<span class="bg_bpub_book_author">Мария Солунь</span> <br>Муки и радости Машкиной тетрадки

Мария Солунь
Муки и радости Машкиной тетрадки

(2 голоса5.0 из 5)

Осенняя сессия на носу, а значит, готова и новая студенческая история в нашей постоянной рубрике. Она – для всех, кто учится и давно отучился, но ностальгирует по братству своей  альма-матер  и тем прекрасным озарениям юности, в которых с ходом времени мы так явственно различаем Божий Промысл о себе и других.

Жила-была студенческая тетрадь – потерявшая свежесть лица и форм замотанная жизнью особа. Коллеги по сумке, где приходилось проводить однообразные безрадостные будни, говорили: «Ты совсем потеряла себя. Ну, нельзя же так, тебе совсем не много дней!» И сердобольно пытались устроить что-то вроде доброго эксперимента «Снимите это немедленно». Но все тщетно: никакие глянцевые обложки не могли преобразить ее растрепанные от записей страницы, а от всякого рода попыток ее  модно «переодеть» собственная старая обложка на скрепках только разболталась и измочалилась.

Вынужденные занятия  спортом (когда сумка ее хозяйки тряслась по пути из института домой на ходу, в автобусе через пробки) вообще испортили ей нервы. О пристальном внимании всяких там интеллектуальных органайзеров и брутальных ежедневников, с ног до головы одетых в кожу, ей и не думалось. Всего-то хотелось от жизни немножко тишины, покоя и уединения. Но и этих радостей она была лишена.

Ее не в меру темпераментная хозяйка, которую в группе звали не иначе как «свой парень», приходила с утра на занятия, доставала свою общую тетрадь и с размаху швыряла ее на стол. Хрупкие листы привычно постанывали от этой ежедневной экзекуции. Все лекции за первый курс каким-то чудом умещались в тетрадке, на то она и родилась под умалительно-уравнительным именем «общая». Здесь было все: лекции, расписания, обрывки стихов и песен, рисунки в стиле граффити, телефоны друзей и подруг, итоги футбольных матчей, рецепты студенческих бутербродов и прочее-прочее-прочее… Сзади обложка носила следы пролитого кофе и чая и всех утренних трапез и вечерних пирушек.

…Обычно на рассвете, перед тем, как зазвонить будильнику и начаться новому кошмару, бедную засаленную тетрадь посещали  страшные мысли. Ей хотелось выпрыгнуть из сумки под колеса машин – в талый снег, прямо в месиво из грязи, песка и бензиновых пятен. Или ненароком упасть с балкона третьего этажа, где, облокотившись о парапет, суровая студентка до сумерек листала ее перед зачетом. Или попасть в лапы к здоровенной овчарке Герде, когда та рвет когтями  все вокруг в предчувствии  весны…

В утренние часы тетрадь малодушно молила сотворившего ее таинственного Бога и своего родного отца по имени «Тулбумпром», чтобы разом прекратились  ее страдания. И ее мольба, очевидно, была услышана.

Однажды привычный ход вещей нарушился, чудо – у «своего парня» Машки Ивановой появился… парень! Вот он, стоит возле ее стола на большой перемене. Скромный «ботаник» в  галстуке и классических брюках со стрелочками вместо общепринятых джинсов. «И откуда он взялся на  нашу голову», – поначалу скептически подумала тетрадь, машинально запоминая его сотовый, тут же вписанный в нее суховатой аристократической рукой.

И тут с хозяйкой случилось что-то странное. Всё ее «мужское» начало наглухо застопорило,  ослабив внимание и здравый смысл. Прозвенел звонок, и счастливая похорошевшая  Машка не солдатским, а непривычно легким шагом вылетела из кабинета, с чувством хлопнув массивной дверью. Самая необходимая тетрадка осталась лежать в аудитории…

В кабинет пришла другая группа, забытую тетрадь задели сумкой и столкнули куда-то под стол. Там она и пролежала до вечера в пыли, рассматривая подошвы ботинок и набойки на каблучках, но ползущий по полу  сквозняк из форточки был свежим и пьянящим, как ветер перемен.

В конце дня уборщица со шваброй наперевес устало встала в дверях ее ангелом-хранителем в сером халате. Заботливая и бережливая, как все добрые люди в старости, она отнесла найденную тетрадку в деканат. Секретарша плюхнула на нее сверху какие-то учебники, потом методички… Там тетрадь провела еще энное количество дней. Разбирая стол перед восьмым марта (как-никак, близился корпоратив), помощница декана наткнулась на постройневшее под прессом книг бумажное тело потерявшейся. И только рука секретарши с ветхой тетрадкой зависла над мусорной корзиной, как в деканат зашла библиотекарша. Рука замерла в воздухе. «Нина Петровна, тут студентка какая-то потеряла свои записи, давно лежат, я вот хотела выбросить, а вдруг объявится? Может, к себе заберете, к Вам весь институт приходит?»

Так бедолага-тетрадка очутилась в институтской библиотеке – странном месте, где посетителей то густо, то пусто. Нина Петровна  вязала шапочки для зим, вырезала багеты из конфетных коробок для художественных репродукций из журнала «Октябрь», а в свободную от забот минуту взялась полечить потерявшуюся тетрадку. Нина Петровна разогнула ржавые скрепки, кое-где заклеила, прошила листы, сделала оригинальный переплет. Она заранее решила, что хозяйка вряд ли объявится, а ей на старости лет будет что полистать – вспомнить имена знакомых преподавателей, почитать лекции по зарубежке, опять же, стихи всякие.

Тем временем Машка давно сбилась с ног. Старая мятая тетрадка оказалась не то что полезной – а  просто бесценной. В ней было все: лекции, которые попробуй теперь, восстанови. Все контакты, все  расписания и нужные адреса. А главное, драгоценный телефон умника Артема, внимания которого она так добивалась! Ну, все – конец учебе и личной жизни…

Машка обежала всех, опросила весь факультет, но – безрезультатно. Уборщица страдала слабой старческой памятью, секретарша – девичьей. Перед сессией всем оказалось не до поисков, а в библиотеке Мария была не частый гость.

Но однажды, когда Артем томился над каким-то скучным, но очень редким учебником в читальном зале, эта запущенная однажды Кем-то удивительная история стронулась с мертвой точки. Формулы проплывали мимо: перед глазами так и  стояла эта растрепанная девчонка с залихватской ухмылкой, которая непонятно как обошла его интеллектом на брейн-ринге. И почему она не звонит? Взгляд рассеяно упал на библиотекарский стол. С края свисала раскрытая тетрадь с исписанными листками. О чем-то она ему напоминала.

Сдавая на абонемент редкостно-нудный учебник, Артем машинально поправил тетрадь на столе, которая так и норовила упасть. И вдруг увидел там… свой почерк и свой телефон! Машкина тетрадка! Вот вам и повод снова подойти к этой рыжей хиппи с первого курса, которая считает себя умнее всех. И все ей высказать!..

«Маш, привет, слушай, а это не твоя тетрадь?», – репетировал он про себя на бегу. И вдруг нос к носу столкнулся с хозяйкой тетрадки прямо в коридоре. От неожиданности оба потеряли дар речи. Встретив одновременно два таких необходимых ей объекта – свою очень важную общую тетрадь со всем-всем-всем и самого умного студента, который, если что,  подтянет по  математике, да и вообще, какой-то родной и близкий и очень даже ничего, – Машка просто заключила  этих двоих в непринужденные студенческие объятия.

С этого момента старая тетрадь благодарила Создателя – от счастья за хозяйку она настолько похорошела, что и в сумке, и на столах ей не было равных. И дело было даже не в новом формате и переплете с иголочки. Она почувствовала себя любимой и необходимой, очень и очень ценной. А ради этого можно было стерпеть многое – даже то, что в тебе на каждой лекции рисуют портрет одного  умника – то ручкой, то фломастером, то карандашом.

Мария Солунь

Комментировать