Путь иеромонаха Василия (Рослякова) — одного из трех насельников Оптиной пустыни, убитых в пасхальное утро 1993 года.
Дивен мне разум небесного свода,
Дивно свеченье далекой звезды,
Видел я край совершенства земного,
Слово же Божье обширней земли.
Где от души мне своей затаиться?
Где не настигнут раздумья меня?
Я по Вселенной промчался как птица,
Места такого не знает она.
Если скажу, может, тьма меня скроет,
Будет мне ночь неприступной стеной,
Сердце тотчас заскулит и завоет,
Ночь освещая тоскою грудной.
Дивно я создан Божественным Словом,
Будто бы соткан из ткани земли,
С замысловатым телесным узором,
С тайным до времени светом внутри.
иеромонах Василий (Росляков)
«Когда другого я пойму, чуть больше, чем наполовину…»
Время духовного становления Игоря Рослякова, оптинского иеромонаха Василия, пришлось на последние годы существования Советского Союза. Служителем алтаря Господня он стал уже в новой, не безбожной, восстающей из руин России.
Несмотря на то, что церкви сейчас открыты, и нам не приходится прятать Библию, общее духовное состояние большей части людей не вселяет оптимизма, и современные молодые верующие люди нередко оказываются на месте Игоря Рослякова, в среде непонимания и насмешек. Нам стоит обращаться к примерам людей, живших прежде нас, прошедших от неверия к вере, делать выводы и, подражая им, стараться восходить тем же путем в Царство Истины.
Человек одаренный, каким был иеромонах Василий, представляет особый интерес, потому что его опыт духовных исканий отразился в стихах, которые заслуживают особого внимания, «чтоб кто-то по давним постиг песнопеньям все новое, что мы могли бы сказать», как выразился сам о. Василий в своем стихотворении.
Иеромонах Василий (Игорь Иванович Росляков) родился 23 декабря 1960 года в Москве, в семье Ивана Федоровича и Анны Михайловны Росляковых. Он был единственным, долгожданным и достаточно поздним ребенком: матери было уже сорок, отцу — сорок три. Крещение Игорь Росляков принял в младенчестве, в храме святителя Николая Чудотворца в Хамовниках, и был наречен в честь благоверного князя Игоря Черниговского.
Интересно отметить, что святой, в честь которого нарекли младенца, был убит соплеменниками в борьбе за власть, погиб от ножа, а перед смертью принял иночество. Даже в житии небесного покровителя мы можем усмотреть некоторое предзнаменование будущей жизни отца Василия.
Отец нередко говорил Игорю: «Нельзя мириться с обманом, сынок».
Отец Игоря, Иван Федорович Росляков, родился в 1917 году в Рязанской области, в полугодовалом возрасте осиротел и был доставлен в один из детдомов Москвы. Достигнув совершеннолетия, он поступил на воинскую службу. Во время Великой Отечественной войны служил на северном флоте, после чего работал в правоохранительных органах. Он состоял в компартии, однако, по воспоминаниям жены, всегда имел при себе иконку Богородицы. Со временем Иван Федорович все чаще сталкивался с обманом и лицемерием в партийных кругах. Будучи человеком честным, он не стал мириться с этим и сдал партийный билет, когда его хотели назначить на общественную работу. Естественно, его пытались отговорить, даже угрожали, рекомендовали подумать о будущем сына. Но он ответил твердо: «Сын мой сам дорогу найдет». И впоследствии отец нередко говорил Игорю: «Нельзя мириться с обманом, сынок». Родственники и знакомые семьи вспоминают, что отец был добрым и гостеприимным человеком, но в то же время весьма задумчивым и молчаливым. Мы можем видеть, что эта задумчивая молчаливость, это стремление к правде и стояние в ней передались и будущему отцу Василию.
Мама Игоря, Анна Михайловна, происходила из крестьянской семьи, была родом из Смоленской области. В довоенной юности переехала в Москву и работала ткачихой. Семья Росляковых жила скромно. В такой обстановке и родился будущий иеромонах. В семье он с раннего детства видел добрый пример своих родителей, который влияет на детей гораздо больше, чем долгие нравоучения. Но в то же время следует отметить, что, проводя юность в безбожном окружении, Игорь в детские годы не имел веры в Бога. Однако уже в раннем возрасте в его сердце прорастало зерно любви. Подтверждением служат случаи, когда Игорь подарил любимый магнитофон своему другу и чуть позднее — гитару. С самого детства блага этого мира не владели его сердцем, и он легко расставался с ними ради любви к своим товарищам.
В юные годы Игорь начинает писать стихи, подолгу сидит ночами и задумчиво смотрит на звездное небо за окном. Он был очень любознательным, интересовался наукой и чудесами света, созерцание окружающего мира давало пищу для размышлений. В православной догматике познание Бога через красоту сотворенного мира называют космологическим богопознанием, то есть познанием Творца через красоту видимых творений.
Остается только догадываться о всех переживаниях и исканиях того периода жизни, потому что большинство стихов того времени Игорь сжег, а те, что дошли до нас, несут на себе печать уже сложившегося православного мировоззрения или являются несколько отстраненными, романтическими, не отражающими переживаний веры и неверия. Конечно, это не означает, что их не было. Каждого человека Господь призывает своим путем, и, возможно, это останется навсегда сокрытым от нас личным опытом духовного становления будущего мученика.
В 19-летнем возрасте Игорю пришлось пережить одно из самых страшных событий — внезапную смерть отца. После тяжкой утраты он изменился, стал еще более молчаливым и задумчивым. Несомненно, всё это отразилось на юной душе и дошло до нас в его стихотворном переложении 61 псалма:
Бог сказал — и услышал я дважды,
Что для каждого суд по делам.
Когда умер отец, и однажды,
Когда к смерти готовился сам.
С раннего детства Игорь научился читать, и чтение на всю жизнь осталось одним из самых любимых его занятий. Обладая прекрасной памятью, он всегда хорошо учился. Кроме того был, как говорят о талантливых людях, талантлив во всем. Со второго класса стал заниматься спортом: плаванием, впоследствии — водным поло. После школы он пытался поступить в институт физкультуры, но его отстранили от экзаменов за попытку подсказать товарищу.
В 1980 году будущий священник поступает в МГУ на экономический факультет, но вскоре переводится на факультет журналистики. В этот период он выступает за Университетскую команду по водному поло, становится ее капитаном.
К началу восьмидесятых годов в МГУ преподавало множество уникальных ученых, в том числе и с мировым именем, царила общая обстановка научного и духовного поиска. Близкое знакомство с русской классической литературой и философией, а также общение с верующими преподавателями подталкивают Игоря на путь серьезного воцерковления, он начинает посещать храмы, совершает первые паломничества, а его излюбленные поездки в деревню так же дают ему возможность уединиться, помолчать, подумать.
В период студенческой юности Игорь был женат, но совсем недолго, о чем он упоминает в автобиографии при поступлении в монастырь.
Несмотря на напряженный график учебы и игр, ему всегда хватало времени на научную работу и на поэзию. Его рефераты и курсовые работы преподаватели считали образцовыми. Как в журналистике, так и в спорте (Игорь достиг звания мастера спорта международного класса) он мог бы сделать прекрасную карьеру. Его православное миропонимание становится заметным во всем образе жизни, и будущий мученик является своего рода исповедником среди сверстников и родственников. Еще в университете Игорь начинает строго соблюдать посты, несмотря на тяжелые сессии и выезды на спортивные сборы и соревнования. Но воин Христов твердо держится на занимаемых позициях, на соревнованиях в период Великого поста ему приходится питаться одной гречкой. Своим товарищам, в ответ на непонимание и упреки, он объясняет, что для победы важнее силы духовные, а не физические, что, собственно, и доказывает своей мастерской игрой. Его всегда уважали, уважают и теперь, Игорь Росляков становится для своей команды более чем капитаном — с него берут пример, в его словах не сомневаются. Постепенно спорт теряет над будущим монахом свою власть. На соревнованиях он выступает все реже, готовится оставить одно из любимейших дел в своей жизни, ведь спорт был одним из его талантов и, несомненно, частью души. Учась в университете, Игорь постепенно понимает, что журналистом работать не сможет, потому что писать лживые статьи он не хотел и не умел, а противостоять в одиночку советской пропаганде не видел смысла.
В 1986 году в судьбе Игоря Рослякова происходит очень важное событие — знакомство с иеромонахом Рафаилом (Огородниковым). Внешне могло бы показаться, что о. Рафаил и Игорь — люди разные: батюшка был очень общительным, жизнерадостным и нередко юродствовал, в то время как молодой человек был всегда тих и молчалив. На момент знакомства о. Рафаил служил в г. Порхове Псковской области. В его доме всегда собиралось множество народа со всей России, люди получали у него утешение и духовное врачевание. Одним из духовных чад стал Игорь Росляков. Отец Рафаил, видимо, сразу понял его душу, искренне полюбил его, и только ему разрешал входить в свою маленькую комнатку-келью, где они подолгу беседовали ночами. Нам ничего не известно о содержании бесед отца Рафаила и Игоря, но, как и древо познается по плодам, так и это общение для нас характеризуется его итогом, а также безграничной любовью о. Василия к о. Рафаилу, которая отразилась в его стихах, посвященных дорогому батюшке. Отец Рафаил погиб в ДТП через два года после их знакомства — в 1988 году. Сообщение о гибели духовника и друга Игорь получил уже в Оптиной пустыни. На следующий день было написано это стихотворение:
Нашел бы я тяжелые слова
О жизни, о холодности могилы,
И речь моя была бы так горька,
Что не сказал бы я и половины.
Но хочется поплакать в тишине
И выйти в мир со светлыми глазами.
Кто молнией промчался по земле,
Тот светом облечен под небесами.
Летом, когда вся команда уехала отдыхать на море, Игорь отправляется в Псково-Печерский монастырь, где живет в течение месяца. Впоследствии он неоднократно приезжал в эту обитель, общался с о. Иоанном (Крестьянкиным), который и благословил его оставить спорт и уйти в монастырь. В качестве иллюстрации к этому периоду стоит привести отрывок из стихотворения о. Василия:
Я тогда становлюсь на мгновенье
Не от мира сего молчуном,
А бесплотных стихов сочиненье
Служит хлебом тогда и питьем.
И тогда ничего мне не стоит
Бросить все и уйти в монастырь,
И упрятать в келейном покое,
Как в ларце, поднебесную ширь.
17 октября 1988 года, в день обретения мощей прп. Амвросия Оптинского, Игорь Росляков поступает в монастырь, ставший для него тихим и последним пристанищем.
В 1988 году, в честь тысячелетия крещения Руси, в числе прочих монастырей была возвращена верующим и Оптина пустынь. Из дневника Игоря Рослякова мы узнаем, что с 21 июня по 29 августа 1988 года он живет в Оптиной и активно участвует в восстановительных работах в обители, восстающей из руин. После этого он посетил Печоры и Порхов и стал просить благословения у матери оставить мир. Однако мать была против. «Монастырь – дело хорошее, – говорила она, – но пусть туда идут другие». Сама Анна Михайловна не отрицала существования Бога, но была очень недовольна тем, что сын ее так «увлекается» религией. Это было для Игоря великой скорбью.
17 октября 1988 года, в день обретения мощей прп. Амвросия Оптинского, Игорь Росляков поступает в монастырь, ставший для него тихим и последним пристанищем. Не станем описывать всех подробностей монастырской жизни, которую проходил он так, как сложилось вековыми традициями в русских монастырях. Молчаливость и задумчивость будущего монаха пришлись в монастыре как нельзя кстати, он смиренно трудился наравне со всеми, проходил послушнический искус и радовался, говоря: «Мне должно трудить себя за грехи своя».
29 апреля 1989 года, в Страстную субботу, Игоря Рослякова принимают в братию и облачают молодого послушника в подрясник. «Взять крест и пойти за Христом означает готовность принять смерть за Него и пострадать, а кто имеет желание умереть за Христа, тот едва ли огорчится, видя труды и скорби, поношения и оскорбления», — говорил Игорь в начале своего монашеского пути, более того, именно так он и жил. Так же ему довелось пережить соблазн, который переживали многие подвижники, — к нему приезжала мать, тогда еще практически не воцерковленная, и уговаривала его вернуться домой. Конечно, послушник отвечал отказом, и в глубине души молился о ней. Его молитвы были услышаны, и Анна Михайловна поняла своего сына после гибели, а через шесть лет и сама приняла постриг с именем Василиса.
5 января 1990 послушник Игорь принимает иноческий (рясофорный) постриг с именем Василий, в честь Василия Великого. 8 апреля он был рукоположен в диакона, 23 августа того же года пострижен в мантию в честь Василия Блаженного, Московского, а 21 ноября иеродиакон Василий становится иеромонахом.
Однажды отца Василия спросили:
— Где монаху лучше молиться — в храме или в келии?
— Я не знаю, — смиренно ответил батюшка,— но слышал, что в церкви — как на корабле: кто-то гребет, а все плывут. А в келии — как в лодке: надо грести самому.
Церковное Богослужение отец Василий очень любил. Он проходил послушание канонарха и всегда благоговейно, со вниманием, пропевал стихиры. Старался вникнуть в самую глубину Божественных словес, собирая внимание воедино. И словно какой-то невидимый луч освещал ему сокровенный смысл молитвенных речей, соединяясь с ним Духом Святым.
Господь говорит: «Вы Мне будете поклоняться и Духом, и истиной на всяком месте» (Ср.: Ин.4:23), — продолжал отец Василий. — Служба — это общение с Богом. Во время молитвы мы разговариваем с Самим Богом, поэтому служба это и есть Ему предстояние, Ему служение. Это всегда живо, всегда неумирающе. Это жизнь, потому что здесь присутствует Сам Христос.
— А вы не устаете от продолжительных Богослужений? — спрашивали его.
— Ну, мы же не Ангелы, — отвечал он, — конечно, устаем. Мы же люди. Но Господь нас укрепляет по мере того, насколько Он считает это нужным. Дает нам и трудиться, и уставать. Преподобный Исаак Сирин пишет: «Если твоя молитва была без сокрушения сердца и без труда телесного, то считай, что ты помолился по-фарисейски». Так что надо и пот пролить: и тело свое понудить, и душу, конечно. Так что это труд. А старец Силуан как говорит, помните? Он говорит: «Молиться за мир — это кровь проливать». Таков труд молитвенный. Вот возьмите Евангелие: Господь молился. Каким было моление Его о чаше? «И был пот Его, как капли крови» (Лк.22:44). Вот какой может быть молитва. Нам эта молитва неведома, но такая молитва тоже есть.
Отец Василий очень любил келейную молитву. «Сиди в келии, — повторял он слова преподобного Иоанна Лествичника, — и она тебя всему научит». Подолгу пребывая в келии, он настолько погружался в молитву, что душа его забывала о веке сем и о всех делах земной временной жизни. Сердце исполнялось необычайной радости, о которой некогда сказал пророк Исаия: «Как жених радуется о невесте, так будет радоваться о тебе Бог Твой» (Ис.62:5). В такие минуты, движимый Божественным веселием, он желал только одного: «О, если бы душа моя отошла вместе с молитвой. О, Господи, как я желаю быть с Тобою!»
Постепенно молитва всё больше и больше укоренялась в душе будущего мученика. Она становилась естественною и как бы единою с ним. «Возьмите псалмы Давида, — сказал как-то отец Василий. — Он говорит: «Вкусите и видите, яко благ Господь» (Пс.33:9). Пожалуйста, вкушайте и увидите. «Кого люблю, — говорит Господь, — того и наказую. Биет же Господь всякого сына, его же приемлет» (Евр.12:6). Мы — возлюбленные сыны у Бога ради того, что содержим истину Православия. Естественно, мы и наказываемся, ибо Господь нас особенно любит. И как любой отец, который любит своего сына, Бог без наказания нас никогда не оставляет. Но наказывает Он по любви, а не по жестокости… Мы привыкли наказывать только жестокостью. Нам неизвестно наказание с чувством любви. А Господь наказывает нас с любовью, ради того, чтобы вразумить. Ради того нам попускаются скорби, чтобы нам познать истину Христову. Поэтому надо быть всегда готовым к скорбям. И я вас уверяю, что нет такого человека на земле, который бы никогда не скорбел… За все надо благодарить Господа».
Бывает так, что время от времени человек ослабевает в молитвенном делании, свет его души, доселе горевший ярко, тускнеет, и он то как бы спускается на одну ступенечку ниже, то снова, пламенея искренней любовью ко Господу, возвращается к горнему созерцанию. Иеромонах Василий был одним из тех, кто твердо шел вперед, подобно кораблю, расправившему паруса и неотступно держащему курс к великой цели, которая суть спасение души. И попутным ветром этому кораблю было всегдашнее неотступное покаяние. Оно как бы приросло к этому широкоплечему монаху. Его опущенный в землю взгляд, всегда сосредоточенный и спокойный, как будто напоминал: «О, человек, земля еси, и в землю отыдеши» (Ср. Сир.17:1). Блажен, кто непрестанно памятует об этом.
Отец Василий не искал встреч с людьми, а всегда жаждал безмолвия и беседы с Богом, суть которой — горячая молитва. «Единожды умер я для мира, — повторял он слова преподобного Арсения Великого, — что проку от мертвеца живым».
«Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело» (Иак.3:2). Желая быть верным в малом, в том числе и в слове, батюшка говорил, что любой, даже незначительный грех, может стать причиной дальнейшего охлаждения любви к Богу. Особенно он обращал внимание на грех курения. «В курящего человека, — говорил он, — как в решето, Господь благодать наливает, а она вся выливается».
Батюшка очень любил тишину. Как-то на Страстной Седмице, в Великий Четверг, за несколько дней до своей мученической кончины, отец Василий после трапезы подошел к одному из братий и сказал: «Ты обратил внимание, какая тишина была на трапезе? — Сегодня все причащались. Какая тишина!»
В монастыре отец Василий проводил свойственную ему тихую и созерцательную жизнь. Но богатые его дарования никак не могли оставаться незамеченными — он становится лучшим проповедником Оптиной, является одним из лучших ее канонархов (он очень любил это занятие, отлично знал богослужение и канонаршил даже будучи священником), а прихожане знают его как мудрого и доброго духовника.
Вступив на путь монашеской жизни, отец Василий решил оставить свое увлечение поэзией, но, наверное, к нашему счастью, ему это так и не удалось. До нас дошли стихотворения, написанные в монастыре.
Что взялся, инок, за стихи?
Или тебе Псалтири мало?
Или Евангельской строки
Для слез горячих недостало?
Так вопрошает поэт самого себя в стихотворении от 6 августа 1990 года. Вероятно, поэзию он считал хотя и возвышенным, но все же развлечением. Приняв постриг, он проводил смиренное, покаянное житие, глаза его нередко были опущены вниз, он строго постился, в келье полагал множество земных поклонов по ночам и предавался прочим аскетическим подвигам. Когда его осуждали за якобы горделивое молчание, он кротко отвечал: «Бог знает, что желаю быть с вами в общении, как могу, люблю и молюсь о вас. Но не могу одновременно быть с вами и с Ним». Теперь мы можем назвать его духовный путь путем мистического богопознания, путем безмолвия, очищения своего сердца и тайного, сокровенного общения с Богом. Только так, отдавая себя Богу без остатка и познавая Его на личном опыте молитвенного общения, он смог за короткий срок достичь духовных высот и удостоиться мученического венца.
«Взять крест и пойти за Христом означает готовность принять смерть за Него и пострадать, а кто имеет желание умереть за Христа, тот едва ли огорчится, видя труды и скорби, поношения и оскорбления».
После рукоположения во иеромонаха о. Василий все-таки не оставляет литературы, но теперь его дар раскрывается в искусстве проповеди, в написанных им богослужебных текстах и его личном дневнике. Душа его стремилась к духовной поэзии, постепенно его поэтическое стремление приобрело формы церковной гимнографии. Особо привлекает к себе внимание отдельный цикл, посвященный стихотворному переложению псалмов.
Иеромонах Василий был одним из тех, кто твердо шел вперед средним, царским путем, проводя жизнь строгую, но неприметную, избегая крайностей.
Иногда он проходил послушание на Московском подворье Оптиной пустыни, также обучался в Московской Духовной семинарии. Еще при жизни отец Василий стал духовным наставником для некоторых своих знакомых, в том числе и для одного из своих школьных преподавателей.
Свой последний Великий Пост в 1993 году он провел строже обычного, в Страстную пятницу даже удостоился видения прп. Амвросия, о котором почти никому не говорил. Совершая проскомидию перед Пасхальной литургией, он поделился с благочинным своим внутренним переживанием: «Так тяжело, будто сам себя закалаю». Есть предположения, что иеромонах Василий, а возможно, и иноки Трофим и Ферапонт, заранее были извещены о своей кончине. Незадолго до Пасхи они начали раздавать многие свои вещи монастырской братии. Батюшка отдал одному из братий Крест, привезенный ему из Иерусалима от Гроба Господня, которым он очень дорожил. Крест был помещен в святом углу здания, около которого батюшке было суждено погибнуть.
В феврале 1993 года он в последний раз побывал в Троице-Сергиевой Лавре на очередной сессии в духовной семинарии. На обратном пути заехал к матери в Москву. Отслужил панихиду на могиле отца. Затем снял со сберегательной книжки те небольшие деньги, которые собирала для него со своей пенсии Анна Михайловна, и, отдавая их ей, сказал: «Прошу тебя, больше не клади. Мне они не нужны. Да и как я предстану с ними пред Богом!».
В Великую Субботу весь день отец Василий исповедовал, а когда уже стемнело и освящали куличи, ему вдруг стало плохо: сказались сильное переутомление, службы, послушания, бессонные ночи и строгий пост. На Страстной Седмице он ведь совсем не вкушал пищи. К тому же, считал, что лучше умереть на послушании, чем отказаться от него. Отец Василий стоял бледный, держась за аналой. Казалось, что он вот-вот упадет. В это время кто-то из иеромонахов освящал куличи. Он покропил Батюшку святой водой, но тот попросил: «Покропи меня покрепче…» Тогда иеромонах щедро плеснул ему в лицо и на голову святой воды. Отец Василий улыбнулся, облегченно вздохнул и, сказав: «Ну, теперь уж ничего, ничего», снова принялся исповедовать прихожан.
Перед Пасхальной литургией батюшку назначили совершать Проскомидию, поэтому он заранее облачился в красную фелонь. Проскомидию он совершал всегда быстро и четко, а тут как-то медлил.
– Ты что медлишь? Надо бы побыстрее! – поторопил его благочинный.
– Не могу, простите. Так тяжело, будто сам себя заколаю, – ответил Батюшка. А окончив, сказал: «Никогда так не уставал».
В конце Пасхальной литургии отец Василий вышел канонаршить. Видя его усталым и бледным, братья с клироса сказали:
– Отдыхайте, батюшка, мы сами справимся.
– Я по послушанию, – твердо ответил отец Василий и начал: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!»
Ранним утром 18 апреля 1993 года после Пасхального богослужения лучшие звонари Оптиной, иноки Трофим и Ферапонт, радовали прихожан праздничным звоном. Вдруг звон оборвался — братья были убиты ударами клинка сатаниста, который спрыгнул с невысокой звонницы (большая колокольня тогда еще не действовала) и тут встретил о. Василия, шедшего в скит на раннюю литургию, исповедовать. Батюшка почувствовал неладное и спросил о случившемся, но тот прошел будто бы мимо, а потом ударил монаха в спину своим мечом. В отличие от иноков, о. Василий скончался не сразу, он лежал и, не издавая никаких звуков, молился, пока его не подобрали и не перенесли в храм. Там он лежал рядом с мощами прп. Амвросия, пока не приехала скорая помощь. Но рана была несовместима с жизнью, и батюшку спасти не удалось.
Затем приезжали на похороны его товарищи по команде, они недоумевали, почему отец Василий позволил убить себя так кротко, ведь он был высокого роста, обладал богатырской силой и даже иссушенный постами вполне мог бы противостоять убийце. Но не ради этого жил подвижник, мечтой которого было умереть на Пасху под звон колоколов. Его мечта сбылась, он и еще два насельника Оптиной стали чистой жертвой Богу. Приняв мученическую кончину, они получили Венец Жизни, вечной Пасхи.
«Радуйся, Кана Галилейская, начало чудесем положившая. Радуйся, пустынь Оптинская, наследие чудотворства приявшая. Яко Господь избирает тя и ублажает». Такие слова мы находим в службе преподобным отцам Оптинским, написанной о. Василием. Действительно, Оптина явилась одним из крупнейших цветников русского старчества, избранным и насажденным Господом. Именно в этом саду духовной мудрости талантливый Игорь Росляков нашел свое место, где смог полностью реализовать свои способности, дар слова. Именно там Господь подвел итог его недолгой жизни. Для нас важно, что новомученик это вырос в безбожном обществе, имел множество хороших перспектив, но, несмотря ни на что, открыл свое сердце Богу и легко оставил ради него мрак неверия и суету мирской карьеры. И в жизни о. Василия для нас более важно даже не то, что ему было дано многое, но то, с каким упорством и стойкостью он использовал во благо себе и окружающим все то, что было ему дано.
«Радуйся, Кана Галилейская, начало чудесем положившая. Радуйся, пустынь Оптинская, наследие чудотворства приявшая. Яко Господь избирает тя и ублажает»
Существует несколько проповедей батюшки, в которых раскрылся его благовестнический дар. Его последнее и, возможно, единственное интервью дошло до нас в виде аудиозаписи, на которой мы можем слышать голос батюшки, его интонации, что позволяет нам вместе с фотографиями более полно восстановить его образ. Запись эта была сделана за девять дней до мученической кончины.
Из дневниковых записей
До нас дошли дневниковые записи с 1987 по 1993 год. В них отражены личные переживания о. Василия на пути его воцерковления, содержатся выписки из заинтересовавших его книг, некоторые стихотворения и статьи, например «О предстоянии Престолу Божьему».
Особняком стоят богослужебные тексты, ставшие своеобразной кульминацией творчества иеромонаха Василия. В разное время в дневнике им были написаны стихиры преподобным старцам Оптинским, составленные затем в службу преподобным, которую он, к сожалению, так и не окончил.
Потрясающим произведением является покаянный канон о. Василия. Именно в нем раскрылся его внутренний мир, обратная сторона внешней молчаливости в покаянных чувствах этого поистине потрясающего гиганта духа, великого инока и поэта новой, восстающей из мрака безбожия России…
***
12 апреля 1987 г.
Утро. Мать нашла мой крещальный крестик. Мне 27 лет. Я надел этот крестик впервые после крещения, бывшего 27 лет назад.
Явный знак Божий:
- указующий, может быть приблизительно, день моего крещения (мать не помнит) — это радостно.
- напоминающий слова Христовы: «… возьми крест свой и следуй за Мной» — это пока тягостно.
На всенощном бдении — вынос Креста (Крестопоклонная неделя Великого поста).
Воистину крестный день!
***
NB! 23 апр. 1987 г.
В культе, в богослужении задействованы все 5 чувств человека.
Зрение — иконы, утварь, одежды священников, т.е. все убранство храма.
Слух — песнопения; обоняние — кадильный фимиам, благовония; осязание — крестное знамение; вкус — принятие Св. Христовых Таинств. Цель — облаготворить человека, в пределе — возвысить, выявить божественную его сущность, дать ему самому ее ощутить, насладиться ею и пробудить стремление к умножению этой духовной красоты, которая, несмотря на наше греховное упорство, доходящее до полного отрицания существования этой красоты, все же не оставляет и не покидает нас.
После долгих раздумий над чем-то очень важным для нас и требующим обязательного разрешения, вдруг рождается примиряющая мысль. Именно рождается: мы были чреваты этой мыслью, вынашивали ее, испытывали муки и боль и, наконец, радуемся ее появлению. Радуемся искренне, как дети. Эту радость мы принимаем порой за истинность, считая, что мы много трудились и потому достойны ее. Но все подлежит проверке опытом. Мысль может быть убедительной, изящной, интересной, но не всегда истинной.
***
2 апреля 1988 г.
Всенощная в Богоявленском соборе. Физическое ощущение присутствия благодати Божией. «Глас хлада тонка». Был момент даже благоухания: во время чтения Евангелия. Я ощутил запахи пещер Псковского монастыря.
***
10 апреля 1988 г.
Светлое Христово Воскресение. Пасха
Моя третья Пасха.
Литургия в Пушкино. Отдохнул в алтаре. И в 6 ч. еще одна литургия. Время — мистическая сущность. Спрашиваю себя: был пост или не был? Служба была или нет? Так придется когда-нибудь спросить и о своей жизни. Что же реально существует? Душа. Очищенная от греха или еще замаранная им.
«Ликуй ныне и веселися, Сионе…» — именно ликуй! Это состояние духа, а не временное.
«Ибо всякий дом устрояется кем-либо; а устроивший все есть Бог» (Евр. 3,4)
***
14 июня 1988 г.
Смерть страшна, потому что она знает обо мне все, потому что она обладает мною, распоряжается мною, как госпожа своим рабом. Христианство дает знание о смерти и о будущей жизни, уничижая этим власть смерти. Да, и о христианине смерть знает все, но он знает о ней ровно столько, чтобы не бояться ее.
Христианство превращает смерть из убийцы во врача, из незнакомца в товарища.
Сколько б не рассуждали о смерти атеисты и интеллигенты, она для них остается незнакомкой, явлением, не вписывающимся в круг жизни, явлением потусторонним, потому что они не имеют знания о смерти.
Мы боимся в темноте хулигана, потому что он не знаком нам, мы не знаем его намерений, а с близким человеком и в темноте встреча становится радостной.
***
15 июня 1988 г.
«Красота спасет мир», — писал Достоевский. Красота — это Бог. Сколько бы мы ни исследовали нашу жизнь, сколько бы ни расчленяли ее на составные части, вроде бы для того, чтобы понять ее механизм, жизнь в своей целостности будет всегда прекрасной, божественной и не познаваемой до конца, как не познаваема красота.
Сколько бы мы ни исследовали состав почвы, находя в ней все новые и новые металлы и соли, сколько бы мы ни проникали в тайны наследственности, создавая новые отрасли науки, умные академии, институты, лаборатории, все равно цветок, взошедший на изученной земле, цветок, взошедший из хрестоматийного семени, повергает в изумление своей красотой.
Радость, которую дарует знание, должна дополняться радостью созерцания, тогда она будет совершенна. «Все знаю, все понимаю и все равно удивляюсь», — говорит человек. Изумление перед всем, изумление несмотря ни на какие беды — это красота, это спасение миру, это начало пути к Богу. А жизнь без изумления перед красотой, а значит, и без Бога, пуста и ничтожна.
***
23 декабря 1988 г.
День моего рождения. Вспомнил об этом только на кануне вечером, когда взглянул в церковный календарь. А сегодня думал об этой дате раза два или три. По-моему, это первый день рождения за последние несколько лет, когда я не чувствовал уныния и тоски.
Никто здесь не знал, что у меня день рождения, и никто поэтому не поздравил. Как я благодарен всем за их незнание, за покой, который они даруют моей душе этим незнанием.
Нормальный человек подумает — безумец ты или эгоист, когда рассуждаешь так. Верно, ап. Павел проповедовал «соблазн для иудеев и безумство для эллинов».
***
29 декабря 1988 г.
Милосердный Господи! Да будет воля Твоя, хотящая всем спастись и в разум истины прийти: спаси и помилуй раба Твоего (имярек). Приими сие желание мое, как вопль любви, заповеданный Тобою.
***
30 апреля 1989 г. Пасха.
Милость Божия дается даром, но мы должны принести Господу все, что имеем.
***
18 июня 1989 г. День Св. Троицы
День Ангела
О. Наместник благословил огромную просфору и поздравил меня и послушника И. П. с днем Ангела. В конце чина о панагии в храме о. В. многолетствовал нам и братия подходила с поздравлениями.
Господи, дай память о благоволении Твоем и нам, грешным, дабы не роптали мы в день печали, а проливали слезы покаяния.
***
4 июля 1989 г.
Приезжала мама с т. Ниной. Причастились. Но не все спокойно. Слезы, упреки, уговоры ехать домой. Тесно мне отвсюду! Укрепи, Господи, сердце мое смятенное и изнемогающее. Отцы Оптинские, старцы святые, помогите мне! Матерь Божия, утешь скорбную мою душу.
***
«…для всякого, кто хочет идти вперед и становится лучше, необходимо, частое, сколько можно, посещение божественной литургии и внимательное слушание: она нечувствительно строит и созидает человека. И если общество еще не совершенно распалось, если люди не дышат полною нетерпимостью, ненавистью между собою, то сокровенная причина тому есть божественная литургия, напоминающая человеку о святой небесной любви к брату».
***
10 августа 1989 г.
Радуйся, земле оптинская/ Заиорданье российское!/ Ангелом место возлюбленное/ человеком страна святая/ дивны красоты Твоя/ велия слава Твоя/ бездны обетования Твои./ Красуйся, благословенная, и ликуй, яко Господь Бог с Тобою!
***
Сердце обнищавшее, лишенное благодати, а значит, и силы, подвластно телу и исполняет его хотения и желания.
Укрепить свое сердце, наполнить его благодатью и одолеть, подчинить тело сердечным стремлениям и намерениям — вот задача. Поставить сердце во главу, сделать его владыкою своего существа и отдать его в подчинение Христу за ту милость и ту благодать, которою Господь и укрепил и обновил это сердце.
***
«Царствие Божие внутрь вас есть…»
«Погружай ум твой в слова молитвы» (прп. Иоанн Лествичник).
Через вхождение, погружение ума, соединенного с чувством, в слово молитвы, входим в Царство Небесное, которое внутри нас. Там Царство Духа, там дом наш родной, в который вселяется смиренная и умиленная душа, дивясь непрестанно милости Божией, покрывающей ее нищету и греховность.
***
Страшно видеть в себе готовность к совершению любого самого тяжкого греха. Это — бездна, это — адская пропасть, это — вечная мука и смерть.
И вижу и знаю, если только буду поставлен в тяжелые условия выбора между верностью Господу и предательством Его, то буду предателем. А значит, я и сейчас предатель, если в моей воле живет готовность на предательство.
Живу и верность соблюдаю только внешне по милости Божией, но Господь видит немощь мою и не попускает обстоятельства и тяготы выше моей меры.
От тайных моих очисти мя, Господи!
Видеть это надо всегда и непрестанно взывать о помощи, о помиловании.
Господи, помилуй мя грешнаго.
***
Как пленник связан веревками и лишен свободы действия, так падший человеческий ум связан мыслями лживыми, неправыми, и так связано человеческое сердце желаниями похотными, нечистыми, страстными.
И как пленники бывают с различною степенью свободы действия: один заключен в оковы, другой — в темницу, третий — в стены тюрьмы, так и человеческое сердце и ум бывают с разной степенью истинности в мыслях и чувствах. Но пленник остается пленником, в каком из видов заключения он бы ни находился, так и падший ум и сердце остаются падшими, т.е. неистинными, о чем бы они ни составляли свое мнение в мыслях и чувствах.
Поэтому Господь говорит: «Познайте истину и истина сделает вас свободными», а св. Апостол — «Где Дух Господень, там и свобода».
***
Всякое понятие, слово имеет смысл и сопряженное с этим смыслом чувство, отзвук в душе.
Грехом это единство смысла и чувства рассечено, и мы не чувствуем того, о чем говорим, и и не понимаем того, что чувствуем.
Господь благодатию своею восстанавливает это единство, врачует эту неисцельную рану. Но все это происходит так, как будто мы снова начинаем учиться ходить. Все ново, все необычно, все трудно. Все дается только опытом, только им одним. Иначе как научиться ходить? Значит, все в исполнении заповедей Божиих.
***
Как немощно сердце без благодати Божией!
Есть сила физическая, которую мы ощущаем в членах наших. И если она истощается, то мы изнемогаем от усталости. Но есть сила духовная, сила благодати, которая укрепляет сердце наше, и без нее мы немощствуем, т.е. бываем склонны ко всякому греху. Особенно к осуждению, раздражительности, гневу, чревоугодию, недовольству всеми и всем, склонны к ропоту, и отчаянию, и тщеславию.
Поэтому св. Апостол говорит: укрепляйте сердца ваши благодатию. Благодать же подается Господом за исполнение Его заповедей.
***
Благодать невидима, недомыслима, непостижима. Узнаем о ней только по действию, которое она производит в уме и в душе, по плодам ее: «Плод же Духа, — говорит Апостол, — есть любовь, мир, долготерпение, кротость, вера…»
Все это не наше — но дело благодати. Если будем видеть постоянно, что это не наше, то удержим благодать. А если что-то присвоим себе, то все потеряем.
***
Когда осуждаешь, молиться так: ведь это я, Господи, согрешаю, меня прости, меня помилуй.
***
Если смирение Христово воссияет в сердце, то жизнь земная для тебя будет раем. Но как это описать? Невозможно. Это чувство сердца. Если оно есть, ты знаешь, что это оно.
Ты видишь, что все вокруг достойнее тебе, честнее, праведнее, смиреннее, чище. И радостно от того, что они не презирают тебя, последняго, убогого, не гнушаются общением с тобою, но разговаривают с тобою как с равным, рядом с тобою садятся за столом, вместе с тобою ходят в храм и никогда ни делом, ни словом, ни взглядом не позволяют себе указать на твое недостоинство и нечистоту. Но терпят тебя рядом с собою, покрывают недостатки, ошибки, грехи, милосердствуют и даже иногда просят исполнить какое-либо послушание, тем самым оказывая особую честь, оказывая внимание и возводя в достоинство слуги и иногда даже друга.
Господи, они прощают мне скотство мое и обращаются ко мне с просьбой! Это ли не радость, это ли не рай?…
…Но все это только помыслы смиренномудрия, а само смирение не живет в окаянном сердце моем.
Вижу, как должно быть, но стяжать этого не могу.
Господи, подай мне смирение и кротость Твою и наполни ими сердце мое и преисполни, дабы не осталось места ни для чего другого, но все — смирение Твое сладчайшее.
***
Молитва — это стена, ограждение сердца. Его покой и мир. Молитва и сердце должны быть едины, слитны, между ними не должно быть пустоты. Если так, то все крепко, твердо, покойно, мирно. Сердце как бы за крепостною стеною и отражает все нападки врага.
Если же образуется брешь в стене, то к сердцу подступают враги. Тогда — боль, тягота сердечная. Надо вытерпеть и Господа попросить о помощи, своими силами ничего не сделаешь.
В общем, вся суть в том, где молитва — в сердце или вне его.
***
Смирение — это чувствовать себя хуже. Не думать, не помышлять, а чувствовать всем сердцем. Это и есть видеть себя.
Сердце своими очами видит чувства. Оно их различает, как наше зрение различает цвета: вот — кротость, вот — милосердие, вот — гнев, — вот — тоска и т. д. Отверзаются очи сердечные только благодатию Божией. Это — чудо. Чудо исцеления слепого.
***
«На реках вавилонских, там седохом и плакахом…» (Пс. 136, 1)
Истекают из сердца моего реки вавилонские, реки осуждения моих братьев, тщеславия, реки малодушия, боязни и страха перед всяким послушанием, реки самоугождения и саможаления, реки славолюбия и гнева, уныния, лености, печали, реки всякой скверны, хулы, неверия, лукавства, нечистоты.
Сижу у сердца моего и плачу о неистощимости этих рек. Поземные бездны питают реки, и реки страстей моих питает бездна греховная сердца моего.
Господи! Это бездна. Бездна адова. Там не на что опереться, не на чем успокоиться. Все крик, все мерзость, все пустота.
Боже, во имя Твое спаси мя и подаждь ми руку, яко Петрови.
***
Видишь ли ты, что ежедневно прилагаешь грехи ко грехам? Что каждый день возвращаешься в кал тинный своих страстей и пороков?
Видишь ли, что всякое дело, сделанное тобою, обличает тебя, твое невежество, нечистоту ума и сердца, твое несовершенство? Все твое — и дела, и мысли, и чувства — все ущербно, все с изъяном, с примесью порока, нечистоты, все скудно, сиротно.
Видишь ли ты, как страсти окружили тебя и играют тобою, передавая из рук в руки? Как они, и оставляя тебя на время в покое, смеются над тобою (стоя невдалеке, наблюдают, как ты, немощный, сам из себя рождаешь тщеславие, забвение, беспечность). Смеются, потому что от одного их прикосновения весь мир твой и покой разрушится и исчезнет; смеются, потому что ты — их достояние, их раб, к тому же раб, считающий себя свободным.
Это лицезрение раба, возомнившего о себе, как о господине, доставляет им особенное удовольствие.
Видишь ли ты грехоточащее сердце твое? Как оно клевещет день и ночь на братьев твоих, на всех людей, на весь мир?
Исцели, Господи. Затвори ток нечистоты, греха и порока. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей.
***
Жизнь в Духе — это все новое; прежнее по виду внешнему, но настолько обновленное внутри, что становится воистину новым.
Вода, претворенная Господом в вино, не изменила своего внешнего вида, но изменила свое внутреннее свойство. Так и жизнь в Духе — по виду та же вода, а на вкус — вино, веселящее сердце.
***
Старец Силуан пишет: «…и окаянная душа моя снидет во ад».
Таково было внутреннее умное делание его в борьбе со страстями, особенно с гордостью и тщеславием.
Господь дает сойти во ад, приковавши зрение твое к видению своего клевещущего сердца, и мучиться и опалять себя огнем этой клеветы. Хранит тебя невредимым в этом пламени отчаяния вера и утешает тем, что Господь это видит и милостивно всегда готов прийти к нам на помощь, но обучает нас терпением. «Где Ты был, Господи?» — вопросил св. Антоний Великий, когда бесы избили его. «Я был здесь и смотрел на тебя…»
Но возможно другое. Возлюбить ближняго, как самого себя, молиться за него, как за самого себя, тем самым увидев, что грехи ближняго — это твои грехи, сойти во ад с этими грехами ради спасения ближняго своего.
Господи, ты дал мне любовь и изменил меня всего, и я теперь не могу поступать по-другому, как только идти на муку во спасение ближняго моего. Я стенаю, плачу, устрашаюсь, но не могу по-другому, ибо любовь Твоя ведет меня и я не хочу разлучаться с нею, и в ней обретаю надежду на спасение и не отчаиваюсь до конца, видя ее в себе.
***
Духом Святым мы познаем Бога. Это новый, неведомый нам орган, данный нам Господом для познания Его любви и Его благости. Это какое-то новое око, новое ухо для видения невиданного и для услышания неслыханного.
Это как если бы дали тебе крылья и сказали: а теперь ты можешь летать по всей вселенной. Дух Святый — это крылья души.
Стихи иеромонаха Василия (Рослякова)
В своей сравнительно небольшой, но насыщенной жизни батюшка успел написать не так много, но и не так уж мало. Прежде всего, это стихи, некоторые из них он объединял в так называемые циклы, например: «Зимний вечер», «Осенние волны», «Стихи на псалмы», «Вход во Иерусалим», «В начале было слово». Кроме того, он написал стихотворное продолжение к «Фаусту» Гете, стихотворение «Послесловие к Евгению Онегину» и «На могиле Сергея Есенина».
Ранние из дошедших до нас стихотворения 1985–1986 годов иногда представляют собой романтические размышления, вдохновленные осенней природой. Игорь очень любил осень и дождливую погоду, все это нашло отражение в его поэзии. Но уже в этот период стихи приобретают библейский оттенок, напитываются православным духом, и вскоре рождается ряд стихотворных переложений псалмов Давида, смысл которых проецируется на личные переживания автора или судьбу русского народа в целом. Цикл «Вход во Иерусалим» содержит стихи на евангельские сюжеты. Первое стихотворение «Плач Адама» из цикла «В начале было Слово» посвящено отцу Рафаилу. «Послесловие к Евгению Онегину» и стихотворение, посвященное С. А. Есенину, продолжают добрую традицию, в рамках которой многие поэты посвящали произведения своим великим предшественникам…
***
Мне мечталось по жизни пройти
С безпокойно горящей душой,
Освещая пути,
Зажигая умы и сердца.
Но душа, обгорая,
Рассыпалась теплой золой,
И былое куда-то исчезло,
Как дым от костра.
И теперь вот я мыслями разными,
Словно чумой, заражен,
Забываю о хлебе
И сыт я печалью одной.
Мне осталось к старухе с косою
Идти на поклон,
Чтоб под корень меня резанула,
Как стебель сухой.
День зачем мне,
Когда при сиянье его
я отчетливей вижу
Развалины наших святынь?
Ни к чему мне и ночь —
Я уснуть не могу все равно,
Словно ворон на кровле,
Сижу у лампады один.
Пощади меня, Господи мой,
Ибо время прошло,
Ибо даже лукавые
Стали грехи вспоминать,
Воздыхают о прошлом,
Развалины ценят его,
Научи меня Боже,
Ушедшие годы считать.
***
О, Боже, Ты выслушай вопли мои,
Их больше не слышал никто,
Молитве моей стихотворной внемли,
Коль мне вдохновенье дано.
От самого дна океанских глубин,
Из пропасти самой ночной,
Где эха уж нет и живу я один,
Взываю я рифмой простой.
Когда разгорюется сердце мое,
Воздвигни меня на скалу,
На гору, на камни, на что-то еще,
Куда мне не влезть самому.
С Тобой становлюсь я как тот исполин,
Что держит все небо плечом,
С Тобой я взлетаю орлом молодым,
Туман рассекая крылом.
Услышал Ты, Боже, обеты мои,
И мне возвестил в тишине,
Что дал мне в наследие петь о любви,
О грустной моей стороне.
И Ты приложи удивительным дням
Еще удивительней дни,
И слишком короткие жизни певцам,
Хотя б после смерти продли.
***
Когда другого я пойму
Чуть больше, чем наполовину,
Когда земному бытию
Добуду вескую причину,
Когда все тяжкие грехи
Я совершу в беспечной жизни
И подскажу, куда идти
Моей заплаканной отчизне;
Когда необходимым вам
Покажется мой стих невнятный,
А время по любым часам
Настроится на ход обратный,
Я вдруг всецело проживу
Мгновенье вольного покоя
И как-то радостно умру
На людном перекрестке — стоя.
***
Как лань припадает сухими губами
В полуденный жар к голубому ключу,
Так я в воскресенье стою перед храмом
И словно от жажды поклоны кладу.
Душу иссушит людское неверье,
Слезы и кровь предлагая в питье.
Как же не встать пред церковною дверью,
Трижды крестом осеняя лицо.
Как не припасть к почерневшей иконе,
Если уж хлебом мне сделался плач,
Если при случае каждый уронит:
Где же твой Бог? — если ты не богач.
Что же меня беспокоит былое,
Грустью глаза пеленяя мои,
Что ж про себя повторяю запоем
Эти бесстрастно сухие псалмы?
Просто я душу свою изливаю,
Слезы мешая со словом простым.
Так водопады в горах призывают
Бездну откликнуться эхом своим.
***
Я сказал, буду верен словам до конца,
Посмотрю за своим непутевым житьем.
И невольно прибавил на все что слегка
Отвечать стану я молчаливым кивком.
Я немым оказался на людной земле,
Бессловесно смотрел на распятье Добра,
И раздумья одни воцарились в душе,
И безумная скорбь одолела меня.
Запылало отчаяньем сердце мое,
Загорелися мысли незримым огнем,
И тогда в поднебесье я поднял лицо,
Говорить начиная другим языком:
Подскажи мне, Владыка, кончину мою,
Приоткрой и число уготованных дней,
Может я устрашусь от того что живу,
И никто не осилит боязни моей.
Приоткрой и потом от меня отойди,
Чтобы в скорби земной возмужала душа,
Чтобы я укрепился на Крестном пути,
Прежде чем отойду и не будет меня…
Источники: Сретенская духовная академия, официальный сайт Оптиной пустыни
Фото из архива Оптиной пустыни
Комментировать