- Часть первая. В усадьбе Розовое
- Глава 1. Смертельная опасность. Выстрел. После грозы
- Глава 2. Обитатели лесной сторожки. Что рассказал старый лес
- Глава 3. Тайна разоблачена. Так должно было случиться
- Глава 4. Золотая неволя. Первые тернии. Новая жизнь. Враг
- Глава 5. Пытка. Близнецы. Урок танцев. Досада Наты. Сюрприз графини
- Глава 6. Неудавшаяся интрига. Замысел Ксани. Печальная неожиданность. Последняя греза
- Глава 7. Бриллиантовая бабочка. В заключении. Василиса торжествует. Необычный посетитель
- Часть вторая. В пансионе
- Глава 1. Госпожа Улиткина и ее воспитанницы. История с курицей. Уленька
- Глава 2. Неожиданное явление. Двенадцатая. Недруг. Чужая вина
- Глава 3. В «холодной». Близкие воспоминания. Секлетея. Потайная комната
- Глава 4. Горные хребты. Выходка. Виноватая. Два письма. Неожиданный результат
- Глава 5. Не виновата! Необычайный трубочист. Горе Королевы. Рассказ Маркизы
- Глава 6. Последняя соломинка. Маскарад. Спасена. Громы и молнии. Печальный конец
- Глава 7. Муки совести. Опять Секлетея. На репетиции. Паника. Героиня
- Глава 8. Спектакль. Дверь распахнулась
- Часть третья. На сцене
- Глава 1. Новые впечатления. Маленькое гнездышко и его птенцы
- Глава 2. Первые шаги. Тучи сгущаются. Новая жизнь
- Глава 3. Фея Раутенделейн. Триумф
- Часть четвертая. Дневник Ксани
- Часть пятая. На пороге новой жизни
- Глава 1. На вокзале. Неожиданная встреча
- Глава 2. Вернулась!
Часть пятая. На пороге новой жизни
Бог есть Любовь, а Любовь не может попустить зла любимому. Вот почему все случающееся с человеком скорбное или радостное попускается для блага нашего, хотя мы и не всегда понимаем это, лучше же сказать, никогда этого не видим и не понимаем. Только Всевидец Господь знает, что нам необходимо для стяжания вечной блаженной жизни.
Игумен Никон (Воробьев) (1894–1963)
Дети! Дорожите благословением родителей тысячекратно более, нежели прочим наследством, ибо через оное по вере можете получить благословение Отца.
Святитель Филарет,
митрополит Московский (1783–1867)
Глава 1. На вокзале. Неожиданная встреча
Ксаня сходила по шаткой лестнице мансарды в сопровождении Уленьки и Улиткиной. Зиночка стояла наверху и одной рукой обнимала детей, другой крестила подругу. Дети хотели проводить на поезд Ксаню, но этому решительно воспротивилась Улиткина.
— К чему? Дальние проводы — лишние слезы!
Так решила начальница, и облагодетельствованная ею Зиночка не смела возражать.
К воротам подъехала пролетка. Все трое сели в экипаж. Ксаня подняла глаза на окно мансарды. Дети помахали руками ей вслед.
Извозчик дернул вожжами.
В этот ранний час народу на вокзале было мало.
До поезда надо было ждать еще добрый час. Вскоре должен был прибыть поезд из того города, откуда четыре месяца тому назад приехали Ксаня, Зиночка и дети.
Может быть, с этим поездом придет письмо от Миши?.. Может быть, деньги… собранные труппой для них… Дай-то Бог! Правда, Ушткина оставила Зиночке двадцать пять рублей, но этого не хватит надолго.
Громыхая и сопя, подкатило к дебаркадеру железное чудовище. Раздались звонки, засвистел локомотив, распахнулись дверцы вагонов.
— Корали! Ну конечно, это Корали! Я из тысячи узнаю эти глаза! О, дитя мое, что сделали с вами? Что это за платье на вас!
Перед Ксаней в изящном дорожном костюме стояла Белая. За нею — Миша Колюзин. Она хотела сказать что-то и не смогла.
Белая ласково смотрела на нее.
— Милая! Видите, я сдержала свое слово! Помните, я говорила тогда: «Разыщу вас хоть на дне моря». Вот и разыскала. Спасибо, Миша помог. Прочел мне ваше письмо. Бедняжка, что вы пережили! Ну, теперь конец всему. Недаром же я вас искала. Теперь увезу вас с собой, и Зину Долину тоже, и ее деток. Я беру вас с Зиночкой к себе… Я сделаю из вас актрису, настоящую актрису, такую, какой желал вас видеть Арбатов. Вы отныне принадлежите мне, Корали… Я заменю вам Арбатова и…
Но ее прервала Улиткина.
— Не смущайте девушку. Она едет в пансион.
В это время пронзительный свисток напомнил о посадке в поезд.
— Это наш поезд. Пора! Едем! — тоном, не допускающим возражений, сказала Улиткина. Она и Уленька, встав по обе стороны Ксани, старались оттеснить ее от друзей.
— Корали!.. Китти!.. Корали!.. — волновалась Белая. — Да объясните же вы наконец, что все это значит!
Ксаня хотела ответить, но опять вмешалась Улиткина.
— Извините, сударыня. Вы, очевидно, ошибаетесь и приняли эту девушку за другую. Здесь нет никакой Корали. Здесь Ксения Марко, моя воспитанница…
— Ксения!.. Марко!.. Моя Ксаня!.. Моя дочь!.. Моя девочка! — Белая протянула руки к Ксане.
Ксаня вспомнила: лесная чаща, ласковая женщина, скользящая по мху с маленькой девочкой на руках… Она увидела вдруг, с поразительной ясностью, то же лицо, тонкое и прекрасное, те же глаза, кроткие, печальные, полные любви…
— Мама! Ты жива, моя мама!
Ксаня пошатнулась.
Глава 2. Вернулась!
— От счастья не умирают!
Так сказала Зиночка, когда бесчувственную Ксаню привезли обратно в мансарду. Привезли ее Белая и Миша.
Сама Белая, или, вернее, Антонина Николаевна Марко, сияла от радости.
Когда Миша объяснил причину ее волнения Зиночке, та только всплеснула руками и бросилась хлопотать подле Ксани.
— От счастья не умирают… Она очнется, ваша дочурка… О, Антонина Николаевна, если бы заранее знать это все.
Общими усилиями удалось привести Ксаню в чувство.
Она открыла глаза и увидела склоненное над ней дорогое лицо.
— Моя мама жива! Вернулась моя мама!
Зиночка, Миша и дети незаметно вышли, чтобы дать матери и дочери побыть одним.
Наступили блаженные минуты счастья. Руки матери обнимали чернокудрую головку Ксани, пальцы перебирали ее локоны. Любящие глаза смотрели на девушку и не могли насмотреться.
Ксаня целовала руки матери и говорила, говорила, не умолкая:
— Мама… родная… голубка-мама… цветочек мой лесной… моя звездочка ясная!
Когда первые минуты счастья миновали, Антонина Марко говорила Ксане:
— Детка… жизнь моя… с тех пор, как я оставила тебя малюткой у Норовых и уехала из лесной сторожки, я не знала покоя… Дни и ночи я только и думала о тебе… О, я никогда не рассталась бы с тобою, если бы тяжелые обстоятельства не принудили меня к этому…
И она рассказала Ксане о своей горячей дружбе с Машей Норовой, о том, как она попала вместе с семьею лесника в графский лес и как уехала, доверив Ксаню своей подруге детства.
— Я уехала работать, работать для тебя, — продолжала она, — и вновь поступила в театр, который я покинула, чтобы быть рядом с тобою. Однако забыть совсем, что я актриса, я была не в силах, потому что я горячо любила искусство… Ты не можешь помнить, как я, бродила по лесу, читала стихи, проходила роли…
— Помню! Помню, мама!.. Точно сквозь сон я вижу тебя там, в лесу… вспоминаю даже слова!..
— Детка моя! Жемчужина моя!.. Я уехала далеко, поступила в один из провинциальных театров под псевдонимом Белая… Мне повезло, талант мой признали, я приобрела известность. Но от тоски по тебе, моя Ксаня, я заболела… Труппа, в которой я служила, уехала, а я осталась одна, в больнице… Много месяцев я пролежала без сознания… Потом у меня развилась чахотка, и меня, все еще больную, бессильную, отправили на юг. Едва поправившись, я опять стала гастролировать, мечтая об одном: скопить как можно больше денег, чтобы обеспечить мою девочку, приехать за тобою, родная, взять тебя из дома лесничего, поселиться где-нибудь вместе… Что пережила я за это время — не выразить словами… Сначала я исправно получала письма от Маши Норовой, которая сообщала мне подробно о твоей жизни. Но неожиданно прервались вести от нее, а свои письма я стала получать обратно. Тогда я забросала письмами ее мужа, писала знакомым, обратилась к властям — но безуспешно: Норов не отвечал, а знакомые, наводившие справки, кратко извещали, что он, после смерти сына, бросил службу и уехал в Сибирь — но куда именно, никто не мог мне ответить. Наконец я получила от него письмо, в котором он сухо сообщал мне, что моя дочь умерла в одном из отдаленных сибирских городов, и просил прислать немедленно деньги, израсходованные им на лечение и похороны… Я исполнила его просьбу, но… не поверила сообщению. Внутренний голос говорил мне, что ты жива, моя Ксаня… мое дитя… моя радость… И я стала искать Норова, стала искать тебя… Однако все мои поиски были тщетны… Он, оказывается, перекочевывал с одного места в другое, и мне не удавалось найти его… Но я все-таки не теряла еще надежды, что увижу тебя. Между тем слава моя все росла… Я ездила, играла… Играла и… молилась… Да, я много молилась, Ксаня, чтобы Господь помог мне найти тебя. И вот…
Антонина Марко прижала к себе дочь.
— Нет! Нет! Я не отдам тебя ни пансиону, ни сцене!.. Да, не отдам и сцене! Сцена, дитя мое, несет мало радостей и много печалей… О, я это знаю по опыту!.. Мало там счастливых людей. Внутренняя неудовлетворенность, духовный разлад господствует в душе каждого, служащего искусству… Только убежденные в своем призвании, недюжинные, крупные таланты должны вступать на подмостки сцены… Только таланты!.. Но даже для таких актерская жизнь бывает тернистой. И как много людей, увлекающихся сценой, стремящихся к ней, уходят разочарованными, разбитыми. Ты еще слишком молода, моя Ксаня, чтобы вполне понять все то, что ждет тебя в театре… Ты еще не знаешь жизни, не знаешь людей и можешь жестоко поплатиться за твое увлечение… И я надеюсь, что ты послушаешься моего совета: моя девочка должна прежде всего учиться, получить образование. Ведь и актрисе нужны знания!.. Те, у которых их нет, — это жалкие существа, которые могут пользоваться только искусственным, временным, мишурным успехом… Я верю в твой талант, Ксаня, я поверила в него, когда еще не знала, не подозревала, что ты моя дочь. Вот поэтому я и настаиваю, чтобы ты только вполне взрослой, образованной девушкой решила свою судьбу… А пока… пока… ты будешь жить со мною. И Зиночка, и дети ее поселятся с нами… Зиму мы будем проводить в столице: ты будешь учиться, я буду работать в театре… А летом… летом… мы вернемся в старый лес, который ты так полюбила… Я построю там дачку, моя девочка, и мы будем счастливы.
— Мамочка, — воскликнула Ксаня, — пусть будет так, как ты желаешь… как ты решила!..
— Дитя мое, — продолжала Антонина Марко, — а теперь помолимся же вместе Тому, Кто так чудесно вновь соединил нас… В моей жизни я привыкла каждое радостное и горестное событие встречать молитвою. Надеюсь, что и дочь моя последует моему примеру.
Лицо Ксани сияло.
— Мама! Я не умела молиться, я не знала Христа… Теперь знаю… В ту минуту, когда ты вырывала меня из рук Улиткиной, я, не подозревая еще, кто ты, поняла, что это Он послал тебя ко мне… Когда я узнала, что ты моя мама, я вдвойне почуяла Его милость… И теперь, когда мои мучительницы уехали, оставили меня навсегда в покое, я чувствую, что не заслужила дарованного Им счастья… Мама… я хочу упасть на колени и молиться, и благодарить Его, благодарить слезами, благодарить моей радостью, моей любовью, всем моим существом!
— Ксаня! Ксаня моя!
— Да, мама! Твоя девочка умеет теперь и веровать, и молиться… И радость, святая радость живет в ее душе.
Комментировать