Четвертый отдел. История переводов ветхозаветных книг

Первое место по древности, общераспространенности и достоинству у христианских библиологов отводится в истории переводов греческому переводу LXX толковников. О происхождении этого перевода древнейшее свидетельство находится в письме некоего Аристея, участника события. Его повторяет, с сокращением Иосиф Флавий. По обоим рассказам история происхождения перевода представляется в следующем виде. Однажды египетский царь Птолемей Филадельф, на девятом году своего правления, посетил знаменитую александрийскую библиотеку и спросил библиотекаря ее Димитрия Фалерийского о составе библиотеки. Димитрий Фалерийский ответил, что «в библиотеке находится 200 тысяч книг и что в скором времени он надеется собрать до 500 тысяч, и между прочим желал бы приобрести иудейские законы, которые пока недоступны, потому что написаны на непонятном грекам еврейском языке. Но хотя еврейский язык и труден, однако мудрому и щедрому царю, если будет угодно, легко можно приобрести перевод иудейских законов на греческий язык». Птоломей, похвалив Димитрия за заботу о собирании книг, выразил свое согласие на приобретение перевода иудейских книг. В это время в библиотеке случился друг царя Аристей и начал просить его о даровании свободы 120 тысячам иудеев, находившихся в Египте в рабстве. Дав и на эту просьбу свое согласие, Птоломей велел сделать Димитрию Фалерийскому надлежащий письменный доклад о переводе иудейских книг. Согласно этому докладу и совету благоразумных мужей, постановлено было снарядить торжественное посольство в Палестину, во главе которого были поставлены Аристей и Андрей, друзья царя. Посольство снабжено было богатыми для храма и первосвященника дарами (они подробно и с любовью описаны Флавием) и отправлено к иерусалимскому первосвященнику Елеазару. Ему вручено было от Птолемея письмо, извещавшее об освобождении 120 тысяч евреев, с просьбой царя прислать подлинные списки еврейского закона и мудрых мужей, которые, зная еврейский и греческий языки, составили бы согласно с подлинником точный перевод еврейских книг на греческий язык, «дабы им могли пользоваться как евреи, расселенные по разным областям греческого царства, так и любознательные греки». Для составления перевода царь просил назначить по 6 человек из каждого еврейского колена, «людей престарелых, кои бы по зрелости своего возраста были искусны в знании законов и могли исправно перевесть оные». Первосвященник Елеазар с любовью откликнулся на просьбу Птоломея и отправил к нему просимое посольство из 72 толковников-старцев, отличавшихся чистотой жизни и хорошим знанием языков еврейского и греческого, которые взяли с собой пергаменный список закона, писанный золотыми буквами. Они были торжественно и радушно приняты Птоломеем, испытываемы в знании политики, религии, философии и в других науках, долго угощаемы на празднествах, которые он давал по случаю морской победы над Антигоновым флотом, и затем помещены для составления перевода на острове Фаросе. Старцы трудились каждый день до 9 часа дня с усердием и охотой над составлением перевода, а после того вкушали пищу обильную, присылаемую с царского стола; поутру ежедневно ходили к царю, а после того мыли руки в морской воде, чтобы оскверненными в языческом обществе руками не коснуться священного кодекса. Они ежедневно собирались и проверяли (делаемые, вероятно, порознь) свои переводы и сообща устанавливали текст перевода. Общий надзор и руководство в переводе принадлежали Димитрию Фалерийскому. В течении 72 дней был переведен еврейский закон.

Затем собраны были все александрийские иудеи и, выслушав в присутствии переводчиков весь перевод, похвалили его за полное согласие с еврейским подлинником. После того прочли его иудейские начальники и снова внимательно просмотрели сами переводчики и уже наконец в совершенно исправленном виде прочитали его самому Птоломею, который пришел в необыкновенный восторг от совершенства (и преимущественно, вероятно, изящества) перевода, а тем более от содержания еврейского закона, и удивлялся, что столь совершенные книги были так долго в неизвестности. Ему впрочем разъяснили, что Господь не дозволял перевода их, чтобы общим употреблением не осквернить их святость, и если кто пытался вводить их отделы в свои нечестивые книги, был Богом наказываем, например, Феопемпт и Феодект. Приняв от Димитрия Фалерийского еврейские переводные книги, Птоломей с глубочайшим почтением велел хранить их в царской библиотеке, а оригинал возвратить в Иерусалим. Посольство с благодарностью и щедрыми дарами было возвращено в Иерусалим. – Вот древнейшее свидетельство о происхождении перевода LXX толковников. Его повторяет Иосиф Флавий и сознается, что он часть повествования почерпнул из книг участника события Аристея, а дары Птоломея видел сам. Таким образом Иосиф придает приведенному рассказу полную историческую достоверность.

Такое же сказание, со слов Аристея, о происхождении перевода LXX находится у Филона, с добавлением, что переводчики на острове Фаросе при составлении перевода были вдохновляемы Богом, пророчествовали, переводили порознь все книги и, несмотря на разобщенность, составили вполне тождественный и точный с подлинника перевод, возбуждающий общее удивление и веру в богодухновенность его, и поэтому на острове Фаросе бывает ежегодное празднество иудеев и даже не иудеев, причем «чествуется место, на котором воссиял свет перевода» (De vita Moysis. II, 5). Отцы Церкви передают то же свидетельство. Так, Иустин Философ воспроизводит Флавиев рассказ с дополнением, что переводчики находились в 72 кельях. В конце рассказа он замечает: «мы не басню вам говорим, а историю. Когда мы были в Александрии, то видели на острове Фаросе остатки келий, в которых находились переводчики, и слышали эту историю от жителей острова» (Аполог. 1,31. Увещание к Эллинам 13 гл.). То же сказание повторяют, с признанием полной его достоверности, Ириней, Климент Александрийский, Кирилл Иерусалимский, Августин и Епифаний. Последний изменяет только число келий и переводов, говоря, что переводчики были по два в 36-ти кельях и изготовили 36 сходных переводов (De ponder. et mens. 3, 6. 9–11). В вавилонском талмуде упоминается о 72 толковниках, переводивших закон в 72 кельях и составивших согласный перевод (Soferim. l, 7; Megilla f. 9). Только уже впоследствии, в период полемики с христианами, у евреев появились замечания о «несчастии дня перевода LXX и затмении солнца, сопровождавшем его три дня» (Sefer-tora, l, 8; Megilla Taanit. 12). У врагов иудеев, самарян, есть некоторые, хотя очень незначительные, части того же сказания. По их преданию, Птоломей Филадельф на 10 году своего правления обратил внимание на раздоры иудеев и самарян и пожелал примирить их. Он пригласил старших и мудрых представителей обеих сторон и велел им изготовить по греческому переводу их законов. Из этих переводов он узнал, что иудеи и самаряне имеют различные законы, причем самарянский закон лучше иудейского.

Но несмотря на множество древних свидетельств, подтверждающих Аристеево и Флавиево сказание о происхождении перевода LXX, и в древнее время были единичные, а в новое стали общими сомнения в его достоверности. Так, еще Иероним говорил: «не знаю, кто первый выдумал, что переводчики были размещены по разным кельям, когда и Аристей и Флавий говорят, что они в одном здании находились и не пророчествовали» (Prolog, in Pentateuch.). В новое время, особенно со второй половины XVII столетия, когда появилось исследование Годе, не стали придавать исторического характера всему рассказу Аристея и Флавия. Сомнение вызывал а) еврейский характер Аристеева рассказа, а Аристей признает себя греком; б) библиотекарство Димитрия Фалерийского, тогда как эту должность исполняли рабы; в) молчание истории о морской победе Филадельфа; г) отсутствие при Филадельфе Димитрия Фалерийского, бывшего важным лицом при Птолемее Лаге. Все эти доводы заставили даже осторожного нашего библеиста, митрополита Филарета (Библейская история), заметить, что «вероятно Аристеево сказание попорчено».

Трудно думать, чтобы перевод, сделанный по распоряжению языческого правительства, приобрел у евреев церковное употребление. Греческие ученые, если бы читали перевод, не оставили бы в нем непонятного грекам варваризма: γειώρας – евр. , ίλάσκεσθαι τας ασέβειας, и т.п.

Не входя в подробный разбор критических возражений против достоверности этого сказания, приведем лишь положительные данные в его пользу, насколько их можно найти в древней истории.

Прежде всего, согласно этому сказанию, в Александрии жило много иудеев. В Египет они начали переселяться еще по разрушении Иерусалима Навуходоносором (Иер.41:17; 43–44 гл.). Александр Македонский много поселил их в Александрии. Это поселение увеличивалось, как вследствие торгового значения этого города, так отчасти вследствие и насильственных переселений по распоряжению греческого правительства. Так, Птолемей Лаг поселил насильно много иудеев в Александрии и во всей северной Африке. У александрийских иудеев был свой синедрион и было построено много синагог. Еврейский язык у александрийских иудеев в обычном обращении заменялся греческим, а потому естественно возникло у них желание иметь Священные книги на общепонятном языке. С другой стороны, такая же нужда в переводе могла возникнуть и для греческого правительства. Согласно рассматриваемому сказанию, у Птоломея Лага была превосходная александрийская библиотека, которую пополнял и с охотой увеличивал Птоломей Филадельф. В этой библиотеке были и ветхозаветные книги, например Есфирь, как видно из греческого послесловия к ней (Есф.10:3). Особенную нужду собиратели библиотеки, Птоломеи, испытывали в ветхозаветных законодательных книгах. Птоломей Лаг и Димитрий Фалерийский составляли новое египетское законодательство, причем, по свидетельству Плутарха, собирали законодательные сочинения всех народов и «тщательно изучали их» (Apopthegm. Reg. VIII, 124. Keil. Einleit. 551 s.). Птоломей Филадельф, будучи соправителем Лага (Евсевий. Церк. Ист. VII, 32), вместе с Димитрием Фалерийским работал над составлением египетского законодательства при пособии законодательств других народов (Aelian. Var. histor. III, 17). Иудей Аристовул, по свидетельству Евсевия Кесарийского (Ргаер. evang. VII-VIII; XIII, 12) и Климента Александрийского (Strom, l, 342), живший при Птоломее Филометоре (185–180 г. до Р.Х.), составил «изъяснение Божественных законов» и посвятил его Птоломею VI Филометору. В нем он говорит, что при Птоломее Филадельфе и Димитрие Фалерийском был составлен греческий перевод ветхозаветного закона, а некоторые исторические отделы его переведены даже ранее Александра и персов и потому их знали Платон, Пифагор и др.

Так, главные черты повествования, особенно составление перевода при Птоломее Филадельфе и Димитрие Фалерийском, находят себе много подтверждений.

Участие в составлении перевода 72 мужей, упоминаемое кроме Флавия многими отцами Церкви, значительно ими пополняемое и подтверждаемое, по словам св. Иустина, местным фаросским преданием, также может считаться достоверным. Число 72 было употребительным в составе еврейских коллегиальных учреждений: 70 старейшин было при Моисее (Числ. 11,16); из 72 старцев состояли великая синагога и синедрион у палестинских иудеев; из 72 старцев состоял синедрион александрийских иудеев. Впрочем, Буль делает вывод из наименования перевода «переводом LXX» о достоверности сказания Аристея, «ибо, говорит он, трудно подыскать, кроме Аристеева, иное объяснение этому названию, потому что неизвестно, был ли синедрион из 72 мужей у александрийских иудеев при Птолемеях» (Buhl. Kanon und Text des alt. Testam. 117 s.). Евреи палестинские знали всюду распространенный греческий язык.

Остальные подробности сказания не подвергаем обсуждению, а займемся более близкими для нас вопросами.

Руководясь рассмотренным свидетельством, нужно относить происхождение перевода LXX толковников к началу III века до Р.Хр., около 285–260 гг. В каком объеме ветхозаветные книги были переведены LXX-ю толковниками? Иосиф Флавий ясно говорит, что они перевели только одни книги еврейского закона. Рассказ Аристея, что свиток закона, взятый переводчиками, был написан на пергаменте золотыми буквами, также дает основание разуметь один закон. Древние писатели признавали, что при Филадельфе было переведено только Пятикнижие. Так, Филон, Аристовул, вавилонский талмуд и бл. Иероним признавали это мнение. В талмуде замечено, что иудейские учители позволили перевести «только книгу закона» (Meg. 9α). Иероним говорит: «и Аристей, и Иосиф, и вся школа иудеев признают, что LXX перевели только пять книг Моисея» (Com. in Ezech. с. 5; lerem, с. 31; Mich. с. 2.). Что касается остальных ветхозаветных книг, то так как о переводе их сведений древность не сохранила, то можно думать, что и они были переведены при Птолемее же и его ближайших преемниках в Александрии, под руководством вероятно ближайших сотрудников LXX толковников. А потому греческий перевод всех ветхозаветных книг в христианской богословской литературе всегда одинаково назывался переводом LXX толковников, по большинству переведенных ими книг.

Несомненно, ко времени Птоломея III Эвергета (245–221 гг.) в Александрии был уже греческий перевод всех ветхозаветных книг. Греческий переводчик книги Премудрости Иисуса Сирахова, современник Эвергета, говорит: «Умоляю вас... имейте снисхождение к тому, в чем из трудолюбие переведенного нами мы не могли выразить силу подлинных речений. Ибо выражаемое на словах по-еврейски не сохраняет одинаковой силы при переводе на иной язык. Самый закон, пророчества и прочие книги не мало имеют различия в выражениях на своем подлинном языке. Ибо, на 38 году при Эвергете царе прибыв в Египет и прожив здесь некоторое время, я нашел здесь список, содержащий в себе немалое учение и почел за необходимость перевести эту книгу» (Греч, предисл. к книге Иисуса сына Сирахова). Из этих слов законно выводят, что при переводчике был уже греческий перевод всех ветхозаветных книг всем известен и находился в Александрии.

У Филона цитуются все ветхозаветные канонические книги по переводу LXX-ти. Что касается окончательного собрания греческой Библии, со всеми ее каноническими и неканоническими, ныне известными, частями (в цельных ли книгах или прибавлениях лишь к ним, напр. Дан. 13–14 гл.; Есф. 1,1; 3,13; 4,17; 5,1; 6,16; 10,3; 151 Пс.), то это нужно отнести к довольно позднему, христианскому уже периоду времени, так как о некоторых неканонических книгах встречаются упоминания лишь у христианских писателей II и III вв. К несчастью сведений о сем древность не сохранила.

Кто составлял перевод LXX толковников? По вышеуказанным свидетельствам предания, переводчиками были палестинские иудеи, присланные из Иерусалима первосвященником Елеазаром. Но Аристей же и Иосиф Флавий упоминают, что и александрийские иудеи «старейшие из толковников» рассматривали, выслушивали, одобряли и поправляли перевод перед чтением его Птоломею на общенародном собрании. Таким образом, по свидетельству древнего предания было участие александрийских иудеев, если не в переводе, то в последних беловых его редакциях законоположительных книг. В талмуде более ясно указывается, что перевод, даже Пятикнижия, есть исключительно дело александрийских иудеев (Sopherim. l, 8). Что касается перевода остальных частей ветхозаветного канона, то за отсутствием прямого руководства предания, по внутренним признакам, языку, географии, истории, оборотам и пр., все ученые признают здесь почти исключительное участие одних александрийских иудеев. В ныне известном тексте LXX, даже в Пятикнижии, находятся ясные следы влияния александрийских иудеев. Например, в Исходе 1 пояснение города Она Илиополем могло принадлежать только александрийским иудеям. Наименование чаши Иосифа κόνδυ (Быт.44:2), растения по берегам Нила άχι (Быт.41:2), "ίβις (Лев.11:7); перевод евр. урим и туммим греческими: αλήθεια και φώς (Исх.28:26; Лев.8:8); также и в др. книгах, например άρτάβη (Ис.5:10), παστοφορείον (Ис.22:15), σχοινος (Пс.139:3) и очень многое другое объясняется из египетского происхождения авторов этих слов, принадлежащих ли переводчикам, или позднейшим корректорам. Впрочем и палестинское происхождение переводчиков ничем решительно не опровергнуто. Напротив, некоторые сказания и верования, хагадические и галахические, находящиеся в палестинских мидрашах, встречаются и здесь; например Быт.17 слово евр. переведено словом άμεμπτος, согласно преданию хагадическому, что непорочность άμεμτττότης· доставляется только обрезанием (Веr. rab. Nedarim. 32); Быт.22– γην ύψηλήν, – потому что гора Мориа считалась высочайшей горой земли (Sanhedr. 87α); Нав.13– убили Валаама εν ροπή вместо евр. – – мечем, потому что по иудейскому сказанию Валаам, как волхв, поднялся с земли и оттуда был низвергнут Финеесом; 1Цар.20– υιός πορνιων αυτομολουντων вместо: непокорный сын, потому что по иудейскому преданию Ионафан родился от силомской блудницы; 1Цар.28:20 – ορθιον άναβαίνοντα вместо – старца, потому что Самуил прямо вышел, а обычно тени являлись вверх ногами, и мн. т.п. Есть сходство в уклонениях от еврейского текста между переводом LXX толковников и палестинско-вавилонскими таргумами. Примеров этому можно привести многое множество. Есть сходство и в намерениях к уклонению от еврейского текста, например название языческих богов парафрастическое, одинаковый способ уклонения от антропоморфизмов и антропопатизмов, эвфемистические уклонения, одинаковое понимание и выражение мессианских пророчеств и т.п. (Быт.12:5; 18:21; 33:20; 13:13; Нав.13:22). Есть сходство в языке перевода LXX c языком евреев палестинских в произношении букв полугласных, согласных, гласных звуков, чем объясняется сходство акцентуации перевода LXX с масоретской. Грамматика LXX также сходна с палестинской грамматикой. Есть влияние арамейского и арабского языков, с коими могли быть знакомы только палестинские иудеи (см. Frankel. Vorstudien zu Septuaginta 90–163,201–202; а особенно: Frankel. Ueber den Einfluss der palestinischen Exegese auf die alexandrinische Hermeneutik. Leipz. 1851). Посему позволяем себе считать несправедливым крайнее предположение проф. Корсунского о полном отсутствии палестинских иудеев при составлении перевода LXX толковников. Что касается главного его аргумента, что среди палестинских иудеев не могло найтись знающих греческий язык, то он опровергается рядом же стоящими у него доказательствами (в 1-й главе 37–42 стр.) происхождения книги Сираха и перевода ее в 245–220 гг. до Р.Х. Затем можно сослаться на древность переводов, а может быть и греческих подлинников, Послания Иеремии, книги Варуха и других неканонических книг, известных в греческом тексте, но не александрийского происхождения. Известно, что феческие, лишь охалдаизированные, слова встречаются у пророка Даниила, в книгах Паралипоменон, у Ездры и в других книгах давнего палестинско-вавилонского происхождения. Наконец, с принимаемой г. Корсунским защитой достоверности Аристеева сказания о LXX трудно согласить указанное соображение, потому что им очень многое и существеннейшее из Аристеева и Флавиева (а последний так подробно описывает подарки Птоломея переводчикам и храму!) рассказов о LXX подвергается серьезному сомнению.

Общий вывод наш тот, что в числе переводчиков были и палестинские и александрийские иудеи. Перевод LXX есть общее дело всех иудеев.

Язык перевода LXX толковников обычно называется общим греческим языком – κοινή διάλεκτος, т.е. общеупотребительным в разговорной и литературной речи народов, входивших в состав необъятной монархии Александра Македонского. Этот общий язык образовался из элементов классического греческого языка, но с множеством позднейших изменений его в греческой литературе и в разговорной речи, привнесенных из местных языковых элементов народов востока и запада. Как много перемен потерпел древний латинский язык у наследников римской империи – варваров, древний славянский – у русских и пр., так и греческий язык в Египте потерпел много наслоений чисто египетских, местных; у александрийских евреев, очевидно, в него вошло много еврейских элементов.

В частности, еврейский элемент отразился на переводе LXX в его словоупотреблении. Так, многие еврейские слова в техническо-еврейском значении их оставлены без перевода, например, σάββατον – евр. , πάσχα – – и мн. др. Очевидно они употреблялись в таком значении в разговорной еврейской речи и всем были понятны. Некоторые греческие слова, под влиянием и в соответствие языку священных писателей, получили в переводе особенное значение, свойственное лишь оригинальным еврейским, соответствующим им, словам. Например слова ρήμα и λόγος, в соответствие еврейскому , у LXX получили значение: дело, событие; σπέρμα в соответствие – потомство; οδός в соотв. – жизнь, поведение; в соотв. – сила; διαθήκη – в соотв. – завет людей с Богом, и мн. др. Затем, вообще язык перевода LXX есть язык переводной, следующий течению речи еврейского оригинала, а не свободной греческой грамматике; вся конструкция речи его еврейская, а не греческая; здесь масса для изящных греков варваризмов и соллецизмов: γειωρας ­ , ίλάσκεσθαι τας ασέβειας и многое т.п. Не знающий еврейского языка с трудом поймет речь переводчиков, так много еврействующую. Но и помимо еврейского подлинника и его влияния, речь перевода носит еврейскую окраску и характер, потому что авторы были евреи; они думали еврейски-семитически, хотя писали и излагали свои мысли по-гречески. Они ведь не веками воспитывались в греческом языке, а всего еще в нескольких десятилетиях, и вероятно не в молодых годах стали знакомиться с ним, в то же время с первых дней жизни непрестанно имея общение с еврейским языком Священных Писаний. Понятно, что перевес должен быть на стороне родного еврейского языка. Наконец, к еврейскому языку, его словам, оборотам и даже словосочетанию переводчики принуждены были обращаться и по нему сочинять собственные греческие или греко-еврейские слова, потому что ветхозаветные писания были строго монотеистичны, нравственно строго возвышенны, а греческий язык был язычески политеистичен, чувственен и пр. Вот и нужно было много труда, чтобы греческие слова и обороты соответствовали еврейским, не коробили слуха и не смущали чуткую совесть набожных евреев. – Поистине Божия помощь и вдохновение могли только устроить это!

Специалисты-филологи, изучавшие лексическую сторону языка перевода LXX толковников, находят здесь много слов, обычных греческому классическому языку; много слов, заимствованных из других языков – еврейского, персидского, латинского, египетского и др., с известными переделками приспособительно к греческим формам; много слов, придуманных самими переводчиками, вошедших впоследствии в церковный христианский язык и тем придавших переводу LXX громадное значение в истории человеческого языка и письменности.

Многим греческим словам придается особое высшее духовное значение, какого они не имели в классической литературе.

Грамматика перевода LXX значительно отступает от классической греческой грамматики, хотя и покоится на основах последней, преимущественно в аттической ее форме; она примыкает часто к простонародному, а не строго-литературному македонскому языку; видно сильное влияние еврейского языка и его грамматики. Она влияла на новозаветный и христианский язык последующего времени.

Но оставляя специалистам-филологам частности в характеристике языка перевода LXX, обратим внимание лишь на то, что язык этого перевода дорог и важен для всякого христианина и христианского богослова тем, что он есть вместе с тем и язык священных новозаветных писателей и христианской православно-восточной Церкви. Как наш церковно-славянский библейский язык есть язык русского богословия, так язык перевода LXX есть вместе язык греческого православного богословия. Посему всестороннее изучение и уяснение языка перевода LXX необходимо отражается ценными последствиями на изучении новозаветного и православно-богословского языка, как разработка и отделка фундамента относится ко всему построенному на нем зданию. И обратно: без изучения языка перевода LXX мы не поймем и не осветим строго-научно языка новозаветного и православно-церковного. Кроме того, для русских богословов язык перевода LXX имеет сугубое значение по своему влиянию на наш церковно-славянский язык, вполне можно сказать, «рабствующий» (δουλεύων как говорит Ориген о переводе Акилы) греческому языку перевода LXX. Тут еще в большей мере можно сказать, что никакой филолог не поймет научно славянского языка без снесения его с греческим оригиналом перевода LXX.

Столь громадное, всемирно-историческое (особенно по связи с новозаветным языком) значение языка перевода LXX можно признать одним из важнейших достоинств перевода LXX, отражающим на себе явные следы Божественного промышления.

Перевод LXX толковников всегда имел – и будет иметь чрезвычайно важное значение для православного богослова. 1) В глазах вообще всех христиан он приобрел значение по своему употреблению в Священных новозаветных книгах. Апостолы в своих писаниях нередко приводили ветхозаветные изречения по тексту перевода LXX и освятили его употребление христианами (Деян.2­­ Пс.15:10, – не даси преподобному Твоему видети истления; тело же свершил Ми еси – Евр.10­­ Пс.39 и мн. др.). По словам Иринея Лионского , апостолы согласны с этим переводом и перевод с апостольским преданием. По вычислению Экономоса, из 235 цитат в Новом Завете из ветхозаветных книг только 20 приводятся по еврейскому тексту, а остальные по LXX-ти. – От частого употребления священными новозаветными писателями ветхозаветных книг в переводе LXX зависело вышеупомянутое влияние терминологии и вообще языка этого перевода на терминологию новозаветную. Так, все собственные имена (Моисей, Иерусалим, Аарон и пр.), технические богослужебные термины (скиния, кивот, кадило и пр.), священные должности (иерей, архиерей и пр.) – перешли в язык новозаветных писателей, а от них и в православно-богословский язык из перевода LXX. По выражению епископа Феофана, «перевод LXX дал порфиру новозаветному учению» (Душеполезное Чтение. 1876, 2, 1–20 стр.). 2) По выражению митрополита Филарета, «текст LXX толковников от начала христианства доныне постоянно употребляется в чтении церковном и имеет свидетельство первенствующей и всех времен Церкви о своем достоинстве» (Записка о догматическом достоинстве... перевода LXX... 3 стр.). Действительно, согласно апостольскому примеру христианская Церковь с древнего времени, по незнанию ее членами еврейского языка, употребляла в общественном богослужении ветхозаветные книги в переводе LXX. С распространением христианства у восточных и западных народов, не знавших греческого языка, ветхозаветные книги стали употребляться в переводах, составленных с текста перев. LXX толковников. Так, в западной Церкви распространен был латинский перевод, составленный с LXX толковников, это – Древне-италийский перевод, употреблявшийся в Италии, Галлии и Африке; на востоке довольно рано появились и распространились переводы: арабский, эфиопский, армянский, коптский, готфский и др., составленные также с LXX. С распространением христианства в славянских землях ветхозаветные книги стали употребляться в них в славянском переводе, также составленном с LXX толковников. Не только при богослужении, но и при домашнем чтении и объяснении ветхозаветные книги у древних христиан употреблялись в переводе LXX. Вероопределения Вселенских соборов составлялись по чтению этого перевода. Отцы Православной Церкви, в большинстве случаев, составляли свои толкования, догматические и гомилетические труды по переводу LXX.

Вообще ветхозаветные книги древнему христианскому миру, а русскому обществу и нового времени, до издания русского синодального перевода (1875 г.), были известны лишь в переводе LXX и составленных с него переводах. Так, у перевода LXX нельзя оспаривать авторитета давности и общераспространенности, – он, по выражению еп. Феофана, «втелесен в христианской Церкви». Эти черты авторитета перевода LXX возбуждали у исследователей его надежду открыть другие более существенные. Столь распространенный перевод, принятый новозаветными писателями и христианской Церковью, не мог быть составлен случайно, без особенного участия Божия промышления. Отцы Церкви всегда составлению перевода LXX толковников придавали большое значение в истории Божественного домостроительства о спасении человеческого рода. Посредством этого перевода ветхозаветные книги делались доступными всем народам, а с этим вместе и проникавшее их чаяние грядущего Мессии делалось достоянием всех народов. Греческий язык, становясь разговорным языком всех народов, пролагал путь к объединению всех народов верой во Христа; тем большее значение он получал, делаясь языком ветхозаветных Писаний. Евсевий (Рrаер. Εv. VIII, 1), Августин (De doctr. christ. II, 15), Иустин, Ириней, Кирилл Иерусалимский, Епифаний, вслед за иудейскими богословами, Филоном и др., даже приписывали переводу LXX богодухновенный характер. Но это мнение не было общепризнанным в христианской Православной Церкви, как древней (Златоуст. Толк, на Мф. Бесед. 5, 2; Иероним. Praef. in Pentat), так и нашей русской (См. Записку митрополита Филарета о достоинстве перевода LXX. Приб. к Твор. Св. Отцов. 1858 г. XVIII т. Церк. Вестник. 1876 г. №№ 13, 19, 23 и 35. Чтения в Общ. Люб. дух. проев. 1891, 2–3).

3) Для христианского богослова перевод LXX толковников имеет значение апологетическое. Хотя бл. Иероним утверждал, что «в угоду Птоломею LXX затмевали учение о Св. Троице (Praef. in Pent.) и сокрывали мессианские пророчества», но на самом деле здесь иногда переводятся мессианские пророчества с ясным указанием на их мессианский смысл. Например, Быт.49– τα άποκείμενα αύτω – отложенная ему. Этот не вполне ясный сам по себе перевод мог быть ясен для переводчиков и читателей их перевода в том случае, если они соединяли с этим изречением мессианский смысл и видели пророчество о Мессии, имеющем произойти от Иуды (согласно Иезек.21:27). Еще: Числ.24:17, перевод слова – жезл, словом: άνθροπως – человек, также указывает на мессианское понимание пророчества Валаама. Быт.3– той – αυτός – сотрет главу змия, вопреки согласованию с σπέρμα, – ясно указывает на мессианское понимание переводчиками этого пророчества. Перевод в Пс.2– χρισος – ясно также указывает на мессианское понимание пророчества, как и апостолы поняли его (Деян.4:26), а Акила заменил словом ήλειμμένος. Православный богослов, видящий в этих пророчествах мессианский смысл и указывая исполнение их на Иисусе Христе, может смело утверждать, что и древние евреи были такого же мнения и что христиане не post eventum прилагают и находят благоприятные себе пророчества, а объясняют их согласно дохристианскому пониманию.

4) Кроме того, перевод LXX толковников в мессианских пророчествах имеет часто и критико-текстуальное преимущество перед нынешним масоретским текстом. В Пс.21перевод: ορυξαν – пронзили – более правилен, чем масоретское чтение: , как лев. В Пс.15:10: όσίον σου – преподобному твоему, более правилен, чем масор. – преподобным твоим (ср. Деян.2:27); также: Пс.109:3; Ис.53:10–11; Дан.9 и мн. др. И не в мессианских местах в некоторых случаях всеми исследователями придается чтению перевода LXX преимущество перед нынешним еврейским текстом. Например, в еврейском тексте опущен в Пс. 144-м 13 стих, существующий в переводе LXX. Псалом написан акростихом, причем стихи начинаются последовательно всеми буквами еврейского алфавита, без буквы нун, между тем в переводе LXX существует (13-й) стих, который начинался с этой буквы: верен () Господь во всех словесех Своих; во 2Пар.22по переводу LXX Охозия вступил на престол 22 лет, а по евр. 42 лет. Если согласиться с еврейским чтением, то Охозия окажется двумя годами старше своего отца, между тем как по переводу LXX двадцатью годами моложе. В 1Цар.14,18–47 текст LXX лучше и правильнее еврейского (Loisy. Histoire du texte... 219–230. Reinke. Beitrage zur Erklдrung. VII, 112–166. Здесь приведено много и других подобных примеров преимущества чтений перевода LXX перед современными еврейскими. Monrinus. Exercitationum Biblicarum de Hebraici Graecique textus sinceritate. Par. 1660 г.).

5) Нельзя отвергать, что существует много разностей между нынешним еврейским текстом и переводом LXX толковников. Но несравненно, в тысячу раз, более сходства между ними. Между тем как разность в большинстве случаев зависела от самих переводчиков и не может решительно доказывать изменения подлинного текста, сходство положительно доказывает неповрежденность подлинного библейского текста. Сходство между переводом LXX и нынешним еврейским текстом побуждает признать, что нынешний текст не отличен от текста III в. до Р.Хр.

6) К несомненным достоинствам перевода LXX нужно отнести: точность, ясность и чистоту его. Точность перевода LXX нужно понимать в относительном смысле, принимая во внимание побудительные причины и цели составления перевода, а отсюда и характер перевода. Так как переводчики имели цель не строго научную и преследовали не столько буквализм, сколько удобопонятность перевода, то и точность их нужно понимать в таковом же смысле. Именно: им чуждо было намерение произвольно составлять свой перевод, а они старались вполне сообразоваться с современным им еврейским оригиналом. Этим старанием и стремлением объясняется словорасположение, словосогласование, употребление глагольных и существительных форм, частиц, местоимений и пр., в точное соответствие еврейскому тексту. Этим же качеством перевода объясняется составление – сочинение переводчиками греческих слов, буквально соответствующих еврейским словам по значению, но кроме их никем из греческих писателей не употреблявшихся. Например, άγαθοποιέω ­ евр. – Числ.10:32.; άργυρόνυτος – купленный за серебро ­­ – Быт.17:12; ςύμη, опреснок (не поднявшееся тесто, нечто сдавленное) ­­ евр. ; άκροβυσία – необрезание ­­ евр. . Множество греческих слов переводчики сами сочиняли, чтобы выразить точно мысль еврейского оригинала, другим словам придавали высшее значение, соответствующее параллельным еврейским словам.

Но оттеняя стремление переводчиков к точности, мы не можем признать их перевод копией современного им еврейского текста. Здесь нужно принять во внимание другое общепризнанное стремление переводчиков – к ясности.

7) С этой стороны и за эту черту перевод LXX называют иногда, подобно таргумам, парафразом или толковательным переложением священного текста. Этим стремлением и характером ученые объясняют множество распространенных предложений, глосс, вставок и пояснений, заключающихся в переводе. Перечислить все такие вставки нет возможности; они встречаются в каждой книге, в каждой почти главе. Особенно в исторических книгах много таких дополнений. Но этот перевод отличается ясностью в сравнении и с еврейским оригиналом, особенно если бы удалось освободить его текст от несомненной массы последующих искажений и дополнений, вставок и перестановок, внесенных в него «непризванными», по выражению Оригена, справщиками позднейшего времени.

8) В связи с ясностью перевода находится его простота, общедоступность изложения. С этой стороны, можно сказать, осуществилось желание переводчиков, чтобы их перевод свободно читался и понимался как иудеями, так и любознательными язычниками всего мира. Эта прекрасная черта перевода LXX свойственна и языку священных новозаветных писателей. Оба памятника высочайшие богооткровенные мысли излагают так, что могут их понимать все люди, имеющие лишь отверстое к ним сердце. Здесь сокрытое от премудрых и разумных вполне доступно младенцам по образованию.

Но указывая достоинства и преимущества перевода LXX, считаем себя обязанными не скрыть и общепризнанных в современной богословской литературе недостатков его. Митрополит Филарет замечает, что текст LXX есть зеркало еврейского текста II-го и ранее веков до Р.Хр., но прибавляет, что это зеркало не совсем чистое. «Не во всех местах он представляет желаемую ясность; иногда греческие переводчики не точно переводят текст еврейский», а так как «тайна Христова в то время была еще не довольно открыта», то LXX толковников некоторые места «затмевали» своей неверностью еврейскому подлиннику». И в древней христианской Церкви ученые мужи не стеснялись указывать недостатки в переводе LXX, например св. Иустин, Ориген, Иероним и другие. Иероним говорит: «долго рассказывать теперь, сколько LXX прибавили от себя, сколько опустили, что в церковных экземплярах отмечено звездочками и значками» (Письмо к Паммахию. См. у Корсунского 85 стр.). В своих толкованиях ветхозаветных книг Иероним приводит массу примеров, подтверждающих это его заявление. Затем, древние и новые исследователи перевода LXX признают несомненным, что переводчики имели цель не научную: строго и точно буквально переводить священный текст, а церковно-богослужебную: сделать священный ветхозаветный текст общераспространенным и понятным, как для иудеев, так и для народов «всего мира». Поэтому переводчики справедливо по-гречески называются герменевтами: ερμηνευτής, а перевод их ερμηνεία – толкование, так как они толковали священный текст, парафрастически-изъяснительно переводили его. Они допускали, как выше говорилось, значительную свободу в передаче еврейского текста и свободные опущения и вставки, способствовавшие уяснению отрывочной, афористической речи священных писателей и еврейского языка. Таким же образом поступали переводчики, когда встречали затруднительные еврейские слова, объясняемые нынешними учеными из других семитических языков, например ассирийского, египетского, финикийского, арабского и т.п. Эти последние аналогии LXX толковникам были недоступны и заменялись догадкой, предположением иного, более употребительного слова и т.п. По этой догадке и составлялся уже пояснительный перевод, несомненно очень далекий от тогдашнего, как и от нынешнего, еврейского текста.

Затем, ныне также признается несомненным, что LXX толковников намеренно уклонялись от буквальной точности перевода для подтверждения и проведения современных им богословских иудейско-александрийских воззрений. Так, иудеи, желая избежать насмешек со стороны языческих философов, осмеивавших, не веривших и критиковавших языческие грубо-чувственные антропоморфические представления и сказания о богах, старались и в ветхозаветных книгах устранять следы антропоморфизмов, более мнимые впрочем, чем действительные. Например, сказание о том, что LXX старцев видели Бога (Исх.24:10–11), переведено: τον τόπον ου είσηχει ό θεός – увидели место, где стоял Бог. В Исх.17 Господь говорит: Я стану пред тобою – переведено: прежде пришествия твоего. В Исх.19 выражение: Моисей взошел к Богу, переведено: Моисей взошел на гору Божию. Богу не приписывается раскаяние, посему в Быт.6:6–7 еврейское слово – раскаялся, переведено: ένεθυμήθη και διενοήθη – помышлял и размышлял; гнев, видение, слышание, обоняние в приложении к Богу также перифразируются. Подобных изменений очень много и они вытекают из желания изъять из священного текста повествования о чувственных явлениях Бога людям. – Языческим богам переводчики стараются не придавать названия: бог – θεός, а заменяют соответствующие еврейские слова описательными оборотами: предмет страха (Быт.31:42), путь народов (Мих.4:5) и т.п. – Это уклонение, а равно и предыдущее, свойственно и другим древним иудейским переводчикам, например таргумистам. Дополнений намеренных, часто опережающих историческое повествование, много внесено в исторические ветхозаветные книги. Например Нав.6:25 – о построении Иерихона Азаном на своих сыновьях, согласно заклятию Иисуса Навина. Также в 1Цар.2:10; 3Цар.8 и мн. др. (См. у Корсунского. 94–96 стр.). Католический ученый Люази делает смелое предположение, что LXX толковников относились в исторических книгах к священному тексту, как к «канве», на которой свободно «делали свои узоры», т.е. вставляли многочисленные пояснения и пополнения. Мнение очень крайнее, но поводом к нему, несомненно, послужили значительные дополнения у LXX в сравнении с еврейским нынешним текстом (Hist. du texte et versions de la Bible. 107–109 pp.).

Перевод, согласно свидетельству предания принадлежащий разным лицам, значительно разнится своим внутренним достоинством и отношением к еврейскому подлиннику в разных ветхозаветных книгах. Первое место по близости к оригиналу и изяществу языка принадлежит переводу Пятикнижия. Еще бл. Иероним обращал внимание на это достоинство. Согласно преданию, может быть LXX толковников преимущественно им занимались и чтением его произвели столь сильное впечатление на Птоломея. По близости к оригиналу, не ниже Пятикнижия занимает место перевод Екклезиаста, «рабствующий еврейской литере». Зато по изяществу он занимает самое низкое место; благодаря рабству оригиналу, по местам даже темен для понимания. Но замечательно здесь слово ματαιότης, специально введенное переводчиками этой книги и приобретшее особую распространенность в христианской литературе. Это заслуга переводчиков сей книги. Перевод исторических книг по чистоте языка приближается к переводу Пятикнижия, но много в нем вставок и перифрастических дополнений. Перевод Исаии и Иезекииля по характеру похож на перевод Екклезиаста, отличается близостью к еврейскому тексту. По исследованию Корнилля переводчик Иезекииля очень точно и рабски следовал еврейскому тексту даже в словорасположении, согласовании, употреблении местоимений, глаголов, союзов и подобных мелочей, но без «бездушного педантизма Акилы». Вообще, перевод LXX верен еврейскому тексту не только в «большом и целом», но и во «всех частностях» (Соrnill. ук. соч. 96–103 ss.). Такое же достоинство имеет перевод малых пророков. Перевод Иеремии так далек во всех отношениях от нынешнего еврейского текста, что заставляет многих ученых предполагать для него другую, отличную от масоретской, редакцию оригинала. Перевод Даниила, по свидетельству Иеронима, «как уклоняющийся во многом от истины и осуждаемый справедливо», был признан Церковью неудовлетворительным и заменен переводом Феодотиона (Hieronym. Praef. in Daniel.), с коего составлен и наш славянский перевод. Перевод учительных книг далек от нынешнего еврейского текста. Так перевод Притчей, подобно книге Иеремии, предполагает для себя иную, александрийскую еврейскую редакцию оригинала, ибо очень отличен от масоретского текста. Перевод книги Иова составлен с поэтической свободой: много опущено, особенно трудных мест (Hieronymus. Praef. ad lob.), a в большинстве случаев все содержание перифразировано. Поэтическим речам часто придается высший мистический смысл; кроме того в него введена масса позднейших обширных интерполяций, может быть первоначально и не принадлежавших переводчикам (Origen. Ep. ad Afric. 4). Перевод Песни Песней близок к подлиннику, но с утратой поэтических красот и изящества последнего и часто с неразбором и своеобразным пониманием еврейских слов и оборотов. Во многом затруднителен для понимания перевод псалмов, но по употреблению Псалтири у христиан приобрел чрезвычайную распространенность и влиятельность на христианскую богословскую литературу. Во многих местах он преимуществует перед нынешним еврейским текстом (Пс.15:10; 21:17; 109:3...); отличается иногда большой высотой понимания священных мыслей псалмопевцев, имеет часто возвышеннейшие и прекраснейшие выражения, отличается духом помазанности для человеческого сердца, и вообще любимая христианами Псалтирь есть Псалтирь LXX толковников. По ней составлено православное богослужение; по ней писаны догматические, гомилетические и моральные отеческие творения и православно-богословские сочинения. В католической Церкви также употребляется Псалтирь в Древнем-италийском переводе, составленном с LXX толковников.

Перевод LXX толковников, так сочувственно встреченный при своем появлении, пользовался глубоким общим сочувствием и в последующее время. В нем, как мы видели, равно нуждались как греки, так и иудеи. Если для греков была в нем временная нужда, при составлении лишь нового египетского законодательства, то для евреев была постоянная нужда. Появившиеся в это время в Александрии неканонические книги (напр. Премудрость Соломона) были писаны на греческом языке; внук Сираха принужден был еврейскую книгу своего деда переводить в Александрии на греческий язык, потому что евреи говорили в Александрии по-гречески. Естественно думать, что греческий перевод, вскоре после своего появления, заменил не только в частном, но может быть и в общественном употреблении подлинный еврейский текст ветхозаветных книг. Греческий язык в монархии наследников Александра Македонского постепенно оттеснил употребление национальных языков и в других странах. И палестинские иудеи, может быть с предпоследнего, а может быть и ранее, века до Р.Хр., стали свободно понимать греческий язык, а образованные иудеи считали для себя легче писать по-гречески, чем по-халдейски. Так, вторая Маккавейская книга, вторая и третья книги Ездры писаны в Палестине по-гречески. Позднее, Иосиф Флавий и новозаветные писатели писали также по-гречески. По свидетельству талмуда, раввин Симеон, сын Гамалиила, учителя ап. Павла, сам читал Пятикнижие по-гречески и другим советовал также читать по-гречески (Megilla, l. § 8). Не только в домашнем чтении употреблялся греческий перевод, но и в синагогах. В талмуде рассказывается, что раввин Левий слышал в Кесарийской синагоге чтение Закона на греческом языке (Buxtorfius. Lex. Talmud. 104 р. Sota 7, 1). Вероятно сначала читались книги по-еврейски, потом по-гречески. Св. Иустин (Увещание к Еллинам. 13 гл.; Аполог. 1,31; Разгов. с Триф. 137,72) и Тертуллиан (Апология 18 гл.) категорически утверждают, что ветхозаветные книги по-гречески читались открыто в еврейских синагогах Азии и Африки. Письмо Аристея и сочинения Филона и Иосифа Флавия показывают веру евреев в богодухновенность перевода LXX-ти. Об общем употреблении у иудеев перевода LXX говорится во многих древних еврейских памятниках (Meg. 9α, 96; Sof. 15, 1.1. Meg. 4, 3... Kцnig. Einleitung. 105–106 ss.).

Если таким употреблением пользовался перевод LXX у природных евреев, то еще большим, конечно, у прозелитов ветхозаветного закона. Для них еще труднее, а пожалуй и совсем невозможно было читать ветхозаветные книги в подлиннике. Согласно раввинским постановлениям, аккуратно занимаясь чтением ветхозаветных книг ежедневно, прозелиты еврейские могли это чтение производить только по-гречески (ср. Ис.53 гл. ­­ Деян. Ап.8:28–33).

Наконец, еще большее употребление греческий перевод получил с распространением христианства. Христиане употребляли ветхозаветные книги, по незнанию еврейского языка, исключительно только в переводе LXX толковников. Для не знавших греческого языка христиан составлялись переводы на другие языки и опять таки с перевода LXX толковников (Италийский, Коптский, Эфиопский, Армянский и др.). Это общее употребление перевода LXX имело для текста его неблагоприятные последствия. Обширное употребление вызвало составление многочисленных списков, поспешность переписки, неподготовленность переписчиков, неисправность просмотра их переписки и в конце концов ненамеренную и как бы вынужденную порчу ветхозаветного переводного текста. К ненамеренной порче могла присоединяться и намеренная – из желания поправить кажущуюся или действительную неправильность текста. Действительно, неисправность текста перевода LXX стала замечаться христианскими учеными мужами во II-м еще веке. Так, Иустин Философ замечал неправильность в тексте малых пророков (Ам.6:3; Ион.4:11; Мих.4:4). Он предполагал даже намеренную порчу «иудейскими учителями», доходившую до совершенного уничтожения в тексте LXX многих мест Писания, свидетельствующих о кресте Распятого (Разговор с Трифоном. 71–73 гл.). Особенно замечать неисправность текста LXX-ти побуждали отцов Церкви споры их с евреями. Евреи замечали, что христиане пользуются неправильным ветхозаветным текстом, приводят пророчества, которых нет в подлинном еврейском ветхозаветном тексте, пользуются книгами, которых нет в еврейском каноне, и т.п. В виду этих нареканий Мелитон, еп. Сардийский, нарочно путешествовал в Палестину и изучал еврейский канон. А Ориген предпринял по иудейским источникам исправление текста перевода LXX. Он указывает причины своей попытки: «теперь ясно, что произошло много разночтений в письме (библейском), частью по небрежности некоторых писцов, частью по дерзости некоторых неспособных исправителей текста, частью по желанию свободно отнимать кажущееся в нем лишним или прибавлять мнимо пропущенное». Поэтому он предпринял «при Божией помощи исправить (собств. исцелить – ίάσασθαι) разность в списках ветхого завета», пользуясь другими изданиями и не «дерзая обходить» (περιελεΐν) находящееся в еврейском тексте (Com. in Matt. XV. Opp. III. t. 14). Ориген, далее, замечал, что в книге Иова шестая часть, по трудности текста книги, опущена LXX толковниками; в книге Иеремии много пропусков, дополнений и перестановок; вообще в пророческих книгах часто чрезвычайно разнится перевод LXX от еврейского текста (Евсевий. Церк. Ист. VI, 16; Hieronymus. De viris illustribus. LIV с.).

Оригенова рецензия. Ориген родился в 185 г. по Р. Хр. в Александрии; умер в Тире при императоре Галле около 251–254 гг. Исправлением перевода LXX он занимался в течении 24 лет и закончил его в Кесарии в 40-х годах третьего века. Труды Оригена называются в древних памятниках различно по количеству собранных им пособий для исправления текста перевода LXX. В основу своего исправления Ориген полагал еврейский текст, затем греческие переводы, составленные непосредственно с него: Акилы, Феодотиона, Симмаха, Пятый и Шестой. Соответственно количеству этих пособий, Оригеново издание называлось тетраплами (букв, четырехстолбие), в которых находились только тексты: Акилы, Симмаха, LXX и Феодотиона; пентаплами, в которых находились эти переводы с еврейским текстом, писанным еврейскими буквами; гексаплами, в которых находился евр. текст, писанный греческими буквами; гептаплами, в которых еще находился Пятый анонимный (обозначаемый буквой Е) перевод; октаплами, в которых находился еще Шестой (обозначаемый буквой Σ) перевод. Это различие наименований труда Оригена зависит от того, что текст разных ветхозаветных книг издавался им с разными пособиями. Всего было 50 свитков и разные свитки заключали разное количество столбцов, смотря, вероятно, по тому, какие переводы на те или другие ветхозаветные книги находил Ориген. Тетраплы, думают, не имели критического характера, а просто были собранием четырех переводов. Вышеуказанное расположение переводов обусловливалось их сравнительной близостью к еврейскому тексту.

Полагая в основу своего исправления еврейский текст и признавая его вполне непогрешимым, Ориген сравнивал с ним текст перевода LXX и других греческих переводов. Не обращая уже особенного внимания на тонкости в отношении перевода LXX к еврейскому оригиналу, Ориген только следил крупные недостатки или излишки в переводе LXX, сравнительно с еврейским текстом, и их отмечал. Излишки в переводе LXX Ориген отмечал знаком, заимствованным у критиков древних классических произведений и называемым обелом. В древних рукописях сохранилось много форм этого знака, вероятно употребительнее всех была горизонтальная черта с точками над нею и под нею . Если в переводе LXX был недостаток, то Ориген отмечал его знаком, также заимствованным у критиков классических писателей и называемым астериском. Этот знак в древних рукописях чаще изображается двумя перекрещенными линиями с точками между ними йа. В недостающих местах перевода LXX толковников Ориген делал пополнения. Обыкновенно эти пополнения он заимствовал из указанных греческих переводов и при астериске означал перевод, из которого заимствовано пополнение, первой буквой имени переводчика (Θ ­ Феодотион; Σ ­ Симмах...). При выборе пополнений он руководился близостью текста перевода к языку перевода LXX. Ближайшим к LXX он считал перевод Феодотиона и из него делал соответствующие заимствования; если в этом переводе также не было чтения, то брал его из Симмаха, потом из Акилы. В конце вставленного чтения он ставил две точки. У древних писателей (Епифаний. De mens. et ponder. 8) упоминаются еще Оригеновы знаки: лемниски и иполемниски. Нынешние исследователи думают, что так назывались обелы особой формы, потому что Иероним о них не упоминает.

Кроме перечисленных переводов, Ориген ссылается на «еврея», вероятно ученого толковника, знатока еврейского языка и еврейского толковательного предания. Подобных же учителей евреев имели Климент, Евсевий, Иероним. При исследовании Пятикнижия Ориген пользовался греко-самарянским текстом; затем пользовался каким-то сирским толковником или переводчиком. Подробных сведений об этих пособиях его не сохранилось и исследователи немало разногласят о них (Field. l. с. LXXI-LXXXIV рр.). Свои критические исследования Ориген снабжал историческими сведениями о переводчиках, иногда экзегетическими замечаниями и пролегоменами к ветхозаветным книгам и переводам. Сравнение велось очень тщательно, так что обелом отмечался иногда даже вспомогательный глагол ή (Быт.6:17), λέγουσα (Быт.4:25). Также и астериском – Συρίας в (Быт.28:2, 5). Наблюдалось иногда согласование во временах и вообще точное соответствие греческого текста смыслу еврейского текста, во избежание, вероятно, еврейских нареканий. Из вариантов перевода LXX выбирал он чтение, соответствующее еврейскому тексту (1Цар.1:1; Иер.15:10). Собственные имена, особенно явно испорченные (напр. Γεδσόν вместо Γηρσών – Исх.8:16), изменял по современному ему еврейскому произношению. Также и порядок слов, иногда нескольких стихов (напр. Быт.25:16–22; Иер.32:7–8, 40) и даже глав (Исх.36–39; 3Цар.14–16, 20–21; Иер.25:15–51 глл.) изменял по еврейскому тексту. Но, само собой понятно по обширности труда Оригена, что подобная тщательность далеко не всегда наблюдалась.

Труды Оригена по исправлению перевода LXX, состоявшие из 50 свитков, в течении 50 лет оставались в неизвестности. Евсевий Памфил нашел список его гексапл в Тире и поместил в Кесарийской библиотеке мученика Памфила, как литературном хранилище библейских и церковных манускриптов; здесь этот список видел Иероним. Кроме того Евсевий и Памфил по гексаплам Оригена издали исправленный текст перевода LXX, т.е. вероятно выделив лишь снабженный астерисками и обелами столбец с переводом LXX, который был введен, по свидетельству Иеронима, в церковное употребление в Палестине. В виду важности этого свидетельства Иеронима, служащего основой всей современной ученой литературы о тексте перевода LXX, приведем его полностью: Alexandria et Aegyptus in septuaginta suis Hesychium laudant auctorem; Constantinopolis usque Antiochiam Luciani M. exemplaria probat; mediae inter has provincias Palestinos Codices legunt quos ab Origene elaboratos Eusebius et Pamphilus vulgaverunt: totusque orbis (graecus) hac inter se trifaria varietate compugnat (Hieronymi. Praefat. ad l Paralipom. Ad Sunniam et Fretel. ep. 106, 2). Изданием Евсевия и Памфила пользовался Иероним. По мнению некоторых ученых, оно же вошло и в ватиканский кодекс. Часть этого издания, по мнению ученых, в наиболее цельном виде сохранилась в Сарравианском кодексе Октатевха IV или V-гo века. Здесь есть астериски и обелы, но без приписок на полях, испещряющих подобно «лесу» другие списки (Фильд). Древен и ценен кодекс хизианский на пророков по чистоте текста. Но другие кодексы очень попорчены разными вставками, приписками, схолиями и пр. Подлинный список Оригеновых гексапл после Иеронима никто уже не видал. Вероятно при взятии Кесарии арабами в 653 году он погиб. Гексаплы сохранились также в Сирском гексаплярном переводе, составленном Павлом, еп. Теллы, в 613–618 годах. В конце XVII столетия в Амвросианскую библиотеку поступил из одного восточного монастыря список этого перевода, который с 1787 года начали постепенно обнародовать и издавать. Сирогексаплярный перевод считается очень точным, сохраняет чтения всех переводов греческих гексапл, употребляются в нем все знаки и прочие отличительные черты гексапл. Но кроме того в текст внесены чтения Пешито и некоторых позднейших справщиков (Field. Hexapl. LXVII-LXXI рр.). Нужно заметить, что все списки и кодексы гексапл представляют много затруднений для критиков, потому что часто по ошибке переписчиков перемешиваются астериски и обелы, имена переводчиков, схолии и разные замечания вставляются в тексте и т.п. Лучшим пособием для восстановления гексапл могут служить святоотеческие толкования, в которых нередко, в параллель тексту LXX, приводятся чтения других переводов, например толкования Иеронима, Феодорита, Кирилла Александрийского и других. В новое время восстановлением и печатанием гексапл Оригена занимались Друзий (1622 г.), Монтфокон (Лейпциг. 1769 года) и Фильд (Hexaplorum Origenis quae supersunt. Oxonii 1867–75 г.). Это последнее издание доселе считается самым лучшим и ценным.

Что сказать о труде Оригена? По замечанию Люази, Ориген сделал мозаику из текста LXX, наполнил его множеством чуждых вставок, сократил, переставил, переиначил, пополнил, и вообще совершенно изменил его вид, характер и состав (Histoire du texte et versions de la Bible. II, 34–38 pp.). Это суждение разделяется ныне едва не всеми учеными. Обычно Оригена винят в том, что он затемнил древний подлинный текст LXX. Отсюда обычная задача нынешних критиков перевода LXX «восстановить текст LXX, бывший до Оригена» и принадлежащий самим LXX толковникам. На это критическое соображение можно, впрочем, ответить, что Ориген не имел такой цели и он сам не старался «затемнить» древний текст, ясно выделяя свои сокращения и пополнения. Это уже последующие издатели и справщики его гексапл могли сделать неведомо и неповинно для него. Метод же Оригена был неправ в том отношении, что он пытался сделать текст LXX копией современного ему еврейского текста, копией, каковой он никогда и не был, и таким образом, Ориген не «восстанавливал или исцелял» древний текст LXX, а радикально «изменял» его. Ориген был бы прав, если бы составлял совершенно новый перевод с еврейского текста. Но раз он брался за древний перевод, то должен был это делать по его памятникам и спискам, а не по современному еврейскому подлиннику радикально изменять его. Но Ориген выходил из известной апологетической цели и ей отвечал его труд. Благодаря труду Оригена мы имеем, хотя бы и в отрывках, древние греческие переводы Акилы, Феодотиона и Симмаха, имеем много выписок еврейских слов, их произношения и понимания, вообще много памятников близких к еврейскому оригиналу II и III вв. по Р.Х. Наконец, труд Оригена, с благодарностью принимавшийся древней христианской Церковью и вошедший, по свидетельству Иеронима, в церковное употребление, – дает современному православному богослову основание не опасаться пользоваться еврейским текстом Библии и не чужаться его, как «испорченного», основываясь лишь на тексте LXX, ибо Ориген «поправлял» текст LXX по еврейскому тексту. Преклонимся с почтением перед древним «адамантом»...

Лукианова рецензия. Кроме Оригена и в одно почти с ним время и другие ученые христианские мужи занимались исправлением перевода LXX-ти. В конце III-го века Лукиан, пресвитер Антиохийский, занимался исправлением и изданием текста перевода LXX по сравнению его с еврейским текстом и другими греческими переводами. Это издание было найдено в Никомидии по смерти уже автора (†312 г.) и нашло, по свидетельству Иеронима, общее употребление в Константинопольской и Антиохийской Церквах. По этому обширному употреблению оно даже называлось «общим» изданием (κοινή εκδωσις, vulgata editio). Лукианово издание в списках гексапл и у отцов Церкви иногда ставится в параллель с греческими переводами Оригеновых гексапл. Может быть его чтения ставились на полях списков гексапл, а потом вошли в самый библейский текст, примеры чему видим в сирском гексаплярном переводе Павла, епископа Теллы. Внешними характерными признаками Лукиановой рецензии и списков ее ученые считают следующие черты. Прибавки, опущения и изменения, вносимые автором в греческий текст LXX, Лукиан отмечал, вероятно, астерисками и обелами, как и Ориген, с пометкой своего имени, почему их легко было впоследствии узнать и переписчики имели возможность или совершенно удалять их из текста, или писать на полях и над строкой текста, перестановлять их и вообще свободно с ними обращаться. Список Лукиановской рецензии с такими знаками имели у себя Филоксен для перевода на сирский язык и составитель арабского перевода. Лукиан употреблял некоторые особенные греческие обороты и вставлял их в текст. Он допускал много прибавлений, дуплетных и триплетных, в текст, значительно расширял его пояснениями и вставками.

Внутреннее научное достоинство Лукиановой рецензии сводится нынешними учеными к следующим пунктам.

Все свидетельства древности согласны в том, что Лукиан, как и Ориген, признавал единственным средством исправления перевода LXX приближение его к еврейскому тексту. Внимательный анализ всех особенностей Лукиановой рецензии, сделанный новыми учеными, подтверждает это свидетельство. Несомненно он заботился о возможно наибольшем приближении перевода LXX к современному ему еврейскому тексту. Какими средствами для этого он пользовался? Современные ученые приходят к тому выводу, что сам Лукиан знал еврейский язык и по нему поправлял перевод LXX и Феодотиона. Вероятнее всего, что Лукиан знал гексаплы Оригена и по ним сличал текст LXX с греческими переводами, и в то время, как Ориген обращал внимание, как на пропуски, так и на излишки в тексте LXX, Лукиан следил только за пропусками и пополнял их чтениями греческих переводов, с пропуском имен их авторов, чем, очевидно, портил текст LXX. При этом Лукиан, сохраняя прежнее чтение, иногда вставлял и новое. Например 1Цар.12– устарел и ослабел (- от слабости бездействую – сижу), LXX перевели γεγήρακα καΐ καθίσομαι, Лукиан: γεγήρακα και πεπωλίομαι (­ евр. взято из Акилы) και καθισομαι... срав. 2Пар.14:11; Ис.9:6... Так и получились дуплетные и даже триплетные чтения. – Кроме того Лукиан сам снабжал текст пояснительными вставками (2Цар.12:1; 3Цар.15:23...), не имевшими себе параллелей, ни в еврейском тексте, ни в других переводах. Вместо употребляемых LXX-ю греческих слов употреблял другие синонимические (вм. ην ставил: έγένετο, вм. έση – γενήθητι и т.п.). Затем ученые находят сходство Лукиановой рецензии с сирским переводом Пешито и отсюда заключают, что Лукиан, как антиохиец, знал сирскии язык и пользовался непосредственно этим переводом, как копией еврейского текста. Находят также сходство Лукиановских поправок с чтениями древнего италийского, до-Иеронимовского, перевода и отсюда заключают о знакомстве Лукиана или с древне-италийским, или (еще вернее) с оригиналом его, каким-либо древним греческим (более нигде не сохранившимся) списком перевода LXX.

О каких-либо особенных критических приемах, задачах и методе Лукиана древность не сохранила сведений. А потому новые ученые не скрывают гадательного характера своих суждений о рецензии Лукиана и отыскивают ее чтения гадательным путем. Но не скрывая этой нетвердости, ученые с большей и большей уверенностью настаивают, согласно свидетельству Иеронима, на очень значительной распространенности рецензии Лукиана в древней греческой Церкви. Принимая во внимание вышеприведенное свидетельство Иеронима, с одной стороны, а с другой – сходство с Лукиановскими чтениями толкований Златоуста и Феодорита, думают, что Лукианово издание было церковным изданием Константинопольской и Антиохийской Церквей. Это положение подробно раскрывали Фильд, Корнилль и Лягард. Последний даже издал законоположительные и исторические книги в рецензии Лукиана. С этой рецензии, по их мнению, составлял свой перевод Ульфила, епископ Готфский. К ним примыкает г. Евсеев и доказывает, что с Лукиановой рецензии делали славянский перевод Кирилл и Мефодий и эта рецензия сохранилась в греческих профитологиях и славянских паримийниках. Благовещенский, примыкая к тому же мнению, доказывает, что грузинский перевод составлен также с Лукиановой рецензии. Находя сходство Лукиановой рецензии с арабским переводом, ученые думают, что и арабский перевод составлен по рецензии Лукиана. Таким образом, Лукианова рецензия была общецерковным типом греческой Библии в Восточной Православной Константинопольско-Антиохийской Церкви с IV-XV вв. по Р.Хр. Посему отыскание подлинных списков ее или господствовавших в Православной Церкви чтений составляет одну из почтенных, хотя и трудных, задач православных богословов.

Что же касается критического значения Лукиановой рецензии по отношению к еврейскому тексту, то из всего вышеизложенного ясно видно, что здесь трудно сказать что-либо положительное. Правда, Лукиан знал еврейский язык, приближал к евр. тексту греческий перевод, но пользовался и переводами, вставлял и переставлял их, и т.п., так что по его чтениям можно судить как об этих переводах, так и о еврейском тексте... Да и по отношению к древнему подлинному тексту LXX трудно сказать многое в защиту Лукиановой рецензии. Кажется можно положительно давать лишь отрицательные ответы: такие-то чтения вставлены Лукианом (дуплеты, триплеты и др.), следовательно, в списке LXX, которым пользовался Лукиан, их не было. А что же было? – Ответ трудно дать.

Исихиева рецензия. В одно время с Лукианом занимался исправлением текста перевода LXX Исихий, египетский епископ (†311 г.). Он трудился в Египте и рецензия его, по свидетельству Иеронима, имела церковное употребление в Александрии и Египте. Она обнимала Ветхий и Новый Завет, содержала чтения отличные от принятых в Западной Римской Церкви и вызвала против себя декрет пап Геласия и Ормизды. Согласно этому свидетельству Иеронима, новые ученые, начиная с Корнилля, признали несомненным сходство рецензии Исихия с текстом толкований Кирилла Александрийского и переводов, имевших египетское происхождение: Коптского, Эфиопского и др. Путем подобных наведений и сличений разных греческих рукописей Александрийского происхождения (напр. № 91 у Гольмеза с подписью о происхождении ее в Александрии при патр. Афанасии и Иоакиме в 1283 г., № XI, 26,41,49 и др.), свидетельства Иеронима об Ис.58:11, как чтении александрийских списков, современные ученые Корнилль, Лягард, Буссе, а за ними Евсеев высказывают следующий взгляд на рецензию Исихия. Существенную особенность рецензии Исихия представляет противоположность Лукиановой рецензии. Как Лукиан заботился о распространении и пополнении (часто без нужды), текста LXX и свободно наполнял его вставками из других переводов, так, напротив, Исихии заботился о краткости текста LXX, изъятии из него всего, казавшегося ему излишним. Если Лукиан наполнял текст LXX дуплетами и триплетами, то Исихий все такие дуплетные и триплетные чтения выкидывал из текста. Он выкидывал повторения особенно знаменательных, свойственных и еврейскому тексту и подлинному тексту LXX, слов, например Κύριος Κύριος и т.п. Он опускал обычные у LXX параллелизмы, если они составляли лишь простое воспроизведение ранее высказанной мысли, и выражения, служившие пояснением и без того ясно высказанной мысли. Поэтому понятно, что в рецензии Исихия нет чтений Акилы, Феодотиона и Симмаха, которыми обилует рецензия Лукиана, нет вообще знакомства с гексаплами Оригена, текст гораздо короче всех других редакций, много чтений встречается особенных, не имеющих соответствия себе в других списках LXX, и вообще думают, что текст Исихия должен быть ближе всех других списков к типу перевода LXX, бывшему до Оригена и подлинному, происшедшему от LXX толковников. Так, например, известно, что Ориген жаловался на порчу текста книги Иова, в коей недоставало против еврейского текста около 400 стихов; Ориген вставил их из Феодотиона и в таком смешанном виде текст книги Иова сохранился в списках LXX. А между тем в Коптском переводе кн. Иова этих вставок нет и она здесь сохраняется в прежнем, сокращенном, очевидно до-оригеновском, виде. При общем сходстве Коптского перевода с Исихиевой рецензией, естественно думать, что такова была книга Иова в рецензии Исихия. Современные ученые предполагают, что Исихий намеренно «восстановлял» древний до-оригеновский тип текста LXX и освобождал его от «порчи», внесенной Оригеном. Предположение очень смелое и может быть не вполне основательное!

Затем в списках Исихиевой рецензии замечают частую перестановку греческих слов, соответственно логическому ударению предложений, и замену греческих слов синонимичными, но другими, излюбленными рецензентом. При этом заметно, что автор не стеснялся внешними рамками, оригиналом или копией его, а действовал свободно по собственному «чутью», внося красоты греческого стиля. Встречаются и кроме подобных произвольных изменений уклонения, объясняемые какими-либо древними чтениями в списках LXX, еще нигде не встречающимися. Есть особенности в правописании слов (любовь к ει, γ) и собственных имен, зависевшие также или от древних греческих рукописей, или от личного взгляда рецензента. Встречаются иногда и добавления, подтверждаемые творениями Кирилла Александрийского; они может быть стояли прежде на полях, а потом Исихием внесены в текст.

Все ученые, наконец, согласны, что Исихий еврейского языка не знал, под руками еврейских списков не имел и о приближении греческого текста LXX к еврейскому не старался. С этой стороны, по общему мнению, он совершенно отличен от Оригена и Лукиана.

Исихиева рецензия для православного русского богослова имеет значение по месту своего происхождения – Египту и Александрии, тождественному с происхождением так называемого Александрийского кодекса перевода LXX. По внешним историческим свидетельствам (о внутреннем текстуальном соотношении рецензии Исихия и Александрийского кодекса сведения еще довольно гадательны), должно бы ожидать по единству места происхождения обоих памятников наибольшего взаимного их сходства. А Александрийский кодекс перевода LXX всегда служил руководственным для русских составителей и (особенно) исправителей нашего церковнославянского перевода Св. книг, для Острожских и Елизаветинских справщиков. И вообще наша славянская Библия, несомненно, из греческих списков ближе всех стоит к Александрийскому. По этому соображению издана в Москве в 1821 году греческая Библия по Александрийскому списку, так как издатели считали его наиболее «православно-церковным» греческим текстом.

Итак, насколько Лукианова рецензия важна для русского богослова по ее близости к Константинопольско-Кирилло-Мефодиевскому славянскому тексту, настолько же и Исихиева важна по ее близости к Александрийскому и вместе современному церковно-славянскому библейскому тексту. Следовательно, всякая научная попытка исследования Исихиевой рецензии почтенна в глазах русского богослова.

Что касается общего критического значения Исихиевой рецензии, то ее достоинство в глазах православного богослова возвышается от сходства ее текста с новозаветными цитатами из ветхозаветных книг (Мф.1­­ Ис.7:14; Мф.4­­ Ис.9:1...). Это сходство дает основание отождествлять, или по крайней мере значительнейше приближать, Исихиеву рецензию к тексту перевода LXX, освященному новозаветным употреблением. С этой стороны рецензия Исихия очень почтенна и интересна.

Рецензия Исихия, по общему мнению ученых, имеет важное критическое значение в отношении к древнему тексту LXX. По ней можно с наибольшим правом судить о до-оригеновском и до-христианском тексте LXX. Этой особенностью рассматриваемая рецензия имеет значение, хотя и косвенное, и по отношению к критике еврейского текста. Добравшись по ней до древнейшего чтения перевода LXX, можно уже по этому чтению добираться и до древнего еврейского чтения, с коего составлено чтение LXX. Но, очевидно, этот путь очень отдаленен и извилист, а потому, пожалуй, мало найдется охотников идти по нему...

У Феодорита упоминается после Исихия издание перевода LXX, сделанное каким-то Иоанном Иосифом. Найдены некоторые списки, Напр. книги Иеремии, подписанные Ι ω. Их отождествляют с этим Иоанно-Иосифовским изданием. О его значении определенного ничего нельзя сказать. Думают, что автор был христианин (Иер.31:22). Фильд даже считает Иосифа особым самостоятельным переводчиком с еврейского на греческий язык, а не рецензентом перевода LXX. Переводил он очень свободно и изъяснительно; его перевод сходен с переводом Иеронима.

Василий Великий имел для собственного употребления какой-то особый текст, который Синкелл называет Кесарийской рецензией. В церковном употреблении это издание не находилось, хотя в частном обращении было распространено. Подробных сведений о нем также не сохранилось.

* * *

От древнейшего отеческого периода текст перевода LXX сохранился в некоторых древних и авторитетных рукописях. Главнейшие и более ценные рукописи или кодексы: Ватиканский, Александрийский, Синайский, Ефрема Сирина и др. Об общем характере письма древних греческих кодексов и рукописей перевода LXX даются следующие сведения.

Древнейшие памятники перевода LXX заключали отдельные свитки. Соединять их в кодексы стали в III и IV вв. (у Евсевия Кесарийского и Афанасия упоминаются кодексы писанные для царей). Писаны унциальным письмом, т.е. заглавными буквами. Курсивное письмо стало вводиться в IX веке и утвердилось позднее. Немало было сокращений: άνος вместо άνθρωπος, δαδ вместо δαβιδ. Слова мало отделялись пространством, а более точками (в Александрийском кодексе), чертами (в Синайском), прогалиной (в Ватиканском). Некоторые книги: Псалмы, Притчи, Песнь Песней, Иов, Екклезиаст, Премудрость Сираха, Премудрость Соломона, написаны стихометрично в Ватиканском, Александрийском и Синайском кодексах. Знаки препинания введены поздно. Знак вопроса, по Тишендорфу, введен в VIII и IX вв. Точки введены и урегулированы в печатном лишь издании XVI века. Об ударениях у LXX упоминает Епифаний; у Евфалия в Новом Завете они вводились (около 466 г.); более распространены в рукописях VII века. Дыхания встречаются всюду; апостроф не урегулирован в употреблении. Подписная йота в рукописях не существует, сначала писалась на полях и в новых рукописях введена уже в курсивном письме XII века. Буква сигма в кодексах Синайском и Александрийском пишется как русское С, а не так, как в нынешнем печатном греческом алфавите. Текст разделяется на столбцы: в Ватиканском кодексе на три, в Синайском на четыре, в Александрийском и других на два. Расположение ветхозаветных книг в разных кодексах изменяется (преимущественно в учительных и пророческих книгах). Надписания книг почти везде одинаковы; книга Ездры надписана ίερεύς. Много пространных подписей в конце книг, сделанных разными издателями и справщиками текста. Много рецензий и поправок находится в Синайском кодексе. Особенные большие буквы означают новые отделы книг. В Ватиканском кодексе их впрочем нет. Корректор VII века даже подвел счет отделам книги Исаии в копии одного кодекса. Церковные перикопы означены. В Александрийском кодексе в Псалтири помещаются междопсалмия и каноны, а после них несколько священных церковных песней.

В частности о главнейших кодексах нужно сказать следующее.

Ватиканский кодекс, копия с кодекса IV века, находится в Ватиканской библиотеке, содержит весь Ветхий Завет, кроме Быт.46:29–50 глл.; 2Цар.2:5–7, 10–13; Пс.105:27; 137– утраченных. Книга Иова носит характер перевода Феодотиона. Книга пр. Даниила в переводе Феодотиона. До 1475 года его история неизвестна и вызывает догадки ученых. Так, по мнению Блекка, Корнилля и Гарриса, в Ватиканском кодексе сохранился составленный Евсевием и Памфилом и выбранный из гексапл Оригена текст LXX. Автором он очищен от некоторых вставок других переводов, но не от всех. Тишендорф, а за ним и другие западные ученые придают ему большое критическое значение по вопросу о тексте LXX, хотя некоторые и сомневаются в его авторитете. Многие ученые нового времени (Ральф – 1899 г. Гебгард – 1899 г. и др.) по сходству его канона с каноном Афанасия считают Александрию местом его происхождения (Ralf. Alter und Heimat der Vaticanischen Bibelhandschrift. Gottingen. 1899 г.). Обозначается в учено-богословской библейской литературе буквой В. С ним сходны последующие западные печатные издания перевода LXX. Новое издание его: Vercellone, Cozza, Melander, Bibliorum sacrorum codex vaticanus. Rom. 1868–81 гг. Ветхий Завет издан отдельно в 1890 году.

Кодекс Синайский одинаковой древности с Ватиканским, или немного позднее. Означается буквой S или . Его нашел Тишендорф в Синайском монастыре св. Екатерины, часть его опубликована под именем Фридрихо-Августовского кодекса в 1846 году. Эта часть содержит отрывки 1 Паралипоменон, 1 Ездры, Есфирь, Товит, Иеремии, Плач. Во второе путешествие в 1853 году Тишендорф нашел некоторые другие части его: Быт.24:9–10; 41–43 глл. В третье путешествие под покровительством русского Императора в 1859 году он нашел и много остальных частей: Товит, Иудифь, 1–3 Маккавейские, Исаии, Иеремии, малых пророков, Псалмы, Притчи, Екклезиаст, Песнь Песней, Премудрости Соломона, Сираха, Иова и Новый Завет весь даже с посланием Варнавы и Пастырем Эрмы. Некоторые части его вывезены еп. Порфирием в 1845 году и таким образом составилось 942 листа Ветхого Завета и 932 Нового Завета. Издан Тишендорфом: Codex Sinaiticus Petropolitanus. ed. Tischendorf. Petropolis, 1862 г. Хранится в Петербурге – не весь. По месту его нахождения, он должен бы заключать текст Александрийских списков. И действительно он близок к этому списку и Исихиевой рецензии (Евсеев, кн. Исаии. 102–103 стр.). Но он подвергался немалым поправкам, так что находят не менее четырех исправителей, руки коих ясно заметны на кодексе (Tischendorf. Vet. Test. Graece. 1887. Monitum. 4 p.).

Особенно же важен для нас Александрийский кодекс, написанный в конце V века, вероятно в Египте, принадлежавшем Александрийской патриархии до 1098 г. Кодекс этот Кириллом Лукарисом, бывшим Александрийским, а потом Константинопольским патриархом, подарен Английскому королю Карлу 1-му в 1628 г. Состоит он из 4-х томов, содержит 773 листа: 630 для Ветхого Завета и 143 для Нового Завета, с посланиями Климента Римского. В Ветхом Завете недостает некоторых листов в Бытии (14–16 глл.), 1 Цар. (12–14 глл.) и Псалмах (49–79). Обозначается критиками текста буквой А. В форме факсимиле издан Бабером (1816–21 гг.). В последнее время издан музеем Британским: Facsimile of the codex Alexandrinus, T. I-IV. London. 1879–83 гг. Как выше было сказано, он заключает в себе текст Александрийской Церкви, Исихиевой рецензии, отеческих творений и древнего до-оригеновского вида перевода LXX. Но эти положения пока еще очень гадательны.

Известен кодекс св. Ефрема Сирина V в., заключающий: отрывки из книги Иова, Екклезиаста, Притчей и Песни Песней. Издан Тишендорфом в 1845 году. Написан был, по предположению Тишендорфа, в Египте, потом перенесен был в Палестину и Сирию, оттуда в Константинополь, а потом опять на восток, а потом в Италию... и не свободен был от исправлений. Он занимает в своих чтениях середину между Александрийским и Ватиканским кодексами (Tischendorf, l. с.). Есть также очень много других списков унциального письма (не менее 50 древнее Х-го в.). Затем гораздо более сохранилось рукописей (ок. 350) курсивного письма, заключающих по частям и в целом Ветхий Завет. Наибольшее число их заключает псалмы и церковные чтения. – Все это служило и служит пособием для критиков текста.

В таком разбросанном и разрозненном виде существовал текст LXX до изобретения книгопечатания. С изобретением книгопечатания и развитием критико-текстуальной науки, перевод LXX стал издаваться с научной обработкой. Известно, что греческая Церковь за это время, с VII-XV вв., не блистала просвещением; она страдала от духовной темноты внутренней и множества врагов внешних. Некому было заботиться о научном исследовании церковного текста LXX. Толковательных трудов, кроме Зигабена и Феофилакта, не появлялось. Дело ограничивалось чтением отделов положенных при богослужении. Научное исследование и издание текста LXX началось на Западе. Первое такое издание – Комплютенское, сделанное в Комплютенской полиглотте (1514–1517 гг.) Фр. Ксименом по Ватиканским рукописям и кодексу Виссариона. Замечательно его сходство с еврейским текстом, может быть сделанное намеренно, а может быть составлено по каким-либо древним, ныне неизвестным, гексаплярным Оригеновым спискам. Для восстановления текста LXX имеет мало значения. Некоторые считают его текст близким к рецензии Лукиана (Cornill. Pr. Ezechiel. 66 s.). Комплютенский текст повторен в Антверпенской (1572 г.) и Парижской (1645 г.) полиглоттах, у Штира и Тайле (1847–56 гг.). Вторым ценным изданием перевода LXX считается издание Альдинское. В 1518 г. было сделано Минуцием Альдусом в Венеции по венецианским рукописям, довольно новым и не чуждым вставок из других греческих переводов, напр. Феодотиона, из Акилы и даже из Нового Завета. Но все-таки это издание имеет критическое преимущество перед Комплютенской полиглоттой по чистоте текста LXX. Альдинский текст повторен в издании Вольфия Кефалея (1526–29 гг.), Гервасия (1550 г.) и других. Корнилль предполагал его тождество с рецензией Исихия (1. с. 79 s.). Но мнение это оспорено еще Лягардом (Mitteilungen. II, 57–58 ss.) и другими учеными. – Третье, по времени происхождения, Римское издание при Сиксте V в 1587 г. Напечатан Ватиканский кодекс с орфографическими поправками и вставками из других кодексов недостававшего текста Бытия и Псалмов 105–138. По-видимому здесь текст древний, общеупотребительный, но не чуждый Оригеновых исправлений. Найдено, что до 4000 уклонений допущены в Сикстинском издании от Ватиканского кодекса самими издателями. Это издание повторено было в Лондонской полиглотте Вальтона (1657 г.), у Бооса (1709 г.), Есса (1824 и 1887 гг.), у Тишендорфа (1850 и 1887 гг.). Александрийский кодекс издан впервые Грабе (Oxonii. 1707–1720 гг.). Автор считает свой кодекс очень древним и авторитетным, а издание очень тщательным. Но не скрывает, что сам делал вставки и поправки (особенно на полях), а потому издание не может считаться точным зеркалом Александрийского кодекса. Много сделано намеренных сближений с Оригеновым гексаплярным текстом. Потворено с новыми поправками в Москве (1821 г.) и у Фильда (Oxonii. 1859 г.). – Дальнейшим ценным в научном отношении изданием перевода LXX следует признать издание Гольмеза. Оно имеет значительное преимущество перед рассмотренными. Он собрал значительнейшее число (до 300) кодексов и изданий перевода LXX, сравнивал цитаты из перевода LXX в святоотеческих творениях и различные переводы, составленные с LXX, и весь этот обширный материал поместил в подстрочном отделе к Ватиканскому тексту (1798 г.). Продолжен его труд за его смертью Парсоном и закончен в 1827 г. под заглавием: Vetus Testamentum graecum cum variis lectionibus. Этот труд имеет параллель с Кенникоттовым изданием еврейского текста. Помещены все, иногда и очень незначительные, касающиеся ударений, дыханий, перестановки слов и тому подобных мелочей, уклонения от Ватиканского текста издания Сикста V. Критической поверке варианты не подвергнуты и таким образом, по замечанию Франкеля, построено здание без заключительного камня и балок – «одна лишь куча, а не связное здание». Впрочем и этот строгий (и кажется, как еврей, небеспристрастный) судья находит научную ценность в издании Гольмеза: собранные варианты по их сличении взаимном и по сличении с основным текстом, духом, языком перевода LXX и средой духовной, произведшей перевод LXX, могут дать основу и материал для восстановления текста LXX до-оригеновской редакции (Vor-studien. 251 s.). Кроме того нужно заметить, что несмотря на отыскиваемые и легко прощаемые погрешности в разных подстрочных чтениях, труд Гольмеза остается единственным и доселе фундаментальным для всех работ критико-текстуальных о переводе LXX и выводов по истории текста перевода LXX. Все-таки из этого часто порицаемого труда вытекли предположения Лягарда, Фильда, Корнилля и др. о рецензиях Оригена, Исихия, Лукиана, их распространении, истории, характере, памятниках, а отсюда и более твердая научная постановка вопроса об истории текста перевода LXX и восстановлении его в первоначальном виде. Одним словом, вся новая критико-текстуальная литература о переводе LXX, а во многом и о других переводах (Напр. славянском, грузинском и др.), произошла из фолиантов Гольмеза и Парсона, как ветви из коренного дерева. И кто исчислит, сколько еще в будущем может вырасти подобных ветвей из того же дерева...? – В очень недавнее время, в минувшем XIX столетии, сделаны следующие, очень ценные, издания перевода LXX: 1) Тишендорфа – ватиканского кодекса с подстрочными вариантами из других кодексов (1850, 1880, 1887 г.); 2) Де-Лягарда – попытки восстановления Лукиановской рецензии перевода LXX (1883 г. на законоположительные и исторические книги); 3) Свита (Swete) ватиканского кодекса с критическими подстрочными, значительно против Гольмеза поправленными, особенно по подлинному Александрийскому кодексу, примечаниями (Cambridge. 1887–1894 гг. и позднее повторено). 4) Самое позднее, в XX в., Bmoke and Modem. The old Testament in Greek. Vol. 1. Genes. Cambr. 1906. Exod.-Lewit. 1909. – Начало обширного и в высшей степени ценного критического издания пер. LXX, снабженного массой разных вариантов и критических выводов. В России существует только одно издание перевода LXX, сделанное в Москве в 1821 г., с Александрийского кодекса, с пометками, в конце издания, некоторых вариантов, но без всякой критической оценки их. Очень жаль, что издание не снабжено никакими предварительными или заключительными сведениями о научных приемах, средствах, пособиях, даже о тексте перевода и лицах, участвовавших в этом важном труде. Все по крайней скромности работников осталось сокрытым от взоров общества и ученых.

Судя по позднейшим западно-богословским и русским работам по изучению текста перевода LXX, итоги и дальнейшее направление таковых работ представляются в следующем виде.

1) Руководясь взаимным сходством и различием массы известных ныне рукописей перевода LXX и издавна принятым подразделением их сообразно главным группам по близости к кодексам Александрийскому, Ватиканскому и др., с одной стороны; – а с другой свидетельством древности о трех рецензиях перевода LXX: Оригеновой, Лукиановой и Исихиевой и свидетельством Иеронима о распространенности первой в Палестине, второй – в Антиохии и Константинополе, и третьей – в Египте, – современные ученые подводят все существующие рукописи и чтения перевода LXX под эти последние рецензии. В этих рецензиях источник разнообразия чтений, в них – признаки взаимного сходства списков одной рецензии, в них же должно искать историю происхождения каждой рукописи.

2) Дальнейший отсюда путь: по рукописям, содержащим известную одну какую-либо рецензию, восстановление через собрание находящихся во всех их вполне тождественных чтений текста первоначальных и подлинных рецензий Оригена, Лукиана и Исихия. Кроме рукописей чисто греческих, содержащих перевод LXX, на помощь в этой работе должны призываться отеческие толкования, творения, цитаты и переводы, составленные с LXX. Таковы славянский, армянский, готфский, грузинский для рецензии Лукиана; коптский, эфиопский для рецензии Исихия и др.

3) Путем соединения чтений, общих всем поименованным и восстановленным рецензиям, – отыскание и восстановление текста LXX, существовавшего до появления и распространения этих рецензий и близкого к оригинальному греческому тексту, вышедшему от самих LXX толковников.

Таково, по-видимому, ожидаемое направление ученых работ по восстановлению текста лишь одного перевода LXX безотносительно к его еврейскому оригиналу.

4) Последняя же очень отдаленная ступень – восстановление еврейского священного оригинала эпохи появления перевода LXX. Труженики этой конечной работы, выходя из указанного общего всем рецензиям текста и принимая во внимание уклонения в тексте LXX в период времени с происхождения его до жизни Оригена и его современников, уклонения, ясно засвидетельствованные Иустином, Оригеном, Евсевием, Иеронимом и др., а также несомненно присущий переводу парафрастический характер, – должны будут доискиваться, через сличение с новозаветными цитатами и сочинениями Флавия и Филона, до греческих чтений, некогда принятых у LXX толковников, а по этим чтениям восходить до еврейского их оригинала...

Так заканчивается история текста перевода LXX толковников.

Какие можно сделать выводы из изложенной главы о переводе LXX толковников для православного русского богослова?

Митрополит Московский Филарет высказывает следующий, руководственный для православного русского богослова, отзыв о переводе LXX толковников: «Перевод LXX толковников есть древнейший перевод еврейских Священных книг, сделанный просвещенными мужами еврейского народа, когда он еще не перестал быть народом Божиим, когда язык еврейский был еще живым языком, и когда иудеи не имели еще побудительных причин превращать истинный смысл Священных книг неправильным переводом. Несомненно, что начало его восходит далеко за 200 лет до Рождества Христова. Следовательно в нем можно видеть зеркало текста еврейского, каков он был за 200 и более лет до Рождества Христова, исключая те места, в которых видны признаки изменения, происшедшего от разных причин в последствии времени» (Записка о догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого семидесяти и славянского переводов Св. Писания. 2 и 3 стр. Москва, 1858 г.).

Поэтому митрополит Филарет дает правило русскому толковнику: текста LXX при изучении и толковании Библии нужно держаться до тех пор, пока не представится важной причины перейти под руководство текста еврейского. В пророческих местах, раскрытых по LXX Отцами, обязательно следовать LXX. Нужно остерегаться односторонности новых западных ученых, держащихся только еврейского текста и приходящих к неологии и рационализму, под скрытным и отдаленно-древним (Кимхи, Ярхи, Абарбанел) влиянием раввинских противо-христианских толкований. Постоянно сверять еврейский текст с LXX и на взаимном их соглашении построять толкование (Там же). – Вот тезисы для русского православного толковника в отношении к переводу LXX.

Согласен ли будет весь наш отдел о переводе LXX с приведенными словами митрополита Филарета? – Не думаем, чтобы не было соответствия между ними. Есть ли перевод LXX, по изложенной нами истории его, «зеркало» еврейского текста древнейшего? – Есть, хотя и требует, как и говорил Филарет, много значительной осторожности, осмотрительности, разборки и уменья, чтобы в каждом частном случае справедливо решить вопрос о том, какое древнее еврейское чтение соответствовало существующему греческому чтению и насколько оно было истинным, соответствовавшим автографическому чтению. Нужда в подобной осторожности и осмотрительности, надеемся, достаточно доказана и нисколько не противоречит взгляду Филарета.

Имеет ли перевод LXX высокий авторитет? – Несомненно имеет и в подтверждение этого приведен нами ряд доказательств. Он для православного богослова крайне необходим, потому что содержит православно-церковную Библию. Изучение и объяснение Ветхого Завета по руководству этого перевода есть долг и обязанность православного русского богослова. Одним еврейским текстом он ограничиваться, при изъяснении Библии, не имеет права, совершенно игнорируя текст LXX.

Но в виду того, что текст LXX православному богослову нужен потому, что им руководилась в церковном и частном употреблении Библии Православная Церковь, православный богослов обязан особенно ценить лишь текст LXX православно-церковный. Он не имеет нравственной обязанности отыскивать древние дохристианские чтения перевода LXX. – Они для него имеют лишь археологический, филологический и т.п. интерес, научно богословский же интерес и важность для него представляет текст LXX, употреблявшийся в православном богослужении, отеческом толковании, в соборных определениях, догматических писаниях Отцов и Учителей Церкви. Но, конечно, и при этом ограничении его задачи, труда немало лежит на православном русском богослове, чтобы высказать в каждом отдельном случае свое собственное суждение по вопросу о том или другом чтении. Только после тщательного, основанного на всестороннем обследовании в каждом единичном случае греческих чтений, изучения текста перевода LXX, возможно общее его издание в значении православно-церковного ветхозаветного текста.

Что касается начатого Лягардом и перенесенного в Россию г. Евсеевым, отыскания Лукиановской рецензии перевода LXX, то забота о ней русских богословов совпадает с отысканием православно-церковного греческого текста, будет ли он тождествен с Лукиановской, или какой другой рецензией. Труды ученые в этой последней форме и связи очень почтенны!

Как выше уже было сказано в истории перевода LXX толковников, кроме LXX толковников ветхозаветные книги переводились на греческий язык и другими лицами. Поводом для составления этих переводов служили отчасти несходство перевода LXX с еврейским текстом, отчасти употребление его христианами и основанная на нем полемика их с евреями.

Первое место по времени происхождения и достоинству занимает перевод Акилы. По свидетельству Епифания, Акила был родом Понтянин из Синопа и сначала язычник. Он жил при императоре Адриане (117–138 гг.) и был даже родственник ему – шурин; по обращении Иерусалима в Элию Капитолину, он был поставлен начальником этого города. Когда христиане возвратились из Пеллы в Иерусалим, то Акила, плененный верой и чудесами апостольских учеников, принял христианство. Но и по обращении в христианство он продолжал заниматься, даже более усиленно, астрологией и за это сначала был осуждаем своими христианскими учителями, а потом и вовсе отлучен от Церкви. Тогда Акила обратился в иудейство, принял обрезание, сделался прозелитом и с ревностью новообращенца предался изучению еврейских книг. Из ненависти к христианам затем он составил свой перевод (De pond. et mens. 14). В талмуде (Kidd. I. fol. 59α) упоминается один переводчик – Akilas, который, по-видимому, тождествен с этим Акилой. Талмудический Акилас был еврейским прозелитом, в Понте имел рабов; под руководством раввина Акибы составил перевод Закона с еврейского на греческий язык; жил при императоре Адриане и был его шурином. Учеником раввина Акибы признает Акилу и Иероним (Com. in les. 8, 14); этому свидетельству соответствует и буквалистический характер перевода Акилы; на то же указывает и авторитет перевода Акилы у палестинских иудеев.

По Епифанию, Акила составил свой перевод при императоре Адриане. Прямое упоминание об этом переводе впервые встречается у св. Иринея, который замечает, что вместо παρθένος в Ис.7читается в переводе Акилы Понтянина (Adv. Haer. III, 24). Творение Иринея написано в 177–192 гг., следовательно перевод Акилы был составлен ранее конца второго века по Р.Х. Некоторые предполагают, что он известен был даже св. Иустину (Разговор с Трифоном Иудеем. 43, 66 и др. главы), и следовательно составлен не позже первой половины II-го в. (св. Иустин †167 г.), но Фильд, по неупоминанию у Иустина имени Акилы, справедливо ослабляет это предположение (Hexapl. Orig. XVIII). Целью перевода Акилы, по мнению св. Епифания, было желание составить перевод угодный евреям, но противный христианам. Отцы Церкви обыкновенно называли его иудействующим, имеющим иудейский разум и т.п. Феодорит и Епифаний даже считали «злодейским», намеренно портившим ветхозаветные пророчества о Христе, ясно выраженные у LXX толковников. Иероним называет его иудеем, хотя и «христианствующим» (Epiphanius. De pond. et mens. 15. Theodoret. 2. 235. Hieronymus. Praef. ad Dan.). Впрочем, в отеческий же период были и защитники этого перевода. Так, Ориген считал его лучшим из иудействующих переводов, сделанным очень прилежно, точно выражающим смысл Свящ. Писания (Orig. Opp. II, 14 р.). Поэтому в своих гексаплах Ориген ставит на первом месте после еврейского текста перевод Акилы. Бл. Иероним также замечает, что он в своих комментариях часто пользовался переводом Акилы, «потому что находил у него много подтверждающего нашу веру» (Epistola ad Marcellam. Opp. 1. 251 р.), и даже прямо называл «христианствующим» – Judeus Aquila interpretatus est ut christianus (Praef. in Iob.; in Iesai. 49, 5. Hab. 3, 13). Нельзя, впрочем, отвергать, что некоторые мессианские пророчества Акила намеренно переводил обоюдно, чтобы отнять у христиан прямые доказательства своей веры. Например, в Исаии 7 переводил . Положим, слово νεανι употребляется и в значении дева (Втор.22:28), но также, и еще чаще, употребляется в значении: молодая женщина. Чтобы отнять у христиан опору для веры в рождение Христа от Девы согласно пророчеству Исаии, Акила переводит обоюдно. Еще: у Ис.9– – Бог крепкий, Акила переводит: – сильный могущественный; в Пс.2 и Дан.9 переводится вместо словом . Все это Акила делал потому, что эти пророчества христиане прилагали к И. Христу. Такие примеры перевода подтверждают христианские свидетельства о том, что Акила составлял свой перевод для иудеев и в угоду их спорам с христианами.

Об общем характере перевода Акилы точные сведения дают Ориген и Иероним. Ориген называет Акилу рабствующим еврейскому тексту (Орр. I, 159) и по этому рабствованию или буквализму ставит его на первом месте в гексаплах. Иероним называет Акилу прилежным и усердным толковником, знающим греческий язык – eruditissimus linguae graecae – и слово в слово (verbum de verbo) составляющим перевод. Акила старался, по словам Иеронима, не только переводить слова, но и этимологию их (Орр. VI, 25. 2, 23). Из сохранившихся отрывков перевода Акилы видно, что автор точное значение придавал еврейским словам (- – Быт.18:12); тщательно соблюдал еврейские идиотизмы (Быт.5– ); в видах точности еврейским словам придумывал даже сдои слова, тяжкие для греческого слуха и неудобопереводимые на другие языки, например, (– укреплять как кость...) и «гоняясь за слогами и буквами», Акила одно слово разделял на два: например, – (Ис.18:1) σκιά σκιά; слова имеющие только значение определений места (- locale) переводил союзами и предлогами (δε, συν ­ напр. Быт.1συν όυρανόν καί συν τή῀ν γῆν): некоторые еврейские слова оставлял без перевода (­ – дуб Втор.11:30; κικαών ­ Ион.4:6). При всем том, впрочем, исследователи находят много примеров изящества его языка, подражание языку Гомера. Например, πρινεών – Быт.14:3; παπυρεών – Исх.2:3; вместо – Пс.47:8; (вместо – Притч.29:5). Из этих примеров можно заключать, что Акила получил хорошее классическое образование. Кроме греческого и еврейского, он знал и арамейский язык. Затруднительным еврейским словам он иногда придавал значение по сходным словам арамейского языка. Например, евр. (Ам.7:14) переводится: ερευνών по параллели с арамейским (Авв.1:10; Пс.21 и др.). Главным образом перевод Акилы имеет значение по своей близости к еврейскому тексту. Еще бл. Иероним пользовался им в составлении точного латинского перевода (Divina bibliotheca) и соответственно ему составлял свой перевод. Чтения перевода Акилы соответствуют масоретскому тексту и доказывают неповрежденность последнего, особенно в согласных буквах.

Иероним в своих комментариях нередко упоминает о втором издании перевода Акилы. Цель его – наибольшая (κατ᾿ άκριβείαν) тщательность перевода. Вероятно, Акиле по местам казался первый перевод не вполне точным, поэтому он и делал в нем поправки. Во всех ли книгах были эти поправки, неизвестно. У Иеронима не упоминаются они в комментариях на Исаию и малых пророков. Может быть не во всех книгах Акила заметил недостатки и исправил их. В недавнее время открыты в Каирских палимпсестах некоторые отрывки греческого точного перевода из книг Царств и Псалтири (3Цар.20:7–17; 4Цар.23:11–27; Пс.90:6–13; 111:4–10). По точности этого перевода (особенно в частицах: и ) заключают, что это – перевод Акилы (Христ. Чтение. 1898 г. Март. 450–452 стр. Swete. An introduction... 34 р.).

Второе место в ряду греческих переводов у Оригена занимал перевод Симмаха. По свидетельству Епифания, Симмах жил при императоре Коммоде и Севере (180–211 г. по Р.Х.). По происхождению он был самарянин, по самомнению о себе надеялся получить верховную власть над соотечественниками, но не получив ее, из обиженной гордости перешел в иудейство, во второй раз подвергся обрезанию и приступил к новому переводу ветхозаветных книг, чтобы опровергать самарян (De pond. et mens. 15). Евсевий передает, что Симмах был эвионитом и в своем переводе старался опровергнуть Евангелие Матфея и подтвердить эвионитскую ересь. Его комментарии и перевод Ориген получил от какой-то Юлианы, имевшей подлинный их текст (Церк. Ист. VI, 17). Бл. Иероним также называет Симмаха полухристианином, иудействующим еретиком-эвионитом (Praef. ad lob.). Гейгер думал найти упоминание о Симмахе в талмуде под именем Sumkos. Но с этим предположением другие ученые не соглашаются (Field). Согласно указанному преданию справедливо не искать у иудеев упоминания о Симмахе. Предание, впрочем, о вражде Симмаха к самарянам не подтверждается ныне известными остатками Симмахова перевода. Так, в хронологии Быт. 5 гл. перевод Симмаха сходен с Самарянским Пятикнижием, чем подтверждается его происхождение из самарян, а не вражда к ним. Св. Ириней не упоминает об этом переводе, а потому следует считать его позднейшим Акилы и Феодотиона, о коих он упоминает. О характере Симмахова перевода сходны свидетельства древних и новых исследователей. Он отличается чистотой и изяществом языка. По свидетельству Иеронима, Симмах выражал не букву, а смысл ветхозаветного текста – sensum potius sequi; он не рабствовал словам, а следовал связи мыслей и выражал мысль ясно и открыто (Орр. VI. 258 р.). Он избегал своеобразной еврейской конструкции речи и пользовался греческой, понятной читателям, незнакомым с еврейским языком. По свидетельству Евсевия, перевод Симмаха был «очень ясен», «удивителен» и даже «весьма удивителен» (Com. in Psalm.). Корнилль называет Симмаха человеком «с нежным сердцем и блестящей головой». Избегая особенностей еврейской речи, непонятных и неприятных для грека, Симмах выражал их приспособительно к греческому языку: два слова, выражающие слитное понятие (пойдут и соберут – Исх.1:7), выражал слитной формой (пошедши соберут... Срав. 4Цар.1:2); для красоты речи еврейские частицы переводил разнообразными греческими частицами (­ ,, ...); фигуральные обороты заменял простой греческой речью; сжатую еврейскую речь иногда пополнял распространенным и изящным перифразом; еврейские собственные имена, имевшие исторический смысл, заменял однозначащими греческими (Ева – Ζωογόνος Быт.3:21; Едем – άνθηρόν – Быт.2:8). Два существительных с родит, опред. – мужи крови и коварства, переводил с прилаг. – Пс.54:24; ό εύθυμων ­ ; идиотизмы еврейские соответственными греческими словами: вместо ιδού εγώ – ставил: πάρειμι – 1Цар.3:4; сын смерти ­­ άξιος θανάτου – 2Цар.12 и т.п. Вообще язык Симмахова перевода отличается необыкновенным изяществом и многие места возбуждают удивление и увлекают читателей (Лев.26:43; Нав.18:1; 1Цар.16:23). Несмотря на это стремление к изяществу, перевод Симмаха отличается и близостью к еврейскому тексту. Бл. Иероним еще во многих случаях, а по мнению некоторых (Фильда, Корнилля) почти повсюду, пользовался им при составлении своего перевода на латинский язык (Исх.9:17; Числ.25:8; Втор.23 и особенно Иов.21, 32, 34 глл.). Но нередко Иероним замечал, что Симмах «сокрывал тайну о Христе» и многие пророчества по иудейски изъяснял (Praef. in Iob. Com. in Hab. 3, 13). Для нынешних критиков библейского текста перевод Симмаха своим сходством с масоретским текстом имеет большое значение, но при его свободе и изяществе трудно определить точное еврейское чтение, ему соответствовавшее. Так же, как о переводе Акилы, Иероним упоминает о втором издании перевода Симмаха (Com. in Ier. 32,30. Nah. 3,1), но по мнению Фильда нет ясных оснований допускать это издание. Известие же Иеронима произошло от того, что сам Симмах делал в некоторых списках поправки своего перевода, в других же случаях и позднейшие читатели поправляли его перевод. С этими поправками экземпляры могли попадаться Иерониму и вызвать, по сравнению с непоправленными списками, предположение о втором издании (Field. Hexapl. Orig. Proleg. XXXVI-XXXVH pp.). Других сведений о втором издании Симмахова перевода древность не сохранила.

По свидетельству Епифания, Феодотион был родом из Понта, принадлежал к ереси Маркиона-Синопца. Ересь эту, впрочем, он почему-то оставил и перешел в иудейство, приняв обрезание, научился еврейскому языку и составил свой перевод (De pond. et mens. 17). По свидетельству Иринея, Феодотион происходил из Ефеса и обратился в иудейство (Adv. haer. III. 24). Иероним причисляет Феодотиона к эвионитам (Prol. ad Daniel.). Епифаний считает его современником имп. Коммода (180–192 гг.), но, несомненно, Феодотион жил и ранее этого императора и перевод составил в начале второй половины II-го века, так как в творении Иринея «Против ересей» и даже в Пастыре Ермы (IV вид.) он уже употребляется. Св. Ипполит толковал книгу пророка Даниила по переводу Феодотиона. Поэтому новые ученые (например Шурер) считают его перевод древнее Акилы, но это, впрочем, едва ли справедливо.

По свидетельству Епифания, Феодотион имел целью исправление перевода LXX. В тех местах, где этот перевод неясно выражал мысль или опускал, там Феодотион делал поправки соответственно еврейскому подлиннику. Но при всем том переводчик, по свидетельству Евсевия и Иеронима, старался значительно не удаляться от текста LXX толковников и был к последнему ближе Акилы и Симмаха. Поэтому, считая неправильным в переводе LXX текст книги пророка Даниила, Церковь, по свидетельству Иеронима, воспользовалась переводом Феодотиона, как наиболее сходным по языку с переводом LXX. Поэтому же и Ориген в своих гексаплах, в случае пропусков у LXX, пополнения делал из перевода Феодотиона. До 400 стихов кн. Иова и доселе в греческой Библии остаются из перевода Феодотиона. Книга пророка Даниила в нашей славянской Библии переведена с перевода Феодотиона.

По языку и характеру своему перевод Феодотиона занимает середину между Акилой и Симмахом, не так «рабствует еврейской литере», как Акила, и не так от нее свободно уклоняется, как Симмах. Но при указанных качествах древние толковники питали осторожность в отношении и к этому переводу. Иероним замечает, что «Феодотион наравне с Акилой и Симмахом многие тайны о Спасителе сокрыл ложным толкованием» (Praef. in lob. Com. in Hab.3:13). В переводе Феодотиона особенно выдается сохранение без перевода многих еврейских слов. Некоторые из них, может быть по трудности перевода, часто пишутся греческими буквами (άγανώθ – Ис.22:24; «Αγγαί – 2Пар.26:9; »Αγμών – Исх.19:15), а некоторые сохранены, может быть, для точного соответствия еврейскому тексту (Field. Hexapl. proleg. XL р.). Эти еврейские слова, несомненно, имеют критическое значение свидетельства о еврейском тексте II-го века. А самый перевод не считается в этом отношении авторитетным. Корниллем он исключен из числа критических пособий (Pr. Ezechiel. 108 s.) и у Рисселя также занимает мало места (Ук. соч. 187 s.).

Кроме перечисленных греческих переводов, в гексаплах Оригена были еще переводы, имена авторов коих были неизвестны Оригену а самые переводы означались по месту их в гексаплах. По свидетельству Евсевия, у Оригена были еще Пятый и Шестой переводы, которые ранее и после него не были никому известны (Ист. Цер. VI, 16). По свидетельству Епифания, в псалмах был еще Седьмой перевод (De mens. et pond. 18). Обо всех этих трех переводах упоминает Иероним, замечая, что составители их не были известны Оригену (Орр. II. 894. De vir. illustr. 54).

Пятый перевод. Где и как был найден Оригеном этот перевод, древние показания разногласят. По свидетельству Евсевия и Иеронима, он найден был Оригеном в Акциуме. По Епифанию он найден был Оригеном в Иерихоне в каких-то потайных местах. Вообще нет точных свидетельств. О характере перевода, судя по остаткам, можно сказать, что он отличался необыкновенным изяществом языка и по элегантности может быть поставлен в уровень с лучшими греческими писателями своего века. Подобно Симмаху, автор старался о сохранении не буквы, а мысли подлинника; пользовался перифразами и выражал даже собственные, а не священно-писательские, мысли. Он обнимал не все книги: в нем были 1–4 Цар., книга Иова, Псалмы, Притчи, книга пр. Осии. В Пс.8 находят (в выр. о κατ᾿ άνδρα) следы христианского происхождения перевода (Nestle. Urtext... 1. с. 84 s.).

Шестой перевод. По свидетельству Евсевия, этот перевод был найден Оригеном вместе с пятым в Акциуме, а по свидетельству Епифания, в Иерихоне. Хотя Иероним и считает составителем этого перевода иудея, но, кажется, правильнее признавать им христианина. У Авв.3 он переводит: Ты вышел, чтобы спасти народ Свой чрез Иисуса Христа. Есть указания, что кроме книги Аввакума этот перевод обнимал Псалмы, Песнь Песней, Амоса, может быть Исход, Царств и Иова. Много в нем толкований вставлено, хотя трудно решить, были они первоначально, или внесены после справщиками (Field. Orig. Hexapl. Proleg. XLV).

Седьмой перевод. Об этом переводе Епифаний и Иероним упоминают, но дают очень краткие сведения, лишь говоря, что у Оригена был седьмой перевод. Упоминание находится всего в 4 местах Псалтири и у Авв.3:13. Некоторые, напр. Фильд, даже отвергают самостоятельное существование этого перевода, считая его исправлением Феодотионова перевода. Кроме Оригена он, вероятно, мало кому был известен.

* * *

Вообще поименованные греческие переводы, особенно Акилы, Феодотиона и Симмаха, часто цитуемые в отеческих толкованиях, и предпочитаемые переводу LXX во многих случаях бл. Феодоритом (например, Иез.1:4, 14, 16 и мн. др.), Кириллом Александрийским (например, Мих.1:11), Златоустом (Ис.8:22; 52:14; 53:2, 6) и мн. др., дают современному православному богослову основание и руководство в отношении к тексту перевода LXX толковников. Употребление этих переводов, особенно Феодотиона, в церковном богослужении и в церковных списках и указанное предпочтение их в толковательных отеческих трудах дает ему право быть свободным в отношении к тексту LXX, – не признавать безусловно обязательным составление по нему одному толкований и суждений о ветхозаветном учении. Подобно Отцам Церкви, православный богослов не принужден считать текст LXX аутентичным автографическому, а может «выбирать» то чтение, которое найдет более точным и подтверждаемым памятниками. – Но представленные сведения о переводах и переводчиках внушают православному богослову и надлежащую осторожность в обращении с переводами, так как в последних иногда нужно видеть и намеренное уклонение от истины с целью подтвердить засвидетельствованные историей неправые цели и еретические мысли переводчиков. Словом, если в отношении к еврейскому тексту и переводу LXX, по предыдущим главам, требовались от современного богослова осторожность и осмотрительность, то в сугубой мере их нужно проявлять в отношении к этим переводам. – В критико-текстуальных целях, для изучения и восстановления еврейского автографического текста, особенное значение имеет перевод Акилы, «рабствующий еврейской литере», а также оставляемые без перевода еврейские слова у Феодотиона. Здесь можно найти много ценных пособий, но конечно после необходимы проверки и исправления нередких погрешностей у самих переводчиков (Срав. Ryssel. ук. соч. 185–189 ss).

Третьим, по времени происхождения из среды иудейства, переводным памятником на ветхозаветные книги следует считать таргумы или халдейские парафразы. Евреи по возвращении из вавилонского плена затруднялись уже пониманием Священных ветхозаветных книг, писанных на еврейском языке. Для народной массы современников Ездры и Неемии требовались уже особые переводчики и толкователи, которые изъясняли читанный Ездрой Закон (Неем. 8, 8). В чем состояло это истолкование, священный историк не говорит, но можно справедливо предполагать, что оно состояло преимущественно в переводе еврейских слов священного текста на халдейский или арамейский язык, ставший у евреев к этому времени разговорным языком. С течением времени у палестинских евреев должна была, очевидно, не умаляться, а увеличиваться нужда в подобных истолкователях и переводчиках. Еврейский язык, без сомнения, все более и более стал отличаться от живого арамейского языка, а народная масса евреев, не получившая специально-школьного богословского образования, начала все менее и менее понимать священный язык ветхозаветных Писаний. Чтение же последних у набожных иудеев было очень распространено: всюду устраивались синагоги с обязательным в них ежесубботним богослужением и чтением Писаний, и в новоустроенном храме иерусалимском, конечно, не было недостатка, особенно в годичные праздники, в чтении Священных книг. Рядом с синагогами, а иногда и в одних же зданиях, устраивались и училища для еврейских детей, в коих обучение всенепременно носило религиозный характер и состояло в продолжительном и тщательном изучении Священных Писаний (2Тим.3:16). Несомненно, только общераспространенным чтением Священных Писаний и доставляемым им духовным утешением можно объяснить ту жаркую любовь и восторженное мученичество за «Священные книги», о коих часто упоминают Маккавейские книги (1Мак.2:50; 12:9; 2Мак.7 гл.). Так было дело у палестинских иудеев.

Не в ином виде, без сомнения, оно находилось и у вавилонских иудеев. Собиравшиеся некогда вокруг Иезекииля и читавшие вместе с ним слово Божие (Иез.20 гл.) и видевшие за чтением слова Божия Даниила (Дан.9 гл.), а может быть и вместе с ним читавшие его, вавилонские иудеи и после сих пророков не оставляли завещанных ими благочестивых занятий. Нет недостатка в исторических свидетельствах о том, что и в Вавилоне были синагоги и школы еврейские с частым чтением Священных книг. Упоминаются даже и обширные богословские учебные заведения, например в Соре.

Если же народная масса палестинских иудеев нуждалась в переводе на арамейский язык Священных книг, то несомненно еще большую нужду в подобных переводах чувствовали евреи, оставшиеся в Вавилоне, где еще и при Данииле говорили и писали по-арамейски, как видно из его книги, вполовину написанной по-арамейски.

По всем вышеуказанным причинам понятны ранние упоминания еврейского предания о переводчиках и переводах Священных книг на арамейский язык. В талмуде замечается, что как при даровании людям Закона на Синае был посредник – Моисей, так и при чтении Закона в синагоге должен быть посредник – истолкователь его, называвшийся amorah, turhamon, meturhamon. B талмуде уже выработано и записано много правил относительно этих толковников и переводчиков.

Общее название переводов Священных книг на арамейский язык – таргум или таргума. Иудейское предание возводит первоначальное появление их ко временам послепленных пророков Аггея, Захарии и Малахии. Истинно в этом предании, по общему мнению, то, что таргумы составляться начали после вавилонского плена непосредственно, но сначала устно передавались и на память лишь заучивались еврейскими учеными, подобно тому как в памяти же их сохранилась вокализация, акцентуация и прочий многочисленный талмудический и масоретский текстуальный библейский ученый материал.

Согласно свидетельству книги Неемии (8:8) и талмудического предания (Meg. 3, α), можно думать, что составление таргумов и устная передача их начались непосредственно же по возвращении евреев из вавилонского плена. Но и предаваться письму таргумический материал стал довольно рано. Так, мишна уже указывает язык и письмо, коим должны писаться таргумы (ladaim. 4, § 5), а гемара упоминает о таргуме на Иова, составленном в первом веке по Р.Х. (Sabbat. 16). Приводя это свидетельство, Цунц высказывает предположение (Gottesdienstliche Vortrдge... 62 s.), что таргумическая литература не могла начаться и закончиться одной книгой Иова. Следовательно можно думать, что в первом веке по Р.Х. уже было не мало писанных таргумов. Авторитетные для еврейства раввины, впрочем, запрещали употребление писанных таргумов в синагогах (I. Meg. 4, 1), по предположению Буля, потому, что они служили бы нежелательным контролем для своеобразного и произвольно-тенденциозного фарисейского синагогального толкования Писаний, а по объяснению Цунца потому, что такие таргумы уподоблялись бы священному «Писанию». Таким образом на таргумы можно смотреть, как на синагогальное понимание Писаний, имеющее религиозное, культурно-историческое и экзегетическое значение памятников послепленного иудейства и весьма ограниченное значение для критики священного текста. Очень трудно определить время и место их происхождения, а только можно дать общие сведения об их собрании и издании.

Все существующие таргумы принадлежат по происхождению своему палестинским евреям. Но замечательно, что они пользуются малым авторитетом в произведениях палестинских евреев. Так, иерусалимский талмуд цитует их, но чтоб опровергнуть (Berach. 5 § 4. Ier. Meg. 3.3 ­­ Тарг. Лев.18:21; Zum. 1. с. 75 р.). Поэтому же, может быть, палестинские учителя Иеронима не знакомили его с таргумами, и он ничего не говорит о них. Также и другие отцы Церкви ничего не знают и не говорят о таргумах. Вавилонские иудеи, получив писанные таргумы от палестинских своих собратий, отнеслись к ним с уважением, ввели в синагоги (В. Meg. 3а) и сохранили до нашего времени. Так дошли до нас два наиболее авторитетных таргума Онкелоса и Ионафана. Остальные же таргумы: лже-Ионафанов и Иосифа Слепого имеют преимущественно палестинское происхождение. Они появились позднее иерусалимского талмуда и не упоминаются совершенно в последнем; по позднему же происхождению и малому у иудеев авторитету они неизвестны и Иерониму. Авторитетнейшими из таргумов считаются таргум Онкелоса на Пятикнижие, Ионафана на пророков и Иосифа «Слепого» на Писания.

Об авторе его Онкелосе вавилонский талмуд замечает, что он был современником и родственником римского императора Тита, учеником и другом Гамалиила, свой таргум принял из уст раввинов Елиезера и Иисуса (В. Meg. За). Но иерусалимский талмуд все подобные же биографические сведения приурочивает к греческому переводчику Акиле, признавая его также родственником императора Адриана, принявшим свой перевод от раввинов Елиезера и Иисуса (I. Meg. l, 9 fol. 71). Общий вывод из этих разноречий получается тот, что в иудейском предании не сохранилось точных сведений об авторе таргума. Вероятно только, что он жил в Палестине в начале христианской эры и не свое составил, а записал общепринятое понимание Пятикнижия. Но, с другой стороны, есть основание допускать в произведении палестинского таргумиста переделки со стороны и вавилонских ученых. В нынешнем же виде издание таргума Онкелоса относят к III в. по Р. Хр. (Buhl. Kanon und Text. 175 s. Wogue. Histoire de la Bible... 149 p.).

Относительно общего характера и достоинства таргума Онкелоса, как критического пособия, должно сказать, что он довольно близок к еврейскому оригиналу, несравненно ближе всех других таргумов. Он часто сохраняет еврейские слова оригинала, приспособляя их лишь к арамейской грамматике, обороты старается переводить довольно точно; перифразировку допускает в затруднительных и поэтических оборотах, но и здесь старается передать буквальный смысл священного текста, а не баснословия позднейшего еврейства (как например в таргумах на Пс.49). Но при указанных качествах и достоинствах таргума, никак нельзя считать его безусловной и точной копией еврейского оригинала. Автор держался современных общераспространенных еврейских богословских воззрений и их проводил в своем переводе, отступая от буквы и мысли священного текста. Так, среди, еврейских ученых доталмудического и талмудического периодов было общепринято учение о Слове Божием (), как о личном существе, несколько выделяющемся от Существа Единого Бога, – учение, приближающееся к христианскому учению о Боге Слове. Слово Божие, по раввинскому учению, было посредником между Богом, удаленным и недоступным для мира, и видимым миром. Согласно этому учению, Онкелос вставляет часто, вместо упоминаемого в оригинале явления Господа в мире, явление лишь Слова Божия. Так, Слово Божие, по таргуму, являлось в раю (Быт.3:8), Аврааму (Быт.15:8; 26:3), Моисею (Втор.33:3) и мн. др. Так, Моисей, по свящ. тексту, говорит во Втор.5:5: в то время я стоял между Иеговой и вами и возвещал вам слово Божие; а по таргуму: в то время я стоял между Словом Божиим и вами и возвещал вам говоримое Богом.

Подобное же олицетворенное значение в тогдашнем еврейском богословии имела упоминаемая в Библии шехина или «Слава Божия» . И шехине придавалось личное значение посредника между Богом и людьми, доступного последним. И о шехине, посему, часто таргумист упоминает и ради нее изменяет свидетельства священного текста о явлениях Господа. Так, по тексту Библии Быт. 8, 27: распространит Господь Иафета u вселится в шатрах Симовых; а по таргуму: и шехина Иеговы будет обитать в шатрах Сима. По тексту Быт.28 Иаков на верху лествицы видел Иегову, а по таргуму: шехину Иеговы. Подобные же переделки в Исх.20:24; 33:14; Числ.23 и мн. др.

Но развивая учение о некоторых Личностях в Существе Божием и приближаясь как бы к христианскому учению о Троице, еврейское богословие старалось ясно противопоставить свой строжайший монотеизм языческому политеизму. В этом направлении много трудились александрийские иудеи во главе с Филоном. И таргумист также разделял эти благородные, хотя и не безошибочные, порывы иудейских богословов. С этой целью он изменял множественное число сказуемого в приложении к Богу (Elohim) в единственное число. Например, множественное текста Быт.20:13: когда Господь извел (- извели) меня, в таргуме заменено единственным числом, потому что Бог – един. Быт.3– яко един от нас – переведено: как один в мире знающий доброе и злое. Таргумист настолько строг в своем монотеизме, что исключает политеизм даже у злого духа, вселившегося в змия, и потому в Быт.3– будете, как боги (), знающие доброе и лукавое – переводит: «как князья» (), знающие добро и зло, хотя очевидно получилась очень странная и неестественная мысль. Языческие боги нигде в таргуме не называются богами, а переводится в приложении к ним слово бог перифрастически: «заблуждения народов», «предмет боязни» (Быт.31:30,42; Исх.32:1 и мн. др.). Изречение Исх.15:11: Кто, как Ты среди других богов, переведено: никого нет кроме Тебя, Ты один Иегова. Языческие идолы и терафимы, чтобы не осквернить язык именами их, переводятся: «предмет боязни» (Быт.31:30; Исх.32:1). По тем же побуждениям и также согласно с александрийскими иудеями таргумисты избегали или изменяли следы мнимого антропоморфизма в языке священных ветхозаветных писателей. Так, человекообразные о Боге выражения, объясняемые св. Златоустом «грубостью (παχύτης)» Писаний, зависевшей от грубости ветхозаветных людей, в таргуме переводятся более возвышенно. Например, Быт.11:5, 7; Исх.3,8 – хождение или схождение Бога – переводится: явление или откровение. Выражение Исх.11:4: Я пойду ночью по Египту – переводится: Я откроюсь среди Египта.

Несомненно, ко времени составителя, а тем более дальнейших исправителей и редакторов таргума приобрело большой авторитет среди иудеев фарисейское узкое и мертвящее законничество. Таргумист старается ввести его в до-законное патриархальное время книги Бытия. Например, выражение Быт.12– все души, рожденные в Харране – переводится: все души, служащие закону в Харране. Быт.25– Иаков сидел дома в шатре – переводится: Иаков служил в доме училища. Быт.49:10 – законоположник переводится: соферим. В Быт.22,14; 45:27; Исх.15 таргумист видит указание на построение храма. Исх.13:16; Втор.6– упоминаются тефиллы. Встречающееся в позднейшем иудействе учение о второй смерти прилагается таргумистом к Рувиму – Втор.33:6: Рувим будет жить во веки, не умрет второй смертью.

Но перечисляя недостатки и уклонения таргума Онкелоса, мы должны обратить внимание и на достоинства его, придающие ему особую цену и значение в глазах библеистов и даже вообще апологетов христианских. Такое значение имеет находящийся в таргуме перевод мессианских пророчеств, с ясным указанием на мессианское понимание их. Так, Быт.3 переводится: «вражду положу между тобою и женою, сыном твоим и Сыном ее. Он вспомнит тебе (т.е. отомстит) то, что ты сделал в начале, а ты будешь служить Ему до конца». Быт.49– не отнимется имеющий власть от Иуды и соферим от сыновей сынов его во веки, пока не придет Мессия, Которому принадлежит царство, и Ему покорятся народы. Числ.24– вижу Его, но не ясно, созерцаю Его, но не близко, потому что восстанет Царь из дома Израиля и помажется Мессия из дома Иакова. – Христианские богословы, видящие здесь мессианские пророчества и прилагающие их ко Христу, освобождаются от обвинения в произволе и приложении post eventum, так как иудеи, не верившие во Христа, понимали эти пророчества в мессианском же смысле.

Как критическое пособие к изучению священного текста, таргум имеет значение по своей древности: сходство его с существующим ныне еврейским текстом дает веское основание утверждать сходство последнего с синагогальным текстом периода появления таргума. Но, как и выше было сказано, нельзя этот таргум считать точной копией современного ему библейского текста. Кроме вышеуказанных явно тенденциозных уклонений его от еврейского текста, и вообще таргумы издревле в христианской богословской литературе назывались «парафразами», т.е. перифрастическими изъяснениями священного текста. Это наименование вполне справедливо, согласно с вышеизложенной историей происхождения таргумов, как записей синагогального «изъяснения» священного текста, и с характером таргумов. Хотя мы и не имеем в руках того еврейского оригинала священного текста, с коего составлен таргум Онкелоса, но несомненно таргум заключает в себе много пояснений, дополнений, изменений, перестановок фраз, случаев двойного перевода и т.п. черт неточности, ясно доказываемых как нынешним еврейским текстом, так и другими древними переводами, например, Самарянским Пятикнижием, переводом LXX, Пешито. Таковых дополнений много в Быт.49 гл., Числ.24, Втор.32–33 глл. и др. Очевидно, осторожному библеисту-критику текста нужно помнить все указанные свойства таргума, общепризнанные в современном учено-богословском мире.

Экзегет видит в таргумическом перифразе историю понимания Библии в древнее время в иудействе (перед Р.Х. и вскоре по Р.Х.) и может находить и себе не мало пособий к правильному пониманию священного текста. Язык таргума арамейский очень близок, родствен, а в корнях часто и тождествен с еврейским языком священных ветхозаветных писателей. В нем много средств для объяснения слов и речений неудобопонятных в священном ветхозаветном тексте.

Об авторе таргума на пророческие книги талмудические сказания разноречивы и неопределенны также, как и о предыдущем. По вавилонскому талмуду, таргум приписывается Ионафану сыну Узиила, ученику Гиллела (Meg. За). В палестинском талмуде этот еврейский знаменитый ученый упоминается, но таргума ему не приписывается, а таргум на пророков приписывается Иосифу, сыну Хийи «слепому» (†333 г. по Р.Х.). Может быть обе еврейские знаменитости принимали в нем участие: первый, как наиболее плодовитый составитель и хранитель устного таргума, второй, как автор записи, исправления и последней редакции его. Считая не особенно важным точное определение времени его записи и принимая лежащий в основе его толковательный материал древним, долго сохранявшимся в устном предании, можем только думать, что он появился позднее таргума Онкелоса, коим уже таргумист пользовался, и прежде издания вавилонской гемары, знавшей его. При внимательном чтении его можно заметить, что некоторые части таргума составлялись и записывались в разное время, другие подвергались позднейшим интерполяциям. Так, Анна, мать Самуила, доводит историю иудеев лишь до Асмонеев (1Цар.2 гл.), у Аввакума же упоминается о Римлянах (3:17), по таргуму на Иеремию и Иезекииля существует еще второй иерусалимский храм и в нем приносятся жертвы (Иер.2:3; Иез.36:37), из других же частей таргума видно, что храм и Иерусалим были уже разрушены (Ис.32:14; 53:4), упоминается даже Германия (Иез.38:6), в таргум внесены противохристианское толкование (Ис.53:10) и позднейшие еврейские басни (Ис.11 упоминается Армилл-антихрист, из Рима имеющий произойти).

О характере и значении таргума, как критического, экзегетического и историко-богословского памятника, должно сказать то же, что и о таргуме Онкелоса. Прежде всего скажем о критическом значении его. Здесь нужно отметить, что по близости к еврейскому тексту и точности перевода этот таргум значительно уступает таргуму Онкелоса. В старших пророках, т.е. в исторических книгах, он еще довольно близок к еврейскому тексту, содержит лишь чисто исторические повествования и сходен по характеру с переводом Онкелоса. Но в поэтических отделах исторических книг очень свободен, заключает массу перифразов, распространений, вставок и пр. (например 1Цар.2 гл.). Точно также и в младших пророках, особенно в более трудных и поэтических местах, допускается много свободных уклонений от оригинала, вставок, иногда странных и баснословных (об армии Сеннахирима – Ис.10:32 и др.). Пророческие речи и видения переводятся пояснительно. Например, у Иер.1:11: что ты видишь? – по тексту: я вижу котел поджигаемый с севера, а по таргуму: я вижу царя спешащего для истребления зла. Ис.6:3 – свят, свят, свят, а по таргуму: свят в высочайших небесах, доме Его величия, свят на земле в доме могущества Его, свят – во веки веков Господь воинств, полна вся земля славы величия Его. – Такое толковательное распространение священного текста видно всюду.

Кроме толковательного распространения священного текста, таргумист, как и Онкелос, старался проводить и излюбленные в тогдашнем иудействе богословские воззрения. Учение о Личном Слове Божием и Славе Божией проводится везде, где говорится в тексте о явлении Господа на земле (Суд.6:12; 3Цар.20:17; Ис.30:20; Мих.1:2; 2:13; 4:2...); также и о шехине (Ис.40:22; 57:15). С той же целью «видение Иеговы» переводится: видение Ангела Иеговы (Суд.13:22). Вместо пророков часто упоминаются соферимы (Ис.9:14; 28:7–8; 29:10; 30 и др.); национальная гордость отражается в переводчике (Ис.14:13). Подобно же Онкелосу и по одним побуждениям, языческим богам таргумист не усвояет имени «бог» и изменяет священный текст, где нельзя этой перемены избежать и ею ограничиться: Ис.43– Я есм, прежде Меня не было никакого бога и после Меня не будет, по таргуму: Я был от начала Богом, и во веки веков, и кроме Меня нет бога. Мих.4– все народы ходят каждый во имя бога своего, – по таргуму: путями своими. Согласно с Онкелосом, таргумист избегает антропоморфических выражений о Боге и свободно переделывает библейские выражения о телесных членах Бога: руках, ногах, лице и т.п. и переводит: Господь идет, берет, видит, знает, пред Ним известно и т.п.

Для христианских богословов в этом таргуме, значительно более чем у Онкелоса, заключается апологетического материала в объяснении мессианских пророчеств. Так, здесь в ясно мессианском смысле, с приложением к Мессии и упоминанием о Нем, переводятся следующие пророчества: 1Цар.2:10; 2Цар.23:3; 3Цар.4:33; Ис.4:2; 9:6; 10:27; 11:1, 6; 15:2; 16:1, 5; 28:5; 42:1; 43:10; 52:13; Иер.23:5; 30:21; 33:13,15; Ос.3:5; 14:8; Мих.4:8; 5:2, 5; Зах.3:8; 4:7; 6:12; 10:14; Ам.9:11. Христианские богословы, прилагая эти пророчества к Мессии – Иисусу Христу, имеют основание утверждать, что и древне-иудейское толкование видело в них пророчества о Мессии. Но ценя рассматриваемый таргум в указанном отношении, не можем не отметить и того, что к Мессии прилагаются в нем те пророчества, в коих возвещается славное, царское Его служение, и хотя бы в самом библейском тексте не говорилось о земной славе Мессии, таргумист непременно эту славу находит. Например, Мих.4– и ты башня стада, холм дщери Сиона – переводится: и ты Мессия Израиля, который сокрыт за грехи общества Израиля, к Тебе придет царство. Пророчества же о страдании и униженном состоянии Мессии явно признаются не мессианскими и перетолковываются в антихристианском смысле. Например, Исаии 53 главу таргумист прилагает к избранному страдальцу еврейскому народу, посвященному и помазанному Богом (особенно 10 ст. Ср. Gesenius. Pr. Iesaia. 1, 78–79 ss.). Об общем критическом и экзегетическом значении этого таргума нужно сказать то же, что и о таргуме Онкелоса. Своим сходством с масоретским текстом он подтверждает неповрежденность последнего. По замечанию Корнилля, в таргуме видны особые пути Провидения: точностью и буквализмом («ни одной частицы не падает на землю») он свидетельствует о еврейском тексте; свободой толковательной – о современном синагогальном мировоззрении (Ук. соч. 125 s.). Сходством с языком библейских писателей он дает пособие к уразумению еврейских слов и речений. Свидетельствует о богословских взглядах и понимании Св. Писания иудеями времени его происхождения. – Но для критика текста он должен быть предметом значительной осторожности, потому что свободнее Онкелоса отступает, пополняет, поясняет священный текст и может служить критическим пособием лишь при тщательном сличении с другими переводами и памятниками свящ. текста.

При общем предварительном обозрении таргумов и их происхождения было говорено, что таргумы своим происхождением обязаны еврейской синагоге палестинских и вавилонских евреев. Таргумы Онкелоса и Ионафана, можно думать, принадлежали обеим группам евреев: произошли на палестинской почве, а сохранились в вавилонских школах. Но сохранилось в цельном виде и отрывках не мало таргумов всецело палестинского происхождения. Таковы: таргумы на Пятикнижие и Писания. Прежде подробного обозрения палестинских таргумов должно сказать, что они по своему достоинству стоят несравненно ниже обозренных вавилонских таргумов и могут быть скорее предметом предостережения, нежели увлечения для библеиста. Они составлены довольно поздно и более уклоняются, согласно с позднейшим еврейским богословием, чем приближаются к истинному библейскому священному тексту. Теперь перейдем к частностям.

Таргум на Пятикнижие сохранился у палестинских евреев в двух видах: цельном на все части и в отрывках. Первый называется Иерусалимским таргумом, а по ошибке некоторых древних ученых Ионафановым (смешано: сокращение прочитано: « а должно быть ), а по нынешней поправке: Псевдо-ионафановым. Второй таргум составляет лишь отрывки из первого с незначительными по местам изменениями. Во всяком случае, они имеют общий одинаковый характер и равные достоинства и могут быть вместе обозреваемы.

О времени происхождения их можно судить по следующим датам: в Исх.26– упоминается о разделении мишны на 6 отделов; в Числ.24– упоминается Константинополь; в Быт.10– турки; Быт.21– Аиша и Фатима, жены Магомета. Следовательно, никак не ранее VII-го века придана им нынешняя редакция, хотя некоторые части восходят и к раннему времени, например, Втор.33:14 – «враги первосвященника Иоанна», т.е. Иоанна Гиркана. Язык таргумов испещрен иноземными словами: греческими, латинскими, персидскими. О способе и характере перевода обоих таргумов общее мнение таково, что и для критики и для экзегетики священного текста они имеют очень малый авторитет. О свободном и произвольном обращении с библейским текстом таргумистов можно судить по следующим примерам. Быт.4 перед братоубийством Авель и Каин так пространно рассуждают: «Каин говорит: я знаю, что мир сотворен Богом, но управляется несоответственно добродетели людей и есть лицеприятие на суде, так как твоя жертва принята, а моя не принята. Авель отвечает: напротив, нет лицеприятия... и так как я добр, то и принята моя жертва. Каин сказал: нет суда, судей, наград, есть взятки, лицеприятие» и т.д. Вышли на поле, ударил Каин Авеля камнем в лоб и убил. – Такие примеры свободного отношения к тексту постоянно видны и вообще переводы носят характер мидрашей.

Свободно толкуя священный текст, таргумисты вносят странные еврейские баснословия. Быт.1– Адам соединял в себе мужчину и женщину. Исх.19:1–3 – гора носилась над головами иудеев. Быт.3– сотворение геенны. Быт.5– Енох сделан μετατρον Иеговы, великим софером на небе. Миллионы ангелов истребляли египетских первенцев (Исх.12), и т.п.

Согласно с другими таргумами раскрывается учение о Мемре – Слове Божией (Быт.16:13–14; 20:18; 3:14), шехине – Славе Божией и Мессии, но в более нечистой форме, чем в предыдущих таргумах. Мессия, согласно еврейскому позднейшему учению, ожидается в двух видах: славном и униженном. Первый – сын Давида, второй – сын Иосифа или Ефрема. Ко второму, например, прилагается Исх.40(помажешь – – умывальник и освятишь его) и переводится: помажется Мессия, сын Ефрема. В этом же роде и другие многочисленные (Быт.3:15; 35:21; 49:1, 10–12; Исх.12:42; 40:9–11; Числ.11:26; 23:21; 24:7, 17, 20, 24; Втор.25:19; 30:14) мессианские толкования наполняют таргум.

Все известные ныне таргумы на третий отдел еврейского ветхозаветного канона – Писания – обязаны своим происхождением и сохранением палестинским иудеям. Талмудисты (Baba Camma, 87α) и некоторые из средневековых еврейских ученых (особ. Раши) приписывали все эти таргумы знаменитому еврейскому ученому, начальнику школы в Соре, в Вавилоне, Иосифу «слепому» (†333 г. по Р. Хр.). Может быть что-нибудь и сохранилось в этих таргумах от него, но несомненно они принадлежат разным лицам, терпели много изменений и последняя редакция их очень поздняя. Справедливо предположение Вогюе, что Иосиф слепой устно излагал свой таргум, а потом ученики его и ученики учеников его записывали, как могли и умели, а их записи по-своему пополняли палестинские евреи и придали им, по заключению Цунца, характер Иерусалимского или Псевдо-ионафанова таргума. На некоторые книги сохранилось несколько таргумов разного характера и достоинства, на иные по одному таргуму, на Даниила и Ездру вовсе нет таргумов. Посему обозревать их будем порознь, по книгам ветхозаветным. Общее лишь о них должно сказать то, что критический, экзегетический, историко-богословский авторитет всех их невелик, по позднему их происхождению и своеобразному характеру, аналогичному с только что рассмотренными палестинскими таргумами на Пятикнижие. А потому и обозрение наше будет кратко, как и вообще в Исагогиках им отводится немного места.

Из всех таргумов на Писания в иудейском богословии наибольший авторитет имеют таргумы на 5 мегиллот, потому что только их чтение дозволено было в синагогах, следовательно они имели церковный авторитет. Таргумы же на прочие Писания не дозволены были к употреблению в синагогах.

Таргумы на 5 мегиллот имеют разный характер и различное достоинство. Таргумы на Руфь и Плач сравнительно близки к священному тексту, заключают в себе добавления назидательные и экзегетические, но сравнительно сносные и терпимые, хотя критико-текстуального значения не имеют. Таргум на Плач составлен под влиянием LXX и Пешито. Он составлен очень поздно, так как в нем упоминаются враги римлян персы (4, 22), имеет хагадический характер и палестинское происхождение, испещрен греческими и латинскими словами.

На Есфирь сохранилось три таргума: 1) короткий, довольно буквальный, изданный в Антверпенской полиглотте; 2) распространенный, наполненный баснями и нелепостями еврейской фантазии, помещенный в Лондонской полиглотте; и 3) изданный Тэйлером в латинском переводе, под именем targum posterius, наполненный раввинским остроумием. По выражению Ейхгорна, все эти три таргума подобны ветру и облакам без дождя, – пусты для критика и экзегета!

Таргум на Екклезиаст отличается чересчур парафрастическим характером и применением, в большинстве неудачным, общих истин священного текста к частным обыденным явлениям. Например, слова Еккл.5:7: «увидишь в стране притеснение бедному» – прилагает к купцам, притесняющим покупателей и бедняков. Еккл.10:14: человек не знает будущаго – прилагается к слепому, которого охраняет Провидение... Очевидно, и к этому таргуму приложима Ейхгорнова оценка.

Особенно же характерен таргум на Песнь Песней. В нем есть указание на время его происхождения. Так, в таргуме на Песн.1 и 5– читаем: благословен Бог, давший закон через Моисея, шесть трактатов мишны и талмуд с объяснением; в 1, 7 – прекраснейшая из женщин – гурия. Евреи рассеяны между сынами Измаила, т.е. магометанами. Очевидно, таргум составлен не ранее VII-VIII вв. по Р.Х. Замечательнее всего то, что священный текст здесь не переводится и даже не толкуется и не парафразируется, а лишь известными словами и буквами дает повод для обширного авторского словоизлияния, направленного к прославлению Израиля и его истории, начиная с Моисея и до Александра Македонского, Антиоха Епифана и римлян. При этом историк-панегирист путает Александра Македонского и Антиоха Епифана (например в 6, 8). Сообразно с путаницей действительной истории, много вставлено сказок. Например, у евреев почернели лица, «как у эфиопов», когда они слили золотого тельца, и просветлели, когда истребили его. Моисей поднимался на воздух, и т.п. (1, 2–5). Вообще галаха и хагада иудейского толкования здесь удачно соединяются и с успехом могут изучаться ученым по этому таргуму.

Таргумы на эти учительные книги также принадлежат разным лицам и имеют различные характеристические черты.

Из всех этих таргумов лучшим по близости к тексту и критическому достоинству считается таргум на Притчи, отличающийся точностью и свободой от иудейского баснословия и пустословия. Отличается он от всех таргумов близостью к переводу Пешито. В нем много тождественных с Пешито чтений и оборотов, отличных от всех других памятников, много сириазмов, объяснимых единственно из того предположения, что автор был сирский иудей, знакомый с Пешито и им руководившийся в своем переводе, может быть даже еврейский библейский язык знавший хуже сирского. Время составления таргума неизвестно.

Таргум на Иова очень многоречив и удален от священного текста. Упоминается о царице Самаркандской (1:15). Автор имел под руками несколько таргумов и их приводил целиком или делал выбор лучшего понимания. Например, при переводе в 14 слов: гора падая разрушается – замечено: «есть и другой таргум: Лот, который был отделен от Авраама, подобен горе». В 14– плоть его болит... таргумист говорит: «плоть его от червей болит, а душа его в долине суда. Другой таргум: плоть его прежде положения на носилки будет болеть и в течении семи дней будет плакать в долине погребения». Как имевшиеся под руками более древние таргумы, так и составляемые самим автором невысокого критического и экзегетического достоинства. Например, в 3 читаем: да погибнет день, в который я родился, и ангел, который управляет деторождением. Да постигнет его скорбь, которую испытывал Иеремия о сожжении святилища и Иона, брошенный в Фарсийское (?) море. 2:11– друзья Иова пришли каждый с своего места и освободились чрез то от своих мест, которые были назначены им в геенне. – В этом же роде и другие многочисленные дополнения и толкования таргумистические.

Существующий в печатных изданиях таргум на Псалтирь составлен, как и таргум на Иова, из многих таргумов. Так, под Пс.77:11; 78 упоминается «другой таргум». Существующая редакция – очень поздняя. В Пс.82 упоминаются венгры. Согласно с другими таргумами, заключает много перифразов и дополнений, хотя не во всех псалмах. Например, 1:3, 5, 6 и некоторые другие псалмы переведены дословно; другие же очень свободно и отдаленно, напр. 9, 17, 22, 48, 49... Внесено в таргум множество позднейших еврейских баснословий. Например, Пс.8– создал рыб морских – переведено: и Левиафана, проходящего пути морские; а в Пс.103:26 читаем: Левиафана, после победы над всеми царями, Мессия предложит иудеям на пиршественный обед. В Пс.49:10–11 слова: Мои все звери в лесу и скот на тысячи горах. Знаю всех птиц на горах – переведено: Мое животное – вол, который пасется на тысячи горах. Знаю чудовищную птицу, которая телом распростерта по поверхности моря, ногами достигает дна его, а головой касается неба. В Пс.56 говорится, что Бог послал паука, который своей паутиной закрыл Давида в пещере, когда Саул преследовал его. О Мессии упоминается нередко (Пс.2:2; 18:32; 20:7; 21:2–8; 45:3, 8; 61:7–9; 72:1; 80:18; 84:10), но с ясным оттенком позднейшего еврейского понимания этого учения; христианское же понимание этого учения явно отвергается и священный текст изменяется. Например, Пс.2– сын Мой еси Ты: Аз днесь родих Тя – переводится: Избранный, как сын отца, ты мне; ты чист, как бы сегодня Я сотворил тебя. Пс.21:17 – ископаша руце Мои и нозе Мои – переводится: угрызающие как лев руки мои и ноги мои. То же видно в 109 и др. псалмах, прилагаемых христианами ко Христу. – Таким образом, таргумы с более поздним своим появлением постепенно теряют апологетическое значение для христиан и делаются предметом опасения и споров для христианских апологетов.

Таргум на Паралипоменон найден в XVII в. и издан Бекком по рукописи Эрфуртской библиотеки в 1680–1683 гг. Новое издание сделано Вилькенсом по Кембриджскому манускрипту в 1715 г. в Амстердаме. Язык и стиль, характер и содержание таргума доказывают его позднее происхождение. В 1Пар.5 упоминаются венгры; в 5 – гора теней, известная из позднейших иудейских баснословий. Также в Пар.1:20; 2– много этих басен. Генеалогии свои (1Пар.1–10) таргумист основывает не на Библии, а на иерусалимском псевдо-ионафановом таргуме; противоречит, поэтому, библейской истории (1Пар.1:44–45). Очевидно, авторитет критический, исторический и богословский этого таргума также не велик.

Вообще из частного обозрения всех таргумов на Писания можно справедливо заключить, что в нынешнем виде они появились в период времени VII-IX вв. по Р.Х.

Новое издание всех их сделано Лягардом: Lagarde. Hagiographa Chaldaice. Lipsiae. 1873 г.

Изложив общераспространенный взгляд на историю и значение таргумов, предоставляем русским богословам самим определять, чем и как они могут воспользоваться для себя из этих памятников еврейского богословия.

К группе восточных переводов, посредственных и непосредственных, относятся вышеозначенные переводы. Христиане, населявшие Аравию в первые века христианства, употребляли сирский язык и пользовались Священными книгами в сирских переводах. Только с распространением ислама стал распространяться и арабский язык и потребовались на нем переводы. Из непосредственных, составленных с еврейского текста, переводов известен арабский перевод, составленный Саадией Файюмским, знаменитым еврейским грамматиком, начальником еврейской школы в Вавилоне (с 927–942 гг.). Судя по времени жизни автора, очевидно перевод довольно позднего происхождения. Притом, он сохранился в незначительных частях: Пятикнижие, писанное еврейскими буквами и опубликованное в Константинополе в 1546 году: перевод Исаии, изданный впервые Паулюсом в 1790–1791 гг.; книга Иова, изданная в Альтоне Коном; Маргулиусом издана часть перевода Псалмов (1–20 пс.). Сохранился перевод Песни Песней, Руфи, Притчей, Екклезиаста. Все переводы Саадии сравнительно близки к еврейскому оригиналу, основаны на еврейском традиционном толковании и сходны с таргумистическим пониманием и позднейшим раввинским изъяснением. Перевод Саадии часто носит свободный парафрастический характер; переводчик изменяет тропы, антропоморфизмы, вставляет новые, современные ему, географические термины, вводит пояснительные вставки и многие еврейские слова переписывает лишь арабскими буквами. Иногда переводчик выражает рационалистические тенденции, с отступлением от текста. Например, Быт.1:12 переводится: ветры Божии (вм. Дух Божий) стояли над лицом воды; захотел Бог, чтобы был свет, и был свет; в Иов.1 гл. под сатаной, искушавшим Иова, разумеется не злой дух, а человек, враждебный патриарху. Ис.7:14 – отроковица, 9– могущественный и сильный ().Саадия перевел весь Ветхий Завет, но его перевод затерян в большинстве и навсегда. Известны в печати и другие арабские переводы с еврейского: кн. Иисуса Навина, 3 и 4 Цар. (3Цар.12 гл. по 4Цар.15 гл.) и Неемии, помещенные в Парижской и Лондонской полиглоттах. Но они не принадлежат Саадии, а составлены евреями X-XI вв. Перевод Царств и Неемии поправлен был по Пешито христианином. Затем, Ерпением опубликован был (Lond. 1622) перевод африканского иудея XIII века, отличающийся точностью и буквализмом. Есть также перевод Пятикнижия, сделанный с самарянского текста XI и XII веков.

Но все перечисленные арабские переводы, не исключая и Саадии, мало имеют критического и экзегетического значения по их позднему происхождению. От времени их происхождения существуют в руках современной богословской науки более надежные памятники еврейского текста – оригинальные еврейские рукописи. Кроме того, как выше сказано, нельзя при пользовании переводами этими забывать их тенденциозности.

Значительно большее количество сделано и сохранилось арабских переводов, составленных с LXX и Пешито. Христиане арабы, жившие в Египте, имели арабский перевод с LXX, а в Сирии с Пешито. В Парижской полиглоте сохранился перевод с LXX, а для Лондонской полиглотты он поправлялся по переводу Пешито. Таковы переводы учительных (кроме части Иова) и пророческих книг, помещенные в полиглотте Парижской и составленные в Египте, в X веке, по исследованию специалистов, с александрийских списков LXX и сходные с ними. Перевод пророческих книг составлен пресвитером александрийским; он разделен на церковные «чтения» (зачала) и также сходен с александрийским списком перевода LXX. Вообще все эти переводы отличаются значительной точностью и имеют для текста LXX большое критическое значение.

Кроме того, Псалтирь (1–49 пс.) издана в арабском переводе (с LXX) Лягардом в разных списках, преимущественно XI в. – На кн. Судей, часть Иова, Паралипоменон, Руфь, 1, 2 и 3 Царств. (1–11 гл.) и 4 Царств (17–25 гл.) арабские переводы, находящиеся в полиглоттах Парижской и Лондонской, составлены с Пешито в XIII и XIV вв. сирийскими христианами, а поэтому для православного богослова едва ли какое значение могут иметь. Бодессином (в 1870 г.) и Лягардом (в 1875 г.) изданы переводы Иова, Левит, Числ и Второзакония, но также составленные с сиро-гексаплярного текста. Сергием Ризи издана вся Библия в арабском переводе, поправленная и дополненная по Вульгате в 1671 г.; Ван Дикком переиздана (New-Jork. 1867 г.). Очевидно, все эти издания для православного богослова малоценны.

Для православного богослова имеют большой интерес, как предмет ученых критических работ, переводы составленные в древне-восточной христианской Церкви с перевода LXX толковников и имевшие и доселе имеющие церковное употребление в церковных общинах востока, заимствовавших священные списки от православной греческой Церкви. Таковы: Коптский, Эфиопский, Армянский, Готфский и Грузинский переводы.

В истории происхождения перевода LXX толковников мы видели уже, что в Египте Священные ветхозаветные книги были в большом распространении еще задолго до начала христианства. Поселившиеся в Александрии и других египетских городах иудеи имели у себя Священные книги и в еврейском и в греческом текстах. Распространялась ли в до-христианскую эру ветхозаветная религия среди других народов Египта, а тем более среди природных египтян, и Священные ветхозаветные книги были ли у них в употреблении, неизвестно. Но христианство здесь начало распространяться скоро, в апостольские еще времена. Евангелистом Марком положено ему здесь начало. Но оно распространялось здесь на употребительном у образованных классов греческом языке, на коем и богослужение совершалось и Священные ветхозаветные и новозаветные книги читались. Вскоре, со второго же века по Р.Х, здесь стали писаться и ученые богословские христианские произведения – Климента и Оригена – на греческом языке. Но христианская Церковь в Египте не могла существовать только среди высших гречески-образованных классов. Она обыкновенно прежде всего распространялась среди низших и худородных и уничиженных мира сего. А таковыми были природные египтяне, значительно распространенные и по большим городам, а тем более по селам и деревням, не знавшие греческого языка и говорившие остатком древнего языка фараонов, коптским языком. Когда среди них стало распространяться христианство, а это должно отнести к первому же веку христианской эры, то потребовались переводы богослужебных и Священных книг на коптский понятный язык. Действительно, свидетельства о существовании коптского перевода восходят к довольно раннему времени. Так, по свидетельству Епифания, некто ученый из Леонтополя Гиеракас, «знавший в совершенстве египетский язык и Священные книги Ветхого и Нового Завета», составил в половине III-го века по Р.Х. комментарий на Шестоднев. Он был наполнен выдержками из Священного Писания и, несмотря на свой еретический характер, был распространен среди египетских монахов; а так как последние не знали греческого языка, то, очевидно, он был написан на египетском языке (Epiphan. Haer. 76, 1.3). Стало быть перевод Священных книг был составлен ранее половины III-го века. Из составленного св. Афанасием жития св. Антония Великого известно, что св. Антоний, никакого другого кроме египетского языка не знавший, решился оставить мир, услышав в церкви Евангелие о юноше (Мф.19:16). Очевидно, в то время (251–356 гг.) Евангелие и богослужение были уже переведены на коптский язык и всюду введены в общее употребление. Св. Антоний, по свидетельству Августина, знал на память и часто слушателям приводил выдержки из Священного Писания, очевидно в коптском переводе. Современник св. Антония св. Пахомий (292–348 г.) постановил правилом, чтобы все монахи его общежития знали наизусть Псалтирь и часть Нового Завета, – также, но незнанию ими греческого языка, в коптском переводе. Св. Антоний жил в Нижнем и Среднем Египте, а Пахомий – в Верхнем, поэтому законно выводить, что к половине III-го века уже был во всеобщем распространении, во всех трех диалектах Египта, коптский перевод. Судя по общей распространенности и общеизвестности этого перевода к половине III-го века, нужно думать, что он составлен не позже II-го века. По скудости образования у коптов, доселе пока неизвестны лица, трудившиеся над составлением его. Но по ныне известным памятникам коптского перевода, все современные ученые видят в нем три египетских диалекта, сообразно делению Египта географическому и этнографическому на верхний, средний и нижний. Так, Саисскую и Фивскую редакции коптского перевода ученые назначают для верхнего Египта, Мемфисскую – для нижнего, и Басмурскую (она же называется Файюмской, Ахмимской) – для среднего Египта (Ciasca. Fragmenta Copto-sahidica. l pr. Loisy. 1. c. 221 р.). Трудно определить, которая из этих редакций самая ранняя и каково вообще их взаимоотношение. Можно думать только, что разные лица составляли их, причем из сходства некоторых отделов в разных редакциях, заключают о взаимном знакомстве переводчиков; много, впрочем, между ними и разностей, так что вопрос о таком знакомстве остается спорным.

О характере коптского перевода можно судить лишь на основании существующих памятников. Из анализа перевода видно, что он составлен по употребительным в александрийской Церкви спискам греческого перевода LXX лицами, которые пользовались мало развитым своим языком, да и греческий язык знали не довольно свободно. Так, греческие частицы, даже очень простые: μεν, δε, γαρ, άλλα, оставляются без перевода и целиком переписываются коптскими буквами, а тем более слитные частицы – και γε, και τι, ίνα μήπως, уμως μέντοι и т.п. остаются неприкосновенными. Неприкосновенными же остаются иногда и целые, довольно простые, фразы греческие, например, Деян.23:8: mmon anastasis onde aggelos onde pneuma (μη είναι άνάσασιν μήτε άγγελον μήτε πνεύμα). Подобным же образом пользуются многими и греческими буквами, например, φ. Перевод делался довольно свободно, с пропусками и пополнениями. Заметно, далее, различие составителей переводов Мемфисской, Саисской и Фивской редакций, различие их греческих оригиналов и способа перевода, а равно и независимость одних переводчиков от других. Встречается, впрочем, между всеми редакциями и дословное, хотя может быть и случайное, сходство. В Мемфисской редакции видны следы влияния еврейского масоретского текста, хотя может быть принадлежащие к позднейшим поправкам перевода (Cornill. Pr. Ezechiel. 35–36 ss.). В Саисской редакции кн. Судей видна большая близость к ватиканскому, нежели к александрийскому кодексу. На Фивской и Саисской редакциях пророков видна близость к еврейскому тексту или к переводу Акилы. Книга Даниила переведена с перевода Феодотиона. Перевод Иова, Притчей, Екклезиаста и Иезекииля носит до-оригеновский вид, но после был поправлен по гексаплам. В Саисской редакции перевод Исаии составлен, по мнению Циаски, с гексапл Оригена. Из вышеотмеченной бедности языка и малообразованности переводчиков вытекает и критическое достоинство коптского перевода. Греческие слова и частицы, цельностью перешедшие в него, дают точную опору для восстановления перевода LXX эпохи II и ΙΙΙ-гo вв. Но при этим нужно заметить, что доселе издаваемые списки разных редакций коптского перевода довольно поздние; некоторые лишь фрагменты имеют древность ранее X века.

Составленный в Египте в древнее время коптский перевод должен быть признан очень важным пособием в установлении древнейших чтений александрийского кодекса перевода LXX; а александрийскому кодексу русская церковная власть придавала всегда большое значение, как лучшему памятнику древнего церковного перевода LXX. Он был издан в Москве в 1821 году. Синодальными указами велено было преимущественно с ним сличать славянский перевод. К нему и приближен последний в Елизаветинском издании. Посему русские православные богословы не могут игнорировать текста коптского перевода, а должны бы серьезно заняться им, тем более, что алфавит коптский имеет буквы, сходные с славянскими, например, «щ», и может быть он известен был Кириллу и Мефодию. Но из предыдущей истории переводов вообще и анализа списков коптского перевода мы уже достаточно познали ту истину, что древние переводы нельзя считать точной копией их оригиналов. То же и о коптском переводе нужно сказать. Выводы из него нужно делать очень осторожно, постоянно справляясь с другими параллельными памятниками, особенно отеческими творениями, и имея в виду его позднейшие поправки и разные редакции. Только на подобных тщательно проверенных параллелях можно построять выводы о древнем церковном египетском тексте перевода LXX.

Как по обстоятельствам и месту происхождения, так и по назначению, а отсюда и по значению вполне близок к коптскому переводу перевод Эфиопский, ныне употребительный в Абиссинии. Местное предание приписывает происхождение эфиопского перевода епископу Фрументию, проповеднику христианства в Эфиопии, современнику Афанасия Великого, а продолжателем его труда считает «девять святых», живших в V веке, т.е. девять монахов из Верхнего Египта, пришедших в Абиссинию для распространения и утверждения здесь христианской веры. Итак, начал составляться эфиопский перевод в половине IV века, а окончен в V веке. При Златоусте (†407 г.) эфиопы имели уже Священное Писание на своем языке. Эфиопский перевод, таким образом, несомненно составлен был в Александрии с текста LXX, употребительного тогда в александрийской Церкви, в IV-V вв. по Р.Х.

Согласно приведенному свидетельству предания и анализу памятников, эфиопский перевод принадлежит разным лицам и составлен в разное время. Несомненно, эфиопский язык был беден для выражения возвышенных библейских мыслей, много затруднял переводчиков и для сообщения переводу удобопонятности побуждал их прибегать к глоссам и пояснениям, грецизмам, неестественным для эфиопского языка греческим словорасположениям и словосочетаниям. Надписания псалмов оставлены греческие и многие затруднительные греческие слова оставлены также без перевода (например δασυπόδα, καταράκτην, έρωδιόν – Лев.11, 5, 17, 19). И в греческом языке переводчики, по выражению Дильмана, часто были «не очень сильны», отчего иногда перевод был темен и непонятен. Переводчики пользовались также пособием родственных по языку переводов коптского и арабского. Трудно отыскать древние точные списки эфиопского перевода. Существующие же его списки носят несомненно многочисленные следы позднейших поправок, делавшихся по греческому, коптскому, арабскому и даже по еврейскому тексту (например Быт.22:13; Суд.5:16; 4Цар.12:7) и по арамейским переводам. А перевод Иова несомненно очень позднего происхождения, имеет перифрастический характер и малую критическую ценность. В эфиопском переводе существуют все ветхозаветные книги канонические и неканонические, кроме Маккавейских, переведенных уже в другое время с латинского текста. Разделяется эфиопский канон на четыре класса: закон (Пятикнижие, И. Навина, Судей, Руфь), цари (1–4 Царств, Паралипоменон, Ездры, Товит, Иудифь, Есфирь, Иов и Псалмы), Соломон (Притчи, Песнь Песней, Премудрость и Сирах), пророки (Исайя, Иеремия, Плач, Варух, Иезекииль, Даниил и 12 малых пророков). Разделения на главы и стихи нет (в печатных введено из Вульгаты); но есть некоторые литургические деления.

Сказанное о коптском переводе и его значении применимо и к эфиопскому. Для православных богословов он интересен, как памятник греческого церковного текста перевода LXX-ти IV и V веков. Но, очевидно же, этот перевод нужно изучать и делать из него выводы с большей еще осторожностью, чем коптский. При этом нужно принимать во внимание допускаемую всеми исследователями многочисленность позднейших поправок в эфиопском переводе и его списках. Многие пропуски в древних списках заменены новыми переводами (Исх.14–31 глл.). Новые справщики особенно изменяли текст книг часто читаемых в церкви, заменяя в них греческое словорасположение и греческие слова и обороты эфиопскими или более понятными греческими выражениями. Может быть от этих многочисленных справщиков произошла темнота и даже непонятность многих мест в эфиопском переводе (Благовещенский. Кн. Плач. 246 стр.). Один из новых исследователей эфиопского перевода Дильман находит в нем три редакции: а) древнейшую, сохранившуюся мало поврежденной, но в очень редких списках, которую Корнилль находил в берлинском кодексе пророков; она очень ценна, составляет памятник IV в. (Ук. соч. 38–42 ss.); б) более новую, но зато употребительную, своего рода «вульгату», поправленную по новым греческим спискам и в) новейшую, поправленную по еврейскому тексту и переводу Акилы. Корнилль находит ее во франкфуртском кодексе (Ук. соч. 42–48 ss.). Посему прежде чем пользоваться эфиопским переводом в критических целях, нужно позаботиться о критическом издании самого перевода в древнейшем его виде. А это – пока неосуществимое дело, потому что найденные списки не раннего происхождения (ок. XV века).

Очень неясная, по древним историческим памятникам, история происхождения Армянского перевода, представляется современными учеными в следующем виде.

Со времени распространения христианства в Армении, при архиепископе Григории и его преемниках в IV в. по Р.Х. начали составляться переводы отдельных Свящ. книг, или отделов из них на армянский язык. Что именно переведено и кем, ничего сказать нельзя. Вероятнее всего, Псалтирь, в целом виде или отрывочно, может быть и другие ветхозаветные книги, например, читаемые в церкви паримийные или иные отделы. В начале V века архиепископ Исаак и ученый Месроп составили, при участии других лиц, перевод всех Священных ветхозаветных книг. Месроп в Сирии изобрел алфавит армянский и с двумя учениками своими Иосифом и Иоанном занялся переводом Свящ. книг, начиная с Притчей Соломона (ок. 405 г.). Архиепископ Исаак и Месроп вскоре заметили недостатки в этом деле: малое число сведущих лиц и неимение точных списков Свящ. Писания. Вероятнее всего, что и более ранние переводы, из IV века, и эти переводы составлялись с Сирского Пешито. Исаак и Месроп набрали несколько молодых людей из армян и отправили их для образования и приобретения точных библейских списков в сирийские и греческие города. Эти лица долгое время там пробыли, запаслись греческими и сирийскими списками Библии и, получив благословение от Константинопольского патриарха Аттика, возвратились в Армению. При их содействии и по их спискам Исаак снова пересмотрел, исправил, пополнил прежний перевод Свящ. книг, в числе 24-х, и таким образом впервые явилась Библия на армянском языке, ок. 436–438 гг. Как более древний, так и этот, составлены со смешанного текста, Пешито и LXX, хотя и приближен к LXX. Таким образом, перевод армянский должен бы быть ценным памятником текста LXX, принятого в древней греческой Православной Церкви.

Древний армянский перевод «украшают похвалами» (по выражению Корнели. Introd. 387 р.), не только сами армяне, но и иностранцы, знакомые с этим переводом. Он составлен на чистейшем армянском языке, изложен изящнейшим стилем и справедливо занимает место между классическими произведениями армянской литературы. С красотой и изяществом соединялась величайшая точность и верность оригиналу. Не нарушая правил армянского синтаксиса, переводчики старались точно следовать и греческому словорасположению и соблюсти точность переводимого текста.

Сохранившийся в более цельном виде этот армянский перевод составлен не без влияния греческого гексаплярного текста. По обычаю много греческих слов оставлено без перевода (Быт.22– σαβέα, 4Цар.10– αφρω). В расположении слов и грамматике заметно греческое влияние. Много заметно следов критических знаков Оригена – астерисков и обелов; пророчества Иеремии расположены по еврейскому тексту, многие чтения сходны с еврейским масоретским текстом и отличны от LXX. Находится много чтений очень сходных с александрийским кодексом LXX и отличных от других списков (Kaulen. Einleitung. 145 s.). Сходство с еврейским текстом объясняют «тщательностью и близостью к еврейскому тексту» древних оригинальных для армянских переводчиков списков перевода LXX (ibid.). Во всяком случае, армянский перевод, только конечно надлежаще рассмотренный, имеет не малый критический авторитет для суждения о древнем греческом церковном тексте, но требует осторожной разработки.

Дальнейшая история армянского перевода такова. Древние черты, ценные для критики священного текста, сохранялись, по свидетельству армянских памятников, в армянском переводе недолго. Еще в так называемой «киликийской редакции» (с VI-XIII в.) было много поправок по сравнению с первой редакцией. Затем Баргебреус (†1286 г.) утверждал, что армянский перевод, в замечаемых в нем разностях в сравнении с прежним, стал поправляться по сирскому Пешито или другим переводам. Таким образом, началась работа, обратная той, которую вели Месроп и его ученики, приближавшие армянский перевод от Пешито к LXX. Кажется и Баргебреус таковыми обратными поправками занимался и сам (Lagarde. Praetermissa. 113, 22. Nestle.1. с. 175 s.). Но еще худшим и более многочисленным поправкам подвергался армянский перевод в том же XIII веке при царе Гаито или Гетуме II, в охранение от монофизитства подчинившем армянскую Церковь Риму. Армянский перевод в это время поправляли по Вульгате. Существование, впрочем, подобных поправок некоторыми учеными оспаривается. Правда, существует между армянским переводом и Вульгатой сходство, но его объясняют древне-италийским переводом, вошедшим в этих местах в Вульгату и объединившим, таким образом, текст LXX и Вульгаты с армянским переводом. – Несомненно, что в XVII веке монах Воскан, напечатавший впервые (в 1666 году) армянскую Библию в Амстердаме, значительно изменил ее по Вульгате, и его издание было принято и единственно в Армении долгое время.

Части армянской Библии печатались, одна лишь впрочем Псалтирь, в Риме в 1565 г., в Венеции в 1642 г., а вся Библия Восканом напечатана в Амстердаме в 1666 году, повторено это издание в 1705, 1733 и др. годах. Критическое издание ценное сделано мехитаристом Зофапом по рукописи 1319 года (Venetiis. 1805 г.), повторенное в Венеции (в 1839 г.), в Константинополе и др. 1893–1895 гг. В 1817 и 1860 годах вышло то же Зофаповское издание в Петербурге «исправленное», составленное под руководством Иоанна, патриарха русской Армении. Но армянские Петербургские издания очень неисправны. И вообще, соответствующее современным научным требованиям издание армянского перевода, по выражению Нэстле, еще отсутствует. Задачи, характер, метод таковой ценной работы предначертывает о. Мовсесян.

Христианство среди готфов стало распространяться довольно рано и уже в III веке большинство их было обращено. На первом вселенском соборе был готфский епископ Феофил и подписал православное исповедание. Но в половине IV века готфы увлеклись арианством. В это время жил их учитель епископ Ульфила, составивший, по свидетельству древности, перевод всех ветхозаветных (кроме книг Царств) и новозаветных книг на готфский язык. Этим переводом, по свидетельству Филосторгия, пользовались все готфы и памятники его еще существовали в IX веке, по свидетельству Валафрида Страбона. А затем следы перевода и даже самого готфского языка совершенно исчезли и когда в XVII веке открыто было Евангелие на готфском языке (так называемый Codex argentaeus), долго не могли определить, на каком языке оно написано. С течением времени нашли и другие некоторые отделы готфского перевода новозаветных книг, но из перевода ветхозаветных книг найдено очень немного: Быт.5:3–30; Пс.52:2–3; 1Езд.5:8, 42; Неем.5:13–18; 6:14–19; 7:1–3, 13–45. Анализ этих отрывков убеждает современных ученых, что перевод готфский составлен с текста LXX, распространенного в греческой православной Константинопольской Церкви. Отождествляющие этот текст с рецензией Лукиана утверждают, что готфский перевод составлен с рецензии Лукиана. Отличается он точностью и произношение собственных имен сохраняет принятое у LXX. – Для русских богословов, очевидно, готфский перевод должен быть весьма интересен по своей древности и оригиналу. Но его памятников очень мало доселе найдено, хотя и в этих отрывках он очень полезен. Еще больший интерес в готфском переводе для русских богословов представляется в том отношении, что по свидетельству древних славянских сказаний, св. Кирилл нашел в Херсоне «русского человека», доставившего ему на своем «русском языке Псалтирь и Евангелие», с коими близко ознакомился св. Кирилл. Эти «русские» книги – Псалтирь и Евангелие – нынешние ученые отождествляют с рассматриваемым готфским переводом Ульфилы. Интересно бы проследить, нет ли сходства в соответственных местах между ныне известными списками готфского перевода и нашими древнесла-вянскими списками и сделать отсюда соответственные исторические выводы. Ожидаем суда специалистов.

Христианство, принесенное в Грузию апостолами Андреем и Симоном Кананитом, впоследствии распространялось через военнопленных и разбегавшихся от римских гонений христиан и число верующих в Грузии умножалось уже в первом и втором веках. В IV веке жила просветительница Грузии Нина, пронесшая христианство по многим городам и племенам грузинского царства. Живший в V веке Месроп исправил и утвердил церковно-грузинский алфавит и применил его к переписке Священных и богослужебных книг на грузинском языке. Грузинские юноши в V веке, получив первоначальное образование в местных школах, посылались для довершения своего духовного образования в Палестину, Константинополь, Антиохию, Афины, Кесарию и Александрию. – Все эти общие церковно-исторические сведения дают основание предполагать в V веке существование священных переводов. Грузинское предание и памятники относят к V веку переводческие труды грузинских монахов Стефана и Иоанна. В V веке жил царевич Мурван, в иночестве Петр, а в VI веке его ученик Иоанн переводил Священные книги с греческого и сирского языков. В V веке грузины учились в школе, основанной для грузин в Иерусалиме. В Иерусалиме же они переводили Священные книги, частью с греческого перевода LXX, частью и с арабского и с сирского Пешито. В VII веке переводом Священных книг занимались в Палестине Антоний и Савва, в VIII и IX вв. на Синае – Михаил и Евстафий; в X и XI на Афоне Евфимий и Георгий; в XI и XII вв. Ефрем Мцире и Саба Тухарели, и многие другие. Из житий св. Саввы Палестинского и Феодосия Великого – подвижников V века – видно, что в их обителях грузины отправляли богослужение и читали слово Божие на своем родном языке. В V веке для супруги царя Арчиля были переведены Евангелие и Апостол. От VI века сохранилось Евангелие Ксанское. В VI веке упоминается «богатоукрашенное» Евангелие на грузинском языке, как церковная монастырская книга. Очевидно, таким образом, в V и VI вв. были уже переводы Священных книг на грузинском языке. Были уже, вероятно, и ветхозаветные книги в том же переводе и даже не в одной редакции, как видно из сохранившихся доныне более поздних списков Псалтири и пророков. Эта разность объясняется множеством переводчиков и отдаленностью друг от друга центров грузинской литературной деятельности. К X веку, несомненно, была уже переведена вся Библия. На Афоне сохранился список всей Библии, пожертвованный Торникием в 978 году. Очевидно, перевод сделан ранее. Перевод этот сделан с греческого текста LXX толковников не без пособия армянского перевода и очень важен для истории текста LXX. К несчастью, за слабым критико-библейским образованием грузин доселе он критически мало обследован. Хранится он в Иверском монастыре, из-за которого идут постоянные споры грузин с греками, препятствующие спокойным ученым работам. За временем в этом списке утрачены некоторые главы из книг Бытия, Левит; и целые книги: Числ, Второзаконие, И. Навина, Руфь, Паралипоменон, Маккавейские все три, Псалтирь, Варух. Счет страниц показывает, что и эти книги и главы были первоначально в списке, а потом затеряны или расхищены. Благовещенский подверг его (по книге Плач) критическому исследованию. По его выводам грузинский перевод в этом списке составлен с Лукиановской рецензии перевода LXX. Это подтверждается и историческими свидетельствами о сношениях Грузии с Сирией и сходством чтений грузинского перевода с цитатами Златоуста и Феодорита, а также и сходством с другими списками Лукиановской рецензии. В грузинском переводе по упомянутому памятнику есть и обычные недостатки: отступления от грамматической точности оригинала, перифрастичность, прибавки слов, местоимений и частиц, пропуск слов, отступления в склонении и спряжении. Но отступления незначительные. Заметны поправки грузинского перевода по армянскому и явные следы ошибок переписчиков (Ук. соч. 192–221 стр.). У Цагарелли (Сведения о груз, памят. 1,1–56) помещена вся книга Песнь Песней по афонскому списку. Три копии с упомянутого афонского списка сняты были в 1849 г. – Одна для библиотеки Сионского собора, другая для митрополита Давида и третья для князя Дадиани. Поводом для снятия копий служило желание духовного грузинского правительства (экзарха Исидора) иметь более исправное издание грузинской Библии. – Но это благое желание доселе не осуществилось.

Кроме цельной Библии, существуют в грузинском переводе отдельные книги в довольно древних списках. – Есть пергаменная Псалтирь, относимая археологами к VIII-IX вв.; составлен этот перевод с еврейского текста и совершенно отличен от общего типа грузинской Библии, составленной с LXX. Есть список всех пророческих книг XI в. (в Крестном монастыре). Здесь текст отличен от афонского списка. Сохранилось несколько рукописей Псалтири в Синайском монастыре; самая древняя относится к VII-VIII вв., затем: к VIII-IX вв., к IX-XI вв. и позднее. От XI в. два списка грузинского перевода Псалтири, сделанного с греческого языка, хранятся в Императорской публичной библиотеке и одном грузинском монастыре. Есть также список относимый к VII-VIII вв., почти всей Библии Ветхого и Нового Завета, хранящийся в библиотеке Сионского собора и перенесенный туда из Мцхетского монастыря. Есть на нем подпись какого-то Лазаря, отождествляемого с писцом этого имени XIII-XIV вв. Перевод здесь составлен или значительно поправлен по еврейскому тексту и заключает в себе очень древний, ранее афонского, текст. Кем составлен перевод, пока неизвестно. Многих ветхозаветных книг здесь нет: книг великих и малых пророков, Премудрости Сираха, Маккавейских и 3-й книги Ездры. Ценны два Кутаисских списка грузинской Библии, содержащие поправки свв. Евфимия и Георгия, принадлежат XII и XIII вв.

В этих и подобных им, частью может быть утерянных, а частью только еще не обнародованных списках грузинская Библия употреблялась среди грузин с давнего времени. Невежественными, невнимательными и спешными переписчиками священные списки часто портились ненамеренно. Но к этому присоединилось и намеренное изменение текста, делавшееся армянами в своих еретических целях. Это было замечено ревнителями православной веры. Грузинские ученые подвижники X и XI вв., жившие на Афоне, Евфимий и Георгий (Мцатминдели) потрудились над исправлением существовавших и составлением новых (за утратой древних) переводов Священных и богослужебных книг. Из ветхозаветных книг они составили переводы на Псалтирь, сохранившиеся и доныне. Переводы эти сделаны с LXX. Многие книги в грузинском переводе они исправляли, каковые поправки, думают, также сохранились в вышеупомянутых кутаисских списках.

Напечатана Библия на грузинском языке в первый раз в Москве в 1743 году Вахуштием, братом грузинского царя Бакара, и архиепископом Иосифом Самебельским. В основании этого издания лежат разные грузинские рукописи библейского перевода, составленного с LXX. Но издатель многое и сам доправлял по московскому изданию славянского перевода (1663 года), а некоторые книги ненайденные в древних переводах и вновь перевел с славянского: книги Маккавейские и Премудрости Сираха. Издание это заключает много неточностей и неправильностей и потому считается малоценным. – Со времени присоединения Грузии к России поднялся вопрос о новом издании грузинской Библии. Отыскивались древние списки ее и приготовлялись к исправлению ее молодые люди из грузин. Снят был список с афонской Библии 978 года. Наконец в 1884 году вышло новое издание грузинской Библии в Тифлисе. Это издание признано очень неисправным и даже небрежно по исполнению. Перепутаны, например, главы Второзакония и Судей; в книге Бытия пропущены: 1:22–6:8; 3 и 4 книги Царств перемешаны. О неисправностях этого издания заявлено было экзарху Владимиру. Составлена в 1896 г. по распоряжению Синодальной конторы, комиссия для пересмотра этого издания, которая продолжает свою работу и доселе. Во всяком случае грузинский перевод заслуживает большого внимания со стороны православных русских богословов и по своей древности очень ценен в вопросе о православно-церковном греческом тексте. И от грузин, получающих академическое образование, желательно живое ученое содействие в сем деле. Общему удовлетворительному изданию грузинской Библии должны предшествовать частные ученые работы. Будем ждать их.

Насколько распространен был в греко-восточной Церкви перевод LXX толковников, настолько же в западной Церкви был распространен латинский перевод Вульгата. Этот перевод в главнейших своих частях собственно принадлежит Иерониму и составлен им вновь с еврейского текста. Но появление его, характер и основные черты не могут быть совершенно оторваны от предшествовавшего ему латинского перевода, известного под именем древне-италийского перевода. Некоторые отделы из последнего полностью вошли в издания Вульгаты, например Псалтирь, другие лишь с некоторыми изменениями, Напр. неканонические книги. Нет сомнения, что в случаях согласия еврейского текста и перевода LXX Иероним пользовался словами и оборотами этого древнего перевода. Также не может быть сомнения, что последующие призванные и непризванные многочисленные справщики Вульгаты исправляли ее по Древне-италийскому переводу. Во всяком случае обозрению Иеронимовской Вульгаты, в видах уяснения истории и значения последней, необходимо предпослать, хотя кратенькую, историю древне-италийского перевода.

По свидетельству древних западных христианских писателей: Тертуллиана, Киприана, переводчика Иринея, несомненно в их время, во II и III вв., был уже латинский перевод ветхозаветных книг, имел общую распространенность и церковное употребление. Августин называет его италийским переводом, каковое название и доселе в богословской литературе сохранилось за этим переводом. Августин и Иероним согласно утверждают наравне с распространенностью этого перевода чрезвычайное разнообразие в его списках, происходившее от множества «толкователей»: «всякий, имевший в руках священный греческий кодекс (перевода LXX) и немножко (aliquantulum) чувствовавший себя способным в обоих языках (греческом и латинском), решался толковать (interpretari). По многочисленности толковников бесконечное разнообразие в списках» (Августин. О христианской науке. II, 11, 14–15). Из контекста всей речи, впрочем, справедливо заключают, что здесь говорится не о «толкователях», а о «переводчиках», свободно изменявших священный текст. Отсюда выводят, что латинских переводов до Иеронима было «бесчисленное множество». Более осторожные ученые, впрочем, отождествляют этих «толкователей» лишь с «справщиками» или критиками одного и того же латинского перевода, вносившими в его текст «бесконечное множество» разнообразий. От подобных произвольных изменений и произошло то, что один перевод делался многими переводами многих переводчиков и получилось «сколько экземпляров, столько же и кодексов» с вариантами (Иероним). О сем Иероним характерно выражается: «невежественными переводчиками дурно переведено, неопытными справщиками (praesumptoribus) хуже еще исправлено, небрежными (dormitantibus) переписчиками многое прибавлено и изменено».

О времени происхождения древне-италийского перевода сведений не сохранилось, но несомненно во II-м веке по Р.Х. он уже был. Вероятно, в конце I-го века он начал уже составляться. О месте его происхождения идут споры среди ученых. Принимая во внимание засвидетельствованное древностью множество в нем варваризмов, обычных в произведениях отцов западной африканской Церкви, и общую распространенность латинского языка, как языка общенародного, в западной Африке, при господстве греческого языка в Риме, думают, что он произошел в Африке. Там же он был в значительном распространении и церковном употреблении. Оттуда перенесен в Италию и подвергся значительным изменениям и «очистке», так как варваризмы его смущали чуткое ухо потомков римлян. С этими изменениями, заключая в себе элементы африканско-италийские, этот перевод стал всюду распространяться, присваивая себе и новые изменения. В таком уже «многонаслоенном» виде он был известен Иерониму и встречается в открываемых ныне древних памятниках.

Об оригинале для древне-италийского перевода, по-видимому, суждение ученых сходно. Думают, что перевод составлен с текста перевода LXX толковников. Из разных списков и редакций перевода LXX древне-италийский перевод, по мнению Корнилля, более других приближается к Александрийским спискам и рецензии Исихия.

О лицах и даже национальности авторов древне-италийского перевода сведений положительных не сохранилось и остается только гадать. Участвовали и греки, знавшие латинский язык, и латиняне, знавшие греческий язык, но кто из них преобладал, решить трудно. Но, несомненно, переводчики школьного латинского образования не получали и потому допускали множество ошибок в склонении, спряжении, словосогласовани, словоупотреблении и т.п. Находят даже следы участия здесь и евреев, знавших (хотя и не очень много) греческий и латинский языки.

Судя по сохранившимся отрывкам и цитатам, думают, что перевод отличался буквализмом, выдающейся для древнего времени точностью. Переводились все греческие частицы, сложные формы и слова подобными же, хотя и странными для латинского языка, сложными формами и словами (например, ­­ perexsiccare и т.п.).

Впрочем, о первоначальных качествах, характере и достоинстве италийского перевода очень трудно говорить. Уже выше приводилось свидетельство Августина «о бесчисленных» изменениях в нем, совершавшихся непризванными справщиками. Еще большему изменению подверг его призванный справщик, бл. Иероним. Замечая крайнюю порчу текста италийского перевода, папа Дамас повелел Иерониму исправить его. Иероним прибыл в Рим и исправил «бегло – cursim» – Псалтирь по переводу LXX толковников (в 383 г.). По смерти Дамаса Иероним отправился (в 392 г.) на восток, в Кесарии нашел гексаплы Оригена и по ним «тщательнее» исправил всю латинскую Псалтирь. Таким же образом потом исправил он книги Иова, Притчи, Екклезиаст, Песнь Песней и Паралипоменон, – по гексаплам Оригена. Несомненно, Иеронимовское «исправление» древне-италийского перевода вело за собой не восстановление древнего его текста, а совершенную переделку его с ошибочными приемами Оригеновского исправления LXX: «novum opus facere ex vetere», – говорит он о своем труде. Затем Иероним, сознавая погрешности и мозаичность в древне-италийском переводе, составил новый латинский перевод с еврейского текста, вошедший с VI-го века в общее употребление на Западе. Древне-италийский же перевод с тех пор был изъят из употребления, забыт и затерян, кроме некоторых частей, вошедших в Вульгату: Псалтири, неканонических книг (кроме Товит и Иудифь и неканонических прибавлений в книгах Есфирь и Даниила). Остальные же части древне-италийского перевода в новое время восстанавливались по отрывочным рукописям и отеческим творениям.

Относительно языка древне-италийского перевода суждение единогласно древних и новых ученых мужей, что он отличается необыкновенным варваризмом. По замечанию еще Григория Великого, в нем не соблюдены ни склонения, ни спряжения, ни согласования слов по родам, числам и падежам (Moral. Praef.). Новые ученые находят к тому же множество странных слов, форм и словосочетаний латинских нигде еще в латинской литературе не встречающихся (praevaricare, demolire, extensa, confixio, exterminium...) и со своеобразным значением, множество греческих слов лишь написанных латинскими буквами (agonia, baddin, agonizare...), или дословно, но дико для латинского языка, переведенных (pusillanimitas ­­ ολιγοψυχία; vaniloquium – ματαιολογία, amodo – απ᾿ άρτι...); греческая грамматика, греческое словосочетание целиком удержаны, часто в явное несогласие с правилами латинского языка; не мало сохранилось следов и «еврействования», хотя явившихся и не непосредственно, а под влиянием LXX (Rцnsch. Itala und Vulgata. Marburg. 1875 г.).

Из указанных примеров, впрочем, можно заключать и о критическом достоинстве перевода. Конечно оно относится не к еврейскому тексту, а к LXX. Как ни скудны наши сведения о древнем подлинном тексте италийского перевода, и как ни мало еще в ученых руках надежд на восстановление его первоначального вида, но несомненно, что встречающиеся в нем разнообразные чтения имеют в своей основе греческие чтения перевода LXX. По вышеприведенным свидетельствам Августина и Иеронима, многочисленные непризванные справщики и толковники этого перевода всегда руководились греческим текстом и знанием его, хотя и «очень слабым». С этой стороны, для нас важен древне-италийский перевод, как собрание вариантов текста перевода LXX.

Нечего и добавлять, что в разборе и оценке чтений италийского перевода нужна очень большая осторожность и тщательность. Все вышеизложенные данные об этом переводе убеждают, яснее всяких нарочитых наших замечаний, в этой истине. В новое время лучшими средствами восстановления древне-италийского перевода считаются рукописи и цитаты западных отцов (Lagarde. Mittheilungen. III. Nestle. Bibelubersetzungen...95s.). Из италийского перевода с исправлением Иеронимовским особую распространенность и церковное употребление имеют две редакции Псалтири: первая – беглая по переводу LXX, введенная папой Дамасом в римскую литургию и известная под именем Psalterium Romanum; до XVI в. была употребительной в Риме, до 1808 г. в капелле дожей в Венеции и доселе сохраняется в храме Петра и Павла в Риме в Амвросианском ритуале. Вторая редакция, сделанная Иеронимом по гексаплам Оригена, распространилась в Галлии под. именем Psalterium Gallicanum, потом вошла в римский бревиарий, в Вульгату и признана для католиков каноническим переводом. – Полностью из италийского перевода, без критического исправления Иеронима, вошел в Вульгату текст неканонических книг: Премудрости Соломона, Премудрости Сираха, Маккавейских и Варуха. Замечательно, что Псалтирь в настоящих наших славянских печатных изданиях очень значительно сходна с латинским изданием ее в печатной Вульгате: или поправлялась по Вульгате, или греческие оригиналы обоих переводов очень сходны были.

Выше было замечено, что обозрение древнего италийского перевода необходимо для нас, как вступление к главному отделу – переводу Иеронима, составляющему Вульгату.

Бл. Иероним родился в Стридоне, городке пограничном с Далмацией и Паннонией, в 346 г. Обучался он сначала в родной стране, а потом в Риме изучал грамматику, риторику, философию, потом много путешествовал сначала по «варварским» странам – на берегах Рейна, в Галлии, а потом по центрам образования в Греции, Фракии... У греческих ученых изучал философию, у богословов богословие, например, слушал Григория Богослова, Епифания Кипрского, толкование Священного Писания слушал у Дидима Александрийского. Но после Цицерона, Квинтилиана принялся за изучение «еврейской азбуки» у обращенного в христианство иудея, уже имея 28 лет (в 374 г.), чем и после продолжал заниматься с одним раввином (386 г.). У знаменитейших еврейских раввинов изучал Священное Писание с еврейским толкованием его. Подготовку Иеронима к переводу Св. Писания современные католические богословы представляют в следующих чертах: «он слушал лучших ученых экзегетов, славных в его время; еврейский язык изучал у знаменитейших среди евреев ученых его времени; в переводе Священных книг был уже весьма опытен, потому что ранее занимался исправлением италийского перевода Псалтири, неканонических книг и Нового Завета; в знании Священного Писания был столь велик, что никто в его время не мог с ним сравняться; долго и во все время перевода сам жил в св. земле в Вифлееме, много с лучшими из иудеев путешествовал по ней «чтобы иметь возможность переводить более верно все то, что в Библии относится к географии св. земли». Для составления перевода Иероним добыл еврейский манускрипт, употреблявшийся в Вифлеемской синагоге, и тщательно сам переписал его. В трудных местах и оборотах часто он советовался с еврейскими учеными, ходившими иногда к нему «как Никодим» ночью, от страха перед единоверцами и за «особую плату» конечно (в отличие от Никодима), имел у себя одного «знаменитого у евреев» ученого еврея из Тивериады. В Кесарии Иероним нашел гексаплы Оригена и часто пользовался ими в своем переводе. Вообще, говорит Вигуру: «ни одно издание древнее или новое не было опубликовано с критическими пособиями, которые можно было бы сравнить с теми, какими мог тогда располагать Иероним для ознакомления с подлинным оригинальным текстом». – Бесспорен этот последний приговор особенно в следующих отношениях: 1) один Иероним имел в обилии ученейших еврейских раввинов IV века и древнее иудейское толкование; 2) один Иероним владел еврейским священным списком IV века; 3) один Иероним имел и пользовался подлинными и цельными гексаплами Оригена. И ранее и после него таких пособий ни у кого не было.

Поводом к составлению перевода для Иеронима сначала послужило приказание папы Дамаса исправить италийский перевод Псалтири, а потом «желание и просьбы братии» иметь исправный перевод, и наконец желание самого Иеронима дать христианам точный перевод Библии вполне одинаковый с текстом еврейским и тем прекратить нападки евреев на христиан, будто пользовавшихся испорченным библейским текстом. «Чему учил греков Ориген в гексаплах, тому учил латинян Иероним в своем переводе».

Переводом ветхозаветных книг Иероним занимался 16 лет. Начал он перевод «не по порядку канона», т.е. не с Пятикнижия, а по «желанию братии» и, вероятно, по легкости текста, с книг Царств. В 389 г. начал перевод книг Царств и в 393 году закончил, предпослав им общее исагогическое обозрение «Prologus galeatus». Затем занялся он переводом Иова, пророков и Псалтири, употребил на это вероятно два года 393–394 (хотя времени мало и перевод, очевидно, делался поспешно, если не допустить подготовки его одновременной с переводом книг Царств). В 395 году Иероним перевел книги Паралипоменон, Ездры и Неемии и 3 книги Соломона (Притчи, Екклезиаст и Песнь Песней); под 398-м годом упоминает он о своих занятиях переводом «осмикнижия», т.е. Пятикнижия, И. Навина, Судей и Руфь. В 405 году он закончил этот перевод, а равно и перевод неканонических книг Товит и Иудифь с арамейского текста и неканонических прибавлений к книгам Есфирь, Даниила и Иеремии с греческого текста, причем замечает, что книгу Товит перевел в «один день», а Иудифь в «одну ночь». Совершенно не коснулась переводческая или редакторская рука Иеронима неканонических книг: Премудрости Соломона, Премудрости Сираха, Маккавейских и Варуха. Они остались в древне-италийском переводе. – Великим триумфом для автора был вскоре сделанный Софронием перевод некоторых частей его труда на греческий язык. Итак, перевод всех ветхозаветных книг совершен Иеронимом с 389 по 405 г., т.е. в течении 16 лет.

Язык перевода бл. Иеронима был тогдашним литературным латинским языком, но гораздо менее изящным, чем в других произведениях Иеронима. Автор намеренно допускал в нем грамматические неточности в словосочетаниях, склонениях и словоупотребление народное, чтобы значительно не удаляться от общеупотребительного «варварского» языка италийского перевода и чтобы хоть немного сглаживалось, и без того немало смущавшее западных христиан, значительное отличие Иеронимовского перевода от древне-италийского. Часто с этой целью, где текст LXX сходен был с еврейским, Иероним удерживал цельное чтение италийского перевода. Затем, «красоте латинской речи» автор предпочитал «грубость» (stridor) точного с еврейского текста перевода. Неизбежного у переводчиков недостатка «еврействования» Иероним не избежал: еврейская грамматика и словосочетание остались и в его переводе (facio verbum – 1Цар.3:11; plorans ploravit – Плач.l:2...). Переводчик, впрочем, держался смысла, а не буквы – ne verbum е verbo, sed sensum ex sensu transtulit – и соблюдал «благозвучие» латинской речи. Вообще по отношению к оригиналу перевод Иеронима занимает середину: не слишком близко буквы держится, и не слишком далеко от нее удаляется, выражает мысль верно, точно и изящно. Иногда и от еврейского чтения он уклонялся, руководясь текстом LXX, признававшимся многими христианами за богодухновенное произведение; «не забывал» также и переводов Акилы, Феодотиона и Симмаха, чтобы «новизной» текста «не устрашить читателей». Особенно часто пользовался Симмахом (Cornill. Pr. Ezechiel). Уклонялся переводчик от буквы еврейского текста иногда для красоты речи, разбивая длинные еврейские предложения на более короткие или, наоборот, соединяя разделяемое и заменяя греческие периоды латинскими, свойственным латинской грамматике построением речи (Быт.13:10; 32:12). С той же целью, для красоты речи, он избегал иногда излишних повторений еврейского текста (Быт.28:10; 39:19; Исх.40:12). Но, с другой стороны, иногда из-за буквализма еврейскому тексту, допускал перевод темный (Быт.49:22; Ис.18:1). Встречаются, хотя и редко, такие места, где автор намеренно уклоняется от прямого смысла еврейского текста и подставляет личный свой (Суд.1:14; Быт.12:6; 1Езд.9– Ур халдейский перев. de igne chaldaeorum и, подобным образом, собств. имена переводит; например, нарицательно: Втор.11:30; Ис.19:18; Мих.1:10–15). Одни и те же места переводит различно в разных сочинениях; есть разница в чтении их в переводе и толковании (например, Быт.13:2, особенно в кн. Екклезиаст). Из какого-то странного уважения к языку народно-языческому, или верованиям и суевериям народным, переводчик вставляет без особой нужды языческие латинские термины и названия в свой перевод: acervus Mercurii – Притч.26(вм. камень в праще); aruspices – 4Цар.21(волхвы); onocentauri – Ис.34:14; fauni – Иер.50:39... – По обычаю древних переводчиков, хотя в меньшей мере, Иероним вводил пояснительный элемент в свой перевод (Исх.23:13; Ис.16:7...); вводил иногда мессианское понимание, обычно не разделяемое другими толковниками: покой ­­ sepulchrum (Ис.11:10); Спаситель ­­ Iesus (Авв.3:18). Так, и по суду даже осторожных католических богословов нельзя признать перевод Иеронима «во всех отношениях абсолютным и совершенным – absolutam et perfectam».

Отмеченное несовершенство, а равно и множество других общепризнанных недостатков, объясняются поспешностью работы. Из вышеуказанного определения времени перевода, с 393–405 гг. всех ветхозаветных книг кроме Царств, естественно заключить, что вся работа (кроме перевода Царств) была и вообще очень спешная, а тем более если принять во внимание единоличность переводчика, отсутствие каких-либо филологических и экзегетических пособий, отсутствие готового уже латинского перевода, новизну дела, малую собственную подготовку в еврейском языковедении и полный недостаток необходимых для перевода средств. О книге Товит, например, Иероним говорит, что «он нашел ученого, знающего в совершенстве (а по чему судить о его «совершенстве»?) халдейский и еврейский языки, заставил его с халдейского текста книги переводить на еврейский, а сам переводил уже с еврейского на латинский и тотчас же записывал свой перевод». Вся эта работа совершена в один день «unico die». Можно, стало быть, думать, что это за перевод!.. Три книги Соломона (Притчи, Екклезиаст и Песнь Песней) перевел в три дня – tridui opus. Самым лучшим, правильным и точным переводом, как можно заключать, и из вышеизложенной хронологии, следует признать перевод Царств и Иова, коим занимался автор более 5 лет. Для перевода Иова он нанял особенно искусного еврейского ученого Лиддея (хотя от него пользы, кажется, и мало было, по сознанию самого Иеронима: non potuisse me iterpretari, nisi quod antea intellexeram). В поспешно составленном переводе Соломоновых писаний мало точности, хотя в Екклезиасте видно изящество стиля. В Псалмах переводчик следует еврейской букве, и оттого слог тяжел и часто темен. В пророках виден еврейский оттенок и значительная точность. Далее от оригинала (а он доселе неизвестен – ?) и произвольнее всех стоит перевод Товит и Иудифь. – Общий, впрочем, вывод, по сознанию католических и протестантских ученых, о переводе Иеронима тот, что он превосходит все древние переводы точностью и совершенством. По тщательнейшему критико-текстуальному изучению Рисселя, например, в книге пророка Михея перевод Иеронима уклоняется от современного еврейского текста в согласных буквах лишь трижды (1:13; 4:11; 7:4), в вокализации однажды (1:11) и в словоразделении однажды (7:17). По изучению Благовещенского в книге Плач он уклоняется в 8 случаях. Но здесь разумеются лишь такие уклонения, которые не имеют себе соответствия ни в одном еще переводе и ни в одной рукописи, и притом уклонения не по букве, а по мысли. – Но все-таки приведенные вычисления специалистов очень поучительны и мы не желаем скрывать их от русских богословов, чтобы быть беспристрастными ценителями перевода Иеронима.

Перевод бл. Иеронима, как составленный с еврейского текста, значительно отличного от оригинала древне-италийского перевода, LXX толковников, встретил по своем появлении не мало противодействия себе на западе. Одни по зависти, другие по «неразумной ревности» яро восстали на него и его автора. Бл. Августин, хотя и одобрял его, но боялся вводить в церковное употребление, вследствие его значительного отличия от привычного для всех христиан италийского перевода, «боясь смутить народы Христовы, коих уши и сердца привыкли к древнему (италийскому) переводу», опасаясь, с другой стороны, чтобы, распространившийся в Церквах новый перевод не произвел «отчуждения латинской Церкви от греческих Церквей», державшихся перевода LXX. По этим опасениям Августин даже уговаривал своего друга прекратить составление нового перевода и заняться лишь исправлением древне-италийского. В конце своей жизни, впрочем, и по смерти уже Иеронима (†420), Августин, при изучении пророческих книг, убедился, что «перевод с еврейского, сделанный искусным в обоих языках пресвитером Иеронимом, должен быть предпочитаем переводу LXX толковников, как лучше выражающий пророческую речь» (De doctr. christ. IV, 15). Зато другие, менее разумные фанатики, например Руфин, называли Иеронима еретиком и поддельщиком и вызвали с его стороны также не менее колкое уподобление их «ослу, мычащему под звуки арфы». Сам Руфин, впрочем, составлял свои толкования на пророческие книги по переводу Иеронима. Лишь в конце VI века стало в западных Церквах распространяться употребление перевода Иеронима. При Григории Великом употреблялись уже оба перевода: древне-италийский и Иеронимов, причем Григорий отдавал последнему преимущество и в толкованиях (особенно на Иова) и в других сочинениях. В Галлии, впрочем, этот перевод стал приниматься отдельными лицами и общинами в V-м еще веке: Иоанном Кассианом, Кассиодором, Евхерием Лионским, Викентием Лиринским и другими их современниками. При Исидоре Испалийском (†636) перевод Иеронима был «принят всеми (конечно западными) Церквами, как наиболее истинный и ясный». В актах Латеранского собора (649 г.) цитируется только Иеронимов перевод. Достопочтенный Беда (†735), Рабан Мавр и Валафрид Страбон (IX в.) утверждают, что «во всей римской Церкви перевод Иеронима был принят, хотя не во всех Священных книгах», потому что Псалтирь и неканонические книги оставались в древне-италийском переводе; в богослужении употреблялся в песнопениях также древне-италийский перевод. С тех пор перевод Иеронима оставался в западной Церкви в постоянном общем употреблении и на Тридентском (1546 г.) и Ватиканском (1871 г.) соборах канонизован. С XIII века вошло в общее употребление на западе название этого перевода «Вульгатой – vulgata», т.е. народным, общеупотребительным переводом, как на востоке многие переводы назывались: κοινή.

Но общее употребление перевода Иеронима, повлекшее за собой изготовление множества его списков, поспешность в работе, неподготовленность переписчиков и т.п. обычные в этих случаях явления, послужило причиной порчи текста перевода. В то время, как входил в употребление Иеронимов перевод, не вышел еще из употребления на западе и существовал во множестве списков, пользовался общим уважением древне-италийский перевод. И вот, естественно, в обилии являлись читатели, справщики и переписчики, старавшиеся соединить оба перевода в одних списках, поправлявшие и свободно изменявшие один перевод по другому. Уже в VI-м веке, как ни мало еще времени прошло с появления перевода и как ни мало еще был он распространен, Кассиодор, ученый настоятель Виварийского монастыря, замечал в нем порчу, собирал древние списки его, также текст LXX и древне-италийского перевода, «поправлял текст Псалтири, пророков и апостольских посланий и учил монахов своего монастыря, как нужно пользоваться древними списками, что делать, чего остерегаться при переписке их» (De instit. div. lit. 12. Praef. 30). Кажется, это свидетельство очень поучительно: автор и сам свободно поправлял Иеронимов перевод по LXX и италийскому переводу и монахов «простых сердцем» (и вероятно умом) учил тому же. Можно думать, что это за рецензия получилась... Очевидно она клонилась не к улучшению, а к ухудшению текста. Таких справщиков было, без сомнения, не мало и в VII веке, так как в сохранившихся и рассмотренных Верцельоном рукописях VIII века «многие стихи (И. Навина и Пятикнижия) перемешаны: один из Иеронимова, другой из италийского переводов взяты, начало главы из италийского перевода, продолжение из Иеронимова; в тексте стоят италийский и LXX, а на полях примечания из Иеронима; часто двойные переводы одного выражения: италийский и Иеронимов. Сохранились эти погрешности и в позднейших рукописях. В VIII в. настолько уже стало общераспространенным убеждение в порче Иеронимова перевода, что Карл Великий в 789 г. приказал, во избежание крайней порчи библейских списков, не позволять детям заниматься перепиской Священных книг, а только возрастным людям со всей тщательностью этим делом заниматься. Кроме того он велел ученому Алкуину заняться исправлением его. Алкуин «с великой тщательностью» собирал и сличал древние списки латинского (опять, вероятно, смешанного: италийского и Иеронимова) перевода, «не пользуясь еврейским текстом» (конечно по незнанию), и представил «исправленное» издание Карлу Великому в 801 году. Очевидно, оно не могло блистать совершенствами, а только изобиловало погрешностями. Эта – «Библия Карла или Алкуина» была руководственной и архетипной на западе с IX-XIII вв. История упоминает и о современнике Алкуина Теодульфе Орлеанском (798–818 гг.) и о позднейших исправителях перевода. Таковы: Петр Дамиан (†1072 г.), Ланфранк (†1089 г.), Стефан Гардинг аббат (†1134 г.). Последний сличал даже перевод Иеронима с еврейским текстом, для чего нанял еврея. Но это были частные исправления.

С XIII века западные ученые стали усиленно, с распространением образования и появлением разных сект и сектантских движений, замечать неисправность Иеронимова перевода. Появились попытки исправлять его новым более совершенным методом: через сличение с комментариями Иеронима, отеческими творениями, глоссами Страбона и Стефана, с еврейским и греческим текстами. Это так называемые «корректории». Первая вышла в Париже в 1226 году, составленная Парижским богословским факультетом. Но в этом первом опыте новый очень трудный метод вполне, вероятно, не был приложен, а потому Рожер Бакон едко выразился о Парижской корректории: textus horribiliter corruptus est. «Где нет повреждения, там вызывает он сомнение в благоразумном читателе и даже нагоняет на него страх, ибо сколько было читателей, столько же и корректоров, или точнее коррупторов-повредителей, из коих каждый старался изменить то, чего сам не понимал» (De linguarum studii necessitate). Затем издавали корректории монашеские ордена: предикаторы (в 1236 г.), доминиканцы (1256 г.), францисканцы. Лучшая из корректории, по отзыву ученых, есть Сорбонская, по сохранению ее в Сорбонской библиотеке. Автор ее неизвестен, но несомненно очень был учен и превосходил всех других корректоров. Он пользовался еврейскими и халдейскими списками, новыми раввинскими комментариями, тщательно разбирал еврейские чтения; рассматривал списки латинского перевода, разграничивая италийский и Иеронимов переводы, и разбив латинские списки на три группы: новейшие современные ему, древние – Алкуиновой рецензии, и древнейшие – до-алкуиновского вида; рассматривал затем отеческие цитаты, но разграничивая употребление в них италийского и Иеронимова переводов; еврейские списки различал по происхождению их: испанские, галльские, древние, новые, – списками LXX также пользовался с осторожностью (Vercellone. Variae lectiones). – Позднейшие рукописи – XIV и XV вв. отличаются уже значительной униформенностью, вероятно зависевшей от приближения всех их к парижской, не особенно ценной, корректории. Итальянские рукописи отличаются чистотой латинской речи и превосходством перед германскими.

Наиболее древние и авторитетные, сохранившиеся до нашего времени, манускрипты Вульгаты, имеющие особенно важное значение для восстановления ее текста, следующие: 1) Амиатинский (по имени горы Амиата) теперь находится во Флоренции в библиотеке Лаврентиевской, содержит все книги Ветхого и Нового Завета, кроме Варуха. Подлинник его был писан при Кассиодоре и Григории Великом (в VI-VII вв.); самый же список окончен в 716 г. По нему исправлялись части сикстинской Вульгаты. 2) Толетанский манускрипт также содержит все книги Ветхого и Нового Завета, кроме Варуха. Относится к VIII веку и содержит чтения сходные с Алкуиновой рецензией: помещен у Миня (29-й т.). 3) К VIII-му же веку относится Кавенский (Cavensis) манускрипт. Затем из IX века кодекс Павлов или Карлов содержит поправки Алкуина. Очень тщательно написан, из того же века, кодекс Statianus и др.

С изобретением книгопечатания, в первые же года стала печататься Вульгата. В 1450 г. издана была она впервые и с тех пор до 100 изданий напечатано в течении 50 лет, но без серьезных исправлений, а потому критически не авторитетны эти издания. Более авторитетно издание Вульгаты, находящееся в Комшдатенской полиглотте, сравненное с древними списками и «очищенное от ошибок», причем «очищение» это, по обычаю, производилось приближением Вульгаты к еврейскому тексту, т.е. методом ошибочным. Более правильным путем пошли другие справщики: сличением рукописей перевода Иеронима. Таков труд Роберта Стефана 1540 г. с поправками Комплютенского и других изданий по спискам перевода Иеронима. Вскоре после того Тридентский собор (1546 г.) провозгласил каноничность Вульгаты, обязательность употребления ее в публичных чтениях, диспутах, проповедях, экспозициях и комментариях, и анафему на всех, кто будет сомневаться в ее достоинстве. Но, сознавая общепризнанные недостатки в существующем тексте ее, собор вместе с тем постановил исправить ее текст окончательно и авторизовать в известном уже виде. При этом, по словам католических богословов: «отцы собора были наивно убеждены, что дело исправления Вульгаты может быть скоро совершено, так что они сами еще успеют на соборе же утвердить и канонизовать новоисправленный текст». Но «эта надежда (очень наивная) их обманула»! – с горестью говорят поименованные ученые (Cursus scrip-turae sacrae. Cornely. Introd. gener. 460–461 pp.). Их надежда впервые осуществилась лишь через 40 лет, а окончательно через 50 лет. Именно: ученые Львовского университета занялись изучением, сличением и исправлением текста Вульгаты и отпечатали его лишь в 1585 г. Независимо от этого, как бы частного и неавторитетно-церковного исправления, римские папы, согласно Тридентскому постановлению, занялись подготовкой церковного канонического издания. Собрали вокруг себя ученейших кардиналов, богословов, филологов, собрали разные древнейшие греческие и латинские рукописи и стали тщательно подготовлять такое издание, которое «вполне соответствовало бы переводу Иеронима» и заслуживало каноничности. В работах участвовали ученые того времени: Сирлет, Беллярмин, Морин, Нобилий и др. Они сначала издали перевод LXX по ватиканскому кодексу; потом собрали разные списки латинского перевода, рассортировали их, собрали списки творений Иеронима. Так трудились папы: Пий IV и V, Григорий XIII и Сикст V. При последнем дело было закончено и представлено ему, но он стал все читать, остался работой недоволен и сам все поправил по Львовскому изданию и в этом виде повелел печатать, снабдив издание буллой «Aeternus ille», в коей изложена история исправления Вульгаты, и признал величайший канонический авторитет (perpetua valitura) издания. Издание названо: «vera, legitima, authentica et indubitata» editio. Отпечатано было это «Сикстинское» издание в 1590 году, когда уже папа помер. Но новое издание, несмотря на папский авторитет, было принято даже католическими учеными несочувственно. Их обидело произвольное обращение покойного папы с работами «заслуженнейших ученых», предпочтение им Львовского издания. Поэтому они стали находить в новом издании несогласие с древними авторитетными списками Вульгаты, массу внешних типографских ошибок, опечатки, вырванные и заклеенные листы и пр. Смущенный этими нападками, новый папа Григорий XIV собрал совет: «что делать с Сикстинским изданием»? По предложению Беллярмина решено было «не запрещать (значит хорошо было каноническое издание!) продажу Сикстинского издания», но «исправить» его и снова выпустить под тем же заглавием. Поручено было особой комиссии пересмотреть Сикстинское издание, но папы Григорий XIV и его преемник Иннокентий IX в том же (1591) году померли. Преемник их Климент VIII в январе 1592 года снова занялся этим делом и поручил исправление двум кардиналам и преимущественно «ученому мужу» Толету. В августе того же 1592 года (немного же занялись!) закончена вся работа, сдана в типографию и к концу того же года напечатана под именем того же «Сикстинского» издания. Только уже с 1641 года стала издаваться Вульгата с именем Климента VIII. Очевидно, и первое название нельзя считать ошибочным, так как исправления (что же можно сделать одному человеку в 5–6 месяцев?) были незначительные, устранены типографские и другие особенно видные погрешности, поправлена по местам и папская булла. Вообще поправки «не касаются нравов и учения», а лишь чистоты текста. Поэтому в Лионском малом издании (1604 года) кардинал Беллярмин поместил предисловие, оговаривающееся, что «по слабости людей издание Сиксто-Климентово не вполне совершенно и несвободно от погрешностей». В последующих «Климентовых изданиях» набралось уже до 3000 уклонений от Сикстинского издания. Нашелся было один смельчак Валвердий, участвовавший в комиссии папы Григория и подавший Клименту петицию, с указанием значительных погрешностей (более 200 текстов) Сикстинского издания, слов и выражений опущенных или неправильно понятых справщиками. Климент принял его благосклонно, но «по совету с учеными (и должно быть ловкими) мужами наложил на его книжку perpetuum silentium». – Затем, было наложено veto на всякое изменение против Климентова издания. Это однакож не помешало новым изданиям Вульгаты, выпущенным при участии кардинала Рокка (в 1592 и 1598 гг.), быть весьма отличными от издания 1592 г. (Nestle.1. с. 108 s.) и подать повод едкой брошюре: Bellum papale sive concordia discors Sixti V et Clementis VIII circa Hieronymianam versionem (Londini. 1600 г.). Из новых изданий наиболее точно Сиксто-климентово издание воспроизводит Верцельон: Biblia sacra vulgatae editionis Sixti V et Clementis VIII. Roma. 1861 г. Иеронимовское издание по Амиатинскому кодексу воспроизвел Тишендорф: Biblia sacra latina Veteris Testament!, Hieronymo interprete ex antiquissima auctoritate descripta. Lipsiae. 1873 г. Но по мнению Вельгаузена и Корнилля это издание – лишь «обман публики», кодекс – очень поздний и неисправный. Лучшим считает Корнилль текст помещенный в 29 томе у Миня в «Divina Bibliotheca» Иеронима (Cornill. 1. с. 157–159 ss.). B 1907 г., по распоряжению папы Пия X, образована комиссия для восстановления текста Вульгаты в Иеронимовом оригинале, комиссия, состоящая преимущественно из ордена Бенедиктинцев. Результаты деятельности этой комиссии пока неизвестны.

Из истории Вульгаты, изложенной нами нарочито по католическому ортодоксальному иезуитскому сочинению (Cursus scripturae sacrae. Cornely. Introductio generalis. Paris. 1885 г. 419–479 pp.), всякий русский читатель пусть видит, какой авторитет и какое критическое достоинство может иметь католическая «каноническая» Вульгата. Отсюда видно, следует ли и русским и вообще православным христианам сожалеть о том, что православная греко-русская Церковь никогда ни одного перевода, греческого ли, славянского или русского, не признавала «каноническим» с анафематствованием на всякое уклонение от него. Неудивительно из всего вышеизложенного, что католические богословы, стесненные своим саном и очевидными недостатками Вульгаты, отводят много места выяснению: что и как понимать каноничным в Вульгате (Cursus scripturae sacrae. 440–460 pp.), а не стесненные общественном положением пользуются одним еврейским текстом и по нему составляют свои толкования, не боясь тридентской анафемы (Рейнке, Ян).

Для русского же богослова-библеиста вывод из предложенной истории Вульгаты должен быть таков. При разборе еврейского текста имеют ценное значение преимущественно перевод и объяснение самого бл. Иеронима. Текст его творений, конечно, должен быть тщательно проверяем и сличаем с другими однородными и одновременными ему памятниками. Что же касается текста «канонической Вульгаты» Сикстова или Климентова изданий, то он имеет критическое значение весьма и весьма сомнительное...

Если на некоторых из обозренных переводов, по их важности для православного богослова (например на переводе LXX), мы останавливались довольно долго, то на родном нашей русской Церкви переводе славянском тем более считаем нужным остановиться. Скажем несколько о свв. первоучителях Кирилле и Мефодии.

Кирилл, или по мирскому имени его Константин, и Мефодии, коим общим древне-славянским преданием приписывается составление перевода Св. Писания на славянский язык и христианское просвещение славян, были детьми Солунского вельможи («друнгария») Льва. Константин родился в 827 году, а Мефодии был старше его, хотя в точности год рождения последнего неизвестен. Первые годы детства братья провели в Солуни, но рано еще осиротели и Константин был взят в Константинополь, где получил очень широкое образование в придворной высшей школе. У Фотия и других лучших по тому времени учителей он учился словесным наукам и логике, потом астрономии, поэзии, философии, математике и богословию (с 842–847 гг.). Такое образование и близость ко двору Императора Михаила III, а равно и обнаруженные им чрезвычайные успехи и природные способности, готовили ему блестящую светскую карьеру, но он, достигши совершеннолетия, поступил во священники (вероятно не женатым, хотя и не монахом) и сделан был библиотекарем при храме св. Софии. Но склонный к отшельничеству и тяготясь этой должностью, соединенной с жизнью в шумной столице, св. Константин внезапно оставил должность и город и поселился в одном монастыре близ Золотого Рога. Лишь по настойчивым наказам и просьбам дружественно расположенных к нему высокопоставленных духовных и светских лиц (каковы, например, Фотий, логофет Феоктист, Варда и др.) вернулся он в столицу и сделался придворным учителем философии, почему в народной памяти сохранилось, перешедшее и в жития, наименование: Константин «философ». Здесь он вел спор с низложенным за иконоборство патриархом Иоанном и посрамил его.

Старший брат, св. Мефодий, получил образование в Солуни, был в военной службе, по смерти отца занимал высокую должность областеначальника, около 10 лет правил одной (вероятно Струмской) «славянской» областью, причем начавши в родной Солуни знакомство с славянами и их языком, ближе с теми и другим ознакомился во время своего административного служения.

В 851 году Константин ходил, по поручению церковной и гражданской власти, к Багдадскому эмиру для прений с магометанскими учеными и окончил поручение это с успехом. По возвращении оттуда, побыв недолгое время в Константинополе, удалился на Олимп (в Вифинии) и поселился там в монастыре. Туда же, увлекаемый пустынной жизнью, прибыл и брат его Мефодий, оставивший к этому времени свою должность и мир. Оба брата поселились вместе и уже навсегда остались неразлучными до конца жизни. На Олимпе они проводили время в посте, молитве и книжных занятиях, может быть подготовлявших их для последующего апостольского служения в славянских странах.

В 858 году послы от Хазар, живших в пределах нынешней юго-восточной России, от Черного до Каспийского моря, в предкавказии, просили Константинопольского императора прислать им ученого мужа, который в состоянии был бы вступить с успехом в прения с учеными иудеями и сарацинами, и научил бы их народ истинной (т.е. христианской) вере, так как те и другие (евреи и магометане), жившие у них, добивались обратить их в свою веру. Свв. братья, Константин и Мефодий, были туда с почетной обстановкой и свитой посланы Черным морем и, доехав до Херсонеса, остановились здесь надолго. Пребывание их здесь было многоплодно. Так, всесторонне образованный и знавший классические языки, любознательный Константин разыскал здесь ученых евреев и самарян и через них основательно ознакомился с еврейским и самарянским языками и письменностью священной на этих языках. Здесь же св. Константин нашел какого-то «русского человека» (вероятно готфа), имевшего на своем «русском» языке Псалтирь и Евангелие, выучился через него его «русскому» языку и стал способен читать и понимать его «русские» книги: Псалтирь и Евангелие, под каковыми разумеют готфский перевод Ульфилы. Здесь же свв. братья нашли и торжественно открыли мощи св. Климента Римского. Затем они отправились в столицу Хазарского царства (предполагают, в пределах нынешней астраханской губернии), участвовали долго в прениях с иудейскими и магометанскими учеными и настолько повлияли на кагана и его приближенных, что добились свободного перехода хазар в христианство и запрета христианам обращаться в магометанство и иудейство. Этими прениями, происходившими в многочисленных собраниях хазар, и вообще открыта была для последних несостоятельность магометанского и иудейского учения. С почетом, потом, свв. братья возвратились в 861 г. в Константинополь, проведши в путешествии около трех лет.

Св. Константин поселился в самом Константинополе при храме св. Апостолов, а Мефодий назначен, без посвящения в священный сан, игуменом в Полихрониев монастырь.

Но недолго пришлось свв. братьям жить покойно. В следующем 862 году прибыло в Константинополь посольство от Моравского князя Ростислава, с просьбой прислать ему «истинного учителя», который научил бы его и его народ истинной вере, а равно и дал бы им богослужение «на родном им славянском языке». Посольство просило также у императора и патриарха епископа, духовенство и церковных учителей. По поводу этого посольства взоры императора и патриарха остановились на свв. братьях, известных уже своими миссионерскими путешествиями, религиозной ревностью и богословским образованием, а равно и знакомством с славянами и славянским языком по своей родине, Солуни, «где много славян и знают славянский язык» и где Мефодий очень долго жил и управлял областью. Когда св. Константин на это приглашение стал отвечать отказом, ссылаясь на отсутствие у славян книг и даже алфавита, то император советовал ему обратиться с усердной о сем молитвой к Богу, «дающему просимое с верою». После уединения и молитвы Господь открыл св. Константину способ перевода и начертания его и он начал писать: «в начале бе Слово» (Ин.1:1). Свв. братья тогда согласились идти в Моравию, но предварительно занялись еще в Константинополе составлением переводов некоторых необходимых книг. Судя по последующим известиям о совершавшемся ими богослужении на славянском языке, справедливо предполагают, что они еще в Константинополе перевели отделы из Священных книг, чаще других употребляемые при богослужении (например из Псалтири) и некоторые части ежедневного богослужения: утрени, литургии, символ веры, молитвы и т.п. Эти переводы они, потом, представили на обсуждение «царю и советникам его» и получили от них одобрение. Может быть и патриарху представляли их. Все переводы делались, без сомнения, с употребительных в Константинопольской Церкви греческих библейских и богослужебных списков.

Напутствуемые одобрением и благословением, свв. братья отправились и прибыли в Моравию, где с апостольским усердием немедленно же приступили к своему великому делу. Ходили они здесь по городам и даже селам с христианской проповедью на славянском языке, обучали детей христианской вере, обучали и взрослых более глубокому познанию христианских истин и подготовляли из них последующих славянских пастырей Церкви и клириков, переводили Священные и богослужебные книги на славянский язык, учреждали всюду на нем богослужение, к коему в обилии стекался народ, обращали язычников в христианство, истребляли остававшиеся от язычества суеверия в народе и боролись с фанатизмом приверженцев языческой старины. «И рады быша словене, слышаще величия Божия своим языком», говорит житие. Три с половиной года, или (по житию) 40 месяцев, продолжалась проповедь свв. братьев в Моравии (863–866 гг.), но не понравилась католическому, немецкому и итальянскому, духовенству, раскинувшему свои сети по славянским землям, и оно начало их всячески притеснять. Желая приобрести себе сотрудников из славян, свв. братья отправились к Венецианскому архиепископу, в иерархическом ведении коего находилась тогда Моравия, с просьбой рукоположить подготовленных ими славян во священники и клирики для службы в Моравии. По пути в Венецию они посетили Паннонию, также славянскую страну, где с честью были приняты князем Коцелом и пробыли у него некоторое время. Но в Венеции на архиепископском соборе они были приняты с явной враждой и не только не добились желаемого посвящения славян, но были осуждены за свой апостольский труд. Осуждение сопровождалось соответственными доносами в Рим, куда и свв. братья направились по требованию папы Николая (в 867 г.). Но за смертью Николая, они прибыли в Рим уже при его преемнике Адриане (в начале 868 г.). Вопреки доносам Моравского и Венецианского духовенства, в Риме встретили и приняли свв. братьев с честью: их встретили за городом с крестным ходом ради несенных ими мощей св. Климента Римского. К их просветительному делу папа и его кардиналы отнеслись с почтением: переведенные ими Священные и богослужебные книги положены были на престоле в церкви и торжественно освящены. Св. Мефодий рукоположен был во священника, а вместе с ним рукоположены и многие, приведенные и подготовленные к сему, славяне. Новорукоположенными священниками совершено было во многих церквах богослужение на славянском языке. На бывшем у папы соборе епископов дано свв. братьям полное право совершать и впредь богослужение в славянских странах на славянском языке. Не менее года пробыли свв. братья в Риме, составляя предмет любознательности, а потом и глубокого благоговения для разумных обитателей вечного города. Здесь св. Константин и скончался (14 февраля 869 года), приняв перед смертью схиму с именем Кирилла и убедив св. Мефодия продолжать апостольское дело среди славян.

По смерти брата, Мефодий отправился было в Моравию, но там сделалось обычное в те времена возмущение, междоусобицы и пр. Добрый покровитель Ростислав был убит и началось господство немцев. Мефодий остановился в Паннонии у благорасположенного князя Коцела и занялся своим апостольским делом. По просьбе князя он путешествовал в Рим (в 870 г.), где рукоположен был, по его же просьбе, в епископа Паннонии и даже признан был с правами автокефальности. Но немецкое духовенство успехами Мефодия еще более раздражилось, возбудило германского императора и моравского князя Святополка на паннонского князя, захватило Мефодия (в 872 г.), произвело над ним незаконный суд на своем соборе, причем даже дерзко били и всячески глумились над святителем, осудило его и заключило с тюрьму в Швабии, где он и томился около 2-х лет. Лишь папа Иоанн VIII произвел над злобными своевольниками справедливый и строгий суд, освободил и восстановил в иерархических правах незаконно осужденного святителя (874 г.). Наконец, Моравские славяне поголовно возмутились против жадного и грубого немецкого духовенства, прогнали его и призвали к себе Мефодия, который был признан папой архиепископом Моравским. В Моравии св. Мефодий с ревностью и сбольшими уже иерархическими правами и полномочиями занялся просветительным делом, утверждал и распространял христианство, рукополагал славян, всюду вводил богослужение славянское и пр. Обучаемые славянские клирики настолько уже преуспевали, что явились ревностными помощниками своему первоучителю. Таковы: Горазд, Наум, Савва, Лаврентий. Они, вероятно, не мало трудились и над переводом Священных, богослужебных и вероучительных книг, ознакомившись уже и с греческим и латинским языками. К этому периоду времени относят распространение христианства не без участия св. Мефодия, непосредственного (по житиям), или посредственного, по другим славянским странам: в Богемии, Польше, Чехии, Далмации, у хорват и сербов. Несомненно и в Болгарии утверждалось христианство из того же пункта. Всюду по славянским странам распространялись с христианством богослужение и Священные книги на славянском языке и вероятно духовенство из природных же славян. – Но немецкое духовенство оставалось непоколебимо в своей упорной вражде к св. Мефодию. Оно начало обвинять его в ереси, ссылаясь на чтение им символа без filioque. Папа Иоанн VIII в 880 году вызвал Мефодия в Рим, где пробыл он более полугода, на соборе торжественно оправдан и послан в Моравию, как уполномоченный над всей Моравской Церковью. Тогда начались клеветы на отношения Мефодия к родной ему греческой Константинопольской Церкви, не стеснявшиеся выдавать за подлинные осуждавшие его подложные грамоты императора и патриарха. Для рассеяния этих клевет и может быть не без действительного приглашения посетить Константинополь, глубокий уже 60-ти летний старец Мефодий отправляется (881–882 гг.) в Константинополь, взяв с собой несколько своих славянских учеников и сподвижников. В Константинополе, вопреки клеветникам, с честью принял славянского апостола император Василий Македонянин; с любовью беседовал и патриарх Фотий. Духовная и светская власть отнеслась с полнейшим одобрением к его делу, позволено ему совершать богослужение, а экземпляры переведенных книг оставлены в Константинополе, а равно и несколько славянских священников, вероятно, для совершения богослужения для славян, живших в Константинополе и его окрестностях, оставлены здесь же. Мефодий взял несколько точных греческих списков Священных, богослужебных и канонических книг для перевода их на славянский язык. Вероятно и отеческие творения и толковательные труды, особенно на Псалтирь и Евангелие, также были взяты, благо у просвещенного патриарха Фотия было обилие всяких книг.

С дорогим сокровищем возвратился св. Мефодий в Моравию, посетил Паннонию и занялся быстрым переводом всех Священных книг на славянский язык (с 26 марта по 26 октября 884 г.). По окончании этого последнего святого дела, святитель Божий мирно скончался (6 апреля 885 года) в столице Моравии Велеграде, оплакиваемый народом, и торжественно похоронен духовенством славянских стран.

Важнейшим подвигом и бессмертной заслугой для славян Кирилла и Мефодия был, не раз уже упомянутый нами в настоящем нашем обозрении, перевод Священных ветхозаветных и новозаветных книг на славянский язык. Остановимся ближе на древних свидетельствах об этом подвиге.

По мнению специалистов, исследователей древних исторических памятников о свв. братьях, мысль об утверждении христианства среди славян, – наружно обращавшихся в христианство с давнего времени, – путем перевода Священных и богослужебных книг на славянский язык, стала возникать у свв. братьев довольно рано, задолго до призыва их к сему посольством Ростислава. Проведенное обоими братьями детство в Солуни, где много было славян, как в городе, так и во всей области, может быть и собственное происхождение от славян, продолжительная гражданская служба Мефодия в славянской области, совместная жизнь братьев на Олимпе, разделяемая лишь между молитвой и книжными занятиями, – наводят исследователей на предположение, что мысль о просвещении славян переводом Священных и богослужебных книг во все это время занимала уже свв. братьев, а может быть и частью осуществлялась ими, так как и славянский язык они, особенно Мефодий, в это время уже знали, а греческий язык оригинала Священных книг тем более в совершенстве знали, особенно Кирилл – лингвист по образованию и природным необычайным дарованиям.

Может быть в это время переведены были символ веры, молитва Господня и еще некоторые молитвы. Писались они, вероятно, греческими буквами. Во время путешествия к хазарам, в Херсонесе св. Константин, как будто намеренно, отыскивает еврея, самарянина и росса-готфянина, изучает их языки и письменность, Евангелие и Псалтирь. Естественен и законен отсюда вывод, что отправляясь к хазарам, свв. братья непрерывно думали о более близких и может быть родных им славянах и их христианском просвещении. Знакомство с оригиналом текста ветхозаветных книг, еврейским языком, и близким к славянскому языку «русским» переводом, несомненно, значительно усилило лингвистические средства свв. братьев и укрепило их миссионерскую решимость к просвещению славян. По возвращении от хазар, может быть, Кирилл уже начал делать и попытки в изобретении славянских букв и его святые желания не были вполне неизвестны царю и патриарху. В посольстве Ростислава все увидели Господень перст, призывающий свв. братьев к просвещению славян. Откровение Божие просветило свв. братьев в точном изображении всех славянских звуков соответственными буквами, взятыми как из греческого, так и из еврейского (ш, ц и др.) и других (ж, ч, щ) языков. – В Константинополе же свв. братья, до ухода в Моравию, перевели «избор евангелия и апостола», т.е. дневные церковные чтения из новозаветных книг, расположенные по кругу богослужения (с Ев. Иоанна – на первый день Пасхи), а не по порядку глав. Частью здесь же, а частью уже во время пребывания в Моравии, свв. братья перевели: «Псалтирь, Евангелие с Апостолом и избранными церковными службами, утреню, обедню, вечерню, павечерицу и тайную службу» (Паннонское житие). По итальянскому сказанию, свв. братья перед уходом из Моравии в Венецию и Рим оставили в славянском переводе «все Писания нужные при богослужении». Если отрывочные указания житий с их своеобразной терминологией («тайная служба») перевести на современный язык и сопоставить с частыми упоминаниями о том, что свв. братья всюду учреждали богослужение на славянском языке, то можно думать, что они преимущественно из Священных книг перевели: Псалтирь и паримийник – из Ветхого Завета, Евангелия, Деяния и послания из Нового Завета, затем из богослужебных: служебник, требник и октоих (конечно в отрывках). С этими книгами они являлись в Рим. Что и как продолжено было св. Мефодием по возвращении оттуда, памятники умалчивают, но исследователи думают, что в спокойный продолжительный период пребывания Мефодия в Моравии (875–880 гг.) дело переводное продолжалось, может быть и из Священных ветхозаветных книг многое было переведено и распространялось хотя в черновых списках. Но за предпоследний (884-й) год жизни св. Мефодия относительно этого имеем опять ясное свидетельство. По возвращении из Константинополя, где взяты были, вероятно, многие греческие Священные и богослужебные книги, св. Мефодий: «отверг ся молвы и печаль свою на Бога возложь, прежде же от ученик своих посажд два попа, скорописца зело, преложи вборзе вся книги исполнь, разве Маккавей, от греческа языка в словенъск, шестию месяц, начен от марта месяца до двадесяте и шести дней октября месяца. Скончав же, достойную похвалу и славу Богу воздаст, и святое возношение тайное с клиросом своим вознес, сотвори память святого. Димитрия (т.е. Солунского, празднуемого 26 окт.). Псалтырь бо бе токмо и Евангелие с Апостолом и избранными службами церковными с Философом преложил первее. Тогда же и номоканон и отеческие книги преложи». Итак, в конце своей жизни св. Мефодий перевел и через писцов спешно переписал все Священные книги, кроме Маккавейских, и оставил их в славянском переводе славянам-христианам. Такое же свидетельство находится у современного свв. братьям славянского учителя Иоанна, экзарха болгарского (892–927 гг.): «великий Божий архиепископ Мефодий, брат св. Кирилла, преложи вся уставные книги 60 от еллинска языка на словенски. Термин «уставные», напоминающий греческий «κεκανονισμένα», и число 60 дают повод некоторым предполагать, что св. Мефодий перевел одни лишь канонические книги (Ветхого Завета 33 и Нового 27), а слово «Маккавеи», говорят, означает вообще неканонические книги. Не считая себя специалистом-славистом, не будем обсуждать этого вопроса (о том, переводили ли Кирилл и Мефодий неканонические книги), тем более что перевод неканонических книг в древних списках почти не сохранился и едва ли, кроме отрывков Премудрости Соломона и Премудрости Сираха, что-либо из него вошло в нашу славянскую Библию. – Несомненно, по всем памятникам, перевод делался, как обоими братьями, так и св. Мефодием, с греческого текста, со списков взятых в Константинополе.

Составленный обоими свв. братьями славянский перевод, по языку своему, был сходен с общим всем славянам, близким к Константинополю и Солуни, языком славянским. Составленный одним Мефодием и его сотрудниками перевод ближе всех, конечно, примыкал к языку моравов. Моравам он достался в наиболее точных списках и оригиналах, писанных по поручению Мефодия «двумя скорописцами». Но этот перевод, несомненно, был понятен и другим славянам, жившим, например, в Паннонии, Болгарии, Чехии и пр. странах. В Моравии он вскоре же давними гонителями Мефодия – немецким духовенством стал изгоняться из употребления, сожигаться, истребляться и заменяться латинскими книгами. Но более надежный приют этот перевод нашел в Болгарии, особенно при образованном кн. Симеоне (892–927 гг.). Здесь в это время (начиная еще с 879 г.) начала процветать переводная и оригинальная болгарская письменность. Как выше сказано, один из болгарских деятелей этой эпохи Иоанн, экзарх болгарский, знал хорошо о переводных трудах Кирилла и Мефодия; Константин, епископ болгарский, и другие знали о них. Исследователи не отвергают, что полученные в Болгарии переводы Кирилла и Мефодия подвергались изменениям по отличиям языка болгар от моравов, особенно перевод Мефодия. Но эти изменения были не особенно велики, так как слишком большой разности между славянами соседями в языке не было еще.

Язык Кирилло-Мефодиевского перевода, по общему мнению, не был также непонятен и нашим предкам, приднепровским славянам, и несравненно, в 1000 крат, понятнее греческого языка. А потому справедливо предполагают довольно раннее появление у киевских славян Кирилло-Мефодиевского перевода. Так, возможно допустить знакомство с ним у спутников Ольги, бывших в Константинополе (955 г.), особенно если припомнить, что за несколько десятков лет до того (в 882 г.) в Константинополе были оставлены Мефодием списки перевода и священники из славян. Может быть сама св. Ольга привезла что-либо в Россию. Но помимо Константинополя, по непосредственным сношениям с соседними славянскими землями, особенно с Болгарией, могли появиться списки сего перевода в России. Несомненно, при Владимире с крещением России (988 г.) непосредственно соединено появление списков Кирилло-Мефодиевского перевода. Монах Иаков пишет о св. Владимире: «прияли святое крещение, имуще святое писание и книги переведены с греческого языка на русский». Летописцы наши не упоминают о составлении кем-либо из русских перевода Священных книг на славянский язык. Напротив, Нестор говорит о Мефодии, как переводчике их, и признает распространение лишь его перевода в России. Распространенность славянского перевода в России видна из многих древних свидетельств. Так, о Никите прельщенном Поликарп говорит: «все бо из уст умеяше: Бытие же и Исход, и Леувита и Числа, Судия и Царства, и вся пророчества почину и прочая вся книги почину ведяше». Это было, вероятно, около половины XI века (1077–1088 гг.). Без сомнения, Никита читал эти Священные книги в славянском переводе. Митрополит Иларион (1051–1066 гг.) в слове о Законе и благодати представляет «известным» всем своим слушателям «учение пророков и апостолов». Конечно, оно могло быть известно не по греческому тексту, а по славянскому переводу. У летописца Нестора (†1114 г.) встречается очень много цитат из Священных книг по славянскому переводу, особенно из исторических книг, а также Премудрости Соломона и Сираха. О пророческих книгах встречаются свидетельства и цитаты в памятниках XI в.

Кроме этих общеисторических свидетельств о раннем, близком к эпохе Кирилла и Мефодия, существовании и распространении в России славянского перевода, можно думать Кирилло-Мефодиевской редакции, находятся свидетельства о том же в сохранившихся славянских библейских рукописях. Так, в списке толковых пророчеств находится подпись попа Упыря, писавшего оригинал существующих ныне копий для Новгородского князя Владимира Ярославичав в 1047 году. Всеми исследователями относится к XI веку Чудовский (№ 37) список Псалтири. А также Евгениевский, Толстовский, Слуцкий и Бычкова списки Псалтири. Несравненно большее количество рукописей с библейским славянским текстом сохранилось от следующих веков. От XII века в Пятикнижии есть подпись Кирика (от 1136 года), как древнейшего переписчика оригинала для существующих ныне с него копий. На пророческие книги существуют паримийники, напр. Григоровича (Румянц. муз. № 2). На Псалтирь: Погодинский и Болонский списки. От XIII века списки Псалтири: Норовский, Синод. Моск. библиотеки, Афонский, Зографский, Хлудовский, Дечанский и др. Паримийники: Захарьинский, Софийский, Синод, типографии, Никифоровский, Сковородский От XIV века сохранились кроме очень значительного числа списков Псалтири и паримийников, списки Пятикнижия, книги Иисуса Навина, книги Царств и толковых пророчеств. От XV века сохранились кроме списков вышеупомянутых отделов и книг, полные списки Библии: так называемый список Геннадиевской Библии не в одном экземпляре. Всеми признается, что Геннадиевские рукописи содержат славянский библейский текст, не современный их переписке, а значительно более древний, с грамматическими формами, фонетикой, палеографией XI века и близкой к Кирилло-Мефодиевской эпохе с болгарскими, впрочем, поправками. Сравнительной новизной отличается здесь текст книг Царств и совершенно иное, отличное от Кирилло-Мефодиевского, происхождение имеет текст Паралипоменон, Ездры, Неемии, Есфири, Товита, Иудифи, Премудрости Соломона, составляющий перевод с Вульгаты, сделанный, вероятно, при Геннадии же. Может быть и эти книги были в древнем Кирилло-Мефодиевском переводе распространены в России, но ко времени Геннадия не найдены и доселе еще неизвестны. Таким образом вся Библия в славянском переводе была издавна распространена в России.

Существующие ныне и значительно обозренные славянские библейские рукописи заключают в себе перевод ветхозаветных книг в двух видах, взаимно различных. Один вид – богослужебно паримийный и другой вид – толковый, назначенный для домашнего чтения. В первом только читаемые в церкви отделы библейских книг, во втором весь текст Священных книг. Первый – паримийный – текст признается более древним, второй – полный библейский, иногда толковый (на пророч. книги) – более поздним. Первый – паримийный текст признается более точным, хотя и пространным, переводом с греческого, второй – более свободным. Авторами первого текста считают греков или славян, мужей ученых, богословски и всесторонне образованных, знавших греческий язык научно и славянским языком свободно владевших; авторами второго считают славян, иногда и не вполне достаточно владевших греческим языком, но преследовавших грецизмы в паримийном переводе и заменявших их, не всегда удачно, славянскими словами и оборотами. Первый текст был более распространен в славянских землях и в России, второй укрывался в нескольких лишь монастырских и княжеских библиотеках, а потом с XIII века стал уже распространяться. К первому – паримийному тексту было наибольшее у всех благоговение и потому несмотря на его распространенность, он остался мало измененным в многочисленных и разновременных списках, второй же значительно и свободно изменялся разными лицами, справщиками и переписчиками, и заключает значительное разнообразие в чтениях. Паримийный текст, по языку и характеру, вполне сходен с древним славянским текстом Псалтири, Евангелия и Апостола и хорошо известен был составителю второго текста, второй же такого сходства не имеет и очевидно в своем оригинале явился позднее паримийного текста.

Сопоставляя все эти характерные черты двух типов древне-славянского перевода, ученые исследователи приходят к предположению, что паримийный текст принадлежит равноапостольным братьям Кириллу и Мефодию, второй же св. Мефодию, его сотрудникам и преемникам по просвещению славян, и появился в период времени процветания славянской письменности в 879–927 гг., когда в параллель содержавшимся в нем отеческим толкованиям переводились на славянский язык и другие отеческие творения.

О качествах паримийного перевода исследователи единогласно утверждают, что он отличается точностью и буквализмом по отношению к греческому своему оригиналу, перевод составлялся слово в слово, но по бедности славянского языка словами и грамматическими формами, в сравнении с богатым и научно-развитым греческим языком, переводчики должны были делать невольные отступления от оригинала. Двумя-тремя славянскими словами и формами переводчики передавали одно греческое слово или форму; придумывали особенные формы для соответствия греческим формам; не совсем согласно с славянским словоупотреблением составляли перевод; и другие, неизбежные и общие всем переводам, недостатки допускали. По той же неизбежной причине переводчики допускали отступления от оригинала для пояснения его, распространяли славянский перевод пояснительными пространными оборотами. При этом заметно, что библейский текст с толкованиями отеческими, например текст толковых пророчеств, значительно сжатее паримийного текста, потому что переводчики этого текста уже не нуждались в пояснительном распространении его, снабжая толкованием, все поясняющим.

Составлен был паримийный перевод с греческого текста LXX, употребительного в Константинопольской Церкви в IX веке. Этот текст, по свидетельству древности, совпадал с Лукиановской рецензией перевода LXX. И существуют научные данные предполагать, что паримийный текст славянского перевода, составленный с греческих паримийников, соответствует Лукиановской рецензии перевода LXX. За утратой древнейших греческих оригиналов этой рецензии, он служит очень ценным критическим средством для суждения об этой древней рецензии, а равно и о церковном греческом Константинопольском тексте. Ценность славянского перевода значительно увеличивается при его несомненном буквализме и малой порче и изменениях. С этой стороны, как на важнейшее критическое пособие к восстановлению и определению церковного греческого текста перевода LXX, на славянский перевод обращено справедливое внимание и западными (Корнилль) и русскими учеными, а последними из славянского перевода, на всем его историческом протяжении, придается в этом отношении первое место паримийному тексту (Евсеев).

Что касается второго вида древле-славянского перевода – полного библейского текста, – то о происхождении его уже выше сказано. О качествах его даются следующие сведения. Он примыкает к спискам перевода LXX по александрийскому и ватиканскому кодексам. Он отличается краткостью и сжатостью текста: стремлением авторов по-своему, и преимущественно по-славянски, осмысливать греческие и иные слова, оставленные без перевода в паримийном тексте; стремлением даже к народным словам и оборотам, несмотря на их соблазнительное для язычествовавшей Руси значение. – Например, употребляются слова: жрецы, требы, вместо иереи, алтари, стоящих в паримийнике, и т.п. При этом ославянивании перевода часто допускаются малоупотребительные и, вероятно непонятные, слова, и обороты, искусственно сочиняемые; неполное знание греческого языка вело к ошибкам в придаче славянского значения греческим словам и оборотам, богословское образование переводчиков и исправителей не было слишком высоким и не предохраняло от некоторых погрешностей в этом отношении.

Но хотя в качественном отношении общебиблейский славянский текст и уступает паримийному, однако несомненно преимуществует перед последним своей полнотой: в паримийном тексте менее 16 всей ветхозаветной Библии заключается, а в цельно-библейском большая часть Библии. Перевод этот древний же и несомненно составлен был первоначально весь (кроме Маккавейских книг) с греческого церковного текста LXX и сохранял о нем свидетельство в себе. Но нужно при этом оговориться, что текст этот не был так неприкосновенен, как паримийный, терпел много свободных изменений, и в ныне известных списках обнимает не все ветхозаветные книги. Древнейшие списки его обнимают лишь Пятикнижие (копия со списка 1136 г.) и Псалтирь. На остальные же книги сохранились рукописи лишь от XIV, а большинство от XV в. При новизне происхождения их и явно значительных и свободных переделках их текста, очевидно, очень трудно признать за ними слишком большую критическую ценность. Очень осторожно и путем тщательнейшего, до мельчайших тонкостей, сравнения чтений разных рукописей можно приходить к каким-нибудь, и то более чем сомнительным, критико-текстуальным выводам (срав. у Лебедева о книге И. Навина подобные выводы). И то лишь выводы эти будут относиться к славянским чтениям, а о греческих соответствующих чтениях нужно будет в 1000 крат усугубить критические усилия и осторожность. Кроме того нужно заметить, что на многие книги: Паралипом., Ездры, Неемии, Есфирь и неканонические (кроме Прем. Сол. и Сир.) сохранился и вовсе новый перевод с Вульгаты.

Но помимо вышеприведенных критических соображений, древнейший рукописный славянский паримийный и общебиблейский текст имеет для русских высокое значение, как ближайший памятник апостольских трудов Кирилла и Мефодия и их ближайших сотрудников, как священная первооснова всего позднейшего церковно-славянского перевода и как древнейший памятник славянского языка, славянского богословия и славянской Церкви – всего родного и священного для нас русских.

Перейдем к дальнейшей истории текста славянского перевода, употребляющегося в России.

Рукописные книги Св. Писания при самом появлении в России у набожного русского народа получили обширное нравственно-педагогическое значение, сделались основой умственного и нравственного развития, а равно и богословского образования наших предков. На языке наших предков слова: «муж хитрый», «книжник», «философ» и т.п., означали преимущественно того, кто изучал и знал книги Свящ. Писания. Из дарственных приписок на существующих рукописях и из исторических свидетельств видно, что библейские рукописи были очень распространены в России в давнее еще время. Так, они существовали в большом числе при монастырях (особенно Новгородских, Киевской и Сергиевской лаврах и Московском Чудовом и др.), при епископских кафедрах, Новгородском Софийском соборе, при княжеских дворах (у киевских, московских и галицких князей и др.) и у образованных светских людей-бояр. Но, замечательно, много приписок указывает на существование столь ценных в то время священных рукописей у незнатных и небогатых людей: у дьяков, ремесленников, кожевников, плотников, садовников и людей простых. Особенно читались и распространены были Псалмы, Притчи, Пятикнижие, пророки и паримийники. – Но обширное изучение и употребление библейских книг, как много раз уже мы видели в истории других переводов, имело неблагоприятные последствия для их славянского текста. Переписываемые, в виду большой потребности и спроса, не всегда медленно, тщательно, с знанием и опытом, библейские рукописи испытывали много изменений. Изменения эти происходили и несознательно, по поспешности и ошибкам переписчиков, и сознательно делались владельцами рукописей или разными «сведущими» в книжном деле лицами. Древние наши предки не были столь ярыми поборниками буквы библейского текста, как их потомки-старообрядцы; они не считали грехом свободно изменять библейский текст, особенно с целью прояснения и исправления его, заменой устарелых и малопонятных форм и слов славянских более поздними и понятными русскими. Известно, что Священные книги распространялись более всего в болгарских списках, которые по языку несомненно не вполне тождественны были с русской разговорной речью даже древнейшего времени. И потому вышеуказанные явления вполне естественны и разумны в руках образованных людей, знакомых с точным значением изменяемых болгарских слов. Но и при этом происходили недостатки и порча в тексте, так как «исправители», по поспешности и неопытности, иногда забывали зачеркивать оставшееся и заменяемое ими в тексте чтение и вставляли свое исправленное. Последующие переписчики вводили оба чтения – и старое и новое – и таким образом труд даже знающих людей вел к порче текста. Некоторые из подобных анонимных исправителей знали греческий язык, а один даже знал еврейский, и по этим оригиналам, хотя иногда и не безгрешно, правили славянский перевод. Но не все призванные и непризванные справщики обладали достаточным знанием не только греческого, а и своего-то языка, и достаточным богословским образованием. В древних библейских списках встречаем в ряду библейских книг «Менандра» и множество апокрифов или отрывочных апокрифических сказаний, ошибочных толкований, извращавших смысл священного текста. Весь этот, чуждый Библии, материал часто вносился в самый текст и портил его. Выражения из разных книг Священных также часто вносились, смешивались и портили текст. Много также повреждений причинено переписчиками ненамеренно: по недосмотру и неразборчивости читаемого текста, по недослуху диктуемого текста, по слитности письма, по множеству разных сокращений и титл и т.п. обычным и естественным причинам, много раз в истории священного текста нам встречавшимся.

Столь печального состояния славянского библейского текста не могли не замечать появлявшиеся от времени до времени на Руси богословски образованные мужи, знавшие греческий язык и библейский греческий текст. Они старались по последнему исправлять и славянский текст. Так, митрополит Алексий (1332–1378 гг.), в бытность свою в Константинополе, запасся греческими списками Нового Завета и по ним составил весь перевод на славянский язык. Преемник его, митрополит Киприан (1378–1406 гг.) вывез из Сербии и Болгарии много рукописей библейских и богослужебных, славянских и греческих, и по ним исправлял Псалтирь, служебник и другие книги. Он уничтожал своевольные и ошибочные изменения в славянском тексте, допущенные переписчиками или невежественными справщиками, слова не точно переведенные он заменял более соответствующими значению греческих слов, устранял излишние против греческого оригинала вставки, вообще сближал славянский перевод с греческим текстом. Но исправление Киприана погрешало против ясности славянского текста. Он был серб, употребительным в России языком достаточно не владел и вставлял в свои поправки сербские слова и обороты, мало понятные для русских.

Во второй половине того же XV века, по распоряжению митрополита Филиппа I-го (†1474 г.), его воспитанник крещеный еврей Феодор сделал даже новый перевод Псалтири и Есфири с еврейского текста. Может быть он же исправлял по еврейскому тексту славянский перевод Пятикнижия и пророков, причем в первом подвел даже счет еврейским парашам, вошедший впоследствии в московское издание 1663 г.

Но упомянутые труды имели частный характер и не сопровождались особенно крупными последствиями для общей истории славянского библейского текста. В этом последнем отношении имеет выдающееся значение труд, из того же XV века, архиепископа новгородского Геннадия. Для борьбы с еретиками жидовствующими, основывавшими на Библии свое учение, Геннадий стал отыскивать цельный список всей славянской Библии и для этого обращался к заведующим или владельцам епископских, соборных и монастырских библиотек. На приглашение ревностного святителя ответили присылкой славянских библейских рукописей, но очевидно содержавших не всю Библию. Тогда архиепископ обратился к услугам одного доминиканского монаха, родом славянина, Вениамина, знавшего и славянский и латинский языки, и попросил его дополнить недостававший в присланных списках библейский текст новым переводом с Вульгаты. Может быть пособлял ему и известный сотрудник Максима Грека Димитрий Герасимов, знавший кроме латинского немецкий язык. При участии этих (а вероятно не мало было и других, доселе не найденных пока в соответственных памятниках) лиц славянская Библия впервые после Кирилла и Мефодия увидела снова свет Божий в цельном виде. Собранная Геннадием (в 1499 г.) славянская Библия осталась навсегда в России основой церковной славянской Библии, хотя и потерпела много изменений. К счастью, эта Библия в целом виде, как видно из подписи, сохранилась, тщательно описана и дает нужные ответы о древнем славянском переводе и отношении его к ныне печатаемому. В Геннадиевском сборнике сохранились в древнем, близком к Кирилло-Мефодиевскому, славянском переводе: Пятикнижие, книги Иисуса Навина, Судей, Руфь, Псалтирь, Притчи, Екклезиаст (хотя обе последние с значительными более поздними поправками). Древний же текст, извлеченный из толковных списков, заключает перевод пророческих книг, с пропусками у Иеремии (1–25; 46–51 глл.) и Иезекииля (45 и 46 глл.), Иова, Песни Песней (из толкования Филона Карпафийского). Текст Премудрости Иисуса сына Сирахова носит черты древности, но значительно изменен и поновлен и даже поправлен по Вульгате (особенно 30–36 гл.). В основе вошедшего в Геннадиевскую Библию перевода Премудрости Сираха лежал древний перевод, частью сохранившийся в других списках. Перевод книг Царств, также издавна существовавший в славянских списках, вошел в Геннадиевскую Библию в еще более новом и совершенно отличном от ранее перечисленных книг виде. Может быть древний перевод совершенно не найден был или по трудности для понимания совершенно переделан. Язык перевода Царств носит, сохраняя лишь немногое из древних слов и форм, значительные черты новизны.

Наконец, несомненно, полное отсутствие элементов древности и остатков Кирилле-Мефодиевского труда заключает перевод Паралипоменон, Ездры (1, 2 и 3), Неемии, Товит, Иудифь, Премудрости Соломона, неканонической части книги Есфирь (10–16 гл.) и 1 и 2 Маккавейских книг. Перевод всех этих книг в Геннадиевской Библии составлен с Вульгаты и вероятно при самом же Геннадии вышеупомянутым доминиканцем Вениамином. Тем же лицом и по Вульгате же сделаны в книгах пророков Иеремии (1–25; 46–51 глл.) и Иезекииля (в 45 и 46 глл.) вставки отделов, не сохранившихся в древних толковых списках. Каноническая часть книги Есфирь (1–9 глл.) переведена кем-то с еврейского текста. В библиотеке Троицкой Лавры есть перевод с еврейского книги Есфирь (1–9 глл.) в списке XIV века, вполне сходный (кроме 10 гл.) с Геннадиевским. Очевидно, современнику м. Филиппа (1464–1473 г.) еврею Феодору этого перевода нельзя приписывать. 3 Маккавейской книги в Геннадиевском списке вовсе нет, потому что ее нет в Вульгате. Из Вульгаты заимствовано расположение ветхозаветных книг и предисловия к ним. Последние частью переведены и с немецкого.

Так явилась (в 1499 г.) впервые вся славянская Библия в одном сборнике, к счастью сохранившемся в нескольких экземплярах. Подобный же сборник и около того же времени (1502–1507 гг.) был собран в Вильне при Киевском митрополите Ионе. Он, впрочем, содержит следующие книги: 16 пророков, Иова, Псалтирь, Притчи, Екклезиаст, Песнь Песней, Премудрости Сираха, и текст его очень сходен, хотя и не без отличий, с Геннадиевской Библией. Но для текста славянской Библии имеет значение лишь Геннадиевский список.

Анализ всех, вошедших в Геннадиевский список, древних переводов показывает, что они составлены были с перевода LXX, имеют для себя объяснения в чтениях и вариантах списков LXX, причем нельзя уловить однообразия в следовании известного рода редакциям или кодексам LXX. В одних книгах переводчики следовали преимущественно чтениям ватиканских списков, в других александрийским спискам, а часто и в одной книге являются смешанными чтения нескольких греческих списков.

Вышеупомянутые новые переводы все имеют объяснение в Вульгате. Изучение и отыскание древних греческих рукописей в библиотеках православной греческой Церкви и ее монастырей и изучение и сличение с ними рукописей славянских – почтенная задача будущих русских богословов, требующая многого труда.

Общий библейский славянский текст, оставаясь неизменным в списке Геннадиевском, не был признаваем однако же непререкаемой и неприкосновенной святыней благочестивыми и образованными мужами древней Руси. Так, в начале следующего же XVI в. исправлением и даже новым переводом Псалтири занимались толмач Димитрий Герасимов и преподобный Максим Грек.

Димитрий Герасимов сделал перевод надписаний псалмов и перевел обширное Брюноново толкование на Псалтирь и некоторые другие ветхозаветные книги, делая при этом в тексте и толковании Псалтири некоторые исправления. Преподобный Максим (1505–1556 гг.) перевел с греческого и латинского языков «сводное толкование» на Псалтирь, собранное из отеческих толкований, исправил текст толковой Псалтири и сделал новый перевод Псалтири с греческого языка по просьбе Нила Курляшева (в 1552 г.); делал переводы из книг Ездры и Даниила.

Вопросом об исправлении славянского библейского текста занималась высшая русская духовная власть на Стоглавом соборе (1551 г.). Здесь было постановлено заняться «исправлением» текста протопопам и поповским старостам, а прежних «неправленных» книг ни продавать, ни покупать, ни в церквах употреблять. Но невежды поповские старосты не могли заняться исправлением, а потому текст или переписывался без изменений, или переписчиками и непризванными справщиками портился и искажался.

Вместо поповских старост и других невежественных лиц исправлением библейского текста в XVI веке занимался митрополит Макарий (†1562 г.). В бытность свою еще новгородским митрополитом он «собирал, святыя книги, которые обретались в русской земле». Весь сборник издан им под именем Четьих Миней и по числу месяцев разделяется на 12 книг. Здесь помещены и библейские книги под числами, на которые падает празднование описываемых в них святых. Так, под 1 сентября помещена книга Иисуса Навина, а вместе с ней Судей и Руфь, потому что память Иисуса Навина празднуется Церковью 1 сентября. Книга Иеремии помещается под 1 мая и т.п. Но не все ветхозаветные книги помещены у Макария. Пятикнижие помещено сокращенно и отрывочно с перифразами. Из исторических книг в более цельном виде помещены Иисуса Навина, Судей, Руфь, 1 и 2 Царств и 1 и 2 Маккавейские, а остальных 12 вовсе нет, может быть потому, что древних списков, не найденных еще при Геннадии, и теперь не находилось, а в новых списках «папежских», т.е. в переводах с Вульгаты, внесенных в Геннадиеву Библию, Макарий не хотел помещать этих книг. Из учительных книг помещены: Псалтирь с толкованиями в трояком виде, Иов, Екклезиаст и Премудрость Сираха. Остальных трех нет, может быть по вышеуказанной же причине. Пророческие книги помещены все 16. Таким образом, целых 15-ти книг вовсе нет. Издаваемый библейский текст Макарий старался «елико возмогох, исправити». Впрочем «исправление» не слишком ценно. Он сделал множество добавлений изъяснительного характера. Одни добавления к основному священному тексту кратки и способствуют лишь изъяснению его, а другие довольно обширны и состоят из аналогий между Ветхим и Новым Заветом. Самый текст Священных книг, отличаясь сравнительной ясностью, уступает в точности, много заключает свободных уклонений и вообще свободного обращения с древним оригиналом. Много поправок основано на греческих списках (особенно близких к ватиканскому и альдинскому изданиям), но много и не имеют себе греческих параллелей, основаны же они на древних, пока еще не найденных, славянских редакциях, или на собственном свободном отношении Макария к издаваемому тексту. Много чтений отличается выразительностью. – Нужно, впрочем, заметить, что библейский текст Макарьевских Четьих Миней не имел особого влияния и значения в дальнейшей истории славянского библейского текста. Труд его есть лишь один из археологических памятников в судьбах древнего славянского текста и последний по времени происхождения в истории славянского рукописного текста.

Все меры, предпринимавшиеся к исправлению рукописного текста славянской Библии, не могли иметь серьезных последствий, ни для сохранения его в неизменном виде, ни для усовершенствования, так как были единичными и частичными трудами, малоизвестными. А между тем в XV и XVI веках Западная Европа уже додумалась до книгопечатания и воспользовалась этим искусством в применении к Библии. У родственных русским западных и южных славян с начала XVI века стали появляться печатные славянские Библии. Так, в 1495 году напечатан был славянский перевод Библии, в Цетинье. В 1506, 1549 и 1577 годах печаталась несколько раз чешская Библия, переведенная с Вульгаты. В Праге в 1517–1525 гг. печатался составленный Франциском Скориной «русский» перевод, заимствованный из древних славянских рукописей и пополненный по Вульгате. В Заблудове в 1570 и 1575 годах были на славянском языке напечатаны Псалтирь и Евангелие. В Остроге была напечатана Псалтирь в 1580 году. Не довольствуясь этими отделами, православные просвещенные мужи во второй половине XVI века сознали и начали приводить в исполнение мысль, о напечатании всей славянской Библии, употребляемой в Православной Русской Церкви. Честь первого такого издания принадлежит литовскому князю Константину Константиновичу Острожскому. По его имени и по месту происхождения первое печатное издание нашей славянской Библии называется Острожским. Напечатано оно в 1581 году. Остановимся на нем и его характере.

Князь Острожский, предпринимая печатное издание славянской Библии, имел в виду содействовать распространению среди православных славян знания Библии, чтобы находить в этом знании опору в борьбе с католичеством и унией, охватывавшими малообразованное православное славянское население Литвы и Польши. Своим изданием он хотел сделать общедоступным и общеизвестным православный славянский библейский текст. Вместе с тем просвещенный князь хотел издать текст и в наиболее исправном виде. С последней целью он обращался за славянскими и греческими библейскими рукописями в римские пределы, на кандийские острова, в греческие, сербские и болгарские монастыри, к константинопольскому патриарху Иеремии и Московскому царю Иоанну IV Васильевичу, «ища добре исправленных и безпорочных еллинских и словенских рукописей». У Иеремии князь и «людей способных» просил. Собранные книги и рукописи оказались, по ближайшей проверке, заключающими «много разнствия и даже развращения». Очень полной и «древней» («за 500 лет до того, еще до Владимира переведенной») признана была присланная Иоанном Грозным славянская Библия, переведенная с LXX толковников. Под ней разумеют Геннадиевскую Библию, в коей, как мы видели, не все переведено с LXX и имело ко времени Острожского 500 летнюю давность. – Все полученные из разных православных стран рукописи, а также из западных государств переводы: Вульгату, чешскую Библию, перевод Скорины, немецкие переводы и др. издания справщики сличали между собой, с греческим текстом, Вульгатой и пр. пособиями и стали печатать. Печатание велось довольно спешно, сразу на шести станах. Все закончено в 1581 году.

Что было сделано Острожскими справщиками в славянском библейском тексте? Судя по предисловию и предварительным вышеупомянутым поискам, нужно бы ожидать капитальной работы их. Но благочестивый князь приводит смиренное сознание одного справщика: «аз составих, елика возмогох, умалением си смысла, ибо училища николиже видех». И другие справщики также не все отличались обширным образованием. Но нужно заметить, что из анализа Острожского издания видно очень внимательное отношение исправителей к своему делу. Из сличения их издания с Геннадиевским списком, если только он тождествен с прославленной князем Библией Иоанна Грозного, видно, что они не придавали этому списку неизменного и непогрешимого авторитета, а очень много изменили его.

Они знали греческий и латинский языки и по ним совершали свое исправление, заботясь преимущественно о соответствии славянского перевода греческому LXX толковников тексту.

В Пятикнижии справщиками исправлены многие места, неправильно и не точно переведенные, пополняются некоторые (хотя не все: Исх.15:20–21) пропуски, исключается излишнее против греческого текста, исправляется летосчисление 5 и 11 глав Бытия, чтение собственных имен, устаревшие и непонятные слова заменяются новыми. Но не все опущенное справщики вставили, не все лишнее удалили и не везде правильно поправили. Особенно много изменений, против Геннадиевской Библии, внесено в книгу Иисуса Навина. Всего лишь 13 стихов осталось в Острожском издании вполне сходных с Геннадиевской Библией. Остальной текст наполнен крупными или малыми уклонениями: в расположении слов и целых предложений, даже целых стихов (например 1:6–7; 19:47–48; 6:12...). Замечательно, что весьма много уклонений Острожских справщиков от Геннадиевского текста не имеют себе параллелей и в ныне известных греческих списках: в грамматических формах, употреблении времен, наклонений, залогов, числ, лиц глаголов и падежей имен. Много заметно то сокращений, то пополнений, ошибочных и произвольных вставок против Геннадиевского текста. Елизаветинские справщики впоследствии опять нередко возвращались к согласным с греческими Геннадиевским чтениям. Изменения Острожских справщиков иногда приближаются к еврейскому тексту, иногда к Вульгате, иногда к греческому. Все эти многочисленные переделки наводят на предположение, что у Острожских справщиков в некоторых книгах славянский рукописный текст был отличен от списков, вошедших в Геннадиевскую Библию. Не сами справщики, часто без особенной нужды, в уклонение от греческого и Вульгаты, переделывали всю книгу Иисуса Навина, а в бывшем у них под руками славянском тексте заключались все отступления, ими введенные в печатный текст.

Другие исторические книги, сохранившиеся в древних списках: Судей, Руфь и Царств подверглись у Острожских справщиков незначительным переменам: некоторые пропуски пополнены, неправильные переводы по местам поправлены, неясные выражения прояснены.

Исторические книги, переведенные с Вульгаты: Паралипоменон, 1 и 2 Ездры, Неемии, они правили по греческому тексту, многое сохраняя и из взятого в Вульгате; а книги Товит, Иудифь и 3-ю Ездры и правили по Вульгате же, заменяя лишь по местам слова латинские, оставленные без перевода, славянорусскими. Книгу Есфирь, переведенную в Геннадиевской Библии частью с еврейского (1–9 гл.), частью с Вульгаты (10–16 гл.), перевели с греческого, но многое оставив в прежнем переводе; при том и в этой книге, подобно книге Иисуса Навина, введено много таких чтений, какие не оправдываются ни греческим, ни иным каким-либо из известных ныне переводов. Например, указ Ксеркса имеет какую-то совершенно особенную редакцию. Учительные книги: Иова, Притчи, Екклезиаст и Премудрость Сираха оставлены почти без изменения по Геннадиевскому списку, а Псалтирь с буквальной точностью, за исключением очень редких случаев, сохранена по Геннадиевскому списку. Песнь Песней, заимствованная в Геннадиевском списке из Филона Карпафийского, помещена в другом переводе, сделанном с греческого текста. Сделан ли этот перевод самими справщиками или, что еще вероятнее, заимствован из древних славянских списков, каковые в России несомненно были и содержали не заимствованный из Филона, а самостоятельный с греческого перевод, не решаемся дать ответа и предоставляем будущим специалистам.

Книга Премудрости Соломона, переведенная в Геннадиевской Библии с Вульгаты, помещена в другом переводе – с греческого, хотя многое удержано и из Вульгаты. Так же, как о книге Есфирь, следует сказать, что в древних славянских списках и паримийниках были переводы этой книги с греческого, каковыми, может быть, и воспользовались Острожские справщики.

Пророческие книги мало изменены против Геннадиевской Библии, слегка лишь сличены и поправлены по греческому тексту или Вульгате. Книга пророка Иеремии, переведенная в большинстве (1–25; 45–51 глл.) с Вульгаты, осталась в том же переводе и лишь поправлена немного по Вульгате; погрешности, ошибки и даже описки остались нетронутыми. Должно быть не было других славянских списков, переведенных с греческого, а сами не решались сделать это. Книга Плач поправлялась также часто по Вульгате. Две Маккавейские книги, помещенные у Геннадия в переводе с Вульгаты, значительно поправлены по греческому тексту. Третья Маккавейская книга, не существующая в Геннадиевской Библии, в Острожском издании помещена в переводе с греческого и, вероятно, не без пособия чешской Библии, на которую указывается в послесловии к сей книге.

Таково отношение Острожского издания к Геннадиевскому по внутреннему текстуальному состоянию. Расположение книг, заимствованное в Геннадиевской Библии из Вульгаты, оставлено без изменения и в Острожском издании. Разделен впервые текст на главы по Вульгате же. Разделения на стихи нет. По бокам иногда обозначены параллельные места. Внесено «предисловие на всю Библию», заимствованное из издания Скорины.

Из предыдущего видно, что Острожские издатели старались приблизить славянскую Библию к греческой LXX толковников и где имели готовый перевод, им заменяли сделанный с Вульгаты или поправляли по греческому тексту (Ездры, Неемии, Есфирь), где и как могли это сделать. Во всяком случае Острожское издание значительно ближе к тексту LXX, чем Геннадиевское. Острожское издание имеет то важное значение, что оно установило, завершило и распространило древний славянский библейский текст для всего будущего времени, оставаясь единственным, употребительным в России, изданием Библии почти на два века (до 1751 г.) и легши в основу и следующего, до ныне употребляемого у нас, Елизаветинского издания. – Вдумываясь в вышеизложенное отношение Острожских издателей к существовавшему славянскому тексту, мы не можем не быть благодарными за их крайнюю скромность и отсутствие самомнительности: своих переводов, кроме 3 Маккавейской книги, они, как мы видели, вовсе не составляли, а помещали лишь существовавшие в Геннадиевской Библии или еще где-либо найденные, но древние славянские переводы. Таким образом, в Острожской Библии мы имеем многовековую отечественную и православно-русскую святыню, соединяющую XVI век с IX и X веками – эпохой Кирилла и Мефодия и Владимира. Эта-то многовековая святыня через Острожское издание вошла и в нынешнее Елизаветинское. Нельзя в этом не видеть особенных путей Божественного Промышления!.. Если бы Острожские справщики были посмелее и самонадеяннее, ничто не препятствовало им поставить в своем издании совершенно новые – с чешского, латинского или греческого текстов – переводы. Кто мог их контролировать?.. И тогда у нас была бы Библия, ничего не имеющая общего с Кирилло-Мефодиевской Библией, как изменены, например, имевшие некогда в своей основе сходный и с нашими древле-славянскими рукописями текст, издания родственных нам, но окатоличенных, славян: Библий чешской, польской, сербской и др.

Теперь же, слава Богу, мы не можем и никто не имеет права сказать, что труды Кирилла и Мефодия совершенно чужие нам. Нет, они у нас и в нашей Библии.

Через 80 лет, в 1663 году, Острожское издание было перепечатано в Москве при Алексее Михайловиче. Патриархом Никоном и Алексеем Михайловичем предполагалось значительное исправление в этом издании Острожской Библии и для этого из Киева вызваны были ученые мужи Арсений и Дамаскин, знавшие языки и богословие; но Никон удалился с патриаршества, поднялись волнения из-за книжных исправлений и широкие планы не исполнились. Дело исправления ограничилось очень немногим: переменой устарелых слов и форм более понятными и новыми, переменой в правописании. От лица врагу заменено от лица врага, краснею – красная, дщери – дщере; вместо стъворим печатали сотворим, въспят – вспять; в Иов.9 вместо власожелъца и проходню поставили по-гречески плиаду и еспера и т.п. Справщики в предисловии к своему изданию выражали сознание недостатка в нем, несоответствия греческому тексту, просили извинения у читателей и ссылались на отсутствие нужных пособий, войны и народные смуты, мешавшие им заняться надлежащим исправлением. Патр. Никон упрекал (в ответе боярину Стрешневу) Алексея Михайловича за неисправность этого издания. Но и об этих справщиках и их «малом» исправлении, может быть, нужно не жалеть, а радоваться, что они не переделали по-своему древнюю славянскую Библию и сохранили ее до Елизаветинских справщиков.

Перепечатанным и малоисправленным в Московском издании 1663 года Острожским изданием недоволен был не один патр. Никон. Ученый тогдашнего времени Епифаний Славеницкий в том же году жаловался на неисправность существующего славянского перевода: «великий грех и бесчестие от иностранных народов нам русским иметь не исправленный текст Библии, в коем многая прегрешения», – говорил он. Конечно, было вероятно не мало и других богословски образованных лиц, также смотревших на существующий славянский перевод. Эти речи и жалобы дошли до слуха царя. А потому в следующем же 1664 году духовный собор, собранный Алексеем Михайловичем, постановил: вновь перевести Библию с греческого текста LXX, «напечатанного во Франкофурте 1597 и 1600 гг., Лондинии и др.». Составлена была комиссия под председательством Епифания Славеницкого и верховным надзором Павла, митрополита Сарского, местоблюстителя патриаршего престола. Перевод начат был с Нового Завета и уже вчерне был окончен, но за смертью сначала митрополита Павла (†1676 г.), а потом (через два месяца) главного виновника всего дела, Епифания, все дело прекратилось до следующего столетия и царствования Петра Великого. По крайней нужде отделы Острожского издания перепечатывались без изменений, как в XVII, так и в начале XVIII века. Так, Псалтирь была напечатана в Москве в 1698 и 1704 годах, в Киеве в 1703 г., в Львове в 1721 году.

Но удовлетворение насущной потребности не могло остановить общепризнанной нужды в исправлении славянского перевода. На встречу этому общему справедливому желанию пошел Император Петр Великий. Указом от 14 ноября 1712 года он повелел «издать печатным тиснением книгу Библию на словенском языке; а прежде тиснения прочесть ту словенскую Библию и согласить во всем с греческой седмидесяти переводчиков Библиею. И быть у дела того в смотрении и исправлении еллиногреческих школ учителю, иеромонаху Софронию Лихудию, да Спасского монастыря архимандриту Феофилакту Лопатинскому, да типографии справщиком Феодору Поликарпову и Николаю Семенову, в чтении справщиком же монаху Феологу да монаху Иосифу. А согласить им и править в главах и стихах в речах против греческия Библии грамматическим чином. И буде где в словенской против греческой Библии явятся стихи пропущены или главы перемешаны или и в разуме писанию священному греческому противность явится: и о том доносить преосв. Стефану, митрополиту Рязанскому и Муромскому, и от него требовать решения». Напечатать велено в московской типографии. Итак, в царском указе ясно обозначены цель, средства труда, лица участвующие в нем и их задачи. Как видно, ко времени Петра у всех ясно сознавалась нужда в исправлении славянского перевода исключительно по его общезаметному значительному «грамматическому» и смысловому уклонению от перевода LXX толковников. Поэтому задача справщиков исключительно состояла в приближении и «соглашении» славянского перевода с греческим текстом. Этой задачей, без сомнения, главным образом и руководились справщики в своем труде, хотя, как видно из дальнейших комиссионных обозрений их труда, они на ней одной не останавливались, а по местам замечали недостатки и в греческой Библии и пользовались Вульгатой (особенно в книгах Товит и Иудифь), еврейским текстом, полиглоттой, словарями, и т.п.

Справщики очень усердно занялись своим делом и в 1720 году с успехом закончили его. Исправленная Библия была переписана в 8 томах и представлена, вероятно, преосв. Стефану, который был тогда уже местоблюстителем патриаршего престола. Была ли тогда же представлена она Государю, неизвестно. – О том, что и как было сделано этими справщиками, какова была их работа и насколько она соответствовала возложенной на них обязанности, можно судить по сохранившемуся памятнику. Из последнего видно, что исправители снабжали некоторые славянские слова толкованиями, разделили весь текст по Вульгате на стихи, исправили разделения на главы, непонятные слова заменяли более понятными, поправляли летосчисление, ставили иногда оглавления и указывали параллельные места. Вообще большинство поправок Елизаветинского издания сделано было этими почтенными тружениками.

Но этому труду суждено было, несмотря на сильную энергию и значительную эрудицию его авторов и могучую волю Петра, не скоро увидеть свет Божий. Так, вскоре по представлении новоисправленная Библия возвращена была справщикам для окончательной проверки их исправлений. Проверка ограничилась, впрочем, Пятикнижием и книгой Иова и вероятно в таком виде представлена была в новоучрежденный Св. Синод, который указом от 9 января 1723 г. определил: «тое (исправленную) Библию на словенском диалекте напечатать неотложно и в продажу за настоящую цену употребить по обыкновению». Печатание однако не было, к несчастью, тотчас начато, потому что московская синодальная типография вся занята была печатанием богослужебных книг. Между тем, волнения и беспокойства, вызванные раскольническими смутами, побудили осторожнее отнестись к предполагавшемуся печатанию Библии, и потому в следующем 1724 году 3 февраля было Синоду объявлено Высочайшее повеление: «новоисправленную Библию тщательно освидетельствовать Феофилакту Лопатинскому и архим. Афанасию Кондоиди, ученому греку, а потом печатать с таким определением, дабы в ней прежния речи, которые переправливаны, против тех новоисправных на брезех листов означены были без опущения, дабы не было от неспокойных человек нарекания к народной смуте». Велено было также представить Государю и «самые литеры, каковыми будут печатать новоисправленную Библию». Что было сделано во исполнение этого указа, неизвестно (а дела должно бы быть не мало, судя по массе отличий Елизаветинского издания от Острожского). Но, должно быть, указ был исполнен с пробелами. В октябре уже сообщено было Государю, что «все готово» к печатанию и представлены ему даже образцы литер предположенного издания. Но в типографию не было сдано прямое повеление о печатании, может быть от Государя не последовало окончательного на все утверждения, а в январе следующего 1725 года он помер и все дело остановилось.

Дальнейшая очень печальная история этого весьма важного дела представляет, по синодальному делу, ряд лишь одних комиссий, учреждавшихся то в Москве, то в Петербурге, и занимавшихся или критикой работ своих предшественников, или решением разных недоумений, сопряженных с изданием Библии. Так, Императрица Екатерина I начала было неуклонно продолжать дело своего покойного мужа.

По донесению о нем Св. Синода, от 10 ноября 1725 г., дано знать, чтоб Библию печатали, но предварительно рассмотрев в Синоде, «соглася с греческими библиями». Новой проверкой занимались Феофилакт Лопатинский, теперь уже архиепископ Тверской, участник и петровской комиссии, архимандрит Афанасий Кондоиди и др. и начали готовить Библию к печатанию. Но императрица померла и все дело, не начавшись выполнением, остановилось до царствования Анны Иоанновны. Правда, из синодального «дела» видно, что в 1729 году было намерение печатать Библию в Петербурге, почему часть Библии была из Москвы переслана туда, но какой-то Павзий не явился в Петербург и дело не началось. В царствование Анны Иоанновны Св. Синод возобновил дело о печатании славянской Библии, потому что прежнее издание все разошлось. Императрица 3 июня 1735 года утвердила синодальное постановление о печатании Библии. Вызваны были в Петербург московские справщики Иванов и Гембицкий со всем нужным типографским материалом и книгами: Библией в 8 томах Петровского исправления, греческим словарем и прочими пособиями, и помещены на Феофано-вом подворье. Не давая особых и подробных инструкций об исправлении Библии, Св. Синод только приказал этим справщикам оставить в тексте прежнее чтение Московско-острожского издания, а сделанные Петровскими справщиками исправления печатать внизу мелким шрифтом, под строкой, в виде примечаний к каждому исправляемому слову, чтоб раскольники не жаловались на полную утрату «древней Библии» Острожского издания.

16 февраля 1736 года Иванов и Гембицкий со всем своим материалом прибыли в Петербург, а к апрелю типографские работы совсем были заготовлены, но Феофан приказал «повременить» началом печатания ветхозаветной Библии, а пока заняться лишь Новым Заветом с «кавычного списка», взятого из синодального архива. Печатая Новый Завет, эти справщики в то же время занялись и Ветхим Заветом и встретили много недоумений: как печатать разные сокращения, исправления, дополнения и значительные перемены в исправленной Библии, а также новую расстановку в ней стихов, глав, чисел, вполне отличную от древнего Московско-острожского издания, а иногда не согласную и с греческим текстом перевода LXX? На формулированное в сем духе донесение Феофана Св. Синод ответил: «не весьма веруя исправительным примечаниям (Петровских справщиков), прежде напечатания снести с библейским греческим LXX толковников текстом и с ним лишь согласить», считая Вульгату папежским изданием, а другие греческие переводы не церковными, «из еврейского также некоторые примечания брать и печатать». Словесное распоряжение Императрицы подтвердило прежнее постановление Св. Синода о печатании в тексте прежнего Московско-острожского издания, а новоисправленного внизу под строкой. Верховный надзор и руководство исправительным делом поручены Стефану Казановскому, Псковскому епископу. Новая комиссия принялась усердно за дело и в 1738 году напечатано было уже Пятикнижие, но вскоре натолкнулась на новое недоумение: варианты в переводе LXX и разности между печатными изданиями его и рукописями. Св. Синод ответил, что нужно избирать чтение, которое окажется более близким к Острожскому изданию. В 1740 году справщики дошли (вероятно в просмотре) до книги Товит и встретились с новым недоумением: книга Товит и некоторые другие в Острожском издании были переведены с Вульгаты. Как с ними быть? Петровскими справщиками они правились по Вульгате, а Св. Синод требовал, очевидно, совершенно нового перевода с LXX. Св. Синод повелел вновь перевести их с LXX и поместить параллельно оба текста: древний Острожский и новый с греческого по полиглотте Вальтона. Порядок расположения исправленных чтений комиссия нашла неудобным для читателей (принужденных за каждым словом «спускаться вниз» – под строку и разыскивать его там, а потом снова подниматься вверх и продолжать чтение текста). Постановлено: на одной стороне листа печатать старое Острожское издание, а на другой новоисправленное. – Что после этого делалось этой комиссией, неизвестно, только 14 января 1741 года она была сменена; дело исправления перенесено снова в московскую синодальную типографию. Стефан Казановский, по множеству епархиальных дел, уволен из состава комиссии, а вместо него назначены архимандрит Фаддей Кокуйкович и иеромонах Кирилл Флоринский. Новым членам приказано было «самим пересмотреть снова всю Библию», потому что бывший председатель комиссии епископ

Стефан «сам не смотрел ее», а делали все лишь малознающие справщики; по окончании просмотра все снова переписать и подписать; 3-ю книгу Ездры и Маккавейские книги, коих нет в греческой Библии, а есть лишь в Вульгате, исправить по Вульгате; разночтения греческие собрать в особую тетрадь и представить Синоду; печатать поспешно на шести станах; все дело вести под присмотром московского синодального правления. Два архимандрита, из коих один был очень стар и дряхл, с 3 июля 1741 по сентябрь 1742 г. окончили свою работу (вероятно мала была работа!) и донесли Синоду, что «все исправили по Александрийскому кодексу, книгу Товит перевели с Вульгаты, Маккавейские с LXX»; все переписали и представили Синоду, но отказались сообщить, что ими исправлено против прежних справщиков. Св. Синод на их донесение постановил было прямо печатать, заготовлена была уже и нужная для типографии бумага, но 18 апреля 1743 г. состоялось другое синодальное постановление: вновь все освидетельствовать в Св. Синоде, переслать все в Петербург, выслать туда же Буксторфов еврейско-латинский лексикон и все нужные для исправления книги. Взята была также из Лаврской типографии одна Библия с алфавитными примечаниями. С 5 октября 1743 года в Синоде началось чтение славянской Библии и доведено до 43 главы книги Бытия; в январе 1744 года Св. Синод по случаю коронации Елизаветы Петровны переехал в Москву. 14 февраля 1744 г. Императрица повелела ускорить начатый просмотр, окончить его в течении великого поста, чтобы после пасхи можно было начать печатание. Из членов Синода избраны были на это дело Амвросий, архиепископ Новгородский, и Иосиф, архиепископ Московский, архимандриты Арсений и Симон. 20 февраля они приведены были ради сего к присяге. Новая комиссия встретила опять немало затруднений. По существовавшим указам нужно было править Московско-острожское издание лишь по переводу LXX, а оно составлялось во многих местах с еврейского и даже с сирского (?) текста и при сравнении с переводом LXX должно было «совершенно раззоряться». – Ответ на запрос сей неизвестен. Также спрашивали и о форме Библии и опять неизвестен ответ. Вместо ожидаемого великопостного срока, исправлением занимались все лето, но не кончили всего; осенью Синод уехал из Москвы в Петербург и поручено «библейское дело» архиепископу Иосифу и архимандриту Илариону Григоровичу.

Комиссия из архиепископа Московского Иосифа и архимандрита Ила-риона Григоровича действовала не долго. 10-го июня 1745 года архиеп. Иосиф скончался, а 20 июня Иларион донес Синоду, что освидетельствовано было ими по 11-ю главу Иеремии. «Книги при сем были: Библия полиглотта (очевидно Вальтона), Комплютенская Библия и Библия на польском языке, переведенная с еврейского». Принимая во внимание новизну этих пособий, ведшую за собой совершенное изменение древнего славянского перевода и его последующих исправлений, Иларион замечал в том же донесении, что хотя «все на бело переписано, однако надо еще все прочесть». В то же время – 14 июня – справщик Попов, состоявший «при той же аппробации Библии», почему-то донес Синоду, что он «опасается за сохранность книг и бумаг при деле имеющихся». Ему дана была в Синоде полная вера, а потому последовал указ: «до время все сдать в московскую типографию, где хранить в цельности». И доселе там все хранится...

Принимая во внимание все страшные трудности так долго веденного дела исправления славянского перевода, Св. Синод от 2 августа 1745 года постановил: «многим временем под смотрением покойного преосв. Стефана Рязанского искусными мужи (между коими были и природные греки и ученые) исправленную Библию прочесть, и кои речения в ней противу печатной явятся несходны или отменены, те снесть с греческими Библиями»... и если они окажутся сходными хоть с одним из чтений LXX толковников, их оставить, а если нигде не окажется им никакой параллели, то их выписать в особую тетрадь и представить на рассмотрение Синоду. Для этой проверки «читателями» Библии назначены уже известный архим. Иларион Григорович и учитель Московской академии Иаков Блонницкий (новое лицо) и уже известный справщик Андрей Иванов. Во избежание ложности их донесений, велено им вести ежедневный журнал своих работ и «чтений», который и начался «21 августа 1745 г. в среду в 11 часу пополудни, до 1 часа пополудни прочтены Быт. 1 и 2 главы» и аккуратно велся до конца ее деятельности – начала 1747 года. Итак, высшая церковная власть отменяет все дальнейшие комиссионные труды и возвращается к Петровскому исправлению.

«Читатели» начали внимательно и исправно заниматься своим делом. Но вскоре же им довелось значительно изменить характер своей работы и место занятий. В ноябре того же 1745 года обер-прокурор кн. Шаховской сообщил Синоду словесное распоряжение Императрицы, что ей желательно скорейшее, в том же году, напечатание Библии, а если члены Синода находят какие-либо к сему препятствия, то о них немедленно сообщили бы Государыне. В декабре Св. Синод ответил, что «сумнительно, нет ли какой попорчки за давностию лет (и множеством разнохарактерных исправлений!) в новоисправленной Библии и потому без проверки скоро печатать ее опасно». Но во исполнение воли Государыни распорядился «читателям» ускорить дело и следить лишь в Стефановском исправлении за такими выражениями, которые и по мысли не имеют себе никаких параллелей, а тем более за тем, чтобы не нашлось чего-либо в подтверждение учения «папистов, лютеран, кальвинов, иноверных сект и раскольников и в несогласие с учением православно-восточной Церкви». О подобных «сумнительных» местах должно доносить прямо в Св. Синод, а самим, не останавливая работы, спешно вести свое дело. В виду же новых недоумений их и переписки с Синодом, в апреле 1746 года велено было читателям самим переехать в Петербург со всеми своими пособиями, чтобы удобнее было и скоро решать Синоду их недоумения. Из журнальных записей видно, что работа их шла быстро: с 11 апреля они начали в Петербурге на Ростовском подворье 7-й главой Амоса и к концу 1746 года прочли всю Библию и даже успели во второй раз еще все прочесть. Но эта быстрота столь долго веденного дела смутила членов Синода, тем более, что первенствующим из них был Стефан Казановский, некогда также сам недовольный Петровской исправой и исправлявший ее.

На донесения Синоду читателей об окончании своего дела последовали сначала запросы: почему в недоумениях говорилось лишь о словах, стихах и главах недоуменных, а нет речи о «противностях православному учению», а когда комиссия на это ответила, что таких «противностей» нет, то Синод задался вопросом: как поступить с многочисленными в исправлении Петровском уклонениями, указанными комиссией, от текста LXX, тогда как по указу Петра от 14 ноября 1712 г. велено исправлять Библию исключительно по тексту «LXX переводчиков». Поэтому Синод решил дать существующей комиссии совершенно новую и обратную прежней работу: сличать старую печатную (т.е. Острожско-московскую 1663 г.) славянскую Библию с греческими существующими кодексами и если найдется хотя одно греческое чтение, соответствующее печатному славянскому, то последнее оставлять и не заменять Стефановским исправлением, если же не окажется ни в каком греческом кодексе такого чтения, то выписывать славянское чтение и представлять на усмотрение Синода с «приложением своего обстоятельного на каждый случай рассуждения». Комиссия, несмотря на трудность и неприятность для себя нового дела, занялась было им и в декабре того же 1746 года прочла Бытие и Исход, но 9 января 1747 года архим. Иларион донес Синоду, что он не может более «стоять у этого дела», так как тут нужно знать греческий язык, а он никогда ему не учился и не знает его, а прежнюю проверку Стефановского издания вел (от того она и скоро шла!) лишь по польской Библии, составленной с греческого текста (хотя в мае 45 года считал эту Библию составленной с еврейского). К тому же, писалось далее, он ослабел глазами и не может теперь по 5 часов в день заниматься «библейным делом». Просил лишь уволить его в Воскресенский монастырь с сохранением за ним жалованья в 300 руб. (так как архимандрит тамошний получает всего 5 руб. в год). Прошение его исполнено.

На место Илариона в помощь Иакову Блонницкому вызваны были «искусные в греческом диалекте» профессора Киевской академии: Варлаам Лящевский и Гедеон Слонимский. Им-то и суждено было закончить священное дело исправления и издания славянской Библии. Так как оба профессора стали отказываться от этого дела, то «трипликатным» синодальным указом велено было их везти в Петербург, «по почте денно и нощно, нигде не задерживая». Один, впрочем, приехал лишь 1 июля, а другой по болезни в конце 1747 года. Эти ученые мужи снабжены были очень значительным числом ученых пособий, необходимых для их работы. Для них в московской синодальной типографии найден был еще экземпляр Петровского Феофилактова (то же: Стефана Рязанского) исправления; очевидно этот экземпляр был свободен от последующих многочисленных поправок. Даны были им две рукописных греческих Библии, очень древних по происхождению; две рукописи книги Притчей, одна рукопись не ранняя греческая LXX толковников Библия. Печатные: полиглотта (вероятно много раз упомянутая Вальтонова), Комплютенская, один (какой-то) том Корнелия а Ляпиде, латинская конкорданция на всю Библию, еврео-латинская Библия, Библия 1663 года и часть исправленного Стефаном Казановским славянского перевода – с Бытия по кн. Ездры, симфония и (на?) Псалтирь; симфония на 14 посланий ап. Павла, треязычный лексикон (чей?) и калепин Амвросиев рукописный греко-славянский лексикон. Даны были и все предыдущие исправления славянского перевода: Кирилла Флоринского и Фаддея Кокуйковича, архиеп. Иосифа и Илариона Григоровича, перевод библейный (на какой язык?) с разных греческих кодексов, журнал предыдущей комиссии. Св. Синод дал следующие инструкции для занятий этой комиссии: 1) рассмотреть старое печатное Московское (1663 г.) издание и снести с ним Петровское Стефановское исправление, обращая исключительно внимание на их разности. 2) Если эти разности несущественные, касаются орфографии, грамматики и т.п., то их оставлять по Стефановскому исправлению без особого объяснения. 3) Если же они будут существенные, например, касаться перестановки глав и стихов, значительного изменения смысла, тем более противностей православному учению, то их нужно сравнивать тщательно с греческими кодексами и если будет в последних подтверждение тому или иному чтению, то выписывать все это в особую тетрадь, а за тем все: старое печатное чтение, Стефановскую поправку, греческие параллели и собственные «резоны» представлять на усмотрение и последнее решение Св. Синода. 4) Синодальное постановление по каждому случаю в подлиннике оставалось в Синоде, а в копии сообщалось справщикам, а они вносили избранное чтение в свое исправление. Эта инструкция давалась в 1747 и 48 годах и в точности исполнялась справщиками. Они поступали так: каждую Св. книгу прочитывали по Стефановскому исправлению, тщательно сличали с Московским 1663 г. изданием, существенные разности сносили с греческими параллелями, выписывали их в особую тетрадь, представляли Синоду, согласно его постановлению вносили в свое исправление, а потом снова набело прочитывали каждую книгу. Из записей разностей между Стефановским исправлением и Московским изданием (1663 г.) составился особый том «библейной величины», части из коего выписаны были и помещены в обширном предисловии к первому изданию 1751 года.

Справщики, ученые профессора Лящевский и Слонимский, очень усердно занялись своим делом и быстро повели его. За синодальными решениями также дело не останавливалось, а потому быстро пошло все. В сентябре и октябре 1747 года они начали свое чтение, а 22 мая 1751 года все было закончено чтением и проверкой. Но печатание исправленной Библии началось гораздо ранее. По личным приказаниям Государыни к печатанию приступили до окончания исправления всей Библии, 10 июля 1750 года. Печатание производилось в Петербурге на Ростовском подворье рабочими, материалами и печатными станами, привезенными из московской синодальной типографии. Некоторая задержка при печатании зависела от заготовки «кунштов», т.е. рисунков к каждой Свящ. книге, так что решено первое издание выпустить без них. 18 декабря 1751 года окончено печатание Библии в количестве 600 экз. на первом заводе, а в начале 1752 года и вторым заводом 600 экз. напечатано. – По окончании всего дела типографские материалы и мастера отправлены были в московскую синодальную типографию, где вскоре занялись вторым изданием исправленной Библии, каковое, под надзором Слонимского и Лящевского, и выпущено в 1756 году, без особых изменений в тексте, с опущением обширного предисловия о ходе всего дела исправления Библии, но с «кунштами» к каждой книге. С этого издания стали печататься и доселе печатаются все издания.

Общая характеристика сделанных в Елизаветинском издании исправлений изложена в предисловии к этому изданию следующими словами: «подражая отцем святым, то едино в деле исправления священной библии имехом, еже согласно во всем греческому семидесяти переводу наш славянский перевод издати. Сего ради ничесоже нами не внесено в текст, еже не обретеся в греческих... ничесоже не исключено, точию еже ни в едином (греческом списке) обретеся; ничесоже от речений первыя печати (т.е. Моск. 1663 г.) не пременено, точию еже не бе согласно в значении греческому речению... или не по свойству славянского языка положено бе»... Таким образом, общая и основная черта новой редакции славянского перевода – крайняя до копиизма близость славянского перевода к греческому переводу LXX.

Произнести категорическое суждение относительно того, что и как было в частности сделано в славянском переводе Елизаветинскими справщиками, как видно из всей предыдущей его истории, также трудно, как и об Острожском издании и о Кирилло-Мефодиевском переводе. Мы уже видели, что здесь трудилось много лиц, в разное время, с разными методами, приемами, целями и пр. Можно лишь говорить об особенностях (принадлежавших каким бы то ни было авторам) Елизаветинского издания в сравнении с Острожско-Московским изданием (1663 г.). Из сличения обоих изданий оказывается следующее:

1) Согласно постановлениям синодальным, справщики обращали внимание и соглашали славянский перевод исключительно с переводом LXX толковников и из вариантов этого перевода отдавали преимущество чтениям александрийского кодекса, близость к коему заметна была и в предыдущих изданиях славянского перевода. Так, по александрийскому кодексу исправлены: счет глав и порядок стихов (например в Исх.30–38 глл.), имен библейских лиц и мест (например Нав.15–21 глл.), выбор речений и слов (например Суд.5:2, 13; Нав.1:4; 5:4...). Чтения александрийского списка вносились в текст, даже когда им не соответствовал древний славянский перевод, чтения же других списков этим преимуществом не пользовались. Списки: ватиканский, комплютенский, альдинский, оксфордский имели второстепенное значение и ими пользовались лишь в тех случаях, когда близко было к ним чтение древнего славянского перевода. После всех греческих списков, в случае нужды, обращались к еврейской Библии и даже к сирскому и арабскому переводам, ими и пользовались (вероятно по Вальтоновой полиглотте, потому что в ней все переводы и еврейский текст снабжены латинским переводом).

2) Но стараясь соглашать славянский перевод с древними оригиналами, исправители (Петровские и Елизаветинские) были очень осторожны в суждении о древнем славянском переводе. Если не находили соответствующих ему чтений в вышеупомянутых списках, то славянские чтения оставляли в своем месте «во вместительных», справедливо опасаясь свободно выкидывать их, в предположении соответствия им каких-либо древних греческих чтений, неизвестных справщикам. Оправдание для себя в этих случаях справщики находили в аналогичных же предположениях Вальтона, Босса и других известных им ученых, а также и в действительном подтверждении истинности его. Например, у Иез.13:5; 18:32; 34 чтения старого славянского перевода не имели себе соответствия в существовавших греческих списках, но имели его в толкованиях бл. Феодорита.

3) Приводя древний славянский перевод в согласие с текстом LXX, исправители принуждены были вновь перевести с греческого некоторые неканонические книги, например Товит и Иудифь, или значительнейше исправить по греческому тексту, например книгу Есфирь, – потому что все эти книги в прежнем славянском переводе переведены были с Вульгаты или с еврейского (Есфирь). 3 книгу Ездры, не существующую в греческом тексте, переведенную в славянском переводе с Вульгаты, исправили по Вульгате же.

4) Всех исправлений, как заявляли последние справщики (Слонимский и Лящевский), составилось громадное число, целый том «с Библию величиною». Выписать их все здесь нет возможности (да и нужды). Укажем лишь главнейшие, а) Исправители привели главы и стихи славянского перевода в тот состав и порядок, какой находится в лучших (тогда, конечно, известных) списках греческого текста, преимущественно александрийского кодекса. Например, Исх.6 глава начиналась концом пятой главы; начало Втор.28 главы помещалось в конце 27 главы; 1Цар.24 глава начиналась лишь нынешним вторым стихом, а первый входил в 23 главу; Притчей 16 глава начиналась с половины 29 стиха 15 главы; Михея 5 глава начиналась нынешним вторым стихом; много перестановок было в Исх. 36–39 главах. Все приведено в согласие с александрийским списком. И даже на недоумение одних из справщиков, что в Исх.36–39 главах нет разделения на стихи ни в древнем славянском, ни в греческих кроме комплютенского, отвечено, что нужно следовать большинству греческих списков. Так и оставлены эти главы, равно как и все неканонические отделы в канонических книгах (2Пар.36 гл.; Пс.151; в 1.3.4.5.8. 10 главах кн. Есфирь, в 3 и 13–14 глл. Даниила) без разделения на стихи. Приближавшиеся к комплютенскому изданию отделы в древнем славянском переводе у Сир. 30–37 главы, Иер. 25–52 глл. исправлены по комплютенскому же изданию, б) Недостававшие в древнем славянском переводе стихи переведены вновь и вставлены на своем месте соответственно греческим спискам, к коим в контексте наиболее приближался древний славянский перевод. Например, Исх.23 помещен по ватиканскому, александрийскому и оксфордскому спискам; Исх.33:23–28, 35 помещены по комплютенскому и оксфордскому изданиям; Исх.35:13–19; 40:7–18, 24:28–31 и Есф.10 гл. вновь переведены с александрийского списка, в) Стихи и речения, переведенные в старом славянском переводе с еврейского или Вульгаты, переведены или исправлены по греческому тексту: Исх.4:16; Втор.23:29; 33:2; 1Цар.11:32–33; 4:21. Очень много таких поправок сделано в книге Есфирь. Чтения древнего славянского перевода, соответствовавшие лишь Вульгате или еврейскому тексту, исключены или помещены «во вносных», например 1Цар.1:6; 1Пар.11:14; 1Езд.4:13; Прем. Сол.13:19. Исключены также ошибочные повторные переводы одного и того же слова или по ошибке внесенные с полей пояснения и распространения священного текста, ошибочные переводы греческих слов и форм, происходившие от незнания греческого языка. Таких исправлений, как уже обследовано и доказано, много в кн. Иисуса Навина и Есфирь, но несомненно и в других книгах то же сделано было, г) Стихи и речения, употребленные в разных местах Ветхого и Нового Завета, приведены во взаимное согласие. Например Исх.4:16: в Бога, исправлено: яже к Богу – по Евр.11:17. Исх.33:21: не опустит тя – переведено: не обинется бо тебе – по Деян.20:20, 27. Втор.18:21: князю идолу, поправлено: молоху – по Деян.6:43... д) При пересмотре особенно важных догматических мест, исправители пользовались отеческими на них толкованиями. Например, в Иов.19:25–27 при исправлении обращено внимание кроме греческих чтений на толкования Иоанна Златоуста и Григория Двоеслова. У Исаии 1 частица: ни (струп, ни язва...) поставлена по толкованию Василия Великого. В Притч.8 оставлено двоякое чтение: создамя (по Вас. Вел.) и стяжа мя (по Афанасию и гекзаплам Оригена); в Быт.49 поставлено отложенная Ему вместо на менение ему. е) Речения и обороты, устаревшие и сделавшиеся малопонятными, как в свое время поправлялись в древних рукописях, у острожских и московских издателей (1663 г.), так же поправлялись и Елизаветинскими справщиками и заменялись новыми, употребительными или близкими к разговорной современной речи. Например, вместо треба везде поставлено жертва, вместо праща – щит; в Суд.19:8 вместо умоцни – укрепи; Суд.20– камык – камень; Руф.1– созли – озлоби. Много неудобопонятных слов и речений оставалось в прежнем славянском переводе, взятых прямо из оригиналов еврейского и греческого, эллинизмов и гебраизмов. Они заменены (хотя далеко не везде) славянскими словами и оборотами, ж) Из многих значений греческих слов исправители брали более соответственное ясности и контексту, чем какое было в прежнем переводе. Суд.2:7 – дни старчески – поправлено: дни старейшин. 2Цар.4– подивишася – изнемогоша; Иов.20:29 – сущаго – имений... з) Ошибочные переводы собственных имен нарицательными и нарицательных собственными, допущенные в старом славянском переводе, часто поправлены (и не всегда к лучшему и далеко не везде). Например, 1Пар.2:55: обитающии во Иависе, поющий и возглашающий, поправлено: во Иависе, Фаргифиим, Самафиим...; 2Цар.5– от края, поставлено: от Акры (άκρας); в дальнейших изданиях эта поправка впрочем снова поправлена: от краеградия. Хотя тоже темный перевод остался. С еврейского собственное имя: Милло. и) Греческие названия одежд: εθομις, κιδαρις и ποδηρ затрудняли исправителей, так как прежде они иногда переводились, иногда без перевода оставлялись по греческому или еврейскому названию. Исправители решили все три названия ставить: одно в тексте, а два на полях (например Лев.8:7–13). В 40 главе Иезекииля названия частей храма оставлены еврейские, а на поле славянские. к) Во многих местах прежний перевод был темен, иногда по буквализму, иногда по затруднительности значения греческого оригинала. Исправители заменяли его более точным и ясным. Исх.21:8: еже помыслив обеща, заменено: юже взяти в жену обеща. В Числ.21:14, Суд.20:45,1Цар.28:12 и других местах примеров бесчисленное множество. л) Некоторые греческие собственные имена и технические термины были прежде переведены, но странно, поэтому опять без перевода оставлены. Лев.11– вруха, аттака, акрида. Иов.9– плиада, еспера, арктура. м) Исправлены ошибочные переводы, сделанные по неразборчивости греческих слов оригинала. Песн. П.4:13 леторасли вместо послания (αττοσολα читано вм. επισολαι). Таких поправок также весьма много. н) Исправлены родословные. 1Пар.1– Арфаксад роди Салу, вставлено: Каинана (Каинан же роди Салу), согласно с Быт.10 и переводом LXX. В еврейском тексте этой вставки нет. 1Пар.11:19: сыны Фадеевы, поправлено: сыны Салафиилевы, по 1Езд.5 и Мф.1 гл. о) Хронология книг Ветхого Завета приведена в возможное согласие с летосчислением Православной Церкви, причем справщики пользовались разными кодексами, лишь бы они приближались к церковному летосчислению (т.е. 5508 лет от сотворения мира до РХ.). Так, в Московском изд. 1663 г. стояло: от сотворения мира до потопа 2162 г., исправлено: 2262 по александрийскому кодексу. От потопа до переселения Авраама стояло 1207 лет, исправлено: 1307 по ватиканскому кодексу; от переселения Авраама до исхода 430 лет было и осталось; от исхода до построения Соломонова храма 480 было и осталось; от построения храма до вавилонского плена было 423, поставлено: 422 г. по ватиканскому кодексу и комплютенскому изданию; от плена до Р.Х. 607 лет было и осталось. Всего было: 5309, поставлено 5508 лет, не согласно ни с одним из греческих списков. п) Внесены и вновь переведены с греческого стихи и полустишия не существовавшие в прежнем переводе, например, Быт.10:11; 17:25; 25:20; Исх.26:12; Лев.26:34... Очень много таких добавлений сделано в кн. Иисуса Навина. р) Выпущены изъяснения, не принадлежащие священному тексту, а внесенные в славянский перевод из толковых списков, например, Иов.33:26; 39:20. с) С новоисправленным библейским текстом соглашено было соответственное чтение и в богослужебных книгах, особенно в паримиях, так как паримийные чтения имели и прежде того свою особую историю, особое происхождение и особый вид (о чем уже выше говорилось). В Псалтири мало сделано исправлений, в виду знакомства с ее текстом всего русского народа, а Петровские справщики совершенно не коснулись ее. Изменено лишь заглавие: Псалтирь, вместо пророка и царя Давида песнь. Опущены деления на кафизмы и славы и исправлен Синопсис.

Таково последнее официальное и общее исправление славянского перевода. После него уже не было столь широких исправлений, но частичные, кажется, были и бывают, например орфографические, грамматические, некоторые подстрочные пояснительные примечания и т.п. В Новом Завете очень много таких исправлений, но и в Ветхом есть.

Какой же конечный вывод из изложенной истории славянского перевода? Мы видели чрезвычайное обилие его разнообразных исправлений, руководимых разными методами, средствами и целями, иногда строго обдуманных, иногда очень спешных, иногда со знанием дела и целей, иногда без этого... После изложенной документальной истории славянского перевода трудно утверждать непогрешимость славянского перевода и незыблемость его авторитета. Еще в свое время митрополит Московский Филарет представлял Св. Синоду: «хотя славянский перевод в прошлом столетии был значительно исправлен, но и в настоящем своем виде он не может быть признан исключительным в изъяснении Священного Писания, а необходимо также обращаться к переводу LXX и еврейскому тексту. Например, Пс.138:11 – еда тма поперет мя и нощь просвещение сладости. Иоанн Златоуст читает (по еврейскому тексту): тма покрыет мя, нощь окрест мене... (Приб. к Твор. св. отец 1858 г. Записка «о догмат. достоинстве и охранит. употребл. перевода LXX и слав».). В позднейших экзегетических исследованиях указываются массы неточностей и ошибочных чтений в славянском переводе. И ныне в России уже не найдется ни одного ученого экзегета, который решился бы утверждать, что при изъяснении Библии нужно держаться безусловно одного славянского перевода.

Но куда же идти далее русским богословам в отношении к славянскому переводу? У нас есть несколько исследований по славянскому переводу: проф. Михайлова о Пятикнижии и книге Руфь, Амфилохия о Псалтири, Рождественского о книге Есфирь, Лебедева о книге Иисуса Навина, Евсеева об Исаии и Данииле, Благовещенского о книге Плач. Все исследования – историко-текстуальные, рассматривают, как произошли разные чтения славянского перевода, особенно в рукописном его виде. Но не говорят их авторы: куда идти? Что делать с нынешним славянским текстом: оставлять ли его неприкосновенным или исправлять и в последнем случае как исправлять? Думается, что здесь должно быть несколько работ. Одни работы должны направляться к восстановлению древнего Кирилло-Мефодиевского перевода, другие – к приближению существующего славянского перевода к тексту перевода LXX, имевшему и имеющему церковное значение в греческой Православной Церкви; при этом в параллель с приближением в последних работах должно идти и прояснение неудобопонятных слов и речений славянского перевода путем замены их более понятными и близкими к современному русскому языку. Последние работы будут иметь много себе параллелей в Острожском и Елизаветинском изданиях и у их справщиков; первые же работы, не имея таковой параллели в древних изданиях славянского перевода, имеют их себе в современных западных ученых работах по параллельным критико-текстуальным вопросам. Но те и другие работы по своей строгой научности должны иметь характер лишь школьно-академический, а не церковный, и должны измеряться по первой, а не по последней мерке. Только уже после достаточного количества таковых работ может быть поднят вопрос и о церковном «новом» издании славянского перевода.