Часть II. Духовная жизнь монаха

Монашество есть Божественное

установление, отнюдь

не человеческое

Еп. Игнатий.

Прежде чем приступить к описанию духовной жизни монаха по творениям и письмам епископа Игнатия, выясним, каково было отношение Преосвященного к монашеству.

Суждение епископа Игнатия по данному вопросу имеет особый авторитет, потому что он измлада, посвятив себя иноческому служению, изучил монашество как теоретически, так и практически.

Как уже было сказано, первой его любимой книгой было «Училище благочестия» – книга, содержащая назидательные рассказы о древних великих иноках-подвижниках.

Уже из этой книги юный подвижник мог почерпнуть много сведений о монашестве древних времен.

Затем в Инженерном училище будущий учитель иноков занялся глубоким изучением святоотеческих творений, преимущественно его интересовали древние аскеты – наставники иноков. Начав изучение святых отцов на школьной скамье, епископ Игнатий не прекращал его до самой своей блаженной кончины. Святитель Игнатий изучил писания святых отцов о монашестве глубоко и всесторонне.

Практическое ознакомление преосвященного Игнатия с монашеством началось также в годы ученья. Посещая Валаамское подворье в С.-Петербурге, а затем и Александро-Невскую Лавру, пытливый юноша, несомненно, уже тогда начал изучать, в доступной для посетителя обителей степени, монашескую жизнь.

С 1827 года, с момента его вступления в число послушников Александро-Свирского монастыря, и до конца своих дней в течение 39-ти лет Преосвященный живет в монастырях, среди монахов, и практически сам проходит трудное поприще монашеского делания.

За этот большой срок епископ Игнатий посетил более 30-ти монастырей, в 9-ти из них он жил продолжительное время.

Как положительные, так и отрицательные стороны монашеской жизни епископ Игнатий в период скитания по монастырям и за время управления тремя монастырями изучил в совершенстве (Лопотовым монастырем, Троице-Сергиевой пустынью и Николо-Бабаевским монастырем).¹⁷⁰

Свой взгляд на монашество епископ Игнатий раскрывает в нескольких статьях своих «Аскетических опытов». Пятый же том его творений полностью посвящен монашеству его времени. В нём епископ-аскет изложил свой опыт монашеского делания, основанный на учении св. отцов и опытно проверенный своей жизнью. Много ценных советов о монашеской жизни содержится и в переписке епископа Игнатия с монашествующими.

Епископ Игнатий был глубоко убежден, что монашество есть установление Божественное, а не человеческое¹⁷¹ и возводит его начало ко временам святых апостолов.

Основываясь на свидетельстве преподобного Кассиана (инока и писателя IV века), епископ Игнатий пишет, что впервые наименование монахов¹⁷² получили избранные ученики святого апостола и евангелиста Марка – первого епископа Александрии. Удалившись в глухие предместья Александрии, ученики евангелиста проводили возвышеннейшее жительство, руководствуясь правилами, преподанными им апостолами.¹⁷³

В доказательство возникновения монашества Александрии в век апостольский епископ Игнатий приводит следующие сведения.

В житии преподобномученицы Евгении говорится, что в 180-м году в предместье Александрии был монастырь и что Александрийский епископ того времени святой Елий вступил в монашество в юности (Четьи Минеи, 24 декабря).

Современник св. апостолов иудейский историк Филон, родом из Александрии, описывает жизнь ферапевтов, удалившихся в предместья Александрии, весьма сходно с сообщением преподобного Кассиана о жизни первых александрийских монахов и называет их жилище монастырями.¹⁷⁴

Далее епископ Игнатий приводит доказательства существования монашества в век апостольский и в Сирии.

В житии преподобномученицы Евгении говорится, что она жила в сирском городе Илеополе и была обращена в христианство преподобным Германом в царствование римского императора Траяна. (Траян начал царствовать с 96 года по Рождестве Христовом). В это время в Сирии уже был мужской монастырь, в котором жило 70 иноков и преподобный Герман был в нём настоятелем. Сама Евгения по принятии христианства вступила в женский монастырь, в которым подвизалось 30 инокинь.

Утверждение, что монашество есть установление Божественное, преосвященный Игнатий основывал и на следующих текстах Священного Писания:

1) Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет (Мф. 16, 24).

2) Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим: и имети имаши сокровище на небеси: и гряди вслед Мене (Мф. 19, 21), взем крест (Мк. 10, 21).

3) Аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего и матерь, и жену, и чад, и братию, и сестёр, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик: и иже не носит креста своего и вслед Мене грядет, не может Мой быти ученик... Иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик (Лк. 14; 26–27, 33).

В этих словах Христа Спасителя, по убеждению преосвященного Игнатия, и заключаются условия, из которых «составляются существенные обеты монашества».¹⁷⁵

Особенно большое значение придавал учитель иноков словам Христа Спасителя Аще хощеши совершен быти...(Мф.19:21). Приведя пример из жития преподобного Антония Великого, как эти слова побудили юного Антония продать свое имение и вступить в монастырь, епископ Игнатий пишет: «Эти слова Господа и ныне признаются Святой Церковью основными для монашества (и) всегда читаются при пострижении в монашество».¹⁷⁶

Из посланий святого апостола Павла один текст, по словам епископа Игнатия, может быть отнесен к монашествующим. Святой евангелист Марк, – пишет Преосвященный, – повелел христианам удалиться в предместья богатой и многолюдной Александрии; то же самое наставление дает святой апостол Павел всем христианам, желающим вступить в теснейшее общение с Богом. Вы бо есте церкови Бога жива, яко же рече Бог: яко вселюся в них и похожду, и буду им Бог, и тии будут Мне людие. Тем же изыдите от среды их и отлучитися, глаголет Господь, и нечистоте их не прикасайтеся, и Аз приму вы: и буду вам во Отца, и вы будете Мне в сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (2Кор. 6, 16–18).

Вслед за св. Иоанном Лествичником преосвященный Игнатий относит это призвание именно к монахам.¹⁷⁷

В доказательство богоустановленности монашества учитель иноков приводит и то, что помещение монашества вдали от селений в пустынях совершалось по откровению и повелению Божию. Так Антоний Великий был призван Господом к пустынножительству; Ангел повелел преподобному Макарию Великому поместиться в Синайской пустыне; по повелению Ангела Пахомий Великий учредил в пустыне иноческое общежитие, от него же преподобный получил письменные правила для руководства иноческой жизнью.

Все перечисленные великие преподобные были избранными сосудами Святого Духа и пребывали постоянно в общении с Богом; они, по епископу Игнатию, служили для иночества глаголом Божиим, как служил Моисей для израильтян.¹⁷⁸

Возникновение монашества во времена святых апостолов, просвещение устроителей древних монастырей Святым Духом, обилие благодатных даров среди лучших представителей монашества всех веков – всё это побудило епископа Игнатия сказать, что «Святый Дух постоянно, чрез все века христианства светил на монашество. Учение Святого Духа, учение Христово, учение Божие об иночестве, о этой науке из наук, как выражаются святые отцы об этой Божественной науке, изложено преподобными иноками со всею отчетливостью в их Боговдохновенных писаниях. Все они свидетельствуют, что установление монашества, этого сверхъестественного жительства, никак не дело человеческое: оно – дело Божие. Оно, будучи сверхъестественно, не может быть делом человеческим, не может не быть делом Божиим».¹⁷⁹

Вслед за многими святыми отцами епископ Игнатий монашество сравнивал с подвигом мученичества. Как мученичество, так и монашество не есть изобретение человечества, а даровано человечеству Господом и основывается на одних и тех же заповедях Христа Спасителя. Подвиг мученичества и монашества вышеестественен и не может быть совершен без всесильной помощи Божией.

Мученики, оставив вся «красная мира», отдавали свое тело на страдания и, укрепляемые божественной благодатью, сподоблялись великих венцов.

Подобно мученичеству, монашество начинается с отречения от мира и, «Богу содействующу», всесовершенным умерщвлением своей души и тела для живущих в них греховных навыков и всецелой отдаче себя воле Божией.

Как мученики, так и истинные монахи, по мере прохождения своего сверхъестественного подвига, обнаруживали обилие благодатных дарований.¹⁸⁰

По словам епископа Игнатия, «подвиг некоторых святых иноков кажется более непостижимым по сверхъестественности своей, нежели даже подвиг мученика».¹⁸¹

В этом можно убедиться, говорит епископ Игнатий, если прочитать жития святых иноков: Марка Фраческого, Онуфрия Великого, Марии Египетской и многих других.

Считая монашество Богоустановленным и уподобляя его подвигу мученичества, епископ Игнатий никогда не отделяет его от богоустановленного христианства.

«Монашество, – по справедливому заключению епископа Игнатия, – основано на христианстве, зиждется и держится на нём... монашество – вид его (христианства), особенное проявление».¹⁸²

Если преуспевает в мире христианство – наступает и расцвет монашества; если же ослабевает христианство в мире – клонится к упадку и монашеская жизнь. Упадок нравственности монахов находится в тесной зависимости от нравственности мирян. Между христианами, живущими в мире, и монахами-христианами, живущими в монастырях, по наблюдениям епископа Игнатия, всегда существовала самая тесная связь.

«Жители монастырей, – пишет он, – не слетели туда с луны или с какой другой планеты; они вступили из среды земного грешного мира. Нравственность, которую осуждают «миряне» в монастырях, образовалась посреди мира, питается, поддерживается сношениями с миром».¹⁸³

В дни жизни епископа Игнатия монашество подвергнулось со стороны многих светских лиц справедливым и еще чаще несправедливым нападкам.

Вступая в защиту монашества, истинный поборник иночества писал: «Многие ныне жалуются на него (монашество), видя или отыскивая в нём разные недостатки; но монашество – барометр, который, стоя в уединенной комнате, со всех сторон замкнутый, с точностью показывает состояние погоды на улице», – состояние вообще христианства.

Постепенный упадок нравственности среди мирян и связанное с ним ослабление нравственности в монастырях епископ Игнатий подтверждает следующим примером.

Однажды С.-Петербургский митрополит Серафим, беседуя с архимандритом Игнатием об умножении бракоразводных дел в консистории, сказал, что когда он был викарием в Москве,¹⁸⁴ то бракоразводных дел в консистории бывало в год одно или два; архиереи же старцы в то время говорили епископу Серафиму, что в их молодости бракоразводных дел вообще не существовало.¹⁸⁵ «Вот факт, – заключает это повествование епископ Игнатий, – живописующий нравственность прежнего времени и ход ее к настоящему положению, ход быстрый, неутешительный».¹⁸⁶

Основываясь на свидетельствах старцев-иноков, с которыми епископ Игнатий так часто любил беседовать, он пришел к выводу, что еще в начале 19-го столетия вступало в монастырь много лиц, сохранивших девство, никогда не вкушавших вина, хорошо изучивших Священное Писание и творения св. отцов и не расстроивших своего воображения чтением пустых светских книг, людей, не растративших свое здоровье злоупотреблениями, привыкших часто посещать храм и имеющих многие другие благочестивые навыки. Они, получив строгое благочестивое воспитание в миру, становились строгими и сильными монахами по душе и телу.¹⁸⁷

Но во время прохождения самим епископом Игнатием многотрудного монашеского поприща нравственность христиан значительно понизилась. «Ныне ослабевшее христианство приготовляет и доставляет, соответственно своему состоянию, слабых монахов», – пишет он.¹⁸⁸

Долгая жизнь в монастырях убедила Владыку в том, что вступление в его время девственника в монастырь было величайшей редкостью, почти не встречалось среди вступающий лиц в монастырь людей, не стяжавших в мире порочных навыков и не расстроивших злоупотреблениями своего здоровья. Большинство вступавших в монастырь были слабы телом и душою, с расстроенным воображением, с притупленною совестию. Для подобных людей борьба с собой, личный подвиг нравственного совершенствования был, – по заключению владыки Игнатия, – весьма затруднителен. «Вступили они в монастырь, – пишет он, – сняли мирские одежды, облеклись в черные иноческие, но навыки и настроение, получаемые в мирской жизни, остались с ними и, пребывая неудовлетворенными, приобретают новую силу».¹⁸⁹

Сознавая ослабление христианства и тесно связанного с ним монашества, епископ Игнатий с горечью видел в этом «недуг общий!» и призывал как монахов, так и мирян: «Восплачем о нём вместе и вместе позаботимся об исцелении его!»¹⁹⁰

В предшествующих разделах был раскрыт взгляд преосвященного епископа Игнатия на монашество, его возникновение и зависимость от общего уровня христианства.

Теперь рассмотрим, какая точка зрения сложилось у епископа-аскета о монашестве его времени.

Несмотря на то, что во времена святителя Игнатия на русской земле были сотни обителей, открывались новые монастыри, во многих обителях воздвигались великолепные храмы и монастырские здания, многие обители изобиловали насельниками, духовный взор богомудрого архипастыря за всем этим внешним благоустройством видел картину весьма малоутешительную. Как при встрече с любым человеком Владыка видел состояние души того, с кем он беседовал, и никогда внешность человека и его мирское положение не имели преобладающего значения для составления мнения о нём, так и внешнее благоустройство монастырей российских не остановило преосвященного Игнатия произнести весьма скорбные для его сердца слова. В конце своей жизни в 1864 году Владыка писал своему другу игумену Антонию: «О монашестве я писал Вам, что оно доживает в России, да и повсюду, данный ему срок, отживает оно век вместе с христианством. Восстановления не ожидаю. Восстановить некому...» В другом письме к нему же епископ Игнатий сравнивает положение монастырей с весенним снегом в последних числах марта и первых апреля; снаружи кажется, что «снег как снег», а под низом его уже повсюду весенняя вода, которая растворит снег при первой «вспомогательной атмосферной перемене». С большой грустью великий поборник монашества в России отмечал, что в обителях «весьма часто актерской наружностью маскируется безнравственность», и что «истинным монахам нет житья в монастырях от монахов-актеров».

В чём же скрывались причины столь бедственного состояния монастырей при их видимом благоденствии и процветании?

Епископ Игнатий ясно указывает эти причины. Мы уже говорили о тесной связи, которую видел Преосвященный между христианским миром и монашеским.

В ослаблении христианства вообще в людях заключалась первая и основная причина ослабления монашества. «Ослабела жизнь иноческая, как и вообще христианская; ослабела иноческая жизнь потому, что она находится в неразрывной связи с христианским миром, который, отделяя в иночество слабых христиан, не может требовать от монастырей сильных иноков, подобных древним, когда и христианство, жительствовавшее посреди мира, преизобиловало добродетелями и духовной силой».¹⁹¹

Вторая не меньшая причина ослабления монашества, по мнению истинного монаха-епископа Игнатия, состояла в почти повсеместном оставлении в монастырях внутреннего духовного делания, которому он, вслед за святыми отцами, придавал первостепенное значение.

«Важная примета кончины монашества, – писал он, – повсеместное оставление внутреннего делания и удовлетворение себя наружностью напоказ».

«В современном монашеском обществе, – пишет он в другом письме, – потеряно правильное понятие об умном делании. Даже наружное благочинное поведение... почти всюду оставлено...» «Теперь всё искоренилось, осталась одна личина благочестия, сила иссякла. Может быть, кроется где-либо, как величайшая редкость, какой-либо остаток прежнего. Без истинного умного делания монашество есть тело без души».

Как следствие оскудения духовного подвига в монашестве явилось в России почти полное оскудение истинных старцев-руководителей, способных вести за собой монашествующих к духовному преуспеянию.

Несмотря на столь плачевное состояние монашества в духовном отношении, епископ Игнатий имел в себе столько внутренней силы, основанной на вере во всеблагой Промысл Божий, что умел и в современном ему монашестве отыскать положительные стороны и верил в духовное преуспеяние будущих иноков. Он писал «...еще монастыри, как учреждение Святого Духа, испускают лучи света на христианство, еще есть там пища для благочестивых, еще есть там хранение евангельских заповедей, еще есть там строгое догматическое и нравственное Православие; там, хотя редко, крайне редко, обретаются живые скрижали Святого Духа».¹⁹²

Такой живой скрижалью Святого Духа был, прежде всего, сам автор этих строк. Он, проведя большую часть своей жизни в обителях, несмотря на многие несовершенства монастырей своего времени, в конце своей жизни выражал полное удовлетворение избранным образом жизни. В 1861 году святитель писал своему другу Михаилу Чихачеву: «Великая к нам милость Божия, приведшая нас в монастырь. Это благо выше всех земных благ».

Посвящение владыкой Игнатием пятого тома своих творений специально в «приношение современному монашеству» наглядно говорит о том, что он верил в возможность духовного преуспеяния иноков в его время и в будущие времена.

Сознавая истинное положение монашества своего времени, Владыка с любовью писал, а в конце своей жизни собрал и напечатал свои произведения и принес их в «дар возлюбленным отцам и братиям, современным инокам».¹⁹³ И, несомненно, епископ Игнатий верил, что его творения, содержащие учение о духовном подвиге иноков, будут способствовать воспитанию истинных иноков.

Относясь к монашеству с большой любовью и благоговением, епископ Игнатий признавал, что в Божественное установление, каковым он признавал монашество, может в практической жизни проникнуть злоупотребление человеческое.¹⁹⁴

Хорошо зная положительные и отрицательные стороны монашеской жизни, Владыка лучше, чем кто-либо, понимал, чем можно возвысить монашескую жизнь.

Во времена епископа Игнатия многих интересовал вопрос возрождения монастырей. Предлагались возможные меры к этому. Но все эти предложения, исходившие чаще всего от холодного ума, полного незнания практической жизни монашеской, а иногда и открытой неприязни к монашеству, не могли, конечно, принести ему пользы.

В одном из писем к игумену Антонию Владыка с полной решительностью обличал все предложения «теористов» – называл он так лиц, практически незнакомых с монашеством. Преосвященный писал: «...ныне некоторые... берутся за поддержание монашества, не понимая, что оно – великая Божия тайна. Попытки таких людей лишь смешны и жалки: они обличают их глубокое неведение и судеб Божиих и дела Божия: такие умницы и ревнители, что ни сделают, всё ко вреду. Заметно, что древний змий употребляет их в оружия умножения в монастырях житейской многопопечительности и подьяческого характера, чем решительно уничтожается дух монашества, исполненный святой простоты».

Одной из мер к улучшению монашества, по мнению многих «теористов» того времени, было издание закона, воспрещавшего вступление в монастырь молодым людям. Этой мерой светские люди думали устранить всякие соблазны в монастырях. Епископ Игнатий не одобрял это намерение. По данному вопросу он писал: «Мера, по наружности столько благоразумная, долженствующая по соображению теории плотского мудрования оградить и возвысить монашество, в сущности есть не что иное, как мера сильная и решительная к уничтожению монашества».¹⁹⁵

На основании своего собственного опыта преосвященный Игнатий считал, что к изучению «науки из наук» – монашества – нужно приступить в юном возрасте, со свежими способностями, с полной восприимчивостью и с неистраченной душевной силой.

Монашество доставляет человеку самые глубокие и основательные познания в «экспериментальной психологии и в богословии», – сообщает деятельное живое познание о человеке и Боге. Если к светским наукам, для лучшего восприятия их, лучше приступать в юном возрасте, то тем более монашество – наука, открывающая путь к христианскому совершенству, – должно быть изучено с раннего возраста.

Каждому монаху предстоит борьба с греховным естеством. Вступивший на этот путь борьбы в юном возрасте достигает больших результатов, т.к. он не скован еще греховными навыками и его воля не расслаблена греховными прихотями.

Епископ Игнатий из опыта знал, что лучшими монахами бывают те, кто вступил в монашество в юном возрасте.

Преобладающее большинство вступающих в монастыри состоит из юношей. В зрелом возрасте в монастыри вступают очень немногие, а в старости редкие.

Вступившим в обитель в зрелом и в пожилом возрасте очень трудно бывает привыкнуть к монастырской жизни, они часто возвращаются в мир и, по замечанию епископа Игнатия, даже не могут понять, что значит «монашество».¹⁹⁶

Те же из них, кто остается в обителях, редко бывают способны к истинному монашескому деланию и чаще всего могут усвоить лишь внешнюю сторону монашеской жизни.

На основании тщательного изучения житий святых епископ Игнатий убедился, что большинство преподобных иноков вступило в монастыри в юном возрасте (около 20 лет).

«Старость была признана святыми отцами неспособной к монашеской жизни¹⁹⁷, – пишет преосвященный Игнатий, – ...она окрепла в навыках, в образе мыслей, притуплены ее способности... Напротив того, многие отцы вступили в монастыри в детском возрасте и достигли высокого духовного преуспеяния по причине целости произволения, непорочности, прямого стремления к добру и восприимчивости, столько свойственных детскому возрасту».¹⁹⁸

На основании всего вышеизложенного епископ Игнатий в долгие годы управления тремя обителями всегда с радостью принимал в свою обитель юных и очень был осторожен, принимая поступающих в зрелом возрасте.

Зная из своего целожизненного опыта, что как воспрещение молодым людям вступать в обитель, так и другие надуманные меры не принесут пользы монашеству, епископ Игнатий в то же время всей душой сознавал необходимость возрождения монашества. При этом он понимал, насколько трудное это дело и с какой осторожностью и осмотрительностью нужно приступать к нему.

В одном из писем он писал епископу Леониду: «Спаси Вас, Господи, за любовь вашу к монашеству... Старые здания должно исправлять с большой осмотрительностью и знанием дела; иначе исправление может превратиться в разрушение».

Владыка Игнатий в глубине души своей сознавал, что никакие внешние мероприятия не способны улучшить состояние монашества, что возродить его могут лишь «мужи духоносные», знающие как теорию, так и практику монашеской жизни, что возрождение монашества должно начаться изнутри, из самого монашества.

Знал святитель Игнатий и то, что возрождение монашества не произойдет до тех пор, пока каждый инок не будет вести правильную духовную жизнь.

В своих богомудрых творениях он преподал как современному ему монашеству, так и всем последующим поколениям иноков прекрасное руководство для прохождения правильного внутреннего подвига, который один может возродить греховное человеческое естество. «Духовный подвиг образует истинных, сознательных монахов. Он один может ввести в монастыри и поддержать в монастырях строго-нравственный порядок, образуя в братстве духовную силу и связь», – писал епископ Игнатий. Лишь правильная духовная жизнь инока приводит его к духовному обновлению, и в этом обновлении каждого инока заключается тайна возрождения всего монашества.

Телесные подвиги необходимы для

того, чтобы землю сердечную

сделать способною к принятию

духовных семян.

Духовный подвиг образует

истинных сознательных

монахов.

Еп. Игнатий.

Вновь вступивший в обитель должен первоначально приучить себя к правильному прохождению телесного подвига.

Телесный подвиг – наименование собирательное. Он обнимает наружное поведение инока в монастыре, монастырские послушания¹⁹⁹ и все подвиги, совершаемые при участии тела: пост, стояния на молитве, земные поклоны и т.д.

Сам Владыка по вступлении своем в монастырь, несмотря на слабость своих физических сил, прошел суровую школу трудовых послушаний. Он работал на поварне, в трапезной, на рыбной ловле, а исполняя послушания келейника у отца Леонида, был у него даже кучером.

Опытно зная пользу от трудовых послушаний, епископ Игнатий считал, что физический труд необходим для каждого новоначального инока,²⁰⁰ особенно для того, кто имеет крепкое здоровье. Но истинную пользу приносит тот труд, который избран не по своей воле, а назначен монастырским начальством «за послушание». «Произвольные труды, совершаемые по самомнению или прихоти, особенно с отвержением покорности, как бы ни были велики, не только не приносят никакого духовного плода, напротив того, будучи сами последствием самомнения и гордости, чрезвычайно усиливают эти страсти в иноке и совершенно отчуждают его от христианского благодатного образа мыслей, т.е. от Евангельского смиренномудрия»,²⁰¹ – писал Преосвященный.

Посильные физические «послушания» приучают инока отсекать свою греховную волю, приучают к послушанию и способствуют укрощению страстей, гнездящихся в сердце каждого человека.

Сравнивая человеческое сердце с землею, епископ Игнатий говорит, что как земля нуждается в обработке различными орудиями: лопатами, плугами, боронами, так и человеческое сердце – центр плотских ощущений и плотского мудрования – нуждается в обработке постом, бдениями, коленопреклонениями и другими телесными подвигами. Если земледелец посеял семена в землю, предварительно не обработав ее, то он не получит от этого никакой пользы и понесет убыток, так и тот, кто предварительно телесным подвигом не обуздает плотских влечений сердца и плотских влечений ума и вздумает заняться насаждением в своем сердце заповедей Христовых, – не преуспеет и может впасть в самообольщение и бесовскую прелесть. Совершенное оставление телесного подвига делает инока «подобным скотам»²⁰², ибо где нет телесного подвига, там открывается свобода и простор телесным страстям; телесный подвиг нужен, по убеждению епископа Игнатия, не только для новоначальных, но и для людей святых, преисполненных Святого Духа, чтобы тело их, оставшись без обуздания, не ожило для страстных движений и не породило скверных ощущений и помыслов.²⁰³

Зная, что духовная жизнь монаха начинается с внешнего благочестивого поведения, учитель иноков – епископ Игнатий – в начале пятого тома своих сочинений «Приношение современному монашеству» поместил 50 правил наружного поведения для новоначальных иноков.

В этих сравнительно кратких правилах мудрый архипастырь сконцентрировал самую «соль» внешнего поведения инока.

Объяснив назначение монастырей (правило 1), епископ говорит, как должен вести себя в нём новоначальный (2, 3 правила), что основным занятием его должна быть молитва (5, 6); каково должно быть внешнее поведение новоначального в храме, алтаре, вне храма и в трапезе (7–18, 23, 25, 28, 36). Описывает, как должен он относиться к старшим (39) и вообще к братии (40). Здесь же даны наставления, чего должен избегать новоначальный (42) и к чему стремиться (1, 36).

Исполнение всех приведенных правил, по свидетельству епископа Игнатия, «может привести наружное поведение инока в благоустройство, приучить его к постоянному благоговению и наблюдению за собой».²⁰⁴

Исполняющий правила наружного поведения, т.е. пребывающий в делании телесного подвига, уподобляется хорошо обработанному сосуду без всяких изъянов. В этот сосуд можно вливать драгоценное мирро с уверенностью, что оно не пропадет. Под мирром подразумевается духовное делание, к которому инок становится способным только после того, как научится правильному телесному деланию.

«...Монах, – пишет епископ Игнатий, – благоустроивший свои обычаи, делается способным к душевному деланию, которое хранится в целости благоустроенным телесными обычаями; оно (душевное делание), напротив того, никогда не может удержаться в иноке, расстроенном по наружному поведению».²⁰⁵

В подтверждение своих слов Владыка приводит изречение святого Исаака Сирского и пример из жития св. Василия Великого. Св. Исаак Сирский говорит: «Телесным деланием предваряется душевное, как сотворение тела в Адаме предшествовало вдуновению в него души. Не стяжавший телесного, не может иметь и душевного: второе рождается от первого, как колос от пшеничного зерна...»²⁰⁶

В житии святого Василия Великого повествуется, что когда Василий Великий прибыл в Антиохию, то его друг, наставник Антиохийского училища философ ливанский, попросил его произнести поучение юным слушателям. Св. Василий Великий сказал юношам, чтобы они хранили чистоту души и тела, и затем подробно преподал им правила наружного поведения, сказав, чтобы они имели скромную походку, говорили тихо и мало, соблюдали в беседах благочиние, пищу и питие употребляли благоговейно, при старших хранили молчание, были внимательны к мудрым, не были скоры на смех, украшались скромностью... и многими другими словами поучал он слушающих.²⁰⁷

«Мудрый Василий, – пишет епископ Игнатий, – преподал юношам наставление, наиболее относящееся к их наружному поведению, зная, что благочиние немедленно сообщается от тела к душе и благоустройство тела весьма скоро приведет к благоустройству душу».²⁰⁸

Только тот инок, который приобрел навык в прохождении телесного подвига, становится способным приступить к подвигу духовному.

В ряду телесных подвигов епископ Игнатий большое значение придавал посту, считая его основанием всех добродетелей.²⁰⁹ По определению Владыки, «пост есть постоянная умеренность в пище с благоразумною разборчивостью в ней».²¹⁰

Святая Церковь заповедует соблюдать пост всем христианам – среду и пятницу в течение всего года и четыре поста: Великий Пост, Рождественский, Успенский и Петров, но особенно большое значение имеет пост для монахов.

Человеческое тело имеет естественную потребность в пище. Однако чрезмерное употребление пищи отягощает человеческое тело, а умеренное укрепляет его, делает способным к труду.

Вследствие тесной связи души с телом принимаемая человеком пища имеет большое влияние и на его духовную деятельность.

«Подвиг поста, – пишет святитель Игнатий, – не принадлежит исключительно телу; подвиг поста полезен и нужен не единственно для тела, он полезен и нужен преимущественно для ума и сердца».²¹¹

От пресыщения чрева грубеют и ожесточаются сердечные ощущения, а ум теряет легкость и способность к духовному деланию. Инок, не соблюдающий благоразумия в пище, обуревается леностью, унынием и печалию, ему трудно бороться со страстями: блудом, гневом, тщеславием, гордостью; постоянное же пренебрежение постом может привести к потере целомудрия и девства.

Борьба с блудной страстью становится для инока, не соблюдающего пост, очень тяжелой. Владыка Игнатий писал, что «при насыщении тела сердце наше не может не порождать блудных ощущений, а ум – блудных помыслов и мечтаний, которые силою своею и увлекательностью способны изменить самое решительное благое произволение, склонить его к услаждению грехом...»²¹²

Пост инока, по выражению Владыки, должен заключаться как в количестве, так и в качестве потребляемой пищи.

Следуя наставлениям древних подвижников, епископ Игнатий рекомендует инокам принимать пищу ежедневно, но понемногу. Тем, кто молод и физически совершенно здоров, бывает достаточно принимать пищу однажды в день. Кто физически слаб и чувствует, что ему недостаточно один раз принимать пищу, может употреблять ее дважды.

В вопросе о посте епископ Игнатий был весьма снисходителен, напоминая, что пост для человека, а не человек для поста.²¹³ Единожды или дважды принимает инок пищу в соответствии со своими телесными силами, он должен помнить, что при редком или частом употреблении пищи нельзя допускать пресыщения. Пресыщение питает человеческие страсти и делает инока неспособным к духовным подвигам.

Каждый инок, вступив на путь служения Богу, должен установить необходимую ему ежедневную меру пищи и стараться не нарушать ее пресыщением.

Опасно для инока пресыщение пищей, но столько же душевреден и чрезмерный пост. От неумеренного поста инок может ослабить свой организм и сделаться неспособным не только к несению монастырских послушаний, но и к духовным подвигам.

Неумеренный пост таит в себе и еще очень опасные последствия: он может привести инока к превозношению и гордости, от которых, как от знойного ветра, погибают все поросли духовной жизни. Нередко последует ниспадение в обжорство, которое попускается иноку для смирения его гордости.

Не только количество, но и качество пищи имеет большое значение для проходящих подвиг поста.

Утучняющая плоть пища (мясо, жирная рыба), «горячащая» кровь (перец, имбирь и др. пряности) при частом употреблении делает инока неспособным к прохождению духовного подвига.

Особенно сильное действие производит мясная пища, она утучняет плоть и разгорячает кровь, поэтому уставы всех российских монастырей исключали мясо из пищи иноков.²¹⁴

Наилучшей пищей для подвижника преосвященный Игнатий признавал растительную. Пища, приготовленная из растений, наименее утучняет плоть, не возбуждает страстных движений, способствует чистоте и бодрости ума и делает инока способным к подвигам благочестия.²¹⁵

«Растительная пища почти исключительно употребляется самыми ревностными подвижниками благочестия, особенно ощутившими в себе Духа Божия, по вышесказанному удобству этой пищи и ее дешевизне. Для пития они употребляли одну воду, избегая не только разгорячающих и охлаждающих напитков, но и питательных, каковы все хлебные напитки»,²¹⁶ – свидетельствует владыка Игнатий, основываясь на опыте древних и современных ему подвижников.

Пост необходим монаху в любом возрасте. Естественно, что юным инокам, обладающим крепким здоровьем, для обуздания страстей нужен более строгий пост. Старцы, обремененные многими недугами, не всегда бывают способны к несению строгого поста, но и им необходимо соблюдать посильное воздержание в пище, чтобы не утратить господства духа над плотью, приобретенного долгим подвигом поста и воздержания. Епископ Игнатий пишет: «Напоминается победителям тщательное хранение при себе оружия, которым добыта победа! И получается победа, и сохраняется добыча, приобретенная победою, одним и тем же оружием – постом».²¹⁷

В одном из своих многочисленных писем епископ Игнатий выясняет вопрос, каков должен быть пост болящего инока. Со свойственной Владыке мудростию и человеколюбием, он советует одному иноку, находившемуся от болезни в «крайней немощи», не удручать свое тело постом, наоборот, укреплять его и, нисколько не сомневаясь, употреблять Великим Постом уху из рыбы. Воздержанием, не соответствующим силам, – разъясняет Архипастырь, – можно привести себя к большему расслаблению, лишиться церковной службы и быть обременением для братий. Ободряя болящего, Владыка говорит: «Сердцеведец Господь, видящий немощь вашу, не исключает вас из числа постящихся» и при употреблении в пост пищи, не дозволенной уставом, но необходимой для поддержания здоровья.

Пост необходим иноку для преуспеяния во всех добродетелях, поэтому особенно тесную связь видел Владыка между постом и молитвой. Основываясь на учении преподобного Марка Подвижника о посте, епископ Игнатий говорил: «Чудное совокупление поста с молитвой! Молитва бессильна, если она не основана на посте, и пост бесплоден, если на нём не создана молитва».²¹⁸

Пост ослабляет плотские страсти, а молитва душевные. Если подвижник с постом не соединит правильную молитву, то, искоренив плотские страсти, он возрастит в душе духовные: высокоумие, тщеславие, презорство.²¹⁹

Пост способствует внимательной молитве тем, что искореняет страсти и их порождения – порочные помышления и мечтания, которые рассеивают молитву.

Иноку, вознерадевшему о посте, очень трудно сохранять внимательную молитву, т.к. страстям, неукрощенным постом, свойственно порождать множество мыслей и мечтаний, от которых будет постоянно оскверняться молитва.²²⁰

Постоянный разумный пост искореняет страсти, способствует молитве инока и выводит его из плотского состояния в духовное. Постом монах очищает себя, преуспевает в смирении, в духовных подвигах и умозрении.²²¹

Каждый инок, желающий преуспеть в духовной жизни, должен с мудрой решимостью проходить подвиг поста, помня слова святителя-подвижника, что «тот, кто колеблет основание добродетелей (пост), колеблет вс1 здание добродетелей».²²²

К телесному подвигу инока относятся также и поклоны. Поклоны разделяются на земные и поясные. Келейное правило обычно начинается поклонами.

От поклонов инок несколько приходит в состояние сокрушения. Из такого состояния инок усерднее, теплее и внимательнее будет совершать молитву. Монах, совершая молитву после усердных поклонов, ощутит к ней особый «вкус». Поклоны имеют только тогда благотворное действие на душу молящегося, когда они сопровождаются сокрушенным сердечным плачем и молитвенным воплем ума.²²⁴

Значение поклонов при совершении келейного правила весьма обстоятельно раскрыто епископом Игнатием на основании учения св. отцов в письме одной инокине. Владыка писал: «Если вы чувствуете, что от назначенного числа поклонов не утруждается ваше тело, то прибавьте несколько, дабы тело ощутило некоторую усталость, которая способствует сокрушению сердца, помня и следующие слова св. Исаака Сирина: «Смотри, чтобы, желая преумножить несколько труды, тебе не остановиться и не пресечь сего течения твоего. Не простирай ноги своей свыше силы, чтоб не соделаться совершенно праздным» (Сл. 10-е). Следующие слова принадлежат также Исааку: «Всякая молитва, в которой не утрудится тело и не утеснится сердце, вменяется отверженною: ибо таковая молитва без души» (Сл. 11-е). Сколько эти последние слова справедливы, – пишет Преосвященный, – столько и первые важны и основательны; они были сказаны брату, особенно занимавшемуся поклонами. Святой Исаак говорит в 40-м слове: «Возлюби в молитве более поклоны, нежели упражнение в стихословии», т.е. в чтении псалмов и канонов. Количество поклонов пусть назначается удовлетворением цели их. Цель – их согреть тело, причем разгорячается и дух».

Признавая необходимость умеренного числа поклонов при исполнении келейного правила, епископ Игнатий рекомендует совершать их следующим образом. Приступая к поклонам, нужно дать своему телу самое благоговейное положение, которое прилично иметь созданию Божию в присутствии своего Господа. Затем, собрав скитающиеся мысли, нужно крайне неспешно и очень тихо, заключая ум в слова, произнести молитву: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Произнеся с искренним сокрушением и смирением эту молитву, нужно крайне неспешно сделать земной поклон. Делать земной поклон нужно с чувством, как бы к ногам Самого Христа Спасителя, без разгорячения, с покаянным чувством грешника, умоляющего о помиловании. При этом нужно иметь твердое убеждение в присутствии Господа, но ни в коем случае не представлять себе в воображении образ Христа, ибо это, по словам епископа Игнатия, «непозволительная мечта, ведущая к гибельному самообольщению». Убеждение же в присутствии Бога «есть убеждение во всесвятой истине».²²⁵ Сделав земной поклон, нужно привести тело в первоначальное благоговейное и спокойное положение и опять неспешно произнести Иисусову молитву, после которой опять следует земной поклон. Утрудившись от земных поклонов, нужно перейти к поясным поклонам, произнося ту же молитву. Мера поясного поклона определяется тем, когда опущенная рука достает пол.²²⁶

Совершая земные и поясные поклоны неспешно, с благоговением, сопровождая их внутренним деланием, каждый инок со временем сможет определить, какое количество поклонов выносит его тело. Исключив из этого числа несколько поклонов из-за снисхождения к своим немощам, инок из оставшегося числа может установить для себя ежедневное правило поклонов. После этого необходимо испросить благословение старца или духовника на исполнение этого правила и, если благословение будет получено, стараться ежедневно выполнять его.

Устанавливая свое ежедневное количество поклонов, нужно принять во внимание совет епископа Игнатия, который, предостерегая иноков от злоупотреблений, говорит, что не нужно заботиться о количестве поклонов, а всё внимание обращать на качество молитвы, совершаемой с коленопреклонениями. Поклоны, совершаемые лишь для числа, более вредны, чем полезны. Инок, исполнив их, начинает радоваться радостию, исполненной тщеславия: «Вот, говорит он сам себе, подобно упомянутому в Евангелии фарисею, и сегодня Бог сподобил положить (примерно) 300 поклонов! Слава Богу! Легкое ли дело? В нынешнее время 300 поклонов! Кто ныне такое несет правило? и так далее».²²⁷

Инок, не соединивший с коленопреклонениями истинного покаянного чувства и внутренней молитвы, разгорячает свою кровь, которая приведет в возбуждение умственную деятельность, и так как он не занял свой ум богоугодным деланием, то тщеславные помыслы и мечтания получат в нём полный простор. От этих душепагубных помыслов и мечтаний в иноке может появиться гибельное самомнение. За самомнением следует осуждение ближних и желание поучать их. «Такое расположение есть признак гордости и самообольщения: если б инок не счел себя выше ближнего, он никак не дерзнул бы учить его»,²²⁸ – пишет епископ Игнатий. Инок, впавший в самообольщение и гордость, становится неспособным к духовному совершенствованию, он может преуспевать лишь в телесном подвиге, от которого в нём всё более и более будут возрастать терния тщеславия и гордости. Таковы результаты телесного ли он не соединен с покаянием и с внутренним духовным деланием и если телесному подвигу самому по себе придают большое значение.

«Всякому новоначальному сперва надо преподать делание заповедей Христовых, совершаемое телом, а когда по значительном времени он окажется верным в этом делании, то преподать ему и блюдение ума (душевное делание), но только очень просто и умеренно, ибо «душевное делание естественно человеку и составляет неотъемлемую принадлежность его»,²²⁹ – эти строки были написаны великим поборником внутреннего делания епископом Игнатием. Он в силу особого склада своей души, тонкости и проницательности своего ума еще в ранней юности встал на путь духовного подвига.²³⁰ Несомненно, что его слабое здоровье, делавшее его малоспособным к прохождению телесных подвигов, способствовало истинному подвижнику углубиться в делание духовного подвига.

Сознавая необходимость духовного подвига, могущего привести монаха к совершенству и к достижению блаженной жизни, Владыка устно и письменно возвещал о нём инокам, внимавшим его голосу.

Его «Приношение современному монашеству» почти целиком состоит из «советов относительно душевного иноческого делания». Упомянутые «Правила наружного поведения» являются по сравнению со всей книгой лишь небольшим вступлением.²³¹ Епископа Игнатия в полном смысле можно назвать учителем духовного делания и его неутомимым глашатаем.

Учение Владыки о духовном подвиге глубоко и многогранно; в этом и последующих разделах данной главы мы постараемся раскрыть основные положения его учения.

Глубокий знаток человеческой натуры, епископ Игнатий знал, что в человеке жизнь не прекращается ни на мгновение: ум никогда не перестает рождать мысли, а сердце чувствования и т.к. ум и сердце наши заражены грехом, то естественно, что рождаемые ими мысли и чувства чаще всего бывают небогоугодные. «Душа, – пишет епископ Игнатий, – не может быть без непрестанного упражнения: если не дать ей богоугодного упражнения, то она будет непрестанно упражняться в тех мыслях и чувствованиях, которые родятся в ней самой; иначе – она будет развивать свое падение, развивать в себе ложь и зло, которыми она заражена».²³²

Духовное делание заключается в том, чтобы дать уму и сердцу занятие богоугодное.²³³ Подвиг этот весьма труден, но без него невозможно достигнуть совершенства.

Как тело без души мертво, так и телесный подвиг без духовного бесплоден. Душа оживляет тело, а духовный подвиг оживляет телесные подвиги инока. Тело без души подвергается тлению и издает зловоние, так и наружное благочестие без умного делания «сперва оказывается чуждым духовного плода, потом заражается тщеславием, самомнением... и другими трудно выявляемыми страстями».

В одном из писем епископ Игнатий пишет, что при одном телесном жительстве «вводится в душу самомнение и развиваются душевные страсти, которых телесный делатель и заметить в себе не может, и даже не подозревает присутствия их. Ему нельзя избежать самомнения, ему нельзя не видеть своего благовидного поведения и своих подвигов и наружных дел». Но телесный делатель не удостоится той милости от Бога, которую Господь «дарует всем рабам Своим, работающим Ему и телесным, и духовным подвигом». Каждый монах должен стремиться освоить не только телесный подвиг, но и быть делателем умного подвига, ибо, по словам преосвященного Владыки, «без истинного умного делания монашество есть тело без души».

Признавая тесную связь между телесным и духовным подвигом, епископ Игнатий считал, что его поколение иноков по слабости сил неспособно к великим телесным подвигам, которые могли совершать иноки первых веков. Поэтому он советует инокам его и последующих поколений основное внимание, основные силы употреблять на стяжание духовного подвига.

Значение духовного подвига для монашества того времени прекрасно раскрыто епископом Игнатием в письме к С.-Петербургскому митрополиту Исидору: «По настоящему положению монашества в России, – писал Владыка, – и вместе по состоянию общества в духовно-нравственном отношении ближайшее ознакомление и монашества, и общества с правильным образом подвижничества оказывается особенно нужным и полезным. Уважение к телесному подвигу, когда он предоставлен лишь самому себе, уважение, воздававшееся во времена простоты, миновало. Миновало оно по той весьма естественной причине, что монахи, занимающиеся исключительно телесным подвигом, не могут дать должного ответа в монашеской жизни ни себе, ни братиям своим, живущим посреди мира... Духовный подвиг... он, один он, может облечь монаха во всеоружие для отражения... враждебных Церкви учений, сообщая монаху ощущение гармонии между Евангельским учением и свойствами души человеческой... Самый телесный подвиг, приведенный к нормальному значению своему подвигом духовным, действует в подвижнике с особенною благотворностию, которой он чужд; когда действует один».

Правильная духовная жизнь начинается с изучения Евангелия и деятельного исполнения его святых заповедей.

Новоначальному с момента вступления в обитель необходимо с полным вниманием начать чтение и усвоение Евангелия, чтобы оно «всегда предстояло в памяти, и он (инок) на каждом нравственном шагу своем, для каждого поступка, каждого помысла имел в памяти готовое наставление Евангелия».²³⁴

В подтверждение этих слов истинный делатель Евангельских заповедей – епископ Игнатий – приводит следующие изречения святых отцов. Св. Иоанн Лествичник сказал: «Монах тот, кто во всяком месте и деле, во всяком времени руководствуется единственно Божиими заповедями и Божиим Словом».²³⁵ Современный епископу Игнатию подвижник, святой Серафим Саровский, говорил: «Надо так приучить себя, чтоб ум как бы плавал в законе Господнем, которым руководствуясь, должен управлять жизнь свою».²³⁶

Необходимость для инока деятельного изучения Евангелия епископ Игнатий усматривал из повеления Христа Спасителя, данного святым апостолам: ...учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28, 20). Это повеление Господа сопряжено с обетованием и предостережением.

Обетование заключается в том, что исполнитель Евангельских заповедей получит не только спасение, но и удостоится тесного общения с Богом, это обетование Владыка видел в словах Господа: Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его, и явлюся ему Сам (Ин. 14, 21). Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их... – только хорошо изучивший заповеди Господа так, что они стали достоянием, «имуществом» ума его, сможет быть постоянным исполнителем этих блаженных заповедей и удостоится быть возлюбленным Господом.

Предостережение заключается в том, что деятельность нерадящего об изучении и претворении в жизнь Евангельских заповедей обречена будет на бесплодие, сам же нерадящий будет отлучен от Бога и погибнет.

Эту истину владыка Игнатий выводил из следующих слов Господа: Без Мене не можете творити ничесоже: аще кто во Мне не пребудет, извержется вон, якоже розга, и изсышет: и собирают ю и во огнь влагают, и сгарает... Аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей (Ин. 15; 5–6, 10). Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное: но творяй волю Отца Моего, Иже есть на небесех. Мнози рекут Мне во он день: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас: отидите от Мене делающие беззаконие (Мф. 7, 21–23).

Заповеди Христа Спасителя Дух суть и живот суть (Ин. 6, 63). И всякий, кто изучает их и претворяет в жизнь, из мертвого, плотского человека становится живым – духовным.

Не изучающий Евангелие и не живущий по его заповедям губит себя, оставаясь плотским, пребывая в состоянии падения и развивая его (падение) в себе, ибо душевен же человек не приемлет яже Духа Божия: юродство бо ему есть (1Кор. 2, 14).²³⁷

Деятельное изучение Евангелия может в непродолжительное время возвести инока от младенческого возраста в меру возраста Христова (см.: Еф.4:13) и уподобить мужу, о котором воспел пророк Давид: Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалище губителей не ceдe: но в законе Господни воля его, и в законе Его поучится день и нощь. И будет яко древо насажденное при исходищих вод, еже плод свой даст во время свое, и лист его не отпадет: и вся, елика аще творит, успеет (Пс. 1, 1–3).

Непрестанное изучение Евангелия насаждает в душе инока добродетели, на которых основывается вся монашеская жизнь: веру, надежду на Бога, смирение, кротость, послушание, сердечное покаяние, рассудительность, равную ко всем ближним любовь, всесовершенную любовь к Богу и многие, многие другие добродетели.

Если духовная жизнь монаха не основана на Евангельских заповедях и он не приложит усилий к приобретению перечисленных добродетелей, он всегда будет удобопреклонен ко многим падениям.

Монах, утвердивший свою духовную жизнь на Евангельских заповедях, положил твердое основание, и где бы он не находился – в обители или среди житейских молв, – он невозбранно будет пребывать в делании своего подвига.

Епископ Игнатий пишет о таком иноке: «Он непрестанно делает, он непрестанно подвизается, он преуспевает непрестанно, хотя дело его, хотя подвиг его и преуспеяние неприметны и непонятны для других. Какие бы не постигли его скорби и искушения, они не могут ниспровергнуть его».²³⁸ К исполнителю заповедей Господних в полной мере могут быть приложимы слова Христа Спасителя, сказавшего: Всяк убо, иже слышит словеса Моя сия и творит я, уподоблю его мужу мудру, иже созда храмину свою на камени: и сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и нападоша на храмину ту: и не падеся, основана бо бе на камени (Мф.7:24–25).

По глубокому убеждению Владыки, духовная жизнь монаха, основанная всецело на Евангелии, не может потерпеть крушения, ибо она «получает необыкновенную прочность от божественной неограниченной силы, которой преисполнены слова Христовы».²³⁹ Этой прочности не может иметь духовная жизнь инока ни из какого другого источника, ибо только в заповедях Христовых действует Его сила.²⁴⁰

Долгое изучение епископом Игнатием монашеской жизни показало, что часто встречаются подвижники, которые не обращают никакого внимания на исполнение Евангельских заповедей, но даже открыто попирают их, не понимая их значения в духовном подвиге инока. К таким подвижникам он относит слова Иисуса Христа: Всяк слышай словеса Моя сия, и не творя их, уподобится мужу уродиву, иже созда храмину свою на песце: и сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и опрошася храмине той, и падеся: и бе разрушение ея велие (Мф.7:26–27).²⁴¹ Подвижник, не имеющий в основании своего делания Евангельских заповедей, при любом, даже самом небольшом искушении или перемене внешних условий жизни, очень быстро колеблется, приходит в смущение и нередко претерпевает духовное потопление. У него нет силы Христовой, ибо он не исполняет Его Евангельских заповедей, своя же сила – сила телесного подвига, – при любом «ветре» не выдерживает напора, и духовная храмина такого подвижника терпит разрушение.

Раскрывая эту истину, епископ Игнатий говорит об одном пустыннике, который, живя в глубоком уединении, возложил на это уединение всю надежду своего преуспеяния и спасения. Внезапно обстоятельства сложились так, что пустынник был вынужден оставить уединение и жить в мире среди людей. Естественно, что «неукрепленный в себе самом» Евангельскими заповедями, не утвержденный ими, он подвергается влиянию множества соблазнов.²⁴² Один внешний подвиг (в данном случае уединение), без исполнения Евангельских заповедей, недостаточен для спасения.

«Истинное... монашество, – пишет епископ Игнатий, – заключается в исполнении Евангельских заповедей. Где нет этого исполнения, там нет монашества, какова бы ни была наружность».²⁴³

Жительство по Евангельским заповедям возможно для инока в любых условиях и не зависит от устава или благоустройства обители. Везде, где промысел Божий поставил жить и трудиться инока, он может и должен позаботиться о стяжании Евангельских – заповедей. «Заповеди Евангельские суть свет наш во время странствования в нощи земного жития. На них надо неуклонно смотреть, чтобы не сбиться с пути, когда собьемся с него – по ним выходить на путь. Такого жительства себе и вам желаю», – писал Владыка одной инокине, раскрывая ей значение монашества по Евангельским заповедям.

Так как Евангелие есть основа духовной жизни инока, то естественно, что основным келейным занятием новоначального должно быть чтение и изучение Евангелия и всего Нового Завета. При этом новоначальному епископ Игнатий рекомендует сперва изучить заповеди Христа Спасителя в Евангелиях от Матфея и Луки.

Изучение евангельских заповедей должно заключаться в посильном практическом исполнении их, а не теоретическом, школьном познании. Практическое усвоение заповедей, изложенных у Евангелистов Матфея и Луки помогает лучше усвоить весь Новый Завет.

Для того, чтобы новоначальному правильно – по разуму святых отцов, а не произвольно – понимать прочитанное, ему нужно читать и «благовестник» – Толкование на книги Нового Завета, составленное блаженным Феофилактом, архиепископом Болгарским. Чтение «благовестника» не только помогает правильно понять Св. Писание, но и способствует более точному исполнению евангельских заповедей.

* * *

Когда новоначальный станет на путь деятельного исполнения Евангельских заповедей, ему можно приступить к изучению св. отцов.

Епископ Игнатий чтению писаний святых отцов придавал очень большое значение в деле духовного роста инока. Но, зная склонность каждого человека (особенно молодых) к увлечению прочитанным, он предостерегает новоначальных от чтения книг, не соответствующих их духовным понятиям. «Книги святых отцов о монашеской жизни должно читать с большой осмотрительностью, – писал он, – ибо замечено, что новоначальный инок никак не может применить книги к своему положению, но непрестанно увлекается направлением книги».²⁴⁴ Если книга написана для безмолвников и живописует об обилии духовных плодов, доставляемых безмолвием, то в новоначальном она непременно возбудит желание оставить свою обитель и где-нибудь в уединенном месте предаться безмолвию. Если же книга написана для общежительных монахов и говорит о том совершенстве, которого может достигнуть инок под руководством старцев, то в новоначальном может возгореться желание строжайшего жительства в полном повиновении старцу. Но, по замечанию епископа Игнатия, «Бог не дал нашему времени ни того, ни другого из этих жительств».²⁴⁵

Находясь под сильным влиянием прочитанной книги и не находя в окружающей его действительности того, о чём новоначальный прочитал, он может с большим ущербом для своей духовной жизни оставить свою обитель ради несбыточной мечты найти где-либо совершенное жительство.

Предостерегая новоначального от увлечения прочитанной книгой, епископ Игнатий приводит слова св. Иоанна Лествичника, который писал: «Диавол влагает живущим в повиновении желание невозможных добродетелей. Равным образом и пребывающим в безмолвии советует подвиги, несвойственные им. Раскрой образ мыслей неискусных послушников и найдешь там понятие, родившееся от самообольщения, найдешь там желание строжайшего безмолвия и поста, непарительной молитвы, совершенного нетщеславия, непресекаемого памятования смерти, всегдашнего умиления, всесовершенного безгневия, глубокого молчания, превосходной чистоты. Они, обольстившись, напрасно прескочили (перешли из братского общежития в глубокое уединение), не имея в себе, при новоначалии, упомянутых добродетелей... Обольститель (диавол) ублажает перед безмолвниками страннолюбие послушников, их служение, братолюбие, общежительность, хождение за больными, чтобы вторых, как и первых, сделать нетерпеливыми».²⁴⁶ Эти, и подобные приведенным, мысли и желания могут возникнуть в новоначальном от чтения книг, не соответствующих его образу жизни.

Из всех творений святых отцов новоначальному иноку, так же как и мирянину, без всякого опасения можно читать сочинения святого Тихона Воронежского. «Они, – по словам епископа Игнатия, – не имеют односторонней цели (и) служат превосходным руководством и для подвижников Христовых, пребывающих посреди мира и для общежительных иноков, и для иноков, жительствующих в штатных монастырях, и для уединенных безмолвников».²⁴⁷

Все прочие святоотеческие творения епископ Игнатий рекомендует читать, положив себе за правило:

1. Не увлекаться направлением книги.

2. Не читать книги поспешно.

3. Соблюдать постепенность, начиная с творений более простых, переходя к более углубленным.

Епископ Игнатий, сам в совершенстве изучив всю святоотеческую литературу о монашеском делании, предлагает инокам следующий порядок чтения святоотеческих книг.²⁴⁸

Книги, написанные для общежительных монахов:

1. Поучения преп. аввы Дорофея.

2. Оглашение преп. Феодора Студийского.

3. Руководство к духовной жизни преподобных Варсонофия Великого и Иоанна Пророка (начиная с 215 ответа; предшествующие ответы даны затворникам и потому не рекомендуются епископом Игнатием для новоначальных).

4. Слово Иоанна Лествичника (Лествица).

5. Творения преп. Ефрема Сирского.

6. Общежительные постановления и собеседование преп. Кассиана Римлянина.

По прошествии значительного времени можно читать книги, написанные св. отцами для безмолвников:

7. Добротолюбие.

8. Патерик Скитский.

9. Слово преп. Исаии Отшельника.

10. Слово св. Исаака Сирского.

11. Слово Марка Подвижника.

12. Слово и беседа преп. Макария Великого.

13. Творения преп. Симеона Нового Богослова и др. писания св. отцов.

Так, епископ Игнатий из приведенного списка святоотеческих книг более всего ценит поучения преп. аввы Дорофея. Он писал: «Я столько уважаю эту книгу, что и доныне не перестаю перечитывать ее для назидания моего и братий моих».

Все перечисленные книги относятся к разряду деятельных, или подвижнических, т.к. в них изложено иноческое делание и подвиги иноков. Св. Иоанн Лествичник сказал: «Так как ты проводишь жизнь деятельную (подвижническую), то читай книги деятельные (подвижнические)».²⁴⁹

Чтение перечисленных книг помогает иноку ознакомиться ближе и точнее с «монашеским многотрудным, многоболезненным, но и не нерадостным подвигом»,²⁵⁰ и что особенно – возбуждает его к молитве.

От чтения всех остальных святоотеческих книг, особенно тех, которые приводят к размышлениям и созерцаниям, епископ Игнатий советует воздержаться иноку.

Каждый новоначальный инок, вступая на путь духовного совершенствования, сколько бы он ни был богат мирской мудростию, находится в неведении всего божественного и духовного. Он не знает, как и сколько ему нужно молиться. Поэтому, чтобы избежать многих душевредных крайностей, ему дается определенное молитвенное правило.

Молитвенное правило есть собрание нескольких молитв, составленное богодухновенными святыми отцами и приспособленное к обстоятельствам и времени.²⁵¹

Основная цель молитвенного правила заключается в том, чтобы доставить душе молящегося правильные, святые и богоугодные мысли и чувствования, которых у него недостает. Богоугодными мыслями и чувствованиями и преизобилуют молитвования богоугодных мужей – святых отцов.²⁵² Прочитывая со вниманием молитвы, составленные св. отцами, инок постоянно будет напоять свою душу их благодатными мыслями и чувствами. Новоначальному мудрые учителя молитвы – святые отцы – не рекомендуют быть в молитве многословным и красноречивым, а также произносить молитвы, самим составленные. Эти молитвы могут казаться новоначальному иноку весьма сильными и умилительными, но они, по словам епископа Игнатия, – произведения падшего разума и, будучи жертвою оскверненною, не могут быть приняты на духовный жертвенник Божий.²⁵³

Своя молитва может возбудить в молящемся чувство самодовольства и тонкого тщеславия. Новоначальный же по неопытности своей может принять эти греховные действия, льстящие его падшей природе, за утешение совести и благодати и лишиться правильной молитвы. Самое страшное в таком положении то, что новоначальный и не подозревает, что он сошел с правильного молитвенного пути, он будет думать, что его обильные молитвы богоугодны и спасительны.

Всего этого инок может избежать, если будет исполнять в келии определенные молитвенные правила, состоящие из молитв, принятых и проверенных опытом Церкви.

Выработанное многовековым монашеским опытом «молитвенное правило» направляет правильно и свято душу, научает поклоняться Богу Духом и Истиною (Ин. 4, 23), между тем как душа, будучи предоставлена самой себе, не могла бы идти правильным путем молитвы. По причине своего повреждения и омрачения грехом, она совращалась бы непрестанно в стороны, нередко в пропасти, то в рассеянность, то в мечтательность, то в различные пустые и обманчивые призраки высоких молитвенных состояний, сочиненных ее тщеславием и самолюбием, – пишет святитель Игнатий.

Приступая к келейной молитве, исполнению келейного правила, инок должен помнить, что его молитвенный подвиг, для его же духовного блага, должен оставаться тайным для всех.²⁵⁴ Рассказывая другим о своем келейном подвиге, инок может невольно впасть в тщеславие и этим погубить весь свой труд.

Сокровенность молитвенного келейного подвига основывается на словах Христа Спасителя, повелевшего: ...егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему... в тайне (Мф. 6, 6).

Епископ Игнатий пишет о сохранении в тайне молитвы следующее: «Пусть о молитве не знает никакая шуйца твоя! Ни друг твой, ни родственник, ни самое тщеславие, сожительствующее сердцу твоему и подстрекающее высказать кому-нибудь о молитвенном подвиге твоем, намекнуть о нём».²⁵⁵

Келейные правила бывают разнообразными. Обычно келейное правило состоит из определенного числа поклонов, известного числа молитв (иногда канонов и акафистов) и псалмов. Преуспевшие иноки присоединяют к своему правилу определенное количество Иисусовых молитв.

Общий устав для всех молитвенных правил – чтобы правило соответствовало силам инока и времени, которым он располагает. Здоровому иноку нужно при совершении келейного правила большее количество поклонов и молитвословий, а слабому – меньше. Как силы людей разнообразны до бесконечности, так и иноческие молитвенные правила бывают весьма разнообразны.²⁵⁶ Правило выше сил может расстроить здоровье инока, и он будет принужден отказаться от всякого правила. Безрассудно принятое большое правило может послужить не духовному совершенству инока, а тяжелому духовному расстройству. Не успевая выполнить большое правило, сокращая его произвольно, инок будет всегда чувствовать смущение. От смущения может появиться духовное расстройство и уныние. От уныния инок может перейти к расслаблению и исступлению, от которых рождается праздная рассеянная жизнь с равнодушным впадением во многие тяжкие грехи.²⁵⁷

В келейном молитвенном правиле основное значение имеет не количество молитвословий, а качество их произношения. Умеренное благоразумное правило остается достоянием инока на всю его жизнь, и нередко по мере духовного совершенствования инока постепенно увеличивается и его правило и, главное, улучшается качественно.

«Избери, – пишет епископ Игнатий, – себе соразмерное силам и душевной потребности молитвенное правило, старайся тщательно и неопустительно исполнять его: это нужно для поддержания нравственных сил души твоей, как нужно для поддержания телесных сил ежедневное в известные часы достаточное употребление здоровой пищи».²⁵⁸

Правильное, соразмерное силам правило, совершаемое постоянно в одно время и с посильным вниманием, является большим пособием в духовной жизни инока. Постепенно у него образуется благочестивый навык, потребность исполнить свое молитвенное правило.

С преуспевшим в духовной жизни иноком, стяжавшим этот навык, нередко случается, по словам епископа Игнатия, следующее: как только он приблизится к месту совершения правила, в душе его возникает молитвенное настроение, он не успел еще произнести ни одного слова молитвы, а из сердца его уже переливается умиление, и ум весь углубляется во внутреннюю клеть.²⁵⁹ Если такому иноку случится по какой-либо причине не прочитать правило, он в течение всего дня будет ощущать в душе какую-то пустоту, будет чувствовать, что ему чего-то недостает.

Однако в таких случаях надо помнить совет владыки Игнатия, что молитвенные правила для человека, а не человек для правила. Если иноку пришлось опустить свое дневное келейное правило по уважительной причине, то он не должен приходить от этого в смущение, но, поведав об этом старцу или духовнику, пребывать в спокойствии.

Одной инокине епископ Игнатий писал: «Пишите, что не всегда исполняете правило, то по слабости, то по причине посещения ближних, потом чувствуете скорбь. На это вам повторяю, что не человек для правила, а правило для человека. И поэтому в чём согрешили по неопытности тела или души... вся сия да простит премилосердный Господь Бог, пред Коим и правды наши нечисты, – и я, многогрешный, именем Господним Вас прощаю и разрешаю, и впредь завещаваю в таких случаях держаться рассуждения, т.е. когда замечаете, что немощь естественная, происходящая от занятия с посетителями или от недуга, обнаруживающегося уменьшением аппетита и бессонницей и тому подобным, тогда полезно послабить телу, дабы оно до конца не изнемогло и не повредилось, будучи понуждаемо сверх сил. Тогда поклоны оставьте и, прочитав соответственно немощи сполна или несполна вечерние молитвы, пребывайте мирны». Конечно, ни празднословие, ни посещение без уважительной причины келии братий, ни леностное расслабление не могут служить поводом к оставлению молитвенного правила.

Не страшно так оставление правила без уважительной причины, как страшны бывают последствия этого оставления. Епископ Игнатий приводит по этому поводу свидетельство преп. Исаака Сирского: «Не за оставление псалмов осудит нас Бог в день Суда Своего, не за оставление молитвы, но за последующий оставлению их вход в нас бесов. Бесы, когда найдут место, войдут и затворят двери очей наших: тогда исполняют нами, их орудиями, насильственно и нечисто, с лютейшим отмщением, всё воспрещенное Богом, и по причине оставления малого (правила),²⁶⁰ за которое сподобляются заступления Христова, мы делаемся подвластными (бесам), как писано некоторым премудрым: «Не покоряющий воли своей Богу подчинится сопернику своему». Эти (правила), кажущиеся тебе малыми, соделаются для тебя стенами против старающихся пленить нас. Совершение (этих правил) внутри кельи премудро установлено учредителями церковного устава по откровению свыше для хранения живота (жизни) нашего».²⁶¹

Значение исполнения ежедневного молитвенного правила столь велико, что многие прославленные угодники Божии не оставляли его и тогда, когда сподоблялись дара непрестанной внутренней молитвы.

Время совершения молитвенного келейного правила определяется самим иноком в зависимости от того, когда он бывает свободен от монастырских послушаний, церковных служб. Хорошо, если инок может исполнить свое правило с утра. Утром, когда душа и тело человека полны сил, иноку легче бороться с вражескими прилогами и удерживать внимание в словах молитвы. Правило, прочитанное с утра, умиротворяет душу на весь день, делает ее стойкой в многочисленных искушениях, встречающихся иноку в течение дня. Инок, совершающий свое келейное правило вечером, часто не в силах бывает бороться с сонливостью и вражескими помыслами, утомленный тяготою дня. Механически прочитав правило, он отходит ко сну, не получив от молитвы духовной пользы.

Епископ Игнатий пишет, что в его время в обителях, следовавших уставу Саровской пустыни, совершалось общее вечернее правило с поклонами в церкви. Физическое труды в Саровской обители и многих других монастырях были столь велики, что, кроме общего вечернего правила, редкие иноки могли совершать еще и келейные правила.

Для иноков, избыточествовавших физической силой, а также для монахов тех обителей, в которых не совершалось в храме общего вечернего правила, святитель Игнатий предлагал следующий совет. Он пишет, что вечерние правила надо совершать применительно к правилу, преподанному Пахомию Великому Ангелом. Однако, замечает Владыка, – в настоящее время по нашей слабости вполне точно невозможно исполнять это правило так, как его исполняли древние иноки.²⁶²

Сообразуясь с правилом, преподанным Ангелом, можно установить для своего правила следующий порядок: Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе; Царю Небесный, Трисвятое по Отче наш; Господи помилуй 12; Приидите, поклонимся (3), 50-й псалом, Символ веры, 20 земных и 20 поясных поклонов с молитвой Иисусовой: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго (можно 30 земных и столько же поясных поклонов или 40 земных и 40 поясных и т.д.).

После поклонов и молитвы Иисусовой полезно присовокупить и несколько земных и поясных поклонов с молитвой Божией Матери: Пресвятая Владычице моя Богородице, спаси меня грешнаго.

По совершении этого правила епископ Игнатий не рекомендует оставаться в праздности, но сразу же предлагает заняться молитвословием или Иисусовой молитвой; после совершенных поклонов инок приобретает особое расположение к духовному подвигу, и поэтому он сразу же должен заняться деланием спасительным, и ни в коем случае не предаться мечтаниям пустым и небогоугодным.

«Приобретенные при молитве с поклонами чистоту, живость ума и умиление сердца должно тотчас, – пишет Владыка, – употребить для молитвы без поклонов, неспешно и тихо произносить устами вслух себе, при заключении ума в слова молитвы, при сочувствии сердца словам молитвы».

Если в обители не совершается общее вечернее правило, то сразу же после поклонов нужно прочитать «Молитвы на сон грядущим». Инок, имеющий время и силы после вечерних молитв, может заняться чтением канонов, акафистов, псалтири, помянника. Новоначальным полезно читать акафист Иисусу Сладчайшему и Божией Матери.

Сам епископ Игнатий, назначая своим духовным чадам это келейное правило, иногда несколько сокращал и изменял его. В одном из писем он советует некой монахине следующее: «Относительно правила после вечерних молитв, полагай 10 поклонов земных с молитвою Иисусовой, а потом твори 30 молитв Иисусовых неспешно, со вниманием, шепотом. Затем 5 поклонов земных с молитвою: Пресвятая Владычице моя Богородице, спаси меня грешную. Потом по 3 поклона поясных Ангелу Хранителю и всем святым».

Чтение акафиста Иисусу Сладчайшему, кроме собственного своего достоинства, является, по убеждению епископа Игнатия, превосходным приготовлением новоначального к занятию молитвой Иисусовой. Акафист на всем своем пространстве в разнообразных формах изображает прошение грешника о помиловании Христом Спасителем. Он показывает, какими мыслями может сопровождаться Иисусова молитва, которая для многих новоначальных кажется первое время очень сухой.²⁶³

В акафисте Божией Матери прославлено вочеловечение Бога Слова и величие Божией Матери, Которую ублажают «вси роди» (Лк. 1, 48). «Удачным освещением, – пишет епископ Игнатий, – оживляется всякая картина, и необыкновенным светом благодати озарен акафист Божией Матери. Всё это действует сугубо: им просвещается ум, от него сердце исполняется радости и извещения. Непостижимое приемлется как бы вполне постигнутое, по чудному действию, производимому на ум и сердце».²⁶⁴

Преуспевшим инокам, ощутившим некоторое просвещение ума, рекомендуется уже не чтение акафистов, а псалтири. Псалтирь надо читать также очень неспешно – так, чтобы на одну кафизму уходило около 20 минут. Древние иноки совершали молитвенное чтение псалтири с такой неспешностью, что называли его псалмопением. Псалмопение не было в полном смысле пение псалмов (по гласам или по нотам), а неспешное чтение, протяженностью своей напоминавшее пение.²⁶⁵

Келейное молитвенное правило, какое бы оно ни было и в какое бы время ни совершалось, прочитанное со вниманием и при сочувствии сердца, оставляет в душе монаха глубокий благотворный след и постепенно приучает его к постоянной молитве; оно ограждает его от пагубной праздности и дивно усвояет Христу Спасителю.

«Возлюбленный брат! – обращается преосвященный Игнатий к каждому иноку, – покори свободу правилу: оно, лишив тебя свободы пагубной, свяжет только для того, чтоб доставить тебе свободу духовную, свободу во Христе. Цепи сначала покажутся тягостными, потом сделаются драгоценными для связанного им. Все святые Божии приняли на себя и несли благое иго молитвенного правила: подражай им и ты...»²⁶⁶

Епископ Игнатий придавал большое значение вниманию при молитве. Чтобы молитва принесла свои обильные плоды, надо чтобы молящийся непрестанно присутствовал вниманием в произносимых им словах. Произнося любую молитву, инок должен своим умом соприсутствовать словам молитвы, не механически произносить слова, но и умом осознавать их.

Инок, молящийся без внимания, не бывает услышан. О необходимости внимания при молитве учили многие великие учители иноков.

Епископ Игнатий, всегда подтверждавший излагаемые им вопросы святоотеческим учением, приводит следующие цитаты из творений святых отцов о необходимости внимания в молитвенном подвиге.

«Преподобный Нил Сорский говорит, что молящийся гласом и устами, без внимания, молится на воздух, а не Богу».²⁶⁷

«Странно твое желание, чтоб Бог тебя услышал, когда ты сам себя не слышишь», – говорит св. Димитрий Ростовский, заимствуя эти слова у священномученика Киприана Карфагенского.²⁶⁸

Святой Симеон Новый Богослов, усматривая тесную связь между вниманием и молитвой в борьбе с лукавыми помыслами, уподобляет внимание стражу, который охраняет молитву. Он пишет: «Внимание должно быть столько связуемо и неразлучно с молитвою, сколько связуется тело с душою, которые не могут быть разлучены, не могут быть одно без другого. Внимание должно предварять и стеречь врагов, как некоторый страж; оно первое да подвизается на грех, да противу стоит лукавым помыслам, приходящим к сердцу; вниманию да последует молитва, немедленно истребляющая и умерщвляющая все лукавые помыслы, с которыми внимание... начало борьбу: ибо оно одно не может их умертвить. От этой борьбы, производимой вниманием и молитвою, зависит жизнь и смерть души. Если храним молитву посредством внимания чистою, то преуспеваем. Если же не стараемся хранить ее чистою, но оставляем нестрегомою, то ее оскверняют лукавые помыслы, – мы соделываемся непотребными, лишаемся преуспеяния».²⁶⁹

Молитва, произносимая без внимания, приносит молящемуся мертвость души, фарисейское самомнение, которое рождается от сердечного ожесточения. Молящийся без внимания начинает довольствоваться и удовлетворяться количеством произнесенных молитв и временем, употребленным для этого, не обращая совершенно внимания на то, что его ум и сердце не принимали никакого участия в молитве.

С молящимися одними устами, без всякого внимания к читаемому, нередко случается так, что они внезапно останавливаются, не зная, что читать дальше, или вставляют слова из другой молитвы, хотя открытая книга лежит перед ними. Чаще всего это говорит о том, что в подобных случаях мысли произносящего молитву были весьма далеко, он думал о чём угодно, но не о том, что читает, внимание его не было приковано к словам молитвы.

Нередко случается, что инок «пробежит глазами» в недоумении, прочитаны ли им эти несколько страниц. Естественно, что такая рассеянная молитва не может возродить духовной жизни монаха.

Внимательная молитва приобретается не сразу. Новоначальному нужно с постоянством приучить себя к ней. Сколько бы раз ум его ни отлетал от молитвы, его нужно опять и опять возвращать, вводить в слова молитвы. Внимательной молитве способствует неспешное произнесение слов молитвы, медленное произнесение молитвы способствует уму быть заключенным в словах молитвы. Новоначальному полезно, когда он находится один, произносить молитвы вслух (вполголоса) – это также способствует сохранению внимания. Иноку лучше всего приучить себя к внимательной молитве при исполнении келейного правила.

«Возлюбленный брат! – пишет епископ Игнатий, – не отвергни ига некоторой скуки и некоторого понуждения, приучаясь первоначально и к иноческим келейным занятиям, особенно к келейному молитвенному правилу. Запасись благовременно всесильным оружием – молитвою; благовременно научись действовать им. Молитва всемогуща по причине действующего в ней всемогущего Бога. Она – меч духовный, иже есть Глагол Божий (Еф. 6, 17)».²⁷⁰

Находясь в храме, читая или слушая молитвословия, нужно также постоянно понуждать свой ум не отлучаться от молитвы. Труд этот нелегок, но он необходим для духовного преуспеяния инока.

Плод внимательной молитвы весьма обилен. Он состоит «в просвещении ума и умилении сердца, в оживлении души жизнью Духа».²⁷¹

Полное непоколебимое внимание при молитве есть величайший дар благодати Божией. Инок, желающий получить этот дар, должен, доказать это постоянным принуждением себя к внимательной молитве. За постоянство и терпение Бог в свое, Ему Одному известное время, может даровать иноку непоколебимое внимание в молитве.

Молитва святых была одушевлена вниманием и Божественною благодатию, которая соединяла воедино разделенные грехом силы человеческие.

Облагодатствованная молитва святых производила непреодолимое впечатление на тех, кому удавалось ее услышать. В рукописном житии преподобного Иллариона Суздальского повествуется, что когда он читал в Церкви акафист, то слова вылетали из его уст наподобие огня и с необъяснимой силой действовали на слушателей.²⁷²

Молитва, произносимая святыми устно, была неразрывно соединена с умом, сердцем и всем существом их, они произносили свои молитвы от всей крепости своей, из всего человека.

Во время такой молитвы преподобный Сергий Радонежский сподобился посещения Божией Матери с апостолами Петром и Иоанном.

Святые молились – воспевали Бога – «во исповедании сердечном», они «пели» и «исповедовались Богу непоколебимо»,²⁷³ т.е. без рассеянности, они «пели» Богу «разумно» (Пс. 46, 8).²⁷⁴

Но чтобы грешному человеку иметь хотя бы слабое подобие молитвы святых, ему нужно непрестанное понуждение к внимательной молитве.

Св. Иоанн Лествичник пишет, что к молитве нужно понуждение в течение всей жизни,²⁷⁵ весьма редкие подвижники избавлялись от понуждения к молитве, пребывая в ней постоянно.

От постоянного понуждения себя к внимательной молитве инок начинает постепенно ощущать утешение от молитвы, это утешение облегчает ему понуждение, делает молитвенный подвиг радостным.

Внимательная молитва может перейти в постоянную, постоянная молитва возводит инока к более высоким ступеням духовного совершенства.

«Братия! – обращается святитель ко всем инокам, будем внимательны в устных и гласных молитвах наших, произносимых нами при церковных службах и в уединенной келии. Не сделаем наших трудов и жизни в монастыре бесплодными нашею невнимательностью и небрежением в деле Божием. Пагубно небрежение в молитве! Проклят, – говорит Писание, – творяй дело Господне с небрежением (Иер. 48, 10). Очевидно действие этой клятвы: совершенное бесплодие и безуспешность, несмотря на долголетнее пребывание в иночестве. Положим в основание молитвенного подвига – главного и существеннейшего между монашескими подвигами, для которого все прочие подвиги, внимательную, – устную и гласную молитву, за которую Милосердный Господь дарует в свое время постоянному, терпеливому, смиренному подвижнику молитву умную, сердечную, благодатную».²⁷⁶

Непрестанная молитва – есть дар Божий, и инок должен употребить все усилия, чтобы сделаться достойным этого бесценного дара.

Монах, в течение продолжительного времени усердно исполняющий свое келейное правило (иногда в течение многих лет), а также неопустительно посещающий все церковные богослужения и непрестанно бдящий над своим умом, не попуская ему рассеиваться помыслами, постепенно может приучить себя к непрестанной молитве.

Непрестанная молитва заповедана Самим Христом Спасителем. Епископ Игнатий усматривал заповедь о непрестанной молитве в следующих словах: Просите, и дастся вам: ищите, и обрящете: толцыте, и отверзется вам (Мф. 7, 7); и Бог же не имать ли сотворити отмщение избранных Своих, вопиющих к Нему день и нощь, и долготерпя о них? Глаголю вам, яко сотворит отмщение их вскоре (Лк. 18, 7–8).

Святой апостол Павел дважды в своих посланиях говорит о непрестанной молитве. Непрестанно молитеся (1Сол. 5, 17), – заповедует он христианам Солуни. Возлюбленному же своему ученику св. Тимофею ап. Павел писал: Хощу убо, да молитвы творят мужие на всяцем месте, воздеюще преподобныя руки без гнева и размышления (1Тим. 2, 8). Епископ считал, что под именем мужей апостол Павел подразумевает христиан, достигших совершенства, ибо только совершенным христианам свойственно молиться «без гнева и размышления» – в глубоком мире, в любви к ближним, без памятозлобия и осуждения их и не развлекаясь посторонними помыслами и мечтаниями – без «размышления».²⁷⁷

Несомненно, что сами апостолы, получив лично от Господа заповедь о непрестанной молитве и передавшие ее всем христианам, сами непрестанно пребывали в молитве.²⁷⁸ До принятия Святого Духа они пребывали в одном доме, занимаясь молитвою и молением (Деян. 1, 14). Епископ Игнатий полагает, что «молитвою» в Деяниях святых апостолов названы те молитвы, которые апостолы совершали вместе, а под «молением» подразумевается постоянное молитвенное направление их духа – непрестанная молитва. Пребывая в непрестанной молитве,²⁷⁹ святые апостолы сподобились в день Пятидесятницы принять Духа Святого.

Инок, пребывающий в непрестанной молитве, становится способным также к принятию в свою духовную храмину благодати Духа Святого.

Иноки первенствующей Церкви Христовой непрестанно упражнялись в молитве, память Божия всегда была с ними.

Непрестанный делатель молитвы преподобный Антоний Великий завещал всем инокам непрестанное памятование имени Иисуса Христа.

«Не предай забвению, – говорит он, – имени Господа нашего Иисуса Христа, но непрестанно обращай его в уме твоем, содержи в сердце, прославляй языком, говоря: Господи Иисусе Христе, помилуй мя: Господи Иисусе Христе, помоги мне: Славлю Тебя, Господи мой, Иисусе Христе.²⁸⁰

Во времена расцвета древнего монашества непрестанною молитвою занимались все иноки. Св. Иоанн Лествичник свидетельствовал, что иноки одного из александрийских общежитий, которое он сам посетил, «и за трапезою не престают от умственного подвига, но условленным и введенным в обычай знаком и мановением блаженные напоминают друг другу о молитве, совершаемой в душе, и делают они это не только за трапезою, но и при всякой встрече, при всяком собрании».²⁸¹

В «Письменном патерике», принадлежавшем библиотеке епископа Игнатия, повествуется об одном отце Раифской пустыни, который занимался плетением веревок и при этом постоянно произносил с воздыханием, колебля главою, слова: «Что будет?» Несколько помолчав, опять говорит: «Что будет?» Эти слова были для него постоянным поучением, исполненным сетования о том, что последует с ним после смерти.²⁸²

Приведенные здесь примеры из жизни древних иноков и их изречения были собраны епископом Игнатием во свидетельство того, что непрестанная молитва была неотъемлемым деланием древних иноков.

Как видно из приведенных примеров, для непрестанной молитвы отцы древнего монашества избирали различные, преимущественно краткие молитвы.

Благотворное действие непрестанной молитвы выше всякого объяснения. Только тот инок, который ощутил в себе плоды от непрестанной молитвы, может знать о них, но не всегда бывает способен поведать об этом другим, потому что непрестанная молитва и ее плоды есть великий дар Божий, необъяснимый человеческим разумом и словом.²⁸³

Непрестанная молитва – это верный путь, ведущий инока к Богу. Святой Исаак Сирский говорит: «Иначе как непрестанною молитвою, невозможно приблизиться к Богу».²⁸⁴

Естественно, что непрестанная молитва не может быть достоянием новоначального. Чтоб стать способным к ней, новоначальный должен в течение долгого времени приучить себя к частой молитве. Когда инок приучится истово исполнять свое келейное правило, сможет заключать ум в слова молитвы и не попустит ему услаждаться пустыми мечтаниями и помыслами, находясь в храме и вне храма, когда полюбит он молитву и будет стремиться молиться как можно чаще, только тогда постепенно частая молитва сама собой перейдет в непрерывную. К частой молитве инок может приучать себя в любую свободную минуту, а также исполняя различные монастырские послушания, не связанные с умственной деятельностью. Епископ Игнатий дает такой совет всем инокам: «Выпало ли тебе кратчайшее свободное время? Не убей его в праздности. Не убей его, употребив на какое-либо несбыточное и пустейшее мечтание, на какое-нибудь суетное, ничтожное занятие! Употреби его на упражнение молитвою... Если случится по немощи, или, правильнее, по свойству падшего естества, увлечься обольстительными мечтаниями и помыслами, – не унывай, не расслабляйся. Раскаявшись пред Богом в твоей легкомысленности... приими меры предосторожности... Кто не приучится к частой молитве, тот никогда не получит непрестанной».²⁸⁵

Богомыслие – есть благочестивое размышление о глубоких тайнах христианства.

Весьма многие древние иноки, достигшие преуспеяния в духовной жизни, занимались богомыслием. Святой Петр Дамаскин, согласно с другими писателями-аскетами, богомыслие называет видением духовным и относит его к четвертой степени в разряде этих видений.²⁸⁷

Известные русские подвижники-святители св. Димитрий Ростовский и св. Тихон Задонский, достигнув духовной зрелости, занимались богомыслием – святым размышлением о вочеловечении Бога Слова, о дивном пребывании Его на земле, о Его спасительных страданиях, преславном воскресении и вознесении на небо. Предметом их размышлений был также человек, его назначение, грехопадение и его следствия, необходимость Искупителя и многие другие великие христианские тайны.

Свои благочестивые размышления оба святителя изложили в своих сочинениях.

Епископ Игнатий не исключал богомыслия из духовной жизни монаха, но предупреждал, что не все иноки способны к нему, да и те, кто имеет склонность к богомыслию, должны быть очень осмотрительными, чтобы вместо духовной пользы не принести себе вреда.

Необходимыми условиями для богомыслия, по словам епископа Игнатия, должны быть: жизнь, очищенная истинным покаянием, и точное познание богословия – христианских истин. Владыка, имея в виду святых Димитрия Ростовского и Тихона Воронежского, писал: «Святители были обучены со всею точностию и подробностию православному богомыслию, потом святою жизнью вознеслись на высоту христианского совершенства: богомыслие было для них естественно».²⁸⁸

Епископ Игнатий считал, что для новоначального и вообще каждого инока, не очистившего себя покаянием и не имеющего точных понятий о христианском учении, богомыслие недопустимо, ибо оно непременно будет ошибочным и приведет к самообольщению.

В подтверждение этой истины Владыка приводит слова: «Неизмерима глубина догматов, и уму безмолвника не небедственно погружаться в нее. Очень опасно плавать в одежде, столько же опасно находящемуся в плену у страстей касаться богословия».²⁸⁹ Это предостережение было дано затворникам великим наставником иноков святым Иоанном Лествичником. Затворниками были монахи, преуспевшие в иноческой жизни, но и им, как видно из приведенных слов, небезопасно было заниматься богомыслием.

Преждевременное стремление подвижника к размышлению о высоких истинах есть признак внутреннего самомнения и безрассудной гордости.

В древности многие иноки уклонялись в душепагубные ереси из-за того, что допускали рассмотрение христианских истин, превышающие их понятия.

Если во времена расцвета иночества, при обилии древних наставников, к правильному богомыслию были способны немногие, то, естественно, что в более поздние времена редкие могут безбедно вступить на этот путь.

Епископ Игнатий указывал, что безбедный путь богомыслия есть чтение сочинений названных святителей. Читая в их творениях просто, доступно изложенные великие христианские догматы и обдумывая прочитанное, инок будет иметь правильные мысли или благочестивые размышления.

Упражнение в молитве и в душеназидательном чтении есть, по словам епископа Игнатия, упражнение в богомыслии правильном, безопасном, богоугодном.²⁹⁰

Преосвященный Игнатий советует каждому иноку при прохождении своего духовного подвига смиренно всё упование возложить на Бога и не стремиться быть зрителем глубоких тайн христианства. Если Господь сочтет для кого-нибудь нужным, то Сам подаст этот дар.

Каждому иноку нужно просить у Господа не особых благодатных даров, а существенно нужного для спасения. «Стремись – пишет епископ Игнатий, – к стяжанию чистой молитвы, соединенной с чувством покаяния и плача, с воспоминанием о смерти, о суде Божием, о страшных темницах адских, в которых пылает вечный огонь и присутствует вечная тьма: такая молитва, соединенная с такими воспоминаниями, есть непогрешительное, превосходное, душеполезное богомыслие».²⁹¹

Долгий опыт подвижнической жизни привел владыку Игнатия к убеждению, что скорби имеют большое значение для духовного роста монаха.

Взятие на себя креста, заповеданное Христом Спасителем (Мф.16:24; Лк.9:23), по мысли Владыки, заключается прежде всего в признании себя достойным посылаемых в жизни скорбей.

Каждый инок, живущий безмятежной жизнью, в силу греховности, присущей каждому человеку, может всецело прилепиться душой к земле, придти в состояние духовной теплохладности и совершенно забыть о своем небесном отечестве.

Скорби напоминают монаху о непостоянстве земного благополучия: скорби плоти – болезни – предвозвещают о неизбежности часа смертного, а за ним вечного блаженства или вечной муки.

Напоминанием непостоянства всего земного, ослаблением действия страстей скорби способствуют спасению каждого человека.

Преосвященный Игнатий говорил, что скорби противодействуют нашему падению и способствуют нашему восстанию. По причине необходимости страстей Христос Спаситель ведет «стезею скорбей» Свое стадо в страну блаженной вечности. «Тому, – говорит Святитель, – кто отказывается от скорбей, Он возвещает решительно: Иже не приимет креста своего и вслед Мене грядет, несть Мене достоин (Мф. 10, 38)

Скорби для монаха, также как и для мирянина, по убеждению Владыки, являются «чашей Христовой», которая делает земных участников этой чаши причастниками непрестающего наслаждения в жизни вечной».

Указывая иноку путь – всецело устремиться к Богу, – скорби делают его способным на всё в этой жизни смотреть очами веры и надежды. «Чаша Христова, – свидетельствует епископ-аскет, – отверзает вход в страну разума духовного, состояния духовного; вшедший туда и причастившийся трапезы утешения духовного соделывается мертвым миру, бесчувственным к временным скорбям и лишениям, начинает совершать свое земное странствие, как бы несущийся по воздуху превыше всего – на крыльях веры».

Преосвященный Игнатий учил, что иноческие скорби возникают из четырех источников: из падшего естества, из мира, от людей и демонов.²⁹²

Падшее естество человеческое есть основной источник всех скорбей, оно порождает из себя разнообразие греха, делает человека восприимчивым к соблазнам мира, служит поводом к восстанию людей друг против друга и дает повод падшим духам приступить к человеку.

Скорби, возникающие от всех четырех перечисленных причин, при терпеливом перенесении их, делают инока более совершенным в духовной жизни. Скорби, возникающие от падшего естества, научают инока надеяться не на себя, а на Бога, доставляют ему опытное познание своего падения и необходимости Искупителя. Скорби от греховного мира научают превратности земной жизни и воспитывают в нём хладность ко всему временному. В жизни каждого инока бывают скорби и от окружающих его людей. Эти скорби смиряют гордость, присущую сердцу каждого человека, и способствуют деятельному осуществлению заповеди о любви к врагам.

Святитель Игнатий неоднократно в своих творениях рассматривает вопрос, как инок должен относиться к людям, причинившим ему скорбь. Владыка учил, что в скорбных обстоятельствах людей нужно оставлять в стороне и благоговейно обращать свой взор к Богу, Который для нашего же блага попускает нам скорби через людей.

К одному священнику, находившемуся в скорбных обстоятельствах, Владыка писал: «Люди, наносящие скорби и скорбные обстоятельства, – только орудия во всемогущей деснице Божией».

В отношении к людям, причиняющим скорбь, епископ Игнатий советует инокам всегда иметь перед своими духовными взорами Христа Спасителя, Который в страданиях, предстоящих Ему претерпеть, видел волю Отца Своего Небесного и молитвенно сожалел о людях, которые в ослеплении своем возвели Его на крест.

В Гефсиманском саду перед Своими страданиями Господь говорил: Чашу, юже даде Мне Отец, не имам ли пити ея? (Ин. 18, 11). Святитель Игнатий, разъясняя эти слова, говорил, что Христу Спасителю чашу страданий подавал не Каиафа, не приготовлял ее Иуда и фарисеи, хотя они и были видимыми виновниками смерти Господа, но всё совершилось по воле Бога Отца.

Каждый инок, помня всегда отношение Иисуса Христа к врагам, должен при нахождении скорби мысленно произносить: «Чашу, юже даде ми Бог, не имам ли пити ея», а к людям, чрез которых пришла скорбь, сохранять чувство нелицемерной любви, как к орудиям промысла Божия.

«Оставим людей в стороне: точно – они посторонние! Обратим взоры наши к Богу, повергнем к ногам Его воздымающиеся и мятущиеся помыслы наши, скажем с благоговейной покорностью: Да будет воля Твоя! (Мф.6:10) Этого мало! Облобызаем крест, как знамение Христово, руководствующее ученика Христова к перенесению скорбей».

Монаху, научившемуся переносить скорби от своего падшего естества, от мира и от людей, попускаются скорби от лукавых духов. Лукавые духи первоначально восстают на подвижника чрез падшее естество, затем наносят скорби чрез мир и ближних, и когда инок выходит победителем первых трех видов скорбей, ему может быть попущена открытая брань с падшими духами. Победитель в этой брани становится причастником особых духовных дарований.²⁹³

Как в каждом вопросе духовной жизни, так и в отношении к скорбям мудрый архипастырь советовал сохранять благоразумную осмотрительность.

Несмотря на огромную значимость скорбей в деле спасения, инок сам никогда не должен искать скорбей, а по мере своих сил «стараться об уничтожении причин скорбей, если это зависит от него».

Если же он не мог отвратить скорбь, то нужно нести ее безропотно, помня, что Господь никогда не посылает скорбей выше сил человека. Соразмерно скорбям дарует обильное утешение по миновании скорби.

В минуты скорби лукавые помыслы часто предлагают иноку оставить тернистый путь, преисполненный скорбями, и избрать более легкий путь изменением жизненных обстоятельств. Иноку, претерпевшему скорби в общежитии и пожелавшему уйти в глубокое уединение, Преосвященный писал: «Грех, обладающий всем существом моим, не престает говорить мне: сниди со Креста. Увы! Схожу с него, думая обрести правду вне Креста, и впадаю в душевное бедствие: волны смущения поглощают меня. Я, сшедши со Креста, обретаюсь без Христа. Как помочь бедствию? Молюсь Христу, чтобы возвел меня опять на Крест... Как сам поступаю, так советую поступать и братиям моим».

Епископ Игнатий, наблюдая за монашеством своего времени, свидетельствовал, что скорби иноков непрестанно увеличивались. В этом они видел милосердное попечительство Божие к монахам его времени. При постоянном ослаблении иноческих подвигов скорби становились непременным условием достижения спасения. На склоне лет Владыка писал своему другу схимонаху Михаилу (Чихачеву): «...ныне, не будь скорбей, нечем спастись. Подвигов нет, одни скорби заменяет собою всё».

Каждый монах всегда должен быть готов встретить любую скорбь и не ждать упокоения. Спокойствие внутреннее и внешнее подается лишь тому, кто искренне считает себя недостойным его.

Многие и лютые скорби, перенесенные с терпением в сочетании с целожизненным подвигом покаяния, воспитывают в иноке духовный разум и вселяют неземное спокойствие.

«Подобает душе и телу истончиться как паутине, пройти сквозь огнь скорбей и воду очистительную покаяния, и войти в покой духовный – в духовный разум, или мир Христов...», – писал Святитель.

Особенное значение в числе больших скорбей епископ Игнатий придавал болезням.

Владыка всю свою жизнь непрестанно болел. Терпеливо перенося многие болезни, Владыка видел в них великую милость Божию к себе. Об этом он писал своему другу: «Судьбы Божии помогают тем, которые имеют искреннее, хотя и немощное, намерение спастись. Тебе известно, как рано мне были посланы болезни... Вижу, что болезненность моя есть дар Божий: она обуздывает меня и, лишая временного благоденствия, привлекала ко мне вечную милость Божию».

В одном из следующих писем Владыка писал схимонаху Михаилу, что болезнь дополняет недостаток произвольного человеческого подвига.

Каждому иноку непременно в жизни встретятся скорби. По мнению Владыки, для тех иноков, которые последуют Христу, подобно верховному апостолу Петру и первозванному Андрею, предназначен крест. Те, кто обращаются ко Христу, как разбойник, того удел – опять крест. Для первых крест – венец, для вторых – лествица на небо. Крест – скорби – удел всех последователей Христа.

Всем инокам Владыка напоминает: «...каковы бы ни были наши обстоятельства... – невозможно быть Христовым без креста, «еже есть, – говорится в пострижении в монашество, – то готову присно быти к подъятию всякой скорби, которую Промыслитель ни попустил».

Для того, чтобы новоначальному встать на правильный путь и шествовать твердо по нему, ему необходимо вручить себя руководству опытного наставника-старца.²⁹⁴ Старческое руководство существовало во всех древних обителях. Необходимым условием старчества является богопросвещенный старец, который, руководствуясь Святым Духом, сообщает во всём своему пасомому волю Божию. Со стороны же руководимого требуется глубокая вера в слова старца и полное послушание его воле.

Древние старцы, опытно постигнув трудный путь монашеского делания, умели пресекать греховную волю вверившихся их руководству и насаждать в сердцах своих пасомых евангельские добродетели.

Под руководством старцев древние иноки за короткий срок достигали значительного совершенства.

Иноческое послушание в том виде, в каком оно существовало в среде древнего монашества, есть высокое духовное таинство.

В России старчество существовало во всех древних монастырях, но с упадком христианства старчество постепенно ослабело. Возродителем старчества в России был схиархимандрит Паисий Величковский. Его ученики, рассеявшись по многим обителям русской земли, постепенно вводили в них старческое руководство.

Во второй половине 19-го века рассадниками старчества в России были Оптина, Глинская и некоторые другие обители.

Епископ Игнатий сознавал необходимость старческого руководства в духовной жизни монашествующих. Он сам в годы прохождения послушаний в различных монастырях усердно искал руководителя и не смог найти.

В предисловии к пятому тому Владыка писал, что он не имел в своей жизни руководителя благодатного, но почти постоянно встречался с руководителями, «болезновавшими слепотою и самообольщением».²⁹⁵

Правда, епископ Игнатий признает, что он встречал многих достойных иноков, от которых слышал много ценных советов, помогавших ему в его духовной жизни, но старца, которому мог бы Владыка полностью вверить свою душу, он не смог найти за всю жизнь.

Епископ Игнатий был избранником Божиим, которого Господь от юности вел особым путем – многотрудным и многоскорбным, но в то же время сделал его причастником особых духовных дарований; руководители Владыки, возможно, не имели этих даров и поэтому не могли быть его наставниками.

Несомненно, что иноки, шествовавшие обычным путем, не имеющие особого дара умного делания, как во время епископа Игнатия, так и во все последующие времена, скорее могут найти старца-наставника. Но и для рядового инока найти опытного руководителя весьма трудно, потому что весьма редкие способны к старческому служению.

Во времена епископа Игнатия старческое руководство уже начало процветать в Оптиной пустыни. В 1856 году архимандрит Игнатий посетил Оптину. Обитель в то время была в самом цветущем состоянии. Он был свидетелем, как семидесятилетний иеромонах Макарий занимался духовным руководством братства и назиданием многочисленных посетителей. Но, несмотря на значительное духовное преуспеяние многочисленного братства (до 200 человек) Оптиной обители, архимандрит Игнатий своим духовным взором заметил, что из всей Оптиной братии «очень немногие... обнаруживали способность сделаться врачами, руководителями других, для чего нужна и врожденная способность, и дух, выработанный истинным монашеским подвигом».²⁹⁶

Не только в 19-м веке трудно было найти истинного старца. Святые отцы предшествующих веков засвидетельствовали, что истинный руководитель – великая редкость.

Святой Симеон Новый Богослов уже в десятом веке говорил, что весьма мало встречается истинных духоносных наставников, но множество лжеучителей. Наш отечественный преподобный Нил Сорский, в 15-м веке, ссылаясь на св. отцов, писал: «Немалый подвиг найти непрелестного учителя сему чудному деланию (истинной иноческой сердечной и умной молитве). Они (отцы) наименовали непрелестным того, кто имеет свидетельствованное Божественным Писанием делание и мудрование и стяжал духовное рассуждение, и то, сказали отцы, что и тогда едва можно было найти непрелестного учителя таким предметам, ныне же, когда они оскудели до крайности, должно искать со всею тщательностью».²⁹⁷

Епископ Игнатий, вслед за многими святыми отцами, предупреждает иноков о том, как пагубно вверить свою душу неопытному наставнику. «Очевидно, – пишет он, – что умерщвление падшей воли, совершаемое так величественно и победоносно волею Духа Божия, не может совершаться падшею волею наставника, когда сам наставник еще порабощен страстям».²⁹⁸

В подтверждение своих слов Преосвященный приводит совет святого Симеона Нового Богослова, который говорил современным ему инокам: «Если ты хочешь отречься от мира и научиться евангельскому житию, то не предай (не поручи) себя неискусному или страстному учителю, чтобы не научиться вместо евангельского жития диавольскому житию, потому что благих учителей и учительство благое, а злых – злое: от лукавых семян непременно произрастают и лукавые плоды. Всякий невидящий и обещающий наставлять других есть обманщик и последующих ему ввергает в ров погибели, по слову Господню: Слепец же слепца аще водит, оба в яму впадетася» (Мф.15:14).²⁹⁹

В восьмом слове этом великий угодник Божий советует иноку во всём руководствоваться наставлениями своего духовного отца, и говорит: «Однако да поступает так только в таком случае, когда знает, что духовный отец его – причастник Духа, что он не будет говорить ему противоположного воли Божией, но по дарованию своему и по мере повинующегося возглаголет угодное Богу и полезное для души, чтоб не оказаться повинующимся человеку, а не Богу» (ср.: Деян.5:29).³⁰⁰

Инок, который подчинился руководству неопытного старца, находящегося в плену у страстей и пороков, становится со временем не на путь богоугождения, а человекоугождения и человекоугодничества. Совместить же служение Богу и человеку невозможно, ибо апостол Павел говорит: У людей ли я ныне ищу благоволения, или у Бога? людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым (Гал. 1,10), и не весте ли, яко емуже представляете себе рабы в послушание (человеку плотского мудрования или Богу) раби есте, егоже послушаете, или греха (и плотского мудрования) в смерть, или послушания в правду Божию и во спасение (Рим. 6, 16).³⁰¹

Гибельность неправильного руководства состоит в том, что неискусный старец не может не направить духовную жизнь пасомого по пути, на котором стоит. Если сам он стоит на ложном пути, то и другому будет преподавать этот путь, потому что, по словам епископа Игнатия, «послушание образует повинующегося по образу того, кому он повинуется».³⁰²

Если новоначальный совершенно не сведущ в учении Свящ. Писания и св. отцов, то он может и не постигнуть, что вводится своим старцем на ложный путь, возможно, путь самообольщения и прелести. «Если же новоначальный сколько-нибудь умен»,³⁰³ – по замечанию епископа Игнатия, – и занимается чтением Свящ. Писания и творений святых отцов, то это «должно непременно раскрыться и послужить поводом к неприятнейшей разлуке, к неприятнейшим отношениям старца с учеником, к душевному расстройству того и другого».

Разрыв ученика со своим наставником из-за неправильного руководства последнего всегда приводит к духовному расстройству не только ученика, но и учителя.

Епископ Игнатий пишет: «Страшное дело – принять по самомнению и самовольно, на себя обязанности, которые можно исполнять только по повелению Святого Духа и действием Духа; страшное дело – представлять себя сосудом Святого Духа, между тем как общение с сатаною еще не расторгнуто, и сосуд не престает оскверняться действием сатаны! Ужасно такое лицемерство и лицедейство! Гибельно оно для себя и для ближнего, преступно пред Богом, богохульно!»³⁰⁴ Из жития святых известно несколько примеров, как иноки, находясь в послушании и у неискусных старцев, достигли совершенства (преп. Захария³⁰⁵ и преп. Акакий³⁰⁶). Но, как говорит епископ Игнатий, хотя эти иноки и жили под руководством «недостаточных старцев», они имели возможность руководствоваться советами духоносных отцов и назидательными примерами, которыми была преисполнена жизнь вокруг них. Жизнь преп. Захарии и Акакия, по замечанию епископа Игнатия, «вне общего порядка и правила». Каждый инок в своей жизни должен руководствоваться общими правилами, а не исключениями из правил, помня слова св. Исаака Сирского, который учил: «Образ действия Промысла Божия вполне отличается от общего человеческого порядка. Ты держись общего порядка».³⁰⁷

Существует мнение, что вера послушника может восполнить «недостаточество» старца.

Епископ Игнатий был в корне не согласен с этим мнением. Он говорил: «...Вера в истину спасает, вера в ложь и бесовскую прелесть губит...»,³⁰⁸ ибо и ап. Павел пишет о произвольно погибающих, что они любве истины не прияша, во еже спастися им. И сего ради послет им Бог действо льсти, во еже веровати им лжи, да суд приимут вси не веровавшии истине, но благоволившии в неправде (2Сол. 2,10–12).

Исцеляя двух слепцов, Христос Спаситель сказал: По вере вашей, да будет вам (Мф. 9, 29). Эти слова Само-Истины не имеют право повторять «ложь и лицемерство для оправдания своего преступного поведения, которым они погубляют ближних»,³⁰⁹ – пишет Владыка.

Правда, известны случаи, когда по особому смотрению вера действовала через грешников, обращая ко спасению и самих грешников. Епископ Игнатий приводит два примера из жития святых. 1. Исцеление слепой монахини, испившей воду, в которой были умыты ноги разбойника Флавиана, переодевшегося с целью ограбления обители в одежду инока-странника.³¹⁰ 2. Воскресение умершего младенца по молитве блудницы.³¹¹

Но эти примеры опять являются не правилом, а исключением из правила и «...мы поступим правильно, – пишет епископ Игнатий, – если будем удивляться смотрению непостижимым судьбам Божиим, укрепляться в вере и надежде; поступим очень неправильно, если будем эти события принимать в образец подражания».³¹²

Искренняя вера новоначального не может восполнить недостатки старца, и если он (новоначальный) не прекратит с ним общения, то непременно нанесет вред своему душевному деланию, а может быть, получит и смертоносную душевную рану.

Св. ап. Павел писал солунянам: Повелеваем же вам, братие, о имени Господа нашего Иисуса Христа, отлучатися вам от всякого брата безчинно ходяща, а не по преданию, еже прияша от нас (2Сол. 3, 6). Эти слова могут быть достаточным основанием каждому иноку для удаления от старца, учение которого противоречит Свящ. Писанию и нравственному преданию Св. Церкви.

В заключение вопроса о ложных старцах епископ Игнатий приводит повеление преп. Пимена Великого: «...немедленно разлучаться со старцем, сожительство с которым оказывается душевредным».³¹³

Долгий опыт руководства пасомыми показал епископу Игнатию, что у новоначальных может появиться желание отдалиться от своего старца и в том случае, когда для них нет абсолютно никакого вреда душевного, а имеется прямая польза.

У новоначальных часто появляются помыслы недовольства руководством своего наставника, сомнения в его опытности и нежелание исповедовать пред ним свои помыслы. Если все эти помыслы не имеют ни малейшего основания, и на деле инок не видит никакой опасности для своей души, то нужно признать эти помыслы вражескими и не повиноваться им, ибо они (бесовские помыслы), по словам епископа Игнатия, «действуют именно там, где мы получаем душевную пользу, которую они хотят похитить у нас».³¹⁴

В письме к одной инокине епископ Игнатий, раскрывая пагубность соблазна на старца, говорил: «Как видно из жития святых отцов, подобно твоему искушению подвергаются те иноки, которые слабо противустоят брани самоволия и самомышления, не исповедуют своих помышлений старцу и вверяются бесу, показавшему ему в старце такие недостатки, коих в нём вовсе нет».

Естественно, что даже у самого совершенного и опытного в духовной жизни старца бывают малые человеческие слабости и недостатки, которые, однако, для неопытного новоначального могут явиться соблазном и поводом к отделению. Мудрый Владыка, предостерегая от такого неверного намерения, писал: «Святые отцы заповедуют инокам помнить добродетели своих настоятелей, часто размышлять о их похвальных поступках, а на недостатки не обращать внимания, как на сучцы, в сравнении с которыми наши немощи – бревна» (см.: Мф.7:3).

В деле старческого руководства епископ Игнатий особенно большое значение придавал ежедневному откровению помыслов ученика своему старцу. Ежедневная исповедь своих помыслов есть древнейшее монашеское делание. О нём говорится в творениях преподобных Кассиана Римлянина, св. Иоанна Лествичника, Варсонофия Великого, аввы Исаии и аввы Дорофея.

Основываясь на словах св. апостола Иакова: Исповедайте убо друг другу согрешения.., яко да исцелеете (Иак. 5, 16), епископ Игнатий считал, что это делание (ежедневное откровение помыслов), «по всей вероятности, установлено самими апостолами».³¹⁵

Естественно, что принимать помыслы новоначальных может не каждый старец, а лишь достигший известной степени бесстрастия и имеющий дар рассудительности.

Монахам епископ Игнатий советовал скрывать от всех, кроме старца, свои брани, потому что неопытный инок может сильно уязвиться, услыхав мысленную брань другого. Одной инокине Преосвященный писал: «Побуждай себе к простоте и откровенности пред старицею, от всех же других вполне скрывай свои брани, потому что такою преступною откровенностию повредишь себе и другим, которым отнюдь не полезно слышать о твоих бранях».

Ежедневное откровение старцу всех своих согрешений, помыслов и недоумений приносит иноку великую душевную пользу. Ни один подвиг не может так умертвить страсти, как открытие их старцу. «Страсти отступают от того, кто без пощадения исповедует их. Телесное вожделение увядает от исповедания более, нежели от поста и бдения», – учит Владыка. При восстании мысленной блудной брани откровение помыслов является целительным бальзамом для души. Святитель Игнатий писал одной монахине: «Если хочешь стяжать крепость в невидимой брани, особливо против блудного духа, который, как и все духи, ловит втайне, исповедуй, не стыдясь, твои поползновения старице твоей и исцелеешь».

Иноки, в юности своей открывающие свои помыслы наставнику, скоро на опыте узнают, какое от этого происходит облегчение в душевной брани и поэтому не прекращают прибегать к этому врачевству и в зрелые годы.

Для начинающего инока откровение помыслов часто бывает сопряжено с большими трудностями. Враг часто возбуждает в новоначальном чувство ложного стыда и этим препятствует чистосердечно поведать старцу все греховные помыслы и сомнения, бывшие в течение дня. При таких борениях иноку нужно силой воли принудить себя к откровению, и только тогда он почувствует ослабление внутренней брани, а со временем и совершенно сможет избавиться от нее.

Епископ Игнатий в письме к одной инокине писал: «Принуждайся со всевозможным усилием исповедоваться пред старицей: это поможет тебе вскоре. От того, что ты пожила долго в других монастырях без этого делания, тебе трудно приняться за него. Но преодолей себя!.. Облегчение, чувствуемое тобою после исповедания твоих поползновений, свидетельствует, что твое спасение заключается в этом делании».

В другом письме Владыка замечает, что принуждающему себя к постоянной откровенности перед старцем или старицею Господь со временем дает силу открываться с легкостью.

Преосвященный Игнатий опытно знал, что иноку без частого откровения помыслов очень трудно правильно устроять свою духовную жизнь. «...Твое спасение единственно от твоей откровенности пред старицей, – пишет Владыка одной из своих духовных дочерей. – Без этого делания тебе не достигнуть ничего духовного и благодатного, пребудешь плоть и кровь. Если будешь открываться, то достигнешь чистоты, которую осеняет благодать Божия». Любая внутренняя брань, даже самая малая, от исповедания ее пред старцем сразу же слабеет, но если инок будет долгое время скрывать ее, то он может придти в душевное изнеможение и не уврачуется, пока не откроет чистосердечно в простоте сердца всё, что происходит у него в душе. «Твое искушение ничего не значащее, только оно обычно было крепко оттого, что ты его скрывала. Перескажи его с раскаянием матери А., и когда помыслы начнут действовать, то повтори исповедание с раскаянием», – писал Владыка.

Откровение помыслов способствует духовному возрождению инока «прежде всего потому, что старец в душе, полностью открытой ему, может пресекать грех в самом его корне – помыслах».

Молодые иноки нередко бывают преисполнены жаждой суровых и возвышенных подвигов. Неразумная ревность побуждает их к трудам выше сил. Сам человек в силу своей греховности не может определить, духовной или плотской ревностью движим он.³¹⁶ Только ежедневное исповедание старцу всех своих намерений и мудрый старческий совет, преисполненный любвеобильной строгости, может отвратить инока от безрассудной ревности, ведущей к гордости и вечной гибели души, и научить ревности духовной, преисполненной смирения и кротости – этих евангельских добродетелей, без которых невозможно духовное преуспеяние инока.

Иноки, приучившие себя к откровению помыслов, со временем бывают способны помогать ближним в их душевных смущениях. Наблюдая в Оптиной пустыни за учениками иеромонаха Макария, которые ежедневно ходили к нему на откровение помыслов после вечернего правила, Владыка пришел к заключению, что ученики старца Макария очень заметно отличались от тех, которые жили самочинно. Мысль, что им предстоит исповедь, была для учеников как бы постоянным стражем; она приучила их к бдительности над собой. Ежедневная же исповедь делала их сосредоточенными, непрестанно углубленными в Писание.³¹⁷

Как уже говорилось ранее, сам епископ Игнатий откровение помыслов считал основой духовного воспитания иноков, находившихся под его духовным руководством. Он сам в 27 лет уже имел дар принимать помыслы своих пасомых вполне бесстрастно. Своей духовной мудростью он вел учеников к истинному преуспеянию. Ученики архимандрита Игнатия имели обыкновение вести дневную запись своих помыслов, а в конце дня чистосердечно и с полной откровенностию раскрывали ему свои греховные язвы. Настоятель – старец архимандрит Игнатий, несмотря на свою болезненность, ежедневно принимал на себя нелегкий труд выслушивать помыслы и давать своим ученикам наставления. Польза от откровения помыслов для учеников аввы Игнатия была очевидна.³¹⁸

Заканчивая эту тему, приведем слова епископа Игнатия: «Великое счастье (для инока), когда... есть человек, которому можно исповедаться», – открывать всю свою душу и получить уврачевание всем своим недугам.

Признавая необходимость для инока жизни в полном послушании у старца, епископ Игнатий признавал, что послушание старцам в том виде, в каком оно существовало в древних монастырях, «не дано нашему времени».³¹⁹

Владыка сравнивал путь полного послушания старцу с обильной духовной трапезой отцов. Инокам же его времени, по мнению преосвященного Игнатия, было предоставлено Промыслом Божиим питаться крупицами, оставшимися от этой трапезы.³²⁰ «Эти крупицы не составляют собою удовлетворительнейшей пищи, но могут, хотя не без ощущения нужды и голода, предохранить от душевной смерти».³²¹

Крупицами епископ Игнатий называл духовную жизнь, основанную на руководстве в деле спасения Священным Писанием и писаниями святых отцов, при совете и назидании, получаемых от современных отцов и братий.³²²

Примеры жизни по духовному совету известны еще во времена процветания древнего монашества. В одном из писем епископ Игнатий пишет, что путем духовного совета прошли многие («святые иноки достигали сперва очищения от страстей, а потом и благодатных дарований»).

Так преподобный Антоний Великий не был в послушании ни у одного старца, но, живя один, в деле спасения руководствовался Священным Писанием и советами подвижников, с которыми он встречался. У одного учился он воздержанию, у другого кротости, терпению, смирению, у третьего строгой бдительности над собой и безмолвию. Каждую добродетель преподобный Антоний стремился усвоить, при этом всем по возможности оказывал он послушание и пред всеми смирялся, пребывая непрестанно в молитве.³²³

Подобно преподобному Антонию, иноки позднейших времен, не имеющие старца-руководителя, должны непрестанно изучать Слово Божие и творения св. отцов и на этом основании строить свою духовную жизнь (конечно, о полном подражании не может быть и речи). При этом иноки могут руководствоваться и советами современных им отцов-подвижников, но с большой осторожностью, стараясь проверять, соответствует ли поданный совет евангельским заповедям и духу учения святых отцов.

Преподобный Симеон Новый Богослов так говорит об этом: «Изучай Божественное Писание и писания св. отцов, особливо деятельные, чтоб с учением их сличив учение и поведение твоего учителя и старца, ты мог их видеть (это учение и поведение), как в зеркале, и понимать; согласное с Писанием усваивать себе и содержать в мысли, ложное же и худое познавать и отвергать, чтоб не быть обманутым. Знай, что в наши дни появилось много обманщиков и лжеучителей».

Жительство по совету имеет некоторое сходство с послушанием древних иноков, но в то же время оно значительно отличается от него, ибо приспособлено к душевной немощи иноков позднейших времен.

Древним инокам их духовный отец сразу же возвещал волю Божию; иноки уже времен епископа Игнатия должны были познавать волю Божию в Писании, а так как не каждый может сразу же и правильно найти волю Божию применительно к нужному случаю, то, естественно, на их духовном пути встречались продолжительные недоумения и погрешности.

Духовное совершенство древних иноков под руководством старцев было быстрым и многоплодным, «ныне оно косно опять по свойству делания», – говорит епископ Игнатий.³²⁴

Подобно преподобному Антонию, новоначальные, по совету епископа Игнатия, должны оказывать послушание настоятелю и всем отцам, братиям обители. Любые послушания, не противные закону Божию, уставу монастыря, нужно исполнять нелицемерно и не из чувства человекоугодничества, без лести и лукавства, а в простоте сердца, ради Бога. Но нельзя исполнять послушание, в основе которого лежит зло.

При этом не нужно бояться, что при этом придется за нечеловекоугодие и твердость претерпеть и скорбь.

При каждом недоумении нужно советоваться с разумными отцами и братиями. Но, выслушивая их советы, также как и при чтении святоотеческих книг, нужно быть весьма внимательным к себе, чтобы не увлечься советом по первоначальному его впечатлению. «По неосторожности и слепоте твоей иной страстный и зловредный совет может понравиться тебе единственно по неведению и неопытности твоей или потому, что он угождает какой-нибудь сокровенной, не ведомой тобою, живущей в тебе страсти», – так предостерегает новоначального епископ Игнатий.³²⁵

У инока, живущего по совету старших, хотя и могут возникнуть многие трудности, но этот путь намного безопаснее, чем жизнь всецело по своей воле.

Жизнь по совету старших, хотя и не в полной мере, но всё же приучает инока к послушанию и отвержению своей воли и разума.

Преосвященный епископ Игнатий считал, что такие возвышеннейшие подвиги иноческой жизни, как отшельничество в глубокой пустыне и безмолвие в затворе, также и жизнь в послушании духоносному старцу возникли не случайно, а по особому определению Божию. Как уже говорилось в разделе «Богоустановленность монашества», великие отцы древнего монашества преподобные Антоний Великий, Макарий Великий, Арсений Великий были призваны к отшельнической жизни, уже облеченные силою свыше и по особому повелению Божию.

Преподобная Мария Египетская была призвана к отшельнической жизни в Заиорданскую пустыню также особым велением Божиим. Господь призывал к этому труднейшему роду иноческого жительства особых избранников, в которых Он предвидел способность к полному безмолвию и предоставлял им в пустынях такие средства для жизни, которых сам себе человек найти не может.

В древности, во времена расцвета монашества, весьма редкие признавались способными к безмолвной отшельнической жизни. Отшельничество есть самый трудный вид монашеской жизни. Отшельник вступает в борьбу не только со своими страстями, греховными помыслами, но и нередко в открытую брань с темными духами, которые восстают на отшельников с такой силой, что только помощь Божия может даровать ему победу.

Отшельники и затворники³²⁶ очень часто подвергались величайшим бедствиям – самообольщению и бесовской прелести, особенно те подвижники, которые вступили на путь отшельнической или затворнической жизни лишь по своей воле.³²⁷

Новоначальный инок никогда не должен стремиться к отшельнической и затворнической жизни.

Епископ Игнатий пишет: «Общее правило заключается в том, что инок должен сперва обучиться деланию заповедей в обществе человеческом, в котором делание душевное сопряжено с деланием телесным, а потом уже, достигши достаточного преуспеяния, заняться исключительно душевным деланием в безмолвии, если окажется способным к нему. Способны к безмолвию редкие».³²⁸

Новоначальный неспособен понести трудного духовного делания и духовной борьбы, в которых постоянно пребывают отшельники и затворники. Не имея опыта умного делания и душевной борьбы, новоначальный инок может стать игралищем бесов и придти в полное умоисступление.

Все святые отцы единогласно учат, что новоначальному иноку нужно пребывать в обществе других иноков и деятельным исполнением евангельских заповедей постепенно преуспевать в телесном и душевном подвигах.

Свой взгляд на отшельничество и затвор, основанный на долгом наблюдении за монашеской жизнью, владыка Игнатий выразил следующими словами: «В настоящее время в нашем отечестве отшельничество в безлюдной пустыне можно признать решительно невозможным, а затвор очень затруднительным, как более опасный и более несовместный, чем когда-либо. В этом нужно видеть волю Божию и покоряться ей».³²⁹ Хотя отшельничество и безмолвничество и неосуществимы в том виде, в каком они существовали в древности, но и теперь можно, по словам Владыки, быть приятным Богу безмолвником. «Не подумайте, – писал епископ Игнатий одному иноку, – что для научения безмолвию необходим затвор или глубокая пустыня. Нет! Гораздо лучше научаться ему между людьми при посредстве душевного подвига.

Чтобы стать безмолвником, нужно прежде всего возлюбить молчание и стараться приучиться к нему. Не празднословить ни в храме, ни на трапезе, ни в келии, стараться по возможности не выходить из монастыря, не заводить близкого знакомства ни с кем в монастыре, ни вне его, избегать свободного обращения и душевредных развлечений.³³⁰

«Веди себя, – пишет епископ Игнатий, – как странник и пришлец в монастыре и в самой жизни – и соделаешься боголюбезным безмолвником, пустынником, отшельником».³³¹

Владыка в современных ему условиях жизни отдавал явное предпочтение монахам, проходящим духовную жизнь в монастыре, пред иноками, живущими в затворе.

Монах, живущий в обители, претерпевая среди людей различные искушения, приобретает опыт борьбы с этими искушениями, духовно укрепляется и становится способным помочь ближним в их искушениях.

Инок, проводящий затворнический образ жизни, часто не имеет нужных для сего качеств и бывает подвержен большим опасностям, редкие избранники могут безбедно идти этим путем.

«Подвижник, воспитанный между людьми силою невидимого внутреннего подвига, бывает прочен, богат знанием и опытностию духовною, исполнен смиренномудрия: для ближнего (он) – пристанище, сокровище. Он подобен древу, выросшему на открытом холме, подвергавшемуся ветрам порывистым и всем другим непогодам, такие древа глубоко пускают в землю корни, бывают особенно сочны, полны жизни и силы. Напротив, питомец затвора и уединенной пустыни подобен цветку и древу, воспитанному и возлелеянному в оранжерее. Ему свойственна пагубная изнеженность; при малейшем ненастье он уже страдает: ненастье немного посильнее – он умирает. Совершенное уединение, по правилам духовного закона, дозволяется только тем, на подвиг которых, как говорит св. Иоанн Лествичник, низошла благодатная роса Святого Духа. Для таковых точно – полезно, нужно строгое уединение, чтоб при помощи его свободно предаться учению и водительству Духа, о чём говорить ныне не время», – пишет святитель Игнатий.

Епископ Игнатий был глубоко убежден, что живет ли монах в обители и исполняет какое-либо послушание, трудится ли он вне обители за послушание, находится ли под руководством старца, руководствуется в своей духовной жизни советами многих старцев или живет уединенно, – он не должен искать поприща высших подвигов, не дарованных Богом нашему времени.

Не место жительства и не возвышенный подвиг спасают монаха, а очищение своего сердца от греха постоянным подвигом телесным и духовным.

«Тот же Бог, Который спасает в пустыне, спасет и в городе. Тот же грех, который губит в городе, губит и в пустыни... помни Бога, держись близ Его, удаляйся греха, от всех поводов к греху, – и Бог будет с тобою», – писал Владыка одному знакомому, пожелавшему вступить на иноческий путь. Сознавая свою духовную немощь, каждый инок должен деятельно изучать евангельские заповеди и учения святых отцов, по мере своих сил постоянно приучать себя к внутреннему духовному деланию, всегда помня, что Бог желает и ищет спасения каждого человека (см.: 1Тим.2:4). «Он и спасает всегда всех, произволяющих спастись от потопления в житейском и греховном море; но не всегда спасает в корабле или в удобном, благоустроенном пристанище».

В подтверждение этой истины епископ Игнатий приводит прекрасный пример. Он говорит, что Господь обещал спасение от потопления апостолу Павлу и всем его спутникам. Господь и даровал им это спасение, но апостол и его спутники спаслись не в корабле, который погиб, а с большим трудом, кто вплавь, кто на досках и обломках от корабля³³² (Деян. 27, 2–44).

* * *

Каждый путник, решившийся плыть по бурному житейскому морю, непременно должен будет претерпеть многие бури. Многие бури и опасности таит в себе море и нередко там, где и не ожидает мореплаватель, корабль его наталкивается на подводные камни. Чтоб устоять в борьбе с бурями и избежать, по возможности, многих неожиданностей, мореплаватель должен долго и упорно изучать предстоящий ему путь.

Инок, вступивший на путь духовной жизни, чтобы перенести все житейские бури и избежать многих подводных камней, грозящих потоплением его духовного корабля, должен хорошо знать, чего должен избегать он, чтобы благополучно плыть ему в пристань умного делания.

В следующей главе мы рассмотрим учение епископа Игнатия о тех препятствиях на пути духовного делания каждого инока, которые, если не будут во время замечены и устранены, могут потопить его духовный корабль.

Надо постоянно внимать себе...

и никак не допускать никакому

греховному увлечению усиливаться

в душе, признавая это увлечение

маловажным.

Еп. Игнатий.

На духовном пути каждого инока встречается очень много различных соблазнов. Каждый человек в силу своей греховности, находясь вблизи соблазна, непременно ощутит в своем падшем естестве сочувствие к нему, и в душе его надолго останется впечатление, произведенное соблазном.

Инок, живущий в монастыре, подвергается соблазнам, возникающим для него в стенах обители, и соблазнам, проникающим в обитель из мира. От последних иноку легче оградить себя, но как первые, так и последние нередко требуют много усилий со стороны инока, чтобы не подвергнуться их порабощению. Соблазны действуют на человека по-разному. Иногда впечатление от соблазна очень быстро действует, мгновенно помрачает ум, изменяет расположение сердца и ввергает свою жертву в падение. Чаще впечатление от соблазна первоначально бывает даже незаметно, но, постепенно развиваясь и усиливаясь, оно может возобладать над своей жертвой.

Епископ Игнатий считал, что иноку нельзя вознерадеть даже о самом малом соблазне и думать, что он не принесет ему вреда. В подтверждение этого Владыка приводит изречение преподобного Марка Подвижника, который сказал: «Вводимый в начало зла, не скажи себе: оно не победит меня. Насколько ты введен, настолько уже и побежден».³³³ Нередко ничтожное греховное впечатление, вольно или невольно воспринятое иноком, является началом тяжкого греховного падения. Каждый инок, зная восприимчивость своей греховной природы к соблазнам и пагубность их влияний, должен стараться всеми мерами ограждать себя от них, помня наставление преподобного Пимена Великого: «Хорошо убегать причин греха. Человек, находящийся близ повода ко греху, подобен стоящему на краю глубокой пропасти, и враг всегда, когда бы ни захотел, удобно ввергает его в пропасть. Но если мы по телу удалены от поводов ко греху, то бываем подобны далеко отстоящим от пропасти; враг, хотя бы и повлек нас в пропасть, но в то время, когда подвергаемся впечатлению, можем оказать сопротивление. Бог поможет нам».³³⁴

Епископ Игнатий, основываясь на собственном долголетнем опыте монастырской жизни, советует каждому христианину, решившемуся вступить в монастырь, избрать себе в местожительство обитель удаленную и уединенную от соблазнов мира.

Пред человеком, желающим уйти в обитель, может возникнуть соблазн вступить в монастырь, пользующийся громкой славой среди мирских людей по причине внешних преимуществ и благочестия устава. Но в таких обителях его ждет следующая духовная опасность. Тщеславие, присущее всему монастырю с громким именем, невольно заразит и вновь поступивших в него; от тщеславия и сознания вещественных преимуществ своей обители может появиться презрение к братьям других монастырей, а отсюда зарождение гордости, которая отнимает возможность иноческого преуспеяния, основанного на смирении и любви.

Бедная обитель, удаленная от всех соблазнов мира, – драгоценное пристанище для инока, желающего оградить свою духовную жизнь от многих искушений. «...Нам, немощным, – писал Владыка, – по произволению и разуму удобопреклонным ко всем грехам... следует избирать для жительства нашего места уединенные, удаленные от мирских селений, не привлекающие к себе сонмы мирян, а с ними и сонмы соблазнов».³³⁵ Каждый инок, живущий в обители, должен помнить, что вещественные стены монастыря не избавляют от соблазнов, а лишь способствуют уменьшению влияния их.

Нередко в иноке восстает лютая брань от соблазнов, виденных им очень давно, казалось бы, уже изгладившихся из памяти. Подобные брани инок должен переносить с твердостию, зная, что они возбуждаются врагом нашего спасения – диаволом, и со временем пройдут, когда ум очистится молитвою. Епископ Игнатий писал: «Море, взволнованное ветрами, и после того, как ветры утихнут, в течение значительного времени продолжает волноваться. Так и ум, подвергшийся влиянию развлечения в течение значительного времени. Надобно переносить такое положение благодушно и стараться отвлекать ум от развлечения в памятование смерти и суда Божия».

Своим священным долгом преосвященный Игнатий считал сообщить мудрый совет, который он слышал от достойных уважения старцев. В этом совете заключается непременное условие избежания соблазнов, которые встречаются на жизненном пути инока. Упомянутые старцы говорили монахам и мирянам: «В наше время, в которое так умножились соблазны, должно особенно внимать себе, не обращая внимания на жительство и дела ближних и не осуждая соблазняющихся, потому что тлетворное действие соблазна удобно переходит от увлеченных соблазном на осуждающего их».³³⁶

Приведя слова Христа Спасителя: Горе миру от соблазн, нужда бо есть приити соблазном (Мф. 18, 7), епископ Игнатий пишет, что пришествие соблазнов входит в непосредственное предопределение Божие,³³⁷ они неизбежно явятся на пути каждого инока, принесут ему пользу тем, что, вступив с ними в борьбу и с Божией помощью одержав победу, он приобретет опытность в борьбе с соблазнами. Если же инок будет сражен соблазном, то и это может послужить ему на пользу, если он, осознав свою немощь, опять востанет, и будет хранить себя от новых соблазнов.

Святитель Игнатий, основываясь на учениии святых отцов, считал, что основными причинами греха, поводами к нему, бывают вино, жены, богатства, излишнее здоровье тела, власть и почести. Говоря об этих причинах ко греху, Владыка приводит слова св. Исаака Сирского, который пишет, что «это не суть собственно грехи, но наше естество по причине их удобно преклоняется ко греху, почему человек должен тщательно охраняться от них».³³⁸

Не случайно владыка Игнатий, перечисляя соблазны, на первом месте поставил – вино. Винопитие – соблазн, который еще равноапостольный князь Владимир признал слабостью народною:³³⁹ эта слабость губит множество мирских людей, проникает она и в обители. Люди, подверженные этой слабости, нередко идут в монастыри с намерением воздержаться от нее, но навык берет над ними свое, и монастырские стены не удерживают их от этого порока. Епископ Игнатий со скорбью пишет, что некоторые благочестивые люди, с прекрасными качествами души бывают подвержены этой слабости, свои падения они горько оплакивают в уединенной келии, их слезы и раскаяние люди не видят, но всем видны их падения, от которых происходит большой соблазн среди мирян.³⁴⁰

Сознавая огромный вред, который приносит вино как духовной жизни инока, так и авторитету монашествующих среди мирян, епископ Игнатий с полной решимостью заявлял: «В России существенно нужно устранение вина из обители. Это понимали благоразумные и благочестивые настоятели, из которых можно указать на недавно почившего мужа, праведного Феофана, бывшего настоятелем и возобновителем Кирилло-Новоезерского монастыря. Он старался с особенною ревностью об уничтожении винопития в вверенном ему монастыре...»³⁴¹

Вино, употребляемое иноком, даже в малом количестве, возбуждает в нём плотские страсти, порождает многословие и другие пороки. Пагубно винопитие и тем, что уничтожает скромность и приводит инока к свободному обращению с ближними.

Свободное обращение среди мирских людей нередко считается положительным качеством. Вредные последствия его среди мирских людей, как множество различных развлечений и соблазнов, часто не замечаются. Для инока, попустившего себе свободное обращение, последствия его могут быть весьма плачевны. Епископ Игнатий пишет: «Особенное внимание должно обратить на то, чтоб отучиться от свободы в обращении с людьми, свободы, столько одобряемой и столько любимой в светском обществе. В наше время многие, привыкшие к свободному обращению в мирской жизни, сохраняют его в монастыре, другие, уже поступив в монастырь, стараются приобрести его, находя в нём что-то особенно привлекательное. Вредные последствия свободного обращения... гибельны».³⁴²

В подтверждение этих слов Владыка приводит высказывания святых отцов о свободном поведении, которое древние наставники иноков называли «дерзостью».

К преподобному Агафону, старцу, отличавшемуся особым даром рассуждения, однажды пришел брат и спросил его: «Я намерен жить с братиею: скажи, как мне жить с ними?» Преподобный отвечал: «Всё время пребывания с ними проведи так, как первый день твоего прихода. В течение всей жизни твоей сохрани странничество (т.е. веди себя в обители как странник и пришелец, а не как житель и не член общества)³⁴³ и не позволяй себе свободного обращения». Находившийся при этом авва Макарий задал вопрос: «Какое значение имеет дерзость (свободное обращение)?» Преподобный Агафон отвечал: «Дерзость подобна великому зною, который, когда наступит, то все бегут от лица его и портятся плоды на деревьях». Авва Макарий сказал на это: «Так вредна дерзость?» Авва Агафон отвечал: «Нет страсти более лютой, как дерзость: она родительница всех страстей; подвижник должен воздерживаться от вольности в обращении».³⁴⁴

Преподобный авва Дорофей, приведя эти слова (святого Агафона) в одном из своих поучений, пишет: «Очень хорошо и очень разумно сказал старец, назвав дерзость материю всех страстей. Она – мать их, потому что изгоняет страх Божий из души. Если страхом Господним уклонится всяк от зла (Прит. 16, 6), то, несомненно, там всякое зло, где нет страха Божия».³⁴⁵

Далее преподобный Дорофей пишет, что дерзость может проявляться в словах, действиях, делах и во взоре. От дерзости иноки переходят к празднословию, шуткам и непристойному смеху. Всё это приводит постепенно к тому, что инок может перейти к совершенному нерадению о себе.³⁴⁶

Инок нередко допускает свободное обращение из-за человекоугодия, двоедушия и от слабости воли и нравственных устоев.

Великие наставники иноков преподобные Варсонофий Великий и Иоанн Пророк, предостерегая иноков от причин свободного обращения, говорят: «Приобрети твердость, и она удалит от тебя свободу в обращении с ближними, причину всех зол в человеке. Если хочешь избавиться от постыдных страстей, не обращайся ни с кем свободно, особенно же с теми, к которым сердце твое склоняется к страсти похотения. Чрез это освободишься и от тщеславия: ибо к тщеславию примешивается человекоугодие, к человекоугодию свободное обращение, а свободное обращение есть матерь всех страстей».³⁴⁷

Предостерегая иноков от свободного обращения, владыка Игнатий говорит, что оно бывает причиной ссор, гнева, памятозлобия, возжигает сильно блудную страсть и часто переходит в величайшую дерзость и наглость.³⁴⁸ Каждый инок должен внимательно следить за собой, чтобы не увлечься соблазном свободного обращения, которое первоначально кажется невинным и безвредным, но, получив развитие, пресекает духовное совершенство инока и вовлекает его в тяжкие пороки, из которых Преосвященный особенно выделяет памятозлобие. Памятозлобие, укрепившись в душе человека, производит в ней страшное опустошение. Оно делает свою жертву неспособной к любви к ближним, а в высшем своем развитии приводит к отречению от Бога. «Отступает Бог от памятозлобного, лишает его Своей благодати, решительно отчуждается от него, предает его душевной смерти, если он не потщится благовременно иссушиться от убийственного нравственного яда, от памятозлобия».³⁴⁹

Опасно для инока свободное обращение со своими собратиями, но еще более гибельно свободное обращение и близкое знакомство с женщиною. Епископ Игнатий никогда не порицал и не унижал женский пол. Он считал, что женщина почтена Богом честию человечества и образом Божиим наравне с мужчиною, что она также искуплена бесценною Кровию Христа Спасителя и составляет вместе с мужским полом одну новую, обновленную тварь о Христе³⁵⁰ (Гал. 3, 28).

Также никогда Владыка не высказывался и против супружества. Употребляя слова поучения, помещенного в Требнике, он говорил, что если сочетавшиеся честным браком «проводят жизнь благочестивую, в страхе Божием, то нива (их) плодоприносит в тридцать крат».³⁵¹ Он знал, что в тела мужа и жены вложена невидимая сила, влекущая их друг к другу, и что соединение полов естественно падшему естеству.

Но в то же время знал Владыка, что Иисус Христос вернул падшему естеству способность к девству и безбрачной жизни, той жизни, которую проводил первый человек в раю до падения, и что безбрачная жизнь и девство почтены выше брака. Сам Христос Спаситель проводил жизнь девственную, Пресвятая Матерь Его была Приснодевою, святые апостолы Иоанн Богослов, Павел, Варнава и многие другие были девственниками. Полки дев и девственников воссияли на земле с появлением христианства.³⁵² И во все времена Церкви Христовой были люди, которые проводили возвышенный образ девственной или безбрачной жизни. Большинство святых, прославляемых Святой Церковью, проводило девственный или безбрачный образ жизни.

Каждый монах при пострижении в числе других обетов дает обет проводить безбрачный образ жизни, с Божией помощию намеревается победить падшее свое естество. Девство вышеестественно, как вышеестественны все евангельские добродетели. Желающий сохранить свое тело в девстве должен непременно держать его вдали от тела, соединения с которым требует естество.

Истинные иноки всех времен тщательно хранили себя от знакомства с женским полом. В древних монастырях вход женщинам был воспрещен, так же как и мужчин в женский монастырь. На Афонскую гору поныне доступ имеют только мужчины.

Святые отцы – иноки первых времен христианства – употребляли все усилия, чтобы даже не встречаться с женщинами, так поступали они не по произволу, а опытно зная, какое сильное впечатление и весьма на долгое время может оставить образ женщины. Это влияние бывает тем сильнее, чем чаще и учащеннее сближение, а чем сильнее влияние, тем слабее дела, намерение инока, с которым он стремится победить свое естество.

Преподобный Арсений Великий в словах, сказанных им знатной римлянке, приехавшей специально для того, чтобы посмотреть на него, выразил всю тяжесть борьбы с впечатлением, которое оставляет встреча с женщиной. Он сказал: «Молю Бога, чтоб Он изгладил воспоминание о тебе из сердца моего».³⁵³

Святитель Тихон Воронежский весьма верно и кратко сказал о женском влиянии в наставлении к монашествующим: «Берегись, возлюбленне, жены, да не сожжешися. Ева всегда имеет свои нрав: всегда прельщает».³⁵⁴ Частое общение с женщиной может ввергнуть в падение не только юного инока, но даже старца, убеленного сединами. В подтверждение этой плачевной истины еп. Игнатий приводит пример из Пролога. В египетском ските был некоторый старец, который тяжело заболел, и братия прислуживала ему. Желая облегчить труд братий, он, вопреки совету опытного старца, переместился ближе к селению. Вскоре из селения к нему пришла с целью оказать помощь некая девица, которую он исцелил от какого-то недуга. По прошествии некоторого времени старец, который думал, что плоть его уже умерла, пал с девицею, и она сделалась непраздною. Когда родился ребенок и был вскормлен грудью, тогда старец взял его и в один из праздников пришел в скит и вошел в церковь при собрании всего братства. Все, увидев его, восплакали. Старец сказал братии: «Видите дитя? Это сын преслушания». После этого он ушел в свою прежнюю келию и стал там приносить Богу покаяние в содеянном грехе.³⁵⁵

Приведя это повествование, епископ Игнатий пишет: «Такова сила соблазна, когда пред ним встал инок лицем к лицу. Дар исцелений не остановил от впадения в блуд; тело, умерщвленное для греха старостию, недугом, продолжительным иноческим подвигом, снова ожило, будучи подвергнуто непрестанному или частому действию соблазна».³⁵⁶

В то время, когда инок общается с женщиной, он часто не замечает того впечатления, которое производит она в его душе, но когда инок остается один, то впечатление, усвоившееся душе, иногда внезапно восстает в нём и производит лютую блудную брань.

Во свидетельство действия впечатлений, полученных при общении с женщиной, владыка Игнатий приводит признание блаженного Иеронима, который повествует о себе, что когда он жил в Риме и встречался со многими набожными женами и девицами, то не чувствовал ни малейшего любострастного движения ни в воображении, ни в теле. Когда же он удалился в Вифлеемскую пустынь и жил в полном уединении, тогда начали в его воображении всплывать образы виденных им прежде жен, и в старческом теле, изнуренном многими трудами, стали появляться юношеские вожделения. При этой брани падшему естеству пришло на помощь и явное содействие диавола.

То, что совершилось с блаженным Иеронимом и было им с помощью Божией преодолено, совершается и с каждым иноком, возможно, только в меньшей степени.

Преосвященный Игнатий говорит, что особенно легко подвергаются впечатлению чистые души, не познавшие греха на деле. Он уподобляет их лакированным дорогим столам, стоящим в гостинице знатных людей, каждая маленькая царапина на таком столе бывает сразу примечена и уменьшает достоинство всего стола.

Некоторые иноки, находясь в общении с женщинами, утверждают, что они не терпят никакого вреда. Епископ Игнатий считает, что эти иноки говорят или неправду или проводят крайне рассеянный образ жизни и не замечают вреда, который со временем может уготовить им верную гибель.

В опровержение этого ошибочного мнения Владыка приводит сравнение преподобного Серафима Саровского, который инока, живущего благочестно и сохраняющего целомудрие, сравнивает с незажженной восковой свечой. Если этот инок будет часто встречаться с женщинами, то он уподобится той же свече, но поставленной среди других горящих свечей. От тепла, которое исходит от зажженных свечей, невозжженная свеча начинает таять. Так и сердца иноков, – говорит преподобный, – непременно должны подвергнуться расслаблению от частого обращения с женским полом.

Знакомство с женщинами не всегда оканчивается для инока впадением в явный грех, но всегда связано с расстройством и бесплодием его духовной жизни.

Епископ Игнатий пишет, что женщина чаще всего руководствуется чувствами падшего естества, а не духовным разумом; увлекшись чувствами, она заражается пристрастием не только к юному иноку, но и к старцу и делает его своим идолом, а со временем сама становится для него идолом.

Женщина, видя несуществующее совершенство в иноке – своем идоле, – уверяет и его в этом, а когда инок примет эти убеждения и поверит в свое совершенство и правоту, тогда он исполняется самомнением и гордостию и благодать Божия отступает от него. Оставленный благодатию Божией, инок бесстрашно начинает нарушать все заповеди и законы, предаваясь тяжким плотским падениям.³⁵⁷ «Когда Далида усыпила в своих объятиях израильского судию, сильного Самсона, тогда лишила его условий, при которых соприсутствовала и содействовала ему Божественная благодать, предала Самсона на поругание и казнь иноплеменникам» (Суд. 16, 4–21), – пишет Владыка.

Долгий опыт управления обителями показал епископу Игнатию, что женщина, коротко познакомившись с монахом, прежде всего хочет извлечь его из монастыря. Если у монаха есть старец-руководитель, то она всеми средствами, доставляемыми миром и сатаною, пытается опорочить старца, сделать так, чтобы монах перестал слушать его. Нередко в своем безумии она считает, что может даже заменить монаху старца. Усыпляя свою совесть, женщина называет свою порочную привязанность живою верою, чистою любовию, чувством матери к сыну, сестры к брату, дочери к отцу, – «всеми святыми наименованиями, усиливаясь посредством их сохранить в неприкосновенности приобретенное достояние – несчастную душу вверившегося ей инока».³⁵⁸

Тонкий знаток падшей психологии человеческого естества, преосвященный Игнатий пишет: «В женщине преобладает кровь, в ней с особенною силой и утонченностью действуют все душевные страсти, преимущественно же тщеславие, сладострастие и лукавство. Последнею прикрываются две первые... Оказавшись способными вывести Адама из рая при посредстве лести и обольщения... они и поныне продолжают обнаруживать и доказывать эту способность, выводя покоряющихся им иноков из благочестивой жизни, как из рая».

Инок должен любить всех людей любовию духовной, заповеданной Евангелием, и он сможет иметь ее только в том случае, если будет избегать короткого знакомства с женщиною, которая может воспламенить в нём любовь плотскую и лишить духовной. Только сохраняя благоразумное, строгое отношение к женщинам, инок сможет до конца дней своих сохранить свое девство.

Во все времена люди, живущие плотью, а не духом, утверждали, что девство, или состояние безбрачия, неестественно человеку. Епископ Игнатий говорит, что «свойственно каждому человеку судить по собственному опыту. Неизвестное и неиспытанное представляется невозможным (для людей плоти), а известное и испытанное представляется принадлежностью всех».³⁵⁹ Безбрачная жизнь неестественна падшему естеству, но вполне возможна естеству, обновленному Богочеловеком Христом: при этом естество остается таким же естеством человеческим, но ощущения его изменяются – из плотских становятся духовными. Говоря об этом, Владыка приводит следующее прекрасное сравнение: «Бумага, пропитанная маслом, не принимает уже в себя воды не потому, чтоб естество бумаги изменилось, но потому, что способность ее насыщена иным веществом, не имеющим физического сродства с водою»,³⁶⁰ так и каждый монах, напитавший душу свою исполнением заповедей Христовых, становится способным к безбрачной жизни.

«В Новозаветной Церкви, – говорит епископ Игнатий, – тысяча тысяч девственников и девственниц, непорочных вдов и вдовцов, прелюбодеев и блудниц, претворившихся в сосуды целомудрия и благодати, неопровержимо доказывают, что подвиг целомудрия не только возможен, но и не так труден, как он представляется теористам, рассуждающим о нём без опытного знания, без знания, доставляемого нравственным преданием Церкви, теористам, рассуждающим и заключающим, скажу откровенно, – говорит Владыка, – из своего разврата, из слепого и упорного предубеждения, из ненависти к монашеству и вообще православному христианству».³⁶¹

Христос Спаситель сказал: Идеже бо есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше (Мф. 6, 21). Эти слова Господа относятся ко всем христианам, но особенно они приложимы к каждому монаху.

Епископ Игнатий учил, что инок, имеющий деньги или дорогие вещи, по неотразимому закону перестанет иметь надежду на Бога и обратит ее к имуществу. «На имущество он возлагает свое упование; в имуществе он видит свою силу; в нём видит средство уклонения от влияния превратностей, могущих встретиться на поприще земной жизни; в имуществе сосредотачивается его любовь, его сердце и ум, всё существо его», – пишет Владыка.³⁶²

Пристрастие к вещам или деньгам есть ужасный порок, который, постоянно развиваясь, постепенно может привести свою жертву к отречению от Бога. Сердце вещелюбца делается постепенно жестоким и чуждым духовных ощущений, как жестко и бесчувственно вещество. Это вещество может стать для инока идолом, отдавшись которому всем сердцем, он может совершенно оставить Бога.

В подтверждение этой истины епископ Игнатий приводит церковное повествование из Алфавитного Патерика о пресвитере Павле, который из-за любви к золоту отрекся от Христа и собственноручно отсек головы девам-инокиням, бывших ранее его ученицами.³⁶³

В этом повествовании наглядно открыта психология вещелюбца: в трудную минуту, когда требовалось от Павла проявить твердость, которая дается только надеждой на Бога, он взор и всё существо свое обращает к золоту и отрекается от Бога.

Епископ Игнатий пишет, что инок, проводящий внимательный образ жизни, легко может заметить, что при получении им денег или какой-либо ценной вещи в его сердце сразу же появится упование на это имущество, а надежда на Бога ослабнет. Если сразу же не пресечь это гибельное упование, то оно перейдет незаметно в привязанность к имуществу, а привязанность обращается в страсть. Инок, подверженный страсти вещелюбия и сребролюбия, незаметным образом отрекается от Христа в своем сердце, хотя его уста и исповедуют Его³⁶⁴, и это внутреннее отречение при первом же удобном случае не замедлит перейти в открытое отречение от Христа, как это и произошло с пресвитером Павлом.

Сребролюбие и тесно связанное с ним вещелюбие уничтожают в человеке веру в Бога и отторгают от Него, и поэтому Священное Писание называет его корнем всех зол (1Тим. 6, 10).

Каждый инок, чтобы уберечь душу свою от этой пагубной страсти, должен с первого же дня вступления в обитель пребывать в нестяжательности, довольствуясь во всём лишь необходимым: избегать излишества в одежде, в келейной обстановке и в деньгах. «Имуществом, богатством, сокровищем инока должен быть Господь наш Иисус Христос. К Нему должны быть обращены и постоянно устремлены взоры ума и сердца, в Нём должна сосредотачиваться надежда наша, мы должны быть сильны верою нашею в Него», – пишет преосвященный Игнатий.³⁶⁵

Христос Спаситель сказал: Горе, егда добре рекут вам вси человецы: по сим бо творяху лжепророком отцы их (Лк. 6, 26). Сердце каждого человека столь немощно, что не может хладнокровно слышать похвалу от людей. Похвала, принятая иноком, непременно порождает в его сердце тщеславное чувство, невольно побуждает его думать о себе, что он «нечто», а это начало гордости.

Похвала питает гордость человека, гордость же ненасытна, она всё более и более начинает жаждать славы человеческой, а чтобы получить ее, человек встает на путь человекоугодия. Принятие иноком славы человеческой делает его сердце неспособным для веры во Христа и для деятельности во славу Божию. Всё, что бы ни делал такой инок, он старается делать напоказ людям, чтобы получить их похвалу, и это чувство может настолько возрасти в нём, что он совершенно забудет о Боге, о той награде, которую получит от Господа каждый истинный раб Божий, потрудившийся здесь на земле для славы Божией, для блага своих ближних, а не для суетной человеческой славы.

Епископ Игнатий пишет, что «начало тщеславия и славолюбия основывается на ложных понятиях о мнении и силе человеческой, суетных, кратковременных, переменчивых, ничтожных. Путь искателя славы человеческой – постоянное и разнообразное человекоугодие. Правильно или неправильно, законно или беззаконно это человекоугодие – до того дела нет искателю человеческой славы, лишь бы оно достигло своей цели».³⁶⁶

Истинные подвижники всех времен старались избегать человеческой славы, как смертоносного яда. Промысл Божий ради духовной пользы подвижников никогда не попускал им постоянно пребывать в земном благополучии и славе, всегда премудро срастворял их многими вольными или невольными скорбями.

Епископ Игнатий говорит, что как постоянно употребляемая сладкая пища повреждает желудок, так и человеческая слава, не растворенная скорбями, повреждает душу. Как от постоянной ясной погоды, не прерываемой дождями, увядают травы, а в плодах заводятся черви, так и от постоянного земного счастья слабеют добрые наклонности человека, а в душе появляются самомнение, гордость и блудные вожделения.³⁶⁷

Святой Исаак Сирский говорит: «Едва ли найдется человек, который мог бы понести честь, а может быть, и вовсе не найдется такого: это происходит от способности скоро подвергаться изменениям».³⁶⁸ Приведя эти слова, преосвященный Игнатий пишет, что способность человеческого сердца скоро изменяться от суетного почитания показана опытом и приводит в пример повествование о Евлогии каменосечце.³⁶⁹

Чтобы сохранить великих мужей, которым было вверено высокое служение в Церкви, связанное с почитанием их сана, от душевного повреждения, Господь всегда посылал им гонения, бесчестия, поругания и многие другие скорби. Для удостоверения в этом Владыка предлагает обратиться к житиям святителей Афанасия Великого, Григория Богослова, Василия Великого, Иоанна Златоуста и многих других светильников Церкви.³⁷⁰

Предостерегая инока от славолюбия, преосвященный Игнатий цитирует преподобного Исаию Отшельника, который сказал: «Прилежно внимай себе, чтоб тебе удаляться желания власти, чести, славы и похвалы, как язвы, смерти и погибели душевной, как вечной муки».³⁷¹

Разъясняя мудрые эти слова Отшельника, владыка Игнатий говорит, что внимательное рассмотрение себя и человечества убеждает в справедливости совета Преподобного, ибо стремление к человеческой славе сводит инока с тесного, спасительного пути, который указал всем Своим последователям Иисус Христос и по которому прошел Он Сам. Тесный и прискорбный путь и учение о нём делается для сочувствующих человеческой славе совершенно неприемлемым, и они насмехаются над ним и над возвещающими его подобно фарисеям, которые, будучи миролюбцами, смеялись над учением Христа о самоотвержении. Но, кроме этого учения, нет другого пути, ведущего в Небесное Царство.³⁷²

«Возлюбленный брат! – призывает епископ Игнатий каждого инока. – Будем убегать тщеславия и славолюбия как отречения от Креста Христова. Отречение от Креста Христова есть вместе и отречение от Христа: Иже не носит креста своего и вслед Мене грядет, не может Мой быти ученик (Лк. 14, 27), – сказал Господь... Будем убегать всех поводов к тщеславию, к славе человеческой, как убегали их святые отцы, чтобы не утратить сочувствия к учению Христову, не соделаться гробами повапленными (Мф.23:27) христианами по наружности, отступниками в сущности».³⁷³

Если же судьбы Божии поставят инока на высоту, связанную с несением земных санов и почестей, то Владыка советует ему, чтобы он умолял прилежно и со слезами Господа, чтоб земное величие не имело влияния на его образ мыслей, не доставило ему «высокого ока на ближних» и не вселило в него гордости.³⁷⁴

Епископ Игнатий был глубоко убежден, что сновидения каждого человека находятся в прямой зависимости от его душевного состояния. У людей, достигших святости и обновивших свое греховное естество, сны могут иметь духовное значение, потому что правитель обновленного человека – Дух Святой. Это мнение Преосвященный основывал на словах преподобного́ Макария Великого, сказавшего: «На них же осия Божественного Духа благодать и во глубине ума их водворилася. Сим Господь яко душа есть».³⁷⁵ Подвижники, сподобившиеся осенения Божественной благодати, и в бодрственном состоянии, и во сне пребывают в Боге и чужды греха. Помышления их во время сна действуют в них под водительством Духа, и они сподобляются во сне многих откровений. В пример получения откровения во сне епископ Игнатий приводит праведного Иосифа, который во сне был научен таинству вочеловечения Бога Слова, и во сне повелено ему было бежать в Египет и возвратиться из него (Мф.1:20, 2:19–20).

Сновидения, посланные от Бога, имеют в самих себе неотразимое убеждение, понятное только для людей святых и непостижимое для людей, погруженных еще в грехи и пороки.³⁷⁶ Но кто из иноков или вообще из боголюбивых мирян может подумать о себе, что его греховное естество обновилось Духом Святым и что он достиг святости, и поэтому сны его имеют духовное значение? Конечно, никто; или разве только тот, кто находится в крайнем самообольщении!

Епископ Игнатий говорит: «Нам надо знать и знать, что в нашем состоянии, еще не обновленном благодатию, мы неспособны видеть иных сновидений, кроме составленных бредом души и наветом демонов. Как во время состояния бодрствования постоянно и непрестанно возникают в нас помыслы и мечтания из падшего естества или приносится демонами, так и во время сна мы видим только мечты по действию падшего естества и по действию демонов».³⁷⁷

Глубокий знаток человеческой природы, Владыка объясняет возникновение снов следующим образом. Во время сна в человеке всякая деятельность, связанная с трудом и производимая под управлением ума и воли, прекращается, продолжается только та деятельность, которая необходима для существования. В душе же человека во время сна продолжают рождаться мысли, чувствования, но не в зависимости от разума, а по действию бессознательному естества.³⁷⁸

Из этих мечтаний, сопровождаемых соответствующими мыслями и ощущениями, составляются сновидения. Они часто не имеют никакого смысла, т.к. не принадлежат к сознательным размышлениям человека. Некоторые сновидения носят несвязный отпечаток произвольных мыслей, а иные бывают выражением нравственного настроения человека.³⁷⁹ «...Сновидение, само по себе не может и не должно иметь никакого значения. Смешно же и вполне нелогично желание некоторых видеть в бреднях сновидений своих предсказания своей будущности, или будущности других, или какое-нибудь другое значение. Как быть тому, на существование чего нет никакой причины?» – пишет Владыка.³⁸⁰

Сновидения не имеют никакого значения, но если инок начнет обращать на них внимание, то они могут принести ему огромный вред. Демоны имеют доступ к человеческой душе в бодрственном состоянии и имеют они его и во время сна. Во время сна к беспорядочным мечтаниям человека они могут примешать и свои мечтания, искушая инока грехом. Если они усмотрят внимание инока ко снам, то начинают придавать им занимательность, чтобы возбудить доверие к ним.

Епископ Игнатий отмечает, что доверие к снам у инока всегда бывает связано с большим самомнением, при котором взгляд на самого себя делается ложным, и вся деятельность лишается правильного направления. В таком состоянии инок бывает уловляем бесами чрез сновидения. Они начинают являться ему в виде светлых ангелов, мучеников и преподобных и даже в виде Божией Матери и Самого Христа, ублажают его и этим возводят его на высоту самомнения и гордости.³⁸¹

Преосвященный Игнатий приводит следующий пример, заимствуя его у преподобного Кассиана Римлянина, в котором наглядно показывает, в какую погибель может зайти подвижник, если начнет доверять бесовским сновидениям. Некоторый инок, уроженец Meсопотамии, проводил уединенную и постническую жизнь, но всё его внимание было обращено на телесный подвиг, которому он придавал большое значение, а о развитии духовного он вознерадел. Демоны, заметив, что он придает себе и своему подвигу большую цену, другими словами, заметив его самомнение, начали представлять ему сновидения, которые по злой хитрости их сбывались. Когда инок утвердился в доверенности своим снам и себе, демоны представили ему в великолепном сновидении иудеев, наслаждающихся небесным блаженством, а христиан томимых в адских муках. При этом демон в образе ангела или какого-то ветхозаветного праведника дал совет прельщенному иноку принять иудейство, чтобы получить блаженство иудеев, что он в своем помрачении без малейшего промедления и исполнил.³⁸²

В предостережение инокам, доверяющим своим снам, Владыка приводит учение по данному вопросу преподобного Иоанна Лествичника, который пишет об участии демонов в иноческих сновидениях следующее: «Когда мы, оставив ради Господа дом и домашних, предадим себя по любви к Богу странничеству, тогда бесы, мстя за это, покушаются возмутить нас сновидениями, представляя нам родственников наших или рыдающими, или умирающими, или держимыми в заключении и подвергающимися за нас напастям. Верующий снам подобен гонящемуся за своею тенью и покушающемуся поймать ее. Бесы тщеславия соделываются в сновидениях пророками, предугадывая по пронырству своему будущее и его провозвещая нам, чтобы мы, по исполнении видений пришли в недоумение и, как уже близкие к дару предведения, возвысились помыслом. Для тех, которые верят демону, он часто бывает пророком, а для тех, которые унижают его, он всегда бывает лжецом. Будучи духом, он видит совершающееся в воздушном пространстве и, уразумев, что кто-нибудь умирает, возвещает о том во сне легкомысленным. Демоны ничего будущего не знают по предуведению: в противном случае и чародеи могли бы предсказать нам смерть. Преобразуются демоны в ангелов света... и в сновидениях показывают нам общение наше с ними, а пробудившихся погружают в радость и возвышение. Это да будет тебе признаком прелести (бесовского обольщения)... Верующий сновидениям вполне неискусен, а не верующий никакому сну – истинно любомудр...»³⁸³

Епископ Игнатий, основываясь на мнении святого Иоанна Лествичника и других святых отцов, говорит, что только тем снам инок может придавать значение, которые представляют нам кончину нашу, или адскую муку, или грозный присмертный и загробный суд и возбуждают в иноке чувство страха Божия. Но если в иноке от перечисленных грозных сновидений появится чувство отчаяния, а не страха Божия, то и такие, казалось бы, назидательные сновидения, нужно отвергнуть как бесовское наваждение.³⁸⁴ Сновидения, которые приносятся подвижнику Ангелами Божиими, по утверждению Владыки, даются весьма редко по особому неведомому смотрению Божию. «...Даются (они) весьма редко не по скупости к нам Божественной благодати, – пишет Преосвященный, – нет! По той причине, что всё случившееся с нами вне общего порядка приводит нас в самомнение и колеблет в нас смирение, столь необходимое для нашего спасения».³⁸⁵

На основании многолетнего пастырского опыта епископ Игнатий свидетельствует, что многие, сподобившиеся видеть во сне мытарства, Страшный Суд и другие загробные ужасы были потрясены на весьма короткое время, а потом проводили беспечную, нерадивую жизнь. Те же иноки, которые не имели никаких видений, но деятельно исполняли Евангельские заповеди, постепенно обрели страх Божий и достигли совершенства в духовной жизни. «Воля Божия, в исполнении которой заключается спасение человека, изображена в Священном Писании так ясно, так сильно, так подробно, что содействие спасению человека нарушением общего порядка (через сновидения) делается наиболее излишним и ненужным».³⁸⁶ Эти слова преосвященного Владыки убедительно говорят о том, что каждый инок должен познавать волю Божию из Священного Писания и отвергать свои сновидения, ибо они могут отвратить его от воли Божией и от пути спасения. Как сновидения, через которые вражья сила может удобно действовать на инока, так все страхования, как порождаемое той же силой, должны быть сразу же отвергаемы иноком.

Страхованиями называются все бесовские действия, которыми враг пытается устрашить подвижника и отвлечь его от молитвы; чаще всего это бывает стук, шум, появление света и т.п., но если подвижник не устрашится этого, то нередко бесовские силы являются ему явным образом, чтобы поколебать его в подвиге.

В одном из писем епископ Игнатий приводит следующий пример вражеского страхования. «Некоторая девица, – пишет Владыка, – известная мне, шла по уединенной дороге недалеко от нашего монастыря (очевидно, Сергиева пустынь), переходя через мост. Вдруг из-под моста выскакивает разбойник с огромными усами и, приставив пистолет к ее груди, кричит: «Убью!» Девица обнажает грудь и отвечает, знаменаясь крестным знамением: «Если есть на то воля Божия – убивай». Едва она произнесла эти слова, как страшилище исчезло. Это пишу вам, дабы вы мужались и страхом Божиим побеждали страх бесовский».

Если с кем случались страхования, то Владыка всегда убеждает не страшиться их и мужественно продолжать свой подвиг. Страхования являются признаком, что враг изгоняется подвигом инока и в раздражении от своего изгнания пытается отвлечь его от правильного пути.

«Не дивитесь, – пишет Преосвященный одному иноку, – что услыхали стук – это страхование, а страхованию не должно предаваться, зная, что диавол весь во власти Божией и только то может сделать и делает, что Бог ему попускает для нашей пользы. Кто, бывающий на брани, бранных труб и стука неприятельских оружий не слышит? – Заслышавши их, храбрый воин веселится, ибо зрит и заключает, что близко сражение и близок конец».

Лучший способ избавиться от вражеских страхований – не обращать на них внимания никакого и, как советует Владыка, немедленно рассказывать об этом своему старцу. Тем, что инок пересказывает старцу откровенно свои страхования, он деятельно являет свою духовную немощь и свое смирение, а враг не может переносить смирения и, ради молитв старца и смирения подвижника, оставляет их.

«У нас с кем случится страхование, тот приходит и сказывает, и страхование уничтожается благодатию Божией, покрывающею смиренных, т.е. открывающихся, ибо смирение новоначального состоит в том, когда он с охотою, свободно открывает свои помыслы», – пишет епископ Игнатий.

Святой Симеон Новый Богослов говорит, что сатана с подчиненными ему духами с момента изгнания первого человека из рая получил право невидимо колебать и днем и ночью словесность каждого человека, одного больше, другого меньше.³⁸⁷ Колеблет темная сила словесность каждого человека чрез различные греховные ощущения, но, главным образом, чрез помыслы, которые часто возникают в уме человека помимо его желания.

Каждому иноку, вступившему на поприще духовного делания, предстоит долгая и упорная борьба с помыслами.

Епископ Игнатий говорил, что грех человека уничтожается исповеданием, а корни греха истребляются борьбою с греховными помыслами. Как разнообразен грех, так разнообразны бывают и помыслы, восстающие на подвижников.

Одного борют помыслы уныния, другого – отчаяния, третьего – одолевают хульные помыслы, и т.д. Вражеский помысл имеет иногда личину праведности и несомненной пользы и бывает столь тонок, что даже опытные подвижники не всегда сразу могут определить: из доброго или злого источника происходит занимающий их помысл. Известны случаи, когда лукавые помыслы борют подвижников в течение весьма продолжительного времени, и только особая милость Божия помогает им распознать вражеское действие в своих помыслах и избавиться от них.

В подтверждение этого епископ Игнатий приводит в одном из писем случай из жизни подвижника Георгия, затворника Задонского. Задонского Георгия в продолжение двух лет беспокоили помыслы о выходе из Задонского монастыря. Эта обитель представлялась ему недостаточно уединенной, и он думал, что в другом месте его будут меньше беспокоить посетители. Однажды, «когда он развлекался этими мыслями, ему сказали, что пришел странник и хочет передать ему нечто от Серафима Саровского. Затворник пригласил странника. Тот вошел и говорит: «Отец Серафим велел тебе сказать, что стыдно тебе, затворнику, дозволять бесовским помыслам такое долгое время беспокоить тебя. Никуда не переходи, Богу угодно, чтобы ты жил здесь». Сказав это, странник сделал поклон и вышел. До крайности был изумлен затворник обличением его тайных помыслов и когда опомнился, послал келейника вернуть странника. Келейник везде усердно искал таинственного обличителя, но не нашел его.

«Кто он был? – спрашивает Владыка и сам же отвечает: – не будем об этом любопытствовать много, но заметим из этого события... именно, что постоянное стужение помысла не есть еще признак его правильности».

Греховные помыслы свойственны падшей человеческой природе, а возбуждаемые темной силой, они нередко внезапно приступают к иноку и приводят его в полное душевное расстройство. Зная это, Владыка советовал своим пасомым не ужасаться восстанию помыслов, не входить в тонкое разбирательство их, но сразу же со смирением отвергать их. «Что вам сказать? – пишет он одному иноку. – То, что вам не должно удивляться множеству помыслов, волнующих вас, от которых происходят в душе различные болезненные ощущения. Научитесь смирению».

Инокине, которая сообщала Владыке о своей мысленной брани, он отвечал: «Пишете о помыслах и желаете разбирать их и узнать, что разумеет апостол под словами: несть наша брань и проч. (Еф. 6, 12). Это для вас неполезно и не нужно. Довольно вам знать, что ежеминутно могут на вас восстать и страсти собственные, и духи лукавые, жаждущие погибели всем; что вам, немощнейшей, непрестанно должно вопиять ко Господу: «Помилуй мя, яко немощна есмь!»

Одному иноку, занимавшемуся умным деланием и достигшему уже некоторого преуспеяния, Владыка советует не входить в рассуждение с помыслами, научает, как распознавать их и преподает способы борьбы с ними.

«С помыслами никогда не должно рассуждать, – пишет он. – Может враг представить много логического, неопровержимого, склонить наш ум к приятию лукавых, убийственных помыслов, замаскированных личиною добродетелей и благочестия. Пробным камнем помыслов для тебя да будет твое сердце. Как бы ни благовиден был помысл, но если отнимает «мир» у сердца, тонко приводит к нарушению «любви с ближними», – он вражеский. Не спорь с ним, не рассуждай, а то уловит и заставит вкусить от запрещенного древа; вооружайся скорее против него, гони его прочь от себя оружием духовным: славословием Бога, благодарением Бога, преданием себя Его воле, укорением и осуждением себя, молитвою. Превосходное оружие при сильной брани: прийти в свою келию, повергнуться на минуту пред Богом с прошением Его помощи и преданием себя Его воле. При сильной брани это повторяется несколько раз в день и – очень помогает».

Из перечисленных способов борьбы с помыслами молитва имеет особое значение, но часто помыслы восстают на инока с особой силой и стремятся совсем отвлечь от молитвы или лишить ее внимания и этим сделать бесплодною. Если инок молится и восстанут на него помыслы, он должен сразу же их отвергнуть и стремиться ввести свой ум в слова молитвы. Внимательная молитва со временем сделает его неприступным для вражеских помыслов.

Епископ Игнатий в статье «О существенном делании монаха» говорит, что отражение греховных помыслов совершается посредством молитвы, и приводит высказывания по этому вопросу великих делателей молитвы – святого Иоанна Лествичника и преподобного Нила Сорского.

Преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Приходящего пса – греховный помысл – отгоняй этим оружием – оружием молитвы, и сколько бы раз он не покусился напасть, не окажи ему послабления».

Преподобный Нил Сорский, ссылаясь на преподобного Григория Синаита, говорит: «Блаженный Григорий Синаит, достоверно зная, что нам, страстным, невозможно победить лукавые помыслы, сказал следующее: «Никто из новоначальных не может удержать ума и отогнать помыслы, если Бог не удержит ум и не отгонит помыслы. Удерживать ум и отгонять помыслы свойственно сильным, но и они отгоняют их не собою: они подвизаются на брань против них, имея с собою Бога, будучи облечены благодатию и всеоружием Его. Ты же, если увидишь нечистоту лукавых духов, т.е. воздымающиеся помыслы в уме твоем, не ужасайся, не удивись; если явятся и благие разумения о разных предметах, не внимай им, но... призывай Господа Иисуса часто и прилежно. Они отбегут, будучи невидимо опаляемы Божественным именем. Когда же помыслы начнут очень стужать, тогда, встав, помолись на них, а потом опять берись с твердостью за прежнее делание»,³⁸⁸ т.е. за молитву Иисусову.

Особенно тяжка для каждого инока бывает брань с помыслами скорби и печали. Верным средством борьбы с ними епископ Игнатий считал благодарение Бога за все Его неизреченные милости, приносимые от сердца сокрушенного и смиренного.

Одной старице Владыка писал: «...благодарением Богу отгоняются помыслы скорбные, при нашествии таких помыслов «благодарение» произносится в простых словах со вниманием и часто, доколе не принесется сердцу успокоение. В скорбных помыслах никакого толку нет: от скорби не избавляют, никакой помощи не приносят, только расстраивают душу и тело. Значит, они от бесов и надобно их отгонять от себя... Благодарение сперва успокаивает сердце, потом приносит ему утешение, впоследствии и небесное радование – залог, предвкушение радости вечной».³⁸⁹

С особенной подробностью раскрывает преосвященный владыка Игнатий способ борьбы при нашествии скорбных помыслов в письме к «отцу, постигнутому скорбными обстоятельствами». Со свойственною Владыке поэтичностью, употребляя различные сравнения, он раскрывает значение скорбей для христианина и предлагает совет, как побеждать помыслы печали.

«Чрез мрачную, глубокую пропасть скорбей, – пишет Святитель, – внезапно открывшуюся перед вами, перенеситесь на крыльях веры! Не испытывайте волн недоверчивою стопою размышления человеческого, идите смело по ним мужественными ногами веры – и обратятся под ногами вашими влажные волны в твердые мраморные или гранитные плиты.

...Для верного успеха в невидимой брани с князьями воздушными... нужно взяться за оружие... Вот оружие, которое святое буйство проповеди Христовой вручает рабу Христову для борьбы с... мрачными помыслами и ощущениями печали, являющимися душе в образе страшных исполинов, готовых стереть ее, поглотить ее:

1-е слово: «Слава Богу за всё».

2-е слово: »Господи, предаюсь Твоей святой воле и буди со мною воля Твоя».

3-е слово: «Господи! Благодарю Тебя за всё, что Тебе благоугодно послать на меня».

4-е слово: »Достойно по делам моим приемлю, помяни мя, Господи, во Царствии Твоем» (см.: Лк.23:41–42).

Эти краткие слова, – пишет Владыка, – заимствованные, как видите, из Писания, употреблялись преподобными иноками с превосходным успехом против помыслов печали...»³⁹⁰

Когда придет помысл печали, епископ Игнатий рекомендует произносить от всей души и от всей крепости один из вышеозначенных стихов. При этом не нужно горячиться, а произносить тихо, неспешно, и до тех пор, пока помыслы не удалятся совершенно, пока сердцу не известится о пришествии благодатной помощи Божией. Далее Владыка пишет, что изгнанные помыслы со временем опять могут приблизиться и опять нужно браться за указанное оружие и изгонять помыслы.

«Вы введены в невидимую войну для того, чтоб иметь случаи соделаться победителем и в достоинстве победителя наследовать духовные сокровища», – такими словами ободряет Владыка отца, боримого помыслами.

Помыслы также быстро исчезают, если инок будет сразу же открывать их с чувством покаяния и сокрушения старцу или духовнику.

«Противьтесь диаволу, и бежит от вас», – сказал апостол Иаков, – противьтесь, не соглашаясь со влагаемыми помышлениями, и исповедуйте их... Сочетавшийся с греховными помышлениями и мечтаниями, сочетавается с самим сатаною и подчиняется ему в сей век и в будущий, – почему необходимо бороться с помыслами» – такими словами призывает святитель Игнатий иноков к борьбе с греховными помыслами.

* * *

Инок, упражняющийся в течение долгого времени в телесном и духовном подвиге, преодолевший с помощью Божией все препятствия, встретившиеся ему на пути его совершенствования, со временем становится способным к деланию высшего духовного подвига – Иисусовой молитвы.

Иисусова молитва – «залог

нескончаемых бессмертых благ!»

Еп. Игнатий.

Иисусова молитва, по учению святых отцов, есть «художество из художеств»³⁹¹ – это есть то внутреннее духовное делание, которое превосходит все другие делания, возводя монаха к совершенству. Наставники Иисусовой молитвы, преподобные Каллист и Игнатий, сравнивая подвиг Иисусовой молитвы с другими иноческими подвигами, пишут следующее: «Хотя и имеются другие пути и роды жительства, или, если хочешь так назвать, благие делания, руководствующие ко спасению и доставляющие его тем, которые занимаются ими, хотя имеются подвиги и упражнения, вводящие в состояние раба и наемника... но путь умной молитвы есть путь царский, избранный. Он настолько возвышеннее и изящнее всех других подвигов, насколько душа превосходнее тела, он возводит из земли и пепла в усыновление Богу».³⁹²

Желание это великое и многотрудное и в то же время многоплодное. Истинная Иисусова молитва и плоды которые она приносит, есть великий дар всеблагого Бога грешному человеку.

Немногие подвижники сподоблялись получать этот дар. Святой Исаак Сирский говорит: «Не многие сподобились чистой молитвы, но малые: достигший же к таинству, совершающемуся после нее, и перешедший на другой берег (Иордана) едва встречается один из поколения в поколение, по благодати и благоволению Божию».³⁹³

Видя почти полное оставление среди монашествующих правильного умного делания и чувствуя своим сердцем непреодолимое влечение к нему, епископ Игнатий в течение долгих лет деятельно изучал святоотеческие писания об Иисусовой молитве. Из-за отсутствия опытных руководителей в этом трудном делании Владыке, по его собственному признанию, пришлось пережить много трудностей. Почти единственными его руководителями были писания святых отцов. Великая рассудительность помогала преосв. Игнатию извлекать из творений древних учителей молитвы то, что можно было практически применить к условиям своей жизни. Истинное же смирение Владыки и сознание своей греховности помогли ему избежать многих сетей, встречавшихся на трудном пути внутреннего делания.

Опытно постигнув делание Иисусовой молитвы и видя, что только этим путем можно достигнуть совершенства в духовной жизни, епископ Игнатий стремился возродить это спасительное делание среди монашествующих своего времени. С этой целью он написал для своих духовных чад несколько назидательных статей,³⁹⁴ в которых изложил учение об Иисусовой молитве.

Как и все свои произведения, так и учение о молитве Иисусовой владыка Игнатий основывает на творениях святых отцов. Страницы его статей об умном делании иногда сплошь испещрены святоотеческими цитатами.

Но достоинство произведений епископа Игнатия об Иисусовой молитве не только в том, что он извлек из святоотеческой литературы всё, что может быть применено для делателя Иисусовой молитвы в наши дни, но он со свойственной ему скромностью отобразил в своих статьях и свой многолетний опыт совершения умного делания.

Его советы об умной молитве основаны на учении древних учителей молитвы и проверены собственным опытом, и поэтому они могут служить безошибочным руководством для делания умной молитвы.

Каждый инок, желающий научиться «художеству из художеств» – Иисусовой молитве, – должен прежде всего хорошо изучить учение епископа Игнатия по данному вопросу и только после этого приступать к деятельному исполнению Иисусовой молитвы и к чтению святоотеческой литературы об умном делании.

Творения святителя Игнатия научат каждого инока, как правильно понимать учение святых отцов и предостерегут его от святоотеческих советов, которые в наши дни не могут быть применены.

Приступая к изложению учения епископа Игнатия об Иисусовой молитве, мы будем неоднократно приводить и слова святых отцов, которые преосвященный автор счел нужным включить в свои статьи и на основании которых он излагает это учение.

Епископ Игнатий считал, что молитва Иисусова не есть изобретение человеческое, а установление Божественное.³⁹⁵

После Тайной Вечери Христос Спаситель в беседе со Своими учениками сказал: Еже аще что просите от Отца во имя Мое, то сотворю, да прославится Отец в Сыне. А аще чесо просите во имя Мое, Аз сотворю (Ин.14:13–14). Аминь, аминь глаголю вам, яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам: доселе не просисте ничесоже во имя Мое: просите, и приимите, да радость ваша исполнена будет (Ин.16:23–24). В этих словах Господа епископ Игнатий видит установление Христом Спасителем моления Его именем. Иисус Христос «дал этот способ моления как новый, необычный дар, дар цены безмерной... О, какой дар: он залог нескончаемых бессмертных благ, он истек из уст неограниченного Бога, облекшегося в ограниченное человечество, нарекшегося именем человеческим – Спаситель».³⁹⁶ – пишет святитель Игнатий.

Все наставления Христа Спасителя, данные Им в возвышеннейшей беседе перед крестными страданиями, имели характер «окончательного предсмертного завещания», в котором изложены самые душеспасительные, окончательные заповеди, залоги достоверные и непогрешительные жизни вечной.³⁹⁷ Между заповедями дано и «заповедание»³⁹⁸ молиться именем Иисусовым.

Святые апостолы еще при жизни Христа Спасителя знали силу Его имени, когда они, посланные Господом на проповедь, изгоняли Его именем бесов и исцеляли недужных. После Вознесения Христа Спасителя вера святых апостолов в имя Иисуса Христа и благоговения к этому имени возросли неограниченно. Именем Господа св. апостолы совершали многие дивные чудеса.

Первое чудо после Пятидесятницы было совершено св. апостолами именем Иисуса Христа. Однажды, – как повествует книга Деяний св. апостолов, – апостолы Петр и Иоанн пошли в Иерусалимский храм помолиться. Когда они проходили врата храма, называвшимися «Красными», – у этих ворот сидел хромой и просил милостыню. Этот несчастный был «хром» от чрева матери, он не мог ни ходить, ни стоять, его приносили ежедневно к названным вратам храма, где он просил подаяние для своего пропитания. Увидев идущих апостолов, он стал просить у них милостыню (Деян.3:1–3). Св. ап. Петр сказал ему: Сребра и злата несть у мене, но еже имам, сие ти даю: во имя Иисуса Христа Назорея восстани и ходи (Деян. 3, 6). После этих слов хромой мгновенно исцелился, он встал и стал громко прославлять Бога (Деян.3:9). Народ, пораженный совершившимся, окружил апостолов. Св. апостол Петр сказал собравшимся: Мужие Израильтяне, что чудитеся о сём, или на ны что взираете, яко своею ли силою или благочестием сотворихом его ходити? Бог Авраамов и Исааков и Иаковль, Бог отец наших, прослави Отрока Своего Иисуса... и о вере имени Его, сего, егоже видите и знаете, утверди имя Его (Деян.3:12,13,16).

Синедрион был встревожен этим чудом, совершенным учениками Того, Кого он недавно предал на лютую смерть чрез распятие. Апостолы были схвачены и отданы под стражу. На следующий день их привели в собрание синедриона и спросили: коею силою или коим именем сотвористе сие? (Деян.4:7) Тогда апостол Петр, исполнившись Духа Святого, отвечал: Разумно буди всем вам и всем людем Израилевым, яко во имя Иисуса Христа Назорея, егоже вы распясте, егоже Бог воскреси от мертвых, о Сём сей стоит пред вами здрав: несть бо иного имене под небесем, данного в человецех, о нём же подобает спастися нам (Деян. 4, 10–12).

Несмотря на явное чудо, синедрион, ослепленный злобой к Иисусу Христу, с угрозою запретил апостолам учить и даже говорить народу о имени Иисуса (Деян.4:17). На это апостолы Петр и Иоанн дерзновенно отвечали: Аще праведно есть пред Богом вас послушати паче. нежели Бога, судите: не можем бо мы, яже видехом и слышахом, не глаголати (Деян. 4, 19–20).

Пригрозив св. апостолам, синедрион был вынужден отпустить их, боясь народа, который был свидетелем совершенного неслыханного чуда (Деян.4:21).

Апостолы Петр и Иоанн, вернувшись к своим, поведали им о всем случившемся. Выслушав их, все члены Иерусалимской Церкви вознесли общую молитву, которую заканчивали словами: Господи, призри на прещения их и даждь рабом Твоим со всяким дерзновением глаголати слово Твое, внегда руку Твою прострети Tи во исцеления, и знамением и чудесем бывати именем Святым Отрока Твоего Иисуса (Деян. 4, 29–30). Вот одно из многих чудес, совершенных апостолами именем Господа Иисуса Христа.

Правда, из Священного Писания нам неизвестно, каким образом апостолы молились этим именем. Но епископ Игнатий предполагает, что «они молились им непременно». «Как могли они не молиться им, – пишет он, – когда это моление было преподано и заповедано Самим Господом, когда заповедание укреплено двукратным повторением и подтверждением его? Если умалчивает о сём Писание, то умалчивает единственно потому, что моление это было в общем употреблении, не нуждаясь в особом внесении в Писание по известности своей и общеупотребительности».³⁹⁹ По этой причине же можно предположить, что и в дошедших до нас первохристианских памятниках нигде не говорится прямо о молении именем Иисуса, но лишь имеются об этом упоминания при изложении других вопросов.

В житии святителя Игнатия Богоносца, епископа Антиохийского, скончавшегося мученически в Риме при императоре Траяне, повествуется, что когда священно- мученика вели на съедение зверям, он непрестанно имел на устах имя Иисуса Христа. Когда его спросили, зачем он непрестанно произносит это имя, святитель отвечал, что он устами исповедует Того, имя Которого он носит написанным в своем сердце. После того, как святой был растерзан зверями, мучители нашли его сердце и, помня слова его, разрезали сердце на две половины. На обеих половинках сердца они увидели надпись: «Иисус Христос». Священномученик Игнатий, непрестанно произнося имя Иисуса Христа, был именем и делом Богоносец, он носил и в сердце своем Христа Бога, «написанного богомыслием ума, как бы тростию».⁴⁰⁰

Епископ Игнатий (Брянчанинов) предполагает, что святой Игнатий был научен молитве Иисусовой святым апостолом и Евангелистом Иоанном, учеником которого он был, и что во времена священномученика Игнатия Богоносца молитве Иисусовой были обучены все христиане.⁴⁰¹

В книге святого Германа, ученика святых апостолов, повествуется, что Ангел сказал святому Герману: «Имя Сына Божия велико и неизмеримо: оно держит весь мир». Услыхав это, Герман спросил Ангела: «Если всё творение держится Сыном Божиим, то поддерживает ли Он тех, которые призваны Им, носят имя Его и ходят в заповедях Его?» На это Ангел ответил: «Он поддерживает тех, которые от всего сердца носят имя Его. Он Сам служит для них основанием и с любовию держит их, потому что они не стыдятся носить Его имя».⁴⁰²

В житии мученика Каллистрата повествуется, что его дед, по имени Неокор, уроженец города Карфагена, находясь в отряде римского войска, охранявшего Иерусалим, был свидетелем страданий и смерти Иисуса Христа. Видя чудеса, которые совершались при смерти и воскресении Господа, он уверовал в Него и был крещен святыми апостолами. Окончив службу, Неокор вернулся к себе на родину в Карфаген и передал сокровище веры всему своему семейству. В числе крестившихся был и его внук Каллистрат.

По достижении совершеннолетия Каллистрат вступил в войско. Воины его отряда были язычниками и поклонялись идолам. Заметив, что святой Каллистрат не поклоняется идолам, они стали следить за ним. Однажды ночью они подслушали его ночную молитву и услыхали, что он непрестанно повторяет имя Господа Иисуса Христа. Воины донесли об этом начальству и святой Каллистрат, исповедавший Иисуса при темноте ночи, исповедал Его и всенародно пред воеводами и свое исповедание запечатлел кровью.⁴⁰³

Из этого жития видно, что св. Каллистрат в своей молитве призывал имя Господа Иисуса Христа, научившись этому, несомненно, у своего деда Неокора, который в свою очередь был научен основным христианским истинам самими апостолами.

Молитва Иисусова была в общем употреблении среди монашествующих древней Церкви. Молитвенное правило иноков состояло чаще всего из упражнения Иисусовой молитвой.

Преподобный Антоний Великий, подвижник конца третьего – начала четвертого века, завещал всем инокам в молитвах непрестанно призывать имя Иисуса Христа,⁴⁰⁴ при этом Великий говорит об Иисусовой молитве как об общепринятой.

Правило преподобного Пахомия Великого, полученное им от Ангела, говорит об Иисусовой молитве, как и о молитве Господней, пятидесятом псалме и Символе Веры, как об общеизвестной и не нуждающейся в каких-либо объяснениях.

Иисусова молитва была живым преданием Церкви, она была общеизвестна для первых христиан и не требовала объяснений. Объяснения этой молитвы начали появляться лишь по мере оскудения познания о ней.

Краткие наставления или разъяснения об Иисусовой молитве были сделаны отцами – истинными делателями Иисусовой молитвы – святым Иоанном Златоустом, св. Василием Великим, преподобным Варсонофием Великим и преподобным Иоанном Лествичником.

Писатель пятого века, преподобный Исихий Иерусалимский, уже жаловался, что упражнение Иисусовой молитвой очень оскудело среди монахов из-за нерадения.⁴⁰⁵

Епископ Игнатий замечает, что святые первых времен христианства, занимавшиеся Иисусовой молитвой или писавшие о ней, жили в разных странах. Так св. Игнатий жил в Антиохии, мученик Каллист в Карфагене, преподобный Пахомий жил в Верхнем Египте, скитские монахи и преподобный Исаия в Нижнем, св. Иоанн Златоуст в Антиохии и Константинополе, св. Василий Великий в окрестностях Иерусалима, св. Иоанн Лествичник на Синайской горе и в Нижнем Египте близ Александрии.⁴⁰⁶ «Из этого видно, что моление именем Господа Иисуса было повсеместным, общеупотребительным во вселенской Церкви»,⁴⁰⁷ – пишет Владыка.

Кроме перечисленных делателей и писателей об Иисусовой молитве в более позднее время можно указать следующих отцов: Григория Синаита, Феолипта Филадельфийского, Григория Паламу, Каллиста и Игнатия Ксанфопулов и многих других.

В России об Иисусовой молитве писали: преподобный Нил Сорский, священноинок Дорофей, преподобный Серафим Саровский, схиархимандрит Паисий Величковский, схимонах Василий Поляномерульский.

В предшествующем разделе уже были приведены слова святого апостола Петра, произнесенные им под действием Святого Духа в синедрионе о силе имени Иисуса Христа (Деян. 4, 12). Не только святой апостол Петр, но и другой «орган Святого Духа», св. ап. Павел, дважды засвидетельствовал о величии имени Иисуса Христа.

Всяк, – пишет он, – иже призовет имя Господне, спасется (Иоиль.2:32; Деян.2:21) и: Христос Иисус смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя. Темже и Бог Его превознесе и дарова Ему имя, еже паче всякого имени, да о имени Иисусове всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних (Флп. 2, 8–10).

Боговдохновенный пророк Давид за много лет до пришествия на землю Христа Спасителя воспел величие Его имени. И поклонятся Ему вси царие земстии, вси язы́цы поработают Ему... Честно имя Его пред ними... и помолятся о Нём выну, весь день благословят Его... Будет имя Его благословенно во веки, прежде солнца пребывает имя Его: и благословятся в Нём вся колена земная, вси язы́цы ублажат Его... Благословенно имя славы Его во век и в век века: и исполнится славы Его вся земля (Пс. 71:11, 14, 15, 17, 19).

Сила имени Иисуса Христа не может быть вполне постигнута человеком. Как Сын Божий – второе лицо Святой Троицы, Господь наш Иисус Христос, несмотря на принятие Им человечества, пребывает превыше постижения всех тварей разумных. Так и сила и величие имени Его превыше постижения разумных тварей неба и земли. Только младенческая простота и вера может принять эту великую тайну и восхвалить ее. Господи Господь наш, – взывает пророк, – яко чудно имя Твое по всей земли, яко взятся великолепие Твое превыше небес. Из уст младенец и ссущих совершил ecи хвалу (Пс.8:2–3).

Подвижники Божии, достигнув исполнением евангельских заповедей младенческой простоты, по мере своего совершенства, «из преуспеяния своего»,⁴⁰⁸ как говорит епископ Игнатий, частично понимали силу имени Иисуса Христа. Об этой силе преподобный Варсонофий Великий произнес следующие слова: «Знаю одного раба Божия в нашем роде, в настоящее время и в сём благословенном месте, который и мертвых может воскрешать во имя Владыки нашего Иисуса Христа, и демонов изгонять, и неизлечимые болезни исцелять, и делать другие чудеса не менее апостольских, как свидетельствует Давший ему дарование, или, точнее сказать, дарования. Да и что это значит в сравнении с тем, что можно сделать о имени Иисуса Христа».⁴⁰⁹

Говоря о таинственности силы имени Иисуса Христа, епископ Игнатий проводит следующее сравнение: «Оно (имя Иисусово) действует подобно приятному врачевству, которого образ действия неизвестен больному и непостижим для него, а само действие очевидно по производимому исцелению».⁴¹⁰

Епископ Игнатий понимал, что человеческие суждения о возвышенных духовных предметах всегда имеют односторонность и неполноту. Говоря о силе Иисусовой молитвы – этом бесценном и непостижимом даре, – он обращается ко Христу Спасителю со словами: «Податель бесценного, нетленного дара! Как нам ничтожным, бренным, грешным принять дар? Не способны для этого ни руки наши, ни ум, ни сердца. Ты научи нас познать, по возможности нашей, и величие дара, и значение его, и способ принятия, и способ употребления».⁴¹¹

Проникая в тайну силы Иисусовой молитвы, епископ Игнатий говорит, что Христос Спаситель есть единственный источник и средство нашего спасения. Его человеческое имя, по наружности своей ограниченное,⁴¹² заимствует от Его Божества неограниченную, всесвятую силу спасать всех людей, призывающих на помощь это имя.⁴¹³

Непостижимая в своем существе сила имени Христа Спасителя может быть частично познаваема по тем действиям, которые она производит на молящегося Иисусовою молитвою. Владыка Игнатий на основании долголетнего опыта умного делания свидетельствует, что к истинному делателю Иисусовой молитвы нисходит помощь от Бога и даруется ему отпущение грехов. Силою имени Иисуса человек весь внутренне очищается: ум освобождается от колебания, воля укрепляется, доставляется правильность ревности и прочим свойствам душевным и только богоугодным мыслям и чувствованиям дозволяется пребывать в душе.⁴¹⁴

Одним из непостижимых свойств имени Иисуса является сила изгнания бесов. Христос Спаситель Сам указал на это свойство, сказав: Именем Моим бесы ижденут... (Мк. 16, 17).

На это свойство имени Иисуса Христа епископ Игнатий рекомендует обратить особое внимание.⁴¹⁵ Человек, ведущий рассеянный образ жизни, не замечает действия бесов, которые действуют в нём посредством страстей и греховных помыслов и мечтаний. Молитва Иисусова имеет силу отгонять нечистых духов и укрощать разжигаемые страсти. Св. Иоанн Лествичник пишет: «Именем Иисуса бей супостатов, потому что ни на небе, ни на земле нет оружия более крепкого».

Изгоняя из человека страсти, Иисусова молитва чудным образом соединяет в человеке его духовные силы, разрозненные грехопадением. После грехопадения первого человека дивная гармония человеческой души нарушилась. Ум и сердце находятся в положении, противоположном друг другу. По учению многих святых отцов, в верхней части сердца обретается словесная сила души, это сила, которая отличает человека от скотов, которые имеют силу воли и желания наравне с человеком, но не имеют словесной силы. Сила словесности выражается в совести, или в сознании нашего духа, в страхе Божием, в духовной любви к Богу и ближним, в ощущениях: покаяния, смирения, кротости, в сокрушении духа и печали о грехах и в других духовных ощущениях. Все перечисленные свойства словесной силы человеческой души чужды животным и не могут проявляться в душе без участия разума.

Ум есть сила души, он хотя и духовен, но имеет местом пребывания головной мозг. После падения помыслы и ощущения человека изменились из духовных в плотские и душевные и между умом и сердцем человека находятся в постоянном противодействии друг другу. Каждое греховное помышление и все естественные помыслы и ощущения, весьма тонко замаскированные мнимой праведностью, не позволяют соединиться уму с сердцем. Иисусова молитва возводит ум и сердце к помышлениям и ощущениям духовным, и, когда они исцеляются от греховной скверны, благодать Святого Духа нисходит к человеку и происходит дивное соединение ума с сердцем, тогда образуется чудный нерукотворенный храм Божий, Святая Святых: туда нисходит ум, хиротонисанный Святым Духом во священника и архиерея для поклонения Богу Духом и Истиною. Тогда познает христианин блаженным опытом сказанное Св. Писанием: Вы бо есте церкови Бога жива, якоже рече Бог: яко вселюся в них и похожду, и буду им Бог, и тии будут мне люди (2Кор. 6, 16).⁴¹⁶

Иисусова молитва, преобразив духовную жизнь человека, делает его способным к принятию многих дарований. «Когда силою и действием имени Иисуса услышана будет молитва, когда низойдет Божественная помощь к человеку, когда отражены будут и отступят от него враги, когда сподобится он отпущения грехов, когда он будет исцелен и возвращен к непорочному и естественному состоянию, когда дух его будет восстановлен во власти своей: тогда последует подаяние, во имя Господа, благодатных даров, духовного имущества и сокровища, залога блаженной вечности», – пишет епископ Игнатий.⁴¹⁷ Зная, сколь всемогуща сила Иисуса Христа, с простотою и доверчивостью младенца иноку нужно принять учение о Иисусовой молитве и приступить к упражнению ею. «Един Бог, ведающий вполне таинство Иисусовой молитвы, преподаст нам его (учение об Иисусовой молитве) в доступной для нас степени. Возрадуем Бога трудом и преуспеянием в служении, которое Им же преподано и заповедано нам»,⁴¹⁸ – пишет Владыка Игнатий, обращаясь ко всем инокам.

Для научения инока правильному умному деланию епископ Игнатий в своих сочинениях признавал «обязательностью своею изложить учение святых отцов о художественном возделывании молитвы Иисусовой».⁴¹⁹ При этом Владыка не просто приводит выдержки из творений св. отцов, но для безошибочного руководства инокам, подвизающимся на поприще умного делания, дает кратко характеристику приведенного учения и указывает, «какой образ упражнения молитвой и какого вида умная и сердечная молитва приличествует всем без исключения христианам и новоначальным, и какой образ делания свойственен преуспевшим, возведенным в преуспеяние Божиим благословением и Божиею благодатию».⁴²⁰

Епископ Игнатий считал нужным подготовить иноков к чтению выдержек из творений св. отцов следующим сравнением: писания отцов он уподобляет аптеке, в которой находится множество целительных лекарств. Больной, не знакомый с врачебным искусством и не имеющий опытного врача, будет в большом затруднении при выборе лекарства, необходимого ему. Если больной самонадеянно избирает себе лекарство, не выяснив предварительно по врачебным книгам, что полезно ему, то выбор его может быть весьма неудачным. Лекарство, полезное самое по себе, может оказаться для такого больного не только бесполезным, но и вредным. В положении такого больного, по сравнению Владыки, находится каждый инок в отношении к писаниям св. отцов об умном делании.⁴²¹

«Учение о молитве, – пишет еп. Игнатий, – в дошедших до нас отеческих книгах изложено с удовлетворительной полнотою и ясностью, но мы, будучи поставлены при неведении нашем пред этами книгами, в которых изображены в величайшем разнообразии делания и состояния новоначальных, средников и совершенных, находим себя в крайнем затруднении при избрании делания и состояния, нам свойственного».⁴²²

Владыка Игнатий, как истинный духовный врач, выбрал самонужнейшее из учения св. отцов и, сделав в малопонятных местах разъяснения, предлагает современным ему инокам учение об Иисусовой молитве для руководства при занятии умным деланием.

Приступая к изложению учения св. отцов о молитве, прежде всего необходимо отметить, что многие наставники умного делания не оставили подробного письменного изложения учения об Иисусовой молитве. Наставления некоторых из них предельно кратки и часто малопонятны для современного читателя. Тем большую ценность приобретают разъяснения, сделанные к этим наставлениям епископом Игнатием.⁴²³

Способы умного делания, предложенные святыми отцами для всеобщего употребления

Первое место между всеми способами обучения умному деланию, по заключению епископа Игнатия, принадлежит способу великого наставника иночествующих св. Иоанна Лествичника.

В слове о молитве св. Иоанн пишет: «Подвизайся возвращать, точнее, заключать мысль в слова молитвы. Если по причине младенчественности она изнеможет и уклонится – опять введи ее. Свойственна уму несостоятельность. Может же установить его Тот, Кто уставляет всё. Если стяжешь это делание и постоянно будешь держаться его, то придет определяющий в тебе границы морю твоему, и скажет ему («морю») при молитве твоей: До сего дойдеши и не прейдеши (Иов. 38, 11). Невозможно связывать дух, но где присутствует Создатель этого духа, там всё покоряется Ему. Начало молитвы – помыслы, отгоняемые молитвою при самом их начале; средина – когда ум пребывает в одних словах, произносимых гласно или умом, конец – восхищение ума к Богу».⁴²⁴

В слове о послушании преп. Иоанн пишет: «Борись с мыслью непрестанно, возвращая ее к себе, когда она улетает: Бог не требует от послушников непарительной молитвы. Не скорби, будучи окрадаем, но благодушествуй, постоянно возвращая ум к самому себе».⁴²⁵

В этих словах св. Иоанна Лествичника заключается необходимый и удобный способ внимательной молитвы. Этот способ необходим для всех христиан: мирян и иноков, чтобы молитва их имела силу, ибо молитва, неодушевленная вниманием, не приносит молящемуся плодов.

Великий учитель молитвы, говоря об этом способе в слове «о послушании», с очевидностью показывает, что этот способ необходим для новоначальных иноков; этот же способ, но более пространно, он повторяет в учении «о молитве» для преуспевших иноков (после наставления для безмолвников), и этим свидетельствует, что способ этот необходим и для безмолвников, и для преуспевших иноков. «...Величайшее достоинство этого (способа) заключается в том, что он при всей удовлетворительности своей вполне безопасен»,⁴²⁶ – пишет епископ Игнатий.

При таком образе молитвы не может быть и речи о прелести, лишь увлечение в рассеянность, столь свойственное всем новоначальным, колеблет молитву. Возвращение мысли в слова молитвы и заключение ее в словах молитвы – вот необходимый путь правильной молитвы. При внимательной молитве сердце молящегося не может не принять участия в ней. По словам преп. Марка: «Ум, молящийся без развлечения, утесняет сердце».⁴²⁷ Постоянное упражнение в молитве по способу св. Иоанна Лествичника приводит к тому, что устная молитва перейдет постепенно в умную и сердечную и привлечет к молящемуся Божественную благодать.

Специально о молитве, совершаемой умом в сердце, св. Иоанн Лествичник в своей «Лествице», возводящей монаха от земли на небо, говорит так прикровенно, что лишь опытно знакомый с учением св. отцов епископ Игнатий мог понять смысл его учения. Изложив просто и доступно учение о молитве, возводящее своего исполнителя в благодатное состояние, святой весьма прикровенно написал о том, что совершается по осенении молитвенного подвига благодатью. «Иное – обращаться часто к сердцу, а иное – быть по уму епископом сердца, князем и архиереем, приносящим Христу словесные жертвы»,⁴²⁸ – пишет св. Иоанн.

Епископ Игнатий так понимает эти слова: «Иное – молиться со вниманием, при участии сердца; иное – нисходить умом в сердечный храм и оттуда приносить таинственную молитву, исполненную силы и благодати Божественной. Второе происходит от первого... сочувствие сердца уму обращается в соединение сердца с умом: наконец, при внимании, усвоившемся в молитве, ум нисходит в сердце для глубочайшего молитвенного священнослужения...»⁴²⁹

Зная, что стремление ко второму (соединению ума с сердцем) прежде достижения первого (внимательной молитвы при сочувствии сердца) может принести величайший вред для инока, преподобный Иоанн в книге, которая предназначена для общего назидания монахов, не оставил подробного учения о сердечной молитве. В те времена много было живых сосудов благодати – опытных старцев, которые всегда могли объяснить тем, кто достиг этой меры, особенности этой молитвы. Для легкомысленных и любопытных это молитвенное таинство оставалось закрытым, и они даже нигде не могли прочитать о нём.

Среди раифских монахов, для которых была написана «Лествица», умное делание процветало под руководством опытных духовных наставников. Епископ Игнатий видел указание на это в прикровенных и «приточных» словах Лествичника в «Слове к пастырю». «Прежде всего, о честный отец, – пишет преподобный Иоанн, – потребна нам духовная сила, чтоб тех, которых мы возжелали ввести во Святая Святых, которым вознамерились показать Христа, Почивающего на их таинственной и сокровенной трапезе, в особенности доколе они находятся в преддверии у этого входа, и когда увидим, что их теснит и угнетает народ, с целью возбранить им желанный вход, мы могли, взяв за руку, как младенцев, освободить от народа помыслов. Если же младенцы крайне голы и немощны: то необходимо нам поднять их на рамена, и возносить на раменах, доколе они не пройдут дверь сего поистине тесного входа; ибо тут обыкновенно бывает давление и теснота. Почему и сказал некто об этой тесноте: »Сие труд есть предо мною, дóндеже вниду во святило Божие« (Пс.72:16–17), – и труд простирается только до вшествия».⁴³⁰

После учения преподобного Иоанна Лествичника⁴³¹ епископ Игнатий приводит выдержку из книги «Цветник» нашего отечественного писателя, жившего во времена первых русских патриархов, священноинока Дорофея. «Цветник» пользовался у русских подвижников, занимавшихся умным деланием, особым уважением. По этой книге обучались Иисусовой молитве преп. Иоасаф Каменский, Вологодский чудотворец и известный подвижник Соловецкой обители Иисус Голгофский. Об умном делании священноинок учит так: «Кто молится устами, а о душе небрежет и сердце не хранит, такой человек молится воздуху, а не Богу, и всуе трудится: потому что Бог внимает уму и усердию, а не многоречию. Молиться должно от всего усердия своего: от души, и ума, и сердца своего, со страхом Божиим, от всей крепости своея.

Умная молитва не попускает входить во внутреннюю клеть ни парению, ни скверным помыслам. Хочешь ли научиться умной и сердечной молитве? Я научу тебя. Внимай прилежно и разумно, послушай меня, любимый мой. Сначала должно тебе творить молитву Иисусову голосом, т.е. устами, языком, речью, вслух, себе одному. Когда насытятся уста, язык и чувства молитвою, произносимою гласно, тогда гласная молитва прекращается и начинает она произноситься шепотом. После этого должно поучаться умом, приницать и прилежать всегда к гортанному почувению.⁴³² Тогда умная и сердечная молитва начнет манием (под действием Божественной благодати) самовластно, непрестанно воздвизаться, обноситься и действовать на всякое время, при всяком деле, на всяком месте».⁴³³

Характеристику этого способа обучения Иисусовой молитве епископ Игнатий делает вместе с характеристикой наставлений преп. Серафима Саровского об умном делании.

Преподобный Серафим Саровский заповедал новоначальным, согласно существовавшим обычаям в Саровской обители, непрестанно творить Иисусову молитву. «При молитве – поучал блаженный старец, – внимай себе, т.е. собирай ум и соединяй его с душею. Сначала день, два и более твори эту молитву одним умом раздельно, внимая каждому слову особо. Когда Господь согреет сердце твое теплотою благодати Своея, и соединит тебя во един дух, тогда потечет в тебе эта молитва непрестанно, и всегда будет с тобою, наслаждая и питая тебя.⁴³⁴ Это-то и значат слова, сказанные пророком Исаиею: роса бо, яже от тебе, исцеление им есть (Ис. 26, 19). Когда же будешь содержать в себе эту пищу душевную, т.е. беседу с Господом, то зачем ходить по келиям братии, хотя кем и будешь призываем? Истинно сказываю тебе, что празднословие есть и празднолюбие. Если себя не понимаешь, то можешь ли рассуждать о чём и учить других? Молчи, непрестанно молчи; помни всегда присутствие Бога и имя Его. Ни с кем не вступай в разговор, но вместе с тем остерегайся и осуждать разговаривающих и смеющихся. Будь в этом случае глух и нем. Что бы о тебе ни говорили, всё пропускай мимо ушей. В пример себе можешь взять Стефана Нового, которого молитва была непрестанна, нрав кроток, уста молчаливы, сердце смиренно, дух умилен, тело с душею чисто, девство непорочно, нищета истинная и нестяжание пустынническое; послушание его было безропотливое, делание – терпеливо, труд – усерден. Сидя за трапезой, не смотри и не осуждай, сколько кто ест, но внимай себе, питая душу молитвою».⁴³⁵

Преподав это наставление новоначальному иноку, жизнь которого проходила в монастырских трудах, Преподобный воспрещал ему преждевременное безрассудное стремление к жительству умозрительному и к возвышенной молитве. «Всякому, – говорит он, – желающему проходить жизнь духовную, должно начать с деятельной жизни, а потом уже переходить к умозрительной, потому что без деятельной жизни в умозрительную придти невозможно. Деятельная жизнь служит к очищению нас от греховных страстей и возводит нас на степень деятельного совершенства, а тем самым пролагает нам путь к умозрительной жизни. К сей могут приступать только очистившиеся от страстей и стяжавшие полное обучение в деятельной жизни, как это можно видеть из слов Священного Писания: блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8) и из слов святого Григория Богослова: к умозрению могут приступать только совершеннейшие по своей опытности (в деятельной жизни). К умозрительной жизни должно приступать со страхом и трепетом, с сокрушением сердца и смирением, со многим испытанием Святых Писаний и под руководством искусного старца, если только можно такового найти, а не с дерзостью и самочинием. Дерзостный и презорливый,⁴³⁶ по словам Григория Синаита, не по достоинству своему взыскав (высокого духовного состояния), с кичением усиливается достигнуть его преждевременно. И опять: если кто мечтает по мнению достигнуть высокого состояния, а стяжал желание сатанинское, а не истинное, того диавол уловляет мрежами, как слугу своего».⁴³⁷

Преподобный Серафим считал, что всем инокам, не исключая и новоначальных, нужно проводить внимательную жизнь и упражняться в непрестанной молитве, которая делает инока причастником благодатных дарований и приближает к Богу. «Благодатные дарования, – говорил преподобный Серафим, – получают только те, которые имеют внутреннее делание и бдят о душах своих.⁴³⁸ Истинно решившиеся служить Богу, должны упражняться в памяти Божией и непрестанной молитве ко Господу Иисусу Христу, говоря умом: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Таковым упражнением, при охранении себя от рассеянности и при соблюдении мира совести, можно приблизиться к Богу и соединиться с Ним. Иначе как непрестанною молитвою, по словам св. Исаака Сирского, приблизиться к Богу мы не можем».⁴³⁹

Кроме приведенных слов, делателю Иисусовой молитвы могут быть весьма полезны следующие советы преподобного Серафима:

1) Чтоб лучше избегать рассеянности, преподобный советовал в Церкви стоять с закрытыми глазами и открывать их только тогда, когда будет одолевать сон. Тогда, советует преподобный, обращать взор к святым иконам, что служит возбуждением к молитве и охраняет от рассеянности.⁴⁴⁰

2) Желающему проводить внимательную жизнь преподобный Серафим советует не внимать посторонним слухам, от которых голова наполняется праздными и суетными помышлениями и воспоминаниями, не обращать внимания на чужие дела, не думать и не говорить о них; избегать собеседований, вести себя странником; встречающихся отцов и братий приветствовать поклоном молча и хранить себя от внимательного воззрения на них.⁴⁴¹

Епископ Игнатий считал, что способы занятия умным деланием, предложенные священноиноком Дорофеем и преподобным Серафимом Саровским, тождественны со способом святого Иоанна Лествичника. Но способ Иоанна отличается особенною ясностию и определенностию. Признавая назидательность совета священноинока Дорофея и наставлений преподобного Серафима Саровского, епископ Игнатий предлагает во всеобщее употребление не только живущим в монастырях, но и посреди мира способ умного делания св. Иоанна Лествичника. «Этот способ, – пишет он, – не может быть устранен: устранение его из молитвы было бы устранением из нее внимания, а без внимания молитва – не молитва. Она мертва! Она – бесполезное, душевредное, оскорбительное для Бога пустословие! Внимательно молящийся непременно молится более или менее этим способом. Если внимание умножится и усилится при молитве, непременно явится образ моления, предлагаемый божественным Иоанном. »Проси плачем, – говорит он, – ищи послушанием, толцы долготерпением: тако просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется (Мф. 7, 8).⁴⁴²

Способы умного делания предложенные святыми отцами для безмолвников

Пред тем, как изложить учение святых отцов об умном делании, епископ Игнатий предупреждает читателя, что деятельное следование наставлениям, данным отцами для преуспевших, небезопасно для новоначальных: те, кто, поверхностно ознакомясь с предлагаемыми учениями, примет на себя делание, несвойственное себе, непременно понесет тяжкий душевный вред. В подтверждение этих слов Владыка ссылается на св. Григория Синаита, который в своем сочинении, написанном для преуспевшего безмолвника Лонгина, говорит: «Иное дело – безмолвия, и иное – общежития. Каждый, пребывая в том жительстве, к которому призван, спасается. И потому я опасаюсь писать по причине немощных, видя, что жительствуешь посреди их: ибо всякий, проходящий излишне усиленный подвиг молитвы от слышания или учения, погибает, как не стяжавший руководителя».⁴⁴³

Епископ Игнатий дает очень высокую оценку писаниям преподобного Нила. Он говорит, что мала книга преподобного (Монастырский устав), «но духовный объем ее необычайной величины».⁴⁴⁴ Почти все вопросы умного делания изложены преподобным Нилом с необычайной простотою, ясностию и убедительностью. Однако нужно помнить, что книга была написана для иноков, способных к безмолвию – значительно преуспевших в духовной жизни.⁴⁴⁵

Преподобный Нил учил: «Много добродетельных деланий, но все они – частные: сердечная же молитва – источник всех благ, она напояет душу, как сады. Это делание, состоящее в блюдении ума в сердце, вне всяких помыслов, для необучившихся ему крайне трудно; трудно оно не только для новоначальных, но и для долго трудившихся делателей, которые еще не прияли и не удержали внутри сердца молитвенной сладости от действия благодати. Из опыта известно, что для немощных это делание представляется очень тяжким и неудобным. Когда же кто приобретет благодать, тогда молится без труда и с любовью, будучи утешаем благодатию. Когда придет действие молитвы, тогда оно привлекает ум к себе, веселит и освобождает от парения».⁴⁴⁶

Преподобный Нил Сорский советует подвижнику умного делания «молчать» мыслию, не допускать вообще никаких помышлений, вместо помыслов он повелевает непрестанно взирать в глубину сердца и говорить Иисусову молитву. Затворяя ум в сердце, нужно, по учению преподобного, «придерживать» по возможности дыхание или, как разъясняет епископ Игнатий, дышать очень тихо.

Святитель Игнатий советует тем, кто будет обучаться умному деланию по способу преподобного Нила, соединять его со способом святого Иоанна Лествичника и молиться очень неспешно.⁴⁴⁷

Свое учение об Иисусовой молитве преподобный Нил Сорский основывал на многих отцах Восточной Церкви и преимущественно на учении преподобного Григория Синаита, с учениками которого (об учении преподобного) он беседовал во время своего пребывания на Востоке.

По мнению епископа Игнатия, писания святого Григория Синаита «имеют полное духовное достоинство, но они не так доступны и ясны, как писания преподобного Нила. Сам образ изложения и понятия того времени мало доступны современному читателю, а духовное преуспеяние как писателя книги, так и того, для кого она была написана, весьма велико».⁴⁴⁸

Преподобный Григорий учил: «В заутрии сей семя твое, т.е. молитвы, и в вечер да не оставляет рука твоя, чтоб всегдашность молитвы, прерываемая расстояниями, не лишилась того часа, в который могла бы быть услышана: яко не веси, кое произыдет сие или оно (Еккл. 11, 6). С утра, сев на стулец, – продолжает преподобный, – высотою с пядь, низведи ум от головы в сердце и держи его в нём, наклонившись болезненно, и, очень болезнуя грудью, плечами и шеею, непрестанно взывай умом или душою: Господи Иисусе Христе, помилуй мя. Удерживай несколько дыхание, чтоб не дышать неосторожно».⁴⁴⁹ О том, что нужно придерживать дыхание, преподобный Григорий ссылается на преподобных Исаию Отшельника, Иоанна Лествичника и Симеона Нового Богослова.

«Если хотим безошибочно найти истину и познать ее, – продолжает Синаит, – то постараемся иметь единственно сердечное действие, вполне безвидное, никак не допуская свободы воображения, не позволяя мечтанию изобразить вид какого-либо святого или света, потому что обычно прелести, особливо в начале подвига, прельщают ум неискусных такими ложными мечтаниями. Потщимся иметь в сердце действующим одно действие молитвы, согревающее и веселящее ум, распаляющее душу к неизреченной любви Божией и человеческой. Тогда от молитвы является значительное смирение и сокрушение, потому что молитвы в новоначальных есть приснодвижимое умное действие Святого Духа.

Действие это в начале подобно огню, прозябающему из сердца, в конце же подобно свету благоухающему».⁴⁵⁰ Под новоначальными, по объяснению епископа Игнатия, здесь нужно понимать подвижников, новоначальных в безмолвии, а не лиц, вступивших в обитель из мира.

«Иные, – продолжает преподобный Григорий, – преподавая учение о молитве, предлагают ее творить устами, а другие одним умом: я предлагаю и то, и другое. Иногда ум, унывая, изнемогает творить молитву, а иногда уста, и потому нужно молиться обоими: и устами и умом. Однако должно вопиять безмолвно и несмущенно, чтоб голос не мутил чувства и внимания ума и не воспрепятствовал молитве. Ум, обыкнув в делании, преуспеет и примет от Духа силу крепко и всеми образами молиться. Тогда он не понуждается творить молитву устами, и не возможет, будучи вполне удовлетворяем молитвою умною».⁴⁵¹

Епископ Игнатий пишет, что, предлагая по временам молитву устную, святой Григорий соединяет свой способ обучения умной молитве со способом преподобного Иоанна Лествичника. Эти способы одинаковы, но святой Синаит говорит в своем способе о делателе, достигшем известной степени преуспеяния. Усердно занимающийся Иисусовой молитвой по способу святого Иоанна Лествичника достигает в свое время того же состояния, о котором пишет святой Григорий.⁴⁵²

Особое значение придавал св. Григорий Синаит при занятии Иисусовой молитвой терпению. «Безмолвствующий, – пишет он, – должен по большей части сидеть при совершенной молитве, по причине трудности этого подвига, иногда же на короткое время ложиться и на постель, чтоб дать телу некоторое отдохновение. В терпении же должно быть твое сидение во исполнение завещания, что в молитве должно терпеть (Кол. 4, 2), и не скоро вставать, малодушествуя по причине весьма трудной болезни, умного взывания и постоянного углубления ума в сердце. Так говорит пророк: Объимут тя болезни яко жену родящую (Иер. 13, 21). Но, опустив голову вниз и ум собирая в сердце – если отверзлось тебе твое сердце, – призывай в помощь Господа Иисуса. Боля плечами и часто подвергаясь головной боли, претерпевай это с постоянством и ревностию, взыскуя в сердце Господа, потому что Царствие Небесное есть достояние понуждающих себя, и понуждающие себя восхищают е(его) (Мф. 11, 12). Господь указал, что истинное тщание заключается в претерпении этих и им подобных болезней. Терпение, пождание во всяком делании есть родитель болезней душевных и телесных».⁴⁵³ Епископ Игнатий в приведенной цитате под словом «болезнь» понимает сокрушение духа, плач духа, болезнование и страдание от ощущения своей греховности, от ощущения вечной смерти и порабощения падшим духам. Это страдание духа сообщается сердцу и телу, как имеющим неразрывную связь с духом. В подвижниках слабых по телу сокрушение духа и плач вполне заменяют телесный труд, но от подвижников сильного телосложения непременно требуется утеснение тела, в противном случае, их сердце без утеснения тела не будет иметь блаженной печали, которая в немощных по телу рождается от сознания своей немощи.⁴⁵⁴

«Всякое делание, – пишет преподобный Григорий, – телесное и духовное, не имеющее болезни или труда, никогда не приносит плода проходящему его, потому что Царствие Небесное нудится – сказал Господь, – и нуждницы восхищают е (Мф. 11, 12). Под понуждением разумей телесное во всём болезненное чувство. Многие в течение многих лет неболезненно делали или делают, но как они трудятся без болезни и теплого усердия сердца, то и пребывают непричастны чистоты и Святого Духа, отвергши лютость болезней. Совершающие же делание в небрежении и слабости, трудятся, по-видимому, как они думают, много, но не пожинают плода за безболезненность, будучи всячески безболезненны. Свидетель этому говорящий. Если и все виды жительства нашего возвышенны, а болезнующего сердца не имеем, то они не истинны и бесполезны (Лествица, Слово 7). Свидетельствует и великий Ефрем, говоря: «Трудись, трудись болезненно, чтоб тебе устранить от себя болезни суетных трудов». Если по пророку (Ис. 21, 3) чресла наши не истают от слабости, будучи измождены постным подвигом, и страданиями болезни не зачнем, как рождающая младенца, болезненным водружением сердца, то не родим Духа спасения на земле сердечной, как ты слышал, но будем только (достойно сожаления и смеха) хвалиться, мнясь быть нечто по причине бесполезной пустыни и расслабленного безмолвия. Во время исхода из сей жизни все, несомненно, познаем весь плод».⁴⁵⁵

Преосвященный Игнатий пишет, что учение преподобного Григория Синаита о болезненности, которая сопровождает делателя Иисусовой молитвы и может показаться странным, как это учение и кажется людям с плотским разумом и не знающим опытно монашеской жизни. На основании своего собственного опыта Владыка свидетельствует, что не только умное делание, но и чтение глубоких святоотеческих писаний об умной молитве производит головные боли.⁴⁵⁶ Причину возникновения головной боли владыка Игнатий видит в следующем – сердечное сокрушение от открываемой молитвой человеческой греховности так велико, что оно производит во всём теле страдания и болезни, о существовании которых даже и не предполагает тот, кто не знаком с молитвенным подвигом.⁴⁵⁷ Когда сердце подвижника исповедуется Господу в своей греховности, тогда тело его распинается, и к нему приложимы слова пророка Давида: Пострадах и слякохся до конца, весь день сетуя хождах: яко лядвия моя наполнишася поруганий, и несть изцеления в плоти моей. Озлоблен бых и смирихся до зела, рыках от воздыхания сердца моего (Пс. 37, 7–9).

Епископ Игнатий пишет, что основная особенность в учении преподобного Григория Синаита заключается в том, что он научает при молитве сосредотачивать ум в сердце. «Это и есть то делание, которое отцы называют художественным деланием молитвы, которое они воспрещают новоначальным инокам и мирянам, к которому нужно значительное предуготовительное обучение, к которому и предуготовленные иноки должны приступать с величайшим благоговением, страхом Божиим и предосторожностью»,⁴⁵⁸ – пишет испытавший трудность сердечной молитвы преосвященный Игнатий.

В учении преподобного Григория Синаита епископ Игнатий обращает особое внимание на следующие слова. Преподобный, сказав о том, что нужно низводить ум в сердце, добавляет: «если отверзлось твое сердце».⁴⁵⁹

По объяснению еп. Игнатия это означает, что соединение ума с сердцем есть дар благодати, который подается не по усмотрению подвизающегося, а по воле Божией. Привлекается этот дар смирением и верностью Богу; верность же доказывается ревностным отвержением греховных помыслов. Ревность подвижника в борьбе с помыслами доставляет ему чистоту. Чистота же и смирение делают его способным к принятию духовных дарований.⁴⁶⁰

С особенной полнотой и ясностью художественное делание Иисусовой молитвы изложено блаженным Никифором, безмолвником Афонской горы. Он называл молитвенное делание «художеством из художеств и наукою из наук», ибо оно доставляет уму и сердцу делателя умной молитвы познания и впечатления, исходящие от Духа Божия, в то время как все прочие науки сообщают познания только человеческие.⁴⁶¹

По словам блаженного Никифора, многие становятся причастниками этого великого делания, и все – от научения. Весьма редкие получают это делание без научения, а прямо от Бога. Но т.к. «редкость» не является законом, то блаженный и предлагает «непрелестного» наставника, чтобы под его руководством можно было бы безбедно шествовать по умственному пути.⁴⁶² «Если нет наставника, – пишет блаженный Никифор, – нам известного, то должно искать его всеусердно. Если же и при таком искании не найдется наставник, то, призвав Бога в сокрушении духа и со слезами, в нестяжании, и помолившись Ему, поступай, как скажу тебе... Седши и собрав твой ум, введи в ноздренный путь, которым дыхание входит в сердце, приведи дыхание в «самое тихое» движение, и понудь ум сойти с воздыхаемым воздухом в сердце; когда он взойдет туда, то последующее за этим будет исполнено для тебя веселия и радости. Как некоторый радости, что сподобился увидеться с детьми и женою, так и ум, когда соединится с душой, исполняется неизреченных сладости и веселия. Брат! Приучи ум твой не скоро выходить оттуда, потому что сначала он очень унывает от внутренних заключений и тесноты. Когда же привыкнет к ним, то не возлюбит скитаться вне: потому что Царство Небесное внутри вас. Рассматривая его там и взыскуя чистою молитвою, ум признает всё внешнее мерзостным и ненавистным. Если сряду же, так сказано, ты взойдешь умом в сердечное место, которое тебе мною показано, то воздай благодарение Богу, и прославь и взыграй и всегда держись этого делания, а оно научит тебя тому, чего ты не ведаешь. Надо тебе и то знать, что ум твой, находясь там, не должен молчать и оставаться праздным, но иметь непрестанным деланием и поучением, никогда не преставая от него, молитву: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного! Эта молитва, содержа ум невысящимся, соделывает его неприступным и неприкосновенным для прилогов врага, возводит к ежедневному преуспеянию в любви и желаний Божественных. Если же, много потрудившись, о брат, не возможешь взойти в страны сердца, как мы повелели тебе, то делай, что скажу, и найдешь искомое при содействии Божием. Знаешь, что словесность каждого человека находится в его персях. Внутри персей, при молчании уст наших, говорим, совещаваемся, совершаем молитвы, псалмопения. Этой словесности, отняв у нее всякий помысл, – можешь это сделать, если захочешь – предоставь говорить: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного! И понудься вопиять это внутри персей вместо всякой другой мысли. Когда же некоторое время будешь поступать таким образом, тогда при посредстве этого отверзется тебе без всякого сомнения и вход в сердце, как мы написали, узнав это из опыта. Придет же к тебе с многожелательным и сладостным вниманием и весь лик добродетелей: любовь, радость, мир и прочее: ими оно исполнит все прошения твои о Христе Иисусе, Господе нашем».⁴⁶³

Епископ Игнатий обращает внимание на то, что из предшествующего слова блаженного Никифора видно, что наставление о сердечном безмолвии приличествует тем инокам, которые вполне научены правилам монашеской жизни, могут бороться с вражескими помыслами и блюсти ум.

То, что блаженный Никифор предназначал свой способ умного делания для иноков, достигших высокого преуспеяния, преосвященный Игнатий видит в следующих приведенных выше его словах: «Знаешь, что словесность каждого человека... Там, при молчании уст, Мы говорим... совершаем молитвы и псалмопения».

Владыка Игнатий пишет, что явственное ощущение силы словесности в персях имели очень редкие, достигшие значительного преуспеяния иноки. Чтобы инок мог «в персях» совершать молитвы и псалмопение, ему нужно продолжительное время заниматься молитвой по способу святого Иоанна Лествичника. – Внимательной молитвой можно достичь непарительности и возбудить дух (названный у блаженного Никифора словесностью) к обильному сочувствию уму. У человека в обычном состоянии дух, пораженный падением, спит «сном непробудным, тождественным с смертью»,⁴⁶⁴ он не способен к духовным упражнениям, указанным блаженным Никифором, и пробуждается для них только после того, как ум постоянно и усиленно будет пребывать в делании Иисусовой молитвы и этим возбудит его (дух).⁴⁶⁵

«Способ, предлагаемый блаженным Никифором, – пишет св. Игнатий, – превосходен. В изложении его видна для понимающего дело и та постепенность, которою должно восходить к нему, и то, что стяжание его – дар Божий».⁴⁶⁶

Каллист был учеником преп. Григория Синаита и проходил монашеский подвиг на Афонской горе. Первоначально он жил в общежитии; когда преуспел в деятельной жизни и созрел для высшего подвига, то перешел к жизни безмолвной. Умному деланию обучился св. Каллист в обители, исполняя послушание повара. В преклонном возрасте св. Каллист был возведен в сан патриарха Константинопольского. Святой Игнатий был ближайшим другом и сподвижником св. Каллиста.⁴⁶⁷ Опыт своего умного делания они изложили в книге, которая со временем была включена в Добротолюбие.

Рассматривая учение Ксанфопулов, еп. Игнатий пишет, что книга их написана исключительно для безмолвников. К способу блаженного Никифора они прибавляют еще, что при употреблении его нужно иметь уста закрытыми. Они учат, что приступающий к безмолвной жизни должен заниматься Иисусовой молитвою по способу блаженного Никифора, непрестанно вводя молитву в сердце тихо, при посредстве ноздревого дыхания, столько же тихо выдыхаемого при закрытых устах.⁴⁶⁸ Очень важно, по мнению епископа Игнатия, отношение святых наставников к предлагаемому ими механизму при упражнении Иисусовою молитвою, который не должно смешивать с собственным действием молитвы.⁴⁶⁹

«И то знай, брат, – пишут Ксанфопулы, – что всякое художество и всякое правило, если же хочешь, и разнообразное делание, предначертаны и правильно установлены по той причине, что мы не можем еще чисто и непарительно молиться в сердце. Когда это совершится благоволением и благостию Господа нашего Иисуса Христа, тогда мы, оставив многое и различное, и разнообразное, соединимся непосредственно, превыше слова, с Единым, единственным и соединяющимся (глава 38). От пребывания в вышеизложенном художестве сердечной, чистой и непарительной молитвы, – впрочем, она может быть отчасти нечистою и не чуждою развлечения по причине, очевидно, восстающих на возбранение ей помыслов и воспоминаний преждесодеянного, – подвизающийся приходит в навыкновение молиться без понуждения, непарительно, чисто и истинно, т.е. приходит в такое состояние, при котором ум пребывает в сердце, а не только вводится в него с понуждением, малодушно, посредством вдыхания и потом опять отскакивает, при котором сам ум постоянно обращается к себе, с любовию пребывает в сердце и непрестанно молится» (глава 53). Подвиг умной и сердечной молитвы исправляется умом от осенения его помощию Божественной благодати от единомысленного,⁴⁷⁰ сердечного, чистого, непарительного, с верою призывания Господа нашего Иисуса Христа, а не от одного простого вышеизложенного естественного художества чрез ноздревое дыхание от сидения при упражнении молитвою в безмолвном и тесном месте – да не будет! Это изобретено Божественными отцами не для чего иного, как в некоторое пособие к собранию мыслей от обычного парения к возбуждению ее к самой себе и ко вниманию (гл. 24). Прежде всех благодатных даров даруется уму непарение Господом нашим Иисусом Христом и призыванием в сердце святого Его имени с верою. Вспомоществует же этому несколько и естественное художество, способствующее низводить ум в сердце при посредстве ноздревого дыхания, сидение в безмолвном и несветлом месте и другое тому подобное.⁴⁷¹

Святые Каллист и Игнатий строго воспрещают подвижникам преждевременно стремиться к тому, что дается в назначенное Богом время. Они наставляют инока, чтобы он, проходя путь внутреннего делания, восходил к совершенству постепенно в установленном порядке по законам, преподанным Божественной благодатью. «И ты, – говорят они, – желая обучиться путеводящему к небу безмолвию, последуй мудро постановленным законам и, во-первых, с радостию возлюби послушание, потом безмолвие. Как деяние есть восхождение к ведению, так и послушание – к безмолвию. Не прелагай предел вечных, по Писанию, яже положиша отцы твои (Притч.22:28); горе единому (Еккл. 4, 10). Таким образом, положив благое основание началу, возможешь со временем возложить благословеннейший покров на начало здания Духа. Как всё отвержено у того, у кого, по сказанному, начало не искусно, – так, напротив, у того всё благолепно и благочинно, у кого начало искусно, хотя и случается иногда противное этому.⁴⁷²

В заключение извлечений из творений св. отцов еп. Игнатий приводит слова св. Ксанфопулов о том, что для достижения непарительной сердечной молитвы нужно много времени и много усилий.

«То, чтоб постоянно внутри сердца молиться, – пишут Ксанфопулы, – приводится в исполнение не просто, не как бы случилось, не при посредстве малого труда и времени, хотя и это изредка встречается по непостижимому смотрению Божию, но требует оно и долгого времени и немалого труда, подвига душевного и телесного, много продолжительного понуждения. По превосходству дара и благодати, которых надеемся причаститься, должны быть по силе равны и соответственны подвиги, чтобы, по таинственному священному учению, изгнан был из пажитей сердца враг и вселился в него явственно Христос. Говорит св. Исаак: «Желающий увидеть Господа тщится художественно очистить сердце свое памятию Божиею и, таким образом, светлостию мысли своей будет ежечасно видеть Господа». И святой Варсонуфий: «Если жe внутреннее делание Божиею благодатию поможет человеку, то тщетно трудится он по внешности. Внутреннее делание, в соединении с болезнию сердца приносит чистоту, а чистота – истинное безмолвие сердца; таким безмолвием достигается смирение, а смирение соделывает человека жилищем Божиим. Когда же вселится Бог, тогда бесы и страсти изгоняются, и соделывается человек храмом Божиим, исполненным освящения, исполненным просвещения, чистоты и благодати. Блажен тот, кто зрит Господа во внутреннейшей сокровищнице сердца, как в зеркале, и с плачем изливает моление свое пред благостию Его». Преподобный Иоанн Карпафийский: «Нужно много времени и подвига в молитвах, чтоб найти в нестужаемом устроении ума некоторое иное сердечное небо, где живет Христос, как говорит апостол: Или не знаете себе, яко Иисус Христос в вас есть? Разве точию чим неискусни есте (2Кор. 13, 5).⁴⁷³

В приведенных выдержках из творений св. отцов, по удостоверению преосвященного Владыки, вполне удовлетворительно изложено учение об Иисусовой молитве. Все прочие святоотеческие книги излагают то же самое учение.

Из приведенных комментариев преосвященного Игнатия к выпискам св. отцов об Иисусовой молитве видно, что все способы упражнения умной молитвы Владыка считал вполне применимыми для инока на определенном этапе его духовного совершенствования, однако способу св. Иоанна Лествичника преосвященный Игнатий делает явное предпочтение, считая его совершенно безопасным и наиболее подходящим для инока, начинающего заниматься Иисусовой молитвой и не имеющего духовного руководителя.

Как уже говорилось, в пятом веке умное делание, процветающее в первые века, значительно ослабело среди монашествующих. Шли века, и постепенно, по мере ослабления духа ревности в мирянах и монахах, всё уменьшалось количество истинных делателей Иисусовой молитвы. В 14-м и 15-м веке упражнение в умном делании почти совсем было забыто даже между монашествующими. Чтобы умное делание совсем не было предано забвению, отцы 14-го и 15-го веков подробно письменно изложили учение об этом спасительном делании. Но уже в то время среди монахов и мирян нашлись люди, которые не могли в силу своей плотяности правильно понять учение об умной молитве и поэтому стали восставать против него.

Когда преподобный Синаит Григорий в 14 веке пришел на святую Афонскую гору и, заметив, что умное делание совершенно оставлено иноками, стал сообщать учение об Иисусовой молитве ревностным подвижникам, то они сначала воспротивились ему. Афонцы, привыкшие придавать телесному подвигу большое значение, не могли сразу же принять учение о духовном делании, и поэтому преподобному Григорию пришлось понести много трудов для восстановления забытого умного делания среди афонских монахов.

Умное делание во все века для плотского и душевного разума, зараженного самомнением, кажется странностью и безумием. Дух злобы, зная, сколь велико действие Иисусовой молитвы, всегда старался с чудовищным неистовством через людей, предавшихся его воле, восстать против умного делания и истинных его последователей.

Чтобы с большой очевидностью показать, как превратно плотской и душевный разум понимает духовное учение об Иисусовой молитве, еп. Игнатий приводит следующий пример из церковной истории.

В 14-м веке некоторый западный монах Варлаам из Калабрии прибыл в Солунь, город восточной греческой империи. Здесь он отвергся латинства и принял православие. Написав несколько сочинений в доказательство правоты Восточной Церкви, Варлаам заслужил доверие императора Кантакузена. Вскоре Варлаам отправился на Афон для ознакомления с православным монашеством. На Афоне Варлаам узнал у одного монаха-простеца о вещественных пособиях, которые употребляли афонские монахи при упражнении Иисусовой молитвой. Приняв вещественные пособия за сущность дела, а духовные видения за видения вещественные, Варлаам донес об этом императору, как о важном заблуждении. Император принял сторону Варлаама. Против афонских монахов был собран собор в Константинополе в 1314 году. На этом соборе инок Афонской горы, великий делатель умной молитвы св. Григорий Палама вступил в прение в Варлаамом и с помощью благодати Божией доказал неправоту Варлаама. Варлаам и его хулы на умное делание были преданы анафеме. Варлаам бежал на Запад и перешел опять в латинство, но еще долго после него многие христиане с большим предубеждением относились к умному деланию.

На Западе ложное мнение Варлаама об умном делании было принято повсеместно как исповедание веры.⁴⁷⁴

Один из западных историков – Флери, – описывая жизнь Варлаама, подобно ему всю суть умного делания видит в вещественных пособиях. Он утверждает, что будто бы сущность учения Симеона Нового Богослова об умном делании состоит в том, чтобы, «сев в углу келии, обратить глаза и всю мысль в средину чрева... удерживать дыхание, даже носом, и так далее».⁴⁷⁵

Другой историк, Бержье, писал, что греческие иноки-созерцатели от усилия к созерцанию помешались в рассудке и впали в фанатизм: чтобы придти в состояние восторга, они упирают глаза вниз, удерживая при этом дыхание, и тогда будто бы видят блестящий свет.

Приведя эти клеветнические мнения западных историков, еп. Игнатий пишет: «Искажая образ моления умных делателей Восточной Церкви и кощунствуя над ними, латиняне не останавливаются перед кощунством и над благодатными состояниями, производимыми молитвою, не останавливаются хулить действие Святого Духа».⁴⁷⁶

Но не только западные историки не могли понять учения об умном делании; везде, где плоть преобладает над духом, духовное учение и его делатели подвергаются насмешкам, клевете, прямому гонению, обвинениям в прелести – и письменным, и устным. Святой Симеон Новый Богослов говорит, что по внушению бесов иноки, проводящие лицемерную жизнь, завидуют истинным подвижникам благочестия и употребляют все меры, чтобы расстроить их или изгнать из обители.⁴⁷⁷

По наблюдениям епископа Игнатия, в монастырях инок, стремящийся проходить путь внутреннего делания, нередко подвергается притеснениям не только со стороны монахов, проводящих лицемерный образ жизни, но и от благонамеренных иноков, которые, однако, не имеют ни малейшего понятия о внутреннем делании и всецело преданы телесному подвигу. Как первые, так и вторые нередко соблазняются жизнью духовных делателей, осуждают их и устраивают им многие неприятности.

Великий делатель Иисусовой молитвы преподобный Серафим Саровский много претерпел напастей от плотского воззрения на монашеский подвиг своих собратий. Зная, сколь труден путь истинного духовного делателя, преподобный Серафим в утешение его (духовного делателя) говорит: «Проходя путь внутренней, умозрительной жизни, не должно ослабевать, не должно оставлять его, потому что люди, прилепившиеся к внешности и чувственности, поражают нас противностью своих мнений в самое сердечное чувство и всячески стараются отвлечь нас от прохождения внутреннего пути, поставляя нам на нём различные препятствия. Никакими противностями в прохождении этого пути колебаться не должно, утверждаясь в этом случае на слове Божием: Страха их не убойтеся, ниже возмятитеся, яко с нами Бог, Господа сил, того освятите в сердечной памяти Его Божественного имени и Той будет тебе в страх (Ис.8:12–13).⁴⁷⁸

Противники Иисусовой молитвы свою неприязнь к умному деланию основывают на том, что будто бы упражняющиеся Иисусовой молитвой всегда впадают в прелесть. По выражению еп. Игнатия, такое мнение есть страшное богохульство и «достойная сожаления прелесть».⁴⁷⁹

Как сила Иисусовой молитвы, действующая во спасение, может извратиться и действовать в погибель? – спрашивает Владыка и сам же дает ответ: «Это – чуждо смысла! Это – нелепость горестная, богохульная, душепагубная! Усвоившие себе такой образ мыслей точно находятся в бесовской прелести, обмануты лжеименным разумом, изшедшим из сатаны. Сатана восстал коварно против всесвятого и великолепного имени Господа нашего Иисуса Христа, употребляет в свое орудие слепоту и неведение человеческие, оклеветал имя, еже паче всякого имени.» (Флп. 2, 9).⁴⁸⁰

Как уже говорилось ранее, причиной прелести всегда бывает ложная мысль, принятая за истину, и, непременно, гордость. Источник прелести, как и всего злого, – диавол, а не величайшее благо, каковым является Иисусова молитва.

Если же некоторые делатели Иисусовой молитвы впадали в прелесть, то причина здесь не в умном делании, а в неправильном направлении душевного делания иноков. Еп. Игнатий утверждает, основываясь на опыте св. отцов, что при неправильном душевном направлении подвижник, занимаясь любою добродетелию, может впасть в прелесть. В пример Владыка приводит египетского инока 4-го века, который впал в высокоумие и достиг такого бедственного преуспеяния, что вспомоществуемый демоном, мог становиться босыми ногами на раскаленные угли и, стоя на них, прочитывал всю молитву «Отче наш...» Очевидно, что молитва Господня не принимала здесь никакого участия и не была, конечно, причиной самообольщения инока.⁴⁸¹ Горделивое желание монаха, занимавшегося умной молитвой, достигнуть благодатного утешения в молитве и многие другие тщеславные стремления бывают причиною прелести.

Во времена еп. Игнатия очень многие наставники монашествующих, занимавшихся исключительно телесными подвигами и прославляемые многими за это, – «слепцы», прославляемые подобными слепцами, как говорил о них Владыка,⁴⁸² – запрещали категорически своим духовным чадам заниматься Иисусовой молитвой, как явно приводящей и к прелести.

Преосвященный Игнатий говорил, что запрещающим молиться Иисусовою молитвою со всею справедливостью можно сказать слова апп. Петра и Иоанна, сказанные ими иудейскому богопротивному синедриону: ...аще праведно есть пред Богом,вас послушати паче, нежели Бога, судите (Деян. 4, 19). Ослепление некоторых лжестарцев доходило до того, что они не только запрещали своим пасомым заниматься умным деланием, но и не разрешали читать книг святых отцов, содержащих учение об умной молитве, а тех, кто не покорялся им, изгоняли из обителей.

Яркий пример подобного ослепления приводит великий делатель Иисусовой молитвы Паисий Величковский, старец, которого очень уважал еп. Игнатий и тщательно разыскивал рукописи, содержащие наставления этого истинного подвижника.

В одном из писем к старцу Феодосию схиархимандрит Паисий писал: «Во дни наши некоторый инок, философ суеумный, увидев, что некоторым ревнителям этой молитвы, хотя и не по разуму, воспоследовала некоторая прелесть, по причине их самочиния и невежественного руководства наставниками, неискусными в этой молитве, не возложил вины на самочиние и неискусное наставление, но вооружился хулою на эту святую молитву, вооружился, возбуждаемый диаволом, столько, что превзошел и древних, трижды проклятых еретиков, Варлаама и Акиндина, хуливших эту молитву. Не боясь Бога, не стыдясь человеков, он воздвиг страшные и срамные хуления на эту святую молитву, на ее ревнителей и делателей, хуления, невыносимые для целомудренного слуха человеческого. Сверх того, он воздвиг такое величайшее гонение на ревнителей этой молитвы, что некоторые из них, оставив ее, перебежали в нашу страну и проводят в ней Богоугодно пустынножитие. Другие, будучи слабоумны, дошли до такого безумия от растленных слов философа, что и имевшиеся у них отеческие книги потопили, как мы слышали, в реке, привязав их к кирпичу. Так возмогли его хуления, что некоторые старцы воспретили чтение отческих книг при угрозе лишить благословения за чтение. Философ, не довольствуясь устным хулением, вознамерился изложить эти хуления письменно: тогда, пораженный наказанием Божиим, он ослеп, чем и было пресечено его богоборное предприятие».⁴⁸³

В этом письме не только прекрасно показана ненависть одного из хулителей умного делания, но и с предельной краткостью указаны причины прелести: ревность не по разуму, самочиние и невежественное руководство неискусных старцев.

Обвинения в том, что Иисусова молитва приводит к прелести, всегда было основным возражением противников этого великого делания. Кроме того, некоторы неопытные руководители считали, что упражнение Иисусовой молитвой позволительно только для святых и бесстрастных людей и что полное оскудение опытных наставников умного делания есть уважительное оправдание для тех, кто не занимается Иисусовой молитвой.

В опровержение двух последних мнений еп. Игнатий приводит выдержку из предисловия к книге преподобного Григория Синаита. Это предисловие написано опытным делателем Иисусовой молитвы, другом и сподвижником схиархим. Паисия Величковского, старцем схимонахом Василием.

В предисловии дан прекрасный разбор ложного мнения о том, что умному деланию последует прелесть. «Некоторые незнакомые опытно с умным деланием, – пишет старец Василий, – и мнящие о себе, что имеют дар рассуждения, оправдывают себя, или, лучше сказать, отклоняют от обучения сему священному деланию тремя предлогами, или изветами: во-первых, отсылая это делание к святым и бесстрастным мужам, думая, что оно принадлежит им, а не и страстным; во-вторых, представляя совершенное оскудение наставников и учителей такому жительству и пути; в-третьих – последующую этому деланию прелесть. Из этих предлогов, или изветов, первый – непотребен и несправедлив, потому что первая степень преуспеяния новоначальных монахов состоит в умалении страстей трезвением ума и блюдением сердца, т.е. умною молитвою... Второй – безрассуден и не основателен: потому что, за недостатком наставника и учителя, Писание – нам учитель. Третий заключает в себе самообольщение: приводящие его, читая писание о прелести, этим же писанием запинают себя, криво объясняя его. Вместо того, чтоб из писания познавать прелесть и предостережение от нее, они превращают это писание и представляют его в основание к уклонению от умного делания. Если же ты страшишься этого делания и обучения ему от одного благоговения и простоты сердца, то и я на этом основании страшусь, а не на основании пустых басен, по которым волка бояться, так в лес не ходить. И Бога должно бояться, но не убегать и не удаляться от Него по причине этого страха».⁴⁸⁴ Святитель Игнатий многократно на своем долгом иноческом пути встречал наставников, которые осуждали умное делание, совершенно не зная его. Этим «старцам», по замечанию Владыки, благоразумнее и безопаснее было бы воздержаться от суждения о том, чего они не знают, чем выступать с проповедью против Иисусовой молитвы, ибо хула на молитву Иисусову подобна хуле, которую произносили фарисеи на чудеса Христа Спасителя.⁴⁸⁵

По твердому убеждению еп. Игнатия, каждый инок должен приучать себя к внутреннему деланию. Без внутреннего делания при одном телесном подвиге невозможно иноку достигнуть совершенства в духовной жизни.

Преосвященный Игнатий пишет, что старые монахи говорили ему, что еще в начале 19-го века в Саровской обители всякого вновь поступающего сразу же научали Иисусовой молитве. Этому же учил новоначальных и преподобный Серафим Саровский, который преподал наставления одному юноше, желавшему вступить в монастырь, сказав, что «одна внешняя молитва недостаточна. Бог внимает уму, а потому те монахи, которые не соединяют внешней молитвы со внутренней, не суть монахи».⁴⁸⁶

Преосвященный Игнатий с полным основанием считал, что упражнение в молитве Иисусовой – есть обет каждого монаха.⁴⁸⁷

При постриге, когда новопострижениому даются четки, постригающий завещает ему: «Приими, брате, меч духовный, иже есть глагол Божий, его же и носят во устех своих, уме же и сердце, глаголи непрестанно: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя».⁴⁸⁸ И ничто, по выражению Владыки, не может извинить монаха, если он не будет исполнять эту заповедь: ни оскудение внутреннего делания среди современного монашества, ни отсутствие опытных наставников, – «долг остается долгом и обязанность обязанностью, хотя бы число исполняющих еще более умалилось. Обет произносится всеми. Ни множество нарушителей обета, ни обычай нарушения не дают законности нарушению. Мало то стадо, которому Отец Небесный благоволил даровать царство. Всегда тесный путь имеет мало путешественников, а широкий много. В последние времена тесный путь оставится почти всеми, почти все пойдут по широкому. Из этого не следует, что широкий потеряет свойство вводить в пагубу, что тесный сделается излишним, ненужным для спасения»,⁴⁸⁹ – так говорит Владыка об обязанности каждого инока идти тесным путем умного делания.

Кроме монашеского обета, Владыка напоминает еще иноку, что о необходимости заниматься Иисусовою молитвою заповедуют писания св. отцов и законоположение Православной Восточной Церкви, которая для всех неграмотных чад своих, и монахов и мирян, установила заменять псалмопения и молитвословие на келейном правиле Иисусовою молитвою.⁴⁹⁰

Вновь поступившему в обитель Владыка советует первоначально произносить на келейном правиле со вниманием и неспешно сто Иисусовых молитв. Со временем, если инок найдет возможным, то может присовокупить и еще сто. По истечении еще некоторого времени можно увеличить количество молитв до 300. Каждому делателю Иисусовой молитвы нужно обратить внимание на ту неспешность, с которой еп. Игнатий рекомендует произносить Иисусову молитву! На неспешное и внимательное произнесение ста Иисусовых молитв необходимо, по словам Владыки, 30 минут или немного меньше. Некоторые же подвижники, по замечанию Владыки, нуждаются в еще более продолжительном времени при произнесении этого количества молитв.⁴⁹¹ Чтобы употребить указанное владыкой Игнатием время для 100 молитв, нужно произносить молитвы очень медленно и не сразу одну после другой, а сделать краткий отдых после каждой молитвы, что будет способствовать уму сосредотачиваться. Молитвы, произносимые безостановочно, рассеивают ум, и инок, сам того не замечая, переходит к машинальной молитве, в которой совершенно не принимает участие его ум. Произносящему Иисусову молитву Владыка советует переводить дыхание с осторожностью, дышать тихо и медленно, ибо это также способствует вниманию при молитве и охраняет от рассеянности.

Часто новоначального при занятии Иисусовой молитвой одолевает сон и уныние. Еп. Игнатий советует не приходить от этого в отчаяние, потому что сон, уныние при молитве свидетельствуют о том, что молитва начинает приносить духовную пользу и враг рода человеческого, видя это, старается отвлечь инока от молитвы всевозможными средствами, в том числе и сном и унынием.

В одном из писем Владыка пишет: «Пишете, что при начале упражнения в Иисусовой молитве бороли вас уныние и его порождения: отчаяние, недоумение, сон и пр. Это хороший признак. «Пользу молитвы, сказал св. Иоанн Лествичник, можно заметить из бесовских препятствий, возникающих во время собрания», – т.е. молитвенного.

Новоначальному позволительно заниматься только устною молитвою, которая постепенно сама перейдет в умную (произносимую в уме), и ни в коем случае не дерзать думать о высшем делании – о молитве умом в сердце. Для стяжания глубокой сердечной молитвы необходимо продолжительное время и основательная подготовка самой жизнью, которая должна заключаться и в изучении опыта монашеской жизни из деятельности по евангельским заповедям».⁴⁹²

Приступить к высшему молитвенному подвигу, по суждению Владыки, приличествует возрасту зрелому. Не отвергается и возраст юный, если он имеет свойство зрелости и, особенно, если имеется опытный наставник. При этом Владыка поясняет, что зрелость заключается не в возрасте монаха и не количестве лет, проведенных в монастыре, а в том, рассматривал ли себя монах в течение продолжительного времени при Евангелии, в котором изображен новый человек и все оттенки ветхого, и изучал ли Писания св. отцов, научающих непогрешительно жить по Евангелию.⁴⁹³

Инокам, стремящимся заняться умным деланием, Владыка советует обратить особое внимание на исполнение Евангельских заповедей. «Опыт не замедлит открыть уму молящегося теснейшую связь между заповедями Евангелия и молитвою Иисусовою»,⁴⁹⁴ – пишет он. Евангельские заповеди служат для молитвы тем же, чем служит елей для горящего светильника. Светильник без елея гаснет и испускает дым и зловоние; умное же делание, не основанное на жизни по евангельским заповедям, не будет иметь твердого основания и не сможет получить правильного развития.⁴⁹⁵

Еп. Игнатий считал, что монастырь, особенно общежительный, есть самое удобное место для занятия Иисусовой молитвой. В обители, если инок ведет правильный образ жизни, он имеет полную возможность деятельно жить по евангельским заповедям, исполняя с усердием все монашеские и монастырские послушания, а из всех случающихся преткновений познавать греховность своей и общечеловеческой природы. Кроме этого, в каждой обители инок может изучать творения св. отцов, получить нужный совет от старшей братии и, возможно, найдет наставника, который укажет ему правильное направление в умном делании. (Последнее – правильное руководство в российских обителях 19-го века, по искреннему признанию еп. Игнатия, найти было очень трудно – почти невозможно).

Особенно большое значение для правильной молитвы имеет исполнение различных монастырских послушаний. Каждое монастырское послушание служит к образованию в иноке смирения, смирение же более всех других добродетелей настраивает душу к истинной молитве. «Послушание, которое доставляет болезненное сокровище смирения, признано единодушно отцами за основную монашескую добродетель, за дверь, вводящую законно и правильно в умную и сердечную молитву», – пишет еп. Игнатий.

Инок, исполняющий с усердием и истинным смирением возложенные на него монастырские послушания, может в короткое время преуспеть в молитвенном подвиге.

Многие святые отцы, великие делатели и учители Иисусовой молитвы, начали путь умного делания, живя в монастырях. Так, святой Симеон Новый Богослов, преподобный Никита Стифат обучались этому деланию в обителях, находившихся в многолюдном Константинополе, святой патриарх Каллист, как уже было сказано, обучался умному деланию, проходя послушание повара в Лавре св. Афанасия Афонского, препп. Дорофей и Досифей – в общежитии св. Серида, святейший патриарх Фотий обучался умному деланию уже в сане патриарха, при многочисленных и многотрудных занятиях, связанных с этим саном.

За истинное смирение и усердие к монастырским послушаниям, Господь нередко сподоблял и юных делателей умной молитвы обильного утешения.

Еп. Игнатий пишет, что в дни его новоначалия один старец в искренней беседе поведал ему: «В мирской жизни по простоте прошедших времен и господствовавшему тогда благочестивому направлению, узнал я о молитве Иисусовой, занимался ею и ощущал по временам необыкновенное изменение в себе и утешение. Вступив в монастырь, я продолжал заниматься ею, руководствуясь чтением отеческих книг и наставлениями некоторых иноков, которые, казалось, имели понятие о ней. У них я видел и неизменный стулец, упоминаемый преподобным Григорием Синаитом. Сначала я был в послушании трапезного: занимаясь послушанием, занимался и молитвою, соединяя ее с содействующими ей смиренными помышлениями, по наставлению отцов.⁴⁹⁶ Однажды ставил я блюдо с пищею на последний стол, за которым сидели послушники, и мысленно говорил: приимите от меня, рабы Божии, это убогое служение. Внезапно в грудь мою впало такое утешение, что я даже пошатнулся, утешение продолжалось многие дни, около месяца.⁴⁹⁷ Другой раз случилось зайти в просфорню: не знаю с чего, по какому-то влечению, я поклонился братии, трудившейся в просфорне, очень низко, и внезапно так воздействовала во мне молитва, что я поспешил уйти в келию...»⁴⁹⁸

Ежедневное исполнение послушаний и истинное, нелицемерное смирение пред всей братией приводит сердце инока в умиление и способствует истинной молитве.

Деятельность же в монастыре по своей воле порождает высокоумие и приводит к высокопарению ума и мечтательности, которые уничтожают внимательную молитву. «Оставление смирения, для сохранения своего достоинства, по отношению к ближнему, отымет у сердца умиление свое, ожесточит сердце, убьет молитву, лишит ее существенных свойств, внимания и умиления. Каждый поступок против смирения есть наветник и губитель молитвы. На послушании и смирении да зиждется молитва! Эти добродетели – единственно прочные основания молитвенного подвига», – пишет еп. Игнатий.⁴⁹⁹

Каждый благонамеренный инок, живущий в монастыре, может и должен обучаться внутреннему деланию, потому что иноческое общежитие служит «величайшим пособием для обучения молитве Иисусовой в первых ступенях ее, доставляя новоначальному непрестанные случаи к смирению».⁵⁰⁰

Научая инока со смирением и усердно проходить монастырские послушания и тем подготавливать себя к прохождению высших ступеней умного делания, преосвящённый Игнатий неоднократно предупреждает, что всякое преждевременное стремление к подвигу выше сил хотя и кажется весьма заманчивым, но может погубить весь, может быть, многолетний духовный подвиг инока.

Весьма вожделенны для каждого инока сердечная молитва, сердечное безмолвие и др. благодатные состояния, но, чтобы приблизиться к ним, нужен долгий и трудный путь духовного совершенствования, нужна величайшая осторожность и истинное рассуждение. В предостережение новоначальному иноку Владыка приводит слова преп. Нила Сорского, который говорит: «Самые благие и благолепные делания должно проходить с рассуждением, в приличное время, по достижении надлежащей меры преуспеяния, как говорит Василий Великий: “Всякому деланию должно предшествовать рассуждение; без рассуждения и благое дело обращается в злое по безвременности и неумеренности. Когда же рассуждением определяется время и мера благому, тогда бывает чудный прибыток”. И Лествичник, заимствовав слова из Писания, говорит: Время всяцей вещи под небесем (Еккл. 3, 1), между всеми же, сказал он, и в нашем святом жительстве есть время каждому занятию. И, продолжая, говорит: «Есть время безмолвию, и время немятежной молитвы; есть время непрестанной молитве, и время нелицемерному служению. Не будем прельщаться гордостным усердием, и искать прежде времени того, что приходит в известное время. Есть время сеять труды и время пожинать колосья неизреченной благодати».⁵⁰¹

Не только во время еп. Игнатия, при почти полном отсутствии опытных наставников умного делания, но и во времена расцвета древнего иночества, при изобилии духоносных старцев, соблюдалась крайняя неспешность и постепенность при обучении новоначальных умному деланию. Так в общежитиях преп. Пахомия Великого, где процветало возвышенное делание умной молитвы, каждый вновь поступающий вручался старцу и под его руководством занимался телесными трудами в течение трех лет. За это время телесный труд, частые наставления старца и отсечение им воли новоначального, ежедневная исповедь внешней и внутренней деятельности быстро и могущественно доставляли уму инока и сердцу его значительную чистоту. В эти три года новоначального инока обучали и молитве в соответствии с его устроением. По прошествии трех лет новоначальный должен был выучить наизусть всё Евангелие и Псалтирь, а наиболее способные – и всё Священное Писание, что необыкновенно развивало устную и внимательную молитву. Только после того, как новоначальный заучивал Евангелие и Псалтирь, ему преподавалось «тайноучение умной молитвы». Так постепенно в древних обителях инок вводился в умное делание.⁵⁰² «От прочности основания и от правильности в упражнении дивным было преуспеяние»,⁵⁰³ – говорит владыка Игнатий.

Епископ Игнатий учил, что упражнение Иисусовой молитвой имеет свое начало, свою постепенность и свой бесконечный конец. Каждый новоначальный должен начинать усваивать умное делание с начала, а не с середины или с конца.⁵⁰⁴ В подтверждение этого Владыка приводит слова двух великих делателей умной молитвы. Святой Каллист, патриарх Константинопольский, повествуя о плодах Иисусовой молитвы, говорит: «Никто из ненаученных тайнам или из требующих млека, услыша высокое учение о благодатном действии молитвы, да не осмелится прикоснуться к нему. Возбранена такая несвоевременная попытка. Покусившихся на нее и взыскавших преждевременно того, что приходит в свое время, усиливающихся взойти в пристанище бесстрастия в несоответствующем ему устроении, отцы признают не иначе, как находящимися в умопомешательстве. Невозможно читать книг тому, кто не выучился грамоте».⁵⁰⁵

Преп. Симеон Новый Богослов, когда говорит о безуспешности молитвы и о печальных последствиях этой безуспешной молитвы, то причину этого указывает в несохранении правильности и постепенности молитвенного подвига. «Хотящие взойти, – говорит Богослов, – на высоты молитвенного подвига преуспеяния да не начинают идти сверху вниз, но да восходят снизу вверх, сперва на первую ступень лествицы, а потом на вторую ступень, далее на третью, наконец на четвертую. Таким образом, всякий может восстать от земли и взойти на небо».⁵⁰⁶

Еп. Игнатий, основываясь на учении св. отцов, учил, что каждый инок, желающий безбедно шествовать по пути умного делания, должен внешне и внутренне подготовить себя к этому.

Делателю умной молитвы надо прежде всего отвергнуть всякую изнеженность и плотские наслаждения. Его пища и сон должны быть умеренными, соразмерно с телесными силами и здоровьем. Излишество в пище и сне может производить в теле непристойные движения, недостаток же пищи производит изнеможение. Как первого, так и второго каждому иноку следует избегать и держаться золотой середины – не пресыщаться и не доводить своего организма до истощения. Одежда, келья и всё, что окружает инока и зависит от него, должно быть скромным и простым, всякое излишество и роскошь могут породить в душе инока чувство тщеславия, а от этого сделается бесплодной его молитва.

Истинный делатель Иисусовой молитвы должен строго хранить свои чувства, особенно зрение и слух, чтобы чрез них не вторглись в его душу впечатления, которые могут надолго опустошить ее, лишить внутреннего мира. Уста и язык нужно приучить к молчанию, как говорит еп. Игнатий, «сковывать» их им, потому что празднословие, многословие, насмешки, пересуды и злоречие являются злейшими врагами молитвы.⁵⁰⁷ По возможности нужно отказаться от посещения келий братий и не принимать к себе никого в келью. Еп. Игнатий уподобляет келью истинного инока могиле или гробу, в котором он плачет о своем мертвеце – своей душе, истерзанной и убитой грехом. «Из могилы – келии – молитва восходит на небо; в той могиле, в которую скрывается тело по смерти, и в могиле адской, в которую низвергается душа грешника, уже нет места для молитвы», – пишет Владыка.⁵⁰⁸

В обители нужно стараться вести себя странником: не связывать себя самочинно никакими попечениями, не заводить ни с кем близкого знакомства, отвергнуть от себя суетное любопытство и любознательность. Посещать неопустительно храм и в случаях нужды – келию своего духовника. Истинный делатель Иисусовой молитвы должен в каждом своем действии подражать духу святых апостолов, и только тогда он сможет устроить свою внешнюю и внутреннюю жизнь в соответствии с тем великим деланием, которым он занимается. «Святые апостолы, – пишет еп. Игнатий, – и истинные ученики их не приносили никаких жертв тщеславию и суетности, по обычаям мира, не входили ни в чём в общение с духом мира. Правильное, благодатное действие молитвы Иисусовой может прозябнуть только от Духа Христова: прозябает и произрастает оно исключительно на одной этой почве».⁵⁰⁹

Заботясь о благолепии своего внешнего поведения, инок должен уделять сугубое старание к стяжанию внутренних условий, без которых умное делание не может восходить от силы в силу. Первым условием, первым залогом плодотворности умного делания является чистота сердца.

Человек, сердце которого не очищено от страстей и пороков, не должен дерзать на высший подвиг умного делания. «Умная молитва, – говорит преподобный Нил Сорский, повторяя слова преподобного Григория Синаита, – выше всех деланий, и добродетелей глава, как любовь Божия. Бесстыдно и дерзостно хотящий войти к Богу и чисто беседовать с Ним, нудящийся стяжать Его в себе, удобно умерщвляется бесами».⁵¹⁰

Приведя эти слова, заключающие в себе грозное предостережение иноку, не очистившему своего сердца от всякой скверны, еп. Игнатий пишет: «Умоляю, умоляю обратить всё должное внимание на грозное воспрещение отцов».⁵¹¹

Владыка свидетельствует, что ему были известны некоторые благонамеренные люди, впадавшие в плотские грехи по причине образовавшейся порочной привычки, бывшие не в силах воздерживаться от падений и в то же время пытавшиеся упражняться в сердечной молитве. «Может ли быть что-либо безрассуднее, невежественнее, дерзостнее этого начинания?» – восклицает мудрый святитель.⁵¹²

Молитва покаяния является достоянием всех людей без исключения, и даже самые явные грешники могут и должны просить Бога о помиловании, но вход в сердце для молитвенного священнодействия возбранен для людей, обладаемых страстями; он предоставлен лишь людям, достигшим известной меры чистоты. Вход в сердце для совершения там священнодействия молитвы открывается только тогда, когда человек перестает совершать грех не только делами, но и получит от Бога силу противиться страстным помыслам.⁵¹³

Грех, не осуществляемый делом, еще очень долго живет в человеке – в помыслах, мечтаниях – и продолжает осквернять сердечный храм. Пока в уме инока идет борьба с греховными воспоминаниями, впечатлениями и помыслами – этими исчадиями страстей, он не имеет еще сердечной чистоты и не может приступать к сердечной молитве.

Созидается чистота долгим и упорным трудом. Страсти удаляются и ослабевают не вдруг, а после продолжительной и постоянной борьбы с ними. По мере искоренения страстей из сердца, в него вселяется чистота, при которой лишь возможна сердечная молитва.

Вторым необходимым внутренним условием при занятии умным деланием является внимание – заключение ума в слова молитвы.⁵¹⁴ В данной работе уже ранее приводилось точка зрения еп. Игнатия по данному вопросу при рассмотрении учения преп. Иоанна Лествичника об умном делании, и здесь считаем нужным лишь напомнить, что иноку, не приучившемуся к внимательной молитве, невозможно преуспеть в молитве, невозможно возбудить сочувствия сердца к молитве и перейти от устной молитвы к молитве, совершаемой умом, а со временем и умом в сердце.

Еп. Игнатий рекомендовал каждому иноку приучиться к внимательной молитве по способу св. Иоанна Лествичника, изложенному ранее в этой главе.

Следующее и основное условие заключается в том, чтобы совершать Иисусову молитву не с тщеславным намерением получить утешение, наслаждение или какое-либо подобное чувство, а единственно с целью ПОКАЯНИЯ. Сознание своей греховности, необходимость Искупителя и желание получить помилование – вот чувства, которые должны наполнять всё существо инока, занимающегося умным деланием.

Многие учители молитвы часто сердечное чувство покаяния называют плачем. «Плач, – пишет еп. Игнатий, – есть та единственная жертва, которую Бог принимает от падшего человеческого духа, до обновления человеческого духа Святым Божиим Духом».⁵¹⁵

Прекрасно выразил преп. Пимен Великий необходимость покаянного чувства для монаха, занимающегося умным деланием. На вопрос, как должно вести себя безмолвнику, он отвечал: «Подобно человеку, который погряз в тину по выю (шею), который имеет бремя на вые и вопиет к Богу: «Помилуй меня».⁵¹⁶ Что может быть плачевнее положения человека, который, имея тяжелый груз на шее, погрузился в топкую тину. Он реально ощущает, что каждую минуту топкая тина может поглотить его целиком, и он погибнет.

Естественно, что такой человек будет взывать о помощи от всего своего существа. Какие могут придти к нему тщеславные помыслы и желания? Одно стремление спастись от потопления будет выражаться в его вопле. Подобное же чувство должен иметь инок, занимаясь Иисусовой молитвой. Сознание, что грех, подобно тине, всё глубже и глубже затягивает его, и желание получить помилование от Господа – вот основные чувства, которые, выливаясь в непрестанный плач, должны быть неотъемлемы от делателя умной молитвы. Монах, соединяющий Иисусову молитву с чувством истинного покаяния, никогда не впадает во вражеское обольщение, никогда не уклоняется к прелести. Как может инок принять какое-либо ложное чувство утешения или отрады, когда он не ищет его, не стремится к нему, а просит у Господа лишь одного помилования.

Еп. Игнатий пишет: «Да будет наша молитва проникнута чувством покаяния, да совокупится она с плачем, и прелесть никогда не воздействует в нас».⁵¹⁷

В подтверждение этих слов Владыка приводит наставление преподобного Григория Синаита, который пишет: «Немалый труд – достигнуть точной истины и соделаться чистым от всего сопротивного благодати, потому что обычно диаволу показывать, особливо пред новоначальными, свою прелесть в образе истины, давая лукавому вид духовного. По этой причине подвизающийся в безмолвии достичь чистой молитвы должен шествовать мысленным путем молитвы со многим трепетом и плачем, с испрошением наставления у искусных, всегда плакать о своих грехах, печалясь и боясь, как бы не подвергнуться муке или не отпасть от Бога, не отлучиться от Него в этом или будущем веке. Если диавол видит, что подвижник живет плачевно, то не пребывает в нём, не терпя смирения, происходящего от плача... Великое оружие – иметь при молитве и плач».⁵¹⁸

Как уже говорилось, еп. Игнатий считал, что в его время, при оскудении духоносных наставников, подвижники молитвы должны руководствоваться исключительно Священным Писанием и писаниями св. отцов. Владыка сознавал, что это намного труднее, и видел в этом причину сугубого плача для делателя умной молитвы.⁵¹⁹

Одним из необходимых условий для занятия Иисусовой молитвой является простота. Возвышенное умное делание, как и всё принадлежащее стране духов, а не плоти, необыкновенно просто. Только душа, стяжавшая простоту, может постигать силу Иисусовой молитвы, как было уже сказано ранее, и только простая душа может безбедно шествовать по пути умного делания.

К великому сожалению, святая простота весьма редко встречается среди людей. Еп. Игнатий пишет: «Мы сделались так сложны, что... простота и неприступна, и непостижима для нас. Мы хотим быть умными, хотим оживлять свое я, не терпим самоотвержения, не хотим действовать верою. По этой причине нужен нам наставник, который бы вывел нас из нашей сложности, из нашего лукавства, из наших ухищрений, из нашего тщеславия и самомнения в широту и простоту веры».⁵²⁰

На основании всех наблюдений Владыка свидетельствует, что нередко простец с младенческой душой достигает на поприще умного делания необыкновенного преуспеяния. А мудрец из-за неимения святой простоты сбивается с истинного пути и низвергается в пропасть прелести. Не необходимым, но весьма желательным условием для инока, занимающегося умным деланием, является опытный наставник. Инок, имеющий опытного наставника умного делания, нашел бесценное сокровище. Во всех древних обителях иноки обучались Иисусовой молитве под руководством опытных старцев. Духоносный старец, ежедневно принимая исповедь своего пасомого, замечал всё, даже самое малое отклонение инока на пути умного делания, и в случае необходимости своим мудрым словом предотвращал духовное бедствие при самом его зарождении.

Иноки, живущие под руководством искусного старца, бывают более совершенными в монашеских добродетелях, чем иноки, живущие по своей воле. Подчинив полностью себя старцу, инок этим отсекает свою греховную волю, быстрее преуспевает в смирении и в делании Евангельских заповедей. Для него не существует мучительных душевных недоумений, ибо они сразу же разрешаются старцем.

Молитвенный подвиг его постепенно восходит от силы в силу, направляемый мудрым словом старца. Каждому иноку, живущему под руководством старца или, тем более, не имеющему руководителя, но проходящему путь умного делания, необходимо непрестанно поучаться в чтении Св. Писания и творений св. отцов.

Еп. Игнатий неоднократно говорил, что из-за оскудения опытных наставников Святое Писание и писания св. отцов являются руководителями иноков.

Делателю Иисусовой молитвы Владыка советует для непогрешительного шествия по пути умного делания «поверять себя» и свое делание частым чтением отеческих писаний.

Прежде всего еп. Игнатий рекомендует прочитать «Примечания (Предисловия) схимонаха Поляномерульского Василия на книги святых Григория Синаита, Исихия Иерусалимского, Филофея Синайского и Нила Сорского»,⁵²¹ изданные Оптиной пустынью в 1847 году. По прочтении этих примечаний чтение святоотеческих писателей, помещенных в Добротолюбии, делается более ясным, понятным и полезным.

Далее Владыка предлагает следующий порядок чтений писаний св. отцов:

1) Слова о трезвении Исихия, пресвитера Иерусалимского.

2) Главы о трезвении преподобного Филофея Синайского.

3) Слова о сокровенном делании во Христе святого Феолинта, митрополита Филадельфийского.

4) Сочинения св. Симеона Нового Богослова и Григория Синаита, помещенные в первой части Добротолюбия.

5) Слова Никифора Монашествующего и сочинения св. Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, помещенные во 2-й части Добротолюбия.

6) Предание преподобного Нила Сорского.

7) Цветник священноинока Дорофея и другие писания об умном делании.⁵²²

Делателю Иисусовой молитвы необходимо помнить проверенное жизнью утверждение владыки Игнатия, который считал, что меры новоначальных времен, написания св. отцами перечисленных книг в настоящее время являются мерами весьма преуспевших и поэтому, читая святоотеческие писания, нужно с большой осторожностью применять их к себе и к своей деятельности.⁵²³

Епископ Игнатий рекомендует делателю Иисусовой молитвы следующие пособия:⁵²⁴

1. Четки или лестовка. Четки состоят обыкновенно из ста зерен, а лестовка – из ста ступеней, т.к. правило, совершаемое с молитвою Иисусовою, обычно исчисляется сотнями молитв. Иноки первоначально обычно молятся по четкам, совершают по ним поклоны и произносят установленное количество Иисусовых молитв. Когда же при молитве внимание усиливается, то прекращается возможность молиться по четкам и считать количество произнесенных молитв, т.е. молитва переходит в непрестанную.

2. Очень полезно обучаться Иисусовой молитве, соединяя ее с поклонами земными и поясными, полагая их неспешно с чувством искреннего покаяния.

3. В церкви и вообще при упражнении Иисусовой молитвой полезно закрывать глаза.

4. Левую руку держать на груди, над левым сосцем, для ощущения силы словесности, находящейся в груди.

5. Безмолвствующему хорошо иметь несколько темную келию с занавешенными окнами для охранения ума от развлечения и для лучшего сосредоточения ума в сердце.

6. Безмолвствующий может сидеть на низком стуле, потому что внимательная молитва требует спокойного положения, а также по образцу слепого нищего, упоминаемого в Евангелии, который, сидя на пути, вопиял ко Господу: Иисусе, Сыне Давидов помилуй мя (Мк. 10, 47). Этот низменный стул символизирует гноище, на котором был повержен Иов вне града. Низкий стул очень удобен для упражнения Иисусовой молитвой. Не отвергается заниматься ею и стоя, но так как почти всё время истинного безмолвника посвящено молитве, то, чтобы не истощать стоянием силы, он может заниматься молитвою и сидя, и лежа.⁵²⁵

7. Подвижник умного делания иногда имеет нужду обливаться холодной водой или прикладывать к местам прилива крови намоченное водою полотенце. Вода должна быть комнатной температуры и не очень холодной, т.к. холодная вода усиливает разгорячение.

Епископ Игнатий в течение почти всей своей сознательной жизни проходил подвиг умного делания; много трудностей пришлось преодолеть ему на этом пути, поэтому он мог инокам, бедствующим на пути умного делания, оказать помощь.

Долгие годы, проведенные Владыкой в монастырях, показали ему, что некоторые иноки начинают заниматься умным деланием, но редкие идут по правильному пути и достигают преуспеяния. «Можно безошибочно сказать, – пишет Владыка: – большинство находится в разнообразном увлечении; отвергших свое увлечение и увлечения очень мало, не увлекавшихся не существует».⁵²⁶

В предшествующих разделах мы говорили об основных условиях, которые епископ Игнатий считал необходимыми для делателя Иисусовой молитвы, а теперь рассмотрим, от чего Владыка предостерегает инока, вступившего на путь умного делания.

Как уже говорилось, еп. Игнатий всю свою жизнь искал опытного руководителя умного делания, но так и не нашел его. Много встречал он достойных старцев, но еще более – наставников, болезновавших слепотою и самообольщением. Наблюдая за духовным руководством подобных старцев, Владыка пришел к убеждению, что никто не приносит столько вреда духовной жизни инока, как неопытный наставник. При этом достойно удивления то, что не только страстный наставник может погубить пасомого, но и старец святой жизни, не имеющий способности руководить другими, может нанести большой вред душе инока.

Старцами-наставниками способны быть весьма немногие, а из этих немногих редкие могут быть руководителями в умном делании. Истинным наставником умного делания может быть лишь тот монах, который сам деятельно прошел все первоначальные этапы умного подвига, достиг уже некоторых степеней преуспеяния и имеет дар наставлять других.

Нередко встречаются старцы, которые хотя и достигли совершенства в духовной жизни, но не могут удовлетворительно руководить другими. В подтверждение этого Владыка приводит следующий пример.⁵²⁷ В Египетском ските один новоначальный монах обратился к старцу весьма высокой жизни авве Ивистиону за наставлением в подвижнической жизни. Получив ответ, он нашел нужным посоветоваться с преподобным Пименом Великим. Великий устранил наставление аввы Ивистиона как очень возвышенное и не соответствующее духовному состоянию монаха и преподал ему более удобный и доступный способ, при этом он сказал: «Авва Ивистион и делание его на небе, с Ангелами: утаилось от него, что мы с тобою на земле и в страстях».⁵²⁸

Некоторые старцы не проходили опытно весь путь умного делания, но по особому усмотрению Божию сразу же получили дар благодатной молитвы. Как правило, подобные старцы не могут быть наставниками новоначальных в подвиге умного делания. Преподобный Григорий Синаит говорил, что находящийся в молитвенном преуспеянии обучает молитве других сообразно тому, как сам он достиг в ней преуспеяния,⁵²⁹ а так как старцы, о которых идет речь, сами не проходили опытно путь умной молитвы, то и преподают новоначальным ту благодатную молитву, которую имеют, что несовместимо бывает для новоначальных из-за их страстности и неподготовленности. Епископ Игнатий пишет: «Из опытов я мог убедиться, что получившие благодатную молитву по особенному смотрению Божию скоро и не общим путем, – поспешают Соответственно совершившемуся с ними сообщать новоначальным такие сведения о молитве, которые новоначальными никак не могут быть поняты правильно, понимаются ими превратно и повреждают их».⁵³⁰

Преосвященный Игнатий повествует, что он видел старца-младенца, который был причастником обильной Божественной благодати, но был весьма неискусен в руководстве. Однажды с этим старцем познакомилась одна дама цветущих лет и здоровья, проводившая вполне светский образ жизни. Из уважения к старцу она оказала ему некоторые услуги. Старец из чувства благодарности решил вознаградить свою благодетельницу тем, что преподал ей упражнение Иисусовой молитвы, умной и сердечной, с применением тех механических способов, которые употреблялись безмолвниками и описаны в первом и втором томах Добротолюбия. При этом старец упустил из виду, что даме нужно прежде всего оставить чтение романов и жизнь по романам. Дама послушала старца и пришла в очень затруднительное положение. Ее спасло лишь то, что опытные лица догадались, что старец-дитя дал ей какое-то наставление, не соответствующее ее жизни, извлекли у нее признание в этом и убедили не следовать наставлению святого, но неопытного старца.⁵³¹ Упомянутому старцу близко знавший его инок говорил: «Отец, твое душевное устроение подобно двухэтажному дому, которого верхний этаж сделан отлично, а нижний стоит вчерне, отчего доступ и в верхний этаж очень затруднителен».⁵³²

Преосвященный Игнатий пишет, что о подобных старцах в монастырях говорят: «Свят, но неискусен», и весьма осторожно относятся к их советам.⁵³³

Некоторые мудрые старцы, получившие «туне» дар непрестанного умного делания, сознают, что они не могут удовлетворительно преподать его другим и воздерживаются давать наставления. Упоминавшийся уже великий старец схиархимандрит Паисий Величковский получил благодатную сердечную молитву по особому смотрению Божию, а не общим порядком. Сознавая это, он никогда не преподавал умное делание инокам, но поручал это другим опытным старцам, стяжавшим молитву деятельным подвигом по общему порядку.⁵³⁴

Обращая свой взор к современному монашеству и видя почти полное отсутствие опытных наставников умного делания, епископ Игнатий пишет: «Что же сказать о современном положении? Едва ли не то, что сказал преподобный Ефрем Сирский о положении тех, которые займутся исканием живого слова Божия во времена последние. Они будут проходить землю от востока к западу и от севера к югу, ища такого слова – и не найдут его».⁵³⁵

Предостерегая современных ему иноков от неопытных руководителей, преосвященный Игнатий приводит следующее сравнение. Он пишет, что взору заблудившихся в степях от утомления нередко представляются высокие дома и длинные улицы, заблудившийся идет по тому направлению – и тем самым вовлекается в исходное заблуждение; так и ищущим слова Божия в нынешней нравственной пустыне во множестве представляются великолепные призраки слова Божия. Эти призраки воздвигнуты из душевного разума, из ложного знания по букве, они, льстиво представляясь духовным эдемом, преизобилующим пищей, светом, жизнью, отвлекают души от истинной пищи, от истинного света, от истинной жизни, вводят несчастные души в непроницаемый мрак, изнуряют голодом, отравляют ложью, убивают вечной смертью.⁵³⁶

Каждый делатель Иисусовой молитвы должен быть очень осторожен при выборе старца-руководителя и при принятии советов от старшей братии.

Епископ Игнатий знал, что иногда иноки, приступив к духовному подвигу с безрассудною ревностию и кровяным разгорячением, сразу же стремятся умом сойти в сердце, принимают действие крови за действие благодати и нередко впадают в расстройство неисправимое.

Чтобы предупредить делателей молитвы от душевного повреждения, Владыка неоднократно предостерегает инока, что он не должен отыскивать сердечное место, о котором пишут многие учителя молитвы. Истинному делателю Иисусовой молитвы соединение ума с сердцем даруется в свое время Божественной благодатью. Преждевременное искание сердечного места и желание благодатной сердечной молитвы есть намерение самое ошибочное, извращение порядка подвига, желание горделивое, приводящее к прелести.

Владыка Игнатий, предостерегая подвижника от стремлений к сердечной молитве, начертывает пред ним единственно безбедный путь духовного делания. Он пишет: «Предлагаю отцам и братиям убогий совет, умоляя их не отвергнуть убогого совета моего: не понуждайте себя преждевременно к открытию в себе сердечного молитвенного действия. Нужна благоразумная осторожность, особенно в наше время, когда уже невозможно почти встретить удовлетворительного наставника для этих предметов, когда подвижник должен пробираться сам, ощупью, при руководстве писаниями святых отцов, в сокровищницу знаний духовных, а также ощупью сам выбирать из них свойственное себе. При жительстве по Евангельским заповедям займитесь внимательною Иисусовою молитвою по способу св. Иоанна Лествичника, соединяя молитву с плачем, имея началом и целью молитву покаяния. В свое время, известное Богу, откроется само собою действие сердечной молитвы».⁵³⁷

В сочинениях некоторых святых отцов⁵³⁸ изложены наставления о художественном введении ума в сердце при помощи естественного дыхания, или «механизма», способствующего достижению сердечной молитвы.

Епископ Игнатий не отвергал действенности в некоторых случаях названного механизма и признавал, что для знающих дело в нём нет ничего затруднительного, однако современных ему деятелей Иисусовой молитвы он со всею настоятельностью предупреждает от употребления каких бы то ни было вещественных механизмов. При опытном руководстве употребление вещественных пособий менее опасно, но при руководстве учением святых отцов по книгам вещественный механизм может привести делателя Иисусовой молитвы в прелесть и другие виды душевного и телесного расстройства, часто не поддающиеся врачеванию.

Все вещественные механизмы были предложены отцами единственно как второстепенное пособие, способствующее удобнейшему и скорейшему достижению внимания при молитве. Неопытный же делатель может увидеть в них нечто существенное и, употребляя напрасные усилия, повредит себя.⁵³⁹

Епископ Игнатий пишет: «Советую возлюбленным братиям не доискиваться открытия в себе этого механизма, если он не откроется сам собою. Многие, захотевшие узнать его опытом, повредили свои легкие и ничего не достигли».⁵⁴⁰

Художественное введение ума в сердце может быть вполне заменено неспешным произнесением молитвы, краткой паузой после каждой молитвы, тихим и неспешным дыханием и заключением ума в слова молитвы. При этом простом и безопасном способе скоро можно достигнуть внимательной молитвы, при которой молящемуся уму скоро начнет сочувствовать сердце. Сочувствие сердца постепенно перейдет в соединение ума с сердцем, а когда это произойдет, механизм, о котором говорят великие наставники молитвы, явится сам собою.

Подвижники, которые достигли соединения ума с сердцем по благодати Божьей без механических пособий, единственно занимаясь внимательной молитвой, имеют более обильное и обширное действие сердечной молитвы, и при этом они смиренно сознают великую милость к ним Бога, ниспославшего им такой великий дар.⁵⁴¹

Напротив, подвижник, достигший соединения сердцем усиленным принуждением себя при помощи вещественных пособий, не имеет обилия сердечной молитвы и не может не видеть своих трудов, своего механического способа, не может не приписать ему особой важности. «Это на тонком мысленном пути – значительный недостаток, значительное преткновение, значительное препятствие к развитию духовного преуспеяния... Ничтожное, незаметное упование на что-либо, вне Бога, может остановить ход преуспеяния...»⁵⁴²

Епископ Игнатий свидетельствует, что из тех, кто употреблял вещественные вспомогательные пособия, преуспеяния достигли весьма немногие, большинство же расстроилось и повредилось.⁵⁴³

Инокам и инокиням, руководствовавшимся в духовной жизни советами епископа Игнатия, Владыка нередко прямо запрещал употребление вещественных вспомогательных средств. В письме к одной инокине он пишет: «Вы, конечно, помните, что я завещал внимать умом языку, тихо произносящему молитву, отнюдь не позволяя себе самочинно вдаваться в художество, описанное в Добротолюбии». В следующем письме к ней же епископ Игнатий пишет: «Что дыхание удерживаете вводить по художеству, изложенному в Добротолюбии, – хорошо делаете. Это художество превосходно сокращено преподобным Нилом Сорским в следующие слова: «Не дыши борзо, ибо сие способствует к собранию ума».

Этим и довольствуйтесь, т.е. дышите тихо при молитве... И паки, – пишет он в том же письме, – от художества в ноздревом дыхании уклонитесь! Когда, Богу изволяющу, придет время, то скажу. Этим художеством, в свое время полезным, некоторые неисцельно себя повредили. Невежественное употребление вещественных способов приводит иногда к сильному разжению плотского вожделения».

Долгий опыт старческого руководства показал еп. Игнатию, что от неправильного, чрезмерного употребления вещественных способов с делателями Иисусовой молитвы могут иногда случаться весьма прискорбные случаи, о которых он счел нужным поведать инокам для предостережения их и предотвращения этих случаев.

Преосвященный Игнатий пишет,⁵⁴⁴ что всякое вообще умственное занятие имеет свойство производить жар в теле. Этот жар непременно должны ощутить в себе те, кто будет сильно понуждать себя к соединению ума с сердцем или помощи вещественных пособий, забывая, что они имеют второстепенное значение, и не давая должного значения духовным пособиям. Вещественные усилия, употребляемые при молитве, порождают теплоту в сердце. Эта теплота вполне вещественна, так как она явилась от вещественного подвига. Она принадлежит к области падшего естества, к плоти и крови. Всякий член человеческого тела от сильного трения согревается, так же происходит и с сердцем от постоянного, продолжительного напряжения. Кровяная теплота, образовавшаяся в сердце, имеет свойство переходить по разным местам груди и очень легко может упасть на нижнюю часть чрева, произведя там сильное разжение.

Епископ Игнатий пишет, что он из опыта знает, что подвижник, пришедши в такое плачевное состояние, впадает в смущение, уныние и даже отчаяние. Многие, находясь в столь бедственном состоянии, обратились за помощью к старцам, имевшим громкое имя, но опытно не знакомым с умным деланием. Старцы, услыхав, что при занятии умной молитвой произошло сильное разжение, признали в этом страшную прелесть. Приписав ошибочно плачевные последствия, происшедшие от неправильного употребления вещественных пособий Иисусовой молитве, подобные старцы предупреждали и многих других, что умное делание приводит к плачевным последствиям. К сожалению, многие поверили ошибочному мнению старцев из-за уважения к их громкому имени.

Однако возникшее бедствие можно легко устранить, не прекращая заниматься Иисусовой молитвой. Нужно в течение двух-трех дней прикладывать к воспаленным частям полотно, намоченное комнатной водой, а чтобы уменьшить кровяную теплоту, прекратить употреблять вещественное пособие – прекратить принуждать ум с усилием сойти в сердце и не утруждать сердца, производя в нём жар чрезмерным удерживанием дыхания и напряжением сердца.

При правильной Иисусовой молитве не должно быть никакого неестественного напряжения. Нужно дышать тихо и ум приводить в соединение с сердцем также очень тихо. При этом нужно стараться, чтобы молитва действовала в верхней части сердца, где, по учению отцов, пребывает словесная сила души и где должно развиваться священнодействие молитвы. Возникновение плотской теплоты и производимого ею разжения может быть сравнительно быстро устранено правильным подвигом, но большая опасность происходит в том случае, если неопытный подвижник, ощутив кровяную теплоту, примет ее за действие благодати и будет услаждаться ею, – в этом начало пагубного самообольщения. Принявший кровяную теплоту за духовную непременно возомнит о себе «нечто», будет сочинять себе наслаждения, омрачать и опутывать себя самомнением, всеми силами он будет усиливать напряжение при помощи вещественных пособий, – разжигая всё сильнее плотскую теплоту... Конец такого неправильного подвига – крайнее самообольщение и прелесть.

При правильном духовном подвиге, когда Божественная благодать осенит подвижника, и ум начнет сам собою соединяться в молитве с сердцем, тогда вещественная теплота совершенно исчезает. Молитвенный подвиг становится легким и совершенно свободным, в сердце же явится тонкая, невещественная духовная теплота, не производящая никакого разжения. Она будет прохлаждать, просвещать, орошать, действовать как целительное духовное помазание и возбуждать неизреченную любовь к Богу, к людям, как повествует из своего опыта преподобный Максим Капсокаливи.⁵⁴⁵

В заключение сего раздела приведем еще одно предостережение владыки Игнатия делателю Иисусовой молитвы.

Неусыпный делатель молитвы предупреждает всех иноков, занимающихся умным деланием, что оставление молитвенного подвига или промежутки в нём очень опасны. «Лучше, – пишет он, – не начинать этого подвига, нежели оставить».⁵⁴⁶ Душу подвижника, оставившего умное делание, Владыка уподобляет хорошо обработанной земле, на которой удобно могут возрасти плевелы. В подобную душу подвижника, «отрекшуюся от блаженного союза с молитвою», бурным потоком вторгаются всевозможные страсти, они «стяжавают особенную власть над такою душою, особенную твердость и прочность, запечатлеваются ожесточением и мертвостию сердца, неверием».⁵⁴⁷

Демоны, изгнанные из сердца человеческого молитвою, по оставлении ее возвращаются, разъяренные изгнанием, и бывает человеку тому последняя... горше первых (Мф. 12, 45). Вред от промежутков в молитве подобен вреду от совершенного оставления молитвы, он тем сильнее, чем длительнее период оставления молитвы. В периоды оставления молитвы враг рода человеческого засеивает в душе многих плевелы – страсти, борьба с которыми требует опять многих сил и продолжительного времени. «Молитва не доверяет себя делателям двоедушным и непостоянным», – пишет епископ Игнатий.

Велико таинство Иисусовой молитвы, но в силу извращенности человеческой природы, многие трудности могут встретиться на пути умного делания. Зная сие, каждый инок, занимающийся умным деланием, должен помнить основные предостережения епископа Игнатия: не вверять себя неопытному руководителю, не искать преждевременно при молитве «сердечного места», не употреблять вещественных механизмов и никогда не оставлять молитвы.

Епископ Игнатий большинство своих произведений об Иисусовой молитве писал, имея в виду потребность новоначальных, потребность большинства. Новоначальным не всегда бывает полезным знать, чего сподобляются совершенные, чтобы, возгоревшись желанием получить высшие блага, они не оставили необходимого первоначального подвига и этим не повредили себе. По этой причине владыка Игнатий больше говорит о первоначальных плодах Иисусовой молитвы, а «последние» плоды, о которых говорится в Добротолюбии, Владыка предлагает познать «блаженным опытом» делания Иисусовой молитвы.⁵⁴⁸

При анализе творений и писем еп. Игнатия становится очевидным, что сам Владыка, несомненно, был причастником не только «первоначальных» даров Иисусовой молитвы, но и высших даров, последующих за первоначальными. Однако по своему истинному смирению он пишет о них очень мало и при этом всегда словами Священного Писания или приводит цитаты из творений святых отцов об этих дарованиях.

Первоначальные плоды Иисусовой молитвы⁵⁴⁹ появляются уже в процессе обучения умному деланию: они рождаются молитвой и в то же время питают сами и укрепляют молитвенное делание. Прежде всего, как уже говорилось, при всякой правильной молитве, особенно же при молитве Иисусовой, рождается внимание, от внимания появляется умиление и, в свою очередь, усугубляет внимание. Внимание и умиление доставляют молитве глубину, и постепенно оживляя сердце, они приносят молитве чистоту, устраняя рассеянность и мечтательность. Как истинная молитва, так и внимание и умиление являются дарами Божиими, человек же своими трудами только доказывает свое желание получить их. Следующий плод правильной молитвы – расширяющееся зрение согрешений, своей греховности; зрение своих грехов усиливает умиление и обращается в плач. Затем приходит ощущение присутствия Божия и живое воспоминание о смерти, страх суда и вечного осуждения. Эти плоды молитвы сопровождаются плачем и со временем осеняются тонким, святым духовным ощущением страха Божия. Страх Божий есть действие Святого Духа, это действие (ощущение) совершенно новое, непонятное плотскому человеку, его невозможно даже уподобить никакому душевному ощущению. От страха Божия в делателе Иисусовой молитвы начинают удаляться, «истаявать» страсти, а ум и сердце привлекаются к непрерывной молитве. После дальнейшего преуспеяния в молитве приходит в душу делателя ощущение тишины, смирения, любви к Богу и ближним, терпение скорбей. Любовь к Богу и ближним появляется постепенно от страха Божия, она вполне духовна и бесконечно отличается от любви, порожденной человеческим естеством. Она не различает добрых от злых, неизъяснимо свята, тонка и смиренна. Терпение скорбей, порождаемое Иисусовой молитвой, бывает всесовершенным. Стяжавший его смотрит на свои скорби как на попущение и врачевание Божие.⁵⁵⁰

Подвижник, достигший этих даров, влечется к исполнению заповедей с легкостью и радостью, в то же время как при начале подвига он исполнял заповедь с величайшим трудом, принуждая свое падшее естество.

Все перечисленные здесь дары относятся, по словам еп. Игнатия, к первоначальным плодам Иисусовой молитвы, к дарам великой цены, залогом даров высших и вечных,⁵⁵¹ – они, безусловно, весьма и весьма велики, но каждый инок, постоянно и с истинным смирением подвизающийся на поприще умного делания, «Богу содействующу», может со временем стать причастником их в большей или меньшей степени.

Как уже говорилось, о высших дарованиях еп. Игнатий говорит очень кратко, в «Слове о поучении, или памяти Божией» он пишет, обращаясь к иноку: «Ты не можешь представить себе тех богатств, которых соделаешься наследником в свое время, стяжав навык непрестанно памятовать Бога. На ум и сердце новоначального не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1Кор. 2, 9).⁵⁵²

Там же Владыка пишет, что упражняющийся в непрестанном поучении становится от него как бы «упоенным», как бы принадлежащим сему миру и вместе не принадлежащим, чуждым ему, принадлежащим по телу, не принадлежащим по уму и сердцу,⁵⁵³ и как упоенный чувственным вином забывает горе и все свои земные достоинства, так и упоенный Божественным поучением становится совершенно равнодушным ко всему земному. Единственное его стремление – прилеплятися Богови (Пс.72:28).⁵⁵⁴

В «Слове о молитве умной, сердечной и душевной» Владыка пишет, что когда ум, сердце делателя Иисусовой молитвы соединятся воедино и он соделается храмом Духа Святого, тогда в душе его воссияет непостижимый мир Христов, а за миром следует весь лик дарований Христовых и плодов Святого Духа, перечисляя которые, епископ Игнатий употребляет слова апостола Павла – любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал.5:22–23).⁵⁵⁵

Каждый инок, вступивший на поприще умного делания, должен знать, что многие и дивные плоды приносит Иисусова молитва. Она человека плотского перерождает в духовного, делает человеческую душу храмом, в котором может обитать Сам Бог. Но бывает причастником плодов умного делания лишь тот, кто искренне сознает, что он недостоин по своей греховности к принятию высших даров и в покаянии и глубоком смирении постоянно пребывает в умном делании.