Оглавление
12. Деревенские блинчики
Раненый пожилой красноармеец смотрел на Витю добрыми глазами и приговаривал: «Береги себя, сынок, береги…» Витьке было хорошо и покойно. Вдруг, откуда ни возьмись, появился Гришка Булатов, оттолкнул доброго красноармейца и давай трясти Витьку за шиворот, крича: «Ты что же, брат, окочуриться захотел? А ну, вставай живо!».
Витёк с трудом разлепил глаза. Ночь, снежное поле. Добрый красноармеец и парень из Слободского исчезли, остался только его попутчик Мишка Зорин; он-то и тряс Витю. А когда растёр пригоршней снега Витькино лицо, парнишка и вовсе очухался.
– Смотри, пурга кончилась! – радовался Миша.
– Сколько же мы с тобой тут просидели? – Витя оглядывался по сторонам. Ночное небо выяснило. Снежное поле освещала тусклым холодом луна.
– Да неважно; туда гляди, за деревья. Видишь?
Всмотревшись, Витёк различил за перелеском уходящие ввысь тонкие столбики дыма. Повеселевшие мальчишки, собрав остаток сил, направились к деревне. Как же удивился Мишка, когда ребята добрались до этого населённого пункта:
– Климковка! Она самая! Вот мы и прибыли, Витюха. Только почему-то с другой стороны заходим… Ох, и дали же мы с тобой кругаля из-за этой пурги!
Деревенские собачонки перелаивались из тёмных дворов, провожая двух горе-путешественников, одиноко бредущих по широченной улице. Ну вот, даже не верится, тот самый дом. Довольный Мишка долго стучал в окно. Разбуженные хозяева устроили маленький ночной переполох. Шум, крики; наконец, зажгли свет, и мальчишки оказались внутри просторной избы.
Как же вся Мишкина родня обрадовалась появлению нежданных гостей! Изголодавшихся, чуть живых, ребят тут же усадили за стол и стали кормить деревенскими блинами со сметаной. Блины эти были толстые, как большие оладьи. Пока ребята доедали оставшееся с вечера кушанье, хозяйка начала печь новые порции – что называется, с пылу, с жару. Кажется, ничего вкуснее тех дымящихся, приготовленных в русской печи блинов с деревенской сметаной Витька в жизни не едал. Мальчишки трескали вкуснятину до тех пор, пока не упёрлось. А после, довольные, отправились спать.
Но сладкого отдыха не случилось. Пришлось «расплачиваться» сном за полученное во время объедаловки удовольствие. И у Витьки, и у Миши с непривычки так закрутило животы, что пришлось им всю ночь бегать до ветру.
– Прав ты был, Миша, когда говорил, что отъедимся так, что на всю жизнь запомним, – недовольно бурчал Витёк, возвращаясь под утро из очередного похода в нужник.
– Да, Вить, ты с виду такой маленький; не знал, что в тебе так много… отходов жизнедеятельности, – острил неунывающий Мишка, отправляясь по тому же адресу.
* * *
Лишь к полудню животы незадачливых едоков немного успокоились, и ребята отправились прогуляться. Экскурсоводом для них стала Мишкина двоюродная сестра Степанида, бойкая девчушка лет десяти от роду; звали её все просто – Стёпка. Повела она гостей осматривать местные достопримечательности. А посмотреть было на что.
– Какая необычная у вас деревня, дома совсем чудные, – удивлялся Витёк.
– Вот сам ты и есть деревня! Посёлок у нас, да и то недавно так называть стали, а раньше звали не «посёлок», а «завод», так-то! – отвечала Стёпка.
– И название чудное: завод какой-то, – продолжал Витя.
– Не какой-то, а Климковский Завод, – тараторила девчушка. – Здесь чугун аж с восемнадцатого веку плавили; вона, вишь, какие цеха тута?
Заснеженная улица вывела ребят на широкое место к плотине. Справа от дамбы раскинулся огромный замёрзший пруд, по берегам которого приютились деревянные дома. По заметённой глади пруда разбегалось в разные стороны множество тропинок. Слева же, в низине, и впрямь стояли непонятные сооружения из красного кирпича.
– Вот, глянь-ка, – начал объяснять Мишка. – Силой воды, падающей из пруда, приводились в действие водяные колеса, а от них – заводские механизмы.
– Вон печь доменная, – перебила старшего неугомонная девчонка, указывая на строение, окружённое высоченными горами шлака. – Её недавно, перед самой войной, закрыли.
Ребята прошли по дамбе мимо колхозной лавки и добротного деревянного здания с цифрами «1892» под крышей, в котором, как объяснила Стёпка, располагалась заводская контора. На следующем здании красовалась вывеска «Клуб». Девчонка тут же ткнула в него пальцем:
– Здесь при царе инженер Павлов жил, заводским управителем был, а потом в Москву уехал, академиком стал, – заявила она. – А сейчас мы тут в хоре поём. Знаете, какой у нас в Климковке до войны хор был? Сто человек! Нигде такого нету!
– Хор – это замечательно, – согласился Витёк. – Люблю, когда поют.
– У нас и больница своя, и школа, и политехникум есть. Вот и памятник, пожалуйста, мы к нему по праздникам цветы возлагаем.
Ребята приблизились к неказистому сооружению в виде столбика с красной звездой и надписью «Борцам Революции». Поодаль возвышался большой заброшенный храм. Неумолкающая Стёпка перехватила взгляды мальчишек.
– Спасская церковь это. Закрыли её. А раньше-то сюда каждодневно человек по пятьдесят, а то и по сто паломников приходило с разных городов и сёл. Да и сейчас ходют к горелым младенцам, не так много, конечно. А ещё у нас источник есть волшебный. Манигор зовётся. Туда тоже ходют. И там часовня была, да снесли её.
– Обожди, Стёпка, а кто они такие, эти, как их, горелые? – спросил Витёк.
– Как?! Ты не знаешь?! Их ещё пламенными младенцами прозывают, – девчушка, искренне удивляясь, таращилась на Витьку так, словно тот признался, что не знает, кто такой Стаханов или Чкалов, например.
А поглазев, принялась сбивчиво пересказывать жуткую историю гибели трёх маленьких братьев Димы, Илюши и Васи, возраст которых был от двух до семи лет. Их в 1883 году зарубил топором собственный отец, помутившийся рассудком от голодного плача детей. После того бросил истерзанные тела своих сыновей в огонь печи.
– Старожилы сказывают, что в момент сожжения младенческих тел из печи выпорхнули три голубя; стало быть, знамение Божие, – округлив глаза на улыбающихся мальчишек, поведала маленькая сказительница.
Убиенных мальчиков стали почитать как святых мучеников. В их память соорудили три часовни, написали икону. К месту гибели детей начали приходить люди. Стали они молиться о своих нуждах, брать чудодейственную воду из колодца возле их дома. Каялись, да и получали исцеление от недугов. Но в предвоенные годы власть словно взбесилась: все окрестные церкви позакрывали, попов по лагерям за антисоветчину отправили, часовенки порушили, колодец тот закопали. Народ начал опасаться молодчиков из Союза Воинствующих Безбожников, и паломников стало совсем мало.
– Ну, и что? – возразил Витька. – У нас на Филейке тоже монастырь разрушили и церковь закрыли – значит, надо так. Мешали они, видать.
– Да кому же мешали-то? – вздохнула девчушка. – Ведь они за нас Бога молили.
Витёк твёрдо знал, что партия большевиков никогда не ошибается, но спорить не стал.
– А вон там у нас Веприково; знаете, почто местечко это так зовётся? – без перехода продолжала экскурсию Стёпка. – А пото что работали на Климковском заводе поначалу крепостные крестьяне, купленные или выигранные в карты капиталистами. Но работали здесь, особенно на рудниках, и свободные люди. И вот однажды один из работников выдал начальству, что трудившиеся с ним люди – не свободные, а сбежавшие от помещика крепостные. Хозяин распорядился засыпать беглых в шахте. Однако погибли не все. И те, что остались живы, наказали иуду: исщепали деревянный заслон и зажарили предателя, яко веприка. С тех пор это место Веприково и есть.
А ещё вокруг посёлка есть остатки рудников и куреней, где выжигали уголь. Название одного из них – Французский, потому что тут работали после Отечественной войны 1812 года пленные французы. А название другого – Австрийский, там во время империалистической войны трудились пленные австрийцы.
– Так, значит, скоро и Немецкий появится, когда наши фрицев победят! – подвёл итог экскурсии Миша.
* * *
Следующим утром Мишу и Витю посадили на «Красный обоз», состоящий из трёх саней с продуктами, которые регулярно отправлялись из колхоза рабочим кировских заводов. Проезжая мимо Климковского военно-учебного пункта, мальчишки видели, как местные ребята отрабатывают удары штыком под началом однорукого красноармейца.
Обратная дорога гораздо приятней. Пацаны отдохнули и были более-менее сыты. Конечно, жизнь в Климковке – тоже не сахар. И там излишеств на столе не водилось. Далеко до тех картин, которые рисовало Витькино воображение накануне путешествия.
Ближе к вечеру, проезжая через Слободской, вспомнили мальчишки их ночёвку здесь и бойкого паренька Гришу Булатова.
– Хвастун этот Гришка! Шоферская должность его, видите ли, не устраивает, в разведку захотел, – возмущался Миша.
– Да ладно тебе, у него отца фашисты убили. К тому же он парень настырный, как говорится, не промах, такой куда хошь пробьётся! – отвечал Витёк.
До Филейки добрались ближе к ночи. Пятидневный Мишкин отпуск подошёл к концу. Три дня они пешком сквозь метель добирались до Климковки, чуть живы остались. Только денёк там отдыхали. А весь последний день ушёл на обратный путь. Мишка торопился домой поскорее лечь спать, ведь с раннего утра его ждала тяжёлая работа у станка на заводе. А вот Витёк не очень-то спешил. На него нахлынуло какое-то тревожное чувство. И чем ближе к дому они подходили, тем беспокойнее становилось на душе. Может, с отцом чего случилось? Витька замедлял ход, будто это могло отвести беду.
– Ну чего же ты там копошишься; забуксовал, что ли? – ворчал впереди Мишка.
– Да иду я, иду, – бубнил себе под нос Витёк, прибавляя шаг.
Мишка дожидался товарища у двери. Он держал на плече мешочек с гостинцем из Климковки (крупа и немного сала) и пинал по стенке, чтобы стряхнуть с валенок снег.
– Что-то ты, Витюха, сам не свой. Не заболел часом?
– Да не, нормально всё, – неуверенно отвечал Витька. Лишь на мгновение задержался он у порога. «Эх, будь что будет!», – решил мальчишка и шагнул внутрь.
Комментировать