- Церковь(1)
- Люди Божии(2)
- 1. Домашний лар
- 2. Республиканец Кимка
- 3. Сережа
- Алексей Божий человек(3)
- Легкое бремя(4)
- Сердце Авраамия(5)
- Правитель(6)
- Странник(7)
- Царь Давид(8)
- Вандейский эпилог(9)
- Разговор с Зинаидой(10)
- Река времен(11)
- Дневник писателя
- Слово о Родине(12)
- Оптина Пустынь(13)
- Иоанн Кронштадтский(14)
- Счастье(15)
- Глас Ватикана(16)
- История русской души(17)
- День русской культуры(18)
- С.-Жермер де Фли(19)
- Около св. Серафима(20)
- Митрополит Евлогий(21)
- Россия(22)
- Русская слава(23)
- Чужбина
- Кана Галилейская(24)
- Достоевский и Оптина Пустынь(25)
- Знак Креста(26)
- Судьба Тургенева(27)
- Тетушка Ергольская и Толстой(28)
- Вечная книга(29)
- Дни (Епископ Кассиан)(30)
- Памяти о. Георгия Спасского(31)
- Сергиево Подворье(32)
- Афон(33)
- Приложения
- Из переписки с архиепископом Иоанном(34)
- Зинаида Гиппиус. <Святитель русского православия>(35)
- Георгий Адамович. Борис Зайцев(36)
- Павел Грибановский. Борис Зайцев о монастырях(37)
- Никита Струве. Писатель-праведник(38)
- Словарь церковных терминов
- Комментарии
Вандейский эпилог(9)
28 июля 1951
Наши отправились на океан. Я один в небольшом доме. Светло, пустынно. На столе книги и рукописи – то, что неизменно сопровождает меня, куда бы ни занесла судьба.
Окно выходит в тощий садик при дороге, далее зелень, кое-где домики и направо, вдалеке, узкая синеющая полоса – океан.
Это Вандея. Мы не первый год здесь, и все в том же доме, у простых, милых хозяев, старомодных крестьян. Да и страна такая же: не скажешь, чтобы было блистательно. Как раз скорей будни. Зелень, поля, иногда виноградники, места ровные, дороги обсажены такими кустарниками-изгородями, что чрез колючки их не продерешься. Некогда здесь бушевала борьба, а теперь тихо. Все прошло. Иногда попадаются старые башни – остатки помещичьей жизни XVIII века, но сейчас это крестьянская страна и очень католическая. В самом Бретиньоле нашем огромная церковь, в воскресенье служат три мессы подряд. В такой день мимо моего окна едут и на велосипедах, и пешком идут из соседних селений – все в нашу церковь. И входящие в Бретиньоль видят статую Спасителя при въезде, от нас совсем близко. А от церкви недалеко, в особом тупичке, воздымается огромное Распятие.
…Двадцать восьмое июля… – в прежней России считалось пятнадцатое, день св. Владимира. Полвека назад, в Москве, утром этого дня некий молодой человек, развернув газету, увидал в ней свой рассказ и свою подпись под ним. Неважное для мира событие! Но для него самое важное – началась новая жизнь. И вот если бы тогда подумать, что пятидесятилетие писания этого будешь встречать в Вандее, пред таким вот раскрытым окном, в тишине, свете деревенского уединения, и что Москва, Россия, все наши поля, леса, благоухания покосов, зорь, весенней тяги, благовест сельской церкви, смиренность кладбища какой-нибудь Поповки тульской – что все это град Китеж, Китеж! Даже имени Россия больше нет.
Вот и хорошо, что мысли такой не было. К чему? Не нами все устроено. Сколько следует знать, знаем. Чего не следует, то закрыто. «Птице положено не четыре крыла, а два, потому что и на двух летать способно; так и человеку положено знать не все, а только половину или четверть. Сколько ему надо знать, чтобы прожить, столько и знает» (Чехов).
Так что насильно ломиться в будущее нечего. А вот прошлое вспоминая, скажешь: все принимаю, за все благодарю, и за радость, да и за горе (всего бывало, всего достаточно. Но для твоей же пользы). И если вот чужбина, одиночество, родины нет – значит, так Богу угодно. Что могу я сказать со своим крохотным умом?
…Нынче у нас будет пирог, и все близкие мои, мои родные поздравят меня и чокнутся стаканом местного вина – чокнусь я и с хозяином, и с сестрою его: это их собственное вино, своего виноградника, сами ухаживали, возделывали.
Вечером же, на заре, выйду, как и нередко в России делал, один в поля. Дойду до статуи Спасителя, в полутьме благословляющего десницею своей края Вандеи. Подойду к пьедесталу, сяду на ступеньку. Так и буду сидеть – у Его ног.
Проедет камион[8], блеснув огнями. Запоздалый воз на двуколке, медленно погромыхивая, проскрипит к нам в селенье. И опять настанет тишина.
Комментировать