Проповеди (слова, речи и беседы), как богослужебные, так и внебогослужебные, на разные случаи из церковно-общественной жизни. Том I

Настоящий Сборник представляет собою те проповеди, которые сказаны были нами в сане священства, в должности настоятеля Петропавловской домовой церкви, что при бывшей Петровской сельскохозяйственной академии, ныне Московском сельскохозяйственном институте, и сказаны преимущественно в этой церкви, кроме лишь двух случаев, упомянутых нами в самом Сборнике. Из оглавления последнего видно, что мы старались как можно более разнообразить свои темы на те или другие случаи из жизни церковной и государственной, частной и общественной, применяясь, насколько возможно, к характеру того учреждения, где пришлось нам выступить впервые на пастырское поприще служения людям, а также к потребностям этих последних как своей ближайшей паствы. Правда, кроме этих, записанных нами в своё время, проповедей, нами сказано было, за тот же период служения, и много других, не записанных до сих пор нигде; но полагаем, что и собранного уже нами материала вполне достаточно для составления Сборника, который и предлагаем здесь благосклонному вниманию читателей.

Священник Димитрий Ромашков

Москва, 1895 года, декабря 21 дня.

Что мне сказать вам, братие, при самом вступлении моём к вам в новом звании духовного пастыря и настоятеля святого храма сего, при самом первом моём духовном общении с вами с этого священного места?.. Душа моя в настоящие минуты так переполнена разнообразными живейшими чувствами, что не знаешь, на чём остановиться и с чего начать свою речь. На пастырском празднике, каковым по справедливости нужно назвать нынешний день нашего многочисленного собрания в этом храме, о чём всего естественнее и приличнее вести речь пастырю церкви, только что вступающему в эту должность, как не о взаимных обязанностях между ним и паствой? Вот предмет, достойный внимания, как со стороны пастыря, так и со стороны его пасомых. Но прежде чем обратиться к нему с целью выяснить сущность этих обязанностей, составляющих то, что мы называем пасторством, да будет позволено мне сказать здесь несколько слов о самом себе лично. Именно я хочу указать на те пути Промысла Божия, которые привели меня к порогу этого святого храма. Правда, это будет уже частный предмет моей речи, близко касающийся только меня одного. Некоторым из вас он, может быть, заранее покажется скучным и вообще неинтересным и неназидательным. Но я думаю наоборот. Я думаю и постараюсь сделать из него назидание, полезное если не для всех людей, то, по крайней мере, для некоторых из них.

Происходя от бедных родителей светского и, притом, низшего рода, помышлял ли я когда-нибудь достигнуть столь высокого сана, каким Бог наградил меня теперь? Нет, конечно! Я этого и помышлять никогда не смел в уме своём. Правда, мысль о духовном звании и пастырском служении людям у меня давно уже была в голове. Она зародилась там ещё несколько лет тому назад, в мои детские и отроческие годы, когда я обучался в средней светской школе – гимназии. Но в осуществление её в моей жизни и деятельности как-то трудно верилось. Это была мечта, излюбленная и дорогая мечта, которою я жил и утешался всегда в жизни, но мечта, как я думал, никогда не осуществимая на деле. Думать именно так, а не иначе, невольно заставляли меня следующие обстоятельства: во-первых, высота того духовного сана, который я получил теперь, и проистекающая отсюда, как его противоположность, низость моего душевного состояния, которое можно выразить словами: умственное и нравственное убожество и недостоинство; во-вторых, некоторые условия моей жизни, не соответствовавшие и не благоприятствовавшие тому, о чём я думал постоянно наедине с самим собою, – условия жизни, из которых главным образом меня смущали необеспеченность внешнего быта и скудость материальных средств, необходимых для поддержания себя вообще и продолжения своего образования в частности. И, однако ж, несмотря на все эти препятствия, коренные и первостепенные препятствия, возникшие было на пути к осуществлению моего искреннего желания, как легко в последнее время они рассеялись, устранённые как будто невидимою какою-то рукою. Да, поистине, невозможная у человек возможна суть у Бога (Мк.10:27)!..

Я сказал, что мысль о духовном звании у меня постоянно была в голове; но здесь нужно заметить, что не в одинаковой степени жил я этою мыслью. Была пора (это именно произошло десять лет тому назад во время обучения моего в гимназии), когда я, под влиянием этой мысли, имел сильное желание, по окончании курса в средней светской школе, поступить непременно в высшую духовную школу для получения соответствующего там духовному званию образования. Говорю: имел сильное желание, потому что мысль о духовном звании привлекала меня тогда к себе в наиболее высокой степени. Но, видно, по какой-либо причине не суждено мне было свыше осуществиться в то время моему желанию, как бы оно ни было велико и сильно. С одной стороны, я чувствовал неудовлетворённость своим положением, я видел и сознавал, что нахожусь не на том пути, на каком мне следовало бы быть; а с другой, мне чрезвычайно трудно было свернуть в сторону с этого прямого, избранного и намеченного мною ранее, пути, и гораздо легче было продолжать этот последний, чем идти по новому и незнакомому мне. Во мне невольно началась борьба, та душевная борьба, которая происходит со всяким человеком, решающимся в жизни на что-либо важное. Среди этой-то борьбы я должен был, скрепя сердце, помириться с своей судьбой, выпавшей на мою долю. Я поступил вместо Духовной академии в университет. С этих пор начинается во мне новый, так сказать, фазис развития моей мысли о духовном звании, но – увы, – фазис развития этой мысли не в лучшую, а в худшую сторону. С поступлением моим в университет, хотя я точно также старался думать и утешать себя этою светлою мыслью, но уже почти без веры и надежды, что она когда-либо осуществится в моей жизни. Как прежде была сильна во мне эта мысль, так теперь, т. е., при поступлении в университет, она стала слаба. Я жил, как живут обыкновенно все люди. И чем дальше шло время, тем всё слабее и слабее становилась она у меня. Но вот, к концу учебного курса в университете, она проявилась у меня с прежнею силою. То, что я думал, никогда не осуществится в моей жизни, именно моё поступление в высшую духовную школу, совершилось тогда с необыкновенной лёгкостью и даже, что особенно замечательно, сверх всякого моего ожидания. Нашлись, к величайшему моему утешению, люди, которые приняли живейшее участие в моём положении, и я, благодаря этим людям, которых никогда, конечно, не забуду в своей жизни, был принят в число казённокоштных студентов Московской духовной академии со стипендией из специальных сумм Святейшего Синода. Нужно ли говорить мне здесь о том, что с поступлением моим в духовную академию мысль о духовном звании стала у меня опять на первом плане? Я думаю, что это понятно само собою. По крайней мере, об этом громко говорит настоящее событие. Но прежде чем я сделался священником, моя мысль о принятии священного сана должна была встретить ещё одно направление, весьма неблагоприятствующее её осуществлению. Это был, так сказать, последний фазис её развития во мне. Я говорю о том периоде моей жизни, который протёк со дня окончания мною курса в духовной академии до дня определения моего в сан священника. В этот период развитие моей излюбленной мысли было, можно сказать, не особенно быстрое и успешное. Почти на каждом шагу представлялись ей неодолимые препятствия, которые невольно заставляли меня отказываться от неё, если не навсегда, то на более или менее продолжительное время. Замечательно здесь то обстоятельство, что это развитие её у меня было всё время не одинаковое: оно то усиливалось во мне, то ослабевало; и это продолжалось до тех пор, пока, наконец, моя мысль не осуществилась окончательно на самом деле, осуществилась притом без всякого участия с моей стороны. Да будет известно вам, братие, что я прихожу к вам в сане духовного пастыря не по своей собственной воле и желанию, а по желанию и воле нашего Архипастыря¹, которому угодно было поставить меня на это место. В этом последнем событии, равно как и во многих других, случившихся в моей жизни, я вижу чудесные пути Промысла Божия, который, хотя тайно и непостижимо, но, тем не менее, ощутительно и благотворно вёл меня к определённой цели. Так, – поистине, я должен сказать здесь вместе с псалмопевцем: от Господа стопы человеку исправляются, и пути его восхощет зело (Пс.36:23), т. е., Господь утверждает стопы человека для временного его пребывания здесь – на земле. Он же всегда и благоволит к пути его, лишь бы только этот путь не расходился с путями Божиими. Другими словами: как для всех людей вообще Бог назначает предопределённые времена и пределы их обитанию (Деян.17:26), так точно и о каждом человеке в отдельности он отечески печётся и заботится, направляя его путь на всё доброе и полезное в жизни. Какой же нравственный вывод можно сделать из всего, сказанного мною доселе? А такой, что нужно, прежде всего, твёрдо веровать в Промысл Божий, так или иначе обнаруживающийся в жизни каждого человека на земле, – Промысл Божий, которым мы, по слову Апостола, живём и движемся и существуем (Деян.17:28). Затем нам нужно, при этой вере, сообразовать свою волю с волею Божией и непременно надеяться на её исполнение в будущем. Нам нужно остерегаться в этом случае более всего своеволия, восстающего иногда против Бога и рассуждающего, почему именно случилось с нами не так, как нам хотелось бы, а совершенно иначе. Бог знает лучше нас, каким путём вести Ему человека к последней цели существования его в этом мире. С нашей стороны должна быть всецелая покорность Ему в этом отношении и полная преданность в Его святую волю. Лишь бы только мы предали Господу путь свой и надеялись на Него, – и Он совершит (Пс.36:5). Рано или поздно, смотря по тому, конечно, насколько мы будем достойны по своим делам, Он даст нам видеть исполнение желания по сердцу нашему, и выведет, как свет, правду нашу, и справедливость нашу, как полдень (Пс.36:4, 6). Таково, братие, назидание, какое я хотел вывести из того обстоятельства моей жизни, что сначала я шёл к своей цели не тем путём, каким обыкновенно идут прочие люди, а другим, несколько отличным от него. Из того же обстоятельства, что я достигнул этой цели, будучи не духовного, а светского происхождения, я хочу здесь вывести ещё следующее назидание.

Давно уже прошло то время, когда в Церковь Божию, в качестве её служителей и представителей, могли входить только люди одного сословия, некогда избранного для этой цели Самим Господом. Время это было, как известно, ветхозаветное, когда существовала также Церковь и в ней особое сословие духовенство, которое должно было вести народ к определённой цели, именно: воспитывать его в вере в грядущего Спасителя. Вот для этой-то цели и служило духовное сословие, родоначальником которого был брат Моисея, первосвященник Аарон. Из дома Ааронова выходили все ветхозаветные священники, приносившие жертвы истинному Богу и воспитывающие народ в понятиях об истинном Мессии. Затем, для той же цели служило так называемое сословие левитов, которые вели своё происхождение от колена Левиина. Они представляли из себя низших членов духовенства, которым поручены были разные служебные обязанности в храме во время богослужения священников. Указанное нами сословие было, действительно, единственным духовным сословием в Ветхом Завете, предназначенным для целей пастырского служения Самим Господом. Поэтому оно было сословием вполне замкнутым и отрешённым от светского общества в смысле пополнения его новыми членами, – сословием, наделённым особыми правами и преимуществами в сравнении с другими и жившим отдельною и независимою от других жизнью. В него не могли вторгаться без наказания люди других сословий, равно как и выходить из него без всякого на то права. Так было, как показывает нам ветхозаветная история, всё время с установления в ней Церкви Божией, до наступления новозаветных дней с явлением на земле Христа Спасителя, Который учредил Свою особую Церковь, получившую окончательный вид уже при апостолах, после сошествия на них Святого Духа. Что же мы видим в этой последней? С самого начала своего существования Церковь Христова никогда не возбраняла, напротив, весьма одобряла практиковавшийся обычай поступления в ряды её служителей лиц светского звания. В самом деле: вспомним, при каких обстоятельствах учреждена на земле Христом Спасителем нашим идея пастырства и сословие духовенства как имеющее носить и воплощать в себе эту идею. Как прежде в Ветхом Завете существовали дом Ааронов и колено Левиино, которые были предназначены для священства и служения Богу, так теперь в Новом Завете для той же цели Христос избрал из массы народной известных людей, привлечённых Его учением, людей, одарённых различными духовными дарованиями и отличавшихся различными сердечными склонностями. Но кто такое были эти люди? Из какого звания они происходили? Они были простыми и неучёными рыбарями галилейскими, взятыми на пастырское поприще от их житейских трудов, которыми они питали самих себя и свои семейства. Эти-то посланники, наименованные апостолами, были первыми христианскими пастырями, наученными Самим Иисусом Христом, Который сделал их «ловцами человеков» (Мф.4:18–22; Мк.1:16–20; Лк.5:1–11; Мф.9:9). Несмотря на первоначальную грубость и неприготовленность апостолов к делу евангельской проповеди, Иисус Христос, как говорит евангелист Марк, призва, ихже хотяше сам; и приидоша к Нему. И сотвори дванадесяте, да будут с Ним, и да посылает их проповедати (Мк.3:13–14). После апостолов дело пастырского служения продолжали их преемники – епископы и пресвитеры. Впоследствии, когда число учеников и последователей Христовых увеличивалось с каждым днём всё более и более, в рядах людей, привлечённых на пастырское служение в Церкви Христовой, мы видим также много лиц их разных других сословий и званий. Здесь были: высокообразованные философы и малообразованные поселяне, князья и бояре, купцы и ремесленники и т. п. Так, Господь разрушил то средостение, которое существовало некогда между духовенством и народом, уничтожив прежнее ветхозаветное сословие и заменив его новым, свойственным свободному положению членов в Церкви Христовой на земле. Как вообще доступ в эту Церковь сделался теперь лёгок для всех, желающих быть членами её (в Церкви Христовой, по слову Апостола, несть Еллин, ни Иудей, обрезание и необрезание, Варвар и Скиф, раб и свободь, но всяческая и во всех Христос (Кол.3:11)): так точно, в частности, и сословие духовенства освободилось от тех уз, которые стесняли его прежде и делали невозможным поступление в него из других сословий. Теперь оно не представляет уже такого тесно замкнутого общества, каким было в ветхозаветное время. Наше духовенство не мёртвая и не неподвижная какая-либо каста, условия существования которой так резко определены были законами в Ветхом Завете, а живое и свободное общество, постоянно пополняемое новыми и свежими силами из всех сословий. В продолжение девятнадцативекового периода христианства можно видеть многочисленные примеры поступления в духовное сословие, в ряды как белого, так и чёрного духовенства, лиц светского звания. Но, несмотря на такое, по-видимому, очевидное доказательство нашей мысли о свободном доступе к пастырскому служению лиц всякого звания и положения в обществе, лишь бы только они были более или менее достаточно подготовлены к своим пастырским обязанностям и вообще достойны этого великого сана, находятся, к величайшему сожалению, люди, которые, в силу какого-то суеверного обычая, глубоко укоренившегося среди нас, считают поступление людей светского звания в ряды духовенства чем-то предосудительным и недозволенным, вообще несообразным с принятым порядком церковно-общественной жизни. Такой взгляд на Церковь и на представителей её – духовенство – показывает нам всю ненормальность отношений, существующих ныне между пастырями и пасомыми. Он есть, по нашему мнению, одна из главных причин такого ненормального отношения между теми и другими. Действительно: не потому ли замечается в настоящее время такая глубокая пропасть между ними и чувствуется такая великая рознь в их взглядах и убеждениях, – рознь, которая отражается не только в современной теоретической, но и практической жизни людей верующих? Не потому ли, спрашиваем мы, происходит это печальное явление, что два вышеупомянутые течения общественной жизни совершенно расходятся в своём источном начале? Да, это происходит именно оттого, что мало или почти нет ничего общего между тою и другою половиною рода человеческого, между духовными и светскими лицам! Думают, что духовное и светское сословие могут идти каждое врознь без ущерба их внутреннему и внешнему развитию. Думают обосновать их каждое отдельно независимо от их прямого и общего назначения. Но какое коренное заблуждение! Так ли должно быть на самом деле? Нет, не так! Между ними должен быть заключён тесный союз. Они должны быть одушевлены одною общею целью. Что такое духовное и светское сословие? Не ошибёмся, если сравним их с душою и телом в нашем организме, который, как известно, требует постоянно живой и тесной связи между этими двумя частями, входящими в состав его, для того, чтобы он мог продолжать своё существование здесь – на земле. Кто же после этого решится утверждать, что появление светских людей в рядах духовенства ненормальное явление в Церкви? Нет, братие, Церковь Христова, как прежде, так и теперь, с любовью призывает в своё лоно всех людей, кто бы они ни были. Она не отказывает также и тем, кто желает в ней пастырства и учительства, лишь бы только, говорим, они были тщательно приготовлены к этому делу, лишь бы только они имели усердное желание служить Богу и ближнему. Нам нужно поэтому желать и молить Господа, чтобы не уменьшалось, а как можно более увеличивалось количество таких людей в нашем отечестве. Да выходят же на пастырское поприще все, кто только чувствует в своей душе какое-либо призвание к нему Божие! Да не стесняются при этом теми внешними преградами, которые некогда существовали в Церкви и которые теперь совершенно уничтожены в ней! Да не забывают, что мы живём ныне в совсем другое, более благоприятное в этом отношении, время, чем жили наши предки! Условия поступления в духовное звание находятся в настоящее время в гораздо лучшем состоянии, нежели в каком они находились несколько лет тому назад. Ныне стараются не разъединять, а сближать между собою духовенство и народ. Потому в деле поступления в духовное звание и предоставлена такая широкая свобода людям всех сословий и званий. Потому-то они и пользуются в этом отношении такими великими правами и преимуществами. При таком только условии, – заметим здесь ещё, – и возможно более или менее полное осуществление идеи пастырства, учреждённого на земле Христом Спасителем нашим. А то каким образом она может быть осуществлена при той замкнутости и разъединённости, которая существовала у нас долгое время, да и теперь ещё отчасти продолжает существовать между этими двумя сословиями? Может ли быть достигнута при этом та высокая цель Церкви, на которую указал Христос Спаситель словами: и будет едино стадо, и един пастырь (Ин.10:16), – когда мы видим с одной стороны духовных пастырей, преследующих свои цели и интересы, с другой – пасомых, преследующих точно так же свои, идущие вразрез с первыми? – Когда между теми и другими нет ничего общего не только в делах и словах, но даже и в мыслях и чувствах? Нет, братие, я должен сказать вам здесь от имени общего для всех нас Пастыреначальника Господа нашего Иисуса Христа, что союз между всяким пастырем и его пасомыми тогда только может быть крепок и прочен, когда в основе его будет лежать одна и та же высокая цель и когда он будет одухотворяться деятельною истинно христианскою любовью с той и другой стороны. Иначе сказать: когда пастырь и его пасомые будут не только знать, но и исполнять те взаимные обязанности, которые существуют между ними. Какие именно эти обязанности, я постараюсь изложить в беседе с вами завтра.

В настоящий раз приступим к раскрытию тех взаимных обязанностей, которые существуют между духовными пастырями и их пасомыми и которые составляют тесный союз между ними.

Первая и главная обязанность всякого духовного пастыря есть та, чтобы он был истинным, а не ложным пастырем, другими словами, чтобы он был призван на своё служение Самим Господом, а не был им таким по своеволию и самочинию. Иисус Христос, – этот образец для всех пастырей и пасомых, – сказал однажды иудеям: аминь аминь глаголю вам: не входяй дверми во двор овчий, но прелазя инуде, той тать есть и разбойник. А входяй дверми, пастырь есть овцам (Ин.10:1–2). Относительно этой пастырской обязанности св. Димитрий Ростовский, говоря о признаках или свойствах доброго пастыря, замечает, между прочим, следующее: «Могут обретаться и такие пастыри, которые не дверями вошли во двор овец словесных, и чтó такое двери двора овчего, об этом Сам Христос говорит о Себе так: аз есмь дверь: мною аще кто внидет, спасется: и внидет и изыдет, и пажить обрящет (Ин.10:9). И кто теми дверями на пастырскую честь во двор овчий входит? Тот, кто по благоволению Самого Христа на святительства сан избираемый и возводим бывает. Кто же есть не входящий дверями, но перелазящий инуде? Тот, кто не по изволению Христому, но по мзде и помощью мирских властей, данью удобренных, и каким-либо коварством святительства сан принимает, тот вор есть и разбойник, а не пастырь: вор, ибо крадёт тайнокупством сан святительский; разбойник, кто грабит овец своих, с целью обогатиться; не пастырь, ибо не овец пасёт, но себя самого питает, для того, чтобы ожиреть, потолстеть…»².

Итак первая и главная обязанность всякого пастыря, составляющая, по словам Христа Спасителя, верный признак доброго или истинного пастыря, это – именно та, что он должен входить во двор овчий чрез единственную дверь – Христа. Но не всякий пастырь, нужно заметить, бывает добрым или истинным пастырем, приходящим чрез дверь – Христа. Он бывает таким только тогда, когда дверью входит во двор овчий, т. е. Православную Церковь Христову, иначе когда поставляется на своё служение благодатным избранием, или посвящением, ибо, по слову Апостола Павла, никтоже сам себе приемлет честь, но званный от Бога, якоже и Аарон (Евр.5:4). Ныне, как известно вам, многие называют себя учениками и последователями Христа Спасителя и, нося Его имя, стараются войти в ограду Церкви, быть верующими христианами, но не все такие люди достойны бывают этого поистине высокого звания. Некоторые же из них, к прискорбию нужно сказать, вторгаются даже в ряды служителей Церкви, вторгаются, конечно, незаконно и противоестественно, с погибелью для самих себя и других людей. Почему же? Да потому именно, что все они принадлежат не к истинной Православной Церкви Христовой, в которой одной только существует богоучреждённое пастырство, а составляют своевольное и самочинное сборище людей, хотя, может быть, искренно верующих во Христа Спасителя и горячо преданных Ему, но пребывающих во тьме неведения и заблуждения и потому упорно закосневающих и погибающих. Мы не говорим уже о представителях духовенства в католичестве и протестантстве – этих двух главных видах западного вероисповедания, в которых идея пастырства, под влиянием разных веков и людей, затемнялась и искажалась до неузнаваемости и в настоящее время отодвинулась слишком далеко от общего прототипа или образца, преподанного нам в Евангелии Самим Иисусом Христом. Не упоминаем мы также о представителях духовенства в нашем русском расколе или старообрядчестве, которое отделилось от господствующей Православной Церкви и не имеет с нею ничего общего вот уже более двухсот лет. В них всё-таки эта идея, несмотря на коренные заблуждения всех этих христиан, сохранилась в целости до наших дней. Мы хотим здесь указать на представителей духовенства у тех многочисленных и разнообразных сект, которые существуют в нашем отечестве и у которых идея пастырства совсем исказилась и потерялась из виду, – сект, каковы, напр., пашковщина, штундизм, толстовщина и т. п. В самом деле: могу ли быть названы истинными пастырями представители этих сект, отвергающих таинство священства в истинной Христовой Церкви и старающихся его заменить простым обрядом, совершаемым непосвящёнными на то светскими лицами разного звания и чина, когда и как кому из них ни заблагорассудилось бы в жизни? Нет, братие, я должен сказать вам здесь от имени общего для всех нас Пастыреначальника Господа нашего Иисуса Христа, что все такие и им подобные пастыри не суть истинные пастыри, а суть воры и разбойники, незаконно вторгнувшиеся в нашу Православную Церковь, грабящие и расхищающие её внутреннее достояние – истинных и верных чад, искупленных драгоценною кровью Христовою и состоящих под руководством и попечением своей матери – Христовой Церкви. Много нужно иметь ныне каждому духовному пастырю бдительности и осторожности для того, чтобы сохранить вверенное ему стадо от этих волков хищных, рыскающих в нашем отечестве и ищущих кого-либо поглотить или завлечь в свои погибельные сети. Но нельзя не видеть также того, что много уже в настоящее время выхвачено жертв со стороны этих самых христиан, – жертв, которые когда-то находились в ограде Православной Церкви, были её искренними и горячими приверженцами и последователями, а теперь находятся слишком далеко от неё и притом в качестве ожесточённых и упорных её врагов. Помолимся, братие, о том, чтобы Господь вразумил этих заблудших сынов Православной Церкви, вложил в сердца их страх Свой Божественный и направил их на путь истины тем или иным способом Своего Божественного о всех людях Промышления…

Из рассмотренных нами слов Христа Спасителя о пастырстве видно, что каждый пастырь чрез единственную дверь – Христа непременно должен входить во двор овчий – Православную Христову Церковь, учреждённую Им на земле для цели вечного спасения всех людей вообще и для цели пастырского служения им в частности. Из дальнейших слов Его о том же видно, что Христос должен быть дверью для пастырей не только тогда, когда они входят во двор овчий в первый раз, но и во всё время пребывания их там. Что это значит? Это значит, что Христос должен быть живым и постоянным образцом для всякого пастыря в его пастырской жизни и деятельности, – образцом, взирая на который, он должен по мере сил своих приближаться к нему всё более и более. Истинный пастырь, по словам Христа, свои овцы глашает по имени, и изгонит их. И егда своя овцы ижденет, пред ними ходит (Ин.10:3–4). Из этих слов Спасителя открываются обязанности духовного пастыря не менее важные, чем только что рассмотренные нами, – обязанности, которые кратко можно выразить следующими словами: знание пастырем своих овец, врученных ему от Бога, и хождение его пред ним.

Истинный пастырь, во-первых, глашает, т. е. кличет по имени своя овцы. «Это значит, что он знает хорошо каждую овцу, заботливость его о словесном стаде простирается на каждую душу отдельно. Он отнюдь не походит на тех ложных филантропов, которые мечтают о благе человечества и не хотят знать человека; он не поставляет своего долга только в том, чтобы со словом утешения, вразумления, обличения обращаться к собранию вверенных его попечению людей; нет, он старается сблизиться с каждым из них, узнать нужды, скорби и болезни каждого и быть полезным для каждого не общими только советами и наставлениями, а и частными, применительно к его особенному, личному состоянию. Такое знакомство с каждым из пасомых, без сомнения, требует от пастыря гораздо больше трудов и усилий, чем если бы он стал иметь дело со всеми ими в совокупности. Но потому-то он и есть истинный пастырь, что не уклоняется от этих трудов. Нужно ли говорить, что образцом столь усердной и исполненной любви к каждому пастырской ревности явился Господь Иисус Христос?..»³.

Истинный пастырь, во-вторых, пред овцами ходит, т. е. «он не только словом и учением открывает пред ними средства спасения, но и примером своей жизни показывает им, как надобно пользоваться этими средствами. Он отнюдь не походит на тех лжепастырей, о которых при другом случае Спаситель сказал: вся, елика аще рекут вам блюсти, соблюдайте и творите: по делом же их не творите: глагорют бо и не творят (Мф.23:3). Истинный пастырь сам идёт впереди стада по тому пути, на который приглашает своею проповедью, и своим примером облегчает им шествие по этому пути. Посему Христос Пастыреначальник сказал о Себе: образ дах вам, да якоже Аз сотворих вам, и вы творите (Ин.13:15). Подобно Христу и каждый истинный пастырь говорит пасомым если не словом, то жизнью: подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу (1Кор.11:1), или: “Подражайте мне, братия, и смотрите на тех, которые поступают так, как вы нас видите” (Фил.3:17)…»⁴. О пастырской обязанности – хождения пред овцами мы находим ещё у св. Димитрия Ростовского следующее прекрасное рассуждение. «Что пастырь пред овцами должен ходить, – говорит этот святитель, – это значит, что он должен быть первым во всех добродетелях, а не оставаться позади всех их, так, чтобы он был образец овцам, а не овцы ему. Ибо увещает каждого пастыря апостол, говоря: образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою (1Тим.4:12). Ты, сказал, будь образцом иным, а не он кто тебе. Ибо стыдно наставнику от наставляемого и учителю от ученика учиться, и пастырю стыдно, если овцы его в подвигах предваряют, и в богоугождениях будет кто от них бодр, а пастырь ленив; овца постничествует, а пастырь дозволяет себе разрешение на всё; овца угождает Богу, а пастырь суетным угождает человекам, или своему чреву, овца проходит путь тесен и прискорбен, а пастырь путём пространным шествует. Такой пастырь не пред овцами ходит, но овцы пред ним идут и предваряют его в небесное царство, а он далеко от них остаётся, даже не достигает их. Итак, стыдно такому пастырю, не пред овцами, но после овец ходящему, даже не достигающему жития их добродетельного. В особенности же стыдно будет ему тогда, когда он увидит овец своих поставляемых по правую сторону праведного Судии, себя же немилостивно влекомого на левую; тех в царство призываемых, себя же на муки осуждённого. Потому-то доброму пастырю велит святое Евангелие пред овцами ходить, то есть первейшему во всех добродетелях быть, чтобы овцы, взирая на него, как на образ истинного богоугождения, последовали ему как предводителю своему во спасение»⁵. Нужно ли присоединять что-либо ещё к этим словам святителя, изъясняющим обязанность духовного пастыря, возложенную на него Самим Верховным Пастыреначальником? Они и без того, по нашему мнению, вполне убедительны для каждого. Заметим здесь от себя только вот что. Пастырские обязанности знания овец и хождения пред овцами ныне все хорошо усвояют умом, но не все исполняют как следует на деле. Между тем как от выполнения их на деле и зависит полное переустройство и преобразование нашей общественной жизни по тем началам и образцам, которые преподаны нам в Евангелии. Ныне везде, как слышно, требуют живого и деятельного примера, по которому могли бы следовать остальные люди. Кто же должен представлять или, так сказать, воплощать в своей жизни этот пример, как не пастырь? Мало того, что он должен учить своих прихожан словом; он должен ещё учить их и жизнью, по заповеди Христовой: иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небесном (Мф.5:19). К этому он побуждается не только важностью обязанностей, возложенных на него свыше, но и самым названием своим. Что такое пастырь? «Прекрасное наименование пастырского служения происходит от одного греческого слова, которое значит “пасти стадо”, и, прежде всего, есть имя, выражающее подлинный характер Христа, Который есть добрый, или истинный, пастырь. Оно однозначуще с именем “учитель” и указывает на добрые, родственные и ласковые отношения пастыря и учителя к своей пастве; на его любовь к пасомым, на удовлетворение их высших потребностей их души и сердца; на его скорее сердечные, духовные, нежели официальные отношения к ним… В понятии “пасти стадо” содержится: 1) питание, кормление; пастырем называется тот, кто питает или наставляет души в Божественной истине; он должен кормить своё стадо подобно пастуху; 2) любовь или симпатия. Эту отличительную черту идеи пастыря мы можем заметить в отношениях между пастухами и овцами в восточных странах: они знают его голос и следуют за ним, как бы по верёвке, привязанные к нему своими глубочайшими инстинктами и влечениями. Истинный пастырь поэтому тот, кто живёт всегда с своими овцами и любит их»⁶. В этом именно смысле и сказал Христос Спаситель про истинного пастыря, что он своя овцы глашает по имени, и изгонит их. И егда своя овцы ижденет, пред ними ходит…

Наконец, последняя и наивысшая обязанность духовного пастыря по отношению к пасомым состоит в его самоотвержении и самопожертвовании ради их спасения, по слову Христову: Аз есмь пастырь добрый: пастырь добрый душу свою полагает за овцы (Ин.10:11, 15). «Образы из жизни пастушеской не совсем соответствуют тому, что здесь говорится о пастыре добром. Ибо если пастухи и сражаются иногда за овец с хищными животными, как, напр., Давид выходил на львов и медведей, нападавших на овец (1Цар.17:35; слич. Ам.3:12); то это не значит, чтобы они хотели положить жизнь свою за овец: ни один пастух не согласится добровольно на такую жертву, которой не стоит жизнь бессловесного животного. Но великий пастырь словесных овец (Евр.13:20), Господь наш Иисус Христос, так любит их, что жизнь Свою полагает за них и притом добровольно, ибо, как Сам Он говорит, “никто не отнимает её у Него, но Он Сам отдаёт её” (Ин.10:18)»⁷. Подобно Пастыреначальнику – Христу, Который положил некогда Свою душу за овцы, за всех людей на свете, и каждый истинный пастырь должен поступать в этом отношении точно так же. Забота и попечение его об овцах должны простираться до готовности, если бы это нужно было, положить за них самую жизнь свою. Во всяком случае он не должен кривить своею пастырскою совестью, не должен в одно и то же время служить Богу и миру из-за эгоистических и своекорыстных каких-либо расчётов и интересов. «Третий признак доброго пастыря, – говорит тот же святитель Димитрий, слова которого мы приводили уже здесь, – состоит в том, чтобы душу свою за врученных себе овец полагать, по слову Господню: пастырь душу свою полагает за овцы, и если пастырю повелевается от Господа души своей не щадить ради овец, то тем более подобает ему имения своего не жалеть, но на милостыню употреблять овцам нищим и убогим, сирым и вдовицам, больным и странным…»⁸. Нужно ли говорить здесь о том, что принципом или руководящим началом при исполнении этой обязанности должна быть любовь христианская? Это ясно само собою. По слову Христа, больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин.15:13). Таковы обязанности духовных пастырей по отношению к своим пасомым, обязанности, которые мы находим в слове Божием. В том же слове Божием находятся, как известно, и обязанности пасомых по отношению к своим пастырям. Раскроем здесь эти обязанности.

Первая обязанность пасомых состоит, по словам Христовым, в знании своих пастырей: Аз есмь пастырь добрый… и знают мя моя (Ин.10:14), т. е. овцы, принадлежащие Мне. «Вот первый признак добрых истинных Христовых овец, – говорит св. Димитрий Ростовский, – это именно то, чтобы пастыря своего Христа Спасителя знать»⁹. «Знать Господа Иисуса можно двояким образом, т. е. знать то, что говорится о Нём в Евангелии, знать события Его земного служения; или можно знать Его внутренно, опытно, на самом себе лично испытать, что Он есть мой Спаситель, что Он во мне живёт и действует. Первого рода знание Иисуса доступно и неверующим в Него; а последнее только истинно верующим в Него и любящим Его (1Ин.4:8). Оно-то, без сомнения, и разумеется в словах: и знают Мя Моя»¹⁰. «Порассмотрим в нас самих, – скажем опять словами святителя Димитрия, – знаем ли мы хорошо Пастыря нашего Христа Господа, и по тому знанию, какое имеем в себе, истинные ли мы Того овцы? Уверен, что каждый из нас скажет: знаю Христа Господа моего и верую в Него; я же дерзновенно скажу, что не все знаем Того, хотя и все веруем в Него. Верою знаем, но не любовию; верою же и бесы знают Его, по апостольскому речению: и беси веруют, и трепещут (Иак.2:19), но так как любви к Нему не имеют, то потому суть и бесы, которые не могут знать Того истинно, будучи чужды любви Его. Тот истинно знает Пастыря своего Христа, кто поистине Его любит, у кого любовь Божественная усладилась в сердце, у кого всё желание и попечение не в ином чём состоит, только в том, чтобы иметь в себе любимого Господа своего. Но скажет кто: я люблю Господа моего Иисуса Христа, такому отвечаю: если любишь Его, то зачем тяжко опечаливаешь Его; если любишь Христа, то зачем вторично распинаешь Его постыдными своими делами; если любишь Христа, то зачем бесчестишь Его в себе самом, оскверняясь студными нечистотами, и члены Христовы творишь членами блудницы; если любишь Пастыря твоего, то зачем не последуешь Ему; если любишь Бога, то зачем ненавидишь и озлобляешь ближнего твоего граблениями, хищениями и всякими неправдами? Итак, ты лжёшь, говоря, что любишь Христа. О, если бы ты любил Его истинно, то никогда не восхотел бы прогневать Его грехами твоими! Если бы даже когда и погрешил в чём-либо от немощи и забвения: то тотчас исправился бы; ибо любовь скоро восставляет падающих. Но так как ты всегда, без страха, тяжкие грехи содеваешь, и о покаянии не помышляешь, и тем тяжко опечаливаешь Христа Бога твоего, то значит ты не любишь Его. Не любящий же Его каким образом может знать его и услаждаться превожделенною Того сладостию? Послушай, что говорит святой Иоанн Богослов: всяк согрешаяй, не позна Бога (1Ин.3:6). Не зная же Его, не наслаждаясь Им, каким образом можешь овцою Его называться? Та добрая истинная есть овца Его, которая не только верою и любовию знает Того, но и любви ради Его отгребается от всякого зла, и опасно блюдёт себя, чтобы чем-либо не прогневать любимого Пастыря и Владыку своего, и все заповеди Его соблюдает, как и Сам Господь в Евангелии говорит: имеяй заповеди Моя, и соблюдаяй их, той есть любяй Мя (Ин.14:21)»¹¹. Таково, по словам святителя Димитрия, должно быть познание людьми-христианами своего Пастыреначальника – Христа Иисуса. Почему, спросим здесь в свою очередь, на духовных пастырей не обращается ныне должного внимания со стороны пасомых – людей иногда развитых и образованных? Почему они находятся ныне в таком пренебрежении и уничижении в глазах многих, особенно же в глазах людей высшего класса? Не потому только, как обыкновенно думают об этом светские люди, что духовные пастыри не соответствуют на деле своему призванию и сану. Нет, в этом кроется и другая, не менее важная причина, зависящая не от одних только их. Какая же? Это именно – незнание пасомыми Христа Спасителя как Пастыреначальника, который должен служить для всех людей равно примером и образом в их земной жизни и деятельности, а не для одних только духовных пастырей, как об этом многие из нас ошибочно думают. Действительно, если бы мы знали хорошо, как следует именно знать православным христианам, Иисуса Христа, – этого общего для всех Пастыря и Учителя, то совершенно иначе относились бы и к духовным пастырям, поставляемым от Него для пастырского служения людям. Итак, нам нужно сначала рассмотреть внимательно самих себя: знаем ли мы Христа Спасителя нашего, знаем ли мы Его настолько, чтобы могли называться истинными овцами Христовыми. К сожалению, нужно сказать, что не все из нас вполне знают, несмотря на то, что многие из нас давно уже носят на себе высокое имя христиан православных, и что средства к богопознанию ныне весьма широко развиты сравнительно с прежним временем. Слово Божие даёт нам относительно этой обязанности нашей несколько ясных и весьма определённых заповедей. Так, оно заповедует всем христианам «возрастать в благодати и познании Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа» (2Пет.3:18) до тех пор, пока «все придём в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф.4:13). Далее, заповедует «быть всегда готовым всякому, требующему у них отчёта в уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1Пет.3:15), вообще же – «быть по своему уму совершеннолетними, а не детьми» (1Кор.14:20) или «младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения» (Еф.4:14). Таковы заповеди относительно богопознания, содержащиеся в слове Божием и обязательные для всех христиан. Как же нам не исполнять их ревностно и неуклонно, если на то есть воля Божия? Будем же твёрдо помнить, что исполняя их в жизни, мы исполняем в то же время обязанности наши по отношению к пастырям, потому что, как мы уже сказали, нельзя хорошо узнать пастырей, не познав сначала как следует Пастыреначальника Христа. Если мы познаем этого последнего, то будем знать и своих пастырей; мало того знать, но и слушать их и последовать за ними.

Отсюда открываются новые обязанности пасомых по отношению к своим пастырям. По словам Христа Спасителя, овцы гласа истинного пастыря слушают..., и по нем грядут, яко видят глас его (Ин.10:27, 4). Итак, обязанности пасомых состоят ещё в том, что они должны слушать своих пастырей и охотно следовать за ними в жизни. Иначе и быть не должно. Ведь кого изображают наши духовные пастыри? Они изображают или, по крайней мере, должны изображать собою Иисуса Христа, Которого они суть посланники. Посланник же, как известно, открывает не свою волю, но волю пославшего его. Точно так же и пастыри, проповедующие с церковной кафедры, говорят не от себя, но от имени Божия. Но как, скажите, пасомые будут слушать своих пастырей, когда не знают ещё Пастыреначальника Христа? Бессловесные овцы узнают своего пастуха по голосу, и на его голос охотно идут к нему. Равно и словесные овцы, т. е. истинные православные христиане, должны отзываться на голос своего пастыря, проповедующего им от имени Христа, полным вниманием и послушанием его слову. Второй признак добрых овец, по словам святителя Димитрия, состоит в том, что «овцы Христовы гласа Его слушают и по нем грядут». «Та – овца Христова, – говорит этот святитель, – которая слушает Христа Пастыря своего, и последует Ему. Не слушая же Того и не последуя Ему, каким образом может овцою Его называться и быть ею такою на самом деле? Пастырь говорит: не убий, не укради, не лжесвидетельствуй, не пожелай имения ближнего твоего, а в нынешних людях, то и промысл, то и жизнь, то и обогащение, чтобы разбои творить, красть, лгать и отнимать насильно то, что имеет ближний; такие овцы слушают ли голоса Пастырского, и по нём ли грядут, и суть ли Того овцы? Пастырь говорит: не прелюбы сотвори, а обретаются и такие, которые прескверным житием своим Содому и Гоморре уподобились, и такие лишаются голоса пастырского и грядут ли по нём? Нисколько! Итак, они не овцы Того, хотя и овцами именуются, но козлища, которым место во аде, а упасёт их смерть вечная. Пастырь наш добрый Христос Господь призывает нас, глаголя: грядите по Мне, то есть, путём заповедей Моих ходите, да внидете в небесное царство. Мы же, каким путём и куда шествуем, порассмотрим каждый свою совесть, и всякий себя самого пусть спросит: на каком пути ныне находишься, о человек, на спасённом ли или на погибельном? В царство ли грядёшь или в муку? Пастырю ли Христу последуешь или волку диаволу? Христова ли гласа призывающего слушаешь или гласа Велиарова, прелестьми греховными тебя в погибель зовущего? Поистине, более обрящется в нас таких овец, которые голоса пастырского не слушаем, ни грядём по нём, и только имя овчее, то есть, христианское на себе носим, а дела наша все козлищные, и часть наша будет с козлищами, если только не покаемся»¹². Нужно ли присоединять что-либо ещё к этим прекрасным словам святителя, разъясняющим обязанности наши к Пастыреначальнику Христу и к духовным пастырям, по воле Его поставляемым и от имени Его проповедующим? Они и без того вполне ясны и убедительны для каждого. Заметим здесь от себя только то, что рассмотренные нами обязанности пасомых по отношению к своим пастырям находятся в тесной связи с первою и неизбежно вытекают из неё, как своего рода следствие из причины…

Наконец, обязанность пасомых, какую можно ещё усмотреть из слова Божия, состоит в крепкой духовной зависимости их от пастырей и в всецелой преданности и готовности их пострадать за них, пострадать даже до смерти, подобно истинному пастырю, полагающему за врученных ему овец свою душу; так что никто и ничто не может разорвать их живой и тесный союз между ними. «Третий признак добрых овец, Господними устами изречённый – есть следующий: никтоже восхитит их от руки Моея (Ин.10:28)». По словам святителя Димитрия, «сугубую здесь руку пастыря нашего Христа Бога должно разуметь: руку всемогущества и руку благодати Его. Рукою всемогущества Он всех содержит: добрых и злых, праведных и грешных, верных и неверных; ибо вся вселенная находится в державе Его. Рукою же благодати Своей Он тех только удерживает, которые сами держатся её неотриновенно: как любящих Его любит, так и держащихся десницы Его хранит благодатию Своею. Вот кто, поистине, суть овцы Его. Тех никто не похищает из руки Его, т. е. никакая прелесть греховная не может отторгнуть от благодати Его, как не отторгнула Иосифа Прекрасного египетская блудница, как не развратили праведного Лота содомские соблазны, как не склонили к прогневанию Бога целомудренную Сусанну два беззаконных судии израильских. Если же когда-либо и случится кому-либо из держащихся руки Господней овец по человеческой немощи споткнуться и пасть, как напр. случилось то с Давидом, то она опять скоро восстаёт от падения своего и усерднее обращается к Богу покаянием, и прежней благодати Божией сподобляется, и сбываются на ней слова псаломские: аще и падет, не разбиется, яко Господь подкрепляет руку его. А тех, которые суть не истинные, но козлонравные овцы, тех от руки пастыря Христа удобно восхищает какая-либо прелесть греховная, и удаляет от благодати Его, и к козлищам причисляет их: истинных овец даже никакое насилие не может отторгнуть от руки пастыря, по слову Апостола: кто ны разлучит от любве Божия, скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч (Рим.8:35); не истинных же овец отлучает от Бога и самое малое греховное вожделение, не какая-либо скорбь, но плотоугодие, не теснота, но пространство, не гонение, но покой, не голод, но сладкопитание и пьянство, не нагота, но украшение в одежде, не беда, но благоденствие, не меч, но похоть плотская отсекает и удаляет грехолюбца от десницы благодати Господней. Итак, можно всякому, рассматривающему свою совесть, с удобностию познать себя: принадлежит ли он к числу истинных овец Христовых, или нет. Если ты, человек, скор на прогневание Бога, но не скор на покаяние, то усматривай себя находящимся в числе козлищ. Если же не скор к Богопрогневанию, но скор и тёпл к покаянию, то, уповая на милость Божию, будешь причтён к овцам»¹³. Да, братие, поскольку именно пасомые будут находиться в зависимости от общего для всех нас Пастыреначальника – Христа, постольку же они будут выражать, не на словах только, а и на деле, свою преданность и готовность положить за духовных пастырей, в случае надобности, самую свою жизнь! Ясно, что и эта последняя обязанность стоит в связи с прочими и сама по себе не имеет того значения, какое имеет она в целом и стройном ряде всех их…

Мы представили в общих и главных чертах взаимные обязанности пастырей и пасомых. Мы не касались здесь частных обязанностей тех и других, применимых к потребностям современной жизни и имеющих поэтому весьма важное значение в настоящее время; не касались потому, что, как показывает опыт, мы часто забываем в своей жизни эти общие и главные обязанности, а то иногда и совсем остаёмся невеждами в отношении усвоения их умом и сердцем, не говоря уже про исполнение их на деле, что, как известно, очень редко обнаруживается в жизни современных пастырей и пасомых. Что же мы можем сказать здесь, в заключение, про эти общие и главные обязанности? Из краткого обозрения их, сделанного нами, легко можно видеть, что все они имеют одного и того же архитектона и построены на одном и том же фундаменте. Этот архитектон и этот фундамент есть не кто иной, как Сам Пастыреначальник Иисус Христос. Но Христос, служащий таким архитектоном и фундаментом для пастырей и пасомых вместе, должен быть не простое только или человеческое лицо, как проповедуют некоторые из наших учёных, «осуетившихся, – по слову апостола, – в умствованиях своих» (Рим.1:21), а Лицо Божественное и чудесное, Богочеловек. Он должен быть для нас тем Вторым Лицом Св. Троицы, учение о Котором содержится в нашей св. Православной церкви. В Церкви Христовой, по словам апостола Павла, основания инаго никтоже не может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос (1Кор.2:11), Который служит для пастырей и пасомых не только дверию, но и путем, и истиною, и жизнию (Ин.14:6). Вот какой Христос должен быть звеном, связующим взаимные обязанности пастырей и пасомых! Будем же твёрдо и неуклонно держаться этого единственного и драгоценного звена все мы, и пастыри, и пасомые! И только тогда между нами водворится единодушие и любовь, только тогда наш союз будет крепок и долговечен, только тогда мы будем непоколебимы и непобедимы никем в жизни, – когда в цепи наших взаимных обязанностей будет пребывать это духовное звено. Вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Фил.4:13): такой победный клик должен вырываться из груди каждого из нас при исполнении возложенных на него свыше обязанностей! Для того чтобы все мы могли не на словах только, а и на деле, исполнять эти обязанности, а исполнять их мы должны непременно, если только не напрасно носим имя христиан православных, – для этого я прошу вас вознести сейчас вместе со мною тёплые и усердные молитвы к Господу Богу, Его Пречистой Матери и св. Первоверховным апостолам Петру и Павлу. Да будет у нас, по словам Христа, едино стадо и един пастырь! Аминь.

В день рождения Благочестивейшего Государя Императора я хочу предложить вам, братие, слово о воспитании. Двумя преимущественно побуждениями я руковожусь в этом случае: во-первых, побуждением, исходящим от того лица, день рождения которого мы так торжественно празднуем ныне, которое, как известно, горячо и ревностно заботится о воспитании всего вверенного ему народа русского и которое с высоты царского престола представляет в своей семейной жизни прекрасный пример для своих подданных различных христианских добродетелей; во-вторых, побуждением, которое даёт нам в этом отношении сама общественная жизнь, затрагивающая такой важный вопрос в умах всех мыслящих и рассуждающих людей. В последнем случае я разумею публичную лекцию известного профессора-историка В. О. Ключевского, прочитанную им в зале Исторического музея 1 февраля текущего года на тему Два воспитания. Вот на этот-то предмет я и хочу обратить сейчас ваше внимание, благочестивые слушатели. Я не буду, конечно, подробно останавливаться здесь на содержании этой лекции как, вероятно, уже известной многим из вас по газетным о ней отзывам. Достопочтенный профессор в историческом изложении своей лекции пришёл, как известно, к тому выводу, что «школа не может заменить семьи, как и семья не может обойтись без школы, что у той и другой существуют свои особые воспитательные задачи». Совершенно верные и справедливые мысли. Но, признавая это с своей стороны за несомненную истину, я хочу здесь несколько остановиться на приведённом выводе упомянутого профессора и показать, насколько он может быть приложим к нам в настоящее время.

«Школа не может заменить семьи, равно как и семья не может обойтись без школы». Итак, между семьёй и школою должна существовать тесная взаимная связь. Одна без другой немыслима и невозможна. Не распространяясь здесь о том, что первоначальное воспитание должно даваться каждому человеку в семье, что эта последняя должна служить для него главным средством для получения истинного, в духе христианского благочестия, воспитания, замечу только то, что это вечная, бесспорная истина, знакомая каждому из нас чуть не с малолетства. Но всегда ли, спрошу, оправдывается она в жизни человеческой? Всегда ли можно встретить осуществление её в наши дни? К сожалению, нужно сказать, что не всегда. Ныне, при совершенно новых порядках общественной жизни, при совершенно новых условиях домашнего воспитания, влияние семьи стало мало заметно среди нас. Оно, если не всецело, то почти совсем утратилось в наши дни. Много ли находится в настоящее время таких семей, которые бы давали желаемое воспитание нашим детям? Много ли детей пользуются теперь таким воспитанием? Что я говорю – детей? Да есть ли у нас в настоящее время самая семья-то? Не подорвана ли она у нас в самом корне и не разрушена ли она у нас окончательно? Не падает ли она у нас с каждым днём всё более и более? Да! Ныне по большей части, как это хорошо известно всем нам, стало обнаруживаться в людях стремление не к тихой, чистой и нравственно-семейной жизни, какая существует в христианском браке, а к шумной, грязной и безнравственно-общественной жизни во всех её видах и проявлениях. Не привожу вас здесь примеров, подтверждающих эту известную и печальную истину, потому что они известны всем и каждому из нас. Стоит только повнимательнее присмотреться к самим себе и к явлениям окружающей нас жизни, чтобы убедиться в этом. Как же после этого возлагать нам свои надежды на семью, если она не оправдывает своего назначения, данного ей Самим Господом? И кто же должен прийти к ней на помощь для того, чтобы сохранить её в первобытном виде, – ту добрую христиански-верующую семью, которая существовала у нас в древней Руси и которая имела такое громадное значение в деле воспитания? Кто, скажите, как не школа, на которую обращено ныне всеобщее внимание, как со стороны самого возлюбленного монарха нашего, так и со стороны всего народа русского? Да, на неё – на школу именно мы возлагаем все свои надежды в этом случае, т. е. при современном упадке семьи и семейной жизни. И дай Бог, чтобы вполне оправдались эти надежды наши! Дай Бог, чтобы она восполнила и усовершила недостающее в современном образовании умов и нравов русского народа! В этом именно и должна состоять взаимная связь семьи и школы. То, чего не сделала семья, пускай сделает теперь школа. Но какая школа? Конечно, христианская; – школа, признающая и верующая в истинного Бога и Его же послал есть Иисуса Христа, а не отвергающая или сомневающаяся в Нём; – школа, кладущая в основание программы своего воспитания и образования заповеди Божии и совершающая это воспитание и образование под единственно верным и прочным руководством св. Православной Церкви. Вот какая школа может заменить в указанном случае нашу расшатавшуюся умственно и нравственно семью, вот без какой школы не может обойтись эта последняя! Такая школа, действительно, сделает то, чего не сделала или не могла сделать при настоящем своём состоянии семья. Она даст нам, прежде всего, здоровых в духовном и физическом смысле детей, из которых выйдут потом здоровые отцы и матери и от которых в свою очередь произойдут здоровые дети. Питомцы такой школы несомненно произведут желаемую реформу в нашем современном воспитании.

Я упомянул, что школа должна совершать воспитание своих питомцев в духе и под руководством св. Церкви. Только при таком условии, – замечу здесь ещё, – она с успехом может выполнить свою задачу, возлагаемую на неё всеми истинно русскими людьми. В противном случае, от неё нечего ждать нам доброго и полезного, кроме возмущения и беспорядков в жизни частной и общественной, что мы и видим нередко в последнее время. Правда, что у семьи и школы существуют свои особые воспитательные задачи, которые неизменно должны входить в программу воспитания той и другой; но это может быть только тогда, когда восстановится у нас опять идеал семьи, когда эта последняя будет занимать подобающее и соответственное ей место в ряду всех других воспитательных элементов. Теперь же этого не может быть уже потому, что сама семья, как мы сказали, разрушена в основе и сильно нуждается в поддержке со стороны школы, которая непременно должна прийти к ней на помощь и протянуть ей свою братскую руку. Отсюда ясно, какое место должна занимать в этом отношении св. Церковь. Она должна занимать первое и главное место; она должна быть для наших семьи и школы, так сказать, центром, объединяющим и примиряющим воспитательные задачи и цели той и другой. Как бы ни были, по-видимому, различны эти задачи и цели с внешней стороны своей, но с внутренней стороны или, что то же, по существу своему они должны быть всегда одни и те же, должны стремиться к одному и тому же в земной жизни человеческой. На это единство задачи и целей, преследуемых и достигаемых всякой семьёй и школой, и указывает нам св. Церковь, роль которой, таким образом, сводится к тому, что она, как спасительный маяк, не даёт всем слушающимся её и повинующимся ей заблудиться на распутиях мира и, в конце концов, совсем уклониться от своего высшего предназначения. Это единство задач и целей состоит, по указанию слова Божия, в едином на потребу, имя которому, как мы заметили, христианское благочестие. А «благочестие», по изъяснению того же слова Божия, «на всё полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей» (1Тим.4:8)…

Положим же, слушатели христиане, этот завет Христовой Церкви в основу воспитания наших семьи и школы, так нуждающихся ныне в взаимной поддержке и подкреплении, и пожелаем от души, чтобы они, при помощи Божией, принесли нашему отечеству вожделенные плоды в будущем. Будем также взирать в этом случае и на самодержавного хозяина, защитника и покровителя земли русской и общего для всех нас отца и благодетеля, Благочестивейшего Великого Государя Императора Александра Александровича, подающего с высоты царского престола пример того, как нам нужно жить и воспитывать своих детей дома и в школе. Поступая так, мы окажемся истинными христианами – верными сынами своей Матери, и преданными слугами своего Государя и Отечества. Аминь.

Глубокознаменателен, братие, тот обряд Православной Церкви, за которым мы присутствовали вчера во время Всенощной. Св. Церковь вынесла животворящий крест Господень на средину храма для поклонения и лобызания его верующим. Чтó знаменует собою этот обряд? Какая мысль скрывается в этом церковном действии? Не напрасно, конечно, св. Церковь установила так. Это делает она потому, что желает своим членам, проходящим подвиги поста и покаяния, дать некоторое утешение и облегчить тяжесть их положения. Да, братие, животворящий крест Христов, который вчера изнесён нами из алтаря и положен на средину храма, должен быть для всех нас облегчением и утешением в настоящем подвиге поста и покаяния! Он должен быть для нас тем же, чем бывает обыкновенно для путника в знойной пустыне оазис чистой, свежей воды. Как эта последняя освежает и подкрепляет его изнурённые силы и делает возможным продолжать его дальнейший путь без утомления, так и крест Христов для всех нас, проходящих трудное время поста, служит опорой и подкреплением для успешного окончания его. Таким образом, мы видим, св. Церковь, как чадолюбивая мать, не оставила нас беспомощными и в этом случае, как и во многих других случаях, как и всегда в нашей жизни она не оставляет нас без своего руководства и помощи…

Воззрим же на крест Христов с верою и надеждою на его спасительную силу, подкрепляющую нас и исцеляющую наши немощи, душевные и телесные. Чему поучает он нас с жизни? О, весьма многому! Крест есть школа, где Учитель поучает с древа, на котором Он висит. Мы слышали сегодня из евангельского чтения слова Христовы, обращённые ко всем нам: «кто хочет идти за Мною; отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк.8:34). Вот чему поучает нас, братие, крест Христов!..

Первая обязанность христианина, по словам Христа Спасителя, состоит в том, что он должен отвергнуться самого себя. Что это значит? Это не то означает, что христианин должен совсем отречься от своей личности, совсем не знать себя и не заботиться о себе. Нет, самоотвержение истинное не в том состоит. В чём же? Истинное самоотвержение состоит в отречении от собственной своей естественной и свободной воли и греховных расположений, соединённых с нею, и в послушании и предании себя в полную волю Божию. Ради Христа Своего христианин должен отказаться от всего, если то потребуется, и быть готовым ради Него на всякие скорби, лишения, гонения, страдания, если Ему будет угодно послать их на него. Как бы ни было больно, чего бы ни стоила воля его такая жертва всем, что для него дорого, но он должен расстаться со всем этим охотно, если хочет только быть истинным христианином. По изъяснению св. Василия Великого, самоотвержение состоит в следующем. «Сам себя отвергается тот, – говорит он, – кто совлёк с себя ветхого человека вместе с делами его, тлеющего в похотях прелестных. Отвергается и всех пристрастий мирских, которые могут препятствовать намерению благочестия. Совершенное же самоотвержение состоит в том, чтобы и к самой жизни быть беспристрастну и иметь осуждение смерти, чтобы на себя не надеяться» (Простр. Нрав. отв. 8). Правда, при таком самоотвержении человек лишается многих естественных и невинных удовольствий, которые иногда бывают необходимы для нас как людей слабых и немощных. Но, как бы взамен их, он получает другое высшее утешение. Какое же утешение он может иметь в этом случае? Утешение благодатное и божественное, состоящее во внутреннем успокоении и в мире совести, – утешение, которое не может сравниться ни с каким другим утешением земным. Св. апостол Павел в послании к коринфянам говорит: «По мере того, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2Кор.1:5). В другом месте, именно в послании к Евреям, тот же апостол говорит: «Как Сам Христос претерпел, быв искушён; то может и искушаемым помочь» (Евр.2:18).

Вторая обязанность истинного христианина состоит, по словам распятого за нас Господа, в том, что он должен взять и нести крест свой. Что значит: взять и нести крест? Это значит: «Быть готовым идти на тяжкие страдания и смерть. Образ взят от обычая, по которому осуждённые на крестную смерть сами осуждаемы были и нести крест до места казни (Лк.23:26; Ин.19:17). Нести этот крест было тяжко, позорно и увеличивало тяготу страданий. Таким образом, брать свой крест есть выражение образное, которое означает, что мы должны переносить в жизни всякие страдания и испытания, тяжкие и уничижительные, если и такие угодно будет Богу послать нам»¹⁴, переносить безропотно и терпеливо с полным послушанием и преданностию в волю Божию. Многочисленны и разнообразны бывают мирские кресты, которые обыкновенно несут люди в своей жизни. Но из всех крестов спасителен бывает только один, это – именно евангельский крест. В чём же он состоит? Он состоит, по словам Христа Спасителя, в следующем: «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережёт её» (Мк.8:35). Что это значит? Это значит то, что «кто в этом мире сбережёт душу свою для этой временной жизни, посредством отречения от Христа Спасителя каким бы то ни было образом, тот потеряет её для жизни вечной, лишится вечной жизни, подвергнется вечной смерти (Лк.9:24 и дал); а, напротив, кто потеряет душу свою для этой временной жизни чрез самоотвержение ради исповедания веры Христовой, тот сбережёт её для жизни вечной, или наследует жизнь вечную»¹⁵. Для большего, так сказать, удостоверения христианина в этой мысли и расположения его к ней, Христос Спаситель говорит далее: «Ибо какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мк.8:36–37). Приобресть весь мир – значит «овладеть и владеть всеми его сокровищами, достигнуть всяких почестей, наслаждаться всеми его удовольствиями»¹⁶. А повредить душе – это значит «сделать её неспособной к вечно блаженной жизни, утратить способность к блаженству и тем подвергнуть её вечной смерти или страданиям в удалении от Бога, быть отверженным, исключённым из царства Божия и вверженным в ад. Какая действительно польза от этого человеку? Обладая всем мирским, он будет несчастлив и погибнет. Какой выкуп даст человек за душу свою? Когда таким образом душа погибла, можно ли чем-нибудь выкупить её?..»¹⁷. Св. Иоанн Златоуст так рассуждает об этом: «Ты не можешь вместо души дать другой души. Если ты потеряешь деньги, можешь дать другие…, а потерявши душу, не можешь дать другой души. Хотя бы ты владел и целым миром, хотя бы ты был царём вселенной, впрочем, и всю вселенную отдавши, и на всю вселенную не купишь (погибшей) души…»¹⁸.

Наконец, третья и последняя обязанность истинного христианина состоит в том, что он должен в своей жизни следовать за своим Господом. Мало того, что он должен отвергнуться и взять свой крест с целью нести его в своей жизни. Он должен ещё и следовать за Господом. По словам св. Иоанна Златоуста, «иной, и страдая, не последует Господу… Что ни делаешь, ни терпишь, последуй Христу, всё за Него претерпевай и соблюдай прочие добродетели. Ибо в словах – следуй за Мною заключается и то, чтобы ты не только оказывал мужество в бедствиях, но целомудрие и кротость и всякую добродетель. То и значит последовать Ему, как должно, чтобы стараться о всякой другой добродетели и всё за Него терпеть»¹⁹. «Кто не берёт креста своего, – говорит Господь наш Иисус Христос, – и следует за Мною, тот не достоин Меня» (Мф.10:38), т. е. тот не может называться истинным христианином и носить на себе это, поистине, высокое имя…

Таковы, братие, обязанности христианские, высшие обязанности, которым поучает нас распятый за нас Христос Спаситель с креста Своего. Да течем же на предлежащий ещё нам подвиг поста и покаяния, взирающе на начальника веры и совершителя Иисуса, иже вместо предлежащия ему радости, претерпел крест, о срамоте нерадив, одесную же престола Божия седе (Евр.12:1–2)! И если мы совершим этот подвиг, как подобает христианам и сынам Православной Церкви, то приготовимся достойно встретить и светлое Воскресение нашего Спасителя и сподобимся быть участниками в Его торжестве и славе. Аминь.

В день восшествия на престол Благочестивейшего Государя нашего поразмыслим, братие, о том, каковы главные начала народной жизни, завещанные нам нашей древней историей.

Древняя русская история оставила нам в наследство великое сокровище. В ней, в самое первое время происхождения Российского государства, мы находим главные начала народной жизни, по которым тысячу лет жил русский народ и по которым живёт он доселе. Так, прежде всего, мы находим в истории начала политические, т. е. начала по отношению к князьям, государям и ко всей русской земле. Из древней русской литературы мы знаем, каковы были эти начала. Русский народ благоговел перед князем и беспрекословно исполнял его волю. Он видел в нём не простого человека, стоящего выше его по какому-нибудь внешнему условию и потому превосходящего его. Нет, он видел в нём человека, поставленного над ним Самим Богом, – видел человека, чрез которого управляет Сам Бог. Этот завет, завещанный нам нашей древней историей, состоящий в том, чтобы не только любить и почитать, но и благоговеть пред особою монарха, есть завет великий и, поистине, святой завет. И благодарение Богу! Русский народ твёрдо и неуклонно выполняет и будет выполнять этот завет в своей дальнейшей истории.

В таких же отношениях был воспитан русский народ и к своей родной земле. Он смотрел на неё не как на чужую собственность, а как на своё достояние, добытое кровью, пóтом и великими трудами. И потому он любил свою родину, защищал её, жертвовал для неё всеми своими частными интересами и, в случаях нужды, не колебался даже полагать за неё свою жизнь. По отношению к своему отечеству он был патриотом не на словах только, но и на деле. Вспомним, напр., имена Минина, Сусанина и многих других…

Далее, мы находим в истории начала религиозные. Эти начала ещё глубже были вкоренены в душу и сердце русского народа. На религию он смотрел как на мать, нежную, любящую мать, воспитывающую его во всём добром и прекрасном. Поэтому он в особенности любил её и заботился о ней, как ни о чём более другом. Точно так же смотрел русский народ и на Православную Церковь, руководительницу в своей жизни. Свою любовь к религии и Церкви он обыкновенно выражал тем, что оставался во всю жизнь их верным и послушным сыном: слушался их, неуклонно выполнял их требования, терпеливо сносил их наказания. Значение этого второго завета, завещанного нам нашей древней историей, для всех очевидно. Он учит, чтобы мы относились к религии и церкви с такою же покорностью и уважением, с какими относились к нам наши благочестивые предки.

В древней истории мы находим ещё начала частные, семейные и общественные. В чём же они состоят? Начала частные или начала каждого лица по отношению к самому себе заключаются в добросовестном отношении к своим обязанностям, возлагаемым на человека тем обществом, к которому он принадлежит. Начала семейные и общественные имеют своим долгом поселять в людях заботу о других, вверенных их попечению, и постоянно иметь мир и единение между собою и с своими ближними…

Главнейшими представителями, поборниками и защитниками начал народной жизни в древности были, по преимуществу, князья и государи. Но у нас не достало бы ни времени, ни сил, если бы мы захотели перечислить славные имена и деяния этих героев и защитников начал народной жизни. Не вдаваясь в перечень их, мы укажем только на то, что они горячо ратовали за эти начала и были действительными печальниками народного благоденствия, желающими блага и счастья своему государству. И ныне, под державою нашего Благочестивейшего Государя Императора Александра Александровича, Россия постепенно восходит от силы в силу, от славы в славу…

Древняя история, завещавшая нам начала народной жизни, оказала, без сомнения, величайшую услугу русскому обществу, ибо проявление этих начал в настоящее время ясно и очевидно всякому, имеющему очи видеть. Но, к величайшему прискорбию и стыду, явились в настоящее время среди русского православного народа попытки свергнуть главные начала народной жизни и заменить их какими-то новыми. Явились мнимые печальники народного благоденствия, толкующие нам о каких-то «правовых порядках», о «народном голосовании». Что же мы должны сказать здесь по поводу этого явления? Прочь от нас, верящих, что народные начала в настоящее время хороши и целесообразны, прочь от нас, все эти льстивые толки мнимых радетелей народного блага! Начала народной жизни, благодарение Богу, стоят ещё твёрдо и непоколебимо. Их не сломят какие-нибудь выдумки безмозглых голов, и та борьба, в какой они находятся теперь, показывает их силу и крепость. Одним словом, начала народной жизни, завещанные нам нашей древней историей, глубоко пустили корни в умах и сердцах русского народа и возросли в огромное дерево, питающее своими соками целые миллионы людей.

Помолимся же, братие, ныне, как в день, в который наиболее чувствуются и сознаются нами эти начала, помолимся усердно о том, чтобы сохранить их нам в целости и неповреждённости до конца жизни. Аминь.

Сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом (Мк.9:29).

Такие слова изрёк Господь наш Иисус Христос Своим ученикам, после того как они обратились к Нему наедине с просьбою разъяснить им, почему они не могли исцелить глухонемого бесноватого, которого привёл к ним один несчастный человек. Этот несчастный человек был отец того самого бесноватого, которого потом исцелил Иисус Христос Своим всевластным словом, о чём мы слышали в ныне чтённом Евангелии. Почему же, в самом деле, ученики Христовы не могли исцелить этого несчастного отрока, одержимого нечистым духом? Неужели они не имели на то права и власти от Господа? А как же Господь, когда избрал двенадцать ближайших учеников Своих и послал их на проповедь в Иудею, заповедал им изгонять бесов? Болящия исцеляйте, – говорил Он им, – прокаженныя очищаяте, мертвыя воскрешайте, бесы изгоняйте (Мф.10:8). После же того, как другие семьдесят Его учеников, которых Он избрал и послал по два пред лицом Своим во всякий город и место, куда Сам хотел идти, с радостью возвратились и говорили Ему: «Господи, и бесы повинуются нам о имени Твоём», Он, между прочим, сказал им: «се даю вам власть наступать на змей, и скорпионов, и на всю силу вражию, и ничто не повредит вам» (Лк.10:1, 17, 19). Из жизни апостолов Христовых мы действительно узнаём, что им дана была от Господа чудодейственная сила над духами нечистыми, ибо они, по словам Евангелия, изгоняли бесы из людей, одержимых ими, и исцеляли всякие болезни и недуги. Таким образом, не потому они не могли исцелить глухонемого бесноватого отрока, что не имели на то как бы власти от Господа. Нет, не в этом кроется причина их слабости и невозможности совершить чудо. В чём же? Причина эта кроется не в Всемогущем Господе, Который сказал однажды: вся возможна верующему, а в самих апостолах, оказавшихся на этот раз не то, чтобы людьми не верующими в Господа, а колеблющимися и сомневающимися в действующую чрез них, по слову Христову, чудотворную силу изгнания бесов. Да, у них не было на этот раз в достаточной степени веры в эту силу! «Может быть, узнав от отца бесноватого силу, продолжительность и упорство беснования, они усомнились в своей силе изгнать духа, и потому не могли изгнать его»²⁰. Вот почему Господь и сказал им в ответ, – как передаёт этот рассказ другой евангелист Матфей, – на их вопрос: «почему мы не могли изгнать его», – «по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно, и скажете горе сей: перейди отсюда туда, и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф.17:19–20). «Зерно горчичное есть – самое малое из семян и часто служит образом чего-либо самого малого. Посему смысл слов Иисуса Христа такой: если вы будете иметь самую малую степень веры, только бы эта вера была искренняя и истинная, вы произведёте дела необычайные. Далее: из малого семени горчичного вырастает огромное дерево, – такая сила заключается в этом малом зерне, и так проявляется эта сила. Посему слова Господа могут иметь и такой смысл: если вы будете иметь хотя слабую, но истинную и искреннюю веру, то она в вас возрастёт и усилится так, что вы будете в состоянии производить дела необычайные. Вера разумеется здесь именно чудодейственная, как особенный дар Божий (1Кор.13:9, 14:2)»²¹. «Сей же род», – т. е. демонов, из которых один так ужасно мучил упоминаемого в нынешнем Евангелии бесноватого, – «изгоняется только молитвою и постом» (Мф.17:21): так заключил Господь Своё рассуждение с апостолами по поводу возникшего у них недоумения…

Остановимся здесь несколько на этом последнем изречении Его и примем за наставление и руководство в своей жизни. Для того чтобы изгонять бесов в других людях нужна, по словам Его, прежде всего, вера, вера более совершенная, чем какая была в данное время у апостолов, – та вера, «которая достигается усиленной молитвой и постом, так как пост и молитва, отрешая человека от всего земного, по преимуществу вводят человека в общение с Богом и чрез то укрепляют веру»²². В связи с предыдущими словами Иисуса Христа это изречение Его можно выразить так: «если мы будем иметь истинную и искреннюю веру хотя в малой степени, мы будем совершать дела необыкновенные, кажущиеся невозможными; но, чтобы изгонять сей род злых демонов, нам нужно обладать тою степенью веры, на которую возводят только молитва и пост»²³. Эти молитва и пост являются крайне необходимыми в данном случае. «Пост с верою, – по словам св. Иоанна Златоуста, – много придаёт крепости, ибо научает великому любомудрию, человека соделывает ангелом, да ещё укрепляет против сил бестелесных. Но этого мало; нужна ещё молитва. Кто постится, тот становится лёгким и окрыляется и с бодрым духом молится… Кто молится с постом, тот имеет два крыла, легчайшие самого ветра; он быстрее огня и выше земли, потому-то таковой особенно является врагом и ратоборцем против демонов, так как нет сильнее человека, искренно молящегося»²⁴.

Слушатели-христиане! Правда, мы с вами не призваны изгонять из других людей бесов и не одарены от Господа этою чудодейственною силою, которая не всякому даётся, а есть именно дар Божий, как говорит об этом св. апостол Павел. Но разве мы, с другой стороны, освобождены теперь совсем от действия и влияния нечистого духа – диавола? Нет, братие! Если в настоящее время, после того как Иисус Христос разрушил царство диавола и связал его до известного времени «узами адского мрака» (2Пет.2:4), он, может быть, и сократил несколько свою силу над людьми с внешней стороны своей; но за то с другой внутренней стороны, со стороны влияния его на души христианские и уловления их в свои погибельные сети, он не перестаёт нападать на них и теперь со всем своим упорством и жестокостью. «Противник наш диавол, – по словам одного апостола – Петра, – ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить» (1Пет.5:8). «Наша брань, – по словам другого апостола – Павла, – не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф.6:12). Итак, мы должны «трезвиться и бодрствовать» на всякий день и час, потому что силён враг наш, а мы слабы и немощны. «Противостаньте диаволу, – говорит апостол Иаков, – и убежит от вас» (Иак.4:7). Чем противостаньте? – Верою. «Противостойте ему, – заповедует апостол Пётр, – твёрдою верою» (1Пет.5:9). А как достигается или приобретается эта вера? Не иначе как молитвою и постом, по словам Самого Господа. Вот два, предлагаемые Им для сего, духовные и могущественные средства, которыми мы можем и должны пользоваться всегда в жизни своей для приобретения сперва веры, а затем для отражения нападений на нас диавола, – этого «исконного человекоубийцы» (Ин.8:44), который всеми мерами старается повредить человеку в деле спасения его души. Воспользуемся же, братие, как следует этими средствами для нашего собственного блага и счастья. Аминь.

Сейчас, братие, будет совершено нами благодарственное Господу Богу молебствие по случаю великой милости Благочестивейшего Государя Императора Александра Александровича к православному русскому духовенству, – милости, состоящей в том, что отныне державною волею установлен прямой и верный путь к обеспечению нашего духовенства по всей необъятной России средствами безбедного его существования. До сих пор, как известно, наше духовенство, за немногими исключениями, жило одними только добровольными приношениями, получаемыми им с своих прихожан. Теперь же оно, благодаря мудрым и неусыпным заботам верховного покровителя и защитника Православной Церкви, получает в облегчение своего, иногда слишком тяжёлого в материальном отношении, положения постоянное пособие со стороны государства. Государю Императору благоугодно было восстановить тот порядок, какой установлен был покойным Императором Николаем Павловичем и действовал с 1842 по 1860 год, т. е. постепенного отпуска из казны в распоряжение Святейшего Синода известной суммы, до тех пор, пока будет назначено содержание духовенству во всех епархиях России. На всеподданнейшем отчёте обер-прокурора Св. Синода по ведомству православного исповедания Его Императорскому Величеству благоугодно было собственноручно начертать: «В высшей степени желательно восстановить этот порядок». На письменном же выражении благодарственных чувств Святейшего Синода по этому случаю Его Императорское Величество в 26 день минувшего февраля, благоволил начертать следующие знаменательные слова, которые останутся незабвенными в умах и сердцах духовенства в роды родов: «Сердечно благодарю Св. Синод за выраженные чувства. Буду вполне рад, когда Мне удастся обеспечить всё сельское духовенство». Такова милость Государя Императора по отношению к духовенству. Пользуясь этим случаем, я хочу предложить вам, братие, в настоящий раз с церковной кафедры слово о значении православно-российского духовенства.

Прошло уже более девятисот лет с тех пор, как русский народ принял христианскую веру и получил возможность иметь своих духовных пастырей. Много поколений возникло за этот период времени, много сошло уже в могилу. Я не буду, конечно, подробно и долго останавливаться здесь на отдельных личностях этого периода, а скажу лишь вообще о деятельности и заслугах русского духовенства для нашего отечества. И, прежде всего, предложу вопрос: какая главнейшая обязанность возлагается на пастыря Церкви? Это именно, как об этом безошибочно можно утверждать, – совершение таинств церковных. Не напрасно поэтому он называется «строителем таин Божиих», как об этом говорит св. апостол Павел в послании к коринфянам (1Кор.4:1).

Теперь посмотрим, сколько раз в жизни своей пользуется православный христианин влиянием и услугами духовного пастыря. Родится человек на свет – и вот является необходимость в пастыре церкви, сперва при наречении имени родившегося, а затем при совершении над ним таинств Св. крещения и миропомазания. Совершает человек христианский обряд говения, т. е. приступает к таинствам церковным покаяния и причащения, – опять является необходимым духовный пастырь, который предварительно разрешает его от содеянных им грехов и потом уже допускает ко св. Чаше причащения. Выбирает человек себе подругу жизни и намеревается вести правильную брачную жизнь, какая существует в христианстве, – опять главным действующим лицом в этом жизненном акте брачующихся является духовный пастырь, который благословляет и освящает их таинственный супружеский союз. Заболевает человек тяжко и опасно, – опять необходим пастырь церкви с своею благодатною помощью, исцеляющую немощи душевные и телесные, в таинстве елеосвящения или соборования. Наконец, умирает человек, – и опять является необходимым с своею помощью духовный пастырь, который разрешает его от грехов и благословляет переход его из здешней земной жизни в будущую загробную. Так, вся жизнь человека, со дня его рождения и до смерти, обставлена таинствами и благословениями св. Церкви, требующими непременного участия пастыря и служителя её.

Я отметил только главнейшие моменты в жизни человека, когда присутствие духовного пастыря является необходимым в силу христианского обряда и обычая, принятого и утверждённого нашею св. Церковью. Но сколько есть случаев в жизни человека, так сказать, второстепенных, когда помощь духовного пастыря является для него, если не столь необходимой, то, во всяком случае, полезною и благотворною. И нет, кажется, ни одного такого маловажного случая в жизни человека, когда бы помощь эта была совсем не нужна и не приносила бы ровно никакой пользы. Напротив, везде и всегда она бывает заметна и приносит свою долю пользы. Так, например, она проявляется в домашней или семейной жизни христианина и, притом, во всех обстоятельствах его жизни, как радостных, так и печальных. Предпринимает ли он какое-нибудь мало-мальски важное и трудное дело, направленное ко благу и счастью себя самого и своего ближнего, или же с успехом оканчивает его, отправляется ли в дальнее путешествие, или же благополучно возвращается из него; радуется ли какому-нибудь благодетельному событию в жизни, или печалится от какой-нибудь беды и несчастья, постигшего его, – во всех этих случаях, представляющихся в жизни христианина, мы видим присутствие духовного пастыря с его благословениями и молитвами о благосостоянии и спасении всего его дома. И, конечно, эта помощь духовного пастыря, оказываемая христианину, бывает велика и чрезвычайно благотворна по своим последствиям.

Далее, в собственно церковной деятельности духовных пастырей, ограничиваемой приходским храмом, на первом плане нужно поставить церковную проповедь, затем внебогослужебные собеседования с народом и общее всенародное пение, наконец, всякий духовный совет и вразумление со стороны пастыря прибегающему к нему простому человеку-христианину. Уже эти одни обязанности, возлагаемые на пастыря Церкви его званием, поставляют его в глазах всех христиан, принадлежащих к его приходу, на первое место, и доставляют ему в ряду других людей, приносящих пользу государству и обществу, также одно из первых мест. А если считать, что наши духовные нужды и потребности должны быть первыми и главнейшими их всех других и постоянно должны быть удовлетворяемы так или иначе в жизни, то можно себе представить всю важность в этом отношении пастырского служения людям! Но вместе с важностью открывается и трудность пастырского служения, – трудность, которая по мере продолжения его, всё увеличивается и увеличивается. Это, я думаю, испытал на себе каждый добросовестный пастырь, нелепостно и нелицемерно трудящийся для духовного блага своих пасомых. В этом отношении нужно отдать великую честь нашему духовенству, которое, несмотря на многочисленные труды по своей службе и на разные препятствия, встречающиеся на пути своей деятельности, продолжает делать своё дело, с Божьей помощью, неустанно и ревностно. И в некоторых случаях деятельность его по отношению к главнейшим своим обязанностям доходит до полного самоотвержения и героизма. Примеры такого рода были и есть, как в прежнее время, так и теперь. Слава Богу, наша русская земля не оскудела ещё истинными, духовными пастырями! Кто может поручиться и с уверенностью сказать нам, что это неправда? Никто, конечно! Напротив, с большею вероятностью можно предположить, что есть и всегда будут люди, выделяющиеся из рода обыкновенных по своей службе и деятельности. Нам, пожалуй, могут возразить на это, что мы имеем в виду единичные исключительные случаи. Поспешим ответить, что мы не хотим здесь перечислять всех знаменитых и прославившихся в своё время духовных пастырей. Да это и невозможно было бы сделать помимо нашей воли. По отношению же к настоящему времени нам нужно принять во внимание то обстоятельство, что истинное благочестие и смирение боится света и не любит прежде времени выставлять свои дела открыто и напоказ другим.

Из сказанного уже нами ясно открывается всё величие заслуг для русского народа духовных пастырей и служителей Церкви и, вместе с тем, всё громадное значение их, остающееся за ними до сих пор, несмотря на возникшие в последнее время попытки некоторых недобрых русских людей сломить и разрушить его окончательно. Что касается того, что мы постоянно слышим на словах и видим на самом деле нападки на наше духовенство за его деятельность по совершению богослужения и таинств церковных или по требоисправлению со стороны злых и недоброжелательных людей, то это легко объясняется душевным состоянием последних: неверие ослепило их умственные и сердечные очи, а отпадение от Церкви окончательно убило в них всякое стремление к духовной жизни.

Деятельность пастырей Церкви по совершению богослужения и таинств церковных или по требоисправлению всегда считалась и считается одною из ближайших и главнейших их обязанностей, возлагаемых на них их званием и положением в обществе. Но не здесь оканчивается предел деятельности, а вместе с тем и значения наших пастырей. За ними считается ещё одно, весьма важное право и преимущество в деле духовного, как умственного, так и нравственного, просвещения русского народа, идущее издревле от самых первых времён государства русского. В продолжение всей нашей истории заметно обнаружилось живое и деятельное участие их в этом великом и благодетельном для всего русского народа деле. Но в последнее время эта деятельность, как известно, чрезвычайно расширилась: пастырям Церкви предоставлено право и преимущество, которого они, можно сказать, почти не имели в прежнее время. Мы разумеем участие их в церковно-приходских школах в качестве законоучителей, по высочайшему закону, данному 13 июля 1884 года. Незабвенны по этому поводу слова, начертанные высочайшею рукою²⁵ на докладной записке по этому делу: «Надеюсь, что приходское духовенство окажется достойным своего высокого призвания в этом важном деле». Оправдались эти слова монарха нашего, оправдались, если не во всей широте, как следовало бы, то в некоторой степени, можно сказать, всё-таки оправдались. Кто не знает, с каким усердием и ревностью взялось наше духовенство за это дело, дело духовного учительства и просвещения русского народа, дело, столь ему любезное и столь подходящее и свойственное принятому им на себя высокому званию духовных вождей и просветителей народа? Да и теперь разве нет таких тружеников – пастырей Церкви, которые бескорыстно и неленостно трудились бы над введением и распространением просвещения в тёмные массы своих прихожан то безвозмездным преподаванием в церковно-приходских школах при самой бедной внешней их обстановке, то неустанным проповеданием с церковной кафедры, как во время богослужения, так и вне его, то введением в своей приходской церкви общего всенародного пения, и т. п.? К счастью, есть и очень много! Нужно только благодарить Бога за то, что и в наше, скудное духом веры и благочестия, время являются ещё люди великие духом и силою для нашего назидания и подкрепления.

Кроме участия пастырей Церкви в церковно-приходских школах в качестве законоучителей, сколько ещё пастырей Церкви трудилось и трудится до сих пор на том же святом и многотрудном поприще духовного учительства в разных духовных и светских учебных заведениях! Но у нас не хватило бы ни времени, ни сил, если бы мы захотели обозреть и перечислить за девятивековой период имена и деяния знаменитых законоучителей, ревностно потрудившихся в нашем отечестве над духовным просвещением русского народа.

Относительно этой последней деятельности нашего духовенства, касающейся просвещения русского народа, ничего, кажется, не должны и не могли бы возразить люди, не доброжелающие ему, так как эта деятельность очевидна для всякого, имеющего очи видеть. Но, несмотря на такое очевидное значение нашего духовенства в деле духовного просвещения русского народа, нашлись в настоящее время, к величайшему прискорбию, люди, которые умаляют это, принадлежащее ему, значение и упрекают его в каком-то невежестве и отсталости перед другими людьми. Нетрудно, конечно, догадаться по понятиям и жизни современных людей, в чём заключается это невежество и эта отсталость и, наоборот, в чём состоит просвещение и прогресс, потому что эти понятия и жизнь ныне так изменились и извратились в духовном смысле, что легко и совершенно безошибочно можно бывает принять первое за последнее. Там, где мы ныне видим в жизни современных людей просвещение и прогресс, на самом деле невежество и отсталость, и наоборот, где невежество и отсталость (по их мнению) – там истинное просвещение и прогресс.

В самом деле, разве можно назвать просвещением и прогрессом то печальное явление в жизни современных людей, когда во имя ложного разума отвергаются ими все непостижимые истины и догматы христианства, совершаются нападки на Православную Церковь со всеми её благодатными уставами и заповедями? И разве в этом состоит невежество и отсталость наших духовных пастырей, когда они, как и вообще все православные христиане, не принимают мнений и обычаев злого и развращённого мира и остерегаются идти таким погибельным путём вслед за современным течением, а держатся своего, веками установленного и завещанного их предками, направления, когда они всячески порицают этот путь и людей, идущих по нему, и в то же время стараются действовать на умы и сердца других увлекающихся и неопытных христиан, чтобы они остановились в своём заблуждении и не следовали этим чуждым и погибельным для них путём, а шли своим верным и истинным? Нет и нет! Можно судить после этого о справедливости упрёков, делаемых нашему духовенству в этом отношении. Нужно желать только, чтобы оно подольше оставалось в этом мнимом и ложном невежестве и отсталости, на самом же деле в действительном и истинном просвещении и прогрессе…

Кроме участия пастырей Церкви в великом и важном деле просвещения русского народа, за которое они пользовались всегда почётным названием передового сословия в России, им принадлежит также не менее важное участие в событиях государственной и общественной жизни русского народа. Здесь это участие также проходит чрез всю нашу историю. Во всех событиях нашего отечества, как радостных, так и печальных, духовные пастыри являлись действительно передовыми людьми, т. е. первыми приходили на помощь русскому народу и приносили всегда соответственную пользу, как в деле духовного его спасения, так и в деле земного его благополучия и благоденствия. Не будем говорить об отдалённых от нас временах, а упомянем лишь о ближайших к нам, например, о знаменательной эпохе начала XVII и XIX столетия, когда духовенство русское совершило беспримерные в летописях России подвиги на защиту и освобождение своего отечества от иноземного владычества врагов. Немалую пользу, как духовную, так и вещественную, принесло оно и в последнем достопамятном событии, совершившемся на наших глазах семнадцать лет тому назад, когда Россия предприняла освобождение христиан из-под ига неверных и вследствие этого была вовлечена в войну с Турцией. Так, наше духовенство оказалось в этих случаях на высоте своего призвания и было, поистине, передовым сословием, служившим для всех других примером и образцом.

Упомянув о нападках на наше духовенство, я хочу отметить здесь один отрадный факт из жизни современных христиан по отношению к пастырям и служителям Церкви. Несмотря на насмешки и глумления всякого рода, причиняемые пастырям Церкви и идущие от известной части нашего общества, отшатнувшейся совсем от господствующей Православной Церкви и её обычаев, с другой стороны, именно со стороны верующих и горячо преданных членов Церкви мы видим постоянное желание и стремление выдвинуть своего пастыря вперёд из среды других людей, для того, чтобы отдать ему должную дань любви и благодарности за его труды и заслуги для русского общества. Мы разумеем особенно распространившееся в последнее время чествование духовных пастырей по случаю юбилеев их пастырского служения и поднесение им разных наград в виде крестов, икон и т. п. Отрадное явление! Что показывает оно нам? Оно ясно и убедительно показывает, что деятельность духовных пастырей чрезвычайно необходима и плодотворна для их пасомых и потому должна быть всегда высоко ценима и дорого вознаграждаема.

Скажем, наконец, ещё об одном, последнем и самом важном значении нашего духовенства, которое оно имело как прежде, так и теперь имеет, и которое, надеемся, всегда будет иметь на будущее время. Здесь мы коснёмся только чёрного, или монашествующего, духовенства и, притом, лиц, высших из него. Именно, мы будем говорить об епископстве или архиерействе. Какое же значение, спросим, имеют для нас архиереи? Велики и сложны обязанности архиерейские. Кроме забот и трудов по управлению паствой и непосредственного руководства своих пасомых к вечному спасению, на них лежит ещё важная обязанность в деле церковной иерархии или священноначалия, именно им принадлежит совершение таинства священства или посвящение в духовный сан диакона и священника подведомых им в церковном отношении людей. А чрез священников, как ранее сказано было, мы получаем непосредственное освящение и благословение всей нашей жизни. Таким образом, архиереи чрез посредство священников и других низших служителей Церкви имеют громадное духовно-нравственное значение для всей России. Чрез них как бы освящается вся русская земля. И если бы когда-нибудь у нас прекратилось преемство истинных архиереев, ведущих своё начало от Самого Христа и его первых последователей – апостолов, то не было бы у нас и Церкви, а вместе с нею и надежды на вечное спасение: ибо, по словам св. Киприана, «кто с епископом, тот в Церкви, а кто не с епископом, тот и не Церковью» (Epist. LXXIII). Таково значение для нас епископов и вообще архиереев.

Я показал вам, братие, насколько мог, всё значение нашего духовенства. Это значение, поистине, велико и благотворно. Из всего этого справедливо следует вывести то заключение, что как много обязан русский народ своему духовенству. Благодаря ему он, можно сказать, возрос, окреп и возвеличился в церковном и государственном отношениях. Без него он, пожалуй, погиб бы в духовном и телесном смысле. Погибнуть духовно без пастырей и служителей Церкви, это понятно, потому что, как мы уже сказали, нельзя быть истинным христианином, не приступая и не пользуясь церковными таинствами, которые может совершать один только духовный пастырь. Погибель же духовная неминуемо ведёт за собою и погибель телесную, как это показывают многочисленные опыты и примеры из жизни прошлой и современной. Поэтому мы должны быть чрезвычайно благодарны за всё то, что сделало и делает для нас духовенство, должны не только молиться о нём и заботиться о его телесных нуждах, необходимых в этой земной жизни и, притом, часто необеспеченных, но и любить его, уважать и благоговеть перед ним как носителем и раздаятелем благодати и благословения Божия людям. Что такое духовенство? Это – громогласная труба, возвещающая и созывающая всех людей в царствие Божие; это – спасительный маяк, указывающий и приводящий всех плавающих по житейскому бурному морю в тихую безбедную пристань! Дорожите же, православные христиане, дарованным и поставленным вам от Бога духовенством. В этом заключается ваше личное счастье, духовное и телесное, ваше истинное благо, к которому призваны вы как христиане, именно ваше вечное спасение. Что же касается тех попыток злых людей, которые имеют в виду очернить и всячески умалить значение нашего духовенства, то о них не стоит слишком много думать и тревожиться. Все они, конечно, ни к чему иному не приведут, как только к большей оценке его деятельности и к большему распространению его славы среди всего православного мира.

Говоря о деятельности и заслугах русского духовенства вообще, могу ли я в настоящее время сказать что-либо подобное о самом себе в частности? Или могу ли я надеяться на это когда-нибудь в будущем? Нет, братие, я должен откровенно сказать вам, что нет у меня каких-либо особенных сил и дарований, необходимых для достойного прохождения столь высокого и трудного служения людям, как пастырское. Чем я могу похвалиться в настоящее время? Ничем иным, как только немощами своими, душевными и телесными. Сладце убо похвалюся, скажу словами апостола Павла, – паче в немощех моих (2Кор.12:9). Но, сознавая всю свою слабость и ничтожность в этом отношении, я верю, твёрдо верю в Божественную благодать Всесвятого Духа, «немощная врачующую и оскудевающая восполняющую», полученную мною при посвящении в сан иерейский, и, при помощи её, надеюсь исполнять свои обязанности достойно и праведно. Братия моя о Господе! Прошу и умоляю вас: вознесите о мне, грешном и недостойном служителе Церкви, вашу усердную молитву Господу Богу, чтобы Он помог мне свято исполнить мой пастырский долг, возложенный на меня самим званием; чтобы я мог с пользою потрудиться для спасения своего и вашего и чтобы, по окончании своего земного поприща, мог удостоиться на последнем и страшном суде Христове сказать перед Господом Богом, нелицеприятным Судиёй и Мздовоздаятелем: «Се аз и дети, яже ми дал еси, Боже». О, да будет же это так по молитвам вашим и, в особенности, по молитвам Пресвятой Богородицы и святых Первоверховных апостолов Петра и Павла как покровителей того святого храма, к служению в котором я призван Высшею Волею! Аминь.

«Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася» (3-й член Символа Веры).

Так читается третий член Символа Веры, содержимого нашею св. Православною Церковью. О чём же говорится в этом члене? В нём говорится о тайне воплощения и вочеловечения Сына Божия, – той тайне, проповедь о которой представляет нам нынешний праздник Благовещения Пресвятой Богородицы…

Когда пришло время, определённое в совете Божием, тогда совершилась эта великая тайна воплощения и вочеловечения Сына Божия. «Велия есть благочестия тайна, – говорит св. апостол Павел, – Бог явися во плоти» (1Тим.3:16). Что это значит? Слово воплощение означает, что Сын Божий благоволил принять на Себя человеческую плоть со всеми её немощами, кроме греха. Выражение это взято из Евангелия от Иоанна, в котором сказано: «И Слово стало плотию» (Ин.1:14). Слово вочеловечение означает, что Господь принял не только тело, но и душу человеческую, и сделался совершенным человеком, не переставая в то же время быть Богом. Св. апостол Павел говорит об этом так: «Един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус, предавший Себя для искупления всех» (1Тим.2:5–6).

Об обстоятельствах, предваряющих и сопровождающих воплощение и вочеловечение Сына Божия, нам известно из Свящ. Писания и Свящ. Предания следующее. Когда пришло время явиться Искупителю мира, Господь избрал для служения великой тайне воплощения и вочеловечения Сына Своего Пресвятую Деву Марию и особенными путями Своего промысла предочистил и приготовил Её для предназначенного Ей великого служения. Она была из потомства Давидова, дочь праведных Иоакима и Анны, дарованная им по молитве в глубокой старости, получила воспитание при Храме и, желая служить единому Богу, дала обет постоянного девства. По окончании воспитания, по внушению свыше, Она была обручена старцу Иосифу, под условием сохранения её священного обета, и жила в доме его в городе Назарете. Один из предстоящих престолу Божию архангелов, по имени Гавриил, приняв повеление от Бога, явился к ней и возвестил Ей о рождении от Неё Господа Спасителя. Пресвятая Дева в беседе с ним обнаружила дивные сокровища своей души, как то: рассудительность, смирение, девственную чистоту помыслов, веру и преданность воле Божией. Между прочим, Она спросила архангела: «Как будет это, когда я мужа не знаю?» В ответ на это он сказал Ей: «Дух Святый найдёт на Тебя и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречётся Сыном Божиим» (Лк.1:34–35). По истечении девяти месяцев после Благовещения архангелом Пресвятой Деве о чудесном зачатии и рождении от Неё Сына Божия, последний действительно благоволил родиться от Неё, согласно пророчеству Михея, в иудейском городе Вифлееме²⁶, и явить на земле в естестве человеческом для того, чтобы избавить человека от тех бедствий, каким подвергся он вследствие падения прародителя своего, и возвратить ему блаженное единение с Богом.

Таково учение св. Церкви о тайне воплощения и вочеловечения для нашего спасения Сына Божия. Когда же, спросим, началось это спасение? Оно началось именно ныне, в день Благовещения Архангелом Гавриилом Пресвятой Деве Марии о чудесном зачатии и рождении от Неё Сына Божия. Днесь спасения нашего главизна, – поёт св. Церковь в нынешнем праздничном тропаре, – и еже от века таинства явление, Сын Божий, Сын Девы бывает, и Гавриил благодать благовествует. Можем ли мы, братие, сказать теперь про самих себя, что воспользовались в своей жизни призывом к этому спасению? О, если бы могли сказать это с дерзновением и верою! Правда, для многих из нас нынешний день служит очевидным признаком начала нашего спасения. Многие из нас ныне сподобились, по милости Божией, таинственно и преискренне соединиться с Самим Господом в таинстве св. Причащения. Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь, – сказал Божественный Учредитель этого таинства, – во Мне пребывает, и Аз в нем. ядый мою плоть, и пияй Мою кровь, имать живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день (Ин.6:54, 56). Но когда это, братие, бывает? Только тогда, когда человек, приступающий к таинству св. Причащения, испытает, как должно, пред Богом свою совесть и очистит её искренним чистосердечным раскаянием во грехах своих с твёрдою решимостью не делать их вперёд. В противном случае, он не с пользою, а со вредом для себя причащается. Да искушает же человек себе, – скажем словами апостола Павла, – и тако от хлеба да яст и от чаши да пиет. ядый бо и пияй недостойн, суд себе яст и пиет, не рассуждая тела Господня (1Кор.11:28–29)! Да поможет нам всем Господь быть достойными причастниками Его Божественного тела и крови с тем, чтобы они были не только началом спасения нашего в этой жизни, но и залогом вечного спасения в будущей! Аминь.

Что сказать мне здесь, ввиду этого гроба, в настоящие торжественно печальные минуты, переживаемые св. Церковью?..

При виде всякого гроба мысль наша невольно останавливается на всеобщем и неизбежном уделе каждого из нас – смерти, тления и разрушения нашего телесного естества, по приговору Божию, вследствие грехопадения наших прародителей. Недолго обыкновенно остаётся открытым гроб на земле, содержащий в себе останки кого-либо из нас: день-два, много три-четыре, а затем скрывается в землю и подвергается всеобщему закону тления и разрушения до будущего всеобщего воскресения из мёртвых. Исключений из этого порядка жизни человеческой немного представляет нам история. Не таков, братие, гроб, который мы видим сейчас пред собой. Он, хотя и сокрылся от нас некогда в землю, но ненадолго; он не подлежал в ней тлению и разрушению, подобно многим другим, видимым нами, гробам мертвецов. Из него воссиял, как известно, светлый луч воскресения на третий день после смерти Божественного Мертвеца и погребения Его в недрах земли. Пророк Давид, «провидя» издалека, «сказал» именно «о воскресении Христа» Спасителя, как объясняет это св. апостол Пётр, «что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления» (Пс.15:10; Деян.2:31). Потому-то гроб Христов и называется живоносным. Яко живоносец яко рая краснейший, – поёт св. Церковь, – воистину и чертога всякого царского показася светлейший, Христе, гроб Твой, источник нашего воскресения (пасх. стих.). И если тот же апостол «позволил» себе «сказать с дерзновением о праотце Давиде, что он и умер и погребён, и гроб его у нас до сего дня» (Деян.2:29); то в особенности это можно сказать о предлежащем пред нами гробе Христа Спасителя нашего, Которого мы, несколько раз уже обнося вокруг храма, как бы снова погребали в землю, и Которого, вероятно, ещё много раз придётся погребать нам там же. Но, несмотря на это, гроб Христов всегда, можно сказать, находится с нами, всегда мы можем пользоваться плодами искупительных страданий и смерти нашего Спасителя, всегда можем поучаться Его всемирной проповеди со креста и из гроба. Поистине, как говорит св. ап. Павел, «Христос, воскресши из мёртвых, уже не умирает; смерть уже не имеет над Ним власти» (Рим.6:9).

Братие! Пред нами гроб Христа Спасителя. О чём же, прежде всего, вещает нам этот гроб? Он вещает нам о том же, о чём постоянно вещал при жизни Своей находящийся ныне во гробе Христос Спаситель наш. Он вещает нам о нашем будущем воскресении из мёртвых, которого мы, по словам Символа нашей Веры, чаем или ожидаем. Ядый мою плость, и пияй мою кровь, – сказал некогда Сам Господь наш, – имать живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день (Ин.6:54). Аминь аминь глаголю вам, яко грядет час, и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия, и услышавшие оживут (Ин.5:25). Правда, это случится уже после того, как мы умрём и, чрез погребение в земле, подвергнемся тлению и разрушению. Но каковы эти смерть и тление, по учению слова Божия? Только временные до пришествия на землю Христа Спасителя в качестве Судии и Мздовоздаятеля. «Сеется», т. е. в землю погребается, «в тлении», говорит св. апостол Павел, «восстаёт в нетлении. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечётся в нетление, и смертное сие облечётся в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою» (Ис.25:8; 1Кор.15:42, 53–54). Таков, братие, тот урок, которому научает всех нас предлежащий гроб Христов! Примем же близко к сердцу этот урок и постараемся оправдать его в своей жизни, чтобы быть нам достойными бессмертия в будущей жизни, бессмертия не в смысле осуждения и вечных мук, а в смысле помилования и вечно блаженной жизни.

О чём ещё вещает нам этот гроб Христов? Он вещает нам о последнем и всеобщем суде Христове, имеющем быть после кончины века и после воскресения мёртвых, когда Он приидет в славе Своей, и вси святии Ангели с Ним (Мф.25:31). Да, братие, гроб Христов есть не только постоянный и неумолчный проповедник воскресения Его и нашего из мёртвых, но и последнего суда Его над нами! Вспомним здесь, чему и как учил Иисус Христос во время Своей жизни на земле. «Отец не судит никого, – так говорил Христос неверующим в Него иудеям, – но всякий суд отдал Сыну» (Ин.5:22). Он «дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын человеческий» (Ин.5:27). Нам известен, каков будет этот последний и всеобщий суд Христов. Он будет праведным, как об этом учит Сам Христос: «Я ничего не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу; и суд Мой праведен: ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин.5:30).

За что же Христос будет судить людей? За то, что они не уверовали и отвергли Его как истинного благодетеля и друга человечества и предали Его позорной смерти – распятию на кресте, как какого-либо злодея и преступника. За кого, скажите, Христос пострадал и умер на кресте? Он пострадал и умер за всех нас. «Христос за всех умер, – говорит св. апостол Павел, – чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего» (2Кор.5:15). И притом как умер? «Умер за нас, когда мы были ещё грешниками; когда ещё мы были немощны, в определённое время умер за нечестивых» (Рим.5:6, 8). Такова-то, братие, смерть Христова, смерть Сына Божия, чрез которую «мы, будучи врагами, примирились с Богом» (Рим.5:10), с Отцом небесным. Некоторые из нас, может быть, скажут при этом: правда, ведь такая участь, т. е. суд Божий постигнет только людей неверующих, людей ожесточённых и развращённых в уме и сердце; мы же, как христиане, не принадлежим к числу таких людей. Но, братие, можно ли с уверенностью сказать кому-либо из нас, что у него нет грехов и преступлений в отношении к Господу Богу? Нет, конечно! По учению слова Божия, «нет такого человека, который жил бы и не согрешил, даже если бы и один день жизни его был на земле» (Иов.14:4). «Все мы много согрешаем», – говорит св. апостол Иаков (Иак.3:2). Если же так, то можно себе представить всю вину нашу в отношении к Господу, пострадавшему и умершему за нас. В самом деле, что такое грехи, которые мы творим ежеминутно в своей жизни? Это – нарушение нравственного закона, вложенного в нас Самим Богом, это – противление Богу, это – вражда на Бога. Значит, когда мы грешим, когда не исполняем воли Божией, выраженной в Евангелии относительно нашего же спасения, то этим самым как бы вторично распинаем в своей жизни Сына Божия. Ведь он, Сын Божий, пострадал и умер за грехи не одного какого-то народа, а за грехи всех людей на свете. А затем, когда мы любим этот мир, который, по слову апостола, «весь во зле лежит» (1Ин.5:19), тогда становимся на сторону его, а не Бога, Которого, таким образом, мало-помалу забываем и оставляем без внимания. Между тем, как слово Божие учит нас: «не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире, похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1Ин.2:15–16). Да, братие, тот только и может назваться истинно любящим Бога, кто не любит мира сего, злого и развращённого!..

Итак, у гроба Христа Спасителя нашего не место только размышлению и поучению, а и место плачу и покаянию нашему о наших грехах и беззакониях, которыми мы прогневляем Господа Бога и навлекаем на себя суд Его праведный. Воскресни же, Боже, воскресни, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех! Аминь.

Блажени не видевшии, и веровавше (Ин.20:29).

Неверие апостола Фомы, о котором мы слышали в ныне чтённом Евангелии, было вовсе не то грубое неверие, которое мы видим в настоящее время. Ныне многие из учёных верят только в то, что видят и осязают, что утверждается на несомненном свидетельстве внешнего опыта, и отрицают всё, непостижимое для разума и естественных сил человека. Неверие апостола Фомы скорее можно назвать недоверием, происшедшим от недоумения, а недоумение произошло, конечно, от необычайности события. Вследствие этой-то необычайности события Воскресения Христова, которая так поразила апостола Фому, он и сказал, когда другие ученики объявили ему о видении Господа: «Пока не увижу Его своими собственными глазами и не осяжу Его ран собственными руками, не поверю». Вера апостолов и ближайших учеников Иисуса Христа утверждалась на несомненном свидетельстве внешнего опыта. Св. апостол и евангелист Иоанн Богослов пишет в своём соборном послании следующее: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни (ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам), о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами…» (1Ин.1:2–3). Сами апостолы называют себя самовидцами и свидетелями Воскресения Христова. Проповедуя об Иисусе Христе, о том, что Бог воскресил Его из мёртвых, они обыкновенно прибавляли, что все они этому событию свидетели (Деян.2:32, 3:15). Поэтому, при избрании в число двенадцати апостолов, из лика которых отпал Иуда, ап. Пётр в собрании многочисленного народа сказал: «Надобно, чтобы один из тех, которые находились с нами во всё время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус, начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознёсся от нас, был вместе с нами свидетель воскресения Его» (Деян.1:21–22).

К кому же относятся теперь слова Иисуса Христа: блажени не видевшии, и веровавше? Эти слова относятся, без сомнения, к нам – потомкам. Мы теперь, конечно, уже не можем видеть Господа чувственными очами и осязать Его руками, ибо Он теперь находится в полной славе на небесах, «седя одесную Бога» Отца (Кол.3:1). Тем не менее, и в настоящее время мы можем веровать всем сердцем в Божественность Иисуса Христа и убеждаться в истине Его воскресения. Только наше убеждение и наша вера должны быть внутренние, духовные. Для этого нужно нам как можно чаще просветлять и напрягать своё умственное око и очищать своё сердце от всякой греховной заразы, – и Господь, конечно, не замедлит прийти к нам тогда, и мы увидим и уверуем в Него, как Он и Сам сказал: «Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним» (Откр.3:20). Какие же, спросим, существуют у нас доказательства Божественности Иисуса Христа для того, чтобы мы могли право и спасительно веровать в Него? Эти доказательства суть следующие.

Первое доказательство, это – именно свидетельства о Нём апостолов, свидетельства верные и истинные как основывающиеся на несомненном удостоверении внешнего опыта. Второе доказательство, это – учение Самого Иисуса Христа. Возьмите в добрую минуту Евангелие, перекреститесь и, отрешившись от земной суеты, с благоговением и в простоте сердца прочтите это дивное, вместе с тем, простое и доступное сердцу каждого истинно верующего учение нашего Господа. Прочитав его, вы с полным внутренним убеждением скажете то же самое, что сказали некогда служители архиерейские, которым приказано было схватить и привести Иисуса и которые на вопрос: «Для чего вы не привели Его», сказали: «Никогда человек не говорил так, как этот человек» (Ин.7:45–46). Доказательством Божественности Иисуса Христа, заключающимся в Евангелии, могут служить в особенности Его чудеса, бесчисленные и великие чудеса, совершаемые Им во всё время служения спасению людей. Так, Он исцелял неизлечимые болезни, воскрешал мёртвых, изгонял нечистых духов и т. п. Наконец, есть ещё доказательство Божественности Христа, следовательно и веры в Него, веры разумной и непоколебимой, это – именно неисповедимые Пути промысла Божия в жизни человека на земле. Эти пути Промысла Божия, направляющего всё к благим целям, человек может видеть во всех обстоятельствах своей жизни. Часто приходится ему терпеть разные бедствия в жизни, но обыкновенно только впоследствии, по миновании их, он убеждается в несомненной пользе от таких бедствий, посылаемых на него свыше для его же собственного вразумления и исправления. Так, братие, мы повсюду окружены очевиднейшими для умственных, но незримыми для чувственных очей доказательствами Божественности Иисуса Христа и истинности Его воскресения. Блажени же из нас не видевшии, и веровавше, подобно апостолам, современникам и очевидцам Христовым во время Его земной жизни и деятельности. Аминь.

В настоящие светло-радостные торжественные минуты пасхального богослужения не могу воздержаться от того, чтобы не сказать несколько слов в поучение и назидание ваше. Мы закончили, братие, круг пасхального празднования, продолжающийся в Православной церкви целых сорок дней. В последний раз мы слышали ныне это чудное восхитительное пение: Христос воскресе, неумолчно раздававшееся во всё это время в храмах и домах, – в последний раз, говорим, потому что неизвестно: доживём ли мы до будущего года и придётся ли нам снова услыхать это радостное пение. И всякий раз, как мы проводим этот праздник, невольно западает в нашу душу какая-то грусть и тоска. Словно мы лишаемся и расстаёмся с чем-то родным, близким и дорогим нашему сердцу. Да и как же, в самом деле, не печалиться нам от того, что проходит ныне, так долго продолжавшийся, наш праздник? Ведь Пасха Христова есть величайший христианский праздник. Она есть, по выражению церковной песни, «праздников праздник и торжество торжеств». Мы живо помним, как, бывало, ещё в раннее детство трепетали наши сердца от радости при одной только мысли о встрече приближающегося этого светлого дня. И только впоследствии, после того как незаметно с течением времени нашей возмужалости набирается в ум наш всякого рода сомнений, в сердце – страстей, в жизнь – порочных навыков, только впоследствии мы растериваем на путях своей жизни эти благодатные и, поистине, святые впечатления невинного детства. Точно так же, как встречали, мы обыкновенно и проводили этот праздник. На какие же мысли наводит нас нынешний день, этот своего рода праздник? Неужели смысл нынешнего праздника отдания Пасхи состоит в том, что мы должны как бы отдать кому-либо или отпустить от себя куда-либо Воскресшего Христа, составляющего душу нашего праздника? Нет, братие! Так думать безумно было бы с нашей стороны. Правда, завтра мы услышим о Вознесении Христа Спасителя на небо; но это не значит ещё, чтобы мы лишились Его навсегда. Се аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.28:20), сказал Он Сам. Итак, мы всегда можем пребывать со Христом Спасителем, несмотря на то, что Он «сидит» теперь «одесную Бога» Отца на небе (Кол.3:1). А между тем, если повнимательнее присмотреться к окружающей нас жизни, то мы увидим поистине прискорбное явление. Не успеем мы отпраздновать какой-либо праздник в церкви и провести день, посвящённый ему, надлежащим образом дома, – как уже забываем Христа и, нередко случается, промениваем Его на различные удовольствия и блага мира сего. Мы бросаемся в этот мир, «во зле лежащий», и всецело погружаемся в нём, как в каком-либо омуте. И опять начинается у нас всё та же будничная жизнь, наполненная всякого рода несправедливостями; опять мы начинаем по старому грешить; опять у нас появляются злоба, ненависть, вражда по отношению к ближним; опять мы начинаем собирать себе, по слову Св. Писания, а не в Бога богатеть (Лк.12:21). Где же тут, скажите, место Воскресшему из мёртвых Христу Спасителю нашему? Едва ли найдётся оно у кого-либо из нас при подобном образе жизни. Нет, братие! «Как Христос, воскресши из мёртвых, уже не умирает», по слову апостола, «смерть уже не имеет над Ним власти» (Рим.6:9): так точно в наших умах и сердцах постоянно, в продолжение всей нашей жизни, должен пребывать не кто-либо иной, а именно Христос – наша жизнь и сила, наш свет и мир, наша радость и счастье. Помните же, братие, твёрдо и никогда не забывайте, что только со Христом наше спасение, телесное и душевное, временное и вечное. Без Христа же наша погибель, как телесная и душевная, так временная и вечная. «О Пасха велия, и священнейшая Христе, о мудросте, и Слове Божий, и Сило! подавай нам истее Тебе причащатися в невеченем дни царствия Твоего». Аминь!

Величаем Тя, Живодавче Христе, и почитаем еже на небеси с пречистою Твоею плотию божественное вознесение.

(велич. праздн.).

Так величает св. Церковь Христа в день празднования Его преславного и спасительного вознесения. Остановим здесь своё внимание, благочестивые слушатели, на внутреннем глубочайшем смысле и значении этого празднования. Вознесение Господне имеет великое значение в деле нашего спасения. В этом событии мы видим прославление Господом в Самом Себе нашей человеческой природы и вознесение её превыше всего на свете, превыше даже херувимов и серафимов. После того как Христос «вознёсся на небо и воссел одесную Бога» Отца (Мк.16:19), Он, по словам св. апостола Павла, «восшёл превыше всех небес» (Еф.4:10). Бог Отец, «посадив» Сына Своего Христа «одесную Себя на небесах, превыше всякого начальства, и власти, и силы, и господства, и всякого имени, именуемого не только в сём веке, но и в будущем, всё покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть тело Его, полнота Наполняющего всё во всём» (Еф.1:20–23). Как вознесение на небо, так и сидение одесную Бога Отца должно разуметь, конечно, о человечестве, а не о божестве Иисуса Христа, потому что по божеству Он всегда пребывал и пребывает на небе и царствует со Отцем и Святым Духом в бесконечные веки веков. Когда же Христос вознёсся во славе с пречистою плотию Своею на небо, тогда Он, как бы вновь, не только по божеству, но и по человечеству, воцарился и восприял власть на небе и земле и весь ангельский мир покорился Ему. «Иисус Христос, – говорит св. апостол Пётр в одном из своих посланий, – восшедши на небо, пребывает одесную Бога, и Ему покорились ангелы и власти и силы» (1Пет.3:22). А св. апостол Павел в первом послании к Тимофею пишет: «Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя ангелам, проповедал в народах, принят верою в мире, вознёсся во славе» (1Тим.3:16). Так, поистине, в событии Вознесения Господня открылось всё царственное величие нашего Христа Спасителя и Он явил себя всем, как Сын Божий, избавитель мира (троп. празд.).

Какое же, спросим, благо даровано нам, как христианам, в том именно событии, что Христос с пречистою Своею плотию вознёсся от земли на небо? О, весьма великое! Доходило ли когда-либо человеческое естество до столь значительной высоты, до какой оно дошло теперь в лице Иисуса Христа, Который обожил его и превознёс выше всего на свете? Нет, конечно! Правда, бывали и ранее случаи восхождения на небо людей с плотью своею: таково, например, восхождение ветхозаветных праотца Эноха и пророка Илии, которые за свою праведную жизнь живыми взяты были Господом прямо от земли на небо; таково же, как известно, будет восхождение и всех людей, которых застигнет при жизни будущее второе и славное пришествие Христово и которые, по слову апостола, восхищени будут на облацех в сретение Господне на воздусе (1Фес.4:17). Но ведь все эти случаи вознесения людей на небо, кроме их необычайной редкости, произошли и произойдут не по собственной воле и силе их, а по воле и силе иной, высшей, творческой. Только Иисус, прославленный и превознесённый Богом, проложил путь на небо другим людям, всем земнородным, живущим в этом мире, и по вознесении Своём и сидении одесную Бога Отца стал, как говорит апостол, Предтечею (Евр.6:20) всех верующих в Него. Вспомним здесь, куда сходили после смерти своей и где пребывали души всех ветхозаветных, а отчасти также и новозаветных, праведников, до Воскресения Христа Спасителя и Вознесения Его на небо. Они пребывали не на небе, не в обителях райских, а в преисподней, в аду. Только Христос Спаситель Своею Божественною силою и властью вывел их оттуда и поместил в соответственном их образу жизни и деяния месте. Так, напр., мы знаем, что из числа людей, подобных во всём нам, кроме, конечно, стремления и расположения ко греху (хотя грех, нужно заметить, и в них жил; но они всячески боролись с ним и доходили до совершенного бесстрастия), – из числа людей, говорим, превознесённых Богом за святую и добродетельную жизнь, Пресвятая Дева Мария и св. Иоанн Креститель удостоились такой высокой чести, что заняли первая по правую сторону Спасителя, а второй по левую, как они изображаются на наших иконах под названием Деисус. Если же Господь удостоил такой высокой чести плоть человеческую, то понятно, как мы должны относиться к ней в этой земной жизни, которая служит приготовлением и, так сказать, преддверием к другой, небесной. Что такое плоть и тело, с которым мы являемся в настоящий мир по рождении нашем и которое мы носим на себе в продолжение всей нашей жизни на земле до самой смерти? Это – внешняя оболочка, под которой скрывается нечто внутреннее, невидимое нами, так называемая душа, душа живая и бессмертная, созданная по образу и подобию Божию и вложенная в нас Самим Творцом при самом зачатии в нас жизни естественной; это, если можно так выразиться, футляр, внутри которого сохраняется столь драгоценное сокровище, какова душа человеческая, о которой, по слову Христа Спасителя, «радость бывает» на небе «у ангелов Божиих» (Лк.15:10). Как же, поэтому, нам не дорожить своим телом, которое является носителем такой великой святыни? И мы должны постоянно об этом думать и заботиться в продолжение всей нашей жизни. Особенно же располагает нас к этому нынешний праздник Вознесения Господня. Да, мы должны всегда думать о том, что цель нашей жизни не здесь – на земле, а там – на небе, куда вознёсся от нас Христос Спаситель и где сидит Он теперь одесную Бога Отца! Идеже есть сокровище ваше, ту и сердце ваше будет (Мф.6:21), сказал Сам Христос Спаситель. На небе, – вот где теперь наше сокровище, наша жизнь, наша радость, наше счастье! Туда же, туда должны быть обращены и наши мысленные взоры и сердца, подобно апостолам, которые долго смотрели на небо, после того как облако сокрыло от их взоров Божественного Учителя (Деян.1:10–11).

Но слишком мало и недостаточно, конечно, только думать или чувствовать. Нам нужно ещё, кроме того, и действовать. А как мы будем действовать, если не будем пользоваться своим телом, теми или другими членами его, служащими в то же время орудиями нашей души? Как именно пользоваться, – вот об этом-то мы и должны позаботиться теперь. Конечно, мы должны пользоваться своим телом не на погибель, а на спасение души. Это главное, что мы должны иметь в виду, живя здесь на земле и нося на себе это бренное тело. Бывает так, – и это очень часто, – что мы заботимся больше о своём теле, нежели о душе, и располагаем всю свою жизнь, как домашнюю, так и общественную, не к развитию в себе духовной жизни, свойственной нам, как христианам, а как раз наоборот, к развитию именно телесной и к притуплению духовной. Мы должны помнить в этом случае слова Христа Спасителя: «Дух животворит; плоть не пользует нимало» (Ин.6:63). Хорошо, конечно, и то, что мы поддерживаем в этой жизни своё тело, заботимся о нём для сохранения в нём своей души, поступая так, может быть, в силу древней пословицы: «В здоровом теле здоровая душа». Но зачем же, спрашивается, в этих заботах мы идём дальше заповеданного нам Богом и Церковью, зачем мы из-за этих самых забот о своём теле как служебном орудии души забываем часто эту последнюю и не обращаем на неё никакого внимания? Разве о футляре, в который вложена драгоценная вещь, более заботятся, нежели об этой самой вещи, которая служит украшением всего футляра? Такое пренебрежительное отношение наше к нам же самим, разумея под нами не что-либо иное, а именно духовных существ, обложенных плотью, – такое отношение, говорим, в высшей степени преступно и непростительно. Так современный материализм или, другими словами, начало плотской, греховной жизни глубоко въелось в природу человеческую, что люди совсем позабыли, как бы просмотрели сквозь тусклые очки неверия, самих себя, не заметили того, что они имеют живую и свободную душу, которая существует и движется по известным ей законам, начертанным для неё Самим Господом, Творцом её.

Нередко можно бывает заметить в наше время и другое, противоположное этому, явление, состоящее в том, что некоторые люди хотят оказать как бы преимущество или предпочтение душе в сравнении с телом. Многие говорят: зачем нам употреблять различные телесные действия при церковном богослужении во время так называемых общественных молений, как то: хождения во храм, совершения в нём крестных знамений, поклонов, коленопреклонений и т. п., когда мы можем и без того обойтись в своей жизни? Зачем нам вообще эти длинные и утомительные богослужения, эти скучные и вредные для телесного здоровья посты, когда мы можем духом своим, помимо тела, и молиться, и поститься, как следует? И некоторые из нас, к прискорбию нужно заметить здесь, не только так думают и говорят, но и поступают. Кто не знает или не слыхал про этих людей в настоящее время, про этих, по-видимому, борцов за дух и за свободное проявление его в жизни, на самом же деле угнетателей его лучших порывов и стремлений? Мы не будем здесь много распространяться с целью опровержения таких высказываемых ныне мнений. Самым лучшим и сильным доказательством той мысли, что и при духовном состоянии нашем нам нужно непременно употреблять различные телесные действия, служит Сам Христос Спаситель, Который, как известно, не стыдился, когда нужно было, употреблять эти действия, несмотря на то, что был духовен в высшей степени. Так, «Он духовную молитву Свою изображал и словами, и благоговейными движениями тела, иногда, напр., возведением очей на небо, а иногда преклонением колен и лица на землю» (См. 1Кор.6:20; Мф.12:34; Ин.17:1; Лк.22:41; Мф.26:39)²⁷. Вспомним, напр., как Он молился пред страданиями Своими в саду Гефсиманском, когда кровавый пот капал с Его лица на землю. Всё это, конечно, должно говорить в пользу различных телесных действий, употребляемых св. Православною Церковью и заповедуемых ею всем истинным христианам. Заметим здесь от себя только вот что: все вышеупомянутые и им подобные люди, неблагосклонно относящиеся к телесным действиям, восстают против них только тогда, когда дело касается христианских подвигов молитвы, поста и покаяния, вообще благочестивой истинно христианской жизни. Когда же дело идёт об удовольствиях и развлечениях, тогда они начинают иное проповедовать. Тогда они не удовлетворяются одними духовными или, как ныне говорят, эстетическими удовольствиями; нет, они примешивают сюда и другого рода удовольствия, без которых они, по их собственным словам, никак не могут обойтись в этой жизни. Эти удовольствия именно – плотские, грубые и низменные удовольствия, которые часто заглушают собой порывы первых. Так непоследовательны бывают люди в отношении применения на деле одних и тех же вещей на свете.

Как же мы должны поступать в данном случае, т. е. состоя из души и тела и живя в настоящее время двоякою душевно-телесною жизнью? Мы должны, по словам св. апостола Павла, «прославлять Бога в телах и душах наших, которые суть Божии» (1Кор.6:20). «Не знаете ли, – пишет он в послании к Коринфянам, – что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога?» (1Кор.6:19). Да, мы должны употреблять наши тела на дела богоугодные и святые, а не на дела богомерзкие и порочные, о которых, по слову того же апостола, стыдно даже и говорить и которые «не должны даже именоваться у нас, как прилично святым» (Еф.5:3)! Помните же вы, грешащие против собственного тела, о высшем предназначении его в этой земной жизни! Помните и твёрдо решитесь впредь не грешить более. Наши тела как «храмы Св. Духа», как «члены Христовы» (1Кор.6:19, 15), должны быть отданы и всецело посвящены «для Господа и Господь для тел» (1Кор.6:13). Мы должны будем некогда дать строгий отчёт о том, что сделал с телом каждый из нас, доброе или худое в жизни. «Всем нам, – говорит ап. Павел, – должно явиться пред судище Христово, чтобы каждому получить, соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2Кор.5:10). Когда же это произойдёт? Это именно произойдёт тогда, когда «Иисус, вознёсшийся от нас на небо, придёт таким же образом, как видели Его апостолы восходящим на небо» (Деян.1:11) в день Вознесения. «Итак, – братие, скажем словами ап. Павла, – да не царствует грех в смертном вашем теле, чтобы вам повиноваться ему в похотях его. И не предавайте членов ваших греху в орудия неправды, но представьте себя Богу как оживших из мёртвых и члены ваши Богу в орудия праведности…» «Как» прежде «предавали вы члены ваши в рабы нечистоте и беззаконию на дела беззаконные, так ныне представьте члены ваши в рабы праведности на дела святые. Ибо, когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности. Какой же плод вы имели тогда?» – спрашивает апостол и отвечает: «Такие дела, каких ныне сами стыдитесь: потому что конец их смерть. Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная» (Рим.6:12–13, 19–22). На такие размышления и наставления наводит нас, братие, нынешний праздник в честь Вознесения Господня, когда Христос Спаситель с пречистою плотью Своею вознёсся на небо и тем самым превознёс и возвеличил в лице Своём и нашу плоть, которую Он воспринял на Себя ради нашего спасения (Евр.2:14). Будем же молить Вознёсшегося ныне Господа, чтобы Он, «преславным Своим Вознесением плотское обоживый восприятие и сие десным Отца сидением почтый, сподобил нас десную часть спасаемых получити», как молится св. Церковь в одной из своих молитв (4-ая молитва последования ко Св. Причащению). Будем так же ревностно и неустанно трудиться в деле нашего спасения. Как именно трудиться, об этом учит нас св. апостол Павел следующим образом. Горняя мудрствуйте, а не земная, говорит он (Кол.3:2). Вышних ищите, идеже есть Христос одесную Бога седя (Кол.3:1). И если мы будем так именно мыслить и чувствовать и, сообразно с этим, располагать свою жизнь и деятельность, то мы удостоимся некогда не только узреть, но и взойти на тот Елеон духовный, чтобы с него быть взятыми на небо, идеже Предтеча о нас вниде Иисус (Евр.6:20). Аминь.

Беседа (внебогослужебная) о театральных зрелищах и светской литературе²⁸

Предметом нашей беседы в нынешний день будут театральные зрелища и светская литература. Говорить в настоящее время против театральных зрелищ и светской литературы, – этих двух идолов, которым современные люди поклоняются и воздают чуть ли не божеские почести, значит нужно иметь сильный проповеднический авторитет в глазах этих самых людей для того, чтобы они склонились в пользу высказываемых убеждений относительно указанного предмета. Иначе же слова проповедника будут пустым биением по воздуху, не производящим никакого действия на души слушателей. Поэтому, не имея такого авторитета, я в настоящий раз хочу говорить не своими словами, а словами известного всем и каждому из нас, здесь присутствующих, пастыря и учителя Церкви о. Иоанна Кронштадтского! В самом деле, кто из нас не знает про существование у нас в настоящее время этого великого и необыкновенного пастыря и учителя? Его все, начиная с царя и кончая последним из подданных его, знают у нас и чтут как пастыря истинно доброго, достойным образом. Но, может быть, некоторые из нас знают его только с одной стороны, именно как пастыря, обладающего по преимуществу благодатными дарами Божиими, которые изливаются чрез него на всех верующих, прибегающих к нему за духовною и телесною помощью, пастыря-молитвенника и чудотворца земли русской? Знают ли они его также и как ревностного и неутомимого, поистине, редкого и образцового христианского проповедника, слово которого отличается всегда вескостью и авторитетностью? А между тем, он должен по всей справедливости считаться именно таким проповедником. Стоит нам, например, почитать его замечательное и дивное произведение, так называемый дневник, который он вёл за несколько лет своей пастырской деятельности, для того, чтобы видеть, каким сильным и живым ключом бьёт в нём этот проповеднический дар или талант. Все слова, которые он некогда высказывал в храмах Божиих или домах человеческих, он глубоко переживал сперва в своём сердце и уме, а затем, от избытка этих чувств, воодушевлявших его при произнесении проповедей, предавал их письмени на память и назидание грядущему поколению. Таким образом, составилось, как известно, целых два тома его кратких и сильных мыслей, извлечённых из дневника и носящих общее название «Моя жизнь во Христе». Но это ещё, конечно, не всё. Сколько ещё хранится у него в запасе этих мыслей и чувств, воодушевлявших его при прохождении пастырских обязанностей, хранится не в печатном виде, а в рукописном! Вот среди появившихся в печати и, таким образом, ставших общим достоянием для всех людей мыслей и чувств его мы и находим мысли относительно вышеуказанного предмета. Эти мысли разбросаны у него в разных местах дневника. Мы постарались их собрать, насколько возможно, в одно целое – для того, чтобы, на основании их, представить более яркую картину современной религиозно-нравственной жизни христиан. Как же, спросим, смотрит на этот предмет о. Иоанн? Ответ на этот вопрос пусть даст нам сам он своими собственными словами. Итак, забудем на несколько минут, что мы стоим в маленькой церкви во имя свв. первоверховных апостолов Петра и Павла в сельце Петровском-Разумовском. Перенесёмся сейчас своими мыслями туда – в Кронштадт – постоянное местопребывание и жительство о. Иоанаа, в тамошний Андреевский собор – постоянное место служения и проповедания о. Иоанна, изображающее собою живого свидетеля его молитвенных подвигов и пастырских трудов, обнаружение, преимущественно, чудесных даров благодати Божией, в нём пребывающей и чрез него изливающейся на других людей; перенесёмся, говорим, своими мыслями в Кронштадт – эту своего рода духовную врачебницу, так прославившуюся в последнее время, куда теперь отправляется на богомолье русский народ, простой и интеллигентный, народ, удручённый и измученный грехами, недугами, скорбями и различными бедами и несчастьями житейскими. Вообразим, что пред нами стоит сам он, этот добрый и милостивый, но вместе с тем грозный и обличительный пастырь, и мы слышим из его собственных уст исходящие слова обличения, вразумления, наказания, мира и любви!..

«Что значит искать развлечений?» – так спрашивает в одном месте о. Иоанн и отвечает: «Значит хотеть наполнить чем-нибудь внутреннюю болезненную пустоту души, созданной для деятельности и не терпящей быть праздною»²⁹. А «что вносят театры в сердца человеческие», – театры, которые так любят современные люди и которые так охотно посещают с целью развлечения? «Дух этого века, – дух праздности, празднословия, пустословия, смехотворства, хитрости и лукавства, дух гордости, чванства, и никому нимало доброй нравственности не дают. Сочинители пьес и актёры передают народу то, что имеют в себе сами, свой дух, ни больше, ни меньше. А думают ли актёры о нравственности народной? Имеют ли они в намерении исправить народные нравы? Нет и нет…»³⁰ Далее, по словам о. Иоанна, «театр усыпляет христианскую жизнь, уничтожает её, сообщая жизни христиан характер жизни языческой. Воздремашася вся и спаху (Мф.25:5); между прочим, этот гибельный сон производит в людях и театр. А потом что? Науки, в духе языческом преподаваемые, заботы житейские, усиленные донельзя, любостяжание, честолюбие, сластолюбие. Театр – школа мира сего и князя мира сего – диавола; а он иногда преобразуется и в ангела светла, чтобы прельщать удобнее недальновидных, иногда ввернёт, по-видимому, и нравственную пьеску, чтобы твердили, трубили про театр, что он пренравоучительная вещь, и стоит посещать его не меньше церкви, а то, пожалуй, и больше: потому-де, что в церкви одно и то же, а в театре разнообразие и пьес, и декораций, и костюмов, и действующих лиц»³¹. Усыпляя духовно христиан, «театр также погашает веру и христианскую жизнь, научая рассеянности, лукавству (или уменью жить в мире), смехотворству; он воспитывает ловких сынов века сего, но не сынов света. Театр противник христианской жизни; он порождение духа мира сего, а не Духа Божия. Истинные чада церкви не посещают его…»³² «В театре многим приятно чувствуется, а в церкви – тяжело, скучно, – отчего? Оттого, что в театре всё прекрасно подложено чувственному человеку, и диавола мы там не трогаем, а тешим его, и он нам делает удовольствие, не трогает нас: веселитесь себе, друзьям мои, думает, только смейтесь, да Бога не помните. В церкви же всё приспособлено к возбуждению веры и страха Божия, благочестивых чувств, чувства нашей греховности, растленности; и диавол всевает в наше сердце сомнения, уныние, тоску, лукавые, скверные и хульные помыслы, – и вот сам себе не рад человек и стоять не может, час трудно простоять. И бежит скорее вон. Театр и церковь – противоположности. То – храм мира, а это – храм Божий; то – капище диавола, а это – храм Господа…»³³ Чрезвычайно падкие до мирских зрелищ всякого рода и театральных в особенности, набрасываясь на них с какою-то неодолимою жаждою и рвением, современные христиане, по словам о. Иоанна, оказываются плохими христианами, не знающими своей церкви, её уставов и богослужений. «Занятые суетою и суетными удовольствиями, вы не имеете ни времени, ни охоты вникнуть в дух христианской веры, христианского богослужения, и знать уставы церковные, цель праздников православной церкви, постов, и, в частности, значение каждой недели великого поста или исторические воспоминания, соединённые с каждою неделею. Вы знаете иногда наизусть, какую пьесу играли в театре, из скольких действий или явлений она состоит, какое содержание её общее и в частностях, а сущности христианских таинств не знаете, между тем, как они достойно приемлющим их доставляют жизнь вечную и неизреченные блага вечной жизни; вы не знаете сущности Богослужения святой Православной церкви, матери своей, питающей, греющей, очищающей, освящающей и укрепляющей вас в материнских святых недрах своих; вы не знаете содержания и значения ни вечернего, ни утреннего, ни обеденного Богослужения и всегдашних песнопений, чтений и обрядов церковных. Оправдывают игру в театре и называют её полезною и нравоучительною или безвредною, или, по меньшей мере, меньшим злом в сравнении с пьянством и распутством, и с этою целью стараются заводить повсюду театральные зрелища. Удивительное дело, что христиане не нашли лучшего средства для препровождения драгоценного времени, как театр, и по происхождению и по значению своему сохраняющий доселе характер языческий, идолопоклоннический, характер суетности, пустоты, вообще показывающий в себе полнейшее отражение всех страстей и безобразий мира сего, похоти плоти, похоти очей и гордости житейской, и лишь редко, редко доблестей сынов отечества, и то, конечно, сынов отечества земного, а не небесного. Всё небесное, святое, носящее печаль христианства чуждо театру, если же когда входит на сцену, то как предмет насмешки: самое имя Божие, страшное для всей твари, произносится здесь лишь легкомысленно, иногда со смехом, кощунственно; звания священные: напр., монашеское – это ангельское звание – осмеивается; уважение к начальству, к родителям, к священным лицам подрывается, когда публично осмеиваются некоторые предосудительные действия этих лиц, пред лицом всего общества, пред лицом легкомысленной молодёжи, даже детей, для которых должны быть священны имена их родителей и начальников. Иногда довольно одного неуважительного и непристойного слова относительно старших, чтобы подорвать к ним должное уважение. Так ли стали христиане легкомысленны, что не находят лучшего средства к провождению драгоценного времени, кроме театра, и из-за него оставляют храм Божий, Богослужение, и драгоценное праздничное время, данное Богом для поучения в слове Божием, в спасительных размышлениях и в делах добродетели, безумно расточается на пустые дела, на смехотворство и глупые рукоплескания в театрах? Нет, как хотите, а театр богомерзкое учреждение. Только вникните в дух его, и вы согласитесь: это училище безверия, глумления, дерзкой насмешки над всем и – разврат. Горе тому обществу, в котором много театров и которое любит посещать театры. Иногда, правда, театр бывает меньшим злом для любящих злое. Прислушайтесь к мнению народному, к мнению тех, которые посещали театр много раз: они, не стесняясь, говорят, что театр ведёт к разврату. Только слепые, в них же бог века сего ослепи разумы неверных, говорят, что театр нравоучителен. Нет, христиане должны неотменно поучаться в законе Божием, читать чаще Евангелие, вникать в Богослужение, исполнять заповеди и уставы церковные, читать писания св. отцов, духовные журналы, чтобы проникаться духом христианским и жить по-христиански. Вот ваши зрелища…»³⁴ Таково суждение о. Иоанна о театрах, основанное на высоком взгляде его на жизнь христианскую вообще.

Говоря о светской литературе и науке о. Иоанн замечает: «У христиан и науки и литература стали все почти только земные, – Евангелие и закон Божий пренебрегают, жития святых осмеивают; вообще у всех какая-то лихорадочная, земная деятельность, – о угождении Богу и о спасении души никто почти не думает. Жалкое состояние!»³⁵ «Господь и Спаситель наш сказал в Своём Евангелии: «иже постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейном и грешном, и Сын человеческий постыдится его» (Мк.8:38). О, презренный стыд! О, диавольский стыд! О, из кладезя бездны исходящий смрад сатанинский! Как многие недугуют тобой! Как многие не знают твоей прелести и раболепствуют тебе на погибель душам своим! Вот светский сочинитель, журналист-фельетонист. Пишут, пишут, пишут… чего-чего не напишут в продолжение своей литературной или беллетристической деятельности? А о Боге, а о Спасителе Иисусе Христе, а о Церкви, о Богослужении, о праздниках христианских, о воскресении плоти нашей, о суде, о загробной жизни – хоть бы вспомянули. Не наша, говорят, область, не наше дело. Мы от мира есмы и от мира глаголем: и потому мир нас слушает; а станешь говорить о Боге, пожалуй, и читать нас не станут. Таким образом, светская литература совершенно чужда христианского духа, она даже стыдится духа Христова…»³⁶ «Во многих светских журналах и газетах, которых число умножилось до крайности, дышит дух земной, нередко богопротивный, между тем как христианин (в надежде) есть гражданин не только земли, но и неба, и должен мудрствовать и о небесном. Языческая древняя письменность была, нередко кажется, лучше и чище (Цицерон), возвышеннее по своему началу и побуждению, чем письменность иная народов христианских. Ипостасное Слово Отчее, Господа нашего Иисуса Христа, непрестанно и крепко оскорбляют христианские народы, которые должны были бы быть по преимуществу словесными, т. е. богоподобными существами, в устном и печатном слове, которое тратится во множестве попусту и даже к соблазну христиан, светскою письменностью отвлекаемых от чтения слова Божия и писаний св. отцов. В преумножении льстивых словес уловляют и обольщают редакторы и издатели журналов и газет словесное стадо Христово. О, Слове Божий! Какой ответ дадим мы на страшном суде Твоём!..»³⁷

Современные христиане, предаваясь чтению исключительно светской литературы, понятное дело, оставили без внимания духовную литературу. Вот как рассуждает об этом о. Иоанн. «Где теперь, – спрашивает он, – чтение в домах богодухновенной Псалтири, внушающей такую великую веру в Бога, такое крепкое упование на Бога в напастях, в болезнях, в бедах и скорбях, и такую пламенную любовь к Богу? Где чтение богодухновенных псалмов, которое было любимым чтением наших предков, не простых только, но бояр и самих князей? Нет его: зато нет во многих веры, упования христианского и любви к Богу и ближнему, а есть безверие, отчаяние, ненависть. Нет пламенной молитвы, нет чистоты нравов, нет духа сокрушения о грехах и умиления, нет правды, мира и радости в Духе Святом. Большинство христиан проникнуты духом мира, духом журналов, газет и вообще светских писателей, кои сами проникнуты в свою очередь духом языческим, а не христианским, духом отрицания богодухновенности Священного Писания и превозношения себя самих, своего гордого и напыщенного разума, духом житейской суеты…»³⁸

Но отчего же происходит это печальное явление, отчего христиане стали так пренебрежительно относиться к своим христианским обязанностям? О. Иоанн объясняет это так: «Читаешь светский журнал или газету, – говорит он, – легко и приятно читается, легко всему верится. Но возьмёшь читать духовный журнал или книгу, особенно церковную, или начнёшь читать молитвы – станет тяжело на сердце, и сомнение тебя будет мучить, и неверие, и какое-то омрачение и отвращение. Многие в этом признаются. Отчего это бывает? Не от свойства, конечно, самых книг, а от свойства читающих, от качества их сердец, и – главное – от диавола, врага человеческого, врага всего священного. Когда читаем светские сочинения, мы не трогаем его, и он нас не трогает. Как примемся за священные книги, начнём мыслить о своём исправлении и спасении, тогда мы идём против него, раздражаем его, мучим его злобу, и вот он нападает на нас и взаимно мучит нас, – что же делать? Не бросать же доброго дела, душеполезного чтения, молитвы, а надо терпеть и в терпении спасать свою душу. В терпении вашем стяжите души ваша (Лк.21:19), говорит Господь…»³⁹ «Если читаешь светские журналы и газеты, извлекая из них полезное для себя как для гражданина и христианина и семьянина, то наипаче и наичаще читай Евангелие и писания св. отцов, ибо грешно христианину, читая светские сочинения, не читать богодухновенных писаний. Ты следишь за событиями во внешнем мире, – не упускай же из виду и твоего внутреннего мира, твоей души: она ближе к тебе и дороже тебе. Читать только газеты и журналы значит жить только одною стороною души, а не всей душой, или жить только по плоти, а не по духу. Всё мирское с миром и кончится. И мир преходит, и похоть его, все его затеи, а творяй волю Божию пребывает во веки (1Ин.2:17)…»⁴⁰ «При чтении известных истин не говори: это не новое, это я знаю, это я так же сказал. Всё это гордость диавольская; такое настроение отзывается следующим мудрованием: я всё знаю, доброе и лукавое, – это значит почти следующее: я – всеведущий. А многие не читают проповедей и духовных книг потому, что будто бы они всё знают, что там всё одно и то же, что они давно знают, между тем как светские книги, в коих именно всегда одна и та же пустейшая житейская суета, читают охотно и перечитывают. О, нечистые мухи, питающиеся мертвечиною!..»⁴¹

Высказав свои суждения о театральных зрелищах и светской литературе, о. Иоанн восклицает из глубины своего наболевшего сердца: «О, как тщательно диавол и мир засевают своими плевелами ниву Христову, которая есть церковь Божия! Вместо слова Божия усердно сеется слово мирское, слово суеты. Вместо храмов мир изобрёл свои храмы – храмы суеты мира: театры, цирки, собрания; вместо св. икон, которых миролюбцы не принимают, в мире существуют живописные и фотографические портреты, иллюстрации и разные другие виды; вместо Бога и святых, в мире почитают до обожания своих знаменитостей – литератов, актёров, певцов, живописцев, владеющих общественным доверием и уважением до благоговения. Бедные христиане! Совсем отпали от Христа! Вместо одеяния духовного обращают в мире всё внимание на одежду тленную, на модные платья и различные украшения, отзывающиеся блеском и дороговизною…»⁴² «Как много теряют люди в домашней беседе, для оживления её, чрез то, что не говорят о Боге! Как одушевлялся, плодился и разнообразился бы их разговор! У верующих тогда потекли бы реки от чрева их (Ин.7:38) спасительных слов. Сколько такие разговоры доставили бы назидания, успокоительности, истинной сладости! Между тем теперь, не говоря о Боге в домашних кружках, а говоря о суете мирской, скоро истощаются в разговоре, скучают и потом убивают драгоценное время в глупых играх или танцах. Враг рода человеческого подметил эту слабость в людях заниматься суетными, житейскими разговорами и вообще проводить время в суетных забавах; он извлёк и извлекает для себя их этой слабости огромную выгоду: завёл театры, цирки – истое осуществление суеты, истинное посмеяние над суетою людскою; и безумные между людьми, склонные к суете, к лености и бездействию, охотно посещают эти театры и цирки, не находя для себя лучшего занятия, которое бы доставляло спокойствие и приятность их духу. Суета суетствий – всяческая суета (Еккл.1:2)…»⁴³ «Настоящая жизнь – не шутка и не игрушка, а между тем люди обратили её в шутку и в игрушку: легкомысленно играют временем, данным для приготовления к вечности, играют праздными словами. Соберутся в гости, сидят и празднословят, а потом сядут играть так или иначе; соберутся в театр, и там лишь забавляются и действующие лица, и смотрящие на их действия; иные забавляются своими умственными дарованиями, человеческими слабостями или добродетелями, способностью хорошо говорить и писать; забавляются даже пищею и питием, употребляя её в излишестве, вместо того, чтобы употреблять их только для необходимого насыщения; забавляются одеждами своими, забавляются лицами своими; забавляются детьми своими; вместо того, чтобы воспитывать их в вере, благочестии и страхе Божием. Вся жизнь у них забава. Но горе забавляющимся!..»⁴⁴

Что же, спросим здесь в заключение, может избавить нас от этого «горя», предвещаемого нам мудрым и прозорливым пастырем Христовой Церкви? От него может избавить нас покаяние, соединённое вместе с исправлением нашей жизни. А это последнее может быть сделано только в союзе с Церковью при непременном условии возвращения нашего на путь веры и любви или иначе на путь христианского благочестия. Аминь.

Посмотрите, куда это теснится народ, куда это он спешит из храма? Он теснится, он спешит уйти отсюда от проповеди. Такое явление нередко можно видеть в настоящее время во всех почти наших приходских храмах. Особенно же оно замечается в больших храмах, в наших монастырях и соборах. В этих последних всегда можно бывает заметить это явление, состоящее в том, что как только вынесут аналой для церковной проповеди, так народ сейчас же густой толпой спешит уйти из храма, чтобы не застал его здесь голос проповедника. Для многих это стало как бы знаком окончания самого богослужения, разрешающим, поэтому, на выход из храма. Прискорбное и, вместе с тем, наводящее на глубокие размышления явление в современном христианском обществе! В день свв. Первоверховных апостолов Петра и Павла, – этих величайших проповедников Христовых, весь мир ученми своими просветившия, – как величает их св. Церковь, – и вся концы ко Христу приведшия (велич. праздн.), поразмыслим, братие, о причинах этого печального явления с возможно тщательною заботою о том, как бы устранить его из нашей общественной жизни.

Если и всегда указанное нами явление бьёт в глаза и производит неприятное впечатление в сердце каждого проповедника, то в особенности оно должно так действовать именно ныне, когда мы празднуем память великих проповедников – апостолов Христовых. Какую же резкую противоположность должны представлять нам апостолы и их слушатели, с одной стороны, и мы – их преемники, пастыри и учители Христовой церкви с своими слушателями – с другой! В то время, когда проповедовали апостолы, слушатели стекались к ним в бесчисленном количестве. В числе их были, как известно, люди всякого возраста, звания и состояния. Как же они относились к проповеди христианской? Так же ли безучастно и равнодушно, как многие из нас относятся к ней в настоящее время? Нет! Для этого стоит только привести несколько примеров из проповеднической деятельности апостолов, и мы вполне убедимся в успехе их проповеди, какой они имели среди своих слушателей. Так, напр., вот первая проповедь св. апостола Петра, раздавшаяся из его уст в Иерусалимской горнице, где пребывали все апостолы вместе после Воскресения Христова и Вознесения Его на небо, в день Пятидесятницы, в тот самый день, когда на апостолов сошёл Дух Святой в виде огненных языков, и они, «исполнившись все Духа Святого, начали говорить на других языках, как Дух давал им провещевать» (Деян.2:4). «Покайтесь, – так говорил, между прочим, в этой проповеди своей ап. Пётр предстоящим пред ним людям, собравшимся с разных концов вселенной, – покайтесь и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа» (Деян.2:38). Что же слушатели его? Они, по выражению дееписателя, «охотно приняв слово его, крестились; и присоединилось в тот день душ около трёх тысяч» (Деян.2:41). Так успешно прошла эта первая по сошествии Св. Духа проповедь апостольская. Таким же, если только не бóльшим, успехом отличалась и вторая проповедь того же апостола около Иерусалимского храма в так называемом Соломоновом притворе, где руками апостола совершено было чудесное исцеление хромого от рождения. Здесь апостол говорил собравшемуся народу: «Покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши… Бог, воскресив Сына Своего Иисуса, к вам первым послал Его благословить вас, отвращая каждого от злых дел ваших» (Деян.3:19, 26). «Многие из слушавших слово, – замечает по этому поводу св. дееписатель, – уверовали; и было число таковых людей около пяти тысяч» (Деян.4:4). Правда, уже в этот раз ап. Петру пришлось встретиться с злобой иудейской в лице «священников, начальника стражи при храме и саддукеев», которые, «досадуя на то, что он учит народ и проповедует в Иисусе воскресение из мёртвых, наложили на него руки и отдали его под стражу» (Деян.4:1–3). Правда, и в следующие многочисленные случаи его проповеди, как в Иерусалиме, так и в других городах и местах тогдашней вселенной, он подвергался за неё от тех же самых иудеев различным неприятностям и огорчениям. Так, напр., царь Ирод однажды «задержал его и посадил в темницу» под крепкую стражу. И только чудесным образом, при помощи Ангела Господня, он избёг опасности, грозившей в то время его жизни. За ту же самую проповедь о Христе Иисусе, проповедь всегда неутомимую и ревностную, он пострадал, как известно, до смерти в царствование Нерона, во время жестокого гонения на христиан, поднятого им в Риме, быв распят на кресте стремглав, т. е. вниз головою. Но во всех этих случаях, в которых приходилось св. апостолу сталкиваться с его врагами в деле христианской проповеди, мы видим по преимуществу иудеев, – лиц, враждебно относящихся к христианству и вообще не расположенных к нему по тем или другим причинам. Что же касается самих христиан, обращённых им к истинной вере или же тех язычников, которым он проповедовал слово спасения, то они были расположены к нему совсем иначе. Они были постоянными и ревностными его слушателями, внимавшими его словам и старавшимися исполнять их в своей жизни.

То, что мы сказали здесь относительно одного из празднуемых ныне апостолов, именно апостола Петра, то же самое должно сказать и относительно другого из них, апостола Павла. Этот апостол, как известно, сначала был жестоким гонителем христиан, преследовавшим и мучившим их везде, где только представлялся к тому удобный случай, и назывался Савлом. Впоследствии же он из жестокого гонителя христиан, вследствие чудесного обращения своего к христианству, сделался ревностнейшим апостолом, неутомимым проповедником Христовой истины. Уже после прозрения и крещения своего в Дамаске он «тотчас стал проповедовать в синагогах об Иисусе, что Он есть Сын Божий» (Деян.9:20). Правда, в этот раз, равно как и во многие другие разы, он своею проповедью возбудил в своих слушателях, преимущественно иудеях, сильную злобу и ненависть: они хотели убить его за это (Деян.9:23). Сам апостол собственными своими устами рассказывает в одном из своих посланий, скольким случая неприятностей пришлось ему в жизни своей подвергнуться от иудеев. «Я, – говорит он, – безмерно был в ранах, более в темницах, и многократно при смерти. От иудеев пять раз дано мне было по сороку ударов без одного. Три раза меня били палками, однажды камнями побивали…» (2Кор.11:23–25). Но, по мере того как проходило всё более и более времени с обращения ап. Павла к христианству, по мере того как проповедь его раздавалась из его уст всё сильнее и сильнее и распространялась в пределах тогдашнего мира всё далее и далее, – по мере этого, говорим, и слушатели его становились всё более и более внимательными к нему, так что успех от его проповеди был очевидный и осязательный для всех людей. Стоит только вспомнить здесь несколько случаев из этой проповеди, описанных Евангелистом Лукою в своей книге Деяний апостольских, для того, чтобы убедиться в том успехе, какой имел апостол Павел среди своих многочисленных слушателей. Так, напр., после проповеди апостола Павла в субботний день в Антиохии Писидийской, «при выходе его из иудейской синагоги», язычники не преминули выразить ему своё удовольствие по поводу слышанной ими проповеди и «просили его говорить о том же в следующую субботу» (Деян.13:14–42). Когда же «в следующую субботу почти весь город собрался слушать слово Божие» (Деян.13:44), тогда язычники, слыша проповедь ап. Павла, «радовались и прославляли слово Господне, и уверовали все, которые были предуставлены к вечной жизни. И слово Господне, – замечает по этому поводу св. дееписатель, – распространялось по всей стране» (Деян.13:48–49). Таким же успехом, без сомнения, пользовалась проповедь ап. Павла и в других местах. Вот, например, Троада, небольшой «городок в северной части западного берега Малой Азии. Глубокая полночь. Давно уже полуримский город спит. Кажется, вместе с жителями заснули и задумчивые кипарисы, благоуханные мирты и лавры. Но в бедном христианском квартале вон дом, где узкие, без стёкол и завес, окна горят ярким светом. Войдите на верхний этаж. Пред вами горница со многими светильниками. Вы различаете множество лиц; разместились, кто где мог. Юноша Евтих присел на окне. Немое внимание на всех лицах. И слышится только речь старца-проповедника: то св. Павел ведёт полночную беседу с троадскими христианами»⁴⁵. От продолжительности беседы и многолюдного стечения в комнате упомянутый юноша Евтих, «сидевший на окне, погрузился в глубокий сон и, пошатнувшись, сонный упал вниз с третьего жилья, и поднят мёртвым» (Деян.20:9). Но ап. Павел нисколько не смутился этим случаем и не прекратил из-за него совсем своей проповеди, затянувшейся и без того на этот раз слишком долго. Нет. Он, как говорит св. дееписатель, «сошедши, пал на него, и, обняв его, сказал: не тревожьтесь; ибо душа его в нём. Взошедши же и преломив хлеб и вкусив, беседовал довольно, даже до рассвета, и» только «потом вышел. Между тем, – прибавляет дееписатель, – отрока привели живого и немало утешились» (Деян.20:10–12), утешились, конечно, тем, что увидели воочию чудо, совершённое руками апостола, а также и тем, что они слышали из уст его слово веры и спасения. А ведь это слово веры и спасения, нужно заметить, было проповедано ап. Павлом не в одном только бедном и незначительном городке Троаде, но и в Иерусалиме, и в Антиохии, и в Ефесе, и в Афинах, и в Коринфе, и, наконец, в Риме, где в 67 г. по Р. Хр., в царствование того же императора Нерона, он принял мученическую смерть, будучи усечён мечом; проповедано, одним словом, во всех концах тогдашней вселенной. И везде, куда бы только ни приходил апостол, везде он собирал вокруг себя толпы слушателей, к которым принадлежали люди разного звания и состояния; везде он заставлял своих слушателей внимать своей проповеди и, поистине, производил ею чудеса, хотя и были попытки со стороны некоторых врагов его и недоброжелателей всячески противодействовать успеху апостола в этом отношении. Так свидетельствует нам историческая книга Священного Писания о проповеднической деятельности свв. апостолов Петра и Павла, о том факте из этой деятельности, что, несмотря на вражду с одной стороны современного апостолам общества, с другой стороны, именно со стороны обращённых в христианство язычников, они встречали всегда уважение к себе лично, а также внимание к своей проповеди, которой они оглашали своды того или другого храма, в который входили для молитвы и беседы, того или другого дома, в котором проводили иногда по несколько дней…

Нам могут возразить на наши замечания, во-первых, то, что указанная нами эпоха проповеднической деятельности апостолов Петра и Павла была единственная в своём роде эпоха, никогда уже более не имеющая повториться в истории рода человеческого. Это была, как известно, эпоха первоначального насаждения, развития и распространения христианства, когда это последнее, как живой поток, потекло по лицу всей земли, смывая и уничтожая на своём пути всё старое и нечистое. Неудивительно, говорят, то обстоятельство, что проповедь о христианстве встречала тогда почти на каждом шагу такое удивление и сочувствие среди тех, к кому она была обращена. Это именно объясняется её новизной, требующей особого интереса от слышащих её людей. Потому-то она и производила такое сильное впечатление: везде мы видим от неё или злобные и печальные, или восторженные и радостные лица слушателей. Теперь же, говорят, не то: теперь проповедь, особенно устная, при замене её письменной, стала не так удобной и нужной, спустя почти две тысячи лет назад от упомянутой эпохи. Что же касается интереса её, то она будто бы теперь совсем перестала занимать слушателей и удовлетворять их умственное любопытство. Таково слышится возражение из уст современного христианского общества относительно церковной проповеди. Но правда ли всё то, что они говорят в своё оправдание и в опровержение давно укоренившегося обычая? Разберём здесь беспристрастно их суждение об этом предмете.

То, что говорят про христианство, что оно составляет собою единственную эпоху в истории всего рода человеческого, это, конечно, правда, и с этим всякий должен согласиться; но разве, кроме этой всеобщей эпохи, существующей неизменно для всех государств и народов, не бывает ещё особой эпохи в жизни каждого из них на земле? Конечно, бывает, и не только для отдельных государств, народов и обществ, но и для каждого человека в частности, как входящего в состав их, подобно звену в длинной цепи. Если же так, то нет ничего удивительного в том явлении, что один человек, напр., переживает в данную минуту эпоху насаждения в себе христианства, другой – эпоху развития его в себе, третий – ни ту, ни другую эпоху, в эпоху отсутствия его в себе, как, напр., язычники, блуждающие ещё до сих пор во мраке идолопоклонства и суеверия и потому далёкие от истинного христианства. В этом смысле христианство по справедливости можно назвать вечно новой и вечно старой истиной. Стало быть, мы можем также справедливо вывести отсюда такое заключение, что если кто-либо из нас не интересуется в своей жизни проповедью о христианстве, не хочет её слушать в таком или ином виде, вообще, пренебрегает ею: то такой человек весьма далёк от истинного христианства, что и на самом деле бывает именно так. Но, может быть, наши современные христиане не жалуют нашей церковной проповеди и относятся к ней с таким пренебрежением только потому, что она носит на себе характер изустной беседы? Может быть, они уважают более письменные проповеди, содержащиеся в наших духовных книгах и журналах? Может быть, они более читают дома эти книги и журналы, нежели слушают проповеди в церкви? Ничуть не бывало! Доказательством этого служит незначительный в настоящее время спрос на этого рода литературу, несмотря на то, что достать её стало теперь очень легко и удобно всякому, была бы только охота и ревность к чтению. Но если бы они и пользовались письменною духовною литературою, как следует, то и тогда не мешало бы им слушать изустную проповедь о христианстве, – эту вечно старую истину, которая, однако, никогда не может надоесть или прискучить людям потому только, что они её знают и она им давно уже знакома. Нет, для них она была бы в то же время и вечно новой истиной по глубине и неиссякаемости своего содержания. Вспомним, что и в апостольское время, кроме изустной проповеди, привлекавшей к себе внимание людей, существовала также и письменная: те же апостолы Пётр и Павел писали, как известно, многочисленные послания, отправляемые ими в те церкви, которые были предварительно оглашены изустною проповедью. Каким укором после этого должно служить для нас – христиан девятнадцатого века – это историческое свидетельство слова Божия о церковной проповеди!..

Второе возражение, которое могут сделать нам противники церковной проповеди, состоит в следующем. Нам скажут, что упомянутые проповедники, свв. апостолы Христовы Пётр и Павел, имевшие такой большой успех в своей проповеднической деятельности, были люди духоносные, т. е. одарённые особыми для этого Божественными дарами Св. Духа, были люди искренне верующие и глубоко убеждённые в проповедуемой ими людям истине Евангелия, были люди, вообще, красноречивые и талантливые в этого рода деле. Обладая такими достоинствами, они и привлекали к себе всякий раз многочисленных слушателей. Не то наши современные проповедники, которые, не имея таких или подобных преимуществ пред прочими людьми, не имеют, понятное дело, и должного успеха в своих проповедях. Потому-то их проповеди и остаются иногда гласом вопиющего в пустыне. На это мы должны сказать здесь то, что апостолы Христовы Пётр и Павел, в сравнении с другими апостолами – проповедниками христианства, а также, конечно, и в сравнении с другими людьми того же звания и сана, должны стоять выше всех их в этом отношении. Потому-то они и называются Первоверховными апостолами. Апостолов Петра и Павла, и особенно последнего из них – Павла, можно по справедливости назвать идеальными проповедниками, которые должны служить примером и образцом для всех прочих христианских пастырей-проповедников. Но разве, спросим, истина христианства, возвещаемая ими людям, не одна и та же, как тогда, так и теперь, несмотря на такое продолжительное время, протекшее с тех пор, как жили упомянутые апостолы? Конечно, одна и та же. Иисус Христос, – говорит ап. Павел, – вчера и днесь, Той же и во веки (Евр.13:8). А Христос Иисус, как мы видели уже, и составлял главный предмет проповеди апостолов. О Нём, об Его жизни, страданиях, смерти и воскресении они и говорили людям, к которым обращались с своею проповедью. О том же Самом Христе, как известно, проповедуют и современные христианские пастыри, которых не хотят слушать многие из нас под тем только предлогом, что некоторые из них им не нравятся, потому что не так проповедуют, как им хотелось бы. Так неужели успех этой последней проповеди находится в настоящее время в зависимости от того, кем она произносится: проповедником ли учёным, талантливым и красноречивым, или же простым, недаровитым и неспособным к тому пастырем Христовой Церкви, имеющим ту же благодать Св. Духа, как и апостолы, по рукоположении его в сан священства? Нет! Весьма далёкие от той мысли, что мы проповедуем в своей пастырской деятельности, как должно, и мало-помалу приближаемся в этом случае к апостольскому идеалу; всегда помня завет апостола Павла, – этого величайшего христианского пастыря и учителя, – высказанный им однажды в следующих словах: «Если я благовествую, то нечем мне хвалиться: потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую» (1Кор.9:16), – мы должны, однако, заметить здесь то, что как те, так и другие проповедники имеют одну и ту же цель, именно: призыв людей к покаянию и вере в Иисуса Христа, проповеданного сначала апостолами. Итак, оказывается, что неправда, как говорят многие из современных христиан, что они не прочь были бы слушать церковную проповедь, возвещаемую им христианскими пастырями в наших храмах, если бы эта проповедь находилась бы в более лучших внешних условиях, нежели в каких она находится в настоящее время. По нашему мнению, препятствие к этому заключается не во внешних, будто бы неблагоприятных условиях, какими окружена современная проповедь, а как раз, наоборот, во внутренних, в каких находятся теперь сами слушатели. Прежде, как известно, слушатели их язычников стекались в громадном количестве для того, чтобы послушать апостолов Христовых и научиться от них истине христианства. Что влекло их к ним и что руководило ими в этом деле? Их влекло и ими руководило одно духовное побуждение, именно любовь, исходящая из их сердца, согретого и проникнутого теплотой чувств к Богу и Его закону. Правда, они интересовались также и другою, внешнею или умственною стороною христианской веры; но эта сторона была, так сказать, побочной в этом деле и никогда не заглушала собою первой. Чем же руководятся, спросим, современные христиане в деле обучения себя истинам христианской веры? Умственного любопытства или стремления постигнуть, насколько возможно, своим умом эти истины они, как мы показали уже, не имеют. Не имеют они так же и любви или сердечного расположения к принятию и усвоению истин Божественного откровения. Что же после этого может заставить их слушать наши церковные проповеди? Для них они, понятное дело, будут всегда скучны и утомительны: потому что предмет этих проповедей постоянно один и тот же и напоминает им о тягостном и неприятном для них подвиге. А им так хочется всего нового и разнообразного в жизни, им хочется всего лёгкого, приятного и радостного в ней! Конечно, не до проповедей тут, при таком именно понятии и убеждении. Им, – этим новаторам в христианстве, – хотелось бы перестроить даже самую Церковь со всеми её богослужениями: уж очень они наскучили им своим вечным однообразием. Это – древние афиняне, о которых упоминает в своей книге св. дееписатель, что они, сходясь ежедневно на площадь, «ни в чём охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое» (Деян.17:21). Это – дикая и бессмысленная, хотя и одарённая разумом и чувствами, римская толпа, которая некогда кричала: «хлеба и зрелищ», разумея под этими словами одно только праздное умственное любопытство и удовлетворение одних только телесных или скотских потребностей. Она не знала, что кроме хлеба телесного, есть ещё хлеб духовный, об удовлетворении которым нужно заботиться каждому человеку-христианину, по слову Христа Спасителя: не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем изоуст Божиих (Втор.8:3; Мф.4:4). Да, этого не знала она! Не знают этого также и наши светские люди, восстающие против церковных проповедей. Они знают только одни удовольствия и развлечения, которые и стараются разнообразить с каждым днём всё более и более. В такое, поистине, прискорбное время живём мы, братие, при таких именно условиях, внешних и внутренних, приходится проповедовать пастырю Церкви. Какого же, скажите, успеха ждать нам от своих проповедей?.. Некогда Господь наш Иисус Христос говорил Своим ученикам: жатвы много, делателей же мало (Мф.9:37), разумея именно под жатвою людей, охотно принимающих Евангельскую проповедь и легко усвояющих её не одним только умом, но и сердцем; под делателями же жатвы разумея проповедников, пастырей и учителей Его святой Церкви. Ныне, как по всему очевидно, эти слова Христовы можно выразить в обратном смысле: ныне жатвы мало, делателей же много. Посмотрите: сколько существует у нас людей, специально приготовленных для проповеди Евангельской в духовно-учебных заведениях, сколько существует различных мест и учреждений, где мы можем всегда и беспрепятственно слушать эту проповедь. За кем же, спрашивается, дело? За нами. Будем же молить Господина жатвы о том, чтобы Он вложил в наше сердце любовь и ревность к слушанию проповедей и вообще к поучению в законе Господнем, который должен быть для нас, по слову псалмопевца, светильником ногам нашим и светом стезям нашим (Пс.118:105). Да течет и славится между нами слово Господне (2Фес.3:1), распространяясь в нашем любезном и дорогом отечестве с каждым годом всё более и более, и да не возвращается от нас глагол Божий тощ, но да падает постоянно, подобно семени, на добрую землю наших сердец и да приносит там вожделенные плоды, соответственно тому, кто сколько потрудится на этой духовной ниве! Тогда, и только тогда мы достойно будем праздновать в честь свв. Первоверховных апостолов Петра и Павла. А теперь помолимся им от всего сердца, чтобы они помогли нам в этой, конечно, не лёгкой для нас задаче. Аминь.

После совершения над вами таинства брака, после молитв о вас нашей св. Православной Церкви, я хочу обратиться к вам ещё особо с своим словом назидания, которое прошу вас выслушать сейчас внимательно.

В Священном Писании Нового Завета, содержащемся в Восточной Православной Церкви, а также, как известно, и в Западной – католической и протестантской, именно: в одной из книг этого Св. Писания, под заглавием «Первое послание св. апостола Павла к коринфянам», т. е. к христианам из коринфских жителей, находится следующее место: «Если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять её. И жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласится жить с нею, не должна оставлять его. Ибо неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим. Иначе дети ваши были бы нечисты, а теперь святы» (1Кор.7:12–14). Такие слова высказал ап. Павел, когда писал коринфянам о браке, об установлении его среди них как таинства. Прежде чем говорить о значении этих слов в настоящем случае, заметим здесь, во-первых, то, что они вышли из-под пера апостола не в виде заповеди или прямого повеления Божия, а в виде как бы собственного закона и наставления: приведённым нами словам апостол, как известно, предпослал следующие слова: «Прочим же я говорю, а не Господь» (1Кор.7:12); – хотя, конечно, не нужно забывать и того, что св. апостол сам по себе, без особого откровения на то свыше, имел Духа Святого, как однажды он и заметил своим слушателям, усомнившимся в его апостольских дарах и полномочиях. Затем, нам нужно заметить здесь также и то, что эти слова высказаны были ап. Павлом в то время, когда ещё не существовало современных ни католичества, ни протестантства как выродившегося уже потом из этого последнего, со всеми его бесчисленными и разнообразными сектами, из которых главными протестантскими исповеданиями были германское лютеранство и швейцарское реформатство. В то время, когда жил и действовал ап. Павел, существовало только два мира: христианский и языческий. Следовательно, существовало только и два исповедания: правоверное, или христианское, и неправоверное, или языческое. Отсюда ясно, к кому относятся вышеприведённые слова апостола: «Если какой брат имеет жену неверующую, и жена, которая имеет мужа неверующего…» и т. д. Они относятся именно к язычникам. Под словами: неверующий муж и неверующая жена нужно разуметь людей, не принявших христианской веры, людей, не знающих имени Иисуса Христа. Равно как и наоборот, в последующих словах апостола, под верующим мужем и женою нужно разуметь людей, просвещённых христианскою верою, людей, вошедших в ограду истинной Христовой Церкви…

Теперь обратим внимание на то, в чём состоит сущность самого узаконения апостола, содержащегося в вышеприведённых его словах. Объясняя эти слова, один из древних учителей Православной Церкви, блаженный Феодорит, замечает следующее: «Апостол, – говорит он, – не узаконяет брать жену неверующую и не повелевает жене верующей сочетаваться с мужем неверующим, но даёт правила для сочетавшихся прежде приятия проповеди. Ибо случалось, что муж уверует, а жена остаётся в неверии, и обратно: жена приемлет проповедь, а муж пребывает в недуге неверия. И апостол повелевает здравому переносить немощь пребывающего с ним в супружестве, заботясь о спасении его». Как же понимать слова апостола: «Ибо неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим. Иначе дети ваши были бы нечисты, а теперь святы»? Это место не совсем понятно. «Как освящаются неверные супруги ради верных? – спрашивает один из новых учителей той же церкви, преосвященнейший епископ Феофан, и отвечает, – благодатного освящения, конечно, разуметь здесь нельзя; ибо к сему освящению один путь – вера и принятие таинств крещения и миропомазания. Неверный муж и неверная жена, желая жить с верною женою и с верным мужем, несмотря на веру во Христа Господа, хотя показывают скрытное благорасположение, или благоволительное снисхождение к сей вере, но в этом можно предполагать только зародыш будущей личной веры и вследствие её имеющего быть освящения, но не самое освящение. Как же понять: освящается? Надо понимать: освящается муж как муж, а жена как жена, т. е. в брачном отношении. Иначе сказать: брак твой, верная жена, с мужем неверным, не превратился в незаконное сожительство от того, что ты уверовала; напротив, твоё уверование освятило сей брак и мужа твоего в брачном отношении. То же да содержит в уме и муж верный, у которого жена остаётся неверною. В подобном же смысле и дети от таковых браков святы. Не в том смысле святы, как святы христиане, ибо и дети от христиан освящённых рождаются в таком состоянии, что требуют освящения таинствами, – но в том, что не суть нечистые, незаконнорождённые, непотребные дети»⁴⁶. Освящается муж неверующий не сам по себе, но, как говорит апостол, женою верующею. «Он сказал это, – замечает по этому поводу св. Иоанн Златоуст, – не для того, чтобы признать язычника святым, а для того, чтобы как можно более успокоить жену и в муже возбудить желание истины. Нечистота заключается не в телах сочетавшихся, а в произволении и помыслах».

Какое же отношение, спросим, имеет это узаконение апостола к настоящему случаю? О, весьма близкое! Вот пред нами случай бракосочетания, когда из приступающих к нему лиц одно лицо православного исповедания, а другое инославного. Если приведённые и разобранные нами слова апостола имеют силу по отношению к язычникам, т. е. к людям, не верующим в Бога и егоже послал есть Иисус Христа (Ин.17:3), к людям, не знающим Его святого имени и не чтущим Его в своей жизни: то, понятное дело, они имеют ещё большее значения и силу по отношению к христианам, хотя бы и инославного исповедания. Потому-то, заметим здесь кстати, наша св. Православная Церковь и допускает браки в этом случае и признаёт их наравне с первыми, т. е. когда их приступающих к ним лиц оба лица оказываются христианами православного исповедания. Да, как бы далеко ни удалилось в настоящее время от истинного христианства католичество или протестантство, всё-таки мы должны сказать здесь то, что в них сохранилось и живёт ещё христианство, сохранилось и живёт именно постольку, поскольку они исповедуют Христа распятого и воскресшего из мёртвых истинным Богом нашим! Конечно, мы не имеем в виду указывать здесь на заблуждения католичества или протестантства и на отступления их от православной веры в области догматов и обрядов. Об этом не место, да и не время, было бы рассуждать здесь в настоящие минуты. Чтó мы видим перед собой? Мы видим людей, пришедших к алтарю св. Церкви нашей с целью испросить себе молитв и освящений у служителей её в деле своего бракосочетания. Как же не выразить похвалы этому взаимному стремлению и сердечному желанию вашему, новобрачные, стремлению и желанию, поистине, святому и богоугодному? И мы должны засвидетельствовать здесь пред всеми, собравшимися в этот святой храм на это брачное торжество, что такое поведение ваше достойно всякой похвалы и подражания среди прочих, подобных вам людей. Но не в этом, конечно, состоит значение того важного церковного таинства, к которому вы приступили сейчас, и того решительного шага в вашей жизни, который сделали ныне. Ваша, так сказать, духовная миссия впереди. На то, что вы должны ещё сделать, тот же св. апостол Павел указывает в последующих словах своих, содержащихся там же. «Почему ты знаешь, жена, – спрашивает он, – не спасёшь ли мужа? Или ты, муж, почему знаешь, не спасёшь ли жены?» (1Кор.7:16) Чтó значат эти слова апостола? «Если муж не беспокоит тебя, – объясняет их св. Иоанн Златоуст, – то оставайся, говорит, с ним, от этого может быть и польза; оставайся и увещевай, советуй, убеждай: никакой учитель не может убедить так, как жена». «Дело обращения к вере, – по словам преосвященного Феофана, – благодать совершает; а как? – это тайна. Орудий у неё много, но чрез какое пройдёт в душу грешную или неверную, и пройдёт ли, никто определить того не может. Ибо тут привходит с своими правами и свобода, которой уклонения неопределимы, но с которою соображается вся во всех во благо действующий Бог»⁴⁷. Итак, вот в чём состоит та духовная миссия, в которой призваны вы теперь, конечно, не без содействия Божия! Она состоит именно в взаимной помощи и поддержке относительно вашего душевного спасения. «Почему ты знаешь, жена, не спасёшь ли мужа?» Как эти слова апостола близко подходят к настоящему случаю!..

К тебе, по преимуществу, православная жена, обращаюсь с этими апостольскими словами: помни же всегда своё христианское призвание в новом твоём положении, в какое ты вступила ныне, и никогда не забывай его в своей жизни. Не только знай, но и старайся также по мере сил твоих выполнять его на каждом шагу своей деятельности, и как жены своего мужа, и как гражданки того общества, к которому приписана отныне. В каком же духе ты должна нести эту деятельность, выполняя своё христианское призвание и совершая свою духовную миссию? Конечно, не в духе тщеславия и гордости, не в духе бесплодных споров и различных нескончаемых пререканий, которые неминуемо могут возникнуть у вас обоих на почве рассуждений относительно веры и обрядов тех церквей, к которым вы принадлежите. Нет, не в этом духе ты должна действовать, если желаешь иметь успех в указанном отношении, а в духе смирения и кротости, в духе мира и любви истинно христианской: «Ибо, – замечает тот же св. апостол Павел, – к миру призвал нас Господь» (1Кор.7:15). Вот на какой почве и при каких именно условиях может быть успех в твоей деятельности. Да подаст же тебе Господь силы и бодрость на новом поприще твоей жизни ко благу и счастью, как тебя самой, так и твоего супруга! И да дарует Он вам обоим постигнуть Свою святую истину, выраженную Им в Евангелии и содержащуюся в св. Православной Церкви, – этом «столпе и утверждении истины» (1Тим.3:15)! Аминь.

Воставши Мариам…, иде в горняя со тщанием, во град Иудов; и вниде в дом Захариин и целова Елисавет… Пребысть же Мариам с нею яко три месяцы; и возвратися в дом свой (Лк.1:39–56).

Когда это Пресвятая Дева Мария с такою поспешностью пошла в нагорную страну, в город Иудин, в дом первосвященника Захарии, для того, чтобы приветствовать там жену его, престарелую родственницу свою Елисавету? Евангелист Лука, в Евангелии которого содержится изложение этого события, замечает, что это произошло во дни тыя (Лк.1:39), т. е. непосредственно после благовещения от ангела Деве Марии о чудесном и сверхъестественном зачатии и рождении от Неё Сына Божия. По крайней мере, евангелист ставит это последнее событие в тесную связь с тем событием, описание которого находится в приведённых нами словах. То же самое событие евангелист ставит, как известно, в связь ещё и с другим событием, которое полагается у него несколько ранее благовещения Пресвятой Деве Марии, именно: с событием о чудесном также, хотя и естественном, зачатии и рождении от Елисаветы, жены первосвященника Захарии, сына по имени Иоанна (Лк.1:5–25, 57–80). После того как благодатная Дева Мария узнала тайну, сродную с тайною, возвещённою Ей от ангела, она, по родственному чувству к Елисавете, а также по взаимному отношению их тайны и по другим чувствам и целям, вознамерилась посетить свою престарелую родственницу Елисавету, живущую в нагорной стране, в городе Иудине, под которым нужно «разуметь здесь известный важный город колена Иудина, Хеврон, лежавший на горах Иудиных. Это был старинный священнический город, славный по многим воспоминаниям, и не без основания потому предполагают, что здесь был дом Захарии»⁴⁸. И вот Пресвятая Дева, узнав об этих тайнах, спешит из Назарета, где Она пребывала в то время, в нагорную иудейскую страну, в город Хеврон, где жила её родственница Елисавета. Как же Ей было не спешить туда, когда её сердце, после столь радостного благовещения в двух отношениях: и в отношении к Ней Самой, и в отношении к Её родственнице, – наполнено было столь благоговейным и восторженным чувством? Для того чтобы разделить это чувство, обменяться мыслями своими по поводу этих редких и знаменательных в Её жизни минут, Она и спешит теперь туда, – к своей родственнице, которая, в свою очередь, нуждалась тогда в родном и близком для неё человеке. Дивное, поистине, зрелище представляло собою тогда это свидание двух родственных женщин! Конечно, – мы должны заметить здесь, – свидание это произошло не без воли Божией, являющейся в таком или ином виде в жизни каждого человека на земле. В жизни же Пресвятой Девы Марии и её родственницы Елисаветы, имеющей отношение к рассматриваемому событию – взаимному свиданию их в упомянутом месте, всё обставлено было необычайным сверхъестественным образом. «Когда Елисавета, – замечает евангелист Лука, – услышала приветствие Марии; взыграл младенец во чреве её», – что «свидетельствовало, без сомнения, о тех близких духовных отношениях, в каким должны будут стоять имеющие родиться младенцы», – «и Елисавета исполнилась Святого Духа» (Лк.1:41), «от Которого она тотчас же познала тайну Марии, сокровенную от всех людей, так как и Иосиф, – обручник Её, – не знал этой тайны, которая уже потом разъяснена ему Ангелом во сне»⁴⁹. От избытка чувств и радости, Елисавета «воскликнула громким голосом и сказала: благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего! И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко Мне» (Лк.1:42–43)? Если же Елисавета, как видно из этих слов, исполнена была Святого Духа, говорила и действовала под влиянием Его: то тем более, конечно, исполнена была тогда Его Пресвятая Дева Мария, – этот «дом Божий» или постоянное обиталище Святого Духа. «Под влиянием радостного, восторженного настроения духа от совершившихся событий, пред лицом восторженной и исполненной Духа Святого другини», в ответ на её слова, «из души Пресвятой Девы излилось», как известно, следующее «чудное песнопение во славу Бога и будущего Искупителя мира:»⁵⁰ «и сказала Мария: величит душа моя Господа; и возрадовался дух мой о Боге, Спасителе Моём, что призрел Он на смирение рабы Своей; ибо отныне будут ублажать Меня все роды» (Лк.1:46–48). Не один или два дня после этого свидания пробыла Дева Мария у родственницы своей Елисаветы, а, как говорит евангелист, «около трёх месяцев» (Лк.1:56), проводя время с ней, вероятно, в живой и назидательной беседе по поводу последних важных событий, случившихся в их взаимной жизни. И только уже после того Она «возвратилась в дом свой», т. е. в дом обручённого Ей Иосифа в Назарет Галилейский (Лк.1:26–27). Таково, братие, евангельское сказание о посещении и свидании Девы Марии с родственницею Своею Елисаветою, – евангельское сказание, которое мы слышим постоянно за Всенощным богослужением, а также во время молебного пения в честь той или другой иконы Божией Матери.

Чему же, спросим, должно поучать нас это сказание в христианской жизни нашей? Оно должно поучать нас тому, что мы должны всякий раз пользоваться временем, данным нам от Бога в этой жизни, прежде всего, для нашего собственного блага, а затем для блага наших ближних, – пользоваться им особенно тогда, когда в жизни нашей случится что-либо важное и достопримечательное, нечто подобное тому, что случилось в жизни Приснодевы Марии и её родственницы Елисаветы. Первая из упомянутых нами жён, как мы видели, находясь под влиянием чувств, волновавших Её в то время, предприняла с этою целью путешествие в нагорную страну: она хотела повидаться там с своей престарелой родственницей Елисаветой для того, чтобы излить в беседе с Ней своё радостное чувство. А эта последняя, как известно, не уклонилась тогда от посещения её и провела в излиянии своих собственных чувств вместе с Нею около трёх месяцев. Имея такой прекрасный образец для наших взаимных житейских отношений, взглянем теперь на современных христиан и на их поведение в этом случае. Ведь нельзя сказать, чтобы они чуждались ныне друг друга, не видели и не старались посещать их с этою целью в своей жизни. Нет, многие из них, как известно, отличаются в этом случае особенною общительностью; многие ходят в домы как родственников, близких и дорогих для них лиц, так и чужих людей, знакомых и известных им только по той или другой профессии. Но как же, спросим здесь, проводится время такими христианами? Ко благу ли собственной их души и в назидание ли ближних, посещаемых ими под тем или другим предлогом? По крайней мере, с пользою ли для того дела, обязанность которого заставила их посетить этих ближних? Ничуть не бывало! Многие из нас охотно посещают своих родственников и знакомых, нисколько не заботясь в этом случае ни об этих последних, ни о самих себе, и не имея в виду от этого посещения вышеуказанную цель, т. е. собственное своё назидание и назидание своих ближних, которое заповедуется нам словом Божиим. Мы готовы бываем иногда проводить у людей, своих и чужих, не только целые дни, но даже и ночи. И всё это оказывается попусту, без всякой пользы для себя и других, ради одного только времяпровождения или, как ныне говорят, для того, чтобы убить время. Это убивание времени или пустое и бесполезное провождение его вошло у нас, так сказать, во всеобщую моду и стало необходимою потребностью почти всех и каждого из нас. Но с этим ещё можно было бы помириться, если бы современные христиане хоть несколько сознавали свои христианские обязанности, возложенные на них при их крещении и миропомазании в младенчестве, если бы они хоть сколько-нибудь старались исполнять их в своей жизни. Но вот беда: они совсем утратили понятие об этих обязанностях, которые считают возможным так дерзко и смело попирать и нарушать на каждом шагу своей деятельности. Когда, скажите, происходит у нас это бесплодное посещение наших ближних и бесцельное провождение у них времени? Тогда, когда нужно нам, по званию христианскому, исполнить четвёртую заповедь Господню, повелевающую посвящать седьмой день Господу Богу. Вот когда наиболее мы оказываемся ревностными к посещению наших ближних! Св. Церковь, как чадолюбивая мать наша, призывает нас в это время в свои храмы к молитве и покаянию, а мы, не внимая этому её зову, бежим туда, где бы можно было убить время без пользы и назидания, мало того, убить его со вредом и погибелью для себя и других. В самом деле, что происходит на всех наших собраниях или так называемых вечеринках, на которые мы собираемся к ближним нашим по тем или другим обстоятельствам нашей жизни? Там происходят, во-первых, танцы, – необходимая принадлежность почти всех наших собраний, без которых они никак не могут у нас обойтись ныне; затем – игра в карты – это также весьма любимое развлечение наше, ставшее предметом не только старых, но и молодых людей; наконец, светские песни и разговоры на одну и ту же всегда тему или же, лучше сказать, пустая болтовня языком, который иногда говорит то, что не ведает рассудок. Многое, подобное этому, и другое можно встретить на тех же самых собраниях наших. Только нельзя там встретить того, что мы слышали из евангельского сказания о посещении Пресвятой Девой Марией дома Захариина и о свидании там с родственницей своей Елисаветой, именно: мы не встретим там излияния религиозных чувств в молитве и церковных песнопениях, вроде, например, того чудного песнопения Пр. Девы, которое до сих пор оглашает своды наших храмов: «Величит душа моя Господа…», не услышим благочестивых разговоров относительно Бога и Его св. Церкви, не увидим сосредоточенности и внимания к самим себе и своим ближним. Всё это у нас не принято ныне и всё это отошло уже в область древнего предания. И такое времяпрепровождение, нужно заметить, происходит у нас по большей части под воскресные и другие праздничные дни, когда св. Церковь совершает так называемое Всенощное богослужение. Конечно, такие христиане и в самый день праздника не посещают церковных богослужений; потому что в таком случае они обыкновенно просыпают их. Так-то оскорбляются современными христианами праздники Господни! Так-то нарушаются ими христианские обязанности! Какие же, после этого, они христиане? Да они только по бумагам или, иначе сказать, по метрическим книгам числятся таковыми; на самом же деле они весьма далеко отстоят от истинного христианства. Они отстоят от него настолько же, насколько не похожи бывают по своему образу жизни и поведения на Пресвятую Деву Марию и её родственницу Елисавету. Как же должен быть для них близок и дорог образ этих последних лиц, представленных нам в Евангелии для нашего подражания и последования! Будем же с благоговением взирать на этот дивный образ, с целью найти в нём для себя соответственное назидание, как нам нужно пользоваться всякий раз временем при посещении домов наших родственников и знакомых. Смотря на него так внешними, или умственными очами, будем взирать на него внутренними, или сердечными, будем как можно чаще переноситься своим умом и сердцем в Горняя, – место взаимного свидания этих двух евангельских лиц, – с целью найти там для себя отраду и утешение среди вихря житейской суеты и попечения. Будем так же усердно молиться Царице небесной, чтобы Она помогла нам хоть несколько уподобиться Ей в этом отношении и приблизиться к Её идеалу чистой, святой и непорочной жизни. В таком только случае мы можем надеяться на то, что заслужим Её милость и не лишимся Её небесного покровительства. Аминь.

Вам, преимущественно, дети, вашему благочестивому желанию и усердию, а также христиански просвещённому вниманию и руководству ваших воспитателей и преподавателей обязаны мы нынешним прекрасным богослужением в этом святом храме. Для того чтобы принять участие вместе с нами в литургийном богослужении посредством чтения и пения, вы предприняли сюда немалое путешествие из Москвы. С этою именно целью вы совершили телесный труд, который, судя по вашему возрасту и положению, достоин истинной благодарности и похвалы от всех людей. Такую именно благодарность и похвалу мы и хотим выразить вам здесь за ваше внутреннее, сердечное желание, соединённое вместе с некоторым внешним или телесным трудом. Поистине, ваш подвиг достоин всякой благодарности и похвалы как подвиг именно богоугодный и душеспасительный. Мало того, он как истинный пример и образец достоин также подражания среди прочих, подобных вам, детей. Что мы видим в настоящее время? Мы видим, что дети, находящиеся в светских учебных заведениях, предпринимают точно такие путешествия или прогулки в различные загородные места со специальною целью отдыха для души и тела. Но как эти прогулки и путешествия непохожи на ваши! Как они разнятся в сравнении с вашими! Там, – среди других светских детей, обучающихся в различных учебных заведениях, – они обыкновенно предпринимаются с музыкой и песнями и имеют в виду единственную и главную цель – развлечение и удовольствие для тела. Редко когда они устраиваются с целью умственного назидания, которое притом бывает у них не само по себе, а присоединяется к первому, как бы нечто придаточное и исключительное. По большей же части все такие прогулки, как начинаются, так и оканчиваются одною только целью, именно: как бы получше погулять и вообще провести время в тех или других гимнастических упражнениях и детских играх. Таким образом, оказывается всё для тела и ничего для души. Здесь же мы видим совсем иное в этом отношении. Предприняв прогулку в нашу богатую относительно природы и других житейских удобств местность, вы, дети, поставили себе на первом плане не светское удовольствие и развлечение, а духовное наслаждение и пользу, не отдых и успокоение для тела, а труд и подвиг для него. Как отрадно и утешительно видеть это редкое явление среди детей в наш настоящий, преимущественно, материалистический и развращённый век! Ведь нужно помнить, что так поступают не простые дети, здоровые всеми членами тела, – нет, а дети больные, имеющие один из ужасных телесных недугов – слепоту, родившиеся так слепыми или же лишившиеся своих глаз по тем или другим несчастным обстоятельствам жизни. Чему же, спросим, учит нас это истинно христианское поведение ваше?..

Оно учит нас тому, что кроме слепоты телесной есть ещё слепота духовная и, наоборот, кроме света телесного для глаз есть ещё свет духовный – для ума и сердца. И во сколько раз душа лучше и дороже тела, во столько же раз зрение душевных глаз лучше и дороже зрения телесных глаз. В этом случае мы справедливо можем сказать про вас, дети, что вы имеете, несмотря на телесный ваш недуг и немощь – слепоту глаз, свет духовный, что горит внутри вас свет христианской веры, тот свет, о котором Христос некогда засвидетельствовал перед народом, говоря: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме; но будет иметь свет жизни… Доколе Я в мире, Я свет миру… Ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма; а ходящий во тьме не знает, куда идёт. Пока свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света… Я свет пришёл в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме…» (Ин.8:12, 9:5, 12:35–36, 46). Близки вашему сердцу, как по всему очевидно, эти слова Христовы. Но они – эти слова – должны быть близки и сердцу каждого из нас, кто бы он ни был: дитя или возрастной, мужчина или женщина, зрячий или слепой. Да, только тот из нас может назваться истинным христианином в настоящем и полном смысле этого слова, кто глубоко проникнут бывает этими словами Единого нашего Учителя и Господа Иисуса Христа, кто поставил себе их единственною и главною целью своей земной жизни! Кто поступает сообразно с ними в жизни, тот, хотя бы был и слепой телесно, для которого существует вечно тьма беспроглядная, «ходит днём» и «не спотыкается, потому что видит свет мира сего» (Ин.11:9) в ином, более лучшем и совершенном, виде. А кто не поступает по этим словам Христовым, кто не имеет в себе света веры в Господа и последования за Ним, тот, хотя бы был и зрячий телесно, который пользуется всегда светом солнца и других светильников, разгоняющих мрак, «ходит ночью» и «спотыкается, потому что нет света с ним» (Ин.11:10). И мы, действительно, знаем и можем засвидетельствовать здесь, что есть на свете слепцы, которые, лишившись своих телесных глаз, как бы взамен этих последних, имеют благодатное прозрение душевных своих глаз – умственных и сердечных. Очевидной пример этому представляете вы, дети, собравшиеся в таком количестве в наш святой храм для того, чтобы отвести себе здесь душу в церковных молитвах и песнопениях. Оправдались в этом случае слова Священного Писания: Господь умудряет слепцы (Пс.145:8). Не могу не вспомнить в настоящие минуты с любовью и благодарностью и про одного из близких своих родственников⁵¹, который, после того как потерял свои глаза, нередко говаривал мне, когда я проводил с ним вечера за чтением духовно-нравственных книг или же когда предпринимал путешествия в отдалённые святые монастыри и пустыни с целью молитвы и духовного назидания: «Слава Тебе, Боже! Господь, отняв у меня телесные глаза, даровал мне духовное зрение, т. е. просветил мою душу». Так, братие, Господь иногда наказывает людей, посылая на них те или другие болезни, наказывает не с целью погибели, но с тою целью, чтобы они пришли в себя, восчувствовали свою душевную нечистоту от множества творимых ими грехов и обратились к Нему с сердечным покаянием и верою в Его бесконечное милосердие. В этом случае справедливы слова Премудрого, высказанные им некогда в назидание грядущих поколений и повторённые св. апостолом Павлом в его послании к Евреям: «Господь, кого любит, того наказывает; бьёт же всякого сына, которого принимает» (Притч.3:11–12; Евр.12:6). Да, эти слова должны быть близки всем из нас, если постигают нас здесь – на земле телесные болезни или же какие-либо другие беды и несчастия! Особенно близки они должны быть вам, дети. Вы лишились телесных глаз и не знаете, что такое свет солнца и других светильников; вы не можете восхищаться при этом свете красотами нашей богатой природы и, вообще, находить утешение в благах мира сего вещественного. Но взамен всего этого, в утешение ваше и наслаждение, Господь раскрыл вам глаза души, просветив её светом веры Своей, божественной и спасительной. Благословенна эта вера ваша, – вера детская, чистая, незлобивая и простая! Она, как известно, есть условие вечного спасения и для всех нас, христиан взрослых. По словам Христа Спасителя нашего, только тот «войдёт в царство небесное, кто обратится и будет, как дитя» (Мф.18:3). Конечно, здесь разумеется обращение не внешнее, или телесное, а внутреннее, или душевное. В этом последнем случае мы, поистине, как бы перерождаемся снова и становимся детьми, если не по телесной природе, то по духовным свойствам своим, весьма близким к состоянию детей…

От созерцания веры и благочестия христианского в лице вашем, дети, я хочу обратиться теперь к окружающим нас людям, в числе которых, вероятно, найдётся много других детей, учащихся и воспитывающихся в том или ином учебно-воспитательном заведении, а также ко всем вообще современным христианам. Встретим ли мы среди них что-либо подобное тому, чтó видим сейчас в вас? Увы, к прискорбию нужно сказать, нет! Я уже упомянул о том, как проводят время большинство наших светских детей при обычных своих путешествиях, которые они нередко предпринимают ныне. Но как они проводят вообще-то время в стенах тех заведений, в которые судьба заставила их попасть на тот или другой продолжительный срок? Поставляют ли они на первом плане, подобно вам, св. Православную Церковь со всеми её божественными силами, яже к животу и благочестию? Не забывают ли они её и там, среди обыденных своих занятий и жизни? Не стоит ли у них на первом плане, вместо святой Церкви, мир, – этот мир земной, грешный, злой и развращённый, мир, в центре которого вращаются все их личные интересы, заботы и попечения? Кто же, после этого, может их разубедить в том, что они вполне здоровые люди, а не больные? Но пускай они считают себя в этом отношении за людей здоровых и нормальных. Это будет не что иное, как личное их самообольщение и самообман. Все же такие и им подобные христиане, с истинно христианской точки зрения, должны считаться духовно больными людьми, и больными именно душевными своими глазами. Да, несмотря на то, что они видят своими телесными глазами, что эти последние у них вполне здоровы и отправляют свою деятельность вполне нормально, они слепы своей душой, так что и «видя, не видят, и слыша, не разумеют»! Они ходят постоянно как бы в потёмках. Это, поистине, нравственные мертвецы, оставленные для погребения друг друга (Лк.9:60). Но мы должны сказать здесь в защиту некоторых из них, малолетних христиан, – людей, как известно, не имеющих ещё своей воли, неопытных и неустановившихся в жизни, сказать именно то, что они не виноваты в том, что души их остаются иногда без достаточного просвещения светом веры христианской. Это, конечно, не от них зависит, а зависит от их начальников, воспитателей и руководителей в деле их обучения и воспитания в школе. Но в том-то и дело, что сами эти лица, стоящие ныне во главе той или другой школы, по большей части страдают тою же душевною слепотой и нуждаются в свою очередь в просвещении и озарении их душ иным небесным и высшим светом. Поистине, они, как и древние фарисеи, которых обличал Христос с том же недостатке, «слепые вожди слепых» (Мф.15:14): они сами идут и ведут за собой руководимых ими людей, не зная куда и зачем, во всяком случае, не к пользе и спасению, а ко вреду и погибели их; так как известно, что «если слепой поведёт слепого, то оба упадут в яму» (Мф.15:14). «Может ли слепой водить слепого? – спрашивает Сам Господь наш Иисус Христос. – Не оба ли упадут в яму?» (Лк.6:39). И мы знаем, что много уже попадало в яму вечной душевной погибели таких слепцов, страдавших в своей жизни столь ужасным недугом – душевною слепотой, – слепцов, не имевших прозрения от света христианской веры, потому что этот свет в них давно уже погас, и некому было зажечь его снова в их сердцах…

Будем же твёрдо помнить это все мы и решимся впредь обращать внимание не столько на внешнее своё состояние, сколько на внутреннее, для того, чтобы быть нам здоровыми не телом только, а и душой. Будем также усердно молиться Господу, чтобы свет христианской веры никогда не погасал в нашей душе, а всегда горел в ней ярким пламенем, просвещая и оживотворяя её на всех путях нашей жизни и деятельности. О том же самом вознесём горячую молитву и ублажаемому ныне св. Церковью пророку Божию Илии – этому ревностному проповеднику и поборнику св. веры в Ветхом Завете – пророку Илии, который, можно сказать, был весь свет и в котором тьмы не было ни единыя. Аминь.

При праздновании Успения Пресвятой Богородицы нам всего приличнее теперь размыслить о смерти каждого из нас. Что все мы умрём, это неотразимая истина. Единем человеком грех в мир вниде, говорит апостол, и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде, в немже вси согрешиша (Рим.5:12). Итак, смерть есть необходимый удел каждого из нас, – и, думаем ли мы о ней, или нет, всё равно мы умрём; но не всё равно, как умереть. Умер Ирод смертью закоренелого беззаконника, умер Иоанн Креститель в темнице смертью величайшего праведника. Точно так же не одинаковые последствия бывают и после смерти. Из евангельской притчи о богаче и Лазаре мы знаем, что праведный Лазарь, по смерти своей, несён был на лоно Авраамово и там наслаждался небесными благами, а жестокосердный богач получил место в аде посреди геенских мучений грешников. Из жизни Преблагословенной Девы Марии, успение Которой сегодня мы так торжественно празднуем, научимся, братие, достойному приготовлению души своей к исходу из здешней жизни, чтобы и нам не лишиться тех благ, которые уготовал нам Бог для нашего блаженства.

Пресвятая Дева Мария, после того как Её возлюбленный Сын вознёсся на небеса в полной славе, продолжала ещё оставаться на земле в совершенном уничижении и безызвестности. Как же Она проводила тогда время? Она проводила его в молитве, посте и Богомыслии. Все Её мысли и желания были устремлены единственно на небо, к Своему Возлюбленному Сыну. Братие! И наши мысли и желания должны быть устремлены туда же, именно на небо. Мы здесь на земле только странники и пришельцы, а отечество наше там – на небеси, где находится Христос Бог во всей Своей славе. Житие наше на небесах есть, говорит апостол, отонудуже и Спасителя ждем Господа нашего Иисуса Христа (Фил.3:20). И потому заповедуется нам горняя мудрствовати, а не земная (Кол.3:2). Не естественно ли странникам переноситься мыслями в своё родное отечество? И как нам не желать скорейшего возвращения на родину, к Отцу небесному, когда земля представляет нам столько зол и разного рода несчастий, где на каплю отрады и удовольствия приходится по чаше скорбей и бедствий? Поэтому у нас иногда невольно сама собою возникает мысль о смерти как успокоении после многих и тяжких трудов и мучений, переносимых нами в продолжение здешней земной жизни. Не возвращай же её назад, христианин, а старайся по ней приготовлять твою душу к исходу из здешнего мира!

Преблагословенная Дева Мария пред Своим успением сподобилась необычайного явления архангела, который и предвозвестил ей скорое отшествие из этого мира. Правда, подобных явлений, которые бывают верными знамениями к исходу души из здешнего мира, мы, по своей греховности, не удостаиваемся видеть, однако и у нас есть своего рода неумолчный возвеститель приближающейся к нам смерти, которая служит непременным уделом каждого из нас. Это – наш возраст. Дние лет наших, – сказано, – седмдесят лет, аще же в силах, осмдесят лет, и множае их труд и болезнь (Пс.89:10). Итак, кто дожил до пятидесяти или шестидесяти лет, тому пусть его возраст говорит, что предел смерти к нему всё ближе и ближе, пусть поэтому располагает его к достойному приготовлению души своей к будущей блаженной жизни. И кто знает, может быть растут и уже выросли те дерева, из которых выточат нам гробы?..

Пресвятая Дева Богородица пред Своим успением пожелала видеть св. апостолов, чтобы утешиться вместе с ними верою, чтобы преподать им Своё благословение. Этому примеру Пресвятой Богородицы должны подражать и мы. В случае тяжкой болезни, которая по большей части оканчивается смертью, мы должны непременно призывать к себе служителя Божия с благодатными дарами для утешения и облегчения своей души. Нельзя довольно оплакать обычая, укоренившегося среди нас, по которому ныне не приглашают служителя Божия, не желая расстраивать и беспокоить тяжко больного. Другие приглашают, но слишком поздно, когда служитель алтаря не может принести никакой пользы больному. Таким образом, многие отходят из здешнего мира без всякого напутствия и приготовления, не успев вовремя очистить свою душу покаянием и таинствами.

Есть ещё одна частная черта из жизни Божией Матери, которая подаёт повод к настоящему размышлению. Благочестивое предание повествует, что Пресвятая Дева Мария пред Своим успением завещала Свои одежды двум бедным женщинам, служившим Ей. В этом примере Пресвятой Богородицы мы должны находить себе урок, научающий нас, чтобы пред своею смертью каждый из нас успел распорядиться тем имением, какое имеет, именно для того, чтобы после смерти не давать повода к различным недоумениям и распрям, могущим из-за этого возникнуть.

Довольно и этих уроков из жизни Божией Матери, которые могут научить нас достойному приготовлению к христианской кончине. Усвоим их себе не умом только, а и сердцем. Выполняя же их постоянно в своей жизни, мы незаметно приготовим себя к истинно христианской кончине, – и тогда наш гроб, как гроб Богоматери, будет лествицею к небеси. Аминь.

Нынешний праздник в честь нерукотворённого образа Господа нашего Иисуса Христа заключает в себе много духовных черт для нашего наставления и утешения, обнять которые в одной, хотя бы и пространной беседе, невозможно. Мы чествуем ныне нерукотворённый образ Господа нашего Иисуса Христа, т. е. образ, изображённый Им Самим на полотне по желанию Едесского князя Авгаря. Этот князь был болен и сильно желал видеть Иисуса Христа, для того чтобы получить от Него исцеление. Но, так как он не надеялся увидеть Его лично, то послал от себя художника Ананию с тем, чтобы он нарисовал на полотне Его образ, или, по-нашему, портрет. В то время не было ещё, как теперь, фотографий и различных приспособлений, при помощи которых можно в несколько секунд снять человеческое лицо. Этот художник Анания просто начал срисовывать образ Господа нашего Иисуса Христа; но как он ни старался и сколько не употреблял усилий, чтобы получить верный отпечаток лица Христова на своей бумаге, ему всё не удавалось представить его во всей полноте и целости. Тогда Иисус Христос, видя все его усилия и труды тщетными и зная искреннее расположение князя Авгаря и его сильное желание иметь Его изображение, потребовал себе полотна и утёрся им. Вот на этом-то полотне и получился самый верный и точный отпечаток Божественного лица Христова, получился образ Его, действительно, не руками человеческими сотворённый, а сделанный по благодати и благоволению Самого Иисуса Христа. И вот с этих-то пор Святая Церковь и начала вводить у себя иконы, изображающие Господа нашего Иисуса Христа, Его Пречистую Матерь и святых Его. Вот откуда, следовательно, обычай употребления святых икон. Он, как видите, чрезвычайно древний и освящён Самим Иисусом Христом. С этого времени и до сих пор, в продолжение девятнадцати веков, иконопочитание существует в Православной Церкви. Но, как мы знаем, оно встречало не раз ожесточённые нападки и возражения, разные препятствия и преграждения со стороны так называемых иконоборцев, которые отвергали и презирали всякое почитание святых икон. Православная Церковь должна была вести с ними упорную и продолжительную борьбу, окончившуюся впоследствии полною победой и торжеством православных. Иконопочитание, как мы знаем, утверждено и легло в основание седьмого Вселенского собора, который и был именно против иконоборцев. С того времени Церковь уже беспрепятственно могла употреблять святые иконы, употреблять не только в храмах, но и в жилищах. Особенно широким распространением святых икон пользуется наша святая православная Русь. У нас в церквах существуют не только так называемые местные иконы: Спасителя, Божией Матери и других, но также и все стены храма, по возможности, расписываются святыми иконами. Какое представляется благодатное зрелище для глаз истинно верующего христианина, когда в таком изобилии находятся святые иконы в православных храмах! Какое получается утешение для чувства верующего христианина, когда он смотрит на эти иконы с верою и умилением! И кто же после этого будет восставать против святых икон, когда употребление их освящено примером Самого Иисуса Христа? Язычник Едесский князь и тот пожелал иметь у себя образ Иисуса Христа. Кто же, спрашиваем, будет восставать против икон? Кажется, никому не должно бы. Но есть у нас, к прискорбию, люди, которые не только не принимают св. икон, не только не почитают и не уважают их, но даже явно отвергают их и ругаются над ними. В нашем отечестве, это штундисты и молокане; они прямо говорят, что им не нужны иконы как вещественная принадлежность Богопочитания, что они поклоняются Богу не телесно, а духовно. В оправдание своих слов они указывают на слова Иисуса Христа: «Бог есть Дух; и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин.4:24). Что же? Неужели мы, по их примеру, должны отказаться от иконопочитания? Нет! Приведённые нами слова они понимают неверно, может быть по неведению, а скорее всего по упорному ожесточению. Кто же им, спрашивается, препятствует при чествовании и поклонении святым иконам возноситься и поклоняться Господу Богу своим духом? Святая Церковь не только не осуждает этого, но даже считает непременным условием, чтобы мы, поклоняясь святым иконам своим телом и лобызая их своими устами, ум и сердце своё возносили горе, к Господу Богу и святым Его, изображённым на этих иконах. И тот, кто поклоняется святым иконам, должен знать, что он поклоняется не дереву или краскам, из которых состоят они, но Самому Господу Богу и святым Его, изображённым на них и невидимо присутствующим среди верующих. С другой сторон, как бы кто ни украшал свои иконы, золотом или серебром, но если он, при чествовании их или при поклонении им, не возносится своим сердцем горе и в то же время не поклоняется им духом, тот сильно грешит и оскорбляет Всеправедного Бога и не получает никакой пользы от своих молитв, иногда довольно продолжительных и усердных. Итак, нам никто не запрещает, напротив, этому учит и строго повелевает святая Церковь, при поклонении святым иконам, поклоняться Господу Богу «духом и истиною». Но в то же время, почему нам не пользоваться тем средством, какое было угодно Господу даровать нам, именно: употреблять вещественные изображения Господа Бога, Его Пречистой Матери и святых Его? Стало быть, сильно заблуждаются и грешат эти несчастные братья наши, которые отвергают и презирают всякое иконопочитание во имя якобы поклонения «духом и истиною». Святая Церковь строго осуждает таких людей, носящих общее название иконоборцев, прямо отлучая их от себя как богоотступников и еретиков.

Святая Церковь, представляя нам ныне для чествования нерукотворённый образ Господа нашего Иисуса Христа, научает нас, чтобы мы не столько с внешней стороны имели этот дивный образ, сколько с внутренней, т. е. чтобы глубже запечатлевали его в своём сердце, как подобает истинным христианам, и как тот требует самый дух христианства. В самом деле, что такое христианство? В начале своего проявления оно не имело общего названия, как теперь. В прежнее время верующие не назывались христианами, как теперь, а назывались учениками или последователями Иисуса Христа, и только впоследствии, когда дух и смысл учения Иисуса Христа начал отображаться в их мыслях, желаниях и действиях, они получили высокое название христиан. Этим именем, как мы знаем из книги Деяний апостольских, стали первые называться верующие в Антиохии (Деян.11:26). После этого и вера наша получила общее название христианства. Итак, самое слово христианство показывает, что оно происходит от слова Христос и означает во всей совокупности учение Христово. Что же значит слово христианин, какое мы усвояем себе при крещении? Оно значит, что мы должны отображать в себе внутренно образ Иисуса Христа. Это видно из слов апостола Павла к галатам: «О несмысленные галаты! Кто прельстил вас не покоряться истине, вас, у которых пред глазами предначертан был Иисус Христос, как бы в вас распятый?» (Гал.3:1). Если же кто из нас не отображает в себе, в своей жизни, этого образа Христова, тот напрасно носит это действительно высокое название христианина. Такой человек не только не может называться христианином, но, что гораздо хуже, он позорит это имя, присвояя его себе не по праву. Видите, сколь важно слово христианин, и какого требует оно обязательства по отношению к тем, которые носят это имя. Мы потому и называемся христианами, что в душе своей должны иметь образ Христов, какой подробно во всех чертах представлен нам в святом Евангелии. Кто не знает или не понимает этого, тот, можно сказать, не знает ещё самой азбуки христианства. Мы обыкновенно любим обогащаться обширными познаниями и сведениями из разных научных областей, а сущности самого христианства не знаем. Какие же мы после этого христиане! Истинным христианином может называться только тот, кто постоянно носит в себе образ Иисуса Христа, начертанный на сердце. А что этого требует от нас самый дух христианства, об этом ясно удостоверяет апостол Павел. В послании к филиппийцам он говорит, обращаясь ко всем христианам и христианкам: сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе, т. е. что было в Иисусе Христе, то и в вас должно быть (Фил.2:5). Другие слова, удостоверяющие нас в том же, находим в послании апостола Павла к коринфянам, где он говорит: «Никто не может положить другого основания» для проповеди и вообще для христианства, «кроме положенного, которое есть Иисус Христос» (1Кор.3:11). Видите, сколько свидетельств, свидетельств неложных, предлагаемых нам Самим Священным Писанием в пользу того мнения, что мы должны отображать в себе, во всех своих мыслях, желаниях и поступках образ Иисуса Христа, который весьма недалёк от нас и подробно представлен в святом Евангелии. Стоит только попристальнее и повнимательнее вглядеться в этот дивный образ, чтобы начертать его на своём сердце. В Церкви Православной Иисус Христос постоянно невидимо присутствует с нами. Его мы слышим здесь каждый день, то проповедующего, то скорбящего и плачущего, то наказывающего и милующего. Всё это мы в Церкви слышим и представляем себе во время чтения св. Евангелия. И кто внимательно, с усердием слушает Евангелие, повествующее об Иисусе Христе, об Его жизни и страданиях, тот незаметно прилагает к сердцу своему черты образа Христова, наиболее для него подходящие и наиболее соответствующие его возрасту и положению. Прекрасные характеристические черты образа Христова мы находим также в акафистном чтении Иисусу Христу. Но всякий из нас, как бы кто ни старался собственными усилиями изобразить в себе этот образ Христов, твёрдо должен помнить, что одних его собственных сил и средств недостаточно для этой цели. Поэтому он должен как можно чаще обращаться с молитвою к Господу Богу, чтобы Он помог ему изобразить в себе этот образ. И тогда Господь, видя его искреннее желание и усердие, Сам придёт к нему с Своею благодатною помощью и Сам начертает на чистом сердце его, как на полотне, Свой образ.

В нынешний раз мы ограничимся рассмотрением двух черт в лице Иисуса Христа, черт самых главных и важных, составляющих отличительный признак христианства, так что кто не представляет их в своём уме и не содержит в своём сердце, тот не может называться христианином. Первая черта представлена св. апостолом Павлом в его послании к филиппийцам. Там апостол говорит: Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе: Иже во образ Божий сый, не восхищением непщева быти равен Богу; но себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся якоже человек (Фил.2:5–7). Итак, первая черта, это воплощение Господа нашего Иисуса Христа. И кто не признает этой черты в лице Иисуса Христа, тот не вправе пользоваться названием христианина и не смеет носить на себе это высокое имя. Это не наше личное мнение, а мнение св. апостола Иоанна Богослова. В своём послании он говорит: «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они… Всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога. А всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста» (1Ин.4:1–3). Итак, кто не признаёт, что Сын Божий сошёл с небес и воплотился ради нашего спасения, тот не только не христианин, но, что гораздо хуже, тот антихрист. Вот как строго осуждает слово Божие таких людей! Что же сказать теперь про бредни нынешних умников-рационалистов, отвергающих пришествие Иисуса Христа на землю и считающих Его воплощение по своим теориям немыслимым и невозможным? Разве это христиане? Нет! Если они и называют себя христианами, так это только по своему упорству и развращению, которое затмило их умы и сердца. Все такие и подобные люди, по слову апостола, антихристы, т. е. противники Христа, а никак не христиане.

Вторая черта – это, как говорит апостол про Иисуса Христа, что Он смирил себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя (Фил.2:8). Следовательно, эта черта заключается в крестной смерти за нас Иисуса Христа. Мало того, что Он сошёл на землю и воплотился ради нашего спасения, Ему надлежало ещё претерпеть страдания и вкусить самую смерть, для того чтобы искупить нас от греха, проклятия и смерти. И вот Он терпеливо и безропотно исполнил эту волю Бога Отца о нас, предначертанную ещё прежде сложения мира. Итак, мы видим, что указанная нами черта есть самая главная и важная в лице Иисуса Христа, так что если мы не представляем её в своём уме, то мы не имеем права и называться христианами. И наоборот, кто содержит эту черту, тот знает и понимает всё христианство и есть истинный христианин. Апостол Павел в послании к Коринфянам говорит: не судих что ведети в вас, точию Иисуса Христа, и сего распята (1Кор.2:2). С одной только чертой апостол желал коринфянам представлять Иисуса Христа, именно с той, что Он был распят за нас. Теперь вопрос, как же нам понять и усвоить себе эти указанные нами черты? Первая черта, как мы сказали, состоит в воплощении Иисуса Христа. Всякий верующий христианин должен знать, что Иисус Христос при воплощении принял на себя плоть и душу совершенно человечески, не переставая в то же время быть Богом. И от божества Его, которое всё время неразлучно находилось с Ним, воспринятое Им человечество нисколько не умалялось и не подавлялось. Мы знаем, что были еретики, которые именно говорили, что при воплощении Иисуса Христа Его человечество было совершенно поглощено божеством. Такие еретики известны под именем евтихиан. Они получили своё название от архимандрита Евтихия, который именно проповедовал такое учение. Против него, как известно, был четвёртый Вселенский собор, который и установил во всей силе догмат о Богочеловеческом образе Иисуса Христа. Что же представляет для нас утешительного эта черта? Господь Иисус Христос, приняв на себя плоть и душу человеческие и сделавшись совершенным человеком, после того как Своею смертью удовлетворил за нас Правде Божией, не отринул своей плоти, но вознёсся с нею на небеса и посадил её одесную Бога Отца, чтобы там ходатайствовать о немощной природе человеческой. Следовательно, всякий верующий христианин должен утешаться тем, что у него есть теперь верный и скорый Ходатай к Богу Отцу, Который молит о нём непрестанно, как о своём возлюбленном брате. Апостол Павел в послании к евреям говорит, что Иисус Христос «не стыдится называть» всех верующих Своими «братьями» (Евр.2:11). Что касается другой черты, именно крестной смерти за нас Сына Божия, то мы должны утешаться тем, что Господь Иисус Христос вознёс на древо Своё все наши грехи, как прошедшие, так настоящие и будущие, и что в преизбытке удовлетворил за нас Правде Божией, так что теперь мы получаем прощение грехов своих не по своим каким-либо заслугам, а единственно по силе крестной жертвы за нас Сына Божия. С нашей стороны требуется для этого только одно условие, именно: чистосердечное раскаяние в своих грехах. Самая наша Жертва, какую мы теперь приносим в святых храмах, имеет силу и значение только вследствие крестной смерти Иисуса Христа, Который сообщил ей такую силу и значение. Две указанные и рассмотренные нами черты в лице Иисуса Христа суть черты догматические, или вероучительные. Но есть и нравственные черты, представленные для нашего подражания в Святом Евангелии. Сам Иисус Христов говорит: Приидите ко мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы. Возмите иго Мое на себе, и научитеся от Мене. И чему же? – яко кроток есмь и смирен сердцем и обрящете покой душам вашим (Мф.11:28, 29). Смирение и кротость составляет отличительную характеристическую черту Иисуса Христа, проходящую чрез всю Его жизнь. Он как словом, так и собственным Своим примером учил других смирению и кротости. И, следовательно, нам, носящим имя христиан православных, необходимо усвоить эту черту, чтобы не напрасно носить это высокое имя. Смирение и кротость – это добродетели, необходимые для всех и каждого, но особенно они необходимы для пастыря Церкви. В последнее время мы замечаем, что и среди пастырей происходит какая-то сатанинская гордость, совсем не свойственная их званию и положению. Кто не имеет ещё в себе этих добродетелей, тот, по справедливости, не должен даже и помышлять о столь высоком звании, как пастырское. Преимущественно к пастырю должно быть приложимо слово смиренный и служить его эпитетом: «смиренный пастырь». Кроме этой нравственной черты, какую мы указали в лице Иисуса Христа, святое Евангелие представляет нам и много других, весьма близких и доступных для понимания всех и каждого. Стóит только внимательнее разглядывать и замечать эти черты, чтобы потом прилагать их к своей жизни. В святом Евангелии повсюду рассыпаны такие характеристические черты и все они в большей или меньшей степени подходят к положению каждого из нас, так что всякий, кто бы он ни был, христианин или христианка, мальчик или девочка, возрастной или старец, всякий может выбирать из них наиболее подходящие и наиболее соответствующие своему званию и положению. Вот по этим-то чертам мы и должны представлять или изображать внутри себя образ Христов, показанный нам во всей полноте и целости в Святом Евангелии, – образ, без которого мы не можем называться христианами. Аминь.

Ныне у нас, по преимуществу, гражданский праздник. Ныне день тезоименитства нашего отца отечества, Государя – обладателя многомиллионного царства русского. Все мы как верноподданные сыны своего отца – царя, как граждане своего отечества, явились сюда – в храм Божий для того, чтобы вознести пред престолом Всевышнего молитвы о здравии и благоденствии нашего Благочестивейшего Государя, а также вознести молитвы о благе, счастье и славе нашего возлюбленного отечества. В этом заключается первый и главный долг наш как граждан по отношению к царю земному и отечеству, кроме ещё долга повиновения и покорности ему и поставленным от него властям в общественной жизни для нашего же собственного блага и счастья. Но в этом ли только состоит наша обязанность как граждан-христиан, повинующихся, притом, христианскому царю и христианским властям? Вот вопрос, на который мы хотим обратить внимание наших слушателей в настоящий раз! С естественно-земной, гражданской точки зрения наш долг по отношению к царю и отечеству, действительно, ограничивается только упомянутыми нами проявлениями патриотических чувств, именно: полною покорностью и всецелым повиновением им в жизни, среду различных наших обязанностей, входящих в круг того или другого звания человеческого и обнаруживающихся так или иначе в обыденной жизни каждого из нас, а также горячею и усердною молитвою о них, совершаемою нами в дни праздничные и торжественные в храмах Божиих и домах человеческих, подобные, например, нынешнему дню. Да притом, нужно заметить здесь, и такое выражение верноподданных чувств с нашей стороны по отношению к царю и отечеству не всегда бывает достодолжным, т. е. таким, каким ему следует быть по самому существу своему. В самом деле: многие ли из нас, при выполнении многоразличных гражданских обязанностей, возвышаются до того сознания, что они это делают по совести (Рим.13:5), из бескорыстной любви к ближним и с искренним желанием блага и счастья для себя и других? Напротив, большинство из граждан не ограничиваются ли только тупым и бессодержательным, холодным и внешне формальным повиновением царю и властям, поставленным от Него в похвалу творящим благое и в гневе творящим злое (Рим.13:3–4), словом, повиновением по рабскому страху наказания (Рим.13:5)? Да, многие из нас, – сознаемся в этом чистосердечно, – в жизни гражданской ограничиваются одним только тем, что «отдают, – по заповеди апостола, – всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (Рим.13:7)! Все такие люди, как в жизни чисто гражданской, так и в жизни религиозно-церковной, оказываются такими же формалистами, внешне исполняющими свой долг по отношению к Богу и Его св. Церкви. В праздничные и другие высокоторжественные дни, имеющие близкое отношение к их служебным обязанностям, они неуклонно являются в церковь на общественные богослужения: молебны, панихиды и т. п.; являются также и на другие общественные собрания, устрояемые по различным побуждениям и целям, полагая, что вся их роль заключается только в присутствии на них своим телом, облечённым в ордена и другие знаки отличия. Мы уже не говорим здесь о тех людях, к счастью, немногочисленных в нашем отечестве, которые тяготятся и этою нынешнею службою своею и исполнением своего гражданского долга по отношению к царю и отечеству. А есть, как известно, и такие, которые явно восстают и нарушают этот долг. Но не о них будет сейчас наша речь. Мы имеем в виду людей, хотя и исполняющих свой долг повиновения царю и отечеству, лежащий на них как граждан земного отечества, но людей, не сознающих всей высоты и значения этого долга и не смотрящих на него с истинно христианской точки зрения. Что же мы должны сказать здесь таким людям с церковной кафедры?

Мало того, чтобы только повиноваться и исправно платить подати, воздавая Кесарева Кесареви, хотя бы это сопряжено было с большими трудами и беспокойством для самого себя. Нет, надобно ещё, по заповеди того же апостола, так поступать, чтобы «не оставаться должными никому ничем, кроме взаимной любви: ибо любящий другого исполнил закон» (Рим.13:8). Да, в любви и в ней только одной исполнение закона, закона как божественного, так и человеческого! А между тем, если повнимательнее присмотреться к окружающей нас жизни, к взаимным отношениям людей между собою, этой любви-то и недостаёт между ними. Ныне, как известно, на место любви христианской водворились эгоизм и своекорыстие, которые, подобно сетям, опутали современное человечество. Если любовь необходима здесь – на земле, если она составляет основание и, так сказать, душу или залог прочности всех обществ и царств человеческих: то что же сказать теперь про Царство Божие, которое отчасти наступило уже и пребывает здесь – на земле в видимой Церкви Христовой, а в полной и окончательной степени имеет наступить после второго пришествия Христова и пребывать на небе? Какой признак этого царства? Не ошибёмся, если скажем: любовь. Ныне пребывают, – как говорит апостол Павел, – вера, надежда, любы, три сия (1Кор.13:13). Но в будущем небесном царстве славы, которое наступит после земного царства благодати, вера упразднится: ибо она будет не нужна тогда для граждан этого царства; равно как упразднится и надежда, которая точно так же не будет иметь места там. Вера и надежда, говорим, упразднятся: потому что предмет их – Бог, к Которому люди стремились в продолжении веков, будет постигнут ими вполне, когда они узрят Его лицем к лицу. Останется только одна любовь, которая и будет господствовать в полной силе и крепости между людьми, участниками этого царствия. Да, царство Божие – царство любви!..

Теперь вопрос: кто же будет участником этого небесного царства? Кто будет наслаждаться в полной степени всеми неизреченными благами любви? Ясно, что тот, кто здесь – на земле руководился постоянно тем же самым чувством по отношению к Богу и людям, кто был глубоко проникнут им и старался распространять его между другими людьми. Вот в этом-то случае и оказывают нам благодетельную помощь царства земные, царства человеческие. Последние должны быть рассматриваемы нами не сами по себе только, а и по отношению к царствию Божию, царствию небесному. Мало того: рассматриваемые только сами по себе, они всегда приводят людей в заблуждение и погибель. Это ясно и очевидно для всякого из понятия о той цели, какая существует в христианстве. Эта цель, как известно, достигается не здесь – на земле, где люди соединяются и живут различными обществами, начиная с простой семьи и кончая сложным механизмом государства, состоящего из сплочения воедино бесчисленного множества семей, а там – на небе, куда вход для нас открыт теперь беспрепятственно со смертью и воскресением Господа нашего Иисуса Христа и куда мы можем переселиться не иначе, как после своей телесной смерти, наступающей для одних из нас раньше, а для других позднее, но для всех одинаково земнородных являющейся неизбежным печальным жребием в этой жизни. Житие наше на небесех есть, – говорит апостол Павел, – отонудуже и Спасителя ждем Господа нашего Иисуса Христа (Фил.3:20).

Если же, как мы видим, цель христианской жизни может быть достигнута одним только путём, путём телесной смерти; то ясно, к чему должна вести нас настоящая земная служба царю и отечеству: она должна вести нас именно к службе царю и отечеству небесному: «Многоразличная служба наша царю и отечеству, – говорит известный всем о. протоиерей Иоанн Кронштадтский, – есть образ главного, долженствующего продолжиться вечно, служения нашего Царю небесному. Ему-то, прежде всего, мы обязаны верно служить, как истые рабы Его по творению, искуплению и промышлению. Думают ли об этом слуги земного отечества? А надобно думать. Земная служба есть испытательная, приготовительная служба к служению на небесах. О мале был еси верен, – говорит Сам Господь наш Иисус Христос, – над многими тя поставлю (Мф.25:21)»⁵². К сожалению, нужно сказать здесь, что мало и редко кто из нас, граждан этого земного отечества, смотрит на него такими глазами. Если таково значение отечества земного и стоящего во главе его царя как отца отечества, то понятно, как мы должны относиться к ним в жизни нашей. Мы должны относиться к ним не только с полным почтением и уважением, но и с искреннею любовью и благодарностью: потому что в таком случае мы воспитываем в себе подобные чувства к Царю и отечеству небесному. «Люби отечество земное и отца отечества, – говорит тот же о. Иоанн Кронштадтский, – оно тебя воспитало, просветило, отличило, почтило, всем довольствует; но особенно люби отечество небесное, Отца будущего века: то отечество несравненно почтеннее и дороже этого, потому что оно свято и праведно, непоколебимо, бесконечно, истинно, прекрасно, блаженно; потому что оно дало и даёт тебе несравненно большие преимущества и блага, нежели это земное, потому что Отец того отечества – не человек смертный и подобострастный, а Бог превечный и всё создавший; оно тебе дало название чада Божия, наследника Божия и сонаследника Христова; потому что Отец небесный сделает тебя участником всех благ царствия Своего, коих око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1Кор.2:9)»⁵³.

Но как мы, будущие граждане этого царствия, можем воспитать в себе такие чувства любви и расположения к нему? Не иначе, как под образом служения царю и отечеству земному, разумея именно под этим служением любовное отношение наше к ближним. Господь есть Царь всех веков и всех народов. Царство Твое – царство всех веков, – говорит св. псалмопевец, – и владычество Твое во всяком роде и роде (Пс.144:13). Вот такого-то Царя веков, нетленнаго, невидимаго, единаго премудраго Бога (1Тим.1:17) мы должны возлюбить всем сердцем своим и всею душею своею. Но эта любовь зарождается и проявляется в нас здесь – на земле посредством любви к ближним нашим. По словам св. апостола Иоанна: «Кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит; тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит?» (1Ин.4:20). Трудно, а то и совсем невозможно бывает для простого смертного человека, состоящего в настоящее время в теле и привыкшего сообразовать свои чувства с чувствами окружающих живых существ посредством внешнего опыта, любить Бога такою высокою любовью, какую заповедал Она Сам в Своём Евангелии. Правда, Бог есть, по словам того же апостола, чистейшая любовь (1Ин.4:16), и Он иногда непосредственно касается души человека, невидимым и осязательным образом зажигая в ней искру этой любви к Себе, которая разгорается в ней в сильный огонь, объемлющий его со всех сторон и делающий его достойною обителью для поселения в нём; но в большинстве случаев мы обыкновенно получаем эту любовь не как дар, нами заслуженный, а как награду за наши взаимные отношения к людям в этом мире, в котором существуют различные общества человеческие, где мы и научаемся и руководствуемся на всех путях нашей жизни и деятельности высокому примеру любви и самоотвержения христианского. Вот почему мы должны относиться постоянно с благодарностью к царю земному и отечеству. Это потому именно, что они возводят наши взоры к иному, более высшему и совершенному, устройству царства в будущей жизни. Все царства человеческие, какие только есть, были и будут на земле, поистине, служат прообразом царства Божия, имеющего открыться в предопределённое Самим Господом время на небе. К сожалению, эта святая истина весьма часто забывается нами в жизни среди водоворота житейской суеты и попечения. Вот, братие, к каким мыслям должно приводить нас то обстоятельство, что мы состоим верноподданными царя земного, членами своего отечества!..

Но, с другой стороны, мы должны знать также и то, при каких именно условиях возможно поступление в граждане этого благодатного и славного Царства Христова. «Чтобы быть нам гражданами этого царства, нужно уважать и любить законы его, как мы обязаны уважать и любить законы земного царства, ибо без того не сделаемся гражданами столь превосходного царства, нужно уважать и любить законы земного царства, ибо без того не сделаемся гражданами столь превосходного царства, нужно уважать и любить эту духовно-воспитательную школу (церковь), образующую нас в членов и граждан того царства»⁵⁴, словом, нужно быть верноподданными Царя небесного не на словах только, а и на деле, т. е. исполнять в жизни своей те обеты, какие мы дали при крещении и миропомазании в св. Церкви Христовой. Иначе, мы будем извержены вон из этого царства как чужие и неизвестные для него. «Не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи! войдёт в царствие небесное, но исполняющий волю Отца Моего небесного» (Мф.7:21). «Говорю же вам, что многие придут с востока и запада, и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в царстве небесном. А сыны царства извержены будут во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов» (Мф.8:11–12).

О, если бы Господь судил нам под державою нашего Благочестивейшего Государя Императора быть достойными гражданами не только царства земного, но и царства небесного! О, если бы мы удостоились быть хотя последними слугами Царя царствующих и Господа господствующих, чтобы только служить под Его могучим скипетром и наслаждаться душевным покоем, миром и счастьем в райских обителях! Вознося ныне молитву о здравии и благоденствии Государя нашего, вознесём также молитву и о самих себе. Для этого призовём в помощь себе тезоименитого нашему Царю св. Благоверного князя Александра Невского – этого тёплого молитвенника и горячего заступника пред Богом о нашем земном отечестве, много потрудившегося при жизни своей в деле благоустроения царства земного, после же смерти своей водворившегося на небесах среди многочисленных обитателей – граждан царства небесного. Аминь.

К вам, преимущественно, дети, обращаюсь в настоящий раз с своим словом наставления. Вместе с вами мы ныне помолились Господу Богу об успешном начатии и продолжении учения вашего в наступившем новом учебном году. Что же мы можем сказать вам здесь по поводу этого молитвенного соучастия вместе с вами?..

Всякая молитва, как частная, или домашняя, так особенно общественная, или церковная, есть залог благословения и успеха во всех наших делах и предприятиях, совершаемых нами во славу Божию. Такая же молитва составляет необходимую и, можно сказать, настоящую принадлежность вашу во всё время обучения вашего в школе. Ибо о чём вы молились сегодня здесь, равно как будете молиться и в другое время, должны молиться, по заповеди апостола, «непрестанно» (1Фес.5:17)? Вы молились и просили Господа о том, – говоря словами известной церковной молитвы, – чтобы «Он, Преблагий, ниспослал вам благодать Духа Своего Святаго, дарствующего и укрепляющаго душевныя и телесныя силы ваши, дабы вы, внимая преподаваемому вам учению» в школе и дома, «возросли Ему, нашему Создателю, во славу, родителям же своим на утешение, Церкви и отечеству на пользу» (Мол. пред учением). Вот к чему вы должны стремиться в продолжение всего вашего обучения в школе! Вот одна из целей вашей жизни на земле! Но прежде чем достигнута будет вами эта жизненная цель, пройдёт много времени. Не один, может быть, десяток лет потребуется для этого. За всё это время некоторые из вас, может быть, успеют окончить курс не только в этой школе, низшей по своему происхождению и роду занятий в ней, но и в других, так называемых средних и высших школах. И всё-таки, мы должны сказать, – в полной и окончательной степени вам невозможно будет этого достигнуть, как бы сильно вы ни желали этого теперь: потому что наше образование, умственное и нравственное, происходит не в школах только, во время кратковременного пребывания нашего в них, а продолжается и по выходе из школ, продолжается во всю нашу жизни на земле. С другой стороны, сколько представится вам ещё в школе, а затем и вне её, на всём вашем жизненном пути различных препятствий и преграждений к достижению вышеуказанной цели! Сколько будет неудач, неуспехов и разочарований в жизни! Сколько потребуется борьбы, мужества и силы для отражения и перенесения всех этих несчастий и невзгод житейских! Вот в таких-то преимущественно случаях и прибегайте поскорее к Богу с молитвою о помощи и заступлении; ибо молитва в этих случаях имеет особенную силу и значение…

«Корень учения горек, а плоды его сладки», – говорит русская пословица. Эту святую истину вы, конечно, не сознаёте теперь, да и не можете сознать при настоящих ваших умственных способностях и житейской неопытности. Вы уразумеете её потом, когда вырастите и поступите куда-либо на службу, где будете пользоваться плодами вашего учения, приобретённого вами здесь – в школе. Помните при этом и старайтесь никогда не забывать в вашей жизни только одного, именно: что указанные нами главные основания частной и общественной жизни приобретаются и закладываются ещё с раннего детства, в ту именно пору, в которую вы находитесь сейчас. Если вы будете любить Господа Бога от всего вашего детского чистого, искреннего и незлобивого сердца во всю вашу жизнь на земле, если будете стараться исполнять заповеди Божии точно и неуклонно, то, конечно, возрастёте и будете жить, поистине, в славу Ему. Тогда вам легко и сладко будет исполнять всё, что бы ни потребовалось от вас как христиан православных. Далее, если вы будете слушаться во всём и повиноваться своим родителям или воспитателям дома, то будете их утешением, их опорою и надеждою в старости. Тогда вы с охотою, а не по принуждению только, будете повиноваться и своим начальникам в школе. Если же, наконец, вы будете слушаться и строго исполнять все советы и повеления ваших начальников, учителей и руководителей в школе: то вам легко будет уважать и повиноваться и всякому начальству. Тогда вы, действительно, будете истинными сынами Церкви и верными слугами Отечества, живя на пользу их обоих. Да дарует же всем вам Господь видеть и наслаждаться благими плодами вашего учения в школе, для того чтобы вполне оправдались наши теперешние ожидания от вас!..

Сегодня Православная Церковь воспоминает «всех в надежде воскресения, жизни вечныя и Божия общения усопших православных отец и братий наших» (Служебн.; чин свящ. лит.). В числе этих усопших, «зде лежащих», т. е. погребённых при этом святом храме, и «повсюду православных», т. е. погребённых при других святых храмах: соборных, монастырских и кладбищенских, а также погребённых в воде, огне или другим каким-нибудь образом скончавшихся, много отыщется, братие, наших родственников, друзей и знакомых. Одни из нас потеряли в продолжение жизни своей на земле родителей, другие – мужей, жён, братьев, сестёр и других родственников, третьи – разных друзей и знакомых. Некоторые потеряли этих лиц, может быть, уже давно, так что и память их изгладилась среди людей, живущих на земле. Те могильные холмы, под которыми хранится прах их, поросли бурьяном и крапивой и сровнялись с основанием земли. А некоторые, может быть, потеряли их недавно, так что память их ещё жива среди людей, оставшихся после них. Самые могилы их ещё свежи и хорошо знакомы многим, потому что часто посещаются и тщательно возделываются. Как же, спросим, мы должны теперь смотреть и относиться к кончине наших родственников, друзей и знакомых? Вот предмет, наиболее приличный для размышления нашего с церковной кафедры ныне, когда мы творим молитвенную память об усопших отцах и братиях наших!..

Большинство, если только не все из нас, предаются обыкновенно в случае кончины кого-либо из упомянутых людей неутешной скорби и печали. Это так естественно и просто, что об этом не стоило бы здесь и говорить. В самом деле: как не плакать, как не скорбеть и не печалиться при виде умершего близкого и дорогого нам человека, напр., отца, матери, мужа, жены, брата, сестры и других людей? Сам Господь наш Иисус Христос, как известно, прослезился на могиле друга своего Лазаря. Нам ли, более слабым и немощным в отношении человеческой природы, не плакать и не скорбеть при виде близких и дорогих нашему сердцу покойников? Ведь иной раз вместе с ними мы хороним в землю все наши лучшие ожидания и надежды, все наши опоры и подкрепления в этой жизни. Те, на кого мы надеемся, уходят от нас, не сделав того, чтó они думали или хотели сделать. И мы остаёмся беспомощными одни в этом мире. Все наши розовые надежды исчезают, как сон или видение. Повторяем: нельзя не плакать и не скорбеть в этом случае по умершим. Эта скорбь и эти слёзы составляют долг нашего сердца, которое становится от этого самого мягче и нежнее. И только тот, у кого сердце жёстко и холодно, кто совершенно бесчувственен и окаменен в своём сердце, – только тот обыкновенно не скорбит в таком случае. Но и тогда, когда мы лишаемся известных нам людей, утрата которых не столь живо и ощутительно чувствуется нами, когда мы видим вообще около себя покойников без всякого отношения их к нам и нашей жизни, но и тогда, собственно, мы не можем удержаться от слёз: потому что в таком случае наша мысль невольно переносится к тому времени, когда этот умерший человек был жив и действовал, а теперь стал бездыханным трупом. Вспомним церковные песни, столь живо изображающие наше телесное состояние по смерти. Зряще мя безгласна и бездыханна предлежаща, восплачите о мне братие и друзи, сродницы и знаемии: вчерашний бо день беседовах с вами, и внезапу найде на мя страшный час смертный (Послед. погреб. мирск. челов.)… Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, безславну, неимущую вида (Там же. Самогл. 8 гл.).

Но, мы должны заметить здесь, не всякая скорбь достойна бывает похвалы. Скорбь от скорби различается и одна не походит на другую. Случается так, что человек, скорбящий по умершим, от этой самой скорби приходит в самого себя и становится более лучшим в религиозно-нравственном отношении. А бывает иногда и так, что эта скорбь доводит его до полного отчаяния в жизни, до забвения Бога и высшего предназначения своего в этом мире. Вот в этом-то последнем случае скорбь уже носит не христианский характер и не достойна нас как христиан православных. Вот об освобождении-то от неё и учит нас св. апостол, говоря: «не хочу оставить вас, братия, в неведении о умерших, дабы вы не печалились, как и прочие, не имеющие надежды» (1Фес.4:13). Кто это «прочие», которых разумеет здесь апостол? Это все те, которые ещё не приобщились духа христианского, которые не вошли в ограду Церкви Христовой; это – по духу и образу жизни своей язычники, блуждающие во тьме и сени смертной. Для них, действительно, смерть человека, вместе с разрушением его телесного организма, является последним жизненным актом, завершающим всю его деятельность здесь – на земле. После смерти для таких людей пустота и ничтожество, совершенное небытие, говоря философским языком мыслителей такого направления. Но не таков христианский взгляд на смерть. Последняя для христианина служит только переменою его внешнего состояния, после того как душа его разлучится с телом, и переходом из здешней земной жизни в будущую небесную. Теперь, во время пребывания своего на земле, он живёт двоякою духовно-телесною жизнью. После же смерти тело его возвратится в землю: земнии убо – по словам церковной песни – от земли создахомся, и в землю туюжде пойдем, якоже повелел еси создавый мы и рекий ми: яко земля еси и в землю отъидеши, аможе вси человецы пойдем (Послед. погреб. мирск. челов. «икос»); – а дух возвратится к Богу, иже и даде его, на небо. Значит, лучшая часть наша, духовная, никогда не умирает, а всегда живёт и по смерти нашего тела. Она находится в это время в предначатии или вечного блаженства, или вечного мучения, судя по тому, конечно, как она проводила свою жизнь здесь – на земле: кийждо бо от своих дел или прославится, или постыдится, – как учит нас та же св. Церковь. И такое состояние нашего духовного и телесного бытия продолжится до второго пришествия Господня на землю, когда «при гласе архангела и последней трубе Божией мёртвые тела воскреснут нетленными, славными, сильными, духовными» (1Фес.4:16; 1Кор.15:42–44), когда они соединятся опять с своими душами для вечного блаженства или для вечного мучения в будущем царстве славы. «Ибо если мы веруем, – говорит апостол Павел, – что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведёт с Ним» (1Фес.4:14). Тогда «Сам» Он, по словам того же апостола, «при возвещении, сойдёт с неба, и мёртвые во Христе воскреснут прежде» (1Фес.4:16). Что же делается с теми людьми, которые доживут до времени этого второго пришествия Господня? Они изменятся. «Не все мы умрём, – говорит апостол, – но все изменимся, вдруг, во мгновение ока при последней трубе; ибо вострубит, и мёртвые воскреснут нетленными, а мы изменимся» (1Кор.15:51–52). «Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших» (1Фес.4:15). Итак, по изображению слова Божия, прежде всего, воскреснут мёртвые, потом мы, оставшиеся в живых, изменимся и тогда уже «вместе с ними восхищены будем на облаках на воздух, в сретение Господу, и таким образом всегда с Господом будем» (1Фес.4:17).

Поведав нам об этой тайне воскресения мёртвых и изменения живых, апостол присовокупил: «итак утешайте друг друга сими словами» (1Фес.4:18). Вот в чём, по словам апостола, состоит утешение при разлуке с умершими близкими и дорогими нам лицами! Оно состоит именно в надежде радостного свидания с ними в обновлённом состоянии во время второго и славного пришествия Христова, а также в неразлучной с ними жизни, имеющей открыться в будущем небесном царстве славы после последнего и страшного суда Его. Православное богословие говорит нам, что и нам том свете не прекратится общения людей между собою; что и тогда будут существовать между ними различные связи, напр., родственные, дружеские и т. п. Только, конечно, эти связи и общения будут выражаться не так, как они выражаются у нас здесь – на земле. Тогда, как сами люди будут более обновлённые и одухотворённые, так и их взаимные отношения между собой примут более лучший и совершенный вид. Но понятно, конечно, и то, что люди будут видеться и вообще пребывать в таком состоянии только тогда, когда они подвергнутся одной и той же участи, т. е. участи вечного блаженства вместе с праведниками. Если же они будут лишены этой участи и подвергнутся вечному мучению вместе со всеми грешниками: то ясно, что они будут пребывать тогда в полном разъединении и разобщении между всеми умершими, как бы они ни были близки и дороги для них. Тогда между ними, по изображению слова Божия, «утвердится великая пропасть, так что хотящие перейти с той и другой стороны не возмогут этого сделать» (Лк.16:26), какие бы ни употребляли для этого усилия и средства. Всё это должно располагать нас к тому, чтобы мы старались об избежании участи последней и о приобретении первой ещё во время жизни нашей на земле. Теперь мы можем легко это сделать как относительно себя самих, так и относительно умерших близких и дорогих нам лиц, только бы эти последние умерли с верою во Христа Спасителя и с покаянием во грехах своих. Главным средством для этого служит церковная молитва и особенно в соединении с бескровною жертвою, приносимою в наших храмах, как за живых, так и за умерших людей. «Молитва за усопших всегда составляла и составляет непременную часть Божественной Литургии, начиная от Литургии ап. Иакова» (катех., стр. 73). Св. Кирилл Иерусалимский так изображает значение этой молитвы: «превеликая будет польза душам, о которых моление возносится в то время как святая предлежит и страшная жертва» (тайновод. поуч. 5, гл. 9). А св. Василий Великий в своих молитвах на Пятидесятницу говорит, что Господь сподобляет принимать от нас молитвы умилостивления и жертвы о иже во аде держимых, с надеждою для них мира, ослабления и свободы…

Итак, братие, вот средство, посредством которого мы можем приобрести себе радость вечного свидания с умершими ближними нашими: родственниками, друзьями и знакомыми! Средство это, действительное и верное средство – церковная молитва, как об умерших уже людях, так и о нас самих, живущих ещё на земле. Поэтому не скорбеть и печалиться до отчаяния мы должны при виде смерти того или другого близкого нам человека, не сетовать и как бы досадовать на Бога в таком случае, нет, а поскорее прибегать к Нему с молитвою о прощении грехов умершего и вселении его в обители праведных. Указанное нами средство – церковная молитва – служит, как известно, выражением тесной связи между живыми и умершими в настоящем веке. В будущем же она непременно приведёт нас к взаимному общению на небесах, идеже вси праведнии упокояются. Только бы нам не ослабевать в этой молитве здесь – на земле! Аминь.

Сегодня, в день празднования в память светлого и спасительного Христова Воскресения, мы празднуем также в честь иконы Божией Матери во имя «всех скорбящих Радость». В название этой иконы входят, как это легко можно усмотреть, два понятия: скорбь и радость, на которых я и хочу остановить ваше внимание в настоящий раз. Пресвятую Богородицу мы называем «Радостью всех скорбящих» и обременённых различными грехами и пороками людей на свете. И называем, конечно, не напрасно: потому что Она есть, действительно, радость и утешение всех таких людей, освобождающая их от скорбей и печалей в этом многобедном мире…

Обратим, прежде всего, своё внимание на понятие о скорби. Что скорбь существует в мире постоянно и является, так сказать, необходимою принадлежностью людей, об этом свидетельствуют нам ежедневные факты, переживаемые нами. С самого появления своего на свет Божий человек чувствует уже эту скорбь, глубоко гнездящуюся в сердце его. После же того, как начинает приходить в более или менее совершенный возраст, он уже менее чувствует её: так как мало-помалу сживается с ней. Она становится ему тогда, так сказать, необходимой сопутницей в жизни, от которой он никак не может избавиться. В настоящее время люди придумывают различные средства для того, чтобы избавиться от неё каким бы то ни было образом. Вот, например, придумали музыки для рассеяния человека и освобождения его от скорби; устроили и много других различных увеселений и наслаждений. Но эти увеселения и развлечения, по большей части, производят только скуку и томление в душе, а не радость и увеселение, – чистые, спокойные, мирные. Несмотря на то, что люди бегут на эти удовольствия и предаются им с необыкновенным жаром и энергией, – словно, подумаешь, они хотят запастись этими развлечениями на всю жизнь, – несмотря на это, у те же самых людей из их глаз часто текут неудержимые слёзы, которых не может заглушить собою мир и его развлечения. Так, оправдывается над ними в этом случае слово Христа Спасителя: в мире скорбни будете (Ин.16:33). Тот же Христос Спаситель высказал, как известно, и следующие слова: царствие Божие нудится, т. е. с усилием употребляется, и только нуждницы восхищают е (Мф.11:12). Путь в это царство – путь узкий и тесный, состоящий из скорбей и всякого рода огорчений и неприятностей, случающихся в жизни человека. Какие же это скорби?..

Есть два рода скорбей, которые переносит в своей жизни человек: есть скорбь, так сказать, духовная, скорбь по грехам своим, содеваемым христианином ежечастно и ежеминутно в жизни своей, и есть скорбь, так сказать, телесная или мирская, когда мы скорбим о неудовлетворении какой-либо из наших телесных потребностей, скорбим, что не удалось нам исполнить что-либо по нашему желанию или, вернее, страсти. Во всех этих случаях мы, естественно, скорбим и терзаемся душой своей. Но не всякая скорбь бывает спасительна и плодотворна для нас. Спаситель обещал блаженство не всем плачущим и скорбящим в жизни сей; нет, Он обещал такое блаженство только плачущим по грехам своим, когда сказал: блажени плачущии, яко тии утешатся (Мф.5:4). Вот какие слёзы Ему благоугодны и для нас спасительны! В другой раз Он, как известно, заповедал даже не плакать при виде гроба умершего единственного сына. Не плачи, сказал Он в этом случае Наинской вдове (Лк.7:13). И св. апостол Павел различает двоякого рода скорбь или печаль: печаль ради Бога и печаль ради мира, когда писал во втором послании к коринфянам следующее: «Теперь я радуюсь, не потому, что вы опечалились; но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога, и таким образом нисколько не понесли от нас вреда. Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению; а печаль мирская производит смерть. Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование (на виновного), какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание» (2Кор.7:9–11). Если таковы плоды печали ради Бога, то нужно ли её заглушать в себе, нужно ли просить Господа о том, чтобы Он избавил нас от неё? Конечно, нет! Это было бы в высшей степени безрассудно и несообразно с целями христианства для исповедующего его человека. В этом случае последний должен просить Господа о том, чтобы Он даровал ему силы и мужество к благодушному, терпеливому и безропотному перенесению их в своей жизни. Иисус Христос, сказав, что истинного христианина ожидают в мире на каждом шагу скорби, соблазны и искушения, прибавил к этому: «Но мужайтесь; Я победил мир» (Ин.16:33), т. е. для Меня эти самые беды не могли произвести того, что они производят обыкновенно в душах людей маловерующих, легкомысленных и сомневающихся. «Терпением вашим спасайте души ваши», – такое правило высказал Он некогда в другом месте (Лк.21:19). И апостол Павел даёт нам подобное правило: «В скорби будьте терпеливы», – так писал он в послании к римлянам (Рим.12:12), – т. е. не ропщите на Бога за то, что Он посылает на вас эти скорби, а благодарите Его за такие милости к вам, грешным и недостойным рабам. А в послании к евреям тот же апостол Христов писал, как известно, следующее: «Господь, кого любит, того наказывает; бьёт же всякого сына, которого принимает (Притч.3:11, 12). Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец?.. Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным чрез него доставляет мирный плод праведности» (Евр.12:6–8, 11)…

То, что мы сказали о печали, то же самое должно сказать и о радости, которая точно так же бывает двоякого рода: радость духовная, чистая, святая, словом, радость о Боге; и радость плотская, нечистая, греховная, словом, радость мирская. Каждому из нас, вероятно, известны по опыту эти два вида радости. Мы радуемся, например, когда удастся нам исполнить какой-либо христианский долг, возложенный на нас свыше; когда мы сходим в церковь, простоим там несколько минут в сосредоточенной и усердной молитве; когда мы сделаем какое-либо доброе дело нашему ближнему; когда мы вообще решаемся освободиться от грехов, сознавая всю их непристойность и безобразие, и идти путём нравственного очищения и исправления. Это первого рода радость, радость о Боге, радость спасительная и вожделенная для сердца каждого из нас. Другая радость противоположна ей по своим свойствам и целям. Так, например, есть люди, которые радуются тому, что успевают приобретать в этой жизни значительное количество материальных благ всякого рода, как для собственной утехи и наслаждения, так и для наслаждения своего потомства. Есть, далее, люди, которые радуются всякому несчастью и беде ближнего и извлекают из него для себя пользу и приобретение, которые под предлогом покровительства и защиты обирают вдов и сирот, вообще, сирых и угнетённых в жизни сей людей. Ясно, какого рода эта последняя радость. Она дышит совершенно противным духом, какой мы видели в первой радости. Эта радость именно мирская радость, земная, нечистая, неправедная. Ею, как известно, многие страдают из современных людей, служа, как идолу, миру сему, который, по слову апостола, «весь во зле лежит» (1Ин.5:19).

Теперь вопрос: от каких же скорбей мы просим Богородицу избавить нас и какую радость имеем в виду получить от Неё, когда прибегаем к Ней за помощью, называя Её в этом случае «всех скорбящих Радостью»? Мы просим Её освободить или, по крайней мере, облегчить нас от тех именно скорбей, которые ведут нас не к Богу и к указанной Им цели жизни, а к миру и его интересам и целям. Точно так же, называя Богородицу «всех скорбящих Радостью», мы надеемся на получение от Неё в сердцах наших радости не мирской или греховной, а радости чистой и святой, предметом которой является Бог. Припадём же, братие, к Милостивой Заступнице рода христианского и будем усердно просить у Неё, чтобы Она помогла нам переносить наши скорби ради Бога, ведущие к покаянию, во спасение временное и вечное, переносить благодушно и терпеливо в этой жизни. Если мы будем просить и молиться так Царице Небесной, то Она, конечно, услышит нас, Она прольёт в наше сердце луч радости духовной, чистой и святой. Тогда и только тогда мы можем понять сущность и значение этого рода скорбей, неизбежных и спасительных для нас как христиан. Мало того, тогда мы будем вместе с апостолом «радоваться во страданиях своих» (Кол.1:24), причиняемых нам этими самыми скорбями, будем хвалить и славить Бога. Аминь.

Предметом настоящей беседы нашей будет ныне чтенное Евангелие: притча Христа Спасителя об одном богаче, который, имея в своих руках большое богатство и не зная, что делать с ним, в одну ночь лишился его по случаю внезапной смерти. Притча эта содержится в Евангелии от Луки, Лк.12:16–21. Для большей ясности и удобопонятности я прочту её вам в переводе на русский язык. «У одного богатого человека был хороший урожай в поле. И он рассуждал сам с собою: что мне делать? Некуда мне собрать плодов моих. И сказал: вот, что сделаю: сломаю житницы мои, и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро моё. И скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы; покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет»…

Прежде всего, спросим здесь: что послужило поводом для Господа к изречению этой притчи? А это вопрос одного из народа, которого собрались, по замечанию евангелиста, целые «тысячи, так что теснили друг друга» (Лк.12:1), – вопрос, предложенный Христу в следующей форме: «Учитель! скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство» (Лк.12:13). Из этих слов видно, что между двумя какими-то братьями было дело о дележе наследства, но в чём оно состояло, неизвестно. На предложенный Ему вопрос Христос ответил следующими словами: «Кто поставил Меня судить или делить вас» (Лк.12:14), т. е. это не Моё дело, с которым вы обращаетесь сейчас ко Мне. Это дело подлежит судебным местам, и закон должен рассудить, как правильно поступить в данном случае. «При этом, – замечает евангелист, – сказал им: смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения» (Лк.12:15). «По своему обыкновению Господь пользуется представившимся случаем для того, чтобы извлечь из него нравственное назидание для своих учеников и последователей»⁵⁶. Что такое любостяжание? Это – «страсть к приобретению имений для наслаждения благами мира сего, любовь к богатству»⁵⁷. Христос, как известно, «не раз и с силою поучал об опасности богатства в деле спасения и препятствиях, какие представляет оно для приобретения нравственного совершенства (Мф.19:23 и дал.; Мк.10:23 и дал.), и теперь, по представившемуся случаю, предостерегает от любостяжания, которое противно десятой заповеди закона Божия (Исх.20:17) и которое апостол Павел называет идолослужением (Кол.3:5; ср. Еф.5:3; Евр.13:5)…»⁵⁸. И вот такого-то любостяжания Христос Спаситель заповедует Своим последователям беречься или всячески остерегаться в этой земной жизни, которая представляет много искушений и соблазнов впасть в этот порок. «Смотрите, – говорит Христос, – берегитесь любостяжания…».

Теперь, что значат слова Христовы: «жизнь человека не зависит от изобилия его имения»? «Слово жизнь нередко употребляется в смысле благоденствия, благополучия, и слова Христовы в этом смысле значили бы, что благоденствие, или благополучие, или счастье человека не зависят от его богатства. Но если принять во внимание смысл следующей за сим притчи, показывающей, что богатство не может продлить жизнь богатого, то слово жизнь надобно принимать в теснейшем буквальном смысле, и изречение Спасителя будет значить, что, так как жизнь наша зависит не от богатства, но от воли Божией, то и не надобно очень заботиться о нём, не надобно предаваться любостяжанию»⁵⁹. По словам блаж. Феофилакта, «мера сей жизни не соразмеряется с изобилием имения. Ибо если кто имеет многое, то не значит ещё, что он и проживёт долго. Долголетие не зависит от множества богатства». Высказав такую мысль относительно богатства, Христос Спаситель далее, для большего, так сказать, иллюстрирования или освещения её в целях нравственного назидания своих слушателей, предложил вышеупомянутую притчу, «которая наглядно показывает, как суетна надежда человека на изобилие его имения»⁶⁰. Итак, вот тот повод, по которому произнесена была Христом Спасителем эта притча. Теперь приступим к изложению её содержания и к рассмотрению заключительного её вывода, сделанного Христом Спасителем в известных целях…

Притча начинается следующими словами: «И сказал (Христос) им притчу», – сказал им, т. е. ученикам и народу вместе, хотя, как мы видели, ближайшим побуждением к этому был вопрос одного из народа. Раньше, как известно, Он говорил только ученикам Своим, говорил о том, чтобы они «береглись закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лк.12:1). Теперь же Он имеет в виду потребности народа и потому, по преимуществу, речь Его касается этого последнего. «У одного богатого человека, – так говорил Христос, – был хороший урожай в поле» (Лк.12:10). «Предмет притчи заимствован, по обычаю Господа, из повседневной жизни и потому для всех понятен и тем более убедителен»⁶¹. – «Хороший урожай в поле». Здесь разумеется, как это видно из Лк.12:18, урожай хлеба, составляющего первое и главное богатство всякого человека, а в особенности человека – поселянина, сельского жителя и землевладельца, каковым, без сомнения, и был богатый человек притчи. – «И он рассуждал сам с собою: что мне делать» (Лк.12:17). Замечательно здесь это рассуждение богача с самим собою. У другого человека, в подобном положении и состоянии, пожалуй, не могло бы и возникнуть такого рассуждения. В самом деле, не многие ли из нас так живут, как говорит апостол, да ямы и пием: утре бо умрем, т. е. если уже без всякой для себя духовной пользы в деле приобретения и обладания материальным достоянием, то конечно и без всякой мысли и заботы о нём на будущее время? Упоминаемый же в притче евангельский богач был, как мы видим, занят вопросом о своём богатстве, но только не знал, куда его девать или на что употребить в жизни. Так, рассуждая с самим собою, он говорил: «некуда мне собрать плодов моих» (Лк.12:17), т.е. «всё полно, нет места, где поместить всё, что в таком изобилии уродилось»⁶². Наконец, среди таких рассуждений, он остановился на следующей мысли: «И сказал: вот, что сделаю: сломаю житницы мои, и построю бóльшие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро моё» (Лк.12:18). Эти слова богача опять достойны того, чтобы на них несколько остановиться. Они показывают нам только предусмотрительность и заботу его о том, чтобы богатство его, заключающееся в хорошем урожае хлеба, не погибло где-нибудь на поле, от дождя и зноя, не было потоптано животными или поклёвано птицами. Рассматриваемые сами по себе, приведённые нами слова, конечно, нисколько не умаляют поступка богача в данном случае. Ведь, как нам известно, ветхозаветный муж, по имени Иосиф, поступил в этом случае точно так же. Так, в книге Бытия мы читаем, что «собрал он всякий хлеб семи лет, которые были (плодородны) в земле Египетской, и положил хлеб в городах; в каждом городе положил хлеб полей, окружающих его. И скопил Иосиф хлеба весьма много, как песку морского, так что перестал и считать; ибо не стало счёта» (Быт.41:48–49). А между тем никто из нас не назовёт этого человека неблагоразумным за то, что он так поступил. Нет; в глазах самого фараона, царя египетского, он был «столь разумным и мудрым» (Быт.41:39), что другого, подобного ему, не было в то время во всём мире. Что же сделал Иосиф такого, за что получил похвалу даже от фараона, не говоря уже о то, что он снискал себе эту похвалу в очах Божиих? Когда «наступили семь лет голода, как сказал Иосиф, и был голод во всех землях; а во всей земле египетской был хлеб»: тогда «отворил Иосиф все житницы, и стал продавать хлеб египтянам… И из всех стран приходили в Египет покупать хлеб у Иосифа; ибо голод усилился по всей земле» (Быт.41:54, 56–57). Мало того, что он продавал хлеб за ту или другую цену и таким образом освобождал многих от великого бедствия – голода. Некоторым, как например, братьям своим, которые, некогда из зависти к нему, желая как-нибудь избавиться от него, сначала бросили его в ров, а затем продали чужеземным людям в Египет, теперь же сами, нуждаясь в помощи, приходили к нему в Египет, он давал хлеб даром, возвращая им те деньги, которые были уплачиваемы ему за хлеб (Быт.42:25). Вот как распоряжался Иосиф своим и чужим богатством, которое, как видно из сказанного нами, шло у него по большей части не на него самого, а на других людей, близких и дальних, нуждающихся в помощи, хотя, нужно заметить здесь, он как первый человек при царском дворе не нуждался ни в чём относительно земного своего благополучия и благоденствия. За такое-то бедствие и распоряжение богатством он, конечно, и прославился, как в очах Божиих, так и в очах человеческих. Теперь, обращаясь к евангельскому приточному богачу, что мы можем сказать в этом отношении? Можем ли мы сказать про него, что его богатство, о котором он тщательно заботился в своей жизни, получило законное употребление? Нет, этого нельзя сказать! В этом отношении, конечно, громадная разница между ним и Иосифом. Хотя он, подобно этому последнему, и копил богатство, строя новые, более обширные, житницы и собирая туда хлеб свой, но зачем? Затем ли, чтобы, в случае нужды, поделиться своим запасом с кем-либо из ближних, бедных и нуждающихся в помощи? О, совсем не за тем! Он думал в это время только о себе самом и ни о ком более другом на свете. Его мысль исключительно была обращена на себя, на свои заботы и попечения. Он забыл об окружающем мире, в котором живут и вращаются люди, подобные ему, может быть, по взгляду и состоянию. «И скажу душе моей, – так рассуждал себялюбивый и гордый богач, – душа! много добра лежит у тебя на многие годы; покойся, ешь, пей, веселись» (Лк.12:19). Из этих слов его видно, что он «так удовлетворён был своим урожаем, что уже ничего не желал более; страсть к любостяжанию была вполне удовлетворена, и он думает, что более ничего уже не остаётся, как только в удовольствие себе проводить жизнь»⁶³. О Боге же и своём нравственном усовершенствовании и не подумал, не говоря уже о том, что он пренебрёг в этом случае заповедью Божиею о любви к ближнему. Ибо, нужно заметить, что и среди него, вероятно, были люди, которые могли рассчитывать на его щедрость и получить что-либо из его богатого запаса. Вникнем здесь поглубже в рассуждения этого человека. Душа! – так воскликнул он в чувстве самодовольства и самоугождения. Но что за смысл представляет собою это выражение, вырвавшееся из его уст? Как мог он помышлять в то время о своей душе, – он, пропитанный, можно сказать, насквозь материализмом или благами мира сего вещественного? По-видимому, он думает и заботится о своей душе, когда говорит: «и скажу душе моей». Но это только по-видимому. На самом же деле он, конечно, никогда и не думал о ней. Да и мог ли он думать о душе, любезно предлагая ей то, что собрал у себя на многие годы? Разве душа человеческая может удовлетвориться всем этим? Разве для неё пища и питьё, равно как покой и веселье, те же самые, что и для тела, т. е. земные, вещественные, скоропреходящие и тленные блага мира сего? Так забылся богач, помрачённый в своём сердце любостяжанием, что понятие о душе перепутал с понятием о теле, называя это последнее душою. Вместо того чтобы сказать ему: «Тело! много добра лежит у тебя на многие годы; покойся, ешь, пей, веселись», – что было бы вполне справедливо и сообразно с его материальными и своекорыстными взглядами, – он, как мы видим, рассуждает иначе. Он обращается к душе своей и предлагает ей то же самое, что составляет необходимую потребность для нашего тела. Не в таком ли положении оказываются и многие из нас, братие, когда говорят, например, следующее: «Слава Богу, отвёл я свою душу!» Что разумеется обыкновенно под этим выражением, которое употребляют многие из нас? То ли, что мы действительно думаем о душе своей и заботимся о её высших духовных потребностях? Нет, в этом случае мы, подобно евангельскому богачу, имеем в виду исключительно своё тело, думая и заботясь только о нём, как бы нам получше его устроить здесь – на земле. О душе же в этом случае нет никакой ровно мысли, кроме лишь одного помину. «Слава Богу, отвёл я свою душу!» – так говорят ныне многие люди и, притом, просвещённые верою Христовою. Чем же, спрашивается, они отводят свою душу, – существо, как известно, совершенно противоположное по своему составу с телом? Чем? Молитвой, чтением слова Божия, духовным размышлением, душеспасительными и благочестивыми разговорами и беседами? Ничуть не бывало! Они отводят её тем же, чем и тело своё, т. е. пищей и питьём, по большей части в неумеренном количестве, различными светскими удовольствиями и развлечениями, на которые набрасываются всегда с какою-то особенною силой. Очевидно, что под вышеприведённым выражением, весьма часто употребляемым нами в житейском быту, нужно разуметь то же самое, что мы заметили относительно выражения о душе евангельского богача, именно: что понятие о душе мы переносим на понятие о теле и на основании этого, конечно, неправильно судим и той и другом…

Но вернёмся к евангельскому богачу. Как только высказал он эти дерзкие и, поистине, бессмысленные слова свои о душе, так сейчас же услышал со стороны Бога возражение или, лучше сказать, окончательное определение своей участи в этой жизни. «Но, – замечает евангелист, – Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут от тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лк.12:20). Замечательно, во-первых, в этих словах противоположение Божественного определения самодовольным рассуждениям безумного богача. Затем, самое название: безумный, которое даёт богачу Бог, как нельзя более идёт к нему в этом случае. В самом деле, разве это не безумство в глазах Божиих так рассуждать и действовать? За такое именно безумство Господь и подвергает его страшной участи: «в сию ночь душу твою возьмут от тебя», т. е., иначе говоря, ты умрёшь, как умирают все люди, живущие на этой земле, умрёшь внезапною и неожиданною смертью. А в чём вообще выражается смерть по христианскому образу мыслей и понятий? В том, что душа наша возвращается к Богу, Иже и даде ю, а тело возвращается в землю, откуда и взято: земнии убо от земли создахомся и в землю туюжде пойдем, как поёт св. Церковь в известной всем нам надгробной стихире. «Кому же, спрашивается, достанется то, что ты заготовил на многие годы?» Ведь для души как существа духовного и бессмертного всё это неприложимо и непригодно; тело же, после смерти своей, точно так же не нуждается ни в чём том, чем оно жило доселе. Итак, очевидно, что тебе самому не будет тогда ровно никакой пользы от твоего богатства, которым ты хотел воспользоваться раньше для своих собственных целей и интересов; а что после тебя будет с этим добром, что тебе до этого. Не всё ли равно для тебя, кому оно достанется и в чьи руки попадёт после смерти твоей?.. Эта участь богача, которой он подвергся со стороны Бога Правосудного, напоминает нам, братие, участь другого евангельского богача, о котором повествуется в одной из притчей Христовых, – именно того богача, который, по словам притчи, «одевался в порфиру и виссон, и каждый день пиршествовал блистательно», не обращая внимания на «нищего, именем Лазаря, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача; и псы, приходя, лизали струпья его» (Лк.16:20–21). Этот последний богач, подобно первому, только что рассмотренному нами богачу, умер, как и все люди обыкновенно умирают в жизни, и был похоронен, вероятно, пышно и торжественно, сообразно своему состоянию. После же смерти своей он очутился не на лоне Авраамовом, где наслаждался неизреченным блаженством нищий Лазарь, а в аде, где испытывал сильные душевные и телесные муки (Лк.16:22–24)…

«Так бывает с тем, кто собираем сокровища для себя, а не в Бога богатеет» (Лк.12:21). Это – последние заключительные слова притчи Христовой, представляющие нам нравственное назидание из неё. В них Христос Спаситель показывает наглядное подтверждение того, чему раньше учил в нагорной беседе Своей. Там Он, между прочим, говорил: «не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет, и где воры не подкапывают и не крадут» (Мф.6:19–20). Так бывает, по словам Христовым, с тем, кто собирает себе сокровища на земле, а не на небе. «Так обманывается в своих предположениях, так не успевает в своих намерениях, так сверх опасения теряет и свои сокровища, и себя человек, который собирает богатство себе только, по своей жадности, чтобы сделать оное пищею своего корыстолюбия, роскоши, лености; который не в Бога богатеет»⁶⁴. Такой же, без сомнения, участи подвергнутся и те из нас, братие, которые, обладая в жизни сей более или менее значительным материальным достоянием и потому называясь богатыми сравнительно с другими людьми, бедными и неимущими, употребляют своё богатство только на самих себя, на свои прихоти и удовольствия, а не на других людей во славу Божию. Никто из нас не застрахован в настоящей жизни от различных бед и несчастий, случающихся с нами часто помимо нашей воли. С другой стороны, никто из нас не может избавиться от смерти и не знает теперь наверное: рано ли, поздно ли придёт она к нам. И потому нам, по словам Христа Спасителя, всегда нужно «быть готовым; ибо в который час не думаем, придёт Сын человеческий». «Вы знаете, что если бы ведал хозяин дома, в который час придёт вор, то бодрствовал бы, и не допустил бы подкопать дом свой» (Лк.12:39–40). Итак, скажем словами апостола Иакова, «да хвалится богатый» не гордостью своею, а «унижением своим: потому что он прейдёт, как цвет на траве. Восходит солнце, настаёт зной, и зноем иссушает траву, цвет её опадает, исчезает красота вида её: так увядает и богатый в путях своих…» (Иак.1:9–11)! «Послушайте вы, богатые, – продолжает он же, – плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас, и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни… Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания…» (Иак.5:1–3, 5). Так рассуждает о богатстве св. апостол Христов. А вот как рассуждает о то же предмете св. Иоанн Златоуст: «Нет ничего столь ненадёжного, – говорит он, – как богатство; это – беглец неблагодарный, раб неверный; наложи на него тысячу цепей, он уйдёт и с цепями. Владельцы часто запирали его замками, затворяли дверями и приставляли к нему стражами рабов; но оно, обольстив самих рабов, убегало вместе с своими стражами, увлекая их с собою, как цепь, и таким образом самая страда ни к чему не служила. Что же может быть ненадёжнее богатства?.. Часто оно улетает из дома в один час и в краткое мгновение времени, подобно как лёгкий прах поднимается вверх от дуновения ветра… Сегодня богатый, завтра беден»⁶⁵. Да, слушатели, то, что случилось с богачом, упоминаемым в притче, то же самое, повторяем, может случиться и с каждым из нас, если будем собирать и умножать своё богатство и надеяться на одно только земное счастье! «Не указывайте при этом на некоторых нечестивых богачей, которые, живя в избытке, по-видимому, счастливы и благоденствуют в земной жизни своей, которая у них складывается наподобие рая. Нет, нечестивому Бог богатства не дарует! А если и дарует, если попускает ему богатеть здесь на земле, как некогда попускал и богачу евангельскому, то быстро отнимает его у него с тою целью, чтобы после, в загробной жизни, подвергнуть его большему наказанию»⁶⁶. За что же, – спросят, может быть, некоторые из вас, – за что наказывать богача в этом случае? Ведь он нажил богатство своими трудами, – честными или бесчестными – это другой вопрос; – как же его обязывать помогать другим людям? На это мы должны сказать, что всё, что мы имеем у себя, не наше, а Божие. Бог дал нам жизнь и всё необходимое для жизни – пищу, одежду и жилище. Он же требует от нас, чтобы мы делились данным нам от Его щедрот с нуждающимися. С другой стороны, мы находимся в полной зависимости от Господа, Который «делает человека нищим и обогащает, унижает и возвышает» (1Цар.2:7)⁶⁷. «Разве ты не знаешь, – говорит св. Иоанн Златоуст, – что мы будем осуждены за то, что худо употребляли данное нам? Что не наше, а Господне, то нам следует употреблять на подобных нам рабов. За то и богач был осуждён, что не делал этого, равно – и те, которые не напитали Господа. Если ты один будешь пользоваться своим имуществом, то терпишь вред и ты, потому что не получишь награды; если же будешь разделять его с другими, то и получишь от него пользу»⁶⁸. Если же богачи приобретают богатство бесчестно и незаконно, то «часто немногое, приобретённое бесчестно, – по учению того же Златоуста, – ниспровергало многое, накопленное честно. Если любостяжатели не подвергаются лишению имущества теперь, то тем страшнее будет тогда; они соблюдаются для большего наказания. Притом, если они сами избегнут, то наследники их испытают заслуженное ими…»⁶⁹

Итак, по учению слова Божия и Иоанна Златоуста, «все богатые и состоятельные люди, вполне предавшиеся заботам о приобретении мирских благ и счастья, и вследствие того совершенно забывшие свои христианские обязанности и с презрением смотрящие на бедных и страждущих сего мира, за свою гордость, высокомерие и немилосердие к бедным, будут унижены и наказаны ещё здесь на земле. Недостойные же из них наказания Божия в здешней жизни, будут сугубо наказаны за гробом; а заслуженное ими наказание на земле, за бесчестное приобретение богатства, понесут их наследники, которые, вместе с доставшимся наследством, беззаконно приобретённым, лишатся и честно нажитого ими самими»⁷⁰.

Что же делать? – спросит после этого кто-либо. Неужели всем бросать имение, какое кто имеет теперь, и из богатых делаться нищими? Нет! Ибо и Христос, как известно, не от всякого требовал добровольной нищеты. Так, напр., из слова Божия видно, что «сего не требовано Им от Иосифа Аримафейского, иже и сам учися у Иисуса, и, без сомнения, был верен Его учению, когда решился послужить Его погребению, несмотря на опасность от врагов Его, и который, впрочем, в это время ещё оставался человеком богатым (Мф.27:57)»⁷¹. Правда, тот же Христос говорил однажды Своим ученикам: «Продавайте имения свои, и давайте милостыню» (Лк.12:33). «Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои» (Мф.10:9). В другой раз, именно на вопрос апостола Петра, который спрашивал Его: «Вот, мы оставили всё, и последовали за Тобою: что же будет нам (Мф.19:27)?» – Христос ответил следующее: «Всякий, кто оставит домы…, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат, и наследует жизнь вечную» (Мф.19:29). А на слова одного богатого юноши, искавшего у Него совета относительно получения вечной жизни, Он ответил вот что: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение своё, и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, следуй за Мною…» (Мф.19:21). Но во всех, указанных нами случаях, где Христос проповедует людям о добровольной нищете, нужно принимать во внимание, во-первых, то, к кому обращена была эта проповедь, во-вторых, по какому обстоятельству или побуждению. Всё это, как известно, один из видов самоотвержения или самоотречения от всего ради Христа. И, следовательно, вышеприведённые слова Его нужно понимать так, что «Христа должно предпочитать всему, самому близкому и дорогому на свете, а не так, что действительно должно удаляться всего, чтобы быть христианином. Удаление от всего действительное, это – высший род совершенства, о котором можно сказать то же, что сказано о безбрачии: «не все вмещают слово сие; могущий вместить да вместит»⁷². Христос Спаситель нигде и никогда не высказывал общей для всех людей заповеди, требующей непременного исполнения в жизни, – заповеди о том, чтобы люди, наделённые в жизни богатством и другими материальными благами земли, оставили всё это без всякого повода или причина и сделались добровольными нищими. Нет! Он, как известно из другой притчи Его, заповедал нам даже «приобретать себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда (сами) обнищаем, приняли нас в вечные обители» (Лк.16:9). Он говорил только, «что трудно богатому войти в царство небесное», так трудно, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в царство Божие» (Мф.19:23–24). Богатство в Его очах было и есть совершенно безразличная и условная вещь в деле достижения людьми вечного спасения: как такое, оно есть благо и зло вместе. Для некоторых оно, действительно, благо; для некоторых же зло; смотря по тому, конечно, как люди пользуются им в своей жизни. Всё зависит именно от способа распоряжения или действия тех, в руках которых оно находится. Как же, спрашивается, мы должны поступать в этом случае? «Пользуясь богатством, законно приобретённым, мы не должны забывать правила, ещё псалмопевцем провозглашённого всем богатым: богатство аще течет, не прилагайте сердца (Пс.41:11). Мы должны напоминать себе часто, что скорее или медленнее, но во всяком случае чрез недолгое время или богатство нам оставит, или мы оставим богатство: и потому должны обходиться с ним, как с гостем, которого надобно честно принять и честно проводить. И купующии, яко не содержаще. И требующии мира сего, яко не требующе (1Кор.7:30–31), учит Апостол»⁷³. Затем, мы должны богатство, дарованное нам от Бога, пускать в оборот, т. е. употреблять его на дела благие и полезные как для нас самих, так и для ближних наших, должны, одним словом, богатеть в Бога. Но что значит богатеть в Бога? «Правило это, по первому виду, не так ясно, как противоположная ему неправильность – собирать себе. Собирают себе, в житницу, в кладовую, в пазуху: но как богатеть в Бога, который не берёт земного, вещественного богатства к Себе на небо, и не имеет в нём нужды?» – Вот как рассуждает об этом покойный митрополит Московский Филарет в одной из своих проповедей. «Для кратчайшего изъяснения правила: богатеть в Бога, скорее всего можно указать на следующий пример. Богу во храм, на его созидание или на обновление, или на содержание его в потребном благоустройстве и в приличном благолепии, иной приносит часть богатства своего, а иной посвящает бескорыстный труд, который есть также собственность, нередко высоко ценимая между людьми, и первоначальное богатство, посредством которого делаются богатыми небогатые. Что ж, отдающие таким образом своё богатство и свой труд Богу, беднеют ли или богатеют? Словом Господним говорю: богатеют, как потому, что сим образом благословляется прочее их богатство, честно приобретённое, и благонамеренный труд, так и потому, что принесённое ими не перестаёт быть их достоянием, поскольку Богу присвоять оное не нужно, не теряется, поскольку похитить у Бога не можно, а сохраняется в невредимой пред очами Божиими целости, для их будущего воздаяния. Вот один из способов богатеть в Бога!..».

«Другой способ богатеть в Бога Сам Иисус Христос излагает в следующих словах: продадите имения ваша, и дадите милостыню, сотворите себе влагалища неветшающа, сокровище неоскудеемо на небесех (Лк.12:33). Если мысль твоя не успокоевается на одном простом доверии к верному и непогрешимому слову Христову, и желает ещё объяснения, как может поданное тобою нищему очутиться в сокровищнице небесной: и сие изъясняет тебе Господь другим Своим изречением: понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе (Мф.25:40)…».

«Против сего способа богатеть в Бога, некоторые могут возразить, что им нельзя продать имение и обратить оное в милостыню: поскольку оно нужно им для пропитания себя и семейства. Уважим сию отговорку столько, сколько она заслуживает быть уважена. Осудим нерадение о домашних и бесчувственную холодность к родным, которая конечно уже не обещает человеколюбия и к чужим; осудим строгостью апостольского слова: аще кто о своих, паче же о присных не промышляет, веры отвергся есть, и невернаго горший есть (1Тим.5:8). Если тебе не дано свыше стремления к совершенной, добровольной нищете: оставайся, доколе будет угодно Богу, богатым, смиряя между тем себя мыслью о своём несовершенстве по духу, а не возносясь по мудрованию плотскому. Пекись о родных, о семействе, по обязанности, по любви естественной; но не забывай, что сия степень любви положена, дабы восходить на высшую степень любви к Богу. Богатей в Бога, хотя частью твоего богатства, посвящаемого на дела Богоугодные и человеколюбивые; остальное же, – берегись, по крайней мере, чтобы не собирать себе только, из любостяжания, чтобы не умножать неправдою, чтобы не иждивать на роскошь и тщеславие. Освящай твоё стяжание, не присвояя оного себе, но признавай оное даром Провидения Божия, благодаря за оное Всещедрому Дателю Богу, не прилепляя своего сердца к даянию, но непрестанно вознося оное к Дателю, с готовностью возвратить Ему оное, когда премудрая судьба Его потребует…».

«После сего можно ещё ожидать по настоящему предмету вопроса от тех, которые не пожертвовали богатством Богу, потому что не имели оного. А нам, скажут, необидливый Бог неужели не дал способа богатеть Ему, хотя бы в некоторый замен бедности, претерпеваемой нами для себя? – Не сетуйте, Покажу и вам ваше богатство, которым если уметь будете владеть, не позавидуете никому из тех, которые почитаются богатыми. Посмотрите: вот открывает вашу неокрадомую сокровищницу святой апостол Иаков: слышите, говорит, братие моя возлюбленная, не Бог ли избра нищия мира сего богаты в вере, и наследники царствия, еже обеща любящим Его (Иак.2:5)? Видите ли? – Богатство веры, наследие царствия Божия. – Чего вам больше? Без сего богатства никакое другое не принесёт пользы: при сём богатстве никакой урон, никакое лишение не важны, потому что и кратковременны, и безмерно малы в сравнении с сокровищами веры, с наследием царствия небесного…»⁷⁴.

«В чём состоит истинное богатство человека? – так спрашивает всем известный протоиерей, о. Иоанн Кронштадтский, и отвечает, – в образе и подобии Божием, а не в имении, не в землях, не в деньгах, не в разного рода земных познаниях и искусствах, или не в имении разного рода, не во множестве слуг, не во множестве одежд, вообще благ земных, ибо всё это тленно и временно, а душа – образ Божий – вечна, и богатство её – добродетель, святыня, смирение, незлобие, воздержание во всём, вера, надежда и любовь»⁷⁵. Итак, братие, и богатые, и бедные вместе, о богатстве веры христианской прежде и более всего попечёмся в настоящей жизни сей для того, чтобы все мы могли и приобресть, и умножить его, и неутраченным сохранить в непорочной жизни нашей. Тогда, конечно, «без скудости, без зависти друг к другу, без изнурительных забот, в мирном уповании ожидать будем наследия царствия, которое уготовал Бог любящим Его». Аминь.

Сегодня весь христианский род празднует в честь Преблагословенной Девы Марии по случаю введения Её, по исполнении трёхлетнего возраста с Её рождения, в ветхозаветный Храм Божий для всецелого и постоянного посвящения Господу с целью благоугождения Ему и личного Её спасения в жизни. В этом случае желание благочестивых родителей Её, Иоакима и Анны, которые, как известно, заранее дали обет посвятить своё дитя, если оно родится от них, Господу Богу, – это желание их вполне увенчалось успехом. Дева Мария во время продолжительного пребывания своего в храме, – благочестивое предание передаёт нам, что Она провела в храме целых одиннадцать лет, – Дева Мария, говорим, получила в нём такое полное и совершенное образование, образование как духовное, так и телесное, что удостоилась некогда быть храмом Бога Вышнего. Храм Тя чист и непорочен, Приснодево Богородице, – поет св. Церковь, – Вседетель обрете едину яве от века (Окт. гл. 2, нед. полун. кан. п. 4, Богор.). По другому прекрасному выражению, встречающемуся в церковных песнях, Она есть одушевленный кивот Божий, который, наподобие ветхозаветного кивота, хранившего в себе Божественное откровение, скрывал в себе некоторое время как Учредителя ветхозаветных храмов со всеми их богослужебными обрядами и церемониями, так и Учредителя новозаветных храмов, в которых истинные поклонники поклоняются Богу духом и истиною не в Иерусалиме только или на горе Гаризим (Ин.4:21, 23), а и на всяком другом месте. Таково было значение для Пресвятой Девы ветхозаветного Храма, который всецело, так сказать, отобразился в Ней, в Её последующей жизни и деятельности при Храме. Не напрасно, поэтому, св. Церковь называет Пресвятую Деву различными прообразовательными именами, относящимися к храму, напр., «завесой», «трапезой», «ручкой», «свещником», «кадильницей» и т. п. С другой стороны, Дева Мария, с тех пор как стала Матерью Господа, имела на ветхозаветный Храм и вообще на всё ветхозаветное богослужение громадное влияние, – влияние в том именно смысле, что ветхозаветный Храм в это время потерял свою силу и значение, какие он имел до тех пор в роде человеческом, когда прейде сень законная благодати пришедшей (догмат. 2 гл.). Св. Церковь, называя Пресвятую Деву как одушевлённый храм Божий «вместилищем Бога невместимого, селением преславным Сущего на серафимех» (Акаф. Пресв. Бог. ик. 8), называет Её также «святая святых большею» (там же, ик. 12).

Обращаясь от этих мыслей, навеянных нынешним праздником, к вам, братие, собравшимся в этом святом храме для принесения вместе с просительными молитвами Царице небесной также и благодарственных молитв Господу Богу по случаю благополучно истекшего года в нашей Академии, что мы можем сказать в настоящие минуты по этому поводу? Прежде всего, я хочу спросить вас: для чего существует этот храм Божий, преобразованный из приходской дотоле церкви во имя святых Первоверховных апостолов Петра и Павла в домовую церковь при нашей академии? Какая цель была в том учредителей этого высшего учебного заведения? Зачем, далее, к нынешнему дню приноровлено было самое светское торжество в этом заведении, т. е. акт, или учёное собрание, которое, после церковного богослужения в храме, происходило обыкновенно в стенах академии, – акт, воспоминание о котором и собрало многих из нас сегодня в храм Божий? Какая мысль была устроить этот акт именно ныне, в день Введения во храм Пресвятой Богородицы? Мы не знаем точно, чем руководились в этом случае учредители этого торжества. Многое и разнообразное приходилось нам слышать по этому поводу. Но, как бы то ни было, нельзя не отметить здесь глубокой мысли, которая лежит в этом, может быть случайном, совпадении нынешнего общехристианского праздника во всей Церкви Православной с частно-церковным и гражданским торжеством, происходившим некогда в нашей академии.

Храм Мой – храм молитвы наречется (Мф.21:13) – так сказал однажды Христос Спаситель о ветхозаветном Храме, где священники приносили Богу разнообразные жертвы умилостивления и очищения за грехи людей, где они совершали молитвы и моления за этих последних пред престолом Божиим. Вот первая и главная цель существования всякого храма, как ветхозаветного, так и новозаветного, как христианского, так и языческого! Это именно – молитва. Правда, нам могут возразить на это, что молиться можно и везде, не только в храме, но и дома; но мы должны сказать, что молиться в храме есть, по преимуществу, место удобное и приличное во всех отношениях. И, что бы ни говорили наши неверующие люди, восстающие против общественной молитвы в храме, какие бы доводы ни представляли они нам в защиту теперешнего своего поведения и в опровержение давно укоренившегося христианского обычая, говорящего далеко не в пользу исповедуемого ими христианства, – от всего этого, конечно, нисколько не умалится значение церковной молитвы, совершаемой в храме истинными христианами, просвещаемыми и руководимыми в своей жизни Духом Святым. Для образца приведём здесь личный отзыв об этой молитве одного из таких подвижников, всем известного пастыря о. Иоанна Кронштадтского: «О, храм святой! – восклицает он в одном месте, – сколь благо, сладостно в тебе молиться! Ибо где пламенная молитва, как не в стенах твоих, пред престолом Божиим и пред лицом Сидящего на нём! Поистине, душа тает от умиления молитвенного, и слёзы по ланитам струятся, как вода…»⁷⁶.

Но, – мы должны заметить здесь, – молитва, равно как и самый храм, в котором происходит она, не есть ещё первая и главная цель человека на земле. Нет, это всё только средства, ведущие к этой цели. Достижение последней заключается в духовном образовании человека, т. е. в развитии и укреплении им, по возможности, всех сил и способностей своей души. Иначе эту цель можно выразить следующими словами Священного Писания: святи будите, яко аз свят Господь Бог ваш (Лев.19:2); будите вы совершени, якоже Отец ваш небесный совершен есть (Мф.5:48). Но как, скажите, каким путём легче и скорее всего можно, если уже не вполне достигнуть этой цели, то, по крайней мере, стремиться к её достижению в продолжение здешней жизни? Этот путь есть именно в широком смысле слова Церковь, куда должны входить не только храмы как учреждения Божественные, но и школы как учреждения человеческие.

Первые из упомянутых нами учреждений, т. е. храмы, кроме того, что они суть домы Божии, в которых Господь присутствует всегда особенным невидимым и чудесным образом и в которые верующие собираются на общественную молитву и общественные богослужения, суть, по словам покойного митрополита Московского Макария, «главные христианские училища: в них проповедуется и чрез них распространяется то Божественное просвещение, которое необходимо нам не только для жизни земной, но ещё более для жизни загробной; в них образуются и воспитываются не дети только и юноши, а целые массы народа, христиане всякого возраста и пола, всех званий и состояний»⁷⁷. Мало этого; они суть, по словам его же, «святилища нашей православной веры, в которых все мы возрождаемся в жизнь духовную, очищаемся от грехов, освящаемся и преискренне соединяемся с нашим Господом и Спасителем чрез вкушение Его Пречистого Тела и Пречистой Крови»⁷⁸. Если, как видно из этих слов, храмы имеют такое великое значение для всех нас как христиан православных, то, без сомнения, немалое значение в деле образования нашего имеют и школы и притом всякие школы, каковы бы они ни были по своему характеру, – духовные и светские, высшие, средние и низшие. В некотором отношении они «могут и даже должны возвышаться до храма», например, в «отношении к целям христиански-учительным»⁷⁹. По словам того же архипастыря, «школа и церковь (в смысле храма), – вот главные места нашего образования! Вера и наука – вот наши истинные образовательницы!» Как же, спрашивается, мы должны теперь смотреть на них, как должны относиться к ним в своей жизни? Очевидно, что не с предвзятою мыслью и предубеждением или не с затаённою враждой и ненавистью против кого-либо из них. Нет! Как храм не мешает, напротив, способствует просветительным задачам школы, преследуемым ею в своей жизни: так, конечно, и школа. Последняя «не есть только, так сказать, неизбежное зло человеческого земного существования: она есть, как видим, добро, если уже ставится в параллель с церковью»⁸⁰ или храмом. Подобно этому, конечно, должны рассматриваться вера и наука. В чём состоит задача истинного образования человеческого? В том, чтобы «пробудить, развить, направить, приготовить силы и способности человека так, чтобы он мог достойно выполнить не только земное своё назначение, но и небесное. Для первой цели служит преимущественно наука, хотя весьма много может значить здесь и просветительное влияние св. веры Христовой. Для последней цели служит исключительно св. вера Христова, хотя и добрая наука может подчас оказывать ей своё немалое содействие. Для первой цели устрояются школы, рассадники просвещения, святилища науки; для последней цели создаются храмы Божии, эти училища христианского благочестия, эти святилища и сокровищницы Христовой веры и благодати… И только при их совместном, дружном, гармоническом действии и влиянии на нас мы можем получить образование вполне человеческое»⁸¹. Отсюда ясно, что «храм и школа» с своими верою и наукою «должны быть в известном смысле неразделимы, так как вечное назначение человека достигается только правильной деятельностью во временной жизни, а не одним отрицанием её; следовательно, должны же быть, так сказать, счёты с условиями этой жизни; подобно тому, как и наоборот, временная жизнь обессмысливается, когда она рассматривается сама в себе последнею целью бытия, и когда школьное учение рассматривается как не нуждающееся в учении храма»⁸².

Если сравнить теперь закон Божий как предмет обучения в школе с науками человеческими, то, не отрицая здесь достоинства и значения первого, нельзя будет не признать, что эти последние «имеют задачей обогатить человека разнородными познаниями, хотя, по естественной связи истины с добром, науки не могут не влиять и на образование сердца», т. е., иначе сказать, нравообразовательно⁸³. «Но, как известно, наша русская школа, в противоположность западным, так называемым бесконфессиональным школам, предоставлена не только науке, но и просвещению религиозному»⁸⁴ в лице того же закона Божия, который преподаётся в них наравне с прочими научными предметами и который, «просвещая наш разум светом сверхъестественного учения, преимущественно имеет целью пробудить, развить, направить и утвердить наши нравственные силы, образовать наше сердце и приготовить из нас не только добрых людей, но и благочестивых христиан…». «Отсюда является вопрос: может быть, для русского просвещённого человек, прошедшего школу, храм как училище становится излишним? Этим вопросом», нужно заметить, «задавался» ещё «покойный» архиепископ «Никанор, по поводу встречающихся, по его свидетельству, в образовательном обществе мнений, что в храме, в проповедях им нечего слушать: они, будто, знают это со школьной скамьи»⁸⁵. Как же разрешается этот вопрос с христианской точки зрения? «Если обратить внимание на соотношение между школьным учением истинам веры и храмовым учением, то» окажется, что «и при школьном учении храмовое учение в русской церкви не может быть излишним»⁸⁶. В самом деле, «одного изучения Закона Божия ещё недостаточно, чтобы все», проходящие школу, «могли действительно прийти ко Христу», могли получить полное религиозно-христианское воспитание: ибо задача этого последнего двояка: «первая – пробудить и прояснить религиозное сознание в человеке, просветить его ум светом Евангелия, раскрыть пред ним истины христианской веры, заповеди христианской любви, обеты христианской надежды, а вторая – пробудить и воспитать религиозное чувство в человеке, действительно насадить в самом сердце его христианскую веру, укоренить христианскую любовь, утвердить христианскую надежду. Для первой цели служит и может служить преимущественно школа, для второй – всего более может служить храм, который потому-то издревле называется училищем христианского благочестия. Здесь, во храме, христианство является пред нами не в виде только Божественного учения и отвлечённых истин, а преимущественно в чувственных осязательных формах… Но мало того, что во храме христианство является пред нами в осязательных формах, действующих на воспитание нашего религиозного чувства, здесь пред нами христианство – в самых своих таинствах и действует на нас непосредственно силою этих таинств…». Так, например, «в школе объясняют нам, что все мы нравственно немощны, что без помощи благодати Божией мы не в силах ни истинно веровать во Христа, ни любить Его, ни вообще творить что-либо христиански доброе. Здесь» же, во храме, «самая сокровищница для нас Божественной благодати; здесь благодать изливается на нас чрез все таинства церкви; здесь постоянно обитает для нас, как в избранном доме своём на земле, Сам Господь Бог, обитает преизбытком Своей благодати и преподаёт её всем жаждущим и просящим…»⁸⁷. «Таким образом, на долю учения в храме по сравнению со школой падают ещё, так сказать, высшие задачи христианского учения, тогда как школе принадлежит подготовительная сторона учения, в которой христианство является как бы предметом знания, но ещё не жизни; там – теория спасения, здесь – совершение спасения: вот соотношение между школьным учением религии и учением во храме!..»⁸⁸. Вот та взаимная тесная связь между школой и храмом, какая должна постоянно существовать между ними!.. Не эта ли связь имелась в виду учредителями Петровской сельскохозяйственной академии, хотя, может быть, и не сознавалась ими ясно и отчётливо в то время, когда этот святой храм приписан был в качестве домовой при академии церкви, когда самое светское торжество, разумеем именно акт, происходивший в её стенах, приноровлен был к нынешнему христианскому празднику, совершаемому всею православною Церковью? Да, повторяем, здесь лежит глубокая и важная мысль! Что же, спросим, оправдались в этом случае надежды учредителей нашей академии? Увы! Как ни прискорбно высказывать здесь, а всё же мы должны высказать ту горькую и всем уже известную истину, что наша академия, несмотря на продолжительное своё существование, подлежит вскоре, по окончании этого учебного года, временному закрытию. Ныне Петровская сельскохозяйственная академия в последний раз справляет свой церковный праздник, воспоминая о светском торжестве, некогда происходившем в её стенах, и, притом, справляет не с таким уже внешним благолепием и не среди такого многочисленного собрания, как это было в прежнее время. Пройдёт ещё два месяца, и наша академия потеряет, может быть, даже самое имя, которое она носит сейчас на себе. Где же искать нам причины этого печального события в жизни академии? Эта причина, по нашему мнению, заключается именно в том, что в нашей академии, во всё время её исторического существования, не замечалось вышеуказанной близкой и тесной, живой и благотворной связи между верою, выразительницей которой является храм, и между наукой, выразительницей которой является школа. Во всё это время между ними не было никакого внутреннего соотношения, кроме лишь внешнего, чисто случайного и необходимого. Каждая из них шла своею особою дорогою и жила своею особою жизнью, преследуя свои специальные задачи и цели среди тех людей, которые соприкасались с ними в деле своего образования. И вот на глазах всех нас печальные результаты этой жизни и несогласия во взглядах и убеждениях людей на двоякого рода просветительные средства, существующие в Церкви и дарованные нам Самим Богом для нашего истинного духовного образования!.. Так, вполне оправдалось над нами в этом случае изречение древнего пророка: аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии; аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий (Пс.126:1).

Братие христиане! Благодаря Бога, по случаю благополучно истекшего года в нашей академии, если уже не за общее направление жизни её в учебно-воспитательном отношении, которое (направление) было, можно сказать, не совсем правильно и нормально, то, по крайней мере, за те немногие крупицы истины и добра, которые видела она в продолжение этого года и которые отчасти перепадали на долю её воспитанников и прежде, присоединим к нашим благодарственным молитвам также и просительные к Богу молитвы о том, чтобы на будущее время, если только Он продлит жизни нашей академии, никогда не оскудевала в ней взаимная связь между верой и наукой, а всегда пребывала и наглядно выражалась в достойном отношении представителей её к храму и школе. Молясь ныне так об академии, не забудем, что в этом заключается верный залог прочности и благосостояния её на все времена. Помолимся усердно и Царице небесной, Пресвятой Деве Богородице, – этой первой по Боге Ходатаице и Заступнице всего рода человеческого, – помолимся о том, чтобы Она помогла нам не в школе только, во время кратковременного пребывания нашего в ней, а и на всех путях нашей жизни, какие только ни выпадут на нашу долю, как земных странников и пришельцев, ощутить в себе близость и благотворность храма Божия, чтобы и мы, наподобие Её, могли соделаться некогда достойными храмами для восприятия в себя Божества и, чрез то, прославления Его в своей жизни (1Кор.6:19–20). Аминь.

Блажени мертвии, умирающии о Господе отныне. Ей, глаголет Дух, да почиют от трудов своих: дела бо их ходят в след с ними (Откр.14:18).

Такой «голос с неба» слышал однажды в откровении св. апостол и евангелист Иоанн Богослов, когда находился в заточении на острове Патмос, – голос, вожделенный для человека, и особенно для человека-христианина, который, по слову другого апостола Христова – Павла, если живёт, то для Господа должен жить; если же умирает, то для Господа должен умирать; и потому, живёт ли, умирает ли, всегда должен быть Господень (Рим.14:7, 8).

Блажени мертвии, умирающие о Господе отныни. Кого должно разуметь здесь под этими словами апостола? Кто это «умирающие о Господе», которых он называет «блаженными»? Это, конечно, те из людей, которые, при жизни своей на земле нося на себе высокое звание христиан православных, удостаиваются, по окончании земного своего поприща, христианской кончины, которые «умирают с верою в Господа, с упованием на Его милосердие, с сокрушением о своих грехах, с решительным желанием, если Господь продлить им веку, жить в славу Господа»⁹⁰. Все такие люди, поистине, блаженны, хотя бы они и в поздний час жизни своей вступили на путь покаяния и спасения. Милосердный Господь, как известно из притчи Его, приходящих к Нему в одиннадцатый час одинаково награждает Своим благоволением, как и тех, которые с первого часа работают в Его вертограде, т. е. с раннего возраста служат Ему. Дал бы Бог каждому из нас, по крайней мере, хоть умереть по-христиански, «о Господе», т. е. с живою верою в Него в сердце и с тёплою молитвою на устах, если уже мы жили не о Господе, т. е. если не руководились в жизни своей этою верою, иначе сказать, если содержали её только в одном уме, не исповедуя и не обнаруживая её в жизни делами своими. «Но опыт, к сожалению, показывает, что редко умирают о Господе те, которые жили не о Господе. Поэтому никто не должен льстить себя надеждою окончить нехристианскую жизнь христианскою смертью»⁹¹. Бывают, конечно, исключения из этого общего порядка жизни человеческой, но эти исключения, во всяком случае, редки и являются особенными путями Промысла Божия, пекущегося о людях. Если человек грешный и беззаконный умирает, по-видимому, смертью праведника здесь – на земле; то он тем большему наказанию подвергается там – на небе. Наоборот, если верующего и благочестивого христианина постигает неожиданная или, судя по нашим понятиям, неестественная смерть, то это ещё не порок⁹². По словам святых отцов и учителей Церкви, такая смерть (т. е. скоропостижная) «нередко посылается благочестивым людям для заглаждения их грехов, чтобы, наказав их здесь за некоторые их малые грехи, дать возможность блаженствовать вечно там»⁹³. Но для того, чтобы человек не предавался беспечности и не льстил себя мнимою надеждою, что, как бы он ни жил здесь на земле, стоит ему только искренно раскаяться во грехах своих перед смертью, и он получит прощение их от Господа, следовательно, и блаженную участь в будущей жизни, – для этого-то св. тайновидец Иоанн Богослов, говоря о блаженстве умирающих о Господе, прибавляет: ей, глаголет Дух, да почиют от трудов своих; дела бо их ходят в след с ними. «Стало быть, он имеет в виду не столько кратковременно, пред самым отшествием в вечность, потрудившихся для Господа, сколько тех, которые долговременными, всю жизнь продолжавшимися подвигами угождения Господу засвидетельствовали пред Ним, что достойны восприять от Него вечный покой»⁹⁴. Да, мало и недостаточно того, чтобы только веровать в Бога и надеяться на Него, что Он дарует нам покаяние во грехах своих пред кончиною, как это многие из нас думают теперь, ещё далёкие, может быть, от телесной смерти; мало и недостаточно, говорим, потому что неизвестно, сподобимся ли мы участи благоразумного разбойника, покаявшегося на кресте, с которого он произнёс всего только несколько слов, за что и получил царство небесное. Немногим из нас удаётся искренно, сердечно покаяться во грехах своих перед смертью. Нам нужно, кроме того, постоянно трудиться и работать для своего вечного спасения, нужно сообразовать жизнь свою согласно своего звания, т. е., как говорит апостол Павел, «поступать достойно звания, в которое мы призваны, со всяким смиренномудрием и кротостию и долготерпением, снисходя друг к другу любовию, стараясь сохранять единство духа в союзе мира» (Еф.4:1–3); нужно, одним словом, совершать добрые дела, для которых мы, по словам того же апостола, «созданы во Христе Иисусе, да в них ходим», для того, чтобы эти самые дела, после нашей смерти, «ходили в след нас» и могли так или иначе решить вечную участь нашу, предопределённую нам Господом…

Обращаясь теперь к этому, предлежащему нам гробу, что мы можем сказать по поводу вышеприведённых и сейчас разъяснённых нами слов апостола? Почивший раб Божий Косма, бездыханное тело которого лежит пред нами в этом гробе, может ли надеяться на то блаженство, которое обещано в слове Божием всем «умирающим о Господе»? Судя, прежде всего, по его кончине, а затем по его жизни, которая нам более или менее достаточно известна, мы можем по всей справедливости сказать, что да. Обратим внимание сначала на его кончину. Эта кончина была, можно сказать, истинно христианская – такая, какая редко встречается среди людей, носящих подобное звание. Почивший раб Божий Косма был, как нам хорошо известно, человек истинно верующий и, как такой, отошёл ко Господу с полною верою и любовью к Нему, и, подобно евангельским рабам, благим и верным, которые воспользовались дарованными им талантами для приобретения себе других на земле, «вошёл в радость Господа своего» (Мф.25:21–23). В чём же проявилась эта вера почившего в Господа, – вера живая, искренняя и глубокая? Она проявилась, во-первых, в том, что он удостоился перед смертью своею, ещё находясь в полном сознании и памяти, преискренне соединиться с своим Господом в величайшем и спасительном таинстве Причащения Тела и Крови Его, о который Он Сам засвидетельствовал некогда пред учениками Своими так: ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем. ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, имать живот вечный, и на суд не приидет, но прейдет от смерти в живот (Ин.6:56, 54, 5:24). Затем, кроме этого таинства, он удостоился также и другого церковного таинства, именно: таинства св. елеосвящения, или соборования, которое, по словам св. апостола Иакова, «исцеляет немощи не только телесные, но и душевные» (Иак.5:14–15)⁹⁵. Наконец, на ту же самую веру и любовь почившего к Господу Спасителю указывает, без сомнения, и то обстоятельство, что он ещё задолго до своей кончины, в последние дни своей жизни, занимался чтением богодухновенной Псалтири, тех несравнимых ни с чем земным по своему благотворному значению псалмов царя Давида, которые вполне могут утешать и услаждать душу в различных обстоятельствах жизни человеческой на земле, незаметно, таким образом, для других, а, может быть, и для самого себя приуготовляя свою душу к исходу из здешней – земной жизни в будущую – небесную, тело же своё к истинно христианской кончине, которой, как мы видим, он и удостоился по воле своего Господа.

Но не одна, как мы сказали, кончина, хотя бы она была и праведная, истинно христианская кончина, обеспечивает людям блаженство в будущей загробной жизни. Нет, вместе с кончиною в этом отношении должна рассматриваться и вся предшествующая жизнь почившего. Здесь имеет значение, по словам апостола, жизненный подвиг человека-христианина, его труды, предпринимаемые им здесь на земле, его дела, совершаемые им во славу Божию, для блага ближних и для своего собственного душевного спасения. Вот что, главный образом, обеспечивает блаженство в некоторой степени ещё в этой жизни, в полной же и окончательной степени в той, которая наступит, как известно, после второго и славного пришествия Христова на землю и после страшного и последнего суда Его над всеми людьми!.. Что же мы можем сказать в этом отношении про почившего раба Божия Косму? Жизнь его в последнее время вращалась не среди общественного центра людских отношений, не в той сфере, где возникают важные политические вопросы, решающие судьбу нашего отечества; нет, она протекала, главным образом, в тихой и уединённой семье, которой он всецело отдался и для которой он жил исключительно. Правда, раньше, как и все другие, подобные ему люди, он занимал известное общественное положение; но в настоящее время мы, говоря о значении его жизненного подвига в отношении к вечной его участи, хотим коснуться не столько этого раннейшего периода его жизни, сколько того, позднейшего. Да, мы хотим сказать здесь несколько слов о той роли, какую он играл в своей семье, и о том влиянии, какое он имел на неё, во всё время своей жизни, – и тогда, когда ещё находился на общественной службе, и в особенности тогда, когда сошёл уже со сцены в качестве общественного деятеля! Нам могут, пожалуй, на это возразить: представляет ли для других людей, посторонних и незнакомых с жизнью почившего, что-нибудь особенного важного, в смысле назидания, эта внутренняя жизнь его, которою он жил столь долгое время? Да имеем ли мы, скажут некоторые, ещё право входить в неё без всякого на то дозволения и согласия? Конечно, – так мы должны ответить на первое из возражений, – для людей, которые привыкли обращать внимание на внешнее величие человека и по нему судить о достоинстве этого последнего, для таких людей, действительно, может показаться ничтожным и не стоящим никакого внимания наше обращение к внутренней жизни почившего для извлечения себе оттуда уроков назидания; но мы имеем в виду здесь главным образом христиан православных не на словах только, а и на деле, – христиан, руководящихся в жизни своей не столько внешними отличиями и преимуществами, сколько внутренними побуждениями к исполнению своего христианского долга, составляющего, при условии неуклонного выполнения его, драгоценное их украшение в виде многоразличных христианских добродетелей. А для таких людей, как мы думаем, наш голос будет иметь какое-либо значение: по крайней мере, он будет выслушан ими со вниманием, если уже не с решимостью последовать ему в жизни. Что же касается теперь того возражения: имеем ли мы право входить здесь во внутреннюю область почившего, – область, как известно, тёмную и недоступную никому, кроме одного духа, живущего в человеке (1Кор.2:11); то – да простит мне почивший раб Божий Косма, при жизни своей никогда не любивший похвал, а тем более, конечно, не нуждающийся в них теперь, после своей смерти, если я коснусь этой области не ради восхваления его, а ради собственного назидания и утешения его близких родственников! Для меня эта область была более открыта, нежели кому-либо другому. Поэтому я и должен поведать о ней здесь всем без утаения…

Почивший раб Божий Косма был, если можно так выразиться, патриархом или родоначальником благословенного Богом семейства. Говорим: благословенного Богом семейства, и говорим не без основания. Это благословение Божие почивший видел не в том только, что имел возможность родить многочисленных детей, но главным образом в том, что умел воспитать их не только в науках и знании человеческом, что ныне не редкость, но и в духе и под руководством св. Православной Церкви. К сожалению, эту последнюю задачу христианской семьи стали всё более и более упускать из виду христианские родители. На неё совсем перестали они обращать внимание при мысли об образовании и воспитании своих детей. С каждым годом всё меньше и меньше становится таких, поистине, благословенных Богом семей русских; всё реже и реже становятся ряды русских деятелей, воспитанных в строгом православно-христианском духе. А отчего, спрашивается? Оттого, что на семью ныне стали не так смотреть, как смотрели на неё прежде и как следует на неё смотреть с истинно христианской точки зрения. Думают, что семья – это нечто отличное от Церкви и не сродное ей. Поэтому, при вступлении в семейную жизнь, ныне стараются по большей части обойтись без могучего и благотворного влияния св. Церкви, какое она имеет на жизнь человеческую вообще. А между тем, семья и Церковь, это – две, так сказать, сродные области, восполняющие одна другую и одна без другой не могущие существовать без взаимного ущерба. Не напрасно, поэтому, св. апостол Павел называет семью домашнею церковью, когда, например, писал в первом послании к Коринфянам: «приветствуют вас усердно в Господе Акила и Прискилла с домашнею их церковию» (1Кор.16:19). Таково значение Церкви и семьи порознь и вместе в деле христианского воспитания и образования людей. Такая именно живая и тесная связь между ними замечалась в жизни почившего при проведении им всякий раз воспитательных принципов.

Затем, на семью ныне смотрят обыкновенно в слишком розовом свете. При вступлении в неё обыкновенно задаются целями своекорыстными и эгоистическими: как бы получше, в смысле внешнего удобства и наслаждения благами мира сего, пожить для себя в своё только удовольствие здесь – на земле. О каком-нибудь семейном идеале или счастье, к которому ещё нужно стремиться, конечно, нет тут и помину, при таком именно образе понятия и отношении к Церкви современных христианских родителей. В семейную жизнь люди вступают как бы в роскошный сад, в котором срывают одни только цветы удовольствия, а не как в рай, который, по слову Божию, нужно сначала тщательно «хранить и возделывать» для того, чтобы он приносил потом вожделенные плоды. А между тем, истинная семейная жизнь, какою она должна быть у всех людей, есть рай или сад, в котором растут не только пышные розы, но и колючие терния. Скажем более: истинно христианская семейная жизнь, это своего рода крест, крест тяжёлый и упорный, который несёт христианин на своих плечах в продолжение иногда довольно долгого времени на земле. И как безбрачие или одиночество не всякому доступно в жизни: по слову Христа Спасителя «не все вмещают» это, «но кому дано. Кто может вместить, да вместит» (Мф.19:11, 12): так точно, можно сказать, брачная или семейная жизнь есть своего рода достояние избранных людей, которым даёт Господь особые силы и дарования. Истинные христиане знают это по своему внутреннему опыту. Ведомы были, как известно, ведомы как нельзя более, нежели кому-либо другому, почившему рабу Божию Косме эти указанные нами преимущества и недостатки семейной жизни, эта, так сказать, светлая и мрачная её сторона. Он знал как радости, так и горести её, в одинаковой степени. И с каким, бывало, живым сочувствием он отзывался на вопрос всякого, обращённый к нему с этой стороны! Так глубоко проникнут был он духом семейной жизни, в которую некогда вступил и которая была, можно сказать, его родною стихией: ею он жил постоянно, воодушевляясь сам и воодушевляя других, – жил, как в то время, когда находился на общественной службе, так и в то особенно время, когда уже вышел с неё…

При вопросе о значении христианской семьи в отношении к почившему нельзя не указать здесь ещё на связь её с государством или обществом человеческим. Есть люди, которые думают, что раз они находятся в обществе, занимают какое-либо видное положение в государстве, то семья здесь ни при чём, как играющая будто бы второстепенную роль. Правда ли это? Правда ли, что семья не имеет в этом случае прямого и непосредственного своего значения и государство или общество стоит особняком? Нет, неправда! Что такое, спросим, государство и семья? Если сравнивать их между собою, то первое, т. е. государство, можно представить под образом цепи, состоящей из бесчисленного множества звеньев, входящих в неё; а вторую, т. е. семью, должно представить под образом отдельных звеньев этой длинной цепи. И как, следовательно, нельзя отделить звенья от обыкновенной какой-либо металлической цепи без того, чтобы она не разрушилась совсем в своём составе: так точно нельзя разделять столь близких и тесных между собою государства и семьи. Откуда первое получает людей, занимающих то или другое общественное положение в жизни? Откуда, как не из семьи? Да, из среды её выходят различные общественные деятели! И смотря по тому, какое влияние произведёт она сначала на них в своей частной или домашней жизни, такое же влияние отразится затем и в общественной сфере их деятельности. Стало быть, в высшей степени неправы те люди, которые думают и говорят, что, помимо семьи, можно вступить в общественную жизнь и деятельность и иметь значение в качестве учителей и руководителей народных, и что, напротив, кто только предаётся интересам семьи, живя семейною жизнью, не имеет уже такого значения, как тот, кто, живя по преимуществу общественною жизнью, предаётся радению о благе народном. Если смотреть с точки зрения таких людей на почившего раба Божия Косму, то окажется, что последний не имел никакого значения. Он, как известно, не занимал каких-либо видных общественных должностей в этой жизни, живя по большей части тихою, уединённою и сосредоточенною, семейною жизнью. Но неужели про него можно сказать, что его жизнь и деятельность в этом отношении не имела ровно никакого значения, что он напрасно бременил собою землю столь долгое время? Нет, конечно! Так говорить было бы в высшей степени несправедливо. Несмотря на то, что он имел в последнее время такую скромную деятельность, в качестве отца многочисленного семейства, заботящегося прежде и более всего об его нравственном благосостоянии, а затем уже о физическом и материальном, – несмотря на это, он, без преувеличения можно сказать, сослужил немалую службу Церкви и государству в том именно отношении, что умел воспитать своих детей, главным образом, сыновей, в духе и под руководством Матери нашей св. православной Церкви. А это уже, как известно, великая и благодетельная заслуга с его стороны, особенно в наше время при расшатанности нравственных основ всякой вообще семьи.

К вам, благочестивые дети, собравшиеся вокруг этого гроба из ближних и дальних стран нашего отечества, к вам обращаюсь в настоящие минуты от лица покойного вашего родителя с искреннейшею и усерднейшею просьбою. Вам как людям образованным должно быть известно более, нежели кому-либо другому, о том, что христианская семья теперь всё более и более разрушается и падает. Поддержите же, поддержите этот, родной вам по духу, завет, ясно и громко говорящий о близкой и тесной связи семьи с Церковью и государством. Напечатлейте его как можно глубже в ваших юных и нежных сердцах и старайтесь проводить его как можно чаще, если только не всегда, в вашей жизни. Для этого никогда не разделяйтесь в жизни, а как можно крепче и дружнее сомкнитесь вокруг себя, чтобы действовать всем вам заодно и общими силами. Помните, что никогда вы столько не можете сделать для блага отечества разрозненными силами, сколько можете сделать для него силами совокупными. Если вы будете так именно действовать, то в этом будет состоять истинная честь и похвала ваша, не только как вообще людей, настоящих граждан земного отечества, но и как христиан православных, будущих граждан небесного отечества. Для покойного же вашего родителя это будет служить залогом к получению им вечного блаженства в загробной жизни. Каким образом? А таким, как говорит св. апостол, что все «умершии о Господе, почиют от трудов своих: дела бо их ходят в след них». Вот те, поистине, живые дела, идущие вслед почившего, – дела, совершённые им при жизни для вашего христианского образования и воспитания и продолжаемые вами в том же духе и направлении при образовании и воспитании ваших собственных детей. Блажен же путь, в оньже идеши днесь, душе, умершего о Господе, почившего от трудов своих, раба Божия Космы, яко уготовася тебе место упокоения⁹⁶! Аминь.

Что ти принесу, или что ти воздам, великодаровитый безсмертный царю, щедре и человеколюбче Господи яко… обращение и спасение души моей строиши (4-я молитва на сон грядущим).

Мы празднуем ныне Рождество Христово. Обыкновенно, в день празднования рождения всякого человека присутствующие на этом празднике выражают свою радость принесением подарков в честь новорождённого. Что же мы, православные христиане, принесём сегодня, в день рождества Богочеловека, нашего Спасителя и Искупителя? Что мы принесём ныне Тебе, Христе Иисусе, бессмертный Царю и невидимый Содетелю и Промыслителю наш Господи? Размышление об этом всего приличнее нам, братие, именно в нынешний день, посвящённый воспоминанию «великой благочестия» христианского «тайны. Бог явился во плоти» (1Тим.3:16).

Во время очевидного обнаружения этой тайны, тысяча восемьсот девяносто три года тому назад, на нашей греховной земле, как встретила последняя знаменательный день Рождества Христова? Что принесла она Ему в дар? Земля, – как поётся в известной нам церковной песни, – вертеп Неприступному приносит (Конд. праздн.). Да, на ней, как видно, не отыскалось более лучшего и более удобного места для Господа, Творца неба и земли, как только места для бессловесных животных! И это столь бедное и убогое по своей внешней обстановке место, поистине, яко красная палата показашеся (церковн. стих. в день Рожд. Хр.) в честь Царя-Христа. Такой дар принесла земля нашему Христу Спасителю в день Его Рождества…

Какой же дар, спросим, принесли тогда земнородные – многочисленные люди, живущие на ней в различных концах? Здесь, прежде всего, мы встречаемся, как и следует, конечно, ожидать, с обитателями вертепа – пастухами бессловесных животных, которые, загоняя на ночь свой скот, имели здесь некоторый приют и покой. Что же принесли эти люди в честь новорождённого Христа Богочеловека? Они принесли, как известно, славословие Богу и проповедь о чуде. Ангели с пастырьми славословят, как поётся в той же церковной песни. Пастырие чудо проповедуют. Они воспели славу Богу вместе с Ангелами, явившимися в великом множестве в тот час для приветствия Своего Державного Начальника и Покровителя. Они разнесли потом повсюду эту чудную весть о рождении Христа Спасителя в вертепе от безневестной и Пречистой Девы Марии и были, таким образом, первыми проповедниками христианства. И это славословие их в честь Христа, эта проповедь их о чудесном рождении Его были, конечно, простые и безыскусственные, весьма непохожие на наши теперешние, часто неискренние и искусственные, славословия и проповеди; но тем не менее они были благотворны и производили неотразимо сильное влияние на умы и сердца жителей того града, в котором родился Христос…

Затем, из всех других людей на свете, явились для поклонения Господу и для принесения Ему своих даров, по случаю Его рождения, волхвы, или восточные мудрецы-звездочётцы, которые заранее узнали об этом великом и чудесном событии в мире по явлению необыкновенной звезды на небе, приведшей их к самому месту рождения Господа на земле. Что же принесли с собою из дальних стран эти люди? Какой дар воздали они Господу? Они принесли Ему злато, ливан и смирну. Когда волхвы – как повествует об этом св. евангелист Матфей – пришедше в храмину, видеша отроча с Мариею материю Его, то, падше, поклонишася Ему, и отверзше сокровища своя, принесоша Ему дары, злато, и ливан, и смирну (Мф.2:11), – «злато, как царю веков» (стих. на стиховне в день Рожд. Хр.), «проявляя» тем самым, по объяснению св. Церкви, «царскую державу» (Кан. на повеч. в 24 день декабря, песнь 5-я, стих. 2-й), – «ливан, как Богу всех» (стих. на стих. 25 дек.), «проявляя» этим «преимущество божества» (Кан. на повеч. 24 дек., п. 5, ст. 2); – «смирну как бессмертному, хотя и тридневному мертвецу» (стих. на стих. 25 дек.), «проявляя» этим, очевидно, «смерть» (Кан. на повеч. 24 дек., п. 5, ст. 2). Вот все те, немногочисленные и несложные по своему составу и происхождению, дары, которые принесла земля вместе с своими обитателями в день рождения Христа Спасителя, так торжественно воспоминаемого нами ныне!..

С тех пор, на протяжении многих веков, как всё изменилось на той же самой земле, среди тех же самых земнородных! Земля приносит теперь в дар Неприступному Владыке своему уже не вертеп, убогий и пригодный только для бессловесных животных. Нет! Она приносит ему обширные и богатые храмы, находящиеся по всему лицу её в большом количестве; – храмы, как на самом месте, где случилось некогда празднуемое нами величайшее мировое событие, именно в палестинском городе Вифлееме, так и во всех остальных местах своего существования, известных и неизвестных. В этих храмах Божиих, в большинстве случаев, мы встречаемся не с бедностью, а с богатством, с украшениями из золота, серебра и драгоценных каменьев, которые составляют обыкновенно отличительную черту в сравнении с домами человеческими. Как земля приносит в настоящее время в дар Христу уже не то, что прежде: так то же самое можно сказать и про земнородных, про многочисленный класс людей различного вероисповедания, звания и состояния. Среди этих последних встречаются, конечно, и теперь такие, которые приносят Богу жертвы, подобные древним восточным мудрецам, пришедшим для поклонения Родившемуся Царю иудейскому в Вифлееме и принесшими с собою в дар Ему золото, ладан и смирну…

От размышления о том, что приносили земля и люди в прежнее и в настоящее время в дар Христу Богочеловеку, по случаю Его чудесному рождения, обратимся, братие, к самим себе и посмотрим, что мы принесли или, по крайней мере, должны были принести с собою, идя в этот святой храм на праздник Рождества Христова.

Без сомнения, многие из нас, здесь присутствующих, принесли с собою если не золото, то серебро; если не серебро, то медь, для того, чтобы отдать всё это в дар Богу. Против этого, конечно, ничего нельзя возразить, если только делается так сообразно с средствами каждого, средствами законными и честными. В этом случае одно можем сказать вам, братие, именно то, что похвально ваше усердие и, по силе его, ваша жертва, принесённая в храм Божий. Как бы ни была ваша жертва скудна и незначительна, но если она достойна своего имени, т. е. если она приносится доброхотно, от чистого сердца, то будет иметь важное значение в очах Божиих. Но это далеко не всё, что мы должны принести сегодня в дар Христу Богу нашему. Может, пожалуй, случиться с некоторыми их нас, что они не будут в состоянии принести никакой внешней жертвы Богу за неимением у себя золота, серебра и меди. Что же делать в таком случае этим людям? Они должны приносить тогда то, что выше всех этих металлов, приносить именно веру в Господа нашего Иисуса Христа, – ту живую и, поистине, чудодействующую веру, которую однажды обнаружили свв. апостолы Христовы Пётр и Иоанн по отношению к хромому нищему, просящему у них милостыню (Деян.3:6), и которая, по словам первого из них, «оказывается драгоценнее гибнущего, хотя и огнём испытываемого, золота» (1Пет.1:7). Эта вера необходима не только для людей бедных и неимущих, но она необходима также и для людей богатых и вообще достаточных по своим материальным средствам, для того, чтобы всякий раз их жертвы, приносимые сюда в храм Божий, имели пользу и значение. Некоторая часть из этих средств, как известно, идёт на свечи, которые мы ставим пред теми или другими иконами. А что обыкновенно означает свечка, горящая пред иконами? Она означает веру и любовь того, кто её приносит. Да, наши сердца должны постоянно гореть верою и любовью к Господу и Спасителю нашему, подобно свечи, возжигаемой нами пред Его иконами! Если же в нас нет этого света веры, это пламенения духом (Рим.12:11), этого вообще огня духовного, то мы, конечно, оказываемся в жалком положении. В таком случае нам нет никакой пользы и от наших жертв, как бы они ни были велики и значительны. Напротив, тогда наше золото и серебро, приносимое в дар Господу, по словам св. апостола Иакова, «изоржавеет, и ржавчина их будет свидетельством против нас, и съест плоть нашу, как огонь» (Иак.5:3). А если в нас нет любви, то мы, по словам св. апостола Павла, приравниваемся к самому бездушному металлу и, притом, низшего сорта: мы «медь звенящая или кимвал звучащий» (1Кор.13:1)…

Найдутся ли теперь между нами, братие, такие, которые бы принесли с собою сегодня в храм Божий, подобно древним волхвам, кроме золота, также ещё ладан и смирну? Но, если бы между нами и не отыскалось таких людей, то, во всяком случае, мы должны знать, что знаменуют собою эти дарственные приношения Господу Богу.

Ливан, или ладан, употребляется, как известно, в церкви во время богослужения. Он воскуряется здесь в кадильницах пред Богом. А мы знаем, что дым от ладана, насыпаемого в кадильницы, поднимается обыкновенно кверху и, вместе с тем, служит выражением усердных и пламенных молитв к Богу, как это видно, например, из откровения св. Иоанну Богослову, который в одном месте замечает, что «дым фимиама вознёсся от руки Ангела пред Бога» вместе «с молитвами святых» (Откр.8:4), – молитвами, без сомнения, усердными и пламенными. Подобно фимиаму, часто воскуряемому в кадильницах внутри храмов Божиих, и мы должны как можно чаще возжигать на алтарях своих сердец фимиам моления, благодарения и славословия Господу Богу. Особенно же должны делать это тогда, когда входим в храм и приступаем к престолу благодати Божией. При таком только условии и могут быть действенны все наши молитвы, совершаемые здесь – во храме, равно как и дома.

Спросим, наконец, о том, что же знаменует собою смирна, которую, между прочим, принесли с собою в дар восточные мудрецы? Смирна, или, как она называлась ещё, мирра, была драгоценным веществом: «Она добывалась из дерева так же, как и ладан, и употреблялась, главным образом, для намащения мёртвых тел, так как она имела свойство предохранять тела от порчи (Ин.19:39)»⁹⁷. Некоторое подобие смирны представляют душистые благовонные вещества, употребляемые нами и в настоящее время для помазания изображений Христа и святых на плащаницах и иконах, как, напр., розовое масло и многие другие. Но мы должны знать, что, кроме вещественной смирны, есть ещё другая, духовная, на которую и должны прежде и более всего обращать своё внимание в деле богопочитания. Эта духовная смирна состоит в творении добрых дел и, вообще, в украшении себя многоразличными добродетелями христианскими. «Что Мне множество ваших жертв? – так взывал некогда Бог чрез пророка Исаию к лицемерным иудеям. – Научитесь добро творить» (Ис.1:11, 17). По словам же св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, «блаженны» только «те, которые соблюдают заповеди Его» (Откр.22:14). Нам известны эти заповеди; известны также и плоды духа, при исполнении их в нашей жизни, как частной, так и общественной. Эти плоды, по изображению св. апостола Павла, следующие: «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал.5:22–23). Вот из чего в совокупности слагается та духовная смирна, которую мы должны принести ныне Господу!..

Итак, мы видим, что, кроме вещественных даров, мы должны принести в день рождения нашего Господа так же и духовные; кроме жертв, являющихся отображением наших мыслей, чувств и расположений, должны принести ещё самих себя в жертву чисту, непорочну Богови. «Приидите» же, братие, «поклонимся и припадем ко Христу» (церковн. песнь за литург.), принося Ему свои дары, как вещественные, так и духовные! «Сами себе, друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим» (ектен.), как приглашает нас к этому св. Церковь ежедневно… Христос родися ныне в Вифлееме (стих. на утр.). Прославите убо Его в телесех ваших, и в душах ваших, яже суть Божия (1Кор.6:20). Аминь.

Ничего нет удивительного в том, что люди берутся за разрешение вопроса: что такое счастье; ибо счастье, в каком бы виде его ни представлять, составляет как бы неотъемлемую принадлежность каждого человека в здешней жизни и, по временам, заявляет о себе так или иначе в ней. Ныне, как мы видим, все жаждут счастья, все стремятся к нему, прилагая к этому все свои наличные силы и способности. Достигают ли люди этого счастья здесь – на земле, обладают ли они им хоть на короткое время, – это, конечно, вопрос другого рода, на который мы постараемся дать ответ потом, при дальнейшем изложении наших мыслей. Теперь же, отметив факт всеобщего стремления людей к счастью, к счастливой и безбедной жизни на земле, мы должны в то же время отметить как бы параллельное ему современное печальное явление, состоящее в том, что люди хотят обосновать это счастье помимо христианства, ограничиваясь одною только здешнею земною жизнью. Взгляд на такого рода счастье проводится ныне как в устном разговоре, так точно встречается в письменном и печатном виде. В последнем виде мы встречаемся с подобного рода взглядом на счастье, например, в статье г. Боборыкина под заглавием «Что такое счастье», – статье, которая представляет собою публичную лекцию, прочитанную им в зале Исторического музея в Москве 26 ноября 1893 года⁹⁸.

Прежде чем подробно и обстоятельно говорить о счастье с христианской точки зрения, мы имеем в виду здесь несколько подольше остановиться на этой статье упомянутого автора для того, чтобы разоблачить всю её фальшь и неосновательность тех выводов, которые она представляет своим слушателям и читателям. Автор статьи г. Боборыкин начинает свой обзор в изложении взглядов исторического человечества на счастье слишком с отдалённой эпохи: он начинает его за несколько столетий до Р. Хр. Прежде всего, он останавливается на учении Демокрита, одного из философов Древней Греции, и показывает, что его «материалистическая психология не мешала установлению очень здоровых нравственных начал, при которых немыслимы ни бесплодный скептицизм, ни радикальное отрицание смысла жизни, ни признание полной невозможности, хотя бы относительного, довольства своим существованием». Затем, останавливаясь на двух противоположных между собою системах того же эллинского мышления – стоицизме и эпикупеизме, он «находит в той и в другой одно и то же основное стремление к достижению такого состояния души, при котором она всё разумнее и с большим удовольствием для себя может поддержать человека в борьбе со всем тем, что земная жизнь представляет собою неразумного, случайного, обманчивого и прямо злого». Стоики, по его словам, «закаляли себя до аскетизма, но они имели определённый идеал душевного равновесия, т. е. возможного довольства… Даже предшественники настоящих стоиков – циники – и те, в своём более разъедающем отношении к жизни, вовсе не доходили до выводов, равносильных отрицанию возможности довольства или какого бы то ни было смысла мировой и земной жизни». Что же касается эпикурейства, то основателю этого учения – Эпикуру «принадлежит, – по словам того же автора, – смелый почин в доктрине счастья. Он не задумался ограничить как бы всю философию от <...>⁹⁹ средств для получения личного душевного довольства и благополучия на земле…» Далее, по словам автора, «в мышлении и миропонимании древнего эллина рано обнаружились два исконных настроения души человеческой: положительное, научное отношение ко всему существующему в природе и общественной жизни человека, руководимое разумом, обогащаемое трезвым анализом, путь a posteriori; и другое – так называемое идеалистическое, или априорное, в котором личные запросы, игра воображения, произвольные построения фантазирующего ума и порывы мистического чувства брали верх и принимались за нечто, пригодное к отысканию высшей истины. Представителем первого настроения является Аристотель; поборником второго – Платон. И если трезвое положительное миропонимание, впервые обоснованное Аристотелем на обширном, по тому времени, знании, и до сих пор должно считаться тем твёрдым грунтом, на котором культурное человечество построило своё научно-философское развитие; то в идеализме Платона нашлись семена того, что, к началу нашей эры, охватило известную долю человечества потребностью в откровении нравственного закона, в порываниях к высшим неземным радостям, к мистическому блаженству… В дальнейшем фазисе платоновского идеализма – учения неоплатоников подготовили почву к тому, что мы видим в мистической религиозности, державшей впоследствии Европу, вплоть до эпохи Возрождения, в подчинении недосягаемым на земле идеалам». Нарисовав после этого мрачными красками картину средневекового мистицизма, который «поражал в корень возможность хотя бы относительного благополучия на земле», и указав на великое значение эпохи Возрождения, «с которого и пошла, собственно, европейская жизнь», автор разбираемой нами статьи замечает: «Однако, жизнерадостная традиция эпохи Возрождения не спасла культурное человечество от новых натисков душевного недовольства, от отрицательного отношения к земной жизни и к возможности хотя бы умеренного довольства ею. Опять на рубеже двух столетий, XVI и XVII веков, червяк мистического жизнененавистничества стал глодать сердце человека новой эпохи и пользоваться его умом, преуспевшим в диалектике, чтобы толкать его в бездонную пропасть иссушающего скептицизма и пессимизма». Так продолжалось почти до XVIII века, «преобладающим лозунгом которого было признание возможности земного благополучия, с помощью прогрессивного хода цивилизации…». «К началу XIX столетия в душу культурного европейца точно влили какого яда. Он начал возмущаться, впадать в горькие или негодующие протесты, во имя своих, большей частью, туманных идеалов, или личности, которая начала ставить себя выше всего, что её стесняло и не удовлетворяло. Этот психический процесс известен в литературе под именем романтизма… Унылый романтизм ещё не сказал своего последнего слова, как уже к тридцатым годам (того же XIX века) недовольные энтузиасты стали строить новые системы общественного уклада, предлагать теории и целые кодексы блаженной жизни на земле». Наконец, «движение, сделавшееся главною злобою дня конца XIX века» и состоящее в «борьбе во имя общественной справедливости», «есть движение, предполагающее признание возможности земного благополучия. И если роковой вопрос социальной справедливости вытекает, как заключительный аккорд, из всего движения XIX в., то этим прямо доказывается, что самое характерное стремление конца нашего века есть стремление к возможно разумному и приятному устройству нашей жизни на земле», несмотря на пессимизм, явившийся во второй половине настоящего столетия. Такова, в кратких чертах, сущность обзора исторического человечества, какой делает вышеупомянутый автор в своей статье на тему «Что такое счастье». В заключение этого первого, можно назвать, историко-критического отдела своей статьи он спрашивает: «Что же мы видим во всей долгой истории развития души человеческого по вопросу о счастье?» – и отвечает: «Кроме мистического взгляда на жизнь, только во второй половине нашего века учение о бесповоротном зле и трагикомической пустоте жизни сложилось как нечто, претендующее на безотрадную, но смелую и несомненную истину. В сущности, можно сказать, что это капля в море. Девять десятых всего рода человеческого, и в настоящую минуту, неустанно работает над устройством своего благополучия; следовательно, так или иначе, признаёт его достижимость…».

Что мы должны сказать теперь по поводу всех вышеприведённых слов автора из этого первого отдела его статьи? Прежде всего, спросим: остался ли вполне верен автор историческому методу своему, какой он приложил к своей статье? Всегда ли он последовательно применяет его в указанном отношении? На эти вопросы мы должны дать отрицательный ответ. Затем, нет ли у него каких-либо промахов или недочётов в отношении исторической последовательности времён и событий? К сожалению, нужно сказать, что есть, и притом важные, имеющие первостепенное значение. Да, нужно только удивляться тому, как это автор, без сомнения, просвещённый человек XIX столетия, совсем упустил из виду одну эпоху в ряду перечисляемых им исторических эпох, именно, эпоху Рождества Христова, с которой мир, дотоле большею частью языческий, коснеющий в суевериях и всякого рода пороках, получил внутреннее образование и стал называться, по имени родившегося Христа, христианским, – эпоху, с которой христианство широкой и свободной струёй полилось по лицу всей вселенной, напояя и оживотворяя её своим благодатным духом! По крайней мере, в статье автора нет на это ни одного, хотя бы краткого и самого беглого, намёка. Между тем как ему, задавшемуся, между прочим, историческими целями, следовало бы непременно это сделать для полноты своего обзора и для верности намеченной им задачи. Мы не знаем, отчего бы могло произойти это столь важное упущение, проливающее свет на всю статью автора и делающее её совсем иною в глазах читателя. Не может быть, чтобы тут играло роль неведение или забвение автора. Нет, тут, вероятно, были какие-либо другие причины, имевшие своим последствием такой взгляд автора и вызвавшие такое суждение его об известном предмете. Вероятно, тут примешано было личное чувство автора, зависящее от его душевного настроения в данное время и состоящее в его предубеждении, нерасположении или недовольстве относительно этого самого предмета. И это, нужно заметить, в решении такого важного общечеловеческого вопроса, каков вопрос о счастье. В самом деле: говорить об эпохе за 500 и более лет до Р. Хр., говорить об эпохе Демокрита, Эпикура, Аристотеля, Платона и других знаменитых исторических имён, и между тем не обмолвиться ни единым словом о Христе Спасителе, с Которого началось и продолжается у нас до сих пор новое летосчисление, с появлением Которого на земле в Богочеловеческом образе возвещён был людям новый высший идеал жизни и счастья, оставить без внимания и пройти как бы мимо и незаметно эту эпоху в истории христианства и затем прямо перейти к эпохе средневекового мистицизма, – это, как хотите, такой скачок в истории, какой непозволительно делать человеку просвещённому и, притом, христианскою верою. До чего дошла у автора разбираемой нами статьи враждебность и нерасположение к христианскому образу мыслей, видно, например, из того, что он, говоря о живучести идеализма Платона, нашёл нужным сказать, что в нём «нашлись семена всего того, что, к началу нашей эры, охватило известную долю человечества потребностью в откровении нравственного закона, в порываниях к высшим неземным радостям, к мистическому блаженству». Здесь нужно заметить то, что он не сказал: к началу эпохи Р. Хр., а только: к началу нашей эры. Как глухо и скрытно сказано! Видно, автору статьи было стыдно упомянуть о родоначальнике этой эры – Христе Спасителе! Вот всё, что им сказано относительно христианства. Далее, он говорит, как мы видели уже из изложенного нами, «о мистической религиозности, державшей впоследствии Европу, вплоть до эпохи Возрождения, в подчинении недосягаемым на земле идеалам», что составляет, как известно, печальное явление средних веков. Где же, спросим, дух христианства, завещанный Великим Основателем его Христом Спасителем? Где идеал жизни и счастья, заключающийся в бессмертном учении Великого Учителя нашего Господа, – тот идеал, по которому вот уже около двух тысяч лет жили и живут люди на земле, стремясь ещё только к счастью и блаженству или уже обладая ими в более или менее достаточной степени? Нет его в статье нашего автора! Он – этот христианский идеал, – можно сказать, вычеркнут из неё беспощадно рукою самого автора, да так вычеркнут, что от него и следа не осталось никакого. По умственному и нравственному складу автора иначе и быть не должно. В одном месте своей статьи он замечает, между прочим, об Эпикуре, что для темы «Что такое счастье» «этот сын афинянина, родившийся на острове Самосе, в 341 г. до Р. Хр., является настоящим защитником всех здоровых стремлений человека, всех тех умственных и нравственных устоев, без которых наше отношение к жизни будет представлять всегда блуждание и хаос». В другом месте, говоря об эпохе Возрождения, он замечает: «великое Возрождение, с эпохи которого и пошла собственно европейская жизнь (и в недрах её сложились все мы¹⁰⁰) – победоносный ответ на самые здоровые запросы человеческого бытия, запоздалое публичное покаяние перед теми сынами Эллады, которые умели брать от жизни всё истинно разумное и прекрасное». Итак, вот тот идеал автора, по которому он хотел начертать слушателям программу своей лекции по вопросу о том, что такое счастье! Что же удивительного после этого в том, что он на место Христа, Который должен иметь первенствующее и преобладающее значение в решении упомянутого вопроса, поставил какого-то Эпикура; на место Духа Христова, Которым, по словам церковной песни, «всяка душа живится и чистотою возвышается» (антиф. 4 гл.), особенно в святых таинствах Церкви, в которых она как бы снова возрождается в жизнь святую и небесную, – поставил дух мира сего и влияние какого-то «европейского Возрождения». Не очевидный ли это признак того, что хотят ныне учёные люди, подобные Боборыкину, основать христианство без Христа и Его учения? И где же, скажите, всё это происходит? В стране ли диких язычников, блуждающих во тьме и сени смертной, или же в стране христиан православных, гордящихся успехами цивилизации? К сожалению, нужно сказать: в центре православия, среди слушателей, воспитанных в православной вере…

Но, может быть, автор упустил из виду в своём историческом обозрении эпоху Рождества Христова потому, что в ней не нашёл ровно ничего по тому вопросу, который взялся разрешить? Может быть, другие эпохи, указанные им в сочинении, восполнили этот пробел или недостаток, отразившийся лишь с внешней стороны, со стороны его изложения, а никак не с внутренней, со стороны его содержания? Прежде чем ответить на эти вопросы, мы постараемся привести в точных и подлинных словах самого автора его взгляд и суждение о данном предмете, т. е. что такое счастье. Здесь мы переходим ко 2-му отделу его статьи, отделу, так сказать, философско-критическому, в котором он, прежде всего, останавливается на разборе того, при каких именно условиях возможно достижение на земле счастья. «Если мы, – говорит он, – присмотримся к общим причинам недовольства жизнью в современном культурном человечестве, то увидим, прежде всего, что коренные условия, без которых невозможно какое бы то ни было, хотя бы относительное довольство и счастье, остаются такими, какими были две тысячи лет назад, когда Эпикур так определённо и ясно предложил свою программу достижимого на земле благополучия, начертал основы того, что мы до сих пор называем эвдемонизмом, т. е. нравственно-философским учением, по которому счастье ставится главной разумной и достижимой целью». Какие же, спрашивается, эти условия? На это автор отвечает так: «Как тогда, так и теперь, коренные наличные условия, от которых зависит тот или иной характер нашего существования, сводятся к следующим главным моментам: физический мир; наше телесное устройство и сила тех органов, без которых немыслима органическая жизнь; климат и всё то, что связано с временами года и воздействием на нас метеорологических условий; болезнь и смерть; наши отношения к другим людям и вытекающие отсюда обязанности и, наконец, общественное устройство, среди которого мы живём». Высказав эти, вполне приведённые здесь нами, слова, автор торжественно заявляет: «Так было две тысячи и более лет тому назад, так стоит дело и теперь, так оно будет стоять десятки и сотни веков вперёд». Верно ли это? – заметим мы здесь со своей стороны. Верно ли то, что сказал автор о коренных наличных условиях земного счастья, хотя бы даже относительного и неполного? Нет, неверно! Правда, что все вышеупомянутые моменты влияют на жизнь вообще и на довольство и счастье в ней в частности и, вследствие этого, имеют то или другое значение; но разве кроме этих, поименованных автором, моментов в жизни человека, последний ни от чего более не зависит в своей жизни на земле? А душа человеческая, – существо, как известно, живое, личное и бессмертное? А Бог, сотворивший её по образу и по подобию Своему как Существо Превысшее и Всемогущее? Оказывается, что они точно так же изглаждены рукою автора в своём сочинении, отчего это последнее лишается христианского характера и носит характер языческий. Нет, не так учит нас об этом христианство. Оно учит нас, что все мы, сотворённые Богом люди, находимся от Него в полной и всецелой зависимости: Им одним только, по слову апостола, мы «живём, и движемся, и существуем» (Деян.17:28). Как же после этого пропустить без всякого вреда не только для счастья, но и для жизни вообще всякого живого существа, это первое и необходимое звено в ряду длинной цепи, состоящей из других второстепенных и менее необходимых звеньев, которыми связана и от которых зависит вполне благоустроенная и счастливая жизнь на земле? То же самое должно сказать теперь и о душе человека. Если она в нас существует, – а в этом, конечно, нет никакого сомнения, – то должны же существовать постоянные взаимные отношения между ней и Богом с одной стороны, и между ней и другими людьми, с другой. Первые отношения автор игнорирует совсем как не существующие, может быть, в его собственной душе; о вторых делает вскользь замечание, признавая их необходимость в деле исследуемого им вопроса, но ничего не говорит о том, в чём должны состоять они по своему существу. В чём же, в самом деле, они должны состоять? По словам недавно скончавшегося преосвященнейшего епископа Феофана, известного автора многочисленных сочинений религиозно-нравственного содержания, «предстоящее нам в христианине лицо есть человек, состоящий из души и тела, с известною мерою благосостояния внешнего. Каждая из сих сторон брата нашего вызывает у нашей любви своего только рода действия, которые и обращаются нам в обязанность. Отсюда само собою видно, что обязательные для нас к братиям нашим, христианам, действия бывают трёх родов: одни относятся к их душе, другие к телу, третьи к их благосостоянию внешнему»¹⁰¹. Вот как складываются взаимные отношения людей по христианскому образу мыслей; между тем как у нашего автора, при упорном молчании его о Боге и душе, равняющемся совершенному отрицанию их в этом случае, дело обстоит, как видно, совсем иначе…

Рассмотревши те условия, «без которых невозможно какое бы то ни было довольство и счастье» и «от которых зависит тот или иной характер нашего существования», мы переходим к изложению того: что следует разуметь под идеей счастья; возможно ли оно, достижимо ли и для отдельных личностей, и для всего общества, если не в данный момент, то в более или менее отдалённом будущем? Как же решает эти вопросы наш автор? Прежде всего, он останавливается на учении английского психолога Джемса Селли и трактует его книгу под заглавием о пессимизме. «Философски обрабатывать теорию пессимизма, – замечает по этому поводу наш автор, – нельзя, не поставив вопроса о счастье и его достижимости». Замечание, как увидим потом, когда будем говорить о счастье с христианской точки зрения, – важное, проливающее особый счет в решении исследуемого вопроса. Вышеупомянутый английский психолог, за которым наш автор, по его собственным словам, «следует в своей аргументации», определяет счастье как «продукт волевой деятельности над всем огромным материалов наших чувствований. Поэтому, счастье вовсе не синоним наслаждений и даже не результат его, а скорее, напротив, источник тех наслаждений, какие разумно направленная деятельность нашей воли может доставлять нам». Оно предполагает, стало быть, постоянное стремление перерабатывать, по известному плану, те условия, в какие судьба поставила нас; создавать новые источники жизненных, приятных ощущений, потребностей, мыслей и чувств, т. е. создавать себе то, что мы называем «интересами». Если оно так, то верховным элементом счастья будет что же? – спрашивает далее автор, и отвечает: «постоянное здоровое напряжение нашей воли, которая регулируется деятельным вниманием, направленным на внешние условия жизни, часто от нас не зависящие». Таково рассуждение автора при решении вопроса: что следует разуметь под идеей счастья. В этом рассуждении, как мы видим, автор отдаёт предпочтение и преимущество третьей силе или способности души человеческой, именно воле, пред двумя другими способностями её: умом и сердцем. Конечно, продукт волевой деятельности души над всем огромным материалом наших мыслей и чувств является, так сказать, завершительным моментом в процессе образования и воспитания личности человеческой. Как бы ни был просвещён наш ум, как бы ни было развито наше сердце, но если они ещё не направлены к деятельности в ту или другую сторону нашею волею, то остаются обыкновенно мёртвыми или бесплодными в отношении устроения жизни по известному идеалу. Только воля заставляет их окончательно сформироваться и получить отпечаток в жизни по тому образцу, который даёт нам христианство. Для этого нужно, как справедливо заметил автор, «постоянное здоровое напряжение нашей воли». Но где же это напряжение воли достигается? В какой школе оно вырабатывается? В школе христианства, о которой нет ни одного намёка в сочинении нашего автора. Мы знаем, каков человек в естественном своём падшем и греховном состоянии, без благодати Божией, которая живёт в христианстве. «Бедная воля наша! – восклицает тот же преосвященный Феофан, слова которого мы привели несколько выше. – Ей нужны правила, коих часто не знает; нужны побуждения, кои часто выпадают из мысли; нужно руководство, ибо часто не знает, как начать дело»¹⁰². Да и не только в естественном состоянии, но даже и в облагодатствованном, воля человеческая получает обыкновенно направление не в ту сторону, в какой ей следовало бы пребывать, а в совершенно иную, противоположную первой. Об этом хорошо говорит в одном месте св. апостол Павел: «Не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Добра, которого хочу, не делаю, а зло, которого не хочу, делаю… Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием: но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим.7:15, 19, 22–24) – апостол Павел, который не поколебался заметить однажды, что и он имеет в себе Духа Святого, наравне с прочими апостолами. Так повреждённая грехом прародительская воля человека даёт о себе чувствительно знать и в благодатном состоянии христианства, как это показывает нам прекрасный пример апостола, наглядно подтверждающий эту печальную истину, ставшую с тех пор (т. е. со времени греха первых людей) неизбежным уделом всех земнородных в мире. Где же, спрашивается, получить постоянное здоровое напряжение нашей воли, которая бы разумно оперировала в области других наших сил и способностей, рассортировывая их в ту и другую сторону, для того, чтобы «создавать новые источники жизненных приятных ощущений, потребностей, мыслей и чувств», и сама, в свою очередь, «регулируясь деятельным вниманием, направленным на внешние условия жизни, часто от нас не зависящие»? На этот вопрос мы не находим в словах автора никакого ответа, более или менее удовлетворяющего нас. Его нужно искать только в христианстве…

Далее, автор разбираемой нам статьи в своём философско-критическом исследовании вопроса о счастье приводит «типические доводы, направленные против идеи счастья и его возможности». Здесь, прежде всего, он останавливается на учении пессимистов, которые, по его словам, «утверждают, что никто не захочет повторить свою жизнь». Против этого автор возражает и, нужно заметить, совершенно справедливо, что «такой вывод вовсе не доказательство её негодности, если б даже и все счастливцы выразили перед смертью такое мнение… Противники пессимизма имеют полное право сказать, что если бы даже всего один человек на свете умирал с выводом, благоприятным идее счастья, то и в этом было бы доказательство за неё. Другой аргумент пессимистов, состоящий, по словам того же автора, «в роковом инстинкте жизни, заставляющем нас выносить всевозможные беды и страдания, превращаться в рабов всесильной мировой воли, которой до нашего благополучия нет никакого дела», точно так же не выдерживает критики с точки зрения здравого смысла и жизни. Кроме пессимистов, доводы против идеи счастья и его возможности приводят так же и некоторые научно мыслящие исследователи вопроса о счастье, вроде вышеупомянутого английского психолога, которые «признают, что есть несомненные отрицательные условия, способные всегда, более или менее, нарушать наше благополучие даже и вне органических основ жизни, каковы влияния на наш организм, его болезни и смерть. Эти отрицательные величины сводятся к трём главным фактам: роль, какую играет случай, затем наш темперамент и законы внешней природы, делающие возможными всякого рода неожиданные удары». Против всех этих доводов автор делает более или менее неудачные возражения, заставляющие нас сомневаться в возможности счастья здесь – на земле. Так, относительно той роли, которую играет здесь случай, он говорит: «Случай, конечно, действует постоянно и очень часто против наших прямых интересов. Однако, разве борьба с случаем, предвидение его не заставили культурное человечество воспитывать свою волю, развивать в себе умение защищаться от так называемых ударов судьбы? С известной точки зрения, жизнь цивилизованного европейца вся держится за систему страхования от разных случайностей и опасностей… К ним ведь сводятся и катастрофы, исходящие от внешней природы; а неизменность её законов, на которую мы все такие охотники негодовать и жаловаться, есть основное и безусловное благо: только эти законы и позволяют нам бороться с природой; только они и делают возможным осуществление известных целей в интересах нашего благополучия». По поводу этих, только что приведённых нами, слов автора, мы должны заметить, что он, конечно, прав с своей, известной уже нам, тенденциозной точки зрения, по которой жизнь людей на земле зависит от слепого и неразумного случая и от внешних законов или сил природы. Но если рассуждать с христианской точки зрения, то вместо случая, которому отдаёт такое предпочтение наш автор, придётся поставить на первом месте другую, более высшую и разумную силу. Эта сила в христианстве носит название Воли Божией, от которой вполне зависят все существа на свете, как одушевлённые, так и неодушевлённые, начиная с человека, животных и растений и кончая горами, камнями и песчинками в безднах морских. В зависимости от этой Силы находятся, как известно, и все законы природы, видимые нами простым или вооружённым глазом, так что, по выражению церковной песни, идеже хощет Бог, побеждается естества чин (Богород. догмат. 7-го гл.). Что же, спрашивается теперь, может сделать человек своими собственными единичными или совокупными силами, направленными к тому, чтобы осуществить какие-либо цели в интересах своего благополучия и счастья? По большей части, он оказывается бессильным в этом случае.

Что касается третьего факта, приводимого некоторыми против возможности счастья на земле, именно «темперамента», или «нрава, всего чаще унаследованного нами, а не приобретённого по доброй воле»: то «эта величина, – по словам автора, – весьма серьёзная в вопросе о счастье». Относительно этого факта он совершенно справедливо замечает, что «темперамент, всё равно как расположение к известным видам болезненности, есть недочёт, с которым человек мыслящий, способный наблюдать самого себя, должен бороться». Мысли, как известно, вполне согласные с христианским взглядом на человеческую жизнь. Позволим себе привести здесь несколько слов о том же самом предмете другого известного английского учёного Джона Мессона. В своём трактате «о самопознании» он, между прочим, говорит следующее: «Если кто хочет узнать себя, тот должен изучить свой природный темперамент, наклонности своего сложения и любимые страсти, потому что от них, чаще всего, мы судим превратно, и они делают перевес над нашим умом…»¹⁰³. Мало того изучить, но и «с большим старанием заботиться о таком улучшении своего нрава, чтобы он располагал его к самопознанию»¹⁰⁴. В этом и состоит развитие христианского характера. «Так как это развитие, – по словам известного датского учёного, епископа Зеландского Мартенсена, – есть не просто естественный процесс, а есть развитие в сфере нравственной свободы, где два главные фактора – Бог и человек, то отсюда проистекает следующая задача: в каждый момент истории нашего развития испытывать, “что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная”, относительно нас. Знать волю Божию, благую и угодную, значит не только познавать волю Божию вообще, как она раскрывается пред нами в законе и Евангелии, но познавать, какова Его воля о нас и с нами, как в отдельных, частных случаях, так и вообще в ходе нашей личной жизни. Поэтому мы должны стараться иметь живейшую и нежнейшую чувствительность к гласу Божию и Его вещаниям, как в нашей внутренней жизни, так и во внешних событиях и судьбах, случающихся именно с нами, дабы нам нигде и никогда не быть глухими к зову нашего Господа, никогда не терять и не ошибаться в богожеланном развитии…»¹⁰⁵.

Наконец, автор разбираемой нами статьи останавливается на «соображении: насколько идея счастья держится в душе человека за будущее, насколько она соединена с идеей прогресса, этого преобладающего понятия нашего века?» Поставив этот вопрос, он отвечает на него следующим образом: «Самое преобладание идеи прогресса указывает уже на то, что оптимистическое настроение играет главную роль в самочувствии культурного человечества. Поэтому-то пессимисты и должны отрицать прогресс, что они и делают… Господа-отрицатели всякой ценности жизни и всякой возможности счастья, – продолжает далее автор, – пускай себе мудрят в пределах личных оценок добра и зла, боли и наслаждения, но в деле индуктивного изучения исторического развития культурного человечества есть уже такие итоги, против которых нелепо протестовать. И для нашего вопроса о счастье мы вправе указывать на те приобретения, какие даны историческим развитием и должны неминуемо служить положительным, а не отрицательным сторонам жизни». В числе этих приобретений, на первом плане нужно поставить, по словам автора, умственный и нравственный прогресс, затем материальный. Правда, последний «прогресс даёт отрицателям его повод обвинять цивилизацию в притуплении чувств и наслаждений»; но, «если и справедливо, что с развитием культуры происходит некоторая потеря чувствительности, вместе с ослаблением силы и яркости многих приятных ощущений, то от скольких же тягостных видов страха и душевной подавленности избавился развитой человек, прямо вследствие успехов своего умственного и нравственного развития? Прогресс, уменьшая источники и физических, и нравственных страданий, должен давать ему и воле более свободы, времени и случая развивать себя. Точно так же нелепо отрицать безусловные улучшения внешней обстановки жизни, нарождение совершенно новых перемен, и материальных, и общественных, в силу которых и люди самого скромного достатка могут пользоваться многим, что прежде было доступно только избранникам». Поэтому против неосмысленного пессимизма, распространяемого некоторыми в последнее время, «следовало бы, – по словам автора, – почаще напоминать о тех видах прогресса, которые прямо относятся к общественным сторонам жизни». Так, по словам его же, «стоит вопрос о связи, существующей между идеей счастья и тем, что резюмирует собою слово прогресс». Что мы должны заметить здесь по поводу этих слов автора? Нам понятно выражение: прогресс, употребляемое само по себе, или же в приложении его к тем понятиям, которые хотят им обозначить, напр., умственный, нравственный, материальный прогресс. Но что такое будущее, о котором упоминает автор в своей статье? Насколько оно является гарантией и обеспечением счастья? Нетрудно догадаться по понятиям и мыслям автора, изложенным нами ранее, что это будущее не особенно далеко распространяется вперёд и, таким образом, является не особенно живучим. Очевидно, что пределы этого будущего ограничиваются одною только здешнею земною, видимою и преходящею, областью и не простираются в другую область, лежащую по ту сторону гроба, – в область небесную, невидимую и вечную. Да, будущее автора не идёт далее того времени, когда, по слову Божию, откроется новое небо и новая земля, в них же правда живёт (2Пет.3:13)! По крайней мере, мы не находим в его статье ни одного намёка на это. Относительно этого, равно как и вообще относительно христианского образа мыслей, он пребывает в упорном молчании, которое, конечно, не делает ему чести как публичному лектору, выступающему с своей статьёй среди христианского общества…

Разбирая вопрос об идее счастья, насколько она держится в душе человека за будущее (а каково это будущее, мы видели сейчас), автор останавливается ещё на вопросе: «Не противоречит ли прогресс, т. е. достижимость счастья в будущем, научной теории эволюции, как она была формулирована во второй половине нашего века», – теории, которая, «получив название дарвинизма, в глазах и не одних пессимистов имеет довольно мрачную окраску: роковая борьба за жизнь, естественный подбор, беспощадное устранение всего, что окажется слабым и неумелым?» Этот вопрос он решает в отрицательном смысле и решает следующим образом: «Если естественный подбор будет всё-таки действовать, так или иначе, и в культурном человечестве, то нравственные импульсы, выразителями которых является общественное мнение, будут так же развиваться в свой черёд. И всё, что вредно для физического и нравственного здоровья, всё, что грозит нарождающимся поколениям, должно подпадать, чаще и разумнее, под контроль коллективного разума и общей совести. Этим путём, а не каким-либо другим, и должен происходить подбор во всех сферах человеческой жизни». Таким образом, как мы видим, автор является горячим сторонником и защитником возможности и достижимости счастья на земле и для отдельных личностей, и для всего общества, если не в данный момент, то в более или менее отдалённом будущем. Каков же последний заключительный вывод делает он в своей статье? «Счастье, – говорит он, – нельзя сводить к одному балансу между страданием и наслаждением. Наслаждение и страдание – только показатели известных состояний нашей души. Как критерий они недостаточны. Мы можем наслаждаться или бедствовать, но вселенная, наша планета и всё человечество пойдут своим путём». В чём же состоит теперь или, по крайней мере, в будущем возможное счастье? – «В том, – как говорит автор, – чтобы сообразовать жизнь своего “я” с тем, что заложено от века в многообразное бытие, которого мы – ничтожная доля, ничтожная по материальной величине и силе, но драгоценная по степени душевного развития». В этом сообразовании имеет великое значение, по словам его, «сознание, без которого никто из нас и не задавал бы себе вопроса, что такое счастье и достижимо ли оно? Это сознание помогало человечеству вырабатывать себе такие идеалы и цели, при которых грубое мерило наслаждения и боли теряло свою ценность. Почему же, – так говорит в заключение автор, – не укрепиться в той вере, что счастье станет тем достижимее, чем наши цели и идеалы будут подниматься, выше и выше, над алчными аппетитами и суетными тревогами личного “я”, стремясь к гармонии между запросами разума, чувства и воли». Итак, в последних заключительных словах своих автор указывает на высшие идеалы и цели, в зависимости от которых находится и самый вопрос о счастье, о скорейшем, по возможности, достижении его здесь на земле. Но каковы эти идеалы и цели, в чём они заключаются, каким образом должны проводиться в жизнь, так, чтобы при своём проведении, производили всякий раз «гармонию между запросами разума, чувства и воли», – обо всём этом он ничего не говорит в своей статье. Почему же? – спросим. Да потому, что всё это входит, как известно, в другую, чуждую и враждебную ему область, именно в область христианства. И выходит, таким образом, то, что вся статья автора по вопросу о счастье представляет собою, за исключением всех её шероховатостей и неправильностей, на которые мы указали в своём изложении, как бы введение только к другому сочинению, имеющему в виду разобрать тот же предмет с христианской точки зрения. К сожалению, автор оставил свой труд недоконченным в таком именно виде, в каком он представил его своим слушателям в собрании их в Историческом музее. Постараемся теперь привести его к концу, осветив его с другой стороны, со стороны христианства. Таким образом, мы мало-помалу и незаметно подошли к тому вопросу, который наметили в начале своей беседы, именно: к вопросу об истинном счастье с христианской точки зрения, о чём скажем в следующий раз.

Из исторического обозрения, сделанного автором статьи «Что такое счастье» г. Боборыкиным, мы видели, что он намеренно пропустил целую эпоху в этом обозрении, – эпоху, которая носит название христианства и от которой, как известно, получили свою окраску дальнейшие исторические эпохи, прежде всего, эпоха Средних Веков с своим крайне пессимистическим взглядом на жизнь людей на земле и, затем, эпоха так называемого Великого Возрождения с своим противоположным первому оптимистическим взглядом на ту же самую жизнь. С последней эпохи, по заявлению автора, «пошла собственно европейская жизнь, в недрах которой сложились люди». Но откуда же, спросим, получила эта эпоха своё начало? Не от того ли самого христианства, о котором автор не счёл нужным и удобным сказать хотя бы одно слово в своём обозрении и которое в одном случае применения его к жизни, именно в эпоху Средних Веков, привело, как мы видели, к печальным результатам «религиозного мистицизма и жизнененавистничества», в другом случае, в эпоху Великого Возрождения, привело к жизнерадостному состоянию людей вследствие признания ими возможности довольства и благополучия на этой земле? Мы не будем, конечно, входить здесь в объяснение того, отчего произошли эти исторические события, осветившие собою две упомянутые нами эпохи с разных сторон. Мы хотим поставить вопрос в более прямой и существенной форме, ближе всего относящейся к нашей задаче. Именно, мы хотим спросить: как относится христианство, которое, без сомнения, влияло на все дальнейшие эпохи, имевшие место после его возникновения, и влияние которого отражалось в той или иной степени на всех людях, соприкасавшихся с ним, – как относится христианство к вопросу о возможности для людей счастья на земле; признаёт ли оно, прежде всего, эту самую возможность, от осуществления которой зависит счастье и довольство; затем, в чём выражается это осуществление возможности и достижение людьми счастья земного и временного; наконец, в чём состоит наше будущее счастье на небе. Ответ на эти вопросы и составляет ближайшую нашу задачу, которую мы должны разрешить теперь. Что касается первого вопроса, т. е. признаёт ли христианство возможность земного счастья, то на него мы должны дать положительный ответ. Христианство никогда не проповедовало людям о каком-то «принципе жизнененавистничества, коренного отрицания возможности счастья на земле», – принципе, который выдумали потом сами люди и который стал, как известно, печальным явлением Средних Веков, когда скептицизм и пессимизм среди них был развит до высшей степени, когда человеческая жизнь нисколько не ценилась и ставилась ни во что, когда люди легко и бесстрашно расставались с этой жизнью во имя каких-то, по большей части, сомнительных идеалов. Это – болезненное явление, хотя и приписываемое некоторыми по своему происхождению к христианству, но ничего общего не имеющее с истинным христианством, идеалы которого возвещены были некогда Христом Спасителем во всеобщее услышание людей и до сих пор содержатся твёрдо и неизменно во святой Церкви Православной. Правда, в самом христианстве мы слышим такую проповедь из уст Христа Спасителя нашего: «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретёт её» (Мф.16:25, 10:39). Но как непохоже это отношение к душе или жизни нашей, заповеданное Господом, на отношение к тому же самому людей, живших в Средние Века, когда они теряли или, как это характерно выражено в церковно-славянском чтении этого места Священного Писания, «губили» души свои и других лиц исполнением одних только внешне-формальных обязанностей, хотя бы даже по наружности своей близко подходящих к христианским, напр., в виде сурового и бесплодного монашеского аскетизма. Одни из них, как известно, предавались с этою целью таким телесным подвигам вроде самоистязаний, бичеваний и т. п., которые близко подходят к современным самоубийствам. В этом отношении прямую и как бы непосредственную связь с Средними Веками имеет наше время, когда мания самоубийств получила, так сказать, своего рода привилегию и гражданственность. Другие же руководились уже совсем не христианскими понятиями и правилами, допуская, напр., чувство гнева или мести в целях удовлетворения своего личного или общественного чувства чести. Припомним времена рыцарства, когда из-за обожания женщины так легко теряли свою собственную и чужую жизнь на так называемых турнирах и других, подобных им, состязаниях. Что же, спросим, побуждало людей руководиться тогда, а отчасти и теперь, таким именно образом? Всё тот же пессимистический взгляд на жизнь, неудовлетворённость которой чувствовалась на каждом шагу. Люди не видели никакой цели в этой земной жизни, не испытывали никакой радости, никакого утешения в ней. Счастье для таких людей было не действительное или реальное, а воображаемое или идеальное: оно предносилось в их уме и отсутствовало в их сердце. Но «разве, – скажем словами нашего автора, – такая темница без просвета могла не вызвать в человечестве, способном на культурное развитие, взрыва жизненных позывов к свету, к радости, к высшим наслаждениям красотой, искусством, мозговой работой, обращённой на таинства природы?» Да, вызвала и, притом, в сильной степени совершенно противоположные чувства и стремления! Это сделала, по его мнению, эпоха Великого Возрождения. По нашему же мнению, первоначальный зародыш всего этого глубоко коренится в христианстве, которое предвидело это обстоятельство с самого начала и потому дало людям известные правила и руководства в их земной жизни и деятельности. В самом деле: разве христианство когда-нибудь игнорировало эти последние? Разве оно допускало спасение людей помимо устроения их собственной (частной или общественной) жизни на земле? Разве оно не признавало в ней ничего такого, что способно было вызвать, как реакцию, культурное человечество в эпоху Великого Возрождения? Христианство, как известно, никогда не относилось враждебно, а тем более отрицательно, к этой временной жизни нашей на земле. Нет, оно видело в ней всегда одно из главных средств или путей, ведущих человека-христианина к истинному спасению. А если так, то, следовательно, оно должно было признавать в некоторой степени и право существования в ней довольства, благополучия и счастья, – пусть слишком кратковременного и непрочного, но всё же улыбавшегося иногда людям и служившего их достоянием здесь – на земле. Христианство, борясь против греховного и нечистого в этом мире, восставая против всего, что служит преградой или же препятствием на пути людей к их вечному спасению, собственно говоря, ничего подобного не имеет в виду относительно тех отношений их к земной жизни, которые складываются у них так или иначе в силу их необходимости и которые, считаясь по своему происхождению, имеют чистый и светлый источник в Божественном учении Христовом. Из этого последнего нам, конечно, хорошо известны те взгляды и суждения, которыми мы должны постоянно руководиться в своей жизни на земле по отношению к вопросу о нашем благополучии и счастье. Что же? – спросим. Неужели Христос Спаситель когда-нибудь проповедовал о том, что для приобретения вечного спасения на небе каждому человеку нужно совсем отказаться от жизни и деятельности его на земле? Неужели Он не признавал ни за кем ровно никакого права и участия в пользовании благами земли, временными и скоропреходящими, для того чтобы составить себе здесь некоторого рода счастье и блаженство, которое бы служило залогом того же самого в будущем? Правда, Он говорил однажды Своим первым ученикам и последователям, по профессии рыбарям галилейским: «Идите за Мною, и я сделаю вас ловцами человеком» (Мф.4:19). И те, как известно, охотно шли на Его призывный голос, оставляя в стороне дом, семейство и хозяйство своё, которым занимались прежде (Мф.4:20–22). В другой раз Он говорил Своим ученикам и последователям из народа: «Кто оставит домы, или братьев, или сестёр, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф.19:29). Народу же, следовавшему за Ним всегда в большом количестве, говорил иногда следующее: «Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего, и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестёр, а притом и самой жизни своей; тот не может быть Моим учеником» (Лк.14:26). Одному богатому юноше, спрашивавшему у Него совета: что ему делать для того, чтобы иметь жизнь вечную, Он сказал: «Пойди, продай имение своё, и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, и следуй за Мною» (Мф.19:21). Другому юноше, спрашивавшему у Него позволения прежде пойти и похоронить отца своего, Он сказал: «Иди за Мною, и предоставь мёртвым погребать своих мертвецов» (Мф.8:21–22). Но во всех этих случаях мы должны, конечно, постигать истинный смысл изречений Христа Спасителя, направленных, как мы видели, то к некоторым отдельным личностям, то вообще ко всему народу, желавшему последовать за Ним и считаться Его учениками. Мы должны непременно знать, когда именно и при каких обстоятельствах бывали произносимы Им те или другие изречения. В первом случае, т. е. когда Христос обращался к некоторым лицам порознь, нужно принимать во внимание обстоятельства их личной жизни. В этом случае изречения Его по большей части носят характер частных советов или наставлений, применимых только к их состоянию и не всегда обязательных для исполнения других. Во втором случае, т. е. когда Христос обращался ко всему народу, нужно принимать во внимание обстоятельства времени, при каких становится возможным и даже необходимым осуществить эти изречения Его, а при каких нет. В самом деле: нельзя же прилагать ко всем людям заповедь Христову, напр., об оставлении мужем жены или, наоборот, жены мужем. Ведь это противоречило бы другой Его заповеди: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф.19:6). Точно так же, нельзя прилагать ко всем и заповедь Христову о возненавидении отца своего или матери, что противоречило бы другой Его заповеди, гласящей: «Почитай отца и мать» (Мф.19:19). Нет; здесь нужно строго различать, во-первых, частные и личные обстоятельства каждого человека и, во-вторых, общественную среду или обстоятельства времени, при которых сопровождались всякий раз вышеупомянутые изречения Господа и от которых зависит исполнение или неисполнение их в жизни разными лицами. Что для одного человека становится по ним истинным благом, то для другого может служить истинным злом, если он вздумает слепо и неразумно следовать им в своей жизни. Поэтому, мы должны согласить с тем, что И. Христос не от всех равно и одинаково требовал исполнения некоторых Своих заповедей, говорящих, по-видимому, против возможности счастья здесь, на земле. А если так, то, значит, Он признавал в некоторой степени возможность этого самого счастья. И действительно, стоит нам, напр., обратить внимание на некоторые отношения Его к жизненным вопросам, возникавшим в Его время, для того, чтобы вполне убедиться в этом. Так, напр., представился однажды Христу случай заплатить дань сборщикам податей на Храм и на разные принадлежности в нём, и Он, как известно, не отказался заплатить эту дань в виде статира, или четырёх драхм, которые и велел отдать за Себя и за апостола Петра (Мф.17:24–27). В другой раз, при искушении Спасителя со стороны фарисеев и иродиан, при лукавых и льстивых словах, обращённых к Нему этим последними: «Позволительно ли давать подать Кесарю, или нет?» – Он заповедал, «воздавая Божия Богови», воздавать так же и «Кесарева Кесареви» (Мф.22:15–21). Для чего же это? Для того, без сомнения, чтобы не разрушать, а, напротив, созидать и укреплять земное счастье и благополучие людей, держащееся всегда при взаимной их поддержке и помощи, подобно телесному организму, который состоит их многих, весьма разнообразных, больших и малых, членов, находящихся, впрочем, в тесной связи между собою и вполне зависящих один от другого в вопросе относительно здоровой или нормальной жизни, относительно процветания и благоденствия его здесь – на земле. Далее, есть один случай, описанный также в Евангелии, случай ещё более рельефно изображающий отношение Христа к вопросу о житейском счастье. Этот случай – присутствие Его на браке в Кане Галилейской и чудесное превращение Им там воды в вино, вследствие оказавшегося недостатка в последнем. Для чего, спросим, нужно было Христу совершить это великое чудо, не говоря уже о том, что Он захотел лично присутствовать на этом брачном торжестве? Без сомнения, всё для той же самой цели, т. е. для того, чтобы показать, что Он нисколько не имеет в виду разрушать или уничтожать земное счастье людей. Если бы Христос не хотел составить, прежде всего, семейное счастье жениха и невесты, а затем всеобщее довольство присутствовавших на брачном пире гостей, то Он, конечно, не присутствовал бы на нём и не совершил бы этого чуда. Приведённые случаи ясно говорят нам о том, что Христос никогда не относился враждебно к вопросу о земном счастье людей, в каком бы виде оно ни представлялось им, лишь бы только было дозволенным и переступало границ закона. Если такое, по-видимому, маловажное требование, встреченное Господом на брачном пире, вполне удовлетворено было Им тогда; то что же сказать теперь об отношении Его к самому жизненному явлению, вызвавшему собою этот пир, именно: к браку? Мало того, что Христос Своим присутствием на нём как бы освятил его для всех грядущих поколений, как одно из семи церковных Таинств, Он «положил» ещё тогда же, по словам евангелиста Иоанна, «начало чудесам в Кане Галилейской, и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его» (Ин.2:11). Точно так же и во многих других случаях Господь никогда не упускал удобного момента высказать Свои замечания по вопросу о земном счастье, которое Он признавал неотъемлемым достоянием каждого человека, но только в различной степени и под различными, так сказать, видами. Так, напр., дав совет одному юноше продать имение своё и раздать нищим, Он в то же время заповедал другим людям «приобретать себе друзей богатством неправедным» (Лк.16:9). Если такой взгляд имел Христос Спаситель на земное счастье и благополучие людей, то тем же самым взглядом постоянно руководится в этом случае и учреждённая Им Церковь. Эта последняя в числе многочисленных своих молитв и прошений к Господу Богу вводит, как известно, целый ряд таких молитв и прошений, которые касаются устроения временной нашей земной жизни и имеют в виду исключительно её благополучие и счастье. Так, св. Церковь молится ежедневно в великой ектении, произносимой почти за каждой службой её, между прочим, и «о изобилии плодов земных». В Литургии же св. Василия Великого она молится и просит устами иерея в важные минуты священнодействия церковного, после пресуществления св. Даров, о том, чтобы Господь «сокровища» всех людей, как «предстоящих, так и ради благословных вин оставльшихся», «исполнил всякаго блага»; чтобы Он «явился им богатыми Своими щедротами, благорастворены и полезны воздухи им даровал, дожди мирны земли к плодоносию»¹⁰⁶. О том же самом упоминается и в других её молитвах. Так, напр., в одной из молитв, положенных при венчании, мы читаем следующее: «Даждь им (т. е. жениху и невесте, приступающим к таинству брака) и от тука земнаго: исполни домы их пшеницы, вина и елеа, и всякия благостыни, да преподают и требующим, даруя купно и сущим с ними вся яже ко спасению прошения»¹⁰⁷. Всё это, конечно, должно наводить нас на ту мысль, что христианство никогда не игнорировало вопроса о возможности счастья людей здесь – на земле и всегда признавало эту возможность как вполне согласную с положением их в той или другой жизненной роли, принятой ими на себя и занимаемой в данное время, так точно нисколько не препятствующую им в деле высшей заботы о спасении собственной своей души, или, по словам Христовым, в деле «искания царствия Божия и правды Его» (Мф.6:33)…

Признавая вообще возможность счастья здесь – на земле, христианство, в частности, допускает различные виды этого счастья. Мы видели уже, как христианство относится к одному из таких видов, именно: к браку или взаимной жизни двух связанных посредством него лиц. Супружеская и семейная жизнь, которая представляет источник чистых и высших радостей и удовольствий, какие только могут быть доступны земнородным, является по христианству вовсе не препятствием к делу вечного спасения их душ. Точно так же христианство относится и к другим разнообразным видам человеческой жизни. Разве, например, христианство когда-нибудь запрещало истинную дружбу между людьми? Сам Господь наш Иисус Христос считал Себя другом Лазаря в то время, когда жил на земле. А ведь в дружбе, как известно, заключается немало счастья и утешения для лиц, дружественных между собою. Доступны в той или другой мере христианству и все «высшие наслаждения красотой, искусством, мозговой работой, обращённой на таинства природы». Ко всем этим проявлениям человеческой жизни оно всегда относилось как нельзя более благосклонно и снисходительно. Ни наука вообще, какого бы рода она ни была, ни естествознание в частности, как один из видов науки, «обращённой на таинства природы», ни живопись, ни поэзия, ни музыка, – ничто из всего этого и другого подобного ему не исключено из христианства как лишённое будто смысла и препятствующее созданию земного счастья. А если так, то значит, христианство никак нельзя назвать «темницей без просвета», каковое название наш автор прилагает к эпохе Средних Веков. Последнюю, действительно, можно назвать этим именем; но никак нельзя назвать им христианство, которое, как мы видим, допускает в этой жизни всевозможного рода счастье для людей, устрояющих так или иначе свою жизнь на земле…

В чём же, спросим теперь, выражается осуществление возможности и достижение людьми счастья земного и временного? Иначе сказать: что следует разуметь под идеей этого счастья с христианской, конечно, точки зрения?

Мы видели уже, когда разбирали взгляд нашего автора на «коренные наличные условия, от которых зависит тот или иной характер нашего существования» здесь – на земле, в чём главным образом состоят они. Они – эти условия – состоят: прежде всего, в признании зависимости нашей, как духовно-телесных существ, от Господа Бога, как Единого и Верховного Существа; затем, в признании зависимости нашей от внешнего физического мира, в котором мы живём, и, наконец, в признании зависимости нашей от других, подобных нам, существ, среди которых протекает по большей части наша жизнь на земле. Если существует у людей такая троякого рода зависимость их по отношению к земному счастью и благополучию, то должны же, конечно, существовать и известного рода обязанности, возлагаемые на них для постоянного соблюдения их в жизни. Нам известны эти обязанности из десяти заповедей закона Божия, из которых первые четыре имеют в виду обязанности наши по отношению к Богу, а последние шесть – обязанности наши по отношению к другим людям – ближним нашим. Все же в совокупности они содержат в себе также и обязанности наши по отношению к видимому нами миру, ибо очевидно, что, живя только в этом последнем, мы можем исполнять те или другие обязанности к Богу и ближнему. Вот в исполнении-то этих заповедей, от их взаимной гармонии между собою, при проведении их всякий раз в жизнь человека, и состоит земное счастье и благополучие с христианской точки зрения. Каким именно образом? А вот каким. Христианство учит, напр., что есть на небе Господь Бог, превечный и премирный Бог Отец, Который для спасения всех нас – грешных людей «не пощадил Сына Своего, но за нас всех предал Его» (Рим.8:32); Который ради крестной жертвы этого Единородного и Возлюбленного Сына Своего, Иисуса Христа, даровал нам Духа Своего Святого для возрастания и укрепления нашего в духовной жизни. Поэтому мы – люди, облагодатствованные такими дарами и милостями со стороны Господа Бога, должны живо и горячо веровать в Истинного Бога и «посланного Им Иисуса Христа» (Ин.17:3) вместе со Святым Духом (Ин.15:26): ибо в этом заключается «жизнь вечная» (Ин.17:3); должны крепко и всегда, во всех случаях и обстоятельствах своей жизни, надеяться на Этого, Единого по существу, но Троичного в Лицах Бога; должны искренно и пламенно любить Его всеми силами своей души, выражая свою любовь к Нему и различными внешними, приличными этому случаю, знаками и действиями. Вот наши первейшие и главнейшие обязанности к Богу! И если мы исполняем их как следует в своей жизни на земле, то мы, поистине, счастливейшие люди во всём мире. Справедливо говорит по этому поводу о. прот. И. И. Сергиев (Кронштадский): «Наивысшее благо в этой и в будущей жизни есть Бог, вечно живущий, всесовершенный, всеблаженный. Стяжавший это Благо, имеющий оное в душе своей, есть счастливейший человек»¹⁰⁸. В силу этого чувства, какое испытывает христианин по отношению к Господу Богу здесь – на земле, сложилась, вероятно, и всем нам известная русская пословица: «Без Бога ни до порога»…

Предписывая известные заповеди для исполнения обязанностей наших по отношению к Господу Богу, христианство предписывает также заповеди для исполнения обязанностей наших по отношению к ближнему. Кратко формулируя здесь эти заповеди, мы можем выразить их одним словом: любовь. Возлюбиши искренняго твоего яко сам себе (Мф.22:39), – такова, как известно, заповедь, данная Самим Иисусом Христом на все времена и для всех людей на свете. Она составляет сущность и тех шести заповедей десятословия, в которых исключительно содержатся обязанности наши по отношению к ближнему. Поистине, любовь есть руководящий принцип в взаимных отношениях людей между собою, – тот принцип, посредством которого держится между нами внутренний порядок, мир и гармония, а, следовательно, достигается в той или иной степени счастье и благополучие в этой земной жизни. Верно слово Христово и всякого принятия достойно со стороны нас – христиан: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк.6:31). Если вы хотите, чтобы они поступали с вами мирно и любовно, то и сами должны поступать с ними точно так же. Счастье достигается и зависит именно от любви, понимаемой в христианском смысле этого слова. Где нет любви, там разрушается, конечно, и счастье. Это так очевидно и понятно, что не следовало бы и говорить здесь об этом. Но вот в последнее время мы слышим отовсюду заявления о непрочности взаимных людских отношений, основанных на любви, о постепенном, так сказать, вымирании этого чувства среди людей, носящих образ Божий, и водворении на месте его противоположного ему чувства эгоизма, самолюбия, ненависти, которые распространяются у нас с каждым днём всё более и более. И чем же, скажите, люди хотят в таком случае достигнуть счастья и благополучия в своей жизни на земле? Чем? Смешно сказать: выдумали какую-то систему страхования от разных случайностей и опасностей, представляющихся как от подобных им людей, так и от внешней природы. От этих страхований не освобождается даже и их личная жизнь, которой они хотят распорядиться по своему произволу, вопреки прямой и очевидной на то воле Божией. Что же, спросим, увеличивается ли счастье людей от такого, можно сказать, искусственного обезопашивания их собственной жизни? Сомнительно. Не умирает ли, как мы видим, и ныне множество людей, не испытывающих счастья здесь на земле, хотя и страхующих свою собственную жизнь по последнему методу страхования, придуманному некоторыми лицами для предложения своих будто бы услуг человечеству, нуждающемуся в счастливой и безбедной жизни на земле, – не умирают ли, притом, многие из них неестественною или насильственною смертью в виде различного рода самоубийств, составляющих печальный признак в современной жизни русского народа? Не обкрадываются ли у нас и теперь частные и общественные учреждения при всех возможных тщательных предосторожностях и заботах, взятых, конечно, заблаговременно? Таким образом, не разрушается ли счастье там, где хотят закрепить его, по-видимому, на многие годы, если только не навсегда? А что сказать здесь о тех мерах предосторожности, которые мы принимаем в настоящее время и которыми хотим уберечь себя от различных случайностей со стороны внешней природы? Пожары, наводнения, землетрясения, неурожаи, войны и т. п. бедствия на земле и на воде, – всё это такие явления, которые трудно мирятся с каким бы то ни было предотвращением их со стороны человека, как не входящие в область его сил и способностей, а имеющие своим источником или происхождением по большей части Всемогущего Господа Бога, Который посылает эти явления людям в виде наказания или, лучше сказать, в виде вразумления за те лили другие отступления от заповедей Божественного Закона Своего. Так, действительно, только при условии исполнения заповедей Божиих или, другими словами, при условии исполнения вышеуказанных обязанностей наших к Богу и ближнему может созидаться земное счастье и благополучие, которого так жаждут теперь люди. Но эти обязанности наши мы можем исполнять не иначе, как при взаимной тесной связи их между собою, т. е. стараясь исполнять обязанности наши к Богу, мы в то же время должны исполнять и обязанности наши к ближнему, и наоборот, стараясь исполнять возложенные на нас обязанности к ближнему, мы в то же время непременно должны исполнять и обязанности к Богу, если только желаем исполнять те и другие как следует. Возьмём, напр., одну из обязанностей наших по отношению к Богу, именно: любовь к Нему. Как возможно исполнить эту обязанность? Не иначе, как исполняя другую обязанность нашу по отношению к ближнему, состоящую в заповеди о любви к нему. По словам св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, «кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (1Ин.4:20–21). Такова же существует тесная связь и между всеми другими заповедями Божиими. Вот когда мы будем более и более приближаться к исполнению их в своей жизни, вот тогда-то незаметно может быть для наших телесных очей, но, тем не менее, ощутительно и благотворно для нашего сердца, будет сознаваться присутствие счастья в нашей жизни. Тогда, конечно, будут лишними и ненужными, а то и просто даже вредными, все те меры, которые вводятся теперь у нас с тою целью, чтобы увеличить или, по крайней мере, удержать за собою на некоторое время это счастье здесь на земле. После всего сказанного нами нетрудно уже будет сделать определение истинного земного счастья, которое, согласно словам нашего автора, будет состоять именно «в продукте волевой деятельности над всем огромным материалом наших чувствований». Верховным же элементом такого счастья будет, по словам того же автора, не что иное, как «постоянное здоровое напряжение нашей воли, которая регулируется деятельным вниманием, направленным на внешние условия жизни, часто от нас не зависящие», – деятельным вниманием, которое, в свою очередь, питается и поддерживается христианским образом мыслей и чувств, отчего и самая жизнь людей получает вполне христианский характер и направление.

Мы должны ещё остановиться здесь на вопросе о том, насколько «идея истинного счастья держится в душе человека за будущее, насколько она соединена с идеей прогресса, этого преобладающего понятия нашего века». Как же разрешается этот вопрос с христианской точки зрения? Разбирая в своём месте взгляд на это автора, мы видели, что он понимает будущее слишком узко и ограниченно и что поэтому самое понятие о счастье представляется у него в туманном и неопределённом свете. В самом деле, по автору неизвестно, насколько долго продолжается будущее, в пределах которого возможен всякого рода прогресс в жизни человека, а, следовательно, достижение и обладание в той или иной степени счастьем здесь – на земле. Но то, что неизвестно автору, хорошо известно в христианстве. Последнее указывает нам, что настоящая земная жизнь не есть окончательная ступень развития человеческой жизни в особенности и всякой вообще жизни живых существ, населяющих этот мир; что откроется со временем иная, более разумная и деятельная, жизнь, нежели какая существует теперь на земле, жизнь на небе, в которой и будут удовлетворены все высшие идеалы, к которым люди стремились, живя в этой земной жизни. Последняя жизнь, таким образом, служит как бы переходящим состоянием в другую жизнь, из низшей в высшую. Теперь спросим: как же совершается этот переход людей из одной жизни в другую? Кто будет достоин из здешних обитателей земли получить место в тамошних обителях на небе, для того, чтобы продолжать и развивать своё счастье в бесконечность? Ведь нужно помнить, что христианство разумеет всех людей как сотворённых по образу и по подобию Божию бессмертными по своему двоякому, духовно-телесному существу. Видимым знаком для перехода из здешней жизни в будущую служит, конечно, телесная смерть, – явление, знакомое всем и каждому из нас. Внутренним же показателем в этом отношении служит обыкновенно духовное развитие человека: «что посеет» он здесь – в этой жизни, «то и пожнёт» там – в будущей; «сеющий в плоть свою от плоти пожнёт тление; а сеющий в дух от духа пожнёт жизнь вечную» (Гал.6:7–8). Общее наименование, какое даёт нам то же слово Божие для всех достойных наследовать будущую блаженную и счастливую жизнь на небе, с которой ничто не может сравниться в этом мире, это именно – праведники: только праведники, по слову Христа Спасителя «пойдут в жизнь вечную» (Мф.25:46); только они «просветятся яко солнце, в царствии Отца их» (Мф.13:43) и будут наслаждаться всеми неизреченными благами, «ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша» (1Кор.2:9; Ис.64:4). Что же требуется теперь для той степени праведности, при которой только и возможно бывает достигнуть счастья в будущей жизни? Каким образом вообще достигается это счастье в некоторой степени ещё здесь – на земле, в полной же и окончательной степени там – на небе? Путь для этого в христианстве, как известно, один, именно: путь тесный и тернистый, или прискорбный (Мф.7:13–14), – путь, несомненно, ведущий в жизнь вечную, путь, которым, к сожалению, мало кто из нас идёт в этой жизни. На этом пути, если бы мы пожелали пойти им, встретятся нам следующие заповеди, предлагаемые христианством: «нищета духовная, плач, алкание и жаждание правды, поношение, гонение и всякого рода злословие и др.» (Мф.5:3–11). Радость ли ожидает в земной жизни исполнителей этих заповедей Христовых? Нет! «В мире будете иметь скорбь» (Ин.16:33), – предсказал Он Сам Своим ученикам, а в лице их, конечно, и всем нам – христианам как Его последователям. С другой стороны, эта скорбь, или «печаль яже по Бозе, – по словам апостола Павла, – покаяние нераскаянно во спасение соделовает» (2Кор.7:10). Но как же это так? Каким образом мы можем совместить возможность счастья здесь – на земле с возможностью и даже необходимостью его, указываемою нам словом Божиим, там – на небе, при таком именно способе достижения его? Не противоречат ли приведённые нами заповеди христианства самой идее счастья, как и насколько понимается она людьми? Нет, нисколько не противоречат! Для объяснения этого как бы противоречия между двумя видами счастья в человеческой жизни, счастья земного и небесного, я хочу несколько подробнее остановиться на вопросе об оптимизме и пессимизме, о взаимной связи между тем и другим и о значении их в жизни людей, стремящихся к достижению счастья и блаженства. Решение этого вопроса с христианской точки зрения даёт верный ключ и к разрешению нашего сомнения и недоумения, могущего возникнуть по поводу вышеуказанного противоречия; оно поможет нам выпутаться из этого фальшивого и призрачного, не существующего на самом деле, противоречия и прийти, в конце концов, к очевидной и общей для всех истине.

Говоря об оптимизме и пессимизме, мы имеем в виду как древнее, так и современное философское учение их. Что такое оптимизм и пессимизм с этой именно стороны? Это два «противоположные воззрения на качество мирового бытия…, из которых первый преимущественно основывается на идеальном понятии о мире как произведении всесовершенного Творца, последний – на наблюдении над действительным состоянием мира…»¹⁰⁹. «По учению оптимизма (главным представителем которого служит Лейбниц), совершенство мира есть необходимое следствие совершенства его Творца. По своему всемогуществу и свободе Бог, по мнению Лейбница, мог избрать какой угодно из бесчисленного множества возможных миров; но по Своей абсолютной мудрости и благости Он должен был избрать только наилучший между ними. Таков и есть настоящий мир. Сколько бы ни было зла в мире, каждый другой возможный мир заключал бы его ещё больше, и если зло вообще существует в мире, то это оттого, что и самый совершенный мир не мыслим без зла; если бы не существовало зла, – и мир не был бы наилучшим! Если же нам кажется, что существование зла противоречит совершенству мира, то это зависит от того, что мы по своей ограниченности не можем понять и обозреть всего мирового плана, где всё совершенно соответствует одно другому. Само по себе зло не может искажать совершенства мира потому, что в сущности оно не есть какая-либо действующая, реальная сила, но состоит только в недостатке или лишении (privatio) добра, подобно, напр., тому как темнота есть только недостаток света, или холод – недостаток тепла»¹¹⁰. Таково в главных чертах существенное содержание оптимизма как философского учения. К нему примыкают, как известно, если не в форме теоретического и отвлечённого учения, то, по крайней мере, в форме житейского и практического опыта, и взгляды всех людей, смотрящих на эту жизнь в слишком розовом свете, – людей, имеющих слишком большое жизнерадостное настроение при мысли о своём личном счастье, – людей, желающих достигнуть этого счастья путём приобретения и действительного обладания разнообразными благами земными, сотворёнными Богом для пользования человека. «Противоположное оптимизму воззрение на качество мира представляет пессимизм, главными представителями которого служат Шопенгауэр и Гартман. По учению последнего, высшею, идеальною целью мирового процесса может быть только счастье, или блаженство, особенно тех существ, которые способны ощущать и сознавать его. Но достигается ли эта цель мирового бытия в настоящем состоянии мира? Очевидно, нет. Жизнь полна бедствий и скорбей; сумма горя и страданий безмерно превышает сумму радости, как в жизни отдельных лиц, так и всего человечества. Если же человек, несмотря на это, стремится к счастью, то он обманывает себя иллюзиями. Таких иллюзий Гартман указывает три. Первая состоит в надежде на возможность личного счастья в этой жизни; но опыт скоро и решительно разрушает эту иллюзию. Вторая заключается в надежде на будущую загробную жизнь, в которой человек достигнет того блаженства, которого лишён в настоящей; но, отвергая личное бессмертие души, Гартман считает обманчивою и эту надежду. Третья иллюзия состоит в ожидании, что если не отдельные лица, то всё человечество путём прогресса достигнет счастливого состояния в конце своей всемирно-исторической жизни; но прошедшая история человечества не подтверждает этого ожидания; не видно, чтобы мир делал успехи в счастье и нравственности; благосостояние человечества даже и не приближается: многие неудобства жизни, конечно, устраняются цивилизацией, но люди от этого не делаются счастливее, так как возникают всё новые и новые потребности, и человек становится более и более чувствительным к страданиям; вообще, с развитием сознания не умаляются, а возрастают несчастья. Общее заключение отсюда то, что существование мира находится в прямом противоречии с предполагаемою философами целью его – счастьем, что небытие мира лучше, чем его бытие, и что действительная цель, к которой идёт мир, есть уничтожение его, а вместе с ним зла и страданий, составляющих необходимую принадлежность самого существования мира»¹¹¹.Таковы крайние выводы другого философского учения – пессимизма, которые в той или иной степени разделяют и все люди, отвергающие счастье и благополучие, все сомневающиеся в действительном его существовании здесь – на земле, одним словом, все смотрящие слишком мрачно и печально на эту жизнь. Можно ли примириться теперь с этими выводами пессимизма, равно как и с вышеприведёнными нами выводами оптимизма? Конечно, нет! Несостоятельность как оптимизма, так и пессимизма, слишком очевидна, чтобы можно было признать тот или другой в таком именно виде за действительную и несомненную истину. Эта несостоятельность показывает нам, что «правильное воззрение на качество мира должно заключаться в средине между этими двумя крайностями. На основании ясных и неоспоримых фактов мы должны признать, что в мире существует как добро, так и зло, что поэтому настоящий мир не может быть ни самым наилучшим, ни самым худшим из возможных миров, но представляет собою процесс борьбы добра со злом, с надеждою окончательного торжества первого над последним. Основание для этой надежды заключается как в предшествующей истории мира, представляющей восхождение от несовершенного к совершенному, так особенно в понятии о Боге как премудром и благом Творце мира; ибо немыслимо, чтобы цель миробытия, Им назначенная, – совершенство и благо существ, оказалась недостигнутою. Если к достижению этой цели мир идёт не прямым и нормальным путём, если зло и страдания составляют препятствия на этом пути, устранение которых достигается тяжёлою и медленною борьбой, то вина тому должна заключаться не в Боге, существе благом и всесовершенном, а в уклонении от нормы существ разумноспособных; в этом уклонении и заключается источник зла и неизбежно следующих за ним страданий и бедствий жизни»¹¹². Вот каков здравый и истинный взгляд христианской философии на оптимизм и пессимизм. Эти последние с точки зрения указанной философии представляют собою не два противоположные, враждебные и непримиримые направления, в каком виде они обыкновенно существуют теперь между людьми, а два близкие понятия, вполне проникающие одно в другое и, таким образом, составляющие нечто единое и неразрывное целое. В настоящее время всех людей относительно образа их мыслей, а также и жизни, в вопросе относительно искания и достижения счастья, можно разделить на две категории: людей, придерживающихся оптимистического воззрения по данному вопросу, и людей, придерживающихся воззрения пессимистического. Как в литературе, так и в жизни, сплошь да рядом приходится сталкиваться с людьми этих двух противоположных между собою направлений. Из-за них возникла даже целая борьба, особенно в литературе. Есть ряд писателей, стоящих преимущественно за оптимизм и проводящих главные начала его в жизни; и есть ряд писателей, стоящих преимущественно за пессимизм и старающихся расположить в пользу его своих читателей. В таком отношении находятся по большей части люди к оптимизму и пессимизму – этим двум философским учениям нашего времени. Но так ли должно представляться с христианской точки зрения? Нет! Христианство, проповедуя свои высокие идеалы, осуществление которых ожидается не в этой, а в будущей жизни, собственно говоря, нисколько не стоит ни за оптимизм, ни за пессимизм, в том именно смысле, как они понимаются современными людьми. Если оно и отдаёт иногда предпочтение как бы пессимизму, то ведь этот пессимизм совсем иного рода. В христианстве вышеуказанные два направления, разделяющие людей на два враждебные лагеря, так тесно переплетаются и соединяются между собою при постоянном проведении их в жизнь, что, в конце концов, совершенно уравновешиваются и сглаживаются без всякого, конечно, вреда для счастья и благополучия людей, вполне возможного, как мы показали уже, здесь – на земле, а также достижимого, как постараемся показать сейчас, и там – на небе. Если Христос Спаситель и говорил иногда Своим ученикам: «Вы печальны будете», – в чём видят некоторые признак пессимизма и, следовательно, отсутствие счастья; то Он же, как известно, прибавил и следующие слова: «Но печаль ваша в радость превратится», в чём нельзя уже не видеть признаков оптимизма. «Вы теперь имеете печаль, – говорил Он им же, – но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимает у вас» (Ин.16:22). Плачущих Он назвал блаженными потому, что они утешатся (Мф.5:4). Алчущих и жаждущих правды Он назвал блаженными потому, что они насытятся (Мф.5:6), насытятся в вечной жизни, внегда явитися им славе Его (Пс.16:15). В заключение же заповедей Своих о блаженствах Он прямо призывает Своих слушателей «радоваться и веселиться» (Мф.5:12). Чему? А тому, что «мзда, или награда» всех поступающих по этим заповедям будет «велика на небесах» (Мф.5:12). Так и должно быть на самом деле. Для того, чтобы достигнуть полного и окончательного счастья в будущей жизни, для того, чтобы иметь тогда оптимистическое настроение духа в лучшем смысле этого слова, для этого нужно построить сначала несколько пессимистически свою жизнь здесь, по словам Самого Христа. Без этого никак невозможно достигнуть нам и счастья в будущей жизни, как бы сильно мы ни желали его и как бы упорно ни стремились к нему в продолжение своей жизни на земле. Вот почему «нельзя философски обрабатывать теорию пессимизма, не поставив вопроса о счастье и его достижимости», как совершенно справедливо заметил наш автор в одном месте своей статьи. Это именно потому, что вопрос о счастье и его достижимости стоит в тесной зависимости от пессимизма и правильно может быть решён только при условии соблюдения его в жизни. Да, только на почве христианского пессимизма произрастает, развивается и цветёт счастливая и вполне благоустроенная жизнь людей, как на земле, так и на небе! Но этот христианский пессимизм, на котором основывается и от которого зависит счастье, весьма непохож на тот современный пессимизм, о котором проповедуют нам учёные люди, черпая своё учение из вышеприведённых нами философских выводов его. Христианский пессимизм, как мы видели, никогда не идёт один, а постоянно рука об руку с оптимизмом. Сквозь этот пессимизм всегда просвечивает светлый и радостный луч оптимизма, равно как и наоборот, оптимизм в христианстве растворяется иногда в горькой чаше пессимизма. Много можно было бы привести примеров, подтверждающих эту, высказанную нами, истину, но мы ограничимся здесь только одним, наиболее живо и ярко иллюстрирующим её, по нашему мнению Пример этот содержится в Евангелии. На него указал в своё время Сам Господь наш Иисус Христос, когда говорил в последней прощальной беседе с учениками Своими: «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришёл час её; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир» (Ин.16:21). И действительно: может ли сравниться скорбь жены, в том время, когда она, по приговору Божию, «в болезнях родит чада», с радостью матери, в то время, когда она в первый раз видит новорождённого своего младенца? Это, я думаю, хорошо знает по собственному опыту каждая христианская жена и мать. Вот, что мы видим постоянно переживаемым в естественно-телесной жизни нашей, то же самое происходит и в духовно-благодатной, тогда, когда человек-христианин возлагает на себя иго закона Божия или бремя заповедей Его ради высших целей, указываемых Евангелием. Какие бы он сам добровольно ни предпринимал в этом случае тяжкие подвиги покаяния или очищения себя, не благоприятствующие, по-видимому, земному счастью и блаженству его, – и для него может быть тот момент, когда он испытывает высокое и, поистине, счастливое состояние в жизни своей. Это именно бывает тогда, когда он начинает видеть и сознавать плоды от своих трудов, состоящие в том, что поскольку «тлеет» в нём «внешний человек», постольку же «обновляется» в нём «внутренний» (2Кор.4:16), когда для него, по словам Христовым, «иго» закона Божия становится «благим» и «бремя» заповедей Его «лёгким» (Мф.11:30), что мы видим особенно в жизни святых подвижников и подвижниц, и притом, на высших ступенях развития их святой подвижнической жизни. Возьмём, напр., преподобную Марию Египетскую, величайшую христианскую подвижницу, «удивившую своим невещественным житием соборы ангелов и человеков» (Покаянный канон св. Андрея Критского). По-видимому, в жизни этой святой, после того как она обратилась с пути греха и погибели на путь добродетели и спасения, не было ни одного светлорадостного луча, что давало бы повод заключать об её счастье в тогдашнее время. Но это только по-видимому. На самом же деле, она и тогда наслаждалась счастьем. Только это счастье было совсем иного рода, нежели какое она испытывала прежде. Поселившись в заиорданской пустыне, она первые семнадцать лет провела в тяжкой и упорной борьбе со своим и лютыми страстями, которые не переставали мучить её во всё это время. Тогда она, по собственным словам её, которые высказала в беседе со старцем Зосимой, «горько рыдала и, ударяя себя в грудь, простиралась на земле и молила Владычицу не лишить её помощи»¹¹³. И что же оказалось? «После рыдания и мольбы, свет озарял душу и покой возвращался её сердцу»¹¹⁴. В эти, правда, редкие минуты она была, поистине, счастливым человеком, счастливее, может быть, многих других людей, проводящих жизнь свою в гораздо более лучших условиях и при более блестящей внешней обстановке. То же самое можно сказать и про всех людей, жизнь которых складывается, так или иначе, пессимистически. И у них, при всей скудости и неприглядности их внешнего и внутреннего состояния, бывают иногда проблески счастья и довольства. Это именно тогда, когда они начинают служить и работать Богу, исполняя те или другие Его заповеди. Эти минутные проблески оцениваются ими дороже целой жизни. Так оправдывается в этом случае слово Божие: «По мере того, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2Кор.1:5). Некоторые же из людей доходят в этом отношении до такого оптимистического состояния, что даже «радуются», подобно апостолу Павлу, «во страданиях своих» (Кол.1:24; 2Кор.4:10): «По множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою» (Пс.93:19) – говорит св. Псалмопевец. Но если бы им и не пришлось по чему-либо испытывать счастья в той или иной степени сравнительно с другими людьми здесь – на земле, то они обыкновенно утешают себя мыслью, что рано или поздно наступит то время, когда и они будут наслаждаться полным счастьем и блаженством, если не в этой жизни, то в будущей. Путь же к этому счастью в христианстве, повторяем, один: путь тесный, или, говоря философским языком, путь пессимистический, становящийся по мере продолжения его всё более и более оптимистическим. «Христианское искусство счастья, или, как лучше обозначить это, христианское руководство к истинной и продолжительной жизнерадостности мы можем, – скажем в заключение словами известного уже нам датского епископа Мартенсена, – кратко выразить в следующих изречениях: ищите прежде царствия Божия и правды Его (Мф.6:33); довольно для тебя благодати Моей (2Кор.12:9), и: за всё благодарите (Кол.3:15; 1Фес.5:18)»¹¹⁵. Первое правило: «Ищите прежде царства Божия, – говорит этот учёный, – обнимает собою не только требование любви к Богу и людям, но обозначает также и житейское правило, без которого мы запутываемся во внутреннем противоречии, делающем невозможным никакое спокойствие духа. Второе правило: “Довольно для тебя благодати Моей” – приводит нас к сознанию того, что, так как ничем другим мы не можем быть довольны, как только высочайшим, то это высочайшее и действительно должно удовлетворять нас. Если это положение – довольствоваться благодатью Божией – взять в применении к действительной жизни и её разнообразным обстоятельствам, то оно будет значить, что каждый должен быть доволен своим званием и своим положением и находить в них свою радость, что нам следует искать свои радости не в чрезвычайном и отдалённом, а в том, что лежит близ нас, чтобы мы, как сказано в прекрасных “Письмах Габриеля” (Зибберна), держались того и наслаждались тем, что можем иметь везде, человеческою жизнью, жизнью природы вокруг нас: ведь везде «достаточно жизненной музыки, только молчи и слушай». А тогда – быть довольну милостью Божией – будет значить также, чтобы мы подвизались в самоотречении, сживались с сознанием того, что совершенное счастье невозможно в настоящем бытии, где добродетель всегда останется столь неполною, и что совершенным благом мы обладаем только в надежде. Но и во всякой самоотреченности мы должны учиться безграничной благодарности за невыразимое множество и разнообразие того, что Бог даровал нам и дарует, и всё это из чистой отеческой любви и милосердия, без всякой нашей заслуги и достоинства. Огорчение, беспокойство и недовольство жизнью часто имеют своё основание в неблагодарности, в том образе чувствований, в котором мы только выставляем свои претензии, а не хотим благодарить. А между тем благодарить это – тихо журчащий родник радости; это ангел – защитник и помощник. Многие люди предохранили бы себя от пропасти уныния, в какую они впадают, если бы только могли побудить своё сердце благодарить Бога. Отцы Церкви часто с особенною силою настаивают на том, что всецело овладевающее человеком уныние и тоска в основе своей есть не что иное, как безбожие, и происходит от диавола, потому что оно основывается на неверии в Евангелие Христово и на неблагодарности к богооткровенной во Христе благодати Божией…»¹¹⁶.

Будите готови…, бдите и молитеся: не весте бо, когда время будет (Мф.24:44; Мк.13:33).

Смерть каждого человека, это – своего рода грань, разделяющая его жизнь на две неравномерные половины: первую половину краткого существования его в этом земном мире, когда он жил и действовал сам или при помощи других, подобных ему, людей, жил и действовал свободно или же в зависимости от этих последних; – и вторую половину продолжительного существования его в ином небесном мире, когда душа, по разлучении её от тела, будучи бессмертной по своей природе, продолжает жить вечно невидимым нами образом. Как в первую половину существования нашего на свете мы любим преимущественно выказывать самостоятельную деятельность свою в том или ином виде безразлично, будет ли она ограничиваться одною только здешнею жизнью, или же касаться так же и будущей: так точно во вторую половину нашего существования, именно загробную, после смерти нашего тела, мы обыкновенно прекращаем эту деятельность на некоторое время и опять-таки, нужно сказать здесь, безразлично относительно качества этой последней, т. е. будет ли она простираться на область видимую и невидимую всё равно. Так известно, – и это составляет несомненную истину, – что после смерти нет места для личной и общественной деятельности человека, какого бы рода она ни была. Прежде всего, после смерти нет покаяния для человека, как бы сильно он ни желал этого для себя, о чём свидетельствуют нам многочисленные явления из загробного мира, – явления, показывающие, как бессилен бывает человек сделать что-либо для себя в этом отношении. Вспомним, напр., из хорошо известной всем нам евангельской притчи того богача, который просил Авраама послать Лазаря, наслаждавшегося блаженством на лоне его, омочить конец перста своего в воде и прохладить язык его (богача), мучившегося в пламени, и который, несмотря на все свои усилия, не мог этого получить вследствие «великой пропасти, утверждённой между ними» (Лк.16:26). Как нет места после смерти для личной деятельности человека, так точно нет места и для общественной. Все дела, все, так сказать, счёты с землёй оканчиваются здесь же – на земле, во время нашей телесной смерти или, иначе, при разлучении души с телом. Тот же пример из евангельской притчи Христовой ясно показывает нам о тщетной надежде богача позаботиться об участи пятерых своих братьев, оставшихся в живых на земле. На просьбу богача о том, чтобы Авраам отпустил Лазаря в дом отца его, с тою целью, чтобы он «засвидетельствовал братьям, чтоб и они не пришли в сие место мучения», он – Авраам сказал ему: «У них есть Моисей и пророки; пусть слушают их» (Лк.16:27–29). Если в загробной жизии и наступит некогда новая деятельность, именно с того момента, когда все мертвии, сущии во гробех, услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут… И изыдут, сотворшии благая, в воскрешение живота; а сотворшии злая в воскрешени суда (Ин.5:25, 28–29); то эта деятельность, во всяком случае, будет непохожа на ту деятельность, какая была у нас во время жизни нашей на земле. Что же касается того переходного и неопределённого состояния, которое бывает для человека от дня его телесной смерти до дня воскресения его из мёртвых, то об этом состоянии известно нам лишь то, что оно будет заключиться или в предначатии вечного блаженства, для людей праведных, или же в предначатии вечного мучения, для людей грешных. Итак, чтó человек заготовит себе в этой жизни, с тем обыкновенно и отходит в будущую жизнь, надеясь «получить» в день оный воздаяние «соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2Кор.5:10). Справедливо в этом случае изречение: что посеешь, то и пожнёшь. И св. апостол Павел, изображая галатам их духовно-телесное состояние по смерти, говорит: «Сеющий в плоть свою от плоти пожнёт истление; а сеющий в дух от духа пожнёт жизнь вечную» (Гал.6:8)…

На основании всего изложенного сейчас нами, что мы можем и должны сказать здесь, при виде этого гроба, содержащего в себе останки почившей рабы Божией Анны, сказать в утешение и назидание многих предстоящих пред ним близких родственных и знакомых лиц, пришедших отдать покойной последний христианский долг свой? Земная жизнь почившей рабы Божией Анны уже окончилась. Что успела она сделать здесь для себя или других людей: то, конечно, навсегда останется её вечным приобретением в будущей жизни и послужит или для оправдания, или для осуждения её на последнем страшном суде Христове. С минуты самой смерти деятельность её, говорят, живая, кипучая и разнообразная, прекратилась совсем. То, что мы видим сейчас сделанным относительно покойницы, начиная с положения её тела во гроб и кончая преданием его земле, со всеми погребальными церемониями, относящимися к той и другой стороне её духовно-телесной природы, уже сделано или же ещё сделается посторонними руками, при помощи и участи, конечно, близких любящих и преданных ей лиц. Покойная, лежащая перед нами в сём гробе своим бездыханным телом, раба Божия Анна нуждается теперь не в собственном делании, каком бы то ни было, а в нашем делании относительно улучшения участи её в будущей жизни. Прошу всех и молю, непрестанно о мне молитеся Христу Богу, да не низведена буду по грехом моим, на место мучения; но да вчинит мя, идеже свет животный (стих. при погреб. мирск. челов.), – вот какой голос слышится из этого и, без сомнения, из всякого другого гроба с мёртвым человеком при виде живых людей, окружающих его! Да, молитва, – молитва как частная, или домашняя, так, в особенности, церковная, или общественная, – вот что нужнее всего теперь для покойной, отшедшей в вечность рабы Божией Анны!..

Обращаясь ещё раз к гробу почившей, нельзя не остановиться мыслью своею на внезапности смерти её. Почившая раба Божия Анна, по словам церковной песни, «вчерашний день беседовала со многими из нас и внезапно нашёл на неё страшный час смертный» (стих. при погреб.). Вследствие этой внезапности и неожиданности смерти почившей, вероятно, возникают у многих из нас тревожные мысли: успела ли покойная приготовиться, как следует, к истинно христианской кончине? Успела ли она достойным образом распорядиться всем тем, что имела в этой жизни? Не зная хорошо внутреннего душевного расположения покойной, – ибо, скажем словами апостола Павла, «кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нём» (1Кор.2:11)? – мы должны, однако, заметить здесь то, что внезапная и, судя по человеческим расчётам, преждевременная смерть ещё не есть признак неподготовленности человека к будущей загробной жизни. Не всегда бывают причинами внезапной, хотя бы даже и несчастной, смерти грехи тех, которые умирают таким образом. По словам св. Иоанна Златоуста, «Бог наказывает такою кончиною некоторых людей на земле для того, чтобы облегчить им тамошнее наказание или совсем освободить их от него». Вот то утешение, которое могут находить себе скорбящие о почившей, что она не успела, как другие христиане, сделать того, что должна была сделать по своему христианскому званию! В чём же, спросим теперь, заключается назидание, какое мы можем вынести из этого зрелища смерти, тления и разрушения? Оно заключается именно в предостережении Господа о внезапности нашей кончины, в напоминании Его о том, чтобы мы всегда, в какое бы время она ни пришла к нам, готовы были встретить её достойным образом. Будите готови, – говорит Господь, – бдите и молитеся: нн весте бо когда время будет (Мф.24:44; Мк.13:33). День Господень, – по словам апостола Павла, – якоже тать в нощи, тако приидет (1Фес.5:2). Все случаи скоропостижной и неожиданной смерти людей направляются всегда Промыслом Божиим к вразумлению живых. Каким именно образом? А таким, чтобы живущие, глядя на внезапную кончину умирающих, всегда помышляли в сердце своём, что и им, может быть, придётся получить такую кончину. Поэтому они должны быть всегда готовы к ней в продолжение земной жизни своей. Прекрасно рассуждает о неожиданности смертного часа святитель Димитрий Ростовский. «Многие, – говорит тот, – отойдя ко сну ночному, уже не просыпались, их находили мёртвыми, и делался для них сей сон смертью, а ложе ночное – гробом! Многие, встав от сна ночного и встретив день, до следующей ночи не дожили и умерли. Пирует царь халдейский Валтасар с вечера, и уже довольно навеселе, и вот появляется чья-то рука, которая загадочными словами пишет на стене суд смертный на пирующего царя – и он был убит в ту же ночь. Знал ли он, что так скоро наступит час смерти его? Думал ли в ту ночь умереть? Или: уснул на ложе своём в поздний час ассирийский полководец Олоферн – уснул, опьянённый вином, и в тот же час его сон заменился смертью, и он был обезглавлен рукою женщины, – и вот, кто хвалился назавтра взять иудейский город Ветилую, как птицу с гнезда, – сам, как птица, попал в сети смертные. Тревожится богатый, у которого нива принесла обильный плод, заботится, куда бы ему собрать свою пшеницу; он задумывает разломать тесные, построить просторные житницы, назначает себе много лет жизни, чтобы есть, пить, веселиться, а Бог ему говорит: безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе (Лк.12:20). И тот, кто чаял много лет прожить, умер нечаянно, не пережив и одной ночи!..»¹¹⁷. «Свойство смерти, – по словам того же святителя Димитрия, – есть то, что она приходит к человеку неожиданно, хотя и каждому достоверно известно, что она к нему придёт. Ибо что достовернее того, что мы умрём? По слову апостола – предлежит человеку однажды умрети! И с другой стороны: что безвестнее прихода или часа смертного, как и Сам Господь говорит в Евангелии: не весте дня и часа, в он же Сын человеческий, жизнию и смертию обладающий, приидет взять душу человеческую? Смерть известна всем и каждому, потому что непреложно, непременно она придёт ко всякому, и никому не избежать её, но неведом час прихода её: она никому не даёт о себе вести, что идёт, не назначает времени, не исчисляет дней и лет, не ждёт старости, не щадит юности, не спрашивает: готов ли ты? а когда придёт и застанет неготовым, не даёт ни одной минуты сроку для приготовления. Нам известно наверное, что душа наша разлучится с телом; но неизвестно, как она разлучится, по общему ли закону естественной смерти, или как-нибудь насильственно. Всякий знает, что умрёт, но образа смерти своей, как и по какому случаю он умрёт, никто знать не может. Смерть нам известна потому, что она назначена Правосудием Божиим как наказание за грех прародительский, для всего рода человеческого; но безвестен час смертный, потому что Бог не открыл нам Своего определения о продолжении жизни того или другого человека, а сокрыл сие в неведомых судьбах Своих. Хорошо увещевает нас Господь: будите готови, бдите и молитеся: не весте бо, когда время будет»¹¹⁸…

Но для чего же, спросим, сокрыто от нас время нашей смерти? Почему нам не должно знать последнего дня нашей жизни? Св. Иоанн Златоуст, толкуя слова апостола: день Господень, якоже тать в нощи, тако приидет (1Фес.5:2), говорит: «Если хотим знать, для чего сокрыт этот день, и почему, яко же тать в нощи, тако приидет, то я, как мне кажется, справедливо скажу вам: никто никогда во всю жизнь свою не стал бы заботиться о добродетели, если бы этот день был известен и не был сокрыт, но всякий, зная последний день свой, совершал бы бесчисленные преступления, и уже в тот день приступал бы к купели, когда бы стал отходить от мира сего». И действительно: если мы, не зная ни дня, ни часа окончания своего, несмотря на страх ожидания его, решаемся на бесчисленные и тяжкие греховные деяния; то на что не решились бы, если бы знали, что ещё проживём много лет на земле и нескоро умрём? А так как мы не знаем когда, в какой день и час умрём, то и должны каждый день так проводить, как бы ожидали ежедневно смерти, и при наступлении дня помышлять: «Не сей ли день будет последним днём жизни моей?» И при наступлении ночи говорить самому себе: «Не сия ли ночь будет последнею ночью моего пребывания среди живых?»¹¹⁹… Так именно мыслить и чувствовать учит нас св. Церковь Православная, когда, напр., в одной из своих молитв на сон грядущим она взывает к Господу Богу: Владыко человеколюбче, не уже ли мне одр сей гроб будет, или еще окаянную мою душу просветиши днем; се ми гроб предлежит, се ми смерть предстоит! Таково, братие, нравственное назидание, которое представляет нам этот гроб, содержащий в себе останки почившей рабы Божией Анны. Воспользуемся же этим назиданием как следует для того, чтобы потом приложить его нам к своей собственной жизни; воспользуемся, пока ещё мы живы и здоровы и, следовательно, можем, так или иначе, действовать для обеспечения своей участи в будущей жизни. А о почившей рабе Божией Анне не перестанем молитвенно взывать: да упокоит Господь дух её там, «идеже несть болезинь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная»! Аминь.

Веселися и ты, старче праведный, приемый во объятия Свободителя душ наших, дарующего нам воскресение (Тропарь праздн.).

Обстоятельство, вследствие которого произошло событие сретения Господа во Храме праведным Симеоном, было следующее. В сороковой день по рождении Иисуса Иосиф и Дева Мария пришли, по закону Моисееву, с младенцем Иисусом во Храм, чтобы принести там за Него жертву Богу. И вот здесь-то во Храме встретил их благочестивый Симеон, по внушению Святого Духа пришедший в церковь. Он взял младенца Иисуса на свои руки и в дивном восторге воскликнул: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром: яко видесте очи мои спасение Твое, еже еси уготовал пред лицем всех людей, свет во откровение языком и славу людей Твоих Израиля.

Радостно было Симеону умереть после того, как он увидел Спасителя мира, Симеону, которому Духом Святым было открыто, что он не умрёт до тех пор, пока не увидит Христа Господня. Но, братие, и мы должны не менее радоваться, чем Симеон, ибо и мы можем видеть и сретать Господа в своей жизни, видеть и сретать не один только раз, как праведный Симеон пред своею смертью, а несколько раз, видеть и сретать столько, сколько угодно нашей душе. Мало того, мы можем не только видеть и сретать Господа, но даже принимать Его к себе. Вот чего удостоены мы как христиане и наследники жизни вечной! Что же должно сказать теперь про те речи, которые нередко приходится слышать из уст некоторых людей, и притом именующих себя православными христианами? «Как счастливы, – говорят, – те люди, которые жили во время видимого пребывания на земле Господа нашего Иисуса Христа, которые могли слышать из самых уст Его Божественное учение, которые могли ежедневно видеть и осязать Его! И как, напротив, в сравнении с ними несчастны мы, лишённые этого блаженства: ибо мы теперь не можем уже видеть Господа!» Все такие и подобные речи показывают заблуждение и совершенное незнание христианства. Мы же ещё раз повторяем, что мы можем не только видеть и сретать Господа, но и принимать Его к себе, и принимать гораздо в высшей степени, нежели как принимали Его св. Симеон, Закхей мытарь, Марфа и многие другие благочестивые люди в то время, когда Он видимо жил на земле. Где же, спросим, мы можем, прежде всего, видеть и сретать Господа?..

Там же, где увидел и сретил Его праведный Симеон, именно: в храме Божием. Да, храм Божий, – это первое, по преимуществу, место, где мы можем видеть и сретать Господа в своей жизни. Потому-то он и называется Божиим, что Бог живёт в нём, т. е. имеет «особенное присутствие благодатное и таинственное, благоговейно познаваемое и ощущаемое верующими, и являемое иногда в особенных знамениях». Здесь, во храме, мы постоянно видим божественный лик Господа Иисуса, изображённый на святых иконах, которые составляют первое и необходимое украшение всякого христианского храма. Здесь, во храме, неумолчно раздаётся и слышится слово Божие, то самое слово, которое проповедовал Господь наш Иисус Христос в то время, когда ходил по земле. Здесь, во храме, ежедневно закалается Агнец Божий и приносится на святом престоле Та Самая Жертва, которая была принесена на Голгофе; так что во храме мы постоянно видим и как бы переживаем те самые события, которые некогда произошли в Иерусалиме: слышим проповедь Иисуса Христа, видим шествие Его на страдания и самые страдания, видим Его смерть, погребение, воскресение и вознесение на небо. Здесь, наконец, во храме, мы можем не только видеть и слышать Господа, но и принимать Его к себе и самым тесным образом соединяться с Ним чрез вкушение Его пречистого Тела и Крови в таинстве святого Причащения. И это не духовным только, или невидимым образом, а и чувственным, видимым: ибо в таинстве святого Причащения мы, под видом хлеба и вина, вкушаем самого истинного Тела и самой истинной Крови Христовой. Вот каких великих и бесценных даров удостоены мы, грешные и недостойные, от всеблагого Бога! Итак, сюда, преимущественно сюда – в храм Божий обращайся, христианская верующая душа! Здесь, в словах Божественного Учителя, Господа нашего Иисуса Христа, ты можешь находить для себя утешение и успокоение среди всех печалей и бедствий житейских; здесь, в благодатных таинствах, ты во всякое время можешь обретать себе помощь и подкрепление во всех трудах и заботах о своём спасении; здесь, наконец, в таинстве святого Причащения ты можешь принимать Господа в свои объятия и соединяться с Ним самым тесным образом, по слову Его Самого: ядый Мою Плоть, и пияй Мою Кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем (Ин.6:56).

Но не в храме только мы можем видеть и сретать Господа, а и вне храма: на стогнах града и на всех путях нашей жизни. Каким же образом? Мы можем видеть и сретать Господа в лице меньших братий Христовых – нищих чрез совершение известных дел милости духовной и телесной, какие заповедал нам Иисус Христос: «Алчущего напитать, жаждущего напоить, нагого одеть, странного принять, больного и находящегося в темнице посетить» (Мф.25:35, 36). Итак, кто с верой и живым усердие подаёт какую-либо помощь несчастному нищему, тот пусть знает, что он в лице этого нищего подаёт помощь Самому Иисусу Христу. Понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе ( Мф.25:40), говорит Сам Иисус Христос. Видите, сколько средств мы имеем к тому, чтобы не только видеть и сретать Господа в продолжение здешней, земной жизни, но и быть с Ним в ближайшем общении. После этого не скорбеть и сетовать должны мы, а радоваться и благодарить Господа, даровавшего нам такие средства. И тем более мы должны радоваться, что Господь, сретения которого так жаждет наша душа, весьма недалёк от неё и желает в неё войти. Се стою при дверех, говорит Он Сам, и толку: аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною (Откр.3:20). Господь, как поздний гость или путник, застигнутый непогодой, стоит при дверях нашей души и стучит. Итак, что же? Следовало бы отворить двери и с радостью идти в сретение Ему. Но душа, упоённая мирским шумом, не слышит тихого стука и гласа Господа, просящего дать Себе приют в бедной нашей хижине. Это и бывает причиною того, что мы в продолжение здешней земной жизни не можем сретить Господа. О, если бы каждый из нас в продолжение своей жизни, хотя бы перед смертью, как праведный Симеон, мог достойно сретить Господа в душе своей и в радостном восторге воскликнуть: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, с миром, чего и да сподобит нас Господь Бог молитвами св. Симеона Богоприимца! Аминь.

Сейчас, братие, будет совершена нами панихида по скончавшемся 6 января текущего года на покое в Вышенской пустыни, Тамбовской губернии, Шацкого уезда, преосвященнейшем Феофане, бывшем епископе Тамбовском и Владимирском. Имя преосвященного Феофана, вероятно, уже знакомо вам: оно поминалось нами здесь, в этом святом храме, вот уже сорок дней. Сегодня, в сороковой день по кончине его, вместе с молитвами об упокоении души его, мне хотелось бы также сказать вам несколько слов по поводу его кончины.

Тихо и незаметно произошла эта кончина, прекратившая столь драгоценную жизнь и порвавшая столь плодотворную деятельность известного архипастыря – богослова и подвижника. Самое известие об этой кончине как-то вскользь появилось в светских газетах, в которых подробно и с шумом, свойственным русскому человеку светского характера, с горделивым превозношением ума, описывались последние современные события в общественной жизни. Мы разумеем именно событие IX съезда русских естествоиспытателей и врачей, бывшее в Москве несколько дней тому назад и поглотившее собою взоры и внимание всех русских просвещённых людей. В некоторых же светских газетах об упомянутой кончине не обмолвлено было ни единым словом. Чем же, спросим, руководились в этом случае русские люди, имеющие притязание на образованность? Кроме вражды и нерасположения вообще к духовному сословию, в данном случае, вероятно, примешано было и то обстоятельство, что покойный епископ Феофан не занимал в последнее время самостоятельной епископской кафедры и не находился на действительной службе церкви и государству. Он, как мы сказали, жил долгое время (целых 28 лет) на покое, отказавшись сам, по собственному своему желанию, от епископской самостоятельной кафедры, которую занимал дотоле, и посвятив остальную часть своей жизни уединённому и сосредоточенному вниманию к самому себе, строго отшельнической и истинно подвижнической благочестивой жизни в пустыне. Говорят, что он задолго ещё до смерти был тайно пострижен в схимонахи и таким образом пребывал в служении Богу. В самом деле, – скажут об этом многие из наших светских образованных людей, – стоит ли много распространяться о смерти какого-то неизвестного монаха-епископа, который когда-то находился на службе, а в последнее время пребывал в далёкой и безвестной пустыне, невидимый и незнаемый никем из людей? Конечно, не стоит! Такой отзыв, по нашему мнению, даёт та область нашей печати, светской, по преимуществу, которая умолчала, по каким бы то ни было причинам, намеренно или ненамеренно, о факте смерти упомянутого епископа. Но ведь нельзя судить об истине по понятиям и чувствам только некоторых, хотя бы и разносторонне образованных, людей, – нельзя потому именно, что люди часто бывают в состоянии отупения, если не физического, то духовного. Они, по словам пророка Исаии, и видя своими глазами, как бы не видят, и слыша своими ушами, как бы не слышат (Ис.6:9–10). Здесь нужно принимать во внимание не одну только, – видимую и телесную, область людей, живущих в этой жизни и руководящихся в своей деятельности принципами истины и справедливости, известными большею частью под названием научных принципов: потому что, как известно, в последнее время и наука (светская) приняла у нас ложное направление; – а нужно принимать во внимание также и другую область, область невидимую и духовную, область сверхопытную и сверхчувственную, область, в которой царит правда, и мир, и истина в высочайшей и неизреченной степени. Вот с какою областью приходится непременно считаться, если мы хотим говорить о смерти епископа Феофана, если мы хотим, так сказать, дать отчёт о постигшей нас глубокой и невознаградимой утрате в лице этого епископа, современного подвижника Православной Церкви в полном смысле этого слова. Да, только люди с вышеуказанными недостатками в духовном смысле могли пропустить бесследно смерть такого величайшего аскета-монаха в сане епископа! Да и когда им было обратить внимание на этот, по-видимому, маловажный факт? Положительно некогда. Епископ Феофан умирает в тихой и безлюдной пустыне, в то время, когда в древней столице происходят шумные заседания различных учёных обществ, умирает незнаемый большинством людей из этих самых обществ, занятых последним словом науки. Какое-нибудь минутное появление и тупое молчание на кафедре одного из них (Л. Толстого) производит взрыв бешеной радости и восторга среди той же толпы людей образованных, просветителей молодых поколений и руководителей народных масс по жизненному пути; а смерть величайшего епископа, творца многочисленных духовных произведений и руководителя людей к истинно христианской благочестивой жизни, не трогает их! Им до неё нет никакого дела. Да они про неё не слыхали и не знают, благодаря тем же газетам, замалчивающим о подобного рода событиях в общественной жизни. Факт многознаменательный и в то же время глубоко прискорбный для всех истинно русских православных людей, для всех, так или иначе интересующихся духовною жизнью нашего отечества, чутких и бодрых в деле понимания и приложения её к своей собственной жизни!..

Но отчего же, спросим теперь, не жалуют наши светские образованные люди духовной жизни? Отчего они не интересуются ею и не живут, насколько это возможно, в настоящее время? Разве она не достойна названия учёности, каковое название они привыкли прилагать к своим любимым наукам всевозможного рода? Разве она не достойна того, чтобы её признавали и, насколько возможно и удобно, прилагали к своей собственной жизни люди, сотворённые по образу и подобию Божию? Или, может быть, она простая выдумка, плод праздной фантазии в головах таких людей, каким был, например, епископ Феофан? Может быть, этот последний в глазах светских людей представляется именно такою личностью, давно уже отжившею свой век и за последнее время ставшей неспособною ни к какому труду и работе, в какой бы области это ни происходило? Что мы должны сказать здесь на все эти вопросы?..

Прежде всего, скажем, что покойный епископ Феофан, хотя и пребывал долгое время на покое в Вышенской пустыни и жил там, поистине, затворническою жизнью, – доступ к нему для посторонних людей был чрезвычайно труден, если только не невозможен, – однако нельзя сказать, чтобы он сложил с себя бремя всяких пастырских трудов и забот и жил в одного только самого себя; нельзя сказать, что он в последнее время напрасно бременил собою землю, будучи в отягощение другим. Нет! Удалившись от дел служения и управления церковью в качестве самостоятельного епископа, он, тем не менее, продолжал трудиться, насколько было у него сил духовных и физических, для той же церкви и отечества. Наоборот, всё его внимание преимущественно было обращено тогда на эти последние. И он, живя в монастырской тиши и уединении, служа Богу молитвою, постом и бдением, в то же самое время непрерывно и неустанно служил на пользу и благо ближним, как бывшей своей паствы, так равно и для всех православных сынов русского государства. Чем и как служил? Он служил во всё это время не устным своим словом, как раньше, а преимущественно письменным. Хотя уста его за всё это время молчали и были как бы запечатаны: не слышно было его изустного слова, живого, ясного и убедительного, с которым, как бывало прежде, выходил он для проповеди слова Божия на церковную или учёную кафедру; но за то, с другой стороны, голова его продолжала работать почти до самой смерти всё в том же духе и направлении. Из-под пера его продолжали выходить один за другим учёные труды его, снискавшие ему такую всеобщую славу и приобретшие такую громкую известность в духовном мире. Мы имеем в виду здесь, главным образом, его многочисленные «Толкования посланий св. апостола Павла», – труд, за который он недавно, без всяких с своей стороны каких-либо исканий и домогательств, получил высшую учёную степень доктора богословия, присуждённую ему Петербургской Духовной Академией по ходатайству Св. Синода. Кроме этих толкований, мы имеем от него ещё целый ряд глубоко назидательных по своим мыслям и чувствам «Писем о духовной жизни», к которым, по своему содержанию, близко подходят сочинения под заглавием: «Путь ко спасению» и «Начертание христианского нравоучения». Наконец, покойный архипастырь трудился в излюбленной им области духовной письменности на общее благо и пользу народную почти до самой своей смерти. Нам известно, что, кроме уже вышедших в печати и, таким образом, обнародованных в свете многочисленных учёных толкований и других многочисленных религиозно-нравственного содержания произведений покойного, ещё много задумано им было в голове и, может быть, хранилось уже в кабинете готовым к печати. А чтó сказать об его переписке? Её он не оставлял никогда в своей жизни, несмотря на болезни и немощи старости, особенно усилившиеся в последнее время. Эту переписку он вёл до конца своей жизни с многочисленными и разнообразными по своему званию и состоянию лицами. Сколько ещё не обнародовано таких писем, распространённых им во всех пределах нашего отечества! Сколько сокрыто в них живых, глубоко поучительных и назидательных мыслей всё о том же предмете, т. е. об устроении истинно христианской, на основании слова Божия и святоотеческих творений, жизни! Да, глубокий и неиссякаемый кладезь мудрости духовной представляет собою покойный епископ Феофан, – кладезь, из которого черпали до сих пор и, вероятно, долго ещё будут черпать люди, жаждущие религиозно-нравственного образования и просвещения в духе Православной Церкви!..

Нам следует ответить теперь на тот вопрос: почему же не все шли к нему – этому духовному кладезю, содержащему в себе живую воду утоления от жажды? Почему некоторые не чувствовали и не чувствуют в себе самой этой жажды, заявляющей о себе так или иначе в жизни? Почему это? Ответом на этот вопрос служит духовно-нравственное состояние всех таких людей, к сожалению, не малочисленных в нашем отечестве, – духовно-нравственное состояние, которое апостол Павел изображает в следующих словах: востани спяй и воскресни от мертвых, и осветит тя Христос (Еф.5:14). Короче, это состояние можно назвать духовным сном или смертью. Как спящий во время сна уподобляется мертвецу, который ничего не слышит и ничего не видит, чтó делается вокруг него: так точно и таком же состоянии находятся и люди, которые не живут духовною жизнью, которые не ищут и не стремятся к ней в продолжение земного своего странствования, которые не любят разговаривать о ней с другими и размышлять о ней наедине с самими собою. Это – духовные мертвецы, оставленные, по слову Христа Спасителя, для погребения друг друга (Лк.9:60). Кто может вразумить их и просветить? Кто может их обратить с их ложного и погибельного пути, на котором они блуждают теперь, и наставить на путь истины и спасения? Один только Христос Своею Божественною благодатью: и осветит тя Христос. Да, только тот может почувствовать в себе, так сказать, трепетание духовной жизни, кого коснётся эта благодать Божия, вразумляющая, просвещающая и спасающая! Только внутренний духовный опыт может заставить полюбить такого рода жизнь и находить в ней усладу и утешение. Прииди и виждь (Ин.1:46) – эти слова вполне приложимы ко многим из нас относительно уяснения себе смысла и значения сочинений покойного епископа Феофана. Вот о чём нам следует горячо помолиться ныне вместе с молитвами об упокоении души новопреставленного епископа Феофана, много потрудившегося в своей жизни для духовного просвещения нашего отечества! Нам следует помолиться именно о том, чтобы наше светское общество воспрянуло от глубокого сна своего и пришло в бодрственное и трезвенное состояние духовное. Тогда и только тогда мы можем надеяться на то, что среди него пробудится живой интерес и охота к чтению подобного рода сочинений, каковыми были, напр., творения Феофана, – этого современного, если можно так выразиться, отца Церкви Православной. Что же касается этих творений, то они долго ещё будут служить путеводною звездою для всех плавающих по этому житейскому бурному морю, к ним долго ещё будет прислушиваться русский православный народ и сообразовать по ним свою жизнь согласно с идеалом христианства, изложенным в них так ясно, просто и удобовразумительно для всех. Аминь.

Ныне Православная Церковь воспоминает два события: одно – Торжество Православия, учреждённое в 842 г. по Р. Х. благоверною греческою царицею Феодорою в память восстановления на Востоке иконопочитания после сильного и продолжительного гонения, воздвигнутого там врагами православия. Другое событие, которое воспоминает сегодня Церковь – это торжество восшествия на всероссийский престол Благочестивейшего Государя Императора Александра Александровича, происшедшее у нас тринадцать лет тому назад. Эти два упомянутые нами события, несмотря на то, что первое из них носит преимущественно церковный характер, а второе – гражданский, имеют всегда близкую и тесную связь между собою; но особенно представляются они нам в таком виде в нынешний день, когда чрез взаимное сочетание друг с другом получают высшее освещение и значение в глазах тех, кто имеет к ним такое или иное отношение. А кто же имеет в настоящее время более живое и близкое отношение к ним, как не мы, братие-христиане, собравшиеся в этот святой храм для принесения благодарственных и, вместе с тем, просительных Господу Богу молитв? Какой, скажите, первый и главный отличительный признак нашей святой веры, которую мы как христиане по Символу её исповедуем, или открыто содержим пред всеми другими людьми на свете? Это именно – православие. Этою единственною чертою наша святая вера отличается от всех других вер. А какой, скажите теперь, главный принцип, или основание нашей гражданской жизни, сложившийся у нас с самого начала в государстве русском? Это, как известно, самодержавие. Остановимся же на этих двух началах церковно-государственной жизни нашей и проследим, что значат они, прежде всего, сами по себе, а затем в приложении к нам лично.

Что такое православие? Понятие этого слова, как показывает самое внешнее выражение его, слагается из двух понятий: право и славить. Этим обозначается то, что люди, верующие во Христа Спасителя должны не только, по словам апостола Павла, сердцем веровать в правду, т. е. точно, неуклонно и неизменно содержать в своём сердце, стараясь, по возможности, соблюдать так же и в своей жизни всё то, что заповедала нам относительно веры наша св. Церковь, но и, по словам того же апостола, устами своими исповедовать во спасение (Рим.10:9–10), с тщательною заботою и предостережением, что если «кто постыдится Христа и слов Его в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын человеческий, когда приидет в славе Отца своего со святыми ангелами» (Мк.8:38). Это и значит, собственно, славить Бога, как приглашает нас к этому нередко Сам Христос в Своём Божественном Евангелии. В этом и заключается суть православия, которым, как неким бесценным сокровищем, обладает та Церковь, к которой мы имеем счастье принадлежать в настоящее время и состоять её членами. В этом же смысле последняя называется, по слову апостола, столпом и утверждением истины. На обряде Торжества Православия, совершаемом обыкновенно в нынешний день в соборных церквах, после чтения Символа или краткого образца нашей веры, эта истина, содержимая и исповедуемая св. Церковью, скрепляется, так сказать, следующею печатью: «сия вера апостольская, сия вера отеческая, сия вера православная, сия вера вселенную утверди»¹²⁰. Нужно ли распространяться здесь о том, как мы должны ценить и беречь его в своей жизни, для того, чтобы не на словах только, а и на самом деле быть нам православными и правоверующими христианами? Присутствие ваше в многочисленном количестве в сём святом храме ясно указывает нам на ваше расположение и любовь к матери нашей святой Церкви Православной, истинной хранительнице апостольских и отеческих преданий. Но, братие, этого внешнего отношения нашего к православию, состоящего в исполнении многоразличных религиозных обрядностей, как то: в посте и говении, молитве, коленопреклонении, крестном знамении и т. п., мы должны ещё иметь некоторого рода внутреннее возрастание в нём, так чтобы православие, твёрдо и неизменно хранимое в учении св. Церкви нашей, воплотилось, прежде всего, в нас самих, а чрез нас перелилось бы потом и на других людей. Для этого мы должны заботиться, главным образом, о развитии и преуспеянии его в своей личной жизни. Вы есте свет мира, вы есте соль земли (Мф.5:13, 14) – ведь эти слова Христовы приложимы не к одним только пастырям Христовой Церкви, «право правящим слово истины» Его, но они приложимы в некоторой степени и ко всем нам христианам, верующим сердцем и исповедующим устами святую православную веру Христову. Поэтому, свет веры Христовой, свет православия должен постоянно светиться в жизни христиан и руководить собою других людей – не христиан на пути к их вечному спасению, по словам Христа Спасителя нашего: тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, иже на небесех (Мф.5:16). Вот, братие, чего требует от нас звание христиан православных, какое мы носим на себе со дня крещения нашего христианскою верою! Следует подумать об этом тщательно всем нам…

Другое начало, о котором мы упомянули, начало государственной жизни нашей, это – самодержавие. Понятно нам, братие, в чём заключается это начало. Православные государи русской земли, восходя на престол, получают власть к управлению врученного им народа не собственною силою или произволением, но силою и произволением Божиим. Мною царие царствуют, – говорит Господь, – и сильнии пишут правду (Притч.8:15). Сердце царево в руце Божией и аможе восхощет уклонит е (Притч.21:1). Господь поставляет цари и преставляет (Дан.2:21). Такая тесная связь существует между правлением Божиим и государевым. Эта связь весьма ясно и ощутительно замечается, как известно, и в нынешнем торжестве православия. Святая Церковь, провозглашая сегодня людям неверующим, отвергающим бытие Божие и вообще учение св. Православной Веры нашей, свою грозную анафему, провозглашает её, между прочим, и всем, «помышляющим, яко православные государи возводятся на престолы не по особливому о них Божию благоволению, и при помазании дарования Святаго Духа к прохождению великаго сего звания в них не изливаются: и тако дерзающим против из на бунт и измену»¹²¹. Из представленного нами понятия о самодержавии православных государей видно, что это самодержавие не есть нечто безотносительное само по себе. Нет, оно, как известно, находится в тесной зависимости от православия. В силу этой зависимости его от последнего, можно сказать, что у нас до сих пор не прекратилось так называемое теократическое правление, какое чрез длинный ряд веков существовало в Ветхом Завете, когда Сам Бог управлял народом израильским и считался его оплотом и защитою во всех внутренних отправлениях его религиозно-политической жизни, равно как и во всех внешних сношениях его с чужеземными народами. Этот Бог ветхозаветного избранного народа, или, как Он назывался тогда особенно, Бог воинств, был, поистине, «помощником и покровителем ему во спасение». Правда, со временем этот порядок богоправления в народе избранном несколько изменился с внешней стороны; но по существу своему он остался один и тот же. Вместо патриархов Авраама, Исаака и Иакова, о которых засвидетельствовано в книгах Священного Писания, что у них был один и тот же Бог Всемогущий (Исх.3:6; Мф.22:32 и др.), служивший для них как бы пестуном, или руководителем в их жизни, стали управлять народом вожди его Моисей и Иисус Навин, которые точно так же действовали под непосредственным водительством Божиим и привели, наконец, народ в обетованную землю. Впоследствии место вождей заняли так называемые судьи израилевы. Вот в это-то время и случился переход от управления народом Божиим под руководством судей к управлению им под руководством царей как людей, поставляемых на то чрез особый внешний обряд, состоящий в излиянии на них даров Св. Духа, необходимых к достойному происхождению их великого служения людям. Первым царём народа израильского был, как известно, Саул, поставленный по повелению Божию пророком Самуилом чрез видимое помазание на царство. Затем, после того как этот царь оказался недостойным управлять народом Божиим, тот же пророк Самуил помазал в цари ему Давида, «и почивал Дух Господень на Давиде, – как говорится об этом помазании в первой книге Царств, – с того дня и после» (1Цар.16:13). С тех пор цари в народе израильском преемственно стали восходить на престол царский, и мы знаем, что благочестивый род Давида царя как помазанника Божия не пресёкся всецело в корне своём, как это случилось с некоторыми нечестивыми царями того же ветхозаветного периода. Иисус Христос – этот духовный царь мира и любви – происходил из того же рода Давидова (Мф.22:42–45). В Новом Завете возведение на престол царский православных государей и приятие ими даров Святого Духа чрез миропомазание от руки иерархов св. Церкви имеет, конечно, ещё высшее значение сравнительно с ветхозаветными обрядами поставления царей на царство. Наши православные государи под скипетром самодержавия знаменуют собою истинных «слуг Божиих» (Рим.13:4, 6), посредством которых управляет невидимым образом Сам Господь Бог, и являются в своём царском величии «христианского благочестия ревнителями, защитниками и покровителями» самой «Христовой Церкви», как это прекрасно выражено в том же последовании в Неделю Православия. Самодержавие православных государей, не составляя нечто безотносительного само по себе, а находясь, как мы видели, в тесной зависимости от православия, является, в то же время, безусловно необходимым для всех как верноподданных слуг царёвых. И что бы ни говорили в этом случае относительно самодержавия наших государей враги его, какие бы мнения и доводы ни представляли они нам в опровержение его и в защиту своего иного образа правления народом, все эти мнения и доводы будут разбиваться о верные и несомненные свидетельства истории, на страницах которой содержится много доказательств в защиту благотворности этого гражданского начало и целесообразности его с историческим течением нашей жизни. Когда, скажите, Россия наслаждалась миром, счастьем и благоденствием – общественным и всенародным? Тогда ли, когда она была разрознена на отдельные части с князьями во главе управления их, когда эти последние часто спорили между собою из-за наследства и первенства в управлении и проливали вследствие этого кровь своих и чужих народов, как, например, это было в печальную эпоху уделов на Руси, или же тогда, когда она была объединена под единоличным и самодержавным управлением одного из них в качестве верховного, самостоятельного и неограниченного государя? Давно уже прошли эти и другие, подобные им, времена, которые история вспоминает теперь как поучительный урок для всех грядущих поколений. И нужно верить и надеяться, что они никогда более не возвратятся к нам как отжившие уже совсем и отшедшие в область глубокого предания формы неудачного народного правления. Ныне Россия, под державою Благочестивейшего Самодержавнейшего Великого Государя нашего Императора Александра Александровича твёрдо стоит на пути внешнего и внутреннего благоденствия народного, охраняемого и защищаемого им всеми мерами и средствами.

Пора, наконец, спросить и о том, каковы же должны быть наши обязанности к самодержавной власти государя? В общем, они состоят в беспрекословном подчинении и повиновении ей, по словам апостола Павла, «не только из страха наказания, но и по совести» (Рим.13:5). «Всякая душа, – говорит он, – да будет покорна высшим властям: ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение» (Рим.13:1–2). «Будьте покорны, – говорит другой апостол Христов – Пётр, – всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро» (1Пет.2:13–14). Итак, братие, православие и самодержавие, – это, поистине, два главнейшие начала или, иначе сказать, «две существеннейшие стихии народной жизни, на охрану и защиту которых должны соединиться все, кому дорого отечество»¹²². Бога бойтеся, царя чтите (1Пет.2:17); воздадите касарева кесареви и Божия Богови (Мф.21:21) – вот краткая, так сказать, программа наших отношений к православию и самодержавию!..

Уже из сказанного нами с достаточною ясностью, кажется, вытекает всё значение этих двух главнейших начал нашей личной и общественной жизни. Мы видели, что такое православие и чего требует оно от нас с своей стороны. Знаем мы также и о том, чем мы обязаны самодержавию и каково должно быть наше отношение к нему. Какую же, спросим теперь, роль играем мы сами в этом взаимодействии православия и самодержавия? Что представляем мы собою, получая несомненное развитие и воспитание из этих двух начал церковно-государственной жизни нашей? Отсюда открывается, братие, третье главнейшее жизненное начало, которое, как известно, носит название народности. Термин народность известен, вероятно, каждому из нас. Он теперь в большом ходу у нас. Но многие ли понимают, что под ним скрывается и что он должен обозначать собою в приложении к нашему народу вообще и к каждому из нас в частности? Нельзя не заметить здесь, что многие весьма сильно злоупотребляют им в своей жизни, особенно те, которые хотят нам навязать это начало помимо указанных нами начал: православия и самодержавия. Прежде всего, спросим: что такое народность – народность, конечно, истинная, такая, какая должна быть у нас как народа православно-христианского, а не ложная, какую желают нам мнимые радетели народного блага? Термин народность близко подходит по своему понятию, как известно, к термину национальность, так что многие отождествляют его с этим последним. Но, составляя нечто единое и общее с ним, он – этот термин отличается от другого употребляемого нами термина: народ, или нация. Тогда как последние понятия – реальные, прилагаемые к действительному бытию и состоянию людей, существующему в известное время и в известном месте; народность – понятие идеальное, показывающее, чем должен быть тот или другой народ в будущем. Нам известны в истории различные народы и нации, как, например, еврейская, греческая, римская и др. Но народность, или, что то же, национальность есть или, по крайней мере, должна быть у всех перечисленных нами людей одна и та же. Именно: каждый народ или каждая нация должны стремиться быть тем, чем им заповедано быть с самого начала историческим течением обстоятельств; должны стараться, по возможности, осуществлять те задачи и цели, которые указаны им при самом внешнем их образовании и положении здесь – на земле и которые состоят, по изображению апостола Павла, в том, что «Бог от одной крови произвёл весь род человеческий, для обитания по всему лицу земли, назначив предопределённые времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли…» (Деян.17:26, 27). В этом, как известно, и заключается отличие понятия народности, или национальности, от народа, или нации. Из указанных нами народов древности многие ли, спросим, имели и имеют эту истинную народность? Многие ли сохранили её до конца жизни? Возьмём, напр., еврейский народ: сохранил ли он свою народность в том виде, в каком она предполагалась быть у него как народа Божия, избранного и превознесённого среди прочих современных ему народов? Печальный и, вместе с тем, несомненный факт постепенного вырождения этого народа вследствие рассеяния его по разным странам показывает нам, что он не сохранил в целости той печати народности, которая лежала на нём, будучи утверждена некогда Самим Господом. Точно так же, можно сказать, и другие древние народы не сохранили до сих пор своей народности в том первобытном, чистом и незапятнанном виде, в каком она изображается в вышеприведённых словах апостола. Теперь, что касается нашего, русского, народа, то мы должны заметить здесь, что он имеет в этом отношении великое преимущество пред всеми прочими народами, как древними, так и новыми, – преимущество в том именно смысле, что является в руках Промысла Божия орудием для высших целей, предназначенных ему с самого исторического существования своего. Какой же отличительный признак народности у нашего народа? В чём состоит эта народность, возвышающая его среди всех прочих народов? Не ошибёмся, если скажем, что она состоит в тесной связи с православием и самодержавием. В настоящее время, когда так много говорят и пишут о нашей народности, слышны голоса и речи о том: нельзя ли как-нибудь построить эту народность без основ православия и самодержавия. При этом ссылаются на многие современные народы, напр., Францию, из которой в одно время изгнано было не только православие и самодержавие, но и всякая вообще вера в Бога и всякий гражданский порядок и управление. Может ли быть какой-нибудь успех при таком именно способе созидания народности, какой рекомендуют нам некоторые люди? Нет! Всякая попытка их оторвать нашу народность от православия и самодержавия кончается всегда неудачей, постигающей их ещё при самом замысле их недобрых намерений. Наш народ, благодарение Богу, возрос в великий, славный и могучий народ. Ему, как и древнему еврейскому народу, которому некогда вверена быша словеса Божия, много дано от Бога. А кому много дано, по слову Его, с того много и взыщется (Лк.12:48). Поэтому наш народ всегда должен сознавать, кому он обязан своим могущественным ростом, до которого он достиг в настоящее время. Всем тем, что он имеет у себя доброго и хорошего, он обязан именно православию и самодержавию, этим двум главнейшим началам нашей церковно-государственной жизни. Православию он учится ещё с малолетства в Церкви Божией. Самодержавие же, которое питается и поддерживается в свою очередь православием, даёт ему всевозможные средства для «тихого и безмолвного жития во всяком благочестии и чистоте» в той стране, где ему суждено свыше жить, расти и развивать свои силы и способности ко благу личному и общественному. Но, имея такое преимущество в ряду прочих народов, он никогда, конечно, не должен гордиться им пред кем бы то ни было. Он должен всегда помнить и никогда не забывать ту святую истину, что если он по какой-либо причине окажется недостойным тех милостей и благодеяний, которые так щедро излиты на него рукою Божией, то лишится их так же скоро, как и получили их, по словам Самого Господа: «Сказываю вам, что отнимется от вас царство Божие, и дано будет народу, приносящему плоды его» (Мф.21:43). Поэтому всякий прогресс в нашем народе, как умственный, так и нравственный и материальный, может иметь значение лишь тогда и постольку, когда и поскольку он будет иметь в виду то единое на потребу, о котором возвещает нам Евангелие. Да, наш народ тогда только крепок и силён, когда живёт в союзе с Церковью, руководимый православием и самодержавием. Нет и не может быть у него никакой другой народности помимо этих, указанных нами, начал!..

Скажем, наконец, о том, что такое мы как народ православно-христианский в настоящее время и каковы мы должны быть в будущем: в чём состоит наш народный идеал; куда должны направляться наши желания и стремления… «Вы род избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенство призвавшего вас из тьмы в чудный свой свет; некогда не народ, а ныне народ Божий; некогда не помилованные, а ныне помилованы» (Ос.4:23; 1Пет.2:9–10) – так писал однажды в первом соборном послании своём св. апостол Пётр к христианам из иудеев. Как эти слова близко подходят к нашему народу, к современному его состоянию и к той миссии, которая ожидает его в будущем! Вот, братие, наша истинная народность, о которой мы должны всегда помышлять и всячески заботиться в своей жизни! Если наш народ не достиг ещё теперь до такого состояния, то он должен желать этого и стремиться к этому всеми своими силами и средствами, находящимися у него в руках, – желать и стремиться именно к тому, чтобы быть ему со временем «народом святым». Но при каком условии, скажите, он может достигнуть такого состояния? Только при том единственном условии, если он будет находиться в живой и неразрывной связи с православием и самодержавием. Если говорить образно, то наш народ представляет собою большое, крепкое и многоветвистое дерево. Корни этого дерева, глубоко сидящие в почве, это именно – православие и самодержавие. Вот когда это дерево, под которым изображается наш русский народ, будет питаться соками своих корней, вот тогда-то расцветёт оно пышным цветом и принесёт прекрасные плоды, что и будет составлять нашу истинную народность. Дай же Бог, чтобы случилось так непременно с нашим русским православным народом, – народом, как известно, отличающимся особенными духовными, как умственными, так и нравственными способностями, народом простым, добрым, умным, сообразительным, честным и правдивым! Дай Бог, чтобы случилось это не только с нашим народом, но и со всяким другим народом, как христианским, знающим и почитающим истинного Бога, так и языческим, ещё не ведущим Его! Дай Бог, чтобы очи наши увидели когда-нибудь «спасение Божие, которое Он уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников, и славу народа Его», народа русского, православно-христианского, как нового «Израиля» (Лк.2:30–32)!.. Аминь.

Приидите, обедуйте (Ин.21:12).

Все мы ныне повержены в глубокую печаль по случаю общего для всех нас покойника: мы схоронили ныне дражайшего Спасителя, умершего за нас и ради нашего спасения. Что же в этом случае делает для нас как христиан общая всем нам мать наша св. Православная Церковь? Для утешения нашего и облегчения скорби нашей она предлагает нам сегодня, после похорон своего Основателя и Главы (Мф.16:18; Еф.5:23), богатую поминальную трапезу с некоторыми её особенностями и отличиями от всех других трапез, которые ежедневно предлагает она нам с истинно материнскою любовью. Какая же это трапеза? Эта трапеза есть именно нынешнее литургийное богослужение, за которым мы присутствуем в настоящие минуты. Покажем здесь соответствие и сходство этой трапезы, ежегодно положенной св. Церковью в память умершего Спасителя, с обыкновенными поминальными трапезами, устраиваемыми в память умерших людей после их погребения.

Как эти последние бывают замечательны чрезвычайным обилием яств и питий, с особенною любовью предлагаемых их устроителями, так точно тем же замечательна и наша настоящая поминальная трапеза, предлагаемая нам св. Православною Церковью. Разница только в том, что там яства и пития бывают телесные, временные и тленные, а здесь духовные, вечные и бессмертные.

Замечательна также нынешняя наша трапеза по роду и качеству своих блюд, в которых мы видим больше сходство с блюдами обыкновенных поминальных трапез. Как на последних, кроме блюд известных, бываемых ежедневно за столом у русского человека, есть ещё свои, исключительно употребляющиеся только в этом случае, так то же самое находим мы и на нашей поминальной духовной трапезе. Какого же рода особенности представляет нам эта духовная трапеза, т. е. литургийное богослужение в великую субботу от прочих литургийных богослужений, совершаемых каждый день нашею Православною Церковью? Особенности эти мы видим, главным образом, в большом количестве церковных песнопений, чтений и молитв, бываемых в этот день за этим богослужением.

Известно, что литургия в великую субботу совершается по чину св. Василия Великого и соединяется вместе с вечернею, почему и установлено начинать её в полдень. В стихирах на «Господи воззвах» мы слышим приглашение св. Церкви к прославлению умершего и затем воскресшего Господа Спасителя. Св. Церковь взывает в них: обымите Сион и дадите славу в нем Воскресшему из мертвых; приидите, воспоим, и поклонимся Христу, славяще Его из мертвых воскресение. За что? За то, что Он есть Бог наш, избавивший нас от беззаконий наших и мир от лести вражия. Относительно значения дня великой субботы мы находим такое объяснение в церковной песни, поемой в этот день на «Господи воззвах»: днешний день тайно, великий Моисей прообразоваше, глаголя: и благослови Бог день седмый. Сия бо есть благословенная суббота, сей есть упокоения день, в оньже почи от всех дел своих единородный Сын Божий, смотрением еже на смерть, плотию субботствовав: и во еже бе, паки возвращся воскресением, дарова нам живот вечный, яко един благ и человеколюбец.

После малого входа бывает продолжительное чтение 15 паремий, в которых собраны все важнейшие пророчества и прообразования касательно искупления рода человеческого смертью Сына Божия. Среди и после этих чтений Церковь торжественно и радостно восхваляет распятого за нас, страдавшего и погребённого Господа в следующих словах: славно бо прославися и: Господа пойте и превозносите Его во веки.

Из других особенностей, какие существуют на литургии во Святую и Великую Субботу, мы должны указать на пение вместо трисвятого стиха: елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся – пение, которое напоминает нам о том, что в этот день в древней христианской церкви обыкновенно происходило крещение так называемых оглашенных.

Апостольские и евангельские чтения, бываемые в этот день, составлены применительно к воспоминаемому печальному событию.

В апостольском чтении из послания св. апостола Павла к римлянам говорится о смерти Иисуса Христа как прообразе нашего крещения: елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся; спогребохомся убо Ему крещением в смерть (Рим.6:3–4) – и о надежде на наше будущее воскресение из мёртвых: аще бо сообразни быхом подобно смерти Его, то и воскресения будем… Аще же умрохом со Христом, веруем, яко и живи будем с Ним (Рим.6:5–6).

Между апостольским и евангельским чтением есть ещё одна особенность, которой не бывает на обыкновенных литургиях, именно: пред плащаницею поётся трогательный стих, как бы возбуждающий божественного Мертвеца, лежащего во гробе: воскресни Боже, суди земли: яко Ты наследиши во всех языцех (Пс.81:8).

В евангельском чтении от Матфея изображается радостная весть о воскресении Христовом и о явлении его одиннадцати ученикам на горе в Галилее (Мф.28:1–20).

Далее, вместо Херувимской песни поётся следующий тропарь 8-го гласа: да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: царь бо царствующих, и Господь господствующих, приходит заклатися и датися в снедь верным. Предходят же сему лицы ангельстии со всяким началом и властию, многоочитии херувими и шестокрилатии серафими, лица закрывающе, и вопиюще песнь: аллилуия, аллилуия, аллилуия. Вместо же известной песни: достойно есть поётся 9-й ирмос канона Великой Субботы: не рыдай мене Мати, зрящи во гробе, егоже во чреве без семене зачала еси Сына: восстану бо и прославлюся, и вознесу со славою непрестанно яко Бог, верою и любовию Тя величающия. Так называемый причастный стих изображается в следующих глубоких и знаменательных словах: воста яко спя Господь; и воскресе спасаяй нас.

Такова духовная пища, в изобилии подаваемая нам св. Церковью на этой, преимущественно, духовной трапезе, устрояемой в память умершего Спасителя. Я сказал: преимущественно духовной трапезе, потому что на ней бывают также и вещественные яства и пития. Известно, что в конце литургии в великую субботу бывает благословение хлеба и вина, которые в древности обыкновенно употреблялись верующими христианами на так называемых вечерях любви, устрояемых св. Церковью сряду по окончании каждой литургии. Об этих вечерях любви, в их применении ко дню Великой Субботы, мы читаем в постной триоди такое правило, приспособленное теперь, собственно, к монастырскому уставу и выполняемое в монастырской жизни: «После отпуска (литургии) мы не исходим из церкви, но остаёмся на своих местах: и входит келарь, и даёт братии по одному куску хлеба и по шести смокв или фиников, и по одной чарке вина. Во время того, как мы сидим за столом, бывает продолжительное чтение деяний святых апостолов…». Вот другая – внешняя сторона поминальной трапезы, бываемой во Святую и Великую Субботу!..

Распространяться ли мне о то, чем бывает ещё замечательна эта трапеза и что она знаменует собой? Я думаю, что для этого нет никакой особенной надобности. Всем присутствующим на ней нельзя не заметить того редкого единодушия и тех живейших, искренних чувств, которые выражаются здесь очень ясно и определённо. Ведь вспомним только: кого мы схоронили сегодня? Господа Бога, нашего Творца и Промыслителя, Бога – нашего Искупителя и Спасителя, Бога – нашего Освятителя и Судию. Как же поэтому нам не быть единодушно настроенными в этот святой и великий день и как нам не печалиться о своих грехах и беззакониях, доведших Единородного Сына Божия до смерти на кресте? Эта печаль необходима и весьма спасительна для нас: ибо она, по уверению апостола, покаяние нераскаянно во спасение соделовает (2Кор.7:10).

Нет также надобности говорить мне много о том, чтó знаменует собою эта трапеза. Ясно, что она знаменует живейшую и непрерывную связь Христа Спасителя с Его последователями, т. е. христианами. Вспомним Его неложные и твёрдые более, чем самый мир, слова: Аз есмь с вами во вся дни до скончания века (Мф.28:20); ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем (Ин.6:56).

После всякой поминальной чувственной трапезы люди обыкновенно уходят в насыщении и довольстве теми яствами и питиями, которые там предлагаются в обильном количестве; уходят удовлетворённые не только телом, но и духом, получая утешение и успокоение своему прискорбному сердцу. Что мы можем сказать по этому поводу о нашей настоящей, также поминальной, но преимущественно духовной трапезе? Правда ли будет то, если мы скажем, что уходим отсюда голодные духом, не насытившись и не получивши никакого духовного утешения? Нет, неправда! Слишком богата и обильна нынешняя наша трапеза, чтобы кто-нибудь не мог насытиться ею вдоволь; слишком много содержит она в себе духовных радостей и утешений, чтобы не могло не восприять их наше сердце. На обыкновенных поминальных трапезах мы получаем твёрдое удостоверение в своём личном бессмертии и в бессмертии покойника. Здесь же Сам Божественный Мертвец своими устами говорит нам о Себе: якоже бе Иона во чреве китове три дни и три нощи: тако будет и Сын человеческий в сердцы земли три дни и три нощи (Мф.12:40); предан имать быти Сын человеческий в руце человеком, и убиют Его, и в третий день востанет (Мф.17:22, 23). Мы присутствуем сегодня на поминальной трапезе в честь умершего Господа, в той радостной надежде, что завтра будем слышать торжественный глас св. Церкви: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав.

Братие христиане! Если кто-либо из вас по какой-нибудь причине опоздал на эту трапезу и не мог присутствовать за ней с самого начала и вследствие этого лишил себя возможности вполне насытиться духовною пищею, предлагаемою нам с такою любовью св. Церковью, то есть ещё время для пополнения этого недостатка. Наша духовная трапеза ещё не кончилась совсем. Итак: приидите, обедуйте; пусть никто из вас не уйдёт отсюда голодным и недовольным. Сейчас будет происходить благословение хлеба и вина, напоминающее нам чудесное насыщение пяти тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами во время земной жизни Спасителя. Затем, в древности, как я уже показал вам, по окончании литургии верующие не выходили из церкви, а слушали чтение Деяний апостольских, которое продолжалось до самого наступления величайшего праздника Воскресения Христова. Так и мы, по примеру древних христиан, можем провести остающееся немногое время, если не в церкви, то хотя у себя дома, за этим весьма полезным и душеспасительным занятием. Дай же Бог всем нам воспользоваться настоящею обильною трапезою для нашего собственного блага, как духовного, так и телесного! Аминь.

Всем вам, братие, вероятно, известно уже из газет о «тяжком бедствии, постигшем единоверное нам греческое королевство, в котором страшное землетрясение совершенно разрушило города Лемнос и Ксирохори, на острове Евбее, и Аталант и Фивы на материке, а также 30 деревень, вследствие какового несчастья 400 человек оказались убитыми и от 40 до 50 тысяч человек остались без крова»¹²³. Государю Императору как отцу великого семейства русского, состоящему в родственных отношениях с греческим народом, благоугодно было учредить по этому случаю подписку повсеместно во всей империи. Святейший Синод, движимый чувством любви и признательности к единоверному нам народу, с своей стороны сделал распоряжение о производстве во всех церквах России в пользу пострадавших сбора пожертвований. И нужно надеяться, конечно, на то, что все мы с живейшим чувством и с теплою готовностью откликнемся на этот призыв государя императора и Святейшего синода к оказанию денежного пособия в пользу жителей греческого королевства, пострадавших от землетрясения, – откликнемся и поделимся, кто что имеет у себя лишнего и ненужного, с неимущими братиями, лишившимися всего вследствие землетрясения. Да, братие, великое бедствие постигло по воле Божией Грецию! Об этом бедствии мы, живущие и пользущиеся теперь всеми удобствами жизни, конечно, и представить себе не можем. Землетрясение – это такое бедствие, когда человек каждую минуту ждёт себе смерти, что вот-вот разверзнется земля и поглотит его в свои недра, так что он не может вполне поручиться за спокойствие и безопасность своей жизни. Вот что пишет, например, один из очевидцев землетрясения в Греции, о. архимандрит Михаил, настоятель посольской церкви в Афинах: «Землетрясения непрерывно почти каждый день по нескольку раз колеблют почву и расшатывают здания. В Великую пятницу землетрясение случилось в то время, когда мы после погребения вернулись в храм и читали паремию. Очень величественно было! Стены и своды храма наклонялись, тряслись и трещали, люстры качались и звенели, пол был подобен морской волне. И всё это пред гробом Спасителя. Никогда нельзя забыть такого впечатления… В Афинах несчастий очень мало, но в Аталанте и в Фивах и кругом их страшное опустошение и очень много человеческих жертв. Боятся, что будут ещё несчастия, так как почва во многих местах понижается, образуются новые ключи, озёра; горы дают громадные трещины. Теперь жители все бегут со своих мест и им посылают леса и полотна для временных бараков в местах более безопасных. А колебания почвы, и довольно внушительные, всё продолжаются. Нервные люди, просыпаясь от них ночью, уже не могут заснуть и вообще состояние духа от них очень у всех напряжённое. Посылает Бог на Грецию испытания одно за другим»¹²⁴. Таковы последствия от землетрясения, по словам очевидца. Братие! В силу уже одного чувства милосердия и сострадания к ближним нашим мы не можем не принять участия в пожертвованиях для облегчения их несчастной судьбы. Но этого мало. С греческим народом мы связаны более близкими и тесными узами, нежели с каким-либо из прочих народов. Вот на выяснение-то этой внутренней духовной связи, существующей между нами и греками, я и хочу обратить ваше внимание в настоящий раз, для чего благосклонно прошу у вас уделить несколько минут. Именно, я хочу сейчас сказать несколько слов о тех чувствах и расположениях, с какими мы, – члены русской Церкви, – должны относиться к греческой Церкви как своей матери и благодетельнице, и о тех способах и мерах, какие должны принять по отношению к её состоянию в настоящее время. Для этого перенесёмся своею мыслью за тысячу лет тому назад, к началу нашей истории. Что же мы увидим там? Мы увидим, что русский народ обязан своим существованием в духовном отношении не кому иному, как именно грекам, которые имели на него весьма сильное влияние. Известно, что когда князь Владимир решил креститься сам и крестить народ русский в христианской вере, то эта последняя была греческого происхождения. Вместе с принятием веры из Греции, мы приняли так же и первого митрополита грека, по имени Михаила. Этот митрополит был долгое время у нас киевским митрополитом, ревностно заботящимся о насаждении, развитии и укреплении в русской земле христианства. Впоследствии в ряду митрополитов русских на одной только киевской кафедре было целых двадцать пять митрополитов греков, из числа которых многие прославились духовными подвигами и святостью своей жизни. Таковы, напр., свв. Феогност и Фотий, мощи которых под спудом почивают в московском Успенском соборе. Нельзя не вспомнить здесь также и про другое лицо греческого происхождения, хотя не бывшее на кафедре русских митрополитов, но весьма много способствовавшее просвещению русского народа светом христианской веры. Это именно – Максим Грек, муж отлично образованный и истинно благочестивый, которые принимал живое участие в переводе и исправлении богослужебных книг во время патриарха Никона и который за свои труды много перенёс горя и бедствия, был сослан и заточён в монастырь. Мощи его под спудом почивают в св. Троицкой Сергиевой Лавре, где под конец жизни он нашёл себе приют и успокоение. Всеми этими лицами вера христианская, особенно на первых порах распространения её у нас, возросла, укрепилась и утвердилась в земле русской. Самый язык, на котором говорили они и на котором написаны были первоначально книги Священного Писания Нового Завета, вошёл в русскую Церковь и стал употребляться здесь при некоторых богослужениях. Вот, братие, то благодеяние, великое и бесценное благодеяние, которое некогда оказала нам греческая Церковь! За такое ли благодеяние мы когда-нибудь забудем её, как чужую для нас и неизвестную? Нет! Если забудем тебя, родная мать наша по духу греческая Церковь, то пусть забвена будет десница наша! Мы должны твёрдо помнить, что русская Церковь получила начало своего существования от Церкви греческой, которая в этом случае должна быть для нас, поистине, матерью: ибо она нас, можно сказать, произвела на свет, воспитала и взлелеяла, как близкое и дорогое дитя, и, вместе с тем, возвысила и поставила на недосягаемую высоту, на какой мы стоим доселе. Многие и притом, к сожалению, из образованных не признают за Церковью греческой этого её достоинства, так ясно выразившегося по отношению к нам; многие готовы только смеяться и поносить её, а не чувствовать с живейшею благодарностью своё зависимое, в духовном смысле, положение от неё. Что же? Это их добрая воля, которую трудно в этом случае заставить переменить своё направление. Убеждение людей, как известно, складывается годами и составляет признак твёрдости их характера. Но в том-то и дело, что многие руководятся в жизни не убеждением, а легкомысленным мнением других людей. Мало того, что они сами такого мнения об известном предмете, они хотят, чтобы и другие шли по их ложным стопам. Говоря это, мы имеем в виду слова одного автора-паломника, который в своём небольшом очерке путешествия, помещённом в журнале «Русский Паломник» и вышедшему недавно особой книгой, выразился про греческую Церковь следующим образом: «”Всему время и время всякой вещи под небесами”, – сказал Премудрый. Русской Церкви суждено еще рости и рости, а греческой малитися»¹²⁵. Какое горделивое самопревозношение и, вместе с тем, какая злая ирония и насмешка сквозит в этих последних словах! Да если бы греческой Церкви, поистине, суждено было за грехи народные умаляться и падать, а русской Церкви расти и укрепляться: то кто должен в этом случае поддержать первую? Кто должен прийти к ней и подать ей руку помощи? – Русская Церковь как ближайшая к ней по своему духовному родству с нею. Ведь и в телесном родстве мы встречаем подобное явление. В случае старости и болезни матери: кто должен питать и греть её, вообще, кто должен заботиться о ней? Должны заботиться её дети, которые ближе всего к ней. Это в естественном порядке вещей. Точно так же должно быть и в рассматриваемом нами случае по отношению к греческой Церкви. Последняя пришла, если так можно выразиться, в дряхлость от старости; она к тому же больна и страдает различными недугами, требующими уврачевания. Кто же, спрашивается, должен помочь ей, кто должен уврачевать её раны, открывшиеся в её теле? Кто как не духовная её дочь – русская Церковь, уже пришедшая в совершенный возраст, окрепшая и возвысившаяся среди многих других духовных детей её? Это её долг и обязанность. Об этом она непременно должна подумать и крепко подумать в настоящее время. Как именно подумать, т. е. что сделать, какие меры принять – вот об этом-то мы и хотим сказать сейчас несколько слов.

Что русская Церковь всегда имела в виду греческую Церковь как свою мать, наставницу и руководительницу в жизни, и что она постоянно о ней заботилась, во всё время своего продолжительного существования, – это ясно и очевидно и не подлежит, конечно, никакому сомнению. В этом удостоверяет нас сама история. «Со стороны русской Церкви, получившей от греческой своё начало, была видна самая искренняя, горячая преданность и любовь к своей матери… Церковь русская постоянно имела и имеет в виду заботу о счастье и благоденствии своей матери – Церкви греческой. Известно, что много бед и скорбей перенесла последняя, находясь в продолжение нескольких лет под тяжким и невыносимым игом агарянским. Поэтому она постоянно обращала свои взоры с мольбою о помощи к своей духовной дочери как более окрепшей и возвысившейся. И Церковь русская никогда не отказывалась помочь в трудных обстоятельствах своей матери, так сильно ею любимой. Начиная с Екатерины, наши блестящие победы над турками прославляли непобедимое русское оружие в делах освобождения христиан из-под ига неверных. Затем, те же славные победы были, как известно, достоянием царствования Николая I и Александра II. И если, при всём том, ещё и доселе не истреблено и продолжает существовать это “агарянское нечестие”¹²⁶, до сих пор держащее как бы в оковах и цепях греческую Церковь: то, видно, так Богу угодно, чтобы до некоторого времени отложено было его окончательное истребление»¹²⁷. Говоря это, нужно заметить, что мы имеем в виду здесь преимущественно Константинопольскую Церковь. Состояние Афинской Церкви как свободной и независимой от турецкого владычества и, притом, находящейся под высшим покровительством короля, в настоящее время сравнительно довольно сносно и терпимо.

Но в этой заботе русской Церкви нельзя не обратить внимания на следующее одно, в высшей степени, прискорбное обстоятельство. Говоря о русской Церкви, об её, поистине, сыновних чувствах и участливом отношении к своей матери – Церкви греческой, мы имеем в виду, главным образом (что и на самом деле так), высшую церковную иерархию её, т. е. Святейший правительствующий Синод, который имеет сношение с другими церквами, а отчасти, пожалуй, и русское духовенство, относящееся с такими же чувствами и расположениями к греческой Церкви, с какими относится глава его – Св. Синод. Но можно ли сказать то же самое про всех русских людей, не только духовных, но и светских, входящих тоже, конечно, в состав православной Церкви: ибо последняя состоит, как известно, не из одного только духовенства, как на Западе, но и из мирян? К сожалению, этого сказать не приходится в настоящее время; потому что большинство из русских людей (разумеем, конечно, в этом случае мирян) не только не знакомы с Церковью греческою, с устройством и положением её иерархии, богослужения, образования и т. п., но и вообще имеют смутные понятия о нашем духовном родстве с нею, выразившееся так ясно и живо при крещении Руси, в 988 году, св. равноапостольным князем Владимиром. «Современная жизнь восточного православия, – по словам одного исследователя, – к сожалению, слишком мало нам известна. Это справедливо и в отношении к той Церкви, с которою мы соединены особою связью – преемством веры и иерархии в начале нашей истории, неоднократным плодотворным единением в течение последующих веков и сокровищами древних отеческих её творения, которые всегда останутся живым источником церковной жизни. Непосредственное знакомство и с последним, как усмотрит к удивлению своему будущий историк, – с усилением нашего просвещения не только не расширяется, а, напротив, ослабевает и падает: что же удивительного, если позднейшая и современная церковная письменность греков нам совсем не известна?..»¹²⁸.

Слава Богу, всероссийское торжественное празднование 900-я крещения Руси в 1888 году несколько осветило и сблизило взаимные отношения этих двух родственных между собою церквей! Но как и насколько осветило – вот вопрос, не лишённый интереса и требующий в настоящее время, после празднования этого события, при ежегодном, так сказать, отчёте с нашей стороны, справедливого и беспристрастного решения! Правда, напоминанием о том, что наша православная вера, 900 лет хранимая нами, яко зеница ока, и сохранённая до последних дней целою и несокрушимою, есть великое для нас благо – оно прямо указало на источник её происхождения – на Церковь греческую, в которой она прежде хранилась и твёрдо соблюдалась, как драгоценное сокровище, для передачи его по наследству своей духовной дочери – Церкви русской; но, кроме этого, чисто случайного, и, притом, внешнего и необходимого напоминания, много ли она оказала в упомянутом году для своей матери, – не говорим уже добра, – а просто сочувствия, искреннего расположения, хотя бы на словах только, а не на деле? Что-то не видать было с её стороны выражения этих и подобных им чувств! Сколько нам помнится, в том году не было напечатано даже ни одного исследования по этому вопросу, не было сказано ни одной речи, ни с церковной, ни с учебной кафедры, кроме разве речи г. обер-прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева, произнесённой на торжественной трапезе в Киевском общественном собрании в память этого события. Как будто не стоило внимания упоминать об этом или как будто это было слишком уже известно всем! Обо многом говорилось и писалось в периодических журналах и газетах за тот год, по поводу празднования 900-я крещения Руси, – об одном только умалчивалось или уже упоминалось вскользь, именно: о нашей православной вере греческого происхождения и о наших обязанностях по отношению к греческой Церкви, вытекающих единственно из побуждения благодарных чувств к ней вследствие того, что она сохранила для нас и завещала нам это драгоценное сокровище. Этот вопрос, как нам кажется, первостепенной важности, остался и прошёл, повторяем, незамеченным тогда. Греческая Церковь справедливо ныне может обратиться к нам с словами, выражающими горький упрёк за такие наши отношения к ней как своей матери: сыны родих и возвысих, тии же отвергошася мене (Ис.1:2). Но где же, спросим, в чём заключается причина этого печального и, можно сказать, неестественного явления? Не ошибёмся, если скажем: в нашей гордости, обуявшей нас с ног до головы, – гордости, которой проникнуты насквозь все наши не только дела, но даже слова и мысли. Нам нужно поэтому поскорее выйти из этого неестественного положения и постараться восстановить в себе утраченные чувства любви и расположения к своей матери, чтобы вполне заслужить её доверие к нам.

Для того чтобы все члены русской Церкви имели не смутные, сбивчивые и неопределённые понятия о греческой Церкви, какие замечаются в них в настоящее время, а, наоборот, твёрдые, ясные и определённые, для этого нужно, прежде всего, по нашему мнению, установить взаимную связь и сообщение между членами этих церквей. Как хорошо было бы для этой цели учредить в России, в одной из её столиц, греческо-русское литературное общество, которое имело бы своею задачею сближать между собою эти две нации указанием и удовлетворением духовных и материальных нужд в той и другой! Правда, вопрос о таком обществе у нас поднимался уже более тридцати лет тому назад (ещё в 1858 году); но он, как известно, не вполне осуществился тогда¹²⁹.

Затем, что касается интересов материальных, т. е. материального состояния и обеспечения Церкви греческой, то их, по нашему мнению, в настоящее время игнорировать нельзя. В собрании мнений и отзывов митрополита Филарета по учебным и церковно-государственным вопросам много находится по этому поводу проектов и различных замечаний. Митрополит Филарет очень часто входил в сношения с восточными церквами по этому вопросу. Так, например, он разрешал вопрос об учреждении у нас на Руси патриарших подворий и управлении ими¹³⁰. Поднимался также, в его время, вопрос об устроении часовен, в пользу бедствующих восточных церквей¹³¹, и об организации духовных миссий с тою же целью, напр., миссии Иерусалимской, о которой так заботился митрополит Филарет¹³². Конечно, всё это похвально, и, кроме благодарности, мы ничего не можем возразить в принципе против всех этих мер, вполне осуществившихся, как известно, в настоящее время и направленных ко благу и счастью греческой Церкви; но опять-таки мы должны сказать здесь то же самое, что и раньше говорили по поводу взаимных отношений наших к греческой Церкви вследствие духовной связи её с нами, именно: чтобы все эти меры приносили существенную пользу греческой Церкви, надобно стараться о том, чтобы распространить их как можно шире в простом народе русском, чтобы он знал, для какой цели учреждены, напр., наши духовные миссии, существуют различные подворья в России, устроены некоторые часовни и т. п. Всё это, говорим, нужно знать нашему простому народу, для того, чтобы он, во-первых, был отзывчивее и вообще щедрее на пожертвования в пользу родственной нам греческой Церкви и бедствующих единоверцев наших на востоке; во-вторых, для того, чтобы он не был вводим в заблуждение некоторыми неблагонамеренными лицами, которых распространилось в настоящее время очень много и которые готовы иногда поживиться на счёт других людей, не пренебрегая в этом случае никакими средствами для достижения своих целей.

Затем мы должны внушить нашему народу, что он, подавая вещественную помощь греческой Церкви, бедствующей ныне от землетрясения (Афинская церковь) и находящейся под игом неверных (Константинопольская), отплачивает этим только свой прежний долг, какой лежит на нём давно по отношению к грекам. С такими мыслями и чувствами он должен делать материальные пожертвования последним в силу апостольских слов, находящихся в первом послании апостола Павла к коринфянам: «Если мы посеяли в вас духовное, велико ли то, если пожнём у вас телесное?» (1Кор.9:11). Да, мы должны твёрдо помнить, что слишком великое благодеяние для нас оказано некогда греческою Церковью! Поэтому мы с радостью и любовью должны отозваться и подвигнуться на некоторые материальные пожертвования в пользу её.

Но, помня об этом, мы, в то же время, никогда не должны забывать и о другом, именно: о внешнем положении в настоящее время обеих Церквей: греческой и русской. Первая из них, во всю свою историю, имела самое невыгодное и неблагоприятное положение, находясь большею частью под игом неверных и претерпевая разные унизительные для себя пытки. Но как бы то ни было, она, несмотря на своё, поистине, тяжёлое внешнее положение, в каком по воле Божией находится даже до сих пор, ни на одну йоту не отступила от древнего православия, завещанного ей её предками, и как нам некогда передала его во всей чистоте и неповреждённости, так и в настоящее время сохраняет его твёрдо и непоколебимо. Были, конечно, и мы с своей стороны этого не отрицаем, некоторые промахи, некоторые как бы послабления и недостатки во внешнем, напр., чине богослужения, в некоторых уставах, касающихся образования и т. п.; но что касается догматов или истин православия, то они, повторяем, были сохранены и сохраняются ею до наших дней во всей чистоте и неповреждённости, твёрдо и непоколебимо. Это, конечно, со стороны греческой Церкви величайшая заслуга для всего православного мира, которая поэтому никогда не должна быть забыта всеми истинно русскими православными людьми!.. Прекрасно рассуждает об этом митрополит Филарет: «Какой это православно-кафолический мир без греков, то есть, без четырёх православных патриархов? Как могут быть в общении с православным кафолическим миром люди, которые не терпят православно-кафолических патриархов?..»¹³³.

Сравнивая теперь это внешнее положение греческой Церкви с тем же положением Церкви русской, мы не можем не заметить, что последняя находилась всё время в гораздо более лучших условиях, чем первая. И кто знает – одному только Богу известно это – сохранила ли бы она так же твёрдо и непоколебимо православную веру, если бы находилась в подобных обстоятельствах? Мы нисколько в этом случае не преувеличиваем заслуги греческой Церкви и не умаляем достоинства нашей отечественной – русской Церкви, накликая на неё какую-либо беду или несчастье. Напротив, мы желаем ей расти, крепнуть и возвеличиваться во всех отношениях, но только так, чтобы она в то же время всегда помнила, кому она обязана с самого своего существования, и обращала внимание в ту сторону, которая преимущественно нуждается в её помощи и содействии.

Заключим нашу беседу словами великого и незабвенного митрополита Филарета, сказанными им некогда в письме к греческому посланнику в Петербурге: «Господи, спаси греческого царя, греческую православную церковь и греческий народ!»¹³⁴ Даруй, – прибавим мы ещё от себя, – чтобы родная нам по духу греческая Церковь никогда не умалялась, как, к сожалению, видим это в настоящее время, а всегда пребывала на той степени высоты и славы, на какой она стояла в прежнее цветущее время! Если отдельные люди не могут умирать пред лицем Господа как имеющие живую и бессмертную душу, то отдельные народы, т. е. совокупность нескольких людей одного племени и веры, могут совсем изгладиться из истории человеческой и прекратить своё земное существование. Не допусти же, Господи, до подобного состояния греческий народ! Услыши молитвы нас – недостойных членов русской православной Церкви, возносимые Тебе и о матери нашей – Церкви греческой в общем прошении «о благосостоянии святых Божиих церквей»! Подаждь ей, по молитвам нашим, «благоденственное и мирное житие, здравие же и спасение, и во всем благое поспешение, на враги же победу и одоление», и сохрани её на многие лета! Κύριε ἐλέησον!..

Житие наше на небесех есть (Флп.3:20).

Вопрос о цели человеческой жизни есть, по справедливости, один из самых существенных и важных вопросов во всём человеческом роде, представляющий вместе с тем большие трудности в своём решении. В самом деле: знать, для чего мы живём, в чём заключается главная цель нашей жизни, разве это не существенный и не важный для всех вопрос? Только люди, потерявшие совсем способность мыслить и жить по своему уму, могут не думать и отодвигать на задний план этот вопрос как не представляющий для них ничего нового и особенного. Все же прочие, как мы видим, постоянно имеют в мыслях и старательно ищут цели жизни, стремясь к ней всеми силами, чтобы как-нибудь достигнуть её. Какая же это цель? Вот здесь-то и представляет предложенный нами вопрос такие трудности, каких мы не встречаем при решении многих других вопросов. Трудности эти, главным образом, заключаются в том множестве и разнообразии противоречивых мнений и суждений о цели человеческой жизни, какое мы находим у людей, занимающихся разрешением этого вопроса. Вместо единой и единственно вечной цели человеческой жизни, какая должна быть у всех людей как равных по природе и предназначенных к одной и той же участи, мы видим в настоящее время несколько и притом весьма разнообразных целей. Укажем и разберём некоторые из них.

Начнём, прежде всего, с более низших целей жизни, какие поставляют себе современные люди. Мы знаем, что человеческая жизнь, по учению слова Божия, состоит из трёх жизней: плотской, душевной и духовной (1Кор.2:14–15, 3:1–3). Поэтому и скажем, прежде всего, о первой из этих трёх жизней, самой низшей, именно плотской. Какую же цель жизни поставляют себе люди, живущие, по преимуществу, плотскою жизнью? Это – все разнообразные плотские удовольствия и наслаждения. Цель жизни, по их мнению, это – именно удовольствия и наслаждения; путь же, ведущий к ней, это – богатство или вообще достаток средств, при котором только и может быть достигнута эта цель. Но нужно ли здесь говорить, что достижение этой цели не для всех возможно? Спросим, прежде всего: возможно ли для всех людей обладание богатством, при котором только и может быть вполне достигнута эта цель? Нет! Всегда при изобилии и достатке одних будет бедность и нищета других. Истинно слово Божие и непреложно: всегда нищия имате с собою (Мк.14:7). Значит, бедность всегда будет существовать на земле. Она может быть только некоторым образом ослабляема и уменьшаема, но никогда не может быть совсем уничтожена. Только в последнее время явились люди, так называемые коммунисты, представляющие свои неосуществимые на деле теории всеобщего равенства капиталов; но взгляд таких людей, как не основывающийся на учении слова Божия, для нас не может быть авторитетом и потому не должен заслуживать особенного внимания. Слово Божие прямо и решительно говорит нам, что бедность и нищета всегда будут существовать на земле. А если будет бедность, то значит, богатство не для всех будет доступно, как бы ни старались и ни хлопотали о том наши коммунисты. Отсюда мы можем вывести прямое и верное заключение, что цель жизни, какую поставляют себе люди, живущие плотскою жизнью, в разнообразных плотских удовольствиях и наслаждениях, средством которых служит богатство, – не истинная цель человеческой жизни. В самом деле, какая же это будет цель жизни, проповедуемая современными людьми, если она не для всех будет достижима? Если разумеется цель жизни, то она должна быть для всех людей без исключения, а не принадлежать только некоторым, как какая-либо привилегия. А затем, нужно ли говорить, как непрочно и ненадёжно, по достижении этой цели, обладание ею? кто из нас не знает, что богатство, служащее одним из главных средств для этой цели, самое непрочное и ненадёжное благо? Св. Иоанн Златоуст так говорит о богатстве: «Нет ничего столь ненадёжного, как богатство; это беглец неблагодарный, раб неверный; наложи на него тысячу цепей, он уйдёт и с цепями. Владельцы часто запирали его замками, затворяли дверями и приставляли к нему стражами рабов; но оно, обольстив самих рабов, убегало вместе с своими стражами, увлекая их с собою, как цепь, и таким образом, самая стража ни к чему не служила. Что же может быть ненадёжнее богатства?.. Часто оно улетает из дома в один час и в краткое мгновение времени, подобно как лёгкий прах поднимается вверх от дуновения ветра… Сегодня богатый, завтра беден»¹³⁵. И разве мы не видим подтверждения этому в жизни самих современных людей? Все мы знаем также, что разнообразные плотские удовольствия и наслаждения, которым с таким жаром предаются современные люди, производят не стремление к жизни, не желание продолжать её без конца, а отвращение к ней и насильственное прекращение её. Один из современных духовных ораторов вполне верное вывел отсюда заключение: «Наслаждайся чаще, наслаждайся больше, если хочешь, чтобы жизнь тебе опротивела»¹³⁶. Это мы и видим на самом деле в примерах всё более и более увеличивающихся самоубийств и вообще лёгких расставаний с жизнью вследствие неудовлетворённости ею. Итак, какая же эта цель, которая ведёт не к жизни, а к смерти? Это не цель, а призрак цели, обманчивый и ложный, вводящий в заблуждение людей неопытных и несведущих, ограничивающих своё существование только здешнею земною жизнью.

Перейдём теперь ко второй жизни – душевной и рассмотрим, какую цель поставляют себе люди, живущие, по преимуществу, этою жизнью. Здесь мы находим несколько целей, из которых укажем и разберём только одну. Так, педагоги, или воспитатели рода человеческого, поставляют главную цель человеческой жизни в образовании и воспитании. Образование, говорят они, есть свет, а лишение его есть тьма. Поэтому как без света естественного не может продолжать жизнь род человеческий, так без образования – этого духовного света – не может быть полной настоящей жизни. Посмотрим теперь на самые задачи образования и воспитания, в чём они состоят и как, по большей части, выполняются людьми в жизни. Здесь обратим внимание, главным образом, на наше современное образование и воспитание. Итак, вопрос сводится к тому: в чём же состоит у нас образование и воспитание?.. Вся задача современного образования состоит единственно в развитии ума и обогащении его разнородными познаниями. Здесь имеется в виду одна только сторона душевной жизни человека, именно умственная, и забывается другая, – противоположная ей – сердечная. Но ведь ясно и несомненно, что человеческая душа состоит не из одной только умственной стороны, забывая совсем и пренебрегая другие? Здесь – великая ошибка наших просвещённых педагогов. Если бы они знали и помнили всегда, что в нас, кроме ума, есть ещё сердце, средоточие преимущественно душевной жизни человека (Мф.15:19; Лк.6:45), то они не стали бы ограничивать всё своё образование и воспитание одною только умственною стороною. Они заботились бы тогда о развитии и усовершенствовании в себе и других этой внутренней, сердечной жизни, точно так же, как они теперь заботятся о развитии преимущественно умственной. Но что мы видим на самом деле? Очевидно, что нашим воспитателям и всем, кто стоит во главе воспитания, никогда и в голову не приходило спросить себя: так ли должно быть воспитание, как происходит оно у нас в настоящее время, или иначе? Они считают своё дело воспитания истинным и думают, что так и быть должно. И пойдёт это мнимо истинное, на самом же деле ложное и пагубное воспитание всё дальше и дальше в народ русский и до чего только дойдёт оно? Страшно сказать – до полного забвения и искажения в нас образа Божия, по которому мы сотворены Богом. Таких плодов нам непременно нужно ожидать в будущем от современного образования и воспитания молодых поколений. Да иначе и быть не может. По пословице: «Что посеешь, то и пожнёшь» мы должны получать такие, а не иные плоды. Сеем мы в настоящее время в души молодых людей семена вещественные, т. е. стараемся о развитии в них только умственно-телесной жизни, совершенно забывая о духовно-нравственной, – что же удивительного, если получаем и плоды от своего посева вещественные, а не духовные? Итак, мы сами виноваты в том, что у нас воспитание приняло такое странное, можно сказать, неестественное положение. От нас зависит также и исправление этого важного и великого дела. В наших руках воспитание собственных наших детей, и мы должны своим словом и примером вразумить и убедить людей, стоящих на почве ложного воспитания. Поэтому мы обращаемся ко всем нашим родителям и воспитателям с словами убеждения и мольбы: «Ваше дело, предпринятое с целью воспитания русского юношества и состоящее в одном только развитии их умственно-телесной жизни с совершенным пренебрежением духовно-нравственной, – непрочное и ненадёжное дело. Оно противоречит самой природе человека, состоящего не из тела только, а вместе и из души. Добрых плодов от теперешней вашей системы воспитания и не ждите: их никогда не будет. Если вы желаете истинного блага русскому народу, то вы должны стараться о равномерном развитии и образовании в человеке всех, по возможности, сил и способностей его души. Зачем вы на одно обращаете слишком большое внимание, а другое оставляете совершенно в стороне? Разве так должно быть на самом деле?..» Поистине, нельзя не заметить, что образование приняло у нас в настоящее время ложное направление, но мы по своей испорченности не обращаем на это никакого внимания и думаем, что так и быть должно. Мы смотрим на всё легко и поверхностно и потому считаем современное образование и воспитание молодых поколений как нельзя более лучшим и пригодным делом и постоянно удовлетворяемся им в своей жизни. А между тем мы жестоко ошибаемся в задачах современного образования. И выходит у нас на деле не истинное, а ложное образование, не полное, а только некоторое частное. В самом деле, разве это не ложь образования, когда современная наука и её представители стараются о развитии в отданных на их образование людях только умственно-телесной жизни с совершенным оставлением и пренебрежением духовно-нравственной? Эта ложь или фальшь образования всюду просвечивает в жизни как самих воспитателей, так и их питомцев. Современные опыты жизни вполне подтверждают сказанное нами о ложном направлении нынешнего образования; ибо к чему сводится оно в настоящее время? – Единственно, как мы сказали, к развитию ума и обогащению его разнородными познаниями, в которых наши воспитатели думают найти истинную цель жизни, следовательно, и счастье для человека. Но на деле выходит не совсем так. В жизни мы часто видим людей с умом, по-видимому, вполне развитым и обогащённым всякими сведениями, как умственными, так и нравственными, – но не знающих истинной цели и не испытывающих счастья. Современные воспитатели, полагая в основу воспитания многознание, продолжают усиленно гнать по этой дороге наших юношей и девиц и набивать их головы всяким нужным и ненужным запасом сведений. И до чего только доходит бедный ум человеческий! До многостороннего знания вокруг себя и до полного незнания самого себя. Он много знает, но не знает только того, для чего сам существует. Но, несмотря на всю несообразность такого знания ума человеческого с высшим назначением его, этот ложный взгляд на цель жизни человеческой легко принимается и усваивается нашими юношами и девицами. В настоящее время именно сложилось такое всеобщее убеждение, что цель человеческой жизни состоит в приобретении различных познаний путём прохождения высшей школы наук. И людей, которые прошли этим путём, считают вполне достигшими своей цели, как они и сами себя называют. Не редкость слышать такие слова от образованных людей нынешнего времени: «Я кончил курс в такой-то высшей школе наук и потому вполне достиг цели своей жизни». Что выражается этими словами, как не то, что высказывающие их полагают главную цель жизни в образовании и потому не находят нужным ни к чему более стремиться в своей жизни? Но, ах, как сильно они ошибаются в таком случае! Думая, что прошли жизненный путь и достигли уже своей цели, они на самом деле ещё только на пути к ней, и нельзя сказать, что они достигнут её непременно в своей жизни. В чём же заключается ошибка? – В том, что один из путей, ведущих к цели жизни, они приняли и отождествили с самою целью. В этом-то вся и ошибка наша. Мы смешиваем в этом случае, как по большей части и в других, цель жизни и различные пути, ведущие к ней. Итак, приобретение различных познаний чрез умственное образование, это – ещё не настоящая цель человеческой жизни, а один только из многих путей, ведущих к ней.

Нам могут возразить, что истинная цель человеческой жизни, может быть, заключается в полном развитии и совокупном действовании всех душевных сил и способностей человека: ума, сердца, воли. Но вопрос теперь в том: может ли совершиться и вообще быть это полное развитие душевных сил человека во время кратковременного пребывания его на земле? Спросим, прежде всего, ум наш, эту первую и высшую способность души человеческой: может ли он дойти до полного познания всего существующего не только в мире видимом, но и невидимом? Нет, это выше сил его и природы! Всякий человеческий ум, как бы ни был он развит и усовершен здесь, на земле, по необходимости должен сознаться в своём бессилии обнять и постичь всё существующее в мире и сказать, «что он знает только то, что ничего не знает», как заявил о себе один древний греческий мудрец. К такому сознанию мы, по необходимости, должны будем прийти, если обратим внимание на ум человеческий в его стремлении к познанию мира видимого и невидимого. Остановимся, прежде всего, на познании умом человеческим мира видимого и посмотрим, может ли он получить здесь – на земле такое полное и совершенное развитие для того, чтобы обнять и постичь всё в нём существующее? Очевидно, что нет. Были, правда, во все времена и теперь существуют великие и гениальные умы, которые стояли, по-видимому, на последней степени развития и усовершенствования; но то были умы по известным специальностям или отделениям науки, например: великие мыслители и философы, великие естествоиспытатели, великие дипломаты и полководцы и т. п. Да и для этих умов во всей их специальности много оставалось непонятного и непостижимого, при всём их желании обнять и постичь это непонятное. Но мы прямо и решительно утверждаем, что не было, нет и никогда не будет на земле такого гениального ума, который бы мог постичь всё существующее в видимом мире по всем известным нам специальностям человеческих наук. Этого даже нельзя сказать про всю совокупность великих и гениальных умов, а не то что про один слабый и весьма ограниченный ум человеческий. Но ведь за пределами этого видимого мира существует ещё другой, невидимый нами мир. Каковы же успехи ума человеческого по отношению к познанию этого мира? Уже если здесь, в этом видимом и осязаемом нами мире, ум не может постигнуть всего в нём существующего, то что же сказать про тот невидимый, далёкий и, следовательно, мало доступный нашему познанию мир? Одно можем сказать, что как бы ни выбивался из сил ум человеческий, стремясь постигнуть этот мир, он всё-таки останется при полном своём незнании. Какой главный предмет познания этого невидимого мира? Конечно, Бог – существо невидимое и вечное. Что же, спросим, ум человеческий вполне может постигнуть здесь на земле это существо? Нет! Слово Божие ясно говорит нам, что никто из земных сотворённых существ вполне постигнуть Бога, в продолжение здешней земной жизни, не может. Здесь, говорит оно, мы можем познавать Бога только «отчасти, как бы сквозь тусклое стекло» (1Кор.13:12). Точно такое же познание, неполное и отрывочное, приписывает оно уму человеческому в его стремлении постигнуть весь вообще порядок и строй этого невидимого мира. Итак, если человек не может постигнуть своим умом всего мира, как видимого, так и невидимого, во время кратковременного пребывания своего на земле, то, стало быть, цель жизни, какую полагают некоторые в полном развитии ума и обогащения его разнородными познаниями, – не истинная цель, и её не следует ограничивать здешнею, земною жизнью. Очевидно, что есть и будет другая жизнь, в которой ум человеческий получит полное просвещение и познание своего бытия. И где же будет находиться эта жизнь, как не на небе? Житие наше на небесех есть (Флп.3:20). Эти слова апостола могут утешить и успокоить всякий волнующийся ум человеческий и изо всех сил стремящийся к познанию окружающего мира. Да, они громко говорят нашему уму: напрасно ты трудишься и выбиваешься из сил, стремясь к полному познанию бытия всего видимого и невидимого! Этого ты никогда не достигнешь здесь на земле при своём слабом, ограниченном состоянии. Это будет доступно только там, за пределами этой земли, когда ты отрешишься от теперешнего своего бренного тела. Только тогда ты получишь полное и отчётливое познание Бога и всего невидимого мира. Только там, в будущей, вечной и нескончаемой жизни, в истинном лицезрении Бога и в сообществе ангелов и святых Божиих, ты найдёшь полное удовлетворение своей, врождённой от природы, жажде познания. Здесь же, пока ты находишься ещё на этой земле, ты должен смирить свою гордость и прийти в полное послушание вере Христовой относительно всего вышеопытного, таинственного и непостижимого в мире.

Затем, что касается сердца человеческого с различными чувствами, в нём обитающими, то может ли оно быть так развито в человеке, чтобы способно было вполне предаться всяким удовольствиям и наслаждениям, как низшим, так и высшим, и вполне насытиться ими здесь на земле? Нет, этого тоже никак нельзя сказать про сердце и чувства человеческие. Каким бы человек ни предавался удовольствиям и наслаждениям и сколько бы их ни пережил здесь на земле, он никогда не насытится ими вполне и всегда будет чувствовать в себе недостаток удовлетворения их. Этот недостаток будет чувствоваться в человеке всегда и везде, сколько бы он ни прожил на земле и где бы он ни находился. Сердце человеческое обманывает само себя и заблуждается, когда говорит, что можно найти полное удовлетворение своим чувствам здесь – на земле. Нет, оно никогда не найдёт этого полного удовлетворения на земле! Где же оно найдёт его? Здесь опять невольно просится на уста эта вечно святая истина: житие наше на небесех есть. Да, есть другая жизнь, небесная, духовная, в которое сердце человеческое получит полное и окончательное развитие всех своих высших чувств и вечное насыщение всеми благами, небесными и духовными! Оно насытится, по учению слова Божия, внегда явитися ему славе Божией (Пс.16:15), т. е. в вечной жизни. До тех же пор, сколько бы оно ни перепробовало средств насыщения благами мира, оно всегда будет жаждать всё большего и большего насыщения, несмотря на то, что эти блага будут высшие и чисто духовные.

Наконец, что касается воли человека, то можно ли про неё сказать, что она в состоянии получить здесь на земле полное развитие и усовершенствование? Этого тоже никак нельзя сказать про волю человеческую. Правда, она может доходить до высокой степени развития и совершенства духовного, как это видим мы в многочисленных примерах святых Божиих; но можно ли сказать, чтобы она получила развитие и совершенство в такой высокой степени, дальше которой не шла бы? Те же примеры святых Божиих дают нам на это ответ отрицательный. Не было и нет ни одного святого в мире, воля которого могла бы получить полное и окончательное развитие здесь на земле, – духовно-нравственное состояние которого было бы идеалом высочайшей святости и совершенства. Апостол Павел, муж высшего разума и святости, имевший в себе, по собственному признанию, Духа Святого, так говорит об удобопреклонности воли человека ко злу, повреждённой вначале грехом прародительским: «Добра, которого хочу, не делаю; а зло, которого не хочу, делаю» (Рим.7:19). Почему же так? Потому, отвечает он, что «живёт во мне грех», что «вижу в членах моих иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих» (Рим.7:20, 23). Но неужели наша воля, по самой природе своей алчущая добра и блаженства, никогда не может насытиться? Нет, она насытится, но только не здесь, а по ту сторону гроба! Мы забываем, что есть другая жизнь, небесная, святая, в которой воля человека может без конца развиваться и приходить к совершенству. Эта жизнь по ту сторону гроба, которая будет уделом праведников и вообще людей, стремившихся в продолжение земной жизни к нравственному совершенству и счастью. Там, в будущей небесной жизни, воля человека так усовершится и окрепнет в добре, что совершение зла станет для неё нравственно невозможным. И только тогда человек будет в состоянии вполне достигнуть той высочайшей святости и совершенства, какие ему предназначены как существу духовному и бессмертному. Только тогда он будет в состоянии окончательно выполнить эти, поистине высокие заповеди слова Божия: святи будите, яко аз свят (есмь) Господь Бог ваш (Лев.19:2); будите вы совершени, якоже Отец ваш небесный совершен есть (Мф.5:48). Итак, мы показали, что полного и окончательного развития всех душевных сил и способностей человека не может быть здесь, на земле. Оно произойдёт там, за пределами гроба, в будущей небесной жизни, бытие которой несомненно для всякого истинно верующего и непредубеждённого человека. Поэтому цель жизни, какую поставляют себе люди, живущие, по преимуществу, душевную жизнью, не истинная, а ложная цель. Какая же истинная цель человеческой жизни?..

Мы сказали выше, что человеческая жизнь состоит из трёх жизней: плотской, душевной и духовной. Но мы показали уже несостоятельность и непрочность двух первых в отыскании и определении главнейшей жизненной цели. Остаётся ещё одна жизнь – именно духовная. Посмотрим, не в ней ли заключается истинная цель человеческой жизни. О чём же говорит нам эта жизнь? Она говорит нам, что человек состоит из тела и души, из которых одно смертно и уничтожится, а другая бессмертна и никогда не уничтожится, и что, следовательно, он будет жить душою после смерти своего тела (Мф.10:28). Из этого ясно, что цель человеческой жизни не следует ограничивать здешнею, земною жизнью: напрасно мы стали бы её искать здесь на земле и полагать в чём-либо земном, вещественном и скоропреходящем. Всё земное непрочно и ненадёжно, потому что умирает и разрушается. Нет, не здесь, на земле, нам нужно искать цели своей жизни, а там, на небе, куда мы со временем все перейдём из этого мира. Житие наше на небесех есть (Флп.3:20). Не имамы зде пребывающего града, но грядущего взыскуем (Евр.13:14). Вот истинная цель человеческой жизни! Мы, живущие здесь на земле, не вечные жильцы на ней, а только странники и пришельцы: рано или поздно каждый из нас должен умереть и расстаться с этою земною жизнью. Эту истину каждый из нас должен твёрдо помнить в своё уме и постоянно носить в своём сердце. Прекрасно рассуждает об этом наш отечественный богослов, митрополит московский Филарет, слов которого мы не можем не привести в настоящем месте: «Если бы, – говорит он, – городского жителя, во время путешествия, в поле или в деревне, спросили, где он живёт, без сомнения, он не сказал бы: вот здесь, на дороге, или вот здесь, в сельской гостинице; но сказал бы, что живёт в городе, где у него дом и семейство, хотя бы во время вопрошения и далеко был от города. И справедливо, ибо мы живём не там, где случайно странствуем, где ночуем в постоялом доме, но где имеем постоянное пребывание»¹³⁷. Поэтому для нас, как предназначенных к небесной жизни и в ней имеющих найти постоянное пребывание (Флп.3:20; Евр.13:14), здешняя земная жизнь должна быть не более, как только странствие, а земля – не более, как постоялый дом. И как мысль странника упреждает его и находится уже в доме, когда он ещё на пути, так и сердце наше во время земного странствования должно быть там, «идеже есть сокровище его, где Бог живёт во свете, где Христос царствует во славе, где обители святых и жизнь их истинная и вечная»¹³⁸. Одним словом, мы, живя на земле, так должны располагать всеми своими мыслями и чувствованиями, чтобы вполне справедливо можно было сказать о нас, что житие наше на небесех есть. Итак, земная жизнь человека, это – только время стремления и приближения к истинной цели жизни, а не время достижения и осуществления её. Вполне достигнуть цели своей жизни мы будем в состоянии только по окончании здешней жизни, после того как разлучимся с нашим телом, т. е. после смерти нашей.

Обратимся теперь к людям нынешнего времени и спросим: руководятся ли они таким взглядом на цель жизни человеческой? Иначе сказать: развита ли и действует ли в них эта духовная жизнь, в которой одной только и заключается истинная цель жизни? О, совсем нет! В настоящее время мы видим в людях только две жизни: плотскую и душевную, с преобладанием первой над последней. Люди, живущие только этими двумя жизнями, совсем не чувствуют в себе потребности ещё более высшей жизни, именно духовной, которая не ограничивается одною землёю, а продолжается и по ту сторону гроба. В них эта жизнь совсем погасла и умерла, да и не только самая жизнь, но и понятие и представление о ней совсем затерялось в их умах и исказилось. Иначе чем же объяснить это нежелание стремления к высшей цели жизни человеческой? Чем объяснить это упорство и самоуверенность в том, что цель жизни существует и может быть достижима только здесь, на земле, а там – за гробом не существует никакой цели? Всё это, повторяем, можно объяснить только тем, что в таких людях совсем погасла и утратилась духовная жизнь. А без этой жизни, как мы уже заметили, человеческая жизнь будет не полною и не настоящею жизнью. Ведь человек состоит не из одного только видимого и тленного тела, а также и из души, существа невидимого и бессмертного. Поэтому нужно намеренно затемнить и исказить в себе образ Божий, чтобы совсем лишиться не только присутствия в себе, но даже понятия о духовной жизни. И странное дело: мы всё ещё называем себя христианами и, притом, православными, всё ещё выражаем, хотя на словах и внешним образом, свою принадлежность к матери святой православной Церкви. Какие же мы после этого чада её? Самые непокорные и непослушные, которых она не признаёт за своих и справедливо отвергает от себя как недостойных своего внимания и любви. Нам нужно поэтому непременно прийти в себя и раскаяться, чтобы не лишиться совсем благоволения нашей матери, св. Православной Церкви. Затем, нам нужно восстановить в себе верный и истинный взгляд на здешнюю земную жизнь и на наши отношения к Богу, ближним и самим себе, сильно повреждённые и искажённые ложным представлением о цели человеческой жизни. И вот здесь, в заключение, мы хотим сказать о том, что даёт человеку для восстановления этого взгляда и для правильного уразумения этих отношений понятие об истинной цели человеческой жизни.

Прежде всего, оно устанавливает правильный и верный взгляд на телесную смерть нашу. Что такое телесная смерть по учению слова Божия? Это – разлучение души с телом. Тело – это храмина души, на время разрушающаяся и погибающая, для того чтобы некогда вновь соединиться с нею в обновлённом и лучшем виде. Говоря образно, смерть – это мост, чрез который люди переходят из здешней земной жизни в будущую небесную. Смерть – это кокон, или куколка, в которую облачается червячок для того, чтобы чрез несколько времени выйти из неё бабочкой. Жизнь червячка в куколке, по-видимому, умерла и совсем прекратилась, но это только по-видимому. Спустя некоторое время он снова оживает и из него выходит прекрасная и живая бабочка. Так и тела наши чрез смерть изменятся и преобразятся в более лучший и совершенный вид, пригодный для будущей жизни, – радостной для одних и мучительной для других. Если же так, то что же, спрашивается, страшного и неестественного в смерти человека, как представляют её себе современные люди, руководящиеся ложными целями человеческой жизни? Ведь только с телесною смертью человека становится возможным осуществление истинной цели человеческой жизни. Стало быть, нам нужно не только не затемнять в своей памяти и отодвигать на задний план мысль о смерти, но и желать скорейшего приближения её к себе как перехода из здешней земной жизни в будущую небесную, подобно апостолу Павлу, который говорил о себе: «Для меня жизнь Христос, и смерть приобретение, имею желание разрешиться и быть со Христом…» (Флп.1:21, 23). Но что мы видим в настоящее время? Таким ли взглядом на смерть руководствуются в своей жизни даже истинно верующие христиане? О, как часто далеко бывает от них этот взгляд! У них мы видим, кроме боязни смерти и нежелания её, ещё какое-то недовольство и презрение к ней, как будто к неестественному порядку вещей; между тем, как только при ней и может быть достигнута вполне истинная цель человеческой жизни, состоящая в нашем назначении на небе.

Установивши истинный и верный взгляд на смерть, мы можем установить такой же взгляд и на наши земные отношения к Богу, ближним и самим себе. Относительно Бога истинная цель человеческой жизни внушает нам, чтобы мы, в продолжение всей земной жизни, постоянно стремились всем существом своим к Нему, источнику всякого блаженства и счастья, так как только в Нём мы можем найти полное удовлетворение всем свои духовным потребностям. На всех ближних наших истинная цель человеческой жизни заставляет смотреть как на духовных братьев наших, равных по природе и призванных к одной и той же цели. Поэтому мы должны всеми силами содействовать ближним нашим относительно возможности приближения к ним этой цели здесь – на земле и осуществления её там – на небе. Наконец, на самих себя истинная цель человеческой жизни учит смотреть как на странников и пришельцев, в полном смысле этих слов, как на людей, не имеющих зде пребывающаго града, но грядущаго взыскующих. Поэтому нам, в здешней земной жизни, не следует заботиться о многом земном и запасать себе многое из вещественного и скоропреходящего. «Нелепо было бы страннику останавливаться на дороге и строить себе великолепный дом для ночлега»¹³⁹. Так же нелепо было бы отягчать ношу страннику и тем задерживать себя на пути к своему отечеству. Чем меньше он будет озабочен посторонним на своём пути и чем легче будет его ноша, тем скорее он достигнет своего отечества и тем, следовательно, лучше и полнее осуществит истинную цель человеческой жизни, которая выражается апостольскими словами: житие наше на небесех есть. Аминь.

Не у явися, что будем (1Ин.3:3).

В первой беседе нашей о цели человеческой жизни мы показали, где находится истинная цель и где нам нужно её искать. Из разбора представленных нами некоторых ложных целей человеческой жизни мы вывели заключение, что истинная цель находится не здесь – на земле, а там – на небе, куда мы со временем все перейдём из этого мира, и что, следовательно, там мы и должны её искать. Итак, жизнь на небе, которая в некоторой степени начнётся для нас после смерти нашего тела и особенно в полной и окончательной степени после всеобщего воскресения мёртвых и страшного суда Христова, – вот истинная цель человеческой жизни! По словам Символа нашей веры, мы чаем, или ожидаем жизни будущаго века (12 чл.), которая наступит и будет составлять принадлежность членов славного царства Христова на небе после благодатного царства Его на земле. Но здесь мы переходим ко второй части нашего изложения о цели человеческой жизни, именно к вопросу о том, в чём же будет заключаться эта жизнь на небе, какова она будет по своему существу. Прежде чем подробно и обстоятельно ответить на этот вопрос, мы должны заметить, что есть и будет два рода жизни на небе: жизнь людей праведных и жизнь людей грешных. Нетрудно, конечно, догадаться, к какому роду людей, предназначенных к небесному блаженству, относится истинная цель человеческой жизни. Ставя вопрос, в чём заключается истинная цель человеческой жизни, мы имеем в виду говорить о блаженной жизни праведников. Итак, вопрос сводится к тому, в чём же будет состоять эта блаженная жизнь праведников.

Блаженство праведников вообще называется жизнью (Мф.25:46) в противоположность мучениям грешников, которые слово Божие называет смертью (Откр.21:8). «Это будет жизнь в истинном и полном значении этого слова, без всяких стеснений и ограничений, каким подвергается она теперь после грехопадения, в наказание за грехи и за исправления в них. Тогда только откроются во всей силе те блага, которые для человеческой жизни предопределены благостью и премудростью Творца, и дано будет удовлетворение всем её чистым и высоким стремлениям, и ощущение полноты и совершенств этой жизни будет для праведников источником вечной радости и нескончаемого блаженства»¹⁴⁰. В настоящее время мы, по слабости и ограниченности нашего понимания, не можем вполне ясно и отчётливо представить себе в своём уме всего того, в чём будет заключаться блаженство праведников в будущей жизни. «Ещё не открылось, что будет», – говорит св. Иоанн Богослов (1Ин.3:2). «Знаю человека во Христе, – говорит св. апостол Павел, – который был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2Кор.12:2, 4). Тот же апостол в другом месте говорит: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (Ис.64:4; 1Кор.2:9). Однако, при всей недоступности в настоящее время для ума человеческого полного откровения о блаженной жизни праведников в раю, есть люди, которые удостаивались в некоторой степени этого откровения. Так, напр., существует сказание о том, что однажды видел и слышал в своём восхищении в рай блаженный Андрей, – тот самый Андрей, который некогда видел за Всенощной в Константинопольском Влахернском храме «Покров Божией Матери», празднуемый всею вселенскою Церковью 1 октября. «Что со мною было, – говорит этот святой муж, – не понимаю. По воле Божией, я пребывал в сладком видении две недели так же, как бы кто всю ночь спал сладко, а утром встал. Я видел себя в раю весьма красивом и дивном и, восхищаясь духом, размышлял: что это значит? Мне известно, что моё обиталище в Константинополе; но какою силою перенесён сюда, не знаю, да и не понимал себя, с телом ли был я, или вне тела! Богу это известно. Но видел себя облечённым в пресветлую одежду, вытканную как бы из молнии, опоясан был царским поясом, и венец, сплетённый из чудно-прекрасного и величественного света, был сверху главы моей. Чрезмерно удивляясь неизглаголанной этой красоте, я восхищался умом и сердцем от невыразимой красоты Божьего рая и, пребывая в нём, исполнялся веселия»¹⁴¹. Кроме блаженного Андрея, о чудесном видении которого в раю мы привели здесь несколько строк, того же самого видения, хотя, может быть, не в такой степени, удостаивались, как известно, и многие другие святые мужи, подвижники благочестия. Такое видение, напр., было святителю Тихону Задонскому¹⁴². Подобное же изображение райского жилища мы находим в жизнеописании преподобных отцов Варлаама и Иоасафа¹⁴³, память которых св. Церковь празднует 19 ноября.

Затем, что касается места, где будут блаженствовать праведники в небесной жизни, то нужно заметить здесь, что точных и ясных указаний на него в Священном Писании нет, а есть только образы и подобия, которыми мы и должны ограничиться при решении этого вопроса. Как называется в слове Божием место обитания праведников, в котором они будут блаженствовать в небесной жизни? Таких названий в нём можно указать несколько. Во-первых, место обитания праведников называется царствием Божиим, царствием небесным, царствием, уготованным от сложения мира. Это видно, например, из следующих слов Иисуса Христа, сказанных тайному Своему ученику Никодиму: «Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, – от воды и Духа, то не может увидеть царствия Божия» (Ин.3:3, 5). «Не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи! войдёт в царство небесное, но исполняющий волю Отца Моего небесного» (Мф.7:21), – сказал Тот же Христос в нагорной беседе Своей. «Тогда (т. е. на последнем страшном суде Христове) скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира» (Мф.25:34). Все эти приведённые нами выражения Священного Писания относительно места обитания праведников образные: они взяты из примера земного, человеческого царства. Во-вторых, место обитания праведников в будущей небесной жизни называется в слове Божием домом Отца Небесного со многими обителями в нём. На это указывают следующие слова Иисуса Христа: «В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы: Я иду приготовить место вам» (Ин.14:2). Это выражение точно так же образное и взято с примера земного, царского дворца или чертога, который разделяется внутри на множество различных больших и малых комнат. В-третьих, место обитания праведников в слове Божием называется лоном патриарха Авраама. Это ясно видно из притчи Иисуса Христа о богатом и Лазаре, который по смерти своей «отнесён был на лоно Авраамово» (Лк.16:22) и наслаждался там всеми неизреченными благами небесными. В-четвёртых, место обитания праведников уподобляется в слове Божием сокровищам, собранным на небе, на что указывают следующие слова Иисуса Христа: «Не собирайте себе сокровищ на небе, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет, и где воры не подкапывают, и не крадут. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф.6:19–21). Это название также образное, и понятие, им обозначаемое, представляет подобие земных сокровищ, т. е. собрания различных вещей и предметов, изящных по своему устройству и дорогих по своей цене. В-пятых, место обитания праведников в слове Божием уподобляется наследству на земле или имению на небе. Это видно, например, из следующих слов Иисуса Христа: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф.5:5). «Значение этого обетования» Христова «в отношении к христианам вообще и порознь есть то, что они получат наследие, по выражению псалмопевца, на земли живых, там, где живут и не умирают, то есть получат вечное блаженство (см. Пс.26:13)»¹⁴⁴ на небе. Св. апостол Пётр в первом своём соборном послании пишет: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой своей милости, возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мёртвых к упованию живому, к наследству нетленному, непорочному, неувядаемому, хранящемуся на небесах…» (1Пет.1:4). А св. апостол Павел в послании к Евреям пишет: «Вы и моим узам сострадали, и расхищение имения вашего приняли с радостью, зная, что есть у вас на небесах имущество лучшее и непреходящее» (Евр.10:34). Все эти выражения точно так же образные и взяты с примера земного, человеческого наследства. Как здесь, на земле, мы получаем наследство от других людей незаслуженно, а по желанию и воле завещающих нам его: так и там, на небе, блаженная жизнь даруется нам туне, единственно ради крестной за нас жертвы Сына Божия. С нашей стороны, для этого требуется только вера, истинная и искренняя, во Христа Спасителя; вера, по слову апостола Павла, действующая любовью (Гал.5:6), или, иначе говоря, вера в соединении с добрыми делами; короче, истинно благочестивая христианская жизнь. В-шестых, место обитания праведников и блаженная жизнь их изображаются в слове Божием под видом брачного пира, который сделал царь для сына своего в своём царском дворце (Мф.22:1–14), и велией вечери, или большого ужина, который устроил в своём доме один богатый хозяин (Лк.14:16–24). Эти названия также образные и взяты с примера земного брачного пира и вечера. Как на земном брачном пире или вечере составляет главное отличие радость и веселье; на них обыкновенно совсем бывает удалена тоска и скука: так и в месте обитания праведников будут одни только нескончаемые радости и вечное блаженство. В-седьмых, место обитания праведников в будущей жизни называется в слове Божием вышним или небесным Иерусалимом. Это видно, например, из слов св. апостола Павла: «Вышний Иерусалим, – пишет он в послании к Галатам, – свободен; он матерь всем нам» (Гал.4:26). Особенно же ясно видно из слов св. апостола Иоанна Богослова в его Откровении, в 21 главе, в которой, между прочим, читается: «И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный, как невеста, украшенная для мужа своего… И вознёс меня (ангел) в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, святой Иерусалим, который нисходил с неба от Бога…» (Откр.21:2, 10 и след.). Название места обитания праведников вышним или небесным Иерусалимом и подробное описание последнего, заключающееся в 21 главе Откровения св. Иоанна Богослова, мы не должны, конечно, стараться понимать буквально и истолковывать слово в слово. Всё это только образы и подобия, представленные нам ввиду нашего слабого, ограниченного понимания. В-восьмых, место обитания праведников изображается в слове Божием под видом трёх небес. Это ясно видно из следующих слов св. апостола Павла: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли, не знаю, вне ли тела, не знаю, Бог знает), восхищен был до третьего неба…, в рай, и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2Кор.12:2–4). Прекрасной иллюстрацией к этим словам апостола может служить вышеприведённый рассказ блаженного Андрея о том, что видел и слышал он в своём восхищении в рай. В этом восхищении своём он прошёл, как известно, все эти три неба и удостоился видеть и слышать на них всё то, что и передал потом во всеобщую известность людям. Таково в общих чертах блаженство праведников, как оно изображается в слове Божием и писаниях отеческих. Теперь, что касается частных черт, то оно будет состоять в следующем.

1) Блаженство праведников будет состоять в самом тесном и преискреннем общении их с Господом Иисусом Христом и чрез Него с Богом Отцом и Богом Духом Святым и в созерцании славы Триипостасного Божества. «По изображению откровения, праведники так будут близки к Богу Отцу (Мф.13:43), как близки бывают дети к своему родному отцу, живя в его доме (Ин.14:2). В отношении же к Иисусу Христу Сыну Божию сподобятся ещё более близкого и непосредственного с Ним общения: так как они всегда неразлучно будут пребывать с Ним (1Фес.4:17) там, где Он Сам будет (Ин.14:3), составляя собою, таким образом, едино с Ним, а чрез Него и едино с Отцом, о чём сам Сын Божий так молился Своему Отцу: да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в нас едино будут… Отче, ихже дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною (Ин.17:21, 24). А ставши, таким образом, по слову апостола, причастниками Божеского естества (2Пет.1:4), праведники, понятно, совместно с сим станут в той или иной мере участниками и в той совершеннейшей и блаженнейшей жизни, которой источник в одном Боге (Пс.35:10). В частности же будущие члены царства Божия сподобятся, подобно ангелам (Мф.18:10), зреть Бога (Мф.5:8), зреть не как ныне, как сквозь тусклое стекло, гадательно, а лицом к лицу (1Кор.13:12), как Он есть (1Ин.3:2), вместе же с сим они тогда будут познавать Его не как ныне, зная Его только отчасти, а всецело или подобно тому, как сами Им познаны (1Кор.13:12). Видя же и познавая таким образом Бога, они также будут созерцать и Его славу (Ин.17:24), и не только созерцать, но и сами участвовать в ней, воссиявая, как солнце, в царстве Отца Своего (Мф.13:43), а также восседая со Христом на престоле (Откр.3:21; снес. Мф.19:27–29) и разделяя с Ним Его царское величие (2Тим.2:11, 12)¹⁴⁵. Кратко говоря, тогда, т. е. в будущем царстве славы будет Бог всяческая во всех (1Кор.15:28). Так учит Божественное откровение о блаженстве праведников, какое произойдёт от непосредственного общения их с Господом. Таково же, как известно, учение и древних отцов и учителей Церкви. «По их, равно как и по откровенному, учению главнейшими и первейшими условиями их блаженства и самим блаженством будет служить их ближайшее и непосредственное общение с Богом как источником блаженной жизни, а вместе с сим и участие их в сей блаженной жизни»¹⁴⁶. Этому учат, например: св. Иустин мученик, Афинагор, св. Феофил Антиохийский, св. Киприан и св. Ириней. Остановимся здесь на учении последнего из них: «В царствии небесном, – так рассуждает он об этом предмете, – будет видим Сам Бог Отец (прежде являвшийся только через Духа и Сына): так как Отец дарует (людям) нетление в жизнь вечную, которая для всякого происходит от видения Отца. Ибо как видящие свет находятся внутри света и причастны бывают его сиянию, так видящие Бога будут находиться в Боге и будут причастны Его сиянию… Невозможно жить без жизни, бытие же жизни происходит от общения с Богом, а общение с Богом состоит в познании Бога и в наслаждении Его благостью»¹⁴⁷. И действительно, если ещё здесь – на земле мы удостаиваемся испытывать сладостное ощущение от присутствия в нас Божия чрез усердную молитву, чрез внимательное чтение и изучение слова Божия и, особенно, чрез достойное причащение св. Христовых Таин: то что же сказать теперь о том чувстве, которое охватит нас со всех сторон при виде Господа лицем к лицу? О, поистине, неизреченна сладость зрящих Божия лица доброту неизреченную!¹⁴⁸ «Что соединение наше с Богом, – говорит о. Иоанн Кронштадтский, – в будущем веке последует и что оно будет для нас источником света, мира, радости, блаженства – это мы отчасти познаём опытно и в нынешней жизни. По молитве, когда душа наша всецело бывает обращена к Богу и соединяется с Ним, мы чувствуем себя прекрасно, покойно, легко, радостно, как дети, упокоеваемые у груди матерей, или, лучше сказать, как-то невыразимо хорошо: добро есть нам зде быти (Лк.9:33)»¹⁴⁹. Но, «это только начатки земные, несовершенные, видимые только отчасти, как бы в зерцале и гадании (1Кор.13:12); каково же будет нам, когда мы самым делом преискренне соединимся с Богом, когда образы и тени пройдут и настанет царство Истины и видения?» – «Вы видите, – продолжает он, – как светлы солнце и звёзды: праведники некогда будут сиять так же, как солнце (Мф.13:48) от внутреннего, невещественного света Божия»¹⁵⁰.

2) Блаженство праведников будет состоять в живой связи и тесном общении их как с ангелами Божиими, так и со всеми святыми, живущими на небесах. В самом деле, если праведники будут наслаждаться общением с Самим Богом, Источником вечного блаженства, то, понятно, они будут наслаждаться и общением с ангелами и святыми как ближайшими Его слугами, потому что, как известно, идеже есть Христос Господь, ту и слуга Его будет (Ин.12:26). Известно также и то, что Господу всегда «предстоят тысящы архангелов и тьмы ангелов, херувими и серафими шестокрылатии, многоочитии возвышающиися пернатии»¹⁵¹ и всегда «предходят Ему лицы ангельстии со всяким началом и властию, многоочитии херувими и шестокрылатии серафими, лица закрывающе и вопиюще песнь: аллилуия»¹⁵². «Я видел, – пишет в откровении св. Иоанн Богослов, – и слышал голос многих ангелов вокруг престола и животных и старцев; и число их было тьмы тем, и тысячи тысяч, которые говорили громким голосом: достоин Агнец закланный принять силу, и богатство, и премудрость, и крепость, и часть, и славу, и благословение» (Откр.5:11–12)… «И взглянул я, – продолжает он, – и вот Агнец стоит на горе Сион, и с ним сто сорок четыре тысячи, у которых имя Отца Его написано на челах. И услышал я голос с неба, как шум от множества вот и как звук сильного грома; и услышал голос как бы гуслистов, играющих на гуслях своих. Они поют как бы новую песнь пред престолом и пред четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей песни кроме сих ста сорока четырёх тысяч, искупленных от земли. Это суть те, которые не осквернились с жёнами: ибо они девственники; это суть те, которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошёл. Они искуплены из людей как первенцы Богу и Агнцу. И в устах их нет лукавства; они непорочны пред престолом Божиим» (Откр.14:1–5).

На то, что праведники будут иметь общение с ангелами и всеми святыми, указывают нам косвенно ещё следующие слова Иисуса Христа: глаголю вам, радость бывает пред ангелы Божиими о едином грешнице кающемся (Лк.15:10). Если радость бывает на небе между ангелами даже только об одном грешнике кающемся; то, без сомнения, она является в несколько раз более при виде праведников, удостоившихся ангельского лика, людей ангелоподобных по своей жизни и деяниям. Затем, на то же самое общение указывает и обычай Православной Церкви, к которому она обращается ко всем святым как «скорым помощникам и молитвенникам» о душах грешных людей пред Престолом Всевышнего. Без сомнения, эта живая и сильная вера св. Церкви в заступничество святых, – вера, обнаруживающая, между прочим, тесный союз её с небесною Церковью, оправдывается на самом деле. Она оправдывается, конечно, и в будущей жизни в том смысле, что все святые не прекратят этого живого и тесного общения с братиями своими, которых ходатаями и заступниками пред Богом они были во время жизни последних на земле.

Это общение людей праведных с ангелами и святыми будет доставлять им великие радости и утешения в их небесной жизни. «Какая будет тогда радость, – говорит св. Киприан, – вместе с созерцанием Бога, приветствовать Авраама, Исаака, Иакова, всех патриархов, пророков, апостолов и мучеников, радоваться вместе с праведными и друзьями Божиими в царствии небесном радостью дарованного бессмертия!»¹⁵³ Ефрем же Сирин это самое выражает в следующем своём изъяснении обетования Христова об упокоении труждающихся и обременённых (Мф.9:28). По Ефрему, как бы так говорит Христос: «Приидите ко Мне вси труждающиися и обременнии, и Аз упокою вы – в горнем граде, где все святые Мои упокоеваются в великой радости…, приступите туда, где лики и чины праведников. Там Авраамово лоно приемлет претерпевших скорби, как прияло некогда нищего Лазаря; там отверзаются сокровища вечных благ Моих; там горний Иерусалим – матерь первородных; там блаженная земля кротких… там тьмы ангелов, торжество первородных, престолы апостолов, первоседалища пророков, скипетры патриархов, венцы мучеников, похвалы праведных»¹⁵⁴. По Златоусту, также то, что будет составлять самого важного по отношению к блаженству в царствии небесном праведников – «это непрерывное ближайшее общение со Христом и с чинами ангельскими»¹⁵⁵…

3) Блаженство праведников будет состоять в живой связи и тесном общении их и между собою. «Этот союз праведных душ будет основан на самой чистой и святой любви. Есть основания думать, что там сохранятся и получат ещё большее утверждение те высокие нравственные связи, какие здесь на земле соединяют людей и служат источником их счастья, напр., связь дружеская, родственная»¹⁵⁶ и т. п. Только нужно заметить здесь, что эти связи и общения будут выражаться не так, как они выражаются у нас в настоящее время на земле. Тогда, как сами праведные люди будут более обновлены и одухотворены по природе своей, и их взаимные отношения между собой примут более лучший и совершенный вид. В основе этого единения усовершенного человечества между собою лежит единение его со своим Главою Христом. Этим именно объясняется та неразрывная связь людей праведных со своими родственниками и вообще ближними, носящими богоподобный образ и удостоившимися одинаковой с ними вечной участи, в какой они будут пребывать в будущей небесной жизни.

4) Блаженство праведников будет состоять в превосходнейшем состоянии их природы: А) как духовной, Б) так и телесной. Или, иначе говоря, оно будет состоять в том, что праведники будут наслаждаться блаженством в двух отношениях: блаженством внутренним, или по душе, и блаженством внешним, или по телу. Остановимся и разберём, прежде всего, на основании слова Божия и святоотеческих писаний, в чём будет состоять по ту сторону гроба блаженство праведников внутреннее, или по душе.

А) Это блаженство праведников будет состоять в полном развитии и действовании всех их душевных сил и способностей: ума, сердца и воли.

а) Ныне ум человеческий, как мы заметили в первой части своего изложения о цели человеческой жизни, может познавать Бога только отчасти, как бы сквозь тусклое стекло и гадательно, а тогда будет полное и всестороннее познание Бога и Его свойств: премудрости, благости, правосудия и др. Св. апостол Павел в первом послании к коринфянам пишет: «Мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем (т. е. ныне), когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится… Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1Кор.13:9, 10, 12). По словам св. Василия Великого, «мы, сподобившись в царстве небесном зреть Господа, вместе с этим увидим самые первообразы всех вещей, тогда как теперь только как бы в зеркале видим, и видим одни тени их»¹⁵⁷. А по словам св. Григория Богослова, «царство небесное не что иное есть, как достижение чистейшего и совершеннейшего; совершеннейшее же из всего существующего есть ведение Бога, почему всецелое познание св. Троицы и будет составлять высшую награду в будущей жизни»¹⁵⁸. Третий из великих вселенских учителей, св. Иоанн Златоуст, говорит об этом так: «Подобно тому, как Бог сам снизошёл к нам ныне, так и мы достигнем до Него тогда, и узнаем многое такое, что ныне сокровенно, сподобившись блаженнейшей с Ним беседы и премудрости»¹⁵⁹. Кратко говоря, тогда ум человеческий познает как Бога, так и всё Его творение, совершеннейшим образом. И это познание, полное и всецелое, будет достойно того имени, какое мы придаём ему в настоящее время, когда учимся и просвещаем свой ум с этою целью, т. е. имени богословия. Только это богословие, нужно заметить, мы будем изучать не по книгам, как здесь – на земле, а непосредственно от лицезрения Божия…

б) Но в будущей небесной жизни мы будем жить не столько умом, сколько сердцем. Тогда вера и надежда, принадлежность собственно ума, упразднятся или прекратятся (1Кор.13:10), потому что предмет их – Бог, к которому люди стремились в продолжение веков, будет познан ими вполне, когда они узрят Его лицем к лицу (1Кор.13:12). Тогда будет пребывать одна только любовь, относящаяся преимущественно к области сердечной жизни, – любовь, которая и будет вечным уделом всех праведников. «Теперь, – как говорит св. апостол Павел, – пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше… Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1Кор.13:13, 8). В чём же будет состоять эта любовь? Она будет состоять в неустанном служении людей праведных, вместе с ангелами и святыми, Господу Богу и прославлении Его дивных совершенств в деле творения мира и искупления человека. Праведники будут воспевать победную песнь Господу Богу день и ночь и от этого пения, конечно, никогда не утомятся, никогда им не пресытятся, потому что оно будет составлять для них возможность самой жизни на небе и потребность их духовно-телесной природы. «Лицезря без конца Бога, они будут Его любить без пресыщения и хвалить без утомления, так что вся их жизнь будет непрекращающимся песнопением, непрестанным благодарением, непрерывным богословием, а вместе с сим несравненною радостью и неизменным весельем»¹⁶⁰. «Чрез самую любовь свою праведники удостоятся ближайшего общения и единения с Богом, источником блаженства, по слову апостола и евангелиста Иоанна: Бог любы есть, и пребываяй в любви, в Бозе пребывает, и Бог в нем пребывает (1Ин.4:16)»¹⁶¹. Полная и всецелая любовь будет обнаруживаться среди праведников и в отношениях их к ангелам и святым, равно как и в их взаимных отношениях между собою. Эта любовь, поистине, будет тогда крепка, яко смерть (Песн.8:6), т. е. будет продолжаться всегда или вечно. Её не возмогут разорвать никакие препятствия или преграды, которые часто возникают у людей при осуществлении её в практической жизни здесь на земле, потому что совесть их будет совершенно мирна и чиста. Одним словом, внутренняя сердечная жизнь будет развита тогда в полной и окончательной степени.

в) Вместе с наступлением ничем не возмущающего царства любви для праведников откроется также в будущей жизни широкое поприще для упражнения их воли в добре и вообще в деятельности, соответствующей их тогдашнему состоянию. В настоящее время, как известно, воля человеческая при господстве зла и вражды в мире, при всякого рода беспорядках и нестроениях в нём, оказывается более удобопреклонной к злу или греху, а не к добру или святости, как следовало бы по её высшему назначению. Мы уже показали всю её, так сказать, несостоятельность в этом отношении, когда говорили в первой части своего исследования о том, может ли человеческая воля достигнуть в этой жизни в высшей степени совершенства и святости. Мы пришли тогда к тому заключению, что воля человеческая, как бы она сильно ни была развита здесь – на земле, может окончательно развиться, в смысле направления её к добру и жизни этим последним, только там – на небе в сообществе Бога, ангелов и всех святых. Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся (Мф.5:6), сказал Христос Спаситель; насытятся, конечно, не в этой, а в будущей жизни. Вообще же говоря, в будущей жизни праведные люди, при окончательном развитии и гармоническом действовании всех их душевных сил и способностей, достигнут полного восстановления в себе образа и подобия Божия, утраченного ими вследствие грехопадения прародителей. «Тогда обнаружится чистота и святость нашей нравственности и полнота нашей любви. Если при настоящей земной жизни мы должны постоянно испытывать борьбу в нашей нравственной жизни, предостерегать себя от неизбежных погрешностей, искушений и соблазнов, то в будущей, по уничтожении всех следствий первородного греха, наша добрая воля будет беспрепятственно располагать своей нравственной свободой. Никаких мрачных мыслей, граничащих с понятиями дикого произвола и насилия, не будет. Тогда, естественно, и любовь нашего верующего сердца, начало которой ещё в здешней земной жизни, первообраз же в любви Сына Божия к Богу Отцу (Ин.17:21), достигнет высшей своей степени, на которой будет в состоянии разуметь всё богатство любви Божественной, постигать, что есть, по выражению апостола, широта и долгота, и глубина и высота ея (Еф.3:18). При такой степени нашей любви, совершенстве нашей веры и познания, святости нашей воли, мы как истинно верующие во Христа, составляющие Христову Церковь, достигнем вси, по выражению апостола Павла, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф.4:13), т. е. после предстоящего испытания дойдём до прославления, соответствующего прославлению Христа по воскресении; тогда каждый из нас будет иметь дерзновение сказать с апостолом: живу не аз, но живет во мне Христос (Гал.2:20)¹⁶²…

Б) Мы сказали, что блаженство праведников будет состоять в превосходнейшем состоянии их природы не только духовной, но и телесной. В этом последнем отношении блаженство их будет заключаться в следующем. «Тело их скинет настоящую дебелость и грубость и будет светлою, чистою и прекрасною храминою, где дух легко будет действовать и предаваться своим стремлениям»¹⁶³. В частности, что касается блаженства праведников, то об этом так говорит св. апостол Павел: «Сеется (тело) в тлении, восстаёт в нетлении; сеется в уничижении, восстаёт в славе; сеется в немощи, восстаёт в силе; сеется тело душевное, восстаёт тело духовное» (1Кор.15:42–44). Значит, при воскресении мёртвых, теперешние наши тела тленные, уничиженные, немощные, душевные изменятся и преобразятся в нетленные, славные, сильные, духовные. Кратко говоря, тогда наши тела Господь Иисус Христос, по словам того же апостола, «преобразит так, что они будут сообразны славному телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе всё» (Флп.3:21). Тогда же эти тела не будут испытывать ничего такого, что они испытывают и переносят теперь на земле. Св. Иоанн Богослов говорит в своём откровении: «Они (т. е. праведники) пребывают ныне пред престолом Бога, и служат Ему день и ночь в храме Его, и сидящий на престоле будет обитать в них. Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной. Ибо Агнец, который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод; и отрёт Бог всякую слезу с очей их» (Откр.7:15–17). И далее, в другом месте говорит: «И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними, они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрёт Бог всякую слезу с очей их и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни не будет; ибо прежнее прошло» (Откр.21:3–4). Так же учили об этом предмете и древние отцы и учители Церкви¹⁶⁴. По их учению, «блаженному состоянию праведников не только не будет мешать, но, напротив, вполне будет соответствовать и всячески благоприятствовать собственная телесная их природа. Тела их, быв совлечены тления и облечены в нетление и бессмертие, станут бесстрастными и духоподобными, почему будут всецело послушными духу и самыми совершенными органами и выразителями всех его внутренних помышлений, пожеланий и стремлений. Кроме того, тела их, став по своим внутренним качествам как бы небесными, не будут представлять собою никакого для них препятствия к общению их с ангелами. Важнее же всего то, что тела их, будучи свободны от всякой греховной склонности и всецело служа существеннейшим стремлениям духа, обращённым к Богу, не только не будут препятствовать им зреть Бога, но, напротив, многим будут содействовать этому, представляя собою возможность их духу, при особеннейшей чуткости своих чувств и остроте своего зрения, несравненно явственнее, чем теперь, созерцать премудрость и промыслительную силу Божию, являющуюся как в других подобных им телах, так и во всех видимых тварях»¹⁶⁵…

5) Блаженство праведников будет состоять в самом благоприятном внешнем их положении. Более или менее подробное описание рая, или места блаженства праведников, с внешней его стороны мы имеем от того же самого блаженного Андрея, слова которого мы привели уже здесь. В откровении, бывшем ему от Бога относительно райского жилища, он «видел там много садов с высокими деревьями, которые, колеблясь своими ветвями, чрезвычайно услаждали зрение, и великое благоухание разливалось от их ветвей. Одни из деревьев непрестанно цвели, а другие были украшены златовидными листьями; иные были обременены различными плодами неизреченной красоты. Нельзя уподобить дерев райских ни одному дереву земному, самому красивому; ибо Божия рука насадила их, а не человеческая. В этих садах было бесчисленное множество птиц; одни их них имели крылья золотые; другие, подобно снегу – белые; иные были испещрены различными цветами. Сидя на ветвях райских деревьев, эти птицы пели так прекрасно и усладительно, что от приятного пения их он доходил до самозабвения, и ему казалось, что голос пения их был слышен на самой небесной высоте… А те прекрасные сады стояли в удивительном порядке, подобно полку, стоявшему против полка. Когда же с веселием сердца ходил он в этих райских садах, то увидел там великую реку, протекавшую среди садов и орошавшую их. По обеим сторонам реки росли виноградные лозы, которые украшены были золотыми листьями и златовидными плодами. С четырёх сторон дул тихий и благоухающий ветер, дуновением коего колебались сады, а сотрясением листьев они производили дивный шелест…»¹⁶⁶ Такому внешнему положению рая и такому блаженному состоянию в нём праведников, «зависящему», впрочем, «единственно от внутреннего общения их с Богом, будет вполне отвечать и отчасти собою его пополнять и та тварная среда, в которой они будут обращаться и жить»¹⁶⁷. Мы уже упомянули в своём месте об отношении праведников к ангелам и святым, «с которыми они будут находиться в ближайшем соотношении» и «с которыми будут внутренно соединены как члены одной и той же небесной Церкви (Евр.12:22–23; Мф.8:11; Ин.17:21»¹⁶⁸. Упомянем здесь о том, что и «все земные твари, после освобождения своего от рабства тления», будут также «участливо относиться к их славе как славе чад Божиих (Рим.8:21)»¹⁶⁹… «Вся видимая тварь, с своей стороны, опять не только не будет чем-либо мешать» блаженному состоянию праведников, «но, напротив, вполне будет благоприятствовать, потому что она, быв преобразована, станет прекраснее и светлее, так что, по словам св. Иоанна Златоуста, «насколько золото блестящее олова, настолько тогдашнее (её) устройство будет лучше настоящего, как бл. Павел говорит: яко и сама тварь свободится от работы истления (Рим.8:21). Ныне она как причастная тлению терпит многое, что свойственно терпеть таким телам; но тогда, совлекшись всего этого, представит нам нетленное благолепие»¹⁷⁰. А такое состояние обновлённой твари сколько будет представлять собою поводов и предметов для благоговейного, а вместе с сим и блаженного созерцания величественных дел премудрости и благости Божией в новом видимом мире! Будущая жизнь, поэтому, праведных, как представляли её древние отцы церкви, будет полнотою всякого довольства, при полном удовлетворении всех их потребностей, и при совершенном отсутствии чего-либо для них неприятного или способного причинить скорбь. – Св. Ефрем Сирин, напр., так изображает будущую блаженную участь праведников, влагая в уста Спасителя, призывающего к упокоению труждающихся и обременённых (Мф.9:28), между прочим, следующие слова: «Аз упокою вы – упокою там, где всё тихо и безмятежно, где всё светло и приятно для зрения, где нет ни обидящего, ни притеснённого, – где нет уже ни греха, ни покаяния, где свет неприступный и радость неизглаголанная»¹⁷¹. А св. Иоанн Златоуст ту же картину блаженной участи праведных изображает в следующих её более подробных и живых чертах: «Представь себе, – говорит он, – состояние той жизни, насколько это возможно представить, ибо к надлежащему изображению её недостанет никакого слова, а только из того, что слышим, как бы из каких-либо загадок, мы можем получить некоторое неясное представление о ней. Отбеже, сказано, болезнь, и печаль, и воздыхание (Ис.35:10). Что же может быть блаженнее этой жизни? Не нужно там бояться бедности и болезни; не увидишь ни обижающего, ни обижаемого, – ни раздражающего, ни раздражаемого, ни гневающегося, ни завидующего, ни раскаляемого гнусною похотью, ни мучимого заботою о снискании потребного к жизни, ни скорбящего о начальстве и власти. Ибо вся буря наших страстей, тогда затихнувши, (навсегда) прекратится, – и всё будет в мире, веселии и радости, – всё (будет) тихо и спокойно, всё – день и свет, – свет не этот нынешний, но другой, во столько крат светлее этого, во сколько этот свет солнечный ярче света от свечи. Там свет не помрачается ни ночью, ни набегом облаков, ни жжёт и не палит тел; потому что нет там ни ночи, ни вечера, ни холода, ни жары, ни другой какой перемены времён, но некое совершенно иное состояние, которое узнают одни его удостоившиеся. Нет там ни старости, ни спутников старости, всё тленное (отсюда) изгнано; потому что повсюду господствует нетленная слава. А что всего важнее, – это непрерывное наслаждение общением со Христом, вместе с ангелами, с архангелами и горними силами»¹⁷²…

6) Хотя блаженство праведников будет состоять в величайших и неизреченных благах, которые отцы и учители представляли «настолько по своему существу отличными и превосходнейшими сравнительно с земными благами, насколько отличается душа от тела и превосходит его собою», однако это блаженство будет не для всех их одинаково, будут различные степени блаженства, внутреннего и внешнего. В этом удостоверяют нас следующие места Священного Писания. Во-первых, слова Иисуса Христа: «в доме Отца Моего обителей много» (Ин.14:2); – «ибо придёт Сын Человеческий во славе Отца Своего с ангелами своими, и тогда воздаст каждому по делам его» (Мф.16:27); «кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника. И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика; истинно говорю вам, не потеряет награды своей» (Мф.10:41–42). Во-вторых, слова апостола Павла: «каждый получит свою награду по своему труду» (1Кор.3:8); «кто сеет скупо, тот скупо и пожнёт; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнёт» (2Кор.9:6); «иная слава солнцу, иная слава луны, иная звёзд; и звезда от звезды разнится в славе. Так и при воскресении мёртвых» (1Кор.15:41–42). Согласно с учением Священного Писания о различии степеней в блаженстве праведников соответственно нравственному достоинству каждого из них, а также по мере собственных способностей к наслаждению этим самым блаженством, все отцы и учители Церкви допускали «самые разнообразные виды и степени, поясняя при этом, что такое разнообразие и разностепенность в будущих наградах нисколько не будут мешать полноте довольства как более, так и менее вознаграждённых при сознании в сём случае полнейшей справедливости со стороны Бога, и при отсутствии здесь всякой завистливости»¹⁷³. Из множества свидетельств этого рода¹⁷⁴, приведём здесь свидетельство св. Ефрема Сирина. «Многие обители, – говорит он, – Господь поименовал не по разности мест, но по степени дарования. Как лучами солнца чувственного наслаждается всякий, по мере чистоты зрительной силы и впечатления, и как от одного светильника, освещающего один дом, каждый луч бывает различен, между тем как свет не делится на многие светильники; так в будущий век все праведные водворятся не раздельно в единой радости, но каждый в своей мере будет озаряться единым мысленным солнцем, и по степени достоинства почерпать радость и веселие, как бы в одном воздухе и месте, и никто не увидит меры и высшего и низшего, чтобы, смотря на превосходящую благодать другого и на своё лишение, не иметь в этом для себя причины к скорби и беспокойству. Да не будет сего там, где нет ни печали, ни воздыхания; но всякий по должной ему благодати в своей мере будет веселиться внутренно, а по внешности у всех (будет) одно созерцание и одна радость»¹⁷⁵…

7) Блаженство праведников, наконец, будет продолжаться вечно. Все те, многочисленные и многообразные награды, которые будут уготованы праведникам по мере их заслуг, по учению откровения, в то же время будут одинаково нескончаемы или вечны. «Сам Иисус Христос, для обозначения обещанных Им верующим будущих благ, употребляя общее наименование жизни, эту жизнь прямо называл вечною (Ин.3:16, 10:28) и, изображая последствия для праведников своего всеобщего суда, так выразился о сём: праведницы же (идут) в живот вечный (Мф.25:46). Эту же мысль образно выразил Христос, назвав те влагалища, которые должны приготовлять себе на небесах Его ученики для сбережения своих духовных сокровищ, неветшающими, а самые сокровища их неоскудевающими и неподвергающимися опасности ни расхищения от воров, ни снедения от моли (Лк.12:33, снес. Мф.6:20). Тому же учили и апостолы, когда царство Христово, в котором будут находиться праведники, всегда пребывая с Господом (1Фес.4:17), называли вечным (2Пет.1:11), а то, что они получит по заслугам своим и чем будут наслаждаться, называли животом вечным (1Ин.2:25; снес. 1Пет.1:2), – вечною славою (1Пет.5:10; 2Кор.4:17–18), – наследием нетленным и неувядаемым (1Пет.1:4), – имением, на небесах пребывающим (непреходящим) (Евр.10:34), а также неувядаемым венцом славы (1Пет.5:4)»¹⁷⁶. Согласно с откровением, все отцы и учители Церкви¹⁷⁷ учили, что «блаженство праведных, как ни будут разнообразны его виды и степени, будет по своему существу нескончаемым, или вечным. Свою же несомненную веру в вечность будущего блаженства праведных ясно засвидетельствовали тем, что всё то, чего имеют сподобиться в будущей жизни по заслугам своим праведники, обыкновенно обозначали наименованием то вечной, никогда не скончаемой жизни, то вечного, не имеющего никакого конца небесного воздаяния. В частности же, они и то блаженное место жительства, которое имеют наследовать праведники, признавали также вечным, обыкновенно называя его вечным, всегдашним и нескончаемым царством, равно как и все те блага, какими имеют наслаждаться здесь праведники, признавали благами неизменными и вечными, не имеющими ничего общего с бренными земными благами. И, что всего важнее, по ясному их учению, и то величайшее благо, которое служит виною и источником всяких благ, т. е. непосредственное общение с Богом, будет неотъемлемым и всегдашним состоянием праведников, вследствие чего последние непрерывно будут почерпать из вечного источника никогда не ветшающей, блаженной жизни такую же неветшающую жизнь и для себя самих»¹⁷⁸…

Говоря о вечности блаженства праведников, следует отметить одно любопытное явление, которое состоит в следующем. Люди неверующие и отвергающие вечность мучений грешников признают, однако, вечно блаженную жизнь праведников. Что это значит? Это значит, что во всех людях вложен от природы инстинкт, или стремление к продолжению своего бытия за гробом, к бессмертию. Проявление этого чувства замечается в упомянутых людях всегда с особенною силою при том искании счастья и удовольствия на земле, какое мы позволяем себе и считаем необходимым в своей жизни. Иногда же оно обнаруживается в них в виде стремления к прогрессу и усовершенствования всеобщей жизни человечества путём различных преобразований и изменений этого последнего. Как бы то ни было, но отмеченное нами явление громко говорит о том, что все люди жаждут счастья и блаженства ещё здесь – на земле и желают, чтобы оно продолжалось непрерывно и безостановочно, словом, вечно.

В конце нашей беседы о цели человеческой жизни, содержащей исследование вопроса, в чём заключается эта цель, мы должны повторить лишь то, что сказано было нами в начале её, именно: что ныне, при современном нашем понятии и языке, мы не можем даже точно представить и ясно выразить всего того, в чём будет состоять эта цель, каким блаженством в будущей жизни будут наслаждаться праведники. Возлюбленнии, – так писал в своём соборном послании св. апостол и евангелист Иоанн Богослов, – ныне чада Божии есмы, и не у явися, что будем: вемы же, яко егда явится, подобни ему будем: ибо узрим его, якоже есть (1Ин.3:2–3). «Только опыт благодатной жизни может дать человеку на земле некоторое предчувствие блаженства вечного» (Рим.8:16, 14:17)¹⁷⁹. Аминь.

Благочестие на все полезно есть, обетование имеюще живота нынешняго и грядущаго (1Тим.4:8).

В предыдущих двух беседах мы показали, где находится и в чём заключается истинная цель человеческой жизни. Теперь остаётся нам показать, каким путём или средствами мы можем легче всего достигнуть этой цели. В самом деле, если нам известно, где находится и в чём заключается цель жизни, то должно быть известно также и то, какой существует тот путь или те средства, которые могут привести нас к ней в продолжение земной нашей жизни. Этот путь и эти средства в общих чертах указал ещё св. апостол Павел в первом послании своём к Тимофею, когда писал к нему: «Благочестие на всё полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей» (1Тим.4:8). Итак, в настоящей беседе, составляющей третью часть нашего изложения о цели человеческой жизни, нам следует, прежде всего, рассмотреть сущность благочестия как одного из средств, ведущих к достижению её ещё здесь – на земле. Это средство является первейшим и главнейшим в ряду других средств, существующих для достижения той же самой цели, содержащим и обнимающим собою все остальные в совокупности. На него мы и обратим своё внимание сначала.

Что же такое благочестие по самому словопроизводству своему? Благочестие, как показывает это последнее, происходит от двух слов: благой и честь и означает благую честь в отношении к тем, к которым оно применяется. Из этого понятия благочестия, выводимого нами из внешнего слововыражения его, видно, что, кроме благой чести или, одним словом, благочестия, может быть и действительно бывает, в противоположность ей, злая честь, или злочестие. Из того же самого понятия видно, что под именем благочестия нужно разуметь те или иные отношения, в которых люди находятся как с Господом Богом, так и с ближними своими, со всеми людьми в мире; потому что, как говорит св. апостол Павел, «никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1Кор.12:3), т. е. если не будет это дано ему свыше, тем более, конечно, сделаться благочестивым человеком без Его помощи и содействия. С другой стороны, никто не может приписать сам себе честь, какую бы то ни было – благую или злую, какую он имеет в данное время в глазах других людей. Нет, эту честь всегда воздаёт сначала он сам людям, в знак своего сочувствия и расположения к последним, а потом уже обыкновенно принимает от них, в знак своей солидарности с ними. Это ясно видно, напр., из притчи Иисуса Христа о званых на вечерю: «Когда зван будешь; пришедши, садись на последнее место, чтобы звавший тебя, подошедши, сказал: друг! пересядь выше; тогда будет тебе честь (в данном случае, благая честь, или что то же, похвала) пред сидящим с тобою» (Лк.14:10). Всё это ясно указывает нам, что среди людей постоянно существуют как взаимные отношения их между собою, так и отношения их между Господом Богом.

Нам известны эти отношения между Богом и людьми; их кратко можно охарактеризовать тремя словами: вера, надежда, любовь. Вот из этих-то, преимущественно, трёх добродетелей христианских и слагаются те отношения, которые известны под именем благочестия. В чём состоит вера, это ясно выражено в символическом учении нашей св. Православной Церкви. Надежда составляет предмет молитвы Господней, преподанной Им Самим в лице учеников всем верующим в Него. Наконец, что касается любви, то она, в свою очередь, составляет сущность всего десятословия, или десяти заповедей закона Божия, которые служат основанием как Ветхого, так и Нового Завета. Теперь вопрос: кто же может быть благочестивым здесь на земле? Может ли быть им человек, не знающий единаго истиннаго Бога, и егоже послал есть Иисуса Христа (Ин.17:3), человек, не почитающий Его и не исполняющий Его воли, словом, человек язычник? Да, может быть; но только, конечно, благочестивым в отношении к людям, а не к Богу. На благочестие в отношении к людям Христос Спаситель указывает в следующих словах, содержащихся в Его нагорной беседе: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк.6:31). А св. апостол Павел в послании к римлянам говорит, что язычники будут судимы на страшном суде Христове не по закону, которого они не знали, а по своей совести: «Когда язычники, не имеющие закона», т. е. богодарованного, составляющего сущность христианства, «по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон; они показывают, что дело закона у них написано в сердцах; о чём свидетельствует совесть их, и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим.2:14–15). В Священном Писании мы имеем прекрасный пример такого двоякого рода благочестия в лице Корнилия, «сотника из полка, называемого Италийским», – Корнилия, который жил в Кесарии во время апостолов при первоначальном распространении христианства. Он, как известно, был сначала язычник, т. е. не просвещённый благодатью Святого Духа в таинствах св. крещения и миропомазания (или рукоположения, как оно называлось тогда); но, вместе с тем, он был человек «благочестивый и боящийся Бога со всем домом своим, творивший много милостыни народу и всегда молившийся Богу» (Деян.10:1–2). Другой характеристический пример человека благочестивого в отношении к Богу и людям мы имеем в Евангелии в лице св. Симеона Богоприимца, который, как повествует евангелист Лука, «был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святой был на нём» (Лк.2:25). Таких благочестивых людей можно указать ещё несколько, не только в Новом, но и в Ветхом Завете. С другой стороны, и в самом христианстве мы встречаем много примеров, когда люди, при всех средствах Божественного Откровения, как естественного, так и сверхъестественного, заражаются злочестием. Мало того, сами впадая в бездну этого порока, они часто и других увлекают за собою туда же. Пример злочестия на первых страницах христианской истории мы имеем в лице евангельского Иуды, одного из двенадцати апостолов Христовых, отпавшего от этого лика вследствие сребролюбия и предания Своего Господа и Учителя: «Иуда злочестивый, – как поётся в одной церковной песни, – сребролюбием недуговав омрачашеся и беззаконным судиям Тебе праведного Судию предает…»¹⁸⁰.

Из всего, сказанного нами, мы, по справедливости, можем вывести то заключение, что благочестие возможно как в христианстве, так и вне его. Истинное же благочестие, т. е. благочестие в отношении к Богу и людям, как оно выражается апостолом в вышеприведённых нами словах его, возможно только в христианстве. Путь для этого благочестия, путь прямой и единственный, это именно – св. Православная Церковь со всеми её богоучреждёнными таинствами и обрядами, со всеми её молитвами и чиноположениями, которые она приняла, хотя от людей простых и безвестных, но людей, облагодатствованных и просвещённых Духом Святым. Помимо этого, указанного нами, пути нельзя, конечно, быть истинно благочестивым человеком; потому что для того, чтобы быть таким, нужно, прежде всего, иметь верное и полное понятие о Боге, Творце и Промыслителе мира, о Боге, Спасителе и Искупителе грешных людей; наконец, о Боге – Судии и Мздовоздаятеле в будущей жизни. Где же, спросим, всему этому может научиться человек, как не в св. Православной Церкви, – этом «столпе и утверждении истины» (1Тим.3:15), по выражению апостольскому? Где он может научиться вере, надежде и любви христианской, при помощи которых только и может свято выполнять своё назначение? Да, в Церковь, по словам св. Иринея, «как бы в богатую сокровищницу, апостолы в полноте положили всё, что принадлежит истине, так что каждый желающий может принимать от неё питие жизни. Она есть дверь жизни»¹⁸¹. В ней сохраняется всё, что нужно для нашего спасения, спасения как временного, так и вечного. «Благочестие на всё полезно есть, имея обетование жизни настоящей и будущей». Эти слова апостола вполне оправдались уже на многих подвижниках благочестия, «стремившихся», подобно ап. Павлу, к истинной «цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп.3:14). Они должны служить, так сказать, путеводною звездою и для всех нас – христиан, ещё пребывающих здесь – на земле в достижении вышеуказанной цели. Те же апостольские слова показывают нам и то, что это средство, первое и главное, рекомендуемое апостолом для более лучшего и скорого достижения цели, может быть пригодно для всех людей на свете, кто бы они ни были и чем бы ни занимались в этой жизни. Здесь мы подошли к вопросу о званиях человеческих, – вопросу столь щекотливому и столь смутному и неопределённому в отношении к рассматриваемому предмету. Кто не знает, что ныне этот вопрос выдвинулся на первый план и решается многими различно и, притом, далеко не всегда верно и беспристрастно? Так, напр., есть люди, которые в деле достижения жизненной цели, как она изображается в настоящем своём виде, признают в этом случае удобным одно только звание, именно духовное. И это последнее они суживают до неузнаваемости. Некоторые полагают, что достигнуть цели жизни в истинном значении этого слова возможно только для лиц, носящих духовный сан и, притом, отрёкшихся от мира сего, злого и развращённого, т. е. лиц, принадлежащих к так называемому чёрному духовенству, одним словом, монахов, которые, при вступлении своём в звание иноческое, дают в числе прочих обетов ещё обет «не любви к миру, ни к тому, что в мире», по заповеди св. апостола Иоанна Богослова (1Ин.2:15). Только, говорят, при полном отрешении и внешней разобщённости с миром возможно быть благочестивым человеком и, следовательно, достигнуть цели жизни. Живя же в мире, этого невозможно будто бы получить. Куда уже нам, грешным, равняться в этом случае с праведными людьми, достигшими совершенства? Так рассуждают многие современные люди. Но как оказывается недалёк и шаток взгляд таких людей, к сожалению, воспитанных в христианстве и руководящихся отчасти христианскими добродетелями, заповеданными Христом Спасителем нашим для исполнения в жизни! Сознают ли они, что заповедь о нелюбви к миру обязательна не только для монахов, отрёкшихся от мира, но и для людей, ещё живущих в нём? По-видимому, нет. Отрешение от мира и разобщённость с ним они понимают слишком узко и односторонне, только с внешней стороны, т. е. в смысле удаления телом своим в ограду монастырскую, а не с внутренней, или в смысле действительного не приобщения душой своей к благам мира. Правда, в мире сём иногда бывает гораздо труднее достигнуть спасения вечного, чем вне его; но ведь это не для всех людей бывает так. Для одних труднее, а для других легче. Это зависит, конечно, от многих причин и от многих условий жизни. Затем, что касается того, что мы не можем уподобиться сейчас в своей жизни великим праведникам и подвижникам благочестия, то эта самая невозможность не должна, конечно, отталкивать нас от неё всё далее и далее, не должна располагать нас к тому, чтобы мы не пытались сделать ни одного шага по этому пути. Нет! Слово Божие говорит нам в этом случае как раз наоборот тому, что мы слышим из уст современных людей. Сам Христос высказал, как известно, следующие слова: будите вы совершени, якоже Отец ваш небесный совершен есть (Мф.5:48), хотя никто из нас, ни прежде, ни после не достиг и не достигнет этого совершенства в полной мере и степени. А св. апостол Павел высказал однажды такую просьбу коринфским христианам: подобни мне бывайте, якоже аз Христу (1Кор.4:16). Итак, что бы ни говорили люди по поводу трудности и даже невозможности достигнуть цели жизни во всех званиях человеческих, все эти рассуждения их будут означать не что иное, как только собственную неохоту и нежелание идти этим, указанным апостолом для всех людей, единственным и прямым путём благочестия, которое, по его словам, «на всё полезно есть и имеет обетование жизни настоящей и будущей». А если так, то значит сюда должны быть включены не только звание духовное, к которому должны быть отнесены лица чёрного и белого духовенства, но и все остальные звания светские, существующие у людей на земле, как то: звание военное, звание гражданское, звание купеческое, звание крестьянское и т. п. Нужно ли говорить здесь о том, что из всех этих званий есть люди, благополучно достигшие вышеуказанной цели жизни? Многочисленный сонм святых, празднуемых нашею Православною Церковью, – святых, которые принадлежали к разным званиям и состояниям в обществе, когда жили здесь – на земле, довольно красноречиво свидетельствует об упомянутом факте…

Из сказанного нами видно, что благочестие является одним из первых и главных средств к достижению истинной цели человеческой жизни. Но это средство есть также общее и сложное средство: оно, как мы заметили в начале беседы, состоит из трёх частей: веры, надежды и любви. Теперь нужно нам показать, когда, где и как именно должны применять мы указанные частные и единичные средства, входящие в состав этого общего и сложного, именуемого благочестием. Во втором отделе нашего исследования о цели человеческой жизни мы, между прочим, указали, что эта последняя будет состоять в самом тесном и преискреннем, какое только возможно представить себе сейчас, общении праведников с Господом. Но как возможно достигнуть этого блаженного состояния людям в будущей жизни? Не иначе, как только стараясь мало-помалу расположить свою жизнь в здешней жизни таким образом, чтобы она соединяла, а не разъединяла их с Господом. Какие же, спросим, средства существуют у нас теперь для того, чтобы мы могли иметь более или менее подобное состояние? Средства эти, вероятно, всем известны; их знает каждый из нас ещё с малолетства. Они состоят в молитве, чтении Слова Божия и причащении Св. Таин. В них-то обыкновенно мы и видим проявление вышеуказанных трёх добродетелей христианских: веры, надежды и любви. Вот чрез что, главным образом, мы удостаиваемся ещё в этой земной жизни внутреннего, сердечного общения с Богом! Таким же именно путём, т. е. если будем всегда разумно и достойно пользоваться этими, дарованными нам Самим Богом и содержащимися в Его св. Церкви, средствами, мы можем незаметно приготовить себя и к будущему блаженному состоянию нашему на небесах, обещанному всем праведникам в слове Божием. Не останавливаясь здесь подробно на этих средствах, заметим только то, что все они могут привести к достижению указанной цели при одном условии, именно: если мы будем находиться всегда в союзе с нашею Материю – святою Православною Церковью.

Далее, цель человеческой жизни, как мы сказали ранее, будет состоять в блаженстве праведников, какое произойдёт по случаю общения их с ангелами, живущими на небесах. Нам известно, кто такие ангелы Божии по природе своей. Это – бесплотные духи, окружающие престол Божий и созерцающие славу Его день и ночь. Поэтому и нам земнородным, одарённым тем же бессмертным духом и «не много униженным, – по словам апостола, – пред ангелами» (Евр.2:7), но пребывающим в настоящее время в теле, для того, чтобы иметь общение с ними в этой ещё жизни, общение сначала неполное и частное, потом же, после смерти своей, сподобиться общения полного и всецелого, нужно как можно чаще отрешаться от своего, растленного грехами, тела, мешающего нам возноситься горе и пребывать духом своим на небе в царстве бесплотных сил Божиих, а также затемняющего в нас образ Божий, по которому мы сотворены для вечной жизни на небе. Горняя мудрствуйте, а не земная (Кол.3:2) – так советует в этом случае нам, странникам земли, св. апостол Павел! Но как мы будем «помышлять о горнем», как мы будем постоянно возноситься умом и сердцем своим к Богу и святым Его ангелам, когда наши тела, как всё равно какие-нибудь железные путы, притягивают нас к земле и препятствуют исполнению нашего желания? В этом случае мы имеем другую заповедь того же апостола: «Умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолопоклонство» (Кол.3:5); «плоть распните со страстями и похотями» (Гал.5:24); вообще, в заботе о «вашем смертном теле» не доходите до того, «чтобы вам повиноваться ему в похотях его» (Рим.6:12). Тогда ваш дух, не стесняемый никакими узами, легко освободится от всех пристрастий земных, нечистых и греховных, тогда он, подобно орлу могучему, быстро воспарит к небесам и там, на своей родине, будет пребывать и отдыхать в сообществе ангелов и всех святых. Смотря на ангелов как на духов бесплотных и почитая их как «существа, совершеннейшие нас и по природе и по нравственным совершенствам, как верных слуг Вседержителя, поставленных к Нему в особенной близости», мы должны в то же время «призывать их в своих молитвах как наших хранителей и благодетелей, как наших предстателей пред Богом и благодарить за все их попечения о нас». Мы должны также «подражать ангелам в святости, как нашим старшим братьям, и заботиться о том, чтобы и на земле исполнялась воля Отца нашего небесного, как она исполняется на небеси… Такое отношение наше к духам бесплотным, без сомнения, будет угодно и им самим, и общему нашему Владыке и Отцу»¹⁸². Такое же отношение приведёт нас и к взаимному общению с ними на небесах в будущей жизни.

Цель человеческой жизни, состоя в блаженном общении праведников с Богом и ангелами, будет состоять так же, как известно, в тесном общении их и между собою. Какое же средство существует для этого общения ещё здесь – на земле? Одно, именно: любовь. Заповедь новую дам вам, – сказал Христос Спаситель Своим ученикам, а в лице их, конечно, и всем нам – христианам, – да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин.13:34). Эта, заповеданная Христом, любовь к ближнему составляет сущность собственно не одной заповеди Его, а целых шести заповедей Божиих, существовавших ещё в Ветхом Завете. В Новом же Завете она несколько более расширена и увеличена в своём объёме. Так, напр., в состав её входит, как известно, не только любовь к людям, близким к нам по какому-либо естественному сродству или чувству сердечного расположения, но и ко всем людям вообще, не ограничиваясь их вероисповеданием, званием или состоянием в обществе, к людям даже враждебно относящимся к нам и строящим против нас какие-либо козни или злые намерения. Христос Спаситель заповедал нам не только любить любящих и расположенных к нам так или иначе, но и любить врагов наших и добро творить ненавидящим нас (Мф.5:44). В этом заключается высота христианской любви и превосходство её пред всеми другими видами любви, существующей или когда-либо существовавшей в мире. Ближний наш, по христианскому понятию, это – всякий человек, кто бы он ни был (Лк.10:30–37). И вот, если всех без исключения людей на свете мы будем любить именно христианскою любовью, выражающеюся не на словах только, а и на деле (1Ин.3:18), т. е. если будем не только «никому не воздавать злом за зло», а, наоборот, «печься о добром пред всеми человеками» (Рим.12:17); если «будем друг ко другу добры, сострадательны» (Еф.4:32), «снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу» (Кол.3:13): тогда мы этим самым поведением своим незаметно будем приготовлять себе возможность вечного свидания с ними в будущей жизни. По словам св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, только тот познал Бога и, следовательно, достоин общения с Ним, кто любит ближнего своего. А кто не любит брата своего, тот и не познал Бога (1Ин.4:7–8). С другой стороны, не любящий брата своего истинно христианскою любовью, заповеданною Христом Спасителем нашем (1Ин.3:11), пребывает вне Бога (1Ин.3:10), пребывает во тьме (1Ин.2:11), в смерти (1Ин.3:14). Такой человек, т. е. не любящий, а ненавидящий брата своего есть, по словам того же апостола, человекоубийца, следовательно, не имеющий наследовать жизнь вечную, в нём пребывающую (1Ин.3:15), тем более, конечно, надежду когда-либо увидеться с этим человеком; потому что, скажем словами другого апостола – Павла, «какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?» (2Кор.6:14) Таким образом, как мы видим, любовь к ближнему служит связующим звеном между людьми ещё здесь – на земле. Чрез эту любовь именно становятся близки и дороги все люди, как бы далеко они ни различались между собою в каком-либо отношении. Она же, эта любовь, без сомнения, приведёт их в тесное общение между собою и в царстве славы Божией на небе. И, наоборот, как здесь ещё на земле ненависть и всякого рода нерасположение к ближним нашим нередко разъединяет нас внутренне и внешне на слишком далёкое пространство и не представляет иногда ничего общего между нами: так точно и в будущей жизни, вследствие того же чувства нерасположения, вражды и ненависти к людям, мы будем далеки от них, хотя бы с некоторыми из них и соединяли нас тесные узы естественного родства или дружбы. Вследствие неприязненного чувства люди становятся словно чужие, а не братья друг другу. Хуже того, они становятся тогда диким зверями, нападающими и рвущими друг у друга добычу. Св. апостол Павел, заповедуя галатам «любовию служить друг другу», предостерегает их далее в следующих словах: «Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» (Гал.5:13, 15). Как же в таком случае все такие люди могут надеяться на взаимное общение в будущей жизни, из которой, как известно, будет изгнано всякое чувство злобы и ненависти?..

В блаженстве праведников на небе будет принимать, как мы сказали, видное и деятельное участие духовная сторона их природы, т. е. три главные способности или силы нашей души: ум, сердце и воля. Что же, спросим здесь, нужно для того, чтобы все эти способности получили там надлежащее развитие? Что нужно, прежде всего, для того, чтобы ум наш зрел Бога в будущей жизни и познавал Его в совершеннейшей степени? Для этого нужно, чтобы он ещё здесь – на земле мало-помалу привыкал к этого рода деятельности на небе, чтобы он всегда стремился и был расположен как можно чаще углубляться и сосредотачиваться в самого себя и подробно рассматривать, с какою целью он создан и что ожидает его в будущем. Как сотворённый Богом, он никогда не должен забывать своего прототипа для того, чтобы, приближаясь к нему всё более и более в этой жизни, уподобиться некогда Первоуму, несотворённому и пребывающему вовеки. В таком направлении он должен постоянно развивать себя и усовершать при всех, дарованных ему свыше, средствах, как естественных, так и сверхъестественных. Какие же это средства, при помощи которых мы просвещаем свой ум с этою именно целью? Их отчасти я коснулся уже во второй части своего изложения о цели человеческой жизни, когда говорил, что мы принуждены изучать теперь богословие по многим и различным книгам, не так, как в будущей жизни, в которой мы будем постигать Бога непосредственно от ближайшего созерцания Его лицем к лицу и внутреннего соприкосновения с Ним духом. «Будущая жизнь, – по словам о. Иоанна Кронштадтского, – совершенная чистота постепенно очищаемого ныне сердца, которое чаще всего закрыто, омрачено грехом и диавольским дыханием, а иногда – по действию благодати Божией – проясняется и зрит Бога, соединяясь с Ним преискренне, в молитве и таинстве Причащения»¹⁸³. Итак, мы видим, что жизнь и деятельность ума человеческого в указанном направлении развития и усовершенствования его вообще и в богословии, т. е. в высшем, теоретическом и практическом, усвоении истин православной веры в частности, должны идти постоянно вместе и, так сказать, рука об руку с сердцем, – этою второю главнейшею способностью нашей души.

С своей стороны сердце должно быть всё время настроено так, чтобы оно держалось горе, а не низу; чтобы оно находило удовольствие не в здешних благах земли, скоропреходящих и гибнущих, а в тамошних, неизменяемых и вечных, благах неба; словом, чтоб оно всецело вмещало в себя и любило более всего Бога: ибо, по слову Писания, «где сокровище наше, там и сердце наше будет» (Мф.6:21). Ясно, что для такого образа мыслей и чувств нужен навык, постоянство, твёрдость характера. А всё это приобретается, как известно, чрез третью способность души человеческой – волю, которая справедливо является в этом случае рычагом или силой, приводящей в движение остальные две. Закалить в чём-нибудь волю, это считается добродетелью и у современных людей, по-видимому, руководящихся в жизни своей христианским началом свободы и непринуждённости относительно исполнения закона Божия, на самом же деле языческим началом своеволия, распущенности и попрания этого закона. Всё различие происходит здесь именно в выборе предмета к стремлению и достижению его нашей волею. Если эта последняя будет направляться нами туда, куда ей повелевают здравый ум и чистое сердце, а не в обратную сторону, т. е. если мы будем постигать, что есть воля Божия, а не воля человеческая или диавольская, то мы незаметно можем приготовить себя к будущему вечно блаженному состоянию на небе. Нам известно, в чём состоит воля Божия, благая и совершенная. Она состоит вообще в исполнении Его заповедей, которые, по словам св. Иоанна Богослова, для любящих Бога и старающихся жить по-христиански, не тяжки (1Ин.5:3). Более подробное и точное изображение этой воли мы имеем в евангельских блаженствах, изречённых Самим Христом Спасителем нашим в нагорной беседе с учениками и народом, – евангельских блаженствах, которые в разбираемом нами случае служат действительными и верными средствами на пути к вечному блаженству. Там Христос говорил, между прочим, что «блаженны» в Его очах «нищие духом; ибо их есть царство небесное. Блаженны плачущие; ибо они утешатся. Блаженны кроткие; ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды; ибо они насытятся. Блаженны милостивые; ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем; ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы; ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду; ибо их есть царство небесное. Блаженны все, которые будут поносимы и гонимы, и всячески неправедно злословимы за имя Божие» (Мф.5:3–11). Вот первые и последние шаги деятельности для нашего ума и сердца и воли! Вот путь единственно прямой и верный, который может привести всех, идущих по нему, к желанной цели! Другого, кроме этого, указанного нами, пути нет и не может быть в христианстве. Хотя этот путь, поистине, тесный и скорбный, но, с другой стороны, он представляется для нас слишком вожделенным и спасительным по тому призыву, который мы слышим из уст Божественного нашего Учителя: «Приидите ко Мне, – так вещает Он в Своём святом Евангелии, – все труждающиеся и обременённые и Я успокою вас. Возьмите иго Моё на себя, и научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем; и найдёте покой душам вашим. Ибо иго моё благо, и бремя Моё легко» (Мф.11:28–30).

После указания на три способности нашей души как средства на пути к достижению истинной цели человеческой жизни, нам нужно обратить внимание на другую сторону нашей природы, именно: телесную, которая, как мы сказали в своём месте, будет принимать участие наравне с духовной. Если наше тело, которое в настоящее время служит внешней оболочкой души, погибнет после смерти своей не навсегда, а только на более или менее продолжительное время; если оно будет в своё время преобразовано сообразно славному телу Христову и опять соединится с той душой, которую носило некогда на земле; то ясно, каково должно быть отношение наше к нему в настоящей жизни и как мы должны смотреть на него. Мы должны смотреть на него именно как на послушное орудие в руках духа, – этого могущественного и сильного фактора всей человеческой жизни и деятельности, – духа живого, личного и бессмертного, каким он представляется по изображению слова Божия. В последнем мы находим также изречения и правила относительно того превосходства или преимущества духа пред плотью, которое должно служить отличительным признаком всякого христианина. «Дух животворит; плоть не пользует нимало» (Ин.6:63), – сказал Сам Господь наш Иисус Христос в беседе с учениками Своими. А св. апостол Павел так писал в послании к галатийским христианам: «Если мы живём по духу, то по духу и поступать должны… Поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти. Ибо плоть желает противного духу, а дух противного плоти. Они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы» (Гал.5:25, 16–17). Довольно и этих изречений, находимый нами в слове Божием, для того, чтобы установить правильные и верные отношения христиан между этими двумя сторонами их природы, в какой предназначил их Творец жить на земле. Понятно, что живя здесь в теле, мы не должны ни в каком случае пренебрегать настоящим его положением, а должны всячески стараться о том, чтобы и оно удостоилось некогда той славы, которая обещана ему Христом Спасителем в будущей жизни по воскресении мёртвых и обновлении всей видимой природы. А для этого нужно, чтобы тело наше неуклонно стремилось к выполнению возложенной на него задачи – служить послушным орудием духа; чтобы оно содействовало его благосостоянию в этой жизни, а не разрушало его всеми мерами и способами, находящимися в его власти…

Наконец, при решении вопроса о средствах на пути к достижению цели жизни, нам нужно остановиться ещё на мысли о вечности будущего блаженства праведников. Эта мысль должна служить, по нашему мнению, сильнейшим побуждением к тому, чтобы христиане, при достижении вышеуказанной цели, не останавливались на полпути, прельщаясь различными соблазнительными картинами, которые выставляет им на вид здешний мир, по словам апостола, «весь во зле лежащий» (1Ин.5:19). Как бы ни были заманчивы и привлекательны все эти картины для телесного взора христианина, он должен всегда помнить и никогда не упускать из виду того обстоятельства, что всё это временно, скоропреходяще; что все блага земные тленны, непрочны и ненадёжны даже при полном обладании ими человеком, не говоря уже о том, что не каждый из нас может пользоваться ими в настоящей жизни; что сам человек не постоянный и вечный жилец на этом свете. «Дни человека, – по прекрасному изображению слова Божия, – как трава; как цвет полевой, так он цветёт. Пройдёт над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его» (Пс.102:15–16). Одна только «милость Господня пребывает вовеки» (Пс.102:17), милость как по отношению ко всем тварям земным, так в особенности по отношению к человеку, предназначив ему вечное отечество на небе, «где Христос сидит одесную Бога» (Кол.3:1). Как это должно сильно располагать каждого человека-христианина к тому, чтобы он ревностно изо всех сил стремился всё ближе и ближе к указанной нами цели, «задняя забывая, – по слову апостола Павла, – и простираясь вперёд» (Флп.3:13): «ибо, – по словам того же апостола, – кратковременное лёгкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое; ибо видимое временно, а невидимое вечно» (2Кор.4:17–18)! «Сладости земные, – замечает в своём дневнике о. Иоанн Кронштадтский, – все преходящи и сами по себе и по превратности жизни человеческой. А сладость небесного блаженства не будет иметь конца, бесконечна. Не стоит ли презреть все сладости этого временного мира и ещё более скоропреходящей жизни, чтобы всем сердцем возлюбить сладости духовные, непременные?..»¹⁸⁴.

Таким образом, как мы видим, «христианство с целью усилить стремление к благочестию», которое, по словам апостола, на все полезно есть, имея обетование жизни настоящей и будущей, «приняло во внимание все принципы, которые действуют могущественно на человеческую природу. Так оно ссылается на любовь к Богу, ко Христу, на принцип милосердия в человеке, на его любовь к себе, на чувство нравственной красоты, чувство истины, любовь к справедливости, способность ценить честное, его чувство самоуважения, заботу о своём добром имени и проч. Апостол Павел так указывает на семь принципов, побуждающих человека к благочестию: “Наконец, братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте” (Флп.4:8). Все эти принципы глубоко коренятся в человеческой природе; вместо отрицания их как дурных или бесславных христианство указывает, что каждый из них имеет своё законное место в нравственной природе человека»¹⁸⁵. Вот, если все эти, вышеуказанные нами, принципы, содержащие в себе религиозно-христианские обязанности наши к Богу, ангелам, ближним, живущим на земле, и, наконец, к самому себе человек ревностно и постоянно будет выполнять в своей жизни: тогда он будет, поистине, благочестивым во всех отношениях. Тогда его благочестие, – по словам апостола Иакова, – будет не «пустое» или тщеславное пред людьми, а «чистое и непорочное пред Богом и Отцем» (Иак.1:26–27). Против этого нам могут, пожалуй, выставить следующее мнение: «будто христианство так много обращает внимание на будущий мир, что заставляет нас забывать о настоящем». Но «такое мнение есть очевидное извращение христианства. Совершенно верно, что, по учению христианства, интересы нашего здешнего земного мира неважны в сравнении с будущими. Но оно утверждает также, что достижение будущего блаженства возможно только вследствие добросовестного исполнения всех обязанностей в нашей настоящей жизни. Таким образом, христианство не только не оставляет без внимания наших настоящих обязанностей, но и в высокой степени освящает добросовестное исполнение их. Настоящий мир есть Божий мир; христианин с любовью должен исполнять возложенные на него обязанности ради Господа, а не ради человека, ибо все должны прославлять Бога в телах своих и душах, которые суть Божии»…¹⁸⁶. Аминь.

Предметом наших бесед, благочестивые слушатели, будет учение Христа Спасителя о христианском взгляде на природу и на самих себя в деле ведения нами сельского хозяйства. Ученикам Своим, святым апостолам, Христос Спаситель говорил: вам есть дано ведати тайны царствия Божия: оным же внешним в притчах вся бывают (Мк.4:11). Под этими внешними нужно разуметь именно тех, которые «стояли вне небольшого круга ближайших учеников Христовых, т. е. весь простой народ, непосвящённый в тайны царствия Божия»¹⁸⁷. Вот им-то и не дано было знать тайны царствия Божия так же, как апостолам, которым Христос Спаситель наедине изъяснял всё, относящееся к этому царствию (Мк.4:34), а только в притчах, т. е. прикровенным образом. Почему же, спросим? Потому, что «они были неспособны ещё понимать учение о тайнах царствия в его чистом, более возвышенном и духовном виде, без покрова доступного им внешнего образа». Ученикам же говорил Он прямо потом, что «они, обращаясь постоянно с Учителем, были уже способнее понимать тайны царствия Божия, чем простой народ; им уже дано было знать тайны этого царствия. С другой стороны, ученики скоро должны были сами сделать учителями вселенной, и их нужно было особенно приготовлять к этому особенному служению; и Господь приготовлял их к тому, объясняя им наедине более, чем что говорил народу, разоблачая из-под внешнего покрова притчи духовный смысл тайн царствия Божия»¹⁸⁸. Некоторые из нас, может быть, при этом скажут: неужели и мы подпадаем в этом отношении, т. е. в отношении понимания умом и усвоения сердцем царствия Божия, под категорию тех простых лиц, которым Христос Спаситель предлагал Своё учение под видом притчи? Да, если мы ещё не настолько возвысились в этом понимании и усвоении, чтобы можно было нам обойтись без указанного способа! Правда, и из числа остальных людей, кроме упомянутого нами тесного кружка учеников Христовых, находились лица, которые достойны и способны были ведать тайны царствия Божия прямо, без всякого внешнего или видимого образа; но много ли было и есть таких людей в сравнении с количеством всех людей на свете? Не больше ли именно таких, которые «своими очами смотрят, и не видят, своими ушами слышат, и не разумеют» (Мк.4:12)? Итак, в смиренном сознании своего недостоинства, пусть каждый из нас, кто бы они ни был, не отказывается от предлагаемого ему способа постижения царствия Божия. «Господь, – по словам св. Иоанна Златоуста, – говорит притчами для того, чтобы сделать слово своё более выразительным, глубже напечатлеть его в памяти и самые дела представить глазам». В этом отношении притчи Господа отличаются необыкновенною простотой, ясностью и удобопонятностью. Содержание их, заимствованно от предметов, занятий и обстоятельств обыденной жизни, делает их понятными для всего мира. Изложение же их, необыкновенно простое и наглядное, делает их доступными и понятными даже для дитяти и привлекательными для людей всякого возраста, звания и состояния. «Сущность притчи, – говорит Дидон в своей книге “Иисус Христос”, – заключается именно в сравнении, имеющем целью облегчить понимание предметов невидимых, невещественных, таких, которые неудобно высказать или трудно понять, – сравнивая их с предметами чувственными, вещественными, легко ощущаемыми…»¹⁸⁹. «Большая часть притчей Христа Спасителя, – по словам того же автора, – врезалась в память народа; они осуществляют собою прекрасное во всей его полноте, человечество их знает и наслаждается ими; ребёнок их разбирает по складам, взрослый в них вдумывается; невежда понимает их, глубокомыслящий человек находит в них бесконечный свет. Избирая форму притч – этот род народного научения, Иисус придал ему простоту, истинность, умеренность и прелесть, каких до Него не знали, и поступил соответственно закону человеческого разума, всего более соответствующему как природе Учителя, так и учеников Его. Вот одна из причин вечной свежести евангельских притч!..»¹⁹⁰ Кроме притчей, Христос любил употреблять в беседах с Своими слушателями разные другие изречения из той же преимущественно области видимой природы, окружающей Его на каждом шагу. Остановимся же несколько на этих притчах и изречениях и покажем здесь, прежде всего, истинный взгляд на природу, а затем и на самих себя в деле ведения нами сельского хозяйства.

Из всех видов сельского хозяйства земледелие, без сомнения, считается одним из самых первых и важных. «Земледелие, – говорит св. Иоанн Златоуст, – есть самое необходимое искусство; ему научил человека Сам Бог, когда создал его». С него мы и начнём свою речь.

Прежде всего, как известно, избирают для земледелия удобное место, где бы можно было потом с успехом приложить человеку свои труды. Место это, где происходит земледелие, носит в житейском быту название поля, которое очень часто упоминается в Евангелии. В этом последнем под ним разумеется в обыкновенном смысле то место, на котором растут разные семена, как хорошие, так и худые (Мф.13:24, 27, 30, 31 и др.). В иносказательном же смысле, как это видно, например, из притчи о пшенице и плевелах, Христос Спаситель разумел под полем весь мир, населённый людьми (Мф.13:38), а также в отдельности и душу каждого человека – этот своего рода малый мир, живущий одинокою или общественною жизнью. Сравнение всех людей вообще и каждого человека в отдельности с полем, на котором обыкновенно происходит земледелие, как нельзя более идёт в данном случае: потому что, как естественное поле должно давать те или другие плоды, смотря, конечно, по роду семян, засеваемых на нём, так и благодатное поле, т. е. души всех людей, должно приносить подобные же плоды, соответственно избранной им деятельности, ведущей к единой и главной цели – царствию Божию. По крайней мере, оно должно всегда напоминать им об этом и должно быть для них так же дорого, как то приточное поле, на котором один человек скрыл своё сокровище, уподобленное Христом Спасителем царствию небесному, «которое (сокровище) найдя, человек утаил и от радости о нём идёт, и продаёт всё, что имеет, и покупает поле то» (Мф.13:44). «Дабы обладать Богом, – говорит Дидон, – человек должен отречься от всего. Только полным самоотвержением можно приобрести то поле, в котором скрывается это сокровище. Люди робкие и себялюбивые отступают пред подобною жертвою, не умея соделаться бедными, дабы приобрести сокровище царствия Божия»¹⁹¹.

После того как избрано бывает место, удобное и выгодное во всех отношениях для земледелия, начинают тщательно возделывать его, разрыхлять и удабривать почву при помощи различных инструментов, без чего, конечно, нечего и ожидать земледельцу хороших плодов от каких-либо семян на своём поле, если бы он вздумал посеять их там. К числу таких инструментов принадлежит всем известный нам плуг, употреблявшийся в этом деле ещё с древних времён и заменённый теперь сохой и бороной – инструментами, которыми сперва пашут и боронят землю, прежде чем начнут производить на ней сеяние тех или других семян. В Евангелии мы находим относительно первого из упомянутых нами инструментов – плуга следующее прекрасное изречение, которое следует твёрдо помнить всем земледельцам, возделывающим землю, для того, чтобы они имели успех, как в физическом, так и в духовном отношении: «Никто, возложивший руку свою на плуг, и озирающийся назад, не благонадёжен для царствия Божия», – сказал однажды Христос Спаситель (Лк.9:62). Положил руку на плуг – присловие народное, означающее то, что человек предпринимает какое-то дело, дело столько же нелёгкое, сколько нелегко возделывать землю. Какое же значение имеет это изречение в рассматриваемом нами отношении? «Чтобы хорошо вспахать, – говорит один толкователь-богослов, – и чтобы работа сия была успешна, пахарь зорко смотрит вперёд, а не оглядывается постоянно назад, иначе работа его не будет успешна и хороша. Точно так же и в деле последования Христу: кто, решившись на сие, оглядывается назад, на мир и блага его, того они могут отвлечь от последования; таковой не всецело, не всем сердцем привязан ко Христу, а потому и неблагонадёжен для царствия Божия, ибо может быть отвлечён от него»¹⁹². Отсюда видно, что разумное и целесообразное употребление плуга или же сохи и бороны в житейском быту прямо ведёт человека к благодетельным последствиям для него в жизни: оно как благоустрояет его внешнюю, телесную жизнь, так точно должно благоустроять, – по иносказательному смыслу слов Христовых, – и его внутреннюю, духовную, постоянно напоминая ему об этой последней. В этом отношении, действительно, состоит преимущество земледельцев пред всеми прочими людьми, ибо они, находясь близко к природе, научаются от неё таинственному и высшему смыслу жизни. И мы знаем из Священного Писания, что Господь нередко призывал людей прямо от земледельческих занятий к высокому роду земного служения и почётному месту в общественном положении. Так, напр., Господь позвал Гедеона к управлению народом Израильским в то время, когда он «выколачивал пшеницу в точиле» на поле своём (Суд.6:11); так, св. пророк Илия, по внушению Господню, взял Елисея от плуга, т. е. когда он пахал землю, и помазал его в пророка Божия (3Цар.19:19–21); так, – читаем мы в древних летописных сказаниях, – от земледелия брали некоторых достойных мужей даже на царские престолы, и они благоуспешно и со славою проходили это служение, наученные ему достаточно предшествующим образом жизни. Всё это должно наводить нас на ту мысль, чтобы мы, если бы кому-либо из нас пришлось вести эту отрасль сельского хозяйства, не стыдились пред другими людьми простого звания своего – земледельцев и чтобы никто не упрекал нас в незнатности происхождения его: ибо из земледельцев, как видим, выходили великие люди…

Что касается теперь самого процесса сеяния семян на поле, бываемого после того как это последнее тщательно возделывается и удбривается со стороны сельских хозяев, владеющих им, то в этом отношении мы имеем одну прекрасную и несравненную притчу Христа Спасителя, которая служит и будет служить живым поучением на все времена и для всех поколений. Притча эта следующая: «Вот, – говорил Христос Спаситель, когда собралось к Нему множество народа, так что Он вошёл в лодку и сел, а весь народ стоял на берегу, – вот, вышел сеятель сеять. И когда он сеял, иное упало при дороге; и налетели птицы, и поклевали то. Иное упало на места каменистые, где немного было земли; и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло. Иное упало в терние, и выросло терние, и заглушило его. Иное упало на добрую землю, и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать» (Мф.13:2–8). Как живо и вполне естественно и правдоподобно изображено здесь в немногих словах то, что на самом деле обыкновенно происходит у земледельцев при сеянии ими разных семян на своих полях! Сам Христос объяснил нам значение этой притчи следующим образом: «Ко всякому, – сказал Он, – слушающему слово о царствии и неразумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его: вот, кого означает посеянное при дороге. А посеянное на каменистых местах означает того, кто слышит слово, и тотчас с радостью принимает его; но не имеет в себе корня и непостоянен: когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняется. А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно. Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать» (Мф.13:19–23). Нужно ли распространяться здесь о том, на что преимущественно должны обращать внимание и о чём должны постоянно заботиться сельские хозяева-земледельцы для того, чтобы успех их трудов был очевидный и чтобы эти последние не пропали понапрасну? Это, я думаю, понятно для всех из сказанного нами, и каждый из нас уже догадывается, что он должен делать в этом случае.

Более подробное в этом отношении объяснение даёт нам святитель Тихон Задонский в своём сочинении «Сокровище духовное, от мира собираемое», из которого приведём здесь несколько выдержек. «Видим в мире сём, – говорит он там, – что каково семя сеется, такой и плод от него родится, как то: от пшеницы пшеница, от ржи рожь, от овса овёс и прочее. Рождённое от плоти плоть есть. Так Божие слово, как семя на земле сердец человеческих сеемое, подобный себе плод рождает. Божие слово есть семя духовное, доброе, небесное, святое, животворящее. Посеянное на сердце человеческом, оно рождает человека подобным себе, то есть, делает его духовным, добрым, небесным, святым, живым. Итак, рассуждай, человек, как слышишь ты слово Божие, чувствуешь ли от слышания силу и действие, подобное слову Божию, чувствуешь ли в душе твоей мысли и желания духовные, добрые, небесные. Если не чувствуешь, то это признак того, что семя слова Божия погибает в тебе…»¹⁹³.

«Хотя и добрая земля будет, на которой семя посеяно, – рассуждает тот же святитель, – однако же плод не может сотворить, если теплотою солнечною не будет согреваться и дождём орошаться. Так, хотя и на доброе сердце падёт семя слова Божия, однако ж, никакого плода не принесёт, если теплотою благодати Божией не будет согреваться и росою свыше орошаться. Поэтому, как посеянным семенам сияние солнечное и дождь к плодотворению бывает нужен, так слышанному слову Божию для того, чтобы не без плода оно было в нас, нужна бывает Божия благодать, согревающая и орошающая его. Потому-то и св. Давид говорит: путь заповедей твоих текох, егда разширил еси сердце мое (Пс.118:32). Поэтому всегда должно ко Господу воздыхать, чтобы Он благодатию Своею согревал и орошал наши сердца. На всякий час и минуту требуется Божия благодать: ибо без неё мы, как младенцы, ещё не умеющие ходить, падём и будем лежать»¹⁹⁴.

По словам того же святителя, те «земледельцы, которые более семян сеют, более и собирают во время жатвы; а которые менее сеют, те менее и пожинают. Так и христиане, которые более духовных семян в настоящей жизни сеют, те в последний день, в день суда Христова, в который явятся все дела всякого, более плодов пожинают; а которые скудно сеют, скудно и пожнут, как и апостол говорит: сеяй скудостию, скудостию и пожнет…»¹⁹⁵.

«Когда земледелец сеет и разбрасывает семена свои в землю, тогда глупый человек, который, не зная плода, происходящего от семени, смеётся тому, думая, что земледелец напрасно губит семена свои, бросая их в землю: но земледелец, имея надежду, что семя его, бросаемое в землю, множайший плод принесёт ему, нежели сеется, не перестаёт сеять… Христианин! Подражай земледельцу, в приличное время сеющему с надеждою плода. Сей и ты семена свои в нынешнее время, для того, чтобы во время жатвы ты с радостию мог пожать. Ибо если что посеет человек, то же и пожнёт. Яко сеяй в плоть свою, от плоти пожнет истление; а сеяй в дух, от духа пожнет живот вечный (Гал.6)…»¹⁹⁶ Далее, из опыта земледельцев известно, что «они не просто бросают семена свои в землю, но прежде в уме своём полагают жатву, и смотрят на плоды, рождаемые от посеянных семян, и тех с усердием желают и, таким образом, взирая на будущие прибытки, трудятся и сеют. Так и всякий в мире сём трудится не просто, но прежде взирает на конец, ради которого предпринимает труд, и от труда последующий плод, и таким образом начинает трудиться. Ибо никто ничего не начинает и не делает без предложения и намерения… Подражай и ты, христианин, таким трудолюбцам, которые трудятся ради временных благ. Они трудятся, взирая на добро тленное и скоропреходящее: ты воззри на вечная благая оком веры, благая, их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1Кор.2). И трудись и сей с надеждою получения тех благ. Воззри на жатву ту, которая будет в последний день, жатву, в которой не земные, но небесные, не тленные, но нетленные, не временные, но вечные собираются плоды, и таким образом теперь на земле, пока имеешь время, пока есть сеяние и приличное время к сеянию не прошло, сей семена твои, чтобы во время той жатвы пожать плоды. Земледельцы и прочие люди, трудящиеся ради земных благ, часто и обманываются в надежде своей. Ибо не всегда доброплодие бывает, и не всегда получают люди, чего желают и ради чего трудятся. Но кто с верою и надеждою и усердием ищет вечных благ, тот не обманывается, но получает их. Ибо верен обещавший. Итак, трудись и ты, и сей ныне, сей с верою и надеждою. Не бойся; семя не погибнет…»¹⁹⁷. Наконец, есть и такие «земледельцы убогие, которые», хотя и «мало собранных плодов имеют, хотя и нужду терпят» от этого, «однако ж берегут их, чтобы было, чтó сеять, и таким образом плоды собрать… Твори и ты, христианин, точно так же, как те убогие и разумные трудолюбцы творят. Убогое имение у себя имеешь, но не всё расточай на домашние твои расходы: береги, чтобы было что посеять и во время жатвы плоды собрать…»¹⁹⁸.

То, чтó мы сказали сейчас, относится, главным образом, к процессу сеяния. После него начинается, как известно, всход семян и произрастение их в тот или другой плод, требующий жатвы. В этом отношении нам известны следующие притчи Христа Спасителя: «Царствие Божие, – говорит Он, – подобно тому, как если человек бросит семя в землю; и спит, и встаёт ночью и днём, и как семя всходит и растёт, не знает он. Ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе. Когда же созреет плод, немедленно посылает серп, потому что настала жатва» (Мк.4:26–29). Как происходит с злачным семенем на поле: так точно, по словам Христа, должно происходить и с благодатным словом Его о царствии в душах всех верующих, – царствии, которое «не приходит приметным образом, ибо оно внутри нас» (Лк.17:20–21) находится. Где же лучше и, так сказать, нагляднее научиться этому невидимому и, поистине, чудесному произращению в нас царствия Божия, как не на поле, на котором растут разные семена? Если Христос, высказывая Своё Божественное учение в притчах, говорил своим многочисленным и разнообразным слушателям: имеяй уши слышати, да слышит (Мф.13:43); то мы, указывая нашим сельским хозяевам-земледельцам на их положение в деле ведения своего сельского хозяйства, можем сказать им: имеяй очи видети, да видит!..

Другая притча в том же роде, это именно – притча о пшенице и плевелах. «Царствие небесное, – говорил Христос, – подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своём. Когда же люди спали, пришёл враг его, и посеял между пшеницею плевелы, и ушёл. Когда взошла зелень, и показался плод, тогда явились и плевелы. Пришедши же, рабы домовладыки сказали ему: господин! не доброе ли семя сеял ты на поле своём? Откуда же на нём плевелы? Он же сказал им: враг человек сделал это. А рабы сказали ему: хочешь ли, мы пойдём, выберем их? Но он сказал: нет; чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы. Оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы, и свяжите их в связки, чтобы сжечь их; а пшеницу уберите в житницу мою» (Мф.13:24–30). Не правдоподобная ли опять картина из земледельческого быта, доходящая в деталях своих до естественной простоты и живости? Прекрасное и в высшей степени назидательное объяснение этой притчи, равно как и вышеприведённой притчи о сеятеле, мы слышим из уст Самого Христа Спасителя. «Сеющий доброе семя, – говорил Он ученикам Своим, когда те просили объяснить им значение притчи о плевелах на поле, – есть Сын человеческий. Поле есть мир; доброе семя, это сыны царствия; а плевелы, сыны лукавого. Враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть ангелы. Посему, как собирают плевелы, и огнём сжигают: так будет при кончине века сего. Пошлёт Сын человеческий ангелов своих, и соберут из царства Его все соблазны и делающих беззаконие. И ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов. Тогда праведники воссияют, как солнце, в царстве Отца их» (Мф.13:37–43). В таком же именно смысле говорил, как известно, Иоанн Креститель приходящим к нему креститься фарисеям и саддукеям: «лопата», которою веют хлеб, «в руке Его», т. е. Христа Спасителя, «и Он очистит гумно своё, и соберёт пшеницу свою в житницу, а солому сожжёт огнём неугасимым» (Мф.3:12). Какие богатые мысли содержатся в этих словах для всех нас, при размышлении о царствии Божием, в особенности же для земледельцев, стоящих столь близко к природе и живущих её жизнью…

Прекрасно рассуждает об этом св. Тихон Задонский в вышеупомянутом нами сочинении своём: «Что пшеница и плевелы, – говорит он, – то благочестивые и нечестивые. Плевелы растут между пшеницею: так нечестивые имеются и обращаются между благочестивыми. Плевелы сначала не распознаются от пшеницы, но потом, когда пшеница начинает созревать и плод творить, оказывается, что они не пшеница, а плевелы: так нечестивые не скоро познаются нечестивыми, но потом мало-помалу оказывается их нечестие и злонравие. От плод их познаете их, говорит Господь. Между плевелами и пшеницею существует великая разница: такая же разница бывает между нечестивыми и благочестивыми. Плевелы, как видим, ни к чему не годны; пшеница для всего полезна: так точно нечестивые ни к какому делу не годятся; благочестивые же на всё полезны. Плевелы, как негодные, во время жатвы собираются в снопы и сожигаются; но пшеница собирается в житницу: так нечестивые, как бесплодные, при кончине века соберутся и свяжутся в снопы, и предадутся вечному огню. Блудники и прелюбодеи, сквернители и студоложники составят свой сноп. Воры, хищники и грабители, похищающие чужое добро, составят свой сноп. Лживые, хитрецы и лукавые составят свой сноп. Клеветники, злоречивые и ругатели составят свой сноп. Лицемеры, которые показывают себя с внешней стороны святыми, но внутри суть злы, составят свой сноп. Эти и прочие беззаконники как бесплодные своему Господу ввергнутся в вечный огонь на сожжение. Но благочестивые, праведные, святые, добрые, как плод слова Божия в терпении творящие, один во сто, другой в шестьдесят, третий в тридцать крат, соберутся в небесное царствие, как пшеница для жатвы… Грешники! покаемся, для того, чтобы не сгореть нам, подобно плевелам, вечным огнём, и сотворим плоды, достойные покаяния, чтобы быть нам, по благодати Божией, пшеницею, которая собирается в небесную житницу…»¹⁹⁹.

Обращал также внимание Своё Господь наш Иисус Христос на поля, засеянные семенами, и останавливался на них Своим взором и мыслью всякий раз, когда случайно приходилось Ему проходить мимо них. Таков, например, эпизод, занесённый евангелистами в свои повествования о жизни и деяниях Господа, о том, что однажды, «в то время, когда Иисус проходил в субботу засеянными полями, ученики Его взалкали, и начали срывать колосья и есть» (Мф.12:1). Известна Его речь по этому поводу, направленная на обличение фарисеев и в уяснение истинного смысла священного писания, неправильно толкуемого ими (Мф.12:2–8). Такова же Его речь о жатве и жателях, произнесённая, без сомнения, в виду какого-либо галилейского поля, покрытого спелою жатвою: «Жатвы много, – сказал Он ученикам Своим, – а делателей мало. Итак, молите Господина жатвы, чтобы Он выслал делателей на жатву свою» (Мф.9:37–38). «Смысл речи без образа таков: велико число народа, ищущее царство Мессии, стремящееся к нему и готовое вступить в него, но мало приготовленных для этого учителей народа. Кроме Христа и Его апостолов, таковых не было». И вот Христос заповедал Своим ученикам «молиться Богу, чтобы Он, по Своей благости и всемогуществу, способствовал образованию новых, не в духе фарисейском и иудейском приготовленных, делателей для нового дела – проповеди народу о наступлении царства Мессии»²⁰⁰. Как эти слова Христовы близко касаются нашего времени, когда у нас ощущается теперь сильный недостаток в подобного рода деятелях ввиду громадного количества людей неверующих!..

В другой раз, когда Иисус проходил чрез Самарию близ города Сихаря, где Он встретился с женою самарянкой, то, обратив внимание на лежащее пред Его очами поле, сказал ученикам Своим: «Не говорите ли вы, что ещё четыре месяца, и наступит жатва? А Я говорю вам: возведите очи ваши, и посмотрите на нивы, как они побелели, и поспели к жатве. Жнущий получает награду, и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут. Ибо в этом случае справедливо изречение: один сеет, а другой жнёт. Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их» (Ин.4:35–38). И здесь образ взят также с поля, с которого Христос вывел соответственное своим слушателям назидание. Такой же образ был взят Им, без сомнения, и тогда, когда Он говорил в известной Своей нагорной беседе: «Посмотрите на воронов и других птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Господь Бог, Отец ваш небесный, питает их» (Лк.12:24; Мф.6:26). В уста же лукавого и ленивого раба в притче о талантах Он влагает следующие слова: «Господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнёшь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал» (Мф.25:24, 26; Лк.19:21–22). Что же значат все эти образы? К какому заключению они приводят нас? Этими и, вероятно, многими другими образами, взятыми Христом Спасителем с поля и производимого на нём земледелия, возлагается на всех нас, особенно же на тех, которые занимаются указанною отраслью сельского хозяйства, прямая и неуклонная обязанность смотреть на свои занятия не с житейской только, узко специальной точки зрения, с какой мы обыкновенно привыкли смотреть на них, а и с той христианской, общечеловеческой точки зрения, какую заповедал нам в Евангелии Сам Господь наш Иисус Христос…

Заключим нашу беседу о христианском взгляде на природу и на самих себя в деле ведения нами земледелия словами известного уже нам святителя Тихона: «У земледельцев, – говорит он, – есть сеяние и жатва: так и у христиан есть свои сеяние и жатва. У земледельцев есть семена: так и у христиан есть свои семена. У земледельцев семена рождаются от семян: так и у христиан от семени слова Божия рождаются духовные семена. У земледельцев бывают семена: рожь, овёс, пшеница, ячмень и прочие; у христиан же семена суть следующие: покаяние, печаль по Богу, воздыхание, слёзы, молитва, благодарение, пение, дела милости, терпение и прочие. Эти духовные семена рождаются от семени слова Божия, падшего на сердцах человеческих. У земледельцев есть приличное время для сеяния и жатвы: так и у христиан есть такое же время. Земледельцы знают время, в которое надобно сеять: так и у христиан есть приличное время, в которое им должно сеять свои семена. Это время есть время настоящей жизни. Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения (2Кор.6). Земледельцы разумные и мудрые не пропускают времени, в которое можно сеять, но тогда трудятся и сеют: так разумные и мудрые христиане не пропускают в настоящей жизни времени, но трудятся и сеют семена свои, каются, творят дела покаяния, творят дела милости и прочее. Ибо нынешнее время есть только время для сеяния: а в будущем веке того не будет. Ныне время благоприятное каяться, плакать о грехах, молиться, добро творить всем: но в будущем веке всё это перестанет. Земледельцы трудятся и сеют с надеждою плода, имеющего родиться от семени: так и христиане трудятся и сеют с надеждою духовного плода, милостивого от Бога воздаяния. Земледельцы спелые плоды трудов своих пожинают во время жатвы: так христиане плоды трудов и семян своих пожнут при кончине века и воскресении их мёртвых. Земледельцы, собирая плоды трудов своих, радуются: так и христиане, видя и собирая плоды трудов своих, возрадуются. Сеющии слезами, радостию пожнут. Ходящии хождаху и плакахуся, метающе семена своя: грядуще же приидут радостию, вземлюще рукояти своя (Пс.125:6). Земледельцы ленивые и нерадивые, которые в приличное время не сеют, и плодов во время жатвы не собирают: так и христиане несмысленные, нерадивые, небрежные, которые теперь духовных семян не сеют, при кончине века и воскресении из мёртвых никаких плодов не пожнут, но бесплодными явятся пред Господом. Ибо как соберут тогда, когда теперь не расточали? Как пожнут тогда, когда теперь не сеяли? Христианин! Потрудимся и посеем теперь семена свои, чтобы тогда с радостью пожать нам плоды трудов своих»²⁰¹. Аминь.

Другой важный вид сельского хозяйства, без чего оно не может даже и существовать, это именно – скотоводство. Из этой области немало можно также привести для нашего назидания примеров, содержащихся в Евангелии и указываемых Христом Спасителем нашим всякий раз, когда Он лично соприкасался с ней или когда это нужно было для Него по тем или другим обстоятельствам Его речи. Так, прежде всего, нужно сказать здесь о том, что в Евангелии нередко упоминается о поле не в смысле только земли, на которой растут семена, но и в смысле луга, на котором пасутся разные животные (Лк.2:8, 17:7, 15:15 и др.). Затем, для занимающихся этого рода сельским хозяйством важно знать и никогда, конечно, не забывать, а всегда содержать в своей памяти и жизни то обстоятельство, что Господь наш Иисус Христос ради нашего спасения родился и возлёг не где-либо в ином месте, а именно в вертепе и яслях бессловесных животных. Господи, в Вифлеем пришед, – поёт св. Церковь в день Рождества Христова, – в вертеп вселился еси; небо престол имея, во яслех восклонился еси; Его же воинства окружают Ангел, пастырем снисшел если, да спасеши, яко благоутробен, род наш: слава Тебе! (Стих. на Рожд. Хр.). Так, поистине, чудесно приняли с небес воплотившегося Господа вертеп и ясли, которые, как дары, принесли Ему земля и пустыня. Что же пастыри, или пастухи, которые, в то время, когда родился Господь, «содержали ночную стражу у стада своего» (Лк.2:8)? Они также принесли Ему дары, это именно – чудо, или проповедь о чуде. Пастырие чудо проповедуют, – как поёт та же св. Церковь в одной из своих стихир. Когда пастухи, как повествует о событии Рождества Христова св. евангелист Лука, «пришли, и нашли Марию, и Иосифа, и Младенца, лежащего в яслях», тогда они, «увидев, рассказали о том, что было возвещено им о Младенце сём» от ангела на поле. «И все слышавшие дивились тому, что рассказывали им пастухи», которые, «возвратились» к своим стадам, «славя и хваля Бога за всё то, что слышали и видели, как им сказано было» (Лк.2:16, 17, 18, 20). И св. Церковь, созерцая величие Рождества Христова, восклицает: Ангели с пастырьми славословят! (конд. праздн.). Поистине, как блаженны те Вифлеемские пастыри, которые первые услышали радостную весть от ангела о рождении Христа Спасителя на земле, которые первые удостоились счастья приютить у себя новорождённого Царственного Младенца и поклониться Ему как Богу. Вот прекрасный образ, достойный кисти всякого художника, – образ, который должны твёрдо напечатлеть в своём уме и сердце как сами сельские хозяева, занимающиеся в своей жизни скотоводством и находящие в этом занятии пропитание для себя и для своего семейства, так и их работники, непосредственно соприкасающиеся с указанною отраслью сельского хозяйства и входящие в их жизнь и деятельность!

Все эти лица, при всех житейских занятиях своих, должны непременно обращать внимание на то Вифлеемское поле, на котором некогда случилось чудесное событие в мире, на тот вертеп и ясли, откуда воссияло для всех нас вечное спасение. Их духовный взор должен постоянно возводиться от земли, на которой родился Христос Спаситель, к небу, где Он теперь пребывает, одесную Бога Отца седя (Кол.3:1). Их мысль должна всегда поучаться крайнему и необычайному смирению и уничижению Христа, Господа нашего, не возгнушавшегося при рождении Своём яслей бессловесных животных. Стало быть, и их занятие, как бы оно, по-видимому, скромно и унизительно для них ни было, может быть богоугодно и спасительно, если только они сумеют воспользоваться им в своей жизни как следует…

Для занимающихся скотоводством важно также знать ещё и то обстоятельство из жизни Господа нашего Иисуса Христа, что Он во время торжественного шествия своего как Царя в Иерусалим воспользовался для этого услугами ослицы и ослёнка, принадлежащих одним сельским хозяевам в селении Вифагия близ Иерусалима. «Ученика пошли, – как говорит св. евангелист Матфей, – и привели ослицу и молодого осла, и положили на них одежды свои, и Он сел поверх их» (Мф.21:6–7). Таким образом, два важных события из жизни Христа Спасителя, Его рождение и вход в Иерусалим, имели близкое отношение к рассматриваемой нами области сельского хозяйства – скотоводству, благословляя и освящая его на будущее время в глазах всех людей на свете.

Но кроме этих, так сказать, догматически-исторических черт, на которые указывает нам скотоводство, последнее содержит в себе также много уроков нравственно-практического свойства. Так, по словам святителя Тихона Задонского, «какое в скоте и звере примечается злонравие, такое имеется и в человеке, благодатию Божиею не отрождённом и не обновлённом. В скоте видим самолюбие, видим, как сам один пищу хочет пожирать, прочий скот не допускает и отгоняет, и пр.: то же самое бывает и в человеке. Сам обиды не терпит, но прочих обижает; сам презрения не терпит, но прочих презирает; сам о себе клятвы слышать не хочет, но на других клевещет; не хочет, чтобы имение его похищено было, но сам чужое похищает; хочет, чтобы кто в нужде ему помог, но сам другим в нужде не помогает; хочет, чтобы алчущий напитан был, нагой одет был, странный в дом введён был, и пр.: но сам другим не делает того. Не хочет себе никакого зла, но желает всякого добра, а другим делает зло, и никакого не делает добра. Хочет у себя всё иметь, но о том, что ближний его ничего не имеет, нерадит. Словом: хочет сам во всяком благополучии быть, и злополучия избегает, но о других, подобных себе людях, небрежёт. Всё это есть скотское и премерзкое самолюбие!.. В скоте примечается гордость: то же самое замечается и в человеке. Видим, как бедный человек других уничижает, себя возносит, других презирает, себя прославляет, других обвиняет, себя извиняет, других осуждает, себя оправдывает, других злословит и хулит, себя хвалит. Видим, как везде первенства ищет, другими владеть, над другими господствовать, другим повелевать, от великого почтение иметь. Что значит измышление прекрасных и златотканных одеяний, богатых домов, высоких карет и дорогих камней, богатых трапез многоразличными яствами и питием наполненных, и прочие суеты и пышности, что, говорю, всё это означает, если не гордость, в сердце человеческом кроющуюся, которая во всём и во всякой вещи ищет себе прославления? Гордость везде и во всём ищет себя показать: смирение же, Богу и человекам любезное, напротив, ищет сокрыться. Видишь, человек, гордость человеческую, познай, что чем мерзостнейший есть пред Богом порок, тем сокровеннейший есть, и мало от кого познается, но только от тех, которые со всяким прилежанием себя рассматривают, и в различных находятся искушениях. Зачем земля и пепел, и сень смертная гордишься?.. Видим в скоте гнев и ярость: то же имеется и в человеке. Видим, как гневается, как негодует, ропщет, ярится, как себя терзает, весь от гнева, как лист от ветру, трясётся, как себя заклинает, как злословит, хулит, и часто страшные хулы извергает, как обидевшему грозит, как на него злобится и ищет всяким способом ему отмстить. Это есть действие богомезкого и пагубного гнева, скрывающегося у человека в сердце!.. Видим, что скоты дерутся: то же видим и в людях, видим сколько ссор и кровопролитий различных между бедными людьми происходит… В скоте примечается хитрость и лукавство: то же пагубное зло имеет и человек в себе, видим, как притворяется, как хочет показать себя снаружи добрым, будучи внутри злым, как хитрит, лукавствует, льстит, лжёт, обманывает, лицемерит… В скотах примечается хищение: то же обнаруживается и в человеке; и сколько явных, тайных, и лютых хищения способов вымышляет человек, невозможно даже исчислить, так что мало кто от того бывает свободен, а особенно купцы, мастеровые люди, приказные служители, господа помещики, которые крестьян имеют, казначеи богатые, славные, и прочие, мир и богатство, славу и часть любящие люди… В скотах примечается обжорство: то же бывает и в человеке. В скотах видится нечистота: то же видим и в человеке, видим, как бедный человек, как свинья в грязи, в сластолюбии валяется… В скотах примечается леность: видим то же и в человеке, видим, как нерадит и небрежет о себе самом, о своём спасении и пр. Но, что хуже того и более умножает бедность и окаянство человеческое, так это то, что те злые нравы, которые находятся в различных зверях и скотах, те все в одном человеке необновлённом имеются. Бессловесные иные горды, но иные смиренны; иные хитры и лукавы, но иные просты; иные сердиты и гневливы, но иные кротки; иные ленивы, но иные бодры и пр. А в грешнике бедном всякое злонравие имеется: горд, гневлив, хитр, лукав, нечист и пр. О! какой смертоносный яд, какое великое и пагубное зло в сердце человеческом кроется, как беден и окаянен человек! Внешним видом своим, по созданию, он показывает, что человек есть, но внутри, поистине, скот и зверь есть, и даже гораздо хуже скота и зверя. Ибо не одного какого-либо скота и зверя, но всех скотов и зверей злонравие имеет в себе. О бедный человек! В какое ты состояние пришёл, согрешивши Господу и Создателю твоему, послушавши совета лукавого врага твоего… Лишил себя Божественного образа и подобия, и изобразил скотское безобразие, был сообразен и подобен Богу, но сделался безобразен и подобен скотам. И человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным, и уподобися им (Пс.48). Человече бедный, ты, который крестился во имя Святой Троицы, и имя своё записал Иисусу Христу Сыну Божию! Смотри, какая мерзость в сердце человеческом кроется! Какая тебе польза в том, что ты имя Божие исповедуешь, и часто взываешь: Господи, Господи, а такой злой и скотский нрав в себе имеешь? Как можешь войти в царствие Божие человек, имеющий такую нечистоту, если он не обратится от всего сердца к Богу и не обновится истинным покаянием, сокрушением сердца, тёплыми слезами и благодатию Святого Духа?»²⁰²… Далее, по словам того же святителя Тихона, мы можем видеть ещё следующее явление из области скотоводства: «Куда одна скотина пойдёт, за нею и прочий скот идёт, последуя ей часто туда, откуда не польза, а вред ему бывает. Так точно многие люди безрассудно делают и по чувствам, а не по разуму поступают, и друг другу по примеру скотскому последуют, не внимая: полезно ли им то будет или вредно. Мы видим эту беззаконную и пагубную в мире ревность. Так, например, один начал частые банкеты строить, пить, гулять и упиваться, и прочих спаивать: то же делает и другой и пр. Один начал щеголять: последуют ему и прочие. Один много собрал богатства: и прочие о том же заботятся. Одна бесстыдница намазывает лицо своё белилами и красками: последуют ей и прочие, и делают со вредом для себя всё, что и одна. Один беззаконный купец просит у торговца цены высшие, нежели товар стоит: и клятву к тому придаёт, и святое и страшное имя Божие в том беззаконном деле призывает: делают то же и прочие, подобные ему люди: так и бедные люди друг другу подражают на свой вред и погибель. Всё это есть безрассудное дело! Всё это есть скотское последование!.. Скоты суть, а не люди, которые одним чувствам, а не разуму последуют… Мы не только чувство, но и разум имеем: мы можем рассудить, что добро и что зло, что полезно и что вредно. Итак, когда видим, что люди делают, то не чувством, по примеру скотов, но разуму последовать должны»²⁰³… Такие богатые и назидательные уроки мы можем извлекать из области сельского хозяйства, носящего название: скотоводство, – уроки, нравственно воспитывающие нас в христианской жизни.

Затем, что касается притч Христа Спасителя, имеющих ближайшее отношение к рассматриваемой нами области сельского хозяйства, то из них, прежде всего, следует остановиться здесь на притче Его о добром пастыре, сказанной Им в присутствии иудеев незадолго до Своего страдания и смерти. Притча эта, имеющая особенное значение в указанном отношении, по словам св. евангелиста Иоанна, следующая: «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник. А входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушают голоса его, и он зовёт своих овец по имени, и выводит их. И когда выведет своих овец, идёт пред ними, а овцы за ним идут, потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса» (Ин.10:1–5). Когда слушатели Христовы не поняли смысла этой притчи, тогда Он объяснил им значение её в следующих словах: «Истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам. Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники; но овцы не послушали их. Я есмь дверь: кто войдёт Мною; тот спасётся, и войдёт, и выйдет, и пажить найдёт. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришёл для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наёмник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наёмник бежит, потому что наёмник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора: и тех надлежит Мне привесть: и оне услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь» (Ин.10:7–16). В этой прекрасной и несравненной притче Христовой, в которой под образом пастыря, пасущего и стерегущего стадо, разумеется Сам Христос Спаситель, по Его собственным словам; под образом овчего двора, где питается и сохраняется стадо, разумеется св. Православная Церковь; под образом воров и разбойников, грабящих и похищающих овец из стада, – разумеется диавол и его сподручники из того и из этого мира; под образом наёмников, нерадящих об овцах, разумеются пастыри, пренебрегающие своими пастырскими обязанностями, под образом овец иного двора, – разумеются люди, не просвещённые светом веры Христовой; – в этой, говорим, притче Христовой как живо и естественно представлены образы из знакомой всем и каждому из нас области сельского хозяйства, носящей в житейском быту названия скотоводства! Правда, приведённая нами притча имеет приложение, главным образом, к церковной жизни: она знаменует собою истинных пастырей Христовой Православной Церкви, как поставленных Самим Богом для руководствования христиан по пути вечного спасения, и ложных пастырей других церквей или обществ, инославных и нехристианских; но помимо этого значения её, из неё могут, по нашему мнению, вывести для себя полезное назидание и все остальные люди, особенно же те, которые близко стоят к вышеуказанной области сельского хозяйства. Это назидание должно касаться прежде и более всего, конечно, внутренней, духовной стороны их жизни, а также должно состоять в урегулировании отношений, замечаемых в их внешней или телесной жизни. Как пастырь духовно-благодатного стада не может быть назван этим именем в истинном смысле этого слова, если он пасёт только самого себя, а не стадо, к которому приставлен свыше: так, наоборот, пастух естественно-животного стада не может быть таким, если он не пользуется от своего стада чем-либо для себя в земной жизни своей. Справедливо сказал св. апостол Павел: «Кто, пася стадо, не ест молока от стада?» (1Кор.9:7) – давая этим самым разуметь, что всякий пастух имеет право на прокормление себя от своих трудов, которые он несёт в своей пастушеской жизни. Но, с другой стороны, в высшей степени прискорбно было бы видеть ту картину из пастушеского быта, если бы пастухи и, вообще, все люди, так или иначе соприкасающиеся с этой отраслью сельского хозяйства, хорошо пасли свои стада различных животных, но плохо пасли самих себя относительно царствия Божия. Вот об этом-то последнем и должна всегда напоминать им притча Христа Спасителя о добром пастыре…

Кроме этой притчи, Иисус Христос любил также весьма часто сравнивать Себя с пастырем бессловесных животных, а своих слушателей, к которым Он обращался с речью, по тем или другим поводам их жизни и деятельности, с овцами стада, порученного Ему Отцом небесным. Так, например, Он говорил тем же неверующим в Него иудеям: «Вы не верите; ибо вы не от овец Моих, как Я сказал вам. Овцы Мои слушаются голоса Моего, и Я знаю их, и они идут за Мною. И Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек; и никто не похитит их из руки Моей. Отец Мой, который дал Мне их, больше всех; и никто не может похитить их из руки Отца Моего» (Ин.10:26–29). Однажды, «видя толпы народа, – замечает евангелист Матфей, – Христос сжалился над ними, что они были изнурены и рассеяны, как овцы, не имеющие пастыря» (Мф.9:36; ср. Мк.6:34). В другой раз, именно в ночь пред страданиями Своими, Он говорил ученикам Своим: «Все вы соблазнитесь о мне в эту ночь; ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы стада» (Зах.13:7; Мф26:31). Иногда же Он говорил им: «Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам царство» (Лк.12:32). «Идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева… Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков» (Мф.10:6, 16). А св. апостолу Петру, в частности, он сказал однажды: «Паси овец Моих» (Ин.21:17).

Пользовался, как известно, всякий раз, как только представлялся к тому удобный случай, Христос Спаситель образами из области скотоводства, когда желал научить своих слушателей той или другой истине из их житейского быта. Так, напр., фарисеям, которые готовы были поймать Его на каждом шагу и обвинить за то, что Он исцеляет в субботу, Христос говорит следующее: «Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадёт в яму, не возьмёт её и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы!» (Мф.12:11–12). Или же: «Если у кого из вас осёл или вол упадёт в колодезь; не тотчас ли вытащит его и в субботу?» (Лк.14:5). А также ещё: «Не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу, и не ведёт ли поить?» (Лк.13:15). Далее, известна в этом отношении одна притча Христа, которую он высказал ученикам Своим, именно притча Его о работнике, возделывающем поле или пасущем стада. «Кто из вас, – говорит Христос, – имея раба пашущего или пасущего, по возвращении его с поля, скажет ему: пойди скорее, садись за стол? Напротив, не скажет ли ему: приготовь мне поужинать и, подпоясавшись, служи мне, пока буду есть и пить; и потом ешь и пей сам? Станет ли он благодарить раба сего за то, что он исполнил приказание? Не думаю. Так и вы, – заключает Господь, – когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие; потому что сделали, что должны были сделать» (Лк.17:7–10). Несколько иной смысл имеет притча Христа, которую Он высказал фарисеям и книжникам в ответ на их ропот за то, что «Он принимает грешников и ест с ними». Притча эта следующая: «Кто из вас, – говорит Христос, – имея сто овец, и потеряв одну из них, не оставит девяносто девяти в пустыне, и не пойдёт за пропавшею, пока не найдёт её? А нашедши, возьмёт её на плечи свои с радостью. И пришедши домой, созовёт друзей и соседей, и скажет им: порадуйтесь со мною; я нашёл свою пропавшую овцу. Сказываю вам, – объясняет нам Сам Господь значение этой притчи, – что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк.15:2–7).

Наконец, все сельские хозяева, занимающиеся скотоводством, должны твёрдо помнить и никогда не забывать следующей истины, выраженной Христом Спасителем под таким прекрасным образом из той же области: «Когда приидет Сын человеческий во славе Своей, и все святые ангелы с Ним: тогда сядет на престоле славы Своей. И соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов. И поставит овец по правую свою сторону, а козлов по левую» (Мф.25:31–33). И мало того, чтобы только помнить и не забывать, но и стараться о том, чтобы удостоиться участи первых и избегнуть участи последних. «И пойдут сии», – говорит Господь, – т. е. козлы, под которыми разумеются грешники, «в муку вечную», а те – овцы, под которыми разумеются праведники, «в жизнь вечную» (Мф.25:46). «Христиане в Святом Писании овцами называются потому, – говорит св. Тихон Задонский, – что между христианами и овцами немалое сходство. Овцы никакому скоту не делают обиды: так христиане никого не обижают. В овцах примечается простота. Когда одну овцу волк режет, не бегут прочь, но все на неё смотрят: так христиане суть простосердечны, просты на зло, но мудры на добро (Рим.16:19). Овцы великую пользу приносят хозяевам, т. е. подают им волну, или шерсть, молоко, кожу, мясо: так христиане всем добры и полезны суть, и Богу и Господу своему приносят жертву хваления и исповедания. В овцах примечается мир и согласие; ибо и в малой хлевине много их помещается: так христиане мирны суть и согласны между собою. В овцах примечается кротость и терпение; когда стригут их, молчат, и когда бьют, молчат: так христиане суть смиренны, кротки и терпеливы. В овцах не примечается зависти; ибо, когда едят, не дерутся между собою: так и христиане не завистливы суть. Овцы весьма алчны, ибо много едят: так христиане, хотя благочестивы суть, всегда алчут и жаждут благочестия. Овцы пастухам своим послушны: так христиане Пастырю и Господу своему Иисусу Христу показывают послушание: овцы моя гласа моего слушают, говорит Христос (Ин.10). Видишь, христианин, свойство овец Христовых, истинных христиан: рассуждай сам с собою, принадлежишь ли ты к этому благословенному стаду. Если хочешь в ограде небесной быть, то надобно тебе быть непременно овцою Христовою…»²⁰⁴. Напротив, «козлищам злые люди уподобляются, – по словам того же святителя, – ибо немалое сходство между козлищами и злыми людьми. Козлища почти всякий скот рогами своими бодают и обижают: так злые люди всякому человеку, доброму и злому, или делом, или словом причиняют обиду. В козлищах примечается гордость; ибо ходят в особенности по высоким местам, по стремнинам, а часто и на здания взбираются: так злые люди гордятся, и высоко возносятся. Козлища всегда стараются в стаде быть на переду: так злые люди всегда хотят над другими начальствовать, или первое иметь место. Козлища, когда их влекут куда-либо или бьют, не молчат, но кричат: так злые люди, когда наказываются, не терпят, но ропщут, а часто и хулят: какая-де моя вина? В чём я согрешил? и пр. Козлища особенный какой-то издают смрад: так злые люди смердят злонравием и беззаконным житием. Примечай, христианин, сходства козлищ и злых людей, и помни, что написано об овцах и козлищах: и соберутся пред Ним (Христом Царём) вси язы́цы: и разлучит их друг от друга, якоже пастырь разлучает овцы от козлищ. И поставит овцы одесную себе, а козлища ошуюю (Мф.25). Итак, исправляй себя покаянием и молитвою, да будешь овца Христова, да не явишься тогда, как козлище, когда разлучатся добрые от злых, как овцы от козлищ»²⁰⁵. Этими словами святителя Тихона мы считаем лучше всего заключить нашу беседу о христианском взгляде на природу и на самих себя в деле ведения нами скотоводства…

Третий вид сельского хозяйства, достойный внимания каждого, занимающегося им в своей жизни, это именно – лесоводство и садоводство. Из этой области Евангелие также богато примерами и сравнениями, которые Христос Спаситель любил приводить в беседах с Своими слушателями для вразумления и наставления их той или другой истине. Так, например, Он однажды «уподобил царствие Божие зерну горчичному, которое, когда сеется в землю, есть меньше всех семян на земле. А когда посеяно, всходит, и становится больше всех злаков, и пускает большие ветви, так что под тенью его могут укрываться птицы небесные» (Мк.4:30–32). «Здесь виден, – как говорит Дидон, – символ Церкви Христовой – горчичное зерно, соделавшееся громадным деревом, ветви которого распростёрлись над всею землёю и господствуют над всем. Самые великие умы, – по его словам, – эти птицы небесные с могучими крыльями, уставая от своего полёта и будучи утомлены своею мудростию, из века в век отдыхали по сению учения Иисусова, которое одно только успокаивает, укрепляет и просвещает»²⁰⁶. Но и каждый из нас, кто бы он ни был, может видеть на самом себе из этого предложенного ему образа силу царствия Божия, сначала неприметным образом приходящего в душу человека и только потому уже дающего о себе знать по плодам его в жизни. Тому же самому горчичному зерну, которое есть самое малое из всех семян, но которое со временем вырастает в дерево и становится больше всех произрастений земных, Христос Спаситель уподоблял, как известно, веру людей в Него как Всемогущего Господа. Так, Он говорил однажды Своим ученикам: «Если бы вы имели веру с зерно горчичное, и сказали смоковнице сей: исторгнись, и пересадись в море; то она послушалась бы вас» (Лк.17:6). В другой раз Он говорил им: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно, и скажете горе сей: перейди отсюда туда; и она перейдёт, и ничего не будет невозможного для вас» (Мф.17:20).

Рассматриваемая область сельского хозяйства послужила, как известно, для Христа Спасителя прекрасным образом для Его притчи о двух сыновьях, посланных одним человеком для работы в винограднике, – из которых один оказался сначала непослушным воле своего отца, а потом чрез некоторое время исполнившим её в точности; другой же, хотя послушным на словах, но на деле не исполнившим её как следует (Мф.21:28–32), – и для притчи Его о злых виноградарях, убивших сначала слуг, посланных хозяином виноградника, и затем и единственного его сына-наследника (Мф.21:33–41) . В первой из указанных нами притчей под двумя сыновьями, посланными в виноградник, разумеются, с одной стороны, мытари и блудницы, изображающие собою непослушного сына; а с другой, книжники и фарисеи, изображающие сына послушного. «Под работою же в винограднике разумеются труды благочестия в церкви Божией, исполнение воли Божией, заповедей, добродетелей, вообще, жизнь добрая, благочестивая»²⁰⁷. Во второй притче, в которой Христос для известной Своей мысли воспользовался образом зажиточного сельского хозяина-садовода: «Был некоторый хозяин дома, – говорит Он, – который насадил виноградник, обнёс его оградою, выкопал в нём точило, построил башню, и, отдав его виноградарям, отлучился. Когда же приблизилось время плодов, он послал своих слуг к виноградарям, взять свои плоды» (Мф.21:33–34), – в этой притче, под виноградником разумеется ветхозаветная Церковь Божия, и вся она (притча) имеет преимущественно историческое значение. Так, под Хозяином виноградника разумеется Бог Отец; под оградой ветхозаветный закон, «данный народу избранному, как бы некую ограду, отделявшую его от иноплеменных»²⁰⁸; под точилом и башней – алтарь и храм (Злат.; ср. Феофил.); под виноградарями разумеются «все приставники или представители религиозной и политической жизни народа, обязанные в особенности возделывать виноградник церкви Божией»²⁰⁹; под слугами хозяина – пророки Божии; наконец, под сыном-наследником – Сын Божий, Господь наш Иисус Христос. Но, помимо этого исторического значения своего, упомянутая притча имеет ещё, как известно, и другое, нравственное значение. Такое значение имеет она как для всех людей вообще, так в особенности для сельских хозяев, занимающихся специальною отраслью садоводства, насаждением и возделыванием винограда, и тому подобных произрастений. Угроза, высказанная в этой притче устами Христа: «Злодеев сих (т. е. виноградарей, убивших слуг и сына хозяина) предаст злой смерти; а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои» (Мф.21:41), – эта угроза, говорим, может относиться и ко всем нам, нерадивым и беспечным относительно приобретения царствия Божия, христианам. «Нам всем вверен духовный виноградник, от которого Господь Бог ожидает плодов; нам всем Господь Бог дал способности, назначив и обязанности, которые всякий должен исполнять в том состоянии, в котором Бог поставил. Для научения нашего нам проповедано слово спасения. Но если мы не будем исполнять заповедей Божиих, не будем приносить добрых плодов спасительной веры, то и от нас, по слову Христа Спасителя, отнимется царствие Божие и дано будет народу, приносящему плоды его (Мф.21:43)». «Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?» (Мф.7:16) – заметил однажды тот же Христос. Поистине: «Не собирают смокв с терновника, и не снимают винограда с кустарника» (Лк.6:44).

Несколько сходна по своему содержанию и смыслу с указанными притчами Христовыми и притча Его о хозяине, нанявшем работников в виноградник свой, и о расплате, произведённой им на основании договора, заключённого им при найме: «Царствие небесное, – сказал Христос, – подобно хозяину дома, который рано поутру» и в другие часы дня «вышел нанять работников в виноградник свой. И, договорившись с работниками по динарию на день, послал их в виноградник свой» на работу (Мф.20:1–16).

Сюда же, т. е. к рассматриваемой области сельского хозяйства принадлежит и притча Христова о бесплодной смоковнице, которой Он воспользовался для того, чтобы представить нам образ для покаяния. «Некто имел, – говорит Христос, – в винограднике своём посаженную смоковницу, и пришёл искать плода на ней, и не нашёл. И сказал виноградарю: вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице, и не нахожу, сруби её: на что она и землю занимает? Но он сказал ему в ответ: господин! оставь её и на этот год, пока я окопаю её и обложу навозом; не принесёт ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь её» (Лк.13:6–9). В этой притче смоковница, не приносящая плода, означает людей, живущих без веры в Бога, без любви к Нему и ближнему, без покаяния во грехах своих, – словом, таких людей, в сердцах которых семя слова Божия остаётся пусто и бесплодно. Но, с другой стороны, эта притча изображает нам Господа долготерпеливого и многомилостивого, не желающего кому-либо из нас вечной погибели, но желающаго всем спастися и в разум истины приити. Как это должно быть утешительно и отрадно для нас!..

Такое же значение имеет, без сомнения, и та «смоковница, покрытая листьями», которую однажды Христос Спаситель, по словам евангелиста Матфея, «увидел при дороге (на пути из Вифании в Иерусалим), подошёл к ней, и, ничего не нашедши на ней, кроме одних листьев; ибо, – прибавляет евангелист Марк, – ещё не время было собирания смокв, сказал ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек. И смоковница тотчас засохла». Когда на другой день, «поутру, ученики, проходя мимо» того места, «увидели, что смоковница засохла до корная, и, удивившись» этому событию, «говорили: как это тотчас засохла смоковница»; тогда «Иисус сказал им в ответ: истинно говорю вам: если будете иметь веру, и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано с смоковницею, но если и горе сей скажете: поднимись, и ввергнись в море; будет» (Мф.21:19–21; Мк.11:13–14, 20–23). И св. Церковь, желая пробудить в нас подобные чувствования покаяния и веры, обращается ко всем нам в одной из своих стихир с такого рода наставлением: изсохшия смоковницы за неплодие прещения убоявшеся, братие, плоды достойны покаяния принесем Христу (во св. и вел. пон. на веч. стих.).

С того же самого дерева – смоковницы Христос Спаситель взял, как известно, пример или подобие, когда говорил ученикам Своим о втором пришествии Сына человеческого на землю: «От смоковницы возьмите подобие: когда ветви её становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето. Так, и когда вы увидите то (чтó Я говорил вам относительно этого пришествия) сбывающимся, знайте, что близко царствие Божие» (Мф.24:32–33; Лк.21:29–31). В этом случае как близко подходят к этим словам Христовым другие слова Его, сказанные Им в ответ фарисеям и саддукеям, когда они, искушая Его, просили показать им знамение с неба: «Вечером вы говорите: будет ведро, потому что небо красно. И поутру: сегодня ненастье, потому что небо багрово. Лицемеры! различать лицо неба вы умеете; а знамений времён не можете?» (Мф.16:1–3).

Обращал также внимание Господь и на всякое другое дерево и растение из области лесоводства и садоводства, которым пользовался всякий раз, когда нужно было это сделать в целях назидания своих слушателей, для того, чтобы вывести им из природы живой и поучительный образ, научающий их той или другой истине царствия Божия. Так, напр., Он говорил Своим слушателям в нагорной беседе Своей следующее: «Всякое дерево доброе приносит и плоды добрые; а худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые. Всякое дерево познаётся по плоду своему… Или признайте дерево хорошим и плод его хорошим; или признайте дерево худым и плод его худым; ибо дерево познаётся по плоду» (Мф.7:17–19, 12:33; Лк.6:43–44). Такой прекрасный образ, взятый от видимой природы, Христос, как известно, представил Своим слушателям, а в лице их, конечно, и всем нам – христианам, в предостережение от лжепророков и других вредных людей, которые, по Его словам, часто «приходят к нам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные». Вот по плодам-то, или делам в жизни, и велит Господь распознавать их (Мф.7:16, 20). Как же, поэтому, должен быть близок указанный образ для всех нас, особенно же для тех, которые, по условиям своей внешней жизни, поставлены самым положением своим в более или менее тесное отношение к природе! В таком же именно духе проповедовал, как известно, и св. Иоанн Креститель: «Уже и секира при корне дерев лежит, – говорил он фарисеям и саддукеям, – всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф.3:10), – разумея в этом случае под секирою, готовою посечь и уничтожить дерево, гнев Божий на людей упорных и не раскаивающихся во грехах своих. Этот образ должен быть также весьма близок сердцу каждого из нас, поскольку мы оказываемся в жизни своей грешниками, противящимися воле Божией. Прекрасно рассуждает об этом святитель Тихон Задонский в своём сочинении «Сокровище духовное, от мира собираемое», выдержки из которого мы приводили уже несколько раз: «Видим, – говорит он, – что садовник, довольно ожидая от яблони или иного какого дерева плода, и усмотря, что не даёт желаемого ему плода, посекает дерево то как негодное и бесплодное и в огонь бросает. Так суд Божий постигает и посекает нераскаянного грешника. Бог как преблагий и человеколюбивый ожидает от грешника покаяния и долготерпит ему, но когда уже видит, что он в нераскаянии живёт, как и жил, тогда праведным Своим судом посекает его, и в вечный огнь вметает… И хотя не все беззаконники по недоведомым судьбам Божиим здесь казнятся, однако же все смертию, как секирою, посекаются, и в огонь вечный ввергаются, и таким образом принимают заслуженный свой жребий. И это-то есть, что Предтеча святый сказал: уже и секира при корени древа лежит. Всяко убо древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает, и во огнь вметаемо… (Мф.3)»²¹⁰. Так бывает с худым деревом, которое изображает собою нераскаянного грешника. Теперь, что касается хорошего дерева, под которым нужно разуметь доброго христианина, то о нём мы находим у того же святителя следующее рассуждение: «Дерево хорошее от хорошего семени бывает. Добрый христианин от Божия слова небесного и доброго семени рождается, по писанию: порождени не от семени истленна, но неистленна, словом живого Бога и пребывающа во веки (1Пет.1). Дерево хорошее познаётся от хороших его плодов: так добрый христианин познаётся от добрых дел. От дерева хорошего хорошие плоды извнутрь его рождаются: так добрый христианин извнутрь, от сердца и нелицемерно, добрые творит дела. Дерево хорошее показывают хорошие плоды, а не делают хорошим: так христианина доброго показывают добрые дела, а не делают добрым. Дереву надобно прежде хорошим быть, и тогда хорошие плоды творить. Ибо дерево худое не может хороших плодов творить: так христианину надобно прежде сделаться добрым, и тогда добрые дела творить. Дерево хорошее приносит плоды хозяину и прочим людям: так добрый христианин творит добрые дела для славы имени Божия и пользы ближних своих. Хорошие плоды хорошего дерева, хотя и висят воочию всех на дереве, однако ж, приписываются не дереву самому, но семени хорошему, от которого дерево произросло: так и добрые дела, хотя и творит их добрый христианин, должно приписывать благому и человеколюбивому Богу, который доброе семя на сердце человеческом посеял и добрым его сделал, помогает ему и укрепляет его добро творить. Ибо без Бога и добрым быть, и добро творить невозможно, по слову Господню: без Мене не можете творити ничесоже (Ин.15). Дерево хорошее, чем более обрубается и очищается от делателя, тем более плод приносит: так добрый христианин, чем более наказывается и исправляется от небесного делателя Бога, тем лучший бывает и более добрых дел творит. Дерево хорошее всем без разбору домашним и чужим плоды свои даёт: так добрый христианин всем, друзьям и врагам, знаемым и незнаемым, добро творит, подражая в том небесному Отцу, Который солнце свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и на неправедныя (Мф.5)»²¹¹. Таковы нравственные уроки относительно худого и хорошего дерева, о которых говорит нам слово Божие, – уроки, заимствованные нами у святителя Тихона. Кроме этого, у него мы находим несколько уроков относительно деревьев вообще. Так, напр., он останавливается мыслью своею на высоком дереве среди малого леса и выводит отсюда приличное назидание: «Как дерево высокое посреди низкого леса, – говорит он, – так человек, на чести пребывающий, посреди подлых людей. Дерево высокое всеми издалека видно: так на чести сидящего человека все видят. Чем выше дерево, тем оно дальше и большими людьми видится: так, чем более высокий властелин, тем более многие люди его знают, и, что он делает или говорит, ведают. Высокое дерево всякому ветру и буре подлежит, и от всякой непогоды обуревается: так высокий властелин всякому искушению и бедствию подлежит, и чем выше властелин, тем большему подвержен искушению. На малое дерево не всякий находит ветер: а на высокое всякий и отовсюду веет, и колеблет его»²¹²… Далее, «когда высокое дерево, посреди малого леса стоящее, падает, то далеко бывает слышно падение его, и сокрушает много малого леса, близ себя стоящего. Так, когда в великий грех падёт пастырь, или иной какой властелин, то далеко падение его прослышится, и многих соблазнит. Ибо невозможно, поистине, невозможно падениям пастырским и властелинским утаиться, как они ни скрывают это. Далеко послышится падение их, как высоких дерев падших. То-то или то-то сделал он. Кто? Епископ или священник, губернатор или воевода, князь или царь, или иной какой властелин, или хозяин в доме. Падёт отец, и знают дети его. Падёт господин, и знают рабы его. Падёт пастырь, и знают люди его. Падёт судья, и знают все. Падёт царь, и везде слышится падение его. Так пал царь Израилев Давид, и все узнали падение его. И хотя всяким образом старался скрыть падение своё, однако везде пронеслось так, что весь свет узнал. Видим то же самое и ныне. Падают и ныне власти, и все узнают падение их»²¹³… Совсем иное явление представляет собою малое деревцо, по словам того же святителя Тихона. «Видим, – говорит он, – что малое деревцо ко всякой стороне удобно преклоняется, куда бы только ни преклонилось. Ибо куда преклонится, туда и растёт. Так имеется юное и малое отроча. Чему оно научается, к тому и привыкает: и к чему привыкает, то и в прочее время творить будет. Научится ли добру в юности своей, добрым и во всю свою жизнь будет. Научится ли злу, как в юности, таким же и во всю жизнь будет, и из малого отрока может быть диавол и ангел. Какое воспитание и наставление будет иметь, таков будет и в жизни. Ибо от воспитания, как плоды от семени, зависит всё остальное время жизни…»²¹⁴. «Малое деревцо, когда исторгается из земли, удобно исторгается: так всякая злая страсть, пока ещё не вкоренилась в сердце и не застарела, без труда от человека изымается. Великое дерево неудобно и с великою трудностию исторгается из земли; так как глубоко корень свой в землю утвердило. Так застарелая страсть, в сердце человеческом глубоко вкоренившаяся, с великою неудобностию и трудностию исторгается…»²¹⁵. Встречаются ещё в области лесоводства и садоводства прямые и кривые деревья. Что же обозначают собою они в этом случае? По словам того же святителя, «что прямое и кривое дерево, то есть правое и неправое сердце. Как прямое и кривое дерево между других дерев встречаются, так бывает правое и неправое сердце. Прямое с кривым не ладится: так между правым и неправым сердцем нет никакого сходства и согласия… Прямое дерево ко всякому делу годится, всё из него можно делать; но кривое дерево ни к чему не годится: так правое сердце ко всякому чину и званию и общей пользе годится и потребно: но неправое сердце ни к какому званию и чину не годится: оно, где ни будет, во всём воли своей, а не Божией, будет последовать: везде скверной своей корысти, а не общей пользы будет искать…»²¹⁶.

Кроме разного рода деревьев, Христос Спаситель, как мы сказали, обращал также внимание с тою же самою целью, т. е. с целью научения своих слушателей какой-либо истине царствия Божия, и на всякое другое растение. Так, напр., Он однажды высказал Своим ученикам следующие слова: «Всякое растение, которое не Отец Мой небесный насадил, искоренится» (Мф.15:13). «С растением» здесь «сравнивается учение», которое «насаждается в духе, чтобы, возрастая, в продолжение жизни, приносить плоды добродетелей, обнаруживающиеся в поведении человека. Точно так же», как мы видим, «и люди нередко сравниваются с растением или деревом, добрые – с добрым, недобрые – с дурным». Вследствие этого образная речь Христа Спасителя будет значить то, что «всякое учение, не от Бога происшедшее и с учением Божиим несогласное, а равно и люди, или измыслившие такое учение, или поддерживающие его, не устоят пред истиною слова Божия, и рано или поздно разоблачится ложь их»²¹⁷. В другой раз, именно в нагорной беседе Своей, говоря против многопопечительности людей вообще и роскоши их в одежде в частности, Христос не преминул воспользоваться для этой цели полевыми цветами – лилиями, которые, может быть, представились в то время Его взору и которые, вероятно, росли тут же, на равнине, где стоял народ и слушал Его речь. «И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут? Не трудятся, не прядут. Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них. Если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает: кольми паче вас, маловеры!» (Мф.16:28–30).

Наконец, все сельские, как хозяева, так и их работники, занимающиеся лесоводством и садоводством, должны знать и твёрдо содержать в своём уме и сердце то обстоятельство из жизни Господа нашего Иисуса Христа, что Он однажды сравнил себя с зеленеющим деревом, а в другой раз – с виноградною лозою. «Если, – сказал Он плачущим по Нём дщерям Иерусалимским в то время, когда Его вели на крестную смерть, – если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?» (Лк.23:31). «Я есмь истинная виноградная лоза, – говорил Он в трогательной прощальной беседе с учениками Своими, – а Отец мой виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает, и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Вы уже очищены чрез слово, которое Я проповедал вам. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нём, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и горят. Если пребудете во Мне, и слова Мои в вас пребудут; то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам. Тем прославится Отец Мой, если вы принесёте много плода, и будете Моими учениками» (Ин.15:1–8). Кто из нас, скажите, не испытывал при чтении или слышании этих слов Христовых все прелести от естественной живости и простоты их, слов неизъяснимых и понятных самих по себе, без всяких, излишних в этом случае, комментариев к ним? Но, для того чтобы эта прелесть, эта сила обаятельного влияния их на нас имела ещё большее значение, – для этого нелишне будет вспомнить, при какой именно обстановке они были произнесены Христом Спасителем нашим. Они были произнесены, как известно, ночью в той горнице Иерусалимской, где была совершена Им тайная вечеря, в виду сада, находящегося за потоком кедрским, – сада, в котором росли многочисленные виноградные лозы и в который потом вошёл Иисус с учениками своими (Ин.18:1), при раскрытых, может быть, дверях и окнах той горницы, где Он сидел за столом и куда отовсюду пахло богатой палестинской природой. В этой же самой горнице и за этой самой вечерей Христом были произнесены, как известно, и следующие, имеющие значение по отношению к рассматриваемому вопросу из области сельского хозяйства, слова: «Пейте из неё все; ибо сие есть кровь Моя нового завета, за многих изливаемая, во оставление грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в царстве Отца Моего» (Мф.26:27–29), – слова, которые Он произнёс после того, как взял в Свои руки чашу с вином, разбавленным по обычаю водою, вместе с благодарением Богу и благословением. И с тех пор в св. Церкви Христовой под образом виноградного вина, невидимо и чудесно пресуществляемого во время Божественной литургии благодатию Св. Духа, верующие вкушают и причащаются истинной крови Христовой… В заключение нашей беседы о христианском взгляде на природу и на самих себя в деле ведения нами лесоводства и садоводства приведём слова святителя Тихона (Задонского) о лозе и ветвях, изображающих Христа и христиан между собою. «Ветви с лозою соединены, – говорит он, – так христиане со Христом духовно соединены. Ветви от лозы сок принимают, и плод творят: так христиане от Христа живительную силу добронравия и добродетелей принимают, и плоды добрых дел рождают. На ветвях, хотя и видится плод, но приписывается он лозе: так христиане, хотя и приносят плод добродетелей, однако ж, Христу Сыну Божию приписываются они. Ветви сами по себе без лозы не могут плода творить, так христиане без Христа ничего не могут творить. Ветви обрубаются и очищаются садовником, чтобы лучший и больший плод приносили, так христиане от небесного Отца наказываются, с той целию, чтобы множайший и приятнейший плод добродетелей приносили. Ветви снаружи некрасивы, но внутри хороший и приятный сок и плод содержат: так христиане снаружи некрасивы, презренны, но внутри добры, не красноречиво говорят, но хорошо живут. Ветви, чем более плодами обременяются, тем более к земле преклоняются и ниспускаются: так христиане, чем более добрых дел творят, тем более смиряются. Ветви плод творят ради делателя, так христиане добрые дела творят по слову небесного Отца, от Которого всякое добро происходит. Ветвь, не приносящая плода, отсекается от лозы: так христианин, который не творит доброго плода, отторгается от Христа. Ветвь, отсечённая от лозы, засыхает: так христианин, отторженный от Христа, всю духовную свою жизнь погубляет и духовно засыхает. Ветвь изсохшая ни к чему иному не годится, как только к сожжению: так христианин, отторгнувшийся от Христа и изсохший, вечному предаётся огню. Отсюда видишь, христианин: 1) сколь тесный союз и общение истинных христиан со Христом. Этот есть лоза: те же суть ветви. 2) Сколь великое и высокое достоинство есть. Ибо что преславнее есть, как не то, чтобы со Христом Царём небесным иметь общение? Преславно с царём земным или князем иметь общение, но несравненно славнее со Христом, Царём царствующих. 3) Сколь великое их блаженство. Ибо если Христос с христианами, то кто против них? Весь свет и весь ад ничего не могут сделать против христианина. Ибо Христос его крепость и сила. 4) Без Христа быть добродетельными и добрые дела творить мы не можем, так как ветви без лозы плодотворить не могут. 5) Отсюда следует то, что, прежде всего, должны во Христе насадиться, и таким образом плоды добрых дел творить: надобно, прежде всего, сделаться добрым, и тогда добро творить. 6) Сколь бедное состояние тех христиан, которые беззаконною жизнью своею отторгнулись от Христа. Ибо они суть как ветви иссохшие. 7) Всякому, кто хочет спастись, должно чистым сердцем обратиться к Господу, и покаянием и слезами омыть себя, и таким образом прицепиться Христу – этой истинной лозе. Ибо кроме Христа и все Христа нет спасения. Христос есть жизнь и свет. Итак, надобно быть тому в смерти и во тьме, кто от жизни и света отлучился. Рассуждай об этом, христианин, и покаянием и слезами омывай грехи свои, для того, чтобы опять соединиться со Христом – жизнью твоею»²¹⁸.

Мы изложили учение Христа Спасителя о том, как нам должно смотреть на природу и на самих себя в деле ведения нами сельского хозяйства. Мы привели из трёх главных видов или отделов этого хозяйства: земледелия, скотоводства и садоводства, входящих каждый в его область и составляющих в совокупности то, что мы собственно и называем сельским хозяйством, – несколько примеров, подтверждающих учение об этом Христа и уясняющих высказанную нами ранее мысль. Что же мы должны заметить здесь ещё, в заключение всех вообще бесед наших на избранную нами тему? То, что для того, чтобы быть нам истинными христианами не на словах только, а и на деле, нужно постоянно проводить в свою жизнь этот взгляд на природу и на самих себя и руководствоваться им на всех путях своей деятельности. Только тогда, действительно, мы и будем отличаться несколько от язычников, от людей, не просвещённых светом веры Христовой. Теперь же пока, к сожалению, нужно сказать, этого отличия между современными христианами и древними язычниками нельзя заметить: язычники, как известно, «славу нетленного Бога изменили в образ подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся: потому и предал их Бог, в похотях сердец их, нечистоте, так что они сквернили сами свои тела. Они заменили истину Божью ложью, и покланялись и служили твари вместо Творца, который благословен вовеки» (Рим.1:23–25); точно так же и среди христиан можно усмотреть идолопоклонство, – идолопоклонство если не грубое, то тонкое, – в виде различных пороков и страстей, которым они служат и покланяются: любостяжания, чревоугодия, гордости, лицемерия и т. п. Язычников, «как не заботившихся иметь Бога в разуме, предал Бог превратному уму, делать непотребства, так что они, – по словам апостола Павла, – исполнены» были «всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия», были «злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы» (Рим.1:28–31): те же самые пороки в большей или меньшей степени встречаются и среди христиан. В одном только разве можно заметить отличие между древними язычниками и современными христианами, это именно в том, что древние язычники почитали своих многих и ложных богов, а современные христиане не почитают своего единого и истинного Бога, Которому некогда они дали обет служения. Подумайте же об этом все вы, носящие на себе имя христиан православных!..

Я не омрачу светлости нынешнего нашего двоякого торжества по случаю дня памяти св. Благоверного Великого князя Александра Невского и по случаю дня тезоименитства Благочестивейшего Государя Императора Александра Александровича, если коснусь с церковной кафедры одного важного вопроса, волнующего умы многих из нас в настоящее время, именно вопроса о причинах упадка и оскудения и о средствах поднятия и возвышения сельского хозяйства в русском народе. Побуждение к этому отчасти даёт мне и нынешнее наше церковное празднование в часть св. Благоверного Великого Князя Александра Невского, к которому прибегает св. Церковь с молитвами, «прося принять их, – как поётся в тропаре ему, – умножая жита людем плодоносием земли» российской (троп. 30 августа); – отчасти же и нынешнее наше гражданское торжество в честь Государя Императора, заботливый взор которого как самодержавного хозяина земли русской, не раз был обращён за всё время его царствования, среди прочих нужд народных, и на эту сторону его обширного государства, в эту область народного сельского хозяйства. Главное же побуждение к этому я усматриваю в том обстоятельстве, что мы находимся сейчас в стенах того храма, который должен будет служить удовлетворениям духовных потребностей обитателей одного из учебных учреждений, имеющих ближайшее отношение к сельскохозяйственным нуждам современного общества.

Вопрос о сельском хозяйстве стал в последнее время, особенно ввиду преобразования министерства земледелия и государственных имуществ, в руках которого находится забота и попечение об этого рода хозяйстве, животрепещущим вопросом в России, привлекшим к себе внимание, можно сказать, всех образованных сынов её. Им заинтересованы теперь не только специалисты по этой части знания, но и все остальные граждане русской земли, так или иначе соприкасающиеся с указанною областью. Среди многих учёных людей, разрабатывающих общественно-государственные проекты, а также среди разных других лиц светского звания, подающих свои частные мнения относительно этого вопроса, что же может и должен теперь сказать о нём служитель Церкви, не специалист в этого рода деле, сказать, притом, тогда, когда обучение сельскому хозяйству и ведение его в некоторых местах, как, например, здесь, происходит по усовершенствованным за последнее время научным способам?..

Без сомнения, наука многое уже сделала и делает для облегчения и упрочения нашего сельского хозяйства, которое ещё так недавно было у всех как бы в забросе и на которое мало обращалось у нас внимания. В этом отношении науке нужно отдать великую честь. Ей должны быть благодарны за это многие русские люди, ставшие при помощи её собственными сельскими хозяевами или же получившие место по этому хозяйству у кого-либо других. Мы не будем, конечно, входить здесь в область науки как не принадлежащие к её культу и не считающие себя вполне компетентными в этом деле. Мы хотим осветить вышеуказанный вопрос относительно сельского хозяйства в нашем отечестве с другой стороны, именно со стороны нашей веры Православной. Да, мы хотим сказать здесь несколько слов об этом вопросе с религиозно-христианской точки зрения! Пускай наука делает своё дело на пользу и благо человечества; ей никто не мешает, напротив, все способствуют в этом великом и благодетельном для всего русского народа деле; но вместе с тем пусть и вера не забывает своего предназначения: пусть и она внесёт свою долю участия в решении этого важного современного вопроса, касающегося внешнего быта русского народа. Наука и вера, как всегда, так в частности и в решении упомянутого вопроса, должны идти вместе, так сказать, рука об руку, восполняя и усовершая друг друга в своей жизни. Тогда и только тогда мы можем ожидать каких-либо благотворных плодов от всех забот, как правительства, так и частных лиц, о развитии и широком применении у нас сельского хозяйства. Ныне же, как известно, нельзя не заметить упадка и оскудения этого последнего в нашей стране и в нашем народе. Где же, в чём именно кроется причина этого упадка и оскудения?..

Наука, как известно, указывает на это много причин. Так, она видит, прежде всего, причину этого упадка в нежелании русского народа заниматься сельским хозяйством и в пренебрежении им этого последнего, которое год от году падает у нас всё более и более; затем, в незнании основных теоретических правил этого хозяйства и в отсутствии, за немногими разве исключениями, машин и орудий, приспособленных для более удобного и успешного ведения его на практике; наконец, в внешних условиях природы, неблагоприятствующих возделыванию почвы и препятствующих развитию на ней той или другой стороны сельского хозяйства. Все эти, приведённые нами, причины, на которые указывает современная наука и в которых видит она оскудение и упадок сельского хозяйства в русском народе, имеют, конечно, свою долю истины и должны приниматься во внимание, когда речь идёт о средствах поднятия и возвышения этого хозяйства в нашем отечестве. Но, прежде чем говорить об этих средствах, необходимо коснуться указанных нами причин и постараться устранить их как весьма вредные в деле народного сельского хозяйства, тормозящие его успех и неблагоприятствующие ему во всех отношениях. Остановимся же и разберём здесь эти причины.

Первая причина упадка и оскудения у нас сельского хозяйства состоит, как мы сказали, в том, что русский народ сам не желает заниматься этим хозяйством и пренебрегает им в своей, как частной, так и общественной жизни. Что русский народ имел до сих пор такое, а не иное отношение к сельскому хозяйству, это, я думаю, всем известно и ни для кого не составляет тайны в настоящее время. Это нежелание и пренебрежение со стороны его сельским хозяйством некоторые объясняют тем обстоятельством, что он будто бы вырос из своего прежнего, закрепощённого состояния вотчинника-крестьянина, или дворового человека, и стал теперь, при новом возрасте свободного гражданина земли русской, стыдиться того ремесла, которым занимался прежде. Это, конечно, правда, и против этого возражать никто не станет. С отменою крепостного права и с получением гражданской свободы русский народ, как известно, побросал свои земли и занятия на них сельским хозяйством и направился, главным образом, в города для отыскания себе каких-либо других занятий, подходящих к его званию, помимо сельских, которыми он, во имя ложно понятой свободы и прав своих пренебрёг совершенно. Между тем как занятие сельским хозяйством, если смотреть на него с точки зрения веры православной, должно представляться нам не таким простым и унизительным делом, каким оно представляется поверхностному наблюдателю. Стоит только вспомнить о первых ветхозаветных людях Адаме и Еве. Кем они были в то время, когда жили в раю? Они были тогда, в полном смысле слова, сельскими хозяевами. «И взял Господь Бог человека, (которого создал), – говорит писатель книги Бытия, – и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его, и хранить его» (Быт.2:15). Такое же занятие имели и дети их, Каин и Авель, о которых говорится в той же книге, что один из них был земледелец, а другой пастырь овец (Быт.4:2). Нелишне при этом вспомнить и о первых учениках и последователях Господа, святых апостолах, распространителях и последователях христианства. Кто такое были они до обращения своего ко Христу? Они были, как известно, простыми и неучёными людьми, именно рыбарями Галилейскими, занимавшимися этим промыслом и после того, как обратились ко Христу и сделались ловцами человеков (Мк.1:16–20; Ин.21:3 и др.). Многие из них проводили жизнь свою на открытом воздухе, не лоне природы, из которой они постоянно черпали уроки житейской мудрости, слышанные ими из уст Божественного Учителя. Если же апостолы не пренебрегали в своей жизни занятием по сельскому хозяйству, то можно ли нам так пренебрежительно относиться к этого рода занятию, – нам, отстоящим от апостолов весьма далеко в духовно-нравственном отношении? Нет, истинный христианин, кто бы он ни был, никогда не откажется от занятия сельским хозяйством, потому что это занятие в его глазах самое чистое и возвышенное, самое честное и благородное из всех других занятий, существующих в этом мире. Правда, оно вместе с тем и чрезвычайно трудное и утомительное; но по мере трудностей вознаграждающее всегда человека, занимающегося им, соответственными радостями и утешениями в жизни. Это, я думаю, испытал на себе каждый добросовестный сельский хозяин или рабочий. Итак, для того, чтобы устранить эту причину упадка и оскудения у нас сельского хозяйства, надо сначала рассеять в умах русского народа предрассудок относительно пригодности и пользы его в настоящее время, надо затем поселить в сердцах нашего народа желание и охоту заниматься им в своей жизни постоянно и ни за что не променивать его на какое-либо другое предприятие, хотя бы оно было гораздо лучше и выгоднее в материальном отношении; потому что при единственном условии занятия сельским хозяйством и может быть только вполне обеспечен его внешний быт, и может быть только достигнуто его земное благополучие и благоденствие.

Но здесь встречается этому желанию со стороны нашего народа неодолимое препятствие, во-первых, в том, что он не обучен ещё, как следует, грамоте, не знает хорошо основных теоретических правил ведения сельского хозяйства, какие даются в специально для этого устроенных школах; во-вторых, в том, что он беден и не обеспечен в материальном отношении, что ему не на что купить машин и орудий, необходимых для практического осуществления теоретических сведений по сельскому хозяйству, предлагаемых в школе людьми учёными и опытными в этом деле. Да, эта причина, как известно, коренная и первостепенная причина в рассматриваемом нами вопросе, и с нею непременно придётся считаться всякому, желающему прийти на помощь русскому народу в этом отношении! И до тех пор, пока эта причина не будет устранена совсем, пока наш народ не будет обучен, если уже не частным, специально-техническим занятиям по сельскому хозяйству, то, по крайней мере, общим и основным правилам ведения его, пока внешний материальный его быт не получит более лучшей и приглядной формы в смысле ли переселения его на другие, более благоприятные в отношении сельского хозяйства, места или же в смысле наделения его известными участками земли, – до тех пор, конечно, нам нечего ждать чего-либо видимо-осязательного в деле развития и успеха нашего сельского хозяйства. Как бы сильно ни желал русский народ заниматься этим последним в своей жизни, все его желания будут непременно разбиваться о твёрдый камень преткновения, лежащий на пути к их осуществлению. Этим камнем является для него не что иное, как именно невежество и бедность. Устраните от нашего народа сперва их, и тогда, конечно, окажется возможным несколько поднять и возвысить у нас сельское хозяйство. Верной иллюстрацией того, как много значит умственное просвещение и материальное благосостояние народа в деле поднятия и возвышения сельского хозяйства, служит бывший три года тому назад в России сильный голод от повсеместного неурожая хлеба и трав, – голод, одним из факторов которого нужно признать, без сомнения, невежество и бедность низших классов населения, не могших справиться своими собственными силами с этим великим общественным злом.

Третья причина, на которую мы указали выше и от которой зависит оскудения и упадок у нас сельского хозяйства, это именно – внешние условия природы, неблагоприятствующие развитию и усовершенствованию этого хозяйства, – условия природы, к которым нужно отнести, прежде всего, наш суровый, не везде одинаковый и не всегда постоянный, климат, а затем и самую почву, в большинстве своём представляющую невыгодную сторону относительно главнейших видов сельского хозяйства – земледелия и скотоводства. Правда, современная наука, благодаря изобретённым ею в последнее время различным орудиям в области сельского хозяйства, и здесь сделала весьма много на пользу человечества. То, что прежде считалось почти невозможным или трудно одолимым в этой области, теперь сделалось доступным и чрезвычайно лёгким для многих из нас. Но наука, насколько, во-первых, она есть достояние людей учёных в настоящее время и насколько, во-вторых, от неё зависит влияние и успех в этого рода деле, имеет, конечно, сравнительно не особенно большое значение при решении упомянутого вопроса. Она может только отчасти, но не всецело устранить рассматриваемую нами причину упадка и оскудения у нас сельского хозяйства и тем самым способствовать его поднятию и возвышению. Она может только на более или менее продолжительное время удалить вредные элементы, препятствующие развитию и усовершенствованию у нас этого хозяйства, но совершенно уничтожить их она не в силах. Это не подлежит уже ведению её как опытной науки, имеющей дело только с землёю и со всем тем, что находится на ней, а простирается гораздо дальше её, в область сверхопытную и сверхчувственную. Здесь имеет значение, как известно, не столько наука с своими искусственными приспособлениями, облегчающими иногда тяжёлое положение людей на земле, сколько Господь Бог, Творец и Промыслитель всей вселенной, – Господь Бог, от Которого зависит равно жизнь и смерть всех, как одушевлённых, так и неодушевлённых существ, Который по Своей единственно Воле, «смиряет и высит, убожит и богатит» (1Цар.2:7). Поэтому, как говорит св. апостол Павел, «и насаждающий и поливающий есть ничто, а всё Бог возращающий» (1Кор.3:7). Не напрасно также и св. Церковь молится ежедневно в своих молитвах, между прочим, и «о благорастворении воздухов и о изобилии плодов земных» (9-е прошение на великой ектении). Этим самым она выражает свою веру в Господа Бога, от Которого зависит «жизнь и дыхание и всё» (Деян.17:25). Прекрасным примером этой зависимости нашей во всём от Господа может служить тот же неурожай хлеба и трав, от которого произошёл упомянутый нами голод в России, когда естественные, земные и человеческие средства, предлагаемые наукою, оказались бессильными в сравнении с Высочайшею Волею Творца, карающего нас за наши грехи и беззакония.

Устранением причин упадка и оскудения у нас сельского хозяйства, главную роль, причём, играет тут, как мы видели, современная наука, добрая половина дела, можно сказать, уже сделана относительно поднятия и возвышения этого самого хозяйства. Но нельзя сказать, чтобы этим всё было сделано в указанном отношении. Нет! Мало того, чтобы устранить причины, тормозящие успех и благосостояние нашего сельского хозяйства, надо ещё иметь правильный и истинный взгляд на это последнее. Тогда только может считаться вполне обеспеченным и верным успех нашего дела, к которому мы так стремимся теперь. И, прежде всего, нам нужно отрешиться от нашего материального взгляда на природу и на все предметы в ней, не исключая и самих себя. Нет нужды распространяться здесь о том, что в нашем отечестве господствует ещё во всей силе повсеместный грубый материализм, подобно тому, как в языческой стране, несмотря на то, что наш народ уже более девятисот лет просвещён светом христианской веры. Все заняты только внешним и видимым, пребывающим здесь – на земле, не обращая при этом никакого внимания на внутреннее и невидимое, сокрытое там – на небе. Какого же успеха нам ждать при таком именно взгляде на все вообще вещи в мире? В частности, что касается сельского хозяйства, то многие из нас жалуются на землю, на её недостаточную разработанность и совершенную бесплодность, жалуются на великие и упорные труды, сопряжённые с возделыванием земли и устройством на ней того или другого вида сельского хозяйства. Как будто земля виновата в этом деле, а не кто-либо другой! Нет, если бы мы отрешились от своего предвзятого взгляда на землю, взгляда, поистине, языческого, а не христианского, то, конечно, не стали бы так легкомысленно рассуждать о ней. Из наших уст выходили бы тогда совсем другие речи. Христианский взгляд на землю и вообще на всю природу давно уже известен людям. Он, – этот взгляд, – изложен на первых страницах нашей Библии и, притом, изложен так ясно и удобовразумительно для всех, что странно, по-видимому, не заметить его и не обратить на него внимания с первого же раза. После того как первый человек, Адам, согрешил против Бога, преступив Его святую заповедь, Бог сказал ему: «Проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от неё во все дни жизни твоей. Терние и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою. В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят» (Быт.3:17–19). Вот истинно христианский, вековечный и неизменный взгляд на нашу землю и на всё, что в ней находится! По этому взгляду оказывается, что причиною всех ненормальностей, усматриваемых на земле, служит не кто-либо иной, а сам человек, согрешивший и падший. Яд греха, проникший в первого человека, извратил сначала собственную его природу, душевную и телесную, а затем распространился и на всю видимую нами природу, на все существа в ней. Прежде, при сотворении мира, было всё, по словам бытописателя, «весьма хорошо» (Быт.1:31). И только тогда, когда Господь изрёк первому человеку грозный приговор за его непослушание, только тогда всё извратилось и изменилось к худшему. Жалуемся мы также ещё, как известно, на всю природу за её враждебное будто бы отношение к нам. Но кто опять виноват в этом? Конечно, не природа, невинная сама по себе, а человек, который поставил её в такое положение своими делами: «Тварь, – по словам ап. Павла, – покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим.8:20–22). Да, природа так враждебно действует на нас именно потому, что мы сами себя поставили во враждебное, противоестественное к ней отношение своими грехами, выступив из того чина, в каком поставил нас Творец! И если бы мы почаще обращали внимание на эту первичную и коренную причину истощения у нас земли и, вообще, враждебного и противоестественного отношения к нам природы, то, конечно, не стали бы так много хлопотать и изыскивать различные способы и меры для поправления и восстановления её в первобытном виде. То, что мы сказали относительно природы вообще, то же самое должно сказать, в частности, и относительно сельского хозяйства во всех его видах и проявлениях. Весь политико-экономический вопрос относительно поднятия и возвышения в нашей стране сельского хозяйства, а также относительно его будущего благосостояния и упрочения, сводился бы тогда не на то, на что он сводится теперь, т. е. не на внешнее состояние природы, не на разработку почвы и на приспособление к ней того или другого вида сельского хозяйства: земледелия, скотоводства, лесоводства и т. п., а главным образом на внутреннее состояние самого человека – этого, поистине, царя природы, – на то, как бы постараться освободиться ему сначала от своих собственных грехов и прийти затем в более или менее близкое состояние к тому времени, когда он находился в раю и наслаждался всеми благами земли.

Материальный взгляд на природу и на все предметы, существующие в ней, особенно ясно обнаруживается у нас при ведении сельского хозяйства и при разработке той или другой отрасли его тогда, когда мы имеем в виду только собственное значение самих себя и своего потомства без всякой мысли о Боге и других людях. Поэтому в целях поднятия и возвышения у нас в настоящее время сельского хозяйства, а также в целях благосостояния и упрочения его на будущее время, нам нужно ещё непременно отрешиться от этого своекорыстного и эгоистического взгляда на природу. Последняя как дело рук Божиих должна принадлежать всецело Господу. Мы же, если и становимся иногда сельскими хозяевами-собственниками, то не навсегда, а на более или менее продолжительное время, после которого уступаем своё место другим людям. Поистине, здешняя земля, на которой мы живём, есть только временная станция или гостиница, в которой мы пребываем некоторое время для того, чтобы продолжать далее своё путешествие в вечность. «Землю не должно продавать навсегда, – сказал Господь ещё в Ветхом Завете, – ибо Моя земля; вы пришельцы и поселенцы у Меня» (Лев.25:23). И нечасто ли оправдывается над нами Его изречение, приведённое Им однажды в Новом Завете: «Один сеет, а другой жнёт» (Ин.4:37)? Как же, после этого, не чувствовать нам своей зависимости от Господа, нашего Творца и Промыслителя? Это чувство зависимости должно сказываться во всём, во всех обстоятельствах нашей жизни. Между прочим, оно должно сказываться и в деле возвышения и благосостояния у нас сельского хозяйства. Каким же именно образом? Фактический пример этого указывает нам та же Библия, на первых страницах своей истории, когда говорит про сыновей Адама и Евы следующее: «Спустя несколько времени, Каин принёс от плодов дар Господу. И Авель также принёс от первородных стада своего и от тука их» (Быт. 4:3–4). Вот прекрасный образец чувства зависимости от Господа, представленный нам для подражания словом Божиим, – чувства зависимости, которым руководились два родные брата в деле ведения каждым из них своего собственного сельского хозяйства! А вот и плоды от этого чувства, – плоды, которые не замедлили обнаружиться вскоре же на одном из них, хотя на другом, по некоторым обстоятельствам, и не обнаружились. «И призрел Господь на Авеля и на дар его» (Быт.4:4), – говорится в книге Бытия, – призрел, т. е. благословил и сделал его плодоносным.

Далее, в целях воспитания в людях чувства зависимости от Господа, от Которого происходит благоденствие и благосостояние всего существующего в мире, – в Ветхом Завете, как известно, предписаны были особые законы, которые повелевали посвящать Господу Богу известную часть из того, что имели и чем пользовались люди в своей земной жизни. В ветхозаветных книгах мы видим целый ряд этих законов и мероприятий, направленных к развитию упомянутого нами чувства. Укажем здесь на некоторые из них. Так, напр., вот закон о принесении начатков земледелия, скотоводства и садоводства в жертву Господу, – закон, содержащийся в книге Исход: «Не медли приносить Мне, – так говорил Господь сынам израилевым чрез Моисея на горе Синае, – начатки от гумна твоего и от точила твоего… То же делай с волом твоим и с овцою твоею (и с ослом твоим). Семь дней пусть они будут при матери своей, а в восьмой день отдавай их Мне… Начатки плодов земли твоей приноси в дом Господа, Бога Твоего» (Исх.22:29–30, 23:19). А вот какой закон существовал тогда же относительно засевания земли в продолжение шести лет и покоя её на седьмой год: «Объяви сынам израилевым, – говорил Господь тому же Моисею на горе Синае, – когда придёте в землю, которую Я даю вам; тогда земля должна покоиться в субботу Господню. Шесть лет засевай поле твоё и шесть лет обрезывай виноградник твой, и собирай произведения их. А в седьмой год да будет суббота покоя земли, суббота Господня; поля твоего не засевай и виноградника твоего не обрезывай. Что само вырастет на жатве твоей, не сжиная, и гроздов с необрезанных лоз твоих не снимай; да будет это год покоя земли. И будет это в продолжение субботы земли всем вам в пищу, тебе и рабу твоему, и рабе твоей, и наёмнику твоему, и поселенцу твоему, поселившемуся у тебя. И скоту твоему, и зверям, которые в земле твоей, да будут все произведения её в пищу» (Лев.25:1–7; Исх. 23:10–11). Вообще, по ветхозаветным законам, предписанным Самим Богом для исполнения их людьми, «всякая десятина на земле из семян земли и из плодов дерева должна принадлежать Господу; это святыня Господня… И всякую десятину из крупного и мелкого скота, из всего, что проходит под жезлом десятое, должно посвящать Господу» (Лев.27:30, 32; Втор.12:17, 14:22)…

Из представленных нами законов ясно видно, что в Ветхом Завете всегда уделялась известная часть Господу из всего того, что приобретали люди трудами рук своих и чем пользовались они в продолжение жизни своей на земле. Такая же часть шла, как известно, и в пользу ближних, в пользу всех остальных людей на свете. Так, напр., относительно жатвы в той же книге Левит содержится следующее постановление Господа: «Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего, когда жнёшь, и оставшегося от жатвы не подбирай; бедному и пришельцу оставь это. Я Господь, Бог ваш» (Лев.23:22). О том же самом и подобном этому мы читаем ещё в книге Второзакония следующее: «Когда будешь жать на поле твоём, и забудешь сноп на поле; то не возвращайся взять его; пусть он остаётся пришельцу (нищему), сироте и вдове, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всех делах рук твоих. Когда будешь сбивать маслину твою, то не пересматривай за собою ветвей; пусть остаётся пришельцу, сироте и вдове… Когда будешь снимать плоды в винограднике твоём, не обирай остатков за собою; пусть остаётся пришельцу, сироте и вдове…» (Втор.24:19–21). Для того, чтобы люди никогда не забывали этой обязанности своей по отношению к ближнему, Господь говорил им: «Ибо нищие всегда будут среди земли (твоей): потому Я и повелеваю тебе: отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему на земле твоей… Снабди его от стад твоих, от гумна твоего и от точила твоего; дай ему, чем благословил тебя Господь, Бог твой» (Втор.15:11, 14). Таковы по содержанию своему ветхозаветные законы, излагающие обязанности к Богу и людям при ведении этими последними сельского хозяйства. И замечательно здесь то обстоятельство, что исполнение этих заповедей, проведение их в жизнь, как частную, так и общественную, Господь ставил в условие благоденствия и благосостояния народного сельского хозяйства, равно как и наоборот, неисполнение этих заповедей или пренебрежение ими в жизни, Он ставил в условие разрушения и погибели его. «Если вы будете поступать по уставам Моим, – говорил Господь, – и заповеди Мои будете хранить и исполнять их: то Я дам вам дожди в своё время и земля даст произрастения свои, и дерева полевые дадут плод свой. И молотьба хлеба будет достигать у вас собирания винограда, собирание винограда будет достигать посева, и будете есть хлеб свой досыта, и будете жить на земле (вашей) безопасно» (Лев.26:3–5, 25:18–19; Втор.11:13–15). «Если же не будешь слушать гласа Господа, Бога твоего, и не будешь стараться исполнять все заповеди Его и постановления Его, то придут на тебя все проклятия и постигнут тебя… Вместо дождя Господь даст земле твоей пыль, и прах с неба будет падать, падать на тебя, (доколе не погубит тебя и) доколе не будешь истреблён… Семян много вынесешь на поле, а соберёшь мало, потому что поест их саранча. Виноградники будешь садить и возделывать, а вина не будешь пить, и не соберёшь плодов (их), потому что поест их червь. Маслины будут у тебя во всех пределах твоих, но елеем не помажешься, потому что осыплется маслина твоя… Все дерева твои и плоды земли твоей погубит ржавчина…» (Втор.28:15, 24, 38–40, 42).

Что же сказать теперь про все эти законы и постановления нашего Господа, изречённые Им в Ветхом Завете? Освобождаемся ли от их исполнения мы как чада Нового Завета, заключённого некогда со всеми людьми Иисусом Христом? Нет, конечно! «Не думайте, – сказал Он, – что Я пришёл нарушить закон или пророков: не нарушить пришёл Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдёт небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдёт из закона, пока не исполнится всё» (Мф.5:17–18). И, однако ж, несмотря на всё это, как далеки мы от исполнения их в своей жизни! Грубый материализм, господствующий ныне повсюду, даёт себя очень чувствительно знать с этой именно стороны нашей общественной жизни. Ныне все стараются и хлопочут не о том, как бы уделить что-либо для Бога и людей, а как бы самим побольше взять для того, чтобы хватило для разных удобств и наслаждений жизненных. Весь избыток, какой мы получаем от ведения нами сельского хозяйства, употребляется нами преимущественно для удовлетворения нашей жадной плоти и её грубых инстинктов, а не духа, про существование которого мы иногда как бы совсем забываем и остаёмся глухи к его высшим потребностям и запросам. Между тем как, по слову Самого Господа, только «дух животворит, плоть не пользует нимало» (Ин.6:63). Поистине, мы, как кроты, роемся только в земле, не думая и не заботясь о высшем своём предназначении на небе в загробной жизни. Неудивительно также и то, что у нас сплошь да рядом не спорится дело и что мы не получаем здесь того, чего желали бы получить себе, а иногда неожиданно теряем то, что имеем. В этом случае мы весьма похожи бываем на того евангельского богача, который, после того как случился у него однажды хороший урожай в поле, рассуждал по этому поводу сам с собою: «Что мне делать? некуда мне собрать плодов моих. И сказал: вот, что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро моё. И скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы, покойся, ешь, пей, веселись» (Лк.12:16–20), – и который лишился всего этого в одну ночь после внезапно постигнувшей его смерти. К нам же преимущественно относятся также и слова св. апостола Иакова, обращённые им к богатым людям, которых он призывает к плачу и рыданию о бедствиях их: «Богатство ваше, – говорит он, – сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельствовать против вас, и съест плоть вашу, как огонь; вы собрали себе сокровище на последние дни. Вот, плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет; и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания» (Иак.5:1–5)…

Итак, на основании всего сказанного нами, для нас мало и недостаточно только отрешиться от материального взгляда на природу в деле ведения нами сельского хозяйства. Нет, нам нужно ещё иметь и другой, более высший и чисто христианский, взгляд на самих себя для того, чтобы пользоваться всегда успехом в этом деле. Каков же, спрашивается, этот взгляд? В чём заключается сущность его? Кратко говоря, он состоит в том, что мы как существа духовные и бессмертные должны достигать цели человеческой жизни не здесь – на земле, а там – на небе. Правда, эта цель отчасти достигается в этой земной жизни, поскольку мы отрешаемся от своих личных интересов: наживы, вражды, ненависти и т. п., и носим в себе задатки иной высшей жизни; но в полной и окончательной степени достигнуть своей жизненной цели мы можем не иначе, как только по ту сторону гроба. Здесь эта цель только начинается и продолжается, усиливаясь или ослабевая в своём развитии, смотря, конечно, по тому, предпринимает ли человек с своей стороны меры к этому или нет; между тем как там, на небе, при благоприятных условиях будет полное и окончательное осуществление её на деле в царстве славы, которое наступит по окончании здешнего земного царства благодати. Последнее, т. е. царство благодати состоит, по объяснению апостола Павла, «в правде и мире и радости о Дусе Святе» (Рим.14:17) и находится недалеко от каждого из нас: се бо царствие Божие внутрь вас есть, – сказал Христос Спаситель, когда Его спросили фарисеи, когда придёт это царствие (Лк.17:20–21). Вот на развитие в себе этого-то царства Божия и должно быть обращено всё наше внимание в настоящее время. Его-то мы и должны стараться насаждать и распространять как можно больше в окружающих нас людях. В этом, действительно, и состоит цель нашей земной жизни, что бы мы ни делали и чем бы ни занимались в этой последней. Не исключается отсюда, конечно, и сельское хозяйство, на которое ныне обращено такое всеобщее внимание и об успехах которого ныне так много говорят и пишут; – не исключается, а, напротив, поставляется в живую и тесную связь с указанными нами христианским взглядом на самих себя, потому что оно – сельское хозяйство, – как показывает опыт, и может иметь значение и успех только при проведении нами в жизнь этого взгляда и при постоянном руководствовании им на всех путях нашей деятельности. Как именно это должно происходить, не в теории только, а и на практике, об этом учит нас Сам Христос Спаситель в Своём Божественном Евангелии, в котором мы находим бесчисленное множество уроков, преподанных Им в разное время Своей общественной жизни и деятельности для спасения людей, уроков относительно того, как мы должны смотреть на природу и на все предметы в ней, при ведении нами сельского хозяйства, неизбежно соприкасающегося с естественною жизнью природы, для того, чтобы сохранить в чистоте и целости истинно человеческий взгляд на самих себя. Как Христос Спаситель имел не простой только, в сравнении с прочими людьми, но весьма высокий и глубоко проникновенный взгляд на природу: так точно и мы должны смотреть на неё. Последнею, т. е. природою мы должны пользоваться не для собственного угождения и наслаждения, хотя бы и душевно-эстетического, но для более высших и разумных целей. Мы должны пользоваться ею для приобретения себе царствия Божия, начинающегося ещё здесь – на земле. «Вещественная природа, – по словам французского писателя Дидона, автора жизни “Иисуса Христа”, – есть символ мира духовного: небо возвещает славу Божию, пространство – Его бесконечность, ветер – Духа Божия, свет – красоту Его, время – это вечно движущаяся сила – неподвижную вечность»²¹⁹. Точно так же мы должны смотреть и на самих себя. Именно: мы должны смотреть на себя как на будущих граждан этого царствия; «ибо мы, – по словам св. апостола Павла, – не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр.13:14)…

Нам, вероятно, возразят на наши рассуждения: всё это прекрасно и понятно, само собою. С этим вполне мы соглашаемся. Но вот что непонятно для нас: каким образом с таким взглядом на природу и на самих себя соединяется вопрос о средствах поднятия и возвышения у нас сельского хозяйства? Каким образом решающее значение этого вопроса зависит от этого самого взгляда, хотя бы и постоянно проводимого в жизнь? Знаем мы также наперёд и то, что за это самое рассуждение на вышеозаглавленную тему мы получим от многих людей, как образованных, так и необразованных, название мистиков или даже фанатиков в деле религии. Но мы не боимся ни одного из этих названий, несмотря на то, кем бы ни были высказаны они по нашему адресу. Мы знаем и уверены в том, что ведём беседу не с людьми только образованными, но прежде и более всего с людьми христианами. Потому-то мы и озаглавили свою беседу «О причинах упадка и оскудения и о средствах поднятия и возвышения сельского хозяйства в русском народе» не с какой-либо иной, а именно: «с религиозно-христианской точки зрения». Это непременно должны знать наши слушатели и этого никогда не должны они упускать из виду. Если они несколько побольше знают наше христианство, нежели сколько знают его современные люди вообще, то, конечно, никогда не решатся возразить нам что-либо подобное из сказанного сейчас нами. Тогда они должны будут согласиться с нами в том, что отношение к сельскому хозяйству, какое мы видим в настоящее время, было вовсе не такое, напр., в IV веке по Р. Хр., когда, по словам блаженного Иеронима, «куда ни обратишься, – пахарь, идя за плугом, поёт: аллилуиа, покрытый потом жнец развлекается псалмами, и виноградарь, обрезывающий кривые лозы, поёт что-нибудь Давидское. Это любимые здесь песни, говорит народ; их наигрывают пастухи, они – орудия земледелия»²²⁰. Да, только с точки зрения истинного христианства легко и вполне разрешается вышеупомянутый вопрос о средствах поднятия и возвышения у нас сельского хозяйства! Каким образом? А вот каким. Для этого припомним здесь слова Христа Спасителя, произнесённые Им однажды (именно в нагорной беседе Своей) в присутствии ближайших учеников и многочисленного народа: ищите прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся, – т. е. всё житейское и необходимое в этой земной жизни, а следовательно, и в области сельского хозяйства как относящегося к ней же, – приложится вам (Мф.6:33); – слова, как известно, более твёрдые и прочные, нежели самый мир и всё, что в нём находится. Некоторые из нас, может быть, усомнятся в достоверности и благодатной силе этих слов Христовых, а на устах некоторых они, может быть, произведут одну улыбку и удивление; но это будет показывать только то, как далеки эти люди от истинного христианства, а, следовательно, и от истинного смысла жизни, проповедуемого им и находимого только в нём самом. Конечно, мы должны заметить здесь, что при таком христианском взгляде на природу и на самих себя в деле ведения нами сельского хозяйства мы не освобождаемся совсем от забот об этом последнем в своей жизни. Нет! Приведённые нами слова Христовы показывают лишь то, чтобы мы в жизни своей искали царствия Божия прежде и более всего, т. е. искали его предпочтительно пред всем другим на земле; но они отнюдь не указывают нам на то, что будто мы должны совсем забросить все наши житейские дела, все заботы о них и попечения. Нет! Тот же Христос Спаситель высказал, как известно, и следующие слова: «Довольно для каждого дня своей заботы» (Мф.6:34). Из этих слов ясно, что в христианстве запрещается не забота вообще как таковая сама по себе, а лишь телесная многопопечительность, простирающаяся без конца до забвения души. Если же так, то значит, на основании тех же самых слов Христовых, не исключаются из области сельского хозяйства все научные способы и усовершенствования, какие введены и вводятся в неё в настоящее время нашими учёными людьми – специалистами в этого рода деле. И мы должны повторить здесь то, что раньше было высказано нами относительно этого предмета. Пускай наука делает своё дело на благо и пользу человечества, пускай она вводит различного рода преобразования и усовершенствования в области сельского хозяйства для того, чтобы сократить труд человека и придать ему более целесообразный вид. «В этом», действительно, «заключается, – по словам одного из лиц, стоящих во главе сельского хозяйства, – та задача, которая предстоит всем нам»²²¹; но пусть, – прибавим мы здесь от себя, – пусть на это теоретическо-практической задаче или работе, не имеющей значения самой по себе, мы не останавливаемся в отыскании себе жизненной цели. Здесь имеет значение, как известно, не столько наука человеческая, сколько вера Христова. Пусть же эта вера займёт у нас, при всех наших начинаниях, какие мы предпринимаем в деле сельского хозяйства, первое место, а науке пусть отведено будет второе место. Только в связи с верою наука может сделать что-либо для пользы людей. Иначе же, её участие в этом деле неминуемо отзовётся не пользою, а вредом для нашего духовного существа. Тогда, конечно, будет решён в благоприятном смысле и вопрос о средствах поднятия и возвышения в русском народе сельского хозяйства. Этими средствами будут у него, прежде всего, вера, а затем наука, которые, как мы видели, служили тем же самым в деле устранения причин упадка и оскудения этого хозяйства…

Сыны России! Молясь ныне о здравии и благоденствии своего Государя Императора, помолимся также и о том, чтобы доброе сердце Его, находящееся «в руце Божией» (Притч.21:1), всегда согревалось любовью к народу своему, чтобы заботливый взор его никогда не отклонялся от нужд народных, чтобы он был не только самодержавным хозяином земли русской, пекущимся о её благе, но и любвеобильным «отцом», о нас – «чадах» своих «веселящимся»!.. Аминь.

Помянух дни древния, поучихся… (Пс.142:5).

Присутствуя на торжестве открытия Московского сельскохозяйственного института, преобразованного, как известно, из Петровской сельскохозяйственной академии, мы не можем не остановиться здесь на связи между тем и другою. Эта связь существует между ними, как внешняя, так и внутренняя. Петровская академия, как мы видим, оставила в наследство нашему институту самые внешние здания свои, которые предназначены теперь для тех же целей, для каких существовали они и раньше. Мало этого. Самый тип или характер того и другого учреждения, именно: сельскохозяйственный остался один и тот же, за исключением некоторых видоизменений, происшедших в преобразовании первого из них. Правда, дух или направление открываемого нами ныне высшего учебного заведения должен быть совсем иной в сравнении с прежним, господствовавшим здесь. В настоящие минуты мы, по всей справедливости, должны сказать вместе с апостолом Павлом: «Древнее прошло, теперь всё новое» (2Кор.5:17). Этот внутренний акт обновления должен сказываться как в умах и сердцах, так равно и во всей жизнедеятельности всех тех людей, которые так или иначе должны будут соприкасаться с открываемым в стенах Петровской академии новым учебным учреждением. Но, несмотря на это, мы не должны, конечно, относиться к прошедшим безвозвратно временам как-нибудь враждебно или пренебрежительно. Нет, по словам св. псалмопевца, мы должны не только не забывать их никогда в своей жизни, но и вспоминать их как можно чаще для того, чтобы представлять их всегда как бы живыми пред своими глазами, и не только вспоминать, но и поучаться, глядя на них. Помянух, – говорит он, – дни древния, и поучихся. Чему же, спросим, мы можем поучаться, воспроизводя себе на память времена бывшей Петровской академии, существовавшей несколько лет на этом самом месте? Мы можем поучаться не чему-либо иному, как именно печальной судьбе её, постигшей в последнее время, – судьбе, о которой мы все, присутствующие здесь, знаем, конечно, очень хорошо. Тем не менее, эта судьба её достойна того, чтобы остановиться на ней здесь несколько. Во многом она напоминает нам притчу Христову о бесплодной смоковнице.

Последняя, как известно, послужила Христу Спасителю образом для покаяния людей неверующих, не приносящих плодов достойных покаяния в своей жизни. Три года приходил искать плодов на ней её хозяин и не находил. В последний раз он велел виноградарю срубить её для того, чтобы она не занимала понапрасну земли. Но виноградарь сказал хозяину: «Господин! Оставь её и на этот год, пока я окопаю её и обложу навозом; не принесёт ли плода, если же нет, то в следующий год срубишь её» (Лк.13:8–9). Не в таком ли именно положении находилась в последнее время и Петровская сельскохозяйственная академия, преобразованная ныне в Московский сельскохозяйственный институт и в таком виде начавшая новую и лучшую свою жизнь? Да, четыре года тому назад она обречена была на совершенную погибель! «Сруби её, на что она и землю занимает», – как эти слова притчи Христовой о бесплодной смоковнице походят на высочайшее повеление государя нашего – этого самодержавного хозяина русской земли, во власти которого находится управление народом русским – о прекращении приёма в Петровскую академию на четыре года. И этот грозный голос царя земного был как бы голосом к нам Самого Царя небесного, потому что, как известно, сердце царево в руце Божией, и аможе восхощет обратити, тамо уклонит е (Притч.21:1). Кто знал тогда, что судьба Петровской академии решится так, а не иначе? Напротив, все почти были уверены в том, что она как предназначенная к вечной погибели никогда уже более не восстанет, не только в старом, но и в новом, каком бы то ни было вообще, виде. Но мы ошиблись в своих предположениях. В настоящее время мы видим, что Петровской академии снова дана жизнь по милости того же великого отца и государя нашего. Отчего же, спросим, произошла такая перемена относительно судьбы её? Во всё это время, – время, поистине, тяжёлое и критическое, в которое переживала Петровская академия, несмотря на грозный приговор, изречённый ей в лице государя, мы слышали другой, смиренный и кроткий, голос, просящий о снисхождении к ней и помиловании её пред тем, от власти которого зависела её жизнь или смерть. Да, мы постоянно слышали этот голос со стороны лиц, приставленных к академии и имеющих более или менее близкий надзор и попечение о ней, голос о том, чтобы она была оставлена на некоторое время с тою целью, «не принесёт ли плода», подобно приточной бесплодной смоковнице; если же нет, если и тогда она окажется в таком же состоянии, в каком была прежде, то может быть срублена и уничтожена совсем!..

Братие-христиане! Торжествуя ныне восстановление Петровской сельскохозяйственной академии в новом, более лучшем и совершенном, виде, нежели в каком она находилась прежде, какой нравственно-назидательный урок мы вынесем с этого торжества? За что, спросим здесь, прежде всего, постигла её такая страшная кара четыре года тому назад? Не ошибёмся, если скажем: за оскудение в ней веры в Бога, веры истинной и православной. Да! Если Государю Императору благоугодно было закрыть её на некоторое время, прекратив в неё приём новых воспитанников, то это значит, что в ней было что-то не в порядке, что-то сильно нуждалось во внутреннем, коренном её преобразовании и изменении. И это было не что иное, как именно вера православная, которая существовала здесь на низкой степени развития, то в виде грубого и прямого отрицания Бога и Его св. Церкви, то в виде легкомысленного и небрежного отношения к ней самих верующих. Если такова была здесь вера или, лучше сказать, если не было здесь веры истинной и православной: то не было, конечно, и никакого порядка среди здешних обитателей, порядка как частного, обнаруживающегося в их нравственно-семейной жизни, так и общественного, обнаруживающегося в их гражданской деятельности. Вот за что, преимущественно, обрушился гнев государя на Петровскую академию, вот за что она предназначена была по воле его быть стёртою совсем с лица земли! За что же потом она помилована им? За то, без сомнения, за то, что она принесла в это тяжёлое для неё время плоды, достойные покаяния. Господь, как мы знаем, обещал Аврааму помиловать ветхозаветные города Содом и Гоморру, если окажется там даже только десять праведников. Он же не привёл в исполнение Своего гнева на Ниневию, высказанного Им в лице пророка Ионы, потому что жители этого города успели покаяться в своих грехах и «обратиться от злого пути своего» в продолжение сорокадневного времени, данного им Господом для покаяния в грехах и обращения на путь истины. Ту же самую волю Божию мы видели постоянно за последнее время и относительно Петровской академии в лице верховного покровителя её, Государя Императора, которому благоугодно было сперва закрыть её на некоторое время, а потом снова открыть для приёма в неё воспитанников. Значит, – так по справедливости мы можем заключить из этого мудрого распоряжения помазанника Божия, – значит и в Петровской академии отыскалось известное количество праведников, послужившее условием для помилования и спасения её, обречённой уже было на погибель и разорение; значит, и в ней заметны были, хотя может быть и незримые для телесных очей человеческих, но зримые для духовных очей вездесущего и вся исполняющего Бога, плоды, достойные покаяния, людей, имеющих то или иное отношение к её жизни. Петровская академия, подобно евангельскому расслабленному, лежавшему на одре болезни целых тридцать восемь лет и получившему исцеление от Иисуса Христа вследствие единого Его слова, получает ныне облегчение от своего тяжкого недуга, в котором она находилась в продолжение некоторого времени. Се здрав еси, ктому не согрешай, да не горше ти что будет (Ин.5:14), – как эти слова Христовы, сказанные в то время исцелённому расслабленному, близко подходят к настоящему случаю! Да, они вполне могут быть приложимы теперь к нашему институту! И последний никогда не должен забывать их во всей последующей своей жизни. Эти слова должны постоянно указывать на его прошлое, тёмное и печальное, и на будущее, светлое и радостное. Какой же завет оставляет прошлое Петровской академии для всех нас, так или иначе соприкасающихся с её жизнью и разделяющих ту или другую её участь, для того чтобы будущее нашего института было обеспечено на все времена? А тот завет, что вера в Бога, вера истинная и православная, соединённая вместе с благочестием христианским, которое, по слову апостола, «на все полезно есть и имеет обетование не одного грядущаго, но и нынешняго живота» (1Тим.4:8), – вера и благочестие, говорим, должны быть положены в основание всего этого здания, предназначенного для умственного образования и нравственного воспитания в нём молодого поколения. Они должны быть как бы лозунгом нашего института, возвещающим его направление в настоящее время…

Мужи знания и науки! К вам обращаю своё пастырское слово. Внемлите же! В ваших руках находится и от вас вполне теперь зависит дальнейшая судьба этого высшего учебного учреждения, получившего ныне, по милости нашего государя, новую жизнь и новое направление её. Вы можете заставить сделать эту судьбу или блестящей и славной, или же жалкой и ничтожной. Вы можете продлить эту жизнь надолго без конца, или же сократить её так, что от основания нашего института не останется камня на камне. Напишите в ваших сердцах крупными буквами, что вы, прежде всего, христиане, а затем должны воспитать и образовать здесь христиан для будущей небесной жизни, так чтобы наш институт носил на себе характер вполне христианского, а не какого-либо иного учреждения. Мы же не перестанем молить Господа Иисуса, этого Начальника и Совершителя нашей веры (Евр.12:2), о том, чтобы Он совершил нас в ней, и утвердил, и укрепил, и соделал непоколебимыми (1Пет.5:10) вовеки!.. Аминь.

Радуйтеся Господи с трепетом (Пс.2:11).

Так псалмопевец призывает царей земных к радости пред Господом и притом, как нужно заметить, призывает безотносительно к какому-либо событию или времени, ибо эти слова его о радости находятся во втором псалме его богодухновенной Псалтири, не имеющем на себе надписания, по какому случаю он был составлен им, как мы видим это на многих других псалмах его. Но к одним ли только царям относятся эти слова псалмопевца? Нет, они столько же, если не более относятся и к верноподданным их, ко всем вообще людям, живущим на земле! Разберём здесь, что значат эти слова и как нам должно понимать их.

Радуйтеся Господеви с трепетом. Мы должны, по слову псалмопевца, радоваться пред Господом и, в то же время, трепетать пред Ним. Радость и трепет вместе – что это такое? Как, по-видимому, эти два столь противоположные между собою чувства могут находиться в одно и то же время в сердце человека? Чувство радости, или чувство благополучия, мира, довольства, лёгкости, и чувство трепета, или чувство опасения, беспокойства, недовольства, мучительности – как далеки и непохожи между собою эти два чувства! Что-нибудь одно из двух: или радость с её приятными ощущениями, или же трепет с его неприятными ощущениями. Средины между обоими чувствованиями, по-видимому, нет и не может быть. Но это только по-видимому. На самом же деле они должны постоянно находиться вместе. Псалмопевец вполне примиряет и соединяет между собою эти чувства, когда говорит: радуйтеся Ему, т. е. Господеви, с трепетом. Мы вполне поймём эти слова его, если обратим внимание сначала на Бога и на самих себя, а затем на взаимные отношения между Ним и нами.

Кто есть Бог, по учению святой нашей веры? Он есть Творец и Промыслитель мира, есть наш Спаситель и Освятитель, Судия и Мздовоздаятель. А кто суть мы, по изображению того же учения? Мы – существа, сотворённые по воле Господа и во всём зависимые от Него, существа слабые и ограниченные, и, притом, падшие и греховные. Какие же, спросим теперь, существуют взаимные отношения между Богом и нами? Эти взаимные отношения справедливо можно обозначить двумя словами, как с той, так и с другой стороны. Со стороны Бога существуют отношения, которые могут быть выражены словами: благость и любовь, со стороны же человека должны существовать отношения, которые могут быть выражены словами: радость и трепет. Мы не будем говорить здесь о том, в чём состоят и выражаются свойства благости и любви Божией и свойства радости и трепета человеческого, а укажем лишь на взаимную связь этих последних чувств в отношении их к Господу.

Бог есть Творец и Промыслитель мира. По воле Его, вследствие Высочайшей благости и любви, сотворён был сначала этот видимый нами прекрасный мир, а потом всё живущее в нём и, наконец, человек – существо духовное и телесное, который стал господствовать в нём и наполнять его собою. Чему же мы, живущие в этом мире, должны радоваться пред Господом? Мы должны радоваться тому, что Он возвёл нас из небытия к бытию и сотворил по образу Своему и по подобию, т. е. дал нам душу, которую украсил богоподобными свойствами: разумом, свободою и бессмертием; должны также радоваться тому, что Он чудесно промышляет о всём Своём мире и, главным образом, о человеке, венце Своего творения. Но, радуясь этому возвеличению нашему Господом пред всеми другими сотворёнными существами на земле, мы в то же время должны постоянно трепетать пред Ним за свою малость и ничтожество и за свою полнейшую зависимость от Него во всех отношениях. В самом деле, что такое мы, т. е. все люди, живущие на земле, в сравнении с Ним, Творцом всей вселенной? Это, – если сравнивать с нашей точки зрения, – едва приметное насекомое, ползающее по земле, которое ежеминутно может быть уничтожено и совсем стёрто с её лица.

Бог есть Спаситель и Освятитель людей. Для спасения падшего и греховного человечества Он не пожалел Своего Единородного Возлюбленного Сына, но за нас всех предал Его (Рим.8:32), Который сошёл для этого на землю, пострадал и умер на кресте – и, этим крестным подвигом Своим вполне загладив вину первого человека, согрешившего пред Господом, а затем и всех других людей как причастных тому же греху по своей падшей природе, – примирил нас с Богом кровию креста Своего (2Кор.5:18; Кол.1:20). Мало того, Он основал на земле Свою святую Церковь, которая с тех пор непрерывно освящает верующих людей своими Божественными Таинствами, приводящими из в общение с Господом. Чему же теперь мы должны радоваться пред Богом? Мы должны радоваться тому, что искупительный подвиг Богочеловека Иисуса Христа дал нам право опять называть Бога своим Отцом (Гал.4:6) и Покровителем, а нас самих – Его детьми и братьями (1Ин.3:1–2; Гал.3:26, 4:6–7; Мк.3:33–35; Евр.2:13); должны радоваться тому, что небо, заключённое некогда для всех земнородных, опять стало отверсто для нас, куда мы можем входить теперь свободно чрез дверь основанной на земле Церкви Христовой, под условием постоянного пользования её благотворными и спасительными Таинствами. Но, радуясь ото всей души нашей этому осуществлению первоначального назначения нашего на небе (Флп.3:20), мы должны в то же время трепетать пред Господом, остерегаясь, как бы не оскорбить Его своими грехами, творить которые зависит от нашей свободной воли, и как бы не распять Его во второй раз, – распять в своих мыслях, чувствованиях и поступках; должны трепетать за то, как бы нам не очутиться вне общения с Церковью Христовою, а вследствие этого и вне общения с Самим Богом как Учредителем и Главою этой Церкви (Мф.16:18; Еф.5:23).

Бог есть наш Судия и Мздовоздаятель. По кончине этого мира, предопределённой Богом и находящейся во власти Его Одного (Мк.13:32; Деян.1:7), Он во второй раз придёт на землю, в качестве Судии и Мздовоздаятеля, чтобы «праведно судить вселенную» и «воздать каждому по делам его» (Деян.17:31; Рим.1:32; Пс.95:13; Рим.2:6). Тогда, по приговору Его, «праведники пойдут в жизнь вечную, а грешники в муку вечную» (Мф.25:46). Чему же мы должны радоваться, при воспоминании об этом втором пришествии Господа на землю? Мы должны радоваться справедливости и беспристрастности, или нелицеприятию (Рим.2:11) этого Высшего Судии, Которым не будут забыты тогда не только добрые дела, какие кто-либо творил из нас ближним нашим, но даже добрые намерения, какие кто имел в своём сердце, чтобы воздать за это каждому соответствующею наградою; должны радоваться тому, что благочестие и добродетель, которые не всегда достойным образом оцениваются людьми в здешней жизни, будут вполне оценены и награждены Господом в будущей вечной жизни такими благами, которых «око не виде и ухо не слыша» и которые «на сердце человеку не взыдоша» (Ис.64:4; 1Кор.2:9). Но, радуясь этому будущему пришествию Господа на всеобщий суд людей, мы должны в то же время постоянно трепетать пред Ним, ибо тогда Он явится не в уничижении, как приходил в первый раз на землю пострадать за нас, а во славе Своей, и вси святии Ангели с Ним (Мф.25:31); должны трепетать потому, что этот всеобщий суд, на который Он приидет, будет не только праведный, но вместе с тем и страшный: тогда «совесть каждого человека откроется пред всеми, обнаружатся и будут осуждены не только все дела, какие кто сделал во всю свою жизнь на земле, но и все сказанные слова, тайные желания и помышления» (Мф.12:36; 1Кор.4:5); должны трепетать за свою вечную участь, которая может постигнуть нас на этом страшном суде, – трепетать именно за то, как бы нам не подвергнуться одинаковой участи со всеми грешниками, имеющими быть осуждёнными Богом на вечную погибель и мучения; должны, наконец, трепетать потому, что этот суд Божий будет последний, т. е. что приговор на нём будет для нас окончательный и решительный и что надежды на возвращение нам более лучшей участи, нежели какая нас постигнет тогда, не будет уже никакой.

Так мы видим, что радость и трепет в отношении к Господу должны постоянно находиться вместе и идти, так сказать рука об руку в жизни христианина. Эта же самая взаимная связь их подтверждается и многими примерами из ветхозаветной и новозаветной истории, на некоторые из которых укажем в настоящее время. Радость и трепет заметны были на Синае в присутствовавшем там народе еврейском в то время, когда ему дан был Богом чрез вождя Моисея нравственный закон и некоторые другие, церковные и гражданские, законы. В книге Исход повествуется, что «на третий день», после того как народ пришёл в пустыню Синайскую, «при наступлении утра, были громы, и молнии, и густое облако над горою (Синайскою) и трубный звук весьма сильный, и вострепетал весь народ, бывший в стане» (Исх.19:16). Это было именно тогда, когда Господь говорил Моисею девять заповедей закона Своего. Спустя некоторое время после этого события, когда даны были еврейскому народу различные церковные и гражданские законы, «пришёл Моисей, – как повествуется в той же книге Исход, – и пересказал народу все слова Господни и все законы, и отвечал весь народ в один голос, и сказал: всё, что сказал Господь, сделаем (и будем послушны). И написал Моисей все слова Господни, и, встав рано поутру, поставил под горою жертвенник и двенадцать камней, по числу двенадцати колен Израилевых. И послал юношей из сынов Израилевых, и принесли они всесожжения, и заклали тельцов в мирную жертву Господу (Богу). Моисей, взяв половину крови, влил в чаши, а другою половиною окропил жертвенник. И взял книгу завета, и прочитал в слух народу, и сказали они: всё, что сказал Господь, сделаем, и будем послушны. И взял Моисей крови, и окропил народ, говоря: вот кровь завета, который Господь заключил с вами о всех словах сих» (Исх.24:3–8). На что указывается в этих словах, как не на радостное событие заключения завета Божия с народом израильским? Правда, писатель книги Исход не говорит здесь прямо о том, что народ радовался и веселился по случаю этого события; но эта радость сама собою подразумевается в этих словах. В них, кажется, ясно сказано: «Заклали тельцов в мирную жертву Господу». А где мир, там, конечно, и радость, или счастье, довольство, благополучие…

Радость и трепет мы видим также на Фаворе в присутствовавших там учениках Господних: Петре, Иакове и Иоанне, во время славного преображения их Учителя. Когда Иисус Христос, как повествует нам св. евангелист Матфей, преобразился пред учениками Своими, так что просияло лицо Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет; тогда один из учеников Его апостол Пётр сказал Ему: Господи, добро есть нам зде быти: аще хощеши, сотворим зде три сени, тебе едину, и Моисеови едину, и едину Илии (Мф.17:2–5). Что выразилось в этих словах ап. Петра? В них выразилось именно радостное душевное состояние учеников Господних, объятых чудным видением преображения своего Учителя. Но смотрите далее, какая произошла с ними внезапная перемена. Не успел ещё окончить своих слов ап. Пётр, как осенил их светлый облак и послышался голос из облака, глаголющий: сей есть Сын мой возлюбленный, о нем же благоволих: того послушайте. И слышавше ученицы, – замечает евангелист, – падоша ницы, и убояшася зело. Так быстро сменилось их приятное чувство радости в отношении к своему Учителю неприятным чувством трепета, продолжавшимся до тех пор, пока Он Сам не успокоил их. И приступил Иисус, прикоснуся их, и рече: востаните, и не бойтеся (Мф.17:5–7).

Радость и трепет мы видим ещё в Марии Магдалине и другой Марии, когда они, по прошествии субботы, на рассвете первого дня недели, пришли посмотреть во гроб, где лежало тело умершего Иисуса. Когда же они не нашли там того, чего искали, а встретили Ангела, который сказал им, что Он воскрес из мёртвых, и просил их – передать эту весть ученикам Его: тогда они, изшедше скоро от гроба со страхом и радостию велиею, текосте возвестити учеником Его (Мф.28:1–8). Или, как это же самое событие описывается у евангелиста Марка, они – жёны изшедше, бежаша от гроба, – побежали, конечно, с радостною вестью о воскресении Христовом, потому что ангел говорил им: не ужасайтеся; – имяше же их трепет и ужас: и никому же ничто же реша: бояхубося (Мк.16:8). Из этих слов ясно, что трепет и ужас объял их снова уже на пути следования к ученикам Христовым; до того же времени они, под влиянием слов ангела, были свободны от этого чувства. В этом последнем случае трудно уловить момент окончания радости и наступления трепета или, другими словами, трудно отделить их друг от друга: так незаметно переплетаются и соединяются они между собою…

Радость и трепет, наконец, заповедует нам св. Церковь, когда, например, в одной из своих молитв, именно в молитве пред причащением Св. Таин, заставляет обращаться христиан с такими словами к Господу Богу: радуяся вкупе и трепеща, огневи причащаюся, трава сый (молитва 7-я)…

То же самое соединение этих обоих чувств вместе, только не в отношении их к Богу, а в отношении к другим людям, мы можем видеть и в обыкновенной жизни каждого человека на земле. Ежедневный опыт и наблюдение дают нам в этом отношении много поучительных примеров. Не случается ли нам, например, испытывать эти чувства вместе, почти в одно и то же время, когда мы отправляемся в далёкое и опасное путешествие? Воспоминание о цели нашего путешествия и мысленное достижение её возбуждает в нашем сердце радостное чувство; опасности же, которые нам могут встретиться во время этого путешествия и помешать его осуществлению, вызывают в душе нашей страх и трепет за свою участь и за участь других людей, если путешествие касается их блага и интересов. Или: не приходится ли нам видеть самих себя в подобном же радостном и трепетном состоянии, когда мы получаем какое-нибудь неожиданное известие, напр., письмо, телеграмму и т. п.? Не зная ещё наверное об этом известии: от кого оно и про что в нём говорится, мы тогда боимся и трепещем; когда же, читая, мы узнаём о содержании его, тогда мы быстро изменяемся: страх и трепет наш легко разрешается и переходит в чувство радости и довольства.

Какую же, однако, связь имеет всё сказанное нами относительно чувств страха и радости с воспоминаемым нами ныне событием? – Самую близкую и тесную! Мы торжественно воспоминаем ныне шестую годовщину великого события, случившегося в России, – чудесного спасения Богом нашего Государя Императора и его августейшего семейства от смертной опасности при крушении царского поезда близ станции Борки Курско-Харьково-Азовской железной дороги. Какие же, спросим, чувства должны пробуждаться у нас в настоящие минуты, при воспоминании этого события? Чувства ли радости, или же чувства страха и трепета? И те, и другие вместе. Мы должны радоваться Богу о чудесном спасении нашего царя и его семейства, по слову псалмопевца, с трепетом. Укажем здесь основания, почему нам должно ныне не только радоваться, но и трепетать.

Мы должны ныне радоваться пред Господом тому, что Он чудесным образом спас своего помазанника, когда ему не оставалось уже никакой надежды на спасение, спас не только его одного, но и всё его семейство, которое вышло целым и невредимым из величайшей опасности, какой оно подверглось, – спас всю Россию, весь русский народ: ибо с погибелью царя и его близкого семейства неразрывно была бы соединена гражданская погибель нас самих и всего нашего отечества. Вот чему должны мы ныне радоваться, сугубо радоваться пред Господом! А о чём должны мы ныне трепетать пред Ним? Мы должны трепетать о том, что воспоминаемое нами ныне чудесное событие было не одною только милостью Божией к нам, но вместе с тем было также грозным явлением Божества, сопровождавшимся несколькими случаями смерти и поранения людей, должны трепетать о том, что мы находились тогда на краю страшной опасности и погибели, потому что это событие было «праведным гневом Божиим, движимым на нас» за наши грехи и беззакония, переполнившие собою меру долготерпения Божия к нам. А что этот гнев Божий хотел было обрушиться именно на нашего царя и его семейство, примеры этого мы можем видеть из ветхозаветной истории, которая показывает нам, что Господь иногда лишал народы, за их грехи и беззакония, благочестивых и добродетельных царей. Так, например, народ иудейский лишён был своего благочестивого царя Иосии, который, выступив в поход против египетского фараона Нехао, в первом сражении с ним получил смертельную рану и умер ещё в цвете лет (2Пар.35:22–24). Случай же с иудейским царём Езекией, которому пророком Исаией от имени Божия объявлено было, чтобы он готовился к смерти, и который, после усердной молитвы своей к Богу о продлении ему жизни на земле, прожил ещё целых пятнадцать лет, – этот случай, говорим, вполне подходит к настоящему празднуемому нами событию, если не с внешней стороны своей, то, по крайней мере, с внутренней (Ис.38:1–5). Господь сохранил царя Езекию, как говорил ему пророк Исаия, для устроения его царства, ещё не вполне умиротворённого и сильно расшатанного при прежнем нечестивом царе его Ахазе. Точно так же Господь сохранил и дал жизнь нашему благочестивому царю, для того, чтобы Он мог устроить своё царство, укрепить и возвеличить его во всех отношениях, в политическом, церковном, религиозно-нравственном и др. Но с какою бы целью Господь ни сохранил Своего помазанника, мы никогда не должны забывать, что в этом чудесном событии обнаружилось двоякое проявление Божества: грозное и милостивое. В нём мы видели со стороны Бога подтверждение слов Священного Писания, относящихся к Его Божественным свойствам: милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася (Пс.84:11). «Бог, – скажем словами апостола Павла, – желая показать гнев и явить могущество Своё, с великим долготерпением пощадил сосуды гнева, готовые к погибели, дабы вместе явить богатство славы Своей над сосудами милосердия, которые Он приготовил к славе, над нами, которых Он призвал не только из Иудеев, но и из язычников» (Рим.9:22–24). Поэтому и с нашей стороны должно быть двоякое обнаружение чувств в отношении к Богу: радостное и трепетное.

Итак, «да возрадуемся», сыны России – этого нового Сиона, «о Царе своём» (Пс.149:2); да возрадуемся тому, что Господь не только спас Своего помазанника, но вместе с тем возвеличил и прославил его. И поистине, скажем словами св. псалмопевца, «велика слава его во спасении Его!» (Пс.20:6). Но, радуясь этому возвеличению Господом нашего царя, в то же время и да трепещем пред Господом, «да трепещет пред лицем Его вся земля» (Пс.95:9) русская именно о том, что она ежеминутно может лишиться своего царя – этого второго Езекии по духу веры и благочестия, лишиться, подобно народу иудейскому, за свои грехи и беззакония! Господи, спаси Царя, и услыши ны, в оньже аще день призовем Тя (Пс.19:10), – услыши нас особенно в настоящие дни усиленного моления нашего, по случаю постигшей его тяжкой болезни, об укреплении сил его душевных и телесных и о восстановлении драгоценного его здоровья для благоденствия и славы России! Вместе с сохранением жизни возлюбленного государя нашего, «спаси» также «люди твоя» – весь русский православный народ «и благослови достояние Твое» (троп. Воздвиж.)! Тёплая и усердная молитва об этом пусть никогда не сходит с уст наших. Аминь.