Донесения из Константинополя. 1860–1865

В настоящем издании впервые публикуются 24 дипломатические донесения архимандрита Антонина из Константинополя за 1861–1864 гг., хранятся в архиве Св. Синода (РГИА). Основная часть их – автографы, некоторые – копии. Почти все донесения представлены полными вариантами текстов. Вместе с ними издаются мнения митрополита Филарета на эти донесения и некоторые другие эпистолярные материалы, также имеющие к ним отношение.

18 сентября 1860 г. в Константинополь прибыл новый настоятель русской посольской церкви – архимандрит Антонин Капустин. 43-летний ученый окончил Киевскую духовную академию, владел древними и несколькими современными языками, прекрасно говорил по-гречески и, что особенно важно, имел за плечами многолетнюю службу на Православном Востоке: в течение десяти лет он был настоятелем русской посольской церкви в Афинах.¹ Очевидно, что лучшего выбора для Константинополя Св. Синод сделать не мог. Перевод Антонина из Афин в османскую столицу, однако, был вынужденным. Антонин, который вложил свои силы и душу в строительство русской посольской церкви Св. Троицы в Афинах, ревностный исследователь древностей, тонкий дипломат и человек высокого духовного устройства, стал жертвой клеветы со стороны своих сослуживцев, распространивших о нем в демократической печати сведения самого низкопробного свойства. Была и другая причина перевода. Предшественник Антонина в Константинополе, архимандрит Петр Троицкий, был человеком строго канонических взглядов и сторонником греческого духовенства в назревавшем греко-болгарском церковном конфликте. Посольство же, напротив, придерживалось курса на поддержку славян, который стал официальной политикой русского правительства при Александре II. В 1850–60-х гг. От настоятеля посольской церкви, следовательно, требовались тактичность и гибкость, чтобы действовать в сложнейших обстоятельствах. Место ригориста о. Петра занял о. Антонин, на незаурядные дипломатические способности которого возлагались большие надежды.

Остановимся несколько подробнее на церковно-политической ситуации в Константинополе в 18501860-е гг. Середина XIX в. – эпоха преобразований в Османской империи, Танзимата. Широкомасштабные реформы в государственном и административном аппарате Османской империи были вызваны разными причинами. С турецкой стороны было стремление к выходу из внутреннего и внешнеполитического кризиса, в котором страна находилась в первой половине XIX в. Для европейских держав, в первую очередь Великобритании, явившейся инициатором реформ, целью преобразований было усиление их влияния на Ближнем Востоке и ослабление влияния русского. В результате победоносных войн с Турцией XVIII – первой половины XIX в. Россия не только значительно расширила свою территорию, но и получила возможность вмешиваться во внутренние дела Османской империи: согласно Кючук-Кайнарджийскому миру 1774 г., русское правительство официально получило право покровительства православному населению Турции. Таким образом, было максимально использовано важнейшее преимущество ближневосточной политики России перед западными державами – общность православной веры с христианским населением Османской империи. Ряд выгодных для России договоров касательно прохода торговых и военных судов через проливы Босфор и Дарданеллы поставил Россию в первенствующее положение в Восточном Средиземноморье. Европейские державы, имевшие свои военно-политические виды в отношении Турции, не желали мириться с таким преобладанием русского влияния. Подорвать авторитет России и ее силу на Ближнем Востоке можно было разными путями: во-первых, Россия оказалась связанной договорами о взаимопомощи «Европейского концерта» против революционных движений, в том числе национально-освободительных; во вторых, необходимо было ослабить влияние России, осуществляемое как через непосредственные контакты с султаном и Портой, так и через Церковь. Вестернизаторские преобразования в Османской империи предоставляли западным державам возможность, с одной стороны, ограничить единоличную власть султана и его ближайших советников, а с другой стороны, постепенно вовлечь Церковь в административную систему империи, поставить ее под контроль государства и тем самым упразднить поводы к иностранному вмешательству в ее дела.

Реформы начались с провозглашением Гюль-Ханейского хатт-и-шерифа 1839 г., содержащего основные принципы, которым обязывался следовать султан, сановники и высшее духовенство Османской империи. Объявлялась необходимость принятия законов, которые бы гарантировали безопасность жизни, чести и имущества населения; провозглашалось равенство перед законом всех подданных султана независимо от вероисповедания; светские законы признавались выше воли султана, следовательно, его власть в известной мере ограничивалась; взятки объявлялись преступлением, так как всем чиновникам назначалось жалование.² На первый взгляд могло показаться, что провозглашенные принципы, за исключением равенства христиан и мусульман перед законом, не содержали в себе глубоких изменений в общественной жизни. На деле же они подразумевали ломку всего сложившегося уклада Османского государства. Западные державы, вдохновившие издание документа, по-разному реагировали на его появление. Англия и Франция встретили его с удовлетворением. «Английское правительство, – писал А. Д. Новичев, – видело в реформах средство, которое укрепит Турцию и превратит ее в антирусский бастион на Ближнем Востоке. В Англии считали, что осуществление провозглашенного в хатте принципа равенства мусульман и немусульман приведет к тому, что исчезнет повод для вмешательства России во внутренние дела Турции под флагом защиты единоверцев и „братьев-славян“».³ Французская печать сравнивала указ с Декларацией прав человека. Австрийское правительство внешне приветствовало акт, но предостерегало Порту от приглашения европейских специалистов. Реакция России была однозначно отрицательной. А. П. Бутенев был застигнут врасплох. Если бы он знал о нем заранее, то мог бы убедить Порту не приглашать на его провозглашение европейских послов, и акт не имел бы международного значения.⁴

В целом реформы 1830–1850-х гг. были преждевременными и встретили ожесточенное сопротивление мусульманского населения. В результате противоречия внутренней и внешней политики Османской Империи после 1839 г. только усилились. Реформы проводились недостаточно энергично, что давало повод западным дипломатам оказывать давление на Порту. С одной стороны, многие турецкие сановники посчитали, что причиной европейского вмешательства являются реформы, и потому решили, что они вредны вообще. С другой стороны, инициатор реформ Мустафа Решид сам призывал державы оказывать влияние на султана и выступил с предложением созвать европейскую конференцию по вопросам проведения преобразований в Турции; он считал необходимым, чтобы в течение 8–10 лет западные дипломаты в Константинополе наблюдали за внутренними делами империи. Чтобы утвердить свое влияние, они должны были иметь каждый одно или два военных судна в Босфоре. В основе идей Мустафы Решида лежала уверенность, что сохранение суверенитета Турции выгодно европейским державам; целостность Османской империи лежала в основе его политики.⁵ Однако провозглашение новых принципов только стимулировало рост национально-освободительных движений.

Победа над Россией в Крымской войне и подписание Парижского договора 1856 г. на время устранили русское влияние и дали возможность европейским державам навязать Порте дальнейшее развитие реформ. 18 февраля 1856 г. был опубликован новый султанский акт – хатт-и-хумаюн, который повторил обещания хатт-и-шерифа 1839 г. и расширил права христиан. Согласно этому документу, всем подданным Османской империи были гарантированы следующие права: 1) право быть назначаемыми на государственную службу; 2) право быть принятыми в любые военные или гражданские училища; 3) представителям всех религиозных общин, назначаемым султаном сроком на 1 год, предоставлялось право участвовать в заседаниях высшего совета юстиции; 4) местным междлисам было разрешено подавать в Порту проекты реформ, которые, однако, затем должны были получить одобрение султана.⁶ Несмотря на свое крайнее несочувствие документу, Россия, в числе других государств, подписавших последовавший за тем Парижский трактат, была вынуждена выступить гарантом решений хатт-и-хумаюна. Принятие этого акта положило начало новой эпохе в истории христианского населения Османской империи. Теперь все требования греков и славян основывались на неопределенных положениях хатта. Поначалу христиане восприняли его как начало свободы в империи. Однако вскоре им пришлось разочароваться: благородные заявления правительства расходились с практикой и не могли быть в условиях того времени быстро реализованы.

Реформы в Османской империи не замедлили сказаться на положении Православной Церкви. От завоевания Константинополя в 1453 г. до середины XIX в. ее положение в империи оставалось в целом неизменным, равно как и внутреннее устройство Патриархата. Во главе церкви стоял Патриарх, который сосредотачивал в своих руках духовную и гражданскую власть над христианами.⁷ Власть Патриарх получал пожизненно, но мог лишиться ее вследствие добровольного отречения или по доказанному обвинению в политическом или церковном преступлении. Султанские бераты (документы, утверждавшие инвеституру Патриарха, в которых указывались его права) подчеркивают полную независимость Православной Церкви в ее внутренней жизни. Свобода сохранялась, по крайней мере официально, и в избрании нового Патриарха. В XV-XVIII в. Патриарх избирался всеми архиереями ближайших к Константинополю епархий, а также случайно оказавшимися в столице. В 1741 г. было введено изменение в избирательную систему: Ираклийский митрополит Герман выхлопотал у султана фирман, согласно которому впредь никто не мог назначаться Патриархом, если предварительно пять архиереев (Ираклии, Кизика, Никомидии, Никеи и Халкидона) не дадут доброго свидетельства о его жизни. Избрание Патриарха Самуила I Хандзериса (1763 г.) совершилось при участии не всех архиереев, а только 18. При этом Патриархе была проведена реформа администрации: шесть митрополитов (Эфеса, Ираклии, Кизика, Никомидии, Халкидона и Деркона) были объявлены постоянными членами Синода, геронтами, с правом участвовать вместе с Патриархом в решении всех церковных вопросов, и лишь изредка покидали Константинополь. Постепенно титул геронта распространился на первых 12 митрополитов по списку; они теперь составляли патриарший Синод. Совместно с геронтами финансовыми делами Патриархии заведовала комиссия из 12 светских членов, из числа фанариотов, которые образовывали «епитропию общины» и были обязаны наблюдать за благотворительными заведениями Константинополя. Каждый архиерей, назначаемый в епархию, был обязан платить «филотимон», определенный взнос в Патриархию: эта сумма могла выдаваться ему в долг под проценты. Новый порядок, введенный для улучшения системы управления Церковью, открыл дорогу многочисленным злоупотреблениям: неограниченная власть геронтов, тяжелый долг, которым был обременен каждый вновь вступающий в служение архиерей, привели к увеличению поборов с населения, с одной стороны, и к дальнейшему процветанию интриг и коррупции – с другой.

С началом Танзимата под давлением английского посла Стратфорда Редклиффа османское правительство потребовало от Патриархии реформы церковного управления. В результате, повинуясь султанскому распоряжению, в начале 1847 г. в Патриархате были выработаны 15 глав преобразований церковных дел, суть которых сводилась к привлечению мирян к церковному управлению. Теперь в состав Синода должны были входить три мирянина (великий логофет Николай Аристархис, самосский губернатор Стефан Вогоридис и Иоанн Психарис). В следующем, 1848 г., однако, эти нововведения были признаны неканоническими и упразднены.⁸

Новый этап реформ церковного строя наступил после обнародования хатт-и-хумаюна 1856 г. По словам российского посланника в Константинополе А. П. Бутенева, «сей лживый и не очень искусно составленный акт, придуманный и навязанный туркам западными державами более из ненависти к России и из опасения ее политического и церковного влияния на Востоке, чем по действительной заботливости о христианском населении в Оттоманском государстве – начало великих неурядиц в Константинопольском Патриархате».⁹ С принятием хатт-и-хумаюна начинался новый натиск правительства на Патриархат с требованием церковных реформ. В апреле 1857 г. Порта отправила в Патриархат предписание немедленно приступить к намеченной султанским указом церковной реформе. Правительство потребовало учреждения церковно-народного совета с участием представителя – турецкого чиновника. Предстоящая реформа имела целью ограничить власть Патриарха, постепенно ликвидировать положение христианской общины как государства в государстве и подготовить будущее уравнивание христиан и мусульман. Непосредственным следствием этого было падение престижа Патриарха как духовного главы православных христиан и противника католического и протестантского прозелитизма на Востоке. Контроль послушной западным державам Порты над Греческой Церковью был одним из необходимых условий для ликвидации русского влияния и преобразования страны на удобных для Европы началах.

Реакция греческого населения на готовившиеся реформы была различной. Богатые константинопольские греки с введением мирского начала в церковное управление надеялись получить большее влияние на дела своего народа и Церкви. Многие греческие иерархи были рады упразднить самовластие геронтов и прекратить их злоупотребления. Консервативно настроенные митрополиты и в первую очередь сами геронты, разумеется, были категорически против всяких нововведений. Патриархия протестовала против некоторых пунктов проекта преобразований: по поводу необходимости для архиереев присягать правительству при вступлении в должность и по ряду других моментов. В результате было избрано церковно-народное собрание, состоявшее из семи митрополитов, 21 мирянина и двух чиновников; носило оно, разумеется, совершенно светский характер. Первое заседание собрания состоялось 3 октября 1858 г. Собрание обсуждало разные вопросы: первым из них был порядок выбора Патриарха. Мирским членам собрания удалось провести решение, предусматривавшее контроль над выборами со стороны мирян, и лишь окончательное избрание предоставлялось Синоду. Особенно горячие дебаты возникли по поводу введения жалования духовенству. Осуществление этой меры не только ставило духовенство в зависимость от правительства, но имело целью постепенный секвестр церковных имуществ, что в конечном итоге привело бы к ослаблению Церкви. Кроме того, приводился довод, что в государстве с иноверным правительством не может быть введена мера, практикующаяся в России, где царь и правительство православные и поэтому являются естественными покровителями Церкви. Поскольку геронты активно препятствовали работе совета, 6 июля 1859 г. было принято решение об их удалении. К началу 1860 г. были в общих чертах разработаны новые положения управления Церковью, известные под названием «Общих уставов» (Γενικοὶ κανονισμοί).¹⁰ Из-за активного противодействия их введению со стороны нового Патриарха, Иоакима II, избрание членов Синода по новому уставу состоялось только в конце января 1862 г.

Согласно новому порядку, в случае вакантности патриаршего престола избирался местоблюститель, утверждаемый Портой. Затем все архиереи Патриархата должны были прислать в запечатанных конвертах имя того кандидата, который казался им наиболее достойным. Одновременно составлялось избирательное собрание: в него входили члены Синода и те архиереи, которые в данный момент находились в столице. Светскую часть составляли: три из высших чиновников Патриархии; члены смешанного совета; три из старейших чиновников, имеющих гражданскую степень, два имеющих степень военную и три из других гражданских чиновников; губернатор Самоса или его представитель; три представителя от Дунайских княжеств; четыре наиболее известных ученых; пять от торговых корпораций; один из банкиров; десять представителей цехов; двадцать восемь представителей от епархий. Таким образом, составлялся предварительный список из всех предложенных кандидатур, который представлялся Порте; последняя в течение 24 часов вычеркивала из него тех лиц, которых по политическим соображениям считала неподходящими для выбора на патриарший престол. После возвращения списка избирательное собрание посредством тайной подачи голосов указывало трех кандидатов, по большинству голосов, из числа не исключенных лиц. Из этих трех кандидатов духовные члены собрания также тайным голосованием с призыванием Св. Духа избирали одного из трех кандидатов. Если количество голосов оказывалось равным, то вопрос решал местоблюститель. Теперь патриарший Синод состоял из 12 архиереев, выбираемых сроком на два года, причем никто из архиереев, не являющихся членами Синода, не мог находиться в Константинополе без специального разрешения Патриарха; равным образом члены Синода не могли отлучаться из столицы. Заседания Синода должны были происходить два раза в неделю.

Церковно-народное собрание выработало также «Устав постоянного смешанного совета», особого административного учреждения, которого прежде в Константинопольской Церкви не существовало. Состоял смешанный совет из двенадцати членов – четырех архиереев и восьми мирян, под председательством одного из духовных членов. Выбирались члены совета сроком на два года, причем часть его должна была обновляться ежегодно. Членами совета могли быть только оттоманские подданные старше 30 лет, имеющие опыт в делах и пользующиеся уважением. Вознаграждения они не получали, а взяточничество строго преследовалось. В обязанности членов совета входило следить за исполнением завещаний и других актов, рассмотрение вопросов по наследству, наблюдение за школами, больницами и другими богоугодными заведениями и проч.

Патриарх, таким образом, лишился своей неограниченной de jure власти, которая оказалась раздробленной на две части: в церковных делах он был подчинен Синоду, в гражданских – смешанному совету. Вследствие подвижности состава Синода в нем не могло быть опытных членов. Иерархи, имевшие двухлетний опыт Синодальной деятельности, сменялись новыми, зачастую мало знакомыми с направлением центральной администрации и привносящими свои мнения и симпатии. Смена членов Синода предоставляла широкие возможности для интриг, а когда Патриарх оказывался в изоляции, он был вынужден «добровольно» отказываться от престола. Нестабильность патриаршего престола во второй половине XIX в. оставалась такой же, как и прежде. В 1860–1900 гг. престол последовательно занимали десять Патриархов. Самым значительным нововведением было образование смешанного совета, через который константинопольские миряне получили реальную возможность воздействовать на церковную политику. Полномочия совета были весьма обширными: он ведал даже тем, насколько хорошо Патриарх заботится о принадлежащих Церкви святынях и их имуществах. Узнав о проступках клириков, члены совета были обязаны доносить Патриарху и Синоду и предлагать меры воздействия на виновных. Допуск мирян в церковные дела прокладывал путь к политизации Церкви, которая попадала в зависимость от националистически настроенных греческих богачей Константинополя, тесно связанных с правительством Греческого королевства, в свою очередь, являвшегося проводником политики западных держав, в первую очередь Великобритании. Крайний греческий национализм был тем веянием, которое привнес в церковную жизнь второй половины XIX в. смешанный совет. Результатом стало обострение в церковной жизни национальных вопросов, в первую очередь вопроса болгарского.¹¹

Мнения российских политиков относительно преобразований разошлись. Если посланник А. П. Бутенев скептически относился к реформам, усматривая в них лишь орудие, направленное против России¹², то его преемник, А. Б. Лобанов-Ростовский, приветствовал их и видел в них средство для установления порядка в церковных делах. Со стороны Русской Церкви преобразования встретили сильную критику. В первую очередь, против них выступил влиятельнейший из русских иерархов середины XIX в. митрополит московский Филарет (Дроздов). Дух смешанного совета, «пренебрегающий церковными правилами и вековым обычаем, поставляющий себя выше Синода, не обещает спокойствия», – писал он.¹³ Митрополит Филарет указывал на неканоничность действий совета. Смешанный совет претендует на контроль за финансами Патриархата, что противоречит 38 и 42 Апостольским правилам.¹⁴ Сменяемость членов Синода через каждые два года, по мнению митрополита Филарета, приведет к отсутствию в нем опытных архиереев.¹⁵ Особенно резко высказывался он против назначения жалования духовенству: «Мысль о назначении жалования членам высшего духовенства возникла, прежде гатти-гумаюна, между греками-мирянами... Нельзя ли вразумить их, что сколько они ослабят высшее духовенство, столько ослабят свое национальное единство и силу?»¹⁶ Митрополит Санкт-Петербургский Григорий указывал на то, что назначение жалования духовенству выгодно Порте, так как отнимет у греков силы для восстания; в то же время это даст простор католической и протестантской пропаганде в Турции. «Пропаганда на Востоке крайне усиливается, кажется, несомненно, не столько в видах веры, сколько в видах искоренения восточного православного исповедания для ослабления России», – писал он.¹⁷ Вскоре после созыва в Константинополе церковно-национального собрания в российском МИДе были собраны имеющиеся на тот момент сведения касательно предстоящих преобразований. Русское правительство в тот момент не ожидало от реформ ничего благоприятного: «.с нашей стороны требуется особенная бдительность, чтобы Греческой Церкви не был нанесен тяжкий удар. Для сего необходимо, кажется, постоянно совещаться с лицами, понимающими положение Церкви, зорко следить за ходом и заранее внимательно обсуждать все последствия, могущие возникнуть из принимаемых ныне мер».¹⁸

В декабре 1858 г. в Константинополь прибыл новый посланник, А. Б. Лобанов-Ростовский (1859–1863). В конфликте между Патриархом Константием и геронтами он принял сторону Патриарха; к занятиям церковно-народного собрания посланник относился с большой симпатией. 4/16 июня 1859 г. собрание приняло решение об удалении геронтов из Константинополя.¹⁹ Удаленные из Константинополя шесть митрополитов-геронтов (Эфесский, Ираклийский, Кизический, Никомидийский, Никейский и Халкидонский) немедленно обратились к российскому Св. Синоду с просьбой о заступничестве (11 июня 1859 г.). Поначалу Св. Синод склонялся к тому, чтобы поддержать их. Это встревожило Лобанова, который выступил категорическим противником того, чтобы Русская Церковь вступала в переписку с геронтами и давала им официальный ответ.²⁰ Митрополит Филарет, как всегда осторожный, со своей стороны также не видел в неопределенных жалобах геронтов повода к вмешательству Русской Церкви. Санкции против геронтов, на его взгляд, были небезосновательны, но само их удаление нельзя было рассматривать как прямое нарушение церковных канонов. «Желательно, – писал он, – чтобы Вселенскому Патриарху и народному собранию. поданы были полезные мысли; но сие, по моему мнению, должно быть сделано неофициальным путем, и с особенной скромностью и осторожностью» (записка от 6–8 ноября 1859 г.).²¹ Один из самых веских аргументов против участия России в конфликте между геронтами и Патриархом заключался в опасности вмешательства в дело западных держав. «Если бы Святейший Синод позволил себе вмешательство в такое дело, турецкая дипломатия, вероятно, стала бы на сие жаловаться западным державам, как на политическое вмешательство России в дела Порты; и можно ли надеяться, что западные Державы потрудились бы изъяснить Порте сие дело с лучшей стороны, и не причинили бы труда министерству российскому», – говорилось в заключении Св. Синода.²²

В апреле 1860 г. церковно-народное собрание выработало новый устав Церкви. Однако с его утверждением возникли трудности, так как духовные члены собрания нашли многие его пункты, в первую очередь установление контроля мирян над делами Патриархата, противоречащими канонам. Тогда русское посольство стало ходатайствовать перед Портой о скорейшем принятии устава. Здесь мнение МИДа резко разошлось с точкой зрения митрополита Филарета, который, напротив, был категорически против утверждения устава в данном варианте. «Полагаю, – писал он, – что если бы все сие благовременно известно было Святейшему Синоду, то он употребил бы убедительное ходатайство, чтобы по сему предмету русскому в Константинополе посланнику дано было иное направление, именно, чтобы он способствовал обращению актов к пересмотру, предложенному семью архиереями».²³ Противником посольства, вслед за митрополитом Филаретом, выступил обер-прокурор св. Синода А. П. Толстой, который также исходил из строго-канонического взгляда на вещи.²⁴

Таким образом, русское правительство, хотя и весьма осторожно, заняло в конфликте сторону церковно-народного собрания и сторонников реформ. Одной из сильнейших побудительных к тому причин было национально-освободительное движение болгар, которое правительство Александра II энергично поддерживало. Действуя в рамках традиционной османской системы миллетов (независимых немусульманских церковных общин), болгары стремились добиться признания Портой и Патриархатом болгарского миллета, отдельного от греческого; независимая от Константинополя национальная Церковь должна была служить прообразом независимого болгарского государства. По сути, борьба была церковной только по форме; содержание же ее было политическим. Это обстоятельство было отмечено еще в 1857 г. А. П. Бутеневым, который писал, что «нынешние домогательства болгар в обширном смысле есть не что иное, как первый отважный шаг к гражданской самостоятельности».²⁵

В ноябре-декабре 1858 г. на церковно-национальном собрании в связи с обсуждением выборов Патриарха болгарскими депутатами был поднят вопрос о непосредственном участии представителей епархий в выборе архиереев.²⁶ Уже на этом этапе греческое посольство в Константинополе забило тревогу по поводу притязаний болгар, опасных для эллинизма в Македонии, где славянское население преобладало в сельской местности.

В мае-июне 1859 г. Константинополь посетил великий князь Константин Николаевич; 30 мая он побывал у Патриарха. Целью поездки было наведение мостов в отношениях с греками после Крымской войны. До прибытия в османскую столицу он посетил о. Самос, где встречался с Мильтиадом Аристархисом, братом великого логофета Николая Аристархиса (до Крымской войны Николай Аристархис был главным сторонником России в неофанариотских константинопольских кругах). Очевидно, Константин Николаевич рассчитывал собрать еще до посещения Константинополя сведения о положении дел и настроениях среди фанариотов. Как предполагает Д. Стаматопулос, неудачные попытки великого князя пробудить повстанические настроения среди греков и заручиться поддержкой со стороны королевской четы в Афинах послужили стимулом к окончательному повороту русской балканской политики в сторону панславизма.²⁷

Пик напряжения в греко-болгарском противостоянии пришелся на начало 1860 г. 15 января уполномоченный от тырновских граждан подал правительству прошение, в котором были изложены требования болгарского народа. Во втором пункте этого прошения выражалось требование учредить две автокефальные кафедры в Тырново и Охриде, что возбуждало вопрос о полном отделении от Константинополя.²⁸ Невыполнение требования болгар назначить архиерея-славянина на Охридскую кафедру привело к прекращению возношения имени Патриарха в болгарской церкви Св. Стефана в Константинополе на Пасху, 3 апреля 1860 г.²⁹ Протест константинопольских болгар был подхвачен в крупнейших болгарских центрах – Тырнове и Филиппополе. Пасхальная акция митрополита Илариона рассматривается некоторыми исследователями как схизма de facto.³⁰ Это событие, всколыхнувшее христианское население Османской империи, не могло оставить равнодушным ни Русскую Церковь, ни русское правительство. Движение болгар в целом встречало сочувствие со стороны посольства, но было весьма настороженно воспринято российским духовным ведомством. 30 апреля 1860 г. обер-прокурор А. П. Толстой составил записку о церковных делах в Константинополе и отношении к ним российской дипломатии. «Опасно нам под влиянием политической распри вносить самовластное вмешательство наше в дела старейшей православной иерархии, являться не защитниками ее, а только судьями и обличителями, и преследовать ее злоупотребления с такой строгостью, которая не всегда применима и в нашем собственном отечестве», – писал он. Открытая поддержка болгар, по мнению Толстого, привела бы Русскую Церковь к конфликту с греками и даже, быть может, к разрыву с Константинополем, что расценивалось им как величайшее несчастье.³¹ Толстой определенно придерживался грекофильского взгляда на распрю. Он считал, что Русская церковь должна не просто воздерживаться от всякого вмешательства в спор, но постоянно подчеркивать превосходство Константинопольской Патриархии и чтить ее первенство.³² Грекофильская линия в русской церковной политике второй половины XIX в., которую представлял обер-прокурор, разделялась его современником А. С. Норовым, а двумя десятилетиями позднее государственным контролером Т. И. Филипповым. Однако эти рыцари первенства Константинополя в православном мире были в России одиноки; по крайней мере до войны 1877–1878 гг. славянофильская позиция в русской политике на Балканах была преобладающей. Мнение митрополита Филарета лишь отчасти склонялось к точке зрения обер-прокурора. «При воззрении на дело с церковной стороны, нельзя сказать, чтобы болгары имели право искать церковной независимости, и особенно автокефалии патриаршеской. Численность болгар не огромна: в местах жительства, особенно в городах, они смешаны с греками; найдет ли свои пределы отдельная их Церковь?» – писал он. По его мнению, разделение церкви на две неполезно в политическом отношении, так как это ослабляет силу христиан перед лицом магометан.³³

Крайняя точка зрения А. П. Толстого в Константинополе поддерживалась настоятелем посольской церкви архимандритом Петром Троицким.³⁴ Перед отъездом о. Петра в Константинополь в 1858 г. император указывал ему на необходимость сдерживать греков в их неприязни к болгарам. «Мне нужно единство Церкви», – эти слова Александр повторил трижды.³⁵ По прибытии в Константинополь о. Петр нашел, что греки в большинстве епархий выполнили требования болгар, а протесты против поборов греческого духовенства коренятся не в собираемых суммах, а в том, что их собирают греки. Свои взгляды архимандрит Петр подробно изложил в письме к обер-прокурору Св. Синода А. П. Толстому от 8 ноября 1858 г.³⁶ Поскольку позиция настоятеля резко расходилась с точкой зрения посольства, его перевод в другое место стал необходимостью. Афины, в которых не нужно было иметь дело с национальными конфликтами православных народов, для грекофила архимандрита Петра оказались очень подходящим местом. Уже по приезде туда он написал другую записку, в которой подчеркивал, что в случае «отделения Церкви Болгарской от Греческой будут обоюдные потери. Теряет Церковь Греческая свое величие, силу, массу, – не хочу упоминать о суетных выгодах. Но и имеющая отделиться Церковь Болгарская ничего от того не приобретает, теряя вместе с тем и все то, что теряет Церковь Греческая: теряет величие, поскольку новая не имеет опыта и единомыслия, теряет массу, поскольку остается со своей, крайне невежественной».³⁷ В заключение архимандрит Петр сравнивает будущее положение отделившейся Болгарской Церкви с положением раскольников в России, – сравнение, которое и впоследствии приводилось некоторыми исследователями греко-болгарского вопроса. Позиция константинопольского посольства подвергалась с его стороны резкой критике: «Страшной, уродливой ненавистью к иерархам греческим заражено наше молодое посольство», – писал он митрополиту Филарету Дроздову.³⁸ Митрополит Филарет не находил в мнениях о. Петра особого пристрастия к грекам. Предубеждение же его против посольства, с которым он сам нередко вступал в полемику, считал недостойным уважения и опасным.³⁹

Несогласие во взгляде на болгарский вопрос между МИДом и Св. Синодом ставило русское посольство в очень сложное положение. Митрополит Филарет считал любое вмешательство России в распрю мерой безнадежной и потому бесполезной и рекомендовал полное самоустранение России из происходящих событий. Не сочувствуя резким шагам болгар, и в частности пасхальной демонстрации, посольство в целом поддерживало требования болгар и считало их справедливыми. Духовное ведомство между тем подвергало депеши посланника резкой критике, что сковывало его инициативы. «Поставленные между здравым, вполне православным политическим воззрением министерства и строгой безысходностью нашего духовного начальства, мы теряем всякую свободу суждения и действия. Две почты сряду привозят нам положительные протесты духовного начальства против образа действий миссии в здешних церковных делах. И этот голос подается тогда, когда дело зашло уже так далеко, что миссии трудно, не уронив своего достоинства и нравственного влияния, дать ему другое направление: подается притом не в виде положительного наставления, как должно действовать, а в виде сетования Церкви о ничем не вознаграждаемых ошибках», – жаловался советник константинопольского посольства Е. П. Новиков.⁴⁰ Российская дипломатия, продолжал в том же письме Новиков, должна выполнять на Востоке функции одновременно религиозные и политические. Если западные державы имеют себе помощников в лице независимо действующих католических и протестантских агентов, то «в пределах православных и старших по чину Патриархатов, нет места самостоятельной деятельности духовной русской пропаганды, судьбы Православия, начала родного нам и по духу, и по национальному чувству, предоставлены исключительно произволу греческого духовенства, которое ласкает Россию не потому, что любило ее, а потому, что боится ее, и которое, под именем веры, желало бы подчинить нас своему Византийско-Еллинскому воззрению. С таким странным союзником, с которым судьба велит нам идти рука об руку, для поддержания духовного единства нашего с Востоком, – суждено нам возделывать здесь православную ниву и вместе с тем проводить наше политическое влияние».⁴¹ Поступок Илариона Макариупольского, по мнению Новикова, сам по себе с канонической точки зрения заслуживает осуждения. Однако ход событий остановить невозможно, и примирительная роль России закончилась. «Целая бездна лежит уже между болгарским народом и греческим духовенством, факт прискорбный, но неоспоримый», – заключает Новиков. Дипломатическое ведомство, как мы видим, также не видело перспективы в миротворческих акциях со стороны России, однако, в отличие от Синода, не находило полное бездействие и устранение правильным. Напротив, после пасхальной акции 1860 г. Лобанов-Ростовский сделал все возможное, чтобы перевести центр тяжести церковного вопроса в Порту, на которую он мог иметь непосредственное влияние: в частности, уже в конце апреля российская дипломатия выступила с требованием проведения широкомасштабных реформ в европейских провинциях.⁴² Свои доводы против пассивной выжидательной линии, на которой настаивал обер-прокурор А. П. Толстой, посланник высказал в депеше к директору азиатского департамента Е. П. Ковалевском у от 10 мая 1860 г.⁴³ Точка зрения посольства и МИДа была поддержана Александром II, мнение которого оказалось в этом вопросе решающим: посольство продолжило линию поддержки болгар, а архимандрит Петр Троицкий, как было сказано выше, был удален из Константинополя.

Антонин Капустин, таким образом, прибыл в Константинополь в чрезвычайно сложный момент развития церковно-политической ситуации. С одной стороны, налицо был конфликт между митрополитами-геронтами, сочувствующим им высшим духовенством и мирянами-членами смешанного совета; с другой стороны, Порта и народное собрание требовали скорейшего принятия нового устава. К этому прибавлялось несогласие в мнениях русского МИДа и посольства с точкой зрения Св. Синода. Как было сказано выше, на дипломатические способности Антонина возлагались большие надежды. «Прямое, формальное сношение [Русской церкви с Константинопольской. – Л. Г.] не принесет той пользы, которую принесло частное и косвенное, – писал по поводу константинопольских церковных дел митрополит Филарет. – Не думаю, чтобы можно было действовать иначе, как до сих пор действовано. В такое действование, может быть, не без пользы был бы введен архимандрит Антонин, если бы он был перемещен в Константинополь (записка от 17 декабря 1859 г.)».⁴⁴ Был ли готов архимандрит Антонин к подобной ситуации? Конечно, уже из Афин он многое знал и о реформах в Патриархате, и о греко-болгарском вопросе. Однако на первых порах ему было непросто разобраться во всех тонкостях константинопольской жизни и правильно действовать в каждом случае. Горячий поклонник греко-византийской культуры и греческих церковных обычаев, Антонин, однако, не был склонен сочувствовать греческому национализму, тем более что этот национализм был зачастую направлен и против России. Впрочем, движение болгар также не вызывало у него особых симпатий.

Между тем конфликт по поводу принятия церковного устава привел к патриаршему кризису и отставке Патриарха в июле 1860 г. Русское посольство не только внимательно следило за ходом событий, но и старалось на него воздействовать: так, дипломатия настаивала на том, чтобы Порта отказалась от своего намерения вычеркивать политически неблагонадежных кандидатов из предвыборного списка.⁴⁵ В октябре 1860 г. на патриарший престол был выбран Иоаким II (1860–1863). Неофанариотские круги, определявшие закулисный ход патриарших выборов, к этому времени претерпели определенные изменения. Великий логофет Николай Аристархис, который до Крымской войны возглавлял прорусскую партию, был отстранен от дел; С. Вогоридис и И. Психарис, стоявшие во главе проанглийской и профранцузской партий, скончались, первый в 1859 и второй в 1861 г. Фактически положение в Константинополе в 1860 г. определялось двумя банкирами – Христаки Зографосом и Георгием Зарифисом, которые в союзе с консервативным крылом Н. Аристархиса и И. Психариса, при поддержке Аали-паши и Фуад-паши (руководителей Танзимата) возвели на престол Иоакима II.⁴⁶ Вопреки всеобщим ожиданиям, Иоаким не стал действовать в пользу восстановления режима геронтов, но, напротив, активно поддерживал проведение реформ в Патриархате.

Архимандрит Антонин в это время только начал входить в константинопольские дела. О патриарших выборах в своем дневнике он замечает кратко: «Фанарь весь в эти дни находится ουνω–κάτω по случаю патриарших выборов. Кандидаты на высокую кафедру суть: Анфим, бывший Патриарх Вселенский, Каллиник П[атриарх] Александрийский и Иоаким митрополит Кизический» (запись от 4 октября). Так же лаконично сообщает он на следующий день о выборе Иоакима II.⁴⁷ 12 октября Антонин отправился с визитом к новому Патриарху. «Был с визитом у нового Патриарха, всесвятейшего Иоакима, – пишет он в дневнике. – Нашел его человеком весьма ласковым и умным, по крайней мере – отлично смышленым. Более часу я разговаривал с ним, преимущественно занимаясь вопросом болгарским. Ни малейшей уступки соплеменникам нашим нельзя ожидать от упорного старца. Я уже предлагал ему в образец устройства систему церковного управления на 7-ми островах». Патриарх пытался уверить Антонина, что болгарский вопрос есть интрига немногих лиц. «Пусть только церковь поступит по всей строгости с Иларионом, от него все отступятся и дело кончится», – уверял Иоаким. После того Антонин посетил митрополита Илариона, который также не был согласен ни на какие уступки.⁴⁸ Русской Церкви не оставалось ничего другого, кроме нейтралитета. После праздника Рождества 1860 г. Антонин получил просфору от попечителей болгарской церкви с приглашением служить литургию на престольный праздник Св. Стефана. «Попробуй-ка, сходи. Еще не то заговорят гръци», – с грустной иронией комментирует он это в дневнике (запись от 26 декабря 1860 г.).⁴⁹

Новый Патриарх Иоаким II занял позицию крайней неуступчивости в болгарском деле. При поддержке Зографоса и Зарифиса Иоаким предпринял все усилия к нейтрализации влияния бывшего Патриарха Григория VI, стремившегося достичь компромисса в болгарском вопросе и имевшего репутацию русофила. В этой обстановке часть болгарских церковно-политических деятелей (Д. Цанков, игумен Габровского монастыря Иосиф Сокольский, архимандрит Макарий) решили прибегнуть к унии с Католической Церковью. Первые официальные переговоры по этому вопросу были проведены в декабре 1860 г., а уже в апреле 1861 г. Иосиф Сокольский был рукоположен в Риме в качестве болгаро-католического епископа. Иларион Макариупольский отказался присоединиться к унии; напротив, он обращался к своей пастве с призывами не поддаваться соблазну. Уния с папским престолом, предпринятая частью болгарских церковных политиков, была политическим маневром, который имел довольно широкий резонанс и повлек за собой присоединение к Риму целого ряда населенных пунктов в разных частях Болгарии, Македонии и Фракии. Прочного успеха это движение, впрочем, не смогло добиться.

Меньший резонанс имели попытки воспользоваться болгарскими событиями, предпринятые в начале 1861 г. протестантскими миссионерами в Константинополе. По инициативе доктора И. Ригса был подготовлен меморандум к отделению Евангельского союза в османской столице. Под ним подписались несколько десятков выдающихся болгарских деятелей, в том числе митрополиты Иларион и Авксентий. Надежды болгар на поддержку со стороны протестантских государств, в первую очередь Великобритании, не оправдались.⁵⁰ На нежелание Евангельского союза открыто вмешиваться в греко-болгарскую распрю указывали российские дипломаты⁵¹; в том же ключе комментировал эту переписку и Антонин (Капустин) (донесение от 7 февраля).

Намерение Патриарха предать митрополита Илариона отлучению вызвало сильную тревогу в Петербурге. В самом начале 1861 г. Иоакима II посетил посланник Лобанов-Ростовский. Из его краткого донесения от 5 января понятно, что Патриарх настаивал на том, чтобы сохранить любой ценой полноту своей власти; он никак не мог согласиться с тем, чтобы болгарский митрополит встал во главе других болгарских архиереев. Единственное, что Иоаким мог допустить, – это выборность архиереев и частичную финансовую самостоятельность болгарских епархий.⁵² Визит Антонина к Патриарху 20 января 1861 г. показал, что ссылка Илариона неизбежна. «Направил стопы свои к Вселенскому Патриарху, с которым и имел продолжительную беседу о делах болгаро-греческих. Хитрый и у прямый до самого краю старик! Не подается нисколько. Илариону не миновать ссылки», – комментирует он в дневнике.⁵³ В Петербурге разрабатывался план составления особого письма к Патриарху от Св. Синода с предупреждением против решительных шагов. В этой острой ситуации обер-прокурор выступление против греков считал особо опасным.⁵⁴

Точка зрения митрополита Филарета была близка к позиции А. П. Толстого. Углубление греко-болгарских противоречий к началу 1861 г. и особенно действия болгар в пользу унии привели московского митрополита к убеждению, что Русская Церковь не должна выступать более официальным посредником в деле примирения. «Мысль о том, чтобы архимандрита Антонина употребить скромным посредником, была представлена прежде с большею надеждою, нежели ныне. И теперь можно поручить архимандриту Антонину изъяснить разделенным сторонам крайнее сожаление российской иерархии о происшедшем разделении (...) и искреннее желание, чтобы единение и мир церковный восстановлены были посредством взаимных уступок. Но он должен быть только конфиденциальным, а не официальным действователем, по той предосторожности, чтобы невнимание к официальному доверенному лицу Российской Церкви не уменьшило мира, который она старается умножить».⁵⁵ Тем более с крайним неодобрением отнесся Филарет к идее командирования в Константинополь особого миротворческого посольства от Русской Церкви во главе с епископом. Помимо щекотливого положения такого епископа в каноническом отношении, подобная акция несомненно была бы истолкована в политическом смысле.⁵⁶

24 февраля 1861 г. в Патриархии был официально оглашен патриарший акт об отлучении болгарских митрополитов Илариона, Авксентия и Паисия. На том же соборе Патриархия выступила с проектом урегулирования болгарского вопроса (так называемые «15 пунктов»), который предусматривал учитывать при назначении архиереев национальный состав паствы и не препятствовать использованию славянского языка при богослужении. Болгарский митрополит Паисий ответил на собор ответным отлучением Патриарха Иоакима.⁵⁷ «В Фанаре был сегодня случай, редкий в церковных летописях, – писал по поводу собора архимандрит Антонин. – В Патриархии собрались 6 Патриархов и 25 митрополитов для суда над отщепенцами Иларионом, Авксентием и Паисием Филиппопольским. Илариона три раза звали на собор, но он не пошел. Вслед за тем было произнесено соборное низложение его, отлучение от Церкви и приговор к заточению. Той же участи подпали и два другие архиерея. Замечательно, что Паисий – грек. Теперь-то начнутся истории! Болгаре несомненно вступятся за своего „священноначальника“ и поднимут шум на весь Константинополь. Итак, все наше усилие примирить враждующих оказалось = 0!»⁵⁸ Несомненно критически относящийся к поведению Патриарха, Антонин был при этом далек от сочувствия болгарам. «Нет, видно в наше, всему посмеивающееся, время церковные наказания всего лучше держать под спудом», – писал он после известия о служении Илариона вопреки запрещению 26 февраля 1861 г.⁵⁹ 27 февраля им были написаны очередные «реляции графу» (т. е. обер-прокурору А. П. Толстому) о болгарских делах.⁶⁰

Первые самостоятельные шаги Антонина в Константинополе подверглись критике со стороны духовного ведомства. Обер-прокурор А. П. Толстой, а вслед за ним и митрополит Филарет были возмущены смелостью первого разговора Антонина с Иоакимом II и той свободой суждений, которые он себе позволял в болгарском вопросе. В частности, митрополит Филарет считал недопустимым, чтобы Антонин давал Патриарху советы касательно церковного устройства болгар и ставил ему в пример устройство Церкви Семи островов.⁶¹ Особенно резким было мнение московского митрополита по поводу донесения Антонина от 6 марта 1861 г.⁶² Совершенно справедливое возмущение вызвало у Филарета наивное предложение Антонина обсудить с Патриархом проблему симонии в Восточной Церкви. Не вызвали у митрополита сочувствия и историко-канонические рассуждения Антонина о правилах Сардикийского собора, согласно которым Римскому епископу принадлежало право верховного суда над всей Церковью. Письмо Антонина от 6 марта, критический отзыв на него Филарета и ответное послание Антонина представляют собой целое полемическое исследование по каноническому праву. «Нимало не думаю, чтобы архимандрит Антонин был наклонен к неправославию. Но так могло случиться с человеком, который получил образование не под твердым руководством, а более собственными усилиями и не очень осторожно доверяет мудрованию собственному», – такую суровую и даже в некотором смысле опасную оценку Антонину дает митрополит Филарет.

Разумеется, подобный «разнос» одного из самых содержательных донесений Антонина константинопольского периода вызвал у него обиду и тревогу. «Из Синода присланы горькие замечания мне по поводу письма моего к прокурору от 6-го марта. Отделал же мою худость неутомимый владыка Московский! – писал Антонин по этому поводу в своем дневнике 9 мая 1861 г. – Вечером уже писал ответ Св. Синоду на делаемые мне упреки в невежестве, в неуважении к духовной власти, в суемудрии, и, наконец, даже в неправославии».⁶³ К 16 мая пространные ответные письма были окончены и отосланы.

Немного позднее, в июле 1861 г., во время своего посещения Константинополя, этой перепиской заинтересовался Н. П. Игнатьев (тогда директор Азиатского департамента), который попросил о. Антонина скопировать одно из писем для себя. 18 июля Антонин вместе с Игнатьевым посетил Патриарха, где «пустились в океан дипломации самой тонкой, самой гибкой, самой сладкой».⁶⁴ Это была первая встреча Антонина со знаменитым дипломатом, с которым впоследствии у него установились самые близкие дружеские отношения. По впечатлениям и материалам этой поездки Игнатьев составил записку по церковному вопросу, в которой предлагал следующую программу решения спора; создание болгарских епархий на территориях с болгарским населением; избрание в них болгарских епископов; введение богослужения на языке преобладающей национальности; Патриарх имеет двух наместников, один из которых должен быть славянином; патриарший Синод и смешанный совет делятся на два отдела, один из которых состоит из славянских архиереев. Понимая трудность непосредственного проведения такого плана, Игнатьев предлагал начать пропаганду его в болгарских провинциях с тем, чтобы впоследствии при содействии России он был принят и Патриархией.⁶⁵

С середины 1861 г. церковное движение болгар перешло в новую стадию. Он и стали искать возможность добиться цели путем непосредственных переговоров с Портой. В Константинополе было учреждено официальное болгарское Народное представительство, которое отвергло условия, предложенные церковным собором и выдвинуло свои собственные (так называемые «8 пунктов»), среди которых наиболее радикальные касались участия болгар в выборах Патриарха (количество голосов соотносилось с численностью паствы), половина членов Синода должна была быть представлена болгарами, в смешанных епархиях национальная принадлежность архиерея определялась этническим составом основной части населения. Российское посольство поддержало требования болгар, Патриархия же категорически отвергла их.⁶⁶

5 сентября 1861 г. Антонин отмечает в Дневнике: «Писал письмо к московскому великому старцу. Читал заметки оного по болгарским делам, из коих вывел заключение, что майское письмо мое к нему не доставлено. Как это объяснить?»⁶⁷ 18 сентября он получил новые замечания митрополита Филарета. Назревавший конфликт с митрополитом Филаретом вызвал у Антонина опасения, что его отправят в Россию. «Старец, я думаю, постарается упечь меня куда-нибудь посевернее Царьграда», – сетовал он.⁶⁸ Однако быстро развивающиеся события в Константинополе требовали участия архимандрита Антонина.

Российской дипломатии удалось нанести болгарской унии удар весьма оригинальным способом. 6 июня 1861 г архиепископ Иосиф Сокольский был приглашен на посольскую дачу в Буюк-Дере на Босфоре, и в ходе разговоров он взошел на русский корабль, который доставил его в Одессу. Из Одессы Иосиф был препровожден в Киев, где с тех пор проживал в Киево-Печерской лавре. Похищение Иосифа было представлено в официальной версии как желание найти убежище в России и вернуться в православие. Для ускорения этого были приняты все меры. Более того, Киевский митрополит Арсений сослужил с ним литургию, что расценивалось как шаг необдуманный и поспешный. Признание Иосифа в России с канонической очки зрения было невозможно без принятия его в церковной общине Константинопольским Патриархом. Задача переговоров с Патриархом по этому вопросу была возложена на Антонина. При первом разговоре Иоаким II ответил категорическим отказом. Однако надежда на благоприятное решение вопроса оставалась. «Надобно, чтобы святейший Патриарх отступил от своего строгого суждения о Иосифе, которое выразил архимандриту Антонину, и чтобы согласился оставить Иосифа без преследования, – писал митрополит Филарет. – Нельзя ли поручить архимандриту Антонину смиренно довести до сведения Вселенского Патриарха, что российское духовенство находит полезным для Православной Церкви, чтобы Иосифу было оказано снисхождение».⁶⁹ Это поручение, переданное Антонину через посланника, было выполнено им 30 мая 1862 г. В результате беседы с Патриархом выяснилось, что Иоаким II не только не был намерен идти навстречу пожеланиям российского Св. Синода – признать Иосифа Сокольского в сущем сане, но и высказывал мнение, что католики вообще не являются христианами, так как не практикуют правильного таинства Крещения (донесение от 1 апреля 1862 г.). Ввиду неуступчивости Патриарха, по совету митрополита Филарета, и Русская Церковь воздержалась от официального признания архиерейского сана Иосифа Сокольского. Несмотря на не однократные просьбы о возвращении на родину, из Киевской лавры он отпущен так и не был и скончался там 30 сентября 1879 г.

Между тем с июля 1862 г. в Константинополе начала заседания смешанная греко-болгарская комиссия, которая была призвана выработать программу примирения. Болгары настаивали на включении в патриарший Синод половины архиереев-болгар. Патриархия соглашалась допустить не более четырех. Не добившись единогласия, обе стороны в сентябре отправили в Порту свои предложения. Султанское правительство, по обыкновению, отложило решение на будущее время. В октябре сосланные митрополиты были перемещены ближе к Константинополю, что оценивалось как заигрывание Порты с болгарскими лидерами. В феврале 1863 г. Аалипаша внес предложение, чтобы в Синоде заседали митрополиты в зависимости от численности христианского населения епархий, что давало явное преимущество болгарам. 2 июня 1863 г. Порта заявила о роспуске комиссии ввиду безрезультатности ее действий. Воспользовавшись неудачей в работе комиссии, противники Иоакима II 20 июня 1863 г. подали Порте на него жалобу. Главными обвинениями, кроме неспособности решить болгарский вопрос, была невозможность справиться с долгами Патриархии и с проблемой имуществ в Молдавии и Валахии.

Вопрос о монастырских имуществах составлял, наряду с болгарским вопросом, вторую неразрешимую задачу для Константинопольского Патриархата. Обширные земельные владения (метохи) восточных монастырей (Афонских, Синайского, Патмосского) и церквей (Александрийской, Иерусалимской), которые были в XVII-XVIII вв. «преклонены» (дарованы) молдовлахийскими господарями, составляли до ¼  территории княжеств. Со времени начала борьбы Молдавии и Валахии за национальную независимость неоднократно вставал вопрос о статусе этих земель. Вопрос не был решен ни Парижским трактатом, ни парижской конференцией августа 1858 г. Последующие годы прошли в более-менее безрезультатных переговорах между Портой, представителями держав и румынским правительством во главе с А. Кузой. В ноябре 1862 г. Куза секвестировал доходы монастырей в пользу казны, а 24 декабря 1863 г. правительство Соединенных Княжеств приняло решение о конфискации монастырских имуществ. Естественно, такие действия вызвали энергичный протест со стороны владельцев. Для решения вопроса в 1864 г. в Константинополе была образована комиссия из представителей держав-поручительниц Парижского трактата. На стороне восточных владельцев выступила фактически одна только Россия, которая по-прежнему исходила из принципа поддержки православия на Востоке. Франция открыто встала на защиту князя Кузы, что объясняется ориентацией правительства Соединенных княжеств на Францию.⁷⁰ Англия и Австрия старались наладить контакт с восточными владельцами, но главной их целью было нейтрализовать русское влияние на ход дела. Работу комиссии затрудняло то обстоятельство, что представители восточных владельцев не представляли документов на собственность и часто в виде протеста вообще не являлись на заседания; не могли они и преодолеть разногласия между собой (прежде всего это касалось выплаты взноса в константинопольскую патриаршую казну со стороны монастырей, подчиненных вселенскому престолу и имевших метохи в княжествах). В качестве компромиссного варианта еще в 1859­1860 гг. предлагалась выплата денежной компенсации владельцам; однако и эта мера не была выполнена, так как ни один банк не мог поручиться за уплату бухарестским правительством столь большой суммы (приблизительно 150 миллионов пиастров). Разумеется, Куза сам не располагал такой большой суммой и предполагал взять ее взаймы у тех же константинопольских банкиров Г. Зографоса и Х. Зарифиса. Этим негласным соглашением между Кузой, Патриархом Иоакимом II и неофанариотами объясняют кунктаторскую политику Патриархата и, позднее, падение Кузы.⁷¹

Шаткое положение Кузы в его борьбе с Церковью и внутренней оппозицией побуждало его искать поддержки у держав и Порты. Этим объясняется его визит в Константинополь в июне 1864 г., где он находился под защитой французского посольства. В результате переговоров британским послом Х. Бульвером был составлен акт, согласованный с его австрийским коллегой А. фон Прокешем; назывался этот документ «Дополнительный акт к конвенции 1859 г.» и был оглашен послами на конференции 16/28 июня 1864 г. Главным содержанием его было невмешательство внешней силы в дела княжества; Кузе предоставлялись условия и время для реформирования правительства. Российское посольство было полностью отстранено от участия в разработке этого проекта. Куза даже не посетил Е. П. Новикова, и переговоры велись втайне от российских дипломатов. Российскому посольству приходилось получать неполные сведения о ходе дел от британского посла. Принятие данного документа и одобрение держав послужили платформой для дальнейших реформ: в августе 1864 г. было принято аграрное законодательство, в декабре – новый свод законов. В декабре 1864 г. была провозглашена полная независимость Румынской Православной Церкви, не признававшаяся Константинополем до 1886 г.⁷² На фоне практически полного разрыва отношений с духовными властями Константинополя несколько театральным выглядит посещение А. Кузой Патриархата и проведения там в мае 1864 г. церемонии руковозложения его Патриархом Софронием (подробно описана в донесении архимандрита Антонина от 9 июня 1864 г.). По всей видимости, в Патриархате надеялись таким образом сдвинуть с мертвой точки вопрос об имуществах.

Неудивительно, что отношения Кузы как с восточными владельцами имений, так и с поддерживавшей их Россией могли после этого только ухудшиться. Особенно оскорбительным для Константинополя было демонстративное изгнание из Румынии в 1865 г. архимандрита Клеовула, который был специально командирован к князю Кузе для переговоров по церковным делам.⁷³ Не добившись практических результатов, международная комиссия прекратила свою работу, а восточные монастыри и церкви остались без значительной части своих доходов. Дело монастырских имуществ было первым «пробным камнем» для прибывшего в Константинополь в 1864 г. посла Н. П. Игнатьева. Не будучи в состоянии повлиять кардинальным образом на его решение, российское посольство смогло только предотвратить соглашение между державами без участия России, что Игнатьев рассматривал как немалый успех.⁷⁴

Весной и летом 1863 г. Антонин совершил поездку на родину – единственную за свою 35-летнюю службу на православном Востоке. Поэтому обстоятельства патриаршего кризиса в Константинополе и избрания нового Патриарха Софрония III он узнал уже по возвращении из России. Из депеши Е. П. Новикова от 27 августа/8 сентября 1863 г. выясняются обстоятельства предвыборной борьбы. Наибольшей поддержкой со стороны высшего духовенства пользовался бывший Патриарх Анфим, кандидатура которого вызывала у русской дипломатии сомнения. Во время своего первого патриаршества во время Крымской войны он уступил давлению английского посла Стратфорда Редклифа и издал окружное послание, в котором объявлял русский народ отступившим от веры предков.⁷⁵ Симпатии посольства были на стороне местоблюстителя, митрополита Рашко-Призренского Мелетия. Выборы состоялись 20 сентября/2 октября 1863 г. Патриархом был избран Амасийский митрополит Софроний. Несмотря на то что новый Патриарх считался креатурой министра иностранных дел и слыл человеком слабым, российское посольство было склонно воспринимать его избрание положительно. «Избрание митрополита Амасийского признается весьма превосходным разрешением опасностей, сопряженных с избранием Патриарха. Этим выбором обязаны счастливому соединению влияния духовных и светских лиц, принадлежавших к консервативной партии, почти тех же самых, которые действовали в пользу нынешнего местоблюстителя; благодаря этому соединению был опровергнут заговор Зарифи, который вел ни к чему другому, как к порабощению Церкви опасной hegemonie финансовой олигархии», – комментировал в своем донесении Е. П. Новиков.⁷⁶ Из этого донесения становится ясно, что российское посольство было хорошо осведомлено о тех рычагах, которые служили к возведению и низложению Патриархов. Х. Зарифис в самом деле приобрел к началу 1860-х гг. огромное влияние на дела Церкви не в последнюю очередь из-за поддержки курса реформ, который проводился с османской стороны Аали-пашей.⁷⁷ От Порты новый Патриарх получил указание как можно скорее покончить с церковной распрей; в этом же ключе состоялся и его разговор с управляющим российским посольством Е. П. Новиковым.⁷⁸ Не находя способов уладить конфликт, в феврале 1864 г. Патриарх созвал новый собор, в котором участвовали бывшие Константинопольские, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский Патриархи, члены Синода, богословы и депутаты от греческих общин. С болгарской стороны участвовали три архиерея и светский представитель, Г. Крыстевич. Болгары вновь настаивали на принятии «8 пунктов» и снова их программа была отвергнута как антиканоническая.⁷⁹

В августе 1864 г. в Константинополь прибыл новый посланник, Н. П. Игнатьев, бывший начальник Азиатского департамента МИДа, хорошо знакомый с болгарским вопросом.⁸⁰ Главной задачей Игнатьева было вывести болгарский вопрос из того состояния стагнации, в котором он находился. Для Игнатьева было ясно, что мирным путем распря преодолена быть уже не может, но на первых порах он не исключал возможности добиться урегулирования путем выполнения основных требований болгар под дипломатическим нажимом России. При всем личном сочувствии делу болгар, новый посланник не мог не считаться с интересами Патриархии и был вынужден проводить политику компромисса. К идее образования автономной Болгарской Церкви, чт о соответствовало требованиям крайнего крыла болгар, Игнатьев придет значительно позднее, когда все средства для достижения компромисса будут уже исчерпаны. Первым делом он постарался войти в доверие глав обеих противоборствующих партий. Чтобы повысить свой авторитет в среде болгар, он добился у Порты возвращения в сентябре 1864 г. в Константинополь Илариона Макариупольского и Авксентия Велесского. После переговоров с болгарскими и греческими лидерами Игнатьеву удалось получить согласие умеренных представителей той и другой партии принятия своей программы; что касается великого визиря Али-паши, то он категорически возражал против деления епархий на болгарские и смешанные. Не поддержали Игнатьева и крайние представители греческой и болгарской сторон.

Рассчитывая на поддержку Патриарха Софрония, МИД принял сторону восточных владельцев в споре по монастырским имуществам в Молдавии и Валахии. Однако ощутимых результатов, особенно в среде константинопольских греков, миротворческая политика Игнатьева не принесла. Дело монастырских имуществ было очевидно проиграно, что лишало Патриархию важной статьи ее доходов и делало ее еще более непримиримой в болгарском вопросе. В декабре 1866 г. Игнатьеву удалось добиться смещения неуступчивого Патриарха Софрония. Н. П. Игнатьев высоко ценил дипломатические способности архимандрита

Антонина и нашел в его лице деятельного помощника. Подбирая себе молодых и энергичных сотрудников в константинопольское посольство, Игнатьев с подачи Антонина проявлял не меньшую озабоченность относительно состава клира посольской церкви. Во время дискуссий по поводу дел Русской Духовной Миссии в Иерусалиме Игнатьев, не желая расставаться с Антонином, разрабатывал проект, согласно которому миссия и константинопольская посольская церковь будут управляться одним лицом. Этот план, быть может, и пришелся бы Антонину по вкусу, однако оказался совершенно невыполним. Антонин же, в свою очередь, ратовал за учреждение в Константинополе апокрисиариатства – духовного представительства Русской Церкви в Османской империи, независимого от МИДа. Весьма вероятно, что в качестве главы такого учреждения он видел именно себя.

Понимая малую результативность непосредственных официальных встреч по поводу спорных вопросов, Антонин устанавливал прямые контакты с влиятельными представителями неофанариотских фамилий, от которых, по сути, зависела политика Константинопольского Патриархата. От них же он получал дополнительную информацию о ходе дел в Патриархии. Особенно активными были его переговоры со Стефаном Карафеодори, членом смешанного совета, одним из главных руководителей светской партии. «Виделся с г. Карафеодори и взял на себя отправку его панфекты ко владыкам столиц русских», – писал он 15 ноября 1861 г.⁸¹ Антонин высоко оценивал достоинства С. Карафеодори и считал, что привлечение его на сторону России могло бы способствовать установлению более близких отношений с неофанариотскими кругами. В самом деле, семья Карафеодори была более других расположена в пользу сближения с Россией; позднее сын Стефана, Александр, вместе с сыном Николая Аристархиса, Ставраки, действовали в качестве посредников между посольством, Патриархией и неофанариотами; благодаря их сотрудничеству с Н. П. Игнатьевым состоялось избрание угодного России Патриаха Григория VI в 1867 г.⁸² Антонин неоднократно настаивал на награждении Карафеодори русским орденом, однако его предложение не было принято: ведь Карафеодори выступал самым непримиримым противником болгарских требований.

Непосредственные служебные обязанности Антонина в Константинополе, связанные с богослужением, обустройством посольских церквей в Пере и Буюк-Дере и встречами по церковно-политическим вопросам, оставляли много свободного времени для занятий научными исследованиями, написания статей и очерков, археологических экскурсий по городу и его окрестностям. Эти занятия нашли подробное отражение в дневнике Антонина, дополняя тот материал, который предоставляют нам его официальные донесения. Впрочем, и сами депеши о. Антонина касались не только текущих политических дел. Так, 13–14 января 1861 г. он составил для Св. Синода проект преобразования русских духовных академий.⁸³ После одобрения со стороны Лобанова-Ростовского проект под названием «Несколько мыслей» был отправлен обер-прокурору А. П. Толстому. Антонин рекомендовал в качестве ректоров духовных академий архимандрита Порфирия (Успенского), архимандрита Иоанна (Соколова), А. В. Горского и А. Н. Муравьева. С первых дней своего пребывания в Константинополе Антонин проявил большую заботу о приведении в порядок помещения посольской церкви. В церкви были заменены окна, покровы; кроме того, Антонин оставил для нее часть старинных икон, присылавшихся из России для балканских церквей. К концу 1861 г. у него созрел план постройки отдельного здания русской церкви в Пере (с фасадом на Топханскую улицу); он начертил ее план и с согласия посланника писал митрополиту Петербургскому с просьбой о содействии.⁸⁴ Однако повторить то, что ему удалось в Афинах, в Константинополе суждено не было. Проект был отвергнут МИДом. «От князя получил известие, что мечты наши о постройке здесь отдельной церкви признаны министерством за то, что суть на самом деле», – пишет он 19 января 1862 г.⁸⁵ Предметом особой заботы Антонина во всех местах его служения было хорошее церковное пение, что он считал важным для поддержания авторитета России среди единоверцев и существенным элементом миссионерства. Состав певчих в Константинополе не мог оставить его равнодушным, что нашло выражение в письме к Игнатьеву от 12 сентября 1864 г. В последующие годы, уже будучи в Иерусалиме, Антонин продолжит обсуждение этого вопроса и адресует послу целый ряд своих соображений.

В настоящем издании впервые публикуются 24 дипломатические донесения архимандрита Антонина из Константинополя за 1861–1864 гг., хранятся в архиве Св. Синода (РГИА). Основная часть их – автографы, некоторые – копии. Почти все донесения представлены полными вариантами текстов. Вместе с ними издаются мнения митрополита Филарета на эти донесения и некоторые другие эпистолярные материалы, также имеющие к ним отношение. Донесения располагаются нами в хронологическом порядке за исключением тех случаев, когда они формируют комплексы по содержанию.

16 января 1861 года

Тревожный вопрос болгарский подает некоторую надежду на мирное разрешение. Патриарх Вселенский высказал мысль о возможности независимой болгарской метрополии Тръновской с подведомыми ей епископиями, но учреждение такой же митрополии Охридской для болгар по сю сторону Балканских гор, считают невозможным.⁸⁶ Болгары подали от себя просьбу Порте о даровании им:

1. независимого архиепископа,

2. права избирать архиереев народом и

3. права независимого духовного управления в областях своих.

В двух присоединенных к тому пунктах они обещают денежное пособие Патриархии и принятие на себя части ее долга. Порта находит затруднительным церковное отделение болгар от Патриархии. На этом стоит пока дело.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 163. Выписка.

29 января 1861 года

20 числа текущего месяца я был у Его Святейшества Вселенского Патриарха Иоакима. Желая избыть тягостной необходимости участвовать в прискорбных распрях двух, одна другую обвиняющих сторон, равно нам близких и равно ищущих нашего сочувствия, я уклонялся от общения как с греками, так и с болгарами, не имея никаких относительно сношений с ними наставлений Святейшего Синода, и даже взгляда его не зная на предмет, волнующий здешнюю Церковь. Однако ж, получив стороною намек, что уклончивость моя может быть объясняема греческим духовенством или нерасположением, или страхом, или даже невежеством с моей стороны, я воспользовался предлогом визита своего к секретарю Синода (о. Александру Ласкари), посетившему меня незадолго перед тем, отправился сказанного числа в Патриархию и зашел к Патриарху. Он сидел за бумагами и писал, при нем был один из митрополитов, членов Синода. Извинившись, что беспокою Его Святейшество не вовремя (было часа два пополудни), я объяснил ему случайность своего посещения, и свел все дело на одно желание получить его благословение. На что он с легким упреком заметил, как я мог подумать, что мое посещение может беспокоить его. Я поблагодарил его за ласковое слово и изъявил мое желание осведомиться, в каком положении находится дело об одобрении Великой Церковью греческой службы Святым Отцам Афонским. Патриарх сказал мне, что книжка передана на обсуждение одного греческого иерарха (преосвященного митрополита К. Типальдо⁸⁷, если не ошибаюсь), что в самой службе нет ничего, затрудняющего одобрение ее, но что в Синаксаре ее есть несколько выражений, довольно резких, против предержащей власти, которые в России не имеют, конечно, никакого значения, но здесь могут навлечь на Церковь неприятность. В заключение же Его святейшество просил извинения перед Святейшим Синодом за медлительность его в отношении к означенному делу, прибавивши, что у него как-то скопилось теперь много хлопот.

Я ловил случая привязать к беседе «Болгарский вопрос» и потому не мог упустить столь благоприятной минуты заговорить о нем. Я заметил, что у Его Святейшества есть дела несравненно большей важности. «Да! Вы их знаете», сказал он со вздохом. Я присовокупил, что Святейший Правительствующий Синод Всероссийский без сомнения весьма озабочен исходом болгарского дела, и что я нахожусь в печальной невозможности сообщить ему что-нибудь утешительное. Патриарх сказал мне: «Святейший Синод Российский сам есть иерархическая власть, и он может понимать, что за положение Патриарха, у которого епископы выходят из послушания». «Прискорбные недоразумения», – начал было я. «Обвинения несправедливые! – перебил Патриарх. – Требования беззаконные! Нас выдают за грабителей, справедливо ли это, Вы сейчас увидите. В Терновской епархии, например, есть около 60000 христианских (душ или семейств, не припомню). Годовой доход пиастров положим 160 тысяч, наконец, пусть будет 200 тысяч.⁸⁸ Разложите эту сумму на население. Вы увидите, что придется по три пиастра на (душу или дом, не помню, вероятнее последнее). Назовете ли Вы это обременительным? А между тем сколько порицаний на нас за это!» Я поспешил заметить Его Святейшеству, что, по-видимому, не этот пункт есть существенный в жалобах болгар на В[еликую] Церковь. «Знаю, – отвечал живо Патриарх. – Мы преследуем якобы их! Какая бесстыдная клевета! Я 12 лет был иеродиаконом при болгарской церкви в Софии. Я был архиереем в Иоаннине. Видел, могу сказать, все те места, откуда идут на нас жалобы, и могу уверить Вас положительно, что все эти упреки нам в стеснении языка болгарского чистая выдумка. Пусть укажут мне хоть одну церковь, из которой изгнано было славянское богослужение и введено вместо его греческое! Пусть скажут, какое болгарское училище мы закрыли! Не старались ли, напротив, ввести преподавание славянского языка в училищах греческих? Доказательство Вам – Халкинское училище. Там и теперь все обязательно учатся славянскому языку⁸⁹. В училище этом есть и греки, и болгаре. Мы никакого предпочтения не делаем одним перед другими. Но говорят, что архиереев в Болгарию мы посылаем все греков. Неправда. Когда мы находим между болгарами людей способных и достойных, мы их рукополагаем так же, как и греков, без малейшего различия. Но дайте нам таких». При этом слушавший разговор наш митрополит сказал: «Были из них рукоположены двое, но что будете делать: оказались пьяницами». «Оставьте это, – строго перебил его Патриарх. – Это частности. Одни могли не удаться, другие удадутся. Нет, возлюбленный мой архимандрит, это все предлоги, – продолжал он, обращаясь ко мне снова и, видимо, скорбя. – Тут замешалось христоненавистное честолюбие одного человека. Ему хочется быть Патриархом – вот и все!»

Я знал жестокое озлобление Великой Церкви против Преосвященного Илариона⁹⁰ и попытался представить его в лучшем свете, сказав, что его, вероятно, заставляет действовать против В[еликой] Церкви народ. «Уловки», – перебил живо Патриарх. Я указал на доброе сердце его, на его глубокое уважение к лицу Патриарха, намекнул, что, если бы болгаре получили от Е[го] С[вятейшест]ва чего желают, Преосвященный Иларион первый того же дня прибег бы к Его Святейшеству лобызать его святую десницу. «Еще бы не пришел! Конечно! – проговорил, улыбаясь, Патриарх. Я продолжал, что он, Патриарх, не имеет в виду быть, – удовольствовался бы титлом архиепископа, даже Епископа... «Даже архимандрита, – живо подсказал моим тоном Патриарх и засмеялся, – лишь бы быть независимым! Но в этом-то и затруднение! Если бы дело шло об этой табакерке, я бы дал ему ее сию минуту. Но независимости я не могу, я не имею права дать ему. На это надобно иметь согласие всей Церкви, – моего Синода, других Патриархов, да даже – самой вашей Церкви. Согласится ли вся Православная Церковь на противоканонический акт отделения Болгарской Церкви? Да и что такое Церковь Болгарская? Где, и как, и что она? Говорят, Терново, но Терново. Вам известно, что?» Мне действительно известно было, что «Терновская» сторона болгарского вопроса слабее «Охридской» и что об этой, а не о той надобно рассуждать с Патриархом, когда дело вызывается им на суд канонический, и потому я поспешил отвесть его от Тернова к Охриде, сказав ему, что болгаре уверяют, что они ничего другого не ищут, кроме канонического восстановления Охридской (и всея Болгарии) архиепископии, противоканонически упраздненной в 1767 г. «Далась им эта Юстинианова Юстиниана! – заметил Патриарх. – Но ведь архиепископии Юстиниановой Церковь не признавала и не утверждала никогда. Вы не найдете ни одного соборного, ни даже патриаршеского акта, которым бы признавалась ее независимость». «Однако же самый акт присоединения ее в 1767 г., – заметил я, – есть уже вместе с тем и акт признания бывшей ее независимости до присоединения». «Но, – возразил Патриарх, – присоединение это было по желанию самой же Болгарии. Вам известны тогдашние обстоятельства».

По-видимому, Его Святейшество предвидел готовое сорваться с языка моего замечание о том, что как в одно время было у Болгарии желание присоединиться, так в другое может придти желание отделиться. Оба желания равносильны. Он быстро перевел предмет беседы с исторической почвы на географическую и сказал мне: «Хотите видеть, как неосновательно притязание болгар на восстановление Охридской болгарской архиепископии? Там болгар почти нет. Епархии тех мест заселены более всего албанцами, после них – валахами, потом уже болгарами и греками. Не думаете вы, что албанец согласится иметь своим епископом болгарина, и валах предпочитает болгарский язык греческому, – и тот, и другой ему чуждые? Нет, вопрос сложнее, чем он представляется болгарам. А в епархиях, где греческое и болгарское населения смешаны наполовину, что Вы будете делать? Поставить там двух православных епископов? А валахи потребуют третьего! А албанцы четвертого! Видите, куда мы заходим. Недавно были здесь два представителя мельхитов⁹¹, искавших присоединения к Православной Церкви. Их первое дело был требовать себе независимого Патриарха. Я им сказал: если вы искренно желаете Православия, то мы вас с любовью принимаем. А Патриарх у вас уже есть (т. е. Антиохийский, Бл[аженнейший] Иерофей)⁹². Потому что, согласитесь сами, св[ятый] архимандрит, что же это будет? В одной и той же Сирии два Патриарха православных, да еще несколько неправославных!

И на каком же основании дать болгарам независимость? Составляют ли они политически что-нибудь отдельное? Мой берат не делает никакого различия между христианскими православными подданными султана, не знает никаких народов. Для правительства турецкого существует один только народ, народ православных!» Я заметил Его Святейшеству, что слово народ, как видно, может быть принимаемо в разных значениях. Порта, очевидно, разумеет под ним другое, нежели что разумеется вообще. Употребляя слово народ в официальном смысле Порты, Греческая Церковь разумеет под ним народ греческий, свое племя. «Это несправедливо, – ответил мне Патриарх. Мы включаем в понятие народа равномерно греков, болгар, валахов, сербов, хорватов, арванитов, даже арабов, даже армян, потому что есть армяне православные». Приседящий нам митрополит прибавил, что я действительно ошибаюсь в истолковании слова народ (#θνος). Я ответил, что не обо мне идет дело, а о болгарах, которые полагают, что В[еликая] Церковь под #θνος разумеет одно только греческое племя. «Так все равно, они ошибаются», – заметили оба святители. «Они бы не имели, может быть, повода ошибаться, – отвечал я, – если бы не читали ежедневно в греческих газетах, и преимущественно афинских, истолкования этого слова в смысле народности племенной греческой. Патриарх выразил свое неудовольствие на афинскую печать и просил верить, что смысл спорного слова есть именно тот, который придается ему правительством и В[еликою] Церковью.

Я было встал, чтоб проститься с Его Святейшеством, и сделал ему намек на неизбежность уступок, перечислил ему те пять пунктов, в которых болгаре высказали свои желания и просил его благословения. Он просил посидеть меня еще. Перечисляемые пункты он слушал с напряженным вниманием, относившимся, думаю, не с только к словам моим, сколько к выражению лица моего и к тону речи. Пункты ему давно были известны. Полагая, вероятно, уже решенными (в смысле отрицательном) первые три пункта, он удовольствовался сделать замечание относительно двух последних и сказал с легкою иронией: «Благодарим братьев болгар за заботу о нас. Церковь пережила много бедственных времен. Христолюбцы ее не оставляли. Они и болгар, может быть, иногда поддерживали своими средствами». Я дерзнул заметить Его Святейшеству, что болгаре, к сожалению, не видят в том жертвы со стороны В[еликой] Церкви, уверяя, что она их же пособием пособляла им, если пособляла. «Отчего же их? – заметил спокойно Патриарх. – Кто трудится, тот получает свое, и как своим жертвует». Не припомню, как шла далее беседа, и каким образом стало уместным Патриарху спросить меня, какой бы независимости я хотел болгарам? На это я ответил, что моему мнению тут нет места, что оно ни к чему не послужит, что, наконец, я даже не вправе высказывать его, но что, конечно, некоторые уступки... «Ах, Боже мой, – живо перервал Патриарх. – Да я готов уступить все, что возможно, невозможного делать не могу». – «Но не найдется ли среднего какого-нибудь пути к выходу из затруднений, – сказал я, частию как бы рассуждая сам с собой, частию как бы вопрошая обоих иерархов. «Что бы это за путь был?» – сказал Патриарх с видимым недоверием ко всему, что придумать можно. Я сказал, что, живя долго в Элладе, неоднократно имел случай слышать и хвалить систему церковного управления, существующую на седми Ионических островах.⁹³ Не можно ли было, прибавил я, применить ее и к болгарам? «Так, – сказал Патриарх, размышляя, – но спрошу я Вас, зачем?» – «На это зачем дать ответ довольно трудно, – отвечал я. – Если В[аше] С[вятейшество] находите, что настоящее положение дел угрожает спокойствию Церкви, то излишне искать отвечать: зачем? Если же не находите таковым, то я не знаю, что сказать». Патриарх тоном совершенной уверенности⁹⁴ сказал мне, что движение болгарское есть частное дело нескольких интриганов константинопольских, что народ болгарский ему не сочувствует, что он имеет успокоительные известия из епархий, что даже сами константинопольские возмутители разочарованы в Пр[еосвященном] Иларионе и оставят его, лишь только В[еликая] Церковь подвергнет его церковному наказанию. Последнюю меру я позволил себе назвать опасною и вместо нее предложил изыскать способ приблизить к Патриарху Пр[еосвященного]

Илариона, если действительно в нем надобно искать причины и средоточия болгарского движения. «Да нет способа сблизиться, – отвечал Патриарх. – Нейдет к нам. Приведите его, я рад сделать пять-шесть уступок для умирения Церкви».

На этом кончилась беседа наша. Оба иерарха благодарили меня за посещение и просили усердно видеться чаще.

Того же дня я отдал визит митрополиту Серрскому (Никодиму). Это человек нового образования. С ним мы долго обследовали причины неприятного положения Великой Церкви. Разбирали в подробности значение эллинических идей и стремлений в православии, равно как и панславистических. Отрицали оба⁹⁵ участие России в болгарском движении – с тем, однако же, различием, что я приписывал оное накипевшему в течение веков (от многих причин) неудовольствию болгар на греков и обратно, а он действию католической и частию протестантской пропаганды. Удивлялись, отчего Церковь Православная находится в таком разобщении частей своих одних с другими, отчего на Востоке не изучается русский язык, отчего у православных народов охладела любовь к матери своей Греческой Церкви, горестными судьбами (если уже не чем другим) достойной сочувствия не только своих, но и чужих и пр. Я уже замечал и прежде, что это человек с большой будущностью. Родственник Патриарха, он теперь имеет двойной вес. Может быть, надобно пожалеть, что он так рано украсился титлом митрополита. Беспристрастный взгляд на дела своей Церкви отселе для него труден. Только во имя науки можно еще вызывать на некоторые уступки вопиющей правде.

Стали известны те «уступки», о которых мне говорил Патриарх. К сожалению, они и имени этого не заслуживают. Они состоят в следующем:

1. в отправлении повсюду в болгарских церквах богослужения на славянском языке;

2. в преподавании в училищах (каких? может быть, греческих) болгарского языка;

3. в назначении на епископские кафедры лиц, знающих по-болгарски.

Между болгарами-униатами и неуниатами начались прискорбные печатные перебранки – к общему удовольствию, полагаю, и Порты, и В[еликой] Церкви. Униатская сторона обличает Пр[еосвященного] Илариона в соучастии с нею и осмеивает его именем «болгарского Папы» и пр.

Между благонамеренными греками (даже духовными) распространяется убеждение, что болгаре так или иначе достигнут своей иерархической независимости и что Великой Церкви ничего не останется сделать, как признать их независимость – рано или поздно.

Из разговора с учителем здешнего болгарского училища и издателем журнала «Български книжици»⁹⁶, питомцем одной из академий наших, я убедился, что возвращение болгар под зависимость Греческой Церкви невозможно, что они даже и на то не согласятся, чтобы их «архиепископ» был признаваем (не обязательно), а тем менее – рукополагаем Вселенским Патриархом. «Но думали ли Вы о всех последствиях вашего дела? – заметил я собеседнику. – Что будете делать, если В[еликая] Церковь признает вас отлученными от Церкви?» – «Она этого не сделает». – «А если сделает?» – «Обойдемся на несколько лет без нее». – «А Русская Церковь как будет смотреть на вас?» – «Как и Греческая, если хочет, но обязана ли Русская Церковь подтверждать то, что делает Греческая Церковь?» При таком духе болгар естественно терять и последнюю надежду на сближение их с Вел[икою] Церковью.

Странный факт: филиппопольский митрополит, родом грек⁹⁷, отказался признавать себя в зависимости от Патриарха, по крайней мере оказал явное непослушание пред ним. Болгары распространяют слух, что он даже «отлучил Патриарха от Церкви», и считают его на своей стороне. До сих пор дело представляется не ясным.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 166–178. Копия.

7 февраля 1861 г.

Сиятельнейший граф!

В течение минувших десяти дней предметом новых толков по болгарскому делу было сообщенное английской константинопольской газетой Levant Herald⁹⁸ от 25 января / 6 февраля известие о том, что в течение последней (перед означенным числом) недели в «Константинопольский комитет Лондонского Евангелического Союза»⁹⁹ был подан адрес, подписанный двумя болгарскими архиереями, издателем одной болгарской газеты и большим количеством наиважнейших лиц болгарской общины Константинополя. В нем выражено было желание болгар освободиться от настоящего иерархического рабства и составить из себя отдельное церковное общество на первобытных евангельских началах – un systeme de l’ eglise, как выразилась газета.

Газета замечала при этом, что известием этим подтверждались давно доходившие до нее известия о том, что болгаре вообще весьма далеки от наклонности к Р[имской] Католической Церкви и что, напротив, уже весьма созрели для протестантства.

Смутившее нас известие перепечатано было и в Courrier d’ Orient¹⁰⁰ от 1 февраля. Католический орган этот, не опровергая известия, ограничился тем, что позволил себе усомниться в зрелости болгар для протестантства, и сказал остроту насчет евангелических миссионеров.

Но следующий № «Курьера» от 4 февраля уже с торжеством обличал «Герольда» в палинодии, ибо тот поместил в себе письмо одного из членов Евангелического Союза, в котором сей уверял, что «подписавшие адрес лица хотя и желают, конечно, прогресса народу болгарскому, однако же, в документе, о котором речь, они не высказали ничего, относящегося к вероучению, не обнаружили никаких видов с характером религиозным, – а что защищают только (и защищают удачно) права, которые имеет их Церковь быть совершенно свободною от обладания греческого, – не давая никакого залога своего присоединения к системе Евангелической».

«Константинопольский комитет Евангелического Союза, – продолжает письмо, – в минувший вторник (23 января » 4 февраля) изъявил болгарам свои теплые сочувствия их усилиям достичь своего церковного освобождения и свою готовность помогать им в этом всеми силами. Но члены Комитета не имеют вовсе в виду сделать из этого обстоятельства повод к прозелитизму, они желают реформы и спасения народа болгарского; но, объявляя себя охотно помощниками ему в этом деле, думают, что великие и благие последствия еще лучше могут быть достигнуты усилиями просвещенных людей между самими же болгарами».

То есть, другими словами, почтенные «евангелисты» заметили, что движение болгарское клонится единственно к тому, чтобы во что бы то ни стало достать церковную независимость и «Союз» употребить орудием к тому, будучи же хитрее и холоднее католической пропаганды, постарались отклонить от себя вежливо не касающееся их дело. Уверение же в «пособии Союза» есть, конечно, дипломатическая оговорка, бес[полез]ная для обеих сторон. Не так поступил достойный уважения, а еще более сожаления, Папа. Он из скудной сокровищницы своей уделил своим болгарам 1000 скуд и прислал свое апостольское благословение – с неопределенными обещаниями, не скрывая своего усердного желания, чтобы «к седалищу Петра присоединились и другие члены благородной нации болгарской, а особенно те, кои почтены высокими достоинствами церковными». Этот зазыв преосвященному Илариону совпал с его адресом к «Евангелическому Союзу»!

Адрес, конечно, составлен и подписан Преосвященными Иларионом и Аксентием¹⁰¹, или лучше под их именем издателем «Болгарских книжиц» Бурмовым (который, бывши у меня не так давно, не намекнул мне о нем ни одним словом). Он есть вторая попытка болгар привлечь на свою сторону сильных мира. Подобно тому, как партия униатов привлекла к болгарам благосклонность Франции, так другая партия, отселе имеющая называться «Протестантской», ищет покровительства им от Англии. Первая хотя до сих пор и не достигла важных последствий, но успела приобресть, по ее мнению, важную выгоду – иметь свою церковную печать, и вместе с тем законную (в глазах Порты) общинную независимость. Вторая партия, может быть, на первый раз желала бы добиться того же – чрез посредство «Союза», или, точнее, Англии. Церковная печать в Турции значит много. Ею печатаются паспорты христианских подданных султана. Важного опасения от сего нового движения болгар для их православия не предвидится. Враги Пр[еосвященного] Илариона считают его склонным не только к протестантству, но и к деизму, уверяя, что он был учеником славившегося лет за 10 перед сим в Греции еретика Каири¹⁰² и вынес из школы его убеждения, чуждые православию. Меня уверял в этом положительным образом бывший при нем иеродиаконом (ныне епископ) Паисий. Но мне, к сожалению, уже хорошо известно, какой цены достойны бывают иногда уверения диаконов о своих священниках. О. архимандрит Анфим¹⁰³, бывший воспитанник Московской духовной академии, а ныне учитель в Халкинской школе, просил меня быть уверенным совершенно как в добросовестности, так и в православии Преосв[ященного] Илариона; о Преосвященном же Паисии дал сведения несколько иные.

Униатская Церковь, по словам ее органов, делает успехи. Молчание о сих успехах газеты Courrier d’ Orient есть явное возражение на их действительность. Повод к подобной похвальбе дает то обстоятельство, что означенная Церковь своим правом выдавать паспорты привлекает к себе приходящих из области болгар и всякого, получившего паспорт, считает уже своим, тогда как сей последний одно и единственное впечатление уносил с собою, возвращаясь на родину, – что он заплатил на этот раз в пять или шесть раз менее, чем прежде платил в Патриархию, за свой паспорт. О вере никто и не помышляет при этом. Униаты равномерно ходят в церковь Св. Стефана, как и в свою. Вообще же об униатской Церкви народ болгарский имеет понятие как о новой, т. е. другой болгарской Церкви в Константинополе – ничего более.¹⁰⁴

Великая Церковь понимает разлад болгарского дела и не спешит никаким решением со своей стороны. Убедившись, что не найдет решительного содействия себе в турецком правительстве (которому не менее страшна «великая идея» греческая, чем и мнимая «интрига болгарская»), она, по-видимому, совершенно отказалась от стеснительных мер на болгар. Впрочем, о намерениях ее пока ничего нельзя сказать положительного. Слышно, что для чего-то вызывает сюда родосского митрополита, болгарина родом. Полагать можно, что она имеет в виду поставить его во главе болгарской реакции, не только в возможности, но и в действительности которой она убеждена.

В «Цареградском вестнике» – органе умеренной партии, начинает, наконец, проводиться давно желанная мысль о необходимости сделать болгарам первый шаг к сближению с Патриархиею.

Я осведомился, что Его Святейшество Патриарх Иоаким давно уже ожидает ответа Святейшего Синода на его известительное письмо.

Честь имею препроводить при сем письмо Пия IX¹⁰⁵ к болгарским униатам, напечатанное в Courrier d’Orient.

Моля Господа о здравии и благопоспешестве Вашем, Сиятельнейший Граф, с глубочайшим уважением и преданностию честь имею быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою

архимандрит Антонин.

Константинополь.

7 февраля 1861.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Часть III. Л. 186–190. Копия.

6 марта 1861 г.

Сиятельнейший граф.

Минувшие две недели богаты событиями по поводу болгарского вопроса. В то время как он вступал, по-видимому, на верный, если и не прямой путь к своему решению, вдруг делу дан был толчок, который неизвестно куда, как и насколько повлечет его. Со дня на день ожидаемы были представители народные из областей болгарских в Константинополь, долженствовавшие или одобрить, или обсудить иерархическое отделение общины болгар Константинопольских от своего Патриарха. Тем временем община эта, за исключением, разумеется, униатов, слыша расточаемые себе со стороны Великой Церкви угрозы, убедилась в необходимости действовать открыто и настоятельно. Перепытав вотще различные побочные средства найти себе прямую и бескорыстную поддержку у католиков и протестантов и не надеясь ничего от собственного великодушия Великой Церкви, болгаре диссиденты убедились, что решение их дела зависит главным образом от В[ысокой] Порты и что к ней потому они должны обратиться. Неизвестно, на каком основании они постоянно льстили себя надеждою, что правительство турецкое поддержит их в их видах отделения от В[еликой] Церкви. Опираясь на эту надежду, в полной уверенности, они еще раз обошли свою прямую власть и подали В[ысокой] Порте прошение, в коем изложены были все их желания. Порта потребовала отзыва от Вселенского Патриарха о болгарском деле. Отзыв этот немедленно был сочинен, и, конечно, он был в тоне обвинения болгар и отрицания законности их требований. В нем прописаны были, между прочим, и те уступки, которые готова сделать В[еликая] Церковь в пользу болгар, самою важною из коих было согласие Патриарха на то, чтобы в Константинопольском Синоде постоянно заседали, с ежегодною сменою, и два из болгарских архиереев, которые если не все будут болгаре, все должны непременно знать поболгарски. Порта признала отзыв патриарший справедливым и уступки достаточными.

Присих сношениях В[еликой] Церкви с Портою, первая, вероятно, получила обнадежение от последней в материальной поддержке ее против непослушных епископов, вследствие чего она немедленно приступила к суду над ними. 24 числа¹⁰⁶ истекшего месяца собраны были в Патриархии Вселенского престола 33 архиерея (6 Патриархов, 21 митрополит и 6 епископов)¹⁰⁷. в числе их двое из болгар, именно митрополиты Ниссавский и Врачанский. Заседание открыто было речью Вселенского Патриарха, изложившего в подробности ход так называемого «Болгарского вопроса». За Его Святейшеством с большим жаром говорил против болгарского движения бывший Патриарх Константинопольский Григорий, требовавший настоятельно наказания преосвященных Илариона Макариупольского и Авксентия бывшего Диррахийского, как зачинщиков преступного перед Великой Церковью поведения константинопольской общины болгарской. Собор совершенно был согласен с мнением обоих говоривших Патриархов, но прежде произнесения приговора положено было позвать обоих виновных епископов на собор для оправдания. Эти отказались явиться под предлогом, что причина движения болгарского не в них, в целом народе болгарском, с которым должна иметь дело греческая иерархия (по уверению же «Византиса»¹⁰⁸, потому, что они не признают над собою власти Великой Церкви). Сделанное в первый раз через священника и архимандрита, приглашение повторено было через архимандрита и протосингела патриаршего, наконец, еще раз через двух архиереев, но безуспешно. Тогда собор единогласно произнес извержение из священного сана καθαίρεσις епископов Илариона и Авксентия, присоединивши к ним и митрополита Филиппопольского Паисия, подобного им ослушника патриаршей воли, хотя и грека. Акт сей в отрывках помещен в «Византисе» 1 марта. В выражениях довольно тяжких говорится в нем об извергаемых болгарских архиереях как людях порочной жизни, лицемерах злых, нарушателях данных перед Богом при рукоположении обетов, злоупотребителях архиерейского достоинства и архиерейской благодати, ругателях божественных предметов и пр. Самый же приговор составлен в следующих выражениях: «они остаются изверженными от всякого архиерейского действия и чина, испавшими из списка архиереев, чуждыми освященного лика, изринутыми из священных мест, мирянами, мужиками. Никто да не дерзает делать с ними общения, или служить вместе, или лобызать их несвященные руки, или принимать и чтить их как архиереев и даже просить как освященных лиц, ни защищать их каким бы то ни было образом напоминать им, как изверженным и вовсе не священным – отвержения и непростимого запрещения и неразрешимого отлучения от Бога Господа Вседержителя». Соборное извержение это тогда же сообщено было изверженным епископам через двух иеродиаконов. В субботу оно огласилось уже повсюду с обвещением, что назавтра в воскресенье соборный акт будет прочтен во всех церквах Константинополя с амвона. Молва прибавляла к тому, что вместе с тем будут объявлены и сделанные Патриархом в пользу болгар уступки.

Субботний «Византис» с нескрываемым торжеством изложил вкратце события минувшего дня, уверяя, что Е[го] С[вятейшество] Патриарх по снисходительности долго не хотел прибегать к строгим мерам относительно зачинщиков болгарского движения, но что, наконец, решился, согласно с желанием Высокой Порты, сделать шаг, который прежде Патриарх долженствовал сделать в самом начале движения. Газета прибавляет вслед за тем, что оба низложенные архиерея, убоявшись Синодального решения, тотчас после своего отказа явиться в Синод отправились (по др. известиям, были позваны к министру ин[остранных] дел Аали-паше¹⁰⁹, прося его употребить средства, чтобы им не подпасть церковному наказанию. Причем министр будто бы уговаривал их слушаться приказаний Вел[икой] Церкви и сходить к Патриарху, а тем вместе послал в Патриархию своего чиновника, прося Его Святейшество не употреблять строгих мер с виновными архиереями, но уже было поздно, заключает газета. Акт низложения был уже совершен в тот же день. Акт этот был препровожден к Аали-паше, а копии с него предположено отправить к православным Церквам России, Греции, Молдовлахии и Сербии. За низложением, как естественное его следствие, объявлено было тою же газетою имеющее быть заточение низложенных епископов.¹¹⁰

В воскресенье (20 февр.) действительно во всех православных церквах Константинополя было обнародовано низложение болгарских архиереев, но об уступках при этом не было сказано ни слова. Неизвестно мне, впрочем, самый ли акт соборный был читан или на основании его составлено воззвание к православным жителям столицы.

В то время как православные христиане извещаемы были о низложении непослушных епископов и отлучении всех их соучастников, один из низложенных (Иларион) служил в церкви Св. Стефана Божественную литургию с нарочитым торжеством, не столько, как говорят, по собственному, сколько по народному желанию и даже настоянию, причем говорил и слово, в котором, по уверению «Византиса» (№ 1 марта) искажал дело Вел[икой] Церкви, внушал народу мысль, что он весь отлучен Патриархом от Церкви, а по той же газете (№ 4 мая), отрицал действительность соборного акта, называя собор самонизложенным в силу того, что он состоит из архиереев, поставленных на симонии. Это последнее нарекание на Вел[икую] Церковь дает повод означенной газете к довольно обширной статье, в которой писатель, ловко пользуясь доводом болгарского экс-владыки, в доказательство того, что и он, поставленный на архиерейство тою же симонической Церковью, должен быть считаем самонизложенным с той самой минуты, как принял священство и неопровержимой дилеммой старается убедить болгар, что во всяком случае соборно низложенные епископы их не имеют более благодати священства. В возвышение деятельности Вел[икой] Церкви говорится, что деяния ее приемлются как божественные и священные Церквами не только России, Греции, Кипра, но и Франции, Испании, Италии и даже Английской Епископской Церковью (точно как на подобное уверение мое относительно Церкви Российской в одной беседе моей с г. Бурмовым собеседник заметил мне, что у Церкви Российской перед глазами прежде всего должна быть истина, а потом уже важность той или другой Церкви). Писатель не отрицает действительности «подарков», или «приношений», делаемых рукополагаемым архиереем Патриарху, но старается извинить их положением Вселенского престола, лишенного всех вещественных средств к под держанию себя, и ссылается при этом на патриарший акт¹¹¹ 1324 г., узаконивший количество приношений Вселенскому Патриарху от каждой подведомой ему епархии. К сожалению, упомянутый акт говорит о другом роде приношений, а не оплате новопоставляемых архиереев Патриарху. При том известно, что подобные подарки не есть единственный источник содержания Вселенского Патриарха¹¹².

NB. По мнению моему, статья, о которой речь, имеет великую важность. Едва ли не в первый раз делается публичное признание существования в Великой Церкви обычая собирать деньги за рукоположение. Было бы уместно по поводу ее поручить кому-нибудь от имени Святейшего Синода спросить Его Святейшество, признает ли Великая Церковь справедливыми положения означенной статьи и, если существует действительно в ней соблазнительный обычай давать и принимать приношения, то...

Со вторника минувшей седмицы стали носиться слухи, что в четверток (2 мая) имеет быть снова архиерейское служение в церкви Св. Стефана одним из низложенных епископов с произнесением осуждения на Великую Церковь, после чего все болгаре должны были отправиться в Порту и требовать от нее независимой себе иерархии. Ничего подобного, однако же, не последовало в сказанный день. Газета Courrier d’ Orient извещала в субботу, что демонстрация отложена на завтра. Вчера действительно в церкви св. Стефана служил другой из отлученных епископов, Авксентий, в сказанной при этом речи убеждал народ в несправедливости приговора Великой Церкви над ним и его товарищем. Тем все и окончилось.

Отправление богослужения низложенными епископами показало Великой Церкви, что одно соборное определение без немедленного заточения подпавших ему лиц не ведет ни к чему, или, лучше сказать, к унижению достоинства и значения Вселенского Престола в глазах всего христианского мира, и потому Патриарх настоятельно требовал от порты содействия к ссылке обоих низложенных епископов, на что, как надобно думать, имел прежде положительное со стороны правительства обещание. По уверению Courrier d’ Orient, он грозил даже, что всем собором, издавшим акт 24 февр[аля], он подает в отставку, если Порта откажет ему в своем содействии. Сверх чаяния Порта, по-видимому, вовсе не расположена принимать стеснительные меры относительно осужденных Церковью на заточение лиц. По словам газеты Levant Herald, она даже прямо объявила посланникам английскому и голландскому, в ответ на их ноты турецкому правительству по поводу соборного акта, что определение о заточении не будет приведено в исполнение. Сколько можно судить, дело о заточении кончится на средних мерах.

В таком положении находится пока болгарский вопрос. Великая Церковь употребляет все, по ее мнению, действительные средства к удовлетворению желаний болгар. Так, она издала к ним окружную грамоту за подписью всех Патриархов и митрополитов, препровождаемую при сем в Св. Синод собора 24 февр[аля], в коей старается объяснить им дело их в его истинном значении, и в 15-ти отчасти неопределенных и уклончивых пунктах обещает им с своей стороны все возможные и законные уступки, начинает назначать в болгарские епархии архиереев, знающих по-болгарски, как это сделала с бывшим Родосским, ныне Кюстендильским митрополитом Игнатием¹¹³, открывает в церквах Константинополя славянское богослужение, чему вчера был пример в Перской церкви св. Константина и Елены, читает по церквам успокоительные воззвания к болгарам (как это было также вчера), которых она, вопреки уверениям низложенных епископов, никогда не думала отлучать от себя и пр.

Болгаро-униатская партия вместо сожаления высказывает злорадование по поводу низложения соплеменных ей архиереев, продолжая издеваться (своим органом «България») над самопоставленным «Патриархом Всея Болгарии», называя его «мистером Иларионом» (намек на его обращение к Братству Евангельского Союза за помощью), «болгарским патриком», «бунтовником на своят собствени начальник», «Господином Макариупольским», «Начальником баши-бузука» и пр. Сказанный орган пользуется всяким случаем, чтобы указать своим православным соплеменникам на необходимость присоединиться к католичеству, укоряет их в участии в незаконном служении низложенного епископа и неизбежном подпадении под анафему за то, отклоняя от своей Церкви подобный упрек ссылкою на 3-е, 4-е и 5-е правила Сардикийского (Сардика – нынешняя София в Болгарии, в Средние века Средец или Сръдце) [собора]¹¹⁴, которыми верховный суд в Вселенской Церкви предоставлен римскому епископу, а сей епископ признал недействительной наложенную на униатов Великой Церковью клятву.

NB. Упомянутые правила Сардикийского собора, как и самый собор весь, не лишены значения в вопросе болгарском. Из них вытекает одно из двух: или римский епископ действительно имел право окончательного суда во всей Церкви, или Иллирик в то время действительно подлежал его ведению. И тот, и другой вывод не может нравиться. Но едва ли возможен какой-нибудь третий вывод, например, тот, что в Сардике обсуждались дела, чуждые и месту собора, и интересам Востока¹¹⁵.

Несмотря на чисто временные уверения греческой и английской газеты, Константинополя, что болгаро-униатская партия ежедневно теряет своих приверженцев и слабеет, до сих пор она не представляет в себе подобных симптомов, а напротив, к сожалению, все более и более крепнет. На днях, по ходатайству армяно-католического Патриарха, она получила от турецкого правительства официальное признание ее как общины и законную администрацию с разделением столицы на 15 болгаро-униатских околотков (махале) и с начальником для каждого из них.

«България»¹¹⁶ и Courrier d’ Orient уверяют, что в Адрианополе 150 человек болгар ищут быть униатами. Нельзя сомневаться, что, если Великой Церкви удастся заточить низложенных епископов, уния усилится.

В Смирне при митрополии начато издание газеты церковно-литературной под названием Εὐσέβεια (Благочестие) в видах поддержания Великой Церкви.¹¹⁷ Подобного же направления газета, слышно, будет издаваться и здесь.

Есть большие требования на славянские богослужебные книги, преимущественно Псалтирь с восследованиями, Октоих, Требник и Служебник. Можно бы прислать для подарков экземпляров 10 Архиерейского служебника.

Архимандрит Антонин.

Константинополь.

6 марта 1861 г.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 252257об. Автограф, с пометами А. П. Толстого.

29 марта 1861 г.

Имею честь при сем представить на усмотрение Вашего Высокопреосвященства список с письма архимандрита Антонина от 6 марта. Меня и в прежних сообщениях о. Антонина по временам удивляли некоторые весьма странные мысли, а в настоящем письме показалось совершенно неожиданным предположение его сделать от Святейшего Синода запрос Великой Церкви о симонии. Покорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство сообщить мне мнение Ваше: уместно ли приводить в исполнение сие предположение и что Вы изволите признавать полезным по поводу оного написать архимандриту Антонину.

Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 251. Копия.

2 апреля 1861 г.

С замечанием Вашего Сиятельства соглашаюсь и я, что у архимандрита Антонина встречаются иногда мысли, которых не надлежало ожидать от его способности и образованности.

Так, он предложил Патриарху дать болгарам управление, какое есть на Ионийских островах, которое составляет четыре митрополита, так что главным бывает один из них по ежегодной очереди. Этого нет ни в правилах, ни в примерах Православной Церкви. Только в Иудейском Синедрионе был ежегодно сменяемый архиерей: архиерей лету тому (Ин. 11, 49). И не много ли для архимандрита давать Патриарху совет в столь важном деле? Это еще и потому неприятно, что Патриарх мог почесть невероятным такое дерзновение как личное и мог подумать, что такая странная мысль подана архимандриту из России.

Мысли мои о письме архимандрита Антонина от 6 марта излагаются в прилагаемой при сем записке.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 252252об. Копия.

2 апреля 1861 г.

Об особенностях письма архимандрита Антонина от 6 марта 1861 года.

I.  Достойно одобрения и полезно то, что архимандрит Антонин в письме своем представил вниманию духовного начальства довольно полный вид болгарского дела в важный момент его. Но он очень свободно расширяет свои воззрения и соображения, когда, например, предлагает совет Святейшему Синоду.

II.                  Сказав, что писатель Византийской газеты не отрицает действительности подарков или приношений, делаемых рукополагаемым архиереем Патриарху, архимандрит приходит отсюда к заключению: «Было бы уместно по поводу ее (газетной статьи) поручить кому-нибудь от имени Святейшего Синода спросить Его Святейшество, признает ли Великая Церковь справедливыми положения означенной статьи; а если существует действительно в ней соблазнительный обычай давать и принимать приношения за рукоположение, то...»

Что же Вы, о. архимандрит, не договорили? А если бы захотели договорить, то, вероятно, признались бы, что не знаете, что тут делать.

По поводу газетной статьи, на основании слов газетного писателя Святейшему Синоду начать обвинение Вселенского Патриарха – основательно ли? Прилично ли? Возможно ли? Прилично ли Святейшему Синоду послать к Вселенскому Патриарху, например, архимандрита Антонина допрашивать Его Святейшество, берет ли он подарки при рукоположении архиереев?

Положим, что архимандрит сделал допрос Патриарху; и что сей дал ответ, конечно, не письменный, за своим подписанием, а словесный, и архимандрит донес о сем Святейшему Синоду. Что может сделать в сем случае Святейший Синод? – Ничего.

Архимандрит, кажется, думает, что, по допросе, можно будет обвинить Патриарха в симонии. Кто же будет судить его? Не иной кто может, как только Вселенский или, по возможности, Великий собор из Православных Церквей. Есть ли возможность устроить такой суд? Для чего же допрашивать того, кого нельзя судить?

Действием предлагаемого архимандритом допроса было бы только оскорбление Патриарху и нарушение мира Церквей.

III.                Но архимандрит уже судит Патриарха.

Писатель газеты в оправдание Патриарха приводит акт 1324 года о приношениях Патриарху от каждой епархии. Архимандрит на сие возражает: «К сожалению, акт говорит о другом роде приношений, а не о плате новопоставляемых архиереев Патриарху». В слове плата есть порицание, но не улика. Коронующий английского короля или королеву архиепископ, по короновании, получает кошелек с золотом: англичане не говорят, что это плата за коронование.

Но на возражение архимандрита вот как отвечает Патриарх: по акту 1324 года епископ каждый год должен делать определенное приношение Патриарху на содержание Патриархии, которая не имеет содержания от правительства, как бывает в христианских государствах. Но, по времени, ежегодное приношение, по нуждам ли Патриархии, для удобства ли епархиальных архиереев, превращено в единовременное приношение Патриарху при вступлении епископа в епархию.

Итак, дело не так ясно, чтобы архимандрит мог осудить Патриарха без опасения апелляции.

Архимандрит возражает еще, что Патриарх имеет другие источники содержания. Но, может быть, они недостаточны для потребностей Патриархии. Архимандрит не видит приходо-доходных книг Патриархии. Дело и здесь не ясно.

Если бы отношения между Святейшим Синодом и Вселенским Патриархом были самые близкие, вполне доверенные и откровенные с обеих сторон, тогда только можно было бы тихо сказать Его Святейшеству, не найдет ли он способа устроить хозяйство Патриархии так, чтобы отнять всякий повод к нареканию в симонии.

IV.   Примечательные слова письма, что теперь только Великая Церковь «открывает в церквах Константинополя славянское богослужение». В Константинополе считают 15 000 греков и 50 000 болгар: итак, для 15 000 греков 50 000 болгар лишены были доныне богослужения на понятном для них языке. Только недавно для 50 000 болгар открыта была одна церковь Св. Стефана, которая теперь в расколе. Судите после сего раскольничествующих болгар!

V Сказав о том, что болгары римско-униаты ссылаются в свою пользу на 3, 4 и 5 правила Сардикийского собора, которыми якобы верховный суд во Вселенской Церкви предоставлен римскому епископу, архимандрит Антонин позволил себе следующие рассуждения:

«Упомянутые правила Сардикийского собора, как и самый собор весь, не лишены значения в вопросе болгарском. Из них вытекает одно из двух: или римский епископ действительно имел право окончательного суда во всей Церкви, или – Иллирик в то время действительно подлежал его ведению. И тот, и другой вывод не может нравиться, но едва ли возможен какой-нибудь третий вывод, напр[имер] тот, что в Сардике обсуживали дела, чуждые и месту собора, и интересам Востока».

Это значит, что архимандрит не находит никакого способа истолковать означенные правила в православном смысле и находит их сильными в пользу Западной Церкви.

В греческом Пидалионе (Кормчей)¹¹⁸, изданном по благословению Вселенского Патриарха, под 3 правилом Сардикийского собора (то же и в отношении к двум следующим) сказано:

«Заметь, что сие правило не должно разуметь о епархиях не подведомых Папе, а только подведомых ему, по толкованию Зонара»¹¹⁹.

В книге правил Апостольских и Соборных, изданной по благословению Святейшего Синода, сделано подобное замечание, и притом с указанием на 6 правило первого Вселенского собора, которого не мог отменить Сардикийский собор, как не вселенский, а только поместный.

Итак, архимандрит Антонин не оказывает доверия ни знаменитому церковному законоведцу, ни толкованию греческой кормчей, одобренной Вселенским Патриархом, ни толкованию книги правил, изданной святейшим Синодом, а держится своего мнения, что «едва ли возможен какой-нибудь вывод» из вышеозначенных правил неблагоприятный Риму и благоприятный Православию.

Нимало не думаю, чтобы архимандрит Антонин был наклонен к неправославию. Но так могло случиться с человеком, который получил образование не под твердым руководством, а более собственными усилиями и не очень осторожно доверяет мудрованию собственному.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 259262об. (Опубликовано: Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского по делам православной церкви на Востоке. С. 261–265)

3 апреля 1861 г.

Сиятельнейший граф!

Честь имею препроводить при сем к Вашему Сиятельству экземпляр переведенного на греческий язык султанского указа, в коем находятся скрепленными от имени султана известные уже уступки Константинопольского Патриарха в пользу болгарского населения его Патриархата. Вместе с тем препровождаю и отпечатанное в конце истекшего года сочинение бывшего главного секретаря Константинопольского Синода (ныне митрополита Хийского) Григория¹²⁰ о правах Константинопольского Патриарха на болгарские области и о незаконности притязаний болгар на церковную независимость.

Нового в положении церковных дел здесь ничего не произошло. Низложенные архиереи-болгаре до сих пор не сосланы в заточение, хотя и перестали уже служить в болгарской церкви. Поджидаются здесь народные представители из болгарских областей. Обе спорящие стороны на них рассчитывают, но, конечно, успех будет там, где сила.

В газете Βυζαντίς (№ 453 от 18 марта) помещен в греческом переводе берат, данный султаном Е[го] С[вятейшеству] Патриарху Иоакиму при возведении его на Вселенский престол. Зная, что означенная газета получается Вашим Сиятельством, я не счел нужным посылать к Вам нарочно любопытный документ ни в подлиннике, ни в переводе.

Болгаро-унитская Церковь отправила от себя депутацию к Папе, состоящую из архимандрита Иосифа и Цанкова¹²¹ в сообществе с начальником здешних лазаристов Боре¹²² с тем, чтобы достать первому из них епископский сан. В Адрианополь отправились унитами здешними известный священник Феодор для совращения тамошних болгар в унию. В Филиппополе, по рассказам, противление Патриарху в полной силе, хотя бывший у меня вчера архимандрит Ласкарис уверял, что низложенный митрополит скоро будет доставлен сюда за конвоем, а посылаемый на его место новый митрополит, болгарин родом, утишит волнение народное. О наклонностях унитских, вопреки печатным органам унизма, там и не слышно; но с высылкою бывшего митрополита они могут проявиться. В вышедшем сегодня прибавочном листке Courrier d’ Orient напечатано: Une grande fraction des Bulgares de Kazanlik vient de d’unir á l’ Eglise catholique¹²³. Известия газеты этой не всегда оправдывались, а потому и сообщенному сегодня можно не доверять.

Относительно «нощеденственной» молитвы «Господи, не лиши мене...» и пр., помещаемой в наших «Утренних молитвах»,¹²⁴ я узнал от одного греческого священника, что она под этим же самым именем известна и на Востоке и что священник этот видел ее напечатанной в одном старом издании Псалтиря с тропарями и молитвами после одной из кафизм, не припомнит которой. Приписывается ли она св. Иоанну Златоустому, он сказать не мог. Он же осведомил меня, что на родине его (Каппадокии), отходя ко сну, читают три молитвы, одну Спасителю («Господи, Господи, избави нас...» и пр.), одну Пресвятой Богородице и одну – Ангелу-Хранителю.

Его святейшество Патриарх Иоаким убедительно просил о присылке славянских архиерейских служебников.

Моля Господа о здравии и благополучии Вашего Сиятельства, с глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть Вашим, Сиятельнейший граф, покорнейшим слугою архимандрит Антонин.

Константинополь,

3 апр[еля] 1861.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 306307об. Копия.

1 мая 1861 г.

Сиятельнейший граф!

Честь имею поздравить Ваше Сиятельство с праздником Воскресения Христова и пожелать, чтобы слова радости и мира, коими приветствовал Воскресший своих «братий», не переставали отселе доноситься с юга на север и тем же утешительным отзвуком возвращались снова на бедствующий юг.

Что предвиделось всеми здесь, то случилось в минувшую субботу. Правительство турецкое во исполнение султанского приказа приняло решительные меры к высылке низложенных болгарских архиереев. После обеда в этот день отряд солдат, расставленных в прилегающих церкви св. Стефана улицах прекратил сообщение их с кварталом, где находились подлежавшие ссылке лица. Чиновники правительства спокойно и вежливо объявили осужденным, что воля государя их должна быть исполнена. Когда же те, в свою очередь, объявили, что они давно готовы к тому, немедленно все вместе пересели в лодки и отправились на пароход, унесший изгнанников в тот же день в Никомидию, где они, по всей вероятности, и останутся, по крайней мере до времени. По отбытии их болгары, в числе 70–100 человек, собрались к церкви св. Стефана. К ним послан был из Патриархии один иеромонах (Рыльского монастыря) с объявлением, что служить вечерню в тот день и литургию на завтрашний день прибудет к ним софийский митрополит Дорофей (болгарин), на что они объявили, в свою очередь, что, если митрополит придет, его прогонят с бесчестием. Им сказано было вслед за тем, что богослужение в их церкви запрещается, но они заставили служить своего священника и в тот день, и назавтра.

Перед отбытием бывших владык из Константинополя приходил на пароход к ним Цанков и предлагал [митрополиту Илариону – Л.Г.] объявить себя унитом, обещая ему не только немедленное освобождение, но и место теперешнего «наместника апостольского» Иосифа, на что тот отвечал, что он умрет честным человеком.

Болгарские представители подавали Порте прошение о независимости их Церкви, но в[еликий] визирь (или Аали-паша, не знаю верно), говорят, разорвал их прошение, объявив, что если они еще будут настаивать на том же, то будут сочтены мятежниками.

Между тем предполагается составление смешанной комиссии из греков и болгар для обсуждения и умиротворения дел церковных. Болгаре от комиссии сей не ожидают для себя ничего выгодного, наперед будучи уверены, что члены ее из болгар будут держать сторону греков.

С августа месяца архимандрит Антиохийского Патриарха о. Гавриил¹²⁵ живет здесь в ожидании позволения отправиться в Москву для управления тамошним Антиохийским подворьем. Он неоднократно приходил ко мне, осведомляясь о своем деле. Будучи сам сириянин родом, он высказывает ревность к просвещению своих соотчичей и в последний раз говорил мне, что довольное количество юношей из Дамаска желали бы поступить в русские школы для образования, но что он не знает, угодно ли будет правительству русскому оказать бедным сирийцам этого рода вспоможение. Судя по словам его, большая часть молодых людей желала бы получить духовное образование.

Некто г. Ирофил также давно ожидает от Святейшего Синода утвердительного или отрицательного ответа на его предложение поднести Русской Церкви (на условиях денежного вознаграждения) отпечатанное им на турецком языке армянскими буквами в числе 2000 экземпляров сочинение покойного Патриарха Константия о воссоединении Армян с Православной Церковью. Издатель уверяет, что он предложением этим выполняет только предсмертную волю блаженной памяти Патриарха.

Приношу Вашему Сиятельству живейшую признательность за присланные мне книги, коих оказалось гораздо более, нежели сколько я мог надеяться получить.

Препровождаю при сем для любопытства Вашего «Возглас к болгарскому народу», составленный унитской партией и раздаваемый ею бесплатно приходящим в Константинополь болгарам.

Моля Господа о здравии и благопоспешестве Вашего Сиятельства, с глубочайшим уважением и совершенною преданностью честь имею быть Вашим, Милостивый Государь, покорнейшим слугою архимандрит Антонин.

1 мая 1861.

Константинополь.

Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 338–339об. Копия.

12 мая 1861 года.

В Святейший Правительствующий Синод

В исполнение данной Святейшим Правительствующим Синодом настоятелю константинопольской посольской церкви инструкции, коей копия сообщена была мне здешнею миссиею немедленно по прибытии моем в Константинополь, я лишь только в состоянии был собрать достаточные сведения о церковных делах здешних, не замедлил обратиться рядом донесений о них то к первенствующему члену, то к обер-прокурору Святейшего Синода, согласно с III статьей инструкции. Исполняя сей прямой долг свой, я не имел права надеяться услышать какой-нибудь отзыв Святейшего Синода о своих донесениях, хотя важность предмета их делала для меня в большой степени желанным такой отзыв, долженствовавший служить мне руководством в моих неизбежных сношениях с двумя дружественными нам, но враждебными одна другой сторонами. Не имея прямого наставления и такого уполномочения со стороны своей духовной власти для принятия участия в спорном деле болгарском, я старался уклоняться от него, не зная, впрочем, и самое уклонение входило ли в виды Святейшего Синода.

Вследствие вышеизложенных обстоятельств, сообщенных мне от 19 апреля текущего года Е[го] С[иятельством] господином обер-прокурором Святейшего Синода пять замечаний Святейшего Синода на одно из моих донесений (от 6 марта) я встретил с живейшей радостью и глубокой признательностью. Из них я получил лестное для себя убеждение, что донесения мои удостоены высокого внимания Святейшего Синода, признаются им полезными и одобряются, если не все, то некоторые. Утешения этого достаточно к тому, чтобы и строгий наказательный приговор тому, что в них усматривается погрешительного также принят был мною с благодарным чувством.

В сладкой уверенности, что слово мое приносит хотя самую малую пользу, я осмеливаюсь просить благосклонного внимания Святейшего Синода к некоторым дополнительным объяснениям на сказанное мною в означенном донесении, вызываемым частию замечаниями, частию не зависимыми от них обстоятельствами.

По поводу сделанного мною указания на статью «Византиды» о денежном взносе Патриарху новопоставляемыми архиереями предложенной на благоусмотрение Святейшего Синода мере к желанному прекращению его – во избежание неприятного нарекания на нашу Церковь со стороны неправославных, мера эта в замечаниях отождествлена с прямым обвинением Патриарха и вследствие того не одобрена. Предположивши, что на желание Святейшего Синода увериться в действительности пререкаемого взноса получится утвердительный со стороны Его Святейшества ответ, Святейший Синод признает невозможным сделать что-нибудь более. Замечание ставит мне в вину, что я не досказал на что бы мог решиться Святейший Синод по получении сего ответа. Честь имею изъяснить пред Святейшим Синодом, что я от всякого проектирования дальнейших действий Святейшего Синода удержался, потому что считаю это делом высшим своего значения и положения. Но если замечание приглашает меня к высокой чести договорить недосказанное, я охотно делаю это, повергая на благое усмотрение Святейшего Синода следующие свои соображения Его Святейшеству в замене взноса от новопоставляемых архиереев можно было:

а) рекомендовать восстановление прежнего обычая ежегодного пособия престолу Вселенскому отепархиальных архиереев, не подающих повода к соблазну и нареканию, и гораздо более приличного, справедливого и человеколюбивого, чем теперешний;

б) указать на уважительные, выгодные и безопасные стороны определенного содержания от гражданской власти, до сих пор отрицаемого греческим клиром Турции по страху якобы подчинения Церкви правительству, в самом же деле по одному страху новизны, которой долгое время страшились и элладские святители, пока не убедились опытно, что в жаловании для них есть верный залог их свободы перед властью;

в) навесть на мысль открытия каких-нибудь новых источников содержания и поддержания Вселенского престола, каковыми могли бы быть, например, расширение Константинопольской епархии, включающейся теперь в пределах одного Константинополя (с упразднением Деркской на Босфоре – и может быть, еще других нескольких ближайших епархий), приписка к Патриархии мало или совсем не населенных монастырей, покупка земель и разных угодий и пр.

Нет сомнения, что Святейший Синод с высоты своего положения может открыть и много других исходов к отклонению Его Святейшества от системы, навлекающей на него и на все Православие тяжкий и, конечно, незаслуженный упрек. Может быть, он нашел бы возможным и удобным предложить Первосвятителю Христовой Церкви свое братское вспомоществование глухим или гласным сбором пособий в его пользу – отводом в пользование Вселенского престола каких-нибудь земель, учреждением в Петербурге или Москве подворья Патриарха Константинопольского по примеру подворий других Патриархов¹²⁶ и т. п.

Недоумение как и что сделать, или, лучше, признание невозможности действования, смею думать, высказывавшееся замечанием потому, что предложенной мере осведомления дается вид судебного исследования. Предположительно делаемый Его Святейшеству вопрос в замечании называется допросом, намерение узнать от него истинное положение дела обвинением его и последствие спроса судом над ним. Полагаю, что взгляд сей на означенную меру не есть единственно возможный. Донесение мое не касалось предмета с судебной точки зрения. Оно равным образом представляло возможным смотреть на него и просто осведомительно, не вызывая Святейший Синод ни на какой суд, и в не обвинение или оправдание Патриарха, а важно при этом в прекращение злоупотребления.

Предполагается ли необходимо нужным дальнейшее действование Святейшего Синода по получении от Его Святейшества ответа? Не достаточно ли ему только заявить пред Патриархом свое желание увериться в справедливости того, что гласно утверждалось печатным органом Великой Церкви (газетой «Византидой») о существующем в ней пререкаемом обычае.

Если в замечании справедливо утверждается, что не для чего допрашивать того, кого судить нельзя, то им, конечно, не отрицается возможность спроса у того, кто – вследствие сего спроса – придет к необходимости сам судить себя. Долговременное наблюдение дел на Востоке подает мне основание думать, что здесь вообще склонны подводить действия Русской Церкви, в отношении к другим Церквам Православия, к трем категориям, а именно думают, что мы: или

1. не знаем того, что делается в других церквах, или

2. знаем и все одобряем, или, наконец,

3. знаем и ко всему остаемся равнодушными. Полагаю, что все три предположения относительно

Церкви Русской несправедливы. Полезно потому было бы убедить иноплеменных братий наших во Христе, что мы составляем в ряду их живое и необходимое звено: сколько держимся, столько и держим в общем составе Церквей Господних. Великой Церкви небесполезно просто показать, что мы следим за всем, что происходит в ней, небезразлично смотрим на ее дела и положение и, соглашаясь с нею во всем, прежде соглашения¹²⁷ желаем увериться, правильно ли мы ее понимаем, это будет для нее уроком великой важности.¹²⁸ Греческий клир поставлен будет в спасительную необходимость думать, что над действиями его есть поставленный нравственный контроль, дружески и братски заботливый, но тем самым и строго внимательный. Заявление подобных скрытных претестаций не может повести к нарушению мира, потому что всегда будет проникнуто истинным участием к Великой Церкви, чистотою намерений и правотою дела, перед которыми не может стоять долго никакое раздражение. Если оно в свою очередь вызовет подобные же заявления и со стороны Великой Церкви, то это будет именно то, чего только пожелать можно, т. е. живое и действенное единство Православия. В сказанном духе составленное и предложенное и осведомление о статье «Византиды» не представлялось бы ни неосновательным, ни неприличным, ни невозможным.

В замечании III осуждается донесение за мой незаконный суд над действиями Великой Церкви, поводом к чему служит слово: плата, по-гречески φιλότιμον, то, что внушается чувством чести, – исходит из любочестия, употребленное мною в означении патриаршего побора с новопоставляемых архиереев. Выражение плата признается порицательным. Еще порицательнее явилось бы оно, если бы в точности передало смысл греческого, выразивши собою ненравственный расчет рукополагающего на честолюбие рукополагаемого. Если бы и желалось, трудно приискать одобрительное слово для выражения действия, в котором именем чести призывается будущий святитель к уплате 30–100 тыс. пиастров за свое достоинство. Оправдать подобную сделку не может пример коронального подарка Английского короля архиепископу, частию потому, что в короновании не может быть сделано ни законно, ни незаконно сближение с симонией, а частию и потому, что греки, по крайней мере с трудом согласились бы искать, объяснить или извинить свои какие бы то ни было церковные порядки или беспорядки обычаями чуженародными и иноверными. Напротив того, недавно, в защиту своего обычая, греки сослались на свои греческие указы императоров Константина (Мономаха), Исаака и Алексия (Комниных), коими уставляется получать архиерею от рукополагаемого священника три золотых монеты, от диакона столько же и от чтеца одну монету (# φων# τ#ς #ληθείας).

Видно из сего последнего обстоятельства, что соблазнительный обычай существовал в Греческой Церкви гораздо прежде турецкого порабощения – сего голословного виновника всех церковных нестроений на Востоке, – и что имел вид даже государственного закона. С другой стороны, видно также, что болгаре своим порицанием Великой Церкви в симонии не склонны придавать каноническую важность древним императорским определениям относительно распорядка церковного. Предположивши возможное посредничество наше между спорящими сторонами, что можно сказать нам той и другой из них?

Великой важности представляется для меня то, что содержится в конце III замечания. Там видится прямое признание Святейшим Синодом неблизости и неоткровенности сношений его с Вселенским Патриархом. Никак не решаясь признать такое положение дел фатальным, я дерзаю спросить: отношения двух важнейших и могущественнейших Духовных Властей православного мира должны ли оставаться еще надолго в том виде, в каком они изображены замечанием? Мыслится ли возможность другого порядка вещей? Желается ли, наконец, она – эта измена нынешних неудовлетворительных отношений на другие, более свойственные духу Церкви Христовой, на любви основанной, любовию зиждемой и в любви совершенствующейся?¹²⁹ Без опасения обмануться, можно верить в последнее и, нудясь печальным положением Православия на Востоке, смиреннейше вопросить ту из властей, к которой можно обратиться с вопросом: не пришло ли уже время сойтись в один живой, органический союз бытия и действования всем частям Православия? Что препятствует тому? Отчего мы отрицаемся принадлежащей нам, по нашему независимому положению, инициативы? Зачем до сих пор не восстановлен досточтимый, спасительный обычай древности иметь церквам одной при другой своих апокрисиариев¹³⁰? По отзывам иноверия Православная Церковь представляется остальному христианству как бы без души, в качестве которой и рекомендуется ей, с одной стороны, Папа, а с другой – реформа. Вместо надежного утешения, что нас не понимают и на нас клевещут, не было бы утешительнее действительно одушевиться нам, и одушевить с собою стольких других, средством простым и легким: деятельным и беспрерывным участием всего Православия в делах всего Православия? Если бы потребовался к тому повод и побуждение, мы их имеем в неотразимой очевидности в деле болгарском.¹³¹ Да не будет сочтено неуместным выступлением за границы долга, если я почтительнейше испрошу внимания Святейшего Синода к следующим соображениям. У нас есть без прямой нужды украшенный степенью святительскою начальник Русской Церкви в Иерусалиме¹³². Представляется весьма благоприятный случай воспользоваться его отличной пригодностью для Востока, назначив его апокрисиарием Святейшего Синода при Вселенском Престоле и устранив вместе с тем несправедливое, конечно, нарекание на нас в том, что мы только из чистого подражания другим послали своего архиерея в Иерусалим. Апокрисиарий, дружески поставленный в отношении к Вселенскому Патриарху, не затруднится, конечно, найти случай высказать Первосвятителю Православия то, что Святейшим Синодом будет признано полезным сказать. Есть основание думать, что Его Святейшество Патриарх Иоаким сам признает восстановление апокрисиариатства мерою желанною.¹³³

Замечание IV дает мне возможность засвидетельствовать пред Святейшим Синодом неточность сведений, доставленных ему о греческом населении Константинополя. Несмотря на трудность статистического осведомления вообще в Турции, общий голос греков полагает численность их в своей бывшей столице за 100000 человек. Допустив некоторую преувеличенность этой цифры, ни в каком, однако же случае нельзя уменьшить ее далее 10000. Что касается болгарского населения, то действительно численность оного восходит к 30000, но в это число надобно включить сербов и хорватов, вообще всех славян.

Последнее замечание (V) падает на меня тяжким обвинением неведения, суемудрия, неуважения к власти Вселенского Патриарха и Святейшего Синода и наклонности к неправославию. Святейший Синод, смею надеяться, не сочтет неуместным желания моего оправдаться.

В силу замечания, я не нахожу способа истолковать в православном смысле 3, 4 и 5 правила Сардикийского Собора. Собственно говоря, я не предлагал от себя истолкования правил: указал только на два вывода из них, из коих ни один не считал выразителем идей православия и неправославия на том основании, что во время составления означенных правил Вселенская Церковь была православной, и вопрос сводился тогда только к безразличному для Православия обычаю церковному апеллировать обвиненному в чем-нибудь к епископу против своих обвинителей к предстоятелям старейших престолов Вселенской Церкви. Если теперь связываются с сими правилами понятия православия и неправославия, то на основании сей случайности было бы несправедливо отнимать у них истолкования в их историческом смысле единственно приличный ему характер верности или неверности и переводить его на случайные для собора представления нынешнего православия или неправославия.

Замечание предполагает возможным третье истолкование Сардикийских правил не только возможным, но настолько известным, что отрицание его, по справедливости должно предполагать или неведение, или упорство в отрицающем. Но сего третьего православного толкования не открывается, при всей ссылке Замечания на «Пидалион» и Книгу правил апостольских и соборных. Примечание Пидалия, с достойной удивления простотой, считает совершенно ясным и определенным упоминанием им подведомство, тогда как здесь только и затруднение! То, что было подведомо Папе во время составления Пидалия или примечания к нему составитель считает находившимся в подведомстве Папы и во время Сардикийского собора. А было ли так? Мало того, своею глухою и несправедливой ссылкой на непонятого Зонару он ввел в прискорбное заблуждение и руководствовашееся Пидалионом замечание. Что же говорит Зонара? Вот конец с примечанием к 3-му правилу Сардикийского собора: «В то время подлежали Великой Церкви все почти Западные Церкви. т. е. Македонские, Фессалоникские, Иллирика, Эллады, Пелопонниса и т. н. Материка (Эпира), которые впоследствии подчинены были константинопольскому епископу, на которого посему перешло и право суда апелляционного» (Σύνταγμα τῶν θείων καὶ ἱερῶν κανόνων ¹³⁴ Том III, стр. 241). Итак, Зонара уверяет, что Иллирик в то время, т. е. во время составления Правил, подлежал ведению Папы, т. е. предлагает именно (далее три слова неразборчиво. – Л. Г.), коим замечание придает смысл неправославных. Не более виновен я и в неуважении к «Книге правил апостольских и соборных»¹³⁵, относящихся к предмету нашему. Примечание а) (стр. 193 изд. 1839 г.) ограничивается простым упоминанием подчинения¹³⁶ римскому епископу многих епархий, на Западе. Что же такое надобно разуметь под Западом? Оно проясняет, а тем самым отстраняет возможность судить того, кто бы придал слову сему несколько отличный от высказанного в замечании смысл. На той же неопределенности след[овательно] стоит оно, на какой примечание Пидалия.

Итак, третьего вывода из правил Сардикийского собора не видится. И выглядит странно заключение болгаро-унитов: в своих заключениях о Сардикийских правилах имеют за себя и ученость Зонары, и Пидалион, и патриаршее благоволение и не имеют против себя «Книгу Правил».

Что же остается делать? Не обращать внимания на ссылку унитов, успокоившись на том, что Сардикийский собор поместный, а не Вселенский и утешиться тем, что наша Книга Правил не ссылается прямо на Зонару? Отказаться от намерения видеть в Сардикийских правилах уместным применение понятия православия и неправославия и грозящую тому или другому от истолкования их опасность? Поискать нового исхода из Правил, менее благоприятного притязаниям Папы, хотя также, может быть, не свободного от пререкания, отказавшись и от Пидалия, и от Зонары, и от голословного утверждения примечания Книги Правил, что Осия Кордубский именно потому и делает предложения на Сардикийском соборе, что сам принадлежит к области римского епископа и имеет в виду одни западные епархии?

Останавливая внимание на последнем, я, уже судимый за чужое свидетельство во имя истины и православия, дерзаю еще раз предстать пред Святейшим Синодом с чужим свидетельством. Как весьма нередко случается с тремя толковниками Правил церковных Зонары, Вальсамона и Аристина, и в толкование Сардикийских правил два первые разошлись во взглядах. Вальсамон¹³⁷ совершенно умалчивает о том, что на соборе дело шло о западных, или подведомых римскому престолу, областях. Самое строгое истолкование сделано им к 5-му правилу. Примечание ведет к заключению, что он в правиле том видит всеобщее в Церкви Христовой, не ограничиваемое никакой местностью преимущество римского престола судить по епископским апелляциям. Вот что говорит Вальсамон: «Мы и в предыдущих правилах уже заметили, что постановление здесь относительно Папы не есть собственно его одного преимущество так, чтобы вытекала из того необходимость всякому судимому епископу прибегать к римскому престолу, но что может также жаловаться и престолу константинопольскому. То же по... и здесь. (Σύνταγμα. III. Стр. 242). Итак, по мнению Вальсамона на соборе Сардикийском была речь только о праве Папы принимать апелляции от обвиненных и ищущих оправдания епископов. Каких? Он не говорит. Как ни выразительно выражение всякий, все еще можно бы было, согласно с Зонарою, подумать, что дело идет о западных (какой бы ни был тогдашний Запад) и след[овательно] подведомственных Папе (по 6-му правилу Первого Никейского собора), но его прибавка о константинопольском престоле не оставляет сомнения, что у него имелись в виду все вообще епископы. К тому же заключению, думаю, может привести и возникшее на бывшем вслед за Сардикийским Карфагенском соборе. Вопрос о 5-м Сардикийском правиле, которое представитель Папы на том соборе выдавал за одно из правил Никейского собора. Получая же такое общее значение правил Сардикийского, естественно не подают повода к заключению о тогдашней подлежности Иллирика Папе, а Вальсамонова заметка о константинопольском престоле отнимает у них возможность заключения о тогдашнем главенстве римского епископа во всей Церкви. Вальсамоново толкование Сардикийских правил представляется, таким образом, православнее Зонарина. Но которое из них вернее? Оба они равно могут быть названы знаменитыми церковными законоведцами.

Обстоятельство особого рода поражает мысль мою в V замечании. Им поставляется на вид толкователю правил Сардикийского собора авторитет Вселенского Патриарха и Святейшего Синода. Конечно, замечание имеет в виду при этом преимущественно мое донесение. Но, если бы одним лицом моим ограничивалось оно, результат его был бы меньший ожидаемого. Правила Сардикийского собора вызваны были для публичного обсуждения не мною, а болгаро-унитами, или, точнее, действующими от их имени иезуитами. Можно ли думать, что такого рода состязатели признают достаточным для себя предлагаемый замечанием авторитет? Я (связанный отчасти Зонарою) ограничился тем, что выразил затруднение уклониться от принятия какого-нибудь из двух выводов. А униты прямо говорят, что другого исхода из правил нет, как только через Римскую Церковь. В этом, конечно, еще нет беды, один только исход будет на почве чисто исторической. Но все же их утверждения налагают на православного законоведца долг отвечать им и при этом же, конечно, во имя иного авторитета.

Охотно и с полным смирением исповедую пред Святейшим Синодом недостаточность своего образования. Глубоко скорблю о сем и всеми силами стараюсь восполнить недостающее. Но припадаю к Святейшему Синоду с пламенною мольбою не приписывать моих недостатков нетвердому руководительству тех лиц и мест, которые наставляли меня на истину Божию. Утешаю себя надеждою, что под руководством отеческого замечания Святейшего Синода не подам более повода к прискорбным о себе заключениям.

Архимандрит Антонин.

Мая 12 1861 г.

Константинополь.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 263272об. Автограф.

4 сентября 1861 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь!

Вашему Сиятельству известны мои занятия и, между прочим, та часть их, которая переходит от Вас ко мне и от меня к Вам; и потому Вы не усомнитесь, что моих сил и времени едва достает для необходимого и неотсрочного, и потому менее нужное подвергается замедлению. Посему Вы не осудите меня строго за то, что сообщенное мне письмо архимандрита Антонина и при нем письмо его на имя Святейшего Синода от 12 мая прочитаны мною только на сих днях.

О. архимандрит поручает мне решить: представить ли его письмо Святейшему Синоду? Не почитаю себя призванным разрешить сей вопрос.

Но как он в своем письме на имя Святейшего Синода оправдывает свое донесение против сделанных на оное замечаний в «Записке» апреля 2-го дня сего 1861 года: то признаю долгом правдолюбия не препятствовать, а споспешествовать тому, чтобы письмо его доведено было до сведения Святейшего Синода, посему при сем оное и препровождаю.

Обстоятельно рассматривать сие письмо частию не нужно для меня, потому что мысли мои известны Святейшему Синоду из вышеупомянутой «Записки», частию не малотрудно, а малополезно, по неясности и своеобразности воззрений архимандрита на предметы.

Только для того чтобы сказанное теперь не осталось недосказанным, скажу нечто.

0. О. архимандрит употребляет иногда выражения неясные, неопределенные, частию открывающие, частью закрывающие мысль. Например:

«Сколько держимся, столько и держим в общем составе Церквей Господних».

«Никак не желая признать такого положения дел фатальным». – Что такое фатальным? Что за слепой рок (fatum) в Церкви?

«Отчего мы отрицаемся принадлежащей нам, по нашему независимому положению, инициативы?»

«Справедливо канонически, но вполне ли справедливо исторически?» – Что справедливо канонически или законно: как может то история сделать несправедливым и незаконным.

«Если бы Русская Церковь давно, постоянно и внятно гласила о себе в слух болящего Востока»

«Горький и обязательный урок нам».

«Другого исхода из правил нет, как только через Римскую Церковь». Что значит исход из правил? Почему дорога эта лежит через Римскую Церковь? Куда же она пойдет, прошедши через Римскую Церковь? Кажется, если выйдешь из правил, то попадешь в беззаконие. Туда ли ведет исход через Римскую Церковь?

Особенно и логика, и речь неясны в рассуждении о правиле Сардикийского собора.

II.    Оправдываясь против замечания, что выражение плата рукополагаемого Патриарху есть порицательное, о. архимандрит не опровергает того, что это действительно есть порицание, но находит невинным порицание потому, что оно не слишком жестоко и что греческое слово φιλότιμον, которое он перевел словом плата, порицательно гораздо более. Вот его слова:

«Слово плата, по-гречески φιλότιμον (то, что внушается чувством чести, исходит из любочестия), употребленное мною в означении патриаршего побора с новопоставляемых архиереев. Выражение плата признается порицательным. Еще порицательнее явилось бы оно, если бы в точности передало смысл греческого, выразивши собою не нравственный расчет рукополагающего на честолюбие рукополагаемого. Если бы и желалось, трудно приискать одобрительное слово».

Помнит ли о. архимандрит изречение святого Златоуста в слове на Пасху: любочестив бо сый владыка, по-гречески: φιλότιμος γὰρ ὁ δεσπότης?  Слыша сие в церкви, он, конечно, не думал, что святитель произносит здесь порицание на Господа; конечно, старался выразуметь изречение знаменитого учителя в знаменитый день; конечно, или по самому ходу речи, или по справке с греческим текстом, и, если угодно, с лексиконом, выразумел, что здесь слово φιλότιμος, любочестив, не значит: честолюбец, а значит щедролюбивый, любящий приходящим к нему оказывать почесть щедрыми дарами. Из сего надлежало бы ему заключить, что слово φιλότιμον у греков совсем не есть ругательное, а почетное; оно значит: дар щедрого, или усердствующего, почетный дар. Вероятно, известно о. архимандриту и то, что греческие архиереи в епархиях, в известные времена от мирян своей епархии получают φιλότιμον, что миряне дают, конечно, не из честолюбия, а по обычаю, обратившемуся в закон. Итак, оправдание его не имеет силы, потому что основано на ложном толковании слова φιλότιμον.

III.     О. архимандрит представляет себя судимым, говорит, что над некоторыми частями его донесений произнесен «наказательный приговор». Приметно, в сем есть жалоба. Посему, да будет позволено заметить, что в сей жалобе есть преувеличение. Никто не приговаривал его ни к какому наказанию. Замечания на некоторые статьи донесения его не то, что суд и приговор, подобно как и он свои возражения против замечаний «Записки» 2-го апреля, конечно, не назовет судом и приговором. Если же ему непременно угодно найти в сей «Записке» приговор, то он найдет не осудительный, а оправдательный в следующих словах «Записки» 2-го апреля: «нимало не думаю, чтобы архимандрит Антонин наклонен был к неправославию».

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства

Милостивого Государя покорнейший слуга

Филарет митрополит Московский.

4 сентября 1861.

Дополнение

Архимандрит Антонин в том, на что сам указал, мог бы найти легкое разрешение вопроса о Сардикийском правиле.

Римские послы обличены Карфагенской Церковью в том, что подложно называли Сардикийское правило правилом Никейского Вселенского собора.

Если бы они были уверены, что Сардикийское правило имеет вселенское достоинство, и обязательно для всех Церквей, им не было бы нужды выдавать Сардикийское правило за Никейское, теснить тем свою совесть и подвергать себя опасности обличения во лжи. Итак, очевидно не сознавали они, что Сардикийское правило не имеет вселенского достоинства и не обязательно для всех Церквей и потому прикрыли сей недостаток названием Никейского.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. III. Л. 392395об. Копия. (Опубликовано: Собрание мнений и отзывов. СПб., 1886. С. 300–303)

Конфиденциально.

I.  Письмо архимандрита Антонина представляет печальный вид внутреннего состояния Константинопольской Патриархии. Но это известно и другими путями. Особенного внимания российской иерархии требует разговор архимандрита Антонина со Святейшим Патриархом 22 сентября. Он возбуждает заботу о сохранении мира Российской Церкви с Греческой.

II.                  Патриарх думает, что болгарское движение есть дело не многих лиц и что неизбежный исход его есть возвращение к прежнему порядку.

Трудно понять, как может он держаться сего мнения. Например: рукоположенный им архиерей приходит к епархиальному городу и, зная, что его не примут, подарками испрашивает от турецкого начальства военный конвой; несмотря на то, находит архиерейский дом запертым и входит в него турецкою же силою; никто из города не хочет принять от него благословения, даже тогда, когда к сему побуждает турецкое начальство. Есть ли это действие немногих лиц? И дорога ли это к прежнему порядку?

III.                От сего предмета Патриарх в разговоре переходит к вопросу, строго ли в России наблюдается крещение чрез погружение? И далее замечает, что нынешний митрополит Сербии¹³⁹, получивший образование в Киеве, попускающий обливательное крещение, может быть, видел примеры сего в России; что он, Патриарх, слышал о двукратном, в один день, служении литургии одного и того же диакона в России; также о неслужении литургии участвовавшими в рукоположении архиерея архиереями, кроме первенствующего. Его Святейшество признает это отступлением от уставов Церкви.

Что значит этот переход от болгарского дела к обличению Российской Церкви? Не то ли, что Святейший Патриарх втайне винит Российскую Церковь в сочувствии болгарам; и потому недоволен ею; и потому ищет указать в ней какую-нибудь темную сторону?

Печально и удивительно! В то самое время, когда перед глазами Святейшего Патриарха расстройство единства собственной его Церкви, он простирает испытующие взоры на Церковь Российскую и изыскивает предметы, которые могли бы произвести расстройство единства Греческой и Российской Церквей.

IV.               Но что же архимандрит Антонин ничего не сказал в оправдание Российской Церкви?

Например, ему легко было сказать, что уставам Церкви было противно двукратное, в один день причащение святых таин; но сего диаконы в России не делают, а приобщаются только при одной литургии, а при другой только читают, по нужде, ектении. Но Святейший, конечно, не почтет грехом, если один причетник читает и поет в один день сперва при ранней, а потом при поздней литургии. Не более греха и в чтении ектений одним лицом при ранней и поздней литургиях.

V Преимущественного внимания Святейшего Синода требует отзыв Патриарха, что признание болгарского архиепископа Иосифа в России архиереем поведет к соблазну на Востоке и что у них рукоположенный латинским архиереем иеродиакон рукоположен вновь, и при том только в уважение особенных обстоятельств.

Хорошо, что Святейший Синод не поспешил признать Иосифа, а вошел с ним в общение один киевский митрополит, что не должно пасть на ответственность Российской Церкви вообще.

VI.               Но при сем нужно принять в соображение, что перед сим были из Константинополя сведения о возвратившихся из болгарской унии священнослужителях, что они приняты снисходительнее, нежели как отозвался Патриарх в разговоре с архимандритом Антонином. Нужно Святейшему Синоду приобрести о сем верные и точные сведения, для соображения с делом о Иосифе.

VII.             Все, здесь изложенное, показывает, что Российской иерархии потребна великая осторожность и проницательная предусмотрительность в отношении к иерархии Константинопольской, и именно, к нынешнему Вселенскому Патриарху, весьма своеобразно и исключительно мудрствующему.

25 ноября 1861 г.

(Опубликовано: Собрание мнений и отзывов. СПб., 1886. С. 307–309)

18 декабря 1861 г.

Сиятельнейший граф!

Неожиданно открылся благоприятный повод обратиться к Вашему Сиятельству с словом горячей мольбы о споспешествовании делу, которое должно иметь важные и весьма благие последствия для всего православного населения Константинополя, в частности же для русского здесь общества.

Г[осподин] посланник наш при Оттоманской порте¹⁴⁰ осведомился недавно, что примыкающий к самому дворцу посольскому значительный участок земли, частию застроенной, частию свободной, поступает в продажу, и решился воспользоваться давно желанным случаем освободиться от стеснительного соседства, приобретением ее в русскую собственность. О чем он уже и отнесся в Императорское министерство иностранных дел. Между тем, по высшему, конечно, внушению, он пожелал на предположенном для приобретения месте воздвигнуть церковь, которая бы служила сколько для самого посольства, столько же и для городской публики и известна была под именем «русской», по примеру церквей наших в Афинах и Париже¹⁴¹.

При постройке посольского дворца нашего в Пере, к сожалению, не было обращено достаточно внимания на помещение в нем церкви. Для нее отведена была зала в третьем этаже дома хотя с удобствами для богослужения, но с большими затруднениями для желающих молиться в церкви. Невозможность открыть вход в посольство всем и каждому сделала церковь нашу почти совершенно чуждою православному населению столицы, а удушающий восход в нее отдалил от нее и своих. Между тем огромные массы единоверцев из славян и греков не перестают заявлять (частным, конечно, образом) жалобы на то, что они лишены возможности видеть среди себя русскую церковь во всем ее, столько утешительном для них, величии и великолепии, считая подобное дело одной из обязанностей нашего официального присутствия в столице Турции, к чему можно присовокупить, что вместе с тем мы отказываем себе в весьма важной доле влияния нашего здесь на общество как единоверцев, так и разноверцев, так и на самую неверную стихию, которая нечувствительно должна склоняться пред блестящею показностию неутомимой в силах, неистощимой в средствах, отлично зоркой и отлично ловкой римско-католической пропаганды. Нам нужна здесь церковь отдельная, для всех открытая, большая, не столько великолепная, сколько в строгом церковном вкусе построенная и с достоинством содержимая, блестящая в своих внешних обрядах и шумная в своем благовестии. Смиренное мнение мое, льщу себя надеждою, найдет одобрение у Святейшего Синода и у Вашего Сиятельства. Обращаюсь потому к Вам, сиятельнейший граф, с покорнейшею просьбою употребить свое благое содействие к тому, чтобы драгоценный случай выполнить нам свой давний долг перед Царем-градом не был опущен.

(…)

Положение Великой Церкви, к сожалению, не улучшается. В Святейшем Синоде ее продолжает существовать разлад; хотя заседания его происходят обычным порядком (без заточенных геронд), Порта до сих пор не произнесла никакого решения над докладом Следственной комиссии, разбиравшей дело Его Святейшества с недовольными митрополитами. К затруднениям Великой Церкви теперь присоединяется и финансовый вопрос. Казна ее истощена. Служащие в Синоде уже около 5-ти месяцев не получают жалованья. Вчера было чрезвычайное собрание в Патриархии членов Синода с участием светских лиц, предметом коего было рассуждение о состоянии народной казны и требования отречения нынешнего кассира (митрополита Никейского) от своей должности.

Об успехах болгаро-унитского движения фанатическая газета Le Courier d’ Orient не перестает по временам сообщать неприятные сведения из европейских областей Турции, преимущественно же из Адрианополя. Недавно она известила, что там новые семь сел присоединились к унитам и что болгаро-унитская адрианопольская церковь продолжает, хотя и медленно, строиться. По частным сведениям, уния там поддерживается тем обстоятельством, что стоящий во главе ее болгарин, издержавший на нее, в порыве неразумной ревности, около 40000 пиастров, не имеет теперь средств к существованию, и живет жалованием от Пропаганды. Близок к подобному положению и здешний архимандрит Макарий, один из первых деятелей прошлогоднего унитского движения, отставший от него вместе с Иосифом, и теперь снова грозящий нам возможностью увлечься предложениями щедрой пропаганды. Таких самопродавателей с молотка, и кроме Макария, есть здесь много – не только из болгар, но и из греков». Далее рассказывается случай, когда в униатской церкви в Галате служил объявивший себя католиком митрополит Драмский. Литургия совершалась по-православному с прибавлением к символу веры и поминанием папы. Конст[антинопольская] Церковь надеется на его раскаяние и возвращение. «Естественно Великой Церкви утешать себя таким образом. Но не помрачение смысла ринуло бывшего православного архиерея в лоно Римской Церкви, а сознательный, самым естественным образом вытекающий из системы Великой Церкви примешивать ко всему интерес денежный. Новое положение бывшего митрополита доставляет ему ежемесячного жалования 5000 пиастров из сумм Пропаганды, тогда как прежде, по его собственному выражению, Патриархия обдирала его до самой камилавки». (-)

Дошел слух, что отвергаемый своею паствою, митрополит Софийский Дорофей (болгарин родом) за какую-то вину приказал остричь волосы одному священнику. Следствием сего был мятеж народный, стоивший ему места. По требованию Порты, Патриарх приказал ему переехать до времени в Адрианополь. Надобно жалеть о случившемся. Оно подает новый повод греческим архиереям говорить, что между болгарами нет людей, способных занимать иерархические кафедры, и с другой стороны – выставлять на вид, что не в греках собственно заключается причина народного неудовольствия против архиереев в Болгарии.

Мы начали получать присылаемые из Святейшего Синода богослужебные книги, предназначенные к продаже здесь по половинной цене. Между ними не оказалось ни одного экземпляра Богослужебных Миней. Между тем на книги сии есть большое требование. Их огромный объем, конечно, немало затрудняет пересылку их в отдаленные места. Не было ли бы возможно печатать их в компактном виде, мелкими буквами? (...)

РГИА. Ф. 797. Оп. 32. 2 отд. Д. 2. Лл. 1–8об. Копия. Внизу листа примечание о том, что подлинное письмо не возвращено митрополитом Филаретом.

1 апреля 1862 г.

Сиятельнейший князь!

В исполнение переданного мне Вами поручения Святейшего Синода войти в доверительное сношение со Вселенским Патриархом Иоакимом по поводу искомого у него прощения бывшему болгаро-унитскому архиепископу Иосифу, я был 30 числа истекшего месяца у Его Всесвятости и сообщил ему о намерении Святейшего Синода обратиться к нему с ходатайством о прощении означенного архиепископа.

Всесвятейший Патриарх изволил сказать мне на это, что он ни запрещения, ни наказания никогда не налагал на Иосифа; вследствие чего и прощать его не имеет повода. Но если под прощением надобно разуметь забвение его временного отпадения в унию и принятие снова в лоно православия, то Его Всесвятость готов всегда это сделать, снисходя к виновному до того, что признает его в том же священном сане, какой имел до объявления себя унитом, во уважение его раскаяния.

Полагая, что подобный ответ не покажется вполне удовлетворительным Святейшему Синоду, я сделал попытку вызвать Его Всесвятость на объяснение относительно полученной Иосифом от Римской Церкви степени архиерейства. Патриарх называл его просто Иосифом, не присоединяя к имени никакого титула, чем, видимо, отрицал его епископство. Я доложил Всесвятейшему, что, судя по выражениям, заключающимся в сделанном мне Святейшим Синодом поручении войти с ним в доверительное сношение, Святейший Синод не отрицает прямо архиерейского сана Иосифа и что, может быть, в желаемом прощении заключалась мысль и о признании его в сем сане Его Всесвятостию.

На это Патриарх сказал, что ему неизвестны основания, на которых Святейший Синод мог бы признавать Иосифа архиереем; но если в прощении именно имеется в виду признание его как архиерея, то он не может сделать этого ни сам лично, ни со всем своим Синодом вместе, ибо ни он сам, ни все архиереи греческие, во 1-х, не признают действительными таинств еретиков, а, во 2-х, в Латинской Церкви, в частности, не видят истинного и законного совершения первого таинства христианского – Св. Крещения, обусловливающего собою самое христианство ее. Причем святитель повторил мне и прежде уже высказанную им мысль, что, предполагая возможность обращения в православие какого-нибудь латинского епископа, Православная Церковь потребовала бы от него прежде всего истинного крещения, а потом преемственного прохождения всех священных степеней, включительно до епископской, если бы признано было нужным иметь его архиереем. Он уверял меня при том, что подобный случай действительно и был – еще на его памяти.

Обходя молчанием все неисчислимые последствия высказанных Патриархом положений, я обратил внимание его на факт признания в минувшем году Великой Церковью двух мельхитских священников в их священных степенях – после их присоединения к Православию.

Собеседник ответил на это общим доводом, что подобное обстоятельство допущено Церковью χάριν ο#κονομίας, хозяйственным образом, подобно тому, как в России поступлено в 1839 г. с униатами, не в правило и не в образец общей практике церковной.

Я позволил себе заметить при этом Его Всесвятости, что подобный довод не выдерживает себя на суде догматическо-каноническом и что им недоброжелатели Православной

Церкви могут укорять ее в противоречии самой себе, как это отчасти и сделал известный англиканский богослов Пальмер¹⁴².

Патриарх отвечал, что в самом слове ο#κονομία уже заключается намек на то, что путем ее достигается нечто, если не прямо отрицающее заведенный порядок, то во всяком случае выступающее из него. От того средство это и употребляется Церковью весьма редко, а именно – когда имеется в виду только весьма важный интерес церковный. Но находится ли в подобном положении Иосиф?

Я сказал, что обращение его в православие, как архиепископа Римской церкви, может нанести чувствительный удар ее несправедливым притязаниям и повредить успехам пропаганды ее.

Напротив, ответил Патриарх, оно послужит в пользу здешней унитской пропаганде, и на болгар подействует пагубно. Ибо первая, опираясь на пример Иосифа, будет уверять совращаемых, что существенной разницы между двумя церквами нет, так как таинства одной приемлются и признаются другою, а последние, в надежде незаконного производства в церковные чины и достоинства, будут с охотою склоняться в унию, зная, что оставив ее потом, они удержат за собою ту или другую полученную в ней степень священства.

Полагая, что беседою моею Патриарх побужден был высказаться гораздо более, нежели сколько имело в виду возложенное на меня Святейшим Синодом поручение, я счел позволительным для себя остановиться на этом.

Его Всесвятость присовокупил, что по возвращении из Иерусалима Блаженнейшего Патриарха Кирилла¹⁴³, он, если угодно, может предложить на соборное обсуждение бывшего болгаро-унитского архиепископа, но что, так как это поведет ко многим богословским исследованиям, то, по неблагоприятности для подобных начинаний современных обстоятельств, предпочитал бы лучше не начинать дела.

Что касается до чиноположения, по какому производит Великая Церковь воссоединение с собою отпадших в унию, его составляет следующий порядок молитв и действий.

Благословен Бог. Царю Небесный. Трисвятое. Отче наш. Тропарь и кондак Пятидесятницы. Чтение присоединяемым отречения от своих заблуждений, им же чтение Символа Веры, миропомазание его по уставу с произношением слов: печать дара Духа Святого. Псалом: Вознесу тя, Боже мой, Царю мой, эктения о присоединяемом. Отпуст.

Имена отпадших в унию и возвратившихся потом в Православие духовных лиц мне обещались доставить из Патриархии в непродолжительном времени.

Моля Господа о здравии и благопоспешестве Вашем, с глубочайшим почтением и совершенной преданностью честь имею быть

Вашего Сиятельства покорнейшим слугою

Архимандрит Антонин.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. IV Л. 6566об. Копия.

3 апреля 1862 г.

Милостивый государь Николай Алексеевич!

Впоследствии отношения Вашего Превосходительства от 20 февраля № 105 я поручил

о. архимандриту Антонину войти в доверительное сношение с Вселенским Патриархом о прощении бывшего униатского архиепископа Иосифа Сокольского.

Представляя у сего на благоусмотрение Вашего Превосходительства донесение архимандрита Антонина о разговоре своем с Его святейшеством по этому предмету, я прошу Вас, Милостивый государь, принять уверение в совершенном моем почтении и таковой же преданности.

Кн. А. Лобанов.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. IV Л. 64.

31 мая 1862 г.

Конфиденциально

Ваше Превосходительство, милостивый государь!

По письму архимандрита Антонина о сношении его с Вселенским Патриархом по вопросу о болгаро-унитском архиепископе Иосифе требованное от меня (22 мая № 3053) мнение представляю с прилагаемой при сем запиской.

Полагаю, Святейший Синод обратит внимание на то, что архимандрит не все требованное и нужное к соображению с делом исполнил, именно: не доставил сведения, кто из отпадших в унию членов Константинопольского духовенства возвратились в Православную Церковь, с сохранением церковной степени.

Призывая Вам благословение Божие, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего превосходительства покорнейшим слугою Филарет Московский.

Мая 31, 1862.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. IV Л. 6767об. Автограф.

31 мая 1862 г.

Конфиденциально.

«О сношении с Вселенским Патриархом о болгаро-унитском архиепископе Иосифе.

I.  Предосторожность частного, а не официального сношения с Вселенским Патриархом о болгаро-унитском архиепископе Иосифе теперь оправдалась на деле. Открылось, что воззрение Святейшего Патриарха на дело Иосифа несогласно с воззрением Святейшего Синода. Но это разность мнений в разговоре, а не в актах, в келии, а не в церкви. Мир Церквей Греческой и Российской не нарушен. Архимандрит Антонин с благоразумной осторожностью выразился, когда сказал Патриарху, что в желаемом Святейшим Синодом прощении Иосифа, может быть, заключается мысль и о признании его в сане архиепископа, и таким образом не выставил решительного разномыслия.

II.                  Святейший Патриарх расширил свое рассуждение далее пределов предложенного вопроса. Он сказал, что «ни он сам, ни все архиереи греческие не признают действительными таинств еретиков». Непонятно, для чего сие сказано. Неужели он думает, что российское архиереи не держатся существующих о сем церковных правил? – Напрасно.

III.                Патриарх сказал, что он и все греческие архиереи «в Латинской Церкви, в частности, не видят истинного и законного совершения первого таинства христианского – Святого Крещения, обусловливающего самое христианство ее». Справедливо ли сие суждение, или нет, оно не имеет прямого отношения к делу Иосифа, который крещен православным крещением. Разве может быть, произнесенное Святейшим Патриархом суждение должно войти в связь с делом Иосифа посредством следующего умозаключения: поскольку таинство Св. Крещения обусловливает самое христианство Церкви, а Латинская Церковь не имеет истинного и законного совершения Св. Крещения, следственно не имеет того, чем обусловливалось бы самое христианство ее, следственно Латинская Церковь есть не христианская, и Папа есть не христианин, и следственно архимандрит Иосиф рукоположен от нехристианина? Это был бы правильный вывод из патриаршего изречения. Но лучше удержаться здесь от решительного заключения, потому что изречение ненаписанное могло переходить из уст в уста не в строгой точности.

IV.               В рассуждениях Патриарха видно предположение, что латинство есть ересь, а не раскол только. Это мнение, а не определение церковное. Впрочем, о сем неудобно здесь войти в обстоятельное рассуждение, равно как и о латинском крещении, которое Константинопольская иерархия прежде признавала, а потом стала отвергать.

V.                 Архимандрит Антонин справедливо указал Патриарху на двух мелхитских священников, которых Константинопольская иерархия приняла в общение Православной Церкви, не возобновляя над ними крещения и рукоположения, и в лице которых, следственно, признала действительным и латинское крещение, и латинское рукоположение. Сим примером опровергается то, что говорил Патриарх архимандриту о ничтожности таинств Латинской Церкви.

VI.               Однако Патриарх не признал себя опроверженным и, не отступив от своего мнения вообще, представил поступок с мелхитами как исключительный, допущенный Церковью χάριν οἰκονομίας, в качестве церковного домостроительства, то есть по распоряжению снисходительному, несколько уклоняющемуся от строгости общих церковных правил, для устранения вреда или для охранения и приращения блага Церкви, например для удобнейшего примирения с нею немирных. Под сие исключительное правило подвел Патриарх и действие российской иерархии при воссоединении бывших униатов.

В сем отзыве Патриарха есть то доброе, что он не отрицает возможности, по особым уважениям, признать латинское и крещение, и рукоположение и с тем вместе оправдывает действие Российской Церкви, не согласное с прежде изъявленным от него строгим осуждением.

Здесь архимандриту Антонину следовало бы сказать: если с мелхитами поступлено χάριν οἰκονομίας, то нельзя ли с Иосифом поступить χάριν οἰκονομίας?

#Это было бы кроткое, но с тем вместе ясное и самое близкое к цели разговора: от уст твоих сужду ти.

Вместо сего, позвав Патриарха пред суд догматико-канонический, архимандрит мог вызвать строгий ответ.

VII.             Впрочем, Патриарх показал причины, почему не находит возможным поступить с Иосифом по снисхождению.

Первая причина: признание Иосифа архиепископом дает случай латинской пропаганде прельщать болгар мыслью, что между двумя Церквами нет существенной разности.

Кажется, пропаганде стыдно решиться указывать на Иосифа, в котором она так жестоко обманулась; но если решится, то может означенной мыслью соблазнять болгар, не имеющих отчетливого знания догматов Православной Церкви.

Другая причина: признание Иосифа дает повод болгарам перебегать в унию в надежде получения церковных степеней.

Сия причина менее сильна. Если пример Иосифа возбуждает сию надежду, то он же и подрывает ее, потому что после него латинская иерархия, конечно, не будет так неосторожна, как прежде.

VIII.           Что Патриарх предпочитает не предлагать вопроса о Иосифе на соборное обсуждение, это очень хорошо. Потому что сие обсуждение кончилось бы утверждением строгого мнения Патриарха и дело пришло бы в худшее положение, нежели теперь.

IX.               Что же делать? Не признать ли Иосифа, несмотря на мнение Вселенского Патриарха?

Это было бы для болгар бесполезно, потому что и Патриарх, и турецкое правительство не допустили бы его, как орудие России, прийти и действовать в Болгарии. А для Православной Церкви это было бы бедственно, потому что произвело бы раздор между Греческой и Российской Церковью. Как Иосиф принадлежал к области Патриарха, а не Российского Синода, то Патриарх не без права Иосифа, признанного в России архиепископом, может соборно признать не только не имеющим епископского сана, но и лишенным сана архимандритского и священнического. Таким противоречием властей была бы нанесена тяжкая и неудобоизлечимая рана миру и единству церквей, чего так жаждут враги православия, дабы унизить православную Церковь и во мнении, и в силе.

Итак, что же делать?

По моему мнению, сказать Иосифу: Российская церковь по духу любви и по сочувствию соплеменности к тебе и твоим единоплеменникам с искренним участие взирает на твое положение; но ты принадлежал к области Вселенского Патриарха, и без его согласия вопрос о тебе решить неудобно, что выражено и в самом твоем прошении к Святейшему Синоду; по принятым же мерам известно сделалось, что в настоящее время от Святейшего Патриарха снисходительного решения тебе получить не можно, при том же Российская церковь ради общего блага православия считает себя обязанной всевозможно предостеречься от несогласия со Вселенским Патриархом, то в настоящее время не можно предложить тебе ничего другого, как с великодушным терпением остаться в ожидании последствий продолжаемого старания достигнуть желаемого решения, без нарушения согласия с святейшим Патриархом.

Для поддержания его в терпении и надежде, может быть, неизлишне допустить до его сведения и то, что до сих пор есть половина надежды, то есть надежда, что Патриарх признает его в том сане, в котором он находится в православной церкви.

Филарет м[итрополит] Московский.

Мая 31 1862 г.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. IV. Л. 68–72. Копия. (Опубликовано: Собрание мнений и отзывов. СПб., 1886. С. 329–333)

10 марта 1863 г.

Его Высокородию, г. поверенному в делах при Оттоманской порте, статскому советнику и кавалеру Е. П. Новикову

В течение нескольких лет, по распоряжению Святейшего Синода, высылаемы были в императорскую миссию церковно-богослужебные книги для безмездной раздачи славянским церквам Турции. Мера эта с 1861 г. заменена другою, именно: присылаются книги уже не для безмездной раздачи, а для продажи по половинной цене против стоимости их (по) синодальному каталогу. Между тем прежняя мера все еще памятна здесь нашим соплеменным единоверцам. Ко мне весьма нередко обращаются с просьбой о книгах лица в таких обстоятельствах или так поставленные, что невозможно ни отказать им, ни завесть с ними речь о продаже книг по какой бы то ни было цене. Таким образом, я принужден был уже более 10 книг раздать даром, относя половинную уплату за них на свой счет. Еще третьего дня приходил ко мне один иеродиакон от Е[го] В[сесвятейшества] Вселенского Патриарха с просьбой снабдить одну бедную болгарскую церковь богослужебными книгами. Предвидя и впредь возможность подобных обстоятельств, я обращаюсь к Вашему Высокородию с покорнейшей просьбой отнестись, через Министерство иностранных дел, в Святейший Синод с ходатайством о присылке в миссию безмездно, для распоряжения по ее усмотрению в особенных случаях, следующих книг в 10-ти экземплярах каждой: Евангелия, Апостола, Архиерейского Служебника, Служебника, Требника, Святцев, Книги молебных пений, Часослова, Псалтыри со восследованиями, Минеи общей, Минеи праздничной, Триоди, Пентикостария, Октоиха, Ирмология и (хотя в 5 экз.) круга Богослужебных Миней.

Константинопольской посольской церкви настоятель

архимандрит Антонин.

10 марта 1863 г.

Константинополь.

РГИА. Ф. 797. Оп. 33. 2 отд. Д. 91. Л. 2–2об. Копия.

4 ноября 1863 г.

Ваше Превосходительство милостивый государь!

Божиим благим поспешением я возвратился в Константинополь благополучно. Здесь нашел свою церковь в надлежащем порядке и полном благосостоянии, чем и был немало утешен.

Я не поспел, к сожалению, к выбору нового Патриарха, чтобы быть вторично свидетелем сего любопытного в Православной Церкви явления. Патриархом был избран и утвержден Амасийский митрополит Софроний¹⁴⁴. Засим уже послана была от Св. Синода и народного совета депутация, долженствовавшая сопровождать его из Синода до столицы. Вместе с тем ожидались здесь и остальные два Патриарха (Александрийский и Антиохийский) для совокупного обсуждения всеми так называемыми «Кириархами»¹⁴⁵ вопроса о монастырских имуществах, секвестированных молдовлахийским правительством¹⁴⁶. Оба Патриарха прибыли почти единовременно, предваривши приезд Вселенского Патриарха. Последний достиг Константинополя только 22 октября. С неделю времени он не вступал в управление делами, ожидая аудиенции у Султана. В минувший понедельник он представлялся Его Величеству. С тех пор начались в Патриархии обычные заседания под председательством Его Всесвятости.

Препровождаемое при сем к Вашему Превосходительству Приложение № 2 по прочтении, прошу покорнейше доставить Его Высокопреосвященству, митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому, в дополнение подобному же № 1, посланному мною к нему с прошлою почтою.

Из помещенных в Приложении сем речей Патриарха к народу и Султану Ваше Превосходительство изволите усмотреть, что Его Всесвятость изображает положение Великой Церкви стесненным и затрудненным. Наибольшая трудность ее, конечно, есть ее безденежье. Из епархий с болгарским населением давно уже не присылается ей никакого пособия. Да и в тех епархиях, где население чисто греческое, еще не везде существует соглашения архиерея с народом относительно взимания повенечного дохода соответственно новым постановлениям церковным 1858–1860 гг., а вследствие сего и определенное с каждой епархии пособие патриаршему престолу доставляется ими и беспорядочно, и скудно. Общественная касса здешняя совершенно пуста. Служащие в Патриархии, Синоде и Совете уже более 6 месяцев не получают жалования. Между тем слышно, что одно представление Патриарха Султану и в Порту обошлось ему в 1200 турецких червонцев¹⁴⁷, которые, конечно, отнесены будут на общественный счет.

Есть повод надеяться, что новый Патриарх окажется сговорчивее своего предшественника в болгарском вопросе, насколько дело будет зависеть лично от него. Он уже обещался простить низложенных и заточенных архиереев из болгар (Авксентия и Илариона). Между тем, «болгаро-греческая комиссия» давно уже прекратила свои действия, в ожидании смены бывшего и назначении нынешнего Патриарха.

Из Афин уведомляют, что известный своим озлоблением на Русскую Церковь, бывший профессор тамошнего университета Александр Ликург¹⁴⁸ (недавно произведенный в Иерусалиме в сан архимандрита) назначен наставником и придворным священником нового короля. Это обстоятельство должно печалить нас. Желчный и в высшей степени самолюбивый, антагонист сперва о. Палисадова, а потом всего русского, человек этот недавно был здесь, и, сидя у Патриарха Иерусалимского, выражался, что у Церкви Русской нет ничего общего с Греческой, и что ее надобно отсечь от сея (за что Блаженнейший велел ему выйти вон). Не было бы найдено полезным поручить нашему в Афинах архимандриту¹⁴⁹ сблизиться с о. Александром, по кр[айней] мере объясниться насчет его напрасного и вовсе не уместного враждования против России?

Осмеливаюсь покорнейше просить у Вашего Превосходительства, а через посредство Ваше и у Высокого Правительства благосклонного внимания к самому почтенному лицу из всего христианского населения Константинополя, Стефану Карафеодори¹⁵⁰, которого я могу сравнить из греков только с покойным Икономом¹⁵¹. Этот человек самого обширного богословского образования, отличной благонамеренности, глубокого благочестия и огромного нравственного влияния на массу соплеменников. В звании придворного врача он вместе с тем есть и лицо, высоко поставленное в городе. Многочисленные сочинения его составляют капитал новогреческой духовной литературы. Его благим усилиям по преимуществу надобно приписать успешное преобразование административной системы Великой Церкви. Славяноманы ему поставляют в вину, что он, пользуясь таким огромным значением в Учредительном Народном собрании 1858–1860 г., не только ничего не сделал в пользу болгар, но еще противодействовал их видам. Но, во-первых, он говорил в собрании только то, что оно не пригодно для решения вопроса об отдельной народности болгар, во-вторых: для России и ее правительства важны услуги не те только, которые клонятся на сторону тех или других славян, но и те (сии важнее), которые имеют по виду общую пользу Православной Церкви, в-третьих: долг мудрой политики – влиятельных противников ее идей привлекать на свою сторону ласковым вниманием. Мне известно положительно, что г. Карафеодори счел бы для себя высокой честью носить какой-нибудь русский орден.

О. иеродиакон посольской церкви здешней уведомил меня, что он просил Ваше Превосходительство об ускорении дела о его ученой степени. С своей стороны я нахожу, что дарование о. иеродиакону ученой степени не только справедливо, но и будет для него весьма полезно.

Усердно моля Господа о здравии, мире и благопоспешестве Вашего Превосходительства, с глубочайшим почтением и живейшею преданностью честь имею быть Вашим, Милостивейший государь, покорнейшим слугою архимандрит Антонин.

Константинополь.

4 ноября 1863 г.

РГИА. Ф. 797. Оп. 34. 2 отд. 3 ст. Д. 25 Л. 1–2об. Автограф.

К слову о г. Карафеодори

Знаменитые вожди греческого восстания Ф. Колокотрони и Никита по прозванию «туркоед»¹⁵² умерли, не получивши никакого знака внимания к своим подвигам от России, хотя оба беспредельно были преданы ей; третий знаменитый деятель той же эпохи, А. Метакса¹⁵³, много лет стоявший во главе приверженцев России в Греции, всю жизнь ожидал какогонибудь русского украшения и скончался, не дождавшись. Мы спохватились о том же после его смерти и дали, не причастному делам отеческим, сыну его крест Св. Анны 2-й ст., что поистине произвело один смех в Афинах, кто видел все это, тому простительно пожелать, чтобы люди, достойные сочувствия нашего, уверялись в нем и уверялись благовременно.

Г. Карафеодори уже глубокий старик и даже по одному возрасту своему невозбранно мог бы носить на шее своей Владимирский крест. Владимир и потому еще приличен ему, что может охладить собою его эллинизм в пользу славянства.

РГИА. Ф. 797. Оп. 34. 2 отд. 3 ст. Д. 25 Л. 5–5об.

1 февраля 1864 г.

(...) Предположение о пользе сношения настоятеля посольской нашей церкви в Афинах с архимандритом Александром Ликургом я признаю с своей стороны вполне основательным и могущим принести благие последствия. Если Вы изволите разделять это мнение, то не угодно ли будет Вашему Сиятельству дать соответственные наставления о. архимандриту Петру, и при сем честь имею приложить на Ваше заключение проект письма от меня по тому же предмету к Посланнику нашему в Афинах¹⁵⁴.

Что касается до награждения орденом доктора Карафеодори, то к сему со стороны Министерства ин[остранных] дел не имеется препятствий, так как таковое награждение может произвесть благоприятное впечатление, но я полагал бы, в случае если бы Святейший Синод исходатайствовал от монарших щедрот таковую награду, внушить г. Карафеодори, при передаче ему ордена, что все желания русского правительства постоянно клонятся к поддержанию мира и согласия между всеми нашими единоверцами на Востоке, без различия народностей, и что лучшую услугу делу Православия окажет тот, кто умеренностью и благоразумными уступками будет содействовать прекращению раздора и озлобления, поселившихся между греками и славянами (...)

РГИА. Ф. 797. Оп. 34. 2 отд. 3 ст. Д. 25 Л. Лл. 11–11об.

15 февраля 1865 г.

Вторично уже выбранный член Смешанного Народного совета при Вселенской Патриархии, г. Стефан Карафеодори, человек, в течение своей долголетней (77 лет) жизни оказавший многочисленные и весьма важные услуги Православной Церкви на В о стоке. Его эллиническое стремление, так легко объясняемое его любовью к своему племени, послужившее поводом в минувшем году к отстранению дела о его награде, не будет ли найдено возможным покрыть великодушным снисхождением во внимание к его общим заслугам на пользу Православия? Совершившееся преобразование церковного управления Константинопольского Патриархата, желанное для всякого православного, главным образом обязано его усилиям, благонамеренности и благочестивой ревности. Последние обстоятельства служения на пользу Святой Церкви сего замечательного общественного деятеля Вашему Превосходительству известны. Глубокое уважение, которым пользуется здесь от всех г. Карафеодори, как человек обширной учености духовной и светской, строгой честности и огромного нравственного влияния, не может обратить даруемой ему награды в предмет зависти для других, толков и пересудов и ни в каком случае не уронит ни ее, ни чести дарующего правительства, а напротив, усилит его значение в здешнем крае.

Профессор Халкинской богословской школы, Илья Танталиди¹⁵⁵, человек глубоко всеми чтимый и любимый, отлично ученый филолог и богослов, известный многими сочинениями, в числе коих особенного внимания заслуживает появившееся в печати в 1850 г. в двух томах «Обличение папства» (Παπιστικ# Ἐλεγχα). В двукратное посещение Константинополя Его Императорским Высочеством, великим князем Константином Николаевичем, г. Танталиди, вдохновенный благими надеждами лучшей будущности Востока, возбужденными сим посещением, воспел высокого гостя прекрасными стихотворениями, из коих одно было поднесено им великому князю, но, к сожалению, не повлекло за собою никакого знака благоволительного внимания к автору русского правительства, что до сих пор неравнодушно принимается здешним обществом. Во время последней войны почтенный профессор оказывал самое дружеское внимание нашим пленным офицерам, проживавшим на Принцевых островах, чем снова подтвердил не только общий отзыв о его высоких человеколюбивых чувствах, но и несомненную искренность своего расположения к России. Влияние, которым пользуется г. Танталиди в школе и во всех лучших домах греческих Перы и Фанаря, может быть ценимо нами, а строгий нравственный характер человека ручается в том, что благосклонность правительства нашего не будет употреблена им во зло.

РГИА. Ф. 797. Оп. 34. 2 отд. 3 ст. Д. 25 Л. Лл. 24–24об. Выписка.

20 января 1864 г.

Ваше Превосходительство милостивейший государь!

Прошу позволения поздравить Вас с Новым Годом и засвидетельствовать перед Вами теплейшее желание, чтобы дни жизни Вашей и в текущем году были под неотступным покровом отечески внемлющего Промысла Божия, чего Вы так достойны и как верный слуга Церкви, и как христианин благочестивый, и как человек ведущий и любящий внимать другим.

Христианский Константинополь мирно встретил Новый год. Обычная размена посещений народоначальников двух христианских населений Константинополя – греческого и армянского, бывающая два раза ежегодно, на сей раз оставила в той и другой половине впечатления самые благоприятные, отнесенные вообще к счастливым предзнаменованиям наступившего года. Оба Патриарха лица новые на своих местах и, воспользовавшись случаем первого свидания, отнеслись друг к другу искреннее и сочувственнее, чем это обыкновенно бывает.

Первым замечательным делом Св. Синода патриаршего в этом году было избрание митрополита на праздную кафедру Амасийской епархии. Так как кафедра эта, занимая 12е место в ряду других, считается одной из важнейших, то, по принятому издавна обычаю, вместо поставления на нее вновь архиерея, положено было в Синоде перевесть на нее Митрополита из другой низшей епархии, каковая мера и по церковным правилам, и по новым положениям Патриархата, считается крайней и исключительной. 11-го числа сего месяца происходил выбор. Кандидатами сначала указано было 5 митрополитов: Раско-Призренский¹⁵⁶, Артский, Велесский, Филадельфийский и Мефимнский. Первый тотчас же отказался от кандидатуры. Велесскому по важным причинам народным найдено было необходимым оставаться на своем месте.¹⁵⁷ Из трех остальных кандидатов Артский получил 9 шаров, Филадельфийский 2 и Мефимнский 1. Вследствие чего и был утвержден Патриархом на кафедре Амасийской бывший артский митрополит Софроний. Лишь только узнал о сем действии Св. Синода народный совет, немедленно один из самых влиятельных членов его, г. Балтаджи послал Патриарху свое увольнение, счита я назначение амасийского митрополита незаконным, так как он имел уже у себя кафедру и, кроме того, был под судом. Патриарх в тот же день пригласил к себе г. Балтаджи и уверил его, что он и в мысли не имел нарушать Положений, что назначение амасийского митрополита произошло законным образом, а что касается подсудимости его, то он уже троекратно оправдан Синодально при Патриархе Иоакиме, в междупатриаршество и при нем самом. Вместе с тем Его Всесвятость торжественно заверил совет, что отселе впредь он еще деятельнее будет стоять за Положения, сам исполняя их буквально, и того же требуя от членов Синода. Вследствие сих заверений г. Балтаджи взял назад свое увольнение, и мир между двумя правительственными местами восстановился.

Из болгарских епархий продолжают приходить неутешительные известия об отказе народа платить архиерейский и патриарший набор, выражающемся, в виду принудительных мер, мятежом. Так недавно посланного анхиальским митрополитом для переписи долгов, подлежащих плате, епископа Римнийского жители села Карнабата встретили бранью и забросали снегом.¹⁵⁸ Сегодня получено телеграфическое сообщение из Рущука (кафедры Червенской епископии – под Тырновской митрополией), что там, по настоянию епископа, паша арестовал 6 человек, посланных народом с отказом в платеже, вследствие чего произошел мятеж в городе, вынудивший пашу освободить арестованных. Озлобленные жители разломали архиерейский дом и остатки его побросали в Дунай.

Соответственно новым Положениям Великой Церкви начинают образовываться при епархиальных кафедрах, взамен прежних протосингелий, церковные комиссии (вроде наших консисторий), подобно тому, как в Элладе с 1852 г. учреждены епископские советы. Так, в Фессалонике составилась комиссия из следующих лиц: архимандрита, сакеллария, протэкдика, скевофилака, двух приходских священников и архидиакона митрополии. Заседания ее бывают один раз в неделю по субботам.

Известен стал здесь недавно и проект нового устройства Румынской Церкви. Пока он возбуждает одно любопытство в здешнем духовенстве. Если он будет утверждении возымеет свое действие, много представит в себе поучительного для всего православного мира.

Не было ли бы найдено возможным уведомить меня каким-нибудь путем, получены ли Духовно-учебным управлением посланные мною для четырех Духовных Академий наших древние монеты? Дипломатическою канцеляриею при Новороссийском генерал-губернаторе они отправлены в Азиатский департамент еще в апреле месяце истекшего года, при донесении за № 208.

Моля Господа Бога о здравии и благопоспешестве Вашем, с глубочайшим уважением и живейшей преданностью честь имею быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

архимандрит Антонин.

Константинополь.

20 января 1864 г.

РГИА. Ф. 797. Оп. 34. 2 отд. 3 ст. Д. 68. Лл. 1–2об.

26 февраля 1864 г.

Прекращение, по случаю минувших холодов, пароходного сообщения между Одессою и Константинополем препятствовало мне ранее сего сообщить Вашему Высокопреосвященству, что Е[го] В[сесвятейшество] Патриарх Софроний, для решения болгарского дела, придумал, с согласия В[ысокой] Порты, созвать греко-народное собрание из высшего духовенства греческого и отборных светских лиц, проживающих в Константинополе. Собрание это состоялось в минувшую пятницу 21 февраля. В нем принимали участие, кроме наличных 4-х Патриархов, два бывшие Вселенские Патриархи, многие митрополиты и епископы (всего 25 архиереев) и несколько ученых богословов – всего 35 духовных лиц и столько же мирян. Вселенский Патриарх открыл заседание речью, в которой объявил о предмете имеющих быть обсуждений, выставляя на вид всю важность тернистого и крайне опасного вопроса для Церкви и народа. Затем первый секретарь Смешанного Народного совета прочел длинное изложение занятий бывшей болгаро-греческой комиссии, после чего бывший Патриарх Вселенский Григорий трогательно убеждал собрание заняться самым тщательным образом делом такой высокой важности. После длинных рассуждений о необходимости хранить права В[еликой] Церкви в их полной неприкосновенности, положено было отпечатать читанное первым секретарем совета изложение и раздать по экземпляру его всем членам собрания для руководства при дальнейших действиях его.

Кроме того, большинством голосов избрана была особенная комиссия из ученых, духовных и светских лиц в числе 10, с тем, чтобы она в течение 30 дней изучила и представила собранию все, что относится к болгарскому вопросу. Члены сей комиссии из духовных суть: архимандрит Анфим Мазараки, ректор Халкинского торгового училища архимандрит Александр Ласкари, ректор Великой школы Рода архимандрит Евстафий Клеовул, иеродиакон Григорий Гог и профессор богословской Халкинской школы и проповедник г. Григора. Между светскими важнейший есть Илия Танталиди, профессор богословской школы и старшие сыновья В[еликого] Логофета и г. Карафеодори¹⁵⁹¹⁶⁰.

Комиссия начала уже свое дело. Вчера приходил ко мне о. а[рхимандрит] Александр Ласкари, заявляя желание иметь сведения обо всем, что печатано на русском языке по поводу болгарского вопроса и вызнавая мое мнение о возможном исходе его. Я уклонился от какого бы то ни было отзыва о нем, зная, что наш г. поверенный в делах имел уже о нем 12 февраля обстоятельную беседу с Вселенским Патриархом, и не сомневаясь нисколько, что Всесвятейший сообщил уже о ней Комиссии. По мнению о. архимандрита, наиболее резкое требование болгар, особенно болгарского Народного совета с особенным представительством перед Портой, не есть дело церковное и не от Церкви, а от правительства зависит принять или отвергнуть его. Избрание архиереев самою епархией он также не находит антиканоническим.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. VI. Лл. 3636об. Копия.

1 марта 1864 г.

Высокопреподобнейший отец архимандрит, милостивый государь.

Получив письмо Вашего Высокопреподобия от минувшего января, приношу Вам искреннюю благодарность за поздравление с наступившим Новым Годом и за все благопожелания. Взаимно обращаясь к Вам с тем же приветом, душевно радуюсь возможности выразить при сем случае мою твердую надежду, что Ваше Высокопреподобие продолжите Вашу деятельность на настоящем поприще и в этот год с таким же достоинством, ревностью и пользой, коими всегда отличалось Ваше достохвальное служение.

Благодарю также за доставленные Вами сведения о текущих событиях Константинопольской Церкви. Передаваемые Вами известия я читаю с живейшим интересом, извлекаю из них все, что можно, и вообще нахожу их весьма нелишними для себя по многим причинам. Поэтому желаю и прошу Вас и на будущее время сообщать обо всем, что, по Вашему мнению, в жизни Востока будет любопытного и замечательного в церковно-религиозном отношении.

В заключение считаю долгом уведомить, что посланные Вами древние монеты получены Духовно-учебным управлением и отправлены им в Санкт-Петербургскую духовную академию.

Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности А. П. Ахматов.

РГИА. Ф. 797. Оп. 34. 2 отд. 3 ст. Д. 68. Л. 5–5об.

7 апреля 1864 г.

Ваше Превосходительство, милостивый государь!

Постоянный Народный смешанный совет Патриархата Константинопольского обнародовал на днях краткий отчет в своих действиях за истекший год свой (25 марта 1863 – 25 марта 1864 г.). По тому значению, какое совет приобрел в жизни и делах Христианского Востока, действия его заключают в себе постоянный интерес. Но в минувшем году они получили двойную и тройную важность от столкновения совета с Синодом, или точнее Патриархом, или еще точнее – с старыми административными началами, к которым пытался возвратиться Патриарх, постоянно ограничиваемый в давно привычных правах своих новым порядком вещей. Столкновение, как известно, кончилось падением Иоакима II и решительным перевесом мирской стихии в делах управления Патриархата. Находя с своей стороны «Изложение» полным интереса в историческом и административном отношении, я не усомнился перевесть его на русский язык и препроводить к Вашему Превосходительству, полагая, что такого же рода интерес оно представит и Святейшему Синоду. Конечно, на него надобно смотреть не только как на простой отчет, но и как на апологию совета, и желалось бы, чтобы прежний Патриарх отозвался на него ответом, но этого едва ли можно надеяться.

Перемен каких-нибудь здесь в церковных делах пока нет. В числе новых четырех членов Народного совета опять избран г. Стефан Карафеодори. Народный сход по болгарскому делу обещается вскоре после Пасхи.

Между тем болгаре также недавно (27 марта) имели свое Народное собрание в метохе церкви Св. Стефана, на котором положили составить комиссию из 10 членов для обсуждения своих народных дел, и в особенности своего церковного вопроса. Комиссия сия вызвана представить собранию проект устава своих постоянных в будущем занятий. По принятии и утверждении, кем следует, сего устава, сам собой составится и болгарский Народный совет.

Английская газета города сообщает к сведению всех, что иезуиты купили вблизи столицы большое количество земли, на которой имеют намерение устроить разные богоугодные заведения в своем духе и образе.

Три ящика с богослужебными книгами, отпущенными по распоряжению Святейшего Синода, из книжной Синодальной лавки в ведение миссии для безмездной раздачи, по ее усмотрению, в особенных обстоятельствах, здесь получены и приняты мною в количестве, означенном в отношении Азиатского департамента.

Недавно получены и другие 6 ящиков также с богослужебными книгами, долженствующими поступить в распоряжение миссии, как о том извещает отношение дипломатической канцелярии при г. новороссийском генерал-губернаторе. Но какого рода должно быть сие расходование, миссия остается в неизвестности. Если книги присланы для продажи, то желательно бы знать, продажа сия должна ли производиться по-прежнему на условиях половинной цены их, или Святейшим Синодом приняты какие-либо другие меры относительно ее?

Изъявляя теплое желание, чтобы Ваше Превосходительство встретили и провели всерадостный праздник христианский в полном благодушестве и невозмутимом мире духа, с глубочайшим уважением и живейшей преданностью честь имею быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

архимандрит Антонин.

Константинополь.

7 апреля 1864

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. VI. Лл. 3737об. Автограф.

По окончании, с Божией помощью, А периода Народного смешанного совета, и по удалении, в силу § 5 устава об устройстве совета, половины светских наличных членов сказанного совета, их место заняли другие четверо: гг. Константин Адосид, Ставракий Иоаннид, Иоанн Анастасиад и Георгий Папаламбринуд, выбранные избирательным сходом, имевшим место в Патриархии 17 марта истекшего года под председательством Его Всесвятости, бывшего Патриарха Константинопольского Иоакима и утвержденные Высокою Портою, согласно с уставом.

Совет, состоявший таким образом под председательством Его Преосвященства, митрополита Артского (ныне же Амасийского), г. Софрония, из их преосвященств Раско-Призренского г. Мелетия, Сисанийского г. Мелетия и Велесского г. Анфима и из светских членов: гг. К. Мусура, Г Крестида, К. Карафеодори, Д. Гелиоглу, К. Адосида, Ст. Иоаннида, Г Папаламбринуда и Г. Анастасиада, с главным секретарем г. И. А. Аристоклом, продолжал с 25 марта истекшего года определенные уставом занятия, начав свой В период 88-м заседанием.

Но после трех заседаний председатель совета, ссылаясь на свое слабое здоровье, подал Его Всесвятости г. Иоакиму прошение об увольнении от председательства. Его Всесвятость, приняв прошение, заместил его Преосвященным Митилинским г. Мелетием.¹⁶¹ Увольнение это, сделанное без ведома совета, показалось ему противным уставу, так как законность увольнения не была доказана. После долгих по предмету сему переговоров с Его Всесвятостью, установлено было сообща, чтобы отселе об увольнении духовных членов совета объявляемо было всякий раз последнему, с тем чтобы он рассматривал достаточность оснований для сего увольнения и представлял о том свое мнение Его Всесвятости.

Между тем от начала заседаний во втором году А периода, уже окончившегося, было 85 заседаний совета срочных и чрезвычайных, на которых, кроме рассмотренных и оконченных разных частных дел, входящих в круг его ведения, обсуждались и были порешены следующие вопросы общего значения, относящиеся к управлению церковными и народными делами нашими.

Во-первых, вследствие засвидетельствования святых архиереев, совет, взяв во внимание затруднения и препятствия со стороны христиан некоторых областей относительно определенного уставом денежного взноса в пользу местного архиерея, Патриарха и человеколюбивых заведений столицы, постановил предложить Его Всесвятости обратиться такриром к Высокой Порте и просить ее благоволить послать свои высокие мектупы к правителям областей, приказав им поддерживать всеми силами и приводить в действие указанную уставом меру о взносе. Представление о сем он неоднократно делал Его Всесвятости, прося его вместе с тем благоволить своими патриаршими посланиями побудить важнейших лиц областей к принятию сказанного устава.

Современно с этим совет, имея в виду последний параграф о взносе, где говорится: чистый долг областей, называемый придворный, равно как и долг общественный, после того как будет приведен в ясность особенною, для сего составленною комиссией, решено уплатить с помощью всенародных пожертвований, а равно и то, что, если уплата народного долга выполнится в период времени, когда имеет силу общая мера правительства об уплате старых долгов (по которой всякий долг уплачивается на 40/100 звонкою монетою и на 60/100 долговыми обязательства и (consolide)¹⁶², то народная казна будет иметь пользы на 3 миллиона, немедленно приступил к обсуждению вопроса об уплате сказанного долга по означенной общей мере. Вследствие сего сообразив, что уплата долга по упомянутому параграфу устава, требующая продолжительного времени, не состоится в течение определенного правительством для общей меры срока – тем более, что при продолжающейся нерешенности известного болгарского вопроса встретятся большие трудности, – совет 17 мая положил просить у Высокой Порты, единственно по силе сказанного параграфа об уплате народного долга, заимообразно 60000 лир для скорейшего погашения его в пользу народной казны и за тем при первой возможности употребить меры к возвращению сего количества с епархий. Относительно предмета сего много шагов сделано было советом и много мер принято в данный промежу ток времени, с целью достичь благополучного исхода его. Высокая Порта, в своей материнской нежной заботливости о народе нашем, благоволила, устранивши всякое препятствие к принятию просьбы нашей, согласиться на то, чтобы под ее ручательством даны были заимообразно в народную казну нашу 60 000 лир. Так как, по последним заверениям в Патриархию Высокая Порты, дело это уже закончено, то совет в последнее время приступил к составлению счетной комиссии для производства уплаты.

Современно с этим совет занялся и другим предметом. Поскольку около года уже введен в Патриархию новый порядок, согласно с действующим уставом, и поскольку на основании общих начал, на коих утвержден определяющий сей новый порядок устав, требовалось, чтобы введены были и новые постановления, пригодные для законного делопроизводства, и поскольку одна из основных обязанностей, налагаемых действующим уставом на совет, бесспорно есть и надлежащая выручка постановленных в пользу народной казны доходов, то совет положил чрез посредство нарочно к тому назначенного лица:

1)                  узаконить и уложить образ поступления в Патриархию бумаг;

2)                  определить с точностью обязанности каждой канцелярии Патриархии и взаимные их одной к другой отношения;

3)                  определить способ точно выручки доходов в пользу казны от входящих разных бумаг.

Во исполнение сего решения, надлежащим образом узаконено и распределено делопроизводство патриарших канцелярий, в числе коих находится и паспортная канцелярия.

Вместе с тем совет, имея в виду параграф 8 устава о своих обязанностях, составил и напечатал таксу канцелярских доходов Народной казны, в которой определены все виды подлежащих оплате бумаг, и обозначено количество оной для каждой из них.

Взяв также во внимание, что по действующему уставу никакое другое присутственное место не может иметь действия в Патриархии, кроме Св. Синода и Народного совета, совет, после долгих переговоров и рассуждений с Его Всесвятостью прежним Патриархом г. Иоакимом, настоял, чтобы произнесено было единогласное упразднение – самым делом – существующего в Патриархии присутствия под именем Дивана,¹⁶³ находящегося под председательством Великого Протосингела, как оно упразднено уже уставом, и чтобы, если Св. Синод найдет нужным, составлена была вместо него комиссия, занимающаяся одними духовными предметами (подобно Следственной комиссии – занимающейся одними вещественными) под ответственностью Св. Синода, и состоящая исключительно из духовных лиц, а не смешанная, каков был Диван. Такая комиссия рассудительностью и попечением Синода и была учреждена, под именем Совещательной комиссии.¹⁶⁴

Кроме того, взяв также во внимание, что многие из народных имуществ записаны за разными частными лицами и что лица сии не имеют никаких письменных свидетельств подобной именной записи, совет составил особую комиссию, целью коей было собрать все собственнические документы монастырских и прочих народных имуществ и, вписавши их в особый кодекс, взять расписки во владении ими, подписанные теми самыми лицами, на имя которых они записаны.

За всем сим 4 июня минувшего года совет получает известие, что Св. Синод постановил, чтобы все доходы епархии ваканствовавшими до 1 января кафедрами поступали в пользу Его Всесвятости бывшего Патриарха г. Иоакима до самого назначения на них новых митрополитов, а также и чтобы Его Всесвятость получал «любочестное» от архиереев, определяемых на епархии, вакантствовавшие до 1 числа сказанного января. Большинство совета нашло сие постановление Св. Синода противоречащим уставу по двум причинам, а именно, 1-е, что рассуждение и определение Св. Синода по предмету чисто вещественному, каков настоящий, было вне круга его ведения, ограничивающегося одними духовными предметами, 2-е, что с 1-го января введено уже в действие положение устава о взносе и что следовательно Его Всесвятость не имеет никакого права, опричь сего взноса, принимать еще от святых архиереев любочестное. По сим причинам совет положил напоминанием к Его Всесвятости просить у него надлежащих по предмету сему объяснений.

Вследствие такого определения, совет в заседании своем, бывшем 9 июня 1863 г. под председательством Его Всесвятости г. Иоакима, напомнил ему о сем, прося у него объяснений. Его Всесвятость на требуемые от него объяснения и на сделанное ему напоминание отвечал, что с 1-го июня 1862 г. он перестал получать определенное ему уставом содержание, что, вследствие возникшего вопроса о выборе архиереев и последовавшей за тем остановке назначения новых митрополитов, все проистекавшие из сего источника для Патриарха доходы прекратились, что сверх чаяния он увидел, что и самая Высокая Порта назначает один и тот же срок для начатия взносов как патриаршего, так и архиерейских, т. е. 1-е января 1863 г., не взяв во внимание, что сие совпадение сроков причинило убыток Его Всесвятости, что Св. Синод, приняв в уважение сии замечания Его Всесвятости, счел справедливым¹⁶⁵ постановить, чтобы Патриарх получал и любочестное от архиереев, назначаемых на епархии, вакантствовашие до 1-го января сказанного года, и доходы с сих епархий до назначения на них новых митрополитов. Совет представил на вид Его Всесвятости, что Высокая Порта имела во внимании то обстоятельство, что патриарший взнос зависит в большей мере от взносов архиерейских, а потому и определил начать их современно, что если Его Всесвятость во все время до 1-го января не получал ничего, то совет первый имеет и право, и долг знать о том, потому что рассуждать Св. Синоду с Патриархом о деньгах, в совершенном неведении совета, и узаконять что-нибудь относительно распоряжения ими совершенно противно положению устава, тем более что самым сим постановлением Синодским св[ятые] архиереи, подвергаясь по-прежнему любочестному платежу Патриарху, принуждены будут, при новом порядке вещей, или понесть лишения и прибегнуть, прежде приведения в действо сего порядка, к мерам побирательства, ибо иного дохода, кроме определенного каждому взноса, никто из них иметь не будет. Вместе с тем совет напомнил Его Всесвятости, что уверение его, будто бы с 1-го июня 1862 г. доходы его совершенно прекратились, теряет свое значение ввиду фактов, уверяющих, что сей самый совет до 1-го января, заботясь о Его Всесвятости, положил, чтобы ему выданы были 500 кесаро-королевских червонцев, по поводу скрепления условия, заключенного между священным монастырем св. Анастасии Ядорешительницы и г. Георгием Левидом. Представив все это на вид Его Всесвятости, совет напомнил ему о несогласии с уставом означенного действия его, прося его вместе с тем не приводить в исполнение сделанного им постановления и обещаясь, что совет может взять во внимание те нужды, в которые впал, как уверяет¹⁶⁶, Его Всесвятость вследствие прекращения его доходов. На все это Его Всесвятость продолжал отвечать тем, что он имеет право получить свои доходы вакантствовавших до 1-го января епархий подобно тому, как св[ятые] архиереи получили же то, что им следовало, до 1-го января. Наконец совет доложил Его Всесвятости, что считает долгом своим напомнить ему, что он отлично сделает, если удержится от этой меры, и что совет считает себя в ответе, если, поступив вопреки лежащему на нем долгу, забудет о своем напоминании, несмотря на все это, Его Всесвятость остался при своих притязаниях и ссылался на то, что право на сии доходы он имеет вследствие Синодального решения. Наконец он прибавил: «Буду требовать их. Если хотите, доносите на меня». Сими словами Его Всесвятости запечатлелись рассуждения и заседание кончилось.

Вследствие всего сего, светские члены Народного совета, собравшись с 8-ю Синодальными членами в чрезвычайном заседании и приняв во внимание, что с той минуты, как по манию самодержавному начался в Патриархии новый порядок вещей и Св. Синод с Народным советом приступили к буквальному выполнению устава, Его Всесвятость Вселенский Патриарх г. Иоаким оказался противником различных существенных его положений, как видно из протоколов Св. Синода и Народного совета, и что хотя тем и другим из учреждений, и по одиночке, и в совокупности, делаемы были ему частовременно, согласно с указаниями устава, приличные замечания, но Его Всесвятость продолжал оставаться постоянно при своем, рассудили и положили с великой скорбью приступить, согласно с 12 членом устава об устройстве Св. Синода, к мере, указанной в нем, о смене Патриарха. Вследствие такого решения, поскольку две трети членов обоих учреждений согласны были на требование сей смены, ими было подписано и отправлено в Высокую Порту составленное на сей конец прошение. Порта, приняв оное в уважение, высочайшим императорским указом от 9 июля, прочитанным 11-го числа, объявила Патриархии смену Его Всесвятости бывшего Патриарха Константинопольского Иоакима.

По объявлении Всесвятейшему императорского указа, Св. Синод и Народный совет приступили немедленно к избранию местоблюстителя, по А. члену устава о выборе Патриарха. Таким был избран и утвержден Высокой Портою митрополит Раско-Призренский г. Мелетий. При местоблюстительстве его преосвященства, вследствие выбытия за несколько времени перед тем из совета г. Гемоглу, выбран был на место его сначала г. Хаджи Николай Минцоглу¹⁶⁷, но когда и он отказался, единогласно призван был в совет г. Аристид Балтаджи.

Между тем нужно было привесть в действие В. и Г. члены устава о выборе Патриарха. 15 сентября состоялся избирательный сход по положению, а 20 сентября 1863 г. на втором его заседании, согласно с требованиями сказанного устава, избран был Патриархом Вселенского престола его честность митрополит Амасийский г. Софроний, прибывший в Константинополь из своей богохранимой епархии и принявший кормило вверенного ему корабля 22 октября минувшего года.

По благополучном вступлении Его Всесвятости г. Софрония на Вселенский престол, совет, под его председательством и по его предложению, обратив внимание на безотлагательную нужду хотя временного уврачевания страждущего состояния народной казны, приступил к составлению комиссии для изыскания новых средств, могущих удовлетворить крайним нуждам казны до окончания всем известного монастырского вопроса. Согласно с мнением сей комиссии, Совет, под председательством Его Всесвятости, во-первых, произвел некоторые необходимые перемены в ежемесячных уплатах из Народной казны, во-вторых, восполнил и исправил некоторые опытом указанные недостатки относительно точной выручки и приращения доходов Народной казны. В-третьих, определил старый долг святых архиереев в Народную казну, прося Его Всесвятость употребить свои меры к уплате оного. Наконец, в общем собрании с Св. Синодом, бывшем под председательством Его Всесвятости, совет, считающий своим неотложным долгом разузнать и выследить настоящее положение неотъемлемых имуществ Церкви и народа, взять на себя их непосредственное предстательство и охранение проистекающих из них доходов, приняв во внимание, что Влахернская часовня Пресвятыя Госпожи нашея Богородицы хотя и довольно уже лет «как поручена Церковью христианской ревности и благочестивому попечению шубного цеха¹⁶⁸ Константинополя», тем не менее составляет неотъемлемое и неотдельное стяжание Церкви и народа, находящееся в непосредственном ведении Вселенской Патриархии, как и все вообще освещенные заведения, имея в виду притом и внесенную в патриаршие кодексы грамоту, составленную и утвержденную на общем сходе, имевшем место в Патриархии в марте месяце 1847 г. под председательством Вселенского Патриарха г. Анфима (что из Эфеса), на котором присутствовали 5 прежде бывших Патриархов Константинопольских, 8 митрополитов и важнейшие лица Рода нашего с старшинами общества, определил совместно с Его Всесвятостью и Св. Синодом, чтобы сказанная св. часовня перешла в непосредственное ведение и распоряжение Церкви и народа, и чтобы получаемые с нее доходы издерживались на удовлетворение необходимых церковных и народных нужд и на производство установленных означенным цехом пособий школам приходов Ксилопорты и Эгрикапи.

Сверх сего, совет рассмотрел устав, сочиненный управлением народных больниц, равно как и уставы константинопольских общин Татавла и Хаскиой, и сделав в них нужные перемены, утвердил их.

Имея в виду также обезопасить скорое и законное производство судных дел, согласно с положениями устава, но вместе с тем и замечая, что по причине многочисленности и важности народных вопросов совет не имеет достаточно времени для разбора частных дел, он положил, улучшивши в юридическом смысле образовавшуюся при нем в самом начале существования его судебную комиссию, преобразовать ее в суд первой инстанции под именем Следственной комиссии, оставив за собой обязанности Высшего суда на известных условиях.

Под председательством также Его Всесвятости и по его предложению и усмотрению, совет, приняв во внимание нерешенность существующего между Патриархией и братьями-болгарами несогласия и непреодолимые трудности, представляющиеся для благополучного исхода его, положил вместе со Св. Синодом, чтобы, с ведения Высокой Порты, созвать Народный сход для обсуждения сего вопроса, что и последовало 21 февраля 1864 г.

Имея порученность наблюдать за народными школами и прочими заведениями народными, совет обратил также внимание на бедность, в какую пришла касса Великой школы Рода по причине известного со стороны правительства Княжеств завладения ее ежегодными доходами, поступавшими в школу от приписанного к ней монастыря Ааротвода, вследствие чего отправил в княжества в августе минувшего года г. Досия, который, впрочем, не сделал ничего решительного в пользу имуществ сказанного монастыря в самых княжествах, и занимается только отдачею внаем некоторых малых участков монастырских, лежащих в Бессарабии. Слыша же неоднократные заявления начальства сказанной школы о предстоящем распущении ее, совет, с одобрения Его Всесвятости, положил созвать общий сход для рассуждения о сем предмете, что и было сделано 9 числа текущего месяца, причем принято было обратиться временно за помощью для школы ко всем единоплеменникам.

Кроме всего сказанного, совет приступил к составлению и особой комиссии для образования, которая должна будет заботиться о введении одноообразного преподавания во всех учебных заведениях Константинополя и о преобразовании их к лучшему.

Наконец, так как уже окончился срок второго года первого периода, совет, рассмотрев отчет годичных расходов народной казны, обратил внимание и на переданное ему назначенною для поверки ежегодных расходов народных больниц комиссиею изложение и положил изъявить начальству сих заведений тысячи благодарностей за неутомимую его ревность и плодотворную деятельность, в самое короткое время принесения столько добра заведениям.

Такова вкоротке совокупность действий совета, в первый его период, по отношению к народным вопросам.

По приказанию совета первый секретарь

И. Д. Аристокл.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. VI. Лл. 3958об. Автограф архимандрита Антонина.

9 июня 1864 г.

31 мая текущего года христианский Константинополь был свидетелем редко повторяющегося обстоятельства – патриаршего возложения рук на владетельное лицо православного исповедания. При известных всему миру отношениях румынского князя Ио. Александра Кузы¹⁶⁹ к греческому духовенству, обстоятельство сие надобно считать весьма знаменательным. Мы передадим его так, как оно изложено в официальной газете Великой Церкви, с предшествовавшими ему обстоятельствами.

Утром 26 мая князь Александр Ио¹⁷⁰ прибыл в Константинополь. Через два дня¹⁷¹¹⁷² Его Высочество почтил своим посещением Патриархов Константинопольского и Иерусалимского. Посещение было неожиданностью.¹⁷³ Только за несколько минут Его Всесвятость Вселенский Патриарх Софроний извещен был о том. Едва успели созвать несколько членов Св. Синода для большей торжественности приема. Посещение было непродолжительно и имело характер чисто официальный. От Вселенского Патриарха князь отправился к Иерусалимскому. Его блаженство благословил посетителя крестом, украшенным бриллиантами с частицей Животворящего Древа и, принося ему в дар святыню, вознес к Богу мольбу о том, «да сохранит Он Его Высочество от всякого зла и поставит его на путь правды».¹⁷⁴

В субботу 30 мая Патриархи Константинопольский, Антиохийский и Иерусалимский с четырьмя членами Св. Синода (Никомидийским, Критским, Самским и Велесским) посетили Его Высочество. Князь принял святителей блестящим образом и долго разговаривал с ними о делах монастырских.¹⁷⁵ При прощании изъявил перед Вселенским Патриархом желание¹⁷⁶ присутствовать на следующий день в патриаршей церкви на Божественной Литургии.

«Зрелище поистине умилительное представляется всякому благочестивому христианину, когда сильные земли, входя в храм Всевышнего, преклоняют голову пред величием Всемогущего и с верою. Такое умилительное зрелище имело место в минувшее воскресение в патриаршем храме, где Его Высочество князь Куза слушал Божественную Литургию». Так говорит патриаршая газета.

Около 9 часов утра князь прибыл в Патриархию в сопровождении блестящей свиты. В дверях храма Его Высочество встретили митрополиты Никомидийский и Критский с священниками в полном облачении и с священными рипидами, имея при себе Великого Логофета, г. Н. Аристархи¹⁷⁷. При пении «Достойно есть»¹⁷⁸ князь введен был в церковь, и, приложившись к святым иконам, поднесенным ему Патриархом, поцеловал руку последнего и занял приготовленное ему место.¹⁷⁹

В первый раз правитель Соединенных Княжеств присутствовал в патриаршем храме. По древнему обычаю, в подобных случаях Вселенский Патриарх благословляет господаря возложением рук. Вследствие сего, по повелению Его Всесвятости, митрополит Критский спросил Его Высочество через г. Бордиана¹⁸⁰, угодно ли ему, так как он в первый еще раз пришел в патриарший храм, сообразоваться с сим обычаем и принять благословение с возложением рук, как делали его предместники. Господарь отвечал, что все употреблявшееся при его предместниках, он принимает и для себя. Вследствие сего, по окончании чтения Евангелия, Патриарх вышел из алтаря и стал на своей кафедре. Двое из архиереев (Никомидийский и Критский), положив руки на плечи князя, подвели его¹⁸¹ к Патриарху. Первосвятитель благословил его и, положив руки на голову, прочитал установленную для того молитву.¹⁸² Выслушав с благоговением молитву, Его Высочество сказал тихо Патриарху, что уже 6 лет, как он принял руковозложение.¹⁸³ Его Всесвятость так же тихо ответил ему, что благословение сие послужит еще к большему укреплению его в добре. Господарь возвратился на свое место, а Патриарх произнес к нему следующее:

«Благочестивейший!

Великая Христова Церковь радуется сегодня и веселится, так хорошо имея тебя в своих матерних объятиях и подавая тебе, по заведенному священному обычаю, патриаршее руковозложение и отеческое благословение нашей мерности. Небезызвестно тебе, конечно, что в священном сем храме от руки Патриарха руковозлагались приснопамятные господари, твои предместники, коих Божественному Промыслу угодно было облечь княжескою славою, и что от сего почтенного престола заимствовали во всяком обстоянии духовное подкрепление на всякое дело благо. Несомненно поэтому, что и твое благочестие, во всю жизнь припоминая день сей, будешь обдержаться вечно новою по Православной Церкви ревностию и потщишься оставить славную память в летописях Церкви. Да! Священное возложение руки по благоволению Божию стоящего на сем престоле Златоустовом и нынешний день Св. Отцев Первого Вселенского престола, в который подняты были Александром первые знамения победы над еретическим заблуждением, – вот обстоятельства, которые непрестанно будут веселить христолюбивое сердце князя Александра.¹⁸⁴ Господь Бог да укрепит тебя и удержавит на всякое дело благо, в пользу общей Матери Святой Церкви и благочестивого народа твоего, утверждая помышления твои на недвижимом камени Православия и в благоугождении Царствующей Державе».

На приветствие сие его высочество отвечал¹⁸⁵ громко, что 6 лет уже продолжает прилагать к делу даемые Патриархом советы и что впредь еще более укрепится в исполнении своих обязанностей.¹⁸⁶

По окончании Божественной Литургии¹⁸⁷ Его Высочество принял от Патриарха «возвышение», поцеловав благоговейно его руку. Его Всесвятость просил его, если соблаговолит, взойти в залу Патриархии и отдохнуть немного, на что князь охотно согласился, но вышедши из церкви в притвор, увидел кругом себя такую густую толпу народа, что, попросив извинения у Великого Протосингела перед Патриархом, отправился домой, обещавшись в другое время придти к Его Всесвятости и поблагодарить его.

На следующий день Великий Протосингел отправлен был наведаться о здоровье Его Высочества от имени Патриарха, причем удостоился отлично благосклонного приема, и получил поручение князя передать Его Всесвятости его намерение быть еще раз в Патриархии прежде своего отъезда.

За той же Божественной Литургией 31 мая посвящен был в митрополита Сисанийской (на границе Фессалии и Болгарии) епархии архимандрит Александр Ласкари¹⁸⁸, бывший ректор «Великой школы Рода» и некогда питомец Петербургской духовной академии, в последнее время самое деятельное участие принимавший в комиссии по болгарскому вопросу.

Архимандрит Антонин.

9 июня 1864 г.

РГИА. Ф. 797. Оп. 34. 2 отд. 3 ст. Д. 68. Л.11–14об.

30 июня 1864 г.

Ваше Высокопревосходительство, милостивый государь!

Честь имею представить при сем к Вам в переводе решения греческого собрания по болгарскому делу, не только не облегчившие исход его, но и окончательно связавшие руки Всесвятейшему Патриарху Софронию. На что решится Высокая Порта, неизвестно.

В городе агенты общества протестантских миссионеров открыто начали проповедь христианства (в духе протестантства) в турецком квартале Чамли-Хане. Проповедуют на всех говоримых в Константинополе языках. На турецком ведет катехизические беседы некто Махмут-эфенди из обращенных турков. Ежедневно имеет у себя слушателей, раздавая им Евангелия (Библейского общества) на турецком языке. Уверяют, что прозелитизм идет успешно и правительство смотрит безразлично на дело миссионеров. Рассказывают об одном обращенном в христианство турецком офицере, которого сераскир лишил за то чинов и отличий, подвергнул побоям и посадил в тюрьму, но должен был освободить по требованию английского посольства. Общество строит здесь свою церковь, которую молва поспешила уже назвать христианскою мечетью. Вообще новость эта производит сильное впечатление на население столицы. Не редкость уже, говорят, услышать от турка, что религия – дело совести. Слышно, что Великая Церковь имеет в виду запретить грекам посещать миссионеров даже из любопытства.

Начальство Серрского болгаро-греческого монастыря св. Иоанна Предтечи просило меня ходатайствовать пред Св. Синодом о продолжении еще на год срока пребывания в России о. архимандрита Паисия, собирающего милостыню в пользу обители.

Ожидаю милостивого ответа на изъявленное мною желание получить определенные наставления относительно продажи присланных из Св. Синода в распоряжение миссии в 6ти ящиках церковно-богослужебных книг, присовокупляя при сем, что в случае, если продажа остается на прежнем положении, т. е. с уступкою половинной цены, то необходимо иметь миссии подробное расписание цен присланным книгам, так как в числе их есть такие (например, Евангелия разных форматов в досках без бархата, молитвословы, служебники,

ирмологии in 4^o и пр.), которых не было в прежней присылке, и о цене которых, следовательно, миссия остается в неизвестности. Ко всему вышеизложенному, честь имею присовокупить, что при книгах не было получено миссией никакого уведомления о назначении их ни из Азиатского департамента, ни из Св. Синода, ни даже самого списка им, ни самого № на ящиках. Только из отношения г. дипломатического чиновника при новороссийском генерал-губернаторе становится известным, что книги препровождены «в распоряжение миссии».

Моля Господа о здравии и благопоспешестве Вашего Высокопревосходительства, с глубочайшим почтением и живейшей преданностью честь имею быть Вашим, милостивый государь, покорнейшим слугою

архимандрит Антонин.

Константинополь.

30 июня 1864

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. VI. Л. 9495об. Автограф.

12 июня 1864 г.

В пяток 12 числа июня было в Патриархии последнее заседание греческого собрания по болгарскому делу, на котором издано окончательное постановление его, заключающееся в следующих четырех статьях:

1. Относительно требования болгар о составе Св. Синода, по которому ищется, чтобы половина его состояла из болгарских архиереев, собрание, находя раздел Синодальных мест между 6 греками и 5 болгарами противным правилам и несправедливым, а мысль о ранейшем или позднейшем вступлении архиереев в Синод сообразно с численностью населения епархий новою в Православной Церкви и во всем христианстве, осталось при той мысли, чтобы вызывались в Синод по круговому порядку все, подведомые Вселенскому Престолу архиереи на определенный и равный период времени, допустивши возможность исправления сего порядка (если бы существующий теперь оказался недостаточным) разделением существующих кафедр на 6 округов с равным, в каждом, количеством митрополитов, вызываемых ежегодно по одному из округа.

2. Относительно требований о выборе архиереев собрание приняло мнение Смешанной комиссии, по которому, в случае вакансии какой-нибудь епархии, всегда будут предпочитаемы на законную кандидатуру лица, предложенные тою епархией для «Каталога»; если же таковые не будут найдены в каталоге, то – из предложенных соседними епархиями наиболее способных, знающих нравы, обычаи и язык вакантствующей епархии.

3. Относительно вопроса о выборе Патриарха собрание приняло определенный «Положениями» устав с следущими изменениями:

во-первых, кроме светских лиц по Положению приглашаемых из самой столицы на выборы Патриарха, собрание признало нужным, чтобы приглашались также старосты патриаршего храма, священной церкви св. Стефана в Балата, церкви Введения в Ставродроме, церкви св. Димитрия в Татавлаке, церкви Чиноначальников в Великом Токе и церкви св. Константина в Ипсоматиях;

во-вторых, относительно светских избирателей, посылаемых из епархий, собрание приняло, чтобы вместо 28, как определено Положениями, вызываемы были 58, как положила Смешанная комиссия.

4. Относительно требований болгар об учреждении болгарского независимого совета, собрание, имея в виду, что действующий теперь Смешанный совет, образуемый из постоянных жителей столицы, исполняет предписанные ему обязанности независимо от всякой племенной идеи и что болгаре желают, чтобы сказанный совет состоял из архиереев и мирских членов под председательством одного архиепископа, отвергло требование это, как противное церковным правилам, не позволяющим, чтобы в одной и той же епископии два совершенно единоверные церковные начальника пользовались властью независимо друг от друга.

Такое решение Собрание положило препроводить к Его Всесвятости для представления в Высокую Порту.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. VI. Л. 96–97. Автограф.

7 сентября 1864 г.

Болгарский вопрос остается в прежнем положении. Великая Церковь сделала на днях распоряжение об уплате «народного» долга (15 миллионов пиастров) побором (в 6 пиастров) со всего православного населения Патриархата. Ожидаются столкновения в болгарских епархиях.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. VI. Л. 110. Выписка.

12 сентября 1864 г.

Ваше Превосходительство!

На изъявленное Вами желание знать мое мнение о нынешнем составе причта нашей посольской церкви, честь имею повергнуть на благоусмотрение Вашего Превосходительства следующее:

1.    Певчие церкви нашей, по штату ограничиваемые числом трех, только при самом заботливом и участливом подборе их, могут петь с достаточным совершенством, какого вправе ожидать от церкви нашей население Константинополя, наслышавшееся о высоких достоинствах русского церковного пения. Требуются для сего хорошие трио из басового и двух теноровых голосов. Но, на случай болезни того или другого голоса, полезно церкви всегда иметь в запасе еще два голоса: теноровый и басовый, так что полное количество певчих не должно быть менее 5 человек.

Наличные певчие присланы сюда в видах не исключительно певческих. Так, первенствующий между ними г. Зубарев, хотя и имеет нужный для пения голос, знает ноту и приобрел навык в пении, но, принадлежа к воспитанникам Академии и имея ученую степень кандидата богословия, естественно, не смотрит на себя исключительно как на певчего и считает настоящий пост свой только приготовлением к другому роду службы. Г. Полиевктов, имеющий полное семинарское образование, также не может смотреть на свою должность как на окончательный предел своих стремлений и, если не для ученой службы, то для священнослужительского места, верно счел бы себя способным и достойным. Басовый голос его у нас представляется излишним, а усилие его петь первым тенором, конечно, в тяжесть ему, а может быть, и молящемуся. Г. Заклинский прислан сюда единственно по вниманию к брату его, о. иеродиакону Акакию¹⁸⁹, и не имеет ни голоса, ни достаточно развитого слуха, ни уменья, ни навыка в пении, отличаясь одним усердием, вполне достойным похвалы.

Все трое есть люди скромные, трезвые, честные и на службе, по мере сил и умения, исправные. При добром руководстве, Зубарев может быть употреблен с пользой при ученых исследованиях края, а Полиевктов при наших сношениях с Добручанскими и Маньяскими раскольниками¹⁹⁰, если бы то и другое обстоятельство входило в виды императорской миссии.

Если бы в России кто-нибудь озаботился приискать для церкви нашей не столько людей с голосами, но истинных певчих – артистов, – по преимуществу (если нельзя требовать исключительно) преданных своему делу, и вместе с тем людей испытанной нравственности и благонамеренности, то можно было бы пожелать заменить ныне существующих при церкви певчих другими, отрекомендовав Зубарева для профессуры в какой-нибудь семинарии, Полиевктова – для священнического места, а Заклинского для диаконского, если пожелает жениться, или для приличной должности в монастыре.

В случае если бы оказалась возможность умножить певческие вакансии при посольской церкви до 5 и более и вместе с тем увеличить певческий оклад жалования, то при одном хорошем регенте двух голосах (басовом и теноровом) из природных русских, можно бы было устроить полный певческий хор с alto и soprano из местных жителей болгар или греков, с производством каждому ежемесячной небольшой платы из вакантных певческих окладов, по примеру того, как это устроено в Афинах. При сем я нужусь (?) высказаться против пения в православной церкви при посредстве иноверных «капелл», особенно тех, которые славны своими успехами на театре, примеры чего небезызвестны у нас при некоторых из посольских церквей.

2. Иеродиакон посольской церкви (как и всякий диакон православный) желательно, чтобы был человек глубоко благоговейный, на сердечный призыв которого молящееся сердце отзывалось бы всегда самым живым сочувствием. Это главная цель и заслуга священнодиаконства.

О. иеродиакон Акакий из окончивших академический курс наук с степенью кандидата богословия, служит при церкви нашей иже более 8 лет. Во все время службы своей здесь постоянно рекомендовал себя исправностью и неукоризненным поведением, приобрел большую опытность в делах Православной Церкви Востока и отличается многосторонностью сведений, языковедением, сметливостью, неутомимой деятельностью и расторопностью. Все сии достоинства его заставляют желать, чтобы для них открылось поприще более обширное, на котором столько способный человек мог бы вполне развить свои богатые силы. Конечно, с пользой и честью он мог бы сначала занимать инспектуру в какой-нибудь из запасных семинарий, чтобы приготовить себя к более высокому и важному посту.

Но не надобно упускать из вида, что о. Акакий не только полезен, но и весьма нужен для нас в Константинополе. Он есть единственное теперь лицо в миссии, которое можно употребить как посредника в сношениях наших с болгарами. В деле сего рода он приобрел столько навыка и оказал столько способности, что прежде чем решиться рекомендовать его для высшего места в отечестве, необходимо подумать, кем бы заместить сию, приобретшую уже здесь известность и важность личность.

3. Помощник настоятеля в церкви, иеромонах и магистр богословия, о. Гавриил, не принадлежа к штату посольской церкви, принадлежит к ней своим полным участием в ее священнодействиях. Прямое назначение его состоять при проектируемых в Константинополе русских богоугодных заведениях. Пользуясь наибольшей из всех членов причта нашего свободой жизни, почтенный отец не теряет напрасно времени и с ревностью занимается изучением края, истории и языков. Двукратно уже заменял здесь собой настоятеля. Судя по тем осведомлениям о нем, с которыми относились ко мне в Петербурге лица, примыкающие к синодальному управлению, надобно думать, что о. Гавриил имеется в виду у своего начальства для занятия со временем высшего – по своей линии – поста при одной из заграничных церквей, что и естественно.

4. Настоятель посольской церкви положением своим не выходит из ряда настоятелей прочих посольских церквей, т. е. должен ограничивать свою деятельность удовлетворением духовных нужд своего прихода. По мнению моему, если Святейшему Синоду угодно употреблять его как посредника в своих сношениях с патриаршими престолами, то это лучше сделать прямым учреждением апокрисиариатства. Если же императорское министерство находит более удобным и приличным чрез настоятеля своей церкви сноситься с Великою Церковью и вообще с местным православным духовенством по своим делам, как бы чрез духовного драгомана, то великодушие и справедливость требуют, чтобы оклад жалования его в 2500 р. увеличен был на 4000 р.

5. Российско-посольская церковь в Константинополе не должна быть домашнею церковью (chapel le) миссии. Это противно всем интересам России, если позволено мне перед Вами говорить о России и ее интересах. Миссия пользуется недоступным местной Православной Церкви правом показать православное богослужение во всей полноте его великолепия. Ее смелое выступление пред очами ислама ободрит и заставит поблажать себе и все местное Православие. Нам нужна отдельная и прекрасная церковь в Пере. При христолюбивом настроении духа Вашего Превосходительства, она, конечно, будет со временем. Также отдельная, но более скромная церковь требуется и для летней резиденции посланника рус-

ского. Так как о последней уже заведено дело, то да будет позволено выразить желание, чтобы она устроена была в строго-византийском стиле.

Моля Господа Бога о благословении всех Ваших благих начинаний и о Вашем драгоценном здравии, с глубочайшим почтением и живейшей преданностью, честь имею быть Вашего Превосходительства

покорнейшим слугою архимандрит Антонин.

12 сент. 1864 г.

Ф. 797. Оп. 34. 2 отд. 3 ст. Д. 272. Лл. 5–8.

15/27 сентября 1864 г.

Буюк-Дере.

Посылаю Вам совершенно доверительно письмо отца архимандрита Антонина, которого я запросил о составе нашей Духовной Миссии в Константинополе. Несмотря на ловкую изворотливость слова, на осторожность в выражениях, на разные дипломатические ухищрения почтенного указанного архимандрита, оно достаточно уяснит Вам необходимость коренного, радикального изменения нынешнего состава Миссии Духовной, находящейся при нашем посольстве. Не недоученных либералов, не будущих профессоров, под скромным именем дьяконов и дьячков нужно нам здесь, а людей истинно духовных, или, по крайней мере, заботящихся единственно об исполнении своих обязанностей церковных, о церковном благолепии. Певчим здесь делать почти нечего, положение их какое-то неопределенное, не удовлетворяющее их мечтания, а потому всякая дурь лезет им в голову. Нельзя ли применить к константинопольским певчим позднейшее устройство певчих иерусалимских? Нельзя ли, под предлогом переформирования Миссии здешней, отозвать весь нынешний личный состав, за исключением, разумеется, о. архимандрита, и дать иеромонаху, иеродиакону и певчим назначение, согласно указаниям, заключающимся в письме о. Антонина. Подчиненные его, может быть, и хорошие сегодня, каждый на своем месте, но здесь они не годятся.

Между нами сказать, я опасаюсь, что если Вы оставите Миссию в нынешнем ее составе, то не миновать нам какой-нибудь беды или скандала, вроде того, что случился в Афинах с дьяконом. Самый неблагонадежный в политическом отношении Полиевктов, а затем, пожалуй, и Акакий. Фактов для обвинения Полиевктова в сношениях с раскольниками и нашими заграничными беглыми у меня в руках нет, а потому официально просить об его отозвании не могу. Косвенные данные указывают сношения его с Кельсиевым¹⁹¹. Если он или кто-либо другой из членов Миссии мне попадется тотчас же вышлю в Одессу. Лучше было бы заблаговременно отозвать, под благовидным предлогом, а то может случиться, что скроются в Константинополе и убегут так далеко, что не достанешь. Шум и срам будут большие.

Я считаю долгом написать об этом Вам совершенно частно и конфиденциально, прося – если Вы признаете нужным – сказать о сообщаемых мною и о. архимандритом сведениях Алексею Петровичу. Если Вы признаете нужным, чтобы я или начальник Миссии Духовной сделали формальное представление об изменении оснований нынешнего состава, то дайте знать, в каком именно смысле желали бы Вы получить отзыв Ваш (...)

Мы теперь устраиваемся в Константинополе. Дела пока немного; одно меня только озабочивает пока – монастырские имения в Княжествах. С нынешним греческим духовенством я в наилучших, самых дружеских отношениях, но и болгары пока ходят ко мне со своими притязаниями. Слышно, что два болгарских епископа, подавшие отдельное мнение в нынешнем церковном совете в пользу отделения болгарского духовенства от греческого, намерены обратиться к первосвященному Филарету Московскому с просьбой принять участие в болгарском вопросе, сделавшегося ныне из церковного чисто народным. При случае постараюсь отговорить их не утруждать митрополита Московского. (...)

Епископ Пальмирский, несмотря на мои увещания, не хочет возвращаться с пустыми руками в Сирию, требует или придела в Петербурге, или денег, по крайней мере. В противном случае опасается. мелькитов и возвращения их в унию и латинство. К несчастью, все вопросы, даже чисто духовные, на Востоке приводятся всегда к одному знаменателю – деньги, деньги. Епископ Пальмирский проживает здесь в ожидании Вашего ответа – благоприятного для... его.

P. S. Не забывайте, что у некоторых членов здешней Миссии Духовной есть защитники горячие в Петербурге. Для них переписка наша должна быть неизвестна, а то.

Ф. 797. Оп. 34. 2 отд. 3 ст. Д. 272. Л. 1–4об. Автограф.

6 октября 1864 г.

Сиятельнейший князь!

Иеродиакон посольской церкви нашей здесь, о. Акакий, получив из духовно-учебного управления при Святейшем Синоде уведомление о возведении его в ученую степень кандидата богословия, просил меня ходатайствовать пред Вашим Сиятельством о том, чтобы причитающийся ему по степени кандидата денежный оклад высылаем был в правление Псковской духовной семинарии с передачею, по особенному адресу, его матери-вдове. Находя просьбу почтенного отца заслуживающею не только уважения, но и похвалы, я поставляю себе долгом просить Ваше Сиятельство почтить ее благосклонным вниманием.

Наиболее значительное событие христианского Константинополя за последнее время есть возвращение сюда из заточения низложенных архиереев из болгар, Илариона и Авксентия. Оно дозволено было правительством вследствие настоятельных желаний болгар здешних и формальной просьбы самих заточенных, вопреки, однако же, видам и желаниям Великой Церкви, которая хотя и отозвалась однажды перед Портою (через посредство Его Всесвятости Патриарха Софрония), что прощение сказанных архиереев принадлежит ей, а расположение местом заточения их правительству, но не желала присутствия их в столице. В воскресенье, 27 числа истекшего месяца, оба бывшие преосвященные прибыли в пристань города на нарочно нанятом для них пароходе. Единоплеменники их приготовили им шумную и блестящую встречу, что и подало повод Великой Церкви испросить у правительства приказание, прежде чем пристанет к берегу пароход, отплыть с заточенными на Принцевы острова, где они должны были и поселиться. Но так как за поздним временем сего нельзя было исполнить, то, по просьбе болгар, правительство отменило свое новое распоряжение, и бывшие заточники возвратились с торжеством к болгарской церкви св. Стефана, где и поместились в церковном доме. Происходило это уже ночью.

Раздражение обеих частей православного населения города было немалое. Весь следующий день болгаре толпились у церкви св. Стефана, принимая благословение своих «священноначальников». Во вторник Вселенский Патриарх с двумя из членов Св. Синода требовал у Порты немедленной высылки из столицы низложенных владык. В видах общего спокойствия, правительство объявило сим последним, чтобы они оставили Фанарь и поселились где-нибудь на Босфоре, что, вероятно, ими и будет исполнено.

До последнего сего обстоятельства замечено было обоюдное утомление спорным вопросом как между греками, так и между болгарами и предвиделась возможность значительных уступок со стороны последних. Теперь трудно предвидеть, какой оборот примет дело.

Моля Господа о здравии и благопоспешении Вашего Сиятельства, с глубочайшим почтением и живейшею преданностью честь имею быть Вашим, Сиятельнейший князь,

покорнейшим слугою архимандрит Антонин.

6 окт. 1864 г.

Буюкдере.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. VI. Л. 125126об. Автограф.

18 октября 1865 г.

О. Леонид¹⁹² здесь и вполне против здешнего причта и отсутствия благолепия. На этот раз мнение его вполне справедливо: из трех дьячков, или певчих, – один чахоточный уже отпущен мною в Одессу, после смертного приговора здешних докторов, другой (брат Акакия) совершенно без голоса; дьякона нет, а иеромонах болен чахоткою и нервическими подергиваниями. Разумеется, при такой обстановке, с таким хором и с ветхостью самого простого убранства посольская церковь не может служить образцом грекам и болгарам, как желалось бы нашим начальникам Миссии. Я, кажется, уже писал Вам о необходимости отозвать исподволь здешних певчих в Россию и заменить даваемое им содержание общею суммою на наем хора. На такие деньги можно бы иметь пять, шесть отличных певчих. Урусов разделяет мое мнение о бесполезности полупевчих, получиновников, полуученых, находящихся здесь в самом странном положении и получающих поэтому дурное нравственное или умственное направление. Не знаю взгляд графа Толстого. Переговорите с ним при случае. Пусть запросит мнение Леонида и Антонина.

Ф. 797. Оп. 34. 2 отд. 3 ст. Д. 272. Л. П-Поб.

9 декабря 1864 г.

Сиятельнейший князь!

В бытность начальником Великой школы Рода в Константинополе о. архимандрита Ласкари (ныне митрополита Сисанийского) по его ходатайству пред Вашим Сиятельством были присланы из Духовно-учебного управления для библиотеки означенной школы несколько русских книг различного содержания, каковая присылка почтенным начальником была сочтена и оглашена только как начало пожертвований в подобном роде со стороны России. Действительно, 6-го июля истекшего года в здешнюю миссию присланы были из Азиатского департамента чрез посредство г. дипломатического чиновника при Новороссийском генерал-губернаторе, пять ящиков с книгами, пожертвованными в пользу высшего патриаршего училища в Константинополе, которые и были переданы ею по принадлежности. По вскрытии ящиков, однако же, оказалось, что в них заключались священные облачения, разная церковная утварь и несколько малых тюков, по-видимому, с книгами. Из надписи на одном из последних открылось, что если не все вещи, то самые тюки предназначаются для какого-то «Преосвященного Далматинского». Полагая, что в отсылке ящиков произошла где-нибудь ошибка, мы взяли их обратно в миссию, где они и хранятся до сих пор. В августе месяце эфоры Великой школы, при увольнении от нее преосвященного Александра, указали ему на внесенные в приходо-расходную книгу заведения деньги за доставку 5-ти ящиков с книгами, присланными для училищной библиотеки, которых в библиотеке не оказывается. Преосвященный, объявив эфории, как было дело, заверил ее, что когда «предназначенные для библиотеки книги будут получены, то императорская миссия доставит их в школу на свой счет и напрасно сделанный расход получит свою законность».

Изложив ход дела, честь имею покорнейше просить Ваше Сиятельство не оставить уведомлением, предполагаются ли еще к присылке для Великой школы какие-нибудь книги и какое назначение имеют оные 5 ящиков. Для облегчения разузнания последнего обстоятельства, при сем честь имею приложить копию с адресов, находящихся на них.

В положении болгарского вопроса не произошло ничего особенно замечательного. Как кажется, Великая Церковь более прежнего начинает заботиться о сближении с болгарами, но так как последние не предвидят при этом со стороны ее никаких в пользу свою серьезных уступок, то и продолжают держать себя по-прежнему в отдалении от нее, находя, с другой стороны, настоящее положение вещей благоприятным своему делу. В Министерстве (иностранных дел) продолжают обнадеживать их и внушать им терпение. Бывшие владыки болгаре Авксентий и Иларион живут в одном из Босфорских предместий Константинополя. В болгарской церкви св. Стефана (в Фанаре) продолжают поминать вместо Патриарха «священноначальника Илариона». Мысль о закрытии, по поводу сего, сей церкви, недавно грозившая возмутить снова спокойствие столицы, по-видимому, оставлена в Синоде. Слухи носятся, что Высокая Порта уже не раз занималась исключительно болгарским делом, и продолжает внушать Вселенскому Патриарху поспешить окончанием его. Замечаются частовременные тайные заседания Св. Синода с участием и других Патриархов.

Распоряжение Св. Синода и Народного совета о денежном единовременном налоге на весь Патриархат для уплаты «общественного долга» оказывается не достигающим своей цели. Не только болгарское, но и греческое население отказывается взносить новый побор для покрытия несвидетельствованных расходов. Полагают, что сей отказ главным образом побуждает В[еликую] Церковь относиться с большим вниманием и уважением к болгарам.

Недавно скончался Варнский митрополит Порфирий¹⁹³. Вакантствующая кафедра принадлежит к болгарским епархиям; вследствие чего выбор для нее нового архиерея сопряжен с затруднениями. Как слышно, имеется в виду при этом у Св. Синода бывший (при Патриархе Иоакиме) великий протосингел Иоаким¹⁹⁴, грек родом, живший несколько времени в Германии и разбирающий славянскую печать.

Моля Господа о здравии и благопоспешестве Вашего Сиятельства и о покровении всей Вашей благой деятельности на пользу Св. Церкви и во славу Отечества в наступающем новом лете, с глубочайшим уважением и преданностью честь имею быть

Вашего Сиятельства покорнейшим слугою

Архимандрит Антонин.

Константинополь.

9 декабря 1864.

РГИА. Ф. 797. Оп. 27. 2 отд. 2 ст. Д. 426. Ч. VI. Л. 127128об. Автограф.