Дневник писателя (1873) - Комментарии

(42 голоса: 4.2 из 5)

H. К. Михайловский в февральском номере «Отечественных записок» за 1873 г. в «Литературных и журнальных заметках» вступил в полемику с Достоевским по поводу исторической и общественной роли представителей образованного «русского барства», самым ярким типом которого был, с точки зрения автора «Старых людей», Герцен. Соглашаясь с Достоевским в том, что «барство извращает понятия о добре и зле», Михайловский замечал, однако, что процесс этот начался задолго до Петра I. В эпоху петровских преобразований «…произошло не забвение границ добра и зла, а их открытие» (Отеч. зап. 1873, № 2. С. 341). Исходя из анализа опубликованных уже разделов «Дневника писателя», Михайловский утверждал, что «правда» Достоевского, вопреки его желанию, не всегда тождественна с народной «правдой», ибо народное мировоззрение не отличается цельностью (см. там же. С. 338). Заявляя, что Достоевский обнаружил свою принадлежность к разряду «citoyens du monde», Михайловский спрашивал: «…что же делать citoyen’ам, людям, нюхнувшим правды „общечеловеческой“, в виду стихийности и разнородного состава правды народной?» С точки зрения Михайловского, citoyen’ы идут одним из двух возможных путей: «…или они выбирают из народной правды то, что соответствует их общечеловеческим идеалам, тщательно оберегают это подходящее и при помощи его стараются изгнать неподходящее; или же навязывают народу свои общечеловеческие идеалы и стараются не видеть происходящего» (там же). Достоевского Михайловский упрекал в том, что он избрал второй, пассивный путь: «Ему хорошо жить. Он знает, что, что бы с народом ни случилось, он в конце концов спасет себя и нас <…> Легко тоже жить с мыслью о том, что мой народ любит страдать <…> Однако, при всей легкости этих двух citoyen’ских мыслей, они имеют и некоторое неудобство: с ними легко жить, но трудно действовать. Каждый шаг citoyen’a, проникнутого этими мыслями, связан: с одной стороны, он знает, что народ и только народ скажет последнее слово, значит, ему citoyen’y, и соваться нечего; с другой стороны, он знает, что он, чего доброго, может неосторожно лишить народ его святыни — страдания» (там же. С. 339).

Из дневниковых записей Герцена начала 1840-х годов видно, что, с его точки зрения, события 1793 г. были подготовлены французскими просветителями конца XVIII в., якобинский Конвент же положил начало социалистическому движению XIX столетия. Человечество, утверждает Герцен, не забудет этот «первый шаг» (см.: Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. M., 1954. T. 2. С. 206–207, 289). В то же время Герцен видел и глубокие противоречия якобинской диктатуры. В дневнике 1844 г. он писал: «…не всех актеров 93 года можно любить <…> Марат, Робеспьер и Фукье Тенвиль вместе. Понять, оправдать, отдать не токмо справедливость, но склониться пред грозными явлениями Конвента <…> долг. Более, в самих гнусностях их не должно терять признака величия (там же. С. 348).

В кругу Белинского был популярен хорошо известный и Достоевскому роман Ж. Санд «Спиридион» (1839), в финале которого изображены революционные солдаты 1793 г., разрушающие монастырь с пением «Марсельезы» (Sand G. Spiridion. Paris, 1839. P. 468). Его конец, отредактированный П. Леру (см.: Каренин В. Жорж Санд, ее жизнь и произведения. Пг., 1916. T. 2. С. 205–222), И. И. Панаев перевел на русский язык специально для Белинского (см.: Панаев И. И. Литературные воспоминания. M., 1950. С. 248). Об отношении Достоевского к французской революции XVIII в. см.: наст. изд. T. 4. С. 424–432. В библиотеке Достоевского были труды Ламартина и Тьера по истории революции.

Издатели «Колокола» считали, что союз революционно настроенных офицеров с восставшей Польшей должен способствовать подъему русского освободительного движения. В обращении к офицерам говорилось: «Деятельный союз ваш с поляками не может ограничиться одним отторжением Польши от России; он должен стремиться к тому, чтоб это отторжение помогло в свою очередь нашему земскому переустройству <…> Земля крестьянам, самобытность областям — на этом основании, и только на нем, может утвердиться деятельный союз ваш с польскими братьями» (там же. M., 1959. T. 16. С. 252–253). Польское восстание не повлекло за собой народного движения в России. В связи с этим Герцен высказал в статье «М. Бакунин и польское дело» (1865) мысль, что им было «что-то ошибочно сделано» (там же. T. 11. С. 373) Статья эта впервые была опубликована в «Сборнике посмертных статей» А. И. Герцена, изданном в Женеве в 1870 г.

О своем выступлении в защиту Польши Герцен писал И. С. Тургеневу 29 марта (10 апреля) 1864 г.: «Мы спасли честь имени русского— и за это пострадали от рабского большинства»

Мнение Достоевского, рассматривавшего мировоззрение Белинского как целостную философско-социальную систему взглядов, «самая суть» которых перекликалась с общими идеями революционного движения второй половины XIX в., было оспорено M. П. Погодиным в статье «К характеристике Белинского (Справка с объяснениями)» (Гражданин. 1873. 26 февр. № 9. С. 272–275). Полемизируя с A. H. Пыпиным, автором публиковавшегося в «Отечественных записках» 1871–1872 гг. цикла исторических очерков «Характеристики литературных мнений. От двадцатых до пятидесятых годов», а через его голову — с Чернышевским, M. Π. Погодин писал о Белинском: «…переменять свой образ мыслей так быстро <…> из пламенного христианина делаться отчаянным безбожником и пропагандистом — это ни с чем не сообразно <…> Белинский <…> принадлежит к ряду Дон-Кихотов, которым нельзя иногда не симпатизировать, но за которыми смешно следовать в их ежедневных экскурсиях и ежемесячных сальто-морталях» (Гражданин. 1873. 26 февр. № 9. С. 274). Печатая статью Погодина, Достоевский был озабочен тем, чтобы читатели не приписали эту статью редактору «Гражданина». 21 февраля 1873 г. он писал M. П. Погодину: «Сейчас прочел о Белинском. Зачем же Вы не хотите подписаться под такою превосходною вещью полным именем? <…> Черкните ради бога немедленно три строки о позволении подписать: М. Погодин. (Клянусь Вам, подумают, что это я сам сочинил, чтоб подтвердить мои указания о Белинском. Здесь многие меня обвинили за эту статью)». Статья Погодина появилась за подписью: Старый читатель журналов M. Погодин.

Характеризуя Белинского, Достоевский допускает неточность: отвергая божественность Христа и считая его исторической личностью, Белинский в зальцбруннском письме к Гоголю подчеркнул, что Христос «…первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения» (Белинский В. Г. Полн. собр. соч. M., 1956. T. 10. С. 214). О суждениях Белинского о Христе говорится и в «Братьях Карамазовых» (ч. 4, кн. 10, гл. VI).

После смерти Белинского его идейные противники не раз выступали с утверждением, что взгляды критика формировались под воздействием его европейски образованных друзей, в том числе Боткина. Сам Боткин, однако, в письме к А. В. Дружинину, стороннику этой точки зрения, писал в 1857 г.: «Что же касается до моих отношений к Белинскому, то, право, трудно решить, по крайней близости этих отношений, на которую сторону было больше влияния <…> Выгода моя состояла только в том, что я знал по-немецки и смело мог справляться с источниками» (XXV лет. 1859–1884 г.: Сб. изд. комитетом Об-ва для пособия нуждающимся литераторам и ученым. СПб., 1884. С. 499–500).

«Молоденький, начинающий литератор» — вероятнее всего, И. С. Тургенев, которому тогда было 28 лет. «Поэт, талант, аристократ, красавец, богач, умен, образован, 25 лет» — так характеризовал Достоевский Тургенева в письме к брату M. M. Достоевскому 16 ноября 1845 г. В «Литературных и житейских воспоминаниях» Тургенев рассказывает, что «особенно часто» бывал он у Белинского «перед январем1847 года». Предположение, что речь идет о И. А. Гончарове, начинавшем тогда же свою литературную карьеру и изредка навещавшем Белинского, менее правдоподобно: Гончарову в 1846 г. было 34 года, и он уже был известен в литературных кругах как автор готовящейся к печати «Обыкновенной истории» (1847).

В конце 1846 г. Достоевский поссорился с Некрасовым, но продолжал навещать Белинского. «Только с ним я сохранил прежние добрые отношения. Он человек благородный», — писал автор «Бедных людей» и «Двойника» M. M. Достоевскому 26 ноября 1846 г. Таким образом, описанная здесь встреча могла произойти в ноябре-декабре 1846 г., когда и Достоевский, и Боткин, и Тургенев регулярно посещали Белинского. Характеристики других членов петербургского кружка Белинского см. в кн.·. Нечаева В. С. В. Г. Белинский: Жизнь и творчество. 1842–1848 гг. M.; 1967. С. 102–137.

Жорж Занд (Санд) — псевдоним французской писательницы Авроры Дюдеван (Dudevant, 1804–1876), проповедовавшей в своих романах идеи утопического социализма. О Ж. Санд и ее популярности в России 1840-х годов см.: «Дневник писателя за 1876 год» (июнь, гл. I).

Кабет — французский коммунист-утопист Этьен Кабе (1788–1856), автор книги «Путешествие в Икарию» (1840).

Пьер Леру (Leroux, 1797–1871) — французский философ и социалист-утопист, один из основателей христианского социализма; с 1841 г. издавал совместно с Ж. Санд журнал «Revue Indépendante», который регулярно получали в Петербурге. Отзывы Белинского о Леру, восторженные в 1842–1843 гг., стали весьма критическими в последние годы его жизни.

Прудон (Proudhon) Пьер Жозеф (1809–1865) — французский мелкобуржуазный публицист и социолог, теоретик анархизма. В библиотеке Белинского сохранилось первое издание запрещенного в России трактата Прудона «Qu’est’ce que la propriété» («Что такое собственность?», 1840) (см.: Литературное наследство. M., 1948. T. 55. С. 561). В «Письме из Парижа», напечатанном в «Современнике», идейным руководителем которого был Белинский, П. В. Анненков противопоставлял «фаланстерам» Консидерана, «сумасбродствам» Пьера Леру и «доктрине» Луи Блана новую экономическую теорию Прудона. По словам Анненкова, Прудон в своей книге «Systeme des contradictions économiques» («Система экономических противоречий», 1846) убедительно доказал, что «единственная помощь для общества заключается не в благонамеренных способах исцеления, предлагаемых со стороны, а только в отыскании закона, по которому богатства развиваются правильно и сами собой» (Современник. 1847. № 1. Отд. IV. С. 35). Идеи Прудона в сочетании с критикой социально-утопических теорий Фурье, Леру, Кабе и других популяризировались и в статье «Мальтус и его противники» В. А. Милютина (1826–1855), экономиста и литератора, близкого к кругу петрашевцев, также напечатанной в «Современнике» (1847. № 8 и 9). При аресте по делу петрашевцев у Достоевского была обнаружена книга Прудона «La célébration du dimanche» («О праздновании воскресения», 1839).

Достоевский несомненно знал стихотворение Некрасова «Памяти приятеля» (1853), посвященное Белинскому, где о нем сказано:

Наивная и страстная душа,
В ком помыслы прекрасные кипели,
Упорствуя, волнуясь и спеша,
Ты честно шел к одной высокой цели…

Строка «Упорствуя, волнуясь и спеша» приведена и в воспоминаниях о Белинском Тургенева, на которые Достоевский неоднократно ссылался в период работы над «Бесами». Отмечая, что Белинский хотел уже «сегодня» или «завтра» видеть результаты своей деятельности, Достоевский касался одного из основных пунктов своих расхождений с революционно-демократическим крылом русского освободительного движения. Так, еще в записной книжке 1860–1862 гг. он бросил упрек участникам «Современника»: «Куда вы торопитесь? (Чернышевск<ий>) Общество наше решительно ни к чему не готово. Вопросы стоят перед нами. Они созрели, они готовы, но общество наше отнюдь не готово! Оно разъединено».

На антагонизм между «народным сознанием права и писанным законом» обращал внимание и П. H. Ткачев на страницах журнала «Время». Он писал, что «полнейшее отрицание выработавшихся в народном сознании понятий о праве должно было подорвать всякий кредит, всякое доверие к официальному суду, сделать его чем-то чуждым, ненавистным народу; народ стал соболезновать, симпатизировать осужденным; слово преступник он заменил словом несчастный» (Время. 1863. № 4. С. 108).

Достоевский в данном случае имел в виду новый суд, с участием присяжных, которые должны были, с его точки зрения, выносить приговор подсудимому, руководствуясь этой «народной правдой и верой» (С. 20). В «Записках из Мертвого дома», признавая, что «можно судить <…> с таких точек зрения, что чуть ли не придется оправдать самого преступника», Достоевский тем не менее со всей категоричностью утверждал: «…несмотря на всевозможные точки зрения, всякий согласится, что есть такие преступления, которые всегда и везде, по всевозможным законам, с начала мира считаются бесспорными преступлениями и будут считаться такими до тех пор, покамест человек останется человеком» (ч. 1, гл. 1. «Мертвый дом»). В главе «Среда» Достоевский имел в виду в первую очередь именно такие «бесспорные преступления», о чем свидетельствуют приведенные им примеры.

Другой издатель — H. А. Некрасов, который с 1847 г. был (до 1862 г. совместно с И. И. Панаевым) редактором-издателем литературного и общественно-политического журнала «Современник», основанного в 1836 г. в Петербурге А. С. Пушкиным и закрытого правительством после покушения Д. В. Каракозова на Александра II 4 апреля 1866 г.

О прокламации «Молодая Россия» и ее возможных авторах говорилось в статье «Пожары», предназначавшейся для июньской книжки журнала «Время» за 1862 г. Оценка прокламации автором статьи «Пожары», отмечавшим несостоятельность «трех золотушных школьников», которые «напечатали и разбросали глупейший листок, не справившись даже хорошо с иностранными книжками, откудова они всё выкрали и бездарно перековеркали» (Литературное наследство. M., 1973. T. 86. С. 51), совпадает с мнением Ф. M. Достоевского, изложенным в комментируемом здесь месте статьи. Принадлежность статьи «Пожары» M. M. Достоевскому доказана в работе: Сажин В. H. Об авторе запрещенной цензурой статьи «Пожары» («Время», 1862) // РуС. лит. 1974. № 2. С. 218.

В чертах усталого лица
Все та ж покорность без конца…
Чем хуже был бы твой удел,
Когда б ты менее терпел?

Михайловский писал, откликаясь на статью «Влас», что именно эти строки возмутили Достоевского: «В них выражается протест против страданий бурлака и, может быть, протест против отсутствия протеста с его стороны». Некрасов «только не поэтизирует страдания, покорности и терпения…», но «г-ну Достоевскому чудится уже здесь и презрение, и ненависть к русскому народу во имя общечеловеческих идеалов, презрение и ненависть к бурлаку во имя „общебурлака“» (Отеч. зап. 1873. № 2. Отд. II. С. 336–337).

В «Дневнике писателя» за 1877 г., в декабрьском выпуске, посвященном смерти Некрасова, Достоевский вновь вернулся к стихотворению «На Волге», дав ему более мягкую характеристику.

Но боюсь: среди сражений
Ты утратишь навсегда
Скромность робкую движений,
Прелесть неги и стыда!

Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,

Что сквозит и тайно светит
В красоте твоей смиренной.

(Тютчев Ф. И. Полн. Собр. стихотворений. Л., 1957. С. 201).

А ночью ямщик не сдержал лошадей,
Гора была страшно крутая,
И я полетела с кибиткой моей
С высокой вершины Алтая!

И далее там же:

Дорога без снегу в телеге! Сперва
Телега меня занимала,
Но вскоре потом, ни жива, ни мертва,
Я прелесть телеги узнала.

(Некрасов H. А. Полн. Собр. Соч. и писем. В 15 т. Л., 1982. T. 4. С. 176).

Я только теперь, в руднике роковом,
Услышав ужасные звуки,
Увидев оковы на муже моем,
Вполне поняла его муки,
И силу его… и готовность страдать!
Невольно пред ним я склонила
Колени, — и прежде чем мужа обнять,
Оковы к губам приложила!…

(Некрасов H. А. Полн. собр. соч. и писем. T. 4. С. 184).

Эпизод этот не был выдуман Некрасовым, а создан на основании «Записок» M. H. Волконской, известных поэту в рукописи. Волконская рассказывала: «Сергей бросился ко мне; бряцание его цепей поразило меня: я не знала, что он был в кандалах. Суровость этого заключения дала мне понятие о степени его страданий. Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом — его самого» (Записки княгини M. H. Волконской. Чита. 1956. С. 66).

Псаломщики, или клировые люди, изображены на картине в темных сутанах и пелеринах: такая одежда во время богослужения соответствовала обряду, утвердившемуся при Петре I под иноземным (польским) влиянием.

Описывать всё сплошь одних попов,
По-моему, и скучно, и не в моде;
Теперь ты пишешь в захудалом роде;
Не провались, Л<еск>ов.

(См.: Гроссман Л. П. Жизнь и труды Ф. M. Достоевского. Биография в датах и документах. M.; Л., 1935. С. 347).

«Кочкарев. Это вздор, это не так. Я побегу к нему, я возвращу его! (Уходит.)

Фекла. Да, поди ты, вороти! Дела-то сватского не знаешь, что ли? Еще если бы в дверь выбежал — ино дело, а уж коли жених да шмыгну в окно — уж тут, просто мое почтение!» (Гоголь H. В. Полн. собр. соч. M., 1949. T. 5. С. 61).

Порфира, или мантия, — составная часть торжественного императорского (царского) наряда, верхняя одежда из бархата или атласа с отделкой из горностая или соболя. Порфиру Наполеона I покрывали пчелы, изображение которых в период наполеоновской империи было широко распространенным элементом военной и государственной эмблематики.

Марко Вовчок — псевдоним Марии Александровны Маркович (1834–1907), украинской писательницы (см. о ней: XVIII, 82–93, 276–279)

Дмитрий Васильевич Григорович (1822–1899) — писатель, друг молодости Достоевского, автор повестей «Деревня» (1846) и «Антон-Горемыка» (1847).

Пред. страница К оглавлению

Проза, Публицистика, Дневники, Русская классика