<span class=bg_bpub_book_author>Евгений Поселянин</span> <br>Святая юность

Евгений Поселянин
Святая юность

(4 голоса3.3 из 5)

Июль

Страдания мученика Потита-отрока

(Память 1 июля)

В царствование императора Антонина, когда на христиан были воздвигаемы гонения, в Сардинии жил язычник Гелас. У него был единственный сын, тринадцатилетний отрок именем Потит.

Благодатью Божией он познал Творца своего и, гнушаясь бездушных идолов, Богу единому приносил свои молитвы и поклонение. Острый разумом, понятливый, он вдумывался в Божественное Писание и исполнился великой духовной премудрости, так что и других мог учить.

Его отец раздражался настроением сына и требовал от него, чтобы он вернулся к поклонению идолам. Ничего от него не добившись, он заключил его в отдельную клеть, запретив носить ему что-нибудь съедобное: пусть питает его тот Бог, Которого он чтит.

И в этом заключении юноша восторженно молился Богу, и, томимый от отца голодом и жаждой, от Бога же укрепляемый духовной пищей и напояемый благодатью Святого Духа, он был весел и здоров, и лицо его сияло.

Он горячо молился Богу, чтоб Бог коснулся сердца его отца. И был послан к нему с неба Ангел, возвестить ему, что Бог исполнит прошение его.

И по молитве сына, после долгих убеждений, отец его уверовал и был крещен.

После крещения отца отрок Потит, чувствуя в душе дар проповедничества, вышел из родного города в чужие страны на проповедь…

В городе Валерии ему пришлось присесть у дверей одного дома и попросить у вышедшего из дома раба воды, чтобы напиться.

– Здесь ли просишь ты пить? – отвечал раб. – От нашего дома бегут. Наша госпожа Кириакия, супруга сенатора Агафония, вся покрыта проказой, и врачи бессильны помочь ей.

– Я раб Христа, – сказал тогда Потит. – Владыка мой – Целитель телесных недугов. Он очищал прокаженных, восставлял от одра расслабленных, давал зрение слепым и мертвых воскрешал Своим словом.

– Если ты только Его раб, то можешь ли очищать прокаженных?

– Там, где будет вера, – там будет и исцеление.

– Так ты можешь и нашу госпожу исцелить от проказы ее?

– Если уверует во Христа, Бога моего, – выздоровеет.

– Если исцелишь ее, будешь господином над всем имением ее.

– Не желаю я, – ответил отрок, – ни золота, ни серебра, ни имений ее, но ищу душу ее соединить со Христом, Богом моим истинным.

Отрок рассказал больной о Христе и, преклонив колени, помолился за нее. В его душе встали тогда живыми чудеса Христовы и Христова заповедь: «Прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте…» Молитва действовала в нем, кипела, бурлила… Душа его стояла, живая, расширившаяся, полная неведомых сил, перед живым Богом и требовала от Него чуда…

И когда свершилось крещение Кириакии, она вышла из купели здоровая, с кожей, как у младенца… Это чудо обратило ко Христу ее мужа, всех домашних и полгорода.

Простившись с этими новыми христианами, Потит удалился на пустынную гору, по имени Гаргар, и жил среди диких зверей, как меж овец: Божиим повелением звери повиновались ему и следовали за ним.

 

 

В те дни в Риме страдала беснованием дочь царя Антонина, Агния. Напрасно отец приносил жертвы богам для исцеления ее. Наконец, бес устами больной проглаголал: «Я не выйду из нее, если не придет сюда Потит, пребывающий на горе Гаргар».

И вот царь послал приближенного к себе человека с сорока воинами на ту гору искать Потита. Проходя по Гаргарийской пустыне, они увидели раба Христова, сидящего на горе, окруженного множеством зверей. Воины хотели бежать, так как звери кинулись на них, но преподобный сказал им: «Идите в свои места, никому не вредя», – и звери разошлись. А Потит был уведен в Рим.

В Риме император Антонин обещал Потиту уверовать во Христа, если Агния исцелится, и тогда Потит произнес над нечистым духом заклинание, и он вышел из девы в виде страшного черного змия.

Царь не сдержал своего слова. Он предложил отроку выбор между тем, чтоб поклониться богам или быть пытанным. Обнаженного Потита стали пытать ударами и потом повели в капище, исполняя его просьбу: Потит на уговоры царя поклониться богам отвечал, что он прежде всего желает этих богов видеть.

И вот Потит стоит в капище перед теми идолами, которые были олицетворением ненавидимого им язычества. Ив сердце отрока сложилась мечта, которая зараз была и молитвой, чтоб Господь разрушил этих идолов. И в этот чудный день все свершилось по его мечте…

Страшный вихрь пронесся по капищу. Невидимые силы столкнули идолов с их подставок. Они рухнули и разбились на части…

Потит стоял молча с руками, поднятыми к небу, по щекам его струились слезы радости и благодарности.

По приказу разгневанного царя отрока бросили в темницу, заковав его в цепи. И тут в темнице, во время ночной его молитвы, явился ему светоносный Ангел, укреплявший и утешавший его. И, как воск, истаяли на нем тяжелые железные оковы, и в ночи темница исполнилась света, и излилось неизреченное благоухание. Ощущая это благоухание, стража заглянула в оконце темницы и увидела там чудный свет и в нем святого со сброшенными цепями, восхвалявшего Бога и беседовавшего с Ангелом. Обо всем случившемся донесли царю.

По утру разосланные по городу глашатаи созывали народ на площадь. Царь грозно вопросил мученика:

– Где ты стоишь, Потит?

– Я вижу себя, – безбоязненно отвечал он, – стоящим на земле Бога моего.

– Пришла твоя погибель, и не избавит тебя от рук моих твой Бог.

– Как не стыдно тебе? И у пса лучший смысл, чем у тебя: когда пес возьмет хлеб из чьей-нибудь руки, он ласкается к тому человеку. А ты получил от Бога моего исцеление дочери твоей и хулишь Его.

Потита стали снова пытать. А он говорил царю:

– Эти мучения причиняют страдания не телу моему, а сердцу твоему, так как я побеждаю их терпением моим и радуюсь в них.

В бессильной злобе своей царь велел бросить мученика диким зверям. Но звери, подбегая к нему, лизали ему ноги и руки.

Царь велел разрубить мученика на части. Но когда стали рубить его громадными ножами, его тело затвердело, как камень, и острия не причиняли ему ни малейшего надреза.

При этом чуде обратилось ко Христу две тысячи народа.

На громадной железной сковороде растопили масло, положили на нее мученика и еще лили на него сверху растопленное олово… Но в этот день, по воле Божией, «пременялся естества чин», и блаженный отрок, ощущая чудную прохладу, славил Бога и говорил царю:

– Вели лить больше олова – оно меня прохлаждает.

Царь изощрялся, какую бы еще придумать муку. Сняв святого со сковороды, ему стали вбивать в голову длинный железный гвоздь. Божией силой мученик с гвоздем, который прободал ему мозг, был жив, здоров и не ощущал боли; и эта боль, которую должен был бы чувствовать мученик, перешла на голову царя, и он громко закричал мученику:

– Помилуй меня, раб Христов, избавь от этой болезни, ныне я познаю силу Бога твоего.

Мученик велел тогда позвать исцеленную царскую дочь, и она молила его окрестить ее. Святой приказал принести купель и окрестил ее, так как из-за гонения все священники скрывались. Потом Потит исцелил царя. Но этот безумец, вместо того чтобы благодарить Бога, стал славить своих богов и, когда Потит снова обличил его, велел отрезать ему язык и проткнуть глаза.

И свершилось тогда новое чудо – и с отрезанным языком мученик Христов ясно выговаривал слова псалма: «Благословлю Господа на всякое время. Выну хвала Его во устех моих».

Так был посрамлен до конца Божией силой, действовавшей в отроке Потите, лютый гонитель. Он сделал себя народным посмешищем. И чтоб прекратить свой позор, он велел обезглавить мученика мечом.

Так совершил подвиг страдания своего святой Христов мученик Потит. В отроческих летах он положил душу свою за Христа и с ним царствует ныне на небесах, в бессмертной жизни…

Юность преподобного Афанасия Афонского

(Память 5 июля)

Недалеко от кавказских владений России, отошедших к ней после последней турецкой войны, лежит турецкий город Трапезунд – родина преподобного Афанасия Афонского.

Происхождением из Сирии, отец его умер до рождения своего сына, а вдова его, окрестив сына, последовала за своим мужем.

Сироту, названного в святом крещении Авраамием, взяла на воспитание одна монахиня. Еще в отроческом возрасте проявлялись в нем черты, которые обещали в нем подвижника. Уже в детстве своем он проявлял великий разум. Когда он играл со сверстниками, они в играх своих не поставляли Авраамия ни царем, ни воеводой, как это они делали с другими мальчиками, но игуменом. И взаправду, уже с детства он привыкал к иноческой жизни. Увлекаемый примером своей воспитательницы-монахини, постоянно пребывавшей в молитве и посте, он старался ей подражать и, насколько это было возможно в его возрасте, постился и молился.

В учении он опередил всех своих сверстников. Возрастая телом и разумом, он миновал отроческий возраст. Тут умерла монахиня, заменившая ему мать, и вторично осиротевший юноша горько оплакивал ее. У него было влечение плыть в Византию, чтобы завершить свое образование, и Бог помог ему. Один из вельмож императора Романа, посланный в Трапезунд по делам государства, увидел Авраамия, подивившись его благонравию и доброму внешнему виду, взял его с собой в Византию и поместил к одному из лучших учителей, Афанасию, и скоро ученик сравнялся с учителем.

Авраамий свел еще знакомство в Византии с одним знатным воеводой, сын которого женился на родственнице мальчика. Воевода пригласил Авраамия перейти к нему в дом на жительство.

И вот Авраамий живет в богатом доме, где для хозяев готовится обильный тонкий стол, но он не оставляет постнического воздержания, которому научился у воспитавшей его черноризницы. Он не хотел садиться за трапезу воеводы, не любил вкушать тонких яств, но утолял свой голод сырыми травами и овощами. Он давал себе так мало покоя, что для отдаления сна наполнял лохань водой и погружал в нее свое лицо, чтобы не задремать. Вообще он всячески томил себя, порабощая плоть духу.

И ради добродетельного жития, а также за великий разум он был всеми любим, стал известен и самому царю и поставлен был от него наставником молодежи наравне со своим учителем Афанасием. И так как Авраамий был даровитее своего учителя, он стал пользоваться большей славой, к нему стекалось больше учеников, и это возбуждало зависть старого учителя. Чтобы не огорчать его, Авраамий отказался вовсе от учительства и у себя дома продолжал свои духовные подвиги.

Ему как-то случилось сопровождать на восток одного из вельмож, ездивших туда по царскому повелению, и посетить по пути Афонскую гору. Это гнездо иноков произвело на него неотразимое впечатление. Он понял тут свое призвание и вернулся домой с мечтой об Афоне, с мечтой о монашестве. А промысел Божий подводил его к совершению его мечты.

В Царьград приехал знаменитый подвижник Михаил Малеин, живший недалеко от Афона, и Авраамий в беседе с ним еще укрепил свое стремление.

И недолго потом оставался в миру Авраамий. Расставшись с миром, к которому он никогда не тяготел, юноша поспешил к Михаилу Малеину и сразу принялся со всем рвением, которое в нем так давно накапливалось, за великие и неослабные подвиги.

Под именем Афанасия Авраамий стал одним из величайших подвижников православного монашества. Он жил жизнью бесплотных. Сказания об этой жизни, о дивных знамениях, какие он в ободрение получал постоянно с неба, принадлежат к поэтичнейшим и наиболее захватывающим страницам истории монашества.

Обретение мощей святой Иулиании-девицы

(Память 6 июля)

Как-то в Киеве умерла знатная девица. Ее должны были хоронить в Печерской обители. Во время копания ей могилы работники нашли хранимое Богом от древних лет сокровище – мощи угодившей Богу княжны Иулиании, почивавшие в чудном нетлении.

Девица казалась бела телом и благообразна, как бы спала живой. Она была одета в шелковое платье, затканное золотом. На шее у нее были одеты золотые гривны с многими каменьями и на руках золотые браслеты и драгоценные перстни. На голове ее был девический золотой венец с каменьями и серьги, тоже с каменьями. Она лежала у стены церковной, главой на полдень и ногами на полночь. Над гробом ее был положен камень, на нем был вырезан герб благочестивых князей Ольшанских. На самом же гробе прибита серебряная вызолоченная доска. На ней, под тем же гербом, вырезаны следующие слова: «Иулиания, княжна Ольшанская, дочь князя Григория Ольшанского, преставившаяся девой на шестнадцатом году от рождения».

Одеяния на ней казались новыми, пока к ним никто не прикоснулся. Потом они быстро истлели; мощи были облачены в новое шелковое одеяние и положены в Святой Великой Печерской церкви, в юго-западном углу. Положены они были без почести, и ничто не отмечало присутствия тут святыни. Богомольцы осматривали их и небрежно прикасались к ним, не воздавая им должного поклонения. Они покрылись пылью и немного почернели.

Прошло так немало времени. Киевским митрополитом и одновременно архимандритом Киево-Печерской лавры был блаженной памяти преосвященный Петр Могила. Ему в чудесном видении явилась блаженная княжна Иулиания, обличая его в том, что ее мощи оставлены в таком небрежении. Тогда архипастырь приказал искусным в рукоделии девам-инокиням сделать подобающие одеяния для украшения тех святых мощей; потом была сооружена благолепная рака; в нее всенародно были переложены мощи праведницы и торжественно перенесены на другое место.

Было еще явление блаженной Иулиании с наставлением оказывать ей почитание. Игумену Златоверхого Киевского Архистратига Михаила монастыря (где почивают мощи святой великомученицы Варвары) Феодосию Софроновичу явился в великой святости лик многих святых дев, и из них одна сказала ему: «Я Иулиания, которой мощи лежат в Печерской церкви. Зачем ты ни во что не считаешь меня и мои мощи? Господь ради того дает тебе это явление, чтобы ты узнал, что и я Господом Богом причтена ко святым девам, угодившим Ему…»

И с тех пор игумен постоянно воздавал этим мощам усердное поклонение…

Хранится рассказ о том, как один дерзкий человек, прикладываясь к мощам блаженной Иулиании, выкрал из раки драгоценный перстень с ее руки… Едва вышел он из церкви, как упал в страшных корчах и испустил дух, а перстень нашли зажатым в его руке…

…Кто была эта юная подвижница, почти безвестная, стоявшая на той грани, когда отрочество преломляется на юность, когда невинные очи так широко открываются на Божий мир, когда в сердце тесно от благородных чувств, над которыми потом так зло иногда издевается жизнь, когда в голове столько высоких и ясных мыслей и мечтаний, которым едва ли суждено сбыться?..

Загробная судьба блаженной Иулиании показывает, что в эту пору она все свое стремление положила в одном Боге и была отозвана к Нему как мудрая, прекрасная невеста Божественного Жениха.

Юные годы святителя Феодора, епископа Эдесского

(Память 9 июля)

Симеон и Мария, эдесские жители, были родителями его. Они жили по-христиански, боялись Бога, служили Ему, творили много милостыни, так как были богаты. Сперва родилась у них дочь. Они долго желали иметь сына и усердно молились в церквах Божиих, чтобы Господь послал им наследника-сына.

Когда настала святая Четыредесятница и приспела суббота первой недели Великого Поста, в которую церковь имеет обычай совершать память великомученика Феодора Тирона, оба супруга пришли на утреню в храм с приношением. Тут случилось им забыться дремотой, и каждому отдельно представилось такое видение.

Им казалось, что они стояли в церкви апостола Павла со святым великомучеником Феодором Тироном, и святой великомученик сказал апостолу, указывая пальцем на Симеона и Марию: «Вот они, ученик Господень, молятся усердно, прося, чтобы родился у них сын. Исходатайствуй у Бога исполнение их просьбы, чтобы им было послано воздаяние за приношения и милостыни, которые они творят в церкви». И тогда апостол вложил им в руки младенца мужеского пола, произнося: «Вот вам сын». А великомученик добавил: «Да будет имя ему Феодор, потому что воистину Божиим даром будет это дитя» (Феодор по-гречески значит «Божий дар»).

После этого видения, когда была отслужена заутреня, супруги рассказали друг другу о виденном и удивлялись, что одно и то же видение было им обоим. Они горячо благодарили Бога, что им было дано извещение о рождении сына, и радостные возвратились в свой дом.

Все время, пока Мария носила в себе жизнь ребенка, она соблюдала себя в великом воздержании, охраняя жизнь того, кому предстояло стать сосудом Святого Духа. По рождении мальчика ему было наречено имя Феодор, как то нарек в видении великомученик.

Когда Феодор подрос, родители отдали его учиться. Но успевал он туго. Он был слаб памятью и нескоро усваивал себе то, что ему преподавали. Случилось же это так по воле Божией, чтобы премудрость была дана ему не людьми, а благодатью Божией. Часто отроку выговаривали и родители, и учителя, укоряли его и сверстники. И мало-помалу пришла ему мысль просить вразумления у Бога. Он начал часто ходить в церковь и прилежно молиться.

Как-то раз в воскресный день, войдя в церковь перед святой Литургией, он вошел в алтарь и спрятался под святым престолом. Никто этого не заметил. Пришел архиерей и стал совершать служение. В это время отрок Феодор уснул под святым престолом и проспал до самого конца Литургии.

Во время этого сна ему было видение. Он видел отрока одинаковых с собой лет, сиявшего, как солнце. Отрок питал его сотовым медом, дал ему в руки пастырский жезл и благословил его. Пробудившись, Феодор вышел из-под престола. Архиерей и сослужившие ему в алтаре, увидев его, удивлялись и спрашивали, зачем он был там. Мальчик рассказал о себе и своем видении.

На архиерея этот рассказ произвел сильное впечатление. Он вчинил отрока в свой клир, поставил его чтецом, и с тех пор раскрылись умственные способности Феодора. Он быстро усвоил себе книжную премудрость и стал превосходить разумом не только сверстников своих, но и людей старше себя. Кроме духовной премудрости, он усвоил себе и внешние знания – он был учеником славного эдесского учителя, философа Софрония.

Его отец преставился, когда ему было восемнадцать лет, а через год скончалась и мать его Мария. Феодор раздал неимущим большое имение, оставшееся после родителей, часть выделил сестре. Она была замужем и была матерью сына Василия, впоследствии епископа Амассийского, который описал житие своего дяди.

Феодору было двадцать лет, когда он отправился в Святую Землю для поклонения Гробу Господню. Обойдя и другие святые места, он принял монашество в лавре преподобного Саввы Освященного. Феодор Эдесский принадлежит к числу великих отцов Востока и прославился от Бога высочайшим даром дивных чудес.

Преподобный Антоний Печерский

(Память 10 июля)

Антоний справедливо признается отцом русского монашества. В миру он назывался Антипой и происходил из местечка Любеч, расположенного в 40 верстах от Чернигова. Уже с юных лет он почувствовал призвание к уединенной жизни, чему свидетельством может служить и до сих пор показываемая на его родине пещера, в которой он испытывал в духовных подвигах свои силы. Потом Господь вложил ему в душу желание странствовать. Так, странствуя, он прибыл на Афонскую гору. В то время на Афоне жива была еще память о знаменитом подвижнике Афанасии, устроившем чудную Афонскую лавру и положившем начало общежительному афонскому подвижничеству. Однако много подвижников продолжали еще жить в скитах и каливах (хижина пустынная) под руководством опытных старцев. Обойдя Афон и подивившись жизни афонских подвижников, Антипа упросил игумена одной обители облечь его в иноческий образ и был пострижен с именем Антоний. Удовлетворяя свое давнее стремление к отшельнической жизни, Антоний стал подвизаться в пещере на прибрежной скале в виду Эсфигменской обители. Игумен ее Феоктист сделался духовным руководителем святого, ободряя его в подвигах и научая ополчаться против врагов невидимых. Скоро созрел ев. Антоний духовно, и старец Феоктист сказал ему: «Антоний! Иди в Россию, чтобы ты был и другим на пользу, был бы благословением святого Афона».

Свято повинуясь своему старцу, Антоний оставил ев. гору и прибыл в Киев в 1013 году. Здесь под Днепром стояла гора Берестовая, покрытая дремучим лесом. В крутом обрыве ее находилась пещера, в которой некогда укрывались разбойничавшие по Днепру варяги. Эту-то пещеру и избрал Антоний для того, чтобы подвизаться в посте, бдении и непрестанной молитве. Однако волнения и кровопролития, последовавшие на Руси за смертью великого князя Киевского Владимира, скоро заставили Антония удалиться оттуда, и мы опять видим его на Афоне.

Несколько лет провел он в этом «царстве монашеском», пока, наконец, опять не услышал от старца повеление идти в Россию. Прибыв сюда, он у подошвы Днепровского холма выкопал себе пещеру и стал жить в ней. Это было в 1028 году. Окрыляемый пламенною любовью ко Христу, он не знал покоя в подвигах. Сладкие и умиленные слезы, бдение, пост, коленопреклонения, а наипаче «умная», непрестанная, по завету афонцев, молитва были его всегдашним занятием. Обретший духовное сокровище, по Евангелию, все оставляет; удостоившийся дивного богообщения никакими земными приманками не увлекается. Поэтому и Антонию не нужны были ни земная слава, ни внешнее богатство, ни известность. Однако, прославляя Господа, он был сам от Него прославлен. Скоро все о нем узнали, и слава о нем распространилась, говорит Нестор-летописец, как о великом Антонии Египетском. Многие стали приходить к нему, приносить ему хлеб и просить его святых молитв и благодатной помощи. Некоторые здесь же оставляли всякое мирское пристрастие и становились подражателями жизни святого. Таковы были: Моисей, Леонтий, Иларион, Феодосий. Первым, однако, решившимся вместе с ним проводить жизнь свою мы видим иеромонаха Никона. В 1054 году посетил Антония только что вступивший на престол Киевский великий князь Изяслав с дружиною и просил молитв его. Подвижничество есть потребность души человека, поэтому-то оно привлекает не только простых, но и ученых, не только нищих, но и богатых, не только незнатных, но и сановных. Придворные князя Изяслава, Варлаам и Ефрем, возжелали отшельнической жизни и были пострижены Антонием. За это князь воздвиг гонение на ев. подвижника, и Антоний со своими учениками готов был уже оставить Киев. Скоро, однако, пришло от князя приказание воротить черноризцев и оставить их в покое. «За какое-то дело изгнаны были черноризцы из Польши, и много бед от того вышло в нашей стране», – говорила князю Изяславу его супруга, родом полька.

Когда число братии возросло до 15, подвижники устроили в пещере церковь. После этого Антоний сказал своим сподвижникам: «Живите теперь сами, братия, я назначу вам игумена, а сам хочу идти в другую гору жить наедине, как привык издавна». На расстоянии 100 саженей от прежней пещеры Антоний ископал себе другую, куда и переселился, назначив игуменом над братией Варлаама. Новая пещера Антония – та самая, которая и теперь называется Антониевой. Главным руководителем и наставником новообразовавшейся монашеской общины продолжал быть сам ев. Антоний, хотя по глубокому своему смирению он и отказался от игуменства, но не оставлял братию в необходимой поддержке и потребном совете. Он не отказался даже ходатайствовать пред князем о нуждах братии. Так, в 1057 году он послал сказать Изяславу: «Князь мой! Бог умножает братию, а место у нас тесное! Не дашь ли ты нам ту гору, что над пещерой?» Просьба святого была исполнена. Любовь к подвижникам была так сильна у Антония, что он в течение 7 лет сам носил пищу затворнику Исаакию; духом своим он всегда был с братией, низводя на нее своими молитвами благословение Божие.

В 1067 году вторглись в пределы русской земли половцы. Против них выступили князья Изяслав, Святослав и Всеволод. Отправляясь в поход, князья пришли к Антонию за благословением. Великий подвижник со слезами предсказал им неудачу в их предприятии. Тогда один из полководцев, по имени Симон, пал к ногам святого и просил помолиться об избавлении его от смерти. «Вы будете смяты, изранены и потоплены в воде, – сказал Антоний, – но ты, сын мой, останешься жив и будешь положен в здешнем храме». Битва с половцами произошла на р. Альте. Русские действительно потерпели поражение. Симон весь в ранах лежал среди трупов. Поднимает он глаза вверх и видит великую церковь. «Господи, молитвами Матери Твоей и преподобных Антония и Феодосия, избавь меня от горькой смерти!» – взывает он со слезами. И вот внезапно какая-то сила исхитила его из среды мертвых, и он тотчас исцелился.

После поражения на Альте киевляне возмутились против Изяслава, и он принужден был бежать в Польшу. Место Изяслава занял Всеслав. Уважая св. Антония, он приходил к нему и был принимаем последним с любовью. Это обстоятельство и послужило потом причиною неудовольствия Изяслава. Заняв опять киевский «стол», Изяслав стал гневаться на Антония «за Всеслава». Черниговский князь Святослав, узнав об этом, прислал за Антонием и взял его в незадолго перед тем основанный Черниговский Елецкий монастырь. В Чернигове особенно понравилась Антонию Болдина гора. Здесь он ископал пещеру, возле которой князь устроил церковь во имя св. прор. Илии Фесвитянина. Скоро к Антонию собрались ревнители благочестия, и искушение святого, таким образом, послужило к большей славе Божией. Князь Изяслав скоро сознал свою ошибку и послал просить святого возвратиться в Киев. Незлобивый угодник Божий, видя в этом волю Господню, опять возвратился в прежнюю свою пещеру на прежние подвиги.

После испытания вскоре послано было святому великое утешение. В Печерскую обитель приходят из Константинополя 4 каменщика и спрашивают: «Где строить церковь?» «Что это значит, кто прислал вас?» – стали их спрашивать. Тогда каменщики рассказали, что в один день к каждому из них рано утром пришел посланец с известием, что Царица зовет их во Влахернскую церковь. Когда они явились туда, то увидели Царицу, которая сказала им:

– Хочу построить Себе церковь в России, в Киеве, возьмите денег на 3 года, идите и стройте.

– К кому пойдем мы в незнакомую страну? – сказали каменщики.

Тогда Царица, указывая на двух стоявших возле Нее мужей, сказала:

– Вот к ним – Антонию и Феодосию, которые явятся там. Антоний благословит вас на труд и отойдет на вечный покой, а на другой год последует за ним и Феодосий, а потому берите денег побольше. Впрочем, никто вам там не заплатит, как Я. Я Сама буду осматривать церковь и хочу пребывать в ней.

При этом Она сказала, что церковь должна быть Богородичной, и, дав мощи ев. мучеников Артемия, Полиевкта, Леонтия, Акакия, Арефы, Иакова и Феодора, повелела положить их в основании храма.

– Где же строить церковь? – спрашивали зодчие, окончив свой рассказ.

– Подождите три дня, – сказал Антоний.

В это время он усиленно молился, чтобы Господь показал место устроения церкви. Молитва его была услышана. В одну ночь на избранном месте было сухо, в то время как все окрестности были покрыты росою. В другую ночь одно это место было покрыто росой, а окрестности были сухи. На этом-то месте преподобный благословил устроение церкви и вскоре скончался.

Блаженная кончина его последовала на 90-м году его жизни, 7 мая 1073 года. Мощи его до сих пор пребывают в его пещере под спудом. Несколько раз пытались открыть их, но ев. угодник Божий, по дивному своему смирению, всякий раз противился этому. «Один раз он не допустил этого огнем, другой – водою». Смирением и мы можем победить козни лукавого и Царствие Небесное наследовать.

Младенец Кирик-мученик и мать его Иулитта

(Память 15 июля)

Юная, благородная Иулитта, ведшая свой род от старых римских царей, христианка верою, недолго была замужем и осталась молодой вдовой с единственным сыном Кириком.

В то время по вселенной император Диоклетиан воздвигал жестокое гонение на христиан. Спасаясь от гонения, Иулитта тайно скрывалась по разным городам. В малоазийском городе Тарсе ей судил Бог принять страдания. Она скрывалась там между бедными жителями, когда кто-то донес на нее присланному для истребления христиан игемону Александру.

Игемон сидел посреди площади, когда к нему привели Иулитту. На руках женщины было трехлетнее дитя ее, Кирик.

Это был мальчик, выросший в благодатной атмосфере христианства, уже слыхавший о мучениках святых, о верности Христу Богу, которая будет увенчана в Вечном Царстве Христовом победным венцом. Он умел лепетать имя Христово, молитвенно сложив невинные руки на груди и подняв свой детский взор к высокому небу. Это был один из тех детей, в котором духовная жизнь опередила их возраст, и этому трехлетнему ребенку Бог судил стать наставником в верности Богу взрослых мужей.

После краткого допроса, на котором Иулитта исповедала себя христианкой, игемон велел взять от нее ребенка и без жалости пытать ее воловьими жилами. Смотря на страдания матери, маленький Кирик заплакал и стал вырываться из рук державших его людей, чтобы бежать к матери. Ребенок был так прекрасен, что игемон захотел поласкать его и, приказав подать его к себе, посадил его на колени, утешал его, чтобы он не плакал, тихо гладил его по головке, целовал его и говорил ему ласковые слова. Но маленький Кирик старался вырваться из рук игемона, отвертывал от него свое лицо, не позволял себя гладить, защищался от его поцелуев, продолжал смотреть на страдания матери. С детским плачем крича: «Я христианин, пусти меня к матери!», бесстрашный ребенок раздирал лицо игемона ногтями и отбивался от него руками.

Такое поведение мальчика привело игемона в ярость. Он бросил его об пол, толкнул ногой в ребра и низверг его с седалища своего и высокого помоста. Мальчик покатился по каменным ступеням, ударился головой об острый угол лестницы. Все это место было залито его кровью, и он тут же предал в руки Божии свою чистую, непорочную душу. Так увенчался мученичеством святой отрок Кирик.

Блаженная Иулитта не видела этого страдания своего сына. Она мужественно выносила муку, как будто страдая в чужом теле, повторяя только: «Я христианка, я не принесу жертвы богам». Когда же пытки на время прекратились и, поднявшись с земли, мать увидела сына лежащего мертвым, в крови, то сердце ее переполнилось радостью. Она взывала к Богу: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты сподобил сына моего благодати скончаться прежде меня мученически за имя Твое святое и принять неувядаемый венец славы Твоей».

Пытки продолжались. Строгали тело ее железными гребнями, лили на язвы ее растопленную смолу, и, истощив над нею злобу свою, мучитель приговорил ее к усечению мечом. Когда вывели ее за город, она, преклонив колени, помолилась Богу так: «Благодарю Тебя, Господи Боже мой Иисусе Христе, что Ты призвал сына моего прежде меня и сподобил его пострадать за имя Твое святое и страшное, и дал ему, оставив суетную жизнь, жизнь вечную со святыми. Приими и меня, недостойную рабу Твою, и сподоби меня получить благодать от Тебя, да буду причтена к мудрым девам, вшедшим в чертог Твой нетленный!»

Тела Иулитты и Кирика две верные рабыни ее погребли в тайном месте. Одна из них дожила до времени, когда при императоре Константине равноапостольном была объявлена свобода христианства. Тогда она показала христианам то место, где были погребены мощи святых мучеников Кирика и Иулитты, и передала повесть их страданий. И тогда святые нетленные мощи, источающие благоухание, были изъяты из недр земли и многим подали исцеление недугов. Страдание этих мучеников было описано на пользу верным и во славу Христа Бога нашего, славимого со Отцем и Святым Духом во веки веков.

Детство преподобной Макрины

(Память 19 июля)

Христианство первых веков, когда среди верующих так живо и действенно было слово Христово, дало несколько поразительных картин целых семейных гнезд праведников. Благочестие было преемственным и не только переходило от дедов и отцов к внукам и детям, но одинаково распространялось на всех детей семьи – на братьев и сестер. Такова была семья, из которой вышел знаменитый учитель Церкви Василий Великий.

У родителей Василия, Василия и Марии, старшим ребенком была дочь Макрина. Сама праведница, она имела в числе братьев святых Василия Великого и Григория Нисского. Всего у родителей ее было десятеро детей – четыре сына и шесть дочерей.

Пред самым рождением старшей дочери мать ее забылась сном. И чудится ей, что на руках у нее дитя, которое на самом деле еще не родилось, и подходит к ней светлый муж и, с лаской смотря на девочку, трижды называет ее Феклой в знамение того, что отроковица будет подражательницей дивной жизни святой первомученицы Феклы, вольной мученицей, хотя и бескровной.

После этого сна Эмилия пробудилась, тотчас разрешилась от бремени отроковицей и нарекла имя ей Фекла. Но домашние и родственники называли ее Макриной, именем бабки ее. Эта старая женщина была ревностной христианкой. В царствование Максимиана Галерия она вместе со многими другими приняла гонение за Христа и семь лет скиталась в пустынях, терпя нужду во всем необходимом, пока не прекратилось гонение на христиан.

Ребенок подрастал и обнаруживал большие способности и необычайный разум. Мать рано обучила ее чтению. Но предлагала ей книги не языческие, полные таких рассказов и басен, которым лучше бы никогда не касаться девического слуха. Она давала ей книги премудрости Соломоновой, псалмы Давида и другие книги Божественного Писания. Она останавливала особенно ее внимание на тех строках, в которых заключалось или горячее моление и славословие Божие, или добрые нравоучения, и девица училась быстро, так как была восприимчивого ума. В устах ее всегда были слова Писания и молитвы, соответствующие часу дня.

Вставала ли она с одра, бралась ли за какое дело, садилась обедать или вставала от обеда, в полдень и вечером – никогда не изменяла она молитве. Она совершала также пение псалмов и вычитывала молитвы на сон грядущим.

Кроме грамоты, мать обучила ее рукоделию, приличествующему девице, и не позволяла ей проводить время в праздности и детских играх, но всегда девочка упражнялась или в чтении книг или в ручных работах.

И вот Макрине уже двенадцать лет. Красота ее девического лица была так замечательна, что по всей стране не было равной ей. И художник не изобразил бы эту поразительную красоту… Много людей с выдающимся положением стали сватать Макрину за своих сыновей. Отец ее остановил свой выбор на одном юноше, который выделялся не только происхождением и положением родителей, но разумом и добронравием своим, и обручил ему Макрину.

Отец отложил брак, пока девица не придет в совершенный возраст, соответствующий браку, и жених ждал невесту в благой надежде. Но Бог, все строящий по Своей мудрости, пресек время жития его, призвав его в жизнь бессмертную, небесную.

Брак был не особенно по сердцу Макрине. Она больше склонялась пред волей отца, чем сама хотела брака. И тут, когда жених ее умер, она приняла эту смерть за призыв Божий. Многие продолжали сватать ее. Родители и родственники настаивали на браке, но она отвечала им речами, в которых разум был выше возраста ее:

– Недостойно девице, которая была обручена с одним женихом, выйти замуж за другого. Нечестно не сохранить верности почившему. По закону естества должно быть супружество едино, как едино рождение и едина смерть. Зачем вы говорите, что обручник мой умер? Я верую, что он отошел в надежде воскресения, но не умер; только отошел далеко в страну иную до времени общего воскресения. Если супруг отойдет на время от жены своей, великий будет грех и позор для супруги, если не сохранит ему верности и соединится с другим. Как же могу я изменить памяти жениха моего!

И тут начались иноческие подвиги Макрины, которые и привели ее к святости.

Страдания мученицы Христины

(Память 24 июля)

Урбан, – могущественный, богатый, знатный человек, – был начальником города Тира. У него была дочь, отроковица Христина, которая с детских лет познала Бога и положила за Него свою душу.

Когда Христина достигла одиннадцатилетнего возраста, она превосходила всех своих сверстниц чудной своей красотой. Отцу не хотелось, чтобы люди смотрели на нее. Ему казалось, что лишний взгляд человеческий осквернит эту свежую, нежную красоту. Он удалил ее от людей, поселив ее в прекрасной палате, которую обставил золотыми и серебряными идолами, научив ее ежедневно воскурять пред ними жертвенный фимиам.

Когда отцы тех юношей, которые, по слухам о необыкновенной красоте Христины, хотели взять ее за себя, сватали у Урбана его дочь, он отвечал им:

– Она замуж не выйдет, боги избрали ее, и она всю свою жизнь в девстве будет служить им.

Между тем Христина в своей палате предавалась глубоким мыслям. Она любила смотреть на красоту мира, на блеск солнца и мигание ночных звезд. Все громче и громче природа внушала ей мысль о том, что должно быть общее великое Начало вселенной. Идолы ей опротивели, она не приносила им уже больше воскурений. Смотря к востоку, она ждала оттуда какого-то озарения, словно ей должен был блеснуть чудный образ обретенного Бога. И в душе своей стала поклоняться и чтить Единого, на небесах живущего, и молилась Ему со слезами, чтобы открыл ей Себя, чтобы она узнала Того, любовью к Кому горит ее сердце.

И тут Господь дивным образом внял молитве рабы Своей. Ей явился Ангел Господень, ознаменовал ее крестным знамением, нарек ее Христовой невестой, наставил ее в богопознании и возвестил страдальческий подвиг, что три мучителя будут мучить ее за Единого в Троице Бога. Укрепив ее на подвиг, Ангел напитал ее хлебом чистым, так как она была изнурена от долгого поста.

Услажденная любовью Христовою, безмерно счастливая, в юной ревности своей Христина начала по очереди разбивать золотых и серебряных идолов, и куски металла, выброшенные ею ночью, проходящие мимо их дома подбирали поутру.

Урбан, наконец, узнал о том, как обращается с идолами его дочь, и ярость его как ревностного язычника была несказанна. Разгневанный, он казнил приставленных к дочери рабынь, а Христину, которая бесстрашно исповедовала себя христианкой, велел избичевать и бросить в темницу. На другой день он сел всенародно судить ее – не как дочь, а как оскорбительницу богов.

На суде Урбан сперва стал ласково говорить с дочерью, чтобы она загладила свой грех перед богами. Когда же Христина отвечала отцу, чтобы он не называл ее дочерью, так как между ними нет ничего общего, игемон в ярости велел отроковицу обнажить и строгать острым железом.

Муки ожесточались. Плоть падала кусками, так что видны были кости. Мученица молчала. Наряду с невыносимыми телесными страданиями в душе ее была тайная сладость. Она переживала вновь минуты единения своего со Христом – те минуты, когда Ангел, посланный с неба, укреплял ее тайным богопознанием. Ни огонь, на котором ее жгли, ни кипящее масло, которым ее поливали, не вырвали из уст ее крика страдания, и Ангел, невидимо представший, облегчил ее муку… И вдруг вырвалось из костра, на котором ее пытали, громадное пламя и опалило до тысячи язычников…

Ночью в темницу, куда она была брошена, явился ей Ангел Господень, исцелил ее от язв, сделал ее здоровою всем телом и напитал ее принесенною с собою пищею. И она в радости славословила Бога.

На другой день ее посадили в лодку и недалеко от берега, на глубоком месте, навязали ей на шею тяжелый камень и бросили в водную бездну. Но Ангел принял ее на свои руки, отвязал камень от шеи, и святая, поддерживаемая руками бесплотного руководителя, шла по водам, как посуху. И море послужило ей купелью святого крещения. И облако светлое осенило ее тогда, и глагол прозвучал свыше, призывая на нее по чину святого крещения имя Святой Троицы, и видела она явившегося ей Господа, изрекшего к ней радостные слова.

Когда Христина предстала пред отцом, он не мог долго опомниться от ужаса, видя мученицу, явившуюся к нему из бездны морской. Он уже дал повеление на другой день казнить ее, как в ту же самую ночь коса смерти внезапно прервала его жизнь.

Отроковицу Христину мучил игемон, прибывший на смену Урбану, но мученица и тут пребыла твердой в исповедании пресвятого имени Иисуса Христа и сокрушила идола Аполлона. Когда пал идол, оказался мертвым и игемон, и тут обратилось ко Господу до трех тысяч язычников.

И еще новый был послан игемон в Тир, Юлиан. Пять дней палил он святую мученицу в великой печи. Но Бог, сохранивший отроков в пещи вавилонской, сохранил и Христину. На нее были выпущены ядовитые змеи, но не повредили ей, и, по слову ее, расползлись по пустынным местам. Ей отрезали груди, отрезали язык, и, наконец, было велено воинам пронзить ее мечами. Такую силу показал в ней Бог, что три лютых мучителя не могли одолеть единой той отроковицы…

Преподобная Евпраксия-девица, юная инокиня

(Память 25 июля)

Во дни благочестивого царя Феодосия Великого в Царьграде среди знатнейших бояр блистал родственник царский, именем Антигон. Мудрый и разумный в слове и в деле, дававший царю всегда добрые советы, он был сострадателен к людям, милостив к нищим, охотно подавал всем просящим, и царь его любил не только как своего родственника, но и как благочестивого христолюбца и доброго советчика.

Антигон был так богат, что, кроме царя, не было никого, кто был бы равен ему в богатстве. Он взял себе в замужество прекрасную девицу, также родственницу царскую, именем Евпраксия, благочестивую, богобоязненную, приверженную к Церкви, со слезами молившуюся Богу и подававшую много драгоценных даров храмам на украшение святыни Господней.

У этой благочестивой четы родилась дочь, которую они назвали по имени матери Евпраксией. Вскоре по рождении ее супруги согласились жить безбрачно, как брат с сестрой, помня слова апостола: «Да будут имущие жен как не имущие и радующиеся об имениях своих как не радующиеся, ибо преходит образ мира сего». Согласились супруги также между собою раздавать свое богатство на дела христианские. «Возьмем ли, – говорили они, – что во гроб? Раздадим с добрым намерением нищим, чтобы помолились за нас Господу Богу».

 

 

Только год пожил Антигон такой жизнью и скончался. Царь и царица оплакивали его, а после погребения его стали утешать Евпраксию. Но она, подняв с земли дочь свою, положила ее им на руки и, упав к ногам их, с рыданием говорила им: «В руки Божии и ваши передаю я эту сироту, в память родственника вашего, Антигона, примите ее и будьте ей вместо отца и матери…» Прослезились многие, слышавшие эти слова, плакали сами царь и царица.

По прошествии четырех лет царь обручил девочку, еще малого ребенка, со знатнейшим юношей, сыном сенатора, который должен был ждать ее, пока она подрастет.

Было сделано брачное предложение и самой Евпраксии, и сватовство поддерживала сама царица. Когда же царь узнал об этом, разгневался на царицу:

– Ты сделала дело, не подходящее для тебя. Как ты, помня Антигона, близкого нашего родственника и полезного советника, – жену его, недолго пожившую с ним и еще при жизни его начавшую жизнь ангельскую, снова хочешь вернуть к жизни мирской? Как не боишься ты Бога?

Немалое тогда вышло смущение между царем и царицей из-за Евпраксии.

Евпраксию все это так расстроило, что она от печали и в тоске решила оставить Царьград. Мала еще была ее дочка, но не с кем было делить матери свое горе.

– Дитя мое, – сказала мать, – у нас в Египте большие имения. Пойдем туда: видеть земли отца твоего и мои; все это будет твое.

И, захватив с собою немногих рабов и рабынь, Евпраксия тайно от царя покинула Царьград и стала в Египте объезжать свои имения.

В то время в пустыне Египетской было много мужских и женских монастырей, Евпраксия усердно обходила их, не скупо раздавая золото и серебро. Был там недалеко от города Фивы девичий монастырь, в котором подвизалось 130 черноризиц. О жизни их ходили чудные рассказы: ни одна из них не вкушала ни вина, ни елея, никаких овощей. Некоторые из этих подвижниц, с детства вступившие в монастырь, ни разу глазами не видывали овощей. Пищу их составляли хлеб и вода, вареные листья с медом и трава без елея. Вкушали они пищу раз в день, к вечеру, некоторые через день, другие через два. И ни в чем не давали они себе покоя. Спали они на власяном рубище, расстилаемом на земле, и одежду имели длинную, до земли, власяницу, покрывавшую их ноги, и каждая из них трудилась сколько могла, по силе своей.

Евпраксия-вдова любила тот монастырь ради чудной жизни сестер и часто приходила в него с дочерью, принося в церковь свечи и ладан.

Как-то в одно из посещений Евпраксии с дочерью игуменья сказала маленькой девочке, как будто вдохновленная Духом Божиим:

– Любишь ты, деточка, этот монастырь и сестер?

– Да, госпожа, я люблю вас, – отвечала девочка.

– Если любишь нас, – продолжала игуменья, – то останься с нами в этом иноческом образе.

– Хотелось бы сделать так, – отвечала Евпраксия. – Если не опечалится мать моя, не покину этого места.

Мать Евпраксии, сидя при этой беседе, проливала тихие слезы и удивлялась благоразумию дочери своей. Слушала и игуменья с любовью эту речь малой отроковицы и удивлялась, что она в столь раннем детстве, не имея еще семи лет, отвечает с таким смыслом.

Вечер склонялся к ночи. Мать и игуменья всячески уговаривали девочку идти домой, но не могли в этом успеть: она не хотела расставаться с монастырем.

– Дитя мое, – сказала игуменья, – если ты хочешь здесь быть, ты должна учиться грамоте, поститься до вечера, как другие сестры.

– И поститься, и всему учиться – все буду, только оставьте меня здесь.

Игуменья, по внушению свыше, поняла, что решение девочки бесповоротно, и сказала матери:

– Госпожа моя, оставь ее здесь; я вижу, что в ней воссияла благодать Божия. Праведные дела отца ее, твоя чистая жизнь и молитвы вас обеих введут ее в вечную жизнь.

Какая борьба совершалась в великодушном сердце матери, которая надеялась иметь дочь утешительницею себе на оставшееся ей время жизни и которую теперь должна была передать Богу! Благородная Евпраксия встала со своего седалища, решительным движением подвела дочь к иконе Спасителя и, подняв руки к небу, со слезами воскликнула: «Господи, прими в дар Себе это дитя мое, ибо она Тебя возжелала и Тебе здесь отдалась».

Потом она обратилась к дочери:

– Евпраксия, дочь моя, Бог да утвердит тебя в страхе Своем.

При этих словах Евпраксия передала дочь свою игуменье, и тут сердце ее не выдержало: она громко разрыдалась и стояла, ударяя себя в грудь. Все черноризицы плакали вместе с ней. И, совершив этот подвиг самопожертвования, она вышла из монастыря, отдав судьбу дочери своей на волю Божию.

На следующий день произошел постриг семилетней Евпраксии. И когда мать увидела ее, облеченную в одежды ангельские, чистые, она, воздев руки свои к небу, помолилась Богу: «Царю Предвечный, начавший в ней это дело благое! Ты и соверши его! Дай ей ходить по воле Твоей святой, чтобы получить милость у Тебя, Творца своего. Эта сирота к Тебе привержена от юности».

Мать рассталась с дочерью, вышла из монастыря и стала посещать египетские монастыри, пустынные и городские приюты для нищих, всем щедро благодетельствуя от богатых имений своих.

Через несколько лет по всему христианскому миру прошла молва о благочестивой вдове Евпраксии, о жестоком житии ее и неустанной ее милостыне. Она ежедневно постилась до вечера и поздно вечером принимала постническую пищу, и все изумлялись такому воздержанию среди такого богатства.

Когда через несколько лет она посетила монастырь, игуменья сказала ей:

– Госпожа, не смутись от того, что я тебе скажу. Я видела в сонном видении мужа твоего Антигона, окруженного великой славой. Он предстоял Владыке Христу и молился, чтобы Господь повелел душе твоей расстаться с телом и соединиться с Ним, чтобы насладиться вместе вечной славой небесной.

Не смутилась, а обрадовалась благочестивая жена, так как давно ждала разрешиться от уз тела и перейти ко Христу. Она позвала к себе дочь (Евпраксия достигла двенадцатилетнего возраста) и сказала ей: «Дитя мое, Евпраксия, Христос призывает меня к Себе. Приблизился день скончания моего, передаю тебе все имения отца твоего и мои. Сделай из них лучшее употребление, чтобы насладиться в Царствии Небесном». Евпраксия заплакала при этой вести о смерти матери.

– Не плачь, – утешала ее мать, – у тебя Христос, отец твой и жених. Ты не одинока, не сирота, у тебя вместо матери игуменья, старайся только исполнить хорошо то, что ты обещала Христу Богу. Почитай сестер, со смирением на них работай, никогда не вспоминай о том, что ты царского рода, не говори, что они должны трудиться на тебя, а не ты на них, будь смиренна, чтобы Господь тебя возлюбил, будь нища на земле, чтобы в небе обогатиться. Теперь все будет в твоих руках: если монастырь будет иметь какую-нибудь нужду, дай сколько следует и молись до конца дней твоих об отце и обо мне.

Через три дня блаженная Евпраксия скончалась и была погребена в том же монастыре.

Получив весть о смерти Евпраксии, жены Антигона, царь позвал того сенатора, сын которого был обручен с юной Евпраксией, и рассказал ему, как девушка вступила в монастырь и отреклась от мира. Этот вельможа стал просить царя, чтобы царь послал ей приказ немедленно явиться в Царьград к своему жениху для совершения брака. Царь такое письмо послал. Евпраксия, получив царское послание, засмеялась и написала царю такой ответ: «Владыка царь, ты велишь мне, рабе твоей, оставить Христа и соединиться с телом и землей – с человеком, который живет и которого завтра едят черви. Не поступлю я так. Пусть твоему величеству не надоедает этот человек из-за меня. Я уже невеста Христа и не могу изменить Ему. Но в память родителей моих прошу все имения их раздать по святым церквам, монастырям, вдовам, сиротам и нуждающимся. Отпусти на волю рабов и рабынь моих и дай распоряжение правителю родителей моих простить все долги деньгами и по имениям. Тщательно устрой, владыка мой, все эти дела, чтобы мне быть беспечальной и беспрепятственно послужить Христу моему, Которому я доверилась всей душой. Молись обо мне с царицей, чтобы Господь сделал особенно сладким для меня служение Ему».

Когда это письмо достигло Цдрьграда, царь сперва прочел его с царицей наедине и заплакал от умиления. На другой день он созвал бояр и отца того юноши, которому была обручена Евпраксия, и велел пред всеми вслух прочесть письмо. Многие прослезились и по окончании чтения сказали: «Поистине, царь, эта девица твоего корня, доброе дитя добрых родителей, Антигона и Евпраксии, святая ветвь святого корня».

Н,арь роздал все имение, оставшееся от Антигона, как хотела того Евпраксия, по церквам и бедным. И тогда Евпраксия начала еще усерднее подвизаться в подвигах, не принимая пищи иначе, как только к ночи. Бывало, что она пропускала вовсе без пищи по дню и по два. Всякую черную работу исполняла она со смирением, мела трапезную и другие кельи, стелила сестрам постели, носила в поварню воду и дрова, мыла посуду, и не было никого прилежней ее в иноческом послушании.

Евпраксия-девица, игуменья, принадлежит к числу величайших подвижниц православного иночества.

Юноша Пантелеймон, безмездный врач, великомученик

(Память 27 июля)

Как отрадно изображение этого великомученика, сияющего своей непорочностью, держащего одной рукой ковчежец с врачеванием, а другой кисточку для помазания больных!

Как дорог и известен народу целитель Пантелеймон! Сколько рассказов слышишь в христианских семьях о чудных делах юного великомученика, который приносил исцеление безнадежным больным!

Он был родом из Никомидии, лежащей в Малой Азии, – тогда значительного и пышного города. Отец его был язычник, мать – христианка и воспитывала его в христианским благочестии, поучая его знать единого истинного Бога Иисуса Христа, веровать в Него, Ему угождать. И, сколько было доступно его разуму, он впитывал в себя слова матери. Но эта благая учительница умерла рано, оставив его еще совсем малым ребенком.

Тогда отец стал часто водить своего сына к идолам, внушая ему языческие взгляды. Был в то время в Никомидии славный врач Евфросин, которому отец его поручил наставить его во врачебном искусстве. С необыкновенной быстротой отрок усваивал себе врачебную премудрость, чуть ли не сравнявшись в самое короткое время со своим учителем Евфросином.

Кроткий, с ласковой речью, прекрасным лицом, любезным обращением, он выделялся среди всех товарищей и стал известен императору Максимиану, который жил тогда в Никомидии. Евфросин часто бывал у царя во дворце, и его сопровождал Пантелеймон. Все видевшие его удивлялись его красоте и разуму. Встретившись с ним, осведомился и царь, откуда он и чей сын, и наказал его учителю поскорей сообщить все свои знания отроку, так как решил взять его ко дворцу.

В то время жил в Никомидии старый пресвитер Ермолай, который с немногими христианами скрывался в одном незнатном доме. Часто из окна Ермолай наблюдал, как Пантелеймон ходил мимо дома. Внешний образ его показывал его богатую душу. Ермолай чувствовал, что этот отрок станет избранным сосудом Духа Божия.

Как-то раз, выйдя навстречу Пантелеймону, Ермолай просил отрока войти к нему. В разговоре отрок рассказал старцу, что отец его жив, а мать умерла, что она была христианка, а отец язычник.

– Какой же ты хочешь быть веры: отцовской или материнской? – спросил пресвитер.

– Когда была жива мать и учила меня своей вере, я любил эту веру, но отец принуждает меня следовать эллинским законам и думает устроить меня на видное место при императоре.

Юноша рассказал ему также, что учитель внушает ему премудрость величайшей веры древности.

– Оставь науку, – стал тут говорить ему старец. – Единый истинный и всесильный на земле – это Господь Иисус Христос. Если уверуешь в Него, то только призыванием Его пречистого имени будешь исцелять все болезни. Ибо Он возвращал зрение слепым, очищал прокаженных, давал жизнь мертвым, – и не только Он, но и одежды Его были цельбоносны. Женщина, страдавшая кровотечением двенадцать лет, как только прикоснулась к краю ризы Его, исцелилась. Но кто исповедует чудные дела Его! Их нельзя исчесть, как песок морской и звезды небесные. И доныне Он является крепким помощником рабам Своим, утешает печальных, избавляет от бед и всяких напастей. Он не ждет, чтобы мы Его умаливали. Он предваряет молитвы и движения сердечные, и в тех, кто Его любит, Он влагает способность к величайшим чудесам и при этом подает им жизнь бесконечную в вечном царстве Своем и в небесной Своей славе…

И эти слова падали на сердце отрока. Он чувствовал, слушая старца, на душе необычайную сладость. В этих словах воскресли перед ним беседы его матери. Он вспоминал, как часто видел мать молящейся и призывающей Того Бога, о Котором говорил ему старец. И с этой первой беседы он часто возвращался к Ермолаю и, когда ходил к своему учителю Евфросину, всегда по дороге посещал старца и беседовал с ним.

Раз как-то, возвращаясь от Евфросина, он увидел по пути мертвого мальчика, который умер от укуса змеи. Змея лежала тут же, живая. Порыв горячего сожаления переполнил сердце отрока. Он смотрел на этого ребенка, за какой-нибудь час до того полного жизни и теперь бездыханного. Вспомнились ему тут слова Ермолая. Он решил на деле проверить их. Пантелеймон поднял глаза к небу и горячо произнес:

– Господи Иисусе Христе, я недостоин призывать Тебя. Но если Ты хочешь, чтобы я стал рабом Твоим, то яви мне силу Твою: сделай так, чтобы о имени Твоем этот мальчик ожил, а ехидна околела.

И чудо совершилось. Мальчик поднялся живым, как будто только что проснулся, а ехидна рассеклась пополам и тотчас же околела.

Что переживал в эти минуты отрок? Он был, как человек, который обрел бесценное сокровище, чтобы владеть им всю жизнь. Он поспешил к пресвитеру Ермолаю и рассказал ему, как мертвый мальчик ожил силою имени Иисуса Христа и как ядовитая змея околела. Ермолай пошел с ним посмотреть на змею и возблагодарил Бога за это чудо, которое окончательно привело Пантелеймона к Богу.

Тогда семь дней оставался Пантелеймон у старца. Когда он слушал слова поучений, падавшие из уст его, ему казалось, словно он пил живую воду из чистого источника.

Когда на восьмой день он явился домой, отец спросил его, где он так умедлил.

Он отвечал: «Я находился с учителем моим в царской палате. Мы лечили больного, которого любит Царь, и семь дней не отходили от него, пока он не выздоровел».

Святой отрок не искажал правды. Он говорил, как в притче, о себе самом. Он называл своим учителем святого пресвитера Ермолая, царской палатой называл внутреннюю клеть, в которой совершилась божественная тайна, а под больным подразумевал свою душу, любимую Небесным Царем.

Когда же учитель Евфросин спросил его, где он провел такое долгое время, он отвечал: «Отец мой купил имение, послал меня принять его. За осмотром всего имущества я и замедлился, так как оно обширно и куплено за дорогую цену».

Так говорил отрок о святом крещении, которое он принял от руки Ермолая, и об открывшихся ему таинствах веры, так как они не имеют цены и превосходят всякие богатства, будучи куплены кровью Христовою.

В скором времени блаженный отрок исцелил слепого. И тут исполнилось желание его сердца: отец его обратился ко Христу. Вскоре он умер.

Получив в обладание великие богатства отца, юноша отпустил на волю рабов и рабынь, щедро наградив их, и стал раздавать богатство свое нуждавшимся, убогим, нищим, вдовам и сиротам. Он обходил темницы, посещал заключенных, утешал, врачевал и молился и явился врачом не только больного тела, но и нищеты человеческой. И дан был ему дар исцеления, и исцелял он не столько своими лекарствами, как призыванием имени Иисуса Христа. Известность его была так широка, что больные и не ходили к другим врачам: ни от кого не получали столь скорой и совершенной помощи, как от Пантелеймона. Исцеляя быстро, он ни от кого не принимал благодарности… Впереди ждал его великий подвиг мученичества за Христа…

Комментировать