Немецкие храмы Санкт-Петербурга

31 октября 1517 года Мартин Лютер прибил 95 тезисов к вратам виттенбергской церкви. Этот день считается началом Реформации в Германии, откуда идеи Лютера распространялись в Северной Европе, а впоследствии – и в России. Лютеране начали селиться в Москве и других русских городах вскоре после начала Реформации; это были архитекторы, пушкари, лекари, военные и т.д. Лютеране приняли активное участие в основании С.-Петербурга, и здесь издавна существовали немецкие общины.

В книге излагается история 4-х действующих лютеранских храмов, а также (для полноты) история реформатской и католической общин. В качестве приложения рассматривается история немецкой религиозной книжности в С.-Петербурге, а также оценка Реформации со стороны славянофилов (положительная).

В октябре 2017 года исполнилось 500-летие Реформации, и этот юбилей широко отмечался в протестантском мире, в том числе и в лютеранских общинах С.-Петербурга. Немецкое консульство в С.-Петербурге могло бы заинтересоваться этим проектом и оказать определенную поддержку в издании этой книги в бумажном варианте.

Автор – доцент Санкт-Петербургской Духовной Академии, преподает историю западных исповеданий, в том числе и историю Реформации.

Невский пр., 22–24

Ведя борьбу со шведами за выход России к Балтийскому морю, Петр 1 в 1703 году заложил новый город у устья Невы. После переселения царского двора из Москвы в Санкт-Петербург, на левом берегу Невы возник «форштадт», который в основном населяли немцы и голландцы. Этот форштадт назывался «Немецкой слободой», но после того как на этом берегу Невы Петр I основал Адмиралтейство, он получил название Адмиралтейского острова. «Со времени основания в 1703 г. Петербурга, большие партии иностранных техников привозятся почти каждый год, и скоро в новой столице их стало уже так много, что в Петербурге завелась своя «Немецкая слобода», едва ли значительно уступавшая числом жителей московской, – писал отечественный искусствовед в начале XX в. – Так называлась тогда вся левая сторона города, на которой с основания здесь в 1704 г. Адмиралтейства начали селить иностранцев, служивших на верфи».¹

Немцы-лютеране и голландцы-реформаты, жившие на Адмиралтейском острове, вскоре образовали приход; местом собрания этого прихода первоначально был зал в доме вице-адмирала Корнелия Крюйса. Дом этот стоял на месте нынешнего здания Зимнего дворца – Нового Эрмитажа со знаменитыми атлантами.

Корнелиус Крюйс (Cornelius Cruys, 1657–1727) был одним из видных создателей и деятелей российского флота. Он родился в норвежском городе Ставангере, но родители его были голландцами. До приезда в Россию Крюйс долго служил в голландском флоте.² Весной 1698 г. Крюйс был принят находившимся в Голландии Петром I на русскую службу с чином вице-адмирала. Летом 1704 и 1705 гг. «Корнелий Иванович» командовал флотом, отбившим атаки шведских эскадр на крепость Кроншлот и остров Котлин, чем спас зарождавшийся Петербург.³

Реформат по вероисповеданию, Крюйс был набожным и ревностным христианином. Именно поэтому его дом в Санкт-Петербурге очень скоро стал центром притяжения для всех приверженцев евангелического вероисповедания.⁴ Богослужения в «домовой» церкви Крюйса совершал пастор Вильгельм Толле (Толль) (1674–1710). Магистр философии, ректор монастырской школы в Илефельде, Вильгельм Толле жил в С.Петербурге, вероятно, с 1703 года и умер здесь 26 сентября 1710 года.⁵ Вот что пишет об этом анонимный немецкий автор, опубликовавший свои заметки в Лейпциге в 1713 году под криптонимом «HG». B трактате «Точное известие о крепости и городе Санкт-Петербург» он сообщает: «Первым пастором в этой церкви был немец из Геттингена, уроженец курфюршества Ганновер, он скончался осенью 1710 года к величайшему прискорбию всей довольно многочисленной общины. Его звали Вильгельм Толле, он был благочестивым и ученым мужем, знавшим 14 языков и обычно читавшем проповеди на немецком, голландском или финском – для живущих там финнов»⁶.

Стихийно возникшая община была многонациональной, она включала в себя немцев, голландцев, французов, швейцарцев, англичан, скандинавов. По местоположению ее называли «церковь на адмиралтейской стороне». Богослужение совершалось в ней попеременно – в одно воскресенье – лютеранское, в другое реформатское.⁷ В 1708 г. по приказу Петра I, орган из пустующей немецкой церкви в Дерпте (ныне Тарту, Эстония) был перевезен для петербургского евангелического прихода. Вместе с инструментом прибыли немецкий органист Генрих Теодор Цахау (1674–1740) и два мастера.⁸

После кончины Вильгельма Толле должность пастора на «вице-адмиральском» приходе замещал Иоганн Арнольд Паули (ум. в 1741 г.) Любопытные сведения об этом пасторе и об его взаимоотношениях с Вильгельмом Толле приводит все тот же немецкий аноним. Он пишет о том, что «будучи человеком любознательным, он (Толле) однажды с несколькими приданными ему в помощь людьми потрудился (в окрестных местностях) до Шлиссельбурга и Старой Ладоги и за ними в поисках древних редкостей, с этой целью раскопав несколько языческих могил, курганов, где нашел различные предметы и составил перечень части найденных в этом путешествии редкостей и прочих достопримечательностей». И, как добавляет «Н.G.», «после кончины пастора упомянутые и другие имевшиеся у него прежде редкие монеты и иные предметы купил г-н магистр Паули из Пруссии, бывший генерал-штабс-пастор русской армии, также находившийся в С.Петербурге в мое время»⁹. И.А. Паули недолго пробыл в должности пастора, – он был отозван из Петербурга в Мемель (ныне – Клайпеда, Литва), где стал докторам богословия и викарием.¹⁰

В последний год жизни Вильгельма Толле Корнелий Крюйс построил около своего дома деревянный храм, поскольку количество прихожан увеличивалось, и домовая церковь стала тесной. Об этом сообщал Юст Юль, датский посланник при Петре 1 (1709–1711 гг.). В декабре 1709 г. он продиктовал своему секретарю Р. Эребо: «Вице-адмирал Крейц построил в Петербурге лютеранскую церковь в виде креста, из одних бревен, как строятся дома в Норвегии и почти во всей России».¹¹

В своем сочинении «Известие о городе Санкт-Петербурге» анонимный немецкий автор (Н.G.) посвятил целую главу «Описанию города на Ингерманландской стороне (С.52–55). В этих записках, относящихся к 1710–1711 гг., отмечается, что «по другую от крепости сторону реки, южнее, находится Немецкая слобода, называемая иначе Адмиралтейским островом, где в мое время жили по большей части только немцы и голландцы, занимающиеся флотом, а также иностранные послы и многие русские»¹².

Читая это описание, можно уточнить местоположение лютеранской церкви, выстроенной вице-адмиралом Крюйсом. Сначала автор упоминает про первый Зимний дворец, срубленный в 1703 году: «На этом берегу, если смотреть вниз от Ладоги, стоит большой длинный ряд домов.., на протяжении приблизительно половины немецкой мили¹³…В этом ряду есть еще и маленький дом в голландском стиле, в котором Его величество живет зимой»¹⁴. И сразу же после этого следует упоминание о протестантском приходе: «Немного ниже по течению в том же ряду живет его превосходительство г-н вице-адмирал Корнелиус Крюйс, голландец или же во всяком случае выросший среди голландцев. У него просторный двор и здание; во дворе поставлена лютеранская реформистская церковь, которую посещают преимущественно занятые при флоте и некоторые другие живущие там и временно пребывающие немцы»¹⁵.

Сходные сведения содержатся в записках Фридриха Христиана Вебера, ганноверского резидента в Петербурге. Немецкий дипломат неоднократно посещал город на Неве – с 1714 по 1719 гг., и за эти годы новая столица преображалась на глазах современников. Так, Вебер упоминает про «Зимний дом его царского величества», – «его обычная резиденция, возведенная из кирпича в два этажа», замечая далее, что «царю на набережной построили другой дом»¹⁶. Здесь речь идет про Второй Зимний дворец, у пересечения Невы и Зимней канавки; его постройка длилась с 1715 по 1718 гг.¹⁷

Далее в записках Ф.Х. Вебера упоминается про Немецкую слободу: «По правую руку живут самые разные люди, русские и немцы, и особо следует отметить, что вокруг его царского величества, а именно на соседних улицах, живут больше немцы, а не русские», после чего ганноверский резидент уточняет местоположение протестантского храма: «лютеранская церковь (деревянное здание в виде креста) стоит к нему (дворцу) ближе всего, на расстоянии от его заднего дома не более 300 шагов»¹⁸.

А в описании Петербурга, составленном в 1793 году немецким автором Иоганном Готлибом Георги, о местоположении этой церкви говорится предельно точно. По его словам, деревянная кирха «до 1717 года лютеранам и реформатам обще принадлежала; ныне же на оном месте выстроен императорский Ермитаж»¹⁹.

Судя по отзывам гостей, бывавших в Санкт-Петербурге, немецко-голландский приход объединял большинство иностранцев – выходцев из протестантских стран. Так, секретарь Юста Юля – Расмус Эребо, упоминает про лоцмана-датчанина капитан-лейтенанта Хауха (Christoffer Hauch).²⁰ Этот морской офицер русской службы в 1710 г. стал членом церковного совета немецкой лютеранской церкви св. Петра.²¹ Интересно и другое замечание Расмуса Эребо. Как сообщал он в записи, относящейся к тому же 1710 году, «в то лето я (однажды) проповедовал в Петербурге по-датски, чего до тех пор никогда не было слыхано. Царь, узнав об этом, сам явился в церковь на (мою) проповедь»²².

В те годы число голландцев-реформатов на смешанном приходе было преобладающим, что впоследствии и побудило их начать строительство своего собственного храма. Об этом пишет секретарь датского посланника. В записи Расмуса Эребо, относящейся к 1710 г., читаем: «В Петербурге была голландская лютеранская церковь, где мы слушали проповедь и куда ходили к трапезе Господней. Все (иностранцы), которых множество в (русском) флоте, к какой бы национальности они ни принадлежали, знали по-голландски; поэтому кое когда мне приходилось заниматься голландским языком»²³.

Сопоставляя сообщения иностранных авторов, можно получить более полное впечатление о тогдашних церковных традициях. Возвращаясь к записям немецкого автора Н.G., можно привести любопытное наблюдение о первых годах жизни петербургской лютеранский общины: «За неимением колокола перед началом богослужения на самом крайнем углу двора со стороны воды, или берега, поднимают обычный флаг г-на вице-адмирала с голубым крестом в белом поле, с тем, чтобы живущие вокруг немцы и голландцы направлялись туда»²⁴. Немецкий автор тепло отзывается о Корнелиусе Крюйсе, подчеркивая что «он чрезвычайно опытный моряк и участвует в управлении морским ведомством… Помимо того, он еще главный старшина евангелических и реформатских церквей и школ всей России и по справедливости покровитель и патрон всех немцев и голландцев»²⁵. Интересно, что церковь во дворе дома Крюйса в обиходе называли Лютеранско-реформатской церковью – случай уникальный, но для Санкт-Петербурга примечательный. Здесь лютеране и реформаты жили в диаспоре, в окружении чуждого им по языку, культуре и вероисповеданию населения, и на первый план выступало то, что их объединяло, а не разделяло.²⁶

Самую крупную группу в приходе Крюйса составляли лютеране, преимущественно немцы. Именно им вице-адмирал Крюйс в 1710 г. передал в собственность деревянную капеллу во дворе своего дома. Этот факт, а также то обстоятельство, что одновременно новые владельцы церкви получили собственного пастора Г. Г. Назиуса (Heinrich Gottlieb Nazzius), позволяет отнести формирование первой немецкой лютеранской общины в Санкт-Петербурге как таковой к 1710 г. С этого времени начинается самостоятельное существование общины, получившей позже имя Св. Петра.²⁷

...Чувствуя близкую кончину, пастор Вильгельм Толле в марте 1710 г. обратился с письмом к галльскому профессору Августу Герману Франке, чтобы тот направил в Санкт-Петербург двух кандидатов богословия, которые могли бы стать пасторами. В конце сентября 1710 года пастор Толле умер, и его место на время занял Иоганн Арнольд Паули, «пастор немецкого генерального штаба в русской службе».²⁸

28 декабря того же года на берега Невы прибыли Гейнрих Готтлиб Назиус из Вислебена и Иоганн Георг Зоргер. «Они прибыли из немецкого города Галле морем через Гамбург и Архангельск»²⁹, – уточняет Н.G. В 1711 г. Г.Г. Назиус был определен пастором в Петербург, а И.Г. Зоргер отправился с Крюйсом в Азов.³⁰

К этому же времени относится и учреждение в Санкт-Петербурге немецкой церковно-приходской школы (Бюргершуле). В том, что первой школой Петербурга стала школа для иностранцев, нет ничего странного. Cтроить крепость Санкт-Питер-Бурх начинали солдаты и матросы – в основном люди не семейные. Потом пригоняли строителей сезонных, не бравших с собой жен и детей. А приглашенные Петром чужеземцы приезжали с намерением осесть, с домочадцами и чадами, коим нужно было образование.³¹

Есть сведения, что в 1711 г. Петр I сделал попытку открыть «разноязычную немецкую школу» для детей приглашенных им иностранцев.³² Однако еще раньше, в 1710 году, в приходно-расходную книгу лютеранской церкви св. Петра была внесена запись о выплате 40 рублей годового жалования «скольмейстеру (учителю) Корнелиусу Корнелиссену. Выходец из Дании, ставший кантором церковного хора, он обучал грамоте и счету детей голландцев, немцев, датчан и немногих русских. Вероятнее всего, занятия проводились в доме вице-адмирала К. Крюйса. А позднее для классов арендовалось помещение в доме купца Вольфа, находившемся в районе так называемых «финских шхер» – между Большой Миллионной улицей, Мойкой и Зимней канавкой.³³

В 1717 году Корнелий Крюйс был назначен первым вице-президентом Адмиралтейств-коллегии, а в 1721 г. он стал адмиралом. Тем временем население Немецкой слободы значительно увеличилось; еще быстрее оно стало расти со времени появления Литейного двора. К 1716 году здесь уже было несколько инославных церквей – три протестантские (в т.ч. одна финско-шведская) и одна католическая.

Очевидцем этих изменений был выходец из Шотландии Питер Генри Брюс (1692–1757). Он был принят на русскую службу в 1710 г. и с 1711 по 1724 гг. находился здесь в чине артиллерийского капитана. В своих «Мемуарах», датированных 1714–1716 гг., Брюс пишет: «Выше Адмиралтейства находится Иноземская слобода, или иностранный город, где живут все чужестранцы из Европы; тут есть несколько протестантских и один католический молитвенный дом»³⁴.

Отрывочные сведения о жизни лютеранского прихода содержатся в донесениях иностранных дипломатов, живших в Петербурге, – здесь же, в Немецкой слободе. Вот одно из них. 19 июля 1717 г. французский посланник при русском дворе де Лави сообщал из Петербурга в Париж: «В здешней лютеранской церкви крестили еврея 25 лет от роду; ему был сделан экзамен в присутствии многочисленной публики, графа Матвеева и еще нескольких русских сановников. Вице-адмирал Крюйс, принадлежащий к этой церкви, сказал мне, что получил разрешение напечатать по-немецки и по-русски экзамены этого еврея и проповедь, сказанную по этому случаю лютеранским пастором; он передавал мне также, что, прежде, чем креститься, еврей этот учился целый год. Следует заметить, что здесь полная свобода совести, так как царь позволяет лицам другого исповедания обращать в свою веру»³⁵.

К 1719 г. число прихожан увеличилось настолько, что старая церковь оказалась тесной. Богослужения стали проводиться в новом доме Корнелия Крюйса – на углу набережной реки Мьи (Мойки) и Большой Першпективной дороги (ныне – Невский проспект). Но это являлось лишь временным выходом из положения. Было решено собрать достаточную сумму на постройку каменной церкви, а для того – увеличить пожертвования так называемыми «корабельными деньгами» (Schiffsgeld): для содержания храма и пасторов брать пошлину пять рублей с каждого прибывшего в гавань иностранного корабля.

В петровскую эпоху немцы-лютеране пользовались значительными привилегиями, которые были сохранены за ними и в последующие годы. В феврале 1725 г. Иоганн Ле Форт, легационный советник курфюрста Саксонского и короля Польского, сообщал из Петербурга о том, что незадолго до своей кончины Петр I «хотел привести в порядок некоторые свои дела, отдал несколько словесных приказаний, между прочим советовал не пренебрегать иностранцами, живущими в его государстве и в Петербурге»³⁶.

Вскоре после восшествия на престол супруги Петра I – Екатерины I (1725–1727) французский посланник Ж. Де Кампредон отправил в Париж донесение с описанием религиозной ситуации, сложившейся в России. В «аналитической записке», озаглавленной: «Вызванные смертью царя, поучительные рассуждения о современном положении Великороссии», французский дипломат писал: «Государыне следует избегать открыто вводить протестантскую веру в своих владениях, потому что русские, до суеверия преданные православной религии и от природы несколько недоверчивые и подозрительные, могли бы встревожиться этим, особенно если бы царица из числа протестантов выбрала себе министров и высших офицеров в войсках. Ибо тогда русские, усмотрев из этого презрительного по отношению к ним предпочтения иностранцев, что их не считают полезными для отечества и лишают принадлежащего им права на занятие гражданских и военных должностей – русские начнут, может, всеми средствами стараться произвести общее восстание, которое может сделаться гибельным для интересов царицы. А кроме того, эти самые протестанты, которых она взяла бы себе в министры и в главные военачальники, легко могли бы оказаться змеями, которых государыня пригрела на своей груди: они могли бы действовать против ее интересов, в пользу покровителей, имеющихся у них в других местах…»³⁷

После кратковременного правления Екатерины I на императорский престол был посажен внук Петра I – Петр II, сын царевича Алексея и принцессы Софии-Шарлотты Бланкенбургской. Воспитанием несовершеннолетнего императора руководил А.И. Остерман; правителем при Петре II стал Александр Меншиков (ок. 1670–1729), на дочери которого император должен был жениться. Самовластным правителем государства князь Меншиков стал еще при Екатерине I, обязанной ему возведением на престол.

Сын лютеранского пастора из Бохума (Вестфалия), Генрих Иоганн Фридрих (Андрей Иванович) Остерман (Ostermann) (1687–1747) был взят в Россию Крюйсом. В России он занял видное место при дворе; об этом сообщает супруга британского посла в С. Петербурге леди Рондо: «Родом он из Вестфалии и переехал сюда, как частный секретарь одного голландского адмирала. Петр 1 взял его к себе, постепенно возвысил до занимаемой им теперь должности (вице-канцлера а.А.), но он до сих пор остается лютеранином. Он был наставником Петра II и главным орудием падения князя Меншикова»³⁸.

Меншиков стремился устранить от власти вице-канцлера Остермана. Вот что сообщал об этом Ле Форт в сентябре 1727 года: «Чтобы погубить Остермана, Меншиков выговаривал ему, что это он наущает царя (Петра II – а. А.) принять иностранную веру, за что он велел бы его колесовать. Не трудно было оправдаться. Остерман отвечал, что за его проступки его нельзя колесовать, но он знает, кого следовало бы этому подвергнуть»³⁹. Однако в результате борьбы с семейством Долгоруких Меншиков в том же 1727 году был отправлен в ссылку и, по словам Ле Форта, «барон Остерман остался в выигрыше»⁴⁰.

В 1727 году по ходатайству А.И. Остермана император Петр II подарил лютеранам участок земли для сооружения новой церкви на «Невской першпективе» между Большой и Малой Конюшенными улицами. 26 декабря 1727 г. последовало высочайшее повеление «об отводе на Адмиралтейской стороне места под строение евангелической церкви, школы и пасторского дома»: «Указали Мы, по прошению иностранных и немецкого евангелического прихода обретающейся на Адмиралтейском острову церкви прихожан, под строение церкви ко отправлению по их закону службы, також школы и пасторского дому отвесть на Адмиралтейской стороне по большой прешпективной дороге, позади дворов генерала-майора Лефорта и адмирала Сиверса, оставя для проезду улицу, что надлежит поперечнику и длиннику сколько пристойно; а какое на том месте строение им построить должно будет, взять у них чертеж».⁴¹

Но как раз в 1727 г., когда строительство новой, более просторной каменной церкви стало на повестку дня, Крюйс в возрасте 70 лет скончался. Однако осиротевшая община недолго пребывала без влиятельного покровителя. Патронат над ней перенял генерал на русской службе, через год (1728) – граф, Бурхард Кристоф фон Миних (Munnich, 1683–1767). Выходец из Ольденбурга, в 1720 г. Миних был приглашен Петром I в Россию для строительства Ладожского канала. В 1726 г. работы были завершены; при Петре II Миних был директором всех фортификаций. Новый лютеранский храм строился по его проекту.

29 июня 1728 года, в день святых апостолов Петра и Павла, был положен первый камень в основание новой церкви; поэтому она и была названа церковью свв. Петра и Павла. Впоследствии, однако, за церковью прочно закрепилось сокращенное название Петрикирхе. Император Петр II пожертвовал на постройку 1 тысячу рублей. Но так как денег для постройки каменной церкви было все-таки недостаточно, то было решено обратиться за помощью к немецким королям и князьям. Во все концы Европы, отчасти с помощью русских посланников, были отправлены просьбы о сборе пожертвований для строительства лютеранской церкви в новой русской столице. Денежные взносы были получены из Пруссии, Швеции, Гольштейна, Франкфурта-на-Майне, Готы, Ольденбурга, Ульма, Регенсбурга, Аугсбурга, Байройта, Ангальта, Любека, Гамбурга, Лондона, Амстердама.⁴² По ходатайству Миниха из Германии было получено 3.500 рублей, а всех пожертвований было собрано 15 тысяч рублей.

Непосредственное участие в создании церкви принимал граф Миних. Он собственноручно составил план здания и его фасада. Это была двухэтажная базилика, ориентированная с севера на юг, выложенная из кирпича и покрытая штукатуркой. Над входом в церковь с южной, противоположной алтарной части стороны располагалась деревянная башня. Возведение здания длилось два года.⁴³

14 (25) июня 1730 года, в день юбилея Аугсбургского исповедания (1530–1730), новая церковь была освящена. Первое богослужение в новом храме совершил пастор Г. Назиус, который и стал первым священнослужителем церкви свв. Петра и Павла. (Г. Назиус родился в 1687 г. в Вислебене, близ Эрфурта; скончался в Петербурге в 1751 г.)⁴⁴.

«Кирка лютерского исповедания на Адмиралтейской стороне на Большой преспективе, построена каменная, – отмечал историограф С.-Петербурга Г. Богданов. – Сия кирка зачата каменным строением строится в 1727 году, а совершилась в 1730 году, и наименовали во имя святых апостол Петра и Павла»⁴⁵. Отечественный автор не забыл упомянуть и о судьбе «адмиральской» церкви: «Кирка лютерская, с первоначальных лет была на дворе адмирала Крейца деревянная, и в 1730 году, когда каменная построилась, оную сломали»⁴⁶, – добавляет Г. Богданов. В новом храме был помещен портрет адмирала Корнелия Крюйса; он сохранялся более 200 лет и висел там еще в первые годы после революции 1917 года.⁴⁷ Церковь имела 1500 мест, включая те, что находились на хорах. Внутреннее убранство отличалось изысканностью, алтарь, кафедра и орган были отделаны золотом. Для прекрасного органа работы мастера Иоахима из Митавы (ныне – Елгава, Латвия) средства собирались в лютеранских общинах в Москве, Лифляндии, Эстляндии.⁴⁸

Поначалу в церкви использовался позитив, изготовленный курляндским органостроителем Иоганном Генрихом Иоахимом из Митавы и купленный общиной за 293 рубля (в 1747 г. позитив был продан за 150 рублей общине лютеранской церкви св. Анны). Первый большой орган в церкви установил в 1735–1737 гг. тот же «привилегированный органостроитель» герцогства Курляндского Иоганн Генрих Иоахим (1696–1762) из Митавы (ныне Елгава, Латвия). Инструмент был построен в традициях немецкого барокко. Он имел два мануала, педаль, 1178 звучащих труб, разделенных на 24 регистра, и 120 декоративных («слепых») труб в проспекте. Стоимость органа по контракту с Иоахимом «без скульптурной, кузнечной и слесарной работы» была определена в 2200 руб. – в 2979 руб. (возможно, в эту сумму вошли упомянутые выше дополнительные затраты). Инструмент Иоахима считался в то время лучшим церковным органом в России. Корпус его был богато украшен позолотой.⁴⁹ Органистом церкви св. Петра с 1735 г. служил Фридрих Готтлоб Вильде (1735–1762).

Вскоре у пастора Назиуса появился помощник, о чем сообщалось в церковной печати: «Haциyc, уже от природы слабый здоровьем, утружденный еще делами службы, преимущественно провожанием покойников на дальние кладбища, впал вскоре в чахотку. Хотя труды его уменьшились тем, что новоприбывший голландский пастор Грубен стал отправлять реформатское богослужение, которое до этого времени лежало тоже на нем, так что он отправлял две службы в одно воскресенье; но прежние труды и суровый петербургский климат до того расстроили его здоровье, что церковный конвент принужден был вызвать из Германии второго пастора в адмиралтейскую церковь. В 1732 году прибыл из Люнебурга Иоганн Фридрих Северин, урожденец гельмштадтский».⁵⁰

В эпоху правления Анны Иоанновны позиции лютеран в России еще более упрочились. 30-е годы XVIII в. были золотым веком в жизни лютеранской общины Св. Петра в Санкт-Петербурге. В 1730 г. началось 10-летнее правление императрицы Анны Иоанновны. Племянница Петра I, дочь его старшего брата Иоанна, Анна в 1710 г. была выдана замуж за герцога Курляндского. В Курляндии она сроднилась с атмосферой немецкого протестантского герцогства. Неудивительно поэтому, что ее приход к власти снова вернул российскую политику к западной ориентации. Попытка возвратить русскую столицу в Москву, предпринятая при Петре II, окончилась полной неудачей: в 1732 г. Анна Иоанновна со своим двором вновь поселилась на берегах Невы.⁵¹

В ноябре 1732 года поверенный по делам Франции при русском дворе Маньян сообщал в Париж министру иностранных дел Жермену Луи де Шовелену: «Вы знаете, что ни один русский не принимает тут ни малейшего участия, и что царица окружена и руководится советами лишь немцев, по большей части преданных и обязанных Венскому и Прусскому дворам»⁵².

При Дворе большим влиянием пользовались сановники-лютеране, такие как Бирон (с 1737 г. – герцог Курляндский), граф Остерман, граф Миних, братья Левенвольде. Датский путешественник Петер фон Хавен (1715–1757), живший в С. Петербурге в 1736 г. и с 1743 по 1746 гг., писал: «Принц Гессен-Гомбургский и граф Миних держали каждый для себя и для немецких офицеров в армии, двух кабинет-пасторов… Все управление немецкими общинами (в России – а. А.), как в некоторых местностях Германии, было в руках церковного собрания, состоявшего из виднейших прихожан и делившегося на церковный совет, церковных старост и церковных старейшин. Графы Остерман и Миних были тогда виднейшими патронами евангелической общины в государстве»⁵³. Их роль в русской политике в десятилетие правления Анны Иоанновны нельзя переоценить: генерал-фельдмаршал, президент Рейхскригсколлегии граф Миних определял военную политику государства, командуя русской армией в польском и турецком походах, вице-канцлер граф Остерман руководил внешней политикой России. При этом Миних оставался патроном общины св. Петра, а остальные названные лица – ее членами. Неудивительно, что Анна Иоанновна вместе с другими членами императорской фамилии нередко присутствовала на торжественных богослужениях в лютеранской церкви св. Петра, например 27 декабря 1737 г. при освящении нового органа церкви.⁵⁴

«Граф Остерман был большим любителем сочинений Мосхейма»⁵⁵, – пишет шведский ученый Карл Рейнхольд Берк (1706–1777), живший в Петербурге в 1735–1736 гг. Иоганн Лоренц Мосхейм (1693–1755), немецкий лютеранский теолог, историк Церкви, был профессором Гельмштедтского университета в Брауншвейге (с 1723 по 1747 гг.), а затем Геттингенского (с 1747 г.),⁵⁶ где впоследствии учились многие посланцы из России. А вот что было сказано в инструкции от 1 июля 1739 года маркизу де ля Шетарди, отправлявшемуся в С.Петербург в качестве французского чрезвычайного посла: «Граф Остерман всегда, по своему происхождению, питал привязанность и пристрастие к Германии. Это единственный из петербургских министров, действительно способный к делу и труду. Все, кто мог бы возбудить против него подозрение, умерли или удалены»⁵⁷.

Среди жителей Петербурга шел процесс и обрусения, и онемечивания. «Можно постоянно слышать, как слуги говорят то по-русски, то по-немецки»⁵⁸, – пишет Петер фон Хавен, замечая при этом: «говорящий по-русски немец и говорящий по-немецки русский обычно совершают столь много ошибок, что строгими критиками их речь могла бы быть принята за новый иностранный язык. И юный Петербург в этом отношении можно было бы, пожалуй, сравнить с древним Вавилоном»⁵⁹. Что же касается вероисповедного вопроса, то, по словам датского автора, «из иностранных общин лютеранская – самая большая и многочисленная в России. Во время моего пребывания в Петербурге там было три немецких и одна шведская церковь. При церкви св. Петра было два пастора, а при каждой из двух других – только по одному»⁶⁰.

Построенная в 1730 году лютеранская церковь св. Петра и Павла стояла в глубине участка, на противоположной от церкви Рождества Богородицы стороне Большой першпективной дороги. (Каменная церковь Рождества Пресвятой Богородицы была возведена на Невском проспекте по проекту М. Г. Земцова в 1739 году. Стоявшая на берегу речки Кривуши (будущего Екатерининского канала), она своим северным фасадом располагалась вдоль перспективы. В целом церковь напоминала Петропавловский собор).⁶¹ Вот как выглядел тогдашний Невский проспект в описании Карла Берка: «На Перспективной улице мало примечательных зданий, помимо каменной русской церкви, которая пока не достроена, но будет, по-видимому, красивой; каменной евангелической немецкой, деревянной финской (в которой отправляется и шведское богослужение) и деревянной реформатской французской церкви, – пишет шведский автор. – Все три стоят на площади между названной улицей и императорскими конюшнями»⁶².

В 1735 году пришлось вырубить лес на Фонтанке и в окрестностях Невского проспекта, чтобы изгнать и выловить там шайки, которые «многих людей грабят и бьют». Для их поимки военная коллегия отрядила «пристойную партию драгун». Церковь св. Петра была построена на территории настолько тогда еще пустынной, что ее пастор в своем прошении, поданном императрице Анне Иоанновне, указывал: «Опасаюсь недостатка в воде, злоумышленников, убийц, воров и разных превратностей, случающихся обыкновенно с тем, кто живет далеко от своих соседей»⁶³. На изображениях Невского проспекта даже второй половины ХVIII века видны высокие заборы, ограждавшие почти весь квартал, в глубине которого располагалась церковь и примыкавшие к ней здания школы и пастырского дома.⁶⁴

Освященная в 1730 году, лютеранская церковь св. Петра представляла собой небольшое каменное здание с колокольней и шпилем. Настоящим сокровищем стала одна из ее алтарных картин – «Иисус с Фомой Неверующим и учениками» кисти знаменитого Ганса Гольбейна-Младшего. В 1707 г. ее подарил общине придворный живописец И. Ф. (Г.Х.) Грот. Рассказывали, что картина, написанная на кипарисовом дереве, 200 лет пролежала до этого зарытой в землю в монастыре Вюртемберга.⁶⁵ Церковь украшали деревянные скульптуры, выполненные скульптором И. Дункером.

Пять лет спустя близ храма возвели два деревянных дома, образовавших своего рода пропилеи перед новой кирхой. В одном доме были квартиры церковного причта, а в другом – в угловом на Большой Конюшенной, разместилась школа. До 1735 года в этой школе учились только дети состоятельных родителей, а в 1735 году было решено отчислять на нее определенную сумму при совершении крещений, погребений и других церковных обрядов, а также объявить о добровольных пожертвованиях. Таким образом образовался особый школьный фонд, за счет которого стали обучаться здесь и дети бедных родителей.

В середине 1730-х гг. были предприняты попытки реорганизовать немецкую школу, состоявшую при церкви св. Петра. Из записок Петера фон Хавена можно узнать о том, какие проблемы возникали в ходе этих начинаний. «Этой зимой в самой крупной немецкой общине было внесено предложение организовать большую латинскую школу. Причиной тому явилась неудовлетворенность большинства иностранцев школой и гимназией при Академии, а потому они либо держали домашних учителей для своих детей, либо отправляли их в Ревель и другие города. И кроме того, объявили, что если церковный совет намерен учредить настоящую латинскую школу, так чтобы она была оборудована при немецкой церкви св. Петра, то все они послали бы туда своих детей и вообще оказали бы помощь в осуществлении этого дела, – пишет датский автор. – Надо здесь упомянуть, что большинство немцев по нескольку лет учили своих детей латыни, арифметике, письму и прочим полезным вещам до того, как приставить к какому-либо ремеслу или иному тоже скромному занятию. И вот к этому времени из зарубежных государств поступили многочисленные добровольные пожертвования на немецкую церковь и школу св. Петра в Петербурге; среди прочих – сбор в сумме 750 рублей из Дании. Поэтому церковный совет намеревался изменить постоянную и довольно многочисленную школу, еще более ее улучшив и впоследствии расширив, и за это уже действительно принялись, набирая для нее различных учителей. Но поскольку к тому обнаружились препятствия более существенные, чем ожидалось, то пришлось на сей раз ограничиться прежним; так оно с того времени и существует»⁶⁶.

Для улучшения преподавания из Германии был приглашен магистр Иоганн Филипп Люткен. Прибыв в С. Петербург, он был утвержден в должности ректора школы. Но в 1737 г. Люткен оставил свою должность и стал помощником пастора Шатнера, после чего церковный конвент поручил надзор за школой пасторам Петрикирхе.⁶⁷

28 июня 1737 г. был издан именной указ, согласно которому на Невском проспекте должны были стоять только каменные здания. В 1740 г. «Комиссия о Санкт-Петербургском строении» потребовала сноса всех деревянных строений, выходивших на главную улицу столицы. Это касалось и обоих деревянных домов, обрамлявших Петрикирхе. Однако Комиссия решила пасторские дома оставить; «к оной проспективной улице никакого деревянного строения им (лютеранам – а. А.) не строить, и когда те деревянные домы обветшают, то построить на том месте каменные же дома»⁶⁸. Поэтому в 1747 году на прежнем месте по проекту архитектора К. Кемпфа были возведены новые каменные здания, одно из которых по-прежнему отводилось школе.⁶⁹

Петрикирхе была главным духовным центром для немцев-лютеран, живших в Санкт-Петербурге. В ее стенах крестили, венчали, отпевали. Перу фон Хавена принадлежит описание бракосочетания, состоявшегося 8 февраля 1737 года под сводами церкви св. Петра. «Женихом и невестой были знатный саксонский господин с одною из знатнейших придворных фрейлин, и один из них носил фамилию Кейзерлинг. Они решили публично венчаться в немецкой церкви св. Петра», – сообщает датский автор своим читателям, переходя к основной части своего повествования. «Обе принцессы – Елизавета и Анна – вели невесту. Обряд бракосочетания совершал самый старый немецкий пастор. Когда он произносил слово и когда пели, принцесса Анна была очень тиха, набожна и благоговейна. Принцесса же Елизавета была весела, переменчива и во время венчания более применяла свои глаза, нежели уши, – пишет фон Хавен. – Она, казалось, смеялась над голосом немецкого пастора, о котором его прихожане говорили, что он в юности сорвал голос. Великолепие всей свиты и чрезвычайно длинную вереницу карет кратко или с большей пользой описать невозможно»⁷⁰. В этом отрывке упомянуты «принцессы Елизавета и Анна», мирно шествовавшие к алтарю лютеранского храма св. Петра. И трудно было предполагать, что через три года обе принцессы будут вовлечены в водоворот политических событий.

Императрица Анна Иоанновна незадолго до своей кончины (17 октября 1740 г.) назначила своим преемником новорожденного внука Иоанна Антоновича, а регентом – Иоганна Эрнста Бирона, с которым она сблизилась еще в 1720-х гг. Эта связь вызывала всевозможные толки; так французский посланник в Санкт-Петербурге маркиз де ла Шетарди в одном из своих донесений приводит такую оценку: «(Анна Иоанновна)…более всякой другой женщины полна предрассудков православной религии, и тем охотнее вооружается против всех лиц иного образа мыслей, что воображает весьма не кстати отвести глаза от связи своей с Бироном, прикрываясь маской религиозности и благочестия».⁷¹

5 октября 1740 г. малолетний сын Анны Леопольдовны (1718–1746) – царевич Иоанн был провозглашен наследником российского престола; провозглашение было совершено в деревянном Летнем дворце в Летнем саду. 17 октября того же года он вступил на престол при регентстве Бирона. Однако вскоре противники Бирона, во главе с фельдмаршалом Минихом, свергли его и провозгласили Анну Леопольдовну правительницей. Но сторонники Елизаветы Петровны подготовили переворот: 25 ноября (6 декабря н. ст.) 1741 г. были арестованы правительница России Анна Леопольдовна, ее сын император Иоанн Антонович и муж Антон-Ульрих. Арестованный младенец был отправлен в Шлиссельбургскую крепость, где провел остаток своей жизни. На трон при поддержке гвардии взошла дочь Петра I Елизавета. 23 января 1742 года (н. ст.) состоялась публичная казнь ведущих деятелей правления Анны Леопольдовны – вице канцлера Андрея Ивановича Остермана, фельдмаршала Бурхарда Христофора Миниха, вице-канцлера Михаила Гавриловича Головкина и других. В последний момент смертный приговор был заменен ссылкой. Анна Леопольдовна была низложена, отправлена в ссылку и в 1746 году скончалась в Холмогорах.

То, что в «немецкую компанию» попал М. И. Головкин, виновато и его ближайшее окружение. Так, будучи вице-канцлером, он взял в пажи Ягужинского, – сына лютеранского органиста, служившего в лютеранской кирхе в Москве.

Отправился в ссылку и Эрнест-Иоганн Бирон, но перед своим отъездом в Пелым он несколько месяцев провел в Шлиссельбургской крепости. Как отмечал отечественный историк А.И. Вейдемейер (ск. в 1852 г.), Бирон, «по низвержении своем, впал в величайшее уныние; раскаивался или казался только раскаивающимся в своих злодеяниях; читал духовные книги, особенно же Библию, с большим прилежанием, отмечая в оной места, близкие содержанием своим к его положению; оказал готовность отвечать с откровенностью на деланные ему допросы»⁷². Граф Миних, граф Остерман и герцог Бирон были обвинены в измене и сосланы.

Так лютеранская община св. Петра была лишена своего патрона и покровителей. Этим обстоятельством и в целом изменившейся обстановкой не преминули воспользоваться недоброжелатели общины. Интересные сведения приводит современная исследовательница, член общины Петрикирхе, Т. Н. Таценко.

На Невском проспекте, напротив кирхи св. Петра, там, где сейчас располагается Казанский собор, в середине XVIII в. стояла православная церковь Рождества Богородицы. Священники этой церкви объявили, что им явилась Богоматерь и пожаловалась, что присутствие невдалеке лютеранской церкви, где проводятся «еретические» богослужения, не дает ей покоя. На этом основании императрице было подано прошение об изгнании лютеран из их церкви. Однако у последних нашлись защитники. Вице-канцлер граф Бестужев-Рюмин, жена которого была лютеранкой немецкого происхождения, рассказал, используя методы и логику противной стороны, что и ему явилась Богоматерь. На этот раз она отозвала свою жалобу, ибо лютеранская церковь св. Петра все равно не подходит для православных богослужений, так как ориентирована не на восток, как положено, а с севера на юг. Скорее всего, эта эффектная история всего лишь легенда. Бесспорно, однако, что общину св. Петра в начале правления Елизаветы пытались лишить здания церкви и другой недвижимости. Дело не удалось лишь потому, что у Св. Синода не было 130000 руб. отступных, каковые, по решению императрицы, нужно было заплатить лютеранской общине.

Необходимо отметить, что двадцатилетие правления Елизаветы отнюдь не характеризовалось преследованием иностранцев. Понимая ценность их опыта и знаний для России, она продолжила в этом отношении политику своего отца Петра I, привлекая иноземных специалистов на русскую службу и подтверждая их привилегии. Так, последующим патронам немецкой общины св. Петра графу Карлу фон Сиверсу и барону Н. Ф. Корфу удалось в 1756 г. получить от императрицы Елизаветы Петровны документально оформленное подтверждение правомерности владения общиной участком земли церкви Св. Петра. Последний из патронов был особенно влиятелен при дворе, ибо приходился родственником императрице со стороны жены.⁷³

Тем временем немецкий храм св. Петра благоукрашался, однако на это требовались большие средства. В записках И.Г. Георги сообщается о том, как проводился сбор пожертвований на церковные нужды. По словам немецкого автора, лютеранские приходы должны были «пещись о соблюдении церквей в хорошем состоянии и доставлении всех нужных к тому денег из складчин, которые около нового года во всяком приходе особливо собираемы бывают; из найма церковных домов и мест; из доходов погребальных и с кораблей, из коих каждый к иностранному какому купцу адресованной платит по 5 рублей и пр. Попечения же о экономических делах каждого прихода возлагаются на особое собрание, которое состоит из одного знатного покровителя церкви и нескольких старшин и настоятелей»⁷⁴.

Императрица Анна Иоанновна подарила 1 тысячу рублей на орган. Первый раз сведение об органе, предназначенное для широкой публики и потому отпечатанное в «Академических ведомостях», появилось в 1737 году. 29 ноября этого года происходила постановка нового большого органа в немецкой церкви Петра и Павла. Орган был пожертвован Минихом, и об этом событии, имевшем значение для немецкой колонии Петербурга, оповестили и все население империи. Оповещение было сделано понятно почему: всевластный Бирон был лютеранин по вероисповеданию.⁷⁵ В первый раз на нем играли 27 декабря 1737 года в присутствии великой княжны Елизаветы Петровны, герцога Брауншвейгского Антона-Ульриха, герцога Курляндского и других высших сановников.

В украшении Петрикирхе принимали участие многие зарубежные мастера и художники. Одним из них был швейцарец из Санкт-Галлена Иоганн Гзелль (ск. в 1740 г.).⁷⁶ Вот что сообщал директор отделения изящных искусств при Академии наук Якоб Штелин (1712–1785) об этом художнике. «Петр Великий взял его в Амстердаме на службу (1716 г.) и отправил его с семьей на русском купеческом корабле в Петербург … В большой лютеранской церкви в Петербурге еще можно видеть прекрасную алтарную картину («Преображение Христа») и под ней ночной мотив – «Тайную Вечерю», а вокруг алтаря на балюстраде хоров – четырех евангелистов и 12 апостолов, поясные портреты в натуральную величину, писанные с натуры»⁷⁷. (В декабре 1940 г. из бывшей лютеранской церкви св. Петра на Невском проспекте в Государственный Эрмитаж поступили 13 полотен: изображения 12-ти поколенных фигур апостолов и евангелистов (103х83 см) и «Распятие», украшавшее церковь в течение столетия)⁷⁸.

А теперь можно снова обратиться к записям Якоба Штелина. «В 1758 году была полностью отремонтирована главная евангелическо-лютеранская церковь Петра и Павла, – пишет немецкий автор. – Среди прочих внутренних украшений поставлены у алтаря несколько хороших скульптур. Вместо прежних вырезанных из досок и раскрашенных 4-х евангелистов выполнены те же самые скульптуры хорошей работы в виде целых позолоченных статуй»⁷⁹. Эти сведения Штелина полностью подтверждаются в «Инвентаре евангелическо-лютеранской новой церкви св. Петра».⁸⁰

В 1758 г., во время Семилетней войны между Россией и Пруссией (1755 – 1762), барон фон Корф был назначен генерал-губернатором отошедшей к России Восточной Пруссии. Покидая Санкт-Петербург на годы, он сложил с себя патронат над общиной св. Петра. Интересно, что община св. Петра, по-видимому, с живейшим участием следила за ходом войны между Россией и Пруссией. Так, 25 января 1758 г. в Петрикирхе торжественным богослужением было отпраздновано взятие русскими войсками Кенигсберга, точно так же в 1759 г. была отмечена победа русских над прусскими войсками под Франкфуртом-на-Одере, а в 1760 г. – взятие русскими Берлина. Это любопытный материал к изучению национального самосознания российских немцев. Но приведенные факты не покажутся удивительными, если вспомнить, что отнюдь не большинство немцев, живших в Санкт-Петербурге в середине XVIII в., происходило из Пруссии. Предки барона фон Корфа, например, веками жили в Лифляндии, а сам он родился уже русским подданным.⁸¹.

Внутриполитическая ситуация в России во второй половине XVIII в. в отношении общины св. Петра оставалась весьма благоприятной. В 1762 г. к власти пришел император Петр III, сын дочери Петра I Анны и герцога Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского. Выросший и воспитанный в протестантском Гольштейне, он во всех своих вкусах, привычках, идеалах был более немцем, чем русским. Естественно, что заботы и чаяния общины св. Петра были ему близки, и первое, что он сделал, – возвратил в Санкт-Петербург графа Миниха после 20-летней ссылки в Сибири. Миних снова взял на себя обязанности патрона общины Св. Петра и выполнял их почти до самой своей смерти в 1767 г.

Пришедшая на смену Петру III через несколько месяцев императрица Екатерина II (1762–1796), урожденная принцесса Ангальт-Цербстская, за более чем три десятилетия своего правления не раз выказывала совершенное понимание и всестороннюю поддержку в отношении лютеран. Многие тысячи немцев-колонистов, которых своим манифестом от 22 июля 1763 г. Екатерина II пригласила в Россию, значительно умножили число ее протестантских подданных.⁸²

С воцарением на российском престоле принцессы Ангальт-Цербстской немецкое влияние в Петербурге с каждым годом становилось все сильнее. Известный путешественник Джакомо Казанова, гостивший в Петербурге в 1764–1765 гг., свидетельствует: «Я обнаружил, что в Петербурге все, кроме простонародья, говорят на немецком языке, который я с трудом понимал, но мог изъясняться, подобно тому, как сейчас»⁸³.

В начале 1760-х гг. известный немецкий историк Август Людвиг Шлёцер, трудившийся в Петербургской Академии наук над древнерусскими летописями (1761–1765 гг.), составил характерную зарисовку этого времени. «Общественное богослужение (в Петербурге – а. А.) совершается теперь на 14 языках, – отмечал он в своих записках. – Постоянный наплыв пришельцев, большей частью немцев, из которых, может быть, половина прибита к берегам России несчастьями, приключениями и смелыми затеями. В то время впускали всех, кто только предъявлял вид о здоровье от самого незначительного городишки; никого не спрашивали: какого ты вероисповедания? да едва ли спрашивали: какой ты нации? (только евреям и иезуитам запрещен был въезд указом Петра I); но впоследствии стали спрашивать: в чем ты нам можешь пригодиться?»⁸⁴

Такова была общая атмосфера, царившая в граде Петровом во второй половине ХУШ века. Продолжая свой рассказ о Петербурге, Август Людвиг Шлёцер «переходит на личности»: «Вот идет немец, некогда кандидат на святую проповедническую должность, возвратившийся из Ост-Индии, где он, как можно заметить, в продолжение 7 лет пробивался в должности матроса; там стоит пожилой пастор из Пруссии, который предпринял путешествие сюда, чтобы уклониться от объявленной ему (неизвестно почему) отставки; и т.д.»⁸⁵

Вступив на российский престол, Екатерина II оказывала благоволение лютеранской церкви св. Петра. Она подарила этой церкви 3 тысячи рублей; великий князь Павел Петрович 1 тысячу рублей. Церковь св. Петра всегда была самой богатой из всех лютеранских храмов в Петербурге.

Украшения для храма поступали и из немецких земель. 14 апреля 1764 года в Штутгарте умер Иоганн Кристоф Гроот, придворный живописец и смотритель городской галереи.⁸⁶ Его сын – Иоганн Фридрих Гроот – к этому времени состоял на русской службе, и, как его отец, трудился «по художественной части». В том же 1764 году, как сообщал Якоб Штелин, «придворный живописец г-н Гроот получил из наследства своего покойного отца из Штутгарта… длинную и узкую картину на дереве Альбрехта Дюрера, представляющую Христа после Его Воскресения с 11 учениками, и подарил ее лютеранской церкви св. Петра, где она помещена над алтарными картинами»⁸⁷.

В 1761 г. руководство школой при Петрикирхе было поручено пастору А.Ф. Бюшингу, который преобразовал ее в соответствии с требованиями своего времени. Известный немецкий ученый, энциклопедист, Антон Фридрих Бюшинг (Busching) родился в 1724 году в местечке Штатгагене, в Шаумбург-Липпе. В 1744 г. он поступил в университет Галле на богословский факультет. По окончании курса в университете, он в 1748 г. принял предложение датского тайного советника графа Линара быть воспитателем его старшего сына. В 1749 году граф Линар отправился в качестве посла в Петербург; вместе с ним в Россию поехал и Бюшинг, уже будучи в сане пастора. Это был первый визит Бюшинга в Россию, после чего он вскоре вернулся на родину.⁸⁸

Бюшинг пробыл в Петербурге всего полгода, и перед отъездом у него произошло интересное знакомство. Будучи пастором, Бюшинг неоднократно проповедовал в лютеранских церквах Петербурга. Своим красноречием и убежденностью он завоевал симпатии прихожан, и они часто ходили к нему за советами, беседовали с ним о религиозных вопросах. Среди таких посетителей появился и молодой человек, русский, служивший наборщиком в типографии Академии наук. Он несколько раз слушал проповеди Бюшинга и, наконец, обратился к нему с просьбой о наставлении в делах веры.⁸⁹

По возвращении в Германию Бюшинг несколько лет был профессором Геттингенского университета. А в 1760 г. Бюшингу было сделано предложение занять место пастора при петербургской церкви св. Петра, и он охотно его принял. В августе следующего, 1761 г., Бюшинг прибыл в Петербург вместе со своей женой, Христиной Дильтей, известной в свое время поэтессой.

Вскоре после прибытия Бюшинга в Петербург скончалась императрица Елизавета Петровна. На российский престол был возведен Петр III; патроном церкви св. Петра в то время был барон Николай Фридрих Корф, камергер императора. Вскоре, по повелению Петра III, из ссылки был возвращен фельдмаршал Миних, который когда-то, до воцарения Елизаветы, был покровителем прихода св. Петра.

Поняв из намеков Миниха, что тот желает вновь стать патроном церкви св. Петра, пастор Бюшинг содействовал ему в этом, и фельдмаршал снова вступил в эту должность. Миних был благодарен Бюшингу, и однажды в беседе с ним заметил, что если бы ему опять пришлось взять на себя роль главнокомандующего, он охотно назначил бы Бюшинга своим помощником. На это Бюшинг возразил, что он мог бы служить в войске лишь в качестве духовного лица (Feldprediger).⁹⁰

Будучи пастором кирхи св. Петра, Бюшинг жил в церковном доме, фасадом выходящим на Невский проспект. И когда летом 1762 г. произошел переворот в пользу супруги Петра III – Екатерины, пастор Бюшинг стал невольным свидетелем тех событий, которые происходили на площади у Казанского собора_.⁹¹ В своих мемуарах Бюшинг упоминает об участниках переворота, прибывших сюда для принятия присяги. Из своего окна пастор лицезрел и Екатерину II, и графа Григория Орлова, и графа Кирилла Григорьевича Разумовского.⁹²

Однако немецкому пастору недолго пришлось быть в роли стороннего наблюдателя. Один из его помощников – Гебгард, учитель школы при Петрикирхе, во время переворота решил укрыться во дворце герцога Георга-Людвига (дяди императора Петра III). Там он был схвачен, солдаты заперли его в подвале, и Бюшингу пришлось вызволять его оттуда, после того, как пастор узнал о случившемся.⁹³

На следующий день после переворота пастор Бюшинг должен был проповедовать в церкви по случаю престольного праздника апостолов Петра и Павла. Обстановка в Петербурге была напряженной; Бюшинг знал лишь о том, что императрица с отрядом гвардейцев отправилась к Ораниенбауму, чтобы принудить Петра III к отречению от престола. Пастор должен был взойти на кафедру для произнесения проповеди, но в этот момент к нему подошел фон Эмме, вице-президент Юстиц-коллегии. Он сообщил Бюшингу о приказе из Сената: члены прихода церкви св. Петра должны быть немедленно приведены к присяге.

Сослужитель Бюшинга, пастор Трефурт, сказавшись больным, устранился от этого дела. Бюшинг просил фон Эмме отложить церемонию приведения к присяге хотя бы до послеобеденного времени. Он указывал на определенные затруднения, ссылаясь, в частности, на то обстоятельство, что в храме, из-за волнений, происходивших в городе, присутствовало мало мужчин. Однако вице-президент Юстиц-коллегии настаивал на своем, опасаясь ответственности перед Сенатом. И пастор Бюшинг тогда сказал, что после проповеди он приступит к приведению прихожан к присяге.

Видя некоторую нерешительность пастора, фон Эмме заметил: «Вы напрасно опасаетесь». Бюшинг возразил ему: «При таких обстоятельствах нельзя не опасаться. Кто же нас освободил от присяги императору, за которого мы обещали пролить последнюю каплю крови?» «Неужели, – сказал фон Эмме, – Вы так мало знаете императора? Неужели Вы думаете, что с его стороны будет оказано сопротивление? Нет сомнения, что в настоящую минуту в Петергофе и Ораниенбауме все улажено, и что он более не государь». Бюшинг сам был такого же мнения и поэтому решился привести к присяге членов прихода. При этом, однако, он молил Бога, чтобы Провидение отклонило от него несчастье во второй раз попасть в столь неловкое положение.⁹⁴

Заняв место пастора при церкви св. Петра, А.Ф. Бюшинг взял на себя обязанность заведовать училищем, состоявшим при этой церкви. В 1760–62 гг. для Петришуле было построено новое здание. После возвращения Миниха из ссылки в 1762 г. усилия общины св. Петра сосредоточились на расширении и устройстве школьного учебного заведения при общине. Активное участие в сборе средств для этих целей принял сам патрон общины, в жертвователи Миниху удалось «заполучить» саму императрицу, которая выделила 3000 руб.⁹⁵

Здание школы возвели за церковью по проекту архитектора М Л. Гофмана. Финансировал строительство и практически руководил им петербургский банкир Г.Х. Штегельман, староста церковной общины.⁹⁶ «Чрез неусыпную деятельность славного доктора Бишинга, тогдашнего проповедника, выстроили знатное здание для училища, – пишет И.Г. Георги. – Церковь с башнею стоила 46.289, а помянутый дом 58.000 рублей. Сии суммы собраны были даяниями двора, сборами и складчинами благотворительных сочленов сего прихода».⁹⁷

В 1762 году в С.-Петербурге было опубликовано «Известие о новоучреждаемой школе при Санктпетербургской немецкой церкви святого Петра Апостола, которая 1 октября сего года начаться имеет». (Спб_. 1762). В этом «Известии» отмечалось, что занятия начнутся в новом здании школы, «в пользу которыя при немецкой церкви святого Петра апостола пространной дом построен».⁹⁸ Учредители немецкой школы, во главе с пастором Бюшингом, объявляли о задачах реорганизованного учебного заведения: «Намерение наше сие есть, чтоб основать школу, которая бы не токмо с наилучшими иностранными сравниться, но в совершенстве оныя еще превзойти могла»⁹⁹.

Непосредственную организацию «Школы языков, художеств и наук», как стали называть школу св. Петра, взял на себя пастор А. Ф. Бюшинг (1761–1765). Для него, учившегося в Галле, образцом во многих отношениях стало Воспитательное заведение, некогда устроенное в этом городе А. Г. Франке. Интересно, что большинство пасторов церкви св. Петра в XVIII в. сохраняло духовную связь с Галле как центром немецкого пиетизма, начиная с пастора Назиуса (1710–1751), присланного в Санкт-Петербург самим А. Г. Франке.¹⁰⁰

С самого начала своей деятельности немецкая школа была таковой только по названию; в ней могли учиться дети из семей лютеран, православных, «и других христианских вер»: «а особливо российской нации, в пользу служить имеет, потому что определение учинено будет такое, что в те часы, когда обоего пола дети лютерского закона обучаться будут догматам своея Церкви, то дети других исповеданий, а особливо российские, по соизволению могут учиться другим полезным наукам»¹⁰¹, – таковы были принципы веротерпимости, на которых основывалось обучение в Петришуле. Однако основной «контингент» учащихся по-прежнему состоял из лютеран; в этом устроители Петришуле видели залог процветания: «когда имеющие детей прихожане церкви нашея, отдадут оных в нашу школу»¹⁰².

Перед зачислением в школу пастор Бюшинг проводил собеседование с будущими учениками; в обращении к родителям предлагалось, чтобы до 1 октября 1762 года они со своими детьми «являлись у д-ра и пастора Бишинга, дабы о нужном испытании и разделении детей по понятности их и по потребности учения заблаговременно иметь старание… (поскольку) обучающиеся по ныне дети у учителей церкви нашия перейдут с оными в новоучреждаемую школу»¹⁰³.

О том, как шла подготовка к началу 1762/63 учебного года, можно узнать из публикации, озаглавленной: «Продолжаемое известие о новом школьном учреждении немецкой церкви святого Петра Апостола в Санктпетербурге». (Спб. 1762). Это «известие» было «сочинено в церковном конвенте при немецкой церкви святого Петра Апостола августа 22 дня 1762 года»¹⁰⁴. Отметив, что начало занятий состоится 1 октября 1762 года, «в начале десятого часа поутру»¹⁰⁵, устроители Петришуле заявляли о серьезности своих намерений: «Такое начатие оныя (школа) не будет зависеть от способности нового нашего строения; ибо если с начала в оном не достает столько сухих покоев, сколько для учеников потребно, то мы начнем школу в одном из старых наших церковных домов»¹⁰⁶.

Обучение в школе было платное, однако в Петришуле принимали также детей из бедных семей, за которых платил приход. При этом лишь ставилось условие, «чтоб родители ходящих в школу нашу детей своих снабдевали довольною одеждою, и содержали их добропорядочно, потому что мы не можем в школу нашу принимать детей в гнусном, разодранном и неуборном одеянии»¹⁰⁷. Большинство учеников было приходящими, однако несколько человек предполагалось содержать на полном пансионе: «пенсионеры» возъимеют место в том доме, в котором живет нынешний нашей школы господин ректор Лутер»¹⁰⁸.

Приступая к занятиям, ученики должны были выдержать 4-х недельный испытательный срок. Объявив о том, что «мы не будем держать резвых, и нашей школе вредных молодых людей», школьная администрация оставляла за собой право отчислять тех, «кто из учеников окажет себя резвым и неукротимым – тот не может быть участником нашего учреждения»¹⁰⁹. Считалось, что православные и «иных вер» ученики по воскресным дням будут посещать богослужения в своих приходах. Что же касается учеников-лютеран, то в воскресные и праздничные дни до обеда и по полудни будет учитель в церковь водить учеников Лютерского закона, для благоговейного и внимательного отправления Божией службы»¹¹⁰.

Вернувшись из Москвы после коронации, императрица Екатерина II узнала об успешной деятельности немецкой школы при церкви св. Петра. Ее поразило то обстоятельство, что Петришуле не располагала при этом большими капиталами. Императрица поручила Ивану Ивановичу Бецкому (1704–1795), помощнику императрицы по школам и просвещению, узнать подробнее о ходе этого дела. Бецкой пригласил к себе пастора Бюшинга и беседовал с ним. Руководимое пастором Бюшингом учебное заведение «вскоре после того пожаловано было всемилостивейшею привилегией от Ея императорского величества»¹¹¹: 31 января 1764 г. Екатерина II взяла эту школу под свое покровительство.

С помощью графа Миниха удалось получить для школы св. Петра императорскую привилегию. Выданная Екатериной II 22 января 1764 г., она гарантировала Совету церкви св. Петра и его школе на вечные времена право самоуправления в вопросах школьной и хозяйственной политики, а также освобождение школы от ряда налогов.¹¹²

В том же 1764 году было напечатано очередное «Краткое известие о находящемся в Санктпетербурге при немецкой евангелической церкви святого апостола Петра училище» (Спб. 1764). Это была, по существу, учебная программа, где была представлена «Роспись ежедневным классам в сем училище»¹¹³. Одной из основных задач школы было обучение питомцев иностранному языку. Поэтому в перечень дисциплин были включены «Класс немецкого языка для россиян» и Российской словесной и племенной класс для немцев и протчих иностранных»¹¹⁴.

Предусматривалось также раздельное обучение закону Божию; в школе был «Класс христианского учения для россиян» и просто «Класс христианского учения» (для лютеран). Питомцы Петришуле собирались и на общую молитву: «По субботам в сей час (с 10 до 11 утра) бывает поучение к исправлению сердца и нравов для всех учеников»¹¹⁵. Одним из пасторов Петрикирхе был Герман Николас Моллво (Mollwo) (1729–1806); он принял участие в разработке программы Петришуле.¹¹⁶

Петришуле была школой «смешанного типа», но «с немецким уклоном», и это особо оговаривалось при зачислении питомцев: «Хотя принимаются дети всех наций, но все те, кои не немцы, должны сперва учиться немецкому языку, а потом наукам, для того, что сим обучают немецкие учители и на немецком языке»¹¹⁷. Отечественный литератор немецкого происхождения Н. И. Греч в своих «Записках» вспоминал: «Отец мой, лет тринадцати отдан был в единственную тогда порядочную школу в С.-Петербурге, Петровскую, учрежденную в 1762 году знаменитым географом Бюшингом, в то время пастором лютеранской церкви св. Петра».¹¹⁸

Пастор Бюшинг ввел в Петрищуле преподавание естественных наук физики, географии, русского языка для всех учеников. С 1 января 1765 г. в Училище при немецкой евангелической церкви св. Петра был введен новый порядок. В Петришуле, куда стали охотно отдавать своих детей не только иностранцы, но и русские, были введены обязательные экзамены, по полугодиям. Кроме вольноприходящих, по-прежнему брали в училище и на полный пансион.¹¹⁹

Утвердившись у власти в результате переворота, Екатерина II воздержалась от «тотальной чистки» ближайшего окружения своего супруга. Так, воспитатель великого князя Петра Феодоровича Якоб Штелин (1709–1785) не только не был удален из России, но дослужился здесь до звания академика. Перу Штелина принадлежат интересные зарисовки говеющего Петербурга, где в великопостное время запрещались светские развлечения. В записи, относящейся к 1764 году, Якоб Штелин сообщает: «Постом, когда музыка обычно отдыхает, в Петербурге в этом году возник род немецких духовных концертов, которые доктор теологии и пастор немецкой St. Petri-Kirche устраивал в тамошнем школьном здании»¹²⁰.

Здесь речь идет о лютеранском храме св. Петра на Невском проспекте, при котором в 1762 году была возобновлена Петришуле. В «Известии» об открытии этой школы, помещенном в «Ежемесячных сочинениях», было сказано: «Дети мужеского пола будут учиться читать, писать, истории по познанию Бога между людьми, всеобщей и самой легкой части натуральной истории, начальному основанию геометрии, рисованию, французскому языку… Обучение в пении будут двояко, ибо дети должны сперва токмо понаслышке учиться гласам духовных стихов, а потом и ноты и музыкальные знаки разуметь и по оным петь учиться… Не забавы и прохаживания расположены ученикам часы. В оные часы будут они играть на клавикордах, либо учиться у танцмейстера пристойным движениям тела»¹²¹.

Продолжая свое повествование о великопостных духовных концертах; Якоб Штелин пишет: «Для этого было предназначено послеобеденное время в субботу, и для входа на эти духовные концерты, где иногда исполнялись и другие соло, симфонии и концерты, каждое лицо платило по 1 рублю. В городских слушателях не было недостатка, – они зачастую являлись даже в таком количестве, что довольно большой зал казался слишком тесен, и музыкантов можно было щедро оплачивать. Последние были в большинстве немцы из придворной камер- и бал- музыки, но для ripienno или пополнения, а также для собственного упражнения использовались школьные учителя и лучшие из учеников, обучаемые в этой школе также пению и инструментальной музыке»¹²². Концертам в этой зале давали название «музыкальные заседания».

В репертуар великопостных духовных концертов включались «страсти» – страдания, пассии (лат. patior – терпеть, страдать). Пассия или Пассион-оратория – это музыкальное оформление евангельского рассказа о распятии и смерти Иисуса Христа, состоящее из вокальных соло, речитативов, ансамблей, хоров, инструментальных эпизодов в концертном исполнении.¹²³ Об одном таком произведении упоминается в записках Штелина. «Духовный концерт, а именно «Рassion-Oratorium» Телемана был исполнен в Вербное воскресенье в послеобеденное время, вместо обычной послеобеденной проповеди в упомянутой церкви, бесплатно, – пишет немецкий автор. – При этом не маленькая церковь ломилась от слушателей – русских, католиков, лютеран и реформатов – настолько, что весьма многие опоздавшие должны были уйти ни с чем»¹²⁴.

Произведения известного немецкого композитора Георга Филиппа Телемана (1681–1767) были весьма популярны в санкт-петербургской лютеранской общине при Петрикирхе. Он написал много сочинений, как церковных, так и светских: кантат, опер, ораторий, а также различной музыки «на случай», инструментальных сонат, сюит и концертов. Это сообщение Якоба Штелина относится к первым годам царствования Екатерины II. Но свои записки немецкий автор составлял в более поздний период, и в примечании к своему повествованию он сообщил о дальнейшей судьбе настоятеля Петрикирхе. «После ухода, по собственному желанию, этого ревностного пастора и школьного директора из St. Petri-кирхи и школы, эти духовные концерты в последней прекратились, – с сожалением свидетельствует Якоб Штелин. – Он сам находится сейчас в Берлине, в чине советника королевской консистории и в должности директора гимназии»¹²⁵.

В сообщении Якоба Штелина речь шла о пасторе Антоне Фридрихе Бюшинге, который до 1765 года был главой лютеранской церкви св. Петра. В эти годы покровителем общины был фельдмаршал Бурхард-Христофор Миних, по проекту которого был выстроен храм св. Петра. (При воцарении Елизаветы (1741 г.) Миних был сослан в Пелым, где пробыл 20 лет).

Отношения Бюшинга с Минихом поначалу были благоприятными. В автобиографии пастора опубликован целый ряд писем, полученных им от Миниха. В них говорится о делах Петришуле, о благосклонном внимании императрицы Екатерины II к деятельности Бюшинга, о его проповедях и т.п.¹²⁶ Однажды, говоря о заслугах Бюшинга в отношении к школе, Миних выразил желание, чтобы портрет пастора был помещен в стенах Петришуле. Однако должность пастора и директора школы обременяла Бюшинга множеством дел, и он не имел возможности продолжать свои ученые труды. Неоднократно Бюшинг просил Миниха, как патрона церкви и школы, назначить ему помощников. Постепенно между Бюшингом и Минихом начались столкновения по административным вопросам, касавшимся школы при церкви св. Петра. Это и заставило Бюшинга сложить с себя звание директора школы, и в 1765 году покинуть Петербург.

«Делом Бюшинга» пришлось заниматься тайному советнику Григорию Николаевичу Теплову. В своем донесении от 7 мая 1765 г. Теплов сообщал императрице Екатерине II: «Пастор Бюшинг ни мало не склоняется оставаться в службе Вашего Императорского Величества, хотя я его дважды уговаривал, почитая он себе за безчестие данное в Геттингене слово, куда он призывается профессором философии, отменить, почему он уже и к пути собрался. О сем мне и записку, при сем приложенную, в последний раз принес»¹²⁷.

Здесь же была приложена записка пастора Бюшинга, составленная на немецком языке; вот ее перевод. «Благосклонное предложение нашей несравненной монархини для меня в тысячу раз действительнее, чем самое строгое приказание или превосходнейшее убеждение. Поэтому последние не нужны. Но так как его превосходительство г-н действительный статский советник убедительнейшим образом старался об исполнении высочайшего Ея Императорского Величества повеления, то мне не остается ничего иного, как выразить за то величайшую признательность. Истинно только невозможность переменить ныне предпринятое мною и гласно заявленное решение возвратиться в Германию, препятствует мне принять лестное и в то же время благосклонное предложение Ея императорского Величества и посвятить мое всеподданнейшее и верное усердие на службу ей.

Впрочем, я бы был особенно удовольствован, если бы пред приближающимся отъездом моим мог быть столько счастливым, чтобы выразить лично великой императрице мое глубочайшее благоговение и признательность, которыми обязан я этой, во всех отношениях необыкновенной Монархине»¹²⁸.

Как вспоминал впоследствии сам Бюшинг, Теплов пригласил пастора для беседы и передал ему предложение императрицы: не хочет ли он, по сложении с себя духовного звания, поступить на службу в Академию наук, выбрав сам должность и определив размер жалования, которое желал бы получать. Но Бюшинг отклонил это предложение, и тогда Теплов просил его изложить свой отказ письменно, что Бюшингом и было исполнено. На донесении Теплова Екатерина II сделала следующее собственноручное примечание: «Бюшинг со мною проститься может, а что данное слово не переменяет, в том его похваляю. Спроси же у сего честного человека, есть ли надежда впредь его иметь, или вовсе с нами расстался?»¹²⁹

Екатерина II дала Бюшингу краткую аудиенцию перед его отъездом из России.¹³⁰ Что же касается Миниха, то, нанося последний визит фельдмаршалу, Бюшинг не был им принят. Графа не было и в церкви св. Петра, когда Бюшинг проповедовал там последний раз, прощаясь с паствой. Ему, вероятно, хорошо было известно, в какой степени все члены прихода сожалели об отъезде Бюшинга.¹³¹

В Германии Антона Фридриха Бюшинга ожидало обширное научное поприще; 11 июля 1765 г. он уехал из России, куда уже больше не возвращался. У себя на родине Бюшинг составил 13-томный труд (Neue Erdbeschreibung Oder Universal-Geographie), переведенный на многие европейские языки, в том числе и на русский. С 1763 по 1780 гг. в России было опубликовано 12 книг Бюшинга; в сжатом виде они повествовали о странах Европы и Ближнего Востока. Одна из них, посвященная немецким землям, вышла под таким названием: «Королевство Прусское, из новой географии д-ра Антона Фридерика Бишинга, перевел с немецкого Федор Рогенбуке» (Спб. 1774). Так лютеранский пастор церкви св. Петра вернулся в Россию своими книгами.

Особый интерес представляет книга А. Ф. Бюшинга, изданная на немецком языке под названием: «История евангелическо-лютеранских общин в Российской империи», изданная в 2– частях в Альтоне (ныне – предместье Гамбурга), соответственно в 1766 и 1767 гг. При написании этого сочинения Бюшинг пользовался доступными ему в петербургских архивах церковными делами, сочинениями иностранных авторов о России, обращался за справками к современным ему пасторам. При изложении истории лютеран в России, начиная с царствования Ивана Грозного, он особое внимание уделил развитию евангелическо-лютеранских общин в ХУШ веке. В книге характеризуется деятельность общин в различных городах страны: Санкт-Петербурге, Москве, Кронштадте, Ораниенбауме, Астрахани, Барнауле, Архангельске, Нижнем Новгороде, Туле, Казани, Белгороде и др. Помимо рассмотрения истории возникновения этих общин, автор приводит статистические сведения о крещеных, умерших, обвенчанных членах лютеранских общин по отдельным приходам, позволяющим судить о росте числа объединенных в них верующих.¹³²

Скончался пастор Бюшинг в 1793 году. По словам его биографа, «в последнее время Бюшинг занимал место директора гимназии «Das Graue Kloster » в Берлине»¹³³. Несмотря на то, что пастор Бюшинг руководил школой менее пяти лет, он сумел заложить прочные основы для ее дальнейшего роста и совершенствования. Большие заслуги принадлежат Бюшингу в утверждении научно обоснованного взгляда на историю России. С 1767 г. сначала в Гамбурге, а потом в Галле начал выходить «Журнал по новой истории и географии». До 1793 года было издано всего 29 томов; их публикация после смерти Бюшинга была продолжена в Петербурге под названием «Журнал о России».

…В должности директора Петришуле пастора Бюшинга сменил пастор Иоганн Бернгард Генрих Гебель. В 1765 году под его редакцией было опубликовано очередное «Известие о училище, учрежденном в Санктпетербурге при немецкой евангелической церкви святого апостола Петра» (Спб. 1765). «Особливо имеет неусыпное об ней попечение милостивый наш благодетель, его сиятельство господин генерал-фельдмаршал и рейхс-граф фон Миних»¹³⁴, – отмечалось в предисловии. На 1765 год в Петришуле насчитывалось 207 учеников (немцев – 152, русских – 55) и 63 ученицы (немок – 51, русских – 12).¹³⁵ На полном пансионе находилось 12 учащихся. «В свободные часы пенсионеры, для отдыху и вящщаго к учению поощрения, забавляться имеют разными телодвижениями, то есть: игранием в мячики, точением, шлифованием стекол и прогуливанием»¹³⁶, – писал пастор Гебель.

Вот как оценивалась новым директором извечная проблема «семьи и школы»: «Нам приятно будет, когда родители часто приходить будут в школу, для наведывания о поведении и успехах своих детей, – подчеркивал пастор Гебель. – И я прошу всех прихожан нашей церкви, а особливо тех, коих дети у нас учатся, чтоб они школу почаще посещали, ибо от такого их посещения может произойти немалая польза»¹³⁷. Одним из директоров Петришуле был немецкий поэт и педагог Иоганн Готлиб Вилламов (Вилимов) (1736–1777). В России он прославился переводами немецких писателей на русский язык.

С 1771 года надзор над Петришуле осуществлял пастор Петрикирхе (с 1770 г.) Мартин Лютер Вольф (Wolff) (1744–1801), с 1778 года – член Директории.¹³⁸ В 1783 году Петришуле получила права Главного немецкого училища. Указом от 29 августа 1783 г. Екатерина II делает школу св. Петра в Санкт-Петербурге образцом для устройства всех немецких школ в Российской империи, а ее учителя получают право инспектирования последних.¹³⁹

Вот текст Указа, данного Сенату, «О бытии учрежденному в Санктпетербурге при евангелической церкви св. Петра училищу главным народным училищем нормальным для употребляющих немецкий язык, и об учреждении при оном особой дирекции или управы над всеми народными училищами немецкого языка».

Обращаем внимание наше на установленное и императорской нашей грамотой снабденное училище в Санкт-Петербурге при церкви лютерской св. Петра, которое ко благоугодности нашей, принесло уже добрые плоды и немалую пользу обществу, и от коего того же самого ожидаем и в деле предлежащем. Вследствие чего повелеваем быть ему главным народным училищем нормальным для подданных наших, употребляющих немецкий язык; и (так) как их училищное собрание, проповедники и главные учители признали, что способы учения, для нормальных училищ начертанные, суть самые легкие и надежные, то и долженствуют оные во всех немецких школах в обеих столицах наших, в Рижской, Ревельской, Выборгской и в прочих губерниях, где только те школы нужны, приняты и употребляемы быть; а по тому и учители, в оных впредь определяемые, обязаны тем способом обучаться, или в сем главном нормальном немецком училище св. Петра, или в заводимом под управлением его на таком же основании в ином месте, или же в другом ему подобном, учрежденном под ведением комиссии об установлении народных училищ…

Для лучшего надзирания и управления учреждаем при Санкт-Петербургском главном немецком училище особую дирекцию, или управу над всеми народными училищами немецкого языка в империи нашей, составляя оную из попечителя церкви лютерской св. Петра, из двух ее проповедников и из надзирателя, находящегося при сей церкви нормального училища, присовокупляя к ним еще одного члена того же закона и назначая к тому ныне нашего действительного каммергера графа Миниха (Иоганн-Эрнест Миних (1707–1788), сын Б. Х. Миниха – а. А.)…Подтверждаем при сем паки жалованную от нас церкви лютерской св. Петра и заведенному при ней училищу грамоту во всей ее силе…¹⁴⁰

К этому времени при церкви св. Петра состояли два пастора; каждому в год полагалось по тысяче рублей жалования и квартира.¹⁴¹ Органистом при Петрикирхе долгие годы состоял Иоганн Конрад Хаас (1762–1813).¹⁴²

В 1794 году вышла книга немецкого автора Иоганна Готлиба Георги «Описание российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного» (Спб.1794). «В Петербурге все иностранные народы вместе взятые, – пишет Георги, – составляют осьмую или девятую часть россиян. Но из всех иностранных здесь жительствующих народов немцы суть многочисленнейшие»¹⁴³.

Что касается вероисповедной принадлежности, то большинство иностранцев, живших в конце ХVIII в. в С.-Петербурге, принадлежало к Евангелическо-Лютеранской Церкви; меньшую часть составляли реформаты и католики. Тогдашняя система церковного управления протестантских общин, имевшихся в Петербурге, была следующая: «Все 13 протестантских приходов имели в 1793 году 14 определенных священников, из которых один от другого не зависел, – сообщает И.Г. Георги. – Все здешние церковные дела протестантов надлежат до Юстиц-Коллегии Лифляндских, Эстляндских и Финляндских дел, которая избранных от обществ проповедников подтверждает, церковные дела решит, разводит браки и пр.»¹⁴⁴ В своих записках немецкий автор уделяет особое внимание лютеранскому приходу Петрикирхе, «который по сие время есть знатнейший изо всех иностранных приходов здесь находящихся. При оном имеется два священника; ежегодно крестят около 250 младенцев, столько же почти погребают и около 2000 в ней причастников или взрослых сочленов»¹⁴⁵.

5-я глава сочинения И.Г. Георги озаглавлена: «О сочинителях, живших в 1793 году в Санкт-Петербурге».¹⁴⁶ В перечне имен литераторов – русских, и иностранных, встречаются имена обоих пасторов, состоявших тогда при Петрикирхе: I) Вольф М.Л. из Торна, доктор богословия и проповедник при лютеранской церкви св. Петра (Проповеди и речи)¹⁴⁷; 2) И.Г. Лампе, проповедник при лютеранской церкви св. Петра, из Гамбурга, «сочинитель некоторых случайных речей»¹⁴⁸.

В «Описании» И.Г. Георги можно отыскать строки, посвященные пасторам, подвизавшимся на лютеранских приходах. «Протестантские проповедники суть ученые мужи, уважаемые как от своих прихожан, так и от всей российской публики, – пишет немецкий автор. – Во время служения надевают они чёрное немецкое платье, длинные черные же мантии и малые белые воротники, имея в круг обрезанные волосы или парик. В воскресные и праздничные дни говорят они проповеди с кафедр; обручения жe и крещения младенцев производятся обыкновенно на дому и по большей части по произвольному им образу; иногда же говорят они тут и речи»¹⁴⁹.

К концу ХVIII в. число учащихся в Петришуле значительно возросло, и со временем возникла необходимость в новых помещениях. Однако планировка здания школы была столь удобная, что архитектор Д. Феррари, которому в 1799 году была поручена его реконструкция, ограничился лишь надстройкой на один этаж двухэтажных крыльев.¹⁵⁰

В том же 1799 году на русском языке вышла книга, ставшая настольной не только для учеников Петришуле, но и других учебных заведений. Это сочинение, принадлежавшее перу Альбрехта Эрдмана Ганнибала, было озаглавлено: «Иисус. Книга, заключающая в себе чудеса, учение, житие и страдание Иисуса Христа, и служащая руководством для детей, начинающих обучаться христианскому закону» (Перевод с немецкого И. Виноградова. Спб.1799).

После кончины Екатерины II (1796 г.) в России по-прежнему бытовала веротерпимость. Как отмечал в 1810 году посланник Сардинии при санкт-петербургском Дворе граф Жозеф де Местр (1753–1821), Россия – «это единственная страна во вселенной, где не интересуются верой у воспитателей юношества. Вполне обычное дело видеть в одном доме бонну-англичанку и католического учителя»¹⁵¹. В сообщении И.Г. Георги, относившемуся к 1793 году, упоминается про «учителя их императорских высочеств», – это был коллежский ассессор И.Ф. Гакман из Ганновера, автор книги «Пространное землеописание Российского государства»¹⁵².

О веротерпимости, бытовавшей в С.-Петербурге, свидетельствовал и один из немецких дипломатов, посетивший Петербург в 1828 году. «Никто, например, не смущается тем, что воспитатель великого князя – лютеранин»¹⁵³, – писал Леопольд фон Герлах. При этом лютеране в России имели даже большие преимущества в сравнении с католиками. По словам Жозефа де Местра, «здесь есть закон, запрещающий подданному протестанту переходить в католичество, вернее, католическим священникам принимать в свою веру протестантов. Но ежели католический подданный императора пожелает обратиться в протестантизм, ничто сему не препятствует».¹⁵⁴

Лютеранские пасторы даже награждались православными орденами. Так, 16 апреля 1824 года главный пастор Петрикирхе (1813–1839) и член Директории Петришуле Иоганн Фридрих Август Фольборт (Volborth) (1768–1840), «законоучитель лютеранского исповедания при С.-Петербургском коммерческом училище, позднее пастор прихода св. Петра в Санкт-Петербурге», был удостоен ордена св. князя Владимира IV степени.¹⁵⁵ А 16 августа 1825 года такую же награду получил Генрих Гамельман, «старший пастор лютеранской церкви Петра и Павла в Санкт-Петербурге».¹⁵⁶

27 декабря 1812 года в Твери скончался принц Гольштейн-Ольденбургский Георг (с 1809 г. – генерал-губернатор Тверской, Ярославской и Новгородской губерний, главный директор путей сообщения). О том, как проходили его похороны, сообщалось в камер-фурьерском журнале.

7 января 1813 года. На 8-е число во втором часу в ночи привезено в Санкт-Петербург из Твери на дорожной колеснице, в ковчеге и во гробе тело Его Высочества принца Гольштейн-Ольденбургского Георга в препровождении до следующего места, то есть до церкви лютеранского исповедания св. Петра. По привезении тела к помянутой церкви у врат оной, что по Невскому проспекту, в присутствии Его Высокопревосходительства г-на обер-камергера Александра Львовича Нарышкина, назначенных от Церемониального департамента быть на дежурстве при теле Его Высочества 2-го, 3-го и 4-го классов и придворных кавалеров с духовником его и чинами, в классах состоящими, из ковчега вынут гроб с телом, которое при освещении факелов, в предследовании духовника и в сопровождении означенных особ, чиновными, кому следовало по церемониалу, внесено в церковь и поставлено на приуготовленный под балдахином амвон, и покрыт гроб с половины глазетовым с горностаевым по борту мехом покровом.¹⁵⁷

10 января 1813 года. Сего числа в Санкт-Петербурге в первенствующей церкви лютеранского исповедания святого Петра было погребение тела Его Императорского Высочества принца Георга Гольштейн-Ольденбургского, то по случаю сего чрез учиненные от 8-го числа нынешнего генваря месяца повестки в 12 часов пред полуднем съехались и собрались в помянутую церковь знатные придворные и первых четырех классов обоего пола персоны, в глубоком трауре, без билетов, и заняли места, где кому показаны чиновниками Церемониального департамента и командированными на тот случай от императорского Двора при камер-фурьере гоф-фурьерами.

Пополудни в половине 1-го часа в церковь прибыть изволили Ея Высочество герцогиня Вюртембергская Антонетта и Ея светлость принцесса Баденская Амалия, и по прибытии их начата и отправлялась лютеранского исповедания духовенством Божия служба при органах с хором придворных певчих. По окончании Божией службы и проповеди, говоренной духовником покойного принца, гроб с телом Его Высочества поднят и принесен до могилы, приуготовленной в церкви, назначенными по церемониалу чиновниками, в предшествии обер-церемонимейстера и церемонимейстера с их знаками и тех чинов, кои несли на подушках знаки российских орденов и другие отличия.

По принесении тела к могиле и по прочтении следующей молитвы опущено тело Его Высочества в могилу, причем по данному ракетою сигналу из расположенной артиллерии на лугу, что пред садом Михайловского замка, произведена пушечная пальба; от поставленного войска по Невскому проспекту против церкви святого Петра, по другую сторону бульвара, учинен троекратный ружейный беглый огонь, а стоящий внутри церковного двора караул, быв во фронте, сделал ружьем на погребение и продолжалась потребным временем приличная сему случаю печальная музыка с подобным тому барабанным боем, а после погребения Его Высочества герцогиня Вюртембергская и Ея светлость принцесса Баденская возвратились чрез церковь в Зимний дворец.¹⁵⁸

Церковь св. Петра, как и прежде, была духовным центром лютеран, живших в столице Российской империи. Что же касается Петришуле, то с 1801 по 1826 гг. здесь проходили собрания Вольного Общества любителей словесности, наук и художеств. Заседания проходили на квартире Иоганна Георга Борна (Born) (Иван Мартынович, 1778–1851), старшего учителя русской словесности в Петришуле (1803–1809 гг.).¹⁵⁹ В это Общество входили поэты-радищевцы И.М. Борн, В.В. Попугаев, Н.Ф. Остолопов, И.П. Пнин, филолог А.Х. Востоков, поэты К. Батюшков, Н. Гнедич, Д. Языков, К.Ф. Рылеев, В.К. Кюхельбекер и др. Зал, где проходили заседания, расписал «эмблемами наук и литературы» член Общества художник А.И. Зауэрвейд.¹⁶⁰

Одним из преподавателей Петришуле был Николай Иванович Греч (Gretsch) (1787–1867), журналист, филолог и педагог, сын обруселого немца, дослужившегося до должности обер-секретаря Сената. Служа в 1806–1815 гг. в цензурном комитете, он преподавал русский язык в училище при церкви святого Петра (1809–1813). Со второй половины 1810-х гг. Н.И. Греч – масон, член ложи «Избранного Михаила», в 1815 году – секретарь, в 1817–1817 гг. – «наместный мастер».¹⁶¹

Выпускниками Петришуле были будущие декабристы М. Фонвизин, братья Крюковы, А. Бригген. Среди известных немцев лютеранского вероисповедания, живших в царствование Александра I, – участники декабристского движения – П. И. Пестель, А. Б. Вольф, В. К. Кюхельбекер, В. И. Штейнгель. Известны слова Пестеля, основателя Южного общества декабристов, сказанные протоиерею Мысловскому, благословлявшему в последний путь декабристов. «Хотя я и лютеранин, батюшка, но такой же христианин, благословите и меня»¹⁶².

В 1816 г. одновременно с ремонтом церкви был отремонтирован и орган (эту работу за 5 месяцев выполнил мастер Людвиг Фридрих, получивший за нее 2000 руб.).¹⁶³ Органистом Петрикирхе в те годы состоял Отто Леопольд Черлицкий (1813–1831).¹⁶⁴

К началу XIX в. здание церкви св. Петра стало тесным для увеличившейся общины. Сильное наводнение 1824 г. заставило членов церковного совета отбросить последние сомнения в необходимости постройки новой церкви.

В начале 1832 года лютеранская община Санкт-Петербурга объявила конкурс на создание проекта нового здания церкви св. Петра. На конкурс было представлено пять проектов; один из них принадлежал петербургскому архитектору итальянского происхождения Доменико Адамини. (В бумагах «Дементия Фомича» хранился «неисполненный проект лютеранской церкви св. Петра и Павла, с тремя порталами, абсидой, куполом и колокольней»).¹⁶⁵

Однако лучшим был признан проект Александра Павловича Брюллова (Bruello, Brulleau) (1798–1877), брата знаменитого живописца. Его проект был принят к исполнению на заседании церковного совета в мае 1833 г. Важную роль здесь сыграло то обстоятельство, что именно этот проект больше всех остальных понравился императору Николаю I. Детальный план строительства, полная калькуляция расходов рассматривались специальной комиссией Министерства внутренних дел, а затем высочайше утверждались императором. Незадолго перед тем, в 1832 г., был принят Закон о Евангелическо-Лютеранской Церкви в России, давший ей Устав. Он существенно ограничивал автономию церковных общин в управлении их движимым и недвижимым имуществом, а также ставил деятельность Церковных Советов под жесткий контроль Генеральной консистории, находившейся в ведении Министерства внутренних дел и подчинявшейся непосредственно императору. Бюрократические формальности, однако, не слишком осложнили в данном случае дело о строительстве церкви самой крупной лютеранской общины русской столицы. Достаточное число ее членов вращалось в высших сферах правительственной администрации: министр финансов граф Г. Канкрин не только не задержал дела, но и способствовал ссуде крупной денежной суммы, которую община Св. Петра по высочайшему повелению получила для строительства церкви.¹⁶⁶

Летом 1833 г. было снесено старое церковное здание. 26 июня (8 июля) 1833 года в «Северной пчеле» появилось такое сообщение: «Старинная лютеранская церковь св. Петра, на Невском проспекте, сломана, и вместо оной сооружается новая, по великолепному плану. Богослужение сего прихода отправляется ныне в Финской церкви, в Большой Конюшенной».¹⁶⁷

31 августа 1833 г. был заложен закладной камень нового храма св. Петра на месте старой церкви, с сохранением сложившейся в 18 веке композиции участка. Здание вчерне было готово к осени 1835 года; на отделку ушло еще три сезона.

Сам архитектор Александр Брюллов отказался от четверти гонорара за свою работу в пользу церкви.¹⁶⁸ Строительство длилось 5 лет. В День Реформации, 31 октября 1838 г., здание церкви, стоящее по настоящий день, было освящено. Творение А. П. Брюллова, гармонически соединяющее формы романской базилики с чертами русского классицизма, было и остается самой большой лютеранской церковью России.¹⁶⁹

Главный фасад, прорезанный большой аркой портала и с открытой аркадой во 2-м этаже, был украшен двумя 3-ярусными башнями, создающими впечатление легкости и устремленности вверх. На портале – две мраморные статуи по модели Б. Торвальдсена работы скульптора П. Трискорни; на фасаде – четыре горельефа с изображением евангелистов работы скульптора П. Жако. В деталях и обработке интерьера были использованы мотивы романской архитектуры. Резьба внутри церкви выполнена П. Кретаном, роспись – П. Дроллингером, картина «Распятие» над алтарем – К.П. Брюлловым (ныне полотно находится в Русском музее). Возведение трехнефного храма стоило свыше 500 тысяч рублей золотом; церковь вмещала более 3000 человек благодаря трем ярусам хоров, которые опирались на чугунные столбы.¹⁷⁰

Здание церкви было размещено в глубине участка между двумя домами для священнослужителей, фасады которых выведены на линию застройки Невского проспекта. Возводя новую церковь, А.П. Брюллов придал ее облику черты романского стиля, отступив таким образом от традиционных форм петербургского зодчества этого времени. Одновременно архитектором Г.Р. Цолликофером были перестроены и оба жилых дома на проспекте, с которыми церковь связала изящная чугунная решетка.¹⁷¹

Здания, построенные Г.Р. Цолликофером для причта, были первоначально трехэтажными, и башни церкви св. Петра, возвышаясь над ними, доминировали в ансамбле. В левом флигеле во втором этаже сразу же после его постройки в 1832 г. разместились книжная лавка издателя и книготорговца А.Ф. Смирдина (1832–45), затем Н.А. Серно-Соловьевича (1861–62), и редакция журнала «Библиотека для чтения».¹⁷²

В записках Ивана Панаева есть эпизод, относящийся к началу 30-х годов XIX в. «Я зашел в книжный магазин Смирдина, который помещался тогда на Невском проспекте в бельэтаже дома лютеранской церкви, – вспоминал отечественный литератор. – В одно почти время со мною вошли в магазин два человека: один большого роста, с весьма важными и смелыми приемами, полный, с рыжеватой эспаньолкой, одетый франтовски. Другой, среднего роста, одетый без всяких претензий, даже небрежно, с курчавыми белокурыми волосами, с несколько арабским профилем, толстыми, выдававшмися губами и с необыкновенно живыми и умными глазами. Когда я взглянул на последнего, сердце мое так и замерло. Я узнал в нем Пушкина, по известному портрету Кипренского»¹⁷³.

Пушкин был хорошо знаком с историей Реформации. В его библиотеке имелись сочинения Мартина Лютера, приобретенные им «у Полицейского моста, в доме голландской церкви», – там, где когда-то собиралась на молитву немецко-голландская община Крюйса. Согласно счету, отосланному «г-ну А. Пушкину» 10 января 1836 года, поэт приобрел, в числе прочих книг, «Мемуары Лютера», томы 2 и 3, по 12 руб. (на французском языке)»¹⁷⁴.

В «Истории Петра» Пушкин упоминает о том, как 3 октября 1712 г. царь «прибыл в Виртемберг саксонский (Виттенберг – а. А.), здесь посетил он гроб Лютера, его библиотеку и горницу, где он жил»¹⁷⁵. В отличие от Чаадаева, симпатизировавшего католичеству, Пушкин благосклонно отзывался о протестантизме. Прочитав «Философические письма» П. Я. Чаадаева (1794–1856), Пушкин отправил автору послание, в котором были такие строки: «Вы видите единство христианства в католицизме, то есть в папе. Не заключается ли оно в идее Христа, которую мы находим также и в протестантизме? Первоначально эта идея была монархической, потом она стала республиканской»¹⁷⁶.

«Философические письма» вызвали оживленную дискуссию в кругу друзей Пушкина. А. И. Тургенев, прочитав у Чаадаева письмо Пушкина о «Философических письмах», во многом соглашался с поэтом, видя главный недостаток сочинения Петра Яковлевича в его ориентированности на католичество: «Поставь на место католицизма – христианство, и все будет на месте»¹⁷⁷.

А в письме Пушкина П.А. Вяземскому, отправленном из Царского Села 3 августа 1831 г., есть такие строки: «Не понимаю, за что Чаадаев с братией нападает на Реформацию, то есть на известное проявление христианского духа. Насколько христианство потеряло при этом в отношении своего единства, настолько же оно выиграло в отношении своей народности»¹⁷⁸.

Рукой Пушкина записана народная песня, начинающаяся словами:

Как за церковью, за немецкою,

Добрый молодец Богу молится...

Известно, что последняя квартира А.С. Пушкина была в доме на Мойке. Свой адрес поэт писал так: «На Мойке, близ Конюшенного мосту в доме кн. Волконской». Пушкин поселился здесь осенью 1836 года, и, поскольку соседние здания еще не были надстроены, из окон квартиры Пушкина, глядевших во двор, можно было увидеть громаду еще не до конца отделанного здания немецкой церкви св. Петра.¹⁷⁹

Внутреннее убранство Петрикирхе неоднократно описывалось ее прихожанами и посетителями: «Она имеет форму корабля и может вмещать в себе 3.000 народу. В отношении к акустике все устроено в ней так, чтобы сильный голос мог быть слышен и понятен во всех частях».¹⁸⁰ В церкви св. Петра хранилась надалтарная картина из кипариса – изображение встречи воскресшего Спасителя с апостолом Фомой. Прежде эта картина около 200 лет лежала под спудом в одном виртембергском монастыре.

При разборке старого здания в 1833 г. демонтаж органа, его последующий ремонт и монтаж в новом здании выполнил мастер Людвиг Фридрих за 3530 рублей. Кроме того, мастеру Фридриху было уплачено за транспортировку органа – 238 рублей и за наем особого помещения, в котором он находился во время ремонта – 650 рублей. Позолоту частей органа и балюстрады вокруг инструмента выполнил в 1836 г. мастер Ян за 2500 рублей. Общие расходы на ремонт органа достигли, таким образом, значительной суммы около 7000 рублей. До 1840 г. в здании находился старый орган Иоахима. Он был продан с аукциона лишь 3 июля 1842 г. за 1405 рублей серебром.¹⁸¹ С 1831 по 1840 гг. при старом органе состоял сын О. Л. Черлицкого – Отто Черлицкий.

В мае 1833 г. представители общины посетили церковь св. Павла во Франкфурте-на-Майне, где только что был закончен новый орган, построенный фирмой «Э. Ф. Валькер» из Людвигсбурга. Инструмент так понравился им, что Валькеру было предложено изготовить орган для нового здания петербургской церкви св. Петра. В июле 1836 г. Э. Ф. Валькер лично приезжал в Петербург, для чего церковь перечислила ему в Любек 1031 руб. С мастером был заключен контракт на изготовление органа в течение 4 лет на сумму 24 425 рублей серебром. Инструмент был построен в Людвигсбурге к февралю 1840 г., после чего отправлен по рекам Неккару и Рейну до Роттердама, а оттуда морем в Петербург. В пути его сопровождали трое рабочих.

Во время монтажа инструмента Валькер вновь посетил Петербург. 1 ноября 1840 г. состоялось успешное испытание органа, после которого церковный совет постановил произвести окончательный расчет, выдать Валькеру особую благодарственную грамоту на пергаменте, а его четырем помощникам – денежную награду общей суммой в 25 полуимпериалов. 3 ноября 1840 г. орган был освящен. В ознаменование события была выпущена гравюра с изображением органа. Новый инструмент имел 3 мануала, 2 педальные клавиатуры, 63 звучащих регистра. Его размеры составляли 36 футов в высоту, 34 фута в ширину. Высота самой большой трубы достигала 35 футов (более 10 м). Десять больших мехов органа снабжали воздухом 3753 трубы. Проект проспекта органа был создан А. П. Брюлловым, он был реализован с небольшими отклонениями, вызванными большей, чем ожидалось, величиной органа. Несмотря на то, что у петербургского инструмента было на 10 регистров меньше, чем у франкфуртского, по звуковой концепции он полностью соответствовал своему предшественнику.¹⁸²

Вот что сообщалось о новом органе в православной печати: «Это во всех отношениях превосходное произведение искусства обнимает 77 регистров со всеми степенями эхо и кресцендо. Голоса размещены на три клавикорда и на две педали, так что первый клавикорд звучит особенно сильно, второй немного умереннее, третий приятно; точно также звучат и педали. Первая педаль с его 32-футовыми басовыми трубами очень огромна и громка, вторая меньше и приятнее. Два 16-футовые принципала стоят в передней части и их заключают богатые украшения. Высота всего органа 36, а ширина 34 русских фута; длина большой трубы 35 футов; 10 больших мехов доставляют воздух в 3753 трубы»¹⁸³. Этот инструмент – первый орган Валькера за пределами Германии – стал «визитной карточкой» фирмы в России. С 1840 по 1854 гг. органистом Петрикирхе был Генрих Белинг.

Огромный зал церкви был проникнут духом романской архитектуры. Его высокие своды опирались на гранитные столбы и колонны, поражали великолепными росписями. Особенной выразительностью отличалось полотно «Распятие», принадлежавшее кисти Карла Павловича Брюллова (до 1822 г. – Брюлло) (1799–1852),¹⁸⁴ брата архитектора Петрикирхе. (Обстоятельный анализ этого произведения был опубликован в 1877 году в журнале «Северное сияние»).¹⁸⁵

В записках ученика Брюллова – будущего академика А.И. Мокрицкого, приводятся интересные сведения о том, как знаменитый художник создавал это полотно. (Приложение 1). Сосредоточившись на художественных аспектах, автор допустил ряд хронологических неточностей, но это не снижает ценности его повествования. Аполлон Мокрицкий сообщает о том, что известный поэт А.В. Кольцов написал свое стихотворение «Великое слово» (Приложение 2), находясь под впечатлением от рассказа про брюлловское «Распятие» (Приложение 3). Вот еще несколько строк, посвященных этой картине. «На третий день праздника был у Брюллова Алексей Петрович Ермолов. Еще накануне присылал он просить позволения посетить мастерскую художника. С особенным удовольствием ожидал Брюллов знаменитого гостя, и хотя чувствовал себя не совсем здоровым, но для принятия такого посетителя преодолел себя. Кавказский герой не заставил долго дожидаться. Я был свидетелем этого свидания. Заключив друг друга в объятии, Брюллов и Ермолов представили прекрасную группу Аполлона и Марса. Ермолов в самых лестных выражениях приветствовал Брюллова, говоря, что считает за особенное счастье знакомство с гением, славою которого гордится отечество. Рассматривая со вниманием произведения художника, он выражал восторг свой в чрезвычайно верном определении их достоинств. Перед «Распятием» сидел он с четверть часа и, не могши вполне насладиться дивным произведением в один раз, прощаясь, просил у Брюллова позволения приехать когда-нибудь во время его работы, обещая сидеть смирно, не переводя духу»¹⁸⁶.

Но самое интересное в записках А.И. Мокрицкого, – это указание на то, что картине «Распятие» посвятил свои проникновенные строки А.С. Пушкин:

Когда великое свершалось торжество,

И в муках на кресте кончалось Божество,

Тогда по сторонам Животворяща Древа

Мария-грешница и Пресвятая Дева,

Стояли две жены,

В неизмеримую печаль погружены...¹⁸⁷

Пушкин был знаком с Брюлловым, и за несколько дней до своей смерти поэт посетил петербургскую студию знаменитого художника. «Сегодня, – читаем в записках А.И. Мокрицкого (25 января 1837 г.), – в нашей мастерской… были Пушкин и Жуковский»¹⁸⁸. А через два дня после смерти Пушкина Брюллов просил Мокрицкого читать стихи Пушкина и вспоминал о том, как покойный поэт восхищался его картиной «Распятие».¹⁸⁹ (Самому А.И. Мокрицкому принадлежит рисунок, изображающий Пушкина в гробу).¹⁹⁰

Интересные подробности, подтверждающие сказанное, содержатся в воспоминаниях А.О. Смирновой (урожденной Россет) (1810–1882), хорошо знавшей поэта. «Мой муж повез меня смотреть «Распятие» Брюллова. Мимоездом мы захватили Пушкина, – пишет Александра Осиповна. – Часовые, которых поставили в зале, где выставлено «Распятие» Брюллова, произвели на нас тяжелое впечатление; эти солдаты так не отвечают сюжету картины...»¹⁹¹

Фрейлина императриц Марии Феодоровны и Александры Феодоровны, Смирнова-Россет состояла в дружеских отношениях со многими литераторами. Она чутко улавливала их творческие порывы, не исключая и Пушкина. Поэтому некоторое время спустя А.О. Смирнова сказала мужу: «Хочешь пари держать, что он напишет стихотворение на этот случай; когда что-нибудь произведет на него сильное впечатление, ему надо излить его в стихах». А вскоре А.О. Смирнова записала в своем дневнике такие строки: «Я выиграла пари, Пушкин назвался обедать с Жуковским, больше никого не было; после обеда он вынул из кармана стихотворение на Распятие, охраняемое стражей; это истинный перл»¹⁹².

(«Распятие» Брюллова украшало центральную часть церковного алтаря. В настоящее время находится в запасниках Русского музея. В нижней части алтаря находилось полотно Гольбейна, а по его бокам – 2 круглых медальона с изображением апостолов Петра и Павла, кисти Брюллова. Эти картины в конце 1930-х гг. были переданы Эрмитажу).

История прихода Петрикирхе удивительным образом переплелась с трагической гибелью А.С. Пушкина. Сведения об этом содержатся в записках литератора Владимира Петровича Бурнашева (1809–1888), опубликованных в «Русском архиве» за 1872 год. В.П. Бурнашев хорошо знал семью литератора Н.И. Греча; «замечательно, что Греч и его семейство – лютеране, а жена – реформатка или кальвинистка»¹⁹³, – отмечал он в своих мемуарах.

Владимир Петрович был дружен с младшим сыном Греча – Николаем. «В последний раз я видел его цветущего здоровьем и вполне счастливого, 6 декабря 1836 года, в Николин день, когда, несмотря на то, что Греч и его семейство были лютеране, отец и сын праздновали день своего Ангела по православному обычаю, – продолжает Бурнашев свой рассказ. – На этот раз именины Николая Ивановича и Николая Николаевича праздновались как-то особенно блистательно… Перед концом обеда принесена была и подана Гречу цидулочка с поздравлением знаменитого Пушкина»¹⁹⁴.

Далее в рассказе Бурнашева упоминаются два протестантских храма, стоящих на Невском проспекте. В декабре 1836 года, во время рождественских праздников, он зашел «во французский книжный магазин Белизара, (что ныне Малье) в доме голландской церкви», где «ему сообщили, что Николай Греч нездоров.¹⁹⁵ Болезнь оказалась настолько серьезной, что в январе следующего, 1837 года, юноша скончался в 18-летнем возрасте. Об этом Бурнашев узнал, зайдя в библиотеку Смирдина, в церковной доме при Петрикирхе.¹⁹⁶

27 января в Петрикирхе, в присутствии многочисленных друзей и знакомых семейства Греча, было совершено отпевание усопшего. «У лютеран в церкви гроба не открывают, почему Греч и все близкие к усопшему окончательно простились с ним еще на дому, где крышка гроба была уже навсегда завинчена,¹⁹⁷ – пишет Бурнашев. Но еще раньше, в те минуты, когда траурная процессия направлялась к церкви св. Петра, В.П. Бурнашев стал свидетелем разговора, в котором было упомянуто имя Пушкина. Н.И. Греч спросил: «Послано ли было приглашение к Александру Сергеевичу? Он так любил Колю моего!» – « Как же, было послано с курьером из нашего министерства, а не по городской почте», – ответил Николай Иванович Юханцов, служивший тогда в Министерстве иностранных дел. – «Но только, – продолжал Юханцов конфиденциально, – как мне говорил курьер, которого я посылал к Александру Сергеевичу, тамошнее лакейство ему сказывало, что их барин эти дни словно в каком-то расстройстве… Никто ничего понять не может, что с ним делается»¹⁹⁸.

Далее в записках В.П. Бурнашева читаем: «Юханцов сказал полутаинственно, что в городе относительно А.С. Пушкина идут толки, а именно, поговаривают о каких-то подметных и других письмах, даже толкуют, что все это может кончиться дуэлью между Пушкиным и каким-то кавалергардским офицером Дантесом…Рассказ Юханцова совпал именно с той минутою, когда церемония остановилась у портала Петропавловской церкви, и множество лиц бросилось к гробу, чтобы внести его в церковь и поставить на возвышенный катафалк, против которого с кафедры пастор произнес свою речь на немецком языке, полную чувства и высоких христианских понятий. По окончании речи покрытый гирляндами и венками гроб, снятый с катафалка, был снова принят множеством посетителей. Проталкиваясь в толпе довольно густой, чтобы участвовать в отдании последнего долга покойному юноше, я нечаянно очутился на том месте в головах, где придерживал посеребренную скобу скорбный отец...»¹⁹⁹

Воспользовавшись случаем, В.П. Бурнашев выразил соболезнование Н.И. Гречу, заметив, что на проводы усопшего собралось много народа, в том числе и «журнальные враги» Греча. «Тем более мне жаль, отозвался Николай Иванович, что Александр Сергеевич Пушкин, которого боготворил мой Коля, о котором говорил он в последние часы своей жизни, не захотел почтить сегодня нас своим присутствием...» «В этот момент, – пишет Бурнашев, – произошло какое-то движение, совершенно неожиданное; сбоку через толпу кто-то пробирался с великим усердием, подошел к Гречу и сказал ему довольно громко: «Николай Иванович! Не грешите на бедного Пушкина, не упрекайте его в аристократизме, благодаря которому теперь, когда Вы здесь оплакиваете сына, вся Россия оплакивает Пушкина. Да, – он сегодня дрался на дуэли и пал от смертельной пули, которую не могли вынуть». Тогда до слуха моего дошли слова Греча: «Велика, ужасна моя потеря, но потеря Пушкина Россиею ни с какою частною горестью не может быть сравнена. Это несчастье нашей литературы! Это народная утрата!»²⁰⁰

Но на этом рассказ Бурнашева не заканчивается. Автор повествования стал живой нитью, связавшей печальные события, имевшие место и в Петрикирхе, и в доме Пушкина на Мойке. «Среди этой суматохи наконец гроб вынесли из церкви и поставили на колесницу, которая медленным шагом 4-х траурных лошадей двинулась к кладбищу, – продолжает Бурнашев. – Во время движения погребальной процессии по Невскому проспекту, когда уже совершенно стемнело и фонари зажглись по улицам, ко мне подошел один из тогдашних моих по военному министерству сослуживцев, Александр Александрович Пейкер и предложил мне отстать от церемонии, тем более, что с нашей стороны долг покойному Коле отдан; а вместо путешествия на кладбище ехать теперь же в дом княгини Волконской на Мойке, близ Певческого моста, где квартировал Пушкин, чтобы узнать, точно ли он скончался или еще жив. Я принял это предложение, и мы в собственных санях Александра Александровича поехали к означенному дому…»²⁰¹

…На Смоленском лютеранском кладбище похоронен граф Егор Францевич Канкрин (Георг Людвиг Даниил) (1774–1845), государственный деятель, сенатор. После гибели Пушкина по его ходатайству были выделены средства на издание сочинений поэта, назначены пенсии вдове и детям.²⁰² К сказанному можно добавить, что в школе при церкви св. Петра в свое время преподавал древние языки и историю лицейский учитель Пушкина Александр Галич; из воспитанников Петришуле можно упомянуть профессора скульпторы академика Р.Р. Баха – автора известного памятника Пушкину в Лицейском саду и композитору М.И. Глинке в С.-Петербурге.²⁰³

В 1840 году скончался прусский король Фридрих Вильгельм III (1797–1840). В годы его правления Пруссия потеряла по Тильзитскому миру (1807 г.) половину своей территории, большая часть которой была возвращена после Венского конгресса (1815 г.). Фридрих Вильгельм III вмешивался в дела протестантских общин; в 1817 году он провел унию Евангелическо-Лютеранской и Реформатской Церквей, что привело к межцерковной смуте. Его дочь – Шарлотта, перешла в Православие, приняла имя Александры Федоровны и вышла замуж за великого князя Николая Александровича (с 1825 г. – император Николай I).²⁰⁴ По случаю поминовения о почившем короле Пруссии Фридрихе Вильгельме III в Петрикирхе в 1840 году был сооружен надгробный катафалк. Его изображение и описание было приведено на страницах журнала «Памятник искусств» (1841 г.).

Сверх редкости подобного рода работ, это произведение весьма замечательно красотой общих масс, художественной отделкой частей и необыкновенной скоростью сооружения: постройка его со всеми принадлежностями произведена в трое суток. Весь катафалк был устроен из четырех ярусов; нижний служил основанием и состоял из десяти ступеней с небольшой площадкой посредине; последнюю площадку занимал самый гроб с подножием. Высота катафалка, от основания до оконечности креста, держимого ангелом, составляла десять сажен. Оба яруса ступеней были покрыты красным сукном; к углам обоих ярусов примыкали тумбы, с поставленными на них позолоченными канделябрами и подсвечниками, убранными черным крепом; тумбы ступеней первого яруса были подведены под темно-серый мрамор, а тумбы второго были черного цвета. Самый балдахин имел форму параллелограмма со сквозными арками на четыре стороны, под сводами которого находилась гробница, вся вызолоченная и покрытая парчовым глазетовым покровом, опушенным горностаевым мехом, спускавшимся до первого яруса ступеней.

По обеим сторонам гроба были помещены сидящие фигуры ангелов; один с опущенной головой опирался на погасший факел жизни; другой записывал деяния короля в книгу событий. Наружные стороны балдахина были белые, украшенные гирляндами и подвесами из черного крепа; коронующие украшения балдахина посеребрены; внутренность обита была черным бархатом с серебряными галунами, что с совершенно белой одеждой ангелов составляло разительный эффект. Второй ярус катафалка, над балдахином, в виде глухого параллелограмма, был обтянут черным сукном с белыми креповыми подвесами; с двух сторон его, обращенных к алтарю и ко входу, помещены были по две фигуры, между которыми находились щиты гербов Пруссии, увенчанные королевской короной. Четвертый и последний ярус катафалка, обтянутый белой мaтepией с серебряными украшениями и с надписью из золотых букв, служил пьедесталом для фигуры, изображавшей Религию. На углах верхнего пьедестала и второго яруса балдахина прикреплены были жирандоли. Вся внутренность церкви, исключая сводов, была обтянута черным сукном, а на перилах хоров и по стенам были развешаны гербы Пруссии. Рисунок катафалка был дан профессором архитектуры А. П. Брюловым. Фигуры: Религии, Ангелов и четыре другие поставил скульптор Германн; канделябры и подсвечники – скульптор Кретейн; позолота их произведена мастером Шеллином. Малярная работа – мастера Дроллингера; обойная – Ассихалова; плотничная – Лазарева; столярная – Аникия Михайлова; гроб со всеми принадлежностями и позолотой – Шумилова; гербы писал живописец Мекет.²⁰⁵

С 1840 по 1857 гг. директором Петришуле был Фридрих (Федор Карлович) Лоренц (Lorenz) (1803–1861), член-корреспондент Петербургской Академии наук (1840).²⁰⁶ С 1885 года пастором Петрикирхе и членом Директории Петришуле был Готлиб Август фон Койслер (Keusler) (1844–1913), в 1902–1906 гг. – член Евангелической консистории.²⁰⁷ В течение двух веков своего дореволюционного существования школа св. Петра превратилась в блестящее учебное заведение со многими отделениями: гимназией, реальным училищем, училищем для девочек, начальными классами. И хотя языком обучения всегда оставался немецкий, многие русские стремились отдать туда учиться своих детей.

В широких кругах образованной русской общественности Петришуле была как бы визитной карточкой общины св. Петра. Многие русские в Санкт-Петербурге и далеко за его пределами знали о существовании этой лютеранской общины и ее церкви только по той славе и известности, которую имела их школа.²⁰⁸ В ней получили образование выдающиеся деятели русской культуры. Одним из них был архитектор Леонтий (Людовик) Николаевич Бенуа, сын Николая Бенуа, который тоже в свое время учился в Петришуле. Об этом пишет брат Леонтия – Александр Бенуа в своих «Воспоминаниях».

Овдовев неожиданно, бабушка оказалась в несколько затруднительном материальном положении, и ей пришлось сократить весь образ жизни. Младшие ее дети были еще малютками, и они требовали особенного ухода. К счастью, личное благоволение императрицы Марии Федоровны к бабушке выразилось в том, что ей была ассигнована значительная пенсия, а воспитание нескольких детей взято на казенный счет. В особо привилегированном положении оказался мой отец, бывший крестником царицы. Ввиду того, что он уже в детстве обнаруживал влечение к искусству, его взяли из немецкого Петропавловского училища и определили на полный пансион в императорскую Академию художеств, что предопределило всю его дальнейшую судьбу.

Прибавлю для характеристики самого дедушки и бабушки, что, по заключенному при их вступлении в брак договору, все их мужское поколение принадлежало Католической Церкви, все же женское – лютеранству (каковым было и вероисповедание самой бабушки). Эта религиозная разница нисколько не отразилась на сердечности отношений между братьями и сестрами, и скорее именно ей следует приписать ту исключительную широту взглядов, ту веротерпимость или, точнее, «вероуважение», которыми отличался мой отец, да и вообще все члены семьи Бенуа.²⁰⁹

К этому следует добавить, что сам Александр Бенуа в 1885–1890 гг. учился в частной гимназии Карла Мая, выпускника Петришуле…

…Осенью 2010 года на Смоленском лютеранском кладбище был открыт памятник выдающемуся педагогу основателю школы его имени Карлу Маю. Урожденный петербуржец Карл Май, воспитанник Петришуле, выпускник Петербургского университета, в сентябре 1856 года открыл на Васильевском острове общедоступную школу, вошедшую в историю под названием «Гимназия и Реальное училище К. Мая». Созданная им система воспитания и образования, основанная на девизе выдающегося чешского педагога Яна Амоса Коменского «Сперва любить – потом учить», позволила школе на протяжении многих десятилетий выпускать отлично образованных и прекрасно воспитанных юношей.

Карл Май скончался 20 марта 1895 года и был похоронен на Смоленском лютеранском кладбище. Надгробие сохранялось и посещалось выпускниками школы вплоть до конца 1940-х гг., когда оно было похищено вандалами.²¹⁰

В Петербурге можно проложить экскурсионный маршрут «Это построено выпускниками Петришуле» – от Михайловского дворца или Арки Главного штаба Карла Росси до Балтийского вокзала (А. Кракау) или аэровокзала «Пулково-1» (А. Жук). С заездом в Москву: по проекту петришулевца Константина Тона – Большой Кремлевский дворец, Оружейная палата, храм Христа Спасителя. В Берлине советские солдаты брали рейхстаг, построенный выпускником Петришуле Л. Бонштедтом.²¹¹ Для альма-матер Карл Росси спроектировал мраморную парадную лестницу с изысканными коваными перилами. До наших дней она не сохранилась – погибла в пожаре 1977 года.

Петрикирхе также оставалась одним из крупнейших культурных центров российской столицы. Значение валькеровского органа церкви св. Петра для российской органной культуры трудно переоценить. Технический надзор над инструментом первое время осуществлял мастер Гибер, которым был заключен договор на 1 год с жалованьем 400 рублей и дополнительной платой 300 рублей за настройки органа. В последующие годы инструмент неоднократно перестраивался. Уже в 1841 г. выяснилось, что из-за сырости в помещении, разрушающей меха, инструмент портится, поэтому в 1841–1842 гг. для мехов были установлены специальные камеры на хорах 3-го яруса по сторонам органа (они просуществовали до 1895 г.).²¹²

В 1844 году в Петербурге и Москве впервые прошли гастроли знаменитой немецкой пианистки Клары Шуман (1819–1896), в девичестве Вик. Сопровождал ее в этой поездке муж – Роберт Шуман (1810–1856), творчество которого в России еще не было известно, о чем с сожалением вспоминал позднее В. В. Стасов: «Кроме небольшого аристократического кружка никто даже не знал, что вот какой великий музыкант у нас в Петербурге в гостях (я живо это помню), никаких разговоров о нем не было». В первый же день пребывания в Петербурге Роберт посетил три храма на Невском проспекте – католический, лютеранский и Казанский собор, и еще не однажды присутствовал в них на службах, иногда вместе с Кларой, но чаще – в одиночестве. Особенно хорош был хор в лютеранской церкви, исполнявший в Страстную Пятницу традиционно – «Смерть Иисуса» К. Г. Грауна.²¹³

Русская интеллигенция в своем большинстве благожелательно относилась к лютеранам, жившим в России. Можно привести отрывок из стихотворения известного русского поэта Федора Ивановича Тютчева (1803–1873). Будучи одним из идеологов панславизма, он, тем не менее, выразил положительное отношение к Реформации, что явствует из следующих строк:

Я лютеран люблю богослуженье,

Обряд их строгий, важный и простой –

Сих голых стен, сей храмины пустой

Понятно мне высокое ученье.

«Внешнее протестантское богослужение весьма просто и требует внимания присутствующих от начала до конца, – пишет И. Г. Георги. – Служба начинается обыкновенно пением, которого напев показывается органом, потом читается проповедником молитва, после того начинается вновь пение и говорится с кафедры слово на какой-нибудь предмет из Священного Писания. После проповеди читается молитва по книге, а потом объявляется об обручениях. Напоследок поют и иногда причащают. В торжественные дни и царские праздники возглашается от прихожан, которые при сем случае стоят, на немецком языке «Тебе Бога хвалим». У церковных дверей ставятся кружки, в которые собирают подаяния на нужды церкви и для бедных»²¹⁴.

В 1853 году в Петербурге был издан «Список лютеранских и реформатских духовных лиц и учреждений» (Спб. 1853). В перечне членов С. Петербургской Евангелическо-Лютеранской Консистории можно найти имя пастора Густава Рейнгольда Таубенгейма (в сане пастора с 1825 г., член Консистории с 1835 г.), под чьим духовным окормлением состояло 8029 прихожан.²¹⁵ Его годовое жалование составляло 1285 руб. 72 коп. (еще 342 руб. 28 коп. – от Консистории); такую же сумму получал и второй пастор прихода Петрикирхе – Карл Фромман (в сане пастора – с 1839 г., на приходе св. Петра и Павла – с 1840 г.); в его ведении числилось 7565 прихожан.²¹⁶

23 апреля 1861 года пастор Густав Таубенгейм, «духовный заседатель Санкт-Петербургской Евангелическо-лютеранской консистории, консисториальный советник», был удостоен ордена св. князя Владимира IV степени «в награду долговременной, отлично- усердной службы».²¹⁷ К этому времени появилась потребность обобщить сведения о приходской жизни Петрикирхе за 150-летний период ее существования. И в 1861 г. в С. Петербурге увидело свет сочинение К. Леммериха «История евангелическо-лютеранской общины св. Петра в Петербурге» (Спб. 1861) (на нем. языке). «Существует на немецком языке «История немецкого Петропавловского училища»; составил покойный учитель его Lemmerich, – сообщал в 1885 году историограф С.-Петербурга П. Н. Петров. – Сочинение это соединено с историей самого прихода Петра и Павла. История училища составляет 2-ю часть двухтомного его сочинения и заключает много очень интересных подробностей о хозяйстве и классных распорядках, доказывающих, что заведение это по времени было лучшим образовательным учреждением в своем роде».²¹⁸

В 1836 г. Петришуле была приравнена к государственным гимназиям и училищам. В 1831–1839 гг. в Петришуле учился Людвиг Франц Бонштедт (Bohnstedt) (1822–1885), впоследствии архитектор. Вершиной творческой карьеры Бонштедта стала победа во всемирном конкурсе на проект здания рейхстага в Берлине (1872). Бонштедт был провозглашен в Германии «первым зодчим империи».²¹⁹

В разное время здесь трудились наставники, ставшие впоследствии известными учеными. Физику и математику преподавал Иоганн Бекман, последователь Карла Линнея. Физику – Эмилий Ленц (один из создателей общей теории электричества), математику – правнук Эйлера Эдуард Коллинс, он был и выпускником Петришуле. Другой выпускник, Карл Май, создал, как известно, свою легендарную гимназию. Географию здесь преподавал Иоганн Лаксман (позже он откроет минералы лаксманит, лазурит и берилл). Русский язык и словесность – Николай Греч, издатель «Северной пчелы».²²⁰

С 1840 по 1857 гг. директором Петришуле был Лоренц Фридрих (Федор Карлович) Лоренц (1803–1861), член-корреспондент Петербургской АН (с 1840 г.). За время его руководства были созданы подготовительные курсы для женского отделения школы, расширены курсы для женского отделения школы, расширены курсы древних языков, истории и географии, введены уроки гимнастики и построен гимнастический зал.²²¹

В 1834 году в Россию приехал Христофор Фридрих Вальтер (Walter) (Федор Андреевич, 1809–1885). В Петришуле он преподавал латинский и греческий языки. Х. Ф. Вальтер – автор оды, посвященной 100-летию со дня основания Петришуле («Carmen saeculare quod scholae germanicae primariale ad aedem St. Petri Petropolitanae sacra saeculara prima celebranti cal. Oct. 1862 sacrum esse voluit» (Petropol, 1862). Ему же принадлежит ода, посвященная Петрикирхе («Weihe der Glocken in der St. Petri-Kirche zu St. Petersburg 24 nov. 1863», St. Petersburg. 1863).²²² В 1864 году в Петришуле насчитывалось 450 учеников, в том числе: протестантов – 239, православных – 180, католиков – 27, иудеев – 3.²²³

Некоторые питомцы Петришуле становились «основателями» и «основоположниками». Это Петр Лесгафт (основоположник научной системы физического образования), Карл Раухфус (основатель педиатрии, первая детская больница в России); Н.А. Меншуткин (теория химической кинетики), Иосаф Лагузен (основатель российской палеонтологии), а также основатель российского футбола Георгий Дюперрон. Выпускниками Петришуле были Георг Ферстер (XVIII век) (участник экспедиции Джеймса Кука), исследователь Африки В.В. Юнкер, востоковед О. Бетлинг, создавший 7-томный словарь санскрита; востоковед, академик В. В. Струве, поэты Василий Туманский (1801–1860), Елизавета Кульман (1808–1825); всемирно известные ювелиры – братья Фаберже. Некоторые из них нашли последний приют на Волковском лютеранском кладбище, которое со времени своего основания (1773 г.) стало «филиалом» церкви св. Петра. Здесь же предавали земле и скончавшихся прихожан Петрикирхе.²²⁴ На Волковском лютеранском кладбище похоронен мореплаватель, адмирал Федор Петрович (Фридрих Беньямин) фон Литке (1797–1882).²²⁵ Здесь был похоронен питомец Петришуле, ботаник, член-корреспондент Петербургской Академии наук (1889) Кеппен (Koeppen) Федор Петрович (1833–1908).²²⁶

Умерших прихожан хоронили первоначально близ Сампсониевской церкви на Выборгской стороне, где было организовано небольшое лютеранское кладбище, а с 1772 года – на Волковском лютеранском кладбище, где в 1877 году была построена небольшая часовня по проекту архитектора И. Вольфа.²²⁷ Под сводами церкви св. Петра совершались отпевания усопших. О том, как это происходило, можно прочесть у И. Г. Георги. «При погребении взрослых людей говорят пасторы соответственные сему печальному случаю краткие речи у гроба или ежели погребальный обряд отправляется в церкви, то произносят таковые пред алтарем, пред которым ставится обыкновенно на возвышенное место и гроб, обставливаемый большими восковыми свечами, – пишет немецкий автор. – При торжественных погребениях говорят они проповеди с кафедр, взяв предметом какую-нибудь притчу из Священного Писания. Пред проповедью и после оной производится печальное пение, сопровождаемое музыкою на органах. Алтарь, кафедра и скамьи покрываются при том черным сукном. Обручения, крещения и погребения при всяком приходе вносятся в церковную книгу с великою точностию»²²⁸.

В дневнике писателя и академика А. В. Никитенко (1804–1877) под 10 февраля 1864 г. есть краткая запись: «В субботу 8-го умер Востоков, на 83-м году жизни»²²⁹. Знаменитый филолог Александр Христофорович Востоков (Остенек Александр Вольдемар) (1781–1864) был выходцем из Прибалтийского края. Ординарный академик Петербургской Академии наук (1841), издатель знаменитого Остромирова Евангелия, он был прихожанином церкви св. Петра; отсюда он и отправился в свой последний путь.

12 февраля 1864 г. состоялись похороны А. Х. Востокова. «Из Петропавловской лютеранской церкви мы проводили его на Волково кладбище, где нам предложен был завтрак, до которого я, впрочем, не дотронулся, – пишет А. В. Никитенко. – Из церкви гроб вынесли и поставили на дроги мы, академики. Провожавших до могилы было довольно много. На могиле Срезневский сказал коротенькую, но весьма приличную речь в честь покойного, который, действительно был один из замечательных ученых и один из честнейших людей»²³⁰. (На Волковском лютеранском кладбище, недалеко от южной ограды, сохранилось полуразрушенное надгробие А. Х. Востокова. Памятник в виде стелы из черного гранита был сдвинут с места и разломан в 1987 г.).²³¹ По словам А. В. Никитенко, «самое важное в Востокове – пожалуй, даже важнее его науки – это то, что он был истинно честный человек»²³², – такова посмертная оценка, данная Александру Христофоровичу.

Сложнее было с отзывами о другом петербургском литераторе – Николае Ивановиче Грече (1787–1867). Современник Пушкина, Греч с 1825 года сотрудничал с Ф.Б. Булгариным, участвуя в издании «Северной Пчелы». Фаддей Булгарин пользовался печальной известностью, нападая на Пушкина, на Гоголя и других молодых писателей. Они отвечали ему взаимной неприязнью, и Н.И. Греч также попадал под огонь их критики. Шли годы, и былые споры утратили свою остроту. 12 января 1867 г. Н.И. Греч скончался в 80-летнем возрасте. Вот как отозвался на это печальное известие А.В. Никитенко: «Несмотря на некоторые черты характера и поступки, которые не раз восстановляли против него общественное мнение, Греч всё-таки был замечательный деятель в литературе и человек с несомненными способностями и заслугами. В последнее время он был у нас почти забыт; но это участь многих из наших знаменитых людей. Им надобно умереть, чтобы о них вспомнили и их оценили»²³³.

16 января 1867 года А.В. Никитенко присутствовал на похоронах Н.И. Греча. «Отпевали его в лютеранской Петропавловской церкви, а похоронили на Волковом (лютеранском – а. А.) кладбище, – пишет русский литератор. – В церкви мало кто был, а на кладбище и еще того меньше. Меня удивило присутствие в церкви графа Строгонова, Григория Александровича, который вместе со мной нес гроб спереди. Из сановных людей были братья Княжевичи, да еще два-три звездоносца, три-четыре литератора, три-четыре академика – вот и вся чиновная и умственная знать»²³⁴. (Гранитный постамент Н.И. Греча и ныне находится в северо-западной части лютеранского Волковского кладбища; крест утрачен).²³⁵

Ранее, в 1837 г., здесь был погребен сын Н. И. Греча – Николай. Один из очевидцев этого печального события – В. Бурьянов, в своей книге описывает место его захоронения. «Особенно мило устроено Немецкое (Волково) кладбище, в виде сада цветущего, – пишет автор. – Вот свежая могила юноши, замечательного по своим превосходным дарованиям и по доброте сердечной, отличавшей его. Это могила сына известного нашего писателя Греча. Я знал Николеньку Греча, скошенного быстро, неожиданно, в начале 1837 года, злою смертью, на осьмнадцатом году своей прекрасной жизни, украшенной всеми дарами провидения, но, к несчастью, кратковременной… Почтим вздохом и слезою эту могилу, и пожелаем, чтобы земля принимала поменее рановременных жертв неумолимой смерти»²³⁶. На этом же кладбище впоследствии, были похоронена и дочь Н.И. Греча – Софья Николаевна Безак (урожденная Греч, 1811–1891). Она была женой Константина Павловича Безака (1803–1845) – обер-прокурора Сената. Воспитанник второго выпуска Царскосельского Лицея Безак был знаком с Пушкиным.²³⁷

В 1876 г. на Волковском лютеранском кладбище был похоронен Густав Лерхе (1787–1876), президент церковного совета и школы св. Петра;²³⁸ в 1879 г. – Николай Иванович Заремба (1821–1879) – директор Петербургской консерватории, регент хора Петрикирхе.²³⁹ (Обе могилы не сохранились). Однако не все лютеране, жившие в столице, находили своё последнее пристанище на петербургских кладбищах. Одним из них был Александр Штиглиц, влиятельный финансист, не жалевший средств на благотворительность. Основным его детищем стало Центральное училище технического рисования (1879–1884) с великолепным музеем при нем. Александр Штиглиц умер в 1884 году. Барона провожали с поистине царскими почестями, отпевали в украшенной померанцевыми и лавровыми деревьями лютеранской церкви Петра на Невском проспекте, затем отвезли в Нарву. Рабочие суконной и бумагопрядильной фабрик несли на руках гроб хозяина в семейную усыпальницу – церковь святой Троицы, где он завещал похоронить себя.²⁴⁰

Вот выдержки из стихотворения О. Мандельштама, озаглавленного «Лютеранин» (1912 г.):

Я на прогулке похороны встретил

Близ протестантской кирки, в воскресенье.

Рассеянный прохожий, я заметил

Тех прихожан суровое волненье.

Чужая речь не достигала слуха,

И только упряжь тонкая сияла,

Да мостовая праздничная глухо

Ленивые подковы отражала.

Тянулись иностранцы лентой черной,

И шли пешком заплаканные дамы,

Румянец под вуалью, и упорно

Над ними кучер правил в даль, упрямый.

Кто б ни был ты, покойный лютеранин,

Тебя легко и просто хоронили.

Был взор слезой приличной затуманен,

И сдержанно колокола звонили.²⁴¹

Но, несмотря на утраты, которые несла немецкая община Петрикирхе, число ее прихожан постоянно возрастало, хотя с конца 19-го – начала 20 в. их численность начала уменьшаться. Вот что пишет этой эпохе Т. Н. Таценко.

С самого начала община св. Петра состояла из людей, в определенном отношении выдающихся, их знания, умения и квалификация, очень редкие в начале XVIII в. в России, сразу поставили их в видное положение. Неудивительно, что многие из них сделали на своей новой родине прекрасную карьеру, открыв путь к процветанию и почету следующим поколениям. Именно поэтому среди членов общины за все время ее двухвековой дореволюционной истории было очень много ярких личностей и известных имен.

Придворную знать и высших сановников государства в XVIII в. среди прочих представляли граф Миних, граф Остерман, в XIX в. патронами общины в течение многих десятилетий были принцы Георг Ольденбургский и Константин Ольденбургский, зять и племянник императора Николая I. Со второй трети XVIII в. начинается приток в Санкт-Петербург остзейского дворянства, представители которого стремились возвыситься при русском дворе.

Такие фамилии, например, как графы фон Сиверс, бароны фон Бреверн, фон Остен-Сакен, фон Остен-Дризен, фон Мейендорф, фон Будберг влились в бюрократическую и военную элиту России. Все они были члены лютеранской общины св. Петра. В целом социальный состав членов общины был ярок и разнообразен, он как бы отражал богатство возможностей столицы громадной империи, крупнейшего административного, хозяйственного и культурного центра страны. Среди них были чиновники всех видов и рангов, банкиры (Штегельман, барон фон Штиглиц), промышленники (Тур), биржевые маклеры, люди науки (Фридрих фон Аделунг, историк), архитекторы (Александр фон Поль, М. Месмахер), врачи, аптекари, купцы, ремесленники от ювелиров до сапожников. Это были почти исключительно немцы, в большинстве своем российские граждане. Со второй половины XIX в. среди прихожан растет число германизированных эстонцев, латышей, шведов, финнов. Община св. Петра традиционно была самой высокопоставленной по составу и самой многочисленной среди лютеранских общин русской столицы. Однако ее численность в XIX в. не росла. Так, в 1862 г. община насчитывала 17 606 членов, а в 1909 г. – 15 000. До некоторой степени это было связано с относительно высокой смертностью в С.– Петербурге с его неблагоприятным климатом. Но, думается, еще большее влияние здесь имел другой фактор – широкая распространенность в Санкт-Петербурге межконфессиональных браков, а по законам Российской империи дети от браков, где один из родителей был православным, автоматически становились членами национальной Церкви.

Пасторы церкви Св. Петра до 2-й трети XIX в. были исключительно уроженцами Германии и воспитанниками тамошних университетов, их теологических школ. Затем появляются пасторы, родившиеся в пределах Российской империи, а именно в Лифляндии или Эстляндии, и получившие образование в Дерптском университете, где был единственный в России евангелический теологический факультет. С течением времени эта тенденция усиливается, и почти все пасторы церкви св. Петра в конце XIX в. – уроженцы империи и выпускники Дерпта.²⁴²

Здание Петрикирхе часто использовалось для проведения внебогослужебных церковных собраний. Вот что сообщалось об одном из них в российской печати: «С 6 по 9 февраля 1873 г. в С.–Петербурге заседал 39-й евангелическо-лютеранский Синод (съезд протестантского духовенства). Съезд был открыт в церкви св. Петра… Прибыло около 50 пасторов округа Петербургской Консистории. Съезд занимался преимущественно разработкой теоретических церковных вопросов»²⁴³.

22 октября 1878 года состоялось торжественное празднование 150-летия существования церкви св. Петра; всего в торжествах приняло участие около 8 тысяч человек.²⁴⁴ Это празднество дало повод подвести некоторые итоги. К этому времени паства прихода Петрикирхе насчитывала 16 тысяч человек. За истекшие 150 лет здесь потрудилось более 20 пасторов. С 1858 г. в церкви св. Петра одновременно действовали 3 пастора, каждый из которых опекал один из трех душепопечительных округов, на которые разделялась община. Помимо праздничных и обычных богослужений, исполнения необходимых церковных обрядов, уроков Библии в общине, преподавания в различных учебных заведениях, душепопечительской работы, большое внимание уделялось работе с молодежью.²⁴⁵

На 1878 год при церкви св. Петра состояло три пастора, которые поочередно совершали богослужения. Это доктор теологии, пастор Адольф Стирен (при Петрикирхе с 1860 г.) (род. в Брауншвейге в 1813 г.); пастор Александр Ферман (с 1865 г.) (род. в 1835 г. в Лифляндии), и пастор Оттон Арним Финдайзен (с 1866 г.) (род. в Гелльнице в 1831 г.).²⁴⁶ Пастор Арним Финдайзен, служивший в общине более 30 лет (1866–1900), основал в Санкт-Петербурге Союз евангелической молодежи (Evangelischer Jugendverein), а также впервые в России в 1878 г. ввел в практику богослужение для детей.²⁴⁷

Но к этому же времени община Петрикирхе столкнулась со сложной проблемой. Из-за крайне податливого грунта здание храма оказалось в аварийном состоянии. В 1881 г. церковный совет Петрикирхе обратился к профессору Р.Б. Бернгарду с просьбой приостановить процесс образования трещин, появившихся в сводах и стенах церкви. Профессор Р.Б. Бернгард, известный знаток церковно-строительной техники, был одним из первых ученых, разработавших метод математического расчета устойчивости церковных сооружений.²⁴⁸

Проф. Р.Б. Бернгард произвел подробное исследование степени устойчивости и прочности здания, составив перечень самых серьезных дефектов.²⁴⁹ По его словам, «только чисто случайное и в то же время благоприятное сочетание действующих усилий задержало неизбежную катастрофу»²⁵⁰. Свои рекомендации по спасению храма проф. Бернгард сформулировал в рукописи, написанной им на немецком языке и переданной в церковный совет. (Эта рукопись увидела свет лишь после смерти ученого – в 1900 году).

Совет церкви св. Петра избрал наиболее дешевый способ реставрации здания, а именно – «заложение стальных связей». Эти затяжки были изготовлены на Петербургском металлическом заводе. Установка и «натяжение связей» также были выполнены изготовителем, и община изыскала возможности покрыть все затраты.²⁵¹ Эти работы были проведены летом 1883 года: архитектор А.И. Кракау заменил деревянные стропила на металлические и устроил стальные связи между пилонами. В 1884–88 гг. интерьер Петрикирхе украсили витражи работы С. Кальнеролли.²⁵²

В 1883 году исполнилось 400 лет со дня рождения основателя немецкой Реформации – д-ра Мартина Лютера (1483–1546). К этой дате была издана книга, озаглавленная «Реформатор Мартин Лютер» (Спб.1883). Ее автором был пастор евангелическо-лютеранской церкви св. Петра в Петербурге Александр Ферман. Подводя итоги Реформации за истекшие 4 столетия, автор отмечал, что на 1883 год членами Евангелическо-Лютеранской Церкви было 42 миллиона человек, в том числе в России – 4 миллиона 350 тысяч, из них немцев – 830 тысяч.²⁵³

Выход в свет этой книги встретил благожелательные отклики в православной печати. Так, на страницах одного из периодических изданий – «Чтения в Обществе любителей духовного просвещения» (ЧОЛДП), был помещен такой комментарий: «Книжка эта, представляя собой биографический очерк реформатора, заключает в себе приложенное в конце указание количества последователей Лютера в разных государствах Европы. Оказывается, что в европейских государствах всех лютеран 42 миллиона, в том числе в России – 4.350.000…При сравнении этого числа лютеран в России с числом их в каждом из остальных государств Европы оказывается, что в России лютеран более, чем в любом другом государстве Европы, кроме Германии, где их насчитывается 29.270.000»²⁵⁴.

Упомянув о том, что на 1883 год в России насчитывалось 530 евангелическо-лютеранских приходов, пастор А. Ферман представил структуру тогдашнего церковного управления: «Евангелическо-Лютеранская Церковь в России на основании закона, утвержденного императором Николаем I в 1833 году, разделяется на 8 консисториальных округов, управляемых столькими же консисториями, под главным управлением Евангелическо-Лютеранской Генеральной Консистории в С.Петербурге»²⁵⁵.

Что касается С.– Петербургского консисториального округа, то он в то время включал в свой состав следующие губернии: Петербургскую, Олонецкую, Архангельскую, Новгородскую, Ярославскую, Костромскую, Вологодскую, Псковскую, Смоленскую, Черниговскую, Полтавскую, Киевскую, Волынскую, Подольскую, Херсонскую, Екатеринославскую, Таврическую и Бессарабскую.²⁵⁶

С постройкой нового здания церкви св. Петра она становится местопребыванием некоторых центральных органов Евангелическо-Лютеранской Церкви России, например Генеральной консистории. Кроме того, в этой церкви проводились совместные наиболее торжественные богослужения для представителей всех евангелических общин города, где проповедовали поочередно пасторы различных протестантских общин. Так, в ноябре 1883 г. в стенах Петрикирхе праздновалось 400-летие со дня рождения Мартина Лютера. Точно так же в церкви св. Петра устраивались и богослужения, связанные с этапами в деятельности общин для всех евангелических учреждений города: евангелической библиотеки (основана в 1846 г.), евангелического госпиталя (основан в 1859 г.). 8 мая 1877 г. во время русско-турецкой войны и 2 марта 1904 г. во время русско-японской войны в церкви св. Петра состоялись напутственные богослужения для евангелического лазарета, отправлявшегося к местам боевых действий.²⁵⁷

За многие десятилетия, прошедшие со времени массового переселения немцев в Россию, усилился неизбежный процесс обрусения прихожан. Именно поэтому, – пишет пастор А. Ферман, – «в царствование императора Александра II (1855–1881) Евангелическо-Лютеранской Церкви даровано право совершать богослужение на русском языке, ввиду того, что немало прихожан, которым Церковь может преподать свое служение только на русском языке»²⁵⁸. Однако это не был процесс насильственной русификации немцев, живших в России. По словам отечественного публициста И.А. Ильина, «к началу XX века это был богатейший слой российского крестьянства, числом около 1.200.000 человек. Все соблюли свой язык, свои исповедания, свои обычаи. И когда доведенные экспроприацией большевиков до отчаяния, они хлынули назад в Германию, то немцы с изумлением услышали в их устах исконные – голштинские, вюртембергские и иные диалекты»²⁵⁹.

Вспоминает академик Борис Викторович Раушенбах: «Мой отец из поволжских немцев; родители были лютеране и ходили в кирху – немецкую церковь апостола Петра на Невском, у Казанского собора. Учили меня молиться: «Фатер унзер дер ду бист им химмель...» – это «Отче наш» на немецком».²⁶⁰

Евангелические общины, жившие в диаспоре, в чуждом окружении, особенно ревностно занимались благотворительной деятельностью. Широкая сеть диаконических учреждений имелась и в общине св. Петра. Еще в 1820 г. община открыла воспитательный дом для мальчиков-сирот из числа прихожан. В 1841 г. его дополняет аналогичное учреждение для девочек. В 1843 г. по образцу благотворительных заведений Вихерна в Германии при общине создается общество попечительства над бедными (Armenpflege-verein). Позже в его рамках основывается приют для мальчиков и богадельня для женщин, для которых строятся дома на 17-й линии Васильевского острова. В 1885 г. была учреждена общинная диакония с группой для маленьких детей и Обществом доставления квартир неимущим членам общины.²⁶¹

На средства общины Петрикирхе был открыт Евангелический приют для больных детей из семей «иноверцев и иностранцев». Приют был создан пастором Александром Ферманом на средства потомственного почетного гражданина Ф. В. Вальца. Сначала приют находился в другом районе города, а в 1885 году переехал в Удельную. Разрешение об отводе участка на Ярославском проспекте для создания приюта подписал 8 февраля 1885 года великий князь Константин Николаевич. Сначала тут появился деревянный двухэтажный дом с балконом, а затем выросло и сохранившееся до наших дней каменное здание в готическом стиле, возведенное в 1907 – 1909 годах по проекту Вадима Платоновича Стаценко – профессора Николаевской инженерной академии, специалиста по железобетонным конструкциям, автора книги «Гражданская архитектура» и трудов по вопросам строительной техники.²⁶²

На 1885 год при церкви св. Петра состояло 17.237 прихожан и три пастора.²⁶³ Одним из них был Готлиб Август фон Койслер (1844–1913), с 1885 года пастор Петрикирхе, преподаватель закона Божия и член Директории Петришуле.²⁶⁴ Органистами Петрикирхе, сменяя один другого, состояли Генрих Штиль (1854–1867), Густав Адольф Томас (1867–1870), проф. Луи Гомилиус (1870–1908). Зимой 1885–1886 гг. инструмент был капитально перестроен; корпус органа не перестраивался. В знак благодарности за мастерскую работу сыну Э. Ф. Валькера – Эберхарду Валькеру,– возглавлявшему реконструкцию инструмента, был преподнесен серебряный бокал.²⁶⁵

Долгие годы этот инструмент был самым большим органом в России, на нем до 1897 года занимались студенты первого в России профессионального органного класса Петербургской консерватории (в их числе – П. И. Чайковский), органисты церкви с момента создания органного класса в 1862 г. были его руководителями (Г. Штиль, Л. Гомилиус, Ж. Гандшин). Инструмент часто звучал в церковных концертах. Он стал для создавшей его фирмы своеобразной «творческой лабораторией», где отрабатывались новые для того времени технические решения. Благодаря инструменту в церкви св. Петра фирма «Валькер» завоевала в России отличную репутацию и вскоре стала основным поставщиком органов в Россию.²⁶⁶

В 1887 году Петрикирхе посетил будущий художник и искусствовед Александр Бенуа. В его «Воспоминаниях» содержатся интересные сведения о храме и о его пасторах.

Мне понравилась та изящная архитектура, которая была создана Александром Брюлловым в 1830-х годах, что так отличалась от голых аскетических стен реформатской молельни. Какая это затейливая и сколь оригинальная постройка, в которой круглые своды покоятся на тоненьких высоких колонках! Сколько во всем воздуха, какие эффекты перспективы и рефлексов!

Здесь я увидал высокий алтарь, крест, ряд высоких зажженных свечей, прекрасную картину («Распятие» работы Карла Брюллова) и священников, исполняющих традиционные обряды. Не мог я оторвать глаз и от двух витражей, украшавших ближайшие ко входу нижние окна. На них с потрясающей мощью были представлены евангелисты (в те дни я был еще настолько несведущ, что не узнал в них копии со знаменитейших картин А. Дюрера!). Их яркие краски принимались ослепительно гореть, когда их пронизывали солнечные лучи, и все же они оставались глубоко серьезными картинами, не содержащими в себе ничего суетно-нарядного! Меня эти сиявшие образа притягивали настолько, что я даже переставал следить за тем, что говорилось в проповеди. Пасторов было, если я не ошибаюсь, три, и они поочередно произносили свои, иногда очень искусные проповеди. Но один нас особенно трогал. Наружность его была довольно своеобразная – особенно мертвенная бледность его бритого лица, окаймленного курчавой седой бородой, придававшей ему неожиданное сходство с теми «морскими волками», которых любили в XIX в. изображать английские и голландские художники. Говорил же пастор Ферман плачущим, жалобным голосом, как-то даже мямля и растягивая слова. Все это не мешало ему быть любимым и почитаемым своей многолюдной паствой священником.²⁶⁷

В 1895–1897 гг. внутреннее убранство храма было коренным образом изменено по проекту архитектора Месмахера (1842–1906). Максимилиан Эдуард (Егорович) Месмахер (Messmacher), отец которого был каретником, не пошел по его стопам и стал архитектором. Выпускник Петришуле, он поступил в 1860 г. в Академию художеств, блестяще окончил ее, затем стажировался в Италии, по возвращении получил звание академика и вступил на самостоятельный творческий путь. Ему принадлежит проект иконостаса Смольного собора; с 1882 г. он главный архитектор Исаакиевского собора.²⁶⁸ В 1896–1899 гг. Месмахер оформил интерьер Петрикирхе во флорентийском духе, изменив раннюю брюлловскую отделку. Он расширил хоры органа, пробил боковые двери у главного входа и создал эскизы новых росписей. Прихожане могли любоваться интерьерами, расписанными Максимилианом Месмахером. (Его работа была оценена в 65 тысяч золотых рублей, но мастер не принял плату).

По обеим сторонам от главного входа в храм, на гранитных пьедесталах, были установлены фигуры апостолов Петра и Павла. Это были копии статуй, выполненных знаменитым датским скульптором Альбертом Торвальдсеном (1770–1844). Невский проспект оглашался мелодичным звоном колоколов, изготовленных на сталелитейном заводе в Бохуме (Вестфалия). Они были установлены в западной башне собора в 1863 году.

На рубеже 19 и 20 столетий в немецкой Готе вышел монументальный труд немецкого церковного историка Германа Дальтона, который долгое время был пастором реформатской общины в Санкт-Петербурге. Хотя он принадлежал к кальвинистской традиции, в его книге под названием «Очерки к истории Евангелической Церкви в России» (тт. 1–4, Гота, 1887–1907, на немецком языке) много места уделено истории лютеранских общин и, в частности, петербургскому приходу Петрикирхе.

К концу 19 – началу 20 века в Петербурге проживало около 45 тысяч немцев. В начале 1900-х гг. община церкви св. Петра была самой богатой и многочисленной среди других лютеранских приходов. В самом центре Невского проспекта и вдоль обеих Конюшенных улиц в собственности лютеранской общины имелся большой земельный участок, на котором были построены дома, приносившие более 250 тысяч рублей ежегодного дохода с отдаваемых внаем помещений. На эти деньги церковь развила широкую благотворительную деятельность, проявившуюся в учреждении сиротских приютов, богадельни и дешевых квартир для неимущих.

В 1910 г. в Александровском благотворительном заведении на Васильевском острове и в приюте для психически больных детей в Удельной (первом подобного рода в России) имелись молитвенные залы, где служили пасторы Петрикирхе.²⁶⁹

Одна из немногих сохранившихся реликвий удельнинской старины отметила в 2009 году столетний юбилей. Речь идет о сооруженном в готическом стиле здании бывшего Евангелического приюта во имя св. Эммануила на Ярославском проспекте, 4, постройка которого завершилась в 1909 году. От приюта получила свое название проходящая рядом Эмануиловская улица. По данным «Топонимической энциклопедии Санкт-Петербурга», первоначальное название улицы звучало как «Иммануиловская» и было известно с 1887 года. Впоследствии, с 1896 года до 1920-х годов, употреблялось более правильное название – «Эммануиловская». Приют во имя св. Эммануила относился к числу «заведений для иноверцев и иностранцев». В него принимались страдающие падучей болезнью и слабоумные.

К моменту открытия учреждения здесь находились около ста человек. Журналист Л. Баумгартен, побывавший в приюте весной 1912 года, посвятил ему публикацию на страницах газеты «Вечернее время», озаглавив ее «Убогие и обиженные». «В большом здании живет 50 – 60 детей, хотя могло бы поместиться втрое больше, – не хватает средств, – отмечал Баумгартен. – Дети-калеки живут отдельно от «идиотов»: их учат чтению и рукоделию. На втором этаже здания находился молитвенный зал, где служили пасторы из церкви св. Петра. На службы сюда допускались посторонние – в основном финны, которых немало жило на Выборгской стороне.

После революции в здании разместилась богадельня. Есть сведения, что во время Великой Отечественной войны в здании помещался склад продуктов, в актовом зале выдавали по карточкам хлеб. Кроме того, на втором этаже находился госпиталь. Война еще не закончилась, как зданию вновь вернули его прежнюю приютскую функцию: 5 декабря 1944 года в исполкоме Ленгорсовета подписали приказ о создании тут детского дома для детей-сирот командного состава Ленинграда и Ленинградской области. Детский дом получил № 53, под таким номером он работает здесь и по сей день. Первые воспитанники появились здесь 28 декабря 1944 года. Когда детский дом начал свою работу, в нем насчитывалось 134 человека – 58 мальчиков и 76 девочек.²⁷⁰

С 1902 по 1918 гг. общину Петрикирхе возглавлял пастор Вильгельм Евгений Леонард Кентманн (1861–1938), член Генеральной евангелической консистории (с 1900 г.), директор Центрального комитета кассы помощи евангелическо-лютеранским общинам в России (с 1902 г.), член Директории Петришуле.²⁷¹ Церковный совет и члены общины были чрезвычайно активны и изобретательны в сборе средств, личных пожертвований для диаконической деятельности. Особенно крупными жертвователями были К. Тур, Э. Нотбек, г-жа Крамер.²⁷²

В 1910 году в Санкт-Петербурге торжественно отмечалось 200-летие лютеранской общины св. Петра. Вот как проходило это празднование: «Юбилейные торжества начались блестящим концертом, на котором были исполнены духовные произведения немецких композиторов. На другой день, в воскресенье, в церкви св. Петра происходило торжественное богослужение. Весь фасад церкви был украшен гирляндами из зелени, в вестибюле находились тропические растения. На проповедь собралось около 2500 человек, среди которых были представители аристократического и официального мира, во главе с великой княгиней Елизаветой Маврикиевной. Внутренность церкви тоже была декорирована тропическими растениями и гирляндами. По окончании богослужения состоялся торжественный акт в училище. На акт прибыли многие сановники и представители разных союзов. В 4 часа пополудни торжество открылось исполнением хорала. Затем президент церковного совета г. Шренк произнес речь, в которой дал исторический обзор прихода. После него говорил пастор Вальтер. Затем начались поздравления от разных обществ, союзов и благотворительных учреждений. На имя совета церкви получена была также масса телеграмм».²⁷³

12 декабря 1910 года, «по случаю 200-летия церкви св. Петра», Готлиб Кейслер и Вильгельм Кейтман, пасторы Петрикирхе, были награждены орденами св. князя Владимира IV степени.²⁷⁴ В 1910 г. орган Петрикирхе был расширен до 76 регистров; органистами общины состояли д-р Отто Виссиг (1909–1914?), Жак Самюэль Гандшин (1914–1920). С 1899 г. по 1904 г. вторым органистом церкви был выдающийся эстонский композитор Артур Капп.²⁷⁵ В 1910 г. была произведена надстройка в два этажа обоих церковных зданий, выходящих фасадом на Невский проспект. Что касается здания Петришуле, то ее 4-й этаж был надстроен еще в 1877 году. Проект надстройки выполнил выпускник этой школы (1826 г.) – архитектор академик Александр Пель.

Петришуле по-прежнему была одним из интеллектуальных центров столицы. Химик Д. Менделеев, физиолог И. Сеченов, ботаник и географ А. Бекетов, историк Н. Костомаров, – все они читали лекции в великолепном – как убранством, так и акустикой – актовом зале школы. Здесь же часто выступал с докладами хирург Н. Пирогов, а в 1880 году на благотворительном концерте присутствовал автор исполняемых произведений – П. И. Чайковский.

Авторитет школы, ее престиж все время рос, благодаря замечательным учителям, – многие из них были (или стали впоследствии) крупными учеными. В Петришуле преподавали физику, историю, естествознание, основы гигиены, домоводство, разделы математики, музыку, танцы, пение, рисование, пять языков. Русский был обязателен для всех как государственный язык, и такая «дискриминация» ни у кого не вызывала протеста. Оканчивающим Петришуле с отличием наградой был золотой с синей эмалью перстень, – с монограммой SP (Schola Petrina) и девизом: «усердию и честности». SP – это было гордое имя, в нем виделся символ посвященности.

В 1912 году немецкое Главное училище св. Петра в Петербурге торжественно праздновало свой 200-летний юбилей. Праздник, начавшийся 11 ноября, длился несколько дней при активном участий директора Петришуле – Р.И. Штейнмана.²⁷⁶ А последний директор «старой» Петришуле – Эрих Клейнберг (Кляйнбергер), обучал немецкому языку дочерей императора Николая П...

Кафедральный собор св. Петра был в столице основным очагом органной музыкальной культуры. Здесь широко практиковалось исполнение самой разнообразной музыки – звучали не только хоралы и песнопения, но и кантаты, оратории, инструментальные пьесы. Все это происходило как во время богослужений, так и в специально отведенные часы. Один из старых петербуржцев вспоминал об исполнении в соборе ораторий «Павел» Мендельсона, «Сотворение мира» Гайдна, о концертах гамбургского органиста А. Ситтарда.²⁷⁷

Начало первой мировой войны осложнило положение немцев, живших в России. В годы войны перестали выходить немецкоязычные газеты лютеранских общин («Санкт-Петербургская евангелическая воскресная газета» и др.)²⁷⁸ С началом Февральской революции 1917 г. и приходом к власти Временного правительства появились надежды на «свет в конце тоннеля»…

…31 октября 1517 года Мартин Лютер прибил свои «95 тезисов» к дверям дворцовой церкви в Виттенберге; это событие считается днем рождения Реформации. В октябре 1917 года наступил ее 400-летний юбилей, и российские лютеране достойно отметили этот праздник, несмотря на социальные потрясения, обрушившиеся на страну.

Общине Петрикирхе в эти тяжелые времена приходилось преодолевать много трудностей. Как вступление к празднику в этой общине были три подготовленных собрания в церкви, первое из которых было посвящено представлению основного содержания Аугсбургского Исповедания. В два последующих вечера были зачитаны произведения Лютера о свободе христианина. Старший консисториальный советник пастор Кентманн дал объяснения к этим произведениям. Утром 18/31 октября на первых богослужениях выступил вначале пастор Виллигероде, затем пастор Вальтер и вновь пастор Кентманн.²⁷⁹ Приведем начало проповеди пастора Карла Вальтера.

На очень теплое время пришелся 400-летний юбилей Реформации. Не торжественный тон и не сияние торжества присуще нам в эти дни. Тихо и серьезно мы, дети Реформации, идем своим путем, склонив голову под тяжелой ношей, с тяжелым сердцем в заботе и нужде, усталые от тяжелого повседневного труда. Наши колокола возвещают о празднике Реформации. Огромная община собирается, уйдя от повседневной суеты, в доме Божьем, и в могущественной и возвышенной вере великая песня Реформации прорывается из затаенных глубин неспокойного сердца и выходит на уста, и становится нашей молитвой: надежное прибежище – наш Бог!

Община Реформации прошла уже однажды через страшную бурю европейской войны – это были тридцатилетние страдания. И страдания таили в себе искушение – отчаяние в глухом равнодушии. И здесь вера принесла отчаявшимся тройное познание: осознание того, что в руках Господа карающий бич, при помощи которого Он хочет принудить Своих детей к покаянию; уверенность в том, что у тех, которые любят Бога, все дела идут на пользу; и наконец, верность в призвании, которая не ждет благодарности, а при любых обстоятельствах следует воле Бога. Эти познания должны, как лучи солнца, освещать нам путь. Так хочет Бог: под натиском бурь нашего времени Церковь Реформации должна с Божьей помощью не разрушиться, но выстоять: надежное прибежище – наш Бог!²⁸⁰

В конце праздничного дня были торжества для молодежи, для младших и старших классов школы. С докладами выступил директор Кляйнберг, инспектор Вульффиус, преподаватели Закона Божьего Буш и Ример; девичий хор пропел несколько песен.

Вечером этого дня в церкви св. Петра состоялся общий праздник, посвященный Реформации, в котором приняли участие все немецкие евангелические общины Петербурга. Еще задолго до начала богослужения церковь была полностью заполнена. Один за другим выступили четыре оратора: пастор Мазинг из церкви св. Марии говорил о том, насколько восторженно ожидалась Реформация; пастор Фришфельд из церкви св. Михаила нарисовал словесный портрет Реформатора; пастор Галлер из церкви св. Анны говорил о плодах Реформации, а пастор Виллигероде говорил о задачах и обязанностях лютеран; генерал-суперинтендент Мальмгрен завершил это торжество молитвой и благословением.

В следующее воскресенье, 22 октября, было проведено утреннее богослужение, посвященное годовщине Кассы взаимопомощи, а днем профессор Вульффиус сделал доклад на тему «Реформация и религия современности».²⁸¹

Однако все надежды Евангелическо-Лютеранской Церкви на светлое будущее рухнули через 7 дней после торжественного празднования 400-летия Реформации – 18 октября 1917 года. Временное правительство, которое за неделю до этого разрешило отменить в честь праздника занятия во всех лютеранских школах, было арестовано после взятия Зимнего дворца большевиками.²⁸²

Революция 1917 г. стала трагическим рубежом в более чем двухвековой деятельности евангелическо-лютеранской общины св. Петра в Санкт-Петербурге. В связи с войной с Германией и революционными потрясениями, происходил значительный отток немцев из Петрограда. Значительное число членов общины вследствие тяжелых потрясений революции и гражданской войны покинуло Россию. Принудительному выселению подвергся председатель церковного совета в Петрограде граф К. фон Пален.²⁸³ Здание церкви, ее учреждений, вся недвижимость были национализированы. Если еще в 1918 г. в Петербургской консистории насчитывалось 8 служащих, то уже через год управлять консисторией остался один 60-летний епископ Артур Мальмгрен.²⁸⁴

С 20 по 24 ноября 1920 г. в Петрограде проходила Объединительная конференция, созванная епископом Фрайфельдом. На этом важнейшем для воссоединения лютеран России церковном форуме были утверждены «Временные постановления» и образован Епископский совет.²⁸⁵ Очередную попытку сохранить единство общин в новых условиях предпринял, от имени Епископского совета, епископ С. Фрайфельдт. В апреле 1921 г. из Петрограда было разослано циркулярное письмо всем председателям и пасторам евангелическо-лютеранских общин в России.²⁸⁶ В силу тяжелых обстоятельств предлагалось принять временный церковный устав до созыва Генерального Синода.

2-е заседание Епископского совета (во главе с епископом Фрайфельдтом) имело место в ноябре 1921 г. в Петрограде, на квартире у инспектора Петришуле профессора А. Вульфиуса.²⁸⁷ В июле 1922 г. в Петрикирхе состоялось 3-е заседание Епископского совета.²⁸⁸ Но советские органы власти усиливали давление на церковную общину. В июле того же года члены Петроградской комиссии по изъятию церковных ценностей реквизировали имущество прихода св. Петра. Общий вес изъятых из кирхи драгоценностей составил 17,8 кг.²⁸⁹ Началась подготовка к судебному процессу против главы Евангелическо-Лютеранской Церкви России – суперинтендента Генеральной Консистории в Петрограде епископа Фрайфельдта. Однако этот процесс не состоялся, – 31 мая 1923 г. 76-летний епископ скончался.²⁹⁰

Несмотря на гонения, которым подвергалась община, в 1925 году в Ленинграде был организован семинар для подготовки проповедников. Среди слушателей семинара (семинарии) было 14 немцев, 2 латыша и 1 русский.²⁹¹

В 1920-е годы богослужения в Петрикирхе еще продолжались, но репрессии в отношении христиан всех конфессий все время усиливались. Тяжелый урон христианскому служению нанес декрет «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г. Под угрозой преследования он запрещал всякую работу с детьми и молодежью по христианскому воспитанию, религиозно-просветительскую, а также диаконическую деятельность. Разумеется, пасторы не могли совершенно отказаться от важнейших задач своего служения и старались обходить запреты. Последовали аресты. Именно за это в 1929 г. был арестован служивший тогда в церкви св. Петра пастор Гельмут Ганзен.²⁹²

Гельмут Фюрхтегот Ганзен (Hansen) (1892 – после 1938) в 1918 – 1926 гг. – пастор Петрикирхе. В 1924 году он участвовал в работе 1-го Генерального синода Евангелическо-Лютеранской Церкви в СССР и единственный из 60-ти делегатов отказался подписать приветственное слово Генерального синода к советскому правительству.²⁹³

29 января 1930 г. студентам семинарии было предписано в течение 48 часов покинуть пределы Ленинграда. Ранее, 5 января 1930 г. распоряжение выехать из Ленинграда получил директор семинарии пробст Ф. Ваккер, а 18 января за пределы города был выслан епископ Мальмгрен.²⁹⁴ С этого времени будущие пасторы были вынуждены жить за 30 км от Ленинграда в деревне Мартышкино; они ежедневно тратили на дорогу 4 часа.²⁹⁵ Судьба выпускников этого полуподпольного учебного заведения сложилась трагично. Из 25 выпускников двух первых курсов 22 были впоследствии арестованы и осуждены, а четверо расстреляны.²⁹⁶ Сама семинария была закрыта в 1934 году.²⁹⁷ А летом 1936 г. тяжело больной 75-летний епископ А. Мальмгрен покинул СССР и выехал в Германию.²⁹⁸

Приход св. Петра, до 1-й мировой войны состоявший из 16,5 тысяч прихожан, в 1930 году объединял всего 4 тысячи верующих.²⁹⁹ Постепенно один за другим протестантские храмы, а также и церкви других христианских конфессий в тогдашнем Ленинграде насильственно закрывались.

Окончательно уничтожили «немецкую» особенность города репрессии НКВД по национальному признаку в конце 1930-х гг. Завершились они массовым выселением ленинградских немцев с началом войны с фашистской Германией в 1941 году в Казахстан и в Среднюю Азию (с запретом возвращения после войны обратно в Ленинград). Это была тяжелая трагедия для тысяч советских граждан, виновных лишь в своей национальности.

Дольше других лютеранских церквей была действующей церковь св. Петра, однако очередь дошла и до нее. Осенью 1937 г. Пауль Райхерт (пастор Петрикирхе с 1933 г.) и его сын Бруно Райхерт были арестованы органами НКВД. 24 декабря 1937 г. прихожане Петрикирхе, пришедшие на богослужение в Сочельник, увидели двери церкви закрытыми. Об обстоятельствах закрытия Петрикирхе рассказал в начале 1990-х гг. архиепископ Михаил (Мудьюгин), очевидец этих событий.

...Из-за прессинга со стороны карательных и репрессивных органов, в 30-х годах замерла церковная жизнь. Священнослужителей арестовывали, прихожане реже посещали церкви. Среди евангелическо-лютеранских храмов дольше всех «держалась» немецкая община Петрикирхе. Но наконец и она была закрыта. Верующие, которые пришли в храм 24 декабря 1937 года на самое торжественное богослужение церковного года – Сочельник Рождества Христова, оказались перед закрытыми дверями. И не было никого, кто взял бы на себя ответственность объяснить причину этой горестной неожиданности.

Прихожане разошлись по домам, а некоторые отправились в еще тогда действующую латышскую церковь на Загородном проспекте. Здесь молилось множество собравшихся со всех концов города лютеран. Не былo ни пастора, ни органиста, но думается, что Господь Бог слушал раздававшееся в храме беспорядочное песнопение с не меньшим милосердием и благостью, чем во времена торжественных богослужений, когда пронизанные рождественской радостью гимны возносились под мощное звучание органных труб. Этот Сочельник 1937 года был последним за два столетия, в течение которых жители Петербурга евангелическо-лютеранского вероисповедания могли торжественно встречать Рождество Христово в церковной обстановке. Наступили другие времена .³⁰⁰

Члены церковного совета были вынуждены написать заявление в райсовет об отказе использовать храм из-за отсутствия пастора. 20 февраля 1938 г. церковная утварь и ключи от церкви были переданы властям. Формальное решение о закрытии церкви Ленинградский облисполком принял 2 августа 1938 г. Пастор Пауль Райхерт был расстрелян 3 января 1938 г.³⁰¹

…Последним годом существования старой Петришуле считается 1928 год. Положение церковных лютеранских школ летом 1918 г. описывал директор Петришуле Эрих Кляйнбергер: «Материальное положение школ отчасти разрушено… катастрофа близка»³⁰². Тем не менее в 1920 г. в Петришуле смог побывать английский писатель Герберт Уэллс. В 1928 г. Петришуле была преобразована в «единую советскую трудовую школу». Ее, как «образцовое» учебное заведение посещал нарком просвещения А. В. Луначарский.³⁰³

Большая часть преподавательского состава Петришуле была уволена и арестована в ходе кампании борьбы с «буржуазным западным влиянием и национализмом».³⁰⁴ В мае 1928 г. «Ленинградская правда» поместила статью со злобными нападками на ленинградских пасторов Ганзена и Мусса.

В центре города, сотворившего революцию, – писал автор статьи, – рядом с марксистскими семинариями, на проспекте 25-го Октября (Невский пр. – а. А.) в древней облупившейся кирхе, как 400 лет назад… сумрачные мистерии служб, экзальтированные выкрики проповедей… Гельмунд Ганзен – воинственный проповедник, лукавый философ. Цитирует Лютера, Кальвина, Ницше, Конфуция, и даже, о боже, Маркса. Воинственные призывы, откровенная проповедь антисемитизма и контрреволюции – вот что прививает добрый пастор детям… В его контрреволюционной работе подпевает младший пастор Мусс. Этот примечательный субъект уже раз был выслан на три года за шпионскую передачу каких-то сведений в Англию… Пастор Ганзен пока еще не ушел в подполье, чтобы «проповедовать и бороться». Он живет в своей квартире, занимаемой им бесплатно в доме финляндского консульства.., где творятся мистерии… и собирается всякий, кто обижен советской властью…

Позволяем себе обратиться к трезвым проповедникам из прокуратуры, дабы они оградили нас от контрреволюционного шипения, которое исторгается из желчного рта пастора Г. Ганзена.³⁰⁵

Через несколько месяцев пасторы Курт Мусс и Гельмут Ганзен были арестованы… В начале 1930-х гг. бывшее немецкое Училище было преобразовано в обычную общеобразовательную школу (ныне – школа № 222).

Что же касается Петрикирхе, то после ее закрытия ценнейшее убранство церкви, драгоценные предметы изобразительного и прикладного искусства были конфискованы и разграблены. Алтарная картина Гольбейна-младшего попала в Эрмитаж, а «Распятие» кисти Карла Брюллова – в Русский музей. Трагичной была судьба органа фирмы Валькер: В 1940 г. орган из церкви был перенесен львовскими мастерами в Москву, в только что открывшийся Концертный зал им. П. И. Чайковского. Однако мастера, которым поручили сборку органа, недостаточно квалифицированно ее выполнили. На инструменте был дан единственный концерт.

Попытки вернуть инструмент в игровое состояние были предприняты лишь после Великой Отечественной войны, но фактически орган так и не был возвращен к нормальной концертной жизни. Трубы инструмента были частично использованы чешской органостроительной фирмой «Ригер-Клосс» при постройке в 1959 г. нового органа для Донецкой филармонии.³⁰⁶ Эта утрата особенно печальна – ведь на органе церкви св. Петра играл, будучи студентом органного класса Петербургской консерватории, Петр Чайковский.³⁰⁷ С 1920-х гг. до 1937 года пост органиста занимал Вольф Оскар (Вольф Федорович) Лисс, после чего он был арестован органами НКВД и расстрелян.³⁰⁸

В 1938 году в бывшем храме был устроен склад театральных декораций, а в 1940 г. было решено устроить здесь студию кинохроники. В 40–50-е годы в церкви находились различные склады – от театральных декораций до овощей. В это время храмовый интерьер лишился почти всего своего внутреннего убранства. В 1958 г. началось переоборудование здания храма под плавательный бассейн, что повлекло за собой коренную перепланировку и перестройку интерьера, гибель остатков росписей.³⁰⁹ Бассейн был открыт в 1962 году.

Приходило в запустение и Волковское лютеранское кладбище; многие захоронения были утрачены. Лишь некоторые могилы в наше время были приведены в порядок. В 2010 году исполнилось 150 лет со дня рождения Ивана Михайловича Гревса, известного историка-медиевиста, одного из основоположников петербурговедения. Его могила на Волковском кладбище долгие годы была в полном запустении: за ней некому было ухаживать – родные Гревса (жена и дочь) умерли от голода в блокадном Ленинграде. Давно ушли из жизни и его ученики. К юбилею Гревса Санкт-Петербургский союз краеведов обратился в дирекцию кладбища с просьбой привести надгробие ученого в достойный вид, а Фонд им. Д.С. Лихачева выделил средства на благоустройство захоронения.³¹⁰

Возрождение лютеранской общины

На протяжении десятилетий не могло быть и речи о возвращении верующим здания церкви св. Петра. Что касается упраздненной Петришуле, то ее традиции негласно поддерживались в старых стенах «новой» школы. Несмотря на тяжелые потери, на репрессии, которым в 1930-е годы подверглись директор Кляйненберг, многие учители и выпускники; на исчезновение имени школы из документации на десятилетия, – историческую память убить не удалось.

Немецкий язык преподавался в этой школе всегда (порой – наряду с английским), а до 1930 года она, будучи уже национализированной, официально продолжала оставаться немецкой школой. Здесь учился будущий поэт Даниил Иванович Ювачев (Хармс) (1905–1942), умерший в заключении в блокадном Ленинграде. В 1930 году эту школу закончил Н. Ульянов, хранитель музейного фонда истории Петришуле. Даже спустя десятилетия питомцы Петришуле с любовью вспоминают свою школу и стараются не пропускать встречи выпускников. Еще в 1950-е годы на вечерах встречи выпускники ХIХ-го столетия делились воспоминаниями о прошлом школы, ее традициях. Ежегодно первая суббота апреля – встреча выпускников. В 2009 году самым «возрастным» был ученик 1936 года выпуска, он прилетел из США. На встречу 2010 г. пришел дедушка, который закончил Петришуле в июне 1941 -го. «Школа – это наша семья», – признаются вчерашние ученики.³¹¹

…Полнейший «разгром» школы планировался на начало 1940-х годов: сделать ее учебным заведением только для детей рабочих, изгнав детей интеллигенции и «бывших». К счастью, в послевоенное время об этом не вспомнили. И не было за все время ни одного выпуска, ни одного учителя, кто не хранил бы в своем сознании название школы, и это ощущение причастности к истории города и страны передавалось и передается из поколения в поколение. После Великой Отечественной войны, когда говорить по-немецки язык не поворачивался и школы переходили на другие иностранные, Петришуле первая вернула в город немецкий как язык для углубленного изучения в школе.

На фасаде Петришуле – три даты. Первая –«1760», год, когда было заложено уже каменное здание, причем точно неизвестно, чью идею тогда воплощали: то ли замысел Растрелли (с которым дружил финансировавший строительство барон Штегельман); то ли Трезини (с которым не менее приятельствовал Крюйс). Вторая дата, «1915», – дата последней перестройки здания (оно постепенно доросло с двух- до пятиэтажного). Третья, «1958», – год, когда в школе был капитальный ремонт.

В 1962 году отмечалось (с некоторым опозданием) 250-летие Петришуле, о чем средства массовой информации, в том числе и зарубежные, сообщили всей стране и миру.³¹² В послевоенные годы в «школе № 222» учились будущие актеры и деятели кино Михаил Козаков, Лидия Федосёева- Шукшина, Роман Громадский, Николай Фоменко. Про знаменитого литературоведа Юрия Лотмана обычно говорят: «работал в Тартуском университете», но в первую очередь – он петришулевец. Школа воспитала 25 чемпионов мира в разных видах спорта. Ее выпускник – Г. Шатков – первый советский олимпийский чемпион по боксу.

В 1980-е гг. перед гороно ставился вопрос о возвращении школе изначальной специфики, однако был получен отказ на том основании, что в районе есть уже языковая школа (английская, 207-я). Наконец, в ноябре 1989 года между руководством школы и представителями Немецкого общества (Е. А. Гейзер, А. А. Битнер) была достигнута устная договоренность о намерениях совместно возрождать немецкую школу. Немецкое общество обязалось осуществить набор в первый немецкий класс, а дирекция школы – обеспечить учебный процесс. В августе 1990 года набор под надуманным предлогом был сорван, открытие немецких классов уже без участия ненадежных партнеров было отодвинуто на год.³¹³

…В апреле 2010 года старейшая школа Петербурга № 222 Петришуле отметила 300-летний юбилей. Праздник принял общегородской масштаб, на Малой Конюшенной улице образовалась своеобразная «галерея славы» школы. От памятника Гоголю до Чебоксарского переулка расположились интерактивные площадки (спортивная, художественная, музыкальная, костюмная фотостудия). В самой школе открылся музей и состоялся торжественный прием почетных выпускников.³¹⁴

Музейная экспозиция пополняется с помощью выпускников – они приносят снимки, выпускные документы, грамоты, рассказывают об интересных страницах из истории учебного учреждения. Из прошлой, имперской, жизни Петришуле уцелели тетрадки с сочинениями. Например, в 1916 году ученики писали сочинение «Несчастная жизнь Евгения» по произведению Пушкина «Медный всадник». Бесценные тетрадки с пожелтевшими листками вместе с дореволюционными фотографиями, старинными учебниками и измерительными приборами теперь хранятся в школьном музее.³¹⁵

Актовый зал – исторический, с отреставрированными елизаветинскими изразцовыми каминами. В конце 1990-х гг. удалось его подновить благодаря активности тогдашнего генконсула Германии Дитера Бодена. Но портреты, когда-то украшавшие стены, давно в запасниках Русского музея. Музейщики готовы дать цифровые копии, но это нужно печатать. Утрачены деревянные скамьи, когда-то располагавшиеся по периметру всего зала, только две чудом уцелели.³¹⁶ Зато сохранились изысканные светильники, а недавно обнаружили... шахту лифта. Когда-то на нем директор поднимался из кабинета в свою квартиру на последнем этаже.³¹⁷

В Петришуле есть хорошая традиция – преемственность поколений. В 2010 году в ней трудились 12 учителей, которые сами когда-то сидели здесь за партами. А их однокашники с удовольствием приводят сюда своих детей. Помимо тех, кто живет в микрорайоне, в Петришуле ежегодно набирают и по городу, человек тридцать, – это дети бывших петришулевцев. В Петришуле, есть несколько классов с углубленным изучением немецкого языка, преподаватели которого стажировались в Германии. Предпочтение при приеме в немецкие массы отдается детям российских немцев. Школа давно и плодотворно сотрудничает с учебными заведениями Германии, а ее выпускники свободно говорят по-немецки.

Так была возрождена Петришуле, – школа, в стенах которой все же не прекращался учебный процесс. Гораздо сложнее обстояло дело с возобновлением богослужений в стоящей рядом Петрикирхе. После вынужденного, под угрозой страшных репрессий прекращения существования лютеранских общин Ленинграда в 1938 г., лютеранских богослужений в городе не было 40 лет. Только в 1977 г. были разрешены лютеранские богослужения на финском языке в г. Пушкин (бывш. Царское Село) неподалеку от Ленинграда.³¹⁸

Долгие десятилетия «немецкая тема» в советской печати после войны была закрытой и никак не обсуждалась. И лишь с объявлением в конце 1980-х гг. «гласности» и горбачевской «перестройки» ее начали открыто освещать. Появились книги и исследования эту тему, передачи на радио и по телевидению, устраивались специальные выставки. В 1990 году был поставлен вопрос о восстановлении исторической справедливости. На страницах «Ленинградской правды» появилась большая статья журналиста В. Угрюмова, озаглавленная «Бассейн… имени святого Петра». (Приложение 4). Изложив суть проблемы, автор с горькой иронией отмечал, что главный лютеранский храм России известен ныне как плавательный бассейн Балтийского морского пароходства. Стараясь соблюсти объективность, журналист все же делал такой вывод: «НЕ ДОЛЖНО возникать дилеммы: храм или бассейн. Людям нужно и то, и другое. Но бассейн в храме – это вандализм»³¹⁹.

В следующем, 1991 году, «защитники бассейна» уже вели лишь арьергардные бои. Любители «церковного плавания» организовали письмо за подписью более 130 представителей организаций, пользовавшихся услугами бассейна. Понимая все же, что «бассейн в церкви – это ненормально», они взывали к городским властям: «убедительно просим найти возможность построить взамен новый бассейн». Сторонников «водных процедур» поддержал спортивный обозреватель «Ленправды» М. Эстерлис, сопроводив их письмо статьей-призывом: «Не торопитесь «спускать воду»!». (Приложение 5).

Но времена быстро менялись. 26 апреля 1992 г. в г. Пушкин состоялось официальное представление в качестве пробста Санкт-Петербурга и области пастора общины Немецкой Евангелическо-Лютеранской Церкви в России Франка Лотихиуса. В этот сан его возвели епископ Харальд Калнинь и профессор из Мюнхена Георг Кречмар.³²⁰ А 1 июля 1992 года Петросовет утвердил решение Комиссии по имуществу о передаче здания церкви немецкой лютеранской общине. О том, как дальше развивались события, рассказал в интервью «Вечернему Санкт-Петербургу» пробст Франк Лотихиус.

В начале июля (1992 г.) мы сообщили нашим читателям о том, что решением комиссии мэрии по определению форм сдачи в аренду памятников здание собора св. Петра и Павла, где располагается бассейн Балтийского морского пароходства, с 1 января 1993 года передается в безвозмездное пользование вашей общине. Как сегодня обстоят дела с Петрикирхе?

– Во-первых, мы до сих пор не имеем на руках официального документа, подтверждающего передачу. Было намерение договориться с администрацией бассейна о совместном использовании собора до января. Но они запросили свыше 50 тысяч в месяц, и мы вынуждены были отказаться. Во-вторых, БМП усложнило ситуацию. По-видимому, им стало невыгодно содержать бассейн, и его неожиданно закрыли. Не согласовав свои действия ни с инспекцией по охране памятников, ни с нами, спустили воду из чаши. Здание теперь под угрозой и может дать трещину. Но это, похоже, никого не волнует. Я уже не раз советовался с немецкими специалистами по поводу реставрации храма, но теперь возникла совершенная новая ситуация, которую мы расцениваем как саботаж… Уволили сотрудников бассейна, во всем обвинив лютеран. Но мы всегда говорили, что готовы принять участие в судьбе работавших в Петрикирхе людей. Например, взять на свое обеспечение сроком на год-два тех, кому осталось немного дотянуть до пенсии.

– Остается надеяться, что проблемы, о которых Вы говорите, все-таки разрешатся. Но готова ли община поднять собор?

– Будет создана комиссия, куда войдут как западные эксперты, так и специалисты ГИОП. Она решит, можно ли восстановить его в первоначальном виде. Пока же не могу определенно ответить на этот вопрос. Однако средства на восстановление, думаем, найдутся. К возрождению немецкого лютеранского храма в Петербурге одобрительно относится и консульство Германии.³²¹

31 октября 1992 года, в день Реформации, в церкви св. Петра было совершено первое богослужение, которое провели епископ Карл Калнинь и пастор общины Франк Лотихиус.³²²

В ноябре 1992 года Верховный Совет России впервые предусмотрел выделение из государственного бюджета средств на восстановление храмов, переданных различным религиозным организациям. Предполагалось что на восстановление храмов Санкт-Петербургской (православной) митрополии выделят 90 миллионов (недоминированных) рублей. Около 4-х миллионов – лютеранским общинам – Петрикирхе и Мариенкирхе. По этому поводу в петербургской печати появились такие комментарии: «Все это, на первый взгляд, замечательно. Но возникает немало вопросов и проблем. Ведь уже ноябрь, а поступление денег на счета религиозных организаций еще только ожидается. Израсходовать же средства они должны до 1 января. Времени осталось мало, а неистраченные суммы могут повлечь уменьшение финансирования на будущий год. Впрочем, это только первый опыт, из которого и государство, и религиозные организации наверняка извлекут какие-то уроки»³²³.

Когда в 1992 году здание храма было возвращено Евангелическо-Лютеранской Церкви, процесс его интенсивного разрушения прогрессировал. Совместно с немецкими специалистами была разработана схема реставрационных работ, первым и основным этапом которой являлось сооружение перекрытия над чашей бассейна. Это должно было приостановить процесс отклонения стен от основной оси.

В конце декабря 1992 г. петербургские лютеране отмечали праздник Рождества Христова. По этому случаю в сочельник 24 декабря в Петрикирхе была проведена вечерняя молитва. Это было первое рождественское богослужение в соборе св. Петра и Павла после 1936 года. В рождественские дни 1992 года архиепископ Михаил (Мудьюгин) писал: «Ныне же сбывается святое пророчество апостола Павла: «Слово Божие не знает уз» (2Тим. 1, 9). И встречая Рождество Христово 1992 года во вновь отданной верующим Петрикирхе, пожелаем лютеранам, как и христианам других вероисповеданий, успехов в святом дела веры и возрадуемся вместе, что слово Божие начало достигать сердца людей, утешая их и умиротворяя...»³²⁴

К этому времени мэрия пообещала официально передать храм немецкой лютеранской общине уже до начала нового, 1993-го года. Пробст Франк Лотихиус заявил, что представители Балтийского морского пароходства мирно покидают стены бывшего своего бассейна. К радости пробста и прихожан на чердаке Петрикирхе нашлись четыре колокола.³²⁵

В сентябре 1994 г. в Санкт-Петербурге был созван Генеральный Синод Евангелическо-Лютеранской Церкви России и других государств СНГ, который утвердил устав Церкви, принял отставку Х. Калниня и провел выборы нового епископа. Им стал 69-летний Георг Кречмар.³²⁶

Евангелическо-Лютеранская Церковь в России, на Украине, в Казахстане и Средней Азии (ЕЛЦ) является сообществом связанных друг с другом Региональных церквей, а также общин, не принадлежащих к Региональным церквам. Руководители Региональных церквей, архиепископ и его заместитель образуют Епископский совет. В 1990-х – начале 2000-х гг. верховное духовное руководство в ЕЛЦ осуществлял епископ Георг Кречмар. Верховным законодательным органом ЕЛЦ является Генеральный Синод, созываемый каждые 5 лет. Верховным законодательным органом соответствующей Региональной Церкви является Синод этой Церкви, созываемый ежегодно. Текущее руководство осуществляется Консисторией, в состав которой входят члены президиума Генерального Синода, 2 члена Епископского совета, архиепископ и его заместитель, а также Главный управляющий Центрального церковного управления. Председателем Консистории является архиепископ. Заседания Консистории проводятся 2–3 раза в год. Канцелярия архиепископа и Центральное церковное управление ЕЛЦ расположены в церкви св. Петра в Санкт-Петербурге.³²⁷

В настоящее время церковь св. Петра является кафедральным собором. 30 октября 1996 г. в ее стенах состоялся Епископский совет Евангелическо-Лютеранской Церкви, посвященный Дню Реформации, отмечаемому 31 октября, и 420-летию Евангелическо-Лютеранской Церкви в России. На пресс-конференции, состоявшейся после заседания Совета, епископ Евангелическо-Лютеранской Церкви в России, Украине, Казахстане и Средней Азии д-р Георг Кречмар рассказал о том пути, который прошла возрожденная в 1988 роду Церковь, её проблемах и планах на будущее. Д-р Кречмар, в частности, сообщил, что с 1988 года число зарегистрированных лютеранских общин возросло с 50 до почти 600. На сегодняшний день, помимо реставрации возрождаемых храмов, одной из основных задач для Церкви является возрождение духовного образования. В связи с этим планировалось открыть под С. Петербургом образовательный центр, чтобы со временем ликвидировать нехватку российских пасторов с хорошей богословской подготовкой.

В 1993–1997 гг. Петрикирхе реставрировалась по проекту и под руководством архитекторов И. А. Шарапана и Ф. Венцеля. По целому ряду причин было невозможно вернуть ей первоначальный вид. Чаша бассейна была просто покрыта, и на новом, находящемся на 4 м выше прежнего уровне, был оборудован зал для богослужений и мероприятий культурно-концертного характера.³²⁸ Общая стоимость восстановления храма должна была составить около 6 миллионов немецких марок. В 1996 г. 1 миллион марок выделило правительство Германии. Российское правительство передало храму около 50 миллионов рублей.³²⁹ А еще через год, 16 сентября 1997 года, состоялось освящение главного церковного зала храма св. Петра. Это торжество возглавил епископ Евангелическо-Лютеранской Церкви России и других стран СНГ д-р Георг Кречмар.

Последние годы в органной культуре Петербурга отмечены весьма своеобразным процессом. Многие церковные общины возрождаются, получая в пользование прежние храмы, в которых необходимо вновь устанавливать органы. Однако новое органостроение по причине экономических трудностей почти отсутствует, и в некоторые петербургские храмы из-за рубежа стали привозить в качестве подарка бывшие в употреблении небольшие инструменты. Так в 1998 г. в алтарной части церкви св. Петра установлен подаренный общине 10-регистровый орган немецкой фирмы «Г. Штайнманн», ранее находившийся в Школе церковной музыки в Херфорде (Германия).³³⁰

Пасторы Петрикирхе: В. Толе [1704 (с момента основания общины) – 1710); И. Г Зоргер (1710–11), И. Мюллер (1711), Г.Г. Нацциус (1711–32), И.Ф. Зеверин (1732–1740), Л.О. Трефурт (1749–52), Н. Бютцов (1752–54), К.Ф. Ланге (1754–58). И.В. Цукмантель (1758–60), Л.Ф. Бюшинг (1761–65), М.Ф. Гросскройц (1765), И.М. Грайнер (1766–67), Г. Харксен (1768–70), Ф. Г. Видебург (1767–69), Я. М. Херольд (1769–82), д-р М.Л. Вольф (1770–1801), И. Г. Лампе (1783–1813), д-р И. Хамельманн (1801–34), д-р Ф.А. Фольборт (1813–39), Г.Р. Таубенхайм (1834–65), д-р Г.К.Л. Фромман (1840–60), д-р А. Штирен (1865–1902), О.А. Финдайзен (1866–1900), А.Г. фон Койсслер (1885–89), Э.А. Гессе (1890–91), К.Ф. Вальтер (1900–18), В.О.Л. Кентман (1902–18), X. Хорнберг (1913–14), Т.Ф.А. Виллигероде (1916–19), К. В. Беерман (1916–20), Г. Ганзен (1918–29), В.Э. Ферман (1920–22), Г. Берендтс (1930–32), П. Райхерт (1932–1937); Ф. Лотихиус (1992–95), X. Шмидтпотт (1995), X. Китцка (с 1995).³³¹

Патроны евангелическо-лютеранской общины Петрикирхе: адмирал К. И. Крюйс (1710–27). граф Б. X. фон Миних (1727–42, 1762–66), барон Н. Ф. фон Корф (1746–58), граф К. фон Сиверс (1746–62), Д. фон Остервальд (1767–85), барон А. В. фон Ребиндер (1785–1800), граф Я. И. фон Сиверс (1798–1808), барон Г. Л. фон Николаи (1801–11), И. К. фон Герхард (1802–08), принц Георг Ольденбургский (1808–12), Ф. фон Герхард (1808–29), граф Г. фон Сиверс (1817–27), граф К. Опперман (1827–31), Г. фон Вилламов (1829–33), принц Константин Ольденбургский (1831–81).

Президенты церковного совета, выполнявшие со времени царствования императора Александра III также функции патронов церкви: Ф. фон Аделунг (1833–43), Г. фон Лерхе (1843–66), Т. фон Ульрихс (1866–78), В. фон Фрич (1879–84), Н. Э. фон Тур (1885–90), граф Н. фон Сиверс (1891–98), барон Г. И. фон дер Остен-Дризен (1899–1908), А. Л. фон Шренк (1908–17).³³²

Приложение 1. Академик Аполлон Мокрицкий. Воспоминания о Брюллове // Отечественные записки, 1855, т. 103, декабрь, отд. П, С. 153–156.

В конце ноября 1837 года чистое полотно 8 аршин вышины и 4 ширины, с контуром, легко-набросанным мелом, долго стояло в мастерской художника; на этом полотне должно было создаться то дивное произведение, которое украшает теперь Петропавловскую лютеранскую церковь в Петер6урге. По вечерам он чертил карандашом эскизы, рисовал головы, ища в лицах выражения для предположенных фигур; голова умирающего на кресте Спасителя была первая, которую он начертил, придав ей непостижимую силу выражения, изображающую последний вздох Искупителя, изрекшего на кресте последние слова своей благодати; это выражение удержано и в картине. Лик Богоматери тоже отличался силою выражения грусти. Окончив вечернее свое занятие, он сказал: «Ну, завтра я начну писать; велите придти натурщику в десять часов и приготовьте палитру пожирнее». Встав рано поутру, он уселся против полотна, и после долгого молчания сказал: «Как весело начинать большую картину! Вы не испытали еще этого, не знаете, как при этой расширяется грудь от задержанного дыхания». Пришел натурщик. «Ну, Тарас, начнем благословясь». Натурщик стал на свое место, а художник, поправив его, взял в руки палитру и начал писать. Осторожно, но твердою рукою повел он кисть по холсту и с каждым взмахом кисти оживал у него под рукою безжизненный холст; очертив части лица, он смело наносил широкие тени и общие планы лица; едва прошло четверть часа, как голова начала ясно отделяться от холста, принимая лепку и выражение божественной красоты и страдания. Торжественная тишина в мастерской сопровождала труд его и довершала мое очарование; я посматривал на натурщика и дивился, откуда брал художник изображаемую красоту форм и выражения, ибо, сравнивая с живописью, я видел только некоторое сходство пятен света и теней. Молча и важно сидел Брюллов на подмостках, по временам сдвигая брови или отводя голову назад. Труд подвигался быстро; вот уже и волосы набросаны и венец обвил Божественную главу и острые шипа терния вонзаются в святое чело, но текущая кровь не обезобразила лика: художник пропустил ее тонкою струею в темную тень по левому виску и сказал при этом: «Рубенс увлекся телесным страданием и погрешил против изящного: в его «Снятии со креста» все прекрасно, кроме головы Спасителя». Не прошло двух часов, как голова Спасителя на четырехаршинной фигуре была почти окончена; и так как он весь образ написал a la primo, то она такою и осталась до конца картины. Да и можно ли что добавить к ней? Кто видел это дивное произведение, тот согласится со мною. В это утро гений-Брюллов проявил необыкновенную силу своего творчества, глубокого познания искусства могущества в механизме. В моих глазах совершилось чудо искусства, потому что к трем часам пополудни написал он голову и торс этой колоссальной фигуры, и написал так, что едва ли существует в искусстве торс болеe исполненный красот, благородства форм и прелести механизма. Притом сила рельефа этого торса так велика, что он нимало не потерял ни от сделанного после фона, ни от силы других фигур, которым также сообщено много света. Когда он окончил труд свой и, отдавая мне палитру, сходил с подмосток, я заметил на лице его большую усталость: бледность покрывала это прекрасное лицо, а глаза горели горячечным блеском. Он сел в кресла против картины и, вздохнув, сказал: «Как я завидую тем великим живописцам, которые трудились постоянно, как будто бы никогда не оставляло их вдохновение, что видно из такого количества превосходных творений, украшающих все галереи Европы; я не могу так работать: для меня скучен процесс писания красками». Любуясь новым его произведением, я хотел поделиться с кем-нибудь своим восторгом и предложил ему попросить в мастерскую гг. Григоровича и Егорова. Он позволил, и я побежал позвать их посмотреть на новое чудо искусства. Когда рассказал я Егорову, что у нас делается, и что уже пол фигуры написано – «Как?» – вскричал он: «да ведь я вчера еще был у него: полотно стояло чистое?» – «Точно так» – отвечал я, – но сегодня в десять часов Карл Павлыч начал работать»…

«Экой он чародей!» – «И просил придти взглянуть.» – «Спасибо, сейчас. Ах, Боже мой! этакий талант: полфигуры в одно утро! Этакий мастер! Ну, брат Мокрицкий! счастлив ты, что имеешь такого учителя; иной дорого бы дал, чтобы посмотреть, xoтя в щелку, как он пишет; а ты при нем всегда – счастлив ты, брат, счастлив!» Собрался старичок, и мы пошли по коридору и всю дорогу он повторял: «Ах, Боже мой! Полфигуры в одно утро написал! Ну; вот увидим! Спасибо ему, что вспомнил старика!» Вошел Егоров мастерскую и остановился молча перед картиною. Брюллов подошел к нему и легонько взял его за руку. «Здравствуй, Карл Павлыч; что это ты сделал? И это сегодня? Боже ты мой! какая голова! А торс как нарисован! Как вылеплен! Так и слышишь, как из груди вылетает последний вздох… Боже мой! Как это хорошо!», – сказал Егоров и обнял его. Потом, оглядываясь кругом, он увидел ряд других работ: «А здесь-то, здесь, чего здесь нет! Хочешь Тициана? – вот тебе Тициан! Хочешь Вандика – вот тебе Вандик (Ван Дейк – а. А.)! И Корреджио, и Рубенс, и Рембранд – все они в тебе сидят; а вон этот ни дать, ни взять Веласкез, ты кистью Бога хвалишь, Карл Павлыч! право, Бога хвалишь. Славно, братец, славно!» Старик был в восторге, и его похвалы хоть и были оригинальны, но сказаны от души. Егоров понимал и высоко ценил талант Брюллова.

Вечером того же дня приступил Брюллов опять к черчению голов для других фигур. Головы Иоанна и Магдалины вышли поразительны своею изящною красотою и глубокою печалью; головы Иосифа Аримафейского и Марии Клеоповой создались легко и удачно тем болee, что для этой последней имел он в виду превосходный оригинал. Быстро и дивно хорошо создавалась эта картина. Многие приходили удивляться новой славе художника. Помню, как в Бозе почивший Государь Император долго и внимательно смотрел на нее и, пораженный удивлением, изъявил особенную благодарность художнику; помню, как Василий Андреевич Жуковский по целым часам сидел перед картиною, то наслаждаясь безмолвно ее красотами, то обращаясь к художнику с похвалою. Вглядываясь в общий состав картины, он обратил внимание на небо, которое художник представил с разорванными тучами и заметил, что в форме большой темной тучи видит он человека, летящего от стороны света с распростертыми руками. «Это дух тьмы улетает, предвидя свое поражение». И точно, облако, может быть, и случайно, но вышло похожим на тень гиганта. Не умолчу также об одной, до слез тронувшей меня сцене. Один почтенный любитель и, к чести его скажу, из знатного рода, посетил Брюллова, застав его за работой. Долго стоял посетитель, пораженный перед картиною; и когда художник сошел с подмосток и подал ему руку, приветствуя его, он поцеловал ее и сказал: «эту руку я поцелую прежде, нежели пожму!» Он высоко уважал Брюллова и прибрел у него много прекрасных произведений.

Приложение 2. Кольцов А.В. Великое Слово // Сочинения. Л. 1984, С. 91–92.

Глубокая вечность

Огласилась словом.

То слово – «да будет!»

«Ничто» воплотилось

В тьму ночи и свет;

Могучие силы

Сомкнуло в миры,

И чудной, прекрасной

Повеяло жизнью.

Земля красовалась

Роскошным эдемом,

И дух воплощенный –

Владетель земли –

С челом вечно юным,

Высоким и стройным,

С отсветом свободы

И мысли во взоре,

На светлое небо

Как ангел глядел...

Свобода, свобода!..

Где ж рай твой веселый?

Следы твои страшны,

Отмечены кровью

На пестрой странице

Широкой земли!

И лютое горе

Ее залило,

Ту дивную землю,

Бесславную землю!..

Но слово «да будет!» –

То вечное слово

Не мимо идет:

В хаосе печали,

В полуночном мраке

Надземных судеб

Божественной мыслью

На древе креста

Сияет и светит

Терновый венец...

И горькие слезы,

Раскаянья слезы,

На бледных ланитах

Земнова царя

Зажглись упованьем

Высоким и светлым,

И дух вдохновляет

Мятежную душу,

И сладко ей горе,

Понятно ей горе:

Оно – искупленье

Прекрасного рая...

«Да будет!» – и было,

И видим – и будет...

Всегда – без конца.

Кто ж он, всемогущий?

И где обитает?..

Нет Богу вопроса,

Нет меры Ему!..

1836 г.

Приложение 3. Академик Аполлон Мокрицкий. Воспоминания о Брюллове // Отечественные записки, 1855, т. 103, декабрь, отд. П, С.175–176.

С утра уже был я в мастерской. Брюллов продолжал портрет Демидовой, урожденной баронессы Шернвальд; большая картина «Распятие» ждала вдохновения; по временам обращался он к ней, смотрел на нее пристально и опять подходил к портрету, оживавшему более и более от каждого прикосновения его кисти. В этот день, как и в продолжение всей недели, когда он начал писать «Распятие», столько видел я и слышал от него касательно искусства, что потребовалось бы много времени, чтобы все это привести в порядок, не только пересказать. Высокие истины о тайнах искусства целыми массами входили в мой ум, еще слабый и не готовый принять и постигнуть все, что с такой легкостью лилось из души гения. Мало писал он сегодня: докучливые посетители мешали ему; это сердило его чрезвычайно; он бранил нас и весь свет и наконец велел запереть студию на ключ. Заперли, но ненадолго: вошел слуга доложить, что пришел профессор Зауервейд; впустили. За ним пришел Жуковский. Приятно было видеть, с каким благоговейным восторгом стоял он перед картиною и, сильно тронутый выражением лика Спасителя, обнимал художника, поздравлял его с счастливым выполнением идеи. И подлинно, чего недоставало к созданию этой великой картины, которая, по сюжету и выполнению, станет на ряду с первыми произведениями бессмертных живописцев! Спустя полчаса по приезде Жуковского, мне дали знать, что пришел Алексей Васильевич Кольцов. Я сказал об этом Брюллову и просил позволения представить ему степного певца, стихи которого любил он слушать. Он стал было извиняться, что не может теперь принять, потому что ожидает Великую Княгиню, но Жуковский молвил слово в пользу Кольцова и я ввёл в студию дорогого гостя. Василий Андреевич отрекомендовал Кольцова Брюллову и, обратясь к картине, сказал: «Вот тебе сюжет, Алексей Васильич; выскажи ты его прекрасными стихами»; но поэт, пораженный гениальным творением, казалось, не слышал слов: он смотрел на картину и слезы восторга дрожали у него на глазах; его восхищало также свидание с великим художником, которого жаждал он видеть. Благодаря художника за счастье, которым он обязан свиданию с ним, Кольцов вручил ему экземпляр своих стихотворений; в книжонке было вложено одно рукописное сочинение. Жуковский раскрыл – и что ж? Это было новое его сочинение Великое слово, в котором распятый Христос выражал Собою предвечное слово: «Да будет!» – «Как кстати!» сказали мы в одно слово. Жуковский прочел вслух; сочинение написано прекрасно; Брюллов был тронут и, обнимая поэта, благодарил его за дружеское внимание. Каким же образом Кольцов, не видав картины, мог выразить ее стихами? Очень просто: дня за три до того, был я у Кольцова и говорил о Брюллове, описал ему картину; он просил доставить ему свидание с Брюлловым, которое и устроилось так, как я описал.

Приложение 4. Угрюмов В. Бассейн... имени святого Петра // Ленинградская правда, № 244, 23 октября 1990.

…А что же само здание собора, о котором ведем мы речь? «Экспроприация» церковного имущества более всего напоминала вульгарный грабеж: все более-менее ценное исчезло, орган со столетней историей был снят и, по одним сведениям, отправлен в Донецк, по другим – находится сейчас в Москве, в Концертном зале им. П. И. Чайковского. А сама церковь, духовный центр лютеран-евангеликов всей страны, была превращена в овощехранилище…

Впочем, не так уж долго звучал под ее сводами грохот вываливаемой картошки и неповторимый лексикон грузчиков. Во второй половине 50-х годов принимается умопомрачительное по своему не кощунству даже (знали слово-то такое чиновники?), а скудоумию решение: приспособить здание церкви под плавательный бассейн. Как горько замечают реставраторы, с их точки зрения, лучше складывать овощи, чем наливать воду. Какая-то фантасмагорическая связь с судьбой храма Христа-Спасителя!

Тем не менее «приспособление» началось. Были замазаны многочисленные остатки декоративной росписи, разобрано перекрытие над цокольным этажом, на месте алтаря воздвигалась вышка для прыжков в воду. Но самое страшное и очевидное: изменяющееся при замене 1300 тонн воды давление на пол и фундамент неизбежно расшатывает не рассчитанные на такие нагрузки конструкции здания. На стыках стен и башен уже отмечались трещины (некоторые до 5 миллиметров).

Поражает легкость, с которой переиначивался и искажался внутренний облик и структура не просто абстрактной каменной коробки – уникального памятника зодчества! Впрочем, что значили для «отцов» города историческая память, духовная культура, оскорбление чувств не только верующих, но и просто интеллигентных людей…

Как бы то ни было, бассейн был сооружен, и более 25 лет принимает в свои приветливые воды тысячи ленинградцев. Счастливчики, сумевшие достать заветный абонемент, не могли нарадоваться. Такие условия, и не у черта на куличках, а в самом центре. И мало кого из любителей водного спорта и посетителей сауны, спрятавшейся за помещением дирекции, волновало саамочувствие самого здания. А оно ухудшалась с каждым годом. Экспертиза 1982–1983 годов зафиксировала: неминуема беда. Арендатору здания и владельцу бассейна Балтийскому морскому пароходству пришлось выложить более миллиона рублей на новую реконструкцию и усиление конструкций. Ведь тогда еще никто всерьез не думал, что скоро во весь голос заявит о себе истинный хозяин. 28 марта прошлого (1989) года бассейн вновь был принят в эксплуатацию. Однако с ватерполом и прыжками в воду пришлось покончить: уже в апреле ЛенЗНИИЭП, проектировавший капремонт, прислал заключение об опасности динамических воздействий на стены и конструкции здания.

Год назад (1989) Немецкая евангелическо-лютеранская община Ленинграда начала борьбу за восстановление своих прав на собор Св. Петра и Павла. Для немецких лютеран это не просто Храм (хотя этого одного уже немало для истинно верующего) – это главная лютеранская церковь России, символ возможности духовного возрождения.

Первый «раунд» встречи лютеран с руководителями БМП закончился вничью. В официальном документе начальник пароходства В. И. Харченко и председатель СТК В. Е. Елисеев согласились передать здание верующим, но в обмен на новый бассейн, построенный на средства и силами Ленгорисполкома и Лютеранской церкви.

Месяц спустя, в начале мая, немецкая лютеранская община была зарегистрирована Советом по делам религий при Совете Министров СССР. В том решении предписывалось предоставить ей здание собора св. Петра и Павла. Получив наконец хоть какое-то юридическое обоснование (соображения нравственности, как видим, не котируются), епископат Лютеранский Церкви в России и община обратились к третейскому судье – Ленсовету.

Верховный орган города очутился сейчас в весьма щекотливом положении. С одной стороны – лютеране, Лютеранская Церковь в СССР, общественное мнение их зарубежных собратьев по вере (статьи о печальной судьбе Петрикирхе появились во влиятельных немецких и шведских изданиях), поддержка Куйбышевского райсовета, ленинградских организаций Союзов архитекторов и художников. С другой – солидная, уважаемая и мощная фирма, от отношений с которой зависит многое, плюс 126 организаций, пользующихся бассейном. С одной стороны – решение Совета по делам религий, имеющее довольно сомнительную юридическую силу. С другой – арендный договор, документ серьезный. С одной стороны – лютеране, которых еще неизвестно сколько. С другой – 25 тысяч ленинградцев. С одной стороны – требование немедленно освободить здание. С другой – отложить дело до 1993 года, когда заканчивается срок аренды.

И неудивительно, что обсуждение в стенах Мариинского дворца стало вертеться вокруг одного: разваливается здание или еще выдержит несколько лет? БМП утверждает, что состояние его вполне прилично. Поэтому, дескать, прихожане могут не беспокоиться: когда-нибудь они получат свою церковь в целости и сохранности.

Наконец, теперь пароходство заняло такую позицию: по словам заместителя начальника В. В. Денисова, церковь готовы отдать хоть завтра, но кому? Владимир Васильевич убежден, что нет реального владельца, готового и способного обеспечить сохранность здания, то есть взять на себя заботы об отоплении, водоснабжении, охране, не говоря уж о капремонте и реставрации. Но, интересно, кто же тогда претендует на обладание зданием, если Лютеранская церковь, готовая принять на себя решений всех этих проблем, не считается способной на это?

В итоге единственное решение, которое смогли принять депутаты, это создать очередную комиссию «по обследованию технического состояния» злополучного храма. Вынужден сразу выразить сомнение в дееспособности распоряжения Ленгорисполкома: в нем не оговорены ни сроки, ни порядок работы комиссии, ее полномочия, не указаны даже руководитель и ответственное лицо в Ленсовете, контролирующее выполнение самого распоряжения. Районный архитектор Куйбышевского района И. Н. Демичева близка к отчаянию: каким образом собрать хотя бы один раз всех экспертов – докторов и кандидатов наук из Ленинграда, Москвы и даже Варшавы? Конечно, можно до изнеможения спорить, выдержит ли здание церкви еще один-два сезона, замерять размеры трещин и уровень влажности. Но только в одном случае: если видеть в нем лишь каменную коробку, а не Храм, не замечательный памятник архитектуры, обезображенный и искалеченный, от которого остался одна муляж.

А если все же взглянуть на ситуацию с точки зрения здравого смысла к нравственной позиции? Разве не диктуют они единственный логичный выход: немедленно вернуть здание его настоящему хозяину безо всяких условий? Ведь в любой другой стране, которые мы сегодня относим к разряду цивилизованных, церковь получила бы вдобавок и огромную материальную компенсацию по решению суда (хотя очень трудно представить саму подобную ситуацию где-нибудь в Англии или Италии). Ну почему же мы столь неуклюжи и беспардонны в столь деликатной сфере, как отношения с Церковью и верующими, будь то лютеране, православные или католики?

Советская власть совершила этот противоречащий элементарным нормам цивилизованного общества акт – так не ей ли и решать с пострадавшей в результате восстановления справедливости стороной, которой оказывается БМП, все вопросы возможной компенсации. При чем же здесь сама церковь и прихожане? Да они сторицей возместят временный ущерб, воздвигая на руинах новое здание духовной культуры Ленинграда.

– Для нас нет сомнений, что собор св. Петра и Павла будет привлекать не только верующих. но и всех горожан, – считает секретарь канцелярии епископа Немецкой Евангелическо-Лютеранской Церкви в СССР пастор Й. Баронас. – В здании, имеющем уникальные объем и акустику, возможно проведение концертов, музыкальных записей для фирмы «Мелодия». Мы хотим также создать здесь музей Лютеранской Церкви в России, библиотеку, школу.

...Не должно возникать дилеммы: храм или бассейн. Людям нужно и то, и другое. Но бассейн в храме – это вандализм.

Приложение 5. М. Эстерлис, спортивный обозреватель «Ленинградской правды». Не торопитесь «спускать воду»! // Ленинградская правда, № 64, 19.03. 1991.

Вот уже около полутора лет ведется яростная кампания по выдворению плавательного бассейна Балтийского морского пароходства из здания, принадлежавшего до 1937 года лютеранской церкви (Невский пр., 22/24). Мы, пользующиеся услугами этого бассейна, кстати одного из лучших в городе, прекрасно сознаем: бассейн в церкви – ненормально. Мы уважаем чувства людей, исповедующих любую веру, в том числе и лютеранскую, и полностью согласны, что им нужен храм, где они могли бы собираться для молитвы.

Закрыть бассейн можно одним росчерком пера. Подумайте, однако, о тысячах ленинградцев и их детях, посещающих плавательный бассейн, которые лишатся возможности получать хоть каплю здоровья в нашем экологически грязном и очень бедном на оздоровительные базы городе.

На ликвидацию бассейна и восстановление храма в первозданном виде потребуются огромные средства, а их в городе нет. Надо задуматься над этим серьезно, прежде чем вынести приговор этому «оазису в пустыне», который оживляет и восстанавливает силы ленинградцев, уводит детей из подворотен, чердаков, подвалов и темных парадных.

Ну а уж если сложилась действительно критическая ситуация и лютеранской общине не обойтись именно без этого храма, – то убедительно просим найти возможность построить взамен новый бассейн.

А. Лукьянова (НПО «Экран»); С. Амиров («Гипроавтотранс»); А. Тихомиров (Публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина) и еще 128 подписей представителей организаций, пользующихся услугами бассейна.

Как и авторы письма в редакцию, я – безоговорочно за возвращение здания бассейна его прежним хозяевам. Но – не одним из тех варварских способов, которые в массовом порядке брали на вооружение те, кто изгонял верующих из церквей, превращая храмы, соборы в склады и иные подсобные помещения.

Мне как журналисту довелось быть свидетелем рождения бассейна БМП, которому, кстати, скоро исполнится 28 лет. И вряд ли кто возьмется отрицать тот факт, что не будь сегодня здесь бассейна, само здание могло уже и не существовать. Пребывание в нем овощного склада быстрыми темпами разрушало фундамент и потребовало колоссальных усилий и средств для восстановления здания. А когда возникла угроза конструкциям дома, с помощью опытных специалистов ЛенЗНИИЭПа был разработан и претворен в жизнь так называемый проект усиления, запрещены занятия ватерполистов, прыгунов в воду, тренировки на батуте. Сейчас бассейн предназначен только для оздоровительного плавания.

Сложнейший капитальный ремонт всего комплекса, стоивший более миллиона рублей, устранил все угрозы зданию и создал прекрасные условия для оздоровления ленинградцев. Сегодня бассейн посещают более двух с половиной тысяч ребят.

Между прочим, вся работа экспертной комиссии состояла из поверхностного осмотра здания и полуторачасового заседания.

– Этой комиссии ставили цель – дать заключение, что бассейн разрушает здание, и таким образом выселить его до окончания аренды, – таково мнение Н. Н. Демичевой, архитектора ГИОПа (государственной инспекции по охране памятников).

Как сообщают ответственные специалисты из ЛенЗНИИЭПа В. Семенов и А. Бичуцкий, «...в настоящий момент после проведенных усилений конструкции здания находятся в удовлетворительном состоянии, и тенденции к разрушению нет».

Итак, кое-кому не терпится «спустить воду», выкинув на улицу и в подворотни тысячи людей. Жаль, что некоторые из моих коллег, не разобравшись в сути дела, помогают атаке на бассейн. Между тем руководители Балтийского морского пароходства – нынешнего хозяина бассейна на Невском – предлагают самый реальный и, на наш взгляд, человечный выход из положения. «Нами направлено письмо в Ленгорисполком с просьбой предусмотреть строительство нового бассейна. Готовы взять на себя его содержание». Это – из письма в редакцию начальника БМП В. И. Харченко.

Еще раз повторяю: конечно же, необходимо восстановить справедливость, попранную в 1937 году горе-правителями города на Неве. Но рубить сегодня с плеча – значит уподобиться тем, кто превратил замечательный памятник зодчества на Невском, святое место богослужений лютеран, в овощной склад.

Васильевский остров занимал выгодное положение в Невской дельте, и по замыслу Петра I он должен был стать главным центром науки, искусства, торговли. Здесь издавна селились купцы, ученые и художники, среди которых было много немцев и голландцев. Сначала все протестанты, жившие на Васильевском острове, были приписаны к церкви св. Петра «на Адмиралтействе». Но так как переправа через Неву весной и осенью, когда наплавной мост снимался, была связана с большими трудностями, то было решено основать лютеранский приход на Васильевском острове.

На Васильевском острове в Санкт-Петербурге с самого начала существования города постоянно жило очень много иностранцев. Здесь находились порт, таможня, биржа, Академия наук – учреждения, где в первой половине XVIII в. почти исключительно работали иностранцы. Среди них было очень много немцев-лютеран, которые были, членами общины и посещали богослужения в доме вице-адмирала Крюйса, впоследствии в общине св. Петра. Однако путь в церковь на другом берегу Невы был при отсутствии мостов большую часть года труден, а нередко и опасен. Именно поэтому лютеране Васильевского острова решили в 1728 г. отмежеваться от первоначальной общины св. Петра и основать у себя отдельную лютеранскую общину. По договоренности с церковным советом общины св. Петра лютеранам Васильевского острова удалось получить на собственные нужды четверть всех пожертвований, поступивших для возведения строящейся тогда первой церкви св. Петра из-за границы.³³³

С этой целью был нанят дом, находившийся в ведении православного священника Казанской церкви. Взятый в аренду за 375 рублей, он был впоследствии выкуплен за 600 рублей. Этот дом стоял у Песочного переулка (ныне – переулок Репина). «Первое лютеранское служение началось на острову в покупном и на то устроенном частном доме»,³³⁴ – отмечал отечественный историк Федор Туманский. На одной половине дома жил пастор, на другой совершалось богослужение.

Число прихожан постоянно увеличивалось, и вскоре молитвенный дом стал тесен. Поэтому было решено выстроить лютеранскую церковь; о сборе средств объявили в Петербурге, Лифляндии, Эстляндии и других губерниях. Среди благодетелей, жертвовавших деньги на храм, были такие влиятельные сановники, как вице-президент Вольф, Миних, граф Левенвольд, барон Мардефельд и др.³³⁵ Новая община, получившая название «Преображенская» по первоначальному наименованию острова, пригласила пастора Трефурта, который прослужил в общине до 1740 г., оставив по себе память как любимый всеми пламенный проповедник.³³⁶

«Лютеранский приход на Васильевском острову восприял в 1728 году свое начало построением домовой церкви и получением проповедника»,³³⁷ – сообщал немецкий автор И. Г. Георги. 16 июня 1729 г. новый молитвенный дом, стоявший на 2-й линии, был освящен. Пастором этого прихода стал Трефурт, домашний пастор генеральши Кампенгаузен.³³⁸

Будучи человеком образованным и деятельным, пастор Трефурт прилагал много сил к развитию приходской жизни. В молитвенный дом стекались пожертвования; так, статский советник Тик подарил приходу серебряную чашу и блюдо для св. причастия.³³⁹ К 1732 г. в церковной казне уже было 822 рубля серебром, что по тем временам считалось большой суммой. Это позволило продолжить работы по расширению молитвенного помещения.

3 февраля 1732 г. церковный конвент принял решение увеличить зал для молящихся и устроить в нем кафедру. Таким образом интерьер молитвенного дома все более стал походить на церковный. Вместо стола, служившего алтарем, было решено устроить настоящий престол, а также поставить в зале стулья.³⁴⁰ Английский путешественник Фрэнсис Дэшвуд, посетивший С.-Петербург в 1733 г., отмечал в своих записках: «В С.-Петербурге шестнадцать церквей – десять русских и шесть иностранных для чужеземцев <...> На Васильевском острове – одна русская и одна немецкая лютеранская».³⁴¹

В 1734 г. к «Островской» кирхе был определен кистер (староста, казначей) – для наблюдения за порядком в церкви и для помощи пастору в церковных делах. В том же 1734 г. в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось сообщение о том, что 19 мая состоялось освящение обновленной кирхи на Васильевском острове. Оно происходило в присутствии принца Антона Ульриха (1714–1774) – жениха племянницы императрицы Анны Иоанновны – принцессы Анны Леопольдовны (1718–1746). При этом торжестве пастор Трефурт говорил по-немецки проповедь на текст 1-го Послания апостола Петра: «...сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом» (2:5).³⁴² (Примечательно, что в тот же день «в Конюшенной улице, на Адмиралтейском острову» происходило открытие Финской лютеранской церкви, на которое императрица Анна Иоанновна пожаловала 1000 рублей. Это благодеяние монархини и было содержанием речи пастора Нациуса).³⁴³

В 1736 г. при обновленном храме была учреждена церковная школа. (Попытки открыть при общине св. Екатерины школу делались, начиная с 1736 г. Однако из-за финансовых трудностей эти начинания большого успеха не имели).³⁴⁴ А в 1740 г. пастор Трефурт был переведен в церковь св. Петра, что «на Невской першпективе» (Петрикирхе). На его место был приглашен пастор Иоганн Гирберти, служивший до этого на лютеранском приходе в Кронштадте.³⁴⁵

14 апреля 1744 г. церковный конвент постановил в очередной раз расширить зал для молитвенных собраний. К этому времени число прихожан возросло настолько, что многие из них, приходя в кирху на богослужение, вынуждены были возвращаться домой из-за отсутствия свободных мест. Но при разборке старых стен оказалось, что фундамент дома стал ненадежным. Поэтому здание храма пришлось строить заново, что заняло целый год. На все эти нужды, помимо вкладов прихожан, деньги собирались в лютеранских общинах в Москве и Эстляндии.³⁴⁶ Новая кирха оказалась вместительной; здесь могли свободно размещаться не только все прихожане, но и ученики церковной школы.³⁴⁷

Однако благоденствие продолжалось недолго: в 1745 г. сильное наводнение повредило фундамент церкви, вымыв из-под него почти весь грунт. Снова предстояли строительные работы, требовавшие больших средств. Тогда в церковном совете было решено возбудить претензии на часть «корабельных денег», взимавшихся с каждого корабля из «евангелических стран», приходившего в Санкт-Петербург. По установившемуся обычаю, эти «корабельные деньги» целиком получала община св. Петра. Представители общины на Васильевском острове, купцы Кремпиен и Эшенбах, несколько лет вели трудные переговоры с церковным советом общины св. Петра. Они утверждали, что их община имеет право на часть «корабельных денег», так как, во-первых, она – отделившаяся часть общины св. Петра; во-вторых, корабли приходят как раз на Васильевский остров и их команды посещают главным образом здешнюю церковь. После длительных споров в 1751 г. было решено, что Преображенская община будет получать половину от всех «корабельных денег».³⁴⁸

«Церковь на Васильевском острове до сего времени не пользовалась еще так называемыми корабельными деньгами, – отмечал отечественный автор. – А большая часть иностранных кораблей останавливалась на Васильевском острове, и корабельщики посещали церковь на острове. Потому теперь поднят был вопрос, не имеет ли права пользоваться корабельными деньгами и церковь на острове? Церковный конвент того же (1745) года положил, чтобы деньгами с голландских и английских кораблей пользовалась церковь на острове; а в 1751 г. ей позволено было пользоваться деньгами со всех кораблей, люди которых ходят в нее слушать богослужение».³⁴⁹

Материальное положение лютеранской общины стало улучшаться; в «Островскую» кирху стекались не только денежные пожертвования, но и различные предметы церковной утвари, а также произведения религиозной живописи. Одним из таких меценатов был немецкий живописец и рисовальщик Иоганн Элиас Гриммель (1703–1758), выходец из «имперского города Меммингена» в Швабии. В 1741 г. он был приглашен в Россию и прожил в С.-Петербурге около 18 лет в качестве учителя рисования и живописи при императорской Академии наук. Здесь И. Э. Гриммель трудился вплоть до своей кончины, которая последовала в 1758 г. В записках Якоба Штелина, заведовавшего в те годы отделением живописи при Академии наук, упоминается про некоторые работы Гриммеля: «Две большие картины можно видеть в евангелической церкви на Васильевском острове, которые он поднес ей, а именно: „Воздвижение змия в пустыне» и парную к ней „Распятие Христа"».³⁵⁰ (Впоследствии обе картины висели над дверями ризницы церкви св. Екатерины. В настоящее время их местонахождение неизвестно).³⁵¹

За 20 лет, прошедших со времени наводнения 1745 г., василеостровский лютеранский приход собрал большую сумму – 4 тысячи рублей. Это были и «корабельные деньги», и пожертвования прихожан. В 1765 г. церковный конвент принял решение выстроить на Васильевском острове настоящую церковь вместо прежнего молитвенного дома. В очередной раз было объявлено о сборе средств на строительство кирхи. Помимо вкладов собственных прихожан, пожертвования пересылались из Финляндии, Лифляндии, Эстляндии, Курляндии и других местах, где проживали лютеране. «Подписка на пожертвования» была открыта во всех зарубежных городах, имевших торговые связи с Петербургом: для строительства были получены пожертвования от лютеранских общин Любека, Гамбурга, Бремена, Данцига, Ростока, Альтоны, Копенгагена. Из зарубежных городов было получено 12 027 рублей, из Петербурга – 8084 рубля. Императрица Екатерина II пожертвовала приходу 2000 рублей; великий князь Павел Петрович – 500 рублей.³⁵²

Новый храм был заложен 22 июня 1768 г. на углу 1-й линии и Большого проспекта Васильевского острова. Медная дощечка закладного камня содержала надпись о том, что «Немецкая евангелическо-лютеранская община на Васильевском острове основала этот храм во имя высочайшей императрицы».³⁵³ Вначале церковь так и называли Екатерининской церковью, и только позже по аналогии с другими церквами утвердилось название «церковь св. Екатерины».

Церковь, вмещающая 1100 человек, возводилась по проекту российского архитектора немецкого происхождения Георга Фридриха (Юрия Матвеевича) Фельтена (1730–1801). Член общины св. Анны, Юрий Матвеевич Фельтен занимает видное место среди наиболее известных отечественных зодчих второй половины XVIII в. Он жил и работал в те годы, когда в России происходило формирование нового стиля: барокко уступало место классицизму. Творчество Фельтена привлекает особое внимание и потому, что, будучи немецкого происхождения, он работал в православной России, и в его церковных постройках наблюдается интересное сочетание стилей различных эпох.

Отец будущего архитектора – Матиас Фельтен с 1725 г. был экономом при только что созданной Санкт-Петербургской Академии наук. (Матиас приходился троюродным братом Иоганну Фельтену – главному повару-оберкухмистеру императора Петра I, приехавшему в С.-Петербург из Данцига в 1703 г.) В 1730 г. у Матиаса Фельтена родился сын – Георг Фридрих, соответственно русскому варианту Юрий Матвеевич Фельтен. В 10-летнем возрасте Юрий был отдан в обучение в гимназию, открытую при Академии наук, и провел здесь 5 лет.

В мае 1745 г. Юрий Фельтен был вынужден по семейным обстоятельствам оставить гимназию и вместе с родными уехать в Германию – в Тюбинген, чтобы продолжать занятия в Тюбингенском университете. Здесь в течение нескольких лет он изучал математические и физические науки. (В списке студентов Тюбингенского университета за 1745 г. под № 13 значится Георг Фридерик Фельтен). Несколько позднее Фельтен писал: «...при том по склонности моей прилежал особливо к архитектуре и к прочим художествам, которые доброму архитектору знать должно. В практике был я в герцогской Виртембергской резиденции Стутгарт (Штутгарт. – а. А.) у строения тамошнего великолепного замка весь 1747 и 1748 год, а оттуда объездил некоторую часть Германии, прибыл в 1749 году в Берлин, где также, препроводя целое лето, имел случай еще больше утвердиться во всем том, что принадлежит архитектуре».³⁵⁴ Все виденное в Германии стало определенной школой, заложило прочную основу его архитектурного мышления и, несомненно, повлияло на все дальнейшее творчество зодчего.

Осенью 1749 г. Юрий Фельтен вернулся в С.-Петербург. 2 декабря он экзаменовался в Собрании Академии художеств; к экзаменационному делу было приложено и задание, выполненное Фельтеном, – фасад церкви. Первым наставником Фельтена в архитектуре стал И. Я. Шумахер (1705–1767), брат библиотекаря Петра I. В Архитектурной палате, образованной при Академии наук и художеств, учителями Фельтена стали скульптор И. Ф. Дункер (из Вены), физик и математик профессор Г. Б. Рихман, а также уже упоминавшийся художник И. Э. Гриммель. В марте 1752 г. Фельтен был зачислен архитекторским гезелем (подмастерьем) на службу при Академии;³⁵⁵ а в 1760–1770-х гг. он уже был главным архитектором «Канцелярии от строений». Задачей «Канцелярии» было «привести город Санкт-Петербург в такой порядок и состояние, которое соответствовало бы столице столь пространного государства».

В соответствии с Манифестом, обнародованным в июле 1763 г., о свободном совершении богослужений всеми иностранцами, поселившимися в России, в обеих столицах – С.-Петербурге и Москве, были отведены места под строение инославных церквей. Фельтену довелось проектировать и руководить строительством некоторых из них. Построенная Фельтеном лютеранская церковь св. Екатерины (1768–1771 гг.) представляет характерный для этого зодчего тип небольшого однокупольного храма в стиле раннего классицизма. Прямоугольное в плане, оно украшено дорическим портиком по фасаду, по сторонам которого в нишах расположены фигуры апостолов св. Петра и св. Павла. Здание венчает купол на высоком барабане. Внутри здание разделено на три части двумя рядами колонн коринфского ордера. Церковь, алтарь и кафедра были богато украшены позолотой.

26 января 1771 г. церковь была освящена и названа в честь св. великомученицы Екатерины, соименницы императрицы Екатерины II, высочайше покровительствовавшей строительству здания. Такое покровительство не покажется удивительным, если вспомнить, что православная русская императрица Екатерина II была урожденной принцессой Ангальт-Цербстской лютеранского вероисповедания и сделала много для того, чтобы привлечь как можно больше немецких колонистов в Россию.³⁵⁶ До этого времени община называлась «Преображенской» или просто «Островской». При освящении присутствовали все члены лютеранского церковного конвента и многие российские государственные деятели.³⁵⁷ Тогда же в храме был установлен орган. Первыми органистами стали Ф. Киршник (1780-е гг.) и Ивенс (1790-е гг.)³⁵⁸

Пасторы общины в XVIII–XIX вв. все без исключения были уроженцы Германии и питомцы ее университетов. Наибольший след в памяти о себе оставил пастор И. X. Грот (Grot) (1764–1799), строгий и требовательный пастор рационалистической школы, убеждавший прихожан, обращаясь к их разуму, например, в необходимости прививок против оспы.³⁵⁹ Иоахим Христиан (Ефим Христианович) родился в 1733 году в голштинском городке Рlon, где его отец был адвокатом. Университетский курс будущий пастор прослушал на богословском факультете Йенского университета.

В 1756–1762 гг. Россия участвовала в Семилетней войне, в ходе которой русскими войсками был взят Кенигсберг. Губернатором Восточной Пруссии был назначен генерал-аншеф Н. А. Корф; в 1758 г. И. X. Грот поступил к нему в секретари, а впоследствии вместе с ним переехал в С.-Петербург. Здесь И. X. Грот был определен пастором в Голштинский полк, но после переворота 1762 г. и кончины Петра III ему пришлось искать новое место службы.

И. X. Грот был высокообразованным пастором; в 1764 г. перед ним открылась перспектива занять должность профессора в Кильском университете. Но в том же 1764 г. скончался пастор лютеранской церкви на Васильевском острове, и его место было предложено И. X. Гроту. В записках известного немецкого ученого А. Д. Шлёцера, жившего в те годы в С.-Петербурге, приводятся интересные сведения по поводу этого назначения. «Немецкий пасторат на нашем (Васильевском) острове сделался вакантным; Бакмейстер и я способствовали к тому, что прибыльный приход достался Гроту, – пишет А. Л. Шлёцер. – Мы ходили из дома в дом к тем немцам, которые имели голос в этом деле и объявляли за верное, что большинство на стороне почтенного Грота. В самом деле оно оказалось в его пользу. Я остался в короткой с ним приязни и часто пользовался его столом и экипажем».³⁶⁰

Вступив в должность пастора церкви св. Екатерины, И. X. Грот трудился на этом поприще до самой своей смерти, которая последовала 22 декабря 1799 г.³⁶¹ Перу пастора Грота принадлежит целый ряд сочинений. Особое место занимают его исследования, касавшиеся истории инославных Церквей в России. К их числу относится сочинение «Beytrag zur Geschichte der evangelisch-lutherischen Kirchen in Russland» («Материалы для истории евангелическо-лютеранских Церквей в России») (Митава, 1772). Эту тему пастор Грот разрабатывал в течение многих лет; плодом его изысканий явилось трехтомное сочинение, озаглавленное «Bemerkungen uber die Religionsfreiheit Auslander im Russischen Kirche» («Замечания о свободе вероисповеданий иностранцев в Российском государстве») (SPb.-Lpz. 1797–1798. Т. 1–3). В этой монографии пастор Грот изложил историю инославных Церквей в России; лейтмотивом сочинения являлась мысль о широкой веротерпимости, бытовавшей в Российской империи.³⁶²

Будучи талантливым проповедником, пастор Грот опубликовал несколько поучений, сказанных им за богослужениями в Екатериненкирхе. Одна из его проповедей была напечатана не только на немецком, но и на русском языке: «Слово о продерзости неверия в пepвoe воскресенье после св. Пасхи, на Евангелие от Иоанна, гл. 20, ст. 19–31, говоренное лютеранской Екатерининской церкви, на Васильевском острову, пастором Якимом Християном Гротом. Переведенное с немецкого языка коллежским переводчиком Фридрихом Рихманом» (СПб., 1779). Ряд проповедей пастора И. X. Грота был издан в 1781 г. под заглавием: «Petersburgische Kanzelvortrage». К собранию этих бесед были приложены «Материалы для истории оспопрививания в России».³⁶³ Касаясь литературного творчества пастора Грота, немецкий исследователь И. Г. Георги упоминает о том, что перу этого автора принадлежали и «в новой санктпетербургской книге духовных песней многие гимны».³⁶⁴

Следует заметить, что деятельность лютеранских пасторов, подвизавшихся в России, была многообразной. Так, Иоганн Готфрид Грегори, сын врача из Марбурга, живший в Москве с 1658 г., стал основателем театра в России. Будучи пастором при лютеранской кирхе, он учредил при церковной школе театр, которым заинтересовался царь Алексей Михайлович. Через боярина Матвеева государь повелел лютеранскому пастору устроить придворный театр, и 17 октября 1672 г. состоялось первое представление, шедшее под названием «Артаксерксово действо».³⁶⁵

Что же касается пастора И. X. Грота, то ему принадлежит идея об учреждении страхования жизни в России. В 1775 г. пастор Грот и его компаньон Карл Книпер основали при церкви св. Екатерины «Gesellschaft fur Sterbfalle» («Общество вспоможения в смертных случаях»), оказывавшего помощь семье при погребении её умерших членов. И. X. Грот всячески пропагандировал свою идею; его перу принадлежит брошюра, изданная и по-немецки, и по-русски (а впоследствии переведенная и на французский язык): «Учреждение основанного в С.-Петербурге на смертные случаи Общества» (три издания: СПб., 1775, 1780 и 1794 гг.). На обороте титульного листа 1-го издания (1775 г.) было напечатано предложение записываться в члены Общества у «пастора немецкой церкви господина Грота». Согласно условиям, предложенным пастором Гротом, наследникам каждого умершего члена этого Общества выдавалась определенная денежная сумма, зависевшая от величины вклада, сделанного при вступлении в «погребальное братство».

Идея нашла отклик у многих прихожан, и ряды членов Общества постоянно увеличивались. На 1779 г. оно насчитывало 188 членов и регулярно выплачивало «премии»; собрания Общества происходили каждый месяц в церкви св. Екатерины.³⁶⁶ В 1792 году открылась вторая «смертная касса». Члены при вступлении вносили одиннадцать рублей и два рубля при смерти каждого члена. Наследники получали в случае смерти застрахованного родственника тысячу рублей, так как членов было пятьсот. Многие художники неимущие и обремененные большой семьей, не только сами охотно вступали в члены, но записывали и своих жен, чтобы оставить детям некоторое обеспечение. Церкви и благотворительные общества заботились о бедных, сиротах и престарелых.³⁶⁷

Пастор Грот принимал активное участие в деятельности этого Общества; в 1796 г. была опубликована составленная им «Роспись всем ныне живущим сочленам учрежденного в Санкт-Петербурге с 1775 года при Екатерининской церкви на смертный случай Общества» (СПб., 1796). (Роспись кончается августом 1795 г.). С 1797 года пастор Грот был пробстом и старейшиной протестантского духовенства С.-Петербурга. «Общество вспоможения» успешно действовало вплоть до 1808 года; оно продолжало свое существование и после кончины пастора Грота (1799).³⁶⁸

В середине 1780-х гг. при церкви св. Екатерины был построен дом для причта. В 1807–1808 гг. было возведено еще одно жилое здание, находившееся в ведении лютеранской общины. Оба этих жилых дома обращены фасадами на 1-ю линию.³⁶⁹ По сообщению И. Г. Георги, относящемуся к началу 1790-х гг., лютеранский приход св. Екатерины «в последние пять лет имел ежегодно от 35 до 45 крестников и около 250 причастников; а по общему 25-летнему расчислению с 1764 по 1789 год приходится на каждый год по 44 крестника и 48 человек погребенных».³⁷⁰

В 1818 г. иностранцы составляли почти десятую часть всего населения столицы. Особенно много было в Петербурге немцев. Они придерживались своего уклада жизни и своих обычаев. Имелись немецкие школы, немецкий театр и отдельные немецкие кладбища, выходили периодические издания на немецком языке.³⁷¹ Одним из основных районов расселения петербургских немцев был Васильевский остров. Среди них было много врачей, аптекарей, торговцев, ремесленников; славились немецкие булочники. В поэме «Евгений Онегин» есть такие строки:

И хлебник, немец аккуратный,

В бумажном колпаке, не раз

Уж отворял свой васисдас.

(Примечательно, что сам А. С. Пушкин родился в Москве, в доме Скворцова, на Немецкой улице...)

С 1801 по 1819 г. должность пастора церкви св. Екатерины занимал Иоганн Генрих Буссе (Busse) (Иван Фомич) (1763–1835). Будущий пастор родился в 1763 г. в Гарделебене (Прусская провинция Бранденбург). Закончив курс обучения в Галльском университете, Буссе отправился в Петербург, где в августе 1785 г. был назначен конректором при гимназии Академии наук. В 1788 г. он получил должность унтер-библиотекаря при Академии наук; в этом звании он оставался до 1795 г., после чего был назначен адъюнктом Академии. С 1800 г. Буссе – почетный член Петербургской Академии наук.

В эти годы Иоганн Буссе предпринял повременное издание – «Journal von Russland» (с 1794 по 1796 г.), посвященное сведениям о России. Он также старался знакомить своих соотечественников с лучшими литературными и научными трудами русских авторов. Буссе перевел, в частности, с русского на немецкий язык «Путешествие по северо-восточной Сибири» Сарычева и издал это сочинение в Лейпциге в 1805 г.³⁷²

В 1801 г. Буссе оставил Академию и с званием консисториальрата был определен пастором в церковь св. Екатерины на Васильевском острове. Здесь он продолжил свою церковно-литературную деятельность на проповедническом поприще. Одно из поучений пастора Иоганна Буссе было напечатано на русском языке под названием: «Слово, говоренное в Екатерининской лютеранской церкви 17 мая 1803 г., по случаю тридневного торжественного празднования первого столетия, прошедшего от основания столичного града С.-Петербурга» (СПб., 1803).

Круг знакомств пастора Буссе постоянно расширялся; в него входили представители столичного духовенства, ученые, литераторы. В 1817 г. на квартире А. И. Тургенева он встречался с Пушкиным. На этой встрече также присутствовали другие лютеранские пасторы: Ласозе, Фридрих Ганеман (пастор Стрельнинского прихода, с 1814 по 1821 г.); был там и реформатский пастор Иоганн Муральт. Находясь в октябре 1826 г. в Саксонии во время местного юбилея Реформации, А. И. Тургенев записал в дневнике: «Этот день напомнил мне и мой вечер в 1817 году, когда я сближал пасторов протестантских и реформатских, и поэт Пушкин угощал их у меня пуншем и ужином <...>, – Буссе, Ласозе, Муральта».³⁷³

В эти годы пастор Иоганн Буссе трудился над составлением сборника духовных песнопений, предназначавшихся для исполнения за бoгослужениями. Однако этот его церковно-литературный опыт оказался не вполне удачным, что нашло отражение в именном указе (1819 г.), направленном императором Александром I министру Думных дел и народного просвещения А. Н. Голицыну (1773–1844). «Из представленных мне вами, вследствие повеления моего, мнений членов Консисториального заседания Юстиц-коллегии Лифляндских и Эстляндских дел, касательно книги Собрания песней бывшего пастора церкви св. Екатерины, Буссе, и текстов Священного Писания, противопостановленных замеченным в тех песнях местам, с крайним прискорбием увидел я, что мнения большей части членов, основанные на тщетных софизмах, имеют целью своею не поддержание истин христианского учения, в Священном Писании содержащегося, но токмо защищение помянутого собрания песней, не взирая на явное противоречие многих из них Священному Писанию и несообразность с духом христианства, – писал Александр I A. H. Голицыну. – В книге сей, по которой назначено приносить моление и славословие Всесвятому Богу в храме Его, которой все содержание долженствует назидать и возбуждать сердца к молитве, нашлись к удивлению места, требующие пояснений к отнятию от них соблазнительного смысла; такие правила, каковые едва ли находятся в хороших нравоучительных книгах язычества; мысли, кои не могут быть петы ни в каком благопристойном обществе».³⁷⁴

Ранее Иоганн Буссе зарекомендовал себя как церковный писатель, – после того как на русский язык были переведены его «Священные размышления, ведущие к настоящему исправлению в христианской жизни» (СПб., 1784). Однако в жанре церковной гимнографии существуют строгие рамки, и сборник песнопений, составленный пастором Буссе, не был признан соответствующим духу «ортодоксального» лютеранства. Об этом и говорится в заключительной части императорского указа. «О книге Собрания песней Буссе, как оказавшейся по содержанию своему несоответственною святости и важности предмета, и в коей оставшееся из прежнего собрания малое число хороших песней недостаточно никак, чтоб могло сделать сию книгу употребительною по ее назначению, повелеваю объявить волю мою, дабы книга сия впредь не была употребляема в России»,³⁷⁵ – таково было окончательное решение Александра I.

«Наведя порядок» в лютеранской гимнографии, император решил заодно упорядочить и церковно-административную систему Евангелическо-Лютеранской Церкви в России. В том же указе сообщалось об учреждении Государственной Евангелической Генеральной Консистории и об упразднении особого Консисториального заседания при Юстиц-коллегии. «На сем новом основании надеюсь я, что управление духовными делами Евангелического вероисповедания будет соответственнее прежнего важной цели своей, и будет более единства в оном»,³⁷⁶ – таково было высочайшее повеление, первоначальной причиной которого явилось «дело Буссе» – пастора церкви св. Екатерины. В 1819 г. Иоганн Буссе покинул Россию и обосновался в Галле. Скончался он 20 июля 1835 г. «в Грабове, близ Щедрина»,³⁷⁷ т. е. в предместье Штеттина (ныне – Щецин, Польша).

После отъезда Иоганна Буссе из Петербурга на приходе св. Екатерины его сменил пастор Август Ян (Ган). По некоторым сведениям, он был членом масонской ложи и был знаком с И. В. Бебером (1746–1820) – главой (управляющим) «Великой Директоральной Ложи Владимира к Порядку» – главной национальной ложи России. Иван Васильевич Бебер родился в Веймаре 22 декабря 1746 г.; в 1776 г. в С.-Петербурге был посвящен в масоны. В 1783 г. назначен инспектором Артиллерийского и Инженерного шляхетного корпуса, где с перерывами прослужил до самой смерти. Преподаватель математики и физики, Бебер с 1796 г. был членом-корреспондентом императорской Академии наук. Скончался он в ночь с 14 на 15 июля 1820 г.³⁷⁸

Лишь посвященные знали истинное значение этого человека, принадлежавшего к высшим степеням российского масонства. Предание гласит, что Беберу удалось привлечь в масонскую ложу Александра I, который действительно около 10 лет, до внезапного официального упразднения всех лож в 1822 г., оказывал явное покровительство масонам.³⁷⁹ «Высокопреосвященнейший префект Капитула Феникса» Бебер незадолго до кончины отошел от активной деятельности, но на похороны его собрались все петербургские масоны, «кто по летнему времени в столице или поблизости пребывание имел».

Прощание с телом происходило в лютеранской церкви св. Екатерины; церемония началась 18 июля, в 6 часов вечера. Посреди храма, убранного зеленью, возвышался на катафалке гроб, на который были положены меч и шляпа. Два масона в траурных шарфах стояли по сторонам гроба. После надгробного слова, произнесенного пастором Цахертом, прозвучала написанная капельмейстером Затценгофером траурная кантата. «Печально величественная кантата тронула сердца, и в церкви воцарилось горестное молчание, – отмечала исследовательница русского масонства Тира Соколовская. – Вместе с офицерами 2-го корпуса масоны взялись за скобы гроба, когда подан был знак к выносу, и они же окружили гроб и шли следом, наблюдая, чтобы члены Великих лож были впереди и все вместе. Далее следовала семья покойного и большой отряд воспитанников корпуса. Многие братья несли перед гробом похоронные жезлы, другие – подушки с орденами, все же прочие – цветы и ветви лиственные».³⁸⁰

По сторонам траурного кортежа масоны младших степеней несли зажженные факелы. Необычное шествие, следовавшее по тихим улицам Васильевского острова в воскресный летний вечер, привлекло множество народа. Огромная толпа подошла к воротам лютеранского кладбища около 9 часов. «Масоны окружили могилу; масон пастор Август Ган произнес, благословляя, последние слова любви и мира, громкий гимн огласил тишину кладбища, пели хором все масоны»,³⁸¹ – так заканчивается описание этих похорон.

К середине XIX в. лютеранский приход св. Екатерины насчитывал около 9 тысяч прихожан. В 1849 г. общине удалось открыть свою школу, которая была создана для обучения детей из средних и низших сословий с целью получения практических специальностей. В том же 1849 г. при церковной школе Екатериненкирхе был открыт приют для 10 мальчиков-сирот.³⁸²

В 1885–1886 гг. архитектор Иероним Севастьянович Китнер (Kuthner) (1839–1929), почетный член Академии художеств (1911 г.) построил новое здание школы прихода церкви св. Екатерины (Большой проспект В. О., д. 55).³⁸³ Внешность и интерьер здания школы были отмечены формами романского стиля и готики. В 1909 г. школа св. Екатерины состояла из реального училища и торговой школы с подготовительными классами.³⁸⁴

Общину возглавлял пастор Ян Август, состоявший в этой должности с 1819 г. Ежегодно он получал «со стороны прихода жалования 3000 руб. ассигнациями и случайных даяний около 3000 руб. ассигнациями».³⁸⁵

В истории церкви св. Екатерины видное место занимает пастор К. Л. Бэкман (1855–1875), много занимавшийся диаконической деятельностью. В 1855 г. пастор Бэкман основал Общество помощи бедным мужчинам, в 1875 г. – Общество помощи бедным женщинам. В 1860 г. был открыт Вдовий дом, в 1871 г. – Сиротский дом. Для расширения Сиротского дома семья Ганкевич завещала общине дом и земельный участок, где были устроены новые помещения и начальная школа для сирот. В 1877 г. пастор Райнхольд Вальтер основал детские ясли, к чему, как он сам рассказывает в своих воспоминаниях, его подвигло то несчастное состояние оставляемых на целый день одних детей бедных сословий, которому свидетелем при пасторских посещениях он был сам.³⁸⁶ (Помимо этих благотворительных учреждений, община св. Екатерины в начале XX в. содержала еще приют для мужчин, три дешевые квартиры для бедных женщин общины).³⁸⁷

В 1859 г. была осуществлена частичная перестройка церкви св. Екатерины. Архитектор Вильгельм Лангваген реставрировал здание храма и устроил хоры.³⁸⁸ Тогда же В. Лангваген возвел для служителей церкви большой 4-этажный дом на углу Большого проспекта и Песочного переулка (ныне – пер. Репина).

Сохранилось описание церкви св. Екатерины, относящееся ко второй половине XIX в. «Церковь имеет 16 саженей длины, 8 1/2 саженей ширины и 12 1/2 вышины. Освещается она 19-ю дугообразными и 15-ю четвероугольными окнами. Пред входом стоят четыре колонны; самый вход украшен изображениями ангелов, цветов и другими барельефами, – писал один из отечественных авторов в 1863 г. – Между колоннами на правой стороне стоит изображение апостола Петра, на левой – апостола Павла. В самую церковь вводит притвор 3 сажени 7 дюймов длины и 2 сажени 14 дюймов ширины. Из притвора по обеим сторонам ведут лестницы на хоры. Дверь в самую церковь обита зеленым сукном. Пред главным входом в церкви висят три больших хрустальных, украшенных бронзой люстры; на обеих сторонах висят 10 маленьких люстр, купол и хоры освещаются канделябрами. Алтарь стоит очень высоко, так что к нему ведут ступени; в алтаре находится, обитая зеленым сукном, скамья для 25 причастников. За престолом стоит изображение Тайной Вечери, копия с Рубенса, и изображение Воскресения Христова, профессора Козлова. На правой стороне алтаря находится изображение веры, на левой – любви; взор обеих обращен на Воскресение Христово. На дверях стоит изображение древнего змия и распятие Христа; оба работы Гриммеля. На хорах прекрасный орган с 28-ю регистрами; сделан он в 1852 году в Регенсбурге Мётцелем».³⁸⁹

В 1852 г. мастер Г. Метцель из Регенсбурга построил в церкви новый 28-регистровый инструмент. В первый раз инструмент зазвучал на богослужении во время празднования Пресвятой Троицы в 1853 г. Однако уже через 14 лет – к 1867 г.– состояние органа стало настолько плохим, что церковный совет вынужден был начать переговоры с органными мастерами о ремонте или замене инструмента. Предпочтение было отдано органостроителю Юлиусу Хессе из Тюрингии, который взялся изготовить 27-регистровый инструмент за 2870 руб. и предоставленный в его распоряжение старый орган, в то время как другие мастера соглашались за ту же сумму выполнить лишь ремонт старого органа. Инструмент Ю. Хессе впервые зазвучал на богослужении 1 января 1868 г. Перед этим все части органа всесторонне проверили специально приглашенные церковью эксперты.³⁹⁰

В 1862 г. община св. Екатерины насчитывала 8000 членов, она не росла; так, по данным на 1909 год число членов составляло те же 8000.³⁹¹ По сравнению с центральными, левобережными районами города, округами лютеранских общин св. Петра и св. Анны, Васильевский остров населяли более скромные жители: рабочие, ремесленники, купцы, служащие Академии наук, аптекари, врачи. Они и составляли большую часть членов общины св. Екатерины. В списках старост и членов церковного совета мы встречаем купцов, стекольщиков, кожевников. Патроны, представлявшие интересы общины св. Екатерины при Дворе, относились, естественно, к совершенно другому социальному слою. Как правило, это были высшие военные чины из остзейского дворянства. В XVIII в. среди патронов были барон Миних, генерал-лейтенант и губернатор Санкт-Петербурга барон фон Унгерн-Штернберг, в XIX в. – барон фон Николаи, барон Вильгельм фон Ливен.³⁹² С 1831 по 1844 г. патроном общины св. Екатерины являлся генерал-адъютант граф Александр фон Бенкендорф, шеф жандармерии и Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии императора Николая I.³⁹³

На 1885 г. в церкви св. Екатерины числилось два пастора; одним из них был Вильгельм Вальтер Рейнгольд (с 1875 по 1901 гг.), одновременно, с 1892 года – член евангелическо-лютеранской Генеральной консистории.³⁹⁴

На 1885 год количество прихожан составляло 6100 человек.³⁹⁵ В сравнении с началом 1850-х гг. – уменьшение численности почти на 3 тысячи человек, но этому есть свое объяснение. Дело в том, что в 1875–1876 гг. на углу 3-й линии и Среднего проспекта Васильевского острова был выстроен новый лютеранский храм по проекту полковника Карла Карловича Бульмеринга. Освященный в честь св. архангела Михаила, этот неоготический храм пользовался большой известностью, и часть прихожан Екатериненкирхе перешла в новую общину. «Здешние протестанты, невзирая на близость церкви или на что иное их обязующее, посещают какую-нибудь церковь, по собственному произволению; многие, оставляя приход, переходят в другой, а иные переменяют оный многократно»,³⁹⁶ – отмечал И. Г. Георги еще в конце XVIII столетия.

В конце 1882 г. на место умершего органиста церкви Карла Клауса был избран Роберт Гессельбарт, выпускник Штутгартской консерватории. Очевидно, состояние церковного органа не устраивало его. В 1883 г. был проведен ремонт инструмента, стоивший 550 руб., в 1884 г. ремонт органа обошелся церкви еще в 180 руб. В 1886 г. Гессельбарт поставил перед церковным советом вопрос о новом органе, однако приобретение последнего было отложено в связи с большими расходами на строительство церковной школы. В 1888 г. был создан фонд на покупку нового инструмента, проведены переговоры с несколькими органостроителями, и в 1890 г. постройка органа была поручена фирме «Э. Ф. Валькер». Орган предполагалось установить летом 1891 г., однако по независящим от церкви причинам это было сделано лишь год спустя – в июне-июле 1892 г. Старый инструмент был продан общине деревни Валькеасаари (Старый Белоостров) за 500 руб. и отправлен к новому месту назначения на 36 подводах. После разборки старого органа богослужения велись в сопровождении фисгармонии, а на время монтажа нового инструмента они были перенесены в церковь св. Михаила. Когда орган был смонтирован, его проверили в действии органист церкви св. Петра, профессор Петербургской консерватории Луи Гомилиус и органист церкви св. Михаила Пирс фон Моссин. Они признали инструмент «совершенным и соответствующим всем условиям». Новый орган впервые зазвучал на богослужении 26 июля 1892 г.³⁹⁷

Стоимость инструмента составила 20765 марок (без учета пошлин) и еще 800 марок было уплачено за проспект (корпус) органа; также упоминается общая сумма 10 678 руб. 20 коп. Община осталась довольна новым приобретением, в отчетах церкви его упоминание неизменно сопровождалось высокими оценками. Инструмент имел 3 мануала, педаль, 42 регистра, относительно новую для того времени пневматическую трактуру, 4 готовых комбинации регистров, регистровое crescendo (Walze) и другие вспомогательные устройства.³⁹⁸

Петербургское училище при лютеранской церкви св. Екатерины было реорганизовано. Российские императоры уделяли значительное внимание немецким учебным заведениям. Например, только об училище при церкви св. Екатерины были изданы указы императоров от 30 ноября 1864 г., 29 апреля 1875 г., 28 ноября 1878 г., 16 ноября 1882 г.³⁹⁹ Ранее срок обучения составлял 4 года; в 1880 г. был введен дополнительный 5-й класс. В начале 1880-х гг. в них обучалось 172 лютеранина, 49 православных и 64 иностранца различных исповеданий. В 11882 году по просьбе членов церковного совета Государственный Совет предоставил училищу при церкви св. Екатерины гимназический статус.⁴⁰⁰ В 1885–1886 гг. была построена школа для мальчиков прихода церкви св. Екатерины; архитектор Иероним Севастьянович Китнер (1839–1929).⁴⁰¹

С историей церкви св. Екатерины связано возникновение Смоленского лютеранского кладбища. Оно было приписано к этому храму, подчинялось его церковному совету и предназначалось, прежде всего, для неправославных жителей Васильевского острова. Поскольку среди столичных инородцев преобладали немцы-лютеране, иностранные кладбища XVIII в. чаще всего именовали лютеранскими или немецкими, хотя погребали на них и католиков, англикан, реформатов и т. д.⁴⁰²

Первые сведения о Смоленском лютеранском кладбище восходят к 1747 г., когда Синод Русской Православной Церкви предписал Главной полицмейстерской канцелярии отыскать в городе места для кладбищ «чужестранных иноверных иноземцев». 22 июля того же года архитектор Петр Трезини и священник Матфеевской церкви Михаил Лукин представили рапорт, в котором сообщали, что на Васильевском острове такое место может быть «к Черной речке <...> да по другую сторону оной речки подле чухонской деревни, где желают разных вер чужестранные обыватели для погребения мертвых». 30 января 1748 г. полицмейстерская контора определила: «Для погребения разных вер чужестранных архитектору Трезини вышеобъявленное на Васильевском острову место отвесть обще той части с офицерами». Документ этот дает дату первого упоминания о Смоленском лютеранском кладбище. На плане Петербурга 1753 г. отведенный участок обозначен прямоугольником на правом берегу Черной речки, с названием «немецкое кладбище».⁴⁰³

Поскольку Смоленское лютеранское кладбище находилось в ведении церкви св. Екатерины, то ее прихожанам предоставлялись льготы. Церковному совету принадлежало право установки платы за погребальные услуги. С прихожан Екатериненкирхе за квадратный аршин земли взималось 20 рублей, а с членов иных приходов – 50 рублей.⁴⁰⁴

В 1775 году немецкий художник Лукас Конрад Пфандцельт (1716–1786) вступил в «Gesellschaft fuer Sterbefaelle» (Общество вспоможения на смертные случаи), основанное при лютеранской церкви св. Eкатерины пастором И. Гротом и К. Книппером. В документах общества Л.К. Пфандцельт значился под номером 69 как придворный живописец.⁴⁰⁵ А 20 марта 1777 года он был избран одним из настоятелей «Gesellschaft fuer Sterbefaelle».⁴⁰⁶ В церкви св. Екатерины за престолом у алтаря размещалось изображение Тайной вечери – варьированная копия Л. К. Пфандцельта с картины Рубенса (после закрытия церкви находилась в фондах Государственного Эрмитажа).⁴⁰⁷ 11 мая 1786 года Лукас Конрад Пфандцельт скончался в 70-летнем возрасте, прожив в С.-Петербурге не менее 45 лет. 14 мая – кафедральная речь пастора И. X. Грота в церкви св. Екатерины в память Л.К. Пфандцельта и погребение на Смоленском лютеранском кладбище.⁴⁰⁸

Это кладбище стало местом упокоения целого ряда выдающихся деятелей, живших в России. Одним из них был известный физик Мориц Герман Якоби (1801–1874). (Изобретатель гальванопластики и применения электромагнетизма как двигательной силы, «Борис Семенович» в 1837 г. стал членом С.-Петербургской Академии наук). В записках известного литератора А. В. Никитенко сообщается о кончине этого видного ученого и о его погребении. «2 марта, суббота. Похороны академика Якоби. Многочисленная публика собралась в церкви св. Екатерины на Васильевском острове; многие пошли за гробом на Смоленское (лютеранское. – а. А.) кладбище»,⁴⁰⁹ – отметил А. В. Никитенко в своем дневнике.

На Смоленском лютеранском кладбище были похоронены директор Царскосельского Лицея Егор Антонович Энгельгардт (1775– 1862);⁴¹⁰ генерал от артиллерии Владимир Карлович Клодт фон Юргенсбург (1803–1887),⁴¹¹ брат скульптора П. К. Клодта, знакомый А. С. Пушкина; врач и академик Христиан Христианович Саломон (1796–1851),⁴¹² принимавший участие в лечении раненого Пушкина...

Антон Август (Антон Евграфьевич) Шварц, художник и скульптор – родился в Данциге 7 декабря 1818 г. Приехав с отцом в Петербург, он заканчивает немецкую Петершуле и поступает в Императорскую Академию художеств на живописное отделение, а затем переходит на скульптурное отделение. Нa способного слушателя обратил внимание академик И. И. Витали, который работал тогда над украшениями Исаакиевского собора. По предложению Витали, Антон Шварц выполнил в гипсе несколько аллегорических фигур и барельефов. Один из выполненных им барельефов, изображающий «Избиение младенцев», находится над южным портиком собора.⁴¹³ Из его работ следует отметить: группа царя Михаила Федоровича; Минина и князя Пожарского; святого Владимира с фигурами женщины и ребенка; Дмитрия Донского и побежденного им монгола на памятнике 1000-летия России; аллегорические фигуры и барельефы на памятнике Николая I в Петербурге. Среди последних по времени работ Антона Шварца были модели архангелов на шпиле Петропавловского собора, а также на памятнике «Слава» на Измайловском проспекте. Антон Шварц умер 30 апреля 1892 г. на 74 году жизни. Похоронен на Смоленском евангелическом кладбище. Памятник не сохранился.⁴¹⁴

В 1890 г. на Смоленском лютеранском кладбище был похоронен Эмиль Отто (1824–1890), директор школы св. Екатерины,⁴¹⁵ а в 1894 г. – профессор Эдуард Фридрихович Шперк (1857–1894), директор Института экспериментальной медицины.⁴¹⁶ Известный отечественный философ В. В. Розанов был хорошо знаком как с Эдуардом Фридриховичем, так и с другим его единоверцем, скончавшимся годом раньше. Это был Иосиф Иванович Каблиц (1848–1893; псевдоним Юзов), журналист, народник, сотрудник «Недели», «Слова» и других периодических изданий.⁴¹⁷ Вот что писал В. В. Розанов по поводу кончины обоих своих знакомых: «Я помню хорошо, что когда умер известный писатель О. И. Каблиц, вместе со мной живший в одном из петербургских департаментов, то мы, чиновники, выслушали о нем три православные панихиды, а отпевание тела производил лютеранский пастор, и похоронен усопший был на лютеранском кладбище. Так же точно, когда умер покойный доктор Шперк, бывший директор Института экспериментальной медицины, лютеранин, то товарищи и подчиненные служили около его гроба православные панихиды».⁴¹⁸

9 апреля 1900 года Вальтер Рейнгольд, «духовный член евангелическо-лютеранской консистории, пастор церкви св. Екатерины», был награжден орденом св. князя Владимира IV степени.⁴¹⁹ А 14 сентября того же 1900 года пастор Вальтер Рейнгольд основал и открыл приют для неработоспособных учительниц Фридхайм (Приют покоя). Вначале он располагался при кирхе св. Екатерины, а с 1904 года – в арендованном помещении в Тучковом переулке, дом 4. В 1907 году имелось помещение для 11 дам. средства для содержания приюта составлялись из процентов от собственного капитала, платы опекаемых и домашних сборов.⁴²⁰

В начале XX столетия фасад церкви св. Екатерины подвергся некоторой переделке. Если прежде в нишах по сторонам портика стояли статуи апостолов Петра и Павла, то в 1902–1903 гг. они были перенесены в ниши наружных стен лестничных пристроек по сторонам лоджии.⁴²¹ В 1903 г. при перестройке церкви была произведена чистка органа. Кроме того, по предложению органистов церкви инструмент был выдвинут на 3 1/2 аршина (примерно 2,5 м) и снабжен электрическим мотором для наддува мехов. За эти работы фирме «Валькер» было уплачено 2178 руб., мотор обошелся церкви в 610 руб. Возможно, именно при этой перестройке проспект органа был изменен (ширина его боковых частей была значительно уменьшена). В церкви нередко проходили органные концерты. В начале XX века здесь выступал известный петербургский органист Фридрих Грибен.⁴²²

Количество прихожан церкви св. Екатерины на 1904/1906 гг. составляло 8 тысяч человек.⁴²³ Положение лютеран, живших в России, стало ухудшаться с начала Первой мировой войны, поскольку среди них преобладали верующие немецкого происхождения. После 1917 г. лютеранская община церкви св. Екатерины вступила в полосу испытаний. Согласно декрету от 26 января 1919 г., было национализировано Смоленское лютеранское кладбище, находившееся в ее ведении. Оно было передано в ведение Комиссариата по внутренним делам.⁴²⁴ Утрата конфессиональной принадлежности кладбища с годами привела к его упадку и запустению.

После революции 1917 г. все имущество, недвижимость общины св. Екатерины были национализированы. Число членов общины уменьшилось в результате эмиграции. Приход св. Екатерины вместо 9, 5 тысяч насчитывал в конце 1920-х гг. 2, 5 тысяч прихожан.⁴²⁵ Церковная деятельность начала подвергаться преследованиям, и это невольно сближало представителей разных протестантских конфессий «для взаимной обороны».

Одним из видных протестантских проповедников того времени был И.С. Проханов. В начале ХХ века он стал евангельским христианином (русский вариант баптизма, впоследствии вновь объединившийся с классическим баптизмом). Подвергаясь в царское время репрессиям, он проявил мужество и стойкость, а после революции возглавлял Союз евангельских христиан. Одну из своих проповедей он произнес в лютеранском храме св. Екатерины, о чем пишет церковный публицист Анатолий Краснов-Левитин.

Я услышал его проповедь при следующих обстоятельствах. На Васильевском острове была кирха св. Екатерины (угол Большого проспекта и 1-ой линии). Весной 1927 года, проходя мимо этого храма, я увидел необыкновенное скопление народа, который валил в широко раскрытые двери храма. Огромная афиша извещала, что по случаю выпуска окончивших курсы проповедников евангельских христиан И.С. Проханов предложит проповедь на тему: «Школа на волнах океана». Заинтригованный необычным названием, я проник в храм и протискался к самой кафедре. На трибуне стоял широкоплечий мужчина с бородой, с суровым умным лицом. Проповедь уже началась. Она продолжалась два часа. Я ее прослушал с напряженным вниманием, и она мне запомнилась на всю жизнь. Речь шла о книге пророка Ионы. Спокойно, без всяких ораторских украшений, Иван Степанович анализировал содержание книги. Очень ярко он изобразил колебания Ионы, его отказ служить Богу. Он знает, что это грех: когда корабельщик ищет, кто именно грешен перед Богом, почему разразилась буря, Иона сразу отвечает: «Выбросьте меня и буря прекратится». Перейдя к актуальной теме, оратор привел примеры из жизни. Он говорил о человеке, который поступил на курсы проповедников, а потом женился – ушел с курсов. «Вот вам Иона!» Он говорил о человеке, которого исключили из профсоюза за принадлежность к секте, и он испугался, перестал ходить в собрание. «Вот вам еще Иона! И много, много среди нас Ион».

А затем Иона попадает в чрево китово. И здесь – самый сильный момент проповеди. Проповедник удивительно ярко изобразил переживания Ионы во чреве китове: отчаяние, ужас, и наконец – молитва. Такая молитва, которой никогда он еще не молился; молитва обновляющая, совершающая чудеса. И после этой молитвы Иона обновился: все человеческое, пошлое, мелкое с него сошло. И когда произошло чудо, он стал так проповедовать, как никто и никогда. И по этой проповеди уверовали тысячи человек. И заключение: «Вот мы вас выпускаем, вы прошли школу. Вы думаете, вы проповедники? Нет, когда вы побываете во чреве китове, когда пройдете школу на волнах океана, вот тогда вы станете проповедниками». Эти слова мне врезались на всю жизнь. Их правду я ощущаю и теперь. Они оказались в полной мере пророческими. Все новоиспеченные проповедники побывали во «чреве китове», в тюрьмах и лагерях. Предстояло пройти эту школу и мне, тогда 12-летнему мальчишке, любопытному, говорливому, грубому и жестокому по отношению к бабушке и трусливому перед отцом. И тогда меня поразили эти слова и запомнились мне на всю жизнь. Царство небесное Ивану Степановичу Проханову, скончавшемуся в 1933 г. в Праге, в изгнании.⁴²⁶

А в начале 1930-х гг. прихожане церкви св. Екатерины разделили судьбу всех верующих в Советском Союзе. Ведь недаром тот отдел Наркомюста, который с 1918 г. заведовал вопросами взаимоотношений государства и Церкви, открыто назывался «ликвидационным». В те годы обычно сначала «исчезал» пастор, затем наиболее активные прихожане, после чего община «самоликвидировалась». «Большой террор» не миновал и Большого проспекта: согласно постановлению Президиума Леноблисполкома от 1 августа 1935 г., церковь св. Екатерины была закрыта и передана под кинотеатр.⁴²⁷

В феврале-марте 1937 г. был произведен ремонт органа, устранены дефекты интонации труб и выполнена генеральная настройка. Незадолго до начала Великой Отечественной войны было решено устроить в здании церкви концертный зал. Были запланированы перестройка интерьера и ремонт органа. Часть работ выполнили, однако начавшаяся война помешала осуществлению плана.⁴²⁸

Шли годы, и в бывшем храме, сменяя одна другую, размещались разные конторы. Например, после войны – отдел института «Гидропроект».

Орган в 1953 г. был демонтирован и в 1964–1965 гг. установлен в Театре оперы и балета им. С. М. Кирова (ныне Мариинском). Валькеровский игровой пульт был заменен на пульт от органа польской фирмы «Александр Жебровский и сын» (Краков) (этот инструмент был построен в 1910 г. в доминиканском костеле во Львове, а затем перенесен в Львовскую консерваторию). Все имевшиеся трубы валькеровского органа были сохранены. Инструмент расположили на втором и третьем ярусах левой стороны (в «слепой» ложе и ложе осветителей), пульт – в оркестровой яме (для концертов пульт поднимали на сцену). Во второй половине 1960-х гг. в театре периодически устраивали органные вечера, в которых выступала органистка театра Н. Н. Бакеева, а также солисты оперной труппы и оркестра театра. В 1979–1981 гг. в театре был установлен новый орган чешской фирмы «Ригер-Клосс» (Ш/Р/40), более половины регистров которого (22 из 40) было взято чешскими мастерами от старого валькеровского инструмента. Так странным образом продолжилась биография замечательного исторического органа...⁴²⁹

В конце 1980-х–начале 1990-х гг. здание находилось в ведении Ленинградской студии грамзаписи фирмы «Мелодия». К чести этой фирмы, ее работники не только не истребили внутреннее убранство храма, но вложили немало средств в реставрацию его интерьера, – случай для Санкт-Петербурга уникальный, если сравнивать с сохранностью интерьеров всех других лютеранских церквей.

Процесс «перестройки» и деидеологизации нашего общества открыл перед верующими города немыслимые ранее возможности. При церкви св. Екатерины начали собираться небольшие группы старых лютеран. 12 декабря 1990 г. лютеранский пастор Иозеф Баронас имел встречу с председателем Василеостровского районного Совета народных депутатов Евгением Николаевичем Губарем, в ходе которой изложил желание своих прихожан о передаче бывшего храма св. Екатерины в ведение лютеранской общины. Этот вопрос был рассмотрен 20 декабря на заседании Президиума Совета, и единогласно было принято решение о том, что лютеранской общине должна быть предоставлена возможность совершать богослужения в принадлежавшем ей когда-то здании. Далее последовало то, что теперь стало типичным в подобных ситуациях: руководство фирмы «Мелодия» сразу же обратилось в Совет народных депутатов с требованием пересмотреть решение Президиума от 20 декабря. В средства массовой информации было направлено сообщение об отмене предполагавшегося рождественского богослужения. «Идя навстречу пожеланиям» руководства фирмы «Мелодия», члены Президиума снова собрались на следующий день, 21 декабря, на внеочередное заседание. И снова народные депутаты подтвердили только что принятое решение, и снова – единогласно.

Из документов: Решение Президиума Совета от 21.12.90 (№ 472).

Рассмотрев в присутствии заявителей документы, представленные администрацией и Советом предприятия Ленинградской студии грамзаписи ВТПО «Фирма Мелодия». Президиум Совета отмечает:

– несогласие руководства ВТПО «Фирма Мелодия» с проведением 23.12.1990 г. праздничного рождественского богослужения и освящения храма св. Екатерины (Большой пр., дом 1) основывается на напряженных взаимоотношениях внутри коллектива и руководства;

– по представленным Президиуму документам юридических оснований для отказа в проведении праздничного рождественского богослужения и освящения храма св. Екатерины не имеется;

– оснований для отказа в проведении богослужения по техническим причинам не имеется.

Руководствуясь законодательными актами, приведенными в решении Президиума Совета от 20.12.90 г. № 426. принимая во внимание общественно-политическую, международную и культурную значимость проводимого Евангелическо-Лютеранской Церковью России и ее приходов в городе рождественского богослужения и освящения храма св. Екатерины, Президиум Cовета решил: 1. Подтвердить своё решение от 20. 12. 90 г. № 426 «О разрешении на проведение праздничного богослужения и освящения храма св. Екатерины» по адресу В. О. Большой пр., д. 1. 2. Обратиться к руководству Ленинградской студии грамзаписи ВТПО «Фирма Мелодия» с просьбой обеспечить необходимые подготовительные мероприятия по проведению 23.12.90 г. рождественского богослужения и освящения храма св. Екатерины и разъяснить коллективу студии значимость этого мероприятия с целью недопущения его срыва.

Председатель Совета Е. Н. Губарь

Осень 1990 г. для города на Неве была насыщена церковными событиями. Вот одно из них: в ноябре состоялось освящение одного из старейших из дошедших до нашего времени соборов – собора св. Андрея Первозванного, что на углу Большого проспекта и 6-й линии Васильевского острова. И, как бы продолжая эстафету духовного возрождения, именно от этого места утром 23 декабря 1990 г. начался крестный ход, участники которого направились к лютеранской церкви св. Екатерины.

После того как крестный ход завершился в стенах храма, здесь состоялось торжественное богослужение в канун праздника Рождества Христова (25 декабря по западному календарю), и впервые за несколько десятилетий своды кирхи огласились рождественскими песнопениями. Богослужение возглавил пастор Евангелическо-Лютеранской Церкви Латвии о. Иозеф Баронас, который был назначен сюда для духовного окормления членов местной общины.

К 11 часам дня храм был заполнен до отказа: сюда пришли пожилые лютеране, некоторые из них еще успели застать здесь богослужения в довоенное время; прихожане из лютеранского прихода в г. Пушкин, а также гости из православных общин и много молодежи. За богослужением присутствовали генеральный консул Германии и представители из консульств Швеции и США, гости из местной католической общины, а также представители Русской Православной Церкви.⁴³⁰

Весной следующего, 1991 г. прихожане храма св. Екатерины вместе со всем западным миром отмечали праздник Воскресения Христова. Этому было посвящено торжественное богослужение, состоявшееся 31 марта в церкви св. Екатерины. (В здании старинной церкви по-прежнему находилась студия грамзаписи фирмы «Мелодия», но уже здесь два раза в месяц проводились службы). Для участия в богослужении из Риги прибыл архиепископ Евангелическо-Лютеранской Церкви Эрик Местерс (Латвия).

Этот праздник стал особым событием для лютеран, так как в воскресенье состоялась ординация (посвящение) в суперинтенденты пастора Иозефа Баронаса. Он стал духовным пастырем всех лютеран города и возглавил возрождавшуюся Консисторию евангелическо-лютеранских церквей России. На праздничной службе присутствовали представители общины российских немцев, шведского клуба, почетные гости от Русской Православной Церкви, от местной католической общины, а также представители городских властей.⁴³¹

В мае того же 1991 г. в церкви св. Екатерины была проведена первая после закрытия храма конфирмация. Как сообщалось в местной печати, «учению доктора Мартина Лютера присягнуло около сорока ленинградских немцев, ранее не имевших такой возможности. Торжественную литургию служили суперинтендент Единой Лютеранской Церкви в России отец Иозеф и архиепископ Лютеранской Церкви в СССР Эрик Местерс».⁴³²

Прежде чем стать главой Единой Евангелическо-Лютеранской Церкви России, пастор Иозеф Баронас прошел трудный и необычный путь. Он литовец, но духовной родиной считал Латвию. Являясь российским гражданином, он в течение ряда лет совершал свое служение в Петербурге.

О. Иозеф родился в Литве, в деревенской католической семье. После окончания школы поступил на вечернее отделение факультета иностранных языков Рижского университета. Вечером учился, днем работал на трамвайных путях рабочим. По его словам, во время учебы он встретил многих замечательных людей; особенно заботился о нем тогдашний архиепископ Евангелическо-Лютеранской Церкви Латвии Ян Матулис. Он помогал Иозефу Баронасу писать дипломную работу на тему «Переводческая деятельность доктора Мартина Лютера». Потом Иозеф начал посещать лекции Академического богословского семинара Евангелическо-Лютеранской Церкви Латвии и петь в церковном хоре. Работал переводчиком духовной литературы, в основном с латыни на латышский язык. Получил сан пастора. Так Латвия стала его духовной родиной. Через несколько лет, с благословения архиепископа Эрика Местерса, о. Иозеф был направлен в Ленинград для работы в воссоздающихся лютеранских приходах. Вскоре общими усилиями была возрождена Единая Евангелическо-Лютеранская Церковь России.⁴³³

При поддержке Всесоюзного общества советских немцев «Видергебурт» («Возрождение») в июле 1991 г. был проведен учредительный съезд Единой Евангелическо-Лютеранской Церкви России (ЕЕЛЦР), главой которой делегаты из 14 городов выбрали пастора Иозефа Баронаса. В октябре 1991 г. ЕЕЛЦР была зарегистрирована Министерством юстиции России. Немецкие лютеранские приходы были уведомлены о создании ЕЕЛЦР, но далеко не все согласились с ее появлением. В том же 1991 г. в Омске был созван Синод, на который собрались представители немецких лютеранских общин. По свидетельству сибирских пасторов, они отказались подчиниться пастору Баронасу, поскольку на учредительном съезде в Петербурге отсутствовало полное представительство общин.

Большая часть немецких лютеранских общин признала своим духовным лидером пастора из Риги Харольда Калниньша, возглавлявшего так называемую Немецкую Евангелическо-Лютеранскую Церковь в СССР. (В конце 80-х гг. пастор Калниньш приступил к сбору разрозненных сведений о сохранившихся немецких общинах на территории СССР. Он лично объехал большую часть общин и составил обширную картотеку на 600 приходов. Заслуги Калниньша в деле возрождения Церкви были оценены по достоинству, и он впоследствии стал ее первым епископом).⁴³⁴

После того как в 1991 г. возник конфликт, в него вмешалась Евангелическая Церковь Германии, заинтересованная как в судьбе своих соплеменников, так и в судьбе Церкви, окормлявшей их в предыдущие столетия. Немецкие лютеране, жившие в Германии, поддержали Харольда Калниньша и направили в Россию группу опытных пасторов, один из которых – профессор богословия из Мюнхена Георг Кречмар – стал помощником Калниньша, выбранного епископом Немецкой Евангелическо- Лютеранской Церкви в СССР.

После долгих разбирательств Всемирная Лютеранская Федерация (штаб-квартира в Женеве, Швейцария) не признала созданную о. Иозефом Баронасом Церковь в качестве духовной и административной преемницы дореволюционной Церкви, а Харольд Калниньш и Георг Кречмар продолжили кропотливые труды по структурному оформлению приходов, пробств и епархий – административных единиц Лютеранской Церкви. Летом 1993 г. Немецкая Евангелическо-Лютеранская Церковь в СССР была переименована в Евангелическо-Лютеранскую Церковь в России и других государствах (ЕЛЦвРДГ) и зарегистрирована в Министерстве юстиции России.⁴³⁵

Перед сентябрьским Генеральным Синодом ЕЛЦвРДГ стояли следующие задачи: выбор нового руководства Церкви и принятие нового устава. 83-летний Харольд Калниньш сыграл свою историческую роль в становлении российского лютеранства и с почетом был отпущен на пенсию. Генеральный Синод избрал епископа, которым стал Георг Кречмар, а также членов епископского совета и президиума Генерального Синода. С некоторыми поправками был принят устав Лютеранской Церкви 1924 г. Принятие именно этого устава явилось важнейшим актом, так как, во-первых, он позволил установить юридическую связь между Генеральным Синодом 1994 г. и Генеральным Синодом 1924 г., позволил легитимизировать общероссийский статус, опустив в определении Церкви слово «немецкая», и, наконец, закрепил имущественную правопреемственность от дореволюционной Церкви.⁴³⁶

Что же касается ЕЕЛЦР, во главе которой находился пастор Иозеф Баронас, то на 1994 г. эта Церковь объединяла всего 8 немецких и латышских общин с центральным приходом в церкви св. Екатерины на Васильевском острове.⁴³⁷

Неопределенность канонического статуса прихода св. Екатерины породила внутри общины некоторые разногласия. Часть прихожан встала на сторону Андрея Владимировича Тропилло, возглавлявшего в те годы Ленинградскую студию грамзаписи. Он сделал многое для открытия церкви св. Екатерины, согласившись на «уплотнение» фирмы под сводами храма. (Вскоре после этого он был освобожден от своей должности тогдашними городскими властями). Впоследствии А. В. Тропилло вступил в конфликт с пастором Иозефом Баронасом, и этот спор получил неожиданное развитие. В декабре 1992 г. в петербургской прессе сообщалось о том, что в церкви св. Екатерины произошла смена руководства и что якобы пастор Иозеф Баронас уволен с должности суперинтендента. «Исполняющим обязанности назначен Андрей Тропилло, более известный в музыкальных, нежели в церковных кругах, – сообщалось в газете «Вечерний Петербург». – Дело в том, что еще совсем недавно он возглавлял филиал фирмы „Мелодия», а в 70-е годы начинал менеджером и оператором звукозаписи различных (тогда еще полуподпольных) рок-групп. Причем некоторые из них стали впоследствии достаточно известными, например „Кино"».⁴³⁸

Однако это «новое назначение» носило оттенок самозванства: ведь «и. о. суперинтендента» даже не проходил конфирмацию с тем, чтобы стать хотя бы простым членом прихода. А об ординации тем более не могло быть и речи. Поэтому пастор Иозеф Баронас продолжал возглавлять приход св. Екатерины, где регулярно совершались богослужения – на русском, немецком, латышском и эстонском языках. Была организована воскресная школа для детей прихожан, что в какой-то степени возрождало старинную традицию: ведь еще в 1792 г. петербургский историограф Федор Туманский, упоминая о Екатериненкирхе («на Большой улице, в первой линии каменная с 1771 года выстроенная»), отмечал: «При оной было училище, ныне, к сожалению, не существующее».⁴³⁹

Осенью 1996 г. приход св. Екатерины перешел в юрисдикцию ЕЛЦвРДГ, а пастор Иозеф Баронас по приглашению Ватикана выехал в Рим на учебу в Папской Академии. На октябрь 1998 г. приход, насчитывавший около 150 активных верующих, окормляли три пастора: Александр Николаевич Журавлев-Герлах (немецкая община), Энгельс Иванович Раднов (латышская община) и Антон Владимирович Тихомиров (эстонская община).

В августе 1997 г. было принято решение о передаче здания кирхи церковной общине. (Это был один из последних указов, подписанных М. Маневичем незадолго до его гибели.) Тем не менее и в те годы с.-петербургская студия грамзаписи занимала около 10% «метража» внутри храма.

После возобновления богослужений в Екатериненкирхе использовался небольшой переносной орган, при котором с 1990 г. бессменно состоял Григорий Владимирович Варшавский. А в октябре 1998 г. в храме началась установка стационарного органа, доставленного из Германии. В этой благотворительной акции приняли участие несколько немецких органных фирм, в их числе – знаменитая фирма «Валькер». (Органы этой фирмы с XIX в. звучали под сводами Петрикирхе, в костеле св. Екатерины, в капелле ордена мальтийских рыцарей). И вот, в лютеранской церкви св. Екатерины на Васильевском острове зазвучал 13-регистровый орган фирмы «Вильгельм Зауэр» из Франкфурта-на-Одере.⁴⁴⁰

Правда, новый орган был в 4 раза меньше дореволюционного, но и это позволило Екатериненкирхе стать видным центром органной музыкальной культуры. Ведь, согласно традициям Евангелическо-Лютеранской Церкви, во время богослужений широко практикуется исполнение самой разнообразной музыки – звучат не только хоралы и песнопения, но и кантаты, оратории, инструментальные пьесы. Раньше все это происходило как во время богослужений, так и в специально отведенные часы. Такого рода концерты духовной музыки проводятся в храме св. Екатерины с 1991 г. В этих бесплатных концертах принимают участие как российские, так и зарубежные исполнители. Под сводами храма часто звучат произведения XVII–XVIII вв., в том числе и сочинения русских православных авторов.

Кирочная улица, д. 8.

Заложив в 1703 г. С.-Петербург, Петр I повелел выстроить для защиты будущего города крепость на Заячьем острове (Janis-Saar). С переводом царской резиденции из Москвы в С.-Петербург сюда переселись многие лютеране, находившиеся на русской службе и в русском подданстве. Кроме того, по приглашению Петра I из Германии в С.-Петербург постоянно переселялись немцы, так что первоначально инославное население города составляли в основном немцы-лютеране и, кроме того, голландцы-реформаты.

Большая часть иностранцев, живших на Заячем острове, были лютеране. Чтобы объединить их, Петр I в 1704 г. (по другим данным в 1705 г.) приказал построить для них деревянную церковь. Иностранцы, посещавшие С.-Петербург, в своих записках упоминали о двух храмах, стоявших внутри Петропавловской крепости. Один из них – это православная церковь во имя свв. Петра и Павла, заложенная 29 июня 1703 г.; другая – лютеранская кирха. Об этом писал анонимный немецкий автор, опубликовавший свои заметки в Лейпциге в 1713 г. под криптонимом Н. G. «Посреди крепости проходит выведенный из реки канал, с тем, чтобы люди в крепости никогда не ощущали недостатка в воде, – сообщает немецкий путешественник. – Посреди крепости, у самого канала, стоит маленькая, но красивая русская церковь из дерева, с красивой остроконечной башней в голландском стиле <...> Неподалеку оттуда в ряду домов, стоящих у канала, находится лютеранская церковь, а также простой деревянный дом коменданта».⁴⁴¹

Тогдашним обер-комендантом С.-Петербурга был российский военный деятель Роман (Роберт) Вилимович Брюс (1668–1720), участник Азовских походов (1695–1696) и Северной войны (1700– 1721). Он был назначен на эту должность в 1704 г.⁴⁴² Вот что сообщается о нем в записках того же немецкого автора: «Комендант крепости С.-Петербург – по происхождению из старых московских немцев, его фамилия Брюс <...> Комендант евангелического вероисповедания, разумный и честный человек, имеет чин генерал-лейтенанта».⁴⁴³

Сведения о немецкой евангелической общине С.-Петербурга приводит в своих записках финляндский швед Ларс Юхан Эренмальм (1688–1774). В июне 1710 г., со сдачей шведами крепости Выборга, он оказался в русском плену и в Петербурге находился в 1710– 1712 гг.⁴⁴⁴ «Внутри крепости есть лишь немецкая и русская церкви, несколько деревянных домов для находящихся там гарнизонных офицеров, – пишет Л. Ю. Эренмальм. – Обер-комендантом крепости был генерал-лейтенант Брюс».⁴⁴⁵

Первым пастором кирхи, выстроенной в Петропавловской крепости, был Иоганн Мюллер. Об этом упоминал Юст Юль – датский посланник при дворе Петра I. В своем дневнике под 22 апреля 1710 г. он пишет: «Я был в лютеранской церкви в крепости Санкт-Петербург. Службу отправляет там немецкий лютеранский священник mag. Moller».⁴⁴⁶

В 1714 г. пастор Иоганн Мюллер был назначен духовником цесаревны Софии-Шарлотты Вольфенбюттельской, супруги царевича Алексея (1690–1718).⁴⁴⁷ Полный разлад с отцом – Петром I – у царевича Алексея наступил после смерти цесаревны (1715 г.), и он бежал за границу. Возвращенный в 1718 г., он был приговорен к смертной казни и умер под пытками в Петропавловской крепости...

Дальнейшая судьба обоих храмов, стоявших в стенах Петропавловской крепости, сложилась по-разному. В 1712 г. вокруг деревянной православной церкви свв. Петра и Павла стали возводить каменный собор. А лютеранскую кирху перенесли из Петропавловской крепости (по одним данным – в 1710 году⁴⁴⁸, по другим – после смерти Брюса, то есть после 1720 года⁴⁴⁹) на Петербургскую сторону, и она в течение ряда лет стояла близ Мытного двора, а потом была перенесена еще раз – в Литейную часть.⁴⁵⁰ Вот что писал oб этом в 1779 г. тогдашний историограф Петербурга Г. Богданов: «Кирка лютерская за Литейным двором, прежде была деревянная, а ныне каменная во имя святыя Анны. Сия кирка есть одна из древних потому, что оная с первых лет застроена была у Мытного двора против кронверка, или по тогдашнему званию в Татарской, которая, не достроена будучи, долго стояла и потом перенесена к Литейному двору».⁴⁵¹

Литейный двор был основан по повелению Петра I в 1711 г. на левом берегу Невы, выше впадения в нее Фонтанки. В те годы Россия вела длительную войну со Швецией, и была крайняя нужда в пушках. Первые медные пушки в Литейной части были изготовлены в 1713 г. Для работ «по литейной части» были вызваны из Москвы все литейщики и артиллеристы, которые и населили эту часть города, прежнюю «Русскую слободу». Среди мастеров-литейщиков и пушкарей было много немцев; их число увеличилось в 1714–1715 гг., когда на Литейной стороне был выстроен мазанковый дворец царевича Алексея Петровича. В «Юрнале» под 6 мая 1715 г. имеется такая запись: «Их величества были на свадьбе у кронпринцессы».⁴⁵²

Здесь речь идет об уже упоминавшейся Софии-Шарлотте, супруге царевича Алексея. Отечественный историк XIX в. П. Н. Петров упоминает про «обилие немцев при дворе кронпринцессы», отмечая при этом, что весь штат ее состоял из «112 лиц обоего пола, немецкой и голландской нации».⁴⁵³ «Немцы, разумеется, и здесь заселились в окрестностях своей кирхи, по Литейной, оставив очень небольшой интервал между слободами артиллерийскими и – людей придворного ведомства»,⁴⁵⁴ – писал русский историк. Неподалеку находился также дом генерал-цейхмейстера графа Якова Брюса, лютеранина, одного из ближайших сподвижников русского царя. Брюс ведал делами оружейного производства, а также Бергколлегией, что и определяло важность его положения при Дворе.

В 1719 г. по указу Петра 1 в район Литейной части была переведена из Москвы дивизия генерал-майора Бонна, в которой также было много немцев-лютеран; их духовно окормлял полевой проповедник Иоганн Леонард Шаттнер из Ансбаха во Франконии. К нему-то и обратился граф Брюс с просьбой проводить богослужения для всех лютеран в округе.⁴⁵⁵ (К этому времени в Литейной части уже была так называемая Литейная и артиллерийская домовая церковь, учрежденная около 1711 г.) Сначала лютеране Литейного двора собирались в большом зале Бергколлегии. Рождением общины считается Первый Адвент 1719 г., когда пастор Шаттнер был введен в служение. В городе за ним закрепилось прозвище «пастор у Невы».⁴⁵⁶

Однако со временем маленький приход увеличился настолько, что молитвенное помещение стало тесным, и президент Берг-Мануфактур-коллегий Яков Вилимович Брюс (1670–1735) испросил у Петра I место для постройки новой церкви. Согласно прошению, лютеранской общине был выделен участок земли, на котором и ныне стоит церковь св. Анны: между Фурштадтской и 4-й Артиллерийской (ныне – Кирочной) улицами.⁴⁵⁷ Сама эта улица постепенно стала называться Кирочной от немецкого слова «Kirche».

В первые десятилетия своего существования община у Литейного двора очень страдала от безденежья. В отличие от общины вице-адмирала К. Крюйса, где было много состоятельных людей придворной элиты, община у Литейного двора состояла тогда главным образом из мастеров и рабочих литейных и оружейных мастерских, солдат и низшего офицерства.⁴⁵⁸ Неудивительно, что постройка нового здания церкви на подаренном участке земли была для нее большой проблемой. Положение спас брат покровителя общины генерал-лейтенант Роберт Брюс, комендант города и Петропавловской крепости. При его содействии для общины удалось получить первое маленькое здание лютеранской церкви в Санкт-Петербурге, построенное еще в 1703 г. на территории закладываемой тогда Петропавловской крепости. Позже это деревянное строение с одной башенкой обветшало и было перенесено из крепости на находящийся поблизости Мытный двор, где и стояло без употребления до 1720 г. Именно тогда его переправили на другой берег Невы и установили на только что подаренном Петром I участке земли лютеранской общины у Литейного двора. Ремонт ветхого здания, у которого уже не было даже крыши, а башня не подлежала восстановлению, длился долго. Только 18 марта 1722 г. церковь была освящена во имя св. Петра, как она называлась, находясь еще в Петропавловской крепости.⁴⁵⁹ С этого времени лютеранский храм, называвшийся прежде церковью св. Петра, стал упоминаться в документах как кирха «на Литейном дворе» (Аm Stuckhofe),⁴⁶⁰ или «за Литейным двором».

Прихожане вносили посильные пожертвования на обустройство новой церкви; пастор Иоганн Леонард Шаттнер отдавал на это часть своего жалования. Но все-таки сумма оказалась недостаточной, и поэтому пришлось обратиться за помощью к лютеранам, жившим в Нарве, Ревеле, Риге, Данциге и в Москве. 18 марта 1722 г. церковь была освящена. Для пастора и других церковнослужителей был куплен дом.⁴⁶¹

Однако с самого начала было ясно, что маленькое здание церкви, едва вмещавшее в себя 300 человек, не может служить долго. Тем не менее, катастрофическое финансовое положение общины в 20-е годы XVIII в. не позволяло ей думать о новом здании. Дело дошло даже до того, что общине у Литейного двора стало трудно оплачивать служение собственного пастора Шаттнера. Этим в 1730 г. воспользовалась более благополучная лютеранская община на Невском проспекте, которая к тому времени только что освятила новое здание своей церкви, также во имя св. Петра. Принимая во внимание тяжелые материальные условия Старой церкви св. Петра, как стали называть общину у Литейного двора, новая церковь св. Петра на Невском проспекте приглашала к себе на службу пастора Шаттнера; вместе с тем она была готова принять в свои ряды всю общину старой церкви у Литейного двора. По этому плану две лютеранские общины должны были слиться в одну, устранив, таким образом, тяжелое материальное положение «старой церкви св. Петра» и путаницу в названиях, если осталась бы лишь одна лютеранская Petri-Kirche. Однако старая церковь св. Петра у Литейного двора и ее пастор Шаттнер не согласились на это предложение, несмотря на некоторые его явные выгоды. Они считали, что не вправе пренебречь императорскими привилегиями и подаренным участком земли для общины.⁴⁶²

Намерение Петра I усилить могущество русского государства могло быть достигнуто только тогда, когда новые жители столицы, приглашенные из разных стран Европы, имели бы все те права и льготы, какими они пользовались в своем бывшем отечестве. Поэтому Петр I предоставил иностранцам широкие свободы в религиозном отношении. «Кирхи иноверные: лютерския, католицкия и протчих вер, для множества здесь при царствующем Санкт-Петербурге обретающихся иностранных народов позволил государь Петр Великий и все по нем следовавшие государи»,⁴⁶³ – отмечал в 1779 г. Г. Богданов. А немецкий историограф С.-Петербурга И. Г. Георги дополняет сказанное: «По исповедующих греческую веру, протестанты в Санктпетербурге суть многочисленнейшие. При заложении города возобновил (подтвердил. – а. А.) Петр Великий все их гражданские и богослужебные свободы, которые им уже царем Иваном Васильевичем в XVI столетии за пребывание их в государстве дарованы были; чрез то многие по России рассеянные и инные чужестранцы, как то немцы и другие сюда привлечены были»,⁴⁶⁴ – писал в конце ХVIII в. немецкий автор.

Несмотря на широкую веротерпимость, многие протестанты, жившие в России, желали перейти в Православие, что было существенно облегчено в начале XVIII столетия. В «Истории Петра» приводятся интересные подробности, относящиеся к этой проблеме. «11 февраля (1718 г.) писал Петр к патриарху Константинопольскому Иеремию о не перекрещении лютеран, кальвинистов и проч., в случае их обращения в православную веру, ибо иноземцы неохотно соглашаются на тройственное погружение, – отмечал А. С. Пушкин. – Патриарх, согласно с желанием Петра, решил, что довольно тайны (таинства. – а. А.) миропомазания, и в генваре 1719 года Петр о том обнародовал указ».⁴⁶⁵

Архив Санкт-петербургской духовной консистории с 1721 по 1730 г. почти наполовину был заполнен делами о переходе лютеран в Православие. Просьбы о присоединении к Русской Православной Церкви присылали в Святейший Синод жители не только Петербурга, но и других городов, например Ревеля и Риги.⁴⁶⁶ При этом не следует полагать, что такое обилие прошений было вызвано насильственными действиями русского правительства. В связи с данным вопросом интересно замечание датского путешественника Петера фон Хавена, который побывал в С.-Петербурге в 1736–1737 гг.: «Петр I обнаруживал неудовольствие к тем, которые переходили из одной веры в другую. И когда один важный офицер, бывший в его службе, получив чин генерал-майора, перекрестился в русскую веру, желая тем самым снискать еще больше благоволения, то получил от царя отставку со следующим замечанием: «Так как он не остался верен Господу Богу в том исповедании, в котором родился, то можно опасаться, что он изменит царю в своей службе». После чего он должен был убраться восвояси».⁴⁶⁷

В 1735 г. патронат над лютеранской общиной у Литейного двора перенял граф Миних, который одновременно оставался патроном и Новой церкви св. Петра на Невском проспекте. При таком могущественном и влиятельном покровителе община решилась на постройку нового церковного здания. 3 мая 1735 г. был заложен первый камень. Финансовую поддержку строительства оказали лютеранские общины в Риге и Ревеле, а также императрица Анна Иоанновна, пожертвовавшая 1000 рублей. Однако из-за внутренних споров в общине по поводу кандидатур призываемых пасторов строительство новой церкви затянулось.⁴⁶⁸ В 1736 г. пастор Иоганн Шаттнер, с ведома церковного совета, пригласил себе в помощники Иоганна Филиппа Литке (Люткена, Lutke) (1705/10–1771), ректора школы при церкви св. Петра (Петрикирхе) (1736–1737 гг.). Но некоторые прихожане, во главе с попечителем церкви – генерал-майором Траутфеттером, объявили протест, заявив, что Люткен (Литке) был приглашен без их ведома, и подали жалобу в Юстиц-коллегию.⁴⁶⁹

Юстиц-коллегия была учреждена в 1718 г., в числе 12 коллегий, по шведскому образцу (с помощью иностранцев Фика и Любераса). Она ведала церковными делами инославных общин и была подчинена Сенату, вплоть до ее упразднения в 1786 г. О деятельности Юстиц-коллегии упоминал шведский путешественник К. Р. Берх, побывавший в С.-Петербурге в 1735–1736 гг. «До недавнего времени евангелические приходы Ингерманландии и Карелии получали своих священников от Синода, но теперь переданы в ведение немецкой Юстиц-коллегии, и поэтому надеются, что отныне будут изыскиваться священники, лучше знающие свои обязанности, – пишет шведский автор. – Ибо проверка, недавно произведенная одним немецким пастором в Петербурге и одним асессором, обнаружила, что старые служители, не знавшие Аугсбургского исповедания, а лишь Катехизис, и умевшие произносить проповеди, приглашались приходами в учителя на том основании, что прежде обучали детей и вообще имели дело с крестьянами».⁴⁷⁰

Рассмотрев «дело Люткена», Юстиц-коллегия отказалась утвердить его в новой должности, после чего тот в 1738 году уехал в Швецию.⁴⁷¹ Однако пастор Шаттнер по-прежнему нуждался в помощнике, и на эту должность был избран пастор Шрейнер. Ранее он находился при русской армии, участвовал в Персидском походе (1722–1723) и пользовался авторитетом у членов церковного совета. Но и пастору Шрейнеру не удалось долго пробыть на приходе. Из-за разногласий, не прекращавшихся в общине, он, как и его предшественник, вынужден был покинуть Петербург.⁴⁷²

Раздоры продолжались до 1740 г., пока новый попечитель церкви – генерал Георг фон Ливен не прекратил их и не побудил церковный совет завершить строительство храма. В основном оно было закончено к 1740 г. Архитектурный проект разработал архитектор Обер-полицмейстерской канцелярии П. М. Еропкин.⁴⁷³ Новый фахверковый храм в сравнении с прежним был больших размеров, его стены покоились на каменном фундаменте; они были украшены мозаикой, «на прусский манер».⁴⁷⁴ Церковь была восьмиугольной в плане, обита снаружи досками, окрашена в жёлтый цвет и украшена полуколоннами и наличниками белого цвета; небольшую колокольню венчал шпиль.

26 октября 1740 г. церковь лютеранской общины у Литейного двора была освящена во имя святой Анны – покровительницы императрицы, сделавшей денежный взнос на строительство. Новое имя общине и ее церкви было дано еще и для того, чтобы устранить путаницу в названиях с лютеранской церковью св. Петра на Невском проспекте.⁴⁷⁵ (До этого он назывался церковью св. Петра или кирхой «на Литейном»). По освящении церкви приходской совет определил в помощники пастору Шаттнеру Карла Эммануила Рихтера, бывшего до этого пастором при Генеральном штабе.⁴⁷⁶

Военнослужащие-лютеране составляли значительную часть прихожан петербургских храмов. Это отмечено в записках Петера фон Хавена, относящихся к 1736–1737 гг. Датский автор упоминает о том, что одним из видных российских военно-морских деятелей того времени был Питер Бредаль (Петр Петрович; сконч. в 1756 г.) – норвежец, состоявший на русской службе с 1703 г. «Перед отъездом из Петербурга вице-адмирал Бредаль предложил мне быть его секретарем, – сообщает фон Хавен. – Но поскольку я изучал теологию и здесь, дома, сдал по этой науке экзамен, то основной моей обязанностью было раз в неделю произносить проповеди перед ним и находившимися под его началом иностранными офицерами, принадлежавшими к евангелической вере».⁴⁷⁷

3 января 1736 г. по инициативе и на пожертвования пастора Иоганна Леонарда Шаттнера при церкви была открыта школа, учрежденная с разрешения императрицы Анны Иоанновны и с одобрения фельдмаршала Я. В. Брюса, который затем распорядился построить для школы специальное здание. (До этого пастор Шаттнер обучал детей частным образом. С 1736 г. дети стали собираться в квартире церковнослужителя Генриха Брауна, родом из Риги; там они учились чтению, письму, арифметике).⁴⁷⁸ Пастор Шаттнер стал первым преподавателем и руководителем приходской школы. Эту школу посещали дети жителей немецкой слободы при Литейном дворе. Школа называлась «Училище святой Анны», или Анненшуле (нем. Annenschule).

Пастор Шаттнер предложил в качестве преподавателя школы привлечь органиста, о чем сообщал общине: «За преподавание чтения, письма и счета платить ему надо будет 2 рубля в месяц с головы, а если он знает латынь, то 3 рубля».⁴⁷⁹ После кончины императрицы Анны Иоанновны (1740 г.) школа получила наименование училища св. Анны (Анненшуле). В том же 1740 г., когда число учеников возросло, Генрих Браун поднял на церковном совете вопрос о строительстве школьного здания. Для этой цели в 1742 г. по ходатайству ландграфа Гессен-Гомбургского Людвига для школы было отведено место на 4-й Артиллерийской улице (впоследствии – Кирочной), а в 1743 г. школьное здание было построено.⁴⁸⁰

3 февраля 1741 г. умирает первый пастор общины И. Л. Шаттнер, руководивший ею два первых и самых трудных десятилетия, переживший вместе с ней время нужды и самоограничения, вкладывавший даже собственные средства в строительство двух первых церковных зданий общины. Именно он был основателем школы св. Анны, которая открылась в 1735 г. в качестве начальной школы, а уже в 1765 г. была преобразована в Латинскую школу.⁴⁸¹

В 1741 г., после кончины Иоганна Леонарда Шаттнера, пастором Анненкирхе стал Карл Рихтер. К 1747 г. в церкви появился орган, когда позитив мастера И. Г. Иоахима был куплен за 150 руб. у общины церкви св. Петра, перенесен в церковь св. Анны и снабжен дополнительно педальной клавиатурой. На эти цели церковь получила от дарителей из Амстердама 565 руб. 70 коп., которые были переведены 31 июля 1747 г. торговым домом Андриса Пельса и сыновей.⁴⁸² Органистами церкви с 1750 г. служили: Бергер (1750), Вагнер, Мюллер (1768), Иоганн Анаккер (1768).⁴⁸³ В числе органистов церкви были также Соломон Андерсон (не позже 1762 г.) и Готлиб Ланге (ок. 1764 г.).⁴⁸⁴

Впоследствии общину Анненкирхе возглавляли пастор Гросскрейц и пастор Лонгерт. Первые упоминания о диаконической деятельности общины св. Анны относятся к 1743 г., когда неимущим стали раздаваться денежные вспомоществования. В конце 1760-х годов на церковном участке на пожертвования купеческой вдовы Анны Владимировой, урожденной Мюллер, строится первый приют общины для вдов и сирот.⁴⁸⁵ Эта благодетельница давала еще ежегодно пастору 500 рублей и каждому церковному служителю определенную прибавку к их жалованию. В 1764 г. она же построила за свой счет каменный двухэтажный церковный дом. При этих же пасторах, на средства вдовы Владимировой-Мюллер, была выстроена каменная церковь.⁴⁸⁶

Число членов общины постоянно росло, и постепенно она освобождалась от долгов и груза финансовых забот. Совет общины решает строить новое каменное здание церкви. Строительство ее поручается члену Церковного Совета, известному петербургскому архитектору немецкого происхождения Юрию Фельтену (1730–1801). 20 июля 1775 г. закладывается закладной камень, а 24 октября 1779 г. новая каменная церковь св. Анны освящается.

Церковь святой Анны находилась на открытом месте, была обращена сразу к двум улицам, и Фельтен создал ей два почти равнозначных торцевых фасада. Северный (первоначально главный) фасад, обращенный на Фурштадтскую улицу, был украшен ионическими колоннами, стоящими полукругом; над ними на 2-м этаже была устроена балюстрада. Здание венчал сферический купол на шестигранном барабане, который был декорирован парными колоннами, размещенными между оконными проемами. Выходящий на Кирочную улицу южный фасад представляет из себя четырёхугольный портик и тоже пышно украшен. В интерьере церкви – вытянутый прямоугольный зал, окруженный по периметру изящной ионической колоннадой, поддерживавшей балкон, на котором, как и внизу, размещались скамьи для прихожан. Ионические колонны оформляют и интерьер церкви – они поддерживают просторные хоры и зрительно разделяют зал на три нефа.⁴⁸⁷ Новая церковь вмещала около полутора тысяч человек.

Новое каменное здание церкви освящал в 1779 г. новоназначенный пастор общины св. Анны Томас Фридрих Теодор Райнбот (Рейнбот, Rheinbott) (1750–1813), выходец из Вестфалии, «сочинитель некоторых учебных книг и речей».⁴⁸⁸ Каким был первый орган в этом здании, неизвестно. Зато известны имена органистов новой Анненкирхе того времени; это Освальд, Юнгманн, Иоганн Кристиан Дитрих Меккер (1779–1793), Кизеветтер, Петер Равелин (1817–1841), Иоганн Цундель (1841–1847).⁴⁸⁹

При Анненкирхе по-прежнему находилась церковная школа. С 1766 г. в ней постоянно трудились два учителя. Они получали жалование из школьных средств. Кроме того, в виде вспоможения, из церковной кассы им выдавали ежегодно 450 рублей.⁴⁹⁰ В годы строительства каменной церкви на ее возведение требовались большие средства. Поэтому приходская школа не могла получать достаточной поддержки от общины Анненкирхе. К 1778 г. она пришла в упадок из-за частой сменяемости преподавателей, вызванной низкими окладами. «Только двух наставников я обнаружил при моем приходе <...> Число учащихся не превышало двадцати. Кроме того, каждый раз я заставал учителей в ночных халатах, когда посещал их занятия»,⁴⁹¹ – так описывал состояние школы тех лет пастор Рейнбот, пробст, инспектор Анненшуле (1780–1813).⁴⁹²

В 1781 г. самый состоятельный прихожанин и староста Анненкирхе – владелец кожевенного завода Иоахим Готфрид Керстнер пожертвовал 16 000 р. для постройки сиротского дома.⁴⁹³ В этом доме предполагалось воспитывать 10 мальчиков-сирот от 7 до 14 лет. Они же должны были бесплатно обучаться в Анненшуле. Через 4 года здание было готово. Оно было выстроено на противоположной стороне Кирочной улицы (Кирочная, д. 7). Мемориальная мраморная доска, рассказывавшая его историю, заканчивалась словами: «Сохрани это себе, потомство; строй, улучшай, ничего не ломай!».⁴⁹⁴

В 1780 году, в связи с расширением учебной программы и введением в преподавание русского языка, Анненшуле была преобразована в «городскую школу» по типу шестиклассных городских училищ. Анненшуле содержалась на средства прихожан церкви св. Анны. В школу принимались дети различных вероисповеданий, имелись мужское и женское отделения. В отделении для мальчиков преподавались богословие, естественные науки, языки. Девочки помимо изучения ряда предметов осваивали рукоделие. Училище, в отличие от ему подобных, было более демократичным. По свидетельству его тогдашнего директора – пастора Фридриха Теодора Рейнбота, «нередко, честно говоря, девочки, которые не могут поступить в иные учебные заведения (по причинам ограничения приема, сословным и имущественным признакам – а. А.), могут быть приняты в училище св. Анны».⁴⁹⁵ Однако права поступления в Университет ее питомцы не имели: его обеспечивала только гимназия.

Одним из питомцев Анненшуле (с 1798 г.) был Карл Магнус (Александр Лаврентьевич) Витберг (Wittberg) (1787–1855), будущий архитектор, живописец. Обучаясь затем в Академии художеств, вступил в масонскую ложу «Умирающего сфинкса». В 1815 году он получил 1-ю премию за проект храма-памятника в честь победы в Отечественной войне 1812 года. В 1817 году Витберг возглавил в Москве строительство по этому проекту грандиозного трехъярусного храма Христа Спасителя на Воробьевых горах. Однако в 1828 году строительство, требовавшее огромных денежных расходов, было приостановлено, а проект был закрыт.⁴⁹⁶

В 1794 г. немецкий историограф С.-Петербурга И. Г. Георги, упоминая о приходе Анненкирхе, сообщал: «В последние пять лет имел оный от 130 до 155 крестников и от 950 до 1100 причастников».⁴⁹⁷

В эти годы церковное управление лютеранскими приходами подверглось некоторым преобразованиям. В 1786 г. была упразднена Юстиц-коллегия; согласно проекту, составленному Екатериной II, «Аугсбургского исповедания (лютеранским – а. А.) пасторам быть под ведомством С.-Петербургской Консистории того же исповедания».⁴⁹⁸ Примечательно, что это предписание предварялось разделом под названием: «Дозволение иноверным и иностранным свободного отправления веры» (§ 84). «Не запрещается иноверным, инородным и иностранным свободное отправление веры, как от прежних достойныя памяти российских премудрых предков наших и нас самих уже установлено и подтверждено, – повелевала императрица, – да славят Бога различными языками многие народы, благословляя царствование наше, прося у Творца вселенной помощи, покровительства и силы Российскому скипетру и самодержавной нашей руке».⁴⁹⁹

Традиционно благожелательное отношение к протестантам сохранялось и при внуке Екатерины II – императоре Александре I. Об этом свидетельствовал Генрих Шторх в своей книге «Россия при Александре I», изданной на немецком языке в виде периодического издания (СПб., 1803–1811. 27 выпусков). (Будучи вице-президентом Санкт-Петербургской Академии наук Генрих (Андрей Карлович) Шторх (1766–1835) преподавал политическую экономию великому князю Николаю Павловичу).

«Дух религиозной терпимости, который отличает русское правительство и русскую нацию, к их чести уже многие столетия, – пишет Генрих Шторх, – находит себе все новую пищу при большом смешении религий в польских, немецких, а отчасти и в собственно русских провинциях». «Как известно, – продолжает немецкий автор, – лютеранские общества в Лифляндии и Эстляндии, с тех пор как они находятся под русским владычеством, всегда имели своих генерал-суперинтендентов. Теперь, именным императорским указом, должность генерал-суперинтендента основана и для Ингерманландии, и эта должность поручена бывшему пробсту и пастору при церкви св. Анны в Петербурге, Ф. Фр. Рейнботу. Протестантское духовное лицо с такой властью, которое имеет свое местопребывание в резиденции православного императора и св. Синода, – есть прекрасный пример терпимости».⁵⁰⁰

Описав торжественную церемонию возведения пастора Рейнбота в суперинтенденты, Генрих Шторх замечает: «Невероятное количество людей наполняло церковь; здесь присутствовали даже лица императорской фамилии, члены Сената, высшее греческое (т. е. православное) духовенство, между которыми находились архимандриты Невского монастыря и духовник императора; католическое духовенство со своим архиепископом, священники Армянской Церкви; наконец, высшие гражданские и военные чиновники придавали собранию торжественный и блестящий вид, а вместе с тем и показывали прекрасный и благородный пример духа терпимости под мудрым и либеральным управлением Александра».⁵⁰¹

По смерти пастора Фридриха Рейнбота Старшего (1813 г.) надзор за школой и домом сирот перешел к его сыну и преемнику – Фридриху Тимотеусу Рейнботу Младшему (1781–1837), под чьим попечением оба заведения находились до 1833 г.⁵⁰² В 1820 г. отечественный историк Ф. Шредер так отзывался о деятельности обоих пасторов Анненкирхе: «При сей церкви есть благоустроенное училище для детей обоего пола и сиротский дом, – первый и единственный до сих пор при лютеранской церкви. Покойный генерал-суперинтендент и д-р Рейнбот привел сие заведение в цветущее состояние; сын и преемник его – пастор Рейнбот старанием своим умножил капитал, так что теперь 12 сирот приняты быть могут».⁵⁰³ 28 мая 1821 года «Рейнбот Фридрих Фридрихович, пастор, законоучитель воспитанниц лютеранского исповедания в Обществе благородных девиц, пастор прихода св. Анны» был награжден орденом св. князя Владимира IV степени.⁵⁰⁴ С 1832 года по день кончины Фридрих Рейнбот – генерал-суперинтендент и духовный президент С.-Петербургской Евангелической консистории.⁵⁰⁵

Под сводами Анненкирхе совершались чинопоследования, связанные с «актами гражданского состояния»: крещения, бракосочетания, отпевания…

Камер-фурьерский церемониальный журнал. 15 апреля 1815 года. Сего числа по случаю выноса тела принца Фридриха, сына его королевского высочества герцога Александра Вюртембергского,⁵⁰⁶ из Зимнего Дворца в лютеранскую церковь, именуемую святыя Анны, что на Литейной, происходило следующее: в половине 9-го часа над телом покойного принца началось по обряду лютеранского исповедания церкви святыя Анны пастором Рейнботом отпевание, а по совершении сего и по предании тела земле, положенный во гроб ящик покрыт был белым железом и борты сего со всех сторон залиты свинцом и как уже гроб закрыт совсем был крышею, сделанной без распятия, то в 10 часов вечера же тело покойного принца Фридриха поднято четырьмя придворными лакеями и в препровождении егермейстера Пашкова, камер-фурьера и гоф-фурьера вынесено из почивальной комнаты в карету, заложенную в 6 лошадей цугом и сопровождено было в церковь святыя Анны, у которой тело из кареты приняли придворные же два лакея, от Двора для того посланные заблаговременно, и внеся с помощью других в церковь, постановили оное в погреб впредь до получения о назначении к погребению места повеления родителя его, его королевского высочества герцога Александра Вюртембергского. Бывшие же во время отпевания тела и выноса сего в церковь дамы находились в черных круглых платьях, а придворные чины и официанты траура не надевали, ливрейные же служители быв обыкновенно во вседневной ливрее.⁵⁰⁷

В своей книге «Новейший путеводитель по Санктпетербургу» Ф. Шредер описывает тогдашнюю структуру церковного управления, которой ведало Министерство Духовных дел и народного просвещения. В те годы в состав этого министерства входил Департамент духовных дел, состоявший из 4 отделений: а) греко-российского исповедания, б) римско-католического, греко-униатского и армянского исповеданий, в) протестантского исповедания и г) по делам еврейского, магометанского и прочих всех нехристианских исповеданий.⁵⁰⁸

Отметив, что в ведении Департамента также состоит «Главная протестантская Консистория, заведывающая все правления по делам сего вероисповедания», Ф. Шредер сообщает: «Директор сего Департамента – ныне действительный статский советник Александр Иванович Тургенев живет в доме Департамента, на Фонтанке, недалеко от Семионовского мосту».⁵⁰⁹

Воспитанник Геттингенского университета А. И. Тургенев (1784–1845) был директором Департамента духовных дел иностранных исповеданий с 1810 по 1824 г. Его брат – Николай Иванович Тургенев (1789–1871) также закончил Геттингенский университет; впоследствии он стал активным членом Северного общества. С 1824 г. Н. И. Тургенев находился за границей, и после восстания декабристов он был заочно приговорен к смертной казни. В числе узников Петропавловской крепости, приговоренных к повешению, был П. И. Пестель; в 1826 г., накануне казни, его посещал духовник – пастор Фридрих Рейнбот...

По своему воспитанию и образованию Райнбот Младший принадлежал к рационалистической школе теологии, поэтому он стал активным противником Иоханнеса Госнера во время его деятельности в Санкт-Петербурге. Тогда еще католический священник, Госнер проповедовал с 1820 по 1824 г. в Мальтийской капелле в Санкт-Петербурге. Известный представитель «движения пробуждения», он прибыл в Россию по приглашению русского императора Александра I, испытывавшего тогда сильное влияние пиетизма.⁵¹⁰ Проповеди Госнера привлекали в Мальтийскую капеллу большое число христиан различных конфессий, в том числе членов лютеранской общины св. Анны, которые предпочитали их службам в собственной церкви. Фридрих Райнбот обрушивался на подобных отступников из числа своих прихожан. Клеймя Госнера как фанатика, гасящего свет просвещения, он способствовал высылке Госнера из России в 1824 г. По-видимому, пастор Фридрих Райнбот имел связи при императорском дворе, поэтому именно его пригласил в 1826 г. вступивший на престол император Николай I для душепопечительства над содержавшимися в Петропавловской крепости политическими заключенными.⁵¹¹ Речь идет об участниках восстания декабристов 1825 г. Очевидно, среди участников восстания были лютеране. Впоследствии пастор Фридрих Райнбот сделал хорошую карьеру: в 1833 г. император назначил его Генеральным суперинтендентом Евангелическо-Лютеранской Церкви России.⁵¹²

(В 1819 году Александр I издал указ, согласно которому чин генерал-суперинтенданта приравнивался к сану епископа: «Для сего признал Я за нужное учредить для евангелического исповедания в России епископское достоинство, подобно, как оное существует для протестантов в Финляндии и в других государствах, как то: в Швеции, Дании и Пруссии. На сию степень не премину Я избрать и определить достойного, по усмотрению Моему, из духовенства того вероисповедания. Епископа сего обыкновенное пребывание будет в С.-Петербурге, и под его особенным надзором будут состоять отныне все евангелические церкви и всё духовенство оных в России»).⁵¹³

В 1826 году бывшая Четвёртая Артиллерийская улица (ранее Пятая Линия) получила название Кирочной – по кирхе святой Анны. А в марте 1828 года император Николай I присутствовал в Анненкирхе при отпевании Матвея Ивановича Ламздорфа.

Матвей Иванович (Густав Матиас) Ламздорф (1745–1828), с 1764 года находился на русской службе. С 1800 г. – воспитатель великих князей Николая Павловича (будущий император Николай I) и Михаила Павловича. С 1808 г. – генерал от инфантерии; в 1814, 1815 гг. сопровождал великих князей в заграничных путешествиях. С 1822 года – член Государственного совета. Скончался 23 марта 1828 года.⁵¹⁴

С 1838 г. в приходе Анненкирхе трудился пастор Фридрих Эрнст Мориц, рукоположенный в пастора в 1831 г. К середине XIX в. под его духовным попечением находилось более 4500 прихожан. Еще 4400 прихожан окормлял второй пастор – Эмилий Гермельман, избранный на эту должность в 1853 г. С 1851 г. помощником пастора Морица был Юлий Фридрих Бекман, пастор-адъюнкт. Получая ежегодное жалование в размере 571 р., пастор Мориц из этой суммы выплачивал своему помощнику 250 рублей.⁵¹⁵

В 1845 г. (или в 1847 г.) фирма «Э. Ф. Валькер» установила в Анненкирхе новый орган за 6300 руб. Это был второй валькеровский инструмент в России и Петербурге. Он имел 2 мануала, педаль, 28 регистров.⁵¹⁶ Органистами Анненкирхе того периода были Франц Беккер (1847–1858), Теодор Бертхольд (1858–1864), Теодор Кале (1864–1877), Фридрих Виссендорф (1877–1905).⁵¹⁷ Церковный алтарь был украшен картиной «Вознесение Христа» работы Эрнста Липгарта.

В 1846 г. пастор Фридрих Эрнст Мориц ввел в жизнь общины Библейские часы по пятницам, в 1855 г. организовал Общество любителей пения общины. Однако главное из его дел – создание убежища св. Марии общины св. Анны для бедных сирот и пожилых одиноких женщин. На деньги, пожертвованные прихожанкой, княгиней Марией Барятинской, урожденной графиней Келлер, выше по Неве от Санкт-Петербурга была куплена деревенька Овцыно, где и было построено здание убежища св. Марии. Здесь, вне города, на свежем воздухе и свободе жили и воспитывались сироты общины св. Анны; в 1879 г. их насчитывалось, например, 52. Пастор Мориц, духовный отец этого благотворительного заведения, много работал в Овцыне и однажды, в октябре 1857 г., возвращаясь в город по Неве к еженедельному совещанию пасторов, утонул при крушении парохода.⁵¹⁸ Вот что записал в своем дневнике петербургский литератор А. В. Никитенко: «Ноябрь 14. Потонул пароход на Неве, у Охты, шедший из Шлиссельбурга, и потонул оттого, что шкипер был пьян и не распорядился, когда стемнело, зажечь фонари, отчего наткнулся в темноте на другой пароход. Потонуло много пассажиров, и в том числе всеми уважаемый пастор Мориц».⁵¹⁹

Преемником пастора Морица стал пастор Пауль О. А. Зееберг (Зиберт) (1855–1878). От имени общины св. Анны он активно участвовал в основании Евангелического госпиталя в 1859 г., который был плодом совместного труда всех лютеранских и реформатских общин Санкт-Петербурга. Он же был основателем и их совместной еженедельной газеты «St.Petersburger Evangelisches Sonntagsblatt».

Следует отметить, что почти все пасторы общины св. Анны начиная с XIX в. были уроженцами Российской империи, главным образом Прибалтийских провинций, и получали образование на теологическом факультете Дерптского университета. Социальный состав общины был более скромный, чем в общине св. Петра на Невском проспекте. Правда, патроны, представлявшие интересы общины св. Анны при Дворе, принадлежали к высшей, в основном военной аристократии. Как уже упоминалось, в XVIII в. это были, например, граф Брюс и граф Миних. Среди патронов XIX в. выделяется герцог Георг Август Мекленбург-Стрелицкий (1852–1876), бывший в близком родстве с императорской фамилией. Тем не менее, общий состав общины св. Анны был весьма демократический.⁵²⁰ В списках старост и членов Церковного Совета мы встречаем архитекторов, врачей, хирургов, художников, аптекарей, купцов, фабрикантов, часовщиков, сапожников, садовников, кузнецов, булочников, парикмахеров и др.⁵²¹ В 1862 г. в общине св. Анны насчитывалось 12 000 членов.

Участок домов № 7 и 9 по Фурштатской улице изначально принадлежал лютеранской церкви святой Анны. Время их постройки и авторы проектов неизвестны. Жительницей дома № 7 в 1830-х годах была автор известной книги «История России в рассказах для детей» писательница Александра Осиповна Ишимова. В 1850-х годах здесь снимал квартиру генерал-майор князь Николай Сергеевич Голицын (1809–1892), участник русско-турецкой войны 1828–29 и 1830–31 гг. Его фундаментальный труд «Всеобщая военная история» (1872–78 гг.) был переведен на немецкий язык.

В эти годы возрождалась деятельность ''Die St. Annen-Schulé'. Еще с 1833 года по инициативе директора Александра Эрихсена начался переход на гимназическую программу; образование в Анненшуле постепенно приобрело классическое направление.⁵²² При директоре Германе Видемане в 1852 школе, отличавшейся высоким уровнем преподавания, был присвоен статус государственной гимназии, а выпускники получили право поступления в университет. Школа св. Анны была широко известной школой в Санкт-Петербурге и пользовалась большим авторитетом. Несмотря на преподавание на немецком языке, она была притягательной и для русского населения столицы. В том же 1862 г. в школе св. Анны треть всех учащихся была православного вероисповедания.⁵²³ В последующие десятилетия эта тенденция усилилась.

Из воспоминаний Анны Григорьевны Достоевской (1846–1918): «Скажу несколько слов о своем образовании. С девяти до двенадцати лет я ходила в Училище св. Анны (на Кирочной улице). Преподавание всех предметов (кроме закона Божия) шло на немецком языке, и знание этого языка пригодилось мне впоследствии, когда пришлось провести с мужем несколько лет за границей».⁵²⁴

В родословной Анны Григорьевны прослеживается «лютеранская составляющая»: «Мать моя была родом из Швеции, из почтенного рода Мильтопеус. Какой-то из ее прадедов был лютеранским епископом, а дяди – учеными. Это доказывает прибавление окончания еус, что учеными делалось из какого-то кокетства, вроде прибавления частицы де или фон. Жили прадеды в Або (ныне – Турку, Финляндия – а. А.) и погребены в стенах тамошнего знаменитого собора. Посетив однажды Або, проездом в Швецию, я попыталась было найти в соборе могилы предков, но так как не знала ни финского, ни шведского языка, то не могла от сторожа добиться никаких сведений.⁵²⁵

В Анненшуле шло постоянное усиление классического образования, и в результате к середине XIX в. школа стала весьма престижной. Ее выпускники (40 мальчиков) стали студентами Петербургского, Московского, Дерптского и Гельсингфорсского университетов, а 33 выпускницы сдали экзамены на гувернантку.⁵²⁶ Император Николай I высоко оценил деятельность Анненшуле. При директоре Германе Видемане указом от 3 ноября 1852 г. школе был присвоен статус государственной гимназии. К 1862 г. авторитет школы настолько возрос, что давал право абитуриенту по аттестату зрелости, без сдачи вступительных экзаменов, поступать в университет. С 1863 школой руководил Юлиус Кирхнер.⁵²⁷ В 1864 году в училище св. Анны насчитывалось 439 учеников, в том числе протестантов – 257, православных – 174, католиков – 7 и 1 иудей.⁵²⁸

Из стен Анненшуле в середине XIX в. вышли многие видные деятели русской науки и культуры. Среди них К. Я. Люгебиль – профессор С.-Петербургского университета, хранитель Эрмитажа; Э. Э. Эйхвальд- профессор Медико-хирургической академии; востоковед В. И. Струве, писатель А. К. Шеллер-Михайлов – автор многих романов. Учениками школы были Н. Н. Миклухо-Маклай – ученый и путешественник; П. Ф. Лесгафт – выдающийся врач и педагог; А. Ф. Кони – юрист, писатель и общественный деятель.⁵²⁹ В разные годы в школе учились: филологи В.Я. Пропп и Ф.Ф. Зелинский, востоковед В.В. Струве, физик И.М. Имянитов, художник А.К. Беггров, режиссёр С.Э. Радлов, актёры Е.М. Грановская, С. А. Мартинсон и Б.А. Фрейндлих, ювелир К.Г. Фаберже, гроссмейстер В.Л. Корчной.

С Евангелическо-Лютеранской Церковью в разные годы, так или иначе, было связано семейство Бенуа. Архитектор Леонтий Николаевич Бенуа (1856–1928), профессор Академии художеств, в 1884 году сделал проект лютеранского храма для деревни Токсово.⁵³⁰ Его мать в 1880-х гг. жила в доме церкви св. Анны на Кирочной улице.⁵³¹ Сын Л. Н. Бенуа – Александр Николаевич (1870–1960) – писатель, художник, – будучи католиком, вспоминал: «Я продолжал быть глубоко верующим христианином и чувствовать тяготение к Церкви. Особенно мне дорого было то настроение, которое овладевало мной, когда я переступал порог храма Божьего, все равно какого – православного или католического, или лютеранского».⁵³²

Лютеранкой была будущая супруга Александра Бенуа, о чем он пишет в своей книге «Мои воспоминания»: «Весной 1887 г. религиозность моей невесты получила особую крепость после того, что она прошла катехизис у доброго пастора Мазинга и 6ыла конфирмована в лютеранской церкви св. Анны на Кирочной. То, что моя невеста была лютеранкой, тогда как я был тогда убежденным, как мне казалось, католиком, не вносило между нами какого-либо разлада. Ведь и у нас в доме царила полная веротерпимость. Мы могли отдаваться с Атей беседам на религиозные темы без того, чтобы наталкиваться на какие-либо догматические разногласия».⁵³³

К началу 60-х гг. XIX в. разросшейся Анненшуле стало тесно в прежних помещениях. Поэтому в 1868 г. по проекту архитектора А. И. Дютака в непосредственной близости от существующих было возведено монументальное трехэтажное каменное здание. А в 1889 г. по проекту В. А. Шретера к этому зданию был пристроен большой гимнастический зал, многие годы считавшийся лучшим в С.-Петербурге (золотая медаль Всероссийской гигиенической выставки 1893 г.).⁵³⁴ Питомцем Анненшуле был Трагоут Яковлевич Бардт (Bahrdt) (1873 – ок. 1942). Сын заведующего школой для бедных детей евангелическо-лютеранского исповедания, Бардт окончил Анненшуле и Академию художеств (1903 г.). В С.-Петербурге в 1912 году он построил Большой зал Консерватории (Театральная площадь, д. 3) и общежитие Общества попечения о девицах евангелического вероисповедания.⁵³⁵

Что касается Анненкирхе, то в те годы она представляла собой украшение бывшей Литейной части. «Церковь имеет 22 сажени длины и 12 саженей ширины, и стоила 30 500 рублей; главный вход в нее на Форштадтской улице, – отмечалось в церковной печати в 1863 г. – Церковь обведена железной решеткой и окружена каменными зданиями; внутри украшена просто, но со вкусом; лучшее украшение ее – прекрасный орган, работы Валькера в Лудвигсбурге. Церковь эта в настоящее время довольно богатая».⁵³⁶ В интерьере церкви вытянутый прямоугольный зал был окружен по периметру изящной ионической колоннадой, поддерживавшей балкон, на котором, как и внизу, размещались скамьи для прихожан.⁵³⁷

Во второй половине XIX в. при церкви св. Анны развернулась большая благотворительная деятельность. В 1868 г. пастором кирхи св. Анны была основана пенсионная касса проповедников Петербургской консистории. Учредитель кассы – пастор П. Зиберт (Зеберг) видел ее задачу в предоставлении пенсий проповедникам, которые по возрасту, болезни или по другим причинам были вынуждены оставить свою должность. Основанная для пасторов Петербургской консистории касса обслуживала также проповедников и из остальных консисторий России.⁵³⁸

24 октября 1879 года в С.-Петербурге было отпраздновано столетие со дня постройки лютеранской церкви св. Анны. Как сообщала газета «St.-Petersburger Zeitung», «Торжество началось богослужением, на котором присутствовали многие высшие сановники. Пастор Нельтинг произнес речь, заключавшую в себе историю протестантских церквей в Петербурге <...> Процветание Анненкирхе в настоящее время доказывается тем, что при ней кроме земли, пожалованной ей от монарших щедрот и пожертвованной частными лицами, существует сиротский приют с капиталом более 60.000 рублей, богадельня для старух с капиталом более 30.000 рублей и несколько школ, в которых обучается более 1000 учеников».⁵³⁹

В 1881 г. представители евангелических приходов Петербурга, по инициативе пастора церкви св. Анны – Нелтинга, решили основать школу для молодых девушек, обучающихся специальности швеи и подвергающихся опасности попасть под дурное влияние. Под христианским руководством их стали обучать белошвейному делу, а также рисованию и пению. За проживание и трехлетние курсы взималась небольшая плата. Церковный дом кирхи св. Екатерины в течение 25 лет размещал эту школу у себя, а в 1906 г. она была переведена на Петроградскую сторону и обосновалась на Большой Зелениной ул., в доме № 26-в.⁵⁴⁰

В конце XIX в. в Петербурге проживало 50 тысяч немцев, что составляло 3,5% всего населения российской столицы.⁵⁴¹ Это позволило расширить деятельность лютеранских общин в социальной сфере. В 1893 г. по инициативе епископа Э. Фрейфельда, пастора кирхи св. Анны, в евангелических приходах был начат сбор средств для основания «родовспомогательного дома. В 1895 г. был утвержден статус будущего учреждения; попечительский совет приобрел земельный участок на Васильевском острове, на Большом проспекте, № 49, с постройками на нем. В том же году был освящен родильный дом в арендованном помещении на 7-й линии, № 34, причем императрица Александра Федоровна дала согласие назвать родильный дом в свою честь Александрийским».⁵⁴²

В 1897 г. был куплен еще один земельный участок на Большом проспекте, № 51, и в мае того же года здесь был заложен фундамент собственного здания родильного дома. Благодаря значительным пожертвованиям было построено большое здание, освященное в марте 1899 г. В 1901–1905 гг. были приобретены соседние дома по 14-й линии, № 15 и 17, в которых были устроены служебные квартиры. Александрийский родильный дом оказывал помощь женщинам всех конфессий, национальностей и сословий, в отдельных случаях бесплатно.⁵⁴³

На 1885 г. в приходе Анненкирхе числилось 12 109 прихожан; их духовно окормляли 3 пастора.⁵⁴⁴ В начале XX в. приходская Анненшуле состояла из мужской и женской гимназий, реального училища, элементарной и подготовительной школ сиротского дома. С 1884 по 1910 г. директором Анненшуле был талантливый педагог доктор Иосиф Кениг. Период его правления заслуженно называли временем расцвета училища. Общая численность учащихся в Анненшуле достигла 1800 человек.

В 1889 году Анненшуле отпраздновала свой 150-летний юбилей. В память о нем был выпущен великолепно иллюстрированный сборник.⁵⁴⁵ В 1894 г. в церкви был установлен новый валькеровский орган. Первоначально он был смонтирован позади алтаря и лишь через некоторое время перенесен на обычное место на органных хорах. (Прежний инструмент передали эстонской лютеранской церкви св. Иоанна в С.-Петербурге). Новый орган церкви св. Анны был больше своего предшественника, он имел 3 мануала, педаль и 35 регистров.⁵⁴⁶ С 1891 по 1930 гг. пастором церкви св. Анны был Артур Леопольд Мальмгрен (Malmgren) (1860–1947).⁵⁴⁷

В 1904–1906 гг. в общине Анненкирхе насчитывалось 11 тысяч прихожан.⁵⁴⁸ В последующие несколько лет число прихожан оставалось прежним: так, в 1909 г. в общине св. Анны по-прежнему было 11000 членов,⁵⁴⁹ в число которых входили и воспитанницы Смольного института лютеранского вероисповедания. В 1906 училище получило новое, 5-этажное здание (архитекторы А. Ф. Бубырь и Л. А. Ильин), куда были переведены все классы элементарных школ. Благодаря четкой системе учебного процесса, высокой квалификации педагогического состава, эффективному сочетанию школьного обучения с направленным домашним воспитанием Училище св. Анны считалось одним из лучших учебных заведений С.-Петербурга.⁵⁵⁰

В пенсионной кассе проповедников С.-Петербургской консистории, основанной в 1868 году пастором П. Зебергом, в 1907 году состояло 124 пастора; в 1907–1908 гг. были выплачены 82 пенсии на сумму 7, 3 тысячи рублей. А в период с 1874 по 1908 гг. – 178 тысяч рублей.⁵⁵¹

В предреволюционные и первые послереволюционные годы церковь св. Анны была одним из наиболее посещаемых храмов города. Тем не менее, революция 1917 г. стала глубоким рубежом в истории общины св. Анны. Многие члены общины покинули Россию. Однако в 1920-е годы активная жизнь общины еще продолжалась. Ее пастором по-прежнему был Артур Леопольд Мальмгрен, ставший одновременно епископом Евангелическо-Лютеранской Церкви России. Как и прежде, проходили богослужения, детские богослужения, уроки подготовки к конфирмации. Нередко в церкви св. Анны и других церквах, особенно в церкви св. Петра, устраивались органные концерты.⁵⁵²

В помещении стоящей рядом с церковью школы св. Анны в 1925 г. был открыт Семинар проповедников Евангелическо-Лютеранской Церкви (Predigerseminar), который должен был стать высшим учебным заведением для подготовки пасторов в России, возместив, таким образом, потерю университета в Дерпте (Тарту), который после революции оказался за границей. Епископ Мальмгрен стал руководителем этого учебного заведения, а студенты как бы влились в общину св. Анны. К концу 20-х годов репрессии против Церкви стали усиливаться, была запрещена работа по христианскому воспитанию и образованию детей. Число арестованных пасторов и активных членов лютеранских общин росло.⁵⁵³ В 1930 году число прихожан Анненкирхе сократилось до 3 тысяч человек (по сравнению с 12 тыс. в 1917 году).⁵⁵⁴

Осенью 1930 г. пастором общины становится Евгений Бахман (Bahmann) (1904–1993), выпускник Ленинградского семинара проповедников (Predigerseminar) (1926–1929). Годы до своего ареста в январе 1934 г. он служил в обстановке растущих репрессий против Церкви. В 1934 г. был закрыт и Семинар проповедников, ставший школой не пасторов, а будущих мучеников, ибо все его студенты подвергались репрессиям.⁵⁵⁵ (Пастор Евгений Бахман получил 5 лет лагерей).⁵⁵⁶

Еще одной жертвой сталинского режима стал пастор Генрих Карл Эдуард Берендтс (Berendts) (1892 – после 1937). Он тоже окончил Predigerseminar (1925–1928) и проходил стажировку в Анненкирхе (1928–1929 гг.) под руководством епископа А. Мальмгрена (приходился последнему зятем). В 1930 году ординирован (рукоположен в пастора), служил в Петрикирхе и преподавал курс древнееврейского языка в Predigerseminar. В 1932 году проходил по одному судебному делу с епископом Мальмгреном (3 года исправительных работ). С 1932 по 1937 гг. – пастор в Ташкенте, осенью 1937 г. вновь арестован и сослан в Сибирь…⁵⁵⁷

Тем не менее, Анненкирхе продолжала действовать, несмотря на следовавшие один за другим аресты ее священнослужителей.

Но вот, согласно постановлению Президиума Леноблисполкома от 1 августа 1935 г. церковь была закрыта и передана для Дома просвещения. В 1939 г. ее здание было полностью перестроено по проекту архитекторов А. И. Гегелло и Л. С. Косвена, приспособивших здание церкви под кинотеатр, получивший название «Спартак». При перестройке интерьеры церкви и украшавшая их роспись были почти полностью уничтожены.⁵⁵⁸ Орган в 1935 г. перенесли в одну из студий Ленинградского радиокомитета. После Великой Отечественной войны инструмент демонтировали. В 1960 г. игровой пульт органа собирались передать во Львовскую консерваторию для имевшегося там инструмента, однако это не было сделано. Впоследствии орган за ненадобностью списали.⁵⁵⁹

Что касается Анненшуле, 18 октября 1918 г. бывшее училище св. Анны было национализировано и на его базе образовалась 11-я единая трудовая школа-девятилетка. Многие талантливые преподаватели школы были уволены, а некоторые арестованы. Часть прежних учителей включилась в обучение нового поколения школьников.⁵⁶⁰

Пo традиции, унаследованной еще от старой Анненшуле, в 11-й школе много времени отводилось изучению немецкого языка. Неудивительно, что ее выпускники в период войны оказались переводчиками. В этом смысле интересна судьба Б. Л. Матусова, который в 1945 г. находился в лагере для военнопленных вблизи Грейфсвальда. Как владеющий немецким языком, 29 апреля 1945 г. он был привлечен военным комендантом города в качестве переводчика группы парламентеров для переговоров с командованием наступавших coветских войск. В результате старинный немецкий город 30 апреля 1945 г. был без боя сдан советским войскам.⁵⁶¹

С 1934 года в бывшем здании для начальных школ размещена средняя школа № 32 (ныне – № 203), а в старом здании Училища с 1922 – № 11 (с 1941 г. № 189); в 1975 г. здание было передано средней школе № 239, преобразованной в 1990 г. в Физико-математический лицей (Кирочная ул., 8а). В ноябре 1986 г. педагогическая общественность С.-Петербурга торжественно отметила 250-летний юбилей А., в праздновании которого приняли участие свыше 3 тысяч бывших выпускников.⁵⁶²

При советской власти в церкви разместился кинотеатр «Спартак». В холле появилось огромное 20-метровое панно, изображавшее римского гладиатора в толпе рабов. На втором этаже располагалось кафе и выступал маленький оркестр. Кинотеатр, в котором презентовали многие новинки советского кинематографа, был популярен во всем Ленинграде. «Врываться в плюшевый Спартак!» – пишет Бродский в цикле сонетов к Марии Стюарт, упоминая именно этот кинотеатр в старинной Анненкирхе. В середине 1980-х годов «Спартак» стал кинотеатром Госфильмфонда (вместо кинозала ДК имени Кирова). Здесь можно было посмотреть многие шедевры мирового кино, в том числе и давно не показываемые в обычных кинотеатрах.

8 марта 1992 г., впервые за несколько десятилетий, в церкви св. Анны было совершено богослужение. Осенью 1991 года газета «Вечерний Санкт-Петербург» представила читателям пастора немецкой евангелическо-лютеранской общины Франка Лотихиуса, который тогда вступил в должность. В 1992 году Франк стал пробстом Немецкой евангелическо-лютеранской Церкви Санкт-Петербурга и области, а в жизни прихода за эти несколько месяцев произошло немало изменений. Об этом он рассказал в интервью «Вечернему Санкт-Петербургу».

– Самое важное событие – то, что с марта 1992 года мы начали совершать богослужения в центре города, в одном из бывших лютеранских храмов – Анненкирхе (кинотеатр «Спартак» на улице Салтыкова-Щедрина). Растет число прихожан. Когда я приехал, в общине было 70 человек. Теперь – 500. В основном это обрусевшие немцы. У нас действует группа, которая занимается социальной работой: распределением гуманитарной помощи, посещением больных. Другая группа – по изучению Библии и катехизации. Вскоре появится еще одна: как мы говорим в Германии, для сеньоров, то есть пенсионеров. Еще одно немаловажное событие – открытие выставки из истории лютеранства в России и Санкт-Петербурге, которое состоялось недавно в Российской национальной библиотеке.

Недавно ваша церковь приобрела бывшую усадьбу брата барона Врангеля в 120 километрах западнее Петербурга. Позвольте поинтересоваться, для каких целей?

– Действительно, ГИОП передал ее нам в пользование на длительный срок. Но в реставрацию еще предстоит вложить немало денег. В будущем же совместно с Финской Ингерманландской Церковью мы намерены создать здесь лютеранский центр: открыть свою богословскую семинарию, построить дом престарелых. Кстати, совсем рядом – руины православной церкви. Мы хотим отреставрировать ее и безвозмездно передать православным верующим.

А как, кстати, складываются ваши взаимоотношения с Русской Православной Церковью?

– Если говорить обо мне лично, то моя жена (я женился в этом году) – русская, православная. Она заканчивает регентское отделение Духовной Академии. Мы вместе молимся, и религиозных конфликтов в нашей семье нет. Что же касается взаимоотношений наших двух Церквей, – по-моему, необходимо развивать контакты. Когда начнет действовать богословская семинария, хотел бы приглашать сюда с лекциями преподавателей из Духовной Академии...

Но примеры сотрудничества есть уже сегодня. Недавно, например, члены немецкого лютеранского братства из Германии построили дом для общины православной церкви во Всеволожске. Кроме того, за 140 тысяч марок они купили в Германии вывезенные когда-то из России иконы и подарили их этому храму.

Но уже сейчас ваша община ведет большую благотворительную работу.

– Гуманитарная помощь распространяется не только среди прихожан, но и по детским садикам, школам в районе Анненкирхе. Когда вернут Петрикирхе, конечно, постараемся организовать помощь для малоимущих в этом микрорайоне... Но, к сожалению, порой приходится преодолевать массу бюрократических барьеров. Вот только один пример. Немец-инвалид, узнав о бедах больной петербургской девушки, на свои деньги купил и послал ей инвалидную машину. Но на таможне с нее требуют пошлину – огромные деньги.

Как вы представляете свое собственное будущее?

– Я хотел бы вернуться в Германию, когда буду уверен, что Немецкая лютеранская церковь здесь встала на ноги и уверенно возрождается.⁵⁶³

С администрацией кинотеатра «Спартак», размещавшегося в здании храма, была достигнута договоренность о совместном использовании зала. По воскресеньям здесь стали регулярно совершаться богослужения. А по будним дням здание кирхи по-прежнему использовалось как кинотеатр; в алтарной части проводились дискотеки.

Однако при возобновлении богослужений община Анненкирхе столкнулась со многими трудностями. Так, находившийся в храме трехмануальный орган незадолго до начала Великой Отечественной войны перенесли в зал Радиокомитета. Некоторое время им пользовались, он звучал по радио. А после войны его просто «выбросили».⁵⁶⁴

Помимо этого пришлось преодолевать препятствия и другого рода. С начала 1990-х гг. приход св. Анны находился в зависимости от главного лютеранского храма С.-Петербурга – Петрикирхе. (Печатный орган «Gemeinde» («Община») начал издаваться как «газета общины евангелическо-лютеранских церквей св. Петра и св. Анны в С.-Петербурге»). В конце 1992 г. возник конфликт между советом общины и пастором, должность которого в то время исполнял пробст Франк Лотихиус. Как отмечалось в журнале «Дер Боте» (печатный орган Евангелическо-Лютеранской Церкви в России и других государствах СНГ), причины спора «были самые разные, но все они, так или иначе, связаны с резким увеличением общины в течение года, которое привело к разногласиям. Масло в огонь подлило и подозрение в использовании ненадлежащим образом гуманитарной помощи и денежных средств, поступающих из Германии».⁵⁶⁵

О том, как развивались дальнейшие события, сообщал автор заметки Георг Кречмар. На собрании 10 января 1993 г. стало ясно, что этот конфликт давно перерос в спор между советом общины и общиной. Когда община создала ревизионную комиссию, совет общины потребовал от епископа X. Калниньша отставки пастора. Получив отказ епископа, совет общины сам назначил другого проповедника. К тому же совет общины, мотивируя тем, что у него находится печать общины, не позволял своей общине проводить богослужения в церкви св. Анны, где находился кинотеатр «Спартак», и от имени церкви отказался от возвращения печати церкви св. Петра. На это община ответила выборами нового совета, состоявшимися 14 февраля в бывшей школе св. Анны, расположенной рядом с кинотеатром. 4–5 марта городские органы юстиции признали законность данных действий и подтвердили правомерность использования новой печати новым советом общины. С 14 марта возобновились богослужения в помещении церкви св. Анны. Старый совет общины намеревался обжаловать это решение.⁵⁶⁶

К счастью, впоследствии эта проблема была улажена, и в следующем 1994 г. общины приняли совместное участие в благотворительной акции. В петербургской прессе появились статьи, рассказавшие о судьбе самого знаменитого экспоната Кунсткамеры – «диковины из диковин» – Готторпского глобуса, подаренного императору Петру I в Шлезвиге (Германия). Он был создан в середине XVII в. по инициативе герцога Шлезвиг-Гольштейнского Фридриха III. На Петра I, побывавшего во время Северной войны в Шлезвиге, этот глобус, завоевавший европейскую известность, произвел большое впечатление. Готторпский глобус был подарен русскому царю и в 1713 г. доставлен в столицу России. Ныне уникум находится в башне Кунсткамеры, где в течение последних лет велась его очередная реставрация.

Однако для поддержания специального режима хранения «чудо-глобуса» были необходимы дополнительные затраты. Свой вклад в это дело внесла лютеранская община св. Петра и св. Анны. Пастор Франк Лотихиус и Людмила Дидрихсон, а также представитель фирмы «Стройдекор» Юрий Богачев провели благотворительную акцию передачи музею Ломоносова обогревателей, столь нужных для сохранности этого вещественного памятника русско-немецких связей.⁵⁶⁷

А 1 октября 1995 г. в церкви св. Анны было проведено одно из самых торжественных лютеранских богослужений в С.-Петербурге. В это воскресенье отмечался день благодарения урожая, и одновременно пастор Хайнц Китцка был введен в должность пробста С.-Петербурга и Ленинградской области. «Введение в должность отличается от ординации, – отмечалось на страницах «Гемайнде». – Через ординацию человек становится пастором, это соответствует тому, что по-русски называется рукоположением. При введении в должность епископ Георг Кречмар и два ассистента также положили руки на голову пастора Китцке. Но это, конечно, не было ординацией, он давно уже был пастором. Таким образом, его просто благословили на должность пробста С.-Петербурга и Ленинградской области. Подобное рукоположение, как правило, совершается тогда, когда пастор получает новое назначение».⁵⁶⁸

Ассистентами на службе были суперинтендент госпожа Юнге и пастор Рютер (Ганновер, Германия). За богослужением также присутствовало много гостей: члены общин пробства (из Приозерска), члены других лютеранских общин С.-Петербурга, представители Русской Православной Церкви и С.-Петербургской Духовной Академии, гости из разных стран мира, а также представители немецкого генерального консульства и городских властей. Введение в должность нового пробста – большой праздник для общины. Это событие стало важной вехой в истории возрожденной церкви св. Анны.

Воскресные богослужения в Анненкирхе продолжались до сентября 1997 года. В «лихие 90-е», чтобы как-то поддерживать свое существование, кинотеатр был вынужден сдавать площади в аренду. В основном помещение брали в аренду увеселительные заведения. В это же время бывший кинотеатр успел и сам «засветиться» в киноленте: Анненкирхе можно увидеть в культовой картине «Брат», когда герой Сергея Бодрова покупает музыкальные диски в магазине, расположенном рядом. В 1990-х годах на первом этаже дома № 7 снимала офис финансовая компания-пирамида «МММ».

…В конце 1990-х гг. городские власти всё ещё продолжали действовать по-большевистски, занимая под «очаги досуга» церкви. Так, в евангелическо-лютеранском храме св. Анны на Кирочной, где доживал свой век кинотеатр «Спартак», одна из фирм оборудовала ночной клуб, где проходили концерты рок-звезд. Во время одного из них прямо на сцене умер гитарист «Аквариума» Дюша Романов. А во время киносеансов, да еще в неформальной обстановке – можно было есть, пить, курить. Дело дошло до ноты протеста консула Германии губернатору.⁵⁶⁹

Показ фильмов в здании Анненкирхе продолжался до второй половины 2001 года. К этому времени здание перешло в ведение фирмы «Эрато», собиравшейся переделать его под ночной клуб. Этим планам пытались воспрепятствовать. В феврале 2002 года городское правительство приняло решение возвратить здание Лютеранской Церкви. При этом намечалось ликвидировать или реорганизовать юридически всё ещё существующий кинотеатр «Спартак», а фирму «Эрато» заставить в судебном порядке освободить занимаемые ею помещения. В середине августа 2002 года архиепископ Георг Кречмар подписал договор об охране памятника. 2 октября 2002 года городское управление имуществом подало судебный иск против фирмы «Эрато» об освобождении здания церкви. 18 ноября 2002 года иск был удовлетворён.⁵⁷⁰

А 6 декабря 2002 года в здании церкви святой Анны произошёл пожар, который ночь напролёт тушили 14 пожарных расчётов. Пожар смогли потушить только через несколько часов, когда уже выгорела большая часть первого и второго этажей. Обрушилась кровля, практически полностью выгорел зрительный зал, пострадал купол. Виновным в содеянном был признан пьяный сторож, якобы заснувший с непогашенной сигаретой в зубах. Конечно, ходили слухи о столкновении интересов. Как же было на самом деле, не знают даже стены церкви, от которых мало что осталось. Вот какие комментарии появились на этот счет в городской прессе.

Памятник архитектуры сгорел. Уже днем 6 декабря прошел слух, что, вероятно, на его месте будет построено новое здание. Да как же это может быть?! Горожане приучены к тому, что с памятниками архитектуры так легко не расстаются, их хоть по крупицам, но восстанавливают ... Ходят слухи о том, что «Спартак» мог погибнуть в результате интриг. Администрация кинотеатра без ведома Комитета по управлению городским имуществом заключила договор с ООО «Эрато» по аренде помещения на 15 лет. «Эрато» провело евроремонт, который закончился в феврале, а осенью КУГИ, прознавшее о незаконной аренде, подал в суд. 2 октября Арбитражный суд признал договор аренды недействительным, в ближайшее время «Эрато» должно было освободить помещение. Вот, мол, мотив для злого умысла. Все это, может быть, важно для следователей, дознавателей. Но простому горожанину важно другое – чтобы замечательное здание было восстановлено, и чтобы в храме прекратили, наконец, развлекаться. Для этого предостаточно других мест.⁵⁷¹

Здание долго находилось в полуразрушенном состоянии и семь лет стояло открытое дождям и снегу. Был создан благотворительный фонд для восстановления храма, однако по неизвестным причинам собрать деньги не удалось.⁵⁷² Город забрал Анненкирхе в свое ведение в 2009 году – после личного вмешательства губернатора Валентины Матвиенко, которая увидела храм, стоящий без крыши, во время объезда Центрального района. В 2010 году в рамках адресной программы Смольный провел реставрационные работы и восстановил внешний вид церкви: отремонтировал крышу, провел гидроизоляцию фундамента, вернул исторический облик фасаду. На все это ушло около 70 млн рублей.

31 октября 2013 года церковь была передана в собственность Евангелическо-Лютеранской Церкви Ингрии – российской Лютеранской Церкви скандинавской традиции, которая имеет более 30 приходов на территории Ленинградской области и Карелии. В сочельник 2013 года в Анненкирхе была проведена первая служба. В рождественском послании 2013 г. епископ ЕЛЦИ Арри Кугаппи поблагодарил Бога за передачу церкви его общине. С этого времени богослужения проводятся ежевоскресно в 12:30~в одном из помещений Анненкирхе. Настоятелем храма был назначен пастор Александр Кудрявцев. В октябре 2014 года он дал интервью журналистке одного из петербургских информационных агентств.

– Расскажите о себе. Мне известно лишь то, что Вы служили в Зеленогорске, Рощино и Белоострове, а ещё до этого закончили Университет аэрокосмического приборостроения.

– Действительно, я сначала закончил техникум авиаприборостроения – сейчас это колледж, а потом учился в институте, благо они недалеко друг от друга находятся. Это всё было давно. Церковную деятельность я начинал в Токсово в конце 80-х. Оттуда был направлен на дьяконские курсы, которые позже преобразовали в семинарию. Первый выпуск семинарии в Колтушах (она ещё называется Теологическим институтом Церкви Ингрии) и был моим. Потом были богословские семинары в Москве. Когда я закончил дьяконские курсы, меня направили на служение в Зеленогорск, то есть в Терийоки, – это было уже в 90-е. Часть прихожан жила в Белоострове, проводили богослужения и там – соорудили небольшую часовню. Ещё одна часовня была в Рощино – потом там образовался автономный приход, и я стал настоятелем приходов и в Рощино, и в Зеленогорске (в последнем сейчас другой пастор). Затем меня перевели на служение в центральную канцелярию епископа на Большой Конюшенной, 8. До сегодняшнего дня являюсь управляющим имуществом Церкви Ингрии. И одновременно я направлен сюда, в церковь святой Анны, заниматься возрождением прихода. Не оставляю и свой «домашний» приход в Рощино. Богослужения проходят и там, и здесь, в святой Анне. Ну а в будни я занимаюсь недвижимостью в канцелярии епископа – причём по всей России, поскольку Церковь Ингрии представлена на всей территории нашей страны.

– Меня сразил такой момент: приборостроение – это же точные науки. Как это сочетается с религией?

– Никак... По большому счёту, я зря потратил некоторое количество времени жизни на все эти авиационные точные науки, лучше бы занимался философией или богословием. Но тогда было другое время. Крестился-то я уже в сознательном возрасте, когда женился и у меня было двое детей. Крестилась вся наша семья в токсовской церкви, где я и начинал своё служение. Моя мама до переезда в Петербург из Тверской губернии по-русски вообще не говорила.

– А почему лютеранство?

– Моя бабушка по национальности была финка – или даже скорее карелка (в паспорте у неё было почему-то написано «карело-финка»). Мне были всегда интересны национальные особенности моих предков. Моя мама до переезда в Петербург из Тверской губернии по-русски вообще не говорила: только в первом классе стала нормально объясняться, а так все говорили на карельском языке. То есть я родом из тверских карел. На экспериментальном заводе ГИПХ в Капитолово, где работали бабушка и мама, было довольно много финнов-ингерманландцев, которые жили там испокон веков. Поэтому по роду своей деятельности – а был я инженером по КИПиА (контрольно-измерительным приборам и автоматике. – Прим. ред.) на этом заводе мне часто приходилось сталкиваться с сотрудниками финского или ингерманландского происхождения. В частности, мой коллега-электрик был одновременно старостой токсовского прихода. Он и предложил мне поработать в церкви. По вечерам я работал там, а днём – на заводе. А потом совсем ушёл с завода.

– Вы родились в Ленинграде и наверняка в советские годы бывали на Кирочной улице (тогда Салтыкова-Щедрина), проходили мимо кирхи, где в те годы располагался кинотеатр «Спартак». Какие чувства у вас всё это вызывало?

– Свои детские годы я провёл в районе Сенной площади, куда и возвратился впоследствии – сейчас там живу. Кирочная для меня была довольно далека – я особо не путешествовал в эти края ни в детстве, ни в юности. В тогдашнем кинотеатре «Спартак» я никогда не был. Сейчас знаю, что здесь проходили различные кинопоказы, уникальные и интересные, в том числе, ретрофильмов. Но для меня это мало что значило, поскольку я не знал этого здания ни как церкви, ни как кинотеатра. Для меня оно стало актуальным в зрелые годы, когда я стал заниматься возвратом недвижимости церкви. Кирха святой Анны – один из крупнейших объектов, который совсем недавно – а именно год назад – был передан нашей церкви, и мы занялись возрождением общины и реставрацией здания.

– Я ещё немного углублюсь в историю: в 92 году в кирхе возобновили воскресные службы, но ближе к нулевым тут параллельно разворачивалась странная история с тем, что в здании хотели открыть чуть ли не ночной клуб. Кирху отбили в 2002-м и по странному стечению обстоятельств тут почти сразу произошёл сильный пожар, от которого здание до сих пор не оправилось. Я правильно понимаю, что так и непонятно, кто виноват в пожаре?

– По-моему, обвинили сторожа, но, мне кажется, зря: комната, где он жил – там же сейчас и наш сторож живёт, – осталась в целости и сохранности. То есть если бы пожар начался с этой комнаты, она бы первая и выгорела. А так сгорело всё, кроме неё. Скорее всего, причина пожара была в чём-то ином, сложно судить, в чём конкретно, спектр может быть широким: от поджога до неисправной электропроводки. Но надо сказать, что это здание ещё до пожара отключили от коммуникаций: то ли за неуплату, то ли ещё по каким-то причинам. Электричества в нём уже не было, то же касается тепла и воды.

– После пожара прошло больше десяти лет – а внутри многое в таком состоянии, будто пожар был вчера.

– Ну, это потому что мы находимся внутри здания. А вообще честь и хвала городской администрации – ещё Валентины Матвиенко, – которая способствовала проведению противоаварийных работ внутри здания. Ведь около семи лет здание стояло без крыши! Сделали новую кровлю, новые чердачные перекрытия, установили металлические балки, на которых держится крыша, провели ремонты фасадов, сделали гидроизоляцию фундамента, отремонтировали подвал. А внутренние работы – да, тут нужно будет много средств вложить. Мы надеемся на помощь, в том числе и государственную: собираемся писать в Министерство культуры. А пока прилагаем усилия к тому, чтобы здесь была община, какая-то жизнь, проходили мероприятия – хотим привлечь внимание горожан к этому объекту истории, культуры, этому святому месту. Ведь надо учесть сильное влияние лютеран на историю нашей страны, на её менталитет, в частности на менталитет Санкт-Петербурга. С Божьей помощью стараемся собрать достаточно средств, чтобы потихонечку – буквально шаг за шагом – совершить реставрационные работы. Сейчас мы ожидаем проект подключения электроэнергии: надеемся, что к зиме реализуем и у нас будут какое-никакое электричество, тепло, свет. А потом можно будет говорить и о подключении к центральному отоплению, воде, ну и о реализации проекта реставрации всех интерьеров.

– А есть какая-то смета: сколько нужно денег на реставрацию?

– Нет, сметы на все работы не существует. Есть коммерческие предложения, в основном по коммуникациям: на реставрацию всего интерьера мы ещё не замахивались, потому что это астрономические суммы, и нет смысла заранее их вычислять. Я думаю, самое главное, чтобы жила и действовала община: тогда мы сможем всем миром поднять это здание – памятник федерального значения.

– В советское время тут ведь что-то перестраивали?

– Да, вот эту пристройку, в которой мы сейчас с вами стоим (вход в церковь со стороны Кирочной улицы до алтарной стены. – Прим. ред.), возвели в 1939 году. Сейчас мы ожидаем проект подключения электроэнергии:надеемся, что к зиме реализуем и у нас будут какое-никакое электричество, тепло, свет.

– А в идеале какой облик планируется вернуть – XVIII века или отреставрировать то, что осталось от XX-го?

– Естественно, ломать советские пристройки мы не будем: это уже история. Очевидно, что и пристройку восстановим, и само здание приведём в соответствие с архивными данными, которые у нас есть.

– Комната, расположенная на втором этаже – такая белая красивая часовня, – она в какой момент была отреставрирована?

– Летом мы своими силами всем скопом проводили косметический ремонт. Причём сделали его таким образом, чтобы не повредить интерьеры, и чтобы всегда можно было переделать. Освежили немного потолок и стены для того, чтобы в этом здании можно было совершать богослужения каждое воскресенье – на английском и русском языках. Епископ благословил часовню. Сюда собираются приезжать наши финские друзья, чтобы вместе с нами проповедовать и молиться. Планируем, что постепенно наша община будет расти и численно, и духовно. Раньше (в начале XX века. – Прим. ред.) здесь было 12 тысяч прихожан – дай Бог возродить в каком-то приблизительном количестве.

– Как сложилась история с художниками и с выставкой «Человек как материал»?

– В лютеранских церквях традиционно в небогослужебное время проводят различные концерты духовной или классической музыки, устраивают выставки. Двери лютеранской церкви всегда открыты. Храм часто используют не только как центр духовности, но и как центр культуры. Поэтому для нас вполне естественно было пригласить молодых художников, тем более что они хотели вложить свои труды, силы и финансы в восстановление здания. В частности, благодаря им появились безопасные настилы: теперь можно ходить по всей церкви. Плюс, что немаловажно, перед выставкой отсюда вывезли немало строительного мусора – целыми контейнерами вывозили. Здесь будут и другие мероприятия. Пока не могу сориентировать по датам, но предстоят и спектакли, и выставки, и концерты классической, духовной и этнической музыки.

– Я правильно понимаю, что музыканты, художники могут выходить на вас и предлагать свои идеи? Но есть ли какой-то формат – что вы точно не пустите в церковь?

– Конечно, всё, что противоречит христианской морали и этике, мы не намерены сюда пускать. А что это, каждый и так понимает. Читайте десять заповедей. Если же мероприятие достойное, талантливое – пускай это даже поиски, – мы приветствуем. Мы планируем использовать этот храм в центре Санкт-Петербурга как некое место, где молодёжь могла бы обмениваться мнениями, проводить дискуссии. И, конечно, совместные богослужения.

– Современное искусство вы бы к себе пустили? Например, Православная Патриархия к нему не очень хорошо относится.

– Ну вот, в частности, в конце ноября у нас будет проходить один из дней фестиваля христианского кино «Невский благовест». У нас будут представлены экспериментальные работы молодых режиссёров – размышления о социально-духовных проблемах. Планируем показывать их на широком экране в большом зале – там, где он был в советское время, – молодёжь могла бы обсуждать эти работы, общаться. Сейчас мы ищем достаточно мощный проектор: он нужен буквально на один день. Прихожане пишут заявление о вступлении в приход, их жизнь контролируется – в том плане, чтобы всегда можно было оказать и духовную, и материальную помощь.

– Мне рассказывали, что вы собираетесь продвигать кирху в соцсетях. Можете про это рассказать? Потому что, мне кажется, это не очень типичная история для религиозного учреждения.

– Для лютеранской церкви это типично. Наши приходы представлены практически во всех соцсетях. Евангелическая лютеранская церковь Святой Анны – не исключение: она есть «ВКонтакте» и на Facebook. Есть и официальный сайт.

– Что сейчас являет собой лютеранская община в Петербурге?

– Членство прихожан в общине фиксированное: прихожане пишут заявление о вступлении в приход, их жизнь контролируется – в том плане, чтобы всегда можно было оказать и духовную, и материальную помощь. Приходов церкви в Петербурге несколько: кафедральный собор – церковь Святой Марии на Большой Конюшенной, церковь Святого Михаила на Среднем проспекте, церковь в Зеленогорске, в Юкках. В среднем в каждом из этих приходов по 700 прихожан.

(В это время из комнаты сторожа выходит чёрно-белая кошка, начинает тереться о мои ноги, важно уходит к дверям – сквозь стекло на деревянный настил попадает солнечный свет, в котором и греется животное.)

– Это наша эрмитажная кошка: нам её подарили – так что мы, таким образом, филиал музея. Она хорошо ловит мышей.⁵⁷³

…Более 10 лет храм пребывал в руинированном состоянии, после чего начался сбор средств на его восстановление. Однако этот процесс носил довольно необычный характер: Анненкирхе превратилась в «арт-пространство».

«Для евангелическо-лютеранской церкви святой Анны (Анненкирхе) в Петербурге, больше известной горожанам как бывший кинотеатр «Спартак», ищут средства на восстановление после страшного пожара 2002 года. Сейчас церковь открыла двери представителям искусства и творческих профессий, быстро превратившись в одну из самых необычных творческих площадок города, – пишет журналистка Анна Романова. – Денег с организаторов, участников и зрителей здесь не берут, а лишь стараются привлечь внимание как можно большего количества людей к проблеме реставрации, так как единственный возможный источник финансирования этих работ – частные пожертвования. В последний год интерес к Анненкирхе резко вырос. Сюда потянулись современные художники, музыканты и фотографы, привлеченные «духом упадка», – после пожара внутри облупленные стены и парадные лестницы, на полу песок и дощатые настилы – все это создало удивительную атмосферу для необычных мероприятий.

Так, из-за своего атмосферного интерьера Анненкирхе стала сверхмодным местом для фотосессий у петербургских фотографов. В 2014 году посниматься на старинных лестницах стоило около трех тысяч рублей. По словам пастора, церковь лишь поощряет пожертвования от организаторов мероприятий, но размер – на их усмотрение. Сейчас лютеране готовятся к полноценной реставрации церкви XVIII века, это будет не просто ремонт. Предстоит подготовить проект, провести изыскательские работы, чтобы выбрать решение, которое бы не повредило историческому зданию, но при этом было конструктивным и современным.

– К нам часто обращаются художники с просьбами предоставить помещение для выставки или другого мероприятия, и, если это не противоречит христианской морали, мы предоставляем такую возможность.

В итоге на сайте церкви сформировался целый раздел «Афиша», как в настоящем культурном заведении. Здесь проходят концерты классической музыки и музыки барокко, планируется провести общегородской кинофестиваль. Историки готовят историческую справку, которая должна лечь в основу проекта реставрации. По словам пастора, требуемая сумма сопоставима с той, что город потратил на базовые противоаварийные работы – около 70 миллионов рублей с учетом проекта и его согласований».⁵⁷⁴

В 2013 году община взяла на себя охранные обязательства перед Комитетом по охране памятников (КГИОП) – так как церковь является памятником федерального значения, необходимо восстановить ее исторический облик. На разработку проектной документации было отведено полтора года, на проведение работ – три. Однако проблема – откуда взять средства – никуда не исчезла. «Первым делом мы начали минимальное внутреннее облагораживание церкви, – рассказывает отец Александр. – Вывозили мусор, разбирали ветхие перекрытия – спасибо большое добровольцам, которые нам помогали. Наняли охранника, чтобы не допустить порчи здания вандалами. Сейчас проводим комплекс противопожарных работ».

За это время было отреставрировано небольшое помещение – флигель церкви, теперь там проводятся музыкальные концерты и выставки. На входе в церковь собираются пожертвования, но этого едва хватает на текущую деятельность: вынос мусора, косметические работы, оплату услуг охранника. Тем временем срок, отведенный комитетом на разработку проектной документации, заканчивался. «Мы обратились к архитектору, он разработал смету, продолжает о. Александр. – На весь комплекс ремонтных работ необходимо 6 миллионов 220 тысяч рублей. Честно говоря, эта сумма в десятки раз превышает те средства, которые сейчас есть у нас».

Отец Александр обратился к известному архитектору Рафаэлю Даянову, который является директором архитектурного бюро «Литейная часть-91» и членом градостроительного совета. В студии ждали, когда КГИОП выдаст соответствующее заключение о состоянии внутренних помещений кирхи, только после этого можно будет начать работу над проектом и сметой работ. При этом Рафаэль Даянов подтверждает, что проектом он и его коллеги заниматься готовы. «Поскольку мы занимались храмом святой Екатерины на Васильевском острове, мы представляем себе, что такое лютеранский храм. Тем более осталось много старинных фотографий. Поэтому надеемся восстановить подлинный облик кирхи», – рассказал архитектор.

Но факт остается фактом – для проведения реставрации потребуются миллионы рублей. «Мы обращались к губернатору, на наше обращение ответили отказом – и так было потрачено 70 миллионов рублей. Обращались в Министерство культуры – там сказали, что документы заполнены неправильно, если переделаем, то все это хотя бы будет рассматриваться», – пояснил отец Александр. В самой «Ингрии» подтверждают, что средства на ремонт церкви ищут, однако за более подробной информацией отсылают к попечителю Анненкирхе отцу Александру – этот вопрос целиком лежит на нем.

Священнослужитель надеется на помощь зарубежных коллег. Привлечь внимание к кирхе можно при помощи выставок зарубежных партнеров. Собственно, для этого и проводятся противопожарные работы – чтобы пожарная служба разрешила проводить мероприятия здесь. Отец Александр договаривается о проведении в Анненкирхе большой выставки немецких художников. «Если мы обеспечим безопасность посетителей, повесим огнетушители… В общем, сделаем все, что нужно, нам можно будет провести в церкви выставку с участием немецкой стороны. Соответствующие переговоры уже велись. Также сейчас общаемся с финскими коллегами», – сообщил он и добавил, что на помощь российских предпринимателей рассчитывать не приходится.⁵⁷⁵

Январь 2015 года. Анненкирхе в плачевном состоянии, но есть надежда на восстановление. Город уже восстановил фасад, кровлю, потолок и часовню на втором этаже. Внутри холодно и сыро, чувствуется запах плесени и гари, ощущение, что мостки или лестницы под тобой вот-вот провалятся. Сюда можно попасть – по воскресеньям проводятся службы на английском и русском языках, периодически проходят весьма любопытные выставки и инсталляции (сейчас инсталляция «Вторая жизнь» с фотографиями и документальными роликами), а за небольшое пожертвование (сколько сможете) – музыкальные вечера. Как рассказал служитель – двери лютеранских храмов всегда открыты, и в них традиционно в небогослужебное время проводят концерты духовной или классической музыки, устраивают выставки.⁵⁷⁶

Старинная кирха святой Анны на Кирочной улице снаружи выглядит вполне пристойно. На дверях, которые раньше вели в фойе кинотеатра, – расписание лютеранских богослужений. Однако стоит только ступить внутрь, как настроение верующего человека сильно меняется.

– Тогда все выглядело еще намного страшнее, чем сейчас, – говорит настоятель прихода о. Александр Кудрявцев. – Ничего, постепенно обживаемся. Здание мы получили без коммуникаций. До сих пор еще не удалось подключить электричество. Сейчас проводим последние подготовительные работы.

По словам настоятеля, пока сложно сказать, когда начнется реставрация. Средств для этого у общины нет. Все работы идут только на пожертвования. Спасибо, помогают волонтеры.

– На наше письмо о помощи, направленное губернатору, нам ответили, что из бюджета города уже потрачено 70 миллионов рублей на первоочередные противоаварийные работы, и больше власти выделить денег пока не в состоянии. В то же время, поскольку это памятник федерального значения, по закону, государство обязано заботиться о его сохранении. Мы обратились за помощью в правительство и Министерство культуры, но получился замкнутый круг: оказалось, что мы должны за свой счет подготовить проект поэтапной реставрации, а это тоже большие средства, и только затем можем запрашивать деньги.

Тем не менее, даже в нынешнем состоянии кирха св. Анны живет насыщенной жизнью. Пока отремонтировано только помещение на втором этаже – там три раза в неделю проходят богослужения: дважды на русском, один раз на английском. Народу пока не очень много, но на великие праздники мест не хватает... Кроме того, каждые выходные под сводами кирхи проходят музыкальные концерты.

– Мы надеемся, что со временем она будет не только приходским храмом, но и христианским молодежным центром, – говорит о. Александр Кудрявцев.

Кстати, молодых людей не особенно смущает внутренний облик порушенной кирхи. Ведь где еще в самом центре Петербурга можно послушать музыку среди закопченных стен? Модные художники тоже любят представлять здесь свои выставки-инсталляции. Кроме того, нередко заглядывают сюда киношники, ведь тут готовые декорации разрушенных древних замков. А для прихода съемки фильмов – возможность привлечь дополнительные пожертвования на реставрацию. По словам о. Александра Кудрявцева, на реставрацию уйдет как минимум лет пять, но он абсолютно уверен, что рано или поздно церковь будет восстановлена. Ведь за плечами бывшего инженера по авиационным приборам и радиолокации – восстановление лютеранских церквей в Токсове и Зеленогорске, сооружение новой в Колтушах.

– Сегодня каждый может помочь нам собственным трудом, – говорит настоятель. – Нужны в первую очередь строительные мастера. В совместном труде созидается община. Глядишь, среди этих людей найдутся и те, кто станет членами нашего прихода. Кстати, сегодня кирха представляет собой зримый пример веротерпимости. Ротонду со стороны Фурштатской улицы лютеранская община уступила католикам.

– Они обратились к нам за помощью, поскольку никак не могли найти помещение для своих богослужений, – пояснил о. Александр. – Причем это не обычные католики, а те, которые проводят мессу на латыни. Они подчиняются папе Римскому, но составляют отдельный орден – братство Пия X. Тут единственное место в нашем городе, где они собираются.⁵⁷⁷

…В 1517 году Мартин Лютер возглавил Реформацию, в ходе которой произошел разрыв с Римско-Католической Церковью. А 500 лет спустя под сводами Анненкирхе всё возвращается на круги своя…

Пасторы Анненкирхе.: И. Л. Шаттнер (1719–37), Ф. Лютке (1737–38), И. Г. Шрайнер (1738–40), К. Э. Рихтер (1740–57), И. А. Эрхардт (1757–62), М. Ф. Гросскрейц (1762–66), И. Б. Лонсерт (1766–78), Т. Ф. Т. Рейнботт (1778–1813), Ф. Т. Рейнботт (1813–37) Ф. Мориц (1838), К. Т. Безе (1838–53), Э. А. Г. Гершельман (1853–54), П. О. А. Зеберг (1855–78), К. Нельтинг (1858–80), Т. У. И. Отто (1867–90), Р. Э. Гессе (1877–87), К. Р. Фрейфельд (1880–1903), Ю. Мютель (1887–1903), А. Мальмгрен (1890–1929), Ф. Лотихиус (1992–95), X. Шмидпот (1995), X. Китцка (с 1995).

Патроны евангелическо-лютеранской общины Анненкирхе.: генерал-фельдцейхмейстер граф Я. Д. фон Брюс (1719–20), генерал-лейтенант граф Р. фон Брюс (1720–24), генерал-майор И. Я. фон Гюнтер (1724–34), генерал-майор Б. Э. фон Траутфеттер (1740), генерал-фельдмаршал Г. Р. фон Ливен (1740–46), генерал-аншеф граф В. фон Фермор (1746–52), генерал-майор Я. фон Шульц (1752–57), принц П. А. Ф. фон Гольдейн-Бек (1757–59), обер-камергер К. А. фон Брокторф (1759–76), генерал-аншеф И. фон Мюллер (1776–87), почт-директор Ф. М. фон Бок (1787–91), генерал-майор К. фон Хандвиг (1791–94), камергер граф Г. Г. фон Тизенгаузен (1794–1805), статский советник К. фон Хабарт (1805–1822), военный министр барон П. И. Меллер-Закомельский (1822–23), герцог А. Вюртембергский (1824–33), генерал-адъютант К. фон Толль (1838–42), принц А. Л. X. фон Гессен-Дармштадтский (1842–52), принц Г. А. Э. фон Мекленбург-Стрелицкий (1852–79). С 1881 обязанности патронов Анненкирхе выполняли президенты церковного совета.⁵⁷⁸

Средний проспект Васильевского острова, 18/2-я линия, 32.

История евангелическо-лютеранского прихода святого Михаила берёт начало с 1732 года, когда при Первом Кадетском корпусе на Васильевском острове (в бывшем дворце князя Меншикова) была основана домовая лютеранская церковь.

В 1732 г. императрица Анна Иоанновна повелела учредить «военную академию» – Сухопутный шляхетный (дворянский) кадетский корпус. Он был основан по предложению Павла Ягужинского, соратника Петра I-го. Сын бедного школьного учителя при лютеранской церкви в Немецкой слободе Москвы, Павел Ягужинской был взят на службу к царю Петру в 19-летнем возрасте. Вскоре он стал влиятельным государственным деятелем, дослужился до генерал-адъютанта и, пережив Петра I, вошел в число приближенных лиц Анны Иоанновны. Будучи генерал-аншефом и кабинет-министром, он высказал мысль об учреждении в России кадетских корпусов.⁵⁷⁹

Анна Иоанновна, приняв предложение Павла Ягужинского, возложила осуществление этого проекта на фельдмаршала графа Бурхарда Христофора Миниха (Munnich, 1683–1767), стоявшего во главе военного российского ведомства. При устроении Корпуса для подготовки армейских офицеров за образец были приняты уставы кадетских корпусов Берлина и Копенгагена.⁵⁸⁰ Директором (подполковником) Корпуса был назначен генерал-майор фон Люберас, знаменитый строитель дока в Кронштадте. По происхождению шотландец, барон Людвиг фон Люберас родился в Лифляндии; на русскую службу поступил при Петре I.

Новое заведение было размещено на Васильевском острове, в бывшем дворце князя Меншикова. «Дом сосланного в Сибирь князя Меншикова определен для сего учебного рассадника⁵⁸¹, – сообщал петербургский историограф Ф. Шредер в «Новейшем путеводителе по Санкт-Петербургу» (Спб. 1820). В этой же книге приводятся краткие сведения о здании, отданном под военные нужды: «Лицевая сторона к Неве имеет в длину 167 сажен, а большое трехэтажное здание по так называемой Кадетской линии простирается на 366 сажен … Число разделенных на роты кадет простирается до 800; 37 офицеров обучают их военному упражнению и порядку; а 50 учителей наукам».⁵⁸²

Наряду с русскими кадетами в число воспитанников корпуса были приняты 120 отпрысков остзейского дворянства, во множестве переезжавшего тогда на службу к русскому императорскому двору в Санкт-Петербург. Вот фамилии некоторых из них: Фелькерзам, Эссен, Икскуль, Герздорф, Буксгевден, Розен, Бриммер, Альбедиль, Веймарн, Штофельн, Глазенап, Врангель, Гельвих, Пален, Гельфрейх, Унгерн, Берг, Удом, Корф, Медем и др.⁵⁸³

С одним кадетом, выходцем из Остзейского края, приключилась такая история. Всесильный Миних (лютеранин по вероисповеданию) распорядился наказать кадета Сытина за отказ от православной веры. (Тот просил Миниха воспретить православному «корпусному» священнику «принуждать его к вере греческого исповедания»). По этому поводу Миних писал Люберасу: «Я рассуждал, что он (Сытин) суть из Лифляндского или Эстляндского шляхетства, но (так) как он (ранее) объявил, что отец его из российских и ныне бригадиром, то я признал, что он суть греческого (т.е. православного – а. А.) исповедания, в котором и крещен, и для того оное его прошение в начале Богу и Ея императорскому Величеству и духовным нравам весьма противно и к повреждению закона, чего ради оный кадет Сытин отослан от меня под караулом к Вашему Превосходительству…»⁵⁸⁴

Большинство преподавателей Кадетского корпуса были немцами. С 1732 по 1741 гг. в разные годы в должности наставников кадетов подвизались: Христиан Гартвиг, Яган Клязген, Яган Людвиг – «письменный мастер немецкого языка прусской нации»⁵⁸⁵; Иоганн Бейтер, Иоганн Мейвут, Эрнст Людвиг Бетье, Яган Балтазар Битнер, Иоганн Виндорф, Исаак Клеркен.⁵⁸⁶ Членами преподавательской корпорации были также Иоганн Эрнест Греч, лейпцигский магистр философии; Зольберх,⁵⁸⁷ Карл Генрих Бер, Эбель, Яков Фридрих Ферей, Христофор Мегандер, Венцель, Фридрих Брун, фон Траубниц, фон Фробен.⁵⁸⁸ Для кадетов и преподавателей Корпуса выписывались «Санкт-Петербургские ведомости» на немецком и русском языках.⁵⁸⁹

Поскольку в Кадетском корпусе или, как его еще называли, Рыцарской Академии оказалось много лютеран, при нем учредили должности пастора, кантора и кистера. Лютеранская церковь для кадетов-протестантов была устроена в 1732 г. – в год основания Корпуса. Она помещалась во флигеле и представляла собой длинную и узкую залу, куда могло поместиться ограниченное число кадетов. Церковь предназначалась в первую очередь для кадетов, офицеров, преподавателей и других служащих корпуса. Первым пастором при этой церкви был Тобиас Плашинг (Фома Плашнин, 1732–1747), который сказал свою первую проповедь в этом храме 26 декабря 1732 г., на второй день праздника Рождества Христова. В тот же день состоялось освящение церкви.⁵⁹⁰

Кроме уроков Закона Божия, которые пастор Плашинг давал кадетам два раза в неделю, он должен был ежедневно с 6 до 7 часов утра и в 7 часов вечера молиться с кадетами-лютеранами и читать им главу из Библии, сопровождая текст необходимыми толкованиями.

Помощником пастора Плашинга стал преподаватель Михель Мартин: «Должность его ежедневно 1 час теологии и 2 часа латинского языка кадетов обучать, в церкви молитву и при всех публичных собраниях отправлять, а ежели нужда востребует, имеет он також вместо пастора казания сказывать».⁵⁹¹

Немецкоязычные воспитанники владели русским языком в различной степени. В «Имянном списке всем бывшим и ныне находящимся в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе штаб-обер-офицерам и кадетам» (Спб. 1761, ч. 1) каждому воспитаннику даются краткие и выразительные оценки: «российского языка обучается в переводах», «по-российски пишет худо», «по-российски писать обучается», «с немецкого на российский переводить начал», «разумеет и говорит несколько по-российски, учится российской грамматике», «говорит и пишет изрядно», «с немецкого на российский язык експликирует нарочито», «гораздо тверд в штилях обеих языков».

В числе русских питомцев Кадетского корпуса был А. П. Сумароков (выпуск 14 апреля 1740 г.), ставший впоследствии известным писателем (сконч. в 1777 г.). Его знание иностранных языков училищное начальство оценивало таким образом: «експликирует и переводит с немецкого на французский язык, сочиняет немецкие письма и орации».⁵⁹² Выпускниками Кадетского корпуса были такие известные в будущем драматурги как Херасков, Озеров и Крюковский. Историк А. В. Висковатов пишет: питомцы 1-го Кадетского корпуса «имели участие в плаваниях вокруг света, в открытии новых стран и сами открывали оные».⁵⁹³ Здесь речь идет, в первую очередь, о знаменитом мореплавателе О. А. Коцебу (лютеранин по вероисповеданию), под чьим командованием было совершено первое русское кругосветное путешествие.

Придя к власти, Елизавета Петровна отстранила Миниха от управления Корпусом (1741 г.), а впоследствии он был отправлен в ссылку. Новым директором Корпуса был назначен генерал-фельдцейхмейстер Людвиг Гессен-Гомбургский.

С 1743 г. Корпус стал именоваться Сухопутным кадетским, в отличие от формировавшегося тогда Морского кадетского корпуса. Существует предположение, что А. В. Суворов в юности посещал классы Кадетского корпуса, не будучи его воспитанником. Это предположение отнюдь не беспочвенное, если учесть, что «студенческие» лета Суворова приходятся на первые годы царствования императрицы Елизаветы Петровны, когда в России еще не было другого подобного заведения.⁵⁹⁴

Лютеранская община при Корпусной церкви. Пастор Плашинг проповедовал в лютеранском храме Кадетского корпуса в воскресные и праздничные дни. Но после увеличения числа прихожан он стал устраивать молитвенные собрания и у себя на квартире. И со временем он получил разрешение помимо лютеранских воспитанников Корпуса духовно опекать также жителей города соответствующего вероисповедания. Таким образом, богослужения в кадетском корпусе стали посещать лютеране – жители ближайших кварталов, образовав постепенно значительную группу людей. Эту своеобразную лютеранскую общину в городе стали называть Корпусной церковью.⁵⁹⁵ Воскресные богослужения совершались в большом зале главного здания.

Пастор Тобиас Плашинг прослужил в Корпусе до 1747 года, после чего был переведен в Дерпт (ныне – Тарту, Эстония). На свое место он рекомендовал пастора Г. Геннига, служившего в Кронштадте.⁵⁹⁶

Об этом пасторе, состоявшем при Кадетском корпусе, сохранились интересные сведения. В 1757 г. прадед А. С. Пушкина – Абрам Петрович Ганнибал продал свой дом пастору лютеранской кирхи при Кадетском корпусе Геннигу (Генингу), и это была не случайная сделка. Супругой А. П. Ганнибала была прабабка А. С. Пушкина – шведская уроженка Христина-Регина фон Шеберг (Христина Матвеевна). Лютеранка по вероисповеданию, она состояла прихожанкой Кобринской кирхи, расположенной в деревне Кобрино, близ Гатчины, где и была погребена (1781 г.) На земле Ганнибала с древних времен мирно сосуществовали два прихода: Суйдинский православный, с церковью Воскресения Христова, и Кобринский лютеранский, с кирхой св. Екатерины.

Прабабка А. С. Пушкина была глубоко религиозным человеком. Еще до приобретения земель под Петербургом, проживая в северной столице, она часто посещала своего духовника – пастора лютеранской церкви при Кадетском корпусе Г. Геннига. Именно ему Ганнибал и продал свой дом, находившийся на Васильевском острове.⁵⁹⁷

Известно и былое местоположение этого дома; он стоял на Среднем проспекте Васильевского острова, между 1-й и 2-й линиями (на месте нынешнего дома № 11).

В 1752 г. военный инженер Ганнибал после службы в Прибалтике возвратился в Петербург и поселился с семьей по указанному адресу. Он прожил здесь вместе с многодетной семьей до 1757 года. Дом, который приобрел пастор Генниг, представлял деревянное одноэтажное здание в виде буквы «П». Оно имело девять окон по фасаду, который составлял 21 метр и был обращен на Средний проспект. Здание боком выходило на переулок-тупик, ныне не существующий, который продолжал пролегавший от Невы до Среднего проспекта Песочный переулок (ныне – улица Репина).

После кончины пастора Геннига домовладение перешло по наследству к его дочери. (Сегодня на месте дома пастора Геннига находится пятиэтажный каменный особняк, построенный как доходный дом в начале 1900-х годов купцом Гулиным).⁵⁹⁸

Со временем община при Корпусной церкви разрослась настолько, что в 1745 году зал для богослужений в Кадетском корпусе был увеличен: лютеранская церковь была переведена в особый флигель. (Ранее, в 1744 году, последовало перемещение в большой зал православного храма, который был освящен в присутствии императрицы Елизаветы Петровны и многих знатных гостей).⁵⁹⁹

12 февраля 1759 г. главным директором Корпуса был назначен наследник престола великий князь Петр Феодорович. А после своего вступления на престол Петр III назначил главным директором Корпуса генерал-поручика Ивана Ивановича Шувалова. Петр III возвратил из ссылки графа Миниха. Престарелый фельдмаршал после 20-летнего отсутствия, увидел Корпус в его расцвете. Многие из первых его выпускников уже занимали важнейшие государственные посты.

Но Петр III оставался на российском престоле недолго. В результате очередного переворота к власти пришла его супруга – Екатерина II. Именным указом от 7 марта 1765 г. императрица приняла Корпус под свое непосредственное ведение. Управление Корпусом было возложено на генерал-поручика Ивана Ивановича Бецкого.

В 1767 г. начальник 1-го Кадетского корпуса генерал-лейтенант Бранд отвел для лютеранской церкви старую одноэтажную пекарню в боковом флигеле главного корпуса; она была переделана и освящена.⁶⁰⁰ В 1777 году по приказу генерала Пурпура в кирхе была устроена кафедра и алтарь.⁶⁰¹ Эту церковь могли посещать не только кадеты, но и все лютеране, жившие в соседних кварталах. В 1779 году отечественный историк Г. Богданов упоминал об этом храме как об одной из приходских церквей Санкт-Петербурга: «Кирка на Васильевском острову, при Кадетском корпусе».⁶⁰² А его собрат по перу – Федор Туманский, в своем очерке, опубликованном в 1792 году, также уделил этому храму несколько строк: «В Сухопутном Кадетском Корпусе лютеранская церковь заведена в 1732 году. Пастору производится жалования 370 рублей».⁶⁰³

С 1786 по 1794 гг. Корпусом управлял генерал-адъютант граф Фридрих (Федор Евстафьевич) Ангальт, сын наследного принца Ангальт-Дессауского.

Граф Фридрих Ангальтский (1732–1794), с 1783 года на русской службе. В 1786 г. граф получает пост Главного инспектора войск Петербургской губернии, а также Лифляндии и Эстонии. 8 ноября 1786 г. он становится главой Кадетского корпуса – самое важное его место службы в России. Вплоть до своей смерти в 1794 г. он возглавлял Кадетский корпус. Благодаря введению современных по тем временам методов воспитания, ежедневному посещению корпуса и личной симпатии, он, не имевший своей семьи, стал «отцом русских кадетов». Граф снимал вместе со своим слугой дом Штельпманна на Красном мосту через Мойку за Адмиралтейством. Уже в 5.00 часов утра после 45-минутной прогулки он был в корпусе и будил своих воспитанников словами «Вставайте, дети мои!». Зимой он шел прямой, но очень опасной дорогой, по льду замерзшей Невы.

Императрица, охотно посещавшая корпус, как-то воскликнула: «Это место, где взращивают великих мужей!». В Кадетском корпусе не было библиотеки. В 1787 г. для этих целей по настоянию графа императрица пожаловала корпусу библиотеку генерала Эггера, насчитывавшую 7000 томов. Для ее пополнения граф вкладывал значительные суммы из личных средств.⁶⁰⁴ Сегодня она хранится в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге и известна как библиотека Кадетского корпуса. Два учебника французского языка были составлены самим графом и подарены каждому выпускнику корпуса.⁶⁰⁵ Граф заботился и о духовном воспитании кадетов. Кроме 250 русских воспитанников в корпусе было около 100 детей из семей балтийских немцев лютеранского вероисповедания и 20 детей из семей иностранцев. В 1788 г. граф приказывает полностью отреставрировать евангелическо-лютеранскую домашнюю церковь в Кадетском корпусе и становится ее покровителем.⁶⁰⁶

Весной 1794 г. в возрасте 63 лет Фридрих граф Ангальтский физически ослаб. 20 мая он в последний раз явился на службу в Кадетский корпус. 22 мая 1794 г. он навсегда закрыл глаза. В слезах двигались воспитанники за его гробом на евангелическо-лютеранское кладбище Волково, к месту покоя членов лютеранской общины Кадетского корпуса. Вся улица была забита людьми. Сохранившийся до наших дней надгробный памятник над его могилой был сделан по эскизам полковника графа Александра фон Мюниха (1771–1841), одного из воспитанников Кадетского корпуса.⁶⁰⁷ Вскоре после его смерти Свободное экономическое торговое общество заказало у скульптора Гофмана мраморный бюст, который был выставлен в зале заседаний.⁶⁰⁸ Сегодня он находится в фондах Русского музея. В Кадетском корпусе об «отце русских кадетов» напоминал портрет маслом. Сам портрет не известен специалистам, однако, возможно, он хранится в фондах Артиллерийского музея или Музея Петропавловской крепости.⁶⁰⁹

После смерти графа Ангальта в 1794 году его место занял генерал-поручик М. И. Голенищев-Кутузов, ставший впоследствии знаменитым фельдмаршалом.⁶¹⁰

Еще в первые годы правления Екатерины II в этом учебном заведении была устроена «молебная комната» для кадетов-католиков. Об этом упоминает в своем описании Санкт-Петербурга Виктор Бурьянов. В 1838 г. он сообщал о том, что в Первом кадетском корпусе «для воспитанников лютеранского и римско-католического исповеданий есть как церковь, так и священнослужители».⁶¹¹ Само собой разумеется, что в 1-м кадетском корпусе, со времени его учреждения, был и православный храм. И, как отмечал в 1820 году Ф. Шредер, «5 духовных особ, – три грекороссийских, один лютеранский пастор и один католический патер пекутся в истинно христианском согласии о наставлении воспитанников закону Божию, и отправляют богослужение в трех разных в доме находящихся церквах».⁶¹²

Первым православным законоучителем Корпуса был иеромонах Лука (Конашевич), ставший впоследствии архимандритом Симонова монастыря в Москве.⁶¹³ Из преподавателей Закона Божия в эпоху Екатерины II был в Корпусе будущий архиепископ Анастасий (Братановский). При кадетах Корпуса состояли гувернеры из иностранцев, так называемые «аббаты» – французы или немцы. Какой национальности был дежурный по Корпусу «аббат», на том языке должны были говорить с ним все кадеты. Но, по приказу императора Павла 1 (1796–1801) аббаты были уволены, и их заменили офицерами.⁶¹⁴

Для армии наличие веротерпимости имело особое значение. Поэтому будущих офицеров с детства приучали уважать религиозные воззрения друг друга.⁶¹⁵ Это отметил в своих записках полковник Гагерн, который, по распоряжению нидерландского короля, был назначен в свиту принца Александра Оранского (1817–1849), сына королевы и великой княгини Анны Павловны, во время его путешествия в Россию в 1839 году. 29 (17) августа принц и его свита осмотрели петербургский Сиротский институт (Александровский кадетский корпус), который состоял под покровительством императрицы. «В нем находится около 120 мальчиков от 3-х до 10-ти лет 4-х вероисповеданий – православного, католического, лютеранского и магометанского, – сообщал Гагерн. – Там все дети дворян; они обмундированы и уже в этом возрасте воспитываются по-военному и приучаются к командованию».⁶¹⁶

К веротерпимости призывали и видные деятели Русской Православной Церкви. Вот как выразил свое отношение к лютеранам митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов) (1783–1867): «О живом лютеранине можно петь молебен и просить ему благодати Божией, привлекающей в единство истинной Церкви; но о умершем – иное дело. Мы его не осуждаем, но его была воля остаться до конца вне пределов Православной Церкви. Зная некоторых лютеран, имевших уважение и веру к Православной Церкви, но скончавшихся вне соединения с нею, – в утешение присных верных, я дозволял о них молитву, не открытую в Церкви (с которой они открыто не соединились в жизни), а поминовение на проскомидии и панихиды в доме».⁶¹⁷

Корпусной церковью при 1-м Кадетском корпусе лютеранская община владела более 70 лет. Поскольку некоторые из пасторов Корпусной церкви владели эстонским и латышским языком, к общине присоединились группы эстонских и латышских лютеран, живших в Санкт-Петербурге.

Члены общины заботились о благоукрашении своего храма. Вот выдержка из церковной «летописи» за 1834 год: «Г-жа Кюрте, прихожанка евангелическо-лютеранской церкви 1-го Кадетского корпуса, пожертвовала в эту церковь надпрестольный образ снятия Спасителя с креста, списанный ею самою с картины Рубенса; пастор той же церкви Флитнер пожертвовал на поправку оной 400 рублей ассигнациями, и (так) как эта церковь не имела до того особого названия, то и наречена, с Высочайшего соизволения, евангелическо-лютеранской церковью св. Архистратига Михаила».⁶¹⁸

12 июня 1834 г. по Высочайшему разрешению императора Николая I церковь получает имя святого Архангела Михаила, который считался «знаменосцем небесного воинства (соеlestis militae signifer)». Таким образом, в названии церкви отразились особенности ее происхождения и существования при военном учебном заведении. Она носила то же имя, что и самая первая лютеранская церковь в России, существовавшая с 1576 по 1578 гг. в подмосковной Немецкой слободе. Характерно, что община при Корпусной церкви не имела своего церковного совета; более чем 100 лет своего существования она управлялась администрацией Кадетского корпуса.⁶¹⁹ (Перу Н. С. Лескова принадлежат очерки «Кадетский монастырь», где описываются события, имевшие место в Корпусе в 1820–1832 гг.)

В 1839 г. здания корпуса начинают перестраивать, и 12 мая 1842 года часовня сносится, поскольку «загромождает двор». Николай I, которого смущало частое присутствие партикулярных лиц в военном учреждении, распорядился взамен ежегодно выделять из казны по 5 тысяч рублей ассигнациями на аренду помещения для прихода.⁶²⁰Для богослужений кадетов был предоставлен зал корпуса, а прочим членам общины св. Михаила было предложено распределиться по трем уже существовавшим в городе крупным немецким лютеранским общинам: св. Петра, св. Анны и св. Екатерины. Отчасти так и произошло: группа эстонских лютеран нашла временный приют в шведской лютеранской церкви св. Екатерины до того, как они построили собственную церковь; латышские лютеране стали проводить свои богослужения в церкви Смольнинской богадельни, где служил латышский пастор, а позже построили латышскую лютеранскую церковь. Самая же большая немецкая часть общины св. Михаила, насчитывавшая более 2000 членов, решила сохранить свою общину. Пастор Давид фон Флитнер, портной Хальман, аптекарь Грефс и виноторговец фон Блике хлопотали при дворе и добились разрешения сохранить общину.⁶²¹

Материальная помощь от казны была оказана приходу благодаря содействию императора Николая I и особенно – великого князя Михаила Павловича (1798–1848). 10 ноября 1841 г., в день рождения Лютера, был впервые выбран Совет общины св. Михаила, ее патроном стал член Государственного Совета барон Ган. В августе 1842 г. для богослужений был снят второй этаж дома на 2-й линии Васильевского острова.⁶²² Община перевела свою церковь в помещение, нанятое приходом в доме одного из прихожан – Кранихфельда, располагавшемся на углу 2-ой линии и Среднего проспекта Васильевского острова.⁶²³ Храм был освящен 16 августа 1842 г. в честь архангела Михаила – небесного покровителя великого князя Михаила Павловича.⁶²⁴ Так образовался отдельный приход, членами которого были не только немцы, но также часть эстонцев и латышей, живших в Петербурге.

Так как здание не могло вместить всех прихожан, то после перестройки корпуса кадетского училища там вновь была открыта лютеранская церковь, освященная 8 ноября 1847 года. До 1861 года в церкви на Васильевском острове, и в кадетском училище состоял один приход. В 1861 году церковь в кадетском училище получила разрешение на создание собственного прихода, который с 1866 года именовался «церковь святого Михаила в Кадетской линии».⁶²⁵

С этого времени для общины начался трудный тридцатилетний период. Длительность этого периода объяснялась недостаточностью средств сравнительно маленькой общины для постройки собственной церкви. Эти средства собирались постепенно и очень медленно. К началу второй половины Х1Х в. около 16% населения Васильевского острова в Санкт-Петербурге составляли лица немецкой национальности.⁶²⁶ По роду занятий многие из них принадлежали к преподавательскому составу высших учебных заведений, находившихся на острове, таких как Университет, Академия художеств, Горный институт. Другая часть немцев занималась биржевой и купеческой деятельностью.

Община св. Михаила выдержала экзамен на прочность и не распалась. Духовная скрепа, ее объединявшая, общая вера и традиции оказались достаточно крепкими. В этом большая заслуга пасторов общины: Давида фон Флитнера (1841–1859), родившегося в Саратовской губернии, учившегося в Дерптском университете, позже назначенного Генеральным суперинтендентом Евангелическо-Лютеранской Церкви России, а также Карла Мазинга (1860–1878) из Эстляндии. Многим была обязана община св. Михаила и энергичным действиям своего церковного совета, который состоял из военных, предпринимателей, купцов, аптекарей, ремесленников немецкого происхождения, живших на Васильевском острове.

Особые заслуги перед общиной снискал портной Фридрих Круц, бывший с 1843 г. более 40 лет членом ее Церковного Совета, неустанным сборщиком средств для церкви и управляющим церкви, «старый Круц», как его называли в общине. Более 25 лет, начиная с 1857 г., был членом Церковного Совета, а затем президентом общины св. Михаила фабрикант Яков Пель. Он-то и купил в 1871 г. на свои средства участок земли на углу 3-й линии и Среднего проспекта Васильевского острова для постройки новой церкви общины св. Михаила, с тем чтобы община постепенно возвратила ему часть затраченной суммы денег.⁶²⁷

Участок на углу Среднего проспекта и 3-й линии Васильевского острова в середине XVIII века принадлежал англичанину В. В. Гому, затем купцу П. П. Шустину. Первоначально владение занимало большую территорию, а в начале 1820-х годов было разделено. Угловой участок выкупила купчиха В. Ф. Борисова (принадлежал ей до 1860-х годов). В 1872 году его приобрёл купец Я. X. Пель. В это время здесь находился деревянный одноэтажный дом.⁶²⁸

В июне 1872 года председатель совета евангелическо-лютеранского прихода церкви святого Михаила В. Лесгафт обратился в Генеральную консисторию с ходатайством о выкупе участка Пеля. 9 июня разрешение на такую покупку было дано. В том же году академик архитектуры Роберт Егорович Бергман представил проект церкви. Он использовал прием композиции однобашенного здания, выдержанного в формах немецкой готики.

В 1872 году в журнале «Зодчий» появилось следующее сообщение: «На Васильевском острове будет приступлено нынешним летом к постройке каменной церкви для лютеранского прихода св. Михаила. Составление проекта и производство работ будет поручено архитектору, профессору Р.Б. Бернгардту. Для этой церкви уже несколько лет тому назад были составлены два проекта, – один архитектором Циглером, а другой – архитектором Кошом, умершим в 1865 году в Комо».⁶²⁹ (В известной книге А.Л. Пунина «Архитектурные памятники Петербурга. Вторая половина XIX века» (Л.1981) создателем кирхи был назван видный петербургский зодчий Р.Б. Бернгард. К сожалению, маститый исследователь допустил ошибку. Вероятно, его ввело в заблуждение промелькнувшее в прессе тех лет сообщение о проекте «архитектора Б»).⁶³⁰

Но коллеги Бергмана из Петербургского общества архитекторов не одобрили проект, обнаружив в нем недостатки как художественного, так и конструктивного плана,⁶³¹ и этот проект был отвергнут. В конце концов 12 июля 1874 года император Александр II собственноручно утвердил проект военного инженер-полковника Карла Карловича Бульмеринга. Он разработал новый, несколько видоизмененный вариант храма. 23 октября 1874 г. был положен закладной камень новой церкви. Архитектору удалось выстроить храмовое сооружение в сжатые сроки. Чтобы скорее удовлетворить потребности прихожан, церковь освятили уже 19 декабря 1876 г., за 12 месяцев до полного окончания работ. Храм был освящен епископом Юлиусом фон Рихтером.

Внутреннее пространство храма изначально было разделено на три нефа. Над входом находился орган и места для певчих. Колокольня собора святого Михаила стала одной из высотных доминант Васильевского острова. Её высота равна 60 метрам.⁶³²

Это было новое здание, красиво отделанное изнутри и имевшее зал на 720 мест. Так в архитектурный ландшафт города вошло его самое «готическое» здание.

После долгих скитаний лютеранская община св. Михаила наконец-то приобрела свой дом. Здание сохранилось до сих пор по адресу: Средний проспект Васильевского острова, д.18. Возведенная на углу Среднего проспекта и 3-ей линии, церковь св. Михаила была сооружена по типу немецких однобашенных церквей. Внешне здесь воспроизведены вся структура, все элементы и атрибуты готического храма: перспективный портал и стрельчатые окна, уступчатые контрфорсы и остроконечные фиалы. Но в отличие от подлинных образцов эти детали играют не конструктивную, а декоративно-символическую роль.⁶³³ Храм был великолепно отделан внутри, имел замечательную акустику и один из лучших в городе органов.

В 1886 г. по проекту академика архитектуры Р.Б. Бернгарда был оформлен новый, более художественный фасад здания. (Оба архитектора – Бульмеринг и Бернгард – были членами прихода св. Михаила). Именно после этой реконструкции здание стало выглядеть так, как оно выглядит сейчас. Собор построен в псевдоготическом стиле. На здании – остроконечный шатер с высоким барабаном, украшенный стрельчатыми окнами и башенками-пинаклями. Стены облицованы песчаником. Зал был разделен нефы двумя рядами чугунных оштукатуренных колонн. Интересной особенностью церкви святого Михаила является отсутствие крестов в архитектурном оформлении. Вместо них используются характерные для готики крестоцветы.

Крестоцвет – стилизованное изображение цветка, образованного ответвлениями от вертикального стержня четырех лепестков-краббов. Для зрителей, глядящих снизу, они имеют форму креста. Примененные в большом количестве и разные по размеру, крестоцветы придают зданию церкви своеобразие и изящество. Главный крестоцвет, установленный на вершине шпиля, имеет полтора метра в высоту и около двух метров в диаметре, его вес достигает 100 килограммов. (При последней реставрации его позолотили, впервые со времён строительства).⁶³⁴

После постройки церкви, постепенно оправляясь от долгов, община св. Михаила сконцентрировалась на диаконических задачах. Это произошло при пасторе Гвидо Пэнгу, который начиная с 1878 г. служил в общине св. Михаила более 30 лет, сделав также очень много для координации общей деятельности всех евангелических общин Санкт-Петербурга. Позже Г. Пэнгу был назначен генеральным суперинтендентом Евангелическо-Лютеранской Церкви России. В 1879 г. при общине был основан Вдовий дом, в котором в 1909 г. насчитывалось 14 пожилых женщин, в 1882 г. община организовала приют для мальчиков-сирот, к нему в 1902 г. добавился приют для девочек-сирот, в обоих отделениях в 1909 г. воспитывалось около 20 детей. С 1880 г. в общине занимались помощью бедным. Собственной школы у этой небольшой общины (в 1909 г.– около 2000 человек) не было.⁶³⁵

В 1904 – 1906 гг. число прихожан церкви св. Михаила насчитывало 2 тысячи человек.⁶³⁶

События революции 1917 г. и последовавшей за ней Гражданской войны разметали большую часть небольшой немецкой лютеранской общины св. Михаила. С середины 1929 г. по 1936 г. в церкви имела себе пристанище русскоязычная лютеранская община Иисуса Христа, состоявшая в основном из обрусевших немцев, которой руководил пастор Курт Александрович Мусс (Mus) (1896–1937). Он получил особую известность своей работой по христианскому воспитанию молодежи. Целый ряд пожилых людей, сегодняшних прихожан лютеранской общины св. Анны и св. Петра, с любовью вспоминают о его уроках конфирмации, проповедях, библейских часах, а также о совместных экскурсиях и дружеских вечерах руководимой им группы лютеранской молодежи в 1927–1929 гг.⁶³⁷

1920-е годы – годы активной деятельности целого ряда протестантских деноминаций. В тогдашнем Ленинграде в это время действовали следующие объединения: баптисты, Союз евангельских христиан, адвентисты седьмого дня. На окраине Васильевского острова, на деревянном двухэтажном доме, была дощечка с надписью: «Церковь святого Иисуса» – это была община русских методистов. Наиболее активными были баптисты и евангельские христиане. Их общины быстро росли, причем большинство присоединившихся переходило туда из Православия. Члены этих общин собирались, как правило, в немецких лютеранских церквах. Вот как описывал такие молитвенные собрания один из православных жителей города на Неве.

У нас, на Васильевском острове, на Среднем проспекте, до сих пор высится величественное здание лютеранской церкви св. Михаила, единственное в Питере здание готической архитектуры. В то время (1920-е гг. – а. А.) там по субботам собирались адвентисты 7-го дня, по воскресеньям, вечером, – баптисты. По четвергам – Союз евангельских христиан. «Хозяева» – лютеране – оставили себе только воскресное утро, когда совершалась протестантская обедня. В субботу мы часто заходили с отцом (во время служения адвентистов). Много бывало среди них молодежи: молодые рабочие, ремесленники. Очень трогательна была заключительная импровизированная молитва, когда каждый обращался вслух к Христу: «Наш дорогой Иисус Христос!» И дальше излагал своими словами прошение. Хотя я к сектантам относился враждебно, но против воли чувствовал себя растроганным. Отец рассказывал потом насмешливо: «Я ожидал, что вот-вот они скажут: Дорогой Иисус Осипович!» Но лгал: я видел во время этой молитвы у него на глазах слезы.⁶³⁸

В апреле 1929 г. был опубликован печально знаменитый «Декрет о религиозных объединениях», существенно ограничивавший права верующих. Но, несмотря на это, Курт Мусс тайно продолжал свою работу с молодежью. Уроки по религиозному воспитанию детей и молодежи, встречи стали проводиться на частных квартирах, но преследования Церкви усиливались, и в декабре 1929 г. пастор и несколько его молодых помощников по работе с детьми были арестованы. По воспоминаниям друзей пастора Курта Мусса, посещавших его в лагере на севере европейской части России, он погиб в заключении в конце 1937 г., пополнив бесконечный список мучеников за веру.⁶³⁹

Богослужения в храме св. Михаила продолжались до конца 1936 г., хотя решение о его закрытии и передаче под библиотеку Президиум Ленинградского Облисполкома принял еще 1 августа 1935 г.⁶⁴⁰ Община Иисуса Христа в церкви св. Михаила была распущена в 1936 г., постепенно растаяв из-за арестов пасторов и прихожан.

Библиотека в здании церкви так и не появилась; здесь расположилась спортивная база завода им. Калинина. С 1947 года здание использовали как склад табачной фабрики им. Урицкого. В 1954–1992 гг. здесь размещался филиал экспериментального завода «Спорт». Завод занимался производством спортивного инвентаря. Интерьер церкви был полностью перестроен и искажён, главный богослужебный зал был разделён перекрытиями на три этажа.⁶⁴¹ Но внешне церковь оставалась все та же, и непривычный для русского глаза ее готический силуэт, высокая острая башня притягивали удивленные взгляды атеистически воспитанных жителей Ленинграда, будя в них смутные подозрения о богатстве и необычности духовной жизни в прошлом этого великого города. Церковь св. Михаила – единственная в Санкт-Петербурге церковь в неоготическом стиле.⁶⁴²

В 1992 г. было принято решение возвратить здание церкви св. Михаила евангелическо-лютеранской общине. 15 апреля 1992 г., в Смольном, комиссия по определению форм сдачи в аренду зданий-памятников определила дальнейшую судьбу храма. «Кирха св. Михаила ныне используется в качестве цеха завода «Спорт», – отмечалось в петербургской прессе. – Это здание будет передано в безвозмездное пользование христианскому евангелическо-лютеранскому объединению Петербурга. Правда, пока община сможет занять лишь несколько помещений: весь храм завод освободит только в 1994 году, когда цех переедет на новую площадку в Невском районе. Но арендная плата, которую «Спорт» будет платить мэрии еще два года, целевым назначением пойдет на реставрацию кирхи».⁶⁴³

А в августе того же 1992 года тогдашний заместитель мэра С. Беляев подписал распоряжение о совместном использовании здания церкви св. Михаила заводом «Спорт» и евангелическо-лютеранской общиной на период до 1 июля 1994 года. Как сообщалось в городской печати, «после перебазирования цехов завода в помещения, построенные под эти цели на улице Качалова, здание церкви передается в безвозмездное пользование указанному религиозному объединению для молитвенных целей».⁶⁴⁴

В сентябре 1992 г. в кирхе св. Михаила впервые было совершено богослужение, в котором приняли участие представители русской, немецкой и финской лютеранских общин. Прихожанам была предоставлена лишь часть помещения; до 1994 г. основную часть здания занимал кожевенный цех завода «Спорт». 28 сентября 1992 г. у лютеран произошло еще одно важное событие: в Российской Национальной библиотеке открылась выставка «Из истории лютеранства в Петербурге и России».⁶⁴⁵ Здесь были представлены материалы по истории наиболее крупных петербургских лютеранских общин: Петрикирхе, св. Екатерины, св. Анны и св. Михаила.

В первое время воскресные богослужения для прихожан стали совершаться (временно) в финской кирхе (ул. Большая Конюшенная, д. 8). Впоследствии община получила возможность проводить воскресные службы в кирхе св. Михаила, – в небольшом боковом помещении нижнего этажа. В 1991 году в Риге был основан журнал Евангелическо-Лютеранской Церкви «Боте» (Der Bote) на русском и немецком языках. С 1993 года редакция журнала находится в С.-Петербурге; первоначально она размещалась в церкви св. Михаила, а затем в Петрикирхе.⁶⁴⁶

В 1994 г. завод «Спорт» освободил занимаемые им помещения храма, после чего богослужения стали проводиться в центральном зале на третьем этаже. В будущем предполагается убрать межэтажные перекрытия с тем, чтобы восстановить единый объем храмового интерьера.

После возобновления приходской жизни первым пастором церкви св. Михаила стал о. Владимир Киннер. Через год его в этой должности сменил пастор Сергей Робертович Прейман, а о. Владимир был назначен ректором евангелическо-лютеранской семинарии (в Колтушах).

К 1998 году в приходской жизни храма сложилась такая практика: богослужения совершались на 4-х языках: немецком, русском, эстонском и английском. Службы на русском языке проводил пастор Сергей Прейман. Каждое воскресенье под сводами храма звучали молитвы и проповеди на немецком языке; богослужение возглавлял лютеранский пастор Ээро Сеппонен, регулярно приезжавший из Финляндии. За немецким богослужением присутствовало до 50 прихожан. Службу на английском языке проводил американский лютеранский пастор Терри Тимм, живший в Петербурге. В последнее воскресенье каждого месяца из г. Йыхви (Эстония) приезжал пастор Петер Кальдур для совершения богослужения на эстонском языке.

Богослужения сопровождаются органной музыкой. Дореволюционный орган был утрачен в 1930-е гг., и в настоящее время в храме установлен небольшой электроорган. При церкви имелась воскресная школа, где проходили катехизицию около 80 детей.

В 2004–2010 гг. проводилась реставрация с элементами реконструкции внутренних помещении церкви, ремонт кровли и фасада.⁶⁴⁷ Появился витраж над входной дверью, а также готическая роза – автор и исполнитель Евгений Иванов. Дверь при входе в молитвенный зал (временный храм) – автор Владимир Хвостов. Алтарную часть украсил витраж с изображением св. Елизаветы (дар Польши). В декабре 2010 года, после многолетних реставрационных работ, с храма были сняты строительные леса. Однако работа не закончена: для окончательного восстановления фасадов – на крыше отсутствуют 13 башенок-пинаклей и готические решетки – требуются значительные средства.

В деле возрождения прихода огромную роль сыграл его настоятель – Сергей Прейман, который одновременно был епископским викарием и руководителем Русского пробства Евангелическо-Лютеранской Церкви Ингрии в России (ЕЛЦИР) (своеобразной этнической фракции внутри Церкви Ингрии).

Сергей Робертович родился 30 октября 1956 г. в поселке Чихачёво Псковской области. Его предками были крепостные крестьяне из Эстляндии, перевезённые под Санкт-Петербург в начале 19 века. Уверовав еще в юные годы, Сергей Робертович не имел возможности получить высшее образование и сменил немало рабочих специальностей. Однако это не помешало ему заниматься самообразованием и в дальнейшем сочетать в себе редкие качества одарённого проповедника и мастера на все руки.⁶⁴⁸

28 ноября 2003 г. Господь призвал в Свои обители настоятеля собора св. Михаила пастора Сергея Робертовича Преймана. После скоропостижной смерти о. Сергея Преймана Русское пробство было реорганизовано и приход вошёл в состав Санкт-Петербургского пробства.⁶⁴⁹ С 2003 г. настоятелем прихода является о. Сергей Татаренко. Он также возглавляет Санкт-Петербургское пробство ЕЛЦИР.⁶⁵⁰

В большинстве своем прихожане собора cвятого Михаила – русские. В приходе регулярно проводятся богослужения, причем там разрешено проведение служб и представителям других конфессий – адвентистам седьмого дня, методистам, последователям церквей «Часовня на Голгофе» и «Виноградник».⁶⁵¹

В истории общины св. Михаила были тяжелые времена, но она выдержала испытания временем. И сегодня, как и прежде, высокий готический шпиль кирхи является украшением Васильевского острова.

Приложение. Пасторы, служившие в приходе:

Tobias Plasching (1732–1747)

Hilarius Hartmann Henning (1747–1792)

Ludwig Jeremias Hoffmann (1794–1801)

Heinrich Conrad Heinemeyer (1801–1803)

August Friedrich Hirscfeld (1803–1829)

Carl Friedrich Rosental (1823–1827)

David Flittner (1830–1859)

Adolf Stierin (1859–1860)

Karl Masing (1860–1878)

Paul von Loesch (1869–1877)

Guido Ottomar Pingoud (1878–1914)

Karl Beldan (1903–1908)

Eugen Deggeler (1908 – 1915)

Karl Bush (1913–1918)

………………………………..

Владимир Благинин (1992–1993)

Сергей Прейман (1993–2003)

Сергей Татаренко (с 2003)⁶⁵²

Большая Морская ул., 58, угол Почтамтского пер.

Протестанты из разных стран Европы селились в России с первой половины ХVI в., – вскоре после начала Реформации. А в начале царствования Алексея Михайловича (1645–1676), когда на Западе по окончании Тридцатилетней войны (1618–1648) всюду царила нищета, в Россию стало переселяться всё больше протестантов. Они занимали почетные места при дворе и исполняли множество различных должностей на гражданской, военной и торговой службе. Правда, в отношении вновь приезжих и прежде живших в Москве протестантов Алексей Михайлович был строг: он позволил жить непосредственно в городе только тем, которые пожелали бы принять Православие, а остальным (за исключением немногих докторов и гостей) было велено переселиться в пригородную слободу.

Реформатские храмы в Москве появились еще в эпоху царствования Михаила Феодоровича (1613–1645). В 1640-х гг. в Немецкой слободе, близ Москвы, реформатским проповедником был немец-саксонец Генрих Игенгеффер, перешедший в кальвинизм лютеранин. Как сообщал немецкий путешественник Адам Олеарий, в середине ХVII в. в Москве находилось до тысячи лютеран и кальвинистов.⁶⁵³ Большую часть «российских» протестантов составляли лютеране; реформаты (кальвинисты) по своей численности занимали второе место. «В предместье собрались представители едва ли не всех западноевропейских народностей, с преобладанием немецкой, – отмечал в конце XIX в. один из русских исследователей, описывая Немецкую слободу середины ХVII столетия.– Первое место по количеству и значению принадлежало лютеранам, затем реформатам, менее всего было католиков».⁶⁵⁴

К концу царствования Алексея Михайловича протестанты расселились по всем более или менее многолюдным центрам Московского государства, так что в 1673 году всех немцев, живших в России, было не менее 18 тысяч человек.

В эпоху Петра I к реформатской общине в России принадлежала часть немцев, швейцарцев, а также голландцы и шотландцы-пресвитериане. В 1723 году в Россию прибыло большое число французских реформатов (гугенотов), изгнанных из Франции после отмены Нантского эдикта.

Нантский эдикт – указ, изданный французским королем Генрихом IV в 1598 году и гарантировавший гугенотам определенную свободу вероисповедания. Однако в 1685 году Людовик ХIV отменил Нантский эдикт, после чего начались массовые преследования французских протестантов. Более 200 тысяч гугенотов покинуло родину и нашло пристанище в Пруссии и Голландии; часть из них направилась в Россию по приглашению Петра I.

О гугенотах, поселившихся в России упоминает Г.А. Галем (Halem) (1752–1819) в своей книге «Жизнь Петра Великого». Отметив, что приближенные Петра I – шотландец Патрик Гордон (1635–1699, католик) и выходец из Женевы Франц Лефорт (1656–1699, кальвинист) учредили «два полка, или лучше сказать, два военные корпуса, из которых

один состоял из пяти, а другой из 12-ти тысяч человек, большею частью иностранцев»,⁶⁵⁵ немецкий историк обращается к «реформатскому вопросу».

В числе этих иноземцев, сообщает Гергард-Антон Галем, «была по крайней мере третья часть гугенотов, которые, по уничтожении Нантского постановления, оставили свое отечество. Выходцы сии, изгнанные старым западным деспотом из Франции, приняты были с радостью юным, ни от кого в правилах своих не зависевшим Повелителем северным».⁶⁵⁶

При этом немецкий автор отмечал широкую веротерпимость русского царя, который, однако, ставил государственные интересы России выше церковных. Петр действовал «невзирая на увещания патриарха Иоакима, который на смертном одре своем заклинал его не терпеть в России еретиков, лютеран, калвин и татар, коих называл он врагами Божиими и презрителями Церкви».⁶⁵⁷ Петр I был непоколебим в исполнении принятого им намерения. «Если между дюжиною иностранцев, – говаривал он часто, – найдется токмо один способный, честный человек, то и сей один наградит достаточно сделанные напрасно одиннадцать опытов».⁶⁵⁸

Между реформатами и лютеранами, жившими в России, сложились добрые отношения. Так, например, лютеране посещали церковные годичные собрания реформатов; реформаты ходили на такие же собрания к лютеранам. Браки у лютеран с реформатами заключались без малейшего ущемления религиозных традиций той или другой стороны. Если жених был лютеранин, а невеста из реформатской семьи, то, по совершении оглашения (прокламации) в обеих общинах, венчание проходило в лютеранской кирхе.

Если же жених был реформат, а невеста лютеранка, сыновья от таких смешанных браков принадлежали к вере отца, а дочери – к вере матери. И после того как в 1703 году на берегах Невы была основана будущая столица Российской империи, лютеране и реформаты, поселившиеся на Адмиралтейском острове, образовали общий приход. На молитвенные собрания они собирались в доме вице-адмирала Корнелиуса Крюйса (1657–1727). Со временем домовая церковь стала тесной, и к 1709 г. рядом с резиденцией Крюйса была выстроена деревянная церковь. По словам немецкого историка И.Г. Георги, эта кирха «до 1717 года лютеранам и реформатам обще принадлежала; ныне же на оном месте выстроен императорский Ермитаж».⁶⁵⁹

В те годы большую часть петербургских реформатов составляли голландцы, а немцы по численности занимали второе место. В 1717 г. голландцы отделились от лютеранско-реформатского прихода и к 1730 г. у них уже был собственный храм на «Невской першпективе», близ Полицейского моста.⁶⁶⁰

С 1723 г. в Санкт-Петербурге стало увеличиваться число французов-гугенотов. Еще при жизни Петра I (+1725) они пригласили в российскую столицу из Женевы реформатского пастора Роберта Дюнана. Таким образом, немецкие реформаты по-прежнему составляли меньшинство, хотя в целом, с учетом лютеран, немецкое присутствие в Санкт-Петербурге было преобладающим. (Так, до 1764 г. Миллионная улица, – от Дворцовой площади до Марсова поля – называлась Большой Немецкой).⁶⁶¹

Со временем французские реформаты, вслед за голландцами, решили образовать собственный приход, после чего начался сбор средств на строительство храма. Императрица Анна Иоанновна подарила общине на постройку 1 тысячу рублей.⁶⁶² 17 июня 1733 г. состоялось торжественное освящение французской реформатской церкви.⁶⁶³ Шведский ученый Карл Рейнхольд Берк, живший в Санкт-Петербурге в 1735–1736 гг., в своих записках упоминает про «деревянную реформатскую французскую церковь», располагавшуюся между «Перспективной улицей» (Невский проспект) и императорскими конюшнями.⁶⁶⁴

К этому времени в Санкт-Петербурге имелось две реформатских церкви – голландская и французская, что и отметил в своих записках путешественник Фрэнсис Дэшвуд, посетивший российскую столицу в 1733 году. «В С.-Петербурге шестнадцать церквей – десять русских и шесть иностранных для чужеземцев, – сообщал английский автор своим читателям, – <в том числе> на Адмиралтейском острове четыре русских и одна немецкая лютеранская церковь, одна голландская реформатская, одна французская католическая и одна французская реформатская».⁶⁶⁵ Как видим, в записках Дэшвуда нет упоминания о немцах-реформатах, так как они в те годы еще не имели собственного прихода.

Что касается других авторов, посещавших Санкт-Петербург в те же годы, что и Дэшвуд, то они вообще не разграничивали голландскую и французскую реформатские общины. Так, датский путешественник Петер фон Хавен, живший в российской столице в 1736–1737 гг., отмечал, что «реформаты имеют одну церковь в Петербурге, одну в Москве и одну в Архангельске, при каждой из них по два пастора».⁶⁶⁶ Тот же автор на страницах своего сочинения говорит про «церкви на Дворцовой стороне, среди которых действительно значительные и красивые две русские, две немецкие, шведская и реформатская».⁶⁶⁷

О петербургской реформатской церкви (в единственном числе) сообщал в 1738 г. и Антиох Кантемир; в его перечне она занимает последнее место. «На Адмиралтейском острове есть императорские Зимний и Летний дворцы, а также сады, – сообщает российский дипломат, – лютеранская – как немецкая, так и финская церковь, коллегия миссионеров св. отцов-иезуитов, реформатская церковь».⁶⁶⁸

Поначалу число прихожан во французской реформатской церкви было невелико, – около 130 человек, и пастор Р. Дюнан вскоре оставил свою должность и вернулся в Женеву. На его место был приглашен Иеремия Рислер, при котором приход значительно увеличился. В 1746 году к этому храму причислились немцы-реформаты. Они не могли содержать собственного пастора, и с этого времени Иеремия Рислер читал проповеди поочередно – на французском и на немецком языках.⁶⁶⁹

Пастор Рислер возглавлял французско-немецкую реформатскую общину до 1760 года. К этому времени он причислил к приходу гернгутеров, живших в Петербурге. (Протестантская секта лютеранского толка, возникшая в 1772 году в местечке Гернгут, недалеко от Дрездена, в Саксонии, находилась в оппозиции к Евангелическо-Лютеранской Церкви). Вызванный в Юстиц-коллегию, Рислер был обвинен в нарушении канонов и лишен места пастора. Впоследствии он примкнул к одному из гернгутских течений – стал членом общины «моравских братьев».⁶⁷⁰

В 1762 г. деревянный реформатский храм сгорел, после чего немецкие реформаты причислились к лютеранской церкви св. Петра на Адмиралтейской стороне, а

французские – к голландской реформатской церкви. В таком положении они находились до 1770 года.⁶⁷¹ В 1770–73 гг. на Большой Конюшенной улице была возведена каменная немецко-французская реформатская церковь. Она строилась на средства французских реформатов, составлявших в смешанной общине большинство.

Автором проекта был российский архитектор немецкого происхождения Георг Фридрих (Юрий Матвеевич) Фельтен (1730–1801). Церковь была возведена на затесненном участке между существующими домами. Фельтен поставил здание длинной стороной по красной линии улицы, используя всю ширину участка. Это повлекло за собой совершенно особую планировку помещения. Парадная мраморная лестница вела прямо от входа с улицы на второй этаж, где располагались церковный зал и другие помещения, В первом этаже размещалось жилище пастора. В центральном зале не было колонн, а хоры шли только по одной стороне – там, где размещался орган. (Ныне в здании церкви располагается шахматный клуб им. М.И. Чигорина).

Таким образом, возобновилась деятельность французско-немецкого реформатского прихода, и в 1773 году состоялись выборы нового пастора. Однако в ходе выборов между немецкими и французскими реформатами возникли споры. Юстиц-коллегия повелела, чтобы каждая община имела своего пастора, но французские реформаты с этим не согласились. Ссылаясь на то, что церковь построена на их средства, французы опротестовали решение Юстиц-коллегии. Дело тянулось несколько лет и наконец, в 1778 году, было представлено на рассмотрение императрицы Екатерины II.

11 мая 1778 г. был обнародован «Манифест об учреждениях, относящихся к восстановлению согласия между членами реформатской церкви французской и немецкой нации». (Приложение I). Издание императорского «Манифеста» положило конец спорам, и он лег в основу устава французско-немецкой общины С.Петербурга. Вот что сообщал о жизни этого прихода И.Г. Георги: «Реформатский французский и немецкий приход имели своего общего проповедника и попеременное на обоих языках богослужение, построив себе в Конюшенной улице общую прекрасную каменную церковь, – писал немецкий автор в 1794 г. – Несколько лет уже тому назад имеет каждый из оных приходов своего собственного проповедника, а церковь осталась общею. Во французском приходе бывает ежегодно от 8 до 10, а в немецком от 18 до 25 крестников, да в первой около 100, а в последней около 250 причастников».⁶⁷²

Из этого сообщения следует, что к концу ХVIII в. соотношение французских и немецких реформатов, живших в Петербурге, изменилось в пользу последних. Пасторы реформатской общины отличались своей ученостью. Так, немецкий пастор Абрахам Шмидт оставил после своей кончины прекрасную библиотеку. Ее каталог, изданный в 1790 г., насчитывал примерно 3 тысячи изданий.⁶⁷³

Петербургские реформаты, как и прочие инославные христиане, жившие в России, имели всё необходимое для приходской деятельности. Об этом свидетельствовал в 1779 г. петербургский историограф Г. Богданов. Отметив, что «господствующая в Санктпетербурге, как и во всей России, есть вера восточная или православная Греко-кафолическая», русский автор продолжает: «В рассуждении же множества иностранцев, обитающих в Петербурге и протчия христианского исповедания веры употребляемые в Европе, как то: западная, или римско-католическая, лютеранская, реформатская, калвинская и армянская, имеют беспрепятственное и свободное, по обрядам своим, отправление богослужения, в нарочно устроенных для молитвословия церквах».⁶⁷⁴

Российская администрация не вмешивалась в дела инославных религиозных общин; это выражалось, в частности, в том, что в начале XIX в. Святейший Синод сообщал списки всех жителей, родившихся и умерших в Петербурге, только православного исповедания, тогда как для лиц других вероисповедании эта статистика отсутствовала.⁶⁷⁵

Одним из реформатских пасторов, обосновавшихся в Петербурге в последней четверти ХУШ в., был Иоганн-Давид Коллинс. Он родился в шотландской семье, переселившейся в Пруссию; Россия стала для него второй (если не третьей) родиной. Семья Коллинса имела родственные связи с известными деятелями российской науки, которые принадлежали к Реформатской Церкви. Супруга пастора Коллинса была младшей дочерью статского советника И. Альбрехта Эйлера, члена и непременного секретаря императорской Академии наук – старшего сына знаменитого математика Леонарда Эйлера (1707–1783). На 15-м году жизни она вышла замуж за молодого академика Якова Бернулли; однако вскоре он утонул в Неве (+1789). Через некоторое время вдова вступила во второй брак с И.Д. Коллинсом, и в 1791 г. у супругов родился сын – Эдуард-Альберт-Христофор-Лудвиг.

В 13-летнем возрасте Эдуард был отдан в школу при лютеранской церкви свв. Петра и Павла (Петришуле). Здесь, при попечительстве директора Вейзе, он упорно постигал науки, став впоследствии видным ученым. В 1828 г. Эдуард Давидович Коллинс был приглашен преподавать математику наследнику российского престола – великому князю Александру Николаевичу (впоследствии – император Александр II). Его педагогическая деятельность при императорском дворе продолжалась более 10 лет. Э.Д. Коллинс обучал точным наукам и великого князя Константина Николаевича (с марта 1838 г.), а также великих княжон – Марию, Ольгу и Александру Николаевну.⁶⁷⁶

В начале XIX в. Петербургская реформатская община, в которую входили немцы, французы, голландцы, швейцарцы, насчитывала более тысячи человек (на 1810 г.), а в 1840 г. – вдвое больше. К этому времени реформаты пользовались широкими возможностями для своей церковной деятельности. «Под наименованием Евангелическо-реформатской, церковь сия принята и известна в России, как держащаяся определений Бернского Синода 1532 года, согласительных Гельветических постановлений (consensus Helveticus) и Гейдельбергского Катихизиса»,⁶⁷⁷ – отмечалось в 1819 году в одном из императорских указов.

Главную роль в развитии православно-реформатских отношений продолжали играть пасторы. Они несли в Россию для своих прихожан метод нравственного воспитания просвещенного человека. Заметное место в истории реформатско-православных связей в первой половине XIX в. занимает швейцарский пастор Иоганн фон Муральт (1780–1850), который был учеником и соратником выдающегося швейцарского педагога и просветителя Песталоцци.

Муральт принадлежал к старинной итальянской семье Муральто, бежавшей с берегов Локарнского озера в 1555 году, спасаясь от гонителей Реформации. В числе 120 взрослых и 80-ти детей, приверженцы учения Жана Кальвина нашли прибежище в Цюрихе. Иоганн фон Муральт родился в 1780 г. в отцовском имении в немецкоязычном кантоне Тургау. Первоначальное образование он получил в гимназии города Винтертур, затем поступил в Цюрихский университет. Впоследствии Муральт три года учился в университете в Галле, где слушал лекции на богословском факультете. В 1802 г. будущий пастор посетил Париж, где познакомился с французской писательницей Жерменой де Сталь. По словам биографа Муральта, «здесь Сталь приглашала его в воспитатели к своему сыну, но молодой богослов не сошелся с ней во взглядах на воспитание».⁶⁷⁸

В 1805 г. Муральт стал пастором, а в 1810 г. прибыл в Россию, приняв приглашение возглавить петербургскую реформатскую общину. Он был вызван в Россию своим соотечественником и университетским товарищем Эшером. Эшер занимался в Петербурге торговыми делами; услышав о пастырской деятельности Муральта, он послал ему приглашение от имени старшин реформатской общины – «для приложения к делу методов Песталоцци».⁶⁷⁹

Петербург поразил Муральта. «Кажется, нет у него ни конца, ни края, – писал он. – Встречаешь такое множество прекрасных площадей и дворцов, что теряешься от всего этого и сперва почти ничего не видишь».⁶⁸⁰ Молодой образованный пастор с твердым характером, но при этом осмотрительный и умеющий влиять на людей, вскоре завоевал доверие своих соотечественников и русских знакомых.

Свою пастырскую деятельность Муральт сочетал с педагогической, следуя советам Песталоцци. При расставании со своим учеником Песталоцци вписал в дорожный альбом Муральта следующие слова: «Иди путем сердца моего с тою же энергией, какая служила мне столь долго и которой лишаюсь с тоской, но и с благодарностью. В память о годах усердного труда от твоего друга П.» Вскоре по прибытии в Петербург Муральт убедил тогдашнего министра просвещения А.К. Разумовского разрешить ему педагогическую деятельность. В 1811 г. попечитель столичного учебного округа С.С. Уваров разрешил Муральту открыть частный пансион при реформатской церкви «для обучения религии, русскому, немецкому и французскому языкам, рисованию, правописанию, арифметике и началам геометрии, музыке и гимнастике».

В те годы большое влияние на Александра I оказывал один из выдающихся государственных деятелей того времени – Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839), выпускник Санкт-Петербургской Главной семинарии при Александро-Невском монастыре (1789–1794). С 1808 г. он был ближайшим советником императора по делам внутренней политики и предложил проект реформ. Сперанский благосклонно отнесся к педагогическим идеям пастора Муральта и также оказывал ему поддержку в его начинаниях. Основанное пастором Муральтом учебное заведение было открыто в октябре 1811 года и вскоре стало одним из лучших частных учебных заведений столицы.⁶⁸¹

Первоначально в этом пансионе воспитывались в основном дети иностранных предпринимателей и знатных дворян Остзейского края.⁶⁸² Примечательно, что в те же самые годы просветительской деятельностью в Петербурге занимались не только протестанты, но и католики. Так, член «Общества Иисуса» аббат Николь, бывший наставник в парижском College Sante-Barbe, основал в Петербурге пансион, куда стало модой отдавать детей русской знати и куда лишь случайно не попал Пушкин.⁶⁸³

Становлению и развитию в Санкт-Петербурге начального и среднего образования наряду с государственными народными училищами в значительной степени способствовали частные учебные заведения, открываемые известными зарубежными педагогами. По именному указу от 29 апреля 1757 г. заниматься частной преподавательской практикой в столицах имели право только получившие аттестат о сдаче необходимых экзаменов в Академии наук в Петербурге и в Университете в Москве. «...А без такого свидетельства и аттестатов никому в домах своих учителей не держать и самих школ не иметь под опасением неупустительного штрафа, за каждого по сту рублей, а тех учителей, кто без аттестатов школы иметь будет высылать за границу...»⁶⁸⁴ – строго предписывал императрицын указ. С принятием в 1876 г. «Устава народным училищам Российской империи» и введением постоянного контроля властей за учебным процессом иностранцам, не владевшим русским языком, открывать свои учебные заведения стало еще сложнее. В мае 1811 года до сведения губернских властей была доведена «Всеподданнейшая записка министра народного просвещения А.К. Разумовского о необходимости борьбы с иностранным влиянием в системе частных пансионов», прямо предписывающая «...за правило поставить, чтобы во всех пансионах науки преподаваемы были на русском языке...».⁶⁸⁵

Эти требования должен был выполнить пастор и педагог Иоганн фон Муральт. Он с удивлением обнаружил, что ни находящееся в Немецкой слободе старейшее в Петербурге Главное немецкое училище (ныне школа № 222, Невский пр., 22), ни Иезуитский пансион (нынешний адрес: Итальянская ул., 1), где преподавание велось на немецком языке, не дают образования, позволяющего их выпускникам претендовать на обучение в университете. Кроме того, пастора Муральта никак не могли устроить схоластические принципы преподавания, исповедуемые в существующих в приходе учебных заведениях: воспитанный в духе идей Песталоцци, Муральт был убежден в том, что «поднять уровень воспитания могла школа, хотя бы и элементарная, но основанная на новых методах обучения детей и сближения их с природой».⁶⁸⁶

До 1811 г. в Петербурге существовало единственное учебное заведение для детей дворян – иезуитский пансион. Правда, были еще две хорошие школы – при церкви св. Петра (Петришуле) и св. Анны (Анненшуле), но они в те годы были слишком немецкие по характеру преподавания и составу воспитанников.

На фоне постепенного ослабления католического влияния в С.Петербурге роль реформатского учебного заведения возрастала. Пастор Муральт находился в дружеских отношениях со многими видными сановниками; среди них был граф Е.К. Сиверс, «один из деятелей на славном поприще войн 1812–1814 годов».⁶⁸⁷ Граф уважал пастора Муральта и слышал много похвал о его заведении. В 1815 г., по рекомендации Е.К. Сиверса, в реформатский пансион на должность учителя был принят К.И. Арсеньев – будущий историк, географ, академик.

Константин Иванович Арсеньев (1789–1865) родился в Костромской губернии в семье священника. Обучаясь в Костромской семинарии, он увлекся русской литературой, читал Державина, Карамзина. Его дальнейшее обучение проходило в Петербурге, где в 1804 г. была устроена учительская гимназия, которая получила название Педагогического института. В 1806 г. в Петербурге было учреждено второе отделение Педагогического института для ста студентов. Об этом было объявлено епархиальным архиереям, и Костромской епископ Евгений, получив о том предписание из Синода, велел выбрать для отправки в Петербург 15 лучших семинаристов из философского и богословского классов; в это число попал и К.И. Арсеньев.

В 1807 г. молодой юноша приступил к занятиям, по-прежнему увлекаясь литературой, что всячески поощрялось институтским начальством. В числе его наставников были такие педагоги как адъюнкт-профессор A.П. Куницын, И.И.Мартынов; в 1812 г. директором Института был назначен Е.А. Энгельгардт. К.И. Арсеньев переводил Шиллера, Гёте, Клопштока, Шатобриана и других европейских писателей.

Приступив к преподаванию в пансионе Муральта, молодой педагог не оставил своих занятий литературой; впоследствии он переписывался с B.А. Жуковским и А.И. Тургеневым, хорошо знавшими реформатского пастора. «Этот пансион пользовался тогда необыкновенным уважением и предпочитаем был всем подобным заведениям, – вспоминал К.И. Арсеньев. – И точно, он вполне был достоин своей славы по превосходному устройству и внешнему и внутреннему, по отличной методе педагогической, по счастливому выбору наставников и воспитателей, и по неусыпной деятельности, ловкости и благородному характеру содержателя … С особенным удовольствием и с чувством благодарности вспоминаю я время, проведенное мною в заведении Муральта; здесь изучил я много полезного в деле обучения и воспитания».⁶⁸⁸

Примечательно, что впоследствии, в 1828 г., К.И. Арсеньев был приглашен ко Двору для преподавания цесаревичу Александру Николаевичу (впоследствии – император Александр П). В числе других учителей великого князя были еще 3 педагога пансиона Муральта. Это – Флориан Антонович Жилль (французский язык, география), Самуил Иванович Варранд (английский язык) и Федор Иванович Липман (всеобщая история). Общим попечением воспитания цесаревича заведовал В.А. Жуковский, который высоко ценил метод Песталоцци. В 1827 г. он ездил в Швейцарию для личного ознакомления с системой швейцарского ученого педагога. Это знакомство, быть может, и повлияло на выбор наставников наследника российского престола.⁶⁸⁹

В первые годы деятельности пансион Муральта находился «на Васильевском острове, в 10-й линии, в бывшем доме Шумахера»,⁶⁹⁰ а в 1818 году был переведен на Большую Конюшенную улицу, при реформатской кирхе. Тогда же пансион был преобразован в приходское училище; его открытие состоялось 11 марта 1818 года.

Первоначально это было 2-х классное училище, и в 1818 г. оно насчитывало 34 учащихся, а в 1827 г. здесь было уже 4 класса и около 200 учеников. Наряду с общеобразовательными предметами в училище преподавался закон Божий. За первые 25 лет деятельности училища (1818–1843) из его стен вышло 1200 выпускников.⁶⁹¹ Во главе училища стоял совет из пасторов трех приходов реформатского исповедания – немецкоязычного, франкоязычного и голландского. В 1863 г., уже после смерти Муральта, училище, ставшее к этому времени 7-классным, получило права среднего учебного заведения.

В училище Муральта воспитывались в основном мальчики из семей живших в Петербурге иностранцев, но были и русские, – как правило, дети состоятельных родителей. Муральт придавал большое значение изучению русского языка и привлекал для этого русских педагогов.

Пастор Муральт не знал русского языка, но должен был организовать его изучение в пансионе и училище, контингент воспитанников и педагогов которых был первоначально преимущественно немецким. После опубликования в 1825 г. «Временным комитетом составления проекта общего устава для учебных заведений» последовали предложения министра народного просвещения А.С. Шишкова о введении единообразия в методике преподавания и усиления духа православия и народности, по которым «...язык славянский, то есть высокий, и классическая российская словесность повсеместно должны быть вводимы и одобряемы».⁶⁹²

В разное время у него преподавали Николай Иванович Греч,⁶⁹³ Александр Григорьевич Ободовский (брат литератора П.Г. Ободовского), П.П. Максимович, Василий Тимофеевич Плаксин, стихотворец Никита Иванович Бутырский, впоследствии профессор словесности, а также А.А. Краевский и К. И. Арсеньев. Последний, в будущем академик-географ, вспоминал, что «пастор Муральт, ученик Песталоцци, привез в Россию много новых, светлых идей по предмету воспитания юношества и счастливо осуществлял их в своем заведении».⁶⁹⁴ Педагогическими приемами пастора Муральта со временем заинтересовались в казенных учебных заведениях.

Педагогические и пастырские обязанности Муральта, его интерес к русской культуре сблизили пастора с литературными кругами. Учителями заведовал при Дворе В.А. Жуковский, с которым Муральт находился в доверительных отношениях. В Департаменте духовных дел Муральт познакомился с А.И. Тургеневым (1784–1845), а через него – с членами литературного Общества «Арзамас», собиравшимися на квартире Тургеневых. В 1810–1824 гг. А.И. Тургенев был директором Департамента духовных дел в Министерстве духовных дел и народного просвещения, а также секретарем Библейского Общества.⁶⁹⁵ А.И. Тургенев оставил несколько дневниковых записей, в которых упоминался Муральт и были отмечены темы разговоров с ним, в частности, «о вероисповеданиях».⁶⁹⁶

Сохранилось свидетельство об ораторской манере Муральта, причем сообщал об этом брат А.И. Тургенева – Н. Тургенев. В дневнике под 20 октября 1817 г. Н. Тургенев записал: «Вчера и сегодня слушал я проповеди в протестантской церкви … Сегодняшняя понравилась; Муральт говорил с чувством и с большой откровенностью; он доказывал, что все их учители церковные, не исключая Лютера и Кальвина, ошибались и должны были ошибаться, как люди; что учение Христа одно без ошибок; в нем должно искать истины и т.п. Он мне понравился и потому, что декламация его простее и натуральнее: декламация других ни на что не похожа».⁶⁹⁷

Квартиру Тургеневых посещали не только литераторы, но и пасторы. Помимо Муральта здесь бывали Фридрих Ганеман, пастор Стрельнинского лютеранского прихода, Иоганн Буссе – пастор лютеранской церкви св. Екатерины, и другие. На квартире Тургеневых Муральт познакомился с А.С. Пушкиным, причем их первая встреча состоялась не позднее 1817 года. (Находясь в октябре 1826 г. в Саксонии во время местного юбилея Реформации, А.И. Тургенев записал в дневнике: «Этот день напомнил мне и мой вечер в 1817 году, когда я сближал пасторов протестантских и реформатских, и поэт Пушкин угощал их у меня пуншем и ужином … Буссе, Ласозе, Муральта».⁶⁹⁸

Быть может, знакомство с Муральтом подсказало Пушкину те определения, которые даются гувернеру Онегина-мальчика. В черновиках 3-ей строфы главы первой романа «Евгений Онегин» упомянут «мосье швейцарец», «очень важной». Вместе с Пушкиным пастор Муральт провожал А.И. Тургенева при отъезде того за границу в 1832 году, а 9 ноября 1834 г. Пушкин, Муральт, Жуковский и А.И. Тургенев присутствовали вместе на обеде у члена Российской Академии К.К. фон Гетца.⁶⁹⁹

Навсегда обосновавшись в России, Муральт, однако, не порывал связей со Швейцарией. Он организовал денежную помощь землякам, пострадавшим от неурожая и наполеоновских войн (особенно кантону Гларус). В 1816–1817 гг., когда швейцарцы испытывали большие лишения, пастор Муральт обратился через графа И.А. Каподистрию (1778–1831) к императору Александру I, с просьбой помочь бывшим соотечественникам. Просьба нашла отклик: императрица Мария Феодоровна прибавила свои 3 тысячи рублей к 100.000 рублям, высланным императором русскому посланнику в Берне Крюднеру.

По инициативе пастора Муральта в 1814 году в Петербурге было основано Объединение швейцарцев, помогавшее неимущим соотечественникам на родине и в России. По его образцу возникли такие землячества в Москве и других городах.⁷⁰⁰ Объединение решало не только благотворительные, но и культурно-просветительные задачи, располагало библиотекой. На его собраниях обсуждались политические события. Бурные споры вызвала гражданская война в Швейцарии в 1847 году, расколовшая

страну на два лагеря. Муральт принял сторону демократов и предсказал победу их над католическим Зондербундом.⁷⁰¹

Но члены объединения не отгораживались и от русской жизни. Через того же Муральта сведения о ней попадали в немецкую печать, и не только в местную «С.-Петерсбургер-цайтунг», но и в «Аугсбургер Альгемайне цайтунг». В 1835 г. на праздновании дней швейцарской Реформации пастор Муральт присутствовал на торжествах как представитель России. К празднованию юбилея Песталоцци в 1845 г. Муральт привлек русскую педагогическую общественность.⁷⁰²

Пастор Муральт был совершенно бескорыстен; он не только не нажил состояния, но даже оказался на грани разорения из-за основанного им пансиона. Дело в том, что за 20 лет существования училища родители воспитанников задолжали владельцу пансиона 10 тысяч рублей. Когда жена генерала Клингера, одного из лучших друзей Муральта, узнала о стесненных обстоятельствах пастора, она заставила его принять от нее недостававшие ему 10 тысяч.⁷⁰³

Пастырская и педагогическая деятельность Муральта сочеталась с переводческой. В частности, он перевел книгу русского церковного писателя Андрея Николаевича Муравьева (1806–1874) «Письма о богослужении Восточной Кафолической Церкви» (Спб. 1838). (Перу А.Н. Муравьева принадлежит также другое сочинение: «Путешествие по святым местам русским» (Спб. 1832). Именно благодаря «Путешествию» А.С. Пушкин в последние годы жизни обратился в своем творчестве к духовной теме). Свои стихи Муравьеву посвятили Ф.И. Тютчев и А.Н. Апухтин, высоко оценивавшие труды духовного писателя. Что же касается «Писем о богослужении», то автор одной из рецензий отмечал, что это сочинение «составляет равно драгоценный подарок и для христианина и для христианского философа».⁷⁰⁴

Вполне понятно, что пастор Муральт не мог не обратить внимания на это произведение; в этой книге были изложены богослужения Великого Поста, «таким же образом изложены и разобраны все обряды различных литургий, утрени, вечерни, семи таинств, погребений, освящений и всех торжественных праздников Православной Греко-Российской Церкви́'.⁷⁰⁵ Поэтому вскоре эту книгу начали переводить на европейские языки и, как отмечалось в год ее выхода в свет (1838), «мы уже имеем в руках начало французского перевода «Писем о богослужении» и знаем, что в Германии печатается немецкий перевод их, которым занимался ученый реформатский пастор Муральт».⁷⁰⁶

Церковная и общественная деятельность Иоганна фон Муральта была по достоинству оценена русским правительством. Во внимание к его трудам пастор Муральт был высочайше пожалован орденами св. Владимира 4-й степени (20. 02. 1828 г.)⁷⁰⁷ и св. Анны 2-й степени с императорской короной.⁷⁰⁸ Скончался пастор И. Муральт в 1850 году и был похоронен в Петербурге на Волковом лютеранском кладбище. (Могила не сохранилась).

В жизни петербургских реформатов пастор Муральт представляет собой крупное явление. Этот выдающийся церковный деятель с большой доброжелательностью относился к русским людям и к русской культуре. «Мои принципы, впитанные с молоком матери, – писал он из России еще в 1813 г., – подкрепленные примером благородных душ, влекут меня неодолимо к сопротивлению и борьбе против всякого бессердечия, лицемерия и всякого рабского низкопоклонства».⁷⁰⁹

Вот последовательность смены директоров Реформатского училища:

1850–1856 гг. Училищный совет, в который входили Э. Гордак, Н.С. Васильев, И. Лозиер, Г. Тидеман.

1856–1872 гг. Д.Д. Марго, лектор французского языка Санкт-Петербургского университета, автор многочисленных учебников и учебных пособий по французскому языку.

1873–1888 гг. Э. P. Шульце.

1888–1901 гг. Р. О. Ланге (1858–1902), профессор Санкт-Петербургского университета.

1901–1918 гг. А. А. Брок (1867– после 1930), профессор Санкт-Петербургского университета, магистр римской словесности. Фактически возглавлял коллектив училища до марта 1919 г. все время завершения дел по закрытию училища.⁷¹⁰

На протяжении нескольких десятилетий выпускники пансиона, основанного пастором Муральтом, ежегодно собирались в Петербурге в день его кончины 10 февраля, чтобы побыть вместе несколько часов и вспомнить время, проведенное в училище. С 1872 г. на таких встречах производился сбор пожертвований, из которых был образован особый «муральтовский капитал» для бедных. Капитал этот должен был приумножаться до 1880 года – столетия со дня рождения пастора Муральта. Как отмечалось в российской печати, «начиная с 1880 года доход с «муральтовского капитала» будет употребляем для пособия, без различия вероисповеданий, так называемым «стыдящимся бедным» (pauvres honteux) и начинающим ремесленникам».⁷¹¹

В 1874 году на ежегодную встречу «муральтианцев» был приглашен тогдашний пастор немецкого реформатского прихода Герман Дальтон. Свою речь на обеде 10 февраля он начал такими словами: «Я преемник того человека, памяти которого посвящено настоящее торжество; тень достоуважаемой личности представляет мне право говорить на родном языке покойного пастора Муральта; если бы это было для меня возможно, то я тотчас же начал мою речь на швейцарско-немецком наречии(schwyzer ditsch), которому сын швейцарских гор не изменил и после 40-летнего пребывания на севере».⁷¹²

Сказав о благотворительной деятельности Иоганна Муральта, пастор Дальтон обратился к его питомцам: «Вы собрали капитал, из процентов которого эти внуки будут поддерживать свое существование; вы заботливым образом назначили опекуном тот самый приход, на котором пастор Муральт 40 лет сряду был духовным пастырем; вы поручили этому приходу в определенные сроки отыскивать в кружках ремесленников наиболее достойных, которым пособие из этого «железного фонда» внушит любовь к имени Муральта, как к имени отца и предка».⁷¹³

В 1876 г. пастор Г. Дальтон издал в Висбадене книгу, посвященную памяти своего предшественника на немецком реформатском приходе. Подводя итог деятельности Иоганна Муральта, пастор Дальтон писал: «Немецкая реформатская церковь поминает в нем человека, который довел сотню первоначальных прихожан ее до двух тысяч, перестроил здание церкви на 150.000 рублей, выданные ему на это в ссуду министром финансов графом Канкриным».⁷¹⁴

Вот еще несколько строк, посвященных покойному пастору Муральту: «Поминают его и сироты, призренные Церковью, и ученики школы, открытой первоначально для детей бедных ремесленников и существующей ныне для детей всех сословий. Благодарную память о нем хранят и абоненты евангелической библиотеки, разбогатевшей (книгами) его стараниями, ссужающей библиями немецкие колонии в России и даровым чтением неимущих прихожан; особенно дорога его память ученикам частного пансиона, процветавшего под его управлением около 20 лет».⁷¹⁵

К середине XIX в. число немецких реформатов в С.Петербурге заметно увеличилось. С 1850 г. немецкий реформатский приход, насчитывавший 2733 человека (в 1853 г.), возглавлял пастор Конрад Икен (в сане с 1847 г.), с годовым жалованием в 1500 рублей).⁷¹⁶ На 1853 г. французский реформатский приход объединял 498 прихожан, которых с 1830 г. духовно окормлял пастор Иоанн Франц Стефан Анспах (в сане с 1823 г.), с годовым жалованием 2 тысячи рублей.⁷¹⁷ Некоторое время старшиной реформатской общины был Егор Антонович Энгельгардт (Engelhardt) (Георг Рейнгольд Густав, 1775–1862), барон, писатель, педагог, в 1816–1823 гг. – директор Царскосельского лицея. Он содействовал учреждению и устройству сиротского церковного дома и школы.⁷¹⁸

В 1858 г. была осуществлена перестройка храма по проекту архитектора Ю.О. Дютеля, после чего церковь приобрела облик, близкий к современному.⁷¹⁹ Вот как выглядела в те годы объединенная реформатская церковь в С.Петербурге: «Она находится на (Большой) Конюшенной улице, на верхнем этаже церковного дома; ее можно узнать по позолоченному кресту, который стоит на фронте дома. Внутренность церкви не представляет ничего замечательного; люстр нет, освещается она стенными канделябрами. Орган работы Метцеля из Регенсбурга; сделан он в 1850 году. На плацу церковном пред входом в церковь находится дом, где собирается конвент церковный. При петербургской соединенной реформатской церкви находится и реформатская школа».⁷²⁰ И еще одна «реликвия» имелась в храме. Как сообщалось в «Полном путеводителе по Петербургу», в реформатской церкви «хранится стул, на котором сидел Петр Великий, присутствуя на реформатском обряде крещения в 1724 году».⁷²¹

К этому времени реформатская община Петербурга стала заметным явлением не только в самой столице, но и за ее пределами. Еще в 1842 году племянник пастора Иоганна фон Муральта – историк Эдуард фон Муральт (1808–1895) издал в Дерпте «Хронику» Санкт-петербургской реформатской общины. На 1863 г. в России в целом насчитывалось более 54 тысяч реформатов;⁷²² в их число входили немцы, французы, голландцы, шотландцы, швейцарцы, а также выходцы из стран Восточной Европы, обосновавшиеся в России.

Итак, многие десятилетия французская и немецкая части общины существовали под одной крышей, имея каждая своего собственного пастора. Однако немецкая часть общины росла гораздо быстрее, нежели французская, и в середине XIX в. общины разделились. Французская община осталась в прежнем здании (Большая Конюшенная, 25). Немецкая же община построила себе новую церковь на берегу Мойки, также в центре Санкт-Петербурга.

В 1862–1865 гг., по заказу немецкой общины, было построено здание реформатского храма (Большая Морская ул., 58, угол Почтамтского пер.) Проект кирхи составил Гаральд Юлиус фон Боссе (Bosse) (Гаральд Эрнестович, Гаральд Андреевич) (1812–1894).⁷²³ Строительством храма руководил Давид Иванович Гримм (Grimm) (1823–1898), архитектор, академик Петербургской Академии художеств.⁷²⁴ В журнале «Зодчий» сообщалось о подготовке к строительству храма: «Начата церковь была в 1862 году. По получении церковным советом дарственного акта (земля подарена городом) и по совершении некоторых предварительных работ, в июне месяце было приступлено к работам. Подробное исследование грунта дало самые благоприятные результаты. Почва оказалась крепкой и сухой, и только под колокольней церкви понадобилось делать фундамент на сваях. В первый год на солидном фундаменте выведены были стены и сделана гранитная цокольная обкладка здания, за исключением колокольни. Закладка происходила 8 сентября 1862 года (год празднования тысячелетия России). Работы производились профессором Гриммом, по проекту архитектора Боссе, и каменных дел мастером Барнелем».⁷²⁵

Автор проекта, профессор Боссе, следующим образом объяснял свой выбор стиля для церкви: «По моему внутреннему убеждению, строгой простоте и духу реформатского учения более всего соответствует стиль романский. Простота форм, отсутствие штукатурки и орнаментов как нельзя более характеризует серьезное назначение постройки. Задающиеся профиля весьма практичны в нашем всеразрушающем климате. Романский стиль отлично применим к постройкам большого размера и, кроме того, соответствует имеющемуся у нас под руками материалу, которым обусловливается самый способ конструкции этого стиля. Я должен прибавить и то, что ограниченные денежные средства, которые мы имели в нашем распоряжении, не допускали возможности строить церковь в другом стиле. Выгода была и та, что кирпичные постройки не требуют усиленного ежегодного ремонта. Я считал необходимым совершенно отрешиться от стиля готического, который неизбежно влечет за собой различные орнаменты, а для последних мы не имели ни средств, ни подходящего материала.

При распределении плана я поместил пасторат (квартира пастора и проч.) в нижнем этаже. Во-первых, я это сделал для того, чтобы как можно выгоднее воспользоваться маленьким местом, данным для постройки церкви, и вместе с тем уменьшить расходы по содержанию пастората; кроме того, помещение для пастора в самой церкви имеет большие удобства при исполнении им церковных обязанностей, при свадьбах, похоронах, конфирмации и прочих церковных требах, и церемониях. В связи с квартирой пастора находится церковный зал, служащий местом для собраний церковного совета, для обучения конфирмующихся и проч., который по тесноте места пришлось поместить под башней, и, к сожалению, мы не могли придать ему размеров больших того зала, который мы имели прежде. Помещая пасторат в 1-м этаже, церковь пришлось расположить на 2-м этаже, следствием чего явилась входная в церковь лестница, которая, однако, не представляет большого неудобства, так как прихожане уже с малолетства привыкли к ней, потому что прежняя немецкая реформатская церковь помещалась в одном здании с реформатской французской церковью и была расположена также на 2-м этаже.

Обусловленные размеры церкви (на 1.200 человек) и небольшое место, отведенное для постройки, лишили возможности придать порталу широкие размеры, которые много способствовали бы украшению здания. Что касается внутренности церкви, то я старался избежать глубокой абсиды, так как мне хотелось поставить кафедру посредине алтаря, за престолом. При слишком значительном удалении от слушателей пастору пришлось бы напрягать свой голос, а слушатели, находящиеся в задних рядах, ничего бы не расслышали из проповеди. Поставить кафедру сбоку я не решился, потому что нахожу это некрасивым и непрактичным, так как те из прихожан, которые сидят со стороны кафедры, не могут хорошо видеть говорящего. Первый мой проект – устроить зало и пасторат позади церкви, не был одобрен членами прихода, и я должен был сызнова переработать проект. Таким образом, одобренный и Высочайше утвержденный проект был приведен в исполнение весьма быстро, и 29 июня 1864 года был водружен крест на вышине 28 сажен 2 аршина.⁷²⁶

Тем не менее, определенные элементы готики в постройке присутствовали: это и большие длинные окна, и общая вытянутость пропорций, и высокий шпиль.⁷²⁷ На первом этаже была квартира пастора, а на втором – церковь. Это был зал, лишенный всяких украшений, со стенами, покрытыми простой штукатуркой. В церкви был прекрасный орган.⁷²⁸

В журнале «Зодчий» появилось очередное сообщение о новопостроенном храме: «Церковь построена, хотя и с величайшим трудом, единственно на средства своего прихода, не превышающего 3000 человек. За исключением ценности земли, подаренной городом, вся постройка обошлась значительно более 200.000 рублей, и приведена в исполнение, по проекту профессора архитектуры Ю.А. Боссе, профессором Д.И. Гриммом в течение трех лет, а именно: 8 сентября 1862 года была закладка, а 24 октября 1865 года – освящение. При постройке было положено: «не допускать ни в материалах, ни в украшениях никакой роскоши, которая не составляет необходимости для гармоничного исполнения всей постройки; но зато также не допускать и фальшивой экономии в употребляемых материалах, когда, через употребление лучших материалов или через большую тщательность в работе, можно сделать постройку солиднее и тем предотвратить частый ремонт». Правило это было отлично выдержано – и, как говорят знатоки, во всей церкви не было ни одной вызолоченной полоски, которая мешала бы полному гармоничному эффекту; зато все употребленные на церковь материалы действительно лучших качеств. Цоколь сделан из гранита, наружная поверхность стен – из нарочно для церкви приготовленного кирпича, кровля – из английского шифера; оконные рамы из железа, внутренние колонны из чугуна; кафедра, столы и скамейки из некрашеного (натурально) дуба, канделябры из бронзы. Все наружные украшения из цемента, портал оштукатурен цементом, а водосточные трубы, желоба, покрытия ребер крыш – из цинка».⁷²⁹

Реформаты-кальвинисты, славящиеся свои скромным образом жизни, решили сэкономить не только на возведении храма, но и на текущих расходах. Вот что сообщалось в «Известиях С.-Петербургской городской общей Думы» в 1870 году: «Г-н С.-Петербургский губернатор, в предложении от 5 прошлого февраля, уведомил Распорядительную Думу, что перестройка мостовой перед реформатской церковью на набережной р. Мойки, произведенная в 1869 году, обошлась в 925 рублей. По требованию Его сиятельства от старшин помянутой церкви уплаты этих денег, они обратились к нему с прошением, в котором изложили, что церковь обременена значительными долгами, между тем доходы её очень ограничены, так что старшины находятся в затруднении уплачивать по числящимся на церкви долгам проценты, а потому просят освободить их как от уплаты следующих за перемощение мостовой 925 рублей, так и 853 р. 49 коп., причитающихся с церкви за содержание этой мостовой по 1872 г. включительно. Вследствие вышеизложенного генерал-адъютант граф Левашов предложил Распорядительной Думе настоящее ходатайство старшин реформатской церкви передать на обсуждение Общей Думы».⁷³⁰

Однако, рассмотрев настоящую просьбу, члены комиссия решили, что «повинность эту несут все церкви без различия вероисповеданий; и что совет реформатской церкви, предпринимая постройку церковного здания на уступленном городом месте в одной из лучших улиц Петербурга, должен был предвидеть и сопряженные с сим расходы. Ввиду сего комиссия положила: представить на благоусмотрение гг. гласных, что, по её мнению, ходатайство старшин реформатской церкви об освобождении от уплаты денег за перестройку мостовой против церковного здания следовало бы отклонить».⁷³¹

А в декабре 1871 года в церкви случился пожар; интерьер храма был полностью уничтожен огнем. В журнале «Нива» было приведено описание реформатской церкви – как она выглядела до этого бедствия.

По красоте стиля, по пропорциональности частей немецкая реформатская церковь принадлежала к лучшим зданиям Петербурга. Кроме главного портала, два боковые хода вели на общую площадку, откуда поднималась широкая лестница в 6 ступеней на другую площадку. Отсюда два входа, по правую и по левую руку, вели в церковь. Собственно в церковь, устроенную в первом этаже, входили по той или другой широкой лестнице, которые вели в неё с обеих сторон. Напротив средней двери была устроена, как и во всех вообще романских церквах, ниша. К этой нише примыкала кафедра для проповедника. Перед ней стоял стол для причастия, сделанный из дубового дерева в чисто романском стиле, с белой мраморной доской наверху. По трем сторонам церкви шли хоры, поддерживавшиеся чугунными колоннами; напротив кафедры над этими хорами были устроены еще другие хоры, назначавшиеся исключительно для органа. Скамьи были дубовые, в романском вкусе. Церковь прекрасно освещалась высокими окнами; кроме того для вечерней службы зажигали канделябры, помещавшиеся на хорах между колоннами. Все здание построено в чисто романском стиле. Церковь имеет 64 фута ширины, 170 футов длины, включая сюда же и колокольню, и 90 футов вышины, до шпица, – а вместе со шпицем и крестом 200 футов. Всё вообще здание, построенное на добровольно пожертвованные деньги, отличается строгой простотой.⁷³²

В том же номере журнала «Нива» помещено сообщение о «пожаре Ново-реформатской церкви в С.-Петербурге».

В ночь с 14 на 15 декабря 1871 года Петербург был свидетелем такого зрелища, какого ему давно уже не приходилось видеть, по крайней мере, в центре города. В 11-м часу ночи произошел пожар в немецкой реформатской церкви на Большой Морской, и в короткое время крыша и колокольня были объяты пламенем. Около 12 часов ночи крест уже повалился, железные стропила, поддерживающие шпиль, раскалились добела. Вся внутренность колокольни до самой крыши стояла в огне. Собственно, крыша уже обрушилась. Только со стороны левого берега Мойки поднимались ещё пять труб. На Большую Морскую падали большие горящие балки, листы железа, пылающие обломки. Долго вся нижняя часть церкви была одета мраком, но вдруг потолок верхнего этажа обрушился; в окнах церкви показался яркий свет и из истребляемого огнем здания полетели миллионы искр, а за ними клубы черного дыма. Внутренность церкви запылала. Несмотря на все усилия пожарных, действовавших с самоотвержением, пожар длился всю ночь. Выгорела внутренность церкви, прекрасный орган исчез без следа; уцелело только то, что было сделано из железа и из камня; впрочем, кафедра, стол для причастия, часть хор и находящиеся под ними скамьи не совсем истреблены. От здания церкви уцелел только нижний этаж, где помещаются квартиры пастора и других служителей, но и в этой части здания причинены значительные повреждения водой, проникшей туда при тушении пожара. Вообще немецкая реформатская церковь представляет теперь собой развалины.

О причинах пожара пишут следующее. 14 декабря в целом здании выжигали трубы со всеми обычными предосторожностями, при чем присутствовала и пожарная команда. К двум часам пополудни все было кончено, и пожарные удалились вместе с трубочистами. По-видимому, последние не осмотрели хорошенько чердак после выжигания труб; между тем, во время выжигания вероятно лопнула одна труба на чердаке, и через трещину огонь перешел на близлежащие кровельные вязки из брусьев. Во всяком случае, несомненно, что внутри башни огонь долго тлел, пока, наконец, пламя охватило всю крышу. Всё строение застраховано на 260.000 рублей; по оценке экспертов, страховые общества понесли от этого пожара убытков на 160.000 рублей, так как в верхней части здания сохранились одни только голые стены. На общине лежит ещё долг в 60.000 рублей.⁷³³

Вскоре появилась и другая версия: «В одном из боровов найдены открытыми очистные дверцы, и потому можно предполагать, что незакрытое отверстие в борове давало возможность пламени из печи проникнуть под крышу и зажечь стропила».⁷³⁴

Несчастье, постиг шее немецкую реформатскую общину, лишь сильнее сплотило её членов. «Церковь будет возобновлена в первоначальном своем виде, но с улучшениями, которые сделают невозможным повторение нечаянной катастрофы. Предполагается сделать железные стропила на крыше и колокольне, и несгораемый, на железных же фермах, плафон; духовое отопление заменить водяным»,⁷³⁵ – отмечалось на страницах журнала «Зодчий». В мае 1874 года в том же журнале было помещено краткое сообщение: «Работы по реставрации реформатской церкви быстро продвигаются и будут окончены нынешней осенью. Шпиль, стропила и потолки устроены из железа, вместо прежних деревянных».⁷³⁶ Реконструкцию храма в 1872–1874 гг. провел архитектор Карл Карлович Рахау (Rachau) (1830–1880).⁷³⁷

В 1858 году немецкую реформатскую общину С.-Петербурга возглавил уроженец Оффенбаха-на-Майне пастор Герман Фридрих Дальтон. Наряду с пастырскими трудами пастор Дальтон занимался активной церковно-литературной деятельностью. По его инициативе был составлен и издан «Сборник статей по внутреннему миссионерству» (Спб. 1864). В 1865 г. в Готе было издано сочинение пастора Дальтона, посвященное истории реформатской общины в России: Geschichte der reform. Kirche in Russland. (Гота,1865).

Настоятель вел обширную переписку,⁷³⁸ он собрал материалы по истории немецкой реформатской общины. В 1876 г. он опубликовал составленную им биографию пастора Иоганна фон Муральта – предшественника Дальтона на немецком реформатском приходе.⁷³⁹ В течение ряда лет Дальтон возглавлял издание газеты реформатских и лютеранских общин С.-Петербурга «Evangelisches Sonntagsblatt».

Свои пастырские труды и научные изыскания пастор Дальтон сочетал с благотворительной деятельностью. По его инициативе в 1877 г., вскоре после начала русско-турецкой войны, был основан Евангелический полевой лазарет. Основная цель этого проекта состояла в том, чтобы во время войны оборудовать полевой лазарет и доставить его на место военных действий, а в мирное время поддерживать сирот участников войны. Средства поступали от сбора пожертвований по всей стране. В 1877 году комитет послал полевой лазарет под руководством старшего врача доктора фон Валя и позднее доктора Зеленкова на европейский театр военных действий. В продолжение 10 месяцев в 11 домах лазарета лечили 803 раненых и больных. В 1881 г. комитетом лазарета для помощи голодающим на Волге было собрано около 39000 рублей.⁷⁴⁰

В 1880 г. пастор Г. Дальтон проявил инициативу по учреждению детского приюта в Парголове, близ Петербурга. В 1881 г. был учрежден комитет приюта, и в том же году первая группа детей смогла выехать на летний отдых в Парголово. Первое время приют размещался в арендуемых домах, но уже в 1883 г. был приобретен собственный дом в деревне Старожиловка. В 1893 г. этот дом был заменен большим комплексом деревянных зданий для мальчиков и девочек. В 1898 г. создано отделение для малышей, в 1901 г. – изолятор для заболевших детей. Ежегодно десять детей отправлялись на санитарную станцию грязевых ванн в г. Аренсбург.⁷⁴¹ Прием детей в приют не зависел от конфессии или национальности. Средства на существование приют получил от добровольных взносов.⁷⁴²

Пастора Дальтона волновали различные социальные вопросы, и он старался внести свою лепту в их разрешение. Так, зимой 1882 г. председатель евангелической городской миссии в одной из ежемесячных бесед с городскими миссионерами коснулся вопроса о проституции.⁷⁴³ После этого пастор Дальтон углубился в изучение этого социального недуга и 23 марта 1883 г. он прочел на эту тему лекцию в зале училища св. Петра и Павла (Петришуле). Впоследствии эта лекция легла в основу 90-страничной брошюры, которая была издана под названием: «Социальный недуг. К вопросу о проституции и о приютах св. Магдалины». (Спб.– М., 1884).

Инициатива по организации Евангелической городской миссии также исходила от пастора Г. Дальтона. Деятельность городской миссии началась в 1876 году; ее задачей было «попечительство и забота о спасении душ, отчужденных от Церкви, так же как и о находящихся под угрозой отчуждения». Статус миссии был утвержден в 1879 г., а в 1891 г. она получила новое, официальное наименование – Общество религиозного и нравственного попечения протестантов в Санкт-Петербурге. Миссионерская работа проводилась особыми посланцами, непосредственное руководство которыми до 1886 г. осуществлял президент комитета Общества – пастор Дальтон.⁷⁴⁴ Его активность простиралась далеко за пределы собственной общины. С его кипучей энергией он служил как бы соединительным звеном между всеми евангелическими общинами города, в особенности немецкими. Ни одно общее дело не обходилось без его участия: Евангелическая библиотека, Евангелический госпиталь, Союз евангелической молодежи, Евангелическое библейское общество. Г. Дальтон был прекрасным оратором и нередко проповедовал на общих торжественных богослужениях по случаю какого-либо события или юбилея. Часто это случалось в День реформации – праздник, который представители всех евангелических общин Санкт-Петербурга отмечали совместно.⁷⁴⁵ 20 апреля 1883 года Герман (Генрих) фон Дальтон, «пастор немецкого реформатского прихода в С.-Петербурге, консисториальный советник, духовный член реформатской санкт-петербургской консистории» был награжден орденом св. князя Владимира IV степени.⁷⁴⁶

Немецкая реформатская община, обретшая свой собственный храм, расширяла сферу деятельности. На 1885 г. число прихожан составляло 3338 человек.⁷⁴⁷ (В том же 1885 г. число реформатов-французов при храме на Большой Конюшенной ул. составляло 500 человек).⁷⁴⁸ Немецкая реформатская община была самой большой из реформатских общин города. Ее члены были в основном весьма состоятельными людьми, охотно жертвовавшими на благотворительные цели. (Одним из таких прихожан был Эдвард Уильям Бланк (1837–1909), в 1863–70 гг. – генеральный консул Великого герцогства Ольденбург, с 1863 г. значился в 1-й гильдии петербургского купечества; в 1868–87 гг. был членом кураториума немецкой реформатской общины).⁷⁴⁹ По воспоминаниям современников, эта община обыкновенно собирала столько пожертвований, сколько все остальные лютеранские общины города вместе взятые. Реформатские общины вместе содержали Реформатскую школу-гимназию, пользовавшуюся славой в Санкт-Петербурге.⁷⁵⁰

Среди учителей, преподававших в реформатском училище, были педагоги, получившие образование в немецких университетах. В их числе – учитель арифметики Эрнст Беппель (Берлинский университет), директор реформатского училища Эрнст Шульц (Иенский университет)⁷⁵¹ и др. Сам пастор Дальтон продолжал свои церковно-исторические труды; в 1888 г. в Готе была издана его очередная книга: «Urkundenbuch der evang.-reform. Kirche in Russland». (Гота, 1888).

Интересные сведения о немецкой реформатской церкви, «что на Мойке», содержатся в книге Александра Николаевича Бенуа «Мои воспоминания». Будущий живописец, театральный декоратор, художественный критик и историк искусства, родился в 1870 году и в юношеском возрасте, вместе со своей невестой, часто посещал петербургские храмы, в том числе и протестантские.

«Наше усердие в посещении Reformierte Kirche продлилось всю зиму 1886–1887 гг. Целых восемь месяцев мы не пропускали ни одного воскресенья, ни одной проповеди, – вспоминал он впоследствии. – Как-то решено было, что по воскресеньям мы будем вместе ходить в церковь, причем, однако, произошел некий своеобразный уклон, который мне сейчас трудно объяснить. Вместо того, чтобы мне «заманить» Атю в мою церковь (св. Станислава или св. Екатерины)⁷⁵², или вместо того, чтобы мне последовать за ней в ее церковь (ближайшей лютеранской была бы церковь св. Петра и Павла на Невском),⁷⁵³ мы выбрали для наших воскресных посещений божьего храма реформатскую церковь, лежавшую на Морской, при выходе ее к Мойке. Причина такого выбора заключалась, во всяком случае, не в том, что эта церковь находилась в двух шагах от дома Ати (и очень недалеко от моего). Скорее всего, нам нравилась ее внешность, напоминавшая нашему незрелому вкусу те изображения романских церквей «кирпичного стиля», которыми мы любовались в книгах. Не забудем и того, что нам было шестнадцать и семнадцать лет, иначе говоря, что были мы сущими ребятами, а известно, что детей манит всякая новизна, все небывалое. Необычайность мы в Reformierte Kirche и нашли. Тут оказалось много такого, что нас очень заинтересовало и что даже нас первое время пленило. [В той реформатской церкви давались во время поста превосходные концерты духовной музыки. Там мы слышали в образцовом исполнении Matthauspassion и Johannispassion («Страсти по Матфею» и «Страсти по Иоанну»]).

Нравилось уже то, что, поднявшись во второй этаж и вступая в лишенное всяких украшений, картин и образов, высокое голое и светлое зало, надлежало мужчинам идти к скамьям направо, а женщинам – налево, причем каждый приходящий получал по чистенько переплетенной в черную клеенку книжке – псалтырю (при выходе она снова отдавалась кистеру).⁷⁵⁴ На первых порах нам нравилось и то, что вся служба была сведена к самым простым формам, в чем нам чудилась простота первых веков христианства, – к проповеди, к двум-трем молитвам, к пению псалмов всей общиной под внушительные звуки превосходного органа, а при выходе прихожан из церкви раздавались либо чудесный прелюд Баха, либо какая-нибудь его фуга, которые так чудесно звучали под пальцами знаменитого в Петербурге виртуоза Томилиуса.

Менее всего нам зато «нравилось» как раз самое главное, т. е. проповедь, хоть и держал ее славившийся своим красноречием пастор Дальтон – необычайно живой, крепкий и энергичный человек. Подчас было даже мучительно выдерживать такую речь, произносимую каким-то странным, сдавленным и все же зычным голосом, при большой затрате мимики и даже пантомимы. Для особой выразительности Дальтон метался, как безумный, на своей тесной, высоко поднятой над всеми кафедре, высоко вздирал руки, облаченные в широкие рукава черной рясы, отшатывался от барьера и снова припадал ничком к нему. То он неистово рычал, а то, напротив, речь потухала до еле слышного шепота. И не жалел себя пастор, когда из всей мочи принимался колотить себя в грудь, и эти удары гулко раздавались на весь храм.

Что же касается до содержания этих проповедей Дальтона, то надо им отдать справедливость, что они были всегда прекрасно построены и вообще могли служить образцами богословской учености, причем они были начинены остроумными, меткими сравнениями и уместными цитатами из различных областей. Дальтон несомненно хорошо знал человеческую душу и, в частности, специфическую душу своих прихожан – почти исключительно людей очень зажиточных, а то и богатейших, приезжавших с далекого Васильевского острова на своих лошадях (перед церковным подъездом на набережной Мойки получался целый лагерь карет и открытых саней). К их кошельку он часто и обращался с особой настойчивостью, стараясь возбудить в них жалость ко всем тем, о ком уже заботились разные зависевшие от церкви богоугодные учреждения».⁷⁵⁵

…В 1888 г. пастор Дальтон был вынужден покинуть Россию. Его отъезд был своеобразным протестом против политики российской администрации в Остзейском крае. Если в Петербурге и Москве инославные пользовались «неприкосновенностью», то на окраинах российской империи местные власти проводили политику прозелитизма. Защищая права протестантов, пастор Дальтон направил письмо обер-прокурору Синода К.П. Победоносцеву, в котором высказал критические замечания, «касающиеся образа действий Русской Церкви в прибалтийских губерниях».

Эпиграфом к своему посланию немецкий пастор взял слова Фридриха Великого: «Ложное церковное рвение – этот тиран опустошает населенные страны; веротерпимость же является нежною матерью, попечениями своими приводящею страны в цветущее состояние». «Открытое послание» (Offenes Sendschreiben) пастора Дальтона было с сочувствием встречено на Западе; за короткое время оно выдержало не менее 7 изданий. В 1890 г. оно было напечатано в Лейпциге и на русском языке под названием: «Открытое послание обер-прокурору Правительствующего Синода, действительному тайному советнику К.П. Победоносцеву от Германа Дальтона» (пер. с нем.), Лейпциг, 1890 (79 стр.).

Обращаясь к обер-прокурору Св. Синода, пастор Дальтон писал: «Вы знаете, что Россия не моя родина, но я провел в ней более половины моей жизни и успел сродниться с нею. Во время моей распространенной деятельности для меня было истинной отрадой углубляться в изучение душевных особенностей того народа, среди которого мне, волею Всевышнего, суждено было жить и действовать; за особую милость почитаю я, что имел возможность вникнуть в особенности Греко-Российской Церкви и уразуметь ее место и значение в Царствии Божием».⁷⁵⁶

Хорошо зная историю протестантских общин в России, пастор Дальтон напоминал К.П. Победоносцеву о том, что, начиная с Петра I, инославным была гарантирована веротерпимость. В частности, реформатский пастор ссылался на Манифест Екатерины II от 22 июля 1763 г., воспрещавший членам государственной Церкви наравне с членами других Церквей, «под угрозой всей строгости Наших законов, всякую попытку обращать кого бы то ни было в свою Церковь».⁷⁵⁷

В том же духе был написан указ Александра I от 20 июля 1819 г., в котором Евангелическая Церковь в Прибалтийском крае признавалась не только терпимой, но вполне равноправной, имевшей признанные верховной властью права.⁷⁵⁸

Однако в николаевскую эпоху атмосфера веротерпимости постепенно утрачивалась и, как отмечал пастор Дальтон, ныне «право пропаганды предоставляется во всей империи исключительно господствующей Церкви, которой разрешается «убеждать последователей иных христианских исповеданий и иноверцев к принятию ея учения о вере».⁷⁵⁹

Приводя ряд примеров нарушения прав протестантов в Прибалтике, пастор Дальтон, как миссионер, сетовал на то, что в конце 1830-х гг. были упразднены протестантские миссии, успешно действовавшие среди нехристианского населения в Закавказье и Поволжье. Отметив, что «Евангелическая миссия между магометанами России на Кавказе, на Волге и в других местах была приведена к молчанию вследствие императорского указа, потому что Русская Церковь захотела принять на себя эту серьезную задачу», пастор Дальтон сожалел о том, что, при усилении ислама, «пройдет немного времени, как сотрутся и последние следы некогда благословенной Евангелической миссии обширного Поволжья».⁷⁶⁰

«Открытое послание» пастора Дальтона затронуло болевые точки тогдашней царской политики в отношении инославных христиан. И хотя в российской печати оно опубликовано не было, представители официальных церковных кругов должны были «отреагировать» на «бумагу», ведущую к «брожению умов». Отповедь «клеветнику России» появилась в таких журналах как «Русский вестник»,⁷⁶¹ «Православный собеседник»,⁷⁶² «Вера и разум»⁷⁶³ и некоторых других.

У каждой из сторон была «своя правда», но, не углубляясь в полемику, следует отметить, что в 1905 г. был обнародован «Манифест о веротерпимости», косвенным образом подтвердивший правоту реформатского пастора. Согласно новому императорскому повелению, инославные христиане, жившие в России, освобождались от целого ряда ограничений, действовавших до этого времени; они перестали ощущать себя людьми «второго сорта».

Что касается пастора Дальтона, то он, выехав из России, поселился в Берлине, где продолжил свою научную деятельность. К этому времени он уже стал выдающимся церковным историком; его перу принадлежали такие монументальные труды как «Beitraege zur Geschichte der evangelischen Kirche in Russiand» (Gotha, 1887–1889; Berlin, 1903. Bd 1–4); «Lebenserinnerungen» (Berlin, 1906–1908. Bd 1–3); «Die russische Kirche» (1892); «Stundismus in Russland» (1896) и многие другие.

После отъезда пастора Дальтона из России пастырскую и благотворительную деятельность на приходе продолжили его помощники. C 1889 по 1918 гг. пастором немецкой реформатской общины был Эрнст Гельдерблом (Gelderblom) (1861–1928).⁷⁶⁴ «Общество религиозного и нравственного попечения» осуществляло свою работу под руководством нескольких пасторов. Работа посланцев спасения отчужденных от Церкви состояла в руководстве десятью воскресными школами на немецком, латышском, эстонском, финском языках, посещении тюрем, госпиталей, домов, проведении уроков Библии на разных языках в отдаленных районах города, распространении текстов «Еженедельной проповеди», работе с бездомными, одинокими, бедными, нищими.⁷⁶⁵

Благодаря дару действительного статского советника Л. Кенига в размере 100. 000 рублей и сборов пастора Г. Дальтона, стало возможным приобретение в 1892 г. здания в Конногвардейском пер. 4., которое после перестройки стало домом Общества. Освящение его состоялось 14 ноября 1892 года. В зале Общества проводились различные собрания: библейские и миссионерские на разных языках, вечера для бездомных. В доме Общества были помещены: общество юношей, приют для гувернанток, Общество попечительства молодых девушек. Кроме того, городской миссией была проявлена инициатива в основании в 1879 г., благодаря дару тайного советника А. фон Берте в размере 20.000 рублей, дома для престарелых в арендованной квартире. В 1895–1897 гг. для этого дома (приюта) за счет сбора средств было построено специальное здание, стоившее 85.000 рублей, которое было освящено 8 сентября 1897 г. В 1880 г. пожертвования господ А. фон Берте и Л. Кенига дали возможность соединить упоминавшийся дом для престарелых с небольшим приютом для выздоравливающих после выписки из госпиталей.

В 1879 г. городская миссия дает работу миссионеру среди моряков, который вначале действовал в Кронштадте, а с 1902 г. в Петербурге. В этом же году в арендованной квартире был создан небольшой приют для моряков. После того как 9 февраля 1906 г. статус этого приюта был утвержден, император Николай II распорядился удовлетворить просьбу Общества попечения и передать ему в дар одно из списанных судов флота. В январе 1907 г. Обществу был передан учебный корабль «Моряк», на котором обосновался приют для моряков. Здесь опекаемые за мизерную плату получали питание, крышу над головой, содействие в поиске работы. Приюту оказывал помощь департамент торгового флота. Каждое воскресенье на борту судна проходило богослужение. Пастором Финдейзеном 1 марта 1903 г. была введена в действие практика сбора утильсырья. Первое время это учреждение располагалось в арендованном доме, а в 1907 г. для него приобретается деревянный дом за 40.000 рублей у Нарвских триумфальных ворот (д. № 7).⁷⁶⁶

С 1895 г. Общество издавало журнал «Проповедь недели». В 1887 г. была учреждена должность ректора (старшины посланцев), каковыми работали пасторы Ф. Холлманн (1889–1893 гг.), В. Добберт (1893–1894 гг.), К. Вальтер (1895–1900 гг.), Г. Финдейзен (1900–1905 гг.), В. Ферманн (с 1905 г.)⁷⁶⁷

Продолжалась и деятельность Евангелического полевого лазарета, основанного по инициативе пастора Дальтона. В 1904 г., когда началась русско-японская война, комитет лазарета снарядил второй полевой госпиталь под руководством лейб-хирурга доктора Г. фон Гирша. Лазарет действовал с июля 1904 г. до сентября 1905 г. под начальством старшего врача доктора О. фон Шиманна, израсходовав 256089 рублей на лечение 1576 раненых и больных. В 1907 г. комитет полевого лазарета принял решение опять., как и в 1881 г., организовать помощь голодающим на Волге, на что было израсходовано 113796 рублей.⁷⁶⁸

Продолжалась работа 8-ми классного петербургского училища при реформатских церквах. В 1904 г. оно насчитывало: в гимназии – 192 ученика, в реальном училище – 268 учеников.⁷⁶⁹ Наряду с историей Реформации в нем также преподавались основы православного вероучения (в 1901 г. – прот. К.Т. Никольский и свящ. А.А. Ельцов). Это училище просуществовало до 1918 года...

… За столетнюю историю Реформатского училища, успешно начатую 11 марта 1818 г. и печально закончившуюся закрытием в декабре 1918 г., в его стенах сложился замечательный коллектив педагогов, в разные годы возглавляемый талантливыми учеными, филологами по образованию и педагогами по призванию. Число преподавателей пансиона достигало двадцати, а за столетие в училище преподавали свыше 250 учителей. Среди них почти 50 человек – ученые с профессорскими званиями, более 100 – выпускники российских и зарубежных университетов.⁷⁷⁰ В их числе был востоковед Евгений Федорович Каль (1863–1891).⁷⁷¹

Деятельность пансиона пастора Муральта и училища при реформатских церквах (Реформатского училища) описана с различных позиций (от восторженных до критических) их воспитанниками Н.Ф. Здекауером и Н.А. Лейкиным еще в середине XIX в.⁷⁷² Интерес к этой теме вновь возник после открытия в 1992 г. в здании Реформатского училища на набережной реки Мойки, 38 городской средней школы № 636 с углубленным изучением иностранных языков. Теперь с привлечением печатных «Отчетов Реформатского училища», «Циркуляров Санкт-Петербургского учебного округа» и значительного архивного материала удалось восстановить списки более 250 педагогов и более 2000 выпускников пансиона и училища, давших России немало замечательных ученых, врачей, учителей, военачальников, политических деятелей.⁷⁷³

После революции 1917 г. многие члены общины покинули Россию. Общая беда сближала немцев различных конфессий. Так, оперная певица, профессор Ленинградской консерватории Елена Николаевна Николаева (Элен Мейнгардт) (1878–1959), лютеранка, посещала реформатскую церковь на Мойке, так как других евангелических храмов вблизи её дома не было.⁷⁷⁴

В 1930 г. немецкая реформатская церковь была закрыта. (Несколько ранее, в конце 1920-х гг. была закрыта французская реформатская церковь).⁷⁷⁵ Орган, привлекавший, по воспоминаниям современников, прихожан своим благородным и чистым звуком, был списан в утиль.⁷⁷⁶ В начале 1930-х гг. церковное здание было полностью перестроено для размещения в нем Дворца культуры работников связи (Большая Морская ул., 58).⁷⁷⁷ При этом башня была снесена, кирпичные стены фасада оделись каменным покрытием, так что теперь в этом здании невозможно узнать церковь. Так окончательно был утрачен реформатский немецкий храм, украшавший Большую Морскую улицу и набережную Мойки.⁷⁷⁸

Об этом Александр Бенуа узнал, будучи уже в эмиграции: «Большевистские вандалы, как слышно, разрушили тот грандиозный архитектурный памятник середины XIX века. На ее месте, опять по слухам, выросло подобие какого-то небоскреба. Это жаль – Reformierte Kirche придавала большую живописность всему данному городскому пейзажу, образованному слиянием Морской улицы с набережной Мойки».⁷⁷⁹

…Прошли десятилетия, и об этом заговорили и в городе на Неве. «Отнюдь не только православным храмам досталось в жестокое время. Так называемые иноверческие церкви тоже пустели, ветшали, превращались в склады и заводы, – пишет журналистка Татьяна Хмелик. – Вспомним хотя бы некоторые из них, безвинно загубленные, когда-то величавые, а теперь утратившие веру в будущее. Наверное, все горожане знают нелепое здание ДК связи на углу Мойки и Большой Морской: с несуразной башней, уродливыми обводами под грязной штукатуркой, оно выглядит внебрачным дитем советского конструктивизма. Ничего в нем нет общего с величественной церковью из темно-красного кирпича в неороманском стиле, похожей на немецкие соборы начала XIII века, с 64-метровой башней-колокольней, с цветными витражами. В страшном сне архитектору Гаральду Боссе не приснилось бы то, что сделали в 30-е годы с его детищем. Этот обрубок, который занимает ДК связи, и есть приспособленная под нужды «нового человека» немецкая реформатская церковь.

А ведь храм, построенный в 1864 году, сильно пострадал от пожара спустя 8 лет, и только усилия архитектора Рахау (Боссе к тому времени уже переехал в Дрезден) спасли здание. На открытках, изображающих дореволюционный Петербург, грандиозное здание церкви очень удачно вписывается в окружающий пейзаж и украшает город. Думали ли архитекторы Гринберг и Райц, изуродовавшие храм, что их детище фотографировать не захочется уже никому?»⁷⁸⁰

Приложение I. Манифест. 11 мая 1778 г. «Об учреждениях, относящихся к восстановлению согласия между членами реформатской церкви, французский и немецкой наций» // Полное собрание законов Российской империи, т. XX. 1775–1780 гг. Спб.1830, № 14748, С. 675–676.

Предки наши, в Бозе почивающие монархи всероссийские, а подражая достохвальному их примеру и Мы дозволяли в обширной империи Нашей свободное различных вер исповедание, и под Всемилостивейшим Нашим покровительством преподавали надежное и безопасное убежище всем, которые в догматах своих где либо претерпевали угнетение и гонение; единое токмо Наше матернее попечение было и есть, чтобы все верные наши подданные и к ним присоединившиеся разных законов в совершенном согласии яко сограждане пребывали. С таковыми основанными на человеколюбии чувствами, не могли Мы без прискорбия взирать на распри, от некоего времени возникшие между находящимися в здешнем Нашем престольном граде французскою и немецкою нациями реформатского исповедания, которые продолжавшееся между ними похвальнейшее соединение прервали раздорами и самою из того происшедшею тяжбою. Желая возвратить их в первый союз, Мы осведомлялись о взаимных в деле сем правах и доказательствах, из коих открывается, что здешняя реформатская церковь, получа первое основание от французов, в империи Нашей жительствовавших и в службе находившихся, когда по разным обстоятельствам и недостаткам оставалася несколько времени без действия, то с восстановлением оной последовало и соединение с ними немецкой нации того же исповедания, которое и пребывало постоянно даже и во время сооружения нынешнего храма без всякого спора с коей либо стороны, так, что от обеих избираемые старшины управляли церковными делами, в пользу обеих распоряжаемы были доходы и на обоих языках отправляема была служба и проповедь Слова Божия; но, по несогласию в избрании пастора, вошли в настоящую распрю и тяжбу в нашей Юстиц-Коллегии Лифляндских, Эстляндских и Финляндских дел, дошедшую потом к Нашему Сенату и неоднократно ко престолу Нашему достигшую приносимыми между тем по разным в деле происшествиям жалобами и прошениями. По довольном всего того рассмотрении и уважении, признали Мы за благо, собственной ради обосторонной их пользы, отвратить продолжение сей тяжбы, взаимное их огорчение более токмо возращать могущей, к приведению их в прежний союз, следующее Всемилостивейше учреждая:

1. Церковь реформатская, получившая здесь первое основание от французской нации и присвоившая потом в сообщество свое немецкую, должна почитаться общею обеих помянутых наций, предоставляя французской по праву основания преимущество в именовании первыми во всех актах до оной относящихся.

2. В отнятие причин на будущее время к новым раздорам, и дабы оба народа по разности языков равною выгодою в отправлении службы и поучении пользовалися, каждый имеет содержать особливого пастора, которого призвание зависит от избрания и соглашения всей нации.

3. Двум сим пасторам получать содержание по равному числу из доходов церкви.

4. Дабы для обеих наций церковное служение без помешательства отправляемо быть могло, установляется: для французской начинать оное в 9 часов поутру, и продолжать до 11 часов, дая немецкой же с 11 1/2 часов до половины 2-го пополудни.

5. Дозволяется обеим нациям, если оне для сбережения церковных доходов единодушно пожелают, содержать и одного пастора, который на обоих языках в установленное время мог бы отправлять службу; в таком случае для избрания назначивать от обоих народов с каждой стороны равное число голосов и по большинству их выбор решить, а в равенстве несогласном мнении кончить оный жребием; для наблюдения

же порядка присутствовать при том члену Юстиц-Коллегии сходно тому, как в 8-м § о выборе старшин изображено.

6. Для распоряжения церковных и экономических дел учредить общий из обеих наций составленный совет.

7. Совету состоять в старшинах, или попечителях трех от французской, и трех же от немецкой нации, всякие три года избираемых. По делам же церковным приглашаются к оному и пасторы, кои по тем делам и первые голоса имеют.

8. Избрание старшин или попечителей должно происходить единодушным соглашением каждой нации на своих, в присутствии члена от Юстиц-Коллегии, назначиваемого для наблюдения при том порядка.

8. Управление доходов церковных всякого звания, содержание принадлежащих к церкви служителей, всякие починки в строении и прочее, тому подобное, лежит на попечении сего совета.

10. В случае недостатка таковых доходов на самые нужные употребления и особливо на содержание двух пасторов, потребная к дополнению сумма должна располагаема быть на обе нации.

11. Как уже выше сказано, что все хозяйственное управление предлежит церковному совету, то и отдача в наем дома, в коем построена церковь, от него же зависит; оный имеет при том так распорядить, чтоб обеих наций пасторы с равною друг против другого выгодою, тако ж и прочие церковные служители помещены были; а за тем получаемые доходы причислять в общую церковную сумму.

12. По прошествии трехлетнего срока старшины повинны пред собранием всего общества дать отчет в своем поведении и особливо управлении доходов, и в том получить одобрительное свидетельство своих собратий; тут получают они увольнение от должности своей; но могут и продолжить свое правление, ежели общество согласно, а и сами в том церкви своей послужить не отрекутся.

13. Дозволяется обществу обеих наций, для свидетельства счетов выбрать от себя по одному, или по два человека искусных бухгалтеров, пред которыми старшины всякое объяснение по востребованию их повинны давать беспрекословно.

14. Сия реформатская церковь, по примеру прочих церквей иностранных вер, свободно в империи Нашей исповедуемых, должна состоять относительно разбора споров, быть могущих между пасторами, старшинами и прихожанами по церковным экономическим делам, в ведомстве Нашей Юстиц-Коллегии; но сия последняя ни под каким видом при том не должна мешаться в догматы веры.

15. В прочем ежели общество обеих наций, к вящщему укреплению своего союза, найдет за благо присовокупить к сему какие-либо на пользу церкви учреждения, которые не противны были бы гражданским в империи Нашей узаконениям, оныя позволяем взнести в Юстиц-Коллегию, а ей в Наш Сенат, от которого Мы получа, Наше монаршее утверждение пожаловать обещаем.

Сие Наше всемилостивейшее постановление повелеваем хранить подлинное в Юстиц-Коллегии, а список оного, засвидетельствованный членами, для точного исполнения дать помянутой реформатской церкви.

Католическая церковь св. Екатерины (Невский пр., 32–34)

В жизни инославных христиан, живших в России, важным событием явился «Манифест Петра Великого» от 16 апреля 1702 года, который провозглашал принципы веротерпимости. «И понеже здесь в столице нашей, – говорилось в «Манифесте», – уже введено свободное отправление богослужения всех других, хотя и с нашей Церковью несогласных христианских сект, того ради и оное сим вновь подтверждается таким образом, что по дарованной нам от Всевышнего власти, совести человеческой приневоливать не желаем и охотно предоставляем каждому христианину на его ответственность пещись о блаженстве души своей. И так мы крепко того станем смотреть, чтобы по прежнему обычаю никто как в своем публичном, так и в частном отправлении богослужений обеспокоен не был, но при оном содержан и противу всякого помешательства защищен был»⁷⁸¹.

В то время «столицей нашей» была Москва, где имелась довольно многочисленная католическая община. В 1703 году французский посланник в России де Балюз (de Baluze) отправил в Париж очередное донесение, в котором он упоминает о московском католическом храме. Как сообщал французский дипломат, в этой церкви «служат два почтенных немецких священника; им (немецкий) император платит по тысяче флоринов в год; в упомянутой церкви находится гобеленовый ковер с гербом Франции, изображающий крещение (императора римского – а. А.) Константина»⁷⁸². По словам того же автора, «эти священники ходатайствовали в Вене о денежном пособии, которое дало бы им возможность выстроить каменную церковь, и о прибавке двух священников, долженствующих отправиться для преподания утешения католикам, находящимся в астраханском войске и в Азове»⁷⁸³. Эта депеша была отправлена во Францию в октябре 1703 г., вскоре после основания на берегах Невы града Петрова.

Римско-католическая община стала формироваться в Санкт-Петербурге почти сразу после его основания. Из донесений Московской иезуитской миссии, представители которой на первых поpax окормляли петербургских католиков, известно, что в 1704–1706 гг. в петербургскую общину входили преимущественно военные и морские офицеры, а также мастеровые. С прибытием в город архитектора Д. Трезини вокруг него начинает объединяться община, и именно в его доме в 1705 г. была организована молельня, в которой стали проводится публичные богослужения.⁷⁸⁴

Это также было предусмотрено в «Манифесте»: «Буде же случится, что в каком-либо месте нашего государства или при наших армиях и гарнизонах, не будет настоящего духовного чину проповедника или церкви, то каждому позволено будет не только в доме своем самому и с домашними своими службу Господу Богу совершать, но и принимать к себе тех, которые пожелают у него собраться, для того, чтобы по предписанию всеобщего постановления христианских церквей, единогласно восхвалять Бога и таким образом отправлять богослужение»⁷⁸⁵, – говорилось в царском указе.

В те годы члены «Общества Иисуса» (иезуиты), жившие в Москве, совершали нелегкие по тем временам поездки на невские берега для духовного окормления своих единоверцев. Так, в донесении за 1704 год они сообщали: «Была поездка в Петербург у Финского залива за 138 германских миль; ездили ради живущих там офицеров-католиков»⁷⁸⁶. В «годовом отчете» не указывается число католиков, живших в Санкт-Петербурге; сведения даются по России в целом: «Крещено 10; елеопомазано 6; погребено 9; приобщено Св. Тайнам почти 800 человек»⁷⁸⁷. Это вполне объяснимо: в сравнении с другими городами, которые посещали московские иезуиты, количество католиков в Санкт-Петербурге было не столь велико.

Тем не менее в эти годы на Адмиралтейском острове, западнее Летнего сада, была устроена деревянная католическая церковь.⁷⁸⁸ Она располагалась в доме, купленном на пожертвования иностранцев, у капитана флота (впоследствии адмирала) Гордона.⁷⁸⁹

Храм был открыт не позднее 1706 года, поскольку именно в том году московские иезуиты сообщали своему духовному начальству: «Снова наши ездили в Петербург, и работавшими там для светлейшего царя нюрембергскими и швейцарскими скульпторами сделана для новой церкви сень с предстоящими довольно большими ангелами»⁷⁹⁰.

Связи С.-Петербурга с Нюрнбергом поддерживались и в дальнейшем. В «Истории Петра» А.С. Пушкин сообщает о том, что 30 октября 1716 года русский царь прибыл в Любек, «откуда отправился в Ниренберг, где велел одному живописцу снять с себя портрет в профиль – и отослал оный в Петербург с повелением вырезать его на рублях, кои и появились на следующий год»⁷⁹¹.

Число католиков, живших в Санкт-Петербурге, постоянно росло, и в 1709 году сведения о них в отчете московских иезуитов уже выделены особой строкой: « В настоящее время католиков в Петербурге у Финского залива – 70»⁷⁹².

В октябре 1710 г. в петербургском католическом приходе была заведена метрическая книга (впоследствии она хранилась в архиве церкви св. Екатерины). В книге регистрировались бракосочетания, рождения, крестины, погребения. Первым священником, который вел эту книгу, был о. Вольфганг Гейдингер, доминиканец из Формбакского монастыря.

Несмотря на то что, согласно метрической книге о крещениях церкви св. Екатерины Александрийской, в период с 1710 по 1730 г. было зарегистрировано незначительное количество крещений (если в 1710 г. в городе было проведено только 1 крещение, то уже в 1721 г. – 27, 1722 г. – 29, 1723 г. – 28, 1724 г. – 16, 1725 г. – 21, 1726 г. – 24, 1727 г. – 33, 1728 г. – 23, 1729 г. – 24 и в 1730 г. – 16 крещений),⁷⁹³ нельзя забывать о том, что в первой половине XVIII в. численность иностранцев в городе преимущественно росла за счет иммиграции, а не рождаемости.⁷⁹⁴ Кроме того, очевидно, что цифры в докладах несколько округлены, и скорее всего, в большую сторону, так как в связи со слабым финансированием миссии патерам было выгодно завышать сведения о численности.⁷⁹⁵ По мере роста города численность петербургских католиков постоянно увеличивалась. Согласно докладу в Конгрегацию пропаганды веры нунция в Варшаве Джироламо Гримальди, в 1714 г. в городе проживало примерно 200 католиков.⁷⁹⁶

В числе прочих иностранцев, которые приняли участие в застройке Санкт-Петербурга, наряду с протестантами были и католики. Одним из них был резчик Франц Людвиг Циглер. Он прибыл в Россию в 1687 г. и с 1705 по 1724 г. находился в Санкт-Петербурге.⁷⁹⁷ Здесь он принимал участие в строительстве деревянного дома Меншикова на Васильевском острове и деревянного дома Петра I на Адмиралтейском острове, выполнял украшения для каскада в Петергофе и т.д.⁷⁹⁸ Каменных дел мастер Готфрид Иоганн Шедель прибыл в Петербург в 1713 г. и до 1727 г. занимался меншиковскими постройками: строительством дворца на Васильевском острове и дворца в Ораниенбауме. В 1727 г. он получил должность архитектора. С 1729 по 1731 г. работал в Москве, с 1731 по 1752 г. – в Киеве.⁷⁹⁹

В 1714 году Петр I повелел воздвигнуть каменный Петропавловский собор на том месте, где стояла прежняя деревянная церковь. Его строительство, продолжавшееся 8 лет, осуществлялось по проекту Доменико Трезини. Резных дел мастер Эрхард Эгельгрeccep также принимал участие в строительстве ворот и церкви в Петропавловской крепости.⁸⁰⁰ (Он прибыл в Россию в 1703 г., а в Петербург – в 1710 г. и находился в городе до 1727 г., когда был отпущен с русской службы.⁸⁰¹ На протяжении 17 лет он работал в Летнем саду и Зимнем дворце).

Э. Эгельгрессер и Ф. Циглер были деятельными и энергичными людьми, так как сразу по прибытии в город они включись в жизнь местной римско-католической общины. Так, их имена поминаются в свидетельстве 1711 г., в котором приводится список прихожан, принимавших участие в строительстве римско-католической церкви в Греческой слободе и покупке участка под нее.⁸⁰²

Что же касается католического храма, стоявшего на другом берегу Невы, то, как и прочие церковные постройки, срубленные из дерева, он оказался недолговечным. В начале 1720-х гг. прежний деревянный католический храм был перестроен в камне. Сведения об этом содержатся в книге ганноверского (брауншвейг-люнебургского) посланника при Дворе Петра I Фридриха-Христиана Вебера «Преображенная Россия» (Франкфурт, 1721). Немецкий дипломат жил в России с 1714 по 1719 гг.; в приложении «О городе Петербурге» он пишет: «Теперь я подхожу к самой лучшей слободе на реке, она, собственно, называется Адмиралтейским островом, но обычно ее именуют Немецкой слободой, так как в этой части города живет большинство немцев. Здесь есть католическая церковь, тоже деревянный дом, но теперь ее перестраивают в камне»⁸⁰³.

С первых лет своего существования католический храм находился в ведении «Общества Иисуса». Однако в связи с делом царевича Алексея (1718 г.) Петр I выслал иезуитов из России, и на их место прибыли капуцины. Именной указ «О высылке иезуитов за границу» был издан 18 апреля 1719 г.⁸⁰⁴ В мае того же года на этот счет последовало царское повеление. О причинах высылки иезуитов сообщал датский путешественник Петер фон Хавен, побывавший в России в 1730-х гг. Вот что пишет он по этому поводу: «Иезуиты в мае 1719 года были изгнаны из России – отчасти из-за возникших тогда недоразумений между русским и германским императорскими дворами; по ходатайству последнего этому ордену было дозволено пребывать в Российском государстве. Отчасти же – из-за опасных махинаций и известной страсти вмешиваться в политические дела, о чем (российский) император недвусмысленно уведомил в своем по сему поводу изданном манифесте, который был прибит на дверях католической церкви»⁸⁰⁵. Иезуитов обвиняли в том, что «при отправлении духовных служб корреспонденцию имеют политическую»⁸⁰⁶.

В книге датского автора приводятся такие подробности, о которых не упоминают другие его современники, писавшие об этих событиях. «Некий патер-иезуит по имени Энгел был за это посажен под арест вместе со своим коллегой, однако спустя пару месяцев выпущен, после того как дал письменное обязательство, что никогда не станет мстить, и притом ему было приказано не покидать Петербурга, покуда не завершится следствие по делу московитских и украинских падре, – продолжает Петер фон Хавен. – Один иезуит по имени патер Франц подвергался во время этих событий величайшей опасности, так как ироническим письмом жестоко пропесочил одного русского епископа. Примечательно, что следствие выявило в государстве иезуитов больше, чем предполагали; они жили там неузнанными, занимаясь мирской работой»⁸⁰⁷, – так завершает свое повествование датский лютеранин, добавляя при этом: «С того времени в России католические падре всегда были капуцинами»⁸⁰⁸.

На место высланных иезуитов в Россию были направлены капуцины: о. Патриций Миланезе (т.е. уроженец Милана), о. Венуст и о. Теодозий (Феодосий). Вместе с капуцинами в Санкт-Петербург направились и францисканцы: о. Яков (из Оледжии), о. Миний Центовский (вскоре посланный в г. Або) и о. Бонавентура Шольц, отправленный в Астрахань.⁸⁰⁹

Однако вскоре иезуитам было разрешено вернуться в Россию, и в Санкт-Петербурге они возобновили свою деятельность. В сообщении Ф.Х. Вебера, относящемся к 1721 г., по этому поводу говорится следующее: «Его Царское Величество вновь позволил иезуитам прибыть в страну и пообещал им щедрую помощь в необходимом строительстве»⁸¹⁰. При этом немецкий посланник замечает: «Кроме того должно быть построено еще много других католических церквей и монастырей»⁸¹¹.

В 1721 г. капуцин о. Венусто из Фрибурга сообщал о 700 католиках; в отчете францисканца о. Джакомо да Оледжо 1723 г. говорится о 1000 католиков, а в 1724 г. францисканец о. Микеланджело да Вестинье сообщает о 1200,⁸¹² что составляло порядка 3–4 % от всего населения города в конце царствования Петра I.⁸¹³ В конце 20-х годов XVIII в. о. Микеланджело сообщает о 2000 католиков в Петербурге, но при этом оговаривается, что в связи с переездом императорского двора в Москву в 1728 г. их численность сократилась до 600 человек.⁸¹⁴

Община изначально формировалась как мультинациональная, и к началу 20-х годов XVIII в. в ее состав входили итальянцы, французы, немцы, англичане, шотландцы, чехи, поляки, сербы, армяне, голландцы, швейцарцы и др. Однако самым широким представительством обладали французы, немцы, итальянцы и поляки. По-видимому, немцев в общине было больше всего: об этом косвенно свидетельствуют метрические данные о крещениях. Всего с 1710 по 1735 г. было проведено 562 крещения, из них 145 крещений приходятся на немцев (26 %). 106 – на французов (19 %), 102 – на итальянцев (18 %), 91 – на поляков (16 %), 86 (15 %) – на представителей иных наций.⁸¹⁵

Кроме того, немцы были самой активной группой в общине. В 20–30-е годы XVIII в. они часто вступали в конфликты с прихожанами и священниками за право слушать воскресные проповеди на родном языке. Так, во время конфликта между францисканцами и капуцинами за католический храм в Петербурге, в 1723 г. поляки, а в 1725 г. французы подали прошение в Синод, в котором пожаловались на самоуправство немцев. Согласно этим прошениям последние добились проведения воскресных богослужений на немецком языке и сопровождения их немецкими церковными песнопениями. При этом они не допускали до церкви французского и польского патеров.⁸¹⁶

В начале 30-х годов XVIII в. конфликт разразился вновь. Согласно донесениям о. Микеланджело да Вестинье, который с 1729 г. был префектом петербургской миссии, немцы продолжали служить воскресные мессы в 10 часов с проповедью и церковными песнопениями на родном языке. В свою очередь французы требовали проведения в это время проповеди на французском языке и сокращения немецких песнопений.⁸¹⁷ О. Микеланджело принял решение разделить проповеди (каждая нация должна была слушать проповедь на родном языке раз в месяц) и сменил немецкие песнопения григорианским хоралом. Данное решение вызвало бурю негодования со стороны немцев, однако префект не изменил своего решения, поэтому часть немцев предпочла посещать протестантские немецкие проповеди.⁸¹⁸

Как видно из этих примеров, немцы пытались сохранить свои позиции на руководящих ролях в петербургской римско-католической общине. В условиях интенсивного процесса ассимиляции иностранцев в Петербурге, у них возникало естественное желание сохранить свою этническую идентичность. При этом с психологической точки зрения проповедь на родном языке и церковные песнопения были чрезвычайно важны. Из вышесказанного можно сделать вывод, что в первой трети ХVIII в. в римско-католической общине Санкт-Петербурга немцы были самой крупной и активной группой прихожан, ревностно отстаивавшей свои интересы.⁸¹⁹

Хотя при императрице Анне Иоанновне предпочтение среди инославных исповеданий отдавалось протестантизму, тем не менее положение католической общины в столице также несколько улучшилось. Это подтверждает датчанин-протестант Петер фон Хавен, живший в городе на Неве с 1736 по 1737 гг. В его книге «Путешествие по России» упоминается про тогдашнее положение католических общин в «стране пребывания». «У католиков есть одна церковь в Петербурге, одна в Москве и одна в Астрахани. При петербургской католической общине были четыре падре – итальянец, немец, поляк и француз»⁸²⁰, – пишет фон Хавен.

В заметках фон Хавена ничего не говорится о тех бедствиях, которые обрушились на католический храм летом 1735 г., когда в Санкт-Петербурге вспыхнул большой пожар. А между тем об этом пишет петербургский историограф Г. Богданов. Упомянув про «кирху каменную католицкую», он продолжает: «Сия кирка прежде пожару стояла в Греческой, то есть в Немецкой улице, позади Миллионной (улицы) близ главной аптеки, но оная в пожаре сгорела в 1735 году»⁸²¹.

Г. Богданову вторит другой отечественный автор – Ф. Туманский. В описании «Третьей Адмиралтейской части» он говорит о католической церкви «разных языков»; она «была в Немецкой слободе позади Миллионной, близ главной аптеки, деревянная, в 1735 году сгоревшая»⁸²².

По просьбе петербургской католической общины, императрица Анна Иоанновна поручила подыскать в столице свободный участок для постройки новой каменной церкви. К этому времени – в 1727–1733 гг. общины ряда протестантских церквей получили участки для постройки своих храмов близ Большой Перспективной дороги (будущего Невского проспекта). Поэтому и католическая община обратилась с ходатайством об отводе места на Першпективе для постройки храма. 14 сентября 1738 г. императрицей Анной Иоанновной был подписан указ о выделении на Невской перспективе участка для постройки костела.⁸²³ «Под строение римской церкви, – говорилось в указе, – отдать на Адмиралтейской стороне, подле большой проспективной дороги, то место, о котором оной религии патер супериор с своим обществом просили, и от Комиссии о строениях в Кабинет представлено было, токмо с таким обязательством, чтоб они строили помянутую церковь и прочее строение на том месте каменное, а деревянного бы ничего не строили, понеже по той проспективе по обоим сторонам надлежит быть всем домам с каменным строением»⁸²⁴.

Комиссия по делам Санкт-Петербургского строительства предложила католической общине место между Невским проспектом и Большой Итальянской улицей. Вскоре были определены границы передаваемого участка, после чего приход «построил себе малую каменную церковь»⁸²⁵.

Предоставляя католической общине те же привилегии, что и протестантам, Анна Иоанновна, тем не менее, стремилась ограничить миссионерскую деятельность их духовных наставников. В отличие от лютеранских и реформатских пасторов, католические священники проявляли повышенную активность в этой сфере. Еще в феврале 1735 г. был издан Высочайший указ, озаглавленный: «О дозволении свободного богослужения всем христианским вероисповеданиям в России, и о возбранении духовным особам, иностранных христианских вер обращать в оныя русских подданных, какого бы закона они не были, под опасением суда и наказания по законам»⁸²⁶. Издавая этот указ, императрица Анна Иоанновна повелевала, «чтоб тех исповеданий духовные особы жили во всякой кротости»⁸²⁷.

Вводимые строгости обосновывались усилившимся прозелитизмом со стороны инославных священнослужителей: «Мы к неудовольствию Нашему слышать принуждены, что некоторые из оных тому противно поступают и из наших подданных всякими своими внушениями в свой закон приводить стараются»⁸²⁸, – сетовала императрица. Так что католики, как и протестанты, жившие в Санкт-Петербурге, должны были ограничить свою деятельность оградой храмов: «Для того повелеваем сей Наш указ во всех церквах вышеписанных законов, в Нашем государстве обретающихся, надлежаще публиковать, и у дверей церковных прибить, дабы о том ведали, и по сему Нашему соизволению и указу поступали неотменно⁸²⁹,– такими словами завершался текст указа Анны Иоанновны.

В конце 1730-х гг. начались поиски архитектора для сооружения на Невском проспекте большого каменного храма, вместо временного. Выбор пал на молодого итальянца Пьетро Антонио Трезини, сына Доменико Трезини. К этому времени Доменико Трезини уже не было в живых; он скончался 19 февраля 1734 г. Место его погребения неизвестно, но можно предполагать, что оно было в Немецкой слободе при католической церкви, где Трезини был одним из первых старост.⁸³⁰

К сожалению, Пьетро Трезини не удалось довести до конца начатое дело. В 1751 году он оставил Петербург и отбыл на родину. Долгое время после отъезда Пьетро Трезини никаких работ по строительству храма не проводилось, и католики собирались на молитву в малой каменной церкви. Проект П.А. Трезини долгое время не удавалось реализовать: лишь в 1759 г. постройка нового храма была поручена французскому архитектору Жану Батисту Мишелю Деламоту (Vallin de la Mothe,1729–1800).

Деламот существенно изменил проект строительства храма, выполненный П.А. Трезини. Императрица Елизавета скончалась 25 декабря (ст. ст.) 1761 г., и проект, представленный Валлен Деламотом, утвердил её преемник – император Петр III (9 марта 1762 г.). «Елисавета, окруженная старыми сподвижниками Петра Великого, следовала во всем правилам, принятым её отцом, к которому питала она пламенную неограниченную любовь»⁸³¹, – замечает Пушкин.

В записках Якоба Штелина сообщается о том, как католическая община С.-Петербурга почтила память почившей императрицы и о визите в общину Петра III. «Спустя несколько дней после погребения императрицы (Петр III) отправляется в католическую церковь францисканцев, где был построен катафалк и совершена была панихида с музыкой по императрице Елизавете, сочинения Манфредини; завтракает у пасторов и подписывает план их новой церкви»⁸³².

Якоб Штелин пишет «о трогательной траурной музыке, которая исполнялась у святых отцов францисканцев в их церкви в Петербурге через неделю после пышного погребения императрицы, во время торжественного богослужения в феврале 1762 года»⁸³³. Вот как это происходило. «Патеры велели воздвигнуть, на приношения виднейших членов их церкви, траурное сооружение. Императорский театральный художник Градицци-младший и театральный машинист Бригонци сделали самое лучшее сооружение и траурную декорацию церкви. А капельмейстер Манфредини сочинил траурную музыку, причем кастраты и остальные итальянские певцы и один немецкий басист пели, а вся императорская капелла играла, – пишет Якоб Штелин. – Эта музыка длилась 2 часа и была найдена такой истинно церковной и привлекательной, что если бы она длилась 4 часа, то и тогда бы не показалась слушателю слишком длинной»⁸³⁴.

Здание нового католического храма было заложено 16 (27) июля 1763 года. По этому случаю была выбита серебряная медаль с изображением императрицы Екатерины II и латинской надписью на реверсе.⁸³⁵

После закладки нового собора работа шла медленно, многое приходилось менять в процессе строительства. А в 1775 г. Деламот, как в свое время и Пьетро Трезини, был вынужден вернуться на родину, не успев осуществить свой замысел. Во Франции он прожил еще более 20 лет, которые не стали для него плодотворными: из 49 известных на сегодня работ 47 Деламот выполнил в России.⁸³⁶

В те годы петербургский католический приход по-прежнему окормляли члены францисканского ордена. Известный путешественник Джованни-Джакомо Казанова, побывавший в России в 1765–1766 гг., упоминает о том, что в С.-Петербурге «отправляли службу в католическом храме длиннобородые монахи-францисканцы»⁸³⁷.

12 февраля 1769 г. Екатерина II выдала католическому храму жалованную грамоту⁸³⁸, в которой говорилось, что его прихожане получают вечное право на свободное совершение богослужений по римско-католическому обряду; что все постройки, как возводимые, так и те, которые могут быть построены в будущем на территории, выделенной Указом императрицы Анны Иоанновны для построения храма и других сооружений при нем, будут принадлежать на вечные времена самим прихожанам, и никто никогда ни под каким видом не будет иметь права предъявлять на эту землю и на эти постройки каких-либо претензий. Церковь, строящиеся при ней школа, дома для причта и все другие сооружения указом императрицы освобождались от каких-либо податей и полицейских налогов.(Выданный императрицей документ торжественно сохранялся в храме до самого его закрытия в 1939 г.)⁸³⁹

В конце ХVIII в. немецкий историк И.Г. Георги писал: «Приход сей зависел от Папского совета в Риме, но по желанию оного в 1769 году получил оный от здешнего правительства регламент, которой власть того совета весьма ограничил и подчинил приход, равно всем прочим иноверцам, Юстиц-Коллегии»⁸⁴⁰.

Как и ранее богослужения и требы должны были совершать священники францисканского ордена: «Как прежними указами повелено, так и ныне подтверждаем, чтоб более сего числа ордена сего, который должен быть францисканский, никакого другого ордена духовных (лиц) при сей римской кирхи не было»⁸⁴¹. Но это не значило, что монахам из других католических орденов въезд в столицу был запрещен. «Исключаются однако ж те патры, – разъяснялось в «Регламенте», – которые при чужестранных министрах для их персональной службы обретаться, или с купеческими кораблями для служения духовного, на оных кораблях на время приезжать будут»⁸⁴².

Вот что писал по «францисканскому вопросу» Д.А. Толстой. Отметив, что Екатерина II, «по жалобам прихожан петербургской церкви на их духовенство, позволила в 1769 году им самим выписывать для себя священников, чрез посредство правительства, не завися в этом нисколько от «Пропаганды (веры)», отечественный исследователь продолжает: «Римский, двор думал сначала помешать присылке священников, назначение которых у него было отнято, и в 1770 году отказал посланнику нашему на сейме ратисбонском послать требовавшихся четырех францисканцев, до тех пор, пока «Пропаганде» не уступлены будут прежние ее права и не будет выслан из Петербурга ксендз Франкенберг, интригам коего приписывали невыгодное для Рима постановление правительства»⁸⁴³.

Согласно положениям Регламента, причт собора св. Екатерины должен был сменяться каждые четыре года с возможным в отдельных случаях продлением этого срока еще на четыре года. Имущественными делами должен был управлять выбираемый прихожанами приор и восемь его помощников, в число которых должны были входить по два немца, француза, итальянца и поляка.⁸⁴⁴

Таким образом в Регламенте был учтен многонациональный характер католической общины; до этого времени прихожане зачастую не могли слышать в храме проповедей на родном языке. «Патры такие присылаются, – сетовали прихожане, – которые только один итальянский язык знают, и из коих три для малого числа итальянцев здесь излишни, а немцы, французы и поляки… за неимением патров немецких довольного числа, претерпевают нужду»⁸⁴⁵.

Немцы-католики составляли значительную часть прихода св. Екатерины, и ранее их духовно окормляли немецкие священники. Однако со временем они были вытеснены итальянскими супериорами, которые «о здешних узаконениях, обычаях и нравах ни малейшего сведения не имеют, а бывшие здесь много лет искусные немецкие патры в достоинстве пренебрежены и несправедливыми грамотами из Рима отозваны, от чего и частые между ими (и) прихожанами неудовольствия происходили»⁸⁴⁶.

«По статутам состоит католический приход в Санктпетербурге из немцев, французов, италианцев и поляков, – отмечал в конце ХVIII века И.Г. Георги. – К одному из сих народов должны присообщаться и португальцы. Оный приход имеет шесть патеров, из которых один есть старший (superior), которого Папский совет в сем звании подтверждает. Все они долженствуют быть францисканцы и через каждые четыре года переменяться или по крайней мере снова на четыре года быть избраны. Старший должен наблюдать, чтоб никто из другого какого исповедания, а наипаче из греческого (православного – а. А.) не принимал католической веры»⁸⁴⁷.

Строительство католического собора из-за материальных затруднений затянулось более чем на 20 лет. Но оставить громадное недостроенное здание прямо в центре столицы было невозможно. Да и католическая община, собравшая на сооружение храма около 100 тысяч рублей, усердно хлопотала перед Екатериной II о скорейшем завершении работ. Они, по решению императрицы, вскоре были поручены синдику (старосте) католической церкви итальянскому архитектору Антонио Ринальди. С 1752 г. он жил в России; его постройки в Петербурге также носят переходный характер от барокко к раннему классицизму.⁸⁴⁸

Деньги для строительства частично выделялись казной, частично поступали от жертвователей и прихожан, – «помощью здешних и иноземных складчин»⁸⁴⁹. Стоимость всех работ составила 118 тысяч 730 рублей. Значительную часть этой огромной по тем временам суммы вложил в постройку собора баварский негоциант Андрей Пирлинг.⁸⁵⁰ Как отмечал Ф. Туманский, католическая церковь была также «обогащена подаянием императора Римского Иосифа Второго»⁸⁵¹. (Австрийский император Иосиф II (+1790) побывал в России в 1780 году по приглашению Екатерины П. Это был неофициальный визит, и монарх остановился в Петербурге под именем графа Фалькенштейна).

Работы по строительству собора были в основном завершены в 1782 году, спустя почти сорок лет после отвода земельного участка. На завершающем этапе работами по возведению храма руководил архитектор Минчиани. 7 октября 1783 г. состоялось освящение собора, названного в честь святой Екатерины Александрийской, Девы и Мученицы, – соименницы императрицы Екатерины II. О тогдашней численности католической общины С.Петербурга дают представление сведения, приведенные в книге И.Г. Георги. «Здешнею католическою церковью от 1780 до 1790 года и так в течение десяти лет обручено 285 чет, окрещено 951 младенец и погребено 944 человека. В 1792 г. обвенчано 40 чет, окрещен 131 младенец и похоронено 79 покойников»⁸⁵², – пишет немецкий автор, отмечая при этом: «обедню служат всегда на латинском языке, а патеры говорят проповеди попеременно на одном из четырех языков»⁸⁵³.

Над главным престолом был помешен большой образ «Мистическое обручение святой Екатерины». Эта картина была подарена храму императрицей Екатериной II; её написал известный художник того времени Иоганн Якоб (Яков) Миттенлейдер (Меттенлейтер, Mettenleiter) (1750–1825). Вокруг висели и другие образа, созданные тем же художником (не сохранились).⁸⁵⁴ В архивных документах этот немецкий художник также упоминается как J. Christ (Крист); для храма св. Екатерины он написал целый ряд картин: «Св. Иоанн Креститель», «Добрый Пастырь», «Тайная Вечеря» и «Св. Дух».⁸⁵⁵ В 1788–90 гг. он участвовал в оформлении интерьера Троицкого собора Александро-Невской Лавры: написал 6 образов для царских врат (сохранились), 4-х евангелистов в люнетах купола и три образа над входными дверями внутри собора.⁸⁵⁶

Немецкие католики пожертвовали немалые средства на сооружение храма св. Екатерины, и в дальнейшем они сохраняли свое влияние на католическом приходе. В описании Петербурга, принадлежащем перу Федора Туманского, об этом упоминается неоднократно: «Лавки, называемые ниренбергския под домами церкви римскокатолическия; в сих лавках продаются галантерейные ниренбергские товары»⁸⁵⁷; храм «имеет по обеим сторонам изрядные домы и лавки, в которых ниренбергския товары продаются»⁸⁵⁸. («Нюрнбергская тема» позднее увлекла и А.С. Пушкина; он даже написал небольшую повесть под названием «Марья Шонинг, дочь нюрнбергского ремесленника»./Осуждена в Нюрнберге в 1787 году/)⁸⁵⁹.

История появления «нюрнбергских лавок» такова. Город Нюрнберг с давних лет славился детскими игрушками, подзорными трубами, красивыми ящичками и письменными приборами. Эти товары тамошние торговцы развозили по разным городам и странам. В 1717 году некий странствующий купец по фамилии Дазер с возом, груженным такого рода изделиями, прибыл в Петербург и получил позволение Петра I торговать в столичном граде. Пригласив и других своих земляков, Дазер вместе с ними открыл несколько деревянных лавок в том месте Гостиного Двора, где теперь находятся Серебряные ряды. В 1780-м году, когда эти лавки сгорели, нюрнбергские торговцы перебрались в строившийся дом католической церкви. А поскольку в то время не существовало отдельных магазинов и вся торговля производилась в рядах, для них устроили открытые аркады с лавками.⁸⁶⁰

В эти годы в России по-прежнему бытовала веротерпимость, и об этом свидетельствовал испанский поверенный в делах Мигель де Гальвес, живший в Петербурге в 1788 – 1790 гг. Его донесение в Мадрид от 24 марта (4 апреля) 1790 г. носит интересное название: «Сообщение об императорской общеобразовательной школе св. Петра в Петербурге для обучения молодежи обоего пола, всех сословий, национальностей и религиозных верований». В этом сообщении говорится «об организации здесь, по инициативе правительства и при поддержке императрицы (Екатерины II – а.А.) обучения молодежи всех сословий»⁸⁶¹.

Примечательно, что сам испанский дипломат оказался вовлеченным в это начинание; в том же донесении в Мадрид Мигель де Гальвес пишет: «Молодые люди русской, немецкой, французской и других национальностей, включая кастильцев, кормятся и спят в моем доме и помогают по мере возможности в текущей работе»⁸⁶².

После кончины императрицы Екатерины II на российский престол взошел ее сын – великий князь Павел Петрович. В эпоху Павла I положение Римско-Католической Церкви в России упрочилось еще более. Так, Павел I даровал архиепископу Станиславу Богуш-Сестренцевичу титул митрополита всех римско-католических церквей в России и выхлопотал для него кардинальское облачение. (Возведение Богуша в сан кардинала папой было отклонено).

В феврале 1798 года Павел I присутствовал в храме св. Екатерины на панихиде по своем тесте – герцоге Виртембергском. Очевидцем этого события был будущий петербургский литератор Н. И. Греч. «Вдоль Невского проспекта стояла фронтом вся гвардия, вспоминал Николай Иванович. – Мы смотрели церемонию из квартиры нюренбергского купца Себастиана Гешта, выходившей на площадку перед церковью. В ожидании окончания службы в церкви, Павел разъезжал верхом, надуваясь и пыхтя по своему обычаю. Великие князья Александр и Константин, как теперь их вижу, в семеновском и измайловском мундирах, бегали на морозе пред церковью, стараясь согреться. Один полицейский офицер стоял на краю площадки, во фронте. Вдруг подали сигнал. Все поспешили к местам. Раздалась музыка, ружейные выстрели, пушечная пальба. Потом войска прошли церемониальным маршем. Все утихло; площадь опустела. Один только этот полицейский стоял на месте. К нему подошел другой, коснулся его, и он упал на снег: несчастный замерз!»⁸⁶³

Вскоре после воцарения Павла I в Санкт-Петербург из Полоцка переселился один из руководителей «Общества Иисуса» Гавриил Грубер (Gruber) (1740–1805). По специальности – инженер-гидрограф, родом из Австрии, он в 1755 г. стал членом «Общества Иисуса». После роспуска «Общества» в 1773 г. папой Климентом ХIV, Грубер последним из иезуитов Австрии сложил с себя одежды и обеты своего ордена. В 1786 г. Грубер прибыл в Полоцк, где под покровительством Екатерины II вокруг Полоцкой коллегии собирались иезуиты, не принявшие папский указ (бреве). Гавриил Грубер отличался обширными познаниями: он был искусным механиком, прекрасно знал математику, физику, химию и медицину, был талантливым живописцем и музыкантом. Павел I был очарован Грубером и разрешил ему свободный доступ в свой кабинет в любое время. Павел I благоволил к иезуитам; он видел в них защиту «от волн неверия, просвещения и якобинства в своей империи».

18 октября 1800 г. Павел I подписал подготовленный Грубером указ, согласно которому иезуитам официально разрешалось совершать богослужения в Санкт-Петербурге. Для этого «Обществу» был передан собор св. Екатерины со всем его имуществом и прилегающими строениями. Помимо этого, на набережной Екатерининского канала выделялся участок под постройку здания для церковного причта. «Обществу» было разрешено организовывать при храме коллегию – школу-пансион для воспитания детей дворян и рыцарей ордена св. Иоанна Иерусалимского (Мальтийский орден), руководителем которого был назначен Грубер. Вблизи Невского проспекта на набережной Екатерининского канала для иезуитского коллегиума был выстроен дом. Здесь получили образование представители многих знатнейших родов России: Барятинских, Волконских, Вяземских.⁸⁶⁴

В 1801 г. на перестроенных и расширенных хорах был установлен орган, превосходивший по величине знаменитый в то время инструмент лютеранской церкви св. Петра. Новый орган костела был выдержан в духе позднего немецкого барокко (мастер неизвестен). Инструмент имел 2 мануала, педаль, 33 регистра. Инструмент был в начале XIX века самым большим церковным органом Петербурга, его стоимость составила 30 000 рублей ассигнациями. Проспект органа был богато украшен позолоченной резьбой. (Упоминание о позолоченной резьбе в сопоставлении с описанием остатков органного фасада, составленным реставраторами церкви в начале 1980-х гг., дает основание предположить, что именно этот фасад существовал в церкви без замены с 1801 г. по 1984 г., когда пожар уничтожил его).⁸⁶⁵

Собор был украшен большим количеством деревянных скульптур, великолепными иконами; необычным был рисунок мозаичных полов. Однако не все его сокровища были доступны взору случайного посетителя. Наиболее ценные произведения хранились либо в ризнице, либо в квартире настоятеля. К числу таких шедевров относился изготовленный из серебра переносной алтарь работы Тэлота.

Иоганн Андреас Тэлот – знаменитый рисовальщик, гравер и золотых дел мастер, родился в Аугсбурге в 1654 году; там же в 1734 году он и скончался. В те времена Аугсбург был центром производства золотых и серебряных изделий. В конце ХVII столетия волна итальянского влияния направила сюда свой путь, и немецкий ренессанс был вытеснен стилем барокко. Именно к этой переходной эпохе относится переносной алтарь работы Тэлота. На его главном образе – подпись «J.A. Thelot. 1719»⁸⁶⁶.

Главная композиция, выполненная в чеканке, изображала «Поклонение пастухов» (дверца дарохранительницы). Вверху располагалось «Благовещение» (дверца мощехранилища), далее – «Воскресение Христово» и наконец – «Успение Богоматери». Исполненный по заказу одного из епископов Вюрцбурга, этот алтарь впоследствии очутился во Франции, потом в Италии – Риме, Неаполе, а во время наполеоновских войн опять возвратился в Аугсбург. Здесь в 1803 г. этот алтарь приобрел российский купец Перлинг (Пирлинг), католик немецкого происхождения. Он отдал за эту святыню 2475 гульденов и вскоре пожертвовал его иезуитам, подвизавшимся в то время при соборе св. Екатерины в Петербурге.⁸⁶⁷

...Получив почти полную независимость в российской столице, иезуиты сразу же приступили к широкой миссионерской деятельности, стремясь также оказывать влияние в политических делах. Окрыленный достигнутыми успехами, Гавриил Грубер представил Павлу I записку, в которой предлагал сделать первые шаги к примирению и воссоединению Православной и Католической Церквей. По словам историка-иезуита Павла Пирлинга (родом из России), «доверие Павла I доходило до того, что он не скрывал от Грубера своих душевных настроений, своего взгляда на церковное единство, даже поручил ему объясниться с православными епископами и препроводил в Рим его записку о соединении Церквей»⁸⁶⁸.

Тот же автор говорит об отношении тогдашнего папы римского Пия VII к этому вопросу: «Мое желание – присоединить Греческую с Католической верой; для сего важного предмета, который вечно прославит и сделает бессмертным ими великого Павла Первого, я готов сам ехать в С.-Петербург, изустно трактовать с государем, коего характер основан на истине, правосудии и верности»⁸⁶⁹.

Дальнейшее развитие событий было бы благоприятным для проекта о соединении Церквей, но к этому отрицательно отнеслись православные иерархи. По поручению одного из митрополитов префект Александро-Невской Академии архимандрит Евгений (Болховитинов) составил «Каноническое исследование о папской власти в христианской Церкви», разрушившее униональные замыслы Грубера.⁸⁷⁰

Со временем отношение Павла I к Груберу заметно охладело; император велел более не допускать Грубера в свой кабинет. Была еще одна причина, приведшая к этому. В записках швейцарского пастора Этьена Дюмона сообщается о том, что Грубер «свободно входил к Павлу I, сумел доставить большой кредит (доверие – а. А.) своему ордену и потерял его по неосторожности. Он попросил у императора разрешения вести пропаганду между русскими. От него сразу отвернулись, и он не был более принят»⁸⁷¹. А в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. Павел I был убит заговорщиками...

В 1802 г. Гавриил Грубер был избран генеральным настоятелем «Общества Иисуса» (по счету 23-м). Он продолжал пользоваться значительным влиянием при дворе Александра I. При встрече с папой Пием VII в Неаполе Грубер добился восстановления «Общества Иисуса» в России.⁸⁷²

Подобно своему отцу Александр I не был чужд мысли о сближении Римско-Католической и Православной Церквей. Он посылал к папе своего генерал-адъютанта, графа Мишо де Боретура и лелеял мысль о соединении Церквей. Вот что пишет о своих беседах с Мишо в Вероне Шатобриан: « Мы коснулись соединения Церквей – Греческой и Латинской. Александр склонялся к этому, но он не почитал себя достаточно сильным, чтобы попытаться осуществить такое намерение… Он не знал – подчиняется ли он тайным велениям Господа или всего лишь внутренним побуждениям, которые толкнули бы его к святотатству, сделали бы его ренегатом»⁸⁷³.

Март был «неблагоприятным месяцем» для Павла I, а также и для Гавриила Грубера. Его жизнь закончилась трагически: во время пожара, возникшего при неясных обстоятельствах в ночь с 25 на 26 марта 1805 г. в только что построенном доме иезуитов на набережной Екатерининского канала, он сгорел в своей комнате. Многие современники Грубера считали его гибель преднамеренным убийством. Его деятельность продолжил иезуит Березовский, избранный генеральным настоятелем «Общества Иисуса». Но влияние иезуитов при Дворе после смерти Грубера резко снизилось.⁸⁷⁴

Вторжение наполеоновских войск в Россию представляло большую опасность и для ее столицы. «Спасителем града Петрова» стал представитель знатного немецкого рода талантливый военачальник граф Петр Христианович Витгенштейн (1762–1842). В 1812 г. с 20-ю тысячным войском он закрывал путь на С.Петербург. Ранее П.Х. Витгенштейн принимал участие в войнах с Францией (1805–1807 гг.) и с Турцией (1808 г.). В 1814 г. он был тяжело ранен во Франции. В 1818 г. П.Х. Витгенштейн – главнокомандующий 2-й армией, а в 1828 г. он получил начальство над войсками в Европейской Турции.⁸⁷⁵ В том же 1828 г. сын фельдмаршала – Л.П. Витгенштейн венчался в петербургском соборе св. Екатерины.

Указом от 20 декабря 1815 г. пансион иезуитов был закрыт. «Они (иезуиты) стали сделанную им доверенность употреблять во зло: стали порученных им юношей и некоторые лица из слабейшего женского пола отвлекать от нашего (православного – а.А.) и прельщать в свое вероисповедание»⁸⁷⁶, – говорилось в указе, озаглавленном: «О высылке всех иезуитского ордена монахов из Санкт-Петербурга».

Собор св. Екатерины был изъят из ведения иезуитов; повеление об этом было изложено в указе на имя митрополита римско-католических в России церквей Богуша-Сестренцевича. «В тот же день, по получении сего, назначить потребное число священников, дабы служба церковная не была ни мало остановлена, – предписывалось митрополиту Станиславу. – В последствие времени выписать, откуда заблагорассудите, монахов других орденов, кроме Езуитского, которые бы церковную службу совершали при здешней римско-католической церкви»⁸⁷⁷.

На место иезуитов в С.-Петербург были присланы польские доминиканцы; богослужения в соборе св. Екатерины продолжались, но у Жозефа де Местра это не вызвало особой радости. «По сути дела теперь здесь совсем нет католического богослужения, – сетует он в своем очередном письме (от 4/16/ февраля 1816 г.). – Как и предсказывали, вместо иезуитов к нам назначили польских мужиков, а недавно одному из них велели говорить проповедь по-итальянски, что, конечно, оборотилось сущей комедией»⁸⁷⁸.

Посланник Сардинского короля не снимает части вины и с членов «Общества Иисуса». «Иезуиты, обманувшиеся числом и высоким положением новообращенных, уже почитали, как говорится, город взятым, но действовали они с излишней поспешностью, – продолжает де Местр. – Пробудилась национальная гордость, и воспоследовала катастрофа. Для религии, имеющей здесь не менее 10.000 прихожан, это был смертельный удар».⁸⁷⁹ Что же касается самих иезуитов как «физических лиц», то они были высланы из Санкт-Петербурга в Полоцк; им было запрещено жительство в Петербурге и Москве.

После кончины папы Пия VII в 1823 году было предписано совершать панихиды по усопшем архипастыре во всех римско-католических храмах Российской империи; скорбное чинопоследование было совершено и в храме св. Екатерины в Санкт-Петербурге.

В 1816 г. собор св. Екатерины был передан доминиканцам, которые совершали здесь богослужения до 1892 г. При них собор наладил тесные связи с Римом. Папские посланники постоянно посещали Петербург. Первым приором после возвращения храма доминиканцам стал Юстин Сокульский, эанимавший эту должность до 1825 г.⁸⁸⁰

Однако влияние иезуитов продолжало сказываться в высших кругах российского общества. Так, в 1818 г. в католичество перешла княгиня Александра Петровна Голицына (1774–1842), дочь сенатора генерала П.С.Протасова. Всё это побудило Александра I к решительным мерам; в 1820 г. деятельность «Общества» на территории России была эапрещена.

Первым приором, после возвращения собора св. Екатерины доминиканцам в 1816 году, стал Юстин Сокульский. В 1825 г. его сменил Демиан Иоджевич; позже приорами были: Доминик Лукашевич, Панталеон Юзефович, Максимилиан Станевский, Доминик Стацевич, Якуб Шкиллондж и вновь Доминик Лукашевич.⁸⁸¹

В один из дней 1828 г. в соборе св. Екатерины было особенно празднично. Здесь при большом стечении народа венчался Л.П. Витгештейн, сын знаменитого фельдмаршала, «спасителя града Петрова», как его называли современники. На свадьбе присутствовали многие из его друзей – А.С. Пушкин, А.С. Грибоедов, И.И. Козлов, П.А. Вяземский, В.А. Жуковский, братья Брюлловы, А.О. Смирнова-Россет и другие выдающиеся деятели русской литературы и искусства. Венчался же Лев Петрович с молодой петербурженкой – Стефанией Радзивилл, которую не раз воспевали в своих стихах Пушкин и Козлов.⁸⁸²

В эти годы внутреннее убранстве собора поражало своим великолепием. Цветные витражи, мозаичный пол, художественная лепка по стенам, картины на библейские темы – вся эта обстановка создавала у молящихся праздничное настроение. Гордостью храма был превосходный орган, изготовленный по специальному заказу немецкими мастерами.

В 1832 г., в пятидесятилетний юбилей костела был произведен капитальный ремонт органа, считавшегося «одним из лучших в Европе». Из органистов, игравших на этом инструменте, укажем Петра Куцего (1832–1840) и «прусских подданных» Эдуарда Мейера (1849) и Рудольфа Бока (1852–1855). Текущее обслуживание органа производил специальный настройщик. В 1866 г. инструмент был капитально реконструирован и расширен до трех мануалов, «44 звучных регистров и 6 подлежащих за 5795 рублей с добавлением из старого органа 6-ти мехов, 4 деревянных и нескольких свинцовых регистров стоимостью свыше 1160 рублей».⁸⁸³

В 1842 г. в Санкт-Петербург из Вильно была переведена Римско-католическая Духовная Академия. Ее ректором был назначен ксендз Игнатий Холовинский, известный своими трудами по истории Католической Церкви и переводами пьес Шекспира на польский язык. В 1848 г. он был возведен во епископа, а в 1851 г. стал архиепископом и митрополитом. Игнатий Холовинский во многом способствовал украшению интерьера собора св. Екатерины. При нем здесь были размещены деревянные позолоченные фигуры апостолов; массивная бронзовая позолоченная люстра, в которой горело 300 свечей, была подвешена под куполом собора. Это был дар герцога Максимилиана Лейхтенбергского (1817–1852), зятя императора Николая I. Огромная библиотека из 60 тысяч томов на 30 языках, изумительная акустика зала, – все это привлекало сюда множество молящихся.

В 1850 году в церкви св. Екатерины был возведен в сан епископа немецкий патер Фердинанд Геланус Кан (1787–1864). Епископскую хиротонию совершил Могилевский архиепископ Казимир Дмоховский. Фердинанд Кан был назначен первым епископом Тираспольской епархии по распоряжению папы Пия IХ и с согласия императора Николая I.⁸⁸⁴

В 1898 г. немецкая фирма «Э. Ф. Валькер» установила в церкви новый большой орган. Он стал вторым по величине в Петербурге (после валькеровского органа церкви св. Петра). Это произошло вскоре после того как место органиста занял выдающийся литовский композитор Чеславас Саснаускас (Сосновский), служивший в церкви с 1895 по 1916 г. Инструмент имел 3 мануала, педаль, 60 регистров.⁸⁸⁵ В храме постоянно звучала музыка, давались концерты духовной музыки.

В начале XX века Католическая Церковь имела в России 12 епархий; в Санкт-Петербурге действовало 8 католических соборов и не менее 10 приходских и домовых церквей.⁸⁸⁶

Церковь Святого Бонифация

Число немецких католиков в С.-Петербурге постоянно росло, и в начале ХХ столетия было решено выстроить для них отдельный храм. Немецкой католической общине подданных Германии и Австро-Венгрии был выделен участок земли на Церковной улице (ныне ул. Блохина, 9). Здесь началось строительство церкви святого Бонифация (приходская церковь для католиков германского подданства). Здание храма было построено по проекту гражданского инженера Владимира Дмитриевича Николя и освящено весной 1914 года. Оно размещалось на Петербургской стороне, недалеко от собора св. князя Владимира. Храм славился пышностью богослужений и посещался всеми немцами-католиками, проживавшими в Петербурге. К нему было приписано в июне 1914 г. 1500 прихожан. Настоятелем был Иоганн Себастьян Шумп.

После начала Первой мировой войны храм был временно закрыт; его настоятель был вынужден покинуть Петроград. Вскоре после этого церковь открыли вновь. Новым настоятелем был назначен магистр богословия доктор канонического права Антон Францевич Около-Кулак. Согласно постановлению Президиума Леноблисполкома от 1 августа 1935 г., храм был закрыт и передан под детский сад электротехнического завода им. Кулакова, позднее его здание перестроили. В 1990-х гг. в этом четырехэтажном здании размещалось 11-е отделение кожгалантейного завода им. А. Бебеля.

Собор св. Екатерины продолжал оставаться действующим до 1939 г.; его обслуживали теперь французские священники: до августа 1935 г. епископ Амудрю, а затем священник Кловис Флоран.⁸⁸⁷ В конце 1920-х гг., по свидетельству А. Э. Краснова-Левитина, «в Питере было 6 действовавших католических церквей. Главным центром католичества был великолепный кафедральный собор святой великомученицы Екатерины на Невском проспекте.»⁸⁸⁸.

К началу 1920-х гг. из-за сырости в храме орган пришел в плохое состояние: в 1921–1922 гг. настоятель Будкевич не раз упоминал о необходимости его ремонта. В 1931 –1932 гг. органист Петрикирхе В. Ф. Лисс отремонтировал и настроил инструмент. Тогда же В. Ф. Лисс составил краткое описание органа, в котором отметил: «Благодаря широким мензурам и большим размерам этот орган по своему звучанию является одним из самых прекрасных в городе. Трубчатая пневматическая трактура имеет промежуточный пневмоусилитель. Красивый проспект с семью плоскими панелями остался от старого органа...»⁸⁸⁹ В феврале 1938 г. В. Ф. Лисс был арестован и в июне того же года расстрелян по обвинению в сотрудничестве с германской разведкой. (В 1957 г. реабилитирован посмертно).⁸⁹⁰

Согласно постановлению Президиума Верховного Совета РСФСР от 7 сентября 1938 г. храм св. Екатерины был закрыт и разорен. На двор были выброшены разбитые иконы и церковная утварь. Перестала существовать великолепная библиотека, насчитывавшая более 10 тысяч редких изданий на 30 языках. После упразднения прихода св. Екатерины здание храма первоначально было передано Этнографическому музею и использовалось под складские помещения. В 1940 г. состояние органа было внешне еще вполне удовлетворительным, отмечалось лишь повреждение отдельных деталей проспекта. В начале 1947 г. в церкви произошел пожар. При этом расплавилось до 85% металлических труб. В относительной сохранности остались лишь мехи, воздушные каналы, и все внутренние деревянные части.⁸⁹¹

На протяжении 50 лет прекрасное здание на Невском проспекте не имело хозяина. Постепенно из его стен исчезли книги и картины; последние годы здесь размещалась дирекция Музея истории религии и атеизма, а главное помещение собора использовалось как склад. В 1968 г. по решению исполкома Ленсовета здание храма передали в ведение Ленинградской государственной филармонии для организации там органного зала. Долго работали в помещении архитекторы-реставраторы, буквально по кусочкам собирая остатки интерьеров, чтобы придать внутренней части церкви ее первоначальный вид. Под руководством опытного архитектора А.И. Тараненко были сделаны обмеры здания, составлены сметы необходимых работ, но приступать к ним не торопились. Шли годы, а собор продолжал разрушаться.

Бесхозяйственность и недобросовестность арендаторов в конце концов привели к беде. Пожар, происшедший 14 февраля 1984 г., уничтожил остатки убранства интерьеров, разрушил мраморные скульптуры, свёл на нет многолетнюю работу реставраторов.⁸⁹² Сильный пожар в церкви окончательно уничтожил остатки органа фирмы Валькер. В конце 1980-х гг. велась подготовительная работа по созданию в помещении костела Органного зала Ленинградской филармонии. Предполагалось установить большой инструмент одной из немецких фирм. Однако после подавления августовского путча 1991 г. духовная атмосфера в Санкт-Петербурге стала не столь удушающей. Была зарегистрирована католическая община св. Екатерины, что давало ей возможность хлопотать о возвращении храма в ее собственность.

В феврале 1992 г. петербургская мэрия приняла решение о возвращении верующим храма св. Екатерины. К октябрю 1992 г. в соборе св. Екатерины был завершен первый этап реставрационных работ. Там убрали мусор, расчистили полы, установили временный алтарь. В первое воскресенье октября 1992 г., в 18 часов, состоялось повторное освящение главной католической церкви города. Это было первое после 1917 г. освящение храма Римско-Католической Церкви не только в Санкт-Петербурге, но и в России. Торжественное богослужение возглавил апостольский администратор европейской части России архиепископ Тадеуш Кондрусевич.⁸⁹³ (Учился в 1964–1970 гг. в Ленинградском Политехническом институте).

Настоятелем храма был назначен отец Евгений Гейнрихс – выходец из семьи российских немцев-лютеран. (Он являлся также деканом Северо-Западного округа Апостольской Администратуры Европейской части России). Как отметил о. Евгений, приход св. Екатерины многоязычный: «богослужения совершаются для разных групп верующих на русском, английском, польском, испанском и даже корейском языках. Но большинство людей принадлежит к русской языковой традиции, хотя все-таки около 80% так или иначе, через боковые линии своего происхождения, связаны с традиционно католическими этносами»⁸⁹⁴.

Однако прошло еще несколько лет, прежде чем реставрация капеллы была завершена. Это была отнюдь не «основная церковь»; реставраторы воссоздали мрамор стен, лепнину, подлинный престол, колонны. Работы проводились на деньги, собранные католиками США, по инициативе о. Роберта Фокса.

В свою очередь участие в судьбе памятника принял ГИОП. Он выделил средства на реставрацию скульптур на фасадах и гидроизоляцию подвала. В 1997 г. Комитет по охране памятников выделил храму 421 тысячу деноминированных рублей на реставрацию, а в 1998 г. – 200 тысяч.⁸⁹⁵ Немецкая фирма – производитель теплового оборудования безвозмездно провела в капеллу тепло.

Осенью 1996 г. воздушные монтажники провели уникальную операцию по установке семиметрового креста на купол храма св. Екатерины. Изготовленный в 1763 году, крест был восстановлен мастерами петербургского судоремонтного завода по чертежам ХVIII века. Утром, 28 октября, крест был доставлен к храму, где при помощи художников, устроивших небольшую галерею под открытым небом перед входом в храм, заводские мастера закончили монтаж позолоченных деталей; затем его освятил настоятель собора отец Евгений Гейнрихс. Сложнейшая операция по заводу креста в специальную ловушку при помощи вертолета, на подготовку которой ушло несколько месяцев, была в считанные минуты выполнена альпинистами под руководством Романа Юринова. Санкт-петербургские реставраторы и монтажная бригада уже не в первый раз работали в храме св. Екатерины. В марте 1994 г. здесь были проведены аналогичные работы по установке золоченого титанового креста над входом в храм.⁸⁹⁶

Теперь нарядное убранстве капеллы являет собой разительный контраст с изуродованным огнем интерьером собора. Автором проекта дальнейшей реставрации стала польский архитектор Ромуальда Ханковска.⁸⁹⁷ Отныне текст мраморной мемориальной доски на стене капеллы гласит, что она отреставрирована на средства простых католиков и освящена 11 октября 1998 года.

В 2003 году в Санкт-Петербурге прошли торжества, приуроченные к 300-летию основания города на Неве. 26 мая, в 22.30 вечера, состоялось открытие художественно-декоративной подсветки собора св. Екатерины, выполненной при финансовой поддержке Италии.⁸⁹⁸

Первые сведения о лютеранском вероучении стали известны в России почти одновременно с распространением Реформации в немецких княжествах. Этому способствовали ганзейские купцы, которые вели постоянную торговлю с новгородцами. Русское духовенство могло знакомиться с сущностью лютеранского вероучения и от немцев, живших в Москве, и от лиц, которые приезжали в Россию со специальными поручениями. В 1552 году датский король Христиан III, по просьбе Ивана Грозного, посылая в Москву художников и книгопечатников, писал ему: «Мы посылаем тебе Библию и две другие книги (Аугсбургское исповедание и Малый Лютеров Катехизис), в которых содержится сущность нашей христианской веры. Если приняты и одобрены будут тобою, митрополитом, патриархами, епископами и прочим духовенством это наше предложение и две книги вместе с Библией, то искренне любимый слуга наш Ганс Миссенгейм, который несет к вам эти книги, напечатает их в нескольких тысячах экземпляров, переведя на отечественный язык ваш, так что этим способом можно будет в немногие годы споспешествовать и содействовать пользе ваших церквей и прочих подданных, ревнующих о славе Христовой и своему спасению».⁸⁹⁹

В следующем, 1553 году, Иван Грозный «повеле устроити от своея царския казны дом, идеже печатному делу строитися, и нещадно даяше от своих царских сокровищ делателем».⁹⁰⁰ Можно предполагать, что в Москве лютеранские вероучительные книги в то время напечатаны не были. Но было немаловажно и то, что представители обеих сторон – православный московский царь и датский король-лютеранин способствовали тому, что в Москве, при содействии митрополита Макария, была организована типография. Первая печатная книга, вышедшая из этой типографии, была «Апостол» (1554 г.); она печаталась, под надзором Ганса Миссенгейма, мастерами Иваном Федоровым, Голстунским диаконом, и Петром Тимофеевым Мстиславцем.⁹⁰¹

Стремления протестантов распространить основные идеи своего вероучения среди славянских народов не ограничились попыткой напечатать в Москве лютеранские символические книги. Такие попытки были предприняты и в дальнейшем. Так, в 1560-х гг. лютеранин Эверфельден, приехавший в Москву из Германии, знакомил царя Ивана Грозного с Аугсбургским исповеданием.⁹⁰²

А в начале 1560-х гг. в городе Несвиже на базе чешской типографии Франциска Скорины была организована типография Симона Будного, где в 1562 году был издан лютеровский Катехизис, что имело целью проповедь основ лютеранского вероучения среди славянского населения юго-восточной Европы. Катехизис Лютера был напечатан на белорусском языке и имел следующее название: «Лютеранский катехизис, то есть наука стародавняя христианская от святого письма (Священного Писания – а.А.) для простых людей языка русского».

Но более широкий размах получило печатание протестантских вероучительных книг, предназначенных для славянских народов, в Вюртембергском герцогстве (Южная Германия). Здесь, в городах Тюбингене и Урахе, в 1560-х годах действовала типография, выпустившая ряд книг для распространения лютеранства среди южных славян. Эти книги предназначались также и для Московского государства. В тюбингенских изданиях обыкновенно помещались посвящения (на немецком языке) протестантским или сочувствующим протестантству государям Священной Римской Империи.

Одно из самых ранних тюбингенских славянских изданий – это напечатанный в 1561 году лютеранский Катехизис с кратким толкованием; он был напечатан глаголическим шрифтом. В начале книги было помещено немецкое посвящение известному своими симпатиями к протестантам богемскому королю Максимилиану (в 1564 году он стал императором Священной Римской империи). Тогда же вышло другое издание этой книги, напечатанное кириллицей. Экземпляр глаголического Катехизиса имеется в собрании Государственного Исторического Музея в Москве.⁹⁰³ В петербургских книгохранилищах имеется также «Аугсбургское исповедание», напечатанное в 1562 году кириллицей и глаголицей. В начале книги – немецкое посвящение братьям Иоганну-Фридриху и Иоганну-Вильгельму, герцогам Саксонским.

Руководителем тюбингенской типографии был лютеранский проповедник Примус Трубер. Тюбингенские издания поддерживались влиятельными протестантскими кругами в Германии. Деятельность типографии финансировал также австрийский вельможа барон Ганс Унгнад, лютеранин, покинувший родину из-за религиозных преследований. Расходы тюбингенской типографии намного превышали ее доходы, и она могла действовать в основном благодаря денежной помощи Унгнада. В распоряжение Трубера поступали также пожертвования от немецких протестантских князей и вольных городов, но все основные расходы взял на себя Унгнад. Вся деятельность типографии имела таким образом чисто просветительский, а не коммерческий характер. Поэтому после смерти Унгнада (1564 г.) деятельность типографии прекратилась.

В конце 1621 г. из Москвы было снаряжено посольство в Данию, имевшее кроме официальной, еще секретную цель, именно сватовство Михаила Федоровича за Шлезвиг-Голштинскую принцессу Доротею Августу, племянницу датского короля Христиана IV. Московский священник Иван Наседка «по государскому указу» был отправлен с послами, причем ему наказано было патриархом представить, по возвращении в Москву, описание своей поездки в немецкую землю. На обратном пути из Дании, а, быть может, в самой Москве Наседка обзаводится Катехизисом Лютера в славяно-русском переводе, изучает и находит его «прелести исполненным великия». Свои разоблачения и опровержения лютеранского Катехизиса вместе с сведениями, лично добытыми о протестантстве, он помещает в «Изложении на Лютеры», которое в качестве статейного списка своей бытности в Дании и представляет на рассмотрение и суд патриарха Филарета Никитича.⁹⁰⁴ (Как было отмечено выше, «Лютерский катехизис, то есть наука стародавняя христианская от святого письма, для простых людей языка русского» был напечатан в 1562 г. Симоном Будным «со товарищи», на белорусском наречии, в Несвиже. С этого печатного издания, вероятно, и был сделан церковнославянский перевод катехизиса Лютера, принадлежавшего Ивану Наседке).⁹⁰⁵

Лютеранские идеи проникали в Московию и из соседней Швеции. В 1614 году в Нарве было напечатано «Краткое изложение и наставление о нашей христианской вере и богослужении в Швеции» на русском языке. В 1625 году по распоряжению шведского короля Густава Адольфа в Стокгольме была открыта славянская типография, в которой был напечатан Катехизис Мартина Лютера на русском языке (1628 г.) под названием: «Катехизис си есть греческое слово, а по-русски именуется крестьянское учение». Знакомство с этой книгой обнаруживают в своих писаниях многие русские церковные публицисты ХVII и начала ХVIII вв.

При учреждении Русской (славянской) типографии Густав Адольф назначил особые награды для раздачи как тем православным, которые будут заучивать Катехизис Мартина Лютера, так и тем шведским пасторам, которые приобретут навык переводить проповеди на русский язык.⁹⁰⁶ В Стокгольмской типографии печатались и многие другие протестантские сочинения. Отсюда в течение всего ХVII столетия эти книги ввозились в Москву, где с ними знакомились не только лютеране, но и православные.⁹⁰⁷ Что касается православного населения, жившего в подвластной шведам Финляндии, то для него в Стокгольмской типографии также был напечатан Катехизис Мартина Лютера; финский текст был напечатан русскими буквами, и это издание Катехизиса, по предписанию Финляндского генерал-губернатора Браге (Бpaxe), было введено во всех, находившихся под его управлением православных приходах.⁹⁰⁸

В ХVII веке в таких крупных русских книжных собраниях как библиотека Московского Печатного Двора, библиотека Славяно-греко-латинской Академии и других была довольно богато представлена религиозная литература протестантского направления на немецком языке: различные религиозные сборники, такие как «Вера протестантов», «Жизнь Лютера», «Теология» Филиппа Меланхтона, «Ответы» Каспара Швенкфельда, «Теология» Мартина Лютера. К середине ХУII века богатая библиотека иностранных книг сложилась в Москве при Посольским Приказе. Среди западноевропейских книг, поступавших в Россию, можно выделить издания следующих немецких городов: Любека, Франкфурта-на-Майне, Виттенберга, Кельна, Аугсбурга и Нюрнберга.

С царствованием Петра I (1682–1725, с 1721 г. – император) для лютеран, живших в России, началась новая благоприятная эпоха. При нем появилось на русском языке рукописное Изложение Аугсбургского исповедания, под заглавием: «Об августанском исповедании». Августанское исповедание, сказано там, «есть символ публичный некиих церквей Германских о изящнейших веры главах, от Божия Слова списанный и утвержденный, и в Августе Винделицкой, сиречь в Авшпургу, на сейме Цесарском Каролю пятому Цесарю поданный, ради извещения и отражения клевет от противных».⁹⁰⁹

В сочинении шведского пастора Генриха Седерберга, с 1709 по 1718 гг. жившего в России: «Заметки о религии и нравах русского народа» – говорится: «До 1711 года не требовалось богословского испытания, когда сам царь (Петр I – а. А.) повелел, чтобы Малый Катехизис Лютера был набран и напечатан на русском языке, а также приказал, чтобы без знания его наизусть, никого не посвящали в духовный сан».⁹¹⁰

Хотя эти сведения нуждаются в подтверждении документальными данными, можно упомянуть о том, что впоследствии именным указом Петра I от 16 января 1723 года было предписано: «Собрать римской, лютерской и кальвинской катехизмы и прочие церковных действ книги, и, переведши на славянский диалект, для знания и ведения напечатать».⁹¹¹ Лишь последовавшая вскоре смерть императора не позволила исполнить это намерение. Следует упомянуть о том уважении, какое Петр I оказал памяти Мартина Лютера, будучи в Виттенберге в 1717 году. Там Петр I посетил комнату и библиотеку Лютера; осматривая с благоговением памятник Лютера, сделанный из бронзы во весь рост, он выразил сожаление, что монумент слишком мал для такого великого человека.

Веротерпимость, бытовавшая в Петербурге со времени основания города на Неве, продолжала сохраняться здесь и в послепетровскую эпоху. Об этом свидетельствовал в своих записках Август Людвиг Шлёцер. Лютеранин по вероисповеданию, Шлёцер в 1751 – 1755 годах учился в Виттенберге – колыбели немецкой Реформации; после возвращения из России на родину он вплоть до конца жизни был профессором Геттингенского университета. В июне 1763 года Шлёцер получил приглашение посетить Александро-Невский монастырь. Его впечатления об этой обители были самые благоприятные. «Я нашел здесь столько нового, столько литературного образования, что мне стало досадно, что я так много читал о дурной стороне русского духовенства и никогда ничего о хорошей, которая здесь была очевидна, – писал немецкий историк. – На столе лежал открытый квадрант⁹¹²; мне позволили посмотреть, что это за книга. И что же? То был Голлац,⁹¹³ мой добрый старый знакомец еще из Виттенберга. Молодой просвещенный монах рассказал мне, что это их главная богословская система, потому что их богословие только в немногих случаях уклоняется от Голлаца (то есть вообще от евангелическо-лютеранского. – а. А.)».⁹¹⁴

Положение лютеран в России в XIХ в. можно проиллюстрировать на примере взаимоотношений русского правительства с Евангелическо-Лютеранской Церковью Финляндии, страны, которая в то время входила в состав Российской империи. Как известно, после шведско-русской войны в 1809 году был заключен Фридрихсгамский мирный договор, в результате которого территория Финляндии вплоть до Ботнического залива и реки Торнео была присоединена к России. Финляндия была провозглашена автономным княжеством; вместо шведского короля великим князем Финляндии стал российский император Александр I, который принадлежал к Русской Православной Церкви.

После 1809 года Евангелическо-Лютеранская Церковь по-прежнему сохраняла первенствующую роль в Финляндии. Ее положение в стране было закреплено в законодательном порядке: «Евангелическо-Лютеранская Церковь в Российской империи, – говорилось в новом законе, – исповедует учение, основанное на пророческих и апостольских писаниях Ветхого и Нового Завета и объясняющими оныя Символическими книгами, признает Апостольский, Никейский и Афанасиевский Символы веры, неизменное Аугсбургское вероисповедание и прочие, внесенные в Собрание, известное под наименованием «Liber concordiae » (Книга согласия – а. А.)».⁹¹⁵

Вплоть до конца XIX в. лютеране, жившие в пределах Российской империи, пользовались вероучительными и богослужебными книгами на немецком, финском и других «протестантских» языках. Часть из них оседала в отечественных книгохранилищах. Так, в составе библиотеки Санкт-Петербургского университета хранятся литературные памятники, имеющие прямое отношение к истории Реформации. Это, например, «Жития отцов” Г. Майора с предисловием Мартина Лютера (№ 344), а также жизнеописание Мартина Лютера (Historia de vita et actis Martini Lutheri) (Виттенберг, 1549), принадлежащее перу Ф. Меланхтона. Что касается других сочинений Меланхтона, то в университетском собрании имеется несколько изданий его трудов. Самое раннее из них – это поступившее из собрания Страхова в 1896 г. «Lоci communes rerum theologicarum» (Бaзeль, 1521) (№ 355). Еще две работы Меланхтона – «De locus communibus ratio» и «Sermo de corrigendis studiis» содержатся в средневековом печатном сборнике «De ratione studii» (Базель, 1541) (№ 189). В другой книге – «Platina B. von der Bapts und Keiser leben» (Страсбург, 1546) (№ 404), также помещено сочинение Ф. Меланхтона под названием: «Oratiоn oder Predig in der leich doctor Martin Luthers gehalten, anno 1546». И весьма символично, что перечень редких книг университетского собрания открывает исторический документ, относящийся к начальному периоду Реформации – «Протест курфюрстов, князей, а также графов, владельных господ, городов и сословий Аугсбургского исповедания».⁹¹⁶

Три почти полных экземпляра книг второй половины ХVI в. были обнаружены в пергаменном переплете большого тома – собрания сочинений Аристотеля в лионском издании 1590 г. Особый интерес представляет одна из них – это снабженный превосходными иллюстрациями – гравюрами на дереве – «Малый катехизис” Мартина Лютера. Родоначальник немецкой Реформации принадлежал к числу наиболее часто издававшихся авторов ХVI столетия. Количество изданий его «Малого катехизиса» практически неисчислимо, но сохранились они, именно в силу популярности и широкого употребления в лютеранской среде, весьма плохо. В издании, обнаруженном в переплетах, помимо гравюр, поясняющих каждое положение христианской молитвы и заповедей, имеются ноты к сочиненным Мартином Лютером духовным песнопениям. До 1970-х гг. в собрании Санкт-Петербургского университета не было ни одного издания Катехизиса Лютера ХVI в. В других отечественных и зарубежных библиотеках они также встречаются довольно редко и представляют ценный источник для изучения истории немецкой Реформации. Другая книга, извлеченная из этого же переплета – это лютеранский полемический трактат, направленный против всех инаковерующих – католиков («папистов»), кальвинистов и анабаптистов. Он был напечатан в Урселе издателем Николаем Генрихом. Конец последнего листа с датой выхода книги в свет оказался утраченным.⁹¹⁷

Со временем всё сильнее стала ощущаться потребность издания таких книг на русском языке, поскольку шел неизбежный процесс ассимиляции. В 1895 году в С.-Петербурге увидело свет издание под названием: «Краткий Катехизис д-ра Мартина Лютера, объясненный в вопросах и ответах К. Каспари, евангелическо-лютеранским проповедником в Мюнхене» (Спб. 1895).⁹¹⁸ Эта книга пользовалась большим спросом; в 1908 году появилось уже ее 3-е издание (Спб. 1908) (285стр).

Что касается других вероучительных лютеранских книг, то русскоязычные читатели по-прежнему не имели к ним широкого доступа. Правда, можно было ознакомиться с некоторыми богословскими вопросами, которые в них рассматривались, но лишь через призму критического анализа – в изложении православных богословов. Таков, например, труд Н. Терентьева «Лютеранская вероисповедная система по символическим книгам лютеранства» (Казань, 1910). Некоторые авторы уделяли внимание какой-либо одной символической книге; таково, например, сочинение профессора Киевской Духовной Академии М.О. Ястребова «Учение Аугсбургского исповедания и его Апологии о первородном грехе» (Киев, 1877).

В те годы некоторые выпускники Киевской Духовной Академии избирали для своих кандидатских работ сходные темы: «Символическая книга лютеран – «Формула согласия» (Ярослав А.,1874),⁹¹⁹ «Аугсбургское исповедание (происхождение, содержание, текст и значение)» (Попов В.Д., 1910 г.)⁹²⁰ и др. Аналогичные разработки велись и в С.-Петербургской Духовной Академии. В 1872 г. профессор СпбДА И.Т. Осинин осуществлял руководство по написанию студентами СпбДА кандидатских сочинении на темы: «Аугсбургское исповедание» и «Апология Аугсбургского исповедания». Заслуживает упоминания и сочинение бывшего питомца Казанской Духовной Академии И.В. Боркова «Лютеранское учение по Шмалькальденским членам» (Казань, 1915).

«Манифест о веротерпимости», обнародованный в России 1 апреля 1905 года, облегчил знакомство русских читателей с лютеранским вероучением. В 1906 году в Москве вышла хрестоматия под названием: «Источники по истории Реформации» (вып. 1, М. 1906). В этом издании были опубликованы некоторые произведения раннего Лютера под общим заголовком «Взгляд Лютера на светскую власть» (С. 3–56). Переведенные на русский язык Д.Н. Егоровым, в этот раздел вошли различные послания, лекции, толкования Библии и другие работы Лютера. Среди наиболее важных заслуживают внимание такие как: «Христианскому дворянству немецкой нации об улучшении христианского состояния. (Окончено в монастыре августинцев 24 июня 1520 года» (С. 3–13); «О свободе христианина» (1520 г.) (С. 14–16); «Пастырское увещание всем христианам остеречься мятежа и возмущения» (С. 16–20); «О светской власти, в какой мере люди обязаны ей повиновением» (С. 20–22); «Ратманам всех городов немецкой земли, об учреждении и поддержании христианских школ» (1524 г.) (С. 34–36).

Важным событием в истории русской «лютеранистики» был выход в свет сборника под названием: «Хрестоматия по всеобщей истории» (ч. I. Эпоха гуманизма и Реформации. Киев, 1914). Составленная профессором П.Н. Ардашевым, эта хрестоматия включала в себя некоторые произведения Мартина Лютера. В сборнике были помещены некоторые из знаменитых «95-ти тезисов»,⁹²¹ обнародованных Мартином Лютером в Виттенберге 31 октября 1517 года и положивших начало Реформации в Германии. При этом следует отметить, что часть лютеровских тезисов была опубликована на русском языке еще в 1861 году в книге священника Евграфа Бенескриптова «О западных вероисповеданиях» (Спб. 1861, ч. II).⁹²²

В «Хрестоматии» были напечатаны отрывки из «Аугсбургского исповедания» (С. 128–131, перевод В.Н. Евстафьева), а также уже публиковавшееся ранее «Послание Лютера к императору и христианскому дворянству...» (С. 117–119, перевод Д.Н. Егорова). Последней работе Лютера в России повезло больше других. В 1912 г. она даже вышла отдельным изданием в Харькове, в переводе В.С. Рожицина: «Д-р Лютер Мартин. К христианскому дворянству немецкой нации об улучшении христианского состояния́' (Харъков, 1912).

В послереволюционное время труды Лютера по-прежнему публиковались крайне редко и, как правило, в отрывках. Это были в основном уже напечатанные до 1917 года те послания немецкого реформатора, которые носили социальную окраску. (См. например, «Хрестоматия по западноевропейской литературе. Эпоха Возрождения. М. 1947, изд. 3-е. Сост. Б.И. Пуришев). Подобные произведения раннего Лютера вошли в «Хрестоматию по истории средних веков» (М. 1950, т. III). Это некоторые из «95-ти тезисов'' (С. 109), «Письмо к Спалатину"(С. 111–112), «Письмо городскому Совету Мюльхаузена» (С. 113), «Против грабительских и разбойных орд» (С. 134). О переводе и публикации богословских работ Мартина Лютера в те годы не могло быть и речи. Поэтому составители хрестоматий по истории средних веков, издававшихся в последующие годы, были вынуждены довольствоваться прежними опубликованными отрывками. (См. например: История средних веков (ХУ-ХVI века). ч. II, изд. 2-е, М. 1981, С. 208–209, 216–217).

К середине 1980-х гг. общественно-политическая ситуация в стране начала изменяться, и это дало возможность для публикации богословского трактата Мартина Лютера «О рабстве воли» (1525 г.). Это сочинение было помещено в сборнике «Эразм Роттердамский. Философские произведения» (1987, С. 290–545). Это объясняется тем, что данный лютеровский трактат написан в ответ на произведение Эразма Роттердамского «Диатриба, или рассуждение о свободе воли», в котором этот автор подверг критике богословские взгляды Лютера. В том же сборнике помещены 2 письма Мартина Лютера, адресованные Эразму Роттердамскому (от 28 марта 1519 г. и от 18 апреля 1524 г.).

Заметным событием стало издание некоторых сочинений Мартина Лютера на Украине. В 1992 году в Харькове вышел сборник под названием «Мартин Лютер. Время молчания прошло. Избранные произведения 1520–1526 гг.» (Харьков, 1992). В этом сборнике содержатся как ранее публиковавшиеся труды немецкого реформатора, так и впервые появившиеся в переводе на русский язык.⁹²³ Эта книга была издана благодаря трудам Ю.А. Голубкина, осуществившего новый перевод текстов с немецкого языка и составившего комментарии, а также историко-биографический очерк деятельности Мартина Лютера.

В предисловии к этому изданию сообщается, что книга была закончена в рукописи еще в 1980 году. Но, как пишет далее К.А. Голубкин, «ее путь к читателю загораживали казавшиеся тогда непреодолимые идеологические барьеры. А когда они рухнули, были возведены новые преграды. И только благодаря поддержке Всемирной Лютеровской Федерации (ФРГ, Эрланген) невозможное стало возможным».⁹²⁴ Правда, в условиях экономической нестабильности книга вышла тиражом всего 8 тысяч экземпляров, скромным в сравнении с тиражами советской эпохи. Примечательно, что в этой сложной ситуации издатели ощутили поддержку и от Русской Православной Церкви. «Самых теплых слов заслуживает содействие в публикации произведений Лютера со стороны митрополита Харьковского и Богодуховского Никодима»,⁹²⁵ – отмечалось в предисловии сборника.

В 1994 году в издательстве «Андреев и согласие» (С.-Петербург) были изданы «Избранные произведения» Мартина Лютера. Помимо опубликованных в харьковском издании 1992 года лютеровских трактатов в переводе Ю. Голубкина, в петербургское издание были включены также такие произведения Лютера как «Свобода христианина» (перевод К. Комарова) (С. 16–54) и «О рабстве воли» (перевод Ю. Каган) (С. 185–382). Текст книги предваряли два предисловия: автор первого, краткого (С. 3.), – Роберт Преуз (Robert Preus), доктор теологии и философии, почетный президент и действительный профессор семинарии Конкордия, Форт-Уэйн, Индиана, США. Второе, пространное предисловие (С. 4–15), принадлежало перу архиепископа Михаила (Мудьюгина), доктора богословия, профессора Санкт-Петербургской Духовной Академии. По словам владыки Михаила, «объективное изучение опыта, трудов и деятельности реформаторов (и их противников), несомненно необходимое для их последователей нашего времени, не в меньшей степени полезно и для православных, особенно тех, кому приходится соприкасаться с протестантскими тенденциями и идеями как в сосуществующих с Православием в России пока сравнительно немногочисленных протестантских церквах и объединениях, так и в сугубо православной среде».⁹²⁶

Евангелическо-Лютеранская Церковь не ограничилась помощью в выпуске произведений деятелей Реформации, который осуществляли отечественные издатели. В 1988 году в издательстве «Мартин Лютер» (Эрланген, ФРГ) вышло двуязычное издание «Аугсбургского исповедания», принадлежащее перу Филиппа Меланхтона, ближайшего сподвижника Лютера. Переводу, выполненному Надеждой Симон (Кельн), было предпослано предисловие тогдашнего Председателя Совета Евангелической Церкви в Германии епископа д-ра Мартина Крузе. В предисловии отмечалось, что это издание было приурочено к празднованию 1000-летия Крещения Руси (988–1988 гг.). Текст Аугсбургского исповедания предваряло также введение (автор – Гюнтер Гассманн), где излагалась история написания этой вероучительной книги (1530 г.) и говорилось о ее значении для современной жизни Евангелическо-Лютеранской Церкви.

Издание лютеранских вероучительных книг на русском языке было предпринято и в Финляндии. В 1992 году в г. Лахти была напечатана книга под названием: «Краткий Катехизис д-ра Мартина Лютера и христианское учение» (Перевод на русский язык А.А. Никитина, рецензент – пастор Арво Сурво). В предисловии к этому изданию, осуществленному благодаря поддержке Евангелическо-Лютеранской Церкви Финляндии и Лютеранской Церкви Канады, редактор русского текста Маркку Сяреля пишет: «Эта книга предназначается всем, кто владеет русским языком и желает разобраться в вопросах веры. Книга представляет интерес как для служителей Церкви, так и для прихожан. Ее можно использовать при подготовке взрослых к крещению, в конфирмационных школах и при обучении теологов и церковнослужителей. Книга послужит также хорошим справочным пособием, в котором можно найти ответы на многие вопросы христианской жизни». (С. 6).

Выход в свет «Большого Катехизиса» Мартина Лютера на русском языке был следующим важным шагом в этом направлении. В 1996 году в издательстве «Финляндской Церкви Лютеранского исповедания» был издан «Большой Катехизис» Мартина Лютера в переводе на русский язык (перевод с немецкого языка Андрея А. Никитина) с двумя краткими предисловиями: Маркку Сяреля и А.А. Никитина. «После того, как церковь STLK издала на русском языке Краткий Катехизис д-ра Мартина Лютера с объяснениями к нему (4-е издание вышло в 1995 г.), ныне нам доставляет великую радость выпуск в свет и Большого Катехизиса, – пишет Маркку Сяреля. – Согласно изысканиям архимандрита о. Августина (Дм. Никитина), Краткий Катехизис Лютера был переведён на белорусский язык ещё в 1562 году! В 1565 году в Москве действовало приходское училище при местном лютеранском приходе. Лютеранское влияние проникало на Русь и со стороны Швеции-Финляндии. К сожалению, перевод Большого Катехизиса на языки восточных славян был отложен до более поздних времён. Теперь же остаётся лишь пожелать, чтобы эта книга нашла тем более усердных читателей».⁹²⁷

В предисловии переводчика поясняются некоторые стилистические особенности опубликованного текста. «Данный перевод осуществлялся с немецкого текста изданий Die Bekenntnisschriften der evangelisch-lutherischen Kirche. Bd. II. Evangelische Verlagsanstalt GmbH., Berlin, 1978. Concordia Triglotta. St. Louis, 1923, и Concordia. Christliche widerholete einmutige Bekenntnis, Dresden, M.D.L.XXX. Примечания основаны на материале примечаний из упомянутых изданий, с незначительными сокращениями или же добавлениями из других источников, – пишет А.А. Никитин. – При переводе сохранялась структура фраз оригинала, в отличие от распространённого в наше время обычая разбивать при переводе длинные пассажи на короткие предложения и опускать при этом союзы и прочие «лишние» слова. Стиль перевода намеренно сделан несколько старомодным, чтобы создать ощущение чтения старой книги, но без трудностей, с которыми столкнулся бы современный читатель при чтении манускрипта времён Ивана Грозного”.⁹²⁸

Издание трудов Мартина Лютера продолжалось и в городе на Неве. В 2001 году в издательстве Евангелическо-Лютеранской Церкви Ингрии был опубликован «Евангелическо-лютеранский сборник гимнов» (Спб. 2001), куда был включен, в качестве приложения, текст «Краткого Катехизиса» Мартина Лютера (С. 338–345). В следующем, 2002 году, в издательстве «Журнал ««Нева»» увидели свет «95 тезисов» Мартина Лютера (перевод с латинского А.И. Рубана). Перевод был издан параллельно с оригинальным латинским текстом.

В предисловии к этому изданию профессор, доктор исторических наук Н.И. Басовская, проректор Российского государственного Гуманитарного Университета, пишет: «Сегодняшняя ситуация в духовной жизни России отмечена явственным стремлением приблизить наши представления о прошлом к подлинным, не искаженным многочисленными идеологическими и политическими пристрастиями недавних лет. Один из лучших путей к этой достойной цели – публикация подлинных документов, исторических источников на доступном для массового читателя языке. Издание русского перевода знаменитых 95 Тезисов Мартина Лютера (1483–1546 гг.) – шаг именно в этом направлении. Со школьной скамьи нашему соотечественнику известно, что Лютер – деятель Реформации и «типичный представитель» бюргерства, то есть рождающейся буржуазии. Все страницы школьных и вузовских учебников, посвященные Лютеру, в течение многих лет писались под влиянием строгой трактовки его взглядов и деятельности, изложенной в работе Ф. Энгельса «Крестьянская война в Германии». И потому обучающимся ярче всего запоминалось то, за что его осуждал классик марксизма: неприязнь Лютера к крестьянскому бунту, дружба с князьями, постепенное смягчение собственных радикальных взглядов. Содержание его знаменитых Тезисов при этом практически не излагалось. Между тем 95 Тезисов Лютера – одно из тех творений разума, которые, будучи написанными в любую историческую эпоху, остаются в духовном арсенале человечества на все времена».⁹²⁹

Однако наиболее важное событие в отечественной «лютеранистике» имело место в 1996 году, когда был издан полный свод вероучительных книг Евангелическо-Лютеранской Церкви – «Книга Согласия» (1580 г.) Это издание в переводе на русский язык было осуществлено при активной поддержке Фонда «Лютеранское наследие». Предварительная версия книги была издана для обсуждения в максимально широком кругу богословов, студентов-семинаристов и вызвала оживленную реакцию среди этих читателей. В процессе работы над вторым изданием (1998 г.) в текст было внесено более тысячи самых различных исправлений и дополнений. «Книга Согласия» включает в себя «Аугсбургское исповедание» (С. 23–66), «Апологию Аугсбургского исповедания» (67–364), «Шмалькальденские артикулы» (С. 365–399), трактат «О власти и первенстве папы» (400–418), «Краткий Катехизис» (С. 419–438), «Большой Катехизис» (С. 439–581) и «Формулу Согласия» (С. 582–832).

По поводу русского текста этого издания переводчик Константин Комаров, вице-президент Фонда «Лютеранское наследие», пишет: «Работа над книгой продолжается и после издания её второй версии. Поэтому мы будем рада и в дальнейшем получать отзывы, рекомендации и пожелания наших читателей».⁹³⁰

В 1983 году весь христианский мир отметил 500-летие со дня рождения основоположника немецкой Реформации Мартина Лютера. Этот год был юбилейным и для одного из крупнейших рукописных и книжных собраний, где находятся ценные материалы по истории Западной Церкви. В 1983 году исполнилось 200 лет со времени основания библиотеки Санкт-Петербургского университета.

Собрание университетской библиотеки начало складываться задолго до основания университета: в декабре 1783 года Учительской семинарии, учрежденной в Петербурге, была передана библиотека крупного библиофила П.Ф. Жукова, содержащая, в частности, немало редких и ценных западных изданий. Значительную роль в дальнейшем пополнении собрания средневековой книжности сыграли дары, приносимые университету выдающимися деятелями отечественной культуры. В 1819 г. был образован С.-Петербургский университет, созданный на основе Учительской семинарии. Это явилось большим событием в истории русской культуры; с этого времени также увеличились поступления западных старинных книг в университетскую библиотеку. В том же 1819 году действительный статский советник Д.М. Алопеус, находившийся в Берлине, «узнав об учреждении в С.-Петербурге университета и предвидя всю ту пользу, какую учреждение оного произвести долженствует, пожелал и со своей стороны содействовать тому некоторым образом через доставление нескольких книг для умножения библиотеки университета”. Вскоре книги в трех ящиках были отправлены в Петербург на корабле «Август-Вильгельм» «с капитаном оного Зауэром».⁹³¹

Среди поступивших в Петербургский университет книжных собраний одним из первых по времени явилось собрание лейпцигского профессора Карла-Фридриха-Христиана Венка (1784–1828). По словам его биографа, профессор Венк «потратил огромные силы и средства на собирание редких книг, благодаря чему им была оставлена библиотека, замечательная не столь множеством, сколь ценностью книг».⁹³²

В 1838 г., вскоре после кончины профессора Венка, его библиотека была предложена к продаже. Через русское посольство в Саксонии сведения об этом поступили в Петербург. Из Лейпцига был доставлен «Каталог Венковой библиотеки”, содержавший описание более 3-х тысяч книг. А в июне 1830 г. библиотека Венка в составе 3220 томов была доставлена в Петербургский университет.

В cocтaвe библиoтeки Венка были рукописи ХП-ХУ1 вв. Старейшая из рукописей собрания Венкa и, вместе с тем, старейшая в университетской библиотеке латинская рукописная книга – это «Дигесты » (собрания извлечений из трудов римских канонистов), переписанные на пергамене в ХП в. в одном из городов Северной Италии. Рукопись содержит глоссы, принадлежавшие одному из основателей итальянской школы римского права – магистру Булгарису (ХП в.), и представляет собой один из древнейших списков этого текста. Ценность манускрипта увеличивается еще одним обстоятельством. В Х1У в. рукопись принадлежала капитулу Бамбергского архиепископства, и на полях многих листов ”Дигест», начиная с 19-го и почти до конца рукописи (насчитывающей 209 листов), переписаны тексты актов Х1У в., отражавшие каноническую практику Бамбергской архиепископской канцелярии.⁹³³

В составе лейпцигского собрания в университетскую библиотеку поступило 37 инкунабулов – более трети принадлежащей ныне университетской библиотеке коллекции первопечатных книг. Среди принадлежавших Венку инкунабулов – полные своды памятников римского и канонического права в лучших изданиях, с великолепными миниатюрами и инициалами, множество изданий, вышедших из знаменитых типографий Майнца, Нюрнберга, Базеля, Венеции, Парижа, Лиона, а также богато украшенный том «Саксонского зерцала» Эйке фон Репгова – памятника немецкого права, напечатанного в Аугсбурге в 1486 г. (собрание библиотеки СпбГУ, № 31).

Заслуживает упоминания и конволют (сборник нескольких изданий в одном переплете), содержащий в числе прочих «Устав (правила) папской канцелярии папы Павла II (№ 58), напечатанные в 1470 г. Ульрихом Ханом. В мире сохранилось не более 1–2-х экземпляров этого издания. Судя по записям на полях, в ХУ веке этот том принадлежал какому-то студенту или магистру Гейдельбергского университета. Ценность петербургского экземпляра увеличивается интересными записями на полях со сведениями об избрании папы Сикста 1У и об изменениях и дополнениях, внесенных им в «Правила”.

Немецкие первопечатные книги поступали в собрание Петербургского университета и в последующие годы. На сегодняшний день здесь имеется 31 инкунабула: 9 из них напечатаны в Страсбурге, 6 – в Нюрнберге, по 4 в Ayгсбурге и Кельне, пo 1 в Лейпциге, Майнце и Шпейере, по 1 – в Любеке и Рейтлингене.⁹³⁴

В 1830 г. C.-Пeтepбypгcкoмy университету была передана библиотека иезуитской коллегии в Полоцке: более 5000 томов, «между коими, – как сообщал историк В.В. Григорьев, – нашлись редкие сочинения по богословию, словесности, философии, истории и математике».⁹³⁵ В состав полоцкого собрания входил ряд первопечатных изданий, таких как богословский трактат Иоанна Нидера (№ 54), «Книга хроник» Гартмана Шеделя в аугсбургском издании 1497 г. (№ 72.).

Из Полоцкой коллегии иезуитов в университетскую библиотеку поступил и монументальный труд Иоганна Якоба Гофмана «Всеобщий историко-географический, хронологический, поэтико-филологический лексикон», изданный в Базеле в 1677–1683 гг. Это сочинение в 4-х томах форматом в лист, вмещает обилие разнообразных сведений по разным отраслям знания. При детальном изучении этого старинного издания обнаружилось, что с внутренней стороны переплета «Лексикона», сквозь наклеенный на него лист бумаги, просвечивали печатные строчки. Это был текст, напечатанный крупным готическим шрифтом, кое- где виднелись красные и синие заглавные буквы.

В 1964–65 гг. было произведено раскрытие переплетов «Лексикона» и из них были извлечены 68 листов и 26 небольших фрагментов листов старинного издания. Среди обнаруженных листов оказался последний лист с выходными дaнными. Teкcт гласил: «Напечатано Петером Шеффером из Гернсхейма, в благородном городе Майнце, изобретателе этого печатного искусства, в лето от Воплощения Господня 1484, в 10-й день ноября завершено». Известно, что Шеффер был учеником и помощником Иоганна Гутенберга, изобретателя книгопечатания.

Найденные листы оказались фрагментами «Краковского миссала» – католического служебника. Известно, что всего 5 его экземляров хранится в польских библиотеках, по одному – в книжных собраниях Чехословакии, США и ФРГ. В нашей стране до 1965 года был известен всего один неполный экземпляр, хранящийся в Российской Национальной Библиотеке (РНБ). Последний из дошедших до наших дней 10-й экземпляр «Краковского миссала» занял почетное место в собрании инкунабулов библиотеки университета.⁹³⁶

Находка, сделанная в 1964 г. при раскрытии «Лексикона», явилась действенным стимулом для внимательного изучения переплетов других старинных изданий. Так, из форзаца фолианта «Реституций» Юстиниана был извлечен фрагмент пергамена XI в. Этот уникальный фрагмент оказался листом (116-м) миссала с формулярами праздников франкского происхождения: архангела Михаила, святых Регимия, Германа, Ведаста и Леодегардия.⁹³⁷

При исследовании старинных переплетов были сделаны и другие находки. В переплете конволюта, содержавшего 2 книги парижского издания начала ХШ в. (1512 и 1514 гг.), были найдены фрагменты 11 книг того же времени. Здесь, среди прочих листов, оказались отрывки из свода канонического права – «Декреталии» папы Григория IX, богословские комментарии к «Сентенциям» средневекового богослова Петра Ломбардского.

Дальнейшие поиски также дали существенные результаты. Так, из тисненых переплетов 3-х томного издания юридических комментариев Паоло де Кастро (изданных в Лионе в 1543 г.), были извлечены 96 листов первопечатных изданий. Один из фрагментов оказался частью сборника проповедей известного богослова Иоганна Нидера (сконч. в 1438 г.), напечатанного в Шпейере Петером Драхом в 1479 г., другой – вышедшим из типографии страсбургского печатника Мартина Флаха изданием проповедей Петра де Палуде (сконч. в 1342 г.). Таким образом удалось пополнить университетское собрание инкунабулов еще двумя значительными памятниками средневековой христианской культуры.

Среди других находок такого рода выделяется латинская грамматика Элия Доната. Это был самый популярный учебник на протяжении всего средневековья; началам латинской грамоты «по Донату» обучались все грамотные люди средневековой Европы. «Донаты» начал печатать еще Гутенберг, а всего в первые десятилетия книгопечатания, до 1500 г. вышло в свет около 370 изданий этого учебника. Однако все они дошли до нас только в отрывках. Учебник Доната, обнаруженный в одном из старинных переплетов, – фрагмент лейпцигского издания 1516 г., очень редкого; это издание отсутствует не только в таких крупных собраниях как РНБ или Библиотека Британского музея в Лондоне; eгo нет и в библиотеке Лейпцигского университета. Лейпцигский «Донат” отпечатан крупным красивым шрифтом, на первой странице в красной рамке помещен герб города Лейпцига.⁹³⁸

Три почти полных экземпляра книг второй половины ХVI в. были обнаружены в пергаменном переплете большого тома – собрания сочинений Аристотеля в лионском издании 1590 г. Особый интерес представляет одна из них – это снабженный превосходными иллюстрациями – гравюрами на дереве – «Малый катехизис” Мартина Лютера. Родоначальник немецкой Реформации принадлежал к числу наиболее часто издававшихся авторов ХVI столетия. Количество изданий его «Малого катехизиса» практически неисчислимо, но сохранились они, именно в силу популярности и широкого употребления в лютеранской среде, весьма плохо. В издании, обнаруженном в переплетах, помимо гравюр, поясняющих каждое положение христианской молитвы и заповедей, имеются ноты к сочиненным Мартином Лютером духовным песнопениям. До недавних пор в собрании Спб гос. Университета не было ни одного издания Катехизиса Лютера ХVI в. В других отечественных и зарубежных библиотеках они также встречаются довольно редко и представляют ценный источник для изучения истории немецкой Реформации.

Другая книга, извлеченная из этого же переплета – это лютеранский полемический трактат, направленный против всех инаковерующих – католиков («папистов»), кальвинистов и анабаптистов. Он был напечатан в Урселе издателем Николаем Генрихом. Конец последнего листа с датой выхода книги в свет оказался утраченным.⁹³⁹

Редкие образцы средневековой книжности поступали в университетское собрание на протяжении всего XIX столетия. Некоторые из них поступили сюда ив собрания одного из крупных библиофилов Х1Х века П.Я. Актова.⁹⁴⁰ Сын священника ив Костромской губернии, П.Я. Актов в 1816 г. окончил курс Костромской семинарии. Впоследствии в течение 14 лет он служил в Туле, а затем, с 1838 г. вплоть до своей кончины в 1842 г. – в Петербурге.⁹⁴¹

Книжное собрание Актова представляло исключительную ценность. В нем насчитывались 352 пергаменные и бумажные рукописи, и среди них – латинский служебник XI в., молитвенник времен Карла Великого, постановления Базельского собора ХУ в., папская булла того же времени.

Часть coбранныx им сокровищ Актов начал продавать уже в 1838 г., вскоре после переезда в Петербург. Окончательную же распродажу собранных им рукописей и книг осуществила его вдова – В. Актова. Продать библиотеку целиком в одни руки ей не удалось, т.к. у крупных книгохранилищ необходимых для этого средств в то время не было. Распроданная по частям, библиотека Актова влилась во многие книжные собрания. Известно, что часть книг предлагала приобрести и С.-Петербургская Духовная Академия. Некоторые из книг, принадлежавших Актову, попали и в собрание Петербургского университета (всего 17 книг и 1 рукопись). Поныне украшением библиотеки университетского собрания иикунабулов является Библия, напечатанная Генрихом Эггештейном в Страсбурге в 60-х гг. ХУ в. (№ 9). Это шедевр раннего типографского искусства: в книге 23 выполненных от руки многокрасочных инициала и многочисленные красные и синие рубрики. Интересен и другой инкунабул (№ 15): Описание путешествия в Святую землю Бернарда фон Брейденбаха, изданное в Майнце в 1486 г. участником путешествия художником Эрхардом Ройвихом. Художник снабдил книгу многочисленными иллюстрациями – гравюрами на дереве, выполненными по сделанным им во время странствий рисункам.

Из собрания Актова в университетскую библиотеку поступили не только старинные западноевропейские книги, но и сочинения отечественных авторов. Среди них – имеющее прямое отношение к истории Реформации, сочинение митрополита Стефана Яворского «Камень веры». Один из виднейших церковных деятелей начала ХУШ в. – митрополит Стефан Яворский (1658–1722), которого Петр 1 за его латинскую образованность и западнические симпатии назначил сначала местоблюстителем патриаршего престола, а затем и главой только что учрежденного Синода, был скрытым противником петровских реформ. Его книга, формально направленная против лютеранского исповедания и содержащая защиту догматов и традиций Православия, была направлена и против царя, стремившегося, по примеру протестантских государей, подчинить Церковь императорской власти и широко привлекавшего для осуществления своих реформ инoзeмцeв-лютepaн. Пoэтoмy «Камень веры» мог быть напечатан только в 1728 г., когда ни Петра 1 (сконч. в 1725 г.), ни автора книги уже не было в живых.

Дальнейшие приобретения немецких изданий

Во второй половине XIX в. университетское книжное собрание продолжало пополняться редкими немецкими книгами. Так, после 1852 г. в составе библиотеки профессора-филолога Ф.К. Фрейтага сюда поступил подготовленный Ульрихом фон Гуттеном (1488–1523) полемический сборник «О Константиновом даре» (№ 188), куда вошло и сочинение итальянского гуманиста Лоренцо Валлы (1407–1457).

В числе книг профессора М.С. Куторги (1809–1886), основателя школы всеобщей истории в Петербургском университете, библиотекой была приобретена «Книга хроник» Шеделя в нюрнбергском издании Кобергера 1493 г. (№ 73). В 1896 г. в составе книг известного публициста Н.Н. Страхова в университетскую библиотеку поступили, в частности, трактат Генриха Корнелия Агриппы Неттсгеймского «О тщете наук» (№ 10), а также произведения предшественника немецкой Реформации Иоганна Рейхлина (№ 425) и соратника Мартина Лютера – Филиппа Меланхтона (1497–1560) (№ 355).

В следующем, 1897 г., университетское книжное собрание пополнилось редким изданием из собрания академика К.Н. Бестужева-Рюмина (1829–1897), который с 1865 г. был профессором русской истории в С.-Петербургском университете. В составе библиотеки К.Н. Бестужева-Рюмина в университетское собрание поступила греческо-латинская Библия базельского издания 1550 г. (№ 63). Это издание Библии с параллельными греческим и латинским текстом было осуществлено в связи с реформационным движением, так же как и греческое издание Библии, вышедшее в Базеле в 1545 г. с предисловием Филиппа Меланхтона (№ 61) и издание еврейского текста Ветхого Завета с латинским переводом и комментариями (№ 64), осуществленное известным гебраистом Себастьяном Мюнстером.

В составе университетского собрания хранятся и другие литературные памятники, имеющие прямое отношение к истории Реформации. Это, например, «Жития отцов” Г. Майора с предисловием Мартина Лютера (№ 344), а также жизнеописание Мартина Лютера (Historia de vita et actis Martini Lutheri) (Виттенберг, 1549), принадлежащее перу Ф. Меланхтона. Что касается других сочинений Меланхтона, то в университетском собрании имеется несколько изданий его трудов. Самое раннее из них – это поступившее из собрания Страхова в 1896 г. «Lоci communes rerum theologicarum» (Бaзeль, 1521) (№ 355). Еще две работы Меланхтона – «De locus communibus ratio» и «Sermo de corrigendis studiis» содержатся в средневековом печатном сборнике «De ratione studii» (Базель, 1541) (№ 189). В другой книге – «Platina B. von der Bapts und Keiser leben» (Страсбург, 1546) (№ 404), также помещено сочинение Ф. Меланхтона под названием: «Oratiоn oder Predig in der leich doctor Martin Luthers gehalten, anno 1546». И весьма символично, что перечень редких книг университетского собрания открывает исторический документ, относящийся к начальному периоду Реформации – «Протест курфюрстов, князей, а также графов, владельных господ, городов и сословий Аугсбургского исповедания” (№ 1).⁹⁴²

Все перечисленные издания, вышедшие в свет после 1500 г., являются лишь небольшой частью университетского собрания палеотипов. Немецкие издания представлены здесь целым рядом центров книгопечатания: вместе с 32 страсбургскими изданиями книг немецких печатников университетское собрание палеотипов насчитывает 146 единиц. Из этого числа в Кельне издано 17, в Лейпциге – 16, в Нюрнберге – 13, во Фpaнкфуpтe-нa-Maйнe – 12, в Хагенау и Виттенберге – по 11, в Майнце – 10. В остальных городах (Аугсбург, Ингольштадт, Магдебург, Марбург, Тюбинген, Франкфурт-на-Одере, Фрейбург в Брейсгау, Цвиккау, Шлеттштадт, Эрфурт) – от 1 до 6 книг.⁹⁴³

Известно, что немецкие печатники трудились и за пределами своих земель. Одним из них был Феоль Швайпольт, работавший в Кракове и издавший здесь в 1491 г. первую славянскую печатную богослужебную книгу кириллического шрифта – «Октоих» («Осьмогласник»). Это издание, некогда широко распространенное в славянских странах, представляет сейчас большую библиографическую редкость. «Осьмогласник» краковского издания с ХУП в. находился и в пределах России и имел хождение на русском Севере, где и сохранился до наших дней в старообрядческой среде. Экземпляр краковского издания «Осьмогласника» был приобретен летом 1965 г. научной экспедицией Гос. Русского музея в деревне Заозерье Холмогорского района Архангельской области (владельцы – старообрядцы Н.Е. Вальков и Я.Л. Зыков). В декабре того же года эта книга была передана в библиотеку Ленинградского университета (№ 84).

Первые печатные сочинения, в которых говорилось о Московии на основе собственных впечатлений, появились в конце ХУ века (итальянцы Барбаро и Контарини). В начале ХУ1 в. были изданы работы (Павел Иовий и др.), основанные на рассказах русских послов. Классическим сочинением, ставшим образцом для последующих книг этого рода, были «Записки о московитских делах» С. Герберштейна.

Немецкий дипломат Сигизмунд Герберштейн (1486–1566) посетил Россию в 1517 и 1526 гг. во главе имперского посольства во время княжения Василия Ивановича. За время пребывания в Москве (около 16 месяцев за два периода) посол, используя знание одного из славянских языков, ознакомился не только с местным бытом, но и с русскими летописями, церковными и юридическими документами, выдержки из которых он и привел в своем сочинении. Это древнерусский церковный устав и судебник Ивана Ш, послание и правила митрополита Иоанна и «Вопрошание» Кирика. Труд Герберштейна впервые был издан на латинском языке в Вене в 1549 г. В собрании Спб университета имеется базельское переиздание 1551 г. Интересно отметить, что в пространном заглавии вышедшего в Базеле в 1556 г. дополненном издании «Записок», имеется следующая фраза: «Вставлены также различные сведения о религии и о том, что не согласуется с нашей религией».

Кроме базельских изданий 1551 и 1556 гг. в университетском собрании хранятся и многочисленные немецкие переводы «Записок» середины ХУ1 в. Среди них – редчайшее издание (Вена, 1557) немецкого пересказа «Записок», выполненного самим Герберштейном. Этим экземпляром пользовался русский филолог А.И. Малеин при подготовке своего перевода латинского издания 1556 г. Перевод Малеина вышел в 1908 г. в серии переводов трудов иностранцев о России. Это издание до сих пор остается образцовым по тщательности подготовки.

Среди других книг университетского собрания особого внимания заслуживает латинское сочинение главы папского посольства в 1581–1582 гг. к Ивану 1У – иезуита Антонина Поссевина (1534–1611) «Московия и другие сочинения» (Кельн, 1587). Венчает ХУ1 век свод «Сочинения разных авторов о московских делах», изданный на латинском языке в 1600 г. А Вехелем во Франкфурте-на-Майне в серии собраний исторических сведений о различных государствах.

Из литературы путешествий ХУП в. самым известным является «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно» Адама Олеария. Это путешествие относится к разряду распространившихся в ХУП в. «ученых» путешествий. Немецкий востоковед Адам Олеарий (1603–1671) был секретарем шлезвиг-гольштейнского посольства в Россию в 1633–1634 гг. и в Персию в 1635–1639 гг. (путь посольства проходил через Россию). Он также посетил Москву в 1643 г. В собрании университетской библиотеки представлено несколько изданий «Описания», в том числе 2 экземпляра второго, дополненного издания (Шлезвиг, 1655 г.)

Наличие в библиотеке Спб. университета большого количества экземпляров сочинения как Герберштейна, так и Олеария объясняется тем, что почти в каждом из поступивших в университетскую библиотеку книжных собраний профессоров-историков непременно имелись эти издания. Здесь же можно отметить, что первый русский перевод «Описания» Олеария, оставшийся в рукописи, был сделан еще в конце ХУП в., вероятно, с гамбургского издания 1696 года. Лучший и самый полный русский перевод А.М. Ловягина вышел в 1906 г.

Особое место среди сочинений о России занимает книга австрийского дипломата А. Мейерберга (1612–1688) «Путешествие в Московию». Во главе имперского посольства Мейерберг посетил Россию в 1661–1663 гг. Его книга вышла, вероятно, в 1644 г. (в ней нет выходных данных). К этому сочинению приложен прекрасный перевод на латинский язык «Соборного уложения» царя Алексея Михайловича. Экземпляр этой книги поступил в собрание СпбГУ в 1832 году в числе книг известного исследователя древнерусского права Г.А. Розенкампфа.⁹⁴⁴

Но от путешествия Мейерберга осталось не только его «Описание». В начале XIX в. отечественный исследователь Ф. Аделунг обнаружил и издал в 1827 г. альбом Мейерберга – 131 лист с 250 рисунками, сделанными участниками путешествия Сторном и Пюманом. Вероятно, самому Мейербергу принадлежат объяснительные подписи к рисункам на немецком языке. Зарисовки русских городов, встречавшихся на пути следования посольства, изображения торжественных религиозных процессий и т.д. делают альбом Мейерберга интереснейшим источником по истории русского государства и Церкви.

Необходимо отметить, что многие авторы, писавшие тогда о России, весьма субъективны в своих оценках русских нравов и обычаев, духовной культуры. Так например, конфессиональные предрассудки, традиции европейской художественной культуры помешали многим авторам понять и по достоинству оценить одно из величайших достижений церковного искусства – русскую иконопись (хотя они часто рассуждают о нeй).

Не менее интересно и важно другое издание, имеющее отношение к России. Это опубликованная в Нюрнберге в 1678 г. книга чешского путешественника Бернгарда-Леопольда-Франциска Таннера, содержащая описание путешествия польско-литовского посольства в Москву в 1678 г. Находясь в польской свите, Таннер составил подробное описание путешествия, в котором содержатся интересные сведения о русских церковных обычаях.

В дополнение к сказанному можно привести один эпизод из истории церковно-литературных связей России с Голландией, страной, расположенной в низовьях Рейна. В книжном собрании СпбГУ хранится интересное издание Нового Завета, напечатанного параллельно на голландском и церковно-славянском языках (приобретено у В. Актовой) Титульный лист и левая сторона каждой страницы содержат голландский текст; на правой стороне страниц отпечатан кириллицей текст церковно-славянский. Это издание было осуществлено по распоряжению Петра 1.

По заказу царя голландский печатник Ян ван Дурен издал в 1717 г. голландскую половину книги. Славянский текст был допечатан в доставленных в Россию экземплярах в типографии Александро-Невского мoнacтыpя. Задача задуманного Петром 1 двуязычного издания состояла в следующем: он хотел подобным изданием облегчить своим подданным, хорошо знакомым с текстом Нового Завета в церковно-славянском переводе, изучение голландского языка. Однако судьба издания сложилась неудачно: многие отпечатанные в Голландии экземпляры были повреждены при доставке их морем в Петербург; количество допечатанных в России в 1718 г. экземпляров, по некоторым данным, не превышало двух десятков.⁹⁴⁵

Кроме того не удалось достичь буквального совпадения параллельных текстов: кальвинистская версия голландского перевода расходилась с традиционной версией славянского перевода. Все это обусловило крайнюю редкость голландско-петербургского издания Нового Завета. Известно, что один из экземпляров находился в частном собрании в Париже, второй – в герцогской библиотеке Вольфенбюттеля (Нижняя Саксония). В России, естественно, сохранилось несколько больше экземпляров этого издания: помимо «университетского», в настоящее время учтены экземпляры, хранящиеся в ГБЛ (Москва), РНБ (С.-Петербург) и в Библиотеке Академии наук (БАН) (С.-Петербург).⁹⁴⁶

Тема, связанная с историей русско-немецких книжных связей, неисчерпаема. Одним из ее аспектов является изучение истории книг и рукописей, владельцы которых сменяли один другого на протяжении нескольких столетий. Так, например, на книге Дж. Кардано (№ 106) имеется владельческая запись Иеремии Ульмана (1567–1629), лютеранского проповедника. Одним из владельцев некоторых книг, хранящихся ныне в собрании СпбГУ, был поэт Фридрих Бенедикт Карпцов (1649–1699), происходивший из семьи известных лютеранских богословов.

В собрании университета имеется трактат «О разделении природы» Иоанна Скотта Эриугены (1Х в.) – крупнейшего богослова раннего средневековья. Долгое время этот трактат существовал только в рукописных списках, и лишь в 1681 г. он был напечатан в Оксфорде. Университетский экземпляр этого редкого издания в кожаном с золотым тиснением переплете ХУШ в., происходит из библиотеки известного немецкого философа Артура Шопенгауэра (1788–1860), о чем свидетельствует его запись на форзацном листе: «Купил эту книгу на публичном аукционе в Лейпциге в ноябре 1850 г.»⁹⁴⁷

Недостаток места вынуждает ограничиться обзором лишь одного из книгохранилищ города на Неве. Подобный обзор можно было бы провести с использованием сведений об истории западной книжности других петербургских библиотек, таких как БАН и РНБ. Чтобы составить хотя бы некоторое представление о тех рукописных и книжных богатствах, которые могут быть использованы при составлении такого обзора, можно привести всего лишь один пример.

В рукописном собрании РНБ имеется сборник начала ХУ в., на котором вытиснено: «Ian Hussi. Sermo contra interdictum». В библиотеку этот сборник поступил в 1805 г. в составе собрания П.П. Дубровского.⁹⁴⁸

Эта рукопись, написанная на латыни и отличающаяся простотой оформления, уникальна. Она содержит проповеди, автором которых был Ян Гус. Он держал рукопись в руках, работал над ней. Это подтверждается не только 4 раза встречающейся собственноручной подписью Яна Гуса. На многих страницах видны следы чтения и правки Яна Гуса – короткие замечания и пометы. Это своего рода авторская корректура – редчайший из сохранившихся от того времени примеров работы знаменитого автора – предшественника Реформации, над своим текстом.⁹⁴⁹

Завершая краткий обзор русско-немецких церковно-литературных связей, можно отметить, что на протяжении нескольких столетий отношения между двумя великими народами не раз омрачались войнами и политическим противоборством. Но при этом нельзя забывать и о светлых периодах в истории наших взаимоотношений. Уже со времен средневековья в обоих государствах находились выдающиеся представители своего народа, которые призывали к сохранению и упрочению мирных отношений. Одним из них был немецкий поэт Пауль Флеминг (1609–1640), который посетил Россию в составе немецкого посольства, направлявшегося в Персию. Адам Олеарий включил в свое «Описание» некоторые стихотворения Флеминга, написанные им во время путешествия. Флеминг посвятил Москве три сонета, переведенные в ХУШ в. А.П. Сумароковым. И весьма актуально звучат слова немецкого поэта, содержащие обращение к России:

…Дай небо, чтобы ты была благополучна,

Безбранна, с тишиной своею неразлучна.

Чтоб твой в спокойствии блаженный жил народ!

Прими сии стихи. Когда я возвращуся,

Достойно славу я твою воспеть потщуся,

И Волгу похвалой промчу до рейнских вод.

«Славянофильство – первая попытка нашего самосознания, первая самостоятельная у нас идеология. Тысячелетие продолжалось русское бытие, но русское самосознание начинается с того лишь времени, когда Иван Киреевский и Алексей Хомяков с дерзновением поставили вопрос о том, что такое Россия, в чем ее сущность, ее призвание и место в мире».⁹⁵⁰

Н. Бердяев

Славянофильство всегда интересовало и до настоящего времени продолжает интересовать исследователей русской религиозно-философской мысли. Ни один русский религиозный мыслитель XIX-XX вв. не был свободен от влияния славянофильского движения. Оно является своеобразным развитием святоотеческой и русской подвижнической традиции.

Известно, что основным вопросом обсуждения у славянофилов был вопрос о Церкви. Отношение Церкви к обществу и государству, о положении личности в Церкви, – все эти вопросы стали предметом постоянного внимания славянофилов и их единомышленников. Но даже уже в наше время один из исследователей отмечал: «Следует признать за непреложный факт, что славянофильство как явление русской общественной жизни 40–50-х годов XIX в. изучено недостаточно».⁹⁵¹ И в еще меньшей степени разработан вопрос об отношении славянофилов к инославию. Поэтому следует, по мере возможности, выявить их позицию по этому вопросу, что имеет важное значение не только для русского богословия, но и для западноевропейской религиозно-философской мысли.

Становление позиции. Отношение славянофилов к инославию складывалось параллельно с процессом формирования самого славянофильства как философского религиозного движения. Зарождению славянофильского движения предшествовала Отечественная война 1812 года, когда русский народ боролся за свою независимость против войск Наполеона.⁹⁵² Большинство русских мыслителей того времени освободилось от поверхностного западничества. В России крепло национальное самосознание, что и подготовило почву, на которой зародилось славянофильское движение. Перед русскими людьми встал вопрос о национальном самоопределении и национальном призвании. Появилась потребность определить дух России, ее национальное лицо, и славянофильство представило собой ответ на эти запросы.

Славянофилы утверждали, что пересадка на русскую почву иноземной культуры может привести к духовному оскудению народа, что нельзя лишать русский народ самобытности, самостоятельной исторической роли, что необходимо развивать свои национальные основы. Наряду со славянофильским течением в России развивалось течение западников. Западники придерживались противоположных воззрений, отстаивая необходимость для России заимствований от Запада. Они видели в нем наиболее современное выражение достижений цивилизации и культуры. Они считали, что сначала России нужно усвоить европейскую культуру, и лишь потом говорить о призывании России к всемирно-исторической миссии.

Таким образом, русское образованное общество разделилось на два идейно-философских направления – на сторонников самобытного развития России (славянофилов) и сторонников европейского пути развития (западников). Между ними началась длительная полемика с использованием аргументов, заимствованных из одних и тех же философских источников. В группу славянофилов входили: «душа» славянофилов – А.С. Хомяков (1804–1860), Ю.Ф. Самарин (1819–1876), А.А. Киреев (1833–1911), братья И.С. Аксаков (1823–1886) и К.С. Аксаков (1817–1860), братья П.В. Киреевский (1808–1856) и И.В. Киреевский (1806–1856), А.И. Кошелев (1806–1883) и ряд других. К числу западников относились: Т.Н. Грановский, А.М. Герцен, В.Г. Белинский, П.Я. Чаадаев и другие.

Славянофилы не отвергали необходимость заимствования достижений научной мысли на Западе, но, по их мнению, такое восприятие должно было преломляться через призму православного сознания. Как отмечал протоиерей В. Зеньковский, «вопреки ходячему словоупотреблению, согласно которому антизападничество отождествляется со славянофильством, как раз можно утверждать, что в славянофильстве, при всей остроте и напряженности их критики Запада, антизападничество было не только не сильно (сравнительно с другими однородными направлениями), но даже постоянно смягчалось их христианским универсализмом».⁹⁵³

Огромное влияние на сознание тогдашнего светского интеллигентного общества оказала немецкая философия, особенно Шеллинг и Гегель. «Мы, да и все его последователи, – изучали Гегеля, как нового мессию, и кланялись ему, как буряты своим фетишам»,⁹⁵⁴ – вспоминал литературный критик П.В. Анненков (1812–1887). Поэтому в некоторых исследованиях, посвященных идеям славянофильства, высказывались мнения о том, что славянофилы находились под заметным влиянием историософических теорий Шеллинга и Гегеля. Так например, А.Л. Блок, русский публицист и философ западной ориентации, отец знаменитого поэта А.А. Блока (1880–1921), даже высказывал мнение, что славянофильство в сущности представляет собой лишь некоторое своеобразное отражение западноевропейских учений, преимущественно философии Шеллинга и Гегеля.⁹⁵⁵

Это мнение разделял и другой дореволюционный автор – В.В. Чуйко, заявлявший: «Не может быть никакого сомнения, что славянофильство... есть продукт Запада. Оно было вскормлено западной цивилизацией, укреплено изучением Запада и западной истории и обосновано в качестве научной теории наукой Запада».⁹⁵⁶ Эти суждения представляются в определенной степени односторонними, но в них имеется и доля истины. Славянофилы были хорошо знакомы с трудами немецких философов и не могли не учитывать их идеи при разработке собственных концепций. Так, мысль Гегеля, что славянству нет места в европейской истории, заставила славянофилов задуматься о предстоящей роли России во всемирном историческом процессе. В конечном счете, они пришли к выводу, что именно России надлежит стать носительницей всемирного духа.⁹⁵⁷

Связь с духовной жизнью Западной Европы весьма существенна для понимания сути славянофильского движения, и, в частности, его отношения к Церкви Запада. «Славянофилы были первыми русскими европейцами, европейцами в более глубоком смысле слова, чем русские люди ХVIII века, принявшие лишь костюм, лишь внешность европейского просвещения, – писал Н. Бердяев. – Славянофилы были теми русскими людьми, которые стали мыслить самостоятельно, которые оказались на высоте европейской культуры, которые не только усвоили себе европейски-всемирную культуру, но и пытались в ней творчески участвовать... И пора признать, что славянофилы были лучшими европейцами, людьми более культурными, чем многие наши западники. Славянофилы творчески преломили в нашем национальном духе то, что совершалось на вершинах европейской и мировой культуры... Главная заслуга и своеобразие славянофилов не в том, что они были независимы от западных и мировых влияний и черпали все лишь на Востоке, а в том, что они впервые отнеслись к западным и мировым идеям творчески и самостоятельно, т.е. дерзнули войти в круговорот мировой культурной жизни».⁹⁵⁸

При всей критичности славянофилов к Западной Церкви, не следует делать вывод о том, что их отношение к ней было отрицательным. Все доброе и назидательное в жизни Западной Церкви не было обойдено вниманием славянофилов. Немало положительных замечаний было высказано ими в их полемических статьях, письмах, обзорах и критических разборах. И, может быть, именно на этих моментах и следует заострить внимание, т.к. в наш век мы должны не столько обличать друг друга в ошибках, сколько пытаться выявить основные общехристианские положения, примеры подлинно христианской жизни в разных вероисповедных системах.

А.С. Хомяков (1804–1860). Главная роль Алексея Степановича Хомякова в славянофильском движении общепризнанна. Когда в Москве образовался кружок будущих славянофилов, то его душой стал А.С. Хомяков. Сначала он сблизился с братьями Киреевскими. В доме у них он встретился с двумя студентами – Ю.Ф. Самариным и К.С. Аксаковым. Развитие отношений началось с философских споров; дело кончилось тесным, дружеским сближением. Их имена стали неразрывны, и в Петербурге кружку дали название «славянофилов», хотя сами они называли свое движение как «русское направление» (К.С. Аксаков), «московское направление» (Ю.Ф. Самарин), «славяно-христианское направление» (А.С. Хомяков), «самобытники» (А. Кошелев).⁹⁵⁹

А.С. Хомякову принадлежит, преимущественно заслуга формирования религиозного сознания славянофилов, учения о Церкви, т.е. глубочайшей основы славянофильства. По словам В. Троицкого (1886–1929, впоследствии – архиепископ Иларион), А.С. Хомяков «собрал и усвоил то, что говорили на Востоке и Западе в течение нескольких веков по разным поводам, применил все это к западным исповеданиям, дополнил различными весьма глубокими философскими и историческими соображениями, изложил, наконец, в совершенно новой форме и тоном вдохновенным».⁹⁶⁰

Свое учение о Церкви Хомяков раскрывал в форме полемики с западными вероисповедными системами. Но, критикуя их теневые стороны, он выявляет и положительные стороны европейского просвещения, которые вызывали в нем «вполне справедливую дань удивления его (Запада) великим явлением историческим и художественным, и научным, – будь это Гильдебрандт и Готфрид, или Лютер и Густав Адольф или творец Сикстинской Мадонны, или строитель Кельнского собора, или Кант, или Гегель, довершители рассудочной философии. Добросовестные или ослепленные, действовавшие с любовью ясновидящие ли и раздраженные сознанным противоречием безысходных своих задач, высокие ли тем нравственным величием, которое сохраняли они, несмотря на неполноту принятого ими закона, или могучие мыслительной силой, несмотря на ложность их мышления, – все они орудия Высшего Промысла и отчасти невольные жертвы исторического развития, могут за свои великие подвиги слышать от нас слово правдивого уважения, не помраченного ни осуждением, ни упреком».⁹⁶¹

А.С. Хомяков придавал большое значение Реформации, которая явилась действенным стимулом для духовно-нравственного возрождения Западной Церкви. Говоря о характере немецкой Реформации, А.С. Хомяков указывал на ее положительное значение: «Народы германские, в которые римская образованность проникла не так глубоко, как в области, бывшие некогда римскими, сделали временный отпор начавшемуся разложению западного мира. Проснулась надежда основать убеждения человека на началах высших, чем рационализм и юридическая формальность; проснулась надежда найти спасение в том духовном мире, который Создателем положен в основу обновленному человечеству. Очистительным громом прогремели над европейским Западом торжественные звуки слова Божия, почти умолкнувшие в продолжение более чем столетия: порыв пламенной веры и деятельной любви оживили все нравственные силы. Свежее и бодрое протестантство, полное юных мечтаний и какой-то строгой поэзии, облагородило личность человека и влило новую кровь даже в истощенные жилы одряхлевшего латинства».⁹⁶²

Рассматривая религиозно-философское наследие А.С. Хомякова, нужно отдать должное не только его вполне обоснованной критичности, но и самокритичности. Сравнивая Православие с неправославными исповеданиями, он не боялся говорить и о негативных явлениях в жизни Русской Церкви, назревших, но еще не решенных вопросах. В своем письме к А.И. Кошелеву А.С. Хомяков отмечает: «Я совершенно готов допустить и допускаю во многом огромное превосходство Запада, особенно протестантского, над нами».⁹⁶³

Внимательное изучение трудов А.С. Хомякова позволяет более детально выявить те проблемы, с которыми пришлось сталкиваться основателю движения славянофилов. В заслугу Протестантской Церкви А.С. Хомяков ставил то, что она дала Священное Писание всем верующим без исключения и тем самым способствовала богословскому развитию западных христиан. «Я не думаю ни утверждать, – пишет он, – что протестанты относятся равнодушно к истолкованию Священного Писания (это была бы клевета, недостойная честного человека), не думаю также отрицать достоинства их трудов по этой отрасли человеческого знания».⁹⁶⁴

И далее, признавая заслуги протестантов в изучении Священного Писания, святоотеческой письменности и церковной истории, А.С. Хомяков замечает: «Не должны ли мы со стыдом признаться, что большинство народа у вас (лютеран – а. А.) гораздо более знакомо со Священным Писанием, чем наши соотечественники? А ваше духовенство и даже миряне не лучше ли изучили церковную историю и писания святых отцов, чем наши ученые и богословы?»⁹⁶⁵ Критикуя противоречивость в отрицании протестантами Священного Предания, А.С. Хомяков, тем не менее, признает, что понятие предания у протестантов тоже имеется. «Знаю, – отмечал он, – что предание как факт несомненный существует у реформаторов, хотя они всеми силами отвергают его принцип и законность».⁹⁶⁶

Такая объективная позиция в отношении Реформации вызвала соответствующую реакцию Запада. По словам одного из исследователей богословского творчества А.С. Хомякова, «написанная очень смело и умно брошюра Хомякова, обратила на себя внимание немецких богословов и вызвала, по крайней мере, со стороны протестантов, отзывы, в которых слышалось сознание правды, высказанное им в глаза православным небогословом».⁹⁶⁷

Проблему взаимоотношений между христианами Востока и Запада в оценке Хомякова, можно завершить его высказываниями, которые свидетельствуют о широте его подхода не только к основным христианским конфессиям, но и менее значительным деноминациям. По мнению А.С. Хомякова, «все христианские секты заключают в недрах своих таких людей, которые, несмотря на заблуждения их учений (большей частью наследственные), своими помыслами, своим словом, своими делами, всей своей жизнью чувствуют Того, Кто умер за своих преступных братьев».⁹⁶⁸

А.С. Хомяков считал, что никто из людей не исключен из Божественного плана спасения. У Бога нет отверженных, и поэтому, несмотря на то, что «все такие люди, от идолопоклонника до сектатора более или менее погружены во тьме, но всем виднеются лучи вечного света, доходящего до них различными путями; конечно слабы, недостаточны эти лучи, но все они идут от Бога и от Христа, и средоточие у них одно: в Солнце истины, Которое светит для Церкви».⁹⁶⁹

И, наконец, можно упомянуть о том, что еще в молодости А.С. Хомяков мечтал о воссоединении всех Церквей; «его воображение часто воспламенялось надеждой увидеть весь мир христианский, соединенный под одним знаменем истины».⁹⁷⁰ А.С. Хомяков искренне молился о воссоединении Церквей; он писал: «многие русские люди повторяют молитву «о соединении всех» не одним языком и голосом, но душой и сердцем».⁹⁷¹

И.В. Киреевский (1806–1856). Как уже было отмечено, в прошлом нередко славянофилов искусственно противопоставляли западникам, чтобы подчеркнуть консерватизм одних и прогрессивные взгляды других. При этом сознательно делался акцент на критичность славянофилов по отношению к Западу. В таком освещении они представлялись неспособными увидеть ничего кроме своей самобытности.

Взгляды Ивана Васильевича Киреевского убедительно демонстрируют несостоятельность этих рассуждений. Как писал он в одном из своих трактатов, «если говорить откровенно, я и теперь еще люблю Запад, я связан с ним многими неразрывными сочувствиями. Я принадлежу ему своим воспитанием, моими привычками жизни, моими вкусами, моим спорным складом ума, даже сердечными моими привязанностями».⁹⁷² В другом месте И.В. Киреевский пишет: «И что, в самом деле, за польза нам отвергать и критиковать то, что было и есть доброго в жизни Запада? Не есть ли оно, напротив, выражение нашего же начала, если наше начало истинное? Вследствие его господства над нами, все прекрасное, благородное, христианское нам необходимо как свое, хотя бы было европейское, хотя бы африканское».⁹⁷³

Как и А.С. Хомяков, И.В. Киреевский придавал христианству основополагающее значение при выработке философских концепций. По его словам, «направление философии зависит... от того понятия, которое мы имеем о Пресвятой Троице».⁹⁷⁴ По твердому убеждению И.В. Киреевского, христианство является той духовной силой, которая призвана объединять Восток и Запад, а не разделять их. «Рассматривая основные начала жизни, образующие силы народности в России и на Западе, – писал И.В. Киреевский, – мы с первого взгляда открываем между ними одно очевидно общее: это христианство. Различие заключается в особенных видах христианства, в особенном смысле частного и народного быта».⁹⁷⁵

Среди множества причин, повлиявших на возникновение Реформации, И.В. Киреевский выделил одну, которую считал важнейшей – рациональный характер западного просвещения. По его мнению, именно эта причина произвела разделение Вселенской Церкви, вызвала и Реформацию. Как отмечал И.В. Киреевский, «подчинив веру логическим выводам рассудка, Западная Церковь еще в девятом веке заложила внутри себя неминуемое семя Реформации, которая поставила ту же Церковь перед судом того же логического разума, ею самою возвышенного над общим сознанием Церкви Вселенской, и тогда еще мыслящий человек мог уже увидеть Лютера из-за папы Николая».⁹⁷⁶

«Самый западный», по определению Г. Флоровского, среди старших славянофилов,⁹⁷⁷ И.В. Киреевский в 1832 г. основал журнал под характерным названием «Европеец». На первых порах он даже отдавал приоритет западному образованию, «ибо не имея достаточных элементов для внутреннего развития образованности, откуда возьмем мы ее, если не из Европы?»⁹⁷⁸ И лишь много позже И.В. Киреевский пересмотрел свою точку зрения по этому вопросу, заявив: «Начала русской образованности только потому особенны от западных, что они – высшая их степень, а не потому, чтобы были совершенно иные».⁹⁷⁹

Как бы ни оценивать эти две противоположные точки зрения, важно подчеркнуть, что И.В. Киреевский постоянно выступал за сближение между Востоком и Западом, подчеркивая, что этот процесс обогащает обе стороны, участвующие в нем. «Отвергая все европейское, мы тем самым отрезаем себя от всякого участия в общем деле умственного бытия человека, ибо нельзя же забывать, что просвещение европейское наследовало все результаты образованности греко-римского мира, который, в свою очередь, принял в себя плоды умственной жизни всего человеческого рода»,⁹⁸⁰ – такова позиция И.В. Киреевского в отношении этой проблемы. Он понимал, что понадобятся десятилетия для того, чтобы упразднить те средостения, которые имеются на пути к взаимопониманию между Востоком и Западом.

«Какая-то китайская стена стоит между Россией и Европой, и только сквозь некоторые отверстия пропускает к нам воздух просвещенного Запада, стена, в которой великий Петр ударом сильной руки пробил широкие двери; стена, которую Екатерина долго старалась разрушить, которая ежедневно разрушается более и более, но, несмотря на то, все еще стоит высоко и мешает»,⁹⁸¹ – писал И.В. Киреевский, не подозревая о том, что данная проблема в будущем чрезвычайно осложнится из-за военно-политического противостояния между Востоком и Западом.

К.С. Аксаков (1817–1860) и Ю.Ф. Самарин (1819–1876). Говоря о ближайших соратниках А.С. Хомякова и И.В. Киреевского, прежде всего следует упомянуть о Константине Сергеевиче Аксакове и Юрии Федоровиче Самарине. По словам Г. Флоровского, у каждого из славянофилов «был свой путь, и жизненная тема не у всех была одна. Ив. Киреевский пришел от романтики и шеллингизма. Хомяков через подобный искус сердцем никогда не проходил. Константин Аксаков и Юрий Самарин перешли через острое увлечение тогда вновь распространявшимся у нас гегельянством... Общим было только некое основное самоощущение.., пафос соборности».⁹⁸²

К.С. Аксаков, как и его идейные наставники, старался дать объективную оценку Реформации, обращаясь к ее проблемам вместе с теми протестантами, которые стремились преодолеть тот кризис, в котором находилось это религиозное движение. По замечанию К.С. Аксакова, «в позднейшее время протестантские богословы, прекрасно понимая катастрофическое состояние протестантизма, всеми силами старались остановить гибельный для религии на Западе процесс. Некоторые из них обращают взгляд на Православие. Немецкий протестантский профессор Овербек в книге «С Востока свет» взывал: «Братья протестанты! Взгляните на Церковь, которую основал Христос… Эта Церковь оставалась такой, как была, неизменной, в православной вере. Кафолическое, но не римское – пусть будет нашим кличем!"»⁹⁸³

Другой представитель славянофильства – Ю.Ф. Самарин, развивал в печати положения сложившегося направления, осуществляя в жизни заветы старших славянофилов. Ю.Ф. Самарин, по его собственному признанию, был учеником и последователем А.С. Хомякова. Под влиянием Хомякова Ю.Ф. Самарин переработал свою диссертацию на тему: «Феофан Прокопович и Стефан Яворский» (1844) и развил в применении к конкретному случаю идеи Хомякова в отношении Православия к католичеству и протестантизму. На это указал проф. Иванцов-Платонов в предисловии к диссертации Самарина, отметив, что эти изыскания «имеют в основе своей те самые положительные начала, которые по преимуществу раскрыты были Хомяковым, и составляют собственно полемические применение этих начал к анализу католичества и протестантства».⁹⁸⁴

Вслед за Хомяковым, критикуя искажения, внесенные рационализмом в христианское богословие, Ю.Ф. Самарин умел видеть и ценить в западном христианстве его положительные стороны, его исторические заслуги. Говоря о полемических произведениях Хомякова, в предисловии к его работе «Церковь одна», Ю.Ф. Самарин отмечал, что он поднял, голос не против вероисповеданий латинского и протестантского, а против рационализма, им первым осознанного в начальных его формах – латинской и протестантской».⁹⁸⁵

А.А. Киреев (1833–1911). Для характеристики отношения славянофилов к протестантизму интересно также мнение Александра Алексеевича Киреева, который в юношеские годы сблизился со старшими славянофилами. Хомяков, братья Киреевские, Аксаковы, Самарин и другие выдающиеся представители славянофильского направления были постоянными посетителями дома его родителей и оказали на него сильное влияние. С 1872 по 1877 гг. А.А. Киреев состоял секретарем Петербургского отделения «Общества любителей духовного просвещения». С этого времени начинается его деятельное сотрудничество с руководителями как старокатолического движения, так и с западными приверженцами сближения с Православной Церковью, с которыми он вел оживленную переписку по богословским и церковным вопросам.

В своем труде «Воссоединение Церквей и славянство», написанном в качестве ответа на статью В.С. Соловьева «Славянский спор», защищая протестантство от нападок, он пишет: «Протест Лютера имел, безусловно, верное основание... Мы можем пользоваться протестантской культурой, оставаясь вполне православными; ведь и Хомяков, и Киреевские, и Самарин, и многие другие последователи славянофильских теорий глубоко изучили немецких философов прошлого и начала нынешнего (XIХ-го – а. А.) столетия и, однако, не пошатнулись в своем православии... В государствах протестантских дух христианства держится едва ли не крепче, нежели в государствах католических.⁹⁸⁶

Развивая свои мысли в практической сфере, А.А. Киреев призывал смело ломать те межконфессиональные перегородки, которые на протяжении столетий воздвигались между Востоком и Западом: «Нам вовсе не следует сторониться от остальных христиан, – писал он, – напротив, мы должны изучать их жизнь усваивать плоды их науки, их культуры. Мы должны перенимать... у протестантов их способность вводить религиозные идеалы в самую жизнь, нормировать ее своими верованиями, их ученость мы должны любить их».⁹⁸⁷

И весьма актуально звучат слова А.А. Киреева, высказанные им еще в конце ХIХ-го века: «Мы должны подготовиться к тому событию, которое, без сомнения, укрепит наше единство и придаст нам новые силы... Я разумею созвание вселенского собора. Не знаю, трудно ли это или легко, но знаю, что это необходимо, и что это становится каждый день все необходимее!»⁹⁸⁸

* * *

Славянофилы внесли свой посильный вклад в дело сближения разделенных Церквей, сумели преодолеть тенденциозность «обличительного богословия», научились уважать оппонентов в дискуссиях, дали мощный импульс всей русской богословской мысли XIX века, оставили заметный след в истории русской культуры. По словам Н. Бердяева, «они не только определили наше национальное самосознание, как религиозное по духу и цели, но также поставили перед нашим сознанием основную тему – тему Востока и Запада. Темой этой наполнена вся духовная жизнь России XIX века, и она передалась веку ХХ-му как основная, как поставленная перед нами всемирно-историческая задача. И до наших дней длящаяся борьба славянофильских и западнических начал в русском самосознании вся сосредоточена вокруг этой темы Востока и Запада... Но наступают времена, когда нельзя уже выбирать, Восток или Запад, когда для самого бытия России и для выполнения ее миссии нужно утверждать в ней и Восток и Запад, соединять в ней Восток с Западом».⁹⁸⁹

Автор ищет издателя для этой книги. Контактный телефон: 8–981–824–48–62

Архимандрит Августин (Никитин), родился в 1946 году. В 1969 году окончил физический факультет Ленинградского гос. Университета. В 1971–1975 гг. учился в Ленинградской Духовной Академии; защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Православное учение о примирении между Богом и человеком». (в сокращении опубликована в сборнике «Богословские труды», № 18, М. 1978, С. 186–222).

28 октября 1973 года пострижен в монашество, 4 ноября рукоположен во иеродиакона, 14 апреля 1974 г. – во иеромонаха. С 1975 года преподает в Ленинградской (ныне – Санкт-Петербургской) Духовной Академии. С 1980 г. – доцент, с 1983 по 2003 гг. – зав. кафедрой общей церковной истории; в 1983–1985 гг. – инспектор ЛДА. В 1977–1983 гг. – вице-президент международной православной молодежной организации «Синдесмос» и член комиссии Всемирного Совета Церквей по диалогу с представителями нехристианских религий. В 1977–1981 гг. – член Богословской комиссии по подготовке всеправославно-лютеранского диалога; с 1980 г. – член комиссии Конференции Европейских Церквей «Ислам в Европе». С 1991 г. – действительный член Российского Географического Общества; участвовал во многих паломнических экспедициях. Посетил более 100 стран мира.

О. Августин в разные годы преподавал в Санкт-Петербургской Духовной Академии историю западных исповеданий, историю Поместных Православных Церквей, историю Древних Восточных (нехалкидонских) Церквей. Читает лекции в петербургских высших учебных заведениях (восточный факультет СпбГУ, Российская христианская гуманитарная Академия); преподавал в Евангелической Академии. а также в Библейском богословском институте Св. апостола Андрея (Москва) и на теологическом факультете Белорусского гос. Университета (Минск).

Архимандрит Августин – автор более 800 статей и более 20 монографий, посвящённых широкому кругу вопросов. Основная тема исследования – история связей Русской Православной Церкви со странами Запада и Востока.

CURRICULUM VITAE

Augustin (Nikitine Dmitry Evgenievich), was born 14.09.1946, Leningrad (St. Petersburg), archimandrit (means – superior), associated professor St. Peterburg Theological Academy.

1969 had graduated physical faculty of state University, Leningrad. 1971–1975 – student of Theological Academy. 1973-monk, 1974-priest.

1975 – teacher of Theological Academy, 1980 – ass. professor. 1983 – chief of cathedra Church History. 1983–1986 – vice-rector. Since 1977 – member of Comission WCC for dialogue with non-christians. 1980 – member of CEC Comission «Islam in Europe».

Themes of studies: History of Western and Oriental Churches, New religion mouvements and History World Religions. Published about 800 article and 20 books: «Holy Land» (1991), «Russia – USA – history of church relations)) (1993, 3 vol.), «St. Petersburg, church history» (1995), «Orthodoxy and Methodism)) (2000), «Church of Unification (San Men Moon)» (2001), etc.