Рассказы

• От автора
• Свеча
• Покаяние беса
• Переправщик
• Виктор, значит — победитель
• Не укради
• Не убей
• На правиле
• Выбор
• Поход за грибами
• Сирота
• Дневник
• Призвание (притча)
• Женское одиночество (размышления)
• О чем трещат свечи (притча)
• Мытарства
• Инициация
• Библейская рулетка
• Исповедь
• Встреча
• Алтарник
• Паломники
• Жил был пес (рассказ-притча)

Алтарник

Рассказ содержит сцены насилия. Не рекомендуется к чтению несовершеннолетними.

Наверно у каждого православного при слове «алтарь» возникают только самые светлые и святые ассоциации. И не удивительно, ведь там святая святых, святой престол, бескровная Жертва. Там словно другой мир, в который и войти-то по канонам не всякому позволено. А уж как мечтает каждая мама видеть своего отпрыска в блестящем парчовом стихаре прислуживающим при священнодействии в алтаре.

Вот только одна проблема – мы бесконечно далеки от Моисея, с которым во святая святых разговаривал Господь. А потому и священник не всегда может подать достойный пример, и пономарь не всегда хочет его перенимать. Какие бы иллюзии не строили себе благочестивые мамы насчет алтаря, какие бы не возлагали на него надежды, но реальность гораздо суровее и неумолимее. Именно в алтаре ребенок может впервые без ведома родителей попробовать вино и приучиться к празднословию. Именно там он может потерять благоговение к святыне и научиться осуждению священников. Святая святых становится для них коридором, который они уже десятки раз пересекали. И если раньше дети входили в храм с открытым ртом, поражаясь его величию, а алтарь представлялся какой-то таинственной землей обетованной, то после входа в алтарь, храм вообще может потерять свое былое величие в их глазах, так, что они даже забывают перекреститься при входе в него.

Поэтому для меня всегда было загадкой, зачем на летние каникулы детей отдают в алтари, а не отправляют куда-нибудь отдохнуть? Это ведь дети – носители огромного заряда энергии. Им нужно веселье и приключения, нужно развлечение и общение. А раз на каникулы их вынудили проводить время в алтаре, то именно там они все это себе и находят. А если не находят, то сами устраивают в алтаре клуб по интересам, бегают по нему, смеются, играют. Опытные священники даже к исповеди советуют приобщать детей как можно позже, в противовес мнению – чем раньше, тем лучше, а тут сразу во святая святых.

Все это было бы лишь догадками и предположениями, если бы не горький опыт нашего прихода.

В моем городе несколько десятков приходов, среди которых наш занимает далеко не последнее место. Вот уже несколько десятков лет я служу в нашем храме святых мучеников Косьмы и Дамиана и являюсь вторым среди пяти священников прихода. Приход у нас приличный – в воскресные службы может собраться больше 300 человек, среди которых немало молодежи. Мне это всегда нравилось, и я частенько любил в проповедях развеять миф о Православии для бабушек. Посмотрите вокруг, — говорил я, — сколько молодых и целеустремленных людей, готовых по первой команде унести Благую весть хоть пингвинам в Антарктиду.

Конечно, это было не совсем правдой. Среди нашей молодежи, наверно, как и среди всей остальной, было достаточно вольнодумства, эзотерики, непозволительного поведения и других сомнительных начинаний. А потому мои миссионерские шутки были, как мне казалось, больше стимулом для них и выражением моей надежды относительно горячих голов с нашего прихода. Было, конечно, много и достойных примеров, глядя на которые хотелось верить и в плодотворность собственных усилий, и в будущее России в целом.

Однако враг не дремлет и иногда выбивает нас с высоток, которые давно уже были заняты нами. И тем печальнее бывают эти поражения, чем блистательнее была предыдущая победа.

Я возвращался домой после долгой субботней исповеди. Желая облегчить и для себя, и для прихожан воскресную исповедь, я остаюсь после субботнего бдения еще на несколько часов, чтобы как можно больше желающих могло спокойно помолиться завтра на Литургии. Наш дом находится не так далеко от храма, а потому я часто возвращаюсь пешком, желая полюбоваться нашими прудами, отражающими вечернее закатное небо. Однако в свете последних событий сегодня я был начеку. Любой шум и треск веток вызывал тревогу и настороженность. Проходя по навесному мостику и вдыхая вечерний прохладный воздух над прудами, я несколько раз посмотрел то взад, то вперед ожидая, что кто-то может преградить мне путь. Но никто так и не появился, и путь до дома прошел без ожидаемых происшествий.

Дом встретил меня привычным теплом и запахами ужина. Супруга-матушка кулинарила на кухне, пока трое мальчиков занимались своими делами в комнате. Семья вернулась домой сразу после вечерней службы, оставляя меня одного (иногда с другими священниками) на исповеди.

Пройдя на кухню, я обнял сзади жену и поцеловал ее в шею:

– Помощь нужна?

– Помощь катастрофически нужна, чтобы все съесть, так как ужин уже готов, — ответила моя Пифия, окутанная парами жареного лука и пасты.

– Ну, в этом мы лучшие помощники, — ответил я, — ты же знаешь. Сейчас только проверю почту.

Сняв рясу и умывшись, я включил компьютер. Мальчики о чем-то спорили в другой комнате. Зайдя на знакомый и неприятный форум, я, конечно же, увидел ответ на свой вчерашний пост.

– Что вы знаете о сатане? – вещал абсолютно уверенный в своей правоте автор, — вы, которые в продолжение веков обвешивали его ярлыками, но никогда не знали его лично. Как вы можете говорить о нем, когда ваша Библия ничего про него не знает, равно, как и черная библия Ла Вея. Ваша псевдодуховная программа, которую вы называете христианством, молода и несовершенна, тогда, как истинное знание и духовность сатаны куда более древние. Мы не богатеем за счет людского горя и страданий, как делаете это вы, мы даем людям узнать истину через личное познание сатаны.

Еще многое не менее мрачное и ошибочное читал я в этом ответе. И чем больше я читал, тем больше поражался и наполнялся какой-то липкой грязью, которая словно угарный газ не давала свободно дышать. Прочитав пост до конца, я откинулся на стуле. За окном уже стемнело, на горизонте показалась луна. Вечерний город на том берегу прудов жил своей размеренной жизнью. Вот они подлинные сатанинские глубины, — подумал я. Мелькнула слабенькая мысль о возможном ответе на это заявление, но она также быстро растаяла во мраке невозможности что-либо изменить, как и появилась.

Что могло произойти в жизни молодых людей, решивших связать свою судьбу с подобными религиозными течениями? Какое разочарование в жизни должна пережить душа, решившая добровольно опуститься на самое адское дно? Но злая ирония заключалась отнюдь не в том, что молодой сатанист пытался переубедить священника в основах его вероучения, а в том, что знал я его с младенчества и начинал он свой путь с алтаря нашего храма.

Когда-то, около 15-ти лет назад или чуть более того, отец настоятель привел в алтарь мальчика. Это был очередной пономарь, которых тогда, да и сейчас тоже, было у нас немало. Зеленоглазый мальчуган оказался живым и не по годам ответственным. Как и все новички, он брался за любое поручение и выполнял его со всей старательностью. Первый стихарь, первый выход со свечей, первое волнение и ошибки – все было у него, как и у всех. Помню его первое чтение Апостола. Он тогда уже несколько лет был при алтаре и в значительной степени освоился в богослужебном порядке. Но чтение Апостола как бы возвращает всех на исходную: снова волнение, снова дрожь в коленках и потные ладони. А глядя в счастливые глаза его матери, можно было смело утверждать, что для полного счастья ей в жизни больше ничего не надо: сын в алтаре, как у Христа за пазухой и читает Апостол. Вот она мечта наяву!

Однако бодрый старт не всегда означает такой же финиш. Проходили года, мальчик рос и все больше осваивался на святом месте. Разговоры и смех пономарей на службе никто не замечает, так как и сами священники могут шутить и разговаривать. И только очень внимательный мог усмотреть тревожные признаки приближающейся развязки. Алеша, так звали нашего алтарника, сдружился в школе с ребятами, которые отрицательно влияли на него. Его одежда начала принимать темные цвета, музыка, которую он стал слушать, приобрела агрессивные тона, а мысли, которые он иногда высказывал, отдавали чем-то богоборным и даже богохульным. Как бы непринужденно, как будто желая поддержать разговор, он мог спорить со священником, пытаясь доказать правоту своих мыслей. Однажды я сам услышал от него такие слова: «Если Бог есть, то почему Его никто не видит? Почему Он не разговаривает с нами, как об этом написано в Библии? Есть ли какое-то подтверждение этому, кроме библейского?» Ответ настоятеля о том, что Бог разговаривает с чистыми сердцем и что есть множество свидетельств преподобного Симеона Нового Богослова, святителя Нифонта Кипрского, блаженного Андрея Христа ради юродивого, преподобного Симеона Дивногорца и многих других, которые лично разговаривали с Христом, не убедил Алексея.

Однажды зайдя в алтарь, я увидел, как Алексей прокачивал двух юных пономарей. Двое мальчиков стояли в упоре лежа и отжимались, в то время, как матерый алтарник Алеша, сидя на стуле неспешно считал.

– Вы чего тут делаете?, — спросил я всех сразу, хотя прекрасно понял, что происходит.

– Занимаемся духовно-нравственным воспитанием, — ответил Алеша, широко улыбнувшись. – Они до сих пор не могут выучить службу. Как им еще объяснить?

– Давайте заканчивайте уже, — более решительно потребовал я, — это алтарь вообще-то. Что за тюремные методы!

– Какая разница: поклоны давать или отжимания? Та же самая епитимия, только другое физическое упражнение, — парировал Алексей, продолжая широко улыбаться.

Мальчики поднялись с пола и, отряхивая руки, стали смеяться и говорить, что физкультура им только на пользу. Стокгольмский синдром в действии, — подумал я.

– Епитимии раздавать могут только духовные отцы и епископы. Тебе кто в алтаре сидеть разрешил?

– Так я же их духовный отец?, — засмеялся он, оставив без внимания второй вопрос. Алексей обхватил двумя руками за шею обоих мальчиков и прижал к себе, — Ну что, дети, усвоили урок?

Вся эта сцена уже тогда насторожила меня. Подозрения насчет недолговечности его пребывания в Церкви закрались в мое сердце. Но главное было еще впереди.

Он перестал исповедаться и причащаться. Кто-то из священников спросил его об этом.

– А зачем?, — спросил он в ответ.

– Чтобы наследовать спасение, так как по словам Спасителя, кто не причащается не имеет вечной жизни.

– Спасение?, — он хмыкнул и отвернулся.

Алеша стал красить волосы и вызывающе одеваться. Однажды, когда он пришел с еще одной новой прической, настоятель не допустил его до богослужения.

– Ты алтарник, ты лицо церкви, на тебя люди смотрят! О чем ты им скажешь этой своей дикостью на голове?

– Да больно надо было!, — бросил Алексей в сердцах и направился к выходу.– Я-то лицо, а вот вы, интересно, какая часть тела?, — сказал он в дверях и вышел из храма. И это был не просто уход со службы. Это был уход из Церкви, сознательный выбор молодого человека, которому в конец надоела родительская узда. Не раз я потом видел грустные глаза его матери, которая одна воспитывала Алешу. Не раз я слышал потом ее слезные жалобы на исповеди о том, что она теряет сына. Алексей пропадал неизвестно где, занимался неизвестно чем и водился непонятно с кем. Кто-то из ребят сказал, что он модерирует какой-то сайт то ли рокерский, то ли сатанинский.

После того, как он ушел, я не видел его около полугода. После слезных просьб его матери и разговора с настоятелем, я решил навестить его.

Дома его не оказалось. С красными от слез глазами Людмила (его мама) рассказала, что он не ночевал сегодня дома. Она поведала, что он может быть в двух популярных у них местах: в клубе «Красный дракон», либо на кладбище, недалеко от новостроек на границе города. Я решил начать с клуба. То, что там собираются всякие неформалы, я уже был наслышан, а потому заранее морально настроился на предстоящую встречу. По дороге в клуб я все думал, о чем с ним говорить, как на него повлиять, какие струны души задеть? Вариантов было мало, так как мы не раз уже пытались достучаться до него и слышали его оккультную позицию по многим вопросам. Скажу те же самые слова, — решил я, подходя к дверям клуба, — может в другой обстановке они зазвучат по-другому?

Вечерело. Город начинал раскрашиваться во все цвета радуги. Неоновые огни магазинов и рекламных плакатов принимали эстафету у вечерних лучей уходящего солнца. Вход клуба украшала огромная светящаяся голова красного дракона. В его зияющей пасти, словно во вратах преисподней, стояли два здоровых мужика и блюли свой ночной дозор. Каждый из них был на голову выше меня. В своих тяжелых кожаных куртках, черных штанах и остроконечных казаках, они напоминали представителей какого-нибудь рыцарского ордена, который по пути в очередной крестовый поход зашел развлечься в кабак за счет купленных заранее у Папы сверхдолжных заслуг.

Молча преградив мне путь, они стояли и смотрели на меня.

– Что не так?, — наконец спросил я.

– Ничего, — спокойно ответил бугай в черных перчатках без пальцев.

– Дресс-код не подходящий, — добавил через какое-то время второй., — одежда должна быть черной. В этой рубахе в офисе будешь своему начальнику задницу вылизывать.

Они заржали, словно лошади в брачный период.

Здесь надо заметить, что когда я собирался, то не знал – в рясе мне идти или без нее. Алеша видел меня в храме всегда в рясе, а потому я долго думал – сохранять мне церковный вид или можно по гражданке? Не решив ничего конкретного, я положил рясу в пакет и на всякий случай взял с собой.

Черный цвет, значит, нужен! Подождав мгновение, я достал рясу из пакета, накинул и быстро застегнул пуговицы.

– А так пойдет?, — спросил я охранников.

Увидев священника в рясе, они перестали смеяться и какое-то время смотрели широко открытыми глазами. Затем переглянувшись, молча разошлись в разные стороны, давая понять, что проход открыт.

Войдя внутрь, я оказался в густо накуренном помещении. В дыму мерцали несколько лучей цветовых декораций. Нечто, напоминавшее дикое и голодное животное, ревело в динамиках и давило на психику. Никто не танцевал, что было вполне логично, так как, честно говоря, я слабо себе представлял, как можно танцевать под рев заколаемого бизона.

Господи, помилуй, — подумал я, — и они это слушают! Народу было немного. Человек 20-может 30, словно пауки, расползлись по темным углам просторного зала. В сигаретном дыму, в котором улавливался терпкий запах конопли, их едва можно было различить. Я постоял секунд десять, осматриваясь и признавая для себя недостаточность своей моральной подготовки к такому месту.

Кашлянув несколько раз, я стал подходить от одного стола к другому, называя имя и фамилию. Некоторые отвечали сразу, другие молчали толи от нежелания со мной разговаривать, толи убеждая себя, что я не их белая горячка. Тогда я продолжал спрашивать, пока не получал какой-нибудь ответ.

В клубе Алеши не оказалось. Я подошел к барной стойке. На высоких барных стульях сидело несколько человек. Никто не разговаривал. Бармен протирал стойку и расставлял рюмки на подносе. Заметив меня, он подошел и спокойно спросил:

– Батя, что пить будем?

Та же черная кожанка, что и у остальных, на голове бандана с черепами, а на груди пентаграмма на блестящей цепи. Изпод клепаного рукава виднелся хвост какого-то животного, вытатуированного красной краской на его руке. Спокойным, я бы сказал, оценивающим взглядом он смотрел мне прямо в глаза. Я отказался от выпивки и задал ему все тот же вопрос. Не отрывая от меня взгляда, он отрицательно покачал головой. В этот момент один из постояльцев повернулся ко мне и, разглядывая меня мутными глазами, вдруг сказал:

– О! Я тебя знаю! Ты Кураев!

Он толкнул соседа в бок и сказал: «Смотри – Кураев!»

– Чего?, — спросил тот.

Я не стал дослушивать разговор и поспешил на свежий воздух.

На улице мне в лицо ударила приятная вечерняя прохлада. Она казалась тем более желанной, чем более отвратительной была тяжелая атмосфера клуба. Блюстители дресс-кода курили и с интересом разглядывали что-то в телефоне.

– Что-то быстро, – сказал один из них, заметив меня. Я решил не спрашивать у них про Алексея и сразу направился на кладбище.

Мне понадобилось около двадцати минут, чтобы прибыть на место. Темные коробки новостроек своими черными оконными проемами, неприветливо смотрели мне в след, когда я уходил в сторону леса. Преодолев овраг, я вошел в лесную полосу. Едва только войдя в лес, я услышал со стороны кладбища смех, пение и звуки музыки. Среди черной листвы виднелся свет зажженных автомобильных фар. Подойдя к границе посадок, я остановился за крупным тополем. Совершенно не опасаясь, что в рясе меня кто-нибудь заметит в ночном лесу, я выглянул из-за дерева и увидел типичную молодежную картину: среди могил расположилась группа подростков и взрослых мужчин человек из десяти. Тут же стояли два автомобиля с горящими фарами. У одного были открыты двери, и из салона доносилась музыка похожая на ту, которую я только что успел оценить в клубе. Люди стояли и сидели на лавочках возле могил какой-то пожилой пары. Один из них держал гитару. Фары освещали не все фигуры и, к тому же, создавали четкий контраст света и тени. Потому разглядеть все лица у меня не получилось. Однако этого было достаточно, чтобы заметить среди них Алексея. Он сидел на лавочке с сигаретой в зубах. На одном его колене расположилась девушка, которая вместе с ним звонко смеялась над чем-то. Одной рукой он держал ее за талию, а другой сжимал бутылку.

Я снова спрятался за дерево. И каков же план?, — мелькнула мысль. Я вдруг почувствовал, как быстро колотится сердце. Что, заволновался или испугался?, — мысленно спросил я себя. Бояться нечего – доброе дело делаешь. Душу спасаешь, к тому же по благословению настоятеля. А что если… Нет, не может быть. Мысль о смерти показалась абсурдом. Хотя, всякое бывает. Я задумался о семье. Сомнения нахлынули гигантской волной.

– Господи, — вслух сказал я, — если есть воля Твоя, дай мне сил и разумения, чтобы исполнить ее.

Перекрестившись, я вышел из-за дерева и направился к группе неформалов. При этом я заметил, что сделал это довольно легко. Сомнения куда-то удалились, а им на смену пришла уверенность в правильности действий.

Они заметили меня лишь когда я вошел в свет фар и вплотную приблизился к ним.

– Кто это?, — спросил один из ребят, испуганно глядя на меня. Все, кто его услышал, обернулись в мою сторону. Несколько секунд они молча осматривали фигуру в черном одеянии и пытались понять, кто перед ними. Я пробежался взглядом по нетрезвым лицам и остановился на Алексее. Он тоже был удивлен, но быстро узнал меня. На лице мелькнула неопределенная эмоция, напоминавшая смесь злобы и растерянности.

– Поп что ли?, — спросила девушка, сидящая на колене у Алексея.

– Кажись поп.

– Не может быть.

– Какого он тут забыл?

– Кажется, пора завязывать с пивом.

Я какое-то время слушал их реплики, от которых им становилось все веселее.

– Алексей, можно тебя на секунду.

Я сделал усилие, чтобы через музыку меня было слышно. Бывший алтарник смотрел на остальных и смеялся, демонстрируя всем своим видом свою непричастность ко мне.

– Чего он сказал?, — спросил один из старших. – Священник, тебе чего надо?

Я назвал имя и фамилию Алексея.

– Это тебя что ли? Ты его знаешь? Это твой отец?

– Какой отец!, нет у меня отца, говорил уже сто раз!, — открещивался Алексей.

– Леша, нам нужно поговорить, — продолжал я, — меня прислал отец настоятель. Пойдем отойдем.

– Куда это ты собрался? Мы тоже хотим послушать. Че, че за история, ну рассказывай. Лисапед, че у тебя за дела с попом?

– Да знались когда-то в прошлой жизни. – И уже обращаясь ко мне крикнул: Вали отсюда, я уже все сказал!

Было очевидно, что он пытался как можно больше соответствовать своим товарищам, а потому не скупился на эмоции.

– Ну зачем же так быстро? – молодые люди обступили меня, — оставайся еще, а то мы уже заскучали тут.

Прикинув обстановку, я понял, что дипломатическая миссия провалилась и теперь нужно думать, как уйти с наименьшими потерями, то есть переломанными костями.

– Поп, зачем ты сюда пришел? Ты ничего не боишься, да?

– Может он воскрес из мертвых. Покажи, где твоя могила?

Толпа заводилась все больше. При каждом вопросе один из них тыкал мне в грудь пальцем. Было похоже, что они только искали стимул для действий, которые все очевидно предвкушали.

– Неужели нет других мест, чтобы собираться?, — сказал я более решительным тоном, — своим поведением вы оскверняете память мертвых.

– Вы слышали? Священник пришел учить нас жизни. Не поздновато ли? Иди старухам своим мозги промывай! Попяра недобитый! Недорезали вас уродов в свое время, а напрасно.

Примерно здесь точка кипения достигла своего предела. Первый удар я получил в бровь, отчего отлетел назад, но чудом удержался на ногах. После этого шквал ударов обрушился на все части моего тела, так, что я сбился со счета уже на второй секунде. Закрыв голову руками, я согнулся и старался сохранить равновесие. Хмельные, но не потерявшие рассудок головы, мыслили вполне разумно. Это я понял по тому, что удары приходились на самые болевые места: голову и почки. Наконец, удар ногой по лицу вывел меня из равновесия. Я отлетел назад и грохнулся прямо на чей-то могильный холм. Глаза ослепил свет автомобильных фар, который, однако, уже вскоре скрылся за обступившими меня ногами.

– Присоединяйся. Или папочку жалко?

Я не видел, но был уверен, что после этого предложения, не желая отставать от испорченного коллектива, Алексей присоединился ко всем. Весело хохоча, одна из девушек поливала меня из бутылки пивом. Уже потом я поймал себя на мысли, что ни разу не вспомнил о семье, словно милосердный Бог не желал огорчить меня еще больше подобными тревогами. Гремела музыка, которая, впрочем, не мешала мне думать и оценивать ситуацию. Я ясно понимал, что если не встану сейчас, то могу уже никогда не встать. Я отпустил голову и попытался, несмотря на удары, приподняться, но тут же получил удар с носка по голове, после чего впал в небытие.

Прошло немного времени. Я открыл глаза и тут же вспомнил где нахожусь. Почти каждая из частей тела отозвалась в мозгу дикой болью. Я почувствовал, что губы слиплись от крови. Разомкнув их, я издал стон. И в этот момент услышал рядом голоса и смех. Оказалось, что утомившись меня бить, вырожденцы спокойно уселись на свои места и продолжили свой антикультурный досуг. Услышав меня, они начали выкидывать в мой адрес шутки и нецензурные оскорбления. Кто-то бросил в меня алюминиевой банкой из под пива. Я поймал себя на мысли, что это может быть единственный шанс уйти отсюда живым. Потому превозмогая боль, я медленно поднялся на ноги и хромая поковылял без оглядки в сторону городских огней.

Еще не дойдя до дома, я заметил на пороге свою матушку, которая накрывшись кофтой, пристально вглядывалась в темноту ночи. Заметив и узнав меня, она подбежала и, подставив свое хрупкое плечо, помогла доползти до ванной.

Таким образом, разговор по душам с блудным сыном стоил мне нескольких недель больничного режима. Навестив меня, настоятель сожалел о случившемся и во всем винил себя. Как бы там ни было, но после этого случая, даже спустя несколько месяцев я продолжал оглядываться по сторонам, когда в темноте возвращался домой.

Примерно через два или три месяца после кладбища, я стал замечать какие-то изменения в своем мироощущении. Появился навязчивый страх, который усиливался с наступлением темноты. По ночам я просыпался от странного ощущения чьего-то присутствия в спальне. Некто невидимый прикасался ко мне, дышал мне в лицо запахом гнили, садился на кровать и чужим отражением смотрел на меня из зеркала. Появились частые ночные кошмары, которые принимали реалистичный характер, а чувство, что кто-то постоянно смотрит на тебя из темноты, сводило с ума. Похоже, мои сатанинские «друзья» не забыли обо мне. Я усилил молитву, пост и служение с причастием, но искушение продолжало терроризировать. Я прекрасно понимал его адскую природу, благо прецеденты в истории уже были, а значит и проверенные церковные средства против этих колдовских влияний вполне надежные и действенные. Нужно только потерпеть и проявить настойчивость в вере и молитве. И избавление не замедлило наступить.

Однажды возвращаясь с требы домой, я проходил темными и незнакомыми переулками. Бывал я здесь всего несколько раз за всю жизнь, а потому местами шел наугад малоизвестными путями. Страх как обычно был со мной, но сейчас он очень усилился, так, что я часто крестился и даже пару раз хлопнул себя по щеке, чтобы немного прийти в себя. Но перед очередной аркой я остановился. Рядом с проходом был крытый вход в подвальное помещение магазина. Там, вероятно, располагалась его подсобка. Наружная дверь была открыта, отчего в темной обстановке ее пустота зияла кромешной тьмой. Я застыл на месте, так как живо ощутил чей-то взгляд из этой тьмы. Кто-то или что-то стояло во мраке и пристально смотрело на меня. Я почувствовал, как на голове зашевелились волосы, а кожа покрылась мурашками. Мне предстояло пройти прямо мимо этой адской двери, но это было невозможно – страх сковал меня, парализовал до невозможности сдвинуться с места.

Вот дьявольское страхование! Я попытался заставить себя прогневаться на него. И у меня это как будто получилось. Перекрестившись, я направился прямо к темному дверному проему. Подходя, я старался не поднимать глаз, так как ясно понимал, что как только посмотрю выше, то встречусь взглядом с тем, что сейчас не отрываясь смотрит не меня. Подойдя к подвальной двери, я повернулся к ней спиной и застыл на месте. Леденящий ужас сковал все мое тело, каждая волосинка на моем теле затрепетала от страха. Мысли, словно газмановские скакуны бешено сменяли друг друга: сейчас сзади тебя кто-то схватит, сейчас тебя сзади пырнут ножом, тебя сейчас задушат, утащат во тьму! Беги отсюда! Беги что есть сил! Беги без оглядки!

Но я продолжал стоять спиной к жуткому кошмару и молился:

– На Бога уповах, не убоюсь, что сделает мне человек, не убоюсь, что сделает мне плоть! Живый в помощи Вышняго… на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия… Страха же вашего не убоимся ниже смутимся, яко с нами Бог!

Я перебирал мысленно все псалмы, которые смог вспомнить и крестился без перерыва, положив в своем сердце лучше умереть прямо здесь и сейчас, чем убежать от надоевшего кошмара. Я как будто слышал голос позади себя, который кричал мне что-то, запугивал меня, обрекал на ужасы. Я может быть и рад был убежать, но совершенно не чувствовал своих ног. Они онемели и как бы перестали существовать.

– Я не боюсь тебя, дьявольская гордыня! Ты унижаешь себя, борясь со мной слабым. Я не боюсь тебя! Я презираю тебя!

Еще мгновение, и ужас позади меня дрогнул и отступил. Отползая во тьму, он медленно, как бы неохотно разжимал своими ледяными щупальцами мое сердце. Животный леденящий страх сам испугался имени Божия и с этого дня оставил меня в покое.

После этой напасти, которая длилась несколько недель, я опять мог вернуться к нормальной жизни. Сосредоточившись на своей борьбе, я даже по временам забывал про Алексея, с которым все это было неразрывно связано. От некоторых ребят я узнал про один сатанинский сайт, на котором в числе его администрации, якобы, был и Алеша. Зайдя на него, я словно погрузился в болото из нечистот. Сколько там было всякого рода хулы и лжи, заблуждений и грязи, которая словно омочённый в яде кнут хлестала до крови христианское сердце. Я даже зарегистрировался в этом отстойнике, чтобы через общение на форуме выйти на Алексея и постоянством борьбы за его душу одержать победу. Но вскоре понял, что всему есть какой-то предел, который не случайно именуют «чертой невозврата».

Но об Алеше постоянно помнили многие наши прихожане и не забывали его в своих молитвах, правилах и псалмопениях. Священники также всегда произносили его имя на Литургии и разного рода молебнах. Все его помнили и даже после его отступления не желали отпускать.

Прошло примерно полгода после всех этих событий, когда милосердный Бог сотворил долгожданное чудо.

Было около часа ночи. Дети уже давно спали, а я только минут десять назад закончил работу над проповедью и лег в постель. Обняв супругу, я еще какое-то время лежал, размышляя над проведением предстоящих храмовых мероприятий. Лишь минут через 10-15 медленно начал погружаться в царство Морфея. Из сонного полузабвения меня вывел звонок в дверь, который сопровождался ударами кулака. Мгновенно открыв глаза, я вскочил с постели и начал одеваться.

– Что это?

Моя матушка села на кровати и с тревогой смотрела на меня.

– Все нормально. Я сейчас проверю. Оставайся здесь.

Кто-то настойчиво продолжал колотить в дверь, грозя разбудить и перепугать всех детей. Я вышел на террасу, включил свет и, открыв дверь, замер от изумления. На пороге стоял Алеша. Он часто дышал, как после долгого бега и испуганными слезящимися глазами смотрел на меня.

– Алексей? Ты чего? Ты один?

Я даже не знал о чем его в первую очередь спросить. Он быстро оглянулся и снова посмотрел на меня.

– Давай заходи.

Я сделал жест, приглашая его внутрь. Все еще продолжая часто дышать,он вошел в дом. На лбу у него была нарисована сатанинская символика, и одет он был соответственно. Какое-то время я молчал, рассматривая его и пытаясь понять что происходит.

– Я не знал куда пойти, — наконец проговорил он, немного отдышавшись.

– Что случилось?

По всему было видно, что с ним явно что-то произошло и, судя по всему, это что-то было очень серьезным. Я предложил ему присесть на табурет. Алексей сел на стул и нервно сжимая пальцы сказал:

– Они хотели меня убить. Они вдруг решили меня убить. Они считают меня поповским сыночком и решили меня убить.

Как выяснилось из последующего разговора, на одной из культовых гулянок что-то пошло не так, и разговор зашел о принесении человеческой жертвы. Несмотря на то, что для этого дилетантского течения это было не свойственно, вероятно алкоголь, наркотики, а может быть и Промысел Божий сделали свое дело. Как Алеша ни пытался отшучиваться, как не клялся в своей верности группе и факте своего перехода и отречения от крещения, матери и всего святого, как это принято в подобных случаях, но пьяной компании хотелось остренького. А как это у них проходит, я знаю на своем собственном горбе. В результате произошла потасовка, в ходе которой Алексею еле удалось убежать. Он не пошел ни домой, ни к знакомым. Оставался один вариант – мой дом.

После того, как он все мне рассказал, мы первым делом позвонили его маме и успокоили ее. Я предложил Алексею залечь на дно в каком-нибудь тихом местечке, где он сможет и укрыться от мстительной люциферской братии, и обдумать свою жизнь в целом, на что он изъявил свое согласие.

– Что со мной будет? Для меня возможно прощение?

Алексей сидел на стуле и отрешенно смотрел в пол.

– Для Бога все возможно, — я положил руку ему на плечо, — главное, чтобы ты сам в это верил.

Он посмотрел на меня глазами, которые я так давно не видел, что почти забыл, что когда-то это был его обычный взгляд. Мы отмыли с его лица и рук дьявольские рисунки, переодели в нормальную одежду и уснули сном хоть и тревожным, но не лишенным надежды на лучшее.

После радостного и для Алексея, и для всего нашего прихода покаяния, я отвез нашего алтарника в один из далеких мужских монастырей, где и оставил его в качестве трудника. Случилось так, что произошло это в день памяти апостола Иоанна Богослова. Когда мы ехали туда, то в машине звучало житие этого дивного апостола любви. В его житии есть эпизод о юноше, которого апостол отдал на окормление одному епископу, но который потом испортился и стал разбойником. Когда апостол вернулся, чтобы узнать его судьбу и, узнав, что он развратился и стал атаманом бандитов, то сам пошел его искать, гнался за ним и уговорил его оставить погибельный путь и вернуться к Богу. Когда читался этот эпизод, мы с Алексеем переглянулись и улыбнулись друг другу.

От его снова счастливой мамы, я узнавал о его делах. Она перезванивалась с сыном и сообщала мне последние новости. Между прочим оказалось, что на форуме я общался вовсе не с Алексеем, а с кем-то другим, кто знал его и выдавал себя за него.

Спустя год я снова побывал в том монастыре. Стоя на вечернем богослужении, я заметил в алтаре Алешу. Когда он выходил со свечей, то увидев меня, смущенно улыбнулся. У него была аккуратная прическа, появились усики и жиденькая бородка. Из под блестящего стихаря виднелась черная полоса подрясника. Ну, слава Богу!, — подумалось мне. – Вполне благообразное лицо церкви.

История, которая чуть не обернулась трагедией, наконец, получила свое завершение. Небо вторит радости людей о спасении погибшей души. Подобное возможно только благодаря человеческому подвигу и помощи Божией. Нельзя отстраниться от возложенной на тебя Богом ответственности. Но именно это делают родители, которые перекладывают воспитание на крестных. Именно это делают папы и мамы, не занимаясь детьми, но возлагая их духовное просвещение на воскресные школы или алтари. Вчерашние «христиане поневоле» завтра могут стать блудными детьми и сполна отплатить своим родителям за их небрежение и лицемерие. Несомненно, Богу все возможно, но счастливый конец будет только там, где Божественная воля солидарна со свободной человеческой. Хотя, по большому счету, это еще не конец, это только начало.

11.08.15