Пути Господни. Радость узнавания
сост. Н.Б. Горбачева

Текст книги предоставлен издательством «Символик»

ПУТИ ГОСПОДНИ. РАДОСТЬ УЗНАВАНИЯ

Предисловие

Дорогие читатели!

В этой книге перед вами — восемнадцать невыдуманных историй о том, как люди приходили к православной вере. Историй, рассказанных ими самими.

Почти все имена наших героев скрыты или изменены, так как в задачу этой книги не входило документально точное описание жизни того или иного человека. Рассказы эти в первую очередь о Боге и Его Промысле, а не о конкретных людях. Перед героями книги стояла цель — не себя сделать знаменитым, а воздать хвалу Богу, показать Его пути, Его чудеса, Его милость и любовь к нам, грешным и слабым Его детям.

Герои книги — люди совершенно разные, не похожие друг на друга, с очень различными и непростыми судьбами. Но всех их объединяет то, что в конечном итоге они, как апостол Фома, нашли «своего» Бога, свой путь к Нему. Почти все они родились в семьях неверующих родителей и христианского воспитания не получили. Но судьбами, ве́домыми только Богу («имиже веси судьбами»), различными путями Господь привёл их к вере. Одним Он попускал тяжёлую болезнь, или трагическую «случайность», или целый ряд жизненных неудач и потерь, которые умягчали человеческие сердца и подвигали души раскрыться навстречу Создателю. Другие узнавали Творца благодаря раздумьям над «избыточной красотой мира», или размышлениям о превратностях собственной судьбы, или горячей любви к другому человеку…

«Пути к Богу так же многоразличны, так же богаты, как человеческие души и как глубины Самого Бога, — свидетельствует митрополит Сурожский Антоний[1], — и путь к Богу начинается с веры… Вера же начинается всегда с конкретного религиозного опыта. Что-то случается с человеком, что внедряет в него непоколебимое убеждение в том, что невидимый мир существует, что Бог жив и действенен». Герои книги, будь то волонтёр, преподаватель физики, писательница, чистокровный американец, успешный предприниматель, бывший заключённый или исцелившийся пьяница, — все они пережили реальный духовный опыт, который помог им изменить направление жизни, перейти с дороги в никуда на путь к вечной жизни. Приняв православные христианские ценности, о которых поначалу они толком ничего не знали, наши герои постепенно избавились от отчаяния и уныния, от душевных скорбей, неудач и страхов. Их жизнь наполнилась смыслом, благодарностью, ответственностью, любовью к Богу и ближнему — и вместе с тем радостью бытия.

Мы надеемся, никого не оставят равнодушным рассказы наших современников о собственных жизненных метаморфозах: о своём покаянии, воцерковлении, о чудесах Божиих на этом тернистом пути, о том, как через обретение веры они избежали жизненного тупика.

Так или иначе герои нашей книги сделались членами того желанного для христианина «малого стада», которому Господь обещал спасение. Кто же входит в это «малое стадо»? Все, кто слышит Господа и исполняет Его заповеди. Это «малое стадо» христиан непобедимо, оно ничего не боится, потому что знает и свято хранит великие слова Бога: создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её^[2]. Господь назвал истинных христиан солью земли^[3]. Поэтому принадлежать к такому меньшинству, быть в этом Божием «малом стаде» — не радость ли? Для верующего — истинное счастье.

Наша книга может быть интересна самому широкому кругу читателей. Особенно тем, кто сам ещё стоит на перепутье, находится в одной из ситуаций, похожих на описанные в книге, столкнулся с теми же проблемами, которые наши рассказчики уже преодолели. Надеемся, что для кого-то эти непридуманные истории станут жизненной подсказкой и поводом к серьёзным раздумьям, помогут ищущим Бога людям выбрать правильный вектор движения.

Дорогие читатели, мы искренне желаем вам войти в Господнее «малое стадо», познать счастье быть с Богом и в Боге!

Н. Б. Горбачёва, составитель книги

 

Ищите прежде Царства Божия и правды Его, и всё остальное приложится вам

История о том, как незрячий человек нашёл своё счастье

В раннем детстве у меня диагностировали прогрессирующую катаракту. Сделали операцию, возникло осложнение, которое привело к развитию глаукомы. В одиннадцать лет я окончательно ослеп. Многие мои детские воспоминания связаны исключительно с больницей и врачами.

Моя семья была самая обычная: отец электромеханик, мама швея-надомница. Думаю, в большинстве случаев Бог посылает ребёнку болезнь для того, чтобы как-то сплотить семью — при том окончательный выбор, как им жить и действовать, естественно, остаётся за самими людьми. Так было и у нас: моя болезнь могла укрепить семью, но отец сделал другой выбор. Когда мама боролась за моё зрение, он прогуливал свою зарплату…

Для матери моя слепота стала тяжёлым испытанием. Помню такой случай. Когда я уже не различал цвета, решил сделать своими руками подарок для мамы — сплёл из бисера цветы. В день её рожденья подарил их ей, а она разрыдалась и долго не могла успокоиться. Я не мог тогда понять почему, и только спустя несколько лет мне стало ясно. Лепестки и стебли не были одного нужного цвета, все они оказались составлены из бисерин разных цветов. Для матери это означало, что её сын совершенно не видит цвета́.

Отчасти я был готов к потере зрения. Оно постоянно ухудшалось, поэтому слепота была для меня в общем естественным завершением этого процесса. Пока я видел, старался запоминать цвета и оттенки, очертания и формы, словом, всё, что связано со зрением, — мой мозг постоянно накапливал эту информацию. Я не помню точную дату, про которую можно сказать: встал в то утро и ничего не вижу. Было так, что часть дня я мог ничего не видеть, потом начинал что-то различать, потом ещё несколько дней не видел…

Слава Богу, мне повезло с учителями в школе-интернате для слабовидящих и незрячих. Они гнали от нас мысли, что мы какие-то не такие, ущербные. Благодаря им я и мои одноклассники никогда не зацикливались на своём недостатке. В этой московской школе нас активно учили ориентироваться без зрения. На уроках по ориентированию мы надевали на глаза тёмные очки (те, кто ещё немного видел) и с тростью учились передвигаться, «читать» препятствия, обходить их и так далее. Как это всё потом пригодилось! Человеку в подобной ситуации обычно свойственна пассивная жизненная позиция, обида на целый свет и на судьбу, стойкое убеждение, что весь мир ему должен. В школе нам привили мысль, что да, мы такие, с этим ничего не поделаешь, но нужно научиться жить в предлагаемых обстоятельствах — и жить в общем хорошо.

Среди моих учителей были люди с колоссальным жизненным опытом. Например, преподаватель математики, которому недавно исполнилось девяносто лет. Он очень много рассказывал нам о том, что происходило в Москве во время Великой Отечественной войны, о чём думали люди, как поддерживали друг друга. В старших классах он отдельно беседовал с парнями, объяснял, как надо относиться к девушкам, как строить отношения, что в этих отношениях самое важное, а чего надо избегать. Он учил нас, что надо уметь ставить цели и добиваться их. Что жизненного успеха невозможно добиться, если всё время только брать и потреблять: нужно научиться больше отдавать и быть благодарным людям и судьбе за то, что тебе вообще хоть что-то дают.

Учитель физкультуры до работы в нашей школе служил в армии (он был капитан запаса), в спецотряде быстрого реагирования. Мы с моим лучшим другом особенно любили его уроки. Однажды физрук сказал нам: «Если вы хотите быть настоящими мужиками, то я могу вам помочь. Если нет, то можете принести справки об освобождении, где написано, что вы рахиты с плоскостопием. И сидите себе в кабинете… трогать не буду». Конечно, мы с другом хотели быть настоящими парнями, поэтому старались на уроках физкультуры делать всё, что требовал учитель. В старших классах пытались даже выполнять армейские нормативы по подтягиванию на турнике, отжиманию и бегу на длинные дистанции. Надо сказать, что многие мамочки очень боялись за своих сыновей — как же, ведь они слепые. Слава Богу, наши мамы, моя и моего друга, по крайней мере не показывали своих страхов и тем самым очень способствовали нашему возмужанию. Летом мы с физруком ездили в лагерь отдыхать, и он учил нас тому, чему обычно слепых не учат: собирать походную палатку, играть в дартс — метать дротики в мишень, разводить костёр, а прежде суметь найти в сыром лесу сухие ветки, из которых этот костёр можно будет разжечь. Он приносил своё личное оружие — пистолет Макарова, учил разбирать и собирать его. Научился я от него и многому другому.

И, конечно, в школе у нас были необходимые, как воздух, беседы о жизни, в которых мы черпали бесценный опыт. Именно за огромную поддержку, а главное за то, что нам дали правильные жизненные установки, я очень благодарен всем своим учителям.

Так я набирался жизненного опыта и возрастал годами. Закончив школу, поступил в вуз. Началась самостоятельная жизнь в общежитии при полном наборе связанных с этим проблем. К счастью, благодаря интернатскому воспитанию для меня практически не было неразрешимых вопросов в бытовом плане. Но из-за резкой перемены жизни и среды обитания, с появлением нового окружения меня стали всё больше и больше занимать думы о своём предназначении, о смысле жизни. Однако все переживания ранней юности, успехи и поражения, достижения и утраты совершенно не были связаны для меня с вопросами веры. Я искал дело, которым хотел бы заниматься, думал, с кем бы мог прожить всю жизнь. Но о Божьем Промысле, который руководит моей жизнью, не задумывался. Просто не знал о нём. О том, что, «наградив» меня слепотой, Господь ждал от меня обращения к вере, я даже не догадывался.

Моя вера — это не врождённый, а приобретённый дар от Бога.

Крестили меня в 1990 году в московском храме святых благоверных князей Бориса и Глеба[4] в Зюзине. Мне было тогда восемь лет, поэтому я хорошо помню, как происходило само таинство Крещения. Особенно запомнился чин отречения от сатаны — как активно я дул и плевал в указанную священником сторону. Отлично помню погружение в купель и моё первое причащение. Помню, что в тот день у меня было какое-то неземное ощущение окружающих людей и всего мира, я чувствовал — произошло что-то важное, но что именно — не понимал.

Мама научила меня читать молитву перед сном, чем вся моя духовная жизнь на многие годы и ограничилась. Однажды в школе-интернате произошёл такой случай. У меня украли кассетный плеер, которым мне дали попользоваться. Это было ужасно. Я понимал, что, если не найду плеер, моей матери придётся отдавать за него деньги. А мы в то время, мягко говоря, очень скромно жили. Помню, как попросил своего одноклассника, который с родителями регулярно ходил в храм и знал наизусть многие молитвы, записать мне некоторые. Это оказались «Отче наш», «Богородице Дево» и Символ веры. В тот вечер я долго молился словами из этих молитв. И на следующий день украденное нашлось. Такое со мной случилось маленькое чудо: Господь уже в детстве показал мне, что если с верой о чём-то хорошем и полезном у Него просить, то всё получишь.

К сожалению, мы — люди в целом и я в частности — часто бываем неблагодарны Богу за Его милости. Как только нам становится лучше, мы забываем о Господних благодеяниях, упускаем из виду, что Бога надо благодарить не за чудеса, а за каждый вздох и за каждую минуту нашей жизни. Получив то самое маленькое чудо, я очень быстро забыл о нём. На протяжении многих лет я почти не думал о вечном и о Боге, не ходил в храм. Но всё же, если ко мне приставали какие-нибудь сектанты, зазывая к себе и обещая чуть ли не исцеление, я не поддавался, твёрдо исповедуя себя православным христианином.

Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему…^[5] Это истинная правда. Оглядываясь на прожитую жизнь, вижу, что много раз Господь стучал в моё сердце, ожидая, когда я обращусь к Нему по-настоящему и буду жить с Ним как с истинным, любящим Отцом. Почему Он стучит в сердце? Потому что сердце — средоточие нашей внутренней жизни. Именно сердцем мы веруем или не веруем, сердцем любим или ненавидим, смиряемся или гордимся, терпим или ропщем, сердцем прощаем или озлобляемся, примиряемся или враждуем, сердцем обращаемся к Богу или отворачиваемся от Него… Из подобных «стуков» Господних в сердца состоит вся наша жизнь, только мы часто их не замечаем или игнорируем. Потому что сердце до отказа забито житейской «мудростью» века сего, которой человек слишком гордится и поэтому никак не хочет вбирать в себя Премудрость Божью.

Ещё в школе у меня были беседы со священниками, которые приходили к нам для проповеди и дел милосердия. Активно нашей школой занимался протоиерей Аркадий Шатов (ныне он епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон). Благодаря ему мы, школьники, выезжали в храм, слушали литургию. Это были первые богослужения, на которых я присутствовал после крещения. Отец Аркадий раздал верующим учителям материалы по исповеди, чтобы они помогали ученикам подготовиться к Исповеди и Причастию. Мы готовились, но про себя скажу — подготовка была формальной. У меня возникли обычные для маловера вопросы и смущения: что говорить на исповеди священнику, как говорить и, главное, зачем. В целом этот опыт был для меня, конечно, интересным, но назвать его серьёзным я не могу.

Потом, после школы, я близко столкнулся со смертью: скончался один из лучших моих друзей. Он был моим единомышленником. Вместе с ним мы ухаживали за девчонками, вместе ездили на занятия к репетиторам, учились на подготовительных курсах при вузах: очень много времени проводили вместе. С его смертью жизнь показалась мне каким-то тупиковым спектаклем с фатальным исходом. Всё бессмысленно, потому что кончается смертью… Но где-то в глубине души зрела другая мысль: оказывается, не всё так в жизни устраивается, как ты этого хочешь. И Кто-то этим процессом управляет. Не знаю, куда бы завели меня эти размышления, но тут в моей жизни вдруг появились новые люди — верующие, с большим жизненным и духовным опытом.

Первым из таких людей, оказавших на меня духовное влияние, стал один мой дальний родственник, с которым я не был даже знаком прежде. Мы познакомились только в 2002 году. Не знаю, почему он стал со мной активно общаться в тот первый вечер нашего знакомства, но мне было с ним очень интересно. Позднее он рассказал мне об Иисусовой молитве[6], о некоторых моментах богослужения и о Святом Причастии. Пожалуй, это были первые серьёзные беседы о вере, которые меня по-настоящему зацепили. Через некоторое время он смог убедить меня сходить на службу вместе с ним. Именно на этой службе я более или менее осознанно, с пониманием происходящего причастился. И снова, как в детстве, получив некое временное утешение, я не пришёл к выводу, что нужно постоянно жить с Богом, регулярно посещать храм, принимать участие в церковных таинствах. Связь с этим родственником через какое-то время почти утратилась (мы далеко друг от друга жили), и закрепления того духовного опыта, который я получил благодаря ему, в моей душе не произошло. Но я уже знал про Иисусову молитву и чувствовал порой благодатные состояния при её чтении.

Логичным следствием замирания духовной жизни стало погружение в бытовую рутину и суету. Чтобы пробудить меня, Господь послал новые испытания и нового верующего учителя — моего преподавателя в МГУ. Опять всплыли заковыристые вопросы о вере и сомнения, завязались споры уже на новом уровне — ведь я уже кое-что знал о христианстве. Слава Богу, преподавательница смогла объяснить мне, что лучше полагаться в жизни на волю Божью и меньше надеяться на собственный ум. Мы пошли с ней на службу. Это был храм Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах. (Именно в этой церкви спустя всего несколько лет мы венчались с моей женой.) Был будний день, в храме малолюдно. Я подошёл к молодому священнику и долго исповедовался — во всём, что терзало душу. У батюшки, вероятно, оказалось меньше жизненного опыта, чем было у меня на тот момент, поэтому он не стал мне что-то советовать. Но было понятно, что он сочувствует мне, моим переживаниям и, конечно, видит причину моих бед в отсутствии полноценной духовной жизни. Священник приклонил мою голову на Евангелие, накрыл епитрахилью[7] и стал читать разрешительную молитву. Когда он начал крестить мою голову, мне показалось, что я увидел ослепительно-яркий свет, хотя к тому времени уже десять лет как полностью ослеп. Помню, когда я отошёл от аналоя, у меня сильно кружилась голова от такого посещения Божия. Это, видимо, было знаком, что мне надо идти к Свету. На той литургии батюшка причастил меня, после чего несколько дней меня не оставляло необычное ощущение «хрустальности» мира. Такое уже бывало со мной — после крещения. Мне вновь дали познать, что такое духовное просветление. Впервые после крещения я так глубоко это прочувствовал.

Вот так через много лет болезни, переживаний и исканий Господь привёл меня к некоему духовному пробуждению.

Но тут я впал в нечто вроде депрессии.

Надо объяснить, почему это со мной произошло. Как бы ни стремился инвалид быть на одном уровне со здоровыми людьми, всё равно физический недостаток есть физический недостаток. В результате ты всё время чувствуешь, что не такой, как все, и как следствие — что тебя не все понимают и принимают. Практически все дети и молодые люди с инвалидностью хотят общаться со сверстниками, быть в каких-то компаниях, но ведь любой человек с тяжким недугом воспринимается в здоровом обществе как-то иначе. Если человек, например, плохо слышит, то, обращаясь к нему, надо громче говорить, иногда что-то повторять, чётко проговаривать слова. А в среде подростков, да и не только подростков, это кажется лишним «напрягом». Это факт, с которым ничего не поделаешь.

Подобное отношение окружающих некоторым образом угнетало и меня. Если кто-то из братьев брал меня в свою компанию, то первое время после знакомства меня изучали как какой-то диковинный экспонат — а потом просто пытались избавиться. Ведь меня надо водить за руку, особенно если места совсем незнакомые, подсказывать мне, помогать.

Это отторжение, неприятие со стороны здоровых людей и порождает депрессию у многих инвалидов. Только со временем приходит понимание — да и то не ко всем, — что на это не нужно обижаться. Наша жизнь — во многом, хотя и не во всём, в наших руках. Когда я понял, что, обижаясь на весь свет, можно так и прожить всю свою жизнь «овощем», я принял два серьёзных решения.

Во-первых, рискнул переступить через свои страхи и страхи матери, взять в руки трость и выйти на улицу, чтобы научиться двигаться в реальных условиях. Теория теорией, но нужна и практика. Тренировки по ориентированию в специально оборудованных местах — это одно, а на улице всё совсем по-другому. Я ободрял себя так: главное, не нужно бояться, надо только взять в руки трость и начать ходить и ездить везде, где только захочешь.

Во-вторых, я сказал себе: хватит унывать, вспомни, сколько у тебя настоящих друзей и единомышленников, людей близких по духу. Что ты ноешь? Не у каждого здорового есть такое количество друзей. Слава Богу, мне с друзьями повезло. Два школьных друга стали программистами, а один — массажист. Один институтский друг сделался инженером высочайшего класса, другой сейчас военный в звании капитана третьего ранга, третий — врач-анестезиолог. Но «повезло» — это не точное слово, да и у Бога нет такого понятия. «Везёт» с друзьями, мне кажется, тогда, когда есть обоюдное стремление людей к общению. Если инвалид не хочет дружить с миром, мир тоже не будет с ним дружить. Для дружбы нужно быть и оставаться открытым человеком.

Ещё раз подчеркну: состояние депрессии у инвалида усиливает чувство его невостребованности. Я, например, почему-то очень переживал, когда шла вторая чеченская война. Ровесник тех парней, которые там воевали, я очень хотел занять своё место в строю, быть вместе с ними. Мне казалось, я должен был находиться на высоте 776, где рота псковских десантников стояла насмерть, сражаясь с превосходящими силами боевиков, или в Аргуни при взятии Грозного в январе 2000 года. А вместо этого я страдал от одиночества и бессилия что-то сделать. Если бы тогда я был в полной мере верующим, то мог бы поддерживать нашу армию горячей молитвой — ведь у каждого свои боевые рубежи. Но тогда я ещё не понимал этого.

Другими словами, в жизни постоянно происходили разные события, что-то менялось вокруг и во мне самом, но при этом не хватало чего-то главного. Мне недоставало какого-то идеала, к которому можно было безоговорочно устремиться.

Наконец осенью 2005 года я взял в руки Новый Завет в издании для незрячих. Стал читать, прочёл подряд четыре Евангелия. Это чтение меня так захватило! Я будто оказался в том самом совершенном мире, который искал, в какой-то другой реальности, которая так зацепила душу, что побудила о многом задуматься. Например, меня поразили слова Христа: Что вы зовёте Меня: Господи! Господи! — и не делаете того, что Я говорю?^[8] Эти слова стали для меня просто откровением. Действительно, люди так часто говорят: «Господи, помоги!» — или что-то в этом роде, то есть вроде бы на словах признают Бога и Его благое всемогущество. Однако при этом мало того что не выполняют Его заповедей, но даже в храме никогда не были и ни разу не участвовали в таинствах. А как прижмёт в жизни, сразу начинают взывать: «Господи!..»

Иисус Христос этими Своими словами будто ударил меня ремнём по спине. Этот внезапный и сильный удар стал серьёзным стимулом и мотивом для пересмотра всей моей жизни, изменения её в соответствии с евангельскими нормами. С год после этого решения меня занимала бурная мыслительная деятельность — я обдумывал предстоящие перемены в жизни. Наконец я пришёл к выводу, что начинать своё воцерковление надо в первую очередь с принятия простой истины: всю свою жизнь следует строить, сопрягая исключительно с волей Божьей. Какая разница, чего мы хотим, если Бог это не благословляет? Необходимо понять, чего Бог хочет именно от тебя в этой жизни, чем благословляет заниматься…

Но до того как ты выйдешь на эту прямую жизненную дорогу, необходимо, насколько можно, перестроить свои жизненные принципы в соответствии с православной моралью. Вот задача! Ведь просто хороший человек и христианин — это совсем не одно и то же. Просто хороших людей воспитывали и в Советском Союзе, но как много бандитов, например, вышло из них в девяностые годы. Чтобы уразуметь Промысл Божий о себе, нужно честно и откровенно исследовать себя, свои желания и возможности, то, к чему лежит душа, отмести все неприемлемые с точки зрения христианства наклонности. Тогда только ты встанешь на путь спасения, поймёшь, что для этого необходимо делать тебе — лично тебе. Путей к Богу много, для каждого человека — свой, но все они пролегают через соблюдение заповедей Божьих. И неважно, инвалид ты или физически здоров. Для каждого Господь укажет свой путь, если правильно и трезво к этому поиску относиться. И тогда ты поймёшь, какие у тебя таланты, которые надо развивать, а не закапывать в землю. Таланты — это не только большие способности в искусствах, как обычно думают. Под талантом надо понимать всякое дарованное Богом благо: здоровье, силы, способность к служению ближним. Человек может обладать талантом милосердия, талантом воспитания детей, талантом супружеской любви, талантом организовывать благотворительную помощь… Море разнообразных талантов у человека, а он, например, страдает от того, что не может пробиться на телевидение. Да это Бог ему же во благо ставит препятствия, чтобы человек не погиб! Может, для него спасительней не делать карьеру на эстраде, а стать учителем пения, которого очень будут любить дети?!

Важно определиться, нужно ли тебе принять монашество или жить в семье. По моему глубокому убеждению, мужчина должен быть либо монахом, либо семьянином. Когда я это для себя осознал, то стал активно искать девушку, которая могла бы стать для меня подругой, спутницей, единомышленником, словом — женой. Это длинная и интересная история, напрямую связанная с моим воцерковлением. А оно началось в мае 2006 года — тогда я впервые самостоятельно, без чьих-либо уговоров и подсказок пошёл в храм. Там я познакомился с батюшкой, который впоследствии стал моим духовником.

Надо сказать, что для меня не было проблемой, как познакомиться с девушкой, — я знакомился на улице, в метро, в общественных местах. Я не стеснялся своей слепоты, мог заинтересовать избранницу, позвать куда-нибудь — в кафе, в кино, в театр, просто погулять. Только отношение моё к девушкам было тогда вполне в духе времени, потребительское, почерпнутое из различных СМИ: живи для себя, ради собственного удовольствия. Так я и действовал. У меня были и просто подруги, была и девушка. Но по мере моего воцерковления наши отношения стали портиться. Мы совершенно перестали понимать друг друга. Ко всему прочему она сделалась членом какой-то секты. И появившийся у меня к тому времени духовник поставил, что называется, вопрос ребром: либо женись на ней, либо расставайся. Это очень правильно и вовремя было сделано. Я положился на совет священника, расстался с той девушкой, чтобы далее не грешить. Ибо наши отношения были основаны не на духовном единстве и православной вере, а на страстях и желании быть как все.

Когда я осмыслил, в чём состоит сущность православного брака, и понял, что Господь запрещает относиться к женщине исключительно как к источнику интимных удовольствий, передо мной встала задача найти настоящую спутницу жизни, которая прежде всего должна быть духовным единомышленником и помощником мужу. Супруги — это как двойка лошадей в одной упряжке. Если не вместе бегут, а в разные стороны, то повозка раскачивается на месте и в конце концов заваливается набок… Поэтому контингент неверующих девушек был сразу «отбракован». Я понял, что не имеет смысла кого-то перевоспитывать, потому что Бог создал человека свободным и вопрос веры — это добровольный выбор взрослого человека.

Поняв, что поиски невесты — дело серьёзное, я взял благословение духовника и попросил его помолиться, чтобы Бог помог найти суженую.

Я искал её два года!

Сейчас легко сказать: искал. Процесс поиска был совсем не лёгкий. Действительно: найти духовно близкого человека, который сможет быть рядом с тобой, незрячим, всю жизнь — это всё равно что найти иголку в стоге сена. Я и верил в успех, и не верил. Даже в уныние впадал. Но меня батюшка утешал, говорил: «Ты только не отчаивайся. Самое главное — не срывайся в блуд. Господь тебе готовит, я чувствую, хорошую невесту».

Я нашёл несколько православных сайтов знакомств с форумами для общения. Некоторым разочарованием для меня было то, что на эти сайты хоть и заходило много девушек, но православных среди них было очень немного. Пишет, например, одна, что православная, а фотографию прилагает, где она чуть ли не нагишом. Или некоторые «православные» девушки имеют запросы покруче, чем жёны миллиардеров: чтобы была нефтяная вышка у жениха, куча машин, вилл, квартир, да ещё чтобы он был чемпион по любовным утехам.

Я хотел, чтобы моя будущая спутница жизни просто поверила в меня. А дальше, был уверен, материальное мы наживём. Забегая вперёд скажу, что так всё и случилось.

Другая проблема состояла в том, что когда я сообщал девушке о своей слепоте, общение очень быстро прекращалось. Некоторых я вопрошал: «А если твой муж станет инвалидом, ты от него уйдёшь? А если ты сама потеряешь здоровье? Что, по-твоему, делать ему в таком случае?» Были такие, кто обвинял меня в эмоциональном шантаже. В действительности, задавая подобные вопросы, я уже понимал, что с этой девушкой ничего у меня не получится. Потому что она просто предатель по натуре. Часто эти вопросы оставались вообще без ответа, хотя зря: мне кажется, они позволяли заглянуть вглубь себя. Но мало кто из моих собеседниц желал заглянуть в свою душу.

Я снова обратился к духовнику с вопросом, говорить ли сразу девушкам про мою инвалидность? Батюшка ответил: сначала не говорить, а если девушка проявит серьёзную заинтересованность, тогда можно осторожно сообщить. С москвичками я иногда встречался. Приглашая на свидание, я не сообщал, что «малость не вижу». По первой реакции девушки становилось всё ясно. Однажды я пришёл на встречу с цветами, стильно одетый. Сначала девушка оказалась в шоке, потом отношения стали развиваться. Но я всё же почувствовал, что это не мой человек. Мы с ней откровенно поговорили и решили, что, пожалуй, не стоит нам связывать наши жизни. До сих пор мы с ней иногда по-дружески общаемся.

Прошло ещё года полтора. Почти отчаявшись найти подругу через интернет-знакомства, в апреле 2008-го я написал письмо на православном сайте ещё одной девушке. Через месяц она добавилась ко мне в аську^[9]. Я не сразу даже это заметил. А когда обнаружил, подумал: что это за Катюшка такая появилась в моей аське?! И написал ей небрежное: «Девушка, кто вы? И каким образом попали ко мне в контакт-лист?»

Так десятого мая 2008 года, накануне праздника жён-мироносиц, я познакомился со своей любимой Екатериной, которая тогда жила в Калининградской области. Она мне ответила, и мы стали общаться. Удивительно, но буквально в течение суток у нас завязались романтические отношения. Следующей ночью, когда мы уже проговорили все деньги на мобильных телефонах, я не мог заснуть. Встал, в ближайшем терминале положил деньги на мобильник и написал ей СМС-ку: «Что можешь сказать о нашем знакомстве? Как тебе?» Она ответила: «Новые грани…» Я понял то, что раньше уже почувствовал сердцем: ей со мной хорошо. Мы влюбились друг в дружку. И слава Богу, что это произошло одновременно… Что я чувствовал? Что Катя — это такой чудесный цветок, и я хочу этот цветок беречь.

Что она во мне нашла, я тогда не знал. Мне было приятно, что она сходу понимает меня. Как и многие влюблённые, мы чувствовали друг друга: на большом расстоянии засыпали и просыпались с мыслью друг о друге. Через две недели я понял, что всё срослось, мы стали близкими людьми, и принял решение сообщить Кате о своей незрячести. Было так боязно говорить об этом: неужели опять ошибся? К моему счастью, она спокойно отреагировала на это известие. Более того, её планы ничуть не изменились. Катя приехала ко мне в Москву одиннадцатого июня, через месяц после нашего знакомства. У меня было чувство, что я знаю её тысячу лет. Помню, как подошёл к ней, взял за руку и нежно поцеловал.

Возможно, кто-то подумает: такое может быть только в сказке. Но нет. Я ничего не придумываю. Просто мы нашли друг друга. И соединил нас Господь. Моя вера была вознаграждена. Это ещё одно большое счастье — знать, что Он слышит наши молитвы и помогает в самых отчаянных и невероятных ситуациях. И даёт тебе именно то, в чём ты нуждаешься, а отвращает от того, что тебе неполезно…

Историю нашего знакомства мы с Катей часто вспоминаем. Я не устаю удивляться, сколько всевозможных препон пришлось мне преодолеть, чтобы встретиться с женой. Но и Катю будто Кто-то специально вёл к этой встрече.

Вот её собственный рассказ о том, как начинались наши отношения:

«К тому моменту, когда мы познакомились, я была человеком верующим и точно знала, что не хочу «пустых» отношений, которых старалась избегать. Когда на нашем приходе начали повально регистрироваться на сайте Sudba.net, я совершенно не участвовала в этом ажиотаже, оставалась в стороне. Был уже печальный опыт: более полугода переписывалась через интернет с парнем, а потом наше общение ни с того ни с сего прекратилось. Меня долго уговаривали составить анкету для этого православного сайта знакомств. В итоге регистрацию сделали за меня, хоть и под мою диктовку.

Наверное, день на третий после этого пришло сообщение от Миши. Мне понравилась его подпись в конце короткого сообщения: «Всех благ». Это была подпись взрослого и рассудительного человека, так я её восприняла. Он пригласил переписываться в ICQ. Но я не могла сразу ответить из-за технических проблем. Только через месяц запросила авторизацию. Десятого мая увидела зелёный значок рядом с его ником и написала: «Ну наконец-то =)». Над ответом, который я получила, мы оба смеёмся до сих пор: «Девушка, кто вы? И как попали в мой контакт-лист?» Я даже возмутилась: назначил «свидание», ну, опоздала немножко, а он ничего и не помнит! Хорош жених! Может, и не продолжать?..

Всё-таки мы пообщались. Не помню, о чём мы переписывались, наверняка о ерунде, но впечатление осталось хорошее. Вообще мы сразу нашли общий язык. На следующий день он уже позвонил мне, и мы проболтали до ночи. Как ни крути, я влюбилась! Когда он прислал мне свою фотографию, я немного насторожилась. Хотела сразу спросить, что у него с глазами, но не стала.

Мы старались созваниваться, переписываться каждую свободную минуту. Через пару недель мы уже полностью жили жизнью друг друга, подумывали встретиться вживую. И вот где-то в это время он сообщил про себя, весьма размыто, то, о чём сразу не сказал. Несколько минут мой мозг обрабатывал информацию, «подвиснув», как компьютер.

С одной стороны, да, что-то не так, ещё фотография меня насторожила. С другой стороны, человек учится в университете, пользуется компьютером… как это возможно?! Даже заикаться сперва начала. Но поскольку я всё-таки довольно стрессоустойчивая, то взяла себя в руки.

Я сама в своей жизни трижды чуть не лишилась как минимум одного глаза. Один раз сбивала сосульку с крыши, и она упала мне на щёку, оставив внушительный след, в другой раз в школе мальчик наотмашь бросил монетку, которая не попала мне в глаз только потому, что я была в очках. А за год до знакомства с Мишей я ехала домой и попала в аварию — автобус врезался в трамвай, — упала с сиденья и ударилась лицом о поручень. Двумя миллиметрами ниже — и удар пришёлся бы не на кость, а на глазное яблоко.

Когда я прокрутила эти воспоминания в голове, то совершенно точно определила для себя: даже если у него и есть какие-то проблемы, это не повод прекратить общаться. Наоборот, ещё твёрже решила, что нужно встретиться. Я уже работала, деньги на самолёт у меня были. Родители пытались меня отговорить лететь к незнакомому парню, о котором знали только, что я бесконечно долго болтаю с ним по телефону. Они настаивали, что это он должен ко мне приехать. Но, наверное, во мне самой в тот момент были ещё какие-то сомнения, с которыми нужно было разобраться самостоятельно, без прессинга со стороны. И вот, спустя месяц после знакомства, я полетела на первую встречу.

Приехала в общежитие МГУ, но меня в здание не пустили: нужен пропуск. Миши нет, и комендант скоро уходит. Вот так сюрприз! Стала прикидывать, где я буду ночевать в Москве. И вот он приезжает, весь такой с цветами. Я говорю: «Где тебя носит?! Давай бегом, не успеем к коменданту пропуск оформить!» А он невозмутимо достаёт из кармана пропуски на все выходные дни! Он меня ждал и заранее выписал, хотя без моего паспорта это было практически невозможно. Его способность решать проблемы меня покорила.

В воскресенье был праздник Троицы, мы вместе пошли на службу. Храм был усыпан травой, украшен берёзками, было светло и радостно. Когда все встали на колени, у меня было ощущение, будто я не на каменном полу стою, а на перине.

Мы провели вместе четыре дня. Уезжала я с грустью и с ощущением, что всё будет хорошо. Хотя до счастливого финала надо было ещё дожить. Были скандалы с родителями, приходилось отстаивать своё решение. Была подружка, которая говорила: «Зачем тебе это надо? Пусть он найдёт себе такую же». Но во мне и тогда жило, а сейчас только растёт убеждение, что моральная инвалидность намного страшнее физической! Когда человек с руками-ногами и прочими органами не хочет найти себе применение в жизни, что может быть ужаснее?! А Миша — чего только не умеет незрячий Миша! Учится в университете, живёт самостоятельно, носится по Москве так, что за ним не поспеть. Нет квартиры-машины-дачи? Так молодой ещё, дело наживное!

Были, конечно, и те, кто меня поддерживал. Я с самолёта приехала прямо на работу, с сумкой ещё. Показала подарок от будущего мужа — бархатный складень, и знающие девчонки сразу сказали: «Это же венчальный!» Они искренне радовались за меня.

Помню ещё такой случай. Как-то сидим мы с одной моей подружкой, обедаем, я трещу о своём (то есть о Мише). Она жуёт салат и спрашивает серьёзно: «А какая у него фамилия?» Я ответила. Она с умным видом говорит: «Красивая фамилия! Уже ради такой фамилии замуж можно выйти!» — и опять жуёт. Я посмеялась, дальше говорю: «Кстати, он сказал, что всегда мечтал, чтоб его жену Катей звали». — «О! Ну правильно! Он на тебе ради имени женится, а ты за него ради фамилии выйдешь!» Люблю её за талант говорить смешные вещи с серьёзным лицом! У неё самой муж почти лишился зрения из-за аварии, ещё до их знакомства. Так что эта подружка, пожалуй, лучше всех меня понимает.

А самая близкая моя подруга, которая помогла в организации нашего предсвадебного путешествия, пообщавшись с Мишей, сказала: «Хороший у тебя всё-таки муж!» И я с этим полностью согласна».

Когда мы познакомились, Катя знала, что у меня ничего ещё не имелось в материальном плане. Да и у неё ничего за душой не было — она сама приехала в Москву с единственной сумкой. Когда я женился на своей любимой, то как нормальный мужчина начал думать, каким образом обеспечивать свою семью. Попытавшись после университета найти работу на общем рынке труда, я понял, что это будет не просто: фирмы, где более или менее можно что-то заработать, не хотят брать инвалидов. Надо заметить, что по мере воцерковления мне всё меньше хотелось работать вне церковной ограды. Поэтому я решил поискать какую-нибудь работу при храме. На одном из сайтов нашёл объявление, что требуется менеджер по распространению православной литературы. Я не поленился, поехал туда, познакомился с директором. Он пообещал мне процент с продаж и дал телефоны. Первые два месяца я сидел на телефоне, обзванивал храмы, договаривался о продажах. Потом приходила машина, забирала книги. Мне платили определённый процент, совсем небольшой. Это был очень нестабильный и недостаточный заработок. Я предложил директору: «Дайте мне больший процент, я буду сам возить книги». Он говорит: «У тебя же машины нет». — «Ничего, я с тележкой». И действительно стал ездить с сумкой-тележкой, возить по сорок-пятьдесят килограмм книг в область, в Калугу. Потом удалось купить автомобиль, и мы стали уже на нём развозить книги по храмам, когда у жены было свободное время.

За это время я узнал, как работает рынок православной литературы, что такое бартер, как организуется обмен книгами, как увеличить рентабельность тиража. У меня стали возникать мысли насчёт создания собственного издательства и выпуска православной литературы. Первыми печатными опытами стали брошюры для подготовки к таинствам Исповеди и Святого Причащения и для тех, кто хочет принять Святое Крещение. К 2011 году у меня возникло собственное небольшое издательство, которое стабильно выпускает книги православной тематики. Я даже стал искать собственных авторов и печатать их книги.

Я воспринимаю свою работу как служение Богу. В советские времена говорили: книга — лучший подарок. К большому сожалению, сейчас часто приходится только разводить руками: книга стала плохим подарком — так много печатается откровенно атеистических, эзотерических, научающих страстям и порокам книг. По-настоящему же книга должна быть помощником человеку в бурном житейском море.

Помню, как поразила меня в школе трилогия Максима Горького «Детство», «В людях», «Мои университеты». С огромным интересом следил я за тем, как главный герой Алёша Пешков буквально сам себя сделал, именно читая и изучая литературу. Когда мы читаем хорошую книгу, то приобщаемся к жизненному опыту её автора, который он вложил в своё произведение, расширяем собственный кругозор. Мы размышляем над жизнью вместе с писателем, сочувствуем и сопереживаем судьбе героев различных произведений, пополняя свой эмоциональный багаж. Мы можем проследить за мотивами поведения героев: почему тот или иной поступил так и мог ли он поступить иначе, делаем выводы. При внимательном чтении все эти размышления падают в копилку личных знаний. Мы можем не совершить какие-то ошибки в жизни, потому что предупреждены о них в книгах, например, Достоевского. Мы можем отвергнуть учение Льва Толстого о Церкви и о непротивлении злу насилием, потому что видим последствия этих ложных учений, приведших к большим потрясениям. Читая, можно научиться мыслить не только глобально, но и вполне конкретно, в приложении к собственной жизни, семье, своим детям.

Вот это моё подспудное отношение к хорошей книге и желание служить Богу своей деятельностью в конце концов совпали. Бог указал, чем я должен заниматься. И дальнейшее своё служение я вижу в издании православной литературы. Не зря старец отец Иоанн (Крестьянкин)[10] называл книгоиздательскую деятельность апостольским служением.

Но Господь указал мне ещё одну возможность для приложения моих выявленных талантов. Когда я ещё только начинал заниматься распространением православной литературы, мне довелось сблизиться с одним батюшкой. Поначалу любое дело идёт сложно, а он много помогал мне в моей работе и таким образом поддерживал нашу семью. В общем, мы стали сотрудничать и по другим вопросам. Спустя год потихоньку стали вместе восстанавливать заброшенный храм: расчистили алтарную часть, начали служить молебны, одновременно делая ремонт. И через пару лет, в феврале 2012 года, на Прощёное воскресение в храме была отслужена первая литургия. Затем мы зарегистрировали приход, меня выбрали казначеем.

Есть две главные заповеди для христианина: возлюби Господа Бога твоего и возлюби ближнего твоего, как самого себя^[11]. В этой любви христианину заповедано возрастать всё более и более, в чём и состоит христианское совершенство. Это задача на всю жизнь. И если действительно двигаться в этом направлении, то в жизни никогда не будет скучно и одиноко. Более того, если правильно двигаться, то любящее сердце христианина расширяется, распахивает, образно говоря, свои объятия в желании охватить своей любовью всё большее количество людей — ближних и дальних. И ты начинаешь искать способы, как это осуществить. Поэтому, как я думаю, у христианина непременно должна возникнуть потребность помогать обездоленным, пострадавшим от каких-то бедствий, попавшим в трудную ситуацию.

И вот в нашем приходе мы создали общественную организацию, цель которой — реализовывать наше общее желание помогать людям. Для контактов с государственными учреждениями и ведения некоторых видов деятельности не всегда удобно выступать от имени прихода: общественная организация в этом случае выглядит весомей. Но и индивидуальной помощи, которую каждый может оказывать другим, никто не отменял.

На приходе мы придерживаемся такой практики при воцерковлении человека: ему нужно не только узнать что-то о таинствах Церкви, о богослужении, но и научиться безвозмездно служить ближнему, тратить часть своего времени на дела милосердия — ведь страждущих людей так много в мире.

Эти добрые дела, ко всему прочему, позволяют воцерковляющемуся или уже воцерковлённому человеку вести правильную духовную жизнь. Чтобы по житейскому морю лодка плыла в нужном направлении, нужны обязательно два весла. Как говорят старцы: на одном весле написано «молись», а на другом — «трудись». И трудись не только для себя, но и во благо ближних.

Сейчас моя задача состоит в координации такой деятельности при храме. Сюда входят и издательские дела, и информационная работа — контакты со СМИ, и сбор пожертвований с распределением их для нуждающихся. Это задача общественная. А личная остаётся в том, чтобы вверенный мне Господом семейный корабль вести к спасению и благоденствию.

За пять лет нашей счастливой совместной жизни с Катей Господь помог нам приобрести и квартиру, и дачу, и машину, хотя начинали мы с нуля. Как тут не поверить обнадёживающему слову Господа: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам^[12]. ЭТО — всё, что вам нужно для жизни на земле.

«Неупиваемая Чаша»

Рассказ о чудесном исцелении от пьянства

Это Божье чудо произошло двенадцать лет назад. До сих пор я помню каждую подробность, потому что случилось чудо не с кем иным, как с моим мужем.

В течение первых десяти лет нашей совместной жизни мой муж пил. Можно сказать, он совсем спился. Ещё когда мы только «женихались», я замечала, что он увлекается спиртным, но не придавала этому значения. Молодые невесты видят ведь только хорошее в своих будущих мужьях. Тогда, перед свадьбой, мне нравилось то, что Саша очень неглупый и очень талантливый. Это брало верх над «несущественным» недостатком. Думала: женится, образумится, особенно если дети пойдут. Он из нормальной семьи, все родственники — прекрасные люди, особенно по отцовской линии, одна даже — знаменитая в нашем районе учительница английского языка. Но когда Саша уехал учиться в Иваново, то почувствовал себя словно брошенным подростком, полувзрослым-полуребёнком. Там он и уцепился за вино, как за соломинку, — оно помогало забыть об одиночестве. И друзья такие завелись, которые сами пили и его пристрастили. В пору его учёбы в Ивановском музыкальном училище я и познакомилась с Сашей. Диплома он так и не получил — три месяца оставалось до диплома. Хотел закончить училище, но на дворе были тяжёлые девяностые годы, большинству студентов приходилось подрабатывать. А у нас должен был появиться на свет ребёнок. Вот работа и затянула, остался Саша без диплома. Хотя он музыкант от Бога: играет на фортепиано, гитаре, аккордеоне, балалайке, контрабасе.

Сама я из цирковой семьи. Родители работали в цирке, мы исколесили всю страну: гастроли, выступления, зал рукоплещет, постоянно приглашают на телевидение. Когда-то я всем этим очень гордилась. Теперь, конечно, совсем по-другому к этому отношусь… Отец учил меня акробатике, эквилибристике, говорил: «Это будет твой хлеб». Как в воду глядел. Когда мы с Сашей поженились в 1995-м, то из «города невест, из ситцевого края» переехали в наше Смоленское, на берег Волги. Здесь Саша родился, здесь жили его родители. Работы режиссёра для меня не нашлось, и я стала вести цирковой кружок в Доме культуры. Вскоре родилась дочка. В первое время было более-менее терпимо, а потом мужа стало затягивать в омут. И работа у него «подходящая» оказалась — тоже в Доме культуры. Где музыка, там и Саша. Ни один юбилей, ни одна свадьба в Смоленском не проходили без него. Его везде приглашали — если не играть, то поработать диск-жокеем (ди-джеем): он и со звуковой аппаратурой хорошо справлялся. Из-за расположенности к выпивке его легко затягивали во все эти праздничные гулянья с продолжением. Он стал играть по ресторанам, на танцах. И покатился…

Жалко мне было его, а поделать ничего не могла.

Мы долго терпели — десять лет. Терпели-терпели, пока мужа не выгнали с работы за пьянку. Опять проблема: работы в нашем рабочем посёлке не найти. Чтобы стаж не прервался, ему надо было срочно куда-то устраиваться. А кому такой работник нужен? Я узнала, что нужен человек в морг. Какой-то знакомый Саши то ли в шутку, то ли всерьёз сказал: мол, иду в морг работать. Я сразу подумала: вот хорошая работа для моего мужа, он же всегда увлекался медициной. Ещё студентом музучилища он мог правильно разделать свинью, аккуратненько, как знаток, а ведь это дело сложное. Его даже Хирургом прозвали. На следующий же день я пошла в морг и попросила взять на работу моего мужа. Первый вопрос был, пьющий ли он. Я ответила, что, мол, как все… Его взяли. И оказалось, что начальник морга ещё сильнее пьющий, чем мой Саша: работа такая — все «благодарят». Даже ещё больше, чем в ДК. Получилось, что я сама устроила мужа на работу, которая окончательно его добила. Деньги, правда, у него стали водиться. Но все они в основном уходили на водку. Жили мы тяжело. И наконец даже сам пьющий начальник пригрозил уволить Сашу, если он не перестанет пьянствовать. Чего мы только не перепробовали: все новые средства от алкоголизма, какие-то лекарства, лишь до кодирования дело не дошло.

Тогда мы оба были ещё неверующими. К вере я пришла от отчаяния…

Однажды увидела объявление о наборе детей и взрослых в воскресную школу, которую, как оказалось, организовал тогдашний настоятель нашей церкви отец Валентин. Подумала: пойду-ка я узнаю про эту школу. Дочку туда отдам. Ничего худого, а только хорошее увидела в этом деле.

И сама я тоже стала ходить на занятия в эту воскресную школу, потому что вдруг поняла: в первую очередь мне самой нужен Бог, только в Нём моё спасение от семейного горя. Через некоторое время я, конечно, пожаловалась батюшке на горькую свою долю, спросила, как мне жить с таким супругом, что нас ждёт. Ведь многие друзья мужа практически на наших глазах уже умерли от пьянок, ещё молодые были; Саше самому приходилось вскрывать их в морге. И растившую его мать, которая от горя умерла раньше срока. Всё идёт к тому, думала я, что вскоре и ему туда же ляжет дорога. Без водки Саша уже ни дня не мог прожить. Никаких сил терпеть такую жизнь у меня больше не было, помощи тоже не от кого ждать.

Батюшка на все мои жалобы ответил словами из Евангелия: То, что невозможно человеку, возможно Богу^[13]. Он, конечно, и посочувствовал мне, но научил: «Чтобы помочь мужу, нужно начать с себя. Больше ты ничем не сможешь ему помочь. Ты же крещёная? Вот и начни делать то, что положено христианину: исповедоваться, причащаться, исправляться в соответствии с заповедями Божьими. А уж потом видно будет, как твоему мужу дальше помогать». Духовный совет дал батюшка. В миру обычно только пьяницу хотят исправить, всегда его виноватым считают: и муж он плохой, и деньги пропивает, и такой-сякой, разэтакий, хоть когда-то и был самый лучший. Куда только любовь девается? Ведь надо первым делом не за мужа браться, а за себя. Чтобы спасти кого-то, нужно сначала самой вылезти из грязи.

Мне кажется, Господь послал нам испытание, чтобы нам обоим спастись. Была бы я счастлива в семейной жизни, скорее всего, не дошла бы до храма и батюшки.

Я сразу ему поверила. Начался год моего исправления. Стала постоянно читать молитвы, причащаться, соборовалась. За всё церковное хваталась, как утопающий за соломинку, понимая, что времени уже нет: муж довёл себя не просто до постоянных запоев, а до последней стадии алкоголизма. Я старалась как можно скорее исправлять то, в чём обнаруживался непорядок. Узнала, что надо освятить квартиру, — срочно пригласила батюшку, хотя муж сбежал, когда тот вошёл в дом. Прочитала, что Господь помогает венчанным супругам и благословляет такой брак. Решила: срочно надо венчаться! Спросила у батюшки, как же венчаться с мужем, которого даже невозможно привести в храм, потому что он всё время в лежачем положении. А батюшка мне: «На носилках неси». Уговорила-таки я своего мужа пойти в церковь на венчание. Он согласился, но перед этим выпил бутылку водки. И потащила я пьяного мужа венчаться. Смех и грех. Он с венцом на голове качался-качался, но всё же выстоял. Хорошо, что никого не было в церкви.

Ещё батюшка благословил меня читать акафист Божией Матери перед иконой «Неупиваемая Чаша». А в книжечке написано, что акафист надо читать сорок дней. И я взялась читать каждый день. Поначалу дело шло трудно: язык непонятный, акафист длинный. Сейчас его за двадцать минут читаю, а тогда целых сорок минут отрывала от хозяйства, очень тяжело было. Да ещё муж пьяный надо мной издевается, внимания к себе требует, гундит: «Давай поговорим, тебе времени на меня жалко, да? Молишься тут, а дела стоят». С таким пьяницей вовсе ведь не хочется общаться: не то что разговаривать или кормить его, даже видеть нет желания… Слезами заливаюсь, еле стою на ногах, терплю — потому что акафист стоя читают, прошу у Божией Матери: «Слыша Господь тяжкия скорби жен, стариц и детей, ихже сродницы обуреваеми суть пианственною страстию, дарова им Твою, Владычице, икону, у неяже вси притекающии обретают утешение и радость духовную и вопиют Ти со слезами».

И вот через некоторое время после того, как я стала каждый день молиться, Саша немного присмирел. Подойдёт, встанет на коленки и говорит: «Давай молись, молись за меня». И заплачет. Потом надоест ему, поднимется на ноги и зло скажет: «Хватит молиться». Прошло сорок дней, я увидела, что ничего существенно не поменялось. Тогда я сказала себе: буду читать до тех пор, пока что-нибудь не изменится. Молилась я о том, чтобы мужа отрезало от пьянки, чтобы в рот ни капли водки больше не брал.

Я молилась, но ничего не менялось, кроме того, что из воскресной школы меня взяли петь на клиросе.

Прошёл примерно год после моего обращения. Шёл Великий пост. Муж с бессмысленными глазами в очередном запое лежал на диване. Телевизор у нас тогда всегда фоном работал — без него никак. Тишина «давила на психику» мужу. И вот лежит он и вроде ничего не слышит. А показывают сюжет про то, как в Москву из Серпухова привезли икону Божией Матери «Неупиваемая Чаша», прославившуюся тем, что молящиеся перед ней получают благодатную помощь в борьбе с пьянством и наркоманией^[14]. Саша вдруг об этом вслух и заявляет: «Икону от пьянства привезли, хочу приложиться». Я так обрадовалась, подумала: это же какая Божья милость — услышала меня Богородица и Сама обратилась ко мне через моего мужа. Главное, он сам сказал про икону, а не я его куда-то потащила «исцеляться».

Побежала я сразу к батюшке сказать, что в Москву привезли икону Богоматери «Неупиваемая Чаша». Как бы моего мужа отвезти к ней, когда он в таком состоянии?.. А отец Валентин отвечает: «Я как раз завтра еду в Москву». Сразу обстоятельства сошлись. Не устаю удивляться, вспоминая какие-то свои маленькие шажки к Богу, которые, оказывается, вот к чему вели: батюшка мужа моего в таком бедственном положении берёт с собой в Москву! Я сняла последние деньги со сберкнижки, дала мужу в дорогу на всякий случай. Ещё бы заняла, всё отдала бы, лишь бы он поехал. Сел он в машину, батюшка благословил его и меня. И поехал мой бедный муж в трясучке, с похмелья, в Москву, в Данилов монастырь, куда привезли икону.

В Москве батюшка всех своих знакомых священников просил за мужа моего помолиться. Успел Саша всё-таки к иконе. В самый последний день, перед тем как её увезли. Но что с ним было по пути к ней! Как он потом сказал: «Я прошёл через ад». Всю дорогу его бесы мучили: чувствуя, что человек из-под их воли уходит, они запугивали его. Саша рассказывал мне потом, как бесы ему всю дорогу до Москвы угрожали, являлись видимым образом и так устрашали, что его трясло невероятно, он просто заливался холодным потом. И сбежал бы, если бы не батюшка. Он, думаю, за семь часов езды научил его, как надо молиться и действовать. И мы, оставшись с мамой дома, тоже читали акафист. Когда я Сашу впоследствии подробно расспрашивала о происходившем с ним, он сказал, что когда приложился к иконе, ничего особенного не чувствовал. Приложился — и всё.

Я надеялась, что муж в Москве задержится на несколько дней, а он на следующий же день объявился в магазине. Лицо у него было страшное, глаза безумные. Я испугалась, что он опять напился. Но он не пил. Ему всё время какая-то мафия мерещилась. Спрашиваю: «Ты откуда?» Он: «Приехал из Москвы». — «Что с тобой? Ты пьяный?» — «Нет, я не пьяный. Я прощаться пришёл, меня убить должны. За мной гонится мафия». Я немного напугалась, пытаюсь понять, что происходит, говорю: «Зачем ты пил?» — «Я не пил, мне страшно. Всю дорогу из Москвы со мной ехала мафия. Они сидели сзади, рядом со мной, и рассказывали друг другу, как будут меня убивать. Как будут резать по частям, где закапывать. Хотели меня задушить, я пересел к водителю, они опять ко мне. Мафия всё про меня знает: что у меня ножик с собой, и какие таблетки я пью. Всё-всё про нас знают. Как я живу, какая у меня тёща, какая жена, дочка, всё точно знают…»

Оказалось, что когда муж из Москвы вернулся в Смоленское, сразу пошёл в милицию рассказывать о «мафии». Милиция его знала, потому что работники морга с милицией постоянно общаются. Муж, привыкший к трупам работник морга, боялся ехать домой и просил отвезти его. Его посадили в милицейскую машину, но по дороге он вдруг увидел, как я захожу в магазин, попросил остановить. Так мы встретились. Саша сказал, что если бы он не увидел меня, то пошёл бы на Волгу и зарезался. Это бесы мужу такие мысли внушали, потому что раньше у него на почве пьянства постоянно были помыслы о самоубийстве — за этот грех его и цепляли лукавые. Тогда я только обомлела от ужаса, теперь же понимаю, что ничего такого не случилось бы. У Саши в кармане лежала маленькая иконка «Неупиваемая Чаша», которую он купил в монастыре и приложил к чудотворной иконе. Она его, наверное, и спасла. Матерь Божия не позволила бесам надругаться над ним по нашим общим молитвам.

Я говорю: «Давай сейчас пойдём к маме, если ты боишься идти домой». — «Давай, только пойдём по разным сторонам улицы, чтобы они нас вместе не видели». Я шла и читала молитву Животворящему Кресту. Муж шёл неподалёку, всё время оборачивался. «Идут, идут, они за мной идут. Никуда от них не деться», — твердил он. Мы вошли в дом, маму мою страшно напугали этой «мафией». Мама в слёзы, говорит: «Идите домой, я буду за вас молиться». И мы пошли к себе домой потихонечку, на расстоянии друг от друга. Я читаю молитву, а он всё бормочет: «Идут за нами». По дороге мы ещё напугали всех наших соседей, потому что Саша говорил им: «Если мы будем вам стучать, звоните в милицию, потому что за нами мафия гонится». Мы пришли в дом, он закрыл двери и окна на все запоры, приготовил топор. Я спрашиваю: «Что делать будем?» Он отвечает: «Молиться».

Я стала читать акафист «Неупиваемой Чаше», он слушал. Потом тихо подошёл к двери, посмотрел. «Стоят», — говорит. Зажгли венчальные свечи, снова начали молиться. Опять подошёл к двери: стоят. Окропились оба святой водой, муж на колени встал, молится вместе со мной, плачет. Потом опять к двери: стоят… Так молились мы минут сорок. Потом Саша пошёл посмотреть в окно и радостно кричит: «Вон, вон они пошли, к кому-то в машину сели, уезжают!» «Мафия» отстала от нас, когда мы прочитали акафист. То есть бесы ходили вокруг дома, но не смели зайти внутрь, потому что у нас всё было окроплено крещенской водой. А молитва совсем их отогнала: «сели в машину» и убрались.

Саша, совершенно обессиленный, упал на диван и заплакал: плачет и никак не может остановиться. Лицо у него изменилось: безумное выражение ушло. Ветхий человек отступил, и начал проявляться образ Божий. Совсем другим мой муж стал. Сказал: «Теперь еду буду крестить, матом не буду ругаться». Поездка на него подействовала: страх Божий появился у человека. «Надолго ли?» — думала я. Вечером телевизор мы уже не включали. Муж говорит: «Ты мне почитай, почитай что-нибудь». Стала я ему читать что-то из житий святых. Весь вечер Саша плакал и крестился бесконечно, иконку Божией Матери к себе прикладывал. А я только удивлялась этой внезапной перемене. Ну, думаю, посмотрим, что дальше будет.

На следующий день он побежал к батюшке исповедоваться. В храме его не было, он только недавно вернулся из Москвы. Муж побежал к нему домой, стал рассказывать, что с ним произошло. А батюшка смотрит на Сашу и не верит — такое чудо случилось на его глазах! Чудо же было в том, что Господь исцелил не только душу моего мужа от страсти винопития, но и тело. Организм Саши до этого был в плачевном состоянии — и печень, и сердце барахлили, а теперь он получил внутреннее исцеление. Невозможно было этого не заметить даже невооружённым глазом. Два часа муж, стоя на коленях, исповедовался у батюшки дома. После этого отец Валентин благословил его прийти для причастия в храм.

Чудо это случилось пятнадцатого апреля, как раз перед Пасхой. Пасху в тот год праздновали двадцать седьмого апреля. И вот с этого времени муж вместе со мной и дочкой стал ходить на все церковные службы. Каждый день он стал читать утреннее и вечернее правило. Вся наша жизнь чудесным образом изменилась. От прошлого не осталось и следа. Наша семья на себе испытала истинность слов: то, что невозможно человеку, возможно Богу.

Некоторое время Саша ещё продолжал работать в морге, не пил. Ему, конечно, там предлагали, как и прежде, но он пить уже не мог. Оставалось только бросить курить. Начальник совсем спивался и при этом постоянно угрожал уволить мужа. Саша числился его помощником, то есть его обязанностью было только прибираться в морге. Но он там быстро всему научился и делал всё профессионально, лучше, чем его начальник. В результате мой муж выполнял абсолютно всю необходимую работу. В этом тоже, наверное, был Промысл Божий. Поскольку Саша стал верующим, батюшка объяснил ему, как по-православному готовить тело к погребению — одевать и укладывать в гроб, и благословил надевать на крещёных умерших крестик, если его не было, молиться об их упокоении, читать при выносе тела «Святый Боже», объяснять родственникам, как вести себя на похоронах, на поминках. Объяснять, что надо не говорить: «пусть земля будет пухом», — а молиться хотя бы такими словами: «Царство Небесное новопреставленному».

Примерно через год, перед Великим постом, тоже благодаря нашему батюшке Саша бросил и курить. Ведь и перед причастием курить нельзя, и после причастия тоже нельзя. У отца Валентина служба заканчивалась поздно, очень тяжело для курильщика столько не курить — с вечера и до середины следующего дня. И Саша совсем избавился от сигарет, это был уже его осознанный выбор.

За чудом исцеления мужа в нашей семье произошли и другие удивительные события.

Морг в конце концов закрыли, работников уволили. Муж остался без работы. Стали думать, чем ему дальше заниматься. Не телевизор же смотреть да по гуляньям ходить как раньше! Я больше всего боялась — чем он заполнит пустоту? Ведь если душевную пустоту не заполнить, может прицепиться другая страсть, даже хуже пьянства. В Евангелии приводится такой пример, когда нечистый дух выходит из человека, а потом возвращается, да ещё других бесов с собой приводит^[15]. Но мои опасения, слава Богу, оказались напрасны. Главное, что все его друзья-собутыльники куда-то пропали и больше не докучали ему. В родном Смоленском Сашу все знали и удивлялись перемене, но смотрели на него как на какого-то ненормального: как это можно на праздник не выпить? В Новый год — не напиться и не подраться?.. Даже знакомые бабушки, спрашивая у меня, как произошло, что муж больше не пьёт, не верили, что это чудо от Бога. Батюшка благословил меня свидетельствовать об этом чуде. И я рассказывала всем, что Саша приложился к иконе и исцелился. А бабушки не верят, отвечают мне: «Ты заговорённая, что ли? К какому колдуну ходила?» Просто беда, какими неверами оказались наши «православные» бабушки. Мы поначалу даже в какой-то общественной изоляции очутились. Но потом подружились с отцом Валентином. И в общине, которая стала складываться при церкви, появились как раз те люди, которые и были нам нужны — вместо прежних Сашиных приятелей. Компания подобралась из непьющих и некурящих, в ней все друг друга поддерживали.

Незадолго до всех этих событий моя мама тоже переехала жить в Смоленское, купила здесь домик. А была она неверующая. Однажды, уже после того, как мы с Сашей повенчались, она пришла к нам в гости. Заходит в комнату, а у нас батюшка сидит, которого мама не ожидала тут увидеть. И вот, слово за слово, завязался разговор. И за этот вечер отец Валентин, можно сказать, поставил ей ум на место, объяснил всё о её безбожной жизни. Так убедительно наш батюшка умел говорить, что за несколько часов человеку открылся путь к Богу. Когда он ушёл, мама, чуть не плача, сказала: «Как же мне с этим жить? Я совершенно растерялась. Я теперь не знаю, как жить…» Я отвечаю: «Мама, иди на исповедь!» А она: «Не пойду, я боюсь». Но я её продолжаю уговаривать: «Пойди исповедайся, причастись». Она сначала упиралась, но в конце концов пошла в церковь, потому что поняла: обратной дороги нет. Ей вдруг открылось, что всё, чем она раньше жила, было пустое, не нужное ей.

Господь милостив. Он видит человеческие сердца и каждого расположенного к вере ведёт к вечной жизни своими путями, может быть, совсем непонятными поначалу. И обязательно даст человеку способы устроить жизнь и материально. Ещё работая в морге, Саша ради забавы выстругивал ножичком из прутьев маленькие брёвнышки, а из этих брёвнышек складывал избу. Вроде безделица, но домики выходили очень красивые. Став безработным, он подумал: а не построить ли таким образом церковку? Сказал — сделал. Первой его работой стала копия храма Оршина монастыря. В Оршинской обители под Тверью есть небольшой, размером с комнатушку, бревенчатый храм, посвящённый местному святому, преподобному Савватию Оршинскому[16]. Когда мы были там, Саша увидел эту простую церковку, она ему очень понравилась. Теперь с помощью перочинного ножика он скопировал её: получилось точное миниатюрное подобие. Работал дома, сидя на полу. Никаких станков у него не было.

На этом Саша не остановился. По фотографиям деревянных храмов он из своих брёвнышек делал их макеты с точным соблюдением пропорций. Брёвнышки нужного диаметра строгал из досок. Первые свои работы он подарил монастырю, где теперь наша дочка подвизается. А остальные стал продавать, хорошо шли. Среди своих знакомых распространяли, возили на продажу в Москву, в Сергиев Посад, даже за границу у нас ушла одна модель. Высотой эти миниатюрные церкви были сантиметров сорок, все разные, каждая на свой лад. Некоторые храмы Саша делал с внутренним убранством. Откидываешь верх, а внутри алтарь, иконостас, и алтарные дверки — Царские врата — открываются. Потом подсветку стал делать, как будто свечки горят. Смотрелось очень интересно.

На деньги от продажи этих макетов мы и жили, другой работы в посёлке не было. Все удивлялись, как это мы столько времени живём за счёт такой странной работы — это же не конвейер, штучный товар. Пока сделаешь, пока продашь. На первый взгляд невероятно. Но по милости Божьей и такое возможно. Сашу, конечно, приглашали в местный Дом культуры, но он отнекивался. Звали в музыкальную школу, он и там отказывался работать, говорил, что не сможет: надо ведь не просто быть музыкантом, а педагогом, да и терпения у него не хватит с детьми работать. Вот на то, чтобы миниатюрные церкви делать, — терпения хватало…

А в Оршин монастырь мы в первый раз вот как попали. Однажды, когда Саша ещё пил, батюшка предложил нам съездить в Тверскую область, в монастырь, в котором у него была знакомая игуменья. «Свозите Машу, — сказал про нашу дочку. — Там лес, река, девочки-сверстницы…» Когда в первый раз ехали, казалось, монастырь — это чёрные стены, свечи, постоянные поклоны, мрак. Оказалось, всё по-другому.

Древний Оршин Вознесенский монастырь находится в очень красивом месте — при впадении реки Орши в Волгу. В XV веке здесь подвизался преподобный Савватий Оршинский, при нём монастырь прославился на всё Тверское княжество. По преданию, преподобный пришёл в Тверь из святого града Иерусалима и принёс на Русь крест с частицей животворящего древа Креста Господня. В советские времена бо́льшая часть каменных построек, кроме Вознесенского собора XVI века и настоятельских покоев, была снесена, в соборе сделали зернохранилище. Но, слава Богу, гонения на Церковь миновали, и в 1990-х годах монастырь стал возрождаться.

В этой обители уже жила послушницей пятнадцатилетняя дочка нашего отца Валентина. Мы поехали к ней в гости. Батюшка благословил нас пожить там, помолиться, осмотреться и отдохнуть, съездить ещё и в Троице-Сергиеву лавру. Взяли с собой нашу Машу, которой было девять лет. Ей в монастыре сразу понравилось. У неё ведь ни сестёр тогда не было, ни братьев, а тут столько детей — при монастыре был организован приют для девочек. В конце нашей поездки мы спросили дочку: «Хочешь здесь пожить?» — «Хочу!» Мы и оставили её. Месяцев семь она жила в монастыре, потом соскучилась, сильно захотела домой. Мы её забрали, подумали, пусть подрастёт, рано ей ещё в монастырь.

После того, как мы повенчались и муж бросил пить, батюшка сказал: «Раз у вас теперь брак венчанный, Господь благословил ваш союз, давайте рожайте детей». И у нашей дочки стали рождаться сестрёнки. Одна, другая — погодки. Она очень радовалась, что теперь не одна. Но вот прошло года два-три, и стала наша старшая девочка скучать, проситься в монастырь. Уже и сестрёнки её не радовали, всё твердит: «Хочу в монастырь». А как это теперь устроить? Нужно, чтобы батюшка в монастыре узнал, благословят ли приехать ещё раз — и насовсем. Я дочке сказала: «Молись, чтобы тебя туда благословили, раз так хочется». По-матерински я чувствовала, что девочка моя сравнивает жизнь в монастыре и в миру не в пользу последней. Она рвалась туда, где жили её сёстры по духу.

В общей школе у Маши давно были проблемы. Некоторые темы, которые изучали на уроках, шли вразрез с тем, что говорили в воскресной школе. Я ходила к учителям, договаривалась, чтобы какие-то темы ей заменили на другие. Например, вместо доклада о языческих богах она готовила что-то по православию. Некоторые учителя шли навстречу, другие отказывались.

От отцовских пьянок, когда Саша ещё пил, она, правда, не очень сильно страдала. Потому что когда он напивался, то бывал добрым и тихим, если его не злить. Но Маша видела наши ссоры, видела, как я горюю из-за мужа. Говорила наша девочка: «Мне здесь на улицу не выйди, глаз не подними. Я не могу здесь, я здесь испорчусь».

Когда у неё начался переходный возраст, она действительно стала грубить. Я поняла, что если сейчас не решить этот вопрос, то ребёнок может окончательно испортиться: не православное мы дали ей воспитание, нехорошее. Повидала она в доме всякого. И однажды прямо в середине учебного года мы собрались и увезли Машу в монастырь. Благословение на это нам дали. В двенадцать лет она уехала в монастырь — как к себе домой. Её дед, отец Саши, человек старой, советской закалки, сначала был против. А потом съездил с нами, посмотрел, как живёт внучка, увидел, какие там добрые отношения между детьми и взрослыми, какие занятия, встречи с интересными людьми, разные мероприятия проводят, в Москву ездят на концерты духовной музыки. И совсем по-другому стал относиться. Вот уже более десяти лет старшая дочь живёт в Оршином монастыре. Для младших детей сейчас самый лучший подарок — поехать к сестре. Только теперь она не Маша, а инокиня Мелания.

После её отъезда в монастырь у меня родились ещё две дочки и сынок. Почти каждый год дети рождались. Я уже после второй малышки начала жаловаться батюшке, как мне тяжело, просто невмоготу. А он спрашивает: «А как ты хочешь жить — как раньше?» — «Нет». — «Ну тогда терпи». Когда вскоре появилась третья, мне стало совсем плохо. «Батюшка, я не могу больше!» — «Как не можешь, ты же православная. Должна терпеть. Ты давала Богородице обещание, что будешь всё терпеть, только бы Она мужа исцелила. Матерь Божия исцелила, а ты жалуешься. Вот и терпи». Батюшка очень мудро поддерживал меня. Так и терпела. Действительно ведь обещала. И муж не пьёт. Тяжело сейчас — а раньше как было, легче?..

Недалеко от Смоленского есть вымирающее село Цыбино, где живут несколько старушек. О былой славе села напоминает большая, очень красивая каменная церковь Вознесения с четырёхъярусной колокольней и старинным кладбищем. Деревянная церковь на этом месте, как говорят, стояла ещё в XIII веке. Каменную построили на народные деньги в 1822 году. В 1930-х годах её закрыли, а в конце войны вновь открыли, потому что это был единственный храм в районе, который не подвергся разрушению и разграблению. Потом, когда Цыбино обезлюдело, церковь просто закрыли на замок. Теперь нашего отца Валентина сделали настоятелем этого храма, благословили возродить в нём церковную жизнь. Когда он приехал туда, не было ни певцов, ни алтарников, никого. Саша некоторое время помогал — то вместо певца, то вместо алтарника, шофёром был у батюшки, а потом и звонарём стал. Радость меня переполняет, когда вижу, как муж поднимается на колокольню цыбинского или другого храма — и разливаются звоны по округе. Он говорит: «Я ж на барабанах играю, а барабанщик всегда может стать звонарём — принцип один и тот же, правда вот, сущность совершенно разная. Звонить в колокола надо так, чтобы дышать этим звоном, чтобы в душу он проник, мысли очистил…»

Стало у нас в семье шестеро детей: старшая инокиня и ещё пятеро — теперь им от трёх до десяти лет. Тут не до работы, успевай только детьми заниматься. А деньги-то нужны, расходы увеличиваются. Стала я снова молиться, чтобы Господь Саше работу послал. Даже интересно стало, что там у Бога для нас на этот случай припасено? И Господь управил, послал нам человека, который предложил Саше стать кузнецом. Муж с радостью согласился. Почему бы и нет? Он никогда этим ремеслом не занимался, совершенно был не знаком с ним. Но Саша человек способный, с разнообразными талантами, здоровый и возраст ещё позволяет — сорок пять лет всего. Мужу стоит захотеть, он научится чему угодно. Например, на кларнете он тоже никогда не играл. Но однажды ему подарили этот хрупкий и тонкий инструмент. И теперь в свободное от работы время наш силач-кузнец ещё и на кларнете играет.

Муж построил кузницу буквально за год, его отец помог.

Батюшку, к нашему огромному сожалению, перевели в Краснодар. Он и своих шестерых детей забрал с собой. Уезжая, отец Валентин подарил нам сруб прямо около цыбинского храма — он начинал строить дом для себя, а вышло, что отдал его нам. Мы всемером теснились в съёмной квартире — в двухкомнатной малогабаритке без всяких удобств, без ванной. Куда бы мы ни обращались, никто нам помочь не мог. И мы с удовольствием взяли этот дареный дом с землёй. Сруб был — одна коробка, а внутри ничего. Крыша имелась, но ни пола, ни потолка. Пришлось всё самим достраивать. А возле дома развалюшка стояла, из неё-то Саша и сделал кузницу.

И машину нам Господь послал. Как мы можем на поезде или автобусе с такой оравой маленьких детей куда-то двинуться? А хочется дочку в монастыре навестить, в паломничество съездить. На первую старенькую машину нам батюшка как-то наскрёб денег. Потом уже на материнский капитал мы сами купили семиместный автомобиль.

Глядя на нашу новую жизнь с Богом, некоторые женщины, у которых сыновья или мужья пьют, приходили к нам, спрашивали, что им делать. Мы с Сашей рассказывали нашу историю, подталкивали их к тому, о чём когда-то отец Валентин сказал мне: прежде чем кому-то помочь, сама вылези из ямы греха. Ведь Господь ясно сказал: что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоём глазе не чувствуешь?^[17] Но печально, что эти жёны и матери, может, и берутся поначалу за собственное исправление, ходят в храм. А через некоторое время, видя, что ничего не меняется, бросают этот труд. Нет их в храме, нет на Исповеди, на Причастии. То ли веры не хватает, то ли сил, может, поддержки нет. Жалуясь на своих пьяниц, они не могут и маленького подвига веры совершить, а хотят, чтобы зашёл несколько раз в храм — и вот тебе, пожалуйста, чудо! Чудеса же не для того только случаются, чтобы человеку освободиться от каких-то тяжёлых обстоятельств, но, главное, для того, чтобы он обрёл веру во Христа Спасителя. Вот этого многие не понимают.

А мне кажется, что чудеса происходят не только по вере, но и по любви человека к другому человеку. В нашем случае отец Валентин любовь ставил даже на первое место. Только любовь может удержать жену от того, чтобы развестись с мужем-пьяницей, когда все вокруг подначивают: мол, имеешь право и должна уйти от такого, ничего хорошего уже не будет, только жизнь тебе и детям испортит, ты ещё молодая, решайся.

Я же так думала: ну как я могу бросить его, надо же что-то делать, спасать его как-то. У меня даже желания уйти от Саши не было. Жалко же его, он тогда просто умрёт, а меня совесть замучает. Значит, всё-таки была любовь: хоть и мирская, как я сейчас понимаю, то есть такая, которая тело выше души ставит. А душа ведь важнее тела, надо душу больше любить, вот тогда любовь духовной становится. Как батюшка говорил: «Господь теперь планку для вашей супружеской любви поднял, вы к ней и тянитесь в меру своих духовных сил. Духовной любви надо учиться. Как апостол сказал, какая должна быть наша любовь: чтобы мы терпели друг друга, прощали друг другу все грехи, обиды и не помнили зла»^[18].

Это правда. Какой идеал апостол нарисовал: к нему всю жизнь можно и нужно стремиться!

Бог Работодатель

История обращения к вере одного предпринимателя

Родился я в 1975 году в обычной советской семье. Верующими мои родители не были, икон дома не держали, о христианском благочестии не знали.

В ранней юности я стал задумываться: кто я такой, зачем живу, кто мне друг, кто враг, как стать настоящим человеком? И пришёл к выводу, что человек сам делает свою жизнь. Плохое здоровье? Лечись, исправь ситуацию. Физически не крепок? Тренируйся! В школе на физкультуре я был одним из самых слабых, но потом начал тренироваться и через некоторое время уже мог пятнадцать раз подтягиваться. Я доказывал всем, и в первую очередь себе, что себя самого можно и нужно создавать собственными усилиями. Нет у тебя денег — заработай. Хочешь машину — напрягись и купи! Нужна квартира — приложи усилия, будет тебе квартира.

Помню, в семнадцать лет я попал в больницу. У меня диагностировали болезнь, которая рано или поздно приводит к тому, что отказывают почки. И тогда — смерть. Или надо делать пересадку почки. На пересадку нужны деньги, которые в нашей небогатой семье отсутствовали. Соседи по палате, помню, сказали: делать нечего, придётся тебе, парень, умирать, диагноз смертельный. Меня это сильно испугало, я всю ночь не спал. Через несколько дней взял листок бумаги и стал писать, что мне нужно ещё в жизни сделать. В списке были обычные земные вещи. О Боге, о жизни после смертельной черты я даже не задумывался. Считая, что у меня мало друзей, решил приобрести их больше. Потом — заработать денег и весело провести остаток жизни.

Диагноз, скорее всего, был ошибочным, через некоторое время я сдал новые анализы, и он не подтвердился.

После школы я поступил в вуз. Это было время, когда начали открывать церкви. Наш город заполонили американские протестанты — приехали «просвещать тёмных русских». В нашем университете протестанты тоже выступали с проповедями, а в городе снимали целые залы, кинотеатры, стадионы и там рассказывали про Бога. У них рефреном звучали слова: «Бог любит тебя, Бог любит тебя…» Но нас это не трогало. Мы, не зная и не понимая, даже смеялись над этим: какой Бог, где Он? Чего это Он вдруг нас любит?

Более того. В нашем университете был единственный бесплатный факультет — богословский. На него поступали, как правило, те, кто не мог оплачивать учёбу: туда принимали всех без разбора. Это был самый пьющий факультет: если институт выезжал на какие-то мероприятия, будущие «богословы» обычно заканчивали праздник в горизонтальном положении. Глядя на них, я утверждался в мысли, что вера — это для слабаков и Бога нет. Что вера в Него нужна тем, кто не верит в себя, не может сам устроить свою жизнь — вот они и перекладывают свои неудачи и удачи на Бога. Другими словами, просто снимают с себя всякую ответственность. Знакомство с «богословами» не только не прибавило мне симпатий к верующим и к Церкви, но ещё больше укрепило в мысли, что всё в жизни надо делать своими силами, ни на кого не надеясь. Уже на старших курсах университета я, не бросая учёбы, пошёл торговать на рынке. Машину купил. И далее собирался твёрдо придерживаться кредо, что свою судьбу каждый решает сам, а не какой-то неведомый Бог.

«Малым бизнесом» я начал заниматься на последних курсах университета — возил в Москву сувенирную продукцию. Студенческая жизнь с деньгами стала сплошной вольницей: пьянки, гулянки.

После окончания университета я продолжил свой бизнес, и однажды произошёл со мной такой случай. Весной 1997 года ночью мы возвращались на автомобиле из Москвы. За рулём был мой знакомый, я сидел рядом и немного вздремнул. И вдруг во сне почувствовал, что машина кружится. Открыл глаза: вижу, что мы летим по встречной полосе, водитель крутит туда-сюда руль, а машина не слушается. Я ещё успел у него спросить: «В чём дело?» Он ответил: «Не знаю», — и машина вдруг вылетела на обочину. Прямо передо мной возникло огромное дерево. Страха не было, всё произошло очень быстро. Машина врезалась в дерево, которое прошло через салон. Когда открыл глаза, увидел над собой растрескавшееся стекло, освещаемое лампочкой на потолке. Я висел на ремне: чудом пристегнулся, в то время это было не модно. От сильнейшего удара я не мог вздохнуть, в голове мелькнуло: «Всё, жизнь кончилась». Был уверен, что через несколько минут умру. Водитель выскочил из машины, стал дёргать мою заклинившую дверь, и тут у меня появилось дыхание, я понял, что жив. Вылез из машины, сел на снег. Около нас затормозил автомобиль, вышли люди, спросили, откуда мы едем, я ответил: из Москвы. Они грабили нас на наших глазах, а мы от шока ничего не могли предпринять.

Когда приехали милиционеры, они удивились — впервые видели такую аварию. Машина была разрезана пополам и восстановлению не подлежала: и передние, и задние сидения разделились, будто распиленные огромной пилой. Нам сказали, что мы родились в рубашке. Потом один из милиционеров остановил попутный микроавтобус, ехавший в наш город, попросил подвезти меня. Водитель, конечно, спросил, что случилось, я стал рассказывать об аварии. Вдруг пассажир, ехавший с ним, открыл Евангелие, лежавшее у него на коленях, и сказал: «Всё, что случилось — знак Божий, ты должен изменить свою жизнь». Он даже стал мне что-то читать в подтверждение своих слов. Но я его не слышал, пребывал в шоке, всё казалось нереальным, каким-то сном. Но долго не спадавший отёк от ремня безопасности напоминал мне потом о реальности случившегося. Я только друзьям рассказал об этой страшной аварии, родители до сих пор ничего не знают.

Те евангельские слова я не запомнил и ничего не понял из того, что читал мне случайный попутчик. Но разговор этот не забылся, время от времени приходила мысль: а может, действительно стоит изменить свою жизнь? Но как и зачем?

После аварии я продолжал жить как прежде. Только в голове началась какая-то борьба, продолжавшаяся несколько лет, — пока я не пришёл к Богу. Когда я вспоминал про аварию, во мне будто спорили два голоса. Один говорил, что это неслучайное событие и не зря пассажир из микроавтобуса уверял меня, что надо изменить жизнь, о чём мне никто никогда прежде не говорил. Другой голос уверял в ином: нет, это простое совпадение, живи как жил, ничего менять не нужно. И, в общем, второй голос обычно всегда побеждал.

Я стал много работать, мой бизнес расширился, позволив переехать в Москву. Цели, которые я тогда ставил перед собой, сводились к тому, чтобы ублажать себя, жить интересно. Я любил дискотеки, любил выпить, погулять, потанцевать, побренчать на гитаре. Собирал у себя людей побольше, чтобы всем было весело. Некоторые пробовали наркотики, ловили кайф. А меня останавливала любовь к собственной персоне: зачем себя уничтожать?! Но бывало, напивался до полного бесчувствия, когда казалось, что уже умер. Может, от того и пил, что чувствовал какую-то бессмысленность своего существования.

Богу в моей жизненной концепции места совсем не отводилось.

Как-то раз я уговаривал свою жену поехать в Карелию, чтобы отдохнуть, порыбачить. Она ответила: «Только с условием — побываем на Валааме, на Соловках, заедем в Старую Ладогу и Тихвин». Я согласился без энтузиазма. Меня Церковь не привлекала — даже с точки зрения красот архитектуры. Внутри храмов, по моему тогдашнему мнению, делать было вообще нечего.

Но Господь снова и снова стучался в моё сердце. Вместе с женой и друзьями я любил посещать курорт в Солотче Рязанской области. Там много гостиниц с саунами и бассейнами, ресторанами. Однажды весной с супругой и дочкой мы поехали на турбазу рядом с Солотчинским монастырём. Отдохнули мы в субботу (это была Великая суббота, о чём я, конечно, не знал), а утром супруга говорит: «Пошли в храм!» — «Зачем, что там делать?» — спрашиваю. «Сегодня Пасха!» — «Ну пошли, сходим», — с неохотой согласился я. Она затянула меня в Солотчинский монастырь. Входим в храм, а там — разложенные на столах куличи и пасхи, крашеные яйца, священник их водой кропит. Жена пошла ставить свечи, а я, глядя на всё это, думаю: «Мракобесие какое, с серьёзным видом поливают водой булки!» И следом за этой мыслью в голову змеёй влезла другая: «Если Бог есть, пусть Он меня накажет за такие слова».

После храма мы поехали на речку, постояли с удочкой: клёва не было. Тогда сели в машину, поехали обратно — и совершенно неожиданно попали в аварию. Казалось бы — ровная дорога, сухой асфальт. А машина вдруг улетела в кювет, перевернулась и упала на бок. Страшно… Кювет был залит водой. Мы висели на ремнях и видели, как вода поднимается по стеклу. Казалось, будто тонем. Из машины в конце концов удалось выбраться. Дочь на заднем сидении не была пристёгнута, но, слава Богу, не пострадала. Документы, аппаратуру — всё вылавливали из воды. Эвакуатор забрал машину, нас отвезли в гостиницу. Вечером мы с супругой сидели в ресторане, и я думал: сегодня произошло что-то необычайное. Самоуверенно попросил наказания и вот — получил. Снова вспомнил — ведь уже был случай, связанный с аварией, после которой я ничего не стал в себе менять. Что теперь? Меня посетило потрясающее открытие: оказывается, своей жизнью я не вполне управляю, есть некая сила — тогда я ещё не знал какая, — во власти которой я живу. Эта сила может устроить аварию, может лишить жизни или помиловать. Я наконец серьёзно задумался: неужели Бог услышал этот мой вызов? Значит, Он есть?

Вскоре мы съездили в один известный монастырь. После той поразившей меня до глубины души поездки я почувствовал, что Бог реально действует в моей жизни, что Он близок. Потом произошли какие-то другие, не столь масштабные события — они также свидетельствовали о Боге и подводили к тому, что я должен верить в Него. Появились знакомые, с которыми я беседовал про всё это, советовался. Они сами жили с твёрдым мнением, что ничего не бывает без воли Божьей. Задумываясь о вере всё более и более, я никак не мог решиться на перемены. Думал, если переходить к жизни по заповедям, то надо непременно «сжечь за собой все мосты» и начать всё заново, с чистого листа. Казалось, что я стою на краю бездны, куда предстояло прыгнуть. Задумаешься тут. И потом: привычка, говорят, вторая натура. Но всё это, как я потом понял, были страшилки лукавого.

Господь милостив, Он дал мне новый шанс. Среди моих клиентов был Сергей, приятель отца, знакомый с одним православным старцем. Когда у нас сильно заболела дочка, Сергей сказал, что мы непременно должны поехать с ней к тому старцу. У старца скоро именины, многие приедут поздравлять. Я, как обычно, пробуксовывал: зачем мне тот старец, чудотворцев разных развелось, поди узнай, кто из них кто. Но Сергей сказал, что никакие отговорки не принимаются, — в общем, взял в оборот. Я через силу согласился — просто из уважения к старшему.

Удивительно, сколько людей приехало поздравлять старца с именинами. После службы в храме к нему выстроилась огромная очередь. Каждый подходил, поздравлял, и старец что-то говорил в ответ. Подошли и мы с женой и дочкой. Он сразу определил, какая у нас проблема. Погладил дочери веко, спрашивая: «Какой глазик болит, этот?» Мы сразу ощутили, что происходит какое-то чудо, во всяком случае событие неординарное. Потом старец спросил: «Когда вы уже повенчаетесь?» Мы с женой хором ответили: «Да, батюшка, повенчаемся, надо…» И тут я почувствовал, что меня накрывает волна какой-то необъяснимой радости. Много позже я сравнил это с тем, что произошло с Мотовиловым, «служкой» преподобного Серафима Саровского[19], когда по молитве преподобного на него сошла благодать.

«— Что же чувствуете вы теперь? — спросил меня [Мотовилова] отец Серафим.

— Необыкновенно хорошо! — сказал я.

— Да как же хорошо? Что именно?

Я отвечал:

— Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу!»^[20]

Что-то подобное в малой степени почувствовали и мы с женой. Отойдя от батюшки, сло́ва не могли друг другу сказать от переполнявшей радости, только слёзы из глаз текли. Такую радость ничто другое не даёт: ни власть, ни деньги, ни победы, ни семейная любовь, ничего. Истинно неземная радость. Это событие окончательно уверило меня, что Бог есть. Но я по-прежнему ничего про Него не знал. Добрый Он или злой? Может, Он один и тот же во всех религиях? И буддисты, и кришнаиты, и христиане верят в одного и того же Бога? Как узнать точно, чтобы не ошибиться в выборе веры? Мне казалось, что если я решу этот вопрос неправильно, то больше уже никогда не найду Бога.

Помню свой первый осознанный приход в храм. Я уже многого добился из того, о чём мечтают: купил квартиру в Москве, имел хорошую машину, деньги в банке. В моей благополучной семье было двое детей. Но вдруг я столкнулся с очень серьёзной проблемой, о которой в двух словах не расскажешь. Это была цепь каких-то недоумений и неприятностей, которым не было конца. Все мои старания решить проблему только запутывали ситуацию ещё больше, и в какой-то момент я почувствовал своё полное бессилие. Окончательно рушилось моё кредо, что человек строит свою жизнь сам. Я пришёл к пониманию того, что я слабый, очень слабый и не в состоянии контролировать свою жизнь. Как бы я ни пыжился, ни старался казаться суперменом, оказывается, я целиком нахожусь в руках Бога, Который может сделать со мной так, а может этак. В общем, дошло до меня, что человек не хозяин себе, что существует истинная сила, выше всякой человеческой силы — Бог, и только с Его помощью что-то можно сделать. А до этого момента Бог попускал мне жить в своё удовольствие — как малому ребёнку…

Отчаявшись решить мою проблему, одним воскресным утром я пришёл в храм. Внешне я походил на заправского прихожанина, но внутренне чувствовал себя нищим и убогим и потому в уме видел себя приползшим в церковь на коленях. Из-за множества людей постеснялся упасть ниц перед иконой Спасителя, но так хотелось… Тогда я мысленно встал на колени и попросил: «Господи, если Ты есть, помоги мне решить мою проблему».

После этой мольбы она действительно быстро разрешилась. Я почувствовал Бога в своей жизни, почувствовал, что Ему можно молиться, можно просить Его о чём-то. С Богом можно жить…

Потом была важная для меня встреча с преподобным Серафимом. Сергей, «затащивший» меня к старцу, точно так же, «явочным порядком», привёз меня в Дивеево. Дело было так. Я пришёл к Сергею в гости, сидим, разговариваем. Галина, его жена, вдруг говорит: «Поехали в Дивеево». Ну а у меня ещё старая песня: «Зачем? Не поеду. Есть Бог, с Ним и надо разговаривать, а что ваш Серафим, он же не Бог — посредник. Мне посредники не нужны». И в эту минуту раздался телефонный звонок. Звонили мне — знакомая, о которой несколько лет не было ни слуху ни духу, и вдруг — она сдаёт комнату рядом с Дивеевским монастырём, и именно сейчас, когда я отказываюсь, приглашает приехать. У меня даже мурашки по телу пробежали, а Галина говорит: «Вот так. Батюшка Серафим тебя лично приглашает…»

Мы поехали в Дивеево, зашли в огромный Троицкий собор. Я сразу увидел на столпе слева изображение во весь рост Серафима Саровского. Меня будто потянуло к нему. Встал рядом и стал молиться, чтобы он показал мне истинные пути к Богу, чтобы укрепил в вере. Ещё помолился о том, чтобы удался задуманный мной проект с православными сувенирами. Я долго стоял, повторяя одно и то же, и почувствовал некое тепло. Ощутил, что батюшка Серафим как живой стоит рядом, слышит меня и обещает: всё получится. Храм представился мне не обычным помещением, а именно домом Божьим, в котором живёт благодать.

У меня уже была фирма в Москве, которая занималась сувенирами. Испытав в Дивееве необыкновенный духовный подъём, я вернулся домой с уже готовым решением, что переориентирую свой бизнес на изготовление и продажу православных сувениров.

Но не сразу всё пошло гладко. Первая радость узнавания веры была омрачена некоторым разочарованием. Проект заработал, мы начали продавать продукцию с православной символикой. Но сколько встретилось испытаний! Не раз я сталкивался в церковных структурах с тем, что служащие просили «откат». Смущали и православные сотрудники благотворительного фонда, которые без устали бегали, собирая пожертвования, а потом покупали себе «для работы» дорогущую машину. На пожертвования!

Я стал даже подумывать, что истину надо искать не в православии, а в другой христианской конфессии, допустим, в протестантизме. У меня друг — протестант, отличный человек, замечательный семьянин. Моя супруга считает, что многим православным хорошо бы у этой семьи поучиться любовному и бережному отношению к людям, жизнерадостности, молитвенной настроенности.

Но хватило всё же ума не предпринимать самовольно никаких шагов. Я просил у Господа, чтобы вразумил, подсказал: идти к протестантам или оставаться православным. И Он вразумил. Через несколько дней, когда опять возникла неприятная в финансовом отношении ситуация при обращении к служителям Церкви, я поехал в храм к знакомому священнику. Стал рассказывать про наболевшее, а у него, смотрю, на глаза слёзы наворачиваются. Он никого не осуждал, его сопереживающая любовь ко мне и к тем людям, про которых я рассказывал, сострадание ко всем открыли мне больше, чем какие-либо слова. Потом он дал мне книжку, где сравнивались протестантизм, католицизм и православие.

Вскоре произошла ещё одна встреча. Мне надо было съездить в другой город на машине. Только отъехал от Москвы, смотрю — у дороги стоит священник, голосует. Подсадил его к себе, разговорились. Я высказал ему свои сомнения, поведал, что подумываю, не перейти ли из православия в протестантизм. А в ответ слышу: «Я сам был протестантом. Сейчас, как видишь, православный священник». И батюшка рассказал историю своих исканий, которая убедила меня в том, что православие — истинная вера. Вопросов не осталось.

После этого я начал активно воцерковляться: ходил в храм, читал духовную литературу, Священное Писание. Поначалу, например, не понимал, зачем читают акафисты и Псалтирь. «Дошло» до меня совсем недавно, когда почувствовал, как иногда ни с того ни с сего, без всякой причины накатывает уныние. Тогда я вспомнил совет одной монахини читать в такие моменты Псалтирь. И вот, открываю Псалтирь, начинаю читать и чувствую, что тяжесть душевная отступает. Только из личного опыта становится понятно, для чего нужны все эти длинные молитвы…

Бизнесом я занимаюсь давно, а мой «православный стаж» всего несколько лет. Многое пришлось обдумывать насчёт своего житейского призвания. Я читаю Евангелие каждый вечер (за очень редким исключением) — иногда по порядку, а иногда с той страницы, какую открыл. И вот несколько раз подряд получалось, что я открывал его на словах трудно богатому войти в Царство Небесное — причём у разных евангелистов^[21]. В конце концов мне уже не по себе стало: открою Евангелие и вновь эта фраза. Просто измучился я, стал свою жизнь пересматривать. Думаю, может, всё продать надо — квартиры, машины, бизнес, раздать деньги нищим, больше молиться, вести скромную тихую жизнь? Ведь, кажется, именно об этом написано в Евангелии? Пришёл к одному уважаемому старцу, спрашиваю: «Что, всё продать?» Он отвечает: «Нет, продашь — тебя жена из дома выгонит. Нужно больше милостыню творить, больше жертвовать». После этой беседы больше те слова в Евангелиях навскидку не открывались.

Я понял: «раздать всё» — это дело тех, кто достиг совершенства. Для нас, находящихся лишь в начале пути к Богу, больше подходит то, что заповедовал апостол Павел[22]: Каждый оставайся в том звании, в котором призван^[23]. Ведь я признал своим руководителем Господа нашего Иисуса Христа, поэтому не имею права бросить дело, которое Он мне дал. Это было бы непослушанием и нежеланием нести свой крест.

Мне кажется, что умение зарабатывать деньги — тоже талант, данный Богом. И относиться к нему надо как к любому другому таланту: не закапывать в землю, а поставить его на службу Богу и людям. Я не бросил бизнес, но отношение к нему изменилось. Теперь он для меня — своего рода служение, попытка делать что-то доброе, полезное. И удивительно: мучивший меня вопрос разрешился пониманием, что мой бизнес, моё дело — это дарованное мне Богом средство спасения.

И всё-таки по себе знаю: трудно богатому войти в Царствие Небесное. Евангельское сравнение с игольным ушком указывает на то, что очень трудно. Но не невозможно. Постоянно надо следить — не превратился ли мой талант зарабатывать деньги в страсть накопления, не стало ли богатство кумиром? Евангелие показывает юношу, который соблюдал все заповеди, но от богатства отказаться не смог^[24]. Значит, это очень сильная страсть. Люди с богатством подобны этому юноше. Они, может, и в Бога верят, и стараются жить по заповедям, но Царства Божьего не наследуют. Не пролезают в ушко никак — не даёт верблюжий горб, набитый деньгами. Что может быть для христианина страшнее? Как сказал святитель Иоанн Златоуст[25]: «Душа богатого исполнена всех зол: гордости, тщеславия, бесчисленных пожеланий, гнева, ярости, корыстолюбия, неправды и тому подобного». И ещё: «Богатство для невнимательных служит средством к порокам».

То есть всё время требуется внимание к себе, к своим действиям, иначе — духовная смерть. Как я уже сказал, в Евангелиях мне перестала попадаться случайным образом фраза «трудно богатому…». Но однажды мне подарили Евангелие XIX века. В тиснёном кожаном переплете, с золотым обрезом и закладной лентой. Любо-дорого смотреть. Открываю книгу и снова вижу: «Трудно богатому…». Утром того дня я отказал одному человеку в финансировании православного лагеря. После того, как увидел опять те слова, сразу же ему перезвонил. Действительно, Господь всё видит и ведёт нас по жизни. Нужно только стараться не сойти с правильной линии и учиться чувствовать Его волю.

Меня сейчас интересует другая большая проблема: как спастись начальнику. Ведь если у тебя свой бизнес, то ты автоматически становишься начальником. Бывает непонятно, как по-православному решать вопрос, например, наказания сотрудника. В каком случае его наказать, а в каком простить. Если ты обычный человек и тебя обидели, то ты по заповеди должен всех простить, а личных врагов надо любить. Ну а как быть начальнику? Если сотрудник — настоящий вредитель или недобросовестно относится к работе, как поступить? Когда уволить, а когда просто твёрдое слово сказать? Где та граница, где кончаются правила игры в бизнесе и начинается долг христианина? Например, у меня есть претензии к сотруднице — плохо работает, да и поведение её вызывает нарекания. Надеешься, что исправится человек. Господа в молитве просишь — помоги ей, помоги и мне правильно поступить в этой ситуации. И вот приходит весь коллектив, хором говорит: «Мы не можем с ней работать». Я уговариваю: «Ну давайте потерпим, дадим ей шанс. Вы должны снисходительно относиться к ближнему». А в ответ слышу: «Слепого шофёра тоже надо терпеть?» Что тут скажешь: нужно расставаться. А женщина рядом сидит, плачет. Или бывает так: часть сотрудников хорошо работает, а другие — плохо. Как начальнику удержаться от осуждения вторых? Простым работникам проще: если ты христианин — молись, слушай начальника, дали задание — добросовестно его выполняй. А кто стоит надо мной? Надо мной только Бог, Который чётких инструкций, как поступить, не даёт. Нужно самому с молитвой как-то понять, что делать, куда двигаться. Бывает, нет времени, и не успеваешь помолиться, спросить Бога, каким образом поступить — и делаешь наобум. Только потом приходится «догонять» в уме собственные действия, размышлять, правильно поступил или нет, и если неправильно, то как это исправить. Сложные задачки…

Трудно православным бизнесменам, практически негде научиться тому, как в современном мире вести бизнес по-православному. Ведь традиции утрачены. Часто нащупываешь путь самостоятельно. Недавно мне попалась на глаза книга «Бедность и богатство: этика православного предпринимательства». Прочёл с интересом и порадовало то, что большую часть предложенных там рекомендаций я уже вывел из собственного опыта.

Не секрет, что существуют объективные проблемы бизнеса в России — взятки, «откаты», конкуренты, которые поджимают нечестными способами. Что делать с этими пороками общества? Задаёшься вопросом — можно ли вообще по-христиански вести бизнес? Ответ в принципе простой: надо жить по совести, стараться по максимуму соблюдать Божьи заповеди. Но у разных людей этот максимум и минимум разные.

Я не оправдываю взятки. Конечно, лучше их не давать и тем более не брать. Но может сложиться такая ситуация, что без греха никак не обойтись. Взятка — это грех, но иногда этот грех необходим, например, для того, чтобы выжило предприятие. Я совершал этот грех — из страха за предприятие и людей, которые там работают. Известно, что некоторые проверяющие организации не дадут работать без соответствующей «смазки». Многие опытные люди, с которыми я советовался, говорили: такова система, не перепрыгнешь. И мы давали взятки, решив, что это будет меньшее из зол. Но вот тут как раз проявлялось обычное человеческое малодушие: я понял, что во многих случаях просто мало уповал и доверял Богу. И выход здесь, по-моему, один — укреплять свою веру. Господь сказал: Ищите прежде Царства Божия и правды Его, а остальное, нужное вам — приложится^[26].

Все проблемы российского бизнеса, как мне кажется, коренятся в нашей истории. Советский строй уничтожил класс зажиточных крестьян и предпринимателей. Заставили всех ходить на государственную работу, где за инициативу наказывали: сиди и не высовывайся. После «перестройки» — другая история. Людей, которые бросились в бизнес, частью просто убили, частью посадили. Потом ситуация снова поменялась. Бандитов сменили «люди в погонах», которые ставили ультиматумы выжившим и оставшимся на плаву предпринимателям: если не дадите столько-то денег, мы вас закроем. И действительно, многих либо снова посадили, либо закрыли их предприятия. «Удушение» класса бизнесменов не прекратилось доныне. Не надо удивляться тому, что происходит с российским бизнесом. Коренной причиной подобного положения вещей я считаю то, что народ продолжает жить без Бога. Чиновник, который всячески препятствует людям, желающим иметь своё дело и много зарабатывать, поступал бы так, если бы жил с Богом? Нет, он бы греха боялся. Подавляющее большинство живёт не задумываясь, что придётся отвечать за каждое своё слово, за каждый поступок, который попирает заповеди Божьи.

Огромный класс чиновников сдерживает экономический рост России. Это особенно видно в регионах. Они рубят инициативу, разворовывают государственные деньги. Как нужны сегодня примеры и бизнесменов, и чиновников, которые живут по Божьей воле, которые открыто исповедуют: «Я православный, взяток не беру, чужой бизнес уважаю». Побольше бы таких — и бизнес сразу «почувствует разницу»!

Поэтому сам я ощущаю колоссальную ответственность, так как своим примером должен показывать, что честный бизнес всё-таки возможен. Может, пока не на все сто процентов, но исправлять ситуацию можно и нужно. И начинать с того, что не уклоняться от налогов, не давать взятки. Это реально. Непросто, да. Но возможно. В доказательство приведу такой случай. Некоторое время назад со страшной силой трясли наше большое предприятие: угрожали, присылали проверочные комиссии, вынуждали на противоправные действия. Больше двух месяцев мы отбивались и в итоге победили — прошли все проверки, с нас не стрясли ни копейки. Это была заслуга директора предприятия, который занял принципиальную позицию в вопросе.

По поводу конкурентов скажу так: мы боремся с ними, предлагая своим клиентам выгодные условия. «Традиционные» методы — дать взятку, чтобы работали с нами, а не с ними, натравить чиновников с проверками, устроить чёрный пиар — исключены. Ещё до воцерковления у меня был принцип: конкурентов нужно делать партнёрами. В итоге многие наши конкуренты с нами же и сотрудничают. Иногда мы какие-то вопросы решаем совместно. Звонит, скажем, руководитель предприятия-конкурента и говорит: вот такая-то на рынке непростая ситуация складывается, что будем делать? Это во всех отношениях продуктивнее, чем воевать.

У меня изменилось отношение к деньгам. Я чётко понял, что материальные богатства принадлежат не тебе лично, а даны тебе в управление. Это как с талантами. И Господь спросит, зарыл ты их или приумножил^[27]. Если Он тебе ещё прибавит богатство, нельзя думать, что это исключительно твоя заслуга. Мне кажется, что Господь таким образом показывает, что ты не поперёк Его воли идёшь, а исправно несёшь свой жизненный крест. Нельзя только привязываться к богатству, как делают многие. Потеряв его, эти несчастные нередко доходят до самоубийства. Господь даёт большие материальные средства для того, чтобы мы творили милостыню, совершали благие дела. А современные богачи не знают, или забывают, или не хотят слышать евангельское: от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут^[28].

С верой мне стало жить одновременно и сложнее, и проще. Сложнее — потому что приходится постоянно следить за собой, много размышлять, правильно ли поступаю. Но с другой стороны, мне теперь легче смотреть на многие вещи. Если чувствуешь, что ты с Богом, что Он тебе помогает, то меньше волнуешься, а все неприятности принимаешь именно как из рук Божьих — для твоего же вразумления и исправления. Вот, например, недавно с нашей фурой случилась авария и товар пропал. Был бы я неверующим, долго бы убивался, подсчитывая убытки. А с верой легче, потому что понимаю: такова воля Божья. Я научился относиться ко всему спокойно. В этом плане намного проще стало вести дела.

Не могу не рассказать и о такой перемене в моём бизнесе. Раньше мы делали всё, что пожелает заказчик. Большой оборот был по сувенирам, связанным с алкоголем и сигаретами, одна из ведущих в мире табачных компаний была нашим прямым клиентом. Мы делали всё, за что платят деньги. Потом один из сотрудников, ещё до того, как заработал наш православный проект, предложил перестать выпускать «алкогольные» и «табачные» сувениры. Многие возражали: тогда фирму придётся закрыть — работа остановится, если потеряем сразу столько серьёзных клиентов. Действительно, многие клиенты ушли, но работа не остановилась. Более того, Господь послал нам таких крупных клиентов, каких мы не видывали, работая с табачниками. Оборот только вырос!

Переосмысливаю я и отношение к своей семье. Много лет считал, что бизнес — это главное, оправдывал себя тем, что, мол, для детей стараюсь, их будущее обеспечиваю. А однажды прочитал, что быть успешным руководителем легче, чем успешным отцом. Я вдруг понял, что это правда, что не дотягиваю до успешного отца, поэтому и успехами в бизнесе нечего гордиться. С недавнего времени пытаюсь менять приоритеты. Сознавая, что семья важнее, ищу правильный баланс между работой и личной жизнью. И для детей ли старался, развивая свой бизнес, — тоже вопрос. Хотел, чтобы им досталось по наследству налаженное дело. Теперь не вполне уверен, передам ли им его. Время покажет, обладают ли мои дети талантом предпринимателя. Если нет — то лучше им заняться тем, к чему имеют склонность. Главное пока — выявить эти склонности. Вот ответственная родительская задача.

Я, конечно, задавал себе и такой вопрос: есть ли предел того, сколько надо заработать, чтобы обеспечить семью и больше не копить своё богатство? Но, наверное, в таком виде вопрос и ставить не надо — очень уж соблазнительный. Сразу другие возникают: а на «чёрный день» приберечь? А если потребности растут, как быть? Деньги, как говорят, лишними не бывают. Где остановиться? С другой стороны, с увеличением доходов увеличивается и ответственность: от любого твоего неверного движения может пострадать не только семья, но и большое число людей вокруг. Ответственность — большой груз, ложащийся на душу, и нужно ли его увеличивать? Скажу снова: хорошо, что я верующий. Если верю, что Господь дал мне талант «делать деньги», то, надеюсь, Он и правильную меру отмерит. Живу теперь с благим расчётом, что я распорядитель, а мой работодатель — Бог. В любом случае не могу сказать Ему: «Всё, Господи, хватит, это предел!» Мне, может, и хватит, но, возможно, в перспективе появятся новые социальные, благотворительные проекты. Надо постоянно размышлять, стараться понять, в чём воля Божья, а поняв — исполнять, как бы трудно это ни казалось. Я верю: Бог поможет.

Меня порой спрашивают, для чего нужна продукция православного характера, которую в числе прочих производит наша фирма: иконки для автомобилей, наклейки и магнитики на холодильник с христианской символикой и цитатами из Библии? Часто люди воцерковлённые относятся к таким сувенирам с раздражением — вот, мол, решил бизнесмен заработать на Церкви, неужели он думает, что если купил кто-то его магнитик с молитвой или кружку с цитатой из Евангелия, то духовно обогатился, сделался православным? Нет, я так не думаю. Хотя и правда очень хочется, чтобы все вразумились и воцерковились. Знаю, что это подход новоначального христианина. Прекрасны слова преподобного Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся», — но порой забываешь, что прежде чем тысячам вокруг тебя спасаться, тебе самому надо задуматься о собственном спасении. Что уж говорить о тех, кто ещё даже не вступил на путь истины, а таких более девяноста процентов населения — о своём спасении они даже не помышляют… Сейчас вообще мало читают, заставить неверующего человека прочесть Евангелие — вещь почти нереальная. И откуда ему в таком случае узнать про заповеди Божьи? Если бы люди не перестали читать книги, может, наша продукция была бы и не нужна. На кружках и магнитах, на майках мы размещаем евангельские слова о любви, о добре, о Боге. Может, к примеру, случиться так, что некто, решая, скажем, отомстить кому-то за нанесённую обиду, увидит в троллейбусе у рядом стоящего человека на футболке надпись: если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших^[29], — и подумает: вот он, ответ, как надо поступить…

Я понял, что истинное, а не придуманное православие — это постоянное совершенствование собственной личности, самый важный в мире творческий процесс. Мне он по душе. Говорят же, что остановка в движении к Богу — это шаг назад. Интересно наблюдать за собой: как ты меняешься. Иногда кажется, что меняешься в лучшую сторону, но чаще — в худшую. Это ещё не значит, что ты действительно становишься хуже. Просто потихоньку начинаешь видеть свои грехи и пороки, которые раньше не замечал, и стараешься их исправлять. Я лучше стал понимать происходящее вокруг меня и со мной. У меня давняя привычка говорить: «Я считаю вот так вот». Теперь, бывает, через несколько месяцев извиняюсь и говорю, что больше так не считаю. Возможно, за некоторые слова, когда-либо мною сказанные, я ещё буду просить прощения.

Знаю, что во многих ситуациях я по своей духовной немощи могу поступить не как христианин. И часто заставляю себя делать именно как должно, а не как хочет моё «я». Например, не хочу делать добро человеку, но — напрягаюсь, делаю. У кого-то из духовных авторов прочитал, что сперва надо заставлять себя, потом — привыкнешь. Так вот и выдавливаю из себя по капле раба греха, чтобы стать рабом Божьим. Путь воцерковления длинный, длиной во всю жизнь. Святой Антоний Великий[30] говорил: «Не великое дело — творить чудеса, не великое дело — видеть Ангелов; великое дело — видеть собственные грехи свои».

Самый счастливый человек на свете

Рассказ о том, как цыган стал диаконом

Я — чистокровный цыган. Родился и вырос я в большом цыганском посёлке, расположенном недалеко от N-ска. Когда я был мальчишкой, в этом городе сложилась очень непростая ситуация — он стал центром героиновой торговли. Распространением наркотиков занимались в основном цыгане. На каждого выпускника школы приходился один наркоторговец. За наркотиками приезжали люди из других городов. Ежемесячно продавалось до тридцати килограммов героина.

Мой будущий духовный наставник служил в местном N-ском храме. Кроме церковных дел он полностью погрузился в проблемы наркомании, создал и возглавил общественное движение «Покров». Выступая на Рождественских чтениях в Москве, он делился страшной правдой об N-ске и рассказывал о том, что наркоторговлей занимаются преимущественно цыгане, обосновавшиеся в посёлке рядом с городом.

Из нашего посёлка распространялся по округе героин в течение десяти лет. Потом, после нескольких громких публикаций в СМИ, правоохранительные органы наконец взялись за N-ск, и город постепенно перестал быть центром наркоторговли. Продавать наркотики, конечно, продолжают, но не в таких «промышленных» масштабах, как раньше.

Когда мне исполнилось семнадцать лет и я считался уже взрослым, что-то невероятное случилось со мной. Будто молния в сердце ударила: хочу носить крестик, хочу — и всё тут! Мне сказали, что я могу его носить только если крещусь. Поэтому я очень захотел креститься и сознательно к этому шёл: было, значит, во мне какое-то внутреннее к этому стремление. У цыган много пороков, но есть одно очень важное достоинство — открытость, искренность, простодушие. Они чистосердечны и во зле, и в добре — смотря, в какое русло это качество направить.

Вскоре Господь Бог осуществил моё желание. Меня крестил батюшка, который впоследствии стал моим духовным наставником. Имени, которое мне дали родители, нет в православном календаре, поэтому при крещении я получил новое. Его не выбирали специально, просто в день крещения праздновался святой, чьё имя начинается на ту же букву, что и моё мирское. Я был назван в честь грузинского князя, который вместе с двумя другими князьями-мучениками в середине XVII века освободил от персов Кахетию. Малодушный картлийский царь Вахтанг выдал всех троих персидскому шаху Аббасу. Перед шахом князья исповедали себя христианами и, несмотря на посулы, угрозы и пытки, не переменили своей веры. Им отрубили головы. Тела мучеников были брошены в выгребную яму за городом, а ночью над их поруганными телами просиял Божественный свет. Мне очень близок исповеднический подвиг моего святого покровителя. Я рад, что и мне пришлось испытать на себе, хоть в малой степени, гонения за свою веру.

Но сначала произошло удивительное и чудесное. Окрестив меня, батюшка особых напутственных слов вроде не произносил. Но через два дня я вдруг бросил пить, а ещё через два — курить. Что скрывать, до крещения я и пил, и курил. Без Бога «тормозов» у меня не было. Если бы я и дальше продолжал жить без Него, точно сделался бы наркоманом, как мои друзья и сверстники. Из русских знакомых, с кем я общался, многие спились. Из родственников-цыган многие «подсели на иглу», некоторые от неё даже погибли. И страшное дело: некоторые «посадили на иглу» даже собственных жён. Думаю, что Господь Бог через моё желание надеть нательный крест сохранил меня, уберёг от этой беды — от проклятой дьявольской иглы. Ведь как молодёжь приучают к наркотикам? С вызовом говорят молодому человеку: «Мы можем, а ты нет? Значит, ты слабак». Вот и меня таким же образом дьявол на это подначивал и почти уже добился своей цели. Но по милости Божьей я вдруг почувствовал, что если не крещусь, то собственными силами не одолею его, не справлюсь со страшным искушением. И я благодарю Бога, что Он меня призвал.

Через месяц после крещения я уже не пропускал ни одной службы в храме. Это новое чувство причастности к произошедшему чуду накрыло меня с головой. Что интересно: когда я принял веру, то увидел мир иным, узнал добрых и светлых людей. Первым из таких людей стал крестивший меня священник, который вместе с настоятелем храма и ещё одним батюшкой помогал мне познавать законы Божьи, учиться по-новому жить и смотреть на привычные вещи под другим углом.

Я прилепился к батюшке, который сначала очень удивлялся моему поведению и, может быть, даже не совсем доверял парню из табора. Мало ли что на уме у юного цыгана? После каждой службы я провожал священника до его дома, задавал уйму вопросов о церковной жизни. И когда батюшка понял, что моя заинтересованность искренняя, что я ловлю каждое его слово, он сказал мне: «Тебе надо прочесть Евангелие». — «Почитаю, — ответил я, — когда научусь читать». В восемнадцать лет я оставался неграмотным: цыгане в школу не ходили. Тогда батюшка сказал: «Ты хочешь веровать в Бога, ты хочешь Ему угодить? Значит, ты должен научиться читать». И я стал горячо просить у Бога, чтобы Он просветил мой ум знаниями, помог мне научиться читать.

Батюшка подарил мне Псалтирь и Евангелие на церковнославянском языке, до сих пор они у меня, берегу их как память. Сначала я засел за Псалтирь: в конце книги был краткий самоучитель церковнославянского. И вот, взявшись за алфавит, я освоил его в три дня. Я говорю это не для хвастовства, а для того, чтобы все знали: Бог может из ничтожного сделать великое, из неразумного — разумное. Так что, как в добрые древние времена на Руси, я начал учиться читать сначала по Псалтири, потом по Деяниям апостолов. Потихоньку стал продираться сквозь совершенно незнакомые значочки-буквочки. Всё давалось с большим трудом. Ведь нужно было понять содержание, усвоить суть, а я только учился читать. Только потом я стал осваивать современную грамоту, читать современные книжки на обычном русском языке.

То, что мною двигало, можно назвать призванием. Я чувствовал, что мне даётся сила, которая позволяла не опускать руки даже в самые непростые моменты. За два месяца я освоил церковнославянский язык и мне даже стали доверять читать Апостол на богослужении. Мне так нравится церковнославянский, что и в обычной жизни, в магазине, например, забывшись, я иногда вставляю в разговор что-нибудь типа «паки», «дондеже» и прочие древние слова.

Когда я научился читать, батюшка сказал: «А теперь ты должен начать молиться и читать утренние и вечерние молитвы. Для тебя пока этого достаточно, Бог примет и такие твои труды».

Но сложнее всего оказалось не грамоту освоить, а перестать танцевать. Я очень хорошо танцевал и по-цыгански, и по-русски, считался лучшим танцором в городе на дискотеках. Мне всегда кричали: «Давай ещё, ещё!» Молодёжь не понимала, почему я перестал танцевать. Вот уже много лет этим не занимаюсь, а так хочется! Даже во сне танцую, утром встаю — мышцы болят. А что, плясал ведь от радости царь Давид перед Ковчегом Завета! Чем можно возразить на это? Может, и я когда-нибудь станцую, но уже как-то правильно. Не пропадать же таланту…

После того как я пришёл к Богу, три года никто из родных об этом ничего не знал. Я часто ходил в храм, только там я мог общаться с людьми, которых считал умными и добрыми. Я чувствовал: вот где моё спасение, вот где моё прибежище, вот где можно согреть душу и сердце. И я, конечно, желал всем моим родственникам, чтобы и они ощутили теплоту Божью и уверовали. И чтобы поняли, что национальность тут ни при чём. И что если они будут веровать в Бога, то Он протянет руку помощи и что нужно, то им и дарует. Пробудит в них совесть, человечность и, самое главное, дарует понимание, где находится любовь. А любовь как раз живёт в Православной Церкви.

В таборе о моём крещении всё-таки узнали, и все друзья, которые уже переженились, стали надо мной смеяться. Они наотрез отказались принимать мой выбор. «Зачем ты нас позоришь?» — это было самое ласковое обращение ко мне в начавшихся «гонениях». Мне постоянно твердили: «Ты — изгой, ты колдуешь, одни несчастья в дом приносишь, прекращай ходить в церковь, не позорь нас». Когда через несколько лет в таборе узнали, что я стал алтарником, то восприняли это так, будто я поступил в школу милиции. У цыган действует какая-то «отрицательная» мораль. Если ты не продаёшь наркотики, не гуляешь, не воруешь, значит, ты неудачник, плохой человек. А если всё это делаешь, значит, ты настоящий мужчина. Трудно было терпеть эти нападки. Мама начала пугать меня, что наложит на себя руки, если я не оставлю веру, что пойдёт в церковь и переругается со всеми священнослужителями. Она требовала отдать все церковные книги обратно батюшке и вернуться к цыганской жизни. Но я ей ответил: «Мама, я был и есть цыган, ты не беспокойся насчёт этого, но веру я никогда не оставлю. Потому что вера мне дала многое. Вера дала мне то, что я не стал наркоманом или пьяницей. Она позволила понять, что значит быть человеком и относиться по-человечески к каждому. Вера помогла мне узнать, где находится душа, что такое любовь. А самое главное, что вера мне дала, — понимание, что Бог есть».

Но мама долго ещё продолжала гнуть своё. Вообще-то ромалы перенимают ту религию, которая распространена вокруг них, «русские» цыгане даже кресты на могилах ставят. Но если сказать точнее, «вера» у цыган одна: суеверие. Цыгане, мне кажется, самые суеверные люди на земле. Они боятся того, чего не понимают, готовы соблюдать любые обряды. Им трудно объяснить, что такое молитва. В их представлении молитва — то же самое колдовство. Если случалась какая-то семейная неудача, виноватым считали именно меня. Если кто-то умер или заболел, что-то потерял, проигрался в карты, «сел на иглу», поссорился с милицией, говорили: «Это ты наколдовал». И точка. При этом бабушка моя и на Евангелии гадала.

Мне запретили молиться. Но я пошёл на хитрость. Водопровода у нас нет, поэтому каждый день нужно было с помощью насоса наполнять огромный бак на чердаке, из которого вода по трубам текла в дом. И вот, вызвавшись бессменно заниматься этим делом, я развесил на чердаке иконы и, пока насос работал, молился. Так продолжалось несколько лет до тех пор, пока соседи не обнаружили, чем я занимаюсь. После этого они пришли к нам ругаться, потому что были уверены, что моё «колдовство» вредит всему табору. Мне устроили суровый судный день и отправили в ссылку к бабушке Зое, очень известной во всей округе гадалке. К ней приезжали «серьёзные» клиенты из самой Москвы. И что же произошло? По мере того как я всё больше воцерковлялся, бабушка стала терять свою силу гадалки и давала «осечки» — одну за другой. Мне стало понятно, что гадать ей помогали бесы. Видимо, неуютно им стало в доме, где зазвучали молитвы ко Господу Иисусу Христу, вот они и разбежались. В результате бабушка лишилась клиентуры, и меня опять обвинили в «колдовстве», которое оставило семью без приличного дохода. Чуть не убили.

Но меня было уже не остановить. Так как молиться дома я больше не мог, пришлось искать для молитвы другие места. Недалеко от храма есть небольшая лужайка. Там я и стал молиться. Зимой мороз, а я в летних ботиночках стою по несколько часов. Я молился, и мне становилось тепло от этого. Ни ноги, ни руки не замерзали, ничего. Я молился на этом пятачке, а потом бежал домой спать. Батюшка заметил, что, когда закрывается храм, я иду на лужайку. Узнав, чем я там занимаюсь, он сказал мне: «Чего ты мёрзнешь? Приходи ко мне домой, я тебе выделю комнатку, будешь там молиться». Я стал много времени проводить у него. Тогда как раз устраивали в школах просмотры документального фильма о вреде наркотиков, я стал участвовать в этом деле. Рассказывал старшеклассникам историю своей жизни, объяснял, какой ад — подсесть на наркотики, зазывал в спортивную школу и занимался с ними карате и греко-римской борьбой.

С Божьей помощью лет через десять я стал алтарником и заместителем старосты храма. Каким-то образом меня заметил наш епархиальный владыка. Как-то он приехал к нам служить на один из церковных праздников. Познакомившись и поговорив со мной, с таким странным неофитом, владыка благословил меня на дальнейшее служение. Я считаю этот день одним из решающих в своей жизни.

Я уже твёрдо решил посвятить себя Церкви и лишь колебался, примкнуть ли к чёрному духовенству или к белому, то есть к монашествующим или к женатым. Вконец измучившись этим выбором, я спросил совет у своего духовного наставника. Он сказал, что мне надо жениться и принимать сан. «И невеста, — говорит, — для тебя имеется, соседка с первого этажа». Мы с батюшкой тогда уже в одном доме жили — двухэтажном бывшем купеческом особняке: мы на втором этаже, а внизу соседи.

Я долгое время ни на кого из девушек и внимания-то не обращал. Но когда батюшка благословил жениться, я стал молить Бога, чтобы Он послал мне хорошую, верную жену. Бабушка моей будущей супруги, встречая меня на улице, всё время жаловалась, мол, совсем уже стара стала, а так хочется дожить до свадьбы внучки и чтобы зятька хорошего Бог послал. А внучка-то — девушка тихая, скромная, умная и хозяйственная, и родители у неё хорошие: отец — инженер, мать — воспитательница. Но я намёки долго не понимал. Наконец сама матушка, супруга моего духовного наставника, постаралась свести нас. Не сразу всё у нас заладилось. Подруги отговаривали мою невесту выходить за меня замуж, говорили: «Да, он хороший парень, но он же цыган!» И всё-таки так Бог устроил, что через полгода мы обвенчались.

Женившись, я понял, что моя супруга — настоящий подарок, посланный мне Богом. Семья жены приняла меня тепло, и тому, что муж их дочери — диакон, они очень радуются. Цыганская моя родня сначала приняла мой выбор в штыки. Как выяснилось, у них уже была намечена для меня другая невеста. На моём венчании из всего табора были только две сестры — родная и двоюродная. Цыгане загсов не признают и венчаются очень редко. У цыган всё просто. Вошёл в дом — вот ты и муж. Вышел за порог — вот ты и разведённый.

И всё же постепенно родня приняла мою жену: несмотря на русскую кровь, внешне она очень похожа на цыганку. Рождение в нашей семье сначала дочки, а потом сыночка очень сплотило нас с супругой и помогло наладить отношения с табором. Радуясь появлению внуков, их цыганская бабушка стала приглашать нас к себе. Ко мне в гости ромалы не частят, но когда мы с женой и детьми их навещаем, радушно встречают, накрывают стол. Не знаю, как повлияло на мою мать рождение детей, а их у неё семеро, но я теперь из собственного опыта точно знаю, что дети отрезвляют родителей. Они даются Богом, чтобы их родители поменьше грешили. Если не ради себя, то ради детей нужно стараться не грешить. Если родители исправляются, становятся лучше, это исправление обязательно хорошо повлияет на детей. Больше всего хочется, чтобы мои дети выросли верующими людьми. Верующими, а не суеверными, как большинство цыган. Но справедливости ради надо сказать, что суеверных везде полно, даже среди православных они встречаются.

Мои сородичи по своему суеверию не любят, когда я в подряснике появляюсь в таборе, страшно этого боятся. Для цыган диакон или священник — человек, который имеет дело с мертвецами. А у нас очень боятся мёртвых, и прикосновение к неживому телу считают осквернением. В этом есть что-то ветхозаветное. Но я им говорю: «Ничего, привыкайте. Думаете, я последний диакон-цыган? Нет, я только самый первый в Русской Церкви! Мы ещё свой храм строить будем».

Мог ли я представить, что произойдёт, например, такое. Уже будучи диаконом, я принял участие в пасхальном крестном ходе по территории цыганского посёлка. Наши, когда увидели, что на табор движется толпа с хоругвями, милицией и даже пожарной машиной, решили, что идут их бить. Самые «крутые» тут же попрыгали в машины и уехали. Те, что попроще, попрятались в домах, а на улицу выгнали женщин и детей для прикрытия. Но когда поняли, что мы пришли с миром, так обрадовались, что высыпали все на улицу и даже аплодировали, когда батюшка возглашал: «Христос воскресе!» Только на меня косо смотрели, но это ничего…

Главное — в моём родном доме произошло чудо с моей мамой. Я много молился Богу, чтобы Господь её вразумил. И вот наконец в пятьдесят семь лет она сознательно приняла крещение, несколько раз исповедалась, причастилась, стала потихоньку меняться, пересматривать свои взгляды. Её отношение к Православной Церкви очень изменилось в лучшую сторону. Потом сестра, брат крестились, а однажды вообще пятнадцать человек цыган к батюшке приехали и крестились все в один день — мои двоюродные племянники, племянницы. Они захотели, чтобы я у них крёстным был. Тяжёлый крест, но куда деваться? Отец настоятель меня уговорил, сказал: «Если они желают, чтобы ты стал крёстным, то не отказывайся».

Слава Богу, изменения есть, дело идёт, и наш род к Богу, к Церкви как-то потихонечку приближается. Раньше моя мама боялась, что я уйду в монахи. И когда я женился, то у неё от сердца отлегло. Может, это тоже приблизило её к решению креститься. Ведь родня моя видит, как мы с женой дружно живём. Удивляюсь Божьему Промыслу: моя мать стала совершенно другим человеком. Можно сказать, что она теперь человек православный.

Это чудо Божье, что многие из тех, кто был против моей веры, сами теперь изменились. Мне радостно ещё и от того, что мои ромалы всерьёз «завязали» с наркотой: у правоохранительных органов претензий к ним нет. Многие мужчины из табора теперь работают, дороги, например, строят. А это значит, что они действительно бросили торговать героином.

Расскажу поподробнее о том, как я стал диаконом. У нас в благочинии очень дружные отцы-священники, словно одной семьёй живут, и владыка знает об этом. И когда я уже несколько лет прослужил алтарником, произошло вот что. На какой-то праздничной службе читал я Апостол. А владыка был в алтаре вместе со всеми батюшками. И один из отцов прямо во время чтения Апостола сказал, что пора меня в диаконы рукополагать. Владыка призадумался и, как позже выяснилось, к этой мысли отнёсся серьёзно. Внимательно стал за мной наблюдать. И вот наступил тот самый счастливый момент, когда по благословению нашего владыки меня рукоположили в диакона. Я очень благодарен нашему владыке, что он доверил мне диаконское служение, несмотря на то что я цыган и не имею образования. С Божьей помощью это доверие я постараюсь оправдать.

Диакон следит за службой, которая должна идти не только красиво, но самое главное — молитвенно, духовно. Люди ведь сердцем чувствуют, как батюшка и диакон служат, как Евангелие и Апостол читают. Это очень важно для всех молящихся. Очень много зависит от внутреннего состояния служащего, от того, как он готовится к богослужению, как относится к службе, любит ли он службу, любит ли Бога.

Бывает, конечно, настроение плохое, а идти на службу всё равно надо. Это как и служба в армии: хочешь не хочешь, а идёшь. Тяжело человеку, когда через «не хочу» приходится служить. И служба не так идёт. Я уже знаю: надо заранее у Бога просить, чтобы дал желание служить, чтобы изгнал из души леность. И тогда Бог милует, и служба идёт легко и намного торжественнее.

Я люблю диаконское служение. Мне часто задают вопрос, хочу ли я быть батюшкой? Если правду сказать, нет пока такого желания. У меня желание служить диаконом. А так — что Бог даст. Но внутренний мой настрой такой, чтобы всю жизнь служить диаконом, мне это нравится.

Будучи ещё просто верующим человеком, мирянином, я просил у Бога, чтобы мне стать диаконом. И когда Бог даровал просимое, и меня рукоположили, я, к своему удивлению, почувствовал, что будто бы всегда именно так и жил — в предстоянии пред Богом. Душа моя этому никогда не противилась, наоборот, меня это всегда радовало, и день ото дня я пылал к Богу всё большей любовью. И сейчас у Бога прошу, чтобы Он всегда даровал мне этот настрой, чтобы горячность не пропадала, чтобы искра любви к Нему разгоралась сильнее и сильнее. Чтобы мне служить Ему искренне и ревностно, со страхом и трепетом, чтобы свечкой сердечной молитвы гореть перед престолом Господним.

Я не устаю повторять, насколько Господь милостив — слышит всякого человека, который к Нему искренне обращается. Неважно, какой ты национальности и цвета кожи. Бог видит обращённые к Нему сердца, видит, как они бьются, как стремятся к Нему. Всезнающий Бог видит все души человеческие, неважно, цыган ты, негр, китаец, русский, американец. Бог всех принимает, лишь бы горели к Нему людские сердца. Бог пошёл на распятие за весь род человеческий.

Вот и меня, цыгана, Он узрел даже и в цыганском криминальном таборе, каким-то образом призвал к Себе, пригрел под Своим Божественным крылом и доказал мне, что национальность совершенно ни при чём, если человек верует в Бога. Я уверовал в Него искренне и не оставлял веры, даже когда против меня восстало всё моё семейство. Я очень хотел быть рабом Божьим. И я просил, чтобы Господь вразумил меня, чтобы я мог уподобиться рабам Божьим, чтобы мои дети были рабами Божьими, чтобы в них присутствовал дух православия, дух любви к Богу, к родителям своим, дух любви к Отечеству.

И Бог дал мне почувствовать ту евангельскую истину, что христианин должен быть солью всей земли. Верующий человек всегда должен стремиться быть примером, быть светом для заблудившихся. Представьте себе, например, что выключается в комнате свет и надо зажечь свечечку. Она горит, и её нельзя не заметить. Так и верующий, подобно свечке, должен засвидетельствовать свою веру добрыми поступками, чтобы всякий человек смотрел на него и брал пример. И желал бы стать таким же православным, как этот человек-свечка.

Мне хочется так жить и действовать, чтобы, глядя на меня, мои цыганские сородичи захотели обратиться к Богу. Бог призвал всех христиан быть в свою меру миссионерами. У меня есть перед глазами прекрасный пример, как должен проповедовать священнослужитель. Настоятель нашего храма ходит по школам, свидетельствует о Христе, наставляет в вере не только детей, но и их родителей и учителей. Нам пожертвовали автобус, и батюшка, да и я теперь тоже по его благословению возим школьников по святым местам: в Сергиев Посад, в Дивеево, в другие храмы и монастыри. Наш батюшка старается побеседовать с каждым человеком, отрезвить его, наставить на истинный путь, если тот, конечно, этого хочет. Он всегда на примерах показывает, что такое быть с Богом и быть без Бога, старается довести до сердца каждого ту истину, что если мы к Богу делаем всего лишь шаг, то Бог делает навстречу нам десять шагов. И помогает нам Бог, вразумляет, если мы к Нему относимся искренне, как рабы Господни. Раб Господень — это не унижение человека, а его почётная обязанность, которая означает лишь то, что он исполнитель заповедей Божьих. Конечно настолько, насколько Господь даёт ему сил. Если не получается что-то, всё равно надо стараться. Если человек падает, он должен встать, отряхнуться и с Божьей помощью шагать дальше, не отступая и не сдаваясь. Именно таких людей Господь принимает — Он видит, что хотя этот человек и грешит, но всё равно стремится идти к Нему. Если мы будем стараться так делать, то и получим почётное звание рабов Господних. И настоятель нашего храма тоже вот именно так людей вразумляет, наставляет и направляет. В том числе пьяниц и наркоманов, этих духовно и физически больных людей, которые к нему приходят.

Иногда, бывая в поездках, я слышу от людей: храма поблизости нет, как быть? Я думаю, что от Бога нас отдаляет не расстояние, а отношение к Нему. У нас, например, некоторые бабушки в храм за три-пять километров приезжают, а рядом с храмом живут люди, которые туда вообще не заходят, только осуждают священников или верующих. К Богу нас приближает не физическая близость к храму, а наше стремление к Нему и вера в Него. От самого человека очень многое зависит в вопросах веры. Для начала надо захотеть стать нормальным, правильным человеком. А эту нормальность и прививает православие, которое воспитывает своих чад проповедью, добрыми примерами жизни, подвигами святых, молитвенными и просветительскими трудами батюшек. И очень важно для человека, желающего стать нормальным и правильным, его стремление помогать ближним. За твою помощь нуждающемуся Бог обязательно и тебя наградит.

Я счастлив. Не могу сказать, что я самый счастливый человек на свете, самые счастливые — это святые. А я грешный человек. Но могу сказать, что я счастливый человек, потому что Бог даровал мне веру, даровал чудесных духовных наставников, даровал жену и двоих детей и, самое главное, даровал мне сан диакона. Это и есть самое настоящее чудо. Я понял, что для Бога всё возможно и всё, сказанное Господом, истина!

Вся моя жизнь как на ладони

История бывшего заключённого

Я родился в 1978 году в маленьком городке на берегу реки Свирь. Когда мне исполнилось три года, мать разошлась с отцом и переехала в другой небольшой городок Ленинградской области. Она работала музыкальным руководителем в детском саду. Через пару лет у меня появился отчим. Вначале отношения у нас были хорошие, помню, как мы с ним ездили на рыбалку, на сенокос, ходили в лес, пасли коров. Отчима сгубил алкоголь.

Один случай врезался в память: он явился в нашу коммуналку пьяный, угрожал, всё ломал, бил мать. Я лежал на кровати и боялся пошевелиться. Всё это происходило в полуметре от меня. Я увидел, как он ударил мать, взял топор и заставил маму положить голову на табурет, чтобы отрубить её. Хотя мне было всего пять лет, но в этот ужасный момент, помню, я стал молиться — своими словами. С отчаянием, шёпотом я произнёс: «Господи, помоги! Если Тебя нет, зачем тогда жить?» Вдруг сами собой потекли слёзы, и появилось какое-то спокойствие, уверенность, что всё будет хорошо. Вскоре скандал утих, отчим внезапно успокоился и ушёл. Я благодарил своими словами Бога за чудо. Этот случай запомнился как первое проявление моей веры в Бога, пославшего мгновенную помощь вместе с ощущением радости в сердце. Тогда я впервые, по-детски ещё, задумался о жизни: зачем мы живём, почему умираем.

Когда мне исполнилось семь лет, у меня родился брат. Мать вскоре развелась с отчимом, и больше мы его не видели. Недавно узнали, что он последние года три своей жизни, оставшись без ног, жил в доме для инвалидов, передвигался в инвалидной коляске и на ней же, как говорят, попал под машину или, может быть, сам под неё бросился. Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, прости ему вся согрешения вольные и невольные и даруй ему Царствие Небесное!

Жизнь у меня шла своим чередом: школа, уроки, игры с соседскими ребятами на улице, «войнушки», ножички. Мать воспитывала нас с братом одна, достатка не было, всегда чего-то не хватало, но я думал, что так живут все. Помню, как лет в десять перед сном я слёзно просил Бога, чтобы мне вместо службы в армии сесть в тюрьму — только за что-нибудь очень серьёзное, чтоб уважали. И чтобы сил хватило выдержать и выйти из тюрьмы человеком.

В профучилище я занимался тяжёлой атлетикой, добился неплохих результатов. В 1995 году попал в криминальную среду, там пригодились мои спортивные навыки. «Работали» мы в Питере, забирали у «плохих дядей» долги, избавляли их от лишней роскоши. Нарушение закона как наркотик: чем больше занимаешься мутными делами, тем больше хочется, ещё и наслаждение от этого получаешь. Перед тем как идти на «дело», я молился и просил Господа и Богородицу избавить меня от этой злой зависимости. Похожее было описано в рассказе об иконе «Нечаянная Радость», в котором разбойник, отправляясь на разбой, молился Богоматери.

В ноябре 1996 года, когда я жил в общежитии в Питере, после очередного «дела» (подробности не описываю) я чуть не погиб. Мне очень захотелось всё изменить, но как и что именно, я не понимал. Молился со слезами несколько дней один в комнате, и в какой-то момент сверху вниз через меня словно бы сошёл невидимый свет: было такое ощущение, что меня целиком погрузили в огромный бассейн из света. Голова прояснилась, я будто проснулся после ужасного сна. В тот же день я вернулся домой; до этого почти три месяца не давал о себе знать родным — жив ли, здоров ли. Первые родственники, к кому я пришёл, — бабушка и тётя (она иконописец). Тёте я даже приснился за день до возвращения. Меня все простили и о прошлом старались не говорить.

Два зимних месяца я провёл дома. Мать уговаривала устроиться на работу. Сходил на завод, но не моё это — завод, невозможно было заставить себя работать там. В феврале 1997 года зашли в гости ребята, предложили новое дельце: забрать долги у приезжих «барыг». Я долго не раздумывал, на следующий день обсудили план. И вскоре в масках и с оружием ночью мы проникли в квартиру к «барыгам», забрали всё, что можно. Я мог не идти с ними, но не преодолел соблазна и, когда шёл на разбой, одновременно просил прощения у Бога за то, что не сдержался. И при этом ещё планировал новые дела. Молился и чувствовал, что мне не остановиться, что всё пойдёт по нарастающей.

Под утро я вернулся домой, матери сказал, что подработал, вагоны разгружал на заводе. А у самого сердце разрывалось от того, что обманываю её. И приснился мне сон, будто я ложусь спать под окном на улице, рядом какие-то люди в фуфайках разговаривают, по их виду мне показалось, что они давно сидят и чего-то ждут — какой-то помощи, перемены. Вдруг небо просветлело и от горизонта один за другим поднялись три цветных шара, похожих на солнце. Промелькнула мысль, что это и есть Второе Пришествие Христа, которого, наверное, и ждут люди в фуфайках. Я оглянулся на них, а они сказали: «Мы видим». Я проснулся с чувством, будто в моей жизни должны произойти перемены, которых я ждал.

Мать попросила меня прийти к ней на работу в детский садик, чтобы помочь, так как хозработник был в то время в отпуске. Я пришёл во время тихого часа, сбил сосульки с крыши, начал убирать снег с веранды. Мать, выглянув в окно, позвала меня обедать. В этот момент подъехал «козлик» с начальником милиции и операми, они двинулись в мою сторону. Не было смысла сопротивляться, я помахал матери, мол, сейчас подойду, спрыгнул с веранды, подошёл к ним, они вежливо пригласили меня в машину и тут же, в машине, начали допрашивать: где маски, где брали оружие. Привезли меня в КПЗ, где уже сидели все мои подельники, кроме одного, который и сдал всех. Оно и к лучшему, что меня тогда забрали: неизвестно, чем бы закончились другие дела, планы которых ещё долго крутились в моей голове. На следующий день я осознал, что застрял в тюрьме надолго, и вспомнил свои молитвы в десятилетнем возрасте — они же были именно об этом! Я даже обрадовался, что попал в тюрьму, стал молиться Богу, чтобы дал силы перенести все трудности, надеялся на прощение моих многочисленных грехов.

Через несколько дней после допросов меня повезли в тюрьму в Тихвин. Ещё оставалось смутное ощущение, что скоро меня отпустят, но его быстро развеяли земляки, которые в ожидании суда сидели уже год; у многих за спиной было по нескольку «ходок» на зону. Они дали мне первый совет, который очень пригодился в тюрьме: всегда быть самим собой, забыть про свободу совсем, и чем быстрее, тем лучше — легче будет выжить здесь, в этом мире. Тюрьма — действительно другой мир, какой-то концентрированный, где за неделю может случиться столько событий, сколько на свободе происходит за годы. Через несколько дней меня вызвали «с вещами на выход» и повезли по этапу. Сначала в автозаке, куда нас набили как селёдку в банку, потом в вагоне-«столыпине» — в Питер, в «Кресты». В тюрьме первым делом «собачник» (предварительные камеры), душевые, «шмон» (обыск). Наконец нас развели по камерам.

Сотни, тысячи людей каждый день проходят по этим коридорам с разными, непохожими судьбами, с разным отношением к своему заключению. Я, общаясь со многими, учился жить не унывая, старался даже относиться ко многому происходящему со мной с долей юмора. Даже в тяжелейших ситуациях повторял себе: чем тяжелее, тем интереснее. А ситуации такие случались часто. Расскажут тебе, например, пару тюремных историй про «пресс-хаты» или «маски-шоу», когда всё тело как под электрошоком и ощущение, что тебя ведут на убой и ничего ты не изменишь, — а потом вдруг тебя самого вызывают с вещами на выход, и не знаешь, куда повели, зачем… Молился я только о том, чтобы хватило сил перенести все трудности достойно. Милостив Бог, всегда нужно помнить о том, что Господь не даёт испытаний свыше твоих сил.

Через некоторое время меня вызвали на этап и отправили обратно в тихвинскую тюрьму. Оказался я в небольшой камере на девять человек. На следующий день пришла на свидание мама. Это, наверное, был самый тяжёлый момент из всех, что я уже успел пережить в тюрьме. Когда я её увидел через решётку за стеклом, то еле сдержал слёзы, комок в горле застрял, долго не мог начать говорить. Мама плакала, но рассказывала про брата, про себя… Дай Бог ей здоровья, счастья и долгих лет жизни.

Через несколько дней стали вызывать на допросы, где пытались повесить на меня нераскрытые дела. Господь уберег меня от серьёзных телесных повреждений и болезней, единственное, что не давало покоя, это язва желудка. А самое противное — неизвестность: что будет завтра, когда суд, не отправят ли опять на этап. Но через какое-то время перестаёшь на этом зацикливаться и начинаешь думать о молитве, вникать в неё. Особенно в Иисусову молитву, которая со временем становится внутри тебя вроде ключа родниковой воды — её хочется пить бесконечно. В середине 1997 года мне в руки попала книга с житием святого Александра Свирского[31], там были и молитвы преподобному. Я написал об этом бабушке, и она мне ответила, что именно преподобному Александру все родственники сейчас молятся о моём возвращении. Я стал просить Господа, чтобы, когда освобожусь, обязательно съездить в этот монастырь и, может, остаться там.

В начале осени после одного случая Господь укрепил мою веру и привёл к вере ещё одного человека в моей камере. Я молился, чтобы хоть немного избавиться от неопределенности моего положения. Мне почему-то хотелось, чтобы среди нас явился человек верующий, настоящий верующий, сказал бы, что мне предстоит, а после этого сам бы вдруг раз — и освободился. Я поговорил об этом с одним сокамерником, но ему было всё равно, потому что он был совсем неверующий. Тогда я спросил: а если действительно так случится, ты поверишь в Бога? Он ответил: не знаю, возможно. Я стал молиться об этом. Подступали сомнения, как это может быть. Спасался только Иисусовой молитвой, которая ограждала как щит, не давала забыть, что для Бога нет ничего невозможного. Прошло несколько недель. И вдруг зашёл в камеру человек, сделал всем поклон, представился Анатолием, заговорил. Я сразу почувствовал что-то родное, на душе потеплело. У него с собой были иконки, Евангелие, молитвослов. Кто-то его спросил о вере, другой поддержал, Анатолий стал отвечать, и вот уже вся камера говорила на тему православия.

С Анатолием мы спали по очереди на одной «шконке» (нарах), так как на девять мест он был двенадцатым. Однажды перед сном он рассказал мне об Александро-Свирском монастыре, в котором трудился и знал настоятеля. Анатолий предложил мне написать туда письмо, а после освобождения приехать потрудиться. Он лёг спать, а я вдруг вспомнил, что именно об этом монастыре я читал и молился, чтобы побывать там. Значит, подумал я, Анатолий и есть тот самый человек, который должен был прийти сказать, что мне предстоит, и вскоре освободиться. Мне хотелось плакать, благодарить Господа и радоваться одновременно. Я рассказал о своей догадке неверующему сокамернику. Вскоре выяснилось, что они с Анатолием земляки, оба из Лодейнопольского района. За две недели Анатолий научил его молиться, читать понемногу Библию. Вскоре Анатолия вызвали в суд, и в камеру он не вернулся. С воли он написал письмо своему неверующему земляку, что его оправдали и отпустили. После таких конкретных чудес невозможно было не задуматься о смысле жизни, утвердиться в вере. Слава Богу за всё.

Спустя две недели в камере появился человек, сидевший не первый раз; он уже около года ждал суда. У него с собой был целый иконостас, его иконы прикрепили на каждом свободном месте стены, так что тюремная камера стала похожа на часовню. Со временем начались разговоры о вечном — о вере, о Боге. Я рассказал этому новенькому о последних событиях, об Анатолии, о поразившем меня житии Александра Свирского. Он переспросил название книги и, порывшись, достал её из своего баула. Это была именно та книга, которую я читал. Он подарил мне её. Дай Бог счастья и удачи этому человеку!

Так много интересных событий происходило в тюрьме, что просто удивительно. И начинаешь верить, что случайностей в жизни не бывает. Слава Богу, что мы живы, что у нас ещё есть время покаяться.

В ноябре 1997 года начался суд, но пять раз по разным причинам его отменяли. В это время произошёл один удивительный случай. По тюрьме пошла чесотка, я тоже заразился. Несколько дней практически не спал, всё чесалось, болело так, что уснуть невозможно. Если не двигаться, не чесаться, становилось легче. Чтобы отвлечься, я стал молиться о помощи всем заключённым, всем болящим и всем своим сродникам. И в какой-то момент — это даже словами не объяснить — все чувства и мысли: чесотка, боль, неизвестность положения, голод — взорвались во мне словно граната, а осколки разлетелись в разные стороны. Я лежал и не мог пошевелиться, будто находился в тесной коробке, но боковым зрением видел сокамерников. Я закрыл глаза и ощутил невесомое лёгкое состояние. Желания телесные пропали: не надо было ни еды, ни питья, мысли были какими-то чистыми, без суеты. Я привстал и увидел сидящих рядом людей, но они были как тени, их слов было не разобрать. Стена передо мной каким-то образом превратилась в окно, за которым я увидел комнату квартиры, где живёт мама: не было теней от предметов, а цвета казались более насыщенными, чем в действительности. Я потянул вперёд руку, но кто-то будто сказал: «Ложись обратно». Я лёг и увидел себя лежащего. И как только лёг, повторилась история с «гранатой». Только в обратном порядке: чувства, которые разлетелись в разные стороны, вернулись обратно. Я снова приподнялся, сел, молча пошёл к раковине, ополоснул лицо. Внутри меня появилось мощное понимание того, что всё, что сейчас со мной происходит в жизни, все эти трудности, этот голод, холод, чесотка — такая мелочь, что всё это нам необходимо как лекарство. В тот момент мне очень хотелось передать это состояние остальным, но я знал, что меня не поймут. Слова часто оказываются бесполезными, и только молитва за ближних может как-то повлиять на других людей.

В декабре наконец состоялся суд: мне дали три с половиной года строгого режима, хотя грозило от двенадцати и больше. Я попал в другую камеру, для осуждённых на строгий режим. Там было пятьдесят человек, в основном люди, отсидевшие уже не один срок. Меня приняли в эту семью. Один заключённый, Виктор, у которого большая часть жизни прошла в тюрьме, многому меня научил, рассказал про зоны, где он был, про этапы, что лучше с собой не брать, что брать, как себя вести, что говорить и так далее. Его настроению и желанию жить могут позавидовать многие живущие на воле. Дай Бог ему здоровья!

С нами находился один человек, у которого было кожное заболевание: кожа гнила, кажется, везде, он даже улыбаться не мог нормально. Он болел уже лет семь, иногда немного проходило местами, но потом снова состояние ухудшалось. Мазали его какой-то гормональной мазью. Этот человек носил крестик. Я спросил его, православный ли он? Он ответил, что в деревне его крестили маленьким, но он этого не помнит. Я предложил ему молиться в течение трёх вечеров, прикладывая крестик, который мне прислала тётя-иконописец. Этот крестик был просто нарисован на сложенной пополам маленькой картонке, внутри неё хранился кусочек ладана и было накапано ароматным целебным маслом из Иерусалима. Мы начали читать перед сном молитвы, потом я прикладывал к его груди крестик. Читал я, но так, чтобы слышно было только ему. Он должен был повторять всё за мной про себя и верить, что нет ничего невозможного для Господа.

Прошёл день, второй. Всё это время меня, естественно, атаковали сомнения: семь лет человек болеет и сейчас не выздоровеет. Но главное — не копаться в этих мыслях, игнорировать их и верить, что нет ничего невозможного для Бога. Мы ничего не можем, Он — может всё. И вот прочитали мы в третий день молитвы, попросили о здравии раба Божьего Алексея. Наутро я проснулся в тот момент, когда Витя заваривал чай. Алексей сел напротив него. Дальше я услышал спросонья, как Виктор говорит с удивлением: «Лёш, что с тобой?» Тот спрашивает: «А что?» — «Да ты чистый… Иди посмотри в зеркало». Я понял, что чудо всё же произошло. Хотелось и плакать, и одновременно радоваться, и благодарить Господа. Я подсел к столу, Виктор предложил чаю и спросил, как это я сделал. Конечно же, ответ у меня был простой, что не я это сделал, а Господь по вере больного. Алексей отошёл от зеркала, и я увидел, что он даже не идёт, а будто летит, счастливый, с широкой улыбкой — помню я ещё тогда подумал: как у Буратино. Он подсел к нам, с волнением стал осматривать себя: нигде даже миллиметра повреждённой кожи не было, только на руках в складках засохшая кожа, а под ней — чистая, как у младенца. Я попросил Алексея выучить «Отче наш» и читать по возможности — это и будет его благодарение Богу.

В эти же дни пришло письмо от бабушки с известием, что произошло обретение мощей преподобного Александра Свирского. В письме была вырезка из газеты «Православный Петербург» с фотографией, как мощи преподобного вносят в храм мучениц Веры, Надежды и Любови, а также иконка, которую прикладывали к мощам. Для меня это было большим утешением.

Перед Новым годом я вспомнил тот случай, когда будто вышел из тела и видел себя со стороны. Вспомнил и снова задумался: как это возможно? Ум наш многого не может понять, поэтому не принимает духовных вещей. Вот и я усомнился — и вслед за тем получил незабываемый урок. Дело было так. Глянув, что показывают по телевизору в праздничном концерте, я лёг и стал молиться перед сном. И снова впал в то же состояние, как тогда: ни двинуться, ни шелохнуться, как будто ты находишься в коробке. Я закрыл глаза и вдруг ощутил, как будто вывалился из тела и провалился вниз. Я оказался в такой тьме, что не передать словами. И боль ужасная, будто весь горишь в огне. Были ещё какие-то звуки, будто стая летучих мышей приближалась: всё ближе и ближе. Боль, страх, все плохие чувства обострились и с каждой секундой бесконечно усиливались. Молитву я просто не мог себя заставить произнести, ни одного слова не мог из себя выдавить. Потом я начал зрительно представлять слова молитвы и глазами читать: «Явися мне милосерд, святый Ангеле Господень, не отлучайся от мене, но просвети мя светом неприкосновенным и сотвори мя достойна Царствия Небеснаго. Аминь». И как только прочёл последнее слово, тут же резко вернулся обратно в тело. Я опёрся на руку, приподнявшись, лицо моё всё было в поту. Спросил у сокамерников, долго ли я спал. Мне ответили: несколько минут. Я посмотрел на экран телевизора, увидел танцующих канкан женщин. Подумал: «Господи, что их ждёт, как это всё остановить?» Хотелось это состояние удержать в себе как можно дольше. Прости, Господи, нам грехи наши, ибо не ведаем, что творим!

В марте 1998 года меня отправили по этапу на зону. Когда мы проезжали мимо моего родного городка, сквозь щель в закрытом окне я увидел тропинки, по которым мы ходили на огород, на холме был хорошо виден дом, где жила мама. Один из заключённых, ехавших со мной, сказал, что в первый раз всё интересно, а потом одно и то же: этапы, «шмоны». Оказалось, этот человек отсидел почти сорок лет, больше чем два-три месяца на свободе не бывал и даже не знал, что там делать. В тюрьме, сказал он, его дом, где всё есть: сигареты, чай, одежда, его все знают и уважают.

Так мы и ехали дня три в почтово-багажном поезде, который останавливался у каждого столба. В туалет выводили два раза, а то и раз в сутки. Один раз кто-то закурил во время остановки — так всех нас по очереди выводили в тамбур, под «дубинал», за нарушение. Через двое суток в наш «столыпин» заступил на смену очень наглый дежурный. Но его поведение изменилось, когда он узнал, что мы с ним из одного города, и особенно когда я сказал, что мне будто бы через несколько месяцев домой и что мы с ним там увидимся. Вода, которую мы просили вскипятить для чая, теперь была для нас бесплатной, хотя до этого стоила от двух пачек сигарет с фильтром. Всю оставшуюся смену он никому ни в чём не отказывал, передавал сигареты, чай из камеры в камеру, приносил кому воду, кому таблетки. Так мы доехали до Перми. Там, выпрыгивая по одному из вагона, бежали метров сто пятьдесят по коридору из омоновцев и бешеных овчарок в автозак. Нас поместили в пересылочной тюрьме, где мне повстречались люди, с которыми были общие знакомые на свободе. Я услышал ещё больше историй о тюремной жизни в этих краях, о зонах на Севере, о лагерном беспределе. Дай Бог всем заключённым сил, терпения и веры!

С апреля 1998 по август 2000 года я отбывал срок в лагере в Кунгуре. Работал на промзоне в литейном цеху — там отливали из металла запчасти для автомобилей, для памятников. Для себя отливали гантели, занимались ими ради какого-то психологического удовлетворения. Результаты тренировок были нулевыми: на одной капусте с водой далеко не уедешь. Если завозили картошку, то месяца два-три ели картошку с водой; про перловку с червями шутили что, мол, это каша с мясом.

В один из дней к концу смены мы с напарником разговорились о том, чем можно заниматься на свободе, как жить. Думали, как заработать много денег, мечтали о каких-то богатствах, о дорогих вещах. За полчаса до выхода с промзоны мы разошлись по своим делам, на улице было темно, вокруг единственного фонаря на площадке сновали летучие мыши. Я присел на бетонную плиту, молился шёпотом о людях, которые здесь находятся, о родных. Но после того разговора меня стали одолевать мысли о каких-то делах, заботах на воле, о том, где можно быстро заработать. Эти мысли отвлекали от молитвы, невозможно было сосредоточиться. Вдруг вижу: рядом со мной лежит кем-то оставленный Новый Завет. Я взял книгу с мыслью: что сейчас прочту, то пусть и будет Божьей волей обо мне. Не глядя открыл страницу и прочёл: Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе^[32]. Как только я прочёл эти строки, сразу же почувствовал огромное облегчение, вся суета из головы и сердца мгновенно исчезла и появилось мощное ощущение присутствия Бога…

После освобождения я приехал домой к матери, какое-то время осматривался, кто чем занимается, прикидывал, чем самому заняться. Сначала устроился на работу по монтажу котельных, потом работал на пилораме в лесу, после — в кафе охранником. Но всё это было не моё. Поскольку дома ничего не держало, я поехал к одному знакомому в Лодейнопольский район. Знакомого не нашёл, остался ночевать на вокзале в Лодейном Поле. Я посмотрел расписание поездов и автобусов и увидел название деревни Свирское. Узнал у местных, что там Александро-Свирский монастырь. С утра уточнил направление, сказали, что тут пешком можно дойти, километров семь всего, но оказалось — раза в три больше.

Я шёл с молитвой, и будто Сам Господь держал меня за руку и вёл, чтобы я мог исполнить свой обет потрудиться там. Пройдя почти полпути, я увидел, как от поста ГАИ стартует «Газель». Я спросил у гаишника: «Свирское в том направлении?» Он ответил: «Да, а ты в монастырь?» Я кивнул, и гаишник тут же остановил отъезжающую «Газель», посадил меня туда. За рулём был водитель в монашеской одежде. Разговорились. Я сказал, что сидел в тюрьме, рассказал про то, как читал житие Александра Свирского, как молились об обретении мощей преподобного, о человеке, который попал в тюрьму и рассказал мне о монастыре и его настоятеле, о том, как я оказался в Лодейном Поле и вот пошёл пешком в монастырь… Когда мы добрались до места, я увидел, что моему водителю все кланяются. Я спрашиваю: «А где настоятель?», а люди вокруг мне отвечают: «Так вот же, вот он заходит в корпус». Тут я понял, что меня вёз сам настоятель Александро-Свирского монастыря отец Лукиан.

Я работал там полгода, за это время отец Лукиан три раза подходил ко мне и предлагал остаться в монастыре. Но всё-таки мир тянул меня, и я поехал домой, пообещав, что буду заниматься только честной работой. Оказалось, это не так просто, мне часто предлагали заработок далеко не самый честный и правильный. В конце концов я решил опять увидеть отца Лукиана и благословиться на любую работу в миру, которую бы он мне посоветовал. Я решил ехать в Александро-Свирский монастырь через Петербург. Пока ехал, повстречал бывшую одноклассницу Ольгу, с которой учился в первом классе, завязалась беседа. Мы общались, будто знали друг друга всю жизнь. Когда расстались, я ещё долго вспоминал о ней и думал: мне б такую жену, как она. Но это казалось мне неосуществимым.

В монастыре мне сказали, что искать отца Лукиана лучше в Петербурге, в храме Веры, Надежды и Любови. Оказалось, батюшка помимо Свирского монастыря окормлял ещё несколько приходов. Я сразу же поехал туда. Там мне сообщили, что отец Лукиан только что уехал и мне лучше ехать в Покровский Тервенический монастырь и там потрудиться, дожидаясь настоятеля. Я так и сделал, приехал туда, рассказал, что хочу потрудиться. Меня благословили на это. Природа в Тервеничах сказочная, озеро святое и рядом с озером — часовня на месте явления Пресвятой Богородицы. Распорядок был, как и во всех монастырях: утром молитвенное правило, послушания, трапеза, потом опять послушания, вечером трапеза. По выходным и в праздники — служба, Исповедь, Причастие. Я молился о родных, о друзьях, обо всех православных христианах. Об Ольге думал — как она, всё ли у неё хорошо. Просил Господа, чтобы, если возможно, она стала моей женой.

Через месяц приехал отец Лукиан. После вечерней службы и трапезы он подошёл ко мне. Я рассказал о своём желании найти нормальную, честную работу в миру, и если у него есть такая на примете, то я готов хоть сейчас приступить. Он благословил меня отправиться в один город и сказал, к кому там пойти. Через некоторое время я уже работал на крупном заводе. Появились связи, и наконец, по слову отца Лукиана, я занялся делом, которое мне нравилось, — перешёл работать в спортзал тренером. Оказалось, что в том же городе жила подруга Ольги, они часто виделись. Так я снова встретил Ольгу. У неё к тому времени была трёхлетняя дочь, которая вскоре стала называть меня папой. Мы приняли решение жить вместе, стать семьёй.

Не всё сразу срослось: одно за другим наваливались искушения. Обстоятельства сложились так, что я снова оказался в одном монастыре и в общей сложности прожил там больше пяти лет. С семьёй виделся очень редко. Приходилось выезжать в область — контролировать дело, которым я занимался в то время. В семье верили в меня, верили, что всё получится, что рано или поздно мы будем вместе. В 2006 году жена родила сына, а у меня появилась уверенность, что я смогу реализовать себя в честном и полезном деле. Через три года я получил благословение игумена Антониево-Дымского монастыря на открытие собственного дела. Господь устроил так, что я занялся тем, о чём даже не мечтал. Моя работа связана с обслуживанием автотранспорта. Несколько лет ушло на обучение, знакомства с клиентами. Иной раз казалось, что ничего не получится, но я всё равно продолжал бороться. И в самый отчаянный момент Господь послал мне человека, который предложил сотрудничество с его компанией, чьи машины мы уже обслуживали раньше. В течение года всё подготовили, и в начале 2012-го заработало совместное предприятие.

В том же году у нас родился второй сын. Зачали мы его в конце 2011 года, в ночь после поклонения привезённой святыне, поясу Пресвятой Богородицы. И ещё многих людей Богородица тогда благословила родить детей, даже тех, кто не мог зачать из-за проблем со здоровьем.

Вся моя жизнь как на ладони перед Творцом. Если бы меня спросили, что я хочу поменять в моей жизни, я бы с уверенностью сказал: ничего. Всё, что дал мне Господь, — самое лучшее, лучше не придумаешь. Одно просил, прошу и буду просить: чтобы мне правильно воспитать детей, поставить их на ноги, дать им путёвку в жизнь, а свой путь окончить в монастыре.

Это всего лишь малая часть из того удивительного, что случилось в моей жизни. Во всём вижу благой Промысл Божий. Господь, испытав мою веру, дал мне возможность жить полноценной жизнью, не позволил зарыть таланты в землю.

Оглянитесь вокруг! Господь везде. Не ждите «удобного случая» или чего-то ещё, идите в храм сейчас, кайтесь, исповедуйтесь, причащайтесь. И молитесь с чистой детской верой…

Мы вернулись в объятия Отчие

Рассказ супругов о том, как от оккультизма[33] и пятидесятничества[34] они обратились к православию

Сергей, муж:

Я родился, вырос и все свои двадцать семь лет живу в старинном русском городе Орле. С 1820 года Орёл был резиденцией епископов Орловской епархии. Архиерейский дом располагался на территории Успенского монастыря, постройки которого за годы советской власти были полностью уничтожены. О монастыре в то безбожное время и не вспоминали. Хорошо, что не забыли про классиков, уроженцев Орловщины — И. С. Тургенева, Н. С. Лескова, Л. Н. Андреева, И. А. Бунина, чьи произведения отчасти заполняли духовный вакуум, образовавшийся в послереволюционной России. Тургенев был образованнейшим человеком, властителем дум не одного поколения, он познакомил западный мир с русской культурой. А мы свою культуру чуть не уничтожили после революции…

Сейчас, слава Богу, на месте Успенской обители возрождается монастырская жизнь, возведены новые храмы. Можно сказать, похожий процесс происходил и с православными русскими людьми, которые сначала потеряли свою веру и потом, томимые духовным голодом, долго блуждали «на стране далече»^[35] — уйдя от Бога. Великое множество душ было погублено, прежде чем люди наконец вспомнили своего Творца. Дошло-таки до сознания, что только жизнь по заповедям Божьим может быть полной и поистине счастливой. Мы с женой относим себя к таким счастливым «блудным детям», которые непонятно как, одному Богу ве́домыми путями, вернулись в «объятия Отчие»^[36]. Может, в нашем роду были праведники, которые молились за нас…

Мне кажется, что любая история о том, как человек приходит к Богу, интересна, потому что это фактически рассказ о чуде. У некоторых оно бывает явным, у других — тайным, не вполне поддающимся описанию. Чудо обретения веры может быть результатом длительной внутренней работы, а может накрыть человека внезапно, в самый неожиданный момент жизни.

Мама и бабушка привели меня в храм для крещения в пятилетнем возрасте — чтобы всё было «как у людей». Тогда в Орле действовали только две церкви. С тех пор никто в нашей семье особенно в православии не продвинулся. Продолжали жить как живут обычные невоцерковлённые российские граждане.

В начале 2000-х годов, заканчивая школу, я заинтересовался мистикой, различными духовными практиками и учениями. Изучал Кастанеду, американского писателя-эзотерика, автора книг, посвящённых шаманизму; Норбекова, деятеля нетрадиционной медицины; теософку Блаватскую, которая объявила себя избранницей «великого духовного начала». Всё это стало вдруг у нас модным. В моей голове от подобного чтения образовалась жуткая каша. С подачи этих «учителей» я пытался ловить какие-то энергии, что-то «сверхчувственно» видеть, «шариться» по всяким астральным полям. Слава Богу, большого успеха в этом не добился. В то же время я не отворачивал свой пытливый взгляд и от традиционных религий. Мысли мои были примерно такими: новые эзотерические духовные искания, вполне возможно, — следствие развития и открытий современной цивилизации; но если христианство существует две тысячи лет, значит, и в нём есть какая-то истина.

Однажды в голову пришла идея пойти в православный храм и проверить, какая там энергетика. Я не сомневался, что она существует, но интересно было «пощупать», какая она. Придя в большой Смоленский храм, я ничтоже сумняшеся начал, следуя наставлениям «учителей», «заряжаться». Прошло совсем немного времени, как вдруг меня словно током ударило по спине — через весь позвоночник. В страхе я покинул храм. Дома долго приходил в себя и впоследствии крепко задумался о том, что, наверное, я сделал нечто неправильное и шоковый удар прошёлся по мне неспроста.

После этого случая я заинтересовался христианством. Начал с детской энциклопедии «Религии мира», нашёл в ней раздел «Православие» и погрузился в чтение. В конце концов до меня, слава Богу, дошло, что истины двухтысячелетней давности гораздо более глубоки, чем все «истины» современных псевдоучителей, которые они подают как новые, недавно открытые. И что эти древние истины — не придуманы человеком, но даны Богом как откровения. И остаётся единственный выбор: ты можешь принимать или не принимать Божьи откровения. Всё остальное — заблуждения запутавшегося человеческого ума.

Таким образом, в 2003 году, отвергнув прежние свои оккультные изыскания, я начал простой, всем доступный, испробованный до меня миллионами людей путь в православие. Я стал ходить на службы — на всенощную под воскресенье и воскресную литургию. Тогда я учился в университете, поэтому мне было проще выкроить на это время — удавалось посещать и вечернее, и утреннее богослужение. Сейчас я работаю (инженером-электронщиком на большом орловском оборонном предприятии, которое частично входит в государственный оборонно-промышленный комплекс), поэтому в основном бываю только на воскресных и праздничных службах. Поначалу я ходил в Смоленскую церковь, но потом перешёл в открывшуюся поближе к дому Троице-Васильевскую. Этот старинный храм, слава Богу, не был разрушен в безбожное время, лишь утратил верхние ярусы колокольни и главку церкви. По советскому обычаю, в нём располагались различные организации. В конце концов здание признали памятником архитектуры регионального значения и передали епархии, потихоньку стали восстанавливать. При храме сейчас существует небольшая община, а когда я только пришёл туда, прихожан было совсем мало, все друг друга хорошо знали. Обстановка была очень дружеская.

И со священником контакт у меня наладился. Не могу сказать, что батюшка стал моим духовным отцом, но я исповедовался ему и задавал разные вопросы — и простые, и сложные. К сложным отношу те, которые возникают, думаю, у многих, кто приходит к истинной вере через эзотерические упражнения. Эзотерика определяется как совокупность многообразных учений, имеющих некое «тайное» содержание. Восприятие реальности сквозь призму этих тайных знаний происходит непременно «вненаучными способами». Сами «тайные учения» предназначены исключительно для «посвящённых», людей, как правило, интеллектуального склада. Но, как сказал классик, приключается «горе от ума». Последователи «тайных учений» вольно или невольно начинают себя считать избранными, а это ведёт к такой глубокой гордыне, которую очень трудно исцелить. Мои сложные вопросы касались соотношения веры и знания, смысла магии, алхимии, астрологии, теософии. Мне непременно хотелось выяснить, что важнее: вера или знание? Священник много говорил мне о ложности оккультно-мистических учений и в результате убедил меня.

Убедить-то убедил, но как трудно было забыть свой, хоть и малый, мистический опыт! Это ведь надо наступить на свою гордыню, принять невероятное утверждение, что полностью доверять своему уму — далеко не всегда хорошо и полезно для человека. А доверять уму, гордящемуся собой, — тем более гибельное дело. Батюшка дал мне понять: ты, парень, лезешь не туда. Слава Богу, что до меня это дошло!

Евгения, жена:

Мой путь к православной вере начался, когда мне было лет восемнадцать. Однажды моя мама съездила в Оптину пустынь и привезла оттуда икону Богородицы «Неувядаемый Цвет». Отношение к Церкви у меня тогда было такое: да, Церковь — это хорошо, в Бога верю, иконы принимаю — и всё! Никаких правил и предписаний Церкви я не выполняла, да и не знала их вообще.

Эту икону я взяла с собой в поездку в Керчь. Мы с подругами отправились туда отдохнуть и, чего греха таить, в один из вечеров решили немного развлечься. Выпили тогда лишку, и мне стало очень плохо. Не только от алкоголя, но и от того, что как-то по-глупому поругалась с подругами. На душе было преотвратительно. Я помолилась перед иконой, попросила, чтобы Бог мне помог. Не сразу, но мне полегчало. Словно какой-то просвет появился впереди.

Потом стали происходить другие события, которые нанизывались как бусы на нитку — одно за другим, одно за другим.

На следующий день в Керчи я попала на концерт, организованный протестантами. Послушала их песни, посмотрела на них, заинтересовалась, но никаких активных действий не предприняла. Потом, когда уже вернулась в Орёл, познакомилась с другими протестантами. Если точнее — с пятидесятниками. Познакомил меня с ними один парень, он тогда ещё не был «крещён» у пятидесятников, просто ходил на их собрания. С ним я встретилась на рок-концерте, он там играл в одной группе — у протестантов это принято. Познакомились, разговорились. Я сразу заметила, что парень не такой, как остальные, очень необычный. Сперва смотрела на него, удивлялась его отношению к жизни и думала: что-то в нём есть странное. Не пьёт, не курит, матом не ругается. А потом выяснилось, что он ходит к пятидесятникам. И мне тоже туда захотелось: интересно ведь, новые люди, разговоры, события. По молодости такого всегда не хватает. Оказалось, что и одна моя однокурсница тоже там состоит. Так девятнадцатилетней студенткой в поисках «неведомого Бога» я попала к пятидесятникам.

Я увидела, что у них там много молодёжи, которую привлекают концертами, фильмами, разными интересными мероприятиями. По этой части деятельность протестантов поставлена хорошо, система отработана. Молодёжь, конечно, легче привлечь в незнакомую организацию, чем взрослых, состоявшихся людей. Вот я и попалась. Церковных зданий у пятидесятников нет, главные свои собрания они проводили в Доме культуры железнодорожников. Но они арендуют и другие помещения — в основном для молодёжных встреч и мероприятий. Меня сразу поразило, что на их встречах очень много улыбаются и как-то неестественно себя ведут. Во всём чувствовалась какая-то фальшь. Мне кажется, это трудно не заметить нормальному человеку. С одной стороны, я видела, что люди у пятидесятников вроде бы верующие, особенно молодёжь, которая всегда искренна в своей вере. Но с другой стороны, уже тогда я почувствовала — а теперь точно это знаю, — что запутались они очень сильно.

Пятидесятничество — одно из направлений протестантизма, очень рациональное направление. Но при этом пятидесятники стоят в оппозиции не только к Православной Церкви и католикам, но и ко всем другим протестантским ответвлениям. Основной своей целью они считают восстановление в своих общинах формы и духа христианской Церкви апостольского века. Но это же невозможно сделать силами обычного человеческого собрания! Они сами назначают себе пророков, евангелистов, учителей, проповедников. Отличившихся в проповеди слова Божьего называют апостолами. Есть среди них «чудотворцы» и «исцелители». Пятидесятники превратили церковные таинства в простые обряды и убеждены, что Господь не нуждается ни в каких материальных, видимых формах передачи Своей благодати. Поэтому у них нет храмов и священников. Основным их догматом является учение о крещении Святым Духом, которое должно сопровождаться говорением на иных языках. Это мнение пятидесятников сильно отличает их от других протестантских групп.

В остальном пятидесятники признают главные протестантские принципы: исключительный авторитет Священного Писания, непочитание Божией Матери и святых, у них нет молитв за умерших, поклонения святому кресту и иконам, они не признают законного, благодатного священства.

Сколько я на их собрания ни ходила, меня не оставляла мысль, что надо бы зайти в православный храм. С детства осталась память, что там хорошо, там — что-то другое, непридуманное, родное. Сердце звало в нашу церковь, но было очень сложно сделать окончательный выбор. Потому что к прочной вере я всё-таки пришла именно через этих людей, через пятидесятников.

Родители мне говорили, что надо идти в православную церковь. Хотя сами они ходили туда два раза в год — всё равно настаивали на этом выборе. А однокурсники и ребята-пятидесятники говорили: «Что ты, православие — это устаревшее учение, в православии Бога нет, а у нас Он есть». И вот, чтобы разрешить свои сомнения и колебания, я стала спрашивать Бога напрямую: куда Ты, Господи, хочешь, чтобы я пошла, где мне остаться?

Уверена, что именно в ответ на мои молитвы Бог послал мне православного священника, который изменил мой взгляд на мир. Я пошла в Иверский храм, что рядом с железнодорожным вокзалом. Эта церковь в русском стиле, трёхъярусная, с девятью главками, имела светлый, нарядный внешний вид, который меня очень привлекал. Там я встретила отца Сергия, подошла к нему, чтобы попробовать исповедаться. Я была очень решительно настроена: мне хотелось сравнить, чем отличается исповедь у православных и у пятидесятников. Батюшка спрашивает, какой грех я хочу исповедать. Я отвечаю: «Ну, наверное, гордость, а ещё — я к пятидесятникам хожу». — «Да ты что?!» — удивляется. Я говорю: «А что такого, у них же там Бог тоже вроде бы есть?» — «Что ты! Куда же тебя, бедную, занесло? Иди подумай…» И он накрыл мне голову епитрахилью, то есть грехи всё-таки отпустил.

А потом я вдруг явственно почувствовала какую-то колоссальную внешнюю силу, огромную силищу над собой, и мне стало стыдно. Стыдно за то отношение к Богу, которое прививают пятидесятники в своих общинах, — такое очень панибратское. Совершенно неуважительное, на мой взгляд. И я как-то разом поняла, почувствовала, какой Он — Бог. Он совсем другой, не такой, каким они себе Его на этих собраниях представляли. Стыд накрыл меня как волна и стало даже страшно, как я могла на всё это купиться. Нельзя к Богу относиться как к своему приятелю.

И всё-таки сложно было перейти от пятидесятников в православие, потому что пришлось сильно ломать себя. Умом я уже вроде понимала, где истина, но очень хотелось посещать собрания в Доме культуры: там было так весело, пели песни, приходило много молодёжи. А в православный храм ноги не шли: на службе трудно стоять, надо каяться по-настоящему, глубоко, молодёжи почти нет. Сомнения не давали мне покоя. И вот однажды я снова пришла в храм и встретила диакона. Спрашиваю у него: «Что мне делать? У пятидесятников хорошо, и они мне говорят, что у православных всё неправильно, что иконы и священники — плохо. Как мне быть?» А он мне отвечает: «Если ты действительно веруешь, то Бог тебя обязательно приведёт туда, где истина». Так и вышло.

Вскоре я заметила, что в Иверском храме стало больше молодёжи — образовалось даже что-то вроде молодёжного кружка. Я чаще стала приходить туда. Отец Сергий собирал нас, парней и девушек, говорил проповеди на разные темы, а мы ему задавали много вопросов. И в паломнические поездки он с нами ездил. В общем, по-отечески окормлял нас. Постепенно батюшка стал моим духовником, и можно смело сказать: он сыграл очень большую роль в моей жизни. Мало-помалу мне становилось легче пребывать в православии. Служба за службой, исповедь за исповедью, и в голове всё становилось как-то яснее и понятнее, утрясались недоумения, расставлялось всё по своим местам. Вот так Бог направил меня на истинный путь. Я поняла, что главное — обращаться к Богу и верить, что Он Сам приведёт тебя куда надо.

А потом стали происходить ещё большие чудеса: у меня появился муж, родился наш сынок. Будто с неба свалился на нас отдельный дом — по завещанию, о котором никто прежде не подозревал…

Сергей:

Действительно, если кто-то искренне хочет разобраться в духовных вопросах, Бог обязательно поможет, в какой бы тупик человек ни зашёл, следуя своим «размышлизмам». Я испытал это на себе. Не могу ещё утверждать, что я полностью погрузился умом и сердцем в православие. Но чувствую, как сильно, например, действуют на душу церковные таинства. Такая порой бывает радость после Исповеди и Причастия! И что для меня особенно важно — может, и ненадолго, но появляется ощущение какой-то целостности, ты начинаешь полностью осознавать себя — кто ты такой, к чему и зачем стремишься. Наверное, такое состояние похоже на то, что святые отцы называют целомудрием. Это когда тебя не раздирают на части разнообразные мысли, чувства и желания, но всё внутри тихо, спокойно и ясно, мысли не разбредаются в разные стороны. Мне, человеку научного склада ума, важно не потерять контроль за своими мыслями. Я уже имею опыт: если в голове, так сказать, «заиграла музыка» или одолевают какие-то посторонние домыслы, значит, пришло время идти к батюшке на исповедь. Конечно, сейчас я стараюсь не грешить сознательно и по-крупному, но в душе очень быстро накапливаются мелкие грешки — всякие обидки, зависть, злость, которых даже не замечаешь. Так душа теряет чистоту. И эти песчинки грехов превращаются в целый тяжёлый мешок, который начинает давить на душу. От этого есть единственное лекарство — искренняя исповедь и причастие.

Женя говорит, что встреча со мной была чудом, а мне кажется, всё произошло так просто и естественно, что даже как-то неинтересно. Настоящим чудом я считаю то, что мы с ней оба после умственных блужданий пришли в православный храм. Для меня наибольшее чудо — это когда человек обретает веру, находит истинного Бога. Ведь сколько людей живёт, ни во что не веря или, что ещё хуже, имея ложную веру. Большинство даже не подозревают, что постоянно грешат, творят зло по отношению к себе и ближним. И о спасении души даже не задумываются. Просто творят свои земные дела и думают: после нас хоть потоп.

Главное чудо произошло, когда Господь привёл нас в Церковь. Соединить нас Ему было уже гораздо проще. Хотя, конечно, это мне сейчас кажется, что всё вышло просто и естественно. В нашем знакомстве всё же явно присутствовал Промысл Божий. А дело было так.

Женя с сестрой посещала Иверский храм, я тоже туда иногда заходил. Наверное, не раз и не два мы оба стояли на службе одновременно. И одновременно выходили из храма, но не замечали друг друга. А в тот день — это была суббота — я пришёл на всенощную под празднование Собора московских святителей, отстоял всю службу. После всенощной ко мне подошла одна моя знакомая вместе со своей сестрой — Женей, представила нас друг другу. Дальше всё произошло, как это обычно бывает у молодых людей. Я проводил Женю до дома, спросил телефон. Так начались наши отношения. Через год мы поженились. Помню, в день свадьбы было много суеты, и всё произошло настолько быстро, что казалось, будто пролетело одно мгновение. Нас повезли в ЗАГС, в зале брачных церемоний мы расписались, после этого быстро обвенчались в том храме, куда я обычно хожу. Потом мы поехали на банкет, отгуляли и отплясали, приехали домой около двенадцати ночи, без сил рухнули в постель как подкошенные. Только утром я почувствовал: произошло что-то важное. Наша экспресс-свадьба была лишь красочным заголовком к дальнейшей истории совместной жизни. Главное в ней началось уже после этого дня.

В жизни всё прямо противоположно тому, что пишут в романах и показывают в фильмах «про любовь». Там влюблённые преодолевают всевозможные препятствия на пути к свадьбе, которые подогревают интерес зрителя или читателя, потом долгожданная свадьба и — конец истории! Но ведь как раз именно после свадьбы любовь проверяется на истинность и прочность. Нам с Женей пришлось какое-то время притираться друг к другу. Трудно было расставаться со многими иллюзиями и осознавать, что главное в семейной жизни — не права, а обязанности. Мы теперь не просто влюблённые, которые иногда встречаются и гуляют вместе, теперь мы — муж и жена, одна плоть. Я это чувствую всей душой.

Евгения:

Мне кажется, для супругов-христиан венчание — просто обязательно. Потому что в этом таинстве каким-то непостижимым образом происходит истинное соединение двух людей в браке, которое муж и жена могут поначалу даже не замечать. Венчание — как зерно, брошенное на поле жизни, в своё время оно даст росток. Если, например, человек принял крещение с верой в это таинство, но ещё не совсем понимает суть произошедшего, его можно назвать латентным христианином. Понимание придёт позже, Господь всё устроит, если, конечно, человек исповедует Христа как Спасителя. Так же и с венчанием. Понимание его важности иногда по каким-то причинам задерживается. В качестве примера могу привести наших родителей. Серёжины родители жили в браке двадцать восемь лет и венчались после нас, наверное, через полгода. Как-то внезапно они осознали, что им это необходимо. И сразу стали очень заметны изменения в их отношениях. Глядя на них, и моя мама вышла замуж и обвенчалась. Удивительно: взрослые люди вдруг что-то для себя открыли. Для нас их венчание было каким-то откровением: мы ведь не вели никаких миссионерских разговоров с ними, что, мол, надо вам повенчаться. Может, они посмотрели на счастливые лица своих детей и поняли — что-то в этом есть. А мне стало понятно, как важно христианину вести себя по-христиански и тем самым давать пример окружающим.

Несомненно, гражданская регистрация в ЗАГСе тоже нужна, поскольку мы живём в светском обществе. Это важно для прописки, для социальной поддержки, для того, чтобы дети получали алименты, если, не дай Бог, родители разведутся. Но для внутренней жизни семьи, живущей в венчанном браке, гражданская регистрация не важна. Мы дали обет жить вместе перед Богом, а не перед людьми. Если же человек не верит в Бога, то какой с него спрос? Ему ни Бог, ни люди не указ. Если он не хочет отвечать за свои поступки, ничто его не удержит в семье — ни регистрация в ЗАГСе, ни венчание.

Сергей:

Важнейшим событием для нашей семьи стало рождение первого сына, Александра. Ребёнок, оказывается, очень много меняет в восприятии себя самого: до этого ты сам был сыном (или дочерью) своих родителей, а теперь ты родитель своего сына или дочки. Лишь с рождением ребёнка можно понять эту разницу. Только с этого момента начинаешь ощущать себя взрослым, главой семьи. Понимание того, что такое семья, для чего она нужна человеку, тоже меняется. Я, например, знаю, что самый большой мой грех — гордость. Как же мне не гордиться, если я такой хороший, замечательный, умный, верующий. А семья это моё горделивое «я» ставит на место. Семья на то и дана, чтобы человек учился смирению.

Кто в семье главный? Важный вопрос. Формально — муж. А когда он уходит на работу, тогда — жена. Но действительно главный в нашей семье — наш сынок: с ним, маленьким, не поспоришь, он требует ухода, ласки, воспитания. Раньше мы с женой всегда ходили в церковь вместе. Сейчас Жене иногда невозможно вырваться туда из-за домашних дел, я хожу один. Ждём, когда немного подрастёт малыш.

Упаси Бог понимать главенство мужа в семье как почётную и властную должность, на которую его кто-то назначил. Тем более — гордиться этим. В первую очередь, главенство в семье — это обязанность. Обязанность думать, решать и работать в нужном направлении. Заглядывая в будущее, я стараюсь определить стратегию жизни нашей семьи, потом продумываю план действий, а затем уже действую — советуясь, конечно, с супругой. Думаю, что жене не следует огорчаться своему «подчинённому» положению. Это тоже обязанность. Муж и жена в семье должны со взаимной любовью служить друг другу, имея высшую цель — спасти свои души и души своих детей. В чём-то надо уступать друг другу, взаимно утешать, жертвовать своей свободой.

Супружеская любовь — жертвенная, учиться этому нужно у Господа нашего Иисуса Христа. Сказано, что всякому мужу глава Христос, жене глава — муж, а Христу глава — Бог^[37]. Читаешь — вроде всё просто и понятно, а начинаешь действовать — не хватает силы, веры, опыта, ума, смирения. Осуществить этот евангельский принцип — задача целой жизни. Но когда есть цель, тем более такая высокая — это прекрасно. Люди сейчас как раз страдают от того, что живут бесцельно. Хочется сказать им: не мучьтесь, загляните в Евангелие, в нём вы найдёте непреходящие истины!

Для начала, мне кажется, необходимо правильно расставить приоритеты в жизни. Что и кто на первом месте, на втором, на третьем, а что совсем несущественно. Уверен, в первую очередь надо думать о своей душе, потом о спасении душ тех, кто рядом с тобой — начиная с семьи и заканчивая всеми ближними и дальними. И только в третью очередь заботиться о своём физическом существовании. Если веришь Богу, то должен верить и сказанному Им: не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам^[38]. Наша молодая семья уже не раз убеждалась в том, что Бог не оставляет верных Своих.

Очень хочется, чтобы у нас, современных христиан, появились благочестивые семейные традиции. Нас не воспитывали религиозные родители, бабушки и дедушки, мы многое узнаём из книг и пытаемся применить это в своей жизни. То есть нам приходится начинать как бы с нуля. Кое-что в нашей семье уже «наработано», например, молитва перед едой, утреннее и вечернее правило — не всегда, правда, получается совместная молитва. Но молитва в нашем доме звучит и, надеюсь, что наше жилище ею освящается. Непременно надо освятить дом церковной молитвой — это тоже важно. Это мы поняли на собственном опыте. Дом нам завещала тётя. Он был не освящён, и в нём чувствовалась какая-та тяжёлая духовная атмосфера. Тётя, когда там жила, даже бесов видела. Вселившись в дом и занявшись уборкой, я сразу почувствовал, как что-то «давит на мозги». Спать было неприятно, иногда казалось, будто на меня кто-то смотрит. Эти ощущения мне хорошо знакомы из прошлого опыта «духовных практик». Почувствовав присутствие нехорошей силы, я для начала сам с молитвой окропил дом святой водой. Стало полегче. А через полгода мы с Женей поженились и вскоре попросили батюшку освятить наш дом.

Нецерковным людям не всегда можно объяснить, зачем освящают жилище. Иногда приходишь в гости и чувствуешь, что дом «нехороший». А жильцы не чувствуют. И удивляются тому, что в их доме часто происходят какие-то склоки, беспричинно нападает страх, уныние или гнев. Всё это действие бесовской силы. Освящение помогает отогнать её от жилища. Но многие люди, к сожалению, относятся к освящению как к магическому ритуалу, прогоняющему все беды от дома. То есть освятили — и продолжаем жить непотребно. Но домашняя атмосфера должна стать пригодной для пребывания в ней Ангела Хранителя. Для этого надо ходить в церковь, молиться, каяться и жить по заповедям.

Надеюсь, что в нашу семью войдёт традиция многодетности. Наш первенец родился в октябре, в декабре мы его крестили. Крещение было праздничное и торжественное, сын не плакал, не кричал, не отбивался, но спокойно смотрел на всех и улыбался батюшке. Он вообще очень любит людей. Придумать имя первому ребёнку, наверное, труднее, чем следующим. Помню, у нас было несколько вариантов. Но вдруг кто-то, не помню уже кто, сказал: пусть будет Сашей. У меня дед был Александр, и у Жени тоже был дед Александр. В память двух Александров и назвали нашего младенца. А потом выяснилось, что через два дня как раз отмечается память благоверного князя Александра Невского. Так что и здесь будто Ангел нам подсказал. В общем, не нужно спорить с древними традициями. Называть детей надо по святцам, как делали это наши деды и прадеды. Бывало даже такое, что в семье два ребёнка носили одно имя — и ничего. Детей, правда, в семьях было обычно не менее десятка.

Евгения:

До рождения Сашеньки я плохо понимала смысл слов, написанных в Писании: что женщина спасается чадородием^[39]. Более того, я вообще иначе воображала семейную жизнь. Когда собиралась замуж, не представляла тех проблем, с которыми встречусь. Это действительно следствие неправославного воспитания и каких-то литературных шаблонов. Многое в браке оказалось для меня совершенно неожиданным. Прежде всего то, как трудно смиряться, принимать супруга таким, каков он есть. Иногда до того трудно, что хочется опустить руки, впасть в полную прострацию, ни о чём не думать, всех забыть — в этот момент не нужны ни церковь, ни молитва, ни муж, ничто и никто. Порой гордость и уныние берут такую власть, что не можешь заставить себя помолиться Богу, попросить Его о помощи, особенно когда попадаешь в сложную, непредсказуемую ситуацию.

Отношения с Богом, как и отношения с мужем, тоже очень личные. И тоже сложные. Ответ на вопрос, как строить эти отношения, не всегда прочтёшь в книжках: понимание приходит только с опытом. А опыт заключается в преодолении препятствий и искушений. Для меня таким опытом была трудная беременность. Теперь я в полной мере осознала, что без Божьей помощи неизвестно, чем бы она закончилась. Меня не перестаёт удивлять, как после многочисленных сложностей всё как будто само собой вдруг успокаивается и приходит в норму. В общем, идёт обычный процесс расставания с иллюзиями, а вместе и ними, надеюсь, и с грехами, со страстями…

Кто-то из святых говорил, что в семье легче спасаться, чем одному. Сейчас я это очень хорошо понимаю. Легче — потому что просто нет времени на большие грехи. Нет часто даже самой возможности грешить, особенно когда появляется ребёнок. Приходится всё время ущемлять собственное «я», жертвовать собой ради близких тебе существ, учиться любить и прощать. И при том семья — это большое счастье. Жить в семье намного лучше, чем быть одной, потому что когда ты одна, то часто не знаешь, что с собой делать. А когда есть муж и ребёнок, даже вопроса такого не возникает. Одним словом, слава Богу за всё!

О «физиках» и «лириках»

История выпускника Физтеха

Со школьных лет я любил физику и математику, поэтому особых раздумий о будущей профессии не было. И Бог дал мне счастливую возможность получить образование в одном из самых престижных российских вузов — Московском физико-техническом институте, Физтехе.

Никогда не переводятся на земле люди с инстинктом познания окружающего мира, который так же неистребим, как и любовь. Во все времена отчаянные храбрецы плыли за неведомые моря, пытались, подобно птицам, взлететь в воздух, искали и открывали что-то новое. Сейчас делать открытия становится всё труднее. Из-за массы уже накопленных человечеством знаний учёным приходится тратить гораздо больше времени на своё образование. При этом период их активной жизни, посвящённый собственно научной деятельности, становится, естественно, короче. И сами открытия теперь требуют очень много времени и материальных затрат.

Но по-прежнему выпускники Физтеха легко ориентируются в самых разных проблемах, на них высок спрос в научных лабораториях всего мира. Среди преуспевающих российских бизнесменов процент выпускников физтехов выше, чем выпускников любого другого вуза. В московском Физтехе преподавание ведут более ста членов Российской Академии наук. Такого соотношения числа академиков к числу студентов нет ни в каком ином вузе.

Мне двадцать семь лет, поэтому только по рассказам старших я знаю, что лет тридцать-сорок назад физиков в СССР окружал необыкновенный ореол романтики. В 1959 году поэт Борис Слуцкий написал знаменитое стихотворение, после публикации которого в советской печати, да и во всём обществе между «физиками» и «лириками» развернулась бурная дискуссия — стороны выясняли, кто из них нужнее…

Что-то физики в почёте.
Что-то лирики в загоне.
Дело не в сухом расчёте,
дело в мировом законе.
Значит, что-то не раскрыли
мы, что следовало нам бы!
Значит, слабенькие крылья —
наши сладенькие ямбы,
и в пегасовом полёте
не взлетают наши кони…
То-то физики в почёте,
то-то лирики в загоне…

«Лирики» потому были «в загоне», что время небывало бурного развития науки во второй половине XX века требовало именно «физиков», профессионалов точных наук. О них снимали культовые фильмы, из их среды выходили известнейшие барды, чьи песни распевала вся страна. Народ думал, что «физики» (чуть ли не небожители!) только и делают, что строят синхрофазотроны и лазеры, расщепляют атом, запускают в космос умные автоматы и лучших людей. Что, существуя в своём замкнутом, материально обеспеченном мире, они в отличие от простых смертных имеют и высокие «духовные» запросы… Профессия инженера-физика сделалась очень престижной: в МИФИ, МФТИ были огромные конкурсы. Отбирали лучших из лучших. О том, сколько ты будешь зарабатывать после окончания института, не думали, служили самой идее. Удивительное время! Мне сейчас даже немного завидно: хотелось бы попасть в ту атмосферу всеобщих поисков смыслов, чего нам так не хватает теперь, когда, кажется, нет ни «физиков», ни «лириков» — одни сплошные менеджеры и бизнесмены. А эти последние не дискутируют между собой… они «делают деньги».

И наука, и искусство — важные формы познания окружающего мира. В споре «физиков» и «лириков», как я теперь понимаю, победителей быть не может. Спорили тогда тщеславия тех и других. Спорили, подобно малым детям, кто важнее, совершенно забыв о Творце. На эту тему много говорил любимый мною преподобный Паисий Святогорец[40]. Однажды, например, он спросил пришедшего к нему в каливу (келью) американца: «Чего вы достигли, будучи столь великим народом?» — «Мы, — ответил тот, — слетали на Луну». — «А она, — спрашивает старец, — далеко?» — «Ну, скажем, полмиллиона километров». — «И сколько же вы потратили миллионов, чтобы на неё слетать?» — «С 1950 года и до сего дня мы потратили на это так много, что утекли целые реки долларов», — отвечает американец. «А что же до Бога-то, — спрашивает старец, — не долетели? Бог далеко или нет?» — «Бог, — говорит американец, — очень далеко!» — «Ну, вот видишь, — отвечает отец Паисий, — а мы долетаем до Него на одном сухаре!» — то есть постясь и молясь.

Если учёный стремится к новым открытиям и при этом забывает о Создателе законов вселенной, вполне возможно, что плоды его научных исследований могут стать разрушительными для прекрасного Божьего мира. Мне кажется, сейчас как никогда это стало совершенно очевидным. То же самое наблюдается и в искусстве. Когда автор произведения желает исключительно самовыразиться, прославиться, попиариться, как теперь говорят, не принимая во внимание спасительных для человека заповедей Божьих, он просто соблазняет людей: такое искусство разрушает внутренний мир человека. Так что и на «физиках», и на «лириках» лежит огромная ответственность за судьбы мира.

Я благодарен Физтеху, своей альма-матер[41], ещё и потому, что именно здесь пришёл к вере, которая изменила мой взгляд на мир. Оставаясь «физиком», я понял, что человек познаёт мир не только с помощью науки, но ещё глубже — верой. И только познание «с оглядкой» на Творца может быть безопасным и плодотворным. Именно это так важно уяснить всем нынешним учёным и поэтам, «физикам» и «лирикам»…

Если говорить о моей вере, то она возрастала мало-помалу, на первый взгляд совершенно незаметно. Крестили меня в пятилетнем возрасте бабушка и дедушка, у которых я до десяти лет жил в Севастополе. Это был 1990 год, когда появилась вдруг возможность открыто крестить своих детей и внуков. Спасибо бабушке и дедушке, которые сразу же воспользовались таким счастливым случаем — неизвестно, что там впереди, вдруг опять религию «запретят». Вот и меня привели в храм и крестили. А что дальше делать — не знали. Бабушка с дедушкой и папа с мамой были крещёные, но не воцерковлённые — сами в храм не ходили и меня больше не водили. Но в момент крещения в моей маленькой душе «завелось» что-то необыкновенное, невидимое глазу. Наверное, в неё упало зёрнышко веры и тихонечко стало прорастать. С малого возраста у меня появилась такая тяга к Богу, к вере, что я самостоятельно стал искать путь к Нему — совсем ещё неосознанно. Об этом свидетельствуют мои детские воспоминания.

Помню, я заходил в церковь, потому что мне нравились церковные запахи, мерцание свечей. А когда я видел свет, льющийся из-под купола, казалось, будто в этом свете с неба сейчас слетят ангелы: хотелось этих ангелов увидеть. Нравилось мне читать по детскому молитвослову какие-то простенькие молитвочки до и после еды, любил листать детскую Библию с картинками и без картинок — не помню, откуда эти книги взялись. Наверное, взрослые купили. Недавно моя младшая сестра вдруг рассказала, что когда мне было лет семь-восемь, а ей, соответственно, года три-четыре, я, оказывается, учил её молитвам. Учил, как молиться перед едой и благодарить Бога после. Я этого не помню, но она говорит, что такое было. Удивительно, что это происходило совершенно без постороннего влияния: никто мне не рассказывал о Боге, о Церкви, о молитве. Помню, в школьные годы моя вера выражалась в разных просьбах за себя, за родных. Если, например, я опаздывал на уроки, то просил своего Ангела Хранителя помочь мне, чтобы быстрее автобус приехал, чтобы учительница не ругала. Много было таких простых просьб: то контрольную помочь написать, то пятёрку получить, то маме поскорее выздороветь, то чтобы родители велосипед на день рождения подарили, в какую-то там поездку отпустили. Просил, помню, очень искренне, по-детски. А вырос — и стала пропадать куда-то эта удивительная искренность и простота. Жаль… Истинно говорится в Евангелии: будьте как дети^[42].

В более старшем возрасте я начал читать Новый Завет. И наконец Божьим Промыслом я дошёл до понимания, что нужно служить Богу всей своей жизнью. Это произошло на первом курсе родного института. Точнее, в конце первого курса, когда я немного привык к новой для меня студенческой жизни. В Физтехе читал лекции Владимир Александрович Овчинкин — самый популярный и известный наш преподаватель физики. В начале 1990-х годов он сам пришёл к вере и серьёзно воцерковился. Владимир Александрович любил вести со студентами доверительные беседы, в том числе на темы веры, Бога. Тогда был самый пик популярности подобных разговоров, дискуссий, лекций: люди как раз потянулись к Церкви, стали вспоминать о святынях. Я со своими соседями по комнате в общежитии — тремя Андреями — нередко ходил на семинары Овчинкина. А после семинаров мы оставались, чтобы задавать ему разные вопросы. Для начала — по физике, но потом начинали спрашивать про Бога. Так, собственно, мы с ним и познакомились поближе.

«Дядя Вова», как мы между собой называли Овчинкина, давал студентам книги духовного содержания. Первой книгой, которую я получил от него, было житие преподобного Серафима Саровского. Оно так запало мне в душу, что я отвёз книгу домой, дал почитать родителям. Им житие батюшки Серафима тоже очень понравилось, так что до сих пор Серафим Саровский — один из самых любимых в нашей семье святых. Потом я стал зачитываться книгами преподобного Паисия Святогорца, воспоминаниями о нём его духовных чад. Духовные советы старца Паисия, казалось, были обращены именно ко мне. Так я сделал первые свои шаги к воцерковлению.

Наш преподаватель часто ездил на подворье Троице-Сергиевой лавры в Москве. И вот в конце учебного года Овчинкин предложил нам съездить туда из Долгопрудного, где мы жили и учились. Так совпало, что мы тогда попали на службу престольного праздника подворья — дня Святой Троицы. Конечно, на этой первой службе мне было ничего не понятно. Кроме «паки и паки»^[43], «Господи, помилуй» я не мог разобрать ни единого слова.

Надо сказать, что буквально за несколько дней до этого мы побывали у храма Христа Спасителя в Москве, куда привезли с Афона мощи апостола Андрея Первозванного[44]. Это был 2003 год. Мы — это четверо друзей, живших в одной комнате общежития: три Андрея и я. Вчетвером отправились в Москву — уже перед самым отбытием святых мощей обратно, в афонский Пантелеимонов монастырь. От храма Христа Спасителя мы прошли с крестным ходом до Афонского подворья, встали в длинную очередь и, отстояв шесть часов, приложились-таки к святыне — стопе Андрея Первозванного. Шестичасовое стояние было моим первым подвижническим опытом. И, видимо, за этот малый подвиг Господь дал мне почувствовать истинность всех тех евангельских событий, о которых я с детства знал из Священного Писания. Внезапно возникшее ощущение, что всё описанное в Евангелиях реально и очень близко касается нас, сильно меня тогда поразило и дало импульс к тому, чтобы начать регулярно ходить в церковь.

Через некоторое время я ещё раз приехал на подворье, опять услышал незнакомое «паки и паки». Очень захотелось понять, что же это означает. То есть, несмотря на полное незнание службы, у меня возникло непреодолимое желание снова и снова присутствовать на богослужениях, бывать в церкви почаще. Владимир Александрович, увидев моё стремление, предложил исповедаться и причаститься. Тогда я совершенно не представлял себе, что это такое. Слышал, конечно, что существует таинство Причастия, но понятия не имел, как к нему подготовиться: не знал ни о каких молитвенных правилах к Причащению, ни об Исповеди перед ним, да и вообще про грехи свои мало думал. В общем, к первой исповеди я был совсем не готов. Меня подвели к священнику, и при разговоре со мной батюшка вежливо осведомился, как я готовился к Причастию, соблюдал ли пост? Я сказал правду: пока обо всём этом не знаю ничего. Священник посоветовал мне прийти через день — хотя бы денёк попоститься, поговеть^[45], прочитать правило. Тут уж я понял, что это вопрос серьёзный, и отложил причащение на некоторое время, пока не придёт понимание этого таинства.

Только спустя несколько месяцев я осознанно приступил к Исповеди и Причастию, отговев, как установлено церковным правилом. И с тех пор старался с благословения своего духовника причащаться чаще. Первые год-два у меня получалось участвовать в этом таинстве раз в полтора месяца, потом стал причащаться раз в месяц, раз в три недели. Затем пришёл к тому, чтобы причащаться каждые выходные. Хожу теперь, стараясь не пропускать службы, каждую субботу на всенощную, утром в воскресенье — на литургию. Каждую неделю готовлюсь к принятию Святых Тайн, исповедуюсь и причащаюсь.

Священник, к которому я подошёл в самый первый раз, оказался игуменом Дионисием, настоятелем московского подворья Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре. Период моего воцерковления совпал с самым началом его настоятельства. Мне сразу посоветовали пойти исповедоваться именно к нему, у него просить духовных советов. И вот с тех пор приезжаю к нему на исповедь, прошу у него советов, благословений на добрые дела. Про батюшку, ставшего недавно архимандритом, скажу так: хоть он и молодой, но на примере многих моих знакомых я вижу, что его молитвы, его благословения имеют перед Богом силу, его духовные советы помогают. Может быть, более опытный священник мог бы дать мне больше, но я благодарен Богу за то, что Он послал мне такого духовника как отец Дионисий, — пока что мне достаточно его советов.

С одним из трёх Андреев, с которыми жил в общежитии, я до сих пор в близких дружеских отношениях. Этот Андрей крестился тоже благодаря общению с Владимиром Александровичем; теперь он воцерковился и ходит на службы — правда, в Сретенский монастырь, участвует в жизни сретенской воскресной школы. Два других Андрея были уже крещёными. Но, насколько я знаю, воцерковлёнными людьми они пока не стали. Может, поэтому связь с ними ослабла, редко общаемся. Я заметил такую закономерность: с близкими знакомыми и даже с друзьями, если с ними нет общих духовных интересов, Господь может развести жизненными путями в разные стороны, но удивительно — через церковное общение возникают новые, гораздо более тесные знакомства и дружбы. Так мне Бог и жену верующую послал.

Времена не выбирают. Мне, считаю, повезло, что я живу в ту эпоху, когда христианская вера не подвергается гонениям и никто не мешал мне стать верующим. Во времена молодости моих родителей и бабушек с дедушками в храм ходили только очень верующие и очень смелые люди, можно их даже назвать исповедниками. Молодёжи вход в храм был вообще заказан. Мне трудно это даже представить, потому что сейчас и на подворье лавры, и в Сретенском монастыре на богослужениях — огромное количество молодых людей, среди которых много образованных, интеллигентных. То есть по сравнению с недавним прошлым сейчас в храмах молодёжи достаточно, чтобы увидеть: Церковь — не только для старых бабушек в белых платочках. Среди моих друзей, из тех, с кем я учился в Физтехе, воцерковлённых немало. Но всё относительно. В действительности, конечно, это меньшинство. «Я вам не скажу за всю Одессу», то есть за всю страну, но судя по моим сокурсникам, некрещёных людей больше, чем крещёных, а из тех, кто крещён, регулярно посещающих храм даже не половина, а может, только четверть или ещё меньше. Жаль, конечно, что представители нашей научной элиты в массе своей атеисты.

Я думаю, что искренне и по-настоящему верующих людей лишь несколько процентов от общего количества жителей нашей страны. Очень маленькое число, к сожалению. Хочется его увеличить, хочется найти путь к сердцам друзей и близких, показать им, как хорошо быть с Богом. Но Господь в Евангелии Сам говорит, что Его последователей всегда будет мало. Малым будет народ Божий, Его «малое стадо»^[46]. Но это «малое стадо» словесных, духовных овец всегда будет под крепкой защитой и водительством Великого и Доброго Пастыря.

Всегда буду помнить нашего «дядю Вову» Овчинкина, который так много сделал для укрепления моей веры. По его примеру я тоже пытаюсь рассказывать неверующим о Боге. Бывает, с усмешкой они спрашивают: «Где Он, твой Бог? Ты Его видел?» Что тут скажешь: если человек сам ещё не знает Бога — это всего лишь факт его личной биографии, который никак не влияет на саму суть вопроса о существовании Бога. «От незнания нельзя никогда делать вывод о небытии. Я не знаю, что думает мой читатель, и потому не могу сказать: он ничего не думает», — писал митрополит Вениамин (Федченков). Ещё он приводит очень запоминающийся пример на эту тему. Семинарист в запале спора говорит: «»А кто Бога-то видел?» Мы (остальные семинаристы) или не хотели спорить, или же не сумели возразить ему — и молчали. Присутствующий помощник эконома по имени Василий, видя наше молчание, обратился к Мише с вопросом: «Барин! Так вы говорите, что коли Бога не видели, так уж и нет Его?» — «Ну да!» — «А вы мою бабку видели?» — «Нет», — робея, ответил Миша. «Ну вот! А она и по сию пору жива!»»

Я не стану желать атеисту: «Бог в помощь», — когда он затевает какое-то дело, потому что если сказать так далёкому от веры человеку, то выйдет лишь неловкость. Только верующие знают, что без Бога нельзя сделать ничего, даже доброе дело, и поэтому искренне благодарят меня за такое пожелание. Моя бабушка очень любит, когда я говорю ей: «Бог в помощь!» К моей радости, и она, и дедушка, и родители вслед за мной тоже воцерковились и поэтому понимают, что именно я им желаю. Наши «старики» знают это лучше молодёжи, потому что груз прожитых лет, болезни, несчастья смиряют их, к тому же они много раз на собственном опыте убеждались, что помощь приходит именно от Бога.

В своём рассказе я уже много раз говорил о воцерковлении. Но что это такое? Мне интересно рассуждать на эту тему. С точки зрения нецерковного человека, воцерковление — это процесс, в результате которого человек начинает совершать некие внешние действия: заводит дома иконы, начинает по праздникам ходить в храм, соблюдать посты и прочее. Но это и впрямь только внешняя, видимая сторона. У воцерковления есть глубинная, невидимая составляющая. Ведь вера — это незримая, но реальная глубина жизни. В глубину Божественной жизни нужно погрузиться. Нецерковным людям объяснить это очень трудно. Когда человек ищет Бога, он погружается в Его жизнь. Самое трудное в воцерковлении — одухотворить все сферы своей жизни, чтобы каждое слово, каждый поступок свидетельствовали о том, что ты верующий. Поэтому процесс воцерковления продолжается всю жизнь.

Это преображение, очищение человека. Воцерковляющиеся люди стряхивают с себя иногда даже не обычное человеческое, а прямо-таки скотское существование, постепенно превращаясь в таких людей, из которых составляется народ Божий. Воцерковление даёт человеку новое качество жизни и понимание того, кто и что есть Церковь. Верующие во Христа — они и есть Его Церковь. Они не просто члены какого-то прихода, но члены народа Божьего и самые настоящие участники священной истории.

Начало воцерковления состоит, наверное, в том, что человек осознанно приходит в храм и начинает разбираться, что там происходит и для чего. Это «разбирательство» постепенно меняет взгляд на многие вещи. Человек становится внимательным к своей жизни, старается не совершать греховных поступков. Он приобретает понятие о заповедях Божьих, узнаёт, в чём они состоят. А состоят они, прежде всего, в любви к Богу и ближнему. Тебе вдруг открывается, что если ты не полюбишь своего ближнего, то не сможешь полюбить и Бога. Интересно учиться этой любви, чувствовать, как внутри тебя начинает биться пульс духовной жизни. Духовная жизнь, говорят святые отцы, это наука из наук, искусство из искусств. Эту науку никогда не надоест изучать. А овладеть искусством духовной жизни — значит научиться писать в соавторстве с Богом главы книги собственной жизни. И попробуй докажи неверующему, для которого Церковь — это лишь «нудные службы и посты», что, как написал Ф. Тютчев,

Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум…

Конечно, духовная жизнь не проста, одной фразой описать её невозможно. Надо стараться жить по заповедям и просить в этом помощи у Бога. Если не получается, если нет сил и возможности эти заповеди исполнить — снова молить Бога, чтобы помог. Главное — именно желание человека, его стремление жить по заповедям и понимание, что исполнить их можно только с помощью Божьей. Богослужения, конечно же, неотъемлемая часть жизни христианина. Но и без служения ближним, без любви и милосердия к ним человек не спасётся. Вера без дел мертва^[47].

Мне хочется всей своей жизнью следовать Божьим заповедям — не только посещая храм, но в каждый момент, каждым своим вздохом угодить Творцу и Богу. Наша христианская миссия, одна из главных наших целей на земле — всеми своими поступками, мыслями, словами свидетельствовать о Христе, о Его любви к людям, о Его совершенстве и о совершенстве христианской жизни — в большом и в малом. Если, например, соседи по дому видят, что у нас в семьях мир, любовь, тёплое отношение ко всякому человеку, тогда к свету этой христианской любви люди сами потянутся.

Хочется пожелать тем, кто ни разу ещё не заходил в православный храм, чтобы они заглянули в своё сердце и поняли: человеку в первую очередь нужны не материальные ценности, но духовные, и ту любовь, которой в глубине сердца жаждет любой из нас, можно найти только в Церкви Христовой. Лишь Христос может дать то, что просит душа.

А нам, христианам, желаю никогда не забывать: только личным примером мы можем свидетельствовать о Христе!

Овчинкин forever^[48]

Рассказ преподавателя Физтеха

На втором этаже общежития МФТИ большими буквами написано «Овчинкин forever». Студенты любят преподавателя Физтеха В. А. Овчинкина за активную жизненную позицию и его интересные беседы на духовные темы, которые стабильно собирают по двести-триста человек. Поистине счастливый человек Владимир Александрович: как в молодости, так и на склоне лет он всем нужен, всем доступен, активен, радостен и доброжелателен! Вот его рассказ о себе:

Я выпускник московского Физтеха 1975 года. В студенческие годы был факультетским секретарём комитета комсомола, в 1974–1977 годах — командиром студенческого стройотряда «Торнадо». С 1978 года преподаю на кафедре общей физики МФТИ, а с 1986 — читаю лекции по всем разделам курса общей физики. Десять лет заведовал институтской театральной студией. Несмотря на то что моя молодость пришлась на самый пик того периода нашей истории, который назвали «застоем развитого социализма», эта пора моей жизни была активной и весёлой, гармонично сочетавшей в себе идеалы «физиков» и «лириков», она дала заряд бодрости на все последующие годы.

Расскажу поподробнее про наш студенческий стройотряд. За четыре года в нём провели летние месяцы более ста студентов. Большинство из них были «артистами»: одни играли на гитаре, другие пели, третьи декламировали и рассказывали, а остальные просто «болели» и подпевали. Но все без исключения были настоящими физтехами, да ещё строителями, даже наши девушки. В 1974 году местом дислокации стройотряда стал посёлок Пластун Приморского края вблизи Сихотэ-Алиньского заповедника. Первым заданием для отряда оказалась постройка железобетонной нагорной канавы стоимостью сто тысяч рублей по смете. До нас её принимались строить несколько раз, но безрезультатно: болото, скала — и всё это протяжённостью восемьсот метров. Сначала старожилы не очень-то верили, что мы сможем разгрызть этот «орешек». В стройотряде участвовали студенты с третьего по пятый курс. Опыта, квалификации было, мягко говоря, маловато. Но выручал огромный энтузиазм: стремились во что бы то ни стало показать, на что мы способны. Недели через две отношение у старожилов к студенческому отряду стало меняться. В то лето мы одолели не только нагорную канаву — было много и другой работы.

Побороть трудности помог прежде всего дружный коллектив. Штаб и отряд формировались так, чтобы не возникало внутренних разноречий. Сплочённость, взаимопомощь — вот что было главным. Наша агитбригада, которая родилась в то же трудное лето, помогала поддерживать хорошее настроение, столь необходимое для работы. Благодаря ей нам удалось в короткий срок установить дружеские контакты с рабочими механизированной колонны и местным населением.

Поначалу агитбригады как таковой не было совсем. Я, набирая отряд, включил в список своих друзей из факультетской агитбригады. Но не все номера из нашего студенческого репертуара могли быть близки рабочим, надо было давать что-то общеизвестное. Пришлось поломать голову — это вам не задачки по физике решать! Как-то давали концерт при огромном стечении народа. Программа была на все вкусы. Одна наша романтически настроенная девушка по имени Таня читала стихи Блока и Есенина. Я решился петь старинные романсы «Я встретил вас», «На заре ты её не буди», неаполитанские песни. Наш бард Боря на бис исполнял песни Б. Окуджавы, С. Никитина. А когда начались сценки из студенческой жизни, шутки наших Миши и Саши, зал просто умирал от хохота.

Следующим летом отряд трудился на строительстве третьей очереди Камчатской ТЭЦ. На Камчатке в два коротких летних месяца можно, словно в сказке, из цветущего луга с буйными травами попасть в забитый льдами залив. Это уникальная земля, где рядом сосуществуют вулканы и гейзеры, реликтовые растения и кристально чистые озёра, где медведь и человек ходят по одной тропе. Многие участки, на которых мы работали, были очень сложными. Например, в скальном грунте предстояло проложить кабельные каналы, связывающие турбинный цех с закрытым распределительным устройством станции. Настоящая большая стройка, рядом — действующие цехи. Вот где пригодились «Пластунская» закалка, дружба, взаимопомощь.

Погода побаловала нас лишь две недели. Дальше начались обычные для Камчатки туманы и дожди. Но мы не сидели без дела. Работали много, отдыхали мало. Это не было погоней за длинным рублём. Просто каждый хотел довести до конца начатое дело, увидеть результат своего труда. И вот миновал последний наш рабочий день на Камчатке. Получили зарплату, закрыли трудовой семестр. Наутро пошёл сильный дождь. А тут привезли бетон. Нас, казалось бы, уже не должно это волновать. Но мы безо всяких разговоров, как обычно, вышли на работу. Уже в институт всем участникам стройотряда прислали премию за ввод станции в строй. Наш «Торнадо» был признан лучшим стройотрядом и в институте, и по Камчатской области. Мы получили право на свободный выбор дальнейшей дислокации. Наш коллектив окреп, сплотился, и мы с нетерпением ждали следующего лета.

В 1976 году местом нашей деятельности стал посёлок Посьет Приморского края: мы выбрали его сами. Зелёный приморский посёлок понравился сразу и навсегда, а тайга вокруг, тёплое море, маленький порт — всё создавало необычайно романтический настрой. Пришлось обучаться новым профессиям. Через неделю мы уже перевыполняли нормативы. За лето десять человек полностью оштукатурили пятиэтажный семидесятиквартирный жилой дом. Но особенно трудной оказалась работа на действующих причалах. Ремонтировали отбойные рамы, подкрановые и железобетонные пути, заново бетонировали площадку в порту. Бетон и даже щебень готовили сами. Отдельная бригада работала в подшефном совхозе — строили коровник.

Прежний опыт работы в отдалённых районах и выступлений агитбригады в самых разных местах помог сразу включиться в культурную жизнь небольшого посёлка, где был только Дом рыбака, он же кинотеатр. Редко гастролировавших здесь артистов Приморской краевой филармонии местные жители называли халтурщиками. Выступления же нашей агитбригады в посёлке принимали с энтузиазмом. Выезжали мы и в ближайшие сёла. Репетиции, концерты были не просто развлечением. Мы многому научились, нам было действительно интересно, мы дарили радость людям и сами получали большое удовлетворение от своей работы. Многие из тех, кто начинал в агитбригаде и прошёл её четырёхлетнюю школу, стали потом актёрами студенческого театра, который появился в институте…

Участники стройотряда, мы строили прежде всего себя и тем были счастливы. У нас сложилось много добрых традиций, которые потом очень помогали в жизни. Работа в отряде привила нам здоровое, нравственное отношение к труду, выработала ответственность за свои поступки, раздвинула наши жизненные горизонты. В конце концов, помогла нам стать порядочными людьми. Если бы я тогда был верующим, сказал бы: работали мы по-христиански, на совесть. Несмотря на полвека безбожия, в душах русских людей ещё оставалось что-то от Истины, не до конца подчинились они власти тьмы.

Многое из того, что происходит в нашей зрелой жизни, уходит корнями в молодость. Часто мы не успеваем даже осознать, почему, для чего с нами случилось то или иное событие, как уже начинают зреть его последствия. А эти последствия тянут за собой другие последствия и так далее. «Если бы молодость знала», то она внимательно присматривалась бы к тому, какие события Бог посылает человеку, направляя к важному и нужному именно для него, для этого конкретного человека.

Приведу пример из своей жизни. Сейчас я пою в церковном и в институтском хорах — без этого жизни уже не представляю. А ведь петь я начал как будто случайно, даже не по собственной инициативе. Когда служил в армии, познакомился там с одним парнем, который был у нас в части художником — он закончил в Ленинграде музыкально-художественное училище. Однажды он предложил мне: давай что-нибудь споём на два голоса, а то как-то скучно. Я очень удивился, но не стал отказываться. Попробовали мы с ним, смешно сказать, дуэт Прилепы и Миловзора из «Пиковой дамы» Чайковского: «Мой миленький дружок, любезный пастушок…» Потренировались петь на два голоса. Тогда он говорит: «Хорошо у тебя получается, давай пойдём в клуб, я на пианино подыграю, а ты споёшь». Так потихоньку и началось моё пение. В стройотряде это помогло мне организовать агитбригаду. Потом, правда уже в солидном возрасте, «припрягли» меня в институтском хоре. Сказали: «Вы только попробуйте…» Так и упросили.

Впрочем, я и сам хором интересовался, потому что очень люблю пение. Прежде всего пение церковное, оно очень красивое. Ты же поёшь Богу, поэтому оно так всегда радует. Поначалу, правда, я считал, что петь в церковном хоре очень трудно, а оказалось, вполне нормально. Ведь рядом с тобой стоят такие же люди, и встраиваешься ты как-то с Божьей помощью в нужные аккорды, поёшь свою партию. Может, немножко приврёшь иногда, сфальшивишь, всякое бывает. Тогда тебя без обид поправляют и — снова радость.

Вот уже больше года я пою на клиросе Покровского храма в Шереметьеве вместе со студентами ФОПФа^[49]. Это мужские партии. Иногда мы под регентством матушки (она же дирижёр хора МФТИ) поём литургию сугубо мужским хором на четыре голоса. Всё это очень интересно и трудно. Поём пока не очень умело, несовершенно, но пение вдохновляет нас…

Из студентов мне сразу пришлось стать преподавателем, и, возможно, поэтому я не успел превратиться в чинушу, который делает свою работу равнодушно, без интереса, формально. Я люблю студентов и всегда пытаюсь достучаться до их сознания, чтобы они поняли то же, что знаю я.

Некоторые люди, не имеющие отношения к физике, думают, что она существует исключительно для создания удобных в быту вещей — холодильников, мобильных телефонов и тому подобного. И они в чём-то правы, ведь сказал же Оскар Уайльд, что «комфорт — это единственное, что может нам дать цивилизация». А для нас, учёных, физика — это умение видеть и понимать окружающий мир, возможность творить то, о чём раньше даже и мечтать не приходилось. Однако в какой-то момент в этом материальном познании мира мне стало не хватать духовной составляющей, неведомой для меня тогда. Я невольно, подспудно стал её искать. Поначалу было как в сказке: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Дорога к Богу оказалась непростой и путанной.

Началом её стала поездка за рубеж, вроде бы совершенно не имеющая отношения к делам духовным. В 1989 году меня послали с группой ребят, выпускников школы, в Америку. Была такая международная общественная организация People to People[50] по обмену людьми из разных стран. Мы отправились большой группой, в которой было семьдесят пять человек. И за рухнувшим «железным занавесом» я увидел совершенно другую жизнь. Не эту нашу, такую зашоренную, а какую-то свободную, открытую, комфортную. В общем, совершенно не загнивающую, как писали в «Правде» и «Известиях». Люди везде улыбались, нас очень приветливо встречали как гостей, мы жили в прекрасном лагере. Было очень весело и интересно. Но как ранил душу тот советский обман! Потом пришлось возвращаться домой, к действительности. Нас встретила пыльная, грязная, какая-то серая Москва. Контраст с Америкой оказался настолько разителен, что я почувствовал себя предательски обманутым. На душе было так тяжело, что я тут же уехал в стройотряд во Владивосток.

Со времён службы в армии я был членом Коммунистической партии, по её наказу верил в светлое будущее, во всё хорошее. Когда в конце 1980-х Церкви дали некоторую свободу, я ещё не задумывался о православной вере, но меня уже тянуло разобраться в отношениях советской идеологии и религии. И вот я, несмотря на то что был членом парткома института, так сказать, институтским идеологом, в 1990 году поступил радикально: сдал свой партбилет. Сдал сразу же, как только понял ложь идей коммунизма. У меня не осталось партбилета, как у многих, которые его не сдавали, а оставили «на память» и теперь берегут как реликвию. Потом про меня долго говорили: «А, это тот самый, который развалил всю идеологическую работу в институте…»

«Развалить» коммунистическую идеологическую работу мне невольно «помог» замечательный человек — Борис Викторович Раушенбах, который более двадцати лет заведовал кафедрой механики МФТИ. Он — сподвижник Сергея Павловича Королёва, один из основоположников советской космонавтики, академик, получивший Ленинскую премию за уникальную работу по фотографированию обратной стороны Луны.

Раушенбах пришёл в Физтех заведовать кафедрой примерно в то же время, когда и я начал там преподавать. Помимо того, что Борис Викторович был большой учёный, он интересовался христианством, историей России, особенно древней, собирал иконы. Продолжая работать в области ракетной техники, Раушенбах начал изучать теорию перспективы в изобразительном искусстве и богословие. Советский учёный — и богословие! Кажется, нелепость… Но это факт.

Раушенбах читал интереснейший цикл лекций, послушать которые собиралось море народу. До сих пор помню его лекцию о Святой Троице. «Органы» его не трогали. Ему первому разрешили опубликовать обширную статью о тысячелетии Крещения Руси — в журнале «Коммунист»! После этой поистине исторической публикации и были, собственно, сняты запреты с религиозной тематики в обществе. И такой открылся горизонт — дух захватывало! Раушенбах прожил долгую и плодотворную жизнь. За несколько лет до его кончины вышла в свет книга Бориса Викторовича «Пристрастие», в которой уделено большое внимание как вопросам науки, так и вопросам религии, в том числе опубликованы материалы, посвящённые иконе и иконописи, и та самая знаменитая статья про Крещение Руси. Невозможно переоценить то влияние, которое оказал на меня этот великий человек.

Раушенбах, помню, прочитал три лекции о Крещении Руси. Я ходил на них вместе со своими студентами. Эти лекции поразили меня, задели какие-то внутренние струны, пробудили душу. А дальше открылись шлюзы, и на нас хлынул поток «духовной» литературы. «Духовной» в кавычках, потому что во многом поток этот был мутный: стали появляться книги об эзотерике, йоге, экстрасенсах. Для нас всё это было необычным, новым, казалось, наконец истина вышла на свет. Ручейку издававшихся творений святых отцов мы предпочитали реку русской религиозной философии — В. Соловьёва, Н. Фёдорова, Н. Бердяева, С. Булгакова, П. Флоренского, в чьих трудах много смутительного. Но с этим нам ещё только предстояло разобраться. А вначале всё казалось очень интересным.

Однажды один студент уговорил меня сходить к знакомому экстрасенсу, пусть, мол, «поколдует» надо мной, увидит внутреннее состояние. Ну, пошли мы с ним, заплатили даже какие-то деньги. Сели, куда было велено, и женщина-экстрасенс стала называть мои болезни, описывать какие-то произошедшие со мной в жизни случаи и в основном всё правильно угадывала. Меня это очень удивило и заинтересовало. Потом, цепляясь одно за другое, стали происходить всякого рода события, встречи, которые подогревали интерес к мистическим вещам. Тогда стали модными Джуна, Кашпировский, прочие «целители». Я начал читать оккультную литературу, ещё не осознавая, что мистика мистике рознь^[51].

Вычитав где-то «восточную мудрость», что надо отказаться от мяса, чтобы очистились «чакры», я подумал: дай-ка попробую — смогу или нет? И полтора года не ел мяса. Вот такие были мои первые шаги к духовности. Удивительно, но, интересуясь эзотерикой, я стал ходить в храм. Там мне тоже было интересно. Надел крестик, который до этого никогда не носил. Я родился в 1946-м, в годовалом возрасте меня крестили. С тех пор крестик и лежал в коробочке, а я, конечно, ничего не знал про то, что происходит в храмах.

Однажды, году в 1992, зашёл, как сейчас помню, в храм преподобного Пимена Великого[52] возле метро «Новослободская», который и в советские времена не закрывался. Смотрю: люди стоят в очереди к священнику. Я не знал, что это исповедь, но тоже подошёл. Священник спрашивает: «Ты что-нибудь ел сегодня?» — «Нет», — отвечаю. «Тогда иди причащайся!» — и епитрахилью накрыл. Я пошёл и причастился — впервые в жизни; во всяком случае, во взрослой жизни. Без нормальной исповеди. Но я тогда ничего не понимал, думал, что всё нормально: оказывается, в церкви всё так просто. Потом уже потихоньку, постепенно всё стало становиться на свои места, я знакомился с церковной жизнью, и эзотерический мусор выветривался из головы.

Но, пожалуй, не всё в моём обращении было так уж гладко и постепенно — был у меня и сильный толчок к вере. Вскоре после первого причастия со мной произошло вот что. На душе у меня, помню, было очень плохо, прямо беда какая-то, ничего не помогало. И один из моих друзей сказал: «Поехали в Загорск, в Троице-Сергиеву лавру». Я согласился: «Ну поехали». В тот день был сильный мороз, градусов тридцать. Зашли в монастырь, направились к Троицкой церкви, где покоятся мощи Сергия Радонежского[53]. Народу было мало. Дошли до раки, приложились и хотели уйти. А я вдруг говорю: «На улице холодно, мороз, давай здесь постоим…» Около раки священник читал акафист, и мы встали возле другого столпа. Прямо над нами была древняя икона Пресвятой Богородицы. Стоим. Ручеёк из людей движется к раке, все кланяются, прикладываются, отходят, свечки ставят. Я стою и созерцаю всё это. И вдруг у меня сильно забилось сердце. Не знаю, как это по-другому назвать, но в эзотерических терминах, которыми я тогда оперировал, это обозначается так: появились «вибрации», которые явственно начинались в сердце. Что-то завибрировало, и я вдруг — ни с того ни с сего — начал рыдать. Плачу и не могу остановиться. Товарищ мой говорит: «Слушай, это тебя что-то посетило». Я сквозь слезы говорю: «Надо, наверное, выйти. Неудобно». Вышел на улицу, на мороз — и всё сразу кончилось. А я думаю: как же хорошо мне от этих слёз стало, пойти, что ли, ещё поплакать? Вернулся, встал на прежнее место и начал пыжиться. Но ничего у меня не получилось. После этого мы уехали.

А потом такие состояния стали накатывать на меня в другой церкви, в храме святителя Филиппа-митрополита[54] на проспекте Мира. Я начал посещать там литургии. И вот в какие-то моменты службы или от пришедшего на ум благочестивого помысла я вдруг начинал плакать. И после этого на душе становилось как-то легче. Однажды на исповеди (я к тому времени начал уже потихонечку исповедоваться) я рассказал батюшке про эти мои состояния, а он ответил, что это меня посещает призывающая благодать Божья. Ко Господу призывающая.

Вот такие вещи происходили со мной в первое время обращения. И тогда я решил: больше никакой эзотерики, потому что это просто «чернуха». Мне же вот что надо — мир в душе, радость, а не какие-то «тайные знания», от которых одна депрессия.

Постепенно из Филипповского храма я перебрался на подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, и до сих пор посещаю там службы, когда бываю в Москве. Живу я в Долгопрудном, недалеко от моего дома тоже открылся храм, и сейчас в основном хожу туда.

Когда мало-помалу у меня накопились знания о Боге, о Церкви, ко мне стали подходить студенты, которых я, кстати говоря, ничем к себе не приманивал, не звал. Просто, наверное, наши физтехи держали нос по ветру. Был огромный интерес к возрождающемуся в стране христианству, вот и они заинтересовались, стали задавать мне вопросы. По возможности я пытался отвечать, рассказывал любопытные или поразившие меня вещи, о которых где-то вычитал. Со временем студентов ко мне стало ходить всё больше. Но кружка или семинара у нас никакого не было, просто приходили ребята в комнату, где я работал.

Я стал верующим воцерковлённым христианином и по-прежнему преподаю физику в школе и в институте. По-моему, не так уж и плохо преподаю. Всегда любил это дело. И всегда мне не хватало времени. Но когда по-настоящему пришёл к вере, жизнь наполнилась так, что хлещет теперь через край — на старости лет не полежишь на печи. Некогда бездельничать, потому что помимо работы у меня есть хор, да и в храм стараюсь ходить как можно чаще, выполнять всё, что положено христианину. Всё это меня радует, и ничего из этого не могу бросить.

На работе у меня в академическом институте висят иконы — прямо над головой. Коллега, у которого стол рядом, сказал, чтобы я только над собой вешал. Да пожалуйста, ради Бога! У меня любимая икона — Господа Вседержителя, Пантократора. Оригинал её я видел в монастыре Святой Екатерины[55] на Синае, в монастырском музее, где собраны древнейшие иконы мира. Греческий образ середины VI века «Пантократор» исполнен в технике энкаустики — восковой живописи. Это древнейшее из известных иконописных изображений Христа. Господь на этой иконе написан удивительно. Левая часть лица полна света и сияния, ровная дуга брови и спокойный взгляд широко раскрытого глаза; правая сторона, наоборот, выполнена темнее, бровь приподнята и изогнута, глаз как будто напряжённо вглядывается. Древний художник таким образом изобразил двойственность природы Христа: Божественную и человеческую. Впечатление от иконы — завораживающее.

В какое чудесное время мы живём! Можно паломничать везде, где душа пожелает, напитываться благодатью святых мест, а главное — Святой Земли, куда я стараюсь чуть не каждый год летать. Святая Земля, как говорят, это пятое Евангелие.

Да, возможностей для паломничества стало неизмеримо больше, но интерес к религии, кажется, стал более потребительский, как и мир вокруг. В 1990-е годы многие мои студенты искренне интересовались религиозными вопросами. Настоятелем подворья Троице-Сергиевой лавры до архимандрита Дионисия был игумен Лонгин, нынешний митрополит Саратовский, который в шутку называл меня «институтским игуменом». Он часто давал мне билеты для прохода на богослужения в Кремль, чтобы я и ребят туда приводил, а ребят набиралось много. Сейчас увлечённых религией гораздо меньше, и это меньшинство уже не нужно агитировать и просвещать: они приходят в институт воцерковлёнными. Таких, кто начал бы воцерковляться с нуля в институте, я не вижу, никто не просит меня что-то объяснить, помочь разобраться. Да и книг теперь издано на церковные темы много.

Мне часто задают вопрос, не противоречит ли физика, которую я преподаю, вере. Не вижу никаких противоречий. Физика занимается материальным миром, а вера относится к духовной сфере — им, кажется, и пересекаться-то негде. Я бы сказал так: физика при современном её развитии не только не противоречит, но даже подтверждает многие положения Библии и доказывает, что картина мира гораздо интереснее и сложнее, чем считают материалисты.

Богословие не заменяет собой естественные науки, но оно может внести более глубокое измерение в наше понимание мироздания, которого науки дать не могут. Научные истины не несут никакой ценностной окраски. Понятие нравственных норм невозможно вывести из естествознания — а между тем моральные ценности играют определяющую роль в жизни человека и общества. Без них общество было бы неустойчивым, человечество прекратило бы своё существование очень быстро. Вопросы морального долга, которые выходят за рамки научной деятельности, сегодня становятся особенно злободневными. Ведь «человек разумный», не задумываясь о последствиях внедрения своих открытий, вплотную подошёл к черте, переступив которую он может сам себя уничтожить.

Меня сейчас глубоко удивляет то, что многие физики, изучая и открывая сложнейшие законы мироздания, не в состоянии познать Бога, Творца Вселенной. Кажется, Его сложнейший и совершеннейший замысел повсюду обнаруживает себя в творении. «Достоверность этого, — как заметил святитель Афанасий Александрийский[56], — не сокрыта от взоров, но весьма очевидна всякому, у кого не вовсе ослеплено умное око… Взирая на небесный круг, на течение солнца и луны, на положения и круговращения прочих звёзд, совершающиеся различно и по противоположным направлениям, кто не придёт к той мысли, что не сами себя привели они в устройство, но есть иной, приводящий их в устройство Творец?» Я желаю всем познать истинность этой простой мысли.

Они больше никогда не расставались, и счастливей их не было никого на свете

История писательницы, нашедшей Бога через любовь к мужу

Я родилась в Москве и жила в трёхкомнатной квартире в сталинском доме недалеко от центра города. Училась в престижной школе, ни в чём не нуждалась: бабушка и дедушка (родители отца) были докторами наук по химии, профессорами, дед — академиком. В советское время профессора естественных наук ценились. Дедушка и бабушка разрабатывали новые лекарства, ездили в загранпоездки, дед даже был директором одного научно-исследовательского института. В доме была большая библиотека, и я с раннего детства много читала, а потом и сама начала потихоньку писать.

Мои родители развелись вскоре после моего рождения. И отец и мать стали вести разгульный образ жизни, отец много выпивал, бросил институт. Неудивительно: ведь он был единственным ребёнком в семье, и его сильно избаловали. Мама мною фактически не занималась. Но меня воспитывали бабушка и дедушка, поэтому я привыкла много работать и много читать.

В школе я была «белой вороной», мне не нравилось быть среди сверстников и я пыталась бежать от реальности в книги и мечты. В пятнадцать лет я крестилась в одном сельском храме, который находился недалеко от дачи. На этот шаг меня подвигло крещение моего отца. В то время он уже был полностью алкозависимым человеком, практически не работал и лишь изредка на непродолжительное время выходил из запоя. Не скажу, что крещение совершенно изменило отца, что благодаря ему он бросил пить или полностью изменил свой образ жизни. Но что-то в нём всё-таки поменялось, он стал более спокойным, перестал устраивать бабушке и дедушке скандалы, стал задумываться о загробной жизни и своей посмертной участи. Он даже попросил у меня прощения за то, что не участвовал в моём воспитании, что развёлся с моей мамой и долгие годы изводил нас своим пьянством. Помню, что тогда в первый раз я увидела, как он плачет. И это были не пьяные слёзы — отец был совершенно трезв. Я, конечно, простила его. Через несколько месяцев после этого события он скончался от болезней внутренних органов — алкоголь полностью сжёг его организм. Не знаю, молился ли он, участвовал ли после крещения в других церковных таинствах — вполне возможно, что да. Меня в то время это мало интересовало. Однако видя, насколько он изменился, мне и самой захотелось испытать, что же это такое — крещение. Но я не потрудилась ничего узнать об этом таинстве и никак к нему не подготовилась. Я вообще тогда фактически ничего не знала о вере и Церкви, не знала ни одной молитвы, даже не умела правильно креститься. Знала только, что крещение «смывает все прошлые грехи».

В то время многие священники, особенно сельские, крестили всех желающих без предварительных бесед и катехизации. Так произошло и со мной. Крестили меня не погружением в купель, а просто окроплением святой водой. Помню, что была ужасно разочарована произошедшим. Я ожидала какого-то немедленного результата, но ничего во мне не изменилось к лучшему. Мне хотелось поговорить со священником, узнать, что мне делать дальше, но в храме было много народу, меня оттеснили от батюшки, и я так ничего и не смогла у него спросить. После этого вера и церковная жизнь стали мне совершенно неинтересны. Можно сказать, что именно это разочарование в Церкви окончательно сняло с меня всякие нравственные запреты, и я уже полностью отдалась греховному образу жизни. Как сказал Ф. М. Достоевский: «если Бога нет, значит всё дозволено».

Однако всё в нашей жизни промыслительно — случайностей в ней не бывает. Наверное, и моё не совсем сознательное крещение сыграло свою роль в том, что потом, через много лет, я всё-таки пришла в Церковь. Семя, брошенное тогда в мою душу, дало всходы.

После школы я переехала жить к маме в один из спальных районов Москвы и поступила в РГГУ на факультет психологии, училась хорошо. Выбор именно такой специальности был неслучайным. Ещё в последних классах школы у меня начался некий философско-духовный поиск. Мне хотелось разобраться в себе, понять, почему я не такая, как все вокруг, обрести какой-то смысл в жизни, заполнить чем-то пустоту, которая царила в душе. Я пыталась найти ответы на эти вопросы в первую очередь в книгах. Христианской литературы, к сожалению, мне тогда не попалось. Возможно, что я была ещё не готова к тому, чтобы понять и принять христианские истины. Я перечитала почти всю нашу классику и многое из зарубежной литературы. Помню, на меня произвела сильное впечатление «Сага о Форсайтах» Джона Голсуорси, где рассказывается история одной состоятельной семьи, погрязшей в стяжательстве и бесцельно прожигающей свои жизни. Я поняла, что не хочу жить как все — делать карьеру, копить материальные блага, развлекаться и ни о чём высоком не задумываться. Ещё я зачитывалась модными тогда книгами Германа Гессе «Сиддхартха», «Нарцисс и Златоуст», «Паломничество в страну Востока» и другими. Они мне казались очень интересными и необычными, ведь в них говорилось о поисках своего предназначения, об обретении мудрости и познании мира, а пронизывающая их восточная духовность привлекала своей какой-то экзотической новизной. В тот период жизни я отождествляла себя с героем ещё одного любимого мною тогда автора — Ричарда Баха. Мне, как и чайке по имени Джонатан Ливингстон, хотелось вырваться из стаи, научиться по-настоящему летать и обрести духовную свободу. И на первых курсах университета я сама начала писать прозу философско-религиозной направленности, пытаясь достигнуть хоть какой-то гармонии между моим внутренним и внешним миром.

Я «глотала» книги пачками, но на душе по-прежнему было пусто — ни одна из прочитанных мною книг не дала мне практического знания о том, как можно изменить себя. А это было для меня жизненно важно. Ведь я хоть и размышляла на разные духовные темы, не хотела быть как все, но при этом не могла вырваться из какого-то замкнутого круга, в который невольно попала. Я мечтала о духовном, а при этом увязла в плотском. Как сказал апостол Павел: Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю^[57].

Пыталась я найти рецепт счастья и в психологии — увлекалась психоанализом, гештальт-терапией, трансперсональной психологией, НЛП, психодрамой, ходила на разные тренинги и семинары. Некоторые тренинги были поистине удивительными и у меня остались от них самые светлые воспоминания. Например, всем бы рекомендовала тренинг по сказкотерапии, где участники придумывают сказки и, отождествляя себя с различными сказочными персонажами, изживают свои психологические проблемы. Сколько радости и положительных эмоций там бывает! Про другие тренинги я до сих пор вспоминаю с ужасом. Например, я ходила на тренинги по холотропному дыханию, где с помощью гипервентиляции лёгких и медитативной музыки участники входят в изменённое состояние сознания (идентичное состоянию, возникающему под воздействием ЛСД) и начинают отождествлять себя с другими людьми (в том числе и умершими), с животными или растениями, со всей планетой или со всей физической вселенной; встречаются с «божествами», сверхчеловеческими существами и обитателями других вселенных. Хоть я и не была воцерковлена, но мне совсем не понравились те силы, которые даровали участникам тренинга все эти возможности.

В итоге я поняла, что психология может помочь человеку получше устроиться в этой жизни, решить какие-то внутренние проблемы, но она не может помочь обрести истинный смысл жизни, выйти за грань этого мира — туда, где можно встретить Творца. Не скажу, что учёба на факультете психологии не принесла плода — в будущем моя специальность помогла мне в творчестве. Дело в том, что я специализировалась на детской и подростковой психологии, а теперь развиваю именно детско-подростковое направление в литературе. Поэтому считаю, что пять институтских лет потрачены не зря. Вижу в этом особый Промысл Божий.

Моей душе в то время было очень плохо. В голову приходили всякие нехорошие мысли. Я видела, что многие мои друзья и подруги совершенно спокойно ведут потребительский образ жизни, развлекаются и блудят, и что при этом их ничего не беспокоит и не мучает. Я же так жить не умела, не могла и не хотела.

Я желала встретить человека с большой буквы, но мне долгое время попадались только недалёкие поверхностные люди. Но, видимо, Господь услышал плач моей души и послал мне такого человека, о котором я не смела и мечтать.

В первом месяце двадцать первого века моя институтская подруга позвала меня на небольшую тусовку два на два. И я сразу влюбилась в своего будущего мужа, а он — в меня. Таких глубоких, ищущих людей я раньше не встречала. Он постоянно размышлял о смерти, строил различные философские концепции, чуть не каждый день придумывал новую теорию духовного устройства бытия. И тоже писал прозу, что-то вроде Пелевина, а также чудесные стихотворения. Конечно, его тогдашние произведения были несколько мрачноваты, но в них было столько духовного поиска и стремления приподняться над миром, обрести Высшую Истину!

Первая наша встреча пролетела незаметно. А второе наше свидание началось через два дня и так и не закончилось — мы больше не расставались более, чем на несколько часов; всё всегда делали вместе и никогда не уставали друг от друга; стали «одной плотью», хотя ещё не знали, что это означает. Я радовалась, что наконец-то обрела человека, который полностью меня понимает, разделяет все мои чувства и мысли. Оказалось, что он тоже был «белой вороной» и ему тоже не с кем было раньше поделиться своей внутренней жизнью. Мы много читали вместе, ходили по театрам и говорили, говорили, говорили… Естественно, обсуждали мы по большей части духовные темы, пытались вместе разобраться в устройстве мира, понять своё предназначение.

Мне кажется, что каждый из нас по отдельности не смог бы найти Бога. До нашей встречи мы были какими-то, можно сказать, неполноценными существами, недолюдьми, которых беспорядочно кидало по жизни. А став одной плотью, мы обрели целостность и в итоге нашли верную дорогу к Дому. Это что-то совершенно поразительное и невероятное — слияние в браке двух людей! Полностью открывшись другому человеку, ты не теряешь себя в нём, а, наоборот, обретаешь себя истинного. Неслучайно отношения души с Богом в Евангелии сравниваются с браком. Если ты смог впустить в свою душу другого человека, то тебе будет проще впустить туда и Бога. Всё, что произошло со мной до встречи с моим мужем, кажется мне сейчас каким-то нереальным сном. Став христианами, мы посвятили теме любви и брака многие наши произведения. Ведь талант любить (в отличие от других талантов) даётся каждому человеку, рождающемуся на свет — надо только не зарывать его в землю. И где, как не в браке, он может расцвести в полную красу? Светлое будущее у России будет только в том случае, если мужья будут с полной самоотдачей любить своих жён, а жёны — изо всех сил любить своих мужей.

Но тогда мы, конечно, мыслили в других категориях. Вернее, просто отдавались друг другу безраздельно, не утаивая друг от друга ни одного греха, ни одной мысли или события из жизни. Мы поженились в июне того же года, но фактически Бог венчал нас Духом Святым ещё до официального венчания и воцерковления — единение душ не может быть таким полным без вмешательства Творца.

Вскоре после свадьбы нас начало нешуточно «трясти». Надо было как-то устраиваться в мире, зарабатывать деньги, снимать квартиру. Но мир как будто отвергал нас. Например, на медовый месяц мы, последовав примеру многих наших соотечественников, поехали отдыхать в Турцию, и там нам было ужасно плохо. Хитрые и ушлые турчата ассоциировались у нас с демонами, а жаркая пустая бездуховная страна — с преисподней. Мы решили никуда больше не выезжать из России, где есть всё, что нужно человеку для жизни — леса, поля, реки, озёра и люди с живыми, а не с пустыми глазами.

Казалось бы, наша жизнь должна была налаживаться, молодожёнам все обычно помогают, но нас почему-то не понимали и отвергали даже самые близкие люди, мы стали разочаровываться в своей профессии, никак не могли найти своё место в жизни. Всё это было, конечно же, не случайно — уже начал активно действовать Промысл Божий, ведущий нас в православие.

Как мы достигли «земли обетованной», мы и сами не поняли. Получилось что-то удивительное: мы решили «закосить под православных», чтобы все от нас отстали и не мешали практиковать медитацию и другие оккультные техники, которыми мы в то время увлекались. Стали читать Евангелие, надели крестики, купили молитвослов. И вдруг поняли: всё, что написано в Евангелии, — чистейшая правда. Помню, какой это был для нас шок. Искали-искали Истину, а она, оказывается, всё это время была совсем рядом и тихонько направляла нас к Себе…

Мы стали жить на даче родителей мужа, купили козу. Молились, ходили в храм, читали святых отцов, пили козье молоко и всех, кто приезжал в гости, безуспешно пытались обратить в православие. Каждый день слушали лекции профессора МДА Алексея Ильича Осипова и отца Андрея Кураева и черпали из них христианскую мудрость. Теперь мы постоянно молимся за этих двух людей, потому что благодаря их книгам и лекциям смогли относительно безболезненно преодолеть неофитский период и укрепиться в православной вере, обрести уравновешенность и трезвость.

По прошествии какого-то времени мы поняли, что нам нет Божьей воли напрямую проповедовать христианские ценности людям, далёким от Церкви. Никто из тех, кто с нами общался лично, не только не пришёл к Богу, но некоторые даже ещё больше ожесточились в отношении православия.

Тут нам попался очень добрый и хороший батюшка. Он узнал, что до воцерковления мы писали прозу, а теперь считаем, что это вредно для души, и сказал: «Да что же это вы забросили свой дар! Вам нужно оставаться в своём звании, быть писателями и использовать дар творчества на служение Богу, обращать через него людей к вере!» И благословил писать миссионерскую художественную литературу.

Вначале это было очень тяжело, хотелось говорить о Боге впрямую, обличать неверующих и проповедовать на площадях и перекрёстках. Но батюшка посоветовал писать как раньше, светским языком, то есть говорить с неверующими на их языке, мягко подводя их к евангельскому благовестию.

К тому времени стала популярной книга Юлии Вознесенской «Мои посмертные приключения», и мы поняли, что для писателя-миссионера нет никаких преград: он может писать в жанре фантастики, описывать нелицеприятные стороны жизни (как Ф. М. Достоевский) и использовать другие миссионерские приёмы. Ведь те, кто мог прийти к Богу напрямую, уже давно в лоне Церкви, а тех, кто сомневается и «топчется на церковном пороге» или находится в поиске, надо цеплять за какие-то скрытые струны души. То есть нам пришлось стать в буквальном смысле слова «ловцами человеков» — закидывать крючок с наживкой и ждать, пока кто-нибудь его проглотит, а потом радоваться о новом брате во Христе.

Конечно, писать про реалии современной жизни православному человеку не очень приятно, но тут уж ничего не поделаешь. Достоевскому наверняка тоже было неприятно это делать. Однако какое огромное количество людей по всему миру пришло к Богу благодаря его книгам!

Тем временем моя мама заболела раком. Она, к большому моему сожалению, не захотела со мной видеться перед смертью, так как боялась, что я приду со священником, он её причастит, и она из-за этого быстрее умрёт. Это, к несчастью, довольно распространённое суеверие в среде неверующих людей…

Через год после смерти мамы умерла моя бабушка-профессор. Она была для меня самым близким после мужа человеком. В последние годы её жизни мы с ней много беседовали на духовные темы, и бабушка уже начинала тяготеть к православной вере, но так до конца и не воцерковилась. Как и многие другие интеллигенты, она считала, что достаточно «иметь Бога в душе», а участие в таинствах, молитвы и посты — никому не нужный формализм. Незадолго до смерти бабушка прочитала две первых наших книги и высоко оценила их, хотя поняла, конечно, не все заложенные в них метафоры и богословские размышления — ведь несмотря на то, что была доктором наук и всю жизнь много читала, она была знакома с христианством весьма поверхностно. С другой стороны, когда человек чего-то не понимает, это даёт ему пищу для ума. В общем, если бы бабушка была на десять лет моложе, скорее всего, нам удалось бы обратить её в православие, а так просто не хватило времени. Бабушка посоветовала нам не бросать писать и сказала, что «это у нас получается лучше всего». Мы очень тепло простились с ней — Господь, к счастью, даровал нам такую возможность. Я надеюсь, что несмотря на то, что она не успела причаститься перед смертью, Господь помилует её и введёт в Царство Своё вечное. Я усиленно молюсь за всех своих родственников, которых постигла нехристианская кончина.

По Божьему Промыслу так получилось, что меня лишили фактически всего имущества, хотя я — коренная москвичка и была единственной наследницей нескольких дорогих квартир и дачи. Но я не жалею об этом — наоборот, не перестаю благодарить Бога за такую ко мне милость. Кто знает, смогла бы я выдержать искушение «красивой жизнью», если бы на меня обрушились такие деньги? Господь лучше нас самих знает, что полезно для нашего спасения, а что — нет. Иногда Он забирает у нас что-то незначительное, вроде материальных благ, а вместо этого даёт нечто гораздо более важное и ценное. В моём случае — это любящий и любимый муж, интересная и, надеюсь, полезная работа, творчество, много хороших, верных друзей, а главное — возможность быть с любимым Господом в лоне Церкви, посвятить Ему свою жизнь. А это самое главное!

Все вышеописанные события — и хорошие и плохие — дали нам с мужем большой импульс для творчества: мы написали в соавторстве несколько миссионерских художественных книг, в которых в завуалированном виде описали свой собственный путь к Богу. В них мы пытались помочь погибающим в страстях людям — таким же, какими мы были когда-то сами — найти путь к Свету, к Истине. Мы отослали книги в разные православные издательства, но получили отказы на издание из-за того, что книги были не очень хорошо отредактированы. Тогда мы поняли, что если ты хочешь послужить Богу своим творчеством — то нужно подойти к делу более ответственно, стать в этом профессионалом, а не считать, что ты и так делаешь Богу большое одолжение, раз стал писать о Нём книги.

После смерти моей бабушки мы переехали с дачи жить в Москву, в квартиру родителей мужа. Я выучилась на литературного редактора, отредактировала все наши произведения и стала работать в различных православных издательствах. Мы познакомились с несколькими православными писателями, в частности с отцом Николаем Блохиным, который вдохновил нас на новый виток в нашем творчестве. Это очень интересный и необычный человек, который в годы Советской власти был осуждён на три года исправительных работ за печать и распространение духовной литературы. Потом за религиозную пропаганду среди заключённых срок наказания ему продлили ещё на несколько лет. Именно в тюрьме он впервые взялся за перо и написал своё первое произведение, принёсшее ему популярность. Выйдя на свободу, он продолжил писать художественные книги, главной темой которых является православие, его роль в судьбе страны и в жизни каждого человека. Впоследствии Николай Владимирович принял священнический сан и ныне служит тюремным священником в Комсомольске-на-Амуре. Не перестаю благодарить Бога за все промыслительные встречи с людьми, которые были в моей жизни!

Вместе с друзьями мы создали миссионерский сайт, где православные люди могут скачать книги, которые призваны помочь воцерковиться их неверующим родственникам и знакомым.

Пытаясь как-то развить православную миссионерскую литературу, мы разработали концепцию миссионерской деятельности, где чётко и доступно изложено, как творческому человеку обращать неверующих людей ко Христу.

Сейчас мы все свои силы отдаём миссионерской прозе для детей и подростков — оказалось, что эта область очень слабо развита по сравнению со взрослой миссионерской литературой. Мы и сами пишем книги для детей и юношества, и по мере возможности помогаем издаваться другим писателям. Конечно, миссионерские книги для маленьких детей писать сложнее — в отличие от книг для взрослых в них не должно быть «чернухи», натуралистических подробностей, плохого конца и тому подобного. Но в то же время они должны быть креативными, с неизбитыми сюжетами. Оказывается, очень сложно написать оригинальную, светлую, добрую и оптимистичную книгу для детей со счастливым концом и православными мотивами! Гораздо сложнее, чем роман про высадившихся на Землю инопланетян, в которых вселились бесы, или про другую планету, приключения на которой — самые настоящие мытарства.

Анализируя свою жизнь, я вижу, сколько сделал для меня Господь, из каких адских глубин Он меня вытаскивал, сколько раз спасал. Не устаю благодарить Христа за то, что Он послал мне такого мужа. Я искренне верю, что он — один из самых лучших и талантливых людей на земле. Мне кажется, что очень мало кто из женщин мог так же гордиться своим мужем, как я. Без сомнения, так же гордились своими мужьями жёны Ф. М. Достоевского, отца Валентина Свенцицкого, И. С. Шмелёва, видя, как сильно устремлены к Богу сердца их мужей. Конечно же, лидером в духовной жизни может быть только мужчина, и мне очень жаль тех женщин, которые пытаются карабкаться к Богу без чёткого мужского руководства (мужа, отца или духовника), а тем более занимать лидирующее положение в семье. Когда первый мужчина послушал первую женщину, произошла катастрофа вселенского масштаба! Ни одна женщина не должна забывать, что Адам был создан раньше Евы и что Сын Божий вочеловечился именно в теле мужчины, а не в теле женщины, и стал Новым Адамом.

Мы с моим любимым мужем живём очень скромно и продолжаем писать книги, а Господь пишет книгу нашей жизни — посылает нам новых добрых друзей, благодарных читателей, море света и радости. И мы верим, что книга нашей земной жизни закончится хорошо. Ведь наши любимые слова — слова Бильбо из «Властелина Колец» Дж. Р. Р. Толкина: «Книги обязаны хорошо кончаться! Как тебе нравится такой вот конец: С тех пор они больше никогда не расставались, и счастливей их не было никого на свете». Это сказано про нас!

К вечной жизни надо готовиться уже на земле

Хроника одного исцеления

Я живу в старинном селе Красное Курской области. Красное — означает красивое: у нас действительно очень красиво. Село расположено вдали от городов, возле живописного оврага, в котором бьют родники, а на склонах много земляники. Вокруг — леса, растут дубы, клёны, ясени. Экологически чистая зона. В последние годы рядом с нами даже вырос экопосёлок, где поселились семьи, которые «сбежали от цивилизации». Казалось бы — живи и радуйся. Свой дом, своё хозяйство, дружная семья с двумя детьми. С мужем мы женаты тринадцать лет, расставались самое большее на неделю-две, когда он работал в другом месте.

Откуда взялась эта зараза — туберкулёз лёгких, да ещё в такой страшной, практически неизлечимой форме, — непонятно. Тяжело вспоминать, что пришлось пережить…

Помню, началась эта история в День космонавтики, двенадцатого апреля. Уже до этого я ощущала себя не очень хорошо, думала: что-то у меня не то с организмом, и предчувствие было нехорошее. Тяжело стало ходить на работу, заниматься домом. И всё некогда было пойти в поликлинику. Наконец всё-таки решила: схожу, покажусь врачу. В поликлинике меня отправили на флюорографию и поначалу ничего не сказали — вроде бы всё нормально у меня. А дня через два позвонила врач из района и сказала, что мне нужно явиться в туберкулёзный кабинет. «Ну вот — совершилось!» — почему-то подумала я и, видимо от страха, покрылась вся противным липким потом.

Приехала я в районную поликлинику. Врач говорит: не пугайтесь, вот такой у вас диагноз — туберкулёз. Это лечится, месяц-другой полежите в больнице, и всё будет нормально, всё будет хорошо. Но я вижу, что она, объявляя про туберкулёз, вроде бы и улыбается мне, а у самой странное выражение глаз. Мне это совсем не понравилось. Мужу, как я потом узнала, было сказано по телефону совсем другое: что болезнь моя неизлечима, и если я протяну ещё месяц-два — то это уже хорошо, а так готовьтесь есть блины. К поминкам то есть.

Дома, когда я увидела мужа, у меня случилась истерика: он был сам не свой, никогда прежде таким не видела его. Ему, как потом выяснилось, посоветовали отправить детей в Курск к родне, чтобы, значит, они поскорее забыли о матери: через какое-то время, мол, скажете им, что случилось. Но в тот день он мне и словом об этом не обмолвился. Потом уже я спросила у врача: «Чем вы так напугали моего мужа, что его чуть удар не хватил?» Но она превратила всё в шутку. Я ничего не могла понять.

Через какое-то время, конечно, муж мне всё рассказал — как такое можно скрыть? Детей и вправду по совету врачей решили отправить в Курск. Младшему сыну тогда было пять с половиной лет, старшей исполнилось двенадцать. Дочка у нас девочка самостоятельная: ей и пришлось ухаживать за братиком, когда несколько месяцев они жили у бабушки в другом городе. А муж остался со мной. Без него я не смогла бы справиться с навалившейся бедой.

Когда детей увезли, я впала в такую депрессию, что хоть на стену лезь — страшила неизвестность моего будущего, очень страшила. Я не могла принять мысль, что придётся умереть в таком молодом возрасте. Почему? За что? Но при этом где-то глубоко внутри себя я всё же надеялась на чудо. Будто Кто-то мне подсказывал, что надо просто жить и не отчаиваться. И я жила: минуту за минутой, час за часом, день за днём.

Врач предложила мне на выбор три больницы. Я выбрала ту, которая ближе к дому. Пришлось лечиться почти восемь месяцев вместо обещанных одного-двух. Слава Богу, я выдержала. Насколько тяжёлым был мой случай, лучше меня самой расскажет мой доктор:

«Валентина пришла ко мне на приём в ужасающем состоянии. Ей диагностировали кахексию — крайнюю степень истощения организма. Она была бледная, худая, вся взбудораженная. Перед этим она сделала флюорографию, которая выявила фиброзно-кавернозный туберкулёз лёгких. Эта форма туберкулёза в нашем районе уже давным-давно не наблюдалась. Последний раз Валентина проходила флюорографию в 2008 году, снимок был абсолютно нормальный — хорошие, чистые лёгкие. Потом она ушла в декретный отпуск по уходу за ребёнком. Туберкулёзный процесс, видимо, вскоре после этого и начался, она не могла не чувствовать признаков болезни, но, скорее всего, плюнула на своё здоровье. По-другому просто не скажешь.

Когда пациентка пришла в поликлинику, жалобы у неё были уже очень серьёзные: она не могла не только работать, но даже обслуживать себя, выдерживать простейшие физические нагрузки. Сначала она показалась лор-врачу, потому что её беспокоило сильное першение в горле, осиплость голоса, малопродуктивный кашель, без мокроты. Лор-врач только глянула на молодую женщину и сразу направила на флюорографию. Потом на дообследовании сделали рентгеновский снимок. Картина получилась ужасная. С обеих сторон на фоне изменённого лёгочного рисунка образовались большие каверны — полости в лёгких. Диагноз подтвердился: двусторонний фиброзно-кавернозный туберкулёз с распадом лёгких в запущенной стадии. Судя по всему, она болела уже не менее двух лет.

Знаю по опыту, что очень сложно бывает убедить человека в том, какая это тяжёлая болезнь — туберкулёз. Но Валентина хоть и была в расстроенных чувствах, поверила мне и согласилась на госпитализацию в туббольницу. Страшный диагноз там тоже подтвердили и оставили на лечение, которое продолжалось более семи месяцев. Сначала провели интенсивную терапию, потом пациентку перевели на амбулаторное лечение в поликлинику. В тубкабинете тоже назначили интенсивное лечение, выдавали продовольственные пайки. И в итоге добились того, что рентгенологическая картина пришла в относительную норму, особенно слева. Справа остались кистозные полости. И некоторое количество буллезных полостей. Но это всё-таки уже не каверны, хотя они и чреваты тем, что могут перейти в цирротический туберкулёз, имеющий самый неблагоприятный прогноз. На последних снимках обнаружены участки уплотнения лёгочной ткани в виде рубцов и петрификатов, но без развития цирроза лёгкого.

В этих петрификатах всё равно остаются патогенные бактерии, которые длительное время сохраняют жизнеспособность. Поэтому дальнейшее зависит от того, какой образ жизни будет вести пациентка. Согласится ли она продолжать по показаниям химиотерапию, воспользуется ли санаторно-курортным лечением, которое мы можем ей организовать. Обычно проводят ещё курс противорецидивного лечения, но, судя по течению болезни, мы, скорее всего, назначать его не будем.

При нормальных условиях жизни, хорошем питании, если больная не будет ни пить, ни курить, возможность рецидива у неё невелика. При плохих социальных условиях рецидива не избежать.

Мы очень рады тому, что страшные прогнозы не оправдались, хотя вероятность положительного исхода болезни была действительно ничтожна. Может, я и назвала бы это чудом, но однозначно признать такое мне трудно, потому что я атеистка. Скажу так: для излечения человека, на мой взгляд, важны три фактора — правильное лечение, какая-то действительно помощь свыше и настрой самого пациента. Очень много зависит от человека — от его воли и желания победить болезнь. Как наша пациентка выкарабкалась из своего уже буквально полумёртвого состояния, знает лишь она одна. Врачи делали всё возможное в таком запущенном случае, но без помощи самой Валентины ничего бы не получилось. Главное, что она не опустила руки, согласилась на тяжёлое лечение. Лечилась аккуратно, выполняла все назначения. Столько вытерпела! Как врач говорю — действительно тяжело пить такое огромное количество лекарственных препаратов, а она принимает их до сих пор.

Надо сказать спасибо лечащему врачу — Земфире Юсуповне. Она реально вытащила пациентку с того света. Ей удалось подобрать индивидуальное лечение так, чтобы не навредить очень ослабленному организму. Все эти лекарства — огромная нагрузка на печень, на почки. А для начала Валентину надо было просто откормить — аппетит отсутствовал совершенно, она чрезвычайно похудела. И как только больная чуть прибавила в весе — начали лечение.

Назову это так: медицинское чудо. Я думаю, без лекарств пациентка просто-напросто умерла бы от истощения, или от отравления организма продуктами распада туберкулёзной палочки, или от дыхательной недостаточности. И каверны не сами собой зарубцевались, в этом помогли лекарства. При туберкулёзе иногда происходит самоизлечение. Недавно, например, приходил на приём пожилой человек с обширными остаточными изменениями в верхних долях обоих лёгких, то есть каверны у него зарубцевались явно без медикаментозного лечения. Чудеса, конечно, бывают. Как же на свете без чудес! Но в случае с Валентиной, мне кажется, доктору принадлежит огромная заслуга в её излечении».

Так видит мой случай врач-фтизиатр (специалист по туберкулёзу) Надежда Петрова, которая называет себя «верующим атеистом». Мне само её имя давало надежду. Я согласна, что огромная заслуга в моём излечении принадлежит Земфире Юсуповне. Она относилась ко мне просто по-матерински, по-другому не скажешь, даже называла меня всё время «доча». Как мне повезло с ней! Земфира Юсуповна лечила не только лекарствами, но, как мне кажется, более всего — словом. Сколько времени она потратила на беседы со мной: объясняла всё про мою болезнь, твёрдо настраивала на благополучный исход! Даже когда я уже начинала задыхаться, твердила, что отчаиваться нельзя. И эта постоянная забота держала меня на плаву, когда от слабости и процедур не было сил даже пошевелиться. Она делала мне какие-то дополнительные процедуры, поила травами. Если бы такое заботливое отношение к больному было у всех врачей! Но многие доктора сейчас почему-то стали похожи на каких-то солдафонов, постоянно командуют: встать, сесть, идите, принесите, терпите, лекарств нет. Они забывают, что любой врач может оказаться на месте больного. Говорят же: как аукнется, так и откликнется. Мне всех людей в нашей стране жалко, все сейчас словно звери загнанные. Но теперь я понимаю, что часто мы сами себя загоняем в тупик…

Конечно, поначалу казалось, что положение моё безнадёжно. Впереди — скорая смерть, спасения нет. Депрессия страшная. И вот за что я особенно благодарна Земфире Юсуповне — она посоветовала мне сходить в больничную молельную комнату, хотя сама она не православная, а мусульманка. Не знаю, насколько она верующий человек, но относилась она ко мне так, как дай Бог, чтобы относились к своим ближним все христиане. Она сказала, что знает много случаев, когда после посещения молитвенной комнаты у людей наступало облегчение. А какому святому молиться — это мне самой решать, сердце подскажет…

Разговор происходил после обследования и очень болезненных процедур, при которых не помогает никакое обезболивающее. И я уже начала понимать, что люди по большому счёту не помогут в моей ситуации. Надо обратиться к Богу, к Которому я, к сожалению, мало обращалась в своей жизни. Я почувствовала, что только от Него может прийти спасение и помощь, больше ни от кого. А ещё вдруг вспомнила про святую Матрону Московскую[58], про которую слышала раньше, видела её икону. И вот после тяжёлых процедур, когда жутко болит голова и ничего не соображаешь от боли, я всё-таки побрела в молельную комнату.

Когда зашла туда, сразу увидела икону блаженной Матроны — с повёрнутой ко мне правой ладонью. Мне что-то подсказало, чтобы я свою ладонь приложила к её ладони. Я так и поступила, а потом увидела, что рядом висит листок с молитвой. Стала её читать: раз, другой. На третий раз почувствовала, что не дочитаю, меня сильно потянуло в сон. Но переборола себя, дочитала-таки. Потом три раза прочла «Отче наш», как меня учила бабушка. И ушла.

Через некоторое время меня опять потянуло в молельную комнату. Когда снова пришла туда, у меня непонятно почему безудержным потоком потекли слёзы. Ведь вроде и состояние моё начало улучшаться, и настроение чуть поднялось, а слёзы всё текут и текут, и я не могу их никак остановить. Плачу, и чувствую, как будто всё плохое из меня выходит вместе со слезами. Наплакалась, огляделась вокруг и только тогда заметила, как много иконок развешено по стенам: и большие есть, и маленькие. Меня как будто какая-то сила заставила опуститься на колени. И на коленях я стала читать молитвы, какие знала. Да только я всего пару молитв и знала, а хотелось ещё как-то помолиться. Вдруг ни с того ни с сего со стены позади меня упала иконка. Оглянулась: а это «Иван-головосек», так у нас называют изображение усечённой главы Иоанна Крестителя на блюде. Я ещё подумала: поднять иконку или нет? Решила поднять, да только сама встать никак не могу. Попыталась раз, другой, третий, еле поднялась на ноги. Вернула на место икону и помолилась Иоанну Крестителю как умела, своими словами. Потом пошла в палату, легла на кровать и — просто отключилась часа на два. Спала как ребёнок, давно мне так не спалось.

Когда проснулась, подумала: как-то мне вроде бы лучше стало, дышится легче. Хоть прямо сейчас собирай вещи и уходи из больницы. А мне как раз должны были делать снимок. И когда сделали, лечащий врач посмотрела и ахнула — глазам своим не поверила. Ошарашенная, она стала бегать с рентгеновским снимком по кабинетам, показывала его всем врачам и повторяла: «Смотрите, смотрите! Сколько лет работаю, а такого никогда не видела. Чудо это, что ли?» Земфира Юсуповна по возрасту уже пожилая, у неё огромный стаж работы — и она не могла поверить, потому что знала, что невозможно вылечиться за такой короткий срок. Она долго изумлялась, говорила, что к настоящему лечению мы ещё даже не приступали, только общее провели.

Я тоже выскочила из её кабинета радостная. Не знаю, как описать — будто на меня благодать снизошла. С этого дня началось моё выздоровление: с каждым днём становилось всё лучше и лучше. А в молельной комнате я стала бывать постоянно. Раньше-то я в церковь ходила очень редко, в основном на Пасху. Детей покрестили — и на этом моё участие в церковной жизни закончилось. Теперь я, конечно, регулярно хожу в храм, участвую в таинствах, читаю Священное Писание, духовную литературу. Мне кажется, что заслуга врачей в моём чудесном выздоровлении, конечно, есть, но всё-таки в большей степени это милость Божья ко мне, грешной. Другого объяснения у меня нет.

Трудно представить, что совсем недавно я была на грани жизни и смерти. Я благодарна всем. После Бога и врачей — также и моему мужу. Сколько ему пришлось пережить! Но пусть он сам расскажет об этом:

«Вначале, когда я только узнал Валин страшный диагноз, я, скажу честно, запаниковал. Все говорили, что жена вряд ли выживет. Но очень трудно поверить в смерть, особенно родного человека. Все мы думаем, что и мы сами, и наши близкие будем жить вечно. Суетимся, бегаем, и вдруг — бах! — тебе говорят: готовьтесь, времени больше не осталось. Конечно, это здорово выбивает из колеи. Но я как-то смог быстро собраться, потому что в моём сердце по непонятной причине зародилась надежда, что всё закончится хорошо. Я понимал, что ничего особенного не могу сделать, чтобы жена выздоровела. Могу только навещать её, поддерживать — и всё. Конечно, материальная помощь тоже требовалась. Машину пришлось сразу продать — срочно стали нужны деньги на лечение. Потом всё, что можно было продать в нашем хозяйстве, я продавал. Две коровы у нас тогда были — пришлось и с ними расстаться. Бесплатно ведь выдают только стандартные лекарства и оказывают только стандартное лечение. А Вале требовалось намного больше лекарств, и ей делали много дополнительных процедур, которые надо было оплачивать из своего кармана.

Когда жена была в больнице, дети наши жили у родственников в Курске, я к ним туда часто ездил, навещал, привозил продукты. Приходилось постоянно мотаться туда-сюда. Тяжело им было без папки и мамки.

Всё это время я даже не думал о плохом исходе, не сомневался, что жена поправится. Может быть, это спокойствие тоже откуда-то свыше на меня снизошло. Я чувствовал, что надо только пройти испытания до конца — и всё у нас снова будет хорошо. Думаю, что медики в таком запущенном случае сами ничего не смогли бы сделать, что исцелил Валю Бог, а не они. Можете назвать это чудом, если хотите. До этого я иногда, не часто правда, ходил в церковь, меня нельзя было назвать неверующим. А Валя до своей болезни в Бога не верила, точнее сказать — относилась к вере несерьёзно. Но когда, что называется, жареный петух клюнул, она вспомнила про Бога, стала Ему молиться. Святая Матрона, наверное, тоже молилась за неё. О ней я узнал случайно, когда проездом был в Москве. Познакомился в дороге с одной женщиной, которая рассказала, что есть такая святая Матрона, которая жила не сотни лет назад, а в XX веке, то есть почти что наша современница. Меня, помню, так удивило, что и в наше время живут святые.

А разговор тот с попутчицей начался с того, что я сказал: не везёт мне в жизни постоянно. Она мне ответила: «Бывает, да, стараешься-стараешься, а все обстоятельства складываются почему-то против тебя. Но неспроста это всё. Надо в этом случае остановиться и подумать: может, ты сам что-то не так делаешь, но не понимаешь этого?» Потом она рассказала мне про слепую Матрону, у которой жизнь была вообще не сахар, но её вера оказалась такая сильная, что она ничего другого и не желала, кроме как быть с Богом. И она не унывала, не роптала на Бога и судьбу, а, наоборот, постоянно радовалась. И многим помогала при своей жизни, а после смерти так вообще тысячам людей всё время помогает, такую Бог дал ей благодать. Попутчица объяснила, как доехать до монастыря, где лежат мощи Матроны, и посоветовала: сходи туда, помолись Матронушке, может, жизнь твоя и улучшится. Это было года за два до болезни Вали.

Я очень заинтересовался блаженной Матроной и решил сходить в монастырь помолиться ей. Женщина предупредила меня, что вечером монастырь закрывают, поэтому лучше туда идти с утра, чтобы успеть поклониться мощам — так как к ним огромная очередь. Я тогда решил ещё на день остаться в Москве. Нашёл на карте этот монастырь и рано утром, часов в пять, пришёл туда. А там уже очередь, и пришлось стоять часа четыре. Но я всё-таки попал тогда к мощам святой Матроны, поклонился ей.

Когда приехал домой, во мне словно что-то переменилось. Спокойней, что ли, стал — даже не объяснить на словах, что именно произошло. Отношение к миру изменилось. Какие-то другие чувства появились — чувство защищённости, например. Я уверен, что блаженная Матрона помогла Вале, ведь даже первой, кого жена увидела в молельной комнате, была именно она — святая Матрона!

Ситуация в семье у нас сейчас нормализуется. Дети вернулись домой. Самое главное — жена выздоравливает. Было бы здоровье, как говорится, остальное наживём!»

Так мой муж переживал всю эту ситуацию с моей болезнью. Но продолжу свой рассказ. После выхода из больницы мне дали вторую группу инвалидности (скоро срок истекает, надо снова на ВТЭК^[59] идти). Пока я была на больничном, мне на работе платили, а когда выписалась, через полгода уволили из-за того, что я получила инвалидность. В нашем селе все про всех знают, ничего не утаишь. Может, решили, что мне пока работать не надо. Или подумали, что слишком «жирно» будет: и за инвалидность получать пособие, и зарплату. Хотя на ВТЭКе сказали, что я могу работать. А я теперь не обижаюсь, наоборот, радуюсь: значит мне, наверное, денег на лечение больше не потребуется. Но сама я без дела не могу сидеть, тем более что ещё молодая, хочется работать.

Жалко, что с Земфирой Юсуповной связь прервалась, но я о ней часто вспоминаю. Когда забрала детей от родственников, жизнь как-то закрутилась. Сын пошёл в школу, и их обоих с сестрой там замучили постоянными медосмотрами из-за моего туберкулёза. Вообще дети — это огромный стимул для жизни. Когда я в самом начале впала в депрессию, думала: как они без меня вырастут, они же ещё такие маленькие. А потом, когда мне стало получше, думала уже так: они же ещё маленькие, и мама им очень нужна, значит, умирать никак нельзя. В туббольнице был свободный режим: сделал процедуру, и свободен. Но многие оставались в палатах — тяжёлая болезнь туберкулёз, забирает много сил. Сама я почти не лежала, всё время старалась чем-нибудь себя занять, чтобы не думать о плохом.

Наверное, месяца через два после того, как началось лечение, я позвонила своей подруге, сказала, что приеду тайком в Курск и попросила привезти на автостанцию старшую дочку. Девочка моя так обрадовалась, что мама из больницы к ней приехала да ещё мобильник в подарок привезла. И мы уговорились, что она будет фотографироваться с братом и присылать мне ММS-ки, чтобы я видела, как растут мои дети. С сыном я долго не встречалась, боялась, что у него будет истерика, да и заразить его тоже опасалась. Хотя, если нас выпускали из больницы, значит, мы были не заразные… Через какое-то время мы с мужем опять тайком приехали к ним обоим, старались, чтобы никто нас не увидел и не «донёс». Всем ведь говорили, что я лежу в больнице, а тут оказывается, что разъезжаю вовсю. Не хотелось мне мою Земфиру Юсуповну подвести. Поэтому мы скрытно приехали в Курск, муж привёл детей в беседку, мы посидели там все вместе, потом немного погуляли, сходили в торговый центр, посмотрели на фонтан. Надо было расставаться, а у всех слёзы на глазах. Как вспомню об этом, до сих пор слёзы наворачиваются…

Сейчас мне должны назначить реабилитационное лечение — направить в санаторий. Поеду, если путёвку дадут на июнь-июль. В августе уже нельзя ехать, надо детей готовить к школе. Дети для меня важнее, чем санаторий: раз прошла основное лечение, значит, всё нормально. Бабушка ждёт не дождётся, когда внуки приедут к ней в гости. За полгода с лишком, пока они жили у неё, привыкла к ним, скучает. У меня в Курске ещё тётя и сестра живут. Им всем поначалу трудно было понять ситуацию. Заразен этот туберкулёз или нет? Может, мои дети тоже им больны? Но сын и дочь, перед тем как их привезли в Курск, прошли медосмотр, и все родственники постепенно успокоились. Спасибо им тоже за помощь!

Поначалу у меня была некоторая обида на коллег по работе. В первое время они ещё звонили, спрашивали, как дела, навещали даже, пытались поддерживать, а потом, когда всех, с кем я общалась, заставили сделать флюорографию, коллеги перестали мне даже звонить, не то что навещать. Забыли про меня совсем. Понятно, что они думали: у неё туберкулёз, и лучше быть от греха подальше. А мне такие мысли лезли в голову: здесь мне больше жизни не будет, заклюют как белую ворону с моим туберкулёзом, стану теперь как неприкасаемая. Но со временем немножко успокоилась. Стала по-другому рассуждать: а как бы я вела себя на их месте? Хотя уверена, что звонить больному человеку не перестала бы. Истинная правда: и друзья, и вообще все люди познаются в беде. А дальше уже каждый сам делает выводы. Я для себя решила: если буду злиться и обижаться на всех, меня совсем затопчут — значит, надо постараться простить все обиды и относиться ко всем доброжелательно.

Но такое поведение коллег заставило меня задуматься: почему именно я заболела такой страшной болезнью? Наверное, неспроста это всё. Значит, видимо, жила неправильно, что-то не так делала. Надо меняться, но как? Непросто это — взять и поменяться, это ведь не переехать куда-то, не работу или дом сменить. Надумала начать с внешнего, и первым делом сменила причёску. Стала общительнее — раньше я была очень замкнутая. Решила «оживляться» всеми способами. Косые взгляды, думаю, рано или поздно прекратятся, а до тех пор глупо сидеть сиднем и переживать. У меня даже новые интересные знакомые появились, с которыми мы друг друга хорошо понимаем — не только из больных, но и из здоровых людей.

Дальше решила, что надо потихоньку меняться не только внешне, но и внутренне. Стали мы всей семьёй ходить в церковь. Душа постепенно начинает расцветать — мы это с мужем оба чувствуем. Давно хотели с ним повенчаться, но всё никак не получалось. То времени нет, то ещё какая-то проблема. Надеемся, что вскоре всё сложится. Тем более что, как выяснилось, мы поженились в день памяти святой Матронушки. Она, надеемся, взяла наше семейство под своё покровительство и будет молить Бога за нас, чтобы нам сделаться такими, какими Бог хочет нас видеть. Мы ей тоже теперь всегда молимся.

Что ещё сказать про мою болезнь? Много я поняла и про себя, и про людей, на некоторые вещи стала смотреть совсем по-другому. Мне кажется, я стала немного мудрее. А главное — у меня появилась вера в Бога. Я искренне благодарна Ему за то, что Он наказал меня, а потом помиловал. Таким способом Он дал мне возможность понять то, о чём раньше я даже не задумывалась: что жизнь наша не заканчивается смертью, что к вечной жизни надо готовиться уже на земле, стараться видеть на своём жизненном пути те — может быть, поначалу кажущиеся жестокими — знаки, которыми Господь указывает путь в Царство Небесное, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь вечная со всеми любимыми и близкими людьми.

Не бойся своего счастья!

История правнука «врага народа»

Раньше, до прихода в Церковь, я мало задумывался над тем, что я — внук «врагов народа». По молодости не особенно интересовался тем тяжёлым периодом в жизни страны, когда миллионы безвинных людей были арестованы, сосланы, отправлены на верную смерть ради какого-то мифического «светлого будущего». Кажется — бред какой-то! Теперь только понимаю, что Промысл Божий в этом огненном испытании веры выявил в земле Русской огромное количество святых и праведников, которые ныне молятся за нас. Не все они прославлены, но Господь знает их имена…

Мою бабушку без суда и следствия сослали вместе с её семьёй на Кольский полуостров. Их и многих других сорвали с насиженных мест, отправив осваивать Север, где зима продолжается девять месяцев и над тундрой стоит долгая полярная ночь. Несчастные ссыльные долго тряслись в скотном вагоне, становилось всё холоднее и голоднее. В сентябре их выгрузили из вагонов рядом с железнодорожным полотном. Начальник кивнул на груду досок с мотками брезента и сказал: стройте себе бараки. Бабушка вспоминала, как проснувшись в первое утро, обнаружила, что её волосы примёрзли к «стенке», к этому самому брезенту. Самому маленькому ребёнку в их семье было всего три года, старшему — шестнадцать. Он-то и спас всех от голодной смерти, потому что сумел провезти ружьё. В разобранном виде он спрятал его в мешке муки: в ссылку разрешалось взять с собой только один мешок муки. Если бы ружьё нашли — расстреляли бы на месте, но Бог миловал. Парень промышлял охотой и кормил всю семью. Их арестованного отца, моего прадеда, с ними не было — его отправили куда-то в лагеря и там он сгинул.

Таким образом в предгорьях Хибинских гор в Мурманском крае началось строительство нового советского городка, где мне и суждено было родиться. Назвали его Кировск, а возник он в 1931 году по той причине, что в 1920-х годах в Хибинах были открыты богатые залежи апатитовых руд, которые используются при изготовлении сельхозудобрений. Вопреки суровому заполярному климату и тяжёлым условиям быта город вместе с рудником и обогатительной фабрикой был возведён в короткие сроки. Строили его в основном спецпереселенцы, то есть раскулаченные крестьяне, как семья моей бабушки, и заключённые УСЛОНа (Управления Соловецких лагерей особого назначения).

Я думаю, что в тех невыносимых обстоятельствах можно было выжить и остаться человеком, только имея искреннюю веру в Бога. Уверен, что именно горячие молитвы бабушки и привели меня, её потомка, в Церковь. И хотя она была лютеранкой, я в конце концов обратился к православию. Это был непростой путь.

Я давно не живу в Кировске, который по-прежнему даёт стране апатиты, а в последнее время стал популярным горнолыжным центром. Но мне он дорог тем, что именно в этом заполярном городе произошла моя первая встреча с Богом.

Мне было тогда года три. Удивительно, но в городе существовала деревянная церковь, история которой очень поучительна, расскажу о ней позже. Мы с отцом ходили в гараж. Он возил меня на саночках, и путь наш пролегал мимо этой церкви. Она походила на обычный дом, потому что была перестроена из барака, и в то же время что-то отличало её от прочих зданий. Я смотрел на эту постройку и, помню, думал: какой необычный дом. Я спросил у отца: «Папа, что это? Что это такое?» Он ответил: «А это Бог! Бог, Который на небе».

Тогда, в трёхлетнем возрасте, у меня не возникло ни малейшего сомнения, что это именно так, я был уверен, что по-другому и быть не может. Потом появились какие-то другие детские вопросы на этот счёт. Не помню, сколько времени прошло, когда я подошёл к отцу и спросил: «Папа, а вот ты говорил про Бога на небе. Как Он там живёт?» — что-то в этом роде. И поскольку время было советское, а отец занимал важную должность и был партийным человеком, он сразу ограничил меня в этих разговорах. Я обиделся на него за это, потому что для меня существование Бога было несомненной истиной.

Но постепенно эта истина тускнела, и моя связь с Богом превращалась в тонкую соломинку. В тринадцать лет я сделал отчаянную попытку ухватиться за неё — и крестился. Самостоятельно. Не могу вспомнить, что меня подвигло на этот поступок. Я крестился, но не смог тогда додумать, для чего я это сделал, как жить дальше. Никто мне ничего не объяснил.

В тринадцать лет человек, как правило, живёт, следуя традициям своей семьи. Наша семья была обычной советской, родители были далеки от религии. Меня никто не учил заповедям Божьим, не рассказывал про грех и его последствия, про то, как должен жить христианин, какие существуют духовные законы. В школе я тоже не находил чего-то такого… важного для себя, жил по своему усмотрению. Моё дальнейшее падение происходило, может быть, именно потому, что я рано стал задумываться о серьёзных вещах, но не нашёл ни у кого поддержки, не получил, так сказать, корректировки жизненного курса. На собственной шкуре я испытал, как важно для подростка, чтобы у него был взрослый мудрый друг, которому он доверял бы и учился у него добру. И лучше всего, если такими друзьями оказываются родители!

Мои подростковые годы лучше не вспоминать — они были шальные и бесчинные. Потом я стал пить, употреблять наркотики. Я чувствовал, что моя душа черствеет. Она черствела до тех пор, пока почти не превратилась в камень. Если бы я продолжал жить, как жил, то, скорее всего, погиб бы. Но, наверное, бабушкины молитвы дошли до Бога, и я остановился — у последней черты. Понял: что-то неправильное происходит со мной. Не в ту сторону движется моя жизнь, неправильно складываются отношения с миром и окружающими: мир существует сам по себе, а я сам по себе, никому не нужный…

Надо сказать, что даже тогда мои духовные поиски не совсем заглохли. Несмотря на греховную во всех смыслах жизнь, меня тянуло к чему-то неземному, высокому, нематериальному. Позднее, когда уже стал читать книги святых отцов, я набрёл на высказывания знаменитого христианского богослова III века Тертуллиана. Он убедительно говорил, что душа по своей природе христианка: это можно понять, например, из того, что в иные минуты духовного пробуждения — когда человек стряхивает с себя привитые неправильным воспитанием и средой понятия — его душа невольно воспринимает христианские истины и вспоминает о Боге. Это, по-видимому, происходило и со мной: иногда, очнувшись словно от морока, я тоже вспоминал о Боге. Потом стал Его искать, но поначалу совсем не там. Чувствуя, что у меня есть кое-какие внутренние, психологические проблемы, я увлёкся психологией. Копался какое-то время в теории — во всех этих аффектах, динамических стереотипах, коллективном бессознательном, в своём подсознании, рефлексии, эго… Но лишь ещё больше запутался. Решил: не то! Бросил. Были и увлечения какими-то восточными практиками — слава Богу, поверхностные. Тоже понял — не то!

Попробовал я найти себя у протестантов: вспомнил о бабушке-лютеранке. Подумал, а не зайти ли в кирху? Может, мне там понравится, и я что-то там найду. Однажды зашёл в протестантскую церковь, посидел. Там выступал какой-то пастор, говорил на иностранном языке с переводчиком. Меня это совершенно не вдохновило. Вышел, и тут же всё забыл, потому что ничего не понял. Ну, думаю, буду жить дальше, как жил.

Позже искал что-то для души в католичестве. В это время я уже женился и иногда заходил в православный храм. Некоторое время хождение в православный и католический храмы шло параллельно. Однажды мы с женой шли мимо большого костёла на Грузинской в Москве, увидели расписание органных концертов и решили послушать. Послушали. Один раз, второй, третий. Потом моя супруга увидела объявление, где приглашали желающих петь в хоре в этом католическом храме. Она очень хотела петь, поэтому пошла на прослушивание, и её взяли.

И вот жена стала петь в хоре, а я приходил на мессы. Надо сказать, что поначалу католический храм привлекает какой-то своей возвышенной эстетикой. Об этом часто говорят люди, которые в костёл ходят именно для того, чтобы послушать органные концерты. Действительно, входишь в огромный храм, чему-то радуешься. Звучат мощные, ни на что не похожие звуки органа, бередят душу. Восторг, почти экстаз! И люди все такие милые, добрые. Сплошное эстетическое удовольствие. Прекрасно «ради общего развития» послушать органный концерт, полюбоваться архитектурой…

Но в мессе я ничего не понял, а католическая литература совершенно меня не привлекла. Что-то во мне сопротивлялось, неспокойно было на душе. Мы с женой всё-таки считали себя православными. Однажды на каком-то православном интернет-форуме жена призналась, что мы ходим иногда в католический храм, но это просто увлечение. Концерты ведь там классные, и вообще — разве плохо получать эстетическое удовольствие от творения рук человеческих? На форуме началась бурная дискуссия на эту тему. Слава Богу, нашёлся один батюшка, который очень убедительно объяснил, что присутствовать на инославных богослужениях, в том числе на мессе, православным не благословляется, привёл соответствующее апостольское правило^[60]. И мы не стали спорить: в костёл больше не ходили. Наше искание «правильных вер» закончилось. Я, можно сказать, сердцем почувствовал, где обитает Господь мой и Бог мой^[61]…

В действительности я почувствовал душевное облегчение в православном храме гораздо раньше. Но тогда я был ещё во власти расхожих околоцерковных суждений, не дававших мне принять правильное и окончательное решение. И ещё мешала молодость, которая никого не слушает, хочет дойти до всего сама. Расскажу один случай. Мне было около двадцати лет, когда появились сильные боли в спине, ничего не помогало. Один врач вдруг сказал, что со мной вообще не всё в порядке в духовном плане и строго спросил: «Ты в церковь-то ходишь?» — «А мне посредники не нужны! Я с Богом и так общаюсь!» — ответил я. «Что с Богом общаешься — это уже хорошо», — спокойно ответил он. А меня вдруг понесло. Стал пороть всякую чушь, что, мол, попы — стукачи, а Церковь — чуть ли не опиум для народа. Просто как дурачок сыпал этими стереотипами. И ведь я не был богоборцем, не был принципиальным противником Церкви: уже тогда заходил иногда в храмы, ставил свечки.

Откуда вообще берутся эти глупые стереотипы? Они просто витают в воздухе — как какие-нибудь бациллы. Я, как и многие другие, нахватался этих бацилл — из газет, телевизора, радио, интернета. Человек знать не знает про христианские истины и жизнь Церкви, а вот услышал где-то гнилую фразочку, подхватил её и сам стал носителем заразы, распространителем баек о Церкви. Когда ещё он разберётся, где пшеница, а где плевелы! Слава Богу, меня Господь заставил разобраться — но не просто всё шло, а через мучения, скорби и болезни.

Через какое-то время ещё один человек сказал мне: «Иди-ка в церковь, у тебя что-то не в порядке». Я послушался, пошёл, поставил свечку. Меня спрашивают: «Ну что, в храм сходил?» — «Да, сходил, свечку поставил. Всё хорошо!» — «Вот именно, что сходил… Нет-нет, ты давай-ка на службе постой, помолись, а лучше побудь на трёх службах, просто свечкой не отделаешься!»

Решил я последовать этому совету, но тут со мной приключилась другая немощь. Захожу я в храм, стою на службе, пытаюсь что-то понять. И где-то к середине мне становится очень плохо, появляется тошнота, темнеет в глазах — вот-вот упаду. Стоявшие рядом люди испуганно говорили: «У тебя, брат, лицо зелёное». Так было несколько раз. Меня брали под руки и выводили на улицу. На воздухе подышу, станет легче, я возвращаюсь. А во время этих приступов я слышал внутри себя какой-то голос, который нашёптывал что-то нехорошее — от этого становилось ещё хуже. Теперь-то я знаю, чей это был лукавый голос…

Однажды я решился подойти к священнику, спросил его: «Что такое? Мне плохо на службе! Что делать?» Он отвечает: «Плохо, а ты всё равно ходи». Я понял, что надо брать напором. И ходил! Несмотря на то что иной раз мне было невыносимо не только стоять на службе, но даже сидеть. Казалось, будто тяну лямку с тяжеленным грузом, вот-вот надорвусь — и нет этому конца. Но поскольку мне сказали: «Ходи! Тебе плохо, а ты ходи», — я и ходил. А потом действительно полегчало. Но сначала пропал тот внутренний противный голос. Я не знаю, что произошло, но знаю, что не сам поборол соблазнителя, а Бог помог. И вот это живое чувство внешней помощи стало для меня доказательством истинности православия. Представьте, сколько я намучился, и вдруг без всякой врачебной помощи стало всё нормально. Но как раз после этого я стал ходить в католический храм, что-то ещё искать. Вот она — грешная и неблагодарная природа падшего человека…

Сейчас мне нетрудно объяснить тот факт, что какое-то время я ходил и в православный, и в католический храм. Просто тогда я ещё не понимал, что Господь ждёт от человека не «общего развития», а соединения с Ним, которое происходит в таинстве Причастия. Иисус Христос в Евангелии заповедал причащаться Его Тела и Крови. Он даже утверждал, что тот, кто не причащается, не может наследовать Небесное Царство. В таинстве Причастия человек реально соединяется с Богом, осуществляя цель своей жизни уже здесь, на земле. Любая иная цель, с которой могут приступать к этому таинству (ради телесного здоровья, материального благополучия, по обычаю, для защиты от злых сил), делает Причастие бесплодным. Бог не средство для достижения земных целей! Бог — Сам по Себе цель, к которой человек должен стремиться всеми своими силами и всей своей жизнью. Если нет главного — участия христианина в таинстве Причастия, соединения с Богом, — то второстепенное становится на место главного. Тут и появляется желание ходить в какую угодно церковь ради «общего развития». А что это такое — «общее развитие»? Очередной стереотип, не имеющий никакого отношения к душе и к спасению человека.

До меня, конечно, не сразу дошло, что цель церковных таинств — помочь нам очистить свою душу от страстей, чтобы соединиться с Богом. Да и не сразу я стал причащаться, года два просто ходил в церковь и, сколько мог, стоял на службах. Помню, думал: может, это присутствие в церкви само как-то очищает душу — без участия человека? А может, хождение в католический храм тоже очищает? Вот и ходил — и туда, и сюда.

Бывая на службах в православных церквях, наблюдая, что там происходит, я, конечно, узнал, что люди исповедуются и причащаются. Но я находился во власти ещё одного стереотипа. Поначалу я имел глупость думать, будто теперь священники в церкви не те — не настоящие. Не будь у меня таких мыслей, то, конечно, пошёл бы на исповедь раньше. Однако очень хотелось попасть к «настоящему» священнику. Только, думаю, где его найти — настоящего-то? Хорошо, что я не сильно зациклился на этом и однажды просто встал в очередь на исповедь. Подошёл к священнику, стал что-то говорить. Батюшка послушал меня и сказал: «Ну, брат, тебе надо побольше читать. Мы с тобой на разных языках сейчас говорим, я тебе так ничего не объясню». И я стал покупать православную литературу, читать, пытаясь вникнуть в незнакомые дотоле церковные понятия. Из книг узнал, что надо читать утренние и вечерние молитвы, правило к Причащению. Помню, когда я только начинал читать духовную литературу, какое это было мучение! Но, слава Богу, не бросил, и постепенно стало приходить понимание, что же в действительности представляет собой жизнь христианина.

Великая ко мне Божья милость состояла в том, что вскоре я встретил священника, можно сказать, самой высокой пробы.

Моя одноклассница рассказала, что у них в деревне на даче служит такой батюшка-бессребренник, который на свои деньги покупает доски и делает в церкви пол. Однажды он отказался крестить ребёнка, увидев его предполагаемого крёстного отца. Родители привели какого-то своего друга, а батюшка сказал: «Нет, я вашего ребёночка крестить не буду. Не буду… Даже не просите». Ему говорят: «Как же так, мы к вам специально ехали!» А батюшка отвечает: «Сами не знаете, для чего ехали. Ну, давай я с тобой поговорю». И он проговорил с будущим крёстным отцом несколько часов. Потом всё-таки крестил ребёнка, а напоследок сказал крёстному: «Ну чему ты можешь научить дитятю? Чему ты его научишь, если сам ничего не знаешь про Христа? Ты понимаешь вообще ответственность, которую сейчас взял на себя?» Вот такое отношение к таинству показалось мне неким индикатором «качественности» священника, если можно так выразиться. Да, подумал я, к такому священнику можно пойти на исповедь.

Но ехать к нему — не ближний свет, и специально делать этого мне не хотелось. Потом мои знакомые попросили помочь что-то сделать в церкви у того батюшки. Я приехал, мы сделали своё дело, так и познакомился со священником. У батюшки была очень интересная история. Он рассказывал, что был «обычным парнишей», пока не попал в автокатастрофу. Наступила клиническая смерть, он реально побывал на том свете и видел там нечто такое, что заставило его задуматься о своей жизни и смерти. Нечто очень страшное — я не расспрашивал его, что именно. После клинической смерти он решил стать священником. После этого прошло уже десять лет, теперь он был отцом четырёх замечательных сыновей. Мне его семья показалась удивительным образцом настоящей семейной любви. Глядя на его детей, я поражался, потому что таких детей никогда не видел. Как они были воспитаны, как они себя вели! Что обычно приходится видеть в современных семьях с маленькими детьми? Они всё хватают, всё ломают, капризничают, старших не слушают. А батюшкины ребята были такие… словно быстро повзрослевшие, очень разумные, думающие, но при этом весёлые и жизнерадостные. Эта семья стала для меня примером того, что я сам хотел бы создать. Признаюсь: если бы я не увидел этот пример, то не имел бы правильного вектора — в каком направлении двигаться в воспитании детей, каким оно должно быть, какие ценности нужно прививать. Поэтому знакомство с этим батюшкой и его семьёй было знаменательным для меня. Как раз по пословице: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Сейчас, когда у меня самого появились дети, я задал бы батюшке несколько «профессиональных» родительских вопросов, но, к сожалению, нет такой возможности. Я думаю так: если Господь не устраивает новых встреч с батюшкой, значит, через него мне было вполне достаточно показано, чтобы двигаться в нужном направлении. Благодарю Бога, что Он вообще даровал мне возможность в самом начале моего воцерковления пообщаться с удивительным священником, который, как чудесный камертон, настроил мою дальнейшую жизнь. Не у всех такое бывает!

Существует ещё такой стереотип в сознании околоцерковных людей, которые причиной своего нехождения в храм объявляют не только отсутствие «настоящих» священников, но и «ненамоленность» самих церквей: мол, только недавно храмы стали открывать, строить новые, нет в них «того духа». Вот, дескать, «намолят» — тогда пойду. Раньше на подобное рассуждение мне было нечего возразить. Сейчас я спрашиваю таких «мыслителей»: так кто же намаливать-то будет? Не твоя ли это задача? Ты считаешь, что другие должны прийти и «намолить» для тебя храм? Но если все так будут думать, то так и вымрем все, как мамонты, без церковных таинств. Да и ожидание «настоящих» священников — не на всю ли жизнь растянется? Какое-то недомыслие проявляют в этих вопросах некоторые люди. Впрочем, и сам я не был ли таким же? Но, слава Богу, понял, для чего нужно ходить в церковь.

Когда я основательно занялся чтением православной литературы, изучением заповедей Божьих, когда стали открываться мне духовные законы, я был поражён тем, насколько всё в мире логично! Как вообще всё правильно и ладно устроено! Сколько мировоззренческих проблем у меня разрешилось, когда я стал всё это изучать! Почему я раньше ничего об этом не знал? Почему раньше в голове был сплошной сумбур? От незнания, от невежества…

Духовные законы подобны физическим законам вселенной — изменить их нельзя, можно только изучать и пользоваться ими себе во благо. Мы, например, знаем, что существуют законы физики, изучали в школе. Кто-то — на отлично, кто-то — на троечку, но мы все точно знаем, что они есть и они работают, несмотря на наше знание или незнание их сути. И в духовной жизни точно так же. Существуют духовные законы — Божьи заповеди. Каждый человек должен знать, что они есть и работают. Чем больше ты стараешься их познать и следовать им, тем ровнее становится твоя жизнь. Во всяком случае, чётко начинаешь понимать, куда тебе надо идти и что нужно делать.

Это можно проиллюстрировать на примере брака. Вот человек женился. Если он действительно христианин, то по Божьему закону непременно повенчается. Обычные люди, если что-то у них не сложилось в супружеских отношениях, говорят: это ошибка — и расходятся. Для христианина такой выход из ситуации неприемлем. На венчании он перед Богом дал обет, что его супруг или супруга — единственный на всю жизнь, до гробовой доски. Это духовный закон. Поэтому ошибся ты или не ошибся при выборе супруга или супруги — извини, раньше надо было думать. Теперь ответственность, которую ты взял на себя в момент венчания, должна сопровождать тебя на протяжении всей твоей жизни! И муж, взявший однажды бразды правления в доме, должен вести по жизни свою семью. Нет для него другой жены, потому что венчанная супруга стала его плотью, его половиной. Бывают в жизни всякие искушения, но не надо на них поддаваться, не надо забывать: какие бы ни были испытания, Господь поможет и управит всё наилучшим образом. Надо потерпеть, проявить верность духовному закону. И смута в душе постепенно проходит, становится так спокойно на сердце, так хорошо, мысли перестают блуждать, ты не мечешься по сторонам, как это делает человек, решивший, что он сделал ошибку в выборе жены (или мужа).

Я понял, что самое главное для меня после Бога — семья. Её можно назвать целью, огромным смыслом жизни. А ведь это счастье могло пройти мимо, опять-таки из-за моего неправильного воспитания и сложившихся к тридцати годам убеждений. Эти убеждения трудно назвать моими, они тоже откуда-то извне пришли ко мне. А понятия в нашем обществе относительно брака сложились такие: не женись, пока не поживёшь для себя, в своё удовольствие; попробуй с одной, с другой, с третьей, десятой. Детей пока не заводи. Назови это гражданским браком — и радуйся! Не сложилось — разбежались, и снова в поиск! Только после таких проб, набравшись опыта, можно рискнуть пойти в ЗАГС… Это сидело в моём уме так же прочно, как в головах многих моих сверстников. Но Церковь называет «гражданский брак» блудным сожительством, а блуд — тяжкий грех. Ловушка состоит в том, что людям через «средства массовой дезинформации» внушили мысль, будто истины нет, а есть лишь множество точек зрения. Поэтому высказывание Церкви по какому-либо вопросу многие воспринимают не как истину, причём в последней инстанции, а как всего лишь одну из точек зрения. Если Бога нет, то всё позволено, как говорил герой Достоевского. Но, слава Богу, я нашёл к Нему дорогу. Я прочёл всё что мог о христианском браке, и мне стало даже смешно: почему женитьбы нужно бояться? Ведь это значит бояться своего счастья! Православное мировоззрение расставило в моей жизни приоритеты, а с этого и начинается настоящее счастье.

Когда родился мой первенец, дочка, я понял, как много потерял в «бесцельно прожитые годы». Если бы дети появились, когда мне было двадцать лет, жизнь пошла бы совершенно по-другому. Огромная ошибка многих в том, что они откладывают рождение детей «на потом». Нельзя судить о книге, не прочитав её. Так и с детьми. Только когда появился ребёнок, я понял, какое это счастье. Оглядываясь назад, могу сказать только одно: это чудо, что у меня появилась своя семья! Страшно подумать, что этого чуда могло не произойти. Но когда ты с Богом, чудеса повсюду, только умей их видеть!

С моей супругой мы двигались к православию какими-то параллельными дорогами и воцерковились одновременно. В храм ходим теперь вместе. А возвращаемся домой — там нас ждут дети, теперь их уже двое, и радуются так искренно, как никто в мире не может тебе радоваться.

Мы с женой очень любим путешествовать. Любимое направление — Русский Север. «Потому что я с севера, что ли…»^[62] Очень любим русскую природу. Путешествуя с палаткой, берём с собой старшую дочку. В свои два года она уже дважды участвовала в северной «экспедиции». Кто-то говорит: экстрим. Может, и было поначалу боязно, но с Божьей помощью мы преодолевали свои страхи. Сейчас уже не страшно. Теперь экстрим для нас — поехать жить в каком-нибудь отеле в Турции. Малышка в походе чувствует себя прекрасно, ей всё интересно. Поход, жизнь на природе развивает ребёнка быстрее, чем домашняя обстановка. Он видит разных птичек, зверушек, ягоды на кустиках, грибы во мху, рыбок в речке. Одним словом, познаёт мир, отличный от городского. Это очень полезно!

Я счастливый человек, и мне хочется поделиться этим счастьем со всеми. Прибавление детей в семье только увеличит моё счастье. Я — за прибавление. Но на всё воля Божья! Сколько Господь даст детей, столько и будет, а сам не хочу никоим образом это дело ограничивать — и так очень много потерял в молодости. Я вижу, что развитие ребёнка не может быть гармоничным, если он один в семье. И даже когда их двое, это не очень хорошо. Двое — всё равно эгоисты. Когда детей трое — это уже коллектив, в котором можно учиться заповеди «возлюби ближнего своего». Когда детей ещё больше — это вообще прекрасно! Дом, полный жизни!

Мне всегда приятно видеть многодетную семью! Жаль, что в нашем обществе сложился ещё и такой ужасный стереотип: мол, зачем столько нарожали, «нищету плодите». Из-за этого стереотипа — косые взгляды, нежелание помочь, постоянный вопрос: зачем вам это надо? Общество сейчас воспринимает многодетные семьи как что-то инородное, хотя большинство семей в дореволюционной России были как раз многодетными. Иметь троих наследников ещё сто лет назад считалось необходимым минимумом. Русская пословица гласит: «Один сын — не сын, два сына — полсына, три сына — сын!» Люди не понимают, сколько помощников родителям растёт в многодетной семье, какая это мощная поддержка будет в старости.

Сам процесс воспитания — вот где творчество живое, настоящее! Видишь, как подросшие уже старшие дети помогают нянчиться с младшими. Приобретается колоссальный житейский и духовный опыт, потому что учишься уповать на волю Божью. А в этом уповании для человека огромная поддержка! Когда ты чувствуешь, что Господь рядом, когда знаешь, что и хорошее, и плохое случается по Его благой воле, — это и есть твёрдое основание человеческой жизни, великая её опора. Именно православие дало мне такую опору. Православие явило миру огромное количество святых, и когда читаешь их жития — они вдохновляют, дают примеры того, каким надо быть человеку.

Множество наших современников поверило ужасным рекламным слоганам «ты этого достойна», «бери от жизни всё», «райское наслаждение» и прочей чуши. Если для человека нет религиозных законов, он реально применяет эти лозунги к себе и стремится к одному — жить ради удовольствия, наслаждаться любыми способами, никому ничем не быть обязанным, заботиться только о себе любимом. Поэтому я чувствую огромную ответственность за своих детей, за их воспитание. Пока они ещё маленькие, они требуют постоянной родительской заботы, и сложно пока думать о каком-то серьёзном воспитании. Но годы летят быстро. Хочется, чтобы дети выросли добрыми, верными и верующими людьми. Это великое дело! И воспитывать, конечно, надо личным примером. Стало быть, ты сам должен всё время совершенствоваться в духовной жизни. Это первое. И второе: детям необходимо уделять много внимания. Я стараюсь проводить с ними как можно больше времени и с удовольствием отдавал бы им вообще всё своё время, но, к сожалению, не имею такой возможности. Знакомые удивляются: отец так много возится с детьми. Обычно ведь отцы этим не занимаются, перекладывая всё на мать. А мне жалко детей, у которых такие неразумные папы, потому что полноценное воспитание невозможно на расстоянии и на бегу, урывками по выходным.

Когда ты постоянно общаешься с ребёнком, дружишь с ним, играешь, возникает контакт, рождается доверие, что очень важно для процесса воспитания. А если родители появляются только тогда, когда надо сказать: «Ай-яй-яй, уроки не сделал? Почему плохо себя ведёшь?» — то духовной близости не возникнет. Такие родители сами бросают семена, из которых вырастут будущие конфликты, разлад, вечная проблема «отцов и детей».

Другая беда — когда родители, постоянно занятые на работе, только балуют ребёнка, заменяя этим необходимое ему внимание. Заваливают его игрушками, потакают его капризам — ещё маленьким, но уже страстям. Словом, портят его. Конечно, родители обязаны обеспечить ребёнка материально, но помимо удовлетворения телесных нужд надо что-то дать ему в душевном и духовном плане. Иначе душа его останется пустой, и в эту пустоту по мере взросления чада все кому не лень будут сбрасывать разнообразный мусор.

Чтобы душа ребёнка наполнялась добрыми чувствами, напитывалась благими примерами жизни, родителям надо тратить много сил и времени. Ведь это огромный труд — воспитать ребёнка. Теперь я понимаю, что когда рождаются дети, родители уже не для себя живут. Иногда приходится слышать такие причитания: у нас были планы поехать в Египет этим летом, но оказалось, что должен родиться ребёнок, что же нам делать?! Чуть ли не на аборт решаются, боясь, как бы беременность не помешала им отдохнуть. Ну при чём тут Египет, когда под сердцем у твоей жены зреет новый человек, о котором уже сейчас необходимо позаботиться, чтобы он родился здоровым и желанным?! Ты должен превратиться теперь в верного слугу для этого младенца, в его бессменного воспитателя и хорошо бы ещё и друга. Иначе ко взрослым летам он может стать таким чудовищем, что просто выживет тебя из квартиры, потому что ему неприятна будет твоя старость. Или как-нибудь ещё проявит своё нравственное уродство.

Как же я был далёк от подобного взгляда на вещи, пока не стал православным верующим! До этого мог только транслировать то, что видел и слышал по телевизору. Если бы не Церковь, то наверняка скатился бы в непролазную духовную грязь, довёл бы себя до животного состояния. А теперь и качество моей жизни изменилось, и сам я стал другим. Недавно получил весьма красноречивое признание от знакомого: «С тобой раньше и разговаривать-то было невозможно без опасений получить в лоб». Да, вот такой я был. А теперь многие говорят, что у меня лицо стало совсем иным: в нём больше нет злобы. Главное, что я понял: у жизни нет и не может быть конца. После смерти она продолжится в ином качестве, а это такой стимул для постоянного совершенствования на земле, какого не даёт ни одна философия, никакая другая идея…

Теперь расскажу, как и обещал, про храм в Кировске, в городе за Полярным кругом. Нам, немощным христианам начала XXI века, эта история должна послужить примером бесстрашной веры, которая не была посрамлена гонителями и сотворила истинное чудо. Несмотря на желание атеистических властей сделать новый город полностью безбожным, в нём была построена церковь. Таких церквей, появившихся в советские времена, было всего несколько.

Кировск строили ссыльные поселенцы — в основном люди верующие, среди которых были священники и даже епископы. Люди, вырванные из родных мест, брошенные в суровый край, искали помощи у Господа. Они нуждались в слове Божьем, в утешении и защите от духовного разрушения. Молиться ходили в лес или собирались для молитвы в бараках. Не раз обращались к администрации, чтобы им разрешили построить храм. Начальство отвечало: соберите такое-то число подписей, и мы рассмотрим вашу просьбу. Верующие собрали в три раза больше подписей, чем было нужно, а ведь даже подпись на этой петиции могла стоить в те времена жизни. Но, конечно, никакого разрешения всё равно не дали, потому что за такое дело и само начальство могло оказаться в лагерях. Потом началась Великая Отечественная война. После её окончания женщины Кировска снова подали просьбу о строительстве храма, мотивируя тем, что хотят молиться за погибших и не вернувшихся с войны. Но прошение снова осталось без положительного ответа.

Среди тех смелых просительниц были три Марии. И вот одна из них поехала в Москву, чтобы получить на петиции подпись Сталина. Поскольку в Кировске жили репрессированные, у них не было паспортов, и самовольный выезд из города был сродни побегу. За это грозила отправка в лагерь или даже расстрел. Мария села на поезд, приехала в Москву, пришла в Кремль и вышла оттуда с подписью Сталина. Как это случилось? Она рассказывала, что, когда села в поезд, у неё не проверили билет. У всех проверили, а у неё нет. Когда вошла в Кремль, охрана её не заметила, непонятно каким образом она попала и к Сталину… Это было время недолгой послевоенной «религиозной оттепели», когда Церкви позволили избрать патриарха, вернули часть храмов, разрешили духовное образование. Стало быть, и тема строительства новых храмов отчасти вышла из-под запрета.

Когда Мария вернулась с резолюцией самого Сталина, местная власть, конечно, уже не могла противиться и разрешила создать храм. Но при этом всеми способами вставляла палки в колёса. Верующим отдали под церковь барак, бывший в аварийном состоянии. Его переоборудовали, подремонтировали и освятили во имя Казанской иконы Божией Матери. Легко сказать — переоборудовали. Истощённые люди занимались этим, жертвуя отдыхом после каторжных работ на рудниках, к тому же надо было ещё найти материалы. В общем, всем миром строили. Когда храм открыли, рядом с ним забил источник. Это было в 1946 году. Службы в этой церкви продолжались до 1984 года, когда обветшавшее здание снесли, а на его месте построили пятиэтажку нового микрорайона. После этого источник иссяк. Под новую Казанскую церковь приспособили подходящее деревянное здание за городом. Спустя двадцать лет приход был преобразован в Хибиногорский монастырь, самый северный женский православный монастырь в мире…

История нас почему-то ничему не учит. Сейчас, когда восстановлено и открыто огромное число храмов, наполнены ли они верующими? Неужели Богу снова нужно наказывать нашу страну бедами и разрушениями, чтобы народ вспомнил своего Творца?!

Что посеешь, то и пожнёшь, или Как я стала волонтёром

Рассказ о том, как помощь ближним спасает от уныния и отчаяния

Мои родители по комсомольской путёвке поехали из России «в дальние края», в предгорья Памира. Отец был военным, мама — медсестрой. Государству надо было поднимать полуфеодальную Таджикскую республику и строить Душанбе. Как пелось в песне:

Встретят нас ветра,
Стужа и жара,
Трудные дороги
И ночёвки у костра.

Пусть несётся весть —
Будут степи цвесть,
Партия велела —
Комсомол ответил: «Есть!»

Едем мы, друзья,
В дальние края,
Станем новосёлами
И ты и я![63]

Родители преодолели все трудности, закрепились в таджикской столице, наладили быт, получили квартиру, жили очень неплохо. В СССР действительно были мир и дружба между народами. Я родилась и выросла в Душанбе. После школы работала и кондитером, и водителем троллейбуса, и в геодезии — ездила в экспедиции. Молодёжь тогда не думала о завтрашнем дне, казалось, что всё навеки устроено, не пошатнётся: работа и зарплата, жильё, друзья. И вдруг в одночасье всё рухнуло. Началась «перестройка». Великая страна СССР стала разваливаться. Были мы атеистами и поэтому понятия не имели, за какую теперь соломинку хвататься. Мы верили в «Моральный кодекс строителя коммунизма», который в итоге оказался полнейшей фикцией. Куда вдруг делись «гуманные отношения и взаимное уважение между людьми»? Человек человеку стал не друг, товарищ и брат, а волк. Это было, наверное, самое большое разочарование от советского строя. Светлое будущее приказало долго жить.

Всем было тяжело. Но тяжелее всех оказалось тем русским, которые жили в национальных республиках. Националисты стали выдавливать их оттуда всеми способами. В 1992 году в Таджикистане началась пятилетняя кровавая гражданская война, в течение которой из этой уже независимой страны выехали навсегда около девяноста тысяч русскоязычных жителей. Нас вынудили сделаться беженцами. Прощайте, молодость, любовь, семья! Впереди мрак неизвестности. Мы с мамой поехали буквально куда глаза глядят. Многие разбегались, не зная, куда попадут, где остановятся. У нас не было ни времени, ни возможности продать две свои квартиры, и отец остался их сторожить. В последние годы до этого он работал в гражданской авиации, был командиром самолёта ИЛ-18, уважаемым человеком. После того как мы с мамой уехали, он бесследно пропал, думаю, его убили за эти наши квартиры. Мы пытались найти его через почту, но почта не работала. Никто его больше не видел. Если бы мы с матерью не убежали, наверное, и нас ждала бы та же судьба. Оставшиеся жители Душанбе, как потом говорили, даже с голода умирали. Снайперы отстреливали людей, и никто не убирал трупы, потому что боялись — застрелят. Подобное сейчас творится на Украине…

Единственное место в России, где хоть кто-то нас знал, было село Семёновское Можайского района. Сюда чуть раньше приехали из Душанбе наши соседи и как-то зацепились. Тогда здесь ещё действовал крепкий совхоз-миллионер, была работа. Мы сняли угол в доме, и я стала приспосабливаться к новой жизни. Но ельцинские реформы шли полным ходом, новая российская власть строила «рыночную экономику» без человеческого лица. Деньги обесценивались каждый месяц. Совхоз быстро захирел, работы не стало.

Я немного поработала в Одинцове, пыталась торговать окорочками. Пару дней поторговала, оказалось — обман, меня обсчитал хозяин. Потом торговала картошкой с машины. После этого решила уже как-то устраиваться в Семёновском, где не было ни кола, ни двора, ни огорода, ни одежды, ни мебели — ничего. Государство больше не помогало своим гражданам, которые попали в тяжелейшие жизненные обстоятельства. В СССР мы привыкли, что государство нас обеспечивает, это даже не замечалось. А теперь казалось, что жизнь кончена. Во всяком случае, ничего хорошего в ней больше не может произойти. Молодость загублена, до старости просто не доживу.

Человек удивительно устроен: когда он узнаёт о чьих-то бедах и несчастьях, то никогда не примеривает это на себя. Думает, что плохое может произойти с другими, а с ним самим — никогда. Это, конечно, совершенно не христианская «философия». Однако другой у меня на тот момент не было, и, очутившись в беде, я оказалась близка к отчаянию. Хотя по натуре я оптимистка и старалась не опускать руки, найти выход, бралась за любую чёрную работу. Но и работы почти не было, а заработанное мгновенно обесценивалось…

Случилось так, что в 1995 году у нас в Семёновском построили церковь Георгия Победоносца, и я стала в неё заходить. Не знаю почему. Наверное, такое лихо было у меня на душе, а поделиться не с кем, пожаловаться некому — вот и искала отдушину. Когда я приходила в церковь, внутри у меня становилось до того спокойно, что душа действительно отдыхала от всех забот и передряг. В храме моей душе было отрадно, не хотелось оттуда уходить. Постепенно я стала целыми днями «пропадать» в церкви, мир за её стенами перестал меня интересовать. Когда шла служба, казалось, что Господь меня будто на руках несёт. А когда возвращалась домой, то ног не чуяла, плыла, как на облаке. В нашей церкви, я заметила, установилась какая-то особая атмосфера — несмотря на то, что это не старинный храм, «не намоленный», как говорят.

В то время я только начала воцерковляться, поэтому ещё не разбиралась во многих вещах, не знала молитв. Постепенно приходило понимание, что без Церкви, без той благодати, которая присутствует в храме Божьем, человеку одному очень тяжело что-то сделать в жизни — или это будет очень долго и трудно. Без молитвы, без Бога, как говорят, не до порога. Я не оставляла церковь, как бы плохо мне ни было. Но главное — стала замечать: когда почитаешь молитвы перед каким-то делом, попросишь о помощи Господа или Богородицу, святителя Николая Чудотворца[64], любых угодников Божьих, то это дело потом очень быстро и хорошо получается. Я начала читать молитвы, очень много просила Бога помочь мне. Потом — как-то само собой это получилось — стала иногда помогать батюшке на службах. Он послушал мой голос, ему понравилось. Поставил меня на клирос петь. И чтецом я была. Конечно, сначала пришлось учиться петь и читать по-церковнославянски. Я с удовольствием это делала. Даже научилась звонить в колокола. Лишнего времени для уныния не оставалось. Я, может быть, и с голоду не умерла только потому, что пришла в церковь. Батюшки, видя моё положение, подкармливали меня, помогали деньгами.

Однажды я познакомилась с благотворителем, который построил нашу Георгиевскую церковь. Он-то и помог мне с жильём — попросил местную власть выделить комнату в деревянном доме. Я была так рада этой комнатёнке с маленькой кухонькой — просто невозможно описать. Главное — я понимала, что это случилось исключительно благодаря помощи Божьей. Если бы я не ходила в церковь, не молилась, то и этого жилья никогда не получила бы. Бог смилостивился и дал мне — ну, не хоромы с хорошей мебелью, а голую комнату в бараке 1957 года постройки. Но всё равно — теперь у меня была своя крыша над головой, которая давала надежду, что я не замёрзну зимой. Пришлось, конечно, подремонтировать комнатку — замазать щели, подручным материалом кое-как утеплить тощие стены, заменить половицы. В общем — сельский «евроремонт». Опыт какой-то в этом деле у меня уже был. Я ведь чем подрабатывала? Дров наколоть, раму вставить, забор поправить, покрасить, скосить траву, вскопать огород, даже русскую печку ремонтировала.

Главное, появился свой угол, где я могла и помолиться, и отдохнуть, в тишине почитать книги святых отцов.

Теперь я буквально «глотала» литературу о христианской вере и творения святых отцов — всё, что попадало под руку. Мне очень хотелось узнать, почему так происходит с человеком: вчера он жил в довольстве, а сегодня концы с концами едва сводит. Вчера его окружали родные и близкие, и вдруг он оказывается в положении буквально бездомной собаки. Ведь есть же какие-то причины, почему в жизни возникает та или иная ситуация? И вот до меня дошло, что причины эти — духовные. Такие, о которых в советское время ничего не знали. Когда про кого-нибудь говорили «он духовная личность», это означало лишь, что такой человек читает много книг и ходит в театры. А на самом-то деле не то что духовным — даже душевным, по церковным понятиям, он не мог бы считаться, потому что, несмотря на свою «духовность», мог быть, к примеру, злым, гневливым или вообще предателем по натуре. Вот какая каша была в наших советских головах! Не имели мы тогда никаких знаний о духовной жизни. И теперь надо было ими запасаться — именно через православную литературу.

Эти знания духовных истин очень помогают в жизни. Благодаря им начинаешь смотреть на всё совершенно по-другому, понимать, что главное, а что десятистепенное, какова вообще цель нашей жизни. Вот, например, у человека украли большую сумму денег. Неверующий впадает в уныние, плачет, клянёт всё на свете. А православный иначе смотрит на ситуацию. Святые отцы учат, что если у христианина что-то украли и он смиренно относится к этому, не ропщет, не проклинает вора, это вменяется ему как дело милосердия, невольная благотворительность, своего рода подвиг. В материальном потерял, но приобрёл у Бога. Самое главное — нужно от всего сердца простить вора, и за эту кротость Господь даст нечто большее.

Ко мне стало приходить понимание, что Господь каждого человека ведёт своим путём и что не просто так я оказалась в Семёновском. По неисповедимому Промыслу Божию человек попадает в такую жизненную ситуацию, которая в итоге обернётся для него благом. И он получит духовную пользу, приобретёт опыт, научится смирению. Зачем надо учиться смирению? Затем, что Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать^[65].

Испытания, как выясняется, очень полезны. Проходя через них, получаешь возможность правильно понять свою жизнь, трезво оценить себя. Например — ты считал себя лучше других? Господь устраивает так, что тебя вдруг начинают все презирать. Требовал что-то от других, не вникая в их трудную ситуацию? Теперь тебя притесняют, гонят, злословят. В таких обстоятельствах человек убеждается, насколько он был неправ в своих суждениях, поступках, чувствах, и постепенно смиряется. Хорошие ученики быстро усваивают уроки и исправляют ошибки. Поэтому если мы в искушениях становимся духовно более зрелыми, смиренными и умудрёнными, то и искушения переносятся легче. Но если упорствуем в гордости, самомнении и ропщем, то проваливаем жизненный экзамен, и в будущем нас будут ждать ещё более тяжёлые испытания.

Моя жизненная катастрофа стала уроком от Господа. Наверное, если бы я жила благополучно, имела эти квартиры в Душанбе, хорошую работу, словом, каталась бы как сыр в масле, вряд ли я вообще пришла бы в Церковь. Житейская суета, материальное благополучие не располагают душу к Богу. Сейчас людей с детства не учат, как жить по-христиански. И остаётся одно — хотя бы в скорбях и болезнях вспомнить о Боге Спасителе и молить Его о помощи. Именно так произошло со мной. Необходимо было потерять дом, налаженный быт, всё имущество и нищей поселиться в этом селе, где строилась церковь. Душа моя плакала навзрыд, не зная, куда ей податься, и потому я пошла в храм. Там только и нашла то, чего давно хотела душа, — встретилась с Богом. Раньше обстоятельства моей жизни не позволяли приблизиться к храму, была там, может, всего раза три. А тут стала ходить очень часто, и постепенно открылись мне Божьи истины.

Одна из них такая. Если ты имеешь, например, богатство, но не делишься им с нуждающимися, оно не принесёт тебе пользы. А то ещё и в страсти ввергнет, в большие грехи — как теперь происходит сплошь и рядом. Люди очерствели душой. Наверное, и я такая же была бы.

Только благодаря пережитому, увидев много горя, я открыла в себе талант, о котором даже не подозревала. Я стала заниматься волонтёрской деятельностью.

В современном мире человек настолько привык защищать и беречь исключительно своё личное пространство, что у него пропало желание уступить ближнему даже в какой-то малости, помочь кому-то, отложить собственное дело и заняться чужим. Это воспринимается уже как какой-то подвиг. Но ведь Господь Иисус Христос, с Которого мы должны брать пример как с совершенного Человека и Бога, был милостив ко всем, помогал просившим. Надо и нам, взирая на Него, поддерживать людей в трудных ситуациях. Всегда думаю: если ты сумеешь всего-то чуть-чуть подпереть своим плечом другого человека, то он, вполне вероятно, сможет встать и пойти дальше. А это такая радость! Ведь нас самих всё время поддерживает Господь. Когда тебе плохо, когда чувствуешь невероятную усталость, помолишься — и становится легче. Это основа христианства: молиться и помогать ближнему, подобно Христу иметь сердечную милость к другим. Без милосердия не будет и христианства, потому что Господь наш милосерд.

Как ни странно, в советское время семена милосердия обильно сеяли в людские души. Много тогда было и хорошего, что мы потом потеряли. Я помню, когда жили в Душанбе, у людей были совершенно другие отношения, чем сейчас, — сердечные, доверчивые. Детей в семье и школе учили помогать взрослым, а уж бабушку перевести через улицу и дотащить её сумки до дома — это даже не обсуждалось, это был обязан сделать каждый. Нами занимались, устраивали «тимуровские команды», которые помогали больным, старикам, одиноким. Мы ходили в походы, где воспитывалась взаимовыручка, ребята с удовольствием помогали друг другу. Это была одна из составляющих нашей подростковой и молодёжной жизни. Я не помню в моём кругу случая, чтобы, если кто-то попросил взаймы денег, ему бы не дали. Мне могли позвонить в любое время дня и ночи, и если надо было кому-то помочь в горе, мы брали машину, ехали и помогали — конечно, бескорыстно.

После «перестройки» отношения в обществе стали совсем другие, для меня лично непонятные. Люди перестали быть радушными, добрыми, открытыми. Теперь если и помогают бесплатно, то по принципу: ты мне — я тебе. Сказать, что это случилось только от нашего материального обнищания, нельзя. Раньше тоже зарплаты были маленькие, но у людей сохранялась теплота друг к другу. Помню, часто собирались все соседи, вместе пели песни. А сейчас произошло какое-то разделение между людьми. Я думаю, это из-за зависти. В СССР все были более-менее равны в материальном плане и довольны, а теперь — такое сильное расслоение! Люди сплошь и рядом закрылись в своих футлярах и не реагируют на чужую боль. Если кто-то просит помощи, они не слышат. Но и когда им самим нужна помощь, они не могут ни до кого достучаться. Получается: как ты, так и тебе. Что посеешь, то и пожнёшь. Но жалко же людей.

У нас в Семёновском молодёжь разъехалась: работы нет. Остались одни пенсионеры и малоимущие с детьми, которые не могут никуда двинуться. Многие живут за чертой бедности, и помощи им ждать неоткуда. Мне хотелось им помогать, но как — не знала, ведь я сама нищая.

Так получилось, что однажды мы с батюшкой поехали в Никольский храм в селе Мокрое. Была всенощная под праздник Николая Угодника. После службы я разговорилась с незнакомой женщиной, которая случайно приехала в этот храм — собиралась в другой, да, видно, святитель Николай «затащил» её в наш. Оказалось, женщина работала в детском доме в Одинцове, у них накопилось много лишних игрушек и вещей, которые они получали от жертвователей. Мы обменялись контактами, и вскоре она привезла ко мне целую машину вещей. Как же я обрадовалась! Это было явное благословение Божье. Я вытащила на улицу раскладушки, одеяла, разложила привезённую одежду, обувь. Люди приходили и выбирали, что им нужно. На ночь я затаскивала вещи в дом, с утра снова раскладывала на улице. Тяжёлый это был труд. И это не осталось единичной акцией, дело пошло — постепенно мне стали привозить вещи, продукты, а я раздавала их.

Познакомившись с отцом Мефодием, игуменом можайского Ферапонтова монастыря, я как-то спросила его: почему в Можайске и других городах детям устраивают рождественские ёлки, славят Христа, поют про ангелов, показывают спектакли, а у нас в Семёновском такого нет? Отец Мефодий, тёплый такой человек, старавшийся всем помочь, спросил: что я предлагаю? Говорю: давайте соберём для наших двух семёновских школ подарки детям и поздравим их с Рождеством. Батюшка благословил, и мы поставили коробки для пожертвований в церквях, собрали какие-то деньги. Этого не хватило, но отец Мефодий добавил ещё, и мы купили конфеты. Поздравили школьников, те были очень рады. На следующий год мы подготовились к Рождеству получше. Договорились уже с Домом культуры, собрали (опять же — с большим трудом) деньги на сладости, игрушки, подарки, поставили спектакль.

Дальше — больше. Мы стали сотрудничать с Колоцким женским монастырём. На протяжении последних лет устраиваем для детей рождественские праздники. Я «дедморожу» на улице, играю с ребятишками, раздаю подарки. Теперь и свой спектакль показываем. В молодости я научилась играть на гитаре, потом забросила — не до того было. А теперь сценарий напишешь, и нужно придумать к нему какое-нибудь музыкальное сопровождение. Ни играть, ни петь некому, вот и пришлось самой снова взяться за гитару — её мне купил благотворитель. Матушка игуменья написала мне благодарственное письмо от имени монастыря. Для меня это самая высшая награда, будто звезду героя получила. В этом году мы были и в интернате для детей-инвалидов, который опекают монастырские сёстры, там я тоже спела под гитару. В интернате почти все колясочники, никуда не ездят. А тут мы со своим концертом, всем было интересно. Дети очень радовались, настроение у них надолго поднялось. Вот так тоже можно помогать — причём сразу многим.

По себе знаю, как облегчается тяжесть нашего бытия, когда сделаешь доброе дело. Много раз я убеждалась, что после этого и груз усталости исчезает моментально. Необязательно тратить большие деньги, чтобы помочь человеку. Оглянись вокруг, посмотри внимательными, добрыми глазами и увидишь, кто в беде, в тоске, в болезни. Или для начала приди к собственной бабушке, поздравь с праздником, поговори с ней — это уже доброе дело. Пожилые всегда испытывают дефицит внимания. Некоторые скажут: у нас никому ничего такого не надо. Значит, не так и не туда смотрели. Господь ради нашей же пользы и спасения посылает нам неимущих, страждущих. И жаль того, кто отказывается принимать этот дар Божий, участвовать в делах милосердия.

А однажды мы такое сотворили! У нас в стране ведь много вымирающих деревень, в которых остались одни старики, всеми забытые. В Соцобеспечении я раздобыла списки одиноких пенсионеров, мы взяли с собой в качестве проводника Ларису. Она инвалид, бывший почтальон, все дома знает в округе. Собрали деньги, купили кур, хорошего чаю, сладостей, прихватили подарки — забили всем этим машину доверху. И поехали в Хвощовку. В эту деревню автобусы совсем не ходят — и вот приезжает туда машина с продуктами, а из неё вылезают Дед Мороз и Снегурка. Стучим в разбитую дверь покосившегося домика одной одинокой бабушки, которая с трудом доживает свой век и печалится, что смерть никак не придёт. Открывает бабушка дверь — а на пороге Дед Мороз с мешком подарков! Бабушка от неожиданности остолбенела. А потом — и плачет, и смеётся. Радостная стала, надежда в глазах засветилась.

Обошли мы в этой деревне всех стариков. Они потом целый год этот праздник помнили. А мы, поехав туда с утра, возвращались затемно, усталые, счастливые. На обратной дороге завязли в снегу: всё, думаем, придётся ночевать в поле, никого кругом, темно. Стали молиться Николаю Угоднику. Вдруг видим: едет машина. Тормозит недалеко от нас. И нам оттуда кричат: «Девчата, вам помочь?» Вскоре и вторая машина остановилась, встречная. Ребята взяли нашу машину и чуть ли не на руках вынесли из сугроба. Вот какой замечательный помощник Николай Чудотворец!

А летом иная помощь людям бывает. Я приобрела мотоблок, и когда в лесах появляются опята, еду по своим грибным местам. Грибов в наших краях — море, хоть косой их коси. Привожу домой полную тележку. Часть сушу, остальное — раздаю. Старикам, которые в лес давно уже не могут ходить, сама ношу грибы, и бабушки с удовольствием их берут. Другие сами приходят — всем раздаю.

И что получается? Вот ты делаешь по зову сердца добрые дела, а Господь, видя твоё усердие, преумножает твой талант. Так с любым талантом происходит. Меня теперь все называют волонтёром. А кто такой волонтёр? Человек, добровольно и бескорыстно занимающийся общественной деятельностью. Я очень благодарна Господу, что он помог мне обнаружить в себе этот талант. Как это произошло? Я просто заметила, что могу довольно легко договариваться с благотворителями о доставке в Семёновское вещей и продуктов. Не знаю почему, но и другие люди помогают мне в этом деле, стараются что-то привезти, что-то отдать. А я устраиваю «акции», облегчая жизнь нуждающимся, несу им радость, оказываю посильную помощь.

Но волонтёрством я занимаюсь не ради того, чтобы меня благодарили и на руках носили. Волонтёрский труд очень нелёгкий, связан с сильными эмоциями, переживаниями. А иногда приходится сталкиваться и с чёрной неблагодарностью. Кому-то чего-то не досталось, кто-то обиделся, что ему дали мало, а другому — больше. Всякие ситуации бывают.

Ко всему прочему, когда человек творит добрые дела, его поначалу сильно искушает лукавый. Многие православные волонтёры ломаются — потому что им хочется, чтобы за сделанное добро их осыпали розами. Но Господь смотрит на твоё произволение, на то, ради чего ты делаешь добрые дела — ради Него или чтобы потешить своё тщеславие, погордиться? Ведь и у роз есть колючки, и о них так легко уколоться. Святые отцы учат: если ты за доброе дело не получил хоть одного оскорбления, каких-то неприятностей, значит, это дело неугодно Богу. А в народе говорят: не делай добра, не получишь зла. Это, конечно, не христианский подход. Христиане знают, что за своё добро ты можешь получить искушение, то есть некие проблемы. Может, из-за этого маловеры и неверующие, которые заметили такую закономерность, боятся делать добро — чтобы не нажить неприятности. Лукавый сильно старается отбить у человека желание делать добро — тут ухо надо держать востро. У меня, например, что бы хорошего я ни сделала, особенно в рождественские праздники, всегда после этого бывают печали и даже скорби.

Есть и другие трудности в моей работе. Одна из них заключается в том, что волонтёр может творить добрые дела только за счёт других добрых людей. Это значит, что нужно постоянно искать благотворителей и жертвователей. Волонтёрам необходимы деньги, без денег мало что удаётся сделать. Мне надо много платить за телефон, потому что всё время приходится звонить, чтобы найти нужных людей, уговорить их, состыковать друг с другом. Бывает, при подготовке к Рождеству больше трёх тысяч рублей уходит только на звонки. На интернет тоже нужны деньги. Если не будешь общаться, заходить на разные сайты, рассылать письма в какие-то организации, то не найдёшь благотворителей. А бывают такие случаи, когда людям срочно нужны деньги — буквально сегодня, сейчас, иначе будет поздно. Или у человека складывается безвыходная ситуация, и он обращается ко мне. Обычно надо опять-таки помочь ему собрать на что-то деньги. Тут остаётся только уповать на помощь Божью. И часто Господь устраивает так, что нужная сумма собирается за день-два. Хотя я сама, как правило, таких денег и за год собрать не смогу.

Многие, не зная этих проблем, думают, что я только гречку и геркулес раздаю и тем моя деятельность и ограничивается. А если кому-то нечем за квартиру заплатить или надо купить дорогие лекарства? Крупой не заплатишь. А организовать всё?! Порой просто неимоверные усилия потратишь, чтобы на лицах у людей засияли радостные улыбки. У меня только недавно появился интернет, и дело сразу пошло быстрее. Раньше был один лишь справочник благотворительных организаций, я звонила во все места, узнавала, чем они могут нам помочь: кто вещами, кто продуктами. А недавно создала в соцсетях волонтёрскую группу «Шаг навстречу» — как раз для того, чтобы удобней было искать нужных людей. Вначале узнаёшь, где что можно забрать и кто это ко мне привезёт, разгрузит. Потом приходится искать, где всю эту «добычу» хранить, а там — разбирать, сортировать, раскладывать по коробкам, таскать эти коробки — и всё самой. При этом свои дела заброшены, летом едва успеваю что-то посадить на огороде…

Однажды мне в соцсети написали, что в воскресную школу Краснодарского края нужны книги. У меня есть кое-какие связи с одним издательством. Позвонила туда, и в результате мы отправили в эту воскресную школу почти шестьдесят килограммов книг. Потом директор прислал мне благодарственное письмо с фотографиями учеников. Было очень приятно, потому что детишки теперь читают духовные книги, которые раньше им просто негде было взять.

Мне хочется ещё многое успеть сделать. Я начала строить во дворе своего барака небольшой домишко. Стены с крышей уже готовы. Зимой, если не утеплять, в нём не проживёшь, но летом там могут поселиться люди, попавшие в трудные обстоятельства. А барак скоро должны продать, в нём уже никто не живёт — только моя комната и занята. Хочется его выкупить, сделать к нему хорошую подъездную дорогу. И можно будет уже круглогодично давать приют людям, у которых нет своего жилья. А можно, если Бог благословит, устроить женскую благотворительную общину. Дела задуманы благие, однако средств на то, чтобы достроить домик и выкупить барак, пока нет. Но верю, что Господь всё устроит как надо.

Некоторые говорят мне: зачем тебе все эти проблемы, свою жизнь лучше устрой. Но моя жизнь и состоит в том, чтобы по мере сил помогать нуждающимся. Без этого я просто не могу жить, как-то мертвею. Когда чувствуешь, что реально помог человеку в тяжёлой жизненной ситуации, спас его от беды, и видишь на его лице слёзы радости — а бывает, кто-то даже навзрыд плачет от переполняющих чувств, — это окупает все труды, все переживания, все тяжести волонтёрства. В этом — истинная награда для меня.

Сейчас я живу с ясным пониманием, что я — вечная студентка в академии жизни. Из года в год учусь чему-то новому и интересному, а сколько всего ещё не знаю! Скучать и унывать совсем не приходится.

Я научилась в чём-то себя постоянно ущемлять и ограничивать, чтобы тело моё не было изнеженным, как раньше, но было полно сил и бодрости для волонтёрской работы. В шутку я иногда говорю, что в этом слове не случайно первый слог — «вол». Преодоление любых трудностей — это задания от Господа для того, чтобы стать сильнее духом. Каждое преодоление — ступенька к христианскому совершенству. Когда ты заставляешь тело работать, двигаться, справляться с тяжёлой работой ради любви к ближнему — это утончает душу.

Мы, православные, знаем, что настоящая наша жизнь не здесь, на земле, а на Небе, с Богом. Что такое жизнь на земле? Это — училище, где мы воспитываемся для Небесного Царства. Здесь мы должны научиться исполнять две главные заповеди Божьи: любить Бога и любить ближнего. Любовь к Богу рождается только через любовь к ближнему. К Богу нельзя приблизиться, если не имеешь любви, потому что Он Сам — Любовь. И моя волонтёрская деятельность помогает мне научиться любить каждого человека. Люди попадаются разные, в том числе озлобленные, искалеченные судьбой, потерявшие надежду, неблагодарные. И нужно заботиться не о том, как другой относится к тебе, а как ты сам относишься к этому другому. А Господь заповедал относиться к ближнему с любовью.

Если у человека нет любви, он не поможет ближнему, потому что заботится только о себе и обороняется от всего мира: никому ничего не дам, не помогу, не лезьте ко мне, оставьте в покое, «мой дом — моя крепость». А как надо поступать? Если к тебе пришли и о чём-то просят, и ты в состоянии помочь, но занят, тебе некогда, ты устал или, может, тебе просто хочется посмотреть кино — всё-таки отвлекись от своих дел и помоги просящим. Тогда будет польза для твоей души, и в отчаянный момент тебе тоже кто-то обязательно поможет. Что посеешь, то и пожнёшь!

С Господом в сердце легко!

История любви неизлечимо больного человека

Многие ли сейчас задумываются о спасении души? И что такое это спасение? Ответ в общем-то известен. Спасение — избавление человека от греха и его последствий, а значит, от вечной смерти. Спасение — это вечная жизнь на Небесах с Богом. Но всё больше людей сейчас говорят: не нужна мне какая-то там вечная жизнь в раю, хочу здесь, на земле, хорошо пожить, а там — трава не расти. Мне кажется, это похоже на то, как ребёнок, обиженный материнским наказанием, сквозь слёзы угрожает, что назло ей умрёт…

Среди неверов есть такие, которые принципиально хотят наслаждаться жизнью только здесь и сейчас. Другим просто не повезло: им никто не рассказал о Боге, о вере, о вечной жизни, но они всё-таки чувствуют, что есть нечто Высшее и в мире существует неведомая им гармония, только они не знают её законов.

Господь всех хочет спасти, вразумить и исправить, чтобы все имели смирение и любовь. Но как исправить грешного человека? Многие неверующие приходят к Богу лишь в критические моменты своей жизни. Бывает, что это угрожающая жизни болезнь, бывает — какая-то нескончаемая чёрная полоса невезения, бывает — смерть близких, детей или автокатастрофа, предательство друга, внезапное лишение средств к существованию. Часто только в такие мгновения человек вдруг задумывается о своей жизни и об ошибках, о грехах, за которые теперь приходится платить.

Поначалу трудно смириться с потерями. Возникает ропот: почему я, за что мне это? Но вопрос надо ставить иначе: не «почему?», а «ради чего?». Ради вечной радости, ради Царства Небесного, в которое Господь указывает путь. Сказано: многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие^[66]. Для человека, никогда не читавшего Новый Завет, это условие может стать настоящим откровением, потому что оно не вписывается в рамки мирского житейского опыта. И вот волей-неволей приходится протаптывать свою тропу к Богу: посещать храмы и монастыри, искать ответы у духовенства или в книгах, стараться как-то измениться, покаяться, просить помощи у Господа. И слава Богу, что хоть таким образом, через скорби и болезни, люди начинают веровать и приобщаться к церковной жизни.

Такова Его святая воля — призвать человечество к свету через боль и испытания. Более того, необходимо уразуметь, что «непрестанные скорби, посылаемые Богом человеку, есть признак особого Божьего промышления о человеке, — как свидетельствует преподобный Варсонофий Оптинский[67]. — Смысл скорбей многоразличен: они посылаются для пресечения зла, или для вразумления, или для большей славы. Например, заболел человек и скорбит об этом, а между тем этою болезнью он избавляется от ещё большего зла, которое он намеревался сделать, и тому подобное».

У меня есть знакомые, вся жизнь которых могла бы послужить иллюстрацией этих слов. Но всё сказанное в огромной степени относится и лично ко мне. Я расскажу о том, как сам пришёл к Богу — именно через целую череду больших скорбей и тяжёлых болезней…

Господь рано показал мне изнанку жизни. В шесть лет я увидел нож в руке своего отца и кровь матери. Эта трагедия навсегда лишила меня возможности воспитываться в полноценной семье. Когда появился отчим, жизнь веселее не стала. Я вспоминаю этот период как царство тирана. Отчим унижал, периодически бил и морально подавлял всех нас. Мама терпела и, как могла, окружала своих детей заботой и любовью, прикрывала от ненавистного отчима, подставляя под удар саму себя.

С развалом СССР распалась и наша семья. Сестра переехала к мужу. Мама проходила ежегодный курс лечения в санатории от последствий ножевых ранений, нанесённых некогда моим отцом. Я остался с отчимом и после того, как он в очередной раз избил меня, ушёл из дома. Мне было четырнадцать лет. Я уехал к отцу — тогда это был единственный возможный выход. Я не стал уличным хулиганом или наркоманом, не начал воровать, а пошёл работать на завод. Честно зарабатывал деньги, занимался спортом, заканчивал вечернюю школу. В общем, был самым обычным парнем, только со сложной судьбой.

С отцом мы не ладили. Наверное, он не мог смириться с тем, что произошло в нашей семье. Тяжело понять человека, которого толком не знаешь. Детских воспоминаний о нём у меня осталось мало, да и те обрывочные. А во взрослой жизни я прожил с ним всего два года и так и не смог понять, что его во мне не устраивало. Я работал, обеспечивал сам себя с четырнадцати лет, не пил, не курил, ходил в спортзал и пропадал там часами. Однажды в очередном пьяном угаре отец схватился за топор. Я стоял как вкопанный, не понимая, что происходит и как мне спасаться. Отец с проклятиями пытался снять с топора чехол, но замок чехла заело. Думаю, мой Ангел Хранитель помог мне тогда, выручил из неминуемой беды. Придя в себя от шока, я выбежал из квартиры и потом долго не мог заставить себя вернуться. Не дожидаясь, когда очередное помутнение отца приведёт к трагическим последствиям, я ушёл от него в шестнадцать лет. Получил паспорт и остался один в огромном мире.

На Украину, к маме, с которой жил ненавистный отчим, я вернуться не мог. Не мог уже вернуться и к отцу: к тому времени он выписал меня из общежития, где мы жили. Потом он нашёл себе очередную сожительницу, переехал в Орёл и жил там с ней какое-то время. Последние два-три года он живёт один. От него уходят все. Вот только сейчас, когда в моём сердце живёт Господь, я простил отца и больше не держу на него зла. Как-то пытался познакомить его с внуком. Но, как оказалось, отцу это было неинтересно. Разругавшись со мной в пух и прах, он попросил не лезть больше в его жизнь. А мне очень его не хватает сейчас. Даже после всего, что он натворил, меня тянет к нему.

Когда я в шестнадцать лет остался совсем один, мне было очень трудно найти своё место в жизни, удержаться на плаву и в рамках закона, когда в стране творился такой бардак. «Лихие девяностые» я провел в одиночестве, курсируя между Орлом и Днепродзержинском, где жила мама. Перебивался, как мог: работал на стройках, в торговле, где придётся, только бы выжить. Иногда я был всё-таки вынужден переступать черту закона, в чём раскаиваюсь. По сей день стыжусь этого факта своей биографии. Очень тяжело было тогда, страшно, одиноко…

В 1998 году мама наконец ушла от отчима. Решение далось ей нелегко, потому что она была запугана, её воля сломлена. Мама боялась мести второго мужа и даже расправы. Поэтому вопрос она решила кардинально: собрала сумку и уехала в Москву, как можно дальше от жестокости, цинизма, предательства и обмана. Я приехал к ней, и мы стали жить вместе. Со временем и сестра, похоронив мужа, приехала к нам с двумя своими детьми. Мы арендовали жильё в Москве и жили дружно как самая обычная семья. Пока, что называется, не грянул гром среди ясного неба.

На медкомиссии молодая медсестра посмотрела мне в глаза и сказала: «Если вы сегодня же не пройдёте срочное обследование, последствия могут быть страшными». Меня тут же госпитализировали. А я в армию собирался, ни о каких болезнях и не думал: занимался тяжёлой атлетикой, сигареты только в школе пару раз пробовал.

О том, что я болен тяжёлой болезнью лёгких, я впервые узнал в 2000 году. Но тогда это не стало для меня ударом, я ещё не осознал в полной мере беду, которая со мной случилась. Просто лёг в больницу — впервые и сразу на восемь месяцев. Это было тяжело, потому что меня фактически лишили свободы передвижения на год. Пил я по двадцать таблеток в день, началась одышка.

Коварство моей болезни состоит в том, что она протекает скрытно, не проявляя себя, её не ощущаешь до времени. Я не долечился и выписался. Стал работать, как прежде. И вот через какое-то время попал на медкомиссию. Здесь-то меня и ждал удар! Врач строго сказал: «Хочешь жить, срочно ложись в больницу!» Но было поздно, процесс стал уже необратим. Лёгкие оказались в дырах, одна даже размером девять на шесть миллиметров («магна-каверна», большая каверна — больше некуда). Никто из лечащих врачей не давал мне шанса прожить больше пяти-шести лет. Начались нескончаемые боли и постоянное ожидание смерти. Мама как-то спросила у главврача: сколько мне осталось? А он, статный такой, красивый, наклонился к ней и говорит: «Я сейчас делаю обход пяти палат, и пока дошёл до пятой, из первой уже труп выносят». Вроде как намекнул, что, мол, скоро, недолго уже ждать.

Но и тогда я ещё не думал о Боге, хотя и посещал храмы. Это были редкие походы. Поверив врачам, я начал привыкать к мысли о скорой смерти. Привык и к боли. В таком плачевном состоянии позволял себе выпивать, оправдываясь тем, что, может, это в последний раз. Тем самым я только усугублял положение и довёл себя до состояния, когда лекарства перестали помогать. Моя болезнь приобрела страшный довесок из двух букв «мр», которые означают мультирезистентность, то есть невосприимчивость к лекарственным препаратам. Каким же я был тогда глупцом!

Однажды словно кто-то невидимый потянул меня в храм. Был пасмурный осенний день. Накрапывал неприятный дождь, дул пронизывающий ветер, сбивая с ног, будто не хотел, чтобы я шёл в церковь. Но вопреки непогоде, с огромным трудом я дотащился до храма и в результате понял, что не зря. Как вести себя в церкви я не знал, но вспомнил вдруг, как когда-то мне кто-то говорил: зайдя в храм, иди туда, куда повлечёт сердце. И я подошёл к огромному Распятию. Долго стоял, глядя на него, и всё время просил Бога простить меня. Я больше ничего не говорил в уме, только просил прощения. Окна в том храме были составлены из разноцветных стёкол; спустя какое-то время сквозь чёрные дождевые тучи вдруг пробился луч солнца и упал прямо на меня, осветив ярким радостным светом. Это произвело такое неизгладимое впечатление, что я заплакал. Освещённый разноцветными лучами, я стоял у Распятия, глядя вверх на лицо Христа, и плакал — долго, искренне, как ребёнок.

Это был переломный момент моей жизни, миг очищения. Помню ощущение непередаваемого блаженства, какого-то внутреннего удовлетворения, словно я почувствовал касание Бога, Его благословение. Не могу передать все чувства, которые тогда испытал. Нет таких слов в русском языке! Но одно могу сказать наверняка: из церкви я вышел абсолютно другим человеком!

С тех пор такие благодатные слёзы сделались неотъемлемой частью моей духовной жизни — они появляются как свидетельство произошедшего со мной Божьего чуда. После того случая я начал ощущать, что взят под опеку Всевышним, под Его милостивую защиту. Конечно, я и прежде был под Его защитой, но до поры не осознавал этого великого чуда — сыновства у Отца Небесного, которое с лихвой покрывает земное сиротство человека.

Но, конечно, понимание этого пришло не сразу. Оставаясь больным человеком без перспектив на выздоровление, безработным и постепенно угасающим, я всё чаще ловил себя на мысли, что судьба отнеслась ко мне очень жестоко, не дав почувствовать вкус настоящей любви, радостей супружества, одна из которых — отцовство. Эта несправедливость меня очень угнетала, я всё больше думал об этом. Конечно, тогда я не мог не понимать, что ни одна здравомыслящая женщина не станет связывать свою судьбу с человеком, который доживает свои дни в телесных и душевных муках. Хоть я и отдавал теперь часть своего времени храму, молитвам об исцелении души и тела, но не смел даже помыслить, чтобы попросить у Бога семейный очаг — настолько мне казалось это неисполнимым. И тогда Господь взял всё в Свои руки. Сделав мне «косметический ремонт», то есть поставив на ноги и облегчив боли, Он дал мне возможность прилично выглядеть, не пугая окружающих своей бледностью и измождённостью. В то время я уже получал пенсию по инвалидности и мог спокойно жить — не шикуя, но и не голодая.

Мы жили постоянно в Москве, но меня всё время тянуло на Украину. Неведомые силы толкали меня туда всё сильней и сильней. Однажды я поддался порыву и поехал в город, где прошло моё несчастливое детство. Как-то летним погожим денёчком меня пригласили в гости одноклассники. Я так жаждал этой встречи, что помчался к ним на час раньше оговоренного срока. Когда я ехал в маршрутном такси, мне вдруг захотелось выйти на две остановки раньше — это была не моя, а чья-то чужая воля — и зайти ещё за одним нашим однокашником, с которым мы когда-то очень дружили. Теперь он был не совсем благополучным, никто его не звал на встречу, но мне очень хотелось пригласить его. Я зашёл к нему и предложил повидаться с одноклассниками. Он согласился, но когда мы вышли во двор, я увидел девушку…

В этот момент словно ураган мыслей пронёсся в голове, и пришло очень необычное ощущение: как будто сложилась целостная картинка из рассыпанных кусочков пазла — каких-то непонятных случайностей, чувств, переживаний, надежд, стечений обстоятельств. Я понял, почему меня так тянуло на Украину, где нет никого из близких мне людей, ради которых нужно было бы сюда ехать. Я понял, что сошёл не на той остановке вовсе не из-за старого друга. Я приехал на Украину и попал в этот двор ради своей будущей супруги!!! Самой прекрасной, нежной, изящной, самой преданной и верной моей девочки! То, что она станет моей женой, видит Бог, я понял с первого взгляда!

Как позже выяснилось, свою любимую я тоже заинтересовал с первого дня. Она увидела во мне то, чего не встречала в других людях: разгорающийся тогда во мне огонь веры в чудо, веры в Господа и полыхающее пламя любви к ней, которое зажгло и её.

Я был честен с ней до конца и уже на второй день рассказал о нелёгкой своей судьбе, а потом ежедневно добавлял к рассказу новые страшные подробности. Словно на исповеди, я рассказывал моей любимой, какую жизнь я прожил, когда и какие плохие поступки совершал и, главное, какое у меня серьёзное заболевание. Спустя несколько недель у нас состоялся разговор, в исходе которого я не сомневался ни на секунду, зная, что встреча эта не случайность, а дар Божий! Невзирая на сложности, которые предстояло пережить и мне, и моей любимой, нам обоим вместе, мы решили начать совместную жизнь. Мало того, практически сразу мы решили обвенчаться.

После этого чудеса стали сыпаться на нас, как из рога изобилия! Врачи дивились переменам, которые происходили с моим здоровьем. Болезнь если не отошла, то во всяком случае остановилась в развитии, а через год-два начала затихать, давая возможность прожить дольше отпущенных мне пяти лет.

После того как мы обвенчались, на четвёртый месяц супружеской жизни произошло величайшее для меня чудо. Мы с моей любимой женой узнали, что скоро станем родителями! Моё сознание от такой радости будто взорвалось, распавшись на тысячи фейерверков — настолько я был потрясён этой вестью! Я не мог поверить, что Господь сделал мне такой подарок! Но в то же время я понимал, какая опасность таится в ожидаемом событии, ведь отец будущего младенца проходил курсы химиотерапии, и это могло негативно повлиять на крошку. Но я не давал ходу подобным мыслям, снова и снова обнадёживая и себя, и супругу тем, что Сам Господь, Отец наш Небесный, явил нам это чудо, и Он не допустит ничего плохого. Я верил в это и не был разочарован! Может быть, мои стихи смогут передать тот восторг, который я испытал при рождении первенца:

Меньше года прошло, на дворе — жаркий май,
Сердце бешено заколотилось,
Обострённые чувства лились через край,
В это время важнейшее чудо случилось!
Воздух криком пронзив, он ворвался в наш мир,
Наше счастье, голубоглазый сыночек,
В честь него мы великий устроили пир,
И улыбкой ответил нам наш ангелочек!
Его глазки — две смальты, в них небес синева,
Губки — розовые лепесточки,
И досталась ему мамина красота —
Обаяния полон сыночек…
Кротко смотрит он умными глазками,
Улыбается всем беззубеньким ртом,
Как же хочется мир превратить в сказку
Для всех, не откладывая на потом.
По квартире моей, когда-то пустынной,
Звонкий несётся мальчишечий смех.
Люди, правда, не впадайте в уныние,
Верьте в чудо, молитесь, и Бог даст успех!!!

У нас родился крепкий богатырь, не имеющий никакой патологии или изъяна! Ребёнок был крещён через две недели после рождения и взят под защиту Ангелом Хранителем и своим небесным покровителем святым благоверным князем Глебом Владимирским[68].

Главное чудо моей жизни — мой сынок — растёт здоровым и крупным парнем. В свои четыре с половиной года он гораздо выше, сильнее и смышлёней сверстников. Он обладает необыкновенной памятью, которая способна воспроизводить мельчайшие детали увиденного и услышанного. Глебушка вместе со мной молится и сам читает молитвы. Он очень активный, весёлый и иногда, как и положено ребёнку его возраста, балуется и шалит. Каждый день он радует нас, его родителей, своим существованием и, самое главное, свидетельствует своей жизнью о самом светлом, чистом и благодатном — о Боге.

Несомненно то, что Господь явил чудо исцеления. Моя болезнь не прошла совсем, но вместо того чтобы в муках уйти из жизни, я, наоборот, избавился от каверн в лёгких, повергнув в шок даже отъявленных скептиков среди врачей. Моя «магна-каверна» заросла, оставив по себе память в виде большого шрама. Остальные закрылись, дав цирротические изменения лёгких. Но с этим можно жить гораздо дольше, чем отведённые мне когда-то пять-шесть лет.

Проблема сейчас в другом. Мы живём в Москве, в арендованной квартире и еле сводим концы с концами, а лучше сказать — находимся на грани выживания. Я не могу работать, постоянно нуждаясь в стационарном лечении. Три-четыре, а иногда и шесть месяцев в году я провожу в больницах. После перенесённой операции у меня возникли осложнения. Внутри лопнула сетка, которая используется при операции грыжесечения, и образовался тромбоз нижних конечностей. Но Господь и здесь являет мне милосердие и показывает Свою любовь. Тромбы оторвались, вызвав тромбоэмболию (закупорку) ветвей лёгочной артерии. Четверо суток в реанимации врачи боролись за мою жизнь. И я выжил! Однако не прошло и двух месяцев, как случился рецидив. И снова тромбы, снова больница. Я снова выжил! Господь не даёт мне уйти, продлевая сроки моей земной жизни. Видимо, время ещё не пришло: во мне нуждаются и сынишка, и супруга.

Я живу c целым букетом страшных заболеваний и осложнений. В этом состоянии продолжаю борьбу за жизнь и одновременно — с чиновниками за свои права. Я инвалид второй группы, для людей, страдающих моей болезнью, закон предусматривает выделение жилья или улучшение жилищных условий. Но воз пока и ныне там. Чиновники ссылаются на закон, в котором сказано, что нужно официально прожить в Москве десять лет и получить статус москвича. Иначе никто мне ничего не должен. Цинично, не правда ли? Арендованную квартирку, где сейчас живёт наша семья, могут в любое время попросить освободить. Можно было бы уже давно впасть в отчаяние. Но я христианин и понимаю, что люди, не желающие мне сейчас помогать, делают это только потому, что Господь попускает им так поступать. Божий Промысл ведёт по жизни и меня, и мою семью. И ничего свыше моих сил Господь не попустит. Меня не оставляет надежда! Не напрасно святые и праведные считали себя позабытыми Богом, когда их долго не посещали скорби. Преподобный Макарий Оптинский[69] так отвечал одной своей духовной дочери, которая жаловалась на тяжёлые обстоятельства жизни: «Пишете, что посещают вас болезни и скорби. Это знак милости Божьей к вам: Господь, кого любит, того наказывает; бьёт же всякого сына, которого принимает^[70], то и надобно благодарить Господа за Его отеческий о вас Промысл. Скорби нас вразумляют и искусными творят в делах наших; также и очищают от грехов, равно как и болезни».

Не всегда получается так, как хотелось бы, но я стараюсь благодарить Бога за посылаемые мне испытания. Делаю, что заповедано христианину: исповедуюсь, причащаюсь, приобщаю к вере сына. Мы молимся вместе с ним дома и утром, и днём, и вечером. Когда видишь, что мир погрязает в грехах, всё сложней становится не грешить самому. Но я стараюсь по мере сил и возможностей жить в этой реальности по законам Божьим.

С пенсией в пятнадцать тысяч рублей деньги на оплату аренды собрать сложно, поэтому на квартиру зарабатывает наша Елена Прекрасная — мама Глебушки и моя золотая жена. Зарабатывает, как может: уборкой квартир, рекламой. Когда я понял, что мы не сможем прожить без посторонней помощи, стал обращаться в благотворительные фонды, к простым людям. И я увидел во множестве деяния Господа, Который даёт ровно столько, сколько нужно в данный момент, и именно то, в чём больше всего нуждаемся. Бог посылает нам таких людей, при общении с которыми невозможно сдержать слёзы — настолько они искренние и открытые, добрые и милосердные. В этом тоже просматривается чудо Господне! Когда у нас возникает какая-то острая нужда, бывает, что от одной сердечной отчаянной молитвы на следующий же день появляется человек с готовым решением! Вот так мы сейчас и живём, надеясь только на Бога. Проживаем каждый день по воле Божьей.

Это правда: судьба изменилась моя,
И тверда под ногами родная земля,
Есть поддержка — семья,
И нужда не страшна.
Потому что по жизни иду только с Богом,
Только с Ним я спокоен, не связан тревогой,
Его милости я ощутил на себе,
И свидетельства этому знают пусть все!

Пример моей жизни, думаю, хорошо иллюстрирует, как спокойно и радостно идти по жизни с Богом в сердце, творить добро и получать от этого наслаждение. Радость от того, что, может быть, именно твоя частичка добра спасла жизнь человеку или накормила голодного, дала кров бездомному или подняла на ноги инвалида, ни с чем не сравнима. Я познал это чувство! От каждого пожертвования для моей семьи я выделяю часть для детей-инвалидов.

Когда-то, может, слишком самонадеянно, я просил Бога испытать мою веру. Любым способом. Долго просил и, когда уже даже забыл об этом, у меня заболел сын. Заболел серьёзно: ларингит с отёком гортани. Он был в реанимации, но, слава Богу, всё обошлось! Это было на Украине, где медицина платная и надо покупать даже шприцы и спирт для уколов, не говоря о лекарствах. Мы потратили почти все деньги на лечение. И вот когда сына выписали, на жизнь оставались буквально гроши, а надо было ещё покупать ингалятор и лекарство. Я был в смятении и растерянности. Выйдя во двор с супругой и малышом, я увидел сумочку, в которой лежала очень крупная сумма денег и кредитные карты. Ни одной плохой мысли не промелькнуло в моей голове! По кредиткам я узнал владельца, его адрес и всё до копейки вернул. Супруга даже не думала меня упрекать, смотрела на меня с такой любовью, что это было высшей моей наградой! И только спустя некоторое время я осознал, что это и была проверка, о которой я так просил. Мне кажется, что поэтому Господь и посылает мне теперь таких людей, которые протягивают руку помощи в самую трудную минуту, что я смог пройти посланное мне испытание.

Был и ещё один урок от Господа. Я его назвал уроком кнута и пряника. Страдать тяжёлым заболеванием, испытывая при этом физическую боль, очень непросто — истощается нервная система. Однажды во время нервного срыва я неосознанно, не задумываясь о последствиях, в горячке прокричал что-то вроде того, как сильно мне всё надоело, как надоела такая жизнь и что жить так я больше не могу. Прошло время, я успокоился, и жизнь потекла своим чередом. Как-то вечером, выйдя на балкон своей квартиры, я увидел, как внизу избивают и грабят человека. Я, стоя на балконе, вступился за него. Тогда бандиты переключились на меня. Я был для них недосягаем, и они решили расстрелять меня из пистолета. Я попытался увернуться, но две пули всё равно попали в предплечье. Меня прооперировали: одну пулю достали, а вторая всю жизнь теперь будет в моей руке как напоминание о том случае. Мне выплатили хорошую компенсацию, благодаря которой моя супруга закончила учебные курсы и теперь может работать, приносить в семью доход. Чудеса? Можно и так сказать. Господь показал мне, как надо ценить жизнь и как легко её потерять — даже не выходя из квартиры.

С Богом в сердце легко! Спокойно! Тепло! Чудеса Его милости на каждом шагу. Но только верующее сердце замечает эти чудеса — большие и малые…

Максималист

Рассказ о том, как агностик обрёл веру

Родился я в семье медиков. Отец был военным врачом, мама — гражданским. Познакомились они в Германии, отец служил в ГСВГ — Группе советских войск в Германии. Соответственно, там я и родился тридцать пять лет назад. После Германии мы попали на Сахалин, два года жили на этом удивительном острове, почти как на краю света. От Сахалина у меня остались яркие детские впечатления — как ели целыми банками красную икру, как наметало до второго этажа, на котором мы жили, огромные сугробы, можно было просто выйти из окна по снегу. Это ли не счастье для ребёнка!

В 1985 году наша семья переехала в Москву. Дальше история моей жизни развивалась вполне стандартно: десять лет школы, институт. Получил образование экономиста-строителя. И — вышел «в белый свет как в копеечку», то есть не попал в цель, промахнулся. По специальности ни дня не работал, занялся торговым бизнесом — начались «лихие девяностые».

Все мы «родом из детства». В моей душе, кажется, уже тогда, много лет назад, всходили семена христианского мироощущения, воздвигался алтарь «неведомому Богу». Только не было рядом человека, который, подобно проповедовавшему в Афинах апостолу Павлу, смог бы объяснить, Кто этот неведомый Бог^[71]. С детства у меня было стойкое ощущение, что мир устроен как-то неправильно. Мне до слёз было обидно, что многие знакомые люди, в том числе мои сверстники, бывают очень жестокими. Я много думал, почему так происходит. Недоумевал, отчего люди так грубы, злы, почему в их отношениях мало любви, но много предательства, почему они постоянно лгут, обижают друг друга, почему сильные, вместо того чтобы защищать слабого, отнимают у него последнее — и так происходит везде и всегда…

Но тогда некому было мне рассказать, почему столько зла вокруг и как с этим злом бороться. Наверное, никто из взрослых даже не представлял, какие сложные вопросы роились тогда в голове у меня — совсем ещё мальчишки. Родители мои были людьми невоцерковлёнными, и религиозных разговоров в доме не велось. Скорее всего, отец с матерью совсем не верили в Бога, но теперь это невозможно узнать, потому что они покинули этот мир. Семья наша была интеллигентной, и родители пытались вложить в меня классические советские моральные постулаты. В основе своей постулаты эти не были плохими, потому что базировались всё же на христианских заповедях: не воруй, не убивай, не ври, люби ближних, не завидуй им, отвечай за свои поступки, развивай таланты, трудись, чтобы ни у кого на шее не сидеть. Но эти «советские заповеди» были оторваны от первоисточника — от Евангелия. Остались лишь одни нравственные положения, а о Христе, Сыне Божьем, даже не упоминалось. Поэтому постулаты эти по большому счёту были мёртвыми и не отвечали на многие жизненные вопросы. Они не объясняли, каким образом можно стать «достойным членом общества», просто говорили: будь им — и всё! Я постоянно слышал дома и в школе, что надо быть хорошим, но при этом видел, что многие сверстники, да и взрослые тоже, не совсем хорошие, а скорее даже совсем не хорошие люди.

Я хотел и стремился быть хорошим, и, наверное, поэтому всегда чувствовал себя «белой вороной». Я был максималист, не зря же и имя у меня соответствующее — Максим. Но в своём максимализме я не осуждал «плохих» людей. Наоборот, я думал, что это во мне что-то не так, это я веду себя неправильно, это я слабохарактерный, излишне романтичный, всё преувеличиваю. Мир должен быть хорошим, а поскольку я вижу, что это не так, значит, скорее всего, ошибаюсь я, а не он. Не может же весь мир вокруг меня ошибаться! Естественно, я старался изменить себя. Желание переделать себя было у меня с детства. Меня можно назвать профессиональным борцом с самим собой — эдакий сам себе психоаналитик, самомотиватор и аутотренер. Все школьные годы, лет до семнадцати-восемнадцати, когда уже начал зарабатывать деньги, я постоянно боролся с собой. Беда была только в том, что эту борьбу я не воспринимал с религиозной точки зрения. Все мои душевные метания были направлены не на искоренение страстей, а на сопротивление какому-то расплывчатому, неопределённому злу.

В четырнадцать лет меня крестили — по какой причине, не помню. Крещение происходило в старинном храме Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах. Храм с очень интересной историей, один из тех немногих, что не закрывались в советские времена. После крещения я почти сразу забыл об этом, даже крестик не носил. И таким образом вошёл в огромную когорту людей, которые идентифицируют себя как православные, но совершенно не имеют понятия о православии. Как известно, в России воцерковлённых православных — то есть людей, которые постоянно ходят в церковь, исповедаются и причащаются, — всего около четырёх процентов населения. А невоцерковлённых «православных» — до шестидесяти или даже семидесяти процентов. Тут нечем особенно гордиться.

Закончив институт, я начал свою трудовую деятельность, появилась финансовая независимость, а вместе с ней и самостоятельность в выборе людей для общения: с кем нравилось — общался, с кем не нравилось — общаться переставал. Стал я «сам себе режиссёр»: сам решал, куда ехать, с кем дружить, что делать. Свобода опьянила: я быстро втянулся в тусовочную жизнь. Зарабатывал хорошо: не миллионы, которые позволили бы прибиться к «золотой молодёжи», но достаточно для московского «мажора». Пять дней в неделю я зарабатывал деньги, два выходных «оттягивался». Впрочем, даже в те пять трудовых дней после работы мы, собственно, тоже занимались тем, что прожигали жизнь. Так я жил до двадцати восьми лет: клубы, тусовки, выпивка, девушки. Мальчиков, к счастью, у меня не было, не докатился, слава Богу, — всегда испытывал к этому отвращение.

Жили весело: постоянно кипела какая-то тусовочная кутерьма, по-другому и не скажешь. Что ещё можно сказать про те годы? Никакого духовного поиска у меня не наблюдалось. Мысли о «разумном, добром, вечном» в голову не лезли, терялись за барной стойкой. Да и свободного времени на раздумья не оставалось: по утрам либо страдал похмельем, либо мчался по рабочим делам. Вечером — «продолжение банкета». Маховик развесёлой жизни был раскручен, работал без остановки, и я вращался в нём, как белка в колесе. Юность закончилась, а взрослая жизнь никак не начиналась. Мир затянул меня в свою суету и соблазны, и я не сопротивлялся этому погружению. Десять лет молодости потрачено впустую. За это время можно было что-то открыть, изобрести полезное, создать бессмертное, на крайний случай построить дом или посадить дерево. Ничего этого тогда и в мыслях у меня не было. Потом, в силу возраста или каких-то других причин, я стал реже ходить в увеселительные заведения, меньше встречаться с женщинами. В двадцать девять лет я женился. С этой девушкой мы уже жили вместе два года, после свадьбы прожили ещё два года и развелись. Как говорят: не сошлись характером. Не сошлись, вот и разошлись — все так делали.

В какой-то умной книжке я прочёл, что есть такое мировоззрение — агностицизм. Сразу понял: это про меня, я именно агностик — человек, который не принимает, но и не отвергает Бога. Агностик утверждает, что мир в принципе непознаваем, невозможно познать сущность вещей, и не существует никакой абсолютной истины. Другими словами, на вопрос, существует ли Бог, агностик отвечает: не знаю, это вообще наверняка знать нереально. Агностик одновременно и верующий, и неверующий, а по большому счёту — ни то ни сё. Сердце вроде и чувствует Вечное, но ленивая (добавлю: и грешная) душа сидит в своей раковине и хнычет: покажите мне, что Бог есть, и я поверю. Соответственно этой философии я и жил. Трусливая и ленивая была эта жизнь: агностик ведь вроде и верит в Бога, но регулярно ходить в церковь и соблюдать какие-то обряды ему лень, да и боится он кардинально менять свою жизнь. Несколько раз я заходил в храм, ставил свечки, хотя ни одной молитвы не знал. Заходил — вроде хорошо и тепло на душе становилось. А выходил — эта теплота испарялась, быстро забывалась, и я бежал дальше. Так продолжалось до тридцати трёх лет.

Пять лет протекло с того момента, как я перестал тусоваться, до того времени, когда я в первый раз сознательно вошёл в церковь. Когда закончилось безудержное веселье молодости, в голову снова полезли мысли, которые волновали меня лет до семнадцати, — никуда они, оказывается, не делись. Когда заглушавшая их атмосфера рассеялась, в душе возник некий простор для прежних дум. Но размышлял я уже не так категорично, как в детстве. Если раньше меня раздражала неправильность мира, то теперь я с этой неправильностью просто смирился. И началось то, что психологи назвали бы вялотекущей депрессией. Она заключалась в том, что меня не покидало чувство постоянного недовольства всем происходящим. Ничего особо не хотелось: плыл по течению, а куда — неведомо. Друзья куда-то пропали. Да и какие могли быть друзья в тусовке, там же всё несерьёзно.

Так и жил я в этом своём тупике. Модных психотерапевтов не посещал, таблеток от депрессии не пил. Не могу сказать, что я готов был в петлю полезть, но неприятнейшие и тошнотворные мысли — зачем я живу? что впереди? к чему стремиться? — одолевали меня ежедневно, и ответов на них я не знал. С тоской думал: Господи, если я уже сейчас от жизни устал, как мне жить до старости? Умирать старому не страшно, но на что тратить время до этих семидесяти или девяноста лет? Сколько же мне ещё мучиться! Ведь жизнь стала неинтересна, всё происходящее потеряло смысл. Какой выход из ситуации? Начать пить горькую, уйти в запои? Работа моя это позволяла: я занимался продажей алкоголя и выпить любил. Это у меня наследственное. Но пить — только здоровье гробить, у меня отец умер от этого. Только очень бесшабашные люди могут плюнуть на своё здоровье, а я не мог этого сделать. Часто у московских трёх вокзалов я видел пьяных бомжей и думал: отчаянные люди! Они же понимают, что внутри у них всё гнилое, неужели им совсем на себя наплевать? В общем, в пьянстве я для себя выхода не видел. В голове бродили безнадёжные мысли: за бутылку браться не хочу, и так не хочу, и сяк не хочу. Что же делать?

Мой приход к вере произошёл два года назад — я тогда жил у знакомых в Сергиевом Посаде. В этом городке, куда ни пойди, всюду увидишь или Троице-Сергиеву лавру, или подворье лавры, или приходскую церковь. Те знакомые мои — люди верующие. Много раз они звали меня пойти с ними в церковь. А я отвечал: отстаньте от меня, не лезьте в душу, я агностик. Но однажды я подумал: если существует хотя бы один шанс из ста, что Бог есть, то надо хотя бы постучаться в приёмную к Нему, то есть сходить в церковь. В этом я вдруг увидел единственное для себя спасение. И отправился в храм святых апостолов Петра[72] и Павла, который находится с северной стороны лавры. В этом храме, как оказалось, служит и совершает чин изгнания злых духов (отчитывание бесноватых) архимандрит Герман.

Совсем ещё неверующий я впервые попал на Божественную литургию. Мне очень понравилось на службе. Было много народу, все стояли такие сосредоточенные — как на экзамене, и сама служба красивая. Дети подходили запросто к иконам, кланялись, целовали их, а я и названий-то их даже не знал. Понимал, что на многих иконах вроде бы Богородица изображена, но почему так много Её «портретов», не понимал. Самое сильное впечатление произвело на меня то, что в какой-то момент вокруг меня все, как по команде, запели: я не знал, что люди в церкви вместе поют — да ещё так стройно. Присутствующие хором пели Символ веры, как я теперь знаю. Я был потрясён. Второе совместное пение — молитвы «Отче наш» — эмоционально проняло меня до последнего нерва. Неважен был сам смысл молитв, в которых половину слов я совсем не понял. Удивительно было то, что люди вообще поют хором. А когда люди в каком-то совместном порыве так поют — это круто, это здорово, в этом чувствуются мощь и единение.

Мне стало интересно, что же такое происходило в церкви, и, вернувшись домой, я спросил у своих знакомых: что это пели там? Мне ответили. У меня появилось сильное желание пойти на следующую воскресную литургию. За неделю я скачал из интернета тексты Символа веры и «Отче наш», а также толкования к ним, стал читать. Толкования были не совсем понятны для меня, но я почувствовал, что они содержат в себе какую-то силу. Так я начал ходить на литургию почти каждое воскресение. Ходил я туда по двум причинам. Во-первых, богослужение поначалу производило на меня такой же эмоциональный эффект, как хороший концерт классической музыки. А во-вторых, я подумал, что если ты решил-таки проверить, есть Бог или нет, то надо не один раз сходить в церковь, а несколько: если бить в одно место, как дятел, может, что-то и проклюнется.

Я читал найденные в интернете толкования постоянно и помалу, потихонечку так: тук-тук, тук-тук. Эта манера у меня до сих пор осталась: не могу серьёзные религиозные тексты читать большими фрагментами. Это же не развлекательное чтиво, поэтому стараюсь осмысливать каждую строку. По чуть-чуть. Бывает, полстраницы прочтёшь, закроешь книгу и сидишь. Думаешь, ощущаешь. Вот таким образом я и толкования на молитву Господню и Символ веры читал. Читал, читал, читал и… поверил. Не хочу подробно рассказывать об этом личном опыте переживаний. И батюшки, с которыми я общался, не советовали распространяться о том, как я стал верующим. Но если сказать в нескольких словах… Однажды я читал толкование. Тем вечером я ещё был неверующим. Погрузившись в чтение, дошёл до «хлеб наш насущный даждь нам днесь». На эти слова давалось развёрнутое толкование. Я читал и вникал. Потом лёг спать. Утром я проснулся верующим человеком. Как так?! Не знаю. Я проснулся, и первой моей мыслью было, что я теперь верующий человек. Мистика!

Тому, кто сам не верит, невозможно объяснить, как происходит с человеком такой глобальный переворот, — это не выразить словами. Я поверил, что Бог существует. Поверил, что в Евангелиях написана Истина, с которой надо жить. Только тогда для человека откроется счастье, которое и название-то в Евангелии имеет другое — блаженство. Всё, что в мире выдаётся за счастье, на самом деле мираж. Мир говорит: счастье в деньгах. Неправда. Деньги у тебя могут завтра отобрать, и тогда всё — счастье кончилось. Говорят ещё, что счастье в любви. Но женщина может изменить, а мужчина и подавно. В детях? Но они вырастут и уйдут. В работе? Но это только для трудоголиков. Где искать на земле счастье, в чём? Только в единении с Богом. Если достигнешь такого единения, то и любовь, и работа, и дети будут доставлять тебя настоящую радость, а деньги не причинят вреда.

Людям, которые не верят, невозможно объяснить моё перерождение. Они спрашивают: что ты чувствуешь? А я отвечаю: чувствую, что верю. Как это объяснить? Люди хотят, чтобы слово «верю» я заменил другими словами, объяснил какими-то другими глаголами. Но «верю» нельзя объяснить другими словами, это именно «верю». Как другими словами объяснить, например, состояние «я иду»? «Иду» значит «иду». Не буду же я говорить, что, мол, иду — значит, перемещаюсь в пространстве посредством ног? Как слепому рассказать, что такое красный или синий цвет? Никак, потому что он этого не видит. Я верю в Господа Иисуса Христа. И если другой человек верит так же, как я, нам обоим не надо объяснять друг другу, что это означает.

До меня наконец дошло, что именно не давало мне покоя в детстве. Как говорят святые отцы, душа человеческая по природе христианка. И она, конечно, стремится ко Христу, у Которого мир, тишина, благость, любовь. Душа ищет нечто родственное себе в мире и не может найти. Оказывается, в детстве я искал рай на грешной земле, чувствуя, что на ней должно быть больше справедливости, больше добра, а разных гадостей должно твориться меньше. Только став верующим, я понял, почему в мире всё не так, как мне хотелось бы. Мир живёт по каким-то неправильным, не Божеским законам, рай на земле потерян. Об этом ясно сказано в Новом Завете: весь мир лежит во зле^[73].

Получив такой ответ, можно было бы и успокоиться: мол, это не я плохой, а мир во зле лежит. Но для христианина это означает совсем другое. Он понимает, что надо не мир переделывать, а в первую очередь себя. Себя приводить в соответствие с идеалом, которым для христианина является Богочеловек Иисус Христос, учиться верить в Него всем сердцем, жить по евангельским заповедям. И надо сказать, я получаю колоссальное удовольствие от этой учёбы, она даёт непередаваемую радость. Это удовольствие не похоже на то, какое получаешь от вкусного обеда или хорошей прогулки. Вера — не физическое состояние человека, который идёт, спит, ест, улыбается, плачет. Вера — самое главное в жизни человека. Потому что в ней, в вере, — основание жизни, она изменяет взгляд человека на мир и на всё, что в мире. Вера производит такой глубокий переворот в сознании, что начинаешь на всё смотреть совсем другим взглядом — милостивым и сострадательным.

Простой пример. Вот у метро стоит нищий бомж, просит милостыню, которую ему может подать и верующий человек, и добрый неверующий. Будучи неверующим, я тоже подавал милостыню. Но при этом внутри у меня возникали недобрые мысли: я или осуждал нищего, или думал, что его на это место сбора подаяний поставили какие-нибудь бандиты, которые тут всё «крышуют». И вечером большую часть собранных денег этот нищий сдаст какому-нибудь бандитскому «авторитету» — известная история, по телевизору такие часто показывают. Эти гаденькие мысли омрачали сознание, какой-то неприятный осадок оставался от доброго дела.

Когда милостыню подаёт верующий, он не строит в уме версий про нищего. Он просто подаёт, потому что в этом нищем видит образ Христа, Который сказал: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне^[74]. Мотивация у подающего милостыню верующего отлична от мотивации неверующего, она другая, евангельская. Ты жалеешь бомжа потому, что видишь и в нём Божью тварь^[75] — она омрачила в себе образ Творца, но ведь это такое несчастье! Поэтому и жалеешь, и помогаешь, как можешь. С обретением веры в самом подходе к жизни, в её осознании многое меняется.

Может, это покажется смешным, но скажу: если я теперь грешу, то грешу как верующий человек. Греховные страсти и сейчас владеют мной — не святой ведь, но, согрешая, я каюсь. Это не из той оперы, когда кто-то говорит, что, мол, вы уж простите, я ещё лет пятнадцать погрешу, а потом пойду грехи замаливать. Такие люди просто не задумываются, что Бог, может, уже положил предел их грешной жизни. С грехом война у христианина должна быть не на жизнь, а на смерть. Грех как многоголовая гидра: срубил пять голов, а на их месте двадцать пять новых появляются. И не потому, что ты больше грешишь, став верующим, а просто ты больше начинаешь вглядываться в свою душу, потому и больше грехов замечаешь. Хороший пример часто приводят священники: грех на душе — как пятно на одежде. Когда пятен много — одежда чёрная, и сколько ещё грязи на неё ни посади, чернее она уже не станет. А вот когда душа очищается, она, как одежда, начинает светлеть, и на ней уже самые мелкие пятнышки грехов заметны. Способов борьбы с грехом у тебя тоже постепенно становится больше. Например, когда меня раньше посещали гадкие мысли, я ничего не мог с ними поделать — сам отогнать их был не в силах. Теперь в таких случаях я начинаю творить Иисусову молитву, и это помогает. А раньше я и не знал о том, что так можно делать.

Вся моя жизнь теперь развёрнута в сторону Бога. Иногда хочется крикнуть: «Господи, вот я стою перед Тобою, забери у меня всё, только не покидай меня!» Что за бред, скажет неверующий. Да, неверующий, которому внушили: «бери от жизни всё!», не может понять того, что заповедует Господь: возьми крест свой, и следуй за Мною^[76]. Крест — это скорби и болезни в твоей жизни. Я стал обращать внимание, что многие крещёные не носят крест. Для меня такие люди теперь словно голые. Я радуюсь, что меня коснулся призыв Христа взвалить на себя крест и идти туда, куда повелит Бог. Я поверил, действительно поверил в Бога так, что твёрдо знаю: обратной дороги не будет, это на всю жизнь, до конца, это неизменное условие, константа, аксиома. Это как солнце, которое всходит и заходит над землёй. Но и солнце исчезнет, а Бог — Он есть всегда и во веки веков. Раньше я тосковал: сколько впереди у меня ненужных лет! Теперь, наоборот, боюсь не успеть исправить последствия тех грехов, которые натворил за тридцать три года своей жизни.

Я не бросил свою работу, по-прежнему торгую элитными винами. Но на меня теперь там смотрят как на чудика. Потому что я действую противоположно тому, как привыкли у нас «делать бизнес». Например, подходит ко мне человек и говорит: «Слушай, у тебя в клиентах есть один хороший банк, который дорогие заказы делает. Я с этим банком пытался работать, но не получилось. Отдай мне его, а?» Раньше я бы ни за что не отдал. Я всегда продавал много, часто опережал по продажам других менеджеров компании. И в ответ на просьбу отдать клиента сделал бы всё, чтобы банк остался в моём списке. Ради этого я бы мог даже не очень честно поступить — в пределах разумного, конечно, без особых гадостей, но всё же. То есть тогда моральная сторона дела меня не очень интересовала. И теперь тоже не хвалюсь, но просто рассказываю, чтобы объяснить ситуацию. Сейчас, если кто-то просит у меня отдать ему хорошего клиента с заявками на полтора миллиона, я говорю ему: да забирай, не жалко! Или, например, недавно пришли к нам в компанию новые менеджеры. Видно, что им пока тяжело продавать, я помню себя на их месте. А у меня разработаны клиенты, которым не надо ничего предлагать, они сами присылают заявки. И без особых раздумий я решил новичков поддержать. Отдал им пару своих клиентов. Почему? Потому что мне сейчас не нужны деньги в таком объёме, как раньше. Я не стремлюсь зарабатывать много, зная, что Господь всегда даст мне именно столько, сколько надо. А если больше заработаю — это мне во вред. Я заметил, что большие прибыли меня портят: во мне начинают просыпаться дурные качества.

Я ясно вижу, что многие мои коллеги по торговому бизнесу целью жизни ставят зарабатывание денег. Они строят хитроумные планы, чтобы всучить товар клиенту, где только можно пытаются урвать копейку, завышают цену, придумывают разные уловки. Заработать побольше — это единственная цель их работы. Деньги-товар-деньги — прямо по Марксу. А за этим товарно-денежным круговращением и душа человеческая обесценивается. Теперь я не стремлюсь зарабатывать сверх необходимого, поэтому и сделался в глазах «общественности» чудиком. К тому же все знают, что я теперь верующий. Я вообще перестал думать о продажах. У всех менеджеров есть так называемый план продаж, а я туда даже не заглядываю, чтобы не входить в соблазн. Важнее выполнения этого плана для меня стало стремление сделать людям что-то доброе и хорошее. Себя я и так обеспечиваю, но если надо кому-то помочь деньгами, перевыполнить план ради каких-то богоугодных целей, то Господь Сам подбрасывает мне нужных клиентов. Я раздаю своих клиентов, а у меня их только больше становится. Отдаю клиента на сто тысяч, а на меня откуда-то сваливается клиент на двести тысяч. Буквально с неба. Вот такая «небесная бухгалтерия» получается. Я понял, что Господь смотрит не на то, как я план продаж выполняю, а ради чего я это делаю.

Теперь у меня идёт почти постоянный внутренний разговор с Богом — как-то так само собой сложилось. Прямо как в известном стихотворении: «Крошка сын к отцу пришёл, и спросила кроха: «Что такое хорошо и что такое плохо?»» В вере я действительно «крошка сын». Но всё-таки уже соображающий, что надо слушать нашего Небесного Отца. Если оступился, Бог одёргивает, чтобы совсем не зарвался. И начинаешь молиться, чтобы Господь простил. Или, например, чувствуешь — надвигается какое-то искушение, и опять к Богу обращаешься: «Господи, помилуй, спаси и сохрани. Подскажи, что делать!» Этот разговор с Богом о своих нуждах и надеждах — одна из разновидностей молитвы, самая простая её форма. Но и она нелегко даётся, ведь, как говорят святые, молиться — это всегда свою кровь проливать.

Бывает, конечно, и так, что закрутишься на работе и сам не заметишь, как уже за наживой погнался. Я же не в безвоздушном пространстве живу: варясь постоянно в этой атмосфере купли-продажи, чувствуешь, как мир, который во зле лежит, тебя, как болото, засасывает. Если задуматься, моя работа была бы не востребована, если бы на земле действительно существовал мир Божий. Не нужно было бы так много товара производить. Производство сверх меры рождает конкуренцию и рекламу, а следуя этой рекламе, люди начинают покупать всё больше и больше. Хотя огромная часть из того, что мы покупаем, вообще не нужна для жизни. Но так устроено наше общество потребления. Мир такой, каков он есть; потому и существует на свете моя профессия.

Иной раз так забегаешься, так наговоришься на темы скидок, клиентов, партнёров, «ты мне, я тебе», что ни разу про Бога за день даже не вспомнишь. Приходишь вечером домой с полным разбродом в безбожной голове. Душа становится будто мёртвой. Берёшься за вечернее молитвенное правило — и ничего в нём не понимаешь. Тогда приходится каяться и снова начинать молитву так, как будто ты в первый раз молишься. Такое это тяжёлое дело — молитва. Но я его, Бог даст, не брошу. Ведь когда опять молитва начинает «идти», я чувствую себя самым счастливым человеком, потому что разговариваю не с кем иным, как с совершенным Богом и Человеком Иисусом Христом!

Конечно, были мысли оставить свой бизнес, переживал я очень на этот счёт. Но однажды на мой вопрос, продолжать ли дальше заниматься продажей алкоголя, очень хорошо мне ответил один знакомый монах. Он посмотрел на меня внимательно и, то ли спрашивая, то ли утверждая, сказал: «Это ведь ненадолго», — и улыбнулся. Я понял, что сейчас надо оставаться на прежней работе, а потом Господь управит, покажет, что дальше делать. Я стараюсь веровать и уповать. Как будет, так и будет.

Деньги всё равно надо зарабатывать, кто-то должен это делать. Для чего? У моего духовника есть благотворительный фонд, который помогает детям с ограниченными возможностями. Это незрячие, глухие, глухонемые, дети с ДЦП — в основном из интернатов. Познакомился я с батюшкой в пору его настоятельства в храме Сергиева Посада, куда я стал ходить, когда пришёл в Церковь. Походил-походил, а потом стал узнавать, не надо ли чем помочь, — мне же всегда по максимуму надо что-то делать. И по благословению батюшки я помог сделать одно дело, другое, третье. Потом закрутилось-завертелось, и в результате получилось, что хотя официально я в этом фонде не работаю, но неофициально какие-то поручения выполняю. А на дела милосердия требуются, конечно, деньги.

Моё воцерковление длится пока всего два года, я ещё в самом начале пути, можно сказать, только-только приоткрыл дверь в храм и в духовную жизнь. Передо мной стоят конкретные практические задачи: в первую очередь регулярно читать святых отцов и другую христианскую, историческую литературу, так сказать, напитывать всем этим душу. Ещё я хочу поездить по храмам, по русским монастырям. Я также должен выработать у себя привычку делать добро — сразу ведь, без привычки, трудно помогать ближнему. Надо постоянно настраивать себя на милосердие к людям — особенно после того, как много лет занимался только собой любимым. Поначалу, как и во всякой учёбе, приходилось понуждать себя творить добро, сейчас уже легче.

За одним горизонтом будут открываться новые уровни познания добродетели и греха. Я вижу, что чем больше углубляюсь в познание, тем дальше отодвигаются эти горизонты и тем шире становятся. Но меня это не страшит. Потому что, познав радость Божьей любви ко мне и моей любви к Богу, я также знаю, что откроется за самым последним горизонтом — вечность с Богом. И путь к этой цели стал главным в моей жизни, всё остальное отошло даже не на второй, а на пятидесятый план.

Я думаю, что по характеру соответствую своему имени. Как был, так и остаюсь максималистом. А мир не терпит крайностей — не зря же существуют в нём такие понятия как «золотое сечение» и «золотая середина». В житейских условиях это оправдано и необходимо. Лишь став верующим, я понял, что вера — единственная вещь, в которой максимализм приветствуется: верить надо на все сто процентов. Нет в познании Бога того предела, на котором можно остановиться. Не надо только путать веру с фанатизмом — этим слепым следованием религиозным убеждениям, безоговорочным до крайности. У фанатика, как правило, нет любви к людям. Православному же вменяется в долг максимально возможное следование евангельским заповедям о любви к Богу и ближнему. Сказано же: Царствие Небесное нудится, и нуждницы восхищают е^[77]. А если по-русски: Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают (наследуют) его. «Нудится» — от слова «нудить», «понуждать». Только тот, кто всячески себя понуждает следовать Христу, будет Им спасён. И в этом понуждении максимализм только приветствуется!

Слава Богу за всё!

История художницы, ставшей иконописцем

Помню один случай. Мне было тогда лет восемь. О том, что в тот день наступила Пасха, мы, наверное, узнали от взрослых. Воскресный день выдался чудесный, все высыпали во двор. Младшие дети катались на каруселях и почему-то обсуждали вопрос, есть Бог или нет Его. Склонялись к тому, что Бога нет. Я была советским октябрёнком, с гордостью носила на школьном фартуке пятиконечную звёздочку с портретом Ленина-ребёнка. Октябрята давали обещание крепко дружить, хорошо учиться, любить страну, родителей, уважать стариков, помогать слабым. Мы так и старались делать. Но поскольку Богу не было места в октябрятском кодексе жизни, я в том разговоре отрицала Его существование, причём активнее других. Потом я вскочила на карусель. Вдруг подошёл пьяный мужчина и молча стал эту карусель раскручивать — всё сильнее и сильнее. Я, цепко держась за поручни, в каком-то восторге закричала: «Бога не-е-е-т!» В то же мгновение словно какая-то сила разжала мои пальцы, я вылетела с карусели, ударилась обо что-то головой и потеряла сознание.

В беседке, о которую я стукнулась, мой папа играл в шахматы. Он на руках отнёс меня домой, врач определил сотрясение мозга, и три дня я приходила в себя. После этого я поняла: Бог есть! Никому не говорила об этом открытии, но внутри себя знала, что Он существует. Однако до сорока шести лет это знание никак не влияло на мою жизнь. Может быть, только в одном. Когда моему сыну исполнилось пять лет, один мой друг решил крестить свою маленькую дочку на дому и позвал меня: «Если хочешь сына крестить, приводи его ко мне». Я привела, потому что в душе раньше уже отложилось, что это нужно сделать, только было непонятно как. Крестил детей очень известный ныне отец Димитрий Смирнов. Он и стал крёстным отцом моего сына — стало быть, с этого момента начал молиться о нём.

Сама я была крещена, но в течение многих лет не понимала значение этого таинства — не знала, что означало событие, врезавшееся в память с раннего детства. Мне тоже было лет пять, когда моя девяностодевятилетняя бабушка Лена привела меня в церковь в Воронеже. Батюшка крестил не полным погружением в купель, а окроплением святой водой. Я ещё спрашивала у бабушки: «Что это дядя делает? Зачем брызгается?» А она отвечала: «Ничего, ничего, высохнешь, деточка». На меня надели очень красивую белую рубашечку и крестик. Но когда я уехала к родителям в Москву, то рубашечку и крестик бабушка мне не отдала. Время было такое — бабушка боялась, что её арестуют. Так жаль было ту красивую рубашечку!

Про бабушку Лену надо сказать отдельно. Она родила девятерых детей и прожила очень тяжёлую жизнь длиною в целый век, но от этого её вера только укрепилась. Однажды во время коллективизации родственники предупредили, что её семью собираются раскулачить: у них был табун лошадей и кожевенный заводик. Мой дед, её муж, спрятался у знакомых, думая, что жену не заберут, если увидят, что она осталась без кормильца. Но дед слишком хорошо думал про советскую власть. Пришли и всех, кто оказался в доме, забрали. Бабушку с двумя младшими сыновьями отправили за Урал, в неприспособленное для жизни место. По дороге один сын умер. Бабушка чувствовала, что им там тоже не выжить: многие умирали от голода и холода. Однажды она сказала сыну, моему будущему отцу: «Пойдём». И они твёрдым шагом пошли к выходу из поселения для ссыльных, который охраняли с ружьями. Они вышли незамеченными — оказались невидимы для охранников. Так Господь по её молитве скрыл беглецов. Бабушка смогла вернуться в родной Воронеж. Пятидесятилетний муж её от пережитого горя вскоре умер, а бабушка задержалась на земле ещё на пятьдесят тяжёлых лет. Я уверена, что она выдержала всё только благодаря своей крепкой вере. Её молитва охраняла и моего отца на фронтах Великой Отечественной: он рассказывал мне, что всегда вовремя слышал свист снарядов, знал, куда они упадут и где взорвутся, поэтому убегал от того места. Сколько его друзей погибло, а папа остался жив, только был контужен — на этом война для него закончилась. Когда он смотрел документальные фильмы о войне, у него всегда текли слёзы. «Да, всё так было, но гораздо страшнее…» — говорил он.

После школы я поступила в художественный вуз на специальность технолога по росписи тканей. На пленэр мы выезжали в «Северную Фиваиду» — это поэтическое название северных русских земель, окружающих Вологду и Белозерск. Название-то я знала, но не понимала его смысла. Сейчас, конечно, знаю, что название это появилось как сравнение с древнеегипетской областью Фиваидой, известным местом подвижничества многих христианских монахов-отшельников. Вот и в русской Фиваиде жили монахи, в том числе те, что основали Кирилло-Белозерский и Ферапонтов монастыри в начале ХV века. Мы писали вологодские пейзажи с красивыми озёрами и сам Ферапонтов монастырь, в котором пять веков назад работал знаменитый иконописец Дионисий. Но я смотрела на эту красоту глазом неверующего художника. Действительно, пропорции храмов, их вписанность в окружающую природу поражали воображение. Фрески Дионисия мне тоже нравились — по цветовой гамме, композиции. А краски — вот они рядом, в камнях озера. Их делали помощники Дионисия, перетирая эти камни в порошок. И фрески, и иконы я воспринимала тогда исключительно как красивые картины. В общем, всё, что я увидела на том пленэре, произвело на меня такое сильное впечатление, что родившегося позднее сына мы с мужем назвали Дионисием — в честь иконописца.

Когда Дионисию исполнилось четырнадцать лет и он уже учился в Московской школе художественных ремёсел (МШХР), случилось ужасное событие, которое стало отправной точкой моего прихода к вере. Сын и его знакомые ребята время от времени устраивали себе экстрим — катались на товарняках по окружной железной дороге. Я, конечно, об этом не знала. Шестнадцатое марта 1986 года стало самым чёрным днём моей жизни. Дионисий вышел из дома, а через час мне позвонил милиционер и сказал, что мой сын попал под поезд. Я спросила: «Он жив?» — «Жив». — «Ему что-нибудь отрезало?» — «Да», — ответил милиционер и положил трубку.

После этого звонка у меня что-то произошло с головой — будто свинцовым обручем скрутило, я просто перестала соображать. Позвонила только своей подруге, сказала, что Дионисий попал под поезд; он или в реанимации, или в морге, в общем, говорю, ищи. Через некоторое время она перезвонила и сказала, что Дионисия отвезли в Склиф. Я собралась с силами и поехала в больницу Склифосовского, не представляя, что меня ждёт там.

Произошло же вот что: когда Дионисий добирался к своим ребятам, то наткнулся на проходящий тихим ходом товарный поезд. Он вскочил на ступеньку и схватился правой рукой за открытое маленькое окошко. Внутри вагона у этого окошка кто-то сидел. Этот кто-то высунул руку наружу и резанул ножом по запястью моего сына. От боли Дионисий свалился, рука попала под колёса, и её отрезало по локоть. Сына увидели люди с проходящего мимо другого товарняка. Если бы они его не оттащили, то следующий поезд отрезал бы Дионисию ноги. Вызвали скорую, его отвезли в Склиф. К месту трагедии прибежали ещё мальчишки, с которыми Дионисий катался на товарняках. Они в шоке даже забыли его имя, но всё-таки потом вспомнили, как его зовут и где он учится.

В реанимации сын пробыл три дня. В первый день я бесконечно молила Бога, чтобы ему пришили руку. На второй день поняла, что руку уже не пришьют, потому что она была в мазуте и грязи. Я стала молиться о другом — чтобы он остался жив. Когда я приехала в Склиф на третий день, в регистратуре сказали, что если минеральную воду будут брать, значит, он жив, если нет — значит, умер. Я побежала с бутылкой воды наверх, где находилась кислородная барокамера, в которой лежал Дионисий. Вдруг из дверей палаты вышли две женщины-врачи, закурили. Я остановилась и стала слушать. Они курили и говорили о Дионисии: «Надо же, какая у парня воля к жизни. В общем, девяносто девять процентов — что умрёт, и один — что выживет». Когда они ушли, из реанимационной палаты вышел пожилой мужчина, как оказалось, профессор. Я протянула ему бутылку с водой, а он ответил: не надо. Внутри у меня всё упало: значит, умер. А профессор глянул на меня и серьёзно сказал: «Молитесь, его перевели в другое отделение, будет ещё операция сложнейшая, молитесь…»

Дионисию сделали операцию, которая продолжалась четыре с половиной часа: отрезали руку по плечо, потому что кость начала чернеть. Когда его привезли в палату, он под действием наркоза стал ругаться, иногда даже нецензурно: отдайте мою руку, верните мне руку. Когда меня пустили к сыну, врач, делавший операцию, глядя на мою малую комплекцию, сказал, чтобы меня вывели из палаты — боялся, что я не выдержу зрелища. Пересилив себя, я ответила: «Никуда не уйду. Ему со мной легче». Тогда хирург строго велел, чтобы не было никаких слёз, никакой истерики. Приехал к Дионисию и отец, тоже художник, со своей третьей женой, приняв для храбрости. Увидев, что случилось с сыном, он не только не стал его утешать, но и сам впал в такое состояние, что, глядя на них, я не понимала, кого надо больше успокаивать — отца или сына. Потом хмель выветрился, и бывший мой муж принялся рисовать медсестёр, которые все как на подбор оказались красавицами. Они были очень довольны, что их рисует «настоящий художник», но эту компанию вскоре разогнали, потому что сёстры должны были следить за реанимацией. С тех пор отец больше не навещал Дионисия.

Сын пролежал в Склифе два месяца. Первое время я постоянно сидела около него. Потом, когда боли у него утихли, я вышла на работу. Но нужно было ночью ставить капельницу. Лежавшие в палате с ним двое мужчин сказали, что если я буду приезжать ночами, то не выдержу такого режима, свалюсь — а кому это надо? И они, эти замечательные люди, по очереди сами ночью меняли растворы для капельницы Дионисия, а я приходила после работы. В этой же палате с ними лежал молодой человек Дима, который попал под поезд, провожая свою девушку, и ему отрезало обе ноги.

Однажды я пришла в Склиф, когда вход уже закрыли. Мне рассказали, как можно попасть в нужную палату — пройти подвальными коридорами. И я пошла по этим длинным коридорам, не подозревая, что там стоят холодильники, в которых лежат умершие. Хорошо, что я не знала об этом! И вот, шагая по подземным коридорам Склифа, я вдруг вспомнила, что, когда мне было пятнадцать лет, я видела эти коридоры во сне. Этот сон-явь всплыл в моей памяти до мельчайших подробностей. Я поняла, что всё это было предначертано, Господь знал судьбу и мою, и сына, и готовил меня к ней.

Я старалась заботиться и о мужчинах, которые лежали в палате. А они приучали Диму и Дионисия к их новой жизни, рассказывали, как вести себя, когда они выйдут в люди, что с ними будет. Однажды по их совету я принесла одежду мальчикам. Мы помогли им переодеться, посадили потерявшего ноги Диму на каталку. И «воспитатели» воскликнули: «Вперёд, безрукий и безногий!» Я испугалась: «Зачем вы их так называете!» А в ответ услышала: «Они выйдут из больницы и услышат это не от нас, а от других людей. Пусть уже сейчас знают, что их будут так называть. Безрукий, безногий, идите гулять!» После этого Дионисий одной левой рукой возил по длиннющему больничному балкону каталку с Димой. Так они потом всё время и гуляли в хорошую погоду, и слава Богу!

Однажды случилось так, что мы с Димой остались один на один в палате. Мужчины куда-то вышли вместе с Дионисием. У Димы были опухшие, страшные культи (то, что осталось от ног) — сплошное месиво. От сильной боли он срывал с себя простыню, чтобы не касалась тела, и лежал так, обнажённый. Это была уже такая боль, когда человек забывает стыд. Он лежал и плакал. Мало того, что ему отрезало ноги, у его мамы и матери любимой девушки случились инфаркты от переживаний. И вот он сквозь зубы спрашивает меня: «Если бы вы любили человека и он потерял ноги, вы бы перестали его любить? Бросили бы?» Я говорю ему: «Дима, если бы я действительно любила человека, то будь он без ног или без рук, я бы его никогда не бросила, а продолжала бы любить». После этих слов он стал другим — как-то ожил, стал розоветь. Позднее он женился на этой девушке, ему выдали машину с ручным управлением. Как сложилась их дальнейшая судьба, я не знаю, потому что однажды у меня украли сумку с записной книжкой, где был номер его телефона…

Я со страхом ждала, что будет, когда сына выпишут домой.

А он сразу взялся за свою дипломную работу. Начинал-то он делать её правой рукой, а довершать рисунок пришлось левой. Талантливый художник, он защитился, получил диплом. Дальше надо было или поступать в вуз, или идти работать. Ни того ни другого он не мог, потому что был безруким инвалидом.

Дионисий не показывал свои переживания, наоборот, постоянно пытался самоутверждаться — «я как все». Он хотел быть таким же, как его друзья, часто ходил с ними в походы. Я просила его друга Мишу следить, чтобы Дионисий не перенапрягался, не выпивал, не курил, ведь после больницы он был очень слабый. Но сын наравне со всеми таскал рюкзак, катался на велосипеде. Такой воли и жизненной силы я от него не ожидала. И это было тем удивительней, что как раз в это время в семье моей коллеги по работе происходила похожая трагедия. Муж этой женщины сильно порезал себе руку. Когда сшивали порез, выяснилось, что повреждён нерв. Мужчина был водителем троллейбуса и теперь не мог владеть кистью, не мог работать шофёром. Он начал пить, быстро спился и вскоре умер.

Дионисий и без руки хотел жить как обычный человек. До определённого момента это было для него сильным стимулом, чтобы не падать духом, бороться. Но сколько раз он слышал в спину или в лицо: «Безрукий!» — то какая-нибудь бабушка вздохнёт, жалея, то ребёнок ткнёт пальцем, то пьяница позовёт выпить с горя. Всё было так, как предсказывали его сопалатники. К тому же и здоровье у него стало сдавать. Сына выписали из больницы безо всякой реабилитации, хотя после пережитого потрясения он нуждался в психологической коррекции. Он стал задыхаться. Летом выходил во двор и спасался тем, что ложился прямо на землю — это помогало ему как-то отдышаться. Когда становилось холодно, он сидел на кухне, заворачивался, как Плюшкин, в какие-то тряпки, обкладывал себя одеялами и телогрейками. Будто гнездо себе на стуле свивал и согревался в нём. Я уходила на работу, а сердце обливалось кровью. Полоса жизни была по-настоящему трагической. Незадолго до несчастного случая с Дионисием умерли моя мать и сестра, через некоторое время после них скончался отец. Я не роптала на жизнь, принимала удары судьбы как должное — в этом мне помогала память о бабушке Лене. Только я чувствовала, что силы мои на исходе.

Дионисий был хорош собой — с вьющимися каштановыми волосами и голубыми глазами. Девушкам он нравился ещё со времён художественного училища. Иногда, вернувшись с работы, я встречалась с разными симпатичными девушками, которые приходил к сыну в гости поддержать его.

Но Дионисий продолжал задыхаться, ему становилось всё хуже. Я думала, что и он скоро умрёт. На себе самой я тоже поставила крест.

Единственным радостным событием тех лет было то, что сын со своим отцом-художником съездил в Венгрию. Оба они писали там картины для продажи. Дионисий так расписался «одной левой», что ему удалось продать несколько своих картин, и из Венгрии он привёз деньги — первую свою зарплату, а также подарки для меня: куртку, туфли…

Я не знаю, чем кончилась бы наша история, если бы однажды мой ухажёр, который уже долгое время безуспешно предлагал мне руку и сердце, не сказал, что хорошо бы мне и Дионисию сходить в храм, мол, там вы оба найдёте себя. Он даже назвал, в какой конкретно — Знаменский на Рижской; храм старинный, никогда не закрывался. И меня сразу потянуло туда. Дионисию было двадцать три года, мне сорок шесть. В Знаменской церкви нас сразу встретили очень ласково: подошла матушка Анна, которая и по сей день работает в нашем храме, хотя ей за восемьдесят, и сказала, что есть гуманитарная помощь для меня и сына — крупы. Мы не голодали, и от гумпомощи отказались. Главное было то, что мы наконец пришли в храм. Дионисий первое время стоял в притворе — там ему лучше дышалось. Потом он постепенно начал переходить в основную часть храма, и дыхание его вскоре наладилось само собой. Он стал часто бывать в храме и помогать — разливал прихожанам святую воду, протирал иконы, его все стали узнавать и привечать. Он быстро нашёл себе друзей среди молодых ребят. Вместе они стали паломничать по открывавшимся в 1990-е годы монастырям. Были в Оптиной, в Дивееве, на Валааме, в Нило-Столобенской пустыни, в Санаксарах. В Троице-Сергиеву лавру Дионисий ездил очень часто — поднимался в четыре-пять утра и поспевал к ранней литургии.

Мы выбрали себе духовника в Знаменском храме, отца Николая, обращались к нему по всем непонятным вопросам. Выбрали его потому, что нам очень нравилось, как много он занимался прихожанами — исповедовал до десяти-одиннадцати часов вечера. Именно отец Николай благословил нас причащаться поначалу во все двунадесятые праздники, а потом и чаще. Паломнические поездки, видимо, так повлияли на Дионисия, что ему захотелось стать священником. Но духовник сказал: «Ты не можешь быть священником, потому что Чашу с причастием нужно держать обеими руками». Это был сильный удар для сына. С течением времени два его друга стали священниками…

Приход в храм Дионисия ознаменовался тем, что он познакомился со своей будущей женой Татьяной. Произошло это так. Мой бывший муж, его отец, встретил обаятельную девушку и пригласил к себе в мастерскую — попозировать. Девушка согласилась — ей нужны были деньги, потому что она одна воспитывала сына от первого брака. Однажды в мастерскую пришёл Дионисий, когда там шёл очередной сеанс. Не знаю, какие планы были у мужа на эту симпатичную девочку, но в тот раз Татьяна ушла с Дионисием. Они стали встречаться каждый день — утром, днём и вечером, до и после её учёбы. Таня оказалась мужественной женщиной: училась на медсестру по разряду гнойной хирургии и проходила практику в том же Склифе. Она ухаживала за такими больными, с которыми никто не хотел связываться, мыла окна, убирала палаты. Уже тогда она брала пример со святителя Луки (Войно-Ясенецкого)[78] — хирурга-профессора и священнослужителя, который испытал на себе сталинские репрессии и, несмотря на это, получил Сталинскую же премию «За научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений, изложенных в научных трудах». Монография святителя «Очерки гнойной хирургии», написанная в 1943 году, стала настольной книгой врачей. До эпохи антибиотиков, когда не было другой возможности бороться с гноем, кроме хирургической, любой хирург, имея эту книгу, мог проводить операции в тяжёлых условиях провинциальной больницы. Тысячи раненых в войну были спасены благодаря научной работе святителя Луки. Мы-то совсем тогда не знали про этого удивительного человека, а Таня почитала его — но как врача, а не как священнослужителя.

Сын Татьяны буквально ходил за Дионисием по пятам, уже называл его папой. Я спросила духовника: «К чему это всё приведёт?» Он ответил: «Увидим через месяц…» И ровно через месяц Таня сказала Дионисию: «Расстаёмся. Если через два года мы с тобой встретимся, и у нас останется вот эта любовь, значит, мы будем вместе». В тот месяц Таня с сыном крестились, а крестил их наш духовник. И в течение двух лет Дионисий повторял только одно: Таня, Таня, Таня. Но Тани не было. Он весь высох от любви, от того, что её нет рядом. И она, как потом оказалось, тоже высохла, превратилась в ходячий скелет.

Однажды Дионисий с ребятами поехал в Санаксарский монастырь. Там в то время жил известный старец Иероним, ныне покойный, Царствие ему Небесное. Поговорив с Дионисием, старец сказал ему: «Тебе хорошо бы стать монахом». А сын знал только одно: Таня.

Я, конечно, переживала за них. Но в моей жизни в этот период произошла новая смута. Тот ухажёр, который привёл нас в Церковь, вскоре перешёл к иеговистам, стал преследовать меня. Я чувствовала, что он даже хотел убить меня из-за того, что я не пошла за него замуж. Душа моя всеми силами противилась тому, чтобы стать его женой, ещё до того, как он предал православную веру. Я долго терпела эти преследования, боялась открыться духовнику, но однажды на исповеди решилась и сказала: «Я чувствую, что он выслеживает меня. Однажды он пришёл ко мне с металлическими инструментами, а я, как под гипнозом, открыла ему и ждала смерти. Он сам потом признался мне, что хотел меня убить, потому что что-то во мне его искушало. Просто жуть. Но Бог в тот раз миловал». Духовник мне ответил: «Знаешь, если суждено ему тебя убить, значит, он тебя убьёт. А если нет, значит, не убьёт». И я после этих слов совершенно успокоилась. А ухажёр сам собой отвязался от меня.

Может, по свойству своего характера я поначалу многое боялась рассказывать духовнику и потому столько всякого наделала, чего не нужно было делать, столько намолотила лишнего. Будучи мирянкой, к тому же новоначальной, неофиткой, молилась по два-три часа, так что натёрла мозоли на коленях, ходила всегда во всём чёрном, на работе повязывала платок на голову. Меня спрашивали: зачем? Я отвечала: мол, горло болит. В общем, достаточно поискушала людей, не понимая тогда ещё, что занимаюсь самочинием. Нужно было сразу рассказать духовному отцу, как я молюсь, как одеваюсь и прочее, чтобы правильно в духовную жизнь вступить.

Когда тот ухажёр уже исчез из моей жизни, однажды, придя в Знаменский храм, я спросила у знакомой воцерковлённой женщины: «Кому помолиться, чтобы люди поженились?» Она ответила: «Подойди к Корсунской иконе и помолись, чтобы у тебя был муж». — «Нет, мне этого уже не нужно, я про сына говорю». Эта знакомая очень почитала Корсунскую икону Божией Матери, на службах всегда стояла возле этого небольшого образа. «Божия Матерь всегда в семейных делах помогает, помолись Ей», — снова сказала она. Я тут же подошла к Корсунской иконе и от всего сердца помолилась своими словами о том, чтобы Таня позвонила Дионисию.

Татьяна позвонила мне буквально через неделю и сказала: «Приезжайте к нам, познакомитесь с моими родителями». Я, конечно, тут же собралась. Приехала и вижу: Таня и Дионисий сидят обнявшись, как два голубочка, только оба высохшие до болезненности. Я глазам не верю, а бабушка Тани мне говорит: «Мы его никогда не обидим». У меня слёзы градом. Я и за молодых рада, и за себя: не было у меня больше близких родственников, а тут вдруг столько их приобрела! Не ожидала совсем, что они примут в свою семью безрукого Дионисия. И не только примут, но и полюбят. Потом было венчание, таинство проводил наш духовник. Я стояла и даже не верила, что это всё происходит наяву, что мой сын действительно нашёл себе любящую спутницу жизни. Было так прекрасно, что и не высказать словами.

Потом, глядя на ладную жизнь Дионисия и Тани, крестились и повенчались её родители. Теперь у меня уже пять внуков. Дионисий обеспечивает семью, работает при храме батюшки Димитрия Смирнова, своего крёстного отца.

А я, неожиданно для себя, стала писать иконы.

Господь устроил так, что я закончила именно художественный вуз, год в нём преподавала, потом ушла на фабрику — рисовала узоры для головных платков. Я потом иногда видела у прихожанок Знаменского храма платки со своими рисунками. Когда фабрику закрыли, я стала работать для американцев — рисовала маленькие композиции на бумаге для тканей, которые идут на мужские рубашки. Иногда мои рисунки отправляли Диору и Валентино, но получала я за каждый из них всего сто долларов, потому что работала без трудового договора. Но и тому была рада, потому что у наших молодых прибавлялось семейство, и деньги как сквозь пальцы утекали на пелёнки и распашонки.

О том, что я получала всего сто долларов вместо четырёхсот, как могла бы, сейчас совершенно не жалею, потому что продолжительный опыт кропотливого рисования очень пригодился мне, когда я стала писать иконы. Я выработала в себе усидчивость, навыки мелкой работы кисточкой и карандашом. Это совершенно необходимо для занятия иконописью, о которой я, впрочем, тогда не думала и не мечтала. Однако были у такого образа жизни и отрицательные последствия. Бесконечная работа, отсутствие здорового режима труда и отдыха, нерегулярное питание всухомятку довели меня до болезни желчного пузыря. Мне удалили его, и в 2000 году после операции я по состоянию здоровья ушла от американцев. Стала жить на пенсию и учиться на курсах иконописи.

А попала я на эти курсы так. Как-то узнала, что при Митрофаниевском храме у отца Димитрия Смирнова открылась воскресная школа, где были отделения и для детей, и для взрослых — хоровое, музыкальное, иконописное. Мне очень захотелось научиться писать иконы — времени свободного теперь было много. Мой духовник благословил идти в иконописный класс, и в течение двух лет я посещала курсы. Преподавала на них Наталья Петровна Маслова, духовная дочь отца Димитрия. Сама Наталья Петровна училась иконописи у Ирины Васильевны Ватагиной, замечательной художницы, иконописца, реставратора высшей категории. Ватагина же была прямой ученицей знаменитой монахини Иулиании (Соколовой), которой посчастливилось иметь духовным отцом святого праведного Алексия Московского (Мечёва)[79]. Известная книга матушки Иулиании «Труд иконописца» стала настольной для многих современных иконописцев.

Мы всегда молились перед началом занятий, что приучило меня молиться вообще перед любым делом и начинанием, перед едой и после, утром и вечером. Однако человек не становится христианином сразу, это происходит постепенно, по мере отсечения греховных дел, слов, помыслов. Я, возможно, потеряла на курсах целый год, поддавшись своеволию и тщеславию. Первая написанная мной икона была «Иоанн Предтеча, Ангел пустыни», где Креститель Иоанн изображён с крыльями. Наталья Петровна видела, что я люблю акварель, и разрешила мне написать первую икону акварелью на бумаге. И все восхищались написанным мной образом. Наталья Петровна, деликатный человек, аккуратно стала говорить мне, чтобы я переходила с акварели на пигменты. Минеральные пигменты — это природные минералы, которые традиционно используются в иконописи для приготовления красок, яичной темперы. Но так как меня все хвалили, то я целый год не соглашалась, мол, попробую ещё поработать акварелью. Потом всё равно пришлось учиться писать пигментами. В общем, год, можно сказать, улетел в никуда. А ведь я хотела как можно скорее стать иконописцем, потому что была уже в возрасте, поздно взялась за это дело. Вот так: без послушания только время теряешь.

После защиты диплома мне довелось написать аналойную икону «Рождество Господа Иисуса Христа» для храма святителя Митрофана Воронежского[80], потом писала для монастырей. Всё это была работа во славу Божью, деньги я не стремилась зарабатывать. И впоследствии много икон написала бесплатно. Потом уже, когда в нашем храме прознали, что я пишу иконы, некоторые прихожане стали давать мне заказы и платили какие-то деньги.

После окончания курсов я написала уже более сорока икон и продолжаю это делать, несмотря на тяжёлую болезнь. Врачи вынесли приговор: ревматоидный артрит, поражающий мелкие суставы. Пусковым фактором мог стать тяжёлый стресс. Болезнь неизлечима, она лишь прогрессирует, приводя к деформации суставов. Возникающие сильные боли притупляются лишь с помощью преднизолона. Последние годы я ходила в храм каждое воскресенье и во все двунадесятые праздники. Теперь я лишена возможности еженедельно причащаться — и это, может быть, самое большое огорчение моей теперешней жизни.

Дионисий работает, внуки растут, я через силу, медленно, но пишу иконы. В этом моя радость и теперешнее моё служение Господу. Когда кто-то видит мои воспалённые, опухшие кисти рук, то удивляется, как я могу писать, делать тонкие прорисовки. Спроси меня кто-нибудь лет десять назад про это, я бы не ответила. Но теперь твёрдо знаю: то, что невозможно человеку, возможно Богу^[81]. Людям я отвечаю: «Помогают святые, которых я пишу». Это правда, как и то, что тяжёлой болезнью Господь очищает душу, приготовляет меня к Царству Небесному, к которому сейчас устремлены все мои помышления. Слава Богу за всё!

То, что вы ищете, тоже ищет вас

Рассказ матери «народного целителя», отошедшего от заблуждения и сделавшегося священнослужителем

Большую часть из своих шестидесяти лет я прожила без веры, потому что при коммунистах церковная жизнь была загнана в подполье. Но из этого подполья всё-таки прорывались какие-то разрозненные обрывки истинных знаний. Помню, бабушка моя всегда пела. А что пела — мне было неведомо, явно что-то не пионерское и не комсомольское, не «Партия — наш рулевой». Спрашиваю: что поёшь? «Богородицу», — отвечает. Другая бабушка ездила в Арефино, где была старинная кирпичная Троицкая церковь с шатровой колокольней, никогда не закрывавшаяся. Иногда она также ездила в Ворсму. Там церковь в 1930-х годах закрыли, но не разрушили, а в середине 1950-х вернули верующим.

Наше детское внимание не заостряли на духовном. А мы и сами не стремились ездить с бабушкой в церковь. Приглашает она нас, внуков, к примеру, «к Спасу за водой». А внукам неинтересно. Некогда нам было: то уроки, то сборы, то каникулы. Бабушка привозила из храма святую воду, потом давала нам ненавязчиво. Мать крестила нас перед сном. Молитвам не учила, но просила говорить: «Ангел Хранитель, спаси и сохрани», — особенно когда станет страшно, а потом перекреститься. Показала, как правильно складывать пальцы. И всё. Жили мы и жили, как все: праздновали Первомай, День пионерии, седьмое ноября, Новый год с «Голубым огоньком» по телевизору.

И всё-таки я чувствовала, что существует нечто неведомое и необъяснимое никакими словами. Например, иногда случались нападения на меня какой-то непонятной силы. Отец ещё был жив, я училась классе в четвёртом. Сижу как-то вечером дома одна, делаю уроки. Вдруг чувствую, что из угла на меня что-то как будто лезет, наплывает какая-то невидимая масса. Она всё наступает, надвигается, я цепенею от ужаса, даже волосы дыбом встают. В какой-то момент ощущаю, будто я повисла под потолком и смотрю вниз: вижу стол, себя саму за этим столом, всю комнату. Было так страшно, что у меня мурашки до сих пор бегают, когда это вспоминаю. Молитв я не знала, но в последний момент в голове всплывало, что учила делать в таких случаях мать. Бывало, только произнесёшь: «Ангел Хранитель, спаси и сохрани!» — и обязательно, как по звонку, сразу же кто-нибудь из взрослых приходил домой, кошмар рассеивался, и я о нём забывала.

Когда я вышла замуж, мы поселились в совхозной новостройке, трёхэтажном доме. Построен он был на болоте. В основном там жила молодёжь, мы ходили друг к другу в гости, играли комсомольские свадьбы, отмечали советские праздники. О вере и не думали. В этом доме случались разные странности. Некоторые видели НЛО: глядят в окно — там шар летит, да не один. Мужики возвращаются с работы — «тарелки» по небу перемещаются. Это была как раз та пора, когда тема НЛО стала очень модной. Однажды трёхлетний мальчишка прибежал к моему сыну и кричит: «Я чёртика видел!» Придумать такое ребёнок не мог. Верующий сразу покропил бы в комнатах крещенской водой, молебен бы заказал, дом бы освятили, но комсомольцы никаких чертей не боялись, были уверены, что это сказочные персонажи. Да и над НЛО смеялись: вот бы к нам инопланетяне залетели, поговорили бы «за жизнь». Тогда я понятия не имела, что НЛО — это бесы, злые духи, принимающие именно те формы, в которых легче обольстить, обмануть современного человека. Дух научной фантастики, идеи существования внеземных цивилизаций, «планетарного разума» пропитали сознание поколений XX века, подготовили людей для контакта с демоническим миром.

Почему именно наш дом стал приютом для нечисти, мне неведомо. Со мной там произошёл случай, подобный тем, которые были в детстве. Я спала ночью и вдруг почувствовала, как что-то наваливается на меня тяжёлым мешком. Очнулась, глянула на часы: было около трёх ночи. Стала вглядываться в темноту, удивилась, что в темноте вижу всё прекрасно — окно, всю обстановку комнаты. А на меня ещё сильнее наваливается какая-то масса. И вот когда она навалилась до такой степени, что стало нечем дышать, кто-то как будто подсказал мне, как спастись от этого губительного непонятного месива. В голове сверкнула мысль: молитва! Надо вспомнить молитву! Но я ничего не могла вспомнить. Знала только молитву Богородице — выучила с бабушкиных слов. Знать-то я её знала, но редко употребляла, потому что не придавала ей никакого значения. С трудом выплыло из памяти: «Богородице… Дево…» Что дальше? «Радуйся…» И внезапно тяжёлая масса отпала от меня, как шелуха. Отодвинулась дальше, ещё дальше, потом совсем исчезла. Еле дождавшись утра, я сбегала за святой водой. Церкви у нас ещё не было, но я нашла воду у людей. Покропила в квартире, и все эти зловещие приключения со мной закончились.

Спустя некоторое время, тоже ночью, ближе к утру, то ли во сне, то ли наяву я услышала пение — не знаю даже, с чем его сравнить. Боюсь погрешить, но похоже, это было ангельское пение с небес: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». Эту молитву я могла слышать на похоронах — гроб выносят из дома с пением «Трисвятого». Невозможно забыть те дивные голоса, которые пели той ночью.

Обитатели дома продолжали видеть НЛО, а я, натерпевшись страха, настояла на том, чтобы мы поменяли нашу новую квартиру с удобствами на старый частный дом, подальше от всех этих «пришельцев». Но почти до сорока лет так или иначе нечистая сила приступала ко мне и к старшему сыну, пытаясь поймать на свой крючок. Мы были совершенно не образованы в духовном плане, не знали, что это такое, как от этого защищаться.

Родились у нас подряд три сына. У старшего до пяти лет проблем со здоровьем не было. А потом из-за обычной простуды врачи «залечили» его так, что мой сынок начал толстеть. Он рос и болезненно толстел. Его, конечно, дразнили, ему приходилось драться с обидчиками. Парень он у нас был скрытный, ничего не рассказывал про себя — только то, что сочтёт нужным. В шестнадцать лет он влюбился и по этой причине, как я поняла, захотел похудеть. До этого ничем его было не пронять — как я только его ни подталкивала, он не хотел худеть, и всё тут. Сама я в то время бегала, обливалась холодной водой, и сына пыталась привлечь к здоровому образу жизни. Но — бесполезно. А тут вдруг сам захотел похудеть. Конечно — влюбился, что же ещё?

Сын начал усиленно заниматься спортом и за месяц подорвал себе здоровье. Он запирался в комнате и по четыре часа вскидывал двадцатичетырёхкилограммовые гири, занимался с гантелями. При этом почти ничего не ел и не пил: решил во что бы то ни стало похудеть за лето. И похудел. Когда первого сентября пришёл в десятый класс, его никто не узнал — ни учительница, ни ученики. Сын похудел на двадцать шесть килограмм и дошёл до последней стадии истощения. Врачи сказали: ещё немного, и наступила бы анорексия^[82]. Стали бегать по врачам, положили его в больницу — там, конечно, пытались лечить, только почти без толку. Но по крайней мере остановили необратимый процесс, стало чуть-чуть получше. Привезла я его из больницы домой, и начались наши мытарства. Год прожили как в дурном сне: пища в организме сына не задерживалась, извергалась вон. К каким только врачам мы ни обращались. Но официальная медицина была не в силах помочь нашему горю.

И вот мы услышали, что приехал какой-то молодой парень, который называет себя врачом и взглядом «просвечивает» человека, как рентген, все болезни видит как на ладони. В то время это вызывало ажиотажный интерес: надо же, насквозь человека видит, это так необычно и здорово! «Врач» принимал в соседней деревне. Одна женщина предоставила ему комнату, и он вёл приём на дому.

Сын хотел учиться на фельдшера, уже сдал экзамены и поступил в городское училище, но отпускать его с таким здоровьем было нельзя. И мы поехали к «врачу» — посмотреть, что этот парень обнаружит у сына. Он почему-то отказался сначала принимать нас, но когда узнал, что сын хочет пойти по медицинской части, решил всё же посмотреть будущего коллегу. Посмотрел и сразу определил: опущение желудка и разорвана мышца на животе. За этот предварительный осмотр он взял деньги, пригласил нас прийти на следующий день. Мы пришли назавтра. И тут произошло необъяснимое.

Надо сказать, что до этого случая молитва «Отче наш» никак у меня не запоминалась, хотя я долго пыталась её выучить. Я написала её на листке бумаги и повесила на стенке у себя дома, рядом со швейной машинкой. В то время я не могла официально работать, приспособилась заниматься шитьём на дому — клиентов было много, от бабушек до сельских модниц. И вот я шью, да нет-нет и посмотрю на листок с молитвой. Долго учила — одну строчку запомню, вторую, но целиком никак не получалось…

В деревенском кабинете «врач» посадил сына спиной к себе, стал его смотреть. А я сидела напротив, «пожирая» зрелище глазами: интересно же, молодой парень — и видит всё насквозь. Как это? В то время такие люди называли себя не экстрасенсами, а «врачами» и «народными целителями», чтобы, так сказать, быть ближе к народу. И что же произошло? В моей голове вдруг всплыла молитва «Отче наш» и начала там крутиться, как будто записанная на магнитофон. Крутится и крутится. Я удивлялась — неужели наконец-то выучила?

И тут я вижу, что «врачу» стало плохо. Он поначалу различал, что там у моего сына в спине, а потом вдруг перестал чувствовать. Он занервничал, побежал в баню — ему надо было облить голову то ли горячей, то ли холодной водой. Вернулся, сказал, что ему дурно. Я стала ему сочувствовать: мол, вам болеть нельзя, вы же такое доброе дело делаете, помогаете, лечите людей, даже рентген не показал, в чём проблема у сына, а вы увидели. Спустя какое-то время он пришёл в себя и тоже сказал, что болеть ему нельзя, ведь он колдун и не может в грязь лицом ударить, потому что учился в Тибете. Я в то время ни про какой Тибет и не слышала, не знала, что Тибет и есть рассадник всего такого: чёрной магии, шаманизма. И, как принято у нас, русских, опять стала ему сочувствовать.

«Врач» окончательно разнервничался, потому что у него никак не получалось снова увидеть внутренности сына. Сказал ему: «Придёшь завтра, один, без матери». Я подумала: ну ладно, без матери так без матери. И на следующий день сын пошёл туда без меня. Но быстро вернулся и говорит: «Больше не пойду к нему». — «Почему?» — «Не пойду, и всё». Так и не сказал, почему. Я думаю, скорее всего, «врач» принялся уговаривать моего сына пойти по его стопам — в сторону пресловутого Тибета. А тот, следуя какой-то здоровой своей интуиции, не поддался. Ещё хорошо, что этот «врач» не стал лечить сына, только сказал, какие у него болезни.

Мы действительно тогда ничего не понимали в этом. Я даже не догадывалась, что молитва «Отче наш» пресекает потуги экстрасенсов.

После этого мы опять стали искать пути излечения. Вскоре в местной газете появилось объявление, что у нас по благословению митрополита открывается семинар «народного целителя». Для меня тогда что «народное целительство», что благословение митрополита были вещи одного порядка — из разряда чего-то непонятного. Думала просто: благословил — значит, хорошо. В те годы из-за нашего общего невежества в духовных делах оккультизм лез в стране изо всех дыр. А мне некогда было разбираться в тонкостях: трое детей, скотина, огород и прочее, дел невпроворот. В общем, многие рванули на этот «семинар», потому что «целитель» обещал научить, как побороть разные болезни. Вот и брат предложил мне: давай мы дадим вам денег, тебе надо сына туда устроить, и сама тоже с ним походишь. А у меня в те времена часто случались сильнейшие двухдневные приступы мигрени.

Записались мы к этому «целителю», думали, что этот-то уж точно «правильный». А оказалось, он тоже всё видел насквозь. «Просветил» взглядом сына и меня, что-то там определил, пообещал. Но главное, на первом же занятии он грозно сказал, что видит всех, кто был на лечении у колдуна. И объявил: у всех таковых на спине — перевёрнутый энергетический чёрный крест. Я была поражена — получалось прямо по пословице: «на воре и шапка горит». Семинар же назывался «Духовное возрождение россиян». И в этом ключе «целитель» много хорошего сказал: что надо ходить в храм, помогать восстанавливать разрушенные церкви — и кирпичи таскать, и давать деньги на восстановление. Это было тогда подобно глотку свежего воздуха. И я снова воодушевились, поверила ему.

С первого занятия «целитель» начал проводить с нами тренировки — можно назвать их дыхательной гимнастикой, при помощи которой человек входит в некий транс и начинает видеть то, чего никогда не видел. Мне привиделась икона на фоне чёрного неба, как оказалось — Казанская икона Божией Матери. После этого я долго рыдала — такое сильное впечатление произвело на меня видение. Меня еле вывели из этого состояния. После занятия на душе осталась тревога из-за слов «целителя» про тех, кто ходил к колдунам. Он уверял, что Бог никогда таких людей не простит, что им нужно теперь молиться день и ночь. А как молиться? Я и молитв-то почти не знала, только «Отче наш» наизусть вытвердила.

На следующий день целитель повёл слушателей в восстанавливающийся храм. Увидев процессию, батюшка замахал на нас руками и стал выгонять, потому что, по его словам, мы идём в церковь как в музей, безо всякого благоговения. Но всё было ещё хуже, потому что «целитель» учил нас не поклоняться святому, изображённому на иконе, а говорил, что от неё идёт «положительная энергия», которой надо подпитываться. Вскоре он пригласил на занятие батюшку, желая убедить нас, что ничего предосудительного на семинаре не происходит. А батюшка недолго думая сказал: «Люди, вы ошибаетесь, вы зря сюда пришли, потому что не к Богу здесь ведут». Мы стали возмущаться: как это так? «Целитель» призывает помогать восстанавливать церковь, ходить на богослужения, молиться, как же это может быть неправильным? Батюшка стал растолковывать нам, что всё это должно делаться по-другому, что не каждому духу можно верить. Мы совсем перестали что-либо понимать.

Священника мы не послушали, продолжали ходить на семинар, потому что каждый стремился туда исключительно ради того, чтобы получить физическое исцеление. На втором сеансе я решила кое-что загадать… как, собственно, и учил нас «целитель». А учил он, например, каким образом можно узнать, достойный ли перед тобой человек. По его словам, всё было очень просто: если человек хороший, то закрыв глаза, увидишь не черноту, а какой-то цвет — красный или зелёный. А если, например, загадаешь что-то и, закрыв глаза, увидишь фиолетовый цвет, то это означает, что твоё пожелание исполнится. И вот мы легли, как учил «целитель», на пол, и он стал вводить нас в транс. Краем глаза я видела рядом сына, который лежал как труп, — страшно смотреть. «Что с ним будет дальше?» — подумала я с грустью. И сокрушаясь о том, что Бог не простит нашего с ним похода к колдуну, загадала: если всё-таки простит, то пусть я увижу фиолетовый цвет.

Какими же мы были невежественными — сами лезли в объятия сатаны! Не знаю, сколько времени прошло, как вдруг перед моими закрытыми глазами появился фиолетовый цвет — он был неописуемо красивым и заливал всё пространство. Когда нас вывели из транса и я пришла в себя, то радостно подумала: не всё потеряно, значит, Господь простит нам поход к колдуну. Всё это было по незнанию…

Дальше произошло вот что. После окончания семинара у сына вдруг тоже появилось это самое экстрасенсорное видение людей. Он мог увидеть любой орган. Первый раз он «просветил» отца и увидел в деталях его мозг — как на тарелке. Дальше пошло так: какой орган он захочет увидеть, тот и появляется перед глазами. Это продолжалось месяцев шесть-семь. А осенью опять собрали семинар, уже посерьёзней — приезжал даже Вагин, который считался одним из сильнейших колдунов России. Потом какой-то Миллер, тоже «народный целитель» из Москвы. У них был свой Центр — профессиональная организация этих самых «целителей». На семинар приглашали приходить и врачей, чтобы те на практике, в больницах, применяли методики экстрасенсов.

Я подошла к Миллеру и спросила: как нам быть, у сына появились эти самые способности — и как-то страшно мне от этого. Он стал меня успокаивать: не беспокойтесь, сын у вас молодой, но чистый, с женщинами никаких отношений не имел, очень послушный, правильный. Значит, он по достоинству обладает экстрасенсорными способностями и принесёт людям много пользы. В общем, убедил он меня. Ведь нас, тех, кто был воспитан при советской власти, всегда учили, что главное в жизни — приносить людям пользу. А в чём эта польза состоит, мы уже не задумываемся.

После этого сына хотели взять в Центр «целительства».

Своими способностями он действительно многим помогал. Всю зиму к нему шёл народ — у всех ведь есть какие-то проблемы со здоровьем, и он эти проблемы решал. Кого-то сразу в храм направлял. Бывало, скажет: вам только в церковь надо начать ходить, и всё пройдёт. Кого-то лечил руками, делая движения, которым научился на семинарах. У людей снижалось давление, проходили боли и воспаления. Мы не записывали эти факты, и никаких денег не брали. У меня всегда толпилось много народу — моих заказчиков по шитью. Вот слава о сыне через них и распространилась.

Семинары закончились, но московский «целитель» про нас не забыл, звонил мне, просил обязательно сообщить, куда сын решит пойти учиться. Я ему ответила: сын сказал, что хочет поступить в семинарию. А тот говорит: пусть он хорошенько подумает о своём будущем. Рассказал, как сам когда-то хотел быть священником, но однажды его ударила молния, после чего он стал «видеть». Любые обсуждения этой темы в конце концов сводились к тому, что моего сына надо устроить в Центр, там его паранормальные способности ещё больше разовьются, и он станет таким человеком, что мне и не снилось. Золотые горы нам обещал. Мне это не понравилось: не вылечив сына, от которого остались только кожа да кости, который до сих пор не мог нормально есть, они сулят нам золотые горы! Зачем мне эти горы, если он фактически умирал на моих глазах?

Чтобы помочь сыну, я готова была на что угодно, лишь бы это дало хоть слабую надежду на излечение.

Если от первого семинара многие были в восторге, а некоторые даже начали иногда ходить в церковь, то второй семинар оказался с более явным душком. Я чувствовала, что предлагаемый там путь исцеления ведёт не туда, куда надо. Но разобраться, что именно не так, мне было нелегко. В сомнении пребывала не только я, но и некоторые мои знакомые женщины. Решили: съездим к митрополиту Николаю, узнаем у владыки, правда ли, что он давал благословение на семинар? Собрались и поехали — он тогда запросто всех принимал. Мы прибыли, а владыка куда-то уехал на весь день. Секретарь сказал, что сейчас к нам выйдет священник, которому можно задать наш вопрос. Батюшка вышел, и мы стали ему рассказывать, что ходили на такой-то семинар, к такому-то народному целителю, который говорил, что получил благословение митрополита…

Священник, не выслушав до конца, начал нас ругать: зачем вы, маловеры, на этот семинар ходили? Мы стали оправдываться, что, мол, в нашей местной газете написали про благословение митрополита, вот мы и поверили печатному слову, так как всегда верили газетам. Священник вздохнул, когда услышал про веру в газеты, и сказал: «Знаете, как, скорее всего, дело было? Вот вы, например, приходите и обращаетесь к митрополиту: благослови, владыка. Но не говорите, на что конкретно, на какое дело благословить, а про себя думаете: организую-ка я этот семинар «целителей». Владыка вас благословляет. А что это значит? Принимая благословение от епископа или священника, человек тем самым свидетельствует о своей православной вере, о своей церковности. А если он при этом думает о чём-то православию противном — это самая настоящая ложь. Ваш «целитель» принял общее благословение, а конкретно на открытие этого семинара митрополит его не благословлял. Чтобы получить благословение у священника или епископа на какое-то дело, надо обязательно об этом деле всё честно ему рассказать, понятно?» Нам было это не совсем ясно, потому что мы оставались ещё дремучими в церковном плане. А батюшка тогда плохо объяснил нам, в чём неправда этих семинаров.

Но Господь не оставляет человека, который сделал первые шаги к Нему. Подсказки в жизни появлялись, хотя поначалу я их не замечала. И только постепенно они сложились в понятную для меня мозаику. Как говорят: то, что вы ищете, тоже ищет вас.

Наверное, главной подсказкой стала книга святителя Иоанна Златоуста. Вскоре как будто случайно, а на самом-то деле, конечно, совсем не случайно, мы попали на празднование Рождества Христова к дальним родственникам, староверам: моя мать была староверкой. В то время для меня тоже не было никакой разницы, староверы эти родственники или не староверы. У них была какая-то поминальная служба на Рождество. Мы, как мать учила, принесли на помин продукты. Староверы эти всегда собираются на молитву в доме, а в храм не ходят. Нас это тоже не волновало, потому что мы тогда даже не задумывались, хорошо это или плохо. Когда мы пришли, они начали молиться. Хозяйка и говорит нам, мол, вы оставайтесь, послушайте, как мы молимся. Неудобно было сразу уходить, и мы остались. Они молились долго, на коленях, много поклонов клали. И я вместе с ними. Так устала — чуть не до потери сознания. Думала об одном: Господи, помилуй, когда это всё закончится?

Наконец молельщицы разошлись, а хозяйка говорит моему сыну: «Сынок, а ты возьми вот эту книгу, почитай». Книга была размером с полметра, толщиной сантиметров двадцать, в кожаном переплёте. Домой мы везли её на детских санках. На переплёте тиснёными буквами было написано: Иоанн Златоуст. Когда раскрыли книгу, оказалось, что она на церковнославянском языке.

В тот год сын учиться не поехал — здоровье никуда не годилось, лечение было безрезультатным. И вот, сидя дома, он стал читать эту старинную книгу. Церковнославянский он освоил быстро, будто всегда читал на нём. А народ всё шёл и шёл к нему за помощью и советом — из-за его способностей. Однажды пришла женщина, сын к ней вышел и сказал: «Я больше этим не занимаюсь». Я стала уговаривать его, мол, ты такую пользу людям приносишь, да разве можно отказывать. Он отвечает: «Иди, я покажу, что в книге написано». И он прочитал мне слова Иоанна Златоуста, которые я дословно не помню, но смысл был такой: грехи есть истинная причина всех зол и болезней. То есть все люди грешны и из-за своих грехов болеют. И прежде чем лечить кого-то, нужно самому исцелиться духовно. А какой силой лечат «целители» — большой вопрос.

Сын наотрез отказался «лечить». Та женщина была последней его пациенткой. Она всё-таки слёзно упросила его посоветовать, надо ли ей ложиться на операцию, которую предлагают врачи, — что-то было не в порядке с почкой. Сын долго отказывался, но потом согласился — «в последний раз, больше меня не просите». Он ушёл в свою комнату, минут через пятнадцать вышел и сказал, что операцию делать надо, но причину не назвал. А после операции надо обязательно ходить в храм — молиться, причащаться. Так он сказал женщине, а мне потом открыл, что у неё очень серьёзные проблемы. И действительно, как выяснили потом на операции врачи, у неё был рак почки. Ей вырезали метастазы и отпустили домой умирать — все думали, что она недолго проживёт. Но она понемногу поднялась и поправилась. Стала ходить в церковь, прислуживала там, помогала. И до сих пор она жива, хотя с тех пор прошло больше двадцати лет.

Из «целительского» Центра нам ещё долго присылали приглашения и сулили прекрасное будущее. Но сын прекратил заниматься «народным целительством», убедившись, что это грех.

Он много пересказывал мне из Златоуста — что прочитал в книге и что понял. Вывод из всего этого напрашивался один: надо идти в храм. Поначалу мы появлялись только на вечерней службе. На утренней, то есть на литургии, никак не получалось побывать. С нами стал посещать церковь и средний сын. В продаже тогда уже появлялись книги о православии, которых раньше в помине не было. Мы узнали, что на литургии-то и происходит самое главное в Церкви — хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христовыми, которыми причащаются верующие. Но какое-то время ни на Исповедь, ни на Причастие мы не ходили, что-то нас как будто останавливало.

В нашей церкви служил уже другой батюшка (не тот, который не пускал участников семинара в храм). Мы рассказали ему про «целительство», уже понимая, что чуть не попали в лапы к нечистой силе — во всяком случае, невольно занимались оккультными практиками. Батюшка ответил, что приходящие в Церковь из оккультизма должны пройти чин отречения, совершаемый во время частной исповеди. И когда мы прошли через этот чин, стали уже ходить в храм как все. Причащались поначалу не часто, по большим праздникам. Купили молитвослов, стали читать утренние и вечерние молитвы.

Мой муж сначала и слышать не хотел о храме, но отпускал нас, как и раньше на семинар. Он думал только об одном — что надо каким угодно способом помочь сыну исцелиться. Но мы со старшим сыном уже твёрдо знали, что нельзя применять какой угодно способ лечения. Уговаривали главу семьи: давай вместе ходить на службы. Он отнекивался: я — да в церковь пойду?! И всё время подтрунивал над нами: беспечность у него в этом смысле была полнейшая. Из-за этого Господь не скоро привёл к Себе моего мужа — только когда наш средний сын стал священником. С годами мы не молодеем и не здоровеем, вот и муж с возрастом оброс болячками, да ещё и работу не мог долго найти. И дело было даже не столько в том, что он не приносил в дом денег, а просто без работы он не может жить. Вот тогда-то муж впервые и пошёл в храм — от отчаяния. Пришёл туда, осмотрелся и направился прямиком к иконе Серафима Саровского. Уж про батюшку Серафима мы все знали — Дивеевский монастырь в нашей области находится. Муж долго стоял перед иконой и что-то просил. Что именно он просил, я не слышала, но видела, как из его глаз лились слёзы. А на другой день его просьба исполнилась: ему предложили хорошую работу. Тут-то до мужа и дошло, что это не просто совпадение, а преподобный Серафим помог ему. Полностью церковным человеком он, правда, до сих пор не стал, хоть и имеет двух сыновей-священников.

Расскажу, как стал священником наш старший сын. Прекратив своё «целительство», он окончательно решил поступать в семинарию и сразу же добился своего. Но поскольку со здоровьем у него было неладно, то с очного обучения он перешёл сначала на заочное, а потом на некоторое время оставил учёбу. Вернулся домой, пошёл псаломщиком в церковь. Там сына стали сильно донимать церковные бабушки, потому что все помнили о тех «целительских» семинарах. Писали ему записки: ты, такой-сякой, не достоин порог храма переступить, не то что псаломщиком служить.

А сын в это время уже так хорошо знал ход богослужения, что нередко бегал в алтарь подсказывать молодому священнику, который ещё «спотыкался». И бабушки точно с ума посходили — начали распространять по посёлку небылицы о нём. Так и пришлось сыну уйти в другой храм, где он познакомился с другим псаломщиком. Тот был уже взрослый человек, инженер-химик; сейчас он тоже священник. Они сдружились, и мой сын после этого точно освободился от морока, который тревожил его душу. Об этом стоит сказать отдельно.

Я чувствовала, что его что-то сильно мучает, но помочь ничем не могла — он же молчал, ничего мне не рассказывал. Когда сын отказался «лечить» людей, прошёл чин отречения и уже поступил в семинарию, он стал какой-то чудной: что-то непонятное с ним происходило. Сейчас мы, конечно, понимаем: это были бесовские нападения, месть нечистого за то, что сын твёрдо отошёл от оккультизма и встал на путь веры во Христа. Но тогда мы этого не знали. Я уговорила его поехать к митрополиту, побеседовать, разобраться, что же происходит у него на душе.

Владыка сразу спросил сына: «Ты видишь что-нибудь необычное?» Он ответил: «Вижу». — «А что ты видишь?» — «Я не могу описать словами тот ужас, который вижу», — сказал сын. Владыка ещё порасспрашивал его, а потом объяснил, как защищаться от бесовской силы, дал ему определённое молитвенное правило, благословил чаще причащаться и больше бывать в храме. Твёрдо сказал на прощанье: бояться не надо.

Надо ещё раз добрым словом помянуть ту старинную книгу творений Иоанна Златоуста. Сын много раз перечёл её от корки до корки, наверное, наизусть выучил. Слова великого святителя приготовляли его к тому, как держать себя при нападении злых духов. Как пишет Златоуст: «Если бы диавол обладал властью над людьми и побеждал их силой, то давно всех погубил бы и не осталось бы на земле ни одного праведного или добродетельного человека; но так как среди многих грешников всегда было немало добродетельных людей, то из этого следует заключить, что диавол не имеет никакой власти над людьми. Если он и побеждает их, то только хитростью, обманом, соблазняя и подстрекая на дурные дела. Но так как человек одарён разумом и свободой воли, то в его власти не поддаваться соблазнам диавола; если же он поддался им, то сам виноват и не может оправдываться тем, что его соблазнил диавол…» В общем, не случайно в руках у сына оказалась книга Иоанна Златоуста. Он был до такой степени духовно ею укреплён, что совершенно перестал бояться бесовских наваждений. К митрополиту, который приглашал его приезжать на беседы, сын ездил ещё несколько раз, возвращаясь каждый раз вдохновлённым и обновлённым.

Думаю, бесы для того держали сына в болезненном состоянии, чтобы он не мог учиться в семинарии, гнали его оттуда всеми способами. Но они не запугали его, наоборот, подтолкнули к дальнейшим серьёзным решениям, которые мы с его отцом сочли тогда странностью, чудачеством. Он решил жениться и принять сан священника. Срочно понадобилось найти невесту — вынь да положь, — чтобы он мог стать женатым священником. А здоровье у него тогда ещё совсем никудышное было. Но в те времена священников очень не хватало, особых требований к соискателям не предъявляли, рукополагали почти любого желающего. Нашлась сыну невеста, он принял сан, стал служить. Года два после этого прошло, и здоровье его начало потихоньку восстанавливаться.

У сына феноменальная память. Он очень много читал, запоминал прочитанное и в голове словно по полочкам раскладывал. Многое и мне объяснял. Знание помогло нам окончательно избавиться от заблуждений по поводу экстрасенсорных способностей человека. Я тоже стала много читать — те книги, которые отбирал для меня сын и которые помогли мне глубже воцерковиться. Средний наш сын, глядя на старшего, тоже стал священником. Это ли не радость для верующей матери!

Оглядываясь на последние двадцать лет жизни, я с замиранием сердца думаю: если бы мы не прошли через все эти испытания, не знаю, сколько бы наши души ещё спали. Именно попущенная Богом болезнь сына стала такой встряской, которая хоть и долго казалась кошмаром, но мало-помалу толкала нас к Богу.

Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы Господь не направил нас в нужную сторону, если бы мы поверили всем этим «целителям», пользующимся силой лукавых духов. Вместе с ними мы упали бы на дно ада. Жалко тех, кто не может и не хочет разобраться в духовных вопросах, кто смотрит по телевизору эти ужасные «битвы экстрасенсов», ходит к гадалкам и колдунам, попадает в секты. Это тёмное поле притягивает современного человека как липучка — не отцепишься. Некоторые мои близкие так и не смогли отойти от того, что им вдолбили двадцать лет назад на семинарах «народных целителей», — невозможно переубедить их, что такая «помощь» противна Богу. Многие СМИ сейчас пропагандируют разную оккультную мерзость. А наши люди привыкли верить телевизору и газетам. И кого винить, когда сбывается пословица: с бесом сначала весело, потом повесишься.

Сейчас есть огромное количество православной литературы, которая объясняет духовные заблуждения, в том числе оккультные. Эти заблуждения, может быть, сразу трудно понять. Мой пример — счастливый. Испытав много горя, я с Божьей помощью всё-таки осознала, что представляют собой экстрасенсы. Они зарабатывают на «исцелении» от телесных болезней с помощью нечистых духов, вредя при этом душе человека. Тот, кто пользуется их услугами, не только остаётся блудником, пьяницей, вором или даже убийцей, но ещё и возрастает в своей гордыне. Да к тому же попадает в объятия бесов. А Господь говорит: «Покайтесь!» — и тогда исцелится ваша душа, а вслед за ней и тело. Господь открывает глаза человеку, но только если тот действительно хочет добраться до истины.

Я знаю, кого благодарить за то, что все мои мечты, начиная с детства, сбылись. Не судьбу, не друзей, не государство… Бога! Я не мечтала стать космонавтом или академиком, но всё, что нужно обычной женщине, я имею: семью, любимого мужа, трёх замечательных сыновей, внуков, хорошую работу. Трудности, конечно, случаются, как же без них? Преодолевая их, обретаешь новый жизненный опыт, который Бог судил получить именно тебе для твоей же пользы. И теперь я постоянно чувствую, что рука Божья рядом со мной. Стоит только обратиться: «Господи, спаси и сохрани», — и Он обязательно поможет!

Гудбай, Америка!

История американца, для которого Россия стала второй Родиной

Я американец, но уже около десяти лет живу с семьёй в подмосковном посёлке и учу детей английскому языку. Я нашёл в России то, чего не смог найти в своей стране…

Если говорить про детские годы, то моя жизнь вполне могла бы стать сюжетом для чувствительного рассказа в духе Диккенса. Появившись на свет весом в 1,8 килограмма, я вряд ли бы выжил, не будь на то особого Божьего благоволения. Мы жили недалеко от Бостона, в маленькой деревушке, которую практически не коснулись «блага цивилизации» с её супермаркетами и яркими неоновыми вывесками. По городским меркам — вполне дикое место. У нас была обычная многодетная американская семья. Отец не баловал своих пятерых детей вниманием, считая, что для нас главное — побольше находиться на свежем воздухе. Мы были предоставлены самим себе, в любую погоду нас спроваживали гулять. Никто не объяснял нам, как устроен окружающий мир, никто не говорил: вот это берёза, а это — подсолнух. И до сих пор я не знаю названий многих растений.

Детьми в основном занималась верующая мама: она сама обучила всех грамоте, да так хорошо, что в первом классе нам нечего было делать. Большую часть жизни она находилась в духовном поиске: её вероисповедание несколько раз менялось. Перед замужеством она приняла католичество, потому что её избранник был католиком. Когда я родился, католический священник постарался побыстрее окрестить меня, чтобы я не умер некрещёным. А я остался жить — ради того, наверное, чтобы найти правильный путь к Богу.

Мама недолго пробыла католичкой. Думаю, это произошло по той причине, что католичество не помогло ей в браке с моим отцом и они в конце концов развелись. Я перенёс развод родителей почти как взрослый, но на сердце всё равно остался шрам. Потом мама стала слушать баптистского пастора и вскоре сделалась баптисткой. Так что я воспитывался в баптистских традициях. С семи лет ходил в баптистскую церковь, учился в баптистской школе. Это не была осознанная вера: как мама говорила, так я и делал. Большинство людей в детстве именно так и перенимают веру.

Ко времени окончания школы, годам к пятнадцати, у меня начался духовный кризис, в результате которого я сознательно принял баптистскую веру. Искренне думая, что я на самом деле предал свою жизнь в руки Христа, я сделался «серьёзным баптистом»: посещал все их богослужения, ходил на занятия по изучению Библии, проповедовал Евангелие по домам других людей.

Но постепенно у меня стали накапливаться сомнения. По мнению баптистов, Бог изначально одних предопределил ко спасению, а других — к осуждению, то есть заранее решил, что спасутся только первые. Но для чего тогда Бог даёт жизнь другим людям? Чтобы их погубить? Получается, что Бог баптистов очень жесток: Он создаёт миллиарды людей, зная, что большинство из них не найдут узкий путь, ведущий на Небо, и таким образом обрекает их на вечный ад. Баптисты признают только Священное Писание — Библию, однако для них не существует Священного Предания^[83]. При этом Библию они толкуют кто во что горазд, не пользуясь трудами святых отцов Церкви. Это чистой воды дилетантство, которое ведёт в ересь. Вера в Святую Троицу не считается у баптистов чем-то важным, Богородица у них — простая женщина. Баптисты решили, что каждый должен сам исповедовать свои грехи напрямую Богу, не прибегая к посредничеству священника. Да и священников как таковых у них нет. В священники выбирается общим решением какой-то человек из общины. Вера у баптистов, таким образом, перестаёт быть общей, у каждого своя, индивидуальная вера — кто как поймёт. Получается, что церковь баптистов подобна обычному клубу по интересам. Она, собственно, и не нужна, можно собираться в любом месте. Никакого сакрального^[84] богослужения, например, литургии, у баптистов не существует. Стало быть, баптизм — десакрализован, лишён понятия священного, принадлежащего исключительно Богу. Богослужения состоят из проповеди, пения в сопровождении инструментальной музыки, импровизированных молитв (своими словами), чтения духовных стихов. Все эти неувязки стали для меня слишком очевидны, поэтому годам к девятнадцати я совсем отошёл от веры.

Как раз в это печальное для моей души время я по контракту поступил на службу в американские военно-морские силы. Для продолжения образования нужны были деньги, моя бедная семья не могла мне их дать. Я честно отслужил, работая электриком на военных судах. Зарплата была небольшая, но я не платил за жильё и еду, не проматывал деньги в прибрежных ресторанах и скопил кое-что для продолжения учёбы. Мне удалось поступить в старинный Висконсинский университет, где я мог совершенствовать свой итальянский, выученный в пору, когда наш корабль стоял у берегов Средиземного моря. Но оказалось, что, поступив именно в этот университет, я выбрал не только специальность — английскую филологию. Я изменил траекторию всей своей жизни.

В университете я познакомился со своей будущей женой, русской студенткой из Института иностранных языков имени Мориса Тореза, которая приезжала в Америку по программе студенческого обмена. Свадьбу мы сыграли в Москве. Моя мама отнеслась к нашему браку в целом положительно, потому что я был уже вполне взрослый двадцатишестилетний парень. Так в 1991 году я впервые попал в Россию. А потом решил остаться жить на родине моей супруги. Вскоре у нас родился первый ребёнок.

В России в 1990-е годы я мог зарабатывать единственным способом — преподаванием английского. Работы было много, а денег — мало. Пережив путч, расстрел Белого дома, всевозможные кризисы и дефолты, в 1999 году я, устав от постсоветской неразберихи, решил всё же вернуться в Америку. Я точно знал, чем хотел бы заниматься: преподавать детям.

Но устроиться в Америке учителем даже в обычную школу непросто. Система образования в Штатах допускает к работе с детьми только тех, кто прошёл специальную педагогическую подготовку. Мой университетский диплом права преподавания в школе не давал, преподавательский опыт в России во внимание не принимался. Я оказался без работы, а учёба на преподавательских курсах требовала денег, которых не было. Выручил друг, пригласив меня переехать в Калифорнию. Там из-за острой нехватки учителей можно было устроиться в школу с условием — параллельно учиться на преподавательских курсах.

Школа, куда я пришёл работать, оказалась совсем не похожа на ту, в какой некогда учился я сам. Система образования за двадцать лет сильно изменилась. Кардинально поменялись и нравы. Школы стали закрытыми для родителей, в них в обязательном порядке дежурил полицейский. Я быстро понял, что школа теперь служит интересам государства и большого бизнеса, а не родителей и детей. Система обучения была выстроена так, что ребёнок не мог получить образование, позволяющее ему продолжить учёбу в университете. Сейчас в американской школе дают навыки, необходимые обслуживающему персоналу и потребителю: умение разобраться в инструкции, понять рекламу, принять решение, что покупать, и так далее. Когда я увидел работы школьников, я ужаснулся, насколько сильно упал уровень требований: работа девятиклассника была на уровне работы ученика шестого класса моего времени. При этом от учителей требуют уважать и защищать «права детей», о чём в наше время даже не слышали. Но эти «права» зачастую очень сомнительные. Например, вспоминаю такой случай: на школьную дискотеку кто-то из детей притащил надувную розовую куклу из секс-шопа, а директор спросила лишь одно: одета ли она? Я много раз видел, как подростки в тёмном спортзале крутят обучающее сексу видео, где рассказывается о разных половых позициях. Учителя не могли запретить это из опасения быть уволенными. Я работал в разных школах: в Калифорнии и в Нью-Йорке, в частных и в государственных, и везде была примерно одна и та же картина.

Разврат теперь был повсюду. Мой друг детства, благодаря которому я перебрался в Калифорнию, оказался геем. И его друзья, и друзья его друзей были такими же. Я не представлял, что эта зараза приобрела в Америке такие огромные масштабы. Эпицентром содомского греха стал пригород Сан-Франциско Беркли, где расположен знаменитый Калифорнийский университет. Именно в Беркли в 1984 году впервые были законодательно признаны однополые семьи под прикрытием формулировки «домашнее партнёрство». Я не понимал и не принимал подобных человеческих отношений, не знал, как мне быть, как вести себя.

Однажды я случайно попал в музыкальный клуб свингеров, которые развлекаются групповым сексом, обмениваясь партнёрами. Членами этого клуба были и пожилые люди. Я сидел где-то в углу, играло фортепиано. Вдруг откуда-то появилась маленькая девочка, чья-то внучка, стала стучать палкой и плакать, приговаривая: лучше бы я не ездила сюда, не могу на вас смотреть, перестаньте! Её дедушка стал ругаться. Я готов был провалиться сквозь землю. Девочка понимала, что её дедушка и бабушка занимаются чем-то дурным, а они — уже нет.

В общем, в школе, где работал мой друг детства, мне пришлось претерпеть множество нравственных, вернее, безнравственных ударов. Не соглашаясь с образом жизни безнравственных учителей, сам я выглядел «белой вороной». Дело осложнялось тем, что в это время ко мне приехала жена и родился наш второй ребёнок.

Смущало меня и насаждавшееся всюду понятие «толерантность». На преподавательских курсах нас совсем не готовили к профессии, а учили тому, как пропагандировать толерантность, то есть терпимость ко всему. Замечу, не терпение, а терпимость. Если идти в идее толерантности до конца, то следует терпимо относиться и к содомитам, и к фашистам, и к сатанистам.

Учитель любого предмета, будь то география или математика, должен был каждый свой урок строить так, чтобы через него красной нитью проходила тема толерантного отношения к разным религиям и национальностям. На занятиях по педагогике нас постоянно заставляли читать какие-то брошюры активистов, защищающих интересы испанцев, африканцев, призывающих разделять их чувства. В какой-то момент я не выдержал и выступил в защиту коренных американцев. Я рассказал про семью Инглз, героически осваивавшую земли Дикого Запада, про слепоглухую девочку Хелен Келлер, ставшую писательницей. Но после занятия преподаватель так «наехала» на меня, что я понял — если хочу получить зачёт, то лучше молчать. В конце одного из занятий она объявила, что является лесбиянкой, и пригласила всех принять участие в готовящемся гей-параде. Это тоже должно было учить нас толерантности.

Я видел, что, насаждая толерантность, американская система образования не защищает чьи-то права, а воюет с христианской традицией, которая присутствовала в школе моего детства. Сегодня развитие толерантности дошло уже до того, что английское слово sex утратило в языке первоначальное значение «пол». Теперь, если имеют в виду «пол», а не «cекс», употребляют слово gender (род). Я вижу, что эти неправильные смыслы английских слов принимаются теперь и в России. Но это очень важно — какие именно смыслы слов мы принимаем. Господь вложил в ключевые слова и понятия нашей жизни определённые смыслы, и если мы их меняем, то идём против воли Божьей. Об этом мало кто задумывается.

С недавних пор в Америке стали издаваться и календари с праздниками всех мировых религий, а не только с христианскими, как раньше. Всё благодаря пресловутой толерантности. И в Европе происходит то же самое.

Мне пришлось снова задуматься — к какой вере я принадлежу? Почти двадцать лет я был ленивым агностиком. В отличие от атеистов, которые утверждают, что Бога нет, агностики думают: я не знаю, может, где-то Бог есть, а может — нет, и вообще это невозможно знать достоверно. Философия агностиков примерно такова: я про Бога не ведаю, но хочу хорошей жизни. И я сам некоторое время шёл по этому соблазнительному пути.

Но при том на протяжении этих лет я всё-таки никогда полностью не терял интереса к вопросам веры, много читал. Мои любимые писатели, англичане Клайв Льюис и особенно Гилберт Честертон, стали для меня своего рода учителями христианской веры. О Честертоне позволю себе сказать побольше. Он, как написано в «Википедии», был католический мыслитель и журналист конца ХIХ — начала XX века. Этот «журналист» писал рассказы, романы, стихи, поэмы, трактаты, даже детективы. И сам он был «ходячей энциклопедией». Сейчас известно более чем пять тысяч его эссе. Но главное — он искал Христа и пришёл к Нему. Христианская вера наложила глубокий отпечаток на все его произведения. Честертон кое-где ошибался, но такого гения, который сто лет назад прозрел современные тенденции, среди английских писателей, на мой взгляд, больше нет. Его произведения и сейчас современны, но его трудно читать, потому что надо размышлять буквально над каждым предложением. Он заставляет думать, всё время философствует — чего так не хватает нам сегодня. Его философия не заумная, не элитарная, но радостная и призывающая к благодарению, она настраивает на то, чтобы даже простой обыватель задумался над своей жизнью. Честертон заставляет меня постоянно учиться. Читать его — это как ходить на университетские курсы.

А вот верование знаменитого Бернарда Шоу, пьесы которого безнадёжно устарели, характеризует один из его афоризмов: «Берегитесь человека, Бог которого на Небесах». Они с Честертоном спорили по поводу разводов. Шоу, тоже причислявший себя к католикам, говорил, что надо разрешить разводы: люди быстренько разведутся и будут счастливы. Честертон отвечал: если допустим легкомысленный развод, тогда будут и легкомысленные браки. Как в воду глядел. Подобные «браки» давно заключают, например, в американском Лас-Вегасе. Так называемая автосвадьба состоит в том, что пара подъезжает, допустим, к «Макдональдсу» и, сидя в машине, подзывает «священника». Тот даёт им непонятное «благословение» в виде какой-то бумажки, новоиспечённые супруги расплачиваются, и всё — они уже «женатые» и могут ехать дальше веселиться. На обратном пути аналогичным образом можно получить развод.

Честертон был практически единственным, кто выступил против евгеники, модной в начале ХХ века псевдонауки, которая ставила перед собой цель «улучшения» человеческой породы. В крайней расистской форме это означало уничтожение всех «неполноценных» людей. Дело дошло до того, что в 1912 году в Лондоне состоялась первая Международная конференция по евгенике, куда съехались семьсот пятьдесят делегатов во главе с министром внутренних дел Уинстоном Черчиллем. Правительство подало в парламент законопроект о принятии евгеники. Честертону в одиночку удалось переломить общественное мнение. Проект вскоре приняли, но в очень смягчённом виде — стерилизация людей «с плохими человеческими качествами» не упоминалась. Но законы о стерилизации были приняты во Франции, Дании, Норвегии, Швейцарии.

Америка перегнала в этом отношении Европу. Уже в 1896 году в Коннектикуте был принят евгенический закон о браке, а через тридцать лет евгенические законы действовали в двадцати четырёх штатах. Закон об иммиграции 1924 года, резко ограничивший поток желающих поселиться в Америке, президент США К. Кулидж прокомментировал так: «Америка должна остаться Америкой. Биологические законы показывают, что нордическая раса ухудшается, если смешивается с другими». Гитлер оказался хорошим учеником. Технологию выведения «высшей расы» он позаимствовал у англичан и американцев.

Именно мысли Честертона и Льюиса, их эссе о христианстве помогли мне, ленивому агностику, не ослепнуть совсем, но хотя бы издалека стремиться на свет Евангелия. Читая Льюиса, Честертона, отца Александра Шмемана, я убеждался, что они правы в том, что человеку необходимо быть верующим.

Моя жена была православной. Она покрестилась уже взрослой, но в течение нескольких лет веру свою всерьёз не воспринимала. Потом, видимо, душа созрела, и она стала постоянно ходить в храм у себя на родине, воцерковилась. Когда супруга приехала с детьми ко мне в Америку, то старалась и там посещать храм. Ко всему прочему это напоминало ей о родине, по которой она, конечно, тосковала. Я считал своим долгом возить в церковь жену и детей почти каждое воскресенье. Поначалу ждал их на улице, заходил иногда в храм, но мне там было неинтересно.

Свою роль сыграли общие чаепития после службы, на которые меня, бывало, затаскивали. Сидел я за столом в основном молча, иногда перекидывался словом-другим с батюшкой — так и познакомились.

В общем, волей-неволей я начал общаться с православным священником. И всё же неизвестно, насколько растянулся бы период прихода к православию, если бы не один случай. Я пережил глубокое личное потрясение.

Когда занятия на педагогических курсах уже близились к концу, мы всё-таки не выдержали и возмутились тем, что нас не учат профессии. Приехала комиссия — было разбирательство, нас хотели отчислить. В конце концов мне всё-таки выдали «корочку». Но вот в самом конце школьного учебного года, когда жена с детьми уехала в Россию повидаться с семьёй, произошёл случай, после которого я понял: надо срочно определяться в своих верованиях и ожиданиях. Дело было так. На моём уроке один подросток вёл себя отвратительно, просто срывал занятие. Я написал ему в листок наказание. После этого он должен был один урок отсидеть в другом классе. Но подросток вместо того, чтобы идти в другой класс, заявил школьному полицейскому, что я толкнул его. Сразу же прибежали представители администрации и приказали мне покинуть школу. Я сидел дома неделю, не зная, что меня ждёт. Потом мне рассказали: полиция, допросив школьника, выяснила, что я до него даже не дотрагивался. Но никто не принёс мне извинений и обратно на работу не приглашал. Только спустя какое-то время мне сообщили, что школа не может снова взять меня, потому что нет денег на учителя. Хотя при этом они заказали новые парты.

Мне стало совершенно ясно, что я не хозяин своей судьбы в плане профессии, хуже того — я не смогу со своими воззрениями работать в школьной системе. Потому что идёт жестокая духовная борьба — начисто вытравляются христианские ценности. Как сказал Льюис: «Образование без нравственности создаёт страшных хитрых чертей».

Я уже не мог вернуться к баптистам или католикам и подумал: а не стать ли мне православным? Ко всему прочему я видел, что моей жене было очень одиноко и трудно жить в Америке. Чтобы сохранить семью, мне надо было срочно принимать какое-то серьёзное решение.

И тогда я со своими сомнениями пошёл в Свято-Троицкий кафедральный собор в Сан-Франциско, настоятелем которого был отец Виктор Соколов, Царство ему Небесное. Он был русским диссидентом, печатался в самиздате, писал для журналов «Континент» (Париж), «Посев» (Франкфурт-на-Майне), «Русская жизнь» (Сан-Франциско). После женитьбы на гражданке США он преподавал русский язык в американских университетах. Окончив Свято-Владимирскую духовную семинарию в Крествуде (штат Нью-Йорк), он стал священником. Не помню точно, что отец Виктор говорил тогда, но в конце беседы все мои сомнения насчёт жестокости Бога как-то вмиг рассеялись. Батюшка доказал, что все мои искажённые представления о Боге, Богородице, святых, о таинствах и чудесах — это мои собственные фантазии. На прощание отец Виктор сказал: «У тебя впереди замечательная жизнь». Эти его слова навсегда врезались мне в душу.

На следующей неделе я пошёл в церковь, прихожанкой которой была моя жена, и договорился с настоятелем об исповеди и миропомазании. Помню, было часа четыре вечера, в храме никого, только настоятель и его матушка. Было умилительно-торжественно. Я исповедался, и после этого батюшка совершил надо мной таинство Миропомазания, таким образом воссоединив меня с православием.

Я надел православный крест и хотел сделать сюрприз жене. Она ведь не знала, что я принял православие. Когда приехал домой, я зазвал её, помню, в ванную комнату и показал свой крестик. Моё воцерковление стало для неё настоящим подарком. Через десять дней мы обвенчались.

А ещё через две недели я уже сидел в самолёте, который летел в Москву. Гудбай, Америка! Я сжёг мосты и навсегда приехал жить в Россию.

Так я поселился на родине своей супруги, в одном подмосковном посёлке. Родители жены были здесь, можно сказать, старожилами.

Моя первая исповедь в России происходила на английском языке, хотя русский я уже знал. Когда я подошёл к батюшке и сказал, что приехал жить в Россию, у него лицо вытянулось от удивления.

В нашем посёлке только один маленький деревянный храм, и все желающие поместиться в нём не могут. Поэтому священник просит всех, у кого имеется возможность, ездить в ближайшее село, где есть церковь. Мы с семьёй тоже ездим туда.

Наш духовник, слушая мои исповеди, понял, как трудно мне войти в православие. Я плохо понимал церковнославянский и поэтому долго мучился на литургиях, не знал, что происходит. Потом мне подарили «шпаргалку» — текст литургии на английском и церковнославянском, и я стал следить за ходом службы. Молитвы мне тоже было трудно воспринимать. Батюшка нашёл мне их перевод на современный русский, и я временно пользовался им. Потом мне подыскали православный молитвослов на английском, и к тому же появилась возможность заходить в интернет. Я много «лазил» в сети, искал разъяснение литургии, толкования, разные молитвы и распечатывал самое полезное. Дело пошло. Теперь батюшка уже привык к моей речи. Он настроился на мой акцент и, думаю, понимает меня нормально.

В интернете я нашёл фото иконы святых праотцев, и она просто потрясла меня. Я всегда считал, что библейский Адам такой… молодой, нахальный, бесцеремонный. За его проступки Бог изгнал его из рая, таким образом закрыв вход туда для всех людей. Сын Адама, Каин, убил своего брата Авеля. В общем, Адам в моём понимании был основоположником человеческого греха. Поэтому я никак не предполагал увидеть его на иконе в числе праотцев — ветхих старцев с бородами, которых Церковь почитает как святых предков Христа. Я впервые задумался, что Бог православных — очень милостивый. За серьёзное преслушание в раю Он не сократил дни жизни Адама, который в покаянии прожил целых девятьсот тридцать лет и был причтён к лику святых. Я понял, что Бог был так же снисходителен и ко мне, ибо долго ждал моего обращения к православной вере. Это так меня покорило… до слёз.

Каждое воскресенье мы ездим в храм с тремя младшими детьми. Приезжаем не к самому началу литургии: не успеваем. Пока всех детей поднимешь, оденешь… Наш старший сын учится в Московском университете. Он, к сожалению, отходит от веры, считает, что ему это не нужно. В этом, конечно, виноваты мы, родители, потому что, когда он был ребёнком, мы сами оставались ещё неверующими, что-то упустили в его воспитании. А младшие привыкли находиться на службах, только маленькая дочка иногда капризничает, устаёт. Тогда я выхожу с ней на улицу, и мы ждём, когда запоют Символ веры: «Верую…»

Я отдаю себе отчёт, что когда брак «международный», кому-то из супругов надо быть эмигрантом. Мне это легче перенести, тем более что я обрусел — и в языковом, и в культурном плане. Находиться на грани между двумя культурами — в этом большое благо, но и не надуманная сложность. Я выучил русский язык. Многое из того, что сейчас меня окружает, стало частью меня. Мне интересны Окуджава и Высоцкий, мне мил русский Чебурашка. В Америке про них не знают: американцам это совершенно неинтересно узнавать. Их внимание можно удерживать не больше двух минут, потом они обязательно тебя перебьют чем-то вроде: а знаешь, на Второй улице строят торговый центр… Потребительский материализм давно захлестнул Америку. Вероятно, поэтому в американских школах дети не учат стихи, зато гордятся тем, сколько «Лексусов» стоит в их гараже. Американский прагматизм, кажется, уже перешёл все мыслимые границы. Как объяснить, что в школьную практику там вошли встречи-беседы обычных и «голубых» детей? Американцы, ослеплённые своими материальными успехами, видимо, совершенно не боятся, что у них растёт потерянное поколение!

В Америке бабушки видятся с внуками два раза в год, и это прискорбно. Мой опыт не очень велик, может, есть исключения, но, думаю, что, как правило, российские бабушки и дедушки постоянно участвуют в жизни внуков. То, что делают бабушки в России, по-моему, очень ценно. Когда молодые родители всё время заняты, они опекают внуков, читают им книжки, готовят вкусненькое, очень помогают и морально, и практически. А в Америке бабушки до девяноста лет занимаются самореализацией. На Щёлковском шоссе я видел плакат: «Чти отца своего и мать свою». В Америке такой плакат не провисел бы и часа: его бы сочли нарушением прав атеистов. Мне часто хочется сказать русским, что они не видят в своей стране хорошее, потому что воспринимают его как должное. Плохое сразу бросается в глаза. А хорошее надо учиться видеть и ценить. Пока мы не уехали туда, где нет этого привычного хорошего, оно кажется нам само собой разумеющимся, не особенно ценным…

В России, кажется, мне в полной мере удаётся реализовывать свой педагогический талант, занимаясь английским языком со школьниками. Это придаёт мне силы. Здесь я с самого начала даже не пытался устроиться в государственную школу, не столько из-за того, что она также постепенно меняется по типу американской, сколько из-за несогласия с традиционной методикой преподавания английского языка. Постепенно я организовал собственные курсы, и недостатка в слушателях не испытываю. Обучать начинаю с нуля, работаю с детьми шести-семи лет. Первые два года занятий — это курс погружения в английскую речь. Сначала дети даже не знают, что я говорю и понимаю по-русски, я общаюсь с ними только по-английски на очень простом языке, используя близкие и знакомые детям по звучанию слова. Со второго года обучения дети начинают работать со словарями, учатся улавливать отдельные слова в потоке речи и понимать общий смысл высказывания. На третьем году мы приступаем к грамматике и по-прежнему говорим только на английском языке. Лишь в четвёртом классе, когда грамматика усложняется, требуя сложных пояснений, я иногда перехожу на русский.

Мои собственные дети растут русскими — в нормальной русской семье с родителями, бабушками и дедушками. Но для меня в этом есть определённая трудность. Будучи американцем, я для них — как это по-русски? — в некотором смысле отрезанный ломоть. Я не в состоянии глубже вникнуть в то, что происходит в их жизни. Жена всё организует и прекрасно с этим справляется; я же не всегда в курсе дел. Когда дети стараются рассказывать мне что-нибудь на английском, поскольку я общаюсь с ними только по-английски, естественно, они испытывают иногда трудности, потому что английский знают недостаточно. В каких-то случаях приходится просить, чтобы они пересказали всё по-русски. Вот этот языковой барьер, кажется, немного отдаляет нас друг от друга. Иногда очень хочется, чтобы мои дети могли свободно общаться со мной на моём родном языке. Но увы! В этом тоже трудность моей эмигрантской жизни.

Отдавая дань русской культуре и традициям, я не отказываюсь от культуры своих предков и хочу, чтобы мои дети прониклись ею. Я часто рассказываю им про Америку. Но это требует от меня огромных усилий и времени. Американская история знает много имён великих деятелей, которые добились в жизни всего исключительно собственным трудом: Вашингтон, Линкольн или, например, Лаура Инглз, написавшая автобиографическую повесть о том, как их большая семья жила в условиях освоения индейских территорий. Мне не хватает в России рождественских песен (Christmas carols), которые в Америке начинают звучать повсюду начиная с Дня Благодарения в конце ноября, скликая в отчий дом разбросанных подчас по всей стране членов семьи. В Америку последний раз я ездил в 2005 году — повидаться с мамой. Она живёт уже с третьим мужем. Мой отец несколько лет назад умер. С братьями я не виделся с тех пор, как уехал из Бостона. Россия для них — это что-то очень далёкое, совершенно непонятное, даже страшное. Я предлагал им купить за мой счёт билет сюда, это дешевле, чем мне ездить туда и снимать гостиницу. Но они отказались. Я даже не знаю, кто будет ухаживать за мамой в старости, если она останется одна. Братья тоже живут очень далеко от неё. Вспоминая родной дом, я по традиции отмечаю в России западное Рождество, это моя дань американской культуре. Но духовный праздник для меня — Рождество православное.

Я, наверное, странный отец. Русские родители мечтают, чтобы их дети уехали учиться и даже жить на Запад, а я вижу будущее своих детей в России. Хотя, если честно, понимаю, что их будет тянуть в Америку, потому что отец у них американец. Но молю Бога, чтобы их не коснулась духовная деградация, которая овладевает всем миром.

Не всё в русской жизни меня устраивает, но в духовном плане в России фундамент крепче. Россия остаётся православной страной. Из-за того, что многое пережила за свою тысячелетнюю историю, она имеет крепкий внутренний стержень. В Америке и вообще на Западе быстро развивается распущенность. Здравый, то есть здоровый, трезвый взгляд на это там практически потерян. Как сказано древними, кого Бог хочет погубить, того Он сначала лишает разума. Это, конечно, языческая мудрость. Христианство мерилом всего ставит не разум, а святость, которая доступна всем: больным и здоровым, неразумным и мудрым. Священное Писание ясно и определённо считает неразумными и даже безумными тех, кто отрицает Бога и Его заповеди^[85]. Как можно назвать людей — а в Америке это большая часть нации, — которые не только оправдывают противную Богу «однополую любовь», но закрепляют её законодательно? Только безумцами, которые не желают знать, что сделал Бог с Содомом и Гоморрой^[86]. Это не свобода, а ложь современной жизни, приводящая к полной деградации общества.

До сих пор, прислушиваясь к сердцу, я всё-таки жил умом. Надеюсь, Бог не лишит меня разума и впредь. Этот разум подсказывает, что моя жизнь теперь навсегда связана с Россией. Я буду жить здесь, пока меня не прогонят — если отношения между Америкой и Россией станут очень плохими. Всё что угодно может случиться. Как говорят по-русски: от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Но я вижу своё место под русским солнцем, хотя и не отказываюсь от американского гражданства. Потому что мечтаю когда-нибудь всей семьёй навестить свою мать. Но я надеюсь, что мой прах, если Бог даст, будет покоиться именно в русской земле.

Здравствуй! Я всё равно с тобой!

Рассказ о том, что может дать человеку вера

Если бы лет двадцать назад мне сказали, что мой жизненный путь так сильно изменится, я бы просто рассмеялся и заявил, что это невозможно. Закончив экономический факультет МГУ, я работал в банковской системе. Но некоторое время назад изменил место работы и стал сотрудником одного из Синодальных отделов Русской Православной Церкви. При этом мои профессиональные навыки оказались весьма востребованными, но приобрели новое качество. Меня назначили финансовым директором Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению^[87]. Деятельность моя с работы исключительно на себя любимого переориентировалась на усилия ради помощи другим. Более того, когда я был нацелен только на деньги, я не думал о наследниках. Теперь же у меня их шестеро.

Эти жизненные метаморфозы произошли благодаря тому, что я стал верующим. Путь мой к православию не был быстрым, и пришёл я в Церковь через рассудок, а не сердце. В юности на каком-то интуитивном уровне я предполагал, что, скорее всего, этот мир Кем-то сотворён. Доказательством тому служила и служит некоторая, так сказать, избыточная красота мира. Лошадь, например, вполне могла бы быть квадратной и некрасивой и при этом быстро бегать. Но она очень красива. Живые краски и пейзажи земли таковы, что затмевают творения самых гениальных художников. Разнообразие флоры и фауны, если задуматься, поражает всякое воображение. И ещё интересно: люди открывают «новые законы», но мало задумываются, что законы эти и без их открытия действуют, и действуют в совершенстве. Лето сменяется осенью, атомы двигаются по заданным Кем-то орбитам, огонь горит и греет, телевизор работает. Люди углубляют свои знания о вселенной, но над моим современником так же, как и над неандертальцем, светит солнце; как в древности, так и сейчас человек точно так же утоляет жажду водой и по ночам хочет спать. Мне всегда импонировала идея, что этот мир создан по какому-то гениальному плану, и создан с любовью.

В церковь я захаживал начиная с 1990-х годов, но регулярно стал посещать храм после того, как женился. Сначала мы с супругой оказывались в церкви от случая к случаю, потом стали заглядывать почаще и сами не заметили, как из «захожан» сделались прихожанами, начали воцерковляться. Я бы сказал так: вера всегда жила во мне, только с годами она как бы начала проявляться, что ли. Возможно, главной причиной присутствия во мне веры в Бога были молитвы прадедушки, священника Константина Кискиниди, служившего в станице Крымской и расстрелянного на Бутовском полигоне. Кому-то такое объяснение покажется иррациональным. Соглашусь с этим. Ответить на вопрос, почему человек начинает верить, в логических понятиях часто невозможно.

Некоторые говорят, что заходят в церковь, когда на душе плохо, и там как-то успокаиваются. Или что-то трагическое в жизни случается — тогда к Богу приходят. Я про себя не могу такого сказать.

Перед Homo sapiens, человеком разумным, обязательно встают какие-то глобальные вопросы: быть или не быть, кто я, откуда и куда иду? Зачем я живу, каково моё место во вселенной, откуда сама вселенная взялась? Если пытаться искренне ответить на эти и другие вечные вопросы, вполне можно и без всяких жизненных катаклизмов прийти к Богу. Я думаю, что вера — это дар. А мы, как люди свободные, можем принять его или отказаться, заслонившись бронёй атеизма или длинными, в конце концов ничего не доказывающими умственными выкладками. Человек свободен в своём выборе, и мне это тоже очень нравится. Бог мог бы на каждый зелёный листочек поставить штамп «Made by God», «Сотворено Богом», но не сделал этого. И мы свободны решать, Бог ли сотворил листочек или бездушная природа.

Как люди могут не видеть: всё на земле свидетельствует о том, что Бог нас любит?! Проблема лишь в том, любим ли мы Его, своего Творца.

По мере воцерковления я прошёл те же ступени, по которым поднимаются многие верующие, не получившие в детстве правильных представлений о Боге. Предваряет процесс восхождения к Господу неофитство. Это такое младенческое состояние, когда человек только входит в Церковь. Неофитство вполне законно и терпимо как детское восприятие мира у растущих малышей, как болезни роста у подростков. В неофитстве есть положительный импульс. Неофит — человек, который познал если не Бога, то хотя бы то, что Он есть и действует через Церковь. Следствием этого является горячая вера, ревность в ней (бывает, не по разуму), максимализм. Сами по себе эти качества замечательные — но в неофитстве они младенческие, поэтому нуждаются в развитии, осмыслении, корректировке. Неофиту свойственно болезненное осуждение всех и вся, потому что он считает, что вдруг наконец всё понял, и терроризирует людей вокруг, которые ещё «не поняли» (может, они станут благодаря этому святыми и это будет его вклад в их спасение). Беда начинается тогда, когда человек «застревает» в неофитстве и навсегда становится только внешним борцом со злом.

После периода неофитства человека подстерегает другая опасность: ему надоедает играть в верующего. Каждый из нас в той или иной степени эгоист, и этот эгоизм может взять в нас верх. Но человек смиренный из православия никогда не уйдёт, потому что православие — религия любви к Богу и ближнему. Если ты хочешь помочь Церкви, то старайся исправить себя самого, а не других. Если ты исправишь себя — то исправится и частичка Церкви. Однако чтобы исправить себя, может не хватить целой жизни.

Можно ещё много слов сказать о пути, по которому следует христианин. Но для того, чтобы это всё понять, нужно самому начать жить во Христе, то есть на практике следовать заповедям, молиться, ходить на богослужения, участвовать в таинствах Церкви. Без помощи Божьей, конечно, ничего не получится, но и без собственного желания человека Бог не заставит его всё это делать, потому что Он создал человека со свободной волей.

Вера, мне кажется, это какое-то внутреннее состояние, внутреннее свойство человека. Люди грешат одинаково, но по-разному относятся к тому, что делают. Например, ленивым грязнулей может быть и верующий, и неверующий. Отличие между ними в том, что верующий понимает, что он несовершенен и может исправиться лишь с Божьей помощью, а неверующий может об этом даже не подозревать и поэтому считать критику своей лени обидным поклёпом, оправдываясь, например, сильной занятостью.

Надо соблюдать элементарную вежливость — говорить людям «спасибо», «пожалуйста», не кричать на детей, уступать старшим место в транспорте, но мы и этого не делаем, потому что жалеем себя. Это относится и к верующим, и к неверующим. Но если в тебе нет веры, ты так и будешь всю жизнь делать не то и не так. Если же ты верующий, то вера даёт тебе надежду, что ты изменишься — не сам себя изменишь, но Бог тебе поможет, если будешь просить Его об этом.

Бог никогда не устаёт от тебя — это один из главных опытов верующего человека. Часто бывает так, что ты бьёшься над каким-то своим недостатком — до того доходит, что тобой овладевает бессильная злость или отчаянье. Но, несмотря на это, Бог говорит тебе: «Здравствуй! Я всё равно с тобой!»

Не уверен, что вера даёт успокоение. Представьте себе, христианство — это религия, в которой утверждается, что будет конец света; мало того — в мире всё плохо, потому что мир лежит во зле^[88]. И только после смерти ждёт тебя награда — если, конечно, попадёшь в Царство Небесное. А если не попадёшь? Какое уж тут спокойствие! Как раз если нет веры, то можно спокойно жить, а когда она есть, тебе постоянно нужно что-то делать: надо становиться лучше, чем сейчас, нужно избавиться от дурных привычек, а не получается… Но при этом, если принимать всё происходящее с тобой как Божью волю, то в душе постепенно устанавливается какое-то базовое спокойствие.

Я по опыту знаю, что несведущие воспринимают Русскую Православную Церковь как некую «чёрную дыру» — что-то запредельно незнакомое и непонятное. Действительно, когда человек находится вне Церкви или заходит в храм раз в десять лет, его страшит всё, что связано с Церковью. Она ведь такая древняя, там ходят в непонятных одеждах, странно называют друг друга, там какая-то сложная иерархия. Другими словами, пойти туда работать человеку нецерковному трудно даже психологически. У меня самого произошла постепенная эволюция во взглядах. Когда я работал в одной светской фирме, высший менеджмент в ней был православный, начальство старалось ненавязчиво привнести в свой корпоративный стиль нечто христианское. Я начал общаться с благотворительными организациями и проводить небольшие акции на работе. В результате, когда меня пригласили работать в Синодальный отдел, это не стало для меня прыжком в неведомое: я уже понимал, с кем должен работать, кто эти люди, какие задачи будут стоять передо мной.

Наверное, все понимают, что Церковь существует на пожертвования. Пожертвования — это то, что даю я, вы, та бабушка на улице, какой-нибудь олигарх — все, кто в меру толщины своего кошелька скинулся, чтобы у Церкви появились деньги. Часть деятельности нашего Синодального отдела связана со сбором денег на какие-то чрезвычайные ситуации. Когда несколько лет назад были пожары из-за сильной засухи, вся страна скинулась по копейке и набралась сумма больше ста миллионов рублей. Мы разрабатываем и воплощаем в жизнь разнообразные благотворительные проекты. Например, в Москве был открыт Дом мамы — это место, куда может обратиться любая беременная женщина в кризисной ситуации. Там ею займутся психологи, будет оказана необходимая помощь, вплоть до поселения там на какое-то время и трудоустройство в дальнейшем. Нам помогают различные фонды и организации — Фонд Василия Великого, Национальный благотворительный фонд, Министерство экономического развития и другие.

Мы собираем средства и для помощи бездомным. По Москве ездит автобус со всем необходимым, оказывает материальную, медицинскую помощь бродягам. Это многим из них спасает жизнь зимой. Сейчас и город тоже выделяет средства на патрулирование, но первым был автобус нашей службы «Милосердие». У нас действует бесплатный секонд-хенд: принимаются и раздаются вещи, там работают и добровольцы. На сайте отдела есть телефоны, адреса. Каждый может внести свой вклад. Отдел работает со всеми несчастными, нуждающимися.

Ещё одно направление нашей деятельности — нарко- и другие зависимости. Мы пытаемся помочь людям с редкими заболеваниями, при которых обычная медицинская помощь бессильна. Часть нашей деятельности направлена на проведение семинаров, встреч для активизации социальной работы на местах — чтобы наши начинания продолжались в провинции, в епархиях. Отдел взаимодействует с государством, пытается донести мнение Церкви по социальной деятельности.

С переходом на работу в Синодальный отдел мне пришлось внутренне «подтянуться». Когда ты являешься представителем такой организации, безусловно, стараешься вести себя на работе сдержанней, не выяснять отношения с коллегами так, как если бы ты работал в коммерческой фирме. Принципы работы Синодального отдела отличаются от корпоративных ценностей обычной мирской организации: они христианские. Тут и акценты в отношениях с людьми должны быть совсем другие: не приветствуется принцип «ты мне, я тебе», но желательно носить тяготы друг друга^[89]. Хорошо толкует эти слова апостола Павла блаженный Феодорит Кирский[90]: «Один недостаток имеешь ты, а другого не имеешь. Он же, напротив, не имеет недостатка, какой имеешь ты, но имеет другой. Ты перенеси его недостаток, а он пусть переносит твой. Таким образом исполняется закон любви».

У нас, например, проходят литургии специально для сотрудников Отдела, после чего наш начальствующий владыка Пантелеимон, епископ Орехово-Зуевский, собирает всех на трапезу и в неформальной обстановке рассказывает что-нибудь интересное, намечает планы на будущее. И хотя многие разговоры касаются исключительно рабочих моментов, однако часто бывает, что владыка исподволь ставит нам и какие-то личные, внутренние задачи.

Надо отметить, что епископ Пантелеимон, ещё когда он был просто священником, отцом Аркадием, сразу произвёл на меня огромное впечатление. Например, как-то на проповеди он говорил про помощь ближнему. После службы я хотел что-то спросить у него, но мне сказали, что он уже убежал в больницу. Это был для меня наилучший пример того, как слово не должно расходиться с делом. Человек, как мне кажется, фактически не обучаем только при помощи слов: это я вижу по своим детям. Сложно чему-то обучить лишь на словах, ну разве что азбуке. Какие-то серьёзные, мировоззренческие вещи постигаются только на примере. Только если ты сам что-то доброе сделаешь, то люди вокруг — твои дети, паства — смогут научиться чему-то.

В общей работе Отдела моя задача как экономиста состоит в том, чтобы отчётность была прозрачной, чтобы мы хорошо и вовремя всё делали с точки зрения финансов. Это в общем не отличается от задач в любой другой организации, где ты должен соответствовать профессиональным параметрам. Но в банке ты отвечаешь перед акционерами, получающими дивиденды, а в Синодальном отделе — перед теми, кто перевёл свои добровольные пожертвования, к примеру, на помощь Греции, или пострадавшим при наводнении на Дальнем Востоке, или бездомным.

Надо стараться уважать всех людей, меньше думать о себе. Однако это только сказать легко, а сделать — трудно. В себе самом, например, я не могу отследить особенных изменений в этом направлении. В общем, мой девиз теперь такой: делай, что должно, и будь, что будет. Только делай, стараясь быть честным, терпеливым, ответственным, добрым, мудрым по-христиански, то есть соблюдая заповеди Божьи.

Расскажу ещё немного о своей семье. Раньше я недобро относился к многодетности. Считал, что многодетные — какие-то отсталые люди, в голове у них чего-то не хватает, недопонимают они чего-то. Я полагал, что двое детей — это уже многодетная семья, а если трое — то это уже кошмар. Перед моими глазами был пример многодетной семьи, живущей в доме по соседству. Ни сочувствия, ни приязни она у меня не вызывала. Но та «перемена ума»^[91], которую совершила во мне Церковь, изменила и моё отношение к детям. Когда мы с женой стали часто ходить в храм, то увидели, что даже четыре, пять детей в семье — не предел. Были там такие семьи, в которых и шестеро, и семеро ребятишек. И нам отчего-то стало приятно и умилительно смотреть на них: как они друг за другом, гуськом, чинно подходят к Чаше, как старшие присматривают за младшими. Я вспомнил о своей прабабушке, у которой было восемь детей — и ничего, жили. Это было крепкое и трудолюбивое семейство. Трудно даже представить, чтобы кого-то из них не было на свете — все оставили свой добрый след в жизни.

У невоцерковлённого обывателя есть два самых любимых объяснения, почему в православной многодетной семье появляются третий ребёнок, четвёртый и последующие дети. Первое — «рожают, пока не добьются наконец мальчика (девочки)». И второй распространённый миф — «они верующие, им нельзя предохраняться».

Не вдаваясь в рассуждения о возможности-невозможности для православных христиан планирования числа детей в семье, замечу, что дело в другом. Верующие родители дают родиться очередному ребёнку, «запланированному» или нет, не из страха нарушить какой-то запрет, а потому, что хорошо осознают ценность и неповторимость каждой человеческой души и огромность посылаемого им дара. Мы с женой стали многодетными неожиданно для самих себя. Просто однажды узнали, что очередной малыш хочет увидеть белый свет, особо не спрашивая мнения родителей, — и согласились с ним. К моей радости, россияне, кажется, вновь возвращаются к разрушенному безверием представлению, что семья — это мама, папа и несколько детей. Я говорю не о том, что женщины вдруг стали больше рожать, но многодетность как идея в обществе больше не отвергается.

Я понимаю, конечно, почему современные супруги страшатся иметь много детей. Потому что заранее планируют: наш ребёнок должен учиться там-то, заниматься в кружках, потом закончить Гарвард, или Кембридж, или на худой конец МГУ, а всё это стоит денег. А ещё семья должна «прилично» отдыхать на курортах, не опускать планку достигнутого уровня жизни и тому подобное. При таком планировании мы будто говорим: «Знаешь, Бог, Ты нам в общем-то не нужен. Мы знаем, что иметь детей — это очень дорого по деньгам. Второй, третий, четвёртый ребёнок — это выше наших сил. Так зачем нищету плодить?» Думая так, мы лишаем Бога возможности действовать, помогать нам. Один из шагов к многодетной семье лично для меня состоял именно в отказе от этого страха, хотя бы на время. Не отрицаю, это нелегко сделать — отказаться от собственной воли и принять волю Божью о том, что детей будет много. И при этом твёрдо верить, даже знать, что всё будет хорошо, — потому что это и есть позиция христианской веры.

С рациональной точки зрения совершенно непонятно, зачем «гробить себя», рожая много детей. Чтобы получить новую льготу от государства? Нет. В большой семье, если подходить к ней с позиций правильных, христианских, смысл в том, что она даёт богатейший комплекс внутренних отношений, эмоций. Это подобно чтению увлекательного романа — с захватывающим сюжетом, придуманным самой жизнью. Нам повезло, что в нашу семью входят бабушки, это расширяет кругозор всего семейства, даёт новые жизненные стимулы, обогащает взаимоотношения. В нашей семейной разновозрастной группе чего только нет: взаимообучение старших и младших, череда микроконфликтов и их решений, взаимовлияние друг на друга, творческие игры. Отношения бабушек с внуками, родителей с детьми, детей друг с другом дают настолько богатый житейский опыт, примеры взаимовыручки и любви, что хватит, кажется, на всю жизнь. Этот опыт расширяет сердце человека, научает его на практике исполнять заповеди Божьи. А ещё каждый новый ребёнок позволяет нам как будто в первый раз знакомиться с миром, удивляться ему вместе с малышом. Как же можно от такого Божьего дара отказываться?!

Вера заставляет внимательнее и глубже всматриваться в жизнь. Я начинаю ценить совершенно обычные и простые вещи, потому что они важны в каждом конкретном мгновении жизни. Вера помогает жить именно здесь и сейчас, как заповедовал Господь. Одна из бед современного человека в том, что он часто живёт либо прошлым, о котором сожалеет, либо будущим, которое он себе спланировал, а на «сейчас» остаётся очень мало времени.

Но именно «сейчас» богато чудесами. Оно состоит из маленьких и больших радостей, а мы часто проходим мимо них. Только глаза веры помогают замечать чудеса; предвзятый или безразличный взгляд их пропускает. Народ привык к броской рекламе, а чудеса, которые показывает нам Бог, остаются прикровенными, не привлекают внимания. Человек может в них купаться и не замечать. Если, например, он здоров, то считает, что это нормально, в порядке вещей, а ведь это дар от Бога, который мы в любую минуту можем потерять. Однажды я шёл мимо детской комнаты и краем глаза увидел, как мой полуторагодовалый сын прыгает с верхнего яруса двухъярусной кровати. Я по инерции прошёл дальше и вдруг осознал, что происходит. Быстро вернулся и увидел, что малыш благополучно приземлился на ноги и спокойно пошёл играть дальше. А для ребёнка в этом возрасте такое просто невозможно…

В повседневной жизни нас окружают чудеса. Вера помогает эти чудеса увидеть и быть благодарными за них. И ещё, мне кажется, вера даёт более глубокое понимание красоты. Ты постоянно задумываешься: а для чего она нам дана? Вот, например, ты купил для салата помидор, а он прекрасен как всякое творение Бога… Наверное, красота Божьего мира напоминает нам о цели нашей жизни, подвигает к тому, чтобы самим внутренне стать прекрасными. Непостижимым образом красота тождественна добру и истине.

Я рассматриваю данную мне свыше веру в Бога как аванс. Немножко даже страшно. Я принял те условия, в которых оказался, и теперь имею надежду только на Бога. Но легко сказать: «надеюсь на Бога». Как сильно ты на Него надеешься в действительности — это покажет жизнь. Я лишь знаю, что вера не даётся нам сразу. Мы никогда не обладаем ею во всей полноте и можем как преумножать её, так и терять. И всё же я верю: Господь со мною!

Читать в формате pdf

---

[1] митрополит Сурожский Антоний, в миру Андрей Борисович Блум (1914–2003) — епископ Русской Православной Церкви. Философ, проповедник. Автор многочисленных книг и статей на разных языках о духовной жизни.

[2] Мф. 16:18.

[3] См.: Мф. 5:13.

[4] Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб, в крещении Роман и Давид (†1015) — русские князья, сыновья святого равноапостольного князя Владимира. В междоусобной борьбе, вспыхнувшей в 1015 году после смерти их отца, были убиты своим старшим братом Святополком Окаянным. Борис и Глеб — первые русские святые, канонизированные как Русской, так и Константинопольской Церковью. Дни памяти: 15 мая, 6 августа по новому стилю.

[5] Откр. 3:20.

[6] Иисусова молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».

[7] Епитрахиль (греч. epitrachelion, от epi над, и trachelos шея) — принадлежность богослужебного облачения священника и архиерея — длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь, спереди сшита или скреплена пуговицами, надевается поверх подризника или рясы. Символизирует благодатные дарования священника как священнослужителя. Архиерей носит епитрахиль в знак сохранения иерейских благодатных дарований. Без епитрахили священник и архиерей не могут священнодействовать.

[8] Лк. 6:46.

[9] «Аська» — уменьшительно-ласкательное название интернет-службы ICQ (англ. I seek You — «я ищу тебя») — централизованная служба мгновенного обмена сообщениями между пользователями сети интернет.

[10] Архимандрит Иоанн, в миру Иван Михайлович Крестьянкин (1910–2006) — священнослужитель Русской Православной Церкви, архимандрит. Около сорока лет был насельником Псково-Печерского монастыря. Один из наиболее почитаемых старцев Русской Православной Церкви в конце XX — начале XXI веков.

[11] См.: Мф. 22:37–39.

[12] Мф. 6:33.

[13] См.: Мф. 19:26.

[14] Явление чудотворной иконы «Неупиваемая Чаша» произошло в 1878 году. Крестьянин Ефремовского уезда Тульской губернии, отставной солдат, был одержим страстью пьянства. Он пропивал всё, что имел, и вскоре стал нищенствовать. От непомерного пьянства у него отнялись ноги, но он продолжал пить. Однажды во сне ему явился старец и приказал идти в город Серпухов, в монастырь Владычицы Богородицы, где находится икона Божией Матери «Неупиваемая Чаша», и отслужить перед ней молебен. Без денег, не владея ногами, крестьянин не рискнул отправиться в путь. Но святой старец явился ему во второй, а потом и в третий раз и грозно приказал исполнить повеление. На четвереньках отставной солдат отправился в монастырь. В некоем селении он остановился отдохнуть. Чтобы облегчить боль, старушка-хозяйка растёрла ему ноги и уложила на печь. На следующий день ему стало легче. Опираясь сначала на две, а потом на одну палку, он дошёл до Серпухова. Придя во Введенский Владычный монастырь и рассказав о своих сновидениях, страждущий просил отслужить молебен. Но никто в монастыре не знал иконы Божией Матери с таким наименованием. Тогда подумали: не та ли это икона, что висит в проходе из храма в ризницу? На оборотной стороне её действительно увидели надпись: «Неупиваемая Чаша». А в иконописном лике ученика святителя Алексия — преподобного Варлаама — недугующий крестьянин сразу же узнал являвшегося ему во сне старца. Из Серпухова он возвращался домой вполне здоровым. Весть о чудесном исцелении от иконы Божией Матери быстро распространилась по России. Одержимые страстью пьянства, их родные и близкие спешили вознести молитвы к Богоматери о спасении от недуга, и многие приходили уже после исцеления, чтобы возблагодарить Владычицу за Её великую милость.

[15] Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идёт и берёт с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого (Мф. 12:43–45).

[16] Преподобный Савватий Тверской Оршинский (†1434) — монах, по преданию пришедший в Тверь из Иерусалима. Подвизался в Оршинском Вознесенском монастыре, затем решил перейти к пустынному жительству и поселился недалеко от Твери отшельником в лесной пещерке. Основал монастырь Савватьева пустынь. День памяти — 15 марта по новому стилю.

[17] Мф. 7:3.

[18] Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит (1Кор. 13:4–7).

[19] Преподобный Серафим Саровский, в миру Прохор Исидорович Мошнин (1759–1833) — иеромонах Саровского монастыря, основатель и покровитель Дивеевской женской обители. Известен своими аскетическими подвигами, например, тем, что тысячу дней и ночей провёл стоя на коленях на каменном валуне. Прославлен Русской Православной Церковью в 1903 году в лике преподобных по инициативе царя Николая II. Один из наиболее почитаемых русских святых. Дни памяти: 15 января и 1 августа по новому стилю.

[20] Из «Беседы преподобного Серафима Саровского о цели христианской жизни с симбирским помещиком и совестным судьёй Н. А. Мотовиловым».

[21] Мф. 19:23. Ср.: Мк. 10:23, Лк. 18:24.

[22] Апостол Павел (Савл, Саул; ок. 10 – ок. 67) — «апостол язычников» (Рим. 11:13), не входивший в число Двенадцати апостолов. В юности Савл участвовал в преследовании христиан. Пережитый им опыт встречи с воскресшим Иисусом Христом привёл к обращению в христианство и стал основанием для апостольской миссии. Апостолом Павлом были созданы многочисленные христианские общины на территории Малой Азии и Балканского полуострова. Послания Павла общинам и отдельным людям составляют значительную часть Нового Завета и являются одними из главных текстов христианского богословия. День памяти — 12 июля по новому стилю.

[23] 1Кор. 7:20.

[24] См.: Мф. 19:16–26.

[25] Святитель Иоанн Златоуст (ок. 347–407) — архиепископ Константинопольский, проповедник, богослов, автор многочисленных творений и молитв, составитель чина Литургии. В Православной Церкви почитается как один из трёх Вселенских святителей и учителей вместе со святителями Василием Великим и Григорием Богословом. Дни памяти: 26 ноября, 9 и 12 февраля по новому стилю.

[26] См.: Мф. 6:33.

[27] См.: Мф. 25:13–30.

[28] Лк. 12:48.

[29] Мф. 6:15.

[30] Преподобный Антоний Великий (ок. 251–356) — раннехристианский подвижник и пустынник, основатель отшельнического монашества. Учитель святителя Афанасия Александрийского, который написал житие преподобного Антония. День памяти — 30 января по новому стилю.

[31] Преподобный Александр Свирский, в миру Амос (1448–1533) — архимандрит, основатель Александро-Свирского монастыря. Прославился многими чудесами и праведным образом жизни. В 19 лет Амос тайно ушёл на Валаам, где и принял монашеский постриг. Подвизался в общежитии, потом в безмолвии на острове, затем на месте, указанном ему Господом, где впоследствии и образовался Александро-Свирский монастырь. Дни памяти: 30 апреля и 12 сентября по новому стилю.

[32] Мф. 6:19–20.

[33] Оккульти́зм (от лат. occultus — скрытый, тайный) — общее название учений и традиций, считающих, что существуют скрытые и неизвестные науке силы и явления в человеке и в космосе (природе), опыт которых доступен лишь людям с «особыми способностями» или «посвящённым». К таким учениям относятся алхимия, астрология, каббала, теософия. С этим связаны гадания, спиритизм, колдовство, магия, шаманизм, парапсихология, паранормальные явления, экстрасенсорика.

[34] Пятидесятничество — одно из позднепротестанских течений христианства, возникшее в начале XX века в США. Его идейные истоки лежат в религиозно-философском движении ривайвелизма (англ. revival — «возрождение, пробуждение»), возникшем в XVIII веке среди последователей ряда протестантских церквей США, Англии и других стран, и в развившемся в его рамках «Движении святости» (англ. Holiness Movement). Пятидесятники особое значение придают Крещению Святым Духом, понимая его как особое духовное переживание, нередко сопровождающееся различными эмоциями, в момент которого на возрождённого верующего нисходит сила Святого Духа. Пятидесятники считают это переживание тождественным пережитому апостолами на пятидесятый день после воскресения Христа. И поскольку день этот назван днём Пятидесятницы, то отсюда и название «пятидесятники».

[35] Слова из притчи о блудном сыне (Лк. 15:13, по церковнославянскому тексту).

[36] «Объятия Отча отверзти ми потщися…» — песнопение (седален) из службы в Неделю о блудном сыне.

[37] 1Кор. 11:3.

[38] Мф. 6:31–33.

[39] См.: 1Тим. 2:15.

[40] Преподобный Паисий Святогорец, в миру Арсений Езнепидис (1924–1994) — один из самых уважаемых греческих старцев и духовных светил греческого народа XX века, старец и монах Афонской горы, известный своими духовными наставлениями и подвижнической жизнью. Паисия Святогорца широко почитают в России. 13 января 2015 года Священный Синод Вселенского Патриархата единогласно определил причислить старца Паисия Святогорца к лику святых Православной Церкви. День памяти преподобного Паисия — 12 июля по новому стилю.

[41] Альма-матер (лат. alma mater — буквально «кормящая, благодетельная мать» или «мать-кормилица») — старинное неформальное название учебных заведений (университетов, которые изначально давали в основном теологическое и философское образование), как организаций, питающих духовно. В современной лексике образно означает учебное заведение, в котором человек получал или получает образование; для профессиональных учёных — место их наибольшей занятости.

[42] Истинно говорю вам: если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное (Мф. 18:3).

[43] Паки и паки — снова и снова (церк.-слав.). Во время богослужения диакон возглашает: «Паки и паки миром Господу помолимся!»

[44] Святой апостол Андрей Первозванный — один из апостолов (учеников) Иисуса Христа, родной брат апостола Петра. Первым из апостолов последовал за Христом, а затем привёл к Нему своего брата апостола Петра. После Сошествия Святого Духа на апостолов святой Андрей отправился с проповедью Слова Божия в восточные страны, дошёл до места, где стоит теперь город Киев. По преданию апостол поднялся на Киевские горы, благословил их и водрузил там крест. В городе Патры был распят язычниками на косом кресте. Дни памяти: 13 июня, 13 декабря по новому стилю.

[45] Гове́ние — приготовление к таинству Причастия, которое заключается в посте и воздержании, более частом посещении богослужений, чтении особых молитв из молитвослова.

[46] Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лк. 12:32).

[47] Иак. 2:26.

[48] Forever — навсегда, навеки (англ.).

[49] ФОПФ — факультет общей и прикладной физики.

[50] People to People International (англ.) — международная организация, основанная американским президентом Дуайтом Д. Айзенхауэром 11 сентября 1956 года с целью поддержания взаимопонимания и дружественных отношений между представителями разных наций и культур посредством участия в образовательных, культурных и гуманитарных программах.

[51] Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире (1Ин. 4:1).

[52] Преподобный Пимен Великий (ок. 340 – ок. 450) — христианский подвижник, подвизавшийся в Египте: сначала в знаменитой монашеской общине в Скитской пустыне, потом в развалинах языческого храма в Теренуфисе. Благодаря прп. Пимену появился на свет сборник монашеских изречений, известный под названием «Афоризмы». День памяти — 9 сентября по новому стилю.

[53] Преподобный Сергий Радонежский, в миру Варфоломей (1314–1392) — игумен, основатель Свято-Троицкого монастыря под Москвой (ныне Троице-Сергиева лавра), преобразователь монашества в Северной Руси в духе исихазма, основоположник русского старчества и возобновитель монашеского общежития. Считается величайшим подвижником земли Русской. Дни памяти: 18 и 19 июля, 8 октября по новому стилю.

[54] Святитель Филипп, в миру Фёдор Степанович Колычёв (1507–1569) — епископ Русской Православной Церкви, митрополит Московский и всея Руси. Происходя из знатного боярского рода, свт. Филипп тайно покинул родных и принял монашество в Соловецком монастыре, а впоследствии стал его игуменом. По просьбе царя Ивана Грозного стал предстоятелем Русской Православной Церкви. Обличал злодейства опричников, попал в опалу к царю, был лишён сана и убит Малютой Скуратовым. День памяти — 22 января по новому стилю.

[55] Святая Екатерина Александрийская, до крещения Доротея (287–305) — христианская великомученица. Быв дочерью правителя Александрии Египетской и живя в столице, св. Екатерина, обладавшая редкой красотой и умом, получила блестящее образование, изучила произведения лучших античных философов и учёных. По преданию после обращения в христианство и крещения во сне к ней явился Иисус Христос и вручил ей кольцо, обручив её Себе. Приняла мученическую смерть от императора Максимина. День памяти — 7 декабря по новому стилю.

[56] Святитель Афанасий Великий, Александрийский (ок. 298–373) — один из греческих отцов Церкви, принадлежавший к Александрийской школе патристики. Архиепископ Александрийский, преемник епископа Александра. Известен как один из наиболее энергичных противников арианства. К 350 году он остался единственным православным неарианским епископом в восточной половине Римской империи. Дни памяти: 31 января и 15 мая по новому стилю.

[57] Рим. 7:19

[58] Блаженная Матрона Московская, урождённая Матрона Дмитриевна Никонова (1881–1952) — святая Русской Православной Церкви. Родившись слепой, уже с 8-ми лет Матрона имела глубокую веру, была отмечена даром духовного рассуждения, прозорливости и чудотворения. В 18 лет у неё отнялись ноги. В 1925 году св. Матрона перебралась в Москву, в которой прожила до конца своих дней, переезжая с места на место. Помогала многим людям, исцеляя их духовно и телесно. Дни памяти: 2 мая и 8 марта по новому стилю.

[59] ВТЭК — врачебно-трудовая экспертная комиссия.

[60] Апостольское правило 65: «Если кто из клира или мирянин в синагогу иудейскую или еретическую войдёт помолиться, да будет и от чина священного извержен, и отлучён от общения церковного».

[61] Ин. 20:28.

[62] Из стихотворения С. Есенина «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..»

[63] Слова из песни «Едем мы, друзья» (музыка В. Мурадели, слова Э. Иодковского).

[64] Святитель Николай, архиепископ Мир Ликийских, Чудотворец (ок. 270 – ок. 345), называемый в народе Угодником за великий дар угождения Богу и людям, — один из самых почитаемых христианских святых. Прославился ещё при жизни многими чудесами и великим милосердием к страждущим. К святителю Николаю обращаются с молитвами о помощи в разных бедах, в плавании по морю, просят об освобождении из заключения. Святого чудотворца чтут во всём мире, к нему обращаются не только христиане, но и люди других вероисповеданий. Дни памяти: 22 мая и 19 декабря по новому стилю.

[65] Иак. 4:6.

[66] Деян. 14:22.

[67] Преподобный Варсонофий Оптинский, в миру Павел Иванович Плиханков (1845–1913) — архимандрит Русской Православной Церкви, проповедник, духовный писатель, до пострижения в монашество — полковник. Входит в Собор 14-ти преподобных старцев Оптиной пустыни. В 1912 году был назначен настоятелем Старо-Голутвинской обители, благодаря чему монастырь стал одним из духовных центров Подмосковья. Дни памяти: 14 апреля и 24 октября по новому стилю.

[68] Святой благоверный князь Глеб Владимирский, в Крещении Георгий (1155–1174) — младший сын святого благоверного князя Андрея Боголюбского. Под влиянием благочестивых родителей он вырос глубоко верующим и с двенадцатилетнего возраста проводил уединённую духовную жизнь. Его нетленные мощи сохранились и прославились чудесами. По молитвам святого князя был спасён город Владимир от нашествия польско-литовских захватчиков в 1613 году. День памяти — 3 июля по новому стилю.

[69] Преподобный Макарий Оптинский, в миру Михаил Николаевич Иванов (1788–1860) — иеросхимонах, входит в Собор 14-ти преподобных старцев Оптиной пустыни. Его духовным наставником в Оптиной пустыне стал преподобный Леонид (в схиме Лев) Оптинский. Благодаря прп. Макарию были изданы собранные в Оптиной рукописи и переводы прп. Паисия (Величковского). До самой смерти преподобный принимал духовных чад и паломников, наставляя и благословляя их. Дни памяти: 20 сентября и 24 октября по новому стилю.

[70] Евр. 12:6.

[71] Павел, став среди ареопага, сказал: Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашёл и жертвенник, на котором написано: «неведомому Богу». Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам (Деян. 17:22–23).

[72] Апостол Пётр (Симон; †ок. 67) — один из двенадцати апостолов (учеников) Иисуса Христа, родной брат апостола Андрея Первозванного. За свою преданность и решительность был особенно приближен к Господу вместе с апостолами Иаковом и Иоанном Богословом. Он первый исповедал Господа Иисуса Христа Христом, то есть Мессией, за что удостоился наименования Камень (Пётр). Также первый содействовал распространению и утверждению Церкви Христовой после сошествия Святого Духа. Принял мученическую кончину в Риме через распятие вниз головой. Дни памяти: 29 января, 12 и 13 июля по новому стилю.

[73] 1Ин. 5:19.

[74] Мф. 25:35–40.

[75] Слово «тварь» в первоначальном своём смысле, сохранившемся в Церкви, означает то, что сотворено, творение.

[76] Мф. 16:24.

[77] Мф. 11:12, по церковнославянскому тексту.

[78] Святитель Лука, в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий (1877–1961) — советский хирург, учёный, автор трудов по анестезиологии, доктор медицинских наук, профессор; епископ Русской Православной Церкви, с 1946 года — архиепископ Симферопольский и Крымский, духовный писатель, доктор богословия. Лауреат Сталинской премии первой степени. Архиепископ Лука стал жертвой сталинских репрессий и провёл в ссылке в общей сложности 11 лет. Реабилитирован в апреле 2000 года. В августе 2000 года канонизирован Русской Православной Церковью в сонме новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. День памяти — 11 июня по новому стилю.

[79] Святой праведный Алексий Московский (Мечёв) (1859–1923) — священнослужитель Русской Православной Церкви, известный московский протоиерей начала XX века, настоятель храма святителя Николая в Клённиках. После смерти горячо любимой супруги всего себя посвятил служению Богу и людям. Св. Алексий открыл церковноприходскую школу, устроил приют для сирот и неимущих, в течение 13-ти лет преподавал Закон Божий в женской гимназии Е. В. Винклер, способствовал возрождению древнерусской иконописи. Прославлен в лике святых Русской Православной Церкви в 2000 году. День памяти — 22 июня по новому стилю.

[80] Святитель Митрофан Воронежский, в миру Михаил, в схиме Макарий (1623–1703) — епископ Воронежский. Половину своей жизни святой прожил в миру, был женат и имел детей. Овдовев, посвятил свою жизнь Богу. Вёл строгую иноческую жизнь. Святитель Митрофан приобрёл известность как обличитель раскола и сподвижник патриотических начинаний царя-реформатора Феодора Алексеевича. Особые отношения у святителя были с Петром I — свт. Митрофан старался содействовать полезным для Отечества преобразованиям, но не одобрял слишком тесного общения царя с иноземными иноверцами и бездумного восприятия их обычаев. Дни памяти: 1 и 20 августа, 17 сентября, 6 декабря по новому стилю.

[81] См.: Мф. 19:26.

[82] Анорексия (anorexia nervosa) — отказ от приёма пищи в связи с отсутствием аппетита или под влиянием психопатологических расстройств. При анорексии возникает патологическая боязнь потолстеть и нежелание употреблять даже минимально необходимые количества еды. По статистике, каждый пятый больной погибает от вторичных нарушений в организме, вызванных голоданием.

[83] «Наряду со Священным Писанием есть ещё один авторитетный источник церковной жизни — Священное Предание. Оно раскрывает нам смысл таинств и определяет формы их совершения; оно объясняет Священное Писание и, так сказать, «выводит» из таинств и Священного Писания строй жизни Церкви — литургический и канонический; формулирует догматическое и нравственное учение Церкви и содержит опыт спасения бесчисленного количества христиан, зафиксированный в церковной письменности. Священное Предание и есть духовный опыт Церкви: через него мы приобщаемся полноте церковной жизни; без него и Священное Писание становится абстрактно-непонятным, и таинства не могут быть нами приняты и усвоены как должно. Цель Священного Предания, таким образом, — снабдить нас, людей, живущих в конкретный исторический момент, реальным опытом жизни Церкви, раскрыть для нас смысл таинств и соответствующей жизнью приобщить нас к ним, научить правильно воспринимать Откровение Божие и обще — указать нам, как жить духовной христианской жизнью» (Игумен Пётр (Мещеринов) «О Священном Предании»).

[84] Сакральный (от лат. sacer — священный) — имеющий отношение к Божественному, религиозному, мистическому; отличающийся от обыденных вещей, понятий, явлений.

[85] Сказал безумец в сердце своём: нет Бога (Пс. 52:1).

[86] Содо́м и Гомо́рра — города, упоминание о которых в Библии связано прежде всего с исключительной порочностью их жителей, которые погрязли в распутстве и за это были испепелены огнём, посланным с небес. На этом месте теперь Мёртвое море. Название Содома стало нарицательным для обозначения противоестественного полового влечения — содомии.

[87] Синодальный отдел по церковной благотворительности и социальному служению учреждён в 1991 году. Своей задачей отдел видит соединение эффективных современных технологий благотворительности с христианским служением ближнему, создание общецерковного массового добровольческого движения милосердия. Направления работы отдела: помощь детям-сиротам, многодетным и неполным семьям; помощь престарелым и инвалидам; помощь наркозависимым; помощь алкозависимым; помощь в чрезвычайных ситуациях; помощь бездомным; создание общецерковной базы данных по социальной деятельности; развитие православного добровольческого движения; информационное обеспечение социального служения; издание методических пособий по социальной работе; организация дистанционного обучения.

[88] 1Ин. 5:19.

[89] См.: Гал. 6:2.

[90] Блаженный Феодорит Кирский (386/393–457) — епископ Кирский, представитель Антиохийской школы богословия. Известен как общественный деятель, пастырь и мыслитель, автор толкований на Ветхий и Новый Заветы. Участвовал в спорах вокруг учения Нестория, пытаясь защитить его от нападок св. Кирилла Александрийского, оставаясь, тем не менее, на православной позиции. Одним из первых осудил ересь Евтихия (монофизитство) и был заочно низложен на «разбойничьем соборе» 449 года. Однако в 451 году Четвёртый Вселенский Собор оправдал его после того, как Феодорит публично осудил Нестория.

[91] Слово «покаяние» — церковнославянский перевод греческого «метанойя» (μετάνοια), то есть «перемена ума», «перемена мысли», «переосмысление»; термин обозначает перемену в восприятии фактов или явлений. Это радикальное изменение, качественный скачок, после которого возврат к предыдущему состоянию невозможен; христианское преображение человека.