Дмитрий Шеваров: снег с дымком, сдобное тесто и тихий час любви

Дмитрий Шеваров: снег с дымком, сдобное тесто и тихий час любви

(8 голосов5.0 из 5)

Пер­вый снег рас­таял, оста­вив чув­ство недо­уме­ния: вроде бы не осень, но ещё не зима. Тем, кому зябко и грустно в ноябрь­ские дни, адре­суем тёп­лые рас­сказы Дмит­рия Шева­рова. От них под­ни­ма­ется настро­е­ние даже у теста и в доме аро­матно пах­нет оладушками.

Неко­то­рые непри­ду­ман­ные исто­рии из новой, но пока не издан­ной книги  писа­теля Дмит­рия Шева­рова «Тень про­хо­дя­щего Петра» вышли в одном из номе­ров  цер­ков­ного жур­нала «Лам­пада». Тогда же Лау­реат Пат­ри­ар­шей лите­ра­тур­ной пре­мии 2014 года рос­сий­ский писа­тель Вален­тин Кур­ба­тов при­ло­жил к опуб­ли­ко­ван­ным в жур­нале отрыв­кам свою всту­пи­тель­ную ста­тью, кото­рую назвал «Гос­подь дого­во­рит и обнимет».

При­ве­дём слова В. Я. Кур­ба­това об авторе и его прозе, а также сами осен­ние рас­сказы из неболь­шой под­борки «Лам­пады». Доба­вим  к ним и те, кото­рыми Дмит­рий Ген­на­дье­вич щедро поде­лился  с нами, дав добро на  пуб­ли­ка­цию. Наде­емся, это чте­ние в семей­ном кругу вме­сте с детьми при­дётся вам по душе. Кос­нётся сердца не только ясным сло­гом и тон­кими смыс­лами, но и чистым рели­ги­оз­ным чувством.

Дочи­ты­ва­ешь эти живые и досто­вер­ные про­за­и­че­ские мини­а­тюры до послед­ней строчки не без сожа­ле­ния: почему они быстро закончились? 

Сразу обна­дё­жим: у автора най­дутся исто­рии из каж­дого вре­мени года. Так что вслед за осен­ними кро­хот­ными рас­ска­зами  Д. Шева­рова ждите на «Азбуке вос­пи­та­ния»  зимние.

Валентин Курбатов: «Господь договорит и обнимет»

«Дет­ство Дмит­рия Шева­рова было осве­щено и освя­щено Волог­дой, её уютом и покоем. И, хоть жизнь увела его потом в Сверд­ловск, а там и вовсе в Москву, этот дет­ский тон, то любя­щее объ­я­тие довер­чи­во­сти и света уже нико­гда не остав­ляло его. Став сна­чала хоро­шим жур­на­ли­стом, а там и пре­крас­ным писа­те­лем, он ни на минуту не забы­вал этого глав­ного тона, научив­шего, что и «тень может быть светом»…

У дет­ства – своё лето­ис­чис­ле­ние, и там мы все сверст­ники… Обычно мы за суе­той лет забы­ваем те дни и самих себя, но Гос­подь остав­ляет малое число людей, кото­рые и взрос­лыми не поки­дают госу­дар­ство детей… и остав­ляют калитку откры­той, чтобы и мы могли хоть на минуту вер­нуться и вспом­нить себя.

Чудо прозы Дмит­рия Шева­рова в том, что о чем и о ком бы он ни писал, он торо­пится обнять мир и чело­века любо­вью… Сле­дом за отцом Пав­лом Фло­рен­ским Дмит­рий выби­рает пра­вило «любить и оправ­ды­вать» и пишет только «доб­рые лица» (так названа одна из луч­ших его книг).

…Нет-нет при чте­нии  жёст­кой нынеш­ней лите­ра­туры душа потем­неет… Но разо­гнём новую книжку Шева­рова, уви­дим на минуту летя­щую стоймя пау­тинку, при­креп­лён­ную к небу… и пой­мём, что опять можно «при­жаться памя­тью» к мгно­ве­ньям необъ­яс­ни­мой пол­ноты бытия и «нрав­ственно обняться».

Давайте вме­сте с авто­ром пове­рим, что «Гос­подь дого­во­рит недо­го­во­рён­ное нами, под­бе­рёт обро­нен­ные слова, как соби­рает он далё­кие звуки, гас­ну­щие в сумер­ках. И тогда обломки нашей речи вой­дут в плоть юного, как све­жая глина, бытия». Он знает, что гово­рит, потому что много лет не уста­вая пишет «све­жую глину…», кото­рой… вовек не знать чёрст­во­сти и смерти».

(Пуб­ли­куем в сокращении)

11192 - Дмитрий Шеваров: снег с дымком, сдобное тесто и тихий час любви

Тень проходящего Петра
(выборочные рассказы из неизданной книги)

«…Так что выносили больных на улицы и
полагали на постелях и кроватях, дабы хотя
тень проходящего Петра осенила кого из них».
Книга Деяний свв. Апостолов. Деян. 5:15.


Светотень Петра

Почему-то хорошо пред­став­ляю, как стре­ми­тельно шёл Пётр, рас­се­кая толпу,  как люди бежали за апо­сто­лом, дого­няя его цели­тель­ную тень и падая в пыль, ложась на песок или на мостовую.

Жизнь Петра  пред­став­ля­ется  теперь сло­жен­ной из камня, недвиж­ной.  Про его тень мы давно забыли. Лишь в ред­кие мгно­ве­нья мы вдруг чув­ствуем: и тень может быть све­том.   И как же нам хочется тогда хоть на несколько минут удер­жаться в этой спа­си­тель­ной све­то­тени. А когда про­хо­дит время, то  мы при­жи­ма­емся памя­тью именно к этим мгно­ве­ньям необъ­яс­ни­мой пол­ноты бытия.

Запе­чат­леть эти мгно­ве­нья в слове – напрас­ный труд, но мы совер­шаем этот напрас­ный труд, потому что в нем наше упо­ва­ние, наше сопро­тив­ле­ние смерти. Мы верим, что Гос­подь дого­во­рит недо­го­во­рён­ное нами,  под­бе­рёт обро­нен­ные  слова, как соби­рает он  далё­кие звуки, гас­ну­щие в сумер­ках. И тогда  обломки  нашей речи вой­дут в плоть юного,   как све­жая глина,  бытия.

1503 - Дмитрий Шеваров: снег с дымком, сдобное тесто и тихий час любви

Нараспашку

Я бы хотел смот­реть на мир удив­лённо, широко откры­тыми гла­зами. Но жизнь сло­жи­лась так, что «в кадр» попа­дает все больше урод­ли­вого, гру­бого, а бывает – и про­сто мер­зо­сти. От этого мы начи­наем инстинк­тивно зажму­ри­ваться.  При­вы­каем жить с почти закры­тыми гла­зами. Остав­ляем себе лишь щёлки, в кото­рые испу­ганно наблю­даем за жиз­нью. Но так хочется вер­нуть себе довер­чи­вость и открыть глаза нараспашку.

Помоги нам, клю­чарь бла­го­дати, Петре апостоле!

Даёшь оладушки!  

У теста было пло­хое настро­е­ние. Оно не поднималось.

– Что-то сего­дня со мной неладно, – взды­хала бабушка.

А это про­сто бата­реи ещё не топили, и в доме было холодно. Тесто – оно неж­ное, не любит холода. Вот и настро­е­ние у теста было так себе.

А у меня в тот день настро­е­ние было при­под­ня­тое. Потому что я знал, что даже из неку­дыш­ного теста бабушка сде­лает что-нибудь вкус­ное. Не пирожки, так ола­душки, не ола­душки, так блин­чики… И сразу очень вкусно запах­нет.  Тепло с кухни согреет весь дом. А ещё к ола­душ­кам бабушка обя­за­тельно доста­нет варенье.

И я закричал:

– Даёшь оладушки!

Но тут бабушка попро­сила меня не кри­чать попу­сту, а сле­тать в  пирож­ко­вую за тестом.

В пирож­ко­вой все­гда тепло и тесто там все­гда пыш­ное. Надо только не засту­дить его на улице, а поско­рее при­не­сти его домой.

А мне что-то неохота было лететь в пирож­ко­вую. Я как раз соби­рался счи­тать марки. Мы с Миш­кой ещё вчера дого­во­ри­лись, что пере­счи­таем свои марки и у кого больше – тот победил.

И тут это тесто. Настро­е­ние у меня упало. Но что делать.

Я собрался, вклю­чил тре­тью кос­ми­че­скую и через пять минут стоял в пирож­ко­вой перед пова­ром. Я  запы­хался и ничего не гово­рил, а только пома­хи­вал бабуш­ки­ным паке­том. Повар  в белом кол­паке тоже выгля­дел запы­хав­шимся, на лбу у него бле­стели капельки.   За спи­ной у него тепло взды­хала огром­ная кастрюля с тестом.

Повар под­миг­нул мне, посы­пал себе на руки мукой, а потом ловко запу­стил одну руку в кастрюлю и как фокус­ник выхва­тил оттуда  кило­грам­мо­вый ува­лень теста. Ува­лень как коло­бок покра­со­вался на широ­кой ладони повара, а потом  шлёп­нулся в мой пакет и затих.

Я отдал деньги, сунул пакет с тестом за пазуху, вклю­чил первую кос­ми­че­скую и через четыре минуты стоял перед бабуш­кой. В доме пахло оладушками!

– А к вечеру сде­лаю пирожки, – ска­зала бабушка, при­ни­мая от меня пакет с тестом.

Тесто хоть и не само бежало, но выгля­дело запы­хав­шимся. Бабушка полю­бо­ва­лась им и завер­нула пакет в ста­рую кофту, а сверху поло­жила дедуш­кин ватник.

В доме было как-то осо­бенно уютно и тепло. Часы тикали. На столе сто­яла банка с вареньем.
Я ел ола­душки за обе щеки,  а думал о пирожках.

Тихий час любви

Столько  дет­ского вспо­ми­на­ется, когда  сквозь сон слы­шишь, что кто-то забот­ли­вый встал раньше тебя и ходит осто­рож­ными шагами, скрипя поло­ви­цами, шеле­стя в кори­доре и тор­ка­ясь на кухне.

А на улице ещё густые сумерки, тишина, только двор­ники на сосед­ней улице шабар­ка­ются. Сколько слад­ких мла­ден­че­ских минут было когда-то свя­зано с этим утрен­ним бро­же­нием взрос­лых, их хло­по­тами и забо­той о том, чтобы ты ещё поспал… Тихий час любви.

789 - Дмитрий Шеваров: снег с дымком, сдобное тесто и тихий час любви

Анютины глазки

Помню, в конце про­шлого лета я забрёл во двор малень­кого ста­рин­ного храма и при­сел на лавку у цвет­ника (кстати, вы заме­тили, что в наших горо­дах пол­но­цен­ные цвет­ники уце­лели лишь у хра­мов?). Никого вокруг не было, потому что и службы в тот день не было. Правда, тут же выпрыг­нул из травы рыжий котё­нок и сел рядом. Котё­нок умы­вался, а я смот­рел на флоксы – они дроб­ным мали­но­вым цве­том горели на солнце.

Потом я заме­тил, что от флок­сов тянутся вверх пау­тинки – они прон­зали  кроны лип и мимо коло­кольни стру­нами ухо­дили в небо. Это было так непо­нятно и уди­ви­тельно – за что же эти пау­тинки цеп­ля­ются там, в небе?

Ино­гда с липы падали листья и котё­нок бро­сался ловить их. Потом я заме­тил, что из заро­с­лей длин­но­но­гих флокс, рас­трё­пан­ных  ноч­ным дождём, на меня кто-то смот­рит тихо и лас­ково. Это ока­за­лись аню­тины глазки. Они  напом­нили мне брошку с бабуш­ки­ного пла­тья.   Аню­тины глазки были люби­мыми бабуш­ки­ными цве­тами. Она сажала их каж­дый год на клумбе под окном.

И тут я вспом­нил, что на кален­даре – день, памят­ный печалью.

Так мы сидели с котён­ком и аню­ти­ными глаз­ками,  поми­нали бабушку, а золо­тые пау­тинки тяну­лись в небо.

Тепловозные гудки

Где-то в ночи загу­дел теп­ло­воз, и я проснулся. Какой это был горест­ный и оди­но­кий звук!

Теп­ло­воз давно ушёл, а я остался сидеть на диване. Тикали часы в кори­доре, ноч­ное без­мол­вие вновь сомкну­лось над моей головой.

А теп­ло­воз летел где-то сквозь тьму, среди дмит­ров­ских лесов, и уже на дру­гих пере­ез­дах раз­да­вался его  сип­лый гул, более похо­жий на плач.

Зачем он позвал меня? О чем он хотел мне напомнить?

Я вспом­нил, как в отро­че­стве теп­ло­воз­ные гудки звали меня на вок­зал, я тол­кался у касс, бро­дил по пер­рону или про­тис­ки­вался между чемо­да­нов, кото­мок и рюк­за­ков в зале ожи­да­ния. Люди спали, дре­мали или сидели в той сми­рен­ной задум­чи­во­сти, какую я больше нигде не встречал.

Я воз­вра­щался домой счаст­ли­вый и груст­ный, рас­те­рян­ный от воз­вра­ще­ния к самому себе. После суто­локи вок­зала   уеди­не­ние было осо­бенно слад­ким. И книжка на столе, и сту­ко­ток бабуш­ки­ной швей­ной машинки в сосед­ней ком­нате, и шур­ша­ние дедуш­ки­ной газеты, и тихое бор­мо­та­нье радио…

Ни с кем я тогда   на вок­зале не зна­ко­мился, и даже не заго­ва­ри­вал. Ну, быть может, кра­еш­ком глаза любо­вался на какую-нибудь девочку-ровес­ницу, кото­рая  шла по пер­рону или на мгно­ве­нье появ­ля­лась в окне поезда. Взгляды для меня зна­чили больше чем слова, а  сердце   было так  зата­ённо счаст­ливо, как будто  я с кем-то очень близ­ким и люби­мым про­го­во­рил до утра.

Портрет мальчика с белым отложным воротником

На выстав­ках и в кар­тин­ных гале­реях нас почему-то больше всего манят к себе порт­реты неизвестных.

«Незна­комка», «Порт­рет неиз­вест­ного в тре­уголке», «Порт­рет неиз­вест­ной с сыном», «Порт­рет неиз­вест­ной  в  голу­бом пла­тье»,  «Порт­рет неиз­вест­ной с цве­тами в воло­сах», «Неиз­вест­ный  в шляпе», «Порт­рет маль­чика с белым отлож­ным воротником»…

Перед этими порт­ре­тами хочется задер­жаться, к ним воз­вра­ща­ешься, они что-то гово­рят нашему сердцу.

Этот мол­ча­ли­вый диа­лог может длиться годами. Воз­можно, с геро­ями порт­ре­тов нас род­нит то, что и мы для них – неиз­вест­ные. Будто на сосед­них путях встре­ти­лись два поезда,  пас­са­жиры смот­рят друг на друга через окошки. Минута, дру­гая – и поезда разой­дутся навсе­гда, умчатся в про­ти­во­по­лож­ных направлениях…

Дверь

В подъ­езде моего дет­ства была фанер­ная дверь. Потя­нув за ручку, косо, не без изя­ще­ства, при­би­тую с внеш­ней сто­роны, в подъ­езд легко мог войти и ста­рый, и мал. Ручка была тёп­лая, дере­вян­ная.  Стоит подер­жаться за неё – и на душе веселее.

В том доме у нас уже давно никто не живёт, но ино­гда я при­ез­жаю в Вологду, и при­хожу к нашему подъ­езду, чтобы про­сто подер­жаться за род­ную ручку. Правда, при­кру­чена она уже к новой, желез­ной двери. Рядом домо­фон, как везде теперь.

Поезд при­хо­дит рано утром и, когда я под­хожу к дому, все ещё спят. И это заме­ча­тельно. Можно спо­койно посто­ять, ощу­щая в руке тепло ста­рого дерева.

Не знаю, сколько я так стою у закры­того подъ­езда, дер­жась за ручку. Уви­дит кто, поду­мает, что это  бомж стоит и дер­жится, чтобы не упасть. Кстати, слова «бомж» не слы­шал в  дет­стве. А пья­нень­ких мы любили, потому что они были все­гда добрые.

…Тут из сосед­него подъ­езда вышел чело­век с соба­кой. Собака зев­нула, рав­но­душно глядя на меня. Потом и чело­век   заме­тил меня и тоже зев­нул. Мне стало неудобно, и я отпу­стил ручку двери. Посмот­рел на наши окна на вто­ром этаже и пошёл обратно на вок­зал  – груст­ный и счаст­ли­вый. И чего было в душе больше – гру­сти или сча­стья –  знал лишь Господь.

Покров

В день Покрова Пре­свя­той Бого­ро­дицы с утра все­гда тихо. Так нико­гда не бывает – только в этот день. Мороза и снега не было и в ночь. Небо с утра затя­нуто мяг­кой пово­ло­кой серых обла­ков и туч.
Бого­ро­дица наше сердце обво­ла­ки­вает, обни­мает тиши­ной, чтобы оно хоть отда­лённо могло почув­ство­вать радость веч­ной жизни.

Листья

Запах под­мёрз­ших  листьев вдруг бро­сился мне под ноги, когда я воз­вра­щался с почты. И сразу захо­те­лось вспом­нить, отчего он мне такой горестно-род­ной. То ли у нас во дворе так пахло  осе­нью, то ли у школы, а, может, у реки…  Я стоял над листьями и вспо­ми­нал. А воз­дух тоже совсем по-осен­нему  стоял, не шелох­нув­шись. И что-то зве­нело в нем отда­лённо, как охот­ни­чий рожок.

Шляпы

– Пора уже шляпы прятать…
Это голос дочки из кори­дора. И сразу мне послы­ша­лась осень, её шур­ша­ние по окном.  «Шляпы пря­тать… шляпы…»

Почему-то пред­ста­ви­лось, как ежи сни­мают шляпы и пря­чут их в листья. И туда же, в листья,   пря­чутся грибы, цветы, трава, облака, бабочки, щенки, малень­кие дети  и  лет­ние вещи – панамки, косынки, волан­чики, сан­да­лии… А все зим­нее будет посте­пенно выва­ли­ваться из шка­фов и кла­до­вок. Послед­ними выва­лятся валенки, да так и оста­нутся в кори­доре до весны, хотя их никто не носит.

456 - Дмитрий Шеваров: снег с дымком, сдобное тесто и тихий час любви

Снег с дымком

Ночью выпал пер­вый снег, а потом насту­пил день. Насту­пал он неохотно, будто кто-то мед­ленно, зевая, раз­дёр­ги­вал шторы.  Ото­дви­нет немного штору, потом погла­зеет на синиц, поко­вы­ряет в носу.

И  все-таки день насту­пил. Из окна он выгля­дел пас­мурно, но вот вышел я во двор: белый-белый-белый снег  в гла­зах и ничего больше.  И даже когда я зажму­рился – снеж­ный свет всё равно про­би­вался в щёлки. Так летом в закры­тый погреб  через щели между дос­ками про­би­ва­ется солнце.

И  пахло тоже сне­гом – све­жим, рассыпчатым.

Это очень вкусно – когда пах­нет сне­гом. Но чего-то в этом запахе мне не хва­тало. Я открыл глаза, попри­вык к  свету и заспе­шил по своим делам. Шел и всё думал: чего же мне так не хва­тает в запахе снега?

И вдруг вспом­нил: не хва­тает  дымка. Ведь когда я был малень­кий, в такую пору в каж­дом доме топили печи берё­зо­выми дро­вами и снег, прежде чем упасть на землю, сме­ши­вался с дымом из труб.

Вы даже не пред­став­ля­ете себе, как важно, чтобы све­жий снег был с берё­зо­вым дым­ком! Это весё­лый дымок, от него  щекотно в носу и уютно на душе.

Но откуда в   городе взяться берё­зо­вому дымку? Вот бен­зи­но­вого дыма – сколько угодно, но он хоть и   неви­ди­мый, а тяжё­лый, уны­лый. К тому же бен­зи­но­вый чад  совер­шенно пере­би­вает запах самого снега.

Я свер­нул на тро­пинку, кото­рая вела на стан­цию, к элек­тричке. Шёл мимо пону­рого забора, кото­рый давно зава­лился набок, и вдруг – весё­лый запах берё­зо­вого дыма! Я  оста­но­вился от неожи­дан­но­сти, потом осто­рожно снял  шапку и поню­хал её. Мне почему-то поду­ма­лось, что  шапка могла  каким-то обра­зом про­ник­нуться моими дет­скими вос­по­ми­на­ни­ями, и от этого воз­ник   яркий мираж обо­ня­ния. Нюхал я шапку, нюхал – ничего осо­бен­ного: шапка  спор­тив­ная, серень­кая, пах­нет сти­раль­ным порош­ком «Вор­синка».

Тут я под­нял голову и уви­дел: дымок курится над забо­ром, и в нем дро­жит туск­лый жел­ток зим­него солнца.

Откуда же этот дымок – из трубы? Ника­кой трубы не видно.

Я посмот­рел в щёлку забора: двое маль­чи­шек – один постарше, дру­гой помладше – жгут косте­рок на пустом ого­роде. Они бро­сают в него кору, содран­ную с сырых  дров,  и ста­рые газеты. Чер­ные хло­пья от газет раз­ле­та­ются по ого­роду, от них весь снег в пят­ныш­ках и кра­пин­ках – как  ствол берёзы.

Дорога из храма

123 - Дмитрий Шеваров: снег с дымком, сдобное тесто и тихий час любвиВы заме­тили? – дорога от дома к храму кажется все­гда длин­ной, даже если храм совсем рядом. А обратно наш путь почему-то все­гда  коро­ток, почти незаметен.

Дело тут, мне кажется, в том, что с каж­дым шагом в сто­рону храма мы  при­бли­жа­емся  к дет­ству, к тому, какими мы были тогда. А взрос­лому сердцу  стать дет­ским – довер­чи­вым и чистым – ужасно трудно.

Надо от мно­гого отка­заться, о мно­гом пожа­леть, мно­гое уви­деть дру­гими гла­зами. Вот поэтому  часто  мы идём в храм  такие задум­чи­вые, ино­гда даже  спотыкаемся.

И когда  мы нако­нец-то бла­го­го­вейно вхо­дим в храм, то мы, как улитка,  вно­сим в него вме­сте с собой  дом сво­его детства.

И  Гос­подь на нас смот­рит в  окошко этого дома. Его свет льётся на нас, и сердце наше играет в этом свету вме­сте с анге­лами, пти­цами, бабоч­ками и котятами.

И  обратно домой – мы летим! Летим, потому что ребёнку весело ста­но­виться взрос­лым, он ещё не знает, какая это ноша – быть взрослым.

Осен­ние исто­рии читала  с вами  Вален­тина Киденко
В ста­тье исполь­зо­ваны мате­ри­алы жур­нала «Лам­пада», №3 (102) 2015 г.
Илл. – рисунки детей-участ­ни­ков епар­хи­аль­ных кон­кур­сов «Кра­сота Божьего мира» раз­ных лет

Комментировать

*

Размер шрифта: A- 15 A+
Цвет темы:
Цвет полей:
Шрифт: A T G
Текст:
Боковая панель:
Сбросить настройки