За суетой весеннего женского дня и праздничных выходных многие не заметили, что ушел из жизни Валентин Курбатов, российский литературный критик и писатель. Валентин Яковлевич – один из последних рыцарей русской словесности, размышлявший о смыслах языка.
«Наше Небесное Отечество»
Но сначала о нём самом. Милое, по-детски открытое лицо Валентина Яковлевича Курбатова с лучистыми морщинками возле юных глаз часто мелькало на экране. Вот человек, о котором ни за что не скажешь «критик» – так бережно и деликатно, любовно он относился к людям и художественным текстам.
Мне посчастливилось не раз видеть его и в обычной жизни, чаще в объектив фотоаппарата – на ежегодных писательских встречах в Ясной Поляне, на церемонии вручения Патриаршей премии. Повсюду он излучал сердечное тепло и энергию.
Валентин Яковлевич – член жюри нескольких литературных премий, в том числе премии «Ясная Поляна». Он – лауреат Государственной премии (2020 год), Патриаршей литературной премии имени святых Кирилла и Мефодия (2014 год).. Член Совета Президента по культуре. Академик Российской Академии словесности. Перечислять можно еще долго…
Он вел большую многолетнюю переписку с многими интересными людьми своего века, каждого одаривая временем, вниманием, душевной теплотой и глубоким словом. Ушел из жизни он, можно сказать, на бегу: немного не дошел до дома с букетом цветов для жены – отказало сердце.
Многие светские и православные СМИ откликнулись на утрату. О Курбатове написали с теплотой, без официоза – по-другому говорить о нём вряд ли возможно. Выразили соболезнования его читателям и собратьям по перу Святейший Патриарх Кирилл и Президент России Владимир Путин.
Царствия Небесного новопреставленному Валентину, исповеднику большой веры и любви к Богу и ближним. для тех, кто его искренне любит, разговор с Валентином Яковлевичем продолжится.
С нами остаются его говорящие книги: «Наше Небесное Отечество», в которой уже в России здешней уже проступает ее небесный свет. «Турция. В поиске древних святынь», «Долги наши», «Крест бесконечный», «По Ангаре», «Бегущая строка», «Батюшки мои», «Нечаянный портрет», «Михаил Пришвин», «Уходящие острова», «Пушкин на каждый день», «Подорожник». И каждая из его книг в нужный момент приходит к своему читателю и его спасает.
(Редактор сайта «Азбука воспитания» В. Киденко)
Сердечная избыточность
Из статьи Павла Басинского в «Российской газете»:
«Каждый день и час общения с ним мы все, члены жюри “Ясной Поляны” и, уверен, все участники Яснополянских встреч, принимали как учебу у патриарха русской словесности.
При этом он был всегда ироничен, остроумен, никогда не поучал, а вел разговор так, словно все мы, люди очень разных поколений, его близкие друзья. А ведь он дружил и с великими — Валентином Распутиным, Виктором Астафьевым.
И не просто дружил, а был самым близким поверенным в их творческих делах. И они воспринимали его не как критика, а как самого близкого друга.
Его будет очень не хватать в нашей и без того скудеющей на яркие фигуры литературной жизни…
В.Толстой, советник президента РФ по вопросам культуры, председатель жюри премии “Ясная Поляна”:
– Для меня это огромная личная потеря. Родного человека, который долгие годы был самым близким собеседником. Человек, с которым мы вместе шутили и плакали, и смеялись. Не могу поверить, что все это так внезапно оборвалось. Он удивительно умер! С букетом цветов для своей жены, который просто не донес до дома.
У него была сердечная недостаточность, но я всегда говорил, что у него сердечная избыточность. У него было огромное сердце, в котором помещался весь мир. Он трепетно ко всему относился…Да, можно сказать, что он был совестью нашей литературы в последнее время. Вот кто соединял в себе прошлое с самой живой современностью!»
(«Гражданин Пушкиногорья»)
Слово стало «выветриваться»
Видео-беседа с писателем Валентином Яковлевичем Курбатовым, к которой мы обратимся, записана в июле 2017 года в старинном городе Пскове – о наболевшем: о путях русской литературы, утрате сокровенного значения языка, о проблемах детского чтения.
Отвечая на вопросы журналиста, В.Я. Курбатов сказал:
– Сегодня, может быть, в самом деле, тот самый роковой час, о чем мы не хотим ни говорить, ни думать, страшась: авось пересидим, как-нибудь все обойдется, как-нибудь всё построится само по себе. Но нет, не построится.
Вопрос о языке сегодня – это вопрос государственного существования. Он должен быть поставлен на уровне сначала России, потом ЮНЕСКО, мы всегда все-таки впереди остальных. Поэтому как можно чаще об этом надо, наверное, даже и говорить. И делать не «год русского языка», а «жизнь русского языка» или «век русского языка».
Слово стало «выветриваться» постепенно. Мы говорим: добро, справедливость, но вот эти слова перестали иметь сокровенное значение.
Я был членом Общественной палаты шесть лет. Мы занимались только тем, что писали уточнения к законам. Сегодня закон приняли, завтра я принимаю поправку, а послезавтра поправку к поправке.
Это говорит о растерянности языка, о том, что он перестал быть честным и точным по значению. Слово начало расползаться в своих значениях, его не ухватишь и не загонишь в линейку.
От того законодательство наше так расплывчато, и решения стали так неотчетливы, все время поправки, сноски, комментарии…
Ромашка, яблочко и птица
А что Адам в своем райском саду? Когда Господь дал человеку право назвать весь мир (какое высокое поручение!) первому, может, писателю мира Адаму, то Господь поручает: «Назови». И он идет и называет: вот цветок, ромашка, яблочко, облачко, птица.
И показывает на это яблочко, эту птицу, вот эту травку, эту ромашку, эту единственно подлинную – не обобщенную, не формулу ее, а эту.
Оттого мир был такой плотный, телесный. Ветхий Завет откройте: Адаму, Аврааму, Моисею вопрос зададут, ещё мальчикам: «Где ты?» – «Вот я, Господи».
Человек всегда прочно стоял перед этой полнотою мира, он говорил: «вот я», он всегда был готов к этому ответу.
Страшит брезгливость к языку
Государство не понимает, что эта дарованная мера свободы языка тем самым приводит к беззаконию внутри существования общества, потому что язык – единственная дисциплинирующая сила, властная удержать человеческое пространство.
Но уже подходит край, я уже чувствую вот это, может быть, от преклонности лет. Я это чувствую, но уже слышишь это веяние в мире, необходимость перемен, словно сам мир топчется на месте.
Все эти переговорные процессы, высокие дипломатические собрания… Человек меняет вектор своего существования. Он, когда меняет слова и использует другие иностранные, не аналоги, он вторгается, он привносит новое пространство понимания в свое родное и не понимает, что он подменил национальность, не заметил, как.
Для меня-то есть утешение, надежда, что мир сам просто поставит нас в эти необходимые условия, нас заставят, если мы не хотим потерять целое поколение детей и внуков, которые сегодня на переменах и везде, начиная с самого младенчества, еще лепетать не начал, а уже кнопочки нажимает довольно проворно и ловко…
В этом году какой-то чудовищно низкий балл по русскому языку. Как пишут все? Все же стали учиться у компьютера разговаривать. «Ваще» вместо «вообще», и так далее, «превед» – это все форма обращения, чуть щегольская.
Это придумали иронисты, умные взрослые иронисты, брезгливые к языку. Они приучили детей к этому способу существования.
Пора ответить на вызов
Александра Невзорова только послушайте… Он недавно в журнале «Сноб» (название-то какое придумали!) говорит: «Эти толстые госпожи министерши все говорят: читайте классику мальчики, и девочки, читайте классику.
Когда спрашиваешь, что надо читать: читайте классику. А зачем читать классику? Эти православные истерические всхлипывания господина Достоевского, или вот эти вот многословные фэнтэзи Льва Николаевича Толстого о войне?
У классики этой давно истек срок годности, это испорченный продукт, слава Богу, что дети этого не делают», – это говорится нам с экранов с вызовом и дерзостью. Может быть, нам пора принять этот вызов? Чтобы принять вызов и сказать вот ту властную полноту своего слова, которая вообще есть.
Вспомнить того же Ивана Сергеевича Тургенева, мы же в школе учили: «…во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах нашей Родины…» – уж когда и не думать, как сегодня, о судьбах нашей Родины, во дни сомнений – когда еще более роковой час придёт, чем сегодня?
Родителям придется читать
Хочется сказать господину родителю: папенька, маменька, ты сама-то давно (или сам) давно прочитал книжку, которая бы потрясла твое воображение? Если бы она тебя потрясла… «Постой!», – за ухо притащишь ребёнка и прочитаешь ему вслух, захлебываясь от восхищения.
Он по твоим слезам узнает, что книжка потрясающая, он поймет это сам, по этому. То есть твой собственный пример. Как бы мы ни вдалбливали им отвлеченными словами, ничего этим не достигнешь, ничего.
Родителям придется вернуться, и бабушкам и дедушкам вернуться к русскому глаголу, и впервые опять начать читать. Они привыкли это делать механически, а сейчас придется вернуться с каким-то вот первоначальным чувством ответственности.
Товарищи родители, бабушки и дедушки, возвратитесь к книжкам, пожалуйста! Вы вдруг поймете, что происходит утрата самого дорогого: утрата счастья словесного общения. Мы же только в слове дети друг друга и родители друг другу, и когда слово найдено, какое счастье и восторг!
Ты чувствуешь это вдруг в перекличке: друзья обнимаются сразу, нечаянно слово пролетело, и рука невольно рука тянется обнять, потому что слово обнимает раньше его.
Читайте! Давайте, всё, пошли читать, скорее пошли читать, все сразу!
Отрывок из видео-интервью В. Курбатова на канале Уoutube
Комментировать