желает ему спастись и в разум истины прийти. И когда последний поймет желание Божие и начнет жизнь согласную с волей Божией, то Господь обращает гнев Свой на милость. В повествовании же об Иове, время жизни которого совпадает со временем страданий израильтян в Египте, должно выставить на вид ту истину, что несчастья, постигающие кого-либо, не всегда служат указанием на его грешную жизнь, но нередко попускаются Богом для испытания твердости веры, и для того, чтобы человек под давлением несчастий ещё больше окреп в своей вере и сделался чище пред Богом, подобно тому, как золото в горниле под действием жара очищается от примесей. Эта мысль сама собою сделается очевидною, если рассказать, не опуская подробностей, жизнь этого праведника пред Богом до того момента, когда его постигли несчастья. Из этого рассказа мы можем видеть и пример того, как следует воспитывать детей. Святой Златоуст так говорит о семейном счастье Иова: «Дом у Иова был как полная чаша». Но не столько богатство утешало Иова, сколько радовали его дети: семь сыновей и три дочери. Все они были умные, красивые, и благонравные. Послушные отцу и матери, они жили между собою в добром согласии. У каждого сына было свое помещение, свой дом, но братья так любили друг друга и сестер своих, что ежедневно виделись, ежедневно делили вместе трапезу – хлеб-соль. Для этого поочередно собирались они друг к другу, начиная со старшего брата, и проводили время в приятной беседе и радушном угощении.

Не подумайте, что дети Иова вели бездельную и разгульную жизнь: не такого отца то были дети, чтобы предаваться лености и невоздержности. «Пирования детей Иова, – сказано в житии его, – пирования те бывали благочинны и честны, с мерностью и тихостью, а не с пьянством безмерным, или с бесчинием и молвою (шумом); ибо, не попустил бы им добрый и праведный отец таковых бесед, но всячески возбранил бы и воспретил бы»¹¹². Не страсть сладко попить и поесть влекла друга к другу детей Иова, но горячая родственная любовь. Воспитанные в страхе Божием, они никогда не забывались; да и забыться им было трудно: за ними зорко следил глаз благочестивого отца. «Егда скончавахуся дние седмь пирования детей, – передает нам та же Книга житий святых, – посылаша к ним Иов, извещавая и наказуя, да кийждо рассмотрит свою совесть испытно, не согрешил ли что словом, или помыслом противу Господа»¹¹³. Чадолюбивый отец в своих заботах о благоповедении детей не успокаивался этим: он каждый день рано утром возносил о них теплую молитву, тревожась мыслью, не провинились ли чада его пред Господом и в мыслях своих не имели ли чего-либо противного Богу.

При этом нужно показать, что в наших семействах далеко не так ведется воспитание детей, как это делал праведный Иов. У нас, пока дети малы, их держат в страхе от палки или кулака отцовского, а не в страхе Божием, а когда дети вырастут, их предоставляют самим себе, дозволяют им и недозволенное, словом, не обращают на них ровно никакого внимания, вследствие чего в настоящее время дети мало слушают своих родителей. Несмотря на такое прискорбное явление, всё-таки родители обязаны учить своих детей уму-разуму, послушают ли они или не послушают их. Но не так они должны учить, как делают многие: провинится ли в чём-нибудь сын или дочь – отец и мать подымут шум и брань, а иногда в сердцах и палку пустят в ход. От такого учения мало выйдет толку, так как от ругательств и кулаков дети только раздражаются и ознобляются. Между тем, первоверховный апостол Павел учит: «Отцы, не раздражайте чад своих, но воспитывайте их в наказании и учении Господни» (Еф.6:4). Не в пример лучше действовать в таких случаях кротостью и любовью – доброе и ласковое слово никогда не пропадёт даром: не послушает доброго совета сын на один раз сегодня, вспомнит о нём с благодарностью завтра – нужно только вовремя и умеючи дать добрый совет. Вот как учит нас поступать Господь наш Иисус Христос: «Аще согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между тобою и тем единем» (наедине), а не срами его при всех (Мф.15:18). Значит, не палки или кулака они должны бояться, а должны страшиться оскорбить чем-либо Бога. Эту последнюю черту мы и замечаем в детях Иова, так как Иов, сам человек благочестивый и непорочный, воспитал их в страхе Божием.

Мы замечаем и другие черты в характере Иова, каковы, например, его кротость и справедливость, а также готовность его помочь всякому нуждающемуся, чем он особенно отличался, несмотря на своё богатство и семейное счастье. Сам Господь Бог радовался на Иова, как добрый отец утешается, глядя на своего сына, о чём свидетельствует и Священное Писание в таких словах: «Нет такого, как Иов на земле: человек непорочный и справедливый, богобоязненный, и чуждый всего худого» (Иов.1:8). Несмотря на это, его постигают одно за другим три страшных несчастья: он одновременно лишается всего своего имущества, затем детей, и, наконец, здоровья. При этом, до наглядности становится ясной и та истина, что земное наше благополучие и счастье слишком непрочны: мы можем в одно мгновение лишиться всего того, что, судя по-человечески, нам особенно дорого на земле. Из этого легко выводится заключение, что мы, во 1-х, не должны слишком надеяться на своё богатство и гордиться им, а во 2-х, слишком прилепляться к нему и желать его, наконец, должны во всём полагаться на Бога и благословлять Его святое имя не только в счастье, но и в несчастьях: да будет Его святая воля и на земле, яко на небеси.

Ко всему сказанному нужно прибавить, что мы чрезвычайно скоры бываем осуждать своих ближних в то время, когда их постигает какое-либо бедствие, предполагая, что они терпят его как наказание, постигшее их за греховную жизнь. То же мы видим и из истории страданий Иова. Его друзья, увидевши его на гноище покрытым гниющими и издающими смрад ранами, предположили, что Иов терпит за какой-либо тайный и страшный грех, почему и советовали ему признаться в нём и покаяться. Таким подозрением они отнимали единственное утешение у страдальца – его уверенность в чистоте своей совести перед Богом. Эту уверенность он высказал в таких словах: «Я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восстановит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его» (Иов.19:25–27). Сам Спаситель подтверждает, что несчастье, постигающее человека, служит часто не наказанием для него, а для славы Божией. Когда ученики Господа нашего Иисуса Христа, увидевши слепорождённого, спросили Его: «Равви! кто согреши, сей ли, или родителя его, яко слеп родися?» Иисус ответил: «ни сей согреши, ни родителя его, но да явятся дела Божии на нём» (Ин.9:1–3). Поэтому, не упрекать следует в несчастьях человека, а молиться за него, чтобы Господь помог ему перенести испытания и отвратил от него все бедствия. Пример такой молитвы и показал сам Иов, когда Господь хотел наказать его друзей за необдуманное и ни на чём не основанное подозрение на праведника. И Господь услышал эту молитву, как самую чистую: «много бо может молитва праведника пред Господем». Отсюда же вытекает и такое следствие, что мы должны почаще обращаться к ходатайству пред Богом святых угодников Божиих.

Вот по какому примерно плану следует составить эту беседу, применительно к состоянию и развитию слушателей. Также должны быть составляемы и все другие беседы по Священной истории.

(Продолжение будет).

Врачебные советы о подаче помощи больным, когда нет врача¹¹⁴ // Руководство для сельских пастырей. 1889. Т. 3. № 48. С. 385–389.

3) Дезинфекция трупов.

Если покойник умер от оспы, сыпного тифа, скарлатины, дифтерита, или холеры, то следует после обычного обмывания смазать труп зелёным мылом, бельё, которое на него наденут, смочить раствором карболовой кислоты. Положить в гроб такого покойника следует по возможности скорее, покрыть его покрывалом, смоченным раствором карболовой кислоты, и закрыть крышкой гроб. Вынос и отпевание следует совершать при закрытом гробе, не занося в церковь.

4) Дезинфекция предметов, окружавших больного.

После выздоровления заразного больного, или в случае его смерти, должны быть обеззаражены все предметы, с которыми так или иначе больной приходил в соприкосновение. Постельное и носильное белье нужно вымыть, но, предварительно не встряхивая и не выколачивая, связать в простыню или кусок полотна, смоченный в карболовом растворе или скипидаре, или даже уксусе, и подвергнуть его кипячению в растворе калийного мыла в течение не менее получаса. Если это белье не ценно, то гораздо лучше и безопаснее его сжечь. Вещи, которые не могут быть подвергнуты стирке (подушки, матрацы, одеяла, меховые вещи и т. п.) обеззараживаются окуриванием, о чем будет сказано ниже. Предметы кожаные чистятся раствором мыла и карболовой кислоты. Все остатки перевязок сжигаются; точно так же поступают с постельной соломой.

5) Дезинфекция помещения, из которого выведен больной.

Полы, стены, окна, двери, мебель, и посуда вытираются тряпками, напитанными раствором карболовой кислоты. Вслед за тем, когда каждый предмет вымыт, приступают к очень важной части дезинфекции – окуриванию. Перед началом окуривания протягивают по комнате веревки и на них развешивают меховые вещи, одеяла, матрацы, и вообще все, что не может быть вымыто. Затем запирают окна, закупоривают паклей тщательно все щели в дверях из соседних комнат, закрывают вьюшки, и среди пола на кирпичах ставят плотную глиняную чашку (миску) или чугунную тарелку (глубокую вьюшку) с небольшим количеством раскаленных углей, на которые посыпают истолченную в кусочки серу. Сера сначала плавится и затем загорается тихим голубоватым пламенем и даёт пары так называемого сернистого газа. Газ этот чрезвычайно удушлив и сильно раздражает глаза и дыхательные пути, поэтому при зажигании нужно быть весьма осторожным, чтобы не вдохнуть этого газа. Как только заметят, что сера загорелась, из дезинфицируемого помещения уходят и запирают дверь. Через некоторое время, смотря по количеству серы, она сгорает и помещение наполняется густым облаком синеватого газа, который, проникая во все закоулки и щели, и убивает заразное вещество. Помещение должно держать запертым сутки, от времени до времени засматривая внутрь через стекла, и наблюдая, чтобы миска от жара не лопнула, и сера не вылилась бы на пол, а затем, через сутки, раскрываются двери и окна (со двора) и только тогда, когда из комнаты выйдет газ, можно в неё входить. Через сутки после раскрытия окон в комнату можно переходить на жилье.

Окуривание – весьма важная обеззараживающая мера, и её нужно выполнять тщательно. Что касается количества серы, которое следует сжечь, то оно различно и зависит, во-первых, от степени заразительности и опасности болезни, и, во-вторых, от величины помещения. Обыкновенно берётся ¼ ф. кусковой серы на одну кубическую сажень помещения, следовательно, на комнату в 7 арш. длины, 5 арш. ширины и 4 высоты, то есть на 5 кубич. саженей сжигается 1¼ ф. серы.

Оканчивая настоящую статью о дезинфекции, я ставлю вопрос: выполнимо ли всё предлагаемое, при обстановке жизни сельского населения? Мне скажут конечно: нет. Да, я сознаю, что всё выполнить трудно, но многое всё-таки возможно, и мне кажется, что лучше хоть что возможно сделать, чем совсем ничего. Самый важный совет – изолирование больных – трудно выполним. Вся семья крестьянина живет большею частью в одной комнате, и какова тут может быть изоляция? Но если обсудить дело хорошо, то кажется, что и это устроить возможно. В каждом селе, наверное, найдется не одна семья бездетных стариков, которым нечего бояться заразных детских болезней, и вот такие-то хаты и могли бы служить изоляционными помещениями для детей, заболевших заразными болезнями. Какую важную услугу для всего села могли бы оказать эти милосердные старики! Предположим, что в деревню из другого села случайно занесена, например, скарлатина или оспа в семью, где кроме заболевшего есть ещё двое или трое детей. Изолировав первого больного в этот так сказать дом милосердия, можно бы не допустить развиться в эпидемию этим ужасным для детского возраста болезням.

Сельский пастырь, пользующийся доверием крестьян и радеющий о своей пастве, должен серьезно подумать об этом предмете и так или иначе сделать возможным изолирование первых случаев. Своим добрым словом он может убедить крестьян в крайней необходимости этой чрезвычайно важной меры, которая может иногда спасти весь приход от ужасной беды. Если крестьяне зажиточны, то мне думается, что едва ли бы они отказались и от известной материальной затраты, если им выяснить всю важность этой меры. Пастырям следует внушать своим прихожанам, что им необходимо и самим о себе подумать, что правительство не имеет никакой возможности удовлетворить все мелочные нужды каждого села – это должно лежать на обязанности самой общины. Сельские жители всегда жалуются на правительственных врачей, но в этих жалобах, на мой взгляд мало справедливости. Приход каждого пастыря во много раз меньше участка всякого врача, а между тем не бывает ли разве таких случаев, когда пастырь не знает, как успеть удовлетворить все духовные нужды прихожан. Как же быть врачу, район деятельности которого несравненно больше самого большого прихода? Сельскому населению нужны врачи, но прежде всего ему нужны и энергичные руководители, которые бы своим авторитетным словом постоянно учили, как правильно организовать свою внутреннюю общественную жизнь; нужно развивать в населении сознание общественных интересов, от которых всецело зависит в отдельности частная жизнь каждого. Один из серьезнейших интересов общины и есть организация медицинской помощи. Правительство дает известное количество врачей и больше дать не может, а каждая община должна идти на помощь, и сама о себе еще позаботиться.

В заключение я считаю необходимым обратить внимание читателей на статьи в №№ 5 и 11 «Рук. для сел. паст.» за текущий год (стр. 133 и 327) и воспроизвести их в памяти, так как в статьях этих высказываются полезные мысли, имеющие связь с высказываемыми мною.

Начальственные распоряжения в епархиях по вопросам пастырской практики // Руководство для сельских пастырей. 1889. Т. 3. № 48. С. 389–393.

О правильном ведении отчётности, и об отсылке кружечных и тарелочных денежных сборов. – Полоцкая духовная консистория предписывает благочинным епархии к исполнению касательно отсылки кружечных и тарелочных денежных сборов: 1) кружечные сборы а) в пользу славян, б) на распространение православия между язычниками в империи и в) на церковно-приходские школы непосредственно отсылать: первые – в С.-Петербургский славянский благотворительный комитет, вторые – в комитет Витебского Свято-Владимирского братства при духовной семинарии; остальные же сборы: г) на сооружение и украшение церквей внутри империи и за границей, д) в пользу православных церквей и школ в западном крае, е) на восстановление православия на Кавказе, ж) в пользу Иерусалимской церкви св. Гроба Господня, и з) на улучшение быта православных поклонников в Палестине представлять в консисторию по истечении года не позже 1 февраля наступившего за отчетным года. 2) На церковный капитал, состоящий в билетах, проценты получать в указанное в купонах время, отнюдь не затягивая процентов за год и более, каковы деньги должны быть обращаемы также в билеты, и по ведомостям показываемы в количестве действительного поступления процентов; при неисполнении же сего, убытки церкви, произошедшие от нерадения причтов, будут обращаемы на виновных. 3) В расход выписывать суммы только те, которые действительно израсходованы на известный предмет, при отсылке же билетов на хранение в банке, как не израсходованных, выписывать в расход не следует, так как взамен билетов у причта имеется квитанция банка, о которой и должно прописать в ведомостях, по которым показывать их состоящими налицо, равным образом и расход денег на содержание и ремонт церкви показывать по ведомости в подлежащей графе, а не смешивать с мелочными расходами. 4) При получении процентов по билетам, принадлежащим причтам, записывать их по книге кружечных братских доходов и полностью показывать по ведомости. 5) Кружечные сборы на улучшение быта православных поклонников в Палестине отнюдь не смешивать со сбором тарелочным в пользу православных Св. Земли, собираемым в Вербное воскресенье, и в надлежащих графах ведомости показывать сбор, действительно поступивший в отчетном году и представленный в консисторию, согласно с донесением, не смешивая со сборами предшествовавшего года, поясняя в примечании – когда и куда отосланы сборы, не подлежащие представлению в консисторию. 6) При представлении ведомостей в консисторию, по возможности не позже 1 февраля, благочинные обязаны тщательно проверять таковые с ведомостями причтов, правильно подводить итоги, отнюдь не допуская ошибок, под опасением за неисполнение сего ответственности.

О сношениях духовенства с епархиальным начальством по делам службы посредством телеграмм. – Вятский преосвященный объявляет духовенству епархии, чтоб прошения об определении на священно-церковнослужительские должности, о перемещении из одного прихода в другой, или о зачислении в штат и увольнении за штат, и вообще все прошения по делам службы, подаваемы были не телеграммами, а по установленному законом порядку, на листах обыкновенной бумаги, лично или через почту, и писаны были просителями собственноручно, с обстоятельным изложением причин, вызывающих те или другие просьбы. В случаях крайней нужды, в телеграммах должно быть прибавляемо, что формальное прошение посылается почтою или с доверенным лицом. Без этого прибавления просьбы телеграммами будут оставляемы без удовлетворения.

О не венчании новобранцев. – Томское епархиальное начальство предписало причтам епархии не венчать новобранцев по приёме их на действительную службу, так как бракосочетание таких лиц, по 2150 Проекта, приложенного к приказу по военному ведомству 1881 года за № 63, строго воспрещается.

О поднятии колоколов на вновь построенные колокольни. – Саратовское епархиальное начальство объявляет причтам и церковным старостам епархии, чтобы на вновь построенные колокольни не допускать поднятие колоколов до освидетельствования архитекторами этих колоколен.

О наблюдении церковными старостами за непроизводством несогласной с законом продажи церковных восковых свечей. – Полтавская духовная консистория предписывает циркулярно, чтобы церковные старосты епархии, на которых ближайшим образом лежит обязанность надзирать, чтобы в свечных заводах и лавках не производилось противозаконной розничной продажи восковых свечей, о всяком замеченном ими случае таковой продажи сообщали местному податному инспектору для составления об этом акта и для привлечения виновных к законной ответственности.

Относительно поминовения усопших на воскресных и праздничных литургиях и хождения диаконами во время богослужения. – Та же духовная консистория циркулярно даёт знать священнослужителям епархии: 1) что для поминовения усопших вообще, Церковь уставом своим указала преимущественно субботу, а когда совершается сорокоуст по усопшем члене прихода, то поминовение допускается и в прочие дни седмицы; 2) что поминовение лишь Царствующего Дома совершается по указу Св. Синода; 3) что поминовение лишь усопших с присоединением заупокойной ектении, о которых подана записка только на проскомидию, отзывается неблагоразумным заискиванием особенной мзды, что так презрительно в священнослужителе; 4) что самочиние диаконов в богослужении, дозволяющих себе поминать усопших на ектениях литургии, не спросив на то согласия священника, а равно и всех живых, за которых подают им записки на проскомидию – есть весьма важное нарушение церковного чина, которое благочинные настоятельно обязаны прекратить; диакон ничего не может совершать в богослужении без благословения священника, почему неблагоразумие диакона в церковной службе падает на ответственность священника и местного благочинного, если они не вразумляют или молчат о своеволиях диаконов; 5) хождение диаконами в указанные моменты службы должно совершаться строго по уставу.

О точном соблюдении законного порядка при производстве следствий. – Костромская духовная консистория, по предмету производства дел о преступлениях и проступках духовных лиц против должности, благочиния, и благоповедения, предписывает оо. следователям: 1) чтобы при производстве следствий не допускалось никаких отступлений от законного порядка; 2) чтобы следствия производимы были с полнейшим вниманием и аккуратностью, в виду как того, что беспристрастный суд духовной власти может быть основан только на полноте добытых следствием данных, так и того, что своевременность решения может обусловливаться только отсутствием в следственном производстве опущений и нарушений законного порядка; 3) чтобы следствия производимы были непременно в месячный срок, в случае же невозможности сего о причинах было доводимо каждый раз до сведения консистории; чтобы предъявляемые обвиняемыми против следователей отводы, принимаемы были в бумагах, подаваемых на имена самих следователей, и, чтобы подача этих отводов не служила причиной прекращения следствия.

Куда должен быть представлен кружечный сбор на распространение православия на Кавказе. – Екатеринбургская духовная консистория подтверждает благочинным церквей епархии, чтобы, согласно указу Св. Синода от 5 марта 1860 года за № 826, кружечный сбор на распространение православия на Кавказе они представляли не непосредственно в Комитет православного миссионерского общества, а через духовную консисторию.

Церковные известия и заметки // Руководство для сельских пастырей. 1889. Т. 3. № 48. С. 393–394.

Дом для призрения вдов и сирот духовного звания. – В память чудесного спасения Их Величеств и Их Августейшей Семьи 17 октября 1888 года, в Ставрополе, по инициативе местного преосвященного епископа Владимира, устраивается дом для призрения вдов и сирот духовного звания. Дом намереваются наименовать Александровским. Преосвященный Владимир пожертвовал на это дело 300 рублей.

Женская образцовая и учительская школа для детей духовенства. – В селе Тростяниц, Гродненской губернии, открывается женская образцовая школа, с четырёхгодичным курсом для детей церковнослужителей. К предметам обучения, определённым программой св. Синода для такого рода школ, в Тростянецком училище будет присоединено руководство, а также некоторое ознакомление с главнейшими требованиями гигиены и приёмами кулинарного искусства.

– В Новгородской губернии при Леушинском женском монастыре учреждается учительская школа с целью приготовления учительниц для церковно-приходских школ, причём монастырь принимает на своё содержание 12–15 сирот-учениц школы.

– В память чудесного спасения Их Величеств 17 октября прошлого 1888 г., духовенство Екатеринбургской епархии постановило собрать капитал на содержание церковно-приходских школ в епархии. В настоящее время собрано уже 18000 р.

Новый свечной завод. – В Смоленске решено открыть свечной завод при архиерейском доме. С этою целью некоторым лицам поручено осмотреть свечные заводы в Москве и Владимире, на что и ассигновано 300 руб.

Ассигновка сумм на устройство православных церквей в 1890 г. – Министерство Внутренних Дел признало необходимым и на будущий год выдать 250000 рублей на устройство православных церквей в губерниях Западного края, и 100000 рублей в губерниях Привислянского края.

– Ввиду неоднократно замеченных в разных городах, особенно в южной России, фактов преподавания Закона Божия в православных семействах лицами еврейского вероисповедания, министр народного просвещения обратился к попечителям учебных округов с предложением «принять все меры для непременного устранения этого крайне прискорбного явления, а также вменить в обязанность чинам ведомства строго наблюдать за тем, чтобы, согласно Высочайше утверждённому 1 июля 1883 г. положению о домашних наставниках, учителях и учительницах, а также неоднократным разъяснениям Министерства Народного Просвещения о лицах еврейской национальности, занимающихся обучением детей в частных домах, было разрешено преподавание лишь тех предметов, которые обозначены в полученных ими от учебного начальства свидетельствах, и притом только в семействах их единоверцев. Вследствие отношения об этом директора народных училищ Екатеринославской губернии, Екатеринославским преосвященным предписано уже всему духовенству епархии словом убеждения и запрещения не дозволять православным родителям принимать евреев обучать их детей, особенно по Закону Божию.

– По известию газеты «День», на рассмотрение Св. Синода поступил проект организации певческих школ для регентов и псаломщиков приходских церквей. В настоящее время во всех почти епархиях церковное пение в приходских храмах совершается по различным напевам и вообще ведётся крайне неудовлетворительно. В проекте предполагается установить однообразное обучение церковному пению так, чтобы напев во всех церквах был однообразный.

В великом деле пастырского служения учительство церковное составляет одну из главных и существенных его функций. Пастырская деятельность, чуждая полного жизненного применения этого важнейшего средства духовно-нравственного воспитания пасомых, необходимо является неполною, одностороннею, далеко не достигающею своей высокой цели. Пасти духовно – значит всецело удовлетворять всем насущным потребностям верующей души, способствовать стройному гармоническому развитию всех сторон человеческого существа, всех сил человеческого духа. Если же пастырское служение должно отличаться характером всеобъемлющим по отношению к существу человека и его жизни, то оно очевидно необходимо должно влиять и на интеллектуальную сторону человека, на его разум, должно направляться к возбуждению религиозного сознания верующих, к воспитанию и приучению пасомых к жизни по руководству именно этого сознания, озаряемого светом евангельской истины. А лучшим средством для достижения этой цели – научения разумной, сознательной религиозно-нравственной жизни – и служит учительство церковное или проповедь.

Как ни ясна для всякого необходимость церковной проповеди, тем не менее церковное учительство не достигло ещё у нас надлежащей степени развития; особенно чувствуется нужда в более широком распространении и постоянном применении проповеднического слова в сельских деревенских приходах. Известно, что проповедь в деревенских церквах бывает очень редко. Если исключить из годичного круга сельский престольный праздник, один-два праздника в год местно-чтимых святых и несколько праздников двунадесятых, в которые большею частью произносится проповедь (впрочем, и то не везде), то в остальные воскресные и праздничные дни года сельские прихожане остаются без слова назидания. Правда, молодые священники, которым вменяется начальством в непременную обязанность говорить катехизические поучения, произносят их на первых порах своего служения более или менее часто, но это явление – все же особенное, исключительное, случайное. Вообще, у нас не привыкли смотреть на церковную проповедь, как на дело неотложной, первостепенной важности, как на необходимую составную часть христианского богослужения. А между тем, история христианского богослужения первых веков, и дошедшие до нас списки древних литургий, ясно показывают нам, что живое учительное пастырское слово, выражалось ли оно в изъяснении и толковании Священного Писания, или в свободном изложении истин христианской веры и нравственности применительно к действительной жизни – составляло в древнее время необходимую принадлежность литургии и даже некоторых других церковных служб. И теперь в протестантстве литургия не обходится без проповеди, где она является важнейшею и самою большею частью. Но у нас дело находится в совершенно другом положении: проповедь, особенно в сельских церквах – это выдающееся, редкое явление в церковно-приходской жизни.

Отправление богослужения в обыкновенные воскресные дни в деревенской церкви, хотя бы истовое, но не сопровождаемое пастырски-назидательным словом, едва ли может удовлетворять всецело духовно-религиозные потребности верующих, особенно простолюдинов. Присутствование за богослужением возбуждает конечно в простом народе глубокое религиозное чувство, которое не подлежит никакому сомнению, но воспитательное действие этого чувства, нужно сознаться, не так широко, не так сильно, прочно и действительно, как того следовало бы ожидать. Простой народ благоговеет пред святыми иконами, священнодействиями, чтением и пением, но его сознательная, разумная деятельность при этом почти не затрагивается: он не имеет правильного христианского взгляда на иконы и не умеет осмысленно молиться им, он не сознает вполне смысла, значения, и важности той или другой церковной молитвы, того или другого богослужебного действия, не понимает и весьма часто не разбирает того, что читается и поётся, а вследствие этого, он и не может участвовать сознательно, всецело и всем своим существом в общем единодушном возношении горе жертвы хвалы и благодарения. Богослужение, возбуждая в нём благоговейное настроение духа, воспитывает только сердечные стороны его души, освящает его чувства, но не назидает его ума, не даёт религиозной пищи его разумному сознанию. Но такое религиозно-нравственное воспитание – односторонне и не согласно с духом христианской религии. Апостол Павел, обращаясь к римским христианам, говорит: «молю вас, братие, щедротами Божиими, представите телеса ваша жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение ваше, и... преобразуйтеся обновлением ума вашего, во еже искушати вам, что есть воля Божия благая и угодная и совершенная» (Рим.12:1–2). Или ещё яснее в послании к Коринфянам, тот же Апостол говорит: «помолюся духом, помолюся же и умом: воспою духом, воспою же и умом». «Братие, не дети бывайте умы, но злобою младенствуйте, умы же совершенни бывайте» (1Кор.14:15, 20). Таким образом, христианин по Апостолу должен не только веровать, но и знать предмет своей веры, чтобы дать о нём ответ всякому вопрошающему; он должен достигать «единения веры и познания Сына Божия» (Еф.4:13). А это познание может быть преподано пастырем только в живом непосредственном слове или в церковной проповеди. Тогда пасение христианской души будет удовлетворять всем её религиозным потребностям, питать и сердце, и ум, и дом молитвы станет вместе с тем и школой благочестия. Твёрдый, постоянный и неуклонный труд такого пастыреводительства, воспитывающего духовно цельного человека «в мужа совершенна», не замедлит принести самые благотворные результаты. Ведь только недостатком такой «школы благочестия» и можно объяснить то поразительное множество сект и толков, которые появляются в разное время и в различных местах, и ту лёгкость, с какою они находят себе последователей. Ведь все эти сектанты и раскольники, все эти «дети умы, младенцы, влающиеся и скитающиеся всяким ветром учения, во лжи человечестей, в коварстве козней лщения, ходят в суете ума своего» только потому, что они не воспитывались в школе истинного христианского благочестия, что они – «помрачени смыслом, суще отчуждени от жизни Божия, за невежество сущее в них» (Еф.4:14,17,18). И этой «школы благочестия», этого учительства с церковной кафедры заменить ничто не может, никакая другая школа. Правда, церковно-приходская школа за пять лет своего существования принесла много существенной пользы делу христианского просвещения, но эта школа, как и всякая другая, есть прежде всего учебное заведение, и потому она всегда носит на себе печать человеческого учреждения; а затем, она удовлетворяет духовным нуждам не всех, а только некоторых. Мы не будем останавливаться на этом пункте, потому что не думаем, чтобы кто-нибудь стал серьёзно умалять значение церковной проповеди, считая возможным заменить её чем-нибудь другим. Таким образом, церковное учительство составляет одно из важнейших и необходимейших средств пастырского водительства людей на пути спасения.

Чем же объясняется очень слабое развитие церковной проповеди в сельских приходах? За разрешением этого вопроса нужно обратиться к тем условиям, которыми определяется ход сельской церковно-приходской жизни и в частности – ход жизни сельского пастыря. Широкому развитию проповеди в деревне препятствует недостаток у сельских священников свободного благоприятного времени для составления проповеди и отсутствие руководственных пособий и средств, помогающих правильной постановке и ведению дела церковного учительства. Наш сельский священник (особенно в центральных губерниях) обременен разными заботами по своему семейству и хозяйству. Чтобы вести дела того и другого более или менее аккуратно, ему приходится везде быть самому, за всем присмотреть, на все дать указание и разъяснение, и наблюсти за их исполнением. В летнее, напр., время сельский священник по своим трудам и хлопотам мало чем отличается от простого крестьянина или даже от своего работника. Прихожанин, приехавший к священнику с просьбой окрестить младенца или напутствовать больного, часто не застает его дома, и вынужден бывает отыскивать его на лугах, на нивах, на гумне, где священник не присматривает только за работой, а большею частью сам убирает хлеб, сено и проч. Воротившись домой вечером, усталый, отирая крупный пот со своего лица, он скажет вам: «Вот вам и проповедь на завтрашний день! Собирался, собирался да так и остался, вот так незаметно проходит каждый день». Ведь для составления проповеди требуется и время, и подходящие средства: нужно избрать соответствующий случаю предмет проповеди, раскрыть его более или менее обстоятельно, нужно далее, суметь приложить предмет проповеди к данному состоянию и к данным потребностям определенного круга людей – прихожан; нужно изложить мысли умело, гладко, ясно, вразумительно. А недостаток досужего времени и чрезвычайная скудость и заброшенность церковных библиотек препятствуют этому решительным образом. Немало также отнимает энергии у сельских пастырей и та малочисленность молящихся, которая почти обыкновенное явление в сельской церкви в воскресные дни, особенно летом. Народу в такие дни бывает всего несколько десятков, преимущественно дряхлых стариков, старух и детей. Говорить к таким слушателям чрезвычайно трудно: одни не домыслят, другие плохо слышат и слабо соображают; так что успех проповеди является здесь весьма сомнительным, а потому и не располагает пастыря к составлению и произнесению поучения. Наконец, иногда затрудняет сельских священников и выбор предмета для поучения в обыкновенный воскресный день. Чтение апостольское и евангельское не всегда представляют такой материал, разъясняя который, можно было бы дать простому необразованному и неразвитому сознанию цельную, законченную, и вполне ясную для него идею, не прибегая при этом к топким отвлеченным богословским рассуждениям. Кроме же Апостола и Евангелия, если ещё с воскресным днём не соединяется какого-либо назидательного воспоминания о каком-нибудь церковном событии, выбор темы для проповеди кажется затруднительным.

Но, каковы бы ни были трудности, мешающие широкому развитию проповеди в деле религиозно-нравственного воспитания верующих, они могут и должны быть устранены. То совершенно справедливо, что хорошая проповедь должна отличаться и ясностью, и полнотой, и литературною гладкостью изложения, и стройностью частей, что для этого нужно и время, и благоприятные условия, и средства. Но если иногда пастырь не в состоянии располагать этими последними, если он не может как следует приготовить проповедь, то всё же такое великое дело, как духовное просвещение человека, как пасение души, не должно быть поставляемо в зависимость от таких случайных и посторонних для него причин. Несколько слов, сказанных задушевно, самою простою, обыденно-житейскою речью, экспромтом и без всякой подготовки, хотя бы и не гладко, и не полно, и не обстоятельно, всё же принесут некоторую долю нравственной пользы, пусть даже и не такую, какую могло бы принести стройное, обдуманное, заранее изготовленное поучение. В этом случае пример древней церкви может служить лучшим руководством и ободрением. Вот что пишет, напр., Киприан, епископ Карфагенский в письме к Донату: «Пусть красноречие щеголяет своею изворотливостью в судебных местах и среди народных собраний. Где идёт речь о Господе Боге, там – простое и искреннее слово, которое ищет доказательств для веры не в красноречии, а в силе самой вещи. Требуй от меня не (внешнего) красноречия, а силы (внутренней), не речей, прикрашенных витиеватыми оборотами, какими увлекается толпа, а безыскусственного, но сильного простого истинного слова. Ты услышишь от меня то, что знают прежде, чем научаются, и что приобретается не рядом годов, не продолжительным размышлением, но кратчайшим путём от благодати, сразу доставляющей духовную зрелость». Таким образом, проповедь, по взгляду св. Отца, должна больше отличаться профетическим характером, как выражение глубокой внутренней силы религиозного убеждения проповедника, чем заранее рассчитанной стройностью и внешнею отделанностью изложения. Такая проповедь, произнесённая даже экспромтом, несомненно окажет великое действие на сердца слушателей. Ту же самую мысль выражает и Афанасий Великий, в приписываемом ему слове о сеятеле: «если бы Церковь, – говорит он, – была аудиторией для риторов, красота речи была бы на своём месте, но так как в ней соревнование бывает лишь о плодоношении добродетели, то и требуется в ней не красноречие, а доброе настроение». А Григорий Богослов в стихотворении об епископах прямо говорит: «приличнее сказать и услышать пять слов богатых смыслом, нежели вести бесконечную речь шумящую». Конечно, такой экспромт в первый раз выйдет быть может кратким, сбивчивым, содержащим в себе много общих мест, но всё же он важен и приносит пользу потому, что способствует выработке в проповеднике навыка к проповеднической импровизации, да и слушателям он даёт всё же больше, чем ничего. Нужно заметить, что изустный непосредственный способ научения, дышащий пламенным чувством и живою силой искреннего убеждения, производит даже более сильное впечатление, чем даже очень хорошее чтение наперёд обдуманной и составленной проповеди. Такой способ научения служит и лучшим средством для выработки навыка говорить экспромтом, без той внешней канцелярской подготовки, для которой требуется немало времени. «Сила слова, – говорит относительно этого св. Иоанн Златоуст в четвёртом слове о священстве, – не природою даётся, а приобретается образованием. Сильные в слове, учащие с великою властью, имеют нужду в постоянном упражнении». С приобретением же навыка говорить экспромтом, проповедник никогда не будет поставлен в затруднительное положение относительно проповеди, он сумеет найтись во всяком случае и не отпустить молящихся из церкви без такого или иного слова назидания. Таким образом, получается возможность сделать проповедь постоянною и необходимою составною частью богослужения, призвать к участию в молитве не сердце только верующего, но и его разумную, сознательную способность; а это и есть именно то, что весьма желательно и в высшей степени необходимо.

Что касается малочисленности посещающих церковь в обыкновенный воскресный день, то единственное средство против этого и есть именно проповедь. Если некоторые бывают редко за богослужением, то не потому ли главным образом, что они свыклись с обрядностью, что она не представляет для них чего-нибудь нового, живого, интересного. Они привыкли смотреть на хождение в церковь, как на какой-то долг, который они должны уплатить Богу, а не как на то, что существенно необходимо именно для их собственной нравственной пользы. Развитию такого отношения способствует конечно то пассивное участие, какое принимает наш тёмный простолюдин в богослужении. Если бы он относился к нему сознательнее, участвовал в нём всем своим существом; если бы, выходя из церкви, он каждый раз ощущал в себе радостное чувство вследствие приобретения новых религиозных познаний, расширения его религиозно-нравственного кругозора, большего проникновения в предметы веры и нравственности; если бы он, так сказать осязательно замечал своим внутренним чувством постепенное восхождение всего своего духовного существа на высоту истинно-христианского просветления, в таком случае, говорим, посещение богослужения стало бы для него одною из самых приятных и необходимых обязанностей, ощущение которой обходилось бы весьма дорого для его просвещённого религиозно-нравственного чувства. Достигнуть таких результатов можно только при помощи учительного проповеднического слова.

Не может, наконец, служить серьёзным затруднением для сельского пастыря и выбор темы для проповеди. Если по чему-нибудь нельзя было бы взять предмет для получения прямо из области христианского веро- или нравоучения и богослужения, то всё же остаётся ещё другая широкая область, которая может доставить проповеднику обильный материал. Религия должна обнять всю жизнь человека; чтобы быть религиозным, недостаточно только знать религиозно-нравственные требования, а главным образом – выполнять их на деле, и здесь-то открывается для проповедника широкое поле. Он должен осветить с христианской точки зрения все стороны действительной наличной жизни, принять во внимание все житейские нужды пасомых, весь их внутренний и внешний бытовой обиход. «Пусть пастырь Церкви, – говорит Григорий Двоеслов в своём пастырском правиле (regula pastoralis), – рассуждает и о невинных средствах процветания их внешнего благополучия, чтобы они и внутренне процветали». Если бы проповедник ограничивался только сообщением и разъяснением веры и нравственности в теоретической форме, то его проповедь, более похожая на трактат по догматическому или нравственному богословию, утратила бы свой жизненный характер. Проповедь должна указывать средства и способы, при помощи которых может быть осуществлён христианский идеал в той или другой жизненной сфере; она должна излагать христианское учение применительно к существующим условиям данной действительности, так чтобы эта действительность могла быть согласована с принципами религиозной жизни. В самом Евангелии немало можно найти мест, где проповедь Иисуса Христа прямо имеет в виду дать ответ на те или другие вопросы практической жизни, осветить те или другие стороны обыденной житейской действительности. Поучений такого характера много можно встретить также и у отцов Церкви. Таким образом, проповедник обладает широким выбором тем для проповеди: народные обычаи, обряды, занятия, верования, суеверия, всё это должно быть рассматриваемо и сверяемо проповедником с христианской точкой зрения, ко всякому проявлению мысли, жизни, чувства должна быть приложена им христианская мерка. При такой только постановке проповеднического дела религиозно-нравственные устои могут глубоко проникнуть и прочно укорениться в народном сознании и в народной жизни.

М. Селезнев

Древняя Церковь, пример которой должен быть у нас пред глазами, и постановления, которые должны быть для нас руководственным началом, очень строго относилась к проявлениям религиозного равнодушия и невнимания к долгу христианина, и виновных в этом подвергала строгой каре. Да, первоначально, когда общество последователей Христовых одушевлено было горячею ревностью по вере, будучи готово кровью запечатлеть свою преданность святым уставам Церкви, в ней немыслимо было религиозное равнодушие, каким болеют многие среди нашего поколения. В апостольской Церкви, по свидетельству книги Деяний Апостольских, все верующие были вместе и каждый день единодушно пребывали в храме (Деян.2:44–46). Когда же с течением времени начал охладевать в обществе христиан дух веры, и в числе верующих являлись люди, пренебрегавшие исполнением христианского долга, и без уважительных причин уклонявшиеся от посещения святых богослужебных собраний, святая Церковь не хотела иметь таковых в составе своих членов, и за невнимательное отношение к религиозным обязанностям подвергала их отлучению. Шестой вселенский собор, который не столько постановлял новые правила, сколько подтверждал, чтобы «ко исцелению душ и ко уврачеванию страстей тверды и ненарушимы пребывали» правила «приятыя и утвержденныя» прежде (прав. 2), 80-м правилом определяет: аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или кто-либо из сопричисленных к клиру, или мирянин, не имея никакой настоятельной нужды, или препятствия, которым бы надолго устранен был от своей церкви, но пребывая во граде, в три воскресные дни в продолжении трех седмиц, не придет в церковное собрание: то клирик да будет извержен из клира, а мирянин да будет удален от общения. Это правило касается частного вида или проявления небрежности христиан о своем долге. Но в нем выражен суд Церкви о невнимательных к своим религиозным обязанностям вообще. Суд строгий! Но кто не признает справедливости его? Если ты вошел в Церковь и состоишь в числе ее членов, то должен подчиняться ее уставам и исполнять то, что она возлагает на своих членов. Если же ты относишься невнимательно к ее постановлениям и требованиям, и по своей небрежности или по чему-либо другому забываешь об исполнении долга, лежащего на тебе как на члене Церкви, то через то самое порываешь связи с Церковью, и она в праве отлучить тебя от себя. И обыкновенные общества человеческие, менее важные по своему значению, чем богоучрежденная святая Церковь, требуют от своих членов подчинения своей воле или своим уставам, и как скоро кто-либо оказывает невнимание или пренебрежение к своим уставам, тех они исключают из числа своих членов. Ныне, Церковь по своему снисхождению не прилагает к практике жизни указанного правила соборного, и не пользуется правом отлучения нерадивых христиан от общения – не пользуется потому, что при охлаждении религиозного духа в современном поколении слишком многих поражала бы та кара церковная. Но пусть знают и помнят нынешние христиане, не радящие об исполнении долга, налагаемого на них Церковью, что только по крайнему снисхождению Церковь не подвергает их той каре, какой они заслуживают своим невнимательным и небрежным отношением к религиозным обязанностям.

Против небрежности со стороны православных христиан по отношению к исполнению христианского долга, восстаёт и наше гражданское законодательство, направленное к упорядочению жизни гражданского общества. Правда, оно не подвергает взысканию не ходящих в церковь на богослужение в течение трёх или более седмиц, не следит за исполнением других частных уставов Церкви, но требует от всех непременного соблюдения первейшего христианского долга. По нему, «всякий православный должен хотя однажды в год исповедаться и приобщиться св. Таин»¹¹⁶, и «хотя внушение об исполнении сего священного долга более принадлежит приходским священникам, но и гражданское, и военное начальства также наблюдают, чтобы лица, им подчинённые, непременно сей долг исполняли»¹¹⁷. Но несмотря на регулирующее действие закона, жизнь течёт своим чередом, уклоняясь от правильного русла. Уклонения эти встречаются как в среде образованной, так и необразованной – встречаются при охлаждении религиозной ревности тем чаще, что нарушения закона редко обращают на себя внимание официальных лиц, и, когда бывают замечены, не сопровождаются чувствительными взысканиями.

Пастырь Церкви не может оставаться безучастным в виду распространения религиозного равнодушия в среде, его окружающей. Не может не печалить его, когда он видит между своими прихожанами людей крайне небрежных по отношению к исполнению христианского долга, пренебрегающих уставами Церкви, не посещающих богослужения, и по нескольку лет не бывающих у исповеди и св. причастия. Ему более, чем кому-либо другому, известно опасное качество этой болезни, и по свойству своих отношений к прихожанам, предписываемых ему Церковью и пастырским сознанием, он должен ближайшим образом принимать к сердцу состояние своих пасомых, имея отдать отчёт за них пред Богом.

Что же может и должен делать пастырь Церкви, чтобы побудить и заставить равнодушных и невнимательных к христианскому долгу с большим вниманием относиться к религиозным обязанностям?

В руках пастыря главное средство, доступное ему в пределах его полномочий для возбуждения и оживления замирающего религиозного чувства в людях теплохладных – меры увещания и вразумления. Но где и как употреблять эти меры увещания и вразумления? Церковная кафедра, с которой пастырь преподаёт и разъясняет учение истины, в настоящем случае не совсем удобное место, и обличительные проповеди, говоримые при богослужении, едва ли могут быть целесообразными. Люди, страдающие болезнью религиозного равнодушия, обыкновенно не посещают богослужения; значит, церковная проповедь, направленная против них, не дойдёт по назначению. Их можно видеть в церкви разве в особенные большие праздники и в высокоторжественные дни, или при отправлении какого-либо частного богослужения, например, при погребении или при совершении бракосочетания. Но в такие торжественные дни и при таких особенных случаях не благовременны обличительные слова, направленные против частных недостатков, принадлежащих определённому классу лиц. Они не гармонировали бы с мыслями и чувствами, одушевляющими собрание в такие нарочитые дни, и быв сказаны не вовремя, против ожидания, могли бы произвести в тех, кого касаются, вместо исправления, одну досаду и раздражение. Притом, в церкви в большие праздники и торжественные дни относительно небольшое число людей, заслуживающих справедливый упрек за нерадение об исполнении христианского долга: нельзя же им одним посвятить учительное слово в нарочитый день, и из-за них оставлять главную свою паству, чтущую Церковь и её уставы. Церковная проповедь может быть употребляема, как мера предохранительная, по отношению к людям, ещё не дошедшим до состояния религиозного равнодушия, когда пред глазами много соблазнительных примеров, могущих увлечь с доброго пути и тёплых христиан, или когда и в среде, живущей жизнью Церкви, заметны случаи увлечений, ведущих к нарушению религиозных обязанностей и к ослаблению духа церковности, например, увлечений театральными зрелищами и общественными увеселениями, в недозволенное для православных время.

По отношению к людям, впавшим в состояние религиозного равнодушия, уместны и целесообразны увещания и вразумления не церковные, а частные, которые бы направлялись именно к ним, и имели больше личный, чем общий характер: увещания общие, касающиеся неопределенных лиц, обыкновенно скользят над головами виновных, рассеиваются в воздухе, и не проникают прямо в сердца тех, для которых предназначаются. Эти увещания для вразумления людей религиозно-равнодушных, могут быть делаемы при личном свидании пастыря с прихожанином в его доме, по случаю какой-либо требы, или при случайной встрече наедине. Но можно и нарочито искать случая для вразумления человека, уклоняющегося от исполнения христианского долга. Пастырь Церкви обязан не только идти к тем, которые зовут его, но и искать погибающих. Особенно благовременно, и особенно действенно может быть напоминание об уклонении от христианского долга и об исполнении пренебрегаемых человеком религиозных обязанностей, при скорбных испытаниях его постигающих, в минуты опасностей ему угрожающих, и после освобождения от них, равным образом при каких-либо радостных посещениях Божиих, способных размягчить и умилить сердце.

Может напоминать пастырь небрегущим о христианском долге через других, которые имеют частое обращение с ними, и слово которых может иметь для них вес и значение, например, через родителей может действовать на детей, через мужа на жену и обратно через жену на мужа. В последнем чаще может встречаться надобность, так как у мужчин скорее черствеет религиозное чувство, и они, более жесткие по природе, чем женщины, и больше занятые внешними делами, чаще впадают в болезнь религиозного равнодушия и омертвения. Потому наши древние пастыри находили нужным при удобных случаях напоминать женам о том, чтобы они своим влиянием согревали религиозное чувство мужей и располагали их к исполнению подвигов благочестия. Так, Петр (Могила), в слове при бракосочетании литовского гетмана Януша Радзивила с дочерью валашского господаря в 1645 году (напечатанном в его Требнике, как поучение при браке), советует жене своею любовью побуждать мужа до набоженства, поста, молитвы, и других добрых дел, стараться утверждать его в православной вере, и даже слезно молиться Богу о том, чтобы он не охлаждал к вере и Церкви.

Пусть не сетует и не теряет бодрости пастырь, если не видит заметного плода от своих напоминаний и увещаний. Такие тяжелые болезни, как болезнь религиозного равнодушия, не поддаются скорому лечению. Пусть неослабно сеет пастырь доброе семя, хотя бы оно падало на каменистую почву. Может быть, при Божией помощи, от усердного сеяния и пустится где-либо благонадежный росток. И снег падает на мерзлую затверделую почву; потом, от времени, снег тает и исчезает, но влага, способствующая жизни и растительности, остаётся...

Пастырские увещания людей, дошедших до состояния религиозного равнодушия, не должны быть суровы и жестки. Выходя из духа любви пастырской, они должны иметь вид отеческих внушений и напоминаний, а не начальнических замечаний и выговоров: они должны будить дремлющую совесть, а не поражать её, должны звать человека, опустившегося к деятельности, а не наказывать его. Суровый тон увещаний и не отвечает христианскому духу, долженствующему одушевлять пастыря, пекущегося о спасении духовных овец своих (не бо даде нам Бог духа страха, но силы и любви и целомудрия (2Тим.1:7)), и не обещает добрых последствий или доброго действия на души, требующие исправления. Наставления суровые и грозные скорее будут отражены от затверделой коры теплохладного сердца, вызвав в нём разве одно раздражение, чем наставления мягкие, пропитанные елейностью любви и снисхождения: уже одним тоном, в котором звучит слово участия и любви, они будут располагать человека без противодействия внимать им, и они легче могут найти доступ к сокровенным тайникам сердца, откуда исходят все помышления и решения воли. Мягкий тон любви может измениться в более строгий тон пастырской власти разве тогда, когда пастырь будет иметь дело с болтунами, позволяющими себе дерзостью отвечать на кроткое вразумление, и не стесняющимися с глумлением относиться к уставам и учреждениям Церкви, или, когда человек, совесть которого хочет будить он, до того опустился, что на него не действуют кроткие увещания, и необходимо более твёрдое слово, чтобы потрясти его и вывести из мертвенного нравственного оцепенения.

Уже самое принятие Сикстом епископства, а Лаврентием архидиаконства, было великим подвигом в то тяжкое время. Император Валериан, довольно благосклонный к христианам в первые годы своего правления, потом поднял гонение на них, поддавшись наветам своего любимца Макриана, крайне суеверного и преданного волшебству и враждебного христианам, в которых он заподозрил опасных соперников по волшебству¹¹⁹. В 257 г. издан был эдикт, которым под страхом смерти запрещались христианские собрания, особенно на гробах мучеников, а епископы и клирики, оказывающие непочтение богам, осуждались на изгнание. Римский епископ Стефан счёл нужным одушевить свой клир и паству в виду надвигавшейся грозы. Он собрал пресвитеров, диаконов, клириков, и мирян и внушал им иметь мужество и терпение. «Все мы, – сказал в ответной речи пресвитер Бон, – готовы и потерять все, и претерпеть все за нашу св. веру!» Вскоре начались преследования и казни, постигавшие особенно пресвитеров и клириков. Сам Стефан был схвачен в собрании христиан на кладбище Луцины в тот момент, когда он, окончив священнодействие в виду уже пришедших за ним воинов, всходил на кафедру, чтобы сказать слово народу¹²⁰. Святитель казнен смертью, и с ним казнено более десяти других лиц из пресвитеров, диаконов, клириков. Это было 2 августа 257 г. Кому быть преемником св. Стефана? Взоры всех остановились на его архидиаконе Сиксте. Принять епископство, означало теперь – идти на верное мученичество. Сикст принял его, а Лаврентий передал архидиаконство, принятое им также с мыслью о неизбежности мученичества на столь высоком посте церковного служения.

Поставление Сикста во епископа последовало 24 августа, а несколько позже – Лаврентия в архидиакона. Новый епископ и архидиакон ревностно и мирно подвизались в своих служениях: после недавно совершенных казней, языческие власти казалось давали некоторый отдых христианам. Но вдруг гроза разразилась с большею яростью. В 258 г. последовал новый, более жестокий эдикт, гласивший: «епископов, пресвитеров, и диаконов брать в тюрьмы (для суда и казни); сенаторов, знатных мужей, и всадников римских лишать их прав и имуществ и, если будут упорствовать в христианстве, казнить смертью, чрез усечение главы; благородных жен, лишив имуществ, заточать; прочих под стражею и в оковах ссылать в рудники». Как столичный епископ, Сикст первый между епископами своего времени подпал действию жестокого эдикта. Схваченный и заключенный в тюрьму с диаконами Фелициссимом и Агапитом, с достоинством выдержав себя на первом, то льстивом, то грозном допросе, происходившем в присутствии самого Валериана, Сикст на время, до второго допроса, отправлен был в более строгое заключение в Мамертиновой тюрьме.

Ведомый воинами, Сикст был на пути в эту тюрьму, как подходит к нему Лаврентий и с плачем говорит: «Куда идешь, отче, без сына? Куда спешишь, святой епископ, без своего архидиакона? Никогда без меня не приносил ты святейшей жертвы: что же теперь нашлось во мне неугодного твоей любви? Не довольно ли ты испытал меня, как твоего верного служителя? Был я общником тебе в совершении божественных Таин: почему не приобщусь тебе и в пролитии крови за Христа? Возьми же меня с собою, отче и учителю; не оставляй меня, напутствуй сперва меня к подвигу и потом сам пойдешь к венцу мученическому!» – «Не оставляю тебя, сын мой, – тихо отвечал Сикст, – сберегаю тебя на большие муки, на больший подвиг. Я, как старец, выхожу на меньшую борьбу; тебе, как молодому, предстоит выдержать большую и одержать более славное торжество над мучителями. Итак, не плачь, сын мой! через три дня по моей кончине наступит и твой подвиг, а тем временем иди и распорядись церковным имуществом, и раздай его нищим и требующим по твоему усмотрению»¹²¹. Последнее повеление епископа имело особенное значение. Вследствие недавнего эдикта, многие христиане не только из бедных, но даже и богатых остались без крова и средств к жизни, принуждены были таиться в убежищах, где нуждались в самом необходимом. Знал это Лаврентий и спешил исполнить волю епископа.

Поспешно собрал он церковные сокровища и имущества, запасся предметами помощи, стал разыскивать по городу скрывшихся и терпевших нужду клириков и христиан, и раздавал им пособия. За городом, не вдали от него, была обширная вилла богатой, но благочестивой христианки, преклонной летами вдовы Кириакии: здесь была и христианская усыпальница, и дом молитвенных собраний, служивший теперь убежищем гонимым клирикам и ста христианам. Сюда ночью явился Лаврентий с запасом серебра, одежд и др. вещей и оделил нуждающихся. Услугу свою он завершил тем, что умыл им ноги и отер своим лентием. «Святой человек! – взмолилась ему хозяйка дома, Кирикия, – тяжело страдаю я болью головы; возложи руки на нее и исцели!» Архидиакон покрыл голову старушки своим лентием, осенил крестным знамением, возложил на нее руки и молитвенно возгласил: «во имя Господа Иисуса Христа, будь здрава!» И перестала боль у благочестивой Кириакии. Простившись с собранием, Лаврентий в ту же ночь пришел в дом христолюбца Наркисса, в Канарийском квартале, где также застал много христиан, умыл им ноги, раздал пособия, а бывшему тут слепцу Крискентию силою молитвы и крестного знамения даровал исцеление. Отсюда, уже на рассвете, прибыл Лаврентий в квартал Патрицианский у подошвы Виминальского холма, и спустился в находившиеся здесь, так называемые, Непотианские катакомбы или пещеры, где застал более 60-ти душ христиан мужчин и женщин и с ними пресвитера Иустина. Со слезами на глазах вошел архидиакон в это собрание, преподал собравшимся целование мира, и раздал пособия. С особенным почтением отнесся он к пресвитеру Иустину, который подобно ему, был посвящен Сикстом, и был усерднейшим сподвижником его. Лаврентий желал умыть и облобызать ноги Иустину: последний всемерно отказывался принять эти знаки почтения, но наконец должен был уступить мольбе смиренного архидиакона. Умыв и облобызав ноги Иустину, Лаврентий сделал то же и прочим из старейших братий.

Наступил день. Произведен был второй, более жестокий допрос Сиксту и его диаконам. Мужество исповедников сказалось еще сильнее прежнего. Они поведены к месту казни, но уже в большем числе: кроме двух диаконов спутниками епископа к месту казни были четыре иподиакона и один ученик из новообращенных им. Лаврентий поспешил присоединиться к этой свите. «Теперь не оставляй меня, отче, – возгласил он в слух всех к епископу, – повеление твое исполнено; сокровища, тобою мне вверенные, истощены согласно твоему повелению!» Слова о сокровищах вызвали особенное внимание у начальника стражи, сопровождавшей узников; Лаврентий схвачен и задержан для допроса, а Сикст и остальные приведены на место казни и обезглавлены. Это было 6 августа. Ночью, пресвитеры, диаконы, и христиане подобрали тела их и похоронили. Сикст похоронен в усыпальнице Каллиста по Аппиевой дороге, откуда в последствии мощи его перенесены в знаменитую Сикстинскую церковь¹²².

На следующий день представлен к допросу Лаврентий. Тщетно допытывались у него о тех сокровищах церковных, какие он принял от епископа и где-то скрыл. Валериан дал приказание начальнику тюремной стражи Ипполиту продолжать допрос Лаврентию о сокровищах, а также принудить его к почитанию богов. Ипполит взял Лаврентия и поместил в тюрьму, переполненную узниками не только из христиан, но и язычников. В числе последних был некто Лукиллий, долго томившийся в заключении, и от слез над своим несчастьем потерявший зрение. Милосердуя о несчастном, Лаврентий сказал ему: «Веруй в Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа и крестись, и Он просветит тебя!» – Лукиллий: «Давно желаю я креститься во имя Христа!» – Лаврентий: «Веруешь ли всем сердцем?» – «Верую в Господа Иисуса Христа», – отвечал плачущий Лукиллий. Лаврентий огласил его, благословил принесенную в большом сосуде воду и крестил Лукиллия. «Благословен Господь Иисус Христос, Бог вечный, просветивший меня!» – воскликнул прозревший Лукиллий. Слух о чудесном враче привлек к тюрьме и других больных глазами и слепых. Лаврентий исцелял их, возлагая на них руки, с призыванием имени Господа и с крестным знамением. Ипполит молча наблюдал за всем, что происходило в тюрьме: любопытство сменилось у него удивлением. Надлежало, однако же, исполнить приказание касательно допроса Лаврентию о его сокровищах. Почтительно спросил Ипполит дивного узника: «Где же сокровища, о которых ты говорил? Не покажешь ли их?» – Лаврентий: «О, добрый Ипполит! Если уверуешь в Бога Отца вседержителя и в Сына Его Господа Иисуса Христа, покажутся тебе дивные сокровища, даруется и жизнь вечная». – Ипполит: «если сбудутся твои слова, сделаю все, что повелишь». – Лаврентий: «послушай же меня; оставь идольское суеверие и приими св. крещение». Ипполит согласился, пригласил Лаврентия в свой дом, где архидиакон огласил новообращенного и крестил его. В таинстве крещения Ипполит сподобился видения: он видел души невинных страдальцев, св. мучеников, ликующие в небесном блаженстве. Преисполненный и сам радости, он привлек к вере всех своих домочадцев и просил Лаврентия крестить. Архидиакон огласил их и крестил всех, числом 19. В числе этом была и преклонная летами Конкордия, бывшая кормилица Ипполита. Сугубо радовался он совершившемуся в его доме торжеству веры, как вошел посланный от самого Валериана с приказанием представить Лаврентия. «Идем, Ипполит, – сказал архидиакон, – не мне только, но и тебе готовится венец мученический».

Валериан начал допросом о сокровищах. «Дай мне два-три дня времени, я пособеру и покажу тебе эти сокровища», сказал Лаврентий. – «Поручаю тебе его на три дня», – сказал Валериан, обращаясь к бывшему тут Ипполиту, и отпустил обоих. В эти дни Лаврентий с помощью самого Ипполита собрал в дом его много нищих, хромых, слепых, вдов, сирот. Через три дня из дома Ипполита повел он всех их к Саллюстиевой палате, где находился тогда Валериан с сыном своим Галлиеном¹²³. «Взгляните, – сказал им Лаврентий, – на этих, собранных мною людей: это сосуды, в которые влагаются наши церковные сокровища; кто так помещает свои сокровища, тот найдет их с избытком в царствии небесном!»

Разгневанные властители более не допрашивали Лаврентия о сокровищах; но тем настойчивее задались они целью – принудить смелого архидиакона к отречению от Христа и почтению богов. Терзание скорпионами (род плети с острыми железными крючьями) было первой пыткой исповеднику. Спокойствие и смелость не оставляли его. Тогда принесены были еще новые разнообразные орудия мучений и положены пред обнаженным Лаврентием с целью устрашить его. «Не устрашите меня этим, – сказал Лаврентий, – давно я желал сего. То, в чем вы видите наши мучения, составляют нашу отраду и нашу славу». Начались неимоверно жестокие истязания и муки, прерываемые допросами и увещаниями, и возобновляемые троекратно в более чудовищных по своей жестокой изобретательности видах. Изумительно спокоен и тверд был мученик и в страданиях, и в ответах на вопросы ему. Так, например, на вопрос о скрывающихся христианах он отвечал: «недостойны глаза ваши видеть тех, чьи имена написаны на небесах!» Боли мук облегчал он молитвенными воззваниями к Господу Иисусу Христу. Благословляя Отца небесного и Господа Спасителя, он молился о том, чтобы страдания его, выносимые с твердостью, и сопровождаемые знамениями благодати Божией, послужили к обращению окрест стоящих из язычников. Как бы в ответ на такую молитву мученика, один из воинов-язычников, по имени Роман, громко возгласил: «святой Лаврентий?! видится мне светлый юноша, стоящий при тебе, и отирающий лентием твои язвы. «Верую во Христа Бога, пославшего тебе Своего ангела, и именем Его прошу тебя не оставить меня!» Мучители увидели своё бессилие. Пытки на время приостановлены. Ипполиту, о христианстве которого всё ещё не было известно властям, приказано отвести Лаврентия в тюрьму до нового допроса. Сюда, вслед за ним, поспешил и Роман с большим сосудом воды, и по его мольбе Лаврентий огласил и крестил его. Едва совершилось это, как новокрещённый был потребован на допрос и затем обезглавлен. Это было 9 августа. Ночью, друг Лаврентия пресвитер Иустин, поднял тело св. Романа и похоронил.

Утром следующего дня Ипполит с плачем вошёл к Лаврентию. Лаврентий понял причину плача, понял, что его требуют на последний допрос и последние муки. «Не плачь, – говорил он Ипполиту, – лучше порадуйся обо мне, идущем к венцу мученическому». – Ипполит: «Почему же и мне не сказать теперь же на суде при тебе: и я христианин!» – Лаврентий: «Пока затаи веру свою в сердце; по малом времени позову тебя, и ты придёшь ко мне». Последний суд над Лаврентием происходил в термах (банях) Олимпиадовых близ той же Саллюстиевой палаты, в присутствии Валериана и Галлиена. Здесь Лаврентию пришлось сказать о своём происхождении, воспитании в законе христианском, как едином истинном законе Божием. «Этот закон, – заключил он, – научил меня чтить Бога моего Иисуса Христа, о имени Которого я возмогаю в страданиях и не страшусь лютейших мук». – «Всю ночь не прекратятся для тебя эти муки», – погрозили судьи Лаврентию. – «О! не тёмною, а светоносною будет для меня эта ночь!» – отвечал Лаврентий. Суд кончился приказом: «Принесите железную кровать, пусть гордец сей опочиет на ней в эту ночь». Принесена железная решётка, на ней растянули обнажённого Лаврентия, подложили под неё горящие угли и стали раздувать их. Ужас пронимал самих язычников, свидетелей этого живожарения, а св. архидиакон с светлым лицом молился: «Благодарю Тебя, Господи Иисусе Христе, укрепляющего меня в сем мучении!» Затем, обратясь к мучителям, сказал: «Одна сторона изжарилась, поворотите на другую». Ещё возгласив молитвенное благодарение Господу, великий мученик предал в руки Его дух свой. Это было уже к ночи 10 августа.

Пред рассветом Ипполит взял обожжённое тело мученика, обложил ароматами, обвил плащаницей, и скрыл у себя. Немедленно прибыл и пресвитер Иустин. Вдвоём перенесли они тело в дом упомянутой выше Кириакии, и провели день в тихом плаче над ним. В глубокий вечер собрались и другие христиане, и при общем плаче тело св. мученика перенесено ими в усыпальницу, бывшую в загородном селе Кириакии. Затем, вся ночь и следующие два дня и две ночи проведены христианами в посте и молитве над гробом мученика, и утром третьего дня всенощные моления закончились священнодействием евхаристии, которое совершил пресвитер Иустин, и на котором все причастились Тела и Крови Христовой.

С радостным духом возвратился Ипполит в свой дом и принёс запасные дары, врученные ему пресвитером Иустином. После общей молитвы все домочадцы Ипполита причастились. Затем предложена была братская трапеза, но не успели причастившиеся дотронуться до неё, как послышался грозный шум за дверями дома. Вошли воины, взяли Ипполита и представили на допрос к Валериану и Галлиену. «И ты стал волхвом, ты украл тело Лаврентия?» – спросили Ипполита, и после ударов стали грозить ему участью Лаврентия. На всё это он отвечал: «Я христианин, и рад буду удостоиться участи Лаврентия, имени которого не достойны и произносить ваши нечестивые уста!» После новых истязаний Ипполит осуждён на лишение прав и преимуществ, и на смертную казнь. При разграблении дома его, арестованы все домочадцы его и осуждены на казнь. Первой казнена бывшая кормилица Ипполита, старушка Конкордия. Видевший её мучения и кончину Ипполит, воззвал: «Благодарю Тебя, Господи, принявшего сию питательницу мою в Твоё небесное царствие!» Прочих домочадцев вместе с самим Ипполитом повели на казнь за город. «Не бойтесь, братия, – говорил он им по пути, – я и вы имеем единого Владыку на небе!» Пред глазами Ипполита все домочадцы, в числе 18-ти, усечены мечом. Последним, и жесточе всех, замучен Ипполит. Привязанный к дикому коню, он влачим им был по кремнистым местам дотоле, пока замер от ударов, отдав Богу душу. Это было 13 августа¹²⁴. Ночью, тот же пресвитер Иустин, с помощью других христиан отыскал тела Ипполита и его домочадцев, и похоронил их в той же усыпальнице, где похоронен и Лаврентий, учитель и креститель этих новообращённых христиан и мучеников.

Друг и сподвижник Лаврентия пресвитер Иустин, хранимый Богом для исполнения последнего долга целому сонму мучеников, как видите, пережил гонение. Оно кончилось в следующем 259 г. со смертью самого гонителя, побеждённого персами и погибшего в плену у них. Поражённый участию отца, Галлиен указами прекратил гонение, предоставил христианам свободу богослужебных собраний, и возвратил им, отнятые при Валериане места для усыпальниц (κοιμητήρια, coemeteria, кладбища): в первый раз религия христианская признавалась со стороны государственной власти, законно существующей в империи. Так, более и более обозначалась та борьба веры над миром, о которой предсказал Христос и апостолы, и новыми провозвестниками которой были св. исповедники и мученики.

Память архидиакона Лаврентия, как одного из великих мужей и мучеников своего времени, стала славною в древней Церкви на Западе и Востоке. В Риме, и во многих местных церквах Италии, Испании, Галлии и др. созидались в честь его храмы. В Риме, по преданию, сообщаемому Анастасием библиотекарем, ещё Константином Великим построен великолепный храм в честь св. Лаврентия. В Константинополе храм его имени существовал ещё при императоре Феодосии младшем. В Риме же, в церкви св. Лаврентия (загородной по Тибуртинской дороге, где по преданию был и похоронен он в усыпальнице Кириакии) сохраняются его мощи, а частицы их, разновременно приобретаемые, известны во множестве храмов на Западе, были известны и в Царьграде, в церкви св. Лаврентия, куда перенесены были и положены рядом с ними частицы мощей и св. Стефана, архидиакона и первомученика¹²⁵. Св. отцы и учители Церкви посвящали слова и гимны св. Лаврентию, преднося высоконазидательный образ его как вообще христианам, так особенно священно-и церковнослужителям¹²⁶. В нём живописали они образец беспредельной любви ко Христу, беззаветной преданности своему архипастырю, у которого он был подлинно его оком, ухом, и сердцем, как истинный споспешник ему в служении Церкви, каким подобает быть и всякому священнослужителю. В этих особенно качествах видели они источник той поистине чудной силы и твердости, какую проявил св. архидиакон в последнем мученическом подвиге своем.

Касательно актов об избрании на должности церковных старост. – Из представляемых благочинными актов об избрании церковных старост, во многих случаях не указывается согласен ли избираемый на прохождение им должности церковного старосты, и не имеется подписи самого избранного. Ввиду этого, Литовская духовная консистория объявляет к исполнению, чтобы в подобных актах непременно было означаемо согласие избираемого, и, чтобы последний закреплял это согласие своею подписью.

Из распоряжений Полтавского епархиального преосвященного, вызванных последним обозрением им церквей некоторых уездов епархии. – При последнем обозрении Полтавским преосвященным церквей некоторых уездов епархии оказалось следующее: 1) церкви почти все благолепны; прихожане очень заботливы о поддержании и украшении храмов Божиих, но живопись во многих храмах очень неблагообразна и неправильна, даже производит неприятное впечатление; причина, с одной стороны, в прихожанах, которые, производя ремонтировку на свои средства, избирают излюбленных ими мастеров, а с другой стороны – в невнимании священников и благочинных. Ввиду этого, преосвященный строго подтверждает священникам епархии, чтобы они и сами заботились, и прихожан располагали избирать для живописи зарекомендовавших себя живописцев, и имеющих от других мест одобрительные свидетельства, а благочинных – чтобы они во время ремонтировки церквей непременно посещали оные для наблюдения и руководства, и не допускали устройства горних мест, не принятых чином Церкви. – 2) В большинстве церквей библиотеки весьма недостаточны; есть даже такие церкви, в которых ничего не найдётся дать доброму прихожанину для прочтения, да и священник ничего не найдёт для обучения себя и поучения других. Между тем, при умножении грамотных людей, является потребность чтения – они ищут книги, и народ любит чтение. Неотложно следует удовлетворить эту потребность, непременно нужно дать назидательные и полезные книги. Поэтому, преосвященный вменяет в обязанность каждому священнику отделять ежегодно из церковной суммы не менее 5 руб. на приобретение книг, а достаточные церкви – более. На первый раз заботиться о приобретении житий святых, творений преп. Ефрема Сирина, святит. Тихона Задонского, Димитрия Ростовского, и Толкового Евангелия преосвящ. Михаила, так как замечено, что эти книги народ охотно читает. Кроме сего, оо. благочинным предлагается обсудить с духовенством об изыскании средств на составление народных библиотек: нельзя ли, напр., из денег, жертвуемых и назначаемых на покраску крыш, стен, и полов церковных отделять хотя 20% с рубля на книги и т. п. – 3) Существующие в некоторых округах так называемые благочиннические библиотеки, не приносят никакой пользы: книги выписываются без разбора, деньги собираются и расходуются без должного контроля; священнику за 80 и более вёрст неудобно обращаться в библиотеку за книгою. Поэтому, преосвященный предлагает консистории рассудить, не следует ли книги из таких библиотек раздать по равным частям в каждую церковь, не прекращая учреждённых сборов, которые должен получать благочиннический совет, записывать в особую шнуровую тетрадь и, по общему совещанию, приобретать нужные книги для каждой церкви отдельно. – 4) Состояние проповедничества можно ещё назвать удовлетворительным. Есть ревностные, разумно-учительные пастыри. Из двух-трёх поучений видно, что они знают состояние и запросы своих постов, говорят о том, что им нужно и полезно, в словах видна любовь и желание добра. Такие поучения достигают своей цели; народ в этих приходах более нравственный, преданный Церкви, и послушный пастырю. Многие также священники открыли внебогослужебные собеседования в церкви, на церковных погостах, и в волостных или училищных зданиях, ведут эти собеседования разумно, терпеливо, и записывают порядок и предметы их в особые тетради. Опыт показывает, что такой способ религиозно-нравственного обучения есть наиболее удобный, близкий и доступный народу. На церковную проповедь часто смотрят с предубеждением, что она не для них писана, т. е. не по их понятиям, а на проповедующего – как на лицо высшее, чем-то разделенное с ними. В собеседованиях же священник входит в самую среду слушателей, им понятно становится, что батюшка хочет их поучить и наставить, они поймут его речь и расскажут своим домашним. При собеседованиях не следует возбранять разумных вопросов, как иные и делают. Этими вопросами священник определяет в себе меру доступности к понятиям слушающих, а в них – степень понимания и усвоения. Редкие вопросы и общее пение молитв делают собеседования живыми и неутомительными. Во время проповеди церковной, по словам одного священника, некоторые дремлют, а во время собеседования все слушают внимательно. Преосвященный настоятельно предлагает всем пастырям своей паствы озаботиться открытием собеседований или по крайней мере чтении с пением. Если десятки пастырей нашли возможным такой способ обучения и убедились в очевидной пользе его, то почему и другим не взяться за этот полезный для народа и утешительный для пастыря труд, призвав благословение Господне. При этом преосвященный предостерегает от следующего испытания: одни начали было собеседования и скоро прекратили их, заметив неохоту в прихожанах и малое число посетителей собеседований. Выходит, что они сами себе оказались неверны и прихожанам не сумели раньше разъяснить пользу, а беседы не сумели оживить. Другие, напротив, говорили, что прежде было до сотни и более посещающих, затем меньше, дошло даже до десяти, но продолжали дело с терпением, и опять пришла, отпавшая на время сотня. Чтобы не повторялось первое, нужно значит, не смущаясь, продолжать раз начатое дело, с упованием на помощь Божию. Не следует также стесняться программой собеседований. Кроме пения и дневного Евангелия с объяснением, достаточно на всю зиму изучение необходимых молитв (в чем чувствуется повсеместно настоятельная нужда), с их толкованием, и символа веры, затем, на последующее время, объяснение заповедей, св. таинств, значения храма и его принадлежностей, богослужения и проч. Ввиду всего изложенного, преосвященный предлагает оо. благочинным епархии составить пастырское совещание об этом и приобрести на церковные суммы нужные пособия и руководства для собеседований и чтения. – 5) Во многих местах ведутся теперь церковные летописи довольно содержательные, и немало в них местного исторического материала, народных обычаев, и древних учреждений, как, например, братчики, сестрицы и прочее. Но, окончив историческое и статистическое описание прихода, почти все затрудняются тем, что дальше вносить в летопись. Преосвященный предлагает всем продолжение в виде памятной пастырской летописи: сюда заносить все отрадные и печальные явления в жизни прихожан религиозно-нравственной, общественной, и семейной – отношения их к церкви и к причту, к воспитанию детей, обучению их грамоте и прочее. С другой стороны, какие меры принимал пастырь, с каким успехом, какие встречал препятствия, что его утешало и печалило; сюда же войдут собеседования и чтения, а также и наблюдения за пониманием и развитием прихожан и прочее. Такая пастырская летопись, вырабатывая знание своей паствы и состояние её, даёт деятельности пастыря более твёрдую основу, приведёт к действительно полезным мероприятиям для доброго влияния, а для преемника его, особенно неопытного, будет дорогим наследием. Познакомившись с памятными записками, он поймёт свою практическую задачу, пойдёт путём своего предшественника, и избежит тех неудач, которые последний испытал и оставил ему в урок, да и прихожанам легко будет приблизиться к новому пастырю, когда увидят, что он так же поступает, как и прежний, поддерживает то направление, к которому они привыкли. Благочинные при каждом обозрении обязаны прочитывать содержание летописей и давать свои советы. – 6) Есть священники, даже из окончивших курс в семинарии, которые ни в чём не выражают своей пастырской деятельности, а иные живут не мирно с прихожанами, относятся к ним сурово и укоризненно. В таких приходах замечается недостаток усердия к храму Божию, а в детях, и даже возрастных – совершенное незнание обыкновенных молитв. Поставляя это на вид, преосвященный предупреждает на будущее время, что как его архипастырский долг, так и польза прихода – перемещать таких священников на другие, худшие места или с первых на вторые вакансии. – 7) Многие оо. благочинные, как заметно, при обычном обозрении церквей, ограничиваются только получением годовой отчетности и денежных взносов, не обращая должного внимания на состояние письмоводства, библиотек, на деятельность священников, домашнюю жизнь духовенства и проч., потому и годовая отчетность их из года в год почти одна и та же, в общих отзывах, по которым нельзя составить определенного понятия ни о духовенстве известного округа, ни о состоянии прихожан. Ввиду указанного, преосвященный вменяет всем благочинным в обязанность два раза в год обозревать церкви и обращать настоятельное внимание на те требования, которые указаны в благочиннических инструкциях и изложены в путевых журналах при обозрении епархии, затем, в годовых отчетах, которые не должны быть слишком обширны, излагать то, что есть в жизни и на деле.

Воспрещение оо. благочинным представлять при рапортах в консисторию деньги вместо марок. – Пензенская духовная консистория сделала надлежащее внушение всем тем благочинным церквей епархии, которые при рапортах своих в оную доставили деньги вместо гербовых марок.

Гатчинское торжество перенесения десной руки Крестителя Господня, иконы Филермской Божией Матери и части Креста Господня, и несколько исторических сведений о сих святынях. – Замечаем из «Гражданина» любопытные исторические данные о гатчинском празднике 12 октября. Как известно, ежегодно, накануне этого дня, из соборного храма Зимнего дворца в церковь Гатчинского дворца перевозятся: десная рука Иоанна Предтечи, икона Филермской Божией Матери, и часть древа Креста Господня, а на другой день эти святыни переносятся в Гатчинский собор, где пребывают в течение десяти дней для всенародного поклонения. Происхождение самого праздника таково:

Десная рука Иоанна Крестителя привезена была в Петербург мальтийскими рыцарями ещё в 1798 году и временно находилась в орденской капелле; икону же Богоматери и часть креста рыцари привезли в следующем 1799 году. Движимые чувством благодарности за оказанные ордену благодеяния, и в знак покорности рыцарей своему новому магистру, мальтийцы отправили 3 августа 1799 г. депутацию в Петергоф для принесения своих святынь в дар императору Павлу Петровичу. Император принял депутацию, но заявил своё желание ознаменовать само событие принесения большею торжественностью и особенным празднеством.

Празднество состоялось 12 октября 1799 года.

С раннего утра в Гатчину стали приезжать знатные гости из столицы, а к 10 часам из Гатчинского Дворца выехал по направлению к Ингенбургу (городку) целый поезд с Императором во главе, с Членами Царского Семейства, и с многочисленной свитой, для встречи другого поезда, в котором представители мальтийского ордена везли в Гатчину свои святыни. Встреча произошла у Спасских ворот, откуда и началось шествие торжественной процессии по большому проспекту – обратно ко Дворцу. Впереди, крестным ходом шло духовенство; затем, в придворной золотой карете ехал граф Литта, у которого на руках, в золотом ковчеге, на пунцовой бархатной подушке, лежала честная рука св. Иоанна Крестителя; за Литтой его ассистенты везли икону Божией Матери и части животворящего древа. Сам Государь шёл рядом с первой каретой, в полном облачении великого магистра: на нём были надеты красный супервест и сверх чёрная мантия, на груди был мальтийский крест, а на голове – золотая магистерская корона. За Государем шли русские члены священного совета ордена (граф Салтыков, кн. Лопухин, Сиверс, Кушелев и др.); за ними – многочисленная Царская свита, и в заключение – простые обыватели Гатчины. Когда процессия приблизилась ко дворцу, Государь сам взял десницу Крестителя и с пением тропаря Предтечи внёс её в придворную церковь, где и положил на приготовленном месте; здесь же положены были икона Богоматери и крест из Животворящего древа. Вскоре за тем совершено было венчание Великой Княжны Елены Павловны с Фридрихом Мекленбургским. По окончании венчания, Павел Петрович опять взял руку Крестителя и благословил ею новобрачную чету, испрашивая ей благословение Божие на новую жизнь. Через неделю, 19 октября, в том же храме происходило другое бракосочетание – В. Кн. Александры Павловны с Иосифом Венгерским, и так же сопровождалось благословением новобрачных рукою Предтечи.

Благочестивый Император Павел I принёс свой дар церкви, повелев устроить богатые золотые, украшенные бриллиантами и драгоценными камнями, ковчеги для руки Предтечевой (в то время оценённый в 14600 руб.) и для части Креста Господня (ценою в 6740 р.), а для иконы Божией Матери такую же новую ризу. В память события, по Высочайшему повелению учреждён был ежегодный, 12 октября, праздник, который и внесён в церковный месяцеслов, как великий праздник; а по поручению Святейшего Синода составлена особая служба на перенесение честныя руки Предтечевы.

Недолго, однако, Гатчина была местом пребывания святынь, принесённых в неё с острова Мальты. В ту же осень 1799 года, с отъездом из Гатчины царственной семьи, взяты были в Петербург и мощи Предтечи с образом Божией Матери и древом Креста Господня; в следующем 1800 году праздник 12 октября праздновался в Зимнем Дворце. Затем, в течение пятидесяти с лишком лет, святыни постоянно находились в большом соборе Зимнего Дворца, а самый праздник перенесения их с Мальты в Гатчину только писался в календарях и святцах, но нигде не праздновался.

Покойный Император Николай Павлович повелел в память основателя Гатчины воздвигнуть соборный храм во имя св. апостола Павла. В 1852 году Павловский собор был окончен постройкой и освящён; а осенью того же года посетил его Государь. Собравшиеся прихожане удостоились лично принести благодарность Царю-храмоздателю и к благодарности осмелились присоединить всеподданнейшую просьбу о том, чтобы св. мощи десной руки Крестителя, в первый раз принесённые в Гатчину, поставлены были в новоустроенном храме на всегдашнее пребывание. Государь милостиво выслушал просьбу, но в ответе своём выразил, что достояние царствующего Дома он не может отдать в собственность частной церкви, а согласен только на временное ежегодное приношение мощей в собор, для поклонения верующих. С того времени восстановилось и торжество праздника 12 октября, которое совершается ежегодно в Гатчинской придворной церкви и в Павловском соборе. Накануне праздника (11), мощи руки Предтечевой, вместе с Филермскою иконою Божией Матери и древом Животворящего Креста Господня, привозятся из Петербурга в Гатчинский Дворец. В дворцовой церкви торжественно отправляется всенощное бдение и все молящиеся удостаиваются прикладываться к поставляемым среди храма святыням. На другой день, после ранней литургии, в дворцовой церкви, с крестным ходом, святыни переносятся в собор, где они пребывают в течение десяти дней для всенародного поклонения и молебствий. В день празднования Казанской иконе Божией Матери, 22 октября, после крестного хода по городу, мощи отвозятся из Гатчины обратно в Петербург.

Теперь праздник уже сделался главным и всеобщим для жителей города Гатчины.

Устройство станций для экспертизы доброкачественности церковных свечей. – В видах устранения фальсификации церковных свечей подмесью в них церезина, предполагается устройство станций для испытания, поставляемых частными восковыми заводами для церквей, восковых свечей. По словам «Нов. Вр.», такого рода станции на первое время будут учреждены в виде опыта в Москве и Петербурге.

– Иконописание, к сожалению, находится у нас в большом упадке. Так называемые «Суздальские богомазы» вошли в пословицу. Причина такого упадка иконописания заключается как в невежестве иконописцев, так и в отсутствии хороших оригиналов, с которых они могли бы копировать иконы. Вот почему нельзя не порадоваться благому намерению известного художника Солнцева, предпринявшего издание альбома иконописи, в состав которого пойдут снимки с икон, писанных лучшими художниками. Цель издания альбома заключается в доставлении иконописцам хороших оригиналов. К альбому будут прилагаться трафареты, употребляемые при писании некоторых частей икон. Появляться он будет выпусками с назначением за них возможно невысокой цены. Можно поэтому надеяться, что с распространением такого альбома на базарах и ярмарках будут покупаемы простонародьем иконы лучшего письма, нежели какие до сих пор покупались ими.

В текущем году исполняется тридцать лет с тех пор, как при Киевской духовной Семинарии начал издаваться журнал «Руководство для сельских пастырей». Это обстоятельство навело нас на мысль сделать, хотя краткую, общую историческую справку о тридцатилетнем существовании журнала, тем более не лишнюю, что до настоящего времени журнал имеет систематический указатель помещенных в нём статей всего только за первые десять лет своего издания.

Первая мысль об издании при Киевской духовной Семинарии особого специального журнала для приходских пастырей, насколько нам известно принадлежала, бывшему в то время преподавателем семинарии, ныне покойному уже, Ф. Г. Лебединцеву, которого натолкнул на неё родной брат, священник местечка Белой Церкви, Киевской губ., ныне кафедральный протоиерей Киево-Софийского собора, П. Г. Лебединцев. Ф. Г. стал ревностно пропагандировать эту мысль между своими сослуживцами. С живейшим сочувствием встречено было предложение Ф. Г. всей семинарской корпорацией, которая состояла в то время из таких выдающихся лиц, будущих видных деятелей на различных государственных, гражданских, и церковных постах, как искусный администратор, а также известный инициатор и неутомимый радетель о нуждах духовенства – ректор семинарии архим. Иоанникий Руднев, ныне Высокопреосв. Митроп. Московский, инспектор семинарии архим. Феоктист Попов, ныне Архиеп. Рязанский, преподаватели: покойный Е. М. Крыжановский, впоследствии чиновник особых поручений при г. Обер-Прокуроре Св. Синода, покойный Ф. Г. Лебединцев, впоследствии профессор Киевской духовной академии и затем основатель издающегося и теперь в г. Киеве одного из лучших исторических журналов – «Киевская Старина», Андрей Григорьевич Ильинский, ныне директор Хозяйственного Управления при Св. Синоде, П. П. Розанов, ныне еп. Екатеринбургский, свящ. М. М. Богданов, ныне протоиерей, член Киевской духовной консистории и председатель Киевского духовно-цензурного комитета, П. А. Игнатович, ныне член Училищного при Св. Синоде Совета и ответственный редактор издающегося при Киевском епархиальном училищном совете педагогического журнала «Церковно-приходская Школа», и др. Полные энергии и сил, искавших себе соответствующего выхода, лица эти не могли ограничиться сравнительно узкой сферой школьного преподавания, вот почему мысль Феофана Гавриловича об издании при семинарии специального журнала для приходских пастырей пришлась всем им как нельзя более по сердцу, потому что с осуществлением её открывался широкий простор для многоплодной деятельности на пользу пастырей отечественной Церкви. К сожалению, нам не удалось разыскать ни подлинного предложения архим. Иоанникия об издании журнала, ни ответа на это предложение со стороны Высокопреосв. Исидора Митроп. Киевского, а ныне С.-Петербургского. Можем сказать только, что существованием своим журнал обязан главным образом, после Высокопреосв. Митроп. Исидора, архим. Иоанникию, который в обеспечение его предлагал 1000 руб. из монастырских денег на покрытие первоначальных расходов, если бы подписка пошла сначала вяло. Журнал издатели предполагали назвать или «Пастырским Собеседником», или же «Журналом для пастырей Церкви»; но Высокопреосв. Митроп. Исидору благоугодно было наименовать его «Руководством для сельских пастырей», под каким названием он издаётся и по настоящее время. Утверждённая Св. Синодом программа, строго выполняемая журналом вот уже 30-й год, состояла из следующих отделов: I. Поучения к простому народу различного содержания: догматического, нравственного, обрядового и проч., а также извлечения и выписки из творений св. отцов, в которых говорится о священстве, и которых нет в большей части сельских церковных библиотек. II. Исследования о разных церковных и духовно-нравственных предметах, приспособленные к потребностям сельского священника как в церковной проповеди, так и в частных его беседах с прихожанами. III. Произведения проповеднической литературы прежнего времени, преимущественно те, которые отличаются своего рода современностью, простотой и общепонятностью. IV. Оригинальные статьи по части отечественной церковной истории, а также материалы, относящиеся к ней, с надлежащей их обработкой. Из материалов избираются исключительно те, которые по содержанию своему могут иметь какое-либо отношение к потребностям священника или его паствы. V. Замечания, советы и наставления, пригодные священнику в разных случаях его пастырской жизни и деятельности. И, во 1-х, замечания касательно отправления богослужения, благочиния церковного, совершения таинств, обращения с прихожанами, отношения к иноверцам и т. п. Во 2-х, заметки о характеристических чертах простого народа и о том, как пользоваться ими для успешного действования на нравственность прихожан. В 3-х, сведения о благочестивых местных обычаях и учреждениях, а также о предрассудках, суевериях, противных духу православной веры и Церкви, с указанием, когда нужно, исторического происхождения тех и других. В 4-х, заметки касательно обучения в сельских школах детей прихожан, материалы для уроков в церковно-приходских школах, и соображения о первоначальном воспитании детей священно- и церковнослужительских. В 5-х, библиографические статьи о вновь выходящих книгах, особенно пригодных сельскому священнику, и заметки по поводу журнальных статей, касающихся сельского духовенства в каком бы то ни было отношении. Сверх того, иногда сообщаются: 1) Общие замечательные известия, касающиеся русской Церкви, и в частности – сведения о достойных внимания распоряжениях, учреждениях, и церковных событиях в разных епархиях. Эти сведения извлекаются частью из епархиальных ведомостей, преимущественно же из корреспонденций иноепархиальных сотрудников редакции. 2) Сведения о положении единоверцев наших в Австрии и Турции и, наконец, 3) известия и суждения о замечательных религиозных явлениях и переменах в католическом и протестантском обществах.

При этом Святой Синодом утверждён был и самый устав журнала, состоящий из следующих 19 §§. § 1. Журнал – «Руководство для сельских пастырей» издаётся при Киевской духовной Семинарии наставниками оной. § 2. Официальный редактор журнала – ректор семинарии. § 3. Издатели журнала в общем собрании ежегодно назначают из среды себя в помощь официальному редактору помощника редактора, а также: казначея, секретаря, и корректора. При назначении на все сии должности, соблюдается очередь между издателями по старшинству лет службы при Киевской духовной Семинарии; на должность же помощника редактора назначается только, прослуживший не менее двух лет при Киевской духовной Семинарии и заявивший себя литературно в журнале «Руководство для сельских пастырей». § 4. Официальный редактор заправляет журналом, именно: он отсылает своему помощнику для выправки статьи сотрудников, набирает № журнала, сносится с местами и лицами, с которыми журнал может войти в соприкосновение. § 5. Помощник редактора, кроме исправления статей сотрудников, заботится о том, чтобы не было недостатка в статьях, и участвует в наборе статей с правом голоса исправляющего статью. § 6. Казначей обязан получать с почты все пакеты, ежемесячно уплачивать на почту по адресным листам за пересылку экземпляров типографу, поставщику бумаги, и переплётчику, смотреть за исправным выходом № журнала из типографии, закупать для редакции канцелярские припасы и проч., уплачивать жалованье писцу, служителям, и вообще вести все денежные счета. § 7. Секретарь наблюдает за правильной и своевременной рассылкой №№ журнала, для чего в особой книге ведёт счёт подписчиков, составляет и корректирует адресные листы, наблюдает за своевременным получением №№ из типографии и от переплётчика, и за своевременной отсылкой их на почту; на обязанности же секретаря лежит и составление оглавлений для каждого тома журнала. Секретарь же, по поручению официального редактора, ведёт переписку с сотрудниками и подписчиками, и вообще заведует канцелярией редакции. § 8. Корректор обязан без замедления исправлять первую и вторую корректуру №№, а в случае надобности и третью, следить за опечатками, и исправлять их в ближайшем №. § 9. Постоянные сотрудники журнала – наставники семинарии и помощники инспектора семинарии. Этим не исключается право редакции помещать в журнал статьи и сторонних сотрудников, если сочинения их выдержат критику и будут соответствовать программе журнала и цели издания его. § 10. Постоянные сотрудники журнала, составляя из себя общее собрание, имеют право контроля в делах редакции. С этою целью они собираются в случае надобности для обсуждения мер к улучшению издания, к предотвращению допущенных погрешностей, для распределения трудов между собою, и для решения других вопросов, вызванных обстоятельствами. Место и время собраний назначает официальный редактор. На этих собраниях все разногласия решаются большинством голосов. § 11. Статья постоянного сотрудника-издателя, которая не может быть напечатана, должна быть немедленно возвращена сотруднику со словесным объяснением причины, почему она не может быть напечатана, и с предоставлением ему права представить оную на обсуждение общего собрания. При торжестве темы и равносильных достоинствах, статья постоянного сотрудника имеет преимущество перед статьёй сотрудника стороннего. § 12. В вознаграждение трудов официального редактора, определяется 12% из дивиденда, то есть суммы, остающейся после покрытия всех издержек издания. Для прочих должностных лиц назначается 18½%, из коих 6% получает помощник редактора, 5% получает казначей, 4½ получает корректор, и 3% получает секретарь. – Примечание. Указанному разделу подлежат только подписные на журнал деньги. Распределение остальных поступлений предоставляется непосредственному усмотрению администрации редакции. § 13. Остальные деньги поступают в раздел между сотрудниками по следующему расчёту: статьи переводные с иностранного языка относятся к оригинальным статьям, как ½:1; за материалы в необработанном виде плата относится к плате за оригинальные статьи, как ⅕:1, а в обработанном – как ½:1. Выписки из печатных статей, бо́льшие 1/32 доли листа, ценятся, как материал или перевод, смотря по цитатам. § 14. Сторонним сотрудникам вознаграждение производится ⅙ или ¼ менее против постоянных сотрудников. Плата производится от печатного листа и ниже, смотря по достоинству статьи. § 15. На руках казначея не должно быть более ста (100) рублей серебром, а остальные деньги вносятся в банк для хранения и приращения их процентами. § 16. По истечении года проверяются счёты и архив редакции ревизионной комиссией в составе из двух членов, назначаемых общим собранием, с вознаграждением за проверку десятью рублями. § 17. Редакция имеет право выписывать в течение года на сто (100) рублей серебром необходимых книг и газет. § 18. Контракт с типографией и поставщиком бумаги заключает казначей с ведома официального редактора. § 19. Если бы кто из постоянных сотрудников пожелал взять денег за свою статью прежде общего по окончании года раздела, то выдача таковых производится не иначе, как по представлении удостоверения корректора о количестве напечатанных листов, и о количестве представленных рукописей, пригодных к печати.

Первым редактором журнала был вновь назначенный ректором семинарии вместо архим. Иоанникия, переведённого на должность ректора Киевской духовной академии, архим. Филарет Филаретов, впоследствии ректор Киевской духовной академии, и затем епископ Рижский; первыми помощниками редактора – преподаватель семинарии Ф. Г. Лебединцев и преподаватель семинарии свящ. М. М. Богданов; первым казначеем и вместе секретарём редакции – преподаватель семинарии А. Г. Ильинский; первым цензором – свящ. Алексей Колосов; печатался журнал в Университетской типографии, в 8-ю долю листа, в объёме от 1 до 2½ печатных листов в №.

Чтобы яснее видно было, какое важное значение должен был иметь журнал с такой строго определённой физиономией, с таким жизненным практическим направлением, позволяем себе привести здесь несколько строк из статьи проф. В. Ф. Певницкого, напечатанной в «Трудах Киевской Духовной Академии» за 1861 г., под заглавием – «О духовной литературе и отношении её к светской», весьма метко характеризующих состояние духовной журналистики до 1860 г. (в 1860 г. начали издаваться сразу пять новых духовных журналов: «Православное Обозрение», «Труды Киевской Духовной Академии», «Руководство для сельских пастырей», «Странник» и «Душеполезное Чтение»). «Русская духовная журналистика, – говорит достопочтенный профессор, – долго имевшая самое ограниченное развитие и неизменно следовавшая однажды данному ей направлению, в последние годы (т. е. после 1860 г.) заметно начала оживляться и пролагать для себя новые, прежде неизвестные, пути. В ней явилась более широкая деятельность, число журналов вдруг стало увеличиваться, их программы резко выступили за пределы предметов, прежде раскрываемых в духовных журналах; по временам начал подниматься голос о таких вопросах, какие прежде не существовали для нашей духовной письменности, хотя и носились смутно в разных слоях нашего общества. Видимо начало обозначаться направление иных духовных журналов, то есть те руководящие идеи, которые составляли душу того или другого журнала и отличали их один от другого, тогда как прежде, при общем церковном начале, понимаемом в самом отвлеченном смысле, отличия между журналами были чисто внешние, то есть определялись не внутренним направлением мысли, а объемом и тою удельною целью, которую каждый из журналов положил себе преследовать». Существеннейший недостаток духовной журналистики того времени проф. В. Ф. Певницкий видит в отвлеченном характере журнальных рассуждений, в преобладании в них сухой теоретической мысли, любившей уноситься в заоблачные страны или общие места, от резко бившей в глаза окружающей действительности. «Наши повременные издания, – говорит он, – сообразно с общим ходом нашего умственного развития, обыкновенно как бы боялись вопросов дня или считали их довольно низкими и малозначительными для того, чтобы обращать на них большее или меньшее внимание. В них трактовалось о высоких предметах, имеющих вечный незыблемый интерес; в них затрагивалась постоянно общая нравственная и догматическая сторона. Но все то была книга, далекая от действительной жизни, уклоняющаяся от волнующегося мира человеческих страстей и интересов… Наша журналистика, – продолжает затем проф. В. Ф. Певницкий, – подверглась той опасности, какая грозит мысли вследствие отделения религиозной стороны веры от стороны психологической, или субъективной. Религия превратилась в сухую отвлеченную мораль, и хотя правду говорили духовные писатели и проповедники, эта правда далека была от умов и сердец слушателей или читателей, как правда слишком общая и воздушная, носящаяся над нашими головами и не хотящая пустить корня в духовную почву. Привязанность к общим местам или категориям, сделалась какою-то модою, и эти общие места ложились тяжелым гнетом на свободной мысли, и из-под этого гнета долго она не могла выпутаться на свободную дорогу… Отсюда неизбежно холодное схоластическое отношение к предмету веры и в писателе, и в читателе. Отсюда мертвенность и бездейственность в изложении животворного христианского учения, не только не приносящая никакой пользы, но даже сопровождающаяся положительным вредом, потому что при этом скоро должна была наскучить высокая истина, неловко представленная безжизненною и непричастною к интересам, нас волнующим. Она отрешилась от земли, и люди уже не умеют всасывать ее в свое существо, ища для сего материалов с вещественным содержанием, лежащих под рукою… Кто присматривался к впечатлениям читателей духовных журналов, тот мог заметить, как скоро приедалась та сухая пища, которую им предлагали».

Одною из самых настоятельных нужд духовной журналистики того времени являлось уважение к современности, живой отклик на ее вопросы. Журнал, по самому понятию и назначению своему, обязан следить за интересами дня и удовлетворять непрерывно назревающим требованиям настоящего. Между тем, духовные журналы того времени были скорее сборниками, чем журналами: в них были, пожалуй, статьи серьезные, достойные всякого уважения за свое содержание; в них помещались иногда нравственно-назидательные размышления, способные умилить благочестивую душу, но не видно было того, из чего бы можно было заключить о сочувствии и внимании пишущих людей к современным нуждам и стремлениям общества. Новый год обыкновенно не приносил для журнала ни новых вопросов, ни нового содержания, и каждая книжка вмещала в себе статьи, которых происхождение определялось чаще всего случайностью, не обращающей ни на что внимания, или произволом автора, и всего менее – требованиями дня. Журнал с случайными статьями годился одинаково для всех так сказать веков и народов, и при этом менее всего – для данного года, народа, или круга читателей. И не было бы никакой несообразности, если бы вместо настоящего года издания журнала произвольно выставить какой угодно другой – предшествующий ли то, или последующий. Таким образом, между текущей журналистикой духовной и кругом читателей не было прямого соотношения: общество волновалось текущими временными вопросами, а журналы только вещали о вечном неизменном бытии, как будто им вовсе не было нужды до того, чем живёт и дышит современный люд.

При господстве отвлечённого направления в духовной журналистике и вообще в духовной литературе того времени, в ней образовалась даже особого рода фразеология, которая не могла не вызвать против себя противодействия со стороны читателей. Родившаяся и утвердившаяся при том отчуждении от живой действительности, какое вообще характеризовало нашу прежнюю духовную письменность, фразеология эта состояла в слепом пристрастии не столько к церковнославянскому элементу в речи, сколько к общим фразам, выхваченным из Библии и повторяемым без расчёта в рассуждениях о том или другом священном и не священном предмете. Отсюда образовалась какая-то рабская мода в изложении у духовных писателей, явился условный язык, свойственный только духовной литературе, могший показаться странным до неприличия, если бы его стали употреблять в светской литературе. Против этого условного языка, читающее общество не на шутку протестовало прежде всего во имя того, что он непонятен им, что для разумения его нужна такая же специальная подготовка, какая требуется и для понимания технического, философского, или какого-нибудь другого языка.

Такою-то скудною духовною пищею вынуждены были довольствоваться даже лучшие из наших приходских пастырей, не желавшие остановиться на том уровне своего богословского образования, с каким они выходили из семинарии. Притом же, приходский пастырь не есть совершитель только богослужения, а и общественный деятель, обязанный близко знать жизнь общества и разумно проникнуться её здоровыми интересами, чтобы иметь возможность быть деятелем непостыдным «на вверенном ему высоком и святом посту, право правящим слово истины». Особенно необходимо было приходским пастырям, как можно более и внимательнее присматриваться к окружающей жизни именно шестидесятых годов, отличительный характер которых составляли сильные движения в обществе, быстрый рост общественной жизни, и множество важнейших и знаменательнейших преобразований как в жизни общественной, так и в жизни государственной. Само собою понятно, что при этом общем движении жизнь и литература не могли не коснуться и духовенства. Ему указывали на его важное положение в обществе, на него возлагали, иногда ему навязывали, разные обязанности по отношению к последнему; его обвиняли – ложно ли, справедливо ли – в застое и неподвижности, в неисполнении существенных своих обязанностей; ему приписывали, как кастовые будто бы, такие пороки, которые встречались в нём только лишь как исключительные явления, и проч. Если бы наше духовенство имело возможность следить за общим движением мысли и жизни общества, если бы оно имело средства читать хотя некоторые журналы, в которых рельефно отражалась современная жизнь общества, в таком случае оно, пожалуй, могло бы обойтись и без особого органа. Но лишь очень немногие священники имели возможность получать, а ещё меньше – действительно получали такие журналы; большинство же, отчасти вследствие скудости материальных средств, а отчасти и по некоторым другим условиям их быта, не выписывало ни одного светского журнала, и таким образом оставалось чуждым и совершенно незнакомым с движением жизни и современного общества. При подобном положении дела, являлось существенно, настоятельно необходимым издание специального, предназначенного для духовенства, органа, который служил бы ему для взаимного обмена мыслей, для взаимного научения, для заявления своих нужд и потребностей, в известных границах, наконец – для защиты своих прав и общественного положения.

Таким именно органом и явился журнал «Руководство для сельских пастырей», успех которого в первый же год превзошёл самые смелые ожидания издателей¹²⁷. Главною целью своею, как видно из утверждённой Св. Синодом программы, он избрал самое широкое раскрытие богословской стороны священства, а равно и всестороннее раскрытие практической стороны жизни и деятельности духовенства.

(Продолжение следует).

У людей, страдающих болезнью религиозного равнодушия и небрегущих об исполнении христианского долга, почти всегда готовы разные отговорки и более или менее благовидные резоны, которыми они защищают себя и оправдывают свои упущения, когда напоминают им о небрежном отношении их к религиозным обязанностям. Эти отговорки – недурной знак: он – свидетельство того, что люди, нарушающие долг христианский, не совсем нечувствительны к упрекам совести, что в глубине души их ещё раздаётся голос, напоминающий им о запущенном долге христианина, и своими умствованиями они хотят заглушить его. Потому, к этим отговоркам людей теплохладных, пастырю Церкви нужно относиться с надлежащим вниманием. Их нужно устранять, разбивать и исправлять, и в то же время через них, через устранение их, можно пролагать путь к сердцу новым добрым влияниям.

Большинство из людей, находящихся в состоянии религиозного равнодушия, успокаивают себя тем, что они люди честные, живущие не хуже других, что они ничем не запятнали себя, и когда пред их слухом или сознанием раздаётся упрек в небрежном отношении к христианскому долгу, они выставляют на вид то, что они знают и чтут требования нравственного закона, и по мере возможности исполняют их, не совершают неправд и преступлений, никого не обижают, не позволяют себе никаких неприличий и т. п. Спокойно можно выслушивать подобные отговорки людей, уклоняющихся от исполнения христианского долга, хотя они отзываются фарисейским самоуслаждением, заслужившим строгое осуждение у праведного Судии в известной евангельской притче, но нельзя позволять людям успокаивать себя такими представлениями. Когда пастырь Церкви слышит их от своих пасомых, он может согласиться, что честность, гуманные отношения к людям – доброе дело, но согласиться не для того, чтобы этим утвердить людей теплохладных в их состоянии, но для того, чтобы здесь взять исходную точку для возбуждения в них заглохших желаний и для исправления их узких воззрений. Честность – хорошее дело; но она далеко не всё, что требуется от человека. С одною честностью не достигнет человек нравственного совершенства: когда он на ней одной успокаивается, он не чувствует побуждения к самоусовершенствованию. Естественная честность не хочет знать положительного закона, она сама себе творит закон, понижает его требования и искажает их, и с нею можно дойти до того, до чего дошли римляне, руководившиеся одною честностью, которых, по изображению апостола Павла, предаде Бог в похотех сердец их в нечистоту..., в страсти бесчестия..., и в неискусен ум творити непотребная (Рим.1:24–25, 28–31). Честность ограничивает обязанности человека кругом житейских отношений людей между собою. Но у человека, кроме обязанностей к людям и себе самому, есть ещё более важные обязанности к Богу, своему Творцу, Промыслителю, Искупителю, и Судии. Чувство зависимости от Бога в живом человеке постоянно напоминает ему об этих обязанностях. Между тем, человек, довольствующийся одною честностью, забывает свои обязанности к Богу и тем свидетельствует об оскудении или омертвении значительной части своего духовного существа. Честность знает человека, но не знает христианина, не знает блага христианства, и через то подвергает его многим лишениям и доводит до искажения его полную личность, личность человека, обновленного и искупленного.

Любят ссылаться пренебрегающие делом благочестия на внутреннее христианство, на духовное служение Богу, и на его преимущественное значение пред благочестием обрядовым, формальным; любят выставлять то, что для Бога нужно сердце чистое и сокрушенное, а не хождение в церковь, не поклоны, не посты и т. п. Когда слышит пастырь подобные умствования, его долг, довести оправдывающихся ими, до сознания того, что эти умствования и в их глазах не имеют серьёзного значения, и что религиозное равнодушие прибегает к ним, чтобы иметь возгласие для своей лености, и вместе с тем показать односторонность и несостоятельность таких умствований. Конечно, важны и необходимы для спасения чистота души, внутреннее христианское настроение, и духовное служение Богу, и без сомнения, одно внешнее богопочтение не спасёт нас, и чистота души, и духовное христианство или духовное служение Богу важнее и ценнее внешнего богопочтения. Но подобает сия творити и онех не оставляти (Мф.23:23). Человек, как существо духовно-телесное, не может ограничивать своё благочестие и своё служение Богу одними добрыми чувствованиями и желаниями, а должен выражать их вовне. В деле богопочтения, для полноты его выражения, должна участвовать не одна душа, но и тело. Без этого подвиг, вызываемый необходимостью служения Богу, едва ли может состояться, по крайней мере едва ли может быть полным и законченным. Сам Господь, учивший поклоняться Богу духом и истиной, отнюдь не уклонялся от исполнения внешних постановлений иудейского ветхозаветного закона; по побуждению святого религиозного чувства Он ходил для молитвы в места общественных молитвенных собраний, и вместе с другими благочестивыми иудеями предпринимал неоднократные путешествия в Иерусалим на праздник Пасхи и некоторые другие иудейские праздники, чтобы в эти нарочитые дни дать возможно полное удовлетворение святым стремлениям своего духа в храме иерусалимском. То же самое делали и святые апостолы. По основании новозаветной Церкви, апостолы и их ближайшие ученики, по свидетельству книги Деяний Апостольских, каждый день единодушно пребывали в храме и собирались по домам для преломления хлеба и для вознесения молитвы, хвалы и благодарения Богу (Деян.1:14; 2:42, 46, 47, 5:12). И в последствии, между людьми, удостоившимися святости и прославленными Церковью, не было ни одного, который бы довольствовался одной умной молитвой и небрежно относился к внешней обрядности церковной. Напротив, чем выше религиозно-нравственное совершенство человека, тем с большим усердием и благоговением относится он к делам внешнего богопочтения. Святые Божии не потому только преданы были делам внешнего богопочтения, что находили в этом удовлетворение внутренней коренной потребности своего сердца, но и потому, что во внешней обрядности, в исполнение предписаний внешнего обрядового закона или устава церковного видели воспитательное средство к возбуждению и укреплению религиозного чувства, видели ступень, ведущую к высшему духовному религиозно-нравственному совершенству: пренебрегая ею, нельзя войти в двери того святилища, в котором обретается высшая святость и праведность.

Не на свой разум только, не на свое понимание дела должен опираться пастырь, когда вызывается говорить с людьми, во имя внутреннего христианства уклоняющимися от исполнения внешних уставов церковных. Он должен опираться на авторитет Церкви, её волю выставлять и требовать ей повиновения. Все мы, как дети, обязаны повиновением своей матери-Церкви. Она, пекущаяся о нашем спасении и лучше каждого из нас в отдельности знающая, что нужно и полезно нам, установила известные правила, которыми мы должны руководиться в делах веры, благочестия и богопочтения.

Эти правила, по внушению Духа, начертила рука богопросвещенных мужей, и вселенская Церковь утвердила их своим согласием, указав в них выражение святой, благой, и мудрой воли, в ней действующей и в течение столь многих протекших веков их чтили и им с благоговейным повиновением подчинялись лучшие по нравственному совершенству и мудрейшие по уму представители многих поколений. Кто же мы, решающиеся пренебрегать этими правилами и считающие их не нужными для себя? Не есть ли это грубая дерзость и неизвинительное самочиние с нашей стороны – оставлять без внимания то, что установлено святою Церковью для нашего же блага, и следовать внушениям своего обленившегося духа, уклоняющегося от духовного труда и подвига? И не будет ли это оскорблением матери нашей – Церкви?

В человеке есть врожденная способность познавать и почитать Бога, к которой Бог обращается, пробуждая в нем сознание религиозных обязанностей и жажду религиозного знания. Потребность знать истину, в особенности истину Высочайшую, т. е. Бога, есть глубочайшая потребность нашего духа. Таким образом, в человеческом духе есть нечто врожденное, что делает религиозные чувства и религиозные учреждения согласными с его природой и естественными для него. Можно без колебания утверждать, что никакое учреждение, которое имеет всеобщий характер, и что ещё важнее, которое Самим Богом предназначено к существованию до конца времён, не может не иметь основания в самой природе человека; должна быть какая-нибудь всеобщая потребность, которой оно удовлетворяет, или какая-нибудь необходимая истина, которую оно стремится осуществить; в самом сердце, в самой природе человека должно быть внутреннее основание для известного общественного факта.

Поэтому мы утверждаем, что корень и основание пастырского служения лежат в самой природе человека, и постараемся доказать это на нижеследующих страницах.

Как всякая другая всеобщая потребность человечества, там, где есть возможность к её удовлетворению создаёт известную должность, так и самая всеобщая и необходимая потребность человека – потребность религии – создаёт должность, или служение религиозного наставника, или, выражаясь точнее, она служит неизбежным поводом к возникновению такого служения. Так, необходимость общественного порядка и безопасности, необходимость ограничения личной свободы в пользу общего блага, создаёт известные формы гражданского правления. Формы правления более или менее совершенные существуют во всех, даже самых неразвитых обществах; у народов же, более образованных, известные люди всецело посвящают себя изучению законов и наблюдению за их исполнением, и чем исключительнее они посвящены этому служению, тем лучшими бывают правителями. Другим примером приложения того же общего начала может служить природное стремление человека к знанию, и способность человеческого духа исследовать истину и пользоваться ею. Эта способность, и это стремление к знанию вызывают необходимость существования особого класса общественных воспитателей и учителей. На Востоке можно видеть арабских детей, сидящих кругом под тенью древнего египетского храма, и слушающих наставления туземного педагога, который правда не знает, что земля движется вокруг солнца, но тем не менее исполняет служение учителя в том же истинном смысле, как если бы он был профессором естественных наук в любом европейском университете. И таких аналогий можно привести много. Таким образом, мир представляет собой зрелище известных, общепринятых между людьми, служений, которые проистекают из общих потребностей человечества и обусловливаются самой природой нашего духа. Насколько же бо́льшую силу имеет указанный закон в приложении к служению христианского священника, которое имеет своей целью удовлетворение не изменчивой и временной потребности, но постоянной и вечной! Идея религии, лежащая в основании этой потребности, существует, хотя бы и затемнённая, у всех людей, просвещенных и невежественных, и есть наиболее существенная и глубокая идея из всех идей. Грех только углубляет её; суеверие и идолопоклонство выставляют её только в более ярком виде. В этом-то природном религиозном влечении кроется всеобщая необходимость существования особого класса людей, которые по причине высоты жизни и религиозного знания своего являются способными поддерживать более тесное общение с Богом, проповедовать божественную истину и наставлять людей в деле религии.

Как ни один истинный союз или община не может существовать без должностных лиц, без правил и без членов, так и религиозное начало не может развиться в какую-либо организованную форму в обществе, не создав своих постоянных служителей и членов. Как прирожденное стремление человека жить в обществе, где бы он мог находить себе помощь и безопасность, создает правильно устроенное государство с должностными лицами, законами, и гражданами, так и стремление к религиозному единению с Богом и с людьми должно произвести то же самое в силу того же закона. Если поэтому религиозное начало действует всюду (а нет ни одной части человечества, где бы оно не действовало истинно или ложно), то оно должно облечься в известный род организации, создать религиозный союз, или общество; и этот союз для своего существования и деятельности необходимо должен иметь своих постоянных должностных лиц или служителей, равно как свои правила и своих членов.

Где бы ни существовал человек, везде и всегда мы находим нечто существенно соответствующее служению христианского пастыря или особого религиозного учителя. Священническое служение мы находим существовавшим уже в период детства человечества, у самых древних народов, не только у еврейского народа, священство которого должно рассматривать как положительное божественное учреждение, но и у других, современных ему народов, как-то: халдеев, персов, египтян, и греков. Ассирияне, как известно, были весьма религиозны; у них всё делалось во имя Божие, монарх их сам был высшим жрецом народным. Древние арийцы имели три класса священства: пророков, жрецов, и мудрецов. Иранская или персидская религия мало имеет общего с идолопоклонством и есть в сущности религия монотеистическая; религиозная система Зороастра внушает чистоту внутреннюю и внешнюю; а в среде жреческого класса содержалось тайное (эзотерическое) учение о бессмертии души и воскресении. Религия Индии издревле была также жреческою; напротив, о религии Китая (Конфуциевой) должно сказать, что она никогда не была жреческою и иерархическою религией и теперь остаётся такою, хотя в самом императоре и можно видеть нечто в роде pontifex maximus (верховного первосвященника). Греческое священство, греческий религиозный культ, веселые и таинственные священнодействия которого заставили одного почитателя сказать: «Трижды благословен тот, кто видит эти обряды, прежде чем удалится отсюда. Для него ад будет жизнью, для других же только горем» – культ, более мрачная сторона которого обнаружилась в жертвоприношениях, подобных принесению в жертву Ифигении в Авлиде, – знакомы каждому воспитаннику классических школ. Эти древние жрецы и пророки были провозвестниками учения о Божестве, хотя большею частью и ложными. Есть основание, впрочем, полагать, что более просвещенные египетские жрецы имели довольно чистые представления о единстве существа Божия, что составляло их тайну, а впоследствии перешло к грекам и сохранялось в элевзинских мистериях. Жреческий класс языческой древности заведовал жертвенными обрядами; и здесь мы находим другое естественное основание пастырского служения, так как идея жертвы, находящаяся во всех религиях, есть естественная всеобщая идея, возникающая из расстройства и поврежденности, которые производят грех в природе человека. Даже жрецы-друиды, приносившие человеческие жертвы, кажется имели смутное представление о духовности Божества, так как во всей стране древнего кельтского культа не встречается идолов. В настоящее время, все народы, даже находящиеся на самой низкой ступени развития, также имеют своих постоянных религиозных учителей и служителей. Но нам нет нужды, в изыскании доказательств естественности и всеобщности пастырского служения ограничиваться народами дикими и языческими, когда все народы, даже самые образованные и просвещенные, желают иметь и действительно имеют своих религиозных наставников, истинных или ложных; ибо, в человеке есть потребность искать выражения своим великим думам о душе и божественных истинах. Отсюда понятно, почему даже в самых образованных и нередко скептических кругах общества всегда выдаются известные люди, которые руководят умами других, как живые оракулы, в отношении к которым нет разногласия. К такому особому положению среди общества они призываются в силу своих выдающихся дарований, познаний, и нравственного превосходства.

Есть нечто в природе и дарованиях известных людей, что, будучи инстинктивно признаваемо обществом или народом, делает их пастырями последнего (ποιμένας λαῶν). Поклонение героям, хотя часто неразборчивое и преувеличенное, превращающееся в некоторый род обожания демонской силы, заключает в себе зерно истины; ибо, таков план Божий, что некоторые люди созданы для того, чтобы быть вождями других; и история человечества представляет много примеров усвоения массой людей мыслей таких лиц, которые находились под действием высших влияний. Люди эти наиболее восприимчивы к таким влияниям: они представляют собой сосуды, через которые действует в мире и обнаруживается в великих народных движениях, преобразованиях, переменах, Промысл Божий. В религиозном мире, можно сказать сама природа в некотором смысле отмечает известных людей, предназначенных к служению духовных правителей и руководителей, как напр.: Моисея, Самуила, Ездру, Илию, Иоанна Крестителя и некот. др. Такие люди не имели нужды в каких-нибудь внешних атрибутах, дабы показать, что они пастыри народа: народ сам признавал их и добровольно следовал за ними, не в силах будучи противостоять обаянию их личности. Истинного народного пастыря природа отмечает известными неоспоримыми знаками: прежде всего – духом самоотвержения, желанием положить душу свою за овцы; далее, силой любви к людям, непреодолимым стремлением к истине и правде и, наконец, особенной нравственной серьёзностью. Такие качества, свидетельствуя о пригодности этих лиц к пастырскому служению, тем самым показывают, что некоторые люди отмечены природой и избраны Богом в религиозные наставники ближних; а «человек, воодушевленный святою ревностью, – по словам Златоуста, – в состоянии исправить целый народ».

Против высказанного взгляда на предмет речи могут выставить следующие два возражения.

Первое из них состоит вот в чём.

Всеобщие стремления к равенству во всех отношениях, а, следовательно, и в религиозном, замечаемые в настоящем столетии, и несомненно имеющие усилиться в будущем, со временем упразднят священство. Указывают на мнение Гердера, что священническое служение впоследствии прекратится. Но Гердер полагал это на совершенно ином основании. Мысль его состояла в том, что с постепенным ростом и расширением светлого царства истины, служение избранных носителей её мало-помалу исчезнет и прекратится. Но что этого не может быть, и далее, что уравнивающие стремления века не в состоянии упразднить священства, в этом легко убедиться из следующих соображений: а) Так как человек рождается без всякого врождённого познания о Боге, хотя и с умственною и нравственною организацией такого рода, которая прекрасно приспособлена к принятию этой истины, то он постоянно нуждается в научении божественной истине. b) Так как человек есть существо несовершенное и греховное, и не перестанет быть таковым в этой земной жизни, то он постоянно нуждается и будет нуждаться во внешнем руководстве к святости, и потому должен иметь руководителей к святости. с) Пока настоящее отношение между царствами природы и благодати остаётся неизменным, и человек продолжает нуждаться в спасении через искупление Иисусом Христом, никто до конца времён не в состоянии будет прийти к Богу и достигнуть спасения своими собственными силами без прямого или косвенного действия на его сердце со стороны божественной благодати.

Для истинно просвещенных и добрых людей, говорят далее, нет необходимости в пастыре, который нужен только для невежественных, заблудших, и нечестивых: собственное сердце добродетельного человека есть его храм, совесть его – священник. Но возражение это упускает из виду тот важный факт, что человек есть существо общественное, что жизнь его, как телесная, так и духовная, находится в тесной связи с жизнью общества или народа, к которому он принадлежит, а через то и с жизнью всего человечества; что его собственное совершенствование тесно связано с совершенствованием других людей, и что никто не может лично обладать совершенной истиной. Каждый нуждается в помощи своего ближнего, которому быть может дано более познания о духовных вещах. Таков естественный путь, назначенный человеку к достижению истины и к расширению своей собственной сферы познания, именно через помощь и сочувствие ближних, причем истина переходит от одного к другому, иногда сосредоточиваясь в известных избранных умах, как в драгоценных сосудах. Словом, ни один человек не может отделиться от расы или от Церкви: он должен желать сидеть за общей трапезой и питаться общим хлебом жизни. «Един Господь, едина вера, едино крещение, Един Бог и Отец всех, иже над всеми и через всех, и во всех нас» – вот истина природы столько же, сколько и Откровения. Посему, мы утверждаем, что обязанность религиозного учителя никогда не подпадет влиянию временных перемен, и что люди быть может сравнивают горы, но никогда не построят железной дороги до неба; что пастырское служение есть такое же естественное учреждение в духовном или нравственном мире, какое в физическом – гора, доставляющая равнинам влажность потоков; что человеческая природа соответствует божественному повелению: «отделите Мне Павла и Варнаву для служения, к которому Я призвал их»; что если все народы признавали необходимость духовенства в прошедшем, то они не перестанут признавать ее и в будущем; и что в настоящее время, когда повсюду возрастает непочтение к положительным (Божеским или человеческим) учреждениям, и наряду с ними приобретают важность в глазах людей учреждения и исследования естественные, особенно необходимо священникам указывать народу на естественные основания пастырского служения и заставлять его видеть, что если он не хочет слушать истинных религиозных учителей, служителей слова Божия, то неизбежно последует ложным служителям слова человеческого.

Познакомившись с известным изданием «Что читать народу?»,¹²⁹ я более, чем когда-либо прежде заинтересовался другим, соприкосновенным вопросом: что и как читает народ? Несомненно, что без решения этого последнего вопроса не может быть вполне удовлетворительно решен и первый. Непосредственное и полное знакомство с положением дела книжного чтения в народе на всем пространстве Руси православной, конечно не по силам одному, хотя бы и гениальному человеку. Поэтому, желая с своей стороны несколько послужить выяснению этого дела, я принужден был ограничиться в этом отношении самой скромной задачей – собиранием при удобных случаях соответствующего материала. Так как сельские священники и по близости своей к народу, и по характеру своего служения, могут быть наиболее богатыми источниками таких материалов, то в эту область я и решил направить свои разыскания.

Как-то по зиму, в один из воскресных дней, погода стояла ясная, тихая, при весьма лёгком морозце. Думаю, прокачусь-ка я в село Убытково, к отцу Гурию (вёрст за 12 от города). Я давно слыхал много хорошего об этом батюшке, но до настоящего случая мне не приходилось ни побывать у него, ни побеседовать с ним где-либо. И вот, я нанял ямщика и поехал. Небольшое пространство по хорошо накатанной дороге тройка пробежала очень скоро, и я довольно торжественно подкатил к крыльцу дома отца Гурия. Из примыкающей к калитке высунулся батюшкин работник.

– Вы к батюшке?

– Да. Можно его видеть?

– Нет.

– Отчего? Он теперь отдыхает что-ль? (было 2 часа дня).

– Нет, старуха одна тут на ладан дышит, так приобщить её пошёл. А отдыхать он у нас никогда не отдыхает.

– Так как же это быть-то? – проговорил я в раздумье.

– Он скоро извернётся, – изъяснил работник. – А вы пока пройдите к матушке, да там и обождите.

– А к ней можно?

– А то как же. Войдите и ожидайте себе, вот и всё. У нас так. А он подойдёт.

Я последовал совету калиточного швейцара: отпустив свою тройку на постоянный двор с надлежащим приказом, пошёл к матушке. Пока я раздевался в передней, из зальца молча на меня смотрела низенькая толстенькая дама, в самом простом стареньком и почти бедном платье; вокруг головы её обвивались две чёрные косы. Оказалось, что это и есть сама матушка. Я отрекомендовался ей. Она сказала обычное: «очень приятно», усадила меня, и мы начали разговаривать о погоде, о зимней езде, о земской почте и т. п. Вскоре пришёл отец Гурий. Матушка сдала меня супругу и скрылась. Батюшка – худощавый блондин среднего роста, с умным, приветливым и несколько робким взором. При встрече и начале разговора со мной, он поразил меня необыкновенной застенчивостью и вялостью речи; смотря на него в этот момент, можно было подумать, что он нелюдимый и немотствующий лежень, а между тем – это неустанный проповедник, и вообще живой и энергичный общественный деятель.

Матушка поставила среди залы стол, накрыла его свежей ярко-белой скатертью, и через несколько минут перед нами явился кипящий самовар. К чаю поданы были пышки и булки домашнего печенья и варенье в стеклянной вазочке. Пока хозяйка хлопотала около стола, я с невольным вниманием следил за её движениями, необыкновенно простыми и естественными, в то же время отметил про себя и то обстоятельство, что она не пожелала воспользоваться временем своего удаления от гостя, чтобы произвести хоть малейшее улучшение в своём туалете – как была, так и осталась. Потчуя меня прекрасными домашними булками, она, как бы дополняя передо мной свою характеристику, проговорила:

– Это я случайно напекла: хотела сегодня в город маленькой сестре своей отвезти, а поехать-то не пришлось.

Наблюдая и слушая всё это, я вспоминал некоторых других известных мне сельских матушек, представлявших собой контраст этой новой моей знакомке. Обыкновенно сельская матушка, если к ней случайно приедет гость, да ещё из города, да ещё не ниже титулярного советника, поднимает оханье и стоны, и допекает посетителя своими бесконечными извинениями. Нарядится в дорогое платье, предложит обильное и разнообразное угощение, и неустанно причитает:

– Ах, головушка моя горькая! Застали вы нас врасплох. Такие мы грязные да неисправные! Ничего-то у нас нет. Вы привыкли по-губернски, всякие блага под руками. А тут что? Ради Бога, извините!..

И это почти через каждую минуту. Гостю приходится то и дело отзываться успокоительными фразами:

– О, что вы? Совершенно напротив: у вас всё так прекрасно. Не вы, а я должен просить у вас извинения, что причинил вам столько беспокойства.

Но и успокоительное не успокаивает.

– Нет, нет, это вы так себе, из вежливости; разве я не вижу? Такая грязь, такой беспорядок, есть почти нечего… разве это может кому-нибудь нравиться? Ах, Боже мой, мне так стыдно, так совестно.

И так далее, и так далее. Конечно, в этом проявляется приветливость и хлебосольство; но уж очень много при этом деланности, кривлянья. А тут откровенно и лаконично.

– Кушайте. Это я было в город приготовила, да вот…

С достоинствами матушки гармонировали ещё большие достоинства батюшки. После обмена отрывочными фразами «о том, о сем, а больше ни о чём», я навел разговор на тему, близкую сердцу отца Гурия, и батюшка скоро оживился.

– Ну, как ваши прихожане? Довольны вы ими? – спросил я.

– Вообще доволен, – отозвался отец Гурий. – Не без усилий, не без труда, но при помощи Божьей достиг того, что они ко мне почти все хорошо расположены. И это, как в теперешнем приходе, так и в прежнем. Я ведь прежде служил в другом селе, верст за 80 отсюда, и там устроил было все как следует. А тут пока еще не совсем… К слову сказать, переселения из прихода в приход – в некоторых отношениях неудобны.

– Да, но при несомненных неудобствах, перемена приходов имеет и свою хорошую сторону, – заметил я. – При этом условии у священника прибавляется опытности, подобно тому, как у доктора, с расширением практики, с переменою пациентов и болезней, увеличивается искусство лечения. Вот вы, например, благодаря своему служению в двух приходах, конечно знаете теперь народ лучше, чем многие батюшки, живущие постоянно в одном и том же приходе. Правда, можно и десять мест переменить и все-таки никого и ничего не изучить; но вы, насколько я о вас слышал, не таков. Вы, я думаю, успели сделать много интересных наблюдений над народною жизнью, а может быть успели даже и обобщить эти наблюдения. Я просил бы вас хоть немножко поделиться со мной этими наблюдениями и их результатами.

– Не знаю, право… Ведь что интересно для меня как священника, то для вас, светского человека…

– Тоже не может не быть интересным, – перебил я. – Разве может кто-либо из светских людей сколько-нибудь серьезных безучастно относиться хоть, например, к вопросу о религиозно-нравственном настроении народа?..

Батюшка подтвердил мою мысль и через минуту уже совершенно развязно и плавно повествовал:

– В отношении религиозно-нравственного настроения я могу разделить своих прихожан, прежних и теперешних, на несколько категорий. Одну категорию составляют лица индифферентные, вовсе не задающиеся вопросами из области религии и нравственности, лица без всякого стремления к уяснению и усвоению религиозных истин. Таких, к сожалению, большинство. Долблю этот камень по капле, но выйдет ли из этого что доброе, ведомо одному Богу... Да, так большинство индифферентных. Другую категорию составляют, напротив, люди с пытливым умом, задающиеся серьёзными, даже научными вопросами. Таких людей очень мало, так что их можно по пальцам перечесть. К третьей категории относятся лица, обладающие от природы добрым сердцем. Они жаждут и ищут спасения, но, живя по преимуществу сердцем, мало работают рассудком. Таких немало. Наконец, между моими бывшими и настоящими прихожанами есть несколько таких, которых можно назвать экзальтированными. Они считают себя, как-то таинственно просветленными. Им кажется, что только они одни живут истинно духовною жизнью. Нередко от них приходилось слышать: «Ах, как мало духовной жизни не только в миру, но и в монастырях!» Конечно, это люди заблуждающиеся и самообольщенные, но я не решился всех их поголовно признать ханжами или святошами. Мне хорошо известно, что между ними есть люди, искренно набожные и ревностно стремящиеся к Богу. В этих последних я замечал по временам какое-то томительное душевное беспокойство, жажду чего-то необычайного, высшего, идеального. В таком состоянии они спешат к авторитетному на их взгляд лицу побеседовать о спасении души и изъявляют готовность отказаться от всех удовольствий мира, и бежать в пустыни и леса, по крайней мере подальше от народа. Один крестьянин моего бывшего прихода, и вовсе не бедный, «для спасения души» несколько лет жил в землянке; а ещё двое ходили в Сибирь и на Афон, отыскивая себе наиболее удобного места для религиозных подвигов. Не знаю, приютились они наконец где-нибудь, или нет.

– Скажите, пожалуйста, каким образом некоторые из ваших прихожан становятся экзальтированными? – поинтересовался я.

– Тут, как мне кажется, несколько причин, – начал батюшка. – Во-первых…

– Матушка, а, матушка! – возгласила вдруг работница, внезапно появившаяся в дверях залы.

– Что тебе? – отозвалась матушка.

– Мне нужно тебе одно слово…

– Что? Говори прямо.

Работница покосилась на гостя, кашлянула, смыгнула ладонью по губам и, подойдя к матушке на цыпочках, что-то прошептала ей на ухо.

– Ну да, что в сенях висит, – вслух проговорила матушка.

– А как же… – начала было работница тоже вслух, но сейчас же перешла по-прежнему к шептанью на ухо.

– Это всё равно! – громко отозвалась госпожа на какое-то представление рабы.

Батюшке не понравилось, что его серьёзная беседа прервана была диалогом очевидно кухонного характера.

– Да ты поди лучше сама туда, и устрой, что нужно, – обратился он к супруге, – а то этак неудобно.

Матушка беспрекословно повиновалась, тем более, что её миссия по части угощения нас чаем уже оканчивалась.

– Ну-те, ну-те, – вызывал я батюшку на продолжение прерванного разговора.

– Что бишь я такое?.. Да!.. Экзальтированность эта может зависеть от нескольких причин. Во-первых, от природной склонности, во-вторых, от влияния других людей и, в-третьих, от чтения книг…

Батюшка проговорил это скоро и твёрдо. Заметно было, что поставленный мною вопрос он давно задавал себе сам, хорошо обследовал его, и решил окончательно.

– Какие же люди могли влиять на укрепление такого настроения? – продолжал я.

– Проходимцы разные: странники, мнимые бродячие подвижники и т. п. Сами они сплошь и рядом люди весьма порочные, но наговорить умеют много заманчивого, фантастически-картинного про пустыню, про спасительное изнурение тела, и проч., и проч. Иные искусно разыгрывают из себя святых людей: подолгу на глазах у других молятся, распевают чувствительные псалмы, тяжко вздыхают, говорят какими-то притчами, делают вид, что носят вериги. Проходимцы эти, придя в неизвестное им селение, не остановятся в первой попавшейся хате, а пристроятся там, где, по наведенным ими справкам, настроение семьи может благоприятствовать их успеху. Вот наиболее впечатлительные и доверчивые люди, насмотревшись на таких святош и наслушавшись их в течение нескольких дней, и приходят наконец в состояние, близкое к экзальтированному… Нередко я думал о том, сколько зла причинили русскому народу эти страннички, мнимые угоднички, юродивые – только не Христа ради. Искони гуляют они у нас на полной воле; лишь бы был при каждом из них паспорт (а часто и этого не требуется). А между тем, сколько они разнесли по святой Руси нелепых россказней, сколько насадили новых суеверий, сколько произвели путаницы в понятиях народных, и без того не упорядоченных, сколько посеяли зародышей разных сект и ересей! Значение их в жизни русского народа гораздо важнее того, чем обыкновенно кажется. Влияние их, при своей недоброкачественности, было страшно продолжительно, обширно, и глубоко. Авторитет священника, стоящего обыкновенно выше народа по своему образованию и бытовой обстановке, в огромном большинстве случаев тускнел в глазах народа, сравнительно с авторитетом темных просветителей, составляющих кость от костей его и дух от духа его. Недаром вот теперь, в борьбе с расколом, наибольший успех имеют миссионеры-простецы, вышедшие из народа и обратившиеся из раскола. Чтобы парализовать вековое влияние на народ бродячих лжеучителей, нам, присяжным его учителям при научном образовании, необходимо проникнуться хоть до некоторой степени духом миссионеров-простецов и усвоить себе их приемы собеседования. А это может совершиться очень-очень нескоро. Переродиться нам нужно для этого… переродиться!

Батюшка глубоко вздохнул, встал со стула и, поглаживая волосы, молча зашагал по комнате. Возбуждение, с которым он проговорил тираду по поводу странников, несколько минут продолжало отражаться на его лице. Мне надоело сидеть, я подстал к хозяину, и мы начали прохаживаться вместе.

После значительной паузы, батюшка усмехнулся, покрутил головой и начал:

– Забавный у меня случай был недавно. Прибыли в наше село якобы афонские монахи для сбора пожертвований. Я, признаюсь, не счел нужным проследить, как они производили этот сбор. Хорошо. Сделали они свое дело и отправились дальше. Что же я после узнаю? Монахи эти ходили по домам за сбором с некоторыми нашими сельскими бабами.

– Причём же тут бабы?

– А вот подите ж! Оказались нужны им для успеха сбора.

– Каким образом?

– Одна из участниц в этом подворном хождении сообщила мне следующее. Узнали, говорит, монахи, что я, да Матрена, да Аксинья горазды петь, и говорят: ходите, бабочки, вместе с нами по домам. – Зачем? – Будете что-нибудь петь, а мы будем «в кружку просить». – Да как же это? У нас этого не бывало. – Ничего. Ведь это вы для Бога трудиться будете; Бог вам это зачтет. – Подумали, подумали, и пошли с ними ровно бы Христа славить. Придем в избу, станем все перед образами, и запоем что-нибудь божественное. Хозяева довольны: нам спасибо, а монахам – деньги. А в иных домах и нам кое-что попадало. После монахи уж благодарили-благодарили нас! Если б, говорят, не вы, ни за что бы столько не собрали…

Мы оба посмеялись этому. Батюшка поспешил принять серьезный вид и проговорил:

– Вот вам один из свежих примеров того, как много значат для народа странники. Кликнули клич – и за ними идут, несмотря на новизну и нелепость предприятия.

Раздался благовест в большой колокол.

– Ах, к вечерне! – встрепенулся батюшка и засуетился: я сейчас вернусь, сию минуту.

В зале появилась матушка.

– Хозяина-то у нас зовут, – обратилась она ко мне.

– Я сию минуту, сию минуту, – повторил батюшка уже в передней, надевая калоши.

Г. Недетовский

(Продолжение будет).

– 1-го октября, в С.-Петербурге состоялось торжественное освящение временного деревянного дома для духовных бесед и чтений на Боровской улице, близ фабрики Говарда. Дом устраивается братством во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Зал рассчитан на 500 человек. Освящение совершено преосвященным Митрофаном, председателем братства, в сослужении архимандритов Иннокентия и Николая, и в присутствии многочисленной публики. На молебствии пел хор фабричных рабочих. Освященное здание почти всецело занято одним залом для духовных бесед, кроме того имеется лишь прихожая для снимающих верхнее платье и помещение для сторожа.

– При ревизии перновского уезда лифляндским губернатором, обнаружилось, что участки мызной казённой земли, отданные в собственность православных причтов, облагаются земскими дворянскими сборами. Между тем, по аграрному законодательству лифляндской губернии, мызная земля совершенно свободна от земских сборов. Дворянских же сборов земли эти, как не имеющие представителя на ландтаге, тоже платить не обязаны. Поэтому, г. губернатор сообщил священникам заведующим таковыми землями, чтобы на будущее время они не платили подобных сборов, а в случае взыскания с них полицией – обращались к губернатору. Вышеупомянутое правило не распространяется на остров Эзель, где мызные земли обязаны платить земские сборы.

– Высокопреосвященный Платон Митрополит Киевский проектирует устроить в Киеве передвижные народные читальни для распространения религиозно-нравственного просвещения.

– «Сыну Отечества» передают, что в высшем духовном ведомстве поднят в настоящее время вопрос об упорядочении благочиннических съездов и об издании дополнений к существующим положениям о последних. Между прочим, проектируемыми дополнениями членам съездов будет вменено в обязанность не делать постановлений по вопросам, не предложенным к обсуждению епархиальным начальством, а особенно по вопросам, не имеющим прямого отношения к съездам духовенства и только усложняющим занятия последних.

– «Свет» сообщает, что для духовных лиц магометанского исповедания вводятся новые правила относительно образовательного ценза. По округу оренбургского духовного собрания они будут применены с 1 января 1891 года.

– В газетах сообщается слух, что в виду успеха и хороших результатов, полученных от учреждения в г. Киеве во время каникулярного времени курсов церковного учения и ремесленного труда для народных учителей и учительниц, в Министерстве Народного Просвещения возбужден в настоящее время вопрос об учреждении подобных же курсов по всем учебным округам. (Моск. Церк. Вед.).

Богадельня для заштатных священнослужителей придворного ведомства. – По инициативе протопресвитера И. Л. Янышева, в Петербурге построено прекрасное здание богадельни для заштатных священно- и церковнослужителей придворного ведомства, а также и для их семейств. Три этажа богадельни разделены на шестьдесят отдельных квартир, в том числе десять так называемых двойных, двадцать полуторных, и тридцать одиночных. Каждая двойная квартира состоит из трех комнат, передней, и кухни, а одиночные из одной комнаты, передней, и кухни; высота каждой комнаты около пяти аршин. Устройство квартир во всех отношениях удобное и прекрасное. В третьем этаже богадельни устроена небольшая церковь во имя преподобной Ксении. Стены и потолки расписаны живописью. Иконостас дубовый. Все работы по постройке производились хозяйственным способом и обошлись в 316000 руб.

Братская помощь. – Съезд духовенства 3-го благочиннического округа Тимского уезда Курской губернии, ассигновал в пользу разорившегося от пожара священника Пузанова 75 руб., сделав раскладку на каждый причт, соображаясь с средствами его. Кроме того, съезд постановил, что раскладка означенной суммы 75 руб., и в случаях разорения от огня кого-либо из лиц духовного звания 3-го благочиннического округа, должна взиматься и впредь, при случаях одиночных – на долю священника 75 руб., диакона – 37, и псаломщика – 18; потерпевший священник с причтом делит 75 руб. кружечным порядком. Если в течение года будет два-три несчастных случая, то взимание денег переносится на следующий год.

Известна истина, что мы охотно доверяемся словам тех, которых любим и уважаем, и которых не заподозреваем ни в каких эгоистических и вообще нечестных побуждениях. Напротив, мы недоверчиво и пренебрежительно относимся к словам и действиям тех, кто, почему бы то ни было стоит невыгодно в глазах наших. Вот почему штундисты и особенно вожаки штунд всеми силами стараются унизить и поколебать авторитет духовенства, которого руководственное влияние на народ признано историей и санкционировано государственной властью. Они вполне сознают, что, подорвав и унизив авторитет духовенства, им легче и удобнее вести свою пропаганду. Для достижения этой цели, они состряпали самое кощунственное, самое чудовищное учение о духовенстве.

По учению и толкованию штундистов, нынешние пастыри Церкви – «не истинные пастыри, а наемники». Истинные пастыри готовы даже душу свою положить за овец (Ин.10:11). – «А теперь, разве такие пастыри? – говорят они всем, а в особенности тем, кого хотят совратить в штунду. – Теперь наемники. Разве вы их не нанимаете, не платите им, чтобы они окрестили, обвенчали, похоронили и проч. Они более всего интересуются платой и за ней «бегают». Истинные пастыри должны быть не корыстолюбивы и не сребролюбивы (1Тим.3:3), должны пасти стадо Христово не принужденно, но охотно, не для гнусной корысти, но из усердия (1Пет.5:2). Христос сказал: даром получили, даром и давайте (Мф.10:8). Такими пастырями были апостолы. Вот что говорил о себе апостол Павел: ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал. Сами знаете, что нуждам моим, и нуждам бывших при мне послужили руки мои (Деян.20:33–34)¹³⁰. А теперь разве такие пастыри? Они не только ничего своего никому не дадут, но даже и у последнего бедняка возьмут. Они не только наемники и грабители, но и люди бесчестные. Они растят себе волосы и этим свидетельствуют о своем бесчестии. Апостол Павел говорит: «Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него» (1Кор.11:14). Прочитав это место, они с насмешкою спрашивают у православных: «Ну, что скажете на это? Попы носят длинные волосы, а это бесчестие уже, как говорит об этом и слово Божие. Вот они какие… Мало сего, они не только «бесчестны», но даже ещё и больше: они «звери». «И стал я на песке морском и увидел выходящего из моря зверя… Зверь, которого я видел, был подобен барсу, ноги у него, как у медведя, а пасть, как у льва» (Откр.13:1–2). Слушая это учение, иной из православных плюнет и уйдёт, а иной с недоумением спросит: «Неужели «попы» звери?» На подобный вопрос штундисты отвечают: «Ты не любишь Бога… Кто любит Бога, тому дано знание. Мы любим Бога и потому знаем вполне, что попы звери; они хищные, как лев, так как стараются сорвать с вас побольше; они жадны, как медведь, не даром вы и мёд на панихидах носите»… Что это – дребедень, не подлежит сомнению; но эта дребедень действует на мужика. Он знает, что на панихиды носят мёд, и потому думает, что такие разглагольствования штундистов справедливы и основательны. А посему, доверившись им, он совращается в штунду, тем более, что штундисты, отвергая законное священство, называют истинными священниками самих себя. В подтверждение этой мысли, они читают следующие слова Свят. Писания: «Если будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов; ибо Моя вся земля: а вы будете у Меня царством священников и народом священным (Исх.19:5–6; 23:22). Вы будете называться священниками Господа, служителями Бога будут называть вас (Ис.61:6). Вы род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, чтобы возвещать совершенства, призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет (1Пет.2:9)… Иисусу Христу, соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков» (Откр.1:6).

Это унижение авторитета духовенства и возвышение своего я и есть причина того скептицизма и цинизма, с которыми штундисты везде относятся к духовенству, третируя его всевозможными способами.

Для унижения духовенства, штундисты не брезгают пользоваться всевозможными средствами и способами. Высшее духовное правительство и местное епархиальное начальство нередко издают свои указы и циркуляры к руководству и исполнению по духовному ведомству. Эти циркуляры и указы публикуются и в «Церковных Ведомостях», и «Епархиальных Ведомостях», или рассылаются оо. благочинным для объявления духовенству. Некоторые из причтов получают Церковные и Епархиальные ведомости через волостные правления, где и писарь, и разные другие грамотеи в особенности интересуются официальной частью этих ведомостей. Узнав же из Церковных и Епархиальных ведомостей о каком-либо распоряжении Св. Синода или епархиального начальства относительно духовенства, напр., о том, чтобы духовенство ничего не брало за требы, сии лица об этом распоряжении начальства сообщают народу. Слух, о последовавшем запрещении духовенству брать за требы, доходит до штундистов, и штундисты с самодовольством начинают говорить православным: видите, что ваши попы и всякие, и такие? и указ им дан, чтобы они не были корыстолюбивы и ничего не брали. Не правда ли наша?

Немало указов и циркуляров начальства публикуется духовенству через оо. благочинных, которые, не имея у себя нарочитых рассыльных, обыкновенно поступают таким образом: посылают свой ордер с указами по округу, направив бумаги прежде всего к какому-либо ближайшему причту. Причт, прочитав указ и расписавшись в чтении его, отсылает его к другому, а другой к третьему и т. д. Случается, что пакет пересылается от одного причта к другому совершенно не запечатанным, через какого-нибудь крестьянина. Сей последний, получивши незапечатанный пакет, заходит с ним в кабак, и там какой-нибудь грамотей читает вслух всех указы и распоряжения епархиального начальства. Таким образом, указы и распоряжения делаются известны народу, слух о них доходит до штундистов, и опять следует та же рисовка штундистов собой, то же самохвальство их, то же осуждение духовенства. «Мы-де законники, знаем, что и как должно быть, а духовенство сякое и такое; ему и указы пишутся, чтобы оно было лучше».

Вот каким образом штундисты подрывают авторитет духовенства, всячески унижая его и поселяя в других неуважение и недоверие к нему. При таком положении миссия приходского пастыря не всегда бывает удачна, так как ему приходится прежде всего употребить немало стараний и усилий к охранению и возвышению авторитета не только своих собратий, но и собственного, чтобы внушить и заслужить доверие к себе.

С враждебным отношением к духовенству у штундистов соединяется крайняя неприязнь к св. Православной Церкви, к её святыням, уставам и обрядам. Они кощунствуют не только над обрядами Православной Церкви и её уставами, но и над св. крестом и иконами; посему, невольно вызывают в православных озлобление против себя. Случается, что православные рассчитываются со штундистами своим судом. За свой самосуд и расправу со штундистами иногда и привлекаются православные к ответственности. И лишь только виновные приговариваются к какому-нибудь наказанию, штундисты торжествуют, хвалятся собой, и прославляют своё учение, внушая православным, что «их-де учение истина, что они-де правду проповедуют; а если бы они учили правильно и поступали правильно, то их бы не наказывали». А это также мешает успеху миссионерской деятельности и укрепляет штундистов в мысли о правоте их заблуждений. Православные, возмущенные и оскорбленные кощунственным отношением штундистов к уставам и обрядам церковным, иногда обращаются с жалобами на кощунников и обвиняют их пред судом духовной власти. Но случалось, что после длинной и продолжительной проволочки, после процедуры дознаний, проверок, следствий, и проч., дело или прекращалось по недоказанности обвинения, или, будучи передано в суд светский, оканчивалось оправданием обвиняемых в религиозном кощунстве и издевательстве над святыней Церкви Православной. Какое же тогда торжество для штундистов! Сколько энергии является у них к пропаганде своего учения! Понятно, что тогда всякая миссия почти бесполезна.

С целью подорвать авторитет Церкви Православной, вожаки штунды, а в особенности их «пророки», выдумывают разные небылицы в лицах, прикрывая свои выдумки даже именем Царя. Обходя дома штундистов, «пророки» увещевают их держаться своей веры, беречься, и не внимать разным книжникам, «любящим ходить в длинной одежде». При этом они ссылаются на яко бы присланные из С.-Петербурга от военного правительства грамоты и послания о том, что тяжкие наказания ожидают возвратившихся из штундизма в православие, и что никто не вправе им ничего говорить за исповедуемую ими веру (штундизм). Мне даже приходилось слышать такую небылицу. Беседуя с одним штундистом о значении православия для блага отечества нашего и вреде штундизма, я был крайне поражен следующими словами: «что вы хлопочете? что вы хотите снова возвратить некоторых, если не всех, в православие? Разве не слышали, что Царь, желая узнать, чья вера лучше, наша или ваша, собрал на беседу наших пресвитеров, и ваших митрополитов и архиереев? И наши дали вашим такую задачу, что они и разрешить не могли. Видя это, Царь сказал нашим: «правда ваша, братцы; но вы рано начали проповедь свою; погодите немного; Я не только Сам приму вашу веру, но и предпишу всем, чтобы принимали ее». Эта глупая небылица меня поразила и взволновала… Сколько я ни старался разубедить его в невозможности и небывалости этого факта, поделать ничего не мог. Откуда берутся эти ложные слухи, кто причиной их – разобрать трудно; но можно с положительной точностью сказать, что они сильно действуют на штундистов и укрепляют их в сектантстве. Подвергнуть штундистов законной ответственности за распространение подобных слухов едва ли возможно, так как эти слухи всегда распространяются только между штундистами. Православным боятся они говорить о них. Если мне и сказал их штундист, то это было дело случая, и притом без свидетелей, и я сколько ни старался вызвать в другой раз штундиста на повторение пред свидетелями, сказанного им в беседе со мною, красноречивое молчание было ответом на этот вызов. Когда же я настаивал, он говорил: «ничего подобного я не знаю, и не слышал, и никому не говорил, равно и вам».

Вообще о пропаганде штундизма можно сказать то, что она идет и развивается более подпольным путем, путем наглой лжи и обмана, только замаскированным и даже ловко скрываемым от гражданской власти и духовенства. Посему, в ограждение православных от совращения их в штунду, необходимо на основании притчи Спасителя о добром пастыре, изложенной в 10 гл. Евангелия от Иоанна, внушить им ту истину, что всякое тайное учение, учение вредное, убийственное. Св. апостолы проповедовали открыто, а не тайно; тайно только проповедуют враги добра, приходящие не для того, как сказал Спаситель, чтобы «дать жизнь и спасение, а, чтобы украсть и погубить».

Свящ. Влад. Данкевич

Священники наши обыкновенно получают образование в духовных семинариях, в которых по преимуществу преподаются богословские науки. Но ни семинария, ни другая какая-либо школа не может дать полного образования. Образование это, должно получить своё приложение, и вместе с тем дальнейшее развитие, уже в жизни. Житейские же обстоятельства нашего сельского духовенства так сложились, что большинство его не только не продолжает в жизни своего образования, но мало-помалу забывает даже приобретённое в школе. Материальные нужды, житейские интересы скоро обыкновенно овладевают всею жизнью священника и не дают ему времени подумать и позаботиться о своём умственном и нравственном развитии, что в высшей степени неблагоприятно отзывается на его пастырской деятельности. Ещё большую важность в данном случае имело то обстоятельство, что наука пастырского богословия до того времени у нас была только лишь в зачаточном состоянии. Вся литература предмета исчерпывалась ни более, ни менее, как четырьмя изданиями, это: 1) «О должностях пресвитеров приходских» Георгия Конисского архиеп. Белорусского, и Парфения Собковского епископа Смоленского, 2) «Письма о должностях священного сана» Стурдзы, 3) «Пастырское богословие» преос. Антония и 4) «Пастырское богословие» преос. Кирилла. Таким образом, журналу «Руководство для сельских пастырей» предстояло чуть не с азов начинать разработку науки и довести её до высокого уровня требований современной жизни. И журнал с честью выполнял, и можно сказать, выполнил эту многотрудную задачу, что мы увидим из приводимых ниже отзывов о нём г. Обер-Прокурора Св. Синода за различные годы. Он именно руководил отечественное приходское духовенство во всех отношениях и случаях его пастырской деятельности. – Из статей собственно по пастырскому богословию, за первые годы издания журнала как на важнейшие, укажем на следующие: «Вопросы иерейской совести», «Наставление иереям Гервасия епископа Переяславского и Бориспольского», «Внимательность священника к голосу своей совести» (1860), «Назначение пастырей Церкви», «О пастырском благословении» (1861), «Изложение учения св. Иоанна Златоустого о пастырском служении», «Неблагоговейность, как один из особенных пороков, преимущественно нетерпимых в духовном пастыре» (1862), «Мысли св. Иоанна Златоустого о важности и трудности пастырского служения». «Жрец древнего языческого мира и пастырь Церкви христианской» (1863), «Св. Амвросия еп. Медиоланского, об обязанностях священно-церковнослужителей», «Свойства пресвитеров и диаконов, по смыслу 3-й гл. 1-го послания св. ап. Павла к Тимофею» (1865), «Пастырское служение по воззрениям вселенской Церкви», «Св. отца нашего Иоанна Златоуста наставление пресвитерам» (1867), «Пастырское служение по учению св. Григория Богослова» (1868), «Суждения свв. отцов и учителей Церкви о пастыре», «Пастырские наставления Иисуса Христа апостолам при отправлении на проповедь», «Пример Божественного Пастыреначальника для подражания пастырям в отражении и перенесении ими искушений», «Прощальная беседа ап. Павла с ефесскими пастырями», «Пастырское служение в православно-кафолической Церкви», «Нравственные достоинства и обязанности приходских пастырей», «Отличительные нравственные качества и обязанности пастырей в отношении, а) к Богу, б) к ближним, и в) к самому себе» (1869) и в. мн. др. Ряд непрерывно продолжавшихся выдающихся статей о пастырстве закончился в 1885 г. известными статьями проф. В. Ф. Певницкого, составившими первый выпуск (часть) книги его под заглавием: «Священник. Приготовление к священству и жизнь священника», удостоенной Св. Синодом полной Макарьевской премии в 1000 р., а Учебным Комитетом при Св. Синоде рекомендованной к распространению в духовных семинариях в качестве пособия при прохождении воспитанниками практического руководства для пастырей, и в качестве книги для внеклассного чтения, а равно и по церковно-приходским библиотекам (статьи, имеющие составить вторую часть означенной книги, печатаются и в этом ещё году).

Что касается других статей, имеющих предметом своим всестороннее рассмотрение практической стороны жизни и деятельности духовенства, то здесь прежде всего журналу предстояло дать своим читателям – приходским пастырям ряд руководственных заметок по церковному проповедничеству и исследований о разных религиозных, церковных, и духовно-нравственных предметах, которые могли бы быть пригодными для приходского пастыря как в церковной проповеди, так и в частных его беседах с прихожанами. Таковы, напр., статьи за первые годы издания журнала: «Народность проповеди», «Поучения св. Димитрия Ростовского, как пособие для нынешних проповедников» (1860 г.), «Замечания о церковной проповеди для простого народа», «Единство проповеднического учения в Православной Церкви» (1861 г.), «О предмете и методе пастырского собеседования с простолюдинами» (1862 г.), «О проповедях против пьянства, лености и других пороков, замечаемых в простонародье» (1863 г.), «Заметки о проповеди в первые века христианства и в наше время» (1864 г.), «Сокращенный катехизис при синодских поучениях, как проповедь к сельским прихожанам», «О современных недостатках проповеднического произношения» (1866 г.), «Гомилетические заметки», «Заметки о проповедничестве сельских пастырей» (1867 г.), «Гомилетические заметки для молодых проповедников», «Какая лучшая в настоящее время форма проповеди к сельским прихожанам», «Современные практические темы для народных поучений» (1868 г.), «Обличение в христианской проповеди», «Существенное требование современной христианской проповеди» (1869 г.) и в. мн. др.

В среде простого народа нашего, который подобно сказочному герою целые столетия спал непробудным сном, с шестидесятых годов начал совершаться важный переворот, стало замечаться особенное и притом весьма значительное движение. В нём начинает с этого времени пробуждаться сознание, начинает проявляться самодеятельность, и потому он требует, чтобы всякий общественный в его среде деятель, а, следовательно, и пастырь духовный, ближайшим образом входил в его интересы, обращал внимание на его жизненные стремления и цели. Он дорожит судом Церкви, выше всего ставит требования религии, и потому хочет знать, согласны ли его стремления, его преследование своих временных интересов с учением веры, с требованиями Церкви. Ввиду всего этого, от пастырей духовных если когда, то начиная с шестидесятых годов в особенности, самая жизнь стала требовать особенно усиленной проповеднической деятельности в духе народности и строгого православия. Но, чтобы проповедь была вполне народною, для этого она должна иметь свою почву, то есть должна относиться к известным слушателям, к известному времени и месту. Она должна иметь в виду нужды и интересы своей паствы, волнующие её в данный момент. Без этих условий, будь проповедь написана самым общепонятным языком, в самой народной форме, она не принесёт должных плодов. Она не удовлетворит потребностям паствы, не затронет её временных и местных интересов, которые именно теперь для неё дороги. Редакция «Руководства для сельских пастырей», желая прийти и в этом святом деле на помощь приходскому духовенству, помимо руководящих статей по церковному проповедничеству, с первых же № журнала начала помещать в нём соответствующие проповеди, заручившись сотрудничеством самих же сельских священников, которым ближе всего знакома жизнь простого народа, совершающаяся, можно сказать, пред их глазами. За недостатком желаемых от сельских пастырей проповедей, редакция нередко помещала приспособленные к пониманию простого народа проповеди, и сотрудников из семинарской корпорации, облечённых духовным саном, или и светских, но имевших возможность и случай всмотреться и вникнуть в условия быта нашего простонародья, печатая наряду с такого рода проповедями и проповеди, имеющие общехристианский интерес, так как на пастыре Церкви лежит обязанность преследовать по преимуществу вечные интересы бессмертного духа, а равно и катехизические поучения и поучения по изъяснению богослужения Православной Церкви. При этом редакция не столько имела в виду обеспечить сельских священников проповедями на всевозможные случаи пастырской практики, сколько побудить их самих ревностнее и увереннее заняться делом проповедания Слова Божия. Многие священники потому именно и не пишут, и не говорят своих проповедей, что их устрашает и стесняет школьная форма проповеди. Чтобы показать, что форма эта не есть совершенно уже неотъемлемая принадлежность всякой вообще проповеди, редакция, смотря на проповедь как на искреннюю задушевную беседу пастыря с пасомыми, представила немало проповедей, чуждых всякой школьной формы, отличающихся самым простым и безыскусственным изложением и в то же время ближайшею применимостью их к жизни слушателей. Широкая распространенность проповедей, помещаемых в «Руководстве для сельских пастырей», и в первый раз вышедших по настоятельному желанию подписчиков отдельным изданием в 1877 году, слишком красноречиво говорит о том, насколько проповеди эти соответствовали своему назначению.

Дан был также редакцией ряд статей и касательно обращения с прихожанами, и касательно отношения к раскольникам и иноверцам, и касательно отправления богослужения, и совершения таинств, и мн. т. п. Статьи последнего рода вызваны были отчасти тем, что многие из подписчиков нередко обращались в редакцию за разрешением своих недоумений, касающихся канонических или юридических вопросов. Высказавшись раз навсегда, что такие вопросы должны быть решаемы путем административным, а не литературным, редакция, во всех тех случаях, когда недоумения возникали вследствие неведения каких-нибудь канонических правил или гражданских постановлений, всегда с готовностью указывала на правила и постановления, удовлетворительно разрешающие предложенные недоумения, лишь бы эти недоумения не касались законоположений – церковных или гражданских, которые всем известны, и распространяться о которых было бы поэтому не совсем прилично серьёзному изданию. С этою же целью редакция и сама, без всяких запросов, предлагала иногда читателям обзоры или своды постановлений церковных и гражданских относительно тех или других сторон пастырской деятельности, на которых особенно приходится священникам подпадать ошибкам или недоумению. Таковы, напр., статьи: «Практические замечания касательно совершения исповеди», «Права и обязанности духовного депутата», «О совершении таинства крещения», «Замечания о совершении таинства крещения» (1860 г.), «О видах и степенях родства», «Несколько замечаний о метрических книгах», «Свод церковных и гражданских постановлений относительно погребения умерших», «Замечания о некоторых случаях церковно-обрядовой практики» (1861 г.), «Об обрядах, совершаемых Православной Церковью при таинстве брака», «Глухая исповедь» (1862 г.), «Практические замечания о совершении богослужений», «Несколько замечаний о разрешении и запрещении кающихся» (1863 г.), «О правах и обязанностях диаконов в отношении к церковным богослужениям» (1868 г.), «Правила относительно положения церковной епитимии» (1869 г.) и в. мн. др. В конце концов, не довольствуясь такими случайными советами и указаниями, редакция пришла к мысли представить читателям в систематическом виде всё, что необходимо знать каждому священнику при прохождении им своего служения. В течение 1883, 1884 и 1885 гг. на страницах журнала помещён был целый длинный ряд статей преподавателя Киевской Семинарии П. П. Забелина под заглавием: «Права и обязанности пресвитеров по основным законам вселенской Церкви и русской – в частности», в каковых статьях определяется весь круг обязанностей священника при всех возможных случаях его деятельности, а также прав его как церковнослужителя и как деятельного члена общества и государства» (статьи эти вошли в состав книги, в трёх частях, под заглавием: «Права и обязанности пресвитеров по основным законам христианской Церкви и по церковно-гражданским постановлениям русской Церкви»; первая часть книги Св. Синодом удостоена половинной Макарьевской премии в 500 руб., а Учебным Комитетом при Св. Синоде признана в качестве пособия по Практическому руководству для пастырей в духовных семинариях; сверх того, Киевской духовной Академией, за ту же первую часть названной книги, г. Забелин удостоен степени магистра богословия).

В интересах содействия собственно нравственному развитию приходского духовенства, журнал обращал особенное внимание на общественное положение священника, или на значение священника в обществе. В шестидесятых годах толки об этом значении священника сделались общим мнением, излюбленною темою чуть не всех, кто только считал себя правоспособным взяться за перо. Одни навязывали с этой стороны священнику слишком много, другие же хотели отнять у него всякое значение. Журнал поставил себе задачею выяснить общественное положение священника, с одной стороны, для того, чтобы священники поняли, что они не только пастыри Церкви Христовой, но и члены – и члены влиятельные – гражданского общества, чтобы они сознали свои обязанности в этом отношении, и заявили свою общественную деятельность сообразно современным требованиям общества; с другой – чтобы показать обществу, что священники наши не уклоняются от общественных обязанностей, что служение их обществу может сопровождаться такими счастливыми результатами, которых трудно ожидать от каких-либо других общественных деятелей. Через это журнал надеялся ввести духовенство в среду общественной деятельности и примирить с ним общество, которое не всегда имеет к нему должное уважение, привыкши смотреть на духовных, как на людей не от мира сего.

В параллель с типами дурных и нетерпимых пастырей, рисовавшихся светскою литературою, журнал изображал типы пастырей достойных, с честью подвизающихся на высоком посту своего служения. Но, изображая достоинства и совершенства одних, он не мог и не должен был уклоняться от изображения слабостей и недостатков других, хотя и встретил за это со стороны некоторых своих подписчиков-читателей совершенно непонятное неудовольствие и даже как бы негодование. – «Зачем, – говорили, – выводить наружу недостатки и темные стороны, зачем являть миру больные места нашего духовного сословия? Пусть уже светская литература глумится и издевается над нами; свои-то зачем поднимают руку против своих отцов, против своих братьев?»¹³² – Не взирая на все это, журнал ни на йоту не поступался истиной, так как, указывая в статьях своих на некоторые недостатки и слабости духовного сословия, он имел в виду, с одной стороны, обратить на них внимание самого духовенства и побудить его к исправлению, если эти недостатки зависели лично от него, а с другой – возбудить сочувствие общества и внимание правительства, если недостатки духовенства обусловливались его общественным положением. Притом же, наряду с этим, журнал постоянно старался показать несправедливость, иногда преувеличенность разных обвинений, взводимых на духовенство светскою периодическою прессою; вопреки нареканиям в бездействии и отсталости его, он выставлял на вид черты общественной деятельности многих пастырей, вполне достойные уважения и одобрения.

С тою же целью редакция не упускала из виду и материальной стороны быта духовенства. При современном общественном движении литература русская много занималась положением духовенства, особенно сельского. Кучи обвинений, бездна требований сыпались на него со всех сторон. Но при этом обнаружилось, как мало знакомо наше просвещенное общество с условиями и обстановкой материального быта нашего православного духовенства. «Руководство для сельских пастырей» по возможности старалось уяснить этот быт его, раскрыть пред обществом то тяжёлое положение, которое гнетет и подавляет самые лучшие стремления нашего духовенства. Через это оно имело в виду показать всю неосновательность некоторых обвинений, всю неисполнимость некоторых требований при настоящих условиях материального быта духовенства. Вместе с тем, оно имело в виду возбудить сочувствие общества к интересам духовенства, призвать его – общества – содействие к улучшению материального быта духовенства, как одного из виднейших и влиятельнейших сословий общества. Вот некоторые из статей, касающихся вопроса о материальном быте духовенства: «Вдова сельского священника» (1860 г.), «По вопросу о средствах содержания сельского духовенства» (1861 г.), «Сочувствие светской журналистики быту сельского пастыря», «Священник, как сельский хозяин», «Необходимость знания естественных наук для сельского священника» (1862 г.), «По вопросу о церковных землях и сельском хозяйстве духовенства», «По вопросу об улучшении материального быта духовенства», «Мысли об особенном источнике дохода для духовных капиталов» (1863 г.), «Ход и современное положение вопроса об улучшении быта православного русского духовенства». Брошюра: «Об улучшении быта православного духовенства собственными средствами духовного ведомства», «Вопрос об улучшении быта духовенства в связи с сельскими учреждениями», «Несколько слов об общественных подводах для священников при требоисправлениях в деревнях, отдаленных от приходской церкви», «Ответ редакции «Руководства для сельских пастырей» на замечание её, – о мере сокращения приходов и причтов в деле улучшения быта православного духовенства», «По поводу уравнения приходов и мнений насчёт одинакового при всех сельских церквах жалованья», «Опыты обеспечения духовенства обществом», «Образчик содействия градских обществ заботам правительства об улучшении быта духовенства», «Частные стороны вопроса об улучшении материального быта православного духовенства» (1864 г.), «Движение и современное положение вопроса об улучшении быта православного духовенства», «Несколько слов об общественных подводах для духовенства, при разъездах по делам службы», «По поводу мнения о рабочей помощи прихожан в сельскохозяйственных занятиях духовенства, как средстве к улучшению его быта», «Улучшение содержания причтов православного духовенства личным пожертвованием владельцев» (1865 г.), «Мысли об учреждении приютов для больных и престарелых заштатных священников», «Назначение пенсий престарелым священнослужителям» (1866 г.), «Мысль об источнике для образования пенсионного капитала для диаконов и причетников, прослуживших беспорочно 35 лет», «Чаяния и надежды православного сельского духовенства и наши новогодние ему благожелания» (1867 г.), «О порядке отвода земель сельскому духовенству из угодий государственных крестьян» (1868 г.), «Реформы в быту духовенства» (1869 г.) и в. мн. др.

Не забывалось редакцией и учительство священников в народных школах вообще и в частности в школах церковно-приходских. Педагогические заметки, касающиеся воспитания и обучения детей, а также материалы для уроков в начальных школах, помещались в журнале до самого последнего времени, пока не начал издаваться, имеющий ближайшее отношение к Киевской Семинарии педагогический журнал, с августа месяца 1887 года: «Церковно-приходская школа». Из числа этих статей можем указать: «Об учреждении по городам воскресных школ», «Несколько слов о способе обучения грамоте в сельских школах», «Опыты обучения сельских прихожан молитвам» (1860 г.), «Грамотность и сельские школы», «Опыт преподавания Закона Божия в крестьянских школах», «Несколько замечаний касательно преподавания Закона Божия в сельских школах», «Полезны ли сказки для детей?» (1861 г.), «Как устранить некоторые препятствия к распространению сельских и деревенских школ», «Взгляд на занятия священников в сельских школах», «По вопросу о выборе законоучителей в светские училища», «Обзор замечательнейших мнений о приготовлении учителей для сельских школ вообще», «К толкам об участии духовенства в деле народного образования» (1862 г.), «Голос сельского священника в ответ на некоторые требования касательно народных школ», «Практические замечания о сохранении здоровья и предотвращении болезней у детей первого возраста», «К толкам об обучении грамоте по букварям церковной печати», «Объяснительное чтение», «Рассказы сельского священника детям о евангелиях» (1863 г.), «Беседы священника с детьми о евангельских притчах». Потом, (объяснение Закона Божия в сельских школах) «Сельская школа», «Участие сельских прихожан в улучшении церковно-приходских школ», «Две практические заметки о первоначальном обучении грамоте в приходских школах» (1864 г.), «Священник, как народный учитель», «Пределы участия приходских священников в деле народного образования», «Педагогические заметки о преподавании Закона Божия в сельских училищах», «Изъяснение одиннадцатого члена символа веры», «Изъяснение двенадцатого члена символа веры» (1865 г.), «Чего желать от сельских школ, кроме грамотности», «Голос сельского священника о необходимости некоторых улучшений в народном образовании», «О некоторых мерах для содействия со стороны духовенства делу народного образования», «Как удобнее научить школьников грамоте», «Обучение прихожан церковному пению и молитвам» (1866 г.), «О народном образовании. Письма к сельскому священнику», «Как изъяснять истины веры и нравственности христианской в сельских школах», «Изъяснение богослужения Православной Церкви в сельских школах (дидактические заметки)», «Начальное обучение арифметике по наглядному способу», «Объяснение воскресных евангелий», «Обучение письму по способу Я. Мессера» (1867 г.), «По вопросу об обучении пению в сельских школах и руководственных пособиях по этому предмету», «Обучение чтению» (1868 г.), «Советы родителям о воспитании детей. Умственные способности. Способность чувствования», «О религиозно-нравственном воспитании детей в первоначальном их возрасте», «Практическое применение в церковно-приходских школах системы взаимного обучения», «Обучение русскому языку детей сельского малороссийского духовенства дома и в училище» (1869 г.) и в. мн. др.

Наконец, существенно важную услугу оказывал журнал своим читателям ещё тем, что исподволь помещал на страницах своих, то списки вновь вышедших в свет полезных для приходского духовенства книг, то, по временам, библиографические заметки, состоявшие в кратком указании содержания и достоинства более выдающихся из них. Необходимость и польза этого отдела журналистики вообще чувствуется там, где в силе – стремление к чтению и самоусовершенствованию, и где есть охота к приобретению хороших книг и к знакомству с ними. Хорошая библиография может принести немалую пользу и читателям, сообщая им своевременные сведения о полезных книгах, и самой литературе, содействуя распространению хороших книг, и тем возбуждая в обществе интерес к духовно-литературным вопросам. Произведения нашей духовной письменности – даже выдающиеся – в прежнее время не пользовались в читающем мире такой же известностью, как произведения – хотя бы то и довольно слабые – светской литературы, и узнавались большею частью задним числом именно оттого, что их в своё время не старались выставить на вид наши духовные журналы, не считавшие своей обязанностью библиографической работы, зорко следящей за современностью. Особенную пользу приносит библиография сельскому священнику, который на этот раз находится в очень затруднительном положении. По скудости средств своих, сельский священник не может владеть значительной библиотекой; а между тем, среди тяжёлых забот, не раз может быть приходит ему желание иметь под руками полезную книгу по той или другой части. Но этому желанию нет выхода, вследствие малого знакомства священника с литературными явлениями, относящимися к области его деятельности. Вот тут-то и являются ему на помощь библиографические указания журналистики. «Желал бы иногда, – писали многие из подписчиков в редакцию ещё в первые годы издания журнала, – выписать какую-нибудь книгу, но, или не знаешь даже её названия, или, если знаешь, то не имеешь понятия о её достоинствах или недостатках. А без такого знакомства с книгой не хочется рискнуть бросить трудовой рубль, неизвестно за что. От этого мы тем более поставлены в необходимость воздерживаться, что не раз приходилось попадать в обман в этом отношении. Заинтересованные каким-нибудь блистательным объявлением о вновь вышедшей книге, мы выписывали её и скоро убеждались, что мы горько обмануты, что деньги наши брошены понапрасну. Желалось бы, для избежания подобной бесполезной траты нелёгких для нас денег, чтобы редакция постоянно извещала нас о выходе новых книг по части духовной литературы, и даже светской, если только они почему-нибудь пригодны для пастыря Церкви, с прямою, хоть и краткою, рецензией о них». Удовлетворяя этой насущной потребности своих подписчиков, редакция с 1863 года заметно расширяет библиографический отдел, стараясь отметить на страницах журнала по возможности всякую сколько-нибудь выдающуюся книгу, которая в каком бы то ни было отношении могла быть полезною для приходского священника¹³³.

Наименьше сравнительно места отводилось в журнале современной летописи. Подобный отдел в ежемесячном издании как нельзя более уместен, в еженедельном же трудно отвести ему уголок без прямого и явного ущерба другим, более важным, нужным и серьезным отделам его. Тем не менее, и в этом отношении редакция старалась не упускать ни одного замечательного явления из современной жизни, имеющего какое-нибудь отношение к духовенству, и всегда своевременно сообщала о них читателям журнала.

(Окончание в след. №).

Господь наш Иисус Христос избрал из массы народной в ближайшие хранители и проповедники евангельской истины известных людей, привлечённых Его учением – людей, одарённых сильной духовной восприимчивостью, обладавших различными духовными дарованиями и отличавшихся различными склонностями¹³⁴. Этих-то избранников, наименованных апостолами, Господь постоянно держал при Себе; Он жил и ходил вместе с ними, перевоспитывал и приготовлял их к будущему их служению. Апостолы были первыми христианскими пастырями, наученными Самим Иисусом Христом. Люди, из среды которых были избраны апостолы, по крайней мере большинство из них, составляли общество учеников и последователей Иоанна Крестителя – это те самые люди, которые были алчущими и жаждущими истинной правды, которые молились о наступлении царства Божия на земле и таким образом были готовы к крещению и принятию Спасителя. Господь тотчас же по призванию допустил их к теснейшему внутреннему общению с Собою. Он сделал их «ловцами человеков» (Мф.4:18–22; Мк.1:16–20; Лк.5:1–11; Мф.9:10). И действительно, приготовление апостолов к их будущей деятельности было одною из главных задач краткого земного служения Иисуса Христа. Он учил их быть подобными Себе, нравственно-чистыми, бескорыстными, самоотверженными. Несмотря на первоначальную грубость и неприготовленность апостолов к делу евангельской проповеди, Иисус Христос «призва, ихже хотяше Сим, и приидоша к Нему; и сотвори двенадесяте, да будут с Ним и да посылает их проповедати» (Мк.3:13–14). Он научил их, как должно молиться, жить свято, сохранять посты, блюсти субботу не в иудейском, но в христианском смысле, как из иудеев сделаться христианами, любить всех людей, и поклоняться Отцу. Он посылал их на миссию проповеди и дела милосердия, научая и ободряя их, и, наконец, по вознесении Своем послал им Духа Святого, чтобы Он пребывал с ними вовек и содействовал им в проповеди евангелия миру (Мф.10:1–8; Ин.20:21). В некоторых отношениях поэтому, апостолы являются образцами для всех христианских пастырей, хотя в других отношениях они стоят отдельно, на недосягаемой высоте.

Апостолы, согласно повелению Спасителя, оставались в Иерусалиме весьма долгое время – по мнению некоторых ученых, напр., Lechler’a, в продолжении двадцати пяти лет, по мнению других – в продолжении одиннадцати лет. Но во всяком случае, они пребывали в Иерусалиме достаточно долго для того, чтобы организовать христианскую Церковь и утвердить её во всех её простых, но божественных обычаях, уставах, и догматах, проповедуя евангелие и исполняя обязанности пастырей, как видим из Деян.2:42; Деян.5:42. Иерусалимская Церковь весьма скоро возросла до пяти тысяч верующих, и продолжала, без сомнения, быстро расти, хотя под напором гонений и не могла долго составлять одну общину. Нет сомнения, что в ней скоро образовались различные общины, которые имели своих учителей и пресвитеров, поставленных апостолами; но вся вообще Церковь ещё находилась под надзором последних. Эти первоначальные различные церковные общины, с их особыми пастырями, хотя составлявшие только одну Церковь, основанную на апостолах, «сущу краеугольну Самому Иисусу Христу», представляют собой прекрасный образ Церкви Христовой, тогда вполне осуществленный и выражавший истину, что здесь «одно тело и один Дух». Обратим теперь внимание на самое название «апостол» и посмотрим, в чём заключается сходство и различие апостольского служения с нынешним служением христианского пастыря. Название «апостол», подобно другим названиям пастырского служения, первоначально выражало некоторую особую идею и вызвано было некоторою действительною необходимостью.

Слово «ἀπόστολος» происходит от «ἀποστέλλω» – «посылать, отправлять». В классической Греции оно употреблялось для обозначения «командира флота, готового к отплытию»; его первичное значение есть идея посла, вполне приготовленного, снабженного всем необходимым для пути, и получившего приказание идти, для исполнения какого-нибудь определенного поручения, подобно, напр., правительственному легату или посланнику. Эта идея определенного поручения указана в Гал.2:8. В таком смысле слово это прилагалось и к Спасителю (Евр.3:1).

Историческое употребление и значение этого слова в Св. Писании, без сомнения имеет отношение к повелению, данному Христом Спасителем двенадцати апостолам по воскресении Его из мертвых: «шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари» (Мк.16:15). Апостолы были нарочито приготовлены и назначены Иисусом Христом быть Его посланниками и свидетельствовать о Нем миру. Они могли делать это, потому что они видели и знали Его непосредственно и были научены Им. Они были Его личными и верными свидетелями: «И рече им: яко тако писано есть, и тако подобаше пострадати Христу и воскреснути от мертвых в третий день, и проповедатися во имя Его покаянию, и отпущению грехов во всех языцех, наченше от Иерусалима. Вы же есте свидетелие сим» (Лк.24:46–48). Они были не только свидетелями учения и чудес Христовых, но и самовидцами Его земной жизни, так что могли говорить: «И живот явися, и видехом, и свидетельствуем, и возвещаем вам живот вечный, иже бе у Отца, и явися нам: еже видехом и слышахом, поведаем вам, да и вы общение имате с нами: общение же наше со Отцем и с Сыном Его Иисусом Христом» (1Ин.1:2–3).

Они проповедовали Христа из любви, вследствие глубокого проникновения всем своим духовным существом в слова, сказанные им Иисусом Христом незадолго до Его крестной смерти: «Не ктому вас глаголю рабы, яко раб не весть, что творит господь его: вам же рекох други, яко вся, яже слышах от Отца Моего, сказах вам. Не вы Мене избрасте, но Аз избрах вас, и положих вас, да вы идете и плод принесете, и плод ваш пребудет, да егоже аще просите от Отца во имя Мое, даст вам» (Ин.15:15–16). Как друзья Христовы, они были в тесном общении с Ним и созерцали не только Его лицо, но и душу. Духовная личность Иисуса Христа была воображена в них; в евангелии Иоанна особенно мы видим откровение божественной жизни душе человеческой через общение с Искупителем, и христология Иоанна (учение о Христе, как воплотившемся Боге-Слове) – глубокая, жизненная, содержащая в себе скрытое зерно вечной жизни – доселе остаётся глубочайшим откровением Бога духу человеческому. Они были поэтому выше всяких противоречий и сомнений касательно Иисуса Христа и Его учения, потому что они знали Того, о Ком утверждали, и свидетельствовали о том, чему сами были очевидцами.

Слова, только что приведённые из Евангелия Иоанна 15 гл., не относились к Иуде; не было ему дано также и повеления идти и проповедовать Евангелие. Судьба и характер Иуды должны быть предметом особенного внимания каждого христианского священника. Он также вероятно имел способность любить то, что достойно любви, и быть может горячо полюбил Христа с первого взгляда; но мир был силен в нём, и могущество любви Христовой не могло всё-таки привлечь его к тому высшему духовному общению со Спасителем, которым наслаждались другие ученики; он сердцем тяготел к земле; корень себялюбия не был истреблён в нём, и он последовал за Христом не Господа ради, а ради себя самого. Пример Иуды, одного из первых двенадцати служителей Христовых, должен служить особенным предостережением для священников, показывая, что служение Христу и ежедневное соприкосновение с Высочайшей истиной и святыней недостаточны для обеспечения верности Господу.

Но обратимся к рассмотрению более частного и определённого употребления слова «апостол». Не вдаваясь в исследование спорных вопросов касательно Иакова и Иуды и других подобных спорных пунктов, заметим, что слово «апостол», в его теснейшем значении, собственно приложимо только к двенадцати или, ещё точнее, к одиннадцати апостолам, посланным Христом, чтобы свидетельствовать о Том, Кого они лично видели и знали. Это были по ап. Павлу (2Кор.11:5), οἱ ὑπερλίαν ἀπόστολοι; а в Деян.1:26 они названы οἱ ἕνδεκα ἀπόστολοι. В этом смысле конечно не было преемников апостолам; но имя ἀπόστολος св. Павел прилагает также и к себе самому, и мы полагаем, что он употребляет здесь этот термин в том же первоначальном, теснейшем смысле. Он называет себя κλητὸς ἀπόστολος (1Кор.1:1), как особенно призванный или избранный Христом; а в послании к Ефесянам 1 ст. – ἀπόστολος Ἰησοῦ Χριστοῦ διὰ θελήματος Θεοῦ, т. е. таким апостолом, которому Христос нарочито (особо от других) открывался (при его обращении, по крайней мере) и объявлял волю Свою, в том же истинном и буквальном смысле, как и первым апостолам; об этом он сам ясно говорит в 1Кор.15:8: «Последи же всех, яко некоему извергу, явися и мне». Он имел право, за которое твердо стоял, называться подлинным (в собственном смысле) апостолом Христовым; хотя предположение, будто св. Павел избран был Христом, чтобы восполнить место Иуды взамен Матфея, избранного только апостолами, и лишено всякого основания. Что касается Матфея, то он избран был после особой молитвы ко Христу, и без сомнения под руководством Духа Святого; он конечно также видел Господа. В самом деле, он избран был из среды прежних учеников, которые были свидетелями всех событий земной жизни Спасителя, начиная с события Его крещения Иоанном (Деян.1:15–26). Но слово «апостол» дважды встречается в Св. Писании в приложении к лицам, не принадлежавшим к числу одиннадцати. В Деян.4:4,14 Варнава и Павел названы апостолами, но здесь вероятно большее заключает в себе меньшее. Так как Варнава был избран в помощники Павлу, то он естественно светил его светом; притом Варнава (Bar-Naba – «сын пророчества», «сын проповеди») после св. Павла был одним из самых деятельных служителей Христа и сам видел Господа, так что с полным правом может быть назван апостолом в первоначальном смысле этого слова; и тот, и другой были торжественно выделены старейшими членами Церкви антиохийской при участии всех членов Церкви в избрании их и по особому повелению Св. Духа (Деян.13:2).

Второй случай находится в посл. к Рим.16:7, где Андроник и Иуния названы апостолами, или по крайней мере, место это может быть так истолковано. Если так, то или слово «апостол» употреблено здесь во вторичном, неофициальном значении «посланников» Христа (2Кор.8:23; Флп.2:25), или же эти лица приобрели себе действительное право на это звание от того факта, что и они также видели Господа, ибо о них сказано: «οἱ καὶ πρὸ ἐμοῦ γεγόνασιν ἐν Χριστῷ». Это без сомнения относилось к тем, о которых св. Павел говорит в 1Кор.15:6: «Потом же явися боле пяти сот братиям единою; от них же множайшие пребывают доселе, нецыи же и почиша». Посему, должно думать, что слово «апостол», в его первичном или строго официальном значении, никогда собственно не прилагалось ни к кому, за исключением тех, которые видели Христа и могли свидетельствовать о Нем и Его воскресении, как очевидцы.

Собственно, апостольское служение, было чрезвычайным служением и прекратилось вместе с самими апостолами, в чем убеждаемся из следующих простых соображений: 1) «Апостол» был тот, кто лично видел Христа и Его дела, и потому мог непосредственно свидетельствовать о Нем. 2) Апостолы имели сверхъестественные дарования, напр., дар чудес и дар пророчества. 3) Они были насадителями и устроителями всей Церкви и имели общее попечение о церквах; словом, им предоставлена была власть не над частными только церквами, но и над совокупностью их, т. е. над вселенскою Церковью. Апостолы имели неоспоримые преимущества пред всеми своими дальнейшими преемниками: они были основателями Церкви, получившими прямое и непосредственное повеление возвещать миру наступление царства Божия (Деян.5:12 и след.). 4) Наконец, кроме некоторых чрезвычайных избраний по повелению Духа Святого, каковы – избрание Матфея на место Иуды и отделение Павла и Варнавы, история не говорит нам, чтобы какие-нибудь новые апостолы были избираемы в век апостольский. Иаков Старший уже не имеет себе преемника в деле апостольского служения (Деян.12:1), также и другие апостолы.

Но хотя служение апостолов было чрезвычайным и исключительным служением, тем не менее апостол является образцом для христианского священника; он заключал в себе все качества, необходимые для служения последнего. Из служения апостолов развились все виды священнического служения: они были источником священства, как Христос был источником апостольского служения. Сходство священнического служения с служением апостольским ещё яснее можно видеть из следующего: 1) Назначение нынешнего священника в сущности то же самое, что и назначение апостола, именно – проповедовать «истину, яже во Христе Иисусе», всем людям. 2) Таково же в сущности и его призвание к служению, ибо каждый истинный священник получает действительное, хоть и не прямо личное, призвание от Христа и есть священник διὰ θελήματος Θεοῦ. 3) Повеления, полученные от Христа апостолами, приложимы, по крайней мере дух предписаний, если не буква их, и к нынешним священникам. Нагорную проповедь Христа называют «речью при посвящении», и, хотя, по мнению Неандера, речь эта была обращена не к одним исключительно апостолам, тем не менее их без сомнения Христос при этом имел в виду прежде всего. Слова Господа, в Еванг. Мф.10, касательно учеников и их отношения к миру, а также речи Его (в Еванг. Ин.13, 14, 15, 16, 17) суть драгоценнейшие заветы служителям Евангелия. 4) Жизнь апостолов должна быть примером для жизни служителей Церкви; и одним из лучших образцов такого служителя был ап. Павел (Деян.20:18–28). Правда, характер апостольского века во многом отличается от нашего времени, так что апостолы во многих вещах, напр., в одежде, в образе жизни, и даже во внешних формах речи и проповеди – не могут быть для нас предметом полного подражания. Но, так как создавать исключительные правила для кого бы то ни было, или ставить людей вне пределов человеческого сочувствия и подражания, противно духа христианства (Рим.1:10–12; 15:24–33), то можно сказать, что апостолы должны служить образцами для пастырей во всех отношениях, за исключением тех случаев, где они являются одаренными особыми сверхъестественными дарованиями.

В селах нередко случаются отравления, иногда умышленные, но чаще без всякого умысла, как, напр., алкоголем, беленой, вредными газами, грибами, кукольваном, рыбным ядом, и укушения вредными животными и насекомыми и т. п. Если вовремя отравленному одним из этих вредных веществ, подать помощь, то отравление часто оканчивается выздоровлением. Врачебную помощь своевременно в селе часто невозможно иметь, а потому всякому грамотному человеку, живущему в деревне, полезно знать, как пособить больному в таком несчастном случае. Мы, поэтому и решили дать читателям нашим в нижеследующем изложении соответствующие советы на все исчисленные выше случаи.

1) Алкоголь. Наш мужичок любит побаловать себя водочкой. Радость ли в семье, горе ли постигло его – все служит ему причиной приложиться к рюмочке. Если он выпьет немного, то это только развеселит его; но часто случается, что напиваются до бесчувствия, так что жизни угрожает опасность. Бывает, что и умирают, и народ об умершем говорит, что он «сгорел от водки». Признаки, когда опьянение становится опасным для жизни, и когда требуется помощь, следующие: полное бессознательное состояние и глубокий сон, причём опьяневший не приходит в сознание даже во время рвоты¹³⁶; потеря чувствительности: его можно щипать и колоть булавками, и он не чувствует; паралитические явления: непроизвольное мочеиспускание, хрипящее медленное дыхание, прерывающееся вздохами; в выдыхаемом воздухе слышен запах водки; лицо багровое, глаза налитые кровью, конечности посиневшие и холодные. Помощь в этом случае такая: больного следует держать на чистом свежем воздухе если нет мороза, голову обливать холодной водой или прикладывать снег, лёд. Одежда должна быть расстегнута, и положение отравленного должно быть на спине, с приподнятой головой; вообще дыхание должно быть ничем не стеснено. Внутрь следует через каждые ¼ часа давать 2 капли нашатырного спирта в столовой ложке воды, и растирая этот же спирт между ладонями, давать больному нюхать. Нашатырным же или горчичным спиртом растирать ноги и руки больного, если они посинели и холодны. Чтобы не случилось втягивания рвоты в дыхательное горло, больного следует во время рвотных движений поворачивать на тот или другой бок.

2) Белена или блекота. Она растёт по всей России, и нередко дети, шаля, наедаются ею до отравления. Действие её одуряющее. У отравившегося появляется шум в ушах, доходящий до глухоты, головная боль, головокружение, ослабление зрения, расширение зрачков, светобоязнь, потеря обоняния; отравленный не только не может соображать, но даже не имеет внимания; замечается наклонность ко сну. При отравлении в сильной степени: бред, тошнота, рвота, слабость, судороги.

Если нет самопроизвольной рвоты, то нужно её вызвать, вложив два пальца глубоко в рот, до корня языка, щекотать его, отчего и являются рвотные движения. После этого дать выпить раствор таннина, а если такового нет, то настой дубовой коры, крепкий настой чая или чёрный кофе; голову обливать холодной водой, руки и ноги растирать горчичным спиртом или приставить горчичники.

3) Угар. От вдыхания вредного газа (окиси углерода), выходящего из рано закрытой вытопленной печи (когда на углях появляется ещё синеватый огонёк) происходит отравление – т. н. угар. Угоревший сначала чувствует шум или звон в ушах, а затем скоро падает и теряет сознание. Первое, что нужно в этом случае сделать – сейчас же вынести больного из того помещения, где он угорел, и лучше, если нет мороза, прямо на открытый воздух, затем взбрызгивать лицо холодной водой, щекотать в носу бородкой пера, но самое необходимое производить над ним искусственное дыхание. Искусственное дыхание часто оживляет уже почти задохнувшегося. Делать его нужно так: угоревшего положить на стол или лавку с приподнятой головой, для чего можно под голову подложить его же верхнюю одежду, затем стать у изголовья и взять за локти, изогнутые в локтевых сгибах руки, отвести их по возможности дальше от туловища (при этом грудная клетка расширяется и происходит вхождение воздуха в грудь – вдыхание); затем, не особенно быстро, но и не медленно прижимать локти больного к бокам его груди, надавливая на них (от сдавливания груди воздух из неё выходит – выдыхание); в то же время кто-нибудь из окружающих должен надавливать живот. Через несколько секунд повторять опять в таком же порядке, то есть сначала отвести локти больного подальше от груди, а затем прижать к ней. Это и есть искусственное дыхание – самое важное действие при угаре. Производить его нужно не менее получаса, если больной сам не начнёт раньше дышать. В последнем случае, синева лица, рук и ног скоро исчезает и заменяется красным (телесным) цветом – тогда больной спасён от смерти. Часто, в то время, когда отравленный начинает дышать, с ним случаются судороги – пугаться не нужно, но пока они будут продолжаться следует делать искусственное дыхание.

4) Грибной яд. Грибы – очень вкусное и многими любимое блюдо. Но необходимо быть опытным в распознавании грибов безвредных и вредных. Вредных грибов очень много; но самый опасный вид – так называемый мухомор (agaricus muscarius). Если к хорошим грибам случайно примешался один или два мухомора – это может стоить жизни. Мне памятен случай с одним бывшим моим товарищем, сельским священником. В течении трёх дней умерли от нечаянного отравления все члены семьи: священник, его жена и двое детей.

Явления, вызываемые вредными грибами, вначале чисто желудочные: сильная рвота, понос, колики, и жажда, а затем судороги и бессознательное состояние, упадок сил и смерть.

В случае, когда после употребления грибов начинается жжение под ложечкой и боли в желудке, и прошло ещё немного времени, а рвоты не было, то необходимо вызвать рвоту, чтобы удалить из желудка, находящиеся в нём грибы. Самый сподручный и хороший способ вызывания рвоты: введение одного или двух пальцев в рот до основания языка и щекотание как корня языка, так и всех частей зева и глотки. Если бы это не подействовало, то следует дать порошок рвотного корня (radix ipecacuanhae) не менее десяти гран, но и не более двадцати, смотря по возрасту. Когда рвота произошла, то нужно дать слабительное, не обращая внимания на то, существует ли понос, или нет. Слабительное – лучшее в этом случае – касторовое масло в количестве одной или двух столовых ложек. Не ожидая пока подействует слабительное, необходимо поставить клистир из воды: (стакана 4) мыла и того же касторового масла. Когда касторовое масло пройдёт через все кишки (что можно заключить из того, если в испражнениях на поверхности будут плавать жирные капли), то следует больному дать принимать эмульсию из касторового же масла. Приготовление её такое: в фарфоровую ступку влить две столовых ложки масла касторового, всыпать чайную ложечку гуммиарабики в порошке, и помешивая, подбавлять перепаренной воды ложки две-три столовых; когда масло с гуммиарабикой хорошо смешается, влить ещё 12 столовых ложек воды, всю, получившуюся молочного цвета жидкость, вылить в пузырёк соответствующей величины и хорошо взболтать. Получится молоко из касторового масла – касторовая эмульсия. Давать по столовой ложке через час. Если есть настойка опия, то добавлять по 2–4 капли на ложку, особенно, если боли очень сильны, и понос. Полезно также дать несколько раз раствор таннина или отвар дубовой коры.

Отнюдь не давать уксуса.

5) Кукольван. Зёрна или семена этого растения, не произрастающего в нашем климате, в сёлах принято употреблять для отравления рыбы. Через употребление в пищу рыбы, изловленной посредством кукольвана, могут отравляться и люди. Некоторые недобросовестные продавцы спиртных напитков подмешивают кукольван к пиву, чтобы сделать его более хмельным. Признаки отравления, следующие: тошнота, рвота, боли в области желудка и в животе, а затем тяжесть головы, усталость, наклонность ко сну, упадок сил, дрожание, пугливость, подёргивания отдельных членов и конвульсии всего тела. Всегда бывает слюнотечение. Течение отравления быстрое.

При лечении, прежде всего рвотное, как сказано было при отравлении грибами, а потом раствор таннина или отвар дубовой коры. Когда наступают нервные припадки: упадок сил, дрожание и конвульсии, следует употреблять горчичники, обливать голову холодной водой, ставить раздражающий клистир (вода мыльная, масло касторовое или деревянное, ложка уксуса, и ½ чайной ложечки соли) и внутрь давать небольшое количество камфары, лучше в эмульсии, которую приготовлять так, как я описывал раньше, но только из миндального масла, а не касторового; на 12 столовых ложек эмульсии берётся кусочек камфары величиною в средней величины фасоль и растирается с эмульсией, а затем взбалтывается; давать следует по столовой ложке через час или два, смотря по силе угрожающих припадков.

6) Отравление испорченной рыбой и колбасой. Явления при отравлении этими съестными продуктами одинаковы и лечение тоже однородно. Через некоторое время после употребления подвергшихся порче рыбы или колбасы, появляется тошнота, рвота, отрыжка, урчание, боль под ложечкой, головная боль, и лихорадочное состояние. Лечение: рвотное, по указанному выше способу. Произведя рвоту, следует поддерживать её употреблением тёплого отвара льняного семени. После достаточной рвоты следует дать слабительное – касторового масла две ложки столовых (детям одну ложку). Далее, клистир из отвара льняного семени с касторовым маслом; к животу горчичники или припарки из льняного семени. Тело растирать уксусом с водкой и водой. Когда рвота успокоится и больного прослабит, то следует дать раствор карболовой кислоты, взяв на 12 столовых ложек воды или эмульсии одну каплю кислоты. Принимать следует по столовой ложке через час (детям по чайной ложке).

7) Укушения.

а) Бешеным животным. Тотчас после укушения, пострадавший должен бы сам первым делом высосать рану. Когда нет во рту и на губах ран и ссадин, то это безопасно. Если рана помещается на такой части тела, которую легко перевязать, напр., на пальце, предплечье, или голени, то следует выше укуса туго перетянуть член веревочкой или платком и выжать крови сколько можно. Если ранена такая часть, которую перевязать нельзя, то на раненое место следует предварительно поставить кровесосную банку, которую может заменить первая попавшаяся рюмка или стакан. Делают это так: кусочек смоченной спиртом бумаги или тряпочки зажигают и бросают в рюмку или стакан, и быстро затем приставляют стакан к ране. Горящий кусочек тотчас тухнет, разогретый в стакане воздух охлаждается, сжимается и тянет в стакан рану, вытягивая из неё кровь. После вытягивания или высасывания из раны крови, её прижигают раскаленным железом, хотя бы гвоздем или ключом, а если есть ляпис в палочке, то ляписом. Прижигать необходимо как можно глубже. Рану не нужно стараться заживлять.

Подавши первую помощь укушенному бешеным животным, следует объяснить ему необходимость поездки для лечения куда-либо в ближайший город, где делаются предохранительные прививки. В России у нас такие прививки делаются в Одессе.

б) Ядовитыми животными: змеями, скорпионами, тарантулами. Подача первой помощи совершенно тождественна с только что описанными случаями укушения бешеными животными. Появляющуюся потом опухоль смазывают раствором камфары в масле.

в) Ужаление пчелами, осами, шершнями. Припадки всякому известны. При подаче помощи следует обратить внимание на то место, куда вонзено жало, и если оно осталось, то немедленно его постараться вынуть. Затем, на ужаленное место кладут холодные компрессы и потом смазывают маслом с камфарой. Народное средство: прикладывание сырой холодной земли или глины. Если ужален язык, или ещё глубже, глотка, то больному угрожает удушение вследствие опухоли ужаленных частей и распространения воспаления на гортань. В таких случаях больного заставляют глотать кусочки льда, делают холодные компрессы на шею, и дают для полоскания крепкий раствор поваренной соли.

Врач Ф. Дашкевич

Бюджет православного миссионерского общества за 1888 г. – Миссионерское православное общество располагает довольно значительными суммами. В 1888 году оно израсходовало на свои нужды 189855 рублей. К 1889 году в наличности у него осталось 625572 рубля 21¾ коп.

Тарелочного сбора со всех церквей Империи в неделю Православия поступило в пользу миссионерского общества, как видно из последнего отчёта, 90687 руб. 3½ коп.

В продолжение настоящего года, во многих духовных периодических изданиях появилось большое количество статей и заметок, касающихся врачебных вопросов. Очевидно, сама жизнь требует от сельского пастыря сведений по врачеванию недугов телесных. Желая по мере возможности удовлетворить этой действительно насущной потребности, Редакция с начала будущего 1890 года приступит к печатанию общедоступно изложенного лечебника, составленного специально для сельских пастырей, под заглавием: «Врачебные советы». Этот лечебник будет печататься в виде приложения к журналу, с особым счётом страниц, и в конце года составит целую книгу.

О побуждениях, которыми руководствуется наш простой народ в предпочтении своих праздников двунадесятым и другим великим праздникам, сделан одним из наших собратий неодобрительный отзыв. В статье: «Чем руководствуется наш простой народ в предпочтении своих праздников двунадесятым и великим праздникам» («Рук. для сельск. паст.» за 1889 г. № 31), о. Иустинов говорит: «Наш простой народ соблюдает многие из средних и малых праздников, и собственно им самим измышленные праздники из побуждений невысокого свойства – эгоистических и житейских расчётов». Какие же эгоистические и житейские расчёты, по мнению о. Иустинова, лежат в основе чествования простым народом некоторых средних и малых праздников, и так называемых «обетных», или «заветных» дней? Эгоистические и житейские расчёты простого народа усматриваются о. Иустиновым в том, что простой народ обращается с молитвой об охранении скота к св. великомуч. Георгию, или к св. муч. Флору и Лавру и т. п. – чтит дни, посвящённые памяти этих святых. Но, по нашему мнению, в этом нет ничего предосудительного. Человеку свойственно и званию христианина не противно заботиться о себе и своем благосостоянии. Молитвенное обращение к святым о даровании нам благ житейских, или об отвращении житейских бед и напастей, не противоречит учению и практике Церкви. Сама Церковь молится о даровании тех или других благ временных, потребных в нашей земной жизни. Учению и практике Церкви не чуждо и то верование нашего простого народа, что некоторым святым дана от Бога особая благодать помогать нам в многоразличных случаях нашей жизни. В Требнике есть немало молитвословий к тем или другим святым, как покровителям, помощникам, и заступникам в многоразличных случаях нашей жизни. Верование нашего народа в особую благодатную помощь некоторых святых, и происходящее отсюда чествование их – почитание дней памяти их, должно быть признано желательным и похвальным явлением в религиозной жизни нашего народа. Уничтожить это верование нашего народа, отклонить его от этого почитания, значит заставить его обращаться за помощью в различных житейских нуждах и потребностях к шептунам, знахарям, гаданьям, заговорам и т. п.

Праздники «обетные», измышленные самим народом, по мнению о. Иустинова, не имеют никакого разумного основания. В доказательство своего мнения о. Иустинов указывает на три случая, послужившие для его прихожан побуждением к чествованию тех святых, во дни памяти коих произошли эти случаи. Из трех случаев, указанных о Иустином, два – мор лошадей и большой пожар, по нашему мнению, вполне заслуживают того, чтобы их помнить. И к чести пасомых о. Иустинова должно отнести, что они «заветились» ежегодно праздновать дни посвящения Господня. При установлении ежегодных празднеств по случаям постигших несчастий, простой народ оказывается более разумным, чем те, которые в знаменательных случаях нашей жизни не хотят видеть действия Промысла Божия.

Нельзя согласиться и с тем мнением о. Иустинова, что простой народ мало чествует двунадесятые и великие праздники по той причине, что от этих празднеств не видит для себя никакой практической житейской пользы. Если великие и двунадесятые праздники мало чтутся простым народом и «низводятся в разряд низших», то происходит это просто от невежества простого народа – от незнания им того значения, какое имеют праздники вообще. Таким образом, нет нужды пастырям стараться об уничтожении некоторых средних, малых, и заветных праздников, особенно чествуемых простым народом. Если такие праздники чествуются простым народом предпочтительно пред великими праздниками, то необходимо только разъяснить темному люду значение таких праздников, и указать то место, какое они должны занимать в ряду праздников нашей Церкви вообще. Если же простой народ не по-христиански проводит некоторые средние, малые, и «заветные» праздники, то необходимо только разъяснить простому народу цель установления и значения этих праздников.

Священник С. Б-ский

Из учреждений церковных, наиболее пренебрегается и нарушается современным религиозным равнодушием установление постов, предписываемых Церковью в известные дни и периоды года. Предки наши твердо и неуклонно в этом отношении хранили уставы церковные, и ни под каким видом не позволяли себе их нарушения. А ныне, в образованном классе трудно найти семейства, соблюдающие все положенные посты, а отсюда неуважение к установлению постов проторгается и в массу народную. Пастырю Церкви нельзя не обращать внимания на это нарушение церковной заповеди, делающееся обычным. Большей частью с него, с нарушения заповеди о постах, начинается то невнимание к воле церковной, которое ведёт к ослаблению и оскудению духа церковного в обществе, и кончается мертвенным религиозным равнодушием. Заповеди церковные объединены единою и нераздельною волею Церкви. Стоит человеку позволить себе нарушение одной заповеди, оказать неповиновение воле Церкви в одном, как для него перестаёт казаться страшным грех противления Церкви или невнимания к её уставам вообще. Люди, нарушающие установление о постах, дозволяют себе это нарушение под тем благовидным в их глазах предлогом, что заповедь о постах неважная, несущественная в законе евангельском, и что с их точки зрения, для дела нашего нравственного самоусовершенствования безразлично, мясную или постную пищу мы будем употреблять… Ввиду этих ходячих мнений, пастырю Церкви необходимо внушать кому следует, что установления и заповеди церковные все равно важны и обязательны для нас, и между ними нет заповедей неважных, и что мы сами, по своему произволу и усмотрению, не имеем права считать в установлениях церковных одно важным, а другое неважным, и в то же время необходимо раскрывать, что нарушение воли церковной в установлении по нашему мнению незначительном, навлекает на нас вину в противлении Церкви вообще – вину тяжкую, подвергающую нас великой ответственности. Иже весь закон соблюдет, говорит Господь, согрешит же в едином, бысть всем повинен (Иак.2:10). То есть, преступником закона одинаково оказывается и тот, кто нарушает многие заповеди, и тот, кто, соблюдая многие заповеди, допускает уклонение от закона в одном чем-либо, так как закон состоит не из отдельных не связанных между собою требований, а составляет единое целое и неразрывное выражение божественной воли. Ввиду ходячих мнений о маловажном значении постов, нужно выставлять на вид их важность и значение: это значение уясняется из того, что в них Церковь указывает и даёт нам средства для обуздания нашей чувственности и для поспешествования нашим духовным стремлениям; расставляя среди годового круговорота времени на известном расстоянии дни поста, Церковь тем самым напоминает нам о долге нашем отрешаться по временам от обыкновенных житейских забот и стремиться к высшей добродетели, и облегчает для нас дело спасения. Гораздо лучше и удобнее думать о Боге и предаваться религиозному подвигу, когда смолкает шум светских развлечений и удовольствий, когда кругом воцаряется тишина, способствующая внутреннему сосредоточению, и когда чаще обыкновенного Церковь созывает на молитву чад своих. Если мы не пользуемся благоприятными условиями для спасения, предлагаемыми нам Церковью в постах, то вина этого не в этом установлении, а в нас самих, так как мы дни поста проводим, как дни обыкновенные, отнюдь не освобождая себя среди них от суеты житейской, и не прерывая среди них шума обычных развлечений. Вместе с тем, утверждая и выставляя на вид значение поста, нужно исправлять и очищать самое понятие поста. Обыкновенно пост полагают в воздержании от той или другой пищи, и так смотря на него, отрицают его пользу, говоря, что употребление той или другой пищи не делает нас лучшими пред Богом. Положим, употребление мясной или постной пищи не служит решением вопроса о нашем спасении, хотя и здесь – не самый род пищи, а повиновение уставу или воле Церкви мало говорит о нашем нравственном совершенстве. Но дело в том, что истинный пост, приятный Богу, есть злых отчуждение, обуздание языка, удаление от греховных поползновений и развлечений, упражнение в делах молитвы, в делах любви и милосердия¹³⁸. Древние христиане, которым мы должны подражать, в дни поста усерднее и чаще, чем в другие дни, ходили в церковь на молитву и поучения, проводили время в тишине, вдали от суетных забав света, отпускали должникам долги, давали узникам свободу, собирали деньги на выкуп пленных. Когда будут так понимать установление поста полагающие его в одних постных кушаньях, они не станут унижать его и представлять его малозначительным для нашего спасения.

Другое проявление религиозного равнодушия – это уклонение от посещения храмов Божиих и от участия в общественном богослужении. Борясь с этим уклонением от христианского долга, пастырь Церкви должен выяснять людям силу и значение общественной молитвы, и благотворное влияние на нас служения Богу, совершаемого в храмах, отражая те доводы, какими люди равнодушные оправдывают свое уклонение от посещения храмов Божиих для участия в богослужении. Говорят нередко люди, почти никогда не бывающие в церкви, что они и дома могут помолиться даже лучше, чем в храме, где их многое развлекает, тем более, что Господь, когда говорит о молитве, повелевает для молитвы войти в клеть свою, и, затворив дверь свою, помолиться Отцу небесному втайне (Мф.6:5–6). Пастырь Церкви всегда должен быть готов встретить и отразить подобные лжеумствования. Ему, владеющему истинным разумением Св. Писания, нетрудно обличить фальшь софистики, которая, злоупотребляя словами Св. Писания, беззастенчиво влагает в них такой смысл, какого они не имеют, и сказанное Спасителем против лицемерной фарисейской молитвы напоказ направляет против общественной молитвы, освященной Его божественным примером. Прекрасная вещь – домашняя частная молитва, хотя трудно предположить, чтобы человек, уклоняющийся от участия в церковной молитве, был усерден к молитве дома. Но домашняя молитва никак не может сравниться с молитвою общественною, церковною, совершаемою в храме, при участии священнослужителя. Истинный дух молитвенный, поведший к созиданию храмов, особых мест, посвященных на служение Господу, и освященных особенным Его присутствием, не может довольствоваться одною домашнею молитвою. Особенно в нарочитые дни, воскресные или праздничные, он влечет человека в места освященные, чтобы участвовать здесь, вместе с другими, в вознесении молитвы и жертвы Богу, получить наибольшее удовлетворение своим стремлениям и тем ознаменовать святость дня, выдающегося из среды других священными воспоминаниями. Здесь, в храме, все располагает к молитве, и усиливает в человеке благоговейно-молитвенное настроение, если оно есть в нем – самый вид священного здания, и все, в нем находящееся: алтарь, на котором совершается бескровная жертва, святые иконы, священнослужители в церковном облачении, чтение и пение священных молитв и гимнов, которые столько веков возносились к престолу Всевышнего из уст людей, удостоившихся прославления от Бога, и, наконец, народ, благоговейно предстоящий пред Царём небесным, невидимо присутствующим в храме, преклоняющийся пред Его величием и святостью, и объединяющийся в духе веры, любви и упования. Общая волна молитвенная, движущаяся в месте собрания верующих, обнимает и поднимает дух каждого, являющегося сюда, и здесь молится и тот, кому прежде не хотелось молиться, и здесь молитва, соединённая от воздыханий к Богу сотен и даже тысяч сердец, и освящённая участием облагодетельствованного служителя Божия, как фимиам кадильный, легко возносится горе, к престолу Всевышнего. Вера в особенную силу молитвы церковной глубоко укоренена была в сознании христиан во все века. И как не быть этой вере, когда Господь обещал быть там, где два или трие собрани во имя Его, и обещал им от Отца небесного исполнение всяких добрых прошений, с какими бы они ни обращались к Нему (Мф.18:19–20)? А храм не случайное собрание двух или трёх во имя Господне, а избранное, и особо освящённое место селения Божия, на которое при освящении не напрасно призвана благодать Божия. Здесь священнослужитель, в силу благодати ему даруемой при рукоположении, имеет особенное полномочие и особенное дерзновение пред Богом. Здесь ощущается невидимое содействие и соприсутствие молящихся святых Божиих и сил небесных, призываемых в молитвах. Здесь таинственным образом при совершении святой евхаристии закаляется Агнец Божий, и Сам Господь, под образом хлеба и вина предлагающий нам Своё Тело и Кровь, ходатайствует за нас пред Отцем небесным. Может ли что дома заменить эту молитву и это всесильное ходатайство за нас Самого Царя царствующих? – Но не для одной молитвы, угодной Богу, мы ходим в храм. Отсюда душа наша выносит с собою много добрых начал, её поддерживающих, оживляющих, и возвышающих. Здесь она получает обильное назидание, укрепление и освещение своей веры, и своего упования. Это назидание получается ею, если и не говорится нарочитого поучения. Это назидание даётся многосодержательным и мудрым чином нашего богослужения. Если иная простая душа и не понимает всего, содержащегося в чине богослужения, то на неё не остаётся без влияния внешняя обстановка храмового богослужения и общий строй богослужебный, совершающийся пред его глазами, и она оставляет храм с таким добрым благоговейным настроением, которое возвышает её над низменными житейскими заботами и много говорит сердцу, если не даёт ясных представлений уму. Вместе с тем, из храма выносит христианин благодать освящения и очищения. Эту благодать он получает не только тогда, когда воспринимает святые таинства Церкви, но он делается причастным ей, когда присутствует при таинственных молитвословиях, в особенности, когда присутствует при вознесении и совершении святейшей бескровной жертвы. Нам должны быть памятны при этом, и могут быть воспоминаемы нами, людям, уклоняющимся от участия в богослужении церковном, наставления богомудрых отцов и святителей древности, касающиеся этого предмета. В этом отношении достойно замечания наставление святителя Алексия, митрополита Московского. «К церковному пению, – говорит он, – будете, дети, спешни, утскаяяся друг пред другом, якоже Иоанн Богослов пред Петром ко гробу Христову. Князи, бояре и купцы, и всякий правоверный христианин! Оставя все дела своя на церковную молитву, стекайтеся без лености и не рцыте тако: отпоём себе дома. Не может бо та молитва успети ничто без церковной молитвы. Якоже бо храмина дымом без огня не может согретися: тако и та молитва без церковныя. Церковь бо наречется земное небо, в ней же закалается Агнец – Сын, Слово Божие, за очищение грехов всего мира верных и людей, трепещущих словес Божиих; в ней же проповедается Евангелие благовестия царствия Божия и писания св. апостол…, и престол славы Божией херувимы невидимо осеняется, и священническими руками Тело и Кровь божественная приемлется, и верным людем подается на спасение и на очищение душам и телом. И таковое страшное и грозное и преславное чудо Божие, еже есть церковное управление – и хощете домашним своим пением обрести себе пользу?»¹³⁹

В послании к Ефесянам находится весьма важное место, где говорится о божественном основании Церкви и исчисляются различные наименования служителей церковных, из которых каждое имеет свое основание в некоторой истине или обязанности, связанной с общим учреждением священства. Это может повести нас к краткому рассмотрению других иерархических имён. Сопоставляя их между собою и извлекая сущность значения каждого из них, мы можем видеть все богатство, всю полноту содержания пастырского служения, как учреждения божественного, основанного Самим Христом. Руководящей нитью будет служить для нас при этом упомянутое выше место из послания к Ефесянам: «Той дал есть овы убо апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители к совершению святых, в дело служения, в созидание тела Христова» (Еф.4:11).

Προφήτης. Наименованию этому, следующему непосредственно за ἀπόστολος, таким образом решительно усвояется второе место. Служение, которое обозначается этим именем, было также чрезвычайным служением. Оно вызывалось потребностями времени. Так как в церквах, составившихся из обращенных язычников, рассеянных на обширном пространстве греко-римской империи, христианских учителей первоначально было очень мало, то новые прозелиты были кажется непосредственно вдохновляемы Духом Святым для наставления других в божественных истинах, а иногда, как видно из Деян.11:28, и для предсказания будущих событий. Вероятно, что, тогда как ветхозаветный пророк был преимущественно органом откровения будущего, новозаветный был сверхъестественно вдохновляем к созерцанию предметов, уже открытых. Это было откровение истины духу человеческому, луч света свыше, побуждающий одного кого-нибудь из верующих говорить для назидания других, как это видно из 1Кор.14:29–31.

Так как дар пророчества был великим и завидным привлекательным даром, то его домогались весьма многие, и ложные пророки появлялись даже в апостольские дни. Но для распознавания истинных пророков от ложных были указаны самими апостолами особые признаки. Это-то особенное «дарование пророчества» (χάρισμα προφητείας), как кажется, не пережило того времени, которое в собственном смысле может быть названо веком апостольским, хотя оно могло продолжиться и несколько дольше; ибо, когда церкви были уже достаточно утверждены и устроены, явилась возможность регулярного, систематического избрания молодых людей и воспитания их для церковного служения.

Но, как есть сходство между апостольским служением и служением нынешних пастырей, так и служение «пророка», принадлежащее к священству, как целому, в некотором смысле пребывает в Церкви и имеет носителей своего особого дарования даже и теперь. Ибо пророки были проповедниками о Христе; они получали сверхъестественный дар учения божественной истины во времена духовного мрака и невежества. Подобно этому, и во всей последующей истории Церкви было особенное просвещение свыше известных отдельных личностей, чтобы учить людей божественной истине и указывать путь ко спасению во времена необычайной духовной мертвенности и мглы.

Вселенские великие учители Церкви не только владели великими природными силами к восприятию божественной истины, но, судя по тем просветительным влияниям, которые исходили от них, судя по тем новым освещениям истины, которые сообщили они, они получали особенное озарение от Духа Святого, как учители Слова. Нередко даже люди простой жизни, без всякого притязания на учительство в Церкви, таили в себе силу, почти равную силе древнего пророка, и эта сила обнаруживалась в той же форме возбуждения, как и у истинных пророков первой Церкви, которые, вероятно, были люди необразованные.

Каждый истинный пастырь переживает минуты особенного подъема духа и духовного просветления при проповедовании Слова Божия; однако, сходство это нельзя простирать слишком далеко, чтобы не впасть в фанатизм.

В связи с только что сказанным, можно упомянуть о других служениях или, точнее, дарованиях – χαρίσματα (ибо ни одно из них не было постоянным служением) христианского священства, которые были также чрезвычайного характера. Некоторые из них перечислены в 1Кор.12:28: «овых убо положи Бог в церкви первее апостолов, второе пророков, третие учителей, потом же силы, таже дарования исцелений, заступления, правления, роди языков».

Оставив на время текст из послания к Ефесянам, обратим внимание на приведенное место и рассмотрим сперва Δυνάμεις, – букв. «силы», в переносном смысле, как последствие их, «чудеса» (абстрактное здесь взято вместо конкретного). Об этом же служении или даровании упоминается и в 10-м ст. той же главы: ἄλλῳ δὲ ἐνεργήματα δυνάμεων – «другому же действия сил». Бог, с целью более глубокого вкоренения Своего слова в сердца людей и сообщения ему господствующего положения в мире, наделял чудесными силами не апостолов только, но и простых верующих, и это не менее естественно и возможно, как и то, что сам Христос должен был подтверждать истину Своего учения сопровождающими его знамениями, т. е. чудесами. Свои чудесные силы Он сообщал также и Церкви, чтобы с помощью их она достигла господства в мире, и служители Церкви были первыми и главными носителями чудесных даров. Но с таким чисто служебным характером, именно с целью содействия более успешному распространению евангельской истины, дар чудес был только в первое время существования Церкви Божией на земле. В последующие века он прекратился, наравне с прочими чрезвычайными дарованиями. Св. Златоуст, в начале своей XXIX гомилии на первое послание к Коринфянам, говорит про свое время, что «чудесных даров уже нет более», разумея под ними сверхъестественные силы, сообщаемые Богом служителям Евангелия, для определённой цели содействия насаждению и утверждению христианства в мире. Если же и теперь совершаются чудеса, то они уже не составляют постоянной принадлежности священнического служения, а суть явления исключительные и служат только внешним выражением благоволения Божия к людям, через которых, и ради которых проявляется чудотворная сила Божия, так сказать, печатью, которой Бог отличает избранников Своих и прославляет их за их праведную и богоугодную жизнь; с другой стороны, чудеса являются показателями внутренней силы веры в таких людях, той самой веры, о которой Спаситель сказал: «аще имате веру яко зерно горушна, речете горе сей: перейди отсюду тамо, и прейдёт: и ничтоже не возможно будет вам» (Мф.17:20). И только в последнем смысле и значении чудеса продолжают существовать в Церкви и будут существовать доколе, пока не иссякнет вера между людьми.

Сказав о прекращении чудесных даров в своё время, Златоуст тут же указывает и причину сего. Причину эту он видит в том, что обстоятельства времени изменились. Когда люди впервые вызваны были из мрака язычества с тем, чтобы познать истину, научить ей других, и подтвердить её своими делами, то они тут же одарены были сверхъестественными силами, и они владели этими силами для того, чтобы бороться с мнимыми чудесами языческих гадателей и пророков. Пока христианство ещё вело видимую борьбу с царством дьявола на земле (т. е. с язычеством), продолжались, по Златоусту, и чудесные дары; с окончанием борьбы, с победой христианства над язычеством, стали излишними и те сверхъестественные средства, с помощью которых велась борьба и была достигнута победа. По мнению Ольсгаузена, чудесные дары продолжали существовать, хотя постепенно уменьшаясь, пока не было совершено устроение Церкви, может быть до конца третьего века, когда христианство сокрушило силу язычества и сделалось господствующей, всемирной религией. Ещё понятнее будет это прекращение служебных чудесных дарований в Церкви, если мы обратим внимание на религиозное значение и цель самого чуда. Чудо, сопровождающее проповедь евангельского учения, имеет целью подтвердить божественное происхождение последнего. В таком смысле и с таким значением оно необходимо было только для первоначального распространения евангельской истины, для первого насаждения и утверждения Церкви Божией на земле, когда первые последователи евангельской истины ещё не способны были вполне уразуметь внутреннее содержание этой истины, оценить её превосходство над обыкновенными человеческими учениями, не могли ещё испытать всю силу её могущественного животворного действия на человеческое сердце, каковой опыт даётся только с постепенным совершенствованием в христианском познании и жизни. Для истинно же просвещённых светом христианства, внешнее чудо является излишним: для них само христианство, в его внутреннем содержании, а также в его историческом победоносном шествии в мире, является уже величайшим мировым чудом, которое само говорит за своё неземное происхождение. Тех же, которые имели возможность познать силу христианства и даже находились под его благотворным действием, но потом уклонились от него, и которых Апостол называет, снова распинающими Сына Божия (Евр.6:6), никакое чудо уже не может обратить на путь истины. Крестный страдальческий вопль Христа уже не проникнет в их ожесточённое сердце, не потрясёт до глубочайших оснований их чёрствой души, как то было некогда с римским сотником. В своём безбожном отрицании, они заглушают в себе всякую возможность восприятия истины, доходят до такой степени нравственного отупения, что, подобно родственникам евангельского богача, не уверуют, если даже и мёртвые воскреснут (Лк.16:31). К таким людям приложимы слова Спасителя, сказанные фарисеям и саддукеям: «Род лукавый и прелюбодейный знамения ищет: и знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы пророка» (Мф.16:4), – не дастся потому, что они всё равно отвергнут его, низведут его в ряд естественных явлений, как то и делают современные западные рационалисты.

Χαρίσματα ἰαμάτων – «дарования исцелений» – и γένη γλωσσῶν – «роди языков». Они принадлежат к тому же классу сверхъестественных сил, которые быть может простирались до воскрешения мёртвых. По мнению Златоуста, дар языков был самым обычным и наиболее распространённым из чудесных даров древней Церкви и в то же время был одним из главнейших поводов к церковным раздорам (том. XXIX). Дар этот был одним из главнейших и наиболее желанных даров.

Главными причинами обилия чудесных даров в древней Церкви было: 1) чрезвычайное духовное возбуждение в период вступления христианства в мир, когда силы света боролись с силами мрака, когда весь духовный мир, добрый и злой, был потрясён до своих глубочайших оснований и проявил себя целым потоком своих сил во внешнем мире; – 2) глубокий нравственно-религиозный мрак, в который погрузился мир ко времени пришествия Христа, когда он дошёл до крайнего безбожия; зло приобрело величайшую власть над миром и Христос явился «во исполнение времён», когда на земле чувствовалась крайняя нужда в божественном Откровении; – 3) величайшая важность, мировое значение проповеди Христа, требующее распространения её в мире всеми возможными средствами, как естественными, так и сверхъестественными. Отсюда, между прочим, открывается великое значение и высота пастырского служения, имеющего своею целью доставить в мире торжество божественной истине, для распространения которой были совершены Богом столь великие и многочисленные чудеса, дарованы были первым провозвестникам её столь различные чрезвычайные дарования и сверхъестественные силы.

Широкая, разнообразная, и многосторонняя программа журнала, вполне отвечавшая нуждам и потребностям приходского духовенства, и умело и добросовестно выполняемая энергичною редакцией, сразу же упрочила существование его, несмотря на сильную конкуренцию других духовных журналов, начавших выходить несколько позже и разобравших по частям программу «Руководства для сельских пастырей». Приходские пастыри – как сельские, так и городские – поспешили признать его своим органом. Немедленно же установились постоянные подписчики из всех, даже самых отдаленных концов России; определились и сотрудники его – опытные пастыри в разных пределах нашего обширного отечества. Пользуясь в своё время любовно-отеческим покровительством высокопреосв. митроп. Киевского, а ныне С.-Петербургского, исходатайствовавшего даже бесплатную почтовую пересылку, получая благословения и благожелания архипастырей, журнал всё более и более овладевал сочувствием и приобретал содействие приходских пастырей. В течение одного и того же года, некоторые тома журнала приходилось иногда печатать иным изданием, а по истечении двух-трёх лет иных годов издания совсем не оставалось в продаже, хотя требования на них и получались редакцией (так, напр., экземпляры 1860, 1862, 1863, 1866, 1867, 1869, 1870 и нек. др. гг. разошлись в самое короткое время).

В свою очередь, и редакция ничего не жалела для улучшения издания. В то время, как в 1860 г. годовое издание журнала состояло всего лишь из 90 печатных листов, к 1861 г. – из 102 листов, в 1862 г. – из 110 листов с лишком, в 1863 г. – из 125 листов, в 1864 г. – из 128 с лишком листов и т. д.; а в последние шесть лет журнал даёт подписчикам свыше 200 печатных листов текста в год. Что касается самого внутреннего достоинства журнала, то об этом читаем во Всеподданнейшем отчёте г. Обер-Прокурора Св. Синода за 1869 г. следующее: «Руководство для сельских пастырей», согласно своему названию, много содействовало к развитию в сельских священниках духа истинного пастырства и знакомило их с целесообразными средствами к исполнению их святых обязанностей относительно учения народа и руководства его к добру в разных обстоятельствах жизни»; и в отчёте за 1871 г.: «С особенной похвалой можно упомянуть о Руководстве для сельских пастырей – журнале, специально посвящённом разъяснению пастырских обязанностей. В нём с полным знанием дела, убедительностью, и практичностью излагаются правила и советы, применимые к жизни священства, в его разных отношениях, к проповеданию, богослужению, и ведению церковных дел».

В таком положении были дела журнала в редакторство архим. Филарета Филаретова, в таком же положении находились они и в редакторство архим. Феоктиста Попова. После того, журнал начинает мало-помалу как бы падать, замечается как будто некоторое охлаждение к делу в редакции, не прилагавшей надлежащей заботливости к приглашению свежих хороших сотрудников, и начавшей помещать статьи, в большинстве случаев характера слишком общего, на темы избитые, сравнительно мало имевшие приложения к непосредственной практической жизни приходского духовенства.

Но материальные средства журнала в редакторство архим. Виталия значительно увеличились, подписка значительно поднялась, сделаны были кое-какие улучшения и в самом издании. Как на главнейшее из улучшений, укажем на то, что с 1879 г. поучения, входившие в состав почти каждого № журнала, стали печататься в виде отдельных приложений, с особым счётом страниц, что давало возможность редакции расширить этот отдел по желанию подписчиков, без всякого ущерба другим существенно важным отделам, а подписчикам – с полным удобством располагать по своему усмотрению всеми поучениями в виде отдельной книги, помещенными при журнале за тот или другой год. Само собой, понятно, что указанное нововведение значительно увеличило собой объем издания, так как подписчикам давалось уже не три, а четыре тома в год; отсюда редакция нашлась вынужденной возвысить с 1880 года подписную цену с пяти рублей в год, как было в течение первых 20 лет издания журнала, на шесть рублей.

Но наибольшей высоты своего развития во всех отношениях, журнал достиг при Высокопреосвященнейшем Митрополите Платоне, в редакторство ректора архим. Иринея Орды (1883–1888), ныне епископа Уманского, второго викария Киевской митрополии. С редким замечательным тактом опытного журнального деятеля, в архим. Иринее соединялась неутомимая энергия, близкое знание быта приходского духовенства, живая отзывчивость на все запросы быстротекущей, изменчивой окружающей действительности, и широкая инициатива. В первые же месяцы его редакторства журнал преобразился почти до полной неузнаваемости, количество подписчиков, хотя дело было уже во вторую половину подписного года, удвоилось. Едва лишь приняв на себя обязанности редактора, архим. Ириней уже начал вводить в нем улучшения за улучшениями. Программа журнала восполнена была более широким развитием медицинского отдела применительно к сельской жизни, так как за неимением врачей, а подчас даже и фельдшеров, медицинская помощь сельскому народонаселению является одной из важных отраслей пастырской благотворительности; начали помещаться руководственные статьи по организации и ведению пастырских собеседований с народом, или чтения для него вне богослужения, а также по временам и самые статьи, пригодные для чтения народу при внебогослужебных собеседованиях; поучения к простому народу, печатавшиеся в виде приложения к каждому №, с сентября 1883 года стали печататься в виде ежемесячных прибавлений под заглавием: Проповеди (от 12 до 20 и более поучений в каждом), приуроченные к воскресным и праздничным дням следующего месяца (помещаются также и катехизические, и противосектантские поучения, и поучения к воинам, и пр.), и, высылаемые подписчикам заблаговременно, с таким расчетом, чтобы священники даже самых отдаленнейших местностей своевременно могли воспользоваться ими, для произнесения с церковной кафедры в соответствующие дни; библиографические статьи, прежде обыкновенно помещавшиеся в ряду других статей, с октября месяца того же 1883 года начали печататься также в виде особого ежемесячного прибавления под заглавием: Богословский Библиографический Листок, с журнальными и проповедническими обозрениями, благодаря чему значительно увеличились другие отделы (№№ печатались и печатаются в объёме от 2 до 3½ листов), и вместе облегчилась возможность читателям журнала справляться о вновь вышедших в свет книгах, лучших журнальных статьях, и более выдающихся проповедях, не говоря уже об увеличении вместе с этим полноты, столь важного для приходского духовенства библиографического отдела, и т. п.

Все эти улучшения как нельзя благотворнее отразились на подписке на журнал. Так, в 1884 году журнал печатался в количестве 3000 экземпляров, в 1885 г. – в количестве 4000 экземпляров, в 1886 г. – в количестве 5500 экземпляров, а в 1887 г. – в количестве 6100 экземпляров.

Прекрасную, всестороннюю и при этом вполне беспристрастную характеристику журнала в редакторство архим. Иринея, и в последующее затем время, находим в редакционном заявлении читателям 1884 года. Со времени благословения, говорится в заявлении, которое Св. Синод изрёк этому журналу в 1860 году, Руководство для сельских пастырей по настоящее время неизменно и неуклонно исполняет возложенную на него задачу. Приглашая все сельское духовенство к деятельному участию в пополнении отделов предначертанной программы, журнал выбирает из обширной области богословских наук всё, что ближайшим образом может руководить в пастырском служения и делать его многоплодным среди всех современных обстоятельств. Понимая задачи руководствования пастырей в смысле сообщения пастырям средств к надлежащему выполнению их трудного назначения, и будучи выразителем желаний и потребностей сельского духовенства, а вместе с тем и главным, если не единственным, органом деятельности преимущественно приходских священников, журнал всеми силами способствует им в их высоком служении пастырском и содействует им в многотрудной обязанности народного учительства. В течении года журнал представляет своим читателям извлечения и выписки из творений свв. отцов касательно священников, причём главное внимание обращается редакцией на извлечения и выписки из таких творений свв. отцов, каких нет в большей части церковных библиотек. Затем, журнал исследует различные церковные и духовно-нравственные предметы, пригодные для пастыря как в церковной проповеди, так и в частных беседах его с прихожанами; представляет немало оригинальных статей по части церковной, и преимущественно отечественной истории, а также относящихся к ней материалов, если таковые по содержанию своему могут иметь какое-либо отношение к потребностям священника и его паствы. Далее, журнал сообщает подписчикам своим значительное количество замечаний относительно совершения богослужения, церковного благочиния, совершения таинств, обращения с прихожанами, отношения к иноверцам, и в особенности к раскольникам, штундистам, и вновь появляющимся сектантам; путём наблюдения над характеристическими чертами простого народа, указывает средства к успешнейшему действованию на нравственность прихожан; сообщает сведения о благочестивых местных обычаях и учреждениях; а также о противных духу православной веры предрассудках и суевериях, причём, когда нужно, исследует их происхождение и развитие; знакомит пастырей с задачами обучения в сельских школах детей прихожан, и даёт материалы для уроков в этих школах. Журнал делает также обзор произведений проповеднической литературы прежнего времени, и особенно проповедей времени настоящего, наиболее замечательных и отличающихся оригинальностью, простотой, общепонятностью, и применимостью к современным нуждам пастырей и пасомых, а также статей, помещающихся в духовных периодических изданиях, каковы обозрения делаются ежемесячно. Независимо от обозрения проповедей и статей, принадлежащих другим духовным журналам и вообще периодическим изданиям, Руководство само, в особых приложениях, издаёт проповеди, возможно более применимые к требованиям времени, а также заметки о вновь выходящих, особенно пригодных для священника, книгах. Оставаясь верным своему предназначению, твёрдо выполняя раз предначертанную программу, и зорко следя за жизнью общества, журнал нередко предугадывает затруднения приходского священника и при первой же возможности является к нему на помощь; при этом, он не только указывает средства к надлежащему выполнению той или другой пастырской обязанности, но и старается облегчить священнику самый процесс изыскивания и выбора этих средств, даёт эти средства вполне готовыми, так что священнику остаётся только воспользоваться ими и применить их к делу. При всех условиях жизни, при всех случаях пастырской деятельности, журнал спешит на помощь приходскому священнику, то сообщая ему полезные для него сведения, то разрешая его недоразумения, или же давая ему пригодные для его дела советы. Он сообщает не только сведения по богословию, философии, педагогике, психологии, но и сведения из области законоведения, истории, литературы, естествознания, медицины, сельского хозяйства – всякий раз, как только для пастырской деятельности окажется нужда в этих сведениях. В случае возникновения животрепещущих вопросов общественной жизни, журнал не ждёт, пока вопрос разрешится другими изданиями, а, напротив, часто, наперекор другим журналам, ставит эти вопросы на очередь и, если не всегда поддерживает их, то по крайней мере не отказывается дать им право на существование и оценку. В этом отношении, если возникающие вопросы затрагивают новые и существенно важные стороны жизни и пастырской деятельности, журнал, не оглядываясь на других, сам представляет эти вопросы на всеобщее рассмотрение, и раз убедившись в правоте и основательности воззрений, смело и решительно подаёт свой голос, хотя бы через это приходилось идти вразрез с другими солидными журналами и газетами. – Чуткий к нуждам и требованиям жизни священников, журнал, при всей обширности и серьёзности своих задач, при всем громадном труде содействовать и руководить пастырей, стойко отстаивает всякую здравую мысль и всякое благое начинание, когда они направлены на пользу сельского духовенства. Он с напряжённым вниманием следит за отзывами прессы об интересах духовенства и нередко вступает в борьбу с неосновательными взглядами и суждениями светской журналистики о нашем духовенстве и его деятельности. При этом, редакция, в течение всего предшествовавшего периода издания журнала, твердо упрочила связь со многими лицами, отличающимися пастырскою опытностью; благодаря своей обширной корреспонденции – иногда с отдалённейшими местами Российской империи, она заручилась возможностью получать отовсюду сведения о новых современных обстоятельствах и нуждах как пастырей, так и пасомых. Для сотрудничества в выполнении предлежащих задач она приобрела очень достаточно сил из среды киевских учёных корпораций.

В конце 1884 г., архим. Ириней вошёл с прошением на имя г. Обер-Прокурора Св. Синода о рекомендовании журнала – Руководство для сельских пастырей для выписки в церковные библиотеки, в виду того, что он – и по содержанию, и по направлению своему – вполне соответствует характеру и целям означенных библиотек, оставаясь в течение двадцатипятилетнего своего существования верным своей программе, утверждённой Св. Синодом.

На это прошение последовал такой отзыв Учебного Комитета при Св. Синоде: «Вышеозначенное мнение редакции об издаваемом ею журнале – Руководство для сельских пастырей – нельзя не признать совершенно справедливым. Во все 25 лет своего существования (с 1860 г.) журнал – Руководство для сельских пастырей – был верен своей программе, утверждённой Св. Синодом, и веден был тщательно и вполне соответственно поставленной им задаче – быть пособием для сельских пастырей в их высоком священном служении. Длинных учёных трактатов в этом журнале почти не помещалось; все статьи были по большей части мелкие, но всегда с задачей журнала строго и верно соображенные, цели издания вполне соответствующие. В нём давались и даются наставления и советы священникам, решались и решаются недоуменные случаи, очень нередко в пастырской деятельности встречающиеся, и всё это делается весьма основательно, всегда согласно с духом и учением Православной Церкви. Богатый материалом, для пастырей Церкви весьма полезным и ценным во все годы издания, журнал этот в последнее время стал ещё содержательнее от двух приложений к нему, каковы: а) Проповеди и б) Богословский Библиографический Листок. Первые, то есть проповеди, к пониманию простого народа хорошо приноровленные, могут быть произносимы священниками с церковных кафедр с пользою для их простых слушателей; а Листок даёт возможность самим священникам своевременно знакомиться со всем, что печатается в наших духовных журналах, равно как и в отдельных изданиях. Обзор духовных журналов и более замечательных книг религиозного содержания ведётся ещё в московском журнале: Чтения в Обществе любителей духовного просвещения, но в Руководстве для сельских пастырей дело это ведётся лучше, обстоятельнее, а главное гораздо более своевременно, чем в Чтениях. Это последнее приложение к Руководству для сельских пастырей – Богословский Библиографический Листок – придал журналу особую ценность и сделал его полезным не для одного только духовенства сельского, а даже для духовных семинарий. На основании вышеизложенного, Учебный Комитет полагал бы полезным рекомендовать означенный журнал к выписке в церковные и семинарские библиотеки». – Заслушавши настоящий журнал Учебного Комитета, Св. Синод, определением своим от 14 февраля – 4 марта 1885 года, за № 280, постановил: «Заключение Учебного Комитета утвердить, и для объявления о сем по духовному ведомству сообщить с приложением копии с журнала Комитета, циркулярно, через Церковный Вестник».

Г. Булашев

Батюшка ушел. Матушка, тщетно предложив мне ещё чаю, принялась убирать чайную обстановку. Я подсел к письменному столу, находящемуся тут же в зале. Стол этот только по назначению мог быть назван письменным, по устройству же своему был ломберный. На раскинутой крышке его стоял чернильный прибор, по обе стороны которого лежало грудками несколько книг. Тут усмотрел я некоторые солидные пособия по разным отраслям богословской науки, две-три книжки духовных журналов, один месяц «Русской Старины», «Ниву», нумер местных епархиальных ведомостей, и листок газеты «Свет». Я начал перелистывать одну из книг. Скоро ко мне подсела и матушка.

– Это откуда у вас книги? – полюбопытствовал я.

– Частью его собственные, а частью из благочиннической библиотеки, – объяснила матушка. – Большой охотник он читать: как только свободное времечко выпадет, сейчас за книгу. Прихожане чуть не за мудреца его считают: кому хочется что узнать, разъяснить, сейчас к нему: «батюшка, как вот это? как то?»

– В дом к вам ходят?

– В дом.

– Часто?

– Некоторые часто. Сперва только мужчины приходили, а вот недавно стали ходить и женщины. Одна чуть не каждый день бывает. Забрала было себе в голову что-то такое странное, впала в какие-то сомнения, словно помешанная стала. Теперь он ее несколько образумил. Я уж смеюсь: смотри, мол, поп, как бы про тебя чего не составили. Вот, дескать, к нему женщины ходят… А он тоже смеется: не я, говорит, к ним хожу, а они ко мне; а я, говорит, не один живу, а с женой. Если жена не в претензии, значит – дело чистое, говорит. Я знаю, говорит, одно, – что делаю доброе дело, а там… На чужой роток не накинешь платок. Я вообще… А, вот и богомолец наш явился, – перебила себя матушка, взглянув на вошедшего мужа. – Что это ты ныне так скоро? Неужели и чтение уж кончилось?

Батюшка промолчал. Матушка зажгла лампу (хотя было еще довольно светло), поставила ее предо мной и скрылась, а мы вдвоем остались беседовать.

– А у вас ведется чтение для народа? – спросил я.

– Ведется.

– В церкви?

– Да… по праздникам, после вечерни.

– Давно это заведено здесь?

Батюшка потупился. Я повторил вопрос.

– С моего поступления, – едва слышно проговорил, наконец, мой собеседник, и сильно покраснел, точно признался мне в каком-либо тяжком грехе.

Ввиду столь редкого проявления скромности человеческой, я невольно подумал: с каким удовольствием на месте моего собеседника иной честолюбец воспользовался бы случаем блеснуть своими заслугами! И мне живо представился образ такого честолюбца, с его трескучим самохвальством. «Чтение? О, это мое детище!» точно живой вопиет предо мной воображаемый честолюбец. – «Помилуйте, что тут было, когда я поступил на этот приход? Мерзость запустения, дичь, невежество! Я сейчас же постарался всё это очистить, просветить, направить». А тут человек краснеет от выпрошенного у него сообщения, действительного факта, что чтения для народа начались в его приходе с его поступлением на этот приход!.. Чтобы не вводить батюшку в большее смущение, я не стал его расспрашивать о том, что и как он читает народу в церкви, а перешёл к другому вопросу.

– Ну, а народ-то сам у вас читает что-нибудь? – спросил я.

– Читает.

– Интересно было бы знать, увеличилась ли в народе любовь к чтению за последние 10–15 лет.

– Я сам интересовался этим вопросом.

– И что же?

– По своим собственным наблюдениям над народом в двух приходах, и на основании свидетельств других людей, я могу с уверенностью сказать, что за последние 10–15 лет любовь к чтению книг в народе не только не увеличилась, но даже уменьшилась, хотя это может вам показаться очень странным. Лет 20–30 тому назад, говорили мне пожилые люди, немного было грамотных в приходе, но все они читывали под праздники, и на праздниках, и избы, в которых были читаки, полны были народу; все слушали читаемое с благоговением и умилением. Чтение продолжалось иногда всю ночь. Теперь же вот что замечается: молодёжь почти не читает; церковнославянских книг, какие можно найти в деревне, она читать не любит, потому что не напитана духом церковности и религиозности, да и печать-то славянскую едва разбирает; а гражданских книжек ей взять негде; вот эти нынешние грамотеи и предпочитают проводить свободное время в пустых разговорах, по домам и на улицах. Из старых читак одни постепенно вымирают, другие охлаждают к чтению, потому что молодежь, под влиянием духа времени, иронически относится к чтению старичков. Старички-читаки, так сказать, люди славянские, а молодые грамотеи – люди гражданские: вот эти группы и не сходятся между собой.

– Значит, чтение в народе падает? – обобщил было я.

– Падает, в смысле особо, самостоятельно организованного занятия в народе, – объяснил батюшка. – Что же касается любви к чтению чужому, то эта любовь у многих весьма сильна. Ведь, вот в церковь-то на чтение собирается человек двести. И это народ почти весь безграмотный и пожилой. Я не могу сказать, что, благодаря только мне они так настроены. Желание послушать что-либо божественное существовало у них и до меня. Вот характерный в этом отношении случай. Раз, после обедни, около меня столпилось несколько прихожан и говорят: «Спасибо тебе, батюшка, что ты нас поучаешь. Обедня без поучений – что обед без каши. Покойник отец Кондратий нам не сказывал поучений, а нам страсть хотелось послушать что-нибудь этакое. Вот мы бывало соберем отцу дьякону пятиалтынный, либо двугривенный, он и прочтет нам какую-нибудь проповедь из книги. И все бывало рады...»

– Не можете ли вы сказать, хоть приблизительно, сколько у вас в приходе читающих людей?

– Мужчин человек двадцать, и почти все пожилые, от тридцатилетнего до семидесятилетнего возраста. Замужние женщины у нас не занимаются чтением, да и грамотных-то между ними не более пяти. Читающих девушек, так называемых черничек, разного возраста, наберется до пятидесяти. Вот и вся наша читающая публика. Процент незначительный, если принять во внимание, что в нашем селе только от пятнадцатилетнего до шестидесятилетнего возраста 4000 душ обоего пола.

Проговорив это, батюшка торопливо замахал руками по направлению к одному из окон. Я невольно повернул голову к этому окну. В стеклах его мелькало несколько мужских и женских физиономий, которые то отчетливо вырисовывались пред комнатным светом, то скрывались в уличной темноте. Батюшка повторил свои повелительные жесты, но, убедившись в их малоуспешности, вскочил со стула и покликал супругу. Вошла матушка.

– Что это там в окна лезут? – обратился он к ней с недовольством в голосе. – Свадьба что ли тут какая? Вышли работника сказать от моего имени, что это неприлично, чтоб убирались отсюда.

– Некоторые даже в кухню поналезли, – сообщила матушка, вместо того чтобы немедленно приступить к исполнению распоряжения своего главы.

– Это ещё что? – тем же тоном продолжал батюшка.

– Пришли разузнавать, что это значит, что «ныне после вечерни батюшка отпустил их из церкви без чтения». Этого, говорят, «сроду не было». Когда я им сказала, что сегодня батюшка занят с одним приезжим человеком, то они и пошли к окнам любопытствовать «с кем это, и чем именно батюшка так занят, что некогда было почитать народу».

Между тем, в окне всё ещё мелькали физиономии, хотя и в меньшем количестве против прежнего. Батюшка поспешно вышел из комнаты и своим личным воздействием устранил и последних соглядатаев.

– Вот что значит – возбудить и не удовлетворить аппетит, – заметил я, когда батюшка уже возвратился в комнату. – В основе всей вот этой возни лежит любознательность. Это должно быть приятно сердцу пастыря.

– Пожалуй, несколько приятно, – согласился пастырь, но только этот любознательный народ иногда очень уж бесцеремонен и надоедлив.

– Позвольте, – начал я, – опять возвратиться к вопросу о чтении в народе… Существующие в вашем селе читаки, что преимущественно любят читать?

Прежде чем батюшка собрался дать мне подобающий ответ, матушка со своей стороны предложила нам обоим новый вопрос:

– Не подать ли вам закусить? Без соли, без хлеба худая беседа.

Я постарался отклонить это предложение, так как было всего 5½ часов вечера.

– Ты там на всякий случай займись, – сказал отец Гурий супруге, и тотчас же перешёл к ответу, на предложенный ему мною вопрос. – Читать любят Четьи-Минеи, сочинения св. Тихона Задонского, «синодские поученья», поученья св. Димитрия Ростовского, «Святитель», сборник г. Маврицкого, описания святых мест, рассказы о путешествиях по святым местам и т. п. Но более всего нравятся деревенским читателям такие рассказы, в которых с особенною ясностью изображаются пути Промысла Божия, где много сверхъестественного, где представляются беседующие небожители с людьми: например, об Иосифе, о Данииле, о воспитании Иоанна Предтечи, о рабе, зашедшем в храм и через то спасшемся от смерти… Ходя по домам своих прихожан «с требами», я не упускал случая расспросить и просмотреть, какие у кого книги. Книги эти у меня даже переписаны.

Батюшка достал из стола тетрадку с заглавиями и предъявил мне¹⁴³.

Как отличать действительную смерть от мнимой в сомнительных случаях

Бывают случаи, когда при совершении погребения у присутствующих возбуждается вопрос: действительно ли мертв погребаемый? Раз такое подозрение в ком-либо зародилось, следует приостановиться с преданием тела земле и убедиться, есть ли налицо все признаки действительной смерти. Что распознавание смерти, действительной и мнимой, дело нелегкое, доказывается случаем, описанным в медицинских газетах в 1882 г.¹⁴⁵ «Врач призван был к внезапно умершей девушке. Испробовав бесполезно все средства оживления, он констатировал её смерть и уехал. Спустя после того 6 часов, девушка, к ужасу всех, ожила и заговорила. Она рассказывала, что все чувствовала и слышала, но не могла пошевелиться и страшно испугалась, когда доктор заявил о её смерти, но закричать не смогла. Мысль о её погребении живою особенно ужасала её». Итак, если и специально образованному человеку возможно ошибиться, то тем более нужно быть осторожными не врачам, и к каждому, возбуждающему сомнение случаю относиться со всею внимательностью.

Если есть вблизи врач, то без сомнения следует обратиться за разрешением недоразумения к нему. Если же специальным знанием и опытностью врача воспользоваться нельзя, то следует самим внимательно произвести осмотр трупа. Несомненный признак действительной смерти один: начинающееся разложение, то есть трупный запах, синевато-багровые трупные пятна около тех частей, на которых лежит труп; выступление сукровицы ртом и носом; сине-зеленоватые пятна по бокам живота. Если это есть, то никакого дальнейшего сомнения не может быть, а если нет, то дальнейшее исследование касается: 1) Дыхания: пламя свечи и пух у рта не должны колебаться, холодное зеркальце, приложенное к губам, не должно тускнеть. 2) Сердца: вода в стакане или тарелке, поставленная на грудь, не должна колебаться. 3) Глаза неподвижны без взгляда, без уклонения зрачков вверх или в сторону. Прозрачная их оболочка (роговая обол.) мутна под закрытыми веками или как бы пыльна при открытых веках, вследствие высыхания, иногда она морщиниста, оставляет вдавление от нажатия пальцем. 4) Зрачок от света не суживается и от темноты не расширяется. 5) Ухо, и сложенные пальцы руки не просвечивают вовсе впотьмах от поднесенной сзади свечи, тогда как у живого они просвечивают розовым цветом. 6) Перетягивание членов предплечья и голени веревочкой, пальца или ушной сережки ниткой, не дает ниже перевязки никакого изменения в цвете и объеме даже после 10 часов, а при жизни, перетянутый член пухнет, краснеет и синеет. Борозда от шнурка по снятии остается бледною. 7) Ожог кожи хотя и может поднять пузырь, но без красной воспалительной каймы около него. Пламя свечи подымет пузырь, но не с жидкостью, а с парами, тотчас же лопающийся. 8) Стальная, хорошо отполированная игла, воткнутая в мышцу, и через сутки остается блестящею, в живой же мышце тускнеет в течении 3–4 часов вследствие окисления.

Мы привели здесь признаки действительной смерти, которые доступны каждому. О тех же признаках, которые могут быть определены врачом, мы умалчиваем. Считаем обязательным напомнить, что если существуют признаки начинающегося разложения, то в дальнейшем исследовании трупа нет никакой нужды. Если же этих несомненных признаков нет, то необходимо и обязательно, чтобы были испытаны все вышеприведенные восемь способов, и только если все они дадут положительный результат, смерть можно считать несомненной; но если хотя в одном из них не получится то, что ожидалось, то с преданием трупа земле следует повременить до обнаружения несомненных признаков.

Врач Ф. Н. Д.

Воспрещение венчать нижних воинских чинов, уволенных в отпуск для поправления здоровья. – Пензенская духовная консистория подтверждает духовенству епархии, чтобы в точности исполнялось объявленное раньше епархиальным начальством распоряжение относительно не венчания нижних воинских чинов, уволенных в отпуск для поправления здоровья, под опасением строгой ответственности.

О крещении и записи в метрические книги детей бывших раскольников. – В Казанской епархии один священник просил разъяснить ему следующие недоумения, которые он встретил в своей приходской практике: 1) как должно записывать в церковных метрических книгах просвещенных св. крещением младенцев, родившихся от лиц, бывших прежде и вступивших в брак в расколе, впоследствии же присоединившихся к православию, но в Православной Церкви однако не повенчанных – законно или не законно рожденными, и 2) можно ли крестить младенца в Православной Церкви в том случае, когда из родителей его одно лицо присоединилось к православию, а другое остается в расколе и препятствует этому крещению. В разрешение первого из указанных недоумений епархиальным начальством объяснено, что так как по 78 ст. 1 ч. Х т. Св. Зак. изд. 1887 г., браки раскольников, в установленные для сего метрические книги приобретают силу и последствия законных браков, а по примечанию к той же статье признаются состоящими в законном браке супругами и те из раскольников, которые были записаны мужем и женою в сказках десятой ревизии, доколе действительность их браков не будет опровергнута по суду; то если окажется, что данный брак записан в помянутые метрические книги, или известные родители, бывшие прежде в расколе, окажутся записанными мужем и женою в сказках в последней десятой ревизии – дети, рожденные такими супругами, очевидно должны считаться и показываться во всех документах законными, хотя бы по обращении означенных супругов в православие, брак их почему-либо и не был освящен венчанием в Православной Церкви, в противном же случае, если известный брак окажется ни в метрических раскольнических книгах, ни в сказках десятой ревизии не записанным, дети, от него рождённые, должны быть признаваемы незаконными. Что же касается второго недоумения, то, принимая во внимание, что, по силе 67 ст. тех же части и тома Свода Законов, все дети, рождающиеся от так называемых смешанных браков, когда одно лицо из супругов принадлежит к Православной Церкви, а другое какое-либо к неправославному христианскому исповеданию, и повсеместно, кроме одной только Финляндии, должны быть крещаемы в Православной Церкви; такой порядок должен наблюдаться по отношению к детям, рождаемым от браков, заключённых в расколе, если только кто-либо из супругов-родителей обратился в православие, хотя бы другой супруг, остающийся в расколе со своей стороны и не соглашался крестить детей по православному обряду.

О порядке ведения делопроизводства во временных комитетах по возведению причтовых построек. – Полоцкая духовная консистория объявляет к сведению духовенства епархии, и к руководству и исполнению временных комитетов по возведению причтовых построек следующее: а) Дела об устройстве помещений для причтов следует производить отдельно по каждому сельскому приходу, для чего препроводить в комитеты, переданные в консисторию из уездных по крестьянским делам присутствий, дела по тем приходам, в которых производятся постройки, согласно актам, составленным до издания нового закона, с предписанием возможно тщательнее и аккуратнее продолжать ведение таковых, впредь до окончания и передачи в духовное ведомство построек, а затем представлять таковые в консисторию; по приходам же, в которых к возведению построек не приступлено, заводить дела применительно к тому, как указывает практика ведения дел в уездных по крестьянским делам присутствиях, причём делопроизводство по комитету и хранение дел сосредоточить у благочинного. б) На обязанность комитетов возлагается собрание сведений о неустроенных причтовых помещениях, определение издержек по возведению новых, и по исправлению существующих причтовых зданий, составление по всем этим предметам предположений, и приведение этих предположений в исполнение, по надлежащем их утверждении епархиальным начальством. в) При собрании и рассмотрении сведений, составлении актов и смет на возведение новых и исправление старых построек, комитет должен назначить срок прибытия своего на место в приход, и заблаговременно известив об этом церковный причт, старосту, и представителей от прихожан, и, приступив затем к совместному обсуждению вопроса о том, из какого материала по местным условиям выгоднее возвести строения, составляют подлежащую смету и акт, в котором подробно выясняется по соглашению с причтом размер всех построек, как для священников, так и для псаломщиков, наружный фасад и проч., причем средняя стоимость этих построек не должна превышать 300 руб., считая в этой же сумме и доставку материала, пожертвования на постройке со стороны местных церковно-приходских попечительств и прихожан, если на это будет изъявлено с их стороны согласие, подтвержденное письменными приговорами, и с тем, чтобы без действительной надобности ничего не было допускаемо такого, что бы увеличивало стоимость построек или требовало постоянного ремонта. г) Производство построек ни под каким видом не должно быть представляемо кому-либо, кроме лиц местного православного населения, но было бы желательно, чтобы местное духовенство принимало на себя возведение построек хозяйственным способом, о чём объяснять в составляемых актах с показанием, в какой срок постройки могут быть возведены, перестроены, или ремонтированы. д) Размер построек определяется по соглашению комитета с причтом, но во всяком случае при этом следует руководствоваться Высочайше утвержденными 11 апреля 1872 года для сего правилами, в которых изображено, чтобы для приходского священника дом состоял не менее как из трёх покоев, с особою кухней, а для псаломщика – не менее двух покоев, и тоже с отдельною кухней; из хозяйственных служб при доме священника должны быть: амбар, гумно, погреб или ледник, конюшня с сараем для экипажей и хлевами для скота; при домах псаломщиков общие с перегородками: амбар, погреб или ледник, сарай, одно гумно, хлевы для скота, и одна, общая на причт, баня. е) По объявлении актов, недовольные предположениями комитета заявляют об этом неудовольствии при подписании актов, после чего им предоставляется право в месячный срок обжаловать пред епархиальным начальством действия и заключение комитета, но с тем, чтобы жалобы подаваемы были через комитеты, которые представляют их в консисторию в двухнедельный срок, вместе со сведениями по сему предмету, заключением и подлинным производством. ж) Производство построек хозяйственным способом должно быть под непосредственным наблюдением комитетов и епархиального архитектора, по окончании же таковых, комитет рассматривает произведенные работы и, удостоверяясь в их прочности и благовидности, передает оные в ведение причта, церковного старосты и прихожан, составив притом подробную опись каждому из строений, один экземпляр которой остается при делах церкви, а другой, со всем делопроизводством, представляется в консисторию.

О производстве на церкви и монастыри сборов и выдаче книжек и сборных листов. – Архангельский преосвященный циркулярно предписывает причтам епархии не производить сборов и не выдавать книжек и сборных листов без разрешения епархиального начальства, потому что а) в Уст. о предупреждении и пресечении преступлений изд. 1876 г. ст. 34 говорится: «нигде, ни в городах, ни в уездах, с образами, свечами, или книгами для сбора на церковные строения, монастыри или другие богоугодные заведения, без особого надлежащего дозволения отнюдь не ходить». б) В примечании к той же статье говорится: «для испрашивания доброхотного подаяния на исправление церковных надобностей, дается от консистории с крайним рассмотрением и осторожностью (особенно относительно монастырей) книга. За шнуром и печатью, с означением в ней имени и прозвания того лица, кому такой сбор доверен, и на определенное время, а именно: не более, как на один год. С сею книгою доверенное лицо может собирать подаяния, с соблюдением следующих правил: 1) собирать подаяния токмо в пределах своей епархии; 2) собирать не более того срока, на который дана книжка: 3) никому книги сей для сбора не передавать; 4) личными просьбами, если подаяния собираются для монастырей, не осмеливаться обременять Государя Императора; 5) по прошествии срока, книгу представлять для счета и свидетельства записанных в ней денег в консисторию». в) В Улож. о показ. ст. 38 говорится: «чиновник или иное должностное лицо признается превысившим власть, ему вверенную, когда, выступив из пределов и круга действий, которые предписаны ему по его званию, должности, месту, или особенному поручению, учинит что-либо в отмену, или же вопреки существующих узаконений, учреждений, уставов, или данных ему наставлений; или же вопреки установленному предпишет или примет такую меру, которая не иначе может быть принята, как на основании нового закона; или, присвоив себе право ему не принадлежащее, самовольно решит какое-либо дело, или дозволит себе какое-либо действие или распоряжение, на которое нужно было решение высшего начальства, не испросив оного надлежащим образом. г) В ст. 341 говорится: «виновный в превышении или в противозаконном бездействии власти, подвергается, смотря по важности дела и сопровождавшим оное обстоятельствам: или отрешению от должности, или исключению из службы, или же заключению в крепости на время от 8 месяцев до 1 года и 4 месяцев, или, в случаях особенно важных, и лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, и ссылке на житье в Сибирь по 4 степени 31 ст. сего Уложения».

Из отчёта о деятельности общества распространения Св. Писания за прошлый 1888 г. – В обществе распространения Св. Писания в России состоит 35 действительных членов и 2449 членов-сотрудников. Всего распространено за минувший год 67934 экземпляра разных книг Св. Писания на сумму 17442 руб. 5 коп., а с основания общества распространено по России в течение 25 лет 1296978 экземпляров. Денежные средства общества выражаются в следующих цифрах: в минувшем году поступило в кассу общества пожертвований – процентов с капитала, членских взносов, и других поступлений на сумму 15465 руб. 24 коп. Израсходовано 1106 руб. 87 коп. Капитал общества заключается в деньгах, книгах, и процентных бумагах на сумму 9581 руб. 45 коп. Долгов у общества имеется на сумму 12073 руб. 30 коп. Главный доход общества заключается в различных пожертвованиях книгами и деньгами. В минувшем году пожертвовано Государем Императором, Государыней Императрицей, Наследником Цесаревичем и другими Высочайшими Особами 895 руб. Американское библейское общество пожертвовало на даровую раздачу священных книг, и в возврат произведенных расходов по распространению св. книг в дальних местностях России, 5716 руб. 20 коп. Частными лицами и различными учреждениями пожертвовано 1104 руб. 76 коп. Кроме того, пожертвовано американским библейским обществом 2170 руб. 15 коп., и на бесплатную раздачу их, и на образование фонда пособий для книгонош пожертвовано различными лицами 353 руб. 23 коп.

Распоряжение о молитве за Царя. – Г. Министр Народного Просвещения уведомил попечителей учебных округов, что постановлено общим правилом преподавать молитву за Государя Императора во всех учебных заведениях Империи на русском языке, с допущением для иноверцев исключений лишь в отдельных, по местным условиям, случаях, которые будут признаны уважительными по соглашению министров Народного Просвещения и Внутренних дел.

К вопросу об упорядочении церковного пения. – Причтам церквей и настоятелям монастырей некоторых епархий вменено в обязанность, согласно указам Св. Синода, строго наблюдать, чтобы певчие, кроме печатных нот, отнюдь не употребляли рукописных тетрадей и не пели никаких музыкальных сочинений, не одобренных директором придворной певческой капеллы и Св. Синодом.

Слух об открытии новой епископской кафедры. – В городе Омске предполагается открыть епископскую кафедру. Значительная часть местностей, принадлежащих к соседним епархиям, отойдет к Омской.

Открытие нового епархиального женского училища. – В Новочеркасске открыто епархиальное женское училище на средства духовенства. Всех воспитанниц принято 80 – все духовного звания, потому что местное духовенство постановило не принимать иносословных. Такое решение духовенства говорит только об его исключительности, обособленности, не согласной с теми нравственными принципами, которыми должны жить пастыри Церкви.