Миссионерский противомусульманский сборник
Выпуск 21

По общему верованию мусульман, все содержание Корана состоит из Божественных откровений, данных избранному пророку Мухаммеду. Частью записанные еще при нем на пергаменте, пальмовых листьях, и костях и т. п. письменном материале, – частью только заученные на память его последователями, эти откровения были собраны первыми халифами и при Османе окончательно составили из себя священный для мусульман кодекс истин веры, нравственности и священной истории.

Само собою понятно, что этот кодекс не мог умолчать о христианстве. Как произведение VII в. по Р. Хр., когда христианство уже успело распространиться далеко за пределы римской империи, Коран, конечно, вместил в себе нечто касающееся вероучения и истории христианской религии. Вероучение это изложено в форме догматических положений, а история в форме исторических сказаний из жизни св. Иоанна Предтечи, Пресв. Девы Марии, Иисуса Христа, апостолов и семи спящих ефесских отроков. Мухаммед как будто чувствовал нужду, кроме догматических отзывов о христианстве, в этих именно сказаниях установить правильный взгляд, или как он сам говорит – взгляд по слову истины (XIX, 35) на Иисуса и на дело, совершенное Им на земле.

Важность для науки рассмотрения коранических сказаний о новозаветных лицах ясна сама собой. Ответ на вопрос, как отобразилась христианская история в уме Мухаммеда, что она потеряла здесь и что приобрела, – этот ответ может быть прекрасной иллюстрацией для ориентальной науки вообще и науки церковной истории Востока – в частности. Он может уяснить духовную жизнь араба VII века с ее запросами, – влияние на нее тогдашней христианской культуры, – отношение к вей араба и т. п. Он доказывает, что христианство в VII веке было уже распространено в Аравии, и объясняет даже, какие христианские секты были там наиболее влиятельными. Все это важно для чисто теоретической науки, если можно так назвать науки о востоке и о восточной церкви. Но еще более важно рассмотрение коранических сказаний о новозаветных лицах и событиях – для прикладной науки – миссионерской, противомусульманской.

Ислам, как известно, пытается бороться с христианством и даже претендует на победу над ним. Является вопрос, насколько состоятельна эта борьба и можно ли ждать этой победы? На этот вопрос можно дать точный и беспристрастный ответ прежде всего и лучше всего по рассмотрении тех данных, на которых основывается борьба ислама с христианством и претензия на победу над ним, т. е. по рассмотрении самого Корана, поскольку он соприкасается с христианством вероучительною своею частью и историческою. Христианство в свое оправдание приводит, действительно, чудную историю свою, – о том, как Иоанн Предтеча подготовлял людей к принятию Сына Божия, как Сын Божий воплотился, как он жил и учил и т. д. Ислам называет эту историю ложною, искаженною и противопоставляет ей, яко бы, историю истинную, записанную в Коране. Так было при самом Мухаммеде, так же было и во все века, когда между христианством и исламом завязывалась полемика. – Далее, общее сравнение учения ислама с христианским учением со стороны их наибольшей возвышенности и чистоты, конечно, должно приводить миссионера к известным результатам, но в этом случае труд его будет громаден и пожалуй мало понятен для мухаммеданина, свыкшегося со своим вероучением и потому скептически относящегося к общим принципиальным вопросам: что лучше или чище в тех или иных догматах – христианство или ислам? Но совсем иначе отнесется он к фактам. События из истории христианства, как они изображаются в Коране, для него опора против христианства, и лишь едва поколеблется эта опора под давлением неопровержимых фактов, ислам лишается почти всех своих аргументов против христианства...

Наш труд критико-полемический; следовательно, и задача его более практическая, чем теоретическая, – более в интересах прикладной миссионерской противомусульманской науки, чем в интересах чисто теоретических наук ориентальных. Иначе говоря, наша задача будет состоять в том, чтобы решить выше поставленный вопрос: на сколько состоятельна борьба ислама с христианством на почве коранических сказаний о новозаветных лицах и событиях, или: могут ли коранические сказания об этих лицах и событиях считаться непогрешимо-правильными сравнительно с христианскими повествованиями?

Чтобы решить этот вопрос успешно, нужно стать на одинаковую почву с Кораном, т. е. приложить к находящимся в нем сказаниям о новозаветных лицах и событиях именно тот критерий, какой рекомендуется самим Кораном для различения истины от лжи. Когда Мекканцы высказывали свое сомнение в непогрешимости вообще всех Коранических сказаний и говорили: это только истории старины (VIII, 31), сказки прежних времен (ΧVΙ, 26; срав. VI, 25; ХХV, 6; LXVIII, 15; LXXXIII, 13), хо Мухаммед обыкновенно будто бы от лица Бога возражал им как: те, которым дано было вами Писание, знают, что оно (т. е. Коран¹) истинно ниспослано свыше от Господа своего (VI, 114), т. е. говорил, что он, Мухаммед, уверен в божественности сказаний Корана. Но это, конечно, не могло быть доказательством, так как само нуждалось в доказательстве. Тогда Мухаммед говорил, что Коран ясен (XV, 1; XXVI, 69), что Коран есть объяснение всему (XII, III; XVI, 91), что в Коране нет противоречий: „ужели они внимательно не рассматривали Корана? Если бы он был не от Бога, то, наверное, нашли бы они в нем много противоречий“ (IV, 84). Итак, ясность, полнота и отсутствие противоречий должны, по мнению Мухаммеда, уверить всякого читателя Корана в истинности и божественности его содержания. Следовательно, ваш общий вопрос частнее может быть выражен так: действительно ли коранические сказания о новозаветных лицах и событиях обладают этими признаками непогрешимости? Если они не обладают, то мы должны объяснить, почему и как произошло это? В этом случае безупречные христианские повествования для нас становятся уже, если можно так выразиться, мерилом коранических сказаний, и отступление последних от первых мы должны объяснить как заблуждение, набор легенд. Коранические сказания тогда оказываются уже пред нами не божественными, а человеческими. Вот эти задачи и ставим мы в труде своем.

Для большей ясности дела вам следовало бы сначала изложить все коранические сказания о новозаветных лицах и событиях, а потом уже сделать критическую оценку их и полемические выводы. Но такой порядок исследования был бы не удобен для той и другой части нашего труда: изложение коранических сказаний, часто неясных, отрывочных, потребовало бы объяснений; с другой стороны, критико-полемический разбор сказаний был бы невозможен без повторения самых сказаний. Поэтому мы принимаем более простой и удобный для вас порядок исследования: излагаем и вместе с тем оцениваем сказания 1) об Иоанне, 2) Марии, дочери Имрана и 3) Иисусе, сыне Марии. Этот трактат составит существенную часть нашего труда, и сюда войдут все исторические сказания. Само собою разумеется, что все, вошедшее в этот трактат, т. е. изложение сказаний а критико-полемический разбор их, осталось бы малопонятным, если бы мы предварительно не объяснили исторических условий при которых сложились коранические сказания, и не сделали бы общей характеристики их, напр. как мы могли бы утверждать о влиянии какой-нибудь христианской секты или ереси на то или иное кораническое сказание, если бы наперед не доказали, что эта секта или ересь существовала в Аравии, и следовательно, могла влиять, что она нравилась Мухаммеду по догматическим своим положениям и т. д.? Итак, прежде чем разлагать коранические сказания на составные их элементы, мы должны наперед перечислить эти элементы и указать их историческое существование в Аравии, степень влияния на Мухаммеда в догматическом учении, которое в свою очередь могло влиять на историческое. Изложение всего этого составить первую, подготовительную часть нашего труда, под заглавием: происхождение и характер коранических сказаний о новозаветных лицах и событиях.

Essai sur l’histoire des arabes avant l’islamisme, pendant l’époque de Mahomet, et jusqu’à la réduction de toutes les tribus sous la foi musulmane, par A. P. Caussin de Perçeval, t. I–III Paris, 1848.

Mémoires pour servir à l’histoire ecclésiastique, Tillemont, Bruxelles, t. I. 1706.

Historia orientalis, quae ex variis orientalium monumentis collecta. Joh. Henrico Hottingего Tigurino, Tiguri, 1660.

Specimen historiae arabum, auctore Edouardo Pocockio, ed. Joh. White. Oxonii, 1806.

Histoire ecclésiastique, Flery, Paris, t. I.

Bibliothèque orientale, ou dictionnaire universel, Herbélot, Paris.

История христианской церкви, Челъцова. С.-Пб.

Церковная история Евсевия Памфила, т. I. Санкт-Петербург, 1858.

Православное Обозрение 1870 г. ч. II, ст. „христианство в северной или петрейской Аравии“, Арх. Арсения; 1868 г. ч. I. „христианство в южной Аравии“, его же.

Начертание церковной истории от библейских времен до XVIII века. (Иннокентия). Москва, 1849.

Сокращение истории Филосторгия, сделанное п. Фотием, С.-Пб. 1854.

Русское Слово, 1860 г. I, III, IV и V т. ст. Казем-Бека „Ислам“.

Jésus-Christ d’après Mahomet, Edouard Savous, Paris, 1880.

Das Leben und die Lehre des Mohammad, Sprenger, B I, II. Berlin, 1861.

Творения Св. Епифания Кипрского. ч. I–IV, Москва, 1863.

Сочинения св. Иринея еп. Лионского. Изд. св. П. Преображенским. Москва, 1876.

Prodromus ad refutationem Alcorani, in quo Mahumetis vita ac res gestae ex probatissimis apud Arabes scriptoribus collectae referuntur, – et Refutatio Alcorani Ludovico Marraccio, Patavii, 1698.

Opera Gelasii, Patrolog. lat. ser. Migne. t. LIX.

Versuch einer darstellung der christologie des Koran. Gегоck. Hamburg und Cotha, 1831.

Магомет и происхождение исламизма. Ренан, изд. Чуйко. С.-Пб. 1882.

Жизнь Магомета, Вашингтон-Ирвинга; пер. Антоновичь С-Пб. 1875.

Journal asiatique. Cinquième série, t. VI, II. Fragments du livre gnostique intitulé Apocalypse d’Adam. Par E. Renan. – Note sur 1’identité de secte gnostique des Elchasaïtes avec les mendaïtes ou Sabiens. E. Renan.

Sale. The Koran. A preliminary discourse. London. 1834.

Entwurf einer Histoire der kertzcreien. Walch, III t. Leipzig. 1765.

Сведения o Коране законоположительной книге мухаммеданского вероучения Г. С. Саблукова. Казань. 1884 г.

Православно-догматическое Богословие. Макария. С.-Пб. 1851.

Толковое Евангелие, Арх. Михаила. т. I–III, Москва, 1874.

Жизнь Пресв. Богородицы. Тихомирова. Москва. 1884. Жизнь честного славного пророка предтечи и Крестителя Христова Иоанна. Крылова. Москва. 1852.

Жизнь Иисуса Христа. Скворцова. Киев, 1876.

Scripturae sacrae cursus completus, Migne. t. XXII.

Учение o Лице Господа Ииcyca Христа в трех первых веках христианства. В. Снегирева. Казань, 1870.

Апологетические беседы о Лице Иисуса Христа. Шикоппа, С.-Пб. 1870.

Коран на арабском языке.

Ал-Коран Магометов, переведенный с арабского языка на английский Георгием Сейлем. С английского на российский перевел Алексей Колмаков. ч. I, II. С.-Пб. 1792.

Толкование на Коран, Хазина: Толкование на Коран, Хазина: تفسير القران الجليل النمسى

لباب التاويل فى معانى التنزيل تآليفى الشبخ الامام خجة المقدم العلامة

قدوة الأمة وعام الاثمة ناصر الشريعة وى السنة علا؟ الدين على بن

مف بن ابراهيم البغدادى الصحوق المعروف مطبوع بمطبعة

بولاق بور الطبعة الأول

Commentarius in Coranum, Beidhavii, ed. H. O. Fleischer, Lipsiae, 1846.

Рассказы, Рабгузы: قصص ربعوزى قصص الأنبياده رباط

أوعوزى نينك قاضى سى برهان الدين اوغلى ناصر الدين تصنيفدور

قزأن ۱۲۸۵ سئله ۱۸۵۹

Рисаляи-газйзя: رساله از دزْه شیر ثبات العاجزينقران۱۸۷۴

Анвару-ль-гашикинъ: كتاب أنوار العاشقين تاليف أحمد قزان

كليبول مطبوع فى قزان سنه ۱٢۸۷ نجى هجرى ۱۸۷۵ نجى بالسيعية

Эль-Адави-Эль-Хамзави: هشا رق الاثوار فى فوز اهل

الاعتبار تأليف من هولندا ئل حاوىي الفاضل الشخ حسدن العدوى

الحمزاوى مطبوع ۱٣٤۵ سه بالهجرية

Эль-Шаарани: مختص رتذكرة الأمام ابي عبن ألله القرطبى للقطب الرباق

سيدى الشيخ عبدالوهاب الشعران الطبعة الأول بالطبعة العامرة الشرفية

سنه ۱٣۵۱ هعريةفى مص

Ахмедийя: احمديه أخ مممديه قزأن سنه ۱٢۹۵ هجرية

Толкование на Коран, Фаваиди: تفسير فوازير ﺴئة الف

وثمانمائة وسكت وثمانون هن التأريخ المسيحية

Codex apocryphus Novi Testamenti. Opera et studio Johannis Caroli Thilo, t. I. Lipsiae, 1832.

Evangila apocrypha adhibitis plurimis codicibus graecis et latinis. Ed. Constantinus Tischendorf. Lipsiae, 1853.

Codex apocryphus Novi Testamenti, Alberto Fabricio, Hamburgi, 1703.

Troisième et dernière encyclopédie théologique. Migne. t. 23 et 24.

Dictionnaire des apocryphes, ou collection de tous les livres apocryphes relatifs à l’ancien et au nouveau Testament, Paris, 1856.

Апокрифические сказания о ветхозаветных лицах. И. Я. Порфирьева. Казань. 1872.

Полная картина Оттоманской империи. Труды Господина Д’Оссона. т. I. С.-Пб. 1795.

Труды Киевской Духовной Академии, 1868 г. т. I–IV, ст. „исследование о Талмуде“ С. Диминский. И ст. „иудейский народ и иудейство в период образования Талмуда (с 70 no 500 г. по Р. Х.)“. А. В-нов – 1871 г. Т, ст. „Коран, его происхождение и образование“. А. Гассиев.

Relandi, De religione mohamedica libri dno. Trajecti ad Rhenum, 1717.

Духовный вестник, 1865 г. т. X, ст. «Магоммед. Происхождение ислама». М. Петров.

Хилиазм первых трех веков христианства. Я. Алфионова, Казань. 1875.

Theologische studien und kritiken, – ст. Iesusmythen des Islam. Grustav Rosch, 1876.

Иисус Христос и Его время. Пресансе. С.-Пб. 1869.

Православный Собеседник, 1872 г. ст. „Мухаммеданское учение о Пресвятой Троице вообще и Ипостаси Св. Духа“. Н. Остроумов. 1875. ч. I. Характер и влияние ислама, Арнольда. Пер. с англ. А. В-в. ч. III. Библия и Коран, Арнольда. Пер. с англ А. В-в. 1878 г. ч. I–III, Апология исламизма новейшей английской работы. П. Заринский.

Миссионерский противомусульманский сборник.

III вып. Н. Ильина. Доказательства неповрежденности книг св. Писания В. и Н. Завета.

IV вып. Η. П. Остроумова. Критический разбор мухаммеданского учения о пророках.

VI вып. Историко-критическое введение в Коран, Вейля, пер. с нем. яз E. А. Малова.

VII вып. А. Заборовского. Мысли Аль-Корана, заимствованные из христианства, Я. Фортунатова. Места Корана, благоприятные для обращения мухаммедан в христианство. – Что Мухаммед заимствовал из христианства, Арнольда. Пер. с англ. А. В-в.

VIII вын. Св. А. Светлакова. История иудейства в Аравии и влияние его на учение Корана.

XI вып. Н. Разумова. Историческое значение Мухаммеда.

XIV вып. Е. Н. Воронца. Мировоззрение мухаммеданства и отношение его к христианству.

XVII вып. Μ. А. Машанова. Очерк быта арабов в эпоху Мухаммеда, как введение к изучению ислама.

Происхождение и характер ислама. Н. Ильина, 1876.

Духовная Беседа. Краткий очерк вероучения и практики магометан и о душеспасительных отношениях их к христианству. T. XIII, № 28 и 29.

Еврейские тайны. Зарецкий. Одесса, 1873.

Что такое Коран? Η. П. Остроумова. Ташкент. 1883.

Исторический очерк отношений между христианством и мухаммеданством. Η. П. Остроумова. Петербург. 1888.

Едва ли какая либо естественная религия когда-либо возникала при таких благоприятных условиях, – среди такого обилия разнообразных религиозных идей, – как ислам. Аравия, – страна бедуинов, еще задолго до Мухаммеда послужила местом поселения для иудеев, христиан, магов и т. п. Все эти пришельцы со временем крепли на аравийских землях, составляли из себя общества, приобретали могущество над туземцами и передавали им свое духовное достояние: культуру, религиозное мировоззрение, идеалы и пр. Иногда их влияние ослабевало, иногда оно усиливалось, но никогда оно не уничтожалось совершенно. За все время неведения, как называют арабы эпоху до Мухаммеда, во главе исторической жизни арабов стоят, не редко то христиане, то иудеи. Не мог ли Мухаммед заимствовать некоторые сведения для своих сказаний о новозаветных лицах и событиях у этих именно посторонних обитателей Аравии? Если не лично, непосредственно, то не учился ли он у них, не зная их – из народных преданий, которые, быть может, распространились среди арабов уже настолько широко, что считались национальными? Краткое обозрение исторической судьбы этих пришельцев в Аравию должно ответить нам на эти вопросы. Но само собою разумеется, что ближайшими проводниками новозаветных сказаний для Мухаммеда могли быть иудеи и особенно христиане. Первые живо помнили слышанные ими повествования о жизни Того, Кого их отцы признали было за Мессию, а потом распяли, – после чего их постигли одно за другим ужасные политические бедствия, – вторые жили этими повествованиями, как. содержательной духовной пищей: на основании их веровали и из них выносили моральные выводы для жизни. Принимая все это во внимание, мы рассмотрим историческую судьбу иудейства и христианства в Аравии.

Невозможно указать точно, когда именно евреи поселились среди арабов. По преданиям, записанным у Абульфеды, Агани², это случилось еще во времена Моисея. Когда Моисей вошел в Сирию, то повелел лучшему из своих отрядов идти на поражение амаликитян и всех их без исключения умертвить. Евреи напали на Хиджаз, победили амалякитян, которые жили здесь, перебили их, но тронутые юностью и красотою царя их Аркама, они спасли его и решились привести его пленником. Но прежде, чем они возвратились, Моисей умер, и они принуждены были отдать отчет в своих действиях всем израильтянам. „Мы, говорили они им, предали смерти всех врагов своих, но пожалели это дитя и привели его к Моисею, чтобы он решил его участь. „Им ответили на это“: ослушавшись повеления пророка, который приказал вам не щадить никого, вы совершили преступление; мы не желаем видеть вас среди себя, и не потерпим, чтобы вы оставались в Сирии“. Тогда отвергнутые своими братьями, эти еврейские воины возвратились в Хиджаз и избрали для своего отечества страну побежденного ими народа. Они утвердились в Ятрибе и в соседних местностях, основали там свои жилища и занялись земледелием³. Это предание представляет из себя, по справедливому замечанию Персеваля, небольшое искажение исторического факта, записанного в 1 книге Царств (гл. XV. 3 и след.). Спасенный молодой царь амаликитян был Агас, и израильские воины пощадили его, вопреки повелению Божию, не при Моисее. а при Самуиле. Следовательно, арабское предание ошиблось только в определении времени, но оно, кажется, не погрешает против истины, когда связывает факт непослушания израильских войск с фактом колонизации евреев в Аравии. – Другое арабское предание, записанное у Ибн-Хальдуна, утверждает, что Давид во время возмущения против него Авессалома удалился с иудиным коленом к хайбарским иудеям⁴ и царствовал у них несколько лет до смерти Авессалома, а потом возвратился в Иерусалим⁵. С того времени, по мнению Ибн-Хальдуна и Союти, иудейская колония в Хиджазе постоянно находилась под властью князей из рода Давида, т. е. составляла часть иудейского царства. Сюда то и устремились иудеи после падения иудейского царства при Седекии, когда Иерусалим и иерусалимский храм были разрушены войсками Навуходоносора. Впрочем, это были, вероятно, только частные случаи перехода евреев в Аравию. Самое большое, систематическое переселение иудеев в Аравию началось после завоевания всей Палестины римскими войсками, когда Иудея была сделана римской провинцией (104 г. по P. Xp.). Разоренные, потерявшие свое царство и святыню, палестинские иудеи тогда влачили жалкое существование. Впереди у них не было ничего утешительного, в настоящем – тяжкие налоги в пользу ненавистного Римского государства, бедность. Римские императоры Тит и Адриан относились к ним крайне жестоко. Особенно жесток был Адриан. Озлобленный частыми возмущениями покоренных иудеев, он поднял страшное кровавое гонение на них. Без храма, без надежды когда-либо возобновить сильное, могущественное царство, принужденный унижаться пред римскими солдатами, чтобы спасти свою жизнь, этот, всегда гордый собою, народ начал расходиться по разным странам, где можно было сохранить за собою религиозную и политическую свободу. В этом отношении Аравия с своими широкими и неприступными для неприятеля пустынями была самою удобною страною, находившеюся в соседстве с Палестиной. „Когда римское войско, говорит арабский писатель Абу-ль-Фарадж, покорило народ иудейский, римские солдаты позволили себе производить всевозможные жестокости над побежденными, убивали людей, похищали жен. Многие фамилии решились избавиться от этих притеснений и удалились на аравийский берег. Один отряд войска, посланный в погоню вслед за ними, чтобы возвратить их в Иудею, заблудился в пустынях, отделявших Сирию от Хиджаза, не догнал их и весь погиб от жажды близь местности, называемой Тамма (طاهﺔ)⁶. Из наиболее известных фамилий тогда именно переселились в Аравию Бяну-Назир, Бяну-Курайза и Бяну-Бахдал. Они пришли к Ятрибу (Медине) и сначала поселились в Эль-Габе⁷ – местности лесистой, как показывает самое название ее, – но потом нашли ее вредной для здоровья и переселились в Эль-Алийю⁸, в местность, более близкую к Ятрибу, орошенную двумя источниками Бутан и Махзур. Бяну-Назир поселились близь Бутана, а Бяну-Курайза у Махзура, на земле, обнимающей места, известные под названием Боат и Сумран⁹. История упоминает еще несколько иудейских племен, тогда же поселившихся в соседстве с упомянутыми Бяну-Курайза, Бяну-Назир и Бяну-Бахдал – это были Бяну-Кайнука, Бяну-Акра, Бяну-Гаура, Бяну-Зейд, Бяну-Ауф, Бяну-ль-Азиз и др. Все эти племена оселись по преимуществу в Хиджазе, – распространяясь отсюда и на юг Аравии в богатейшую страну ее Йемен. Для большей безопасности от хищнических орд бедуинов, они устроили себе множество четвероугольных замков, из которых наиболее были известны Бара, Фадак, Кулла, Наим, Саб, Ватих, Камус и др.

Новое отечество приютило беглецов, впрочем, благосклонно. Иудеи были родственны арабам по происхождению, языку и даже некоторым обычаям. Как известно, многие арабские племена производили себя от Кахтана, или что тоже Иектана, сына Еверова, предка Авраама, или же от Аднана, потомка Измаила¹⁰. Что касается языка арабов, то он по своим корням, по своим грамматическим формам, по синтаксическому строению речи, сходился вообще со всеми языками семитических народов, населявших юго-запад Азин и часть Африки, – каковы: Евреи, Арамеи или Сирийцы, Халдеи, Хананеи, Филистимляне и Абиссинцы. В обычаях иудеев тоже сохранилось много сходного с арабами. Те и другие совершали обрезание, употребляли в пищу известные роды мяса и не употребляли других, вели патриархальный образ жизни под управлением шейха и пр. Отсюда совершенно понятно то обстоятельство, что между арабами п переселявшимися к ним иудеями не произошло никаких враждебных столкновений. Мало того, Иудеи скоро заняли лучшие местности Хиджаза с обильными пальмовыми плантациями, расположенными в плодоносной, орошенной небольшими ручьями, долине Ятриба. Здесь они занялись земледелием, скоро разбогатели и завели широкую торговлю, как по аравийскому полуострову, так и с другими странами: Индией, Византией, Персией. Когда около 300 г. в Ятрибе поселились два арабских племени Бяну-ль-Аус (بنو الاوس) и Бяну-Хазрадж (بينو خزرج), отделившиеся в Сирии от Гассанитов, иудеи считались уже господами Ятриба. Пришедшие арабы подчинились их правлению и принуждены были занять только бедные пастбища. Иудеи не дозволяли им часто переходить с одного места на другое со стадами верблюдов и овец и не допускали их к своим обработанным и обильным финиковыми деревьями землям и яр. Такой порядок, конечно, обусловливался духовным богатством этого народа. Всегда предприимчивые, деятельные иудеи внесли из Палестины в Аравию свои национальные надежды создать в Аравии твердое царство на тех же теократических началах, на каких оно существовало в славные времена Давида и Соломона, ввели у себя твердые правила благоустроенной общественной и частной жизни, выбрали себе шейха-предводителя и подчинялись ему во всем касавшемся религии и жизни. Само собою понятно, что и религиозные убеждения аравийских иудеев оставались более твердыми, ясными, чем у туземных арабов. Все это помогло им взять перевес над примитивными обществами бродячих арабов.

Такое благосостояние иудеев в Аравии продолжалось почти до конца V века. В Ятрибе арабские племена Аус и Хазрадж скоро размножились и потребовали себе у иудеев некоторых лучших земель. Те, конечно, отказались удовлетворить их, и вот возникают между иудеями и ятрибскими арабами довольно продолжительные враждебные столкновения. Первыми напали на язычников сами иудеи, чтобы скорее обессилить их и опять привести в подчинение себе. Но Малик, сын Аджлана, из племени Хазрадж, бывший тогда князем у ятрибских арабов, пригласил на помощь другие племена. Вскоре в Ятриб явился с войском Аду-Джубайла, сын Абдаллаха, из племени Гассана. Он решил обмануть иудеев и застать их врасплох, для чего распустил молву, будто предпринимает поход в Йемен. Устроивши лагерь близ Ятриба, он пригласил к себе иудейских князей. Но лишь только они явились в палатку Абу-Джубайлы, как все были преданы смерти¹¹. Тогда Абу-Джубайла сказал предводителям племен Аус и Хазрадж: „я избавил вас от большой части врагов; теперь вам будет легко управиться с остальными, если они вздумают показать свою отвагу“, – и ушел с войском своим в Сирию. Но слабые иудеи все еще казались страшными Малику. Чтобы еще более ослабить их, он решился на такой вероломный поступок: оповестил их, что желает заключить с ними мирный договор, устроил по этому случаю пир и пригласил иудейских Князей. Те были настолько просты, что и в этот раз не заподозрили никакого обмана, пришли, но, по приказанию Малика, все были умерщвлены¹². Теперь иудеи, действительно, стали настолько бессильными, что не могли удержать за собою господствующего положения в Ятрибе; племена Аус и Хазрадж заступили их место и стали изгонять их из лучших пастбищ.

Это событие, по соображению ученого Персеваля, относится к 492 г. или 493 г. по Р. Хр. Но вскоре после того мы видим иудеев снова влиятельными жителями Ятриба. Влияние их, впрочем, теперь сказывалось не столько в области бытовой, сколько в области религии. Они делаются то богатыми, то бедными, но при этом увлекают в свою религию более и более арабских жителей. Как в Палестине во время тяжких бедствий, так и здесь они утешали себя надеждою на скорое пришествие Мессии, царя – Избавителя; потеря владычества здесь побуждала настойчивее раскрывать язычникам веру в свое будущее. Иудеи говорили язычникам: „близко время, когда придет обещанный наш пророк, и мы, при помощи его, отомстим за себя“. Как ни были арабы враждебны к ним, однако не могли не задуматься над этой угрозой и не вникнуть в веру иудеев. По крайней мере мусульманские предания сохранили нам следующий факт. В 497 г.¹³ христианской эры один тубба Йемена по имени Асад-Абу-Кариб, сын Калай-Кариба, из потомков Химьяра, отправился войной на Персов, затем в Ятриб, покорил его и оставил в нем правителем своего сына. Вскоре на пути к дальнейшим завоеваниям он услыхал, что жители Ятриба убили его сына. Абу-Кариб решается мстить жившим в Ятрибе иудейским племенам Курайза и Назир и арабским Аус и Хазрадж. Предвидя опасность, два иудеянина выходят к нему и предостерегают его, говоря: если ты разрушишь Ятриб, то подвергнешься небесному гневу. „Почему»? спросил Абу-Кариб. „Потому, отвечали они, что этот город назначен служить убежищем пророку, который должен явиться в последнее время, и который, по изгнании из своего отечества, сделает его своей резиденцией“. Тубба поддался их доводам, даже изучил их религию и принял иудейство. Все войско его последовало его примеру. Возвратившись в Йемен вместе с иудейскими учеными, Абу-Кариб решился ввести иудейство между своими подданными. Химьяриты сначала воспротивились, но потом согласились, по предложению Абу-Кариба, решить вопрос о превосходстве иудейства над язычеством при посредстве чудесного огня. В Йемене было одно место, откуда показывался чудесный огонь, который у жителей слыл за решителя в важных делах. Сюда то пришли представители ложных богов с своими идолами и иудейские ученые с своими священными книгами. Те и другие прошли чрез огонь; но иудеи остались невредимыми, а языческие жрецы сгорели. Это чудо решило спор, и Химьяриты приняли иудейство¹⁴. Другой факт. Дзу-Новас – потомок и один из ближайших преемников Абу-Кариба (между 490 и 525 гг.) объявил себя сторонником иудейства. Он принял имя Юсуф, и старался пропагандировать в Йемене иудейскую веру. Действительно, иудейство в его царствование сделало много успехов¹⁵. По мнению Нувейри, побудило его принять иудейство следующее обстоятельство: иудейские ученые, желая доказать превосходство своего культа над язычеством, явились с Пятикнижием в руках в одно место, где почитался демон, потушили огонь своим чтением священного писания и изгнали демона¹⁶. Но Хамза говорит, что Дзу-Новас сам, без всяких внешних поводов, почувствовал склонность к религии Моисея и сделался ее последователем во время путешествия своего в Ятриб, население которого состояло на половину из иудеев и на половину из язычников¹⁷.

Персеваль держится того мнения, что Дзу-Новас был обращен, вероятно, Йеменскими же иудеями, так как жители Йемена еще задолго до него исповедовали иудейство; путешествие же его в Ятриб было не причиной, а скорее следствием его обращения. Он слышал, что здесь его единоверцы терпят притеснение со стороны язычников, и решился возвратить им прежнее значение их в Ятрибе. Как бы то ни было, история подтверждает, что Дзу-Новас был иудеем и заботился о распространении своей религии. Между прочим он столкнулся и с христианством, которое к тому времени особенно процветало в Наджране. Вот как рассказывает об этом ученый Персеваль¹⁸.

По мнению Ибн-эль-Кельби¹⁹, умерщвление двух иудейских юношей, совершенное наджранитами, было поводом или предлогом к вооружению Дзу-Новаса против Наджрана. Он собрал, говорит Кельби, 120,000 войска²⁰ и сделал осаду Наджрана. Сопротивление было отчаянное, так что Дзу-Новас, не надеясь победить силою, прибег к хитрости. Он обещал жителям Наджрана не сделать им никакого зла, если они отворят ему ворота. Те сдались²¹... Но Дзу-Новас, лишь только вошел в город, как отобрал их богатства, и самим им представил на выбор или иудейство или смерть. Те предпочли смерть. По приказанию Дзу-Новаса, был вырыт громадный ров, который был наполнен горючим материалом. Зажгли хворост, и бросили сюда большое количество христиан²²). Других христиан Дзу-Новас погубил раскаленным железом. Число жертв его жестокости, по Ибн-Исхаку, простиралось до 20 тысяч лиц²³.

Между этими мучениками был начальник города, которого большая часть мусульманских авторов называет Абдаллахом, сыном Тамира. Церковные же писатели называгот его Арефа, сын Халеба²⁴; он был причислен к лику святых. Нет ничего невероятного, что эти два названия относились к одному и тому же лицу, потому что Абдаллах принадлежал без сомнения к фамилии Хариса, сына Каба, которая долгое время господствовала в Наджране. Название „Арефа, сын Халеба», которое очень схоже с название „Харис, сын Каба“ – быть может, было именем фамилии, а Абдаллах – собственным именем.

По греческим и сирийским сказаниям, император Иустин I узнал о разграблении Наджрана через одного возвратившегося посла – Авраама, сына Ефразиуса, отправленного к Мундиру, царю Хиры, арабскому князю, которого сам Дзу-Новас известил об этой новости письмом, – и еще от христианина, пришедшего из Йемена. Иустин тотчас же написал патриарху Александрийскому, чтобы тот побудил царя Акедмитов, или Абиссинцев выступить на помощь христианам Аравии.²⁵

Мусульманские историки говорят, что один из знатных жителей Наджрана Дус Дзу-Толабан²⁶, избежавши смерти, прошел Аравию, Сирию, Малую Азию и пришел в Константинополь, явился к римскому императору Юстину I, изложил пред ним жестокости Дзу-Новаса, показал ему вполовину обгоревшее Евангелие, которое он, будто, спас от пламени и, требуя мщения во имя религии, возбуждал его к помощи своим единоверцам. Император ответил ему: „твоя страна очень далеко от нас, но я напишу об этом царю эфиопскому (абиссинскому), так как он исповедует также христианскую религию, и при том ближе нас к Аравии” И действительно, он написал эфиопскому царю письмо, в котором побуждал его отправить войска свои в Йемен, чтобы наказать Дзу-Новаса за жестокость.

Дус с письмом Юстина пришел к Ваджаши, или царю Абиссинии. В это время царствовал здесь, судя по греческим писателям, Елесбой, и по эфиопским – Халеб²⁷ или Амда²⁸. Этот князь, уступая желанию императора, сделал приготовления для экспедиции, по и Дзу-Новас, будучи извещен своими вассалами, с своей стороны приготовился к битве и вздумал было вызвать войска Сэйля, находившиеся тогда в разных частях Счастливой Аравии. Но те отказались присоединиться к войскам его и отвечали, что пусть каждый защищает свою страну.

Однако император отправил к царю Абиссинскому флот²⁹, выведенный из гаваней Египта и Красного моря; царь абиссинский, кроме того, приказал соорудить 700 легких лодок³⁰. С этим флотом отправилась в Аравию армия Абиссинцев в 16000 человек и высадилась на берегу называемом Халифика³¹. В этой армии, сопровождаемой Дусом, наход0лся Абрага, прозванный потом Эль-Ашрам, или Гзаляфрэ. Арият был начальником экспедиции. Вскоре после высадки на берег Арият встретился с Дзу-Новасом, шедшим против него во главе войск Химьяритов и многих колен Йемена. Битва произошла на берегу. Абиссинцы остались победителями, а Дзу-Новас с отчаяния бросился вместе с лошадью в море и потонул в нем³².

Так закончилась попытка иудеев распространить свою религию, по возможности, по всему Аравийскому полуострову. Иудейство, вероятно, достигло только того, что стало известно многим туземцам, находило среди них своих сторонников, но не обратило к себе всех арабов. Положение иудеев после того было таково: они везде значительно влияли на арабов своим духовным богатством, религией, культурой. но в тоже время не пользовались народными симпатиями, может быть, за национальную гордость свою, а может быть за постоянное стремление к власти в Аравии. Эпоха славы иудейства в Аравии миновала со смертью Дзу-Новаса, но не погибла окончательно. Незадолго до Мухаммеда, иудеи снова усиливаются.

Почти пред самою проповедью Мухаммеда арабские племена Ятриба Аус и Хазрадж завели междоусобную войну, продолжавшуюся до 615 года. Иудеи сначала держали нейтралитет. К тому времени они успели опять разбогатеть и захватить себе лучшие пастбища. Это и вовлекло их в войну. Некто Амр, сын Нумана из Бяну-Бейяды – отрасли племени Хазрадж, однажды сказал своим родичам: “наш отец, Бейяд, устроил нас на неблагодарной земле, между тем как иудейские племена Курайза и Назир владеют самыми производительными плантациями и имеют самую приятную воду; принудим их уступить нам свои места“. Иудеи, конечно, отказались отдать свои владения Хазраджитам и вступили в союз с другим племенем, также враждебным к Хазраджитам, – Аусцами. В завязавшейся вскоре битве Аусцы и иудеи остались победителями³³.

Когда Мухаммед выступил с своею проповедью, ятрибские иудеи казались ему настолько значительными, в Аравии, что он должен был сойтись с ними. Из сообщений автора Сират-ер-расуль мы видим, что Мухаммед поспешил дать следующую хартию Аусцам и Хазраджитам, когда они явились в нему в Мекку и признали его пророком. „Иудеи, говорилось в этой хартии, которые принадлежат нам, будут защищаемы от всякого притеснения и оскорбления; они имеют право на нашу защиту и помощь. Иудеи различных ветвей Ауса, Хазраджа и пр., и все другие поселившиеся в Ятрибе, образуют с мусульманами одну и туже нацию. Они свободно исповедуют свою религию, как мусульмане – свою. Союзники и друзья этих иудеев наслаждаются, подобно им самим, полным спокойствием. Только те будут преследуемы и наказаны, которые окажутся виновными в каком-либо преступлении. Для защиты Ятриба от врагов иудеи должны соединяться с мусульманами. Если мухаммедане будут сражаться с врагами, иудеи участвуют с ними в военных расходах. Ятриб должен быть священным местом для всех, кто согласен с этой хартией. Помощники и союзники мусульман и иудеев будут приравняемы им самим и пр.³⁴“.

Здесь не упоминаются Бяну-Курайза, Кайнука, поселившиеся в Ятрибе, потому что с ними Мухаммед заключил подобное же условие частным образом.

Из лиц иудейской религии, с которыми сходился Мухаммед в начале своей проповеди, можно указать на жен его Райхану и Суфийю, иудеев Мукайрика из отрасли Тулабат-ибну-ль-Гитийун и Абдаллаха, Сына Селляма, из племени Кайнука. По сказапиям автора Сират-ер-расуль, последние трое признали Мухаммеда за пророка, ниспосланного с неба³⁵. Но если некоторые иудеи признали Мухаммеда пророком, то большинство других не сочувствовало его проповеди. Тот же автор упоминает несколько лиц, ненавидевших Мухаммеда. Это были: Кааб, сын Ашрафа, Хойай, Сын Ахтаба, Кинана, сын Раби, Селлям, сын Мишкама, Селлям, Сын Абу-ль-Гукайк Ибн Салюйя, Абдалзах, сын Сауры, Озайз, Финхаз, Азар, Забир и мн. др.³⁶. В отношениях их к Мухаммеду замечалась какая-то двойственность: сначала они, когда впервые услыхали о выступлении Мухаммеда на проповеди, подобно прочим иудеям, стали сочувственно прислушиваться к словам его, но потом – чем более знакомились с ним, тем яснее замечали его недостатки и заблуждения. Тогда они хотя и не прервали сношений с ним, однако стали преследовать его насмешками, сатирами и даже возбуждали против него корейшитов. Но Мухаммед как будто не обращал внимания на это: в продолжении первых четырех лет после своего бегства в Медину или Ятриб он сносил все насмешки этих иудеев и не обнаруживал никакого враждебного чувства по отношению ко всем евреям вообще. Впоследствии он возненавидел иудеев, содействовал выселению из Медины Бяну-Кайнука, изгнал евреев из Агдала и Кары, выселил Бяну-Назир в Хайбар, перебил Бяну-Курайза и пр., но за то в первые годы своей проповеди он хотел сблизиться с ними, чтобы они признали в нем Мессию, которого они ждали; чтобы они научили его книгам Писания, которые были у них, и пред которыми он благоговел, как может благоговеть простой, неученый араб перед произведениями, имевшими священный авторитет с начала мировой истории. В Коране сохранилось много мест, в которых будто бы Бог предписывает Мухаммеду спрашивать у народа Писания подтверждения догматическим положениям (X, 94; XVI, 45; XXI, 7; XLIII, 44) и подтверждения рассказов его об исторических событиях (XI, 207; XVII, 103). По общему мнению, мусульман, здесь под народом Писания разумеются, главным образом, иудеи³⁷. Нет ничего невероятного в том, что он часто вступал с ними в религиозные беседы, из которых мог почерпать как догматическое учение ветхого завета, так и исторические сказания о событиях из жизни еврейского народа. По одному мусульманскому преданию, евреи прочитывали Мухаммеду некоторые места из своей древней истории, а он произносил о них свои суждения и делал замечания³⁸. По другому, тоже мусульманскому преданию, язычники иногда упрекали Мухаммеда, что он пересказывал лишь то, что принял от христиан и иудеев, полагая, что ему, без сторонней помощи, нельзя было разглагольствовать о возвышенных предметах³⁹. Действительно, Мухаммед, человек любознательный от природы, должен был интересоваться всем, что составляло духовное достояние еврейского народа, а с другой стороны, сами иудеи, – этот живой народ, всегда готовый пропагандировать свою веру и гордиться своей историей, – не могли удержаться от того, что бы не преподать Мухаммеду некоторых истин. Известно, что арабские иудеи полемизировали даже с христианами (при еп. Грегенцие в Наджране), имели много прозелитов из туземных арабов и надеялись, если не окончательно вытеснить другие религии с Аравийского полуострова, то по крайней мере, подавить их. Встретился иудеям юный, увлекающийся араб, и они стали учить его.

Итак, иудеи действительно были в Аравии, распространились широко и, пользуясь переменным счастьем, делаясь то богатыми, то бедными, часто стояли во главе народной жизни и всегда духовно влияли на своих соседей – арабов.

Рассмотрим теперь, какова была судьба христианства в Аравии и могло ли оно быть источником для коранических сказаний о новозаветных лицах и событиях.

Одно географическое положение Аравии уже позволяет думать, что Аравия до Мухаммеда приняла в себя много христиан. С севера Аравия, как известно, граничит с Палестиной, Сирией и Персией, с юго-запада Красным морем отделяется от Абиссинии, с северо-востока – границу составляет Персия. Во всех этих странах еще задолго до Мухаммеда было много христиан. Особенно это нужно сказать про Сирию и Палестину. Это были две колыбели христианства; здесь оно начало свою историю и отсюда распространяло свое могущество. Что же касается Персии и Абиссинии, то в первой христианство появилось во II в. и в III и IV веках угрожало уже религии Зороастра, а во второй – начало христианства относится к IV веку (проповедник еп. Фрументий), а эпоха внешнего Могущества – к V веку. Из всех этих стран христианство могло проникать в Аравию рано и с бо́льшим удобством, чем в другие страны. На пути ему в Аравию не было никаких особенных препятствий. Северные области Аравии, так называемая Петрейская Аравия, царство Гассана и Хиры, Ирак непосредственно прилегали к христианским странам и нигде на границе своей не имеют ни крутых гор, ни рек, неудобных для переправы. Южнее этих областей – Хиджаз, Асир и Техама лежат или у побережья Красного моря, или невдали от него, имеют у себя несколько более или менее удобных для сношений с иноземцами гаваней. Другие области – на самом юге Аравии Йемен, Хазрамаут и на западе – Оман, Бахрейн омываются водами Аравийского пролива, Персидского моря и залива; следовательно, тоже не были лишены удобных путей сообщения с христианскими странами.

Только области, расположенные внутри Аравийского полуострова, как напр. Недж и Ахкаф. лежали в стороне от удобных путей. – Но если принять во внимание бродячий пастушеский и торговый образ жизни здешних обитателей, то нужно предположить, что и жители этих областей могли знакомиться с иноземцами, если не непосредственно, то, по крайней мере, через северных и прибережных единоплеменников своих. Таким образом, христианство в Аравию могло без затруднения проникать. Внешними поводами к тому могли быть разнообразные случаи: торговые сношения, военные стычки и разные житейские обстоятельства. Тогда как одни христиане приходили в Аравию в качестве торговцев или военнопленных, другие переселялись сюда из Сирии, Палестины и Персии от гонений на них со стороны языческих властей, или же потому, что искали удобного места для распространения своих неправильных мнений, за которые православные христиане преследовали их на месте первоначального жительства их и т. п.

Это предположение оправдывается историей. Еще в век апостольский христианство было насаждено в Аравии трудами св. апостолов Павла и Варфоломея. Первый из них сам говорит о себе в своем послании к Галатам, что он после обращения своего „пошел в Аравию и опять возвратился в Дамаск“ (1, 17), а о втором у историка Руфина⁴⁰ и у бл. Иеронима сохранилось предание, что он проповедовал Евангелие Христово индийцам, именуемым счастливыми, и передал им Евангелие Христово от Матфея⁴¹. Куда проходил ап. Павел, точно доказать трудно; можно только предполагать, что – в ближайшую к Дамаску местность около г. Бостры в Петрейской Аравии – туда, где впоследствии утвердилось царство Гассанидов. – Но за то можно с уверенностью сказать, что св. Варфоломей был в счастливой Аравии или в Йемене, так как, по свидетельству древнего писателя Филосторгия, в древности счастливою Индиею называлась та местность, где впоследствии утвердились Химьяриты, т. е. Йемен⁴². Почти тогда же Симон, один из 70 учеников Господа, был посвящен в епископа петрейского города Бостры, и утвердил здесь христианство⁴³. – Второй век доставил Аравии еще несколько случаев сближения с христианством: Петрейская Аравия в 105 г. и царство Гассанидов в 165 г. были подчинены римскому владычеству, с обязательством вести общие войны, защищать границы Римского государства и пр. Римский полководец Пальма поместил в г. Бостре легион войска, в котором могли быть и христиане. К концу II века, именно в 190 г., южную Аравию посетил александрийский учитель Пантен, вероятно, по приглашению тамошних христиан, что бы разрешить некоторые вопросы, возникшие среди них⁴⁴. Можно думать, что одним из поводов к переселению в Аравию из Римского государства христиан было гонение, воздвигнутое на них жестоким императором Коммодом. Арабские страны с гостеприимными своими обитателями были для них самым лучшим и удобным местом убежища, и они бежали. Эти гонения на христиан со стороны языческих римских императоров еще более усилились в III в. и в начале IV и особенно в средине его – при Декие Траяне и Диоклитиане. Результатом их, конечно, было тоже передвижение христиан из Римского государства в другие страны, только оно было более многочисленно. Одни христиане сами уходили в Аравию, другие переселялись сюда в заточение для наказания. – В Петрейской Аравии мы видим уже довольно большие общества христиан, у которых были свои епископы. Здесь появились уже еретические заблуждения, и еретиком оказался даже один из аравийских епископов, именно еп. Бострский Берилл.

Для обличения его аравийские епископы пригласили в 244 г. Оригена и составили собор⁴⁵. Ориген снова был приглашен в Бостру, чтобы опровергнуть мнения некоторых аравийских христиан, будто и душа умирает вместе с телом, и опять с ним воскреснет. Из актов антиохийского собора известен еще один епископ этого века, еп. бострский Максим, участвовавший на антиохийском соборе в осуждении ереси Павла Самосатского⁴⁶. Пана Геласий высказывал мысль, что одним из митрополитов Аравии III в. был св. Ипполит⁴⁷. Общество христиан в Аравии пополнялось особенно разными пришельцами во время жестокого гонения Диоклитиана. Так, в Аравию удалилась св. великомученица Екатерина (около 304 г.), св. Кир и Иоанн⁴⁸. Церковный историк Евсевий Памфил сообщает, что Диоклитиан ссылал множество христиан в фенанские рудники; там всячески мучили в и принуждали к тяжкой работе. „Из числа христиан, говорит он, было сослано сюда 97 человек вместе с женами и новорожденными детьми; все они отосланы были к префекту Палестины. Так как они исповедовали Бога всяческих и Христа, то префект Фирмилиан, ссылаясь на волю царя, повелел раскаленным железом прижечь им сгибы в самые жилы левой ноги, а ножом исторгнуть правый глаз и сослать в рудокопни”⁴⁹.

Между этими несчастными пользовавшимися, конечно, сочувствием местных жителей, был известен Иоанн, слепой, но необыкновенно хорошо помнивший св. писание. Фенанские христиане составляли из себя в это время довольно значительное общество, у них были пресвитеры и епископы, из которых известны Пилей, Нил и Сильвинв, Газский епископ. В последнее гонение Максимина фенанские христиане были рассеяны по Кипру, Ливану и Палестине; предстоятели их были обезглавлены, сожжены и пр.⁵⁰. Так закончился первый период распространения в Петрее христианства, – так сказать, период гонений. Справедливо думать, что христианство в этот период проникло и в другие области северной Аравии – в царство Гассанидов и Хиру, тем более, что первое из них, подобно Петрее, со 2 века считалось римской провинцией. По свидетельству Ибн-Хальдуна и Масуди первыми христианскими владетелями царства Гассанидов были тонухиты Номан, Сын Амра, Амр, Сын Номана и брат eгo Эль-Хавари⁵¹. Правление в было весьма кратковременно, не более 20 лет от 272 до 292 г. Преемником их был некто Давуд или Давид, Сын Хебулы, из племени Дзаджайма, отрасли Бяну-Салих. Тот же Хальдун признает его христианином Но Дзаджаймиты вскоре были свергнуты, владетелем сделался Гассанид Тсалаба, сын Амра, и римское правительство поспешило заключить с ним новый союз на условиях прежней вассальной зависимости Гассанидов от Римского государства. Оно обязывалось на случай войны давать Тсалабе помощь в количестве 40000 человек, в свою очередь и Тсалаба в подобном же случае должен был представить римскому правительству 20000 войска. От большого ли сближения с христианами римскими, или от чего другого, но только теперь христианство становится здесь более и более заметным. Отец владетеля Тсалаби Амр, сын Джафны, строил много монастырей, напр. Дайр-Халед (يرخالد), Дайр-Аюб (ير أيوب) и Дайр-Гинд⁵² (دير جند) Ибнъ-Хамза в Масуди говорят, что вт. это время христианство, сделавшее большие успехи вообще на всем востоке, распространилось между Бяну-Салих⁵³. В Хире христианство сделалось известным при Имру-ль-Кайсе. Этот владетель, как говорят некоторые арабские историки⁵⁴, принял христианство (около 288 г.). Гораздо определеннее известно нам о положении христианства в III в. в южной аравийской области – Йемене. По свидетельству многих арабских писателей⁵⁵ один из химьяритских князей здесь Абд Келяль, сын Амра-дзу-ль-Авада, или сын Матуба, был христианином (273–297 г. по Р. Хр.).

Обращение его приписывается одному выходцу из Сирии, которого химьяриты из фанатизма убили. При Абд Келяле христианство было так распространено в Йемене, что невозможно было сосчитать его прозелитов.

В IV веке, когда христианство получило в Римской империи свободу, для тамошних христиан почти не стало нужды бежать в другие страны и, между прочим, в Аравию. Однако эта страна и тогда не осталась без проповедников христианства. Многие христиане шли в Аравию из Римской империи или Абиссинии добровольно для проповеди, но многие направлялись в Аравию и невольно из Персии, где гонения не прекращались. К началу этого века относится основание пр. Иларионом церкви в Елузе. Бл. Иероним говорит, что когда Иларион пошел в пустыню Кадес для посещения одного из учеников своих, то с бесчисленным множеством монахов зашел в Елузу, именно в тот день, в который горожане собрались для праздника. Едва огласилось, что проходит св. Иларион, известный своими чудесными исцелениями, как вышли на встречу толпы жителей с женами и детьми и, наклонивши головы, взывали к нему: барех, т. е. благослови. Он принял их ласково и, прощаясь, заклинал их чтить лучше Бога, а не камни; со слезами увещевал их и обещал часто приходить к ним, если только они сделаются христианами. Тронутые благодатию Божиею, граждане не прежде отпустили Илариона, как он начертал размеры будущего храма и крестил одного из жрецов их вместе с многими сарацинами⁵⁶. Из епископов этого века, участвовавших на соборах против ариан, известны: бострийский никомах Варохий, Тит, Богадий и Агапий, Ураний, Аравиан из Адраны, Кирион из Роббатудь-Аммона, Петр – из Айлы, Астерий и Герман из Петры, Север из Неаполя и еп. сарацин Моисей и мн. др.⁵⁷. По словам еп. Тита, в Бостре во время Юлиана было столько же христиан, сколько и язычников⁵⁸. На распространение христианства в Петрейской Аравии в конце IV века повлиял много, между прочим, пр. Иоанн Колов, выходец из Египта, поселившийся в скиту около г. Клизмы и обративший в христианство почти все население этого местечка. Кроме того, здешние арабы, называемые в христианских памятниках именем сарацин, бывали в Синае и Раифе, где отшельническая жизнь была уже к тому времени в полном расцвете.

Менее быстро распространялось христианство в других областях Аравии. В соседней с царством Гассанидов и Хирой – Персией в IV веке было поднято страшное гонение на христиан. Сапор, Издегерд и Варан – цари Персии, были ненавистниками христианства и вероятно побудили многих исповедников его выселиться в Аравию. Созомен рассказывает, что в это время обратился в христианство один арабский владетель по имени Заком или Зоком, и что все племя его последовало его примеру⁵⁹. Ученый Покок думает, что это был Лохом, владетель Хиры⁶⁰, а Персеваль считает его за Аркама, одного из Гассанидских царей, сына Тсалаба, сына Амра, сына Джафна⁶¹. Это было при Гассанидском князе Джабале I. Сноха его Мавия, наследовавшая власть после своего мужа Хариса, была христианка, вступала в войну с Валентом (373–375), по окончании которой заключила с ним условие, чтобы православные епископы Римской империи посвятили ей во епископа некоего Моисея, мужа в то время известного в Аравии святостию жизни и чудесами⁶². Он окончательно уничтожил следы идолопоклонства в стране и склонил Мавию к союзу с Римлянами, Мавия послушалась его и отдала свою дочь за одного римского военачальника Виктора⁶³. Наследники Мавии, сыновья ее – Эль-Мундзиръ-эль-Акбар (المنذر الأكبر), Номан (آنعمان), Джабала II-й (جبالة), и Айгам (الادهم) были, кажется, все христианами. По крайней мере, последний из них построил монастыри Дайр-Дзахам и Дайр-ен-набувват⁶⁴. – В Хиру, соседнюю с царством Гассанидов, христианство проникло большею частью тоже из Персии, и тоже через беглецов, укрывавшихся от гонений. При преемнике Имруль-Кайса, Амре 2-м жители Хиры имели два военных столкновения с Констанцием и Юлианом, и вероятно имели случай видеть много христиан их. Номан 2-й, сын Имуль-Кайса был настолько близок к персидскому двору, что получил честь воспитывать сына Издегерда-Бахрама. Для этого он созвал к себе мудрейших людей страны своей, в числе которых был один христианин. Около того же времени в Сирийских пределах подвизался св. Симеон Столпник. Слава о необыкновенном подвижничестве и чудесах его обратила на себя внимание многих окрестных жителей и, между прочим, арабов. Житие его упоминает о приходивших к нему каких-то двух арабских царицах, арабском священнике и сарацинском князе Василике⁶⁵. Одна царица была неплодна и по молитве его получила исцеление, другая избавилась от жестокого правителя своего, третий убедился в подвижничестве его и четвертый после беседы с ним обратился в христианство. Номан, заметив, что подданные ему арабы отправляются к святителю большими массами, испугался их обращения в христианство и потому издал распоряжение, что всякий, кто пойдет к Симеону, будет лишен жизни. Вскоре он увидал во сне святителя, который укорял его за это распоряжение и велел двум своим ученикам бить его. Номан проснулся и действительно увидал себя избитым, и вскоре заболел. Конечно, он тотчас же почувствовал свою несправедливость, поспешил отменить свое распоряжение и даже сделал значительные уступки христианам: позволил им открыто совершать богослужение и строить вновь храмы⁶⁶. Вскоре он исцелился, но еще не решался обратиться в христианство. Переворот последовал в нем, по словам Ахмеда-эль-Байгаки, которого цитирует Ибн-Хальдун, при следующих обстоятельствах: однажды он, сидя па террасе великолепного дворца своего, любовался видом дворцов и садов своих... Увлекшись красотою, Номан воскликнул: есть ли в мире место красивее этого?! Без сомнения нет, отвечал стоявший подле него главный воспитатель персидского наследника, – христианин. Но однако, продолжал он, ни этот богатый город, ни это богатое поле не будут существовать вечно. Эта-то мысль и портит всю прелесть картины. „Но что же будет вечно?“ спросил Номан. – Сад Божественного милосердия, – отвечал христианин, – в который войдут только те, которые откажутся от заблуждений идолослужения, чтобы укрыться в лоне истинного Бога. Номан понял пустоту земной жизни и воскликнул: все, что принадлежит мне сегодня, завтра будет принадлежать другому. Он вскоре принял христианство и оставил престол сыну своему Мундзиру (المندر)⁶⁷.

Южные области Аравии в IV в. были еще более счастливы исповедниками христианства, чем северные. Около 343 г, римский император Констанций отправил в Йемен к правителю его Мартаду, сыну Абд-Келяля, посольство, во главе которого был епископ Феофил. Цель Конставция состояла в том, чтобы распространить христианство среди Химьяритов, которые тогда населяли Йемен, и чтобы вступить с ними в союз против Персов. Послы предложили Мартаду богатые подарки – 200 лошадей, набранных в Каппадокии, и просили позволения выстроить храмы для негоциантов, подданных Констанция, которые часто разъезжали по Счастливой Аравии, или постоянно жили в ней, а также и для тех туземцев, которые бы пожелали принять христианскую веру. Не смотря на оппозицию со стороны иудеев, миссия имела полный успех. Было выстроено три храма: один в Зафаре, резиденции царя, другой – в Адене, третий – в главном приморском городе на берегу Персидского Залива – Ормузе⁶⁸. Феофил ласкал себя надеждой обратить в христианство князя Химьяритов. Быть может, этому помогла веротерпимость Мартада. По крайней мере, из сказания о нем известного писателя Мирхонда⁶⁹ можно заключить, что ему было известно нечто из христианства. Греческие писатели говорят, что принятием христианства Феофилу обязан, между прочим, один из лучших городов Йемена – Наджран, в котором христианство впоследствии процветало более, чем где либо в Аравии. Вот что мы читаем у Метафраста: бе той град велик и многонароден. Просия же в том граде от того времени, егда Константий, сын великого Константина, посылаше послы своя к Савеом, иже ныне нарицаются Омириты (Химьяриты). Дошедше бо тамо богомудрии и добродетельнии от Ковстантия царя мужи, и царя страны тоя Константию дарами примиривше, научиша людей вере во Христа Иисуса и церкви создаша. И оттоле в Награне граде цветяше благочестие, растяше христианское учение, множихуся лицы иночествующих, устрояхуся монастыри и пр.⁷⁰. Тоже самое говорит Бароний⁷¹. Но арабские писатели передают об обращении наджранитян иначе⁷².

По свидетельству их, в Сирии жил один благочестивый отшельник, по имени Феймийюн (вероятно Евфимий), исповедовавший христианство⁷³. Он проводил свою жизнь в путешествии. После того, как слух о добродетелях его и милостях ему с неба, начинал распространяться, он переходил в другое место. Он питался только тем, что добывал своим трудом, праздновал воскресный день и не предавался в этот день никаким ручным занятиям. Некто Салих, удивляясь его святости и благочестию, сделался его верным учеником и слугой. Везде, куда ни отправлялся Феймийюн, больные получали исцеление его молитвами. Избегая тех мест, где необыкновенные врачевания его обращали на себя внимание жителей и содействовали славе его, он перешел в Аравию, сопутствуемый Салихом; здесь их встретило общество бедуинов и взяло в плен. Бедуины повели их в Наджран и там продали. Обитатели Наджрана тогда еще были преданы языческим суевериям, как и большая часть Арабов. Они почитали одну большую пальму, в честь которой ежегодно устрояли праздник. Когда наступал момент этого торжества, они привязывали к этой пальме красивые материи и украшения женщин; потом собирались около нее и проводили целый день, отдавая ей почести.

Феймийюн был продан одному из шейхов города. Когда он удалился в свою комнату, назначенную ему жилищем, и начал молиться, комната вдруг осветилась необычайным светом. Его господин, узнавши об этом чуде, удивился и спросил его: какой он религии? Феймийюн отвечал ему, что он христианин, и прибавил: „Ваш культ есть грубое заблуждение. Эта пальма не имеет никакого могущества, она будет тотчас же разрушена, лишь только я назову Бога, которому я служу. Мой Бог есть единый только Бог; Ему принадлежит беспредельное могущество и величие“. „Хорошо, отвечал его господин, назови его; пусть он разрушит предмет нашего культа, и мы примем твою религию“.

Феймийюн совершил очищение и начал молиться. Бог тотчас же послал горячий ветер, который высушил пальму и даже корни ее и выдернул из земли. Тогда господин Феймийюна и большая часть его сограждан обратились в христианство.

По другому преданию, один маг, поселившись в селениях, соседних с Наджраном, обучал своему искусству молодых людей этого города. Между тем некто святой христианин, которого Ибн-Исхак называет также Феймийюн⁷⁴, пришедши из далекой страны начал было строить палатку между городом и деревней. Молодой человек, по имени Абдаллах, которого отец послал вместе с другими к магу с тем, чтобы взять у него несколько уроков, проходя мимо палатки иностранца, увидал его на молитве и богослужении. Тронутый этим зрелищем, он делается учеником святого, исповедует единство Божие и распространяет истинную веру. Когда он окончательно усвоил догматы этой новой для него религии, то спросил своего учителя, какое имя Божие, между другими именами Божиими, настолько велико, чтобы могло производить чудеса?⁷⁵ „Сын моего брата, отвечал ему учитель, это такая тайна, что не может быть сообщена твоей слабости“. Абдаллах, не падая духом, сам вздумал удовлетворить своему любопытству. Он взял стрелы, написал на них все имена Божии, какие знал, и бросил эти стрелы одну за другой в огонь. Все они сгорели, исключая той, на которой было изображено великое имя. Эта стрела сама выбросилась из пламени, не испытавши никакого повреждения. Абдаллах понял тогда, что это было великое имя. Он тотчас же пошел возвестить о своем открытии своему учителю, который сказал ему: „сын моего брата, да, ты нашел то, что я скрыл от тебя. Сохрани это знание про себя и не пытайся извлечь из него пользу. Но мне что-то кажется, что ты не последуешь моему совету”. – Действительно, потом всякий раз Абдаллах, встречая больного, говорил ему: согласен ли ты оставить идолопоклонство и принять мою религию? Я назову для тебя Бога моего, и Он тебя исцелит“. – Предложение принималось; больной произносил христианское исповедание, а Абдаллаховы молитвы исцеляли больного тотчас. Все горожане Наджрана, кто был удручен каким-либо несчастием, также обращались к святому и принимали веру Абдаллаха.

Князь Наджрана, узнавши об успехе новой религии, призвал к себе Абдаллаха и сказал ему: „ты возмущаешь народное спокойствие; ты стараешься поколебать религию наших отцов; ты заслуживаешь смерти“, – и вслед затем он приказал бросить его с вершины высокой утесистой горы. Абдаллах встал на ноги невредимым. Тогда князь приказал бросить его в пучину морскую. Абдаллах из нее также вышел здравым и невредимым и сказал князю: „ты не можешь ничего сделать мне, если не откажешься от идолослужения и не обратишь своих подданных к тому Богу, которого я исповедую“. Князь произнес исповедание веры, которое указал ему Абаллах, – потом слегка ударил его палкой, бывшей у него в руке – и Абдаллах упал бездыханным; и князь сам в тоже мгновение помер. Большая часть обитателей Наджрана, свидетелей этого чуда, сознала истинность религии Абдаллаха и приняла христианство.

Может быть, все эти арабские предания рассказывают о действительной исторической личности; тогда согласить их с греческими писаниями можно только тем, что сириец проповедовал в Наджране до Феофила; последний же только докончил дело первого. Как бы то ни было, несомненно, что христианство при Мартаде сделало большой, успех в Наджране. Преемник Мартада Вакиа (350–370) был человек без твердых убеждений; сначала он исповедовал иудейство, а потом сделался приверженцем христианства, но в конце своей жизни колебался опять-таки между иудейством и христианством. При нем Сапор 2-й, персидский царь, завладел Бахрейном и Оманом.

Пятый и шестой века замечательны в истории Византии, как время религиозных смут, когда многие христиане увлекались еретическими мнениями и из-за разности в них изгоняли из империи других несогласных с ними христиан, или сами в свою очередь спасались от преследований их. Аравия принимала тех и других. Вместе с тем она испытывает за это время нападения со стороны Персия, Абиссинии; внутри ее замечаются беспорядки, орды кочевников занимаются грабежом и нападают даже на христианские храмы. – Петрейская Аравия имела в эти два века множество христиан. Об этом можно судить по числу епископов, известных большею частью по деяниям соборов того времени. – Это были: Антиох, Константин. Антипатр – епископы Бостры, Прокл из Адрапа, Анастасий, Полихроний, Илья Ареополосские, Евлогий из Раббату-ль-Аммон, Берилл и Павел из Айлы, Ареоа и Зиновий из Елузы, Тимофей, Евстахий, Петр и Иоанн фенанские, Григорий и Барах бакатские, Валент и Петр – епископы арабских поселений, Димитрий – харанмовский, Павел айганский и др.⁷⁶. Халкидонский собор образовал даже две митрополии в Петрейской Аравии, именно в г. Бостре и Петре и две архиепископии в Айле и Фаране. Почти одновременно с этим произошло известное в истории церкви разграбление сарацинами Синайских монастырей, окончившееся, вероятно, тем, что многие грабители вынесли светлое впечатление о личности проживавшего там св. Нила. После походов Юстиниана в Персию и Африку петрейские арабы, на которых ложилась военная повинность доставлять императору силы и материальную помощь, обеднели; следствием этого было то, что города и поселения их пришли в упадок, и сами они стали относиться к римлянам с ненавистью, как к своим разорителям. К этому времени, между прочим, относится и охлаждение Аравитян к религии византийской империи. Исповедники ее стали называться маликитами, т. е. царскими.

Один из благочестивых гассанидских владетелей – Джофпа II, по прозванию Мухаррик, известен в истории как строитель монастырей – Дайр-Хали, Дайр-Аюб и Дайр-Ханара⁷⁷. Как увеличивалось после него христианство у Гассанидов неизвестно. Можно только думать, что близкая связь Гассанидов с Византией, вассальная подчиненность ей Гассааских владетелей, как филархов, – все это способствовало, если не распространению христианства, то по крайней мере его существованию. В начале VΙ в. владение Гассанидов было разделено между многими филархами, которые все подчинялись одному высшему филарху, а тот в свою очередь был в зависимости от византийского императора. У одного из таковых филархов Джабалы III или иначе Хариса IV Абу-Гаммира была жена, по имени Мария. По словам некоторых историков, она была христианкой и сделала пожертвование в Меккский храм. Персеваль замечает по этому поводу, что это пожертвование было сделано ею или прежде обращения в христианство и следовательно до замужества с Джабалой, так как она выходила за него уже христианкой, или же после, по одному суеверию полуязыческих христиан Аравии. Сын ее Харис V Эль-Арадж называется у историка Прокопия именем Арефа, сына Джабалы, а Ассемани, на основании некоторых древних документов, называет его царем арабских христиан, и говорит о нем, как о современнике Якобитского патриарха Сергия, или как о современнике последователя Сергия-Павла⁷⁸. Это был отважный воин, так что римский полководец Велизарий пригласил его в союзники себе против Персии. Впрочем, Харис и один, делал нападения на Персов уже после того, как Римляне заключили с ними мир. Сближение его с Римлянами и война с Персами – все могло дать арабским воинам случай ознакомиться с христианством, а экспедиция Хариса в Тайму и Хайбар, где население состояло почти из одних иудеев, ознакомила их с иудейством.

Тогда как Гассанидские владетели большей частью стояли на стороне Византийских императоров, владетели Хиры в V и VI вв. тяготели к Персии. Мундзир, сын христианина Номана, согласился оказать помощь известному гонителю христиан в Персии – Бахраму, когда император Феодосий предпринял против него религиозную войну для защиты персидских христиан. Однажды, когда воины Муадзира готовились сразиться с римлянами, на них вдруг напал безотчетный страх; им показалось, что на них наступает огромный римский отряд, и со страху они бросились в реку Евфрат, где и погибли в числе 10000 человек⁷⁹. Как повлияло это чудесное событие на Мундзнра и его воинов, содействовало ли оно распространению среди них христианства, об этом история молчит. Известно только, что в следующем веке Мундзир III принял христианство и строил церкви⁸⁰. По сказаниям греческих писателей, первые познакомили Мундзира с христианством евтихианские епископы, посланные в 513 или 514 г. антиохийским патриархом Севером⁸¹. Нужно заметить при этом, что во время Мундзира ΙV в Хиру проникло манихейство, а в 523 г. Мундзир и его подданные имели случай узнать христианство из Византии. Мундзир однажды взял в плен двоих римских патрициев, Тимострата и Иоанна. Для освобождения их Иустин отправил к Мундзиру депутацию в лице Авраама, сына Евфразия, и епископа Симеона. Быть может, этот епископ имел какое-нибудь влияние на арабов, так как у него для этого был удобный случай.

Сам Симеон так описывает свое посещение Мундзира: Незадолго до его прихода Мундзир получил от известного нам Дзу-Новаса письмо, в котором этот истребитель наджравских христиан приглашал Мундзира после – давать его примеру. Мундзир созвал всех своих солдат, заставил прочитать в всеуслышание письмо Дзу-Новаса и, потом обращаясь к христианам, число которых в армии было довольно значительное, сказал им: „вот, как говорят о ваших единоверцах! Что вы не отречетесь от Христа? Верите ли вы, что я более благосклонен к вашей религии, чем другие князья, которые осуждают ее на уничтожение?“. Один солдат ответил ему: „мы были христианами прежде, чем стали твоими подданными. Никто не может силою заставать нас отречься от веры; если бы нужно было защищать ее, то наши руки и наши сабли подкрепят других“. Угроза подействовала на Мундзира, и он дал христианам свободу⁸². При старшем сыне его Амру III, по преданиям арабским, родился Мухаммед⁸³.

В Йемене конец V и начало VI века были ознаменованы введением иудейства. Дзу-Новас ревностно держался этой религии и, как мы видели, жестоко преследовал христиан Наджрана. Когда абиссинские войска стеснили его, он живым бросился в реку, а правление страною перешло в руки абиссинского полководца Арията. С этих пор Йемен подчиняется опеке Абиссинии, Византийцев или Персов. Арият не пользовался популярностью, и говорят даже, что он был убил неким Абрахой-Эль-Ашрам, который, впрочем, сам не отказывался стать в ленную зависимость по отношению к Абиссинскому наджаши. В 543 году Абраха отправлял к Юстиниану посольство и испрашивал у него епископа. Император предоставил самим послам выбрать для себя епископа. Выбор их остановился на Иоанне, священнике александрийской церкви Иоанна Крестителя, и они взяли его с собою. Более сведений сохранилось о другом епископе того же времени св. Григорие или Греченцие. Отправленный в Аравию александрийским патриархом, этот епископ имел свое местопребывание в Зефаре и замечателен тем, что составил кодекс законов, которые были обнародованы от имени Абрахи⁸⁴, и тем, что деятельно распространял христианство.

Так напр. он вел публичный диспут с ученым евреем Гербаном, после чего Гербан и многие из иудеев Йемена обратились в христианство⁸⁵. Арабские писатели утверждают, что Абраха же выстроил в городе Сане великолепную церковь, которая могла быть названа одним из чудес своего века. Гордый своей постройкой, Абраха хотел, чтобы в эту церковь, созданную им, стекались все арабы, все прежде отправлявшиеся на богомолье в Мекку. С этою целью они послал по Аравии несколько человек, чтобы они убедили жителей ходить на богомолье в Сану. Арабы не послушались Абрахи, а один из них прокрался в церковь в Санаа и осквернил ее. Рассерженный Абраха объявил всем арабам, что он разрушит Каабу, и предпринял поход в Мекку. Результаты были неутешительны для Абрахи: он потерпел поражение и co стыдом вернулся в Сану. Здесь вскоре он умер в созданном им монастыре. Это было будто бы в год рождения Мухаммеда⁸⁶.

Такова вкратце история христианства в Аравии до времен Мухаммеда. Если некоторые подробности ее еще не вполне освещены исторической критикой и взятые в отдельности не могут быть признаны несомненно достоверными, то совокупность их и взаимное согласие делают несомненным, что христианство в Аравии появилось довольно рано и успешно поддерживалось во все века. Северная и южная Аравия находилась в особенно благоприятных условиях: первая была, так сказать, перепутьем из Сирии, Персии и Египта – трех стран, из которых первоначально распространялись христианские идеи. Южная Аравия была под непосредственным влиянием Абиссинии и тоже Персии. Правда, отдельные области ее не имели политической централизации, были разобщены одна от другой, но этим обстоятельством, не задерживалось дело распространения христианства в ней: легкие и быстрые передвижения одних племен в область других. Торговля и даже войны между ними приводили к объединению идей. Поэтому мы можем вполне доверять сообщению арабских писателей, что перед появлением Мухаммеда христианство существовало у многих племен Аравии, а именно у некоторых фамилий племени Рабия, сына Низара, каковы Таглибиты в Месопотамии, и Бяну-Абду-ль-Кейс – в Бахрейне. Оно процветало тогда в Наджране среди Бяну-ль-Харис Ибн-Каб, – в Ираке среди племени Ибад, в Сирии у Гассанидов и разных кодаитских фамилий, в Домат-Джандале у Сакунитов и у Бяну-Кельб⁸⁷. Некоторые отряды кочевников, бродившие в пустыне Фаран, между Палестиной и Египтом, также были христианами. Если так, то христианство должно было проникнуть в Хаджаз и в частности – в Мекку, родину Мухаммеда.

Главный город Хиджаза, Мекка, центр язычества, доказательством чего остается в Каабе черный камень, должен был мало заключать в себе христиан; они жили скорее всего там, где не было у них врагов. Между тем в Мекке, кроме арабов, приверженных в язычеству, били иудеи, а в Медине или Ятрибе, городе, лежащем тоже в Хиджазе, иудеи составляли большую часть населения. Однако, некоторые христианские понятия, явившиеся с севера и юга, проникли в некоторые умы и обитателей Хаджаза. Они проникали сюда двумя несколько различными способами, один из которых мы можем сравнить с внешним, механическим смешением, а другой – с химическим соединением. С одной стороны, в Хиджазе встречаются некоторые собственные имена, некоторые простонародные выражения, некоторые стихотворения, которые показывают, что сюда проникали христианские идеи, и что эти идеи привились к населению внешним образом, не нарушая его прежнего миросозерцания. Так один князь из племени Джоргомитов, которое ранее корейшитов владело ключами от Каабы, – именовался Абду-ль-Мясих, слугой Мессии⁸⁸. Арабские писатели сообщают, что на одной стороне колонны Каабы находилось скульптурное изображение (صورة) св. Девы Марии (مريم ) с младенцем Иисусом (عيسى) на коленях. А один бедуин выражается: клянусь я кровью жертв, которая течет, разветвляясь по высотам, посвященным Уззе и Насру, клянусь я молитвою, которую монахи в своих храмах обращают к монаху монахов Мессии, сыну Марии⁸⁹. Поэты Набига и Лебид выражаются также языком не только монотеистическим, но и христианским, когда говорят, что Бог справедлив, и что для человека существует последний суд⁹⁰. Так механически соединялись в Хиджазе христианские понятия с языческими. – С другой стороны, влияние здесь христианства произвело своеобразные секты, не очень многочисленные, но имевшие большое значение для таких людей, каким был Мухаммед. Мы пока не будем говорить о них, а перейдем к рассмотрению тех направлений христианских, какие существовали на севере Аравии и на юге.

Если неоспоримо вообще то положение, что христианство было в Аравии, то спрашивается, какое же это было христианство, православное ли, или только носившее имя христианства, а на самом деле состоявшее из заблуждений и ересей? Этот вопрос тем более уместен, что арабские писатели, говорившие о существовании христиан в тех или иных местностях Аравии, могли принять за православных христиан-еретиков.

Конечно, невозможно допустить той мысли, что все первые христиане в Аравии были еретиками. Аравийская церковь, насажденная трудами св. Апостолов и учеников их, в первые три века состояла большей частью из тех христиан, которые бежали из Римской империи от свирепствовавших там гонений. Это были люди по большей части несомненно правильно веровавшие во Христа. Но вместе с ними проникли в Аравию и неправомыслящие христиане, которым почему-либо неудобно было оставаться в пределах Византийской империи – или по причине гонений, поднимавшихся здесь на них, – или потому, что не находили себе последователей и т. п. В Аравии они свободно пропагандировали свои идеи, так что только о некоторых немногих еретических обществах можно сказать, что они скоро погибли после своего появления. История сохранила воспоминание, что арабы иногда увлекались их учением, и что иногда даже члены православной церковной иерархии становились их сторонниками. С ΙV века в Аравии еретиков стало еще более, чем раньше. Тогда, как известно, христианство получило в империи свободу. Православным христианам стало хорошо жить в империи. Но к несчастию, в это же время, когда многие захотели точнее формулировать истины христианства, в Византийской империи возникают одна за другой ереси, начинают волновать и правительство, и народ.

Иногда еретики находили себе поддержку со стороны светских властей и притесняли православных христиан. Тогда некоторым из последних оставалось скрываться вне империи и, между прочим, в Аравии. Но большей частью византийское правительство стояло на стороне православия и в виду того, что еретики всегда домогались взять верх над православными и употребляли всякие средства и даже насилие, прилагало к ним строгие меры вразумления, – заключения, ссылки и т. п. Тогда Аравия и преимущественно северная, Петрейская, сделалась одним из ближайших и самых удобных убежищ фанатичных и раздраженных еретиков. Таким образом, с IV века православные христиане имели меньше, чем раньше, поводов к переселению в Аравию, но за то с этого времени открылось движение в Аравию еретиков и сектантов.

Первыми по времени ересями в Аравии были, конечно, заблуждения в общем учении о лице Иисуса Христа, – заблуждения, происшедшие от смешения христианства или с иудейством, или с язычеством Таковы были: евионизм, элкезаизм, гностицизм в своих разветвлениях, – архонтики, маркиониты и пр. Нужно заметить, что сведения о них остались неподробные, но все-таки подтверждающие их существование в Аравии. – Евионеи первоначально поселились вблизи ессев, на востоке Мертвого моря, но впоследствии оставили это место и прошли по Аравийскому полуострову, где они могли найти материальную поддержку себе со стороны обитавших там иудеев⁹¹. В Сирии они основали эдесскую синагогу и низибийскую школу: здесь был их центр, пока какие-то исторические обстоятельства не вытеснили их опять в Аравию, в Хиджаз, и здесь, по словам Шпренгера, они нашли себе постоянное отечество⁹². Учение аравийских евионитов было схоже с учением евионитов палестинских, построенном на началах строго иудейского менотеизма. Как и иудеи, они отрицали христианский догмат троичности, но вместе с тем соглашались с христианами в том, что Иисус – праведный Божественный посланник, пророк истины, завершивший дело проповеди пророков, называемых „пророками разумения“. Одни из евионеев утверждали, что Он родился обыкновенным образом от Иосифа и Марии, но другие, не отвергая учения, что Иисус Христос родился от Девы и св. Духа, однако же, не допускали предвечности Его бытия и не соглашались исповедовать Его Словом и Премудростью Бога⁹³. Учение Христа, по мнению евионеев, записано апостолами неправильно, отчего они сокращали и изменяли канонические книги; так напр. евангелие от Матфея, под именем „евангелия от Евреев“ у них было без родословия Христа. Из апокрифических книг у них была особая книга Деяний Апостолов, были какие-то книги Иакова, Матфея и др.⁹⁴. Послания ап. Павла они отвергали и о самом Павле говорили, что он был иудейским прозелитом из язычников; желая жениться на дочери одного священника, он подверг себя обрезанию, но потом, когда достиг своей цели, стал преследовать и закон, и обрезание⁹⁵.

Вместе с евионитами проникли в Аравию сродные им по заблуждениям назареи⁹⁶ и элкезаиты. Те и другие, и третьи пользовались еретическим произведением, которое обыкновенно приписывалось св. ап. Петру и св. Клименту и носило название _яКлемевтин“. Назореи считали Иисуса Христа простым человеком, чудесно рожденным, от Девы Марии, на которого сошла особая, божественная сила и сделала его Мессиею и Сыном Божиим⁹⁷. Элкезаиты были воспроизведением иудейской секты оссинов, а впоследствии названные сампсеями – проживали, по всей вероятности, в Петрейской Аравии, так как св. Епифаний определяет место ереси следующим образом: эта ересь существует в стране, так называемой Пирсе, по ту сторону соленого или Мертваго моря, в стране Моавитской, при потоке Арноне и далее, в Итурее и в земле Новатеев⁹⁸. Существенным содержанием их проповеди здесь был монотеизм в иудейском смысле, отрицание Божественного достоинства Иисуса Христа и вместе с тем утверждение тождественности христианского и Моисеева учения.

Единственный писатель, сообщивший сведения о ереси архонтиков, св. Епифаний говорит, что основателем ее был некто Петр, пресвитер селения Кафарвариха. Изгнанный из своего отечества за гностические бредни, он „удалившись стал жить в Аравии в Кохаве – там, где был корень и начало евионеев и назареев⁹⁹. – В III веке мы видим в Аравии еретиков валесиан или, иначе называемых, валесиев. Сообщая о них, св. Епифаний говорить, что название их происходит от чисто арабского корня¹⁰⁰, и что местом их пропаганды было аравийское местечко Вакаха или Баката в Петрейской Аразии¹⁰¹. По замечанию Никиты Хониата, учение валесиан было согласно с учением архонтиков и софиан¹⁰². Это была гностическая теория эманации с приложением правил аскетического характера, как то: отвержение брака, вина и пр. Что касается гностицизма Маркионитов, тο тот же св. отец говорит о нем, что он приобрел великую силу в Египте, Палестине, Аравии, в Сирии, Кипре, Фиваиде и даже Персиде¹⁰³. У последователей его было испорченное евангелие от св. Луки, Марка и Матфея и множество апокрифических книг. Можно полагать, что вместе с этими гностиками проникли в Аравию и другие, обитавшие в Сирии и Месопотамии, как напр. последователи Вардесана, Татиана¹⁰⁴, так называемые энкратиты и др.

Кроме ересей, так сказать, иноземного происхождения, мы видим в Аравии несколько местных еретиков, которые в последствии повлияли своим учением на Мухаммеда. Первым из них, наиболее известным, был Берилл, еп. Бостры, живший в царствование Александра Севера, Максимина и Гордиана. Задавшись целью определить отношение между Богом Отцом и Иисусом Христом, он стал неправильно мыслить о лице Иисуса Христа. Как сообщает Евсевий¹⁰⁵, Берилл учил, что от вечности существует только одно Божеское Лицо – Бог Отец, и что Иисуса Христа, как лица, прежде не существовало. Он начал существовать, как самодеятельная личность, только после своего воплощения; но и тогда не имел в себе своего Божества, а в Нем обитало Божество Отца. Ересь скоро была замечена аравийскими же епископами; они созвали собор под председательством знаменитого Оригена (244 г.) и убедили Берилла отказаться от заблуждений. Ересь Берилла таким образом существовала недолго, но появление ее служит знамением того, что с этого времени в пределах Аравии возникают попытки объяснить при помощи разума христианские догматы. Это было, так называемое, монархианское движение среди арабских христиан, вызванное борьбой с язычеством с одной стороны и иудейством – с другой. В противовес язычеству они должны были сосредоточить свое внимание на учении о едином Боге; от иудейства же они отличались тем, что к учению о единстве прибавляли некоторое подобие христианского учения о троичности лиц. Но они не раскрывали этого учения, так как боялись нареканий в многобожии со стороны язычников, – или раскрывали его применительно к своим оппонентам так, чтобы те не могли возразить им. Результатом всего этого вышло то, что аравийские христиане внесли в свое учение многое из иудейства и язычества. что их учение о Боге монотеистично и в тоже время несколько напоминает положения языческой александрийской философии. – Вскоре после ереси Берилла в том же веке возникла ересь в другом конце Аравии – в г. Самосатах, принадлежавшем царству Гассанидов. Здешний епископ Павел задался целью определить отношение Логоса к Иисусу Христу и, подобно Бериллу, пришел к отрицанию Троичности. По учению его, существует только единая Божеская личность, которая в Свящ. Писании называется Богом Отцем. Три Божеских Лица, о которых говорить тоже свящ. Писание, – суть только проявления, имена одного и того же Бога. Сын-Логос не имеет отдельного бытия от Бога, он вечно существует в Боге и всегда присущ Ему, как ум или слово присуще человеку. Бог перестал бы быть Богом, личностью, если бы отделился от Него Логос. Отсюда Павел делал заключение, что Логос единосущен Богу по самому бытию своему. Деятельность Логоса по отношению к тварям началась с момента творения мира, но при этом Логос не отделился от Бога; он был только силою, которою действовал Бог. Эта то Божеская сила и мудрость жила и действовала во всех ветхозаветных пророках и по преимуществу обитала в Иисусе Христе. Иисус Христос до явления своего на землю существовал только идеально, в Божественном предопределении, и при явлении своем на землю сделался вместилищем Логоса, отчего и обладал необыкновенными Божественными дарами, – совершил искупление человеческого рода и творил чудеса. Но Логос соединился с человеком Иисусом не субстанциально, внутренним образом, – Иисус в собственном смысле не был Словом Божиим, а соединился только нравственно, пред страданиями Логос покинул его, и он остался простым человеком. Эта ересь Павла Самосатского быстро распространилась по всему востоку и скоро стала известна даже на западе, в Александрии. Стараниями православных епископов и, между прочим, бострского еп. Максима был созван в Антиохии троекратный собор, на котором было составлено истинное исповедание веры о Боге в Троице едином и о вечности истинного Божества Христова¹⁰⁶, а Павел был обличен и лишен епископства. Однако, лжеучение его не прекращалось после собора.

Все строгие меры, предпринятые римскими императорами благосклонными к православному христианству и преимущественно Аврелианом, для искоренения Павликиан, привели прежде всего к тому, что они стали большими массами перебираться во внутреннюю Аравию, где они получили название „булихиах“¹⁰⁷. Очень вероятно, что здесь павликиане пропагандировали свое учение, лишенное таинственности, и тем самым подготовляли почву для мухаммеданского основного положения, что Бог один. Бл. Августин доводит павликианство до 428 года¹⁰⁸.

Приблизительно около того же времени в Аравии существовали две секты тоже чисто местного происхождения – антидикомариониты и коллиридиане. Епифаний, известный обличитель еретиков, между прочим, пишет о них: „некоторые из антидикомарионитов, имея как бы вражду к Деве и желая унизить славу ее, завистью ли какой побуждаемые или заблуждением, и из желания нанести вред душам людей, дерзнули говорить, что св. Мария после рождения Христа сожительствовала с мужем, т. е. с самим Иосифом. И говорят, что это мнение было высказано самим старцем Аполлинарием, или кем-либо из учеников его, но я сомневаюсь“¹⁰⁹. Так унижали пр. Деву Марию некоторые христиане Аравии, но некоторые из тех же аравийских христиан, по словам Епифания „старались и стараются ставить ее вместо Бога, и говорят о ней, увлекаемые каким-то умопомрачением и умоповреждением. Рассказывают, что в Аравию принесли это пустословие некоторые женщины, пришедшие из стран Фракийских, – что во имя Приснодевы они делают приношения из какого то печения (κολλύριδες) и имеют собрания, на которых во имя св. Девы пытаются предаваться беззаконному и хульному делу и во имя ее совершают жертвоприношения через женщин же...¹¹⁰ В другом месте св. Епифаний говорит об обрядах Коллиридиан более подробно: некоторые женщины, украсивши какую-то колесницу или четвероугольное седалище, разостлавши на нем белое полотно в один из праздничных дней года, в течение нескольких дней предлагают хлеб и возносят жертву во имя Марии. Потом все оне причащаются от хлеба¹¹¹… Более этого св. Епифаний не говорит об антидикомарионитах и коллиридианах ничего. Вероятно, первые представляли из себя предшественников несториан, вторые – гельвидиан, современников бл. Иеронима¹¹². Заблуждения коллиридиан упоминаются и в Коран как заблуждения, будто бы, всех христиан (V, 116).

В IV веке арианство взволновало почти все христианское население Византийской империи и, конечно, не миновало Аравии. Здешние епископы сначала на тирском (336) и антиохийском (346) соборах не подавали никакого мнения по поводу ереси Ария; Астерий, еп. Петры, на Филлипопольском арианском соборе (347) даже был лишен своей кафедры за то, что подал свое мнение, непонравившееся тогдашнему императору Констанцию – арианину и отцам собора. Но впоследствии некоторые епископы аравийские, как напр. Герман, преемник Астерия, Аравиан, еп. адранскский и Екзерозий приняли на селевкийском соборе (359) арианское исповедание. Вместе с тем мы видим, что Констанций – арианин отправил в Аравию для проповеди христианства своего единомышленника Феофила.

После второго вселенского собора уже все византийские императоры преследовали арианство; исповедники его принуждены были удаляться из империи, и чаще всего в Петрейскую Аравию. Здесь они пропагандировали заблуждение Ария, формулированное его последователем Евдоксием, именно: Бог был таким, каков Он есть. Он не был Отцом, ибо не имел Сына. А если бы Он имел Сына, то должен бы иметь и жену¹¹³. Это выражение впоследствии вошло и в Коран (VI, 101; LXXII).

Но самыми важными по числу и влиянию были несториане u монофизиты. Широкий наплыв несториан в Аравию начался, вероятно, вскоре после Ефесского собора, на котором аравийские епископы Антиох Бострский, Петроний, Созий Эзбунтский и Гаян Медобский открыто высказывали свое сочувствие Несторию и стороннику его Иоанну Антиохийскому¹¹⁴. Возвратившись в Аравию, эти епископы, вероятно, и положили здесь начало несторианству. Вскоре византийское правительство сослало в Петру самого еретика Нестория¹¹⁵ и стало преследовать всех сторонников его, во множестве распространившихся по всей империи и особенно в Сирии, соседней с Петрейской Аравией. Очень вероятно, что именно отсюда они и прошли по всему полуострову Аравийскому. Арабский историк Абульфеда утверждает, что еще в начале V в. несториане имели в Аравии своего епископа.

К концу V века несторианские проповедники проникли в Персию. Переселению их сюда способствовало то обстоятельство, что Персидские цари этого века были в неприязненных отношениях с византийскими императорами и потому радушно принимали изгнанников – несториан, чтобы тем самым усилить свое государство людьми, враждебными к империи. Таким образом, выходило то, что Византия теряла в лице несториан весьма деятельных подданных своих, а Персия приобретала в них таковых подданных и кроме того еще врагов империи, не бесполезных для нее: они быстро организовали в ней церковные общины, устроили школы, овладели медициной и пр. Персидское правительство покровительствовало им, и вот в конце V в. в столице Персии поселяется несторианский католикос, устраивается во всей полноте церковная иерархия несториан, создается в Низибии знаменитая школа (при Фоме Варсуме), где учащиеся занимались усвоением учения Нестория, Ивы Эдесского и переводом книг Феодора Мопсуетского. Несториане скоро овладели умами почти всех сословий; их исповедание сделалось в Персии преобладающим и подавило древний парсизм. Но они не довольствовались и этим – не замкнулись в Персии. Один несторианский путешественник VΙ века писал, что христианство с успехом было проповедуемо ими и на севере и на юге и на востоке от Персии¹¹⁶. – В число этих стран входила и Аравия, соседняя с Персией, и с которой Персы вели частые сношения то в торговле, то в войнах¹¹⁷. Особенно часто сносились с Персами северные княжества Аравии: Гассан и Хира, как мы видели; они иногда защищали римлян от персов, иногда вместе с персами делали нападения на римлян; во всех этих случаях войска арабские имели возможность принять от персов несторианские идеи. В 579 году южная Аравия со всеми областями своими – Йеменом, Хадрамаутом, Оманом и Бахрейном подпала политической зависимости от Персии¹¹⁸. Очень вероятно, что Варас, военачальник персидского царя Кефа-Парвиза, изгнав отсюда абиссинцев, прежних владетелей Аравии, стал содействовать утверждению несторианства и во всей южной Аравии. По крайней мере известно, что у арабов этого времени было распространено евангелие с несторианскими тенденциями, так называемое „арабское евангелие детства Спасителя“¹¹⁹.

Заблуждения несториан состояли в следующих положениях: Иисус Христос есть простой человек, с которым Бог соединился только благодатью, пресвятая Дева Мария, потому, не есть Богородица, а человекородица или Христородица. Эти же заблуждения, как мы увидим далее, разделялись и Мухаммедом, который стал к христианству в такую же оппозицию, в какой было несторианство в отношении к православию.

Совершенно противоположные заблуждения монофизитов, или, иначе называемых, евтихиан якобитов, распространились по Аравии также с севера и юга. После Халкидонского собора (451 г.), на котором было осуждено монофизитство, византийские императоры Маркиан, Юстин и Юстиниан издавали строгие распоряжения относительно исповедников его, ссылали их в заточения или изгоняли из империи. Монофизиты ушли в Сирию и Александрию. Горячо проповедовали монофизитство в Сирии Ксенай, еп. иерапольский и Север, патриарх Антиохийский, которые имели доступ даже к византийскому императору Анастасию, принявшему их заблуждения. В половине VI века монофизитство здесь начало, однако, ослабевать, но явился один сирский монах, Иаков, по имени Барадей, который объединил всех монофизитов Сирии и Месопотамии и устроил монофизитское общество. Рукоположенный низложенными Юстинианом епископами в епископа Сирии и Месопотамии, Иаков Барадей в продолжение более тридцати лет энергично действовал в пользу монофизитства и посвятил 80000 епископов, священников и диаконов¹²⁰. Проповедь этих монофизитов из Сирии проникла в Аравию. Мы знаем напр., что владетель Хиры Эль-Мундир III имел собеседования с евтихианскими миссионерами из Сирии. Вот как говорит об этом история: в то время, как учение Евтихия, поддерживаемое императором Анастасием, возбуждало великие волнения в церкви, Север, патриарх антиохийский, ярый сторонник этого учения, захотел обратить Мундира в свою веру. В 513 или 514 году он послал к нему двоих епископов, чтобы они передали ему все заблуждения Евтихия, из которых главное состояло в том, что в лице Иисуса Христа признавалась только одна природа – Божеская, к которой будто бы нужно относить и рождение, и страдание, и смерть. Царь арабский выслушал и обещал ответить им на другой день. Между тем в тот день подошел к нему один из подданных его и сказал ему на ухо одно слово; царь глубоко опечалился. Когда на другой день епископы спросили его о причине такой перемены, он отвечал: горе! я знаю, что теперь умирает архангел Гавриил! Те, чтобы утешить его, сказали ему, что его обманывают, что ангел бессмертен. Как же вы хотите убедить меня в том, что Божеская природа смертна? воскликнул он. – Это возражение расстроило дела миссионеров, и они возвратились в Сирию без успеха¹²¹. Но при сыне Мундира III – Номане IV монофизитство нашло себе последователей в Хире. В его государстве было два яковитских епископа один из них жил в самой столице Хиры, а другой – в Акуле близь Багдада; они зависели от Мафриана, т. е. восточного митрополита¹²². С другой стороны, монофизиты проникли на юг Аравии из абиссинии, где эти еретики в VI в. составляли из себя громадное общество, враждебно настроенное против православных христиан, называемых ими мельхитами¹²³. Когда абиссинский царь завоевал Йемен и утвердил в нем свою власть, христианство по учению монофизитов стало здесь господствующей религией. Кроме того, арабы всегда были близки к эфиопским христианам, соседям своим, так как имели много в некоторых обычаях, как напр. обрезании, многоженстве – и в языке. При Мухаммеде в Аравии существовали две яковитския епископии. Кафедра главного епископа находилась в Куфе, а по другим – в Акуле, по иным же – в Багдаде (Персии). Епископ этой епархии носил титул „епископа всей Аравии“ и находился, как и епископ другой кафедры, в зависимости от епископа всего востока. Несторианский епископ жил в двух местностях – то в Хире, то в Акуле¹²⁴.

Мы не находим нужным говорить здесь о монофелитском и павликианском движениям среди христиан Аравин, так как эти движения появились уже почти при смерти Мухаммеда и потому не могли иметь никакого влияния на него. Все значение их по отношению к религии Мухаммеда состояло лишь в том, что они, ослабляя империю, способствовали быстрым завоеваниям ислама. Мы считаем важными в глазах Мухаммеда только те доктрины христианские, какие существовали до него и преимущественно православную, несторианскую, яковитскую, евионитскую. – Что это так, – это видно из того, что первые три упоминаются у мусульманских писателей, вообще мало знакомых с посторонними учениями. Напр. в толковании на 19 ст. V сюры Корана: неверны те, которые говорят, Бог – это Мессия, – Ибн-Аббас говорит: это назаряне наджранские; это секта яковитов, малькитов из назарян¹²⁵. Малькитами у мусульманских писателей, как и у абиссянских монофизитов мельхитами, считаются обыкновенно царские христиане, византийские, т. е. православные. Далее в толковании на 17 стих той же сюры: неверны те, которые говорят, что Бог есть третий в трех, – Хазин говорит: это мнение маркионитов и несториан из христиан¹²⁶.

Все эти ереси были распространены преимущественно на севере и юге Аравии. Что касается Хиджаза, родины Мухаммеда, то здесь были еще иудео-христианские секты из Сирии и Абиссинии, облекшиеся в Аравии, сообразно с характером и языческими идеями жителей, в особенную форму, – это сабеи. ракузийцы, ханифы. – Обыкновенно принято думать, что сабеями назывались те из арабов, которое исповедовали веру в единого Бога (الله تعالى) и держались звездопочитания, полагая, что на звездах обитают ангелы Божии, которым поручено наблюдать за миром, т. е. что это были исповедники древней халдейской религии¹²⁷. Но судя по тому, что Мухаммед так говорит о сабеях: иудействующим, и назарянам, и сабеям, тем, которые веруют в Бога, в последний день и делают доброе – им награда у Господа их: им не будет страха и т. д. (11, 59), – судя по этому, следует заключить, что сабеи не были язычниками, а были близки по своим верованиям к иудеям и христианам. Поэтому Ренан думает, что сабеи были тождественны с элкезаитами или Мендаитами, о которых говорят св. Епифаний¹²⁸ и Ориген¹²⁹, и доказывает это следующим образом. Св. Епифаний говорит, что секта Элкезаитов „доныне есть в земле набатеев и в Персии – смежной с моавитской страною, – а автор книги Китабуль-Фигрист писал о мутазилитах: эта секта многочисленна в приморской стране, это суть те, которые называются приморскими сабеями. Они советуют омывания и моют все то, что едят. Начальник их назывался Эль-Хасихъ (الخسيح) он именно дал законы их религии“¹³⁰.Свое название „сабеевъ“ элкезаиты получили из Сирии, где они обитали прежде, в знак именно того, что учили необходимости омовения. Отсюда очень вероятно, что это были ученики Иоанна Крестителя, убежавшие на восток от преследований со стороны иудеев, но потом поселившиеся в Хиджазе. Здесь они придавали значение иудейским и христианским праздникам, имели апокрифические книги: Апокалипсис Адама, книги Сифа, Еноха и др. Религиозные воззрения их были, скорее всего, иудео-христианские, почему мекканцы и говорили о Мухаммеде и его последователях, что они сделались сабеями (تصبى)¹³¹ Ракузизм арабовх Хиджаза представлял из себя смешение евионизма с монофизитством, занесенным из Абиссинии. Сохранилось свидетельство, что ракузизм был распространен среди племены Тайя, жившего на горе Шаммар, в середине аравийского полуострова. Из приверженцев ракузизма наиболее известен некто Косс, хорошо знавший новый завет и все христианское учение. Он происходил из племени Джадитов, а жил близь Мекки¹³². – Ханифиты, наконец, были чисто арабские сектанты с иудео-христианскими убеждениями. Проповедуя чистый монотеизм, как исповедовал его Авраам, они во время Мухаммеда нападали на язычество арабов¹³³ и в свое оправдание ссылались на множество хранившихся у них древних списков, так называемых сухуф или свитков Авраама и Моисея. (Kop. LIII, 37–38; LXXXVII, 19). Вот как рассказывается в мусульманских преданиях о четырех ханифах, современных Мухаммеду¹³⁴: однажды, когда мекканцы собрались на праздник в честь одного из идолов своих, сошлись четыре мужа, наиболее разумные, чем их соотечественники, и сообщали друг другу свои мысли: наши соотечественники, говорили они, удалились от религии Авраама... Что это за божество, которому они приносят жертву и вокруг которого совершают торжественные процессии! Это немой и бесчувственный каменный чурбан, который не может сделать ни добра, ни зла. Все это заблуждение! Поищем истину, поищем чистую религию отца нашего Авраама, и, чтобы найти ее, покинем наше отечество и пойдем в иностранные земли!“ – Эти четыре мужа были: Варака-Ибн-Науфаль, Ибн-Харис, Ибн-Асад, Осман-ибн-эль-Хувайрит, Обейдаллах-ибн-Джаш и Зейд-ибн-Амру¹³⁵. Последняя судьба их замечательна тем, что почти все они, после долгих поисков истинной религии, пришли к христианству. – Первый из них, после частых сношений с иудеями и христианами, приобрел более возвышенное миросозерцание, чем было у сограждан его. Арабские писатели говорят, что он был убежден в том, что скоро должен явиться на землю посланник с неба, и представлял себе, что этот посланник должен восстать из среды арабского народа¹³⁶. Он умел писать по-еврейски¹³⁷ и мог читать свящ. книги. Наконец, в нем совершился религиозный переворот, и он с жаром предался изучению этих книг и кончил тем, что усвоил доктрины христианства. Говорят даже, что он перевел на арабский язык часть евангелия. – Осман, отправившись путешествовать, спрашивал всех встречавшихся с ним, не знает ли кто из них истинной религии. Христиане, без сомнения, раскрыли ему все превосходство Христовой веры, и он отправился к двору императора, где получил крещение и сделался знатным человеком¹³⁸. К концу жизни своей он возвратился в свое отечество. Обейдаллах после неудачных попыток найти· религию Авраама, или православие, жил в сомнении до того· времени, когда Мухаммед начал свою проповедь. Обейдаллах думал было в исламе найти истинную религию, которую он искал, но скоро отрекся от него, чтобы окончательно посвятить себя христианству¹³⁹. Зейд, отказавшись от идолопоклонства, стал открыто высказывать свое отвращение от языческих суеверий и за это должен был переносить упреки, в особенности со стороны своего дяди Хаттаба-ибн-Науфаля. Тогда он пытался было покинуть Мекку и обойти окрестные страны с тем, чтобы послушать мудрецов; но все эти попытки были разрушены Хаттабом, которого извещала о них жена Зейда всякий раз, как Зейд собирался в путь. Оставшись в Мекке, Зейд каждый день приходил в Каабу и просил Бога просветить его, говоря: „Господи, если бы я знал, какой способ почитания и служения угоден тебе, я исполнил бы твою волю; но я не знаю!“ – и затем он падал ниц. Не усваивая ни идей иудейства, ни идей христианских, Зейд держался особенного религиозного мировоззрения и верил, что было истинное Богопочитание, установленное Авраамом. Он воздерживался от падали и животных, принесенных в жертву идолам. Он исповедовал единство Божие, публично порицал ложных богов и с энергией восставал против всех суеверий. В разговорах своих с соотечественниками он несколько раз пытался внушить им отвратительность одного обычая, существовавшего между бедуинами и отягченными семьей арабами, убивать дочерей в момент их рождения, чтобы избавиться от забот о пропитании их и о замужестве их¹⁴⁰. Хаттаб скоро стал опасаться, как бы проповедь Зейда не произвела впечатления на слушателей его. Тогда он вывел его из Мекки и поместил на горе Хира рядом с городом. Начались гонения на Зейда, следствием которых было то, что Зейд убежал из Хиджаза. Сначала он побывал в разных местностях Месопотамии, везде советуясь с встречными людьми относительно религиозных предметов, надеясь найти чистую религию Авраама. Затем он прошел в Сирию, переходя из одного места в другое, поглощенный своими поисками. Арабское предание сообщает, что он был, между прочим, в Мейфе, маленьком городке страны Балха, когда один мудрый христианский монах, с которым он сошелся, возвестил ему о явлении одного арабского пророка, который будет проповедовать в Мекке религию Авраама. Зейд поспешил в обратный путь, чтобы послушать проповедника, но, когда он пришел к племени Бяну-Лахм, обитавшему на северной оконечности Хиджаза, был убит одной разбойничьей шайкой арабов¹⁴¹. – Несмотря на то, что мусульманские писатели в этих преданиях сглаживают христианские черты и наоборот – выставляют мусульманские, мы из них видим, что Ханифы были знакомы с Ветхим и Новым Заветом, почитали единого Бога и держались правил. отчасти иудейских и отчасти христианских.

Итак, мы можем, что христианство в Аравии ко времени Мухаммеда было известно многим жителям ее: Арабы не удовлетворялись язычеством, обращались с своими духовными нуждами к христианам и принимали их веру. К несчастью, по историческим и отчасти географическим условиям, Аравии суждено было сделаться убежищем не столько православных христиан, сколько еретиков. Оттого и Арабы могли слышать и узнавать более всего еретические учения. Тоже нужно сказать и о Мухаммеде.

Мухаммед родился и жил первоначально в Мекке, средоточии не только политической и религиозной, но и промышленной жизни Арабов, и всегда имел перед глазами живой источник разнообразных сведений в лице многочисленных пришельцев, стекавшихся сюда со всех концов Аравии по различным поводам: для богомолья, или по торговым делам¹⁴². Притом сам Мухаммед первоначально был торговым человеком, бывал в разных местностях и разных обществах. Как человек наклонный к религиозным беседам и размышлениям он, конечно, легко мог познакомиться как с иудейством, так и с христианством. – По сказаниям арабских писателей¹⁴³, Мухаммед, будучи еще 12 лет, по торговым делам путешествовал с дядей своим Абу-Талебом в Сирию и по пути встретился и беседовал с Багирой или, иначе называемым, Сергием, (سرجس) или (جورجي). Это был, вероятно, иудей – Бахира (حبرأ),сделавшийся христианином и поселившийся среди христианских сектантов около г. Бостры. Общие предания мусульман считают его несторианином и говорят, что он первый признал Мухаммеда пророком и предсказал ему блестящую будущность¹⁴⁴. Затем, когда Мухаммеду исполнилось 16 лет, он сопровождал другого своего дядю Зубайра с караваном в Йемен, а по достижении полного возраста он уже по поручению Хадиджи путешествовал и в Сирию и Йемен сначала, как приказчик ее, а потом как муж, – был на Оказской ярмарке, где можно было услышать народные предания арабов и ознакомиться с религиозными верованиями их и т. д. В это же время Мухаммед был знаком с тем же Багирой¹⁴⁵, Зейдом ибн-Харис, исповедовавшим ракузизм¹⁴⁶, ханифом Османом, крестившимся в Константинополе, и ханифом же Варакой-ибн-Науфаль. Близость Мухаммеда в это время к исповедникам других религий была подмечена даже мекканцами, как это видно из отзыва их о рассказах, обнародованных тогда Мухаммедом: это сказки прежних людей; он (Мухаммед) пишет их для себя, и они читаются ему по утрам, по вечерам (Коран XXV, 5–6; XVI, 103; XLIII, 13). Вот как объясняет этот стих мусульманский толковник Корана Хазин: Ибн-Аббас говорит, что это был Билеам (بيلعام) христианин; неверные видели, как посланник ходил к нему, и стали говорить, что Билеам учит его. Гикрима говорит, что это был юноша из племени Бяну-Мугира, по имени Яиш (يعيش), он читал Писание, и Корейшиты стали говорить, что он учит. Мухаммед-ибн-Исхак сказал: до меня дошло, что он (Мухаммед) часто сиживал у одного греческого (روهى) юноши христианина, раба одного из Бяни-Хадрами, называемого Джабар (جبر), а тот читал Писания. Гибдулла-ибн-Муслим говорит: было два раба из Тамира, одного из них звали Ясар (يسار ), а другого Джабар; оба они были делателями мечей в Мекке, – они читали Пятокнижие и Евангелие, и пророк приходил и слушал... Фара сказал: неверные говорили, что Мухаммед учится у Аиша¹⁴⁷ (عايش) христианского раба Хаватиб-ибн-Абуль-Гази... Некоторые говорят, что это (учитель) был юноша Аддас (عداسي), раб Утбы-ибн-Рабига“. К этим учителям Мухаммеда нужно причислить еще перса Салмана¹⁴⁸. Очевидно, что Мухаммед, намереваясь совершить религиозную реформу в отечестве своем и не имея для того прочной подготовки, очень нуждался в советниках и пользовался всяким случаем, чтобы заимствовать у христиан сколько-нибудь религиозных сведений.

Когда Мухаммед выступил с проповедью и стал выдавать себя Божественным посланником, ему довелось иметь сношения уже не с единичными лицами из христиан, а с целыми христианскими обществами. Прежде всего, он сам обратился к абиссинским христианам с просьбою приютить у себя его последователей, так как мекканцы притесняли их. Отправляя в Абиссинию первых своих последователей, Мухаммед сказал им, что эта страна свободна от идолослужения, но в тоже время предупредил их, чтобы они не вступали в излишние споры с абиссинскими христианами, а наперед уверяли их, что они (мусульмане) одинаково веруют как в свои, так и в их книги, и что их Бог есть тот же самый, что и у христиан (Коран XXIX, 45)¹⁴⁹. Для нас интересны эти сношения Мухаммеда и его последователей с абиссинскими христианами в том отношении, что они побудили Мухаммеда яснее высказаться по некоторым христианским вопросам, и с другой стороны, сопровождались ознакомлением последователей Мухаммеда с христианством. – Мекканцы послали погоню за беглецами и чрез своих посланцев Абдаллаха-ибн-Абу-Рабига и Амра-ибн-эль-ибн-Вайл требовали от Наджаши, чтобы он препроводил их обратно в Аравию, и добавили про мусульман, что это – отщепенцы от национальной религии. Царь, однако, отказался исполнить просьбу мекканцев, не узнав предварительно, какова была вера у беглецов меккских. Поэтому он пригласил их и публично в присутствии епископов спросил их, что это за религия, ради которой они отвергли национальный культ, и что в ней есть схожего с христианством? Тогда один из последователей Мухаммеда Джафар, сын Абу-Талиба, прочитал XIX сюру Корана, где говорится о Захарии, Иоанне, сыне его, Марии и рождестве Иисуса. Предание мусульман говорит, что Наджаши и епископы его остались чрезвычайно довольны сказаниями Корана. Наджаши будто бы даже воскликнул: вот слова, которые исходят из того же источника, из какого произошли и слова Иисуса, – а потом сказал корейшитским депутатам: „нет, я не могу отпустить этих людей“! Амр и Абдаллах на другой день, однако, еще попытались охладить расположение Наджаши к мусульманам и сказали ему: „ты не стал бы покровительствовать нашим беглецам, если бы знал, как они думают о лице Иисуса. Спроси их об этом“. Наджаши послал за мусульманами и спросил их: „кто Иисус»? Джафар ответил ему словами Корана: Мессия Иисус, Сын Марии, есть только посланник Бога, есть слово Его, низведенное им в Марию (IV, 169). Хорошо, сказал Наджаши и, приподнявши с земли одну маленькую палочку, добавил: „между тем, что́ ты только что сказал об Иисусе, и тем, что говорит о Нем наша религия, нет разницы на толщину даже этой палочки“. Как видно, мусульманские предания рассказывают о беседе Наджаши с мекканцами неверно: Наджаши, как православный христианин не мог согласиться с словами XIX сюры Корана, и тем более не мог сказать, что между Евангелием и Кораном нет никакой разницы. Справедливее предположить одно из двух: или Наджаши был каким-нибудь христианином еретиком, или же мусульмане прочитали ему выражения Корана не так, как они записаны теперь, а применительно к христианскому учению. В последнем случае вероятно, что сам Мухаммед научил их, как именно отвечать Наджаши, чтобы угодить ему. – Действительно, Наджаши оставил у себя первых беглецов мусульман и дружелюбно принимал к себе других последователей Мухаммеда, которые бежали из Мекки от преследований со стороны корейшитов. Видя это, Мухаммед, по сказаниям мусульманских писателей, даже вздумал было обратить его в ислам и написал следующее письмо: „во имя Бога милостивого, милосердого. От Мухаммеда, посланника Божия, к Наджаши, царю Абиссинии. Сделайся мусульманином, и я буду воздавать за тебя хвалу Богу, единому, истинному. Всегда исповедуй, что Иисус, сын Марии, есть Дух Божий и Его слово, которое Он бросил в добродетельную и целомудренную Марию, которая потом зачала Иисуса от Божественного Духа и дуновения так же, как Господь сотворил Адама Своею рукою. Исповедуй Бога единым, у которого нет товарища, веруй ты, и пусть веруют твои подданные в Бога и меня, Его посланника. Вот мой благонамеренный совет, прими его“! Наджаши будто бы также ответил ему письмом, в котором называл его посланником Божиим и уверял, что сам Иисус не прибавил бы ничего к тому, что он (Мухаммед) говорил о нем“¹⁵⁰. Впрочем, некоторые из мусульманских писателей говорят совершенно обратное: мусульманские беглецы знакомились в Абйссинии с христианством и принимали его, как напр. Абдаллахъ-ибн-Джайша, муж Умм Хабибы, вышедшей по возвращении в Аравию за Мухаммеда. Отсюда можно заключить, что и другие мусульмане, возвратившиеся из Абиссинии в Аравию, когда Мухаммед упрочил здесь и в Мекке ислам, передавали ему многое из слышанного ими у христиан Абиссинии.

В период мединской проповеди Мухаммед изменил свои отношения к иноверцам; он уже не сближается с ними, не спрашивает у них наставлений, считая себя посланником, имеющим возвестить непогрешимое учение, он только предлагает христианам согласиться с ним. Само собою разумеется, что христиане не всегда оставались безответными и в этих случаях по-прежнему влияли на Мухаммеда, как догматикой своей, так и историческими сказаниями. Из этого периода сохранились следующие факты: Мухаммед рассылал письма с предложением принять ислам и угрозами в случае отказа, нападал на христианские города и селения, при чем жителей их принуждал отказываться от христианства. Между прочим, писал он Мукавкасу, правителю Коптов: во имя Бога милостивого и милосердого! Это письмо – приглашение к исламу. Сделайся мусульманином, и ты вне опасности и т. д.¹⁵¹. Сохранилось еще другое письмо. „Во имя Бога всемогущего и милостивого. Письмо Мухаммеда, славного слуги и посланника Божия к Ираклию, правителю Рима¹⁵². Благо всякому, кто идет по истинному пути. Я говорю тебе: истинно я призываю тебя к исламу, обратись в ислам, чтобы ты мог спастись от несчастий этого света и от вечного наказания. Обратись в ислам, и Бог вдвойне наградит тебя. Если же ты откажешься обратиться в ислам, то грехи твоих подданных и сотоварищей упадут на твою голову. Читающие Писание! Обратитесь к религии, которая вам полезна; она состоит в почитании единого Бога, без всякого присоединения к нему чего-либо другого, и без всякого призвания подле Него Других богов. Читающие Писание! Вы то отнекиваетесь, то говорите, что вы правоверны. О, читающие Писание! Засвидетельствуйте, что вы мусульмане, и что вера ваша ислам¹⁵³”. Приблизительно такие же письма посланы были Хазрою, царю Персов, и разным христианским правителям Аравии. Результатом их было только то, что Ираклий и Хозрой прямо отказались исполнить предложение Мухаммеда. Мукавкас, Баджан, правитель Йемена, и Наджаши обязались платить Мухаммеду ежегодные подати за право свободного исповедания христианства в своих владениях. – Из тогдашних сношений Мухаммеда с аравийскими христианами любопытно его столкновение с наджранитянами¹⁵⁴. Ko времени проповеди Мухаммеда христиане наджранские составляли сильный союз из нескольких племен, во главе которого стоял „совет“ из лучших людей. Еще прежде, когда Мухаммед только что начинал подчинять своему господству арабские племена, он успел заключить с наджранитянами договор, в силу которого он обеспечивал наджранитянам свободу вероисповедания и безопасность, если они сами не будут притеснять мухаммедан¹⁵⁵. Но затем он потребовал от них дани. Отправив к ним письмо, он обязывал их ежегодно доставлять ему в течение года 2000 пар белья и для Йеменской войны 30 панцирей, 30 лошадей, 30 верблюдов, и кроме всего этого, содержать сборщиков этой дани. С своей стороны, Мухаммед обещал им оставить неприкосновенными их земли, церкви, управление, религию, жизнь. Договор заканчивался словами: теперь для всего, что написано в этой бумаге, порука Бог и Его пророк¹⁵⁶. Но около 630 года наджранитяне получили письмо, в котором Мухаммед повелевал им принять ислам. Опечаленные таким вероломством, они отправили в Медину депутацию, сорок человек из духовенства и около двадцати из мирян, чтобы они лично пред Мухаммедом отстояли свободу их религии. Депутатами были, между прочим, Абду-ль-Мясих, один из сыновей Абдуль-Мадана-ибн-Рейяна, имевший титул Хабиба, т. е. владетеля, некто Зейд, какой-то правитель, епископ Абу-Харис ибн-Алькама и др.¹⁵⁷ Когда они явились в Медину, им назначен был прием в мечети, где они помолились, обратившись лицом, по христианскому обычаю, к востоку. Сюда явился и Мухаммед в сопровождении дочери Фатимы, мужа ее Али и сыновей их Хасана и Хусейна. Была совершена молитва, по окончании которой наджранитяне подошли было к Мухаммеду, но он отвернулся от них. Бывшие тут мусульмане объяснили им, что Мухаммеду неприятно видеть их в шелковых одеждах¹⁵⁸. Тогда послы переоделись и снова подошли к Мухаммеду. Беседа началась с религиозных предметов. Мухаммед прочитал им, кажется, приготовленное для них сказание о Иисусе, впоследствии составившее 30–38 ст. III сюры, выдавая это сказание за божественное. Наджранитяне переспросили его: Иисуса ты признаешь рабом Бога? Мухаммед отвечал: да, верно, он раб Бога. Тогда они возразили ему: а видел ли ты подобного Ему, или тебе было вдохновение? Мухаммед отвечал им 52 ст. III сюры¹⁵⁹: Иисус пред Богом подобен Адаму, которого Он сотворил из земли и сказал ему: будь! и он получил бытие – и потом прочитал 169 и 170 ст. IV сюры. Выслушав это епископ сказал: как ты можешь утверждать, что тебе Бог открыл предметы, так отличающиеся от того, что написано в Евангелии: ведь ты признаешь его Божественною книгою? Мухаммед ответил им¹⁶⁰: пойдемте, созовем наших сынов и ваших сынов, наших жен и ваших жен, будем тут сами мы и сами вы, заклянем себя и призовем проклятие Божие на говорящих ложь! (III, 53). Но наджранские депутаты отказались проклясть мусульман и в свою очередь подпасть их проклятию; поэтому, не жертвуя своими убеждениями, они согласились лучше платить Мухаммеду ранее установленную дань.

Подобные же столкновения у Мухаммеда случались с племенами Бяну-Таглиб и Бяну-Ханифа, исповедовавшими христианство. Завоевывая под конец своей жизни разные области Аравии, Мухаммед захватил еще следующих христиан: Ади, князя племени Тай, Джохана ибн-Руба, князя христианского города Эйлы, Охайдера-ибн-Малека из племени Кенди¹⁶¹. Первый из них будто бы даже обратился в ислам, а два последние обязались платить ему дань. Но в некоторых случаях Мухаммед не довольствовался и этим, так напр. он силою заставил бахрейнских христиан принять ислам, и в одном селении тоже силою велел обратить церковь в мечеть¹⁶².

Мы не передаем о военных походах Мухаммеда к персидским границам, где тоже встречалась ему христиане; умалчиваем также и о том, что у Мухаммеда была женой египтянка Мария, вероятно христианка. – Из представленного нами краткого очерка видно, что Мухаммед имел множество удобных случаев, чтобы узнать христианство и воспользоваться его повествованиями. Мухаммед был лично знаком с христианами, отправлял последователей своих в христианскую страну, из которой они должны были возвратиться в Медину с богатым запасом христианских сведений, сносился с христианскими владетелями, полемизировал с христианами и т. д. Мы полагаем, что при таких обстоятельствах Мухаммед положительно должен был составить свои сказания о новозаветных лицах и событиях, если не на основании, то по крайней мере – в связи с христианскими.

Итак, что же получилось у Мухаммеда под влиянием иудейства и христианства? Какого характера были его сказания о новозаветных лицах; – приближались ли они к существующим православно-христианским или нет? – Ответ на эти вопросы прежде всего дает следующая, краткая и общая картина религиозного состояния Аравии во время Мухаммеда. Национальная языческая религия арабов доживала свой век и под ударами иудейства и христианства обещала разрешиться в монотеистическую религию. Но в это-то время ни иудеи аравийские, ни христиане аравийские не привлекли к себе язычников и не дали им определенно формулированных идей. Иудеи враждовали и порицали христианство, христиане отрицали иудейство, и в тоже время сами распадались на множество исповеданий, из которых одно противоречило другому, а все расходились почти по всем пунктам догматического учения христианства, начиная с догмата о Троичности Лиц в Боге и кончая эсхатологией. Православные христиане, которые одни могли бы благоприятно повлиять на арабов, при таком порядке вещей оставались незамеченными, тем более что по числу их было гораздо менее в Аравии, чем еретиков. Что мог сделать такой простой араб, каким был Мухаммед, в своих поисках истинной религии? он не мог всецело принять ни одного из исповеданий народов Писания, как он называл иудеев и христиан, потому что он слышал, как другое исповедание отрицало учение этого исповедания, – но он в то же время не мог и отказываться от иудейских и христианских исповеданий, так как вся религиозно-реформаторская его задача состояла в том, чтобы собрать и соединить такие истины, какие, по его мнению, должны быть бесспорными. Положение Мухаммеда, таким образом, было похоже на положение римских экклектиков в первые века христианства, собиравших из разных религий богов в свои пантеоны, и догматические положения – в свое учение, – и все-таки не примкнувших ни к одной религии. Следствием всего этого должно было выйти и действительно вышло то, что Мухаммед составил себе своеобразное представление о христианстве и его учении, нечто принял из него. а нечто отверг. Отсюда, сказания о новозаветных лицах и событиях у него должны были получить особенную окраску, которая выражала, как его собственное мировоззрение, так и некоторые мнения разных христианских еретиков, и не имели чистоты православно-христианских повествований.

Чтобы лучше видеть это, мы считаем нужным вкратце представить здесь, как понимал Мухаммед догматическое учение христианства.

Мухаммед, прежде всего, отверг христианский догмат о Троичности лиц в Боге. Полемизируя с христианами, он говорил своим последователям: веруйте в Бога и в посланников Его и не говорите Троица (IV, 109); – неверны те, которые говорят, что Бог есть третий из трех (V, 77), – у Бога нет никаких детей; вместе с Ним нет никакого Бога (XXIII, 93). Хазин, мусульманский толковник Корана, замечает по поводу этих стихов относительно христиан: они утверждают, что Бог одна субстанция в трех лицах – лице Отца, лице Сына и лице Духа Св. – и разумеют под лицом Отца – существо, под лицом Сына – Иисуса, под лицом Духа Св. – жизнь, оживотворяющую; таким образом, у них три Бога¹⁶³. – Мухаммед, действительно, приходил к такому же выводу, но рассуждал иначе.

а) Мухаммед, полемизируя с христианами, никогда не употреблял выражения: „Триединый Бог“ и никогда не ставил в Коране вопроса, как три лица могут образовать единого Бога, а всегда ясно говорил о трех Богах, о трех отдельных Божеских личностях, не сливающихся между собою в едино, даже и во существу своему. Говоря о Троице, он всегда добавлял: Бог только есть единый, кому подобает поклонение (IV, 169) – нет никакого Бога, кроме единого Бога (V, 77) и т. п. Следовательно, Мухаммед обвинял христиан именно в трибожии, понимал христианское учение о Троице, как учение о трибожии. Что же касается толкований мусульман, то они составлены уже позже, когда авторы их ознакомились с христианским учением лучше Мухаммеда, и потому изложили его несколько иначе и ближе к истине. Это видно, между прочим, из дальнейших слов того же Хазина о христианах: „они утверждают, что в Боге одна субстанция и три лица: Отец, Сын и Дух Св., и эти три лица – один Бог, подобно тому. как солнце обнимает собою тело, луч света и теплоту, и что они признают в Отце – сущность, в Сыне – Слово, в св. Духе – жизнь, и таким образом признают существо, слово и жизнь. И говорят, что Слово, т. е. само Слово Божие, смешалось с телом Иисуса, как смешивается вода с молоком, – и мудрствуют, что Отец – Бог, Сын – Бог, Дух – Бог, и все они – един Бог“¹⁶⁴. Здесь есть следы более подробного знакомства с христианским учением, чем в словах Корана, но вместе с тем есть и искажения этого учения, подражания Корану в отрицательном отношении к христианскому догмату о Троичности и т. д.

б) По мнению Мухаммеда, христиане составляли Троицу из Бога, Марии и Иисуса. Что это так, видно из следующих выражений Корана: вот Бог скажет: Иисус, Сын Марии? говорил ли ты людям: кроме Бога почитайте меня и мою Матерь двумя богами и т. д.? (V, 116). В объяснении же 77 ст. V сюры Хазин говорит, что в выражении: „Бог есть третий из трех“ христиане разумеют следующее: что Бог, Мария и Иисус – три Бога, что Божество соприсуще им, и что каждый из них – Бог. Это именно и объясняет Всевышний Бог – в словах к Мессии: говорил ли Ты людям: кроме Бога почитайте меня и мою Матерь¹⁶⁵. Казы-Бейзави говорит: не говорите три, т. е. три Божества: Аллах, Мессия и Мария¹⁶⁶. Точно также говорят Яхья-ибн Салям, Джеляледдин и Мухаммед-ибн-Абдуллах: не веруют те, которые говорят – Иисус ест Бог и матерь Его – Бог, и Аллах – Бог¹⁶⁷. Впрочем, те же мусульманские толковники Корана скоро заметили, что Мухаммед клеветал на христиан и пытались оправдать его в незнании православного христианского учения. Так, Джеляледдин и Казы-Бейзави, после приведенных слов, добавляют: „а те которые говорили так, были христианские сектанты“¹⁶⁸. Хазин говорит: „если ты возразишь: христиане не признают Божества Марии, как же сказано: почитайте меня и мою матерь двумя богами, кроме Бога, – то я скажу: так как христиане утверждают, что Иисус Бог, и что Мария родила Его, то это выражение является у них, как естественный вывод“¹⁶⁹. Но этого мнения или, точнее говоря, предположения у Мухаммеда мы не видим; напротив, Коран прямо утверждает, что христиане считали Марию Богом, и совсем не знает того, что христиане учили о Св. Духе.

Как же именно Мухаммед пришел к такому пониманию христианского учения? – Дело в том, что исходным пунктом своей проповеди Мухаммед имел известное положение: „нет бога, кроме Бога“, – положение, с которым он выступил в борьбу с не удовлетворявшим его многобожием арабов и которое могло быть навеяно ему со стороны иудеев и христиан, беседовавших с ним во время детства. Когда же он захотел проверить это положение уже в зрелом возрасте и обратился к знающим людям, народу Писания, т. е. тоже к иудеям и христианам Аравии, то первые безусловно подтвердили его, а вторые, в лице различных еретиков, дали ему крайне неопределенный ответ. Одни, как напр. монофизиты обращали исключительное внимание Мухаммеда на Божество Сына; другие, как напр. несториане, излагали ему свое учение о нравственном соединении с человеком Иисусом Сына Божия; третьи, как напр. последователи монархианских идей Берилла и Павла Самосатского учили о едином Боге, четвертые, как напр. маркиониты, говорили ему, что есть Бог правосудия, Бог милосердия, Бог зла, а иные, как напр. последователи Филоппона, известные под именем трифеитов, или вообще противники монофизитов, настаивали на таком учении о св. Троице, по которому следовало приписывать каждому лицу особенную сущность и т. д.¹⁷⁰. Мухаммед от всех этих разноречивых наставлений пришел к тому выводу, что христиане, именем которых назывались все еретики, заблуждаются, что у них есть какое-то учение о Троице, и нет определенного учения о единстве Божием. Не нужно представлять себе, что Мухаммед, как религиозный реформатор в своем отечестве, изучил все религиозные исповедания, существовавшие в Аравии, и в том числе исповедания иудеев и христиан. Правда, он был любознателен и мог слушать св. Писание у иудеев и христиан внимательно, но, как простой араб, без привычки к систематическому мышлению, он усваивал истины иудейства и христианства поверхностно, бегло, как обыкновенно усваивает простой народ догматические положения¹⁷¹. Он представил себе, что все христиане учат о почитании трех Богов, и восстал против них так же горячо, как и против язычников многобожников. Судя по Корану, Мухаммед рассуждал в данном случае следующим образом: не может быть многих богов (XVI, 53), иначе они произвели бы распрю (XXIII. 93), взбунтовались бы (XVII, 44). и земля разрушилась бы (XXI, 22); следовательно, многобожие – ложь (X, 69, 70; XVIII, 25, 46). С другой стороны, Бог богат и не нуждается в соучастниках (IX, 69, II, 110 и X, 19). Далее, у Бога не может быть и нет детей (XVII, 111; XVIII, 3, 4; XIX, 91, 92; XXIII, 93; XXV, 2; XXXIX, 6; XXXVII, 42; XLIII, 81). Почему? а) Потому, что у Него нет жены (VI, 101; LXXII, 3) и потому что б) Ему, как высочайшему Существу, не свойственно иметь детей (XIX, 91, 93); следовательно, говорить, что у Бога есть дети, бессмысленно (VI, 100). Все эти доводы приводились Мухаммедом обыкновенно против идолопоклонства арабов и против учения их, что у Бога есть дочери-ангелы. Но под конец своей жизни Мухаммед тоже говорил и против христиан. По крайней мере, во многих местах Корана встречаются одни и те же выражения, в каких Мухаммед восставал, как против христианского учения о Сыне Божием, так и против языческого представления о дочерях Аллаха. Так, напр., говорит он в одном месте против язычников арабов: они говорят: Милостивый имеет детей (ангелов)... Хвала Ему!... они только высокие слуги Ему (XXI, 25). Точно также говорит он и против христиан: назаряне говорят: Мессия – Сын Божий... (IX, 30)... Он только раб наш (XLIII, 59). – В другом месте: смотри, не легкомыслие ли в них (язычниках) говорит: Бог родил детей?... Воздадите хвалу Аллаху, отвергнувши то, что́ они приписывают Ему (XXXVII, 151–159). [Богу не свойственно иметь детей ... Хвала Ему (XIX, 36)]. О христианах: воздадите хвалу Ему (Богу); не может быть, чтобы у него были дети (IV, 169). Богу не свойственно иметь детей.... Хвала Ему (XIX, 36).... Кроме множества подобных мест в Коране есть и такие стихи, которые одинаково относятся и к язычникам, и к христианам и даже к иудеям. Вот как напр. объясняет Бейзави 110 ст. II сюры: и говорят: Бог принял дитя: – „это выражение указывает на иудеев, которые утверждают, что Ездра – Сын Божий¹⁷², на христиан, которые говорят, что Мессия – Сын Божий, и на многобожников, которые говорят, что ангелы-дочери Аллаха“¹⁷³. В VI сюре 100 ст. говорится: и выдумывают ложно сыновей и дочерей.... Бейзави объясняет: иудеи говорят: Ездра – Сын Божий, христиане говорят: Мессия – Сын Божий, и Арабы говорят: ангелы-дочери Аллаха¹⁷⁴. В толковании на 74 ст. III сюры: (Иисус) не внушал вам чтить ангелов и пророков, как Господа – Хазин говорит: „т. е. как делали корейшиты и сабеи, так как они утверждали, чго ангелы-дочери Аллаха, и как делали иудеи и христиане, так как они утверждали это относительно Ездры и Мессии“¹⁷⁵. Далее, сам Мухаммед сказал: говоря это, они уподобляют себя неверным, бывшим прежде (IX, 30)... „Муджагид толкует: говоря это, они уподобились многобожникам, жившим до них, ибо многобожники говорили, что ангелы-дочери Бога. А Хасан толкует: Бог уподобил неверие иудеев и христиан неверию предшествовавших им поколений, державшихся древних заблуждений¹⁷⁶“... Так близко родственны были в представлении Мухаммеда учение христиан о Сыне Божием, о св. Троице и учение язычников арабов об ангелах.

Таким образом, Мухаммеду, при его поверхностном знакомстве с христианством, вовсе не было известно, что в учении о нр. Троице нет множественности, что чтимый христианами Бог есть, по выражению одного св. отца первых веков христианства¹⁷⁷, и единица и три, как превосходящий всякую множественность, не подлежащий счислению, высший всякого слова и представления; потому что мы христиане нисколько не чтили бы Его, если бы Он был постигаем нашим умом и словом. Но он превыше не только нашего ума, во и всех пренебесных и истинных умов, как называются они умными сущностями... Мухаммед не знал, что Бог у христиан признается Троицею, а равно и единицею, и что Он не перестает быть единым, но пребывает неизменно тем и другим.

Представляя христианское учение о св. Троице грубо, как учение о трех отдельных Богах, Мухаммед не мог иметь желания проверить себя и узнать, из каких именно лиц состоит Троица, по учению христиан. Он говорил только: „Хвала Богу! Да будет превознесено Его величие! они говорят ложь. Бог далек от того, что они присоединяют к Нему“... Как араб, в начале своей жизни бывший идолопоклонником, – представлявший, что ангелы суть дочери Аллаха, Мухаммед легче всего мог понять христианскую Троицу человекообразно, как Отца, Мать и Сына, – тем более, что одно из лиц св. Троицы, по учению всех христиан, есть Сын Божий. Следовательно, заключил он, Мария, родившая Иисуса, сына Божия, по учению христиан, есть богиня, второе лицо св. Троицы. Мухаммед заключил именно так, по мнению Хазина: „так как христиане утверждали, что Иисус – Бог, и говорили, что Мария родила Его, то является естественная связь их с этим мнением, т. е. что Мария – богиня“¹⁷⁸. С другой стороны, Мухаммед мог находить некоторые основания к такому неправильному выводу в современной ему действительности. Упомянутые нами коллиридиане, о которых могло существовать в Аравии неопределенное представление, – изображение св. Девы Марии, хранившееся в Каабе вместе с изображением Иисуса, – почитание христианами пр. Девы Марии – Богородицы – все это могло дать Мухаммеду преувеличенную мысль о богопочитании св. Девы Марии у христиан, подобно тому, как уважение к Ездре у некоторых иудеев заставило его верить, что иудеи боготворили Ездру. На самом же деле православное название св. Девы Марии „Богородицею“ совершено никогда не означало ее Божеской природы; православные христиане разумели в этом имени следующую мысль, выраженную св. Кириллом Александрийским; „Единородное Слово Божие, приняв от единой Девы зачатки телесного состава... происходит от девы“¹⁷⁹, или выраженную св. Афанасием Великим: „Бог Слово, восприняв плоть от Девы Богородицы Марии, сделался человеком¹⁸⁰. Когда же несториане начали учить, что пр. Дева не есть Богородица, а только Христородица, потому что родила Христа, простого человека, с которым потом Бог соединился нравственным образом, православные христиане на Ефесском соборе торжественно подтвердили наименование Богородицы, выражая тем самым следующее учение: Пресвятая Дева Мария родила Иисуса Христа по человечеству, которое однако же с самой минуты Его воплощения стало нераздельно и ипостасно соединено в Нем с Божеством Его¹⁸¹. Ho Мухаммед, если и слышал это учение православных христиан, не понял его надлежащим образом. – Гораздо справедливее предполагать, что Мухаммед в данном случае был под влиянием еретиков, иначе зачем он опустил бы из св. Троицы св. Духа и заменил Его Марией? Подобную тенденцию вводить в св. Троицу женское начало мы находим у евионеев и гностиков. По словам бл. Иеронима, св. Епифания и Оригена, в апокрифическом евангелии от Евреев, бывшем, как мы видели, в употреблении у многих еретиков, Дух св. говорит Иисусу Христу: сын мой!.., а сам Спаситель говорит: моя мать св. Дух и т. д.¹⁸². Многие еретики, как напр. Елкезаиты, Офиты, смотрели на св. Духа, как на женское начало, а Валентин называл Его даже матерью всего живущего¹⁸³. Кроме того, все гностики объясняли эманацию эонов из Божественного начала последовательными сизигиями, т. е. сопряжениями двух начал мужского и женского, плодом каковых сопряжений были различные эоны, в свою очередь тоже сопрягавшиеся и т. д. Πνεῦμα, (дух) или равнозначащее духу (πνεῦμα) – σοφία у них часто понимается как высшее женское начало, или сестра, или жена Христа. Так напр. в Клементинах говорится, что „в Боге есть двоица: Бог и премудрость (σοφία), которая иногда называется Духом св. (πνεῦμα ἅγιον)“¹⁸⁴ Как сообщает св. Епифаний Кипрский, Симон Волхв, выдававший свою спутницу Елену за воплотившуюся силу Божию, „осмеливался утверждать, что сия блудная сожительница его есть Дух св., и что ради ее – то, говорит он о самом себе, сошел и он“¹⁸⁵. Очень вероятно, что Мухаммед, встречаясь с подобными мнениями, неопределенными и нелепыми, пришел к своему странному выводу, что все христиане почитают трех Богов – Отца, Марию и Иисуса и, представивши себе христианское учение в таком виде, начал полемизировать с ним.

Пытаясь опровергнуть христиан, Мухаммед сходился с несторианами в формулировке обвинения. Несториане обвиняли христиан в том, будто они обоготворяли Марию, матерь Иисуса Христа. Мухаммед говорил тоже. Но прием опровержения у Мухаммеда был грубее, чем у несториан. Тогда как несториане возражали против православно-христианского наименования св. Девы косвенным образом, т е. сначала оспаривали учение о рождении ею Богочеловека, утверждали, что оно родила только человека, следовательно, выводили потом отсюда, она не может быть и Богородицей, – Мухаммед прямо возражал христианам, что мать Иисуса была истинного человеческого естества (V. 79), и доказывал это тем, что она вкушала пищу, и вообще обладала таким слабым естеством, что Бог легко мог бы совершено погубить ее, если бы захотел (IV, 19). Нам кажется, что эта разница произошла оттого, что несториане возражали, собственно, только против наименования „Богородица“, не подозревая православных христиан в действительном обоготворении св. Марии, – Мухаммед же не делал различия между выражениями христиан и христианских еретиков и их культом¹⁸⁶.

Перейдем к учению Мухаммеда о лице Иисуса Христа. Мухаммед несомненно знал, что христиане учили о Божестве Иисуса Христа (IX, 30). Но он не мог согласиться с тем и говорил: неверны те, которые говорят: действительно, Бог – это Мессия, сын Марии (V, 19), неверны те, которые говорят, что Мессия, сын Марий, есть Бог (V, 76), – назаряне говорят: Мессия – Сын Божий. Это их слова в устах их. Говоря это, они уподобляют себя неверным; бывшим прежде. Да поразит их Бог! как легкомысленны они! (IX, 30), – неверны те, которые говорят: действительно, Бог – это Мессия, сын Марии (V, 19).

Каких христиан имел в виду Мухаммед, когда говорил так? Толковник Корана Хазин замечает: это говорили яковиты, мялькиты из христиан; они говорили, что Мария родила Бога, что Бог, – да будет Он велик и высок от того, пребывает в существе Иисуса и соединился с ним, и он (Иисус) сделался Богом. Да будет превознесен от этого Бог!¹⁸⁷. Мы не можем согласиться с тем, что Мухаммед действительно разумел здесь православных христиан – мялькитов, как называет, их толковник. Мухаммед не называет Иисуса Христа Богочеловеком. Напротив в означенных стихах он выставляет только Божество Иисуса·, можно думать, основываясь на IV и особенно V сюре, что он не знал о сыновстве Его, а просто считал Его Богом и чуть ли не первым лицом св. Троицы: Бог – это Мессия. Подобные мысли Мухаммед мог заимствовать, нам кажется, только от евтихиан, известных в Аравии под именем яковитов, – павликиан и др. еретиков. Известно, что евтихиане, особенно в пору своей горячей полемики с несторианами, увлекались до того, что во всех проповедях своих говорили только о Божестве Иисуса Христа, и даже иногда умалчивали о человеческой природе Его, с которой, по их мнению, слилась Его Божеская природа, – говорили, что „Христос в рождении имел единую сущность Бога – Слова“¹⁸⁸, и доходили даже до такой мысли, что „все Божество или вся Троица воплощалась“¹⁸⁹ и т. д. Как мы видели, к той же ереси приходили последователи Павла Самосатского. Впоследствии несториане могли дать Мухаммеду мысль о человеческой природе Иисуса Христа, но Мухаммед все-таки едва ли уяснил себе смысл их учения, как не уяснял он себе и другие учения, несогласные с его мнением. Хазин замечает о христианах: они говорят, что Слово, т. е. само Слово Бoжиe, смешалось с телом Иисуса, как смешивается вода с молоком¹⁹⁰. Но Мухаммед не знал этого, и потому ничего не сказал в Коране относительно двух естеств в лице Иисуса Христа. Одно то, что все христиане и христианские еретики учили о Божестве Иисуса Христа, – одно это отталкивало Мухаммеда от них. С другой стороны, несторианские увлечения своими мнениями и евионейские доктрины привлекали внимание Мухаммеда, как оппозиция яковитству, и в то же время как учение, будто бы, более очищенное от многобожия. Под влиянием их и особенно евионизма Мухаммед к концу своей жизни выставил свои доводы против учения о Божестве Иисуса Христа.

Все сказанное Мухаммедом в возражение на христианское учение о св. Троице и учение о св. Деве Марии в его глазах имело значение доводов против учения о Божестве Иисуса Христа. Если вообще невозможно допустить, что бы было три Бога: Отец, Мария и Сын Божий; если признать, что рождать детей и вступать в брак с смертными людьми невозможно для Бога, как премирного Существа, не достойно Его, как Существа высшего, – не нужно для Него, как Существа Всемогущего, – если вообще все учение христиан подобно политеиму язычников: то, по мнению Мухаммеда, не следует допускать и той мысли, что Иисус – Бог. Но помимо этого, Мухаммед оставил в своем Коране еще следующие выражения против учения о Божестве Иисуса Христа, – возражения, будто бы вытекающие из личных свойств Иисуса.

а) Иисус, как и Мария, имел человеческие потребности, свойственные всем людям; напр. Он вкушал пищу. „Мать Его была истинного человеческого естества; оба они вкушали пищу. Смотри, как ясно излагаем Мы, говорит будто бы Бог Мухаммеду, для них эти знамения. Смотри, как они нерассудительны“ (V, 79). В XXV сюре Мухаммед, говоря о посланниках, тоже будто бы от лица Бога, замечает: „посланники, каких Мы ни посылали прежде тебя, ели пищу, ходили по рынкам...“ (22). В сюре XXI: „Мы не давали им такого тела, при котором они не ели бы пищи; они не были бессмертны“ (8). То и другое и третье место Корана, по объяснению толковников его, было направлено против христианского учения о Божестве Иисуса Христа. „Здесь, по словам Хазина, приводится опровержение на заблуждение христиан относительно Божества Мессии. Именно, Мессия и мать Его были людьми; они ели пищу и ею поддерживали свое существование, подобно прочим людям; но как может быть Богом тот, кто ест пищу и ею поддерживает жизнь? Некоторые говорят, что смысл сего таков: если бы Он (Иисус) был Богом, как думают они (христиане), то он устранил бы от себя мучение голода и жажды; но этого не было на самом деле; следовательно, как же Он Бог¹⁹¹”?

б) Иисус не может обладать могуществом: „скажи: ужели вы будете покланяться, кроме Бога, тому, что не может сделать вам ни вреда, ни пользы? А Бог – Он слышащий и знающий“ (V, 80). Подобным же образом Мухаммед опровергает язычников арабов (XIII, 17; VI, 70; X, 19; XVII, 58; XII, 12, 13). – Иисус был совершенно бессилен по сравнению с Богом: “скажи: кто сколько-нибудь может перемочь Бога, если Он захочет погубить Мессию, сына Марии, и мать Его и всех, κтο есть на земле? Богу принадлежит царственная власть над небесами, землею и всем, что есть между ними; Он творит, что хочет; Он всемогущ“ (V, 19, 20).

Делая первое возражение, Мухаммед мог иметь в виду слова Спасителя о самом Себе: „пришел Сын человеческий: ест и пьет; и говорите: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам“ (Лк.7:34), или те случаи из жизни Его, когда Он, по повествованиям евангелистов, вкушал пищу с учениками своими. Но толкование подобных мест из Нового Завета было дано Мухаммеду несторианами и евионитами, выставлявшими против православных христиан и преимущественно против яковитов человеческую природу Иисуса Христа, чтобы доказать свою мысль, что от пр. Девы Марии родился не Богочеловек, а только человек. – Те же несториане и евионеи трактовали об уничиженном состоянии Иисуса Христа на земле, как о свидетельстве справедливости их общего мнения, что Иисус родился простым человеком, и только впоследствии за праведность и нравственные заслуги свои получил соединение, по учению евионеев, с каким-то неопределенным Божественным началом, а по учению несториан – с Божеством. Божественное начало, по учению евионеев, или Божество, по учению несториан, оставило человека Иисуса Христа при страданиях Его, и Он умер. Эти заблуждения дали Мухаммеду второй довод. Мухаммед очень легко мог увлечься ими, особенно, в виду того, что яковиты проповедовали об уничижении Иисуса Христа по Божеству.

Но то, что имело значение в оппозиции яковитству, не опровергало православно-христианского учения. И Мухаммед никогда не выставил бы своих доводов против Божества Иисуса Христа, если бы знал православно-христианское учение о двух естествах в Ипостаси Иисуса Христа и об образе соединения их. „Что касается до Ипостаси Иисуса Христа, говорит св. Иоанн Дамаскин, когда даем наименование, заимствованное или от обоих естеств, или только от одного естества, в обоих случаях приписываем ей свойства того и другого естества. Ибо Христос, так как имя сие выражает оба естества, называется Богом и человеком, и созданным и несозданным, подлежащим и неподлежащим страданию. Так же, когда Он относительно к одному только из естеств. – именуется Сыном Божиим и Богом: тогда приемлет свойства соединенного с Божеством естества, или плоти, и называется Богом страждущим и Господом славы распятым (Деян.26:23), не по колику Он – Бог, но по колику Бог и человек. Равно, когда называется человеком и Сыном человеческим, приемлет Он свойства и славу Божеского естества, и именуется предвечным младенцем, безначальным человеком, не поскольку он младенец и человек, но по колику, будучи предвечным Богом, стал напоследок младенцем. Таково взаимное сообщение свойств, по которому каждое естество передает свойства другому по причине тождества Ипостаси и взаимного проникновения естеств. Посему мы можем говорить о Христе: сей Бог наш явися и с человеки поживе (Вар.3:36–38); и также: сей человек не создан, не подлежит страданию, беспределен”¹⁹². Таким образом по православно-христианскому учению, свойства Божества и человечества Иисуса Христа находятся в общении: Божество передает свои свойства человечеству и человечество Божеству, отчего свойственное Иисусу Христу по человечеству усвояется, как Богу, и свойственное по Божеству усвояется Ему как человеку. – Но это общение свойств допустимо только тогда, когда оба естества рассматриваются, как неразрывно соединенные в единой Ипостаси Христовой, и не может быть допущено, когда они рассматриваются каждое порознь, вне единства Ипостаси. Вот почему св. Ипполит писал: „Бог – Слово ради нас сделался истинным человеком, кроме греха... ради вас принял на Себя ограниченность естественной плоти, но не потерпев превращения. И будучи одного и того же естества с Отцем, не стал чрез истощание тождественным с плотию; но остался также совершенно неограниченным, как был прежде восприятия плоти, и посредством плоти совершил Божеством свойственное Божеству. Чрез двоякое действование, Божеское и человеческое, он явил себя тем и другим, и беспредельным Богом и ограниченным человеком, вполне сохраняющим в Себе то и другое естество, с принадлежащим каждому естеству действованием, или что тоже, с существенным каждому свойством“¹⁹³. Отсюда, принятие пищи и унижение, рассматриваемое как действование только одного человеческого естества в Иисусе Христе, не касалось Божества Его, не унижало Его и, следовательно, не отрицало.

Итак, Мухаммед не мог опровергать и не опровергал православно христианского догматического учения. Но заблуждение часто соединяется с упорством: Мухаммед не просто расходился с некоторыми христианами в убеждениях, он пытался даже разубедить в христианстве вообще всех тех, кто исповедовал его. Правда, это стремление появилось в Мухаммеде уже в последний период его жизни, а в начале своей проповеди он был более, чем индифферентен по отношению к, христианству. Но мы имеем здесь в виду Коран во всем его составе, – как сборник всех мыслей Мухаммеда. По большинству мест, находящихся здесь, следует заключить, что Мухаммед нападал на православно христианское учение о св. Троице: Аллахе, Марии и Иисусе, на учение о Божестве Иисуса Христа, поносил христиан, как многобожников и извратителей истинной религии. Все это, конечно, должно было отразиться на исторических сказаниях Корана о новозаветных лицах и событиях.

По мнению Мухаммеда, христиане впали в заблуждения, как в догме своей, так и в изложении священно-исторических сказаний своих. Из большей части коранических выражений выходит, что христиане имели у себя истинное Евангелие (III, 2; V, 50; VI, 157) и держались истинной веры, но скоро забыли это Писание, скрыли его и стали проповедовать заблуждения. „С теми, которые называют себя назарянами, Мы, говорит, будто бы, Бог в Коране, вступали в завет, но они забыли часть того, чему были научены... (V, 17). Знающие Писание! к вам посланник наш; он ясно укажет вам многое из того, что скрыли вы из Писания (18)“. Следствием этого было то, что христиане распались на отдельные толки: „за то Мы возбудили в них взаимную вражду до дня воскресения (V, 17)“. Во время Мухаммеда христиане будто бы уже почти окончательно потеряли истинный путь. „Скажи: Читающие Писание! не допускайте в вашу веру ничего излишнего, неистинного; не следуйте произволам людей, которые еще прежде заблудились и ввели в заблуждение многих; они заблудились, уклонившись от прямой стези (V, 81)“. По толкованию Хазина, это обращение относилось к иудеям и христианам, „которым во времена посланника Божия, да благословит его Бог и помилует, было запрещено следовать своим предкам в том, что те выдумали из заблуждений, по произволу своему. Вот это и разумеется в слове „произволам اهوﺄ¹⁹⁴ людей, которые прежде вас заблуждались».... Также об иудеях и христианах Мухаммед говорил: „некоторые из читающих Писание желают ввести вас в заблуждение; но они вводят в заблуждение только самих себя и не понимают этого. Читающие Писание! для чего облекаете истину в ложь, скрываете истину, когда ее знаете?... (III, 62–64)“. Далее Мухаммед предостерегал своих последователей от иудеев и христиан: „между ними есть и такие, которые своим языком искривляют Писание для того, чтобы вы почли за Писание такое, что не из Писания; они говорят: „это от Бога“, – а оно не от Бога. Они говорят ложь, ссылаясь на Бога (III, 72)“. „Верующие! если вы будете послушны некоторым из тех, которым дано Писание, то они опять сделают вас неверными (III, 95; ср. V, 56)“. Впрочем, не все же христиане, по мнению Мухаммеда, были нечестивы, и не всех их должны были остерегаться последователи его: „Есть из них верующие; но большая часть нечестивы“ (III, 107); „они не все одинаковы; из читающих Писание есть люди стойкие: они читают знамения Божии во времена ночи и покланяются Ему. Они веруют в Бога и в последний день; повелевают доброе и запрещают худое, и один пред другим ревностны в благотворениях. Они в числе добродетельных. Какое добро ни сделают они, не останутся невознагражденными за него. Бог знает боящихся Eгo (III, 109–112; ср. V, 73; VI, 20; LVII, 27)“. У них есть даже истинное Евангелие, и сам Мухаммед должен был сообразоваться с ним: „Скажи: Читающие Писание! вам не на что будет опереться, если не будете соблюдать закона, Евангелия, того, что вам было ниспослано от Господа вашего (V, 78).... Верующие в Евангелие должны судить по тому, что в нем ниспослал Бог: те, которые не судят по тому, что ниспослал Бог, – те неверны (V, 51)“. Мухаммедане должны верить, между прочим, и в это Писание (ΙV, 135, 129) и должны любить христиан, так как они расположены к мухаммеданам, ведут благочестивую жизнь под управлением своих пресвитеров и подвижников и не горды¹⁹⁵ (V, 85). Спрашивается теперь, когда же произошло разделение, и где правая вера христиан? На первый вопрос в Коране дается крайне неопределенный ответ, – что тотчас же по вознесении Иисуса на небо „часть сынов Израилевых уверовала, а часть из них осталась в неверии. Уверовавших Мы, говорит, будто бы, Бог, укрепили против врагов их, и они остались победителями их (LVI, 14)“. Еще более неопределенно поясняют этот стих мусульманские толковники Корана. Ибн-Аббас рассказывает нам следующую легенду. „Когда Иисус был вознесен, последователи его разделились на три части: одна часть говорила: он (Иисус) – Бог; поэтому и вознесся; другая часть говорила: Он – Сын Божий, поэтому и вознес Его Бог, третья часть говорила: Он раб Бога и посланник Его; поэтому и вознес Его Бог. Вот это верующие. И каждой части их последовала толпа людей, – и они вступили в сражение. Но две неверные части побеждали верующих, до тех пор пока Бог послал Мухаммеда, да благословит его Бог и помилует. Тогда верная часть победила неверных“¹⁹⁶. Совсем иначе говорит о том же другое мусульманское предание. „В течение восьмидесяти одного года после вознесения Иисуса, мир Ему, говорит Хазин, христиане жили в вере истинной, молились обращаясь к кыбле, постились в Рамазан, пока не случилось войны между ними и иудеями. Среди иудеев в то время был один человек храбрый, по имени Павел. Он перебил множество почитателей Иисуса, мир ему.... Потом Павел сказал иудеям: если истина с Иисусом, то мы сделались неверующими, и ад – наше жилище; и мы будем в изъяне, если мы войдем в ад, а они попадут в рай. Право, я устрою хитрость и введу их в заблуждение, так что и они войдут с нами в ад. Затем он направился к коню, на котором он сражался, пересек поджилки его, и стал обнаруживать свое сожаление и раскаяние, посыпал пылью голову и пришел к христианам. Те спросили eгo: кто ты? Он отвечал: я враг ваш Павел. Мне был голос с неба: нет тебе покаяния, пока не сделаешься христианином? И вот я каюсь и прихожу к вам. – Они ввели его в церковь, сделали христианином и поместили в одном доме при церкви. Он не выходил из него в продолжение года; прежде чем изучил Евангелие. После того он вышел и сказал: мне был голос с неба: Бог принял твое покаяние! – И они поверили ему, полюбили его. Положение его сделалось почтенным между ними. Потом он обратился к троим, имена, которых – первого Несторий, второго – Иаков, третьего – Малькян, и стал учить Нестория, что Иисус, Мария и Бог – Троица, а Иакова стал учить, что Иисус – не человек, а Сын Божий, а Малькава стал учить, что Иисус – Бог, безначальный и бесконечный. Когда это укоренилось в них, он призвал каждого из них в уединенное место и говорил ему: ты – мой избранный ученик; призывай людей к тому, чему я учил тебя! И он повелевал ему идти по окрестным городам. Потом он добавил им: я видел во сне Иисуса, и он доволен мною. И сказал каждому из них: я принесу самого себя в жертву из желания быть вместе с Иисусом. Потом он пошел на место заклания и заклал себя. Эти трое разошлись по разным местам: один отправился в Рим, другой – в Иерусалим, третий – в иную страну. И проповедовал каждый из них учение его и призывал к нему людей, и люди следовали ему в этом толпами. Потом они впали в разноречие и стали разногласить между собою, и произошло сражение. Вот это и было поводом к учению их, что Мессия – Сын Божий. – Имам Фахр-Еддин Эр-Рази после того, как передал этот рассказ, сказал: по моему мнению лучше всего говорить, что, может быть, слово ”Сын“ упомянуто в Евангелии в смысли превосходства, подобно тому как слово “друг” употребляется относительно Авраама в смысле превосходства. Но они преувеличили и перетолковали слово „сын“ в смысле действительного сыновства, а простые люди переняли это у них. И распространялось это ложное мнение среди последователей Иисуса, мир Ему!... Но Бог лучше знает¹⁹⁷ Ho и это предание принимается не всеми мусульманскими учеными; некоторые не признают его непогрешимо правильным, и делают так с большей основательностью, даже с своей точки зрения. В одном месте своего Корана Мухаммед говорил, что „неверные из знающих Писание, т. е. христиан, и из многобожников не разделялись в вере, покуда не пришла к ним очевидность.... (ХСVIII, 1–3)“. Казы-Бейзавий так толкует эти слова: ولم يتفكك الكفار من أهل الكتاب والمشركين حتى تأتيهم الحجة المقنعة، أي الرسول أو القرآن، لأن ذلك هو الدليل الواضح على الحق „Неверные из народа Писания и многобожников не распадались до тех пор, пока не пришло к ним убедительное доказательство, т. е. посланник или Коран, потому что то есть Очевидное доказательство истины ¹⁹⁸“.

Ho если Мухаммеду трудно было указать на время, когда христианство уклонилось от чистой своей религии, то ему еще труднее было обозначить, какие именно места в Евангелии были изменены, искажены и уничтожены, – и Мухаммед совершенно не говорит об этом. Во всех своих сказаниях о новозаветных лицах и событиях он не указывает тех подробностей, которых нет в Евангелии, или наоборот, которые существуют в Евангелии и отсутствуют в Коране. Он излагал их без отношения к св. Евангелиям, будто бы прямо от Бога, – и заботится лишь о том, чтобы так или иначе провести в них свой взгляд на христианскую догматику. Мусульманские ученые утверждают, что этот взгляд был неблагоприятен для христиан, и потому сказания Корана носят отрицательный характер по отношению к христианству. Мы увидим, что Мухаммед действительно переделывал новозаветные повествования, – переделывал применительно к своему учению, делал отступления, вставки, придавал иное освещение событиям и проч. – и все это для того, чтобы выразить свое учение о лице Иисуса Христа. Иногда Мухаммед выставляет то или другое догматическое положение и подбирает в подкрепление ему сказание, при чем передает это сказание не подробно, а вкратце, делая по поводу его какое либо замечание. Так напр. все сказание о Благовещении и о Рождестве Иисуса в Коране заканчивается выражением: таков Иисус, по слову истины; и далее следуют возражения тех, кто приписывает Богу рождение детей (XIX).

Мы не будем здесь говорить подробно, какой же взгляд проводил Мухаммед относительно Иисуса Христа и других новозаветных лиц: это мы покажем в следующей части. Теперь кратко заметим, что мусульманские ученые находят в Коране только следующее учение: Иисус, Сын Марии – обыкновенный человек (V, 79, 19), слуга Божий (XIX, 35, 36; ср. XVI, 45; XXI, 7, 8). Впрочем, Он был посланником Божиим (IV, 169; V, 79), но посланником, совершенно не охличающимся ничем от других подобных ему пославников (III, 78). Так ли всегда говорит Коран в исторических сказаниях своих о новозаветных лицах и событиях и под чьим влиянием? Этот вопрос составляет предмет следующей части.

Что касается внешней стороны Коранических сказаний, то она обусловливалась теми источниками, какими пользовался Мухаммед, и способом его пользования ими. Ученый Мёлер¹⁹⁹ утверждает, что Мухаммед был знаком с каноническим Евангелием от Иоанна, а Шпренгер²⁰⁰ представляет вам верные данные о существовании в предъисламической арабской литературе не только Евангелия от Иоанна, во и всех Евангелий. Справедливость этого положения, кажется, подтверждается тем обстоятельством, что в Коране находится много выражений, сходных с Ветхозаветными и Новозаветными. Вот параллель их:

Кроме этих мест Коран сходится с Библией еще в некоторых исторических сказаниях о лицах Ветхого Завета и содержит в себе даже ссылки на св. книги. Так напр. 105 ст. XXI сюры: в Псалтыри Мы написали, что землю примут в наследие праведные рабы мои, – мог быть повторением 29 ст. XXXVI псалма: праведники наследуют землю и будут жить в ней во век, а 29 ст. XIV сюры почти буквально сходен с 2 и 3 ст. 1 псалма. Отсюда очень легко заключить, что как Ветхий, так и Новый Завет действительно были известны Мухаммеду, и что Коранические сказания об Иоанне Предтече, пр. Деве Марии и Иисусе Христе имеют некоторое сходство с тем, что рассказывается о них в Евангелиях.

Но Мухаммед мог пользоваться не одними каноническими книгами Нового Завета. По изысканиям Буканана²⁰¹, во времени Мухаммеда в Аравии широко были распространены апокрифические Евангелия. Здешние евиониты имели у себя апокрифическое евангелие Иакова²⁰² и евангелие Никодима, разные гностики и манихеи – евангелие Фомы и евангелие от Евреев, несториане – арабское евангелие детства Спасителя, а у монофизитов была в употреблении история Иосифа древодела и т. д. Между православными христианами, которым довелось вступать в борьбу с манихейством, монтанизмом и другими ересями, мы замечаем „евангелие о рождении Марии“ и „историю о рождении Марии и детстве Спасителя», – написанные, вероятно, христианином из иудеев. Большая часть этих апокрифов была составлена напыщенно, с добавлением множества чудес, часто фантастичных до невероятности, часто грубых до циничности; – и в них сообщалось преимущественно о том, о чем было умолчано в канонических Евангелиях. И Мухаммед чаще всего следовал в своих сказаниях о новозаветных лицах и событиях – апокрифическим новозаветным книгам.

Впрочем, Мухаммед сам лично не мог пользоваться новозаветными книгами ни каноническими, ни апокрифическими, Он несколько раз заявлял в Коране о том, что он был человеком неученым, простолюдином (جاهل) (VII, 156, 158) и не умел ни читать, ни писать (XXIX, 47). Вероятно, новозаветные рассказы усвоялись им из устной беседы с христианами, или же из общей народной молвы. В Аравии, как и в других странах востока, издавна существовали особые общественные сказочники, передававшие историю и славные подвиги героев своей страны. Когда Аравия сделалась убежищем иудеев и христиан, эти сказочники, вероятно, внесли в свои рассказы чудную историю Иисуса и Матери Его – Марии, – историю, которая могла заинтересовать собою многих арабов. Те же сказания можно было слышать и в частных домах арабов. Здесь они составляли, вместе с другими сказаниями, литературное достояние семьи, передаваемое из рода в род, от отцов к детям. Мухаммед искал в них, конечно, не предмета развлечения, а буквально точных описаний действительно бывших фактов, – и это ввело его в некоторые промахи. Устное предание, как бы оно ни было распространено, не могло сохранить новозаветным сказаниям одну неизменную форму, в какой она были изложены в канонических Евангелиях. Сказочники и христиане, беседовавшие с Мухаммедом, всегда имели возможность многое добавить в них, многое – изменять, в одном случае – передавать так, в другом – иначе и т. п. И Мухаммед излагал новозаветные сказания со слов их.

Вот перечень коранических стихов, где говорится о новозаветных лицах и событиях:

Сказание о рождении Иоанна Предтечи: III, 33–36; XIX, 1–15; XXI, 89–90.

– о рождении и детстве Марии: III, 30–32.

– о Благовещении Пр. Деве Марии и о рождестве Иисуса: XIX, 16–27; III, 37, 43.

– об обстоятельствах, последовавших за рождеством: о явлении Марии к народу и речи новорожденного Иисуса 28–34.

– о жилище Марии и Иисуса: XXIII, 52.

– о пророческом служении Иисуса: III, 44; LXI, 6; ΙV, 161; V, 50, 82, 109, 110; II, 81, 254; LVII, 27.

– о чудесах Иисуса: III, 43 (с половины стиха), V, 110, 112–115.

– об отношении к Нему иудеев: III, 45.

– об избрании Апостолов: III, 45, 46; V, 111; LXI, 14.

– о последней судьбе Иисуса: ΙV, 156, 157; V, 110, 111, 47, 48; XLIII, 61.

Как видно из перечня, Мухаммед рассказал в Коране о многих событиях из жизни новозаветных лиц, и даже кажется более, чем повествуется о них в канонических Евангелиях. В последних нет напр. повествования о рождении и детстве Марии, и не говорится о речи новорожденного младенца Иисуса. Но при ближайшем знакомстве с кораническими сказаниями мы увидим, что они очень кратки, сравнительно с повествованиями канонических Евангелий, и менее подробно освещают новозаветную историю. Тогда как в Евангелиях мы можем проследить, из года в год историю земной жизни Иисуса Христа, здесь мы находим только, скорее всего, замечания и притом о самых важных моментах Его жизни. Мухаммед, очевидно, говорил то, что особенно запечатлевалось в его памяти из апокрифических сказаний и Евангельских повествований.

Другою характерною чертою коранических сказаний о новозаветных лицах и событиях является их нестройное изложение. Это видно отчасти из перечня, представленного нами: из него мы видим, что одинаковые по предмету и времени сказания разбросаны в Коране по разным. сюрам. Так напр. сказание о признании Апостолов встречается в III сюре, V и LXI. Представим другой пример: в III сюре сначала излагаются догматические истины ислама, с 31 до 32 ст. следует сказание о рождении и детстве Марии, далее говорится об обетовании Захарии сына Иоанна, а потом с 37 – о каком то обращении ангелов к Марии, о словах Божиих к Мухаммеду, – далее о Благовещении, но на половине 43 ст. речь прерывается, и далее речь идет уже о чудесах Иисуса.... Видно, что автор Корана собирал все, что доводилось ему слышать зараз, в одно место и разделял το, о чем он слышал в разные моменты своей жизни.

По каноническим Евангелиям самым ранним новозаветным событием было рождение св. Предтечи Иоанна. Но Коран содержит в себе сказания о событиях, случившихся еще прежде рождения Иоанна, – о рождении Марии, Матери Иисуса, – о поступлении ее на воспитание к Захарии и т. д. Сообразно с хронологическим порядком событий и нам следовало бы начать исследование с разбора сказаний о рождении и детстве Марии, – но этот план нарушил бы связь между сказаниями о Марии и сказаниями о сыне ее Иисусе, – связь настолько тесную, что пренебрежение ею вовлекло бы нас в неизбежные и многочисленные повторения. Поэтому мы остановимся прежде всего на сказаниях об Иоанне, сыне Захарии.

Начиная XIX сюру, – одну из ранних²⁰³ – Бог объявляет Мухаммеду, что он предает ему историческое сказание – воспоминание о милости Господа к рабу своему Захарии. Именно: „вот, он возвал ко Господу своему тайным воззванием. Он сказал: Господи! кости во мне ослабели, голова моя блестит сединой. В молитвах моих к тебе, Господи, я не бывал безуспешен. Истинно, я боюсь моих двоюродных братьев²⁰⁴ после меня, тогда как моя жена бесплодна: по изволению Твоему даруй мне преемника وارث. Он будет наследником мне и будет наследником дому Иакова; соделай его, Господи, угодным Тебе! – Захария!²⁰⁵ Мы даем тебе радостную весть об отроке²⁰⁶: имя ему будет Иоанн. Прежде сего Мы никому не нарекали этого имени. – Он²⁰⁷ сказал: Господи! как будет у меня отрок, когда жена моя бесплодна и когда я пришел уже в старческие лета, став дряхлым? – Он ²⁰⁸ сказал: это будет; Господь твой сказал: оно легко Мне; Я уже сотворил тебя прежде²⁰⁹, когда ты ничем не был. – Он²¹⁰ сказал: Господи яви мне какое-либо знамение²¹¹. – Он сказал: знамением тебе будет то, что ты в продолжении трех ночей не будешь говорить с людьми, оставаясь здоровым²¹². После того он вышел из святилища к народу и знаками вразумлял его: хвалите Его утром и вечером!“ (XIX, 1–12).

Как видно, из этого коранического рассказа, нельзя с ясностью определить, кто был Захария, – к какому времени относится и где происходило то событие, о котором повествуется. Можно только догадываться, что Захария, – этот иудейский пророк (VI, 85), – был престарелым священником, – что он совершал богослужение, и что описанное событие происходило в храме. Отсюда кажется, что откровение назначалось для таких слушателей, которые были уже знакомы с событием.

Та же неясность в передаче об этом же новозаветном событии замечается и в других сюрах Корана. Однажды Мухаммед предложил мекканцам краткую историю пророков, бывших до него самого, и, между прочим, от имени Бога сказал несколько слов о Захарии и Иоанне. „Захарии, – когда он воззвал ко Господу своему: „Господи! не оставь меня одиноким, и тогда как наилучший из наследников Ты“, – Мы вняли ему и даровали ему Иоанна, сотворив супругу его способною к тому: потому что они были тщательны к благотворениям, молились Нам со страхом и трепетом, были пред Нами смиренны (XXI, 89–90)“. Сравнительно с рассказом XIX сюры, здесь замечается новое сведение, именно: Захария, жалуясь на свое одиночество, смиренно заявляет, что он, пожалуй, не прочь перевести это одиночество и возложить упование на Бога, наилучшего наследника. Затем здесь упоминается о богобоязненной и добродеятельной жизни Захарии и жены его.

Третий рассказ о том же событии мы находим в III сюре Корана, – сюре мединской, появившейся уже около 630 года по P. X.²¹³. Здесь это событие связывается с рождением Марии и воспитанием ее в „обители“ Захарии²¹⁴. „После того, т. е. после того, как Захария принял к себе Марию н однажды посетил ее обитель, – Захария молился Господу своему. Он сказал: Господи по благости Твоей даруй мне доброе потомство (ذرية جيدة)²¹⁵. Ты слышишь мою молитву. Ангелы (الملائكة), в то время как он стоял и молился во святилище возгласили ему: Бог благовествует тебе о Иоанне (يحيى – Яхье), – который утвердит истину о Слове Божием (كلمة عن الله) – который будет великим (سيدا) девственником (حصورا), пророком, одним из числа праведных. – Он сказал²¹⁶: Господи! как может быть у меня дитя, когда меня постигла уже старость и жена моя бесплодна? – Он сказал: Бог делает так, как хочет²¹⁷. – Он сказал²¹⁸: Господи! яви мне какое-либо знамение! – Он сказал: знамением тебе будет то, что ты в продолжении трех дней будешь говорить с людьми только знаками. Вспоминай Господа²¹⁹ твоего часто и хвали Его вечером и утром بالعشي واﻷﲀر)²²⁰.

Этот последний рассказ сохранил в себе остов рассказов, предшествовавших ему, – но вместе с тем пополняет их. Так, здесь есть указание на время и место события и подробнее определяется характер и назначение сына Захарии Иоанна. Все три сказания Корана о рождении Иоанна могут дать нам следующее представление события: священник и пророк Захария, проживши беспорочно пред Господом до старости, на склоне лет своих опечалился своею бездетностью и однажды во время богослужения решился просить у Господа дитя себе. В ответ на эту просьбу ему в откровении было дано благовестие об имеющем родиться от него дитяти – Иоанне (Яхье), – который будет замечательным пророком. Больше того Коран не говорит, – а это обстоятельство побуждало толковников его сделать разъяснения относительно личности Захарии, и относительно подробностей события.

Мусульманское предание говорит, что Захария был начальником над священниками и пророком²²¹ у евреев, – сын Узуна, сына Муслима, сына Садука из потомков Соломона²²², сына Давида. Женою его была Елизавета (البشع) дочь Факуза²²³. Когда Захарии исполнилось 92, или по мнению других – 99, или 120 или даже 300 лет, а жене его 98 или 99 лет²²⁴, он однажды приступил к совершению жертвоприношения в иерусалимском храме (مراب)²²⁵ или (معبد)²²⁶. „Обыкновенно жертвоприношение совершалось при запертых дверях храма; первосвященник входил сюда один и допускал народ уже после“. То же сделал и Захария. Он один вошел в храм и начал молиться тайно „стоя у жертвенника, а народ еще ожидал позволения войти“²²⁷ Впрочем толковники придают различное значение тому обстоятельству, что Захария в данном случае молился тайно; Хазин переводит так: „тайно, т. е. ночью“²²⁸. „Но некоторые говорят, что он исполнял Божественное повеление тайно совершать молитву; для Бога равно тайное и явное; но тайная молитва лучше, так как она лишена лицемерия и более искренняя. Некоторые говорят, что Захария молился тайно, чтобы не вызвать порицания за желание иметь дитя во время старости“²²⁹. „Некоторые говорят, голос его стал тихим от старости и дряхлости”. Он чувствовал это и сказал Богу, что „кости его ослабели“, и даже „жаловался на то, что у него стали выпадать коренные зубы“... но он все еще не имеет дитяти. В подкрепление к своей просьбе Захария выставил некоторые резоны. Он сказал Господу: а) „когда я взывал к Тебе, то всегда получал просимое, или: когда Ты призвал меня к вере, я уверовал, и у меня не было помышления не принимать веры²³⁰, b) – я боюсь двоюродных братьев. Мало того „Захария просил Бога дать ему достойное дитя, которое было бы наследником дому Иакова²³¹, ит. д. „Вдруг явился ему юноша в белой одежде; Захария смутился, „но Гавриил (это был он), возгласил ему“ благовестие. Захария однако не поверил, и, вот дается ему знамение: он делается немым²³². Впрочем „некоторые говорят, что он не мог рассуждать только с людьми, но когда ему нужно было восхвалять Бога, язык его разрешался²³³. – Между тем люди стояли позади святилища и ожидали, когда он отворит им двери, и вот он вышел; лицо его было смущенное, так что те удивились этому виду его и спросили: что с тобой? Но Захария в ответ только знаками на полу написал: молитесь Богу! До этого времени, бывало, он выходил к народу утром и вечером, и повелевал ему молиться, – когда же наступило время беременности его жены и он онемел, то вышел к ним и знаками повелел им молиться²³⁴.

Мы привели эти выдержки из толкования на Коран для того, чтобы показать, как раскрывались и пополнялись Коранические сказания о рождении Иоанна. Очевидно, предание имело своим источником помимо коранических, какое-то особое сказание, более подробное, но сходное с ними и может быть давшее даже им основание. Что это за сказание?

У св. Евангелиста Луки мы читаем: во дни Ирода царя иудейского был священник из Авиевой чреды, именем Захария, и жена его из рода Ааронова: имя ей Елизавета. Оба они были праведны пред Богом, поступая по всем заповедям и уставам Господним беспорочно. (Срав. Коран XXI, 90). У них не было детей, ибо Елизавета была неплодна, и они оба были уже в летах преклонных. (Срав. XIX, 5, 9; XXI, 89, III, 35). Однажды, когда он в порядке своей чреды служил пред Богом, по жребию, как обыкновенно было у священников, досталось ему войти в храм, Господень для каждения (Срав. III, 33), а все множество народа молилось вне во время каждения: тогда явился ему Ангел Господень (Срав. III, 34), стоявший по правую сторону жертвенника кадильного. Захария, увидев его, смутился, и страх напал на него. Ангел же сказал ему: не бойся Захария; ибо услышана молитва твоя, и жена твоя Елизавета родит тебе сына, и наречешь ему имя Иоанн. И будет тебе радость и веселье (Срав. XIX, 7) и многие о рождении его возрадуются, ибо он будет велик пред Господом, не будет пить вина и сикера, и Духа Святого исполнится еще он чрева матери своей (Срав. III, 34). И многих из сынов Израилевых обратит к Господу Богу их. И предъидет пред Ним в духе и силе Илии, чтобы возвратить сердца отцов детям, и непокоривым образ мыслей праведников, дабы представить Господу народ приготовленный. И сказал Захария Ангелу: почему я узнаю это? ибо я стар и жена моя в летах преклонных (Срав. XIX, 9; III, 35). Ангел сказал ему в ответ: я Гавриил, предстоящий пред Богом и послан говорить с тобою, и благовестить тебе сие (Срав. XIX, 10; III, 34). И вот ты будешь молчать, и не будешь иметь возможности говорить до того дня, как это сбудется, за то, что ты не поверил словам моим, которые сбудутся в свое время (Срав. XIX, 11; III, 36). Между тем народ ожидал Захарию, и дивился, что он медлит в храме (ὑπερῷον – место возвышенное. Срав. XIX, 12; III, 36). Он же вышедши не мог говорить к ним, и они поняли, что он видел видение в храме; и он объяснялся с ними знаками, и оставался нем (1, 5–22). Едва ли нужно доказывать, что это повествование было источником коранических сказаний о рождении Иоанна. Последние содержат в себе именно то, что могла донести из него до Мухаммеда устная передача (евангельского повествования), – та самая народная молва, из которой Мухаммед почерпал свои сведения по частям. Мы видели, что и разбираемое нами сказание составлялось в Коране постепенно по мере того, как Мухаммед приобретал сведения. Теперь попытаемся показать, что же именно потеряло и что приобрело лишнего в Коране евангельское повествование, прошедшее чрез уста народа и Мухаммеда?

а) Мухаммед опустил имя жены Захарии. Вероятно, устные рассказы современных ему христиан не сохранили этого имени, или же Мухаммед слышал его, но впоследствии позабыл, и при безграмотности своей не мог справиться.

б) Предвещание Гавриила об укреплении Иоанна Духом Святым в Коране тоже опущено. Мухаммед, как мы увидим далее, имел крайне неясное понятие о Духе Святом, и, может быть, потому-то не сказал здесь о Нем ничего.

«в) Мухаммеду был малопонятен 17 ст. 1 гл. Евангелия Луки, – где говорится о рождении Иоанна, как Предтечи Господня, – и он заменил пространное евангельское выражение кратким: утвердит истину о Слове Божием и т. д.»

г) Кроме этих сокращений евангельского повествования. Мухаммед допустил изменения и дополнения. – По Корану, Захария в молитве к Богу о дитяти указывает на свою боязнь братьев и на собственные заслуги пред Богом (XIX, 4; III, 33). Евангелие ничего не говорит об этом. Судя по содержанию речи ангела Божия, более всего касавшейся Мессии и указывавшей отношение к Нему Иоанна Предтечи, – можно предполагать, что святой старец, знаком с ветхозаветными пророчествами о Мессии, молился Господу о наступлении царства Мессии, о себе же и о братьях своих он не вспоминал. Он даже не просил себе дитяти, хотя сильно желал его. – Мухаммед, напротив вложил в уста Захарии просьбу своекорыстную, чтобы Бог дал ему наследника н пр. Толковники Корана, чтобы несколько оправдать кораническое сказание, так объясняют слова: он будет наследником мне, т. е. будет близким родственником, который будет владеть истинным вероучением, – или: наследует имущество мое, и наследует Иакову в пророческом служении, и священничестве. Некоторые говорят: здесь, разумеется, наследство в священничестве, потому что Захария был первосвященник; вообще здесь лучше разуметь наследство не в имуществе, – потому что пророки не назначали наследников своему имуществу, и только назначали наследников в своих познаниях, – при том едва ли Захария, – этот пророк из пророков, стал бы скорбеть о своем имуществе, если бы оно перешло по наследству к двоюродным братьям его. Он опасался только того, как бы его двоюродные братья не изменили веры Божией и не нарушили Его повелений. И так как он знал, что Израильтяне склонны к изменам вере, и могут убивать пророков, то поэтому и стал просить у Господа праведное дитя, чтобы вручить ему надзор за народом своим и чтобы оно наследовало пророчество его и познания, которые не должны были погибать вместе с ним²³⁵. Коран не дает, основания к подобным толкованиям.

д) По Корану, Захария просил себе дитя, когда же просьба его осуществилась, он не верит и просит себе знамения. Не грешно ли это для пророка Божия, каким был Захария, по Корану (VI, 85), и как он дозволил себе сомневаться в исполнении того, о чем только что просил Всемогущего Бога?²³⁶. Почему Бог удовлетворяет греховную просьбу Захарии и дает ему чудо? На все эти вопросы Коран не дает, никакого ответа, отчего все сказания его представляются не доконченными, не ясными сравнительно с Евангельским повествованием. Здесь мы видим вполне понятное явление: Захария давно желал себе дитяти, особенно потому, что бездетность в ожидании скорого пришествия Мессии считалась у евреев позором (1Цар.1:6). Но в момент совершения жертвоприношения он совершенно не помышлял о дитяти. Когда ангел возвестил ему неожиданную давно лелеянную в душе его весть, он, понятно, смутился и усомнился²³⁷. И за это сомнение, недоверие словам предстоятеля пред Богом, нарочито посланного для благовестия, – он наказывается; чудесная немота Захарии, по Евангелию, была таким образом наказанием для него.

Чтобы сильнее показать неясность в Коране, мы попытаемся на основания мусульманского предания прежде всего решить вопрос: действительно ли Захария, по Корану, просит себе у Бога дитя?²³⁸ Хазин, один из авторитетных толковников Корана, так переводит просьбу Захарии (XIX, 5): Господи! по милости своей даруй мне дитя, которого я сильно желаю²³⁹, – еще (III, 33): Господи! по благости своей даруй мне дитя благословенное, богобоязненное, праведное, заслуживающее благоволения²⁴⁰, – еще: Господи! у меня нет дитяти, который бы помог мне и прокормил меня, – и наследника²⁴¹. Итак, Захария просил себе – وابن – сына по плоти. „Слово ذرية, говорит Хазин, означает одного и многих, мужеский пол и женский, – но здесь оно употреблено для означения одного“. По преданию от Хасана, „Захария, мир ему, сказал: Боже! даруй на старости моей сына, – и вошел в михраб. Немного спустя явился ангел и сказал: о Захария! Истинный и высокий Господь благовествует тебе о дитяти и т. д.²⁴² Захария еще прежде, чем начал молиться Богу, в душе своей решил просить именно о плотском сыне, и притом надеялся на исполнение своей просьбы. Хазин говорит: когда Захария увидал у Марии плоды несвоевременные (зимние – летом, а летние – зимой), то воскликнул: подлинно Тот, кто мог безпричинно доставить Марии плоды иного времени и сбора, – может исправить мою жену²⁴³ и даровать мне дитя тоже несвоевременно, на старости нашей. После того он стал сильно молиться о дитяти“... Затем Хазин излагает разбираемый нами рассказ.²⁴⁴ – Далее в Коране сказано от лица Бога: „Мы вняли ему (Захарии) и даровали ему Иоанна, сотворив супругу его способною к тому“. Если так, то Захария не должен был смущаться благовестием, а тем более не доверять ему. „Если ты скажешь, говорит Хазин, как Захария колеблется относительно рождения у него дитяти, когда ангелы благовестили ему о нем, и какой смысл этого обращения (т. е. просьбы знамения), и зачем он удивился этому после того, как Бог обещал ему это? Уже ли он сомневался в обетованиях Бога и в могуществе Его? – Я отвечу: Захария, мир ему, нисколько не сомневался в обетовании Бога и могуществе Его, но он сказал так, прося разъяснения и вразумления. Значит, в вопросе его: как может быть у меня дитя, – смысл тот: каким образом будет у меня дитя, будет ли оно оттого, что упразднится бесплодие моей жены, а мне возвратится юность, – или будет то так, что мы останемся в настоящем положении старости и слабости? Вследствие этого и был ему ответ“²⁴⁵. – Это первое толкование. „Гыкрима и Сади говорят: когда Захария услыхал голос ангелов, пришел сатана и сказал ему: Захария! звук, который ты слышал, – не от Бога Всевышнего, а от сатаны, и если бы он был от Бога всевышнего, то он открыл бы это тебе так, как открывалось тебе в других случаях.. Потом Захария сказал это (просьбу знамения), чтобы устранить внушение сатаны“ ²⁴⁶…

На представленные два толкования мы должны заметить, что 1) после благовестия о рождении Иоанна Захария, по Корану, просил у Бога, совсем не объяснения, а именно чудесного доказательства, – иначе и Бог ответил бы ему объяснением, а не наложением немоты. Сами толковники, действительно, рассматривают немоту Захарии, как чудесное явление, данное ему для уверения его в беременности его жены и для вразумления. „Некоторые толковники, говорит Хазин, утверждают, что язык его был связан для разговора с людьми три дня, но у него сохранилась возможность прославлять Бога, – почему и сказано в конце стиха: вспоминай Господа твоего, и хвали его утром и вечером, т. е. в те дни, когда ты будешь лишен возможности разговаривать с людьми. Эго было одно из поразительных знамений и явных чудес, потому что способность его к прославлению Бога и воспоминанию Eгo вместе с неспособностью его говорить с людьми о делах мирских, – и притом при здоровье тела и исправности органов, – есть одно из самых великих чудес“. – „Он (Бог) лишил его возможности разговаривать с людьми только затем, чтобы он был свободен в продолжении этих дней для служения Богу всевышнему и воспоминанию о Нем, – чтобы не занимал язык свой другими делами, давши ему тем самым полную возможность к благочестивому употреблению этого телесного органа и к благодарению Бога за то, что Он дал благоприятный ответ на то, относительно чего он просил себе знамения, и что это было доказательством беременности.“ Наконец, „Катада (один из асхабов Мухаммеда) говорит: он (Захария) был лишен языка в наказание за просьбу знамения, после того как ангелы лично возвестили ему благовестие о рождении дитяти“²⁴⁷... Эти выдержки показывают неосновательность первого толкования. – II) Что же касается второго толкования, то неустойчивость его видна из слов тех же мусульманских толкователей Корана. Хазин говорит: „обыкновенно возражают в ответ на это, что пророки не могут смешивать речи ангелов с речью сатаны, так как если бы мы допустили это, то уменьшилось бы доверие к учению их, как к откровению небесному“. Впрочем Хазин защищается, говоря: „отвечают на это возражение, что, когда доказательства доказывают верность пророков в том, что они при посредстве ангела возвещают от лица Всевышнего Бога. – то тут нет участия сатаны; – а это бывает (только) в том, что касается веры и закона. Но что касается того, что относится к мирским благам и дитяти, то в этих случаях может быть искушение (сатаны). Потому-то Захария и просил этого, чтобы изгнать из сердца своего внушение сатаны“²⁴⁸… Всегда ли так рассуждает Хазин? В толковании на 36 ст. III сюры он так переиначивает слова Захарии: Господи яви мне какое-либо знамение,... „посредством которого я узнал бы о наступлении времени беременности моей жены, и я увеличу служение и благодарение тебе“²⁴⁹. Таким образом о сатане Захария нисколько не помышлял, а просил знамения по своему личному желанию, как обыкновенно просят колеблющиеся люди доказательства себе; они ждут чего-нибудь, но не надеятся, и вот обещают поблагодарить за исполнение их желаний. Вообще, нужно сказать, что Коран положительно не упоминает о сатане, и что толковники вводят в рассказ сатану для пополнения пробела в этом рассказе. – Сделаем вывод: по Корану, пророк Захария – человек безгрешный – просил себе дитя, но не поверил благовестию, и Бог дает ему чудо. Такой странный вид приняли Коранические сказания оттого, что автор их изменил ясное и логичное евангельское повествование.

е) В коранических сказаниях есть еще одно добавление. Благовествователь сказал Захарии, что прежде никто не назывался Иоанном. Свящ. книги, принимаемые христианами, напротив, подтверждают, что имя Иоанн и тождественное с ним – Иоанан давалось в ветхом завете многим. Так, известны следующие Иоанны: один из потомков некоего иудея Ваваия (2Ездр.9:29; Срав. 1Ездр.10:28), – один из потомков Астафовых, сын некоего Акатана (2Ездр.8:38; Срав. 1Ездр.8:12), – отец Маттафии (1Мак.2:1), – старший сын Маттафии, прозванный „Гадис» 1Мак. II, 2; IX. 36), – сын Симона, сына Иуды Маккавейского (1Мак.13:53, 16:1), – сын некоего Евполема (1Мак.8:17; 2Мак.4:2), – один из послов иудейских к царскому наместнику Лисию (2Мак.11:17; См. 2Цар.25:23; Иер.15:8, 16:11–16; 1Пар.3:15, 24, 5:35 и 36, 6:9, 10, 12:4, 12; Лк.3:27). Герок замечает: что до Иоанна Крестителя никто не носил такого имени, верно только относительно арабского имени Яхья (يحي) (Cliristologie des Koran, Gегоck, s. 20). Нo и этого нельзя сказать: в ветхом завете встречается имя Ехья – Иехия (יְחִיָּא – См. 1Пар.14:24). Ахия (=Ахья) был первосвященник при Сауле (1Цар.14:3), – храбрец Давид (1Пар.11:36; 1Цар.4:3; 1Пар.26:26) – и пророк в Силоаме (1Цар.11:29). Многие мусульманские толковники, замечая ошибку автора Корана, пытались иначе объяснить слова: .لم نجعل له من قبل سميا. Так, напр., Хазин говорит, что здесь можно разуметь и такой смысл: „мы не сделали никого похожим на него и подобным ему, потому что он не будет преслушатся пред Богом и никогда не будет помышлять о преслушании. Ибн-Аббас толкует так: ни одна из неплодных не родила подобного ему дитяти“²⁵⁰. Очевидно, что это толкование составлено под влиянием евангельских слов: „Иоанн будет велик пред Господом“ (Лк.1:15; срав. Мф.2:11), – но оно едва ли могло выражать ту мысль, какую сам Мухаммед придавал разбираемым нами словам. Да и тот же Хазин замечает: „некоторые толковники говорят, что Бог всевышний не разумел под этим совокупности всех совершенств в Иоанне, а разумел только некоторые из них, ибо искренний друг Божий (т. е. Авраам) и собеседник (т. е. Моисей) жили раньше его и были совершеннее его²⁵¹. Вероятнее всего Мухаммед исказил здесь мысль, заключающуюся в 61 ст. 1 гл. Ев. Луки: „никтоже есть в родстве твоем, иже нарицашеся именем тем“. Эти слова были сказаны не Богом и не Захарии, а Елизавете и ее родными, когда между ними и ею произошел спор об имени для новорожденного ребенка. Или сам Мухаммед не понял этих слов и сказал их, или ему в искаженном виде передали это другие, не известно, но он удержал их в этом виде, невольно свидетельствуя тем о своем незнании библейской истории²⁵². Шпренгер, впрочем, делает другую догадку: может быть, говорит он, Мухаммеду рассказывали о Иоанне Предтече в добавлением: „это был первый Иоанн“ – в отличие от апостола Иоанна Богослова, – но он заметил особенно выражение: „первый“ – и выдал, что до Иоанна Предтечи никто не назывался этим именем – Иоанном²⁵³. Кроме отступлений от Евангельского повествования, Коранические рассказы о рождении Иоанна содержат в себе явные противоречия.

а) По XIX сюре на молитву Захарии по-видимому отвечает сам Бог, – a пo III сюре – ангелы. Толковники Корана, может быть, для согласия с Евангелием так разъясняют слова: и возгласили ему ангелы: – „т. е. Гавриил, – мир ему. О нем выражено во множественном числе из уважения к его достоинству, и потому, что он начальник над ангелами, и редко посылается на служение без сонма ангелов; отсюда-то и получилось это обычное выражение“.... Толкование слишком произвольное²⁵⁴ в виду того, что во всех других местах Kopaнa о Гаврииле (II, 91; LXVI, 4) говорится в единственном числе, и что сами же толковники Корана под выражением „ангелы“ разумеют вообще „небожителей“. На 35 ст. III сюры Хазин говорит, что „благовествовали ему (Захарии)²⁵⁵ ангелы“. Но страннее всего то, что толковники на XIX сюру совсем умалчивают о благовествователе, предоставляя вероятно самим читателям выйти из недоумения. – Всматриваясь в тот и другой рассказ, и припоминая время их появления, мы можем с достаточным основанием предполагать, что XIX сюра и, в частности, рассказ в ней об Иоанне Предтече составлены Мухаммедом тогда еще, когда он имел самые смутные сведения о новозаветных событиях. Рассказ XIX сюры отрывочный: речь Захарии сменяется здесь чьею-то другою речью без всякой посредствующей мысли (ст. 7), – и неопределенный: – пред речами автор Корана ставят выражения: „он сказал“, – и только. Такую речь Мухаммеда можно встретить в самых ранних сюрах Корана, где обнаруживается у автора его еще неопределенный синкретизм, в котором сливалось иудейство, христианство и лучшими своими сторонами сабеизм и ханифство. Эго было в то время, когда Мухаммед сносился из Мекки с абиссинским наджаши. – III-же сюра обнародована Мухаммедом уже в Мекке в его полемике с наджранскими христианами, когда пред умственным взором его предносился более обильный запас сведений, выбранных им для своего учения, – более определившихся в его сознании, благодаря более частому сношению с представителями других религий в Аравии. Оттого рассказ об Иоанне Предтече здесь изложен иначе. В Мекке автор Корана не знал достоверно, кто благовествовал Захарии; здесь же он думал было передать вновь слышанные им христианские сказания о том, что благовествовала Захарии небесная сила, – хотя и не отказался окончательно от прежнего своего мнения, что благовествователем мог быть сам Бог. Иначе было бы не понятно обращение Захарии к Господу: Господи! как может быть у меня дитя... Господи, яви мне какое либо знамение!... (III. 33. 34. XIX, 9. 11). Хазин поясняет Мухаммеда: некоторые говорят, что это слово обращено к Гавриилу, – потому что предшествующий стих показывает, что возгласившие ему (Захарии) были ангелы (?) На основании этого мнения выражение „Господь” равносильно: о господин! Но арабское выражение رب Господь, усвояется почти исключительно Богу²⁵⁶, и сам Коран в усвоении христианами имени رب ученым и подвижникам и Мессии видит многобожие (IX, 31). Притом сам Хазин добавляет: „некоторые говорят, что он (Захария) обратился к Богу всевышнему. Тогда слово „Господь“ будет в значении „Царь“. Эго (обращение к Богу) произошло так: когда ангелы возвестили ему о дитяти, он смутился и, чтобы уничтожить это смущение, обратился ко всевышнему Богу и сказал: „Господи“²⁵⁷ Как видим, сбивчивое толкование обязано сбивчивости самого Корана.

б) В XIX сюре говорится, что Захария должен онеметь на три ночи, а в III сюре – на три дня. Это противоречие остается без удовлетворительного решения даже самих толковников Коранa. Они много говорят о значении немоты Захарии, но не распространяются о том, какое время продолжалось это состояние Захарии? Кораническое выражение III сюры Хазин просто поясняет: „в продолжение трех дней и ночей“, и на слова XIX сюры он дает объяснение: – „три ночи непрерывно продолжавшиеся одна за другой“²⁵⁸. Судя по Евангельскому рассказу, немота Захарии была более продолжительное время, до рождения Иоанна, когда Захария еще не мог сам произнести имени ему (Лк.1:62, 63, 64). Автор Корана отступил от этого рассказа и запутался в противоречиях.

в) По XIX сюре Захария после благовествования вышел из храма к народу и повелел ему молиться утром и вечером, между тем, по III сюре, это повеление дано самому Захарии. Толковники Корана, на основании XIX сюры, говорят: „Захария вышел из места, где он молился, а люди стояли позади святилища, ожидая, как он отворит им двери, войти и молиться.... И он, говорят, написал им на полу: молитесь Богу!²⁵⁹“... В толковании же на III сюру они говорят: „Бог лишил его способности говорить, но оставил ему способность совершать зикры и славословия; поэтому и сказал в конце стиха: вспоминай Господа“²⁶⁰… Очевидно, этим толкованиями совершенно невозможно примирить противоречивые выражения Корана. По нашему мнению, Мухаммед, когда открыл XIX сюру, думал и справедливо думал, что описываемое им событие из жизни Захарии происходило во время общественного богослужения, – отчего Захария, у него, бил вынужден сказать что-нибудь народу; – когда же открывал III сюру, то представлял себе, что событие происходило уже не во время богослужения – отчего наставление прославлять Бога дается самому Захарии, а о народе нет речи. Мухаммед или забывал прежде сказанное им, или повторял свои сказания не в прежней полноте их, – но то и другое унижает в наших глазах Коран, как божественные, по мусульманскому учению, слова, которые должны быть всегда верны самим себе, ясны, точны. Но на самом деле этими словами были евангельские повествования, которые, как мы видели, действительно ясны и точны, и не имеют в себе противоречий. Они привлекли к себе внимание автора Корана. Но когда он взялся переделывать их и передавать их от себя, то внес в них много человеческого: неясные и противоречивые выражения.

По сказанию автора أنوار العاشقين, Иоанн родился 25 дня весеннего месяца²⁶¹ и, по мнению Хазина, шестью месяцами ранее Иисуса²⁶².

О самом рождении и детстве Иоанна Коран ничего не говорит. Сказание о зачатии его круто обрывается: кажется, что Мухаммед говорил еще кое-что, но редакторы Корана опустили эти слова его и не внесли в Коран, когда собирали сюры его. Действительно, мусульманское предание утверждает, что Мухаммед говорил кое-что о рождении и детстве Иоанна. Евангельский рассказ о нем (Лк.1:57–79) Мухаммеду и его последователям остался положительно не известен, хотя соединенное с ним сказание о свидании Елизаветы с Пресвятою Девой Мариею (Лк.1:39–56) передается от имени Мухаммеда Хазином, Рабгузы и другими мусульманами. Так в толковании на Коранические слова: „(Иоанн) утвердит истину о Слове Божием“ (III, 34) Хазин рассказывает: „некоторые говорят, что мать Иоанна встретила мать Иисуса, и (в то время) обе они были беременные. Мать Иоанна сказала матери Иисуса: Мария замечаешь ли, что я беременна? Мария сказала: я тоже беременна. И сказала мать Иоанна: о Мария, я чувствую, что находящееся во чреве моем сделало земное поклонение (سجود)²⁶³ тому, что находится в твоем чреве. Вот оттого-то и сказано, добавляет Хазин, – „который утвердит истину о Слове Божием“, т. е. что „Иоанн уверует в Иисуса и подтвердит истину о Нем“. У Рабгузы сказание передается несколько иначе: „однажды мать Иисуса и мать Иоанна, обе беременные, сидели вместе. Мать Иоанна сказала: „Мария! имеющий родиться от тебя сын будет превосходнее будущего моего сына, Иоанна, так как мой сын (во чреве моем) твоему сыну сделал земной поклон. Мария промолчала“²⁶⁴. – Тот и другой рассказ сложились в мухаммеданстве вероятно после Мухаммеда в подражание Евангельскому повествованию, с опущением только возвышенной поэтической песни Богоотроковицы, и с заменением этой песни другими словами. Впрочем, не смотря на такую переработку евангельского повествования, эти мухаммеданские рассказы не заметно для их авторов удержали христианские черты: они 1) подтверждают необычайное значение обоих младенцев и 2) свидетельствуют о вере пророка Иоанна в Иисуса.

Жизнь Иоанна, пророка Божия, была жизнью святого, мудрого человека. „Иоанн! крепко держись, т. е. со старанием, усердием, Писания, т. е. Таурата, сказал ему будто бы Бог (XIX, 13). „Мы дали ему, говорит далее Бог Мухаммеду о Иоанне, мудрость²⁶⁵, когда он был младенцем²⁶⁶, кротость перед нами²⁶⁷, чистоту²⁶⁸, он был богобоязлив²⁶⁹ послушлив своим родителям²⁷⁰, не был упрямым²⁷¹, непокорным. Так, заметим мы словами Хазина, указывается скромность и мягкие черты характера Иоанна, – что составляет признак истинно верующих“. В другом месте, в III сюре, когда Бог еще только благовествовал Захарии об Иоанне, сказано о нем, что Иоанн утвердит истину о Слове Божием, будет великим, девственником, пророком, одним из числа праведных (32 ст.). В данном случае ясные выражения Корана мусульманами толкуются мудро. Вот рассуждения Хазина по поводу слова „великий“: – „начальник, который обретет последователей себе и увлечет проповедью своею. И был Иоанн великим между верующими и главою их по вере, знанию и кротости. Говорят, великий (السيد – сейд) – это человек с прекрасным характером, а понимается еще так: тот, который покоряется Господу своему; понимается еще: ученый законовед, а некоторые говорят: великий в науках, подвижничестве и благочестии, и понимается еще: السيد кроткий, которого ничто не приводит в гнев; понимается еще: السيد – который превосходит народ свой во всех благих качествах; понимается еще: – щедрый²⁷²“. По поводу слова „девственник“ Хазин замечает: „Ибн-Аббас и другие толковники Корана говорят, что الجبار ²⁷³ (девственник) – это тот, кто не имеет сношений с женщинами и не приближается к ним. На основании этого мнения, страдательная форма (تعول) здесь употреблена в значении действительной (فأعل), т.е. он сам удерживает себя от страстей. Понимается это выражение еще так: – бесстрастный; понимается еще: – бедный, который не имеет средств и потому целомудрен в смысле: вынужденный к воздержанию от сношений с женщинами, т. е. не имеющий возможности к браку. Сайд ибн-Мусиб говорит, что он имел одежду, подобную бахраме, – и что она была пришита для того, чтобы ею скрывать взор его; сообразно с этим преданием выражение: „будет девственником» понимается и иначе, – именно: что он не имел возможности к браку, хотя и обладал физическою возможностью к тому, но что он воздерживался от брака по скромности своей и потому, что не имел желания к тому; следовательно выражение: будет девственником, – равносильно выражению будет беспорочным, и такое толкование принадлежит многим ученым, так как оно наиболее достойно пророков, потому что здесь речь клонится к похвале и прославлению, а упоминать о недостойных качествах там, где излагается хвала, неудобно, – и еще потому, что достоинство пророчества слишком велико для того, что бы приписывать кому-нибудь из пророков недостаток или несовершенство; вследствие этого приличнее понимать (разбираемое) слово (Корана) так: он удерживался от брака, имея физическую способность к нему“. – Итак, краткие выражения Корана о характере, жизни и значении Иоанна Крестителя вызвали в мусульманской среде мнения о нем, близкие к евангельским, именно: 1) что он с самого детства обладал нравственною чистотою, 2) проводил воздержную жизнь (Мф.3:4), 3) заслужил благоволение Божие и 4) был особенным пророком среди Израильтян. – Дополним это другими сказаниями. Автор книги أنوار الفأشتين говорит: „пророк наш Мухаммед, да благословит его всевышний Господь Бог и помилует, сказал; Иоанн, мир ему, совсем не творил греха, и даже не помышлял творить, так что был девственником и всевозможно избегал женщин“²⁷⁴. За эту чистоту и святость, говорят толковники, ему и дано было имя Яхья (арабское имя Иоанна – يحيى, оживил). Ибн-Аббас говорит: „он назван Яхьей потому, что всевышний Бог оживил сердце его верою. Некоторые же говорят, потому (назван Яхьей), что всевышний Бог оживил его послушанием в такой степени, что он никогда не помышлял о грехе“²⁷⁵. По преданию, приведенному у Бейзави, Иоанн был не по летах серьезен: когда мальчики, во время его малолетства, звали его с собой играть, он отвечал, что не для игры создан²⁷⁶. От постоянного сокрушения о грехах своих он всегда имел на лице своем много слез. Замечателен следующий случай его детства: „Рассказывают, что когда Захария, мир ему, говорил проповедь и не замечал в то время (в собрании) Иоанна, то говорил о геенне, а если замечал Иоанна тут, то говорил о рае. Однажды Захария, мир ему, говорил проповедь, посмотрел на народ и увидал, что Иоанна тут нет, но между тем Иоанн, мир ему, слушал его, спрятавши свою голову под воротник. Захария, мир ему, не видя Иоанна, распространился о геенне, и со слезами начал говорить: Гавриил меня известил, что в геенне есть одна гора, называемая Сикран (سيكران ); внутри этой горы есть долина по имени Газбан (غازبان) и в этой долине тысяча колодцев из огня, глубина каждого колодца двести лет пути; внутри этих колодцев лежат гробы из огней, а в этих гробах – кафтаны и цепи из огня. Иоанн, когда услыхал слова, вскочил с места и вскричал: ах! сохрани Боже от Сикрана!; ах! сохрани Боже от Газбана, – и ушел в пустыню. Захария, мир ему, и жена его побежали следом за ним, и увидали, что один человек пасет мелких животных, и спросили: не видал ли ты одного юношу. который плачет? Тот человек отвечал: такого я видал в ущелье; он говорит: не буду есть хлеба и не буду пить воды, пока не узнаю, где будет мое место: в раю ли, или в аду! Так он говорит, а сам плачет“. Отец и мать его, отправившись туда, нашли его. – Мать его сказала ему: ради того, что я носила тебя во чреве своем и питала молоком, съешь вот эту ячменную лепешку и пойдем со мною вместе домой. Когда Иоанн, мир ему, услыхал речь матери своей, то встал и с матерью своей пошел. Захария, мир ему, (тогда) сказал: а мое желание то, чтобы ты надел этот плащ جبه верхний плащ без рукавов). Иоанн, мир ему, взял и надел. Мать его сварила чечевичную похлебку. Иоанн, мир ему, поел и заснул. И вот ему явился голос во сне: о Иоанн! Находил ли ты когда дом лучше моего дома, находил ли ты когда соседство лучше моего соседства. О Иоанн! клянусь моим величием, если бы ты увидал рай Фирдевс (рай на седьмом небе), то все мясо твое и весь жир (то же) растопились бы от вожделения, и если бы ты увидал геенну, то все твое мясо и весь твой жир (то же) растопились бы, – из глаз вместо слез потекли бы кровь и желтая вода! Иоанн, мир ему, тотчас же проснулся и заплакал, и сказал отцу с матерью: дайте мне мою ветхую одежду и возьмите ваш плащ! Когда Иоанн, мир ему, помер после многих слез и рыданий, то Бог милостиво сказал ему: я сделал ад недоступным для тебя“ Вероятно, по представлению мусульман, Иоанн всю свою жизнь пробыл отшельником, иногда показываясь среди народа с обличением на устах. Долгое воздержание от страстей даже окончательно уничтожило для него естественные преграды к сообщению с миром духовным: „Однажды Иоанн, мир ему, встретился с шайтаном. Иоанн, мир ему, сказал шайтану: о Иблисъ! поведай мне, кто твой возлюбленный, и кто самый сильный враг твой? Шайтан отвечал: наиболее возлюбленный мой тот, кто считается мумином (верующим) и скупец, а самый неприятный враг мой тот, кто живет развратно и щедр. Иоанн, мир ему, спросил: как же так? Шайтан отвечал: верующий, который скуп, всегда в моей власти за скупость, а за развратного, который живет щедро, я боюсь, как бы он не покаялся когда-нибудь, и Бог великий, всехвальный, всевышний, принявши его, не сделал бы святым. Если бы не ты спрашивал, то я никому не сказал бы этого, добавил шайтан“²⁷⁷ – За свои обличения грехов Иоанн и умер.

„Рассказывают, что между Сынами Израиля был один царь, у которого была жена, а у этой жены от другого мужа была дочь. Эту дочь она хотела отдать за царя и из боязни, чтобы он не взял себе девицу из другого места, решилась устроить свадьбу, и пригласила на свадьбу Иоанна, мир ему. Иоанн, мир ему, пришел. Та стала спрашивать у него разрешения выдать дочь за царя, но Иоанн, мир ему, сказал: в исламе это запрещено. Затем Иоанн, мир ему, ушел со свадьбы. Та жена стала злословить Иоанна, мир ему, и что бы умертвить его напоила своего мужа одним напитком (شرب) и опьянила его. Когда царь опьянел, то жена его нарядила свою дочь и показала мужу своему (т. е. этому царю), говоря: Иоанн приходил сюда и когда я сказала ему, что вот эту дочь мою я отдаю тебе, он сказал: непозволительно (حرام); прошу тебя, пригласи его и убей. – Царь призвал Иоанна, мир ему, и сказал: так ли ты говорил? Иоанн, мир ему, отвечал: да, это непозволительно для тебя. (Тогда) царь тот приказал зарезать его, как режут овец²⁷⁸. Мусульманские легенды не останавливаются на смерти Иоанна и описывают события, последовавшие за кончиной его. „Иоанн, мир ему, сделался мучеником 9 дня весеннего месяца²⁷⁹. В тот день небеса, земля и ангелы плакали о Иоанне, мир ему, и говорили: Боже! за какой грех они убили Иоанна, мир ему?! Истинный, всехвальный и всевышний Господь сказал: за рабом моим совсем нет греха, он даже и не помышлял о грехе, – но любил меня, и я также люблю его; вот ради этого я и попустил умертвить его, потому что любящий должен пребывать в любви“. – Толковники говорят, что пророк Иоанн сделался мучеником прежде Захарии, мир ему²⁸⁰ – Говорят, что когда они сделали Иоанна, мир ему мучеником, Иисус вышел из среды их, и Бог всевышний этому народу дал царя из Вавилона, по имени Ирода²⁸¹ (هيرودوس) Этот царь сказал: если я возьму Иерусалим (قدس‏), то убью весь народ, так что кровь их из рядов моего войска будет течь на подобие воды. Когда он взял Иерусалим, то не нашел царя, убийцу Иоанна, мир, ему: тот спрятался между убитыми. В тот день он зарезал из-за Иоанна, мир ему, семьдесят тысяч человек²⁸², за кровь Иоанна, мир ему, – и даже этим остался не доволен: ему принесли 200 мальчиков и зарезали за кровь Иоанна, мир ему. Но он и этим не удовольствовался: он замышлял оставшийся народ сжечь в огне. Но народ возопил к нему: ради Иоанна, мир ему, помилуй нас! Ирод царь, помиловавши их, сделался мусульманином и ушел в город Вавилон²⁸³. – Таким образом вся жизнь Иоанна, по мусульманским сказаниям, была непрерывным служением Богу, удалением от греха. Об этом кратко говорит и Коран от лица, будто бы, Бога: „мир ему (Иоанну) в день, когда он родился, в день, когда умрет, и в день, когда он воскреснет“ (XIX, 18)²⁸⁴. Толковник Хазин поясняет эти глухие выражения Корана так: „защита Божия ему в день рождения – от прикосновения сатаны, прикасающегося к другим сынам Адама, защита ему в день смерти – от могильных мучений, и в день воскресения – от мучения в день суда. Некоторые говорят, что всякая тварь испытывает страх в трех местах: в день рождения, – потому что она видит себя выходящею из места, где она была; в день смерти, – потому что тогда она встречается с тем, чего не видала, и наконец в день воскресения, потому что она видит громадное собрание; – но Иоанна Бог всевышний почтил во всех этих местах и исключительно пред прочими наделил его здесь миром²⁸⁵... В последнем месте Иоанн, по рассказу Рабгузы, даже превзойдет всех пророков: „когда наступит день воскресения, говорит Рабгуза, Бог всевышний скажет некоему ангелу: сделай воззвание, есть ли кто из сынов Адама совершенно безгрешный? Этот ангел три раза сделает воззвание, говоря: есть ли совершенно безгрешный сын Адама? На третье воззвание Иоанн, мир ему, подаст голос за себя. А все прочие пророки и святые не подадут голоса за себя и будут стоять, сохраняя молчание из скромности. В тот момент один муравей воззовет ко Иоанну: ты умертвил меня, раздавивши во время совершения омовения. Но тогда же одна муха скажет Господу; в мире том, я когда жаждала, лила с наслаждением влагу слез из глаз Иоанна. Боже! переведи на меня вину его, состоящую в том, что он, раздавил муравья! Бог всевышний принял ее просьбу“²⁸⁶.

В чем же состояло пророческое служение Иоанна по Корану, в каком отношении стоял он к предшествовавшим ему пророкам Израиля и к Иисусу? Коран ничего не говорит более того, что Иоанн быль пророком, проповедал истину о Слове Божием (VI, 85; III, 54), и только на основании общих мест об израильских пророках, с помощью толковников, можно сделать заключения по этому вопросу. Небезызвестно, что Мухаммед до конца своей жизни остался верен тому своему учению, что Всевышний Бог посылал до него множество пророков для восстановления часто угасавшей истинной религии. Среди иудеев²⁸⁷ были пророками после Моисея²⁸⁸: Давид²⁸⁹, Соломон²⁹⁰, Иона²⁹¹, Илия²⁹² и Елисей²⁹³, Ездра²⁹⁴, Имран²⁹⁵, Захария и Иоанн. Вероятно, подобно прочим пророкам Иоанн должен был восстановлять в народе уважение к Пятикнижию, обнародовать его и практически применять к жизни. Коран наводит на мысль, что эта проповедь Иоанна была принята иудеями враждебно, так что они довели его до смерти. В II сюре будто бы Бог обращается к иудеям со словами: „вы не каждый ли раз, как приносил вам посланник такое, что не льстило страстям вашим, надмевались над ним, одних считали лжецами, других убивали» (81 ст. срав. 85 ст.). Что здесь действительно, разумеется, Иоанн, в этом убеждает нас Хазин; он добавляет к словам Корана: они (иудеи) были искателями мира и домогались господства, – и потому убили Захарию и Иоанна²⁹⁶. Мысль не новая сравнительно с вышеприведенной легендой о смерти Иоанна, так как и эта легенда раскрывает то же самое, только более подробно.

Все, что мы сказали о пророческой деятельности Иоанна, соединяло его с прежними пророками, с прежним законом. Но Иоанн, по Корану и мусульманским преданиям, в отличие от других пророков, имел, назначение предвозвещать о последующем пророке Иисусе. – Необычайность сразу заметная. Иоанн должен был возвещать истину о Слове Божием (III, 34), – „т. e. о Иисусе, сыне Марии“, говорит Хазин. „Иоанн был первый из уверовавших в Иисуса и подтверждал истину о Нем“²⁹⁷. Мы здесь не разбираем выражение „Слово Божие“, – относящееся ко Иисусу, а только заметим, что это наименование самим Кораном подтверждает за Иисусом необыкновенное значение, и за Иоанном – значение предвестника великого пророка Иисуса. Мусульманские легенды, конечно, замалчивают этот факт, и только редко, в роде следующего рассказа, касаются отношений Иоанна к Иисусу; Хасан говорит, что Иоанн, мир ему, сказал однажды Иисусу, мир ему: ты лучше меня. Иисус, мир ему, отвечал: может быть ты лучше меня, потому что тебе истинный, всевышний Бог делает приветствие (بإعلام) a я сам себе делаю приветствие, – а если так, то ты лучше меня²⁹⁸.

Обозревая все сказания об Иоанне, сыче Захарии, мы должны сказать, что они имели источником своим христианские повествования Евангелия св. Луки, переданные Мухаммеду устно, с опущениями, добавлениями и искажениями, – при чем и сам Мухаммед не преминул сделать изменения в этих повествованиях или по неведению, или для согласия с своим догматическим положением: Бог один, Иисус Христос – не Бог, и Иоанн – не предтеча. Но истина была настолько сильна над Мухаммедом, что оставила свои следы в его Коране против его воли. Общий очерк личности Иоанна пo Корану должен быть таков: чудесно обетованный, необыкновенно рожденный Иоанн был безгрешен, проповедал Пятикнижие и веру в Иucycа, умер смертью мученика за правду и в будущем, мире удостоится необычайной награды. При всем том Иоанн менее Иисуса. Не ясно ли отсюда, что явление Иоанна было предочищением и приготовлением мира к принятию Божественного Лица, как предваряется восток солнца денницей?

Источником коранических сказаний о первых годах жизни св. Девы Марии не могли быть наши канонические Евангелия, на том основании, что они не имеют в себе именно этих сказаний. Церковь учит о рождении и детстве св. Марии только по священному преданию, неизменно и всегда сохраняющемуся в ней со времен апостольских. Однако, строгая осторожность церкви в изложении этого предания, их стремление передать сказание о рождестве и первых годах Св. Марии с непогрешимою верностью, без излишних, похвальных для благочестивого сердца, но вредных для истины, чудес, – отрицательным образом вызвали еще в первенствующей Церкви множество подложных сказаний о тех же событиях. Авторы их брали в основание своих произведений Церковное предание, задаваясь какою-нибудь идеей, и разукрашивали это предание вымышленными событиями, часто чудесными, ярко освещающими избранную ими идею. – Тогда как Одни христиане писали подложные сказания из ревности к славе Божией Матери, по движению благочестивого чувства, согласно с христианским учением, – другие искажали это церковное предание еретическими вымыслами, отчего все сказания их имеют тенденциозную окраску. – Церковь христианская назвала те и другие апокрифами, первые отвергла, а вторые даже осудила.

Когда Мухаммед касался событий новозаветных, апокрифы первого и второго рода, широко распространенные среди жителей Аравии, могли служить ему источником сведений, особенно касательно Св. Девы Марии. Однако он отступил от них.

Согласно с церковным преданием²⁹⁹ апокрифы называют родителей Св. Девы Иоакимом и Анною³⁰⁰, Мухаммед же упоминает об, отце ее – Имране, о матери ничего не говорят, и только толковники говорят, что это была Анна (حنه). Приступая к сказанию о рождении Св. Марии, он говорит в III сюре: „Бог из среды миров избрал Адама, Ноя, род Авраама и род Имрана. Некогда супруга Имрана сказала (اذ قالت امرات عمران) и т. д. Хазин замечает, что упоминаемый здесь Имран есть именно отец Марии³⁰¹, от которой родился Иисус; что в выражении „избрал род Имрана” смысл тот; – избрал Марию и сына ее Иисуса³⁰². В сюре LXVI, ст. 12. Мария называется дочерью Имрана. – Что же это за личность, и чем объясняется отступление коранического сказания от общецерковного и апокрифического сказаний?

Чтобы несколько осветить этот трудный вопрос, мы должны обратиться к ветхому завету и толкователям Корана. В ветхозаветной истории сохранилось схожее имя Амрам עמרם – عمرم, отца Моисея, Аарона и сестры их Мариам. В книге Исход мы читаем: и поя Амрам Иохаведу, дщерь брата своего себе в жену и роди ему Аарона и Моисея, и Мариам, сестру их (Исх.6:30; Срав, 1Пар.6:3; Исх.15:20; Чис.20:1; Мих.6:4). Помимо созвучия в именах лицо, известное в Библии под именем Амрама, и лицо коранического Имрана сходятся в том, что имеют дочь Марию. Эта Мария дочь Имрана по Корану имеет брата по имени Аарона, подобно тому, как Мариам ветхозаветная доводилась сестрою Моисею пророку и первосвященнику Аарону. Когда от Марии дочери Имрана, не имевшей мужа, родился сын Иисус, и когда она пришла с ним к народу своему, народ укорял ее за прелюбодеяние: „сестра Аарона! отец твой не был человеком негодным, и мать твоя не была порочной (XIX, 29)“. Нужно заметить, что Коран положительно не знает другого Аарона, кроме брата Моисея (XX, 30–34; XXV, 37, XI). В той же XIX сюре, где Мария называется сестрою Аарона, Бог говорит о Моисее: по милости нашей Мы даровали ему пророком брата его Аарона (54). Bo всех других местах Корана под Аароном (IV, 161; VI, 84; VII, 138. 149; XX, 30–34; 44. 94. 95; XXV, 37; XXVIII, 34; X, 76; XXIII, 47. 48; XXVI, 12; XXI, 49; XXXVII, 114–120; II, 249) разумеется именно этот же Аарон, который ходил с Моисеем к египетскому Фараону с просьбой об освобождении Евреев, был свидетелем Синайского законодательства и т. д. Отсюда вполне естественно заключить, что Мухаммед считал Св. Деву Марию дочерью Имрана или Амрама, – тою самою Мариам, которая доводилась сестрою Моисею и Аарону. Но Коран не называет по имени отца Моисея; следовательно вопрос, кто такой был Имран, действительно ли он, по Корану, отец его, может быть решен в ответах уже на следующий вопрос: могла ли быть кораническая Мария дочерью Имрана?

Как ни часто ошибался Мухаммед, но до такого грубого анахронизма, не вяжущегося со всеми другими местами Корана, дойти трудно. В самом деле, если действительно Мухаммед считал Марию Деву и Мариам одним и тем же лицом, – Амрама – отцом Марии Девы, а Аарона брата Моисеева ее братом, то возникают следующие противоречия Корана самому себе:

а) По сюрам XX (8–98) и XXVIII Мариам сестра Моисея, конечно, современница пророческой его деятельности. Но Мария, мать Иисуса, не могла быть во Корану современницей Моисея. Мухаммед думал, что его новая проповедь стоит в таком же отношении к проповеди Иисуса, сына Марии, как проповедь Иисуса к проповеди Моисея, – т. е. представляет собою реформу и усовершенствование ее. Но такое отношение мыслимо, само собою понятно, только тогда, когда между этими проповедями допускается известный промежуток времени, в течении которого учение первого пророка исказилась и потребовалась его реформа. Бог в сюре VI, ст. 155 говорит: „некогда Мы дали Моисею писание», т. е. Закон, а в сюре III, ст. 44 Иисус, сын Марии, говорит Израильтянам: „подтвержду истину того, что прежде меня было в Законе, разрешу для вас некоторое из того, что было запрещено вам“. Если бы оба пророка были современниками, что с необходимостью следовало бы заключить, – если бы Мария, мать Иисуса, была дочерью библейского Амрама, – то как же один посланник мог отменять и уничтожать то, что другой только что установил и предписал?

б) Мариам сестра Моисея по сюре XX, ст. 38–41 и сюре XXVIII охраняет его, когда он был опущен матерью в реку. Предполагается, что она значительно была старше Моисея; следовательно Иисус, ее сын, должен быть немногим моложе Моисея, если принят во внимание то, что Мария рано сделалась материю Иисуса³⁰³.

в) Основание иудейской и христианской религий было бы тогда одновременно. Но великие пророки, (которых мухаммедане принимают шесть: Адама, Ноя, Авраама, Моисея, Иисуса, Мухаммеда), по Корану же ..отделены друг от друга длинными промежутками времени, и Иисус представляется явившимся после других пророков, и между ним и Мухаммедом не упоминается ни одного³⁰⁴. Так по сюре II, ст. 247–252 Израильтяне много спустя после Моисея получают в дари Саула (Талута); за ним следует Давид, потом упоминается Соломон, сын Давида (сюры XXXVIII, 29; XXVII, 16, 17).

г) В рассказе Корана о рождении и деятельности Моисея израильтяне, совершенно согласно с библией, являются народом порабощенным иноплеменникам. Между тем в то время, когда жила Мария, – Мать Иисуса, они живут вполне свободно под своими законами.

д) По Корану израильтяне под предводительством Моисея уходят из Египта и странствуют по пустыне. Во время жизни Марии, матери Иисуса, по Корану же они имеют свой храм, где она воспитывается на попечении священника Захарии.

Мы представили ничем не устранимые противоречия Корана самому себе, которые являются при отождествлении Марии, матери Иисуса, с Мариам сестрою Моисея, и Имрана – с библейским Амрамом. Эти противоречия говорят против такого отождествления, так что может явиться предубеждение, действительно ли Имран есть Амрам, хотя все указанные нами данные подтверждают это. Не умолчим здесь и о том обстоятельстве, что 1) Коран ничего не говорит об Имране, как отец Моисея и Аарона, Имран является только, как отец Аарона и Марии; – 2) что Мария не называется сестрою Моисея, тогда как он в Коране представляется лицом более важным, чем Аарон, который является только как помощник его (وزير); что 3) Коран нигде не называет сестру Моисея Марию; нигде не указывает, что девица, которая охраняла детство великого пророка, сделалась потом матерью еще более великого пророка, Иисуса; что 4) самое сказание о Марии излагается в Коране вне связи с сказаниями о Моисее, тогда как менее важные, чем эти последние, – сказания о Захарии и Иоанне совершенно переплетаются в III, XIX и XXI сюрах с сказаниями о Марии и Иисусе. В сюре VI, где некоторые пророки выступают группами, Иисус, Иоанн и Захария являются отдельно от Моисея и Аарона.

В виду этих, так сказать, отрицательных доводов многие западные ориенталисты³⁰⁵ склоны были думать, что Мухаммед под Имраном разумел не отца Моисея Амрама, а другое лицо. Но нам кажется следовало бы при этом заключении иметь в виду не столько то, противоречит ли Корану это отождествление, сколько то, допустимы ли для Корана противоречия и несообразности вообще? Вопрос, следовательно, должен быть решен не на основании только разбираемого места, которое не может служить критерием того или иного суждения уже по тому одному, что оно слишком не ясно, неопределенно, наводит на разные соображения, – а на основании самого характера Корана, как произведения литературного и исторического. С этой стороны Коран далеко не безупречен: оттого ли, что разные части его возникали в разное время; или оттого, что они составлялись без знания истории, – он заключает в себе множество противоречий. В Коране все патриархи считаются мусульманами (III, 60), однако же Мухаммеду первому суждено исповедать ислам (VI, 14). В одном месте христианам, иудеям и сабиям обещает освобождение в день суда (V, 73; III, 109), а в другом месте Коран проповедует упорную истребительную войну с ними, как с неверными, жилищем которым будет ад (XIX, 74). В одной сюре запрещается в делах религии употреблять силу физическую (II, 257); в другой – верующим приказывается биться с неверными „всеми силами, какими они располагают» (VIII, 40, 62). Последний суд во сюре XXXII, ст. 4 будет продолжаться 1000 лет, а по сюре LXX, ст. 3 – до 50 000 лет.

Кроме этих примеров противоречий приведем еще несколько важных ошибок Корана. По Корану „Зуль-Карнеин“, т. е. Александр Македонский, в своих походах дошел до того места, где солнце западает за грязный источник (XVIII, 84). Он же выстроил вал из железа и меди, чтобы задержать нашествие Гога и Магога (94–96).

Помимо того, что в древней мифологии есть много преданий о потопе, во дни Мухаммеда иудеи и христиане по всему свету читали Пятикнижие, но Коран, описывая потоп, говорит, что он открывает неслыханную тайну (XI, 51). Еще Коран утверждает, что Израильтяне после перехода чрез Чермное море возвратились в Египет, чтобы обладать садами, домами, источниками (XXVI, 57–59). Для примера анахронизмов, которые очень часты в Коране, мы можем указать на то, что Фараон и Аман представлены современниками (XIX, 29)³⁰⁶, Авраам и Нимврод внук Хама жили, будто бы, в одно время (XXI, 5273; Срав. Быт. X, 6–8). – Выходя из того соображения, что Коран допускает противоречия и анахронизмы, большинство западных и русских полемистов с исламом приходят к совершенно противоположному заключению. Еще у Иоанна Дамаскина мы читаем: „(Мухаммед) говорит, что Христос есть Слово Бога.... и что Он бессменно родился от Марии сестры Моисея и Аарона“³⁰⁷. В сочинении неизвестного автора приводится следующая форма отречения: „анафематствую пустословие Мухаммеда, говорящее, что Господь и Бог Иисус Христос родился от Марии, сестры Моисея и Аарона“. Того же мнения держатся Готтингер³⁰⁸, Арнольд³⁰⁹, Маракчий и многие другие³¹⁰.

Что здесь действительно существует анахронизм и противоречие, в этом убеждают нас эти полемисты следующими ничем неопровержимыми доказательствами:

1) если имя Имран еще не может дать разъяснения, то имя Аарон, которое усвояется только брату Моисея, и никому другому, – указывает на семейство Моисея,

2) история не сохранила соединения трех имен Имрана, Мария и Аарона в одном семействе, кроме семейства Моисеева,

3) Мухаммед выразился так не без исторического основания.

Ученый Гейгер сохранил довольно распространенную иудейскую легенду, по которой Мариам, сестра Моисея и Аарона, была сохранена на довольно продолжительное время: ангел смерти над Мариам не имел никакой власти, и она умерла от Божественного дуновения, а также и черви не проникли к ней³¹¹. – Среди христиан первых веков было распространено мнение, что в лице Иисуса Христа соединились два колена Иудино и Левиино. Основанием к такому мнению могло быть Евангельское выражение: Елизавета из рода Ааронова (Лк.1:5), – Елизавета – родственница Марии (36), – но более всего это мнение поддерживалось апокрифическими сказаниями, преимущественно евионеско-назорейского характера, которые развили краткие евангельские выражения с той целью, чтобы возвеличить Христа, как священника и царя, пророка и властелина, подобного Моисею, – прообразу Христа. В арабской истории Иосифа древодела, между прочим, говорится об этом мнимом муже Св. Девы Марии, одного с нею рода³¹², что „он происходил из Вифлеемского рода из города Иуды и царства Давида царя. Будучи хорошо научен в знании и науках, он сделался священником в храме Господа“³¹³. В Завете 12 патриархов, Симон говорит братьям своим: восставит Господь от Левия архиерея и от Иуды царя, Бога и человека, а Иосиф говорит: от Левия и Иуды произойдет Ангел Божий, имеющий спасти языки и Израиля³¹⁴. Отсюда было легко составиться убеждению, что Елизавета и Св. Мария были рода не только Давидова, но Левиина, Моисеева³¹⁵, а евиониты, назореи и манихеи уже положительно производили ее от Левиина колена. Августин в споре с манихеянином Фавстом прямо упрекает его за усвоение Иоакиму жреческого происхождения и достоинства³¹⁶. При этом, искажались и самые имена родителей Пресв. Девы Марии³¹⁷, хотя нигде Иоаким не назывался Имраном – Очень вероятно, что Мухаммед, слыша с разных сторон мнения об Аароновском происхождении Св. Девы Марии, и не встречая одного определенного наименования ее отцу, приписал ей, по созвучию ее имени с сестрой Моисея, и отца Имрана и брата Аарона, нисколько не задумываясь над противоречием, тем более, что иудейская легенда находила же возможным сохранить Мариам надолго³¹⁸. Впрочем, едва ли можно допустить, что Мухаммед всецело принял эту иудейскую легенду, как утверждают это даже некоторые мусульманские толковники³¹⁹, иначе к чему было говорить ему чрез несколько строк о рождении ее? Мы можем признать непоследовательность Мухаммеда самому себе в разных, разновременно появившихся и разновременно составленных сюрах, но не можем отказаться от исследования контекста речи.

1) Смысл предшествующего стиха (30) заставляет под Имраном разуметь именно отца Моисея. Здесь сказано: „Бог из среды миров избрал Адама, Ноя, род Аврама и род Имрана“.... Согласно с мнениями мусульманских толковников смысл стиха мы признаем такой: „Бог выделил этих лиц из среды других потому, что они сами и их потомки были пророками“³²⁰. Здесь перечислены лица, знаменитые как пророки или как отцы пророков, но почему же не Упомянуто о Моисее, славном, по Корану же, пророке, или отце его, если Имран не отец его? Толковники не дают никакого ответа, и только Замахшари отваживается сказать, что слово „род Имрана“ не относится к Имрану, Сыну Матфана, деду Иисуса³²¹.

В защиту Корана мусульманские толковники утверждают, что упомянутый в III сюре Имран не был отцом Мариам, сестры Моисея, и Упомянутый в XIX сюре Аарон также не брат Моисея. Однако они знают Имрана как отца Моисея и Аарона. „Относительно этого (т. е. коранического) Имрана, говорит Хазин, разногласят: некоторые говорят, что это Имран, сын Ясгара³²², сына Кагиса, Сына Левия, сына Иакова. Этот Имран родил Моисея и Аарона... Некоторые говорят: этот Имран – сын Ашьяма, сына Амуна. Некоторые говорят: – сын Аматфана, из потомства Соломона, сына Давида, мир им, и этот Имран – родитель Марии и предок сына Ее Иисуса“³²³. Бейзави понимает выражение Корана „дочь Имрана“ не в буквальном смысле; Мария, по его мнению, происходила из рода Моисея и Аарона по линии матери своей, и Имран, упоминаемый в Коране, не отец Моисея и Аарона, а был один из сыновей Матфана, священника, сына Елеазарова, Сына Елиудова, сына Заровавля и т. д. до Иакова, применительно к родословию Иисуса Христа по Евангелию св. Матфея³²⁴. Итак, по толкованиям, Имран отец Марии был сын Ашьяма, или сын Матфана священника, или сын Матфана из потомков Соломона, следовательно уже не священника. Но почему же Имран отец Марии не был Имраном, Сыном Ясгара, отцом Моисея? Хазин отвечает: потому что между этим Имраном и теми было тысяча восемь сот лет. У Замахшари мы читаем: если ты спросишь: Имран, сын Ясгара, имел дочь по имени Марию, старшую родом Моисея и Аарона, а Имран, сын Матфана, имел также дочь Марию Деву; каким же образом можно узнать, кто здесь разумеется: Имран ли отец Марии Девы, или тот Имран, который был отцом Марии, сестры Моисея и Аарона, – то я отвечу: достаточное доказательство того, что здесь Имран – отец Марии Девы, заключаются в том, что здесь говорится о Захарии, а Захария был сын Аднана“ и т. д.³²⁵. При голословном и разноречивом мнении, конечно, трудно установить заключение. Другое дело, если бы толковники доказали невозможность нашего мнения, напр. в разборе того коранического стиха, где говорится, что Мария была сестра Аарону. Еще первые мусульмане чувствовали здесь невозможность оправдать Мухаммеда в обвинении в анахронизме. У Хазина мы встречаем следующий рассказ от лица Мугиры-бну-Шааба (одного из асхабов Мухаммеда): „когда я пришел в Хорасан, то меня спросили (не мусульмане): вы читаете: сестра Аарона? Но ведь Моисей жил прежде Иисуса. Когда же я пришел потом к посланнику Божию, да благословит его Бог и помилует, и спросил его об этом, тο он отвечал: они носили имена пророков и праведников, живших прежде них“...³²⁶. Мухаммед, очевидно, дал уклончивый ответ, вследствие чего и у мусульман составились неопределенные и разноречивые мнения об Аароне: „некоторые говорят, что Аарон был брат отцу Марии, некоторые говорят, Аарон был самый знатный человек между израильтянами, – некоторые говорят, что Мухаммед потому упомянул Аарона, брата Моисеева, что она была из потомства его, как говорят же Темимитам: о брат Темим! Некоторые говорят, что между израильтянами был Аарон, – человек нечестивый, величайший в нечестии³²⁷, вот ему-то и уподобили ее (Марию)“. Несколько выше Хазин однако иначе объясняет выражение: сестра Аарона, – „т. е, подобная Аарону. Некоторые говорят, это был праведный человек среди сынов Израилевых, и она была подобна ему по чистоте своей и благочестию; и здесь не разумеется, что она доводилась родною сестрой ему. Некоторые говорят, что в день смерти его гроб провожало сорок тысяч Израильтян, и все они назывались Ааронами, исключая других людей”.³²⁸

Нам думается нельзя признать последнее мнение и самим мусульманам. Толковники неудачно передают кораническое выражение словами: شبيه هارون там, где прямой смысл нежелателен им. Если бы иудеи, встретив Марию с новорожденным Иисусом, первыми же словами своими, действительно, хотели уподобить ее кому-либо но чистоте и целомудрию, то уподобили-бы, без сомнения, какой-либо женщине, известной этими качествами, или скорее Иосифу патриарху, или Илии, – вообще лицу известному по этим добродетелям. Аарона же, современника Марии, толковники приводят в пример только в единственном месте своих толкований на Коран. – Серьезнее первое толкование, по которому Мария признается родственницей знатного Аарона. Действительно, у восточных народов было в обычае называть потомков сынами или дочерями предков, чем-нибудь прославившихся. К тому же, при таком понимании, слова Корана: „о сестра Аарона“ содержат в себе прямой смысл указания родства, а не упрека или уподобления. – Но это толкование не только не отдаляет нас от нашего заключения, а даже приближает к нему.

Итак, по Корану, отцом Марии, матери Иисуса, были Имран, или Амран. По толковникам, напротив, отцом был Имран, особое лицо, или сын Ашьяма, или сын Матфана. Этот Имран был среди иудеев первосвященником, как говорит Хазин: сыновья Матфана тогда били начальниками у сынов Израилевых, священниками и царями³²⁹. Материю Марии единогласно признается Анна, дочь Факуза и сестра Елизаветы, жены Захария³³⁰. Это были люди благочестивые (XIX, 29). Из других родственников св. Семейства Хазин упоминает об Иосифе, сыне Иакова, который был сыном дяди (по отцу) Марии.

По преданию, записанному Кириллом Александрийским³³¹, Елизавета и Мария были дочерями двух родных сестер, из которых Анна, мать Пресв. Девы Марии, была выдана за Иоакима из колена Иудина, а вторая Исмерия, мать Елизаветы – за жреца. Та и другая были дочери Солона Вифлеемского. К этому родословию Марии приближается и Хазин, забывая прежде сказанное им. По его словам, Захария, когда другие священники хотели взять к себе малолетнюю Марию, отвечал им: я имею право на нее, потому что тетка ее за мною³³². Но в толковании на 33 ст. III сюры говорит от себя уже так: Иоанн был старше Иисуса на шесть месяцев, а матери их были тетками тому и другому (с женской стороны) (كانا ابنا خالة). ³³³.

Прежде Коранических сказаний о рождении и детстве Марии необходимо ознакомиться с сказаниями о том же апокрифов: истории о рождении Марии, евангелия Псевдоматфея, Протоевангелия Иакова и отчасти истории Иосифа, – доставляющих, кроме святоотеческих писаний, единственные более подробные сведения по вопросам, издревле занимавшим христианский мир: как родилась Величайшая из дев, какое было ее воспитание и какая жизнь до Благовещения, с которого ведут свои повествования о Ней Евангелисты.

Общее содержание указанных нами апокрифических сказаний о рождении п детстве Св. Девы Марии может быть выражено таким образом: престарелые Иоаким и Анна скорбят о своем безчадии. Скорбь неплодных супругов увеличивается после того, как над Иоакимом публично в храме наругался один священник по имени Рувим³³⁴, а Анну осмеяла ее служанка. Печаль Анны достигает впрочем высшей степени, когда она видит на лавровом дереве птичье гнездо, в котором водились птенцы; вид его привел ее к мысли, что она презреннее в очах Божиих даже птиц и зверей, рыб и гадов. По „Истории о рождении Марии“ Анна тогда воскликнула: „Ты знаешь, Господи, мое сердце, и я исповедую, что я посвятила его Тебе от начала замужества моего; если бы Ты, Господи, даровал мне сына или дочь, то я отдала бы Тебе свое дитя во святом Храме Твоем³³⁵. Среди величайшего сокрушения духа является ей ангел и, подтверждая возможность чудесного рождения примерами Ветхого Завета, говорит, что она родит дочь, слава которой распространится по всем концам земли³³⁶. Иоаким, в избежание срамоты еще ранее того удалившийся в пустыню, также получает от ангела обетование о рождении от него славного семени: „дочь ваша будет жить в храме Божием, и Дух Святой почиет над нею; Она явится блаженнее всех святых жен, так что никто не скажет, чтобы когда-нибудь была или будет подобная ей в этом мире. Семя ее будет благословенно и она сама будет материю вечного благоволения³³⁷. „Жена твоя, сказал ангел, Анна родит тебе дочь, которую ты должен назвать Марией; с детства своего, как вы обещали, она будет посвящена Господу и от матерней еще утробы будет исполнена Святого Духа. Она не будет ни есть, ни пить чего-нибудь нечистого; не будет жить среди шумной толпы, а в храме Божием будет обращение Ее, где ничто плотское не войдет в ее голову и не появится на ее языке“³³⁸. По воле Божией Иоаким после того возвращается в дом свой. Сомнения в исполнении обетования не могло быть, так как супруги встретились на том самом месте, которое было указано ангелом·. На другой день после ангельского благовестия Иоаким привес Богу жертву благодарения, причем по блеску πέταλον τοῦ ἱερέως ³³⁹ догадался, что жертва его благоприятна Богу³⁴⁰. После того, говорит „История о рождении Марии“, Анна зачала, и когда исполнилось девять месяцев, она родила дочь, и наименовала ее Мариею³⁴¹. Подобное же сказание читаем мы и в Протоевангелии; „в девятый месяц родила Анна и сказала повивалъной бабке: что я родила? Та сказала: дочь. II сказала Анна; возвеличена душа моя в тот час, и положила ее. Когда же исполнились те дни, оправилась Анна и дала грудь новорожденной и наименовала ее Марией³⁴². Вскоре после рождения Марии Иоаким пригласил к себе священников и старейшин, которые благословили новорожденную и прославили во веки, – во всех родах. Тогда же Анна возгласила радостную песнь, в которой возблагодарила Господа за то, что Он снял поношение с нее и даровал ей плод правды своей³⁴³.

Когда исполнилось Марии три года, родители ее созывают дочерей еврейских и с зажженными свечами сопровождают юную Деву в Храм Божий, в сообщество девиц, которые проводили дни и ночи в восхвалении Бога³⁴⁴.

Мария входит по 15 ступеням лестницы, без всякого содействия. Первосвященник берет ее за руку, поставляет на третьей ступени алтаря, благословляет ее и пророчествует, что Бог возвеличит ее между всеми родами, и что чрез нее в последние дни явится избавление сынов Израилевых. Воодушевленная Духом святым Анна снова пред всеми восклицает благодарственную песнь Господу за то, что он посетил народ свой, внял молитвам ее и мужа ее, – „защитив, говорит она, нас от обид врагов наших, Вот, я могу принести дары Господу, но враги мои не хотели допустить меня. Господь же отвратил их от меня и дал мне вечную радость”³⁴⁵.

Здесь заканчиваются апокрифические сказания, касающиеся собственно рождения и раннего детства Марии. Далее следуют сказания о жизни ее в храме. Представим кораническое сказание, заключающееся в III сюре: „некогда супруга Имрана сказала: Господи, я дала обет посвятить на служение Тебе то, что есть во чреве моем: благоволи принять обет мой. Ты слышащий, знающий. Когда она родила ее, сказала: Господи! рожденное мною – женский пол – Бог лучше знал, что́ родила она: мужеский пол не то, как пол женский, – и я наименовала ее Мариею. Ее и потомство ее отдаю Тебе под защиту от сатаны, прогоняемого камнями (ст. 31).

Всякий непредубежденный читатель двух рассказов: апокрифического и коранического должен признать сходство между ними. Коранический рассказ передает о событии сжато, но тем не менее в нем видны следующие моменты: а) посвящение Богу находящегося в чреве дитяти, б) рождение дочери, которую наименовали Марией, и в) поручение этой дочери Богу.

При всем сходстве с апокрифами этот Коранический рассказ представляет и разности.

а) Анна дает обет посвятить Богу дитя свое уже после зачатия. Это дает нам повод недоумевать, к чему дан обет?

б) При рождении Марии Анна говорит о поле новорожденной, а затем следует вставка неизвестно кем сказанных слов. Какой они имеют смысл?

в) После рождения Анна поручает Марию Богу под защиту от сатаны. Зачем вставлены эти слова Анны и какой имеют они смысл?

Коран не разрешает наших вопросов, и потому обратимся к толковникам его.

„Анна, мать Марии, жена Имрана, уже состарилась и не было надежды, чтобы от нее родилось дитя. Однажды она увидала в тени дерева птицу³⁴⁶, которая кормила свое дитя, – и внутренно пожелала того же для себя и взмолилась Богу, чтобы он даровал ей дитя, говоря: Боже мой! прииди на помощь мне. Если Ты даруешь мне дитя, то я посвящу его Тебе на служение в храме иерусалимском, чтобы оно было из числа служителей его“³⁴⁷. По толкованию Джеляльеддина, Анна изрекла обет свой после продолжительной просьбы у Бога потомства себе³⁴⁸. Хазин добавляет, что обет Анны не содержал в себе ничего необыкновенного в те времена: „говорят, что посвященным Богу (معررا) у них назывался тот, кто определялся в храм (церковь), жил в ней и прислуживал ей, и не отлучался, проживая в ней до достижения полного возраста, а потом ему предоставлялось на выбор, пожелает ли он остаться в ней, или выйти, куда хочет. И если он изберет выход после того, как избрал пребывание в храме, то ему не допускалось этого. Не было ни одного пророка среди израильтян, ни одного ученого их, дети которого не были бы посвящены для служения в храме иерусалимском; впрочем посвящали только мужеский пол, а женский пол не годился для служении в храме Иерусалимском, потому что подвергается месячным ‏(حيض)‎ нечистотам“³⁴⁹. Анна, желая себе дитяти, хотела в благодарность Богу сделать его таким именно посвященным, т. е. свободным, непорочным, предназначенным для служения Богу и служения церкви, – который не занимается никакими мирскими делами³⁵⁰. Она знала, что этим угодит Богу и сказала: благоволи принять ‏от (تقبل)‎ меня обет мой³⁵¹. Таким образом толковники Корана придают разобранным нами словам Корана тот же смысл, какой во 2 главе Истории о рождении Марии имеют слова Анны, сказанные ею в минуту душевного сокрушения о своей бездетности, – или слова ее в ответ на благовестие ангела, помещенные в 4 главе Первоевангелия.

Другая половина коранического рассказа неясна. К чему нужно было Анне говорить о поле новорожденной, и что значат вводные слова: „Бог лучше знал, что родила она: мужской пол не то, как пол женский?“ Толковники Корана создали в объяснение этих слов целую историю, умолчанную Кораном. Анна, когда давала обет о посвящении дитяти Богу, надеялась, что у нее родится младенец мужского пола. „Когда зачала она Марию, говорит Хазин, то посвятила Богу то, что было во чреве у нее, не зная, что это было. И сказал ей муж ее: горе тебе! что ты сделала! знаешь ли, что, если находящееся во чреве твоем будет женского пола, то оно не будет пригодно для этого служения! Вследствие этого они оба впадали в глубокую печаль“³⁵²… Поэтому-то она, как только разрешилась от бремени, так тотчас же и говорит: Господи, рожденное мною – женский пол. Этими словами она просила у Бога снисхождения себе, „чтобы Он освободил ее от прежнего обета, и она упомянула об этом в смысле просьбы снисхождения, а не в смысле донесения, потому что всевышний Бог лучше знал, что было во чреве ее прежде, чем родила она“³⁵³. Если так легко объясняет Хазин эти слова Анны, то он нерешительно говорит о следующем выражении, которое может быть отнесено и к Анне и к Богу: „Бог лучше знает, что родила она ‏.“( وأنجبت)‎ Он говорит: «читается وأنجبت ‎с джезмой на ت, и в таком случае повествуется от лица Бога всевышнего. Но читается с даммой на ‏ث (وأنجبت), и в таком случае это слова матери Марии, предполагая, что она, после того, как сказала: Господи! я родила женский пол, – испугалась, как бы это не показалось донесением, и покрыла это маловерие словами своими: Бог лучше знает, что родила я³⁵⁴.“ Еще больше мусульманского измышления довелось приложить к совершенно непонятным словам Корана: „мужеский пол не то, как пол женский“. Хазин поясняет: „т. е. в отношении служения церкви и людям, живущим в ней. В предложении обратная расстановка слов: не сказано: женский пол не то, как мужской, – и цель такой постановки та, чтобы дать превосходство мужчине над женщиной, потому что мужчина способен к служению церкви, а женщина не способна к тому вследствие своей слабости и вследствие того, что она подвержена менструации حيض, а также и потому, что она есть как бы нагота, и не дозволяется ей показываться с мужчиной. Некоторые, впрочем, говорят, что цель этого стиха есть указание на превосходство этой женщины сравнительно с мужчиной; как будто она так сказала: желанное мною был мужеский пол для служения в месте поклонения Богу; а это женский пол, – дар всевышнему Богу“³⁵⁵... Все же читатель Корана остается в неведении относительно того, кому принадлежат и какой смысл имеют разобранные нами слова Корана. Нам думается, что Хазин и другие толковники, подобные ему, чувствуют неясность, неполноту этого места Корана, и в оправдание автора его измыслили никогда не существовавшие в иерусалимском храме правила о посвящении только мужчин, придумали скорбь супругов по поводу родившейся девочки и т. под. В этом случае они становятся в решительное противоречие с кораническим и с своим же, как мы увидим далее, сказанием, что Мария была помещена в храме Божием. Дело может разъясниться проще: Мухаммед слышал о разговоре Анны с бабкою, изложенном в 5 главе Протоевангелия, – слышал сказание 4 главы Истории о рождении Марии, затем сказание той же Истории (гл. 3) о том, что даже жертва по поводу зачатия Марии была благоприятна Богу, и наконец сказание о радостной песни Анны после рождения Марии (Первоеванг. гл. V), и смешал все слышанное им таким образом, что в его собственном выражении чувствуется то и другое и третье сказание, но истинного смысла добиться трудно. Мы не можем, не погрешая против истории, согласиться с толковниками, что у евреев времени Иоакима и Анны существовали указанные обычаи относительно посвящения пророками своих детей на служение в храме иерусалимском. У тогдашних иудеев действительно был обычай подобного рода, но не тот, который указывают толковники: у них был обычай воспитывать при храме молодых девиц³⁵⁶. Значит, Анна не имела повода печалиться о том, что от нее родилась дочь, и говорить то, что навязывают ей толковники Корана. Тем не менее, мы согласны с этими толковниками разуметь здесь указание на необыкновенное значение родившейся от Анны Марии, тем более, что о том-же, только другими словами, говорили и апокрифы, близкие к общецерковному учению. В Истории о рождении Марии рассказывается, как происходило наречение новорожденной; точно также и Коран говорит от лица Анны: я наименовала ее Мариею, т. е. поясняют толковники, „служительницей, на языке их (евреев)³⁵⁷; этим наименованием она желала, чтобы Бог превознес ее пред всеми женщинами мира“ ³⁵⁸.

Новорожденную Марию Анна поручает Богу под защиту от сатаны, прогоняемого камнями. Нам здесь нет дела до того, откуда у Мухаммеда взялся образ сатаны прогоняемого камнями (ΧV, 17, 34; ХVΙ, 100: ΧΧΧVΙΙΙ, 78; LXXXI, 25); для нас важно знать, почему Анна предохраняет Марию от сатаны? – Хазин говорит, что „Анна, мать Марии, после того, как вместо желанного ею мальчика оказалась девочка, молилась Богу Всевышнему, чтобы Он защитил и сохранил ее и потомство от сатаны, прогоняемого камнями, и чтобы сделал ее из числа благочестивых служительниц. От лица Абу-Гурайры³⁵⁹ передается: я слышал, как посланник Божий, да благословит его Бог и помилует, сказал: между Сынами Адама не рожден никто, к кому бы не прикасался сатана в время рождения и кто не издавал бы потому крика от прикосновения его, – кроме Марии и сына ее Иисуса. Потом Абу-Гурайра советует: читайте, если хотите, стих Корана: отдаю Тебе ее и потомство ее под защиту от сатаны.... A у Бухари от лица его же (Абу-Гурайры) говорится: всякого сына Адама сатана трогал с двух сторон, пальцами своими, когда тот рождался, исключая Иисуса, Сына Марии“ ³⁶⁰....

Немецкий ученый Рёшь³⁶¹, согласно с нашим мнением, что весь рассказ о рождении Марии носит на себе следы евионейско-назорейских апокрифических сказаний, устанавливает такой взгляд на разбираемое нами место: „здесь должно разуметь или эскиз апокалипсической картины опасности для жены, облеченной в солнце, со стороны сатаны и его низвержения с неба (Откр.12:1–9), или же здесь Мухаммед в общих чертах воспроизводит низвержение сатаны (Иблиса) за его отказ поклониться Адаму (ΧV, 84), в чем уже Гейгер³⁶² и Шпренгер³⁶³ замечают следы христианского развития или по крайней мере вторжение назорейского образа мыслей, по которым Адам и Христос были одинаковыми носителями Св. Духа и Божественного Откровения“. Мы согласны с Рёшем в том, что образ сатаны, побиваемого камнями, мог образоваться у Мухаммеда под указанным влиянием, что сближение Адама, Марии и Иисуса, из которых каждый был охранен от сатаны побиваемого камнями, – следовательно и был безгрешен, – носит на себе отпечаток назорейского взгляда на Св. Марию и Иисуса Христа, – но не думаем, чтобы разбираемое нами Кораническое выражение сложилось у Мухаммеда единственно только во влиянии догматических положений назореев и евионитов; оно имеет свой источник и в историческом сказании апокрифов. По прямому смыслу разбираемого нами выражения можно разуметь вообще передачу Марии ее родителями Богу, – что совершилось в событии ее введения во храм, где она была удалена, еще по предсказанию ангела, от всякого греха, – затем можно разуметь здесь и те слова, которые сказала тогда воодушевленная Святым Духом Анна о врагах своих, поносивших ее за безчадие: Господь отвратил их от меня и дал мне вечную радость! Краткое выражение Корана впоследствии было дополнено толковниками, упустившими из виду основу его.

Bo всем сказании о рождении Марии нужно иметь в виду апокрифические сказания; без них оно не понятно, так как изложено сжато и передает общую мысль всех трех апокрифов: Истории о рождении Марии, Евангелия о рождении Марии и Протоеваигелия. В нем есть намек на бездетную жизнь Иоакима и Анны, на неожидаемое ими рождение дитяти, указание на обет их, рождение особенной, благоприятно принятой дочери их. Самая сжатость сказания зависит, нам думается, от того, что оно составлено под ближайшим впечатлением рассказов из „Истории о рождении», – самого краткого по изложению данного события апокрифа, соединившего в себе все подробности других.

О дальнейшей судьбе дитяти Марии Коран рассказывает в следующих словах 32 ст. III сюры: „И Господь ее принял ее благоволительно, возрастил ее прекрасным растением и поручил ее на воспитание Захарии“.

Апокрифы говорят так: „Мария была на удивление всего народа, так как, будучи трех лет, ходила как взрослая, и так прекрасно участвовала в прославлении Бога, что все были в изумлении и удивлении“ („История о рождении Марии“, гл. VII)³⁶⁴. „Девица же Господня с возрастом преуспевала в добродетелях“.... (Евангелие о рождении Марии, гл. VII). „И осенил ее Господь Бог и благодатию своею... и возлюбил ее весь дом Израиля” (Протоевангелие Иакова гл. VII).

Коран далее продолжает: „Захария каждый раз, как входил к ней в ее обитель, находил пред нею пищу. Он сказал: это от Бога; ибо Бог, кого хочет, питает без счета“.

Апокрифы о том же говорят так: пища, которую она получала из рук ангела, сама же возобновлялась; пищу же, которую она получала от священников храма, она раздавала бедным (История о рождении Марии). Ежедневно посещали ее ангелы, ежедневно она наслаждалась божественным видением, которое охраняло ее от всякого зла (Евангелие о рождении Марии, гл. VII). Пребывала Мария в храме Господнем, как прикормленная голубица, и принимала пищу от рук ангела (Первоевангелие Иакова, гл. VIII).

Толковники Корана совершенно правильно в первой половине стиха разумеют воспитание Марии в Иерусалимском храме. В этом храме „Мария была благоугодна Богу и Он благоволил принять ее на воспитание. Ибн-Аббас так толкует слова: („Господь) возрастил ее прекрасными растением“³⁶⁵: – устроил ее тело без излишков и недостатков; она росла в день настолько, насколько дети растут в год». А Хазин (от себя) добавляет: „и была Мария красивейшая и превосходнейшая из женщин своего времени»³⁶⁶. Равным образом, вполне согласно с апокрифами толковники говорят об ангельской пище Марии в своих толкованиях на вторую половину стиха. Но в той и другой половине коранического сказания есть отступления от апокрифов: a) пo Корану Анна передает Марию на воспитание Захарии, о котором в одних апокрифах совсем не упоминается, а в других – он заменяется первосвященником Авиафаром; б) апокрифы не сохранили также разговора Захарии с Мариею по поводу чудесной пищи.

Для объяснения той и другой разности мусульманские толкования возвращаются назад к событию рождения Марии³⁶⁷. Имран, отец Марии, помер еще ранее рождения Марии³⁶⁸. „Анна, когда родила Марию, взяла ее, обернула пеленою и принесла в храм, положила пред священниками, Сынами Аарона; они тогда жили вблизи храма иерусалимского, подобно привратникам Каабы; она сказала: вот пред вами посвященное Богу; – и священники стали соперничать друг с другом в стремлении овладеть ею, потому что она была дочь первосвященника и начальника их жертвоприношений. В то время Захария обратился к ним, говоря: конечно я имею более прав на нее, потому что тетка ее за мною за мужем. Тогда священники ответили ему: если бы она должна была достаться тому человеку, который более всех имеет право на обладание ею, то досталась бы матери своей, которая родила ее; но мы лучше бросим жребий о ней и она будет у того, чей жребий выпадет на обладание ею. Вслед затем отправилось их 29 человек³⁶⁹ к реке, называемой Иордан³⁷⁰, и бросили свои письменные трости в воду с тем условием, что, чья трость останется в воде неподвижною и потом поплывет вверх, тот более родствен ей; и на каждой трости была надпись имени каждого из них. Некоторые говорят, что будто они писали Пятикнижие, потом бросили письменные трости свои, находившиеся в руках их. И выплыла трость Захарии над водою, и остановилась, а трости других поплыли и потом пошли ко дну реки. Некоторые передают так: письменная трость Захарии быстро поплыла вверх против течения воды, а трости остальных по течению воды вниз. Таким образом, Захария оспорил их метанием жребия и победил их“³⁷¹.... „Захария, взявши к себе Марию, выстроил для нее дом и взял для нее кормилицу, а некоторые говорят, он поместил ее у тетки ее, матери Иоанна“³⁷². – Когда она возросла и достигла зрелого для женщины возраста, он выстроил для нее комнату, вверху в храме, к коей дверь вела из средины его, и к ней поднимались только по лестнице, и не поднимался к Марии никто, кроме его, Захарии; он приносил ей пищу и питье каждый день“³⁷³... После своего ухода Захария даже „запирал ее семью дверями, чтобы никто не имел доступа к ней“, – но чудо происходило: у Марии всегда оказывалась райская пища³⁷⁴.

Не касаясь пока внутренней состоятельности приводимого мусульманами толкования, мы спрашиваем, уместно ли оно в данном случае? а) По смыслу разбираемых нами слов Корана выходит так: Анна родила Марию, посвятила ее на служение Богу, и Бог привял ее, как говорит сам же Хазин, поставил на путь добрых людей и т. д. Зачем было автору Корана после всего этого возвращаться к самому принесению Марии в храм? Говорить таким образом значит не рассказывать историю. б) Во вторых, слова Корана кроме имени Захарии решительно не дают повода к такому толкованию. Они кратки, а толкование пространно; они более или менее согласуются с предшествующими мыслями, тогда как толкование противоречит им. По прямому смыслу слов Корана Захария по поручению Господа сделался воспитателем Марии, с детства принесенной по обету Анны в храм. По толкованиям, Мария поступает в храм единственно потому, что была дочерью умершего первосвященника, осталась сиротою, а об обете Анны здесь толковник позабывает. Священники спорят из-за нее, как из-за предмета предложенного их собственному владению, и метают жребий. Сам Захария по праву родственника берет ее на воспитание к себе, а не в храм, как того требовал обет Анны. Зачем все это делается, если Мария обещана Богу еще до своего рождения? в) Наконец, намек на бросание жребия относительно Марии содержится в Коране гораздо дальше, именно в 39 стихе той же сюры, и если бы толковники желали подтвердить внутреннюю стройность исторических сказаний Корана, то они не могли бы допустить в нем повторений.

На основании выставленных нами трех положений, можно с вероятностью заключить, что Коран говорит здесь только о пребывании Марии в Храме Божием на воспитании у Захарии, ее родственника и первосвященника. Заимствовавши из апокрифов сказание о введении Марии в Иерусалимский храм, о жизни ее здесь под наблюдением первосвященника, Мухаммед, вероятно, дополнил это сказание тем, что непоименованному в апокрифах первосвященнику придал имя Захарии, – который, по апокрифическим сказаниям и по сказаниям евангелистов, имел близкие родственные отношения к святому семейству. Что касается разговора Захарии с Мариею по поводу чудесно-появлявшейся у нее пищи, то появление его в кораническом сказании объясняется только вымыслом самого Мухаммеда. Под влиянием мысли о необыкновенно-чудесной Деве, благоугодной Богу, Мухаммед хотел ярче изобразить чудо, просто переданное ему апокрифами. И толковники Корана поняли желание Мухаммеда, добавляя, что „Мария, будучи младенцем, в колыбели говорила, – и от самого рождения своего не брала в рот груди, что доставляемые Марии ангелом плоды были иного времени и сбора, так что Захария находил у нее зимние плоды летом и летние плоды зимой“³⁷⁵. – Вымысел Мухаммеда очевиден и в последней фразе: Бог питает, кого хочет без счета. Относительно ее сами толковники Корана, как напр. Хазин, говорят, что „она может быть продолжением речи Марии или началом речи Бога... В чем заключается доказательство, что чудеса святых и явления, нарушающие обыкновенный порядок вещей при посредстве их, возможны“. Следовательно это уже не историческая мысль, а догматическое положение, – и принадлежит Мухаммеду.

То, что рассказывается у толковников на 32 ст. III сюры, Коран излагает кратко в стихах 37, 38 и 39 той же сюры: „и вот ангелы сказали: Мария! Бог избрал тебя: Он избрал тебя, предпочитая всем женщинам миров, Мария! благоговей пред Господом, покланяйся и преклоняйся вместе с преклоняющимися. Это рассказ об одном из таинственных событий и Мы открываем его тебе: ты не был с ними, когда они бросали свои письменные трости. кому достанется попечение о Марии; ты не был с ними, Когда они спорили между собой“.... Последнюю фразу сами мухаммеданские толковники (32 ст). объясняют, как указание на метание жребия священниками и Захарией, но куда отнести стихи 37 и 38, – они затрудняются; одни из них разумеют здесь сказание о Благовещении Марии, начинающееся теми же словами в 40 стихе сюры, но другие толковники, смущаясь вставкой 39 стиха, совершенно не согласующегося с рассказом о Благовещении, и даже тождественного с 32 стихом, намекают, что это явление ангелов Марии было другое, – еще во время ее воспитания в храме и за долго до Благовещения. Так автор в أنوار العاشقين, задавшийся целью связно изложить историю Марии, рассказывает: „Однажды явился ей ангел и сказал: о Мария, будь покорна Богу, всегда молись; Когда будешь на ногах своих, долго стой, делай длинную молитву! Мария послушалась этого совета Гавриила, мир ему: каждый вечер, каждое утро она так долго стояла на молитве, что ноги ее заболевали и на них делалась опухоль“. Далее мухаммеданский писатель начинает новый рассказ: „толковники говорят, что однажды Марии явился Гавриил, мир ему“ и т. д. Имея это в виду, а также применяясь к историческому порядку событий сказаний апокрифов о рождении и воспитании Марии в храме. Мы также думаем, что здесь Мухаммед кратко и бессвязно передавал только о богоугодной жизни Марии во храме, где она постоянно наслаждалась Божественным видением, пребывала в любви Божией и в молитве с утра до третьего часа, – где святые ангелы ежедневно беседовали с нею и укрепляли во всяком добре. Апокрифы еще передавали Мухаммеду, что не было ни одной девы, которая была бы усерднее Марии в молитве, разумнее в звании божественного закона, уничиженнее в смирении, искуснее в песнях Давидовых, совершеннее в любви и чище в целомудрии и т. под.³⁷⁶.

Нельзя сказать, чтобы Коран с точностью передал эти мысли апокрифов. С свойственной ему неясностью в изложении он видимо повторяется и кажется соединяет вместе несколько сказаний. Сказание апокрифов о превосходстве Марии над другими девицами ее возраста, жившими вместе с нею при иерусалимском храме, в Коране переделано в сказание о превосходстве Марии над „женщинами всех миров“. Все это: и неясность изложения, и отступление от апокрифов, – побуждает толковников отчетливее объяснить это место Корана.

Хазин почему-то разумеет под ангелами (الملائكة) одного ангела Гавриила. Этот Гавриил явился Марии и передал ей, что Бог избрал ее и очистил. Не понимая духовного и нравственного очищения, мусульманский писатель думает, что в данном случае очищение состояло в освобождении от прикосновения мужчины, или от месячных в послеродовых регул (ذةس), – и вышло то, что „Мария не имела регул». Впрочем, и по сообщению Хазина некоторые говорят, что это очищение было от грехов³⁷⁷. Мысль Корана о предпочтении, оказанном Марии Богом пред всеми женщинами, Хазин ограничивает прибавлением слов: „т. е. миров времени ее, а некоторые говорят – над всеми женщинами миров“. – Но далее он кажется верно передает мысль Корана. Так, напр., повторение слов: Он (Бог) избрал тебя; Хазин так толкует: „если ты спросишь: есть ли различие между первым и вторым словом „избрал“, то я скажу: ученые упоминают много данных, из которых следует это различие. Так некоторые говорят, что первое выражение: „он избрал тебя“ означает, что Бог выбрал Марию и принял ее обетованную и посвященную Богу, – что прежде нее не была посвящена Богу ни одна женщина, что ни для одной женщины прежде нее не было делано этого. – что Бог посылал ей пищу от себя к поручил ее Захарии, – а второе выражение: „он избрал тебя“ означает то, что Всевышний даровал ей Иисуса без отца, дал ей возможность слышать говор ангелов, и этого не делал ни для одной женщины, кроме нее“³⁷⁸. Таким образом Мария, дочь Имрана, оказалась в очах Божиих женщиною самою достойнейшею всех преимуществ в мире. Между прочим, одним из ее достоинств было постоянное молитвенное настроение, повиновение Богу. Следующее бессвязное выражение Корана: „о Мария, благоговей пред Господом твоим“, Хазин поясняет так: „этим ангелы сказали ей лично: повинуйся Господу твоему·, а некоторые говорят, что смысл этих слов таков: продолжительно стой на молитве; а Авзаги передает, что после этих слов ангелов к ней, она стояла на молитве до тех пор, пока на ногах ее сделалась опухоль и потекла кровь“³⁷⁹.

Мусульманская окраска придана всей апокрифической истории о пребывании Марии в храме и в следующем решительно непонятном выражении ангела: покланяйся и преклоняйся вместе с преклоняющимися. Толковники видят здесь указание на мусульманские поклоны: земные – сюджуд السجود и поясные – рукуг الركوع о которых, будто бы, и говорил ангел Марии, причем совсем не предписывал ей прежде сюджуд, а потом уже рукуг, как бы следовало думать по буквальному выражению Корана, а, по мнению Ибн-аль Анбари, „дал ей общее приказание и побуждал делать добро, как будто он сказал: употребляй иногда сюджуд, а иногда рукуг, но не разумел предварения сюджудам рукуга“³⁸⁰. Где же молилась Мария по внушению ангела? Хазин рассуждает: он (ангел сказал): вместе с преклоняющимися мужчинами (الراكعين), а не с преклоняющимися женщинами (الراكعات) – потому, что слово „преклоняющиеся“ имеет более общий смысл, но молитва с мужчинами превосходнее и совершеннее“. Этому дают еще такое значение: „делай, как делают преклоняющиеся“ (мужск. род), или здесь предполагается молитва в собрании, т. е. молись с молящимися в собрании“³⁸¹.

Все рассказанное в Коране относительно рождения, воспитания Девы Марии, а также и относительно значения Иоанна Крестителя –, (сказания о котором прерывают сказания о Марии), Мухаммед будто бы первый услышал: Бог не открывал этого прежде никому кроме него, и сохранял в тайне.

Из предложенного нами сравнения апокрифов с сказаниями Корана видно, что последние не были во время Мухаммеда тайною, так как и в общем характере и в последовательности изложения событий из истории Марии они подражали апокрифам: Истории о рождении Марии, Евангелию о рождении Марии и Первоевангелию Иакова. Они, как и апокрифы, говорят о Марии в уважительном тоне, поучительно, – передают выдающиеся события от самого рождении ее, и даже чудеса, бывшие с ней в храме. Мнение Мухаммеда справедливо, быть может, только при таком понимании: так как ты, Мухаммед не был с ними, когда случилось то-то и то-то в жизни Марии, то эти случаи должны быть неизвестны тебе, и Мы открываем их тебе. Понятно, что так мог сказать только Мухаммед, воображавший о себе, чти он непосредственно от Бога получил знание об этих случаях. Критика должна установить, что эти случаи могли дойти до Мухаммеда путем устной передачи апокрифических сказаний, хранившихся у арабских христиан.

Под таинственным сказанием из жизни Марии Мухаммед разумеет, по преимуществу, кажется то событие, когда кто-то бросал письменные трости, как жребий о том, кому достанется попечение о Марии. Выше мы привели легенду мусульманских толковников о метании жребия между священниками и Захарией в том числе. Эта легенда может быть приложена именно к этому стиху, так как по порядку событий апокрифы после изображения жизни Марии в храме излагают сказание о метании жребия относительно Марии. Вот как об этом говорят История о рождении Марии, Евангелие о рождении Марии, Протоевангелие Иакова и история Иосифа. Последний апокриф кратко передает, что достигшая 12 лет Мария, по местным законам, должна была оставить храм, где она воспитывалась, – и выйти замуж. Священники храма, на которых лежала обязанность приискать ей мужа, решили обратиться за указанием к Богу, созвали двенадцать старейшин из колена Иудина, бросили жребий между ними, и по жребию указываемому, по Божественному повелению, на Иосифа, отдали ему Марию³⁸². Более подробно это же событие излагается в остальных трех апокрифах. Мария дала обет постоянного девства. Между тем, когда ей исполнилось 14 лет, фарисеи стали говорить, что такая взрослая девица уже не может оставаться в храме. Для совещания, как поступить с Марией, они созвали на третий день все колена Израильские. Когда собрался весь народ, первосвященник Авиафар вошел на возвышение и сказал: слушайте меня сыны Израилевы и восприимите слова мои! С того времени, как создан этот храм Соломона, в нем жили девицы дочери царей, пророков, высших жрецов и первосвященников, были великие и знатные, – но когда приходили они в законный возраст, они сопрягались браком с мужьями, и следуя порядку предшественниц своих угождали Богу. Теперь же у Марии явился новый способ угождения Богу: она дала обет Богу навсегда остаться девой³⁸³. Мне кажется, если мы спросим Бога и Он ответит нам, то мы еще можем узнать, кому поручить деву. – И понравилась эта речь всему собранию; тогда священники бросили жребий на двенадцать колен Израилевых, и упал жребий на колено Иудино. На следующий день первосвященник сказал: пусть придет всякий не имеющий жены и принесет в руке свой жезл. Случилось так, что принес с юношами свой жезл и Иосиф. Когда они передали жезлы свои первосвященнику, он отнес их во святилище Богу и спросил Господа, и Он сказал ему: „внеси жезлы всех во святое святых, а тем скажи, чтобы они на другой день пришли получить жезлы свои. Из вершины одного жезла выйдет голубь и полетит к небу; и это будет тебе знаком, кому в руки передашь этот жезл, тому поручается на хранение Мария“. На другой день все собрались к назначенному времени; первосвященник же (Авиафар) совершил жертвоприношение, вошел в святое святых и вынес жезлы. Он роздал 3000 жезлов и не из одного не вылетел голубь. Тогда первосвященник облачился во все священные одежды, опять вошел во святое святых, воспламенил жертву и произнес молитву. И явился ему ангел Господень и сказал: „вот здесь лежит самый короткий жезл, который ты, приняв не за что, положил с другими, но не вынес вместе с ними; когда вынешь его и отдашь тому, чей он есть, то на нем явится знамение, о котором я говорил тебе“. Этот жезл был Иосифов, он был отделен, так как Иосиф был стар; он не получил своего жезла, сам же не хотел отыскивать его. Тогда первосвященник Авиафар позвал его сильным голосом, так как он был позади, говоря: „прииди и получи жезл твой“!.... В смущении подошел Иосиф, ибо первосвященник назвал его таким сильным голосом. Лишь только протянул он свою руку, чтобы взять жезл, как из вершины его вылетел голубь... Когда же священники сказали ему: „возьми ее, потому что из всего племени Иудина ты один избран Богом“, – то Иосиф начал умолять их говоря: я стар и имею сыновей, зачем же вы отдаете мне такую юную, которая моложе внуков моих?.... После убеждений со стороны первосвященника Иосиф, однако, взял Марию и еще пять дев, чтобы они жили с нею³⁸⁴ Первоевангелие Иакова говорит об этом же событии так: когда достигла она (Мария) двенадцать лет, было совещание между священниками, которые говорили: “вот Мария достигла двенадцати лет в храме Господнем; итак, что сделаем с нею, что бы как-нибудь не нарушила святыни Господней?» И сказали первосвященнику: ты стоишь у жертвенника Господня, войди и помолись о ней, и что явит тебе Господь, то и сделаем“. И вошел первосвященник, взявши додекадонон³⁸⁵, во Святая Святых, и молился о ней. И вот предстал ангел Господень, и сказал ему: „Захария, Захария, поди и собери вдовствующих из народа и пусть они принесут по жезлу, и кому Господь покажет знамение, того и будет она женою (в соблюдении девства)“. И пошли глашатаи по всей окрестности Иудейской, и возгласила труба Господня, и все сбежались. Иосиф, бросив секиру, тоже пришел в их сборное место. И собравшись пошли к первосвященнику, неся жезлы. Он-же, взяв у всех жезлы, пошел во святилище и молился. Окончив молитву, он взял жезлы, вышел и роздал их каждому свой, но знамения не было на них. Последний жезл принял Иосиф: и вот голубь вышел из жезла и взлетел на голову Иосифа, и сказал священник Иосифу: „ты избран жребием принять к себе в соблюдение деву Господню“. Но Иосиф возразил, говоря: „я имею сыновей и уже стар, а она юная; да я буду посмешищем у сынов Израилевых“. И сказал священник Иосифу: „побойся Господа Бога твоего и вспомни, что сотворил Бог Дафану, Авирону и Корею, как развергалась земля и они были поглощены ею за свое сопротивление. И ты Иосиф, бойся теперь, чтобы не случилось сего на твоем доме“. И, убоявшись, Иосиф принял ее к себе в соблюдение. И сказал Иосиф Марии: „вот я принял тебя от храма Господня, и теперь оставляю тебя в моем доме, ибо отхожу заниматься моими плотничными работами“³⁸⁶…

Очень вероятно, что все эти сказания в смешанном виде доходили до Мухаммеда и он уловил из них только то, что Мария действительно кому-то была поручена по жребию; но не зная ничего определенного, он не мог сказать, кому именно и когда именно. Толковники же Корана, встретивши в сказании Первоевангелия имя Захарии, о котором упоминается в 32 ст. III сюры, как о воспитателе Марии, и наоборот не встретивши в Коране имени Иосифа, создали из известной им истории обручения Марии Иосифу легенду о поступлении Марии на воспитание Захарии, забывая, что в апокрифах говорится не о младенце Марии, a о 12 летней Марии, что там не бросали в реку письменных тростей, и брали к себе Марию не священники и т. д. Эту нашу догадку подтверждает своими толкованиями Хазин. После легенды о Захарии он приводит предание от Мухаммеда-бну-Исхака: „Израильтян постигло бедствие – неурожай и она (Мария) находилась в том же положении. Захария оказывал благодеяние ей, пока он не стал тяготиться опекой над нею и воспитанием ее. Потом он вышел к сынам Израиля и сказал: сыны Израиля! вы не знаете, клянусь Богом, что умножились лета мои, так что я не гожусь в воспитатели дочери Имрана, не возьмет ли ее у меня кто-нибудь из вас на попечение свое? Они сказали: клянемся Богом, и мы потерпели от этого голода, как ты видишь! И стали передавать ее один другому, но совершенно никого не нашлось, кто бы взял ее на попечение свое, отчего они метнули жребий о ней письменными тростями; и выпал жребий некоему плотнику, по имени Иосифу, сыну Иакова. Он был сын дяди Марии, и взял ее на попечение свое. Но Мария (при этом) заметила на лице его неудовольство на это и сказала ему: о Иосиф! возложи надежду на Бога и Бог пропитает нас. И стал Иосиф воспитывать ее там же, где она и была (т. е. в храме), и доставлял ей каждый день от трудов своих все то, что было нужно ей, и что он приносил в михраб, то Бог умножал и увеличивал. И вот Захария вошел к ней и сказал: Мария! откуда у тебя это? Она отвечала это от Бога“³⁸⁷… Эта легенда не вяжется с легендой о поступлении Марии на воспитание Захарии по тому простому соображению, что там сказано, будто к Марии никто не входил в михраб, никто не приносил ей кроме Захарии и ангела (пищи), и наконец потому обе легенды не могут быть поставлены рядом, что в одной Марию ищут священники, в другой же ее не желает никто из народа и т. д. Обе же они сведены в толковании на 32 ст. III сюры единственно потому, что толковник хотел присовокупить будто бы исторический рассказ к этому темному выражению Корана, и вместе с тем удержать некоторые черты из сказания об обручении Марии Иосифу, с каковым сказанием вторая легенда сходна.

Сводя все сказанное нами по поводу коранического сказания о рождестве и воспитании Марии к одному итогу, мы должны заметить, что Коран здесь краток, неясен, сбивчив. Он приблизительно исторически последовательно передает апокрифические сказания, но удерживает из них иногда одну мысль, иногда одно предложение, без всякого разграничения разных событий и с перерывами в повествовании. Все это вызывало последователей Корана на дополнения к нему, сглаживания его шероховатых мест теми же сказаниями, на основе которых создалось и кораническое сказание. Но одна ошибка повлекла за собой другую: искажение апокрифических сказаний Кораном необходимо должно было сопровождаться таковым же искажением со стороны его толковников, иначе между ним и теми вышло бы несогласие. Вот почему явилось сказание об Анне, с боязнью ожидавшей рождения дитяти женского пола, легенда о Захарии и пр. С другой стороны неясность и сбивчивость Корана породила у толкователей много таких замечаний и толкований позднейшей мухаммеданской редакции, которые едва ли имелись в виду Мухаммедом, так как он ничего подобного не находил в апокрифах. Сюда могут быть отнесены рассуждения толковников о молитве Марии в храме.

Но, тем не менее, сказание Корана, кроме повествований исторических, сохранило из апокрифов следующие правильные мнения:

а) Мария с самого рождения была благоугодна Господу,

б) была высоконравственной и чистой жизни,

в) безмерно выделялась из других женщин.

Новозаветная история, как повествовательное изображение земной Иисуса Христа, начинается собственно событием Благовещения о Нем Пресвятой Матери Его, как моментом Его значения. Положим, Св. Лука и новозаветные апокрифы, по-видимому, не устанавливают внешней непосредственной связи между повествованиями о Благовещении и Рождестве, и даже излагают между ними повествования из жизни Св. Девы Марии и Иоанна Крестителя, – тем не менее они удерживают между ними связь внутреннюю, рассматривают их как одно величайшее событие на земле. Это особенно обнаруживается в том, что они излагают оба повествования одинаково наиболее торжественно и сосредоточивают в них внимание более на личности воплотившегося Сына Божия, чем на личности Девы Марии, которая прославляется здесь только по ее материнству. Вполне естественно думать, что и в памяти народной эти два повествования, передаваясь от одного к другому устно с одинаковой торжественностью, всегда оставались повествованиями совместными, – как бы об одном событии, – и наиболее яркими.

Мухаммед излагает сказание о рождестве Иисуса именно так. Коран совершенно не разделяет двух разновременных событий: Благовещения и Рождества Иисуса, и останавливается в них по преимуществу на личности Иисуса, упоминая о Марии только по ее материнскому отношению к Нему. В XIX сюре сказание о Благовещении Марии (16–22) непосредственно соединяется с сказанием о Рождестве Иисуса (23–34); оно (40–43) также непосредственно соединилось бы, вероятно, и в третьей сюре, если бы здесь в 43 стихе не было заметного пропуска слов Мухаммеда. Это первая черта коранического сказания о Рождестве Иисуса.

Другою отличительною чертою этого сказания в ряду прочих должно признать его сравнительную стройность и полноту. В поцитованных нами местах сказание не вмещает в себе ни одной посторонней мысли; казалось, составитель сказания хотел сосредоточить внимание арабов исключительно на одном христианском историческом важном событии.

Если первая черта, указывающая на происхождение рассматриваемого нами сказания из устного предания, побуждает нас показать, а) как переработаны Мухаммедом сказания апокрифов и повествование Св. Луки, то вторая черта положительно обязывает б) определить на этом сказании, как на пробном камне, достоинство и характер коранической новозаветной истории и в) выяснить взгляд Мухаммеда на зачатие и рождество Иисуса.

Сказание собственно о Благовещении Марии в Коране передано в первый раз так: „в этом писании вспомяни о Марии. Вот Она устранилась от своих домашних в одно на восточной стороне место (17), закрылась от них завесой: тогда послали Мы к ней духа нашего: пред ней он принял образ совершенного человека (18). Она сказала: ищу убежища от тебя у Милостивого, если ты богобоязлив (19). Он сказал: я только посланник Господа твоего, чтобы даровать тебе чистого отрока (20). Она сказала: как будет у меня отрок, когда ни один человек не касался меня и я не причастна пороку? (21) Он сказал: это будет; Господь твой сказал: оно легко Мне; Мы поставим его в знамение людям и милостью нашею к ним. Это есть уже решенное событие. Она зачала его.... (XIX). – Это сказание произнесено было Мухаммедом еще в Мекке, около 617 года³⁸⁸. Значительно спустя после того уже около 630 года Мухаммед в Медине обнародовал несколько иначе сказание о том же событии: „вот ангелы сказали: Мария! Бог благовествует тебе о Слове своем: имя ему Мессия Иисус; Он будет славен в сей жизни и будущей: будет один из числа приближенных, (41) в колыбели будет говорить с людьми также, как полновозрастный, будет одним из праведников. (42) Она сказала: Господи! как быть дитяти у меня, когда не касался меня ни один человек? Он сказал: будет это. потому что Бог творит, что́ хочет: когда Он присудить быть чему-либо, то скажет только тому: „будь“ и оно будет (42) Он научит его Писанию, мудрости, Закону, Евангелию. Он будет посланником к сынам Израиля (III).

По сравнении этих двух рассказов мы замечаем, что, как XIX сюра, так и III передают именно одно и тоже событие: Деве Марии делается извещение о том, что от нее родится дитя, она изумляется необычайностью своего материнства, но ей сообщается, что имеющее родиться от нее дитя будет необыкновенное, почему Богом определено ему родиться таким же необыкновенным образом. Итак, это несомненно Благовещение. Но сюра XIX полнее передает об обстоятельствах события, указывает место его, связывает с дальнейшим рассказом о Рождестве Иисуса. Сюра III ничего не говорит подобного; за то здесь полнее передано благовествование, делается краткое указание на Личность дитяти Марии и т. п., – на недоумение Марии отвечается также больше, чем в XIX сюре. Все эти указанные разности, конечно, согласимы между собою и могут способствовать составлению цельного сказания о Благовещении, но они своим появлением в Коране доказывают нам, что сказание о Благовещении Мухаммед составлял постепенно, сообразно с тем, что передавалось ему людьми, окружавшими его, – что по крайней мере в данном месте Коран – произведение чисто человеческое, тем более, что допускает даже противоречие самому себе. – Именно: по XIX сюре благовествователь Марии по слову, будто, Божию был “дух наш”. a по III сюре благовествовали ей „ангелы”.

Если сравнить то и другое кораническое сказание с христианскими писаниями, то окажется, что разности в них допущены Мухаммедом, действительно, потому, что в первом случае он менее был знаком с христианскими сказаниями, чем во втором. Нам кажется, что при составлении сказания в XIX сюре Мухаммед слышал кое-что из Первоевангелия Иакова и из „Истории о рождении Марии“. Здесь событие Благовещения описывается так: Мария “взявши водонос, вышла почерпнуть воды, и вот слышит голос, говорящий³⁸⁹..., или: на другой день, когда она стала у источника, „явился ей ангел и сказал³⁹⁰... По приходе в дом свой, Мария „поставила водонос свой, взявши багряницу свою, села на своем седалище и начала прясть. Тогда явился ей ангел Господень, “красоты которого невозможно рассказать“.³⁹¹ Мария „испугалась его”. Но благовестник успокоил ее словами: „не бойся, Мария, ибо ты обрела благодать у Бога“³⁹², „и зачнешь по слову Его“³⁹³. После недоумения Марии Ангел Господень объяснил ей возможность бессеменного зачатия словами: сила Господня осенит тебя и рождаемое от тебя святое назовется Сыном Божиим... Он спасет народ свой от грехов“, Св. Дева решилась подчиниться воле Божией и сказала: я раба пред Ним. Да будет мне по слову твоему“... Мы представили здесь выдержки из того и другого апокрифа, составляющие сущность их сказания о Благовещении. В таком именно извлечении без подробностей они могли передаваться в устной беседе и дойти до Мухаммеда. В этих извлечениях есть положительно все, что вложил в свое сказание XIX сюры Мухаммед: указывается место события³⁹⁴, образ божественного вестника, смущение видом его и боязнь Марии, место удаления Марии по зачатии Иисуса. Кроме того, здесь благовествование ангела – кратко, не упоминает имени дитяти, и не передает пространного предсказания о Божественности Его. Немногие резкие (для него) выражения этих апокрифов, как напр. название Иисуса Сыном Божиим, Мухаммед мог заменить общими описаниями великого человека. Заключительная речь ангела, вероятно, есть ничто иное, как переложение слов Марии, которыми она высказала свою решимость повиноваться воле Божией.

Что касается сказания III сюры, то оно своими отступлениями от XIX сюры указывает на знакомство Мухаммеда с арабским Евангелием детства Спасителя и с Евангелием о рождении Святой Марии. В последнем благовествование ангела передано приблизительно так же полно, как в III сюре, и не указано место Благовещения. Очень может быть, что Мухаммед при обнародовании III сюры слышал еще сказание Св. Луки. Мы предполагаем так на том основании, что а) в III сюре, как и в Евангелии Св. Луки, не указано место Благовещения; б) составитель сказания III сюры приобрел некоторые сведения из Евангелия, так он знал уже о христианском названии повествуемого им события: ангел был послан к Марии затем, чтобы „благовествовать о Слове Божием“, – а благовестие, по мнению толковника Хазина, означает „добрые вести человеку, которыми он радуется“, ³⁹⁵ – почему кораническое выражение: „Мария, Бог благовествует тебе“ у Хазина переводится в такой форме: „Мария! Бог благовествует тебе радостную весть свою“. в) Благовествование, и вообще весь ход события, очень близки к Евангелию.

Мухаммед до конца выдержал слова ангела по Евангелию Св. Луки и только изменил, по вине ли передавших ему это событие, или сам сознательно, название Иисуса Христа – „Сын Вышнего” на название „Слово, Мессия”, – умолчал о царском достоинстве Его, и заметил только о близости Его к Богу и праведности. В одном месте, где ангел пророчествовал о способности Иисуса говорить в колыбели, Коран приближается, как увидим после, к арабскому Евангелию Детства Иисуса³⁹⁶.

После краткого недоумения Марии ангел Господень сказал ей в ответ:

Слова ангела о великом значении дитяти Мухаммед изменил сообразно своему взгляду на Иисуса, и поместил их в конце, но за то в полноте удержал замечание ангела о всемогущем действии Божественного Слова. Может быть, ему вспоминался, при этом, ответ ангела на недоумение Захарии, как родится у него сын, – и вместе е тем указание ангела недоумевавшей Марии на родственницу ее Елизавету, на старости зачавшую дитя (Лк.1:36).

Таким образом, при более внимательном сравнении коранических сказаний с христианскими сказаниями о Благовещении можно небезосновательно предположить, что все указанные нами разноречия в них объясняются разновременным и различным в разное время знакомством Мухаммеда с христианскими сказаниями. Прежде Мухаммед слышал извлечения из немногих только апокрифов, после же он узнал, по слуху же, вероятно, сказание Св. Луки; при составлении XIX сюры у него было только представление хода события, при обнародовании же III сюры он составил себе более подробное представление как о самом событии, так и о значении его в отношении к личности Иисуса Христа.

Однако нельзя сказать, чтобы даже оба сказания, сложенные одно с другим, могли дать читателю Корана полное и обстоятельное представление о событии Благовещения. Он узна́ет, что с этого момента совершилось зачатие Иисуса, значит и явление Его в мир, но не может узнать, в какое время явилось это замечательное, даже по Корану, лицо. Коран чужд хронологии. Все пророки и божественные посланники, в том числе и Иисус, выступают в нем без всякого хронологического порядка, для представления Мухаммеда они были не ясными и резко очерченными образами, а тенями бесформенными, сливающимися одна с другой. Что было с Марией ранее Благовещения, где она жила, скольки́ лет она сделалась материю Иисуса, кто собственно был благовествователем о рождении Иисуса, – на все эти вопросы Коран или совсем не отвечает ничего, или отвечает глухо, неопределенно, предоставляя толкователям своим разбираться в массе догадок, предположений. Вот они³⁹⁷:

„Некоторые говорят, что Мария жила в храме, и когда случались у ней регулы, она отправлялась в дом сестры своей (?) и лишь только очищалась, то снова возвращалась в храм“. Благовещение “случилось зимой, в очень холодный день“. „Некоторые говорят, что Мария совершала омовения от хайза..., другие говорят, что она уже очистилась от хайза и пошла совершать полное омовение (гусль)“, – „удалилась и уединилась от народа своего” „на восточное место двора“ (الدار). „Некоторые говорят, что она уселась на восточном месте искать насекомых в голове своей“. При этом она „закрылась занавесой, или села позади стены“, „обнажилась“. Здесь произошло явление.

Противоречие между сюрой XIX, по которой явился Марии „дух“ Божий, и III сюрой, в которой благовествовали ей „ангелы“, толковниками без всяких объяснений улаживается мнениям, что „вдруг явился ей Гавриил в виде безбородого юноши, со светлым лицом, стройный“. – „Он принял для нее образ человеческий, чтобы она прислушалась к словам его, и не устранилась от него, а если бы он явился ей в образе ангела, то она убежала бы от него, и не могла бы выслушать слов его“. „Относительно слова „дух“ некоторые говорят еще, что это душа Иисуса, в человеческом образе, и ею потом забеременела Мария...“

„Как только увидала Мария приближающегося к ней Гавриила, так тотчас же поспешила первая стать вдали от него“, и со свойственною ей чистотою души сказала: „если ты верующий, то не обидь меня, т. е. если есть у тебя вера, то она должна воспретить тебе обижать“, или: „если есть у тебя богобоязливость, то она должна воспретить тебе наносить зло“.

Гавриил, будучи уполномочен самим Богом, отвечал ей, что он послан „даровать ей благочестивое, безгрешное дитя“, и затем предрек ей о судьбе его. Мария недоумевала, как она может родить: „она не имела мужа и не была прелюбодейкой, а другого примера рождений не было“³⁹⁸. Тогда Гавриил подтверждает ей, что он послан „даровать ей дитя без отца“, ссылается на волю Божию, решившую сделать дитя „чудом для них (вероятно Израильтян) в доказательство Божественного могущества», „назидательным примером“, „благоволением для того кто последует его вере до появления самого Мухаммеда» и пр., – и заключает свое слово сообщением, что это есть уже решенное событие, „т. е. несомненное и не переменится“.

Далее толковники передают то, чего нет ни в каноническом Евангелии Св. Луки, ни в апокрифах. „Некоторые говорят, что Гавриил приподнял рубаху ее и дунул за ворот рубахи, и она зачала, когда опустилась рубашка. Говорят, что он пальцем приподнял ворот рубашки ее, потом дунул за ворот рубашки ее; говорят, он дунул в рукав ее, говорят, – в подол ее, говорят – в неё; говорят, он дунул на нее на далеком расстоянии и она зачала Иисуса, мир ему, тотчас же³⁹⁹. При этом толковники пытаются объяснить зачатие с физиологической стороны: „некоторые говорят, что невозможно человеку зарождаться от дуновения Гавриила и быть частью от ангела, а частью от человека. Однако нужно признать, что Гавриил, мир ему, был причиною зачатия Иисуса: когда Истинный, Всевышний сотворил Адама и заключил завет с потомством его, то вложил какую-то влагу в чреслах отцов, и вложил влагу в утробах матерей, так что обе влаги собрались у Марии, частью от отцов ее, а частью от матери ее. Когда же Гавриил сделал дуновение, то от этого дуновения Гавриила, мир ему, у святой Марии явилось похотливое движение, вследствие чего обе влаги соединились, и госпожа Мария стала беременной“⁴⁰⁰.

Относительно времени зачатия толковники положительно расходятся. Некоторые говорят, что тогда Марии было 10⁴⁰¹ лет, а по мнению иных – 13⁴⁰² лет, или 16. Вообще она была настолько юная, что, по выражению мусульманских толковников, „до зачатия Иисуса имела только двое регул“.

Естественно было ожидать от толковников сказания на вопрос, какое же было положение Марии от зачатия до рождества, и Хазин, по преданию Вагаба бну Мунаббы, дает его нам в такой легенде: „когда Мария зачала Иисуса, с ней жил ее двоюродный брат Иосиф, называемый, плотник. Они обыкновенно вдвоем отправлялись в храм, находившийся на правой стороне горы Сиона, и обыкновенно прислуживали в этом храме. Не было никого в это время, кто бы слыл более усердным к богослужению и более трудолюбивым, чем они. Первым узнавшим о беременности Марии был Иосиф. Он крайне удивился положению Марии, но всякий раз, как хотел (он) заподозрить ее, он вспоминал ее любовь к богослужению и праведную жизнь, и что она никогда не отлучалась от него. Однако при всем своем желании оправдать ее, он не мог не видеть ясных признаков ее беременности. Вследствие этого, прежде всего он сказал ей: в душе своей я имею кое-что касающееся тебя, и как я ни желал подавить это, оно мучает меня, я вижу, что, если поговорю с тобой, то исцелеет сердце мое. Она отвечала: говори, говори все! он сказал: поведай мне, Мария, растет ли хлеб без семени, растет ли дерево без орошения и может ли быть дитя без мужчины? Она отвечала: да! а ты разве не знаешь, что Бог сам произвел хлеб в день творения, без всякого семени; разве ты не видел, что дерево вырастает, по могуществу Его, без орошения; и скажешь ли ты, что Бог не может вырастить дерево без того, чтобы оно не требовало воды? А если бы не было ее, то разве Он не может произвести его? Иосиф сказал: я этого не говорю, я говорю, что Бог может это сделать, сказав ему: будь, и оно будет. Мария добавила: а разве ты не знаешь, что Бог сотворил Адама и жену его не от мужчины и женщины? После этих слов уничтожилось в нем подозрение, и стал он заменять ее при богослужении, ради слабости ее от беременности⁴⁰³. Мухаммеданское предание изложило здесь то, что с некоторыми изменениями встречается в апокрифических книгах новозаветных. Так напр. последнее сказание о смущении Иосифа беременностью Марии могло быть, взято им из Истории о рождении Марии, гл. 10, Евангелия о рождении Марии, Первоевангелия Иакова, 13, 14 гл., и из 6 гл. Истории Иосифа. Только здесь смущенная вопросом Отроковица не отвечает так пространно, как у Вагаба, и Иосиф успокаивается не ответом ее, а видением или речами подруг ее. Впрочем и у мусульман, по некоторым сказаниям, сомнение Иосифа было уничтожено уже после того только, когда из чрева ее воззвал Иисус: „о Иосиф! Встань и лучше иди к делам твоим, и ищи милости грехам твоим. Встал Иосиф и, пришедши к Захарии, изложил ему все это. Обеспокоился Захария и сказал жене своей; Мария беременна, а мужа у нее нет. Я боюсь, как бы сыны Израилевы не стали злословить ее, подозревая ее в связи с Иосифом. Жена ему отвечала: проси у Бога помощи и помолись за нее, ибо Он сам отвратит от нее клеветы⁴⁰⁴... – Как Мухаммед, так и его толковники имели, видимо, учителей иудео-христианского образа мыслей, каковые учители только и могли ознакомить их с указанными нами апокрифами.

Последуем далее за кораническим сказанием о самом рождестве Иисуса. Прежде всего мы замечаем, что это сказание по-видимому значительно расходится как с каноническим Евангелием, так и с новозаветными апокрифами. Как в Евангелии Св. Луки, так и в апокрифах Иисус Христос рождается в Вифлеемской пещере. В 309 году, александрийской эры, вышло повеление от Кесаря Августа переписать всю вселенную. Эта перепись была первая и случилась при Квириние, наместнике Сирии, – Иосиф и Мария должны были записаться в своем отечественном городе Вифлееме. Но здесь они не нашли себе помещения в гостинице, и потому поселились в одной из вифлеемских пещер. На восьмой день Иисус был обрезан. Затем в жизни Его следует событие принесения в храм при священ. Симеоне, бегство в Египет, или точнее говоря, в Мемфис, (по апокрифам). – Коран не содержит в себе ничего подобного.

После зачатия Иисуса Мария „с ним удалилась в одно отдаленное место. Болезни рождения привели ее к стволу пальмы. Она сказала: о если бы я умерла прежде сего и была бы забывшею забвенною! (24) Тогда воскликнул он из под нее: не скорби! Господь твой произвел под тобою поток; (25) потряси, который под тобою, ствол пальмы, и к тебе упадут свежие зрелые финики: (26) ешь, пей, и прохлади очи твои. Если увидишь какого-либо человека, (27) то говори ему: Милостивому я дала обет поститься; потому, мне нельзя говорить ни с одним человеком. (28) И она пошла с ним к народу своему, неся его при себе. Они сказали: Мария! ты сделала необыкновенное дело. (28) Сестра Аарона! отец твой не был человеком негодным, и мать твоя не была порочной. (30) Она же указала им на него; они сказали: как говорить нам, с таким, который только дитя в колыбели? (31) Он сказал: я раб Бога: Он дал мне Писание, и поставил меня Пророком, (32) Он сделал меня благословенным везде, где бы я ни был; Он заповедал мне очистительную милостыню с имущества, покуда буду жив, (33) быть послушным моей родительнице; не сделал меня упрямым упорным. (34) Мир мне в день, когда я родился, в день, когда я умру, и в день, когда я воскресну к жизни.

Для удобства в исследовании и применительно к содержанию мы можем разделить этот рассказ на две половины: с 23–27 ст. говорится о самом рождестве Иисуса, а с 28–34 излагаются обстоятельства, последовавшие за рождеством.

Общее впечатление от первой половины коранического сказания, – именно, о рождестве Иисуса, у читателя остается смутное. Мария куда-то удалилась, и стала сокрушаться. В это время послышался голос, ободрявший ее и дававший совет, как ей поступить по возвращению к своему народу. Затем, следует самое возвращение. Новорожденный Иисус произносит речь о своем значении. Куда именно удалилась Мария, зачем она стала сокрушаться, кто воззвал ей, что значит ее молчание на вопросы народа, на эти и т. под. вопросы Коран ничего не говорит.

Сообразно с характером коранического сказания, которое носит на себе следы соединения смутно-представляемых каких-то рассказов, мухаммеданские толковники передают о частных фактах, имевших место при рождестве Иисуса, также не определенно. Они не дают нам целого исторического очерка, а ограничиваются беглым замечанием на то или другое выражение Корана, группируя их без всякой хронологической последовательности. Однако, на основании их показаний, можно предположить, что за переданным нами сказанием о смущении Иосифа беременностью Марии, по мнению Мухамеда, должно было следовать удаление ее „из семейства своего“⁴⁰⁵. Автор أنوار العاشقين от лица Иб-Аббаса передает, что Мария, почувствовавши беременность свою, убежала в одну долину⁴⁰⁶. У Хазина тот же Ибн-Аббас передает, что отдаленная долина, куда она убежала от семейства своего и народа своего, что бы они не срамили ее за рождение дитяти без мужа, – была Вифлеем⁴⁰⁷. Но Аль-Кассий говорит иначе: когда наступило время рождения, Мария вышла из дома Захарии и отправилась за Иерусалим. И вот здесь-то было отдаленное место, о котором упоминает Коран⁴⁰⁸. Приводя это предание, Аль-Кассий предполагал, что поводом удаления Марии из дома Захарин было ее смущение предстоящими родами. „Захария, когда не нашел Марии дома, так как она при приближении родов ночью тайно вышла за город, намереваясь родить здесь Иисуса под пальмой, послал Иосифа, ее двоюродного брата, чтобы он нашел ее. Когда тот нашел ее и стал разговаривать с нею, то она молчала, а вместо матери отвечал младенец: о Иосиф! радуйся, веселись, и будь благодушен, ибо Бог вывел меня из мрака утробы на свет этого мира, и я пойду к сынам Израиля и буду призывать их к послушанию Богу⁴⁰⁹“.

Совсем иное толкование коранического сказания мы находим у Абу-ль-Фараджа. Последний, вероятно будучи знаком с новозаветными апокрифами, говорит, между прочим, что „рождение Иисуса было в 43 год царствования Кесаря Августа, в 309 год александрийской эры, в двадцать пятый день Марта первого Кануна⁴¹⁰“. „В этот год Кесарь послал Киринния в Иерусалим,... нужно было и Иосифу, обрученному Марии, отправиться из Назарета в Иерусалим, чтобы записать там свое имя. Когда же они пришли в Вифлеем, то Мария там разрешилась от бремени⁴¹¹“. Мухаммеданский писатель, цитуемый Д’Оссонном, говорит: „Иисус, сын Марии, родился в Вифлееме; слово Вифлеем толкуется дом мяса или торжище скотское. Иисус, этот великий пророк, родился от девственницы, очреватевшей от дуновения ангела Гавриила, 25 Декабря 5584 года, при Ироде царе, в 42 лето владычества Августа⁴¹²)“. Автор أنوار العاشقين говорит, что на отдаленное место пришел и Иосиф, и „увел Марию с этого места в пещеру, и они пробыли там сорок дней⁴¹³“

Толкователей Корана занимал еще вопрос: когда же по удалении Марии от родных ее родился Иисус? „Ибн-Аббас отвечает, что „она забеременела и родила в один и тот же час. Некоторое говорят, что она зачала его в час, он сформировался в час, и она разрешилась от бремени в час, когда солнце склонилось к западу от зенита. Но некоторые говорят, что время ее беременности, как и других женщин, равнялось девяти месяцам, а говорят еще, что времени беременности было восемь месяцев, и это было вторым знамением ей, ибо не живет рожденный на восьмом месяце, а Иисус родился в такой срок и остался жив. Иные говорят, она родила его на шестом месяце⁴¹⁴“. Следовательно можно думать одинаково основательно и то, что Мария могла только выйти из дому в поле и родила Иисуса вдали от своего местожительства. Толковники согласны только в том, что в этом месте удаления своего Мария встретила пальму, которая была, будто бы, „высохшею от сильного холода“ без листьев. Мария, мучимая родами, „оперлась на нее, наклонилась и охватила ее руками“, и начала скорбеть. Тогда послышался голос ей. Чей это был голос, откуда он исходил, это остается невыясненным как в Коране, так и в толкованиях. Одни толковники читают это место: هن تحتها т. е. который был внизу ее, пальмы или горы, на которой стояла Мария, а другие читают: هن تحتها из под нее, т. е. Марии. При первом чтении Хазин допускает такую догадку: „Мария была на холме, а Гавриил позади холма, внизу его, и он воскликнул ей с, подошвы горы,,⁴¹⁵. При втором чтении, „это был Иисус; когда он вышел из чрева матери своей, то воскликнул”⁴¹⁶. – Как бы то ни было, голос ободрил Марию сообщением, что Господь произвел под ее ногами поток. „Это был источник воды, происшедший, по мнению Ибн Аббаса, от удара Гавриила, а по мнению других толковников, – оттого, что Иисус ударил в землю ногою своею. Некоторые говорят, что здесь был засохший поток, а потекла здесь вода по могуществу Божию“⁴¹⁷. „Пальма высохшая тотчас позеленела, покрылась листьями, стала сочной ин дала плоды“, которые вместе с водой источника и были предложены тем же голосом Марии для подкрепления после родовых мучений⁴¹⁸. Вместе с тем голос ободрил ее словами: прохлади очи твои, т. е. сама будь довольна и успокой очи свои дитятей Иисусом⁴¹⁹. На случай встречи с кем-либо, пожелавшим спросить ее о рождении голос посоветовал сказать, что она не может отвечать потому де, что дала обет поститься, т. е. молчать. Хазин добавляет от лица некоторых толковников, что „у Израильтян был тот обычай, что пожелавший поститься по личному своему усердию воздерживался от разговора, как он воздерживался от пищи, и не говорил до вечера.“⁴²⁰

Прежде чем последовать далее за нитью повествования толковников Корана, мы должны бросить беглый взгляд на выражения Корана, объясненные толковниками: какой их смысл, и откуда они произошли?

Прочитавши Коран и мусульманские толкования, мы не можем определенно сказать, где совершилось рождество Иисуса, и при каких обстоятельствах.

Помимо того, что не все толковники соглашаются с апокрифическими и каноническими Евангелиями относительно места рождества Иисусова, прямое дословное сближение коранического сказания с христианскими сказаниями, кажется, невозможно потому одному, что, по буквальному смыслу Корана, Мария удалилась не в город (Вифлеем), а в поле, – что здесь в поле произошло совсем не то, что случилось в Вифлееме: о пальме и голосе не рассказывает ни один апокриф в изложении события рождества Христова.

В виду этого некоторые западные ориенталисты⁴²¹ думали было находить источник коранического сказания в греческом мифе о родах Латоны. Латона, мать Дианы и Аполлона, по гневу Юноны, была изгоняема отовсюду и, только послушавшись голоса сына Аполлона, находившегося во чреве ее, отправилась на остров Делос, нашла здесь безопасное место, прицепилась к одному пальмовому или оливковому дереву и разрешилась от бремени. Сходство с кораническим сказанием по-видимому полное. Однако трудно допустить, чтобы Мухаммед действительно имел в виду миф Латоны. История не сохранила нам ни одного памятника сближения Марии с Латоной. Подобная греко-языческая символика была чужда иудео-христианству, в связи с которым стоит вся проповедь Мухаммеда.

Гораздо естественнее и сообразнее с историческими условиями возникновения проповеди Мухаммеда искать объяснение и источник его коранического сказания у христиан, среди которых оно появилось. Герок⁴²² и Арнольд⁴²³ видят в Кораническом выражении „отдаленное место“ мысль Первоевангелия Иакова: „и скрылась она от сынов израилевых⁴²⁴“, т. е. в дом Иосифа. Хотя смысл этого выражения, а равно и дальнейшее повествование Первоевангелия о рождестве Спасителя, по-видимому, несогласны с Кораном, тем не менее родство между ними допустимо. Ученый Беда, по словам Рёша⁴²⁵, утверждает, что в пещере, где рожден был Спаситель, и по настоящее время течет источник. Следовательно, заключает он, кораническое сказание могло возникнуть на христианской почве. Рёш приводит еще сказание историка Табари, аналогичное с сказанием Хазина, что Мария, почувствовавши беременность свою, отправилась в храм, обхватила там пальмовый столб, – что по молитве Марии этот столб дал зеленые листья и зрелые финики, а из под него стала бить вода, – и заключает следующей гипотезой: как сказание Табари, так и кораническое сказание составлены под влиянием толкования учителями Мухаммеда, иудео-христианами, пророчества Иезекииля о восточных вратах. Рёш далее говорит: „появление источника в храме невольно приводит нас к воде, пробивающейся, по Иезекиилю (47, 1), у восточных ворот между входом храма; если же восточные ворота служат образом Богородицы, то, следовательно, самый источник есть образ Христа. А пальмовое дерево? Оно может быть символом тех дерев, которые находились при источнике, вытекающем из святилища, в самом этом видении (ст. 7). Если же Коран переносит место рождения вместе с источником и пальмою из храма в поле, то в этом не трудно подметить влияние на Мухаммеда иудейской клеветы на Марию, сохранившейся у Цельса⁴²⁶, что Мария, за свое нарушение брачных уз, была разведена с мужем, и как безнравственная изгнанница тайно родила Иисуса.

Насколько вероятна эта гипотеза Рёша, мы не беремся судить·, заметим только, что если кораническое повествование составлено Мухаммедомх под влиянием иудео-христиан, то естественнее ожидать, что они передали ему прежде всего хорошо известные всем христианам каноническое или апокрифические повествования о рождестве и детстве Иисуса Христа, чем передавать ему глубокое по внутреннему смыслу и трудное для простого ума пророчество Иезекииля.

Некоторые черты коранического сказания, нам кажется, действительно дают возможность указать, какие апокрифы и какими частями своими вошли в Коран в данном месте. Упоминание о пальме, чудесно подкрепившей Марию, приводится в „Истории о рождении Марии“. Здесь мы читаем: „в третий день путешествия Иосифа с Марией и Младенцем Иисусом в Египет блаженная Мария изнемогала от сильного солнечного зноя. Увидя дерево, она сказала Иисусу: отдохнем немного под тенью его. Иосиф подвел её к пальме и ссадил с животного. Отдохнув немного, Мария взглянула на пальму и, заметив, что она полна плодов, сказала Иосифу: желательно было бы мне достать плодов этой пальмы. Иосиф сказал ей: удивляюсь, к чему ты говоришь об этом, видя как высоки ветви пальмы? Я вот крепко помышлял о воде, которой уже не остается в мехах, а между тем не откуда наполнить их, или по крайней мере подкрепиться самим. Тогда младенец Иисус, сидя с веселым лицом на коленах матери своей Марии Девы, сказал пальме: дерево! наклони ветви твои и подкрепи мать мою. Тотчас же по этому повелению, пальма наклонила свою вершину даже до ступней Марии, и все подкрепились плодами ее. После этого пальма пребывала еще наклоненною, ожидая подняться повелением Того, чьим повелением она была наклонена. Тогда Иисус сказал ей: поднимись пальма и ободрись и будь причастницею моих дерев, находящихся в раю Отца моего! Но ты открой из-под корней твоих жилу, скрытую в земле, и да текут из нее воды для нашего насыщения. Пальма тотчас поднялась и через корни ее начали выходить источники вод весьма сладкие, из которых затем все подкрепились, и потом воздали благодарность Богу“⁴²⁷. – Разница между апокрифом и Кораном, таким образом, только в том, что, по апокрифу, событие происходило в Египте, и значительно спустя после рождества Иисуса, – а по Корану, – в отдаленном месте, и во время рождества Иисуса. Очень может быть, что апокриф, очень распространенный среди евионитов Аравии, был переделан Мухаммедом в сказание о рождестве Иисуса. – Это тем более вероятно, что выражение „отдаленное место“ по неопределенности своей может означать и Египет, почему некоторые мусульманские писатели, как напр. Аль-Кассий, в толкованиях своих на это место говорят о путешествии Марии в Мисрун, или Миср, – разумея Египет, или точнее говоря, Мемфис⁴²⁸. По преданию Аль-Кассия дело было так: „слух о рождении Иисуса дошел до царя Хануша-бну-Гендеруша (هانوش بيو جندروش), который решился убить его с матерью и Захарией. Последний, опасаясь за Марию и Иисуса, однажды сказал Иосифу: возьми Марию и сына ее и отведи в Египет”, – и дал ему провизию, – и ночью вывел из Иерусалима⁴²⁹.

Голос при родах Марии, появившийся تحتها هن из-под нее, вероятнее всего принадлежал Иисусу. Небесный вестник не мог вылезть из земли. Если же это выражение читать تحتها هن и понимать в том смысле, что Мария стояла на горе, а Гавриил говорил к ней из долины, – то все же остается непонятным, почему Гавриил здесь обозначается иносказательно „находящийся внизу ее“? Гораздо понятнее нам первое чтение и толкование. Марии еще раньше было сказано (III, 41), что ее дитя будет говорит еще в колыбели, а далее Коран передает, что Мария могла доверчиво ожидать, что дитя ее само ответит вместо нее родственникам ее, когда они обратились к ней с упреками. Хазин передает от лица Марии: „когда я уединилась, Иисус говорил со мной и я с Ним, а если кто-либо отвлекал меня от него, то он восхвалял Бога, – и это было во чреве моем, и я слышала⁴³⁰“. Если же действительно Мухаммед в данном месте разумел Иисуса, то влияние на него евионеев очевидно. Считая Моисея, который говорил тотчас же по рождении своем: мать моя! не беспокойся о мне: Бог с нами⁴³¹ – прообразом Мессии, они могли перенести на Иисуса не только все черты пророческой деятельности Моисея, но и все сказания о жизни и чудесах его, а вместе с ними и сказание о разговоре с матерью своею тотчас же по рождении. Впоследствии мусульманские писатели, под влиянием тех же евионеев, стали переносить это сказание даже на Мухаммеда, который будто бы также по рождении своем произнес речь⁴³², и следовательно был похож на Моисея.

Итак, мы полагаем, что кораническое сказание о рождестве Иисуса и эпизод с пальмой есть переделка евионейских сказаний о чудесах, совершенных Иисусом, и следовательно в выражении „отдаленное место“ склоняемся видеть Египет. Каким путем дошли указанные сказания до Мухаммеда, – решить трудно; но сходство их с кораническим сказанием, возможность объяснить родством их некоторые темные места коранического сказания и наконец возможность взаимных отношений между евионеями и Мухаммедом, – дают исследователю Кopaнa право утверждать зависимость коранического сказания о рождестве Иисуса от евионейских сказаний. Может быть, Мухаммед после события благовещения не представлял себе ясно дальнейшей новозаветной истории и все то, что сообщали ему евионеи относительно разновременных событий из жизни младенца Иисуса, соединил в один рассказ, причем, однако, удержался изменить некоторые слышанные им отрывки сказаний настолько, чтобы они совершенно утратили свой прежний смысл, и не указывали на свое происхождение. Оттого, все сказание у него вышло не определенным труднопонимаемым. Даже согласно с толковниками Корана можно представить это сказание в таком смутном виде: Мария уединилась или в поле или в Иерусалим, или в Египет. – нашла здесь пальму. Во время ее скорби голос или Гавриила, или Иисуса сообщил ей, что Господь произвел под ней поток и т. д. Этот голос „под ней“ и источник тоже „под ней“ – невольно кажутся плохо понятыми вставками из каких-то чужих сказаний.

Как обыкновенный человек, Мухаммед в передаче евионейских сказаний, конечно, не мог удержаться на почве строгой достоверности без своевольных, самоизмышленных вставок. И он допустил их. Так, по Корану, Мария после рождества Иисусова могла не отвечать на вопросы со стороны народа, будто бы, потому, что дала обет поститься. История еврейского народа не сохранила обычая иудеев молчать во время поста, не было этого же обычая также и у иудео-христиан; поэтому можно думать, что он измышлен Мухаммедом. Толковники в оправдание Корана, как мы видели, однако утверждают, что такой обычай был среди арабов, а следовательно и среди иудеев, во так как история положительно не упоминает о ней, то они смягчают свое показание таким образом: „молчали у иудеев только постившиеся по личному усердию. Такие люди воздерживались от разговора, как они воздерживались и от пищи, и не говорили до вечера“. Само молчание Марии у толковников понимается в буквальном смысле, т. е. „Мария должна была молчать после указания, каковое указание она должна была сделать знаками. Но при этом она могла говорить с ангелами“. Это последнее замечание показывает нам, что толковники хотели бы исправить ошибку Мухаммеда – сказать, что она не молчала, но боятся встать в противоречие с ним. – Далее, самоизмышленная Мухаммедом вставка не гармонирует со всем сказанием. Ну чему было Марии говорить о посте своем? Хазин предполагает следующие основания тому: чтобы говорил вместо нее Иисус, мир ему, что могло быть более важным аргументом для устранения от нее подозрения..., и во-вторых, – по нежеланию ее вступать в спор с неразумными⁴³³. Таким образом, по Хазину, смысл безмолвного ответа Марии мог быть такой: „рождение этого дитяти есть дело, в котором я должна дать отчет только Богу, и вследствие того не считаю себя обязанной держать ответ пред людьми. А что это рождение необычайное, в этом люди должны убедиться не от меня“. Но Хазин и другие толковники, подобные ему, упускают при этом из виду то простое обстоятельство, что, по Корану, Мария на самом деле не изрекала обета поста и молчания; эти обеты подсказаны ей голосом из-под нее, для того, чтобы избежать объяснений по поводу рождения дитяти. Если даже допустить, что безмолвие при посте существовало у иудеев, что Мария, сама не отвечая родным своим, лучше всего могла оправдать себя в глазах своего народа молчанием, – то все-таки Мария, по Корану, лжет иудеям, а голос „из-под нее“, по внушению Божию, как говорит Хазин⁴³⁴, научает ее тому. Притом, по прямому смыслу Корана пост Марии должен быть следствием молчания, а не наоборот: молчание – следствием поста. Марии приказано молчать, а потому она должна поститься. Это именно и доказывает то, что Мухаммед допустил свое собственное измышление: закона, по которому молчание должно соединяться с постом, как причина с своим следствием, никогда не было ни у иудеев, ни у других народов.

Между рождеством Иисуса и последовавшими за ним обстоятельствами не было продолжительного промежутка, и Хазин приводит мнение одних толковников, что „Мария, когда родила Иисуса, тотчас же понесла его к народу своему“. Но другие толковники говорят, что „пришел Иосиф плотник и перенес ее вместе с Сыном в пещеру, в которой они прожили 40 дней, пока Мария не очистилась от нифаса, и потом уже понесла его к народу своему“. Из стремления к чудесному, Хазин и здесь⁴³⁵ вложил в уста Иисуса, сорокадневного младенца, речь подобную той, какую сказал Моисей матери своей при рождении: мать моя! радуйся! подлинно я раб Бога и Мессия. И когда она пришла к семейным своим, – людям праведной жизни, – то они опечалились и заплакали“ Судя по тому, что о родителях Марии Коран уже не упоминает, можно думать, что по его мнению, из родных Марии оставались в живых только Захария и брат ее Аарон. Кто-то из них или из народа стал попрекать Марию за то, что она совершила, по словам Хазина, „чрезвычайное, необычайное дело“, но она указала им на Иисуса, „как бы говоря, что он ответит им“. „Те рассердились и закричали: ты сделала это, да еще смеешься над нами“. Выражение Корана „в колыбели“ затрудняло толковников; они справедливо недоумевали, как Мария могла привести новорожденного Иисуса „в колыбели“. Но чтобы не противоречить Корану, они стали объяснять, что выражение Корана значит в переносном смысле: на груди. Иисус, будто бы, был в этот момент на груди ее, сосал грудь, когда же услыхал речь их, перестал сосать груд, и обратился к ним. „Некоторые говорят еще так: когда она указала им на него, он перестал сосать грудь, оперся левым боком, и обратился к ним, указывая правой рукой“, – и сказал речь. Впрочем, „Вагаб говорит, что во время ее столкновения с иудеями пришел к ней Захария и сказал Иисусу: скажи ты сам в доказательство свое! И вот тут-то сказал Иисус“⁴³⁶.

Ничего подобного мы не находим ни в канонических Евангелиях, ни в апокрифах. Здесь говорится, что о чудесной беременности Марии звали Иосиф, мнимый муж ее, Захария и Елизавета, и некоторые приближенные к ней девицы. Поэтому, упреков ей после рождества Иисуса они делать не могли, и не делали. Но Коран, совсем не упоминая об Иосифе, заставляет думать, что никто из родственников не только не знал⁴³⁷ о благовествовании ей ангела, но даже до самого рождества не замечал ее беременности. По крайней мере нигде ранее 29 стиха не говорится об укорах ей со стороны родных ее. Очевидно, все эти родные заподозрили её в любодеянии только после рождества. – Вероятно, Мухаммед хотел передать слышанные им рассказы о том, как Иосиф еще до рождения Иисуса смутился беременностью Пресв. Марии (Мф.1:19–24), – как он выслушал оправдание Марии и т. п.⁴³⁸ – Что касается речи новорожденного Иисуса, то сказание о ней могло быть заимствовано Мухаммедом или из среды евионитов, как мы сказали, или по мнению Шпренгера⁴³⁹, из среды арабских сектантов рахманистов; они уважали Иисуса Христа, как пророка, и рассказывали об удивительных речах Его еще в младенчестве. Кроме того, в 1 гл. арабского апокрифического „Евангелия детства Спасителя“ мы встречаем сказание, что „Иисус имел способность говорить, когда еще лежал в колыбели. И сказал Он матери своей Марии: я есмь Иисус, Сын Божий, Слово, как возвестил тебе ангел Гавриил. Отец мой послал Меня для спасения мира⁴⁴⁰“. Сравнивая эту речь Иисуса с речью в Коране, мы находим между ними много общего: в различных отношениях здесь говорится о личности Иисуса, о значении Его явления в мир. Тогда как апокриф называет Его Сыном Божиим, Словом, Мухаммед сообразно с своим учением о единстве Божием считает его рабом, и всю заслугу Его полагает в проповеди и нравственном образе жизни. Почему Мухаммед опустил название Иисуса „Слово“, о котором он упоминает в позднейших сюрах, – потому ли, что он составил свое сказание на основании устных сообщений о речи новорожденного Иисуса со стороны евионеев и рахманистов, или потому, что первая глава “Евангелия детства» передана была ему в извлечении, – решить трудно. Но что это сказание действительно заимствовано Мухаммедом из сказаний христианских сектантов, это доказывается механическим только соединением его с предыдущим. По смыслу всего сказания Мухаммед так представлял себе рождество Иисуса: Мария опасалась ответственности пред родными за свой поступок, нарушавший ее невинность, и удалилась от своих домашних. Среди уныния и мук она была обрадована и утешена голосом новорожденного Иисуса дитяти. Что бы, далее, сделать возможным ее возвращение к родным, Мухаммеду казалось необходимым представить какое-нибудь чудо, совершенное Иисусом. И вот родные, хотя и упрекают Марию за любодеяние, но поражаются речью Иисуса. Иисус, говорит Хазин „подтвердил чистоту матери своей. По преданию Ибн-Аббаса Иисус говорил в продолжении часа, а потом перестал говорить вплоть до того времени, когда достиг возраста речи“⁴⁴¹. Но что же это за речь? Толковники Кopaнa, как мы видели, вполне справедливо от слова Иисуса ждут оправдания Марии. „Ибн-Мяс’уд говорит: так как у нее самой не было возможности оправдаться, то она и указала на него, чтобы слово его было оправданием ее“⁴⁴². В Коране же Иисус говорит, как и в апокрифе, только о самом себе, a о матери своей он не сказал ни одного слова. В виду этого Хазин считает необходимым заметить: „если ты скажешь: настоятельная нужда была в это время в том, чтобы устранить позор от матери своей, между тем Иисус во все не указал на то, а указал только на свое рабское отношение к Богу: – то я отвечу: он считал более важным устранение бесславия от Бога, чем устранение бесславия от матери своей. Вот для этого-то он и заговорил прежде всего о признании им своего рабского отношения к Богу, с тем, чтобы устранить бесславие и от матери, ибо Всевышний Бог не награждает в такой высокой степени ни одну женщину, родившую дитя в любодеянии. Между тем речь, направленная к устранению бесславия матери его, не произвела бы устранения недостатков от Бога... Вот потому-то важнее было начать разговор с этого⁴⁴³“. Итак, Иисусу нужно было, прежде всего, предотвратить христианское учение о Нем, как о Сыне Божием. Первая и чудесная речь о том, после которой он перестал говорить, могла быть особенно поразительной и убедительной для слушателей.

Но не трудно подметить, что все эти мотивы, приводимые Хазином к младенческой речи Иисуса, справедливы и естественны только с коранической точки зрения на событие рождества Иисуса. Мухаммед, закончивши речь Иисуса, добавил: „таков Иисус, сын Марии по слову истины, о котором они сомневаются» и далее полемизирует с христианами относительно догмата Троичности. Эти последние слова кажутся читателю заключением, выводом из прежде сказанного; значит все сказание имело исторический только характер, но и догматико-полемический. Это дает нам возможность объяснить, почему Мухаммед переделывал доходившие до него устные сказания христианских сектантов, изложил их в настоящей форме. Мухаммед не был историком; жизнь и деяния предшествовавших ему пророков были важны в его главах настолько, насколько они отпечатлевали в себе его Религиозные идеи, и фактическая, подробная сторона их жизни не имела цены для него. Полный религиозного энтузиазма, нервный, он старался быстро обобщить и подвести под одну идею единобожия все те отрывочные, разрозненные сказания о пророках, которые время от времени доходили до него. Он не мог терпеливо останавливаться на одном факте сказания, не переходя к другому: того требовала как самая страстность его подвижной натуры, так и отсутствие подготовки к систематическому мышлению. Следствием этого явилось следующее никогда никем не устранимое отличие коранических сказаний от всех прочих: они не имеют определенной физиономии, разбиваясь на свои составные части, из которых одни еще могут быть признаны сказаниями, а другие походят на положения догматики ислама, или на нравственную сентенцию, в некоторых местах сказания утратили свою прежнюю внешнюю форму, но за то нигде не приобрели связи с контекстом, ясно доказывая тем самым свое немусульманское происхождение и смысл. Таким именно отличием обладает сказание о благовещении и рождестве Иисуса. Здесь был важен для Мухаммеда вывод, к которому он видимо торопился. Соединивши измененные сказания „Первоевангелия Иакова“ и „Истории о рождении Марии“, он предложил затем, вместо исторически-действительного сказания о рождестве Иисуса, предание Апокрифа „Истории о рождении Марии“, – предание об удалении Марии с новорожденным Иисусом. Ему было все равно, какое не поместить сказание, лишь бы только оно возвышало пророческий авторитет Иисуса и было чуждо христианских элементов. Мария и событие само по себе собственно забыты. Нужно было чудо. Само собой понятно, что оно должно быть облечено в сказание, подходившее к выводу Мухаммеда, следовательно касавшееся Иисуса, только как великого пророка. Такими сказаниями оказались сказания евионеев и арабского „Евангелия детства Спасителя“. Наконец, автор Корана до своего вывода дошел, и потому прекратил дальнейшее изображение жизни Иисуса.

Мухаммеданские толковники, раболепствующие пред Кораном, не в состоянии отрешиться от него и посмотреть на сказание здраво, требуя от него органического единства. Иначе они увидели бы, что речь младенца Иисуса нужна была не современникам Марии, а только Мухаммеду и им самим, что она вставлена в историческое изображение события со стороны и только в силу своей пригодности для целей автора Корана. Повторяем, сам Хазин, при всем своем желании поставить речь Иисуса в органическую связь с предшествующими словами Корана, выдвигает на вид догмат единобожия и глухо говорит об отношении этой речи к Марии.

Допустим даже, что современники Марии действительно могли убедиться речью Иисуса в необычайности рождения, но отказаться после нее от обвинения Марии в любодействе они могли все же только в том случае, когда Иисус сказал бы им не только о будущем своем значении в мире, но и ο тайне бессменного своего зачатия по слову Божию.

Мы подошли к вопросу, как Мухаммед смотрел на рождение Иисуса? Несомненно, что Мария родила Иисуса без мужа и без греха любодеяния. Коран везде говорит о Марии, как о редкой женщине. Имея сродников, – людей благочестивых и покорных Богу⁴⁴⁴, воспитанная при Захарии, она была избрана и очищена Богом, предпочтительно пред женщинами миров (III, 37), – она верила словам Господа ее и Его Писанию и была из благоговейных (LXVI, 12), т. е., говорит толковник, „она верила законам, которые установил Бог для рабов своих, ниспослав свое слово посланникам своим“, и „книгам ниспосланным чрез Авраама, Моисея, Давида и Иисуса, да будет над ними благословение и мир“⁴⁴⁵. Толковники Корана сохранили у себя предания непосредственных учеников Мухаммеда, будто бы он в устных беседах всегда почтительно говорил, о Марии. Так, Алий Ибн Абу-Талиб, сподвижник и превосходный, как выражаются мусульмане, из учеников Мухаммеда, передает: „я слышал, как посланник, да благословит его Бог и помилует, сказал; самая прекрасная из женщин – Мария, дочь Имрана, и самая прекрасная из женщин – Хадиджа, дочь Хувайлида“⁴⁴⁶. По преданию Абу Кариба, Вакиг, когда воспроизводил это предание Алия, указывал на небо и землю, как будто давая тем знать, что между небом и землей Мария – самая лучшая женщина. „От Абу-Мусы передают, что посланник, да благословит его Бог и помилует, сказал: было много совершенных мужчин, но из женщин не было совершенных кроме Марии, дочери Имрана, и Асии, жены Фараона“⁴⁴⁷. “По преданию Анаса, записанному у Термизи, посланник, да благословит его Бог и помилует, сказал: вот тебе женщины миров: – Мария, дочь Имрана, Хадиджа, дочь Хувейлида, и Асия, жена Фараона“⁴⁴⁸. – Конечно, такая превосходная женщина не могла допустить любодеяния. Коран подтверждает это. По толкованию Хазина, слова ангелов Марии: Бог избрал тебя и очистил тебя; он избрал тебя предпочитая всем женщинам миров“ (III, 37), – означают то, что „Бог очистил ее от прикосновения мужчины, – или от регул и нифаса, или от грехов“. – Относительно же двукратного выражения: Бог избрал тебя (37), Хазин говорит следующее: „если ты спросишь, есть ли различие между первым и вторым словом „избрал“, то я отвечу: ученые касательно смысла этих двух выражений приводят много данных, показывающих различие между первым и вторым словом „избрал“, а именно одни говорят, что первое выражение означает то, что Бог выбрал Марию и принял ее обетованную, посвященную Богу, и прежде нее не была посвящена Богу ни одна женщина,... а второе выражение означает, что Всевышний Бог даровал ей Иисуса без отца и дал ей возможность слышать говор ангелов, и этого не делалось ни для одной женщины кроме нее“⁴⁴⁹. Когда Мария заметила на благовествование ангела: как бить дитяти у меня, когда не касался меня ни один человек (III, 42) и я непричастна пороку (XIX, 20), тот ответил ей: это будет, потому что Бог творит что хочет; когда он присудит быть чему-нибудь, то скажет только тому: „будь“! и оно будет, т. е., по толкованию Хазина, „будет у тебя дитя, хотя и не коснется тебя мужчина“⁴⁵⁰. Толковники Корана, поэтому, говорят о Марии: „Мария сохранила свое девство сохранением совершенным от всего дозволенного и запрещенного, как она сказала: не прикасался ко мне ни один человек (XIX, 20; III, 42), – и не было у нее вожделения⁴⁵¹, – сохранила себя от срамоты и пребыла целомудренной⁴⁵². В изложении сказания о рождестве Иисуса Коран ни одним словом не указывает на близость к ней какого-либо мужчины; напротив он передает об изумлении ее родных, как она родила, когда они не знают ее мужа? Хотя они и перетолковали ее зачатие в другую сторону (XIX, 29), однако мужа ее указать не могли. Затем последовала чудесная речь Иисуса, по мнению толковников, будто бы подтвердившая безгрешность его матери. В IV сюре Мухаммед, по словам толковников, подтверждает эту мысль еще решительнее. Здесь мы читаем про людей Писания следующее: „за то, что они не поверили и сказали жестокую клевету на Марию.... Мы приготовили сим неверным лютую муку (IV, 155. 159)“. Хазин объясняет сжатые слова Корана, говоря: „т. е. когда они обвиняли ее в любодеянии, а именно они не признавали могущества Божия на то, чтобы сотворить дитя без отца; не признающий же могущества Божия – неверный... Под словами же: и за то, что они сказали жестокую клевету на Марию, – разумеется обвинение ее в любодеянии, и это названо великой клеветой потому, что чудесные обстоятельства, сопровождавшие рождество Марии, явно подтверждали ее не греховность в этом“. – Слова Корана: читающие Писание? не допускайте излишества в нашу веру (IV, 169), – по мнению Хазина, относились прежде всего к иудеям, которые доходили до чрезмерного унижения Иисуса, низвели его до степени незаконнорожденного дитяти⁴⁵³. Итак, это клевета, по мнению Мухаммеда⁴⁵⁴. Рождение Иисуса было необыкновенное, сверхъестественное, Рождение Иисуса от Марии было знамением, почему и сам Иисус называется в Коране знамением: и (Мы) поставили ее и сына ее знамение для миров (XXI. 91; XXIII, 52). Что же понимается здесь под словом знамение? Толковник Корана Хазин так передает слова Бога: „Мы сделали это (рождение Иисуса) доказательством нашего могущества, ибо он произошел без отца, и ему был дарован дар слова в колыбели. Если ты спросишь, продолжает Хазин, почему сказано: – знамением, – а не двумя знамениями, – то я отвечу: смысл такой: Мы сделали необычайные обстоятельства обоих их одним знамением; как, Иисус родился без участия мужчины, так и Мария родила его без мужчины, следовательно они оба были участниками в этом знамении, потому и было одно знамение“⁴⁵⁵.

Если так, то рождением своим Иисус не был ли обязав „духу“? В самом деле, почему в Коране говорится, что „дух“ явился Марии в образе совершенного человека (XIX, 17), почему Мария упрекает его за неуместное посещение (18), почему вестник отвечает ей, что он послан для того, чтобы „даровать ей дитя“ (19)?

По-видимому, лицо обещающее и исполняющее обещание одно и тоже – дух, который говорит Марии: „я посланник Господа твоего, чтобы даровать тебе чистого отрока“ (XIX. 19). Если мы прибавим к этому, что по Корану ангелы являются людям в человеческом образе, что видно, напр., из VI сюры, 9 стиха, то можем заключить отсюда, что „дух“ был по Корану естественным Отцом Иисуса. Тон дальнейшего сказания о рождении Иисуса кажется подтверждает эту догадку: Мария для родов удалилась от родных своих, скрывается и горько восклицает: о, если бы я умерла прежде сего и была бы забывшею, забвенною! Кажется, что Мария нравственно страдает за какое-то преступление. И Хазин говорит: она убежала от семейства своего и от народа своего, чтобы они ни срамили ее за рождение дитяти без мужа⁴⁵⁶. А слова ее он понимает так: „она желала смерти, мучимая стыдом пред людьми и страхом позора, и говорила: о если бы я была забывшею, забвенною, т. е. чем-то презренным, покинутым, на что из презрения не обращают внимания. Некоторые говорят: она скорбела о том, что появилась на свет“⁴⁵⁷. Если бы Мария чувствовала себя совершенно чуждой всякого сношения с мужчиной, то ей не нужно было бы в беспокойстве ни удаляться от родных своих, ни скорбеть. В Евангелии и апокрифах она пред рождением Христа радуется (Мф.1:46–53; Первоеванг. Иакова, гл. 13, 14, 15) своему положению матери Господа, зачатому ею без греха; здесь же она, как будто, не надеется на то, что произведший с нею такое великое чудо будет в состояния защитить ее чудесным образом от ожидающего ее позора и доказать ее невинность, и только после примиряется с своим положением, когда чудесный голос ободрил ее и дал ей в плодах пальмы⁴⁵⁸ знамение Божественного покровительства. Сопоставление всех этих обстоятельств, кажется, дает нам право предположить, что Мухаммед считал „духа“ плотским отцом Иисуса.

Второе основание к такому заключению можно находить в догматических положениях Мухаммеда. Он совершенно не знал христианского учения об ипостасном, внутреннем и превечном рождении Сына Божия от Отца. Ему казалось, что христиане учат, что Иисус Христос потому Сын Божий, что был зачат во утробе Марии от Бога, – потому, что Бог и Мария родили Его. В моменте Его зачатия в утробе Марии, будто бы, не было ничего иного, кроме зарождения, получения бытия. А так как родителями Его были Бог и Богиня Мария, то это бытие должно быть Божеское. – Что Мухаммед думал действительно о христианах именно так, что он не знал христианского учения о воплощении предвечного Сына Божия в утробе Пресвятой Девы Марии, и смешивал это воплощение с рождением: – это доказывается всеми местами Корана, где Мухаммед полемизировал с христианами относительно учения о Троице и относительно Божества Иисуса Христа. Почему ложно учение христиан о Троице? Мухаммед отвечал: потому, что эта Троица состоит из Бога, Богини Марии и Бога Иисуса, т. е., как-бы, мужа, жены и Сына. Почему ложно учение о Божестве Иисуса Христа? – Потому, что Бог لم يلد ولم يولد ‎‎не раждает и не ‎рожден (ХIХ, 33). Выражение ولد – раждает, здесь означает произведение дитяти, т. е. в том же смысле, в каком родители Иоанна называются по отношению к нему ‏والدان‎ ‎и Мария – по отношению к Иисусу ‏والدة‎ (XIX, 33). Другого представления о христианском догмате касательно Божества Иисуса Христа Мухаммед не имел. Не естественно ли ему было допустить, что Иисус, если рожден был чудесно, то рожден от духа?

Третье основание. В одной из меккских сюр, будто бы, Бог так говорил о происхождении Иисуса: в сохранившую девство свое Мы вдохнули от духа нашего ‏ إلى من حفظ عذرتها فنفخنا من روحنا (XXI, 91). Та же самая мысль видна в ‎одной мединской сюре: и в‎ Марию, дочь Имрана, которая сохранила свое девство и Мы вдохнули от духа нашего. ‏ ومريم ابنت عمران التى احصنت فرجها فنفخنا فيه من روحنا‎ (LXVI, 12). Особенно ясно‎ это, по-видимому, из LXVI сюры, так как здесь ‎выражение فيه может относиться к предшествующему слову فرج, как к единственному существительному мужеского рода⁴⁵⁹.

Четвертое основание. Иисус, сын Марии, в Коране называется „духом Бога“ (IV, 169) (روحدا). Можно думать, что он назван так в ознаменование своего происхождения от духа, подобно тому, как у христиан он признается Богом потому, что Он предвечно рождается от Бога Отца.

Но мусульманские толковники Кopaнa, как мы видели, решительно не допускают той мысли, что „дух“ был отцом Иисуса. Передавая кораническое сказание о благовещении и рождении Иисуса, Хазин, согласно со всеми толковниками, говорит, что этот дух, – Гавриил, явился Марии в виде совершенного человека для того, чтобы „Мария спокойно прислушалась к словам его, и не устранилась от него; а если бы он явился ей в образе ангела, то она убежала бы от него и не могла бы выслушать слов его“⁴⁶⁰. Что касается смущения ее, то оно „показывает чистоту и избегание всего греховного“⁴⁶¹. На слова духа: „я посланник Господа твоего, чтобы даровать тебе чистого отрока“ – Хазин замечает: „он присвоил себе действие, хотя оно было даром Бога, потому что он послан им“⁴⁶². Все участие этого духа здесь состояло, как мы видели, в том только, что он дунул на Марию за ворот ее, или в рукав ее, – находясь вблизи от нее, или вдали... Почему же Мария устыдилась своей беременности, и стала сокрушаться? – Хазин говорит: „она мучилась стыдом пред людьми и ужасом за свой позор“.

Итак какой же был взгляд Мухаммеда на сверхъестественное зачатие и рождение Иисуса. По кораническим сказаниям о благовещении и рождестве Иисуса, по ходу мыслей Мухаммеда и по некоторым выражениям его, нужно полагать, что оно было от духа Божия. По толкованиям же мусульманских писателей, – дух Божий был только посредником между Богом и Марией. Чтобы решить этот вопрос, нужно обратиться к параллельным местам Корана, а так как на сомнение наводят XIX и LXVI сюры, то прежде всего следует рассмотреть, какого духа разумел здесь Мухаммед, – какова была еш природа? Общее учение Корана о духах представляется в следующем виде. Дух (روح) сообразно своему этимологическому корню (راح) означает дуновение, а в отвлеченном смысле – вдохновление мыслию, душою. Так, в Коране сказано о Боге, просвещающем людей: Он по своему распоряжению ниспосылает с ангелами духа (روح) на того из рабов своих, на кого хочет: учите, что кроме Меня нет никого, достойного поклонения: бойтесь Меня (ХХVI, 2). Высокий на ступенях своего величия обладатель престола, по воле своей низводит духа на того из рабов своих, на кого хочет, чтобы напоминать о дне встречи (XL, 15). Здесь дух – вдохновление, название Божественного действия на людей⁴⁶³. Об оживлении первого человека Бог говорит ангелам в Коране: когда я дам ему стройный образ, и вдохну в него от моего духа (391) тогда вы, припадая, поклонитесь ему (XV. 29, XXXVIII, 72; XXXII, 8). Здесь помимо Божественного действия на человека разумеется в слове дух особое существо духовное, остающееся в человеке, как результат воздействия на него Божества, т. е. душа. Замечательно, что во всех этих местах Бог говорит о духе, что он „от Него“ (منه). Далее, в Коране духом называется какое-то особое существо, личное, посредствующее между Богом и людьми, но не ангел. „В ночь Аль-Кадра, говорится в Коране, ангелы и дух восходят к Нему (Богу) в течении дня, которого продолжение пятьдесят тысяч лет“ (LXX, 4), „ангелы и дух нисходят с неба по повелению Божию (ХСVII, 4; срав. LXXVIII, 38; XVI, 2). Такой дух „от Господа“ называется ,,духом святости“ (روح القدس)‎ V, 109. II, 81; 254; XVI, 104), „духом верным“ (‏رو الامن‎)(XXVI, 193) Который же из этих духов был благовествователем Марии?

Мусульманские писатели указывают на „духа святости, духа верного“, – и говорят, что это был Гавриил, – ангел наиболее приближенный» к Богу и наиболее влияющий на мировую жизнь. Что это был Гавриил, – это доказывается у них тем обстоятельством, что в Коране „духу святому“, „духу верному“ усвояется сообщение Мухаммеду Божественных откровений (XVI, 104; XXVI, 193; XLII, 52). – а в сюре II, ст. 91 лицо, сообщавшее Мухаммеду откровения. именуется Гавриилом. Мы не можем отвергнуть того мнения. что благовествователем, по Корану, был „дух святости“. „ дух верный“, – так как, по Кopaнy, этот дух должен быть личным существом, – но не можем согласиться с тем, что благовествователь был Гавриил.

а) Мухаммед здесь не указывает на Гавриила как на посредствующее лицо между Богом и Марией. О нем не упоминается и в сказании о рождении Иоанна, – сказании, помещенном в той же сюре. Очевидно, Мухаммед, когда обнародовал XIX сюру, не знал о Гаврииле.

б) Мухаммед, никогда прямо не называл „духа святости“, „духа верного» собственным именем Гавриила. – к наоборот Гавриила – „духом святости“ и „духом верным».

в) Мухаммед всегда отличал ангелов вообще от духа, и о природе ангельской, которую имел Гавриил, говорил иначе, чем о природе духа. Ни в одном месте Корана ангелы (ملائكة) не называются духами (أرواح), и все учение об ангелах, изложенное в Коране, заставляет отличать их от того, что разумеется под именем „дух“. Ангелы сотворены Богом из огня (VII, 11; XXVIII, 77), или, по преданию мусульман, – из „Мухаммедова света“, – т. е. из лучшей части первозданной светлой материи, именуемой светом (نور)⁴⁶⁴ Отсюда, ангелы должны, по Корану, обладать телесностью, хотя бы более тонкою и прозрачною, чем у людей⁴⁶⁵. Они имеют крылья (XXXV, 1), двойные, тройные, четверные, сражаются в битвах с людьми (VIII, 9. 12. 52; IX, 26), – бьют грешников в могиле (XLVII, 29), – принимают человеческий образ (VI, 9) и даже умрут (XXIX, 68). Так учил Мухаммед об ангелах. Но он никогда не отвечал так пространно на вопросы о духе: они спрашивают тебя о духе; скажи: дух от повеления Господа моего; и знание о нем дается нам только в малой мере (XVII, 87).

г) Мусульманские толковники совершенно не объясняют 21 стиха XXI сюры, и 12 стиха LXVI сюры. Если согласиться, что слова Гавриила в XIX сюре: „я посланник от Господа, чтобы даровать тебе чистого отрока“, – нужно понимать не буквально, то уже совершенно невозможно допустить той мысли, что о Гаврииле Бог сказал: „Мы вдохнули (в Марию) от духа нашего“, – совершенно непонятно название Иисуса духом Божиим. Мусульманские толковники, чтобы выйти из затруднения, придумали сказание, что Гавриил дунул на Марию «что это дуновение прошло в утробу Марии и т. д“. Хазин напр. так переиначил слова 91 стиха XXI сюры: „Мы повелели Гавриилу дунуть за ворот ее рубашки, и чрез это дуновение Мы сотворили Мессию во чреве ее⁴⁶⁶“…

Но Коран не говорит ничего подобного; из него можно делать только такое заключение: как зачатие Иисуса совершилось от духа, так и сам Иисус стал духом. Дуновение Гавриила не могло быть таковым духом потому, что этот дух от Господа, а дуновение Гавриила может принадлежать только ему одному, и не может быть от Господа⁴⁶⁷, – а во-вторых потому, что своим собственным дуновением Гавриил творить не может. Чтобы видеть насколько произвольны и несостоятельны толкования мусульман, мы приведем следующие слова Хазина, сказанные в объяснение 169 ст. IV сюры, где Иисус называется духом Божиим: – „Он подобен прочим духам, которых сотворил Всевышний Бог; и Бог присвояет его себе только для возвеличения и возвышения, подобно тому, как говорят: дом Божий, верблюдица Божия, – а это выражает благоволение Бога, т. е. Он этим дает превосходство... Некоторые говорят, что дух (روح) и ветер (ريح) – выражения однозначущие на арабском языке, так что „дух“ может означать дуновение Гавриила, – выражение „Его“ (Бога) – что это дуновение было по повелению и воле Его“⁴⁶⁸. Но так как это толкование отстоит от буквального смысла коранических слов уже слишком далеко, то Хазин приводит другое мнение: „некоторые толковники говорят, что когда Всевышний Бог сотворил человеческие души, то поместил их в чреслах Адама, мир ему, но у себя оставил душу Иисуса, мир ему; когда же восхотел Бог создать Иисуса, то послал его душу с Гавриилом к Марии, и тот дунул за ворот рубашки ее, вследствие чего она зачала Иисуса, мир ему“⁴⁶⁹. Итак, из последних слов Хазина мы выводим то заключение, что „дух“, воплотившийся в Иисусе, был особой духовной сущностью, хранившеюся у Бога, – сущностью – святою, чистою и т. д. Это и утверждает Коран.

Итак, дух, который благовествовал Марии, и которым она зачала, был не Гавриил и не ангел вообще. Что за природа была у этого духа? – Об этом Коран не может сказать ничего определенного, так как сам Мухаммед, как мы видели, имел крайне смутное понятие. Но можем догадываться, что это дуновение, вдохновление, животворение и какое то личное существо есть не ангел и не человек, – существо высшее, и несколько напоминающее св. Духа. Скорее всего следует предположить, что этот дух, благовествовавший Марии, был именно подобием Св. Духа. По крайней мере, представлять так Мухаммед имел поводы. Он слышал из канонического Евангелия св. Луки или из апокрифов, что благовествователь говорил Марии: Дух Святый найдет на тя и сила Всевышнего осенит тя⁴⁷⁰, – и что ангел сказал Иосифу: родившееся в ней есть от Духа Свята⁴⁷¹ и т. п. Не постигая всей глубины христианского учения о рождении Иисуса Христа от Марии Девы по наитию Св. Духа, Мухаммед выразился почти Так-же: „Мы вдохнули от духа нашего“, – я посланник Господа, чтобы даровать тебе чистого отрока“ и т. д. Только в отличие от христианства он представлял этого Духа, как олицетворенный образ всемогущей силы Божией, сошедшей на Марию и сделавшейся в утробе ее духовною сущностью Иисуса, – но во всяком случае думал, что это была сущность Божественная, не ангельская. Что это так, мы убеждаемся следующими доводами.

а) В числе христианских ересей не было ни одной, которая учила бы о происхождении Иисуса от ангела. Одно это обстоятельство уже не дает нам возможности склоняться к мнению, что Мухаммед считал отцом Иисуса ангела.

б) Иисус ни в одном месте Корана не называется иначе, как только сыном Марии. На востоке был обычай придавать имена отцов к именам детей, чтобы указать тем род, и арабы, занятые своими родословными таблицами, строго наблюдали за такими добавлениями. Исключения из обыкновенного порядка наименования были только в том случае, когда родитель был неизвестен; тогда к имени потомка можно было прибавлять имя матери. И Мухаммед, всегда соединявший с именем Иисуса имя Его Матери, никак не мог бы учить, что Иисус родился от ангела, – иначе он присоединил бы его имя с имени Иисуса.

в) Заканчивая свои сказания об Иисусе, Мухаммед выводит следующее заключение: „действительно Иисус пред Богом подобен Адаму, которого Он сотворил из земли, и сказал к нему: будь; и он стал“ (III, 52). Это выражение, по мнению Мухаммеда, должно было стать в противовес христианскому учению об Иисусе Христе. Ибн-Аб-бас передает такой рассказ: „несколько наджранитян пришли к пророку, да будет доволен им Бог и помилует его, и сказали: что ты думаешь относительно нашего Господа? – Он спросил: кто Он? – они отвечали: Иисус, ты признаешь его рабом Бога? – Пророк, да будет доволен им Бог и помилует его, отвечал: да, верно! он раб Божий. Тогда они сказали: неужели ты видел подобного ему, или было тебе о нем пророческое вдохновение? Сказали так и ушли. Затем явился Гавриил и сказал ему: когда они снова придут к тебе, то скажи им: Иисус пред Богом подобен Адаму, которого он сотворил из праха. Некоторые говорят, что пророк, да благословит его Бог и да помилует, сказал им, что Иисус – раб Бога и посланник Его, и Слово Его, брошенное им в непорочную Деву Марию. Они с сердцем отвечали ему: Мухаммед! не ужели ты видел человека, рожденного без отца?! И вот всевышний Бог ниспослал, что Иисус пред Богом, т. е. по творению и приведению в бытие без отца, подобен Адаму, которого он вызвал к бытию из праха, без отца и матери“⁴⁷² – В другой раз, в XIX сюре, по окончании сказания о рождении Иисуса, Мухаммед, видимо обращаясь к христианам, говорит: Богу не свойственно иметь детей. Хвала Ему! Когда решает он быть какому-либо существу, то скажет только: будь и оно получает бытие (36). – Эта параллель между Адамом ясно доказывает, что Мухаммед не признавал никакого плотского отца Иисуса, сверхъестественное бытие которого всецело обязано Богу. Хазин относительно стиха, нисвосланного Мухаммеду при споре его с наджранитянами (т. e. III, 52), говорит, что смысл его таков: „образ творения Иисуса, без отца, подобен образу творения Адама из праха, без отца и матери. Потому, кто соглашается, что Бог сотворил Адама из сухого праха, на что потребно большее могущество, то почему не признать тому, что Бог сотворил Иисуса от Марии без отца? Ведь обстоятельства творения Адама чудодейственнее и удивительнее“. Разница между Иисусом и Адамом только в том, что Адам был сотворен из праха, тогда как Иисус телом своим обязан матери своей. Впрочем, нужно заметить, кораническое выражение о подобии Иисуса Адаму не дает той мысли, что Иисус, как и Адам, образован был из праха, а потом оживотворен уже творческим словом Бога. „Если ты, продолжает Хазин, скажешь, как подобен Иисус, мир ему, Адаму, мир ему? – Иисус явился на свет без одного отца, а Адам без отца и матери. – Я отвечу: сходство их – с одной стороны, и это сходство не исключает особенностей между ними с другой стороны, потому что сходство есть соучастие в некоторых свойствах, и потому что они схожи тем, что появление на свет каждого из них выходит из обыкновенного порядка вещей, и они сходны в этом отношении; только бытие без отца и матери обычно чудеснее бытия без отца“. Тайна происхождения того и другого не может быть приблизительно объяснена таким образом: „Бог образовал сначала тело, и потом уже сотворил духовное начало, как следовало бы заключать по-видимому на основании дословного разбора Коранического стиха. Нет творения без слова Божия. Во-вторых, Бог показывает только то, что он сотворил его (Адама) не от мужчины и женщины, а из праха. а затем показывает другое, говоря: я открываю вам еще, что я сказал ему „будь“ и он стал, не по обыкновенному порядку творения, как это бывает в человеческом рождении детей“. Толковник объясняет, что Кораническая фраза сжата и разнелепна единственно только для приспособления к последовательному человеческому пониманию одного и того же факта. Впрочем, Хазин допускает понимание слова „будь“ в смысле поэтического выражения мысли: „будь человеком“; что Бог повелел материи, из которой состояло тело как Адама, так и Иисуса, сформироваться в человеческий образ и оживиться.

Как бы то ни было, сходство Иисуса с Адамом было допущено Мухаммедом под влиянием аналогичных выражений Нового Завета: первый Адам стал душою живущего (Быт.2:17), а последний Адам дух животворящий⁴⁷³..., первый человек из земли перстный; второй человек Господь с неба,... как смерть чрез человека, так чрез человека и воскресение мертвых, как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут (1Кор.15:45, 47, 21, 22; срав. Рим.5:15–17). Эти выражения, глубокие по смыслу, в христианстве означали не способ происхождения того и другого, а – значение того и другого для мировой истории. С Адамом, первым человеком, началось греховное состояние человеческого рода, – с Иисусом Христом, – единственным Богочеловеком, – природа человеческая стала освящена, искуплена. Но Мухаммед не понял этого смысла. Между тем, когда понадобилось ему высказаться о личности Иисуса, он желал провести в своем ответе мысль о тварном происхождении Иисуса, и вместе с тем хотел удержать широко распространившееся в полухристианской Аравии убеждение о необычайном происхождении Иисуса Христа. Уподобление происхождения Иисуса происхождению Адама, поэтому, показалось ему наиболее удобным. Христиане могли говорить Мухаммеду: Иисус – Сын Божий, – Мухаммед же отвечал им: – человек. Те доказывали свое положение вопросом: как же объясняется его сверхъестественное происхождение? Мухаммед отвечал: одним творческим соизволением Всемогущего Бога, каковое соизволение обнаружилось в создании Адама. Тот и другой вопрос предлагали Мухаммеду, как мы видели, христиане наджранские, а тот и другой ответ Мухаммед мог построить, будто бы, на основании выражений 1 Послания к Коринфянам. В этом случае ему помогли еще некоторые аравийские еретики. Шпренгер говорит, что сравнение Иисуса с Адамом передано Мухаммеду уже в готовой, разработанной системе элкезаитами⁴⁷⁴. По соображению Гфрорера у евионитов была удержана подобная же параллель Адама с Иисусом⁴⁷⁵. и св. Епифаний подтверждает это ⁴⁷⁶.

г) В ознаменование именно такого необычайного происхождения, – по одному Божественному слову, – Иисус в Коране называется Словом. Мухаммед настолько крепко запомнил это название, что даже в полемике с христианами доказывал им ложность их учения, говоря, что Иисус, Сын Марии, есть только посланник Бога, есть слово Его, низведенное Им в Марию (IV, 169). Большинство толковников, кажется, находило это название Иисуса трудно объяснимым, и потому не оставило одного определенного толкования. Между прочим, Хазин приводит такие толкования от лица авторитетных в мусульманстве писателей: „Катада говорит, что выражение Всевышнего Бога: Слово Его, – означает слово Всевышнего „будь“, а Бог назвал его словом потому, что он произошел от слова „будь“, подобно тому, как называется „Божием определением“, то, что Бог определил, т. е. это произошло по определению и решению Божию. Ибн Аббас говорит: Слово – это Иисус, мир ему, и он называется словом только потому, что получил бытие от слова: „будь“⁴⁷⁷. Сам Хазин соглашается с таким толкованием и говорит уже от себя: „Иисус, мир ему, называется Словом Божиим только потому, что Бог всевышний сказал ему: будь, и он явился на свет без отца в доказательство полного всемогущества Божия; потому-то и дано ему имя „Слово“, что он от него произошел“⁴⁷⁸. Впрочем он приводит и другие мнения: „некоторые говорят, что сказано: „слово“ – потому, что Иисус, мир ему, был руководителем народа к божественным истинам и тайнам, и чрез него получено было руководство, как получается оно чрез Слово Божие... Некоторые говорят: он назван словом потому, что Всевышний Бог благовествовал о нем Марии чрез уста Гавриила. – Некоторые говорят еще, – потому, будто, что Всевышний Бог возвестил пророкам, бывшим до него, в книгах своих, ниспосланных им, что он сотворит пророка без посредства отца. Потому когда он явился, то говорили: вот этот – то слово, т. е обещание, которое Бог обещал сотворить таким именно образом“⁴⁷⁹.

Действительно ли толкования отвечают, мысли самого Мухаммеда? Все те стихи, где Иисус называется словом, направлены, как мы выше заметили, против христиан. В них Мухаммед хотел противопоставить христианскому учению об Иисусе Христе, как о Сыне Божием, свое особое учение, для чего постарался в сжатой форме резюмировать его. Потому и мы должны понимать эти стихи в сопоставлении с христианским учением. Христианство учило об Иисусе Христе, как о Слове Божием, как о Божеском Лице, вечном безначальном. Между прочим св. Златоуст пишет: „поскольку рождение Сына есть бесстрастное, потому Евангелист (св. Иоанн) и именует Его Словом, дабы из того, что есть в тебе, научить тебя тому, что превыше тебя. Как ум, рождающий слово, рождает без болезни, не разделяется, не истощается и не подвергается чему-нибудь бываемому в телах; так и божественное рождение бесстрастно, неизреченно, непостижимо и чуждо деления“⁴⁸⁰. Таким образом наименование „Слово“ выражает, по учению Златоуста, особенное отношение Сына Божия к Богу Отцу. Точнее и нагляднее объяснил это св. Феофилакт: как нельзя сказать, что ум иногда бывает без слова, так и Отец Бог не был без Сына⁴⁸¹. – Отношение Сына Божия к Богу Отцу есть отношение вечного сопребывания с Ним; Сын Божий, как Слово, от вечности рождается от Бога Отца, как Ума, внутренним образом, бесстрастно. – Кроме того, наименование Слово показывает отношение Сына Божия ко всем тварям: „Сын называется Словом потому, что он так относится к Отцу, как слово к уму, не только по бесстрастному рождению, но и по соединению с Отцом и потому, что являет Его. А иной сказал бы может быть, что относится к Отцу, как определение к определяемому, потому что и определение называется словом. Ибо сказано, что познавший Сына познал Отца, и Сын есть изражение Отчего естества, так как и всякое порождение есть безмолвное слово родившего. Но не погрешит в слове тот, кто скажет, что Сын именуется Словом, как соприсущий всему сущему. Ибо что стоит не Словом“⁴⁸². Далее, это наименование выражает отношение Сына Божия к людям, сообщившего им откровение об Отце: „потому еще наименовал Евангелист Сына Божия Словом, что Сын пришел возвестить нам об Отце. Вся, яже слышал от Отца Моего, сказах нам (Ин.15:15), и „Он возвестил нам о свойствах Отца, подобно как и всякое слово объявляет настроение ума“. – Итак, по учению о. о. Церкви, „слово» обозначает как безначальное, бесстрастное рождение Сына Божия от Бога Отца, так и откровение Бога Отца чрез Сына миру и людям. Св. Писание, и преимущественно Евангелие св. Иоанна, подтверждает это учение: 1) в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин.1:1)... 2) Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть, в Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков... (3. 4). Им создано все, что на небесах, и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, Господства ли, начальства ли, власти ли: все Им и для Него создано. И он есть прежде всего, и все Им стоит (1Кол.16:17).... 3) И Слово стало плотью и обитало с вами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как единородного от Отца... Бога не видал никто, никогда; единородный Сын, сущий в недре Отчем, он явил (Ин.1:14, 18).

Мы не можем утверждать, что до Мухаммеда дошло Евангелие от Иоанна, но имеем данные склониться к предположению, что мысли Евангелиста, известные всей первенствующей церкви, проникли на восток, в Сирию и Аравию, и здесь необходимо должны были стать более или менее известными Мухаммеду. Притом Мухаммед видел, что христиане настойчиво признают их. Вследствие всего этого, он не мог игнорировать их учения о Слове, а должен был считаться с ними, понимая выражение „Слово Божие» своеобразно.

Все, что в христианском понятии „Слова“ говорится о Божеской природе Иисуса, Мухаммедом было отринуто; но все, что говорится о необычайности Его, Мухаммед должен был сохранить. В результате оказалось, что Мухаммед в своем представлении „Слова» удержал отрывочные, неопределенные черты, из которых наиболее выдающеюся могла быть мысль о сверхъестественном происхождении по слову Божию и о проповедании слова Божия на земле.

Особенно ярко заметна первая черта. Указанный нами стих 4 сюры, где Иисус именуется Словом Божиим, был предложен Мухаммедом в назидание людей, читающих Писание, т. е. христиан, – чтобы они отстали от заблуждений своих. Мухаммед поучает, что Иисус есть только Слово Его, низведенное Им в Марию. И по смыслу речи, и по сходству с сказанием о Благовещении, изложенным в Ш сюре, Мухаммед в данном случае имел намерение обозначить сверхъестественное происхождение Иисуса по слову Божию, тогда как люди Писания признавали Его Сыном Божиим, утверждали Его вечное, сверхъестественное рождение от Отца. Мухаммед, по-видимому, останавливался между ними и иудеями на полдороге, признавая только Его сверхъестественное рождение. Он, как бы уступая христианам, говорил: Иисус – Слово Божие, низведенное Им в Марию (169). В согласии с этим мнением Мухаммеда излагаются в Коране и исторические сказания, напр., ангелы говорят Захарии об Иоанне, что „он .утвердит истину о Слове Божием“ (III, 34) и Марии: „Бог благовествует тебе о Слове своем: имя Ему Мессия Иисус, Сын Марии» (III, 40).

Сделаем выводы. По учению Корана:

1) Мария, мать Иисуса, родила Иисуса не от мужчины, – чудесно.

2) по вдохновению от Духа Божия, т. е.

3) по действию всемогущей силы Божией, – каковая сила обнаружила себя в том, что изрекла слово „будь“ – и Иисус стал.

Нельзя не видеть, что все эти мысли не гармонировали с задачей Мухаммеда представить Иисуса обыкновенным человеком. Напротив, Иисус является пред нами личностью великою: Он – знамение, он творил чудеса еще при рождении своем. Он даже величественнее Адама. Мусульманские толковники Корана говорят: творение Адама, по своему достоинству, удивительнее и важнее. „Он (Бог) уподобил важное (рождение Иисуса) более важному (происхождению Адама) для того, чтобы противник (т. е. христианин), – если бы обратил свое внимание на более важное сравнительно с тем, что он считал важным, – был поражен и перестал бы сомневаться„⁴⁸³. Но строго говоря, Мухаммед не дает в своем Коране того положения, что рождение Адама было чудеснее рождения Иисуса, и не доказывает с неопровержимою ясностью того, что рождение Иисуса, по слову Божию. свидетельствует о тварности его.

Если оценивать то и другое явление, т. е. происхождение Адама и рождение Иисуса по отношению к предыдущим и последующим явлениям, по разительности их среди других, то необходимо признать, что рождение Иисуса по слову „будь“ чудеснее происхождения Адама то же по слову „будь“. Адам сотворен непосредственно Богом из праха, – без родителей, потому что последних и быть не могло, так как род человеческий только что начинался; – Иисус же явился по непосредственному слову Божию, – чудесным образом уже в средине мировой истории, когда люди рождались обыкновенным порядком, – когда нарушение обыкновенных законов происхождения должно было обусловливаться только величайшими целями Промысла Божия. Это замечают и мусульманские писатели. О творении Адама они передают просто и понятно, но относительно происхождения Иисуса они представляют множество запутанных и противоречащих одно другому разъяснений, – как повлияло на Марию творческое слово „будь“, – что это было за слово и т. д. О целях Божиих, по которым избран именно такой, чудесный способ произведения на свет Иисуса, они совершено умалчивают.

Адам, вызванный к бытию непосредственно Богом, сотворен из праха, но Иисус, по Корану, не подобен ему. Подобие Иисуса Адаму – не всецелое, иначе пришлось бы утверждать, что Иисус тоже сотворен из праха. Мусульманские писатели действительно, как мы видели, не находят в 62 ст. III сюры полного уподобления Иисуса Адаму. Таким образом, Коран не ставит Иисуса в полную параллель с Адамом, сотворенным существом.

Христианское наименование Иисуса Христа „Сыном Божиим“, как мы видели, было понято Мухаммедом односторонне. В православном христианстве оно обозначает премирное отношение Сына Божия, воплотившегося по исполнении времен, к Богу Отцу, – в Коране же оно приурочивается к моменту зачатия Иисуса во чреве Марии или – к пророческой деятельности Его. Но при всем том, Коран указывает этим наименованием на Божество Иисуса. Адам, по Корану, произошел по слову Божию, все люди, без сомнения, произошли то же по слову Божию, например, Бог возвестил Захарии, когда он усомнился в исполнении обетования о рождении Иоанна: „Я уже сотворил тебя прежде, когда ты ничем не был“⁴⁸⁴ (XIX, 10). Несомненно ангелы указывали Захарии на Божественное решение вызвать к бытию Захарию, – каковое решение состоялось ранее исполнения его, прежде чем Захария был зачат. Но Коран не называет Словом Божиим ни Адама, ни Захарию, ни других людей. О Моисее, великом израильском пророке, в Коране сказано, что он удостоился беседовать с Богом: „с Моисеем Бог говорил так, как говорят“ (IV, 163). „Господь говорил с ним. Он сказал: Господи мой! дай мне видеть Тебя, я взгляну на Тебя. Он сказал: не можешь видеть Меня! Взгляни на эту гору; если устоит она на месте своем, то увидишь Меня. И когда Господь явил свет свой горе сей, то превратил ее в мелкий прах, и Моисей пал ниц в обмороке. Когда он очуствовался, сказал: хвала Тебе! с покаянием обращаюсь к Тебе: я первый из верующих. Он сказал: Моисей! Я избрал тебя из среды людей для моего посольства и Моего слова: прими, что даю тебе, и будь благодарным“ (VII, 139–141). Как видно, Моисей был избран предпочтительно пред другими пророками к возвещению слова Божия, отчего мусульманские писатели дают ему особенное название „собеседника Божия“⁴⁸⁵ и даже „слова Божия“ (كلمة)⁴⁸⁶, – но Коран нигде не называет Моисея „Словом Божиим“, как не называет и Мухаммеда. Не следует ли, отсюда, заключить, что Иисус есть слово исключительное, особенное, – предвечный Сын Божий⁴⁸⁷.. Хазин говорит: Если ты спросишь: все тварное получает бытие свое только по слову „будь“, почему же приписывается это имя только· Иисусу, мир ему, и Он только называется „Словом“, а не кто-либо другой? Я отвечу: хотя и всякое творение получило бытие и сотворено через слово, однако это причина происхождения не есть нечто ясно сознаваемое; а так как Иисус, – мир ему, – произошел единственно только от этого слова без всякого другого посредства, то несомненно отношение происхождения его к слову полнее и совершеннее. Этим толкованием вполне оправдывается то, что Иисус, мир ему, называется Словом, так как от него получил бытие“⁴⁸⁸. Нужно заметить, что это Слово – Бога, а Слово Бога есть нечто Божественное. По одному символу веры, изложенному у Газзали слово Божие двояко: одно أبدي، لا بداية له، متأصل في كيانه „вечное, безначальное, соприсущее существу Его“, а другое ما نطق به اللسان، وكتب في الكتب، وحفظ في القلوب «то, которое произносится языком, пишется в книгах и сохраняется в сердцах“⁴⁸⁹. Точно также в христианстве различается вечное, безначальное, соприсущее Богу Отцу и выражающее Его – Слово λόγος – и слова, написанные в книгах, передаваемые людьми – οήματα. Если вторые слова свойственны и людям, то – первое Слово не может быть ничем иным, как только Богом, и оно-то воплотилось и приняло имя Иисуса Христа.

Не менее неудачно для себя Мухаммед назвал Иисуса Духом Божиим (IV, 169; XXI, 91, LXVI, 12). Отсюда следует, что Иисус соединил в себе плоть с Божественным началом⁴⁹⁰ и есть Богочеловек. И мухаммеданнские писатели невольно почти признают это, когда измышляют, как напр. Хазин, теорию о предсуществовании Иисусовой души, хранившейся у Бога, и ниспосланной от Бога в Марию. Мусульмане обыкновенно возражают: Адам по Корану вдохновлен то же от духа Божия (XV, 29; XXXII, 8; XXXVII, 72), – почему же христиане не называют его Богочеловеком?⁴⁹¹ Мы ответим, что а) Адам в Коране нигде не называется прямо „духом Бога“ как называется Иисус, – б) что в Библии об оживотворении Адама сказано так: и дунул в лицо его дыхание жизни (Быт.2:7), – а благовестие о рождестве Иисуса было предречено Марии следующими словами: Дух Святый найдет на тебя и сила Вышнего осенит тебя; посему и рождаемое святое наречется Сыном Божиим (Лк.1:35). Следовательно, христианство верно себе, когда Адама называет человеком, а Иисуса – Богочеловеком, – мухаммеданство же не верно, когда приравнивает того, кто называется Духом Божиим, к тому, кто так не называется.

В порядке историческом нам следует сказать несколько слов о детстве Иисуса. Но Коран ничего не говорит об этом времени жизни Иисуса, и лишь только в некоторых стихах дает слабые намеки на события, происходившие в детстве, предоставляя толковникам развивать их до более полных исторических очерков. Эти стихи отрывочные и краткие мало походят по внешней своей форме на те сказания, которые уже рассмотрены нами, и на апокрифы. Они не столько сказания, сколько догматические положения автора Корана, – и говорят не столько о фактах, – сколько об учении; – излагаются не столько повествовательно, сколько догматически. Но преобладающею чертою в них является опять-таки чудесность, проявляемая даже там, где автор Корана хотел говорить об Иисусе умеренно.

В 52 ст. XXIII сюры Мухаммед сказал: „Сына Марии и матерь его Мы поставили знамением: Мы водворили обоих их на холмистом месте, наделенном покоем и текучим источником“. Здесь речь идет несомненно о местожительстве Иисуса и Марии, – но что это было за место, – неизвестно. „Некоторые говорят, – это Дамаск, другие – Рамла⁴⁹² – некоторые – земля палестинская (вообще). Ибн-Аббас говорит: это храм Иерусалимский. Коран говорит; – храм иерусалимский, – местность самая возвышенная к небу на 18 миль⁴⁹³. Некоторые говорят еще: это Египет, – а причина водворения та, что она убежала к этому месту с сыном своим“⁴⁹⁴ Нам кажется, что последнее мнение справедливее других: во-первых, в Коране нигде не делается указания на то, чтобы Мария после рождества Иисуса возвратилась в Иерусалимский храм. Во-вторых, – ни один апокриф не говорит о том, что Мария после рождества Иисуса проживала или в иерусалимском храме, или в Рамле. В-третьих, каждая из этих местностей пожалуй может быть названа местом холмистом, но не может называться так: место, наделенное покоем и текучим источником. Смысл этого выражения, вероятно, по справедливому выражению Хазина, тот: это место „веселое и просторное, на котором обитатели его находят спокойствие“ и где „есть поток воды в виде ключа“. Таким местом, особенно в отношении спокойствия для Марии, мог быть Египет, куда, по каноническому евангелию Св. Матфея, и новозаветным апокрифам, Мария должна была укрыться с новорожденным Иисусом от преследований царя Ирода Великого⁴⁹⁵, услыхавшего от волхвов, что родился царь иудейский Иисус. Предания мусульман, как мы видели, также сохранили это сказание. Кессей передает, что Мария, скрываясь от преследований царя Ханушиа бну-Гендеруша, который искал жизни дитяти вместе с жизнью матери его и Захарии, по совету Захарии и в сопровождении родственника Иосифа, убежала в Египет⁴⁹⁶. При этом Кессей даже рассказывает о чудесах там Иисуса, большею частью сходных с чудесами, изложенными в арабском „Евангелии Детства“. Первое чудо состояло в том, что Иисус словом своим запретил встретившемуся на пути льву пожрать быка, принадлежавшего бедным людям, и повелел льву идти в пустыню к издохшему верблюду⁴⁹⁷. Второе чудо было такое: Иисус узнал, что одна шайка разбойников, встретившаяся на пути, пощадила дворец одного царя. В награду за это Иисус указал разбойникам одно место, откуда они вырыли громадные сокровища⁴⁹⁸. Третье чудо: по прикосновении Иисуса жена одного царя в египетском городе, мучившаяся родами, разрешилась от бремени, причем Иисус наперед предсказал об особенностях дитяти⁴⁹⁹. Итак, если верить мухаммеданским писателям, Иисус вскоре после своего рождения был перенесен Материю своею в Египет. Коран говорит об этом неясно.

Мусульманские писатели⁵⁰⁰ продолжают историю детства Иисуса еще далее. Они указывают даже местопребывание Марии и Иисуса в Египте в доме некоего Дихкана (دهنان), где Иосиф вскоре помер. Вагаб-бну-Мунабба передает, что здесь случилось чудо: Иисус младенец открыл воров в лице слепого и хромого между членами семейства Дихкана⁵⁰¹. Как вознаградил за это Дихкан Иисуса и Марию, – предание не говорит, но предполагает, что после того жизнь их в Египте устроилась счастливо. Впрочем, пребывание их в Египте, по Аль-Кессею, было непродолжительно, – только до смерти царя израильского⁵⁰². „Тогда Захария прислал сказать Марии, что бы она возвратилась в Иерусалим. Мария и Иисус отправились отсюда; и везде на пути, пока не достигли они Назарета, Иисус творил великие чудеса“. Мы не беремся разбирать, насколько эти предания мусульманских писателей согласуются с истиной (Мф.2:12–23; Лк.2:39): для нас важно только то, что Коран действительно дает указания на события из жизни Иисуса и матери Его в Египте. Предыдущий очерк наш показал, что некоторые отдельные события, как напр. случай с пальмой, были знакомы Мухаммеду, но он изменил их настолько, что их трудно узнать. Отсюда мы заключаем, что у него осталось только смутное представление о том, что Бог чудесным образом куда-то удалил новорожденного Иисуса и Мать Его, – что Иисус на этом месте чудодействовал и т. д. Таким образом и получилось выражение Корана 52 ст. XXIII сюры.

Далее в исторических сказаниях Корана о жизни Иисуса мы замечаем перерыв. И это не удивительно. Апокрифы, а также и канонические Евангелия ничего не говорят о жизни Иисуса Христа между 12 и 30 годами. Арабское Евангелие детства даже прямо говорит, что Иисус с 12 лет до начала своего общественного служения не совершал ни одного чуда. Вероятно оттого именно и Коран умалчивает об этих годах, круто переходя к проповеднической деятельности Иисуса. Но мусульманские писатели не смотря на это пожелали пополнить пробел в Коране и на основании некоторых выражений в Коране показать, как еще в детстве развивался посланнический дар Иисуса.

Между прочим, благовествователь сказал Марии о дитяти ее Иисусе, что Бог научит его Писанию и мудрости (III, 43), закону и Евангелию, – и сам родившийся Иисус засвидетельствовал о себе (XIX, 31): я раб Бога: Он дал мне Писание и поставил меня пророком (XIX, 31). Таким образом Иисус еще в младенчестве обнаружил необыкновенный ум, пророческое признание и знание Закона. Толковник Хазин замечает: „многие говорят, что Евангелие было дано ему в младенчестве, и что он тогда был уже совершенным человеком по уму. От Хасана передают, что ему было открыто Пятикнижие, когда он был еще во чреве матери своей“⁵⁰³. В этом отношении случилось с Иисусом то-же, что и с Иоанном (XIX, 19), только в большей степени. Разумная речь младенца Иисуса тотчас же после рождения подтверждает это.

Когда Иисус подрос, Мария, по сказаниям мусульманских писателей, отдала его одному учителю для научения грамоте. „Мать его Мария сказала учителю: учи больше этого сына моего, а бей меньше. Учитель согласился, а Мария удалилась. Учитель сказал Иисусу: говори: элиф. Иисус сказал: элиф. Учитель сказал: говори: би. Иисус сказал: ни. Три раза учитель сказал говори: би, а Иисус говорил: ни. Учитель сказал: если не хочешь учить буквы, то говори абджад⁵⁰⁴. Но Иисус спросил: что значит „абджад“? Учитель сказал: сначала выучи, а потом узнаешь и смысл. Иисус сказал: я не стану учить того, смысла чего не понимаю. Учитель разгневался и ударил Иисуса по щеке. Иисус просидел до вечера. Когда настал вечер он сказал учителю: ты не выполнил просьбы матери моей. Мать моя сказала: бей меньше, а учи больше, а ты бил меня много, а учил мало. Учитель сказал: ты ведь упорствовал... Иисус сказал: неужели следовало бить меня за то, что я попросил тебя научить меня смыслу абджад? Учитель сказал: я не знаю смысла абджад. Иисус сказал: учитель! не выучить ли тебя смыслу абджад? Учитель сказал: выучи. Иисус сказал: элиф означает безначальность Божию, би – бесконечность Божию, джим – величие Божие, даль – вечность Его царства. Еще смысл такой: элиф означает богопочтение человеческое, би – радость вследствие добрых дел; джим – стремление к покорности пред Богом, даль – указание пути в рай посредством богопочтения и стремления к благочестию. Смысл слова: гаввазъ⁵⁰⁵: Бог сложил с меня преступления мои. Смысл слова: кялимуна⁵⁰⁶: слово Божие, посредством которого Бог разговаривает и прощает... И учитель отдал Иисуса Марии со словами: возьми сына своего, который научил меня тому, чего я не знал; подлинно он мудрейший из всех смертных»⁵⁰⁷. – Эта легенда есть ничто иное, как раскрытие сжатых выражений Корана о мудрости младенца Иисуса, обставленное позднейшими мусульманскими подробностями. Сам Мухаммед едва ли знал из жизни Иисуса что-либо подобное. У него, вероятно, было только неопределенное представление о необычайном уме Иисуса, – представление, составившееся на предположении, что все пророки должны выделяться из прочих людей, а также на основании слышанного им евангельского повествования о мудрости 12 – летнего Иисуса, победившего в споре в иерусалимском храме еврейских законников⁵⁰⁸. Но толковники Корана, вероятно, слышали еще сказание арабского Евангелия детства и Евангелия Фомы. „Один учитель по имени Закхей, – говорится в Евангелии детства, – приходит к Иосифу и говорит ему: ты имеешь разумного сына; почему бы тебе не отдать его мне поучиться грамоте? Иосиф согласился и передал Марии, которая в свою очередь также изъявила согласие, и оба они повели Иисуса к учителю». „Учитель тотчас же написал мальчику алфавит и приказал ему произносить алеф, а когда он сказал; алеф, велел ему произнести бет. Но Господь Иисус сказал ему: скажи мне прежде значение буквы алеф, и я произнесу тогда бет. И когда учитель нанес ему удары, Господь Иисус изложил ему значение букв алеф и бет, а также и то, какие фигуры букв правильны, какие – забыты, какие двойные, и многое другое начал рассказывать и изъяснять, чего учитель не слыхал никогда, и не читал ни в какой книге. Наконец Господь Иисус сказал учителю: слушай, как я произнесу тебе. И начал ясно и раздельно произносить: алеф, бет, гимель, далед, и так до конца алфавита. Удивленный учитель сказал: я думаю, что этот отрок рожден прежде Ноя, и, обратившись к Иосифу, прибавил: ты привел ко мне для научения такого отрока, который ученее всяких учителей! Также и госпоже Марии сказал: Сыну твоему здесь нет никакой надобности в науке! – Они отвели его потом к другому учителю, более ученому, который, как только увидал его, сказал ему: произнеси „алеф“. Когда он сказал: алеф, то учитель велел ему произнести „бет“. Господь Иисус сказал ему в ответ: сначала объясни мне значение алеф и тогда я произнесу тебе бет. Тот поднял руку и ударил его, но рука тотчас же высохла и сам он умер. И сказал Иосиф госпоже Марии: с этих пор не будем выпускать его из дому: так как умирает всякий, к кому он обращается“⁵⁰⁹. Так Иисус подготовлялся к проповеднической деятельности.

У мусульман существует предание, что Иисус после речи при рождении своем не говорил ничего; это была первая и чудесная проповедь Иисуса, после которой он умолк до возраста речи⁵¹⁰; пророком же он выступил, будучи уже совершеннолетним мужем. Основанием для такого мнения служит, будто бы, Коран. Действительно, Коран выставляет Иисуса, как пророка уже в зрелом возрасте, но нигде точно не определяет времени проповеди его; Мухаммеду нужно было передать кое-что из наставлений, будто бы, Иисуса, сделать из них возражения христианам и т. д. фактическая же сторона проповеди Иисуса, – те обстоятельства, среди которых Он высказал то или иное наставление, – хронологический обзор его жизни, – все это было не нужно, и всего этого он не изложил в Коране. Поэтому, мусульманские писатели, когда говорят о времени выступления Иисуса на проповедь, имеют в виду только отрывочные, неопределенные выражения Корана. Например, в Коране благовествователи говорят Марии, что Иисус будет говорить „полновозрастным“ (III, 41). Это последнее выражение „полновозрастный“⁵¹¹ мусульманские толковники Корана понимают, как указание на то, что Иисус стал пророчествовать в полном возрасте, – когда окрепли его силы и он уже прожил юность. Так „Ибн-Кутайба говорить: Иисусу было 30 лет, когда Бог Всевышний сделал его посланником, – и он был в пророческом служении 30 месяцев“⁵¹². – „Вагаб-бну-Мунабба говорит: откровение пришло ему в начале 30 годов его и пробыл он в пророческом служении три года⁵¹³.“ В это время Иисус был „с румяным лицом, имел белое тело, длинные волосы, ходил босой, не приобретал ни золота, ни серебра, – был человеком, совершенно отрекшимся от мира, и был не женат“⁵¹⁴. Об обстоятельствах, сопровождавших выступление Иисуса на проповедь, более подробно говорит Масуди: Иисус, говорит он, до 30 лет изучал в синагоге эль-мидраш. Прочитавши однажды слова Исаии: „ты Сын Мой и Моя сущность, Я избрал тебя для Себя,“⁵¹⁵ – он закрыл книгу, возвратил служителю и вышел, говоря; теперь Слово Божие исполнилось на Сыне Человеческом⁵¹⁶. Но другой мусульманский писатель говорит: Иисус выступил на свое пророческое служение, будучи 30 лет, после своего крещения в водах Иордана. Он призывал людей к покаянию⁵¹⁷. Все эти предания, вероятно составились в исламе значительно позднее Мухаммеда под влиянием иудео-христиан, или христиан. Коран о выступлении Иисуса на проповедь не говорит ничего, а относительно источников для проповеди Иисуса говорит, кажется, немного иначе.

В Коране Бог говорит Иисусу: Я научил тебя Писанию, Мудрости, Закону и Евангелию (V, 110), – а ангел предрекал о нем: Он (Бог) научит его Писанию, мудрости, Закону, Евангелию (III, 43; ср. XIX 31). В IX сюре среди израильских пророков упоминается Иисус, и говорится от лица Божия; Мы давали откровения (161). Судя по всем этим выражениям, следует полагать, что, по представлению Мухаммеда, Иисус почерпал свои сведения для предстоявшей ему проповеди – из откровений Божественных, из Пятикнижия и Евангелия. „Писание, говорит Хазин, – это умение писать, а мудрость знание, опытность и постановления закона⁵¹⁸. Закон – это Пятикнижие, ниспосланное Моисею, и Евангелие, ниспосланное Иисусу.“ Что же была это за книга? Мухаммед, кажется, понимал смысл этого названия книги, так как он свое собственное учение несколько раз называет радостною вестию (XXXIX, 19; II, 91; LXI, 6), – но в чем она состояла, когда и как была ниспослана Иисусу, как она распространялась Иисусом, – это осталось Мухаммеду не вполне известным. Из Корана видно только то, что вся проповедь Иисуса, состоявшая в обнародовании Евангелия, назначалась для Израильского народа. По характеру своему она у Мухаммеда вполне применялась к его собственной теории о пророках и отношении их к исламу.

Дела и обязанности пророков вообще в Коране не указываются прямо, но из сопоставления отдельных мест мы можем заключить, что деятельность их должна состоять в следующем: быть проповедниками истины (II, 113. 208; ΧΧΧV, 22), и особенно об единстве Божием (XXI, 24. 25), бороться с идолопоклонством (II, 146), открывать людям волю Божию (XXXIII, 39) и возбуждать людей к исполнению их долга и воли божией, обещая добрым блаженство рая (XXXIII, 44; XXXIV, 27), а злым мучения ада. Это были особенные люди, приближенные к Богу, наделенные Его милостию, и возвышающиеся из ряда прочих смертных, – почему и называются نبي, – и направители человеческой жизни по Божественному закону. Род человеческий никогда не сохранял на долгое время истинной религии, часто совращался в идолопоклонство, а с другой стороны – вырастал из данных ему правил внешнего благоустройства. Испытывая противодействие от безбожных, а особенно от диавола (VI, 112; XXV, 33), пророки и посланники всегда пользовались покровительством Божиим, а некоторые из них получали от Него еще дар творить для подтверждения своего учения чудеса (XIII, 38), что впрочем нисколько не возвышало их над обыкновенной природой человека.

То, что говорится в Коране о пророках вообще, относится и к израильским пророкам в частности. Израильтяне были наиболее любимым народом Божиим (II, 44. 116; V, 23; VII, 136; XLV, 15), с которым Он заключил завет (II, 60. 77; V, 15, 74), и которому Он дал при Моисее Писание (V, 48; XL, 56; XLV, 15). Для поддержании их верности Завету и Писанию Бог посылал к ним пророков, восставил царей (V, 23), но они часто отступали от правого пути, нарушали повеления Божии (II, 55. 56; VII, 161. 162), отвергали Писания приходивших к ним пророков (II, 95; IV, 154) и даже избивали этих пророков (II, 81. 85; IV, 154), за что подвергались Божьему наказанию (IV, 154–159; XVII, 2–8), пока долготерпение Божие снова не посылало к ним пророка и не обращало их снова на правый путь теми же воззваниями, какие употреблялись у прежних пророков и т. д. Это была цепь из преемственно сменявшихся личностей примерного благочестия, преемственно удерживавших избранный, но малопослушный народ от нараставших в нем заблуждений, – цепь, крепкая своею сплоченностью и единством действий на пути векового воспитания одной нации. Разность в повелениях двух пророков, однако, могла быть, и допускалась только в таких случаях, когда жизнь и состояние нации требовало новых педагогических мер, – в предметах обрядовых, догматическая же часть проповеди оставалась неизменной

Важным преимуществом израильских пророков было то, что многие из них получали – от Бога в откровении особые свитки, книги⁵¹⁹. О таковых пророках Бог говорит Мухаммеду: Мы вступали в завет с пророками, с тобой, с Ноем, Авраамом, Моисеем, Иисусом, сыном Марии (XXXIII, 7): „Особенно упомянуты эти пятеро из пророков, – говорит Хазин, – потому что они имели книги и законы, данные Богом⁵²⁰.

Обыкновенный и однообразный очерк деятельности пророков замечаем мы и в изображении Иисуса, с тем только различием, что Иисус ставится в более тесную связь с предшествовавшими ему пророками, и более величественен, чем другие пророки. Прежде всего, Иисус был послан подтвердить Закон, ниспосланный чрез Моисея. Кратко изображая историю пророчества в израильском народе, Мухаммед сказал: потом по их (пророков) стопам Мы велели следовать Иисусу, сыну Марии... (LVII, 27). Мы дали Моисею Писание; в след за ним Мы велели идти другим посланникам; потом Иисусу, сыну Марии. (II, 81). По их стопам, говорит в другом месте Бог об израильских пророках и Моисее, следовать велели Мы Иисусу, сыну Марии, подтвердившему то, что пред ним было в Законе (V, 50). И некогда Иисус сын Марии, сказал: сыны Израиля! Я Божий посланник к вам для подтверждения Закона, который в руках у вас... (LXI, 6), подтвержу истину того, что прежде меня было в Законе; разрешу для вас некоторое из того, что было запрещено вам (III, 44). Применяясь к Корану, мухаммеданское предание говорит об этом подробнее так: „посланники от Моисея до времени Иисуса, мир ему, следовали одни вслед за другими, а закон был один. Говорят, что эти посланники после Моисея были: Яшуг бен-Нун, Самуил, Давид, Соломон, Иеремия, Иезекииль, Илия, Иона, Захария и Иоанн и пр. И они все судила по закону Моисея до того времени, когда Бог Всевышний послал Иисуса и Он принес им новый закон, и изменил некоторые постановления Таурята“⁵²¹. „Пророки, мир им, подтверждали одни других, так что каждый из них подтверждал то, что было прежде него, и подтверждал ниспосланные Богом книги и шариат и правила⁵²²... Иисус, мир ему, подтверждал, что Закон ниспослан от Бога, великого и сильного, и что поступать по нему необходимо впредь до появления отменения его, потому что Иисус, мир ему, отменил некоторые постановления Закона и не соглашался с ним⁵²³“. Предание мусульман даже указывает те постановления Закона, какие именно были подтверждены или изменены Иисусом. „Вагаб-бну-Мунабба говорит, что Иисус держался закона Моисея, соблюдал субботу и обращался в молитве к иерусалимскому храму, и сказал сынам Израиля: я не вызываю вас к противлению даже букве в Тауряте, но только я дозволяю нам нечто такое, что было запрещено вам; я снимаю с вас тяжести“... Какие же именно? „Бог Всевышний запретил иудеям некоторые вещи, в наказание за то, что среди них происходили измены, как Он сказал: за то, что исповедующие иудейскую веру поступают несправедливо, Мы запретили им добрые снеди, которые были разрешены для них (IV, 158), – и это осталось так запрещенным для иудеев постоянно до прихода Иисуса, мир ему, а он снял с них тяжести, которые были у них. Катада говорит: то, что принес Иисус, было мягче того, что привес Моисей. При Моисее им было запрещено мясо верблюда, сало, жир, некоторые птицы и рыбы. Иисус же пришел к ним с облегчением и дозволил им это. Другие говорят, что Иисус, мир ему, много уничтожил из постановлений Таурята, уничтожил субботу, и заменил её воскресением, и все это было по повелению Бога, а потому и было отменением постановлений и законов⁵²⁴.“Нечто подобное находил мы и в Коране, где Бог говорит: иудействующим Мы запретили всех, имеющих нераздвоенное копыто; и в говядах и овцах Мы им запретили тук, кроме того, который находится на спине и внутренностях, и того, который соединяется с костями. Этим воздаем Мы им за их буйство, потому что Мы правосудны (VI. 147; срав. III 87; XVI, 119)⁵²⁵.

При всем том Иисус в проповеди своей оставался верен прежним откровениям Божиим. Существенное назначение его проповеди, конечно, состояло не в том, чтобы сделать изменения в пище и некоторых обрядах богослужебного характера; – как пища, так и обряды имеют свой смысл единственно только в отношении своем к тем или иным догматическо-нравственным истинам, и служат лишь средством к религиозному подъему народа, а в том, чтобы возвестить и повторить израильтянам то исповедание веры, из за которого посылались к ним и ко всем другим народам все пророки, которое вызывало в свое время различные запрещения, позволения и т. д. Таким исповеданием, которое подтверждалось в свое время всеми пророками⁵²⁶ и в частности Моисеем,⁵²⁷ – было исповедание единства Божия. Иисус, как преемник Моисея, должен был подтвердить Таурят, данный Моисею, восстановить между израильтянами забытую ими истину единства Божия, поставить на путь истины идолопоклонников и внушить им доказательства против многобожия. Поэтому, Иисус говорит иудеям: сыны Израиля! покланяйтесь Богу, Господу моему и Господу нашему (V, 76). Я показываю вам мудрость для того, чтобы объяснить вам то, в чем вы разногласите между собой: а потому бойтесь Бога и повинуйтесь мне; потому что Бог есть Господь мой и Господь ваш, а потому покланяйтесь ему: это прямой путь (XLIII, 63. 64). Истинно, Бог есть Господь мой и Господь наш: ему покланяйтесь; это прямой путь (III, 44). Для возвещения этой истины ему и было дано Евангелие, которое должно было лечь в основу правильных верований у всех последователей Иисуса (V, 50. 51. 110; LVII, 27; V, 72). Мы дали ему (Иисусу), говорит Коран от лица Бога, Евангелие; в нем правота и свет, подтверждающие то, что прежде него было в законе; руководство и учение для богобоязливых. Верующие в Коране должны судить по тому, что в нем ниспослал Бог: те, которые не судят по тому, что ниспослал Бог, – те нечестивы (V, 50. 51).

Эти истины Иисус возвещал израильтянам настолько правильно и ясно, что превзошел всех прочих пророков, и сделался, таким образом, совершеннейшим выразителем обыкновенных пророческих задач. И вероятно, за это называл его Мухаммед неправильно понятыми именами: „Слово Божие,“ „Дух Божий,“ „Мессия“ (IV, 169; срав. III, 40; V, 19. 76. 79; IX, 30. 31; XXI, 91; LXVI, 12).

Как мы видели, мухаммеданские толковники, большей частью, видят в означенных первых двух названиях указание только на сверхъестественное рождение Иисуса по слову Божию и от дуновения Божия. Но судя по тому, что Иисус называется так в тех местах Корана, где автору желалось обозначить его достоинство и пророческое назначение, можно думать, что сам Мухаммед имел в виду не только сверхъестественное рождение Иисуса, но и пророческое служение Его, состоявшее в передаче людям от имени Бога Его повелений. И некоторые мухаммеданские толковники передают, что благовествователь возвестил Марии действительно „о посланничестве Иисуса, когда назвал его Словом Божиим“⁵²⁸. – Что касается названия „Дух Божий,“ то указание его на пророчество Иисуса очевидно из следующего выражения Корана: Иисусу. Сыну Марии, Мы дали ясные указания и укрепили его духом Святым (II, 81). Для большей ясности приведем толкование Хазина: „некоторые разумеют, что это был тот дух, который был вдохнут в него, а святой – это Всевышний Бог. Присоединяет же Он Себе дух Иисуса для прославления, превозношения и для того, что бы показать, что Он обособил его исключительным образом, как говорят же: раб Божий, рабыня Божия, дом Божий, верблюд Божий. Ибн Аббас говорит: это великое имя Божие, которым Иисус оживлял мертвых, а некоторые говорят, – это Евангелие, потому что оно есть оживление сердец, и названо духом так же, как и Коран назван духом... Впрочем, лучше относить здесь выражение к Гавриилу, ибо Всевышний сказал وأبرناه, т. е. мы укрепили его Гавриилом, а это произошло так: ему (Гавриилу) было повелено находиться при Иисусе, и ходить при нем везде, куда бы ни пошел он, и не отлучаться от него до самого вознесения на небо“⁵²⁹ – Толковники, нам кажется, удаляются от смысла коранических выражений, где Иисус называется Духом Божиим, однако же согласен в том, что это название обозначает чистоту и правильность его проповеди. О третьем названии Иисуса, – Мессия, толковники разногласят. „Говорят, что оно первообразное ‏(موضوع)‎ и корень его в еврейском мяшиха (مياشيكا), а арабы изменили его... Но многие говорят, что оно производное, и приводят в этому несколько оснований. Ибн Аббас говорит: Иисус назван Мессией потому, что какую язву ни помазал (المسيح), исцелял ее; некоторые говорят, – потому, что он был помазан небесною милостью; некоторые говорят, – потому, что он был очищен от нечистот и свободен от грехов; некоторые говорят, – потому, что вышел из чрева матери своей помазанным маслом; некоторые говорят, – что Гавриил, мир ему, погладил его своим крылом, чтобы сатане не было доступа к нему; некоторые говорят, – потому, что он странствовал ‏(يسيع)‎ по земле, а не жил на одном определенном месте, вследствие чего он был, как-бы, прикасающимся к земле (بعسع الأرض)‎, т.е. отсекал ее хождением. По этому мнению буква мим в этом слове прибавочная. Некоторые говорят, что Он назван Мессией потому, что путешествовал пешком (كان ةسع), и у него средины подошв не касались земли, (т. е. не было выема на подошвах)... Говорят, Мессия значит справедливый, и так называется Иисус, мир ему⁵³⁰. Как бы то ни было, мухаммеданские толковники единогласно с Кораном удостоверяют, что этим именем характеризовалось проповедническое служение Иисуса, превосходящее служения прочих пророков. Иисус – пророк особенный, высший сравнительно с другими, полнее сообщивший израильтянам волю Божию, почему, вероятно, и удостоен был Мухаммедом особенного двойного названия пророк и посланник (V, 79).

Таков общий очерк проповеднического служения Иисуса по Корану, основанный на предзанятом представлении пророческой деятельности вообще.

Коран довольно согласно с Библией утверждает, что все израильские пророки посылались Богом для того, чтобы возвращать израильтян, часто уклонявшихся в идолопоклонство, к почитанию единого Господа, что Иисус Христос пришел исполнить ветхозаветный закон, но не нарушить, что его предписания были для человечества мягче сурового Пятикнижия и т. под. Но это согласие Корана с христианским учением слишком незначительно в сравнении с разностями, проникшими в Коран вместе с отрицанием Божества Иисуса Христа. По христианскому учению, ветхозаветные пророки назначались, главным образом, для предсказаний об Иисусе Христе. Эти предсказания составляют главное содержание ветхозаветного учения, ту цепь, которая соединяла все человечество от начала мира и до пришествия на землю обетованного Спасителя Мессии. Иисус Христос именно тем исполнил закон, что явился на землю для искупления человеческого рода, проповедал миру о своем Сыновнем отношении к Богу Отцу, и о нравственном образе жизни, – снял с людей тяжелые бремена первородного греха и даровал им легкое и благое иго благодатного общения с Собою. Таким образом, кораническое изображение проповеднической деятельности Иисуса разнится от православно-христианского – а) по своей теории об отношении Иисусовой проповеди к проповеди прежних ветхозаветных пророков, и б) по изложению содержания проповеди Иисуса. Божество Иисуса Христа, обнаруживающееся во всех христианских повествованиях о проповеди Его, не мирилось с узко-деистическими идеями Мухаммеда, и потому нужно думать, что все разбираемое нами сказание о проповеди Иисуса имело свое начало в среде несколько сродной с исламом в отношении отрицания Божественного достоинства Иисуса Христа.

Нам кажется довольно основательною гипотеза Шпренгера⁵³¹ о близости Корана в данном месте к евионизму, разделявшемуся на три фракции: назореев, керинфиниан и элкезаитов. Эти ереси, выродившиеся из иудейства более, чем из христианства, имели ту общую черту, что не признавали существенного различия между ветхим заветом и новым, между иудейством и христианством, и, не отвергая совершенно божественного, высшего начала во Христе, понимали и соединяли это божественное особенным образом с человеческою природою в лице человека Иисуса. Божественное являлось в этом лице чем-то внешним, случайным, несущественным. Иисус по рождении своем был простым человеком, соединение же в Нем Божественного начала с человеческим последовало после⁵³². Таким образом, основная точка зрения евионитов и Мухаммеда на откровение и Личность Иисуса была почти одинакова. Вот, как подробнее изложено учение евионитов в наиболее развитой системе элкезаитов, помещенной в Псевдоклементинах.⁵³³ Бог един, и думать иначе есть великое нечестие. От предвечного самооткровения этого Бога, имеющего в себе πνεῦμα и σῶμα (дух и плоть), произошло два мира, один мир духовный лучший, а другой мир чувственный худший. В первом есть бестелесная духовная сила, основа и источник всякого блага Сын Божий, Христос, точно также и во втором есть особое начало несовершенное, временное – диавол. Жизнь настоящего мира состоит в соединении этих миров. Из мира духовного происходит Адам – первый человек, воплощение Сына Божия и пророк „истины“, а из мира чувственного – жена его Ева. От соединения их происходит род человеческий, смесь духовного мира с чувственным, света и тьмы, добра и зла. Адам – Христос, пророк истины, открыл на земле истину во всей ее полноте и совершенстве, даровал людям совершеннейшую религию, но благодаря Еве она была потемнена заблуждениями, отчего время от времени на земле снова появлялся Христос Адам в совершеннейших людях и восстановлял на земле истину. Такими пророками были Энох, Ной, Авраам, Исаак, Иаков, Моисей и наконец Иисус, последний носитель вечной истины на земле. Он был добродетельным, благочестивым мужем и сделал первобытную религию из тайной, доступной немногим, явною, всеобщею. Но каким именно образом Адам Христос соединился с Иисусом, этот вопрос остался у элкезаитов не решенным⁵³⁴. Разрешение его можно найти у однородных сект с элкезаитами, – у назореев и керинфиниан. Назореи говорили, что на Иисуса при крещении сошла особая божественная сила, чрез соединение с которою Он сделался Мессиею. Сила эта безлична, и есть ничто иное, как вся полнота даров Св. Духа, – omnis fons Spiritus Sancti. За такое обилие Даров Св. Духа люди и почитали Его Сыном Божиим, преимущественно пред всеми людьми. Керинф дополнил мысль назореев, когда сказал, что основание и причина высокого достоинства и излияния на Него даров Св. Духа заключается в Его праведности, в личных нравственных заслугах.

Из изложения евионейской теории можно видеть, что она могла послужить Мухаммеду образцом в составлении учения о пророках вообще и Иисусе в частности. Но часть ее, трактующая о домирной божественной жизни с воплощениями неопределенного существа Христа Адама, не доступная по таинственности своей положительному уму араба, была ими отвергнута. Гораздо понятнее и доступнее ему было мнение назореев, смешанное с несторианским учением о тварном происхождении Иисуса и об отношении Его к Богу только как пророка истины. И в конце жизни своей Мухаммед составил именно такую теорию, как мы видели: от начала мира преемственно были пророки, направлявшие человечество к прямому пути. Это были Адам, первый пророк, Ной, Авраам, Моисей, Иисус – столпы мира, по учению Псевдоклементин, и преимущественные избранники, которым Бог поручил веру, по учению Корана (XLII, 11). Особенно выделяется из них Иисус, Мессия, Слово Бога и Дух Его. Но Мухаммед не удержал вполне учения Клементин об Иисусе Христе, и приспособил это учение к своей проповеди. Иисус в Коране не только великий посланник, но и предвозвестник истин ислама и основателя его.

Кроме истины единства Божия, Иисус поучал людей не считать Его за Божество. Иисус тотчас же по рождении своем произнес речь: я раб Бога: Он дал мне Писание и поставил меня пророком (XIX, 31). Не может быть, говорил Мухаммед наджранским христианам об Иисусе, чтобы человек, которому Бог дал Писание, мудрость, пророчество, стал говорить людям: будьте поклонниками мне так же, как Богу, но будет говорит: будьте мудрыми чтителями Господа, потому что вы хорошо узнали Писание, и потому что много учились, – ни того, чтобы он внушал вам чтить ангелов и пророков как Господа. Будет ли он внушать вам неверие в Бога, после того, как вы сделались покорными Ему? (III, 73).

Иисус, по Корану, не был сам по себе окончательным, совершеннейшим вестником Божественного откровения, каким он должен бы быть по Клементинам, и имел назначение указать на Нового пророка, Мухаммеда, который должен завершить своею проповедью все сказанное до него, и раскрыть истину единства Божия в полноте. Иисус говорил о себе к сынам израилевым: я Божий посланник к вам для подтверждения закона, который в руках у вас, я для благовестия о посланнике, который приидет после меня, Которому имя Ахмед (LXI, 6). О нем-то Бог сказал: те, которые последуют сему посланнику, неученому пророку, который, как найдут они, описан у них в Законе и Евангелии, который повелит им доброе и запретит злое, разрешит им в пищу благие снеди, и не позволит гнусных; снимет с них бремя их и цепи, какие на них,... те будут блаженны (VII, 156).

Естественно было ожидать, что мусульманские писатели из полемических соображений против христианства разовьют эти два пункта проповеди Иисуса пространнее Мухаммеда и придадут Иисусу образ мусульманского пророка. Так, напр. Хазин на 31 ст. XIX сюры замечает, что эти слова были сказаны Иисусом для того, чтобы не сочли его за Бora, а слова Иисуса в 76 ст. V сюры были вызваны тем побуждением, „чтобы они могли служить убедительным доказательством несправедливости учения христиан, именно, что он никогда не отличал себя от других в отношении рабства Богу и в признании господства Бога над ним, и что признаки временного видны в нем“⁵³⁵. Иисус требовал повиновения себе, но только как пророку Божию: он призывал израильтян к повиновению себе, по словам Хазина, как бы так: „повинуйтесь тому, к чему я призываю вас, потому что повиновение посланнику Божию есть одно из следствий страха Божия, а то, к чему я призываю вас, есть такое мое слово: истинно Бог есть Господь мой и Господь ваш, Ему покланяйтесь, потому что все посланники были одной веры, т. е. тавхида, и не разногласили о Боге Всевышнем“. „В этом стихе, замечает далее Хазин, доказательства против христиан наджранитян и тех христиан, которые согласны с их мнением, что он (Иисус) был свободен от того, что приписывают ему христиане, и что он был раб Бога, и что Бог выделил его пророчеством и посланничеством⁵³⁶ “.

Сообразно с таким представлением о проповеднической деятельности Иисуса, мусульманские писатели изображают, как Иисус постепенно усвоял себе истины ислама, и как он выражал их. Рабгузы, напр., рассказывает: „когда Иисус, мир ему, возрос, то сказал своей матери: для чего сотворил нас Всевышний Бог? Мать сказала: Он сотворил нас для Богопочтения и служения. Он сказал матери своей: если мы будем отправлять богослужение здесь, то нам будет препятствовать народ. Поэтому пойдем на холм Джигдай, устроим молельню и станем там покланяться Богу. Вдвоем с материю они ушли на холм и (там) днем соблюдали пост, а ночью молились“. Здесь и умерла Мария. После того Иисус пришел в селение и велел тамошним людям говорить: нет Бога, кроме Аллаха, и подлинно я Иисус – Дух Аллаха⁵³⁷. „Рассказывают, Однажды Иисус отправился в путь и на дороге увидал высокую ropy, а на той горе был один белый камень. Иисус, мир ему, удивился красоте этого камня. Всевышний Бог сказал Иисусу, мир ему: желаешь ли ты, чтобы я объяснил тебе то, чему ты удивляешься? Иисус, мир ему, отвечал: да, Господи! Тотчас этот камень по могуществу Божию раскололся на две части и изнутри вышел красивый лицом старик в старой одежде; – около него было изюмовое дерево, ниспускавшееся до земли. Иисус, мир ему, увидал, что этот старик делал намаз, – и удивился еще более, и спросил: о шейх! это что за дерево? Тот шейх отвечал: на этом дереве всегда растет для меня изюм, я употребляю его в пищу. Иисус, мир ему, спросил: а сколько времени ты молишься здесь? Тот старик отвечал: уже четыреста лет, как я молюсь здесь. Тогда Иисус, мир ему, сказал: о Боже! я думаю так: должно быть ты никого не сотворил лучше этого человека. Истинный, всехвальный, Всевышний сказал: один из последователей Мухаммеда стоит этого человека; так что если один из них сделает намаз бар’ат в пятую ночь Шагбана, то он мне лучше угодит, чем четыреста лет молитвы этого человека“⁵³⁸ „Кягаб, да будет доволен им Бог, передает: истинный, всехвальный Господь сказал: о Иисус! часто произноси бисмилля. Всяк, кто часто произносит бисмилля, вполне угождает мне, а кхо мне угождает, того я запишу в диван (особая небесная книга) за сто бисмилля, освобожу из ада и введу в рай“⁵³⁹. Рассказывают, что однажды Иисус проходил мимо кладбища, а тем временем ангелы мучили там одного человека. Затем в следующий раз Иисус опять проходит мимо кладбища, – и видит, что милостивые ангелы держат в руках своих блюда. Удивившись этому, Иисус вопросил Господа, и Он ответил: о Иисус! этот человек был грешник и ему достались мучения в могиле. Но когда Он умер, осталась вдова беременная, и от нее родился один мальчик. Когда этот мальчик вырос, его отдали учителю; учитель ему сказал бисмилля, а он говорит: рахмани-ррахими, и я приостановил мучение того раба. Как я ставу мучить отца под землею, когда Сын его на земле говорит „бисмилляги – ррахмани-ррахими? – И я для Сына помиловал того человека“⁵⁴⁰ „Кягаб, да будет доволен им Бог, говорит: Господь сказал Иисусу, мир ему: иди в один город и призови людей к исламу; они там покланяются другим богам, и я сделал бы им мучение, но у них есть пять добродетелей, ради которых я не буду мучить их. Иисус, мир ему, спросил: Господи! какие это пять добродетелей? Господь отвечал: во-первых, они уважают стариков; во-вторых, супруги любят мужей своих и хорошо воспитывают детей своих; в-третьих, у них на кого положишься, тот не изменяет; в-четвертых, говорят они о нужном, по-пустому не болтают; в-пятых, они припасают пищи на один день, а для завтра ничего не собирают. Поэтому, кто исполняет эти пять добродетелей, тому не следует выходить из мира без веры, иди призывай их к исламу: они примут его“⁵⁴¹. Но другие писатели передают речи Иисуса на половину точные, на половину измышленные, – выхваченные ими, вероятно, из разных сказаний восточного вкуса. Так Гамза, один из основателей уродливой мусульманской секты друзов, передает с изменениями, – рассчитанными, кроме того, в пользу догматических положений его секты, – действительные слова Иисуса: кто не будет рожден два раза от чрева матери своей, тот не дойдет до царства небесного и знания земель⁵⁴². Я восхожу к Отцу моему и отцу вашему, и так препояшьте ваши чресла, возьмите свой крест и следуйте за мною⁵⁴³…

Евангелие, – эта священная книга христиан, свидетельствующая о Божестве Иисуса Христа, по преданию мусульманских писателей, состояла большею частью из сентенций в духе ислама, грубо соединенных с истинами христианства. „Мы дали ему (Иисусу) Евангелие; в нем правота и свет..., руководство и учение для благочестивых» (V, 50), т. е., говорит Хазин, в нем изложено полное учение, прещения и притчи, а обращается особенное внимание на богобоязливых потому, что они именно и воспользовались этим назиданием⁵⁴⁴. Как Коран, так и Евангелие, по мнению мусульман, были одинаковым исламическим писанием, одного происхождения с Кораном, одного содержания и даже одной внешней формы. Хазин говорит, что Евангелие было ниспослано с неба чрез ангела Гавриила и состояло из Божественных повелений, списанных с предвечной скрижали (اللوح المحفوظ)⁵⁴⁵. В Тафсире Кашшаф говорится: в Тауряте были правила, но большая часть Евангелия состояла из проповеди и назидания. В Тафсир – Кябире говорится, что в начале Евангелия было написано: во имя Бога милостивого, милосердого, – что Всевышний Господь в Евангелии учит так: если кого обидят, и тот обиженный человек помолится (Богу), то по истине он победит войска сатаны⁵⁴⁶.

„В Евангелии Бог Всевышний дает пять обещаний: во-первых, если ты будешь молиться, то Я приму ту молитву, во-вторых, если ты будешь благодарным за данное Мною благодеяние, то Я дам еще больше; в-третьих, если ты, подавая милостыню, будешь близко ко Мне, то и Я буду близок к тебе милостью своею; в-четвертых, если ты, совершая покаяние, будешь близок ко Мне, то и Я буду близок к тебе с прощением; в-пятых, если ты будешь уповать с надеждой на Меня, то и Я во всяком случае окажу тебе помощь. – Рассказывают, что в Евангелии Всевышний Господь сказал: горе тому человеку, который не желает учиться наукам; этот человек окажется среди неучей в аду; ищите знаний и учитесь, так как науки, если и не сделают вас добрыми, то не сделают и злыми; если не принесут нам возвышения, то и не унизят вас; если не сделают вас богатыми, то не сделают и бедными, если не принесут нам пользы, то не принесут и вреда; – не говорите, что мы боимся не учиться наукам, так как не можем выполнить их на деле, но говорите так: мы желаем изучать науки и во ним поступать“. Мукатиль бну Сулейман говорит: в Евангелии я встретил слово Божие: о Иисус! оказывай почет и уважение ученым; знай, какое их достоинство: кроме пророков и посланников я не сотворил никого превосходнее их, и превосходство их над прочими людьми подобно превосходству солнца над звездами, – будущей жизни над настоящей, – Моему превосходству над всеми тварями. Всевышний сказал в Евангелии: мы запретили великим людям притеснять кого-либо, когда у них просят справедливости, и – ученым, когда у них ищут знания, оказывать глупость и невежество. Если за больного будет держать пост кто-либо другой, то я сделаю этого больного здоровым и дам великую награду. Всякий, кто милует людей, будет помилован и мною. – Кашира говорит, в конце Евангелия написано لا اله الا الله إليك لا إله غيري

To, что говорится мусульманскими писателями, очевидно, имеет основание в Коране. Если бы здесь не было указаний на проповедь Иисуса в духе учения Мухаммеда, если бы Коран не был склонен придавать всем пророкам назначение возвещать об исламе и Мухаммеде: то и мусульманские писатели передавали бы только те сведения, которые они слышали из Евангелия, не окрашивая их мусульманской тенденцией. Поэтому, в разборе сказаний о проповеди Иисуса главное внимание должно быть обращено на кораническое сказание.

Для непредубежденного читателя Корана и Евангелия очевидно то, что Мухаммед имел самые общие и смутные сведения о пророческой деятельности Иисуса. Вместо учения, просто и увлекательно раскрывающего обязанности человека по отношению к Богу, по отношению к ближним, и по отношению к самому себе, вместо благовестия о приближении благодатного царства Христова, открывшегося на земле с пришествием Мессии и явлением после Него Утешителя Св. Духа, вместо этого высокого, всеобъемлющего учения, которое изумляло слушавших его (Мф.7:28, 29, 22:33; Лк.4:32; Ин.7:32, 45–47), Мухаммед влагает в уста Иисуса крайне ограниченное число правил и наставлений, по большей части касающихся только исполнения Moиcеева закона и поклонения Богу. В первом случае Иисус, будто бы, должен был предлагать израильтянам мелочные предписания о пище, а во втором умалить свое достоинство как оно, будто бы, было умалено и в Евангелии. В подтверждение этого Мухаммед исказил чистое евангельское учение Иисуса Христа и придал ему исламический смысл. Так, все стихи, где Иисус изображается призывающим к единобожию (III, 44; V, 76. 77. 117; XLIII, 63. 64), приблизительно сходны с словами Господа Иисуса Марии Магдалине: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу нашему (Ин. XX, 17). Но эти слова Иисуса в Евангелии имеют другой смысл, чем в Коране: в них не высказывалось того положения, что Бог есть Равно Бог и Мессии и людям. Напротив, этими именно словами Иисус не объединяет себя с людьми, а различает себя от них; говорит, что Бог есть Бог Его не так, как Он есть Бог людям; что есть Отец Ему, но не так, как Он есть Отец людям. Различая это, Иисус Христос и сказал: „Бог Мой и Бог наш, Отец Мой и Отец ваш“, т. е. как бы так: Он Бог Мне по единосущности божеского естества, а Бог вам, как Творец вам; Отец Мне потому, что Я Сам Его Единородный, а Отец ваш потому, что вы сыны Божии по благодати. Что Христос говорил именно в этом смысле, – это подтверждается множеством выражений Евангелия и писаний апостольских (напр. Ин.3:16; 1Ин.4:9; Еф.1:3–5; Гал.4:4, 5 и др.). Далее, Коран передает ложные слова Иисуса к людям: кроме Бога, – или как и Бога, почитайте Меня (V, 116; III, 73). Иисус Христос не мог велеть людям, чтобы они покланялись Ему, кроме Бога или как Богу; Он не иной Бог от Отца, хотя и другое Лицо, но тот же Бог, единый со Отцом. так как одного и того же существа со Отцом⁵⁴⁷. Итак Иисус. действительно, возвещал об едином Боге, но Он разумел при этом единосущного Ему Отца, существо которого было существом и Его.

Последователи Мухаммеда придавали и придают большое значение тому обстоятельству, что Иисус, Сын Марии, будто бы, пророчествовал о Мухаммеде. Указание на действительность этого пророчества они находят даже там, где его не было. Случайно вырвавшиеся у Мухаммеда во время его мирных отношений к христианству 50 и 51 стихи V сюры вначале, вероятно, имели иной смысл, но мусульманскими толковниками объясняются такт: во второй раз сказано: Евангелие – руководство и учение для богобоязливых, – потому, что Евангелие содержит в себе благовествование о Мухаммеде, да благословит его Бог и помилует; следовательно оно должно быть средством для обращения людей к пророчеству Мухаммеда. „Верующие в Евангелие должны судить по тому, что в нем ниспослал Бог: те, которые не судят по тому что в нем ниспослал Бог: те – нечестивы». Исследователи значения слов говорят: „слово должны судить (لبعكم), имеет здесь два значения. Во-первых, в смысле: мы сказали, что верующие в Евангелие должны судить, – следовательно, это было выражением обязательства их судить Евангельскими постановлениями во время его ниспослания к ним. Таким образом, здесь пропуск слова (Мы сказали), ибо предшествующие выражения: „велели, Мы ниспослали“ указывают на это, а пропусков слов бывает в Коране много. Второе значение: слово „должны судить“ следует читать в начале предложения. Тогда в нем нужно видеть Божие повеление христианам судить сообразно с тем, что заключается в книге их, т. е. в Евангелии. Если ты возразишь: при таком значении как могло быть повеление судить по Евангелию, когда уже ниспослан Коран, то я отвечу, что под этим суждением разумеется вера в Мухаммеда, да благословит его Бог и помилует, потому что в Евангелии упомянуто о нем и содержится удостоверение его пророчества. Следовательно, когда принимают веру в Мухаммеда, да благословит его Бог и помилует, то уже судят по Евангелию“⁵⁴⁸ Мало того: в прежних откровениях, по мнению толкователей Корана, описаны даже и последователи Мухаммеда (XLVIII, 29)⁵⁴⁹. По мухамменданскому преданию от лица Абу-Мусы, „однажды Мухаммед отправил асхабов своих к Наджаши и при этом присовокупил: я слышал, что Наджаши сказал: исповедую, что Мухаммед посланник Божий, что он тот, о котором благовествовал Иисус; и если бы я не был царем, и не нес бы на себе забот о людях, то пришел бы к нему, чтобы хотя нести его сандалии“⁵⁵⁰. Некоторые говорят, что Давид и Иисус благовествовали о Мухаммеде и прокляли того, кто не уверует в него⁵⁵¹. Вскоре после первого откровения Мухаммеду христианин Варака, будто бы, так приветствовал его: свидетельствую, что ты посланник, обещанный Иисусом, Сыном Марии, в словах: после меня придет посланник, имя которому Ахмед⁵⁵². Мухаммеданские ученые находят пророчество о Мухаммеде в Арабском Евангелии Варнавы, где Иисус предсказывает о пришествии арабского пророка, который освободит мир от всякого заблуждения⁵⁵³. „От лица Кягаба-эль-Ахбар сообщается, что апостолы спросили Иисуса: о дух Божий! Будет ли после нас еще какая-либо религиозная община? Он отвечал: да, придет после вас поколение мудрое, знающее, верное, богобоязненное, в знании законов они будут подобны пророкам; они будут довольны малым пропитанием от Бога, а Бог удовлетворится немногими делами их“⁵⁵⁴. У Катады сказано: в Евангелии написаны предсказания о последователях Мухаммеда; именно, в последнее время явится народ, который выполнит повеления добра и запрещения от зла; в начале он будет малым, а потом сделается великим⁵⁵⁵. – На чем же основано это мнение, и справедливо ли оно. Очень вероятно, что основанием для него послужило слышанное Мухаммедом пророчество Иисуса Христа об Утешителе: приидет Утешитель. (παϱάϰλητος), которого Я пошлю нам от Отца, Дух истины, который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне (Ин.15:26, 16:16). В объяснение тожества Евангельского изречения с кораническим Хазин приводит такое предание от лица Джубайра Мутима: „посланник Божий, да благословит его Бог и помилует, сказал: у меня пять имен: я – Мухаммед, я – Ахмед, я – Махи (Изглаживающий), так как чрез меня Бог изгладил неверие, я – Хашир, (Собирающий), так как люди вслед за мною соберутся в день воскресения, я – Акиб (Конец), так как не будет после Меня пророка. Но Бог всевышний назвал его сострадательным и милостивым. Ахмед (احمد)⁵⁵⁶ имеет два значения. Первое, что это есть усиленное выражение для определения действующего лица, т. е. все пророки восхваляли Бога, но он хвалил Бога больше всех других. Второе, что это есть усиленное выражение для определения действия, т. е. все пророки были хвалимы за качества, достойные похвалы, но он гораздо больше других и заключает больше других те превосходные черты, превосходные качества и характер, за которые хвалят“⁵⁵⁷. Таким образом Евангельское название Утешитель, παϱάϰλητος, в Коране изменено в выражение: „славный“, „Ахмед“, πεϱίϰλητος, и означает будто бы Мухаммеда.

Но то Лицо, о котором возвещал Иисус, по тем же Евангельским стихам, которые признаются у Мухаммеда и его последователей правильными и неиспорченными, – должно было явиться вскоре, и ученики Иисуса должны были ожидать его в Иерусалиме, оно должно было явиться к христианской Церкви, чтобы обитать в ней всегда, прославить и засвидетельствовать Иисуса Христа, и продолжить дело Его на земле. Мухаммед же явился спустя почти 600 лет после Иисуса Христа, в Мекке и к арабским язычникам. Христианство вначале ему было неизвестно, потом он узнал учение христианских еретиков и сектантов, и встал во враждебные отношения к проповеди и делу Иисуса. По характеру своей деятельности он не может быть назван ни утешителем, ни сострадательным, ни милостивым, так как кровопролитие, поднятое им в его время из-за ислама, жесткости по отношению к иноверцам арабским, и наконец, суровость его учения о войне с неверными, не дают ему права называться именем, обозначающим какие-либо мягкие черты характера. Только, незнание значения Утешителя, и желание поставить себя великим пророком могло побудить Мухаммеда и его последователей к тому, чтобы изобразить Иисуса пророчествовавшим о хвальном арабском пророке. Христиане его не знают из Евангелия. Предания о Вараке, Наждаши, а также о Св. Варнаве несомненно принадлежат к мусульманской позднейшей редакции, и потому-то противоположны словам Евангелия Иоанна (XV, 26), и называют Господа Иисуса мусульманским именем „Сын Марии“⁵⁵⁸. Нам думается, что сам Мухаммед стал отожествлять христианского Утешителя с собой уже после завоевания Мекки, когда и появилась LXI сюра⁵⁵⁹. От мединских иудеев Мухаммед узнал тогда, что они ожидают могущественного Мессию, – покорителя царств и избавителя верного Израиля; от христиан же он еще ранее слышал евангельское изречение об Утешителе. Как ни противоположны эти два образа, но они могли быть тогда одинаково лестны для Мухаммеда. В Медине он обнаружил свои претензии покорить исламу весь мир, навязать всем, будто бы превосходнейшее свое учение, и наконец, объявил себя религиозным и гражданским главою мусульман, и таким образом как бы соединил в себе иудейское представление о Царе Завоевателе, и христианское представление об Утешителе.

Коран знает проповедь только догматов веры; проповедь о добродетели, о нормальных отношениях человека к самому себе и к другим людям Корану, как и вообще всему исламу, неизвестна. Оттого, все пророки ислама являются с одним назначением говорить людям об единстве Бога, без намерения показать своею жизнью нравственный идеал человечеству. Иоанн, сын Захарии, правда, назывался праведным, во Коран не говорит ничего о влиянии праведности его на израильтян. Один Иисус, Сын Марии, должен был путем не только своего учения, но и собственным примером своим, сделать израильтян блаженными в той и будущей жизни. Образ Его всюду в Коране величествен, безукоризненно чист от недостатков, ставится в пример и назидание, выше всех других пророков. Еще благовествователь сказал безгрешной Марии, что ее дитя будет а) чисто (XIX, 19), б) будет славно в сей и будущей жизни, в) будет из числа приближенных (III, 40), г) будет одним из праведников (42), д) будет вообще знамением людям и милостию Божиею к ним (XIX 21). Не решаясь толковать эти выражения самопроизвольно, мы приведем толкования Хазина: „это дитя должно быть, по речи благовествователя, благочестивым, безгрешным“⁵⁶⁰; „славным, возвышенным“⁵⁶¹, „будет одним из праведных рабов, подобных Аврааму, Исааку, Иакову, Моисею и прочим пророкам“. И на вопрос: почему благовествователь заключил описание качеств Иисуса, тем качеством его, что он будет праведником, – после того, как изобразил его качества величия? Хазин отвечает: „потому, что праведность есть самая высшая степень, и самое важное достоинство, так как никто не называется праведником, пока не сделается настойчивым в правом пути и совершеннейшем направлении во всех словах своих и делах своих. Всевышний Бог, показавши, что он будет великим в этом мире и в том, что он будет из числа приближенных, что он будет говорить с людьми в колыбели и полновозрастным, заключил свою речь словом, что он будет из числа праведников, – чтобы завершить его самую высокую степень, и самое славное достоинство“⁵⁶². После того, нам кажется сомнительным толкование Хазина на те места Корана, где Иисус называется знамением и примером. По мнению Хазина, Иисус был знамением, т. е. чудом для людей в доказательство Божественного могущества, и милостию, т. е. благоволением для того, кто последует его вере до появления Мухаммеда⁵⁶³. На одинаковое выражение XLIII сюры 59 стиха: Он (Иисус) раб наш, которого Мы облагодетельствовали и поставили примером сынам Израилевым, – Хазин замечает: „т. е. знамением и назиданием, чтобы чрез него они узнали о могуществе Бога, когда он сотворил его без отца“⁵⁶⁴. Не следует ли предполагать здесь указания на нравственный образ жизни Иисуса, тем более, что он действительно мог быть знаменательным примером для израильтян, как это видно из речи его после рождения (XIX, 32. 33) и других выражений Корана?

Иисус действительно благоговел пред Господом и был чист пред всеми людьми, окружавшими его, как он сам говорит о себе: Бог сделал меня благословенным везде, где бы я ни был, т. е. глашатаем к Богу, к признанию единства Божия, к Богопочитанию, и учителем добра, – везде, куда бы я не обратился⁵⁶⁵, – заповедал мне молитву и очистительную милостыню⁵⁶⁶, быть послушным моей родительнице, и не сделал меня упрямым, упорным, т. е. грешным пред Господом моим и гордым пред народом моим, – но я кроткий и смиренный⁵⁶⁷. На основании арабских толкований Корана мы склоняемся думать, что указанные стихи имеют, действительно, этот смысл, расширяя понятие о нравственной чистоте Иисуса до пределов безусловной безгрешности. „У арабов, по словам Хазина⁵⁶⁸, принято было называть упорным и упрямым вообще всякого ослушника, который нарушал какие бы то ни было заповеди, правила. Но об Иисусе „сохранилось предание, что Он говорил о себе: сердце мое мягко и я умаляю себя“⁵⁶⁹. Нельзя думать, что таковым Иисус был только во время произнесения своей речи, так как перечисленные в ней добрые дела Иисуса не могли быть выполнены им в младенчестве. Хазин говорит: „если ты скажешь, как была заповедана ему молитва и очистительная милостыня в таком раннем возрасте, – ………… то я отвечу, что выражение: „заповедал мне молитву и очистительную милостыню“, не означает того, что Всевышний заповедал ему исполнить это тотчас-же; нужно понимать так: он заповедал ему исполнить те предписания в назначенный для них возраст, т. е. когда он будет совершеннолетним“. Кораническое выражение Иисуса: „покуда буду жив“, по толкованиям известным Хазину, обозначает, что „указанные обязанности касались его (Иисуса) во все время его жизни“⁵⁷⁰... Так именно и говорит о нем мухаммеданское предание, приводимое Д’Оссоном⁵⁷¹. „Простота его внешности, поведение смиренномудренное, строговоздержная жизнь, премудрость его правил, чистота его нравоучения, – все это было превыше человечества“. Хотя Коран называет безгрешными Иоанна (XIX, 14), Марию (III, 31) и Иисуса, но предание почему-то таковыми считает особенно Марию и Иисуса. „От имени Абу-Гурайры, говорит Хазин, передают, что он слышал, как посланник Божий, да благословит его Бог и помилует, говорил: между сынами Адама никто не рождался, к кому не прикасался бы сатана во время рождения, кроме Марии и сына ее Иисуса. У Бухари от лица его же приведено предание: „всякого сына Адама трогал сатана с двух сторон, когда он рождался, – исключая Иисуса, сына Марии; сатана намеревался прикоснуться к нему, но был прегражден завесой“⁵⁷². Оттого все последователи Иисуса: назаряне, по Корану-же, имеют в сердцах своих, добродушие и сострадание (LVII, 27), т. е. любвеобильны друг к другу⁵⁷³, не горды (V, 85).

Читателю Корана невольно чувствуется, что Мухаммед в изображении нравственного характера Иисуса сказал больше и правдивее, чем в изображении его пророческой деятельности. Христианские Евангелия передают нам, что вопрос Иисуса Христа: „кто может обличить меня в грехе“ (Ин.8:46) – остался без ответа со стороны его современников, злейших врагов Его. Научая других молиться Богу о том, чтобы „Он простил нам грехи наши“, Сам Он никогда не просил Его об этом: Бог для него нигде не представляется Судьею, которого Ему следовало бы молить о прощении, но всегда – Отцом, к Которому Он чувствовал Себя в особенном, сыновнем отношении с первого слова, изглаголанного Им от вечности: вот иду исполнить волю Твою, Боже (Евр.10:7) и до последнего слова на кресте: Отче! в руки Твои предаю дух Мой (Лк.23:46). В отношении к людям Он был необычайно милостив: приидите ко Мне, говорил Он, вси труждающиеся и обремененные и Я успокою вас, возьмите иго мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем (Мф.11:28, 29). Любовь к человечеству делала Его Учителем добра, гуманности и сердечного отношения к делу. Оттого христианство, основанное Им, живет всегда полною жизнью: христианин имеет обязательства по отношению к Богу, обязательства по отношению к другим и обязательства по отношению к самому себе, но все эти обязательства не имеют формального характера, а покоятся на теплоте чувства. – Очень вероятно, что такое представление о христианстве дошло до Мухаммеда и невольно отобразилось в его Коране, в ущерб его собственному величию. Если в изображении Иисуса, как пророка, Мухаммед выставляет себя выше его, то в изображении Его нравственного образа Мухаммед возвышает Его над собою, разрушая немногими выражениями свою теорию ислама и свое обаяние на народы. Вот, что он говорит о самом себе от имени Бога: Мы помогли тебе победить верною победою для того, чтобы Богу простить тебе прежние и последующие грехи твои (XLVIII, 1. 2); Бог ему сказал: проси у Него прощение грехам своим (XL, 57), y Hего проси прощения грехам твоим и грехам каждого верующего и верующей (XLVII, 21), проси у Него прощения (СХ, 3). И Мухаммед, действительно, грешил. Достаточно здесь указать на экспедиции его, которые были экспедициями обыкновенных разбойничьих банд бедуинов, сопровождавшихся насилием, грабежом, – на частные убийства и похотливость. По свидетельству Аль-Кинди, арабского писателя, Мухаммед послал Абдуллу Ибн Равагат убить Асира-Ибн-Дауд аль-Ягуди в Хайбаре, и Салям Ибн-Амир-аль Myca был отправлен им, чтобы в полночь, во время сна, в постели убить старого иудея Абу-Афака, имевшего 120 лет, за то только, что тот говорил против Мухаммеда⁵⁷⁴. Однажды этот пророк послал Абдаллу в долину Нахль, чтобы овладеть тем добром, какое люди его собственного колена – корейшиты приготовили себе на праздник; когда Абдалле попались Омар и Ибн-Хадарми с товарищами из Йемена, то первый был убит на месте и караван взят в Медину. Бяну-Кайнука, иудейское племя, подверглось нападению Мухаммеда единственно потому, что Мухаммеду желалось захватить их имущество; когда иудеи подчинились, Мухаммед пощадил их жизнь, но сделал их рабами и т. д. Аль-Кинди доказывает, что, судя по жизни Мухаммеда, его единственною целью было завладеть имуществом покоренных, женами и дочерьми убитых им, и спрашивает: если святой Павел смотрел на заботу женатого человека угодить своей жене, как на препятствие для служения Богу, то возможно ли было угодить Богу при 17 женах и многих невольницах?⁵⁷⁵ – От себя мы можем добавить, что все это не согласуется с тем, что сказал о нем, будто бы, Бог: к нам (арабам) пришел посланник из среды вас самих; ему тягостны ваши преступления, он заботлив о вас; к верующим они сострадателен, милосерд (IX, 129), – что он послан только, „как милость всем тварям“ (XXI, 107). Это можно сказать только об Иисусе, Богочеловеке, неповинном прародительскому греху, и свободном от всех недостатков.

От Корана невозможно требовать верной и подробной передачи проповеднического служения Иисуса. Мухаммед не сочувствовал христианству, – не желал ставить Иисуса на подобающую ему высоту величайшего пророка. Высокую степень Мухаммед готовил себе, стараясь показать арабам свое учение, как последнее и ясное слово Божие. Понятно, что при таких условиях проповедь Иисуса в Коране должна была выйти измененной, сокращенной и принаровленной к исламу, как религии более чистой. Действительно, Иисус в Коране, как пророк, подобен другим пророкам; – в проповеди его мы видим только исламические поставления его, какие проповедали будто и Авраам и Моисей и Мухаммед. Далее, личность Иисуса пророка. – обстоятельства, сопровождавшие его проповедь, – все это забыто Мухаммедом. В образе Иисуса ему нужно только его пророческий авторитет, которым можно было прикрыть свои собственные мысли и с которым удобнее было провести их в христианскую среду. – Такой тенденциозности, по-видимому, менее могло быть в изображении чудотворной деятельности Иисуса: здесь были факты, слух о которых доносился до Мухаммеда; можно было перетолковать их, сократить их число, но нельзя было совершенно изменить их, игнорировать. И Мухаммед, действительно, говорит о них, – говорит приблизительно так, как передавала их ему народная молва, – т. е. без. системы, последовательности и ясности.

В Коране говорится, что Иисус, сын Марии обладал даром творить чудеса для подтверждения своего Божественного посланничества к израильтянам и для уверения их в истинности своей проповеди. В III сюре мы видим, что Иисус говорит израильтянам: я пришел к вам от Господа нашего с знамением: я сделаю вам из глины образ птицы и дуну в него в он будет летающей птицей⁵⁷⁶, по изволению Божию. Исцелю слепого и прокаженного и оживлю мертвых, по изволению Божию. Скажу вам, что будете есть, а что отложите на сохранение в домах ваших. В этом знамение для вас, если вы верующие⁵⁷⁷... Принесу нам знамение от Господа вашего; потому бойтесь и повинуйтесь мне. ... (III, 43,44). Из пятой же сюры видно, что Бог, когда соберет посланников своих, то скажет Иисусу: вот, ты по изволению Моему, сделал из глины образ птицы, и когда дунул на него, он, по изволению Моему, стал птицей; по изволению Моему ты исцелил слепого и прокаженного; вот, по изволению Моему ты воскрешал мертвых (V, 110). Итак Иисус сначала в речи своей вызвался чудесным образом сделать израильтянам птицу, исцелить слепого и прокаженного, воскресить мертвых и предсказать пищу, – а потом уже совершил все это. Но когда именно эта речь была произнесена Иисусом, – Коран не говорит ничего.

В толковании на этот стих III сюры Хазин тоже не дает нам ответа, а только соединяет эту речь Иисуса с предшествующими ей словами благовествователей вставкой: первый из пророков у сынов Израиля был Иосиф, сын Иакова, а последним был послан к ним Иисус, сын Марии, мир ему, со словами и т. д.⁵⁷⁸.

Не находя решения нашего вопроса ни в Коране, ни в преданиях, мы можем сделать следующие предположения. а) Эта речь была произнесена Иисусом, по мнению Мухаммеда, тогда, когда он (Иисус) выступал с проповедью своею, – когда ему необычайными делами нужно было доказать свое посланничество от Бога, или б) эта речь была произнесена тотчас же по рождении, и представляет из себя изменение речи Иисуса, помешенной в XIX главе. Та и другая речь сходны по назначению своему, а изменение сказаний в Коране допускается везде, и возможно в данном месте: здесь мы замечаем пропуск, и можем предположить, что опущено именно указание на время произношения этой речи тотчас же после рождения.

Равным образом в Коране не указывается и того, когда и при каких обстоятельствах Иисус сотворил чудеса. Быть не может, чтобы все описанное в III и V сюрах произошло сразу, в одно время. И Коран, кажется, здесь не рассказывает, а только перечисляет, не описывает, а только упоминает. Это произошло или оттого, что Мухаммед не знал более того, что он сказал, или оттого, что он намеренно сократил слышанные им рассказы о чудесах Иисуса. Ему представлялся случай историческим очерком подкрепить учение Иисуса, сходное с собственным его учением. Понятно, что это учение для Мухаммеда было важнее событий, подтверждавших его, и вот Мухаммед дает им только второе место в сказании своем, не повествует о них. – Как бы то ни было, Мусульманские писатели не удовлетворили в Коране своей любознательности, и решили придать общим Кораническим выражениям о чудесах Иисуса исторически – повествовательную форму, – сделать их более или менее подробными сказаниями из жизни Иисуса. Для этого они прежде всего раздробили речь Иисуса на несколько частей, произнесенных им будто бы разновременно и по требованию различных обстоятельств.

По преданиям мусульман чудо с птицей состояло в следующем⁵⁷⁹. Иисус сказал израильтянам, что он пришел с знамениями от Господа их, – разумея не одно знамение, а многие, – потому что все они указывали на одно, т. е. подтверждали его посланничество. Когда Иисус сказал это, сыны Израилевы спросили: что это за знамение? – Он сказал им: я составлю вам из глины образ птицы и т. д. Некоторые передают, что когда Иисус провозгласил о своем пророческом достоинстве, и сказал, что он покажет ими чудеса, то они стали обходиться с ним сурово, и потребовали от него, чтобы он сделал для них летучую мышь⁵⁸⁰. Мусульманские писатели при этом приводят те соображения, по которым израильтяне решили просить именно о летучей мыши. Они будто бы сказали, что создание летучей мыши должно быть очень удивительно, – потому что она самое совершенное воздушное создание: она без перьев, имеет два крыла, самки имеют по две груди и они испытывают регулы⁵⁸¹, – что она имеет кровь, но не имеет костей, летает при помощи крыльев, бессмертна, рождает птенцов подобно прочим животным, но при этом еще несет яйца, – имеет груди для питания детей молоком, смеется, как человек, подвержена хайзу, подобно женщинам⁵⁸² и т. п. И вот он (Иисус) взял глину, сделал из нее фигуру летучей мыши, дунул на нее,⁵⁸³ и она стала летать между небом и землей. Вагаб говорит: она летала и кружилась, пока народ видел ее, но лишь только скрылась от них, как пала мертвою ⁵⁸⁴.

Тот же Вагаб рассказывает: „после того, Иисус мир ему, сказал: пусть придет ко мне всякий слепорожденный из вас, и я исцелю его, и он будет здоровым. Они привели одного слепорожденного. Иисус прикоснулся к нему, и слепорожденный стал зрячим, а прокаженный здоровым (?!)⁵⁸⁵ Впрочем относительно слепорожденного ученые мусульманские разногласят: Ибн-Аббас говорит, что это был слепой от рождения, а другие говорят, что это такой слепой, который раньше видел, а третьи говорят, что это – подслеповатый, который видел при дневном свете, но не видел по ночам. Прокаженный же это тот, у которого были гнойные наросты на теле. Нужно сказать, замечает Хазин, что эта болезнь была сильно распространена во времена Иисуса, мир ему, и он показал им такое чудо в этом роде, какого не знала ни одна из медицинских наук. Это било чудом и доказательством его праведности. По преданию Вагаба однажды к Иисусу собралось около пятидесяти тысяч расслабленных⁵⁸⁶ и те из них, кто мог добрести до него, доходили (и получали исцеление), а кто не мог добрести до него, к тем подходил сам Иисус и исцелял их при посредстве молитвы, с условием веровать в посланничество его. Далее у мусульманских писателей не вяжется история. Хазин на слова Иисуса: оживлю мертвых, – приводит предание Ибн Аббаса, что Иисус оживил четверых⁵⁸⁷: Лазаря (هازر), дочь сборщика десятины, сына старухи и Сима, сына Ноя, – замечая, что все они стали жить, имели детей, кроме сына Ноя. О воскрешении их он рассказывает таким образом. Лазарь был другом Иисуса, вследствие чего сестра Лазаря послала к нему, извещая его: друг твой, Лазарь умирает. А расстояние между ними было в три дня пути. Но Иисус пришел с учениками своими, и они его уже нашли умершим дня три. Тогда Иисус сказал сестре его: „иди с нами к могиле его“, – и она пошла с ними к могиле. Иисус помолился Богу и Лазарь встал живым по изволению Всевышнего, – вышел из могилы своей, стал жить и родил детей. – Что касается сына старухи, то его проносили в гробу мимо Иисуса. И когда помолился Иисус Богу, тот сел на носилках, сошел с плеч мужей, надел одежду свою, пришел к семейству своему, потом жил и родил детей. – Что касается дочери, – то отец ее был сборщиком десятины. Она умерла, но на другой день Иисус помолился Богу, и воскресил ее молитвою своею. Она потом жила и родились от нее дети. – Что касается Сима, сына Ноя, то Иисус пришел к могиле его и помолился Богу, упомянувши имена Божии. И вот тот вышел из могилы, сделавшись наполовину седым, так как испугался наступление часа всеобщего суда. В свое время он не бил седым. Он спросил: разве час наступил? Иисус отвечал ему: нет, но я вызвал тебя именем великого Бога, – потом сказал ему: умри! Тот отвечал: с тем условием, чтобы Бог избавил меня от тяжестей смерти в другой раз. Помолился Иисус, и так сделалось⁵⁸⁸. – Из этого перечня сказаний не видно ни связи их с прежде высказанным обещанием Иисуса оживить мертвых, ни взаимной последовательности их, ни обстановки и проч. Поэтому некоторые писатели прибавили к тому, что сказал Хазин, свои подробности, из которых видно, что чудеса Иисуса следовали одно за другим, так сказать, по прогрессивной разительности своей. После исцеления слепого и прокаженного, иудеи, будто бы, не удовлетворились, и потребовали от Иисуса более разительного чуда. Как говорит Рабгузы, во времена Иисуса люди увлекались врачевством, как они увлекались богатством во времена Авраама, волшебством – во времена пророка Моисея.⁵⁸⁹ Поэтому они и предложили Иисусу, мир ему, воскресить мертвых. Иисус согласился. „Тогда они отправились к Галену (Джалинусу)⁵⁹⁰ и сказали ему: Иисус вызывается сделать мертвого живым. Гален отвечал им: при помощи лекарств мы не можем никакого мертвого сделать живым, а если Иисус действительно делает это, то это означает только-то, что он истинный посланник, а никак не врач...⁵⁹¹ Тогда были воскрешены Иисусом: дочь Казура и сын старухи. Старуха сказала: Иисус! старший сын мой умер, на руках у меня остались маленькие дети; сама я беспомощная и старая женщина! У меня не достанет силы для поддержания семейства! „Когда она, говоря так, заплакала, Иисус сотворил молитву, – и вот сын ее ожил и прожил потом несколько лет. Но народ все говорил: этот Иисус воскрешает все недавно умерших; может быть душа их еще не выходила. Вот, если бы он воскресил давно умершего, то мы убедились бы, что он пророк. Собравшись, они пришли и сказали Иисусу: если ты воскресишь Сима, сына Ноя⁵⁹², то мы поверим тебе. Иисус сказал: укажите мне его. Они пошли и указали и т. д.⁵⁹³

Каким же образом совершилось последнее чудо, указанное Кораном в речи Иисуса: скажу вам, что будете есть, и что отложите на сохранение в домах наших? По словам Хазина, „некоторые толковники передают, что Иисус извещал человеку, что он ел в прошлый день, что будет есть сегодня, и что сохранит для вечера. Кроме того Иисус в школе возвещал мальчикам, что готовят родители их. Однажды он сказал одному мальчику: иди, семейные твои едят то-то и то-то, и они оставили для тебя то-то. Мальчик пошел и стал плакать пред семейными, покуда они не дали ему этого-то. Тогда они спросили его: кто известил тебя об этом? Он отвечал: „Иисус». И заперли они детей своих от него (Иисуса) и сказали им: не сидите с этим чародеем. Потом собрали их в один дом, но Иисус пришел искать их. Тогда они сказали ему: их нет здесь. Он спросил: а что в доме? Сказали: свиньи. Тогда и он сказал: да будут они ими. Они (родители) отворили пред ним двери, и вот те оказались свиньями. Это разгласилось между израильтянами, и стало явным. Они стали замышлять на него. Испугалась за него мать его, положила его на осла, который был у нее и бежала в Египет⁵⁹⁴ ...

Ha вопрос, действительно ли эти чудеса разумел Мухаммед в Коране, мы должны ответить, что утверждать это было бы слишком смело. При своей готовности передавать арабам, как назидательные памятники прошлого, все известные ему сказания, Мухаммед не преминул бы поместить в своем Коране и все те подробности, какие от его имени передаются его последователями. Пропуска подробностей, случившегося при редакции Корана, тоже невозможно допустить, так как эти сказания излагаются в Коране плавно, цельно (43, 44) и повторяются в V сюре без изменения. Естественно заключить, что Мухаммед в своем кратком перечне чудес от имени будто бы Иисуса, намечавшего себе после своего рождения программу деятельности, сходился с толковниками только в одних источниках сказаний о чудесах Иисуса, но не знал подробностей, и потому не изложил их.

Источником сведений о новозаветных событиях, общим как для мусульманских писателей, так и для самого Мухаммеда, вернее всего, были широко распространенные на востоке апокрифы, иногда тенденциозно-еретические, иногда чисто православные, но всегда чудесно-сказочного, фантастического склада, обусловленного с одной стороны созерцательным, чуждым строгого научного анализа, характером наций, среди которых они появлялись, а с другой, – благочестивым рвением пополнить недосказанную каноническими евангелистами историю детства Иисуса, – историю, представлявшую им слишком великий простор для создания необычайного величавого образа Его. Большая часть апокрифов, ограничиваясь именно этим периодом жизни Иисуса и не касаясь проповеди Его, не содержала в себе точно формулированных догматических истин христианства, которые могли быть резки для мусульманства. Если и были здесь указания на догматы христианства, то они могли пройти почти бесследно для слушателя, увлеченного чудесными событиями. И Мухаммед, вместе с своими последователями, не мог совершенно отрицать этих событий, так как они могли быть в их глазах свидетельством необычайного Божия водительства людей к исламу на конце многовековой истории посланничества, – когда нужно было появиться, будто бы, предшественнику последнего арабского пророка, так же славному и великому, как и он сам. По крайней мере, сличение хотя некоторых апокрифических сказаний с тем, что сказано о чудесах Иисуса в Коране и в мусульманском предании, подтверждает, что Мухаммед и его последователи слушали и заимствовали сказания о чудесах Иисуса Христа из апокрифов. В арабском евангелии детства, между прочим, рассказывается о таком чуде Иисуса: когда Господу Иисусу исполнилось семь лет от рождения, он однажды сошелся с равными ему по возрасту мальчиками, которые играли и делали из грязи фигуры ослов, быков, птиц (طيور) и др. подобное этим; каждый хвастаясь своим произведением, хотел превзойти вылепки прочих. Тогда Господь Иисус сказал мальчикам: я прикажу сделанным мною фигурам двигаться. Когда же те спросили, разве он Сын Творца, – Господь Иисус приказал им (фигурам) двигаться, и каждая из них подпрыгивала, и лишь только он приказал им перестать, перестали. Сделал он также фигуры птиц, которые летали, когда он приказывал им, и стояли, когда он приказывал им останавливаться. А когда он предлагал им пищу и питье, они ели и пили. После того, как мальчики удалились и рассказали своим родителям, отцы их сказали им: опасайтесь, дети, быть вместе с ним, так как он волшебник ساحر избегайте его, удаляйтесь от него и не играйте с ним с этого момента⁵⁹⁵. – В другой раз Господь Иисус играл с мальчиками; все мальчики проводили воду из ручья, и делали маленькие лужицы, на подобие пруда. Господь Иисус сделал 12 воробьев и расположил их по три на каждой стороне своего пруда. Дело было в субботу. Сын книжника Анны (раздраженный нарушением субботы), увидя, что они сделали это, сказал: ведь, вы сделали фигуры из глины в субботу – и тотчас же разрушил труды их. И вот, Господь Иисус ударил руками своими над воробьями, которых он сделал, и те с плачем полетели. Наконец Сын Анны подошел к пруду Иисуса, чтобы разрушить его, – и потекла из него вода. Тогда Господь Иисус сказал ему: как исчезла эта вода, так пусть исчезнет твоя жизнь⁵⁹⁶. – Это же сказание с небольшими изменениями встречается в греческом апокрифе Евангелия Фомы⁵⁹⁷. Таким образом, и Коран и мусульманское предание начинает обзор чудес Иисуса со слов апокрифов. Древние полемиты с исламом указывали на это, как на первейшее доказательство отступлений Мухаммеда от Евангельского учения. От крестившегося сарацина требовалось произнесение такой формулы: ἀναθεματίζω τὴν τοῦ Μωάμεθ φλυαρίαν τὴν γέγουσαν, ὅτι ὁ Κύριος καὶ Θεὸς Ἰησοῦς ὁ Χριστὸς ἀπὸ Μαρίας τῆς ἀδελφῆς τοῦ Μωυσέως καὶ Ἀαρὼν ἐγεννήθη ἄνευ σπορᾶς ἐκ τοῦ λόγου τοῦ Θεοῦ καὶ τοῦ πνεύματος, καὶ ἔτι νήπιος ὢν πετεινὰ ἐκ πηλοῦ ἐπλαστούργει καὶ ἐμφυσῶν ἐποίει αυτὰ ζῶα⁵⁹⁸. Чудеса Иисуса co слепым и прокаженным, переданные толковниками, а также воскрешения мертвых, казалось бы, сходятся с повествованиями канонических евангелистов. Так об исцелении слепых повествует св. Ев. Матфей (Мф.11:27–34, 20:29–34), Марк (Мк.8:22–26, 10:46–52), Лука (Лк.8:35–43) и Иоанн (Ин.9:1–41). Исцеление прокаженного описано у всех синоптиков (Мф.8:1–4; Мк.1:40–44; Лк.5:12–14, 17:12–19). Если сюда относить также повествования об исцелении Иисусом Христом вообще неизлечимо больных, расслабленных и т.н., то мусульманские сказания должны бы соответствовать также повествованиям Ев. Матфея (Мф.4:23–24, 8:14–17, 9:1–8, 12:9–21, 8:5–13, 8:28–34, 9:18–26, 12:22–45, 15:29–31, 17:14–31), Марка (Мк.1:21–34, 35–39, 2:1–12, 3:1–13, 5:1–20, 21–43, 3:20–30, 7:24–30, 31–37, 9:14–29), Луки (Лк.4:31–37, 38–41, 42–44, 5:15–16, 17–26, 6:6–11, 7:1–10, 8:26–36, 41–48, 11:14–26, 9:37–43, 13:10–21, 14:1–35), Иоанна (Ин.6:15–21). Но этих повествований так много, и они так разнообразны, что наперед можно отрицать их сходство с мухаммеданскими неясными рассказами, бедными фактической стороной. С последними можно сопоставить только такие общие выражения евангелистов, как напр. следующее: и ходил Иисус во всей Галилее уча в синагогах их, и проповедуя Евангелие царствия, и исцеляя всякую болезнь и немощь в людях. И прошел о Нем слух по всей Сирии, и приводили к Нему всех немощных, одержимых различными болезнями, и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных, и Он исцелял их. И следовало за Ним множество⁵⁹⁹ народа из Галилеи, и десятиградия, Иерусалима, и Иудеи, и из-за Иордана (Мф.4:23–25). По Ев. св. Марка в это же время „приходит к Нему прокаженный, и умоляя Его, и падая пред Ним на колени, говорит Ему: если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, умилосердившись над ним, простер руку, коснулся его, и сказал ему: хочу, очистись.... Он, вышедши, начал провозглашать и рассказывать о произошедшем, так что Иисус уже не мог явно войти в город, но находился вне, в местах пустынных. И приходили к Нему отовсюду (I, 40–45). – Воскрешение Лазаря приблизительно одинаково с мухаммеданскими сказаниями изложено у Ев. Иоанна (Ин.11:1–45); сын старухи мог означать сына вдовы Наинской (Лк.7:11–16), а дочь сборщика десятины – дочь Иаира (Мф.9:23–25; Лк.8:49–56)⁶⁰⁰.

Ho как ни сходны мусульманские сказания, в том числе и коранические, о чудесах Иисуса с некоторыми повествованиями канонических Евангелистов, однако мы затрудняемся установить между ними внутреннее родство. Мы можем предположить только то, что некоторые из позднейших мусульманских сказаний создались в связи с слышанными авторами их отдельными частями канонических повествований, но эти части были усвоены в духе апокрифов и перемешаны с ними. Что касается коранических сказаний, то они основаны всецело на апокрифах.

Характерною чертою коранических и вообще мусульманских сказаний о чудесах Иисуса является то, что по ним Иисус чудесами своими доказывал свое могущество. Тогда как в Евангелии Господь ученикам своим говорит: пойдем в ближнии селения и города, чтобы Мне и там проповедовать ибо Я для того пришел (Мр.1:38), тогда как здесь чудеса совершаются им по нужде, в помощь страждущему человечеству, имеют нравственную цель, в Коране и мусульманских преданиях Иисус сам, так сказать, вызывается перед иудеями совершить чудеса, и делает одно за другим, более необычайное, величественное, „знамение”, для того, чтобы они боялись Бога, и повиновались ему (III, 44).

Рассуждая о последнем чуде Иисуса, – о предсказании пищи, – Хазин, вполне согласно с Кораном, замечает: в этом заключается решительное доказательство истинности пророческого достоинства Иисуса и великой чудодейственной силы у него; а именно сообщение Им о сокровенном при предшествовавших явных знамениях Его, каково исцеление слепого, прокаженного, воскрешение мертвых, по воле Всевышнего Бога, и сообщение тайн по наставлению от Бога, – все это такие явления, которые недоступны никому из людей, кроме пророков, мир им. Если ты скажешь: астрономы и кягины возвещают подобное этому, какое же различие? Я отвечу: каждому из них, астроному и кягину, необходимы какие-либо предварительные данные, к которым они обращаются и на которых они опираются при сообщении об этом. Что касается астронома, то он руководствуется в этом (предсказывании будущего) изучением звезд и их соотношения, или счетом таинственных черт на песке, или т. п. При всем том, он ошибается во многих из своих предсказаний. Что касается кягина, то он руководствуется указанием бесов, и иногда тоже ошибается во многих из своих предсказаний. Но что касается сообщения пророков о тайнах, то оно бывает только по небесному откровению, а именно от Бога Всевышнего, а не бывает при посредстве какого-нибудь счета, или подобного чего-нибудь. Вот в этом-то и разница⁶⁰¹. – Действительно, Коран говорит сжато о том же: Иисус должен был победить своими чудесами неверующие сердца своих единоплеменников, и тем доказать правоту своего учения о Боге и свои полномочия.

В этом же духе изображаются чудеса Иисуса в новозаветных апокрифах. Читатель выносит из них представление, будто Иисус поражал всех своими чудесами. Начиная с самого рождения своего, обставленного множеством мелких, поразительно – необычайным явлений⁶⁰², – с первых дней своей жизни, когда, по правдивому простому изображению св. Ев. Луки, Божественный Младенец начал свою жизнь в уничижении, а по изображению апокрифов, – когда свет Его величия обнаруживался перед людьми, – и до конца своего пребывания в Египте Иисус творит чудеса по одному своему желанию показать пред людьми свое Божественное могущество. Кроме ранее упомянутых нами чудес Иисуса с пальмой, со львом, с разбойнической шайкой и пр., мы укажем здесь на то, что от одного пришествия Иисуса в Египет попадали идолы⁶⁰³, что Иисус младенец прикосновением своим исцелил бесноватого отрока⁶⁰⁴, двух бесноватых женщин⁶⁰⁵ и одну немую⁶⁰⁶, одну прокаженную⁶⁰⁷, когда она омылась благовонною водою, оставшеюся после омовения его, – что он снова сделал человеком одного юношу, по чарам обращенного в мула и пр. Наконец Иисус младенец поражает своею мудростью всех современных ему ученых⁶⁰⁸, медиков и астрономов, столь уважаемых за свою ученость на востоке⁶⁰⁹. Вообще, по меткому замечанию Шикоппа, в апокрифах необузданная фантазия нашла себе широкое поприще; здесь видна только детская радость чудесному и детская забава пестрою оболочкою сказок⁶¹⁰.

Тоже следует заметить касательно мусульманских сказаний о чудесах Иисуса. Сходство апокрифических сказаний с мусульманскими сказаниями видно даже в том, что как в тех, так и других иногда в чудотворении участвует механически нечто постороннее, похожее на амулет. В апокрифах, преимущественно в арабском Евангелии детства, таким амулетом служит большею частью вода, а в мусульманских сказаниях, как мы видели – какое-то таинственное великое имя Божие. По общему мнению апокрифов, чудеса Иисуса однако не привлекли к нему окончательно всех очевидцев их. Если некоторые современники Иисуса и поражались ими, то объясняли их волшебством Иисуса, помощью ему со стороны веельзевула. Так смотрят на чудеса Иисуса напр. иудеи, изображенные в апокрифе – арабском Евангелии Детства, в Актах Пилата – на суде у него против Иисуса Христа⁶¹¹. Это обвинение Иисуса было широко распространено даже между иудеями, современниками писателей апокрифов⁶¹², сделалось всеобщим среди не веровавшего в него народа, и потому должно отобразиться во всех апокрифах, преимущественно евионейского происхождения, – как причина неприязни иудеев к Иисусу, чудотворцу. Таким образом коранические чудеса Иисуса схожи с апокрифическими и по назначению своему, и по характеру своему, я по отношению своему к современным Иисусу иудеям. Это были доказательства славы Божией на Иисусе, действовавшие иногда механично, но принятые народом, как волшебство.

После этого нам понятно, почему перечисление чудес Иисуса в Коране и в мусульманском предании начинается с чуда с птицей, – чуда, изложенного только в апокрифах и кончается также неизвестным каноническим евангелистам чудом с пищей. Коранические сказания об этих чудесах Иисуса были составлены по апокрифам. Каким же образом и откуда в частности могли войти сюда сказания о исцелении слепых, воскрешении мертвых? Прежде всего нужно сознаться, что в большинстве апокрифов новозаветных, доселе известных, мало сказаний одинаковых с каноническими евангелиями о чудесах, совершенных Иисусом над слепорожденным, прокаженными и мертвыми, – и вообще о чудесах, совершенных Иисусом во время проповеди. Арабское Евангелие Детства говорит (IV), что Иисус с 12 лет до начала своего общественного служения не сотворил ни одного чуда. Время же общественного служения Иисуса, как мы ранее сказали, не вошло в большинство апокрифов. Только немногие из них, представляющие из себя переделку канонических Евангелий, как напр. Евангелие Маркиона (переделка Св. Ев. Луки), почти дословно передают сказания об исцелении слепых⁶¹³, 10 прокаженных, и одного прокаженного⁶¹⁴, о воскрешении сына Наинской вдовы⁶¹⁵, дочери Иаира⁶¹⁶. Но это обстоятельство еще не дает права исследователю Корана заключать, что Коранические сказания и сказания мусульманского предания не имели своей основы в апокрифах. Апокрифы, если и не дают подробного описания указанных нами чудес Иисуса, все же дают представление о чудесах Иисуса именно в этом роде. Напр. арабское Евангелие детства рассказывает, что отрок Иисус, будучи в Египте, однажды воскресил мальчика Зенона, упавшего с кровли дома⁶¹⁷. В „актах Пилата“ значится, что во время суда над Иисусом в пользу Его представили свидетельства исцеленный Им расслабленный, слепой, и кровоточивая жена⁶¹⁸; – что приверженные к Иисусу израильтяне указывали Пилату на то, что Иисус изгонял демонов, воскресил Лазаря, лежавшего в могиле уже четыре дня⁶¹⁹. Сами иудеи жалуются Пилату, что Иисус в субботу исцеляет хромых, расслабленных, слепых, прокаженных и бесноватых, – что он чародей: именем веельзевула князя бесовского, Он изгоняет демонов, и все Ему покоряется, и пр.⁶²⁰. Положительно невозможно думать, что память обо всех этих чудесных событиях, дорогих для почитателей Иисуса и резких для Его противников, могла утратиться в апокрифических сказаниях, вращавшихся в Аравии. В смешанном виде они переходили из уст в уста среди христиан Аравии, разнообразясь в подробностях, украшиваясь более чудесным элементом. С другой стороны, иудеи, всегда стоявшие в оппозиции к христианам Аравии, в полемике своей с ними принуждались признавать эти чудесные факты из жизни Иисуса, хотя и объясняли по своему, и отрицали в них чудесный элемент. Следствием этого должно было произойти то, что до Мухаммеда дошли, так сказать остовы апокрифических сказаний о чудесах Иисуса, всеми признаваемых в Аравии за фактическое обнаружение Его могущества. Мы можем добавить, что даже позднейшее сказание о воскрешении Сима (какового сказания нет в канонических Евангелиях), может быть рассматриваемо, как переделка сказания или апокрифических актов Пилата о воскрешении Симеона⁶²¹ Сына Иакова, – или сказания арабского Евангелия детства Иисуса об исцелении им египетского мальчика Симона Кананита⁶²². Таким образом все содержание как мусульманских, позднейших сказаний о разбираемых нами чудесах Иисуса, так и Коранических, может быть объяснено скорее из апокрифических, чем канонических евангелий.

Однако, нужно сказать, что Мухаммед не остался простым передатчиком слышанных им апокрифических сказаний о чудесах Иисуса. Его собственное воображение помогло ему соединить в своем сказании события несовместимые и поставить их, кажется, в хронологическую связь. Это было вызвано похвальным стремлением его объединить разрозненные, доносившиеся до него по частям апокрифы, но в тоже время обозначало в нем отсутствие исторической критики. Чудо с птицей, совершенное Иисусом, по арабскому Евангелию детства, в детстве он отнес ко времени его совершеннолетия, когда должно было совершиться исцеление слепых, прокаженных и воскрешение мертвых. Сверх того, Мухаммед добавил от себя совершенно новое сказание о чуде Иисуса с пищей Сынов Израилевых, нигде не встречающееся в апокрифах в подлинном своем виде. Вслед за Мухаммедом и мусульманские писатели должны были создать подробности его, для чего ими было взято содержание из сказаний апокрифов об обучении Иисуса грамоте, а подробности из сказания о изгнании Иисусом бесов из гадаринского бесноватого⁶²³.

Если безотчетная склонность Мухаммеда к переделке слышанного повлияла на внешнюю обработку апокрифических сказаний в Коране, то его сознательное стремление в полемических видах подвести все исторические события из жизни Иисуса под идею единобожия придало им новые, внутренние, исламические черты. Иисус после каждого своего обещания сотворить чудо добавляет: по изволению Божию, – равно как и Бог в своей речи к Иисусу перед каждым упоминанием о чуде замечает: по изволению Моему. Что это значит? Хазин толкует, что все эти чудеса Иисуса совершились “по устроении и творению Божию“⁶²⁴.

Выражение: „По изволению Моему“ в V сюре, по словам Хазина, означает подтверждение того, что творение птицы произошло по могуществу Всевышнего Бога, а не по могуществу Иисуса и не по творению Его, – так как тварь не творит; Творец всех вещей – это один только Бог Всевышний, и нет другого Творца⁶²⁵. Иисус сотворил только „внешний вид изображения»⁶²⁶ птицы и „это было чудом у него, но этим чудом только почтил его Бог“⁶²⁷. Сам Иисус в слове: по изволению Божию, – будто бы, обозначил следующую мысль: я сделал этот образ, но что касается создания жизни в нем, то это принадлежит Всевышнему Богу⁶²⁸. Вот почему сотворенная им птица, будто бы, пала мертвою, лишь только скрылась от смотревшего на нее народа. Хазин говорит, что она пала для того, чтобы отличить произведение твари от произведения Творца, т. е. Всевышнего Бога, и показать, что всесовершенен только Бог Всевышний⁶²⁹. Точно также выражение: по изволению Моему, повторенное в III и V сюрах перед сказанием о других чудесах Иисуса, означает, будто бы, такую мысль Божию: „ты (Иисус) сделал все это при Моем участии к тебе и содействии всему этому Творца всех вещей: Он исцеляет слепых, прокаженных и воскрешает“. – „Он силен, замечает от себя Хазин, на все, а для Иисуса все это было чудом и случилось по изволению и могуществу Всевышнего Бога“⁶³⁰.

Но Коран, строго говоря, при указании на чудеса Иисуса не везде выдерживает свою полемическую тенденцию против христианского учения о чудесах Иисуса, как свидетельстве Его необычайного достоинства. Bo II сюре Бог говорит о посланниках вообще и Иисусе в частности: Мы дали Моисею Писание; во след за ним мы велели идти другим посланникам; потом Иисусу, сыну Марии, Мы дали ясные указания... (81). Вот, посланники. Некоторым из этих Мы дали преимущество пред другими: в числе их были такие, с которыми Бог говорил, а некоторых Он возвел в высшие степени. Иисусу, сыну Марии, Мы дали ясные доказательства... (254) В том и другом месте читатель Корана должен разуметь „очевидные чудеса Иисуса, обнаруживавшие Его пророческое достоинство, как-то: исцеление слепого, прокаженного и воскрешение мертвого⁶³¹, и что в этих чудесах обозначалось его преимущество над другими пророками. „Если ты спросишь, говорит Хазин, почему из среды других пророков упоминаются только Моисей и Иисус? – то я отвечу: по причине дарования им великих знамений и поразительных чудес. Бог всевышний показал основание этого превосходства, выставив беседу с собою и укрепление Иисуса духом святым, так как то и другое великие чудеса. Поэтому, так как Моисею и Иисусу дарованы великие чудеса, то они и выделены в речи особенно. На том основании всякий пророк, знамения которого были важнее и чудеса многочисленнее, есть более превосходный. Потому пророку нашему, – да благословит его Бог и помилует, принадлежит первое место по превосходству, noтому что знамения его важнее и чудеса многочисленнее, чем у всех других пророков“⁶³². Заключение решительно не вяжется ни с данными местами Корана, ни с другими, где сам Мухаммед прямо отрицал в себе дар чудотворений. Когда не верившие ему Корейшиты требовали от него чудес в доказательство его небесного посланничества и говорили про него: „о если бы ниспосланы были ему какие-либо знамения Господом его“, – то он отвечал им, по повелению, будто бы Бога: знамения в распоряжении одного только Бога, а я только прямой учитель (XXIX, 49); (Срав. XVII, 95, 96; II, 113; V, 22; VII, 188; XI, 2; XVII, 106; XXXIV, 27; XXXV, 22; XLI, 3). Почему же не были дарованы Мухаммеду чудеса? Сам Коран от имени Мухаммеда отвечает на этот вопрос так: потому что арабы многобожники невежды (VI, 37); если бы они не отвергали учения Корана, то Бог еще сделал бы для них чудеса, каких они требовали (XLIII, 32–34), так как только в этом случае чудеса могли бы уверить их в истине откровения, иначе явление ангела было бы для них невразумительно, и даже гибельно (VI, 8, 9). Наконец, когда Мухаммед воочию убедился в упорстве корейшитов и других мекканцев против ислама, он составил себе теорию, что Бог по своей воле делает сердца людей покорными или упорными (VI, 125; XIII, 27), а потому чудеса совершенно не нужны для привлечения к исламу. Это будто бы доказывалось историей пророков. Современников Мухаммеда не убедят никакие чудеса, как бы ни были они велики (VI, 109–111), как бы ни были они многочисленны (X, 96), потому что ими не убеждались и прежние народы (ХVII, 61; XXI. 5–7), когда им ниспосылались различные знамения через пророков. Но не смотря на все эти доводы, корейшиты остались однако при своем мнении, что Мухаммед бессилен и особенно в сравнении с Иисусом сыном Марии⁶³³. Мы остаемся при том же мнении и говорим: чудеса Иисуса, упомянутые в Коране, возвышают Его над всеми пророками и над Мухаммедом. Первые, если и совершали чудеса, то никогда не воскрешали мертвых, не исцеляли больных и т. п. Последний совсем не был чудотворцем.

Таким образом Мухаммед допустил в Коране непоследовательность самому себе: в одном месте он смотрит на Иисуса чудотворца, как на орудие Божественного могущества, в другом же как бы придает его чудесам значение доказательств его собственного могущества и превосходства над другими пророками. И эта непоследовательность произошла от того, что Мухаммед придал исламические черты таким сказаниям, которые в первоначальной своей редакции, на родной своей почве, имели противоположные черты. Апокрифы, откуда заимствованы были все Коранические сказания о чудесах Иисуса, выставляли чудеса Иисуса Христа в качестве непреложных свидетельств Его Божественного могущества.

Непосредственно за словами о пророческой и чудотворной деятельности Иисуса Коран говорит о признании Апостолов, предпосылая этому сказанию краткое замечание о враждебном отношении иудеев к Иисусу. Проповедь Иисуса и его чудеса остались без влияния на современных ему иудеев. Этот народ, всегда непослушный Божественному водительству в лице своих пророков, не принял проповеди Иисуса, назвал его чудеса волшебством и даже возмутился на него. По Корану Бог напомнит Иисусу на собрании пророков: вот я не допустил сынов Израилевых схватить тебя, когда ты представил им ясные доказательства, и неверующие из них сказали: очевидно, это одно чародейство. (V, 110) В LXI сюре Мухаммед уже исторически передает об этом факте так: и когда он (Иисус) представил им ясные доказательства, они сказали: это явное волшебство (6). Что же сделал незлобивый, по Евангелиям, Иисус? Коран говорит: неверные из сынов Израилевых прокляты были устами Давида и Иисуса. Это за то, что они были упорны: поступали несправедливо; друг друга не удерживали от худого и делали это (V, 82). Итак Коран не выясняет фактов сопротивления, или грубостей Иисусу со стороны его современников, но вообще удостоверяет, что иудеи оказались непослушными догматической и нравственной проповеди Иисуса, – тому, чему он поучал устно и примером высоконравственной своей жизни.

Нет нужды приводить доказательства, что эта мысль, верная в существе⁶³⁴, во все времена христианства хранилась у всех христианских еретиков и иудеев. И ариане, несториане, и гностики и евиониты, каждые по своему объясняли, почему иудеи воспротивились Христу, но все они сходились в одной несомненной для них истине, что Христос встретил у иудеев к проповеди своей равнодушие, к чудесам недоверие, к нравственному образу жизни насмешки. Как видно из апокрифов евионитского происхождения⁶³⁵, эта истина особенно была распространена среди евионитов. Они преимущественно пред всеми другими еретиками должны были выяснить в догматике свое отношение к Моисееву закону и к закону Иисуса, и, сталкиваясь с иудеями на почве исторического обзора христианства, естественно, всегда указывали своим противникам их заблуждение относительно Мессии, унаследованное ими от отцов своих, несправедливо восставших на Христа из фанатической привязанности к фарисейским традициям. С другой стороны, и иудеи никогда не отказывались от той истины, что они не приняли Мессию, хотя и оправдывали себя и объясняли ее по своему⁶³⁶. Мухаммед принял мнение и сторону христианских еретиков⁶³⁷, но согласно с своей теорией решил, что иудеи отвергали Христа не потому, что он проповедовал о Себе, как о Сыне Божием, что должно было казаться им богохульством, а потому, что они не уверовали в проповедуемую Им истину единства Божия⁶³⁸, в предсказание о грядущем пророке Ахмеде (LXI, 6), – и потому, что всегда были народом мятежным (II, 81). Посмотрим, как объясняет это неверие иудеев в Иисуса мухаммеданское предание?

Хазин, напр., передает такую историю: „Когда Бог послал Иисуса к сынам Израиля и повелел ему объявить о посольстве своем, и призвать к Нему (Богу), они (сыны израилевы) не признали его и изгнали из среды своей. Тогда он отправился с материю своею странствовать по земле, и остановились в некоем селении у одного человека. Тот принял их гостеприимно и обошелся с ними хорошо. В этом селении был царь гордый тиран. Однажды этот человек пришел грустный, печальный и вошел в дом свой. Мария была около жены его. И сказала Мария: что сделалось с мужем твоим? я вижу, лицо его печально. Та отвечала: не спрашивай меня! Но Мария сказала: скажи мне, быть может, Бог переменит печаль его на радость. И сказала жена его: у нас царь тиран, он назначил на каждого человека из нас день, в который бы он кормил его самого и войско его и поил их вином. Кто не сделает этого, того он наказывает. Сегодня наша. очередь, a у вас средств для этого нет. И сказала ей (Мария): скажи ему, что бы он не заботился об этом; я повелю Сыну моему, и он помолится за него, и довольство будет у него. Потом Мария сказала об этом Иисусу. Иисус ответил ей: если бы я сделал это, то случилось бы несчастие. Но Мария сказала ему: пусть, но он, ведь, добр к нам и ласково принял вас. Тогда Иисус сказал: скажи ему: когда приблизится это время, наполни котлы твои и чаны твои водой, а потом дай мне знать. И сделал человек так. Потом Иисус, мир ему, помолился Богу, и переменилась вода в котле в суп и мясо, а вода в чанах – в вино, подобного которому не видывал народ. – Когда пришел царь, поел этого кушанья, и попил этого вина, то сказал: откуда у тебя это вино? И отвечал ему человек: оно из такой-то земли. Царь сказал: мое вино из той же земли, но оно не подобно этому. И отвечал человек: оно из другой земли. Когда царь заметил, что он сбивается, разгневался на него. И сказал тогда человек: я сообщу тебе, что у меня есть отрок, которому Бог дарует все, чего он ни попросит у Него; он помолился Богу и вот он сделал воду вином. У царя был сын, которого он хотел назначить наместником себе в царстве своем, но он умер за несколько дней пред этим. Царь сильно любил его. И стал рассуждать сам с собою царь: человек помолился Богу, и по молитве его вода превратилась в вино; без сомнения будет услышана просьба его и о воскрешении моего Сына; потребовал Иисуса и сказал ему (Иисусу) об этом. Но Иисус ответил ему: не делай того, потому что, если бы он жил, то было бы несчастие. И сказал ему царь: я не беспокоюсь об этом: разве я не знаю этого? Иисус сказал: если я воскрешу его, то ты позволишь ли мне и матери моей идти туда, куда мы хотим? Он сказал: да! Иисус помолился и восстал мальчик. Когда увидали подданные царя, что он ожил, то наперерыв устремились к оружию, и говорили друг другу: ел нас этот царь, но, вот, когда приблизилась смерть его, он еще хочет назначить наместником над нами Сына своего, чтобы и он ел нас так-же, как ел нас отец его. И стали сражаться с ним. Дело Иисуса обнаружилось и замыслили убить его, и стали злословить его“⁶³⁹. – Эта легенда – вероятное искажение чуда на браке в Кане Галилейской (Ин.2:1–11), обезображенное восточной фантазией и отнесенное, по-видимому, ко времени пребывания Иисуса с Матерью в Египте, – еще нерешительно выставляет мотивы ненависти иудеев к Иисусу. Точно также не ясны они нам в прямых толкованиях Хазина на те стихи Корана, где именно говорится о неверии иудеев в Иисуса. Так, Хазин говорит: „иудеи стали величаться отцами своими, говоря: мы дети пророков, и вот Бог объявил им, что они прокляты устами пророков (Давида и Иисуса). Некоторые говорят, что Давид и Иисус благовествовали о Мухаммеде, да благословит его Бог и помилует, и прокляли того, кого не уверует в него“⁶⁴⁰. Но за то в других местах, как напр. в толковании следующих слов Бога к Иисусу: тех, которые последовали тебе, поставлю выше неверующих, – Хазин отчетливо добавляет: „т. е. тех, которые последовали тебе в исповедании единства Божия и считали верной проповедь твою, т. е. людей ислама из последователей Мухаммеда“⁶⁴¹... Значит, и по преданию мусульманскому выходит то, что неверие в Иисуса со стороны иудеев должно было состоять в отрицании тавхида и Мухаммеда. Об отвержении ими нравственного учения Иисуса оно ничего не говорит.

По Корану, Иисус не ограничился одним проклятием неверных Иудеев. В интересах своего дела он решился настойчиво проводить в неприязненную ему среду свое учение и отстоять все нападки со стороны врагов своих. „Когда Иисус, говорится в III сюре, заметил в них неверие, сказал: кто будут помощниками мне для Бога? Апостолы (الحواريون) сказали: мы будем помощниками Божиими; мы веруем в Бога, засвидетельствуй, что мы покорны Ему. Господи наш, мы веруем в то, что ниспослал Ты, и последуем сему посланнику, и за то запиши нас вместе с исповедниками.“ (45, 46). Сам Мухаммед однажды обратился к своим мединским последователям: вы, которые уверовали! будьте помощниками Богу, как говорил Иисус, сын Марии, апостолам: кто поможет мне для Бога? Апостолы сказали: мы помощники Богу. Таким образом, часть сынов Израилевых уверовала, и часть из них осталась в неверии. Уверовавших Мы укрепили против врагов их, и они остались победителями их (LXI, 14). На будущем собрании пророков Бог скажет Иисусу: вот, Я вдохнул Апостолам: веруйте в Меня и в Моего посланника; они сказали: веруем! засвидетельствуй, что мы покорные (V, 111). – Для нас здесь важны вопросы: кто были эти Апостолы, когда и как состоялось их избрание, как они помогли Иисусу и в каком отношении стояла их проповедь к проповеди Иисуса?

Коран отвечает, и то не ясно, что апостолы были люди, особо избранные из всех последователей Иисуса, немногие из них, иначе они не носили бы особого имени, а именовались бы общим названием назарян (النصارى), которое в Коране усвояется вообще всем последователям Иисуса. Апостолы оказали послушание Иисусу после того, как другие иудеи отказались от последования Иисусу, когда Иисус заметил в прочих иудеях неверие. Они были близкие к Иисусу и уверяли его, что следуют Богу и ему. Больше того Коран ничего не говорит в данных местах.

Мухаммеданское предание обширнее Коранического сказания. Подходя к решению вопроса, когда были признаны Иисусом Апостолы, и вопроса о личности их, мухаммеданские писатели останавливают свое внимание, прежде всего на Кораническом названии их „хавариюна» и потом уже, кажется, сообразуясь со смыслом этого слова, передают легенды о призвании Апостолов. По обвщему признанию мухаммеданских ученых это название происходит от арабского корня هار в III форме имеющего прямое значение: он отвечал, он разговаривал, беседовал, отдаленное значение: белил.. „Так арабы говорят: هو رت, это значит: я выбелил что-нибудь“⁶⁴² Отсюда выходит, что ученики Иисуса названы именем хавариюна для означения того, что они были „искренними друзьями его и избранниками⁶⁴³. Некоторые говорят: хавариюна – это наместники, потому что они заместили Иисуса; говорят: это помощники, так как хавари равносильно слову ансар, т. е. тот человек, от которого ожидается помощь“⁶⁴⁴. В этом смысле близком к корню слова, название хавари усвоялось при жизни Мухаммеда его избранным помощникам и между прочим Зубейру. „От лица Джабира бну Абдуллаха передается: однажды в день рва⁶⁴⁵ пророк, да благословит его Бог и помилует, вызывал к делу людей, вызвался Зубейр, потом пророк еще вызывал их, вызвался тоже Зубейр. Тогда пророк, да благословит его Бог и помилует, сказал: у всякого пророка есть хавари, мой же хавари Зубейр“⁶⁴⁶ Вероятно, сообразно с отдаленным значением корня „некоторые говорят, что апостолы были названы именем „хавариюна“ за чистоту сердец своих и за то, что на них обнаружились признаки усиленной молитвы и свет от нее“⁶⁴⁷. Следовательно, хавари должно быть равносильно названию белый, чистый, высоконравственный, светлый. Наконец, мусульманское предание понимает слово хавари в прямом смысле: носитель белых одежд, и в переносном смысле: белильщик одежд. „Некоторые говорят, что они были красильщиками и названы так потому, что белили одежды“⁶⁴⁸.

Применительно к первому пониманию названия хавариюна мусульманские писатели приводят такое сказание о признании их. „Иисус, мир ему, когда призывал сынов Израиля к Всевышнему Богу, они упорствовали в том и не верили в него. И вот Он отправился странствовать по земле, и⁶⁴⁹ проходил мимо толпы рыбаков, а их было 12 человек, начальниками их были Симон и Иаков. Иисус, мир ему, сказал: что вы делаете? Они отвечали: ловим рыбу. Он сказал: не пойдете ли вы за мной, ловить людей? Они спросили: а ты кто такой? Он сказал: Я Иисус сын Марии, раб Бога и посланник Его. Тогда они попросили его дать им знамение, которое бы доказало им правдивость его. Между тем, Симон уже бросил сеть в воду; Иисус помолился Богу, и вот собралось в эту сеть столько рыб, что она готова была разорваться от множества рыб, и они попросили на помощь людей с другого судна. Этою рыбою они наполнили две лодки. Потом они уверовали в него и отправились вместе с ним”. Таким образом, как замечает далее Хазин, „апостолы были рыбарями, а когда уверовали в Иисуса, обратились в ловцов людей и в руководителей их в вере⁶⁵⁰.“

Эль-Кассий передает это сказание несколько иначе. Когда Иисус проходил по берегу моря, увидал выделывателей сукон и, подойдя к ним, сказал им: вы делаете белыми наши одежды, почему же не делаете того же с нашими сердцами? Вследствие этого они уверовали в него и сделались свидетелями его пророчества⁶⁵¹. У Хазина мы встречаем еще иной рассказ. „Некоторые говорят, что Мария отдавала Иисуса на различные ремесла, и наконец отдала его белильщикам, а они валяли сукна и красили их. Она отдала его к начальнику их, чтобы Иисус выучился у него. Однажды у него набралось много одежды, а между тем ему нужно было отправиться в путь. И сказал он Иисусу: я уже научил тебя этой работе; теперь я отправляюсь в путь и не возвращусь ранее десяти дней. Эти одежды (должны быть) разных цветов, и ты узнаешь цвет, которым должна быть окрашена каждая, – по цвету нитки. Я желаю, что бы ты закончил все это ко времени моего возвращения. Учитель отправился в путь, а Иисус приготовил один чан с одной краской и положил в нее все одежды, сказавши: будь, по изволению Божию, в том цвете, в каком я захочу видеть тебя! Красильщик возвратился, а одежды все были в одном чане. И сказал он Иисусу: что ты сделал? Тот отвечал: я уже покончил дело. А одежды где? – спросил он. Он сказал: В чане. – Все? – Да! Да ведь ты испортил одежды! – Нет, сказал Иисус, встань и посмотри! И встал Иисус и вынул одежду красную и одежду зеленую, и одежду желтую, и одежду черную, – пока не вынул их все в таких красках, каких желал красильщик. Тот удивился этому и узнал, что он (Иисус) – от Бога Всевышнего. И сказал он людям: придите, посмотрите! И уверовал в него он сам и товарищи его. Вот они-то, добавляет Хазин, и были апостолами“.⁶⁵²

Нам кажется, мусульманское предание в данном случае не было самостоятельным. Признание Апостолов Иисусом Христом было фактом настолько же известным всем христианам и иудеям первых веков христианской эры, как и факт неверия в Иисуса современников Его. Оно логически вытекало из обстоятельств земной жизни Иисуса Христа, и сообразовалось с целью Его пришествия на землю. Отвергнутый иудеями, посрамленный, он должен был найти сочувствие только в апостолах, чтобы исполнить свое великое дело: утвердить при себе и после себя благодатное царство, распространить истинную веру и т. д. Поэтому у всех народов христианских можно было встретить сказание о признании Апостолов, каноническое или апокрифическое. И мусульманское предание, нам кажется, построило свое первое сказание на основании канонических повествований о том же Св. Ев. Матфея (Мф.4:18–22), Марка (Мк.1:16–20) и Луки (Лк.5:1–11). У первого заимствовано начало, а у последнего – конец сказания. Второе мусульманское сказание есть краткая переделка этих же повествований, в духе апокрифического сказания арабского Евангелия Детства, – к какому апокрифу более подробно приближается, наконец, третье сказание. „Однажды, говорится здесь, Иисус, бегая и играя с отроками, проходил мимо красильщика, имя которому было Салем. В его фабрике было много сукон, которые он должен был окрасить. Господь Иисус, вошедши в заведение красильщика, взял все эти сукна и бросил их в чан, наполненный синим индиго. Когда пришел Салем и увидел сукна испорченными, начал громко кричать и бранить Иисуса, говоря: что ты наделал со мною, сын Марии?!.. Ты обесславил меня, перед всеми горожанами, потому что каждый из них желал нужного себе цвета, а ты, как пришел, попортил все сукна. Господь Иисус отвечал: у какого бы сукна ты не пожелал переменить цвет, я изменю его; – и тотчас начал вынимать из чана сукна, окрашенные каждое тем цветом, какого желал красильщик, пока не вынул все. Иудеи увидев это чудо, восхвалили Бога“⁶⁵³.

Но Мухаммед едва ли знал то и другое и третье сказания. По смыслу Коранических стихов мы должны представлять событие признания Апостолов совсем иначе, чем передали это указанные нами сказания мусульман, апокрифы и канонические повествования. Иисус здесь сам обратился к апостолам за помощью и быль, кажется, уже в зрелом возрасте, так сказать, в середине своей пророческой деятельности, когда иудеи отказались последовать Ему. Если бы кораническое сказание представляло из себя сокращение приведенных мусульманских сказаний, требовавшееся сжатой картинностью арабского языка или иными какими либо личными соображениями Мухаммеда, то в нем все-таки было бы видно, что признание апостолов состоялось по особому чуду, во время детства Иисуса, что постоянное занятие апостолов состояло в окрашивании тканей, или рыболовстве и т. п. У Мухаммеда было, вероятно, только общее представление об апостолах и их признании: Иисус проповедовал подобно Мухаммеду, и однажды при стечении народа выбрал себе помощников из среды слушателей своей проповеди и очевидцев всех чудес. По крайней мере, Мухаммед, когда выбирал своих ансаров, таким же именно образом из среды мединцев, – думал, что он подражал Иисусу⁶⁵⁴. Спрашивается: откуда же Мухаммед получил сообщение о разбираемом нами сказании? Это может выяснить только разбор названия хавариюна и других подробностей факта признания апостолов.

Мы сказали, что Мухаммед не придавал слову хавари значение красильщик или валяльщик, – каковые значения тесно связаны с приведенными нами апокрифом Евангелия Детства и сказанием Кессея⁶⁵⁵. Едва ли он усвоял ему и нравственный смысл: чистые душой, – так как светлый образ апостольской жизни сложился у мухаммедан, по вероятному объяснению Рёша⁶⁵⁶, уже после знакомства с неизвестным Мухаммеду Апокалипсисом, где говорится о мучениках, украшенных в белые одежды (V, 9). Остается предположить, что Мухаммед придавал ему значение: помощник, – но и это предположение не может быть состоятельным в виду того, что своих помощников Мухаммед называет именем ансары, а не хавариюна, – указывая тем самым на отличие первых от последних. По этому нам кажется справедливою мысль некоторых ориенталистов произвести это слово от эфиопского корня хавира (hawira) идти, посылать⁶⁵⁷, отчего, хавари значит, вестник, посланный, – понятие, близкое к истинному значению слова “апостол“ и тождественное с абиссинским пониманием. Если так, то все сказание об апостолах перешло к Мухаммеду из Абиссинии, через возвратившихся оттуда беглецов из Аравии, и было усвоено Мухаммедом с устных их рассказов, представлявших из себя, вероятно, сокращение канонических повествований.

Комментаторы Корана единогласно говорят, что у Иисуса было 12 апостолов⁶⁵⁸. Аль-Кессей даже перечисляет их по именам: Симеон, Лука, Петр, Фома, Матфей, Иоанн, Иаков, Иона, Георгий, Хунеин и Павел. Только Масуди кроме этих двенадцати учеников упоминает еще о 12 учениках, очевидно, принимая во внимание евангельское повествование о посольстве Иисусом Христом 70 учеников „во всякий город и место, куда сам хотел идти (Лк.10:1)“⁶⁵⁹. Можно догадываться, что и в сознании самого Мухаммеда число апостолов было двенадцать. По уверению всех комментаторов он, как мы видели, подражая Иисусу Христу, избрал для себя тоже 12 учеников⁶⁶⁰. Но это число определенно дается только в канонических евангелиях; ни арабское Евангелие Детства, ни другие апокрифы не дают его. Поэтому Мухаммед о признании апостолов рассуждал на основании самых кратких сведений, доставленных ему из канонических евангелий абиссинскими христианами. И так как эти сведения очень кратки и неопределенны, то Мухаммед вздумал самостоятельно пополнить их новыми подробностями и связать новой идеей. Оттого событие признания апостолов сделалось у него схожим с событием при его собственной жизни, – избранием ансаров, – и вместе с тем апостолы Иисуса Христа преобразились в проповедников ислама.

Иисус, по Корану, предложил апостолам быть помощниками ему „для Бога“ (III, 45; LXI, 14). Хазин объясняет, что это выражение „для Бога“ означает: „вместе с Богом; некоторые говорят, что смысл такой: кто будет помощником для объявления повелений Бога и для проповеди веры Его. Иные же говорят, что смысл такой: кто присоединит помощь свою к помощи мне со стороны Бога?“⁶⁶¹ Как бы то ни было, но апостолы произнесли свое исповедание, и по толкованию Хазина, в таком смысле: мы помощники вере в Бога, и посланнику Его и служители Его, мы признаем, что Господь наш есть Господь всего. После того, они попросили Иисуса, каким-то образом, засвидетельствовать покорность их. Это, по мнению Хазина, было признание со стороны их, что вера их ислам, и что эта вера есть вера Иисуса и всех пророков прежде него, а не иудейство и христианство. Они будто бы так говорили: засвидетельствуй, что мы покоряемся тому, чего ты желаешь относительно помощи тебе и относительно устранения от тебя чего бы то ни было, и покорны повелениям Бога великого, могущественного⁶⁶². Иисус засвидетельствовал. Тогда апостолы сами обращаются к Богу с исповеданием веры в Него и Иисуса и в книгу, ниспосланную ему. В вознаграждение за это они просят Его: запиши нас вместе с исповедниками, т. е. с теми, которые верно исповедуют пророков Твоих, следуют повелениям твоим и запрещениям Твоим, и запиши в книге наши имена с именами их и удостой нас в числе их и вместе с ними того, чем ты прославишь их⁶⁶³. Нельзя не видеть, что все эти мысли – не христианские, исламические; основываясь на них толковник Корана Хазин доказывает, что апостолы в этот момент думали или вообще о мусульманских исповедниках, которых они, будто бы, считали выше себя, или даже – о самом Мухаммеде, который в будущей жизни будет удостоверять верность каждого человека⁶⁶⁴. Можно думать, что и сам Мухаммед был не чужд этих мыслей, когда сказал, что апостолы исповедали свою „покорность“ и просили записать их с „исповедниками“. Проповедь Иисуса, как мы видели, казалась ему по содержанию своему одинаковою с его проповедью об исламе; чему учил он, Мухаммед, своих ансаров, то же преподал своим апостолам и Иисус, – т. е. ислам, со всей его догматикой и практическими правилами. Поэтому, будто бы, сам Бог внушил апостолам, как говорится в Коране: веруйте в меня и в Моего посланника (V, 111).

Как ни испорчено здесь каноническое повествование о признании Иисусом Христом апостолов, однако же из него мы видим, что апостолы исповедовали и сохранили истинное учение Иисуса, – что сам Бог содействовал им в этом. В Коране, вероятно, вслед за признанием апостолов прежде излагалось сказание именно о том, что и как проповедовали апостолы при жизни Иисуса, но впоследствии это сказание было выброшено редакторами Корана, отчего после 46 ст. III сюры и 116 ст. V сюры теперь замечается пропуск. Подобное сказание, нужно заметить, неясное, сохранилось только в XXXVI сюре. Здесь Бог говорит Мухаммеду: представь им (мекканцам) в пример жителей того города, в который приходили наши посланники. Вот, Мы послали к ним двоих, но они обоих их почли лжецами; тогда Мы в подкрепление их дали третьего. Они сказали им: „мы посланники к вам!“ Те сказали вы только люди подобные нам. Милостивый ничего не открывал вам; вы только лжете. Они сказали: Господь наш знает, что Мы посланники к вам. На нас только обязанность верно передать вам. Те сказали: мы по полету птиц угадываем, кто вы; если вы не отстанете от нас, мы непременно побьем вас камнями; вы подвергнетесь от нас лютой муке. Они сказали: наши гадания по полету птиц при вас; ужели в то время, как мы вас учим, вы..? Но вы люди, не удерживающиеся в границах. В это время из отдаленной части города, торопливо приходит человек и говорит: сограждане мои! последуйте сим посланникам; последуйте им, которые не требуют платы от вас, и сами ходят по прямому пути. Отчего мне не покланяться Тому, кто создал меня, к Кому и вы возвратитесь? Опричь Его как принять мне других каких-либо богов? Если Милостивый захочет подвергнуть меня какой-либо беде, то заступление их нисколько не защитит меня; они не избавят меня. Да, я был бы тогда в крайнем заблуждении. Истинно, я верую в Господа нашего. И так, послушайте меня.... Тогда было слово: войди в рай! Он сказал; о если бы мои сограждане знали, что Господь мой простил меня и поставил меня в числе облагодетельствованных им! Но и после того Мы не послали на народ его воинства небесного, и не хотели послать; был только один гул, и вот они погасли (12–27). Мусульманские писатели относят это сказание к ученикам Иисуса, хотя и могли бы отнести его к тем лицам и событиям, которые встречались в истории распространения и ислама. Вот что рассказывает от имени мусульманских ученых Хазин⁶⁶⁵: „Иисус отправил к жителям города Антиохии двух посланников из числа апостолов. Когда они приблизились к городу, то увидали старика, пасущего мелкий свой сrот, – по имени Хабиба – плотника, о котором именно и говорится в сюре Ясин⁶⁶⁶. Когда они поздоровались с ним, он сказал им: кто вы такие? Они отвечали: два посланника Иисуса, да будет над ним благословение и мир, – мы пришли отозвать вас от идолопоклонства к почитанию Милосердого. Старик спросил их: а есть ли у вас знамение? Они отвечали: да, мы исцелили больного, уврачевали слепого и прокаженного, по изволению Божию. Старик сказал: у меня есть сын, больной уже, вот, несколько лет. Они сказали: пойдем с нами, посмотрим на положение его! – И привел их он в жилище свое. Лишь только прикоснулись они к сыну его, как тот тотчас же встал, по изволению Бога всевышнего, здоровым. Весть распространилась по городу, и исцелил Бог Всевышний через них много больных. Был у них дар, идолопоклонник, по имени Антиох; он был из числа царей римских. Когда и до него дошла весть о них, он призвал их и сказал; кто вы такие? Они отвечали; два посланника Иисуса, да будет над ним благословение и мир. Он спросил: зачем же вы пришли? Они отвечали: чтобы отозвать тебя от почитания того, что не слышит и не видит, – к почитанию Того, кто слышит и видит. Он спросил: a у вас разве иной Бог, не наши боги? Они отвечали: да, он Тот, который сотворил тебя и богов твоих. Он сказал им: ступайте, пока я рассмотрю ваше дело! II вот, пошли за ними люди, схватили их и начали бить. – Вагаб рассказывает: Иисус, мир ему, послал двоих мужей в Антиохию. Они пришли туда, но не вошли к тамошнему царю; и прошло несколько времени, как они поселились. Однажды вышел царь, и они громко возвеличили и провозгласили имя Всевышнего Бога. Царь рассердился и приказал заключить и бичевать их обоих, и каждому из них дать по двести ударов. Когда обоих их, таким образом, сочли за лжецов и побили, Иисус, да будет над ним благословение и мир, послал еще начальника апостолов Симона Сифа вслед за ними, чтобы он повидал их. Симон вошел в город неузнанным, и начал знакомиться с приближенными царя, так что те вошли в дружбу с ним и довели о нем до сведения царя. Тот позвал его и тоже познакомился с ним и даже стал уважать его. Приближенные были довольны. Однажды он (Симон) сказал царю; до меня дошло известие, что ты заключил в темницу двоих людей и приказал бить их, когда они призывали тебя к иной вере, чем твоя. Беседовал ли ты с ними и выслушал ли их слова? – Он отвечал: я тогда сильно рассердился на них. Он (Симон) сказал; царь! если удобно, призови их и посмотрим, чего они домогаются. Когда признал их царь, Симон сказал им; кто послал вас сюда? они отвечали; Бог, который сотворил все, и у которого нет товарища. И сказал им Симон; опишите его кратко. Они сказали: Он делает то, что хочет, и судит так, как желает. Симон спросил; какое вы имеете знамение? Они сказали: чего хотите вы? И повелел царь принести мальчика, у которого были сглажены глаза и на месте глаз был сплошной лоб. И продолжали молить Бога своего, до тех пор, пока не сделалось отверстие на месте зрительного органа, потом взяли два шарика из глины вложили их в орбиты глаз его. Шарики превратились в белки глас и мальчик стал видеть ими. Царь удивился, а Симон сказал царю; если бы ты попросил своего бога сделать для тебя подобное этому, тогда и тебе и Богу твоему был бы почет! И царь отвечал ему: у меня нет ничего скрытого от тебя: бог наш, которому мы поклоняемся, не слышит, не видит и не пользует. Но Симон пошел с царем к идолу, и стал молиться и просить, так что те подумали, будто он их исповедания. (Но все молитвы была тщетными). Потом сказал царь двум посланникам: если Бог наш, которому вы покланяетесь, сможет воскресить мертвого, то уверую в него и в вас. Они отвечали: Бог наш силен на все. Царь сказал: здесь есть мертвец вот уже дней с семь, – сын Дихкана. Я оставил его и не хороню до прихода отца его, так как он в отлучке. И принесли мертвого. Вид его уже изменился, от него уже начало смердеть. Они стали молить Господа своего при всех, а Симон молился Господу своему тайно? Умерший встал и сказал: я умер вот уже семь дней; прежде я был многобожником и потому был помещен в седьмой долине ада. Предостерегаю вас, не будьте там же и веруйте в Бога! Потом он сказал: открылись двери неба и я увидал юношу красивого лицом, который ходатайствовал за этих троих. Царь спросил: какие же эти трое? Он сказал: – Симон и эти двое, – и указал рукою на двух товарищей его. Царь удивился этому. Симон, замечая, что это слово (воскрешенного) произвело на царя сильное впечатление, наконец открылся ему и стал призывать его (к вере). Вот таким-то образом царь и приближенные к нему люди уверовали, но прочие остались в неверии. Но некоторые говорят, что и царь остался неверным и даже вместе с людьми своими хотел было убить посланников. Кто же были эти два посланника? Хазин передает слова Вагаба и Кагаба. Первый говорил, что это были Иоанн и Павел, а второй; Садик и Садук. Что же касается до личности уверовавшего в посланников Иисуса антиохийца, то это был, по общему преданию толкователей Корана, некто Хабиб. „Этот Хабиб был плотник; некоторые говорят, что это был красильщик, а Вагаб говорит, что это был выделыватель шелковых тканей. Он был болен; ему уже грозила опасность. Жил он у самой крайней двери из всех дверей храма, был верующим и раздавал милостыню; жил собственным приобретением и когда приближался вечер, он разделял это приобретенное им на две половины, одну отдавал семье своей, а другую раздавал (милостынею) нищим. Когда дошло до него, что народ его счел посланников за лжецов и замыслил убить их, он тотчас пришел к ним и сказал речь. Лишь только он сказал, люди бросились на него, подскочили, как один человек и убили его. Ибн-Мясгуд говорит: они топтали его ногами своими, пока не вышел кал из прохода его; некоторые говорят: они бросали в него каменьями, а он (в это время) говорил: Боже мой! руководи народ мой прямым путем! Наконец они покончили с ним и похоронили его в Антиохии. Когда Он кончился, Бог Всевышний сказал ему: войди в рай! После того, Бог великий и сильный наказал этот народ тотчас же и повелел поразить их поражением беспримерным, так что они все умерли от первого до последнего⁶⁶⁷.

Трудно определить с несомненностью, насколько это мухаммеданское сказание согласно с кораническим, но ясно, что то и другое передают предания малоазийских христиан, близких к Аравии, о проповеди двух учеников Иисуса Христа. Мусульманское предание даже указывает нам место этих рассказов Антиохию. По этому нельзя согласиться с мнением Герока, будто приведенное нами кораническое сказание, по неопределённости своей и отсутствию точных указаний на проповедников христианства, не может считаться сказанием о проповеднической деятельности именно апостолов Иисуса⁶⁶⁸. Сюра XXXVI составлена в Мекке, еще в довольно раннюю пору пророческой⁶⁶⁹ деятельности Мухаммеда, когда у него были свежие рассказы, слышанные им в торговых путешествиях по Сирии, а мухаммеданское предание своим содержанием свидетельствует, что предания о проповеди апостолов в Малой Азии вообще и в Антиохии в частности живо сохранялись и сохраняются. Благодаря этому, кораническое сказание и сказания мухаммеданских писателей, как мы видели, не заключают в себе догматико-полемических тенденций ислама. Они приписывают апостолам чудотворения, которыми апостолы действительно изумляли язычников, влагают в уста их то, что действительно могли сказать христианские проповедники, т. е. призыв к единобожию и опровержение идолопоклонства. И так вероятно, что мусульманские толковники, говоря об апостолах, имели своим источником предания малоазийских христиан, первоначально согласные с повествованиями об апостольской проповеди, изложенной в книге Деяний Апостольских, но впоследствии несущественно измененные неграмотным Мухаммедом и его подражателями – первыми мусульманскими писателями. Сомнение может быть только в том, что заимствовал из этих преданий Мухаммед, и что толковники, как изменил их Мухаммед, и как толковники.

Если сличать с Деяниями Апостолов только один Коран, то можно прийти к заключению, что его сказание отображает в себе следующие мысли из книги Деяний св. Апостольстолов. По повелению Духа Святого, Варнава и Савл были посланы из Антиохию в Паф для проповеди. В помощь им дан был Иоанн; там был консул Сергий Павел, который и уверовал во Христа. Апостолам противодействовали волхвы, но Савл (Павел) сказал обличительную речь, после которой все уверовали, а апостолы отправились в Антиохию Писидийскую. Здесь Павел раскрыл перед слушателями язычниками историю домостроительства Божия на земле, но они стали противоречить и злословить его и изгнали его и Варнаву из своих пределов. Павел и Варнава отрясли на них прах от своих ног (Деян.13:1–51) Впрочем можно сделать и другое предположение: в Коране, может быть, переделано повествование о иерусалимской проповеди Петра и Иоанна, исцелении ими хромого и о присоединении к ним Варнавы (IV, 1–37). Иудеи хотели убить их, но ученый Гамалиил доказал иудеям, что делать этого они не должны (V, 1–12). Наконец можно предполагать, что Мухаммед присоединил к этому сказанию речь новообращенного Павла, сказанную им в Иерусалиме в защиту апостольской проповеди, – речь, действительно, громовую, в которой он доказывал суетность его прежнего идолопоклонничества и передал о небесном видении ему Господа, после которого он обратился к апостольской вере и тем умиротворил свою душу (XXII, 1–21). – Во всяком случае, Мухаммеду было известно, что в малоазийских церквах проповедали какие-то два апостола (Павел и Варнава, Петр и Иоанн), что к ним был присоединен во воле Божией третий апостол (Иоанн, Павел), что все апостолы творили необычайные знамения; исцеляли увечных (Деян.3:2–8, 14:8–11), больных (V, 15,16; VIII, 7), воскрешали мертвых (IX, 36–41) и говорили, что эти знамения даются им по благодати Божией, а не за деньги (VIII, 18–25; Срав. Kop.36:20), – что их били, заключали в темницы, откуда они освобождались, – и что проповедь их состояла в следующих словах; мужие! что вы это делаете? И мы подобные вам человеки, и благовествуем вам, что бы вы обратились от сих ложных богов к Богу живому, который сотворил небо и землю, и море, и все, что в них; Который в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями, хотя и не переставал свидетельствовать о Себе благодеяниями, подавая нам с неба дожди, и времена плодоносные, и исполняя пищей и веселием сердца наши (XIV, 15–17). Все это известное Мухаммеду могло быть соединено им в ХХХVI сюре в один, якобы, исторический очерк апостольской проповеди еще при жизни Иисуса, при чем была опущена самая существенная часть апостольской проповеди о воскресшем Искупителе человеческого рода – Иисусе Христе, – о том, как он, обещанный древними пророками, был не узнан на земли, незаслуженно поруган, распят, а потом воскрес во славе своей и вознесся на небеса (II, 14–36; VII, 1–53; XXII, 1–21). Что касается сказаний мусульманских толковников, то они построены на основании коранического сказания, затем дополнены некоторыми подробностями, вероятно, из устных рассказов христиан, и изложены во вкусе восточных легенд.

Нам не трудно теперь вывести заключение, что апостолы Иисуса, по представлению Мухаммеда, еще при жизни своего Учителя помогали ему в распространении единобожия на земле и не остались простыми зрителями его необычайного могущества. Замечательно, что Коран, переделывая всю библейскую историю в исламическую, не решился отрицать исторического существования Христовой проповеди, или решительно придать ей исламическое содержание. Коран передает, что апостолы Иисуса, помогавшие ему, не чужды были сомнений и колебаний. Мухаммед намеренно или ненамеренно представил их в V сюре усомнившимися в пророческом достоинстве Иисуса, – именно в сказании о небесной трапезе. Правда, это сказание повествовательного характера здесь вставлено случайно среди одной речи Бога к Иисусу, но тем не менее оно привязано к событию признания апостолов, отчего получается такая мысль: Иудеи объяснили чудеса Иисуса волшебством, Бог дал ему апостолов, которые уверовали в Бога и в него, – но после „апостолы сказали: Иисус, сын Марии! Господь твой может ли ниспослать нам с неба трапезу? Он сказал: бойтесь Бога, если вы верующие. Они сказали: хотим вкусить от нее, чтобы успокоились сердца наши, и мы узнали-бы, что ты говоришь истину, и мы были бы свидетелями ее. Иисус, сын Марии, сказал: Боже Господи наш! ниспошли нам с неба трапезу: она будет праздником нам, первому из нас, и последнему из нас, будет знамением от Тебя. Напитай нас, потому что Ты наилучший Питатель. Я ниспошлю ее вам; но кто из вас после того будет неверующим, того Я накажу наказанием, каким не наказывал я никого из миров (V, 112–115).

Сказание, как видно, не докончено и не объясняет, что же случилось после того, как Господь изрек апостолам, что Он накажет их, если они и после трапезы не уверуют. Поэтому, даже в мухаммеданском предании существует разноречие: „Хасан и Муджагид говорят: трапеза не была ниспослана; когда Всевышний Бог пригрозил им наказанием за неверие их, которое они могли оказать после ниспослания трапезы, то они испугались, как бы некоторые из них не оказались неверными, – и вследствие этого соображения воздержались и сказали: нет мы не хотим ее! Так она и не была ниспослана. Следовательно, в данном стихе Бог Всевышний, как бы, так говорит: Я ниспошлю ее вам, если вы только захотите, чтобы она была ниспослана вам... Но самое верное мнение, которого держатся ученые и толковники, – это то, что она была ниспослана, потому что Бог Всевышний сказал; подлинно, я ниспошлю ее вам; это есть обещание Божие, в откровении же и обещании Его не бывает лживости“⁶⁷⁰. Если так, то сказание все же не объясняет, в чем же состояла трапеза? Это тем более удивительно, что она была величайшим чудом. Апостолы, очевидно, знали о ней, и поэтому-то настаивали на просьбе своей дать им эту чудесную трапезу. Может быть знал о ней и Мухаммед, – но умолчал. Поэтому, мы прежде чем объяснять, почему апостолы сильно желали трапезы, должны сами выяснить, какие же мысли были у Мухаммеда относительно этой трапезы?

По словам толковника Хазина, мусульманские писатели дают такое объяснение. „Трапеза – это стол, на котором есть кушанье; مأيدة не называется стол без кушанья; тогда он носит только имя خوأن или طبق. Корень словаماد – مايرة (колыхаться), как будто она колышется вместе с кушаньями, которые на ней“⁶⁷¹. „От лица Аммара бну Ясира передают, что посланник Божий, да будет доволен им Бог и помилует, однажды сказал; трапеза была ниспослана с неба с хлебом и мясом, и было им повеление; не будьте вероломными и не оставляйте до утра, – но они оказались вероломными, сохранили часть пищи до утра, унесли, и за то были обращены в обезьян и свиней... Ибн-Аббас говорит, что Иисус сказал им: поститесь 30 дней, а потом просите у Бога, чего хотите, и он даст вам то. И постились они (апостолы), а когда кончили, то сказали: Иисус, когда мы работаем на кого-нибудь, то по окончании этой работы он разве не напитает нас? – И просили трапезы. Тут выступили ангелы с трапезою, на которой было положено семь хлебов и семь рыб, – и положили ее пред ними. Ел из нее последний человек так же, как и первый. Сулейман Фариси говорит: когда апостолы попросили трапезу, Иисус надел вретище и заплакал, говоря: Боже наш! ниспошли нам трапезу с неба! и т. д. И вот ниспустилась красная скатерть между двумя облаками, и было облако над нею и под нею. И они смотрели на нее, как она постепенно нисходила к ним, и наконец опустилась перед ними. Тогда Иисус со слезами на глазах сказал; Боже! сделай нас из числа благодарных, сделай ее милостию, а не наказанием! – Иудеи на что ни смотрели, не видели ничего подобного тому и не находили лучшего ее запаха. И сказал Иисус, мир ему: пусть встанет самый добродетельный из вас, возьмет с нее покрывало и произнесет имя Божие. Тогда Симон Кифа, начальник над апостолами, сказал; ты сам достойнее этого, чем мы. И встал Иисус, омылся, прочитал длинную молитву, сильно заплакал, а потом снял покрывало с нее и сказал: во имя Бога, самого лучшего из Питателей! И вот в трапезе оказалась рыба жареная, без костей и чешуи, плавает в жире, около головы ее соль, а около хвоста ее уксус, и вокруг ее различные овощи, кроме порея, – пять хлебов и на первом из них маслины, на втором мед, на третьем жир, на четвертом сыр, на пятом копченое мясо. Симон спросил Иисуса: о Дух Божий! это пища здешняя земная, или райская? Ни та ни другая, во Бог вновь приготовил по своему верховному могуществу, отвечал Иисус, – ешьте то, чего вы просили, благодарите Бога, и Он наделит вас еще, и прибавит вам своей милости, Но они сказали: Дух Божий! ты сам прежде вкуси от нее! Иисус отвечал; сохрани Бог, чтобы я стал есть от нее; пусть ест тот, кто просил ее! Но они побоялись есть от трапезы. Тогда Иисус позвал к ней голодающих, больных, прокаженных, зачумленных, безногих и сказал им: ешьте Божию пищу, это для вас исцеление, а для других людей – испытание. Ели ее 1300 человек мужчин и женщин, бедных, болящих, неисцелимо больных и страждущих, – и все насытились. А та рыба осталась целою, как была ниспослана. Наконец трапеза поднялась к верху и скрылась от взора смотревших на нее. Лишь только вкушал от нее болящий, неисцелимо больной и страждущий, тотчас же чувствовал исцеление, и лишь только вкушал от нее бедный, как тотчас же получал избыток. Раскаялись те, кто не ел. – Некоторые же говорят, что трапеза оставалась в продолжение 40 дней, ниспускалась с утренней зарей, и тотчас же собирались около нее богатые и бедные, молодые и старые, мужчины и женщины, чтобы поесть из нее. Ели они, а она оставалась целою, – ели до самого вечера, а потом она поднималась, и они смотрели на нее, пока она не скрывалась от взора их. Ниспосылалась она через день: в один день она ниспосылалась, а в другой – нет. И открыл Бог Иисусу, мир ему: доставь трапезу Мою и пищу Мою бедным, а не богатым! Это стало неприятным для богачей, и, вот, они стали сами сомневаться и других смущать относительно трапезы, говоря: вы думаете, в самом деле эта трапеза ниспослана с неба? Тогда Бог открыл Иисусу: Я поставил условием, что, если кто будет неверующим после того, как будет ниспослана трапеза, то я накажу того сильным наказанием, каким я не наказывал ни один мир! Иисус сказал: это в твоей воле: Ты можешь наказать их, – они рабы твои, и можешь простить их: Ты великий и мудрый... Тогда Бог изменил 330 человек; они ночью спали с женами своими, на постелях, а на утро вдруг стали свиньями: бегают по улицам, едят нечистоту из помойных ям и нечистых мест. Когда народ увидал это, испугался Иисуса, мир ему, и заплакал. Когда же свиньи увидали Иисуса, мир ему, то (тоже) заплакали, и стали ходить вокруг него, Иисус позвал их по именам их и они давали знаки головами своими, но не могли говорить. Потом они прожили три дня и погибли. – Кааб говорит: трапеза была ниспослана вертом вниз, в сопровождении ангелов между небом и землей; – на ней было все, кроме мяса. Ибн Аббас говорит: на ней было ниспослано все, кроме хлеба и мяса. – Эль-Кельби говорит: на ней был хлеб пшеничный и зелень. Вагаб-бну Мунабба говорит: Бог ниспослал ячменные лепешки и рыбу, народ ел и уходил, а потом приходили другие и также ели, до тех пор, пока не наелись все, – но она оставалась целою. Катада говорит: она ниспосылалась им по утрам и вечерам, подобно манне и перепелам, ниспосланным сынам Израилевым. Эль-Кельби и Мукатиль говорят: Бог ниспослал рыбу и пять хлебов, ели от нее, сколько желал того Бог, а людей было полторы тысячи. Когда они расходились по своим деревням и распространили новость, то все те, кто не видал ее, стали смеяться, говоря: горе вам! глаза ваши были очарованы! – Потом, кому Бог желал добра, того укрепил! а кого желал Он испытать, тот склонился к неверию, и сделался свиньей. Между этими (однако) не было младенцев и женщин. Эти свиньи прожили три дня, а потом погибли, не рождали, не ели и не пили. Так бывает со всяким преображенным...“⁶⁷²

Из различных толкований мы можем вывести такое заключение: трапеза состояла из разных кушаний, предложенных Богом сначала апостолам, а потом и прочим израильтянам, присутствовавшим при ней: разным неимущим и больным. При этом условие, которое назначил Бог при ниспослании ее, было не соблюдено некоторыми присутствовавшими при ней и они были наказаны страшною казнью – обращением в свиней. И так от начала до конца это было величайшее чудо, какого не видали израильтяне.

Такое заключение мы выводим из всех рассказов. Спрашивается, какая же была цель этой чудесной трапезы? К чему просили ее Апостолы? Неужели они мало веровали в Бога и Иисуса, и в чуде с трапезой желали найти подкрепление своей вере? Коран решительно отвечает, что апостолы своею просьбою хотели испытать могущество Бога Иисусова и самого Иисуса. Но мусульманское предание говорит об этом различно. В объяснение слов апостолов обращенных к Иисусу: может ли Господь твой ниспослать с неба трапезу, – Хазин говорит: „толковники разумеют это в переносном смысле, и никому не позволяется думать, что апостолы сомневались в могуществе Божием. Это (выражение апостолов) равносильно тому, если бы кто-нибудь сказал своему товарищу: можешь ли ты помочь мне, – зная, что он может, но подразумевая такой смысл в своем вопросе: „можешь ли ты;“ т. е. легко ли тебе и удобно ли помочь мне? Вот такое значение и этого стиха, потому что Апостолы были людьми верующими, признавали Бога сильным и великим, и признавали безмерное могущество Его, а сказали так для получения большего успокоения, как сказал же Авраам, – мир ему: да успокоится сердце мое. И нет сомнения, что видя такое великое чудо, обыкновенно получают большее успокоение для сердца. Точно таким же образом и они сказали: чтобы успокоилось сердце наше (113). Но некоторые толкуют это (выражение апостолов) буквально и говорят: эти люди ошибались и сказали так прежде, чем вера и знание укрепились в сердцах их и они были обыкновенными людьми, почему и сказали эти слова, и Иисус против ошибочного мнения сказал: бойтесь Бога, если вы верующие, т. е. бойтесь Бога, чтобы сомневаться во всемогуществе Божием. Впрочем первое толкование правильнее.“⁶⁷³

Но для беспристрастного читателя Корана ясно, что второе толкование действительно гораздо правильнее первого. К чему объяснять Коранические выражения апостолов иносказательно, когда буквальный смысл этих выражений очевиден. Апостолы просят чуда, а Иисус отвечает им: бойтесь Бога! Апостолы все-таки настаивают на просьбе своей и после такого ответа Иисуса, и вот Бог удовлетворяет их под условием, чтобы после чуда они уже не были неверующими. Ясно, что апостолы колебались в вере. Это чувствуют и сами мусульманские толковники Корана. Когда им нужно было определенно указать на мотив, по которому апостолы просили трапезу. – то они пускаются во множество разноречивых догадок, чтобы только не объяснить Кopaнa буквально; но в результате толкования все же приходят к тому, что апостолы действительно сомневались в могуществе Бога, когда просили трапезу. „Некоторые говорят, что значение стиха: Господь твой может ли ниспослать нам с неба трапезу, – такое: примет ли Бог твой молитву твою и даст ли тебе в ответ желаемое тобою и просимое тобою ниспослание трапезы, так как предание гласит, что кто повинуется Богу, тому повинуется все.“⁶⁷⁴ Это слова неверия в Бога Иисусова и в Иисуса. – Далее по толкованиям оказывается, что „апостолы потому просили о ниспослании трапезы, что голод томил их,“ – но „некоторые говорят, что они сказали: мы хотим вкусить от нее (трапезы), – потому что желали снискать через нее благословение, а не по нужде“⁶⁷⁵. По третьему толкованию, апостолы, прося трапезы, говорили Иисусу: мы хотим вкусить от нее, чтобы точно узнать нам всемогущество Бога; положим, мы твоими доказательствами убеждаемся в могуществе Бога, но когда мы будем убеждены в том еще ниспосланием трапезы, то увеличится вера наша, и мы будем спокойны, – „поверуем и убедимся, что ты посланник Божий,“ – и будем свидетелями, „т. е. в отношении к Богу – единства Его, а в отношении к Тебе – посланничества и пророческого достоинства.“ И Иисус отвечал им: бойтесь Бога за эту просьбу, если вы верующие, ибо просьба греховна. Некоторые говорят: он велел им бояться для того, чтобы действительно исполнилась просьба их; т. е. если вы верующие, то не сомневайтесь в могуществе Божием. Но некоторые говорят, что значение такое: бойтесь Бога, так как вы просите того, чего не просил ни один из народа прежде вас, – и запретил им требовать чуда после того, как они уже признали себя верующими“⁶⁷⁶.

Таким образом мухаммеданские писатели единственно только из упорства не хотят понять Коран так, как он говорит. В самом деле, чем как не упорством объясняется подобное толкование, слишком отдаленное от Корана: „когда они сказали это (то есть попросили трапезу), Иисус велел им поститься 30 дней, говоря: вот, когда попоститесь столько-то и разговеетесь, то чего ни попросите у Бога, то даст он вам: сделайте это, а потом уже просите о ниспослании трапезы?“ И это упорство объясняется тем обстоятельством, что в данном месте Коран, действительно, непоследователен самому себе. Если апостолы, самые приближенные к Иисусу люди, видевшие все чудеса Его и слышавшие его учение, не могли уверовать в него, и требуют Нового чуда, то это объясняется только тем, что учение Иисуса было возвышенно в ряду других религиозных учений, и даже иудейского учения, – что оно могло казаться многим соблазном, безумием. Таковым учением было истинное учение Иисуса Христа о Себе, как о Сыне Божием, пришедшем на землю пострадать и умереть за людей. Коран молчит об этом учении Иисуса, – влагает в уста его свою проповедь. Но апостолы все-таки не веруют.

Эта непоследовательность Корана, невыдержанность свидетельствует о том, что Мухаммед передал сказание об апостолах на основании христианских повествований, связных и правдивых, – изображающих апостолов людьми высоконравственными, но долго не постигавшими всей глубины Христова учения. Следовательно, и чудо с трапезой есть отражение Христианских повествований в Коране.

Европейские ориенталисты единогласно утверждают, что сказание о чуде с трапезой переделанное христианское повествование о тайной вечери, или повествование о видении Ап. Петра (Деян.10:9–16). Так Марракчи говорит: „Если мы будем рассматривать только слова Аль-Корана, отбросивши прибавления комментаторов, то должны прийти к заключению, что Мухаммед намекает на Евхаристическую Трапезу Христа, хотя сам и не знал, о чем говорил, – и говорил только, соединивши сведения, которые он почерпал об этом таинстве у христиан“⁶⁷⁷. Сейль⁶⁷⁸, Дёттивгер⁶⁷⁹, Герок⁶⁸⁰ и многие другие склонны видеть здесь несомненное указание на установление таинства причащения, и говорят, что стол, спускающийся с неба и уставленный яствами, напоминает видение Петра. Таким образом эти ученые рассматривают Кораническое сказание о трапезе в связи с сказанием мусульманского предания.

Мы не думаем, что мухаммеданское сказание согласно с кораническим, одинаково с ним по содержанию своему и по времени происхождения, и потому не можем утверждать, что Мухаммед в Коране действительно соединил с сказанием о тайной вечери сказание о видении Петра. Разница между Кораническим и мусульманским сказаниями значительна, – а именно: 1) Коран умалчивает о яствах на столе, между тем предание почти исключительно говорит о них, 2) Коран сжат, – предание же распространенно, так что, по замечанию Марракчи, может быть сходно или с видением Ап. Петра или с чудом насыщения 5000 человек 5 хлебами и 2 рыбами (Мф.14:13–21; Мр.6:30–45; Лк.9:10–17; Ин.6:1–14;) или с притчей о брачном пире (Лк.14:8–24), или с повествованием о статире, найденном Петром во рту рыбы, или наконец – с повествованием об обеде апостолов с воскресшим своим Учителем на берегу Геннисаретского озера (Ин.21:4–13)⁶⁸¹ Или все эти повествования вошли в предание или только первое из них⁶⁸², но несомненно, что обработка их относится к позднейшему времени, чтобы заменить, ясные намеки Корана на Евхаристию, и сделана в духе гостеприимных арабов.

Сам Мухаммед не мог разуметь видения Ап. Петра, потому что рассказывает не об одном Петре, a о всех Апостолах, и при том заставляет участвовать в этом происшествии самого Иисуса. Равным образом невозможно предположить того, что он разумел другие указанные нами аналогичные чудеса Иисуса, по следующим доводам: I) трапеза Господня, которую просили себе Апостолы у Иисуса, по Корану, должна быть величайшим и последним чудом Иисуса. II) Апостолы, колебавшиеся между истиною и ложью, хотели успокоить ею „сердца свои” – следовательно эта трапеза Господня имела для них религиозно-воспитательное значение. III) Трапезу Господню Иисус просил с тем, что бы она была „праздником,“ каковой праздник должен был повторяться. Придерживаясь филологического объяснения Корана, многие толковники Корана, и между ними Хазин, объясняют вполне справедливо, что кораническое выражение „праздник“ عبر происходит от корня عاد возвратился, и влагают в уста Иисуса такую молитву к Богу: „мы будем соблюдать день, в который ты ниспошлешь трапезу, великим праздником, будем молиться тогда мы сами и те, кто будет жить после нас“⁶⁸³. IV) За неверие после вкушения этой трапезы Бог угрожает самым страшным наказанием. Следовательно трапеза должна была иметь священное значение для присутствовавших при ней апостолов, и для потомков их, при которых празднование ее должно было повторяться. По всем этим доводам, с несомненностью следует утверждать, что Мухаммед в своем сказании о трапезе разумел христианское повествование только об установлении Иисусом Христом таинства причащения на тайной вечери.

Обстоятельства, сопровождавшие событие тайной вечери, по изображению св. Евангелий, соответствуют кораническому сказанию о трапезе Господней.

Еще за долго до своей смерти Господу Иисусу Христу было предложено иудеями такое требование: какое же ты даешь знамение, что бы мы увидели и поверили Тебе? что Ты делаешь? Отцы наши ели манну, как написано: хлеб с неба дал им есть (Пс.77:24). Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: не Моисей вам дал хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес и дает жизнь миру. На это сказали Ему: Господи! подавай нам всегда такой хлеб. Иисус же сказал им: я есмь хлеб жизни; приходящий по Мне не будет алкать и верующий в Меня не будет жаждать никогда. Но я сказал вам, что вы и видели Меня, но не веруете (Ин.6:30–36). Я есмь хлеб сшедший с небес, я есмь хлеб жизни. Отцы наши ели манну в пустыне, и умерли. Хлеб же, сходящий с небес таков, что ядущий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить во век; хлеб же, который Я дал, есть плоть Моя, которую Я отдал за жизнь мира (41. 47–58). Однако многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать? (50) Затем, уже перед страданиями своими Господь восхотел раскрыть ученикам учение о страданиях своих, и установить им таинство, которое должно всегда напоминать им о спасительной смерти Его и соприсутствии с верными. В иерусалимской горнице, – он преподал им хлеб, сказав: – сие есть тело Мое, – и вино, сказав: – сие есть кровь Моя (Мф.26:17–20, 25–29; Мр.14:12–17, 22–25; Лк.22:7–20). Но апостолы и в это время не вполне уразумели назначение этого таинства и говорили между собою: что это он говорит нам: вскоре не увидите Меня, и: Я иду к Отцу? Что это говорит он: вскоре? Не знаем, что говорит (Ин.16:17, 18 Срав. Лк.18:31–34). Только уже после крестной смерти Спасителя, когда Он воскрес и опять преломил хлеб Луке и Клеопе, они уразумели, что тайная вечеря была установлена для них для чудесного напоминания о страданиях Его и воскресении Его, освятивших человеческую природу, что поэтому, Тело Его и Кровь Его есть действительно живая пища для человека (Лк.14:30, 31). Отсюда Церковь Христова учит, что I) Евхаристия, служа постоянно символом крестных страданий Господа Иисуса Христа, для апостолов была последним, сильным доказательством истинности Его учения, – что II) участие в ней апостолов и всех верующих удовлетворяло и удовлетворяет религиозно-нравственную потребность человека. III) – что совершение Евхаристии должно повторяться, преимущественно по воскресным и праздничным дням, в воспоминание радостного события – воскресения из мертвых Иисуса Христа (1Kop.11:23–26). IV) О священном значении Евхаристии еще Св. Ап. Павел говорил христианам: кто будет есть хлеб сей (т. е. хлеб евхаристический) или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем (1Kop.11:26–29). Итак, кораническое сказание о трапезе Господней – с начала своего до конца должно быть признано изложением христианского учения о Евхаристии, установленной Иисусом Христом для учеников своих на тайной вечери. Это учение сохранилось у всех христиан всех веков, и несомненно, что Мухаммед не мог не заметить его. Однако он не изложил его правдиво. По кораническому сказанию трапеза Господня не имеет никакого отношения к смерти Иисуса Христа, и священна для участников ее, а также и для потомков их, только потому, что была даром Бога, свидетельствовавшим о милости Его, и подтверждением истинности проповеди Иисуса о едином Боге. Казнь назначена была, по Корану, за неверие в Бога, которого проповедал Иисус, и в самого Иисуса, как истинного пророка, а не за недостойное принятие Тела и Крови Христовой, как учит Св. Ап. Павел. – Причину такого извращения истины следует предполагать или в преднамеренности Мухаммеда отвергнуть евангельские и апостольские изречения о тайной вечери и Евхаристии, чтобы тем вернее прервать всякую связь с смертью Иисуса (в христианском смысле), ο которой он имел смутное представление, – или же во влиянии на него устных сказаний христианских еретиков. Последнее тем более вероятно, что евиониты и другие еретики, жившие в Аравии, отвергали спасительное значение смерти Иисуса Христа, и следовательно должны были понимать евангельское повествование о тайной вечери и значении ее приблизительно так-же, как и Мухаммед.

Жизнь Иисуса изображена Мухаммедом не везде с одинаковою обстоятельностью. Начальные события, о которых в христианстве передавала особенно много апокрифическая литература, Мухаммедом переданы тоже сравнительно подробно и изложены в повествовательной форме; средний период земной жизни Иисуса уже менее был известен Мухаммеду, и Коран говорит о событиях этого периода, большею частью сжато, кратко, в форме догматико-полемической, – так, как они оправдывались общим представлением личности Иисуса. Что касается последней судьбы Иисуса, то о ней Мухаммед совсем не повествует, если не считать повествованиями краткие упоминания, находящиеся в тех сюрах Корана, где Мухаммед пред тем излагал историю Иисуса (III), или же устанавливал свой взгляд на личность Его. Эти упоминания, противоречащие христианству в большинстве случаев, касаются событий: а) страдания и смерти Иисуса Христа, б) вознесения Его на небо и будущего явления на суд по воскресении мертвых.

Проповедь Иисуса, подкрепляемая необычайными чудесами, только раздражила иудеев; они обнаружили намерение силою заставить Его молчать, или даже умертвить. По Корану, Бог скажет Иисусу на собрании верующим: „вот Я не допустил сынов Израилевых схватить Тебя, когда ты представил им ясные доказательства и неверующие из них сказали: очевидно, что это одно чародейство“ (V, 110). Хотя за этим стихом следует упоминание о призвании Апостолов, но мухаммеданские толковники единогласно утверждают, что он касается событий из жизни Иисуса, последовавших за призванием Апостолов, а именно, – последних попыток иудеев схватить Иисуса для смертной казни. „Некоторые говорят, что иудеи призвали, что он – Мессия, о котором было благовествование в Тауряте, и что он отменит веру их, но когда Иисус провозгласил проповедь, он стал невыносимым для них, и они хотели мучить его, замыслили убить его и злословили его“⁶⁸⁴. Эти действия Иудеев называются в Коране хитростью: они хитрили (مكروا) и Бог хитрил; Бог самый искусный из хитрецов, говорит Мухаммед в III сюре (47). В чем они состояли, мухаммеданские толковники говорят довольно разноречиво, соглашаясь, впрочем, в, том, что они направлялись к убиению Иисуса. Хазин говорит: مكروا от корня مكر отвел кого-нибудь от того, чего он желал, путем тайной уловки; слово مكر еще означает: он старался тайно помешать, разрушить что-нибудь. Но в отношении к Иисусу хитрость их состояла в том, что они замышляли убить его и заботились о том; а это произошло таким образом: Иисус после того, как народ заставил его с матерью его удалиться из страны, возвратился и вместе с апостолами призывал их (иудеев) проповедью и объявил свое посланничество к ним; но они замыслили за то убить его и вероломно напасть на него⁶⁸⁵ „Ибн Аббас рассказывает, что Иисус, мир ему, встретил (однажды) толпу из иудеев. Когда они увидели его, то сказали; вот идет чародей, сын чародейцы и действователь, сын действовательницы, – и стали поносить его и мать его. Когда услышал это Иисус, начал призывать кару Божию на них и проклял их; следствием этого было то, что они тотчас же обратились в свиней. Когда увидал это Иуда, начальник и царь (иудеев) испугался этого и боялся молитвы Иисуса. Тогда согласились убить Иисуса и бросились на него, чтобы убить его....⁶⁸⁶. Однако, замыслы иудеев, говорит Коран, не исполнились: Бог перехитрил их, так как Он самый искусный из хитрецов. „Под хитростью народа, говорит Хазин, понимается коварство, обман, лукавство,“ – но Бог хитрил в том смысле, что „воздал им (иудеям) сообразно с хитростью их. Воздаяние называется хитростью потому, что оно было вызвано ею.“ „Некоторые говорят, что выражение: хитрит Бог, означает: попускает рабу, а потом внезапно настигает его, когда он уже не предполагает того. Но собственно в этом стихе под хитростью Бога разумеется наложение образа (Иисуса) на товарища их (соумышленника иудеев), который указал им на Иисуса, когда они замышляли убить его, – так что тот был убит“⁶⁸⁷. И Коран, по-видимому, подтверждает это толкование, решительно заявляя в IV сюре. что Иисус не был убит. От имени, будто бы, Бога он угрожает лютой мукой иудеям, между прочим, за то, что они говорили: мы убили Иисуса, сына Марии, посланника Божия⁶⁸⁸, тогда как они не убили его, и не распинали его, а только призрак его (شبه) являлся им⁶⁸⁹; и те, которые спорят о нем, остаются в сомнении; у них нет об этом знания, a водятся только мнением; а что они не убили его, – это верно известно·, напротив того, Бог вознес его к Себе: Бог силен, мудр (156) Хазин объясняет этот стих так: „т. е. вид Иисуса был наложен на другого, и тот был убит и распят“⁶⁹⁰. Как же свершилось это? Коран не рассказывает ничего, а мухаммеданские ученые, выразимся мы словами Хазина, „разногласят относительно формы уподобления, которая ввела иудеев в сомнение относительно Иисуса, мир ему.“ Когда иудея, но наущению Иуды, царя своего, бросились к Иисусу, чтобы убить его, „Бог, великий и могущественный, в это время послал Гавриила, который вывел его (Иисуса) в горницу, на крыше которой было отверстие, и Бог вознес его чрез это отверстие. Между тем Иуда, царь иудеев, приказал одному из лиц, сопровождавших его, по имени Татьянус, войти в горницу и там убить его. Когда тот вошел, то уже не увидал Иисуса и замедлил выйти к ним, а они думали, что он сражается там с ним. Тем временем Бог дал ему образ Иисуса, так что когда он вышел наружу, то они подумали, что это Иисус, взяли убили и распяли его (Ибн-Аббас)“⁶⁹¹ Вагаб-бну-Мунабба говорит: иудеи пришли к Иисусу в одну ночь, и поставили для него дерево, чтобы распять на нем Иисуса. Вдруг земля покрылась мраком и Бог послал ангелов; они стали между Иисусом и ими (иудеями). Между тем Иисус, мир ему, в эту ночь собрал апостолов и предсказал им, говоря: один из вас отвергнет меня прежде, чем возгласит петух, и продаст меня за не много диргемов⁶⁹². Вышли они и разошлись. И вот, когда иудеи стали разыскивать его, один из апостолов приходит к иудеям и говорит: что дадите мне, если я проведу вас к Мессии? Они дали тридцать диргем; он взял их повел иудеев к нему. Когда он вошел в дом, где был Мессия, Бог наложил на него образ Иисуса, а Иисуса, мир ему, вознес. Таким-то образом, был взять тот, который вел их к нему. Но они не обратили внимания на слова его, убили его, распяли его, полагая, что это Иисус”⁶⁹³.

В другом месте Хазин передает этот же рассказ от имени Вагаба же иначе: Иисус, мир ему, сказал спутникам своим: один из вас отвергнет меня прежде, чем возгласит петух три раза, и продаст меня за немного диргемов, и проест цену мою (т. е. проживет). Вышли они и рассеялись. Между тем, иудеи уже давно искали его: наконец они захватили Симона, одного из Апостолов и сказали: это один из спутников Иисуса! Но тот отрекся, говоря: нет, я не спутник его! Они освободили его, и захватили другого, тот тоже отрекся. Затем, когда утром пришел к иудеям один Апостол, лицемерный человек, и сказал: что дадите мне, если я проведу вас к Мессии, – то они дали ему 30 диргем, и он повел их к нему. Но Бог наложил образ Иисуса на этого самого лицемера, который вел их к нему, – вследствие чего они и взяли его, убили и распяли, думая, что это Иисус“⁶⁹⁴.

Табари со слов того же Вагаба-бну Мунабба рассказывает, что иудеи пришли к Иисусу, находившемуся с семнадцатью Апостолами в одном доме, и окружили его; когда же вошли к тем, то всех тех (Апостолов) Бог Всевышний преобразил в образ Иисуса, и они сказали: вы очаровали нас, укажите нам Иисуса, или мы убьем вас всех. Тогда Иисус сказал апостолам своим: кто из вас сегодня продаст себя за рай? И сказал один из них: я! Затем вышел к ним и сказал: я – Иисус. А Бог Всевышний уже преобразил его в образ Иисуса. Взяли его, убили его и распяли, – и вот таким-то образом призрак являлся им, тогда как они думали, что убили Иисуса, как и христиане⁶⁹⁵.

Тот же Табари, по словам Хазина, говорит: „ближе к истине мнение, переданное нам от лица Вагаба-бну Мунабба, что образ Иисуса был наложен на всех присутствовавших с Иисусом в доме, когда был окружен он и они (апостолы), без просьбы о том у них Иисуса, но сам Бог (сделал это), чтобы посрамить этим иудеев и освободить пророка своего Иисуса, мир ему, от всякой хитрости и замысла, как напр. убийства и проч., – и чтобы ввести в испытание тех из рабов своих, кого Он хотел ввести в испытание. А могло быть и то, что образ был наложен на одного из спутников его после того, как спутники его разбежались от него и Иисуса, – мир ему, Бог вознес на небо, а этот оставался, был взят, убит и распят; товарищи же его и иудеи думали, что убили Иисуса, когда увидали подобие его“⁶⁹⁶. – Ho Катада говорит: нам рассказывали, что пророк Божий Иисус, мир ему, сказал спутникам своим: кто из вас примет на себя образ мой? Он будет убит и будет в раю. – Некто из них отвечал: я, пророк Божий! Таким образом этот человек взят, убит и распят, а Иисуса Бог сохранил и вознес к себе. Но некоторые говорят: иудеи заперли Иисуса в одном доме и приставили стража караулить его, но Бог наложил образ Иисуса на этого стража, и тот был взят, убит и распят, а Иисуса тем временем Бог вознес на небо⁶⁹⁷. Суди передает, что иудеи заключили Иисуса, мир ему, в одном доме и вместе с ним 10 Апостолов, и вот к ним вошел один из тех, а он был лицемер. Бог наложил на него образ Иисуса, вследствие чего он и был взят, убит и распят⁶⁹⁸.

Ошибка, по Корану и преданиям мусульман, впрочем, вскоре же была замечена иудеями. Хазин говорит: „иудеи убили того человека, уподобленного Иисусу, между тем образ был наложен только на лицо этого человека, исключая тела, – и вот, когда они убили его и посмотрели на тело его, то нашли, что это не тело Иисусово, и сказали: лицо – лицо Иисуса, а тело – тело другого. Вот в этом и состоял спор их о нем. Некоторые говорят, что, когда иудеи окружили Иисуса и спутников его в доме, вошел туда некто из них, чтобы вывести его к ним. Бог же наложил образ Иисуса на этого человека и он был взят, убит, а Иисуса Бог вознес на небо. Вскоре они хватились товарища своего и стали говорить друг другу: если мы убили Мессию, – где же наш товарищ? А если мы убили товарища нашего, то где же Мессия? И вот в этом состоял спор их,“ – о котором говорит Коран⁶⁹⁹.

Все, приведенные нами мнения мусульманских писателей едва ли строго воспроизводят мысль Мухаммеда о конце земной жизни Иисуса. Различно составленные, даже противоречивые, они носят на себе следы позднейшего происхождения, по мере знакомства авторов их с повествованиями канонических Евангелий, или со сказаниями апокрифов. Это доказывает их неясное представление событий, – этот след недослушанных и непонятных устных рассказов, – и сходство в некоторых подробностях, как с каноническими евангелиями, так и с апокрифами. Сказание о собрании Апостолов в одном доме с Иисусом – есть неудачная переделка повествования св. Еванг. Матфея (Мф.26:1–75; 27:1–2] Марка (Мк.14:1–72; 15:1] Луки (Лк.22:3–71; 23:1] и Иоанна (Ин.13:1–38; 18:12–28). Из этих повествований мы знаем о поступке лицемерного апостола Иуды, предавшего Христа, о предсказании Иисуса, что один из учеников Его отречется от него, – о самом отречении Симона Петра, – о рассеянии учеников в момент взятия Иисуса Христа на мучения и т. п. Мухаммеданские писатели тоже слышали их, но перепутали, думая согласить с Кораном. Еще с большим удобством они, а особенно Ибн Аббас, могли воспользоваться следующим преданием, вошедшим впоследствии в сказание апокрифического Евангелия апостола Варнавы, – евангелия, составленного мухаммеданскою рукой. „Иуда приблизился к народу, с которым был Иисус, и когда услышал шум, то вошел в тот дом, в котором спали ученики. А Бог, видя страх и опасность своего раба, повелел Гавриилу, Михаилу, Рафаилу и Азраилу⁷⁰⁰ унести Его (Иисуса) из этого мира. И они явились со всею поспешностью и вынесли Его из окна, которое находилось на полуденной стороне. Они переселили Его на третье небо,⁷⁰¹ где Он будет пребывать в общении с ангелами до конца мира, славя Бога. Иуда предатель прежде других пришел на то место, откуда Иисус только что был взят. Ученики спали. Дивный Бог чудесным образом сделал то, что Иуда получил тот самый вид и говор, какой имел Иисус. Тогда ученики подумали, что это Он (Иисус) и спросили его: Господин кого ты ищешь? Иуда сказал им с улыбкой: вы забылись, потому что вы не узнаете Иуду Искариотского. В это время ворвались воины и, так как они увидели Иуду совершенно похожим на Иисуса, наложили на него руки. Потом воины взяли Иуду и связали его, не смотря на то, что он говорил им, что он не Иисус. Воины насмехались над ним и говорили: господин! не бойся, потому что мы пришли сделать тебя царем над Израилем, а связали тебя потому, что, как мы знаем, иначе ты оставишь царство. Иуда сказал им: вы с ума сошли! я приходил указать вам Иисуса, чтобы вы могли схватить Его, а вы связали меня, вашего проводника. Воины, когда услышали это, потеряли всякое терпение и повели его с толчками и ударами в Иерусалим. Они привели его на гору Голгофу, где казнили преступников, и распяли его, а к большему его посрамлению раздели его до нага“⁷⁰². Впрочем, нужно сказать, что и это апокрифическое сказание сложилось уже на основании широко-распространившихся по Аравии противо-христианских мнений о конце жизни Иисуса, – мнений, породивших и Мухаммедово сказание и сказания ближайших его последователей. Дальнейшие последователи Мухаммеда только дополнили их некоторыми подробностями, какие доводилось слышать им то от православных христиан, то от еретиков. Подробностями своими эти сказания первых и последних писателей ислама разнятся от сказания самого Корана, но согласуются с ним в отрицательном направлении по отношению к христианству: Иисус Христос, по ним так же, как и по Корану, не умирал⁷⁰³. Коран, как мы видели, настойчиво утверждает в 156 ст. IV сюры, что иудеи ошибаются, когда говорят, что убит был Христос. По мнению толкователя Корана, Хазина, Мухаммед, когда осуждал иудеев, разумел и христиан, так как они вместе с иудеями признают смерть Иисуса⁷⁰⁴. Те и другие (مالهم به هن علَم) не имеют знания об этом, а водятся только мнением ошибочным⁷⁰⁵. Впрочем, признавшие смерть Иисуса, – по преданию иудеи и христиане, не вполне соглашались между собою и „спорили“. В чем состоял спор иудеев, – это нам известно. О чем же спорили христиане? Мусульманское предание говорит: христиане не могли согласиться между собою относительно убиения Иисуса; „некоторые из них говорили: убито было только человечество Иисуса, но не божество его, а другие говорили: убито было то и другое; одни говорили: мы видели, что Он убит, а другие: – мы видели, что Он был вознесен на небо“⁷⁰⁶. Итак, Мухаммед отрицал общераспространенную истину именно христианства, что Иисус Христос страдал, умер и воскрес.

Нечего говорить о том, что это истина, по величайшей важности своей в христианстве, обстоятельно раскрывалась и раскрывается в св. Писании⁷⁰⁷ и творениях о. о. Церкви⁷⁰⁸. Она исповедовалась христианами во все времена, как свидетельствуют о том Коран и мухаммеданские предания. Так писатель Измаил Али говорит: христиане соглашаются в том, что Христос был убит и распят на кресте иудеями, и после того, как воскрес, явился Симону Петру, говорил с ним, передал ему Завет свой, а потом удалился из этого мира вверх и восшел на небо (Маrrаcci Prodr. pars III, p. 66). Видимым обнаружением веры в крестную смерть Иисуса Христа было всеобщее почитание креста в домах, храмах, – ношение креста на императорских диадемах, как это видно из нумизматических древностей, и пр. Достоверность истины страданий Иисуса Христа подтверждается и даже Нехристианскими древними преданиями. Так иудейский историк Иосиф Флавий, современник Христа, в своем сочинении „Древности иудейские“ пишет, между прочим, следующее: в сие же время (возмущения иудеев при Понтии Пилате) был и Иисус, муж мудрый, если только не мало будет назвать его мужем. Ибо творил он удивительные дела; был учитель тех, кои с услаждением приемлют истину, и привлек к себе многих последователей, как из иудеев, так и язычников. Сей был Христос, которого, хотя Пилат, по доносу знатнейших из народа нашего, осудил на крестную смерть, однако любившие его прежде не престали и тогда любить его. Поскольку он в третий день своей смерти явился им паки жив, по предсказанию пророков, которые как сие, так и другое многое, достойное удивления, предрекли о нем. По имени его названное племя христиан пребывает и до ныне⁷⁰⁹. Моисей Маймонид в своей книге „Судей“ гл. XI пишет: Иисус Назарянин считался Мессией, и был убит по приговору Судилища, был виновником того, что Израиль был перебит оружием, потомки его – рассеяны и угнетены⁷¹⁰. В одном из отделов талмудического трактата Сангедрин говорится: Иисус Назарянин был из фамилии царской, и иудеи распяли его накануне Пасхи⁷¹¹. Языческий писатель I века по P. X., Корнелий Тацит так писал о христианах, убитых при Нероне: виновник этого названия – Христос, который при Тиверии императоре был предан наказанию по приговору Прокуратора Понтия Пилата.

Как же Мухаммед пришел к отрицанию страданий и смерти Иисуса? Было ли это самостоятельным, зрело обдуманным его шагом против христианской догматики, или же случилось по влиянию на него еретиков? Всего легче решить этот вопрос так: христианское учение о смерти Иисуса Христа было отвергнуто Мухаммедом потому, что не согласовалось с убеждениями его. Как известно, христианство учит, что первосвященническим и царским служением, Иисус Христос искупил, исправил и освятил человеческую природу. Грех Адама и Евы, состоявший в преслушании воли Божией (Быт.2:16, 17, 3:6), оскорбил Бога и извратил природу так, что разум его сделался затемненным, воля – из доброй злою и весь человек сделался неугодным Господу, подпал вечному осуждению телом своим – на смерть, а душою – на мучение. В таком же отношении к Богу и состоянии были все потомки прародителей, как наследники их телесной и духовной жизни, а выйти из этого состояния сами собою они не могли, так как для этого нужно было а) удовлетворить правде Божией, b) исправить свою природу и с) уничтожить все последствия греха, смерти и мучения. Все это совершил Богочеловек Иисус Христос. Добровольным уничижением и крестными страданиями Он принес Богу за людей умилостивление, удовлетворение и тем освятил человеческую природу, – воскресением своим дал им победу над смертью для новой жизни, и вознесением на небо удостоил ее славы. – Мухаммед не знал и даже отрицал учение о первородном грехе, следовательно, считал излишним искупление человеческого рода смертью Спасителя. С другой стороны, ему казалось странным, как Иисус, – этот человек самым рождением своим предназначенный к тому, чтобы вести людей к истинной религии, – одаренный необычайною силою творить чудеса для подтверждения своего учения, последний и величайший из пророков, бывших до Мухаммеда, – был бы предан Богом на смерть: Бог всемогущ и мудр (IV, 157). Таким образом, по его воззрению, в Божественном определении не могла иметь места насильственная позорная смерть Иисуса ни как удовлетворение за других, потому что каждый получает награду или наказание только за себя самого (VI, 69), – ни как наказание, потому что в его глазах Иисус был праведен. Для того, чтобы признать примирительную смерть Иисуса, Мухаммеду Нужно било соединить в уме преступное деяние иудеев, распявших Иисуса Христа, с Божественною волею, восхотевшею спасти мир, – задача слишком трудная для него, не ученого, ложного пророка, и потому он скорее соглашался заподозрить и иудеев, которые говорили ему, что они распяли Иисуса, и христиан, говоривших, что Христос умер на кресте ради их спасения.

Это соображение должно бы привести нас к заключению, что Мухаммед пришел к отрицанию смерти Иисуса самостоятельно, критически разрушая христианскую систему, и создавая из частей ее новую, сообразную с своими особенными принципами. Но это не может быть принято вполне. Мухаммед знал учение христиан о первородном грехе далеко не настолько, чтобы соглашаться с ним или отрицать его, или чтобы строить на признании или отрицании его свое самостоятельное сказание о смерти Иисуса. Иногда Мухаммед, как будто, не считает человека неоплатно повинным пред правосудием Божиим. По учению Корана, Адам и Ева за преслушание заповеди Божией, хотя и были изгнаны из небесного рая на землю, причем в наказание за предпочтение своих пожеланий воле божией была предсказана человеческому роду взаимная ненависть и вражда (II, 28–37), – но греха первородного, как состояния внутреннего растления людей, непосредственно продолжающегося вследствие греха Адамова, не произошло. Адам сознал свой грех, раскаялся, и Бог умилостивился над согрешившими прародителями и дал им обетование, говоря: „извергнитесь из него вполне такими, какими вы ныне; некогда придет к нам от Меня руководство; тем, которые последуют Моему руководству, не будет страха, и не останутся они в печали, а те, которые будут неверными, почтут наши знамения ложными, – те будут мучиться в огне и в нем пребудут вечно“.... Поэтому каждый пророк от Адама до Мухаммеда, по Корану, есть посланный от Бога Избавитель. Чтобы быть избавленным и спастись, т. е. принять проповедь того или иного пророка, для этого нужна только свободная воля и самостоятельные силы человека, направляемые Божественною волею⁷¹². – Но при всем том Коран не чужд и той мысли, что потомки отвечают за грехи своих предков. Ненависть и вражда в человеческом роде после греха Адама, продолжительность ненормального состояния потомков Адама до самого явления „руководства“ – все это напоминает христианское понятие о первородном грехе в человеческом роде до пришествия Спасителя. Bo II сюре 81 стихе Бог обличает современных иудеев за то, что их предки одних пророков считали лжецами, других убивали. „Здесь убиение, говорит Хазин, поставлено в связи с местоимением 2 лица, относящимся к иудеям, к которым обращена речь, хотя на самом дели убивали только предки их, – потому, что они сочувствовали деяниям их; говорят, что когда случается проступок на земле, то презирающий его и отвращающийся от него освобождается от ответственного в нем, а сочувствующий становится соучастником его“⁷¹³. Расстройство на земле, по Корану, есть следствие греха (XXX, 40). Все увещания пророков не ведут людей ко спасению; напротив люди почему-то ожесточаются против слова Божия, изгоняют пророков Божиих и т. д. Если верить преданиям мусульман, Мухаммед говорит: „между сынами Адама рожденными нет никого, к кому не прикасался бы сатана в то время, когда он рождался, и подавал голос криком от прикосновения его, – кроме Марии и сына ее Иисуса“⁷¹⁴. Это предание приводится обыкновенно мусульманами в объяснение коранического выражения о сатане, побиваемом камнями. Таким образом Мухаммед не мог ставить первородный грех в связь со смертью Иисуса, но за то он не мог и отрицать этой связи; иначе мы имели бы конечно в Коране такую же полемику с христианами по этому предмету, как и по вопросу о Троице⁷¹⁵. – Далее, едва ли вполне справедливо то предположение, что Мухаммед не мог допустить крестной смерти Иисуса еще потому, что она в глазах его была унизительна для Иисуса и несправедлива со стороны Бога. Из Корана же мы знаем, что многих пророков убивали (II, 81; 85–87, 94, 95), и Мухаммед не видел в том ничего унизительного для них. Если даже предположить, что Господь, по представлению Мухаммеда, восхотел освободить Иисуса от бесчестия, и для этого устроил так, что вместо его был распят другой, похожий на него человек, а сам Иисус вознесен на небо, то через это, очевидно, Господь Бог нисколько не достиг бы своей цели, потому что мнимый распятый Иисус в глазах иудеев казался все же настоящим Иисусом, и они распяли его, как самого Иисуса; и следовательно Господь Бог не возвысил Иисуса во мнении иудеев. – Может быть, Мухаммед не думал так, может быть, он не сознал своей ошибки, но всего вероятнее то предположение, что он, когда говорил о конце земной жизни Иисуса, не столько критиковал христианское учение, сколько передал то, что слышал от еретиков, с чужих слов, и именно – таких, которые отвергали православно-христианское учение о смерти Иисуса Христа. В сказаниях их имели место и соображения об отсутствии в мире первородного греха и соображения о невозможности для Иисуса смерти.

Из истории ересей в христианской церкви мы видим, что многие из них отступали от православного учения о смерти Иисуса Христа, и тем дальше, чем более разнились от православного учения о Лице Иисуса Христа. Для нас важны здесь те еретические мнения, которые могли подходить под взгляд Мухаммеда на Лицо Иисуса, или которые могли своим учением вызвать оппозицию с его стороны. Прежде всего, евиониты, не отвергавшие совершенно божественного высшего начала во Христе, и соединявшие это божественное начало⁷¹⁶ с человеческою природою в лице человека Иисуса особенным образом, несущественно, приходили к мысли, что Христос явился в мир только для проповеди и реформирования иудейства, а не для искупления и примирения человека с Богом; всякий должен сам отвечать за себя и сам себя искуплять⁷¹⁷. Само собою понятно, что соединенное случайно с человеком Иисусом Божественное начало, не имеющее ничего общего с человечеством, у евионитов не имело нужды и не могло страдать вместе с человечеством, – должно было оставить его при крестных страданиях, или же страдать вместе с человеком Иисусом только наружно, видимо, докетически. По системе Керинфа страдания Иисуса. Христа были простыми человеческими страданиями, не имевшими существенного отношения к Его делу, искупительного и спасающего достоинства. Христос-Логос во время их оставил человека Иисуса⁷¹⁸, который, по мнению многих из последователей Керинфа, даже не воскрес из мертвых, а воскреснет только при наступлении Нового тысячелетнего царства. Докеты, под влиянием языческих восточных воззрений на материю, как на зло, никак не хотели допустить действительного воплощения Бога-Слова; поэтому утверждали, что воплощение Иисуса Христа было призрачное, что Он только казался страдающим. Гностики соединили в своем учении евионейское представление о проповеднической деятельности Иисуса Мессии с языческим учением о материи, как источнике и носителе зла, и полагали, что Иисус Христос есть воплотившийся в материальную оболочку божественный эон, имевший назначение только проповедать людям истинное знание (γνῶσις) о том, как можно освободиться от злой материи. Этот эон назывался в различных гностических системах неодинаково, но везде соединялся с Иисусом также несущественно временно, как и в евионизме. По системе Василида, этот эон – ум оставил Иисуса во время страданий, и Иисус пострадал и умер, таким образом, как обыкновенный человек⁷¹⁹. Св. Ириней говорит, что по представлению Василида, ум только принял образ человеческий, и Иисус был чистым призраком; вместо его был распят Симон Киринейский, получивший сходство с Иисусом; ум превратился в Симона и присутствовал тут, смеясь над распинателями⁷²⁰. Валентин учил, что Спаситель, сложенный из четырех элементов: духовного, душенного, телесного и из Спасителя, которым был сошедший на него голубь, – „пребыл непричастен страданию, ибо Ему, неуловимому и невидимому невозможно было пострадать. И потому когда он приведен был к Пилату, взялся от Него находившийся в Нем дух Христов. Да и матернее семя, говорят, не страдало; потому что и оно не причастно страданию... Пострадал же душевный Христос»⁷²¹. Офиты видели в лице Иисуса Христа простого человека Иисуса и вышнего Христа, сошедшего на Иисуса после Крещения его; – когда ему угрожала смерть, Христос удалился в состоянии нетленного эона, а Иисус был распят⁷²². Вардесан⁷²³, Сатурнин⁷²⁴ и Кердон⁷²⁵, и Маркион⁷²⁶ считали Иисуса высшим началом (Христос, Сын Бога живаго-Христос), явившимся на земле в образе человека, чтобы открыть людям благого и совершенного Отца. Будучи противоположным материи, как злу, это начало не имело телесности, воплощение его было призраком, без всякой реальности, – φάντασμα. Отсюда, Его человеческая жизнь, его страдания и смерть⁷²⁷ – все это было только подобием действительности. – Так гностицизм разрешился в докетизм, и в этом своем виде с примесью начал религии Зороастра воплотился в системе манихеев, – прямых наследников гностиков. По представлению манихеев Иисус был частью Божественного эона – бесстрастного Иисуса, сошедшего на землю также только в виде человека, и также для того только, чтобы научить людей освобождаться от материи. Страдания он терпел только призрачно⁷²⁸. Левкий Харин, пользовавшийся большим уважением у манихеев в своем сочинении „περίοδοι ἀποστόλων“, по свидетельству Фотия „ πολλὰς δὲ καὶ περὶ τοῦ σταυροῦ κενολογίας καὶ ἀτοπίας ἀναπλάττει καὶ τὸν χριστὸν μὴ σταυρωθῆναι, ἀλλ’ ἕτερον ἀντ’ αὐτοῦ, καὶ καταγελᾷν τοῦτο τῶν σταυρούντων.⁷²⁹ Унитаризм III века, явившийся в качестве реакции против гностической христологии, нарушавшей единство Божие, в лице своих последних представителей, дошел до противоположного заблуждения. Первые представители его Феодот Старший, Артемон и Павел Самосатский стали на сторону евионизма, проповедуя, что Христос-Сын Божий в переносном значении слова, назван так ради обилия божественной силы, обитавшей в нем, и ради праведности своей. Эта сила перед страданиями оставила его, и он страдал простым человеком⁷³⁰. Затем последователи унитаризма из благоговения к страданиям единого Бога во плоти стали говорить: Сам Отец рожден, Сам Отец страдал⁷³¹ (Праксей), – Бог единый пострадал (Ноэт⁷³², Верон⁷³³, Берилл Бострийский⁷³⁴). Ho строгий монарханизм Савеллия еп. Птолемаидского вскоре, к IV веке, породил ересь Ария, по смыслу которой страдал на кресте человек Иисус, названный Сыном Божиим, по усыновлению от Бога Отца, как образ и выражение его совершенства. Ересь Нестория в V веке уже на столько резко разделяла Божественную природу от человеческой в лице Иисуса Христа, что Феодор Мопсуетский выставил положение: нельзя говорить: Бог страдал, Бог распят, потому что страдал человек Иисус, который уже после того был удостоен полного Божественного ведения и полной Божественной святости⁷³⁵.

Напротив, монофизиты в том же веке с своим мнением об одной Божественной природе в Иисусе Христе, по отношению к вопросу о страданиях Его, получавшим большую определенность среди Теопасхитов, или Фуллонцев, утверждали, что „не одно Лицо Божества, но все Божество или вся Троица воплощалась и страдала“⁷³⁶; а среди Авфартодокетов и фантазиастов (VI в.) утвердилось учение, что тело Иисуса Христа было нетленно и недоступно страданиям. – Таким образом, блуждавшая вне церковного учения богословствующая мысль еретиков ко времени Мухаммеда пришла, с одной стороны, к крайности патрипассиан, а с другой – к заблуждению докетов, тем самым доказала, что она сама по себе не могла согласить истину Божественного искупления с истиной бесстрастности Божества, и остановилась над тем самым вопросом, который озадачивал евионитов, гностиков и других еретиков первых веков. Одна часть еретиков и при том большая, как мы видели, склонялась к мысли, что Христос или совершенно не страдал, или же страдал только призрачно, – другая же часть, меньшая, говорила, что он страдал и по Божеству своему и по человечеству.

Итак, чье же мнение передал Мухаммед в 156 стихе IV сюры? Мнение ли евионитов, или докетов, или гностиков всех фракций, или, наконец, мнение еретиков, отрицавших возможность смерти всего Иисуса, каковыми были павликиане, монофизиты и пр.? Вопрос слишком трудный, но разрешимый. Мухаммед говорит, что Иисус был вознесен на небо, когда иудеи приготовились убить его, и вместо его явился им призрак, – или, по более точному чтению, он был уподоблен. Что значит это последнее выражение, нет ли здесь докетической мысли о кажущемся, призрачном страдании Иисуса? Св. Иоанн Дамаскин, древний полемист с исламом, действительно понимал это выражение так; мухаммедане, по его мнению, полагают, что „judeos contra legem eum in crucem agere voluisse, et cum eum tenuissent, ejus quidem umbram egisse in crucem, Christum autem nec in crucem actum fuisse ne mortuum. Deum enim eum ad se in coelum traustulisse, quod ei esset carissimus⁷³⁷ (иудеи пpoтивозаконно хотели пригвоздить его к кресту, Когда же схватили его, то пригвоздили ко кресту только тень его, и он не был пригвожден ко кресту и не умирал. Ибо Бог вознес его к Себе на небо, так как он был угоден Ему). Так думают мухаммедане, по мнению св. Дамаскина. Тоже самое говорится у Евфимия Зигабена: “( (οἱ Ἰουδαῖοι) ἐσταύρωσαν τὴν σκιὰν αὐτοῦ (иудеи распяли тень его), и у других писателей средних веков⁷³⁸. Но по мнению Рёша, сближение Корана с докетизмом не основательно и должно быть оставлено, так как Коран по духу своему далек от докетизма⁷³⁹. Действительно, удобнее предположить, чти Мухаммед согласно с толковниками своими, признавал реальное распятие человека, подобного Иисусу, и признавал так, вероятно, со слов евионеев, (плохо понятых им), о вознесении на небо вышнего Христа и страдании человека Иисуса, или со слов василидиан об ошибке иудеев, распявших вместо Иисуса какого-то другого человека. Учение евионеев о лице Иисуса Христа, как об особенном пророке человеке, близко подходило под взгляды Мухаммеда, а широкое распространение его по востоку ручается за то, что оно было в подробностях известно ему. Небезызвестно ему также было и учение гностиков, хотя тонкости гностической эманации эонов остались непонятными для простого ума его⁷⁴⁰. Ученый Рёш пытается доказать это следующим образом: Табари (мусульманский историк) говорит, что в момент распятия Бог восхитил Иисуса на небо, а образ его придал начальнику иудеев, по имени Яшуа, которого иудеи и распяли. Хотя Табари и мог представлять в данном случае ветхозаветного полководца Иосию (Iosua), но своим замечанием, говорит Рёш, он однако оказал нам величайшую услугу, благодаря которой мы можем утверждать, что лицо заменившее собою Иисуса Христа называлось также Иисусом, потому что Иосия (Iosua) в отеческой типологии служит прообразом Христа. Если так, то в Коране не трудно заметить мифический осадок керинфинианской идеи, по которой вышний Христос разлучился с человеком Иисусом, – идеи, которая впоследствии в антиохийском разделении двух природ во Христе нашла свое научное изложение, а в проповедях Нестория о противоречии, возникающем при допущении страданий Божества, – свое научное выражение⁷⁴¹. Это заключение кажется нам очень верным. Сказание Мухаммеда ни в каком случае не было новым, им самим придуманным. Мухаммед говорит в разбираемом нами месте Корана, что „о смерти Иисуса“ читающие Писание „спорили». Едва ли можно допустить, что это были споры только иудеев с христианами; ни первые, ни последние не отвергают факта крестных страданий Иисуса, разногласят же они только о последствиях его: иудеи говорят, что Иисус умер, а христиане, – что умер, но воскрес. Вероятнее то предположение, что во время Мухаммеда спор о смерти Иисуса сильно волновал еретические общества арабских христиан, так что образовал между ними две резко противоположные крайности; Одни еретики, склонные к монофизитству, признавали полное страдание Иисуса Христа, вместе с Божеством, обитавшим в Нем; другие, придерживаясь несторианства, не допускали страданий Иисуса Христа даже по человечеству. Учение последних было реакцией против первых, – реакцией, вызвавшей за собою полное искажение православно-христианского учения, причем изменено было учение о личности Христа, отвергнуто учение о первородном грехе, искуплении, о воскресении и т. Евионейские и гностические системы в этом случае могли помочь еретикам как своим содержанием, так и формой, и возродиться у них в прежнем виде. И Мухаммед стал на стороне этой реакции, с которой он сходился и в учении о Лице Иисуса Христа и в неприязни к противоположным учениям еретиков, что с Иисусом страдало Божество Его, что оно воскресло и т. д. Притом, он не мог отрицать общеизвестного и всеми признаваемого факта, заключившего собою земную жизнь Иисуса, – Его вознесения на небо; призвать же при этом еще факт смерти Его, – это значило допустить факт посредствующий между смертью и вознесением на небо – воскресение из мертвых. Но воскресение Иисуса, который родился необычайным образом, в жизни был великим чудотворцем, и потом после вознесся на небо, было бы непреложным доказательством Его Божества (1Kop.15) и превосходства над Мухаммедом⁷⁴². Следовательно, своим согласием с этим, так сказать, полуевионейским, полугностическим и полувесторианским учением Мухаммед уже вызывался к тому, чтобы вместе с ними умолчать о воскресении, и отвергнуть смерть Иисуса. Что могло быть самостоятельного у Мухаммеда в данном случае, так это, по нашему мнению, только некоторые практические соображения, в роде следующего: как бы примирить в своем учении иудеев и христиан. Так как смерть Иисуса служила предметом разногласий между ними, так как первые полагали, что она лишает Иисуса даже достоинства обыкновенного пророка, а другие учили, что она обнаруживает Его Божество, то Мухаммеду казалось самым удобным не признать смерти Иисуса. Таким образом, в исламе иудей мог видеть, будто бы, исправленное христианство, и христианин – исправленное иудейство, (взамен прежнего с фанатичностью провозглашавшего, что Иисус был убит иудеями). – До ислама те и другие, по словам Корана, были в заблуждении; иудеи ошибались, признавая отцов своих убийцами Иисуса, а христиане ошибались, когда говорили о воскресении Иисуса из мертвых. Теперь же те и другие по мнению Мухаммеда, могли согласиться в том, что Иисус – пророк, Мессия, – что он вознесся на небо подобно другим пророкам: Еноху, Илии. Вот, почему и событие вознесения Христа на небо, как мы увидим ниже, лишено в Коране и мусульманском предании христианских черт.

Если справедливо это, то следует думать, что в извращении Мухаммедом православно-христианского учения о смерти Иисуса не были неповинными, ближайшим образом, учители его иудействующие христиане, ханифиты, – силившиеся соединить иудейство и христианство.

Но рассмотренное нами учение Корана о конце жизни Иисуса не было у Мухаммеда твердым постоянным учением. Обязанное чуждому влиянию, присоединенное к исламу внешним случайным образом, оно заместило в представлении Мухаммеда другое учение, которое он проповедовал ранее еще в Мекке и в Медине. По мнению Мухаммеда, каждый человек вкусит смерть (XXI, 36)⁷⁴³. Если так, то Иисус, по мнению Мухаммеда – тоже человек, умер. Сам Бог говорил Мухаммеду: прежде тебя ни одному человеку Мы не давали вечной жизни, если ты умрешь, то ужели им быть бессмертным? В XIX сюре, самой ранней из сюр, трактующих об Иисусе, новорожденный Иисус в речи своей к иудеям, между прочим, говорит: мир мне в день, когда я родился, в день, когда умру, и в день, когда воскресну для новой жизни (34). Судя по тому, что в той же сюре в ст. 15 говорится об Иоанне Точно так же: мир ему в день, когда он родился, в день, когда умрет, и в день, когда воскреснет для новой жизни, – следует заключить, что по представлению Мухаммеда земная жизни Иоанна u Иисуса закончилась смертью. Слова об Иоанне исполнились, Иоанн умер; следовательно должны были исполниться и слова Иисуса о самом себе, – и он умер. Толковник Хазин даже не решается сопоставить эти слова Иисуса с 156 ст. IV сюры, а говорит только, что здесь разумеется „безопасность во время рождения от прикосновения диавола, во время смерти – от многобожия, и в день воскресения от страха“⁷⁴⁴. – Следовательно, это толкование совершенно не разъясняет дела. В III сюре Мухаммед, после того, как намекнул на преступные замыслы Иудеев против Иисуса, приводит такие слова, будто бы, Бога к Иисусу: Иисус! Я подвергну тебя смерти, вознесу тебя ко мне; избавлю тебя от тех, которые не уверовали, а тех, которые последовали тебе, поставлю выше неверующих, до дня воскресения (48). Несомненно, что здесь Мухаммед от лица Бога сам хотел кратко, но в последовательном порядке изобразить всю последнюю судьбу Иисуса, его кончину, удаление на небо и даже показать, какое имели значение для израильтян смерть Иисуса и его дальнейшая судьба: одни из них уверовали в Него, другие же нет. Таким образом, здесь Коран передает действительные события ближе в православно-христианскому учению и тем самым противоречит тому, что сказано им в 156 стихе, IV сюры. Мухаммеданские толкователи, на которых лежит обязанность примирить противоречия в Коране, не достигают своей цели. Их тоже разноречивые объяснения далеки от истины, филологически не правильны, с погрешностями против истории. Большинство из них утверждает, что „в стихе расположение слов допускает перестановку последующего на место предыдущего, т. е. Я вознесу тебя ко Мне, удалю тебя от тех, которые не уверовали, и подвергну тебя смерти, после того, как ты будешь снова ниспослан на землю“⁷⁴⁵. Правильная критика текста Корана не может согласиться с таким толкованием: если союз و и нельзя строго принимать за указание преемственности, последовательности чего-либо одного за другим, то порядок речи сначала о смерти, а потом о вознесении заставляют заключать, 1) что, по представлению Мухаммеда, Иисус сначала умер, а потом уже был вознесен на небо, – что 2) смерть Иисуса, следовательно, была фактом, как признают её и христиане. В Коране мы видим много подобных же сказаний, сжатых и составленных из отрывочных мыслей, из которых каждая обозначает новый факт или новое состояние предмета речи. Таковы напр. 16–31 стихи XIX сюры. В этих случаях толковники всегда соединяют последующие мысли с предыдущими союзом و, для означения последовательности между ними, – Впрочем, у мухаммедан существует и другое толкование, по мнению Хазина, разноречущее с приведенным, именно: „стих этот нужно понимать в том виде, как он есть без перестановки последующих слов на перед, и в таком случае он толкуется разными способами. Первый способ: я возьму и вознесу тебя к себе без смерти, как обыкновенно говорят: я взял توقيت что-нибудь, т. е. вполне, всецело взял это (‏استوفيته)‎, я взял и принял это целиком. Отсюда разумеется то, что враги его (Иисуса) из иудеев не будут иметь возможности ни убить его, ни другое что сделать ему“⁷⁴⁶. Но Коран знает слово توفي ‎ только в значении: он умер, a توفي ‎ в значении: он принял к себе душу умирающего. Так, показывая попечительность Божию о людях, – как Бог создает их из семени, потом делает их младенцами, взрослыми, стариками, Коран говорит в XL сюре ومنكم من بتتوفي الأنمتن, ‎т.e. из вас есть такие, которые умирают (69)⁷⁴⁷. О той же попечительности Божией Мухаммед говорил в XXXIX сюре, так: ‏ إلله بتتوفي الأنفس‎‎‎ т.е. Бог посылает кончину людям (43). Других значений указанные два арабские слова в Коране не имеют. – „Другой способ: выражение توفي ‎ – означает сон. Так великий и всемогущий Бог говорит: Бог посылает кончину людям или тогда, когда время умереть им, или во время сна их, когда им еще не умирать бы (XXXIX, 43), – когда они находятся только во сне, – следовательно за смерть иногда принимается сон. Когда Иисус находился в состоянии сна, тогда и вознес его Бог, а он был приведен в состояние сна для того, чтобы не объял его страх. При таком понимании стиха смысл его следующий: я усыплю тебя и вознесу тебя к себе“⁷⁴⁸. Толкование – слишком натянутое, но не правильное: 43 стих XXXIX сюры не говорит о том, что сон иногда принимается за смерть, а говорит только то, что спящие люди иногда так же умирают, как и бодрствующие. Факт их смерти, – того, что выражается словом توفي, – оттого не изменяется, следовательно, этот стих во-первых, не приложим к Иисусу, потому что он не засыпал, во вторых, не отрицал бы его смерти и в том случае, если бы она произошла, действительно, тогда, когда он заснул. – „Третий способ: выражение توفي ‎ буквально означает смерть. Ибн Аббас дает такое значение стиху: я подвергну тебя смерти и вознесу тебя ко Мне. А Вагаб-бну Мунабба говорит, что Бог подверг Иисуса смерти на три часа дня, а потом воскресил его и вознес его к себе. Некоторые говорят, что христиане ошибочно полагают, будто Бог предал его смерти на семь часов дня, а потом воскресил его и вознес его к себе“. С филологической стороны толкование это вполне правильное, и потому стоит в прямом противоречии с 156 ст. IV сюры. Как бы в утешение свое, мухаммедане здесь однако находят предлог разойтись с христианским учением, относительно продолжительности смерти Иисуса, но для нас в данном случае важно только их признание, что по словам Корана, Иисус умер. „Четвертый способ: союз و и – в выражении: „и вознесу тебя“ не означает порядка, и стих показывает только то, что Бог поступит с ним так, как упомянуто, но каким образом и когда Он поступит, – это требует разъяснения, а в предании утверждается, что Иисус снизойдет и убьет Даджала, и мы укажем это, говорит Хазин, если то будет угодно Богу“. Далее на той же странице Хазин действительно указал, что после умерщвления Даджала Иисус „умрет“⁷⁴⁹. Ho кроме того, что сказано нами по поводу первого понимания слов Корана, мы должны заметить здесь, что этот способ толкования роняет авторитет Кopaнa, утверждая, что в нем (в Коране) не удачно, неправильно указаны будущие события. При том Коран, как мы увидим далее, ничего не говорит об убиении Иисусом Даджала и смерти Иисуса после этого убиения, – молчание же ничего не доказывает. – Пятый способ: Абу-Бекръэль-Васити говорит, что смысл этих слов таков: я подвергну тебя смерти, т. е. освобожу тебя от телесной похоти твоей и вожделения души твоей, и вознесу тебя к себе. А это состояло в том, что Иисус, мир ему, когда был вознесен на небо, сделался как ангел в отношении к уничтожению страстей“⁷⁵⁰. Это толкование натянуто, далеко от буквального смысла и противоречит как самому Корану, так и его толкованиям. Напр. в XIX сюре ст. 19 благовествователь называет Иисуса „чистым” زَكَاةًإ т.е. благочестивым, безгрешным, по мнению Хазина⁷⁵¹. Если даже допустить, что подобные выражения Корана и предания означают только то, что Иисус ежегодно усовершался в добре, как понимается это кораническое место некоторыми толковниками, – то почему не предположить, что слишком 33-летнее постоянное усовершение Иисуса Христа в добре достигло наконец в нем такой высокой степени, что страстей в нем уже не существовало? Почему не предположить, что к этому времени для него было излишне умерщвление страстей, которые мешали бы ему вознестись на небо? – „Шестой способ: توفي значит: взять что-нибудь сполна. Так как Бог Всевышний знал, что у некоторых из людей держится мнение, что Бог вознес к Себе дух Его, а не тело его, – как думают христиане, что Мессия был вознесен Божеством своим, т. е. духом своим, а человечество его, т. е. тело его, осталось на земле, то против них то и сказал Бог в слове своем: وأصعده إلى السماء بروحه وجسده показывая тем самым, что Он вознес его на небеса всего, с духом его и телом его“. Несостоятельность этого толкования очевидна: с одной стороны христианство не учит о вознесении на небо только Божества Иисуса, а с другой стороны Мухаммед не мог возражать христианам в такой форме даже и в том случае, если бы они учили так. Тогда вышло бы то, что Мухаммед, опровергая их, сам стал бы на стороне православного учения христиан о вознесении Иисуса Христа. Правда, подобное мнение о вознесении существовало отчасти у евионитов, гностиков и вообще всех еретиков, которые задавались мыслью отделить в лице Иисуса Христа человеческую природу от Божеской, – но с такими еретиками Мухаммед не полемизировал вообще никогда и в частности в данном случае. Общность в системе, одинаковое отношение к христианству, – все это ставило его в миролюбивые отношения к ним. В данном же месте особенно читатель не замечает каких-либо следов полемики: Мухаммед спокойно и более чем в других местах объективно излагает события из земной жизни Иисуса в том именно порядке, в каком они следовали в действительности, а не передает только о воскресении Иисуса. Наконец, слово توفي, не имеет, как мы уже ранее сказали, того значения, какое придается ему в толковании. Сопоставленное с 34 ст. XIX сюры, оно необходимо должно подтвердить нам факт смерти Иисуса, по Корану. Итак не может быть сомнения в том, что в других сюрах, кроме IV, Коран не отрицает смерти Иисуса. Но и здесь Мухаммед едва ли был под влиянием православного христианского учения. Судя по тому, что он здесь так же, как и в IV сюре, совершенно умалчивает о воскресении Христа, нужно полагать, что у него было иное представление о событии, последовавшем за смертью Иисуса, – чем у христиан.

Чтобы понять это представление, мы должны выяснить себе, как Мухаммед учил о смерти и вечной жизни, и тогда увидим, насколько Иисус подчинился в этом отношении общим для всего человечества законам смерти. Прямых указаний, в каком, именно состоянии люди находятся непосредственно после смерти, в Коране очень немного, однако же можно определенно сказать, что душа, после того как ангел выведет ее из тела, полагается в одну могилу с трупом и остается там в бессознательном состоянии, подобном сну до всеобщего воскресения, когда она разбуженная ангелами и трубными звуками соединится с телом, или по крайней мере главными составными частями его, и восстанет из гроба, чтобы получить от Бога награду или наказание за свои дела (Kop.16:34, 30)⁷⁵². Высочайшая из райских наград состоит в лицезрении Бога (Кор.76:26). Впрочем, сон душ после смерти – не общий удел всех людей, и некоторые по особому благоволению Божию освобождаются от него. Так в сюре XXXVI, 25, 26, человеку, который защитил вестников Бога от преследования своих сограждан сказано: войди в рай! он сказал! о если бы мои сограждане знали, что Господь простил меня, и поставил меня в числе облагодетельствованных им! – Возможно, что это вступление в рай непосредственно после смерти было по представлению Мухаммеда наградой для мучеников⁷⁵³. По этому вопросу мы находим в Коране следующие изречения: о тех, которые убиты на пути Божием, не говорите: они мертвы, Нет, они живы (II, 149), и еще: и умрете ли вы или будете убиты, все вы будете собраны пред Бога (III, 152)⁷⁵⁴. – Эти места дают право заключать, какое представление о смерти Иисуса имел автор Корана в III сюре. Иисус был мучеником, притом же святая жизнь его и необычайное рождение его сделали его достойным величайшей награды. Как человек, подчиненный общим законам природы, он должен был умереть, но как пользовавшийся особою милостью Бога, он освобожден от долгого сна души и прямо перенесен в место блаженства вблизи Бога, волю которого Он так верно исполнял. Поэтому-то еще будучи новорожденным благословляет день своей смерти, а Бог говорит ему: Иисус! Я подвергну тебя смерти, вознесу тебя ко Мне... (III, 48). – В этих воззрениях, как увидим далее, мы находим искажение евангельской и апокрифической истории, – искажение, проникшее в ислам также через евионейство, и согласное с Мухаммедовым воззрением. Здесь же нам важно то, что Иисус по Корану, должен был умереть, хотя бы и иначе. Чем другие люди.

Таким образом по вопросу о смерти мы имеем в Коране два совершенно различные мнения, никаким образом не примиримые между собою. Иисус то страдал от распинателей, то не страдал. Если последнее мнение относится к более позднему периоду проповеди Мухаммеда, – когда он, следовательно, должен был, завершить свои сказания о новозаветных событиях, – то первое высказывается у него чаще, определеннее, решительнее, – так что исследователь Коранических сказаний о конце жизни Иисуса необходимо останавливается на этом мнении Мухаммеда, – думает, что Мухаммед этого мнения держался дольше чем другого. – Спрашивается, каким же путем дошел Мухаммед до другого мнения, и как это другое мнение в голове его уживалось с первым? Нам кажется, что разноречие по вопросу о смерти Иисуса явилось у Мухаммеда потому, что он не понимал высокого христианского учения по вопросу о том, что страдало во Христе Иисусе: одно ли человечество или вместе с Божеством Его⁷⁵⁵? Все эти затруднения возникают единственно тогда, когда два естества в лице Иисуса Христа разделяются как два лица, – т. е. в еретическом учении. Но в Аравии, как раз, большинство христианских еретиков разграничивало эти два естества в лице Иисуса Христа. Если бы сложить воедино их учения, то мы увидали бы, что эта, так сказать, совокупность учений – в пункте относительно страданий Иисуса Христа состоит из одних только вопросов: возможны ли они для Божества Иисуса, нужны ли для человечества и т. д., – т. е. не давая своим последователям прямого разрешения этих вопросов, (потому что еретики и не обладали истиной православно-христианского учения) оставляли их в недоумении, что во Христе страдало и что не страдало? что могло страдать и что не могло? Эти вопросы, перешедшие хотя бы в смутном виде от еретиков к Мухаммеду, с одной стороны мешали ему уразуметь православно-христианское учение о страданиях Иисуса Христа, а с другой стороны, ознакомили Мухаммеда с следующими положениями: Христос, как Божественное начало, как Слово Божие, не был убит иудеями, но был убит ими, как человек, оставивший на кресте природу человеческую, – то, что можно означить арабским словом – توفي. Вот, почему нам кажется, сказание IV сюры отображает в себе одну половину христианского учения, – именно, что высшее естество в Иисусе Христе, осталось чуждо страданиям, – а сказания ХIХ и III сюры – заключают в себе другую половину, – что человечество Иисуса Христа подверглось страданиям и смерти. Мухаммед здесь не критиковал самостоятельно христианского учения, для этого у него не было ни силы, ни средств; он только резюмировал по своему то, что в разное время слышал от христианских еретиков, Вот почему некоторые даже мусульманские писатели, как мы видели, находят возможным соединить разноречивые сказания о кончине Иисуса, и притом соединить в духе христианства. Некоторые толковники, как мы видели, приходят к заключению, что Коран признает смерть Иисуса, только непродолжительную, всего на три часа. Это мнение явилось соединением сбивчивых выражений Корана, – соединением, рассчитанным на то, чтобы устранить противоречия в них, единственным, правильным способом. Не доверяя буквальному смыслу 156 ст. IV сюры, они, согласно кораническому же предписанию (III, 5; XXXIX, 24), стремились к смыслу сокровенному, и пришли к заключению, что Мухаммед здесь не отрицал смерти Иисуса, что выражение إني متوفيك وما قتلوه وما صلبوة относится не ко всему Мессии Иисусу, посланнику Божию. Если же так, то Мухаммед должен был считать Иисуса личностью высшею себя, допустить воскресение его из мертвых.

О воскресении Иисуса из мертвых Коран умалчивает, но о вознесении Его на небо он упоминает (IV, 156; III, 48), хотя не говорит о подробностях его⁷⁵⁶. Некоторые толковники подтверждают достоверность вознесения даже так: выражение بُهْتَا – в 156 ст. IV сюры, по мнению их, относится к последующему, в том смысле, что в действительности они не убили его, а Бог вознес его⁷⁵⁷. Это событие, завенчавшее земную жизнь основателя христианства, допущено Мухаммедом со слов еретиков евионеев как уступка всеобщему убеждению христиан, и вместе с тем как верное средство устранить событие воскресения из мертвых. Понятно, Мухаммед не имел ни надобности, ни желания раскрывать того, через сколько времени после смерти оно совершилось, при каких обстоятельствах и т. д.? На основании 52 ст, ХХШ сюры⁷⁵⁸ и 117 – V сюры нужно думать, что Иисус тотчас же после cвоей смерти получил блаженство в раю, где находились также некоторые другие особенно добродетельные люди, как напр. Мать его Мария. Но что это было за состояние и какое было назначение его, мы не можем ничего сказать более того, что обещано в Коране всем мученикам и пророкам. Корану совершенно чуждо христианское представление о сидении Иисуса одесную Бога и участии в управлении миром и церковью (Мф.16:19; Евр.1:3, Пс.109:1). Такое представление противоречит учению Корана об абсолютном единодержавии Бога: Бог, всемогущий и независимый, сам печется о земле и о небе и не нуждается в существе, которое облегчало бы Ему бремя правления.

Мусульманское предание, однако же, нашло возможным дополнить кораническое сказание о вознесении Иисуса на небо и о пребывании Его там. По общему верованию мусульман, после трех часов смерти, „Бог воскресил Иисуса и вознес его к себе⁷⁵⁹, или же Бог вознес тотчас же, как иудеи бросились схватить его. Это случилось из окна того дома, где находился он с учениками своими же. Со слов летописцев, Хазин утверждает, что „вознес его Бог из Иерусалимского храма в ночь определений ليلة القرر месяца Рамадана, когда ему было 33 года“⁷⁶⁰. По преданию Катады, в это время „Бог одел его перьями и светлой одеждою, лишил его наслаждения едой и питьем. И он полетел вместе с ангелами, облетел вместе с ними вокруг престола, и сделался человеком и ангелом, земным и небесным”⁷⁶¹. – После того ему, однако, возможно было снова сходить на землю. Вагаб-бну Мунабба рассказывает: „когда был распят тот, на кого Бог положил образ Иисуса, пришли Мария и другая женщина, за которую еще раньше Иисус помолился, и Бог по молитве его исцелил ее от беснования⁷⁶². И стали они плакать около распятого. Вдруг явился Иисус, мир ему, и сказал: о ком вы плачете? Истинно, Бог великий и всемогущий, уже вознес меня, и излил на меня только добро, а это призрак для них. – После семи дней Бог сказал Иисусу: сойди к Марии Магдалинской – это имя дано ей⁷⁶³ по месту происхождения ее, – по истине никто не плакал о тебе слезами ее, никто не печалился печалью ее; собери к себе апостолов и разошли их по земле с воззванием к великому и всемогущему Богу. И ниспустил его Бог и гора заблистала светом, когда он спустился на нее. Собрались к нему апостолы, и он разослал их с Проповедью по земле, а потом Бог вознес Его. Это была та именно ночь, когда христиане сжигают ладан“⁷⁶⁴. Когда Иисус снова вознесся на небо, то, по другой редакции сказания Вагаба⁷⁶⁵, „ангелы собрались к нему, посетили его, и увидали, что на одежде его были заплаты в 300 местах. Они сказали: Боже! и Ты не дал в мире рабу Твоему ни одной (хорошей) рубашки! Всевышний Бог сказал: если продать все, находящееся в мире, то не будет цены одной рубашки Иисуса. Но в это время ангелы нашли у него иголку. Всевышний Бог сказал тогда: если бы не было этой иголки, то я ввел бы его на восьмое небо⁷⁶⁶, – но теперь пусть живет на втором небе!“ Между тем „когда апостолы остались одни, то утром все стали говорить каждый на языке тех, к кому послал его Иисус“⁷⁶⁷. – Как видно, мусульманское предание вместе с измышленными нелепыми сказаниями сохранило у себя некоторое подобие евангельских повествований о явлении воскресшего Господа Марии Магдалине и апостолам и даже о сошествии Св. Духа на апостолов. Понимая и соединяя эти подлинные повествования крайне своеобразно, оно, однако, говорит, что Иисусу, на небе, было доступно Божество, что он был окружен славой, и что начало проповеди христианства было освящено особым сошествием его на землю. – Для нас важны здесь не подробности этих сказаний, а самое существование их и характер. Коран допускает их и не противоречит им, Иисус, по нему, действительно в вознесении был прославлен перед прочими людьми, из которых никто никогда не удостоился чести быть так взятым на небо и лицезреть Бога. О подобном вознесении Илии и Еноха говорит только мусульманское предание, Коран же умалчивает.

Но допустивши сказание о событии, возвышающем достоинство Иисуса, Мухаммед, как бы поправляя самого себя, – решился переделать слышанное им христианское учение о сидении Иисуса, по вознесении, одесную Бога Отца, в свое сказание, изображающее Иисуса на суде у Господа. Речь Бога к Иисусу, помещенная в V сюре 108 – 111 и речь Иисуса к Богу (V 116–118), вероятно в первоначальном виде Корана были цельным таковым сказанием о том, как вознесшийся Иисус явился пред Господа, – как Господь указал ему все благодеяния свои, и потребовал от него отчета: „Иисус, сын Марии! Говорил ли ты людям; кроме Бога почитайте еще меня и мать мою двумя Богами? Он сказал: хвала Тебе! как мне говорить такое, что я не должен говорить? Если бы я говорил это, Ты знал бы то; Ты знаешь, что во мне, но я не знаю, что в Тебе; ибо Ты один вполне знающий. тайны. Я говорил им только то, что повелел Ты мне: покланяйтесь Богу Господу моему и Господу нашему! Я свидетель о них только на то время, покуда я был с ними, но с того времени, как Ты взял меня от них, Ты был стражем их: ибо ты присущ всему. Если Ты накажешь... они рабы Твои; если Ты простишь их... Ты державный, мудрый“. – Сади говорит, что Бог сказал эти слова Иисусу, когда вознес его на небо, ибо частица اذ указывает на прошедшее время. Но другие толковники говорят, что эти слова будут сказаны Богом Иисусу только в день воскресения, ибо ранее было сказано: некогда Бог соберет посланников своих (108), а это будет в день воскресения, – и потому что далее сказано: это время такой день, в который праведникам принесет пользу их правда (119), – т. е. день воскресения. Что же касается частицы اذ, то отвечают, что она иногда употребляется в смысле: اذا (некогда с будущ. временем).”⁷⁶⁸ Как бы то ни было, это сказание прямо противоположно христианскому учению, и, очевидно, рассчитано на то, чтобы представить в историческом факте все доказательства того положения, что Иисус не только не Бог, не только не управляет миром по вознесении своем на небо, но, напротив, сам подлежит суду Божию, как обыкновенный пророк. В виду этого мусульманское предание добавляет следующую подробность: „когда Иисус выслушает обращенные к нему слова: Иисус, сын Марии, говорил ли ты людям и т. д., то содрогнутся все связи тела его, и из корня каждого волоса на теле потечет струя крови...“⁷⁶⁹ Здесь, как и в Коране, заметны последние усилия завершить жизнь Иисуса именно в духе отрицания христианства.

Если в предыдущих сказаниях Мухаммед передавал о Иисусе Христе большею частью только то, что доводилось ему слышать от христианских еретиков, то здесь он воспользовался некоторыми изречениями канонических Евангелий, и сказал их применительно к своим целям. Вероятно он слышал слова Иисуса Христа: как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца (Ин.10:15), все предано мне Отцем Моим; и кто есть Сын, не знает никто, кроме Отца, и кто есть Отец, не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть (Лк.10:22), все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца, и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Он хочет открыть (Мф,11:27). Далее, как им видели, он слышал еще слова Иисуса, сказанные Марии Магдалине: восхожу ко Отцу Моему, и Отцу нашему, и к Богу моему и Богу нашему (Ин.20:17). Все эти изречения, ясно свидетельствующие о Божестве Иисуса Христа, естественно, должны были сохраняться христианами, как краткие афоризмы евангельского учения и истории земной жизни Иисуса. Между прочими изречениями Св. Писания на них же покоилось и ими объяснилось учение об участии Иисуса, Сына Божия, в управлении миром и церковью после вознесения на небо. – Мухаммед, чтобы опровергнуть это учение, должен был извратить их смысл, и намеренно вставить их в сказание о пребывании Иисуса на небесном суде у Господа. Мы не можем предположить здесь непреднамеренности Мухаммеда, – того, что он ввел эти изречения в сказание со слов других еретиков. Сказание так оригинально в общем, и так не логично в частностях, что вполне обнаруживает простого неученого автора своего.

Мухаммед начинает сказание словами Иисуса, что Он, будто бы, не должен был говорить того, что приписывают ему христиане. Чтобы выставить христианство в более непривлекательном виде, Мухаммед здесь, сознательно, влагает в уста христиан учение о Божестве матери Иисуса Марии, – ересь, какой держались очень немногие христиане. Хазин замечает, „что после того как Иисус подтвердит, что не говорил этого, то приступит к объяснению, от него ли произошло это, или нет“⁷⁷⁰. В этом случае, Иисус, по мнению Мухаммеда, должен был сказать обратное тому, что он говорил по Евангелиям: вместо того, чтобы утверждать ο своем ведении Отца, он здесь отрицает за собой такое ведение и усвояет полное ведение только Богу, – т. е. говорит: „Ты знаешь, что я скажу и сделаю, но я не знаю, что ты скажешь и сделаешь.“ Далее Иисус, повторив призыв свой к единому Господу, оправдался в очах Божиих ссылкой тο, что Он уже после вознесения своего не ручается за мнения своих последователей. – Сказание, как видно, от начала своего до конца, составлено самим Мухаммедом, с намерением опровергнуть христианство. Но вследствие этого то оно полно внутренних неcoобразностей, изобличающих переделку Евангельских слов в чуждое им кораническое значение.

Прежде всего для читателя Корана совершенно непонятно, почему Бог спрашивает Иисуса, учил ли он тому, чему на самом деле Иисус не учил? Хазин⁷⁷¹ отвечает, что буквальное значение слов: говорил ли ты людям, заключает вопрос, но по смыслу это отрицание и порицание тем из христиан, кто утверждает это относительно Иисуса, мир ему. „Если ты скажешь: когда Иисус, мир ему, не говорил так, то зачем ему дан такой вопрос, при Божием знании о том, что Иисус не говорил; я отвечу, что этот вопрос поставлен для того, чтобы представить опровержение последователям его, заблуждение которых состояло в том, что они признавали это (Божество) за Ним, и утверждали, что Он так учил их. Подобным образом иногда говорят друг другу: ты сделал это? В данном случае, спрашивающий хорошо знает, что тот не сделал этого, а спрашивает только для того, чтобы придать важность этому делу. “ – Но если даже так, то к чему же Иисус ссылается на всеведение Божие, к чему прибавляет еще, что сам он не знает, что в Боге? Неужели для большего посрамления христиан? Так как последователи Иисуса не могли присутствовать при этом ответе Иисуса Богу, то естественно заключить, что этот ответ назначался для оправдания Иисуса от обвинения со стороны Бога. Но в этом случае указание на всеведение Божие, как бы, поправляет запрос Бога, унижает Его, а указание на неведение Иисусом существа Бога совершенно неуместно. Разве Иисус потому только не учил о своем Божестве, что не знал существа Божия? Мухаммед поступил бы логичнее, если бы извратил евангельское изречение так: Ты не знаешь, что во мне, но я знаю, что в Тебе. Это, по крайней мере, вязалось бы с предыдущим. Далее Иисус, как бы в уверение Бога в своей правоте кратко повторяет содержание своей проповеди, и отказывается отвечать за христиан, согрешавших, будто бы после его вознесения, – передавая ответственность за них Богу, так как с того времени уже Бог был стражем их⁷⁷². – Все это крайне недостойно Господа, изображает Его человекообразно, незнающим дел мира и недосмотревшим заблуждений людей. И так ошибка Мухаммеда неоспорима, и была вызвана, так сказать, двояким желанием его. Во-первых, он желал в 116 стихе противопоставить извращенными евангельскими словами ограниченность Иисуса неограниченности Божества. Во вторых, в 117 стихе он хотел устранить христианское учение, что Иисус Христос, выражаясь языком Корана, есть страж своей церкви. Но то и другое желание было выполнено им неудачно: слова Корана, оказывается, – не мудрое откровение Божие Мухаммеду о действительном событии на небе, а нелогичное извращение евангельских изречений, сделанное самим Мухаммедом для современных ему христиан, чтобы отклонить их от религиозных убеждений их. Сверх всего этого нужно заметить, что искаженные Мухаммедом слова 17 стиха XX главы Ев. Иоанна были совершенно непоняты им, как это мы видели ранее⁷⁷³.

С событием вознесения на небо еще не оканчивается историческое изображение личности Иисуса, сына Марии. Пребывающий на небе Иисус при кончине мира должен снизойти на землю, эта истина принимается мухаммеданами, как формальный член веры⁷⁷⁴. Коран говорит о ней, впрочем, далеко не так подробно, чтобы можно было из него выяснить себе все обстоятельства, как и когда снизойдет Иисус. По словам Хазина „у некоторых ученых даже ставился вопрос: разве в Коране найдешь подтверждение той мысли, что Иисус будет ниспослан на землю? – На этот вопрос отвечают: да, Всевышний Бог сказал: полновозрастный (الكمل) (III, 41). Это сказано (об Иисусе) для означения того, что он состарится не в мире (жизни), а состарится только после ниспослания с неба“⁷⁷⁵. Но Тот же Хазин говорит, что выражение полновозрастный (الكمل) имеет различные значения и толкования. По лексическому значению это тот, силы которого окрепли, и который прожил уже юношеский возраст. Некоторые говорят, – что у арабов الكمل – это тот, кто прожил 30 лет; некоторые говорят, – это-тот, у кого обозначалась седина, т. е. тот возраст, когда в человеке крепнет ум, и когда пророчествуют пророки⁷⁷⁶. Сообразно с этим, الكمل как мы видели, указывает на 30 летний возраст Иисуса, когда он начал свою проповедническую деятельность. Но „некоторые говорят, что в этом слове заключалось просто благовестие Марии, которым она извещалась, что он (Иисус) проживет до полного возраста; некоторые говорят, что отсюда можно видеть и то, что он будет изменяться из одного состояния в другое“...⁷⁷⁷ и т. д. Следовательно, доказательство, приводимое мусульманскими учеными, не решает ничего.

Когда спрашивали Гурайру, может ли он подтвердить истину второго пришествия Иисуса па землю, то Гурайра, по преданию, указывал на слова Корана и говорил: читайте, если хотите: из читающих Писание не будет ни одного, который прежде смерти его (قبل موته) не уверовал в него т. е. Иисуса (IV, 157.)⁷⁷⁸. Гурайра, согласно со многими толковниками Корана, предполагал, что, так как в первое явление Иисус освободился от смерти, то выражение: „прежде смерти его“ указывает на вторичное явление Иисуса в мире, когда он должен умереть. Но не говоря уже о том, что на основании одного Корана невозможно отрицать смерть Иисуса во время первого явления его на землю, ссылка Гурайры на указанный стих Корана малоубедительна потому, что этот стих сам по себе не ясен и допускает множество толкований. Прежде всего „толковники разногласят относительно местоимения – его, (в выражении смерти его), к кому относится оно? Ибн-Аббас и очень многие толковники говорят, что местоимение относится к человеку из народа Писания, который не уверовал бы в него (Иисуса) прежде смерти, – но эта вера будет уже на смертном одре, когда будет бесполезна вера его“⁷⁷⁹. И это толкование настойчиво оправдывается сторонниками его, ставится в связь с мусульманскими мнениями, что человек Писания при кончине своей необходимо должен уверовать в Иисуса, но, конечно, так, как учит об Иисусе ислам, т. е. что Иисус – раб Божий, посланник Его, Дух Его, Слово Его. Ибн-Аббас даже поясняет, при каких именно случаях эта вера не приносит человеку Писания пользы: – это бывает тогда, когда он сгорит, упадет с высоты, ила будет задавлен зданием, или будет съеден зверем, или вообще умрет скоропостижно. Когда Ибн-Аббасу возражали, что падение с дома чрезвычайно быстро для того, чтобы во время его человек мог произнести исповедание, – то он отвечал: „он все-таки подтверждает это исповедание в воздухе“; – когда же указывали ему на смерть от усечения мечом, – то он отвечал, что “и в это время человек произносит исповедание заплетающимся языком“. – „Шагар-ибн-Хаушаб говорит: когда наступает смерть иудея, то ангелы бьют его крыльями своими по лицу и по спине и говорят: о враг Божий! приходил к тебе Моисей пророком, но ты счел его лжецом. Тот отвечает: я верую, что он раб Божий и посланник Его. Точно также, тогда христианину говорят: приходил к тебе пророком Иисус, но ты думал, что Он Бог и Сын Божий. Тот ответит: я верую, что Он – раб Божий⁷⁸⁰. – Но некоторые мусульманские толковники, как напр. Гыкрима, пытаются вывести из этого стиха даже ту мысль, что всякий человек Писания пред своею смертью уверует в Мухаммеда, – следовательно, уже совершенно не видят в стихе какой бы то ни было речи об Иисусе. Хотя это последнее мнение и опровергается у других толковников вполне основательно, контекстом речи, где совершенно не говорится о Мухаммеде, – однако для нас важно одно то, что указанный стих не может дать определенной основы для того или иного сказания об Иисусе. Христианский читатель стиха имеет право понять его в том смысле, что после вознесения Иисуса на небо все люди Писания умирали с верою в него. Такое толкование тем более вероятно, что ранее в Коране говорится о конце жизни Иисуса. – В Коране есть еще третье место, подтверждающее истину вторичного явления Иисуса на землю, – это 61 ст. XLIII сюры: „он будет знамением часа; не сомневайтесь в том, и последуйте мне; это прямой путь.“ Но и здесь толковники говорят различно, а именно, – одни говорят, что слово „он“ означает Коран, а выражение: будет знамением часа, – означает, что он (Коран) укажет наступление его и возвестит об обстоятельствах его и ужасах его. Другие же толковники объясняют этот стих в том смысле, что ниспослание Иисуса будет знаком, по которому узнают о приближении часа⁷⁸¹. Строго говоря то и другое толкование с мусульманской точки зрения одинаково подходит к стиху, но мы однако склоняемся ко второму толкованию, так как Коранический стих живо напоминает собою аналогичные ему выражения и истины христианства.

Замечательно, что для означения кончины мира Мухаммед употребляет большею частью слово „час“ (الساعة) – то самое слово, каким обозначается это же событие в Евангелиях. Грядет час и ныне есть, егда мертвые услышат глас сына Божия и услышавши оживут (Ин.5:28, 29; Мф.24:36, 42, 44, 50, 25:13; Мр.13:32–37). С таким особенным значением слово „час“ в первый раз является еще в меккских сюрах XIX и XXII. „Неверные, читаем мы здесь, не перестанут сомневаться о нем дотоле, покуда не наступит внезапно час“ (الساعة) (XXII, 54); „скажи: тем, которые находятся в заблуждении, Милостивый продлит жизнь на большую длину, дотоле, покуда они не увидят того, что обещано им, – или казни, или часа“ (XIX, 76–77). Что такое применение этого слова и самая идея его были неизвестны арабам времен Мухаммеда, а следовательно, и ему самому до знакомства с христианством, – указание на это мы находим в самом Коране. Так, в одной сюре Мухаммед говорит современникам своим арабам: „когда было сказано, что обетование Божие истинно, что о часе сомнения не может быть, тогда вы сказали: мы не понимаем, что это за час (ما ندرى ما الساعة) наше мнение о нем, только как мнение, мы не имеем о нем верного знания (XLV, 31)“. Значит, применение слова: час, – ко времени кончины мира – мысль, заимствованная Мухаммедом из христианства. С нею у него связывались и другие тоже христианские мысли, что при кончине мира явится знамение Сына человеческого на небе (Мф.24:30), что будет пришествие Сына человеческого (39). Это вероятно и было выражено в 61 ст. XXIII сюры Корана.

Для выяснения смысла Коранического сказания о втором явлении Иисуса на землю, и отношения этого сказания к евангельскому повествованию, мы должны, хотя и кратко, обозреть кораническое сказание о кончине мира. – Непосредственно пред кончиной мира люди услышат звук трубы (LXIX, 13–14; Срав. Мф.24:31; Иез.38:18–19; Иоил.3:16). Тотчас после того земля заколеблется, выкинет бремена свои, замки и башни разрушатся, горы подвинутся, поднимутся, рассыпятся и сравняются с долинами (LXXIII, 14; XVIII, 45; XX, 105, 106; XCIX, 1; XXVII, 90; LII, 10; LVI, 5, 6; LXX, 9; CI, 4). Небеса омрачатся и сделаются красными (LV, 37; LXX, 9), твердь небесная заколеблется (LIII, 10) и расколется на куски (LXXVIII, 14). Солнце совьется на подобие чалмы (LXXXI, 1) обовьется мраком (XXI, 104) и будет сброшено с своего места; луна и звезды померкнут и будут рассеяны (LXXII, 2); моря закипят и соединят свои воды (LXXXI, 1–6). Ужас нападет тогда на всех тварей; человек будет избегать своего брата, отца и матери, супруги и детей (LXXX, 34–36; Срав. Иез. XXXVIII, 20); кормилица бросит свое дитя, которое она кормила, всякая беременная женщина разрешится от бремени (XXII, 2), беременные верблюдицы окажутся без плода (LXXXI, 4). Дикие звери оставят свою ярость, домашние животные перестанут страшиться их и соберутся с ними толпами (LXXXI, 5). Потом труба прозвучит во второй раз, и все, что есть на небесах и на земле, в воде и под землею, – все это умрет, кроме тех, которых оставить живыми захочет Бог⁷⁸². Потом труба прозвучит еще раз⁷⁸³, и „вот люди восстанут, озираясь кругом себя (XXXIX, 68; XXXVI, 51–53; XX, 102). Земля озарится светом Господа своего, положена будет книга, приведутся пророки и мученики, и рассудятся люди праведно, самые сердечные пожелания их обнаружатся и Бог узнает все поступки людей (С, 10–11). Таков будет, по Корану, час, после которого праведные введутся в рай (جَنَّة), а грешные будут ввержены – в геенну (جهنم).

Что касается времени кончины мира, то оно, как и по Евангелию, неизвестно людям (VII, 186; XVI, 79; XXXI, 34; Срав. Мф.24:36; 2Пет.3:10; 1Фес.5:1–3). Люди могут только угадывать его по некоторым знамениям. Перед кончиной мира оскудеет вера между людьми и умножатся пороки (XXVII, 85; XXI, 1, 2; Срав. Мф.24:12; Лк.18:8; 2Фес.2:3; 2Тим.3:1–5 и т. д.), умножатся на земли бедствия и возникнут между людьми жестокие войны (VII, 166; Срав. Мф.24:6, 7, 20; Лк.21:9, 10; 2Фес.2:6, 7). Между прочим, по всей земле распространится дым (XLIV, 9–11; Срав. Иоил.2:30), случится землетрясение (XXII, 1), будет видимо затмение луны в соединение ее с солнцем (LIV, 1; Иоил.3:15, 2:30). Бедствия в природе будут сопровождаться несчастиями людей, особенно иудеев. Явится тогда воинственный народ Гог и Магог (ياجوج وماجوج) – Яджудж и Маджудж, опустошительное нашествие которого принесет, за собою неисчислимые бедствия для всего мира (XXI, 95–96; ХVIII, 93–99; Срав. Откр.20:7) –, явится чудовищный зверь, который будет отмечать верующих и неверующих (XXVII, 84; Срав. Откр.13:15–27). Тогда же явится на землю и Иисус (ХLIII, 61) и все люди Писания уверуют в Hего (IV, 157).

Мы расположили краткие и отрывочные мысли Корана о кончине мира – в таком порядке, в каком располагает их мусульманская догматика. Сам Мухаммед, как ни часто говорил своим слушателям о кончине мира, не оставил в Коране одного цельного сказания об этом событии, – такого сказания, в котором было бы ясно указано место каждого частного явления среди других, порядок всех явлений и т. п. Теперь же мысли Корана о кончине мира рассеянные в разных сюрах, поставленные особняком в ряду других мыслей, – часто общие – без подробностей, – сами по себе, будучи взяты отдельно, не придают ясного представления о том, как думал Мухаммед о кончине мира. Но за то соединенные в догматике мусульманской они позволяют думать, что Мухаммед в учении о кончине мира близко стоял к Ветхому и особенно Нов. Завету. Кроме христианского слова „час“ Мухаммед удержал в Коране очень многие христианские подробности события кончины миpa, – подробности, указанные в речи Иисусом Христом (Мф.24), и раскрытые в посланиях апостольских и Апокалипсисе. Судя по этому, нужно было бы полагать, что Мухаммед одинаково с христианами учил о втором пришествии Иисуса на суд миру. Но мусульманское предание, напротив, раскрывает кораническое сказание так, что за исключением некоторых подробностей, – едва ли можно легко согласить его с новозаветным повествованием.

Раскрывая мысль Корана об упадке религиозного чувства и нравственности среди людей пред кончиной мира, мусульманское предание рисует такую картину этого явления преимущественно среди мусульман же. В последнее время мухаммедане станут забывать молитву, будут предпочитать ее пустому времяпрепровождению, если же и будут совершать её, то по необходимости и в экстренных случаях⁷⁸⁴. Чтению Корана люди будут предпочитать чувственные удовольствия, забавы, – хотя наружно будут казаться благочестивыми, любящими Коран⁷⁸⁵. Незнание Корана и неумение пользоваться его постановлениями в жизни сделают, однако, то, что люди в общественной и частной жизни допустят у себя беспорядок: начальниками у них будут люди невежественные, из низкого сословия⁷⁸⁶, безнравственные, – которые пренебрегут общественными делами и своим примером развратят подчиненных. Эти последние будут обнаруживать по отношению к ним и между собою насилие, наглую ложь и обманы, так что никто не будет уважать другого⁷⁸⁷. Величайшие гордецы, хвастуны с низшими, они будут льстивы к высшим, потворствовать их дурным наклонностям, лишь бы избежать какого-либо зла со стороны их. Эгоизм сделает всех людей скупыми, жестокими по отношению к бедным, так что они будут смотреть на милостыню, как на подать или штраф. Но в это же время они будут неудержимо стремиться к наживе в торговле, лихоимству, будут предаваться своим порочным страстям: пьянству, курению табаку, разврату и проч.⁷⁸⁸, – за что многие из них будут превращены Богом в обезьян и свиней. В семейной жизни всеобщая распущенность произведет полное расстройство: старшие подчинятся младшим, мужчины – женщинам, родители будут терпеть обиды от детей своих и т. п. Рожденные в разврате от невольниц, дети сделаются господами своих матерей. – Не устрашаясь физическими бедствиями: землетрясением, несвоевременною засухой и холодом, разделением луны, люди будут производить междоусобные войны, будут убивать своих правителей и т. д.⁷⁸⁹. Жизнь тогда будет коротка – частью от пороков, частью – от различных болезней, которые станут свирепствовать тогда вследствие ненормальных климатических условий. Из внешних обстоятельств жизни особенно заметны тогда будут война с Турками, Персами, римлянами⁷⁹⁰, – и война с Софьяни, – (السفياني) – этим жесточайшим врагом мусульман, который при помощи большого войска опустошит и разграбит Йемен, Сирию, города Куфу, Багдад и Медину⁷⁹¹.

Во время таких тяжких для мусульман бедствий Бог пошлет в мир Мегди (المهدى), который должен наполнить землю справедливостью. Из рода самого Мухаммеда, чрез Фатиму, а по другим сказаниям, из рода Аббаса⁷⁹², – дяди Мухаммеда, эта личность будет носить имя, Мухаммед-ибн-Абдаллах, или Мухаммед Абуль-Касим, – будет иметь наружность высокого молодого человека, с довольно густою бородою, блестящим лбом, тонкими бровями, с пятном на правом виске – вообще наружность Мухаммеда. Когда явится Мегди на западе, а потом на востоке, ангел будет возглашать народам: это Мегди. наместник Божий, последуйте ему⁷⁹³! Мусульмане встретят его радостно, дадут ему войско в восемьдесят тысяч человек, при помощи которого он покорит Химмас (حمص) или Ишбилию (اشبيلية)⁷⁹⁴, 70 городов римских, дойдет до Мекки и здесь окончательно примет на себя звание повелителя народов⁷⁹⁵. Тогда он решится воевать между Меккою и Мединою, с врагом мусульман – Софьяни. При помощи Божией и мусульман Мегди победит Софьяня, и чтобы окончательно оградить мусульман от всех врагов их, будет воевать с греками, которых, при Божией помощи, тоже победит и сделает их по отношению к мусульманам из владык данниками. Под предводительством Мегди мусульмане направятся тогда на многие христианские города, напр. Дамаск, Антиохию и пленят их, возьмут много добычи, пройдут во внутрь Азии, в греческую провинцию Дейлям (الديلم) – отсюда – в Европу, завоюют именем Божиим Константинополь и Рим⁷⁹⁶. Во все это время мусульмане будут благоденствовать под управлением Мегди. Вместо прежних тяжких годов для них наступят годы радостные, обильные. Мегди восстановит правду в народе, возвысит его в религиозно-нравственном отношении и даст ему неисчислимые блага. Все жители неба и земли будут любить Мегди, небо ниспошлет на него свое благословение, а земля откроет ему все богатства свои. Народ до такой степени хорошо будет жить при нем, что даже мертвые будут высказывать в гробах своих желание воскреснуть, чтобы пожить в то время на земле. „Ибн Маджа говорит мухаммеданам: когда явится Мегди, то идите к нему, хотя бы нам пришлось ползти на четвереньках и по снегу“⁷⁹⁷.

Вместе с Мегди явится на земле, по преданию мусульман, и враг ислама Даджал (الدجال), – так сказать, Антимухаммед, или как говорят мусульмане, ложный Мессия (المسيح الكاذب).⁷⁹⁸. Пришествие его будет предвещено бедствиями: три года сряду пред явлением Даджала будет свирепствовать на земле засуха, сопровождаемая народным голодом, – появится особый убийственный ветер (الريح القاتلة), народ оставит веру и добрые дела, нравственная распущенность дойдет до того, что любодейство и содомский грех будут совершаться открыто⁷⁹⁹. Вместе с тем будут происходить землетрясения, солнце будет восходить разноцветным и т. п. Наконец явится Даджал. Это будет безобразный человек, как думает большинство мусульманских писателей, необыкновенно большого роста⁸⁰⁰, горбатый, кривой, с когтем вместо одной ресницы, с лицом, как бы обожженным, с длинным, но разбитым носом, с безобразными клочками волос на голове. На лбу у него, между глазами, будет надпись „неверный», – и еще: добрый – тот, кто противится ему, a худой – тот, кто повинуется ему. Люди, даже неграмотные, могут читать эту надпись⁸⁰¹. Странный Даджал будет путешествовать на громадном бесхвостом осле, похожем и на лошака⁸⁰². За ним будут следовать иудеи, разные незаконнорожденные и свирепые люди, всего около 70 тысяч человек⁸⁰³. С этим войском Даджал будет ходить по земле, забирая всех под свою власть, по одним преданиям, в течение сорока дней, по другим – в течение сорока годов. он обойдет всю землю, захватит под свою власть весь мир, и не сможет он пройти только в Мекку, Медину, Иерусалим и на гору Тор (Синай), потому что здесь ангелы будут отражать его. Как противник Бога и Мухаммеда, Даджал везде будет выдавать себя за Бога⁸⁰⁴, – и, чтобы убедить в том людей, совершит, при помощи сатаны, множество чудес: воскресит мертвых, будет повелевать небу производить дождь, а земле – растения, будет непостижимым образом похищать имущество у тех, кто не уверует в него, – будет иметь при себе рай и ад в виде двух рек, причем противящихся ему будет бросать в ад, а верующих в него будет вводить в рай. В преданиях говорится, что Даджала будут постоянно сопровождать два ангела, принявшие образ пророков, один будет находиться по правую сторону его, другой – по левую. Когда Даджал станет говорить людям: не я ли Господь ваш, не я ли умерщвляю вас и оживляю, тогда один из ангелов скажет ему: „ложно ты говоришь“, но слов его никто не услышит, кроме его товарища, который ему (первому ангелу) ответит: „верно ты говоришь“, и слова эти услышат все люди и подумают, что второй ангел подтверждает слова Даджала, что он есть Бог⁸⁰⁵. Вследствие всего этого влияние Даджала на людей будет необыкновенно сильно. Они подумают, что в лице Даджала действует и производит чудеса самостоятельная истинная сила Божества, и уверуют в него, к великой погибели своей. Впрочем, некоторые устоят в вере истинной, и за это, по преданию от лица пророка, получат величайшую награду⁸⁰⁶.

Когда мера беззаконий Даджала исполнится, Бог пошлет на землю Иисуса, который должен будет противостать Даджалу и восстановить в народе – истинную веру и нравственность. Явление Иисуса было предсказано Мухаммедом довольно категорично; по преданию Абу-Гурайры, Он говорил об Иисусе: „между мною и им (Иисусом) не будет пророка⁸⁰⁷“. В другом предании говорится, что Мухаммед сказал: „клянусь Богом, скоро снизойдет к вам Сын Марии, судьей справедливым»⁸⁰⁸, – или: „клянусь Тем, в руке которого душа моя, уже близко то время, когда он пошлет к нам сына Марии судьей справедливым“⁸⁰⁹. Еще одно предание содержит такие слова Мухаммеда: „никогда не погибнет религиозная община, начало которой – я, средина – Мегди и конец – Иисус»⁸¹⁰. Мухаммед говорил: „как верно то, что Бог есть, так верно и то, что скоро должен придти с неба Иисус, сын Марии, чтобы присоединиться к нашей религии“⁸¹¹. Пришествие Иисуса будет предвещено особыми знамениями. „Ибн Хаджар говорит, что явление Мегдия будет предшествовать ниспосланию Иисуса, а оно случится после затмения луны в первую ночь Рамазана и затмения солнца в половине его (Рамазана); подобного этому, добавляет Ибн Хаджар, не видно было с самого сотворения Богом небес и земли“⁸¹². „В это время, по преданию, Бог повелит Гавриилу, мир ему, низвести Иисуса, сына Марии, мир ему, на землю. Тот сойдет на второе небо и подойдет к нему и скажет: о Дух Бога и Слово Его! Господь Твой посылает тебе привет и велит тебе снизойти на землю. И снизойдет Иисус в сопровождении 70 тысяч ангелов⁸¹³. По общему преданию „Иисус спустится с неба на белый минарет с восточной части Дамаска⁸¹⁴, в конце ночи, сидя на райском коне, одетый в богато-украшенные одежды, не то красного, не то белого цвета⁸¹⁵“; на голове у него будет чалма зеленого цвета, а некоторые говорят, – черного. По одному преданию он положит обе руки на двух ангелов⁸¹⁶, но по другому преданию „он будет снабжен мечем,... в руке его будет копье“⁸¹⁷. Во всех преданиях единогласно утверждается, что он, „когда будет поднимать голову, то будет прославлять (Бога), а когда отпустит голову, то с нее будет капать вода, подобная чистым перлам“⁸¹⁸. Это будет пот его, так как никакая влага не прикоснется к нему⁸¹⁹. В это время небесный глашатай прокричит: пришла к нам истина и разрушена неправда⁸²⁰.

Сойдя с минарета, Иисус на райском коне проедет в Дамаскую мечеть, построенную Оммеядами; туда же соберется и последует за ним народ. Но прежде всех узнает о явлении Иисуса Мегди; „он первый услышит крик небесного глашатая, встретит Иисуса и будет приветствовать его“. „Это будет во время утренней зари“. „И скажет он народу: имам ваш из вас; тогда станет впереди Мегди, будет молиться с Иисусом, прославляя этот народ и пророков его“⁸²¹, Тогда Иисус „примет власть от Мегди, а Мегди вместе с товарищами пещеры⁸²², – теми, которые последовали Мегди, – будет из числа последователей его (Иисуса); но Иисус будет совершать утреннюю молитву позади Мегди, и это нисколько не уменьшает его пророческого достоинства: потом Мегди вручить власть Иисусу”⁸²³. Впрочем, здесь мусульманское предание сохраняет еще и другое сказание, так же распространенное среди мусульманских ученых; один ученый Шейх говорит, что в тот день „народ будет на вечерней молитве, и Иисус придет к нему в качестве имама, станет впереди, и совершит с людьми молитву по преданию Мухаммеда“⁸²⁴... По мнению этого шейха, Мегди в то время будет не в Дамаске, а в Иерусалиме. Многие мусульманские писатели тоже признают, что Мегди должен быть в то время в Иерусалиме, где он должен защищать верующих от Даджала; так как по одному преданию Мухаммед сказал: местом спасения мусульман от Даджала будет только Иерусалим⁸²⁵. Поэтому Шаркави говорит, что Иисус уже после молитвы в Дамаской мечети „отправится в Иерусалим и там уже совершит утреннюю молитву, стоя позади Мегди“⁸²⁶. Во время этой молитвы Даджал с иудеями окружит мечеть, и когда, по окончании молитвы, мухаммедане отворят двери, чтобы выйти из мечети, то увидят, что у дверей стоит 70 тысяч Иудеев, каждый с мечем в руке и короной на голове. Но как только Даджал увидит Иисуса, то затрясется от страха и заколеблется, подобно деревьям во время ветра; когда же он увидит в руках Иисуса кинжал, то станет таять, как соль в воде, или будет расплавляться, как свинец, и побежит от Иисуса. Но Иисус скажет ему: „нет! ты так много сделал зла, что теперь не избавиться от того, чтобы я убил тебя“!⁸²⁷ По другому преданию „Даджал быстро побежит, но Иисус погонится за ним и настигнет его у ближних ворот Рамли (палестинского города), называемых Лудд, ударит его копьем, и зарежет его ножом“⁸²⁸. Потом вместе с мусульманами, не поддавшимися искушению Даджала, и Мегди устремится на последователей Даджала, – из которых большинство будут иудеи. Произойдет страшное избиение. Иисус будет убивать их даже дыханием своим, которое будет простираться на такое расстояние, какое видит глаз, и кого из неверующих оно ни коснется, тот умрет⁸²⁹. Иудеев не будут скрывать даже деревья: они будут кричать: о мусульмане! за мною стоит иудей!⁸³⁰ Точно также, ни камень, ни стена, ни какое-либо животное не защитит иудеев, а напротив выдаст их мусульманам, говоря: идите, убивайте, здесь еврей!⁸³¹ Так будут перебиты все последователи Даджала до одного. После того Мегди, исполнивший свое назначение, умрет, а Иисус устроит на земле свое царство, и проживет 45 лет или 40 лет⁸³², или 24, или 7,⁸³³ – но вернее 40 лет, по мусульманскому верованию.

По общему верованию мусульман, ведущему свое начало со слов Мухаммеда, Иисус будет управлять своим царством по шариату и в духе ислама. Но прежде всего он будет защищать мусульман от внешних врагов его, – страшного народа Гога и Магога, или как называют его мухаммедане – Яджуджа и Маджуджа. – Этот народ из племени Иафета, сродный с Турками, чрезвычайно многочисленный, состоящий из великанов и карликов, был вреден для других народов еще во времена Зуль-Карнейна (Александра Македонского). Еще тогда народы соседние с Гогом и Магогом просили Зуль – Карнейна защитить их необыкновенною стеною от вредоносного Гога и Магога, чтобы этот народ не мог проходить к ним. С помощью просителей Зуль-Карнейн заложил проход железом, расплавил его и образовал, таким образом, вполне крепкую стену. Заключение Гога и Магога, однакоже, пред концом мира должно окончиться: они пролижут эту стену язынами своими, и устремляться на соседние земли такою громадною толпою, что в то время, как передние ряды ее достигнут Дамаска, задние будут находиться еще в Хорасане. На пути своем Гог и Магог выпьет всю воду, съест всех животных, траву, деревья, так что птице негде будет присесть, чтобы тут же не быть съеденною ими⁸³⁴. Тогда Бог скажет Иисусу: я вывел своих рабов, которым никто не может противится, поэтому иди с последователями своими на гору Синай⁸³⁵. Все мусульмане со всеми своими животными запрутся тогда в крепостях своих, или соберутся на гору Синай, где будет защищать их Иисус. Между тем, гордые своей победой над людьми вне Синая Гог и Магог скажут: „мы победили весь народ, давайте сражаться теперь с теми, кто есть на небе“, – и станут пускать свои стрелы на небо, Бог же будет возвращать их окровавленными; тогда они скажут: „мы победили жителей земли, и взяли верх над небесными жителями“⁸³⁶. За такую гордость и еще по молитве Иисуса с муханмеданами Бог чудесным образом уничтожит Гога и Магога зараз, как одного человека.

После того, ничто не будет возмущать счастливого состояния мусульман под владычеством Иисуса. Это будет время полного расцвета их жизни в религиозно-нравственном и бытовом отношениях. – „От лица Абу-Гурайры передают, что посланник, да благословит его Бог и помилует, сказал: как хорошо будет вам, когда снизойдет к вам сын Марии и будет имам у вас из вас, а по другому преданию: мать ваша у вас. По изъяснению Ибн-Абу-Зуайба, здесь под матерью разумеется Коран и предание Мухаммеда»⁸³⁷. Иисус откроет Коран, который перед ним будет брошен в реку Джайхун. – Коран, таким образом, откроется и будет положен Иисусом в основание и руководство управления царством. Все мусульманские предания единогласно говорят о том, что Иисус будет ниспослан к последователям Мухаммеда, будет судить по закону Мухаммеда, что „он не будет пророком с самостоятельным посольством и законом, отменяющим прежнее, но будет одним из судей сего (мусульманского) народа и одним из имамов их“⁸³⁸. Иисус, поэтому, укрепит на земле пошатнувшийся до него ислам и расширит его границы. По преданию Ибн Аббаса, „из народа Писания не останется тогда никого, кто бы не уверовал в Иисуса, так, что будет одно исповедание, и это исповедание ислам“. Ата говорит: когда низойдет Иисус, не будет ни иудея, ни христианина, ни кого-либо почитающего другого Бога, кроме Бога, – кого-либо такого, кто не уверовал бы в Иисуса, что он – раб Божий, слово Его⁸³⁹. Впрочем, нужно заметить, что все предания, говоря об уничтожении иноверия, разумеют преимущественно иудейство и христианство, не распространяясь о том, как отнесется Иисус к язычеству. По преданию Абу-Гурайры, Иисус будет сражаться с людьми за ислам, потом раздробит крест, убьет свинью, уничтожит джизью (налог с неверных), а Бог в то время уничтожит все веры, кроме ислама⁸⁴⁰. Хазин, приводя это предание поясняет: он уничтожит крест, т. е. разломает его настоящим образом и тем самым опровергнет то, что несправедливо утверждали о нем христиане, величая его Богом, – подобным же образом убьет он и свинью. А предсказание, что он сложит джизью, имеет тот смысл, что ее не будут брать с тех, кто платил ее – из иудеев и христиан, так как все они обратятся в ислам, или примут смерть⁸⁴¹. При всем том Иисус во всех преданиях называется от лица пророка „судьей справедливым и праведным»⁸⁴². Как правитель и как частный человек он будет подавать собою людям лучший пример мусульманина. По преданию „Иисус, мир ему распространит на земле справедливость (العدل) до определенного предела, – и пророк сказал: ниспосланный к вам Иисус будет моим наместником над вами и передаст мое приветствие“⁸⁴³... Кафрави говорит: все согласны в том, что Иисус будет следовать этому мухаммеданскому шариату и не будет творцом особенного шариата при ниспослании своем, так как он, мир ему, не будет иметь никакого недостатка в знании иджтигада и правил Корана и сюнны⁸⁴⁴. Иисус докажет это даже в своей личной жизни: по словам того же Кафрави, он, женится и родит детей, для того, чтобы подтвердить, что он – истинный последователь Мухаммеда, и женится по уставу его⁸⁴⁵. Предания говорят, что Иисус женится вскоре после убиения Даджала на одной аравитянке из племени Аскалян, а по преданию у него родится два сына: Мухаммед и Моисей, и одна дочь⁸⁴⁶. Кроме того он выполнит предписания Мухаммеда относительно священной обязанности Мухаммедан – хаджа. В преданиях Измаила-бну-Исхака говорится, что пророк сказал: последний час не настанет до тех пор, пока Иисус не придет на место, называемое Рауха, с намерением совершить хадж, или Омра⁸⁴⁷; его будут сопровождать сюда юноши пещеры, которые ни разу ни делали хаджа⁸⁴⁸. По некоторым преданиям, Мухаммед однажды будто бы сказал: „клянусь Тем, в руке которого душа моя, что сын Марии непременно оденется одеждою ихрам и совершит хадж и умра“⁸⁴⁹. Автор сочинения Машарик-эль-анвар приводит сказание, что Иисус совершит хадж в сопровождении 70 тысяч человек, и между ними будут товарищи пещеры, которые тогда воскреснут и женятся на женщинах из племени эл-Адад⁸⁵⁰. Благочестие, справедливость и все другие добродетели Иисуса, конечно, будут переняты его подчиненными, и Бог за это дает им мирную, счастливую жизнь. „Тогда прекратится зложелательство, вражда и ненависть“⁸⁵¹; земля наполнится миром и довольством так же, как наполняется водой чаша налитая до самых краев. Вот как говорит об этом Инсаи: „тогда будет свобода и безопасность, так что ребенок будет играть со змеями и скорпионами и они не будут вредить ему; волки будут играть вместе с овцами, и откроются сокровища земли, умножится изобилие и благосостояние: бык будет продаваться за сто динарий ради широкого земледелия, а лошадь за один динарий, так как прекратятся войны; женщина будет ходить от Медины до Куфы и от Каиро до Суеца, и при этом не возьмет с собою пищи, так как земля произрастит множество добра, даст прибыль, кисти винограда достанет на десять человек, и плода смоковницы – на столько же“⁸⁵². Муслим сообщает, что тогда земле будет сказано: „произрасти плоды твои для друзей наших“, и толпа людей будут есть от одного граната и укроются в тени коры его“. Бог благословит молоком так, что одной верблюдицы будет достаточно для несколько семейств людей; в то время будет такая безопасность, что лев будет пастись вместе с верблюдом, тигр – с коровой, – волки – с овцами, младенцы будут играть с змеями и скорпионами, и никто из тех не будет вредить“⁸⁵³. По словам Абу-Гурайры „Иисус соберет людям столько богатств, что никто не захочет их“. Предание прибавляет: „даже один поклон будет драгоценнее мира и всего, что есть в нем (Хазин I ٥٤٩)“· От избытка внутреннего довольства миром и благополучием люди, проходя мимо могил умерших, по словам Кягаба-эль-ахбар, будут говорить умершим: „о, если бы вы были живы и видели это изобилие, или: о такой-то! встань и посмотри, какое благословение дал Господь земле“⁸⁵⁴

Однако, такое благодатное царство должно окончиться. Вскоре после хаджа Иисус заболеет в Медине и здесь умрет, благословляемый и оплакиваемый всеми мусульманами.⁸⁵⁵ Они похоронят его, согласно преданию Абу-Дауда, рядом с могилою пророка Мухаммеда⁸⁵⁶, а по другим преданиям, – рядом с могилою Абубекра и Омара⁸⁵⁷. После того, наступят времена упадка ислама и всеобщего развращения нравов, когда народ, по словам Мухаммеда, станет возвращаться к прежним обычаям и к старым богам своим, – когда для него будут бесполезны наставления, когда умолкнет проповедь⁸⁵⁸. Тогда Бог выведет из воды необыкновенного зверя Даббятуль-Арза, который будет вразумлять людей, при чем жезлом Моисея сделает знаки на лицах верующих, а печатью Соломона заклеймит лица неверующих⁸⁵⁹. Все это будет до кончины мира.

Приведенные нами сказания мусульманского предания рисуют нам чрезвычайно фантастическую и чрезвычайно богатую светлыми и мрачными красками картину последних времен мира. Иисус тогда будет избавителем, спасителем, хранителем избранных людей от внешних врагов, от физического и морального зла. Но эта картина, говорящая о Христе благоволительно, расходится с учением Его, которое сохраняется у христиан всегда неизменно, точно, ясно. Иисус, по мусульманским преданиям, придет в мир не судить людей, не как Бог-Мздовоздаятель, а будет жить, как мусульманский царь-человек не задолго до кончины мира. Знамение Его будет состоять не в явлении креста на небе, как говорит христианское предание, а в собственном сошествии Его на землю. Насколько эта мысль согласна с Кораном, насколько она принадлежит самому Мухаммеду, сказать трудно, потому что Коран говорит о втором пришествии Иисуса всего только два слова. В Коране, впрочем, есть одно выражение, – будто бы приближающееся к христианскому учению о явлении Иисуса Христа на суд миру, но и это выражение объясняется толковниками Корана своеобразно. В IV сюре Мухаммед сказал: „из читающих Писание не будет ни одного, который прежде своей смерти не уверовал бы в него...., – в день воскресения он, т. е. Иисус, будет свидетелем против них“ (157). Нам кажется, что здесь Мухаммед случайно выражался в тоне своих учителей христиан: в Иисуса, по мнению Мухаммеда будут „веровать“ – чего не было ни с одним пророком, – после воскресения он будет свидетельствовать, т. е. судить. Мухаммеданское же предание утверждает, что здесь заключается вполне исламическая мысль о страшном суде Божием, а не христианская, – что Иисус в это время сделает для людей даже менее, чем Мухаммед. Во время явления Господа на суд, говорит предание, соберутся все пророки для защиты и оправдания своих последователей, и осуждения своих противников. По преданию к этому времени воскреснет и Иисус: Абу-Дауд говорит, что он восстанет вместе с Мухаммедом, а между ними восстанут Абу-Бекр и Осман⁸⁶⁰. Обязанность Иисуса на суде будет состоять в том, чтобы свидетельствовать против иудеев и против христиан; против первых о том, что они налгали на него и опорочили его, а против вторых – о том, что они приняли его за Господа и сделали его товарищем Богу. Кроме того „он будет свидетелем о верности того, кто из них правильно думал о нем, и верил в него“⁸⁶¹. Такая обязанность служебного характера некоторыми мусульманскими толковниками еще более суживается. „Катада по поводу слов Корана: он будет свидетелем в день воскресения, говорит: он действительно вполне обнаружит посланническое достоинство свое от Господа своего и признает себя в рабском отношении к Богу⁸⁶². Иисус, подобно другим пророкам, предшествовавшим ему, будто бы, даже совершенно откажется от должности ходатая и свидетеля. Пророки древности тогда будут говорить Иисусу: „о, благословенный Иисус! дыхание живого Бога, о ты, чье чудесное рождение и таинственное зачатие произошло без участия плоти! Просим тебя, моли Бога, чтобы он смиловался над нашими страданиями; мы имеем твердую веру, что твоя молитва будет услышана; ты произошел от истинного дыхания и духа твоего Создателя, ты чист, ты свят, ты беспорочен!“ Но благословенный Иисус ответит им: „эта обязанность ходатайства не приличествует мне; я не имею права на это, ибо мой слепой и безумный народ в своем безбожном заблуждении поставил меня наравне с Богом.... Поэтому я не могу сегодня молиться за вас. Но я желаю показать вам средства, как помочь нашему горю. Это – всё, что я могу сделать для вас. Обратитесь к пророку и посланнику Высочайшего, благословенному Мухаммеду, который один может молиться за вас и один будет услышан.. “⁸⁶³.

Если Мухаммед, действительно так думал о втором и третьем явлении Иисуса на землю, то спрашивается, как он дошел до мысли, что Иисус своим появлением на землю должен быть знамением часа? В его интересах было совершенно устранить Иисуса от участия в последних судьбах мира, тем более, что изображение в высшей степени благодатного царства его, – царства, какого не устроил сам Мухаммед, могло подавать христианам повод превозносить значение Иисуса в мировой истории пред значением Мухаммеда. Почему явится пред концом мира Иисус, а не Мухаммед, почему в планах домостроительства Божия определено осуществить все радостные надежды людей не кому-либо иному, как только Мессии Иисусу? Ни Коран, ни предание на эти вопросы не отвечают, и тем самым неопровержимо свидетельствуют о том, что все, учение о втором пришествии Иисуса явилось в исламе вне всякой связи с требованиями догматики его, с чужой почвы.

Не может быть сомнения в том, что это учение перенесено в ислам вместе с общим христианским эсхатологическим учением, с которым оно стоит в тесной связи. В представление о кончине мира Мухаммед, как мы видели, внес много истин из Ветхого и Нового Заветов, т. e. таких истин, какие принимаются то иудеями, то христианами, или теми и другими вместе, хотя и формулируются различно. Так в описании кончины мира Мухаммед повторил 18–20 ст. 38 гл. пр. Иезекииля, 30–31 ст. II гл. и 15–16 ст. III гл. пророка Иоиля, и вместе с тем XXIV гл. Еванг. Матфея, XIII гл. Ев. Марка и XXI гл. Ев. Луки. Тоже самое нужно сказать и относительно знамений кончины мира, упомянутых Мухаммедом в Коране. Большинство из них, как напр. умножение пороков, оскудение веры между людьми, землетрясения, знамения небесных светил, войны и т. п. упоминаются в ветхозаветных книгах, в Талмуде, Мидраше⁸⁶⁴, и в Евангелиях Св. Матфея, Марка, Луки. Нельзя ли отсюда заключить, что Мухаммед внес в свой Коран иудейское сказание о явлении Иисуса пред концом мира, или же искаженное христианское повествование?

Действительно, иудеи всегда жили верою в грядущее царство Мессии. Скорбные обстоятельства их политической жизни, постоянная подчиненность другим нациям, располагали их к мечтаниям о будущих благах. Они верили в скорое исполнение ветхозаветных пророчеств, где говорится о будущем явлении в мир могущественного Владыки и Царя Израилева (Пс.71:8–12; Быт,49:10; Ис.40:10–11 и др.), – где говорится, что царство Давида будет некогда восстановлено в прежнем его величии (Иез.34:23), Иерусалим сделается великим и могущественным городом, и народ иудейский получит всеобщее благословение (Иоил.2:23; Ис.52:1, 60:1 и др.). – Чем ближе царство иудейское клонилось к упадку, чем неизбежнее представлялось его политическое и нравственное разложение, тем сильнее и решительнее являлось в душе иудеев страстное желание пережить поскорее печальные времена собственного бессилия, и узреть наступление радостей и счастья в новом царстве Мессии. Гордые своим превосходством над язычниками идолопоклонниками, которые непременно являлись их утеснителями, иудеи еще до пришествия Иисуса Христа создали сказание, что это царство доставит им, подобно царству Давида и Соломона, внешнее могущество, владычество над всеми народами; но при составлении этого сказания они подчинились влиянию фарисеев, буквально понимавших каждое выражение свящ. Писания, вследствие чего стали рассчитывать, что достигнут в новом царстве Мессии вместе и внешнего политического благополучия. А долгое лишение стало рисовать в воображении их изобилие всех чувственных радостей и удовольствий. Насколько эти представления проникали все существо еврея времен Спасителя, можно судить уже по тому, что лучшие из иудеев, как напр. свящ. Захария и некоторые из Апостолов не были чужды этих представлений о чувственном царстве Мессии (Лк.1:67–69) Истинный Мессия явился к иудеям, но вместо чувственного царства основал на земле царство духовное, – и иудеи отказались от Него, стали ожидать другого Мессию, избавителя от рабского ига и дарователя всяких благ, больше всего – материальных. С течением времени, когда события не оправдывали их ожиданий, когда иудеи жили и умирали по прежнему под тяжким гнетом чужеземных властителей, без всякого утешения для себя в будущем, явилась новая мысль, что царство Мессии состоится в конце мировой истории, и что тогда оживут все иудеи, – чтобы никто из них не лишился его. Для образования такой мысли важную услугу иудейству оказала история миротворения, изложенная в книге Бытия. Раввины стали толковать, что шесть дней творения указывали на шесть тысяч лет бедствий и страданий, предназначенных Богом для сынов Израиля, а седьмой день покоя обозначает образ тысячелетнего царства народа Божия, когда он получит все радости, удовольствия и полное торжество над всеми врагами своими. Об этом-то царстве в одном Таргуме, который служит верным отголоском фарисейского предания, говорится: как прекрасен царь Мессия! Он опоясал свои чресла, вступил в битву против врагов своих и обагрил горы кровью своих противников⁸⁶⁵.

Из памятников, где раскрываются эти идеи, мы можем указать прежде всего на книгу Эноха, первая редакция которой относится ко временам Маккавеев, а изменения и дополнения к следующему периоду⁸⁶⁶. Автор этой книги, – Энох рассказывает о видениях своих, которых он удостоился по восхищении на небо и между прочим так передает о Мессии:⁸⁶⁷ „это – Сын Человеческий, с которым обитала и которому принадлежит всякая правда... он возбудит царей и сильных от ложа, усмирит сильных и сокрушит зубы грешников. Он лишит царей их трона и царства, потому что они не хотят воздать чести пред Тем, Кто дал им царство“... „Он будет жезлом для праведных.... Он будет светом для народов, надеждою для скорбящих“. Время Его сошествия на суд миру будет временем святых и избранных... В эти дни земля и преисподняя и бездна возвратят все, что они взяли. Господь отделит праведных от злых. В эти дни Избранный (т. е. Мессия) воссядет на престоле своем и из уст Его откроются все тайны мудрости, ибо Господь Духов одарил и прославил его. В эти дни горы взыграют, как овны, и холмы запрыгают, как агнцы..., все праведные будут как ангелы на небе“. Ни золото, ни железо не спасут нечестивых от избранных Божиих; они (нечестивые) не могут ни убежать, ни защищаться; тогда не нужно будет ни оружия, ни щитов; железо будет бесполезно и свинец более не потребуется... Потом явится священный храм, в котором соединятся избранные праведные... Они освободятся от поношения грешников“. Изображая состояние святых при Мессии, Энох говорит: они будут обитать с Сыном Человеческим; вместе с Ним будут принимать пищу, почивать и вставать во весь век. Святые и избранные возвысятся на земле; они перестанут «пускать очи свои долу, они будут облечены одеянием жизни: одеяние их не обветшает и слово их не умалится. Тогда вся земля будет возделываться праведно, она вся наполнится деревьями и плодами. Виноград будет в изобилии; все семена, посеянные в землю, будут приносить тысячу мер за одну меру. Земля очистится от всякого развращения, преступления, наказания и скорби. Мир и справедливость водворится между людьми на все дни мира и на все роды⁸⁶⁸.

После описания такого Царства Мессии Энох передает о явлении в день суда двух чудовищ, Бегемота и Левиафана.

То же самое, только иными словами, выразил иудейский писатель четвертой кн. Ездры, относящейся к тревожному времени между разрушением Иерусалима при Тите и кровавым подавлением бунта Варховы. Фарисейство усиливается здесь вознести своего Мессию на высоту евангельского Христа и в этих видах заимствует многое из этой религии, которую проклинает. Но не смотря на такие усилия Мессия фарисеев остается верным их же собственному представлению: он является не более, как представителем их необузданного высокомерия. Мир создан только ради избранного народа, составляющего лилии и драгоценную утварь Вечного. Если эта лилия и была исторгнута из родной почвы и попрана ногами, то лишь на время. „Се приидет время, открывает бо ся сын мой Иисус с теми, иже с ним суть, и насладятся, иже оставлени суть в летех четырех стех; он сотворил правый суд над язычниками и будет для них яко пожирающее пламя; Он соберет 10 колен Израиля из рассеяния и восстановит избранный народ. И будет по летех сих, и умрет Сын мой Христос и вси, иже дыхание имут, человецы. И обратится век в древнее молчание дний седмь. И земля издаст тех, иже в ней спят. И открыется вышний на престоле суда. Суд же един пребудет, истина станет и вера возможет. Бог возрадуется среди малого числа избранных. Вот, скажет он, мой избранный народ, которым имя Мое было признано. Я не буду заботиться о великом множестве тех, кто погибнет; они по справедливости осуждены в ад. Сион сбросит свои траурные покрывала и явится в новой красоте. Римское владычество тогда будет свергнуто окончательно⁸⁶⁹.

Пришествие пред кончиной мира Мессии, освободителя Израильтян, победителя врагов их, восстановителя храма и Иерусалима обещается и всеми преданиями, собранными раввинами в эпоху образования Талмуда, и сохранившими свой непоколебимый авторитет для иудеев всех веков. Раввин Иойсы сказал: „в последние дни сойдутся все народы и примут еврейскую веру.“⁸⁷⁰. Это исполнится именно с воцарением Мессии, который предварительно победит Гога и Магога. Оставлены будут только некоторые из язычников, под условием принятия ими заповедей Ноя, с тем чтобы взять на себя обязанности рабов⁸⁷¹. После всеобщего воскресения последует восстановление Иерусалима и храма, всех жертв и обрядов, – всего, что установлено законом Моисея. Величина тогдашнего Иерусалима будет равняться величине Палестины в период древне-еврейского царства; с воцарением же Мессии Палестиной сделается весь мир⁸⁷².

Все эти раввинские сказания были широко распространены и в Аравии. Влияние их на Мухаммеда видно из того обстоятельства, что они схожи с картиной кончины мира, нарисованной от имени Мухаммеда его последователями. Мессия по иудейским книгам, и Иисус по мусульманским преданиям, является в мир спасти избранный народ от зол, удручающих его, восстановить и распространить истинную религию, содействовать благополучию всех людей. В начале своего царствования тот и другой поражает Гога и Магога. Правда в этом пункте мусульманское предание несколько отступает от иудейского: народ Гог и Магог, по мнению мусульман, будут вредоносны для людей последнего времени своею прожорливостью, тогда как по иудейским сказаниям, Гог и Магог причинят людям несчастия своими междоусобными войнами. Но это отступление, при большом сходстве, незначительно. Мессия и Иисус одинаково будут справедливы, рачительны к истинной вере, грозны для иноверцев, добры для своих единоверцев, – и даже оба одинаково умрут до кончины мира, чтобы заменить земное свое царство небесным царством Бога. В некоторых иудейских преданиях, как мы видели, проглядывает христианская мысль об участии Иисуса на последнем суде, – она же проглядывает, как мы видели, и в Коране. Признавая влияние иудейства на мусульманские сказания о втором явлении Иисуса, мы однако же не можем думать, что иудейство по отношению к этим сказаниям для Мухаммеда и его последователей могло и должно было быть единственным источником. Схожие с иудейскими в общем изображении картины второго явления Иисуса мусульманские сказания заключают в себе подробности этого события особенные, – так сказать, обставляют его другими событиями. О войне Мессии с одним могущественным врагом веры и нравственности иудейские предания не говорят, как не говорят они, по большей части, и об имени Мессии Иисус. Между тем у мусульман битва с Даджалом – этим образом антихриста – занимает в историческом изображении царства Иисуса важное место, и сам он называется не Мессиею только, а Иисусом. Это обстоятельство приводит нас к предположению, что все приведенные нами сказания мусульман о Иисусе едва ли возникли без влияния иудео-христиан, или по крайней мере иудейства и христианства вместе.

Учение о тысячелетнем царстве Мессии на земле, – т.е. хилиазм, – в первые времена христианства был широко распространен по всему востоку, среди иудео-христиан, монтанистов и даже – православных христиан.

Вместе с другими традициями иудейства евионизм принял в свое учение ожидание этого царства. Евиониты, – эти бывшие иудеи, склонились ко Христу из уважения к необыкновенной жизни Его, из благоговения к чудесам Его; не понимая искупительного значения Его страданий, они в то же время желали соединить с Его личностью какое-нибудь необыкновенное дело, важное для человечества. Естественно, что основание Иисусом нового царства для них, иудеев по плоти, и составляло именно это дело. Они задались целью согласить прежние мессианские ожидания с учением Христа, и на вопрос, когда же Мессия Иисус осуществит то, что осталось неосуществленным во время первого явления Его, – отвечали искаженным евангельским учением о втором пришествии Иисуса Христа. По свидетельству Евсения Кесарийского⁸⁷³ и Бл. Августина ⁸⁷⁴, еще известный еретик апостольского века евионит-гностик Керинф положил начало грубому евионейскому представлению будущего 1000-летнего чувственного блаженства избранных Богом людей под непосредственным управлением Мессии в новосозданном и богатоукрашенном Иерусалиме. Блаж. Иероним в своем комментарии на 20 ст. 66 гл. пр. Исаии замечает, что, по мнению евионеев, при конце мира, когда Христос будет царствовать в Иерусалиме, и когда опять возобновит там храм, израильтяне чудесным образом будут собраны туда со всех концов земли, что все другие народы будут приносить им дань и подарки, как своим победителям⁸⁷⁵ и т. п. Подробности этого события евионеями признавались те-же, что и у иудеев.

Монтанизм стоял в тесной исторической и логической связи с хилиастическими ожиданиями евионитов. Эта ересь, распространенная в Малой Азии, – центре евиовизма, – проповедовала постоянную усовершаемость и развитие божественного откровения и церковной жизни. С другой стороны, монтанизм отличался, как известно, фанатическим ригоризмом; считал большим грехом все блага и удовольствия, доставляемые настоящим состоянием. Отсюда совершенно понятно, что монтанисты должны были надеяться в будущем земном 1000 летнем царстве Христовом, получит полное обнаружение царства Божия на земле и вместе с тем вознаграждение за свои лишения и труды в здешней жизни. Однако, не смотря на эту надежду монтанистический хилиазм в лице лучших своих представителей был духовного характера; все блага, ожидаемые ими с пришествием царя Мессии, должны были состоять из райских духовных наслаждений. Вот что говорит монтанист Тертуллиан в своем сочинении против Маркиона: „мы признаем, что нам обетовано на земле славное 1000 летнее царство, прежде нежели мы взойдем на небо в новое состояние, спустя 1000 лет после воскресения во вновь созданном Иерусалиме. Там мы найдем множество духовных благ в замен тех, которые презираем и отвергаем в земной нашей жизни⁸⁷⁶”. – Торжество веры Христовой было, конечно, одним из наиболее существенных ожиданий монтанистического хилиазма.

Еще возвышеннее понималось учение о тысячелетнем царстве Мессии у некоторых малоазийских и африканских христиан. Их хилиастические надежды были вызваны, главным образом, бедственным положением церкви в первые три века по P. X., и имели свои основания не в национальных каких-либо воззрениях, а в уверенности в победе христианства над всем миром. Чем более умножалось число мучеников, тем сильнее и энергичнее возбуждалась в сердцах верующих мысль, что их настоящее бедственное состояние в будущем совершенно прекратится, и что они на той же самой земле, на которой претерпевали всевозможные бедствия, будут царствовать со Христом и Его святыми. Приверженцы христианского хилиазма пытаются доказывать справедливость своих представлений на строго догматической почве, с строго библейскими основаниями, стараясь понимать в прямом смысле еще не исполнившиеся, по их мнению, ветхозаветные обетования, заключающиеся в Быт.13:14–17, 15:18, 27:27–29; – пророческие видения Исаи, Иеремии, Иезекииля и Давиила, – и главным образом обетования самого Господа в Ев. Мф.19:20, 26:27–29; Лк.14:12–14, 18:29, 30 и многие другие места из посланий Ап. Павла, где говорится о сланном втором пришествии Иисуса Христа. Но самым главным основанием, на котором христианские хилиасты пытались подтверждать справедливость своих представлений, была 20 гл. Апокалипсиса, которая, по-видимому, особенно благоприятствовала их ожиданиям 1000 летнего царства Христа пред кончиной мира. Представления о нем у разных христиан, конечно, в некоторых подробностях разнились, но при всем том имели одну и ту же общую схему. После пришествия антихриста и истребления всех народов, состоящих под властью его, праведные будут царствовать в воссозданном Иерусалиме, под управлением Христа⁸⁷⁷. Каким образом сойдет на землю Иисус Христос, когда и как он победит антихриста, об этом христианские хилиасты говорили почти словами св. Писания. В последнее время на земле распространится скорбь, какой не было от начала мира и не будет. Затем явится антихрист, – богоотступник и разбойник, который сотворит множество чудес и потребует от людей, чтобы они покланялись ему, как Богу. Сила его будет велика и удивительна, и он разрушит и истребит сильных и народ святой; ярмо его будет как цепь вокруг шеи; коварство будет в его руке, и он возвеличится в сердце своем и коварством своим погубит многих.⁸⁷⁸ Для увлечения людей в неверие антихрист создаст зверя, который должен будет убивать не поклоняющихся ему, – антихристу и клеймить повинующихся. Когда антихрист опустошит все в этом мире, процарствует три года и шесть месяцев и воссядет в храме Иерусалимском, тогда придет Господь с неба на облаках, поразит антихриста и воинство его, а праведным даст времена царства⁸⁷⁹. Он соберет в восстановленный Иерусалим весь Израиль, впрочем не плотской, а духовный, т. е. всех верующих в Него. Это будет состояние полнейшего райского блаженства в сожительстве со Христом, – состояние общины святых, – состояние, в котором не будет ни бедствий, ни лишений, ни даже возможности ко греху, – где будет восстановлена полнейшая гармония между человечеством и обновленною природою⁸⁸⁰. Вся тварь в то время будет радоваться светлым ликованием⁸⁸¹; праведные, собранные в богатоукрашенном Иерусалиме, станут проводить жизнь полную радости и веселия⁸⁸².

Христианские хилиасты в описании мира и безопасности в этом царстве обыкновенно приводили слова пр. Исаии о том, что будет пастись волк вместе с агнцем, барс – с козлом, теленок, вол и лев будут пастись вместе, что малый отрок возложит руку на пещеру аспидов и на ложе детей аспидовых, и они ни сделают зла (Ис.11:6–9, 65:25)⁸⁸³. Войны, плача и скорби тогда не будет; земля даст обильные плоды. По изображению св. Иринее Лионского тогда будут расти виноградные деревья, и на каждом будет по десяти тысяч лоз, на каждой лозе по 10 тысяч веток, на каждой ветке во 10 тысяч прутьев, на каждом пруте во 10 тысяч кистей и на каждой кисти по 10 тысяч ягодин и каждая выжатая ягодина дает по двадцати мер вина. И когда кто-либо из святых возьмется за кисть, то другая возопиет: я – лучшая кисть, возьми меня! Подобным образом и зерно пшеничное родит по 10 тысяч колосьев и каждый колос будет иметь во 10 тысяч зерен и каждое зерно дает во 10 фунтов чистой муки; и прочие плодовые деревья, семена и травы будут производить в соответственной сему мере и все животные, пользуясь пищей, получаемою от земли, будут мирны, согласны между собою и в совершенной покорности людям⁸⁸⁴. Местность, занимаемая 1000 – летним царством Христа на земле, по представлению св. Иринея, будет изобиловать источниками; свет луны и солнца будет блистать тогда гораздо сильнее, нежели теперь и т. п.⁸⁸⁵. Для наслаждения всеми этими благами Господь воздвигнет праведных умерших, как говорится об этом еще в ветхом завете: воскреснут мертвые и восстанут сущие во гробех и возрадуются находящиеся на земле (Ис.26:19; Иез.37:12–14) После 1000 лет будет уже всеобщее воскресение и последний суд, после которого праведные получат вечную блаженную жизнь в небесном Иерусалиме, а грешные подвергнутся вечному наказанию в аду.

Приведенные нами мысли христианских хилиастов принадлежали в свое время не только св. Иринею Лионскому, Иустину Философу и другим отдельным личностям христианского мира; они были достоянием многих церковных общин востока и запада, Малой Азии, Фригии, Египта, Карфагена и даже вблизи Рима⁸⁸⁶. К IV веку, когда христианство получило свободу, хилиазм мало помалу утрачивал свою завлекательность, но народная масса не отвыкла от приятных ей образов светлого будущего и долго хранила мысли хилиастов. Это видно на примере еретиков монтанистов, существовавших на востоке до VII века, и на примере еретиков Богомилов, существовавших в более поздние времена церкви. Вообще, где христианам жилось тяжело и где они чувствовали неудовлетворенность, хилиастические ожидания сохранялись, возобновлялись новыми образами, развиваясь сообразно запросам и наклонностям каждого. Можно с уверенностью сказать, что если проникли в Аравию какие-либо христианские ереси, то несомненно среди них выдающеюся должен быть хилиазм.

Что сказания мусульманского предания сходны с хилиастическими сказаниями христиан, в этом убеждаемся мы из взаимного сличения их. Как здесь, так и там Иисус приходит на землю во времена бедственные для людей, сходить с неба во славе, убивает чудовищного противника Богу и врага людей, воцаряется, как справедливый и во всех отношениях желательный Владыка людей. Царство Иисуса в мусульманских сказаниях изображается грубее, чувственнее, чем в хилиастических, но как в тех, так и других обращается внимание на одни и те же стороны тогдашней жизни людей, и по местам говорится о них даже буквально одинаково. Восстановление истинной религии, победа над чудовищным врагом ее, мир, безопасность, всеобщее спокойствие, довольство природой и произведениями «я, – вот та канва, по которой рисовалась картина тысячелетнего царства Иисуса Христа у христианских хилиастов, – и сорокалетнего царства Иисуса у Мухаммеданских писателей. Таким образом, мусульманские сказания о пришествии Иисуса в мир в последнее время не могут быть признаны самостоятельными по своему содержанию и даже по форме: они явились под влиянием иудейства и христианского хилиазма.

Если мы сделаем попытку в сказаниях ислама о втором пришествии Иисуса на землю разграничить элементы иудейские, хилиастические и чисто исламические, то увидим, что последних здесь менее всего. Нужно заметить, что общая картина последних времен мира, как она изображается в связно-переданном мусульманском предании, и приписывается Мухаммеду, страдает отсутствием цельности. Здесь рассказывается, что настанет время всеобщего расстройства в мире, затем последует благодетельный для людей период царствования Мегди, но затем с явлением Даджала опять землю и людей постигают всевозможные несчастия, которые устраняются уже по явлении Иисуса; люди тогда успокоятся; но когда помрет Иисус, снова отпадение от Бога, нравственная распущенность, и всевозможные бедствия распространяются по земле. Кажется, что в мусульманское предание вошло несколько разнообразных, но одинаковых по предмету, рассказов, важных в глазах мусульманских собирателей преданий уже одним тем, что принесенные из двух религиозных систем, они подтверждали одну и ту же истину. При ближайшем рассмотрении мы можем узнать, что начальная часть мусульманского сказания с картины знамений последнего времени и до явления Иисуса есть пересадка на мусульманскую почву иудейского сказания о Мессии. Мегди, которого изображает эта часть, есть образ чисто иудейского Мессии, царя из знатного рода, победителя воинственных врагов народа Божия, – царя, доставившего людям мир и благоденствие. Мусульманское предание допустило себе сказать только то, что он будет из рода Мухаммеда, а не Давида, как гласили сказания иудеев, победит не Гога и Магога, а войско Абу-Софьяни, греков и пр. народы. К концу жизни он однако делается незаметным. Почему? Потому-что мусульманское предание пожелало поместить здесь хилиастические сказания евионитов, или монтанистов или вообще христиан – о светлом образе грядущего Иисуса, затмившем собою образ Мегди. Мусульманское предание не сочло нужным согласить эти два образа, быть может, потому, что они появились среди арабов в развое время, сначала вошло к ним иудейское сказание о Мессии, а потом хилиастический образ Мессии – Иисуса; соединение же их последовало при механическом своде всех преданий к одному сказанию, – или же потому, что они представлялись арабам началом и продолжением одного и того же события. Мы предполагаем первое. В подражание иудейству арабы создали свой образ Мегди, а в последствии в подражание христианству – образ Мессии Иисуса. Но так как обетованное лицо в иудействе и христианстве был Тот же Мессия и так как образ христианского Мессии – царя был исторически определеннее, проповедовался настойчивее и яснее, то некоторые черты из иудейского сказания, как напр. война с Гогом и Магогом, усвоены одному лишь Мессии Иисусу, Мегди же оставался с менее характерными чертами, чем Иисус. Отсюда мы должны заключить, что в позднейшей редакции всех этих сказаний собственно о Мессии Иисусе, будущем царе избранного народа, иудейство влияло на ислам косвенным образом. Первоначально же оно наравне с евионейством и хилиазмом упрочивало среди арабов мысль о будущем пришествии в мир необыкновенного лица.

Кроме такого механического соединения, исламу принадлежит в разбираемых нами сказаниях еще разрушительная работа над старым предметом. Все иудейские и христианские подробности сказания о втором пришествии в мир Мессии в исламе заменены чисто мусульманскими вымыслами или же совершенно опущены. Иисус Христос, как мы видели, снизойдет только для мусульман, будет совершать их обряды; он будет даже врагом иудеев и христиан, и подражанием образу жизни Мухаммеда подтвердит людям его авторитет. Предание мусульман говорит, что люди во времена Мессии будут проходить мимо кладбищ и призывать мертвых посмотреть на блаженство земное. Между тем, по хилиастическим сказаниям в это время действительно будут воскрешены праведники и для того же именно, чтобы увидеть царство Мессии. Мусульмане говорят о материальных благах во время царства Иисуса, христианские же хилиасты указывали более всего на тогдашнюю жизнь святых людей в обществе ангелов и на лицезрение славы Иисуса Христа. Иудеи и христианские хилиасты связывали учение о 1000-летнем царстве Мессии с известными догматическими положениями, мусульманские же писатели не говорят о том ничего. Вследствие этого их сказание о царстве Мессии Иисуса пред кончиной мира едва ли может быть предметом веры.

Итак, если Мухаммед учил о втором пришествии Иисуса на землю согласно преданиям своих последователей, то он повторил чужое учение, не вяжущееся с его собственным догматическим учением, не вызываемое историческими судьбами ислама и противоречащее его взгляду на лицо Иисуса Христа. Мухаммед не разрешил вопросов: для чего нужно будущее царство Иисуса Мессии, не доказывает ли это царство могущества и всемирного значения Иисуса, как Спасителя и Мздовоздаятеля, – значения, которого он, Мухаммед, не признавал за Ним?

Представленный нами обзор коранических сказаний о новозаветных лицах и событиях приводит к следующим заключениям.

1) Все Коранические сказания могут быть разграничены на два вида. Одни из них изложены повествовательно, и представляют из себя в собственном смысле сказания. Другие не повествуют, а только упоминают, – не рассказывают, а только учат, – останавливаются не столько на событиях, на истории, сколько на значении этих событий, на догматике ислама. Эти сказания точнее могут быть названы историко-догматическими произведениями ислама. Первые сказания говорят преимущественно о ранних событиях из новозаветной истории: о рождении Иоанна, о рождении и детстве Марии, о Благовещении, о рождестве Иисуса. Вторые касаются событий более поздних, из жизни одного только Иисуса, а именно: – проповеди и чудес Иисуса, признания Апостолов и последней судьбы Иисуса.

2) Те и другие сказания в совокупности своей не дают цельного очерка новозаветной истории. По Евангелиям мы можем проследить новозаветную историю последовательно, из года в год. Из Корана же мы можем узнать только о выдающихся новозаветных событиях. Они, как бы, выхватываются из цельной истории и ставятся особняком, без отношения к другим.

3) По изложению своему Коранические сказания неясны, нестройны, и по местам противоречивы. В Коране нигде не делается точных указаний на место или время того или иного события, – нить сказания часто обрывается, мысли не досказываются, или заменяются противоположными. Оттого каждый стих в Коранических сказаниях нуждается в толкованиях, которые, – нужно заметить, – не всегда разъясняют недоуменные места, и никогда не соглашают противоречий.

4) Все это указывает на то, что сказания появились в Коране не по Божественному откровению, и составлялись не сверхъестественным образом. Действительно, в Коране нет ни одного сказания, ни одного мнения о новозаветных лицах и событиях, – к которому невозможно было бы найти параллель в сказаниях и мнениях арабских христиан. От них Мухаммед слышал, в большинстве случаев, апокрифические сказания, в которых, действительно, повествовалось только о начальных событиях из новозаветной истории, – или еретические заблуждения. Мухаммед принял те и другие, и изложил их так, как слышал: сказания передавались ему случайно, отрывочно, – и он изложил их без системы, сказания передавались ему устно, из устной молвы, которая не могла поручиться за точность выражений и стройность изложения, – и он изложил неясно и нестройно. Собственно Мухаммеду в этих сказаниях принадлежало только то, что он к ошибкам и заблуждениям христианских еретиков и сектантов прибавил несколько своих ошибок и заблуждений, – именно: сообразно с исламом 1) он переиначил и перетолковал проповедь Иисуса Христа, и 2) умолчал о некоторых событиях.

5) Сказания, по замечанию мекканцев, еще при появлении своем были сказками о прежних людях, путаницей сновидений, поэтическим вымыслом, россказнями и лживыми речами Мухаммеда, Тот же взгляд на них должен сохраняться и навсегда. Действительная история в них переделана, искажена, и только по местам сохранила на себе след бывших событий. Из сказаний мы видим, что новозаветная история была предварена чудесным пришествием праведного Иоанна, который проповедовал людям покаяние и возвещал о Слове Божием. Это Слово Божие вскоре воплотилось от чудесно родившейся, предочищенной и безгрешной Марии, и стало Мессией Иисусом, – Личностью необычайною. С самого рождения своего Он творил великие чудеса, был чистейшим праведником, каких никогда не бывало, и провозглашал возвышенную, истинную религию... Современники Иисуса, однако, не уверовали в Него, потому что истинная религия, провозглашаемая Им как и всякая истина на первый взгляд, казалась безумием, – и стали гнать Его, преследовать. Только одни апостолы уверовали в Него и решились распространять среди людей Его истинную религию. Наконец, иудеи убили Его, но Бог со славой вознес Его на небеса, – где Он и пребывает до кончины мира. Тогда он опять явится в мир. – Все эти мысли сохранились в Коране, как след истинной новозаветной истории, прошедшей чрез народные предания и чрез еретические общества. Здесь она потеряла некоторые подробности свои и правильное толкование, но все же указывала на общую схему православно-христианского учения о том, что Иисус Христос явился в мир, как пред уготованный и всеми желанный Мессия, Учитель и Искупитель. Замечательно, что эта схема и в Коран вошла вопреки желанию Мухаммеда. – Таким образом, если Коранические сказания и могут считаться основанием для догматических выводов, то непременно по стольку, поскольку они отобразили в себе действительную историю. Все остальное в них есть заблуждение и тщетная попытка опровергнуть никогда не опровержимое христианское учение.