История Русской Церкви. Период IV

При благочестивом Царе Феодоре, с 1588 г. начался новый период Церкви русской, новый по внешнему благолепию церковной власти. Это период патриаршества, продолжавшийся до 1720 г. ¹.

Русское благочестие еще с половины 16 столетия начало называть первого Святителя России Святейшим, отличала особенным уважением, как предстоятеля обширной и счастливой Церкви. Почему-то естественно, что Благочестивый Царь Феодор, услаждавший душу свою только делами набожности, благочинием церковных обрядов, желал почтить Митрополита всей России саном Патриарха. – К тому же надежда найти в Русском Патриархе защиту православию, угнетенному на востоке игом мусульманства, а с запада теснимому папизмом, также располагала желать сана Патриаршего для Русского Митрополита. Между тем Господь творил свое. Он готовил в русском Патриархе защиту России на близкое время скорбей, которых еще не видели люди. И Он-то незримо устроял обстоятельства, так что Патриаршество русское явилось как бы по внезапному стечению случаев ².

В 1586 г. прибыл в Москву антиохийский Патриарх Иоаким. Он прибыл для своих нужд, для милостыни в пользу своей Церкви. Благочестивый Царь Феодор вступил в совещание о своей нужде, какую ощущало благочестие его. Он предложил боярской думе о древнем и новом образе поставления Митрополита и показывал, что Митрополиту всей России недостает только имени Патриарха, а между тем сей сан служил бы украшением православию и православной Церкви. Боярин Борис Годунов послан советоваться о том с антиохийским святителем. Иоаким, соглашаясь с мыслями благочестивого Царя, говорил: «дело сие подлежит суду собора», и обещал предложить его собору Патриархов.

Вследствие такого ответа и согласно с отзывом русского собора отправлены были нарочные в Константинополь с грамотами Царя и собора ³. На следующий год получен был ответ из Царяграда, что Патриархи цареградский и антиохийский согласны с желанием Царя и что они посылали за александрийским и иерусалимским для совещания и решения соборного, положив отправить в Россию Патриарха иерусалимского. Последнее решение изменилось опять неожиданно. Нужды Церкви цареградской потребовали, чтобы отправился в Россию не четвертый, а первенствующий между Патриархами, Патриарх цареградский.

В июле 1588 г. прибыл в Москву Святейший Иеремия, пастырь знаменитый как просвещением, так и страданиями за Церковь. Прибытие его, а не другого Патриарха, чрезвычайно изумило Царя и всех в Москве, а потом столько же исполнило умилением и радостью. После почтительного приема, Борис Годунов, по воле Царя, спрашивал наедине Патриарха о причине необыкновенного путешествия его. Блаженный Иеремия отвечал: «пять лет был я на патриаршестве в Цареграде, но по моим грехам и ради грехов всего христианства греческого султан восстал на Церковь Божию». Рассказав с горькими слезами печальную свою историю ⁴, Святейший сказал и о том, что он прибыл с соборным определением об открытии патриаршества России.

Так Промысл незримо вел дела к тому, чтобы в одно и то же время утешить Восток и Север лучшим положением дел.

Так как Восток и Север уже признали нужду в патриаршестве русском, то оставалось решить, кого избрать Патриархом Московским. Бедствия Святейшего Иеремии возбудили в благочестивом Царе желание успокоить страдальца – пастыря в России; а исполнение желания, как думал Царь, возвысило бы и достоинство Патриарха русского.

Но представились и затруднения. Если Патриархом Москвы будет не знающий языка Русских: трудно иметь с ним сношения, особенно по делам тайным; не хотелось также доброму Царю огорчить Иова лишением московской кафедры, особенно при просьбе правителя Бориса за Иова. И так Царь велел предложить святителю Иеремии: «ты известил, что, по грехам христианским, султан воздвиг на Церковь и на тебя гонение; посему благочестивый Самодержец молит Святыню твою остаться в Русском Царстве и патриаршествовать на престоле Владимира и всей России с именем вселенского; он обещает во всем успокоить тебя и твоих». Иеремия искренно благодарил доброго Царя; но дав заметить, что, оставаясь вдали от Царя, будет он бесполезен и для русской и константинопольской Церкви, сказал, что желает лучше разделять скорби той Церкви, которую «как мать, восприял», и куда зовут его скорби Епископов и всех детей. Объявил и то, что готов исполнить определение собора Патриархов об открытии патриаршества в России. Святителю предлагал вторично о том же и собор русских пастырей, но он опять отказался и благословил Государя избрать собором Епископов Патриарха русского, с тем, чтобы и вперед Патриархи поставлялись в России своими Митрополитами, по чину церковному.

Января 19-го 1589 г. собрался в Москве многочисленный собор русских пастырей и Царь предложил им сделать совет о Патриархе. В храме Успения Богоматери, в приделе Похвалы Ее, где совершалось вообще избрание пастырей, происходило совещание о назначении великого первосвятителя русской Церкви ⁵. По окончании совещания Патриарх принял на себя представить Царю имена трех избранных и вынулся жребий Митрополита Иова.

23 января происходило поставление Патриарха. Три стула, покрытые парчой для Царя и темным (смиренным) бархатом для Патриархов, поставлены были на амвоне, возвышенном 12 ступенями; по сторонам были скамьи для Архиереев. – Нареченный Патриарх исповедал на орле пред лицеем всего собора, пред Богом и избранными его ангелами, праведную, непорочную веру. По прочтении символа веры, взойдя на амвон, приял осенение патриаршее и целование Епископов и, поклоняясь, удалился в придел Богоматери.

Когда служивший Патриарх со всем собором Епископов вошел на малом входе в алтаря и пели песнь трисвятую, Протоиерей и Архидиакон соборные привели нареченного Иова пред царские двери, а два Епископа ввели его в алтарь. Патриарх вселенский, возложив на него руки и развернув над главой Евангелие, призывал божественную благодать, как на нуждающегося в сугубой благодати для высокого своего звания. Так совершилось посвящение Патриарха Всероссийского.

После литургии, которую совершили оба Патриарха, великолепное торжество в доме Царя дополнило общую радость о великом святителе земли русской. Патриарха вселенского долго еще чтили в радушной Москве; так что он пробыл на Севере, со времени прибытия, почти год. Избрание и постановление Патриарха Царь велел описать на пергаменте; грамота была скреплена печатями Царя, обоих Патриархов и всех Архиереев, русских и греческих, а в рукоприкладстве участвовали весьма многие Архимандриты и Игумены.

Чрез два года Патриарх Иеремия прислал соборную грамоту об утверждении патриаршества в России за подписью его, Патриархов Иерусалимского и антиохийского, 19 Митрополитов, 19 Архиепископов и 20 Епископов. В грамоте писано: «Во-первых, признаем и совершаем в Царствующем граде Москве поставление и именование патриаршеское Господина Иова, да почитается и именуется и вперед с нами Патриархами и будет чин ему в молитвах после иерусалимскаго; а главным и начальным содержать апостольский престол Константина града, как и иные Патриархи держат; во-вторых, дарованное ныне имя и честь патриаршества не только одному Господину Иову дано и утверждено неколебимо, но позволяем и по нем поставлять московским собором начальных властей в Патриархи по правилам».

Так патриаршество русское утверждено всей Церковью.

Права Патриарха по управлению совершенно те же, что были права Митрополита. Только преимущества священнослужения, сообразные сану, возвышали его пред прочими Архиереями (§ 25). Но как сан, так и эти преимущества сообщали ему высокое значение в глазах духовенства и народа, и благочестие чад Церкви окружало его глубоким уважением.

1) Патриарху, как и Митрополиту всей России, окончательно принадлежал суд церковный, но с прежним ограничением; дела важные для всей Церкви решались на соборе. И соборы при Патриархе были часты. За Патриархом оставалась особенная важность голоса на соборе.

2) Патриаршеская область, как епархиального иерарха, была весьма обширна ⁶, но опять была та же, что область московского Митрополита. В последствии времени, с одной стороны она увеличилась частью несколькими монастырями с принадлежащими к ним сельскими Церквами, взятыми под непосредственное ведение Патриарха, частью селами, пожертвованными или купленными в пользу новых или прежних патриарших монастырей ⁷. С другой стороны, в течении времени она много сократилась именно отделением Церквей для нижегородского, белгородского и вятского архипастырей ⁸.

3) Двор и управление Патриарха в сущности остались те же, что были при Митрополите ⁹. Но они получили более величия. Штат Патриарха был многочисленный: «чиновников в его распоряжении было великое множество», говорил очевидец ¹⁰. Штат образован был по примеру царского: были стольники для служения при столе, бояры для суда, боярские дети для дежурства и пр.

Управление патриаршее, где Патриарх решал докладываемые ему дела одним словом своим, без аппеляции ¹¹, в подчиненных местах подвергалось переменам и по составу, и по лицам.

При Патриархе Иове и Гермогене а) «судили о справедливости духовных лиц боярин Патриарха и с ним дворецкий с двумя дьяками, докладывая дела на решение Патриарха». б) Экономией Патриарха и вотчинами заведовал казначей, также из бояр ¹². в) По распоряжению первого Патриарха для надзора за благочинием церковного служения и за безместными духовными лицами в тиунской избе заседал тиун светский вместе с благочинными, состоявшими под надзором Протопопов; надзирая за благочинием, он собственно давал безместным духовным лицам дозволение служить в Москве по найму и взыскивал определенные пошлины ¹³. г) Печатный двор был под непосредственным ведением Патриарха; по смерти его, а впоследствии и постоянно, в ведении Блюстителя патриаршего престола Митрополита сарского ¹⁴.

О времени Патриарха Никона очевидец писал: «в ряду патриарших комнат находится семь палат, в коих сидят семь судей со множеством дьяков; каждая палата назначена для известного рода дел: одна для черного духовенства, другая для белого, третья для казначейства и т. д. Во вторую палату являются желающие быть священниками, со свидетельствами от жителей околодка, Патриарх дает им читать книги каждому по очереди» и пр. ¹⁵

Такое подробное разграничение присутственных мест началось со времени Патриарха Филарета. В 1625 г. Патриарх Филарет, получив несудимую грамоту, открыл по примеру Царя, приказы ¹⁶.

а) Приказ судный, иначе патриарший разряд стал заведовать всей судебной частью в значении среднего епархиального управления. Предметами заведования были: 1) дела о построении Церквей, 2) определение к духовным должностям или точнее выдача настольных грамот, 3) рассмотрение жалоб на духовенство и духовных лиц между собой, 4) рассмотрение по преступлениям против веры, 5) рассмотрение завещаний и суд по брачным делам ¹⁷.

При Патр. Иосифе, потеряв из виду древнее значение заведования некоторых монастырей Вел. Князьми, как покровительства, ограждавшего обители от произвола вотченников и удельных Князей, ввели (1649 г.) монастырский приказ с правом рассматривать жалобы на духовных. По несудимым грамотам, данным Патр. Иову, Гермогену и Филарету, этому порядку не надлежало касаться, по крайней мере, духовных лиц патриаршей области. Но монастырский приказ скоро коснулся и их ¹⁸. Напрасно Патр. Никон не раз испрашивал несудимые грамоты; напрасно выставлял несообразность нового порядка с самой сущностью дела ¹⁹. Монастырский приказ в распре с Никоном доходил до того, что определял духовных к монастырским Церквам. Вследствие предложения восточных Патриархов сперва (1667 г.) ограничены своеволия и власть монастырского приказа, а потом (1677 г.) и совсем закрыли его ²⁰.

При Петре Великом опять учрежден был монастырский приказ; даже все иски на лица духовного звания перенесены были в ведение светских судов; но последнее скоро опять было возвращено в приказ церковный. Дела о наследствах и святотатстве предоставлены светскому суду ²¹.

В 1677 г. в патриаршем разряде назначено присутствовать при рассмотрении духовных дел Архимандриту ²², тогда как прежде Патриарха Никона (1652–1677) не видно, чтобы в нем был кто-нибудь кроме патриаршего боярина с дьяками и подьяками ²³. Собором 1675 г. подтверждено «имети в приказе судей духовного чина; а мирстии судии духовного чина ни в чем да не судят и ни в чем да не употребляют» ²⁴. С того времени признано правилом быть «в духовном приказе Архимандриту, Келарю или Протопопу и патриаршему боярину; весь церковный причет и иноков судить только освященными лицам, а мирских и всякого сана людей патриаршему боярину с дьяками; в случае же пересмотра дела или в случае жалобы с обеих сторон, судить всем совокупно» ²⁵.

б) Вместо тиунской избы образовался приказ церковных дел, где в 1667 г. положено присутствовать только духовным лицам ²⁶ и по-прежнему заведовали тем, чтобы никто не служил без ставленных и отпускных грамот и при богослужении соблюдалось бы благочиние ²⁷.

в) Казенный патриарший приказ, с 1620 г. собирал доходы с вотчин, посылал приказчиков посельских и житничных старцев, брал пошлины за грамоты и печать Патриарха ²⁸. Злоупотреблениями монастырского приказа вводимо было замешательство и в дела сего приказа. Патриарх Никон дал казенному приказу вид более приличный духовному управлению: до него казенным приказом заведовал боярин с дьяками ²⁹. В 1667 г. определено и в 1675 г. подтверждено, чтобы и в сем приказе присутствовали духовные лица; вместе с тем местная власть в вотчинах поручена одним духовным лицам. Причиной сей перемены было то, что светские чиновники при сборе податей и пошлин делали наглости, оскорбляли и грабили духовенство, брали лишние поборы ³⁰. С сего времени аа) положено посылать светских чиновников за непокорным духовной власти; бб) посылать осматривать монастыри и подворья для приятия мер против пожара и воровства. Следовательно, за ними оставлена полицейская часть ³¹.

г) Дворцовый приказ под управлением дворецкого с дьяками делал заготовления и расходы по продовольствию и постройкам патриаршего дома и двора, заведовал служащими при дворе Патриарха ³².

Впрочем, от усмотрения и воли Патриарха зависело назначить то или другое дело лицам, присутствовавшим в приказах.

Со введением патриаршества, произошли перемены в степенях русской иерархии. Той же грамотой московского собора, которой узаконено патриаршество, положено быть в России 4 Митрополитам, 6 Архиепископам и 8 Епископам. Сему возвышению основанием поставлена сообразность с саном Патриарха и благолепием Церкви. Поставление собора о Митрополитах тогда же было приведено в исполнение: саном Митрополита почтены были пастыри новгородский, казанский, ростовский и крутицкий, постоянный помощник Патриарха. На степень Архиепископа возведены прочие прежние Епископы, кроме коломенского. Из числа же новых кафедр епископских замещены только две: псковская и корельская ³³. Впоследствии умножилось число Митрополитов и Архиепископов. В 1667 г. восточные Патриархи Паисий и Макарий предлагали открыть 19 новых епископий и вместе с тем подчинить Епископов ведению Митрополитов. Ту же мысль о Епископах предлагал собору 1682 г. Царь Феодор Алексеевич. Но в оба раза предложение о подчинении Епископов Митрополитам не признано полезным для русской Церкви. Соборы 1667 и 1682 г. признавали нужным открыть новые епархии, особенно потому, что дела раскола требовали ближайшего надзора пастырского за паствами. Но затруднения в содержании кафедр были причиной того, что новых епархий открыто было гораздо менее, чем признавали нужным. В 1686 г. в ведении Патриарха считалось 12 Митрополитов, 7 Архиепископов и 3 Епископа. В 1702 поставлены еще кафедры Епископа в Ладоге и Иркутске. Тем не менее, в период патриаршества, хотя не все предположения о епархиях выполнены, число епархий северных против прошлого периода увеличилось более чем наполовину ³⁴.

Таким образом, когда не было принято предположение Патриархов о подчинении Епископов Митрополитам: то возвышением Епископов на степень Митрополита и Архиепископа почти нисколько не изменились прежние права пастырей в Церковном управлении, хотя прибавились преимущества в священнослужении; за Митрополитами и Архиепископами было то преимущество, что они могли иметь более силы на соборе, где занимали высшие места Митрополиты пред Архиепископами, Архиепископы пред Епископами ³⁵.

В низшем управлении благочинническое управление не раз подтверждалось распоряжениями Церковной власти. При Патр. Иосифе (1649 г.) монастырский приказ усвоил себе право суда над духовными по жалобам светских лиц во всех епархиях, за исключением патриаршей ³⁶. Это распространение светской власти, не раз ограничивавшееся в прежние времена, и против которого восставал, но бесполезно, Патр. Никон, ограничено было определениями восточных Патриархов и Патр. Иоакима. Тогда было строго подтверждено: «во всех архиерейских домах быть искуснейшим мужам, чтобы судить духовных людей и духовныя дела, как и в патриаршем дому… Мирским людям ни в чем не судить никого из церковного причта» ³⁷. При Царе Алексее Михайловиче предписывали вести метрические списки рождающимся, брачующимся и умирающим ³⁸.

Содержание духовенства оставалось на прежнем основании ³⁹. Новое благодеяние оказано было сельскому духовенству, которого содержание было не везде достаточно и верно: в 1684 г. положено было отмежевать для всех церквей угодья из сельских дач ⁴⁰.

Чудны судьбы Божии! Патриаршество явилось в Церкви русской в такое именно время, когда власть Патриарха всего более могла быть полезной для Церкви и отечества. Разумеем страшное время самозванцев, когда в волнах безначалия и чужеземной власти совсем готова была погибнуть Россия и когда личность Патриарха, пользовавшегося самым высоким уважением в России, почти одна направляла действия народа ко спасению России.

Борис Годунов, хотя злодеянием очистил себе путь к престолу, по смерти бездетного Феодора был избран на царство всеми сословиями народа; Патр. Иов заставил те же сословия утвердить избрание и верность служения избранному не только присягой, но и особой грамотой и еще постановлением собора ⁴¹. Отселе, когда самозванец с именем Царевича Дмитрия оружием коварной Польши стал требовать себе покорности, Патриарх Иов со всей твердостью стоял против самозванца и за Бориса. Он разослал грамоту, требуя совершать ежедневное молебствие об успехах Бориса против самозванца. Отец умер, сын Феодор избран на царство и все присягнули сыну. Но Басманов предался Лжедмитрию; за этой изменой последовали другие; успехи оружия и измены навели ужас на столицу; грамоты самозванца читались на лобном месте. Патриарх просил бояр уговаривать народ и сам в храме обличал обезумевших клятвопреступников. Многие присягнули самозванцу, но Патр. Иов остался тверд. Злодеи во время литургии, которую совершал сам Святитель, ворвались в храм и в самый алтарь и стали рвать с Иова святительскую одежду. Иов снял с себя панагию, положил ее у чудотворной владимирской иконы и со слезами молился в слух всех: «Владычице Богородице! Здесь возложена на меня панагия святительская, с нею исправлял я слово Сына твоего и Бога нашего и 12 лет хранил целость веры. Ныне, ради грехов наших, как вижу, бедствует царство, обман и ересь торжествуют. Спаси и утверди православие молитвами к Сыну твоему». Святая молитва только озлобила злодеев – слуг Лжедмитрия. Они надели на святителя рясу простого монаха, позорно таскали по площади и наконец, посадив в телегу, послали в старицкий монастырь, прежнюю его обитель. Сын Годунова Царь Феодор убит. Когда избранный самозванцем в патриархи Игнатий для приличия просил благословения у Иова, Иов свободно отвечал: по ватаге атаман, по овцам пастух.

Первый самозванец недолго (с июня 1605 до мар. 1606 г.) беспутствовал в Москве со своими Поляками. На престол избран Василий Иванович Шуйский. Новый Царь прежде всего желал избрать законного Патриарха; старец Иов уже потерял зрение и отказался; избран казанский Митрополит Гермоген, муж непоколебимой твердости и правоты. Гермоген в сане Патриарха был столпом Церкви и царства. Хотя самозванец убит был всенародно, хотя труп его обруган был на площади кремлевской; но буря, поднятая именем Царевича Дмитрия, не утихла; ее надлежало еще утишать.

Царь Василий, быв боярином, не имел твердости открыть пред Царем Феодором об умерщвлении Царевича Дмитрия. Теперь, избранный на престол, отдал он торжественную почесть царственному мученику перенесением мощей его в Москву. Но верно не столько еще смирился Василий, чтобы погасить гнев Божий за нечистоты сердечные ⁴². Сперва начали волноваться только потому, что будто Василий избран одной Москвой; далее стали говорить, что нельзя нарушить клятву Дмитрию и что Дмитрий спасся из Москвы во время восстания народного. Напрасно собор посылал Митрополита Пафнутия c увещанием к крамольникам. Царь и собор положили принести народное покаяние. Посланием Гермогена приглашен был в Москву старец Патриарх Иов. При многочисленном собрании народа в успенском соборе Иов изобразил, сколько преступлений соделано было народом по смерти Царя Феодора Иоанновича, сколько нарушено клятв и присяг, кого видела Москва в лице мнимого Димитрия и какая была его участь пред лицом всей Москвы; в заключение Патриарх, по усердной мольбе народа, преподал разрешение слепотствующим. Это оживило дух народный. Но Поляки отыскали нового Дмитрия, по всей вероятности, жида ⁴³. Опять явились польские войска на помощь самозванцу, уже для всех известному. Изменщики бояры равнодушно переходили от Царя к тушинскому вору. Города заволновались. Патриарх был твердым, неизменным защитником Царя и отечества. Он то словами убеждал сохранять верность законному Царю, то рассылал грамоты, где к вразумлению народа, описывал дела и смерть первого самозванца ⁴⁴. И пастыри следовали духу первого русского пастыря. Тверской Архиепископ Феоктист при первом восстании в ноябре 1606 г. собрал своих боярских детей и всех граждан, одушевил мужеством против бунтовщиков и неприятель отбит был от Твери ⁴⁵. В другой раз, в 1608 г. Тверь не устояла, святитель взят и убит ⁴⁶. Герасим суздальский скончался в изгнании, но не хотел молиться за самозванца. Геннадий псковский посылал крестьян своих и монастырских остановить мятеж и не пережил измены своего города. Новгородский Исидор был счастливее: его увещания успели подействовать на народ, и Новгород, несмотря на измену Пскова, положил не нарушать клятвы Василию, пригласил к себе героя отечества Скопина Шуйского. Иосиф коломенский, сопротивлявшийся первому самозванцу, схвачен был воинами второго, которых напрасно хотел вразумить и привязанный к пушке, влачим был бродягами; его паства при нем также осталась верной долгу. Изменники переяславские, под командой польского начальника (1608 г.) напали на Ростов, многие жители бежали в Ярославль, приглашая с собой пастыря Филарета. Митрополит отвечал, что не покинет паствы своей в опасности. Неприятель ворвался в город и предавал все огню и мечу. Граждане бежали в соборный храм, где Митрополит в полном облачении убеждал их не предаваться злодеяниям и готовил причастием св. таин к мученической смерти. Когда враги приступили к собору и силой успели выбить двери; Митрополит вышел к ним с хлебом и солью, умолял о помиловании единокровных. Но исступленные перебили защитников храма, ограбили святыню, и Митрополита, босого, в изодранном польском платье и татарской шапке, отправили в стан тушинского вора. Уже долго после того Филарет отнят был у неприятеля под стенами волоколамской обители отрядом Скопина Шуйского ⁴⁷.

Всех же более оказала и твердости и пользы обитель преп. Сергия. Царь Василий получил от нее 18 000 руб. до ее осады, да 2000 руб. во время осады. Литовский гетман Сапега и отчаянный наездник Лисовский, пришли взять обитель Сергия, важную и по местному положению. В начале осады в распоряжении Сапеги было до 30 000 войска, а в стенах обители Сергиевской число защитников с двумя воеводами простиралось до 2500 человек; стены обители по местам тогда были ветхи. Но обитель Сергиева была тверда верой и защитой Сергия: 16 месяцев продолжалась осада. Отважны были приступы врага, из множества орудий бросали огонь и били стены, под башни ведены были подкопы; впоследствии от недостатка пищи и свежей воды оказалась в обители цинга. И все вытерпели иноки Сергия; они делали отважные вылазки против неприятеля и разрушали машины. Архимандрит Иоасаф вооружал и вооружался молитвой против Латинян-Ляхов. И Сапега к стыду своему не выгнал седатых грачей из гнезда их ⁴⁸.

Несмотря на все усилия стражей Церкви поддержать верность законному Царю, несмотря на твердость и умные распоряжения самого Василия, число верных Шуйскому уменьшалось. А Сигизмунд с регулярным войском вступил в Россию, чтобы достать престол московский себе или сыну. Шуйский колебался на престоле. Еще в феврале 1609 г. готовы были свергнуть Василия. Твердость Патр. Гермогена восторжествовала тогда над волнением бояр, – Патриарх разослал воззвание к народу ⁴⁹. В июле 1610 Москва стеснена была толпами самозванца. Бояры снова восстали против Василия. Насильно привели Патриарха на совет свой и требовали, чтобы свергнут был Василий. Но Патриарх отказал в согласии и удалился. Василия схватили и невольно постригли. Приверженцы самозванца потребовали престола для бродяги; а Жолкевский подступал к столице. В сих крайних обстоятельствах Мстиславский предложил думе избрать Царем Владислава. Патриарх убеждал не жертвовать Церковью временным пользам и советовал отдать венец юному Михаилу Романову, внуку доброй Анастасии, супруги грозного Царя. Появление Жолкевского под стенами Москвы и интриги Салтыкова склонили большинство на сторону Владислава. Владислав объявлен Царем, но с тем условием, которого требовал Гермоген: до вступления на престол он должен был принять православие, прекратить связь с папой, поставить законом казнь каждому, кто отступит от православия, женится на Русской. Жолкевский рад был предложениям думы и заключил от имени короля договор. Послы князь Голицын и Митрополит Филарет отправились к Сигизмунду за решительным окончанием дела.

Салтыков и друзья его поспешили прибыть в Москву. Явясь к Патриарху в соборном храме, просили по обыкновению, благословения. Гермоген сказал: «если пришли вы в соборную Церковь с правдою в сердце, а не с обманом; да будет над вами благословение Церкви и мое грешное; если же не так; проклятие падет на главу вашу». Скоро Салтыков, вопреки договору, впустил Ляхов в Москву. А послы напрасно молили Сигизмунда утвердить договор ⁵⁰. Условия, предложенные Гермогеном, слишком не нравились иезуитам; а мелкое честолюбие питомца их домогалось московского престола для себя и Смоленска с контрибуцией для Польши. Сигизмунд и изменники положили оружием достигнуть своей цели. Митрополит Филарет и князь Голицын известили о намерениях Сигизмунда. В Москве Поляки подняли грабеж и убийства. Гермоген (около 4 янв. 1611 г.) благословил ополчаться за родину, разрешив всех от присяги Владиславу; разослал грамоты по городам, призывая спасти веру ⁵¹. Ляпунов, воевода рязанский, первый восстал по зову Патриарха: города пересылали грамоты святейшего и вооружались один за другим. Поляки грозили Гермогену смертию. Боярская дума убеждала его успокоить умы, запретить Ляпунову идти к Москве. «Запрещу, отвечал Патриарх, если увижу, что Владислав – сын православия, а Поляки оставляют Москву; велю, если сего не будет и разрешаю всех от присяги королевичу». Салтыков поднял нож на Патриарха. Святитель, подняв крест, сказал громко: «вот оружие против ножа твоего! Да взыдет вечная клятва на главу твою!» И обратясь к Мстиславскому, тихо сказал: «ты начальный; тебе первому должно пострадать за веру и правду» ⁵². Дружины 25 городов шли к Москве. И снова в марте 1611 г. присланы были бояры с угрозами к Гермогену. «Все смирится, отвечал он Салтыкову, если удалишься ты с поляками; я же благословляю всех умереть за православную веру, так как вижу поругание её и разорение святых Божиих храмов». Ничто не могло поколебать твердого святителя; его заключили на королевском подворье под крепкий караул, отдали приказание никого не пускать к нему. Когда Поляки и изменники (в январе 1612 г.) увидели, что Россия твердо борется за свою свободу; то еще раз требовали от Патриарха остановить войну и Патриарх снова повторил прежний ответ. Тогда приказано было уморить Гермогена голодом и страдалец скончался января 17 дня ⁵³.

Обитель Сергия осталась стражем для России. Архимандрит Дионисий и Келарь Палицын рассылали грамоты за грамотами, призывая всех к защите веры и отечества. В Вологде Архиепископ Сильвестр четверо суток терпел жесточайшие пытки в стане неприятельском. Наконец, мысль Патриарха воскресла: избран на царство Михаил Феодорович ⁵⁴.

Юный Царь Михаил чувствовал нужду в опытном и нежном руководителе, каковым мог быть для него отец его Филарет, остававшийся в плену у Поляков. Не избирали и Патриарха, ожидая для сего сана страдальца веры и отчизны ростовского Митрополита. Поляки не хотели расстаться с высоким залогом своих выгод, хотя и просил Михаил. Но сам Филарет, зная любовь сына и свой долг к России, давал знать Москве, чтобы для него не уступали Польше ни клочка земли. По заключении мира Польшею под стенами лавры сергиевой (декабря 1618), Филарет (в июне 1619 г.) возвратился в Москву и тогда же поставлен был в Патриарха иерусалимским Патриархом Феофаном. Юность и любовь сына уступили многой опытности отца. Патриарх был не только советником, но и соправителем Царю. Имя его являлось в грамотах наряду с царским; он участвовал в государственных распоряжениях, решал вместе с Царем дела, выходившие из круга дел святителя. «Государь, Царь и Великий Князь Михаил Феодорович всея России и отец его великий Государь Святейший Патриарх Филарет Никитич московский и всея России указали», так писали тогда в указах. Филарет в самом начале своего правления представил Государю все внутренние неустройства и для устранения их предложил меру простую, но весьма важную по последствиям: произвести всеобщую поземельную перепись государству. Земский совет вполне одобрил предложение Патриарха. – Когда составилась перепись; правительство стало знать, с кого и чего требовать и доходы государственные увеличились. Помещикам определен рубеж, за который никто не мог простирать своего права; собственность каждого обеспечена, тогда как прежде своеволие грабило чужое и с трудом могло быть уличено в грабеже; вместе с тем большая часть тяжб пресеклась сама собой. Крестьяне перестали бродить с места на место и в нищенской праздности предаваться пьянству и грабежам ⁵⁵. Хорошо зная людей по тяжкому опыту, строгий Патриарх неумолимо преследовал испорченных бояр наказаниями и обучал покорности. Воеводам и приказным людям строжайше запрещал притеснять крестьян и посадил людей, которых они заставляли делать на себя свои изделия, молоть, толочь и печь хлеб, пахать на них пашню и косить сено ⁵⁶. Дела войны и мира с вероломными соседями не решались без него, иностранные послы, после представления Царю, являлись к Патриарху. Вообще все десять лет патриаршества его посвящены были преимущественно делам Государства, расстроенного временами самозванцев ⁵⁷.

Время Никона, Митрополита новгородского (1649–1652) и действительного Патриарха всероссийского (1652–1657), было самым блистательным временем царствования Алексея Михайловича ⁵⁸.

При самом первом знакомстве с Никоном Царь увидел в Никоне необыкновенного человека и оставил его Архимандритом новоспасского монастыря. По воле Царя любимый Архимандрит всякую пятницу являлся в придворную Церковь для беседы с Царем, и беседы открывали Царю в Никоне пламенную ревность к Церкви и отечеству, твердый, открытый характер, дальновидный обширный взгляд на предметы духовные и гражданские, жизнь самую строгую. В звании Архимандрита Никон служил Царю, как верный вестник правды и искренний друг бедных. На пути к Царю он принимал просьбы от народа и Царь, не выходя из Церкви, давал на них решения.

Когда добродетельный Афоний сменил посох новгородского Митрополита на посох старца хутынской обители; Царь в 1648 г. избрал Никона на место Афония в Митрополита Новгороду. Необычайная власть предоставлена была Царем новому Митрополиту в епархии. Никон получил право входить в темницы и по своему усмотрению разрешать узников. В отдаленных лопских погостах Царь предоставил было собирать пошлины Митрополита олонецкому воеводе; Никон писал, что светские власти олонецкие не только оставляют у себя большую часть доходов софийского дома, но за деньги разрешают браки близких родственников и Царь (в декабре 1649 г.) разрешил Митрополиту посылать туда своих доверенных лиц ⁵⁹. Во время страшного голода новгородского Никон особенно оправдал доверенность к нему Царя. Митрополит на свой счет устроил четыре богадельни и каждый день кормил на своем дворе бедный народ. Еще величественнее явился Никон во время бунта, вспыхнувшего в тот же голод. Во Пскове разъяренная чернь умертвила воевод и с трудом могла быть усмирена оружием; а в Новгороде Никон укрыл князя Хилкова в своих палатах и вышел к бунтующему народу; удары посыпались на Никона: одни бросали в него каменья, другие били палками и он замертво оставлен на площади. Едва дышащий, поднят он служителями своими; но отправился совершать литургию с крестным ходом в той части города, где свирепствовал бунт; после литургии Никон не убоялся и еще раз явится к мятежникам, вошел в самую избу, где собирались они. Твердость пастыря на сей раз поразила самых свирепых; они притихли, прекратили убийства, но еще не переставали действовать против правительства; заградив путь к столице, ссылались со Шведами, чтобы передать им город. Никон успел уведомить Царя об опасности и указал, какие нужно предпринять меры против злоумышленников; сам предал бунтующих анафеме. Буря утихла, укрощенная твердостью Никона; народ обратился к нему за разрешением духовным; Царь представил суд над виновными Митрополиту и Митрополит судил, как пастырь справедливый. Это было в 1650 г. С сего времени любовь Царя к Никону увеличилась; он часто вызывал его в Москву для советов.

По смерти Патриарха Иосифа, Царь, извещая Никона об обстоятельствах смерти, выражал и уважение глубокое и любовь самую нежную к Никону, называл его крепким воином и страдальцем Царя небесного, дорогим любимцем и другом своим ⁶⁰. Когда же Никон прибыл из соловецкой обители, куда отправлялся за мощами святителя Филиппа и откуда сообщал Царю сведения, полезные государству, Царь объявил, что избирает Никона в Патриарха. Никто из друзей веры и не думал о другом преемнике. Никон, хотя твердо был уверен в доброте Царя и в любви его к себе; но знал и то, что гордость бояр уже негодовала на любовь Царя к Никону и на ревность Никона к долгу пастырскому ⁶¹. И потому нелегко согласился на принятие сана. Приняв сан, он хотел быть первым помощником Царю.

Дружба самая тесная соединяла нового Патриарха с Царем. Вместе молились они, вместе рассуждали о делах, вместе садились за трапезу; так было каждый день. Патриарх был восприемником детей царских. Ни одно государственное дело не решалось, в котором не участвовала бы мысль Никона; так было шесть лет. И великий ум, предприимчивый, твердый характер Никона отпечатлены на этих счастливых годах государства русского (с 1651 до 1657 г.).

Самым блистательным делом сего времени, и самым славным в царствование Алексея, было соединение Малороссии с Россией. Храбрый гетман Хмельницкий, кровью защищавший несчастную родину, несколько раз изъявлял желание быть под покровительством Царя православного. При Патриархе Иосифе (в феврале 1648 г.) Царь предлагал о том на рассуждение собора лиц духовных и светских. Тогда полагали согласиться на просьбу гетмана, но полагали боязливо и не сделали ничего. Страдания Украины увеличились. В Москве боялись войны с Польшей; а Поляки начали оскорблять Царя и порубежных его подданных. К Москве придвинулись бы Татары и султан, если бы Малороссия отдалась на волю султана. Когда гетману стали грозить и Крым и Польша; гетман послал грамоту к Патриарху Никону, умоляя о присоединении единоверных к единоверным. Государь решился требовать покоя Малороссии прежде, нежели поднимет оружие. В апреле 1653 г. отправлено было посольство в Польшу; но магнаты, давно пропившие благоразумие, как говорил Хмельницкий, не хотели ничего слушать. В октябре 1653 г. собором духовенства и земских чинов решено принять Малороссию. И 8 января 1654 г. совершилось торжество соединения единокровных с единокровными. С какой любовью обратились тогда сердца Юга к Никону, показывает пример Игумена Иоиля Турцевича. Приглашенный в 1654 г. в иверский монастырь на дороге захворал и просил перенести кости его туда, куда стремилась любовь его, в иверский монастырь: аз, говорил он, послушание мое ко пастырю и по смерти сохраню ⁶².

Вслед за присоединением Малороссии к России не могла не начаться война с Польшей, и она началась. Но она была счастлива и блистательна; Царь сам отправился с войском, которое Патриарх окропил св. водой, а семейство Царя и царство поручены были Патриарху; без совета его не могли ничего делать бояры ⁶³. И посол за послом спешили от Царя к Никону с известием о взятии городов. В полгода овладели Смоленском, Минском, Витебском, со множеством окрестных мест. В 1655 г. завоевана была вся Литва с остальными городами Белоруссии; и в то же время прошли всю Волынь и Галицию, разбивая Поляков; там и здесь первыми в победах были козаки. Польша доведена была до изнеможения. Она предложила перемирие, оставив за Россией все завоевания и объявила Царя Алексея преемником королю Яну Казимиру ⁶⁴.

Между тем, когда Царь находился с войском в поле, в Москве и Казани (в июле 1651 г.) открылась моровая язва, перешедшая затем и в соседние губернии. В столице свирепствовала она с такой силой, что к ноябрю месяцу большая часть священников и с прихожанами умерли. Патриарх с обыкновенной для него твердостью делал распоряжения к облегчению бедствий; особенно же заботился он о сохранении оставленной на его попечение царской семьи. Послав наперед приказание в колязинский монастырь об осторожном приготовлении келлии, служб и всего нужного к приезду Царицы ⁶⁵, Никон отправился с семьей Царя – друга в лавру богоносного Сергия, потом странствовал с ней из монастыря в монастырь, с чем вместе лично наблюдал за безопасностью мест ⁶⁶. В то же время от имени Царицы и Царевича Алексея рассылал по городам грамоты об употреблении строгих мер предосторожности: предписано было ограждать зараженные места крепкими заставами, жечь костры для очищения воздуха; жители Москвы, устрашенные смертью, бежали в Коломну и другие места; их, как опасных, возвращали в Москву ⁶⁷. Донесения, переходившие зараженными местами, предписано было списывать со слов у костра, а подлинники сжигать ⁶⁸. Наконец, в конце октября Патриарх в Вязьме передал Царю дорогое сердцу семейство его невредимым, и тогда же отправился вперед в Москву, чтобы очистить город ⁶⁹. Тогда Царь объявил свою признательность Никону жалованной грамотой, данной новому Патриаршему монастырю – Иверскому. Здесь Никон назван был великим Государем, Патриархом всея великия и малыя России; так как именем великого Государя называли родителя Царского Патриарха Филарета, то по отношению к Никону это имя выражало только сыновнее уважение Царя к Патриарху. Никон со своей стороны весьма не желал сей почести и просил Царя освободить от нее. В письмах к Царю он называл себя то грешным, или грешным и смиренным Никоном, то смиренным Никоном Патриархом. Но в публичных актах титло по настоянию Царя осталось за Никоном ⁷⁰.

Эпидемия открылась и в 1655 г. по городам восточным. Никон заботился о внутреннем благосостоянии государства. По-прежнему от имени Царевича рассылал указы о мерах предосторожности ⁷¹. Так как суеверие распространило вредные мысли о происхождении и ходе язвы, то Патриарх разослал от своего имени пространную, окружную грамоту к вразумлению суеверов и невежд. В грамоте Патриарх, убеждая переносить несчастье с терпением, укрепляться молитвой и постом, советовал беречься сообщения с зараженными… запрещал верить ложным толкам суеверов, разглашавших, что никто не должен избегать этой язвы как посланной гневом Божиим. Пастырь поучал, что каждый отвечает за свои грехи, что по наставлению Пророков, Спасителя и Апостолов спасаться от смерти не грешно, а напротив, кто не избегает опасности видимой и подвергается ей без нужды, тот самоубийца. Иные, говорил Патриарх, не слушая добрых советов, сами погибли и других погубили. Они поверили сказкам сновидцев, которые говорили, будто Бог открыл им, когда и как прекратится язва. И что же вышло? Зараза поражало легковерных, а от них переходила на других; – христиане умирали без приготовления христианского. «Будем, заключал пастырь, Ниневитяне, а не Содомляне! Оставим злобу, да не погибнем от злобы ⁷². В октябре Патриарх, вследствие желания Царя, отправился с Царевичем Алексеем в Вязьму к Царю. И Царь опять искренно благодарил Патриарха, как друга своего и истинного святителя ⁷³.

При тех блистательных надеждах, какие возбуждены были победами над Польшей и присоединением Малороссии, естественно было, что Никон (1656 г.) одобрил Царю войну со Швецией за владения православной России в Лифляндии. Правда, Хмельницкий справедливо замечал, что лучше было бы сперва решить дела с одним врагом – Польшей, потом уже собравшись со средствами, начать с другим. Но дела со Швецией, как и с Польшей, шли с успехом, пока Никон пользовался доверенностью Царя; между прочим, в Кокенгузене освящена была Церковь во имя Царевича Димитрия и город назван Димитриевым. Умный Ордын-Нащокин своими способностями ручался России за многое, если бы не отвергали советов его, как и Никона ⁷⁴.

Плодом трудов Патриарха было и то, что в начале 1656 г. молдавский воевода Стефан чрез послов своих просил Царя принять его под покровительство, как принят гетман Малороссии. И Молдавия причислена к владениям Царя, хотя и не была удержана ⁷⁵.

Так действовал Никон на пользу православному отечеству, с любовью искренней к достойному Государю.

а) Причины перемены и легкие обнаружения ее, первый открытый разрыв союза с Царем; преследование Никона боярами в уединении.

В 1657 г. началась перемена в участи Никона. Нет сомнения, что эту перемену начала и продолжала ненависть вельмож, восставшая на Никона за силу его у Царя – друга. Затем приняли в том участие характер Никона суровый, а в последнее время и раздражительный. Еще более того хотели погубить Никона суеверы, которым слишком горек был Никон. В печальной истории Никона постоянно видим одних и тех же сановников двора – бояр Стрешневых (Симеона и Родиона) и Милославских – родственников Царя, князей Одоевского (Никиту), Долгорукого (Юрия) и Трубецкого (Алексея), боярина Салтыкова и секретаря Алмазова, т. е. видим явный заговор против Никона ⁷⁶. Очевидец событий посланник Майерберг пишет: «Патриарх Никон, быв крайне близок к Царю, казался всемощным; но он низринут судьбой придворной жизни… Сердце Царя отдалила от него и Царица, издавна ненавидевшая его, и тесть царский (Илья Милославский), неприязненный ему по своим причинам. А добрый Царь Алексей так осажден любимицами своими, что никому до него нет доступа ⁷⁷. Бояры не могли переносить власти Никона в совете царском. Они всю жизнь спорили друг с другом за места и в спорах за места впоследствии погубили почти все, что приобрели прозорливость Никона и мужество Царя в войне с Польшей и Швецией. Это ясно видел и свидетельствовал современный украинский летописец ⁷⁸. Столько же грубая, сколько и раздражительная гордость вельможная мстила оскорблявшим ее беспощадно, не внимая ни правде, ни состраданию. Власть Никона сама по себе была тяжела для бояр; а Никон с характером твердым и резким слишком давал чувствовать свое преимущество и не знал уклончивости. Царя и Церковь святую любил он пламенно. И по власти Патриарха, по власти той, какую доверила ему любовь царская, он говорил и выполнял правду, не разбирая лиц. Когда Морозов и некоторые другие, по примеру Поляков, завели у себя латинские иконы и органы; Никон громко обличал их за то в храме пред лицем Государя. Некоторые бояры имели в виду еще другое против Никона. Тогда, как одни из вельможных легкомысленно перенимали дурные обычаи Запада, другие стояли в ряду фанатиков старины; а эти люди готовы были на все, чтобы избавиться от Никона; они раздували ненависть против Никона везде, где только могли ⁷⁹. Монастырский приказ для тех и других служил орудием против Никона и защитой страстям. Бояры чрез монастырский приказ мало-помалу стали делать распоряжения не только мимо Патриарха, но и с открытым намерением оскорблять Никона; от духовных имений переходили к духовным лицам. Определяли священников и Игуменов именем Царя, без всякого сношения с пастырем Церкви. Никон показывал несправедливость в новом порядке дел; восточные Патриархи впоследствии то же самое говорили Царю и приказ был закрыт. Но мысли Никона выставляли то сомнительными, то несправедливыми потому, что предлагал их Никон; а резкие выражения, в каких отзывался впоследствии о приказе Никон, только радовали – врагов Никона ⁸⁰. Мало-помалу они дошли уже до того, что стали открыто ругаться над Патриархом. Стрешнев (Семен) столько был нагл, что назвал именем Никона свою собаку и ненависть к Никону доводил до открытого кощунства под благословением святительским.

С половины 1657 г. Царь не был уже так близок к Никону, как прежде. Дружеских бесед за трапезой уже не было; не было и частых совещаний о делах с Патриархом. Бояры возбудили недоверчивость в Царе к Никону и употребляли меры довести ее до совершенной холодности, если не до вражды ⁸¹. Если бы добрый Царь и Патриарх искренно объяснились между собой; дружество их ожило бы. Но до сего-то и не допускали Царя, даже в случаях, самых важных для Никона.

В июле 1658 г. открылся случай довести тайные неудовольствия до открытого разрыва. В Москве делали торжественный прием грузинскому Царю Теймуразу, прибывшему скрепить союз Грузии с Россией. Патриарх оставил воскресенское уединение свое, чтобы принять участие в деле, которое было в связи с делами церковными, и в котором участвовали предшественники его, начиная с Патриарха Иова (§ 13). Но Патриарх не был приглашен во дворец. Изумленный Никон послал своего боярина – князя узнать о причине. Стольник Богдан Хитров, любитель старины и родственник царский, ударил князя палкой; посланный сказал, что он прислан Патриархом; Хитров повторил удар с грубой бранью. Понятно, Хитров действовал с верными надеждами на защиту сильных: так показали и последствия. Раздраженный Никон требовал удовлетворения и Царь письменно обещал удовлетворение, желал и лично объясниться с Патриархом; но происками бояр Никон не получил удовлетворения. Патриарх надеялся говорить с Царем в праздники; но пришел один праздник (8 июля) и Царь удержан был от выхода; пришел другой (10 июля), Патриарх долго ждал Царя, но князь Ромодановский, пришедший объявить, что Царь не выйдет, стал публично упрекать Никона в гордости за титло великого государя, т. е. за то самое, которое дал ему Царь ⁸².

Тогда Никон, огорчившийся до глубины души, потерял терпение. По окончании литургии, он объявил в слух всех, что он более не Патриарх; поставил к владимирской иконе Богоматери посох святителя Петра и в ризнице написал письмо Царю. Это был поступок самоволия, достойный порицания и потому, что подавал другим пагубный пример самоволия. Царь, смущенный, хотел успокоить Никона: но князь Трубецкой, отправившийся с поручением Царским, вовсе не имел расположения успокоить Никона. Никон в ответе дал ему заметить о его интригах пред Царем. Народ простосердечно плакал и держал двери, не пуская пастыря из храма. Никон пеший пошел из Кремля на иверское подворье, а оттоле уехал в воскресенскую обитель ⁸³.

В воскресенском уединении Никон жил, как строгий труженик: все, что могли сказать о нем Царю самые враги, относилось только к чести Никона. Почти чрез год слух о нашествии крымского хана обратил к Патриарху дружескую заботливость Царя, обеспокоившегося опасностью его в беззащитном Воскресенске. Патриарх же всего более желал личной беседы с Царем; он прибыл в Москву, чрез три дня допущен был до свидания с Царем, но в присутствии бояр; Патриарх отдал тогда же честь и Царице. Государь отпустил Никона в его монастырь с подарками и уважением; но искреннего разговора с Царем не было, и дело друзей осталось нерешенным.

Никон занялся обителями. Из воскресенского монастыря отправился с ним в монастыри иверский и крестный монах Феодосий, умевший представиться самым приверженным к Никону. Но в крестном монастыре поведение Феодосия показало в Феодосии человека подозрительного и при допросе Феодосий сознался, что послан искать смерти Никона. Патриарх отправил его к Царю; Феодосий сперва заперся, но потом повторил прежнее признание и пред Царем. Добрый Царь предоставил суд над ним Патриарху. Но Никон благодарил Царя, и писал, что не желает зла врагам, а в своем деле не может быть судьей. Чье это было орудие? Улик не показано ⁸⁴.

б) Собор 1660 г. Паисий и Бабарыкин; ответ Патриархов и Зюзин; решение собора 1669.

В 1660 г. бояры нашли необходимым действовать решительно против Никона. Питирим, по внушению бояр, действовал уже как полоновластный Патриарх, без сношения с Патриархом. Салтыков и Трубецкой вместе с Питиримом представили Царю, что Церковь остается без пастыря и необходимо избрать нового Патриарха. Царь велел быть собору. Тогда ненависть к Никону обнаружилась в самом черном виде. Чего не говорили о Никоне? Больно слушать крики страстей, дошедших до дикости. К чести совести христианской нашлись двое, которые довольно свободно говорили в пользу Никона на соборе. Ученый Епифаний Славеницкий, писавший соборные акты, объявил, что в правилах церковных не нашел он, чтобы отрекшегося Епископа лишали священства. А Игнатий Иовлевич, Архимандрит полоцкий, говорил, что не выслушав голоса самого Патриарха: почему удалился он от кафедры и желает ли оставить ее навсегда, нельзя составлять определения об отрешении его от управления Церковью; к тому же русские епископы не в праве судить своего архипастыря без участия восточных Патриархов. Сей голос проник в кроткое сердце Царя ⁸⁵.

К несчастью Церкви, прибыл после того в Россию бывший Митрополит газский Паисий Лигарид, осужденный своим Патриархом и долго скитавшийся без епархии по Греции и Италии ⁸⁶. Паисий был довольно учен, но не слишком дорожил совестью, любил вести интриги ⁸⁷, был хитер как Грек, но Грек легкомысленный ⁸⁸. Обласканный Царем, и еще более вельможами, он не замедлил стать в ряду самых злых врагов Никона. Первым делом Паисия и вельмож были вопросы Стрешнева Паисию о Никоне и ответы Паисия, прибранные из церковных правил в осуждение Никону ⁸⁹. Между тем Никон, в других случаях не совсем доверчивый, не зная расположений Паисия, в письме к нему излил жалобу на свое положение и подобную же грамоту написал константинопольскому Патриарху. Грамота была перехвачена вельможами; письмо к Паисию, как понятно, было также в их руках и обе бумаги глубоко огорчили доброго Царя.

Затем, Паисий в письме к Царю, выставляя себя ревнителем Церкви и Царской чести, писал, что для пользы Церкви и Царя надобно снестись с константинопольским Патриархом. Он же приготовил еще прежде вопросы конст. Патриарху о царской и патриаршей власти, не называя в них по имени Никона, но представляя случаи из истории Никона, как их представляли враги Никона. Царь отправил вопросы не к одному, а ко всем Патриархам; но послу даны были наставления вельможами ⁹⁰.

В конце дек. 1662 г. вельможи убедили Царя потребовать сведений о состоянии имущества Церквей и дома Патриарших, с донесениями настоятелей, каких вещей и подарков требовал от них Никон? В то же время раскрыт был тайный архив Патриарха. Никон горько жаловался на это оскорбление, особенно потому, что им нарушались тайны, вверенные ему, как Святителю ⁹¹.

Стольнику Бабарыкину, царскому родственнику, монастырский приказ отдал землю, купленную Патриархом для воскресенского монастыря. Бабарыкин не хотел остаться в долгу. Он донес Царю, что а) Патриарх на молебне положил жалованную грамоту монастырю пред образом Богоматери, и, выбирая из псалмов слова проклятия, относил их к Царю, б) в тот же день порицал Царя в своей келье. Чувствительный, но доверчивый Царь со слезами жаловался на Патриарха. Положили – немедленно послать Никона в заточение. Но два епископа настояли, что необходимо наперед исследовать дело. Главными следователями оказались кн. Одоевский и Стрешнев. Паисий Лигарид так был легкомысленен, что также принял на себя должность следователя, он, который не имел никакого вида на звание от своего Патриарха, ни права на суд по делам чужой Церкви и ее Патриарха. Тогда, как Царь приказал вельможам следователям обходиться с Патр. Никоном со всем уважением, они, окруженные толпами стрельцов и десятками чиновников, распорядились Никоном по-своему, – допрашивали его с наглой дерзостью, вместо вопросов предлагали ему укоризны и брань, запирали его в келье и живших с ним в монастыре подвергли пыткам. И, однако, по донесению самих следователей, крайне несовестливому, все дело Никона состояло в том, что он велел читать некоторые псалмы с осуждениями на нечестивых, имея ввиду Бабарыкина; а свидетели, которых показания не выставлены в донесении, единогласно говорили, что за Царя Патриарх велел читать и читались ектении, к кому же относились псалмы, имя того не было и произносимо. По самому донесению следователей Царь не мог не видеть ненависти, преследующей Никона и поспешил успокоить Патриарха своим распоряжением, потом послал ему подарки ⁹².

В мае 1664 г. получен был ответ восточных Патриархов, по неопределенности вопросов не решивший дела о Никоне. А иерусалимский Патриарх Нектарий, хотя и подписался под определением собора, в особом письме просил Царя за Никона; пастырь писал, что ни в грамоте царской, ни в наказе послу не находит он причин к строгому осуждению Никона и умолял Царя вспомнить заслуги Никона возвращением его кафедре, не слушать возмутителей покоя и усмирить Церковь ⁹³. Доселе ничей голос не доходил до Царя в пользу Никона. Письмо восточного Патриарха, чуждого смут русского двора, произвело в добром Царе глубокое впечатление. Он и всегда понимал друга своего гораздо лучше, чем кто-либо из придворных. Теперь убеждение в величии Никона было оживлено в нем.

Боярин Никита Зюзин, вместе с немногими другими болезнуя о волнениях, воздвигнутых невежеством, завистью и злобой, решился действовать по тем отзывам Царя о Никоне, какие доходили до него чрез других. Он (в ноябре 1664 г.) писал к Патриарху, чтобы приехал в Москву на праздник чудотворца Петра и послал бы звать Государя к службе, как будто между ними ничего не было. Пред тем (в октябре) Царь не только благосклонно принял посланного Никоном архимандрита, но писал полное любви и уважения письмо »великому Государю свят. Никону, Архиеп. царствующаго града Москвы и всея великия и малыя и белыя России Патриарху ⁹⁴. Зюзин писал во второй и третий раз, приглашая Никона в Москву. Полагаясь на все это, Никон, чтобы восстановить союз любви, прибыл в Москву – и послал звать Царя на молитву. Это произвело сильную тревогу. Минута была решительная: от нее зависело или падение врагов Никона, или окончательное низвержение его. Враги убедили Царя не принимать Патриарха и объявить, чтобы ехал в воскресенский монастырь. Огорченный Патриарх сказал в слух, что отрясает прах с ног своих там, где не принимают его ⁹⁵. Потом грамотой объявил согласие свое на избрание нового Патриарха, с тем, чтобы оставлены были в его ведении построенные им монастыри, прощал всех оскорбивших его, разрешил как виновных пред ним Епископов, так бояр Стрешнева, Бабарыкина и подобных им, коль скоро будут просить прощения; желал также чтобы не был запрещен ему доступ к Царю и доступ к нему желающим посещать его. Но эти условия сильно не нравились. Царь послал на восток звать двух Патриархов в Москву на собор ⁹⁶.

В конце 1666 г. прибыли в Россию Патриархи александрийский Паисий и антиохийский Макарий. В декабре собрался в царских палатах многочисленный собор восточных и русских пастырей. Никон, призванный на собор, приготовился к нему елеосвящением и причастием св. тайн. И когда, вступив в палаты, как Патриарх, не видел для себя патриаршего места, не сел, а стоя слушал. Царь с глубокой скорбью говорил, что Патриарх Никон самовольно удалился от кафедры и самовольно поступал, возмущая тем покой Церкви в течение восьми лет; слезы текли из глаз доброго Царя, при обличении человека великого и столько любимого им; Царь говорил и о жалобной грамоте Никона к константинопольскому Патриарху; а наконец свидетельствовал пред всеми, что он не питал личной вражды против святителя. – Никон предлагал свидетельство своей совести, что он уклонялся от царского гнева и, водворяясь в пустыне от смут боярских, не выходил из своей епархии. О грамоте к Патриарху объяснялся, что писал ее, как брат к брату и не думал, чтобы к соблазну Церкви захотели обнаружить ее.

Затем не только жестоко обвиняли, но осыпали бранью Никона Епископы рязанский Иларион, крутицкий Питирим и мстиславский Мефодий – постоянные недоброжелатели Никона, из которых последнего Никон не допускал и до сана епископского ⁹⁷. Иларион поднимал даже руку на первосвятителя. Никон отвечал свободно, но не спокойно.

В новом заседании Царь обращался и к присутствовавшим боярам, требуя улик против Никона. Один только князь Долгорукий сказал несколько слов; прочие молчали. Тогда Никон, окинув их взором, сказал: «Государь! Девять лет готовились обвинить меня и – никто не может вымолвить слова. Камнями могут побить Никона; но хотя бы еще девять лет стали выдумывать клеветы, ничего не найдут против меня».

После нескольких заседаний, на которых не было уже Никона, его позвали (12 декабря) на последнее, когда уже положили утвердить и объявить решение собора. При сем печальном действии добрый Царь не хотел присутствовать; не приняли участия в нем и достойнейшие пастыри того времени Лазарь черниговский, Симон вологодский и Михаил коломенский. Патриархи Паисий и Макарий также старались пред тем уклониться от осуждения Никона, ссылаясь на то, что не имеют ввиду голоса двух Патриархов: но им сказано, что согласие тех Патриархов на суд над Никоном известно. Никона обвиняли в следующем: 1) самовольно оставил он патриарший дом и удалился в воскресенский монастырь; 2) по причине удаления его заведены были разные следствия, от которых многие пострадали; 3) досаждал Государю, препирался с самым собором и не был покорен; 4) Митрополита газского называл еретиком и мятежником; 5) без соборного суда подвергал запрещению некоторых Епископов и лишал епархий; 6) некоторых из своих подчиненных, по удалении от престола, наказывал жестоко ⁹⁸.

По прочтении обвинений прочтен был приговор Никону: лишить сана патриаршего и в иноческой одежде отослать на покаяние в пустынную обитель.

Никона отвезли под строгим надзором в Ферапонтов, белоозерский монастырь, где пробыл он до 1675 г. сперва в жестокой тесноте; 1675 г. переведен он в кириллов монастырь и опять под самое тяжелое иго бедности и тесноты. Царь Феодор Алексеевич положил возвратить ему сан и воскресенское любимое уединение его, но Никон скончался на пути и погребен с почестями Патриарха; восточные Патриархи прислали свое разрешение, возвращавшее Никону сан, после кончины его.

Царь Алексей Михайлович пред смертью своей писал в завещании: От лица моего духовнаго, великого господина, святейшаго Никона, иерарха и блаженного пастыря, аще и не есть ныне на престоле сем, Богу тако изволившу, прощения прошу и разрешения ⁹⁹.

Церковное управление на Юге, как и все в южной Церкви, подвергалось в сем периоде расстройству от унии: а) При появлении унии в ведении Киевского Митрополита считали до 11 000 лиц, освященных на служение Церкви. Когда же открылись кровавые дела унии: то паствы по временам оставались без пастырей или пастыри принуждены бывали скрываться там и здесь, как во времена языческих гонений. б) Ввиду крайних опасностей для православия от Запада южное православие теснее прежнего соединялось с константинопольским Патриархом и вообще с Востоком. Эта связь была спасительна: она ограждала от новизн Запада уже одной мыслью о древности Востока, а твердость Востока, непреклонная среди бед, еще более внушала уважение к Востоку и недоверие к Западу. Отселе так часто в это время встречаем экзархом константинопольского и других Патриархов на Юге. Цареградский Патриарх то присылал особенных полномочных (экзархов), то облекал сей важностью русских пастырей, преимущественно же Митрополита. в) Одной из целей учреждения московского патриаршества было поддержать православие деятельной помощью. Цель эту хорошо понимали на Западе и поспешали сблизить юго-западную Россию (унией) с Западом, а не с Востоком. Ряд жестоких бед, поднятых тем же Западом на Восток и Запад Русских, скрыли на время из виду Русских эту цель. Наконец в 1654 г. истерзанная Малоруссия отдалась под защиту московского Царя. Естественно, что с тем вместе Церковь малорусская поставлялась в зависимость от московского Патриарха. Между тем Запад до того навел страх на русский Юг, что Митрополит Сильвестр и тогда еще опасался подчиниться московскому Патриарху. Он хранил в душе признательной постоянную, хотя и слабую, защиту константинопольского Патриарха Югу; а еще более трепетал меча польского, которого, не как западные Епископы, не мог отразить мечом. Нет сомнения, что и воли и ума достало бы у Никона на то, чтобы наперекор всем интригам прелатов польских скрепить тогда же навсегда церковный союз единокровных; он уже и начал скреплять его. Пастыри могилевский (1654–1662 г.), смоленский (с 1656 г.) и черниговский (с 1657 г.) признали над собой власть московского Патриарха. Митр. Сильвестр подчинялся Патр. Никону ¹⁰⁰. Но Никон пал; без его влияния, Дионисий, признанный (в 1667 г.) со стороны Царя приемником Сильвестра, колебался принять посвящение от московского Патриарха. Польша по видам унии и политики, не только старалась не допускать подчинения киевского Митрополита московскому Патриарху, но долго и кроваво оспаривала и гражданскую власть Москвы над Малоруссией. Отселе следовал ряд неустройств для киевской митрополии. В 1661 г. Царь по смутам, назначил блюстителем митрополии мстиславского Епископа Мефодия; но Мефодия не уважали на Юге за характер. По смерти Дионисия, в 1663 г., духовенство и казаки избрали в Митрополита Иосифа Нелюбовича-Тукальского, а Тетеря, гетман правой стороны Днепра, хотел видеть Митрополитом Антония, Епископа перемышльского. Поляки, поддерживая Тетерю, схватили (в 1664 г.) Иосифа и заключили его в Мариенбурге, где томился он два года; Антоний остался правителем, но только с именем нареченного. В 1665 г. Гетман Брюховецкий просил Царя прислать Митрополита из Москвы; Царь обещался снестись о том с Констант. Патриархом. Между тем Иосиф, в 1667 г. освобожденный из тюрьмы Дорошенкой, чигиринским гетманом, в 1668 г. получил утверждение в сане Митрополита от Патриарха и снял с Мефодия сан епископский. Духовенство стало относится во всем к Иосифу. Страдалец веры и отчизны, пастырь умный и искренний, Иосиф хотя и действовал в пользу храброго Дорошенка, отложившегося от Москвы, но всего более по отвращению к Польше, с которой мирилась тогда Москва, как казалось, к невыгоде Украины. Он умолял Царя не отдавать Киева Ляхам – врагам православия. Когда Дорошенко чрез султана выпросил у константинопольского Патриарха анафему гетману Демьяну, Иосиф свободно писал к Патриарху Мефодию, что анафема его несправедлива и только возмутила Церковь и народ. По примеру Иосифа большинство тогда же обратилось с надеждами к московскому Патриарху. Тогда-то Иосиф в письме к боярину Ордыну-Нащокину открыл прекрасную свою душу. «По беззакониям моим, писал Иосиф, которым нет числа, не признаю я себя душею страждущею за благочестие… В горести душа моя. Как могу называться пастырем, когда растеряно стадо! О! Да соберет его создавший и искупивший своею кровью!» Напрасно король польский в 1673 г. назначал администратором митрополии Иосифа Шумлянского, тайно обещавшегося быть униатом. Нелюбович скончался любимым пастырем (1676 г.) ¹⁰¹. По смерти его король признал Митрополитом Антония; но он жил в Литве до 1679 г., а соединившейся Украиной заведовал Лазарь Баранович. ¹⁰². Такое странное положение дел вполне убедило, наконец, православный Юг в необходимости совершенно подчинить южную митрополию московскому Патриаху. Гедеон из князей Четвертинских, с 1657 г. Епископ луцкий ¹⁰³, в 1685 г. единодушно избран был в Митрополита, и согласно с общим решением не иначе хотел принять власть, как от московского Патриарха. Умный Патриарх Иоаким докончил то, чего не успел сделать великий Никон. Гедеон посвящен был в Москве, с правами на древние преимущества Митрополита киевского. «Патриарху московскому, сказано было в грамоте, не вступаться в суд Митрополита, с жалобами на Митрополита не обращаться в Москву и считать сию первоначальную митрополию в том же положении, с теми же правами и преимуществами, как была она под ведением константинопольского Патриарха». В 1687 г. получено было согласие восточных Патриархов на зависимость южной митрополии от Патриарха московского. Вредное многоначалие прекратилось, а Епископы польских владений оставлены в прежней зависимости от киевского Митрополита ¹⁰⁴.

Тогда же, как при Царе грозном покорена была Сибирь, в ней стали селиться по местам Русские; в 1603 г. уже крестились некоторые из начальников чусовских Вогуличей ¹⁰⁵. Никонова Летопись говорит о Патр. Филарете: «многия язы́цы приведе в православную веру» и сравнивая его со св. Леонтием ростовским пишет: «многия поганыя веры приведе, всех убо крестяху». Это относится преимущественно к Сибирским народам. В конце 1620 г. положено было, для успехов веры, назначить архипастыря в Тобольск; Архиепископом поставлен Киприан, Игумен хутынский, уже известный ревностью к отеческой вере. Благочестивый Царь Михаил снабдил сибирского Архиепископа пособиями жизни ¹⁰⁶. Благочестивый архипастырь выполнил надежды Царя и Патриарха, крестил многих неверных в св. веру; а чтобы и жизнь христиан не была соблазном для слабых в вере, старался врачевать то сильное расслабление нравов, какое видно было в русских поселенцах того края. Это стоило ему многих трудов и огорчений ¹⁰⁷. Для успехов веры и благочестия построил он несколько монастырей в разных местах своей епархии ¹⁰⁸.

При Патриархе Никоне, пятый сибирский Митрополит Симеон присылал к Царю просьбу от 14 волостей кодских Остяков прислать к ним священников и иноков, дабы могли они просветиться крещением: «прежде, писали они, в кодском городке (или Конде, резиденции остяцких князей) были Церкви и многие Остяки, слыша проповедь, крестились». По настоянию Никона Царь грамотой 1653 г. повелел Архиепископу устроить в Конде монастырь и причет с тем, чтобы крестить кодских Сибиряков. Кодский монастырь служил с того времени рассадником веры ¹⁰⁹.

В половине 17 стол. Христианство начало проникать в южную Сибирь и даже в ту ее часть, которая, простираясь от Яблонового хребта к востоку, называлась Даурией. Подвиги храброго Хабарова (в 1649 г.) открыли путь вере между Даурами, Дучерами, Гюляками, Ачанами, и частью Манчжурами. Из строившихся по местам городков свет веры распространялся между язычниками. В 1671 г. вблизи Албазина, стоявшего на краю восточной Даурии, построен был Спасский монастырь, а в самом Албазане еще прежде того существовала приходская Церковь ¹¹⁰. В 1681 г. отправлена была миссия для распространения веры в западную Даурию. Проповедниками веры определены были игумен Феодосий, Иеромонах Макарий и несколько монахов. Сибирский Митрополит Павел дал им прекрасное наставление. «Приехав в Даурию, писал он, в Селенгинске и других городах и острогах приглашать всяких иноверцев к истинной христианской вере православной, поучать со всем тщанием и ревностью из божественного писания и крестить во имя Отца и Сына и Святого Духа; приводить же к тому Божьему делу без всякого тщеславия и гордости, с благим намерением, без всякого оскорбления, … опасаться, чтобы какими-нибудь словами не отдалить строптивых иноземцев от святого дела» и пр. В то же время дано благословение устроить в Селенгинске монастырь святой Троицы. В конце того же (1681) года вследствие Царского предложения Собор положил: «в дальние города, на Лену в Дауры, посылать людей духовных, архимандритов, игуменов или священников, добрых и учительных, для просвещения неверующих христианским законам». Ревностный Селегинский Игумен основал еще для временного пребывания посольский Преображенский монастырь, близ картинского залива ¹¹¹. Плоды всех этих усилий видны по Даурским спискам новокрещенцев ¹¹².

Имя просветителя Сибири принадлежит преимущественно тобольскому Митрополиту, Филофею Лещинскому. При самом посвящении своем (в 1702 г.) он получил поручение стараться о распространении христианства между разными язычниками Сибири, в духе евангельском; личная ревность и внутреннее призвание еще более требовали того же от Филофея. Помощниками святому делу были, взятые им из Киева, ученые иноки и благочестивые молодые люди. Филофей, как приметно, глубоко сожалел о потере восточной Даурии, уступленной неосторожностью Китаю в 1689 г. Он отправил миссионеров к пограничным сибирским Монголам и старался обратить к святой вере самого калмыцкого кутухту (первосвященника); но теперь не так легко было действовать там с успехом, как прежде. В 1711 г. он отказался от кафедры и принял схиму в тюменском монастыре с именем Феодора; ревность его к распространению веры получила теперь еще более свободы. Сибирский воевода, князь Гагарин, предложил ему внешние пособия для проповеди. Феодор отправился с несколькими священниками вниз по Иртышу к Остякам в Самару, где жили князья их. Первый год службы вере немного принес видимых плодов; после долгих убеждений Феодор успел склонить в Самаре народ к тому, что тот сам сжег идола своего; то же сделано в шорванских юртах; но здесь смятение едва могло быть успокоено убеждениями в бессилии неумевшего защитить себя Бога. В Конди крещены некоторые отцы семейств. В 1713 г. Феодор во второй раз поплыл по Иртышу. В алтымских юртах слово веры одержало победу над самыми закоренелыми идолослужителями. Феодор крестил 3500 человек, в том числе жен и детей прежде крещенных Остяков. В следующем году отправился он из Тюмени в Пелым и крестил 400 Вогулов, а миссионер его 300 других. В Березовке, по устроению Промысла, собрались Остяки из дальних кочевьев. Феодор крестил их и оставил им священника. В 1715 г. он плавал вниз по Конде, и в здешних Остяках встретил упорное сопротивление, даже покушение на жизнь его. Но надежда на Господа, искренность убеждения и чистота души, одушевлявшие святого старца, одержали победу над упорным заблуждением. В том же году он снова вызван на митрополию и продолжал заботу о распространении веры. В 1716 г. посланные им миссионеры обратили чулымских Татар и более половины Кистимцов, живших на реке Томе. В 1718 и 1719 годах святитель, несмотря на дряхлость лет, опять сам путешествовал с проповедью веры святой, был в Иркутске и оттуда дважды за Байкалом, плавал по реке Ангаре, Тунгуске и Кеши. Феодор был отцом обращенных им, доставлял им пособия жизни, свободу от подушного оклада и рабства. До 1721 г., когда окончился подвиг его для Церкви вторичным удалением в обитель, он успел приобрести для Христа до 40 000 Остяков, Вогулов, Татар, Тунгусов и других инородцев, поставил для них 37 Церквей ¹¹³.

В первые годы служения Филофеева святой Церкви для успехов веры открыта была епархия иркутская, викарная сибирской митрополии, где прежде того были уже обители иноков – ревнителей веры: Спасская в Якутске с 1660 г., Троицкая в Киренске с 1663 г. и Вознесенская в Иркутске с 1672 г.

В 1684 г. по воле китайского императора разорены были русские поселения на реке Амуре; несколько пленников, жители Албазина со священником их отведены были в Китай и поселены в северо-восточном углу Пекина особой слободой под именем русской роты ¹¹⁴. Император приказал дать им готовое буддийское капище для устроения Церкви, которая и была устроена во имя Софии, Премудрости Божией. В 1695 г. тобольский Митрополит Игнатий отправил к ним с верхотурским священником Григорием и с тобольским диаконом Лаврентием антиминс, миро, богослужебные книги и утварь. Игнатий писал тогда к пленному священнику Максиму «проповеднику святого евангелия в китайском царствии: да не смущается, ниже да оскорбляется душа твоя и всех пленных с тобою о вашем таковом случае; понеже воли Божией кто противитися может? А пленение ваше не без пользы китайским жителям, яко Христовы православныя веры свет им вами открывается». Скоро после того видим в русской роте Китайцев христиан; иные же из крещенных переходили в Россию ¹¹⁵. Святитель Филофей простирал ревность свою и на Пекин: узнав, что некоторые из пекинских поселенцев, под тяжестью языческого мрака, начинают ослабевать в святой вере, он писал в Пекин (в 1711 г.) обличительную грамоту и успел поддержать слабых в любви ко Христу. Одушевленный наставлениями его купец Осколков в 1713 г. просил манжурскую палату внешних сношений о дозволении присылать в Пекин русских священников. Хотя пред тем такая же просьба русского правительства была отвергнута; но Осколков был счастлив. Император дозволил прибыть русской миссии. И в 1714 г. отправлены были из Тобольска архимандрит Илларион Лежайский, иеромонах Лаврентий, иеродиакон Филимон с причетниками. В 1715 г. они приняты были в Пекине с отличным вниманием; Император велел отвести им квартиры и выдавать содержание; они служили в той же каменной Церкви, которая устроена была для русской роты и их труды не оставались без пользы не только для Русских, но и для Китайцев ¹¹⁶.

Святая вера, насажденная святителем Гурием в Казани, впоследствии, когда ослаблены были меры к охранению ее, начала было ослабевать между Татарами. В 1593 г. ревностный Гермоген, тогда Митрополит казанский, с глубокой скорбью писал в Москву, что некоторые из Татар совсем отпали от веры, другие же более любят чувственную жизнь мусульманства, чем строгость и чистоту святой веры. Посему просил он, чтобы возобновлены были гражданские меры к охранению христианства. Вследствие сего приказано было построить слободу с Церковью и туда переселить всех новокрещенцев из уезда; запрещено было мусульманам держать у себя христиан в услужении, а христианам предписано пленников иноверных или отпускать, или присоединять ко Христу, жен иметь не иначе, как христианок и выполнять все, требуемое святой верой ¹¹⁷. Так остановлено было зло и открыт путь святой вере. Чтобы оживить в Казанцах память о казанских чудесах христианства, равно о подвигах первых проповедников веры, Гермоген (в 1594 г.) написал повесть о казанской иконе Богоматери и житие святителей Гурия и Варсанофия. Чудесное прекращение моровой язвы при Патриархе Никоне, последовавшее в то время, как граждане обошли с чудотворной иконой седмиозерной пустыни вокруг Казани, оживило веру в верующих и возбудило в неверующих; с того времени и иноверцы казанской земли стали питать благоговейное уважение к сей иконе, подкрепляемое новыми поверенными чудесами ¹¹⁸.

С начала сего периода уже видим частные обращения к вере Мордвы казанской и темниковской.

Великий Никон заботился сделать более. Мисаил, по одобрению Митрополита Никона посвященный (в 1651 г.) в рязанского Архиепископа, был послушным сыном Патриарха Никона. Мисаил извещал великого Патриарха, что, будучи послан им обращать к святой вере Мордву и Татар в шацком и тамбовском уездах, успел он с Божией помощью крестить 4200 человек и просил патриаршего благословения снова отправиться в Касимов, Шацк и Тамбов для проповеди. Патриарх благословил святую ревность пастыря. Мисаил, переезжая из одного места в другое, в святительской одежде убеждал суеверов оставить суеверие; в одном селе обращено им 315 человек Мордвы с женами и детьми. Но упорные воспротивились, собрались толпой в селе Конобееве (близ Шацка) и стрелы посыпались в святителя; пронзенный святитель скончался мучеником веры. Это было в 1655 г. ¹¹⁹.

Святая вера в Грузии с половины 16 столетия и все 17 столетие была под игом самых тяжких бед и опасностей. С одной стороны Турция тревожила Грузию нападениями. С другой Персия не только наложила на нее тяжелое рабство, но всеми пытками принуждала ее принять мусульманство. Отселе многие украсились венцом мученическим; много явилось и отступников веры ¹²⁰. Отселе же происходило, что Грузия не раз искала и просила у единоверной России защиты и покровительства – и Россия подавала помощь, какую только могла при своем положении.

В 1586 г. грузинский Царь Александр слезно умолял Царя Феодора принять единоверную Иверию под свое покровительство. «Настали времена ужасные для христианства, писал он; мы единоверные братья Россиян стенаем от злочестивых; един ты, венценосец православия, можешь спасти нашу жизнь и наши души». В следующем году принята была клятва Царя Александра на подданство России, а Россия обязалась защищать Грузию, как собственность. Так как Церковь грузинская была в расстройстве по всем частям, то Царь Александр просил Царя Феодора и архипастыря Иова вспомоществовать ей способными людьми. В апреле 1589 г. отправлены были священники для исправления порядка в богослужении, а иконописцы для украшения ветхих и опустелых храмов живописью. Патриарх Иов отвечал тогда Александру за себя и за Царя Феодора умным посланием, в котором святительски поучал Царя и народ христианскому смирению пред судьбами Божиими. Царь с восторгом принял послание и посланных духовных людей и отвечал, что наши священники ангелы для духовенства иверского, омраченного невежеством ¹²¹.

Царь Борис хотел скрепить союз Грузии с Россией узами кровного родства. Но в 1617 г. шах Аббаст, пользуясь бедствиями России, страшно опустошил Грузию. Кахетинский Царь Теймураз I в 1619 г. писал к Царю Михаилу: «лучше бы у матери моей утроба пересохла и я бы не родился, нежели видеть, что православная христианская вера и земля иверская при моих глазах разорены; в Церквах имя Божие не славится и они стоят все пусты», Теймураз умолял подать помощь Грузии. На соборе духовенства и земских лиц Кахетия, Карталиния и Имеретия приняты были в подданство; дагестанский князь, делавший набеги на Грузию, был наказан войной, а Персия на время была удержана от жестокостей мирными переговорами ¹²². В 1634 г. Аббаст посадил на карталинский престол Царевича Ростома, принявшего магометанство при дворе шаха. И в Карталинии святая вера подверглась открытому гонению, магометанство распространялось ¹²³. Шах возобновил требования на всю Грузию и с тем возобновились бедствия. И опять Россия спешила подать возможную помощь бедствующей Церкви и государству Грузии. В 1637 г. при посольстве к Теймуразу отправились, «для разсмотра и исправления крестьянской веры» ипатский Архимандрит, два священника с диаконом, два иконописца и столяр с материалами, железом, краской ¹²⁴. – В 1650 г. имеретинский Царь Александр возобновил клятву за себя и за народ на подданство Царю Русскому ¹²⁵. В 1653 г. в Персию отправлено было посольство. Шах изъявлял пред послами сильное негодование на принятие Грузии в подданство России и когда послы с твердостью объяснили права России, шах выслал их от себя. Однако они снова были приглашены, Кахетия и Имеретия остались за Россией ¹²⁶. Изгнанный Теймураз, как уже известно (§ 7), в 1658 г. сам был в Москве; но ни для него, ни для Церкви тогда не сделали ничего без Никона. На соборе 1665 г. с восточными Патриархами был в Москве и грузинский Митрополит Епифаний. Это полезно было, по крайней мере, для устроения богослужебного порядка в Грузии ¹²⁷. Верной защитой для теснимых исламизмом служил только приют в самой России и страдальцы находили его ¹²⁸.

Несколько столетий папа и насилием и хитростью домогался покорить своей власти Церковь русскую; но без успеха. Глубокое сознание в чистоте веры восточной, мирской дух иерархии и всех учреждений римских заставляли с негодованием отвергать папу. Так как в России горячо любили древнее, восточное и ненавидели своеволия Рима: то папе осталось сильнее прежнего взяться за средство, которое не уничтожало ни той, ни другой веры – за унию.

Приготовлением к унии было воспитание молодых людей у иезуитов польских, особенно в Риме. Приготовление это, как нельзя лучше, вело к цели иезуитов. Князь Курбский уже оплакивал воспитание иезуитское ¹²⁹. Ипатий Поцей, главный виновник унии, был воспитан именно в латинской академии и после оставался под сильным влиянием прелатов. Затем все униатские архипастыри воспитаны были в Риме, где наука Макиавеля была известна далеко прежде Макиевеля ¹³⁰.

Обстоятельства и страсти вызвали план иезуитов в дело. Сигизмунд, король польский, был усердный слуга иезуитов; лучшего помощника себе они не могли дождаться. Для русской Церкви назначен был особый Патриарх; это назначение встревожило иезуитов, как сильная опасность для их видов. Патриарх Иеремия, в проезд по Югу в Москву, увидел много беспорядков в южной митрополии и тогда же за двоеженство лишил Онисифора митрополичьей кафедры. Луцкий Епископ Кирилл Терлецкий вел жизнь разгульного римского прелата, был двоеженец, уличаем был в разных преступлениях, в числе которых были даже уголовные ¹³¹. Патриарх назначил суд над ним. – Кирилл и подобные ему слишком далеки были от желания каяться. Они искали совсем другого. И каждый желал тогда облегчения от притеснений за православие. Но честолюбивым невыносимо тяжело было и то, что для православия закрыты были пути к почестям; Кириллу и подобным ему слишком хотелось заседать в сенате наряду с латинскими Епископами ¹³². Митрополитом киевским на место Онисифора был Михаил Рогоза, довольно добрый, но с характером слабым, с таким, какой нужен был для Кирилла и иезуитов. Последние заодно с Кириллом усердно сеяли теперь недоверчивость и вражду к Патриарху.

Патриарх Иеремия, отправляясь в Москву, назначил, чтобы к возвращению его из Москвы Митрополит собрал собор для рассуждения о благочинии. Собор не был собран: Кирилл заставил слабого Рогозу бояться за самого себя. Патриарх ждал собора в Замостье с потерей времени и издержек, тяжелых для его скудного престола. Отзываемый делами в Валлахию, он послал доверительную грамоту к Митрополиту в Вильну; но Кирилл на дороге отнял ее у иеромонаха Григория, с которым она была послана. Патриарх, узнав о том, послал грамоту к Мелетию, Епископу владимирскому, поручая ему и экзарху своему созвать собор, а на слабого Митрополита возложил уплату издержек Замостья. Кирилл дружески посетил Мелетия и тайно похитил у него грамоту Патриарха. Таким образом собор опять не состоялся; союз с Патриархом был сильно ослаблен.

В 1590 г. Иезуиты открыли дело свое тем, что Скарга издал ловкий панегирик унии, посвятив его «духовному сыну своему», королю Сигизмунду. Для Кирилла найден ловкий помощник в Сенаторе Поцее, которому ничего не значило менять одну веру на другую, а нужно было избавиться от долгов. Иезуиты выпросили у Короля обещание доставить Поцею доходное епископство владимирское – и Кирилл постриг Ипатия в монахи. В то же время по настояниям Иезуитов открылись новые притеснения православным ¹³³.

На Соборе 1591 г., вследствие определений предшествовавшего собора, доставлены были грамоты и привилегии данные в разные времена православию. Положено было просить короля, дабы им возвращено было значение действующего закона. Хитрый Терлецкий, который «яко бес не преста клевеща на Патриарха», успел получить в свои руки белые бланкеты с приложенными печатями Епископов, выданные для ходатайства пред королем о защите Церкви. После того Кирилл и Ипатий, уже епископ владимирский, объехали города для приготовления умов к унии. Они старались склонить на свою сторону Михаила Копыстенского, Епископа Перемышльского: но тот тогда же протестовал против унии. Легче казалось расположить к унии Гедеона Балабана Епископа Львовского, – так как он сильно недоволен был решениями спора своего с Львовским братством о правах Епископа: но и он далек был от унии ¹³⁴. Кн. Острожский в письме к Поцею от 21 июня 1593 г. писал, что он не прочь от мира с немиролюбивым Римом, по желанию облегчить участь православия; но желает только такого мира, на который могли бы согласиться Патриархи восточные и московский, к которым и надобно прежде всего отнестись по сему делу. Патриархи александрийский и константинопольский прислали увещания не прельщаться новыми учениями, – а последний грозил отлучением от Церкви каждому, кто захотел бы изменить православию. Голос востока произвел сильное впечатление на всех. Но тем решительнее стали действовать Ипатий и Кирилл ¹³⁵.

В конце 1594 г. происходило совещание об унии. Те, которые охотно приняли ее впоследствии на соборе 1596 г., принимали ее и теперь. Но неприятно было, что польские прелаты не хотели делится выгодами с унией. Неприятно было и то, что мало оказывалось согласных на унию. Последнее тем более было неприятно, что прелаты не опускали из виду такого положения дел унии. Так как у Иезуитов все средства святы по цели: то их мысли приняты были теперь и новыми друзьями их. В марте 1595 г. уже известно было, что Кирилл ездил в Краков и возил туда бланкеты, а Ипатий писал: «истинно не знаю я ни о каких бланкетах». Ложь и обман были нипочем. На тех бланках, которые выданы были в 1590 г. за подписью всех Пастырей Церкви, Ипатий и Кирилл написали прошение к Королю и послание к Папе (от 12 июня 1595 г.) с изложением желаний унии, не только от лица Митрополита – и всех Епископов, но и всего духовенства и вверенных им овец. Между тем сам же Поцей тогда же писал, что «не все и Архиереи» соглашались на сношение с Римом, а «меньшая братия, хотя и равные слуги Божии, вовсе не знают о том». Сигизмунд грамотой 30 июля 1595 г. объявил равенство прав униатского духовенства с римским и отправил Ипатия и Кирилла в Рим на свой счет ¹³⁶. В то же время в Вильне издана была книжка об унии; а в Галиции продолжали теснить православных ¹³⁷.

В Риме приняли изменников с восторгом. Дек. 23, 1595 г. в торжественном собрании Кардиналов Ипатий и Кирилл облобызали ногу Папы Климента, вручили прошение Собора, и оно прочтено было в слух всех. Секретарь Папы от имени Папы пышной речью объявил им благоволение. Оба Епископа прочли исповедание веры, они признали исхождение Духа св. и от Сына, верховную власть Папы, чистилище, присутствие тела и крови Христовой в евхаристии под одним видом, индульгенции, приняли все, что «определено триденским собором, сверх содержащегося в никейско-константинопольском символе». Оба дали присягу за себя и Епископов. Таким образом Ипатий и Кирилл действовали не только как отступники от веры, но и как вероломные предатели; потому что приняли в римском исповедании много такого, чего никто и из сообщников их не думал принимать, а потому и не мог дозволять ручаться за него в принятии. Папа и кардиналы торжествовали, пели хвалебные песни, выбили медаль, достойную Рима, внесли в летопись повесть о воссиянии нового света в странах полунощных ¹³⁸.

Еще не возвратились Ипатий и Кирилл в Россию, а негодование против унии уже кипело и принимало грозный вид. Епископ Гедеон подал сейму жалобу (1 июля 1595 г.), что депутаты – отступники приняли во всем римскую веру, оставив только для вида греческие обряды, что они бессовестным подлогом позорят имя его и Михаила, без ведома паствы покорили паству воле Папы. Народ проклинал отступников. Князь Острожский, воевода киевский, объявил, что он не хочет знать унии. Митр. Михаил еще прежде того окружной грамотой известил, что он не думал и не думает об унии и с клятвой уверял, что дорожит союзом своим с константинопольским Патриархом¹³⁹.

Дело унии было в худом положении ¹⁴⁰. Тем сильнее стал действовать теперь Сигизмунд, усердный слуга иезуитов. В августе 1596 г. он выдал привилегию унии на имя униатского духовенства. Затем назначен был Сейм в Бресте и в начале октября 1596 г. прибыли туда пять Епископов, приверженных унии, с поверенными короля, латинскими Епископами и сенаторами. Поборниками православия были экзархи Патриархов – Константинопольского Никифор и Александрийского Кирилл Лукарь, Епископы Гедеон и Михаил, Лука Митрополит Белгородский из Славонии, множество Архимандритов и Протоиереев. Князь Острожский и вся светская знать русская были на стороне православия. Начались богословские прения. Но за униатов был король, требовавший только повиновения. Прибыл после всех (пред вечером 5 окт.) и Митр. Михаил. Православные послали спросить его: чью сторону будет держать он? И он решительно объявил, что не хочет унии; – так говорит очевидец. И он же пишет, что ночью противная сторона и особенно Григорий, действовавший дотоле его именем, так успели переделать его, что он стал на стороне унии. Православные отправили (6 окт.) протестацию к Митрополиту, где грозили судом как ему, так и другим изменникам: но все было напрасно. Октября 9 собор униатов собрался в храме св. Николая, где все дело началось и кончилось тем, что с амвона прочтены были Григорием булла Папы и акт соединения, подписанный еще 8 октября Митрополитом и 5 Епископами, но никем из светских.

Православные составили и подписали приговор: а) не слушать ни в чем Митрополита и прочих отступников Епископов, а считать их лишенными власти; б) не принимать ничего в отношении к вере без Константинопольского Патриарха ¹⁴¹.

Так началась уния – не союз сердец, разделенных местностью, а борьба мирских помыслов с чистой совестью ¹⁴².

Ничего, кроме борьбы смерти с жизнью, не могла внести с собой в общество и Церковь, и уния, если только не хотели, чтобы она умерла при самом ее начале. Но ей решились дать полную жизнь. И вот Сигизмунд и латинской духовенство – фанатики папизма, магнаты – пьяные и жадные до корысти – ввели все меры насилия в пользу унии, облили кровью землю – на пагубу Польше.

«Отягощения и насилия, писала литовская конфедерация 1599 г., умножаются более и более, особенно со стороны духовенства и некоторых светских лиц римского исповедания. Часто бывает, что ни в одном углу целого государства ни один из нас, какого бы звания ни был, не бывает в безопасности. Наши Церкви, монастыри, соборы большею частью уже захвачены, разорены и опустошены, притом с грабежем и мучительством, с убийствами и кровопролитием, с неслыханными ругательствами над живыми и мертвыми. Духовные лица наши за твердость в исповедании терпят разные преследования, на них нападают в собственных домах их, грабят, позорят, ссылают, лишают собственности» ¹⁴³.

В Малороссию введены войска. Депутаты ее подали к королю прошение. Указав на права, утвержденные за казаками правительством, на заслуги свои Польше в войнах с ее врагами, горько жаловались они, что магнаты и духовенство латинское «извели гетмана их самым неправедным, постыдным и варварским образом, а народ смутили покушениями обращать к унии». В заключение умоляли короля утвердить нового гетмана (Наливайку) и защитить их от насилий. Король не только не сказал, что казаки в чем-либо виновны пред правительством, но дал королевское слово успокоить Малороссию. Между тем на деле войска польские открыли войну. Наливайко, пламенный защитник прародительской веры, как и его родство святое, защитник прародительской веры, как и его родство святое, защищал родину, счастливо разбил Ляхов и старался возвратить слабых между духовными к долгу их по вере и жизни. 1597 г. войсковые депутаты отправлялись по обыкновению на главный сейм. Наливайко вместе с ними явился засвидетельствовать верность королю. Но их всех в первую же ночь схватили и бросили в подземную темницу; здесь ни днем, ни ночью не давая отдыха гетману, сторожа будили его обухом секиры, а на третий день он и депутаты выведены на площадь, посажены в медного быка и сожжены медленным огнем. Этим злодейством, нарушавшим все права политики и совести, рассудка и чести, не удовольствовались. Магнаты на сейме объявили Украину лишенной всех прав ¹⁴⁴.

Вследствие сего решения отправлены во все места чиновники из Поляков; Малороссия наводнена войсками. Начались открытые грабежи и насилия. Польские солдаты с обнаженными саблями принуждали в храме народ преклонять колена и ударять себя в грудь по обычаю римскому и по обычаю же римскому читать символ веры о святом Духе. Храмы насилием отнимали и объявляли униатскими. Духовенство латинское переезжало от храма к храму в повозках, в которые впрягали до 20 и более человек, на место скотов. Те храмы, которых прихожане никаким насилием не могли быть вынуждены к унии, отданы в аренду жидам; ключи от храма и колокольни перешли в жидовскую корчму. Нужно совершать требу: иди торговаться с жидом, для которого золото идол, в вера Христова предмет злобных насмешек и ругательств. Приходилось платить от одного до 5 талеров за каждую литургию, от одного до 5 золотых за каждое крещение и погребение.

Только магнаты польские и духовенство Рима могли принять такие меры для веры. В 1607 г. конституцией варшавского сейма запрещено было делать насилия православию; права казаков были признаны. Но это только потому, что гетманом был храбрый Сагайдачный и в казаках тогда имели нужду для войны с соседями. При Сагайдачном с 1607 г. в Малороссии уния несколько утихла ¹⁴⁵. Не то было и при жизни Сагайдачного на Волыни, в Червонной Руси и Литве, когда умерли один за другим князь Острожский († 1608 г.), Епископы, львовский Гедеон († 1607 г.) и перемышльский Михаил († 1612 г.). Православные оставлены страдальцами без утешения и подпоры, паствой без пастырей. Польское правительство дозволяло обращаться за посвящением низшего духовенства только к львовскому Епископу, Иеремии Тиссаровскому, т. е. иным за 600 и 700 верст, а жители Галиции до того были теснимы, что просили у короля дозволения переселится в Молдавию. Правительство льстило на сеймах обещаниями. Но Поцей и другие с конвоем солдат разгоняли собиравшихся во мраке ночи на молитву и запечатывали храмы, то сами по себе, то по именной воле короля ¹⁴⁶. Всех более отличался бесчеловечной жестокостью полоцкий униатский Епископ, Иоасаф Кунцевич. Он запечатал (1618) православные храмы по всей Белоруссии и открыто требовал выгнать православных вон из государства; мучил следствиями и судами, домогаясь одного перехода в унию; ругался над совестью и над самыми мертвецами. «У вас, писал ему Латинянин Лев Сапега, полны земские суды, полны магистраты, полны трибуналы, полны ратуши, полны владельческие канцелярии позывов, тяжб, доносов» ¹⁴⁷.

Живо, но точную правду изображал один депутат волынский в 1620 г. на варшавском сейме. «Двадцать лет, говорил он, как на каждом сейме и главном съезде горькими слезами вымаливаем мы и не можем выпросить, дабы оставили нас при наших правах и вольностях. Кто ж, о Боже живый! ясно не видит того, какие притеснения, какие невыносимые скорби терпит древний русский народ за свое благочестие. Начну с Кракова… Уже в больших городах Церкви запечатаны, имения церковныя расхищены, в монастырях, вместо людей, запирают скот… В Могилеве и Орше Церкви запечатаны, священники разогнаны; в Пинске тоже самое… Дети умирают без крещения; возрастные и старцы без исповеди; народ живет без браков в нечистоте… Что делается во Львове? Кто не склоняется на унию, остается в греческом законе; тому нет места в городе, тот не имеет права ни на торговлю, ни на продажу вина, того не принимают ни в один цех. Умер он? Его нельзя открыто отпевать, точно так, как нельзя было к больному принести святых таин. А в Вильне не вопиющее ли гонение?.. Даже и воды брать не имеют свободы; монахов, непреклонных на унию, ловят и бьют, хватают на дорогах и бросают в темницы» ¹⁴⁸. Так было в Белоруссии и червонно-волынской Руси до 1620 г.

Точно то же, только еще в большем размере, было там и до 1632 г. Об этом говорит нам просьба, поданная Владиславу в 1632 г. Печальные дополнения к прежнему находим здесь следующие. «В Луцке храмы Божии обращены в питейные домы… В Вильне Церкви стали кабаками и гостинницами. Невинных людей выгоняли из магистратов и цехов и сажали в подземелья… В Минске церковную землю отдали на построение мечети. В Полоцке нудили к унии кандалами и несогласных выгоняли из города. В Турове насилием отобрали храмы с утварью и выгнали благочестиваго Епископа. В Орше, Могилеве, Мстиславле даже в шалашах запрещено было молиться… В Бельске составлено было определение: если кто из мещан не пойдет за крестным ходом в костел, казнить смертью» ¹⁴⁹.

В Малороссии по смерти Сагайдачного († 1622 г.) гонение возгорелось снова. За год до его смерти Патриарх Феофан посвятил для православных Митрополита и 9 Епископов. Но едва Феофан (1621 г.) оставил Россию, униатские Епископы подали королю просьбу, в которой бессовестно клеветали, будто Феофан не более, как лазутчик султана и посвященные им Епископы враги отечества. Папа Урбан требовал от Сигизмунда для безопасности унии истребить казаков и строжайше наказать Епископов. Сигизмунд, не сделав исследования, повелел хватать Епископов и представлять на суд. Над несчастными казаками по-прежнему стали господствовать жиды и пьяные магнаты. Угнетенные воеводы и старшины, женившись на Польках, переходили в костел, а подчиненных оставляли на волю иезуитов и жидов. Придумана новая позорная дань. Униат свободно получал, где и как хотел, пасхальный хлеб; а православный не мог печь его сам и покупал не иначе, как у жида, по цене жидовской, иначе же платил тройную цену ¹⁵⁰.

Как и прежде, сеймы или не слушали жалоб на притеснения, или если и определяли удерживать фанатиков от неистовств, определения не исполнялись. И фанатики подносили освященные сабли военачальникам: «же то на поганство, на Русь, же бы их выкореняты» ¹⁵¹. В 1630 г. только чудо спасло святую лавру от разорения, которому обрекли ее Ляхи ¹⁵².

Так со всей кровожадностью испанской инквизиции до самой смерти Сигизмунда обращали православных к папе! И не дивно, если при таких мерах в продолжении 40 лет, из 4 миллионов жителей Литвы и Белоруссии половина православных обращена к унии или латинству ¹⁵³. Не столько успели для папы на Волыни, еще менее в Червоной Руси. А в Малороссии отдавали жизнь злобе фанатиков; но не изменяли вере; слабыми оказались только некоторые из дворянства ¹⁵⁴.

Владислав IV, преемник Сигизмунда (1632–1618), не был тем, чем был Сигизмунд. На сейме 1 ноября 1632 г. издал он статьи примирения между благочестивыми и униатами. Положено: 1) быть двум Митрополитам, униатскому и благочестивому; 2) в Полоцкой епархии быть двум Епископам и благочестивому иметь пребывание в Могилеве; 3) в епархиях перемышльской и львовской всегда быть благочестивым Епископам; 4) луцкую епископию уступить им же; 5) благочестивым свободно относится к священникам и Епископам, хотя бы другой епархии. Возвратить им несколько монастырей и храмов, отнятых униатами. Жарко спорили Ляхи и униаты, не допуская внести сей акт в актовые книги; но успели только в том, что исполнение его отложено до времени. На сейме коронационном (13 февраля 1633) Владислав возобновил акт, предоставлявший свободу православию и присягнул в охранении безопасности православия. Тут целая посполитая речь подтвердила диплом, данный королем в пользу православных. Наконец, на варшавском сейме 1635 г. состоялась конституция, по которой утверждались статьи примирения и речь посполитая определила защищать благочестивых и униатов ¹⁵⁵.

Хотя этими постановлениями очень многое отнималось у православия ¹⁵⁶; но изуверы считали для себя несчастьем и то, что отворены были темницы, до того времени полные страдальцами за веру. Еще менее хотели уступить что-нибудь из отнятого насилием и грабежом у православия. Магнаты, мало помышлявшие о воле короля и в других случаях, по наставлению латинского и униатского духовенства, употребляли насилия и происки, чтобы остановить исполнения определений короля и сеймов. Таким образом отменяли то те, то другие постановления, полезные православию; лучшие монастыри, вотчины, принадлежавшие православию, остались за униатами ¹⁵⁷.

Насилия Ляхов вынудили (в 1637 г.) казаков взяться за оружие; но скоро подписан и утвержден был мир. Казаки начали расходиться. Но на них напали, многих изрубили и перестреляли, гетмана Павлюгу и нескольких других отправили в Варшаву, где Павлюге живому содрали с головы кожу, прочим отрубили головы. Затем сейм обнародовал: казаки лишаются всех прав и преимуществ.

В следующем году польские войска разбиты были наголову. Но латинское духовенство освободило Поляков от данной клятвы; и гетман Остряница, с 37 чиновниками отправившийся в монастырь на богомолье, был схвачен и отослан с товарищами в Варшаву; туда явились жены пленников с грудными детьми. Узникам без суда и допросов определена смерть. «Путь к месту казни открывала процессия римская; ксензы уговаривали несчастных принять закон их в избавление от чистилища». Одни из осужденных колесованы, другим переломаны руки и ноги, третьи, пробитые спицами насквозь, подняты на сваи. Свирепость камчадальская!

Жены и дети страдальцев наполнили площадь воплями. Но женам обрезали груди и перерезали их до одной; а сосцами били мужей по лицу. Детей, ползавших около окровавленных матерей, жгли пред глазами отцов на железных решетках. Лютость зверская!

По городам и селениям Украины открылась та же зверская жестокость, но к тому прибавили еще наглое поругание над святыней. В глазах родителей сожигали детей на угольях и варили в котлах; а потом предавали матерей мучительнейшей смерти. Ограбив православные храмы, Ляхи отдали их в аренду жидам; потиры, дискосы, ризы и стихари распродали и пропили; жиды переделали церковное серебро на посуду и убранства; жидовки из риз и стихарей нашили себе нагрудники, оставляя на них, как знак торжества над верой, кресты ¹⁵⁸.

Король не виноват был в этих зверских и богохульных жестокостях: своеволие магнатов не знало себе границ и в других случаях; а здесь особенно действовали изуверы Рима. Владислав домогался оградить покой православия и подданных, но его не слушали ¹⁵⁹.

С 1640 г. уния и в Украине стала приобретать силу, а латинская служба и того больше. По городам стояли костелы, а православные храмы там и здесь были запечатаны. Магнаты и духовенство папы ставили русское христианство наравне с язычеством. Особенно жестоко оскорбляли православие ренегаты, переходившие в костел; а таковых было теперь очень много ¹⁶⁰.

На помощь страждущей вере и отчизне восстал храбрый Богдан Хмельницкий. «Причиною, писал Хмельницкий, побудившей казаков восстать войной на Ляхов было не то, что Ляхи несправедливо отбирали у них селения и дома, не то, что лишали их земного отечества, не то, что отягощали работами подобно немилостивому Фараону (все это не отказались бы терпеть казаки), но то, что Ляхи, принуждая их оставить благочестивые догматы и присоединится к заблуждению, злым юродством разоряли мысленные селения и домы нетленных душ» ¹⁶¹. Разбив Поляков несколько раз, Хмельницкий славной победой под Збаражем (1649 г.) заставил Яна Казимира принять (16 августа) между прочими статьями договора следующие: а) уничтожить между Русскими в Польше и Литве унию, как возмутившую народ и покрывшуюся христианской кровью; б) православным Церквам оставаться при своих древних вольностях и имениях, как было исстари; в) киевскому Митрополиту иметь место в Сенате; г) иезуитским училищам не оставаться более ни в Киеве, ни в других поместьях казацких ¹⁶². Сейм и Король 12 января 1650 г. утвердили Зборовский договор ¹⁶³. Но польские папы так мало желали сохранять его, что осыпали Короля пасквилями за договор. Митропол. Сильвестр прибыл в Варшаву, чтобы занять место в Сенате; магнаты, и всего более папы – бискуты, подняли шум и едва явился он в Сенате, Бискуты вышли вон. Чтобы избежать наглых оскорблений, Митрополит выехал из Варшавы. Об исполнении прочих статей договора относительно веры также не думали. Напротив, кровожадные жестокости снова начались как в Малороссии, так в Литве и на Вольске ¹⁶⁴. Для первой покой совести начался только в 1654 г. когда она отдалась под защиту Русского Царя.

Как мало любили унию многие и из принимавших ее, показывают события 1654–1667 г. В эти немногие годы власти московской почти над всем литовским княжеством многие охотно бросали унию. В 1668 г. Вильна объявила, что она готова разорвать несчастную связь с Римом, лишь бы Царь защитил от гонений ¹⁶⁵. Под властью Ляхов Волынь с червонной Русью и Белоруссия страдали по-прежнему. Полоцкий Архиеп. униат Киприан Жоховский поднес Королю на Сейме книгу о мерах истребить православие в Литве и Польше. Напрасно Царь Алексей не раз требовал прекратить гонения, оскорблявшие и веру и человечество ¹⁶⁶. В 1686 г. одной из статей вечного мира России с Польшей постановлено было оставить за православием епархии луцкую, львовскую, галицкую, перемышльскую и могилевскую. Россия, обещавшая в то же время свободу римскому исповеданию в своих областях, верно исполняла свое слово. А в Польше никто не думал об исполнении государственного договора. Епископы, перемышльский Иннокентий, львовский Иосиф и луцкий Мелетий, ничего не получили для кафедр и по-прежнему жестоко были теснимы, пока наконец перешли в унию, первый 1692, два последние в 1700 г. Все, что оставалось еще православного в Польше, терпело поругания и оскорбления наглые. В 1711 г. посвящен был для Луцка Епископ Кирилл; но униаты выгнали его и он умер в Переяславле. В 1720 г. за православием в Польше оставалась одна только епархия могилевская; но и та пред тем целые 20 лет (1676–1693 г.) оставалась без пастыря; дворянство на Волыни, в Литве и Белоруссии передалось римской вере; но иноки и простой народ еще боролись с унией и Римом за отеческую веру ¹⁶⁷.

Православные, угнетаемые Латинью и унией на юго-западе, подкрепляемы были в вере и терпении особенными знамениями благодати Божией, чудесами, совершавшимися в храмах и обителях православия ¹⁶⁸. Но и со своей стороны употребляли они средства к защите православия. Нельзя ничего сказать лучшего более того, что предписывал собор 1621 г. о мерах к защите православия. Этими правилами внушалось столько же ревности к святому православию, сколько строгости против внушения греха, столько же твердости в вере отеческой, сколько святости и ума в деле с врагами веры. Между мерами к защите православия собор полагал евангельскую бдительность пастырей, общую чистоту жизни, мученическое терпение. «Пусть помнят, говорит собор, что вера наша кровью утверждена и кровью от всех ересей защищалась».

Кровавая политика Польши вынудила казаков к политической защите веры и свободы, к защите оружием. Собор говорил о духовных мерах и предписывал «учреждать братства». Братства, появившиеся еще в предшествовавшем периоде, теперь одушевились новой ревностью. Ввиду бед общих число их и число членов увеличилось. Прежде они были преимущественно человеколюбивыми обществами. Теперь гонение на православие обратило ревность их на защиту веры, на помощь пастырям Церкви ¹⁶⁹. Те из них, которые имели средства, приняли на свое попечение типографии и училища ¹⁷⁰.

Самое старшее в сем периоде училище (после острожского, известного еще прежде) было львовское. Антиох. Патр. Иоаким, прибыв в Россию с наставлениями Констан. Патриарха Иеремии, января 1, 1586 г. дал Братству львовскому устав и одушевил его ревностью открыть школу и типографию. Львовский Епископ Гедеон воззваниями 1 и 20 мая пригласил духовенство своей епархии помочь Братству в похвальном и полезном предприятии его. Патриарх Иеремия, получив донесение от Иоакима, прислал во Львов елассонского Митрополита Арсения, который принял на себя обязанность преподавать в новом училище уроки и преподавал два года. В 1589 г. блаженный Иеремия подтвердил на Тернопольском соборе прежнюю свою волю о заведениях братства. Другое училище блаженным Гедеоном заведено было в Стрятине. Предметами учения были: языки греческий, славянский, русский, диалектика и риторика ¹⁷¹. Львовское братство не замедлило доставить и самое нужное пособие питомцам своим: им издана была (1591 г.) первая еллипословенская грамматика ¹⁷².

В 1588 г. виленское братство при троицком монастыре получило благословение от того же Патриарха Иеремии, между прочим и на то, чтобы училище его было училищем языка греческого, латинского и русского и издавало книги в своей типографии. Король в следующем же году утвердил это учреждение ¹⁷³. Несмотря на то, униат Поцей в 1609 г. отобрал у православных обитель троицкую, а король повелевал, чтобы все пожертвования православного братства остались за униатским монастырем. Теснимое братство перенесло свои учреждения в монастырь святого Духа. Сигизмунд с 1609 г. присылал грамоту за грамотой с требованием, чтобы доходы братства обращались в троицкий униатский монастырь ¹⁷⁴. Надобно было иметь много твердости и ревности, чтобы среди грабежа и насилий не изменить святой решимости, и братство, сильное только своим союзом ¹⁷⁵, печатало книги то в Евю, поместье князей Огинских ¹⁷⁶, то в самой Вильне ¹⁷⁷. Владислав в 1633 г. утвердил существование и братства и училища с типографией ¹⁷⁸.

В 1617 г. заведено было училище луцким братством святого креста. Предметами учения были живое знание греческого и славянского языков, грамматики с церковным уставом, риторика и диалектика. В 1634 г. это училище испытало жестокое нападение изуверов: после праздничной процессии несколько принципалов и схоластиков иезуитской коллегии, собрав шайку до 100 человек, вооруженные напали на братство, опустошили Церковь, школу, больницу; нещадно били игумена, монахов, учеников, старцев, «абы только был Русин». Несмотря на то, братство и училище существовали и после того около ста лет в духе православия ¹⁷⁹.

В 1597 г. образовалось сначала братство в Могилеве; с твердостью отвергшее в 1601 г. домогательство униатского Епископа и открывшее школу в самом начале своем. В 1602 г. и другое братство основало там же еще школу ¹⁸⁰.

В 1594 г. братство киевской богоявленской Церкви открыло училище в Киеве; иерусалимский Патриарх Феофан тремя грамотами изъявил одобрение и благословение человеколюбивому учебному заведению. Особенно же возвышалось сие училище попечением киевского Митрополита Петра Могилы, старшего брата смотрителя и защитника братской школы. Он присоединил к прежним классам философский и богословский, назвав школу коллегией, пожертвовав вотчины на содержание, снабдил некоторыми учебными пособиями. По смерти Могилы коллегия по военным смутам была до 1673 года в жалком положении. Усердие Митрополита Иосифа Тукальского подкрепило и оживило существование ее. Киевская коллегия издала и несколько учебных книг ¹⁸¹.

Братства пинское богоявленское и минское петропавловское с 1633 г., братство николаевское с 1641 г. получили дозволение завести училище и госпиталь ¹⁸².

Все эти училища и особенно киевское оказали много услуг святой православной Церкви; они приготовляли достойных священников, просвещенных архипастырей, ревностных защитников православия. Правда, в продолжение столетия своего коллегия не столько принесла зрелых плодов, сколько можно было ожидать по времени. Но не надобно забывать как бедствий времени, так и того, что схоластика, и особенно римская, коей дух и правила располагали училищами Юга, нигде не была плодоносной. Для славы их довольно и того, что они были рассадниками православия и, следовательно, выполняли свое назначение.

Главной целью типографий, заведенных братствами, было умножать число богослужебных книг, как пособий православию. Но просвещенные пастыри видели и то, что современные им богослужебные книги во многом неисправны, а в таком виде они вместо того, чтобы быть полезными, могли вредить православию. И потому с самого начала 17 столетия на Юге начали исправлять богослужебные книги. Такой ревностью отличался всех более тот, кто более всех действовал вообще для православия, блаженный Гедеон, Епископ львовский. В 1604 г. он издал служебник в Стрятине, сличив предварительно славянский текст с древними славянскими списками и с греческим текстом; достоинство сего исправления просвещенный пастырь оценил сам, сказав, что с первыми опытами неразлучны ошибки ¹⁸³. В предисловии к требнику, изданному в 1606 г. в Стрятине, тот же просвещенный пастырь писал: «лет за 10 пред сим, когда при киевском Митрополите Михаиле Рогозе был собор в Бресте-Литовском и там были собраны прочие Епископы, тогда еще все одной святой кафолической восточной апостольской Церкви, происходило разыскание и разсмотрение разностей в церковных действиях… На сем соборе после рассуждений поручили мне, смиренному Епископу львовскому, употребить все старание об исправлении книги «требник"». Далее говорит он, что, собрав списки требника, он «нашел между ними большое разногласие» и это сильно опечалило его. В этом положении писал он к Мелетию, александрийскому Патриарху, управлявшему тогда и константинопольским престолом; извещая его «о разностях и неисправности славянских книг», просил и умолял прислать греческий евхологий. Патриарх прислал служебник и требник, последний, сверенный с древними требниками Святой Горы, и благословил печатать в переводе. Чтобы не вышло и после того сомнений, Гедеон собирал опытных священников и вместе с ними рассуждал об издании требника. На этом совещании положено перенесть в новый требник необходимые чины из славянских требников, хотя чинов тех и не было в патриаршем списке: таковы «чин, как принимать обращающихся из ересей», «чин освящения мира» и пр. ¹⁸⁴. Вот что было во Львове в начале 17 столетия! Эта умная осмотрительность осталась для Львова как бы наследством после блаженного Гедеона. И после него львовское братство не иначе издавало книги, как подвергнув текст поверке по подлиннику и по славянским спискам ¹⁸⁵.

Киевское братство также старалось исправлять ошибки в славянских богослужебных книгах. Особенно много заботился о том Митрополит Петр Могила (1641–1647). Он строго запретил вольным типографам печатать книги без его рассмотрения; а ученым членам братства поручал поверять славянские книги по греческому тексту и по древним славянским спискам ¹⁸⁶. Замечательнее других в этом отношении служебник 1639 г. и евхологион 1616 г. Они пересмотрены были с особенным вниманием; издатели говорят, что они выбирали древнее греческое; впрочем в их требнике много молитв и песней Патриархов Филофея и Каллиста, т. е. сочинений поздних ¹⁸⁷.

Братство острожских училищ не отставало от других в ревности и чистоте богослужебных книг. Изданный им в 1612 г. часослов поверен со всей тщательностью с греческим текстом и с древними славянскими списками и разности между тем и другими отмечены знаками ¹⁸⁸.

Если бы исшедшие от нас не возстали на нас, говорил один депутат православия в 1620 г., то такие науки, такие училища, такое число достойных ученых людей не явилось бы в русском народе; учение в храмах наших по-прежнему было бы покрыто пылью нерадения ¹⁸⁹. Это вполне справедливо. Уния вызвала православие на кровавые труды и явились учители, достойные православия, питомцы школы и жизни. Один из самых достойных представителей православия был Леонтий Карпович, воспитанник острожских школ, строитель и первый Архимандрит виленского духова монастыря, с 1616 г. Епископ владимирский и брестский ¹⁹⁰. Он еще тогда, как был иеродиаконом печерской лавры, в 1608 г. написал обличение на унию: он описывает унию, как очевидец брестского сейма 1595 г. и пером, достойным события ¹⁹¹. В звании Архимандрита виленского братства Леонтий в 1615 г. говорил две проповеди, одну на преображение Господа, другую на успение Богоматери. Эти проповеди образец сердечного красноречия, плод глубокого знания Слова Божия, искусства, достойного церковной кафедры; современники не напрасно называли сего страдальца за веру «подобным Златоусту в витийстве» ¹⁹².

Мелетий Смотрицкий, преемник Леонтия в управлении виленской братией и воспитанник того же острожского училища, сперва был самым ревностным защитником православия; отягченный злобным гонением латинян и униатов, он имел слабость (1627) перейти на сторону унии, потом раскаялся в слабости († 1633 года ¹⁹³.

В том же острожском училище написаны были весьма дельные сочинения об унии: Апокризм или ответ на Ипатиево описание Братского собора и Отпис на лист Поцея ¹⁹⁴.

Известные воспитанники львовского училища Исаия Копистеский, Лаврентий Зизаний, Кирилл Транквиллионов, Памва Берында ¹⁹⁵, Исаия Трофимович и Сильвестр Коссов ¹⁹⁶, мало занимались полемикой и много нуждами нравственной жизни. Исаия в 1631 г. Митрополит киевский, но ненадолго, а прежде того в 1620 г. Епископ перемышльский, постоянно занимавшийся жизнью созерцательной и устроением обителей, оставил лествицу духовного по Бозе иноческого жития и алфавит духовный и сильное увещание Князю Вишневецкому, отступавшему от православия. – Лаврентий, учитель львовского училища, и потом проповедник и протоиерей в Корце на Волыни, после грамматики, изданной в 1596 году для виленского училища, написал пространный катехизис ¹⁹⁷. Кирилл учитель и иеромонах львовского братства, с 1591 г. проповедник Слова Божия, по благословению Экзархов Востока и своего Епископа Иеремии, написал, после зерцала богословия, евангелие учительное; в сане Архимандрита черниговского сочинил он перло многоценное, собрание благочестивых размышлений в прозе и стихах. В предисловии ко второму сочинению своему пишет он, что некоторые то по слабости смысла, то по злости воздвигли на него гонение за его учительное евангелие: «хульного языка их слово – гнилое промчеся по всей земле русской»; но, прибавляет он, «мою невинность откроет Господь Бог мой» ¹⁹⁸.

Вероятно, тех же львовских училищ воспитанником был Захарий Копыстенский, на короткое время Архимандрит печерский (с 1624 г. † 1626), но который был довольно жарким полемиком. В обширной палинодии своей он с силой мысли и теплотой сердечной опровергает сочинение униата: оборона унии; показывает происхождение и причины унии, обличает своеволие папистов в догматах и обрядах, много говорит о состоянии русской Церкви. В том же духе написано им: о правдивой единости христиан правоверных ¹⁹⁹; ему же принадлежит сочинение с именем Азарии: о вере единой, святой, соборной, апостольской Церкви, писанное также против унии ²⁰⁰.

Войной с иезуитами и униатами особенно славен был Иоанникий Голятовский, учившийся и долго учивший в киевской коллегии, настоятель вольшского купятицкого монастыря, скончавшийся (1688 г.) Архимандритом северским. Когда в половине 17 столетия иезуиты и униаты стали издавать разные бранные сочинения против восточной Церкви, называя ее новой и схизматической; тогда для борьбы с ними, с общего согласия малорусских Церквей, избраны были Лазарь Баранович, известный по проповедям ²⁰¹ и Иоанникий Голятовский, тогда ректор киевской коллегии ²⁰². Едва вступил Иоанникий в борьбу, на которую был вызван, как одно за другим появились сочинения его, написанные душой пылкой и правдивой, сочинения, которые с жаром читали не только православные, но и униаты. Иезуиты не видали еще между православными, кто бы так ловко отражал нападения их, так сильно обличал неправду их и с такой славой оканчивал дело с ними, как разделался Голятовский. Беседа белоцерковская, изд. 1663 г., та самая, для которой вызван он был из Киева, рассуждает с иезуитом Пекарским о церковном священноначалии. Учение древней Церкви о происхождении святого Духа писано в опровержение сочинения иезуита Боймы о власти папы и исхождении святого Духа. Ответ грекороссийской Церкви Римлянам писан в опровержение книги: фундамент веры, сочиненной иезуитом Скаргой, духовником короля Сигизмунда, фанатиком и ловким диалектиком. Иоанникий писал еще против Иудеев (Мессия правдивый), которых так любили ленивые магнаты и которым поднял было «роги» слух о каком-то «Мессианге» смирнском. Писал и против Магометан (алкоран разрушенный, лебедь), которые жили в Литве и на Волыни. Сверх того, он известен и как проповедник: ключ разумения ректора Иоанникия (1659) содержит поучения на все великие праздники ²⁰³.

Далеко беднее этих даровитых ученых воспитанники той же киевской школы: Тарасий Земка, Иннокентий Гизель, Антоний Радзивиловский ²⁰⁴ и Иоанн Максимович, Архиепископ черниговский, страстный охотник до вирш ²⁰⁵.

Наконец, никто столько не был достоин общего уважения и по своей судьбе и по учености и по заслугам православию, как Адам Зерников, к сожалению, едва замеченный в свое время. Рожденный и воспитанный в лютеранизме, слушавший в лучших университетах Запада разные науки, Адам сам по себе почувствовал недовольство лютеранизмом, разделенным на секты и послушным произволу каждого учителя. Чтение книги Митрофана Критопула «исповедание восточной Церкви» обратило сердце его к Церкви греческой; он стал читать греческих отцов и учителей, чтобы поверить правоту ее в споре с Римом об исхождении святого Духа. Адам посетил Оксфорд и Кембридж и посвящал дни и ночи на чтение греческих рукописей; с той же целью был в Париже и Риме. Положив твердое намерение принять православие, он хотел с кем-нибудь отправиться в Москву; но чрез Вильну прибыл к Лазарю, Архиепископу черниговскому, который принял его с радостью и поместил в своем доме. Объявив пастырю свое желание, Адам вместо простого отречения от лютеранства написал опровержение лютеранской вере. Затем гетман принял его в Батурине с честью, как хорошего инженера; но Адам отказался от светской чести и, приняв иночество, посвятил время собранию разысканий своих по библиотекам Запада. Около 1682 г. окончил он трактат о происхождении святаго Духа от единого Отца. Это был труд, какого не было на самом Востоке, труд образцовый, как по силе доказательств, так и по духу изложения, спокойному и отчетливому. – Тем не менее в точности неизвестно, когда скончался чудный Зерников. Известно только, что он блаженно окончил жизнь в Батуринском монастыре, тогда как управлял братией св. Димитрий ²⁰⁶.

При той ненависти, с какой римский двор преследовал православных со времени унии, естественно было православным искать для себя помощи в союзе с последователями реформации. Это и было на деле. В 1599 г. православное дворянство соединялось с дворянами королевства, исповедовавшими реформацию и заодно с ними подавало в Вильне протест против насилий Рима. Но последователи православия тогда же объявили реформе, что союз их с ней – не более, как гражданский, который отнюдь не требует от них согласия на какое-либо отступление от правил православия ²⁰⁷. Такой союз продолжался и после того. Последователи православия и реформации общими силами восставали на сеймах против римского фанатизма и иногда исторгали у гражданской власти снисхождение к своим человеческим правам. Иезуиты злились. Еще более злились они на подобный союз константинопольского Патриарха Кирилла Лукариса.

Кирилл и в звании Патриаршего экзарха в России такую возбудил против себя ненависть в иезуитах, что едва спас жизнь свою бегством из России. В сане Патриарха он всеми мерами противодействовал Иезуитам, волновавшим вместе с французским послом при Диване греческую Церковь. При помощи послов Английского, Голландского и Шведского Кирилл достиг того, что Иезуиты (в 1628 г.) высланы были из Константинополя. За то Кирилл, по их проискам, четыре раза низводим был с кафедры и, наконец, (июн. 1638 г.) брошен был в море ²⁰⁸. В 1629 г. на латин., а в 1633 г. и на греческом языке, в Женеве появилось восточное православное исповедание Кирилла Лукариса, с кальвинскими мыслями о вере. И Протестанты и Иезуиты провозглашали об этом сочинении, как о сочинении восточного Патриарха, для своих видов. Иезуиты и питомцы их униаты кололи этой книгой глаза Русским и приводили по их в служение ²⁰⁹.

Пастыри южной Церкви, чтобы положить границы толкам, в 1630 г. спрашивали иерус. Патриарха Феофана: точно ли не православное исповедание веры принадлежит константинопольскому Патриарху? Феофан из Ясс отвечал, что Патр. Кирилл, как и восточная Церковь, не причастен сему исповеданию ²¹⁰. Тем не менее отступник Кассиан Сакович писал: «русский народ в союзе с еретиками, Лютеранами и Кальвинистами, иные братаются с ними и пристают к их сектам охотнее, чем к римскому костелу» ²¹¹. В 1640 г. Митр. Петр Могила пригласил епископов, архимандритов и игуменов на Собор. С 8 сент. начались заседания и читан был Катехизис, сочиненный в Киеве. Предварительные рассуждения о спорных предметах происходили между учеными архимандритами и игуменами, между коими председательствовал «Самуил Шилецк, ученый архимандрит слуцкий, а соборные определения записывали разумные и очень ученые отцы Иосиф Кононович, ректор киевский, бывший потом епископом мстиславским и Иннокентий Гизель, ректор гойский. Собор признал и определил, что души святых на небесах» ²¹². Тогда же рассуждали и составили определение не только «о состоянии святых, но и о состоянии вообще душ умерших, о частном суде, о чистилище, о форме таинства Евхаристии» ²¹³. В этих определениях видим, что Собор с одной стороны опровергал римское мнение о чистилище, с другой осуждал и крайность реформации, введшей, по вражде к Риму, учение, что святые до будущего суда не наслаждаются блаженством, а все вообще души умерших остаются до суда в каком-то сне, в состоянии бессознательном. Таким образом, Собор старался отклонять православных сколько от ошибок папизма, столько же от своеволий реформации. В этом духе пересмотрено и «исповедание веры». Назвав его «изложением веры Руссов» (εκθεςις τρς τας Ρεσσιν πιςεις) Собор отправил его на греч. языке на рассмотрение восточных Пастырей. Ясский Собор 1642 г. при Депутатах русской Церкви снова пересмотрел его и отправил к Патриарху ²¹⁴. «По настоянию нашей русской Церкви, писал Митр. Петр Могила, Церковь константинопольская выдала проклятие на все кальвинские еретические артикулы веры, изданные подложно под именем св. памяти отца Кирилла, Патриарха константинопольскаго, на соблазн верных божиих чад восточной Церкви». Это определение мая 1642 г., защитившее честь Патриарха Кирилла, за подписью Патриарха Парфения препровождено было к Киевскому Митрополиту и было подписано как Митрополитом, так всеми епископами южной России. «Пусть это обратиться в стыд тебе и каждому другому, несправедливо обвиняющему нас в потворстве кальвинизму и лютеранству», говорил Митр. Могила отступнику Кассиану Саковичу ²¹⁵. 11 мая 1643 г. одобрено было всеми восточными Патриархами изложение веры Руссов и названо православным исповеданием кафолической и восточной Церкви. Но книга осталась еще на востоке. Митрополит два года ждал ее. И в 1645 г. издал сокращение православного исповедания веры: об артикулах веры, сперва на польском, потом на русском языке: на польском для того, как сказано в предисловии к русскому изданию, чтобы «заградить уста бесстыдным клеветникам, которые на том же языке дерзают обвинять пред светом Церковь православно кафолическую в разных ересях» ²¹⁶. Хотя пространное исповедание веры оставалось еще 29 лет не изданным, вопреки надеждам Могилы ²¹⁷: но определение границ, отделяющих православие от папизма и реформации уже сделано и стало известным для всех ²¹⁸.

При самом начале патриаршества в России собор восточных Патриархов вменил в обязанность каждому Епископу внушать любовь к изучению священных наук и оказывать посильную помощь как наставникам, так и желающим учиться ²¹⁹. К сожалению, на Севере привычка к старому мраку застарели в массе народной и она же прикрывала свое нерасположение к просвещению опасениями против разноязычного разноречия ²²⁰. «Не зная ни православия, ни кривославия, и божественная писания, точию по черниму приходяше» ²²¹ как говорил сотрудник пр. Дионисия Арсений, твердили, что Русские и без наук православны. Не легко, не скоро можно было ослабить, тем более победить, такое худое направление мыслей и чувств. Требовалось время.

Возвратясь из плена польского, Патриарх Филарет принес с собой с Юго-Запада сознание услуг просвещения для веры, хотя над этим сознанием и преобладало еще чувство негодования на папизм. В Чудове монастыре заведена была при нем патриаршая греко-латинская школа; учителем в ней был Арсений, тот самый грамматик, который страдал пред тем за ревность свою к просвещению ²²²; в 1633 г. она уже подавала иностранцу Олеарию надежды на лучшую будущность. А в следующем году напечатали для нее при букваре несколько грамматических правил ²²³.

В 1649 г., без сомнения по предложению друга царского, Митрополита Никона, вызваны были царской грамотой из киевского братского монастыря ученые старцы Арсений Сатановский и Епифаний Славеницкий, а в следующем году прибыл еще иеромонах Дамаскин Птицкий. Их отправили из Киева и приняли в Москве «для риторического учения и для перевода греческих книг» ²²⁴. На первый раз помещены они были в андреевском монастыре, по желанию и на содержание боярина Ртищева, друга Никонова. Составилось в точном смысле ученое братство с училищем. Когда Никон взошел на патриаршую кафедру, то он, вызвав из соловецкого заточения Арсения Грека, поместил его, Епифания и Дамаскина в чудовом монастыре, а Сатановского в богоявленском. Епифаний облечен был званием начальника патриаршего чудовского училища и главного справщика книг ²²⁵. Занятия ученого братства оживились. При Никоне приобретены были для Москвы драгоценные сокровища Востока, древние греческие книги; а кроме того царская библиотека обогащалась сокровищами Запада ²²⁶.

Беды Никона были бедой и для ученого братства; ревнителей просвещения называли изменниками православию ²²⁷. Восток опять поддержал друзей просвещения в борьбе их с невежеством. Не много значило увещание Паисия Лигарида умножить в России училища ²²⁸. Но весьма много значила для святой Церкви проповедь Патриархов Паисия и Макария. В ней Патриархи убеждали народ полюбить мудрость, убеждали Царя завесть училища греческие и славянские, убеждали пастырей содействовать Царю и желаниями и доходами с имений в заведении училищ. Мысли Патриархов не остались без плода. Избранные, боголюбивые граждане Москвы подали просьбу Царю о дозволении открыть училище при Церкви святого Иоанна Богослова ²²⁹. Патриархи писали грамоту, где, преподавая благословение обучаться наукам на греческом, славянском и латинском языках, поражали анафемой врагов просвещения ²³⁰. Позже, в 1674 г., при пересмотре славянского перевода библии в числе членов ученого московского братства, кроме Епифания и игумена Сергия, видим чудовских иноков Евфимия и Моисея, священника Никифора, и еще двух светских типографов; все они называются уже хорошо знающими греческий и латинский язык и славянскую грамматику, хотя некоторые из них принадлежали Москве, а не Югу ²³¹.

Иеромонах Тимофей, принесший в Москву горькие известия о притеснениях православию на Востоке от Турок и от Латинян, возбудил в Царе Феодоре желание помочь Востоку просвещением. Царь предложил Патриарху Иоакиму открыть греческое училище в Москве. Иоаким рад был предложению. Собрано было до 30 учеников и (1679 г.) училище открыто в типографском доме. Царь и Патриарх так занимались, так дорожили своим духовным садом, что почти каждую неделю посещали его. Чрез два года Царь жалованной грамотой предназначил новому училищу обширное значение академии; здесь должны были посеваться и расти семена наук словесных, философских и богословских; для успехов просвещения предоставлена академии царская библиотека. К сожалению, обстоятельства не допустили в Москву из Юго-Запада России людей способных, предлагавших свои услуги академии ²³²; Царь Феодор скоро умер; а за тем следовали волнения брадатых стрельцов; все это не дозволило осуществиться в полном виде плану академии. По приглашению Патриарха Иоакима прибыли в Москву два ученых Грека, люди способные по дарованиям и просвещению; но двум нельзя было сделать всего для академии. Иеромонахи Иоанникий и Софроний Лихуды окончили образование в падуанском университете с докторскими дипломами; им дозволили в Москве обучать всем свободным наукам. После грамматики и пиитики преподаны были риторика, логика с диалектикой и физика, на греческом и латинском языках. С 1701 г., когда возвратился из Рима иеромонах Палладий Роговский, начали преподавать богословие. Лихуды сделали много; ученики их столько успели, что свободно объяснялись на латинском и греческом языках и хорошо узнали правила словесности и логики. В 1694 Лихудов вытеснили из академии; место их заняли ученики их ²³³. Академия имела уже свои учебные книги, которые написаны были то Лихудами ²³⁴, то учениками их ²³⁵.

К концу периода начали открывать училища в других местах, кроме Москвы. Начало положил святитель Ростовский Димитрий; в 1703 г. он собственными средствами завел в Ростове рассадник достойных учителей народа и сам по временам преподавал уроки или толковал священное писание. Иов, Митрополит новгородский, вызвал Лихудов из костромского заточения, открыл (в 1706 г.) при своем доме две школы, одну греко-славянскую, другую славянскую, а потом завел в нескольких городах своей епархии малые школы ²³⁶.

При таком позднем и неблагоприятном заведении училищ на Севере, нельзя было ожидать на Севере особенных плодов духовной учености; довольно и того, если дано было движение умственному застою. Ученая жизнь Севера временем Никона делится на два отдела; со времени Никона она пришла в движение довольно сильное; при Никоне сделано начало живой проповеди, а до того времени мало занимались даже переводом.

Едва только Никон стал в силе при дворе, открылось живое усердие к переводам с греческого, а частью и с латинского языка. Арсений Грек, Эпифаний Славеницкий и Арсений Сатановский довольно перевели греческих служб и житий, довольно сочинили сами тех и других, особенно занимались тем при Патриархе Иосифе ²³⁷.

При Патриархе Никоне Грек Арсений перевел с греческого скрижаль, сочинение инока Пафанаила, присланное Никону в 1653 г. иерусалимским Патриархом Паисием; Епифаний присовокупил к переводу предисловие ²³⁸. При Никоне же из греческих сочинений выбраны были для перевода сочинения лучшие Григория Богослова, Афанасия Великого и Дамаскина, тогда как в другое время переводили и такое, что почти не стоило перевода ²³⁹. Епифаний и все братство ²⁴⁰, которого главой был Епифаний, много трудились над переводом сочинений, которыми так богата была при Никоне библиотека патриаршая, а частью и царская. Жаль, что у Епифания весьма странен язык перевода; по составу и расположению слов это более греческий, чем русский или славянский язык; оттого переводы до крайности темны. Кажется, тем хотели внушить, что издавая новые книги, не отступают от старого даже и в языке.

Живая проповедь, замолкшая на Севере в 16 веке, начала подавать голос свой с половины 17 века. Более всего располагал к тому пример Юга, где в это время была особая должность проповедника (§ 19), Патриарх Никон наказал муромского протопопа Логина за проповеди; но он же благословил Епифания Славеницкого произносить по временам проповеди, хотя Епифаний и мало говорил их ²⁴¹. Патриархи Паисий и Макарий в 1667 г. преподали благословение прихожанам Церкви Иоанна Богослова иметь по их желанию священника-проповедника; ясный голос в пользу того, что восток никогда не думал запрещать живой проповеди. Однако для русской Церкви нужен был пример человека сильного, чтобы ослабить предубеждение народное против проповеди. И таким явился Симеон Полоцкий. Воспитанник южных училищ, даровитый ученик просвещенного и добродетельного Лазаря Барановича, Симеон после того, как стал известен Царю Алексею во время лифляндского похода, явился в Москву в 1661 г.; Царь принял его ласково, назначил ему жалованье от двора и поручил воспитание Царевича Феодора ²⁴². Патриарх Иоасаф употреблял дарования и познания его на пользу святой Церкви; менее, чем в два месяца Симеон написал жезл правления, рассмотренный потом собором ²⁴³. Занятия законоучителя подали Симеону мысль написать (в 1670 и 1671 г.) два катехизиса, один пространный, другой краткий. Когда воспитанник его Феодор восшел на престол, уважение к Симеону увеличилось, тем более, что юный Царь любил Симеона. Тогда-то Симеон решился сделать тот шаг, которого боялся Епифаний. С пылким умом, с живым воображением, с жаждой деятельности и с силой при дворе, Симеон свободно стал на кафедру. Успех проповедника был блистательный. Его обед духовный и духовная вечеря, после того как с живым любопытством выслушаны были из уст проповедника, быстро распространились по России; они стали известны еще прежде, чем вышли из типографии, что было в 1680 и 1683 годах ²⁴⁴. Однако же новость Полоцкого для иных была странностью; а те, которым не нравилась власть его при дворе, особенно желали найти в новом что-нибудь худое. Патриарх Иоаким с неудовольствием смотрел на проповедника и не желал, чтобы он проповедовал; Симеон продолжал проповедовать. Спустя 10 лет по смерти Симеона, когда явился спор о московском латинстве, Иоаким произнес осуждении на проповеди Симеона; впрочем сам же говорил: «могло быть, сочинитель имел другие мысли». При всем том пример Полоцкого не остался без доброго плода.

В 1684 г. Орловский, в Перми, священник, написал псалтырь или поучения воскресные и праздничные, подражая, как сам он говорил, поучениям святых отцов, премудрого Кирилла Транквиллиона и умного мужа, отца Симеона. Сей неученый, но со здравым смыслом, проповедник, умно рассуждал о нужде живой проповеди ²⁴⁵. Но ему нелегко обходилась проповедь его; невежи прихожане кричали: «здесь бывали у нас священники добрые, но не делали того, а жили попросту; откуда же этот вводит странности?» Он терпел и трудился, поощренный защитой умного Строганова Дмитрия Михайловича.

Скоро перестали уже считать проповедь странностью.

Лучшим проповедником и превосходным жизнеописателем был святитель Димитрий Ростовский. По месту рождения и начального воспитания принадлежал он Киеву, но образованием своим одолжен был не коллегии и Киеву, а памятникам древней России и своим дарованиям ²⁴⁶. Польская война, разрушившая в 1665 г. киевскую коллегию, была причиной того, что образование Димитрия в училище окончилось классом словесности; затем и приобретенное в коллегии преобразовалось в Димитрие при необыкновенных дарованиях сообразно с другими способами образования. На 18 году возраста он постригся в иночество в Киеве. В 1675 г. Лазарь Баранович, Архиепископ черниговский, посвятив в иеромонаха, определил его проповедником при кафедральном соборе черниговском; это было на 24 году возраста Димитрия. Два года проповеднического служения в Чернигове столько прославили молодого проповедника, что когда, по благочестивому усердию, прибыл он на границу Литвы и Польши для поклонения новодворскому чудотворному образу Богоматери; то его не только приняли с почтительной любовью, но упросили быть проповедником в Слуцке; из-за Димитрия открылся даже спор; от имени гетмана два раза требовали Димитрия в Малороссию; из Киева игумен Димитрия писал о том же; слуцкие православные упросили начальство Димитрия подарить им на время проповедника. Чрез год принят он был в Батурине с честью и приглашен был в разные обители для сана игуменского; в конце 1618 г. посвященный в игумена максаковского, скоро переведен был в Батурин. В конце 1683 г. Димитрий, заботившийся о душевном спасении своем, сложил с себя сан игумена, чтобы жить уединенно в молитве и с науками. Спустя немного времени, просвещенный печерский Архимандрит Варлаам Ясинский предложил Димитрию заняться составлением четьих миней. Не без страха, но с упованием на помощь Божию, приступил он (в 1684 г.) к труду многосложному. В сане игумена батуринского, в 1589 г., послан он был к царскому двору, и присланная из киевской типографии первая часть миней представлена была тогда же царственным лицам. Патриарх Иоаким после того, как изъявил неудовольствие на то, что книга напечатана без его рассмотрения и в ней оказалось несколько ошибок, одобрил благочестивое усердие сочинителя ²⁴⁷. По возвращении из Москвы, Димитрий еще с большей заботливостью продолжал труд свой в особенном ските. Патриарх Адриан утешил его похвальной грамотой; а еще более подкреплен он был двумя видениями, и в 1698 г. окончена вторая часть труда, почтенная новой грамотой Патриарха Адриана. В 1701 г. вызванный Царем Петром в Москву, посвящен был в Митрополита тобольского. Но здоровье его не могло бороться с суровым климатом Сибири; да и труд, за который думали наградить его, остался бы неоконченным. Посему Царь Петр, посетив его больного, позволил ему остаться в Москве для проповеди Слова Божия, и святитель проповедовал здесь около года. В 1702 г. определен он на кафедру ростовскую. Здесь в 1704 г. окончил он последнюю часть миней. Здесь он проповедовал едва не каждую неделю, а когда болезнь не позволяла самому говорить, поручал другому читать его проповедь; особенно во время чередного служения в Москве 1705–1706 г. он часто проповедовал. До самой кончины с душевной любовью занимался он учеными трудами и единственным наследством остались после него книги. Святитель почил в 1709 г.

Проповеди Св. Димитрия отличаются сердечной теплотой и свободой в образах, украшения, какими тешилось школьное малорусское красноречие, редко встречаются у святого Димитрия; слова его часто оригинальны и по мыслям, и по оборотам речи.

Четьи минеи святого Димитрия произведение образцовое. Источниками историческому труду сему служили четьи минеи Макария, сочинения древних историков и часть критического труда Болландистов. Список писателей, приложенный к первой и второй части, показывает, что сочинитель старался отыскать все, что можно было отыскать в его время. А критика, с какой выбирал он сведения, была не только дальновиднее критики макариевой, ограничивавшейся только словами, но приближалась к критике образцовой. Святой Димитрий желал доставить благочестию чтение и приятное, и полезное, и доставил лучшее для всех состояний. Красноречие жизнеописателя – живое и увлекательное, язык – образец славянской чистоты и изящества. В последнем отношении надобно благодарить Провидение, что он оно не допустило Димитрия докончить уроки в киевской коллегии; иначе и святой Димитрий говорил бы нам в минеях языком Иннокентия Гизеля или Голятовского, т. е. странной смесью русского с польским и латинским. Язык Димитрия образовался по образцам древней славянской словесности, которые были пред его глазами в древних памятниках ²⁴⁸.

Иезуиты, подняв кровавую войну на Юге против православия, в то же время облили кровью и Север, домогаясь власти над Севером. Только здесь ни ловкость их, ни оружие Сигизмунда не успели сделать того, что успели они сделать на Юге.

Теперь уже нет никакого сомнения, что первый самозванец, открывший путь и другим, был орудием папистов. Иезуиты расположили папского нунция Рангони в пользу самозванца. Нунций потребовал, и самозванец дал письменное обязательство принять римскую веру и быть послушным сыном папы. Когда вслед за тем иезуиты и нунций расположили короля Сигизмунда торжественно признать самозванца наследником престола русского и действовать в его пользу ²⁴⁹, признательный самозванец в доме краковских иезуитов отрекся от восточной Церкви, исповедовался иезуиту и принял причастие от нунция, совершившего над ним конфирмацию ²⁵⁰. В мае 1604 г. самозванец дал письменное обязательство сандомирскому воеводе, что он будущей супруге своей и дочери Мнишека дарит в собственность Новгород и Псков с их уездами, и оставляет за ней полное право строить монастыри и школы по обряду римскому. «И мы сами, прибавлял он, соединение сие приняли и станем накрепко промышлять, чтоб все московское государство в одну веру римскую привести» ²⁵¹. В июле самозванец писал к папе Клименту VIII, обещая обратить Россию к папе и тот не замедлил удостоверить в готовности своей помогать ему апостольской властью²⁵². Преемник Климента, Павел привел в движение все меры, чтобы надежды, поданные Димитрием, осуществились в полном их виде. Он благодарил короля Сигизмунда за содействие мнимому Димитрию и поощрял его идти далее. Кардиналу Мацеевскому было предписано действовать на Димитрия чрез воеводу Сандомирского ²⁵³. Сандомирского убеждали «употребить все влияние на Димитрия и стараться поддержать ревность к католичеству в сердце Димитрия» ²⁵⁴. К самозванцу папа сперва писал, что весьма рад счастью его и уверен, что его «высочество как прежде поступил, так вперед сохранит целую и невредимую Римско-католическую веру» ²⁵⁵. Папа отправил к нему послов графа Александра Рангони, снабдив посла сверх кредитовной грамоты грамотой к Димитрию. В сей последней между прочим писано: «отеческою любовью нашею побуждаемся увещевать тебя, просить и молить щедротами Христовыми, употреби все старание твое, дабы вера, которую римская Церковь приняла от князя апостолов Петра, принята была возлюбленными чадами нашими, твоими подданными» ²⁵⁶. Лжедимитрий избрал в Патриарха грека Игнатия, который воспитался в Риме и готов был унижаться пред самозванцем. С самозванцем прибыло из Польши в Москву несколько иезуитов; Самозванец дал им храм; свободно, доверчиво говорил с ними. Но в Москве не так легко было ввести Римское исповедание, как казалось в мечтах властолюбия: в Москве тяготились и тем, что Ляхи в Москве и били Ляхов на улицах. Самозванец объявил папе рыцарское намерение воевать с Турками, но стал избегать прямого объяснения о вере. В Риме думали по-своему. Папа в письме к Лжедимитрию говорил, что Димитрий дал обещание Клименту и что у папы готовы Епископы для России ²⁵⁷. Лжедимитрий видел себя совсем не в таком положении, чтобы принимать римских Епископов. Он писал к папскому нунцию в Кракове, чтобы разрешили Марине есть мясо в субботу и принимать причастие от Патриарха. Нунций сильно взволновался таким требованием. Он писал, что Царь не только супругу и всех ее людей должен силой самодержавной власти оградить от уступок в ее вере; но он, без сомнения, помнит свое обещание соединить Церковь русскую с римской. Лжедимитрий, чтобы успокоить нунция, отказался на словах от своего требования и уверял, что помнит обещание ²⁵⁸. Папа со своей стороны опять напомнил Димитрию слово его и нетерпеливо ожидал ответа ²⁵⁹. Самозванец в письме к папе вынужден был в этот раз сказать, что Клименту точно дано обещание и что он сообразно с тем душой предан папе; впрочем, мысли его о римском деле сообщит папе доверенный иезуит Лавицкий ²⁶⁰. Лжедимитрий не оставлял своего намерения в отношении к папе; по крайней мере, он жил так, как бы никогда не был Русским того времени. Во дворце не переставали музыка и пляска; он открыто смеялся над всем русским и хвалил все иноземное; обобрал монастыри; не посещал храмов православия даже и в праздники. Это легкомыслие, эти беспутства возбуждали негодование в народе. Даже между стрельцами, которых особенно ласкал он, некоторые стали говорить вслух, что Царь враг веры. Смелые лишались головы. Царь Симеон свободно говорил посещавшим его не предаваться римским новизнам, стоять за православие. Самозванец сослал его в кириллов монастырь ²⁶¹. Дьяк Осипов спокойно пожертвовал жизнью, чтобы сказать правду в глаза самозванцу ²⁶². В великий пост, на шестой неделе угощал самозванец бояр «телячьим мясом». Князь Шуйский сказал, что есть в пост мясо противно церковному правилу, а телячьим мясом Русские гнушаются и в другое время. Татищев, считавшийся преданным Лжедимитрию, поддерживал голос Шуйского и так говорил смело, что самозванец приказал было сослать его в ссылку ²⁶³. Как ни легкомысленен был самозванец; эти случаи дали ему знать, что замысел его и иезуитов о перемене веры в России нелеп, что обратить Москву к папе так же нелегко, как заставить Волгу течь с востока на запад. Потому-то положили не вполне исполнять требования нунция даже в отношении в Марине; положено для наружности ходить ей иногда в греческий храм, принимать причастие от Патриарха, поститься в среду, а не в субботу. И, однако же положили, чтобы во внутренних покоях ее был костел, где она будет исполнять обряды латинские. Испорченный грек Игнатий соглашался на эти условия. Но казанский Митрополит Гермоген и коломенский Епископ Иоасаф настоятельно требовали, чтобы невеста, как царица русская, торжественно приняла православие, а иначе она не царица и даже не может быть заключен брак с ней. Самозванец закипел гневом и приказал немедленно выслать Гермогена из столицы в казанский монастырь и грозил лишить его сана. Такая же участь ожидала и Иоасафа. Но Господь защитил Церковь! Неистовства Ляхов, во время свадьбы лжедимитриевой, восстановили всех против самозванца и он погиб смертью позорной ²⁶⁴.

Иезуиты и после того не оставляли надежд своих. Судьба мужа Маринина слишком известна была Ляхам. И, однако, Польша сколько по политическим, столько и по иезуитским видам помогала второму самозванцу. Цель похода 1617 г. в Россию определена была публично, в речи гнезненского Архиепископа Владиславу. Польша стремилась к тому, чтобы: а) Владислав овладел русским престолом, которого домогался пред тем для себя усердный слуга иезуитов Сигизмунд; б) решено было ввести унию в Россию; и в) присоединить к Польше западные русские области ²⁶⁵. Таким образом, иезуиты целые 25 лет лили кровь русскую, домогаясь открытой власти над русской Церковью и ничего не приобрели для папы.

Тогда, как папизм на Севере наделал столько зла, а на Юге мнимое сближение с ним греческого православия раздирало самую Русь и топило ее в потоках собственной ее крови; в такое время не дивно слышать отзыв православия о папизме не слишком мягкий. Патриарх Филарет на соборе 1620 г., вопреки мнению Митрополита Ионы, положил перекрещивать обращающихся из латинства к православию; постановление неправое пред учением церковным, но извиняемое ужасами времени ²⁶⁶. В том же духе горького недовольства папизмом и с тем же излишним доверием к своим мыслям осуждены были сочинения Транквиллиона и рассмотрен катехизис Лаврентия Зизания ²⁶⁷. Ни при Патриархе Филарете, ни после него до Царя Петра не дозволялось быть в Москве ни костелу, ни иезуиту ²⁶⁸.

Довольно тревоги наделал папизм в Москве при Патриархе Иоакиме. Русские Юга, по самой местной близости своей к папизму, неприметно сроднялись с некоторыми мыслями папизма. Иезуиты, воспитывая Русских на Юге, успевали убеждать в некоторых своих мнениях даже таких людей, которые, как казалось им самим, ничего не хотели принимать иезуитского. А те из русских, которые по жажде к просвещению решились слушать уроки в Риме, должны были публично одобрять римские произволы и осуждать Восток ²⁶⁹. Так мысль об освящении евхаристии одними словами Спасителя, без призывания Духа благодати, возведенная схоластикой Запада на степень догмата в конце 16 века, но непринятая Востоком, неприметно усвоена была некоторыми на Юге. И она-то наделала тревоги в Москве, когда там встретились ученые Греции и Юга. Ученые Юга и прежде, чем открылась в Москве академия, часто посещали гостеприимную Москву; еще более явилось их в Москве с надеждами на места в новой академии. Греки Лихуды, вызванные в академию, натерпелись горя от иезуитов в проезд свой в Россию; а по опыту Церкви греческой все римское или близкое к римскому, для них известно было со стороны слишком невыгодной. Отселе лишь только явились они в Москву, между ними и учеными польскими явилась недоверчивость, которая скоро перешла в открытую борьбу, особенно при содействии к тому других обстоятельств. Патриарх Иоаким, как воспитанник Киева, сам знал и чувствовал ту горечь, какой напоил Рим южную Россию ²⁷⁰.

Белорусец Ян Белободский в 1681 г. просил у Патриарха и Царя должности учителя и предложил свое исповедание веры, где старался совмещать греческое с латинским; от него потребовали присоединения к святой Церкви и при присоединении он отрекся на словах от западной Церкви, но в душе остался прежним. Мысли свои он открыл в сочинении о безразличии Церквей. На девятый день по прибытии своем в Москву, Лихуды в присутствии придворной знати, вступили с Белободским в разговор о святой евхаристии. Оказалось, что Белободский, называвший себя профессором богословия и философии, непричастен теологии ²⁷¹.

Скоро вышло столкновение Лихудов с Сильвестром, строителем заиконоспасского монастыря, где основалась (с 1686 г.) академия. Сильвестр слушал и глубоко уважал Симеона Полоцкого. По любви к образованности, по дарованиям ума и по нескольким сочинениям он пользовался известностью в Москве ²⁷² и был близок к царевне Софие Алексеевне ²⁷³. Недовольный Патриархом Иоакимом, как друг Полоцкого, не дружески смотревший на Лихудов, вызванных Иоакимом, Сильвестр написал сочинение манна; доказывая, что хлеб и вино становятся телом и кровью Господа Иисуса при произнесении слов установления евхаристии, он выставлял противников Лихудов неправославными. Начался неистощимый спор. Лихуды написали против манны акос, где показывали, что хлеб и вино таинственно становятся телом и кровью Господа тогда, как призывается молитвой Дух благодати; сочинение это написано было в духе кротости и со сведениями обширными ²⁷⁴. Сильвестр отвечал злой критикой ²⁷⁵. Лихудами написаны были «диалоги Грека учителя с некоторым иезуитом о единстве между Церковью восточной и западной» ²⁷⁶. На стороне Сильвестра явилось довольно людей, которые настойчиво защищали мысли его; между ними был и известный Феодор Шекловитый ²⁷⁷. Этот спор возбудил волнение в народе бесполезное для веры, вредное для благочестия. Предмет священный, предмет недоступный по высоте и величию, стал предметом разговоров праздности и суеты житейской. Каждая беседа оглашалась спором о нем и на улицах шумели о том, о чем в самом храме остается только молчать в благоговейном трепете ²⁷⁸. Стали пересматривать книги и увидели, что во многих из изданных на Юге более или менее ясно предложена была та же мысль о евхаристии, которую оправдывал Медведев; особенно отличалось тем сочинение киевского игумена Феодосия Сафоновича: «Выклад о Церкви святой и о службе »²⁷⁹. Патриарх Иоаким много раз сносился по сему предмету с киевским Митрополитом Гедеоном и черниговским Архиепископом Лазарем. «Они, пишет Иоаким, также приняли было кое-что из римской Церкви, но опять писаниями святых отец чрез нас обратились к православной греческой Церкви» ²⁸⁰.

В 1689 и 1690 г. происходили в Москве соборные совещания о предмете спора. Прежде сего (в сентябре 1689 г.) Патриарх и собор упросили Царя выслать из Москвы двух иезуитов, пробравшихся сюда с австрийским посланником, так как они развращали православных письмами и картинами ²⁸¹. Медведев осужден был вместе со своими сочинениями; ему назначено тяжкое заточение. Узнав об участи своей, еще прежде решения он (в 1689 г.) скрылся было из Москвы, но был пойман в бизюковом смоленском монастыре, лишен иночества, отлучен от Церкви и отослан в троицкий сергиев монастырь на покаяние. Здесь он (в декабре 1689 г.) письменно осудил прежние свои мнения и изъявлял раскаяние в нарушении покоя церковного. Собор духовный (в январе 1690 г.) произнес ему прощение, не возвращая духовного сана; но гражданский суд определил за участие в заговоре Софии и стрельцов отсечь ему голову и приговор исполнен 11 февраля 1691 г. ²⁸². Между тем Лихуды писали сочинение за сочинением. За книгой остен, которая разослана была от имени Патриарха Иоакима ²⁸³, написаны были в том же 1690 году: меч духовный и щит веры. Прочного покоя не было в Москве. При преемнике Иоакима, Адриане, Лихуды высланы были из Москвы в Кострому под монастырский надзор. И хотя на соборе 1692 г. диакон Петр, открытый защитник папы, лишен был сана и сослан в Холмогоры; но Адриан вынужден был писать о евхаристии к восточным Патриархам. Константинопольский Каллиник и иерусалимский Досифей прислали свое оправдание мыслям Лихудов. Тем не менее Адриан не возвратил в Москву Лихудов и приготовленные к изданию книги, щит веры ²⁸⁴ и мечец ²⁸⁵ остались неизданными. Спор не возобновлялся.

Более, чем все эти споры диалектики, полезно было для русского православия сочинение Палладия Роговского, короткое время слушавшего Лихудов и потом слушавшего риторику и пиптику в Моравии, в Риме же окончившего курс философии и богословия со званием магистра; его исповедание веры содержит краткое изложении римского учения и сильные доказательства чистоты учения русской Церкви.

Последнее дело с папизмом в сем периоде было при экзархе Стефане. Благосклонное обращение Царя Петра с прелатами во время пребывания его в Париже подало сарбонской академии надежду на соединение римской Церкви с русской. В 1717 г. прислана была в Петербург записка членов академии о средствах соединения. Царь Петр в 1718 г. отвечал, что это дело Церкви и предоставил экзарху написать ответ Сорбонне. Тогда же написан был один ответ самим Стефаном, другой Прокоповичем. В общем собрании духовных лиц с согласия Царя Петра положено было отослать ответ Феофана; и он получен был в Париже (1720 г.) на французском языке с немецким переводом. Ответ православной Церкви говорил, что Церковь русская молит о соединении Церквей, но опасается, что покушение на соединение останется также бесполезным и даже вредным, как все опыты, бывшие прежде со стороны греческой Церкви ²⁸⁶.

Бедственные времена России открывали и лютеранству возможность делать покушения на присвоение себе собственности православия. А фанатизм, которым лютеранство отличалось не менее папизма, заставлял употреблять меры к присвоению чужой собственности, без рассмотрения цены мерам. Так целые тысячи финнов, обывателей чудского озера, похищены были у православной Церкви лютеранством. В Стокгольме простирали виды и на то, чтобы всех русских, оставшихся под шведской властью по заключении несчастного для России мира – обратить в лютеранство. Там заведена была славянская типография, в которой печатали Лютеров Катехизис на славянском языке, и тот же катехизис на финском, но славянскими буквами. Не добрая воля гнала русских, подданных Швеции, в пределы России: им становилось жутко от лютеранской терпимости. Такое положение дел требовало противодействующих мер. Опасности дела православия оказывались так велики, что Царь (23 авг. 1624 г.) предписывал воеводам Новогорода – Русских, приезжающих из Шведской стороны не иначе пропускать в город, как наперед исследовав, не приняли ли они чего лютеранского, а в Софийскую Церковь совсем не пускать. Это относилось, без сомнения, к тем русским, которые, оставшись за новым рубежом России, оставлены, по настоянию России, в ведении Новгородского архипастыря ²⁸⁷. Постановление 1620 г. о перекрещивании римских христиан отнесено и к лютеранам. Царь строго предписал, чтобы как в Москве, так и в других городах православные, находившиеся в услужении у иностранцев, оставили дома их и вперед не поступали бы к ним для работы и службы ²⁸⁸.

В 1641 г. Царь Михаил хотел выдать дочь свою Ирину за Вольдемара принца Датского, но с тем, чтобы принц принял православное крещение. Патриарх Иосиф препроводил к принцу, прибывшему в Москву, краткое изложение догматов и обрядов восточной Церкви с увещанием принять восточное исповедание. Принц прислал письменный ответ, где излагал причины, по которым желает остаться при лютеранском исповедании. Здесь он, между прочим писал, что он признает происхождение святого Духа от единого Отца. Патриарх написал замечания. Пастор Фильгобер, руководствовавший принца, отвечал замечаниями на замечания и отправил их в посольскую канцелярию. Тогда Царь и Патриарх назначили словесное прение. Михаил, протопоп черниговского (иначе архангельского) собора, протопоп Иван Наседка и игумен Геннадий должны были защищать православие.

Предметом спора были: значение поливательного крещения, поклонение святым и иконам, священство. Относительно последнего наши говорили: «если у вас нет ни Церкви, ни поклонения святым иконам с крестным знамением, ни святителя верховнаго… ни святой литургии… то откуда же быть у вас постановлению в священный чин?... Вы в прошлом году писали к нам, что вы сами составили себе веру, а папу и веру его браните. Следуя святым отцам, мы знаем, что римский папа и Римляне уклонились от греческой веры еще при короле Карле… Но, сличая с ними вашу худую веру и отличая греческую, находим, что у них лучше, чем у вас… У них папа поставляет кардиналов, Архиепископов и пр. А вам как освящать других или крестить, когда вы сами никем не освящены?»

Спор остался без последствий и брак не заключен; огорченный худым поведением и незаконным происхождением Вольдемара, Царь Михаил скоро скончался ²⁸⁹.

Иностранцы, лютеране и реформаты, и прежде, и после того свободно отправляли свое богослужение в Москве, но со строгим обязательством не совращать Русских в свою веру ²⁹⁰. При Царе Алексее увеличилось в Москве число иностранцев, поступивших в русскую службу; не уменьшалось и при Феодоре.

В числе других Немцев в малолетство Петра явился в Москве Квирин Кульман с Нордерманом, мечтатель в высшей степени, каким только может быть исступленный квакер. Это был один из тех несчастных, которые, чувствуя своеволия лютеранства, вдаются в новые мечты и доходят до замешательства в мыслях. Кульман называл себя духовидцем, пророком, королевичем, сыном Сына Божия; учение свое апокалипсисом; говорил, что проповедует новый закон, но плохо объяснял, в чем состоит он. Кульмана и товарища его отослали (в 1689 г.) к допросу в особую комиссию; комиссия спрашивала отзыва о них и их книгах у протестантских пасторов московских и те на бумаге отвечали, что эти книги безумие. После допросов и разысканий определено Кульмана и Нордермана с их книгами сжечь; а вперед не иначе пускать иностранцев в Россию, как после строгих расспросов, кто, откуда и зачем едет? Имеет ли вид? и пр. ²⁹¹.

Ок. 1702 г. в окрестностях новой северной столицы, где наиболее собиралось иноземцев, начало распространяться учение Лютера и Кальвина. Добродетельный Иов новгородский восстал против опасности с пастырской заботой. Он и сам писал в письмах предостережения против германских нововводителей. И он же внушал ревностным братьям Лихудам написать (в 1706 г.) «показание и обличение ересей Лютера и Кальвина», которое Лихуды посвятили восточным Патриархам, как охранителям православия ²⁹². В Москве, оставшейся после Патриарха Адриана без пастыря, мало-помалу образовалась на свободе секта самых исступленных кальвинистов ²⁹³. Димитрий Дерюшкин, обучаясь у какого-то иностранного лекаря врачебному искусству, заразился у него кальвинизмом и стал рассеивать хулы на святую евхаристию и мощи, на святые иконы и крест, на призывание святых и молитву за умерших, на литургию и посты. Зараза вольномыслия распространилась между стрельцами и мастеровыми. Цирюльник Фома Иванов дошел до такой наглости, что публично ругал образ святителя Алексея Чудотворца в чудовом монастыре. В 1713 г. Стефан Яворский, тогда местоблюститель патриарший, сделал частное, секретное исследование относительно сего общества; в 1714 г. по новом исследовании произнес на соборе осуждение и предал главных суду гражданскому; Фома приговорен к смертной казни, но пред смертью покаялся ²⁹⁴. Стефан счел тогда за необходимое написать пространное обличение заблуждениям, распространенным фанатикам и написал знаменитое сочинение: камень веры ²⁹⁵.

Петр Великий любил иностранцев как полезных для него сотрудников в преобразовании гражданского быта России: но и многократные предостережения пастырей Церкви, Патриарха Иоакима, Адриана, святителя воронежского Митрофана, Стефана Яворского, убеждавших дорожить русским православием и не быть доверчивым к лютеранству, не остались без действия в душе Петра ²⁹⁶. В 1719 г. он издал...

[двух страниц нет – прим. эл. редакции]

...разом благовещения или с крестами и херувимами, а внизу со звонками. Пастырский жезл со змиями, символом мудрости; клобук беловидный с нашивным крестом и иногда с серафимами. В церковном ходу пред Патриархом несли свечу, а во время путешествия предшествовал ему крест и последовал жезл ²⁹⁷.

Со введением патриаршества, хотя и не в одно и то же время введены были перемены в служении и прочих иерархов.

В 1675 г. назначено было для Митрополита следующее облачение: саккос без нашивной епитрахили, мантия багряновидная, но не светлых цветов; скрижали червленоатласные без крестов; митра и камилавка белая, но без креста; при панагии крест; в путешествиях предшествовал ему крест, но только в своей епархии ²⁹⁸.

Архиепископы и Епископы облачались в фелонь, но у первых он был многокрестный. Александрийский Патриарх Паиссий (в 1669 г.) предлагал Патриарху Иоасафу дозволить, по докладе Царю, всем Архиепископам облачаться в саккос в своей епархии. Но это преимущество предоставлялось по временам только некоторым Архиепископам, в виде отличия за пастырские добродетели. Прочие одежды: набедренник, омофор, панагия, митра и камилавка черная.

Вместе с тем некоторые отличия архиерейского служения, усвоявшиеся довольно долго многим Архимандритам в России, собором 1675 г. назначены только для трех Архимандритов ²⁹⁹.

После того, как за 10 лет до патриаршества начали ограничивать порчу книг книгопечатанием, а теперь введением патриаршества вводили столько важные перемены в богослужение и не переставали по-прежнему устанавливать новые празднества, в самом начале патриаршества в том уже твердо были убеждены, что надобно исправлять ошибки в книгах, возросшие до такого числа с течением времени, и что для того надобно не только печатать книги, но предварительно печатанию, сличать поздние с древними, лучшими списками.

При Патриархе Иове довольно издано было книг, дотоле не издававшихся в Москве и введено несколько новых служб и праздников. При Гермогене заботились о том же. Но так велики были тогда бедствия Церкви, что немного оставалось времени и свободы даже для простого тиснения рукописей ³⁰⁰. А между тем те, которые при Иове и Гермогене занимались пересмотром рукописей для печати, не знали греческого языка. Отселе поверка книг ограничилась только сличением одних славянских рукописей с другими ³⁰¹. Если же на Юге, где исправление книг совершалось людьми образованными, хорошо знавшими греческий язык, разногласие рукописей славянских заставляло терять надежду видеть когда-нибудь в славянских книгах лицо правды святой (§ 18): то что могло выходить из московской типографии? Таким образом, весьма естественно, что как при Патриархе Иове ³⁰², так и при Гермогене ³⁰³, чувствовали тяжесть ошибок, обременявших письменные книги и сознавались, что очень много недостатков остается в новых печатных книгах.

По вступлении Михаила Феодоровича на престол царский ревностно продолжали печатание книг. В 1617 г. троицкий старец, Арсений Глухой и клеменьтевский священник, Иван Наседка (§ 24) жаловались Царю Михаилу, что при множестве ошибок, вошедших в книгу требник, они одни не в силах исправить ошибок; Царь (от 8 ноября) поручил троицкому Архимандриту Дионисию принять участие в исправлении требника ³⁰⁴. Дионисий и его сотрудники принялись за дело, вверенное им, с живым усердием и не без достаточных способов; кроме древних славянских рукописей, были во внимании их четыре греческих требника ³⁰⁵; Арсений хорошо знал славянскую грамматику и язык греческий ³⁰⁶. С такими способами увидели, что позднейшие списки требника обезображены ошибками, ими же наполнены позднейшие списки других книг; особенно странно было видеть, что требник, недавно изданный, издан был с грубыми ошибками. Исправители сделали, что могли сделать по мере сил и убеждению своему. Но в Москве огласили их еретиками. В июле 1618 г. на соборе положили: «Архимандрит Дионисий писал по своему изволу. И за то Архимандрита Дионисия, да попа Ивана, от Церкви Божией и литургии служити отлучаем, да не священствуют» ³⁰⁷. Дионисия обвиняли в том, что «имя святой Троицы велел в книгах марать и Духа святаго не исповедует, яко огнь есть». Это означало, а) что исправители полагали сделать перемены в славословиях святой Троице, оканчивающих собой разные молитвы; б) в чине водоосвящения исключали слово и огнем, как внесенное произволом невежества. Напрасно Дионисий писал защищение поправкам своим ³⁰⁸. Пока происходили совещания собора, Дионисия держали под стражей, а в дни праздничные в кандалах водили по улицам Москвы. Народ кричал: вот еретик! хочет вывести огонь из мира. И бросали в него, чем попало. Преподобный, покрытый рубищем, был весел, как младенец; он забавлялся с теми, которые толкали и били его. Потом в новоспасской обители томили его в дыму на полатях и морили голодом. Арсений также посажен был в жестокое заключение. И целый год продолжались истязания Дионисию ³⁰⁹.

Кто ж такие восставали против благонамеренных исправителей? Председателем собора был крутицкий Митрополит Иона, управлявший патриаршеством. В других случаях он был рассудителен (§ 23), и в этом случае без сомнения он не разделял всего, что говорили против исправителей. Главными обвинителями на соборе были сергиева монастыря уставщик Филарет, ризничий диакон Маркелл да головщик старец Логгин. Маркелл мало известен, зато слишком известны Логгин и Филарет. Головщик Логгин был прежде того справщиком книг при типографии, и, следовательно, теперь он стоял за личное свое дело. Все его достоинство состояло в том, что он был «громогласный певец, и хитрость грамматическую и философство книжное нарицал еретичеством». «Ты мастер всему, замечал ему преподобный Дионисий, а что поешь и говоришь, о том не рассуждаешь; вопишь великим гласом: Аврааму и семени его до века». Архимандрит ввел читать в храме беседы Златоустого, переведенные преподобным Максимом Греком; а Логгину это «море сладости, яко лужа негодная вменяшеся». Наглость его не знала себе границ, как и невежество ³¹⁰. Уставщик Филарет был другом Логина. Этот был еще замечательнее. Он иночествовал в обители более 50 лет; но «от простоты ненаучения две мысли мудрования недоброго на ум ему приидоша; первая убо мысль сицева: глаголаше бо, Господь наш Иисус Христос не прежде век от Отца родился, но тогда, егда послан бысть Архангел Гавриил благовестити Пресвятей Деве Марии. Другая же мысль ему бе мудрование, содетеля Бога, непостижимаго и неописаннаго, Отца и Сына и святаго Духа, описана глаголаше и человечеобразна суща» ³¹¹. И так вот в одном и том же лице и самый темный невежда, и дерзкий еретик! Нетрудно заметить, как эти два лица близки по характеру своему к какому-нибудь Аввакуму или Лазарю! Вся история Дионисия запечатлена была той же печальной печатью, какой запечатлено время Аввакума и Лазаря. Арсений пишет, что из числа 12 славянских списков в 10 списках не было слова и огнем; в одном из двух остальных приписано оно на поле, а в другом над строкой; но в печатном требнике это слово внесено уже в строку ³¹². Казалось бы этого уже слишком довольно, чтобы видеть подлог поздний. Нет, странную новизну выдавали за старину и защищали подлог с ожесточением!

Иерусалимский Патриарх Феофан, прибыв в Москву, немедленно обратил внимание любви на страдальцев; он предложил Патриарху Филарету облегчить положение их; Дионисий и Арсений освобождены были из темницы; Наседка умел выпутаться из беды еще прежде. Совершенное же оправдание Дионисию Филарет произнес не прежде того, как получил письменный отзыв о слове и огнем от других Патриархов. Тогда (в 1626 г.) особенной грамотой повелел он не читать более слова и огнем в молитве водоосвящения и зачернить это слово в требнике ³¹³. Таким образом, волнение невежества, дышавшего расколом, было укрощено.

Между тем еще и прежде получения ответа от Патриархов, равно и после того Патриарх Филарет продолжал начатое исправление книг ³¹⁴; сотрудники Дионисия и сам пр. Дионисий в оправдание свое показал много ошибок в разных церковных книгах ³¹⁵. Согласно с волей Патриарха особенно пересмотрены были требник и служебник. Поскольку же тревоги невежества, заволновавшегося из-за одного слова, показывали, что весьма нужна осторожность в сем деле, да и Патриарх Филарет сам по себе стремился более всего охранить русское от иноземного, от латинства: то в исправлении книг при Патриархе Филарете следовали преимущественно также славянским спискам, хотя и ввели довольно новостей ³¹⁶. Однако и он в 1633 г. окружной грамотой требовал отобрать по всем местам и прислать в Москву для предания огню устав, напечатанный справщиком Логгином ³¹⁷. Памятником той же ревности его против суеверия было, что он строго наказал дьячка за употребление рафлеи ³¹⁸. С таким же знанием духа веры поступил он, когда в 1626 г. доставлена в Москву риза Господня и установляли празднование ей ³¹⁹.

Преемник Филарета, Иоасаф, сперва позволил издать требник, устав и служебник Филарета без перемен: но потом счел необходимым исправить в них очень многое ³²⁰. Главное исправление состояло в пополнении чинов молитвами и действиями ³²¹, частью же в отмене некоторых действий ³²². В других книгах, напр. в октоихе желали исправлять ошибки писцов поверкой по спискам, но по спискам славянским или же одним своим рассуждением³²³. Особенно же усердно продолжали печатать еще ненапечатанные службы ³²⁴. В пособие улучшению книг собирал славянские списки в Москву из монастырей ³²⁵; но точно так же, как при Патриархе Филарете ³²⁶, и при Иоасафе I глубоко чувствовали и сознавались, что в исправленных книгах остается много грехов разных ³²⁷.

Преемнику Иоасафа Иосифу (1642–1652) не оставалось более книг богослужебных, которые надлежало бы издавать в первый раз в Москве ³²⁸. Но много оставалось книг поучительных, которые не были еще печатаны (в Москве); много оставалось ошибок в напечатанных служебных книгах, которые надлежало исправлять. Иосиф имел довольно усердия, чтобы издавать поучительные книги ³²⁹ и довольно чувства справедливости, чтобы по мере познаний сознаваться в неисправности печатных и письменных книг. В 1644 г. был издан апостол с несколькими благоразумными поправками ³³⁰. К сожалению, Иосиф дозволил печатать книги людям, не только малосведущим, но и упорным в мнениях невежества. Эти люди, несмотря на то, что были очень бедны и смыслом и познаниями, с такой смелостью принялись за переправку книг, что не оставили в покое почти ни одной строки в прежних книгах ³³¹. И все это делали, не только не справляясь с греческим текстом, которого не знали, но не уважая даже древних славянских списков. Им хотелось всего более возвести ошибки времени, любимые мнения простоты, на степень мыслей веры святой; и они вносили эти ошибки и мнения то в южные поучительные книги, какова книга кириллова ³³², книга о вере единой ³³³, и малый катехизис ³³⁴, то сеяли те же мысли невежества в богослужебных книгах, в учебной псалтыри 1645 и 1647 г., в служебнике 1647 г. и следованной псалтыри 1647 г. Таким образом, чего не было в книгах, изданных при Патриархе Иове, Гермогене, Филарете и Иоасафе, то явилось теперь в книгах церковных; разумеем мнения о двуперстном крестном знамении, о сугубой аллилуии, прибавление слова «истинного» в члене веры о святом Духе. Современник Патиарха Иосифа, Митрополит Игнатий показывает нам и тех, кто так несовестно портил чужие сочинения. Это были протопопы Аввакум и Иван Неронов, попы Лазарь и Никита, диакон Феодор Иванов ³³⁵. Они были в большой доверенности у Патриарха, в уважении и у двора; почему распоряжались корректурой и печатанием книг, как хотели, тем более, что заведовавший тогда типографией князь Львов был одних с ними мыслей и одинакового образования.

В 1648 г. Никон стал Митрополитом новгородским и сеянию плевел положена была граница.

Никон начал со своей паствы. По вкравшейся привычке, по Церквам каноны и кафизмы читались, для скорости, в два или три голоса в одно и то же время; даже на литургии ектении и возгласы совершенно сливались с пением клира. Никон строго запретил этот беспорядок. Вместо испорченного пения ввел он пение более правильное и приятное, применяясь к древним напевам киевским и греческим ³³⁶. То и другое весьма понравилось Государю, как скоро узнал он о том; исправленное пение ввел Царь в придворной своей Церкви, откуда оно стало распространяться и по другим Церквам.

На помощь попечительному и мудрому пастырю скоро послал Господь сильного учителя. В 1649 г. прибыл в Москву иерусалимский Патриарх Паисий. Его пребывание в Москве и без слов обличало те странности и новизны, которые стали было освящать люди темные. Но Паисий и прямо говорил Никону об отступлениях московских от правил восточной Церкви; и Никон предлагал отзыв Паисия Царю и Патриарху Иосифу ³³⁷. Современник, Митрополит Игнатий, пишет, что не один Никон видел новые странности новых книг; старые люди тогда же говорили, что в прежнее время не так было, как напечатано в книгах Аввакума. Когда же Патриарх подал свой голос против новых странностей, то уверились, что доверенные Патриарха Иосифа люди неблагонамеренные. Патриарх Иосиф смутился: больно было старцу сознаваться в немощи; но, любя истину, он согласился послать троицкого келаря Арсения Суханова на Восток для обозрения восточных чинов. «По указу Царя», который в то время действовал уже по мыслям Никона (§ 6), «и по благословению Патриарха Иосифа» Арсений отправился из Москвы в мае 1649 г. ³³⁸. А в Москве Патриарх, по советам Никона, стал осторожнее. На место неспособных и дурных людей, к типографии определены были, вызванные из Киева, ученые и добросовестные иноки (§ 20). Отселе в 1650 г., когда уже напечатан был шестодневец, собрание дневных служб недели, сверена была эта книга с греческим текстом и нашлись в необходимости прибавить на конце замечание об ошибках против греческого устава ³³⁹. В 1651 г. Царь пригласил к себе во дворец Патриарха и прочих пастырей и предложил им на рассуждение беспорядки чтения и пения церковного. Собор положил ввести тот же порядок, какой введен Никоном в Новгороде. В то же время рассмотрен был на соборе служебник и сделано в нем несколько поправок ³⁴⁰. Тогда же положено остановить при типографии и подвергнуть новому пересмотру отпечатанную в 1650 г. кормчую книгу ³⁴¹. Вслед за тем услышан был в Москве отзыв святой горы афонской об одной новизне московской. Некто иеромонах Дамаскин явился на Афон со славянской книгой, содержавшей учение о двуперстном крестном знамении. Отцы афонские, лишь только узнали о таком пришельце, снеслись с константинопольским Патриархом Парфением и, по его благословению, собрав в 1650 г. собор, призвали Дамаскина, сожгли книгу его, запретили ему учить знаменоваться двумя перстами, а каждого, кто стал бы упорно учить тому же, предали анафеме. Это решение отцы афонские в 1652 г. прислали в Москву к Царю Алексею Михайловичу ³⁴². Все это столько обеспокоило Патриарха Иосифа, что он, при глубоком сознании допущенной неосторожности в избрании цензоров книг, опасался, не заставили бы его отказаться от престола и с этими горькими чувствами скончался внезапно в апреле 1652 г. ³⁴³.

Рассудительный новгородский Митрополит видел, что преемнику Иосифа слишком много предстоит трудов и опасностей на поприще исправления богослужебных книг. С одной стороны, при Иосифе открылось много недостатков, до которых прежде не касался суд церковный, а между тем некоторые из этих недостатков уже освящены были важностью печатных церковных книг. С другой предшествовавшие опыты исправления самой разностью своих поправок обличали свое несовершенство и вызывали к трудам непомерным; особенно же тяготило Никона немалое число людей совсем не готовых или мало готовых принимать улучшение богослужебных обрядов, людей, уже начавших сеять неудовольствия против Никона за ревность его к чистоте церковных правил. Потому-то Никон долго не соглашался принять на себя патриаршего сана после Иосифа. Потому-то он, когда не переставали просить его принять сей сан, объявил, что не иначе согласится на то, как под условием не препятствовать ему в исправлении беспорядков, вошедших в Церковь. Царь и вся Церковь дали клятву оказывать ему послушание, аще что возглаголет от божественных заповедей и законов; и Никон решился возложить на себя тяжелое бремя ³⁴⁴.

Приняв с высоким саном долг попечения о лучшем чине церковном, Никон непоспешно принялся за исправление погрешностей, и принявшись, непоспешно совершал его. Первые полтора года он позволял перепечатывать книги почти только с одной мольбой о прощении ошибок ³⁴⁵. А между тем готовился и готовил нужное к великому делу ³⁴⁶.

В июле 1652 г. возвратился с Востока Арсений и представил свой проскинитарий, как отчет в исполнении поручения. Хотя отчет сей показал, что Арсений не совсем должным образом исполнил поручение; но он же показывал, что Арсением не скрыта и правда, полезная для его времени. Проскинитарий, после статейного списка или дневника похождений, во второй части говорит о граде Иерусалиме, в третьей о том, как Греки церковный чин и пение содержат. Арсений был в Константинополе, но тогда, как Церковь была в смятении и плаче по случаю страдальческой смерти Патриарха ее Парфения; в Александрии беседовал он с мудрым Патриархом Иоанникием и получил от него разрешение на разные церковные вопросы; в Иерусалиме же наблюдал и описывал он подробно чин богослужения. Описывая иерусалимский чин богослужения, Арсений забывал, что устав и выполнение устава не одно и то же; привыкши видеть благолепие и чинность в спокойной Москве, он не принял во внимание страдальческого положения восточных христиан, в котором им было не до обрядов, а лишь бы соблюсть святую веру; он не только с какой-то радостью выставляет каждое мелочное отступление от устава, но отзывается жестоко о каждом отступлении. В этом отношении проскинитарий Арсения был плохой помощью Никону. Но проскинитарий Арсения был и полезен; напр. и Арсений писал: они троят в Церквах аллилуия, а в Царьграде знаменуются Греки тремя персти ³⁴⁷.

Отличив светлым умом своим доброе от худого в проскинитарие Арсения, Никон продолжал заниматься поверкой русских обрядов и приисканием способов к улучшению их. Когда переведены были деяния московского и константинопольского соборов об учреждении патриаршества в России, Никон усмотрел здесь между прочим следующее: «справедливость требует от нас исправлять всякую новизну в церковных уставах, так как видим, что новизны бывают причиною смятения и разделений в Церкви; надлежит следовать уставам святых отцев». Это поразило Никона; он глубже, чем прежде, почувствовал, что на нем лежит долг исправлять ошибки, и что нельзя ему уклониться от труда, как бы он тяжел ни был. А между тем, в том же деянии собора символ веры написан был не в том виде, как читали его в новых книгах; не согласно было новое чтение символа и с греческим символом, вышитым на саккосе Митрополита Фотия; много подобного видел Никон и в чине литургии.

После совещания о печальном положении книг и обрядов, Царь и Патриарх в 1654 г. положили собрать собор в царском дворе. В присутствии Царя тогда же соединились 5 Митрополитов, между ними один сербский, 4 Архиепископа и один Епископ, коломенский Павел, 11 Архимандритов и игуменов и 13 протопопов.

Патриарх предложил собору: «Надобно ли следовать новым печатным московским книгам, в которых найдено нами много несходного и несогласного, или точнее сказать, ошибочного против древних греческих и славянских книг? Или же должно предпочесть древние греческие и славянские книги, из которых те и другие содержат и тот же устав, и по которым поучаясь, угодили Богу восточные богословы и учители и московские святители?». Вопрос предложен совершенно тот самый, который прежде всего надлежало предложить, тем более, что тогда уже стали говорить, что книги, изданные при первых русских Патриархах, непреложные книги. Собор единодушно отвечал: «достойно и праведно исправить новые по древним русским и греческим книгам. Мы утверждаем, прибавил собор, то самое, что повелевают греческие и наши уставы». Вследствие сего надлежало собрать из русских обителей древние русские книги, и об этом сделано было распоряжение Царем и Патриархом ³⁴⁸.

Суеверы покушались остановить Никона: во время язвы они распускали слух, будто в небесном видении велено остановить печатание исправленных книг. Но Никона трудно было обмануть. Мнимые духовидцы спутались пред ним в показаниях своих и Никон писал боярину Пронскому «и то знатно, что они солгали, и они б впредь таким небылинным зракам не верили» ³⁴⁹.

Исправление богослужебных книг Церкви православной по тому самому, что касалось постановлений целой Церкви, требовало совещания с Церковью восточной; а для русской Церкви это совещание совершенно было неизбежно, так как она приняла книги с Востока. Так рассуждал и великий пастырь. Царь и Патриарх послали в Царьград к Патриарху грамоты о преднамереваемом исправлении книг. Патриарх Паисий собрал греческих пастырей и деянием соборным утвердил решение московского собора: следовать православному писанию восточных учителей в древних греческих и славянских книгах. Вместе с тем написаны были соборные ответы на 25 вопросов, предложенные Никоном. Патриарх Паисий в грамоте к Никону изъявлял живейшую радость и такое же уважение к предприятиям русского первосвятителя: «радуюся, жив Господь Бог, и имам тя писана в душе моей, за достоинство и разум, его же дарова тебе Бог», писал вселенский святитель к Никону. Паисий препроводил толкование на чин богослужения, иначе скрижаль, рассмотренную и одобренную, как писал он, на соборе. Вселенский Патриарх просил Никона ни в чем не разнствовать от уставов восточной Церкви: «да будем, говорил он, чадами единой и той же матери – Церкви восточной и да не имеют нечистые еретические уста никакого повода упрекать нас в какой либо разности». Хотя Никон, прикрывая Церковь свою, как любящий ее пастырь, не писал Паисию о самом важном несогласии нашей Церкви с греческой, о несогласии в символе веры; но Паисий, узнав об этой разности, препроводил верный греческий список никео-константинопольского символа веры и просил уничтожить разность, столь важную. В заключении Паисий просил Никона быть снисходительным к тем, которые заблуждались не в существенных догматах веры, а только в вещах маловажных.

Решение собора и послание Патриарха исполнили живой радостью Царя и Никона и расположили к новым подвигам. Чего не доставало в прежних опытах исправления книг? Не было людей вполне способных к этому делу; теперь этот недостаток достаточно вознагражден (§ 20). Не было пособия самого неизбежного и верного, именно иногда вовсе не были в виду греческие книги, иногда же были, но для иных случаев неудовлетворительные, для других ничего не решавшие по малому числу и достоинству своему. Прежде думали, что арсениево обозрение современных обычаев восточных вознаградит недостаток сведений о подлинном восточном богослужении; но теперь увидели, что этого мало, что надобно иметь сведения о правилах и учреждениях Церкви, а не о том, что делается у людей, всегда и везде неверных правилу. С этими мыслями отправлен был на Восток тот же Арсений Суханов, который был там прежде; ему поручено было не щадить издержек для приобретения древних греческих рукописей. Арсений приобрел на одном Афоне до 505 книг богослужебных и учительных, между которыми одному евангелию считали тогда 1050 лет, другому 650, одному служебнику 600 и другому 450 лет и проч. Около 200 рукописей приобретено в разных других местах ³⁵⁰.

Ко времени возвращения Арсения с такими сокровищами прибыли в Москву Патриархи антиохийский Макарий и сербский Гавриил; Митрополиты никейский Григорий и молдавский Гедеон. Никон воспользовался этим редким случаем для главного дела своего. Он собрал (1655 г.) собор русских пастырей и пригласил на оный дальних гостей. Патриархи и Митрополиты признали нужду в исправлении книг, так как древние греческие книги, тогда же пересмотренные, оказались несходными с позднейшими славянскими. По прочтении деяний соборов московского и константинопольского 1654 г. единогласно всеми принято следовать их решениями. Никон говорил пред собором, что уже много раз укоряли восточные пастыри Церковь русскую в неисправности книг и обрядов ее и в пример указал на перстосложение в крестном знамении… «Зазираху, говорил Патриарх, нашему смирению, мне Никону Патриарху, приходящии к нам в царствующий град Москву потреб своих ради святыя восточныя Церкви вселенскии Патриархи Константина града, Афанасий (т. е. тот самый, который после прославлен нетлением в Лубнах) и Паисий святаго града Иерусалима и святого града Назарета Митрополит Гавриил и прочии ³⁵¹, и попрошаху ми много в неисправлении божественного писания и прочих церковных винах, от них же единая сия, яко тремя персты, последними двемя малыми с великим пальцем соединя, да двемя прочими великосредними, изображающе творим на лице нашем знамение креста, от феодоритова писания неведением внесшееся в печатныя книги, в великия псалтыри с возследованием и малыя и прочия рукописныя, а не повелением моего Царя и Патриарха, ниже собором сшедшихся когда Архиерей. Прежде бо того вси тремя первыми персты изображаху в образе святой Тройцы, якоже и ныне многих еще видети есть, елицы не ведают феодоритова писания, якоже в простых мужех, и во всех женах от древняго обычая держащих». Патриарх Макарий объявил, что двуперстное знамение принадлежит Армянам и что «издревле прияхом творити знамение честного креста тремя персты десныя руки». Он произнес отлучение на двуперсников и свой отзыв подписал собственноручно. Такой же голос подали сербский Патриарх и оба чужестранные Митрополиты. Затем Никон предложил на рассмотрение собора исправленный служебник и скрыжаль, присланную Патриархом Паисием. То и другое было рассмотрено и одобрено.

Дело Никона принимали все с покорностью. Только три, четыре человека нашлись, которые обнаружили противление пробудившемуся общему сознанию нужды в исправлении книг. Это были те, которые портили книги при Патр. Иосифе и которые теперь вследствие определения соборов должны были отвечать за порчу книг. Таков был Аввакум, первый обнаруживший неудовольствие на исправление испорченных им книг. К нему пристали Павел коломенский Епископ и Костромский протопоп Даниил, делившие с Аввакумом дружбу. Эти трое стали возмущать других против дела, одобренного Соборами. И благоразумие и правда требовали особенных мер против этих людей. По соборному определению Аввакум послан был на берег Байкала; помощник его в порче книг Кн. Львов – в соловецкий монастырь, Даниил в Астрахань, а Павел скрылся от обличений патриарха. Суд был снисходительный к виновным, а между тем спокойствие восстановилось ³⁵². Умные распоряжения Никона оказывали благотворное действие. Когда выслушаны были отзывы востока: то и те, которые прежде колебались не по упорству против истины, а по недостатку образованности, оставляли свои предубеждения против дела Никонова. Неронов, в иночестве Григорий, в миру Иоанн, бесполезно восстановлявший самого Царя против Никона, явясь к Никону объявил: «если Патриархи собственноручно написали, что надобно креститься тремя перстами и непокорных подвергают осуждению: я не желаю быть под осуждением вселенских патриархов». Никон забыл теперь оскорбления, которые причинял ему Неронов клеветой пред Царем; грубый Неронов и тогда, как явился с раскаянием, делал Патриарху жестокие укоризны в его строгости. Никон или смиренно просил прощения: «по грехам моим не терпелив я против Господа ради», отвечал на оскорбления Никон. Возвращая Неронова Церкви, Никон плакал. Так пишет даже один из друзей неумной старины. И он же говорит: «вопроси некогда старец Григорий Патриарха: иностранные власти наших служебных не хулят. И патриарх рече: по коим хощешь, по тем и служишь» ³⁵³. Так Никон оставался снисходительным Отцом к немощным, хотя и ревновал о чистоте Церкви!

До 1658 г. под смотрением Никона исправлены и изданы были постная триодь (1655 г.), соборник молитв и часослов (1656 г.), ирмолог, переведенный снова (1657 г.), требник и следованная псалтырь (1658 г.). После того до 1667 г., когда Никон лишен был патриаршей власти (§ 8), исправляли и издали еще несколько богослужебных книг: но они рассматриваемы были уже не Никоном, который жил тогда вдали от дел правления, а собором Архиереев ³⁵⁴.

Ничто не может быть проще и согласнее с голосом веры, как то возвращение к ясному и точному смыслу церковных книг, которое совершалось трудами Никона. Но заблуждение шло своим путем. Известно, что еще в половине 16 века образовалось несколько ошибочных мнений и убеждений ложных. После того до исправлений Никона прошло много времени, чтобы нарост ложных мнений увеличился, созрел и наконец отпал сам собой от здорового тела Церкви. Потому-то кто бы ни совершал исправление ошибок, Никон или Иоаким, раскол явился бы как безобразный, сгнивший струп или как плевелы при веянии пшеницы. Само суеверие чувствовало, что как ни далеки были прежде Никона от основательного исправления книг, безобразие ложных убеждений скоро должно было обнаружиться; потому-то с таким усилием старалось оно освятить свои мнения при Иосифе. Ум и характер Никона еще обуздывали своеволие невежд. Пока великому пастырю дозволяли действовать свободно, злоба шипела только втайне на умного исправителя, готовила меры нанести удар Никону, но будучи бессильна должна была молчать. Несчастная судьба Никона открыла свободный ход злу. С одной стороны, у Никона отняты были средства примирить простодушных со святым делом его. С другой, унижая Никона, унижали в его лице дело святой правды и укрепляли суеверие. Повторяем, созревшее зло открылось бы и без переворота в судьбе Никона; но в другом виде. Теперь же суеверы приняли самое сильное участие в унижении Никона. Они надеялись, что, низвергнув Никона, восторжествуют над самой Церковью. Они столько успели, что возвратили Аввакума из Сибири, и Аввакум в столице принимаем был с честью, тогда как Патриарха судили и осуждали. Они открыто просили Царя свергнуть Никона, жалуясь, что Никоново исправление книг грозит вере падением³⁵⁵. Когда Никон лишился силы своей, суеверы в слух всех твердили, что Никон в немилости, Никон под судом за исправление книг. Но Господь Церкви посрамил злобу суеверия чудным образом. Мера, которая признана была необходимой, чтобы довершить падение Никона, эта мера только довершила падение застарелого суеверия. Разумеем призвание восточных Патриархов в Москву для суда над Никоном. Едва только узнали в России, что два Патриарха, александрийский и антиохийский, с полномочием от двух других, идут в Москву для суда над Никоном, как открылась странная перемена в поступках суеверия. Суеверие, окрепшее несчастьем Никона, дико восстало уже не на Никона, а на целую Церковь, открыто отделилось от Церкви, присвояя только своему обществу имя Церкви – явился раскол. Люди, которые недавно пред тем, и именно при Патриархе Иосифе, говорили в печатных книгах, что необходимо иметь общение с восточной Церковью, что восточные Патриархи – хранители православия, – теперь вдруг стали кричать, что восточные потеряли веру между Турками ³⁵⁶. «Иные устно, другие письменно» разглашали, что «вновь исправленные книги еретические, что Церковь более не Церковь, Архиереи не Архиереи». Волнение росло в народе. «Священники оставили думать о церковном благочинии… Стали гнушаться книгами, напечатанными при Никоне» ³⁵⁷. Не только те, которые потерпели неприятность за порчу книг при Иосифе, но люди, до которых лично не касался Никон, поднимали там и здесь волнение. Диакон Феодор рассылал послания о правой вере и об антихристе; монах Феоктист сочинил слово об антихристе; некто Семен Жулев (в 1665 г.) написал цветник суеверию; большую известность в народе получила книга о правой вере московского Архимандрита Спиридона († 1665 г.) с исступленной ненавистью против исправления книг³⁵⁸. Аврамий, ученик Аввакума и любимец Салтыкова, подавал Царю просьбу в защиту суеверию; Никита и Лазарь прислали, один из Суздаля, другой из Романова, один в 30, другой в 70 пунктах, челобитные того же содержания. Причина такого взрыва нечистоты сердечной понятна. Суеверы уже знали, что Восток не на их стороне, а против них. Они понимали, что и сильные люди, даже те, которые далеко не так ревностны были к чистоте Церкви, как Никон, не могут более покрывать их, потому что принуждены искать помощи у Востока. Молчанию теперь было не время. Если бы стали молчать противники Никона, если бы даже стал молчать Восток; то не замолчал бы Никон. Вот почему так тяжел, так невыносимо горек доселе для раскола 1666 год! Точнее сказать это был конец 1665 г., шумный тем событием, что именно тогда отпал от здорового тела Церкви дикий нарост ложных убеждений; суеверие, оставшееся без надежд на чью-либо помощь, отделилось само по себе от Церкви, прежде чем поразил его решительный суд Патриархов Востока и России.

Какие же мысли отделили суеверных людей от Христовой Церкви?

Если смотреть на все, что беспокойно говорили в начале раскола, то нелегко разобрать, о чем и почему кричали простяки? Они шумно, тревожно кричали, но не умели сказать из-за чего кричали? В волнении мыслей и чувств едва удерживали одну мысль: «там нет Церкви, там нет веры, где нас нет». От чего? Брань сыпалась безотчетно, слова лились без мысли. Один бранил то, другой другое и чаще такое, о чем не стоило терять слов. Невинные буквы, невинные слова чего не встретили? Не понимая ни старого, ни нового, не понимая сами, о чем говорили и чего хотели. Страсть, доведенная до крайней степени, не давала смыслу видеть предметы в ясном свете. А между тем и без того невежество, на беду было самым видным преимуществом предводителей раскола ³⁵⁹. Только со стороны спокойный наблюдатель в состоянии сообразить, за что волнуются бедные слепцы? Оставляя мелочные предметы благоговения или отвращения суеверов, прощая молчанием злоречие страстей, извлекая из шума злости мысли часто неясные для нее самой, находим более общими и несколько ценными следующие мысли раскола:

1) Богослужение должно совершать по старым книгам, писанным или печатаным, прежде Патриарха Никона: «не даст (Бог) погрешити ни мало что, не точию в вере, но ни в малейшей частице канонов и песней» ³⁶⁰;

2) член веры о святом Духе должно читать так: «и в Духа святого Господа истинного и животворящего»;

3) аллилуия при богослужении должно произносить не трижды, а дважды, прибавляя: слава Тебе, Боже;

4) в церковных ходах должно ходить по солнцу, а не против солнца;

5) креститься и благословлять следует двумя перстами, указательным и средним;

6) крест почитать только осмиконечный;

7) имя Спасителя должно писать и произносить Исус;

8) иконам поклоняться надобно только старым и со старых списанным.

Если сообразить эти мнения суеверов с тем, что известно о богослужении предшествовавшего периода; то увидим, что иные из мнений раскола были известны прежде 1555 года, но еще были слабы и ограничивались тесным кругом лиц (1. 3. 4). Другие только что явились в половине 16 столетия (5 и 8); иные же образовались уже в 17 столетии (2. 6. 7. 9). Таким образом, самая история этих мнений говорила против них же.

Волнение, поднятое суеверами, необходимо требовало особенных мер. В январе 1666 года пастыри русской Церкви собрались в патриаршей крестовой палате для рассуждения об исправлении книг. – И вот, как сами они описали свои действия: «мы испытывали подробно и долгое время новоисправленные и вновь переведенные печатные книги, рассматривали и старые, харатейные, славяно-русские рукописи. И не нашли в новых книгах ничего худого или испорченного, ничего противного вере, а по всему увидели их согласными со старыми славяно-русскими харатейными книгами. В них увидели мы и святый символ без прибавки «истиннаго» как поправлено и напечатано в новопечатных книгах. И аллилуия написано в ряд трижды: аллилуия, аллилуия, аллилуия; потом: слава тебе, Боже. И относительно знамения честного креста т. е. сложение трех первых перстов правой руки, и относительно Иисусовой молитвы и по чину святой литургии и все прочее нашли мы в старых славяно-русских харатейных книгах, точно так, как и в исправленных печатных книгах… Мы предлагали, читали и свидетельствовали в присутствии благочестивейшего великого Государя нашего Царя… в его царских палатах. Некоторые из книг показывали мы на соборе в патриаршей палате и всем священникам царствующего града Москвы» ³⁶¹.

Собор написал и разослал наказ настоятелям монастырей и благочинным с предостережениями от раскольничьих толков; этот наказ, по определению собора, надлежало списать для каждой Церкви. Тогда же написано было Симеоном Полоцким обличение на челобитные «сибирского попа Лазаря и Никиты Пустосвята» ³⁶².

Таким образом деяние русского собора, назвавшего крик суеверов шептанием сатаны ³⁶³, было началом последнего грозного удара суеверию со стороны Церкви.

В августе 1666 года увидели необходимость послать в соловецкий монастырь при Царской грамоте увещателей Архимандрита Сергия и успенского протопопа с несколькими духовными и светскими лицами. Увещания оказались безуспешными; напротив, «смута после того пошла и более» ³⁶⁴.

В декабре 1666 года, как уже и видели (§ 8), прибыли в Москву Патриархи и в том же месяце начался и кончился суд над Никоном. В январе 1667 г. посвящен был в Патриарха Иоасаф. А в мае в общем заседании греческих и русский пастырей, трех Патриархов, 14 Митрополитов, 8 Архиепископов, 5 Епископов, 25 Архимандритов, 6 игуменов и 25 протопопов, а) одобрены все книги, исправленные и напечатанные Никоном, так же, как и изданные по его удалении в уединение; б) повторено осуждение на все те суеверные мнения, которые осуждены были Никоном и собором 1666 г. в) «Сие наше соборное повеление, говорил собор, по всем вышереченным чинам, православным предаем и повелеваем всем неизменно хранити. Аще ли кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святей восточной Церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити и противлятися нам: и мы таковаго противника данною нам властью от всесвятаго и животворящаго Духа проклятию предаем». г) «Сие наше узаконение и изречение подписахом и утвердихом нашими руками… в лето от сотворения мира 7175, от воплощения же Бога Слова 1667, изд. 5 месяца мая в 13 день» ³⁶⁵.

В следствие сих определений поп Никита Пустосвят и протопоп Аввакум, как упорные мятежники нераскаянные суеверы, расстрижены и отлучены от Церкви ³⁶⁶.

Собор продолжал рассуждения свои и в том же году одобрил книгу: жезл правления, сочиненную пред тем в опровержение пунктов Никиты Пустосвята и Лазаря; постановил определения частью в облегчение совести, связывавшей себя неразумными, мнимо Церковными определениями; собор положил: 1) «о знамении честного креста, т. е. о сложении двух перстов, о сугубой аллилуия и о прочем, что написано неразсудно и невежеством в книге: стоглав, клятву, положенную без разсуждения и неправедную, мы, православные Патриархи… и весь освященный собор, разрешаем и разрушаем»; 2) написанное в житии Евфросина о сугубой аллилуия признано произведением льстивого и ложного писателя, не стоящим никакой веры; 3) осуждено писание Димитрия Толмача о белом клобуке, как баснословное; 4) подвергнуто запрещению «писание о перстосложении, напечатанное невежеством и неразсудно, в псалтыри с возследованием и в других книгах». 5) Но собор отменил и распоряжение Никона, строго воспрещавшее совершать в праздник богоявления водоосвящение после литургии и предписывавшее совершать его только в вечерне; 6) зато снова оправданы были служебник Никона, вновь пересмотренный, и его скрижаль ³⁶⁷; 7) запрещено в великую субботу и при освящении Церкви в крестном ходу ходить по солнцу; 8) так как Никита принес раскаяние и обещался более не восставать на святую Церковь, то он принят в церковное общение, но оставлен расстригой. А бывшего протопопа Аввакума, попа Лазаря, соловецкого чернца Епифания, диакона Феодора и Никифора положено оставить под тяжестью анафемы до тех пор, пока не раскаются. Коломенский Епископ Павел, которого еще Никон судил за суеверие, отослан в палеостровский монастырь.

Восточные пастыри ничем не хотели показать, что будто православная Церковь может покровительствовать народному невежеству, как покровительствовала римская. Напротив, собор положил несколько новых постановлений относительно богослужения частью в прекращение вкравшихся беспорядков, частью же с желанием лучшего порядка; между прочим, отменено запрещение священнодействовать вдовым священникам и диаконам, отменено постановление Патриарха Филарета о перекрещивании западных христиан (§ 23, 24) и пр.

Примечания. Вообще о богослужении собор 1667 г. полагал: 1) Архиерею в епархии, иерею в приходе наблюдать, чтобы в великие праздники и дни воскресные прекращались все суды, кроме царской нужды, все работы и торги, кроме торга пищей; всем мирянам, тем более инокам, предстоять в храме с благоговением, особенно во время литургии; 2) творить поклоны всем вместе: «согласию бо быть, а не разногласию, в святей Церкви лепо есть»; 3) священникам учить детей своих грамоте, страху Божию и церковному благочинию; 4) нетленных тел не признавать святыми без достоверного свидетельствования; 5) в Церкви быть амвону; 6) не погашать свечей во время литургии после херувимской песни или после «достойно есть»; 7) не быть зеркалу в алтаре, а у монаха в келье. О служении архиерейском и архимандричьем: а) «некоторые Архимандриты, по местным установлениям, осеняют свечами, как и Архиереи. Такого обыкновения нет на Востоке, и не прилично Архимандриту совершать действие архиерейское. Но по уважению к желаниям Царя не возбраняем того, равно как и носить серебрянныя, злащеныя шапки подобные митрам». Только в присутствии Архиерея Архимандрит не должен осенять; б) для выражения единомыслия всем Архиереям, инокам и священникам употреблять единообразное одеяние; впрочем, собор благословляет это, но не повелевает. Митрополитам носить клобук белый, какой носят в Греции; в) за одной литургией не посвящать трех диаконов, а одного. На горнем месте не сидеть священнику, а только Архиерею; г) двум служащим Архиереям занимать места равночестные; д) Патриарху причащать Архиереев, Архиерею иереев, но никогда равному равного. О крещении положено: в чине крещения молитву читать священнику, а не диакону. Не погружать в купели свечей в начале крещения так же, как и в богоявленское освящение воды. О браке: когда жених и невеста идут к венчанию в храм, не петь песней, а священнику не ездить впереди их верхом со крестом. О поминовении усопших: во время погребения умершего священнику прилично идти впереди гроба, а прочим позади его; так бывает на Востоке. Когда совершается панихида: петь то же, что и на погребении, исключая стихир, апостола, евангелия и целования ³⁶⁸.

Патриарху Иоасафу II оставалось выполнять определения собора восточных и русских пастырей. И он действовал в духе собора. а) В 1668 г. узнано было, что некоторые священники вопреки соборному запрещению служат на просфорах с осьмиконечным крестом и не совершают службы по новым книгам. Священники с причетниками лишены были за то мест и преданы суду; а просфорни отосланы в монастырь ³⁶⁹. Патриарх разослал глас к священноначальникам³⁷⁰; б) Царю Алексею Михайловичу подана была жалоба на безобразное писание икон ³⁷¹. Патриарх Иоасаф разослал наставление о иконном изображении ³⁷²; в) исправление книг по греческому тексту не прекращалось. В 1670 г. издана была цветная триодь, поверенная с подлинником, а в 1672 г. напечатана постная триодь, которая вновь переведена была с греческого текста ³⁷³.

Одной из великих мыслей Никона было издать славянскую библию в достойном ее виде. Это между прочим имели ввиду еще тогда, как вызывали в Москву киевских ученых ³⁷⁴. Дело требовало не только больших трудов, но и многих пособий; надлежало найти лучшие издания и лучшие списки греческой библии. При пособиях, какие были тогда в Москве, конечно не могли исправить славянской библии самым лучшим образом; но Никон был не таков, чтобы терять дух при встрече с трудом. Если бы от смут боярских не удалился он в уединение; то не слышны были бы жалобы издателей библии на недостаток пособий для исправления острожской библии. А между тем суеверы начинали кричать, что всякая поправка библии ересь. Последнее обстоятельство особенно побудило к тому, что в 1663 г., по определению собора, напечатали в Москве с немногими, кое-какими поправками острожскую библию, предоставив лучшему времени труд полного исправления ³⁷⁵.

Когда же собором Патриархов (1667 г.) уже одобрено было исправление книг в том обширном виде, в каком совершал его Никон; то в Москве менее стали бояться крика суеверов и о библии. Епифаний говорил: «грех великий есть нам и укоризна и бесчестие от иностранных народов, яко не имамы библии добре переведенной, паче же в святом евангелии премногие суть прегрешения». В 1674 г., по смерти Патриарха Питирима и прежде избрания Иоакима, собор пастырей положил поверить всю библию с греческим текстом ³⁷⁶. Управлявший патриаршеством крутицкий Митрополит Павел принял на себя надзор за исправлением библии, а самое исправление поручено было Епифанию и ученому братству. Епифаний начал исправление с нового завета; он сличал славянский текст не только с печатным греческим текстом, но и с рукописями, особенно с евангелием святителя Алексея. Но едва только окончено это сличение и еще не успел Епифаний пересмотреть своих замечаний, как умер Митрополит Павел, а вслед за ним и Епифаний (ноября 1676 г.). Дело осталось неоконченным; но и начало его было полезно, как проповедь против суеверов ³⁷⁷; по крайней мере, более было полезно, чем несвоевременный спор о достоинстве греческого и еврейского текста библии ³⁷⁸.

В соловецкую обитель, как и в другие места, посланы были определения соборов 1666 и 1667 годов с увещанием следовать определениям Церкви. Простые иноки возмечтали быть судьями собора Патриархов, отвергли определения его и не приняли нового Архимандрита Иосифа ³⁷⁹. Люди, каков был князь Львов или бывший саввинский Архимандрит и царский духовник Никанор, не могли показывать другим истины, унизившей их в глазах людей; а от исступленных последователей Аввакума еще менее можно было ожидать доброго. Между тем вслед за этими людьми явились в святую обитель люди, дышавшие мыслями атамана разбойников Степана Разина и скоро начали управлять волей обольщенных простяков ³⁸⁰. Сами, участвовавшие в печальной соловецкой истории, говорили, что виновниками возмущений и бунта в обители были Фаддей Бородин, Иван Сарафанов с несколькими другими, Архимандрит Никанор и монахи Азарий и Геронтий ³⁸¹. Азарий был не более, как монастырский будильник, а Геронтий сын чебоксарского подьячего; но они, выгнав Архимандрита, присланного собором и Царем, послали к Царю челобитную с осуждением всего, что одобрено соборами русской и греческой Церкви ³⁸². Азарий и Геронтий писали, будто «священники и диаконы и соборные чернцы и вся рядовая и больничная братия и служки вси» разделяют мысли и желания, выраженные в челобитной. Но это чистая ложь. Многие вовсе и не думали разделять мысли суеверов и даже уговаривали других быть покорными собору, еще более было таких, которые не хотели ни во что вмешиваться, а желали плакать только о грехах своих. Но тех и других силой заставляли по крайней мере быть на сходках беспокойных голов ³⁸³. Государь изъявлял надежды, что лучшие иноки успеют убедить прочих к покорности собору. Но власть была захвачена мятежными. После того, как Царь, сделав выговор за челобитную, взял монастырские села и угодья в свое ведение ³⁸⁴, Бородин, сотники Исаия Воронин и Самуил Кемлянин объявили (в нач. 1669 г.), что связь для них с Царем кончена и тот, кто стал бы молиться за него, открытый враг их ³⁸⁵. Мятежники надеялись, что в крепких стенах обители, с 90 пушками, со множеством пороха и съестных запасов, с пятью или шестью стами вооруженных людей, они заставят Царя исполнить волю их ³⁸⁶. Разодрав и побросав в море новые книги, они открыли пальбу по царскому войску ³⁸⁷. Теперь уже не только покорные собору, но и многие из тех простяков, которые доселе увлекались страстью к старине, объявили, что не желают участвовать в бунте против Государя. Но их жестоко наказывали, бросили в тюрьму, морили голодом, били плетьми. Счастливым считал себя тот, кому удавалось бежать из скопища злодеев ³⁸⁸. Царь долго не хотел действовать строгими мерами против мятежных. Много раз посылались увещания и увещатели в монастырь ³⁸⁹. Волохов с небольшой командой стрельцов более управлял отобранными имениями монастырскими, чем действовал против мятежников ³⁹⁰. Стрелецкий голова Иовлев (в 1672 г.) прислан был уже с 1000 стрельцов; но и он, согласно с волей Царя, ограничился только тем, что держал монастырь в осаде; он посылал письмо с обещанием Царя забыть все прошлое, лишь бы покорились; даже сам Царь письмом своим уверял мятежных в том же ³⁹¹. Но тем яснее оказывалось, что имеют дело с заклятыми врагами Церкви и государства. Наконец увидели необходимость действовать решительно. Стольников и воевода Мещеринов, имея в распоряжении 1300 стрельцов, распоряжался осадой живо, построил батареи, вел подкопы, посылал для увещания ядра и пули. Наконец, по указанию одного из иноков, войско (22 января 1676 г.) введено было в монастырь тайным путем. Бунтовщики бросились защищаться; остававшиеся в монастыре иноки встретили воеводу со святыми иконами. Мятежники достойно были наказаны ³⁹².

В начале осады соловецкого монастыря, а частью и в ее продолжение немалое число мятежных суеверов разбрелось по олонецко-архангельской стороне с проповедью о безначалии. В глуши лесов они завели скиты так называемых поморян ³⁹³. Дела суеверов, достойные соловецких, открылись и в самой столице.

По смерти Царя Феодора царская власть была в руках малолетнего Петра. Для диких страстей открылось обширное поле. Развратные, невежественные стрельцы целую неделю душили бояр и грабили (15–21 мая 1682 г.). Юный Петр и больной Иоанн названы Царями, а София соправительницей. «Спустя 3 дня» после кровавых сцен, когда еще все трепетало, в титовом стрелецком полку происходила «дума» о восстановлении «старой веры» ³⁹⁴. Никогда раскол, по-видимому, не имел лучшего времени для выполнения самых безрассудных замыслов. Начальником стрельцов был князь Хованский, тайный приверженец раскола. Хованский, желая не столько дать вес расколу, сколько стать первым при троне, стал во главу заговорщиков. Они желали доставить себе более, чем полную свободу, они желали получить всю власть в свои руки и отомстить, как за соловецкую осаду, так и за участь Аввакума и Лазаря, сожженых пред тем по суду ³⁹⁵. Хованский дал им предводителя Никиту Пустосвята, столько раз сужденного за раскол. Подобные Никите соловецкий беглец Савватий и другие нарочно вызваны были в Москву ³⁹⁶. Они настаивали немедленно приступить к переменам. Хованский едва уговорил их не спешить, польстив им обещанием, что предстоявшее венчание Царей (23 июня) совершится по старым книгам ³⁹⁷. Никита и другие бродяги ходили между народом, призывая на защиту старого благочестия. «Постойте, постойте, православные, за истинную веру, не принимайте новой никоновой», шумел Пустосвят. Выборные титова полка ходили с тем же по стрелецким полкам. Волнение становилось общим. Благонамеренные иереи вразумляли простодушных. Раскольники хватали их и били. Однако большинство стрельцов (исключая титова полка) успели навесть на мысль, что дело веры не дело стрельцов; они отказались подписываться под челобитной, составленной в титовом полку бродягой монахом Сергием.

3 июля князь Хованский явился с выборными титова полка к Патриарху; уверял, что стрельцы всех полков требуют спора о вере на лобном месте и объявил, что на это согласны Цари. Пришедшие с ним стрельцы нагло бранили церковное правительство. Патриарх отвечал, что он готов беседовать о вере, это долг его, а не стрельцов, но объявил, что на лобном месте не может быть прения. Назначен был день для выслушания челобитной ³⁹⁸. На третий день, 5 июля, толпы раскольников, между ними многие пьяные, с шумом ворвались в Кремль. Неся пред собой налои, образа, зажженые свечи, а за пазухами каменья, они подошли к архангельскому собору и расположились на площади ³⁹⁹. Сергий взошел на скамью и читал вслух соловецкую челобитную. Другие просто проклинали православие. Возбужденный фанатиками народ грозно волновался. Первосвятитель с собором святителей совершали моление об усмирении мятежа. Из храма он выслал протопопа с напечатанным увещанием народу и с обличением клятвопреступному Никите. Раскольники едва не убили посланного. После молебна Патриарх возвратился в крестовую палату. Князь Хованский не раз присылал требовать, чтобы Патриарх вышел на площадь; с тем же требованием явился он и во дворец, куда приглашен был Софией Патриарх. София и Патриарх видели намерения заговорщиков; да и подобный опыт был так недавно. Хованский и сам проговорился. Если, говорил он Царям, Патриарх не исполнит требования стрельцов и народа, они ворвутся во дворец, убьют Патриарха и всех духовных, достанется и боярам. София, царица Наталия, две царевны объявили, что не оставят Церкви и ее пастырей без защиты. Хованскому сказано, что собрание будет в грановитой палате в присутствии царственных особ, там выслушана будет челобитная.

Долго заговорщики не хотели расстаться с площадью. Собор открылся в палате. Близ правительницы, царицы и царевен сидели с Патриархом 7 Митрополитов, 5 Архиепископов, 2 Епископа, между ними воронежский святитель Митрофан. Несколько Архимандритов и пресвитеров, бояре и выборные войска стояли. Раскольники, по знаку Хованского, вошли в палату с шумом, с образами, налоями, свечами ⁴⁰⁰. Они подали челобитную, София приказала читать ее ⁴⁰¹.

«Бьют челом, так начиналась челобитная, священнический и иноческий чин и все православные христиане, опрично тех, которые никоновым книгам последуют, а старые хулят». Патриарх заметил: книг старых не хулим мы, напротив по ним и по греческим исправляются поздние испорченные; вы судии старой и новой веры еще не касались и грамматики, а принимаете на себя судить о вере, что принадлежит пастырям. Дерзкий Никита, несмотря на то, что ему запрещено было говорить, сказал с грубостью: «мы пришли не о грамматике с тобой говорить, а о церковных догматах» и продолжал шуметь в том же тоне. Холмогорский Архиепископ Афанасий, сам прежде бывший в расколе, заметил Никите дерзость и грубость его. Пьяный расстрига в порыве ярости бросился на архипастыря, стал бить его и едва удержан был одним из выборных. София сказала выборным: что это значит ⁴⁰².

В челобитной читали: «Цари изнемогоша, Архиереи падоша, чтобы великие Государи взыскали старое прадеда и деда их благочестие». София с гневом сказала: «Где ж отец и брат наш? Они еретики? Нынешние Цари не Цари, Архиереи не Архиереи? Нас заставляют оставить царство». И сошла с престола. Бояре и выборные говорили: мы готовы положить головы за Государей наших. А некоторые из заговорщиков сказали: «пора, Государыня, давно вам в монастырь: только де царством мутить». Наказать наглых предоставили другому времени ⁴⁰³.

Челобитную продолжали читать. Несколько замечаний сделала София; основательные улики приводил холмогорский Архиепископ. Но еще в самом начале дела положено было, как можно менее иметь дела с взволнованной толпой. Разобрать челобитную по частям предоставили спокойному времени и в слух спокойных людей ⁴⁰⁴. Патриарх взял в одну руку евангелие святителя Алексея, в другую соборное установление патриаршества. Первое показывал, как улику упорству, не желающему переменить в старом ни одной буквы. В последнем прочел символ веры, где написан он без прибавления слова о святом Духе «и истиннаго», тогда как несогласное с тем печатали при Патриархе Филарете и Иосифе. По отношению к изображению святого креста указал на сосуды преподобного Антония Римлянина. Сделано было и еще несколько указаний в древних книгах по главным пунктам спора.

Чувствуя, что ничего не сделали для себя, невежды подняли неистовый крик: вот так, вот так – кричали они, подняв двуперстное знамение. Мятежникам сказано, что решение им будет объявлено. Царственные особы удалились; за ними вышли Патриарх и прочие.

Невежды возвращались из Кремля с криком: «победили». На лобном месте еще раз поставили налой и кричали: веруйте подобно нам, мы переспорили всех Архиереев. За Яузой отзвонили в колокола.

Наутро началась расправа. Расстрига приведен был выборными на лобное место и казнен. Товарищи Пустосвята посажены под стражу. При расследовании дела отобрана была у них книга, которая показала, какими низкими уловками завлекали они простых людей в обман. В этой старинной книге все слова, которые говорили против раскола, были подскоблены и заменены другими, по мыслям раскола. Товарищи Пустосвята разосланы были по монастырям ⁴⁰⁵, другие разбежались ⁴⁰⁶. Князь Хованский скоро начал было новый бунт; но предупрежден в замысле и казнен ⁴⁰⁷.

Патриарх Иоаким и прежде, чем открылся бунт Никиты, много заботился о благоустроении богослужения. А бунт Пустосвята вызвал его к особенным подвигам против раскола.

В 1675 г. на соборе рассмотрен был чиновник архиерейского служения, определены преимущества патриаршии, митрополичьи и других; даны наставления пресвитерам о поведении и одежде ⁴⁰⁸.

В 1678 г. собором рассмотрено празднование входа Спасителя в Иерусалим, и торжественная процессия с ваией запрещена для других городов, кроме Москвы ⁴⁰⁹.

В 1682 г. напечатан был устав, вновь переведенный с греческого языка и поверенный по древнему чину службы ⁴¹⁰.

В ноябре 1681 г. собран был собор, который много соделал для богослужения, особенно против раскола. Сам просвещенный и благочестивый царь Феодор принимал живое участие в действиях собора. 1) «Дошло до нашего слуха из многих городов, говорил Царь, что многие глупые люди, оставив святую Церковь, учинили в своих домах моленные и собираясь, творят несообразное с христианством, а на святую Церковь произносят страшные хулы». Собор отвечал, что Царь Алексей Михайлович приказал отсылать упорных противников вере к гражданскому суду; сообразно с тем собор просил, дабы Царь соизволил а) отступников от Церкви, которые после церковного вразумления окажутся непокорными святой Церкви, отсылать к гражданскому суду; б) воеводам и судьям подтвердить, дабы оказывали духовному начальству всякое содействие в делах о расколе. 2) Царь обращал внимание собора на то, что в Москве у спасских ворот продаются тетради под именем выписок из святого писания, но с хулами на книги церковные. Собор положил: «Патриарх изберет из духовных лиц способного и доверенного человека, который будет строго надзирать за этим и виновных представлять на суд Патриарха». 3) Царь предлагал: если будут продавать книги прежних изданий, то обратить их в печатный двор и вместо того давать исправленные. Собор положил: новоисправленные книги безденежно выдавать каждому, кто только принесет книги прежних изданий. 4) Царь предлагал, что самоволие заводит пустыни с тем, чтобы служили они пристанищем раскола; оно же умножает часовни, где народ собирается слушать молитвы пред сомнительными иконами, а оставляет святую литургию. Собор положил: а) впредь не дозволять подобных новых пустынь, а живущих в таких пустынях, где вблизи живут мирские люди, вывести в монастыри, храмы же обратить в приходские Церкви; б) оставить только те часовни, к которым близка стража, прочие же закрыть ⁴¹¹.

Эти определения тогда же стали приводить в исполнение ⁴¹². Когда же открылся бунт Пустосвята, указ о преследовании раскольников гражданским судом подтвержден был со строгостью ⁴¹³.

Вместе с тем, по обнаружении дел Пустосвята, духовное начальство приняло свои особенные меры.

а) Патриарх Иоаким действовал неутомимо и умно. аа) Его пространное опровержение челобитной Пустосвята, представленной собору 1682 г., сочинение достойное христианского пастыря. Оно составляет, как бы, отчет в поправках богослужения, на которые раскол указывал, как на отступление от истины. Каждой такой поправке показаны основания в подлинной священной древности. Увет духовный (так названо опровержение челобитной) разослан был ко всем архипастырям для чтения по всем Церквам ⁴¹⁴. бб) Патриарх издал еще несколько небольших сочинений против раскола. В 1682 г. разослано было «благодарственное слово за спасение Церкви от злых отступников». «Слово на суздальского попа Никиту Пустосвята», изданное в 1684 г. и «увещание к раскольникам о соединении с святой Церковью», дышали той же пастырской заботливостью о бедных слепцах ⁴¹⁵. вв) Обличая своеволие в расколе, Патриарх обличал то же своеволие и в тех, которые казались друзьями нового просвещения, но своим своеволием только соблазняли простодушных ревнителей старины; он строго запретил продавать печатные листы с изображением Спасителя, вывезенные с Запада ⁴¹⁶.

б) Кроме письменных поучений, Патриарх отправил увещателей в разные места раскола. Некоторые из этих проповедников предлагали сверх устных и письменные наставления. В 1682 г. в Холмогоры отправился Архиепископ Афанасий и там ревностно действовал против поморян ⁴¹⁷. Он собрал обширную библиотеку рукописей для вразумления невежд и написал для них щит веры. В сибирские остроги и волости в 1688 г. послан был иеродиакон Михаил «для исправления церковных догматов и духовных дел» ⁴¹⁸, поставленный после в игумена енисейского с тем же назначением ⁴¹⁹. Игнатий Корсаков в 1689 г. в сане новоспасского Архимандрита отправлен был в Кострому и Кинешму для увещания тамошних раскольников ⁴²⁰. Казанский Митрополит Адриан написал для своей паствы «о крестном знамении».

Раскол, вытесняемый из видных мест государства, бросился в глухие места. Он не хотел довольствоваться соловецким и московским бунтом; он продолжал действовать в том же духе, но другим образом. По примеру атамана Разина, раскольники стали обольщать крестьян независимостью от помещиков и подняли между простодушными волнение другого рода.

1) Многие тысячи, преступая клятву в верности Царю, бежали за границу и завели там гнезда раскола. Так основались в Лифляндии известные поселения раскольников по берегу Пейпуса ⁴²¹. Другие в 1683 г. перешли за рубеж польский и основали долго бывшую в славе у раскольников Ветку и столь же славное Стародубье ⁴²². Иные делали еще более: бежали в Крым к Татарам и оттуда вместе с мусульманами то с моря, то сухим путем делали набеги на Россию, грабили и убивали христиан ⁴²³; или скрывались в гребнях Кавказа, близ р. Терека и Кумы и оттуда делали набеги на мирных поселенцев, по примеру диких горцев ⁴²⁴.

2) Внутри государства толпы крестьян, увлекаемые расколоучителями, бежали в глухую Сибирь.

Но так, как ни там, ни здесь расколоучители не находили себя в состоянии поддерживать раскол бунтом или другими беззаконными средствами, то в безнадежии проповедовали самоубийство, давая тому вид мученичества за веру. Хотя немногие из этих проповедников прилагали к себе самим свою проповедь, напротив, спешили пользоваться имуществом обманутых ими людей; тем не менее, эта несчастная проповедь не оставалась без действия ⁴²⁵. В Поморье шайка Емельяна Иванова (в янв. 1687 г.), ограбила палеостровский монастырь и сожгла толпу простяков ⁴²⁶. В 1688 г. те же проповедники, умножив шайку за 500 человек, снова с ружьями и саблями ворвались в монастырь, схватили игумена с 10 иноками и заперли в погреб; а сами затворились в монастыре, как хозяева. Митрополит новгородский послал из Олонца увещателя протопопа; а гражданское начальство отправило отряд солдат, но с тем, чтобы, не принимаясь за оружие, как-нибудь захватить предводителей бунта. Долго старались вразумить ослепленных людей, успеха не было. Закоренелые злодеи, не видя себе спасения, зажгли монастырь и погубили несчастных «пораженных безумной прелестью» ⁴²⁷. Подобное было в пудожском погосте. В 1693 г. раскольники, между которыми один был москвитянин Илья Федоров, вероятно беглец из шайки Никиты Пустосвята, а другой соловецкий беглец Иосиф, захватили сельскую Церковь, перемазали ее по-своему, били и прогнали священников; а когда последними послан был донос к Царю, они отправили свои клеветы на них. Правда скоро открылась, послан был отряд солдат, чтобы переловить бунтовщиков; тогда они сожглись в избе ⁴²⁸. Подобных примеров немало было, особенно в Сибири, где были толпы отчаянных ссыльных, из которых одни обратили злодейство в ремесло и готовы были на все, лишь бы не повиноваться законам, а другие самим чувством виновности, дурно направленным, располагались к ненависти против жизни ⁴²⁹.

Ни одна секта не доказала собой так ясно, как доказала секта русских раскольников, той святой истины, что ложь вводит с собой только раздор и разделения. Не прошло и 25 лет после 1665 года, как русский раскол раздробился на толки. Это и естественно. Опустив из благоговейного внимания высокие мысли веры, своеволие обратилось к одной внешности, а здесь, при недостатке умения вникать в смысл ее, мысли зрителя волнуются только впечатлениями случайными и влиянием чувства и отселе один выбирает то, другой иное, один хвалит то, что бранит другой; разнообразие предметов, представляемых обрядностью, еще более умножает несходство в выборе предметов уважения. Присовокупите к тому, что общий и главный источник всех расколов и ересей – гордость, не способная к уступкам в своих решениях. Прибавьте еще невежество расколоучителей, мало понимавшее другого и худо дававшее отчет в собственных своих мыслях.

Главное разделение раскольников на поповщину и беcпоповщину положено было в самом начале раскола. Капитон, увлеченный гордой мыслью о высоком своем подвижничестве, уже не считал нужным ни священства, ни таин ⁴³⁰. Но мысли Капитона, при общей вражде против православия, не успели обратить на себя особенного внимания. Разделение на поповщину и беcпоповщину обнаружилось случайно, вследствие обстоятельств. Когда с течением времени померли один за другим священники, отступавшие от святой Церкви вместе с мирянами; общее внимание раскольников обратилось к вопросу: что делать им без священников? Кому крестить и миропомазывать и пр. Одни стали толковать: «последнее время уже настало; священство православное погибло на земле и благодать хиротонии переселилась вместе с отцами на небо; настало время антихристово». Отселе совершать богослужение и некоторые таинства (крещение и покаяние) предоставлено выбранным из мирян старцам. Так явилась беcпоповщина ⁴³¹. Другие толковали, что нельзя оставаться без священников; и потому решились принимать к себе священников, рукоположенных в православной Церкви, если они отрекутся от так называемых заблуждений никонианцев, т. е. от православной Церкви. Отселе составился толк поповщины.

В поповщине скоро образовались особые толки:

1) Толк Аввакума явился еще в то время, как совершалось отделение поповщины от беcпопщины. Аввакум, самый главный расколоучитель, не довольствуясь тем, что отторгал простодушных от святой Церкви, захотел прославиться особенностью и между своими. Этот жалкий слепец так много думал о себе, что одну книгу свою назвал евангелием вечным, так как, говорил он, «она написана не мною, а перстом Божиим» ⁴³². Хотя это евангелие для нас неизвестно; но известны письма Аввакума, которые очень хорошо показывают, каков был новый учитель.

а) О святой Троице писал он, что она «трисущна», рассекается на три равные естества и источник божества течет тремя ручьями ⁴³³;

б) о Христе Иисусе учил: «Христос седит на престоле, соцарствуя святой Троице»; он Бог особый ⁴³⁴;

в) о воплощении Сына Божия говорил: «исповедую во утробе Девы силу божества; не самое божественное существо поступи от превыспренних, но промысл неизглаголанно», иначе «благодать совершенная» ⁴³⁵;

г) по успении Христа на кресте, говорил Аввакум, душа Христова отошла на небо ко Отцу; а Христос по воскресении нисходил во ад телом;

д) душу человеческую, как и ангела, считал чем-то телесным, плотовидным ⁴³⁶

е) не верил, что антихрист должен явиться видимо ⁴³⁷;

ж) учил, что позволительно предавать себя самовольно сожжению ⁴³⁸.

Как ни грубо-ложны, как ни оскорбительны для евангельского учения эти мысли Аввакума; но он отлучал несоглашавшихся с ним от своего общества, которое называл обществом истинных христиан ⁴³⁹. Нашлись между суеверами и такие, которые говорили и писали: «светлее солнца письма аввакумовы и все добры» ⁴⁴⁰. Знаменитый Лазарь, столько известный и по поведению, достойному учителя, был из разделявших мысли Аввакума ⁴⁴¹. Аввакум заслужил нечестием мыслей ту честь, что между суеверами утвердился еретический толк аввакумовщины, впоследствии (с 1690 г.) по Онуфрию назвавшийся онуфриевщиной, и Аввакума чтили как святого ⁴⁴².

2) У других раскольников достало смысла понять нечестие мыслей аввакумовых. Учение Аввакума осуждал ученик его диакон Феодор, осуждал и Никита Пустосвят. Но тут открылась новая разность мыслей, явились новые толки. Феодор, смешивая понятие о лице с понятием о существе, говорил наперекор Аввакуму: «несекомо есть и нераздельно лице каждо друг от друга» ⁴⁴³. Вслед за тем некто Досифей учил, что в Боге одно лицо и прибавлял к тому, что довольно исповедаться раз в жизни; отселе явился толк досифеевцев;

3) ветковцы принимали приходивших к ним православных то перекрещиванием, то хождением вокруг купели и миропомазанием;

4) диакон Александр в 1706 г. отделился от ветковцев на Керженце тем, что отвергал нужду миропомазания над переходящими в раскол и говорил: «как рукою ограждаем себя крестообразно, так и кадить следует крестообразно». Так составился толк диаковщины, иначе кадильников ⁴⁴⁴;

5) беглый священник Стефан, вместе с таким же попом, Козмой, первый поселенец Ветки, толковал, что хлеб пасхальный и богоявленская вода то же, что евхаристия, и потому нет нужды домогаться евхаристии. Последователи его назвались стефанщиной ⁴⁴⁵.

В беcпоповщине скоро появились свои толки:

1) беглый дьячок Данила Викулин, с 1694 года основатель выгорецкого скита, кроме мысли об антихристе, общей беспоповцам, проповедовал: а) не вступать с православными в общение ни в пище, ни в питие; иначе это будет замирщение – осквернение; впрочем, можно свободно покупать пищу на торгу; б) на кресте Христовом не надобно делать надписи: I. Н. Ц. I., а должно писать: Царь славы Iс. Хс. Таким образом явился толк поморцев, даниловцев ⁴⁴⁶;

2) другой беглый дьячок Феодосий в 1706 г. отделился от выгорецкого скита и составил в новгородской области толк феодосиян, которые, отличаясь самой исступленной ненавистью к православию, толковали: а) титла, написанного Пилатом, I. Н. Ц. I., как титла евангельского, не следует отвергать; б) пищу, покупаемую на торгах, должно очищать молитвами и поклонами; в) поклонение иконам не своего толка – осквернение; г) молитва за Государей – нечистота; д) брачное сожитие – тоже ⁴⁴⁷;

3) Козма, безграмотный мужик, был благоразумен в том отношении, что запрещал перекрещивать, но отвергал брак и евхаристию и говорил, что нет святыни на земле, остается прибегать ко Спасу: пусть спасает, как знает. Отселе образовалась козминщина, нетовщина или спасово согласие ⁴⁴⁸;

4) стефановцы вслед за диаконом Стефаном учили гнушаться браком и быть в наружном девстве; если же родятся дети, бросать их в лесу на снедение зверям, как умилостивительную жертву ⁴⁴⁹;

5) самой жалкой дерзостью отличалась христовщина, в которой простой мужик представлял лицо Христа и принимал поклонение, а 12 других невежд выставляли себя 12 апостолами ⁴⁵⁰.

По возвращении из-за границы (в 1696 г.) Петр Великий, решась победить в народе предубеждение к гражданской образованности, признал мерой к тому сближение с Западом в наружном виде, в одежде и лице. Он тогда же объявил боярам, что тот только может видеть его, кто явится к нему без бороды. В угождение Царю, твердому в намерениях, состоявшие в службе военной и гражданской снимали кафтаны и бороды; только духовенство и низший класс народа оставлены с прежними обычаями. Суеверие упорно восстало против преобразования чисто житейского и составило для себя новый догмат: не брить бороды и усов, иначе, говорили, исказится образ Божий, как будто образ Божий заключается в бороде и усах. Поднявшееся волнение раскола по местам доходило до гражданского бунта ⁴⁵¹. Царь Петр вынужден был употребить меры гражданской строгости для усмирения раскола. В 1702 г. Царь наложил пошлину на бороду и велел раскольникам носить желтый лоскут сукна на спине ⁴⁵².

Пастыри Церкви с неутомимой ревностью продолжали вразумлять заблуждающихся. Таковы были особенно Митрополиты Игнатий, Стефан и Димитрий ⁴⁵³.

1) Игнатий, из стольников инок и Архимандрит новоспасский, с 1692 г. Митрополит тобольский, путешествовал по обширной своей епархии для увещания отступников от Церкви и писал (с 1696 г.) одно за другим три окружные послания к пастве, показывая неосновательность мнений раскольничьих и недавное появление раскола.

2) Стефан Яворский, с 1702 г. местоблюститель патриаршего престола, в 1703 г. издал знамения пришествия антихристова. Поводом к тому было то, что раскольники, не понимая преобразований нового времени, распространили в Москве мнение, будто антихрист уже близок, Москва – Вавилон, жители Москвы – слуги антихриста и сыны погибели. Стефан описал (в 14 главах) те признаки пришествия антихристова, которые показаны в святом писании, сопровождая обличением дерзких мнений суеверия.

3) Самым превосходным наставником сего времени для суеверов был святитель ростовский Димитрий. Расколоучители, скрываясь в брынских (калужских) лесах, рассылали оттуда тайных проповедников своих между прочим и в Ростов, где и без того было довольно слепцов. Святитель для вразумления жалких невежд часто объезжал свою епархию, проживал довольно времени в Ярославле, говорил поучения в храмах. В одном поучении, беседуя о благоговейной молитве и кресте, говорил он: «и в сем граде Ростове обретается крест, который даде Иоанн Богослов преподобному Аврамию, но не осмиконечный есть» ⁴⁵⁴. Встреча и разговор в Ярославле с раскольниками вызвали его написать сочинение: о образе Божии и подобии в человецех. При выходе из храма нечаянно спросили его незнакомые ему чтители брады: «нам велят брить бороды, а мы готовы положить и головы свои за бороду. Как повелишь нам, владыко?» Святитель, вовсе не ожидая подобного вопроса, нашелся, однако дать ответ и верный и остроумный. «Как вы думаете, сказал святитель, отрастет ли голова, если у вас снимут ее?» Нет, отвечали те. «А брада?» Брада отрастет. «Пусть же вам отрежут бороду, дождетесь другой». После того святитель узнал, что в пастве его довольно людей, которые сомневаются в спасении души из-за того, что по указу Царя обрили бороду, думая, что вместе с тем лишились образа Божия. Святитель в 1705 г. разослал по епархии сочинение: о образе Божием. А Царь Петр повелел как можно чаще печатать это сочинение. Между тем, святитель готовил обширное сочинение: о брынской вере. Оно окончено незадолго до смерти святителя, однако ж было разослано им самим по епархии. Розыск о брынской вере – сочинение превосходное в том отношении, что раскрывает самый дух раскола, показывая в нем недостаток евангельского смысла и любви. В первой части он оканчивает исследование той мыслью, что вера раскольников неправа; во второй тем, что учение их душевредно; в третьей тем, что дела их не богоугодны. Говоря о вере, святитель показывает, что у раскольников а) нет веры, потому что их вера ограничивается книгами, иконами, просфирами, что еще не составляет веры; б) вера их неправа, потому что смешана с ересями; в) вера не стара, потому что в старые времена верили тому, чему они не верят. Учение их душевредно, потому, что аа) учители их неспособны учить спасению и о многом учат ложно; бб) в учении их ереси; вв) учать хулить святое. Дела небогоугодны: 1) одни, по-видимому, хороши, но испорчены тщеславием и гордостью; все же совершаются вне Церкви; 2) другие прямо и вполне беззаконны, как-то самоубийство, блуд и проч. ⁴⁵⁵.

Борьба с самоволием в самом страшном виде обнаружилась во время самозванцев и потом долго еще отзывалась при разных неустройствах. Первой жертвой взволнованного властолюбия был невинный царственный отрок сын Грозного, Царевич Димитрий. Исполнители желаний правителя Бориса Годунова заклали его как агнца в Угличе, куда удален он был вместе с матерью по воле того же Годунова. Как ни старались скрыть правду, но ее знали ⁴⁵⁶ и пример счастливого властолюбца только ободрил страсти самоволия и призвал на Россию гнев Божий – самозванцев. Крестьяне, привыкшие к бродяжничеству, но во время Царей Феодора и Бориса закрепленные за помещиками, в ложной надежде на свободу, переходили к каждому самозванцу. При первом самозванце еще действовала в народе святая привязанность к роду древних Царей, хотя и ошибались в лице царственном. Когда же погиб первый самозванец, погиб в виду всей Москвы, тогда в душе никто уже не верил, что Димитрий жив; однако избранный Царь Василий не знал покоя от имени Димитрия. Страсти бояр страшно волновали Россию. Поляки отыскали жида, назвав его Димитрием; вельможные приняли и того за Царя. Клятва и присяга стали нипочем Иной пять, десять раз переходил от самозванца к Царю Василию и от Василия к самозванцу, давая там и здесь клятву на верность. Из-за одного стола царского один шел на службу к Василию, другой спешил к тушинскому вору ⁴⁵⁷. Много надобно было твердости, чтобы устоять против такого бурного духа времени, сохранить верность законному порядку, готовому погибнуть от страстей, верность вере чистой, поставляемой в опасность иноверием. И времена самозванцев вместе с тем, как представляют столько мрачного в жизни Русских, были временем христианских, славных подвигов для гражданина Минина, для князя Пожарского, для Патриарха Гермогена и крестьянина Сусанина. Тысячи вытерпели все ужасное за веру и отчизну или падали жертвами лютости Ляхов. Для других подвиги целой жизни окончились венцом мученическим. Преподобный Галактион, сын несчастного князя Бельского, скрывал знатность под одеждой отшельника. Поляки в 1613 г. разоряя Вологду, оскверняли святыню храмов, носили младенцев на пиках по городу, не щадили ничего, не пощадили и дряхлого старца-отшельника, избили и измучили его до того, что он чрез три дня умер страдальцем. Преподобный Евфросин, с юношеских лет служивший Господу, в 1600 г. по любви к безмолвной жизни поселился близ Ладожского Озера; святостью отшельнической жизни он привлекал к себе многих для слушания наставлений его. В 1612 г. ляхи напали на пустынную обитель евфросинову, рассекли преподобному голову и он скончался мученически ⁴⁵⁸.

Понятно и то волнение, которое поднял раскол: это был преимущественный плод несчастного духа времени, не хотевшего знать повиновения порядку, а не плод благочестия, хотя бы и слепого.

Атаман Степан Разин, 12 из самозванцев ⁴⁵⁹, при Царе Алексее привел в трепет Россию убийствами. С ним действовало заодно своеволие народа. Воевода астраханский корыстолюбием раздражил Разина, уже готового принести повинную и богатства Царю ⁴⁶⁰. Астраханский Митрополит Иосиф умер мучеником верности законному порядку.

Споры бояр за места, этот остаток удельного величия княжеского, запечатлены тем же характером своеволия суетного. Как ни строго наказывала верховная власть бояр за эти споры; бояры не переставали упрямством своим быть смешными во дворце и губить отечество во время войны ⁴⁶¹, пока по определению собора духовных и светских лиц не сожжены были разрядные книги.

К этой печальной картине времени прибавились, наконец, мрачные сцены в молодые лета Петра: это дела брадатых стрельцов. Привыкшие к буйному разгулью семейной жизни, дорожа выгодами торговли, а не службой вере и отечеству, не желая знать другой воли, кроме своей развратной и пьяной, стрельцы с жаждой денег, вина и крови, семь раз поднимали бунт на погибель царства и Церкви.

Война с Польшей и Лифляндией познакомила Русских со способами лучшей гражданской жизни, а вместе и с главной болезнью Запада, со страстью к выгодам к земной жизни. Отселе начался переворот в духе русского народа и особенно высшего класса. – Пороки польских магнатов, роскошь разорительная и надменность, ни во что ставившая простой народ, в виде приличия знатному роду переходили к русским боярам ⁴⁶². Цари Алексей и Феодор старались ограничивать эти страсти; но они росли ⁴⁶³. Своекорыстное вольномыслие западной реформации самыми делами стало унижать уставы Церки. В большей части вельможных лиц не было уже прежнего усердия к храмам Божиим и к богослужению; иные даже позволяли себе открыто кощунствовать над священными уставами Церкви ⁴⁶⁴, каков напр. был Князь Хворостинин ⁴⁶⁵. Собор 1667 определил: а) хранить посты и чин церковный; б) всем мирянам в Церкви стоять в молчании со страхом Божиим, с сокрушенным сердцем, а не беседовать о суетах ⁴⁶⁶. На соборе 1647 г. положено, чтобы в воскресные и праздничные дни не занимались ни торговлей, ни работами, а все приходили бы в храмы Божии благоговейно слушать службу Божию ⁴⁶⁷. Собор 1667 г. нашел нужным снова подтвердить это. Иноземцы, со времен Царя Алексея чаще и чаще поселявшиеся в Москве, ослабляли действие сих мер самой жизнью своей. Петр, Великий Император, желал возвысить Россию лучшим управлением, лучшими законами и лучшим просвещением, а не западными пороками, которые, к сожалению, прививались и против воли его.

Святитель воронежский Митрофан, не раз жертвовал деньги для русского флота, помогал Царю Петру и словом и делом. Но известен пастырский поступок его во время пребывания Царя Петра в Воронеже ⁴⁶⁸. Святитель ростовский Димитрий, столько известный обличениями испорченной раскольничьей старины, жил любовью к распятому Господу и в духе сей любви соблюдал строгое воздержание в пище, постоянно внимал себе и скорбел о легкомысленных нарушителях постановлений Церкви; доходы свои употреблял на храмы и на бедных; словом и жизнью питал и поддерживал благочестие в окружавших его ⁴⁶⁹.

Между светскими лицами образцами жизни христианской в борьбе с европейской суетой были при Царе Алексее Боярин Ордын-Нащокин, при Петре Шереметьев и Долгоруков. Великий политик и мудрый министр, не уступавший ни одному из европейских ⁴⁷⁰, Афанасий Лаврентьевич оказал столько заслуг отечеству, сколько никто другой из современных вельмож. Образованный не по примеру современных бояр, он любил православную веру искренней душой. Царь Алексей, облекая его саном думного боярина, писал: «пожаловали мы тебя за твои к нам великия службы и радение, что ты, помня Бога и святыя его заповеди, алчных кормишь, жаждущих поишь, нагих одеваешь, странных в кровы вводишь, еще и ноги умываешь… и до ратных людей ласков, а ворам не спущаешь». Царь осыпал его почестями; но не прельщаясь ни славой, ни богатством, Нащокин посвятил себя на служение Богу под именем инока Антония. Царь Феодор призывал дипломата на служение отечеству, и Антоний исполнил волю Царя с честью для отечества; но потом снова укрылся в уединенную келью, где и скончался в 1680 г. ⁴⁷¹. Борис Петрович Шереметьев, столько же храбрый, сколько и умный, фельдмаршал Петра Великого, для образования себя в военном искусстве путешествовал по южной Европе. Победа сопутствовала храброму вождю в боях со Шведами; но с ним же был чудотворец Сергий в древнем лике своем. Привычка к одежде и слабостям старого времени не была его страстью. Дом его открыт был для всех бедных; за стол его, на который и во время походов не ставилось менее 50 приборов, садился званный и незванный; ко всем ласковый и внимательный, он одних из бедняков определял на службу, другим давал содержание, и горькая слеза не оставалась на лице бедного по выходе из дома его. Последним желанием его было, чтобы погребли его в киевской лавре; но Царь Петр (в 1719 г.) отдал великому фельдмаршалу честь в новой своей столице ⁴⁷². Князь Яков Феодорович был христианином, но в другом духе. В службе государственной со всей точностью следовал он народному голосу: Царь лучший слуга правды. Он говорил правду Царю Петру, готовый отдать жизнь за правду, и не раз останавливал указы Петра, когда видел вред из для отечества. Он советовал Царю ввести коллегиальное управление, как лучшее пред правлением приказов, содействовал ему в преобразованиях полезных. Но это не мешало ему любить добрую старину, он держался примера благочестивых предков и упрекал Петра в поспешном изменении прародительских обычаев. Девять лет пробыл он в плену шведском. Когда отправляли его и 44 других русских пленников на шхуне в Умео; во время всенощной, по предварительному уговору, со словами священной песни: дерзайте убо, пленники бросили весла, а со словами: дерзайте людие Божии, каждый схватил Шведа, а князь шкипера и шхуна доставила пленных в Россию. Восьмидесятилетний слуга правды скончался в 1720 г., не получив тех наград, которыми осыпаны были другие; он умер, как и жил, христианином ⁴⁷³.

Сверх постоянной заботы об опасностях времени, церковное управление во время патриаршества отличалось особенной заботливостью о бедных.

1) При патриаршем дому а) в большие праздники и дни поминовения Государей и святителей Патриарх раздавал значительную милостыню нищим; б) в день кафедрального праздника успения Богоматери кормили при доме его до 2500 бедных людей всякого звания; в) при патриаршей кафедральной Церкви содержалось 12 нищих, называвшихся богородицкими, которые получали каждый день по 35 коп.; г) на иждивении патриаршего казенного приказа содержались богадельни, состоявшие в разных частях города (на кулишках, у арабских ворот, у покрова и пр.); они назывались домовыми, келейными богадельнями Патриарха ⁴⁷⁴; д) в 1676 г. положено было содержать Патриарху в его богадельных 412 человек. По соображении с прежними расходами оказалось, что это требовало от патриаршего дома весьма значительных издержек (1780 руб., 412 четвертей ржи и 200 пудов соли). Посему положено было, чтобы все епархиальные иерархи присылали Патриарху по гривне с каждой новой Церкви; а взамен отменено присылать Царю и Патриарху икону в великие праздники ⁴⁷⁵. В том же году Патриарх указал жить нищим у приходских Церквей, а бедные избушки, слишком некрасивые, сломать, на обзаведение же на новом месте назначить по рублю на каждого ⁴⁷⁶. В 1681 г. Царь Феодор предлагал собору пастырей учинить по всем городам разбор нищим и, назначив беспомощной бедности пристанище, а больным больницы, ленивых и здоровых заставить добывать пропитание работой; «пастыри Церкви, прибавлял Царь, примут на себя сии распоряжения». Собор положил: «Сие предложение, как угодное Богу и спасительное для души, утверждаем соборно» ⁴⁷⁷. По памятникам видно, что то и другое постановление церковного управления приведено было в исполнение: содержание бедных и больных, по разборе их, в Москве осталось на попечении Патриарха, а от царского двора нищие получали милостыню только в большие праздники ⁴⁷⁸. Особенной любовью к нищим и заключенным в темницах отличался Патр. Никон ⁴⁷⁹.

2) Епархиальные Архиереи, кроме вспоможения патриаршему дому, положенного определением 1666 г., содержали бедных при своих кафедрах. Так показывают и слова Царя Феодора о разборе нищих. Новгородский Митрополит Иов (1694–1716) особенно отличался умной и нежной заботливостью о страждущем грешном человечестве. Он построил и содержал богадельню, три больницы, два странноприимных дома. Он же во время мора, свирепствовавшего в новгородской и псковской областях, заповедовал для всех новгородцев строгий пост по средам и пяткам, а сам каждый день совершал молебны в среду и пяток с крестным ходом – и христианская надежда его была не бесплодна: в Новгороде не было мора ⁴⁸⁰.

3) Монастыри со своей стороны отделяли от своих доходов милостыню бедным и заключенным в тюрьмах ⁴⁸¹.

Несмотря на перемены в духе народном, неблагоприятные иночеству, любовь к иноческой жизни в период патриаршества была еще весьма сильна, особенно в первой половине периода. Патриархи сильно старались поддерживать любовь к монашеской жизни; им помогали и бедствия времени. В период патриаршества в епархиях патриаршеских (исключая киевскую митрополию) воздвигнуто было до 175 монастырей и усердными стоителями многих были сами Патриархи. Известны великолепные монастыри Патриарха Никона: новый Иерусалим, иверский и крестный. Самая большая часть новых обителей основалась в тех областях, которые еще недавно пред тем стали заселяться: в Сибири, в губерниях воронежской и тамбовской. Новая благодатная почва приносила обильные плоды любви к Господу ⁴⁸². Из новых обителей до 100 принадлежит первой половине периода, а во второй половине несколько и прежних было закрыто, что признано было нужным частью и как мера против раскола. Неистовства Ляхов и Шведов оставили в большей части обителей только пустые стены, а в иных и того не оставили. К тому же в иных пустынях и без того жило только по два, по три монаха, со средствами кое-какими. Западный меч побудил усердие к обителям; но война польская при Царях Алексее и Феодоре истощила и богатые монастыри ⁴⁸³. При таких обстоятельствах считали за лучшее отдавать скудные, малые обители на попечение кафедр и знаменитых монастырей ⁴⁸⁴. Между тем появился раскол и стал искать себе приюта всего прежде в темных уголках, каковы были бедные монастырьки. Тогда пастырское благоразумие потребовало закрыть некоторые из скудных обителей, другие же приписать к кафедрам для ближайшего надзора; особенно же увидели нужду соблюдать осторожность в дозволении открывать новые обители (§ 35). По тем же обстоятельствам запрещено было постригать мужей при женах и жен при мужах живых ⁴⁸⁵. Царь Петр в 1701 г. предписал вывести из монастырей бельцев и белиц, живших без пострижения, для которого определен зрелый возраст; а указом 1703 г. запретил строить новые монастыри.

На Юге гонения на православие возбудили жаркую ревность к иночеству. Православные дворяне строили один за другим монастыри, как надежные твердыни для православия, как места духовной тишины для страдальцев времени ⁴⁸⁶. До половины 17 века в Литве и Белоруссии основано было до 45 монастырей ⁴⁸⁷. На Волыни, в Червонной Руси и в Малороссии основано было до 55 монастырей ⁴⁸⁸. Подчинение малых монастырей знаменитым на Юге еще более признано было нужным, чем на Севере: хотели оградить, хотя несколько, монастыри православия от насилия и грабежа ⁴⁸⁹.

Крест, возложенный фанатизмом Рима на православие, обучал монастыри православные строгому подвижничеству. Угнетаемые ненавистью и бедностью, они искали утешений в небе и цвели благочестием; это было тем отраднее для православия, что монастыри, захваченные униатами, слабели и падали ⁴⁹⁰.

Посмотри беспристрастно, говорит Митрополит Петр Могила униату, посмотри на наши православные монастыри, убогие, не имеющие богатого содержания, угнетаемые различными бедствиями… Посмотри в киевской земле (не упоминаю о монастырях, наделенных имениями) на монастырь межигорский, в котором более полутораста иноков живет в общине, питаясь трудами рук своих, по примеру великого Антония Пустынножителя. Посмотри на Днепр: там в монастыре мгарском и густынском братия живут в общине и подвигах иноческих. Не говорю о меньших монастырях. Посмотри на монастырь тригорский, также общежительный, и там увидишь по крайней мере восемьдесят иноков, в великом смирении провождающих жизнь чистую. Иди на Покутье (в Буковине) в Скит: там найдешь по крайней мере двести ангелов, во плоти жительствующих и подражающих жизни древних пустынников. Посмотри на монастырь крехтовский под Львовом: там так же, как и в Скиту, несколько десятков иноков, без всякого имения, живут благочестиво. Посмотри еще и на Белую Русь: там под Оршей в кутеинском монастыре найдешь по крайней мере 200 братий, точно так же в теле подражающих житию ангельскому. То же найдешь в монастыре бойницком. Не упоминаю о многих других… Волей или неволей должен ты согласиться, что как было во времена апостолов среди бед, нужд и утеснений всякого рода, так и у нас православных Русских, по слову Божию, сила Божия совершается в немощах ⁴⁹¹.

Высоким образцом подвижнической жизни служил блаженный Иов, по прозванию Железный. Сделавшись известным по строгости жизни еще в молодых летах, он вызван был князем Острожским из угорского червоннорусского монастыря в дубенский крестный и 20 лет управлял братией последнего. Вельможи и народ отдавали ему уважение и приходили слушать наставления его. Убегая от почестей, тайно удалился он в почаевскую гору; здесь также избрали его в игумена и он, удостоенный видений Богоматери, переселился в блаженную вечность в 1651 г. ⁴⁹².

Некоторые положили живот свой за православие и прославлены нетлением мощей их. «К числу нетленно почивающих святых, писал Георгий Конисский в утешение православию, надобно отнести преподобномученика нашей Церкви Афанасия Филлиповича (около 1648 г.), убиенного Римскими-католиками за веру в брестском нашем православном монастыре загородном, уже больше полутораста лет Божиею силою цело и невредимо почивающаго» ⁴⁹³. До 1700 года большая часть монастырей Юго-Запада еще исповедовала православие, вытерпев и льстивые предложения и жестокие гонения со стороны римского фанатизма.

Тяжесть скорбей южного православия увеличивали еще постоянные враги имени Христова – Татары и Турки, которые по временам делали опустошительные нашествия на Украину. Так в 1678 г. Султан, выпустив из темницы бесталанного сына великого Богдана Хмельницкого, Юрия, назвал его, как бы в насмешку, князем Украины и отправил с ним Татар и Турок опустошать Малороссию. Чигирин предан был огню; так же поступили с Каневым, где в монастырском храме задушили огнем множество христиан. Тогда те же заклятые враги христианства замучили блаж. Архимандрита Овручского Макария, который был поставлен в Архимандриты Митр. Иосифом (1663–1672 г.), 10 лет управлял обителью и давал приют Хмельниченке, когда тот не знал, где приклонить головы ⁴⁹⁴