- Равелин
- Ужин у архиерея
- Любовь к авиации
- Печное дело
- Строители
- Дрова
- Пшеница золотая
- Крестины
- Пчелы
- Письма к лешему
- Волки
- Лютый
- Далеко от Венеции
- Долг
- Летят утки
- Александр
- «Святое дело»
- Поминки
- Мусульманин
- На крыльце
- Соборование
- Крест
- Земля и небо
- Кошка
- Старшой
- Переправа
- Кабаны
- Милиционер
- Райские хутора
- Коровы
- За что?
- Власть
- Медведи
- День рыбака
- Учительницы
- Кардан
- Праздник
- Лодки
- Елизавета
- Ракетчики
- Иордань
- Лесная пустынь
- Новая Москва
- Доктор философии
- Письма митрополита
- Африканский брат
- Три дня геополитики, или Совсем немного геополитики
- Ночная служба
- Дикий Запад
- Дахау
- Неслучайность всего
- День медика
- Сила немощи
- Святой
- Одна забота
- Указание
- Овсяное печенье
- Интенданты в ночи
- Авария
- Новый ревизор
- Карцер
- Медаль
- Великая формула
- Три рыбы от святителя Николая
- Освящение
- Разве мальчик виноват?
- Высоты большой науки
- Тоскующие по небесам
- Бизон и Фуфунчик
- Ручеек
- Иеромонах Севастиан
- Свет
- Три главных счастья
- Несокрушимая и легендарная
- Счет
- Уездный чудотворец
- Великая тайна войны
- «Ехал я из Берлина…»
- Лестница
- Западная окраина
- За тенью
- Должник
- Первые послевоенные
- Туда и обратно
- Венец творенья
- Царственная
- Новоселки
- Наводнение
- Лаврюха обыкновенный
- На овсах
- Дядя Вася
- Шел третий день…
- Охотники
Кабаны
Он протягивает мне газету. Выясняется, что редакция объявила конкурс и обещает миллион тому, кто угадает число подписчиков на следующий год. И сосед просит меня назвать ему счастливейшее число и обещает двести пятьдесят тысяч. Пытаюсь объяснить бессмысленность этой затеи, но, кажется, безуспешно: он мне не верит.
— А за триста?..
— Слышь, паря, это… А за пятьсот? Хорошие, между прочим, деньги… Ну что тебе, трудно что ли?
Помолись, расспроси там, — указывает пальцем в небо, — насчет этой цифры…
Снова начинаю объяснять, но он не слушает:
— Пятьсот, — говорит, — мое последнее слово: больше — не дам, — и уходит.
Купил доски, чтобы в сенях перекрыть потолок, а привезли их с пилорамы, когда я был в отъезде. Возвращаюсь домой — доски свалены у огорода. Дело между тем происходило в середине сентября — зарядили дожди. А у меня каждый день — службы или требы: домой возвращаюсь в полной темноте, и никак не доходят руки порядок навести. Наконец, в один из вечеров вывесил во дворе лампу и начал таскать доски в избу на потолок, чтобы, значит, не мокнуть им более под дождем, а сушиться под крышей и ожидать своего часа.
Заодно еще растопил во дворе железную печку и поставил на нее бак с бельем — для кипячения.
И вот таскаю я доски, стираю одежду: свет в доме горит, двор освещен, печурка раскалилась и шипит от дождя, и вдруг — в полусотне метров захрюкали кабаны. «Ну, — думаю, — совсем обнаглели!» А потом вспомнил: у меня же картошка не выкопана! У всех выкопана, а у меня — нет: времени все не хватает — ночью что ли ее копать?
Вот, стало быть, на картошку они и пришли. Ходят кругом, похрюкивают… Поросята иногда осторожность, теряют, лезут вперед, и тогда слышится сердитый охрюк — иначе не назовешь, сильный шлепок и — жалобный визг. Тем не менее звери подходили все ближе. Я принес из дома ракетницу и выстрелил в воздух: стадо припустилось к реке.
На другой день получился нечаянный выходной: где-то размыло дорогу, и машина за мной не пришла. Тут добрался я и до картошки, благо дождь перестал. Копаю-копаю, подходит к пряслу сосед. Сосед этот знаменит тем, что и по крестьянским меркам он человек жадноватый. Прошлой зимой, в пору собачьих свадеб настрелял он собак. Говорил, что только бродячих, но по деревням разом исчезло несколько общеизвестных псов, оттого мужики верили ему слабо: напротив — сомневались и подозревали.
Освежевав добычу, сосед решил выделать шкуры и пришел ко мне за рецептом. Я дал ему какую-то охотничью книжку, с тем и расстались. Спустя время он заявился с жалобой и обидой: вся пушнина облезла. Раскрыл я охотничью книжку и стал пункт за пунктом проверять — так ли он делал. Оказалось, что кислоты вбухано впятеро больше нормы.
— Зачем же? — не понял я.
— Так для себя же, — объяснил знатный добытчик.
И вот теперь стоял он, облокотившись на столбушок, и покуривал папироску.
— Ты, паря, не выручил бы меня?
— А в чем дело?
Он протягивает мне газету. Выясняется, что редакция объявила конкурс и обещает миллион тому, кто угадает число подписчиков на следующий год. И сосед просит меня назвать ему счастливейшее число и обещает двести пятьдесят тысяч. Пытаюсь объяснить бессмысленность этой затеи, но, кажется, безуспешно: он мне не верит.
— А за триста?..
— Да если, — говорю, — ты и угадаешь, они всегда могут изменить это число.
— Ну, тогда ладно, — и обиженно вздыхает, — а чего ты вечером свет жег?
Рассказываю про доски, про кабанов, и вдруг он шепчет:
— Кабан…
Оборачиваюсь: по деревенской улице спокойно бредет огромнейший вепрь.
— Ничего себе туша, — бормочет сосед. — Может, того — подстрелим?.. Мол, оберегаясь от опасности, а?.. Весной медведя-то подстрелили, который на пасеке домики поразломал?..
— Подстрелить — подстрелили, но составили акт и мясо сдали в столовую, — охлаждаю я пыл соседа. — Ты лучше сгоняй к егерю за лицензией, а потом и поохотишься со спокойной душой.
— Лицензия, паря, денег стоит, да и времени нет, я уж так как-нибудь, — и, пригнувшись, убегает к своему дому.
Я продолжаю копать. Спустя полчаса охотник возвращается.
— Чего-то, — говорю, — не было слышно выстрелов.
Сосед только машет рукой.
— Что такое?
— Я его преследовал, преследовал, смотрю — приворачивает к ферме. Думаю: со свиньями познакомиться хочет. А там ведь свинарь — его опять же защитить надо! Ну, паря, я аж бегом бросился! И вдруг: кабана этого собаки в ворота пропускают, а на меня набрасываются… Тут свинарь вышел и говорит: «Спасибо, что борова нашего пригнал, а то он, гад, убег сегодня куда-то»… Так что не повезло мне…
— Да отчего ж, — говорю, — «не повезло»?.. Вот если бы подстрелил, тогда бы точно не повезло: и за кабана платить бы пришлось, и ружье бы, наверное, отняли.
— Вообще-то да, — удивленно соглашается он и вдруг замечает:
— Картошки, паря, у тебя маловато.
— Мне двух мешков хватит.
— А я, паря, нынче сорок мешков собрал — девать некуда… У тебя мелкой-то много?
— Попадается.
— Ты ее отдельно откладывай: я для поросенка возьму — тебе она все равно без надобности…
— Ладно, — говорю, — отложу.
— Слышь, паря, это… А за пятьсот? Хорошие, между прочим, деньги… Ну что тебе, трудно что ли?
Помолись, расспроси там, — указывает пальцем в небо, — насчет этой цифры…
Снова начинаю объяснять, но он не слушает:
— Пятьсот, — говорит, — мое последнее слово: больше — не дам, — и уходит.
Комментировать