Я простоял всю службу, не поняв ни одного слова, помню только, что ощущал, наверное, то же самое, что послы князя Владимира в Святой Софии, не знавшие, где они были ‒ на земле или на небе.
Истинно долготерпелив и многомилостив Господь, благоволивший уже много лет спустя дать мне испытать сладость обращения.
Цепочка «случайностей» – Промысла Божия – привела к тому, что теперь меня называют не Евгением, потому что я оставил мир и принял монашеский постриг, а – монах Варнава.
В вагоне открыл Евангелие. Открыл и… всё. Читал, читал ‒ три часа, наверное. Мне все эти три часа казалось, что я на грани двух миров существую. Какое-то удивительное происходило действие, невозможно его описатье…
К приятию христианства я шел очень тяжело и долго. Я прорастал к нему через пласты сомнений, атеизма и всеобщего отрицания Бога. Я прорастал к нему, как прорастает к свету былинка через слои асфальта.
Промыслителю было понятно, что если я буду понемножку ходить, то так и не стану церковным человеком. А чтобы стать им, нужно было резко переменить жизнь.
Я, воинствующий атеист, иногда захаживал в церковь – просто постоять, послушать пение, молитвы... Мне в тех словах молитв и песнопений слышался голос моей древней земли.
Я подумал: а ведь что я себе хочу? Я хочу быть нормальным человеком, для которого нравственность, для которого закон, для которого культура – это что-то значащие категории.
Много нужно говорить, чтобы подробно передать всё то, чему наставлял меня о. Пётр. Слово Божие было у него единственным орудием к победе моего неверия.
Под влиянием жены у Ивана Киреевского пробуждается интерес к творениям Св. Отцов, и по мере погружения в их мысли начинает набирать силу благодатный процесс интеллектуально-духовного преображения его самогό.