Анна Леонтьева
Голос в эфире. Истории, которые были услышаны (фрагмент)

• Полный текст
• От автора
• Детские люди
• Нет ни эллина…
• Татьяна
• Добрые дела
• Баба вера
• Зоопарк
• Доктор
• Дети и зло
• Карлуша
• Две мои бабушки
• Немного о счастье
• Концепция «зато»
• Моменты счастья
• Заказ будущего
• Мой друг

Фраг­мент книги (15%)

От автора

Я всю жизнь писала тек­сты — в хоро­шие жур­налы: «Экс­перт», «Ком­мер­сант», «Ого­нек», «Кре­стьянка», «Улица Сезам». Но насто­я­щая попу­ляр­ность при­шла ко мне, когда я стала писать и читать на «Радио Вера» свои малень­кие «част­ные мне­ния». Уди­ви­тельно пре­ди­сло­вие к этой моей радиоработе!

Мой муж когда-то в дале­ких девя­но­стых добился этой частоты — 100,9 FM — когда я понесла нашего пер­венца. Дело в том, что на момент моей неожи­дан­ной бере­мен­но­сти я рабо­тала в круп­ной ино­стран­ной ком­па­нии и полу­чала очень боль­шую зар­плату, была в начале хоро­шей карьеры. Я очень рас­те­ря­лась, полу­чив резуль­таты ана­ли­зов, и спро­сила мужа: «Как же так, мне сей­час совсем не вовремя рожать ребенка!..» Муж ска­зал: «Не рас­стра­и­вайся, я найду тебе работу! Откроем радио­стан­цию?» Пред­ло­же­ние было неожи­дан­ным, но мне понравилось!

Два года мы с мужем доби­ва­лись частоты для радио, кото­рое видели как радио­стан­цию попу­ляр­ной клас­си­че­ской музыки. А когда полу­чили ее — наш спон­сор, клас­си­че­ский такой «новый рус­ский» в мали­но­вом пиджаке — решил пере­про­дать частоту «Рус­скому Радио». Муж сопро­тив­лялся, и спон­сор позво­нил мне (я носила уже вто­рого ребенка) и ска­зал: «Не надо бы тво­ему мужу мне пере­чить! Ты же зна­ешь, как опасно сей­час жить!»… Я похо­ло­дела и поняла, что это пря­мая угроза. Мне нелегко было уго­во­рить мужа про­дать радио­ча­стоту, но жизнь была дороже, а за такие деньги в те лихие годы ее легко можно было потерять…

Про­шло много лет. «Рус­ское Радио» про­дало частоту «Радио Вера». Муж погиб в авто­ка­та­строфе в авгу­сте 2014 года, а уже в сен­тябре раз­дался зво­нок от лите­ра­тур­ного редак­тора «Радио Вера». Так сразу после ухода люби­мого я пошла рабо­тать на нашей с ним частоте. Рас­смат­ри­ваю это как весточку от него: обе­щал же найти мне работу!

Что-то Бог дал мне такое после моего горя: мои тек­сты зазве­нели от внут­рен­него напря­же­ния — и их сразу услы­шали. Меня бла­го­да­рили люди из раз­ных сосло­вий и про­фес­сий. Уче­ные, режис­серы, так­си­сты. Поте­ряв­шие близ­ких, веру­ю­щие и нецер­ков­ные, бога­тые и обыч­ные… Эти тек­сты — про каж­дый день. Про те моменты, когда как будто вспы­хи­вает в тем­ноте ого­нек спички — и в све­то­вом пятне ты видишь именно то, что дол­жен был увидеть.

Детские люди

Нет ни эллина…

Есть такая песня хоро­шего моло­дого рэпера: «Ты не видел Китай­ской стены — ты не был в Китае, ты не видел мою бабушку — ты меня не зна­ешь!»… Моя бабушка была совсем еврей­ская, и пра­де­душка по этой линии был иудей­ский тол­ко­ва­тель Тал­муда. При этом моя Ба репе­ти­тор­ство­вала по рус­скому языку с сосед­скими детьми. Было при­ятно быть внуч­кой учи­тель­ницы, но на Пасху наши не то что сильно пра­во­слав­ные, а про­стые и суе­вер­ные соседи в дом к нам детей не пус­кали: лучше пере­стра­хо­ваться, слы­шали, что делают с хри­сти­ан­скими мла­ден­цами на пасху евреи?

Бабушка не оби­жа­лась, потому что в осталь­ное время почти всех этих детей учила бес­платно, люди это, гово­рила она, неиму­щие. Все осталь­ное она тоже раз­да­вала бес­платно, один раз я вырвала из ее рук даже свой аль­бом с мар­ками. «Это же мой!» — воз­му­ти­лась я. «Я думала, тебе больше не нужен, — поту­пи­лась вино­вато бабушка. — А у Леши нет денег на такие марки…» Навер­ное, не стоит объ­яс­нять, что в наслед­ство от Ба мне доста­лась только ста­рин­ная сереб­ря­ная сахар­ница. Видимо, потому, что ее невоз­можно было никому отдать — в ней же все время был сахар!

Бабушка покре­сти­лась в 85 лет, а в 86 умерла. Перед смер­тью к ней ездили все мои дру­зья-свя­щен­ники, при­ча­щать, про­сто так, без моих даже просьб. Про­сто они счи­тали, что мою бабушку надо наве­щать. Когда бабушка в боль­нице, куда я поме­стила ее обсле­до­ваться, заснула с гра­дус­ни­ком и больше не просну­лась, док­тор, кото­рый успел полю­бить ее, позво­нил мне и пла­кал. Когда раз­дался стук гвоз­дей, заби­ва­е­мых в бабуш­кин гроб, отец Вла­ди­мир Миш­ко­рез из храма в Остан­кино ска­зал: «Я думаю, Бог при­строит ее где-то рядом с Собой, потому что она была очень дет­ским чело­ве­ком, а Богу очень нужны рядом дет­ские люди!»

Вот так и уте­ша­юсь: есть в раю дет­ские люди, и нет ни эллина, ни иудея!..

Татьяна

Татьяна вовсе не была иде­аль­ной. Но она пере­жила то, что не все­гда смо­жет пере­жить мать: поте­ряла млад­шую дочь. Девочке было сем­на­дцать, она писала стихи и хотела рабо­тать в редак­ции, смерть унесла ее быстро и как-то нелепо. Вече­ром зашла к дру­зьям, они решили сва­рить какую-то нар­ко­ти­че­скую гадость. Для экс­пе­ри­мента попро­бо­вала. Ночью болел живот, Танюша спро­сила, не позвать ли док­тора. Дочь отка­за­лась и к утру тихо умерла.

Татьяна стала часто уте­шаться вином. На плаву ее дер­жала стар­шая дочь. Она не про­сто оста­ва­лась в жизни, она активно боро­лась за мать. Она была стой­ким сол­да­ти­ком и насто­я­щим бой­цом. Но в минуты уны­ния Татьяна снова гасла. Дочь купила малень­кий домик, и они ездили сажать там ягоды и цветы. Они и сами были похожи на цветы — две кра­си­вые, хруп­кие жен­щины, кото­рые боро­лись со своим общим горем.

Татьяна зво­нила мне, и я все­гда могла понять, пьет она вино или нет. Одна­жды она позво­нила и начала рас­ска­зы­вать (да, при­ки­нула я опыт­ным ухом: немного выпила, но не сильно): «Сижу, Анька, на даче. Не пью, чес­слово. Чищу грибы, что Катька при­несла. На улице мрачно, на душе совсем хре­ново. Чищу и говорю: „Гос­поди, вот я все пони­маю в жизни — но зачем, вот объ­ясни мне, зачем Ты заби­ра­ешь у нас детей? Вон у Машки сын пошел после выпуск­ного с ребя­тами купаться на речку. Прыг­нул с дерева в воду — и все, нашли его через пару дней. Под водой был корень, и парень раз­бил себе башку. Машка такая хоро­шая, ну ладно я, я пья­ница, а вот Машке за что? Нет, ну скажи: зачем Ты так дела­ешь?“ И так я при­це­пи­лась к этому вопросу: зачем? — что не могу с места сдви­нуться, так прямо вопит душа туда, наверх: зачем? И тут — ну не было дома вина, ну правда — такой лучик откуда-то на мои руки, а небо тем­ное, а на мои руки — лучик, и я его вижу, и слышу, как-то всем телом, что ли, всей кожей, не ушами — а ВСЯ как-то слышу: „Они были нужны Мне!“ И все… и мне стало так легче, так легче, Анька…»

Танюшка, пока рас­ска­зы­вала, я слы­шала это, пила вино. Я почти видела ее, тон­кую, малень­кую боль­шую девочку, и хотя видела, как она снова нали­вает в ста­кан, пони­мала, что да, этот лучик был ей, именно ей он мог быть!