Об отношениях римской церкви к другим христианским церквам и всему человеческому роду. Часть 1

Учение православной веры в нашем отечестве издревле преподавалось положительно, почти отнюдь не касаясь иноверческих исповеданий. И нет сомнения, что каждый сын православной Церкви, – приобретя положительные сведения о предметах истинно Христианской веры, внимая притом церковным чтениям, песнопениям и вообще Богослужению нашей Церкви, тем более назидательному, что оно совершается на языке удобовразумительном, также слушая поучения, произносимые живым словом её Пастырей, и наконец упражняясь в чтении слова Божия и книг духовного содержания, – не только имеет все средства возрастать и утверждаться духом в вере, но в положительном познании её высоких истин легко может находить и побуждения к отрицанию умом и сердцем своим мнений, чуждых православному вероучению.

Приемля, таким-образом, по выражению Апостола, в кротости, слово веры (Иак.1:21), насаждаемое святою нашей Церковью, истинные сыны её были всегда любвеобщительны и приветливы в обращении с иноверцами, чуждаясь впрочем всякого состязания с ними о предметах веры: потому, с одной стороны, что состязания не производят назидания в вере (1Тим.1:4), и что рабу Господню не подобает сваритися (2Тим.2:24); с другой стороны, потому что свыше нисходящая премудрость, – учение истинной веры, – по словам Апостола, первее убо чиста есть, потом же мирна, кротка, благопокорлива, исполнь милости и плодов благих, несумненна и нелицемерна (Иак.3:17).

Вообще кротость, мягкость в обращении, снисходительное терпение заблудших, благодушное ожидание обращения на путь истины уклонившихся от неё, составляют столь отличительные свойства Пастырей нашей отечественной Церкви, что в храмах её почти никогда не слышно слов, направленных против разномыслящих относительно учения веры. Изредка только чрезвычайно важные обстоятельства заставляют знаменитейших наших Пастырей возвысить иногда голос в защиту какой-либо истины веры, или Церковного предания; но и то в самых кротких, нимало неоскорбительных для противников Церкви, выражениях. Даже в наших духовных Академиях и Семинариях, – в коих, по предначертанию Академического и Семинарского уставов, как бы по необходимости, сообщаются питомцам их, будущим Пастырям Церкви, понятия о мнениях противоположных православному вероучению, – наставники ограничиваются историческим изложением веры, указанием времени, в которое появилось какое-либо новое учение, противное первобытному Христианскому вероучению, приведением в защиту истины непререкаемых свидетельств слова Божия, Отцов Церкви, и – самых разномыслящих, иногда невольно сознающихся в правоте вероучения Восточной Церкви. Бывает и то, что когда воспитанники духовных наших Академий, даже Семинарий, сами порываются писать рассуждения о неосновательности каких-либо мнений, противоположных догматам Восточной Церкви, – начальники и наставники удерживают юношеский порыв своих воспитанников, внушая им, что как источником разномыслия относительно предметов Христианского вероучения служили в древности, и теперь служат страсти и своеволие производящих разделение св. Церкви; то самая благонадежная защита православного вероучения состоит в обуздании своих собственных страстей и в образе жизни, сообразном с волею Божией, начертанною в законе Господнем.

Не смотря однако ж на дух кротости, миролюбия и терпения нашей Церкви, Пастырей и последователей её, на Западе издано в предшествовавшие века, последователями различных Христианских вероучений, преимущественно же издаётся в наши времена, такое множество книг против учения Восточной Церкви, что их трудно было бы даже перечесть, не только оценить по достоинству. Такие книги вообще наполнены клеветами, баснями, порицаниями, очевидными вымыслами и лжами, а особенно умственными, ядотворными хитросплетениями, с очевидной целью образовать в Европе дух враждебный Восточной Церкви, особенно нашему отечеству, и, поколебав вероучение нашей Церкви, совратить простых последователей её с пути истины. Но особенно вооружились против неё теперь – так называемые – Ультрамонтанисты, или писатели Латинской церкви, провозглашающие господство своего Папы и частной Римской Церкви над всеми правительствами, частными Церквами и народами мира. Правда, что с учением Ультрамонтанизма не совсем согласны и писатели Латинской Церкви, состоящие вне Италии, напр. в Австрии, Баварии и в самой Франции; но Ультрамонтанизм, распространяемый и усиливаемый в наше время Иезуитами, преимущественно во Франции, пользуясь повсеместным распространением Французского языка, посредством сочинений на этом языке, с какою-то лихорадочной деятельностью, усиливается повсеместно насадить свой образ мыслей, особенно же восстаёт против вероучения и иерархического устройства Восточной Церкви, не щадя для этой цели самых чудовищных вымыслов, очевидных лжей и бессовестного искажения исторических истин. Нельзя не предполагать, что писатели таких сочинений напрасно обольщаются надеждою затмить ими истину. Напротив, такого рода сочинения, рано или поздно, обратятся во вред самому Ультрамонтанизму, когда истина, рассеяв туманы лжей и клевет, явится миру во свете своём. Даже нет сомнения, что и в настоящее время подобные сочинения, читаемые людьми, получившими основательное образование в учении правой веры, не только не могут произвести ни малейшего сомнения на счёт истины догматов нашей Церкви, но даже возбуждают сожаление о суетности делателей Западного столпотворения. Однако ж, имея в виду более немощных братий наших, не можем оставаться равнодушными свидетелями того, как сочинения, написанные на Западе против вероучения Восточной Церкви, – хотя они первоначально, по-видимому, издавались для удовольствия и удержания в своём кругу последователей различных Западных вероучений, – наконец, тёмными путями, стали проникать и в наше отечество, по всей вероятности действием Ультрамонтанизма, который теперь с крайним напряжением всех своих сил старается усилиться привлечением на свою сторону как можно более последователей своего образа мыслей. Притом сии сочинения, враждебные Восточной Церкви, издаются под заманчивыми названиями, в уютных форматах, с такою типографскою опрятностью, что как бы невольно завлекают любопытство читателей, в числе коих найдется, конечно, и в нашем отечестве немало таких, которые, имея поверхностное понятие о предметах Христианского вероучения, не могут не увлекаться мыслями противными истине. Сверх того, проживающие в нашем отечестве некоторые иноверцы, обращаясь с последователями нашей Церкви, не опускают случаев предлагать возражения против её догматов, или привлекать к чтению книг, составленных в духе враждебном её вероучению. Итак, очевидно, что руководствуемые нашею Церковью находятся теперь в положении подобном тому, в каком были правоверующие Христиане первых четырёх веков Христианства, когда еретики и неверные усиливались всевозможными хитросплетениями поколебать учение Церкви Христовой. Ограждая своё словесное стадо от сих волков, приходящих в одеждах овечьих, ревностные Пастыри Церкви, при самом принятии в недра её желающих просветиться св. крещением, предваряли каждого из них: «Ты здесь (в храме) получаешь орудие против ересей, против Иудеев, Самарян и язычников. Ибо тебе надобно знать, как поражать Еллина, как бороться с еретиком, Иудеем и Самарянином» (Св. Кирилла, Архиеп. Иерусалимск., Предогласительн. Поучения, 5, 10). Таким образом, не скрывая от готовящихся принять св. крещение мнений противных правой Христианской вере, предстоятели св. Церкви показывали их шаткость, неосновательность, лживость, и столько утверждали Христиан в вере, что они, по принятии св. крещения, не колебались уже всяким ветром учения.

С подобной целью, преимущественно в противоположность учению и действиям Ультрамонтанизма, издается настоящая книга. Главные предметы иерархического устройства и вероучения Восточной Церкви, затмеваемые Ультрамонтанизмом, изложены в предлагаемом сочинении, со всевозможною краткостью; вместе с тем обнаружена и шаткость противоположных мнений. Хотя же каждый из предметов сего сочинения требовал бы пространнейшего изложения, при всём том беспристрастный читатель, соображая изложенные в предлагаемом сочинении мнения размыслящих с учением и действиями Восточной Церкви, легко, при содействии благодати Божией, может убедиться, как в правоте и непоколебимости нашей Церкви, так и в суетности усилий врагов её. Сверх вышесказанного, побуждением к изданию этой книги было то, что на нашем отечественном языке почти нет сочинений к отражению козней современных противников нашей Церкви, исключая разве книг: Разговоры между испытующим и уверенным о православии Восточной Церкви, Правда вселенской Церкви о Патриарших престолах, и редко помещаемых статей подобного содержания в журналах, издаваемых при наших духовных Академиях. Но первая из тех книг заключает в себе ответ почти на одну страницу пространного катехизиса Латинской церкви; вторая также излагает только один предмет; а статьи, помещаемые в наших духовных повременных изданиях, читаются только их подписчиками. Между тем дух времени, по вышеизложенным причинам, требует более и в большем объеме книг подобного содержания, или лучше сказать, последователи нашей отечественной Церкви имеют очевидную потребность в оружии для отражения нападений, имеющих целью лишить их первобытного Христианского вероучения, сего единственного залога вечного душевного спасения.

Оружие же к отражению мнений, противных истине Христианского вероучения, как было в древности, так и до скончания веков всегда будет одно и тоже. Оно состоит в ясном свидетельстве слова Божия, Христианской древности, предания Церковного и творений Отцов Церкви. И хотя это оружие сильно Богом на разрушение твердынь всякого умственного хитросплетения и на ниспровержение всего, взимающагося на разум Божий (2Кор.10:4); но оно не плотское, не причиняет ни малейшего вреда ничьей личности, – только защищает истину Христианского вероучения от всяких враждебных ей наветов. В таком духе, как может убедиться читатель, составлено и предлагаемое сочинение. Ничтоже бо можем, как говорит Апостол, на истину, но по истине (2Кор.13:8). Почему даже придерживающиеся мнений, противных вероучению Восточной Церкви, если искренно преданы истине, не имеют основательных побуждений оскорбляться истиною, не касающеюся их личности. Напротив, каждый искренно любящий истину должен по совести, без гнева и раздражительности, посвящать силы и способности свои беспристрастному, непредубеждённому изысканию Божественной истины, чтобы общими усилиями любителей её рассеялись наконец туманы и тучи, помрачающие её, и явилась она миру в Боголепном свете своём. Таким только образом все именующиеся Христианами, но к прискорбию, разномыслящие об одних и тех же предметах веры, могли бы достигнуть в соединение её, и составить единое стадо не какого- либо человека, но единого Пастыреначальника, Господа Иисуса Христа. (А какую могут принесть пользу те сочинения, которые, как очевидно из первой их страницы, умышленно написаны в духе враждебном истине?).

Прискорбно помыслить, что на обитаемом нами земном шаре и доныне, – спустя 18 с половиной веков после сошествия на землю Сына Божия, – есть ещё миллионы людей, целые царства и народы, неозарённые светом Евангельского учения, доселе не возникшие из тьмы идолопоклонства.

Но не гораздо ли прискорбнее размышление о том, что народы, просвещенные Евангельским учением, исповедующие единого Господа нашего Иисуса Христа, – распростёршего руки на кресте для привлечения всех людей в единую ограду своего стада, и соединения всех узами любви, в единстве духа и упования, – не только разделяются между собою разнообразными верованиями, почти об одних и тех же предметах веры, хотя все признают главным основанием их Божественное откровение, но и ненавидят друг друга иногда до такого озлобления, которое производит гонения, преследования и кровопролитные брани!

Правда, никогда не проявлялось в мире ни одно возвышенное, общеполезное учение, о предметах коего не разделялись бы понятия на многоразличные, одно другому противные мнения, как это в своё время заметил ещё учёный Ориген¹. На сколько, например, противоположных между собою способов лечения и в наше время, не говоря уже о протекших веках, подразделена врачебная наука, несмотря на то, что она, большей частью, основывается на опытах, продолжающихся целые тысячелетия? – Посему не удивительно, что и о предметах Христианского вероучения, превосходящего своей возвышенностью все земные познания, не однообразны и не согласны между собою частные человеческие умозаключения и суждения. Не удивительно также, что многие учёные мужи, предпринимавшие изыскания с искренним желанием убедиться в истине того или другого мнения о предметах Христианского вероучения, не доискивались искомого.

Нельзя удивляться и тому, что даже прославившиеся святостью жизни, просвещённейшие Пастыри Церкви, не всегда были согласны между собою в определении, например, подлинного смысла какого-либо одного и того же места свящ. Писания, либо имели свои частные мнения о некоторых правилах Церковного благочиния, или – священнослужебных действиях, тесно связанных с Христианским вероучением, например, о крещении младенцев и некоторых еретиков. Но все подобные, по временам возникавшие вопросы о таких предметах были окончательно рассмотрены, решены и утверждены вселенскими Соборами. Таким образом, по выражению Апостола, проявились искуснии (1Кор.11:19), достойно-наименованные Отцами Церкви, Богомудрые Пастыри её, прославившиеся святостью жизни, просвещением и ревностью по вере.

И не для того ли, чтобы люди, не полагаясь на заносчивость ума своего, ограниченного и в познании предметов подлежащих нашим чувствам, могли усвоить себе высокие истины Христианского вероучения – преимущественно сердечным убеждением в их благотворности, Промысл допустил, чтобы, не только в отношении к сему учению вообще, но и в частности в отношении к лицу Господа нашего Иисуса Христа и к другим предметам веры – открылись, по предречению Духа Святого, помышления многих сердец? (Лк.2:35) Не для того ли явились даже такие лица, которые, полагаясь на крепость ума своего, особенно же, сгорая желанием прославить имя своё, провозглашали измышлённые ими вероучения, противные Евангельскому? Им-то последовали в своё время многие своевольники, принимая их за неподвижные светила, тогда как лживые учения, по обстоятельствам, ослепляли только временным, непродолжительным блеском, подобно метеорам, и, подобно им, с шумом исчезли, так что едва оставили по себе следы своего существования!

Отцы Церкви, напротив, достойны всякого подражания в том отношении, что, соединяя просвещённую мудрость с духовной опытностью и благочестивой по вере ревностью, а вместе с тем, сознавая, что человеческая природа не изъята от погрешностей, с полным смирением подвергали частные свои мнения общему суду святой Церкви, изреченному на Соборах вселенских и поместных, и с непререкаемым доверием к её непогрешительности, подчинялись её определениям. Не так поступали ересеначальники и вообще лжеучители, которые, вместе с их превратными мнениями, осуждены Церковью именно за то, что, самовольно уклонившись от всеобщего её учения, измышлённые ими мнения защищали с упорным усилием и распространяли их всеми мерами, даже клеветами, злословием и гонением правоверующих, не внимая никаким убеждениям в своём заблуждении. Тем не менее, Церковь никогда не запрещала умственного углубления в предметы своего вероучения и мирных в сем отношении разысканий, предпринимаемых с искренним, но смиренным желанием уяснить какую-либо истину Христианского вероучения, особенно-колеблемую превратными мнениями лжеучителей; только постоянно отвергала всякие умствования, противные всеобщему, согласному учению своих Пастырей.

В наши времена, благодарение Богу, Промысл Его показал, что Протестантское и Реформатское вероучения, с бесчисленными их подразделениями, – суть произрастания не насаждённые Отцом небесным (Мф.15:13). Ибо, с одной стороны, сии вероучения переродились и одичали до того, что не только не сообразны с первобытным Христианским, как это очевидно из свидетельства истории и предания, но даже не имеют никакого сходства с теми видами, в каких они явились первоначально; с другой стороны, многие из основательно-учёных последователей того и другого вероучения усомнились в их правоте и истине. Посему и без пророческого дара легко предвидеть, что исповедующие их народы или дойдут до безбожия, или увлекутся потоком какого-либо другого вероучения, древнего или нового. Такое предположение тем вероятнее, что в противность завещанию святых Апостолов, которые внушали первенствующим Христианам, чтобы все они говорили одно, и не было между ними распрей, но, чтобы все были соединены в одном духе и в одних мыслях (1Кор.1:10), – между проповедниками Протестантского и Реформатского вероучения трудно теперь найти двух или трёх, которые были бы совершенно согласны в своих мнениях относительно предметов веры: едва не каждый из них, отвергая основания, на коих построены были те вероучения первоначально, усиливается измыслить новые опоры для построения своего образа мыслей о Христианском будто бы вероучении. Из сего явно, что в настоящее время отчётливое исследование достоинства тех вероучений, по несчётному множеству их подразделений, невозможно, и собеседование с такими учителями веры было бы одним пустословием.

Только писатели Римской Церкви с напряжённейшим, по-видимому, теперь усилием, нежели в прежние времена, провозглашают ещё частные её догматы и учреждения; между тем как Восточная Церковь, не смотря на все перевороты и потрясения мира, на бесчисленные козни, клеветы и даже гонения, по временам, от врагов своих, – чуждаясь всяких нововведений, возникших на Западе с девятого века, – с величественным спокойствием, твёрдо исповедует догматы Христианского вероучения, неизменно притом содержа и те постановления, которые вселенская Церковь проповедовала в течение первых веков Христианства и утвердила на семи вселенских Соборах. Поэтому, если бы писатели Восточной и Римской Церквей, не подавляя истины ложью, старались беспристрастно, непререкаемыми доказательствами и свидетельствами Истории, уяснить те предметы вероисповедания и церковных постановлений, по которым они разделяются: то, при содействии благодати Божией, сии Церкви снова соединились бы и составили единое стадо Христово. Тогда не только другие вероисповедания, именующиеся ещё Христианскими, перешли бы в недра вселенской Церкви; но и народы, неозарённые ещё светом Христианского вероучения, обратились бы к сему свету, потому что не соблазнялись бы подразделением Христианства на многие вероисповедания. Единообразное и согласное проповедование Евангелия его последователями, одушевляемое благочестивым соревнованием, с полным успехом распространилось бы в мире и покорило бы все народы благотворному игу Христианского вероучения.

И, казалось бы, с первого взгляда, что Восточной и Римской Церквам легко прийти в соединение: потому что коренные догматы той и другой Церкви почти одни и те же; но, к прискорбию, желаемое соединение потому особенно чрезвычайно затруднительно и едва-ли возможно, что Римская Церковь не только включила в число догматов своего вероисповедания частное своё учение об образе управления вселенскою Церковью; но даже считает это учение и веру в него одним из главных, если не первейшим своим догматом. Посему желающий приобрести ясное понятие о предметах веры, церковных постановлениях, правилах и обрядах Восточной и Римской Церкви, об их согласии, или несогласии с духом и учением первенствующей Христианской Церкви, по необходимости, должен обратить особенное внимание на образ управления тех Церквей. Это тем более необходимо; что писатели Римской Церкви всеми мерами усиливаются уверить народы: будто настоящий образ её управления есть единственный образ управления и притом вселенской Церковью, и с этою целью постоянно наводняют мир бесчисленными, мелкими и многотомными, сочинениями в защиту своего управления Церковью. Из сего следует, что для уяснения вопроса: какой образ управления вселенскою Церковью учреждён Господом нашим Иисусом Христом? неизбежно требуется обратиться прежде всего к свящ. Писанию, и в нём, со светильником Церковной Истории и предания первенствующей Церкви, искать разрешения вопроса:

Какой образ правления учреждён над вселенской Церковью самим Богом?

Вселенская Церковь Христова есть царство Божие на земле. Но оно, по словам самого Спасителя, несть от мира сего: (Ин.18:36) ибо состоит в духовном, неприметном для мира, царствовании над ним самого Иисуса Христа. Это царство Его, или Церковь, для своего существования не имеет необходимой нужды в таких средствах, какими поддерживаются земные царства. Церковь началась, продолжает своё существование и распространяется озарением людей светом истинного Богопознания. По свойству своему, она состоит в твёрдой вере сынов своих в истины Божественного Откровения и в исполнении ими заповедей Божиих. Она и учреждена с той целью, чтобы руководствовать верных её учению к вечному, небесному блаженству. Посему от каждого желающего быть членом Церкви Христовой, при самом вступлении в неё, требуется искреннее сознание повреждения человеческой природы, произвольных грехопадений своих и решительное в них покаяние (Мф.4:17) а всем членам Церкви предписывается самоотвержение (Мф.16:24–25) (Мк.8:34), смирение, кротость (Мф.18:4–23) (Лк.14:11), самоумерщвление, или отсечение греховных страстей и пожеланий (Мф.19:27) (Лк.18:29), даже готовность к перенесению скорбей и бедствий всякого рода (Мф.10:16–18) (Лк.9:21–24).

Из этого очевидно, что в царстве Божием, или в Церкви Христовой, нет места властолюбию, или преобладанию над народами: царие язык, сказал Спаситель, господствуют ими [над народами] и велицыи обладают ими: не тако же будет в вас (Мф.20:25–26).

Будучи исключительным царством (Мк.1:15) (1Пет.2:9) (Евр.12:28) и вместе храмом Божиим (1Кор.3:16) (2Кор.6:16) на земле, Церковь Его не может иметь никого иного, кроме одного Иисуса Христа Царём (Лк.1:33), и одного Его единственным, исключенным от грешников [непогрешительным] Первосвященником (Евр.7:26) (1Пет.5:4). Принимая вместе с этим в соображение, что Иисус Христос стяжал Церковь своими страданиями, отродил водою св. крещения, очистил кровью своею (Еф.5:25–27), соделал телом своим (Еф.1:22–23) (Кол.1:18), так что все истинно-верующие в Него сделались как бы костью от костей Его и плотью от плоти Его (Еф.5:30), очевидно, что кроме Иисуса Христа никто, ни ангел, ни серафим, не может быть главою вселенской Церкви (Еф.1:22). Как тело одного Иисуса Христа, составляемое и совокупляемое из различных членов, при соразмерном действии каждого из них, она, по свидетельству Духа Святого, от одного Иисуса Христа получает жизнь свою и приращение (Еф.4:16). Посему каждый член Церкви, пребывая в Нём, как ветвь на виноградной лозе (Ин.15:5), живет Его Божественною жизнью (Гал.2:20), так что без Него никто не может не только делать, но и помыслить ничего доброго (2Кор.3:5); но каждый должен быть глубоко убеждён, что только благодать Иисуса Христа производит в верующих в Него и хотение и действие сообразное с Божественной волей (Флп.2:13). В этом отношении каждый последователь Иисуса Христа может исповедовать с Пророком: Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит (Пс.22:1). Если столь близок Господь ко всем призывающим Его (Пс.144:18); то тем более неусыпно промышляет Он о целости, благоустройстве и приведении к своему предназначению вселенской своей Церкви, рассеянной по всему миру, в различных климатах, между народами, различающимися особенным образом своего управления, нравами, обычаями, частными своими учреждениями, даже часто враждебными между собою отношениями. Таким царством, или Церковью, может управлять только Всемогущий Промыслитель; а один какой-либо человек, даже целое сословие опытнейших Правителей, привязанных к одному какому-либо месту, не в силах сообразить всех потребностей и удовлетворить всем нуждам вселенской Церкви ко благу её! Да и не воздремлет, ниже уснет храняй Израиля (Пс.120:4), тем более, что, восходя на небо, Господь наш не отказался от управления своею Церковью; но, по выражению Апостола, подобает Ему [Иисусу Христу] царствовати, дóндеже положит вся враги под ногама своима (1Кор.15:25). Если же Иисус Христос, неусыпно промышляющий о своей Церкви, и направляющий ко благу её все происшествия в мире, один Царь благодатного своего царства, один Первосвященник, Пастыреначальник и глава своей Церкви: то предосудительно было бы Его имена, названия и действия относить к одному какому-либо лицу или даже правительству земному. Не произошло ли бы от такого лица, или правительства, ограниченного местом, бесчисленных в Церкви неустройств, которых такое лицо, или даже правительство, при всём желании своём, не могло бы устранить и исправить, на пример во время брани между народами, или при враждебных отношениях правительств? Не были ли бы отдалённейшие члены Церкви, управляемой таким образом, как бы безжизненными, омертвелыми, едва по одному названию ей принадлежащими? Если сверх того Дух Святой повсеместно дышет, идеже хощет (Ин.3:8), если с пришествием Христовым не в одном уже Иерусалиме (Ин.4:20–23), а на всяком месте раздаёт дары свои, разделяя их, по свидетельству слова Божия, своею властью между верующими, как Ему угодно (1Кор.12:4–11): то согласно ли с здравым смыслом полагать источником даров Духа Святого одно какое-либо лицо, или место?

В предотвращение таких несообразностей с целью учреждения Церкви, соответственно высокому её достоинству, Господь наш Иисус Христос учредил для управления Церковью такой образ правления, по которому оно, не состоя в зависимости от одного лица, или места, часто удалённого безмерным пространством, тотчас во всяком месте может принимать меры и действовать к душевному благу верующих во всех обстоятельствах. Именно, ещё во время пребывания своего на земле, Спаситель, избрав учеников, которых наименовал Апостолами, Сам лично образовал их.

Постановив коренным правилом в своей Церкви: иже хощет в вас быти первый [а пламенно сего желающие были многие между Апостолами], буди всем раб (Мф.20:27). Он преподал им этот урок примером целой жизни своей, а окончательно – омовением их ног, пред своими страданиями (Ин.13:14–15). Вместе с тем, удостоверив Апостолов, что слушающий всех их, [а не одного из них], Его слушает (Лк.10:16), Господь обещал им постоянное с ними своё и Духа Святого пребывание, в торжественных изречениях: се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.28:20), и Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век, Дух истины (Ин.14:16–17), той вы научит всему (Ин.14:26). И обетованный Утешитель, видимо, в равной мере, низшел на всех их в огненных языках, в день пятидесятницы (Деян.2:3), – после того, как Господь Иисус Христос, пред вознесением своим на небо, всех Апостолов [разумеется с их преемниками] оставил на земле как бы своими наместниками, сказав им: якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы (Ин.20:21).

Таким образом все Апостолы, кроме природных способностей и характера каждого из них, были между собою равны, все имели одинаковую власть, хотя по глубокому чувству смирения, каждый из них считал себя последним в сонме Апостольском, или уступал первенство другому, предначинавшему какое-либо дело, по качеству своего характера. Будучи все равно вдохновенны Духом Святым и равно получив от Господа заповедь: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари (Мк.16:15) научите вся языки... блюсти вся, елика заповедах вам (Мф.28:19–20), Апостолы, как посланники от имени Христова (2Кор.5:20), устремились в мир для распространения Евангельского учения. Проповедуя это учение в местах, указанных непосредственным откровением Духа Святого (Деян.10:19) (Деян.16:6–7), или в избранных ими самими по произволу, иной лично, отдельно от других, иные совокупно, вдвоём или втроём, а иные посредством учеников своих, насаждали между народами Христианские Церкви, и, по собственному произволу и усмотрению, не испрашивая ни у кого из своих собратий разрешения в своих действиях, поставляли преемников по себе, Епископов и Пресвитеров. Вместе с тем, наблюдая за их и пасомых ими поведением, они направляли свободные действия верующих к общему благу Церкви, входили в общение с частными Церквами, основанными другими Апостолами, или отправлялись проповедовать Евангелие и учреждать свои постановления и в такие страны, где насаждена была вера кем-либо из прочих Апостолов, и даже частною Церковью лично управлял, основавший ее Апостол, – как это видно из проповедования Евангелия в Риме Апостолами Петром и Павлом. Из всего этого ясно усматривается, что все Апостолы были Вселенскими Епископами, все имели равную власть во вселенской Церкви, и, кроме Господа нашего Иисуса Христа, не имели над собою другого Пастыреначальника, который бы управлял ими, как подчинёнными ему. Да и могло ли быть иначе, когда все они были очевидными свидетелями, как Иисус Христос, пребывая на земле, проповедью своего Евангелия во Иудеи, и избранием их, Сам лично основал свою Церковь, и, умерши на кресте, положил самого Себя в её основание? Могло ли быть иначе, при живом сознании той истины, что Он же, Божественною своею силою, сообщил прочность основанию и насаждению и частных Церквей, основанных Апостолами и их преемниками, и что, наконец, душевное спасение всякого верующего утверждается на вере в Иисуса Христа? – Посему-то беспрекословно, что для существования вселенской Церкви, по выражению св. Апостола, основания инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос (1Кор.3:11). Но в том отношении, что Апостолы, по заповеди Спасителя, распространили в мире Евангельскую проповедь, и своими писаниями как бы довершили основание Церкви вселенской, основав частные Церкви и насадив в них своё учение, запечатлённое их мученическою смертью, – слово Божие и всех Апостолов именует как бы вторичным основанием вселенской Церкви. В этом-то смысле Спаситель сказал Апостолу Петру: ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою; (Мф.16:18) Апостол Павел научает, что все вообще верующие наздани на основании Апостолов и Пророков (Еф.2:20) а Божественный таинник, св. Евангелист Иоанн Богослов, созерцая в таинственном видении торжествующую на небеси Церковь Христову в виде нового града Иерусалима, засвидетельствовал, что стена того града имела двенадцать оснований, и на них двенадцать имен двенадцати Апостолов (Откр.21:14).

Но Апостольская Церковь вместе с тем была образцом управления Церковью для Пастырей её всех веков, во всех её обстоятельствах. По сему побуждению иногда Апостолы следовали указанию одного из них, как например, по предложению Апостола Петра, избрали на место Иуды предателя другого Апостола (Деян.1:15–20), не потому что они были подчинены Петру, но что каждый из них, как Боговдохновенный, готов был сделать тоже предложение, и каждый сознавал, что такая мысль внушена Апостолу Петру Духом Святым. В иной раз Апостолы, не ожидая от кого-либо из среды себя предложения, все совокупно изъявляли необходимость какого-либо учреждения в Церкви, как например все совокупно избрали и поставили для служения трапезам семь диаконов (Деян.6:1–7). Иногда знаменитейшие Апостолы повиновались единодушному определению других Апостолов. Так, хотя каждый Апостол сам по себе мог преподать дары Духа Св. Самарянам, по просвещении их св. крещением; но собор Апостольский отправил для сего Апостолов Петра и Иоанна (Деян.8:14–17). Мало того: Апостолы принимали на себя подобное посольство по требованию частной Церкви, как Апостол Павел и Варнава отправились в Иерусалим к Апостолам и Пресвитерам, по требованию Антиохийской Церкви (Деян.15:2). Допускались даже промыслом Иисуса Христа несогласия одних Апостолов с другими, в их действиях, для показания, что Пастыри Церкви, при совместных действиях, имея в виду одно общее благо Церкви, должны уступать один другому. Так, когда некоторые, прибывшие из Иерусалима с Апостолом Петром в Антиохию, лицемерно, вместе с ним устранялись от общения с Антиохийскими из язычников Христианами: то Апостол Павел восстал за это против Апостола Петра, и устоял на своём (Гал.2:11–21). Наконец, хотя все Апостолы имели равную власть во вселенской Церкви, и все, как постоянно наставляемые Духом Св., были непогрешительны, до той степени, что всякое изречение каждого из них было – или правилом веры, или законом для Церкви; однако же возникавшие в ней недоумения решали соборным своим определением (Деян.15:23–29), дабы преподать Пастырям Церкви на все последующие времена пример, что решать недоумения относительно догматов веры и поставлять правила для общего благочиния Церкви – надлежит общим согласием Пастырей её.

Такими примерами и руководствовались они в течении последующих восьми веков. Так, хотя достоинство и власть Епископская всегда признаваема была в Церкви равною во всех Епископах; однако ж Епископы знаменитейших областных Церквей, как то: Антиохийские, Александрийские, Критские, Ефесские и другие, первенствовали в сонме Епископов своей области, но так, что по Апостольскому преданию, изложенному в 34 Апостольском правиле, Епархиальные Епископы не могли ничего особенно важного делать без ведома и рассуждения старейшего из них, и он ничего такого не мог делать без совокупного рассуждения всех Епископов своей области. А святой Афанасий Александрийский, будучи ещё Диаконом, но представляя собою лицо своего Епископа, по свидетельству святого Григория Назианзина, первенствовал по своей ревности, между Епископами первого вселенского Собора, увлекая их силою своего слова к согласному определению догмата веры, колеблемого Арианами². Пример беспрекословного, по Соборному определению, подчинения знаменитейших Епископов, по месту, областному Епископу – усматривается из 7 правила 1 вселенского Собора. Хотя сим правилом последование чести за Антиохийским Епископом предоставлено Иерусалимскому, как Епископу града, в котором пострадал Иисус Христос, и Церкви, именовавшейся Материю Церквей³ и Христианского имени⁴: но в Иерархической зависимости, тем же правилом, Иерусалимский Епископ оставлен в зависимости от Кесарийского. Наконец, смотря по обстоятельствам Церкви, Пастыри её, для определения и утверждения догматов веры, помрачаемых лжеучителями, также для постановления правил повсеместного Церковного благочиния, составляли Соборы. При таком образе Церковного управления, хотя верующие, в течении первых восьми веков, обращались по временам для решения своих недоумений к местным своим Пастырям, а Епископы относились к ближайшим, или известнейшим опытной, духовной мудростью, своим собратьям; однако ж вселенская Церковь только вселенские Соборы признавала средоточием Церковного единства, и от них единственно ожидала окончательного решения возникавших в ней вопросов, И это происходило именно от совершенной уверенности, что если Господь и Бог наш, Иисус Христос обещал своё присутствие двум или трём, собравшимся о имени Его (Мф.18:19); если Он внимает молитвам каждого призывающего Его, и сообщает благодать свою всякому верующему в Него: то, тем более, благопромыслительно присутствует на вселенских Соборах Пастырей Церкви, умудряя их Духом Святым. Если Спаситель для блага Церкви видимо являлся святому Апостолу Павлу и многим Святым, благоугодившим Ему своею жизнью: то, в случае нужды, явился бы видимо и Пастырям Церкви для общего блага Её. Посему определения и постановления вселенских Соборов непогрешительны, и самые сии Соборы составляют единственное средоточие вселенской Церкви.

В таких видах проявлялось управление вселенскою Церковью в первые четыре века Христианства, и хотя в последствии, по обстоятельствам времени и места, оно изменялось, теснее приспособляясь к положению Римской Империи, но в сущности было одно и тоже, т. е. соборное. Не смотря однако же на очевидные свидетельства слова Божия, Церковного предания и истории о том, что хотя частные Церкви управляемы были областными своими Епископами, которые важнейшие дела решали с общего согласия Епископов той же области, а дела, относившиеся к целой вселенской Церкви, решались соборным определением её Пастырей, и – что вселенская Церковь одни вселенские Соборы признавала средоточием своего единства, – писатели Римской Церкви употребляют напряжённейшие усилия, чтобы доказать: 1) будто Иисус Христос поставил Апостола Петра главою Церкви и 2) будто в этом смысле Римские Епископы суть преемники Апостола Петра. Утверждая такие положения, защитники их вместе с тем различными оборотами речи, искусственными сплетениями своих умозаключений и пользуясь различными переносными слововыражениями свящ. Писания и Отцов Церкви, в произвольном их значении, доходят наконец до открытого сознания, что, по их мнению, каждый Римский Епископ есть самодержавный Государь вселенской Церкви. – «Папское достоинство,» говорят, «как монархическое и царское первенство в Церковной Иерархии, учредил Иисус Христос сверхъестественным, непосредственным образом»⁵. «Иисус Христос подчинил Церковь свою одному Государю, главе и Пастырю»⁶. А как Римская Церковь считает себя исключительно вселенскою, или кафолическою, напрягая все усилия к подчинению Римскому Епископу всех народов и их правительств; то писатели её, превознося Римского Епископа пышными наименованиями наместника Иисуса Христа, главы вселенской Церкви, отца верующих, отца Христианства и проч., усиливаются постепенно уверить все народы, будто Папа, по Божественному постановлению, есть всемирный, самодержавный Владыка, которого власти и произволу должны быть подчинены все народы, и их правительства.

Почему же писатели Римской Церкви не перестают называть Епископа Римского, как называли издревле, Епископом и Папою, и не называют его прямо и открыто, а только в некоторых своих сочинениях, всемирным Государем и Царём вселенской Церкви? – Потому что Господь наш Иисус Христос, обещая создать Церковь, сказал, что Он создает свою, а не Римского Епископа Церковь, – что она, как благодатное Его царство, не есть от мира сего. Эта истина, сколько ни была помрачаема в средние века действиями Римской Иерархии, всё однако же сияет таким блеском, что если бы писатели Римской Церкви вздумали открыто провозглашать своего Папу самодержавным Императором, Государем и Царём Церковным: то без сомнения, такие названия привели бы в ужас и благочестивых, так называемых Римских католиков. С другой стороны, такие названия Епископа совершенно были бы несовместны с учением Евангелия, предания и истории, которые, как всякому в наши времена известно, решительно свидетельствуют, что Иисус Христос, учреждая на земле царство своё, или Церковь, не только не отменил ни народных правительств, ни их коренных уставов, но, заповедав воздавать Божия Богови и Кесарева Кесареви ⁷, Сам тотчас по своём рождении подвергся народной переписи (Лк.2:5), скрылся от народа, хотевшего насильно поставить Его над собою Царём (Ин.6:15), наконец беспрекословно покорился суду Римского Правительства, язычника Пилата, и по приговору его претерпел крестные страдания и смерть (Ин.19:16). По вознесении Господнем на небо, святые Апостолы глубоко насадили в сердцах Христиан, что всякая высшая власть есть от Бога; что Цари суть слуги Божии (Рим.13:1–4); что должно молиться за них (1Тим.2:2), чтить их, повиноваться всякому их постановлению (1Пет.2:17), и покоряться всякой власти, не столько из страха наказания, сколько по чистым побуждением совести, что должно воздавать всякому, что следует, – кому подать, подать, кому оброк, оброк, кому страх, страх, кому честь, честь (Рим.13:1,5,7). Проповедуя же такие заповеди, Апостолы сами себя не иначе называли, как рабами Иисуса Христа (2Пет.1:1), служителями Церкви (Кол.1:25) и строителями тайн Божиих (1Кор.4:1). Имея в виду такие примеры и учение Иисуса Христа и Апостолов, преемники их, святые Отцы Церкви, сознавая, что непосредственный источник верховных, гражданских властей, есть один промысл Божий, не только не разрушали существовавших в их время гражданских постановлений, но, признавая себя гражданами земных царств, подчинялись гражданским законам во всех отношениях, кроме идолопоклонства. Посему все формы таких постановлений остались неприкосновенными и после того, как Римские Кесари подчинились учению Евангелия. Гражданские дела продолжали идти по-прежнему; в них употреблялся один и тот же язык; только учение Евангелия, постепенно проникая, тихо, неприметно, все составы общежития, оживотворило их новым духом. Ни Пастыри Церкви, ни вообще Христиане не называли Государей Божествами; но окружили их благоговением, подобающим высшим орудиям Промысла Божия о благоденствии народов. В продолжении первых трёх веков Христианства, Церковь почти постоянно была гонима, кровь Христиан лилась реками, тысячи умирали мученическою кончиною; а Христиане, хотя, по свидетельству Истории, наполняли города, села, острова, крепости, полевые полки, трибы, декурии, дворец Кесарей, – оставались мирными во время народных волнений, не восставали не только против высших, но и низших гражданских властей⁸. На престол Кесарей возводили своих любимцев и буйные когорты, и взволновавшиеся области, и буйная чернь; но ни Пастыри Церкви, ни Христиане вообще не участвовали в таких беспорядках. Когда Константин Великий принял Евангельское учение, Церковь благодарна была ему за оказанное ей покровительство; но пребыла верною и Констансу, покровителю Ариан, и Иулиану отступнику. Святой Амвросий Медиоланский убедил Феодосия В. покориться в деле совести церковному суду, но Феодосий, кроме Амвросия не имел в царстве своём подданного, преданнейшего ему, вернейшего и почтительнейшего. Из всего этого очевидно, что если бы в первые века Христианства известно было в Церкви, что образ её управления есть Монархический, что какой-нибудь Епископ есть самодержавный Государь Церкви: то это не утаилось бы от Римских Кесарей и было бы со стороны их новым поводом к гонению Христиан, как признающих двух Государей в одном и том же царстве: потому что враги Церкви, языческие писатели не преминули бы Правителю вселенской Церкви дать значение оскорбительное для Кесарей. Впрочем, и сама Римская Иерархия в те века, имея ещё в виду пример первенствующей Христианской Церкви, и взирая на своих Епископов мучеников, очень редко и притом крайне осторожно открывала свои затеи и притязания.

С таким понятием об образе управления вселенской Церковью, вполне сообразным с свидетельством священного Писания, предания и церковной истории, очевидно несовместна мысль о Монархическом управлении всею Церковью. Несмотря, однако ж на то, сей образ её правления имеет в Римской Церкви бесчисленных защитников. Посему для определения твёрдости оснований, на которых утверждается учение Римской Церкви об образе управления вселенскою Церковью требуется рассмотреть:

Каким образом Богословы Римской Церкви доказывают, что Римский Епископ есть самодержавный Правитель вселенской Церкви?

Непосредственно, прямо, без диалектических тонкостей, они такого положения не доказывают: ибо не могут не сознавать внутренне, что никак невозможно доказать этого прямым путём.

Посему, вооружившись диалектикою, писатели Римской Церкви, на основании произвольного толкования некоторых мест свящ. Писания, доказывают сперва первенство Апостола Петра между Апостолами, за тем первенство Римских Епископов в Церковной Иерархии Римской Империи, до окончательного её падения на Западе. Никто не отрицает первенства чести и старейшинства Апостола Петра в лике Апостолов. Но Латинские писатели отсюда выводят то, чего вывести никак нельзя, и своими выводами, постепенно завлекая читателей в диалектические сети, заставляют их соглашаться то на одно, то на другое заключение, и наконец облекают Римского Епископа такою властью, которая превосходит всякую власть на земле.

Из этого следует, что читателям писателей Римской Церкви, не обучавшимся Богословским наукам, необходимо предварительно приобрести хотя краткие сведения: каким образом вообще извлекаются из свящ. Писания и творений отеческих учение веры, правила христианской деятельности и церковного благочиния? – Из свящ. Писания извлекаются истины веры и правила деятельности и благочиния – по букве и духу. В первом виде, они бывают ясно выраженные словами самого свящ. Писания, напр. всяка душа властем предержащим да повинуется! (Рим.13:1) Повинуйтеся наставникам вашим и покаряйтеся (Евр.13:17). Большею же частью, они буквально не выражены в свящ. Писании, но выводятся из различных мест его посредством правильного умозаключения. Например: Иисус Христос сказал Апостолам: се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.28:20). Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам: да будет с вами в век (Ин.14:16). Но как св. Апостолы, совершив служение в мире, перешли в вечность, то сии обетования относятся к преемникам Апостольского служения словом и совершением таинств св. Церкви, т. е. к её Пастырям⁹.

Другой источник учения веры, церковных законов и постановлений есть предание. Это учение Церкви, полученное ею из уст Апостолов, сверх учения их, преподанного в свящ. Писании, или от Отцов Церкви. Посему предание есть вторичное начало Богословских наук, руководствующее преимущественно к правильному разумению, изъяснению и непогрешительному выводу следствий из тех мест свящ. Писания, которые не для всякого вразумительны и содержат в себе истины веры или правила деятельности не столько по букве, сколько по духу. Предание содержится в древних символах, или сокращенных исповеданиях Христианской веры, в согласном и всеобщем употреблении каких-либо обычаев и постановлений, в деяниях и постановлениях Соборов и в единодушном учении Отцов Церкви, заключающемся в их писаниях.

Но, руководствуясь преданием к правильному изъяснению и непогрешительному выводу следствий из тех мест свящ. Писания, которые не для всякого вразумительны, и содержат какие-либо истины веры, или правила, не буквально, а только в духе, требуется чрезвычайная осторожность, – чтоб не принять какого-либо сомнительного предания за истинное, какого-нибудь частного мнения за голос вселенской Церкви, каких-нибудь изречений, слововыражений и оборотов речи, употребленных в переносном, неточном значении, за положительный церковный догмат, закон, или правило. Не менее того заслуживает особенное внимание различный образ сношения Отцов Церкви и обращения их с лицами одного и того же достоинства, при различных обстоятельствах. Патриархи, напр., и некоторые знаменитейшие Епископы на вселенских Соборах были чествуемы и занимали почётнейшие места; но того же достоинства лица, впав в ересь, открыто были предаваемы анафеме Отцами Церкви.

Посему для того, чтобы свидетельство предания, признать непогрешительным, Богословы, как Православной, так и Латинской церкви, обыкновенно, полагают следующие, преимущественно, критические правила: 1) Не всё произнесённое или сделанное на Соборах, даже вселенских, заслуживает равную доверенность и одинаковое достоинство; 2) должно отличать соборные постановления, утверждённые общим согласием Отцов Церкви, от предварительных разговоров или рассуждений, а равно от мнений, мимоходом только, без особенного намерения, на Соборе произнесённых; сюда также относятся письма, содержащие одну вежливость, или изъявление благодарности¹⁰. В употреблении свидетельств из творений Отцов Церкви здравый смысл внушает следовать тем же правилам, какие были употребляемы Отцами Церкви для правильного уразумения и истолкования свящ. Писания, т. е. обращать внимание на намерение и побуждение, по которым что-либо тот или другой Отец Церкви изрёк или написал, на личные их и Церкви обстоятельства, по которым что-либо или изречено, или написано, особенно – на то, в собственном-ли смысле, или в переносном употреблены ими слова или выражения о каком-либо лице или событии, на связь какого-либо изречения или мнения с предыдущим и последующим. А как Отцов Церкви, в отношении к их творениям, вселенская Церковь никогда не признавала непогрешительными или Боговдохновенными, в таком смысле, в каком признаёт писателей книг Ветхого и Нового Заветов: то необходимо ещё обращать внимание на то, излагает-ли какой-либо Отец Церкви учение о каком-либо догмате веры целой вселенской Церкви, или говорит только от своего лица, излагает собственное мнение, особенно если оно несообразно с духом свящ. Писания и с самою истиною, или противоречит согласному учению других Отцов Церкви. Наконец, должно ещё иметь в виду, как высоко уважала вселенская Церковь того или другого писателя, или св. Отца. Ибо и звезда от звезды разнствует во славе (1Кор.15:41).

Такие и подобные соображения необходимы при чтении Богословских, иноверческих, творений: дабы не принять за истину того, что совершенно с ней несогласно. А опыт показывает, что есть писатели, которые, по пристрастию к какому-либо частному мнению, или по другим побуждениям, всеусильно стараются подавить истину неправдою. Так древние еретики не стыдились открыто извращать смысл отеческих изречений, приводить их без связи с предыдущим и последующим, делать отсечения и прибавления, смотря потому, что было нужно для их цели. Имея в виду такие предосторожности, никакой читатель не увлечётся искусственными доказательствами и защитников учения Римской Церкви об образе управления вселенскою Церковью, учреждённого, по их мнению, Иисусом Христом. Итак, предварительно необходимо иметь в виду:

Из каких преимущественно мест священного Писания Богословы Римской Церкви усиливаются утвердить своё учение о самодержавии Римского Епископа?

Первое такое место читается, (Матф.16,17–20), в таких изречениях: Отвещав Иисус рече ему [Апост. Петру]: блажен еси Симоне вар Иона [сын Ионин], яко плоть и кровь не яви тебе [вероисповедания: Ты еси Христос, Сын Бога живаго], но Отец мой, иже на небесех. И Аз же тебе глаголю, яко ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей. И дам ти ключи царства небеснаго: и еже аще свяжеши на земли, будет связано на небесех; и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех!

Очевидно, что в этом месте употреблены Спасителем слова, большею частью, в иносказательном, переносном значении. Посему, для открытия точного их смысла, неизбежно требуется предварительно изъяснение, что разумеется под словами: камень, врата адовы, ключи и проч. Если бы, по меньшей мере, приведённое место единогласно истолковали Отцы Церкви, то выведенное из него правильным образом умозаключение не подлежало бы никакому недоумению, и было бы догматом целой вселенской Церкви. Но, по сознанию самых Латинистов, в изъяснении приведённого места св. Отцы не согласны между собою, а такое разногласие их в этом отношении ведёт к заключению, что древняя вселенская Церковь не усматривала в указанном месте учения о том, будто Спаситель поставил Ап. Петра верховным её Правителем.

Так, по разысканиям Дюпена, написавшего исторические рассуждения о рассматриваемом догмате Римской Церкви, от имени Французской Сорбонской Академии, и Наталиса Александра, св. Отцы Церкви несогласно изъясняют в приведенном месте выражение камень¹¹. Некоторые из них дают такое значение слову камень, по которому относят его ко всем Апостолам. «Если», говорит блаженный Иероним, «будем принимать Петра за основной камень: то тоже будут и другие Апостолы»¹². А Ориген утверждал, что «камень есть всякий последователь Христов»¹³. Из Отцов Церкви: Августин, Иероним, Феодорит, из новейших учителей Западной Церкви: Беда, Павлин, Рабан, Ансельм, Пётр Ломбардский, Иннокентий III, под камнем разумели в указанном месте самого Иисуса Христа. «На сем камне», говорит блаженный Августин, «который ты исповедал, созижду Церковь Мою»¹⁴. Иные, как то: Иларий, Григорий Нисский, Амвросий, Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский, Ювеналий, Лев, Пётр Хризолог, Иоанн Дамаскин, Феодорит, Евагрий, из новейших: Феликс III, Григорий III, Беда, – полагали, что камнем означается вера во Иисуса Христа, исповеданная Апостолом Петром. Вот мнение св. Амвросия: «основание сие есть вера; ибо не о плоти, но о вере Петра было сказано Господом; поскольку веры не одолеют врата адовы»¹⁵. Также рассуждал Златоуст: «на сем камне, говорит Иисус Христос, созижду Церковь Мою, т. е. на сей вере и на сем исповедании: сими словами свидетельствует Он (Иисус Христос), что многие некогда должны в Него уверовать»¹⁶. Наконец некоторые, преимущественно священномученик Киприан, св. Василий В., писатель III века Тертуллиан, в вышеприведённом изречении Господа слово камень непосредственно относили к Апостолу Петру. Так Василий Великий говорит: «услышав имя Петра, мы не разумеем под сим именем сущности Петра,... а только напечатлеваем в себе понятие об особенных свойствах, в нём усматриваемых. Ибо при этом слове тотчас представляем себе Петра, сына Ионина, из Вифсаиды, брата Андреева, из рыбарей призванного на служение Апостольское, и за превосходство веры получившего обетование, что на нем созиждется Церковь»¹⁷. Из столь различных мнений Отцов Церкви о значении одного и того же слова, в одном и том же месте свящ. Писания, очевидно, что в нём св. Отцы не только не усматривали того, что Спаситель постановил Апостола Петра верховным Правителем и самодержавным Государем Церкви, но даже не подозревали мысли о сем. Ибо, если на основании рассматриваемого изречения Христова и признавали Ап. Петра основанием Церкви, то точно таким же основанием признавали и других Апостолов. Так, по выражению св. Амвросия: «Если Петр есть основание Церкви, как и прочие Апостолы, что ясно доказывает настоящее чтение (рассматриваемого изречения Спасителя): то на нем основана Церковь так, как и на других»¹⁸. А блаженный Иероним пишет: «Ты говоришь, что на Петре основана Церковь, но тоже самое в другом месте говорится и о других Апостолах: сей дом построен на основании Апостолов и Пророков»¹⁹. Равным образом, из числа древних Отцов и писателей Церкви, по сознанию Римских же Богословов: Тертуллиан, Киприан, Иероним, Августин, Оптат, Гавдентий, Амвросий, Августин, Фульгентий, Феофилакт, из новейших: Евхерий, Беда, Рабан, Айран, Гинкмар, Одон и другие весьма многие согласно утверждают, что под выражением обещанных Петру ключей, разумеется не верховная власть его над вселенской Церковью, а власть, данная целой правительственной Церкви, или её Пастырям. Говоря об этом, блаженный Августин рассуждает так: «Петр во многих местах свящ. Писания представляется носящим лице Церкви, особенно в том месте, где говорится: тебе дам ключи царствия небесного. Неужели Петр получил те ключи, а Павел не получил? Петр получил, а Иаков, Иоанн и другие Апостолы не получили? Не в Церкви ли те ключи: где ежедневно отпускаются грехи? Но поскольку Петр знаменательно носил образ Церкви, а Церковь есть тело Христово, то что дано ему одному, дано и Церкви»²⁰. А св. Амвросий говорит: «что сказано Петру, сказано Апостолам». «Не властью пользуемся, но исполняем повеление»²¹. Известно же из свящ. Писания, что для прообразовательного обозначения новозаветных событий, Богу угодно было избирать не только лица, но и неодушевленные предметы. Так медный змий, вознесенный Моисеем в пустыне, прообразовал Иисуса Христа. Из таких примеров очевидно, что нет основания признавать кого-либо верховным правителем какого-либо общества потому, что он был его образом²².

Но защитники правления Римской Церкви предпочитают изъяснение рассматриваемого места тех Отцов Церкви, которые в нём под словом камень разумели Апостола Петра; таких мест из отеческих творений считается, по счёту Латинистов, семнадцать.

Для усмотрения силы такого рода Отеческих толкований, достаточно привести такие, которые могут казаться сильнейшими доказательствами учения Римской Церкви. Например, священномученик Киприан рассуждает: «Господь говорит Петру: Аз же глаголю тебе, яко ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою. На одном созидает Церковь, хотя, по воскресении своем, всем Апостолам дает равную власть, говоря: якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы: приимите Дух Свят; однако же, чтобы показать истину единства, начало оного своею властью произвел от одного». И в другом месте: «Господь основывает Церковь свою на одном, и хотя усвояет всем Апостолам равную власть, однако для показания единства, своею властью устроил так, чтобы единство сие начиналось от одного. Конечно, тоже самое были и все Апостолы, тоже, что и Апостол Петр, т. е. имели равную честь и достоинство, но сперва поставляется один, дабы Церковь являлась единою»²³. Но из приведённых изречений св. Киприана не только не видно, что Апостол Пётр был самодержавным Правителем Церкви, а напротив ясно усматривается, что он имел равную власть, честь и достоинство со всеми Апостолами во всех отношениях.

Но, чтобы непременно доказать учение своё об образе управления Римской Церкви, защитники её ссылаются на множество других изречений Отцов Церкви об Апостоле Петре, в числе которых хотя не могут указать ни на одно изречение, которым бы просто и решительно подтверждалось их учение, – по меньшей мере многочисленностью таких мнений думают убедить своих последователей в истине своего предложения. Вот одно место из бесед Василия Великого, на которое ссылается иезуит Перроне, – и которым, по его мнению, подтверждается превознесение (præeminentia) над Церковью Апостола Петра: «Основания ея (Церкви), говорит пророк Исаия, на горах святых, ибо она наздана на основании Апостол и Пророк. Одною из таких гор был и Петр, и Господь дал обетование на сем камне создать Церковь свою. Ибо мудрования высокие и превыспренния, ставшие превыше земного, справедливо называются горами. А душа блаженного Петра наименована высоким камнем потому, что она твердо укоренилась в вере, была непоколебима и неослабна – при всех приражениях искушений». Явно, что Василий Великий, говоря таким образом, и в мысли не имел того, будто Апостол Пётр был Правителем вселенской Церкви, но сказавши, что одною из таких гор был и Пётр, продолжает: «Посему все приобретающие ведение Божества, по величию ума и умных дел, усовершившись в здравой жизни, суть верхи гор, на которых созидается дом Божий»²⁴.

Если бы писатели Римской Церкви хотя из множества изречений Отцов Церкви, могли составить такое изъяснение рассматриваемого места свящ. Писания, которым бы могли неоспоримо доказать своё мнение о единовластительстве Апостола Петра: то защитники сего единоначалия не имели бы нужды в новом толковании его. Но, не довольствуясь ни одним, ни всеми изъяснениями Отцов Церкви, они беспрестанно то обновляют, то вновь составляют свои мудрования и толкования на (Мф.16:17–20). Из умозаключений же, выведенных из сего места, по полноте, заключающей в себе почти всё, что в течение веков Латинские Богословы придумали об этом, по софистическому искусству, и сжатости умозаключения, справедливо можно предпочесть всем их мудрованиям следующее, составленное иезуитом Перроне, тем более, что его отнюдь нельзя подозревать в недостатке усердия, ревности и преданности Папскому престолу. «Сугубым», говорит Иезуит, «иносказанием основного камня и ключей – Иисус Христос, очевидно, показал, что он верховную власть над Церковью, которую имел в скорости создать, вручил Апостолу Петру и поставил его в видимой Церкви своим наместником. Ибо, что значит основание в вещественном здании, то будет означать Петр в строении духовном, т. е. в Церкви. Но основанием поддерживается и управляется целое здание. Следовательно, тоже самое имел в Церкви быть Апостол Петр; поскольку на нем, как на твердом основании, должна утверждаться вся Церковная власть и вся сила ее законов. Тоже усматривается из другого, употребленного в сем месте Иисусом Христом, иносказания (под словом) ключей. Ибо, по обычаю всех народов, особенно Еврейского, ключи служили символом вручения кому-либо верховной власти над домом, или государством, смотря потому, от кого они вручаются. Что подтверждают многие места свящ. Писания (Ис.22:22), (Откр.3:7). Следовательно, Иисус Христос, обещая вручить Апостолу Петру ключи Церкви своей, тем самым обещал поставить его верховным правителем ее, облеченным полною властью вязать и решать все, что только будет ему угодно, т. е. издавать законы, возлагать на подчиненных обязанность исполнять оные, наказывать преступников, словом, делать все, что он почтет нужным для блага и пользы Церкви, по обстоятельствам места, времени, лиц и событий»²⁵.

Мудрование вполне соответствующее желанию и притязаниям Римской Церкви; только 1) оно произвольно, не подкреплено ни одним изречением Отцов Церкви, из коих хотя некоторые под словом камень разумели, в рассматриваемом месте свящ. Писания, Апостола Петра, но ни один не только из такого наименования, но даже из власти, означенной иносказательным словом ключи, не выводил такого умозаключения, что Спаситель поставил исключительно Ап. Петра своим на земле наместником и самодержавным Правителем вселенской Церкви. Ибо, принимая во внимание последующие слова Спасителя, коими без снесения с какими-либо параллельными местами, тотчас объясняется значение ключей, скорее можно изменить природу ума человеческого, и насадить в нём другие законы мышления, нежели согласиться, будто из переносных слов камня и ключей следует, что по обетованию Иисуса Христа, Ап. Пётр имел поддерживать всякую власть и силу Церковных законов, с полною властью вязать и разрешать всё, что ему угодно, издавать законы, возлагать на подчинённых обязанность исполнять оные. Не дерзновенно ли предполагать, что Иисус Христос, который, в течение земной жизни своей, трости сокрушенны не преломил и льна внемшася не угасил (Мф.12:20), поставил над своею Церковью, созидаемою и устрояемою Им самим, такого безотчётного деспота, который имел бы власть делать в Церкви всё, что ему угодно? 2) Умозаключение Перроне, выведенное из слов «на сем камени», не имеет ни малейшей опоры ни в сравнении с устройством зданий, ни с устройством государств. Ибо основание такое же имеет отношение к постройке и устройству всякого строения, какое имеет начало, или основание, какого-либо государства к постепенному его образованию и устройству. Для зданий основание, большею частью, полагается в земле, посему часто оно и не видно. Конечно, основание необходимо, и притом требуется прочное; но оно полагается потому только, что без него невозможно было бы продолжать постройки здания, как нельзя совершить никакого дела, не начав его. По свидетельству же Апостола Павла (Еф.2:20) и Евангелиста Иоанна Богослова (Откр.21:14), все Апостолы равно, без всякого одного пред другим преимущества, поставлены Иисусом Христом в основание Церкви, и это основание утверждено так прочно, что другого не требуется; почему на нём Спаситель зиждет и будет продолжать строение Церкви до скончания мира²⁶. Но если бы Иисус Христос, в рассматриваемом месте, восхотел указать на Апостола Петра, как на верховного Правителя вселенской Церкви: то назвал бы его не камнем, полагаемым в её основание, а разве верхом, или куполом Церкви: потому что вообще купола или верхи зданий представляются взору как бы господствующими над ними. От этого обыкновенно говорится, что Государи с воцарением своим вступают, или восходят на Царские престолы, а не полагаются под ними. Нелепо было бы и говорить таким образом, потому что Цари восходят на престолы с тем, чтобы с высоты их виднее были для всех требующих от них помощи, сами удобнее видели нужды царства и движение жизни общественной, и яснее могли наблюдать ход всемирных событий и провидеть опасности отечества. 3) Шаткость умозаключения, выведенного из рассматриваемого текста, видна ещё из того, что основанием всякого человеческого общества и целых государств справедливее всего можно считать нравственные причины. Так в России 1612 года не было правительства, едва существовали законы, отечество было продаваемо врагам его изменами, терзаемо иноплеменниками до того, что можно сказать, не было и России; но в сердцах сынов её была вера, непоколебимая преданность её православию: она одушевила Русских, составила полчища, изгнала иноплеменников, подвигла подвижников веры избрать на царство Михайла Романова, и устроилось Русское Государство. Следовательно, можно сказать, что основанию теперешней России послужила православная вера. Подобно сему и знаменитейшие Отцы Церкви утверждали, что Церковь основана на вере в Иисуса Христа, которую исповедал Ап. Пётр; ибо если бы её не было в сердцах верующих: то очевидно, что не было бы ни Церкви, ни Христианства.

Что касается до слововыражения: дам ти ключи царствия небеснаго, то, имея в виду, что царство Иисуса Христа не от мира сего, нет особенной надобности изъяснять это изречение внешнею властью в доме Давидовом Елиакима (в подл. Елиамина), сына Хелкиева, которого Бог поставил царедворцем на место Сомнана (в подл. Севны); тем менее нужды ставить ключи, обещанные Петру, в уровень с Божественною властью Иисуса Христа над адом и смертью, как мудрствует Перроне. Есть ближайшее параллельное место, которое прямо ведёт к уразумению символа ключей, обещанных Апостолу Петру; именно, по выражению Спасителя, законники и фарисеи также имели ключи. Горе вам законником, говорит Господь, яко взясте ключ разумения (Лк.11:52), яко затворяете царствие небесное пред человеки: вы бо не входите, ни входящих оставляете внити (Мф.23:13), Если же Фарисеи имели ключи, коими могли отверзать для людей царствие Божие; если всем Апостолам сказал Господь: елика аще свяжете на земли; будут связана на небеси, и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех (Мф.18:18); если Иисус Христос теми же словами равную власть обещал Апостолу Петру, говоря: еже аще свяжеши на земли, будет связано на небесех, и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех (Мф.16:19); если за тем, по согласному учению Отцов Церкви, обещание ключей означает данную Церкви власть судить совести человеческие; если, наконец, эта власть дана Апостолу Петру совокупно с другими Апостолами, когда Иисус Христос, по воскресении своём, сказал им всем: приимите Дух свят; имже отпустите грехи, отпустятся им; и имже держите, держатся (Ин.20:22–23): то нет ни малейшего основания под именем ключей, обещанных Ап. Петру, разуметь сообщение ему одному верховного права учить, судить, повелевать, запрещать, издавать и отменять законы, как усиливаются доказать писатели Римской Церкви. Не провозглашали такого учения Отцы вселенской Церкви. Так св. Златоуст пишет: «с какою целию вверил им (Апостолам Иисус Христос) и ключи? Ибо если они не будут судить: то не будут иметь никакой важности, и следовательно всуе получили власть вязать и решить»²⁷.

В след за рассмотренным доказательством, защитники Римской Церкви выводят другое, по их мнению, главное доказательство об образе управления вселенскою Церковью, и выводят, как кажется, из следующего места Евангелиста Иоанна Богослова, (Ин.21:15–17): глагола Симону Петру Иисус: Симоне Ионин, любиши ли Мя паче сих? глагола Ему: ей, Господи, Ты веси, яко люблю Тя. Глагола ему: паси агнцы моя. Глагола ему третие: Симоне Ионин, любиши ли Мя? Оскорбе же Петр, яко рече ему третие: любиши ли Мя? и глагола Ему: Господи, Ты вся веси, Ты веси, яко люблю Тя. Глагола ему Иисус: паси овцы моя.

Каким же образом изъясняли приведенное место Отцы Церкви, и как выводят из него доказательство единовластительства Римского Епископа над вселенскою Церковью писатели Римской Церкви?

Сколь не единообразно определяли Отцы Церкви подлинный смысл рассмотренного уже места, (Мф.16:17–18): столь же разнообразно изъясняли они место, приведенное из Евангелия Иоанна Богослова (Ин.21:15–17). Одни из них, как то: блаженный Августин, св. Василий Великий и св. Кирилл Александрийский, усматривали в беседе Иисуса Христа вызов Апостола Петра к сокрушённому, в присутствии шести Апостолов, сознанию человеческой своей немощи. Так блаженный Августин, в толковании рассматриваемой беседы Спасителя, говорит: «Не огорчайся, Апостол (Петр), отвечай трижды, дабы трижды победило исповедание любви, поскольку трижды побеждена была в страхе надменность. Трижды должно разрешить то, что ты связал трижды, разреши любовию связанное страхом»²⁸. Другие Отцы Церкви, именно: св. Иоанн Златоуст, бл. Августин, Римский клир, современный священномученику Киприану, в означенных словах Спасителя: паси овцы Моя, паси агнцы Моя, преимущественно усматривали заповедь, или возложение на Апостола Петра должности Пастырской, а не почесть, возвышающую его пред прочими. «Трижды», говорит Златоуст, «вопрошает Господь Петра, и трижды дает ту же заповедь, чтобы показать: как много должно заботиться о спасении овец»²⁹. Но сию, данную Ап. Петру заповедь св. Отцы: Амвросий, Августин, Златоуст, Василий Великий, Киприан, Кирилл Александрийский, относили ко всем вообще Пастырям Церкви. «Господь», говорит Василий Великий, «поставил по Себе Пастырем Церкви Петра, но всем будущим Пастырям дал ту же власть»³⁰. «То, что поручено», поучает блаженный Августин, «и повелено было Петру, не один Петр принял, но все Апостолы слышали, получили, и сохранили, наипаче же соучастник его страданий, Павел слышал сие и предал нашему слышанию. Пасем вас и с вами пасемся»³¹. Вообще же все почти знаменитейшие Отцы Церкви в словах Спасителя: паси овцы моя, паси агнцы моя, видели восстановление Апостола Петра в Апостольское звание. «Неужели ты», говорит св. Григорий Богослов к еретику Новату, «не приемлешь того великого Петра, с которым случилось, во время спасительной страсти, нечто человеческое? Не принял ли его сам Иисус и, трикратным вопрошением и исповеданием, не исцелился ли он от трикратного отречения?»³² «Под словами Господа: паси овцы моя», рассуждает Кирилл Александрийский, «разумеется как бы некоторое обновление данного ему (Петру) Апостольства, разрешающее между тем и поношение его падения и уничтожающее малодушие, происшедшее от немощи человеческой»³³.

Но писателей Римской Церкви, хотя они провозглашают, будто следуют преданию Церкви вселенской, ни одно из приведенных толкований рассматриваемого места свящ. Писания не удовлетворяет. Не довольствуясь ни одним из них, они придумывают свои толкования, чтобы поставить Римского Епископа превыше всякой земной власти; а с этою целью святого Апостола Петра, рыбаря, занимавшегося впоследствии кожевничеством, усиливаются сравнить по меньшей мере с Царями, и эту мысль навязать свящ. Писанию, хотя в нём вовсе нет её. Вследствие такого предзанятого предположения, защитники Римского образа управления Церковью, принимаясь за истолкование рассматриваемой беседы Иисуса Христа с Ап. Петром, сперва замечают³⁴, что в глубокой древности, когда был в особенном уважении пастушеский образ жизни, Пастырями именовались Цари, а управление народами означалось выражением пасти их (Иез.34:3) (Иер.10:21) (Мих.5:5). «Следовательно», говорят, «вручаемая Ап. Петру должность Пастырства, по отношению к Церкви, в иносказательном смысле означает власть, совершенно сходную с Царской властью; Петру дается самодержавная власть управлять Церковью, иметь о ней попечение, которое без верховной власти одного Пастыря над вселенскою Церковью, невозможно». Как будто знаменитым учёностью писателям Римской Церкви, неизвестно, что как в обыкновенной речи, так и в священном Писании, один и тот же предмет, часто, употребляется символом для обозначения людей совершенно различного состояния, свойств и качеств. Голубь, например, служит и символом незлобия, как-то в изречении Спасителя: будите цели, яко голубие (Мф.10:16), и символом малодушия: Ефрем, говорит Пророк, яко голубь безумный, не имый сердца (Ос.7:11). Точно таким образом Пастырское звание всех вообще Епископов во всех отношениях различно от Царского состояния, по заповеди самого Спасителя: не тако же будет в вас.

Но Богословы Римской Церкви, предположив, что изложенным сравнением облекли Ап. Петра Царской над Церковью властью, продолжают мудрствовать: «Очевидно, что у Иоанна (Ин.21:15–17), дается Апостолу Петру власть, обещанная у Еванг. Матфея (Мф.16:17–19), как это означают самые слова: паси овцы Моя, паси агнцы Моя, каковыми словами Иисус Христос поручил пасти, или предал управлению Ап. Петра, не одну или другую часть, но всецелую Церковь, или стадо свое, которое состоит из овец и агнцев. А чтобы кто не подумал, что Спаситель имел намерение поручить Ап. Петру только служебную деятельность питать, давать пищу овцам и агнцам, кроме выражения βόσϰε, которое собственно означает паси, или питай, Иисус Христос присовокупляет другое выражение: ποίμαινε τὰ πρόβατά μου (ст. 16), что означает пасти со властью, начальнически, как показывают параллельные места, напр. ποιμανεῖ τὸν λαόν μου, упасет люди моя» (Мф.2:6).

Напротив, ни из обстоятельств беседы Иисуса Христа, ни из слововыражений, употребленных в Евангелии Матфея (Мф.16:17–19), и в Евангелии Иоанна, (Ин.21:15–17), отнюдь не видно, будто в последнем месте Иисус Христос дал Ап. Петру власть, обещанную у Евангелиста Матфея (Мф.16:17–19). Ибо в этом месте Апостол Петр именуется, как утверждают сами Римляне, камнем, а в другом – исправляющим должность Пастыря: в Евангелии Матфея обещаются Петру ключи, в Евангелии Иоанна повелевается пасти овец и агнцев: в первом месте обещается власть вязать и решить, которая, по воскресении Господа, и даётся Петру совокупно со всеми Апостолами; во втором, предлагается Ап. Петру вопрос, любишь ли Меня, столь настоятельно, что это опечалило его. В первом случае Господь, похваляя Апостола Петра за исповедание Его Божества, открытое Петру Отцом небесным, даёт ему новое имя Пётр; во втором, как ниспавшего из благодатного, Апостольского, в первобытное естественное состояние, называет Петра прежним именем Симон. Таким образом и различный образ слововыражения того и другого места, и различные обстоятельства лиц показывают, что в рассматриваемом месте, Иоанна (Ин.21:15–17), Иисус Христос не облёк Петра никакою властью выше Апостольской.

Посему, руководствуясь указаниями Отцов Церкви, для непогрешительного определения смысла в Евангелии Иоанна (Ин.21:15–17), необходимо иметь в виду Евангелия Марка (Мк.14:27–31), где говорится, что когда Спаситель, извещая Апостолов о предстоявших ему страданиях, сказал им: вси соблазнитеся о Мне в нощь сию: писано бо есть: поражу пастыря, и разыдутся овцы: то Апостол Пётр отвечал Господу: аще и вси соблазнятся, но не аз. Смиряя такую самонадеянность Апостола, Иисус Христос предсказывает ему: аминь глаголю тебе, яко ты днесь, в нощь сию, прежде даже вторицею петел не возгласит, трикраты отвержешися Мене. Но Апостол Пётр, прекословя Спасителю, ещё более стал уверять: аще же ми есть с Тобою и умрети, не отвергуся Тебе. Имея в виду это место Евангелия Марка, и сравнивая оное с беседою Спасителя в Евангелии Иоанна (Ин.21:15–17), неизбежно следует заключать, что, по словам св. Кирилла Александрийского, «чрез троекратное блаженного Петра исповедание упраздняется преступление троекратного отвержения. Под словами же «паси овцы Моя» разумеется как бы некое обновление данного ему Апостольства»³⁵. И только, ничуть не более, тем паче, что св. Отцы в Апостольской Церкви не усматривали начальства и власти, учреждённой Иисусом Христом выше Апостольского достоинства. Так св. Иоанн Златоуст, исчислив разные мирские начальства, поучает: «Посмотрите и на духовные начальства. Начальство пророчественное есть начальство духовное. Тоже начальство благовестника, пастыря, учителя, дарований, исцелений, сказания языков. Все сие только имена дарований, а действия принадлежат начальствам и властям. Изгоняющий демонов также начальник, пастыри и учители – тоже начальники духовные. Но из всех сих начальств высшее начальство Апостольское. Откуда сие известно? Имя Апостола выше всех сих. И как консул между мирскими властями, так Апостол между духовными, удерживает председательство. Послушаем самого Павла, перечисляющего начальства, и на высшее место посадившего Апостольское. Что же он говорит? Овых убо положи Бог в Церкви первее Апостолов, второе Пророков, третие учителей и пастырей, тоже дарования исцелений. Видишь-ли главу начальств? Видишь-ли Апостола на высоте возседящего? нет никого прежде его и выше. Ибо сказано: первее Апостолов. Итак, звание Апостольское, не только главное между всеми начальствами; но и основание и корень их»³⁶. Мог ли бы св. Златоуст говорить таким образом, если бы признавал в Ап. Петре самодержавного правителя вселенской Церкви? Но учители Римской Церкви сами сознаются, что по Апостольскому достоинству, все Апостолы были равны между собою³⁷. Следовательно, если, по учению Отцов Церкви, троекратным повелением Иисуса Христа: паси овцы, паси агнцы Моя, Ап. Пётр был восстановлен только в Апостольское достоинство: то он не управлял Апостолами в звании их начальника, не был Правителем всей Церкви. Что касается до слов βόσϰειν и ποιμαίνειν, то они употребляются безразлично в общем смысле попечения о Церкви. Более сего значения не видели в тех словах ни Отцы Церкви, ни лучшие филологи. Некоторые ещё из защитников Римского управления Церковью усматривали особенную силу в словах рассматриваемого места: овцы и агнцы; но с одной стороны, слова сии, по замечанию лучших толковников, употребляются безразлично в общем значении последователей Христовых, из коих, по мнению Феофилакта Болгарского, простейшие могут быть названы агнцами, а совершеннейшие овцами. С другой стороны, по свидетельству слова Божия, вся Церковь, или стадо Христово, в коем, следовательно, как в стаде, есть и агнцы и овцы, вручена общему попечению Епископов. Внимайте себе, говорит Апостол, и всему стаду, в немже вас Дух Святый постави Епископы, пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию своею (Деян.20:28).

Шаткость умозаключения, выводимого писателями Римской Церкви из рассматриваемого места, видна ещё из того, что в нём Спаситель не говорит Ап. Петру: паси всех овец моих, паси всех агнцев моих, а говорит просто, как бы сказал всякому Апостолу (если бы которого из них, подобно Петру, за его отречение требовалось восстановить в сан Апостола): «паси овцы Моя, паси агнцы Моя». Сверх того, овцами. Спасителя были и Патриархи, и Пророки, и все ожидавшие Его пришествия в Ветхом Завете. Неужели и их поручил Иисус Христос в управление Ап. Петру? Значит: если Спаситель поручил Ему пасти овец и агнцев своих: то не иначе, как в совокупности с прочими Апостолами, без всякого над ними превознесения; и если Господь преподал такую заповедь Петру в присутствии шести Апостолов: то единственно с тем, чтобы они были свидетелями его восстановления в достоинство Апостола. Всего удивительнее, что писатели Римской Церкви усиливаются утвердить своё мнение об образе управления вселенскою Церковью на словах Спасителя: паси овцы Моя, паси агнцы Моя, хотя Господь не присовокупил слова: всех, не сказал: паси всех овец Моих, всех агнцев Моих; а между тем считают излишним приобщать мирян от чаши крови Господней, несмотря на то, что Господь, на тайной вечери своей, сказал: пийте от нея вси (Мф.26:27).

Но писатели Римской Церкви, чувствуя бессилие умозаключения, выводимого ими из указанного места в Евангелии Иоанна, стараются подкрепить оное некоторыми изречениями Отцов Церкви, приводя их большею частью в усечённом виде, вне связи их с предыдущим и последующим, лишь бы только уверить своих последователей в мнимой твёрдости своего догмата. Сильнейшие из таких изречений, указываемые иезуитом Перроне, могут казаться следующие:

«Бог Отец», говорит св. Златоуст, «беседуя с Пророком Иеремиею, сказал, что полагает его, как столп медный; но Иеремия поставлен был для одного народа, а Петр для целой вселенной»³⁸. Вникнув в это сравнение Пророка Иеремии с Ап. Петром, легко усмотреть, что едва ли можно придумать изречение, которое очевиднее сего опровергало бы учение Латинских писателей об образе управления Церковью по их мнению. Так Пророк Иеремия не был ни первосвященником Ветхозаветной Церкви, ни Царём Иудейского народа, а был проповедником покаяния и провозвестником бедствий, угрожавших, по определению Божию, Царю, вельможам, священникам, левитам, и всему Иудейскому народу за их нераскаянность; наконец, претерпев от них за свою проповедь гонения и притеснения, перенёс их с твёрдостью, будто столп медный. Точно таким образом Ап. Пётр не имел нигде ни Епископской кафедры, ни Царского престола, а был проповедником Евангелия вместе с другими Апостолами для целой вселенной, по заповеди Спасителя: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари (Мк.16:15).

На слова: паси овцы моя, Иоанн Златоуст рассуждает: «от чего Иисус Христос, оставляя прочих Апостолов одному Петру говорит о сей любви и заботе? Между Апостолами он был отличный, он был устами³⁹ [оратором] и верхом [первым] их лика. Почему и Павел предпочтительно хотел его видеть»⁴⁰. Здесь опять, кроме того, что Ап. Пётр был первый в лике Апостолов, ничего не видно в пользу учения Римской Церкви о единовластии Петровом; из слов св. Златоустого отнюдь не выходит, будто Ап. Пётр управлял Апостолами в качестве их начальника. Нет ничего особенного и в том, что Ап. Павел предпочтительно хотел видеть Петра. Ибо удивительно ли, что кто-либо, приобретший необыкновенную знаменитость, своею учёностью и открытиями в области наук, вздумает лично познакомиться с кем-либо другим, приобретшим равную славу своею учёностью, и поверить беседою с ним свои умственные соображения? О свидании Ап. Павла с Петром, Златоуст говорит в другом месте: «кто еще может быть смиренномудреннее такого человека (Ап. Павла), который после столь великих и столь многих подвигов, не имея нужды в Петре, ни в его гласе, но будучи равночестен ему [больше ничего не скажу теперь], впрочем приходит к нему (Петру), как бы к большему и старейшему, а причиною путешествия полагает только то, чтобы видеть Петра,... не для того, чтобы чему-нибудь научиться, и не для исправления какой-нибудь погрешности»⁴¹. Подобно св. Златоусту рассуждает и св. Амвросий, присовокупляя, что «Апостолу Петру вверено было попечение о всех Церквах»⁴². И Ап. Павел говорит о себе, что он имел попечение о всех Церквах. Рассуждая о сем, св. Златоуст говорит: «это верх всего; при сем и душа его (Павла) терзалась, и сердце раздиралось. Если бы не было внешних скорбей; то много стоила бы внутренняя брань, волны, одна другую гонящие, туча забот, борьба помыслов. Ибо, если пекущийся об одном доме, хотя имеет прислугу, приставников и экономов, часто не знает покоя от забот, когда никто его не беспокоит; то представь, что должен был терпеть Павел, который имел попечение не об одном доме, но о городах, о народах, о племенах, о целой вселенной»...⁴³ Подобным образом выражались св. Отцы не только об Апостолах, но и о знаменитейших первенствующей Церкви Епископах, особенно главных городов Римской Империи, Рима, Александрии, Антиохии и проч. – О первых потому, что все Апостолы участвовали в проповеди Евангелия в целом мире, по заповеди Спасителя: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари; а о Епископах главных городов выражались таким образом потому, что они, кроме патриархальных своих округов, имели, по обстоятельствам, деятельное участие и в управлении целою вселенскою Церковью. Такие слововыражения часто встречаются в творениях Отцов Церкви и по отношению к другим предметам вероучения. Напр. «мы даем», по словам блаж. Иеронима, «хлеб, который в тот же день потребляется: а Он (Иисус Христос), воздает нам царствие небесное»⁴⁴. «Когда предлагают тебе», говорит св. Златоуст, «небесное царство, должность, в которой не будешь иметь преемника; когда сам Бог вверяет тебе в управление не уголок земли, но целое небо: ты медлишь и отказываешься!»⁴⁵ Очевидно, что такой образ выражения не то означает, что дающий милостыню один будет обладать целым царством небесным; но то, что он будет иметь в нём участие. Из всего, сказанного доселе, явно, что в рассматриваемых местах священного Писания учение Римской Церкви об образе управления вселенскою не имеет никакого основания. Но защитники этого учения усиливаются утвердить свой догмат на слове Божием ещё другими способами. Для чего необходимо рассмотреть:

Из каких ещё мест священного Писания, кроме рассмотренных, писатели выводят свои умозаключения об образе управления Церковью?

Иезуит Перроне, усиливаясь доказать учение об этом предмете устройством Церкви Ветхозаветной, рассуждает: «из самого намерения Христова видно, что Он хотел создать Церковь по образцу Ветхозаветной синагоги, как прообразовательной (в отношении к Новозаветной), произведши некоторые изменения, необходимые для нового своего общества. Но синагога состояла из верховного Первосвященника, священников, левитов и мирян. Следовательно (подразумевается у Перроне), так должна быть устроена Новозаветная Церковь. «Порукою сего представляем», говорит Перроне, «человека, который не мог увлечься пристрастием, и благоприятствует более Протестантам, нежели Католикам, противу коих, как и следовало ожидать, во всем является не благорасположенным. Этот человек – не крещенный Иудей Сальвадор, который свободно провозглашает, что верховное первосвященство, совокупно с подчиненными ему различными священными должностями, принадлежит к сущности Христианства; а из сего выводит заключение, что Протестанты несправедливо относят к честолюбию и злоупотреблению Римских Епископов то превознесение и авторитет, коими они пользуются, и полагает, что в этом отношении Протестанты выказались вполне не понявшими намерения Христова и существенного установления Церкви»⁴⁶.

Трудно поверить, чтобы учёный Перроне искренно был убеждён в том, что приведённое его умствование имеет какую-либо силу доказательства. В Ветхом Завете Бог повелел устроить сперва одну скинию Завета, а потом один храм, учредить жрецов и постановить над ними одного Первосвященника, которого звание преемственно переходило к старейшему в старейшей фамилии, преимущественно с тою целью, чтобы вкоренить в Еврейском народе высокую истину о единстве Божием, в противоположность языческому многобожию. Очевидно, что в этом отношении Ветхозаветная синагога, по своему устройству, не имеет сходства с Новозаветною Церковью, которая, – быв научена от самого Спасителя, что истинные поклонники покланяются Отцу небесному не в одном Иерусалиме (Ин.4:21–23), но, в духе и истине, на всяком месте владычества Божия, – с первых времён Христианства, устрояла храмы имени Божию на всяком месте. С другой стороны, сан Ветхозаветного Первосвященника соответствовал званию Епископа Христианской Церкви; но в этом отношении Новозаветные Епископы, по сознанию писателей Римской Церкви, имеют полное равенство, до той степени, что и Папы Римские, если избираются из Епископов, не посвящаются уже в сан Епископский. И хотя справедливо, что различные Ветхозаветные лица, предметы и действия были образами лиц, предметов и событий Новозаветных; но, чтобы такие преобразования могли иметь силу доказательную, здравая герменевтика требует, чтобы на таинственно-пророчественное их значение было указано Иисусом Христом, или Его Апостолами в их писаниях. Так, не Еврей некрещённый, а избранный для Апостольского служения из Иудейского рода самим Иисусом Христом и Богом Отцом (Гал.1:1–13), Апостол Павел ясно говорит, что Ветхозаветные Первосвященники прообразовали не Римского Епископа, а самого Иисуса Христа, именно в том отношении, что как Первосвященник входил во вторую скинию за завесу храма и во святая святых с жертвенною кровью очищения, которую приносил за себя и за грехи народа, так Иисус Христос, Первосвященник будущих благ, с своею собственною кровью, единожды вошёл в небесное святилище, приобретши вечное искупление (Евр.9:7,11,12). Поэтому, нет ни малейшего основания соглашаться с мнением некрещённого Еврея Сальвадора, не разумеющего силы Христианского вероучения.

Предположив, что рассмотренными доселе мудрованиями твёрдо доказано учение Римлян об образе управления вселенскою Церковью, Перроне продолжает: «отселе (из рассмотренных его умозаключений) произошло, что священное Писание представляет Ап. Петра как бы начальником (princeps) прочих Апостолов; что Иисус Христос преимущественно отличал его и уважал более других, и что Ап. Петр исполнял обязанности своего первенства. Ибо из свящ. Писания усматриваем, что Петр постоянно поставляется в числе Апостолов на первом месте (Мф.10:2) (Мк.3:16), хотя не первый он призван к Апостольскому служению (Ин.1:37–41); что он первый из Апостолов удостоился видеть Иисуса Христа, по Его воскресении (Лк.24:34); что он первый предложил избрать вместо Иуды предателя другого в Апостолы (Деян.1:15); что он проповедовал Иисуса Христа Иудеям (Деян.2:14), и принял как их, так и язычников в Церковь (Деян.10:34) (Деян.15:7–8); что он прежде других Апостолов предложил на их Соборе свое мнение (Деян.15:7–11), что он обозревал все (Палестинские) Церкви (Деян.9:32); что он одобрил писания св. Ап. Павла (2Пет.3:15–16); что кроме сего, по свидетельству свящ. Писания, Иисус Христос одному Апостолу Петру повелел утверждать братию свою, прочих Апостолов (Лк.22:31–32), и с этою целью особенную за него приносил молитву (Лк.22:31–32). Поистине, восклицает Перроне, что должны внушить такие свидетельства слова Божия, как не то, что Иисус Христос поставил Ап. Петра основанием, главою и начальником Церкви своей?»⁴⁷

Всё искусство в построении сего доказательства состоит в соединении таких мест священного Писания, в которых говорится об Апостоле Петре без сравнения его с другими Апостолами. Чтобы видеть, много ли силы в этом мудровании, достаточно привести свидетельство слова Божия об Ап. Павле. Сей Апостол с дерзновением говорит о себе, что он был служителем Христовым больше других (2Kop.11:22); что если кто смеет чем-либо хвалиться, то смеет и он (2Kop.11:22), что он ещё в настоящей жизни был восхищен до третьего небесе (2Kop.12:2); что он ничем не разнствовал от прочих Апостолов, кто бы они ни были (Гал.2:6); что он в проповедовании Евангелия больше всех потрудился (1Kop.15:10); что он был учителем народов (1Тим.2:7); что ему поручено было открыть всем народам домостроительство тайны Божией во Христе (Еф.3:8–10); что он давал повеление всем Церквам (1Кор.7:17); что к нему ежедневно стекались верующие; что, наконец, на нём лежала забота о всех Церквах (2Кор.11:22). Если из всего этого не следует, что Ап. Павел был верховным правителем вселенской Церкви: то из приведенных иезуитом Перроне мест свящ. Писания гораздо менее следует, что Ап. Пётр был главою Церкви.

Между тем нельзя не видеть, что ревностное усилие писателей Римской Церкви превознести Ап. Петра, чтобы за тем выставить Римского Епископа превыше всего во вселенной, доводит их до самых странных заключений. Так иезуит Перроне из 2 Петрова послания гл. 3, 15. 16., заключает, будто Ап. Пётр в качестве верховного учителя одобрял писания Ап. Павла, тогда-как из того же места для всякого очевидно, что Пётр подтверждает своё учение писаниями Ап. Павла, точно так, как подтверждал оное, ссылаясь и на Ветхозаветных писателей, напр. (1Пет.1:2,4), (1Пет.2:6,10,22), (1Пет.3:11,12). Другой Латинский писатель, Пенка, доктор Богословия в Краковском Университете, из 13 главы Евангелия Иоанна выводит заключение, будто Спаситель, умывая ноги ученикам своим, прежде всех умыл ноги Ап. Петру. Стоит только внимательно прочитать указанную главу в Евангелии, чтобы удостовериться совершенно в противном⁴⁸.

В изречении Спасителя Ап. Петру: Аз молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя: и ты некогда, обращся, утверди братию твою, св. Отцы не усматривали также вручения ему власти над прочими Апостолами. Так св. Иоанн Златоуст, рассматривая это изречение Спасителя, рассуждает: «почему, если диавол всех просил, не сказал Господь: Я за всех молился? Он обращает речь свою к одному Петру, чтобы показать, что его падение опаснее других, и требует большей помощи: потому что он и противоречил Ему, и себя предпочел другим; есть и третье более важное преступление: то, что он все приписывал себе. Для уврачевания сих ран, Господь попустил падение, и потому, оставив других, говорит с ним одним». Из такого объяснения изречения Христова: Аз молихся о тебе... с последующим: и ты некогда, обращся, утверди братию твою, очевидно, что Спаситель требовал от Петра не более, как всеискреннего, по грехопадении, покаяния, по которому искренно кающийся не только сам становится осторожнее, но и других старается обратить к Богу и утвердить в добродетели, как молился и Пророк Давид: научу беззаконныя путем Твоим (Господи)!

Но, не довольствуясь рассмотренными доказательствами, иезуит Перроне присовокупляет ещё умственное. «Подлинно», говорит он, «если Иисус Христос, как явствует из вышесказанного (из рассмотренных его доводов), предположил устроить Церковь на подобие человека (humani individui), одаренного душой и телом, следовательно в виде нравственного лица и видимого общества; если нельзя полагать, что Ему угодно было, чтобы это общество видимое и наглядное (aspectabilis), оставалось без правителя и начальника (Principe), чтобы тело было без головы: то должно допустить, что (Иисус Христос) поставил над ним главу для управления целым телом, начальника для распоряжения его обществом, и для представления, по вознесении Иисуса Христа на небо, лица Его на земле. Каковой правитель Церкви и усматривается не в ком-либо ином, как только в Апостоле Петре!»⁴⁹

Все умозаключения, составляемые писателями Римской Церкви в защиту её догмата о единовластительстве над Церковью Ап. Петра и Римских Епископов, ни малейшей, как видно из внимательного их рассмотрения, не имеют доказательной силы. Иисус Христос устроил Церковь свою решительно не по плану Римских мудрователей. Ибо не суть совети Мои, якоже совети ваши, ниже якоже путие ваши, путие Мои, глаголет Господь. Но якоже отстоит небо от земли, тако отстоит путь Мой от путей ваших, u noмышления ваша, от мысли Моея (Ис.55:8–9). Кто бо разуме ум Господень, или кто советник Ему бысть (Ис.40:13). Разве не известно писателям Римской Церкви, что в Ветхом Завете Бог, назвав Иудейский народ своим уделом, наименовал самого Себя Царём его, и дав ему свои законы, Сам действовал в нём правом верховного суда, также правом мира и войны, так что священники, левиты, вожди и судии считались только орудиями Божиими, приводившими в исполнение Его повеления? По силе такого управления, в продолжении нескольких веков, несмотря на то, что Еврейский народ, по смерти Иисуса Навина, отпал от Завета Божия, смешался посредством браков с населявшими Палестину язычниками, предавался растлению нравов, впадал в совершенное безначалие, и посему многократно был порабощаем язычниками, Бог восставлял в этом народе, из различных племен его, так называемых судей, которые спасали Еврейский народ от порабощения и бедствий оружием, правосудием и примером веры. Когда же Еврейский народ, не приписывая своих бедствий своему уклонению от Завета Божия и растлению нравов, а тому, что он не имеет Царя, по примеру других народов: тогда Бог, оскорбившись таким требованием, как мятежным восстанием противу царственных прав Его, дал Евреям Царя только по непреклонному их требованию. Сообразим это с духом Евангелия и Апостольских писаний: если Церковь несравненно в высшем смысле, нежели Ветхозаветная, есть исключительное царство Божие на земле (Мк.1:15) (1Пет.2:9); если слово Божие Царём сего благодатного царства именует одного Иисуса Христа (Лк.1:33) (1Кор.15:25), нарицая его вместе и главою Новозаветной Церкви, которую Дух Святый почтил наименованием тела Его (Еф.1:22–23), и в которой, по обетованию Христову, Он присутствует до скончания мира (Мф.28:29), то не есть ли мятежное восстание против царственных над вселенской Церковью прав Иисуса Христа – поставлять над нею земного верховного Правителя? Что за надобность для неё в ограниченном, тленном, обложенном человеческими немощами единовластителе; когда Дух Святой для частных нужд Церкви, повсеместно поставляет Пастырей и учителей? Какую Спаситель для управления всею Церковью, может иметь нужду в наместнике, которого никогда не обещал и не давал ей? И не дерзновенно ли признавать Церковь Христову безглавою, за то, что она одного Иисуса Христа признаёт своею главою?

Следующие умозаключения, выведенные иезуитом Перроне из предыдущих, содержат в себе краткое их повторение. «Итак», говорит он, «будем ли иметь в виду слова, коими Иисус Христос в Евангелии Матфея дал Ап. Петру чрезвычайное обещание, или слова, коими Спаситель в награду за особенную любовь, исповеданную Ап. Петром в Евангелии Иоанна привел в исполнение данное Петру обещание; обратим ли внимание на намерение Иисуса Христа в созидании Церкви на учреждение и свойство ее, или на другие свидетельства, представляемые об Ап. Петре в священном Писании, – оказывается непоколебимым наше предположение, что Иисус Христос даровал Ап. Петру первенство чести и суда над вселенскою Церковью»⁵⁰.

Напротив, если обратить внимание на различный образ слововыражения и обстоятельств беседы Иисуса Христа в Евангелии Матфея 16,15–19 и Иоанна 21, – на то, что обетование, в первом месте данное Ап. Петру, а в последствии, в Евангелии того же Матфея (Мф.18:18) всем Апостолам, Спаситель привёл в исполнение в Евангелии Иоанна (Ин.20:21–23), когда всем ученикам своим совокупно дал одну и туже власть, одними и теми же словами; что повелением: паси овцы Моя, паси агнцы Моя, Апостол Петр только восстановлен в звании Апостола; что в заповеди, данной Апостолу Петру, утверди братию, заключается единственно требование деятельного покаяния по его падении; что Иисус Христос не имел намерения устроять вселенскую свою Церковь по образцу царств земных, или Ветхозаветной синагоги; что из всех мест свящ. Писания, коими Латинисты усиливаются доказать, будто Ап. Петр управлял вселенскою Церковью, ничуть не вытекает их учение о сем: то очевидно, что все их умствования оказываются бессильными и суетными.

Но писатели Римской Церкви преимущественно настаивают на том, что Ап. Пётр был первым в числе двенадцати Апостолов. Никто и не отрицает того, что Пётр был первым в лике Апостолов. Такое первенство, по словам блаженного Августина и св. Кирилла Александрийского, Апостол Пётр приобрел своею ревностью, пламенною любовью и преданностью Иисусу Христу, также необыкновенными подвигами в Апостольском звании⁵¹. По мнению блаженного Иеронима, первенство приписывается Ап. Петру потому, что он и летами был старше других Апостолов⁵². Св. Епифаний, священномучен. Киприан, Иларий, Василий Великий, Григорий Вел., утверждали, что Пётр числится первым в лике Апостольском потому, что первый, с братом своим Андреем, призван к Апостольскому служению⁵³. Из Латинских Оптат, Кассиан, Амвросий, также в некоторых местах Василий Великий и Епифаний полагали, что Ап. Пётр удостоился первенства в числе Апостолов за открытое исповедание Иисуса Христа Сыном Божьим⁵⁴. Но как сии, так и другие Отцы Церкви, говоря о первенстве Ап. Петра, никогда не утверждали, будто он управлял прочими Апостолами, или имел над ними право верховного судьи и решителя их действий. Ибо, в чём это право состоять могло? В делах ли веры? Но в этом отношении все Апостолы, как Боговдохновенные, коих, по обетованию Спасителя, Дух Святой постоянно наставлял на всякую истину (Ин.16:3), были непогрешительны, а в отношении к благочинию каждый Апостол в насаждённых им Церквах рядил, судил, устроял церковные дела по своему усмотрению. В приведении ли всех верующих в единение и общение? Но ни Апостолы, ни верующие времён Апостольских не обращались для этого к одному Ап. Петру; вообще же все Апостолы ничего для этой цели не требовали, кроме того, чтобы верующие соблюдали единство духа в союзе мира, чтобы, стараясь быть единым телом, одушевлялись одним духом: так как все призваны к одной надежде, и один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех (Еф.4:3–6). Имея это в виду, святые Отцы, не одного Ап. Петра называли верховным, но и других Апостолов. Так св. Иоанн Златоуст говорит: «Марк (Евангелист) перечисляет Апостолов по достоинству: ибо после двух верховных, поставляет Андрея». И далее: «думаю, что Иоанн не только выше других, но выше и брата своего»⁵⁵. А что Ап. Пётр, по сошествии Св. Духа на Апостолов, представляется как будто первенствующим в их лике, этого Златоуст не относит к каким-нибудь правам Петровым, но приписывает смиренномудрию других Апостолов. «Послушай», замечает Златоуст, «как тот же Иоанн, который подходил к Иисусу (во время земной жизни Спасителя) для испрошения первенства, всегда уступает оное Петру, и в проповеди и в творении чудес, как это видно из Деяний Апостольских»⁵⁶. Значит, по мнению Златоустого, и Евангелист Иоанн мог первенствовать в лике Апостолов, но уступал первенство Апостолу Петру по смиренномудрию, а не почему-либо иному. «Кто с Ним (Иисусом Христом) восходит на гору Преображения?» вопрошает св. Григорий Богослов, и отвечает: «Петр, Иаков и Иоанн, которые и считались и были выше других. Они же были с Иисусом, когда Он находился в борении в саду Гефсиманском. Но в этом только и видно предпочтение Христово, во всем же прочем благочиние и порядок»⁵⁷. Кроме сих случаев, ни один из Апостолов не был начальником других, ибо, по словам св. Иоанна Златоустого, ни один из них не превосходил другого: потому что ни один из них ничего не имел своего. И хотя Апостол Петр в лике двенадцати Апостолов, ради порядка, считался первым, но, по изречению св. Григория Двоеслова, «Апостол Павел с Петром, первым из Апостолов, по первенству (in principatu) был братом».

При всём том, защитники единовластительства Римского Епископа утверждают, что «первенство Ап. Петра в лике Апостолов, по личному его превосходству, без действительного над ними суда, по власти, вовсе не соответствовало бы намерению, или цели, которую имел Спаситель при созидании Церкви, устроенной на подобие живого лица (individui viventis); ибо в таком случае Иисус Христос создал бы тело без главы, общество без верховного Правителя, которое было бы не одно, а многоразличное, потому что было бы столько Церквей, сколько их основано Апостолами и после Апостолов. Это видно, говорят, из Протестантских и других, отделившихся (от Римской Церкви) обществ (schismaticis), которые суть как бы областные достояния земли, или местных правительств их. Между тем, Иисус Христос постоянно говорит о Церкви своей, о царстве и стаде своем в единственном числе, а не именует их как бы разбросанными членами, или телом без головы»⁵⁸.

В том-то и дело, что Церковь есть исключительное на земле царство Божие и тело Иисуса Христа; что она – едина с основания своего до скончания мира; что посему главою Церкви, как тела Христова, почитать какого-либо человека, было бы тоже, что к какому-нибудь драгоценному сосуду приделывать скудельную крышку. Церкви, рассеянной по всему миру, среди различных народов и климатов, под неизбежным влиянием различных гражданских правительств, управление одного человека не только не принесло бы никакой пользы, но даже по многим отношениям было бы вредно. Предохраняя от сего Церковь свою, Иисус Христос так устроил её, что она, не состоя в зависимости от одного смертного, во всех странах мира может иметь пастырей и учителей с равною властью. Поставляя же промыслом своим таких Пастырей, Господь сам недремленно промышляет о всей Церкви своей, как Пастыреначальник всеведущий и всемогущий, а посему не имеющий нужды в наместнике, усвояющем себе его титло. Истина сия столь очевидна, что не требует доказательств. Ибо кто может отрицать, что Спаситель управляет всеми переворотами в мире сем, к преспеянию благодатного своего царства; что Он, смотря по потребности, одни уделы царства сего очищает огнём страданий, как напр. православные Восточные Церкви, другие облекает славою и величием, как Российскую Церковь? Даже допуская врагов своих восставать на Церковь свою, Господь защищает её, как показывают события, от всех тайных и явных враждебных наветов, от всех козней и гонений, доказывающих только то, что и врата адовы не одолеют её.

Указываемый иезуитом Перроне, пример Протестантских и Кальвинских обществ ничего не доказывает. Если бы Лютер и Кальвин, не увлекаясь страстью приобрести славу преобразователей Римской Церкви, и убедившись в уклонении её от первобытного вероучения и благочиния, утверждённых постановлениями вселенских Соборов, перешли с своими обществами в недра Восточной Церкви: то, пребывая с нею в союзе, общества их не разделились бы на бесчисленные общины, которые образовали подражатели Лютера и Кальвина из желания, подобно им, прославить на земле своё имя. Если же под названием отделившихся от Римской Церкви обществ (Schismatici) Перроне разумеет Восточные православные Церкви; то они, кроме различия, состоящего в народности, местных обычаях и наречиях, подобно Галликанской, Испанской, Португальской и другим частным Римским Церквам, состоят в полном согласии, во взаимном единении, а вместе с сим в столь твёрдом исповедании догматов веры и правил благочиния, утверждённых вселенскими Соборами, и в такой несомненной надежде на милосердие Божие приобрести, ради заслуг Иисуса Христа, вечное спасение, что едва-ли живейшею в сем отношении надеждою одушевлены частные Церкви, составляющие вообще Римскую Церковь. Впрочем, идёт ли к православным Восточным, напр. Константинопольской, Антиохийской, Александрийской, Болгарской, Сербской, Молдаванской и т. д. Церквам мнение иезуита Перроне, – действительно ли уверен он, что вероучение и правила благочиния тех Церквей составляют достояние местных правительств, напр. Турецкого Султана и т. д.?

Настаивая однако же на том, что усматриваемое в священном Писании первенство Апостола Петра означает верховную самодержавную власть его над Церковью, защитники сего мнения утверждают, что «быть верховным в каком-либо обществе и быть в подчинении, управлять и состоять в управлении, пасти и пастись, – суть понятия соотносительные, так что одного без другого и вообразить невозможно. Поскольку же Апост. Петр поставлен верховным Пастырем и велено ему управлять, пасти, то явно, что тем самым вменено всем верующим в обязанность подчиняться ему, предоставить себя его управлению и пасению. В противном случае, одно почетное первенство Ап. Петра, по личным его достоинствам, без верховной власти над Апостолами не имело бы никакого значения»⁵⁹.

Но кому не известно, что не всякое первенство предполагает власть над теми, которые поставляются в ряду за кем-либо первым? В училищах, напр., в каждом классе кто-нибудь из учеников считается первым, и уважается по своим способностям, прилежанию и поведению, как наставником, так и товарищами своими, которые даже обращаются иногда к такому ученику для объяснения своих недоумений; из этого, однако ж, не следует, будто такой ученик управляет своими товарищами, есть глава и начальник класса. Подобно сему, и в училище Спасителя, в обществе Апостолов был свой порядок и устройство; при всём том, Апостол Пётр, хотя был первым в лике Апостолов, не имел и не мог иметь над ними, как наставляемыми, управляемыми Духом Святым, права верховного суда и власти. Так взирали на общество св. Апостолов св. Отцы Церкви. «Евангелист Марк», по словам Златоустого, «перечисляет Апостолов по достоинству: ибо после двух верховных, поставляет Андрея; но Матфей не так, а иначе: он ставит выше себя Фому, который был гораздо ниже его. Рассмотрим же их по порядку, начиная с первого: первый Симон, иже нарицается Петр, и Андрей брат его. И это уже не малая похвала. Одного похвалил за добродетель, а другого за благородство нрава. Далее Иаков Зеведеев и Иоанн брат его. Видишь ли, что не по достоинству ставит их? Ибо думаю, что Иоанн не только выше других, но и брата своего»⁶⁰. Впрочем, не всегда Апостол Пётр полагается в слове Божьем и на первом месте. Так Ап. Павел ставит на первом месте в лике Апостольском Апостола Иакова: и познавше, говорит, благодать данную ми, Иаков и Кифа и Иоанн, мнимии столпи быти, десницы даша мне и Варнаве общения (Гал.2:9).

Столько же не основательно мнение, будто одно почётное первенство Ап. Петра, по личным его достоинствам, ничтожно. Ибо неужели потому, что он не имел власти, усвояемой ему, по своим видам, писателями Римской Церкви, ничтожно почётное первенство в училище Спасителя; неужели предпочтение, оказанное Ап. Петру пред другими Апостолами, не есть залог высшей награды, уготованной ему в царствии небесном за ревность и пламенную любовь его к Спасителю, также за заслуги и Апостольские труды Петровы? Неужели ничего не значит нетленный венец славы в области бесконечного блаженства? По такому образу умозаключения следовало бы, будто не имеют никакой цены труды, изнурения и страдания св. Мучеников, или тех подвижников, которые, не управляя никакими обществами, скитались в милотях и козиих кожах, по горам и диким пустыням, обитали в пропастях, пещерах и ущельях земли, несмотря на то, что их не достоин был весь мир? Между тем и почётное первенство Ап. Петра не потеряно без пользы для благодатного царства Христова на земле: потому что Апостольская Церковь, в главных действиях своих, представила образец совокупных Апостольских действий, в различных обстоятельствах Церкви, для представителей и пастырей её, на все последующие веки. Так первенство, которое иногда уступали Ап. Петру прочие Апостолы, было не только образцом, а даже как бы указанием на то, чтобы в делах как вселенской, так и частных Церквей все происходило благопристойно и чинно, чтобы в собраниях представителей Церкви, для суждения об её потребностях, оказываемо было предпочтение таким лицам, которые ревностью по вере, заслугами в Церкви, опытностью в делах и своими сведениями приобрели всеобщее доверие и уважение. А История показывает, что этот урок имела Церковь в виду во всех обстоятельствах, требовавших решения дел общим голосом её представителей.

Такова сила умозаключений, выводимых поборниками учения Римской Церкви об образе её управления; но они усиливаются ещё убедить своих последователей, будто предание первобытной вселенской Церкви представляет положительное доказательство, что Ап. Пётр был самодержавным правителем вселенской Церкви, и что такую власть его наследовали Римские Епископы, как преемники Его. Посему требуется ещё рассмотреть:

Каким образом писатели Римской Церкви доказывают из предания, что Апостол Пётр, а за тем и Римские Епископы были признаваемы вселенскою Церковью самодержавными её правителями?

В подтверждение сего учения писатели Римской Церкви приводят множество изречений Отцов Церкви, как об Апостоле Петре, так и о знаменитейших Римских Епископах. И само собою разумеется, что св. Отцы, говоря об Апостоле Петре, говорили о нём почтительно, превознося его заслуженными похвалами, и во избежание повторения одних и тех же слов, что он был первым в лике Апостолов, употребляли различные слововыражения в одном и том же значении. Притом, так как Апостол Пётр, по своей ревности и характеру, был деятельнее других одиннадцати Апостолов, то св. Отцы, говоря о событиях Апостольской Церкви, чаще всего превозносили похвалами Апостола Петра. Равным образом, так как Римские Епископы в качестве Патриархов, подобно другим Патриархам, имели участие в управлении целою вселенскою Церковью, и так как, по обстоятельствам, голос Римских Епископов был для неё особенно важен: то не удивительно, что в творениях святых Отцов можно находить множество изречений, которыми они выражали свою благодарность и Римским Епископам за благодетельное содействие их к умиротворению Церкви, колеблемой кознями лжеучителей. При всём том, однако ж, если из творений тех же св. Отцов усматривается, что они подобными слововыражениями, хотя и реже, превозносили и прочих Апостолов и Епископов не одной Римской, но и других Церквей: то тем самым определяется подлинное значение их слововыражений в отношении к Ап. Петру и Римским Епископам.

Итак, доказывая единовластительство Апостола Петра над вселенскою Церковью, защитники сего мнения мудрствуют следующим образом: «Отцы Церкви приписывают исключительно (absolute) Апостолу Петру названия (epitheta), могущие приличествовать только такому человеку, который имеет верховную власть; именно: называют его главою⁶¹, князем (princeps) Апостолов⁶², верхом Апостолов, устами их⁶³, первым предстоятелем мира⁶⁴; также утверждают, что Апостол Пётр имел первенство пред учениками Иисуса Христа; называют Петра камнем Церкви, камнем непоколебимым, основанием, камнем веры, ключеносцем, дверником неба, ключом царствия небесного, и проч.⁶⁵ Следовательно очевидно, говорят писатели Римской Церкви, что Апостол Пётр был самодержавным правителем Церкви».

По отношению к Римским Епископам, поборники Церковного их единовластия приводят такие изречения Отцов, преимущественно Западных, которые утверждали, что Римская Епископская кафедра, есть тот камень, на коем Христос создал Церковь⁶⁶; что Римским Епископам в лице Петра поручено Иисусом Христом все стадо его⁶⁷; что только Римская кафедра чрез Апостола Петра заслужила от Господа нашего Иисуса Христа первенство⁶⁸; что Римский Епископ – наместник Иисуса Христа, утверждающий веру,⁶⁹ верховный Епископ Епископов, Отец Отцов⁷⁰, глава Церкви⁷¹, и т. п. Кроме подобных изречений Отцов и древних писателей Церкви, защитники единовластия Римской Епископской кафедры думают найти опору своему учению ещё в Богослужебных и других книгах нашей православной Церкви. Так известный писатель Иосиф де Местр⁷² из месячных Миней, житий св. Отцов, прологов, приводит несколько мест следующего содержания: «Что тя (св. Лев Римский) именуем, Богодохновенне? Главу ли православной Церкви Христовы? Око ли благочестия?⁷³ Петра честного преемник и сего начальством⁷⁴, Отче Богоносне Сильвестре, столп явился еси огнен, священно предводя священный собор»⁷⁵ и т. д. Выписав такого рода несколько изречений, писатели Римской Церкви с торжеством восклицают, что их учение об образе управления Церковью несомненно, и с этою целью испещряют свои сочинения множеством восклицательных и вопросительных знаков, как будто и они что-нибудь доказывают!

Но их восклицаниям не благоприятствуют не только другие изречения Отцов Церкви, как о других, кроме Петра, знаменитых Апостолах, и знаменитейших кроме Римского, древних Епископах, так и полные словари Латинского и Греческого языков.

Так из всякого полного словаря, составленного на том основании, как древние писатели употребляли слова, – слово верховный, князь (princeps) в древности означало первого человека в каком-либо обществе. А из других выражений, прилагаемых к лицу Ап. Петра, как то: из камня, придверника, ключеносца, и проч., ни по какой здравой логике нельзя вывести заключения, будто ими означается то, что Ап. Пётр имел право верховного суда над Боговдохновенными своими собратьями. Кроме сего, св. Отцы такими же наименованиями величали и других верховных Апостолов, какими Ап. Петра. Например, св. Иоанн Златоуст часто называет Апостола Павла величайшим и первым из Апостолов⁷⁶, вождём их и вселенским Епископом⁷⁷: «Где славословят», говорит Златоуст, «где парят Серафимы, там увидим Павла с Петром, как главного и первоверховного в лике Святых»⁷⁸. Или: «Всех люблю Святых, но наипаче блаженного Павла, сосуд избранный, трубу небесную, невестоводителя Христова»⁷⁹. Подобным образом рассуждает св. Амвросий: «Хотя тот (Ап. Пётр) основание Церкви, а сей (Ап. Павел) мудрый архитектон, умеющий полагать стези верующих народов, но и Павел, говорю, достоин лика Апостолов, удобно может быть сравниваем с первым (Ап. Петром) и не ниже никого; ибо кто не находил себя ниже другого, тот выдает себя за равного ему»⁸⁰. Св. Григорий Вел. полагал, что «Ап. Павел с первым из Апостолов, Петром, по первенству, был его братом»⁸¹. По выражению блаженного Августина, «Бог хотя Петра почтил прежде, однако ж обоих (с Павлом) одною честью»⁸². Из Западных же писателей, Максим Тавринский говорит: «блаженные Апостолы Петр и Павел превышают всех Апостолов и превосходят их по некоему частному преимуществу; но между ими самими (Петром и Павлом), кого кому предпочесть, неизвестно: ибо думаю, что они, по заслугам, равны: ибо равны по страданию и жили с равною преданностью вере, и видим, что они вместе достигли славы мученичества»⁸³. Впрочем, св. Иоанн Златоуст и ученика Ап. Павла, Тимофея называет Епископом целого мира⁸⁴. Исихий же Иерусалимский (601) в слове о Иакове, брате Господнем по плоти, говорит: «Как восхвалю Христова раба и брата, Архистратига нового Иерусалима, вождя Священников, начальника Апостолов, над главами главу, между светильниками самого светлого, между звездами самую блистательную? Петр беседует к собранию, но Иаков законополагает, и немногие речения объяли великость предмета»⁸⁵. Что касается до наименования Ап. Петра наместником Иисуса Христа, то сама Римская Церковь в службе св. Апостолам наместниками Его именует всех Апостолов⁸⁶. А св. Амвросий утверждал, что каждый Епископ представляет лице Христа, и есть викарий Господа (vicarius Domini est)⁸⁷. Равным образом, Отцы Церкви не одного Римского Епископа, но и других знаменитейших Епископов именовали вселенскими Епископами и превозносили такими же, как Римского, похвалами. Так св. Григорий Нанзианзин называл вселенским Епископом священномученика Киприана⁸⁸. Равноапостольный Царь Константин Великий, без сомнения вполне понимавший устройство современной ему вселенской Церкви, узнав, что бывшие на Антиохийском Соборе представители разных Церквей изъявляли желание иметь своим Епископом Евсевия Памфила, писал к нему: «почитай себя счастливым и потому уже, что свидетельство целого, так сказать, мира признало тебя достойным Епископства, над всею Церковью»⁸⁹. Св. Афанасий Александрийский Осию, Епископа Кордубского, именует также Отцом Епископов⁹⁰. Евсевий Памфил, в похвальном слове Тирскому Епископу Павлину, говорит: «Кто мог даже заглянуть за священную его (живого храма из Христиан) завесу, кроме великого всех Архиерея, которому только и дано испытывать тайны всякой разумной души? Впрочем, может быть тоже позволено и другому, занимающему по нём (Иисусе Христе) второе место, сему первенствующему вождю (Тирскому Епископу Павлину) воинств, которого Сам верховный Архиерей (Иисус Христос) почтил вторым местом в этом храме,... как служителю и провозвестнику, новому Аарону и Мелхиседеку, носящему на себе образ Сына Божия»⁹¹. Св. Аполлинарий Сидонский, не смотря на то, что в Галлии первенствующим Епископом всегда считался Епископ Лионский, св. Луппа Епископа Тройского (de Troyes) в Галлии, за то, что он преобразовал растленные обычаи своего стада, именует «Отцом Отцов, Епископом Епископов, главою духовных сановников Галлии, правилом нравов, столпом истины, другом Божьим, посредником между людьми и небом»⁹².

Таким образом отзывались св. Отцы о ревностнейших Епископах знаменитейших Церквей, потому что первоначально, при появлении ереси или гонения, каждый Епископ считал священным своим долгом принимать ревностное участие в делах вселенской Церкви и подавать руку помощи Церквам, колеблемым ересью или другим каким волнением. В последствии, такое участие в делах вселенской Церкви принимали преимущественно Епископы знаменитейших городов, в коих учреждены были патриаршества. Посему св. Василий Великий писал к св. Афанасию Александрийскому. «Для большей части других (Епископов) достаточно смотреть каждому, что собственно до него касается, а тебе недостаточно этого; у тебя такая же забота о всех Церквах, какая и о Церкви, собственно тебе вверенной общим нашим Владыкою. Посему, ты не оставляешь ни одного случая беседовать, подавать советы, писать и посылать каждый раз людей, способных предложить что-либо самое лучшее.» И далее: «посему мы рассудили, что положим самое приличное начало делам, если прибегнем к твоему совершенству, как к общей всех главе, и употребим тебя советником и вождем в делах»⁹³.

Наша Церковь в своих песнопениях такими же выражениями величает Апостолов Иакова и Иоанна, особенно Павла, какими и Ап. Петра; такими же превозносит словами Римского, как и Александрийского и Антиохийского Патриархов; например: «явственно, Священноначальниче (Мелетие), преизъяществовав, Петра престол наследовал еси»⁹⁴. «Святый тя собор первостоятеля имеяше Богоприятна, его же Дух Св. во едино собра»⁹⁵. «Собору Богоизбранну (Кирилле) яве предводительствовав, злочестие Несториево, Христоборную ересь, низложил еси»⁹⁶. Сего-же Святителя Церковь в своих песнопениях именует ещё «утверждением Церкви, вселенныя светильником, предстоятелем и председателем Божиим»⁹⁷, и прочая. Вообще много подобных слововыражений можно найти в наших Богослужебных книгах о Святителях Александрийского и Антиохийского патриаршества. Из этого следует, что Г. де-Местр, или внёс в свою книгу выписки из наших Богослужебных книг, сделанные чужою рукою, вовсе не читавши их сам, не умея читать по-славянски, или хотел подавить истину неправдой. Но всего удивительнее, что он уверяет, будто наши Церковные книги чрезвычайно дороги, и читаются только людьми в мире совершенно неизвестными⁹⁸.

Имея в виду, что св. Отцы Церкви одними и теми же слововыражениями превозносили Ап. Петра и других верховных Апостолов, Римских и других знаменитейших Епископов, нельзя не изумляться, что из этих слововыражений писатели Римской Церкви выводят заключение, будто одному Апостолу Петру и только Римским Епископам Иисус Христос дал исключительное право верховного суда и самодержавного управления вселенскою Церковью. Это тем изумительнее, что и у новейших писателей Римской Церкви о новейших её подвижниках, причтенных ею к лику Святых, можно находить такие похвальные изречения, из коих, по образцу умствования поборников единовластительства Римских Епископов, можно бы выводить весьма невыгодные для них умозаключения. Например, писатель жития Бернардова, говорит о нём: «Бернард в течение своей жизни, будучи прорицалищем Церкви, светильником Епископов, восстановителем благочестия (Церковного), продолжает и по смерти своей утешать и наставлять верующих»⁹⁹. «Папа Григорий IX», по выражению того же писателя, «слушая в Риме в 1227 г. проповеди его (Антония Падуанского), чрезвычайно был тронут и, по одному из тех потрясений, которое произвело (в Папе) изумление, он назвал его (Антония Падуанского) ковчегом завета. Папа хотел этим сказать, что он почитал его (Антония Падуанского), как бы богатым сокровищем, в котором заключаются все блага духовные»¹⁰⁰. Подобным образом Ап. Павел выражался только об Иисусе Христе (Кол.2:3). И каких заключений невозможно было бы выводить из того, что Аббат Бернард был светильником Епископов, а Антоний Падуанский сокровищем, в котором заключаются все блага духовные!

А чего нельзя было бы вывести ещё из похвал, коими писатели Римской Церкви превозносили подвижников её в старинных легендах! Вот напр. что они издавали в свет о св. Доминике: «Христос во всей земле Иудейской только троих воскресил из мертвых, а Доминик троих в одном Риме. Что же должно сказать еще о тех четырнадцати утопленниках Тулузских, которые, пробыв долгое время под водою, молитвами Доминика, выплыли и опять ожили? Христос, быв бессмертным, два раза являлся ученикам, дверем затворенным: а Доминик, быв и смертным человеком, однажды вошел в церковь, несмотря на то, что двери оной были заперты, и сделал сие только для того, что пожалел будить спящих братий. Христос по своей смерти сказал: дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли. Сию же власть над небесными, земными и подземными существами, в немалой мере, имел и Доминик; ибо ему служили Ангелы, повиновались стихии, пред ним трепетали диаволы и не смели противиться его велениям. Пред рождением Доминика, в церкви св. Марка, в Венеции, явились два образа: один в такой одежде, какую приняли Доминиканцы, с лилиею в руке, на которой стояли слова: св. Доминик; другой одетый так, как пишется Апостол Павел. Под последним была подпись: чрез сего приходят ко Христу; а под первым подписано: чрез сего легче путь ко Христу; ибо учение Павлово и других Апостолов вело людей путем веры и повиновения: а Домиником показан путь доброго совета, следовательно легчайший».

«Так как он подобен был Христу: то и наречен Dominicus, т. е., Господень. Как о Христе предсказали Пророки, так и о Доминике. Пророчество Захарии, гл. XI, о двух жезлах, из коих один назван доброта (красота), а другой у́же (веревка), относилось сюда. Жезл доброта, или красота, означает Доминиканский орден, по красоте одежды начальников ордена: а у́же, или веревка, знаменует орден Миноритов, которые ходят всегда опоясанные веревкою. Спаситель наш родился на голой земле, но Дева Мария положила Его в ясли; а Доминик, в самом своем ребячестве, быв еще на руках кормилицы, часто выползал из колыбели, презирая негу плоти, и кормилица нередко находила его на земле нагим. Пред Рождеством Спасителя явилась звезда, приведшая к Нему мудрецов востока, показав тем, что от Него просветится весь мир; равно случилось и с Домиником, что при крещении его повивальная бабка приметила у него на лбу звезду, которая показывала, что новый свет возсиял миру...»¹⁰¹

Такого-же достоинства следующий отрывок о Франциске, причтенном Латинскою Церковью к лику Святых: «Франциск был более Иоанна Крестителя. Иоанн был только Предтеча Христов, а Франциск Его проповедник и знаменосец. Иоанн был послан на проповедь о покаянии от Христа: Франциск же от Христа и Папы. Иоанн возведен был в чин Серафима: Франциск же заступил место, упразднившееся падением Люцифера. Франциск был лучше и больше Апостолов; ибо он чрез страдания свои сделался совершенным подобием Иисуса, и в явлении своем те же имел язвы, какие были на теле Иисуса Христа, тоже перенес (предсмертное) борение и обновил страдание Христово за спасение человеков. Он есть тот самый, о ком Давид предсказал: славою и честию венчал еси его. По заслугам своим, он сделался Сыном Божьим и освятился от Духа Свята, посредством одной цыдулочки, которую монах Лев видел ниспадшую с неба на главу св. Франциска, и в коей написано было: сей муж, по благости Божией, совершенно Христу подобен и есть образ всякого совершенства, коего воинствующая Церковь за ходатая у Бога почитать должна. Все умирающие в его ордене и под его правилом, соделаются блаженными. Кто будет носить предписанную им одежду, тот получит совершенное прощение и будет свободен не только от наказания, но и от греха»¹⁰².

Не очевидно ли из таких свидетельств, что если Доминик имел всякую власть на небеси, на земли и в странах преисподних; если Франциск был другой Христос на земле: то измышленная Римскою Церковью власть Папы не имела никакого значения, по крайней мере при жизни таких подвижников, какими были Доминик и Франциск?

А сколько изречений, подобных прописанным, можно найти в старинных Богослужебных книгах Латинской церкви! Автор книги Θρῆνος, или плачь Восточной Церкви, приводил в своё время из одной книги следующие молитвенные возгласы: «Св. Станислав, Польская звезда, молит тебя народ твой, умилосердись над ним, вместе с Сыном Божьим!» «Св. мучениче Винкентий, омый кровию твоею грехи наши!» «Св. Евлагий, будь нашим утешителем».¹⁰³

Но, прекращая выписку изречений, – из коих сами по себе вытекают самые странные заключения о безмерном величии подвижников, прославляемых Римскою Церковью, и очень невыгодные учению о главенстве её Пап, – для усмотрения неосновательности умствований, выводимых писателями Римской Церкви из некоторых Отеческих изречений о мнимом в древности единовластии Римских Епископов, считаем нужным обратить внимание на то, что Римская Церковь о сию пору, согласно с Восточною, приписывает одни и те же похвальные наименования Святителям, прославившимся в течении первых восьми веков Христианства святостью жизни и духовным просвещением. Так в житиях св. Отцов и в Латинских календарях легко можно усмотреть следующие, например, наименования:

«Св. Нил, пустынножитель, Отец Церкви (S. Nil, anachorète , Рèrе de l'Eglise).

«Св. Афанасий, Патриарх Александрийский, учитель Церкви (S. Athanase, Patriarche d’Alexandrie, Docteur de l'Eglise).

«Св. Григорий Нанзианзин, учитель Церкви (S. Grégoire de Nazianze, Docteur de l'Eglise)¹⁰⁴.

Выше таких наименований поборники единовластия Римских Епископов не в состояния ни об одном из них привести из Отеческих творений. Но по логике писателей Римской Церкви, вот какие умозаключения вытекали бы из тех наименований:

«Учитель всякого класса есть глава тех учеников, которым он преподает свои уроки; но св. Афанасий Александрийский общим голосом вселенской Церкви, признан ее учителем. Следовательно, св. Афанасий Александрийский был глава вселенской Церкви». Или: «Отец семейства есть глава и правитель его; но св. Нила, пустынножителя, вселенская Церковь признала Отцом своим; следовательно, преподобный Нил был главою и единодержавным правителем вселенской Церкви».

Между-тем св. Церковь, именуя Апостола Петра, подобно Апостолу Павлу, первоверховным и другими наименованиями, никогда не именовала его даже и Отцом Церкви. Утверждать, что Апостол Пётр имел право верховного суда и власти над другими Апостолами, значило бы тоже, что предполагать, будто Апостол Пётр управлял Духом Святым, тогда как все Апостолы были равно Боговдохновенны, и, проповедуя истины веры, устрояя между верующими церковное благочиние, действовали по внушению Духа Святого; следов. не имели никакой нужды в управлении, а тем менее в суде и власти со стороны одного из Апостолов. Если же Апостол Пётр не мог быть, а следовательно и не был судьёй и верховным правителем Апостолов, то не мог оставить по себе и преемника с такою властью, какой сам не имел, – такого преемника, который бы имел право верховного суда и власти над Епископами, которые рукоположены прочими Апостолами точно таким образом, как рукоположены были некоторые Апостолом Петром. При всём том, писатели Римской Церкви употребляют напряжённейшие усилия к построению мнимых доказательств, будто Апостол Пётр, в лице Римских Епископов, оставил по себе верховных начальников и управителей вселенской Церкви, коих суду и управлению подлежат все Епископы вселенской Церкви, и что посему все они должны обращаться к Римским Епископам, как средоточию Церковного управления и единения в вере. Чтобы узнать, в какой мере справедливо такое превознесение Римских Епископов, требуется рассмотреть:

Каким образом писатели Римской Церкви доказывают преемство Римских Епископов от Апостола Петра, в качестве верховных правителей вселенской Церкви?

Предположив, что рассмотренными умозаключениями совершенно доказано, будто Ап. Пётр был верховным правителем вселенской Церкви, с правом суда и исключительной над нею власти, поборники сего мнения утверждают: «поскольку Иисус Христос почтил Апостола Петра первенством для утверждения и увековечения единства своей Церкви, т. е., для пользы и блага ее: то из сего следует, что Иисусу Христу угодно было, чтобы это первенство, к поддержанию единства в учрежденном им обществе, продолжалось беспрерывно. Следовательно, это первенство, за силою постановления Христова, долженствовало перейти на преемников Петровых. Но ни один преемник Петров не есть и не может быть преемником его первенства, кроме Римского Епископа, наследовавшего его кафедру, или Римское Епископство, которое первоначально учредил и исправлял Апостол Петр до самой кончины своей. Следовательно, один Римский Епископ есть преемник Петрова первенства, или обладает им по праву Божественному»¹⁰⁵.

Напротив; если в Апостольской Церкви верховное первенство, соединённое с властью управлять Апостолами, не возможно было ни по времени, ни по месту: ибо все Апостолы были Боговдохновенны, и каждый из них в целом мире, где и когда только ни проповедовал Евангелие, имел полное право делать распоряжения ко благу Церкви, по собственному усмотрению, ни у кого не требуя утверждения своих действий: то Апостол Пётр не был и не мог быть верховным правителем вселенской Церкви, следовательно и не имел такого первенства, с которым было бы соединено право верховной власти и суда над всею Церковью, – по которому бы он управлял ею, подобно тому, как управляют своими Царствами самодержавные Государи. А чего сам не имел Апостол Пётр, того не мог передать и другим. Итак, проповедуя Евангелие, Апостол Пётр, как и прочие Апостолы, рукополагал Епископов, и каждый Епископ, где бы он ни был рукоположен Петром, посему самому был его преемником, с своими преемниками. Но, передав Римскому Епископу Римское Епископство, Ап. Пётр не мог учреждать и не учредил в Риме кафедры с правом верховного суда и власти над всею Церковью, потому что такого права сам не имел; тем менее эти притязания Римских Епископов можно считать правом Божественным.

Не смотря на очевидность сих истин, иезуит Перроне мудрствует так: «Апостол Петр, по своему Апостольскому званию, не имел нужды в избрании для себя постоянного местопребывания; дабы однако ж преемство его первенства не осталось неопределенным, после управления, в продолжении нескольких лет Антиохийскою Церковью, по свидетельству древнего предания, перешел в Рим, учредил в нем Епископство, и до кончины исправлял и занимал оное. Но если Апостол Петр исправлял должность Римского Епископа, то исправлял также и возложенное на него свыше первенство власти и суда над всею Церковью, и в звании Римского Епископа, так сказать, олицетворял в себе единство Церкви, так что он, один и тот же, был и Римским Епископом, и верховным Правителем вселенской Церкви, и средоточием ее единства. Посему, получившие Петрово Епископство, по естественному праву преемства, получили то и другое достоинство, т. е. Епископства и верховного первенства Петрова, и продолжали существенное единство Церкви, первенством Петровым, так сказать, привитое и внедренное Римскому Епископству. По кончине Апостола Петра, то и другое достоинство в Римском Епископстве осталось нераздельным, так что одно от другого не может быть уже отделено. В противном случае, каждая, частная, Епископская кафедра могла бы присвоить себе первенство и независимость, а таким образом уничтожилось бы единство Церкви, предначертанное Иисусом Христом чрез установление в ней первенства. Посему, справедливо говорит Боссюэт, что преемники Петровы, для постановления их в сан Епископства, не имели падать с небес, и что для возведения их в это достоинство, когда это требуется, нет надобности сзывать и приводить в движение целую Церковь. Необходима только одна какая-либо часть Церкви, из которой бы происходили первенствующие Епископы и одни других избирали»¹⁰⁶.

Достаточно доказано, что Апостол Пётр не имел и не мог иметь первенства верховного суда и власти над Боговдохновенными, наставляемыми и управляемыми Духом Святым, Апостолами. А не имея такого первенства, никому не мог передать, и не передал его. Умствования иезуита Перроне, ни на чем не утверждённые, ничего не доказывают. Даже допустив, что Апостол Пётр, имел первенство, в смысле единовластительства Римского Епископа над Церковью, нимало ещё не следует, что Апостол Пётр передал такое первенство Римскому, а не другому, рукоположенному им, Епископу. Ибо, по свидетельству писателя Апостольских Деяний, Апостол Пётр немалое время пребывал в Иерусалиме, посещал основавшиеся в Палестине частные Христианские общества; за тем, по свидетельству Истории и Отцов Церкви, управлял Антиохийскою Церковью. Подвизаясь, таким образом, в звании Апостола, Пётр для вновь насажденных Церквей рукополагал Епископов, и наконец, как свидетельствует Лактанций, в десятый год царствования Неронова, пришел в Рим, где чрез несколько лет подвергся мученической за Христа кончине. Из всего этого следует, как говорит знаменитый наш Митрополит Пётр Могила, одно из двух: Апостол Пётр, до своего прибытия в Рим, или был верховным единовластителем вселенской Церкви, или не был. Если был, то все, рукоположенные им до прибытия в Рим Епископы, как непосредственные его преемники, должны быть почитаемы также правителями вселенской Церкви. Если же Апостол Пётр не был единовластителем Церкви: то и рукоположенные им, о которых говорит История, совместно с Ап. Павлом, Римские Епископы, не были правителями вселенской Церкви¹⁰⁷.

Ибо, на чём могло бы утвердиться такое право? На кончине ли в Риме Апостола Петра? Но одна кончина его в Риме не могла передать такого преимущества Римским Епископам. Для сего неизбежно требовалось бы или письменное завещание самого Апостола Петра, или, по меньшей мере, пример подобного преемства власти в церковной или светской Истории, тем более, что и Апостол Павел, по словам Отцов Церкви, был также Римским Епископом, и в Риме скончался мученическою смертью. Из общей Истории известно, что Государи, путешествуя по своим царствам, во всех местах личного своего присутствия, с такою же властью управляют ими, как в своих столицах; именно, смотря по потребности, творят суд, издают законы и свои постановления. Но, хотя были примеры, что Государи оканчивали жизнь свою не в столичных, а в областных городах; однако ж, по такому поводу, областные правители государства не вступали в права своих Государей, не были возводимы в Царское достоинство.

В Ветхом Завете местопребывание Первосвященника определялось местопребыванием скинии завета. Так во время путешествия Израильтян по пустыне, ополчение их останавливалось на разных местах, по указанию облачного столпа над скинией, при которой неотлучно находился Первосвященник Аарон, который и скончался в пустыне. По наследии обетованной земли, скиния завета долго стояла в Силоне, и при ней также умирали Ветхозаветные Первосвященники. Наконец, ковчег завета перенесён в Иерусалим, где, вместо скинии, построен великолепный храм, к которому переселились и Первосвященники; но ни одно из всех мест кончины Ветхозаветных Первосвященников не давало обыкновенным жрецам права на звание Первосвященника. Преемство сего достоинства переходило наследственно к старшему в потомстве Аароновом, а местопребывание их определялось местом, на котором был ковчег завета. Какую же Рим заключает в себе особенную святыню, по которой ему одному долженствовала бы принадлежать честь быть кафедрою Правителя вселенской Церкви? Священные ли останки Апостола Петра? Но в Новозаветной Церкви нет святыни выше благодатного присутствия Спасителя в таинстве Евхаристии: а этою святынею облагодатствован каждый храм истинно-Христианской Церкви. Имеет ли нужду вселенская Церковь в какой-нибудь столице для своего управления? Ни малейшей, потому что единство Церкви состоит в единстве веры, духа и любви, которое, как в древности во вселенской Церкви, так и теперь в Восточных Церквах, сохраняется взаимным их общением. Во времена же волнения Церкви какими-либо лжеучителями, общее вероисповедание относительно колеблемых ими истин, и постановления относительно благочиния вселенской Церкви, определялись и определяются из слова Божия и предания, общим согласием её Пастырей. Другого единения ни Божественные Апостолы, ни св. Отцы Церкви не знали и не внушали верующим. Так Апостол Павел ничему другому в сем отношении не учил Христиан, как только соблюдать единство духа в союзе мира (Еф.4:3), утверждаться в одном и том же духе, и в одних мыслях, и остерегаться вводящих разделения и соблазны против учения, преданного Апостолами (Рим.16:17) (1Кор.1:10). И благодарение Богу, следуя таким наставлениям, Восточные Церкви, не имея и не ощущая ни малейшей нужды в единовластительстве церковного Правителя, целые веки пребывают в совершенном единстве веры и во взаимном между собою общении духа и любви.

Предположение, будто Римские Епископы, по Божественному праву, обладают верховною властью суда и управления вселенскою Церковью, поборники её стараются ещё доказать историческими событиями и свидетельством церковного предания. Так как, по их словам, Римские Епископы суть преемники Петрова первенства и обладают им по праву Божественному, то «отсюда произошло», мудрствует иезуит Перроне¹⁰⁸, «действительное, как выражается Иосиф де Местр¹⁰⁹, присутствие проявлявшегося в Риме с самого начала Христианской Церкви первенства, которое Римские Епископы исправляли и приводили в действие. Первенство это усматривается в действиях Римских Епископов, которые сначала Христианства повсеместно осуждали ереси и заблуждения относительно веры и издавали правила благочиния для целой Церкви, как усматривается из истории Евсевия Памфила, прекращали везде возникавшие споры, угрожали не покоряющимся Епископам, рассеянным в отдаленнейших странах на Востоке и Западе, низлагали их и приводили в исполнение другие подобные действия своей власти, коими исполнена История первых веков Христианства»¹¹⁰. В доказательство, Перроне указывает на историю Евсевия Памфила, кн. V гл. 23, 24, 25, кн. VI гл. 43, кн. VII гл. 3.

Напротив, История свидетельствует, что, по удостоверению Егезиппа, на исторические записки коего ссылается Евсевий Памфил, во времена Апостолов управление Церковью, вместе с ними, принял на себя брат Господень Иаков, называемый Праведным¹¹¹; что он первый получил Епископство над Иерусалимскою Церковью от самого Спасителя и Апостолов¹¹², которые и не состязались о такой славе; что Господь сообщил дар ведения Иакову праведному, Иоанну и Петру, а они передали его прочим Апостолам, прочие же семидесяти ученикам¹¹³. После мученической кончины Иакова, бывшие ещё в живых ученики Господни, с Его сродниками, единодушно возвели на престол Иерусалимской Церкви Симеона Клеопова ¹¹⁴. За тем, сродники Господни и другие потомки, при Императоре Домициане, вышедши из Палестины, были предстоятелями всей Церкви¹¹⁵. По словам того же Евсевия Памфила, вообще, пока Апостолы пребывали в живых, не только верующие, но даже и еретики уважали их до того, что уже после кончины Апостолов, ободрившись тем, что их не было, начали лжеименное своё знание открыто противопоставлять истине¹¹⁶. Но и тогда свидетельство учеников Апостольских о подлинном их учении такую имело силу, что когда св. Поликарп, во время Римского Епископа Аникиты, прибыл в Рим, то многих из еретиков обратил, возвещая, что от Апостолов он принял только ту истину, которая проповедуется Церковью¹¹⁷. Из всего этого очевидно, что доколе оставались в живых не только Апостолы и сродники Господни по плоти, но даже ученики Апостольские, Церковь никого не признавала из Епископов верховным решителем недоумений, относительно вероучения, и своим единовластителем. Из самых Апостолов Церковь выше всех уважала при них Иакова брата Господня по плоти, как получившего, по преданию, Епископство над первейшею Иерусалимскою Церковью от самого Спасителя¹¹⁸. Почему, Климент Римский, непосредственный преемник Апостолов, называл Ап. Иакова Епископом Епископов, своим Господином и Господином братом, относя к нему и попечение о всех Церквах¹¹⁹. Вообще же, ни из Церковной Истории, ни из предания и писаний Отеческих, поборники единовластия Римских Епископов не только не в состоянии доказать, что Римские Епископы, в течении первых веков Христианства, управляли вселенскою Церковью, но, обращаясь к самой Истории и творениям Отцов Церкви, могут убедиться совершенно в противном. Так в первом из указываемых иезуитом Перроне в истории Евсевия Памфила месте говорится, что касательно дня празднования Пасхи происходили многие споры и составлялись Соборы, как на Востоке, так и на Западе; что решение о сем вопросе почти все Епископы считали близким своему сердцу; что ревностнее других в сем отношении действовал Римский Епископ Виктор, так что не только угрожал Восточным отлучением от общения с собою, но даже привёл угрозу свою в исполнение; но Лионский Епископ Ириней обличал неразумную ревность Виктора, представляя ему в пример предшественника его Аникиту, который, хотя св. Поликарп Смирнский, не соглашаясь с ним о дне Пасхи, и остался при своём мнении, однако обошелся с Поликарпом почтительно; Епископ же Малой Азии Поликрат на угрозы Виктора отвечал, что он в праздновании Пасхи следует преданию своих предшественников, а угрозы его считает ничем. Подобно Иринею и Поликрату, сильно порицали Виктора и другие Епископы, советуя ему не состязаться, а заботиться о мире с Церквами¹²⁰. Наконец, дело прекратилось решением многих Соборов, а не по определению Римского Епископа¹²¹. По случаю раскола Новатианова, хотя Римский Епископ Корнилий решил этот вопрос Собором шестидесяти Итальянских Епископов, однако ж Епископы других Церквей, как извещал Корнилия Дионисий Александрийский, составляли и с своей стороны Соборы для рассмотрения и решения сего дела, несмотря на то, что Корнилий подробно известил о своём решении Фабия Антиохийского; значит, у них и мысли не было о каком-нибудь верховном решителе церковных недоумений. Вскоре за тем, по поводу весьма важного вопроса о том: принимать ли, или не принимать в общение еретиков? Хотя Папа Стефан, утверждаясь на авторитете Апостола Петра, кафедры его и своего лица, как преемника его, объявил своё решение Восточным и Африканским Церквам, под страхом отлучения за непринятие его, – на Востоке составились два, а на Западе три многочисленные соборы¹²² для решения вопроса, очевидно потому, что не признавали Папского мнения для себя обязательным. Тщетно Стефан, за несогласие частных Церквей с его мнением, привёл в исполнение свою угрозу, именуя Священномученика Киприана лжехристом и лжеапостолом. Епископ Кесарийский Фирмилиан называл действие Стефана дерзостью, важность лица его, как преемника Петрова, – достойною посмеяния, объявляя Стефану, что если он думает, будто все могут быть отлучены от него, то он сам отсек себя от Церкви и от всех отлучил одного себя¹²³. Тогда за это обличительное послание Римскому Епископу, никто из Епископов и не думал прерывать общения с Фирмилианом. Из всего этого очевидно, что доказательства защитников Папского единовластия обращаются против них самих и решительно опровергают их учение, тем более, что в древности многие еретики, как то: Валентинияне, Гностики, Катафригийцы и др., по свидетельству Иринея Лионского , окончательно были осуждены частными Церквами, или их Епископами¹²⁴. По поводу возникшей в третьем веке ереси Савеллиевой, Дионисий Александрийский к братиям, предлагавшим ему свои о той ереси вопросы, отправлял поучительные послания, а в виде общения и для предосторожности, списки с тех посланий прислал к Римскому Епископу Ксисту¹²⁵. По случаю появления ереси Павла Самосатского, Восточные Епископы сами по себе, даже без предварительного сношения с Римским, составляют многочисленный Собор, и, не пригласив на Собор ни одного Западного Епископа, обличают, судят и отлучают Павла от вселенской Церкви, несмотря на то, что Павел Самосатский был Епископом знаменитейшей Антиохийской Церкви. За тем, изложив своё определение, отправляют послание для сведения Епископам: Римскому – Дионисию, Александрийскому – Максиму, и всем сослужителям своим во вселенной, извещая вместе с тем Епископов, что на место Павла Самосатского, Собор поставил Епископа Домна, чтобы они приняли от него общительные грамоты. Но как Павел и не думал выходить из церковного дома: то Император Аврелий приказал передать дом тому из Антиохийских Епископов, с коим Итальянские и Римские Епископы ведут переписку об учении веры¹²⁶. Новое доказательство того, что Римские Епископы не управляли вселенскою Церковью.

Но кроме рассмотренных доводов, защитники единовластия Римской кафедры, усиливаясь доказать своё мнение частными ещё случаями в течении первых трёх веков Христианства, указывают преимущественно на то, что Коринфская Церковь ещё при жизни Иоанна Богослова обращалась к Римскому Епископу Клименту, по случаю возникших в ней между братией споров, которые он и прекратил двумя к ним посланиями, бывшими в последствии в таком уважении, что читались в Церквах, подобно Апостольским¹²⁷, равно как и послания Папы Сотира к той же Церкви; что от Римских Епископов Корнилия, Стефана, Дионисия и Феликса принимали грамоты все Восточные Церкви, и в частности Антиохийская и Александрийская¹²⁸; что еретики Маркион, Кедрин, Валентин и другие ходили в Рим оправдываться в своём учении; что и Ориген писал о своём православии к Папе Фабиану¹²⁹; что Дионисий Александрийский, подозреваемый в ереси, по требованию Римского Епископа Дионисия, вынужден был пред ним объясняться¹³⁰; что Евсевий Кесарийский начинает каталог Римских Епископов Апостолом Петром, и что как Евсевий, так и Ириней Лионский, также Игнатий Богоносец и другие признавали Римскую Церковь главною во всем Христианском мире¹³¹.

Но могло быть множество побуждений, по которым Коринфская Церковь обращалась к Римскому Епископу, а не к Иоанну Богослову; может быть не обращалась к нему просто потому, что не хотела по своим делам утруждать его на старости лет, или по другим важным причинам. Между тем замечательно, что Римский Епископ Климент писал к Коринфской Церкви послание не от своего лица, а от лица Римской Церкви, притом в духе такой кротости и Христианской любви, в какой теперь Папы не пишут своих грамот. Подобно Клименту, писали послания к разным Церквам, между прочим и к Римской, и при том большею частью без вызова, Дионисий Ареопагит, Игнатий Богоносец¹³², Поликарп Смирнский¹³³, Дионисий Александрийский¹³⁴. Послания Игнатия Богоносца также читались в Христианских храмах, как и Климентовы¹³⁵. – Еретики обращались к разным Церквам в надежде, что их учение признано будет православным, или что найдут последователей ему; но большею частью осуждены там, где они появлялись, и осуждение их признано было вселенскою Церковью окончательным. Маркион хотя старался, чтобы Римский клир принял его в общение; но клир, по свидетельству Епифания, отвечал ему, что сего невозможно сделать без согласия Маркионова (след. Восточного) Епископа¹³⁶. Вообще же, обращаться к суду другой Церкви, искать оправдания в своём деле у другого Епископа, считалось противозаконным, бродяжническим обманом (crimen circumventionis)¹³⁷ и запрещено было правилами Карфагенского Собора, коими именно осуждались переносившие своё дело на суд Римской Церкви¹³⁸. – Ориген путешествовал в Рим, чтобы видеть, по словам Евсевия, древнейшую Римскую Церковь, из любознательности, – равным образом и Палестинские и Греческие Церкви¹³⁹; а писал о своём православии не только к Римскому Фабиану, но и к Епископам других Церквей¹⁴⁰. – Дионисий Александрийский, кем бы ни был спрашиваем о своём вероисповедании, дал бы в том отчёт всякому, не только Римскому Епископу, – по заповеди Апостола, завещавшего Христианам готовым быть дать ответ всякому требующему у них отчёта об их уповании (1Петр.3:15). Таким образом, как от Дионисия Александрийского требовал объяснения Дионисий Римский, так от Павла Самосатского требовал оправдания Фирмилиан Кесарийский¹⁴¹. – Евсевий Кесарийский начинает каталог Римских Епископов от Апостола Петра, называя его Римским Епископом¹⁴², а св. Епифаний называет Римскими Епископами обоих Апостолов Петра и Павла¹⁴³, и как Евсевий, так и Епифаний, и другие церковные историки начинают счёт от обоих тех Апостолов. Между тем и другие Епископы считались преемниками Апостола Петра. Так св. Иоанн Златоуст в одной из своих бесед об Апостоле Петре, говорит: «Видишь ли, что самое наречение Петром восприяло начало не от чудес, а от горячей ревности. Но когда я вспомнил Петра, пришел мне на мысль и другой Петр (Епископ Антиохийский Флавиан), общий отец и учитель, который, подражая в добродетели первому, наследовал и его престол. Ибо и сие одно из преимуществ нашего города, что он имел учителем верховного из Апостолов. Да и надлежало, чтобы там, где ранее, нежели во вселенной, сделалось известным имя Христиан, был Пастырем первый из Апостолов. Но стяжав его учителем, мы не удержали его до кончины, но уступили царственному граду: а лучше сказать, удержали и до кончины. Правда, нет у нас тела Петрова, за то содержим мы веру Петрову, как Петра, и таким образом, удержав веру Петрову, имеем как бы самого Петра. Потому что, видя ревнителя его, мы представляем, что видим Петра. Ибо и Христос назвал Иоанна Илиею не потому, что Иоанн был Илия, но что действовал в духе и силе Илииной. И как Иоанн за то, что действовал в духе и силе Илииной, назван был Илиею, так и сей (Флавиан) прибыл к нам с исповеданием и верою Петровой, по справедливости должен удостоиться наименования Петром. Сходство в образе жизни производит и общение в именах»¹⁴⁴. – Вообще же св. Отцы уважали не столько преемство Епископов от Апостолов по пребыванию и смерти их в каком-либо городе, сколько преемство их духа. «Возводится св. Афанасий», по словам Григория Богослова, «на престол Марка, преемником его первоседательства, а не менее и благочестия; ибо хотя далек он от него в первом, однако же близок в последнем. А в этом собственно и надобно поставлять преемство; ибо единомыслие делает и единопрестольными. И одно преемство бывает только по имени, а другое в самой вещи... Если только называешь преемником не в том смысле, в каком болезнь преемствует здравию, мрак свету, буря тишине, исступление здравомыслию»¹⁴⁵. Впрочем, первые церковные историки Евсевий и Созомен, говоря о преемстве Епископов от Апостолов, одинаково выражаются, как о Римских, так и об Антиохийских Епископах. Напр.: «В то время (в царствование Траяна), по смерти Евареста, окончившего восьмой год своего Епископства в Риме, принял Епископство Александр, пятый в порядке преемников Петра и Павла»¹⁴⁶; или: «Антиохийскою Церковью в то время, (Марка Аврелия) управлял шестой после Апостолов Епископ Феофил»¹⁴⁷.

Из рассмотренного учения о единовластительстве Римских Епископов, писатели Римской Церкви выводят ещё необходимое для Кардиналов и придворных Римского Епископа учение, будто Римская Церковь есть матерь и учительница всех Церквей. Посему любопытно рассмотреть:

Каким образом писатели Римской Церкви доказывают, что она есть матерь и учительница всех Христианских Церквей?

Это учение они доказывают различными Отеческими изречениями, из коих главные следующие. Св. Киприан именует Римскую Церковь ложеснами всех Церквей ¹⁴⁸; – Церковью, из которой произошло единство Священства¹⁴⁹. Блаженный Августин называет ее кафедрою Петровой, которой никогда не преодолеют врата адовы¹⁵⁰. Игнатий Богоносец называет Римскую Церковь предстоятельствующей в Римской Империи¹⁵¹. Но главным образом учители Римской Церкви, в подтверждение своего о сем мнения, приводят мнение св. Иринея Епископа Лионского, которое представляют в следующем виде: «Всякая Церковь, т. е. сущие повсюду верные должны обращаться, ради преимущественного первенства, к сей Церкви (подразумевают Римскую), в которой повсеместными Христианами всегда сохранялось Апостольское преемство»¹⁵².

Казалось бы однако, что учение, с такою ревностью защищаемое писателями Римской Церкви, надлежало им прежде всего доказывать словом Божьим, а за тем уже приводить доказательства из писаний Отцов Церкви и преданий. Но свящ. Писание свидетельствует, что материю всех Церквей преимущественно есть Иерусалимская: потому что она, будучи основана самим Иисусом Христом, ознаменована жизнью, чудесами, страданиями, смертью и пребыванием Его в ней по Своем воскресении. Кроме того, Иерусалимская Церковь преимущественно и в чрезвычайном обилии получила дары Духа Святого (Деян.2:3); прежде всех воссияла подвигами мученичества (Деян.5:18) (Деян.7:60); долее, чем другие Церкви, была местопребыванием Апостолов и ими управлялась; была не только рассадником веры во всем мире, но и решала церковные недоумения во времена Апостольские (Деян.15:19–24); а тем, не только другим насаждённым Апостолами, но и всем Церквам будущих веков, подала образ и пример того, как поступать в церковных недоумениях. Иерусалимской Церкви повиновались все Апостолы. Пред нею Апостол Пётр должен был оправдываться в своём поведении и обращении с язычниками (Деян.11:2–4). По её воле, Апостол Павел с некоторыми Назореями совершил обряд очищения (Деян.21:4). По её повелению, Апостолы исходили на проповедь Евангелия: так Иерусалимская Церковь отправила Апостолов Петра и Иоанна в Самарию для сообщения им Духа Святого (Деян.8:14). Вообще же, как Пророки называли Новозаветную Церковь именем не другого города, как только Иерусалима; например: Светися, светися, Иерусалиме, прииде бо твой свет, и слава Господня на тебе возсия (Ис.60:1): и Апостолы, по внушению Св. Духа, употребляли наименование Иерусалима для означения торжествующей, небесной Церкви, уверяя просвещённых верою, что они приступили к горе Сиону, и ко граду Бога живаго, Иерусалиму небесному (Евр.12:22–23); и, описывая победную славу Церкви, в коей она явится по окончании мира, взирали на неё как на новый Иерусалим, сходящ с небесе (Откр.21:2). Посему, и после Апостольских времён предстоятели Церквей, при Божественном священнодействии, молились: «Еще приносим Тебе (Господи) бескровную сию жертву о Сионе святем – матери всех Церквей, и о святей Церкви Твоей, во всем мире рассеянной»¹⁵³. Иерусалимскую Церковь именовали даже материю самого имени Христианского¹⁵⁴; утверждали, что она имеет начальное место в Церкви вселенской и есть первенствующая¹⁵⁵. Подобно сему и Отцы второго вселенского Собора, извещая собрата своего, Римского Епископа Дамаса о своих постановлениях, говорят, что они утвердили Кирилла в звании Епископа Иерусалимской Церкви – матери всех Церквей.

Превознося таким образом Иерусалимскую Церковь пред прочими частными Церквами, церковные писатели первых веков Христианства именовали матерями Церквей и другие знаменитейшие, основанные Апостолами, Церкви, от коих произошли менее знаменитые. Так, по словам Тертуллиана, «Апостолы учредили Церкви сперва в Иудее, потом, разделив между собою вселенную, возвестили туже веру и тоже учение народам, и основали Церкви во многих городах... И от сих-то Церквей все прочие заимствовали семя учения и заимствуют доныне, по мере своего учреждения. По сей причине сии последние считаются также в числе Апостольских Церквей, которых они, как бы дщери. Все истекает по необходимости из своего начала; а посему, не смотря на великое число знаменитых Церквей, все они признаются за единую Церковь, за первую из всех основанную Апостолами... Всякое учение, согласующееся с учением сих коренных (matricibus) Апостольских Церквей, столь же древних, как и самая вера, есть неоспоримо истинное: потому что оно Церквами принято от Апостолов, а Апостолами от Иисуса Христа»¹⁵⁶.

Ту же мысль, ещё прежде Тертуллиана, излагал св. Ириней в книге о ересях, из которой кратким отрывком Латинские писатели доказывают, что Римская Церковь есть матерь и учительница всех, как это можно усмотреть из пространной выписки того же места. «Предание Апостольское», говорит св. Ириней, «известное во всем мире, можно усмотреть в каждой Церкви всякому, кто хочет видеть истину: мы можем перечислить тех, которые от Апостолов поставлены Епископами в Церквах, и преемников их даже до нашего времени, которые ничему такому не учили, и ничего такого не знали, о чем еретики пустословят. Но поскольку перечислять в сем кратком сочинении преемства Епископов всех Церквей было бы слишком долго: то мы, указывая на Апостольское предание, и на возвещенную людям чрез преемство Епископов, дошедшую до нас веру, которую хранит величайшая и древнейшая, и всем известная, двумя первыми Апостолами, Петром и Павлом, в Риме основанная и устроенная Церковь, посрамляем всех, которые, каким бы то ни было образом, из угождения ли себе, или тщеславия, или по слепоте и неразумию, рассуждают неправильно. Ибо с того Церковью» (по буквальному переводу места, приводимого Латинистами), «ради могущественнейшего первенства (principalitatem), необходимо должны согласоваться все Церкви, повсюду верующие, в которой всегда повсюду верующими сохранилось Апостольское предание»¹⁵⁷. Из сего очевидно, что Ириней в этом месте выражение: «с тою Церковию» употребил в значении собирательном, означая им все Церкви, лично основанные Апостолами, о коих говорил выше. В противном случае, невозможно и представить: каким образом верными, повсюду сущими, сохранилось в Римской Церкви предание, когда многие из них, в древние и в новейшие времена, не были и не могли быть в Риме. Св. Василий Великий и Антиохийскую Церковь называл главою всех Церквей. Именно в послании к св. Афанасию Александрийскому так говорит: «Что для вселенских Церквей важнее Антиохии? Если бы она пришла в единовластие: то ничто не воспрепятствовало бы ей, как оздравевшей главе, сообщить здравие всему телу»¹⁵⁸. А второй вселенский Собор, в послании к Собору Папы Дамаса, Амвросия Медиолинского и других Западных Епископов, именует ту же Церковь «старейшею, по истине Апостольскою, сущею в Антиохии Сирийской, в коей впервые принято было достопочтеннейшее имя Христиан».

Как из таких наименований Иерусалимской и Антиохийской Церкви, так из того, что не только сии Церкви насаждены и образовались прежде Римской, но и другие, как то: Ефесская, Критская, Смирнская и проч., очевидно, что употребленное св. Киприаном в отношении к Римской слововыражение: ложесна всех Церквей, в собственном смысле означает только то, что от сей Церкви произошли и насаждены, высланными от неё проповедниками Евангелия, Африканские, Гальские, и ещё некоторые частные Церкви на Западе. Такой образ слововыражения, именуемый напряжённым (эмфатическим) часто встречается не только в творениях Отцов Церкви, но и в священном Писании. Так например, Евангелист Лука говорит, что в день пятидесятницы, во время сошествия Св. Духа на Апостолов, бяху во Иерусалиме живущии Иудеи, мужии благоговейнии от всякаго языка, иже под небесем (Деян.2:5–11); но вслед за тем, исчисляя, из каких стран находились тогда набожные Иудеи в Иерусалиме, насчитал их не более пятнадцати. Или: Спаситель заповедал Апостолам: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари (Мк.16:15). Под выражением: всей твари, конечно, нельзя разуметь и животных, а только людей¹⁵⁹.

Таким образом из тех же выводов, коими писатели Римской Церкви усиливаются доказать, что в течении первых трёх веков Христианства, Римские Епископы были самодержавными правителями Церкви, очевидно усматривается, что учение о сем тех писателей не основательно.

Не смотря на то, иезуит Перроне, предположив, что выше рассмотренными доводами его мысль неоспоримо доказана, выводит из них окончательное заключение: «Следовательно, основательно Флорентийские Отцы определили, что святое Апостольское (Римское) седалище и Римский Епископ имеют первенство над целою вселенною, что Римский Епископ есть преемник блаженного Петра, князя Апостолов, истинный наместник Иисуса Христа, глава целой Церкви, и Отец всех Христиан, коему Господь наш Иисус Христос даровал в блаженном Петре полную власть пасти, властвовать (regere) и управлять вселенскою Церковью»¹⁶⁰. Напротив очевидно, что это постановление есть новость, во вселенской Церкви, в течении первых восьми веков Христианства, вовсе неизвестная. Между тем, если бы это правило, подвергающее всю Церковь и всех Христиан власти и управлению Римского Епископа и его частной Церкви, в первенствующей Церкви действительно существовало; то оно, как общее правило церковного порядка, устройства и благочиния, ясно было бы изложено или в самом свящ. Писании, или, по меньшей мере, было бы постановлено и провозглашено в Церкви сначала Христианства каким-либо вселенским Собором. Да тогда не было бы в Церкви ни вселенских, ни поместных Соборов: тогда и еретики, вопреки свидетельствам церковной Истории, не составляли бы своих сборищ; но все без исключения, как правоверующие Христиане, так и еретики, непосредственно относились бы в своих недоумениях и спорах к Римскому Епископу, и только от него одного ожидали бы решения в общих и частных делах вселенской Церкви.

Впрочем, никто никогда не отрицал, что в продолжении первых восьми веков Христианства, Римские Епископы и Церковь часто имели большое влияние на частные Церкви и вообще на дела вселенской Церкви. Но это влияние было подобное тому, какое во время общественных смут имеет какой-либо Государь сильного царства на другие слабейшие государства, напр. герцогства или княжества, не более. В истине сего можно совершенно убедиться из рассмотрения обстоятельств вселенской Церкви в течении первых веков Христианства. Посему следует рассмотреть:

От каких обстоятельств произошло преимущественное влияние Римских Епископов на дела вселенской Церкви?

Когда в Иерусалиме совершилась крестная жертва искупления рода человеческого: тогда Римская Империя находилась на высочайшей степени славы и земного величия. Но громадное здание её, составленное из различных, покоренных Римлянами, народов, чуждых друг другу наречиями, обычаями, законами, верованиями, было уже ветхо; опоры, поддерживавшие это здание, ослабели; законы потеряли свою силу; пружины общественной жизни перержавели; повсюду господствовала расточительная роскошь, самый бесстыдный разврат, самое отвратительное сластолюбие, продажа закона, всеобщее лихоимство, кровожадное бесчеловечие. При всём том, Римская Империя, по указанию Промысла, избрана была главным попранием для проповеди Евангелия, для пленения народов в послушание веры и призвания их к истине провозглашаемого Евангелием учения. Очевидно, что такая победа над человеческими умами не могла быть лёгкою, но была чрезвычайно тягостною; потому что человек, даже убеждаемый в истинах открываемого ему учения, о которых он имел свои понятия, по врожденному самолюбию, стыдится сознаваться в своём заблуждении, и с трудом расстается с предзанятыми своими мнениями. С другой стороны, по причине повреждённости нашей природы, люди, даже известные образованностью и просвещением, удобнее верят каким-нибудь нелепостям, например: вымышленным рассказам о каком-либо фокуснике, нежели спасительным истинам Евангелия, для омрачения и опровержения коих часто вооружаются всеми силами ума своего.

По месту земного своего происхождения, Евангельская проповедь первоначально была в соприкосновенности с предрассудками одряхлевшей Иудейской синагоги; вскоре за тем, – с поверьями и суеверием Востока; наконец, увлечена была в борьбу с кичливостью философии, особенно Неоплатонической. Отселе произошли ереси, или секты, усвоившие себе какие-нибудь Евангельские истины, но вместе с тем упорно придерживавшиеся или древних предрассудков и суеверий, или измышленных вновь нелепых предположений. Так, первыми еретиками оказались из Евреев, Назореи, изменившиеся потом в Евионитов, и Керинфяне, которые, признавая Иисуса Христа Мессией, полагали, что без строгого соблюдения всего Ветхозаветного обрядового закона, невозможно оправдание пред Богом. Вместе с сим явилась ересь, происходившая из Самарийского города Геттона, Симона волхва, который выдавал себя как бы за Духа Святого, за посланника подобного Иисусу Христу, и объявлял своё учение неповрежденным откровением Отца небесного. Другие ереси, как напр. Николаитов, Доцетов, Гностиков, заимствовали свои понятия о таинственных числах из Восточной философии и кабалистики. Во втором веке, известны были ещё Маркиониты, Офиты, Монтанисты, Енкратисты и Савелиане; в третьем – ереси Павла Самосатского, и Манеса с его последователями¹⁶¹.

Хотя после вековых опытов, ум человеческий убедился в тщете языческих религий и, истощив силы свои в открытии истины, чувствовал неизбежную необходимость в сверхъестественном откровении; однако ж, с появлением Евангельской проповеди, Цельс, Порфирий, Лукиан и др., искали оснований Христианского учения в системе Платоновой философии, в богослужениях Мифры и понятиях Востока. В тоже время Еллинские ученые, быв в Александрии свидетелями столкновения древних баснословных поверий с учением Ветхозаветных Пророков, вероучения Моисея и мнений Равинских – с вероучением Гимнософистов Индийских и Вавилонских, а равно с мнениями жрецов Египетской Изиды, также обратились к философии Платона, и, развивая его идеи, с напряженнейшим усилием, произвели философию, получившую название Неоплатонической¹⁶². Проповедникам Евангелия предстояла борьба со всеми такими поверьями, верованиями, мнениями, системами; посему распространение Евангельского учения на Востоке соединено было с самыми тягостными усилиями, и православные Христианские общества постоянно были в тревожном состоянии. Среди таких обстоятельств, Восточные Епископы должны были постоянно бодрствовать для отражения нападений на Христианское учение со стороны враждебных ему умов, и ограждать верующих от господствовавших на Востоке умственных волнений. И каждый Епископ считал своею обязанностью, для ограждения своей паствы от вторжения в неё еретических мнений, отсекать от общения с своею паствою то Христианское общество, в котором возникла ересь, извещать о том других Епископов из предосторожности, чтобы ересь не усилилась, и требовать от них содействия к осуждению и подавлению ереси, а осудив её, окончательно извещать о том других предстоятелей Церкви. Пример сего можно видеть в осуждении Павла Самосатского, коего Антиохийская Церковь осудив сама собою, известила об этом Римского, Александрийского и вообще Епископов вселенской Церкви. В тоже время, с одной стороны, ревнители Православного вероучения признавали полезным, для защищения его и поражения врагов Христианства, овладеть оружием наук, особенно диалектикою, процветавшею в языческих училищах, Александрийском, Антиохийском и Афинском; с другой стороны, в некоторых Христианских писателях, образовавшихся в тех училищах, особенно в Александрийском, возбудилось желание примирить истины Божественного Откровения с философскими системами. Ум человеческий дерзнул помыслить, будто он в состоянии объяснить превосходящие его понятия тайны откровенного Богом Христианского Богопознания; а соединенная с таким намерением, надменность и жажда прославления своего имени, между современными и в потомстве, сделалась источником новых ересей.

Несравненно с большим удобством распространялось Христианское вероучение на Западе, и скорее утвердилось там, нежели в других странах мира, потому именно, что Римляне, ещё Августова века, не вдаваясь в напряжённые умственные изыскания и тонкости диалектики, с одной стороны, порабощены были самому грубому разврату, и не знали высших удовольствий, как кровожадные зрелища цирка, с другой, большею частью, стенали под игом самого тяжкого рабства. Там господин не только каждого раба считал рабом, но под этою же категорией разумел и жену свою и детей, так что мог продавать их, лишать жизни по произволу, ценя их наравне с домашними животными, или принадлежащими ему вещами. Женский пол доведён был до крайнего унижения во всех отношениях. В таком состоянии, одни, страдая под тяжким бременем рабства, другие, пресытившись до отвращения крайним растлением нравов, не могли не ощущать отчаянного своего положения. Посему, с появлением Христианского вероучения, – возвещавшего познание истинного Бога и истинные отношения человека к Богу и ближнему, учения, восстанавливающего достоинство супруги и матери, соединявшего родителей и детей союзом истинной любви, указывавшего в самых рабах братий по природе и вере, – жители Рима, обладавшие хотя малою долею здравого смысла, не могли не прилепиться к столь благотворному вероучению и не усвоить себе спасительных его правил. И хотя Христианское учение веры, будучи противно закоренелым предрассудкам, суеверию и всеобщему растлению нравов, не могло не возбудить опасений правительства, не вооружить идольских жрецов, лишавшихся с падением язычества своих доходов, – также богатейших граждан, бывших, по Римским правам, самовластными господами жен и детей своих; хотя отселе возникли жесточайшие гонения и казни исповедовавших Христианское учение; не смотря однако ж на самые лютые их преследования, проповедь Евангельская со дня на день более и более должна была приобретать в Риме последователей, которые, особенно во времена гонений, скрывались в Римских каменоломнях, или в так называемых катакомбах, в коих устроили храмы для молитвенных своих собраний и места для погребения. Таким образом Христианская Церковь вскоре возросла в Риме до того, что число Христиан, наполнявших катакомбы, превзошло впоследствии число жителей самого города¹⁶³.

С умножением в Риме Христиан, час от часу возвышалась и важность Римского Епископа, потому особенно, что хотя еретические толки, волновавшие Восточные Церкви, достигали и до Рима, но ослабевшие уже, и не имевшие фанатической силы вновь появлявшейся религиозной секты, не могли проникнуть в скрытные убежища Римских Христиан, наблюдавших бдительную осмотрительность в обращении не только с иностранцами, но и с своими согражданами. С другой стороны, Римские Епископы, распространив посредством своих проповедников Христианское учение по всей Италии, в Африке и в сопредельных странах Галлии и рукоположив для тех стран первых Епископов, успели внушить им столь высокое уважение к своей кафедре, что впоследствии св. Киприан и блаженный Августин полагали, будто Епископская благодать проистекает, как из источника, единственно от Римской Епископской кафедры: не смотря на то, что Восточные Церкви прежде Римской имели уже Епископов, рукоположенных различными Апостолами.

Но возвышению Римского Епископа в глазах человеческих преимущественно способствовало самое пребывание его в Риме, как столице Римской Империи, по тогдашнему образу мыслей, столице мира, потому что Рим был средоточием состоявших под Римскою державою народов, – что в следствие сего и Христиане, стекаясь в Рим по своим делам, ни у кого не могли найти надежнее гостеприимного пристанища и искреннего совета в своих делах, как у местных собратий своих по вере, Римских Христиан; а вместе с тем, не могли не питать глубокого уважения и к Римскому Епископу, подобно тому, как и Епископы Александрийские и Антиохийские, по политическим обстоятельствам Империи и как бы по неизбежному применению к ним состояния Церкви, ещё до четвёртого века, приобрели в Христианском мире такую важность, что имели преимущественное влияние на окрестные Церкви и первенство голоса в делах их. Это произошло от того, что до открытия пути около мыса Доброй надежды, Александрия, по своему географическому положению, была складочным местом товаров трёх частей света, средоточием всемирной торговли, просвещения и образованности. Равным образом и Антиохия, также по своему местоположению, была любимым городом Римских Императоров, а в Христианах возбуждала особенное уважение, как город, в котором последователи Евангелия впервые назвали себя Христианами, который прославился множеством Мучеников, святых Учителей Церкви и чудесами Христианской веры. В тот и другой город обыкновенно стекалось множество областных жителей по торговым и тяжебным делам и, как до обращения Римских Императоров в Христианство, между Христианами считалось предосудительным, по учению Апостола (1Кор.6:1–8), обращаться в тяжебных делах к мирским властям; то Христиане требовали решения их преимущественно от областных своих Епископов, которые и в делах житейских подавали верующим мудрые советы, так как были более известны своим просвещением, опытностью и обширнейшими сведениями о мирских событиях. Кроме того, Епископы Римские, Александрийские и Антиохийские особенную оказывали услугу областным Христианам во время возникавших гонений, о коих Римские, как имевшие местопребывание в столице Империи, а Александрийские и Антиохийские в таких городах, в которых, по присутствию в них важнейших сановников, а часто и самих Императоров, заблаговременно могли узнавать и извещать Христиан, чтобы они приняли свои меры к избежанию, по возможности, мучений: ибо Христианское учение не только не требовало от них вызываться на мученические подвиги, но даже внушало избегать опасностей, если была к тому возможность. По таким побуждениям, применительно к 34 Апостольскому правилу, вошло в обычай, что окрестные Христианские общины с своими Епископами, ради точнейшего между собою союза, не только дорожили общением с Александрийским и Антиохийским Епископами, но даже добровольно подчинились главному их начальствованию и признавали первенство и старшинство их голоса в делах Церковных¹⁶⁴. Тем более, и по тем же причинам, Христиане уважали Римского Епископа, что он был Епископом в столице Империи, а посему мог иметь и обширнейшие сведения о всех в ней происшествиях, бывших в соприкосновенности с положением вселенской Церкви. В последствии, во времена вселенских Соборов, Епископы Восточных Церквей дорожили общением с Римскою Церковью, потому особенно, что она числом Христиан и окрестных Епископов, состоявших в теснейшем с нею, как Патриархальною, союзе, была могущественнее каждой частной Церкви на Востоке, и, не быв столько потрясаема ересями, сколько были колеблемы ими Восточные Церкви, представляла на Соборах перевес голосов в определении догматов веры о делах вселенской Церкви¹⁶⁵.

При всём этом, вселенская Церковь не признавала Римского Епископа всеобщим своим правителем и главою, не давала ему ни одного названия, которое бы отличало его от прочих Епископов, не называла его, в продолжении первых трёх веков Христианства, ни наместником Христовым, ни преемником Апостола Петра, в высшем смысле, нежели других Епископов, ни вселенским Епископом, ни Отцом Отцов, ни Епископом Епископов: все Епископы вообще признавали его братом и сослужителем своим. Но дух гордыни, исконный губитель рода человеческого, – низринувший прародителей наших с высоты райского блаженства лживым обещанием, будто они, нарушив заповедь Божию, уподобятся богам, породивший в умах и сердцах Римлян глубокую уверенность, будто им предопределено судьбой соделаться владыками мира, будто их оружию покорятся все народы, – ещё в течение первых трёх веков Христианства, начал искушать Римских Епископов и их совещателей, что они сами могут соделаться всемирными владыками народов, и обратить Рим в средоточие власти над вселенною. Местные обстоятельства порабощенных Римлянами народов, посреди коих боролась юная Церковь Христова с царством тьмы, не допускали вне Рима прозябнуть в недрах Христианства духу превознесения: а Рим, своими памятниками, триумфами, историей, насаждал и взращивал духа гордыни в каждом своём жителе. Посему не удивительно, что сперва только некоторые Римские Епископы прельстились мыслью о главенстве над вселенскою Церковью, а наконец почти все последующие утвердились в том предположении, будто им суждено быть самовластными владыками вселенской Церкви, и вместе с него владыками целого мира. Такому их притязанию, в последующих веках, кроме выше изложенных обстоятельств вселенской Церкви, способствовало преимущественно то, что Римские Императоры, склоняясь на сторону вновь появившихся на Востоке еретиков, и даже преследуя православных Епископов, ослабляли своими насильствами православные Восточные Церкви, до того что правота их учения оправдывалась только вселенскими Соборами, для участия в коих приглашаемы были и Римские Епископы. Несмотря на то, История Церковных и вселенских событий решительно доказывает, что хотя Римские Епископы имели преимущественное влияние на дела вселенской Церкви, по её обстоятельствам; однако ж вселенская Церковь, до её разделения на Восточную и Западную, не признавала Римских Епископов самовластными своими владыками. Для удостоверения в этой истине необходимо, при свете Церковной истории, рассмотреть:

Вселенская Церковь до девятого века признавала ли Римского Епископа самовластным своим правителем?

Превознесение Римских Епископов, по свидетельству Истории, проявилось в первый раз, под конец второго века, в лице Виктора, по вопросу о дне Пасхи. Все Азийские Епархии, основываясь на древнем предании, полагали, что праздник Пасхи должно совершать непременно в 14-й день месяца Марта, по Иудейскому летосчислению; а Римская Церковь, также по преданию от Апостолов, праздновала Пасху в первый воскресный день после 14 Марта. Между Азийскими Епископами, твёрдо стоявшими в том, что должно сохранять древний, преданный им обычай, был Поликрат: занимая главное место, он ревностно защищал предание о сем вопросе, сохранившееся в Азии. Но Римский Епископ Виктор объявил Азийские Епархии, как разномыслящие по сему предмету с Римскою Церковью, лишенными с нею общения. Такой поступок Виктора произвёл негодование во многих Епископах; почему советовали ему позаботиться лучше о мире, единении и любви, а Ириней Лионский даже сильно порицал Виктора за его поступок. Виктор смирился, тем более, что никто не считал провозглашённого им отлучения для себя обязательным. Между тем, по сему случаю, составились Соборы и совещания Епископов, и вопрос о Пасхе разрешен соборным постановлением Азийских Епископов, под председательством Феофила Кесарийского и Нарциса Иерусалимского¹⁶⁶.

В течении третьего века, стремление Римских Епископов к преобладанию оказалось гораздо ощутительнее. Сан Римских Епископов сделался даже предметом соискания честолюбцев. Так, по возведении на Римскую Епископскую кафедру Корнилия, Римский пресвитер Новат, страдая недугом честолюбия, сперва стал высокомерно проповедовать, будто нет никакой надежды на спасение отпавшим от веры в Иисуса Христа, во время Декиева гонения на Церковь¹⁶⁷. За тем, пригласив в Рим трёх Италийских Епископов, Новат насильно заставил их рукоположить себя в Римского Епископа. Произведённый таким образом в Римской Церкви раскол оказался тем упорнее, что Новат, преподавая народу Евхаристию, и в тоже время держа руки приемлющих её обеими своими руками, заставлял их клясться телом и кровью Спасителя, что они никогда не оставят его, Новата. Но ересь его вскоре осуждена общим голосом Восточных и Западных Епископов, и раскол, возникший в недрах Римской Церкви, уничтожен¹⁶⁸. Однако ж вслед за тем последовал в Церкви спор о таинстве крещения, которое многие, волновавшие Церковь в III веке еретические общества, преподавали в искажённом виде. По сему поводу, Дионисий Александрийский требовал совета от Римского Епископа Ксиста¹⁶⁹; между тем как Карфагенский Епископ Киприан, не требуя ни у кого совета, полагал, что не иначе можно принимать еретиков в общение, как сначала очистив их крещением¹⁷⁰. С мнением Киприана совершенно согласен был и знаменитый Фирмилиан, Епископ Кесарии Каппадокийской. Но Римский Епископ Стефан утверждал, что ничего не должно вводить нового по сему предмету, вопреки древнему преданию. Стефан был прав; но, увлечённый духом гордыни, он хотел преклонить разномыслящих к своему образу мыслей не силою убеждений, а мнимою над Епископами других областей властью, основанною, по его словам, на преемстве такой власти от Апостола Петра. Эта новая, в первый раз проявившаяся мысль, до того изумила православных Епископов, что Фирмилиан Кесарийский, в письмах к священномученику Киприану, открыто называл ее глупостью¹⁷¹. А святой Киприан, хотя по важности Римской кафедры, и думал, будто от Иисуса Христа сперва поставлен был Епископом Апостол Пётр, от Петра же благодать Епископства перешла и на других, однако же признавая, что по сему самому достоинство Епископское одно и тоже равное у всех, что в Епископстве имеет постоянное участие каждый Епископ, – на третьем Карфагенском Соборе, к собравшимся Отцам говорил: «Никто из нас да не ставит себя Епископом Епископов, никто страхом насильственной власти да не принуждает братий к повиновению себе. Ибо каждый Епископ имеет полную свободу своего произволения, во всяком предмете, о котором нет соборного постановления»¹⁷². А к самому Стефану св. Киприан писал, что «он (Стефан) в качестве Римского Епископа не имеет никакого права принимать в общение еретиков, осужденных другою Церковью; что принадлежащие к его (Киприановой) Церкви, после его суда и решения дела, не имеют права переносить дело к Римским, или другим Церквам»¹⁷³. Таким образом, не смотря на притязания Стефана, на Востоке и в Африке дела производились своим порядком. Испанских Епископов, Марциана и Василида, восстановленных Римским Епископом Стефаном, тогда как и Римский клир не хотел принимать их в общение без согласия их Епископа, св. Киприан, согласно общему мнению Африканских и Испанских Епископов, низложил за то, что они, во время гонения, принесли идольские жертвы¹⁷⁴.

Казалось, что после того, как Христианство одержало решительную победу над язычеством, Церковь насладится миром за претерплённые ею гонения. Но едва Римский Самодержец Константин Великий преклонил главу свою пред знамением креста Господня, как новые ереси, с большею противу прежнего силою, начали потрясать Церковь. Александрийский пресвитер, Арий, отвергая свидетельство Церковного предания, и вооружившись тонкостями диалектики, в подтверждение нечестивого своего учения, коим отвергал Божество Иисуса Христа, стал искажать смысл священного Писания произвольным толкованием и коварным изменением самого текста ¹⁷⁵. Изобретя таким образом разрушительное начало к ниспровержению веры, коим и последовавшие за ним еретики, а в новейшие времена и реформаторы, вооружались против учения вселенской Церкви, этот ересеначальник всемерно старался усилиться привлечением к своему нечестию большого числа последователей во всех народных сословиях, склонил на свою сторону многих Епископов и придворных сановников, даже отравлял ядом своего нечестия простой народ, излагая оное в песнях. Но, многократно осуждённый на частных Соборах и в самой Александрии, он наконец торжественно осужден был 1 Никейским вселенским Собором, созванным Константином Великим, по просьбе православных Епископов. По низложении Ария, Собор постановил несколько канонов или правил относительно Церковного благочиния; а по поводу раскола Фиваидского Епископа Мелетия, который, быв отлучён от Церкви за принесение во время гонений жертвы идолам, при Диоклитиане и Максимилиане, и понося Петра, Александрийского Епископа, своевольно, по всему Египту, устроял Церкви и рукополагал для них Епископов, Пресвитеров и Диаконов, святые Отцы Собора постановили VI правилом; «да хранятся древние обычаи, принятые в Египте, и в Ливии, и в Пентаполе, дабы Александрийский Епископ имел власть над всеми ими. Понеже и Римскому Епископу сие обычно¹⁷⁶. Подобно и в Антиохии и в иных областях да сохраняются преимущества Церквей». Это постановление, как очевидно, решительно опровергает учение поборников величия Римского Епископа о мнимом главенстве его над вселенскою Церковью. Замечательно ещё, что правило это полагают Отцы Никейского Собора, не по предложению Римского Епископа, как бы следовало, если б он был самодержавным Правителем Церкви, и как происходило в последствии на Тридентском Соборе, а просто сами по себе, по поводу возникшего во Египте раскола. Постановление изложено в правиле такими словами, которых никак нельзя принимать иначе, как только в прямом, собственном смысле. В правиле не употреблено ни одного слова в иносказательном значении, как употребляемы были слова в отрывочных изречениях, приводимых писателями Римской Церкви, в подтверждение своего учения о единовластительстве Папы, или в беседах и посланиях Отцов Церкви, – где выражения по связи их с предыдущим и последующим, часто имеют совершенно другое значение, противное тому, которое из него усиливаются выжать защитники Римского догмата¹⁷⁷. С первого взгляда на приведённое правило, усматривается, что преимущества знаменитейших Епископских престолов не основывались ни на свящ. Писании, ни на предании, перешедшем от Апостолов, но на обычае, которого началом было единственно то, что чем важнее какой-либо город, тем приличнее было Епископу пользоваться большею почестью. Правилом поставляется, чтобы Александрийский Епископ имел власть над Епархиями Египта, Ливии и Пентаполя, потому что, на основании обычая же, Римский Епископ имел такую же власть над ближайшими к Риму, Западными Епархиями. Правило и Римскому Епископу приписывает первенство в порядке Епископов, потому что Рим был тогда столицею Империи. А так как по покровительству, какое Константином Великим оказано Христианам, и Иерусалим, именовавшийся Элиею, стал возникать из развалин: то Отцы 1-го Никейского Собора постановили ещё VII своим правилом: «понеже утвердися обыкновение и древнее предание, чтобы чтити Епископа, пребывающего в Элии, то имеет он последование чести с сохранением достоинства, присвоенного митрополии» ¹⁷⁸. Таким постановлением ещё определённее означен смысл предыдущего правила; ибо митрополиею Палестины была тогда Кесария, где ещё в 196 году Феофил, Епископ Кесарийский, председательствовал на областном Соборе, хотя на том же Соборе присутствовал и Наркис, Епископ Иерусалима, бывшего тогда в упадке.

И тщетно поборники единовластительства Римского Епископа над Церковью возражают, что VI правило 1-го вселенского Собора говорит только об учреждении патриаршества, не касаясь прав единовластительства Римского Епископа, которое будто бы достаточно доказывается из слова Божия и предания. Ни из слова Божия, ни из предания не возможно с основательностью вывести такого догмата¹⁷⁹. Если бы вселенская Церковь изначала управлялась Римским Епископом: то кто из Епископов, без его разрешения и утверждения, дерзал бы присваивать себе такие преимущества, по которым Епископы знаменитейших областных городов, ещё до 1-го вселенского Собора, имели первенство голоса в делах Церковных и старейшинство чести над окрестными Епископами той же области? Очевидно, что такие преимущества давались бы только Епископом, управлявшим вселенскою Церковью, как в новейшие времена Папа учредил своих Патриархов в Венеции и Лиссабоне. Но в древности преимущества знаменитейших Епископов ввел один обычай, который и утверждён 1-м вселенским Собором. Тщетно также говорят, будто постановления вселенских Соборов искажены Греками или Арианами. Если вселенские Соборы созывались, а постановления их подтверждались и рассылались по всем Церквам Римскими Епископами, как пустословят защитники их единовластительства: то вместо бездоказательных подтверждений, пусть покажут другие, подлинные каноны вселенских Соборов, повсеместное истребление коих было бы совершенно невозможно, если бы постановления тех Соборов действительно утверждались и рассылались по Церквам Римскими Епископами. – Но правила древних вселенских Соборов те же самые, на которых доселе утверждается благочиние Восточных Церквей, и которые доселе издаются и на Западе. Достойно внимания и то, что на 1-м вселенском Соборе присутствовал Осия, Епископ Кордовский¹⁸⁰, которого св. Афанасий, первенствовавший потом на Соборе¹⁸¹, именует Отцом Епископов: хотя были на нём и легаты Сильвестра, Римского Епископа. Обстоятельство – не только не благоприятствующее мысли о главенстве Римского Епископа, но даже убеждающее в том, что ему на Соборах и первенство чести первоначально было оказываемо только тогда, когда он присутствовал на них лично. Чувствуя это, писатели Латинской церкви усиливаются уверить своих последователей, будто Осия, как Испанский Епископ, заступал место Папы. Напрасно Осия не подписался на соборных постановлениях Легатом Римского Епископа!!!

Но определениями Никейского Собора не прекратились бедствия Восточных Церквей. Ариане успели уверить самого Константина В., при содействии сестры его Констанции, что их учение вполне согласно с Евангельским. А как св. Афанасий, по выражению Григория Богослова, был самою твёрдою опорою веры и, так сказать, душой православных Епископов на Востоке, то Ариане, с одной стороны, стараясь очернить его пред Императором Константином многими самыми гнусными клеветами, с другой, усиливаясь погубить Афанасия посредством многих беззаконных своих сборищ, и, при содействии единомысленных с ними придворных сановников и областных правителей, успели наконец убедить Константина сослать Афанасия на заточение в Гальский город Трир. Хотя в следствие завещания Константина, св. Афанасий был потом и возвращен из ссылки; но Ариане, успев овладеть умом воцарившегося, после кончины Константина Великого, Императора Констанция, и расположив его в свою пользу, дотоле клеветали на Афанасия, пока наконец, по воле Констанция, не отправлен был из Каппадокии в Александрию Арианский Епископ Григорий, который тотчас со вступлением в город, при содействии гражданских и военных чиновников, всемерно старался схватить Афанасия, так что Афанасий едва успел спастись бегством в Рим к Папе Иулию, под конец 341 года¹⁸².

По таким побуждениям Римский Епископ Иулий, отправив двух Пресвитеров в Антиохию к Евсевианским Арианам, приглашал их своими посланиями на Римский Собор, для рассмотрения взводимых на Афанасия обвинений. Но они с негодованием, под самыми пустыми предлогами, отказались от приглашения. Не дождавшись Арианских Епископов, Иулий созвал в Риме Собор, на котором невинность св. Афанасия единодушно всеми была признана. Посему Иулий снова отправил на Восток послания, коими оправдываясь в том, что принял в своё общение Афанасия, говорил: «хотя я писал один, однако не одно свое мнение, но всех Италийцев и всех Епископов сих стран... Хотя я пишу один, хочу однако, чтобы вы знали, что я пишу общее всех решение». Не одобряя же Евсевианских Ариан, что они дело св. Афанасия, а вместе с тем и православных Восточных Епископов, по тесной связи его с главным догматом веры, подлежавшее всеобщему суду целой вселенской Церкви, решали частными своими Соборами, и требовали, чтобы и Западные преклонились на их сторону, Иулий, в одном из посланий, писал к ним: «Те, которые страдали, были Епископы не простых Церквей, но таких, которые наставлены в вере самими Апостолами. Для чего же в особенности об Александрийской Церкви ничего не хотели писать к нам; или не знаете, что есть обычай (не правило, не догмат) писать к нам, чтобы отселе могло быть определено справедливое? Ныне же, не известив нас ни о чем и поступив по своей воле, хотят иметь и нас общниками своего суда, в котором мы не участвовали». Ничего не могло быть справедливее сего. Определение догмата веры, страдание Афанасия за православное исповедание веры относилось к вселенской Церкви. Но ни один ревностный Епископ не мог быть равнодушен в таком деле и имел полное право на участие в его решении, тем более не мог быть к нему равнодушен Епископ знаменитейшей в первые времена Христианства Римской Церкви.

Но, как по поводу смятений, волновавших Восточные Церкви, Западным Епископам наскучило участие в Соборах, созываемых вдали от Запада, на Востоке, для разбирательства Восточных Церковных происшествий: то в 344 году Западные Епископы, пригласив и Восточных, составили Собор в г. Сардике. Но Восточные, как бывшие большею частью полу-Арианами, в самом начале Собора отделились, и отправившись в г. Филиппополь, составили в нём свой Собор¹⁸³. Бывшие на Сардикийском Соборе Отцы изъявляли особенное желание постановить, чтобы все происходившие в Восточных Церквах споры и дела переносимы были в Рим для окончательного решения, частью в том предположении, что в решении Церковных дел едва-ли находился в то время кто-либо опытнее тогдашнего Римского Епископа Иулия, а частью из желания возвысить ещё более Римскую Епископскую кафедру. По таким побуждениям, председательствовавший на Сардикийском соборе, Осия Кордовский, усильно настаивал, чтобы в честь Ап. Петра, каждый Епископ, сознающий, по осуждении его, дело своё правым, требовал ещё суда у Римского Епископа, а судившие его представляли дело Иулию, Римскому Епископу, и, по его соображению дело сие снова было б рассмотрено ближайшими Епископами, или, после согласия Римского Епископа на решение дела местными Епископами, осталось уже окончательно решенным. В таком смысле Отцы Собора постановили:

Правило III. «Аще кто из Епископов в некоем деле окажется осужденным, но возмнит себе не неправое имети дело, а праведное, да и паки возобновится суд: то аще угодно вам, любовию почтим память Петра Апостола, и да напишется от сих судивших к Иулию Епископу Римскому ¹⁸⁴, да возобновится, аще потребно, суд чрез ближайших к той области Епископов, и да назначит он рассмотрителей дела. Аще же обвиняемый не возможет представити дела своего требующим вторичного осуждения, то единожды присужденное да не нарушается, но что сделано, то будет твердо».

Правило IV. «Аще который Епископ судом Епископов, в соседстве находящихся, извержен будет от сана, и речет, что он паки возлагает на себя долг оправдания: то не прежде поставляти на его место, разве, когда Епископ Римский, дознав дело, произнесет свое определение по оному»¹⁸⁵.

Правило V. «Аще будет на которого Епископа донос, и Епископы окрестные, собравшись, низложат его, а он, перенося дело, прибегнет к ближайшему Епископу Римской Церкви, сей же восхощет вняти ему, и признает праведным возобновити исследование дела о нем: то должно и сие положити, да благоволит написати к сопредельным той области Епископам, дабы они тщательно и с подробностию вникнули во все обстоятельства, и, по убеждении в истине, произнесли суд о деле. Аще же кто потребует, чтобы дело его паки выслушано было, и, по прошению его, заблагоразсуждено будет Римским Епископом от себе (de latere suo) пoслати Пресвитеров: да будет во власти сего Епископа, поколику за лучшее признает и определит для суждения вместе с Епископами, послати заступающих место пославшего. Или же, аще достаточным признает бывшее рассмотрение и решение дела о сем Епископе: да учинит, что благоразумнейшему его рассуждению за благо возмнится. Отвещали Епископы: изреченное приемлем!»¹⁸⁶

Очевидно, что сии правила поставлены Сардикийским Собором применительно к VI правилу I Вселенского Собора, что Осия, Епископ Испанского города Кордовы, принадлежа к области Римского Епископа, предлагал Отцам Собора относить на его рассмотрение сомнительные случаи Западных Епархий, а не целой вселенской Церкви, подобно тому, как определено VI правилом I Вселенского Собора относить дела частных, окружных Церквей к Антиохийским и Александрийским Епископам. Впрочем, означенные правила Сардийского Собора, как частного, не считали для себя обязательными и самые Западные Епископы. Сознавали сие внутренне и ближайшие Римского Епископа духовные сановники; и посему усиливались в последствии выдать те правила, с явным подлогом, за правила I Никейского и вселенского Собора.

При всем том, вникая в буквальный смысл приведённых правил, невозможно требовать очевиднейшего со стороны древней Римской Церкви сознания в той истине, что Римский Епископ, в течении первых веков Христианства, не был признаем самодержавным правителем вселенской Церкви и верховным решителем споров, не только относительно предметов веры и церковного благочиния, но даже частных соборных определений относительно Епископов. Ибо, если бы он признаваем был единовластителем вселенской Церкви; то 1) частный Сардийский Собор не имел бы нужды поставлять правила о перенесении дел Епископов на окончательное решение Римского Епископа, а просто сам собою он издал бы и обнародовал такой закон, как и поступали Римские Епископы по разделении Церкви. 2) Осия Кордовский не говорил бы Отцам Собора: аще угодно вам (si vestrae dilectioni placuerit), а прямо сказал бы, что так было сначала Христианства и так должно быть; 3) Не выражался бы Осия; почтим память блаженного Петра, если бы в его время кто-либо во вселенской Церкви верил, или полагал, что Ап. Пётр был Правителем вселенской Церкви, а Римский Епископ, преемник его власти, в таком смысле, в каком провозглашают её в настоящее время писатели Римской Церкви. 4) Замечательно и то, что Отцы Сардийского Собора поставляют правила переносить спорные дела к Римским Епископам не во все последующие времена, а только в своё или, лучше сказать, в то время, в которое Римскою Церковью будет управлять опытнейший в решении спорных дел, современный им Епископ Иулий: да напишется от сих судивших к Иулию Епископу Римскому. 5) – то Отцы сего Собора поставляют приведённые правила не в следствие какого-нибудь догматического учения веры, не на основании слова Божия или предания, но единственно в том предположении, что они такими постановлениями почтят память блаженного Петра: любовию, говорят, почтим память Петра Апостола. 6) Наконец, из постановлений Сардикийского Собора очевидно усматривается, что не Римский Епископ самовластно поставлял правила для других Епископов и Соборов; но Собор, и притом частный, мог поставлять и поставлял правила для Римского Епископа; следовательно сознавал, что соборное постановление Епископов выше определений одного Римского Епископа.

По смерти Иулия, Римское Епископство принял Ливерий, которого Ариане успели было первоначально склонить на свою сторону. Получив несколько писем от так называемых, полу-Ариан, Ливерий обнародовал в Риме возносимые на св. Афанасия обвинения, и в гордыне своей, вероятно опираясь на правилах Сардийского Собора, отправил трёх своих Пресвитеров в Александрию, требовать св. Афанасия в Рим на суд, угрожая, что в случае замедления, он тотчас будет отлучен от общения с Римскою Церковью¹⁸⁷. Св. Афанасий с негодованием отверг такое дерзкое требование; а Папа привёл в исполнение свою угрозу, отлучив св. Афанасия заочно, и писал к Арианам, что он разделяет ненависть их к св. Афанасию. Между тем, по сему случаю созван был в Египте Собор из 80 православных Епископов, которые писали к Папе, упрекая его в несправедливости и свидетельствуя о невинности св. Афанасия. Ливерий прочёл это послание в лице Римского духовенства и разослал копии ко всем Италийским Епископам. Когда же увидел, что между ними гораздо более защитников св. Афанасия, нежели обвинителей, раскаялся, что опрометчиво поверил Арианам¹⁸⁸. Вообще же к прекращению волнений, возбужденных на Востоке Ариевою ересью, по неизвестности местных обстоятельств, участие Западных Епископов в делах Восточных Церквей не только в это время не содействовало, а даже более запутывало дело; ибо Западные, пользуясь благоприятным расположением к Церкви Императора Валентиана I, не хотели принимать искреннего участия в судьбе Восточных Епископов. Так, не смотря на то, что Антиохийская Церковь имела православного Епископа Мелетия и была волнуема Евзоем, Арианским Епископом, Западные Епископы рукоположили в Антиохии нового Епископа, из православных, Павлина, и тем произвели новый раскол в Антиохийской Церкви¹⁸⁹.

Собор, составившийся в Иллирийском городе Сардике (344), оправдал Афанасия¹⁹⁰, который, покровительствуемый Западным Императором Константом, возвратился в Александрию; не смотря на то, что Ариане и полу-Ариане неоднократно составляли частные свои соборы, употребляя при том самые гнусные клеветы против Афанасия. Констанций, желая положить конец распрям, предположил учредить Собор вселенский. Но Ариане убедили Констанция составить один Собор в Селевкии, другой в Римикии. Вслед за Селевкийским Собором православные Епископы, под разными предлогами, объявлены Констанцием низложенными, и сосланы в изгнание; иные, как и св. Афанасий, бежали. Наконец смертью Констанция прекратились на время гонения Ариан¹⁹¹. Среди таких обстоятельств проявилась ревностная деятельность, в пользу православия, св. Василия Великого, который ещё в звании чтеца присутствовал на Селевкийском Соборе, а будучи рукоположен в Пресвитера, для поддержания православия, состоял в письменных сношениях с св. Афанасием Александрийским и св. Мелетием Антиохийским. К прискорбию, Антиохийская Церковь не имела сил к поддержанию благочестия, быв ослаблена расколом, произведённым необдуманною ревностью Западных Епископов, которые, не зная обстоятельств сей Церкви и считая неосновательно Мелетия не православным, поставили для Антиохийской Церкви другого Епископа, Павлина. По смерти Констанция, царствование Иулиана отступника пронеслось как грозная туча; на Востоке воцарился Валент, преданный Арианам, и снова Церковь подверглась гонению, тогда как на Западе православие было покровительствуемо Императором Валентианом I. Это положение Восточных Церквей предостерегало православных их Епископов, что в случае собрания Собора, перевес в голосах был бы на стороне Арианских Епископов, по их многочисленности. Среди таких обстоятельств, в уме св. Василия Великого родилась мысль сблизиться с Западными Епископами: дабы в соединении с ними противопоставить опору Арианам. Одобрив эту мысль, Восточные Епископы отправили из среды себя посланников на Запад, с поручениями войти в общение с Папою Ливерием и просить помощи Императора Валентиниана, в той надежде, что чрез него можно будет действовать на Валента. Побуждаемый такой надеждой, св. Василий писал к св. Афанасию, что один остается способ помочь Восточным Церквам – соглашение с Западными Епископами¹⁹². Но после бесполезных с ними сношений, Василий с горестью выразил в своих письмах, что: «от свидания с человеком высоким, превознесенным, сидящим где-то так высоко (Папою Дамасом), что он не может слышать говорящих ему истину с земли, истину такого мужа, которого (Григория Нисского) нрав чужд рабской лести, какая будет польза для общего дела...»¹⁹³ «Если над нами умилосердится Господь», говорил св. Василий в другом письме, «то какого еще другого пособия нам требовать? Если же пребудет гнев Божий: то какая нам польза от гордости Западных, которые не знают истины и не хотят научиться оной... По сей причине я сам… верховному их (Западных, а не Восточных) начальству не хотел писать о церковных делах»¹⁹⁴.

Между тем, как св. Василий вступал в сношение с отдалённым Западом, открылась новая ересь. Из лжеучения Арианского развилось лжеучение Духоборческое, которое провозгласил Константинопольский Епископ Македоний, отвергавший Божество Св. Духа. В это время горсть православных Константинопольских жителей призвала для управления своего Церковью св. Григория Назианзина, а Император Феодосий I созвал Собор из Восточных Епископов, который обошёлся без предварительного согласия Папы, без присутствия его легатов и даже Западных Епископов. Как это обстоятельство, так и все почти действия сего Собора, известного под названием 2 Вселенского, доказывают, что вселенская Церковь не признавала своим правителем Римского Епископа. Ибо на сем Соборе сперва председательствовал св. Мелетий Антиохийский, который, по тому случаю, что Западные Епископом на его место в Антиохии поставили Павлина, не был в общении с Римом. По кончине Мелетия, на Соборе председательствовал св. Григорий Назианзин; а по отречении его от управления Константинопольскою Церковью, занимал первое место Тимофей Александрийский; при заключении же Собора – новопоставленный Нектарий Константинопольский¹⁹⁵. Константинопольский Собор присовокупил своею властью многие члены к Никейскому символу веры, для его объяснения, который за тем, почти в течение пяти веков (от 381–850 г.), открыто был читаем в храмах вселенской Церкви. По кончине Мелетия, Собор на место его избрал в преемники св. Флавиана, несмотря на то, что в Антиохии был Епископом Павлин, поставленный и признаваемый Западными, как единственный законный Епископ Антиохии. Наконец, Константинопольский Собор, издав многие правила касательно внутреннего управления Церковью, изменил Иерархическую постепенность того времени, постановив III правилом: «Константинопольский Епископ да имеет преимущество чести по Римском Епископе: потому что град оный есть новый Рим». Поздно уже, на 3 Вселенском Соборе, известном под названием Халкидонского, вздумали Римские легаты протестовать против сего правила, под тем предлогом, будто в их собрании церковных правил нет такого постановления о преимуществе Константинопольской кафедры. Но на том же Соборе Евсевий, Епископ Дорилейский, объявил пред всем Собором, что он, будучи в Риме, сам читал это правило Папе, и Папа принял оное¹⁹⁶. Кроме того, в достоверности такого постановления относительно преимущества Константинопольского Епископа, удостоверяют и свидетельства историков, Созомена ¹⁹⁷ и Сократа¹⁹⁸. Известно ещё, что Григорий Великий почитал постановления первых четырёх вселенских Соборов, в числе коих считается 1 Константинопольский, как четвероевангелие, и предавал анафеме не приемлющих постановлений, бывших до него пяти вселенских Соборов¹⁹⁹.

В горестных обстоятельствах своей жизни и св. Иоанн Златоуст также обращался к Западным Епископам, к Папе Иннокентию I, Венерию Медиоланскому и Хроматию Аквилейскому, прося их, одним и тем же посланием, принять участие в его судьбе, когда он, – по проискам Феофила Александрийского, и личности к нему Порфирия, Епископа Антиохийского, вместе с Восточным Императором Аркадием, – был свергнут с Константинопольской кафедры. Но из целого послания св. Иоанна Златоуста к Западным Епископам не видно, чтобы он кого-либо из них признавал правителем вселенской Церкви. Такие обращения Епископов, в несчастных своих обстоятельствах, к могущественнейшим другим Епископам, были похожи на обращения слабых или несчастных Государей, в своих бедствиях, к Государям сильнейших государств. Так в своё время искали покровительства у Английских Государей Лудовик XVII, и Лудовик Филипп. Но как из этого не следует, чтобы Английские Короли получили вместе с тем право Государей Франции: так из того следует, что Римские Епископы, были признаваемы Правителями вселенской Церкви. В упомянутом письме к Западным Епископам св. Златоуст, изложив обстоятельства дела, под конец говорит: «итак достопочтеннейшие, благочестивые господа мои, узнав в каком состоянии все это дело [его], покажите примерное ваше мужество и тщание, чтобы такое беззаконие, вторгшееся в Церкви, было подавлено (rempimatur²⁰⁰)» ²⁰¹. Но надежда Восточных на Западных Епископов оказалась в деле св. Златоуста тщетною: он кончил жизнь свою в заточении.

Едва прошло полвека после Сардийского Собора, как на Западе между Папою Зосимою и Африканскими Епископами возник спор, в следствие притязания Зосимы переносить к нему определения местных Африканских Соборов на утверждение. Повод к сему подал Епископ Аппиарий, который, быв в 418 г. низложен Сиксенским Епископом, обратился к Зосиме, просил его покровительства и был им принят в общение. Такой поступок Зосимы произвёл в Африканских Церквах чрезвычайный ропот: почему Зосима, в надежде поправить дело, отправил в Африку своих легатов, требуя восстановления Аппиария. Легаты на Африканском Соборе, бывшем в 419 г., предъявив письма и декреты Зосимы относительно оправдания Аппиария, настаивали, чтобы Отцы Собора не противились перенесению в Рим дел подсудимых, требующих суда у Папы; а для убеждения к согласию на это, главный легат Папы, Фавстин представил два правила Сардийского Собора, касательно перенесения подобных дел на усмотрение Римского Епископа, выдавая те правила за постановления Никейского Собора. Отцы Африканского Собора отвечали, что они ничего подобного в своих списках постановлений Никейского Собора не усматривают, и, не поверив Папским легатам, отправили своих послов на Восток, с тем, чтобы они испросили вернейшие экземпляры того Собора от главных Восточных Епископов. Под конец года, посланные, возвратившись с Востока, принесли с собою списки Никейского символа веры и двадцати канонов от Патриархов, Константинопольского Антипа, Александрийского Кирилла и Антиохийского Александра. Отцы Африканского Собора, не нашедши в списках Никейского, полученных с Востока, тех правил, которые были предъявлены им легатами Зосимы, донесли об этом преемнику его, Бонифатию.

Но дело Аппиария не кончилось и при Бонифатии: потому что Аппиарий, будучи снова обвинён в Африке, и снова обратившись в Рим, возвратился в Африку с легатами Папы Целестина, в той надежде, что поддерживаемый его авторитетом, он оправдается в взводимых на него преступлениях. Напрасно! Африканские Отцы, не усматривая ни одного правила вселенского Собора, по которому бы легаты Римского Епископа, или он сам, имели право вмешиваться в судебные расправы и дела других Епархий, отвергли посредничество Целестина. Между тем Аппиарий, терзаемый совестью, добровольно сознался в своих преступлениях. По сему случаю Отцы Африканского Собора, под председательством Епископа Аврилия, постановили правилом, чтобы никто не дерзал переносить своего дела на суд Римского Епископа, и от лица всего Собора отправили к Целестину с изложением всего дела грамоту, в которой между прочим писали: «Разве есть кто-либо, который бы поверил, что Бог наш может единому токмо вдохнуть правоту суда, а бесчисленным Иереям, сошедшимся на Соборе, откажет в оном?» А в заключении сей грамоты Отцы Собора выразились: «не соизволяйте, по просьбе некоторых, посылать сюда ваших клириков исследователями, и не попускайте сего, да не явимся мы вносящими дымное надмение мира в Церковь Христову, которая желающим зреть Бога приносит свет простоты и день смиренномудрия»²⁰².

Писатели Римской Церкви, усиливаясь оправдать легатов Зосимы в подлоге, по которому они выдавали правила Сардийского Собора за Никейские, говорят, будто это произошло от того, что Сардийский Собор считался продолжением, а правила его прибавлением к правилам Никейского Собора, и в собрании канонов, коими пользовалась Римская Церковь, правила того и другого Собора были перемешаны. В таком случае нечего хвалиться, будто Соборы посылали свои постановления на утверждение Римского Епископа. Напротив, из того, что Отцы Африканского Собора тотчас усомнились в подлинности тех правил, которые легаты выставляли за Никейские, очевидно, что это со стороны их был низкий подлог. А если правила Сардийского Собора действительно считались в Риме продолжением правил Никейского: то почему не считались столь важными в других Церквах, – почему они не были сообщены предварительно Африканской Церкви? Не потому ли, что их, как правила частного Собора, не столько уважали, сколько правила Никейского Собора? Относительно же того, что Отцы Африканского Собора отвергли вмешательство Пап в деле Аппиария, писатели Римской Церкви утверждают, будто Целестин, из любви к миру, не настаивал более в этом деле²⁰³. Но не это усматривается из послания Отцов Африканского Собора, а то, что они прямо отвечали Целестину, что он не имеет никакого права вмешиваться в судные дела другой Церкви, и что собственное сознание Аппиария в своих преступлениях постыждает как его, Целестина, так и его предшественников. Таким образом, если бы поборники Римского единовластия не усиливались подавлять истины неправдою; то, вникнув в дело Аппиария беспристрастно, сознались бы откровенно, что Римский Епископ не только не был самодержавным правителем вселенской Церкви в первые времена Христианства, но даже не был и верховным судьёй дел её.

Примечая из таких действий Римских Епископов стремление их к преобладанию, другие Епископы и правители Церковные замечали им, что если они имеют во вселенской Церкви преимущество чести, то единственно как Епископы первопрестольного города Римской Империи, а Римское Патриаршество состоит из большего, нежели другие, количества Епархий. Так св. Киприан, «уступая, что Рим больше Карфагена», утверждал однако ж, что «достоинство Епископское одно и тоже», что «часть стада Христова вверена каждому Пастырю, чтобы управлять ею и давать отчёт Господу, (а не Римскому Епископу)»²⁰⁴. Отцы Арелатского Собора (в Африке), в послании к Римскому Епископу Сильвестру [321], между прочим, выражались: «угодно было тебе, который управляешь большими Епархиями (qui majores tenes diœceses»...²⁰⁵ А блаженный Иероним, в послании к Еваргию Папе, такое давал понятие о равной важности всех Церквей и их Епископов: «не должно почитать Церковь города Рима другою, нежели Церковь всего мира. Если рассуждать о важности, то мир больше Рима. Где бы ни был Епископ, в Риме ли, или на Дону, или в Евгубине, он имеет тоже достоинство, тоже священство. Великолепие богатства и смирение нищеты не делает Епископа ни высшим, ни низшим. Для чего мне выставляешь обычай города? Для чего ты говоришь, что таких-то немного? Сия редкость произвела гордость»²⁰⁶.

В пятом веке не только не прекратились смуты, волновавшие Восточные Церкви, но ещё усилились бурями новых ересей, коими дух лжи стремился разрушить здание Христовой Церкви. Из соображения церковных событий в этом веке легко усмотреть, что Константинопольский двор и клир, стараясь слишком поспешно возвысить всеми мерами новую столицу, так чтобы Константинополь не только мог сравниться со старым Римом, но даже, если можно, превзойти его во всех отношениях. С сею целью, правительство, между прочим, вызывало на Епископскую Константинопольскую кафедру людей, прославившихся учёностью и природными дарованиями. Так ещё в четвёртом веке сильный царедворец Евтропий вызвал из Антиохии св. Иоанна Златоуста; а в 423 году Император Феодосий младший возвел на Константинопольскую кафедру Нестория, о высоких дарованиях коего доходили слухи из Антиохии: поэтому Константинопольские жители радовались, что он из одного города с Иоанном Златоустом. Но Несторий питал уже в уме своём яд нового лжеучения, коим думал прославиться. Почему, с самого вступления на Патриарший престол, прежде всего, по обыкновению еретиков, старался внушить своё учение Императору и придворным; потом начал преследовать прежних еретиков, и вместе с тем стал угнетать православных, отвергавших его лжеучение. Сущность его лжеучения состояла в том, что в Иисусе Христе Божество и человечество не так соединены, что составляют одно лице на всю вечность, а нравственно; что Слово Отца небесного соединилось с Иисусом Христом, по Его крещении, и что пресвятая Дева не Богородица, а Христородица. Ересь эта быстро разлилась по всем концам Христианского мира, особенно в Египте. Но в Александрийском Патриархе Кирилле встретила непреоборимого защитника православия. Кирилл написал в опровержение ереси окружное послание, старался вразумить посланиями самого Нестория, писал в Рим к Папе Целестину и другим Епископам. С своей стороны, и Несторий хотел также преклонить на свою сторону Римского Епископа. Но Целестин, получив от Кирилла другое о Несториевой ереси послание, составил в Риме Собор и, осудив Нестория, отправил к Кириллу послание со всеми соборными актами, уполномочив его действовать не только своим, но и его, Целестина, именем, и тогда же написал послание к другим Восточным Епископам. Кирилл составил в Александрии Собор из Египетских Епископов, на котором утверждено определение Римского Собора и отправлено соборное послание к Несторию.

Церковь волновалась; почему Император, хотя был на стороне Нестория, но для умиротворения Церкви и государства, решился созвать вселенский Собор, который и открылся в Ефесе спустя 15 дней после срока, назначенного Императором, 481 года, Июня 22 дня. Троекратно Собор приглашал в своё присутствие Нестория. Наконец, осудив его лжеучение, провозгласил ему анафему. Жители Ефеса, дожидавшиеся с утра до ночи соборного решения, услышав, что Несторий осуждён, все в единодушных восклицаниях прославили Бога и благословили Собор. Под конец Собора прибыли легаты Римского Епископа Целестина, который, поставляя себя, как и следовало, со всеми Епископами Собора в единении, писал: «мы все, по всем краям мира, вместо Апостолов, имя Господа проповедуем с тою же заботою. Когда им сказано было идти учить все народы, – не что-либо частное, но общее повеление предлагалось им, и служение, которое Господь поручил Апостолам, хотел Он, дабы мы все исполняли, и братство ваше должно ревностно исполнять сие. Посему необходимо, чтобы мы следовали достойно по пути Отцов наших и все взошли в труд их; прияв их почесть, обязаны мы мужественно защищать преданные от них догматы веры, не присоединяя чего-либо нового, вопреки повелениям Апостолов, но сохраняя просто преданное». По прочтении на Соборе грамоты Целестина, все Епископы воскликнули: «хвала Целестину, новому Павлу! Хвала Кириллу, новому Павлу, стражу веры. Весь Собор благодарит Целестина. Один Целестин, один Кирилл! Одна вера Собора, одна всего мира!»²⁰⁷ А третий из послов Папских, Пресвитер Филипп, возвысив голос, сказал: «Никто не сомневается и всем векам известно, что блаженный Петр есть первенствующий Апостол, столп и утверждение Церкви Кафолической, приявший от Господа ключи царствия небесного и власть вязать и решить, и доныне чрез своих преемников живет и суд творит. Его преемник и святой наместник, Папа и Епископ наш Целестин, нас, яко своих викариев, послал к сему священному Собору, которому повелел собраться благочестивый Император для утверждения веры». Отцы Собора, радуясь торжеству веры, не мешали говорить легату. Но замечательно, что с сего времени Римские Епископы, посредством своих легатов и грамот, стали беспрестанно почти повторять, что Пётр – первенствующий Апостол и князь Апостолов, что они, Папы – его преемники и проч. Усилие, подобное тому, как сгорающий желанием слыть за потомка какого-нибудь знаменитого предка, но знающий, что происхождение его сомнительно, постоянно уверяет в том всякого встречного, предполагая убедить кого-либо в истине того, в чём сам он сомневается. В этом отношении Римляне действовали и действуют по правилу Цицерона, который сказал: что «ничего нет столь невероятного, в истине чего, беспрестанно твердя одно и тоже, не возможно было бы наконец и других уверить»²⁰⁸. Если, как уверял легат Целестина, никто не сомневается и всем известно, что Апостол Пётр совершает суд чрез своих преемников, Римских Епископов, что они преемники и наместники св. Петра; то что за надобность провозглашать на вселенском Соборе всем известное? Усиливается ли, напр., Австрийский Император доказывать кому-либо, что он потомок древнего Габсбургского владетельного дома, когда в этом никто не сомневается? Но легат знал, что ему на Соборе никто не станет возражать, потому что Константинопольского Патриарха на нём не было, – он был обличен в ереси, а Антиохийский Патриарх Иоанн и многие другие Восточные Епископы, придерживающиеся Нестория, по предубеждению и дружбе с ним, по окончании уже Собора сознали своё заблуждение и примирились с Кириллом.

Не прошло и 20 лет после сего Собора, как Восточные Церкви сильно были потрясены ересью Евтихия, Архимандрита одного из Константинопольских монастырей, человека не образованного²⁰⁹, который, по выражению св. Льва Папы, не разумел даже первых слов символа веры, но который между тем распространял словом и письмами мнение, будто по воплощении Бога Слова, человеческое естество Иисуса Христа поглощено Божественным его естеством, так что первое, кроме видимого его образа, не сохранило в себе ни одного человеческого свойства. Евтихий содержал своё учение в тайне, доколе, по обыкновению еретиков, не успел приобрести себе покровительство сильных вельмож, приближенных к Императору Феодосию младшему. В надежде на своих покровителей, по троекратном призвании, Евтихий явился на поместный Собор, составившийся 499 г., в Константинополе, под председательством местного Патриарха Флавиана, в сопровождении Патриция Флоренция и преторианской стражи. Отцы Собора, противопоставив мнению Евтихия Никейский символ веры, осудили нововводителя, лишив его священства и настоятельства монастырского. Евтихий, вскипев злобою, открыто жаловался на неправедное, по его мнению, решение Собора, и в таком смысле отправил письмо к св. Льву, Римскому Епископу, который, узнав обстоятельства дела от Патриарха Флавиана, отказал еретику в защите²¹⁰. Но Евтихий начал уже действовать решительнее. Он обратился к Императору и Диоскору, Епископу Александрийскому, честолюбцу, питавшему вражду против Флавиана. Диоскор охотно принял сторону Евтихия и, при содействии придворных вельмож, убедил Императора созвать в Ефесе Собор, который История назвала впоследствии разбойничьим. Ибо, едва открылось первое его заседание, и Римские легаты предъявили Собору послания своего Епископа, как внезапно с криком ворвались на Собор толпою приверженцы Евтихия, с вооруженными воинами, подговоренными Диоскором, которые с буйством и ругательствами изорвав акты, прибили православных. Вместе с тем Диоскор, объявив Антиохийского, Кирского и Едесского Епископов низложенными, заставил других подписать согласие на осуждение Флавиана, предал его жестоким телесным истязаниям, от коих Флавиан чрез три дни умер, возвёл на его место Диакона Анатолия, произнёс на св. Льва Римского Епископа анафему, многих православных Епископов заключил в оковы, одобрил Евтихианский символ веры, а самого Евтихия восстановил в сан Архимандрита²¹¹.

Известившись о столь насильственном происшествии, св. Лев немедленно созвал в Риме Собор, на котором осудил и предал проклятию все сделанное Диоскором в Ефесе. Сверх сего, своими и испрошенными у Западного Императора Валентина III, у матери и супруги его письмами, св. Лев настоятельно просил Императора Феодосия созвать вселенский Собор. Но по случаю скорой кончины Феодосия, воцарившийся после него Маркиан назначил Собор в Никее, который, по просьбе Отцов Собора перешел в Халкидон, по близости его к столице. На Собор между прочим явились: возведённый на Константинопольскую кафедру Диоскором Анатолий, увлечённый Диоскором же против Флавиана Иерусалимский Иувеналий, низложенный Диоскором Домн Антиохийский, возведённый на его место Максим, сам Диоскор и легаты Римского Епископа св. Льва. При самом открытии Собора, последние тотчас сообразили, что из числа Восточных Епископов самых знаменитых кафедр не было никого, которого невозможно было бы чем-либо пристыдить, тем более, что Епископы и менее знаменитых кафедр, или были увлечены также Диоскором, или находились под опалою его. Посему Римскими легатами овладел такой дух высокомерия, что главный из них, Пасхазий, обратившись к Императорским сановникам, сказал: «мы имеем повеление от блаженного Папы Римской Церкви, которая есть мать всех Церквей, чтобы Диоскор, Архиепископ Александрийский, не был на Соборе... что должен он дать отчет в своих делах, так как он присвоил себе власть судии и дерзнул держать собор, без позволении Св. кафедры, чего никогда не случалось и не было позволено»²¹². Легко было возразить легату, что много было Соборов, и важных, без всякого участия Римской Церкви, напр., Антиохийский, осудивший Павла Самосатского, предшествовавший Константинопольский 1-й, а вселенский 2-й; что собственно Иерусалимская, а не Римская Церковь есть мать Церквей. Но Восточные Церкви были в смятении, православные требовали утверждения в вере, оскорбленной наглою ересью: почему Отцы Церкви, пропустив мимо ушей высокомерные возгласы Римских легатов, тотчас приступили к своим занятиям. Итак, на первом заседании осудили действия Диоскора; на втором, прочитав с особенным вниманием грамоту Льва Римского и тщательно проверив мысли его с изложением веры св. Кирилла, Отцы воскликнули: «сия вера Отцов! сия вера Апостольская! Мы все так веруем! так веруют все православные! Петр так говорит устами Льва! – Кирилл так же учил; вечная память Кириллу; анафема тому, кто не так верует!»²¹³ На третьем заседании, Пасхазий, троекратно предложив вопрос, что угодно Собору определить касательно Диоскора, в заключение своего мнения о Диоскоре сказал: «Святейший Архиепископ великого и древнего Рима, Лев, чрез нас [легатов], и чрез настоящий священный Собор, с преблаженным и всехвальным Апостолом Петром, который есть камень и утверждение кафолической Церкви, и основание православной веры, обнажает его, Диоскора, Епископства и отчуждает всякого священного достоинства. Пусть же и сей великий и священный Собор определит о нем, что согласно с канонами»²¹⁴. Отцы Собора, не обращая внимания на надменные возгласы легатов, продолжали свои занятия, имея в виду единственно учение веры, прежде изложенное св. Отцами, и утвердили определение Халкидонского Собора своими изречениями такого рода: Анатолий, преподобнейший Архиепископ Царского города Константинополя, сказал: «Грамота святейшего Патриарха, Боголюбезнейшего Архиепископа Льва, согласна с символом трех-сот-восемнадцати св. Отцов, собравшихся в Никее, и потом ста-пятидесяти св. Отцов в Константинополе, которые утвердили туже веру, согласно и с тем, что определено в Ефесе, под председательством блаженнейшего и святейшего Кирилла, вселенским и святым Собором, когда оный осудил проклятого Нестория. Почему я согласился и эту грамоту подписал»²¹⁵. За тем следуют подписи Римских легатов и других Отцов Собора. А как взволнованные Восточные Епархии требовали особенного устройства: то Собор установил новые отношения Церквей, окружавших Константинополь, и утвердив 3 правило 1 Константинопольского Собора, постановил своим 28 правилом: «Во всем последуя определениям св. Отец и признавая читанное ныне правило 2 вселенского, 150-ти Боголюбезнейших Епископов, бывших на Соборе, во дни благочестивые памяти Феодосия, в царствующем граде Константинополе, новом Риме, тоже самое и мы определяем и поставляем о преимуществах святейшия Церкви, тогожде Константинополя, нового Рима; ибо престолу ветхого Рима Отцы прилично дали преимущество: поскольку то был царствующий град. Следуя томужде побуждению, и 150-т Боголюбивейшие Епископы предоставили равные преимущества святейшему престолу нового града Рима: да град, получивший честь быть градом Царя и Синклита и имеющий преимущества равные с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет, подобно тому, и будет второй по нем». Папские легаты не хотели изъявлять согласия на это постановление, сомневаясь в добровольной подписи такого правила Отцами Собора²¹⁶. Но все бывшие на нём Епископы, один за другим, отвечали, что подписались добровольно. Легаты возразили, что в их собрании церковных правил 2 вселенского Собора нет такого постановления о преимуществах Цареградского Епиского²¹⁷; но Евсевий, Епископ Дорилейский, засвидетельствовал, что будучи в Риме, сам читал это правило Папе, и Папа принял оное. Царские сановники предложили, чтобы Восточные и Западные Епископы предъявили относящиеся к сему предмету правила предшествовавших Соборов. Папский легат Пасхазий прочитал 6 и 7 правило 1-го Никейского Собора, из коих первое в устах легата оказалось несколько изменённым против чтения того же правила Восточными, именно в таких выражениях: «Церковь Римская всегда да сохраняет первенство; да соблюдается оное и в Египте, чтобы Александрийский Епископ имел всякую власть: поскольку сие Римскому Епископу обычно. Подобным образом и в Антиохии и в прочих Церквах да сохраняются первенства Церквей. Вообще же да будет известно cиe: аще кто без соизволения Митрополита [Епископа областного города], поставлен будет Епископом, о таковом священный Собор определил, что он не должен быть Епископом». Никто не спорил и против такого чтения, и несмотря на то, что легаты оставались непреклонными в признании преимуществ Константинопольской Епископской кафедры, все Отцы Собора устояли с должною твёрдостью в своём мнении, и на сем же Халкидонском Соборе уступили первенство Константинопольскому Патриарху, как и на последующих потом оно постоянно уже было уступаемо Отцами Соборов. Посему, когда при разборе деяний Ефесского Диоскорова сборища, Отцы заметили, что Флавиан занимал пятое место, и спросили: «почему он не занял своего места?» то легат Пасхазий сказал: «вот мы, по милости Божией, господина Анатолия имеем первым, а те блаженного Флавиана посадили пятым». «Это потому», заметил Диоген, Епископ Кизический, «что вы знаете церковные правила». Очевидно, что Диоген указывал сим на третье правило Константинопольского Собора; но Пасхазий, промолчав, всё-таки отказался от подписи 28 правила бывшего тогда Халкидонского Собора. Не смотря на то, это правило, со времени сего Собора, вошло на Востоке в полную силу, тем более, что 9 правилом его, подписанным и Римскими легатами, Константинопольскому Патриарху усвоялись такие права, каких Римские Епископы домогались на частном Сардикийском Соборе, и которые явно ставили Константинопольского Патриарха выше прочих Патриархов. В VI веке Император Иустиниан содержание 28 правила Халкидонского Собора внёс в свод законов Римской Империи; а Константинопольский Трульский Собор, бывший в 691 году, повторил оное.

В общительной грамоте Отцы Халкидонского Собора, с чувством признательности за деятельное участие в примирении Восточных Церквей, извещая св. Льва о своих соборных постановлениях, между прочим выразились, что «в лице представлявших его на Соборе местоблюстителей, он (св. Лев) предводил ими, как глава членами», но к таким выражениям присовокупили, что «он духом своим присутствовал с ними, и своим единомыслием беседовал с ними, как с братьями»²¹⁸. Тогда же дали они св. Льву стороною заметить, почему Отцы Собора приписывают Римским Епископам и то первенство чести, какое они имели. Так Феодорит Кирский в послании к св. Льву, между прочим, писал: «вам первенство во всем держать прилично; потому что многими преимуществами украшается ваше седалище. Многие города украшает или величие, или благолепие, или многолюдство жителей, а некоторые, коим сего не достает, светлыми делают некоторые духовные дарования: вашему же городу Податель всех благ даровал обилие благ. Ибо он (город) больше всех и знаменитее; поколику есть и столица мира, и изобилует множеством жителей; сверх того он, обладая всеми, и имя свое сообщает подданным...»²¹⁹ Вообще причины, побудившие собрать Халкидонский Собор, и деятельное участие св. Льва в примирении Восточных Церквей, доставили сему Папе такое уважение в Церкви, что ни одного из бывших до него Римских Епископов Отцы Церкви не превозносили столько, как св. Льва. Посему почтительнейшие отзывы некоторых Отцов в выражениях ораторских о св. Льве Папе употребляются писателями Римской Церкви в доказательство их учения о главенстве Римского Епископа. Но особенно опираются они на следующем отрывке из слова самого св. Льва на день поставления его: «однако ж из целого мира один Петр избирается и поставляется предстоятелем (praeponitur) призывания всех народов, и всех Отцов Церкви, так что хотя в народе Божием много Священников, всеми теми однако ж собственно управляет св. Петр, коими главным образом (principaliter) управляет и Христос»²²⁰. Какую собственно мысль хотел выразить св. Лев сими словами? Трудно определить. Может быть в них скрывается то мнение Христианской древности, по которому Патриаршие престолы Римский, Александрийский и Антиохийский считались одним и тем же седалищем Апостола Петра, как полагал Григорий Великий, утверждая, что «в отношении к начальствованию единый престол первоверховного Апостола возымел силу в общем уважении, – единый в трех местах». Но св. Лев в указанном отрывке, кажется, хотел сказать то, что Апостол Пётр своими тёплыми молитвами пред престолом Божьим содействует всем Пастырям Церкви в пасении верующих. Такая вера св. Льва в ходатайство Ап. Петра о всех Пастырях Церкви, и управление ими посредством благодатных своих внушений, весьма естественна, если взять во внимание повсемственную веру Христиан и в наше время в заступничество пред Богом великих его Угодников, напр. св. Николая. К такому заключению о подлинном смысле отрывка, ведёт следующий отрывок из того же слова, в конце коего св. Лев, изъясняя слова Спасителя, сказанные Апостолу Петру: «паси овцы моя», говорит: «сие, без сомнения, творит Петр и ныне, и в точности исполняет добрый Пастырь заповедь Господню, подкрепляя нас своими увещаниями, и не переставая молиться за нас, чтобы не подвергались мы никаким искушениям. И если, как должно веровать, попечительность любви своей распространяет он повсюду на весь народ Божий: то тем паче сподобит своей помощи нас, у которых на священном ложе своего успения почивает тою же плотию, в коей председал»²²¹. Из таких изречений св. Льва об Ап. Петре непосредственно следует даже, что Ап. Пётр никому и не передавал своей власти, но, пребывая на небеси, сам исполняет её. Во всяком случае, Церковная История свидетельствует, что Епископ Римский, св. Лев, хотя, по обстоятельствам, принимал самое деятельное участие в примирении Восточных Церквей, даже может быть большее, чем его предместники, при всём том не был он правителем вселенской Церкви; решений его относительно догматов веры православные Епископы Восточных Церквей не принимали окончательными без предварительного рассмотрения; определений его относительно церковного благочиния не считали для себя обязательными. Послание св. Льва к Халкидонскому Собору сперва было рассмотрено мудрейшими из Отцов его, по букве и по мыслям, и потом уже признано православным; и несмотря на то, что св. Лев не хотел признавать прав, усвоенных Собором Константинопольскому Патриарху, под тем предлогом, будто 28 правилом Халкидонского Собора унижается почесть Патриархов Александрийского и Антиохийского, постановление Собора осталось во всей силе. Тщетно св. Лев укорял Константинопольского Патриарха Анатолия в честолюбии, – который и не думал о своём превознесении; тщетно убеждал его отказаться от почести, усвоенной Собором его кафедре. Анатолий не мог, в противность соборному определению, отказаться от неё, а Епископы Восточных Церквей, видя в Константинопольских Епископах более братской общительности, нежели в Римских, охотно воздавали им почести, которых они вовсе не домогались. Сами Римские Епископы впоследствии покорились безмолвно такому постановлению Собора, а Папы Вигилий и Григорий В. выражались в своих грамотах, что они первые четыре вселенские Соборы, а в числе их и Халкидонский, признают во всём с благоговением. Посему, когда Крестоносцы овладели Константинополем, а Иннокентий III отправил в Константинополь своего агента, под именем Константинопольского Патриарха; то на Латеранском IV Соборе постановлено: «возобновляя древние преимущества Патриарших престолов, определяем, чтобы после Римской Церкви, которая, по распоряжению Божию, над всеми прочими имеет первенство, как мать и учительница верующих во Христа, Константинопольская Церковь занимала первое место...» Но если, по выражению сего правила, не новое поставляется преимущество Константинопольской Патриаршей кафедры, а только восстанавливается древнее, то значит, по собственному сознанию Римской Церкви, протестации Римских Пап против 28 правила Халкидонского Собора не имели в Церкви никакого значения. Таким образом из деяний первых трёх вселенских Соборов очевидно, что Римские Епископы не были всеобщими правителями Церкви; потому что Отцы тех Соборов не имели нужды в полномочии Римских Епископов на свои постановления относительно Патриарших престолов; и хотя некоторые Римские Епископы не изъявляли согласия на их постановления, однако ж Отцы Собора и частные Церкви считали их протестации за ничто.

Деяния пятого и шестого вселенских Соборов явно свидетельствуют, что вселенская Церковь никогда не признавала Римских Епископов верховными судиями и решителями недоумений относительно догматов веры. Так как последователи Нестория и Евтихия не переставали возмущать Церковь Христову; а указами благочестивых Императоров строжайше было запрещено еретикам излагать и доказывать свой образ мыслей собственными сочинениями: то они старались распространять ереси списыванием сочинений прежних еретиков, сходных с их учением, утверждая, будто такие сочинения одобрены были Соборами. Из числа таких сочинений особенно были распространены сочинения Феодорита Киррского, Ивы Едесского и Феодора Мопсуетского. Сочинение Феодорита Кирского состояло в двенадцати главах, написанных им по недоразумению, в противоположность 12 анафемам Кирилла Александрийского, каковые впрочем главы Феодорит отверг ещё во время Ефесского Собора и был принят в общение св. Отцами. Сочинения Ивы, также раскаявшегося в своём заблуждении, состояло в послании к некоему Марию Персу, написанном в защиту Феодора Мопсуетского, как бы невинно осужденного Собором, тогда как этот Феодор, подобно новейшим Социнианам и неологам, учение веры и разумение свящ. Писания основывал на началах одного разума, отвергал пророчества, чудеса и таинственное учение слова Божия. Вместе с такими сочинениями еретики распространяли и ложные мысли, приписываемые Оригену. По подобным побуждениям, в 553 г. был созван 5 вселенский, или Константинопольский 2-й Собор, и на сей Собор вызван был Папа Вигилий, из Диаконов возведённый на Епископскую кафедру, по интригам Императрицы Феодоры, покровительствовавшей Евтихианам, за обещание отвергнуть Халкидонский Собор, и был подозреваем в Евтихианской ереси. По открытии Собора, под председательством Евтихия, Константинопольского Патриарха, Вигилий троекратно был приглашаем на Собор, но под разными предлогами отказывался от приглашения. Собор приступил к делу и без Вигилия. Один Сабиний, Епископ Иллирийский, увлечённый его примером, также отказался от участия в совещаниях Собора. Признав выше указанные сочинения достойными осуждения, Собор сначала недоумевал, можно ли предавать анафеме самих еретиков, после их смерти. Открылось, что Вигилий, хотя и осуждал нечестивое учение Феодора Мопсуетского, однако ж полагал, что не должно предавать его анафеме, как уже умершего. Император Иустиниан, заметив, что Вигилий в послании своём странным образом отделял ересь от еретика, предложил Собору не принимать такого мнения, которое действительно было поводом к подозрению, относительно чистоты намерений Вигилия. Но, не желая доходить до горькой необходимости разрыва с Папою, Собор принял в соображение другие писания Вигилия, из коих усматривалось, что прежние мысли его согласны были с мнениями Отцов Собора. Сам Вигилий добровольно уничтожил свои мнения, изложенные в послании к Императору, препроводив к председателю Собора, Евтихию Константинопольскому, послание, в котором между прочим говорил: «поскольку известно, что Отцы наши, а преимущественно блаженный Августин, прославившийся знанием Божественных Писаний, учитель Римского красноречия, переправлял свои писания и исправлял свои изречении: то и мы также, побуждаемые их примером, в споре о вышеупомянутых главах не уклоняемся от исследований... А что мною, или другими сделано в защиту тех глав, то уничтожаем определением настоящей нашей грамоты»²²². Вместе с сим Вигилий изъявил полное согласие на все определения Собора, который признан вселенским двумя последующими 6 и 7 Соборами. Таким образом из деяний 5 вселенского Собора очевидно, что хотя он оказывал Вигилию полное уважение, как первопрестольному Епископу, но не усомнился приступить к своим совещаниям и решил дело без Вигилия, следовательно не признавал Римского Епископа верховным судьёй в делах веры.

В седьмом веке, возмутила Церковный мир отрасль Евтихианской ереси, известная под именем Монофизитской. Новые еретики утверждали, будто в Иисусе Христе одна воля, или хотение, и одно действие Божеское, поглотившее и уничтожившее в нём волю человеческую с её стремлениями и действиями. Таким лжеучением клир Александрийский предположил облегчить примирение Евтихиан, прозванных Монофизитами, с Церковью. Патриарх Константинопольский Сергий и Римский Онорий I полагали, что в этом лжеучении ничего нет противного православию²²³. Император Ираклий обнародовал это лжеучение в 630 г., эдиктом; за тем Патриарх Сергий подтвердил оное в 633 г. частным Собором. Но бывший на нём, ещё экономом, Софроний, в последствии Патриарх Иерусалимский, усмотрел, что упомянутое лжеучение заключает в себе логическое противоречие и явно склоняется к Евтихианской ереси, осужденной Халкидонским Собором. Не зная, что Папа Онорий I, предубеждённый Константинопольским Сергием, принял уже это новое учение, Софроний обратился к Онорию. Между тем преемник Ираклия, Император Констанс, думая прекратить Церковные смуты, в 648 г. строжайше запретил все прения по поводу волновавшего умы лжеучения. Но это не только не успокоило умов, а ещё благоприятствовало ереси. Вместе с тем, явились новые сильные обличители ереси, именно: на Западе, преемник Онория Иоанн IV и Мартин VI, а на Востоке, кроме Софрония, бывшего уже Патриархом, также Хрисополитанский Авва, блаженный Максим исповедник. Получив эдикт Императора с нового формою исповедания, Папа Мартин созвал в 649 г. Собор в Римской Латеранской Церкви и осудил Монофелитскую ересь²²⁴. Но св. Папа сперва страдал за это целый год в темнице, на острове Наксос, а потом был сослан в Таврический Херсонес, и после жестоких истязаний, которые перенёс со св. Максимом исповедником, скончался. Такие смуты побудили Императора Константина Погоната созвать православных Пастырей в 680 г. на Собор, известный под названием вселенского 6-го, а Константинопольского 3-го, или Трульского, так названного от залы со сводами в царских чертогах, в которой заседали Отцы Собора. На нём лично присутствовали Константинопольский Патриарх, Георгий, Антиохийский Макарий и легаты Римского Епископа Агафона. Собор продолжался около года и, после жарких прений, определил исповедовать во Иисусе Христе, соответственно двум естествам Его, Божескому и человеческому, две воли. Патриарх Георгий сознался в заблуждении и был принят в общение Церкви, но Антиохийский Макарий остался непреклонным в пристрастии к ереси, почему и был предан анафеме с Патриархами Константинопольским Сергием, Пирром, Павлом и Петром, и с Римским Папою Онорием²²⁵. Акты Собора были представлены на утверждение Императора, и от лица Собора разосланы послания, с изложением его определений, к Церквам Римской, Александрийской, Антиохийской и Иерусалимской. Так св. Церковь в лице своих представителей снова показала, что она признаёт решение недоумений и определение догматов веры непогрешительным только по суду вселенских Соборов.

Кроме соборных постановлений были и частные случаи в Церкви, доказывающие, что она не признавала Римского Епископа всеобщим своим правителем, и что Епископы частных Церквей всегда более сочувствовали братскому обхождению, и склонялись к подчинению Константинопольским Патриархам, нежели Римским. Так, когда Император Грациан Иллирию, составлявшую, со времён Константина Великого, часть Западной Империи, присоединил к Восточной, и определил, чтобы главным её городом была Фессалоника, между-тем как Иллирия, по духовному управлению, состояла в зависимости от Римских Епископов; тогда Римские Епископы, опасаясь лишиться Патриарших на неё прав своих, стали поставлять в Фессалонику Митрополитов, в качестве своих местоблюстителей. Первым в Иллирии Папским наместником был Руф, которого Папа Инокентий I, в 417 году, наименовал и Фессалонитским Митрополитом, предписав ему в важнейших случаях относиться к Римскому Патриаршему престолу. Несмотря однако ж на то, когда Патрский Епископ Перигений лишён был, по воле народа, Епископского престола, а Вонифатий I предписал Руфу принять сторону Перигения, – Иллирийцы собрали независимый свой Собор, для рассмотрения дела Перигения. Огорчённый таким поступком Иллирийцев, Вонифатий не только писал к Греческим Епископам, чтобы они не вмешивались в это дело, но и к Императорам Гонорию и Феодосию младшему. В таком же духе действовал и преемник Вонифатия, Целестин I, всемерно стараясь, чтобы Константинопольские Патриархи не принимали под своё покровительство обращающихся к ним Епископов Иллирийских. Однако ж усилия Пап не всегда оканчивались вожделенным для них успехом²²⁶.

Со времён Иустиниана (527), Восточные Епископы стали с большим доверием обращаться к Константинопольским Патриархам в делах своих и оказывать им особенное расположение. А как после Халкидонского Собора Римские Епископы стали именоваться «вселенскими», то Восточные таким же титулом честили и Константинопольского Патриарха, потому что, по своему значению, и он имел участие в управлении вселенскою Церковью. Вселенским Патриархом первого назвали Мину (525); а употреблять почётное название «вселенского» (οἰϰουμενιϰός) первый, по просьбе своего клира, стал Константинопольский Патриарх Иоанн Постник, около 582 года. Наименование «вселенский», синонимическое названию «кафолический» (ϰαθολιϰός), которым преимущественно называют себя последователи Римской Церкви, в приложении к Патриарху Константинопольскому (οἰϰουμενιϰός), означало не более того, что он, по званию Патриарха, имел большее участие, нежели простой Епископ, в делах вселенской Церкви, и никогда не было употребляемо в смысле более обширном, чем почётное наименование, данное Папами в средние века: Австрийским Императорам «Апостольский», Французским Королям «Христианнейший», Испанским «всекатолический». Но как из этого не следует, что Папы не признавали Французских Королей Кафолическими от того, что этот титул усвоен Испанским, или, что Испанский Король не принадлежит к Апостольской Церкви, потому что титулуется «всекафолическим»; так и из названия Константинопольских Патриархов «вселенскими» не следует, что они приняли это почётное название в видах стремления к единовластительству Церковному. Не смотря на то, ещё Папа Пелагий, по случаю одного Собора, бывшего в 857 году, отверг это название, утверждая, что «никто из Патриархов никогда не употребляет название «вселенский», потому что если один именуется вселенским, то тем унижается имя прочих Патриархов. Сохрани Бог всякого верующего от мысли усвоять себе то, чем можно по-видимому уменьшать честь своих братий, в каком бы то ни было отношении. Почему любовь ваша никого да не именует в письмах ваших вселенским, дабы не отнять надлежащей себе чести, воздавая другому честь ненадлежащую»²²⁷. В таком же духе Григорий В. писал к Патриарху Иоанну, говоря между прочим: «размысли, что скажешь Христу, т.е. всеобщей главе Церкви, на испытании последнего суда, ты, который названием вселенского стараешься получить все члены его? Что скажешь на оном страшном испытании грядущего суда, когда желаешь в мире называться не только Отцом, но и Отцом вселенским?»²²⁸ В посланиях по сему предмету к другим Патриархам, Григорий В. утверждал, что «употребляя такой титул, все Патриархи лишатся своего достоинства, и когда именующийся вселенским Епископом впадет в заблуждение, то уже не найдется более Епископа, стоящего в правде»²²⁹. И хотя Император Маврикий упрекал Григория за то, что он из-за суетного слова завёл такую переписку; однако ж Григорий оставался твёрдым в своём мнении касательно этого предмета²³⁰. Почему, когда по возведении на Константинопольскую кафедру Патриарха Кириака, Григорий получил от него общительную грамоту с присвоением оспариваемого титула, то, ради пустого слова не решаясь прервать с ним общение, писал к Патриарху Антиохийскому Анастасию и другим, чтобы они совокупными силами убедили Кириака не употреблять такого титула²³¹. Но ни Александрийский, ни Антиохийский, ни Иерусалимский Патриархи, не смотря на то, что чрез сравнение почётности и старейшинства Константинопольского Епископа с Римским Папою, каждый из них становился, по-видимому, ниже степенью, – нисколько не думали заводить об этом споры, а напротив с любовью оказывали предпочтение Константинопольскому Патриарху, как лицу близкому к Императорскому двору; ибо знали, что каждый Патриарх имеет в сущности равную власть и достоинство, и что Константинопольские Патриархи, удержав титул «вселенского», точно также действовали в своём Патриаршестве на Востоке, как Римские на Западе. И св. Григорий В. вообще был в дружеских отношениях со всеми Патриархами, кроме Иоанна Постника, которому причинил огорчение, по случаю жалобы Пресвитера Халкидонской Церкви Иоанна и Исаврийского Иеромонаха Афанасия, которые, быв осуждены с своими соучастниками в ереси, в противность церковным и гражданским законам, наказаны были телесно, неизвестно с ведома, или без ведома Патриарха Иоанна²³². Так как осуждённые лично умоляли Папу об оказании им покровительства и снятии с них осуждения; то Григорий принял в деле их живое участие, тем более, что всякий Епископ мог вступиться за нарушение церковных канонов, по которым духовный суд никого не подвергает телесному наказанию, всего же менее Пресвитера. Из этого возникла переписка между Григорием и Иоанном Постником. Вмешательство Папы раздражило Иоанна и навлекло на Григория неудовольствие друзей его при дворе Императорском²³³. Иоанн мог отвечать Григорию подобно тому, как в своё время Отцы Африканского Собора отвечали Целестину, по делу Аппиария; но Иоанн писал к Григорию в самых мягких выражениях, препроводив к нему книгу Пресвитера Афанасия, в которой заключались будто бы еретические его мнения. Не смотря на то, по неотступной просьбе подсудимых, Папа созвал в Риме Собор, разобрал их дело, и убедившись в невинности одного из них, просил Патриарха Иоанна принять в общение Пресвитера Иоанна, как невинного, и защищать его от злобы врагов, а вместе с тем препроводил грамоту и к Императору, прося оказать тому Пресвитеру покровительство²³⁴.

Таким образом, из рассмотрения соборных деяний и весьма немногих частных случаев усматривается, что Римские Епископы принимали часто самое благодетельное участие в делах вселенской Церкви; но такое же участие имели в её управлении и другие православные Патриархи и Епископы знаменитейших Церквей, как напр. св. Афанасий В. и Василий Великий, который в смутные времена частных Церквей, окружавших Кесарийскую, ревностно старался поддерживать в них православие и силу Апостольских и Соборных канонов, относительно церковного благочиния²³⁵. Но ни из чего не было видно, чтобы Римские Епископы управляли вселенскою Церковью, хотя до разделения её ещё один раз имели на неё благотворное влияние, по случаю гонений, воздвигнутых иконоборческою ересью.

Бедствия Восточных Церквей, воздвигнутые этою ересью, были несравненно продолжительнее и тягостнее гонений, произведённых предшествовавшими ересями, несмотря на то, что многие еретики, начиная от Ария, успевали склонять на свою сторону правительство Восточной Империи. Преследование православных за иконопочитание начал необразованный, легковерный Император Лев Исавр, которому один из Христиан, отступник, по имени Безер, внушил, будто иконопочитание есть род идолопоклонства. Обольщенный такими внушениями, Император начал гонение православных изданием законов об уничтожении икон. Православный народ воспротивился столь безрассудному повелению. Раздражённый Император предписал не повинующихся его указам преследовать изгнанием, лишением имущества, отсечением рук, голов, и пр. Современный ему Константинопольский Патриарх Герман и св. Иоанн Дамаскин явились ревностными защитниками иконопочитания. Первый из них усиливался образумить самого Императора и его сановников, внушал Епископам посланиями, твёрдо держаться предания о иконопочитании. Столько же утверждал православных в сем учении св. Иоанн Дамаскин своими сочинениями. К бедствиям Восточных Церквей оказал сочувствие и Запад. Папа Григорий II, по соборном совещании с своими Епископами, также старался убедить Императора посланием прекратить гонения на Церковь Христову. Но как Император остался твёрдым в своём заблуждении; то Григорий объявил его отлученным от Церкви²³⁶. К прискорбию Папа, объявляя о сем, не озаботился внушить жителям Италии, чтобы они не принимали велений, противных учению православной Церкви, твёрдо стояли в отеческой вере, были верны ей до уз, до крови и до смерти, а во всех других отношениях покорялись Богом установленной над ними власти, подобно первобытным Христианским мученикам. Такою не заботливостью Григорий прежде всех подал пример мятежной неверности Государям, из-за предметов Христианского вероучения²³⁷. Жители Италии отложились от Греческого Императора и вполне предались Папе. Вскоре скончался Лев Исавр; но гонения православных за иконопочитание не только не прекратились, а ещё усилились с воцарением сына его, Константина V Копронима. Он возмечтал отвлечь православных от иконопочитания соборным определением; но на созванном Соборе не было ни одного предстоятеля пяти Патриарших престолов, и народ остался твёрдым в вере отеческой, несмотря на то, что Император низлагал православных Епископов, разрушал монастыри и употреблял всякого рода насилия к укоренению ереси. Подобно сему, с меньшею только жестокостью, действовал и преемник Копронима, Лев IV. Но православные нашли опору в покровительствовавшей им Императрице Ирине, которая, по смерти Льва IV, решилась воcстановить поклонение иконам. Новопоставленный при ней Константинопольский Патриарх Тарасий снёсся, с её согласия, с Римским Папою Андрианом I и другими Патриархами, приглашая их к составлению вселенского Собора, для умиротворения Церкви. Патриархи прислали на Собор своих представителей, которые сперва собрались в Константинополе, а потом переехали в Никею; почему этот Собор получил и название второго Никейского, вселенского Собора. На нём иконопочитание было вполне утверждено на основании свящ. Писания и свящ. предания, и соборные определения сообщены главным Церквам при окружном послании председательствовавшего на Соборе Тарасия. Впрочем умы до того взволнованы были еретическими мнениями, что соборные определения, по их обнародовании, не во всех Церквах тотчас приведены в исполнение. Так во Франции, при Карломане Людвиге, даже были учреждаемы Соборы против догмата об иконопочитании, и, вследствие определения одного из них, изданы четыре книги в противоположность определениям 2-го Никейского Собора²³⁸. Между тем и на Востоке ещё однажды возобновились было гонения на православных за иконопочитание, в царствование жестокого Феофила. Но при Императрице Феодоре, матери Михаила III, прозванного Багрянородным, на поместном Соборе в 842 году, под председательством Патриарха Феодосия, окончательно приняты Церковью постановления 2-го Никейского Собора²³⁹. Это были последние события, на которые Римские Епископы оказали благотворное влияние к умиротворению вселенской Церкви авторитетом своих Соборов и свидетельством предания, сохранявшегося в Западных Церквах.

Обозревая таким образом события во вселенской Церкви в течение первых восьми веков Христианства, мы видим, что хотя по случаю ослабления Восточных Церквей еретическими смутами, иногда и проявлялось превознесение Римских Епископов, однако ж они не управляли вселенскою Церковью. Поставление Епископов в других Патриаршествах, а тем более поставление Патриархов, от них вовсе не зависело; вмешательство Пап в судные дела других Церквей было отвергаемо, как незаконное, и хотя они иногда первые подавали голос о низложении какого-нибудь Патриарха еретика, но по одному голосу их не решались такие дела, а решались окончательно соборными постановлениями. Если православные Епископы обращались к Римским Епископам об оказании им помощи в смутных обстоятельствах своих Церквей, то обращались и к другим православным Епископам. Если прибегали к Папам еретики в надежде склонить их на свою сторону, то прибегали и к другим Патриархам. Напр., Василий Великий писал Западным Епископам, а в числе их и Римскому, прося содействия в примирении Восточных Церквей; но писал и св. Афанасию Александрийскому, да ещё с большею надеждою и ублажением лица его. Еретик Евтихий сперва обращался к Римскому Папе, а потом к Александрийскому Патриарху. Но хотя Римские Епископы не управляли вселенскою Церковью, однако ж превознесение их постепенно возрастало, а вместе с тем возрастало и то мирское величие, которое наконец возросло до такой высоты, которой никто в Христианской Церкви не мог ни воображать, ни предвидеть. Почему следует рассмотреть:

Какие обстоятельства способствовали превознесению Римских Епископов до того мирского величия, в каком они явились миру впоследствии?

С IV века, Римские Епископы начали пролагать себе новый путь к возвышению над своими собратьями. Это был путь обогащения, который всегда сообщает в мире особенный вес людям, обладающим земными сокровищами. Может быть Папы первоначально сами не сознавали, какой высоты достигнут они таким путем. Стечение Христиан для поклонения гробам св. Апостолов и мощам св. Мучеников, и вместе с тем бесчисленные приношения Римским Церквам, усердие благочестивых владельцев, отказывавших по завещанию свои имения на храм св. Апостолов, со дня на день более и более умножали Папские сокровища и так называемые патримонии, или недвижимые имения Римской Церкви.

Нет сомнения, что многие и из Восточных Церквей, особенно Иерусалимская и Антиохийская, могли бы не менее Римской обогатиться приношениями и дарами верующих; но те Церкви, как и Александрийская, постоянно были волнуемы еретиками. Такие пожертвования, по воле завещателей, предоставлялись, согласно с примерами первенствующей Христианской Церкви, на содержание больниц, на призрение вдовиц и нищих, на содержание храмов и при них священно-и-церковнослужителей, также на поддержание благолепия Церквей и совершавшегося в них Богослужения. Но Папы, быв полномочными распорядителями доходов с имений и приношений поклонников, никому не давали в них отчёта. Посему, доставляемые Папам богатством земные выгоды, по замечанию язычника Аммиана Марцелина, побуждали честолюбцев домогаться Римской Епископской кафедры; а другой язычник, именно Римский Префект Претекстат говорил в насмешку Папе Дамасу: «сделай меня Римским Епископом, и я сейчас буду Христианином»²⁴⁰.

Сначала на новом пути, пролагаемом к возвышению чрез богатство, Папам довелось переносить самые тягостные испытания; но они, наконец, достигли того, что с званием Епископа соединили власть светских Государей.

Доколе Италия считалась экзархатством Римской, или точнее Константинопольской Империи: дотоле Папы, в качестве владельцев недвижимых имений, были вассалами Константинопольского Двора, подчинёнными его гражданским законам. Греческие Императоры управляли своими областями посредством Экзархов и Префектов: и от повиновения своим Государям, памятуя первобытные примеры Христианских Епископов, Папы в делах гражданских не считали себя изъятыми; но подобно другим вассалам Империи, вносили в государственную казну подати, испрашивали у Императоров, посредством своих Апокрисиариев, подтверждения на своё избрание, или привилегий Римской Церкви, и обязаны были в точности исполнять объявляемые им Императорские указы и распоряжения²⁴¹.

Но Римская Империя, с четвёртого же века, начала склоняться к упадку. На Восточную её половину попеременно устремлялись Персы, Сарацины, Аравитяне, Болгары; а Западная была наводнена Гуннами, Остроготами, Вандалами, Норманнами, Аланами. От таких бедствий власть Греческих Императоров, особенно на Западе, с часу на час более слабела и наконец сделалась столь бессильною, что города и целые области принуждены были сами изыскивать средства для своей защиты от варварских народов. Между тем, роскошь и растление нравов, господствовавшие в высших сословиях, довели знаменитейшие дома, коих предки славились любовью к отечеству, мужеством, правосудием, до такого ничтожества, что из высших сословий не являлись ни защитники родной страны, ни судьи бескорыстные, правосудные; а сословия земледельческое и ремесленное стенали под игом самого тяжкого рабства.

В таких обстоятельствах Епископы руководили защитою городов, вели переговоры с врагами, были главными судьями и миротворцами туземных жителей, заботились о сохранении в городах тишины и порядка. Еще при нашествии Аттилы на Италию, Рим, между 440 и 460 годом обязан был своим спасением Папе Льву I²⁴²; а его преемники явно стали выказывать уже более влияния и мирской власти, в различных своих Итальянских владениях, не выходя однако ж, особенно при благоприятных обстоятельствах Императоров, из повиновения им. Впрочем такие обстоятельства являлись редко, и тем реже, что от нашествия варваров науки были в упадке, разврат потоком разливался по областям; а варвары, поселившиеся в Западной половине Империи, сокрушенной их победами, будучи отчасти Арианами, отчасти язычниками, находились в постоянной вражде с туземными жителями. В это время Римский монах Дионисий, прозванный Малым (exiguus) составил около 556 г. на Латинском языке собрание церковных канонов, присовокупив к ним две части декреталий и писем Римских Епископов²⁴³. Книга эта, распространившись между Западным духовенством, поселила в нём высокое понятие о Римских Епископах, которые сперва посредством духовенства поддерживали борьбу туземных жителей с завоевателями, а впоследствии и самим победителям успели внушить особенное благоговение к своему престолу. Но как Греческие Императоры никому не уступали прав своих на Западные области, и при благоприятных обстоятельствах успели подавлять завоевателей; то положение Пап было крайне затруднительно, потому что с одной стороны надлежало ладить с завоевателями, с другой покорствовать Императорам. Вот от чего Папа Иоанн I, в 526 году, по требованию Готфского Короля Феодорика²⁴⁴, а в 536 г. Агапит II, по предписанию другого Короля Готфов, предпринимали путешествие в Константинополь, чтобы испросить свободу вероисповедания Арианам в Цареграде²⁴⁵. Вскоре за тем Велисарий изгнал из Италии Остроготов, и с той поры Рим считался уже второстепенным городом Империи, а Италией управляли Императорские наместники, под названием Экзархов, имевших своё пребывание в Равенне. Тогда Папам часто, по нужде, доводилось задобрять Экзархов подарками и являться к ним лично с своими прошениями. Кроме того, Папы принуждены были содержать в Константинополе Апокрисиариев, или ответчиков по своим делам пред правительством. Эту должность исполнял в своё время и Папа Григорий Великий (380 г.), от лица Римского Епископа, Вигилия²⁴⁶.

Когда на Италию напали Лонгобарды, а в сан Римского Епископа избран был Григорий Великий, между им и Равенским Епископом завязался было спор о первенстве, и достигнув до Императора Маврикия, решен был против Григория²⁴⁷. Вскоре за тем мятежник Фока, умертвив Императора Маврикия, овладел с помощью войска Императорским престолом. Папа Григорий поспешил отправить к нему приветственное послание, в котором, осуждая Маврикия, изъявлял радость: «о возведении благочестивейшего Фоки на верх Императорского достоинства», а в письме к Императрице Леонтии между прочим выражался так: «какой язык поведает, какой ум способен обнять, сколь великою обязаны мы благодарностью Богу за благодарственное ваше царствование!» Узнав же, что письма его благосклонно приняты Фокою, Григорий не отправил однако ж в Константинополь своего поверенного, и за то получив от Фоки строгий выговор²⁴⁸ просил у него извинения и выслал к нему Вонифатия²⁴⁹, который, воспользовавшись впоследствии особенным благоволением Фоки, сделался преемником Григория на Римском престоле. Деятельности Григория обязаны Римские Епископы подчинением их Патриаршеству Английской, Испанской и Гальской Церкви. Увидев однажды в Риме продаваемых на базаре юношей, весьма красивых, и узнав, что они язычники из Британии, Григорий отправил в Британию для проповеди Евангелия Иеромонаха Августина с сорока Священниками. Августин, с помощью супруги Кентского Короля Этельберта, дочери Франкского Короля Хариберта, обратил в Христианство и самого Этельберта и около десяти тысяч Саксонцев, и таким образом вновь воспламенил светильник веры в Британии, где в первый раз возжённый ещё во 2-м веке, он почти совершенно угасал. За такой подвиг Августина, Григорий посвятил его в Архиепископа, а сотрудника его Меллина в Епископа. Посему и их преемники в Британской Церкви считались уже в зависимости от Римского Патриаршего престола. В Испании, по случаю религиозных споров православных с арианствующими Христианами, Григорий успел водворить мир посредством Испанского Епископа Леонарда, с которым коротко познакомился, ещё будучи Апокрисиарием в Константинополе; а впоследствии был с ним в постоянных сношениях. С тех пор началось постоянное влияние Пап на Испанию²⁵⁰. На Гальскую Церковь, до Григория Великого, Папы не имели никакого влияния, несмотря на то, что возле города Марсели было недвижимое имение, принадлежавшее Римской Церкви. Григорий, отправляя в Галлию Кандира, в качестве управителя Марсельским имуществом, вступил в сношения с убившею своего мужа и погубившею своего сына, Франкскою Королевою Брунигильдой, величая её в письмах справедливою, добродетельною, Богобоязненною, мудрою, побудил и её относиться к нему в церковных делах и, между прочим, просить о присылке Отюнскому Епископу омофора (pallium)²⁵¹. Впрочем до Григория II, в течении целого последующего столетия, между Римскою и Гальскою Церквами не было никаких сношений²⁵².

По кончине Григория Великого, Император Фока, возненавидев Константинопольского Патриарха за оказанное им покровительство вдове и трём дочерям умерщвлённого Маврикия и следуя проискам Римского Епископа Вонифатия, провозгласил Римский Епископский престол главою всех Церквей. Подобно сему и последующие Императоры благоприятствовали Римским Епископам, и оказывали им с своей стороны милости, вероятно желая привязать их к себе, по видам политическим²⁵³. Но в 649 г. Император Констанс II, повелев Папу Мартина доставить в Константинополь, сослал его на изгнание в Херсонес Таврический²⁵⁴, а в 681 году, не смотря на то, что легаты Агафона II выпросили у Императора Константина Погоната уменьшение пошлины, которая обыкновенно вносилась Императорам за утверждение Пап в их достоинстве; Константин постановил, чтобы на будущее время никто не был поставляем в сан Римского Епископа до получения о том Императорского указа²⁵⁵.

В таких отношениях были Римские Епископы к Греческим Императорам, доколе власть последних, по бедственным обстоятельствам Империи, не ослабела до того, что они не могли удерживать за собою Италии. Последним усилием Императорской власти касательно Италии было повеление Льва Исавра, при Григории II, отнять богатое имение от Римской Церкви и подчинить Иллирию, Калабрию, Неаполь и Сицилию Константинопольскому Патриарху²⁵⁶. Но это повеление вышло тогда, когда вся Италия волновалась уже от безрассудных усилий Греческих Императоров истребить во всей Империи св. иконы. Народное озлобление ещё более усилилось, когда Лонгобардские Короли Люитпранд и Гильдебранд расхитили имущество св. Петра в Равенском экзархатстве и Римском княжестве. В сих обстоятельствах, Папа Григорий III двукратно отправлял в 741 году посольство к Карлу Мартеллу большему (majori), Королю Франкского дома, с своими грамотами, ключами (!) блаженного Петра и частицами уз его, прося об оказании защиты от Лонгобардов, и заключив с Карлом Мартеллом договор, по которому Римский народ подчинялся ему, как своему Патрицию. Но, за последовавшею вскоре смертью Григория и Карла, условия их договора не состоялись²⁵⁷.

Преемником Григория был Грек, Захария, муж чрезвычайно тонкий в обращении. Примирившись с Королем Лонгобардским Луитпрандом, угрожавшим Риму, Захария в тоже время снискал благоволение Пипина, сына Карла Мартелла, и содействовал ему советами, как овладеть Франкским Королевством, чрез вмешательство в крамолу придворных, низложивших Хильдерика III. Это произошло таким образом. Пипин отправил в Рим Букхарда, Вирцбурскаго Епископа, предложить Папе, будто языческому прорицалищу, вопрос: «кому справедливее царствовать: тому ли, кто носит титул Короля, но не имеет Царской власти, или тому, кто обладает властью, но не имеет Королевского титула?» Захарий решил тем, что лучше быть Царём тому, в чьих руках верховная власть. Получив такой ответ, Франки в Суассоне на вече в 752 г., низложив Хильдерика, постригли его в монахи, и возвели на престол его Пипина²⁵⁸.

В тягостнейшее для Римской Церкви время, управлял ею Папа Стефан III. Почти вся Италия была уже тогда в руках Лонгобардов, и Стефан, как по собственному желанию, так и по побуждениям Императора Копронима, требуя от Астульфа возвращения занятых им городов, тщетно старался смягчить его. Надлежало действовать оружием, а Император, занятый войною с иконами, не присылал войска. Папа в 753 г. обратился к Пипину, который, приняв Стефана с почестью, клятвою обязался Равенское экзархатство отнять у Лонгобардов и возвратить его Италии. В следствие сего Пипин, двукратно поразив Астульфа и освободив от Лонгобардов Италию, даровал Римской Церкви грамоту на Равенское экзархатство и другие Итальянские города, бывшие во власти Астульфа, а Копрониму в них отказал, себе же предоставил только титул Римского Патриция и верховного защитника Римлян²⁵⁹.

Последующие Папы употребляли все усилия к укреплению союза с Королями Франкскими и к утверждению прав Римской Церкви на города и поместья, дарованные им Пипином. Ещё Адриан II, посредством своих легатов, принял благодетельное для вселенской Церкви участие в 7-м вселенском Соборе²⁶⁰, на котором окончательно осуждена иконоборческая ересь, под председательством Константинопольского Патриарха Тарасия. На сем Соборе легаты Адриана тем свободнее провозглашали, что Римская Церковь – мать и учительница всех Церквей, чем горестнее было положение Восточных Церквей, а особенно Константинопольского Патриаршества, страдавшего более ста лет от иконоборцев. Между тем Италия отпала уже от Греческой Империи²⁶¹. Никто не прекословил легатам; потому что Отцы Собора, как обыкновенно, имели в виду единственно определение спорного догмата веры и умиротворение Церквей. Но на Западе Адриан тщетно употреблял все усилия к преклонению на милость Лонгобардского Короля Дезидерия, разорившего Римские области и угрожавшего осадою самому Риму, если Папа не помажет на Франкское царство двух внуков Дезидериевых, прижитых от дочери его Гирберги, вне законного брака, Франкским Королем Карлом, который, по смерти брата своего Карломана, один обладал Францией. В следствие сего, Папе, к избежанию угроз Дезидерия, не оставалось другого средства, как, по обыкновению, снова просить Франкского Короля Карла о помощи против Дезидерия. Карл, нимало немедля, перешел Альпы с многочисленным войском и довёл Дезидерия до того, что сей отказался от своих требований; а Карл, оставив в 779 г. лагерь, отправился в Рим праздновать с Адрианом Пасху и, по сему случаю, не только утвердил за Римскою Церковью дар Пипина, но ещё присовокупил к дарственной его записи герцогство Сполетское²⁶².

В таком же союзе с Карлом Великим был и Папа Лев III, который, тотчас по своём посвящении, отправил к Карлу ключи от гроба св. Петра с хоругвию г. Рима, прося его покровительства. Карл Великий никогда не заставлял Льва III раскаиваться в возложенной на него надежде, и делал всё, чего требовал Папа для безопасности и возвышения Римской Епископской кафедры. Так, когда заговорщики, покушавшиеся убить Льва, отправили к Карлу письма, наполненные клеветами на него, Карл повелел предварительно схватить заговорщиков, и произвести строгое исследование, а потом, для решения дела, и сам в 800 году отправился в Рим. Между тем, теснимый обстоятельствами, Лев обещал тайно Карлу короновать его Римским Императором. Будучи встречен в Риме с необыкновенными почестями, Карл рассмотрел дело Льва в собрании Епископов, и осудил заговорщиков на смертную казнь; но это решение, по ходатайству Папы, заменено изгнанием. После сего, когда в праздник Рождества Христова Карл, пришедши на Богослужение в церковь св. Петра, преклонил пред алтарем колена, Лев, возложив на его главу драгоценную корону, и, помня ещё древние отношения Епископов к Помазанникам Божьим, повергся к ногам Карла, провозгласив его владыкою и Государем своим, при всеобщем народном клике: «многая лета Карлу Августу, Богом венчанному, великому, миролюбивому Римскому Императору!»²⁶³ В тоже время Лев миропомазал на царство не только Карла Великого, но и сына его Пипина. В награду за такую услугу, Карл пожаловал Льву III звание Римского и Равенского Патриция, которое в то время равнялось званию Графа. Впоследствии эта награда перетолкована была Римскими Первосвятителями в смысле объявления их независимости и самостоятельности, как Государей, и послужила основанием тех притязаний, которые были провозглашаемы ими в эпоху Феодализма, не смотря на то, что после коронации Карла Великого Лев III тотчас дал присягу на верность ему, исполнял все его предписания, повиновался его законам, являлся к нему на суд, употреблял его монету, словом был его подданным²⁶⁴.

Несмотря на политическое отделение Запада от Востока, ещё продолжалось единение и общение Церквей Восточных с Западными. К памятникам такого общения должно отнести общительную грамоту к Папе Льву III Константинопольского Патриарха Никифора, в которой он между прочим писал: «Получив новое имя Римлян, т. е., быв на том же основании, на той же единой вере, на основании всемудрых Апостолов и Пророков, положив краеугольным камнем Спасителя всех нас, мы ничем в вере от старейших нас не различествуем. Ибо в Церкви Божией нет предъисчисляемого, так как нет ни Иудея, ни Еллина, ни варвара, ни раба, ни свободного, но все мы во Христе едино есьмы»²⁶⁵. Вместе с тем Никифор извещал Льва, как видно из самой грамоты, что посылает ему в дар панагию (encolpium).²⁶⁶

Последующие Папы, по неспособности преемников Карла Великого, в управлении совершенно освободились от их зависимости, и тем удобнее, что Франкские Государи, беспрестанно между собою враждуя, предоставляли Папам располагать, по их усмотрению, венцом Императорским. Вместе с тем, сближаясь от времени до времени более и более с Епископами Франкскими, Испанскими, Германскими и Британскими, то препровождая им от своего имени омофоры (pallium), то высылая им для совещания своих нунциев, то поставляя вне Италийских областей своих викариев, Папы успели убедить Западных Епископов во взаимных земных выгодах от связи их с Римским Епископским престолом. В тоже время монахи, выходившие из Итальянских областей, для основания монастырей в разных Западных странах, овладев народным образованием, о котором правительства большею частью не помышляли, успели внушить народам заимствованные ими в Италии высокомерные понятия о сверхчеловеческом величии Римских Епископов. Между тем варварские победители древней образованной Европы, овладев ею, и утомившись военными трудами, в бездействии, посреди мира, отведали сладость роскоши и земных выгод, коими увлекшись, захотели наконец наслаждаться в тишине плодами своих побед и военных подвигов. Но для сего требовалось уменье управлять покоренными от них народами; а опыты, показали, что победителям неизвестно было это искусство. Тогда приметив, что духовенству и без оружия покоряются народы, победители захотели сами узнать тайну этого искусства. В следствие сего начали они сближаться с духовенством, тем более, что супруги их были Христианками, и наконец обратились к духовным, требуя от них образования. А как всё образование тех времён заключалось в монастырских обителях, и преподаватели не совсем угасших наук были монахи, то естественно, что сии и победителям внушили те же понятия о величии Римских Епископов, какие внушали народам. Сколь чудовищны были понятия, распространяемые о Папах в средние времена, можно судить из того, что ещё в начале XVII столетия Беллармин, известный писатель Римской Церкви, возвышая достоинство Папы, утверждал, что «если бы Папа запретил исполнять добродетели, а напротив того приказал совершать порок, то Церковь обязана верить, что порок есть добро, а добродетель зло»²⁶⁷. Такими понятиями исполнены и лживые, так называемые Декреталии Исидора, по прозванию Купца²⁶⁸ (mercatoris), будто бы Епископа Ипсалийского, которые, проявившись в Римской Церкви в девятом столетии, в двенадцатом имели уже на Западе повсеместную силу Церковных канонов, как видно из сочинения Бононского монаха Грациана, который в числе канонов Римской Церкви поместил и следующее: «Если Папа уличается в том, что он нерадит о своём и ближних своих спасении; что в своих действиях он бесполезен и беспечен и сверх того бывает так равнодушен к добру, что не только вредит себе и всем, но еще толпами влечет за собою на самое дно ада целые народы, где вместе с собою должен подвергнуть их великим и вечным казням: то и в этом случае никто из смертных не смеет осуждать его преступлений; потому что он, имея право судить всех, сам никем не должен быть судим»²⁶⁹.

С распространением в Италии, в девятом веке, таких понятий, не доставало только человека с сильным характером, который бы, – отложив все Евангельские советы и заповеди, вместе с правилами св. Соборов, – решился олицетворить в себе надменные понятия о мнимом главенстве и самодержавии Римского Епископа во вселенской Церкви. Такой человек наконец явился. Это был Папа Николай I, который одним тем высказал уже мирское властолюбие, что с Епископскою митрою соединил Царский венец. А как люди обыкновенно верят тому, что льстит их страстям, то Папа Николай Исидоровы декреталии всем сердцем принял за подлинные послания своих предшественников. Тщетно Ремский Архиепископ Гинкмар и другие учёные мужи хотели изобличить подлог, смело утверждая, что Исидоровы декреталии вымышлены²⁷⁰. Папа Николай заградил им уста грозным посланием к Гэльским Епископам, всемерно стараясь убедить их признать сборник Исидоров за подлинный²⁷¹. Воле Папы Западные Епископы наконец покорились и лже-Исидоров сборник сделался началом нового Церковного Римского права. Можно было предвидеть, что Восточные Епископы, знающие подлинные Церковные права и каноны, решительно отвергнут властолюбивые Папские притязания, и что от этого произойдёт разделение Церквей. Оно и произошло.

Каким же образом произошло разделение Церкви на Восточную и Западную?

Казалось, вся Церковь невольно предаёт права свои в жертву властолюбия Римских Епископов. Но Господь и Бог наш Иисус Христос, небесный Пастыреначальник, в защиту прав Церкви своей, воздвиг мужа великого по уму, по чрезвычайной учёности и по духу смирения истинно-Евангельского. Это был Фотий, Патриарх Константинопольский. К прискорбию, его постигла участь великих мужей, коих низкие люди обыкновенно преследуют всеми мерами, и, не находя средств к желанному помрачению доброго имени их, всеусильно стараются вредить им гнусными клеветами²⁷². По причине бедственных обстоятельств Греческой Империи, современных Фотию, не было тогда в ней беспристрастных писателей, которые взяли бы на себя труд, следуя одной истине, нелицеприятно написать жизнь Фотия. Напротив злоба личных врагов его, не дремала; и эти враги были Митрофан, Митрополит Смирнский, Стилиан Неокесарийский, Никита Пафлагонитский, Игумен Феогност, также раб Папского престола, неопределённый Историей, Анастасий Библиотекарь, и некий злостный клеветник Фотиев, Симеон Логофет²⁷³. Измышленные такими людьми повести, очевидно составленные для возбуждения в средних народных сословиях ненависти против Фотия, нелепые, похожие на детские сказки, Римскими писателями принимаются за несомненную истину, до той степени, что они утешаются теми сказаниями, как бесценными историческими памятниками, тогда как ни в сочинениях, ни во многих, сохранившихся ещё, письмах Фотия, не отыскали, в продолжение целых веков, ни одной черты, по которой могли бы совестно обличать его в ереси, или в каком-нибудь мнении противном учению вселенской Церкви и постановлениям её²⁷⁴. При всём том, так как о Фотие нет других сказаний, кроме упомянутых, и нет столь нелепой сказки, сквозь которую не просвечивалась бы какая-нибудь мысль и даже истина; то невольное сознание врагов Фотия в тех же сказаниях о нём, его собственные письма, также письма лиц, бывших главными деятелями современных ему церковных событий, и общие указания на них истории Греческой Империи, могут служить достаточным пособием к изложению во свете истины событий, сопровождавших разделение вселенской Церкви.

Во времена Патриарха Фотия, Патриаршества Александрийское, Антиохийское и Иерусалимское состояли уже, как известно, под игом поклонников Магомета, а Константинопольское ещё заживляло глубокие язвы, причиненные Восточным Церквам гонениями иконоборцев. Императором Греческим был Михаил III, который возмужав, приказал насильно постричь матерь свою, Императрицу Феодору, в монашество, и предавшись разврату, предоставил государство самовластному управлению жестокосердого дяди своего, Варды. В тоже время Константинопольскою Церковью управлял сын Императора Михаила Курополата, Игнатий²⁷⁵, который, быв заключён в монастырь Императором Львом Армянином, возведён на Патриарший престол Императрицею Феодорою; – муж строгой святой жизни. Доведённый до необходимости обличать со всею ревностью открытое прелюбодеяние Варды, Игнатий почёл наконец своим долгом отлучить Варду от св. причастия, к которому он бессовестно приступил в день Богоявления. В отмщение за сие, Варда убедил Императора Михаила своими клеветами, будто Игнатий усиливается снова возвести на престол Императрицу Феодору²⁷⁶. Раздражённый Император, по свидетельству Анастасия Библиотекаря, сослал Игнатия в заточение на остров Теревинф; а Игнатий, удаляясь, положил на Константинопольскую Церковь запрещение совершать Богослужение. Пример церковной казни едва ли не единственный в Церквах Восточных. Запрещение Игнатия привело церковные дела в большое расстройство, тем более, что в Константинополе не забыли ещё, с какою кротостью св. Иоанн Златоуст, удаляясь в изгнание, убеждал Епископов быть в общении с тем, кого изберут на его место. Почему не прошло трёх дней, по удалении Игнатия, как те самые Епископы, которые, будто бы, по словам Никиты Пафлагонитянина, дали Игнатию на хартии клятву (очевидно Богохульную) прежде отречься от Пресущественной Троицы, нежели допустить низложение его без суждения законного, явились к Игнатию с просьбою отречься от Патриаршества, ради неприятных обстоятельств Церкви; но прошение Епископов не имело успеха²⁷⁷. Не смотря на то, они снова прибыли к Игнатию чрез несколько дней с первейшими Сенаторами, которые употребляли и обещания, и угрозы, и насилия, чтобы заставить его отречься от престола. Игнатий остался непреклонным. После тщетных усилий, Епископы с Сенаторами, как говорит тот же Никита, долго между собою совещавшись, наконец избрали Архиепископом царствующему граду Фотия²⁷⁸, племянника Патриарха Тарасия, который председательствовал на 7-м вселенском Соборе, состоявшего в родственных связях с Императорским домом, происходившего от знаменитых родителей, восприявших мученические венцы во времена иконоборства, мужа чрезвычайно учёного, одаренного самыми высокими способностями, проводившего всё время в учёных занятиях, бывшего уже важным сановником Империи²⁷⁹. Только пять Епископов, в числе коих и Митрофан Смирнский, не соглашались на избрание Фотия. Но избравшие его, имея в виду неприятные обстоятельства Церкви и предшествующие примеры скорого рукоположения Патриархов Нектария, Тарасия, также Медиоланского Архиепископа Амвросия и других, возвели Фотия в Патриаршее достоинство в самом непродолжительном времени. Чрез месяц по низложении Патриарха Игнатия, в день Рождества Христова, Фотий, дав Епископам, рукоположенным Игнатием, письменное обещание оказывать своему предместнику уважение, рукоположен в сан Константинопольского Патриарха²⁸⁰. В рукоположении его, кроме других Митрополитов, участвовал и Григорий, Архиепископ Сиракузской области, бывшей тогда предметом спора о том, какому ей подлежать Патриаршеству, Римскому или Константинопольскому? Догадываются, что Григорий, признавая себя независящим от Константинопольского Патриарха, был за это отлучен Патриархом Игнатием от общения, и даже, неизвестно за что, соборно осужден им, но не лишен сана. На суд Игнатия Григорий жаловался Папам Льву IV и Венедикту III, предместникам Николая I, но они ничего решительного об нём не определили. – По рукоположении в Патриарха, Фотий, как водилось, в общительной грамоте²⁸¹, писал к Папе Николаю, между прочим, что «Император и собравшиеся для посвящения его Митрополиты, движимые неизвестно каким побуждением, не внимая никаким его (Фотия) отговоркам и не давая ему отдыха, заставили его принять Епископство. И несмотря на его слёзы и отчаяние, причинили ему насилие и исполнили над ним свою волю»²⁸². Между тем Игнатий все ещё отказывался отречься от Патриаршества. Раздражённый тем Варда, по словам Анастасия Библиотекаря, посылал к Игнатию мучителей насильно вынудить у него отречение²⁸³. А Епископы Константинопольской области, по словам Митрофана Смирнского, тронутые жестоким обращением Варды с бывшим их Пастырем, сошедшись в церкви св. Ирины, провозгласили низложение Фотия, предав анафеме и тех, которые признают его Патриархом²⁸⁴. Очевидно было, что анафема падала не только на Варду, но и на самого Императора, и на правительство. Почему самоуправное, встревожившее и Церковь, и государство, действие тех Епископов не могло не подвергнуть их таким гонениям, что, в числе преследуемых правительством, некоему Власию, книгохранителю, вероятно за дерзкие речи, отрезан был язык.

Гонения правительства молвой, распространённой врагами Фотия, приписаны были самому Фотию. Огорчённый тем, он писал Варде: «Еще не испытав, я уже чувствовал себя недостойным сана Архиерейской степени и пастырской обязанности, и по сей причине, влекомый и побуждаемый, столько противился. О, если бы смерть постигла меня прежде, нежели я был постигнут сим насильственным избранием!.. Ныне научает меня самый опыт, обличая довольно мое недостоинство; ныне уже не страх ожидания обдержит меня, но отчаяние, но болезнь, нанесшая мне смертельную язву, но вопли и воздыхания, когда я вижу Иереев – всех и каждого – страждущих, биемых, окованных, лишаемых языка... Человек бедный, даже неодаренный здравым разумом... лишен языка, и что всего ужаснее, будучи Пресвитером. Часто я за него ходатайствовал, часто молил тебя, и слышал одни только обещания; это знают все видевшие». В другом письме к тому же Варде Фотий писал: «Радуюсь оскорблениям, но сожалею, что оскорбляют те, от коих наиболее надеялся я помощи; еще тяжелее, что нас, неправедно страждущих, обвиняют как совершителей неправды...»²⁸⁵

Надеясь утишить волновавшее Константинопольскую Церковь смятение авторитетом другого знаменитого Патриарха, Император Михаил вздумал склонить к, тому Римского Николая I, и с этою целью отправил к нему от себя послов, с которыми и Фотий препроводил общительную свою к Николаю грамоту.²⁸⁶ Николай, напыщенный уже лживыми декреталиями Исидоровыми, воспользовался благоприятным случаем выказать их силу на Востоке, и в этом предположении отправил в Константинополь Епископов Захарию и Родоальда, с тем, чтобы они, иcследовав дело на месте, представили оное ему на окончательное решение; а к Фотию писал, не упоминая о неправильном низложении Игнатия, что признаёт его, Фотия, с братскою любовью, Патриархом: если окажет ревность к защите Кафолической веры. Тогда же в письме к Императору, после обычного превознесения своей кафедры, Николай выразился, что низложение Игнатия произошло без согласия Римской кафедры, чего будто бы никогда прежде не бывало; вместе с тем, обещая прислать своё решение о Фотие и Игнатие из Рима, требовал подчинения своему престолу Еппра, Иллирии, Македонии, Фессалии, Ахаии, Дакии, Мизии, Дардании, возвращения поместья Римской Церкви в Калабрии и Сицилии, признания Фессалонитского Архиепископа наместником его (Николая) на Востоке и усвоения ему права поставлять Архиепископа Сиракузского. Таким образом, стремясь к единовластительству над Церковью, Николай, с одной стороны, сам сознавал, что ни он, ни его предместники не были самодержавными правителями Церкви: ибо, в противном случае, одним своим распоряжением он имел бы право присоединить требуемые им области к своему Патриаршеству; с другой стороны, как видно по ходу дела и усматривается из одного письма Фотия к Варде, Николай выказал явную несправедливость, обещая признать Фотия законным Патриархом, если сей уступит ему (Папе) половину своего Патриаршества, и угрожал не признавать его законности, если станет удерживать всю свою область. Между тем, враги Фотия распространяли против него разные обидные клеветы, преследуя ими и преданных ему из клира и высших сословий²⁸⁷.

По прибытии Папских легатов, в 861 г., как видно из Греческих летописей, составился во храме св. Апостолов Собор, на котором присутствовало триста восемнадцать Епископов. Собор сей, вызвав из заточения Игнатия, единогласно низложил его, как будто незаконно поставленного. К прискорбию деяния сего Собора не сохранились; а описание его, составленное врагами Фотия, в виде письма от Игнатия к Николаю, не заслуживает никакого вероятия. Впрочем, из общего соображения соборных постановлений и по ходу дела, можно заключать, что непреклонность Игнатия, одушевляемого врагами Фотия, вынудила последнего защищать себя и употребить решительные меры. По свидетельству Никиты Пафлагонита, против неправильного постановления Игнатия, свидетельствовали семьдесят два человека; а Анастасий книгохранитель, в числе других невероятностей о сем Соборе, пересказывает, будто на Соборе читали грамоты Папы искажённые, и будто Римские легаты, с одной стороны, не понимали их, с другой, хотя заметили искажение, но молчали из страха²⁸⁸. Папа, провозгласив, будто на осуждение Игнатия принудили их согласиться угрозами, отверг соборные постановления; но в том же году возложил на подозреваемого им в малодушии Родоальда важную доверенность расторгнуть, в качестве легата, брак Короля Летария, и Собором осудил легата Захарию. Фотий, опровергая незаконные притязания Николая, писал к нему, что Иллирийских и других Епархий не может уступить ему, – потому что это дело государственное; и вместе с тем представлял Николаю, что так как никто более его не обязан соблюдать церковные каноны: то и не должен он без доверенных грамот безразлично принимать тех, которые из Константинополя идут в Рим... потому что многие грешники, под благовидным предлогом Богомоления, уклоняются таким образом от заслуженной ими эпитимии за их прелюбодеяния, татьбы, убийства и другие преступления²⁸⁹.

Отвечая на послания Фотия, Николай утверждал, будто Римская Церковь, по преимуществу, полученному Петром от самого Спасителя, есть глава всем другим Церквам, и что по сему каждый должен содержать свято и ненарушимо все её определения; выказывая таким образом совершенное незнание церковных канонов, осуждал Фотия за то, что он взошел на Патриарший престол из мирского чина, при жизни Игнатия; а к другим Патриархам и Архиереям Восточной Церкви отправил окружную грамоту, требуя гласом Апостола Петра, чтобы не принимали низложения Игнатиева и избрания Фотиева²⁹⁰.

Отправив такие грамоты, Николай, вероятно по наветам разных лиц дурного поведения, бежавших в Рим из Константинопольского Патриаршества, составил Собор, на котором осудив Фотия, за то, что он из мирян взошел на Патриарший престол, будто тать и разбойник, и решил снять с Фотия Патриарший сан и лишить священства как его, так и всех им рукоположенных. Осудив вместе с сим и своих легатов, как будто бы действовавших на Соборе против данной им инструкции, Николай уведомил о своём решении Кесаря Варду, Фотия и Восточное духовенство²⁹¹. Из всего этого очевидно, что если в своё время Африканская Церковь, по делу Пресвитера Аппиария, не считала для себя обязательными надменные притязания двух Пап, Зосимы и Целестина I: то тем более Константинопольская Церковь, в деле Патриархов, должна была счесть и сочла соборное определение Николая ничтожным, – и в этом смысле отвечал Николаю Варда. Сами Римляне, сознавая ничтожность сего Собора, о сию пору не издали его в свет, хотя изданы ими деяния самых мелких частных Соборов.

Тщетно за тем Николай вооружался всеми софизмами, которые доселе повторяют писатели Римской Церкви, о величии своей кафедры; тщетно от Императора Михаила требовал к себе на суд Игнатия и Фотия: на дерзкие его послания никто не хотел даже и отвечать.

Между тем Император Михаил, возвратившись из похода против Сарацин, повелев Варду, выступившего из пределов своей власти, лишить жизни, и усыновив Василия Македонского, велел Фотию возложить на него Царский венец и сделал его своим соправителем. Папа Николай, усиливаясь достигнуть своих видов, отправил к Михаилу Доната Епископа, Льва Пресвитера и Марина Диакона, повелев им стараться о приведении в исполнение его решения, и вместе с тем угрожая Императору сжечь его грамоту публично. Михаил приказал не впускать в свои пределы Папских послов, доколе не предадут они анафеме всех нововведений Римской Церкви, отвергаемых Восточною, про которые тогда проведали уже в Константинополе. Послы, узнав о сем, возвратились в Рим²⁹².

К прискорбию этот церковный раздор ещё более усилился, по случаю обращения Болгар в Христианскую веру. Покоренный в 864 году оружием Императора Михаила, Болгарский Царь, Богорис, сокрушаемый общественными бедствиями своей земли, по внушению сестры своей, обитавшей долго в Константинополе, и особенно пораженный иконою страшного суда, которую показал ему Греческий инок, явился лично с своими вельможами в Константинополь просить крещения, которого и удостоился, с именем Михаила, своего воспреемника, Императора, и сделался предметом особенных забот Патриарха Фотия, который отправил в Болгарию Архиепископа с проповедниками Евангелия, а для новокрещённого Царя написал пространное изложение веры и правил соборных²⁹³.

Но не прошло двух лет, как, с другой стороны, Западный Император Людовик, разбив Болгарские полчища, заставил Царя их обратиться за наставниками в вере к Николаю, который поспешил выслать своих проповедников, чтобы подчинить своей власти новую область. В следствие сего, Болгарский Царь чрез послов просил у Папы наставления относительно устройства Церкви и обращения с теми из подданных, которые упорствовали в принятии св. крещения. Николай прислал Болгарскому Царю пространную грамоту, в которой, превознося свою кафедру, убеждал его мнимыми доказательствами в превосходстве нововведений Римской Церкви²⁹⁴, и порицая те самые древние догматы, постановления и обряды Восточной Церкви, которые потом, при введении унии в Польше, Папы признали неприкосновенными, и которые в Богословских сочинениях писателей Римской Церкви не только признаются теперь правильными, но и приводятся против Протестантов в подтверждение её учения.

Поразительно было для сердца Фотия такое поведение Папы и его миссионеров. Почему, скорбя душевно об отпадении Славянских племен от Константинопольской Церкви, озарившей их светом Евангелия, Фотий немедленно известил окружным посланием Восточных Патриархов о действиях Николая, его превознесении и новых догматах, проповедуемых его миссионерами²⁹⁵, сообщив вместе с тем Патриархам списки с грамот Западных Епископов, Тревирского, Колонийского и Равенского, жаловавшихся Фотию на действия Николая. По призыву Фотия, вскоре составился в Константинополе Собор, в присутствии трёх наместников Восточных Патриархов, многих Епископов, Царей Михаила и Василия и всего синклита. Собор, рассмотрев деяния Папы Николая, общим решением всех присутствовавших признал Папу Николая недостойным Епископского престола и общения с ним, а в заключение предал его анафеме²⁹⁶.

Вот всё, что сделал Фотий в защиту православия и древних постановлений вселенской Церкви. Он написал послание, в котором со всею верностью изложил нововведения в догматах Римской Церкви и обрядах, доселе ею содержимых, и созвал Собор для рассмотрения нововведений и обсуждения поступков Папы Николая. Соображая действия Фотия с ходом дела, противно даже здравому смыслу предполагать, чтобы три Восточные Патриарха, бывшие уже под игом поклонников Магомета и ни в чём не зависевшие от Фотия, чтобы также все Восточные Епископы и ближайшие к Константинополю Западные, признали действия Папы Николая незаконными, а сделавшиеся в то время известными на Востоке догматы и обряды Римской Церкви – нововведениями: если бы Восточные Патриархи и бывшие на Соборе Епископы не были глубоко убеждены, сохранившимся в их Церквах преданием, в истине того, что определили и утвердили на Соборе своими подписями. На каком же основании писатели Римской Церкви о сию пору вопиют, будто Фотий, побуждаемый честолюбием, отторгся от подчинения Папе Римскому? Как же отступились от него Александрийский, Антиохийский, и Иерусалимский Патриархи, бывшие уже под игом Магометан и ни в чём не зависевшие от Фотия? Не ужели сии Патриархи и другие Епископы Восточных Церквей, были младенцы, которых одно окружное послание могло убедить в истине того, что будто бы было противно древнему учению и постановлениям вселенской Церкви? Нет, одним посланием, в одно так сказать время, невозможно совратить, в деле веры и жителей одной деревушки! Так ли происходили отпадения от веры в древние и новейшие времена? Арий имел предшественником Павла Самосатского, и притом распространял своё учение всеми средствами; другие ереси целые веки растлевали умы своими внушениями; Лютер и Кальвин не только имели предшественников, Виклефа, Гусса, Иеронима Прагского, но и силою слова и бесчисленными сочинениями своими и своих последователей, при самых благоприятных обстоятельствах, едва могли увлечь народы к отпадению от Папского над ними владычества.

Но защитнику православия и древних прав вселенской Церкви свыше предопределён был ещё жребий гонимых миром за правду и всячески неправедно злословимых за Христа Спасителя. Василий Македонский, из опасения лишиться жизни от неистового Михаила, умертвив его, взошёл на Царский престол по ступеням, обагрённым кровью Императора. Совершив такое злодеяние, по свидетельству Греческих историков и Симеона Логофета, врага Фотиева, в один из больших праздников, Василий вошёл в церковь, и с наглою дерзостью приступил к бескровной жертве; но был удержан Фотием от св. причастия, как цареубийца²⁹⁷. Василий, рассвирепев, созвал частный Собор, и, низложив Фотия, заключил его в монастырь под тем предлогом, будто он, низвергнув Игнатия, неправильно, самовольно взошёл на его кафедру. Пользуясь таким насилием Василия, особенно же завидуя необыкновенной учёности Фотия, враги его, как обыкновенно поступают люди необразованные, принялись самыми нелепыми сказками и клеветами помрачать доброе его имя. Но Василий Македонский, желая своим насильственным действиям доставить вид законности²⁹⁸, по удостоверению Анастасия Библиотекаря, отправил к Папе и трём Патриархам письма, и просил разрешительных для Патриарха Игнатия грамот, легатов из Рима и местоблюстителей от Патриархов, для составления Собора. Вместе с сим отправлены были в Рим: со стороны Игнатия, Иоанн Митрополит Силейский, а со стороны Фотия, Петр Сардийский²⁹⁹. – Но Папа Николай уже скончался; а преемник его Адриан, приказав сжечь все акты бывших при Фотие Соборов и, предав его самого анафеме с его соумышленниками, отправил в Константинополь легатов для составления Собора. Между тем Игнатий, по удостоверению Никиты Пафлагонитянина, отлучил от св. причастия не только Фотия, но и всех посвящённых им. Не смотря на то, по прибытии легатов, Император и Игнатий, при всех своих усилиях, не могли даже под конец Собора созвать Епископов более 102, т. е. целою третью меньше того числа, которое собиралось по призыву Фотия. В качестве же местоблюстителей Патриарших приглашены были на Собор, не имевшие никакого на сие полномочия, Восточные иноки, отправленные по делам гражданским от Калифа, как это усматривается из письма Фотия к Феодору Молчальнику. На Соборе легаты, прежде всяких совещаний, с беспримерною в Церковной Истории наглостью, потребовали, чтоб Епископы подписали то, что было составлено самими легатами и противно канонам церковным, к явному унижению Восточных Церквей и признанию мнимого величия Римской³⁰⁰. Император с Игнатием некоторых Епископов насильно заставили дать требуемые подписки, а других ничем не могли к тому принудить; все же вообще Епископы горько жаловались на уничижение св. Церкви подписью Формулы, заключавшей в себе лживые мнения, противные постановлениям вселенских Соборов. Почему Император, как уверяет Анастасий Библиотекарь, приказал похитить те подписки из дому легатов.

В первое заседание Собора, присутствовало на нём только восемнадцать Епископов, из коих были пять Митрополитов и семь Епископов, доказавших преданность свою Игнатию перенесением из-за него от Варды гонений, три Папские легата, два инока, в качестве мнимых местоблюстителей от Восточных Патриархов и Митрополит Тирский. На втором заседании явилось 28 Епископов, 11 Пресвитеров, 9 Диаконов и 7 Иподиаконов. В продолжении третьего заседания послано было убеждать ещё некоторых Епископов, посвящённых Игнатием, к прибытию на Собор; но они от этого отказались. На четвёртом заседании легаты долго усиливались обличить Митрополитов, коих Фотий посылал к Папе Николаю, будто Папа имел с ними общение. Но как они неоспоримо утверждали своё показание: то их выгнали из Собора. На пятое заседание насильно привели Фотия; но на все предлагаемые ему вопросы он отвечал, подобно Спасителю, безмолвием. На шестом заседании Император уговаривал Епископов, бывших на стороне Фотия, отступиться от него: некоторые повиновались, а один Епископ требовал от Императора письменного ручательства, что Епископы могут на Соборе говорить свободно. За тем, после многих состязаний в пользу и против Фотия, легаты изгнали трёх Епископов и одного Митрополита, защищавших его. На седьмое заседание привели Фотия с Григорием Сиракузским. На сделанное Фотию предложение покаяться, он советовал врагам прийти в чувство покаяния, прибавив, что не имеет нужды отвечать на клеветы; а бывшие с ним Епископы жаловались, что им не дают говорить свободно. Но Собор, ничему не внимая, предал Фотия с Григорием и их приверженцами анафеме, сжег Соборные деяния Фотия против Николая, и возложил эпитимию на свидетелей против Игнатия. Наконец Собор приступил к решению вопроса о том, кому должны принадлежать Болгарские Епархии, потому особенно, что сам Царь Болгарский прислал спросить о сем. Восточные Епископы, вопреки всем настаиваниям Папских легатов, решили в пользу Константинопольской кафедры³⁰¹.

Однако же спор о Болгарии тем не окончился. Адриан писал к Императору, требуя, чтобы он заставил Патриарха Игнатия отказаться от Болгарии, под угрозою церковного запрещения ему лично, и извержения посылаемых от него в Болгарию Епископов. А преемник Адриана, Иоанн VII, угрожал Игнатию, что если он чрез два месяца не откажется от Болгарии, то будет лишен св. причастия; а когда станет ещё упорствовать, то будет низложен³⁰². Смерть избавила дряхлого восьмидесятилетнего Игнатия от угроз Римских. Фотий страдал в темнице, а с ним страдала и вся Константинопольская Церковь. Злостные враги Фотия не только не допускали к нему ни родственников, ни друзей, и лишили его всякого человеческого пособия, но даже отняли от него книги. Перенося столь тяжкое страдание, Фотий между прочим писал к Императору: «Не прошу у тебя ни почестей, ни славы, ни благосостояния; прошу только того, в чём и варвары не отказывают своим врагам: прошу жизни, которая не была бы хуже смерти, или скорейшего избавления от сего бедствия»³⁰³. А жалуясь на горькое своё положение оставшимся ему верными Епископам, коих считалось до трёхсот, выставлял в письмах своих, в доказательство своей правоты, как явное чудо, что среди столь ужасной бури и такого смятения обстоятельств, никто из знающих его Епископов, ни малого городка, ни областной столицы, не отделился от него и не увлёкся потоком обстоятельств³⁰⁴. Наконец сам Император убедился в страдательном положении Епархии Константинопольского Патриаршества, удостоверившись, что большая часть Епископов, им преследуемых, непоколебимо остается на стороне Фотия, как невинного страдальца. Сверх того, испытывая неотвязчивые притязания Рима и видя крайнюю дряхлость Патриарха Игнатия, в последний год его жизни, он вызвал Фотия из одиннадцатилетнего заточения и немедленно по кончине Игнатия возвёл его на Константинопольскую кафедру³⁰⁵.

В тоже время Сарацинские набеги, угрожая Италии, заставили Римскую Церковь переменить враждебные отношения её к Фотию. Папа Иоанн IX, в надежде получить помощь от Императора Василия, решился сблизиться с Фотием, под видом снисхождения к первому его избранию, предполагая вместе с тем склонить его на уступку Болгарии. Об этом Папа писал и к Императору и это внёс в инструкцию своих легатов, требуя сверх того, чтобы Фотий испросил прощения на Соборе. На таких условиях Иоанн обещал все бывшие против Фотия Соборы считать как бы не существовавшими. Писатели Римской Церкви, опираясь на пасквильных сочинениях врагов Фотия, утверждают, будто те Папские послания повреждены³⁰⁶. Мало того, они самого Иоанна, за сближение его с Фотием, клеймят названием бессильной старухи. Что ни утверждали бы однако же поборники Папского престола, только по поводу посланий Папских к Императору и Фотию, в 879 году составился в Константинополе многочисленный, под председательством Фотия, Собор, на котором, кроме местоблюстителей Патриарших престолов и Папских легатов, присутствовало 383 Епископа. Всех заседаний сего Собора было семь. Из действий, бывших на нём, замечательны следующие. По открытии Собора, тотчас в начале совещаний, Захария, Халкидонский Епископ, не обинуясь, в лице всех присутствующих, сказал, что виною всех страданий Фотия было глубокое его знание Божественных писаний и наук человеческих, которые навлекли на него зависть и гонение; что Собор созван для Римской Церкви, а не для Восточной, которая всегда сохраняла единство духа с Патриархом Фотием. Всё это подтвердили и Отцы Собора. На втором заседании, Восточные Иерархи отвечали легатам, что дело о Болгарии зависит от воли Императора, а Фотий изложил оправдание в своём поведении со времени возведения его в сан Патриарха. За тем прочтены письма Восточных Патриархов, из коих Александрийский писал, что он предал анафеме иноков, дерзнувших заседать на Соборе против Фотия, в качестве местоблюстителей его, Александрийского, и Иерусалимского Патриарха, а Антиохийский уверял, что участвовавший на том Соборе Митрополит принёс покаяние. На третьем заседании отринут Собор, бывший против Фотия при Игнатие. Отцы Собора, подтвердив снова, что дело о Болгарии относится к Императору, объявили, что, рассуждая о деле Фотия, надобно говорить не о подсудности его Римской Церкви, а только о общении с нею во свидетельство любви. В четвёртом заседании, из условий, предложенных Римскими легатами, Собор одни принял, другие отверг. В пятом осуждены нарушители мира Церковного и признано справедливым, чтобы отлученные Фотием и Иоанном взаимно признавались отлученными, и чтобы Папа не прибавлял ничего нового к преимуществам своего престола. На шестом заседании, в присутствии Императора и сыновей его, прочитан Никейско-Константинопольский символ веры без Латинского прибавления; подтверждено, что никто не имеет власти составлять другой образец веры, делать сокращения его, или прибавления к нему. Наконец, на седьмом заседании объявлены недостойными Церковного общения не признающие Фотия законным Патриархом³⁰⁷.

Страшась Сарацинских набегов, и не оставляя желания приобрести Болгарскую область, Папа Иоанн не решался явно отвергнуть постановления сего Собора; но писал к Императору и Фотию, что признаёт милость, оказанную последнему, только не признаёт Соборных деяний, ибо легаты его не следовали данной им инструкции. Между тем, так как на Соборе, оправдавшем Фотия, Папский легат Марин никак не соглашался отвергнуть бывший против Фотия при Игнатие Собор, отринутый самим Папою Иоанном: то, упомянутого легата Император повелел целый месяц содержать в темнице³⁰⁸. Почему, сделавшись Папою, Марин из личной ненависти против Фотия, снова осудил его в Риме; чему последовали и преемники его, Иоанн и Стефан.

Столько раз невинно гонимый, преследуемый, судимый, Фотий, по кончине Императора Василия, пред своею смертью подвергся опале его преемника: Император Лев Философ, подозревая, будто Фотий клеветал на него пред отцом его, без всякого исследования и суда, сослал сего знаменитого Патриарха в Армоникийский монастырь, где страдалец и скончался.

По смерти Фотия, Папа Формоз судил его уже умершего³⁰⁹. За что, по воле Промысла, Стефан VI приказал вырыть тело своего предшественника из могилы и бросить в Тибр; но писатели Римской Церкви доселе не перестают повторять клевет на Фотия, коего Греческая Церковь причислила к лику Святых³¹⁰.

Со времени Фотия не было уже искреннего союза между Восточными и Римскою Церковью. Между тем на кафедру Римских Епископов, в течении девятого века, восходили такие лица, коих сами писатели Римской Церкви именуют гнуснейшими по нравам чудовищами, от коих Церковь их перенесла несравненно более уничижения, нежели от языческих Императоров, от еретиков и от всех гонителей³¹¹.

Вместе с сим на Западе последовало в Церквах крайнее расстройство во всех отношениях, а нововведения, сделавшиеся известными Восточным Церквам около времён Фотия, не только не отменены, но, утвердившись навыком, повлекли за собою новые отступления от первобытного Христианского вероучения и постановлений Вселенских Соборов³¹². Тщетно Восточные Императоры и Патриархи усиливались, со всею кротостью, вразумить Западных Епископов. Папы требовали уже от Церквей подчинения себе, а не единения в духе мира и любви Христианской. Да и не могли они уже внять голосу истины, когда на Западе верили лживым декреталиям мнимого Исидора Сивильского, как Евангелию, а в подтверждении заносчивых притязаний своих свидетельствовались подложными актами, подобными мнимой дарственной записи Великого Константина, на которую торжественно ссылался Папа Лев IX в письме к Михаилу Керулларию. Даже и общественные бедствия на Востоке и Западе тщетно внушали Папам миролюбие и смирение. Папа Лев IX отправил в Константинополь Кардинала Гумберта³¹³ с грамотою, в которой, велеречиво защищая Западные нововведения, упрекал православных в измышленных обвинениях; а Кардинал Гумберт, с своими товарищами, дошёл до такой дерзости, что, написав акт отлучения Константинопольской Церкви, наполненный самыми лживыми нелепостями, положил этот акт во время литургии на престол Софийского собора. Хотя столь дерзкий поступок не произвёл в жителях города никакого почти впечатления, до той степени, что Греческие Историки даже не сочли этот поступок заслуживающим упоминания в своих записках: однако же Патриарх Михаил Керулларий счёл долгом своим собрать в Царских Палатах десять Митрополитов и двух Архиепископов, с коими, рассмотрев предъявленные легатами грамоты и доказав, что они подложные, что следовательно Гумберт с своими товарищами пришли в Константинополь сами от себя, а не от Папы, постановил всенародно сжечь, и сжег составленный Гумбертом акт отлучения. Так совершилось окончательное разделение Церквей, по которому Римская Церковь отделилась от древнего общения с Восточными Церквами. Но особенно достойно внимания:

Какие плоды принесло отделение Римской Церкви от единения с Восточными Церквами для народов и Церквей?

Отделившись столь нагло от общения с Восточною Церковью, Папа стал уже самовольнее действовать во всех отношениях, потому что никем не был воспящаем, когда не признавал обязательными для себя древних постановлений и обычаев Церковных. В следствие сего, отношения Римской Церкви к частным Церквам, связанным с нею, как Патриаршею, совершенно изменились, а к Восточным действия её постоянно были уже враждебны, дышали бесчеловечною ненавистью. Вместе с тем, изменился образ древнего постановления Римских и подчинённых им, Западных Епископов; укоренилось изменение древнего догмата о Пресвятой Троице, и догматами провозглашены схематические, частные мнения; изменились также древние обряды и привошли новые, несообразные с обрядами первенствующей Церкви и духом Христианства. – Соблазнительно было бы описание действий и жизни всех Пап, занимавших Римский Епископский престол после разделения Церкви. Соответственно цели настоящего сочинения довольно указать, какими путями Римские Епископы достигли того чудовищного величия, в котором явились миру по разделении Церквей. Стараясь осуществить созданное гордостью понятие о своём достоинстве, Папы стали присваивать себе более и более власти, вмешиваться в государственные дела и народные происшествия. С сею целью управление зависевшими от них, как от Патриархов, Епископами и Епархиями учредили они по образу Феодального, или Калифатского правления. Провозгласив неподсудность не только своего лица, но и местной Римской Церкви³¹⁴, как своей Епархии, Папы, наконец, были признаваемы как бы Императорами, а новопоставленные ими Патриархи, Архиепископы и Епископы, как бы их Вассалами, наподобие подчинённых светскому Императору Герцогов, Курфистов, Князей и Графов, с тем различием, что церковная администрация была устроена искуснее светской, потому что в средние веки Западное духовенство было образованнее светских властей. С применением Церковного управления к Феодальному правлению, в нравах духовенства отразилось и своеволие Имперских вассалов, тем более, что многие Архиепископы обладали недвижимыми имениями, равнявшимися своею огромностью герцогствам и курфиршествам.

Нескоро однако ж такой образ Церковного правления утвердился на Западе повсеместно. Он получил особенную силу с возведением на Папский престол, в 1074 году, Григория VII, Гильдебранда. Утверждаясь на лживых декреталиях Исидора, Григорий в своих посланиях, буллах, бревиях и т. д. постоянно внушал всем и каждому измечтанное понятие о превознесении Папского достоинства и, как некоторые утверждают, даже отдельно издал-было определение Папской власти, коего сущность состояла в том, что Папа непогрешителен; что его суду подлежат все царства мира сего; что Папа имеет власть отлучать Царей от общения с верными и отлученных низлагать с престолов; что он может разрешать подданных от присяги и повиновения своим Государям; что подданные могут восставать против отлученных Государей; что Собор, созванный без дозволения Папы – не есть вселенский; что все важные церковные дела зависят от разрешения Папы; что он без Собора может низлагать Епископов и переводить их с одного места на другое³¹⁵.

Кроме сего Гильдебранд внушал письмами Епископам самые унизительные понятия о священном сане Государей³¹⁶, будто не зная, что, по учению слова Божия, Цари поставляются и царствуют содействием Промысла Божия; что Апостолы заповедали всем Христианам без исключения повиноваться предержащим властям (Рим.13:1). распространённые Гильдебрандом такие мнения и действия его, явно противные слову Божию и поведению первенствующих Христиан и Епископов, довели Христианских Государей до того, что для них несравненно завиднее была участь языческих Царей, гонителей Церкви, в царствование коих тысячи Христиан, будучи закалаемы подобно овцам, за имя Христово, пребывали однако ж непоколебимо верными, и без присяги, законным своим Государям.

Постоянно провозглашая величие Папской власти, Гильдебранд сравнивал её с солнцем, а Царскую власть с луною, заимствующею свой свет от солнца³¹⁷: посему требовал от Государей присяги в том, что они будут верны Викарию блаженного Петра, т. е. Папе, не станут посягать на имения, данные св. Петру Константином Императором и Карлом Великим; что верно, как следует Христианину, будут исполнять всё, что Папа велит им исполнить ради истинного послушания³¹⁸. Кроме такой присяги, Гильдебранд требовал ещё от всякого Государя определённой подати. Новейшие поборники Папской власти такие действия и притязания Григория VII, с его последователями, объясняют желанием его образовать на земле истинную Теократию, или Богоправление, по которому бы Папа был верховным судиею и правителем всех Государей и правительств. Но Господь наш Иисус Христос, истинная глава Церкви, с младенчества считал Себя подчинённым власти Царей земных, – допустил посредством св. Обручника внести Себя в народную перепись, беспрекословно подвергся суду язычника Пилата и по его определению претерпел крестные страдания. Он учил своих последователей, что царство Божие, царство Его [конечно истинное Богоправление], по своим кротким, мирным действиям, подобно тому, как если человек бросает семя в землю; и спит, и встает ночью и днем; но каким образом прозябает и вырастает семя, – не знает сам (Мк.2:26–27). Вообще, Он учил, что царство Его не от мира сего (Ин.18:36). А слово Божие решительно утверждает, что сам Бог дает земные царства кому хочет (Дан.4:29); что Им царствуют Цари, и сильные земли пишут правду (Притч.8:15).

Между тем, так как церковные имения на Западе, постепенно возрастали и, изъятые от несения общественных повинностей, были для правительств тягостнейшим бременем: то светские Владельцы, в возмездие за не взимание с церковных имений доходов, не иначе допускали постановление в сан Епископа, Аббата и Священника, как получив требуемую с них плату за дозволение впоследствии пользоваться церковными имениями. Такая сделка между светскими верховными властями и кандидатами на духовные места называлась инвеститурою. Гильдебранд предал её проклятию; и справедливо! только вместе с тем надлежало ему озаботиться, чтобы церковные имения исполняли также общественные повинности наравне с другими имениями. Имея в виду односторонность этого Гильдебрандова постановления, Император Генрих IV предположил, что, поддерживая вошедшую в обычай инвенституру, он будет защищать древние права правительств и владельцев, и потому созвал в Вормсе Собор, на коем постановлено низложить Гильдебранда с Папского достоинства³¹⁹. Но влияние Пап на дух народов в средние веки было столь сильно, что от Генриха и приближенные и подданные его отложились, и он, для освобождения от возложенной на него Папою анафемы, вынужден был обстоятельствами, к уничижению высокого своего сана, три дня, в одежде кающегося преступника, ожидать на дворе, в замке Коноссы, Папского разрешения³²⁰. Негодуя на такое уничижение Генриха, Германцы избрали на место его Швабского Герцога Рудольфа, которого Григорий венчал на царство, и на короне его, по приказанию Папы, были вычеканены слова: Petra dedit Petro, Petrus diadema Rudolfo³²¹. Но как и Генрих имел на своей стороне Епископов; то впоследствии, овладев Римом, он довёл Григория до того, что он скончался в изгнании. Чувствуя приближение смерти, Гильдебранд изрёк: «возлюбих правду и возненавидех беззаконие: сего ради умираю в изгнании». На сие один из присутствовавших Епископов, сказал: «Владыко! ты не умрешь в изгнании: ибо ты, как наместник Христов и преемник Апостолов, получил народы земли в достояние твое, и одержание твое концы земли». Так-то Епископы сравнивали бедного смертного с Богом Спасителем. Из этого видно, до каких гигантских размеров возросло в средние века понятие о Папской власти.

С этого особенно времени Папы стали предавать анафеме Государей, противившихся их видам; а если народы, не внимая громам Ватикана, оставались верными своим Государям: то Папы возлагали так называемые интердикты, или отлучение от общения с их Церковью, и на целые народы; вследствие чего, в отлученных странах повсеместно прекращалось Богослужение, и Христиане лишались утешения веры даже при смерти. Впрочем феодальный образ управления Церковью и самовластные постановления Гильдебранда не менее тягостны были и для духовенства, – по крайней мере, пока оно не привыкло к новому образу жизни. Григорий повелел и успел привести в исполнение своё распоряжение, чтобы приходские Священники или развелись с своими жёнами, или сложили с себя сан³²²; также настойчиво стал требовать присяги на верность себе от всякого Епископа и Священника, и дозволил всякому подсудимому переносить своё дело в Рим на окончательное решение. Вместе с тем, в силу даваемой Папе присяги, от всякого Епископа и от монастырей требовалось, чтобы они встречали, содержали на свой счёт и провожали с полным раболепием нунциев и легатов от ребра Папы, с многочисленною их свитою. Епископы обязаны были чрез несколько лет и в определённое время являться лично в Рим, или по меньшей мере чрез посредство самых доверенных лиц, представлять отчёт и доносить обо всём происходившем в их Епархиях; а Кардиналы, для поддержания блеска своего значения при Папском дворе, стали присвоять себе по нескольку Епархий и всеми средствами усиливать доходы с аббатств, а от народов требовались подати под различными наименованиями аннат, петитарий, динария св. Петра, и т. д. Кроме сего, не считая пошлин за различные разрешения и индульгенции, поступали в Римскую курию доходы с вакантных Епископских и аббатских мест; и всё это на том единственно основании, что св. Апостол претерпел мученическую кончину в Риме, а не в другом городе!

Несмотря на тягость таких нововведений для самого духовенства, они вошли в силу и вкоренились на Западе, потому что духовенству всеми способами было внушаемо, что ему принадлежит господство на земле; что сословие духовных выше всех земных властей. Так при посвящении на первую причётническую степень, Епископ, предложив посвящаемому вопрос: «чего он хочет?» и получив в ответ: «служить Богу!» вслед затем присовокуплял: «служить Богу значит царствовать» ³²³. Конечно, мысль эта в таинственном смысле господства над страстями и дурными своими склонностями справедлива. Но много ли и теперь найдется причётников, которые именно в таком смысле понимали бы это изречение? Как же понимали его в средние века? Между тем ещё до Григория VII, в Западной Европе, Епископы были действительными Князьями, Герцогами, Графами, часто предводительствовали войсками, или лично участвовали в войне; обладая же большими доходами, предавались всем видам роскоши, потому что имели возможность и способы удовлетворять всем своим прихотям; а вкусив сладость управления людьми и житье в обилии, не могли уже расстаться с своими привычками. По таким причинам и потому, что общественною жизнью овладел тогда характер духовно-светский, Гильдебранду тем удобнее было образовать Западную Церковь по своим заносчивым видам. Следуя им, и преемники Григория ни одного догмата веры не защищали с такою ревностью, как неприкосновенность недвижимых церковных имений и доходов духовенства; а защита Папы в средние века производила чрезвычайные потрясения в народах; тогда и религиозные по-видимому вопросы, причинявшие войну между Папами и правительствами, имели вещественные выгоды духовенства. С другой стороны, учреждённая на Западе для поддержания славы знаменитых предков и для переведения в потомство значительных недвижимых имений, система майоратства, лишая младших детей наследства, заставляла их, большею частью родни, вступать в духовное состояние. Таким образом младшие братья тех, которые получали майоратство, избрав духовное звание, под покровительством своих родственников, достигали Епископского и аббатского сана; а вместе с тем, поступая в полное распоряжение богатыми имениями какого-либо Епископства или аббатства, доходами с тех имений поддерживали, в силу майоратства оставшуюся без имения, младшую родню свою и доставляли ей видные места в государстве³²⁴. Такими путями утвердились на Западе новые Папские постановления и распоряжения, тем более, что Латинское духовенство исстари старалось усилиться на счёт других сословий общества, привлечением в свои ряды кандидатов из семейств царских, княжеских, графских, или по меньшей мере обладающих большим богатством, и притом возводило лица на высшие степени своей Иерархии почти всегда с обидою для людей, обладавших истинными достоинствами и заслугами.

С 1095 года, крестовые походы ещё более возвысили самовластие Пап и сообщили Западным Епископам власть могущественнее всякой другой. С Востока беспрестанно доходили тогда в Европу слухи о гонении в Палестине местных Христиан и путешественников ко святым местам, притесняемых фанатизмом поклонников Магомета. Народы Италии, Франции, Германии, даже отчасти Испании и Британии, возбужденные слезными повествованиями о бедствии Восточных Христиан, воспламенились желанием освободить святые места Палестины и, устремившись на Восток, подвергли местных православных жителей гораздо бедственнейшей участи, нежели какою они томились от неверных. Ужасные притеснения, перенесённые ими вовремя так называемых крестовых походов, можно сказать, навлечены были на православных отчасти и жалобами Иерусалимского Патриарха, Симеона, просившего защиты от Магометан. Ничего другого кроме бедствий нельзя было и ожидать от крестовых полчищ, составлявшихся из людей самых безнравственных, как это легко усмотреть из речи, произнесённой Папою Урваном II к собравшимся в Пиаченцу Королям, Герцогам, Курфирстам, Князьям, и другим. «Вы обидчики вдов и сирот», говорил Папа, «вы хищники, убийцы и главные враги, которые находите наслаждение в кровопролитии, смотрите, вот минута, когда вы можете показать, есть ли в вас истинное мужество, воины ли вы или хищные звери, какими вы показывали себя доселе! Или бросьте оружие, которым вы к своей потехе повергаете в трепет своих сограждан, или спешите с своим оружием во святую землю, чтоб сделать там из него праведное и славное употребление. Вы доселе хищники, сделайтесь воинами; идите правильной войной против неверных, – вы, которые до сих пор ратовали только против своих братий. И вы, которые за ничтожное золото продавали свои руки неистовству других, идите, ищите, наемные рабы, вместо земной мзды, небесного воздаяния. Вы, которые здесь, к своей и ближним гибели, истомляете свою душу и тело, спешите в чужие земли, ищите там сугубых выгод. Здесь вы печальны и скудны, там вы можете обогатиться; здесь вы враги Божьи, там вы можете сделаться Его истинными рабами. Так, я еще повторяю это, я говорю это прямо, потому что к тому обязывает меня сан мой: наемники диавола, сделайтесь наемниками живого Бога! Идите за Его знамением, и не страшитесь ничего: Он будет с вами шествовать. Все призывает вас последовать сей звучной трубе. Или вы возвратитесь победителями, или получите венец мученический. Идите... мы повелеваем вам тою силою, которую Иисус Христос дал св. Апостолу Петру и которая перешла на нас»³²⁵.

Своевольные, нищие, голодные крестовые полчища, как известно, всею тяжестью налегли на Греческую Империю, и начали свои подвиги грабежом мирных жителей. Неудачные усилия крестовых походов сперва овладеть Палестиной, а потом удержать её за своими предводителями, кончились порабощением Греческой Империи, и Греческая Церковь от Латинян претерпела столько обид, болезненных оскорблений, насилия, сколько не испытала в течении четырёх-векового Магометанского ига. Покорённые нечаянным нападением крестовых полчищ, Греки были открыто презираемы и уничижаемы ими. Иннокентий III послал в Константинополь от своего имени Патриарха Фому Морозина, а с ним множество Латинских прелатов и монахов, которые, образовав в Греции свою Иерархию, предоставили себе десятину со всех плодов, пятнадцатую часть всех недвижимых имений, и право наследовать, по завещанию, имения от светских лиц. Кроме сего Папа предписал Епископам, чтобы не признающих его главою Церкви они громили всеми ужасами, и Епископы употребляли самые жестокие средства для принуждения Греческих поселян к принятию Латинского вероисповедания. В особенности легат Папский, Пелазг, окружив себя безмерною роскошью, и облекшись в пурпуровую одежду, оказывал себя непримиримым врагом Восточной Церкви и без милосердия гнал тех, которые отказывались от принятия Латинства. Греческие монахи и священники были предаваемы жесточайшим истязаниям и заключаемы в темницы, а церкви запирались.

Папа Гонорий III предал анафеме всю Восточную Церковь и тем, которые будут сражаться против Греков, торжественно сулил те самые индульгенции, которые обещал за войну с Сарацинами. Мало того: он пламенно жаждал совершенного истребления Греков и всей Восточной Церкви. А Григорий IX, сравнивая Восточных Христиан с неверными Сарацинами, уверял мир, что Восточные Христиане Богоотступники: потому что хотят освободиться от Латинского порабощения. Не менее лютые гонения на православных производили крестоносцы в Сирии и Палестине. Овладев ими, Римские прелаты тотчас стали низвергать православных Патриархов, Митрополитов, Архиепископов, Епископов и Священников, а не соглашавшихся признать Папского над собою владычества убивали, вешали, сжигали. В Антиохии, Иерусалиме и на всех островах Архипелага, Латинские прелаты лично присутствовали при сжигании мучеников³²⁶.

Но наконец мера долготерпения Божия исполнилась. Крестоносцы изгнаны были Калифами из Палестины и Сирии. А Греки, по обыкновению, изъявляя полную готовность пролить последнюю каплю крови за новых своих Императоров (несмотря на то, что они были Латинисты), и быв глубоко убеждены в истине православного вероисповедания, решились по-прежнему твёрдо стоять за веру и не изменять православию. Впоследствии же, свергнуто было и иго Латинистов, восстановлена народная самостоятельность и независимость православной Церкви³²⁷.

Собственно для Европы властолюбие Пап, воздвигших крестовые походы, принесло такие блага, что Папы держали в руках своих судьбу Западных Государств, освобождали по своему произволу подданных от присяги, данной ими своим Государям [как наприм. поступил Григорий IX с Императором Фридрихом], вмешивались во внутреннее управление государств, налагали и безотчётно собирали подати с народов. Кроме того, крестовые походы доставляли оставшимся на месте Епископам и аббатствам такие богатые поминки, что если бы Русское духовенство захотело подражать Латинскому во время Татарского порабощения России, когда Ханы оказывали явное покровительство монастырям, церквам и их имениям, а Русские Князья, быв убеждены в бессилии своего владычества, и подвергаясь от Татар гонению и мучениям, сами отдавали свои имения в жертву церквам и монашеским обителям: то Русское духовенство обладало бы теперь целой Россией³²⁸. В Западной Европе Князья, Графы и вообще богатые владельцы, отправляясь в крестовые походы, завещали ли монастырям, на случай своей смерти, свои имения, или нет, во всяком случае, имения их и без завещания, как выморочные, присвоялись церквам и поступали во владение Епископов или монашеских обителей!

Размышляющему о таких действиях Пап и подчинённых им Церквей сам собою представляется вопрос:

Не ужели никому на Западе не приходило на мысль, что самовластие Пап совершенно противно духу Евангелия?

Сознавали эту истину многие. Так ещё на Соборе, созванном в Вормсе Генрихом IV, вменяли Григорию в вину то, что Архиепископов, Епископов и Пресвитеров, он, как рабов, попирал ногами³²⁹. Не смотря на упадок наук в тогдашней Европе, были люди, как бы по естественному чувству, или инстинкту, сознававшие незаконность власти, присвоенной себе Папами и соблазн, производимый растленным поведением духовенства. Только к прискорбию эти люди, по недостатку просвещения, не могли не впадать в крайности, не увлекаться мнениями, противными истинному Христианскому учению. Из числа таких людей Петр Бруйский (Petrus de Bruis) в 1122 году, Арнольд Брикский (Arnoldus Brixiensis), в 1147 году возбуждавший Римлян к освобождению от Папского господства, и за это сожжённый живой, Петр Вальд (P. Valdus), имевший около 1160 года многих последователей под именем Вальденсов, а спустя два века Иоанн Виклеф, в 1360 году, открыто провозглашали, что Папское правление есть порабощение Церкви. Даже проникнутые полным благоговением к Папскому сану, мужи истинно-просвещённые восставали против светской власти Римских Епископов. Так знаменитый строгостью иноческой жизни Бернард, Кляроваллийский аббат (1153 г.), осмелился писать к Папе Евгению III: «Учись председательствовать по примеру Пророков, не столько для того, чтобы повелевать, сколько для того, чтобы заниматься тем, чего требует время. Учись, что тебе нужен посох, а не скипетр, чтобы исполнять дело Пророка. Положим, что ты иное что бы то ни было усвояешь себе; но это не по Апостольскому праву. Ибо Петр не мог тебе дать того, чего (сам) не имел; что имел, то дал: попечение о Церквах; но (дал ли) и господство? Внемли ему: ни яко обладающе причту, но образи бывайте стаду (говорил он). А чтобы ты не думал, что это сказано по одному смирению, слыши глас Господа в Евангелии: Царие язык господствуют ими... вы же не тако. Очевидно, Апостол запрещает господствование. Посему, если ты, господствуя с жадностью, пользуешься Апостольством, или в качестве Апостольского преемника (пользуешься) господством: то поистине не достигнешь ни того, ни другого; а если захочешь иметь то и другое вместе, то потеряешь то и другое»³³⁰. Такие же истины Бернард внушал Евгению и в других посланиях, напр. «Над прегрешениями, а не над имуществами власть ваша (Пап); потому что ради оных получили вы царствие небесное³³¹. И не ужели потому, что ты (именуешься) верховным Первосвященником, в самом деле ты верховный? Кто верховный? Тот, кому нечего придать. Очень ошибаешься, если считаешь себя верховным»³³². «Не думай, что тебе позволено отсекать от Церкви члены, превращать порядок, прелагать пределы, которые поставили Отцы твои. Если закон правды требует оберегать собственность каждого; то отнимать принадлежащее кому-либо, каким образом можно согласить с правдою? Всяка душа властем предержащим да повинуется. Не говорит Апостол: предержащему, как бы одному, но предержащим, как многим. Следовательно, не одна твоя власть от Бога»³³³.

Но самовластие Пап наскучило наконец народам, а безнравственность духовенства на Западе, особенно монашеских орденов, каждому здравомыслящему внушала, что не естественно одному человеку управлять всеми царствами. Ревность, возбудившая крестовые походы, постепенно охлаждалась в народе, и наконец охладела до того, что Христиане повсеместно отказывались от тех походов, стоивших жизни многим сотням тысяч людей и многочисленных сокровищ, и не принёсших почти никакой или весьма малую пользу Христианству. Вместе с тем величие измечтанной Папской власти начало, очевидно, помрачаться; на возгласы их перестали откликаться народы; Государи начали сознавать высокое своё достоинство; а всеобщий в Западных Церквах беспорядок произвёл разделение их. В таких обстоятельствах Кардиналы избрали двух Пап, Урбана VI и Климента VII. На стороне первого была Италия, Дания, Германия, Венгрия, Швеция и Норвегия; а второго признавали Папою Франция, Шотландия, Неаполь, Аррагония, Кастилия, Лотарингия и Сабадия. Около 70 лет, именно с 1378 до 1443 года, продолжалось это разделение, и не заслуживало бы имени раскола, если бы последователи Римской Церкви сознались откровенно, что власть, присвоенная ими Папам, измышлена и не имеет никакого основания ни в слове Божьем, ни в предании, ни в постановлениях вселенских Соборов; и что управление вселенскою Церковью, рассеянною по всему миру, среди неисчислимого разнообразия правительств; обычаев, языков, для одного смертного человека решительно невозможно. По меньшей мере, как те народы, которые в одно и тоже время признавали законным Папою одного, так и те, которые допускали и другого Папу, были совершенно правы. Но наконец Западные Церкви торжественно сознали и открыто засвидетельствовали двумя великими своими Соборами, Констанским и Баденским, что Папа есть лицо подсудимое вселенскому Собору; что только вселенский Собор есть такое церковное сословие, коего суду подлежат все члены Церкви, не исключая никого.

Какие же дела совершались в Римской Церкви, можно видеть из посланий, отправленных различными лицами и сословиями на Констанский Собор. Так от имени Краковского Университета отправлено было на тот Собор послание, в котором между прочим сказано было собравшимся на Соборе: «Разрешите оковы, стесняющие и угнетающие Невесту Христову и ее свободу; отнимите от нее поношение и презрение, которыми она, вы это знаете, в течении стольких лет, уничижена, как от духовных, так и от мирских. Вы, сошедшиеся к житнице Господней, отделите и исторгните плевелы от пшеницы, т. е. негоднейшее семя симонии, которое осязаете на поле Господнем, повсеместно посеянное, врагом человеком. Измите наконец ветхую закваску чудовищного честолюбия от духовных, которые, исстари стекаясь к Римской курии для овладения церковными должностями, не ленивее купцов, съезжающихся на ярмарку, о сих должностях неутомимее состязались, чем о наградах, раздаваемых на публичных играх... Да снидет еще, умоляем, новое орошение (благодати) на мужей, полагающих, что они ведут жизнь монашескую... Многочисленность их, расслабленная праздностью, отставшая от монашеских правил св. Отец, безобразит лице Невесты. Исторгните терние сладострастия... искорените крапиву гордыни и надменности, а равно лихоимство (tribulos) неправды в мужах церковных... но прежде всего в начальниках священников»³³⁴.

Провозглашение о подсудности Пап вселенским Соборам, очевидно усматривается из самого надписания и действий того Собора. Деяния его о сию пору издаются на Западе с таким надписанием: «Святейший вселенский Констанский Собор, представляющий в Духе Св. вселенскую Церковь, законно собравшийся для искоренения раскола, ересей и заблуждений, также для должного преобразования самой Церкви в главе и членах. Сей вселенский Собор имеет непосредственно от самого Господа Иисуса Христа (такую) власть, что ему (Собору) должен повиноваться всякий, даже Папа, в том, что касается веры, истребления раскола и преобразования Церкви в главе и членах. Если же Папа, или кто другой, откажется следовать постановлениям сего, или всякого другого вселенского Собора: то подлежит соответственной епитимьи, даже в случае нужды, подвергается другим законным наказаниям»³³⁵.

Констанский Собор начался, как сказано в самом начале его деяний, под председательством Святейшего во Христе Отца и Господина Иоанна, Божественным промышлением XXIII, Папы. А как Иоанн XXIII содействовал, или, по меньшей мере, не противился созванию Констанского Собора, то при самом открытии его, Соборный оратор превозносил Папу такими хвалами: «Святейший Господин наш Иоанн XXIII, подражая Христу, низшел из Италии в Констанс, оставил там отечественный свой город и наследственное достояние и ищет (instat) заблудших овец, чтобы исторгнуть из челюстей волчьих»³³⁶.

Чем же кончилось такое превознесение Иоанна XXIII? – Чрез несколько соборных заседаний, Собор торжественно судит и низлагает Иоанна. Вот несколько пунктов из определения Констанского Собора, относительно низложения Иоанна XXIII: «Дознано», говорит Собор, «и доказано, a) что реченный Г. Иоанн Папа был и есть человек жестоковыйный, упорный, грешник, закоренелый, неисправимый, явно соблазняющий Церковь Божию, благоприятствующий расколу и такой, что сделался недостойным Папства и исправления оного, и таким считается, признается, именуется и изобличается».

b) «Что тот же Г. Иоанн Папа был и есть во всех выше реченных и в каждом порознь [беззакониях] открыто и достоверно оговорен, обесславлен и за такового, и таковым в Римской курии и вне оной, где только об нем знают, считался, был признаваем, именуем, оговариваем, за такового и таковым [был обвиняем] явно и открыто».

c) «Что он, Г. Папа, был и есть беззаконник, достоверно обвиняемый в человекоубийстве, в отравлениях и других тяжких злодеяниях, в которых оговаривается запутанным, сильно обесславленным, расточителем имений и губителем их, известным святокупцем, упорным еретиком и Церкви Божией открытым соблазнителем, неисправимым и во всем таковым, что сделался недостойным Папства и исправления оного, а равно Апостольского престола и управления вселенскою Церковью».

d) «Что реченный Иоанн XXIII часто и многократно, пред различными духовными сановниками, и другими честными и почтенными (probus) мужами упорно, по внушению диавола, говорил, утверждал, доказывал, удостоверял, что душа человеческая умирает и потухает вместе с телом человеческим, на подобие душ животных и скотов; также говорил, что умерший однажды в последний день отнюдь не воскреснет»³³⁷. и пр.

Вслед за низложением Иоанна XXIII, Констанский Собор низложил Венедикта XIII, имевшего местопребывание в Каталонии и Григория XII, который впрочем сам отказался от Папства. Известно ещё, что Иоанн XXIII предал Владислава Короля Венгерского проклятию, до третьего рода включительно, за то, что он был на стороне Григория XII и канонизировал, или причислил к лику Святых Бригитту, которую Григорий XII, умирая, велел изгнать из Рима, как мечтательницу, вредную для Церкви. По сему случаю, Протестанты замечают об Иоанне XXIII, что он, дав Бригитте место на небе, не имел силы удержать своего места на земле³³⁸.

Достойны ещё внимания положения Парижских учёных, не утверждённые, но и не отвергнутые Констанским Собором, а принятые как бы к сведению может быть потому, что тогдашнее положение самих Епископов Западных было очень не прочно. Возбужденный Гуссом и Иеронимом Прагским, всеобщий народный дух открыто роптал на безотчётность доходов, получаемых Епископами с огромных имений. Посему Епископы имели нужду в такой опоре, какую на Западе составляет Папская власть. Впрочем означенные тезисы, или мнения Парижских учёных постоянно издаются вместе с деяниями того Собора.

Вот некоторые из тех положений:

«Воинствующая Церковь, представляемая священным Собором, необходимее Папы: ибо никому не случается приобресть спасение вне Церкви; тогда как многие спаслись без Папы. Также, когда вовсе не бывает Папы, многие спасаются посредством св. крещения, а другие посредством покаяния».

«Церковь сильнее и могущественнее Папы; потому что написано: и врата адова не одолеют ей, которые часто преодолевали Пап».

«Церковь вернее и постояннее в вере, нежели Папа: ибо случается, что Папа бывает еретик и погрешает касательно веры. Но этого никак нельзя сказать о вселенской Церкви».

«Церковь умнее Папы, по причине великого множества мудрых, сущих в Церкви, в коих мудрость обильнее и многообразнее, нежели в одном человеке, именуемом Папою».

«Церковь вселенская выше Папы, по отношению к необходимости, почтительности, мужеству и мудрости. Христос, жених Церкви, дал ей, невесте своей, ключи царства своего с другими дарованиями. Это доказывается изречением блаженного Августина, который в толковании на Матфея (Мф.16:16), говорит: Петр означает Церковь! и ниже: Церковь основана на Христе, от Него получает власть вязать и решать. Из сего следует, что Церковь вселенская не от Папы имеет ключи царства небесного, а напротив Папа от Церкви, которая посредством избрания дает ему власть действования и употребления ключей».

«Церковь, в достаточном количестве членов своих собравшаяся (sufficienter congregata), может данные ей от Христа ключи употреблять во многих случаях, – может и Папу, и каждого члена Церкви судить, исправлять и на законном основании низлагать: ибо позволительно исторгать меч из руки бешенного (furiosi). Власть, которую имеет Папа, или иной кто-либо от Церкви, дана ему не на разрушение, а для назидания; следовательно, если он употребляет ее на разрушение и к соблазну целого Христианского народа, позволительно отнять ее из рук его»³³⁹.

Не смотря однако же на всеобщее желание Западных народов, Констанский Собор не произвёл желаемого преобразования Западной Церкви, именно потому, что Император Сигизмунд, допустив прежде заключения Собора, избрать и посвятить Папу Мартина V, не мог уже иметь надлежащего влияния на Собор; Мартин же нимало не уступал ни просьбам, ни угрозам Императора. Итак, после всех усилий склонить Папу к искоренению происходивших в Церкви беспорядков и соблазнов, Сигизмунд спросил Папу Мартина: «Для какой цели, святой Отец, сидим мы в Констансе?» – «Для преобразования Церкви», отвечал с холодностью Папа. – «Поверит ли кто этому», сказал Император; «вы можете прощать грехи, но не можете позволять их!» – Но Мартин нашел средство к успокоению Императора: зная, что Сигизмунд крайне нуждается в деньгах, Папа дозволил ему собрать на свои нужды десятину за один год со всех Германских Церквей, хотя сам торжественно обещал на Соборе не налагать в свою пользу на Церкви десятины без их согласия³⁴⁰.

Базельский Собор, продолжавшийся с 1431 по 1439 год, решительно определил, что: «Если бы Церковь могла погрешить (когда достоверно известно, что Папа может впасть в заблуждение); тогда и Папа, и целое тело (Церкви) состояло бы в заблуждении, – вся Церковь погрешила бы; чего быть не может. Ибо опыт доказывает, и мы часто испытываем и читаем, что Папа, хотя глава и главнейшая часть (тела Церкви), заблуждал; но чтобы остальные (члены) тела при заблуждении Папы также заблуждали, никогда не читали. Посему остальное целое тело осуждало и подвергало запрещению, или низлагало Папу, как по отношению к вере, так и нравам». Итак Евгений IV, опасаясь низложения, коим угрожал ему Базельский Собор, не смотря на самые хитрые свои извороты, вынужден был утвердить его буллою, начинавшеюся словами: «Определяем и объявляем реченный вселенский Собор, со времени вышесказанного начала своего, законно продолжавшимся и продолжающимся»³⁴¹.

Кроме сего известна так называемая декларация Французского духовенства, составленная под редакцией знаменитого Боссюэта, в 1682 году Марта 19 числа, вторым пунктом коей провозглашено, что: «Та власть, которую имеют в делах духовных святое Апостольское седалище и преемники св. Петра, не выше власти вселенского Собора, представителя всей Церкви Кафолической, которого определениям повиноваться должен каждый Христианин, какого бы ни был звания и достоинства».

Такие опыты определений Западной Церкви, касательно учения о неограниченной и непогрешительной власти Папы, по-видимому, должны были вести к соединению Церквей, разделившихся от преобладания Папской власти. Потому, теперь естественно возникает вопрос:

Были ли со стороны Церквей усилия и проявлялось ли в Христианах влечение к соединению Церквей?

Со времени разделения Церквей при Михаиле Керулларие, при всей готовности Восточных войти в древнее единение, в союз мира и любви с Западными Церквами, такое соединение, как доказывает переписка о сем Патриархов Константинопольского Михаила и Антиохийского Петра, оказалось невозможным, потому что Папы требовали не единения Церквей, а подчинённости им. Так Григорий VII, хотя занятый преобразованием Западной Церкви и распрями с Генрихом IV, не успел ничего предпринять против Восточных Церквей, однако ж в послании к Греческому Императору Михаилу, в противность истине и свидетельству Истории, называл Константинопольскую Церковь дщерью Римской. Насилия Римских эмиссаров, причинённые православным во время крестовых походов, и поступки крестоносцев начертаны в летописях Восточных Церквей кровавыми письменами. Но для православных всего горестнее было то, что Крестоносцы, в продолжении своих подвигов, к вящему отягощению судьбы Восточных Христиан, с явным желанием отнять у них всякое утешение, похитили с Востока и перенесли на Запад мощи св. Григория Богослова, св. Иоанна Златоуста, св. Апостола Матфея, Царицы Елены, блаженного Иеронима, св. Апостолов Варфоломея, Симона, Иуды, Андрея и Евангелистов Луки и Марка, св. Афанасия Великого, преподобного Саввы и множество других святынь, которые, быв перевезены большею частью в Рим, теперь, к огорчению Христианского чувства, или утаены в Риме от благочестивых взоров, или поставлены на недоступной высоте, или ограждены неприступною решеткой, или наконец оставлены без всякого внимания, до той степени, что, по удостоверению путешественников, весьма трудно допытаться, где какие почивают мощи³⁴². При всём том, в Восточных Христианах всегда проявлялось искреннее влечение к единению и общению с Западными; да и Западным Христианам Римские пропагандисты не скоро успели внушить тот враждебный, человеконенавистный дух, который теперь проявляется в них к Христианам Восточного вероисповедания.

Так ещё в царствование Михаила Комнина (около 1180 г.), по случаю нападения Сарацин на Малоазийские области Греции и овладения городом Мирами Ликийскими, Апулийские Христиане в Италии, сохранявшие древнее православие и признававшие себя зависящими от Константинопольского Патриарха, перенесли мощи св. Николая³⁴³ в г. Бар. Радость Восточных Христиан (преимущественно в тех странах, в которых совершалось Богослужение на Славянском языке) о перенесении мощей св. Николая и спасении их от Сарацин была так велика, что во всех Славянских странах, следовавших Восточному вероисповеданию, положено было впоследствии праздновать 9 числа Мая перенесение тех мощей в г. Бар³⁴⁴. На Афонских горах, ещё в 1196 г., несмотря на существовавший разрыв Церквей, в монашеских обителях Ивира и Амалфийской, Богослужение совершалось на Грузинском и Латинском языках³⁴⁵. Подобно тому, как Восточные Христиане увековечили установлением праздника перенесение мощей св. Николая в г. Бар, Христиане Западных Церквей, особенно соседственных с Русскими странами, с благоговением усвояли себе и прославляли имена Святых Русской Церкви: Великого Князя Владимира, Великой Княгини Ольги, св. благоверных Князей Бориса и Глеба, несмотря на то, что сим Святым и на мысль не приходило быть в подчинении у Римского Епископа!

В частности, между Греческими Императорами, Константинопольскими Патриархами и Папами были сношения о примирении и соединении Церквей; но Папы заботились только о превознесении своей личности и порабощении Церквей своему властолюбию. Доколе Константинополь был в Латинских руках, Папа Греческому Императору Ласкарису, основавшемуся в Никее и жаловавшемуся на вероломство и неистовство Латинян, великодушно советовал покориться Латинскому Императору. Были сношения тоже о соединении Церквей между Папою Григорием IX и Патриархом Германом; но также не имели благоприятных последствий. С ослаблением власти Латинян в Константинополе, Папа Иннокентий IV на предложение Греческого Императора Иоанна, в 1254 году, ответствовал нерешительно, предполагал дело Латинского и Греческого Императоров рассмотреть на Соборе и писал к Греческому Императору, что хотя бы он снова овладел Константинополем; всё не мешало бы, чтобы в нём имели пребывание Патриархи Греческий и Латинский.

Впоследствии, по отнятии Константинополя у Латинян, Греческие Императоры, предвидя неизбежное порабощение своей Империи, расслабленной и совершенно расстроенной, постоянно усиливающимся воинственным фанатизмом поклонников Магомета, и предполагая, что Папы по-прежнему управляют Европейскими Государями и по произволу двигают народными силами, обольщались надеждою, что, подчинив константинопольское Патриаршество и самих себя владычеству Папскому, они успеют сохранить самобытность своей Империи, а впоследствии заживят глубокие её язвы, причиненные ей Латинами и другими бедствиями. Но эта надежда была суетна и даже пагубна, ибо ускорила падение Восточной Империи! Самобытность Греческого правительства гораздо благонадежнее могла бы быть поддержана всецелой преданностью первобытному православному учению Греческой Церкви, доселе сохраняющему народность, язык и обычаи православных народов, состоящих под Турецким владычеством.

Так Император Михаил Палеолог, опасаясь изгнанного им из Константинополя Латинского Императора Балдуина, искавшего себе помощи у сильных на Западе Государей, Лудовика Французского и брата его Карла, обращался к Папам Урбану IV и Клименту IV, под предлогом желания восстановить соединение Церквей, и изъявлял удивление, что Урбан IV отлучил от Церкви Генуэзцев за союз их с Грецией. Папа отвечал, что доколе Император и Греческая Церковь не подчинятся Римскому престолу, дотоле не допустит он, чтобы кто-либо из Латинских Государей оказывал Грекам какую-нибудь помощь. Вслед за тем Урбан, в 1263 г., отправил к Михаилу Палеологу четырёх Францисканских монахов для соглашения о вере. Написанное по сему случаю изложение её Императором Михаилом, получил уже преемник Урбана, Климент IV; но, будучи им не доволен, потребовал от Императора нового изложения веры, по образцу Римского³⁴⁶.

Побуждаемый тесными обстоятельствами своей Империи, тем более, что не успел склонить Лудовика Французского, за его смертью, в посредники к отклонению оружия, угрожавшего Грекам со стороны Карла Анжуйского, Михаил Палеолог обратился к Папе Григорию X, и вместе старался у себя побудить Патриарха Иосифа и Епископов подчиниться Папе. Но они внимали Императору безмолвно, а с посланниками Папы обходились вежливо, в надежде, что замыслы Императора останутся тщетными. Григорий X предлагал Императору и Патриарху, прислать сановников своих с полномочием, между тем как Император усиливался склонить к своим видам Патриарха и Епископов софизмами и угрозами. Они безмолвствовали, но наконец, по требованию Императора говорить, книгохранитель Векк отвечал, что вечная казнь ужаснее временной, и что Римляне, по его убеждению, еретики. Император, распустив собрание, заключил Векка в темницу, и, написав апологию Римского вероисповедания, требовал от Патриарха немедленного на неё ответа. Патриарх с полным собранием духовенства опроверг апологию Императора. Между тем темничное заключение Векка склонило его на сторону Императора: по освобождении от уз, наделённый книгами, Векк казался убеждённым, что соединение с Латинами возможно, если они исключат из символа, сделанное ими, прибавление. В тоже время Патриарх разослал к Епископам, написанное монахом Иовом, опровержение Латинского вероучения, которое утвердили своими подписями Греческие Епископы, кроме имевших земные виды³⁴⁷.

Убедив Патриарха Иосифа заблаговременно оставить патриаршие палаты, Император отправил прежде низложенного им Патриарха Гермогена и Митрофана Никейского, с Логофетом Георгием Акрополитом, посланниками к Папе. А как надежда совратившегося Векка – подготовить умы к затеянному соединению, посредством софизмов, не сбылась: то Михаил, собрав ещё однажды Епископов, старался убедить их, будто те разности, на коих он думал заключить соединение с Папою, ничтожны. Но когда потребовали у них мнения об этом, некоторые отвергли предложение Императора безусловно; а другие с некоторыми ограничениями... Потеряв терпение, Император у некоторых насильно исторг требуемые подписи; а другие подписке, противной их совести, предпочли изгнание. Отправленные Императором послы прибыли в Лион к торжественному Папскому служению, на котором, в день св. Апостолов Петра и Павла, читан был символ веры на Греческом и Латинском языке, с прибавлением; а 6 Июня, по собрании Епископов, Папа объявил о цели прибытия послов от Императора; затем читаны были его грамоты, которые начинались словами: «Святейшему и блаженнейшему, первому и верховному Первосвященнику Апостольского седалища, достопочтеннейшему Папе, общему Отцу всех Христиан, и досточтимому Отцу нашей державы» и пр. В самой грамоте изложено было вероисповедание в духе нововведений Римской Церкви, и сказано, что она имеет полное, верховное первенство и главенство над вселенскою Церковью»; что «Римская Церковь получила это главенство от самого Господа в блаженном Апостоле Петре, князе Апостолов, коего Римский Епископ есть преемник и т. д.» За сим, в том же духе, Георгий Акрополит прочитал от имени Императора присягу, а потом послание Греческих Епископов, в котором было сказано, что они вполне покоряются воле Императора и вместе с ним подчиняются Папе. Впрочем, в этом послании были прописаны только названия Епархий, без подписей самих Епископов. А чтобы целой этой драме придать вид Собора, определены были некоторые как бы соборные отделения, из коих в 1-м изложено учение об исхождении Св. Духа, по учению Римской Церкви, а во 2-м – об избрании и власти Папы, также несколько постановлений относительно церковного благочиния³⁴⁸.

Всего замечательнее, что какой-то монах Доминиканского ордена, Гумберт де Романис, готовился состязаться с Греками на Лионском Соборе; но их раболепное подчинение Папе лишило того монаха ожидаемого им удовольствия. На всякий случай Гумберт написал целую книгу для предполагаемого диспута, из коей кардинал Манси в своём Сборнике Соборов поместил извлечение. Весьма любопытны возражения, которые Гумберт сам себе задавал и решал. Во 2-й, напр., части этого сочинения, Гумберт говорит от лица Греков: «Кажется, что Латиняне больше, или равно схизматики, как и Греки; потому что как они [Греки] отделяются от нас [Латинян], так и наоборот сами Латиняне отделяются от Греков: притом же они [Греки] тщательнее соблюдают древние Апостольские обычаи. Также Новый Завет написан прежде на Греческом языке, кроме Евангелия от Матфея, которое написано по-Еврейски; у Греков многие Апостолы проповедовали, как то: Иоанн, Павел, Андрей и больше посланий Павел написал к Грекам, нежели к Латинянам; от Греков имеем творения Дионисия, Дамаскина, Григория Назианзина, Григория Нисского, Василия и Златоустого, и почти все Соборы; а потому мы, Латиняне, отделяемся от Греков, подобно тому, как дети от отцов». Что же отвечает Гумберт на такое возражение? Вот что: «Схизматик, одним образом, бывает по вине разделения (Церкви); другим образом, – с поводу восстания против главы; третьим образом, – когда поставляет себе главу. По сим трем причинам, Греки, не Латиняне, именуются схизматиками, а вместе с тем и все Восточные, сообразующиеся с ними». Вот до какой степени Гумберт предзанят был лживыми декреталиями мнимого Исидора Сивильского! В XI главе той же части, Гумберт спрашивает: «что было и есть виною раскола Греков?» И отвечает: «То, что Латиняне, не спросивши Греков, прибавили к символу Никейскому: и Сына»³⁴⁹.

Удостоившись на Лионском Соборе вместе заседать с Татарами³⁵⁰, послы Греческого Императора отправились обратно. Возвращение их в Константинополь произвело в православной Церкви внутренние раздоры; Патриарх Иосиф заключён в монастырь, а на его место возведён Иоанн Векк. Тщетно он поражал Греков анафемою; некоторые из Греческих властителей принялись за оружие для защиты своей от насильственного соединения с Римом. По воспоследовавшей, в течении двух лет, смерти Иннокентия V, Адриана V и Иоанна XXI, возведённый на Папство Николай III, не смотря на самые почтительные к нему грамоты Векка, отправил в Константинополь легатов настаивать, чтобы Греки непременно читали символ веры с прибавлением, чтобы Император и Епископы с клиром дали клятвенное обещание в принятии такого исповедания веры, какое изложено Григорием X. Столь наглые требования усилили негодование народа. Император употреблял все средства насилия к подчинению Папе всех, пребывших верными православию, даже воздвиг род крестовых походов против мирных иноческих обителей, особенно Афонских, и многие из них разорил; воины Императора разграбили в монастырях святыню, и умертвили множество иноков. Тщетно; ни ужасы и жестокости Императора, ни сочинения и Соборы, составленные Векком, не могли утвердить лжеимённого соединения с Римом; а преемник Николая, Мартин IV, подозревая самого Императора в неискренности подчинения его Римскому престолу, оказал презрение его послам, отлучил его самого как еретика, и запретил Западным Государям вступать с ним в сношения. Обременённый скорбью, Михаил вскоре скончался и лишен был погребения³⁵¹. Сын его Андроник, отрёкшись от унии с. Римом и удалив Векка, вызвал Патриарха Иосифа, который, созвав Собор, заставил на нём оправдываться Векка в своём поведении и подписать православное исповедание веры. Но это не спасло его от заточения, в котором он и скончался.

Столь горькие плоды принесло насильственное соединение, вследствие 2-го Лионского Собора. Не смотря на то, Папы не теряли надежды поработить себе Константинопольское Патриаршество, а вместе с ним и другие Восточные Церкви. Отправленное в 1334 г. с этою целью посольство Иоанна XXII, и спустя два года подобное покушение Венедикта XII, остались без всякого успеха. В 1339 году, и Император Андроник, имевший за собою сестру Герцога Савойского, посылал к Венедикту XII Игумена Варлаама для переговоров о мире Церковном, только без всякого на это полномочия³⁵². Мудрые же советы Варлаама и благоразумный совет нунциям Папским в 1350 году, данный Императором Иоанном Кантакузеном, не вразумили ни Пап, ни их Кардиналов. Иоанн Палеолог, воспитанник Кантакузена, которого он заточил в монастырь и, по внушению Турецкого Султана, ослепил собственного сына, клятвенно обещал принудить своих подданных подчиниться Папам. Потом, лишившись Азиатских областей и страшась Турецкого оружия, он бежал в Рим, повергся к ногам Урбана V, и торжественно исповедал Римские догматы. Но такое унижение его не принесло никакой пользы ни ему, ни его Империи, стремившейся неудержимо к падению³⁵³. Продолжавшийся почти 70 лет раскол Римской Церкви, признававшей, в течении того времени, то двух, то трёх Пап, не давал силы их козням, всегда враждебным вселенской Церкви. Но с окончанием двойственности Западной Церкви, Папы, утвердив своё местопребывание в Риме, снова стали помышлять о порабощении своей власти Восточных Церквей, особенно Греческой. Мысль о сем тем более занимала Пап, что одна уже молва, распространяемая их клевретами о том, что Греция признает Папское единовластительство, давала пищу умам, взволнованным при виде беспорядков, господствовавших в Западном духовенстве, и обращая внимание Христиан на другой предмет, всегда для них вожделенный, на всеобщее их единение, мирила недовольных ожиданием желаемого единства. По таким побуждениям, ещё Папа Мартин V, стараясь сблизиться с Императором и Патриархом Константинопольским, посылал в 1422 г. в Константинополь нунция, с предложением о примирении Церквей³⁵⁴. Император Иоанн Палеолог отвечал, что соединение Церквей не иначе может совершиться, как решением вселенского Собора, составленного по образцу первых вселенских Соборов. Но как, по тесным обстоятельствам, Греческая Империя не в состоянии была взять на себя издержек отдаленного путешествия Епископов, то всего лучше, полагал он; составить Собор в Константинополе, тем более, что Империя, доведённая оружием Турок до крайности, решительно не в силах собирать Епископов со всего Востока. Между тем в Европе более и более убеждались, что суд Соборный выше Папских решений, что Западная Церковь неизбежно требует коренного преобразования в главе и членах. В то время, как Базельский Собор, не внимая повелениям Евгения IV о переведении Собора в Болонию и призывая его самого в Базель, угрожал ему в случае сопротивления изгнанием, а Император Сигизмунд, не смотря на просьбы Евгения, остался на стороне Базельского Собора, – Папа Евгений IV тем живейшее выказал желание соединить Церкви; ибо не только никто не слушал буллы его, коею он запрещал повиноваться Базельскому Собору, но вслед за тем вынужден был обнародовать другую буллу о том, что он вполне приемлет определения того Собора, и при всём том едва спасся в иноческой одежде от буйства Римлян, которые хотели выдать Евгения Герцогу Миланскому до соборного о нём решения³⁵⁵.

Во время таких происшествий прибыли в Базель посланники Императора Иоанна Палеолога, с ответами на предложения, отправленными к нему Базельским Собором. Послы говорили, что соединение Церквей может состояться только вследствие Соборного решения Западных и Восточных: а Греческий Император на вторичный призыв Греческих Епископов в Базель решительно отказал, представляя что Восточным Патриархам крайне было бы затруднительно переправляться чрез горы в Базель, и что необходимо составить Собор где-либо в Италии. По сему поводу, бывшие в Базеле Епископы, одни желали перенести Собор в Авиньон, другие во Флоренцию. Воспользовавшись таким несогласием, Евгений, убеждённый, что продолжение Собора в Базеле уничтожает власть его, обнародовал буллу, которою, ради удобнейшего соединения Церкви, повелевал перевести Собор в Феррару. После сего тщетно уже Собор угрожал Евгению низложением: он поспешил открыть Собор в Ферраре³⁵⁶. Император, с одной стороны, обольщался пустою надеждою, что чрез соединение Церквей предотвратит падение малого остатка своей Империи, склонив Европейских Государей совокупными силами отразить Турок; с другой, страшился унизить себя и Церковь, обращаясь с своими предложениями, то к Императору Сигизмунду, то к Базельскому Собору, то к Евгению. Наконец Папа, страшась решительных действий Базельского Собора, объявил Императору, что назначает Феррару для вселенского Собора. Император поспешил отправиться на Папских галерах, взяв с собою в качестве представителей Восточных Церквей двадцать двух Иерархов, с Константинопольским Патриархом. По прибытии их в Италию, Собор, начавшийся в Ферраре, по случаю моровой язвы, перенесён во Флоренцию. Первоначально со стороны Латинской церкви на нём присутствовали только Итальянские Епископы. Тогда для всякого было очевидно, как неоспоримо свидетельствуют все исторические, современные Собору, памятники, что к участию в нём Греческого Императора настоятельно побуждала одна надежда, посредством Папы Евгения, побудить Европейских Государей оказать помощь к отражению Турок от Греческой Империи; а Папу – желание подчинить Восточную Церковь своему престолу, учреждением же Собора в Италии, дать ему вид вселенского и тем унизить в глазах Европы Собор Базельский. Для достижения сей цели, Папа воспользовался украденным приговором меньшего числа Епископов Базельского Собора, ложно разглашая, будто он с ним примирился. Епископы, прибывшие с Императором в Феррару в качестве местоблюстителей Восточных Патриархов, избраны были им самим, по его видам, с коими они были согласны, тем более, что Император испросил для них от Патриархов грамоты нимало не стеснительные. Кроме того, Император в продолжение Собора, неоднократно изменял назначение местоблюстителей, без всякого на то права и полномочия Патриархов. Во время Соборных заседаний Латиняне или спорили против очевидности, или безмолвствовали, когда Восточные представляли неоспоримые доказательства своего вероучения. Убеждённый внутренне, что истины помрачить невозможно, Император, по предварительном сообщении с Папою, прекратил открытые на Соборе состязания; а сопровождавшие Императора Греческие Иерархи, заранее готовые изменить православию из корыстных видов, сперва прикрывались лицемерием, потом оказались явными споспешниками мнимого соединения Церквей.

Убеждаясь в безуспешности своих состязаний, Папа стал стеснительными мерами склонять на свою сторону Греков, стоявших за истину, а Императору расточал обещания, сбыточности коих сам не мог верить. Греки томились нуждою и голодом; а Латиняне придумывали разные формулы для изложения спорных предметов в обоюдном для них и Греков смысле, и не смотря на то, что в открытых состязаниях доказана была Греками повреждённость свидетельств, коими Латиняне защищали свои мнения³⁵⁷, последние снова приводили те свидетельства в основание вновь составленных ими Формул веры. Император то давал, то произвольно отнимал право у Восточных Иерархов подавать голоса на Соборе; а Латиняне, при сильном содействии Императора, противившихся им и не хотевших поработиться Папе, старались склонить на свою сторону то ласками, то убеждениями, то насмешками, то деньгами.

Под конец Собора, внезапно скончался Патриарх Иосиф³⁵⁸, успев будто бы, как уверяют Латинисты, оставить хартию, в которой написал, что приемлет и исповедует всё, чему учит Римская Церковь и признаёт Римского Папу наместником Иисуса Христа. Но этой хартии Латиняне не предъявляли во время Собора, а впоследствии уже внесена она в Соборные деяния. Критики же, при всем малодушии слабосильного, престарелого Иосифа, всегда признавали эту хартию подложною. Между тем заслуживает внимание и то, что в одной из современных рукописей, на Славянском языке, хранящихся в Ватиканской библиотеке, говорится, что Патриарха Иосифа удушили три Римские монаха, а найденная по его смерти хартия совершенно подложна. Справедливо ли это сказание о смерти Патриарха, или нет, но История не может умолчать о сем, так как ей известно, сколько своих же Пап Латинисты отравили ядом. Вслед за Патриархом скончался и Сардийский Митрополит; и тогда, при посредстве двух, или трёх, явных изменников православию, Латиняне как будто бы одержали над Греками верх. Но это была победа не убеждения и истины, а бывших на стороне Папы материальных средств, коварства Латинян, необсуженной настойчивости Императора, который, пожертвовав православною верою честолюбию Папы, думал купить тем средства к спасению погибавшего остатка своей Империи, тогда как из всего хода дел очевидно было, что Латиняне не старались исследовать и утвердить истину, а единственно заботились, во что бы то ни стало, поставить на своём. Между тем, по настоянию Императора и Папы, спешили столь нагло окончить дело, что по смерти Иосифа никому не пришло на мысль – недостаток его голоса восполнить голосом другого какого-либо представителя Константинопольской Церкви. Марка, Митрополита Ефесского, ни угрозы, ни лесть, ни насмешки, ни обещания, ни деньги не могли поколебать в православии, и он не подписал насильственного соединения; да и кроме его, соборных определений не подписали те, которые успели заблаговременно уйти из Флоренции, как то: Митрополиты Ставропольский, Трапезунтский и Кизический, Епископы Иверский и Русский, Суздальский. От некоторых же знаменитых Восточных Церквей, в числе коих считалась тогда и Сербская, не было на Флорентийском Соборе и титулярных представителей. Даже многие из Епископов частных Западных Церквей не принимали никакого участия в том Соборе; потому что большая часть Епископов, бывших на Базельском Соборе, твёрдо держались его постановлений, осуждавших Папу Евгения³⁵⁹.

По заключении Флорентийского Собора, Греки и Римляне чуждались друг друга в самой Флоренции; а по возвращении в Константинополь, бывшие на Флорентийском Соборе, Греческие Епископы открыто всем говорили, что они «продали православную веру!» В Константинополе между народом и духовенством возникли смуты и каждый день усиливались. В Иерусалиме, тотчас после полученных сведений о том, как происходили дела на Флорентийском Соборе, православные Епископы составили свой Собор, и объявили Флорентийский нечестивым. Тщетно Папа побуждал Императора ревностнее действовать к утверждению унии в Константинополе и жаловался в письмах, что дело идет медленно, слабо. Император, видя раздражение народа, не покушался открыто провозгласить акт мнимого соединения с Римом и, хотя для поддержания этого вынужденного союза, возводил на Константинопольское Патриаршество изменников православия, но о действительном соединении не мог уже помышлять.

Между тем Патриархи Восточные, собравшись в Константинополе с другими Иерархами, вторично осудили Флорентийское сборище. Когда же последний Император, Константин Палеолог, угрожаемый последнею осадою Константинополя и вынужденный тем обратиться за помощью к Папе, принял в Софиевскую Церковь изменника Исидора: тогда народ побежал в обитель Пантократора, к затворнику Геннадию, будущему славному Патриарху, подвизавшемуся, под мирским именем Георгия Схолария, за истину на Флорентийском Соборе, вместе с Марком Ефесским. Но затворник, не выходя к толпе, выслал хартию, на коей пророчески начертал: «Для чего обольщаетесь, несчастные Ромеи, и удаляетесь от упования на Бога? Надеетесь на силу Франков и хотите вместе с городом, имеющим погибнуть, утратить и благочестие ваше? Милостив буди мне, Господи! Пред Ним свидетельствую, что я чист от сего пятна. Рассудите, что творите, бедствующие сограждане! Да не лишитесь, с грядущим на вас игом, и отеческого предания; исповедав нечестие, да не погибнете в день судный!»

Какую важность в очах Римлян имели постановления Флорентийского Собора, видно из того, что они сами долго колебались, провозглашать ли, или нет акты мнимого соединения Церквей, будто бы утверждённого Флорентинским Собором? Эти акты с Латинским переводом, по рукописи неизвестного сочинителя, изданы в Риме спустя уже сто лет, а чрез двести лет напечатан Латинский будто бы подлинник Соборных деяний, и напечатан, как было нужно Латинянам, между прочим с подложными выписками из творений древних Отцов Церкви³⁶⁰. С тех пор, как некогда о Фотие Патриархе, так теперь о Марке Ефесском Митрополите писатели Римской Церкви вопиют в своих сочинениях, будто один Марк не подписал деяний Флорентинского Собора; будто один Марк виновен в том, что Восточная Церковь отвергла соединение Церквей, утверждённое Флорентийским Собором! Между тем, малому остатку Греческой Империи угрожало неизбежное порабощение и сближался час окончательного его разрушения; а из Западных Государей никто не подвигся подать погибающим Грекам руку помощи, тогда как Папы, беспрестанно высылая в Константинополь своих клевретов и поставляя от своего имени Патриархов, усиливали только в погибающем народе разделение, несмотря на то, что политическое состояние Греции требовало единодушного совокупления народных сил для отражения полчищ варварских. Наконец, 29 мая 1453 года, пал Константинополь, покоренный оружием Магомета II. Невозможно выразить, с каким восторгом и как бы наслаждением Римские писатели всякий раз, повествуя, или хоть намекая о падении Константинополя и порабощении Восточных Христиан, повторяют, что этим порабощением Бог наказал их, за противление подчиниться Папскому престолу. Как будто Латинским писателям совершенно известны судьбы Бога Промыслителя, который, как из Истории известно, часто попускает порабощение народов с тем, чтобы впоследствии явились они на позорище мира в новом величии! Так Авраамово потомство страдало в самом жестоком Египетском рабстве; а между тем из его потомства образовался избранный народ Божий.

Казалось бы, что с падением Константинополя Папы перестанут тревожить Восточных Христиан и преогорчевать духовных их Пастырей и единственных утешителей в бедственном положении. Но это политическое бедствие не охладило пламенного желания Пап возложить своё иго на души и совести, и без того страдавших под крестом, Восточных Христиан. Поводом к таким усилиям Пап сперва была, по-видимому, заботливость их о Христианах Римского вероисповедания: так как на Востоке, в Малой Азии, в Родосе, Кипре, в Константинополе и Архипелаге, ещё во время крестовых походов, поселились многие Европейцы, или, женившись на туземках, остались в городах Востока, по родственным связям. Кроме того, народонаселение Христиан Римского вероисповедания усилилось во многих Восточных странах ещё во времена цветущего состояния торговли Генуэзцев, Флорентийцев и Венецианцев. Поэтому, Папы не переставали высылать на Восток своих агентов, которые везде могли находить удобное пристанище. Вместе с тем, они поставляли для Восточных стран своих Епископов и даже Патриархов, хотя последние, никогда не видали Востока и беззаботно оставались в Европе. Это считалось нужным только для убеждения Европейцев, будто Папство в самом деле господствует в целом мире.

Не менее того и Европейские Государи, дорожа всегда торговлею своих народов с Левантом, и для покровительства ей отправлявшие ещё во времена Калифов к Восточным дворам своих посланников, и впоследствии также признавали полезным постоянно содержать своих посланников и консулов во всех знаменитейших городах Востока. Вместе с тем, частью побуждаемые Епископами, коими всегда были окружены, а частью в том убеждении, что чем больше будет их единоверцев в торговых местах, тем корыстнее для их Государств будет производиться торговля, они вменяли своим посланникам и консулам на Востоке в непременную обязанность всячески содействовать Папским агентам и миссионерам³⁶¹. С этою же целью многие Государи, как напр. Французские, Испанские и Португальские и сами учреждали в своих государствах рассадники миссионеров, которых преимущественно высылали на Восток, хотя эти питомцы, по направлению, данному им воспитанием, действовали единственно по видам Папы, то есть стремились подчинять Царей и царства Папскому престолу. Были случаи, что и Восточные, напр., Монгольские Государи, по покорении Персии, отправляли своих послов к Папам, когда сии были на высшей степени земного величия. Папы старались пользоваться всякими случаями, сообразно с своими видами; но преимущественно действовали посредством своих миссионеров. Посему любопытно рассмотреть:

С каких времён Папы начали высылать на Восток своих миссионеров, и как миссионеры действовали на Востоке?

Невозможно описать всех хитростей, козней, пролазничества, клевет, интриг и происков, употреблявшихся и употребляющихся Папскими миссионерами к привлечению православных Христиан Восточных Церквей под знамёна Папы. Изумившись в Европе светской гибкости, миссионеры проникали в дома, расстраивали семейства; но особенно, вкрадываясь различными способами в милость местных Правителей, действовали злословиями, распространяя всевозможные клеветы и подозрительность, ко вреду православных.

В Грузию Паписты проникли ещё во времена крестовых походов. В 1239 г., Царица Русадань просила у Григория IX защиты от Татар, Турок и Персов, не скрывавших своего непременного намерения истребить в Грузии Христианство. Папа прислал семь Доминиканцев с письмом, в котором, извиняясь невозможностью помочь горю Царицы, и вместе с тем хваля веру Иверцев и доброе их Христианское имя, убеждал подчиниться его престолу. Но ещё Онорию III Русадань отвечала, что тщетны в этом отношении затеи двора Римского. Впоследствии Папы часто высылали своих рыцарей в Грузию чрез Кафу, которою владели Генуэзцы, и старались чрез этих эмиссаров покорить её своей власти. В бедственные времена Грузии, 1289 года благочестивые Грузинские Цари дозволили миссионерам даже учредить в Тифлисе своё Епископство, вероятно для Латинистов, рассеявшихся по Востоку с поводу крестовых походов: так как вообще православные Цари, во всех странах и во все времена, отличались веротерпимостью. Около 1320 и 25 годов, Иоанн XXII отправил к Восточным Христианам, именно в Грузию, Крым и Литву, с Доминиканцами и Францисканцев. И писатель Истории Римских Миссий утверждает, будто тогда некто Иван Флорентский (Jean de Florence), обратив в Латинство Грузию, произведён за это в Епископы и основал своё пребывание в Тифлисе. Но видно не очень удачно было его Апостольство; ибо, говоря о Грузинах, коих веру хвалил ещё Папа Григорий IX, он отзывается, что они не православные; что воздают иконам почти идолопоклонническое поклонение; что просят у своих икон мщения врагам; что Грузинские Священники люди необразованные и корыстолюбивые; что у Грузинов обман, симония и клевета не считались такими пороками, которых должно стыдиться; что тот же Иван Флорентийский, прожив в Грузии девятнадцать лет, основал будто бы в ней и монастыри Доминиканские³⁶².

Около 1333 г., Доминиканцы Павел и Николай Перузские прошли всю Палестину, и достигли Константинополя, а другие миссионеры посланы были в Босфор, Херсон и Серай, но не приобрели никаких успехов³⁶³. В то же время Папа Григорий IX и Каллист III, возложив на Францисканцев и Доминиканцев основать монастырь в Иерусалиме, наименовали их стражами святых мест, а покровительствовать им поручили Франции. Доминиканец Вентурин действовал преимущественно в Смирне и Сирии. Латинисты, с 1334 по 1655 год, считают Смирнских своих Епископов девять³⁶⁴. Урбан V, с двадцатью пятью Доминиканцами, отправил на Восток Епископа Антония, Францисканца. Тогда же, говорят, Доминиканец Иван Тревизский, Епископ Арменский, на пути из Армении в Рим, будто бы уверил старого Константинопольского Императора Кантакузена, принявшего монашество, в законности Папского единовластия, а спутники Тревизского, оставшись в Константинополе, приобрели от Венецианских купцов в том городе землю и основали монастырь. Между тем некто Максим, совратившийся из православия в Латинство, с особенною ревностью старался совратить и других Греков, пребывавших твёрдыми в вере Отцов своих. Для большего же успеха в его действиях Папа Бонифаций IX, около 1339 г., к утешению Греков Униатов, благоволил дозволить в Константинополе читать на литургии Апостольские послания и Евангелие на Греческом языке. В 1402 году, Доминиканец Николай Ноклюрий, с дозволения Бонифация IX, построил вблизи Константинополя в Пере костёл и госпиталь св. Антония. Но эти миссионеры сознавались, что, при всех своих усилиях, не могли они православных Константинопольских жителей совратить в Латинство³⁶⁵.

Евгений V, представляясь желающим исполнить обещания, данные им Императору Михаилу Палеологу относительно помощи ему против Турок, предполагал внести войну в самую средину Мусульманских земель. Но никто из Европейских Государей не внимал призыву Евгения. Тогда он поставил своими Викариями на целом Востоке Лудвика Сионского и Варфоломея Янского (d'Yano), а Петра Феррарского, жившего в Бейруте в Спасском монастыре, – своим Комиссаром при Маронитах, Друзах и Сирийцах; также отправил Гандлюфа Сицилийского (Gandeluphe de Sicile) в качестве стража горы Сиона, вменив всем этим клевретам своим усильно стараться возмутить Христиан в самой Турции, провозгласить против Турок крестовый поход и усиливаться проникнуть в Индию, Египет, и Абиссинию. По сему случаю, Историк Латинских миссий замечает, что хотя посланники, отправленные Евгением к Восточным Христианам, не успели произвести крестового ополчения, по меньшей мере будто бы своим присутствием и беседами животворили в Восточных Христианах веру. Но в Константинополе, по сознанию того же писателя, православные были столь огорчены действиями Папистов на Флорентинском Соборе, что когда в 1453 г., уже при Николае V, Кардинал Исидор, изменник, и Доминиканец Леонард Шийский (de Chio), усиливались склонить Греков к соединению с Римлянами, один из первых Греческих Сенаторов, бывший в звании Адмирала, отвечал, что он лучше желает видеть, чтобы в Константинополе господствовала Турецкая чалма, нежели Кардинальская шляпа³⁶⁶.

После Флорентинского Собора, внутреннее состояние Западных Церквей не давало Латинским миссиям простора. Убеждение Европейских народов в необходимости преобразования Западной Церкви в главе и членах, опасение Пап, Епископов и аббатств потерять власть свою, богатство, выгоды, влияние на правительства и народы, произвело в Западной Церкви внутреннюю борьбу. Из этой борьбы, с одной стороны, возникли Лютер, Кальвин, Меланхтон и Звинглий с братией, и произошло уничтожение монастырей в Германии, Англии и других странах; с другой, явилась в Папской Церкви нужда основать новые монашеские ордена, Тевтонцев (Theatinorum) в 1524-г., Капуцинов, 1528 г., Вернабитов 1530 г., босых Францисканцев 1531 г., Иезуитов 1540 г., и, наконец, составить в 1542 г. Тридентский Собор, который не только скрепил распадавшуюся Латинскую Церковь, но и одушевил её новою жизнью. Это одушевление особенно проявилось в устремлении Иезуитов, а за ними и других монашеских орденов в Индию, в 1522 году, – в Японию, 1529 г., –в Китай, 1552 г., для покорения Папе новых народов, в надежде собирать с них в Папскую казну десятины, аннаты, и проч., взамен поборов, собиравшихся с Германии, Англии, Дании и других стран, утраченных теперь чрез отпадение их от Папского престола. Григорий XIII, по совету Епископа Синии, учредил Греческую коллегию, в которую принимаемы были Греческие юноши от тринадцати до шестнадцатилетнего возраста, не только из Корфу и Кандии, но даже из Константинополя, Мореи и Салоники. Они имели Греческих наставников, одевались в кафтаны и Венецианские бареты; их содержали в Греческом духе и заставляли постоянно думать о том, что им придется возвратиться ещё в отечество. Обычаи их сохранялись также, как и язык, и все это с целью подчинить Греческую Церковь единовластию Папы, как очевидно из того, что воспитание их происходило на основании положений Флорентийского Собора³⁶⁷. Между тем, провозглашённые в Европе успехи Иезуитов в отдалённом Востоке побудили Григория XV возобновить и утвердить привилегии, данные его предместниками Доминиканцам, и учредить конгрегацию для распространения веры (de propaganda fide), которую, с поступлением на предмет её огромных пожертвований, лучше ещё образовал Урбан VIII, учреждением в 1627 году при ней семинарии. Тогда же положено было, чтобы Римская пропаганда имела во всех странах, особенно при Царских дворах своих эмиссаров, которые доносили бы конгрегации о состоянии Латинского вероисповедания в разных странах; а в семинарию, учреждённую при той конгрегации, принимаемы были не только способные юноши, но и вообще люди, испытавшие за веру гонение и изгнание из отечества. Само собою разумеется, что Греческих юношей и в эту семинарию принимали с особенным радушием, чтобы, напитав их любимыми Латинскими догматами, воодушевить их пламеннейшей ревностью вербовать Православных под знамёна Папизма³⁶⁸. По всему видно, что к учреждению как Греческой коллегии, так и этой семинарии, подали Папам пример Турецкие Султаны, учреждением Янычарского корпуса, который, как известно, состоял преимущественно из Греков, похищенных из Греческих семейств, ещё в малолетстве, и чрез воспитание в Магометанстве, делавшихся злейшими врагами Христианства.

Со времени учреждения в Риме Греческой коллегии и пропаганды, начались новые тревоги православных Восточных Церквей; потому что Папы с тех пор неутомимо стали высылать своих миссионеров для порабощения их своей власти, и между монашескими орденами на Западе возбуждено было пламенное в этом отношении соревнование. Таким образом, ещё в 1610 г., Иезуиты уверяли, что Константинопольский Патриарх готов покориться Папе; а Патриарху Иерусалимскому до того они нравились, что он отдал им на воспитание своего племянника³⁶⁹. В 1623 году, Иезуиты утвердились в Константинополе, а под конец того же года, по требованию Французского посланника, многие отправились в Смирну, в которой, 1688 года, завели свою семинарию. Вскоре за тем, возникли коллегии их в Архипелаге, в Сцио, Паросе, в Фессалонике, в Афинах и Македонии. Греки, не зная ещё духа Иезуитов, первоначально обращались с ними без всякой осторожности, в простоте сердца, радушно. Иезуиты сами удивлялись, что ни Турки, ни Греки не препятствуют им строить костёлы, – что в 1716 г. они возможностью построить для себя молитвенный дом одолжены Коринфскому православному Архиепископу, наместнику Константинопольского Патриарха. Пользуясь такою веротерпимостью и радушием Греков, Иезуиты искусно рассевали в Греческих семействах плевелы своих софизмов, но по обыкновению, не довольствуясь постепенными своими успехами, решились за одним разом подчинить Константинопольское Патриаршество престолу Папскому. В 1629 году, не известно кем, распространено в Европе сочинение, проникнутое мнениями Кальвинскими; а в 1633 г. явилось краткое изложение в том же духе и носило название Православной веры. Иезуиты, имевшие пребывание в Константинополе, желая уронить учёную славу Константинопольского Патриарха Кирилла Лукаря, который был в учёных сношениях с знаменитыми Кальвинистами, распространили между Греками злостную клевету, будто Патриарх Лукарь предался Кальвинизму и будто те сочинения им написаны. Тщетно последующие Патриархи и высшие сановники Греческой Иерархии усиливались обезоружить Иезуитов терпеливым и кротким с ними обращением. Они самое гостеприимство и приветливое радушие Греков обращали ко вреду православной Церкви. Так Иезуит Тариллон, в донесении о своих действиях 1713 года в Константинополе, похвалялся, что он с братией состоит в мирных сношениях с Патриархом; что Патриарх живет чрезвычайно просто, в жилище самом бедном, лишенном всего; что вся прислуга его состоит только из двух служителей, и двух, или трёх клириков: и присовокуплял, что обращение его, Тариллона, и братии с Патриархом и высшими сановниками Греческой Церкви располагает Греков внимать беседам Иезуитов; что Греки, отцы и матери, охотно отдают своих детей для обучения в Иезуитские училища³⁷⁰. Действуя таким образом, Иезуиты в тоже время не упускали и тайных средств для отвлечения Христиан от православия, особенно же вооружались клеветами пред Портою и Визирем, и употребляли подкупы, чтобы потрясти Греческую Церковь³⁷¹. Вредя православным Церквам, они между тем старались происками заслуживать покровительство и подкрепление своих действий на Востоке, у Европейских Государей, которые провозглашали их своими капелланами при политических миссиях. Так напр., в 1619 году, Июня 7 дня, Французский Король Лудовик XIII, «желая», как сказано в грамоте его, «наградить и оказать свое благоволение Французским Иезуитам, во внимании к их ревности по религии и пользам французских подданных, которые проживают и торгуют во всех пристанях, и получают от них (Иезуитов) нужные сведения (instructions), Его Величество утвердил и утверждает их своими капелланами в церкви и часовне Консульской г. Алепа в Сирии»³⁷². Вскоре, под покровительством Лудовика, Иезуиты завели в Алепе три конгрегации.

Не оставляли Восточных Церквей в покое и другие монашеские ордена Латинской церкви. Ещё в начале XIV века, Францисканский монах Рогер Аквитанский, поднеся Египетскому Султану богатые дары Роберта Анжуйского, Короля Неаполитанского и Сицилийского, и супруги его Санции, испросил у Султана святилище горы Сионской, на коей построил монастырь, но не при св. гробе Спасителя. Папа Климент V, буллою 30 Ноября 1336 г., повелел в том монастыре содержать двенадцать служащих монахов, с тем, чтобы они совершали Богослужение при св. гробе³⁷³. Кроме Францисканцев, пытались увлекать Восточных Христиан в Латинизм и Кармелиты, и Доминиканцы, и другие. Но Церковь св. гроба ещё со времён Саладина, который, изгнав из Иерусалима Крестоносцев, отдал её православным Арабам и Грекам, считалась как бы достоянием православных. В XV веке, православные Грузины имели в Иерусалиме большие преимущества³⁷⁴. В начале XVI века, по завоевании Иерусалима Турками, ключи св. гроба, чрез происки Армян и Коптов, достались Туркам. А со времён Лудовика XIV почти во все святилища Палестины втеснились Латинисты³⁷⁵. Обители Гефсиманская и Вифлеемская переходили несколько раз от Греков к Латинянам, и обратно. Иерусалимские Патриархи Феофан и Нектарий дважды приобретали их, но потом овладели ими Латинисты. В исходе XVIII столетия, в навечерие Рождества Христова, они даже не позволили взойти во храм Вифлеемский Патриарху Парфению, который от огорчения упал тогда в обморок; но впоследствии, с помощью Господарей Молдавии и Валахии, испросил для православных весь храм Вифлеема и Гефсиманию.

Учёный Доминиканец Гоар, – путешествовавший по Востоку для собрания вернейших списков с Богослужебных и обрядовых книг Восточной Церкви и, в 1647 году, издавший, под названием Евхологиона, собрание литургий и всего того, что относится к совершению таинств и обрядовому Богослужению, – не мог не засвидетельствовать неизменной древности и единообразия тех книг. Говоря о своём путешествии по Востоку, Гоар сознаётся, что Восточные везде, без малейшей недоверчивости открывали ему свои книгохранилища и сообщали из них книги; что с духовными сановниками Восточных Церквей он вступал в состязания, и доказывал, будто у них мало предлогов к уклонению от подчинения Римской Церкви, и легко поражал их своими доводами. Вероятно, Восточные не хотели без нужды спорить с Гоаром, или, по упадку просвещения на Востоке, не могли учёным образом распутать хитросплетений Гоаровой диалектики, хотя внутренне и ощущали лживость их³⁷⁶.

От Латинян более всех претерпели насилия Патриаршества Александрийское и Антиохийское, потому что, быв подавлены сперва Египетскими и Багдадскими Калифами, а потом Крестоносцами, по малочисленности своей, не могли с успехом отражать козни Латинской пропаганды; тогда как, к успешнейшему соблазну православных, Папы, со времён крестовых походов, завели на Востоке свою Унию, и поставляли от своего имени Патриархов, которых титла соединены теперь Папою в одном лице, Максиме, прозванном от этого трёхглавым, с придачею ему имени Патриарха Иерусалимского³⁷⁷. Однако ж, и Александрийский и Антиохийский Патриаршие православные престолы, сколько ни потрясаются Римскою пропагандою, благодарение промышлению Пастыреначальника Господа Иисуса Христа, доселе неподвижно стоят в тех самых городах, в которых находились изначала, как корни величественных древес, при благоприятных обстоятельствах готовые произвести мощные леторасли Христианства.

С уничтожением Иезуитского ордена, в XVIII столетии, Иезуитов на Востоке Папы заместили монахами Викентия де Поля. Из них Франция в первый ещё раз отправила на Восток, в 1785 г., М. Годе (Gaudez), а в 1788 г. Девиера. К счастью для Восточных Церквей, Французская Революция, воспоследовавшая в 1788 г., не допускала Римских миссионеров беспокоить своими происками Восточных Христиан до 1816 г., в котором во Франции восстановлен был Институт пропаганды³⁷⁸. После пожара в 1808 г., истребившего Воскресенский Иерусалимский храм, Турецкое Правительство, не смотря на всевозможные козни Латинян, на основании хаттишерифов прежних своих Султанов, дозволило одним Грекам обновить святилище собственными их средствами³⁷⁹. Но Латинисты, пользуясь войною России с Францией, в 1812 году овладели св. гробом, выбросили все иконы, поставленные в храме православными, и даже сломали крест над св. кувуклией, и владели храмом до 1819 года, в котором православные снова получили право служить на св. гробе³⁸⁰. Уничтожение Иезуитов дало на Востоке простор и Армянским монахам, именуемым Лазаристами, которые основались в девяти пунктах Турецкой Империи. В Константинополе, где у них открытая церковь и две коллегии, в Галате и Пере, в Смирне, где они завели училища для детей, в Наксосе, в Санторине, в Алепе, в Триполе Сирийском, где также у них две церкви и училище, равно как в Дамаске, где они основали училище для девиц, и в Антуре, где кроме церкви, есть их коллегия, как в Константинополе. Между тем и Иезуиты, по восстановлении их ордена, снова обратились на Восток и имеют свои коллегии в Александрии, Бейруте, Дамаске и других местах, а монахи ордена Викентия де Поля, для содействия своим затеям, вызвали ещё монахинь, известных под названием Сестёр милосердия. Издержки на учреждение женских общин в Турции изъявили желание принять на себя старые девицы, перешедшие из Лютеранства в Латинизм, – одна из Женевы, по прозванию Турниер, а другая из Ганновера, Опперман, – и для сей цели отправились в Турцию 1 Июня 1839 г. При содействии миссионеров, они основали два дома призрения: один в Константинополе, а другой в Смирне. В след за тем, Парижский Архиепископ Келен, 14 Ноября того же года, отправил, в качестве начальниц тех домов призрения, в Константинополь девицу Сивироголь, а в Смирну девицу Груель. В Константинополе они воспитывают сто сирот, и завели трёх курсовое училище, в котором обучается до 400 девиц. При училище имеется особенная зала для обучения женским рукоделиям и аптека. Подобное во всем заведение Сестёр милосердия учредилось и в Смирне, а в 1841 году положено основание дому Сестёр милосердия и в Санторине.

Такое же заведение есть и в Александрии³⁸¹. Всё это, как очевидно, с тою целью, чтобы, под видом сострадания и образования, лишить будущих православных матерей драгоценнейшего наследия православной веры, которой у их праотцов и праматерей ни Турецкое рабство, ни притеснения со стороны Крестоносцев не могли отнять в течение столетий³⁸².

Вообще с самого начала текущего столетия, миссионеры Римской пропаганды стали пламенно распространять так называемую унию по всей Сирии, Палестине и Египту; и эту унию сами они считают не более, как средством к переведению православных в Латинизм. А чтобы иметь удобнейший доступ к простодушным Христианам православной Церкви, миссионеры отращивают бороды, переодеваются в рясы и носят клобуки православного монашества. Кроме сего, повсюду на Востоке, особенно в Сирии, завели свои училища и типографии, в коих печатают и раздают безденежно книги и брошюры, написанные с прямою целью подчинить православных Папскому престолу. Прикрывая свои виды благотворительностью, они строят богадельни и больницы, и в тоже время всевозможными кознями и даже насилием отнимают у православных храмы и монастыри, и в последователях своих постоянно питают крайнюю ненависть и отвращение к сынам православной Церкви, научая считать их хуже поклонников Магомета и Евреев. Враждебнее всех к ним миссионеры Римской пропаганды: ибо всевозможными клеветами и щедрыми обещаниями стараются вооружить против них Магометан. Кроме того, выведав, что кто-либо из православных, по торговым, или другим обстоятельствам, имеет крайнюю нужду в деньгах, они, под видом сострадания и покровительства, снабжают крайне нуждающихся небольшими суммами за непомерные проценты, под залог недвижимости, и потом, при малейшей неустойке, отнимают их судебною властью, предлагая должникам на выбор: или навсегда лишиться собственности, или принять догматы Папизма³⁸³.

Не к особенному ли покровительству благости Божией, не к чудесам ли Его промышления должно отнести, что при всех гонениях, бедствиях, бесчисленных клеветах, кознях, ухищрённых происках Римской Церкви, в продолжение толиких веков, под крестом Турецкого порабощения, доселе ещё существуют на Востоке православные Церкви? Поистине, невозможно не видеть, что они охраняются сверхъестественной силою в огне толиких искушений, подобно купине, горевшей и не сгоравшей, в знамение близкого присутствия Божия, – особенно, если взять во внимание и то, что вслед за бывшим в Греции восстанием, на разрушение Элладской и других Восточных Церквей, подобно Римским эмиссарам, устремились также проповедники Лютеранизма и Кальвинизма, из Англии, Пруссии, Америки, и доселе наводняют Грецию, Константинополь, Егейские острова, Смирну и всю Малую Азию, написанными в духе Реформации, книгами и брошюрами, переводя их, как попало, на общенародные языки, и чрез них преподавая православным свящ. Писание в искажённом смысле. Если ещё в восемнадцатом веке беспристрастные Протестанты приписывали особенному промыслу Божию, что в Константинопольской и других Восточных Церквах учители, не раздражая злобы Римской пропаганды, умели оберегать православных от совращения её ухищрениями и охранять чистоту православной веры в существенных её догматах³⁸⁴: то что сказали бы они теперь, видя, как Восточные Церкви доселе сияют явными знамениями благодатного в них присутствия Спасителя, как они и ныне украшаются чудесами, кровью вновь пострадавших за веру мучеников, великими подвижниками православия и даже трофеями воссоединения отпавших некогда в Унию? Говорим об утешительном событии, что в истёкшем 1848 году в Антиохийское Патриаршество перешел Униатский Митрополит Амиды, Макарий, со всею своею паствою, состоящею из шестидесяти семейств в древнем Сидоне, и т. д.³⁸⁵

Между тем, после многовековых гонений, озлоблений и ухищрений Латинской пропаганды к подавлению и уничижению православных Восточных Церквей, именуемый на Западе главою Вселенской Церкви, Папа Пий IX, предполагая, что посеянные Папскими клевретами семена Папизма повсеместно на Востоке прозябли, что провозглашаемые в течении веков софизмы Римских эмиссаров повсеместно помрачили чистый свет первобытного Христианского вероучения, возмечтал, что ему, Пию IX, стоит только воззвать к Восточным Христианам, и всё на Востоке поникнет пред софистическим призраком Папского величия, всё подчинится церковному его самодержавию. В сей мысли, не входя дверьми, не считая нужным, по крайней мере для виду, побеседовать или войти в сношения с Пастырями Восточных Церквей, Пий IX сперва отправляет в Иерусалим Латинского Патриарха, с наказом постоянно жить ему на Сионе, а не в Европе, по примеру прежних мнимых Патриархов Иерусалимских; за тем вступает в дружеские сношения с главою Магометанства, Турецким Султаном; наконец, в Ноябре 1847 г., отправляет в Константинополь посланником от себя Архиепископа Сальдского Ферриери. Замечательно, что когда Ферриери подплывал на корабле к Константинополю, – по поводу бывших тогда политических недоразумений между Папою и дворами Европейских Государей, ни один из Европейских, стоявших в Воспоре кораблей, кроме Русских и Турецких, не салютовал кораблю, на котором плыл Ферриери; равным образом и ни один из посланников Европейских Государей, бывших тогда в Константинополе, не сделал Ферриери официального визита, кроме Русского посланника и Константинопольского Патриарха³⁸⁶. В благодарность за такое вежливое радушие, Ферриери чрез несколько времени, посредством Римских миссионеров и других Папских агентов, рассеял по всему Востоку, от имени Пия IX, на ново-Греческом языке брошюру, заключавшую в себе приглашение Восточных Христиан к подчинению его церковному самодержавию. В этой брошюре, кроме истертых Римских софизмов о мнимом Главенстве Папы над вселенскою Церковью, софизмов, коих нелепость тысячу раз доказана была писателями Восточной Церкви, Пий IX указывал Восточным Христианам на какие-то цветущие времена Восточных Церквей, когда они будто бы состояли в подданстве у Римских Пап. Не известно, какие времена имел в виду Пий IX. Из Истории не видно, чтобы Восточные Церкви когда-нибудь признавали Папское единовластие над вселенскою Церковью; если же они и пользовались иногда миром и благоденствием: то только во времена благосостояния Греческой Империи. Правда, известно, что в Турции, Персии, Армении, у Маронитов и в Ирландии есть мнимые Епископы и Патриархи, подчинённые Папе; но вовсе нельзя сказать, чтобы их благосостояние находилось в цветущем состоянии. Если в Турции участь православных Христиан и тягостнее Христиан других вероисповеданий; то не тягостнее того бедственного состояния, в котором были Римские Христиане и самые Папы во времена наводнения Италии Готфами, Остроготами, Сарацинами и другими варварскими народами, кроме того разве, что убеждение Римских Христиан не терпело тогда от наветов и притязаний чуждого любоначалия. Бедственное же в политическом отношении положение Восточных Христиан, переносимое ими с Христианским терпением, справедливее можно почесть одним из признаков их православия и того, что они ближе к крестному пути, который проложен стопами Голгофского Страдальца, Иисуса Христа. В заключении упомянутого воззвания Пий IX, на случай покорности Восточных православных Христиан его единовластию, в виде особенного, самого отеческого снисхождения, обещал им оставить неприкосновенными те Богослужебные обряды, которые не заключают в себе ничего предосудительного. Очевидно, что если бы «его блаженство», как титуловали Пия IX, в ответах на его брошюрку, Восточные Патриархи, прочитал по крайней мере своего Гоара; то не только не сказал бы такой странности; но ещё, – если Папы на Западе действительно обладают самодержавною властью над частными Латинскими Церквами, – приказал бы одни обряды изменить, другие преобразовать, а иные и вовсе уничтожить, особенно из числа тех обрядов, которые проявились на Западе в мрачные времена средних веков.

Восточные Иерархи, преогорчённые духом при виде такого посягательства на бесценное духовное сокровище, на православное вероисповедание, залог вечного спасения, на духовную свободу управляемых ими Церквей, вынуждены были издать до пяти, под разными названиями, книжечек, заключавших в себе основательное опровержение софизмов Пия IX, из числа каковых книжек особенное заслуживает внимание грамота Константинопольского Патриарха ко всем православным Христианам. Грамота эта Пию IX и его клевретам показалась столь досадною, что его агенты на Востоке употребили у Турецкого Правительства все усилия и козни к воспрещению Патриарху Анфиму управлять Константинопольским Патриаршеством. Но, почти в след за любоначальственным нападением Пия IX на самобытность православных Восточных Церквей, небесный Пастыреначальник, Иисус Христос благоволил явить Божественным своим промышлением о созданной Им Церкви, что для защиты её Он не имеет нужды в громах и молниях, и покровительствует ей без всяких усилий, употребляемых человеческим любочестием. Для отражения нападений, устремленных Пием IX на Восточные православные Патриаршества, Божественный промысл допустил, что сыны Западной Церкви, в самой Италии, опьянев от тех нечестивых мнений, которые Григорий VII в своё время внушал подчинённых ему Епископам относительно священного достоинства Государей, помазанников Божьих, вздумали приложить их к самому Пию IX. И вот жители Италии в самом Риме устремляются с оружием в руках ко дворцу Папы, наводят на его дворец огнестрельные орудия, угрожают Папе насилием и самою смертью, и Пий от неистовой толпы, воскормлённой млеком учения Римской Церкви, едва спасается бегством и, переодетый, удаляется в Неаполитанское королевство. А как в тоже время и все государства Западной Европы сделались позорищем буйства и безначалия, до того, что их законы и правительства не имели уже своей силы; то нет сомнения, что Пий и не возвратился бы в свой престольный град, если бы великодушный, Благочестивейший Государь православной России не подал помощи Австрийскому Императору и не смирил буйства страны, зараженной нечестием Запада, и бывшей главною опорою возникших на Западе волнений. Когда в Октябре месяце 1850 г., по случаю Султанского указа о наборе рекрут, в Алепо возник мятеж и усилился до того, что бунтовщиками ограблено тридцать восемь кварталов, сожжено более 1000 лавок и девять мечетей, разграблены и сожжены Христианские церкви, также Архиерейские и священнослужительские дома различных вероисповеданий: тогда, по усмирении бунта, соединенные общим бедствием Христиане православного и Латинского вероисповедания, не обратились с просьбою к Пию IX, обещающему православным благоденствие, взамен отречения от православного вероисповедания, а препроводили общее донесение к православному Константинопольскому Патриарху и его Синоду с просьбою о ходатайстве за них пред Турецким правительством, о даровании им духовных Пастырей и об оказании помощи в их бедствии. Таким образом, и общее бедствие Восточных различного вероисповедания Христиан, между коими посланники Римского любоначалия сеют плевелы раздора и взаимной ненависти, пробудило в тех Христианах сознание, что они не имеют никакой нужды в Латинских Пастырях, и что всего естественнее и правильнее состоять им под руководством и управлением православных Пастырей Восточной Церкви³⁸⁷.

Но урок, данный Промыслом Пию IX, не вразумил его любоначалия, не внушил ему оставить в покое Восточных православных Христиан. Как бы в отмщение за то, что они не подчинились его престолу, он употребил пред Турецким правительством все усилия к отнятию у православных св. гроба и других мест, прославленных в Палестине ветхозаветными и новозаветными благодатными событиями. Турецкое правительство, рассмотрев хаттишерифы прежних Султанов, данные православным на обладание святыми местами, повелело, чтобы Христиане каждого вероисповедания оставались при тех святых местах, при коих теперь состоят. Казалось бы, что после такого решения Оттоманской Порты и делу конец. Нет, нашелся Папист, сожженный совестью, некто Борé, который решился издать исполненную лжей брошюру, под заглавием: Question des saints lieux, коею силился доказать, будто бы все разновременные, хранящиеся у Патриархов грамоты разных Султанов на владение гробом Господним, не подлинные, а вымышлены Греками, и посему не имеют никакой достоверности. На этот вызов Западного лжеца откликнулся глубоко учёный, знаменитый врач, происхождением Грек, Стефан Карафеодори полным и дельным опровержением, изложенным в брошюре под заглавием: Réponse à la brochure de M. Boré, intitulée: Question des Saints Lieux³⁸⁸.

Между тем, так как 1848 года, во время мятежей в Австрийской Империи, Ломбардские мятежники и вообще Итальянцы, в предшествии Латинских патеров, нападали на Австрийские войска, то по усмирении в Австрии мятежей, при пособии Русских войск, Австрийское правительство, желая обуздать своих Итальянских патеров и подавить в Австрии всякую национальность, кроме Немецкой, 1855 года Августа 18 дня, заключило с Пием IX конкордат, по которому вторым пунктом уничтожено так называемое placet regium, т. е. соизволение Императора на приведение в исполнение какого-либо нового Папского распоряжения, или на обнародование какой-нибудь Папской буллы, и восстановлена в Австрии такая власть Папы, какою они пользовались в средние века. Вместе с тем Римско-католическая Иерархия получила в Австрии право непосредственно сноситься с Папою независимо от светской власти, и налагать подати на граждан в пользу Латинской церкви. Но, ещё до заключения конкордата, Латинская Иерархия в Австрии начала свою пропаганду для подавления православного вероисповедания в Сербии и Иллирии, вероятно, в отмщение за то, что граждане тех областей первые вооружились на защиту Императорского престола Австрийской Империи, потрясенного всеобщими в ней мятежами.

Какие же блага принесли Папы тем народам и царствам, которые признавали Пап главами вселенской Церкви?

До Григория VII, Папы большей частью были вассалами Германской Империи. Григорий до того унизил власть Государей, что Английский Король вынужден был принять от него власть в виде лена; Аррагонский, в чувстве преданности Папскому престолу, вручил Папам своё королевство в том предположении, что вручает оное Ап. Петру; а Неаполь произвольно передан был Папою чужой династии. Уничижая Государей, Папы, ради своего превознесения, стремились и к тому, чтобы, с одной стороны, сделать всеобщим Латинский язык; с другой, – подавить повсюду народность, а особенно народную словесность³⁸⁹.

Но Государи, наконец, начали постепенно сознавать своё достоинство. Решительное сопротивление Папским притязаниям прежде всех, ещё в 1295 году, при Бонифатии VII и Филиппе Красивом, оказали Французы; потом примеру Французов, по обыкновению, последовали и Германцы, а вскоре и Английский Король отказался платить дань Папам. На Констанском Соборе агенты Государей единогласно положили требовать от будущих Пап отдельных конкордатов, сообразных с местными требованиями народов. Впрочем, по избрании на Констанском Соборе Папы Мартина V, Император, во время крестного хода, ещё водил под уздцы Папского коня. Но чего ни делали Папы, чтобы подвигнуть народы на крестовые походы, Папские усилия не имели уже никаких успехов. Государи и народы считали прямою своею и притом важнейшею обязанностью лучше защищать и устроять собственные земли, нежели думать о возвращении гроба Господня. Французский Король, Франциск I, хотя и предоставил Льву X собирать аннату; но, по конкордату, отнял у него право назначать Епископов и высших духовных сановников. Подобным образом и в Германии Государи, одни за другими, исторгали у Папы такие же права, а в 1487 г. отказали ему в десятине, и в след за тем Имперское правительство предоставило Папе только третью долю доходов с индульгенций. Между тем в Англии, ещё до Генриха VIII, кандидатов на Епископские места Государи назначали сами. Требования на подобные права, мало по малу, предъявлены были почти всеми правительствами в Испании и даже в Италии.

По таким вероятно побуждениям, Папы, с начала XVI столетия, решительнее чем когда-либо, старались об усвоении себе самостоятельной светской власти, в том предположении, что измечтанное ими единовластие над вселенскою Церковью решительно не возможно, если Папы, состоя, подобно древним Римским Епископам, в пределах другого государства, будут считаться его подданными, потому что тогда Папа, как гражданин известного гражданского общества, должен будет и в Церковных делах склоняться на сторону своего Государя и отечества, ко вреду других государств.

Но пока Папы, из имений Римской Церкви образовав особое государство, управляли им самостоятельно, до тех пор ни о чём столько не помышляли, как об обогащении своей родни на счёт окрестных владетелей и церковных доходов, может быть предполагая, что ограждённые светскою властью своих племянников, менее будут подлежать влиянию других Государей. Такое направление деятельности Пап было источником чрезвычайных злоупотреблений. Так, на пример, Сикст IV, в 1471 году, выказывая самое предосудительное пристрастие к своим родным, одному из сыновей своих, прижитых им в светском звании, отдал должность великого Пенитенциария, которую считал он не более, как оброчной своей статьёй. Вообще при этом Папе определение на Епископские места производилось единственно по семейным интригам; в Папской канцелярии положена была такса на все места и духовные должности, с единственною целью доставить Папской родне богатые доходы. Но История особенно с ужасом повествует о действиях Александра VI и сыновей его, коих беззакония были столь чудовищны, что, по мнению современников, Александр VI, который первый провозгласил, что Папа имеет власть освобождать души из чистилища, заботился о водворении на земле царства сатаны, а не царства небесного. По выражению благомыслящих Римских прелатов, Римская Церковь представлялась в те времена пустынею; ибо Пастыри оставили свои стада и вверили их наемникам, все высшие места и значительнейшие должности были продаваемы, а Епархиями управляли Викарии из Францисканцев, которым предоставлено было распоряжаться во всех приходах по произволу, приходские же Священники не имели никакой власти. Такой порядок до того понравился Францисканским монахам, что они, для приобретения Епископских мест, действовали не только пронырствами, но даже кинжалами и ядом. Естественно, что из-за этого в Церквах повсеместно роптали; почему первый из Пап Иулий II (в 1509 г.) поставил целью своего честолюбия распространение Церковной области, для чего отнял он у Венециан, в старину принадлежавшие Римской Церкви, владения, и присоединил к ней Парму, Пиаченцу и Реджио.

Между тем в Европе последовало так называемое возрождение наук. Во всех знаменитых городах учреждались университеты и училища, в коих с напряжённым усилием стали изучать сперва Латинских, а потом и Греческих классиков; в круг науки вошла Астрономия, Медицина, Философия, Поэзия, География, Архитектура; стали появляться необыкновенные живописцы и скульпторы. Папы, замечая, что господствовавшая в Европе мысль о их главенстве над вселенскою Церковью, и о непогрешительности их в делах веры, начала терять прежнюю силу, и желая, чтобы Рим по-прежнему был местом стечения народов, и чрез то надеясь другими средствами сделать его столицею мира и просвещения, принялись ревностно поощрять вкус к Латинской и Греческой литературе, отыскивали и выставляли на вид древние истуканы, строили по образцам языческих капищ церкви и украшали их такими произведениями живописи и скульптуры, чрез которые просвечивало языческое нечестие. Поощряемые же щедрыми наградами художества старались выставить в Риме имя Папы выше всего чтимого и священного. Самые даже, придумываемые Папами, награды тогдашним учёным знаменитостям были чисто языческие³⁹⁰. Дух язычества и пренебрежения древней святыни до того овладел в то время душою Папства, что Иулий II не посовестился срыть до основания древнюю базилику св. Петра, в которой каждое место было священно, в которой соединялись памятники древнего Христианского Богопочтения, – срыл для того, чтобы на месте её соорудить храм по Формам языческой архитектуры, соответственный огромностью образовавшейся в средние веки гигантской идее о величии Папского имени. С сего времени путешественники начали стекаться в Рим не для поклонения останкам св. Апостолов, а для удивления языческим истуканам Лаокоона, Бельведерского Аполлона и т. п., также для созерцания подобных им произведений резца и кисти новейших художников, украсивших порождениями нечистой своей Фантазии храмы, именовавшиеся Христианскими. Кроме сего, иностранцев привлекало в Рим отвратительное во всех видах растление нравов, которого невозможно было обуздать, когда Ватикан, особенно при Льве X, стал похож на двор светских разгульных Государей, при коем, по выражению одного Кардинала, не доставало только придворных дам. Такое растление нравов питалось вольномыслием, которое, под видом философских состязаний, в кругу людей образованнейших, спорило о том: есть ли различие между душою животных и человеческою, а в тоне высшего общества было противоречить Христианским началам. Из этого легко уже вывести заключение о нравственном состоянии простого народа: развращаемый примером духовенства, он был погружен в языческое суеверие и искал спасения в одних обрядах.

Таково было состояние Римской Церкви, когда Лев X вздумал продажею индульгенций собирать деньги на окончание постройки в Риме гигантского храма Петра и Павла. О преобразовании Церкви, об исправлении нравов духовенства не думали ни Папы, ни Кардиналы, тогда как убеждение в необходимости преобразования постоянно возрастало в благомыслящих, а народы, видя повсеместное злоупотребление духовной власти, ожидали только случая громко выразить свои требования. Случай к тому подала открытая в Германии, по воле Иулия X, продажа индульгенций. Провозвестниками народных желаний явились Лютер в Германии, Звинглий в Швейцарии, Францисканец Себастиан Мейер в Бадене, Бертольд Галлер в Берне, Эколампадий в Базеле, Кальвин в Женеве. Если бы Латинская церковь, при вопиющем требовании народов, со всею искренностью приступила тогда к своему преобразованию, то легко удержала бы под своими знамёнами отторгшиеся впоследствии целые царства, тем более, что все проявившиеся проповедники преобразования и своих превратных мнений, особенно Лютер, первоначально не отвергали не только коренных догматов Христианского вероучения, по и преданий, и древних правил Церковного благочиния, и Иерархического устройства Церкви. Доказательством сего служат первоначальные сочинения тех Реформаторов, особенно катехизисы Лютера и другие символические книги Протестантов. С другой стороны, ни чем иным, кроме неизбежной потребности преобразования Римской Церкви, нельзя объяснить того, что столь неосновательные, противоречащие самим себе, учения самозванных преобразователей, носившие в себе, при самом зародыше их, семена разрушения, особенно учение Лютера и Кальвина, могли восторжествовать над Иерархией Римской Церкви, и обуять целые народы³⁹¹.

Но успехам самозванных преобразователей, с одной стороны, содействовал перевод свящ. Писания на языки народные; ибо свящ. Писание, заключая в себе истины веры и правила деятельности, изложенные в безыскусственной простоте, с поразительною силою, не могло не увлечь народов на сторону преобразователей, в том предположении, что прежние народные духовные руководители с злым умыслом скрывали слово Божие под покровом Латинизма. И нельзя отрицать, что чтение свящ. Писания, особенно так называемых поучительных его книг, образовало в читавших оное с простотой сердца (не принимавшихся толковать места, требовавшие изъяснения) жителях Северной Германии характер мирный, положило в них основание честности, точности в делах и трудолюбия, коими долго славились жители Германии. С другой стороны, покровительство, оказанное владетелями Северной Германии самозванным преобразователям, возбуждено было тем, что преобразователи указали владетелям на Церковные имения, как на средство скорого обогащения усвоением их своим домам. Но реформация, по шаткости своих оснований, в самом начале носила семена разрушения, как впоследствии показал опыт; а всего хуже то, что сделалась зародышем мятежей, доселе потрясающих Европу. Ибо реформация, провозглашаемая людьми, стоявшими на низших ступенях Церковной Иерархии, сама по себе была мятежом против Церковной власти. Кроме того, отнятие Церковных имений и усвоение их владетельными домами, вместо обращения их на устройство и содержание каких-либо заведений для общественной пользы, или на содержание приходских Священников, подало народам урок, что на земле, кроме права сильного, нет прав достойных уважения. Особенно оказалось пагубным провозглашение, будто посты, как установление Церковной Иерархии, излишни и не нужны. Одобрив это мнение своим примером, Германские Государи потрясли и то основание, на котором, по учению свящ. Писания, утверждалась власть их, и ослабили силу, которая заставляла народы беспрекословно повиноваться им. Ибо тоже слово Божие, которое по отношению к мирской власти говорит: всяка душа властем предержащим да повинуется, требует такого же повиновения Церковным постановлениям, заповедуя: повинуитеся наставником вашим. А не было и нет законнее Церковной власти, учредившей посты. Между тем, как реформация волновала целые народы и ослабляли власть Папы, не менее того ослабляема была она борьбой Льва X с Франциском I, Французским Королем и Государями Италии. Еще Карл VIII, Французский Король, тревожил Александра VI, подстрекая Доминиканца Иеронима Савокороноля произносить проповеди против злоупотреблений Папизма; потом Людовик VIII угрожал Иулию II, и наконец, по таким же побуждениям, Император Максимилиан и другие Германские Государи покровительствовали Лютеру. Несмотря однако ж на то, Лев X, с помощью Испанского Короля Карла V, на зло Германскому Императору, овладел Миланом. Но ещё не кончились торжества по случаю такого события, как Лев скоропостижно скончался, и Римляне провожали его труп с насмешкою: intravit ut vulpes, regnavit ut lupus, periit ut canis. На его место избран Адриан VI, который, как видно из инструкции, данной им нунцию Хиерегато, глубоко сознавал господствовавшие в Римской Церкви злоупотребления. Адриан в помянутой инструкции между прочим выражался так: «в продолжение известного времени много отвратительного явилось у святого престола, – явились злоупотребления в делах духовных, нарушения полномочий и зло повсюду. От главы оно распространилось на членов, от Папы на прелатов; мы все падшие, и нет никого, кто бы делал добро».

Но Адриану вскоре наследовал Климент VII. Он, почти не обращая внимания на религиозные в Германии волнения, хлопотал только о поддержании своей власти в качестве Итальянского Государя. Действуя для достижения своей цели против Австрийского Императора Фердинанда, подал он ему повод подписать Имперское постановление, в силу коего предоставлялось всякому поступать в делах религии по собственному убеждению. Это и было началом собственно так называемой реформации. Таким образом Папы, вооружая Христиан Римской Церкви, одних против других, и вооружая из-за земного царства, для земных своих видов, были причиною многих бедствий, порождаемых войною. Видя, что Германия волновалась религиозными смутами, Климент VII, принуждённый уступить Фердинанду, и примириться с ним, дал ему, посредством нунция, совет учредить в Германии инквизицию, конфисковать имение Протестантов и не щадить никого. Но благоразумнейшие были такого мнения, что возникшие в Церкви раздоры можно было бы примирить только Церковным Собором. Император действительно взялся в 1530 году за эту мысль, так что казалось долговременное желание преобразования Римской Церкви близко было к осуществлению. Сколь страшно было, однако ж, для Римской Иерархии и одно напоминание о Соборе, видно из того, что при первом слухе о Соборе вдруг упала цена на все покупные при Папском дворе должности. Надобно заметить, что Климент был незаконнорожденным, и достигнув Папства не совсем честным образом, начал войну из личных своих выгод. Посему он имел причину опасаться за самого себя и для отклонения Собора заключил союз с Французским Королем Франциском I, хитрил, строил политические козни, и следствием сего было то, что реформация утвердилась в Виртемберге, Дании, Померании, Саксонии, и в других Немецких провинциях. Тогда же и Англия, увлечённая Королем своим Генрихом VIII, отпала от Римской Церкви. Поводом к сему были коварные извороты Климента, который не отрицал возможности развестись Королю с женою, теткой Фердинанда, если войска сего Императора будут изгнаны из Италии, но и не давал развода. Между тем мнения Протестантов нашли сочувствие и в Испании, где учёнейшие люди, даже многие прелаты и монахи во многом были согласны с Лютером; да и в самом Риме благомыслящие восставали на злоупотребления Папизма и старались сблизиться и примириться с Протестантами. Два Венецианца, Мессер Гаспар Кантарини и Марин Донюлистиани, из коих первый был Кардиналом, признавали тогдашние требования Лютеранизма законными. Последний из них даже открыто утверждал, что Папа – не наместник Христов; что в Епископы и Священники не должно посвящать людей неучёных и порочных; что должно восстановить приобщение св. Тайн под обоими видами и рукополагать во Священники женатых. Напротив, Папа требовал, чтобы Лютеране непременно признали, что первенство Римского Епископа установлено самим Богом; и Римская курия упорно держалась старых своих предрассудков. Казалось, впрочем, что спорные стороны примирятся; но опасение Французского Короля, Франциска I, как бы Император, став во главе Германских народов, связанных единством веры, не сделался опасным Франции и её политическим видам, употребил все средства к отделению увлечённых Лютеранизмом народов от придерживавшихся старого Латинизма, под предлогом, будто Папа и Церковь в опасности.

Очевидная опасность, действительно угрожавшая Латинской Церкви окончательным её разрушением, пробудила в преданных ей сынах ревность, – с одной стороны, к обновлению старых, с другой – к учреждению новых монашеских орденов. Из старых Капуцины восстановили правила Францисканского ордена во всей их строгости; а вновь учреждены так называемые регулярные клирики и Театинцы; Испанец же Игнатий Лойла основал орден, под названием Иезуитского, так усвоивший себе дух, стремление, цель, деятельность и учение Римской Церкви, что его можно считать совершенным представителем, или изображением Римской Церкви. Этот орден, для употребления всех сил своих братий к покорению Папам всех правительств и народов, равно как и к собственному обогащению и приобретению повсеместной силы и могущества, положил, при самом основании своём, не связывать своих клевретов обыкновенными обетами монашества, не требовать от них ни поста, ни пения заутрени, ни даже общественного молитвословия, но обязать их, чтобы, вступая в орден, они клялись самою потрясающею клятвою, что будут исполнять беспрекословно всё, что прикажет им всякий Папа, хотя с очевидною опасностью жизни. Вместе с тем, для овладения духом народов, Иезуиты, при самом учреждении своего ордена, положили – усвоить себе исповедь, которую казуистическими тонкостями довели до высочайшего искусства управлять совестью по произволу, также безмездно обучать юношество, предположив частною целью привлекать в свой орден юношей, одарённых отличными природными способностями и имеющих богатых родителей. И несмотря на то, что самым названием своим Иезуиты возбудили в других орденах опасение, учреждение Иезуитского ордена окончательно в 1542 году утверждено Климентом VII.

По кончине Климента, большая часть Европейских Государей, опасаясь преобладания Императора Фердинанда, изъявили свою преданность вновь избранному Папе Павлу III, который до того верил Астрологии, что опасался заседать в своей консистории, не посоветовавшись предварительно с астрологами. Видя, что ему благоприятствует большая часть Государей, Павел, дабы упредить Императора, сам созвал Собор и открыл его в 1545 г. В это время до того усилились Иезуиты, что в религиозных спорах на Соборе были главными действователями, и отличались упорным защищением учения Римской Церкви, противоположного образу Протестантских мыслей. Тогда же учреждён Павлом в Риме всеобщий, верховный трибунал инквизиции, под названием Sanctum officium, которому в основание его деятельности поставлено коренным правилом: не допускать в действиях своих никакого ослабления. В духе такого правила мало-помалу составлены росписи запрещённых книг, в числе коих было много и таких, которые написаны Кардиналами. В Риме совершалось всякого рода, так называемое авто-да-фе; в Италии повсюду возникали инквизиционные судилища; в Венеции подозреваемые в мнениях, противных учению Римской Церкви, потопляемы были в море посредством двух барок, нарочно для того устроенных; в Италийских областях повсюду возникли преследования и ужасы, которые были тем неутомимее, что инквизиционными мерами руководствовал дух партий. Но, тогда как в Италии предписывались столь строгие меры против всякого учения, противного Римской Церкви, особенно против Лютеранизма и Кальвинизма, Павел, стараясь ослабить в Италии перевес Испанцев, состоял в тайном союзе в Протестантскими Государями и трепетал реформы и ограничений, коими Епископы, бывшие на Соборе, особенно Испанские, угрожали Папской власти. Вместе с тем Павел успел родственникам своим доставить Герцогские достоинства, хотя при конце своей жизни испытал неудовольствия от своих внуков, которые восстали на него за то, что у одного из них, по имени Октавия, отняв Пиаченцу, он присоединил её к Церковным владениям. Вступивший после Павла на Папский престол, Иулий III, охотно принял предложение Императора перевести Собор в Триест, а Октавию Фарнезе, внуку Павла III, уступил Парму. Но как Император не отдавал Пиаченцы и некоторых мест в Пармской области, то Октавий, обратившись к Французскому Королю, заключил с ним союз, по которому вскоре явились в Италии Французские войска. Иулий III объявил себя на стороне Императора, – и война вспыхнула на всех пунктах, где только Французы имели в виду Имперцев. Так как Французский Король сперва заключил союз с Протестантскими Государями, то Императорские войска претерпевали жестокие поражения. В вознаграждение за это Император стал решительнее действовать на Соборе, и в 1522 г., Немецким своим полномочным поручил домогаться коренной реформы. Посему Папа, сперва не вмешивавшийся в политику, и старавшийся только доставить блеск своим родственникам, узнав о действиях Императорских полномочных на Соборе, поспешил издать определение о распущении его.

Преемник Иулия Маркелл II, чрез 22 дня по своём избрании, скончался. Избранный за тем Павел IV, извещая буллою о вступлении своём на Папство, провозгласил: «мы обещаем и клянемся по правде пещись о том, чтобы реформа всей Церкви и Римского двора приведена была в исполнение». И, как будто исполняя обещание, учредил комитет для общей реформы. Но, ненавидя Императора Карла, как Итальянец, Неаполитанец, Латинист и Папа, он разразился в громах и молниях, изливался в бурном красноречии против схизматиков, кощунов, порождений Иудиных, сора здешнего мира, разумея под такими названиями Испанцев, и восклицал: «на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия.» В следствие таких чувствований, Фискал его, по его повелению, должен был торжественно произнести отлучение от Церкви Императора Карла и Короля Филиппа. Но, не смотря на обещание реформы, Павел не преминул также произвести в Герцоги своих племянников. Потом, приготовляясь к войне с Императором, он лично произвёл смотр войскам своим, из коих Римские годились только для парада, собственно же защитниками Папы против добрых Испанцев были Немцы, Протестанты, открыто насмехавшиеся над иконами и обеднею, нарушавшие посты и совершавшие такие дела, за которые Папа готов был каждого Латиниста казнить смертью. А племянник Папы даже заключил союз с предводителем Протестантов, Альбрехтом Бранденбургским; Турецкому же Султану Селийману I предлагал, оставив Венгрию, ринуться всею силою на Испанцев в обеих Сицилиях. С прибытием десятитысячного вспомогательного Французского корпуса, началась война. Папские войска в 1557 году перешли Неаполитанскую границу, но вскоре, не смотря на соединение их с трёхтысячным отрядом Швейцарцев, были разбиты, а вместе с тем пали в прах и знамёна с надписью: «защитники веры и св. престола». Когда между тем Испанцы одержали Кентскую победу, в Нидерландах, – предводитель Французского корпуса в Италии поспешил к своему Государю, а Испанцы, торжествуя и в Италии, угрожали самому Риму и наконец заключили с Папою великодушный мир. Такие события произвели переворот и в образе жизни Павла IV. Племянников своих, предававшихся под защитою его имени позорному поведению, он лишил должностей и сослал в ссылку в отдалённейшие города; в след за тем преобразовал Церковную область, как в светском, так и церковном управлении; повсюду ввёл строжайшую дисциплину, заставил свой двор соблюдать посты и приобщаться пред праздником Пасхи; о расторжении браков и доходов с этого предмета не хотел и слышать. Проводя же почти всё время в судилище инквизиции, Павел предоставил ей для открытия виновных право пытать и из подозрения в неправомыслии сажать в тюрьму самих Кардиналов. Такой образ деятельности Павла был поводом к тому, что по смерти его, последовавшей в 1559 году, Кардиналы, собравшись в капитолию, положили уничтожить воздвигнутые ему при жизни памятники; а народ, ограбив инквизицию и низринув его статуи с тройственными коронами, влачил те статуи по улицам, с поруганием и насмешками!

Таким образом раздор Папства с Императорскою властью при Павле III содействовал тому, что Лютеранизм пустил корни в Германии; а Павел IV, начавший со всею горячностью войну с Императором, несмотря на свою фанатическую ненависть к Протестантам, ещё более своих предместников содействовал распространению Лютеранизма. И хотя при сем Папе Англия близка была к восстановлению у себя Латинского вероисповедания; но Павел IV, положив непременным условием восстановления возвращение захваченных Церковных имуществ и взношение дани, под названием Петрова гроша (Peters-Pfenning), поставил непреодолимую преграду к соединению Англии с Римом. Между тем, как сама Елисавета, Английская Королева, при вступлении на престол, не выказывала Протестантского духа и велела объявить Папе о своём воцарении, – Павел сильно раздражил её, потребовав, чтобы она представила права свои на его благоусмотрение. Последние дни Павла ознаменованы возобновлением всеобщих требований Собора на Западе; а пред кончиною этого Папы отпали от Римской Церкви Скандинавия, Британия, и почти вся Северная Германия; вместе с тем волновались Лютеранским учением, Польша, Венгрия; в Женеве же утвердился Кальвинизм, коего партии возникли в самой Франции и Нидерландах.

Преемник Павла IV, Пий IV при вступлении на Папство объявил, что он не Богослов, и потому предоставляет инквизиции полную власть, дарованную ей Павлом IV; а четырёх племянников за подлоги, убийства и разбои казнил смертью. Вообще требования строгого Церковного направления приобрели в это время в Римской Церкви перевес и не допускали Пия уклоняться от них. Но он высказывал своё убеждение, что власть Папы, без помощи Государей, не может быть долее сохраняема и говорил, что в Римской Церкви надобно преобразовать то, что требует реформы, хотя бы то касалось его самого и дел его. При нём Тридентский Собор начался в третий раз 18 Генваря 1562 года.

Хотя о примирении с Протестантами теперь нельзя было и думать, потому что они утвердились в Германии и Англии; при всём том, однако ж, между собравшимися на Собор Епископами возникли споры. Так Испанские Епископы утверждали, что Епископская власть не есть ветвь Папской власти, как думали в Риме, а ведёт начало от непосредственного Божественного установления, и требовали независимости Церковной своей власти. Императорские послы хотели, чтобы Папа произвёл реформу в отношении к самому себе, своему государству и курии, чтобы преобразовал Кардиналов и самый конклав; чтобы разрешено было приобщение и от чаши; чтобы Священники были женаты; чтобы для бедных учреждены были училища, исправлены были служебники, изданы были понятнейшие катехизисы и проповеднические книги; чтобы преобразованы были монастыри. Кардинал Лотарингский с Французскими Прелатами решительно утверждал, что Собор выше Папы и домогался для мирян чаши, совершения таинств и всего Богослужения на Французском языке. А все Немецкие, Испанские и Французские Епископы открыто изъявили негодование на то, что они на всякое заключение вынуждены были предварительно испрашивать мнения Папы, так, что из такого хода дел выходило два Собора: один мнимый в Триденте, другой действительный в Риме. Почему, в ожидании Папских решений, Французы говорили, что Дух Святой прибудет на Собор в чемодане. Когда же Кадикский Епископ однажды сказал, что были знаменитые Епископы и Святые, которых не поставлял никакой Папа; то Итальянские Епископы, которых было большее число, назвали Кадикского Епископа еретиком, требовали его удаления и грозили ему анафемой.

Казалось, невозможно было переменить такое направление мнений на Соборе. Но как тайными пружинами его управляли Папа и Государи; то Пий IV поручил уладить дело ловкому политику, Кардиналу Марону. Зная, что с Австрийским Императором Фердинандом I заодно были Французы, и что ему, как дяде, доверяет Король Испанский Филипп II, Марон, отправившись в Апреле 1563 года к Императору в Инспрук, успел изгладить в Фердинанде неприятные впечатления касательно Собора, и убедить его к согласию на главные пункты, которые были предметом раздора на Соборе. Главный предмет Собора приведен был Мароном к такому положению, по которому одни посланники Государей и Папские легаты имели право давать свои предложения для соборного об них рассуждения, и главное решение их предоставлялось Папе. Вместе с тем, положено было не касаться старинного вопроса о том: Собор выше ли Папы, или нет? Между тем Французы и Испанцы перессорились за права первенства в качестве представителей своих Государей. Филипп II имел нужду в союзе с Папою для удержания в своих руках духовных интересов, с коими в Испании сопряжена была власть королевская. Со стороны же Французов Кардинал Гиго предложил довершить постановления Собора посредством конгресса Императора, Королей Испанского и Французского и Папы. Таким образом не в Триденте, а при дворах, посредством дипломатических переговоров, устранены главные предметы соборных состязаний. Между тем Марон склонил прелатов к уступке, обещая им признательность Папы и выгодные должности, коих они ожидали. Однако же Испанские Епископы долго ещё защищали ту истину, что власть всех Епископов проистекает от самого Иисуса Христа; а Архиепископ Гренадский требовал, чтобы запрещены были книги, в которых утверждается противное. Для успокоения Епископов, Папа объявил, что каждому из них дозволяется говорить на Соборе, что угодно, лишь бы никто из них не употреблял слова: «предлагаю». За тем менее важные предметы совещаний решены были без всякого затруднения, ибо они обсуживаемы были в конгрегациях, составленных из различных наций. Долее всех стояли на своём Испанские Епископы; но когда все устали и всякому хотелось возвратиться домой; тогда наконец и они уступили, до той меры, что на 25-м заседании, в главе XXV Собора, положено, что сделанные на Соборе определения относительно преобразований составлены в предположении неприкосновенности Папского престола.

После Пия IV, избран Пий V, Доминиканец, бывший до сего времени главным Инквизитором. Он считал Папство помехою в благочестивых упражнениях. Строгий образ жизни его до того понравился Римлянам, что они приходили в восторг, видя его в крестных ходах без обуви, с непокрытою головою. Подозрительный Пий V до крайности был упорен в своих мнениях: посему, если в каком-нибудь месте его управления менее было совершено наказаний, нежели в других, то он приписывал это не чистоте нравов, а нерадению местного начальства: одною же буллою запрещал всякому врачу лечить более трёх дней, если больной не предъявит свидетельства, что он снова исповедал грехи свои. Такой образ мыслей и поведение Пия V оказали огромное влияние на развитие Латинской церкви. Он говаривал: кто хочет управлять, тот должен начать с самого себя, и расходы своего хозяйства ограничил до последней крайности. Племянникам и родне своей не оказывал никакого покровительства, и всех Архиепископов и Епископов заставил жить в своих Епархиях, а Священников в своих приходах. Всеми силами старался о том, чтобы в судилищах соблюдалось беспристрастное правосудие, и сам с раннего утра садился на стул и выслушивал каждого просителя. Итальянских же писателей, принимавших участие в первых движениях Лютеранизма, приказывал сжигать беспощадно. Во время сего Папы, прославился добродетельною жизнью и самым ревностным исполнением своих обязанностей, Миланский Архиепископ, Карл Барромео. Постановления Тридентского Собора исподволь повсеместно принимаемы были в Латинских Церквах; а в силу определений его, Пий V обнародовал катехизис, составил новые Богослужебные книги, преобразовал многие монастыри и успел побудить Европейских Государей к войне с Турками, в которой он принимал столь большое участие, что победу, одержанную Европейскими войсками при Леванте, можно приписать ему. Что касается до Протестантов, то Пий V до такой степени ненавидел их, что предводителю Французов, Графу Сантафиоре дал наставление: не брать никого в плен из Гугенотов, но всякого попавшего в руки умерщвлять. Испанскому же Альбе послал священную шпагу и оправдывал кровавые его действия, а для войны с Англией Пий обещал употреблять не только всё имущество Церкви, не исключая священных сосудов, и другой утвари, но даже лично руководствовать таким предприятием.

В следствие описанных событий, Латинизм, сосредоточив обновлённые свои силы, мог уже с полным успехом восстать против Протестантского мира; потому что Папы не только приобрели возможность побуждать Государей Латинского вероисповедания к соединению сил своих для общей цели, но имели и собственное государство; а вместе с тем приобрели и новые способы содействовать Государям уже не одними советами. Ибо Церковная область, по своим финансовым средствам, сделалась опорою Папской власти. Притом, кроме общих доходов, которые беспрестанно возрастали, Папы часто прибегали к займам для подкрепления Государей своего вероисповедания в борьбе с Протестантами и в предприятиях против Турок.

Григория XIII, избранного по смерти Пия V, немедленно окружила партия Иезуитов и Театинцев с их сверстниками, и ухватившись за направление его предшественника, сообщила честолюбивым его действиям духовный колорит. Посему, Григория XIII нельзя уже упрекать в пристрастном покровительстве и возвышении своей родни. Напротив, он преимущественно старался о воспитании юношества в духе Римской Церкви, тем более, что Иезуиты до той степени овладели Григорием, что он с чрезвычайною щедростью поддерживал Римскую их коллегию, которая именовалась семинарией всех наций, имела 20 аудиторий и 360 келий для учащихся. Он-же дал способы на содержание коллегии Германской, учредил Английскую и Греческую, и до двух миллионов выдавал молодым людям в пособие на их учебные занятия. При Григории XIII составлен новый календарь Римской Церкви, а литература и науки вообще получили духовное направление, так что явились духовные, прозаические и стихотворные, сочинения, хотя большею частью в формах языческих. Щедро покровительствуя науке, Григорий XIII не менее того неутомимо составлял проекты против Протестантов во время смут во Франции, Нидерландах и Германии, ревностно поддерживал мятежи в Ирландии против Королевы Елисаветы и не скрывал желания произвести общее нападение на Англию, так что собственно Григорию можно приписать проект Испанской армады.

Но, как доходы из обыкновенных источников не могли удовлетворить всем затеям Григория; то он придумал усилить материальные свои средства законными притязаниями в судебных придирках.

Так он уничтожил привилегии баронов Церковной области и присвоил своей курии многие имения под предлогом, что они выморочные. В следствие сего, многие фамилии изгнаны были из своих владений, и каждый опасался за свою собственность; потому что в Риме беспрестанно отыскивали документы, по которым открывался предлог к какой-нибудь придирке. Кроме сего, Папа возвысил таможенные пошлины. Такой образ собирания доходов произвёл всеобщий ропот: повсюду в Римской области восстали прежние партии; дух раздора проник и в деревни. Сии партии, часто объявляя невинными тех, кого осуждал своими приговорами Папский суд, ломали темницы и освобождали своих единомышленников; противные же партии снова отыскивали осуждённых и умерщвляли их. Так как государственная власть не имела силы к обузданию такого своеволия; то во всех провинциях Папской области проявились бандиты, коих толпы образовали небольшие армии и наполнили самый Рим. Наконец дошло до того, что народ совершенно перестал платить подать³⁹².

Но вот на Папский престол вступил Сикст V, человек одарённый необыкновенными государственными способностями. Он очистил Церковную область от разбоев, уничтожил судилища, придуманные Григорием XIII для взимания доходов; и вместо того, чрез усиление налогов, чрез продажу должностей и строгую бережливость, собрав более четырёх миллионов скуди, положил их в замок Архангела Михаила, с завещанием преемникам – употреблять их: 1) в случае похода для завоевания св. земли; 2) во время всеобщей войны с Турками; 3) в случае явной опасности потерять провинцию, или вторжения в Папскую область, а также в случае возможности возвратить Папскому престолу отторженный город. Сверх того, Сикст V украсил Рим многими великолепными зданиями, водопроводом с фонтанами, восстановил колонны Траяна и Антонина и достроил церковь св. Апостолов Петра и Павла. Как Папа, он затевал уничтожить Турецкую Империю соединенными силами всех Европейских Государей. Для этой цели Сикст вошёл в сношения с Персией, Арабскими Шеиками и Друзами, и даже мечтал завоевать Египет. Согласно с видами Папства действовал он и против Протестантов. Так как средоточием Протестантского могущества была Англия, то Иезуиты, по внушению Сикста, произвели в ней междоусобную религиозную войну. Королева Елисавета, при вступлении своём на престол, сначала не была вполне предана Кальвинизму; но когда Латинисты противопоставили ей Марию Стуарт, с целью свергнуть Елисавету с престола, то она провозгласила противу них такие же точно законы, какими на твёрдой земле были преследуемы от Латинистов Протестанты. Сикст в борьбе с Елисаветой принимал живое участие и, при содействии Иезуитов и Кортесов, вооружил против неё Филиппа II; когда Елисавета казнила Марию Стуарт, Сикст заключил с Филиппом формальный союз, по которому сей Король напряг все силы своего государства и вооружил страшную морскую армаду. Но Елисавету с ревностною преданностью окружили Протестанты и Пуритане; а положение Английских островов и самые стихии помогли ей отразить, прозванный непобедимым, неприятельский флот.

Почти в одно и тоже время известные в Истории Французские Лигисты, подстрекаемые Филиппом II, решили свергнуть Французского Короля Генриха III и возвести на престол любимца Латинистов, Генриха Гизо: но Генрих III приказал убить его. По этому случаю Сикст требовал Короля в Рим для оправдания, и своею декларацией произвёл во Французских Латинистах такой фанатизм, что Генрих III погиб от руки одного монаха. Тогда, в силу законных прав на наследие Французской короны, вступил на престол Принц Наварский, под именем Генриха IV. Сикст, в полном удостоверении, что Государи Латинского вероисповедания будут действовать с ним за одно, решился совокупно с Лигою и Филиппом, во что бы то ни стало, не допустить Генриха IV до престола. В следствие сего, Итальянские и Испанские войска, в совокупности с Французскими партизанами, готовы уже были завоевать Французскую корону. Но в то самое время Сикст с крайним огорчением узнал, что Венециане отнюдь не приступают к союзу против Генриха IV, а напротив отправили к нему посла поздравить его со вступлением на престол. Впрочем, Венецианский посол, убедив Папу, что перевес Испанцев на Юге требует союза с Генрихом, успел изменить образ мыслей Сикста, тем удобнее, что Генрих вскоре перешёл в недра Римской Церкви. Строгим Латинистам чрезвычайно не понравилась такая перемена в Сиксте. Лигисты Французские обвиняли Папу в корыстолюбии; Иезуиты в Испании говорили против него проповеди, а во Франции провозглашали с кафедры мнения, повторяемые новейшими коммунистами. Посланник Испанский требовал, чтобы Сикст объявил Генриха неспособным владеть Французскою короною; в противном случае Король Испанский откажется от повиновения Папе. Раздражённый Сикст сказал: «не годится никакому Государю учить Папу, которого Бог поставил владыкою над всеми венценосцами». При всём том, противоположные партии долго колебали Сикста, так что вопреки своим мечтам, что Латинизм одержит победу над всеми вероисповеданиями, что Папе, дана власть над всею землею, что он всемирный повелитель, Сикст, волнуемый нерешительностью, был доведён наконец до невозможности управлять Европейскими делами и иметь на них желаемое влияние. Под конец его царствования, снова появились в Папской области шайки бандитов, и подозревали, что их поддерживало Испанское правительство; но Сикст не имел уже сил уничтожить их. Во время его кончины буря свирепствовала над квириналом, и народ говорил, что это демон пришел за душою Сикста, потому что он взошёл на Папский престол в силу договора с диаволом, которому за своё возвышение продал свою душу.

Вслед за кончиною Сикста V, народная толпа ниспровергла и сокрушила все статуи, воздвигнутые ему при жизни. Последовавшие за ним Папы не долго занимали Папское седалище. Конклавом управляли тогда интриги и козни противников умершего Папы, особенно интриги Короля Испанского. Урбан VII скончался чрез двенадцать дней. В следствие сего, по случаю выбора Папы, борьба открылась в самом конклаве. Кардиналы избрали из среды себя Сфондрато, бывшего подданным Филиппа II, принявшего имя Григория XIV. Он не замедлил объявить себя на стороне Французской Лиги, но был на Папском престоле только десять месяцев и десять дней. Смерть его сочтена большою потерею для Испанской партии. Но она снова одержала верх на последовавшем конклаве, которым избран преданный Испанцам Фашинето. Он принял имя Иннокентия IX, и едва успел отправить Лиге деньги, как чрез два месяца скончался. По смерти его, выбор Испанцев пал на Кардинала Санторию, который принял имя Климента VII, и действовал так, чтоб и не отклонить Генриха IV, и не оскорбить Испанцев. Между тем, вожди Французской Лиги разделились, и в Париже образовался союз противоположный Лиге и Испанцам, – партия умеренно религиозная. Подобное направление умов произошло во всей Франции; ожидали только открытого объявления Генриха, что он переходит в Латинизм. Оно воспоследовало, потому что было вопиющею потребностью политики. Климент долго не верил обращению Генриха, хитрил и, хотя отверг Герцога Наварского, прибывшего в Рим с изъявлением покорности Генриха, однако ж тайно писал к Герцогу Тосканскому, что он не станет противиться тому, на что в отношении к Генриху решится Французское духовенство; и Генрих восторжествовал. Одни Иезуиты ещё противодействовали ему; но когда последователь их учения, Шастель, покусившийся на жизнь Короля, сознался, что он был возбужден к тому проповедями Иезуитов; то они должны были удалиться из королевства, как возмутители общественного спокойствия, а 7 числа Декабря 1595 г. Папа разрешил и принял Генриха в недра Латинской церкви. С этой поры снова последовало выгодное для Пап влияние Франции на Италию. Пользуясь равновесием между Испанией и Францией, коим сии державы взаимно ограничивались, Климент не упустил случая присоединить к Церковной области Феррару, под видом выморочного имения. Хотя последний Герцог Феррары, с утверждения Германского Императора Рудольфа II, завещал её своему племяннику Цезарю д’Есте; однако ж, едва д’Есте вступил во владение Феррарою, Климент начал против него вооружаться. Независимые Итальянские области тщетно изъявляли Цезарю сочувствие: они не могли помочь ему. Готовы были также и Испанцы подать ему помощь; но Филипп II, состарившись, сделался нерешительным. Между тем Генрих IV объявил себя на стороне Папы и обещал прислать ему помощь. Почему Климент VIII, опираясь на Францию, торжественно предал Цезаря д’Есте проклятию и овладел Феррарою. Этот Папа ревностно, хотя и тщетно, побуждал также Государей к походу против Турок, и вообще был деятелен; но когда состарился, то вся власть перешла в руки его племянников.

Как прежде Испанский, так по смерти Климента Французский двор имел перевес голосов в конклаве. Посему избран был в Папы именно такой Кардинал, которого Испанский Король исключил из списка кандидатов на Папство. Это был Лев IX; но он чрез двадцать дней скончался. На следующем же конклаве возведён был на Папский престол, при содействии Французов, племянник предпоследнего Папы, под именем Павла V. Этот Папа, с первого дня правления, представил пример неумолимого правосудия, заставил Архиепископов и Епископов жить в своих Епархиях, и на все притязания Римской Церкви, смотрел как на права, неотчуждаемые от неё, а на канонические декреталии, как на законы Божеские. Одушевлённый такими мыслями, он немедленно вступил в борьбу с Итальянскими государствами: отлучил от Церкви Президента Королевского Совета в Неаполе за то, что сей сослал на галеры Церковного нотариуса, отказавшегося доставить светскому суду сведения об одном брачном деле, и книгопродавца, продавшего книгу Барония вопреки Королевскому указу. Но поверья, коих некогда держались последователи Римской Церкви, в это время уже не имели своей силы. Герцог Савойский, не опасаясь Папы, раздавал духовные места от своего имени; Генуя запретила собрание Иезуитов; Лукка не позволила приводить в исполнение Папских указов, не одобренных предварительно своим правительством; в Венеции духовные, обвиняемые в уголовных преступлениях, предаваемы были гражданскому суду. Павел приказал своему нунцию отлучить за это Венецианский Сенат, воспретил духовным давать в казну республики десятый процент с Церковных имений, с коих доходы простирались до 11 миллионов дукатов и запретительными мерами подорвал торговлю книгами, выходившими из отличных Венецианских типографий; Иезуиты провозглашали мятежное учение против светской власти. Но государственный Венецианский советник, Павел Сарди своими до очевидности сильными доводами показал народу ничтожность Иезуитских софизмов, и Венецианское правительство ни в чём не уступало Папе. Он произнёс анафему на Дожа, на все государственные власти, а особенно на её совещателей (consultores), возложив на местное духовенство обнародовать им буллу, прекратить во всех церквах и капеллах Богослужение и исправление треб Христианских. Но Венецианское правительство дало знать духовенству коротеньким эдиктом, что республика в земных делах не признаёт никого господином, кроме Бога, что верное духовенство республики оценит само собою ничтожность наложенных на него запрещений и непрерывно будет продолжать исполнение своих обязанностей, заботу о спасении душ и службу Божественную. Духовенство осталось верным республике; а Иезуиты, Театинцы и Капуцины, воспротивившиеся распоряжению Венецианского правительства, принуждены были убраться из Венеции, коей правительство позаботилось, чтобы никто не приметил недостатка в монахах; и посему, оставленные ими церкви и монастыри тотчас были заняты другими священниками и монахами.

Чтоб устоять на своём, Папа думал было приняться за оружие. Но мысль, что Венеция заключит против него союз с Протестантами, распространит опасное волнение в Италии и во всем папистическом мире, охладила бранные порывы Папы. Не оставалось другого средства уладить дело, как примириться посредством переговоров. С сею целью, Папа обратился к Испанскому и Французскому Государям, и при посредстве их, на требование Павла уничтожить противные Папизму законы, Венецианское правительство отвечало, что республика будет поступать с обычным ей благочестием; но Иезуитского ордена, при всех убеждениях Папы, Венеция обратно не приняла. Папа требовал, чтобы Венецианское правительство просило разрешения его Папского запрещения; Венецианцы стояли на том, что оно само по себе ничтожно, и наконец дозволили произнести его частно, без народа. При сем же Папе возник схоластический спор об одном догматическом вопросе между Иезуитами и Доминиканцами. Но, хотя Павел V сам был Доминиканцем, и следовательно на стороне Доминиканского ордена, но решение спора, усилившегося ещё при Клименте VIII Павел отклонил объявлением, что спор будет решен в своё время, а между тем каждой стороне запрещается дурно говорить о другой. При следующем Папе, Григории XV, Папским самодержавием управлял племянник его, Кардинал Людовизио. Он образовал конгрегацию пресловутой пропаганды и канонизировал, именем своего дяди, Игнатия Лойлу и Франциска Ксавье. Относительно совещаний по делам пропаганды положено было, чтоб общество её собиралось у Папы, по меньшей мере, однажды в месяц и давало направление миссиям во всех странах мира. От имени сего Папы двукратно выдано Императору Фердинанду II, ученику Иезуитскому, денежное пособие для подавления Протестантов в Богемии. Действительно, для подавления их требовалось жестокое кровопролитие и много денег; почему Император представлял Папскому нунцию, что надобно подождать благоприятнейшего времени, но не имел силы противиться его требованиям, и в Богемию налетели целые стаи Доминиканцев, Августинцев, Кармелитов, Иезуитов, для покорения её Римской догматике. Богемцы тщетно просили, по меньшей мере, приобщения св. Тайн под обоими видами; при малейшем сопротивлении догматам Латинизма, недвижимые имения конфисковались в пользу Папистов и более 30000 семейств изгнано из отечества, а Протестантские Курфирсты, Маркграфы и Князья Немецкие провозглашены государственными преступниками. В Моравии Латинские монахи действовали так же, как и в Богемии. Казалось, что проповедуемая ими Римская догматика, владея неоспоримыми доводами Императорского и других Государей оружия, бывшего в распоряжении Папы и направляемого повсюду рассеянными Иезуитами, окончательно восторжествует, тем более, что даже ослабевшая Испания покусилась снова воевать с Нидерландами. По-видимому, всё предвещало решительную победу Папизма над его противниками, тем более, что и на Английский престол восходили Государи, предубеждённые в пользу Латинского вероучения, а в Германии между тем пылали целые Протестантские области. Но уже воспылала и так называемая 30-ти летняя война.

Преемник Григория, Урбан VIII помышлял уже о покорении Англии соединенными силами Испании, Франции и Австрии. Но успехи Императорского оружия произвели зависть и опасение других держав, чтобы перевес Аугсбургского, Австрийско-Испанского дома, не послужил к их подавлению. В следствие такого опасения, они вступили с Францией в союз против Императора. Великий Министр Франции Ришелье отклонил Англию от союза с Испанией, начертал план, по которому Голландцы и Англичане должны были действовать к потрясению Испании, Турки – устремиться на Венгрию; а к защите Протестантов, пригласил Датского Короля Христиана II, назначив ему на военные издержки миллион ливров. Только успехи Гугенотов во Франции приостановили было на время исполнение сего плана. Но, тогда как Иезуиты и Доминиканцы уже спорили о праве владения имуществами Протестантов, предоставленными им эдиктом Императора Фердинанда, а Протестанты, в отчаянии, пригласили на помощь Шведского Короля Густава Адольфа, Урбан VIII, выказал свою не расположенность к Австрии, а Ришелье спешил поддержать Густава Адольфа, и заключил с ним договор, по которому в продолжении 5 лет этот Государь получал от Франции 1200000 ливров на военные издержки. Его подкреплял и тайный договор с Урбаном VIII. Но победы Густава возбудили в свою очередь опасение в Государях Латинского вероисповедания. В следствие чего, Бавария соединилась с Императором, а Урбан прислал ей денежное пособие. По убиении Густава, Шведы не переставали поддерживать Протестантов; и хотя, в следствие сделок с большею частью Протестантских владельцев, заключён был Фердинандом мир, но другие оставались в союзе с Швецией; а Ришелье, ежегодною выдачею им 4 милл. ливров и уступкой Эльзаса, обязал Бернарда Веймарского вести войну с Императором от имени Французского Короля. Таким образом война продолжалась и по вступлении на престол Фердинанда III, тем более, что к Шведской стороне пристал Бранденбургский Курфирст, Бернард Веймарский, а Бранденбургский полководец Торетеисон нанёс решительное поражение могуществу Австрии, и пламя войны внёс в наследственные владения Императора.

Между тем Урбан, в следствие каких-то финансовых расчётов, завладел городом Кастро и отлучил от Церкви противившегося тому Герцога Эдоарда Фарнезе. – Итальянские государства, давно смотревшие с беспокойством на возрастание Папской области, решились по сему случаю сопротивляться притязаниям Урбана. Посему, в 1643 году, заключив между собою союз, Герцоги и Венецианцы устремились в Папскую область; но Папа собрал уже 30000 пехоты и 6000 конницы. Не имея соразмерных такому числу военных сил, и опасаясь столкновения с Папскими войсками, Венецианцы первые удалились, и союз расстроился. Последствием этой несостоявшейся войны было истощение всей Италии и расстройство Папских Финансов; а тридцатилетняя война в Германии кончилась в 1648 году миром, известным в Истории под названием Вестфальского. К Церковным происшествиям во время Урбана VIII относится ещё то, что Иезуиты успели заставить его осудить учение врага своего, Янсения, хотя Янсенисты утверждали, что в их сочинениях вовсе нет тех мнений, какие приписывали Янсению Иезуиты, в пяти положениях, и какие осуждены Папою.

Последовавший за Урбаном Папа Иннокентий X протестовал против всех статей Вестфальского мира; однако ж народы, узнав из опыта, что не только светские Государи, но и Папы предпочитают земные корыстные виды предметам веры, охладели уже к религиозным интересам. Иннокентий X заведование своими финансами в Римской курии предоставил своей золовке, донне Олимпии Майдалхине, которая имела сильное влияние и на управление Церковью, до той степени, что иностранные послы, для успеха в своих действиях относительно народных Церквей, по видам своих Государей, принуждены были делать первые визиты донне Олимпии; чужеземные дворы, для приобретения её благорасположенности, присылали ей подарки, а Кардиналы считали своею обязанностью держать её портреты в своих покоях. Но она вскоре нашла соперницу в своей невестке, Олимпии Альдебрандине, отчего дом Папы сделался театром раздора сих двух женщин. Правда, в тоже время вошёл было в милости Папы и дальний его родственник, дон Камилло Асталли; но золовка Иннокентия дотоле не успокоилась, доколе Асталли не был изгнан из дворца. Когда же Иннокентий X умер, что случилось в 1665 году, Января 5 дня, – тело его три дня лежало без призрения и никто из приближенных Папе не заботился о его погребении. Донна Олимпия говорила, что она бедная вдова не имеет для этого средств, а прочие не считали себя к тому обязанными.

Преемник Иннокентия, Александр VII высказывал лицемерное желание управлять Церковью без племянников; но ему стали выставлять неприличие такой меры, а Ректор Иезуитской коллегии Олива решительно объявил, что Папа согрешит, если не окружит себя родственниками. В следствие сего, Александр вызвал своего племянника и брата, которые, управляя правосудием в Борго, вскоре разбогатели. Что же касается до дел Церковных и Государственных, то Александр совершенно передал их в распоряжение Консистории, до такой степени, что некто Чжиакомо Квирини говорил: «я служил при Папе (Александре) сорок два месяца и убедился, что он Папа только по имени». Вообще Александр VII до того был равнодушен к общественным делам, что когда, при вступлении его на престол, Венецианцы просили у него помощи в войне с Турками; он предложил им уничтожить некоторые монашеские ордена в своих владениях и обратить имения в казну Республики.

В 1667 году, 20 Июня, на Папский престол возведён Климент IX. Это был первый из Пап, благоразумно покровительствовавший родне своей. При нём же Папская власть, вместо абсолютной монархической, приняла смиренную аристократическую форму. Во время Климента IX и двух его преемников, особенно становится на вид Французское духовенство. Приближённое ко двору Французских Государей, оно приняло лоск светской образованности и не мало способствовало к обработанию и обогащению бедного по себе Французского языка. В то время во Франции явились отличные проповедники, Церковные историки и вообще трудолюбивые писатели, А так как с той же поры, то есть со времён Лудовика XIV, Французский язык сделался господствующим, как в дипломатике, так и вообще в высших кругах каждой образованной нации: то Латинская церковь, посредством бесчисленных книг и книжонок духовного содержания, на Французском языке, стала приобретать в Европе несравненно более прозелитов, особенно же прозелиток, нежели прежде приобретала всеми усилиями своей пропаганды. Довольно близкое знакомство Французских духовных с творениями Отцов Церкви и подражание истинному их красноречию сообщило произведениям их силу и привлекательность, а вместе с тем столько прояснило понятия о Церковном управлении, что не смотря на вековые предрассудки, посеянные на Западе лживыми декреталиями, приписываемыми Севильскому Исидору, Французское духовенство во время Лудовика XIV сознало, что притязание Римских Пап незаконны, что в делах Церкви не решение Папы, а определения вселенского Собора непреложны. Но, с другой стороны, роскошь, соблазны двора, растление нравов, прикрытое лицемерием и ханжеством, практическое безбожие, в тоже время положили основание антихристианскому нечестью, которое в XVIII столетии наконец открыто проповедуемо было Вольтером и его клевретами. Естественно, что вместе с тем и Папы, по крайней мере во Франции, потеряли прежнее своё значение.

Сознание той истины, что одни определения вселенского Собора имеют обязательную силу для вселенской Церкви и стоят выше решений всякого Патриарха и Папы, Французское духовенство в 1628 году, обнародовало во Франции так называемою в Истории декларацией. Узнав об ней, преемник Климента IX, Иннокентий XI уничтожил привилегию Французских Королей, по которой посланники их в Риме давали в занимаемых ими дворцах убежище преступникам. По сему поводу, между Папою и Лудовиком XIV возникли жаркие споры. Для удержания прежней привилегии на будущее время, Французский посланник в 1687 году въехал в Рим с большою свитою, сопровождаемый двумя эскадронами войска. При виде такого зрелища, Иннокентий сказал: «сии на колесницах, и сии на конех, мы же во имя Господне призовем», и, предав Французского посла отлучению, возложил на одну из Римских церквей запрещение за то, что в ней тот посланник однажды присутствовал на Богослужении. Узнав об этом, Лудовик XIV приказал занять Авиньон и Папского нунция послал в заточение.

Александр VIII, следуя политике своего предшественника Иннокентия XI, также протестовал против декларации Галликанской Церкви и оставил по себе память осуждением учения о так называемом философском грехе³⁹³. Преемник сего Папы, Иннокентий XII, не смотря на то, что был избран Французскою партией, пользуясь сцеплением неблагоприятных для Франции политических обстоятельств, отказался изъявить согласие на посвящение в сан Епископа тридцати пяти Французских прелатов, избранных в это достоинство Лудовиком XIV, доколе они не откажутся от помянутой декларации. Избранные сообразили, что Лудовик одряхлел и дела его находятся в расстроенном состоянии, а потому, – будто не зная, что, по Апостольскому правилу, постановление в сан Епископа двумя или тремя Епископами имеет силу и независимо от притязаний Митрополита чуждой области, но всего вероятнее, желая впоследствии, для земных видов, иметь опору в измечтанной Римскою Церковью Папской власти, – отправили к Иннокентию XII партикулярное письмо, коим признавали эту декларацию как бы несостоявшеюся. Довольствуясь таким письмом, Иннокентий утвердил их избрание.

Климент XI, по вступлении на Папство, доверяясь счастью Лудовика XIV и не скрывая своей радости по случаю успехов Французского оружия, раздражил Австрийского Императора. В следствие сего, Императорские войска вместе с Прусскими, наводнив Италию, вынудили Папу подписать тягостные для него политические условия и лишили его политической самобытности. Так, по Утрехтскому миру, независимо уже от согласия Папы, Сицилия и Сардиния отданы новым Государям, а Парма и Пиаченца, коих Герцоги платили Папам дань, усвоены Государями сыну Испанской Королевы. Вообще, с этого преимущественно времени Папские нунции не имели уже прежнего значения при дворах Европейских Государей, и правительства постепенно более начали ограничивать влияние Пап на свои государства, так называемыми конкордатами.

Преемник Иннокентия, Венедикт XII, бывший на Папском престоле только три года, известен в Истории Римской Церкви тем, что провозгласил святым Григория VII, между прочим за то, что он в своё время разрешал народы от присяги, данной на верность Императору и осуждал оскорбляющихся такими мерами. Последовавший за Венедиктом, Климент XII вздумал приглашать Саксонцев перейти из Лютеранства в Римскую Церковь, обещая под этим условием признать законным усвоение ими Церковных имений, коими они обладали. Но это приглашение не имело никакого успеха. Не сильнее было и воззвание Венедикта XIV к Протестантам, призывавшее их в Латинскую Церковь. А между тем требования Испанского двора заставили его отказаться от присвоенного исстари Папами права раздавать, по их усмотрению, малые бенефиции в Испании; так что по своему произволу, Папы могли теперь замещать из них только пятьдесят две. От такой сделки Римская курия потеряла 34000 скуди чистого дохода. Дух времени вынудил Венедикта делать подобные уступки и другим Государям: потому что в Европе повсюду восстали против Папских притязаний. Даже учреждённая Императором в Неаполе школа канонического права сильно опровергала незаконность Папских требований; а споры Иезуитов с Янсенистами произвели то, что целое Утрехтское Архиепископство, принимая все догматы Римской Церкви, не считало себя обязанным оставаться в зависимости от Римской Церкви.

В таком положении были дела этой Церкви, когда антихристианское нечестие возрастало во Франции в меру исполинского чудовища; растление нравов, разлившись по всей Европе, заразило все сословия; а Иезуиты, считавшиеся как бы представителями Римской Церкви, своим поведением навлекли повсеместное негодование правительств. Меркантильный дух Иезуитов огорчал самого Папу, до того что Венедикт готов был произвести коренное преобразование их ордена, неизбежно требовавшееся для предотвращения совершенного его уничтожения.

Между тем, со вступлением на Папство Климента XIII, Португальское правительство, собрав всех Иезуитов, отправило их в Италию и высадило на берега Папской области. Парижский Парламент, определением 6 Августа 1762 года, упразднил конгрегации Иезуитов и во Франции. Коллегии и дома их были заперты также по распоряжению Государей Испанского, Неаполитанского и Пармского. Жалоб Папы по этому поводу никто не слушал: правительства везде действовали по направлению, совершенно противоположному устарелым Формам церковного управления. В частности, Герцог Пармский запретил обращаться в Рим с просьбами и давать бенефиции иностранцам. Климент пытался устрашить Герцога анафемою; но она не только не принесла Папе никакой пользы, а ещё подала повод Французам занять Беневент, Авиньион и Понте-Корво. Вместе с тем Неаполитанский, Испанский и Французский дворы настоятельно требовали уничтожения Иезуитского ордена. Папа созвал консисторию для рассуждения об этом, но к вечеру скончался в судорогах.

В след за тем избран на Папство, Гангапелли, принявший имя Климента XIV. Кроткий, проникнутый духом смирения, Климент XIV старался задобрить Государей. С такою целью, monitorium, в коем предшественник его угрожал Пармскому Герцогу анафемою, Климент оставил без последствий, и, уступая настаиванию Европейских дворов, принялся за дело Иезуитов. Обсудив взводимые на них обвинения, он счёл своим долгом уничтожить их орден: и буллу об этом обнародовал 21 Июля 1773 года. Несмотря однако ж на то, что Папа уничтожил орден Иезуитов, Фридрих Великий и Екатерина II, по воссоединении Белоруссии с Россией, вопреки постановлению Климента, удержали Иезуитов в своих владениях; и Иезуиты, оставаясь в Пруссии и Белоруссии, по-прежнему занимались обыкновенными делами своего ордена и тем показали миру, что сами они Папские постановления считают ничтожными. Но ещё во время Климента XIV Гангенелли, Франция ежегодно высылала ему 600000 ливров за буллы, индульгенции и прочая. Подобных доходов Папы получали от всех дворов Латинского вероисповедания четыре миллиона ливров³⁹⁴.

Не смотря на то, что Папа Климент XIV считался самым кротким, готовым угождать всякому, он ни за что не хотел согласиться на то, чтобы ордена Латинских монахов состояли под ведением и властью Епископов, тогда как того требуют каноны вселенских Соборов³⁹⁵.

Пред смертью Климента XIV, во многих местах в Риме появились написанные неизвестною рукою буквы: Р. S. S. V. Климент сам объяснил, что они означают: Præsto sacra sede vacante, и вскоре за тем умер; смерть его была насильственная: на трупе его, тотчас после кончины его, оказались все признаки самой сильной отравы³⁹⁶.

Между тем, в Европе повсюду развевались знамена нечестия. На Западе оно было проповедуемо почти во всех знаменитых университетах, даже духовными лицами. Так член Сорбоннской академии Аббат де-Прад (de-Prades), в лице докторов Богословия, читал своё сочинение, в котором усиливался опровергнуть чудеса, упоминаемые в свящ. Писании и Божественное посланничество Моисея. Богопротивные и мятежные мнения, рассеваемые повсюду, особенно во Франции, произвели всеобщее брожение умов, тем более, что разврат, убийственным своим дыханием, заражал сокровеннейшие семейные убежища, и безбожие потоками текло от чертогов до хижин. К довершению бедственных потрясений, угрожавших народам и царствам, Государи принялись за преобразования совершенно несвоевременные. Австрийский Император Иосиф II уничтожил в Австрийской Империи более 1300 монастырей, устранил своих Епископов от сношений с Римом, и требовал, чтобы никто не обращался в Рим за разрешениями, так как разрешения, по мнению Иосифа, были товаром, за которым без нужды выходили деньги из государства. В надежде отвратить Императора от таких его нововведений, преемник Климента Пий VI лично отправился в Вену. Но напрасно. Иосиф велел закрыть даже тот монастырь, в котором он имел свидание с Папою, и продолжал действовать по своему образу мыслей; а Папа вынужден был предоставить ему замещение Епископских мест с самой Италии. Пример Иосифа увлёк и Курфирстов, которые открыто требовали, чтобы Пий ограничился теми правами, какие имели Папы в первые времена Христианства, т. е. правами Патриарха.

Но не успел ещё Иосиф II кончить своих преобразований, как в 1789 году последовал страшный взрыв Французской революции. Внешним поводом к ней послужил чрезвычайный государственный долг Франции. Часто сменяемые по сему поводу Министры Финансов не придумали никаких средств к погашению долгов. Последним Министром Финансов во Франции, до мученической кончины в 1793 году Лудовика XVI, был Тулузский Архиепископ де-Бриен, враг веры и Бога. Вероятно, если не революция, то пагубные её последствия были бы предотвращены, когда бы Французское духовенство решилось пожертвовать церковными имуществами для спасения Королевского престола; но оно не хотело принести никакой жертвы³⁹⁷.

В 1790 году, когда Французская революция, воспылав адским пламенем, провозгласила уничтожение во Франции монашества, и отняв все церковные недвижимые имения, наименовала их народными, и продала их с публичного торгу, Папа Пий VI, сперва объявил о том тайной своей консистории³⁹⁸, за тем отправил к Людовику XVI письмо, которым уверял его, что если он утвердит постановления национального конвента, то низринет в раскол целую Францию³⁹⁹. Вместе с тем Пий побуждал своими посланиями знаменитейших Французских Епископов, чтобы они в таком же смысле давали советы Лудовику XVI⁴⁰⁰. Но революция со дня на день свирепствовала с яростнейшим бешенством, низвергая алтари и разрушая Христианские храмы. Многие Французские Епископы, оставив свои Епархии, бежали из отечества; а другие, увлекшись духом революции, дали республиканскому правительству присягу, совершенно противную постановлениям Римской Церкви. Из числа таких Епископов некоторые, как напр. Доминик Лакомб, в знак совершенного согласия с новым порядком вещей во Франции, открыто носили несколько лет революционную, красную шапочку⁴⁰¹, вместе с тем многие Французские Патеры громко изъявляли желание не зависеть от Епископов наподобие Шотландских Презвитерианцев. Смятение Галликанской Церкви усилилось, когда бежавший из Франции Кардинал Архиепископ Бриенский, Карл де-Ломени, по своём возвращении, изъявил согласие на постановления конвента относительно содержания Епископов жалованьем, и относительно нового разделения Франции на Епархии; изъявил также согласие на уничтожение некоторых из них, и на то, чтобы приходские Патеры были поставляемы по выбору народа, даже с согласия Жидов, Магометан и Кальвинистов⁴⁰². О приведении в действие такого постановления особенно ревновал Епископ Карл Маврикий де-Тайлеран Церигор⁴⁰³; а приходские Патеры и народ полагали, что приведением в исполнение таких нововведений, Галликанская Церковь более уподобится Апостольской.

Противясь всему этому, Пий VI отправил к Епископам, состоявшим членами Французского конвента, послание, стращая их, что они, согласившись состоять на жаловании Республики, тем самым унизили себя в глазах народа; что такое постановление конвента имеет целью подвергнуть служителей алтаря всеобщему презрению. Многие однако же Епископы Франции не послушались Пия, почему он низложил их своим постановлением⁴⁰⁴, состоявшимся 13 Апреля 1791 года, а от пребывших верными Римской Церкви требовал, чтобы они внушали верующим, как надобно поступать посреди всеобщего переворота во Франции. В 1793 году, Июня 7 дня, Лудовик XVI был обезглавлен; революционные мнения стали проникать в сопредельные Франции государства, особенно в Италию, в которую, 1796 года, вступили Французы, и под предлогом перемирия заняли Рим, захватили в нём драгоценнейшие произведения искусства, а в 1798 году обратили Италию в республику. В следующем году, Пий, взятый Французами в плен, скончался; на место его Кардиналы, собравшись близ Венеции, избрали нового Папу, который принял имя Пия VII.

По изгнании из Италии Французов оружием Русских, новоизбранный Папа прибыл в Рим 1800 года, Марта 14, отправил к Лудовику XVII грамоту, которою извещая его о своём возшествии на Папский престол, выражался, что он, Папа, всемерно будет стараться засвидетельствовать Его Королевскому Величеству свою преданность и изыскивать случаи и средства доказать Ему своё уважение и любовь к Нему. Но адские действия Французской революции продолжались; Галликанские Епископы не слушались Папских распоряжений; а к оставшимся в неизменном союзе с Римскою Церковью Пий VII, 1801 года Августа 15 дня, отправил буллу, коею предписывал им, ради соблюдения Церковного единения, добровольно оставить свои Епархии⁴⁰⁵. Они отвечали Папе, что не понимают, каким образом оставление своих Епархий может споспешествовать соблюдению единства Церкви⁴⁰⁶; что опасаются, как бы от сего не произошло большего вреда для веры, и просили его вразумить их в этом отношении⁴⁰⁷. Пий настаивал; Епископы снова возразили ему посланием, что этот предмет требует предварительно глубокой обдуманности; ибо к чему может послужить отречение их от Епархий, которое прервёт союз, связывающий их с Галликанскою Церковью, тем более, что от сего зависит душевное спасение словесных овец, врученных их руководству? Но, при всех подобных возражениях, Галликанские Епископы наконец решились оставить свои Епархии. За такое послушание Пий VII изъявил им свою признательность⁴⁰⁸.

Между тем, 15 Июля 1801 г., Пий заключил с Французским правительством, или лучше сказать с первым Консулом, Наполеоном, конвенцию, которою Латинское вероисповедание признано во Франции таким, которое исповедует большая часть граждан Французской республики. Этой конвенцией между прочим постановлено: 1-я статья: «Католическая, Апостольская, Римская религия свободно во Франции будет исповедуема (exercebitur), Богослужение будет открыто, однако ж, согласно с распоряжениями полиции (habita ratione ordinationum quoad politiam), какие необходимыми сочтет правительство ради общественного спокойствия». 2-я статья: «Апостольский, (Римский) престол, по сношении с Французским правительством, ограничит Французские Епархии новыми пределами». 5-я статья: «Первый Консул будет назначать новых кандидатов на праздные Епархии, а Апостольский престол – давать им каноническое постановление». 6-я статья: «Епископы, прежде вступления в исправление своей должности, дадут пред первым Консулом присягу на верность в следующих словах: Я клянусь и обещаю пред св. Евангелием послушание и верность конституционному Французскому правительству. Также обещаю, что не буду иметь никакого общения, никакого совещания, никакого подозрительного союза [unionem], ни внутри, ни вне [Франции], которые бы могли вредить общественному спокойствию; если же узнаю, что как в Епархии моей, так в другом месте, замышляется (tractari) какой-либо вред государству, (status), донесу об этом правительству». 8-я статья: «После всякого Богослужения, во всех Католических, Французских церквах так будут молиться: «Спаси, Господи, республику! Спаси, Господи, Консулов!» 10-я статья: «Епископы имеют назначать на приходы кандидатов (personas), но будут избирать таких, которые правительству угодны (acceptos)». 11-я статья: «Могут те же Епископы иметь один капитул (род консистории) при кафедральной церкви, и одну семинарию в каждой Епархии; но правительство не обязывается определять что-либо на их содержание (sine dotatione)». 12-я статья: «Его Святейшество для восстановления мира, доброго и счастливого восстановления религии, объявляет, что те, которые приобрели отнятые Церковные имения, не будут иметь никакой неприятности ни от него, ни от преемников его, Римских Первосвященников, и в следствие сего, собственность тех имений, доходы и права, с ними соединенные, неизменно при них останутся, и от них будут зависеть (causam habentes)». 15-я статья: «Правительство постарается обдумать, чтобы для Католических Церквей свободно было, если угодно, приобретать новые фундуши»⁴⁰⁹.

Утвердив эту конвенцию буллою, в которой Пий VII уподоблял Наполеона Константину Великому (Constantino illi magno simillimus), другою буллою обнародовал содержание конвенции, называя Наполеона возлюбленнейшим о Христе сыном своим, а третьей буллою, оповестив новое распределение Французских Епархий⁴¹⁰, требовал от Французских Епископов безусловно покориться новому порядку вещей, произвёл или постановил новых для Франции Кардиналов, Архиепископов и Епископов, сократил для неё число Римских⁴¹¹ праздников, и провозгласил для Французского народа юбилей с полным отпущением грехов.

Такие новости чрезвычайною горестью поразили Епископов Франции, вне её по обстоятельствам находившихся, большею частью по поводу отречения от своих кафедр, в силу буллы Пия VII от 15 дня Августа 1801 года. Почему они препроводили к Пию пространное послание, в котором со всею униженностью, соответственною предзанятым из детства понятиям о величии Папы, но чрезвычайно сильно доказывали, что Папа не самовластный правитель Церкви вселенской; что он, Пий VII, поступил вопреки всем примерам своих предместников; что столь важное дело, каково новое разделение Франции на Епархии и назначение их пределов, надлежало учреждать с общего их согласия, тем более, что ещё предшественник его, Пий VI, требовал в таком деле голоса местных Епископов, что в числе Епископов, которых он, Пий VII, поставил на новые Французские Епархии, есть такие, которые сами по себе дали Французскому правительству присягу в начале революции, и, самовольно присвоив себе Епархии, упорствовали в подчинении Папе; что по сознанию прежних Пап, он, Пий VII, не имеет права отменять Церковных правил, которых Папы считаются только хранителями и защитниками;⁴¹² что, по словам Адриана II, первое спасение хранить правило правой веры, за тем не уклоняться от Божественных и Отеческих постановлений;⁴¹³ что, по выражению св. Целестина в послании к Ефесскому Собору и других Пап, согласно с учением св. Отцов, Церковь управляется совместно всеми Епископами; что власть, данная Ап. Петру, по учению Льва Великого, перешла на других Апостолов и на других представителей Церкви, а Апостолу Петру первоначально вверена, с тем, чтобы в лице его представить всем правителям Церкви образец её управления, что даже по сознанию Тридентинского Собора, Епископы, как говорит Апостол Павел, поставлены Духом Св. пасти Церковь Божию⁴¹⁴. Такими и подобными, весьма многими изречениями Пап и св. Отцов, Французские Епископы в упомянутом послании доказывают, что вселенская Церковь не подлежит управлению одного Папы; что Папа не имеет никакого права сам собою, произвольно, без согласия прочих Епископов, особенно местных, учреждать в Церквах что бы то ни было; наконец выводят заключения, что конвенция, заключённая Пием VII с Французским правительством, совершенно несообразна с Церковными канонами, и пагубна для Церкви во всех отношениях⁴¹⁵. Написавшие такое послание к Папе Епископы большею частью проживали в Англии до 1819 года, и посещавшим Англию Французам внушали, что принимаемые ими во Франции от Французского духовенства таинства не имеют благодатной силы, что кто хочет отпущения грехов, тот снова должен у них исповедоваться и не иметь никакого общения с Епископами, находящимися во Франции; некоторые даже утверждали, что Галликанская Церковь⁴¹⁶, в следствие заключённой с Французским правительством конвенции, существенно различается от Церкви Иисуса Христа, и внушали Французам своими письмами не признавать Французских Епископов Епископами⁴¹⁷. Выше прописанное послание подписали тридцать семь Епископов и отправили его к Пию VII; а в след за тем препроводили к нему и другое послание такого же содержания, за подписью двенадцати Епископов.

В 1804 году Наполеон провозгласил себя Императором, и того же года, Октября 29 дня, Пий VIII объявил тайной своей консистории, что он, по долгу признательности за благодеяния, оказанные Наполеоном Церкви, решился отправиться в Париж, для возложения на Наполеона Императорской короны⁴¹⁸. По возвращении из Парижа, Пий снова произнёс в своей консистории речь, в которой изложил, с какими почестями везде принимали его во Франции, какие делали ему, по распоряжению Наполеона, повсеместно лестные встречи, сколь отрадные дал он обещания относительно устройства Церкви и распространения веры⁴¹⁹. В следующем, 1806 году, Папский легат, Кардинал Иоанн Капрера, по требованию Наполеона и поручению Папы, рассмотрел и одобрил катехизис для Французского народа. Но надежды на благоденствие и возрастание Латинской церкви, коими Наполеон польстил Пию, вскоре исчезли. Ибо, хотя в 1808 г. снова учреждены были во Франции семинарии и умножены средства к содержанию Сестёр милосердия, однако же в 1809 году Наполеон, провозгласив присоединение Италии к Французской Империи, приказал войскам своим занять Рим и Папские владения⁴²⁰, схватить Пия VII и отвезти в Фонтенбло. За такие наглые действия Папа, с своей стороны; до выезда ещё из Рима, отлучил Наполеона от Церкви и предал анафеме⁴²¹. Не смотря на то, Наполеон, в 1813 году, Января 25 дня, умел заставить Пия VII подписать конкордат, 2 статьёй коего предоставлены одни и те же привилегии посланникам Папы при других Государях, и посланникам от Царских дворов к Папе, какими пользовались члены дипломатического корпуса Наполеона; 3 статьёй обещана во всех отношениях неприкосновенность не отнятых ещё Папских имений, а за отнятые два миллиона дохода; 5 статьёй постановлено, что Папа как во Франции, так и в Италии будет именовать сам собою десять Епископов, а на прочие Епархии будут назначаемые Епископы со взаимного с Наполеоном согласия. 9 статьёй положено, что пропаганда, палата покаяния (la penitencerie) и архив (Папский) будут учреждены там, где будет иметь пребывание Папа⁴²². Должно полагать, что заключению сего конкордата содействовали Кардиналы Дорио и Руффо, также один Архиепископ с тремя Епископами: потому что на другой же день по подписании конкордата, Наполеон пожаловал орден почётного легиона Кардиналам, причислил к нему трёх Епископов, а Архиепископу дал орден железной короны⁴²³.

Это, как известно, последовало после бегства Наполеона из России, когда очарование непобедимости его исчезло, а обстоятельства совокупились к окончательному его падению. Союзные Государи, заняв Париж, предоставили Пию VII возвратиться в Рим, оттуда однако же он принужден был ещё однажды бежать от Мюрата. В продолжение сих событий, после бегства Наполеона с острова Эльбы, Епископ Ангулемский, Доминик Лакомб, предписывая духовенству своей Епархии принести Богу благодарение за возвращение и молиться об успехе оружия Наполеона, между прочим так выражался в грамоте своей: «Бог даровал нам его (Наполеона), Бог отнял было его, и тот же Бог снова дал нам его! Будем признательны за столь великое к нам благоволение Божие! Будем любить нашего Императора, повиноваться ему, почитать его, и пребывать верными священным отношениям, которые нас связывают с ним!»⁴²⁴ Но тот же Епископ, после вторичного восшествия на престол Лудовика XVIII, в грамоте своей духовенству говорил: «Теперь, когда мы подчинены скипетру лилии, получили сладостное и славное титло Христианнейшей Франции, когда имеем Царём Его Величество Лудовика XVIII, мы благословляем Божественное Провидение, что оно благоволило положить конец нашим бедствиям и скорбям, и за то, что поставило Французов в древнее положение. Лудовик XVIII столько-же есть наш Отец, сколько и наш Государь!»⁴²⁵

В 1817 году 28 Июля, Пий VII объявил тайной своей консистории и обнародовал окружною буллою, что он заключил с Лудовиком XVIII новую конвенцию, по которой вполне восстанавливается конкордат Льва X с Франциском⁴²⁶; а буллою от 17 Августа 1819 года известил, что с согласия Короля учреждается во Франции восемнадцать митрополичьих округов⁴²⁷ и уничтожаются все постановления, состоявшиеся во Франции, в следствие конвенции его с республиканским правительством. Вместе с сим тогда же подчинились Папе и те Епископы, которые до сего времени противились прежним его распоряжениям. Но благоприятные надежды Галликанской Церкви, имевшие, по-видимому, твёрдое основание, не осуществились. Французские Кардиналы с Епископами, посланием от 30 Мая 1819 года, известили Папу, что конкордат не приводится в исполнение; что буллы и постановления Папские задерживаются правительством; что бремя их горестей не только не облегчилось, но ещё более над ними отяготело; что большая часть Французских Епархий почти без всякого управления; что верующие блуждают, как овцы без пастыря; что религия преследуется со всех сторон; что враги её, кажется, соединили против неё все силы свои, и хотят уничтожить её во Франции; что нечестивые книги повсеместно распространяют пагубные мнения; что духовенство везде преследуется насмешками, сатирами, клеветами; что по отзыву правительственных лиц, к приведению в исполнение конвенции, или конкордата, есть непреоборимые препятствия⁴²⁸.

С падением Наполеона, улучшилась и участь Пия VII. Благословенный Александр, желая восстановить в Европе порядок сколь возможно близкий к тому, в каком была Европа до Французской революции, по согласию с Австрийским Императором, Королями Прусским и Английским, восстановил и Церковную область. В следствие сего, 24 числа Мая 1814 г., Пий VII возвратился в Рим, откуда однако ж в 1815 году ещё однажды принужден был бежать, когда Неаполитанский Король Мюрат, подняв оружие в защиту Наполеона, овладел Папскою областью. По утверждении в Европе мира, Пий подписал конкордаты с Александром Благословенным, относительно Царства Польского, с Австрийским Императором, также Королем Баварским и Неаполитанским. По содержанию тех конкордатов, Государи предоставили самим себе избрание кандидатов на Епископские места, а в Неаполитанском Королевстве предположено Церковные имения присоединить к Государственным.

По кончине Пия VII, в 1823 году избран на Папство Лев XII. Он в 1824 году заключил конкордат с Королем Ганноверским, а в 1827 г. с Бельгией и с объявившими свою самостоятельность республиками Американскими, чем вошёл в неприятные отношения к Королю Испанскому, который, под руководством Иезуитов, царствовал посредством инквизиции. Лев XII оставил ещё по себе память преданием анафеме Библейских и тайных обществ.

Преемник Льва, избранный в 1829 г., Лев XIII, по причине преклонных лет и слабого здоровья, недолго занимал Папское седалище, а Папство своё ознаменовал тем, что запретил в своей области продавать пьяницам хмельные напитки внутри трактиров и корчемниц, дозволив продавать их желающим через железные решётки. С кончиною сего Папы возведён на Папство Пий VIII, который также недолго управлял Папским кормилом; а по смерти его вступил на Папский престол, в 1831 году, Февраля 2 числа, Григорий XVI. Но как при избрании своём он был только Пресвитером, то в следующий день после избрания посвящен был в Епископы, а 6 Февраля короновался. Быв прежде начальником пропаганды, Григорий XVI пламенно ревновал о распространении и усилении её действий; эта ревность его не мало причинила расстройства финансам Папской области⁴²⁹; не смотря на то, он старался ещё украсить Рим новыми великолепными зданиями. Демократический дух, проникнувший в Италию, и тайные общества беспрестанно тревожили Григория. Узнав, к крайнему своему огорчению, о воссоединении в России Униатов с господствующею Церковью, Григорий объявил о сем своей консистории речью, из коей очевидно усматривается, что он не имел истинного понятия ни о горестном положении Униатов до их воссоединения, ни о Евангельском духе законов Российского государства. Отличаясь честностью, необыкновенною деятельностью и умеренностью в политических своих мнениях, Григорий был уважаем всеми Государями. Кончину его ускорили огорчения, причинённые народными смутами в Бононии и на берегу Адриатического моря; где жители, управляемые прелатами, лишенные древних своих преимуществ и обремененные тягостными податями, постоянно волновались, несмотря на то, что большие крепости наполнены были государственными преступниками. Получая о сем беспрерывно неприятные донесения, обремененный летами, он скончался в 1846 году, на другой день праздника Св. Троицы.

Провозглашение нынешнего Папы Пия XI, последовавшее 16 Июня, того же года, на 54 году его жизни, следовательно ещё в полной крепости сил, было с восторгом приветствуемо народом. Одарённый отличными талантами и характером твёрдым, Пий вскоре выказал дух преобладания в самых обширных притязаниях, и прежде всего устремил пламенную деятельность к порабощению своему самовластию состоящих под игом политического рабства, Восточных православных Церквей. Вместе с тем полагая, что народами столь же легко управлять, как мечтать о построенном на софизмах церковном самодержавии, Пий IX вздумал соединить в своём лице два вида противоположных и одно с другим несовместных правлений: вид самодержавного верховного Правителя Церкви, и конституционного Государя Папской своей области. Почему, действуя в своей Церкви как полновластной самодержец, он даровал своим подданным конституционную хартию. Но это уродливое сочетание взаимно противоположных статей произвело в Риме мятежи, в следствие коих Пий, осаждённый в своём дворце, видел собственными глазами, как мятежники наводили на его дворец пушки, стреляли и целились в него самого, и принуждённый переодетым бежать из Рима, едва спасся в пределы Неаполитанского Королевства. По возвращении в Рим, при содействии чужестранных войск, усмиривших рьяный жар Римских мятежников, он, желая ли дать пищу толкам Римских празднолюбцев, или действительно полагая, что настал час вновь поработить Англию Папскому скипетру, отправил в неё давно подготовленного для сей цели Ирландца, Кардинала Вейземана, с титулом Папского в Англии Примаса. Это затейливое предприятие Пия взволновало многочисленные религиозные Английские секты, особенно так называемую Епископскую. Вторжение Вейземана в Англию, без предварительного сношения с её правительством, было сочтено пролазничеством чрез ограду, а не законным путем, не вступлением чрез дверь. Вследствие сего, Английский народ представил правительству о таком вторжении несколько просьб и Английский парламент принялся рассуждать о том, какие предпринять меры против такого нападения Папы? Между тем, как благоприятствовавшие Папизму иностранные журналы выставляли тогда Кардинала Вейземана необыкновенным религиозным борцом, и предсказывали, что он, при содействии своих клевретов, вскоре покорит Папизму всю Англию, Английские религиозные секты отправили своих миссионеров в Римскую область проповедовать против Папизма, и отыскали какое-то дело о неуплате Вейземаном одной Англичанке долга, в следствие чего, суд Английских присяжных определил посадить Кардинала за долг в тюремный замок, и Вейземан принужден был на время скрыться. Для увлечения Английской Церкви в Латинизм, Латинские прелаты тогда же принялись совершать открытые церковные ходы; но правительство, запретив их, положило за каждое нарушение запрещения денежный штраф⁴³⁰. В 1853 году Пий IX старался устроить Латинскую Иерархию и в Голландии, где исстари довольно было Папистов, которые хотя негласно, однако ж имели свои монастыри и Епископов, тогда как большая часть Голландцев следовала Лютеранизму и Кальвинизму, раздробленным, как в Англии, на частнейшие секты. Для своих приверженцев в Голландии Пий IX назначил Примаса и пять Епископов, также не сделав по сему предмету предварительно никакого сношения к местным правительствам, к явному презрению и унижению установленных Богом властей. Из таких поступков Пия очевидно, что ему главное хотелось в Европейских журналах возбудить различные толки, особенно о величии и пространстве Латинской церкви, в надежде, что журнальное эхо привлечет к ней более прозелитов. Вероятно Пий предполагал также, что, поставив как в Англии, так и Голландии своих Примасов и Епископов без сношения о том с местными правительствами, он возбудит этим гонение их против Латинистов, и, с одной стороны, писателям Римской Церкви доставит случай к сочинению многих красноречивых легенд о мучениках, пострадавших за имя Папы; с другой, расположит Англичан и Голландцев, при виде страдания гонимых Латинистов, скорее покориться Папе, подобно тому, как Англичане полюбили Квакеров, когда видели гонение на них. Но в Европе времена гонений за веру, благодарение Богу, прошли: ни Английское, ни Голландское правительство не, сочло нужным принимать строгие меры против своих подданных Латинского вероисповедания, кроме того, что в предотвращение народных волнений, воспретило открытые крестные ходы. Между тем, то и другое правительство внимательно наблюдает, чтобы кто-либо из проповедников Латинизма не решился на такие поступки, за которые теперь и правительства Латинского вероисповедания вешают своих Пасторов, как было в 1848 году в Венгрии и Ломбардском Королевстве.

При окончании войны, имевшей в виду решение Восточного вопроса, в Риме произошли два замечательные события. Первое, – Пий IX, по истечении восемнадцати с половиною веков от Рождества Христова, решил, провозгласил и приказал Латинистам веровать, что Пресвятая Дева Богоматерь не подлежала первородному греху. В Европе, особенно во Франции, это нововведение породило много толков, много жарких прений. Толковники каждой новой идеи, каждого нового события говорят: «Его святейшество худо выбрал время для этого нововведения. Он должен был понять, как опасно посягать на неизменность какого бы то ни было верования; как опасно преобразовывать в догмат свободное верование, хотя бы всемирное, как бы доказывая тем неполноту в самом символе католического исповедания, незамеченную в течении нескольких веков»⁴³¹.

Можно прибавить к сему, что предмет такого нововведения, догмат о том, что Пресвятая Дева не подвержена была первородному греху, не доступен человеческому понятию, не открыт в слове Божьем, не передан Церкви преданием; а если Апостол Павел Богодухновенный говорил верующим что он не хочет обладать их верою (2Кор.1:24): то какое право имеет на это Папа? Притом же, подвержена ли была Богоматерь первородному греху, или не подвержена, – но если из слова Божия известно, что пред зачатием Её, по человечеству, предвечного Сына Божия, низшел на Неё Дух Св. и осенила Её сила Всевышнего; что Она таким образом удостоилась соделаться Материю Слова Божия: то и по сему одному достоинству Она честнее Херувимов и славнее Серафимов, так что ниже Её все твари, выше – один Бог⁴³².

Достойно внимания и следующее, происшествие: 1855 года, Апреля 12 числа, Папа Пий IX, присутствуя в зале возле церкви св. Агнесы, при выпуске воспитанников Римской пропаганды, провалился в нижний этаж здания, со всеми присутствовавшими здесь Кардиналами, воспитанниками и посетителями. Это происшествие сопровождалось следующим обстоятельством. Один из воспитанников пропаганды был назначен к отправлению в Россию. Папа, смеясь, сказал Генералу Монреалю, чтобы он доставил этому миссионеру доступ в Россию. Едва Папа успел сказать это, как главная балка пола затрещала, переломилась, и от 140 до 150 человек провалились чрез пол⁴³³.

Если бы какой-нибудь Русский Архиерей вздумал для отправления в Рим образовать своего миссионера, чтобы вразумить Римлян, что они тщетно признают своего Епископа главою вселенской Церкви, и если бы, при отправлении такого миссионера, тот Архиерей провалился с верхнего в нижний этаж: то писатели Латинской церкви такое событие прописывали бы во всех своих догматических Богословиях!

Ещё прежде описанных событий, со времени водворения мира в Европе 1816 года, после переворотов, бывших плодом Французской революции и Наполеонова честолюбия, в народах Европы ощутительно проявился дух религиозный. Люди высших сословий сознали, что без веры бессильно всякое правительство, а без правительства невозможно ни общественное, ни частное благоденствие. Обращая внимание на такое почти всеобщее сознание просвещенных людей, можно решительно утверждать, что Христианское вероучение никогда не имело благоприятнейшего времени к одержанию решительной, победы над безбожием и вольномыслием, как во время, последовавшее за окончательным прекращением Европейских битв миротворцем Европы, Александром Благословенным. Только однажды после того антихристианское нечестие произвело было во Франции адский взрыв, в Июле 1830 года, взрыв, ознаменовавшийся снова поруганием и сокрушением крестов и священных изображений, расхищением молитвенных зданий, поруганием и даже умерщвлением многих Пасторов и Епископов. Но это был кратковременный ураган, громко провозгласивший народам, что единственное условие их благоденствия состоит в покорении их умов и сердец Христианскому вероучению; и религиозное чувство в след за тем явственнее оказалось во многих местах Европы. Приметив это, писатели Западной Церкви с напряжённейшею ревностью принялись сочинять и издавать книги и книжечки духовного содержания, большею частью украшенные изящнейшими гравюрами и виньетками, да и кроме книг явились миллионы разного формата эстампов и картинок для возбуждения, усиления и распространения духа Христианского учения. В одной Франции, кроме высланных Папами религиозных книг, монахов и монахинь в первую революцию, – после революции 30 Июля, для восстановления Христианского учения в народе трудилось четырнадцать тысяч патеров, пять тысяч монахов и столько же монахинь, а издано тринадцать миллионов книг духовного содержания⁴³⁴. Кроме сего, для успеха в своих действиях, Латинская пропаганда, овладев по своему обыкновению, умом и воображением женщин, вместе с тем овладела и модою, сильнейшим в мире рычагом к привлечению прозелитов в недра Римской Церкви⁴³⁵. В следствие таких усилий, целые тысячи, как уверяют, Протестантов переходят в её ограду: преимущественно потому что в Протестантских странах, после того, как Лютер и Кальвин с братией предоставили каждому читателю свящ. Писания право толковать его, – учёные, при пособии языческих классиков, принялись за филологическое толкование Библии, и таким образом превратили её в обыкновенную, как бы мирскую книгу, не заключающую в себе Божественного откровения; иные же из них придумали самые нелепые теории, для совершенного искажения смысла в слове Божьем. Поэтому народы Протестантского мира частью разделились на бесчисленные как будто Христианские секты, а частью впали в открытое безбожие.

Но к прискорбию, вместо чистого, беспримесного проповедования Господа Иисуса распятого, кроме коего Апостол никого не хотел проповедовать народам, писатели и проповедники Латинской церкви, по большей части, стали проповедовать своего Папу, подновлять и выставлять во всевозможным видах старые, ничего не доказывающие, доводы, или справедливее софизмы о мнимом главенстве Папы над вселенскою Церковью; стали вопиять во всеуслышание, что без Папы нет Христианства и не возможно душевное спасение; что одна Римская есть истинная Христова Церковь. И несмотря на то, что Латинская пропаганда приобрела теперь большие успехи в Европе, писатели Латинской церкви, прилагая напряжённейшие усилия к превознесению имени Папы и повсеместному распространению его власти, и тщеславясь притом, что во многие места они успели уже проникнуть духом своего учения, горько скорбят и жалуются, что люди, усвоившие себе их дух, суть только частные лица, но что их проповедь не объяла ещё целых народных масс. Это значит, что Латинские Пастыри не приобрели ещё такого обширного доверия, по которому бы целые народы, по произволу Папы и по слову его глашатаев, восставали против своих правительств и предпринимали крестовые походы против наций, не поклоняющихся имени Римского Папы!

Между тем, нельзя не предвидеть, что дух настоящей проповеди Латинской пропаганды не только не принесёт существенной пользы Христианству, но впоследствии может ещё сильно повредить ему, когда религиозный жар, произведённый в некоторых областях Европы усилиями проповедников Папизма, охладеет; когда люди основательно учёные вздумают вероучение Римской Церкви, особенно о главенстве Папы, сверить с подлинными источниками, из коих Латинские писатели почерпают свои доводы; когда желающие следовать учению Латинской церкви на твёрдых основаниях обратятся к подлинным, и читаемым в связи, а не к отрывочным преданиям и свидетельствам первобытной Церковной Истории; и когда затем, взвесив на весах здравого смысла софизмы Папизма, увидят изысканную их напряжённость, сознают их пустоту и ничтожность. После таких исследований не только потухнет мнимо-религиозный пламень, возбуждаемый Латинскою пропагандою; но и многие из полуучёных, не взяв на себя труда рассмотреть и убедиться, сколь тверды основания вероучения Восточной православной Церкви, и на каких незыблемых правилах утверждается её Иерархия и благочиние, могут прийти к обидному для истинно-Христианского вероучения и пагубному для человечества заключению, будто и коренные истины Христианского вероучения столько же не основательны, как учение Римской Церкви о главенстве Папы.

Но не уснет, ниже воздремлет храняй Израиля! Небесный Пастыреначальник, един истинная Глава Церкви своей и Царь сего благодатного царства, который никому не даёт своей Божественной славы, коего слова не прейдут, хотя бы прешли небо и земля, – сохранит, по своему обетованию, истинную Церковь свою, до окончания мира. Эта Церковь будет, конечно, не Латинская, в которой, со времени Флорентийского Собора, кроме других несообразностей, несовместных с духом истинно-Христианской Церкви, Римские Папы, провозгласившие себя главами всего Христианства:

1. Свою деятельность и все усилия свои употребляли явно к приобретению для себя самостоятельной светской власти, в качестве Государей Италии. Так действовали преимущественно Иулий II, Климент VII, Григорий XIII и Урбан VIII.

2. Церковные и Государственные доходы употребляли для обогащения своей родни и возведения в Герцогские и Княжеские достоинства своих племянников, как поступали Александр VI, Климент VIII, Иулий III, Урбан VIII.

3. Для возвышения своих доходов отдавали важнейшие места в Иерархии Римской Церкви на откуп, так что симония при многих Папах была в полной силе, напр. при Сиксте IV, Клименте VII, Павле V.

4. Многие Папы, особенно Александр VI, Лев X и Павел III, поощрением и наградами писателей и художников, а всего более своим образом жизни, открыто содействовали восстановлению языческого духа в словесности, искусствах и нравах.

5. Лев X, Климент VII и другие Папы, всемерными своими усилиями отклонить созвание Собора, для требуемого целым народом коренного преобразования правительства Латинской церкви в её главе и членах, были одною из главнейших причин образования Лютеранства, Кальвинизма, и прочих бесчисленных еретических сект.

6. Предосудительное поведение Александра VI, Льва XI и других, особенно предшествовавших им Пап, было неизгладимым соблазном для Христианских народов.

7. Влияние на управление Церковными делами Папских родственников, даже женского пола и Папских любимцев ясно вразумляло народы в несбыточности вероучения Римском Церкви о церковном единовластии; между тем как именно таким образом была управляема Латинская церковь при Александре VI и VII, Григорий XV, Иннокентий X.

8. Постановления, известные под именем Тридентского Собора, тщетно приписываются тому Собору и именуются Соборными: потому что они составлялись частью не в Триденте, а большею частью по желанию и воле одних Пап, особенно Пия IV и Павла V.

9. Папы для земных своих видов вооружали один Христианский народ против другого Христианского же народа, и для корыстных целей вступали в союзы с Протестантскими Государями, которых осуждали, и даже с Турецкими Султанами, против государств, следовавших Римскому вероисповеданию; как поступали Павел III и IV, Сикст V и Урбан VIII.

10. Провозглашая себя верховными решителями Христианского вероучения, Папы сами уклонялись от искреннего своего решения, напр. Климент VIII и Урбан VIII.

11. Несогласие Пап утверждать в сане Епископов лица, признаваемые местным духовенством и светским правительством достойными Епископского сана, своекорыстно и не имеет никакого основания ни в преданиях первобытной Христианской Церкви, ни в древних постановлениях вселенских Соборов, и вообще вредно для Христианства. Ибо почему не допустить, что именно такой отказ Папы Иннокентия XII, при Лудовике XIV, дал время усилиться во Франции нечестью, которое впоследствии превратило её в адский вертеп, и из него душеубийственное зловоние безбожия разлило в XVIII столетии по целой Европе?

12. Так называемые Папские интердикты, по которым в каком-либо государстве запираются молитвенные храмы, прекращается открытое Богослужение, совершение таинств и проповедование слова Божия, похоже на то, как если бы какой Государь, за проступок одного или нескольких областных сановников, приказал отнять хлеб и другие жизненные припасы у жителей целой области; потому что открытое Богослужение и совершение таинств составляют насущный хлеб душ Христианских.

13. Во времена всеобщих потрясений Церкви, Папство не только не приносит ни малейшей пользы, но даже причиняет явный вред, сосредоточением духовной власти в одном лице человека, существа ограниченного и немощного, смертного. Это между прочим очевидно из того, что Епархии, признающие Папу главою Церкви, лишившись своих Епископов, не могут иметь их без Папского утверждения; а Папа, содержимый в каком-либо строгом заключении, хотя бы и желал, не может избираемых утверждать в Епископском достоинстве.

14. Хотя История не говорит в частности об образе поведения и деятельности других подчинённых Папам Епископов Латинской церкви, а только слегка намекает, что они по большей части жили вне своих Епархий; что многие из них пользовались доходами многих Епархий, управляя ими посредством своих викариев; что нередко как Епархии, так и приходы были на откупах, и отдавались разным липам по таксе: но уже само собою разумеется, что пример Римского Епископа был правилом для других Епископов, признававших его своею главою. И действительно, многие из них не оставляли случая извлекать из Церковных имений, также от исправления таинств и Христианских треб сколько возможно более доходов, для окружения себя всею мирскою пышностью и для обогащения родни своей, особенно племянников и племянниц.

Таково общее содержание истории каждой Епархии Латинской Церкви, с немногими исключениями. В истине сего могут удостовериться и современные жители почти каждой из тех Епархий. Но всякий раз, когда злоупотребления Иерархии Латинской церкви, становясь виднее, побуждали местные правительства ограничивать источники роскоши и злоупотребление церковных доходов, Епископы и духовенство Латинской церкви, к удержанию церковных доходов с имений и Христианских треб, находили опору в Папах, которые тотчас вмешивались в распоряжения правительств, и всемерно старались затруднить их. Для такой-то опоры Епархиальные Епископы Латинской церкви и вообще Латинское духовенство считают необходимостью признавать главенство Папы над вселенскою, собственно говоря, Латинскою Церковью, тем более, что всеобщий дух представительной Латинской церкви, начиная от Римского Епископа до последнего прелата, есть всеусильное стремление к господству и подчинению себе, какими бы ни было мерами, всякого правительства и всякой земной власти. От этого же происходит, что Латинское духовенство считает полным торжеством своей веры свободу учреждать инквизиции и сжигать, мучить, терзать всех, не принимающих мнений, измышленных схоластиками в средние времена; что если в какой-либо стране Латинское духовенство до того ограничено, что не может преследовать Христиан, не поклоняющихся Папскому имени: то Латинские писатели кричат, вопиют во всеуслышание, что в такой-то стране преследуют Римско-Католиков.

По таким побуждениям Латинская церковь сочла необходимостью, между прочим, облечь чрезвычайным обрядовым величием, духовным и светским, избрание и посвящение Римских Епископов, которое одно показывает, как далеко Латинская церковь уклонилась от первобытного избрания лиц в Епископское звание, от простоты и смирения первобытных Пастырей Христианской Церкви, а тем самым от духа Христова. Для удостоверения в истине сего, довольно сравнить первобытный образ избрания Епископов и современный в Восточных Церквах с избранием, и посвящением в Папское звание. С сею целью рассмотрим:

Древние виды избрания в Епископское звание.