Часть III. Жизнеописания духовных чад митрополита Кирилла

Последователями и духовными чадами митрополита Кирилла были епископ Красноярский и Енисейский Амфилохий (Скворцов), епископ Ковровский Афанасий (Сахаров), епископ Чистопольский Иоасаф (Удалов), епископ Кинешемский Василий (Преображенский), епископ Тамбовский и Шацкий Зиновий (Дроздов), епископ Дамаскин (Цедрик), епископ Гавриил (Абалымов), архимандрит Неофит (Осипов) и многие другие клирики и миряне. Жизненный путь и христианское служение многих из них нашли своих благодарных исследователей и издателей. Было издано несколько книг об исповеднической жизни епископов Афанасия (Сахарова), Василия (Преображенского).

В этой части мы публикуем жизнеописания двух последователей и духовных чад митрополита Кирилла: епископа Иоасафа (Удалова) и архимандрита Александра (Уродова). Первый познакомился с митрополитам Кириллом в июле 1920 года, когда владыка Кирилл возглавил Казанскую епархию, второй – еще до революции, в бытность свою насельником Санаксарского монастыря Тамбовской епархии. Епископ Иоасаф принял мученическую смерть в Казани в 1937 году, архимандрит Александр после ссылок и концлагерей поселился в с. Соболеве Кировской области, где мирно скончался в 1961 году. Архимандрит Александр прославлен как исповедник и включен в собор Новомучеников и исповедников Российских.

Автор выражает глубокую признательность архивной службе Санаксарского монастыря и лично наместнику обители архимандриту Варнаве (Сафонову) и архивариусу иеромонаху Венедикту (Кулешову) за предоставленные документы и дополнения, позволившие уточнить многие события жизни архимандрита Александра (Уродова).

Когда 5 апреля 1886 года в городе Уфе в благочестивой семье купца Ивана Александровича Удалова родился мальчик и нарекли его Иваном, то вряд ли кто провидел грядущий крестный путь будущего святителя. Воспитание Иван получил в духе любви к православной вере с неопустительным соблюдением постов и посещением служб. Такое воспитание было традиционным для большинства русских семей того времени и посему, когда Иван решил избрать себе путь священнический, не многие в его роду были тому удивлены.

Окончив Уфимскую семинарию, в августе 1906 года Иван Удалов поступил в Казанскую Духовную академию, все еще живущую под впечатлением деятельности владыки Антония (Храповицкого) – выдающегося иерарха Русской Церкви, бывшего с 1895 по 1900 год ректором академии. Насаждая иночество и покровительствуя ученому монашеству, владыка Антоний личным обаянием и примером содействовал избранию монашеского пути многими талантливыми и образованными выпускниками академии. Именно он, будучи уфимским епархиальным архиереем, и заметил Ивана Удалова в Уфимской Духовной семинарии, прозорливо угадав в молодом семинаристе будущего святителя с даром не книжным, а административным. На академические годы Ивана Удалова приходится его духовное окормление схиархимандритом Гавриилом (Зыряновым) из Седмиезерной пустыни под Казанью⁷⁹⁴.

В двадцать четыре года Иван закончил академию со степенью кандидата богословия и архиепископом Волынским и Житомирским Антонием (Храповицким) был зачислен в июле 1910 года в братию Житомирского Богоявленского монастыря. Там состоялось и пострижение Ивана Удалова в монашество с именем Иоасаф, и рукоположение его в сан иеромонаха. Пострижение и рукоположение совершал сам высокопреосвященный Антоний⁷⁹⁵. Участие в судьбе Иоасафа влиятельного архиерея и высокие личные качества молодого иеромонаха содействовали его быстрому продвижению в церковной иерархии. Однако честолюбивые намерения, если и были у Иоасафа, никогда не заслоняли для него понимания иноческого подвига и твердого стояния за чистоту Православия, что показали и последующие события исповеднической жизни владыки Иоасафа.

В сентябре 1910 года иеромонах Иоасаф был назначен помощником инспектора Казанской Духовной академии, а в 1912 году он являлся уже игуменом и исполняющим обязанности настоятеля Казанского Спасо-Преображенского монастыря в кремле. Молодой игумен, которому в момент вступления в права настоятеля древней обители XVI века было всего 26 лет, воспринял ее после настоятельства архимандрита Андрея (бывшего князя Ухтомского). Он установил в ней строгое соблюдение устава и правил в духе древнего благочестия. Обладая незаурядным умом и административным чутьем, игумен (а вскоре архимандрит) Иоасаф в короткое время привел обитель в цветущее состояние. Нося в душе идеалы царя Алексея Михайловича и будучи глубоким ценителем старины, Иоасаф начал устроение часовни в «древнерусском» стиле над мощами столь чтимого казанцами митрополита Ефрема Казанского⁷⁹⁶, венчавшего в 1613 году на царство первого из дома Романовых Михаила Феодоровича.

Оставаясь в убеждении необходимости для России монархического государственного устроения, архимандрит Иоасаф, между тем, не скрывал своего негодования той придворной обстановкой, что царила в последние предреволюционные годы.

В начале августа 1918 года белочехи взяли Казань и пробыли в городе ровно месяц, в течение которого казанцев не покидала надежда на падение большевизма. Однако в ночь на 10 сентября (н. ст.) белочехи оставили Казань и в город вступили красноармейцы. В момент взятия Казани в городе не осталось ни одного архиерея: митрополит Казанский и Свияжский Иаков (Пятницкий) и викарный епископ Борис (Шипулин) покинули Казань с белочехами, а епископ Чистопольский Анатолий (Грисюк), ректор академии, находился в Москве на сессии Всероссийского Поместного собора. Старшим по чину оказался 32-летний архимандрит Иоасаф. Ему-то и пришлось принять бремя церковной власти в такой тяжелый и критический период, когда повсюду в городе происходили аресты и расстрелы, а большинство городских церквей оказались закрытыми из-за ухода значительной части приходского духовенства с белочехами: так все были напуганы слухами о зверствах, чинимых большевиками. К тому же вне Казани оказались почти все члены епархиального совета, и архимандрит Иоасаф был вынужден вступить в единоличное управление делами Казанской епархии.

В первый же день сменившейся власти подвергся разгрому Зилантов монастырь. Архимандрит Сергий (благочинный монастырей и настоятель Зилантова монастыря) и с ним десять монахов находились в трапезной, когда в обитель ворвались красноармейцы. Иноков вытолкали во двор обители и там возле монастырской стены расстреляли. Это было совершено в отместку за то, что около монастыря белочехи установили два орудия, обстреливавшие миноносцы Раскольникова. Когда большевики ушли, из-под трупов братии выполз окровавленный и чудом оставшийся в живых иеромонах Иосиф (Тюрин), 65-лстний старец, бывший духовником братии монастыря. Он дошел до города, где нашел приют в обители Иоанна Предтечи⁷⁹⁷. Старец рассказал о мученической кончине насельников Зилантовой обители архимандриту Иоасафу, который, дабы не подвергать более никого возможным репрессиям со стороны жаждущей крови власти, сам произвел чин отпевания и погребения убиенного архимандрита Сергия и казненных с ним иноков Зилантова монастыря.

20 сентября во время совершения архимандритом Иоасафом литургии в Спасском монастыре в алтарь вошел комиссар и объявил, что Казанский кремль закрывается для публики и объявляется военным городком, а все гражданские учреждения и частные лица выселяются. Закрытие кремлевских храмов последовало 22 сентября 1918 года. Уступая настоятельным требованиям архимандрита Иоасафа, временно управляющего Казанской епархией, власти все же разрешили вынос из кремлевских церквей некоторых наиболее чтимых казанцами святынь. Условием поставили предоставление списка участников (числом не более 20) перенесения святынь и осуществление последнего без пения, колокольного звона и повторных хождений. Решено было, что святыни будут перенесены в Казанский Богородицкий монастырь, находящийся под Казанским кремлем.

Архимандриту Иоасафу поступали противоречивые распоряжения относительно времени переноса. Наконец, в 9 часов вечера силами монахинь Богородицкого монастыря, ибо в самом Спасском монастыре, кроме архимандрита Иоасафа оставались только иеромонах Варсонофий (Лузин) и монах Венедикт, были вынесены: из кафедрального Благовещенского собора – рака с мощами святителя гурия Казанского, из Спасо-Преображенского монастыря – мощи святителя Варсонофия Тверского, икона Великомученицы Варвары с частицей мощей, древние иконы Николы Ратного и Спаса Всемилостивого, древняя запрестольная икона и крест.

Впервые за много веков мощи Казанских святителей покидали стены древнего кремля. Ныне этот печальный исход видится провозвестником гонений на Православие в XX веке, символическим началом теснения христиан и в самом Казанском крае. Уже была пролита кровь первых казанских новомучеников, уже начались аресты городского духовенства, и вот дошла очередь и до первосвятителей Казанских...

Сохранилось свидетельство очевидца тех событий: «Под покровом темноты в темную осеннюю ночь печальное шествие двинулось из кремля к Казанскому монастырю. В глубоком молчании, без колокольного звона, без священных песнопений, двигалось шествие по пустынным улицам города: военное положение запрещало жителям выходить на улицы после 7 часов вечера. Так, невидимые никем, шествовали святители Гурий и Варсонофий по улицам своего града, изгнанные из родных обителей, чтобы найти приют под покровом Божией Матери. Согбенные под тяжестью серебряных гробниц, медленно двигались грустные фигуры, храня безмолвие в сердцах, переживавших момент величайшего потрясения. Но скорбь смешивалась с бодрым мужеством и решимостью... В Казанском монастыре духовенство с игуменией ждали приближение шествия в зимнем храме, где в то время совершались ежедневные службы. Шествие долго не появлялось. Наконец оно достигло Святых врат монастыря, их тотчас закрыли за шествием, мощи были внесены во храм и поставлены на приготовленное место – у южной стены. Двери храма были заперты, и началось трогательное ночное служение – молебствие...»⁷⁹⁸

Что творилось в душах собравшихся в ту тревожную и печальную ночь, что переживал сам архимандрит Иоасаф, свидетель разорения родной обители и возводимых гонений на христиан?.. И хотя велика была заслуга архимандрита Иоасафа в сохранении кремлевских святынь, однако же каково было ему наблюдать поругание места, бывшего святым для десятков поколений христиан. Кремлевские церкви, оставшиеся после выдворения насельников Спасской обители без присмотра, подверглись разорению, прежде всего – Дворцовая и Крестовая в митрополичьем доме. В течение следующих недель прихожане различных храмов приносили духовенству найденные обломки церковной утвари: оторванный оклад Евангелия, найденный у стен кремля; антиминсы, обнаруженные прачками в грязном белье, сданном красноармейцами в стирку (борцы за «освобождение трудящихся» использовали сии священные предметы в качестве носовых платков и портянок!); архиерейские мантии, сданные портнихам для переделки в женские платья. Народ-богоносец стал народом-богоборцем...

Архимандриту Иоасафу приходилось решать множество вопросов, прежде не возникавших, в том числе – по защите казанского духовенства, подвергаемого преследованиям. Колесо красного террора набирало обороты. Одним из первых был схвачен священник церкви при губернской тюрьме Дмитрий Шишокин⁷⁹⁹ по необоснованному доносу одного милиционера. Несмотря на заступничество православных общин, тюремной администрации и даже надзирателей тюрьмы, священник был расстрелян 10 октября 1918 года. В тот же день был арестован эконом Казанской Духовной академии, священник академической церкви Филарет Великанов⁸⁰⁰, и расстрелян 22 октября со священником из Верхнего Услона Даниилом Дымовым⁸⁰¹. Их вина также была исключительно в принадлежности к духовному сословию. 31 октября был арестован и 12 ноября расстрелян священник Пятницкой церкви Феодор Шдаспов⁸⁰². В Свияжске расстреляли 64-летнего протоиерея Константина Ильича Далматова, а еще прежде зверски убили настоятеля Свияжской обители епископа Амвросия (Гудко)⁸⁰³. И так было повсюду...

Сведения о репрессиях поступали в епархиальный совет. Имена убиенных клириков вносились архимандритом Иоасафом, а позже епископом Анатолием (Цэисюком) в мартирологи и диптихи для церковного поминовения⁸⁰⁴.

26 сентября 1918 года возвратился в Казань из Москвы епископ Чистопольский Анатолий (Грисюк). Он вступил в управление епархией и в течение двух лет был единственным епископом в епархии, которая привыкла иметь правящего архиерея в сане митрополита или архиепископа и двух, а то и трех викарных епископов. При епископе Анатолии существовал епархиальный совет, куда вошел и архимандрит Иоасаф, на мнение и суждение которого владыка Анатолий полагался особенно.

Приближение и последующее отступление армии Колчака привели к тому, что кремль был открыт для граждан и роль его как «военного городка» была завершена. Кремлевские храмы представляли собой печальное зрелище: архимандричьи покои в Спасском монастыре были разграблены, Спасский собор также подвергся осквернению безбожников, церковь бывшего военного училища была обращена в конюшню и гараж... В кремлевских храмах к тому времени богослужения не совершались уже более восьми месяцев.

В сентябре 1919 года чекисты обнаружили ризницу кафедрального собора и предъявили ордер на конфискацию ценностей, которые, по их мнению, «не имели исторического значения». А между тем, среди ризничных предметов были: жемчужная митра митрополита Маркела и алмазное Евангелие патриарха Адриана, а также многие другие высокохудожественные предметы церковного обихода XVI-XVIII веков. Только благодаря деятельному участию архимандрита Иоасафа, большого ценителя старины и знатока музейного дела, а также Иринарха Стратонова (из Общества археологии) и Μ. П. Дульского (из Комиссии по охране памятников искусства и старины) удалось отстоять ризницу кафедрального собора. Здесь вновь во всей своей полноте проявился характер архимандрита Иоасафа: его дальновидность и умение общаться с людьми, твердая решимость и последовательность, которые многократно способствовали благоприятному для Церкви решению вопросов. Первая служба во вновь открытом кафедральном соборе была совершена архимандритом Иоасафом в храмовый праздник Благовещения Пресвятой Богородицы 1920 года.

В апреле 1920 года Святейший Патриарх Тихон, узнав, что митрополит Иаков (Пятницкий) не собирается возвращаться в Казань, назначил на вакантную Казанскую кафедру нового архиерея – авторитетнейшего иерарха Русской Церкви митрополита Кирилла (Смирнова), встреченного казанцами с ликованием и торжеством. И уже 11 июля совершилось знаменательное событие: архимандрит Иоасаф был хиротонисан во епископа Мамадышского, с назначением местожительства в Кизическом монастыре и с сохранением настоятельства в Спасо-Преображенском. К торжествам 8–11 июля в Казань приехал из Нижнего Новгорода епископ Балахнинский Петр (Зверев)⁸⁰⁵, и казанцы имели счастье наслаждаться торжественными богослужениями с целым сонмом архиереев.

Хиротония епископа Иоасафа, в 34 года уже заслужившего авторитет и уважение казанцев, имела огромное значение. Теперь даже в отсутствие митрополита Кирилла в случае необходимости епископы Иоасаф и Анатолий могли совершать епископские хиротонии, что в условиях постоянных арестов и ссылок правящих и викарных архиереев, было необходимым условием сохранения канонического строя. За короткое время епископ Иоасаф заслужил расположение и доверие митрополита Кирилла и на долгие годы стал его доверенным лицом в Казани.

6 августа 1920 года митрополит Кирилл был арестован в своих покоях и препровожден в ЧК, а после увезен в Москву. Арест владыки поверг казанцев в уныние, но они вскоре наладили связь с Москвой и начали снабжать митрополита Кирилла всем необходимым, получая от него руководственные указания и распоряжения. 8 ноября 1920 года, в день храмового праздника Духовной академии, преосвященные Анатолий и Иоасаф совершили епископскую хиротонию подготовленного к ней еще митрополитом Кириллом архимандрита Афанасия (Малинина), доцента Казанской Духовной академии, прекрасного оратора и богослова, аскета, жившего созерцательной жизнью и занимавшегося изучением рукописей Соловецкого монастыря, находившихся в библиотеке Духовной академии⁸⁰⁶.

Весной 1921 года ГПУ, обнаружив, что Духовная академия, преобразованная в богословские курсы, продолжает существовать, арестовало ректора академии епископа Анатолия⁸⁰⁷ и всю академическую профессуру по надуманному обвинению в организации незаконного учебного заведения. Но не найдя веских причин для заключения всех, ГПУ вынуждено было освободить преподавателей академии, присудив всем год условно. И только епископ Анатолий был выслан в Москву и там заключен в тюрьму. Гражданские власти надеялись таким образом дестабилизировать церковную жизнь в Казанском крае. Однако надежды властей на внесение в дела казанской Церкви анархии, а в умы верующих – смятения, не оправдались. Епархия находилась уже в твердых руках епископа Иоасафа, имевшего постоянную и надежную связь с митрополитом Кириллом, заключенным в Таганской тюрьме. Именно епископ Иоасаф, после ареста и высылки епископа Анатолия, был назначен временно управляющим Казанской епархией.

По согласованию с митрополитом Кириллом, владыка Иоасаф и епископ Афанасий совершили хиротонию почтенного 86-летнего архимандрита Седмиезерной пустыни Андроника (Богословского), земляка и друга покойного архиепископа Никанора (Каменского) – иерарха, известного своими историографическими трудами. Епископ Андроник был переведен в Казань в Иоанно-Предтеченский монастырь, ставший в Казани оплотом Православия и убежищем для гонимых в 20-е годы обновленцами пастырей и мирян.

Всего полгода спустя после разгрома академии, в ноябре 1921 года, совместными усилиями академической корпорации и владыки Иоасафа удалось получить разрешение за подписью секретаря коллегии Татнаркомпроса С. Уланова на возобновление деятельности высшей духовной школы в Казани: «На организацию богословских курсов препятствий не встречается, как на организацию всех богословских общин, при условии выполнения всех пунктов декрета».

Уже 20 ноября 1921 года состоялось организационное собрание под председательством епископа Иоасафа, как временного управляющего Казанской епархией. На собрании практически в полном составе присутствовала бывшая академическая корпорация.

Преосвященный Иоасаф во вступительном слове говорил: «После закрытия весной настоящего года Казанской Духовной академии, в церковных деятелях неотступно жила мысль о создании учено-учебного заведения, которое заменило бы Казанскую академию... Нечего говорить, что для Казани и вообще всей восточной части России имеет сугубо важное значение учреждение, в котором культивировалась бы ученая разработка религиозных вопросов, откуда деятелям Церкви помогали бы учеными силами в строительстве церковного дела... Не будем разбираться, кто виноват, что академия закрыта. Грех общий, что мы вовремя не находили надлежащих способов устройства церковных дел. Может быть, нужно было, чтобы устранив долголетнее и многополезное высшее духовное учебное заведение, церковное общество поняло, насколько это заведение важно и необходимо. Как только раздался клич прийти на помощь материальными средствами вновь организованному Богословскому институту, нужно было видеть, с каким полным сочувствием отнеслось к этому собрание церковных общин, как горячо обсуждали вопрос о том, как поставить это дело помощи и с кого взять средства... Если новое учебное заведение зарекомендует себя как необходимое и полезное в Казанской и соседних епархиях, то средства потекут на его содержание. Трудно быть оптимистом в наши дни, но когда в провинции разнеслась весть об открытии нового рассадника богословской науки, то к этому начинанию отнеслись очень отзывчиво и стали собирать средства на содержание института... Со стороны Епархиального управления будет оказано институту полное содействие в его существовании. Мы уже предприняли шаги, чтобы заинтересовать в его существовании соседние епархии и Сибирь, и если слава института будет хороша, то и средства будут...»⁸⁰⁸

Ректором института открытым голосованием был избран настоятель Варваринской церкви г. Казани, профессор богословия протоиерей Николай Васильевич Петров. Однако надеждам на возрождение хотя бы в малой доле того, что когда-то представляла собой Казанская академия, не суждено было сбыться. Институт просуществовал чуть более года, не успев не только войти в славу академии, но даже административно оформиться⁸⁰⁹.

Новый 1922 год принес радостную весть об освобождении из тюрьмы митрополита Кирилла и епископа Анатолия. Но если владыка Анатолий получил назначение на Самарскую кафедру, то митрополит Кирилл прибыл в Казань. 4 января на вокзале его встречали епископы Иоасаф, Афанасий и толпы ликующих казанцев, истосковавшихся по любимому архипастырю, чей образ уже тогда был окружен ореолом исповедничества и святости. Второе пребывание митрополита Кирилла в Казани продолжалось семь месяцев, и за это время казанцы еще более сплотились вокруг своих духовных вождей, каковыми были митрополит Кирилл и епископ Иоасаф.

После второго ареста Высокопреосвященного Кирилла, последовавшего 21 августа, и ссылки его в Усть-Сысольск, в Казани появился уполномоченный обновленческого Высшего Церковного Управления (ВЦУ), учрежденного в Москве после ареста Святейшего Патриарха Тихона. 1 октября Казанское епархиальное управление (КЕУ) было реорганизовано и в него вошли «живоцерковники».

Епископ Иоасаф, управлявший епархией, не желал поначалу открытого разрыва с обновленцами, как того не сделал и сам митрополит Кирилл, надеясь на преодоление «разномыслия» (как это тогда представлялось) и на созыв Поместного собора.

Получив от обновленческих священников Евгения Сосунцова и Степана Спирина извещение о том, что епископ Иоасаф работает в одном с ними КЕУ, ВЦУ решило, что епископ единомышлен с обновленцами и вознамерилось завладеть Казанской кафедрой, назначив вместо пребывавшего в ссылке митрополита Кирилла своего архиепископа Алексия (Баженова), архиерея дореволюционного поставления, признавшего ВЦУ.

Сей деятель прибыл в Казань в 8 часов утра в Великий Четверток 5 апреля 1923 года. Он занял митрополичьи покои, а после проследовал в зимний храм женского Богородицкого монастыря и встал налево от царских врат в алтаре. Владыка Иоасаф, совершавший в этот день литургию и чин омовения ног, вошел со «Славою...», облачился на кафедре и вступил в алтарь во время малого входа. Здесь он впервые увидел архиепископа Алексия и продолжал совершать литургию, в надлежащих случаях кадя ему как архиерею.

Во время запричастного стиха обновленческий архиепископ Алексий подошел к епископу Иоасафу, назвал себя архиепископом Казанским и спросил будет ли он с ним служить. Владыка категорически отказался, справедливо указав, что подобное поставление нового архиерея на место здравствующего митрополита Кирилла противоречит церковным канонам, посему он, будучи православным архиереем и викарием Казанской епархии, стоящим на позиции подчинения патриарху Тихону и митрополиту Кириллу, подобное решение ВЦУ рассматривает как неканоническое и самочинное. Твердая позиция епископа Иоасафа произвела на архиепископа Алексия сильное впечатление, менее всего ожидавшего от него подобной «измены».

Между тем протоиерей Η. М. Виноградов и другие священники Казанского монастыря стали подходить к архиепископу Алексию под благословение. По окончании литургии владыка Иоасаф совершал посередине храма чин омовения ног. Поистине трагическими, преисполненными глубокого духовного смысла были те минуты, когда священники пели стих об Иуде-предателе, а сами готовы были уже предать своего архиерея. Когда епископ Иоасаф по примеру Христа, умывшего за Тайной Вечерей ноги учеников, омывал ноги этим пастырям, те, не постигнув евангельского значения происходящего, совещались о подчинении обновленческому иерарху. Уже вечером архиепископ Алексий читал в монастыре двенадцать Евангелий, а владыка Иоасаф служил всенощную во Владимирском соборе Казани, куда его пригласил протоиерей Петр Грачев, оставшийся верным Православию. Однако большинство приходских священников, опасаясь репрессий со стороны гражданских властей, открыто поддерживавших обновленцев, признали архиепископа Алексия.

Православные епископы Иоасаф и Афанасий после Пасхи служили тайно, с поминовением Святейшего Патриарха и митрополита Кирилла. Это был первый опыт ухода в нелегальное церковное служение в Казанской епархии. Казанское епархиальное управление, ставшее после ухода из него епископов Иоасафа и Афанасия исключительно обновленческим, приступило к откровенной травле инакомысленных с ним клириков, сплотившихся вокруг своего идейного и духовного вождя – Преосвященного Иоасафа. Из обновленческого епархиального управления направлялись в ГПУ доносы, где неизменно фигурировало имя «староцерковника, контрреволюционера и ярого тихоновца Иоасафа», который своей «протихоновской и прокирилловской» позицией выступал будто бы не только против обновленчества, но и против советской власти.

Верными Православию в Казани остались только два приходских храма – Покровский, где служил священник Александр Гаврилов, и Петропавловский собор, где священствовал тесть отца Александра – протоиерей Андрей Боголюбов. Главным мотивом отпадения казанского духовенства в обновленчество была боязнь репрессий со стороны властей, покровительством которых «живцы» открыто пользовались. Оставаться сторонником патриарха Тихона стало почитаться за преступную нелояльность к гражданской власти, сделавшей выбор в пользу обновленчества. Владыка Иоасаф, проводивший одно время линию на умиротворение церковных нестроений и входивший, как и епископ Афанасий, – в одно епархиальное управление с живоцерковниками, теперь возглавил группу непримиримых с обновленчеством клириков и монахов, в которую входили постриженники митрополита Кирилла, академически образованные насельники Иоанно-Предтеченского монастыря: игумен Питирим (Крылов), иеромонахи Иоанн (Широков), Палладий (Шерстенников), иеродиакон Серафим (Шамшев), иеромонах Спасского монастыря Феофан (Еланский), а также монахи Раифской и Седмиезерной пустынь, руководимые архимандритами Феодосием (Лузгиным) и Александром (Уродовым).

29 апреля – 9 мая 1923 года в Москве прошел первый т. н. «обновленческий собор», объявивший о низложении патриарха Тихона и лишении его монашества и принявший широкую программу литургических реформ и «церковного обновления», в том числе допустимость второбрачия для священников, брака для епископов и пр. Патриарх Тихон и значительная часть епископата не признала решений этого «собора». Однако обновленчество было поддержано Константинопольским и другими восточными патриархатами, а также Ватиканом. Особенную активность в контактах с обновленцами проявлял представитель папы д’Эрбиньи. Все это вместе с содействием, оказываемым обновленчеству гражданской властью, убеждало приходское духовенство во избежание неприятностей признавать обновленчество.

В отличие от приходского духовенства, сами казанцы отказались признавать и ВЦУ, и архиепископа Алексия как неканонически поставленного на «живое место». Последнее по церковным канонам грозило ему прещениями, вплоть до извержения из сана. К архиепископу Алексию, как к архиерею еще дореволюционной хиротонии, обращались с увещаниями и профессора Духовной академии, и простые миряне. Но все было тщетно. Алексий, именовавший себя архиепископом Казанским и Свияжским, начал совершать богослужения по приходским церквам. В ночь с 25 на 26 мая (под праздник Пресвятой Троицы), накануне первого выезда обновленческого иерарха в Духосошественскую церковь Казани, весь город оказался усеян антиобновленческими воззваниями, частью расклеенными даже на стенах домов и телеграфных столбах. В листовках архиепископа Алексия называли волком в овечьей шкуре, хищно забравшимся в чужое стадо, и призывали прихожан не принимать его⁸¹⁰. Текст воззваний весьма разнился (как в стиле, так и по грамотности), что объяснялось написанием этих воззваний различными людьми. Но, по сути, все эти воззвания выражали непримиримую позицию широких церковных кругов. Одно из воззваний гласило:

«Православные Христиане. Церковь наша, окруженная со всех сторон врагами, переживает великую смуту. Часть духовенства изменила Православию, опираясь на врагов Веры, насилием и обманом незаконно захватила церковную власть и, в чаянии собственной выгоды, невзирая на закон об отделении Церкви от государства, стремится поработить Церковь богоборному государству и тем погубить Веру нашу. Казанская кафедра Архиерейская незаконно восхищена некиим епископом Алексием, который по канонам Церкви, за вторжение в чужую епархию при живом Митрополите, подлежит извержению из сана. Кучка духовенства, отступившая от Христовых заветов любви и мира (Спирин, Беллавин, Сосунцов) заставляют и других угрозами, лестию и насилием подчиняться самозванцу. Православные епископы наши... (не- разб.) и все верные пастыри ждут мучений (и гонений за веру). Православные Христиане. Вступитесь за свободу Церкви и гоните от нея врагов, хотящих губити ю»⁸¹¹.

Подобные же обращения к православным казанцам, объяснявшие суть произошедшей измены приходского духовенства, подпавшего под власть обновленческого иерарха, появились в Суконной и Пороховой слободах.

Архиепископ Алексий в своем письме обновленческому митрополиту Евдокиму (Мещерскому) писал: «Лично я начинаю сожалеть, что приехал в Казань. Отрицательное отношение ко мне как к узурпатору Кирилловского престола после собора усилилось...»⁸¹² Сетовал обновленческий архиепископ и на то, что епископы Иоасаф и Афанасий отказываются служить в качестве обновленческих викариев, а «своих» поставить нет возможности по причине неприятия их верующими и неканоничности такого поставления:»... пока будут жить здесь епископы Иоасаф и Афанасий, я полагаю, что мы ни одного викария не создадим...»

Были у архиепископа Алексия и другие причины для огорчения. «Наркомюст, – писал Алексий митрополиту Евдокиму, – не вполне единомыслен с ГПУ (которое было «единомышленно» с обновленческим епархиальным управлением. – А. Ж.), и посему наша оппозиция действует очень сплоченно и энергично. Контрреволюционным (согласитесь, странная терминология для духовного лица. – А. Ж.) штабом является Ивановский монастырь, где 3 инока-академика отказались принять ВЦУ, архиепископа и убеждают всех держаться непременно старого стиля. К ним присоединились все иноки Раифской пустыни, Седмиезерной пустыни, Феодоровского женского монастыря и, частично, монахини Свияжского монастыря... Все наши сообщения (в ГПУ. – А. Ж.) о поведении сих противников «обновления», а следовательно – по существу, – и власти, остаются без всякого внимания».

Как видим, логика «враг обновленчества – враг власти» была присуща не только представителям гражданской власти, но и представителям самого обновленчества, рассматривавшего церковную оппозицию как политического врага гражданской власти.

Вместе с тем, обновленческий архиепископ Алексий явно лукавил, говоря, что его доносы оставались без внимания. На заявление обновленческого епархиального управления в ТатОГПУ от 24 мая 1923 года об увольнении иеромонахов Иоанно-Предтеченского монастыря Питирима (Крылова) и Иоанна (Широкова), иеродиакона Серафима (Шамшева) и заведующего Спасского собора Казанского кремля иеромонаха Феофана (Еланского), рядом с замечанием, что за «дальнейшие действия со стороны означенных лиц епархиальное управление снимает с себя ответственность», стоит резолюция сотрудника ОГПУ: «Выяснить подробные политические фигуры этих типов, собрать компрометирующие материалы на них, в частности, по делу расклейки прокламаций и принять репрессивные меры...» А ниже: «Исполнить. Мне думается, арест можно провести 5/6».

Аресты были произведены 14 июня. Инокам вменялось в вину написание и распространение антиобновленческих прокламаций, связь с сосланным в Усть-Сысольск митрополитом Кириллом и вообще, как откровенно резюмировалось в одной из докладных записок в ГПУ: «Вся эта черносотенная компания, во главе с архиепископом Иоасафом, представляет собой штаб всевозможных контрреволюционных шашней, за которым плетется все реакционное духовенство и верующая масса, что является в высшей степени в политическом отношении опасным»⁸¹³. Примечательно, что приписав епископу Иоасафу сан более высокий, нежели он имел, власть невольно признала за владыкой авторитет и право временного управления Казанской епархией на время отсутствия митрополита Кирилла. Во всяком случае, влияние преосвященного Иоасафа на умы казанцев и на дела епархиальные было не менее глубокое, чем влияние всего обновленческого епархиального управления.

По делу арестованных монахов Иоанно-Предтеченского монастыря вызывали в ГПУ для дачи показаний и обновленческого архиепископа Алексия (Баженова). Последний заявил, что после того, как архимандрит Феодосий побывал в Иоанно-Предтеченском монастыре и получил печатный текст непризнания ВЦУ, КЕУ и Алексия, под этим текстом подписались все насельники Раифы, впрочем, как и Седмиезерной пустыни, казначей которой ссылался на мнение насельников Иоанно-Предтеченского монастыря как на основание занятой позиции. Иеромонах Феофан (Еланский), сын протоиерея Покровской церкви г. Елабуги и один из ближайших сподвижников епископа Иоасафа, ездил в родной город и там своими проповедями и указаниями владыки Иоасафа многих отвлек от обновленчества, которое уже почти восторжествовало в Елабуге. Престарелый настоятель Иоанно-Предтеченского монастыря епископ Андроник, вызванный в КЕУ для выяснения причин непризнания обновленцев, говорил Алексию вполне откровенно, что ему, Андронику, «неудобно расходиться с епископом Иоасафом»⁸¹⁴.

Впрочем, доказательств по обвинению иноков (не говоря уже о самом епископе) было столь мало, что 30 июня они были отпущены под домашний арест. На допросах все они держались стойко, хотя им и угрожали физической расправой. Иеромонах Феофан, как докладывали следователю тюремные надзиратели, несколько ночей не спал, проводя их в молитве, ожидая скорого расстрела. На защиту иноков по инициативе, исходившей из центра духовной оппозиции, возглавляемой владыкой Иоасафом, выступили слободские рабочие, многие прихожане.

«Торжество» обновленчества продолжалось до середины июля 1923 года, когда из Москвы дошло не только известие об обретении свободы патриархом Тихоном, но и его послание к священнослужителям и всем верным чадам Православной Российской Церкви от 15 июля, где патриарх объяснял подлог живцов, неканоничность их ВЦУ и призывал отпавших к покаянию: «Мы призываем всех епископов, иереев и верных чад Церкви, которые в сознании своего долга, мужественно стояли за богоустановленный порядок церковной жизни, и просим оказать нам содействие в деле умиротворения Церкви своими советами и трудами, а наипаче молитвами Создателю всех и Промыслителю Богу. Тех же, которые волею или неволею, ведением или не ведением пошатнулись в стоящем веке лукавствия и, признав незаконную власть, отпали от церковного единства и Благодати Божией, умоляем сознать свой грех, очистить себя покаянием и возвратиться в спасающее лоно Единой Вселенской Церкви...»

С получением известий об освобождении патриарха Тихона из-под ареста и гражданского суда, а также совершении им богослужений, местные власти внезапно лишились формальной возможности преследовать его сторонников. Не бездействовали и православные. Уже 17 июля в кафедральном соборе состоялось заседание Общего собрания верующих приходских казанских церквей, организованное кружком ревнителей Православия, возглавляемым преподавателем Богословского института Платоном Ивановичем Ивановым и 28-летним юристом Александром Сергеевичем Кожевниковым, близкими и доверенными людьми владыки Иоасафа. На этом заседании было постановлено, что «единственно законной, канонической властью в Казанской епархии община считает временного заместителя митрополита Казанского – епископа Чистопольского Иоасафа»⁸¹⁵. Далее замечалось, что «ввиду допущения причтом сношений с раскольниками», причт должен получить от епископа Иоасафа удостоверение, что «он, причт, ныне находится в каноническом общении с епископом и не запрещен в служении, и представить таковое удостоверение приходскому совету». Указывалось также, что, не признавая силы за обновленческим собором 1923 года, община приветствует освобождение патриарха и его заявление на имя Верховного суда, и «всецело стоит на точке зрения полной аполитичности Церкви». Причту предлагалось отныне неуклонно возносить за богослужениями поминовение церковной власти по формуле: «Великаго Господина и Отца нашего Святейшаго Тихона, Патриарха Московского и всея России, и Господина Преосвященнейшего Иоасафа, епископа Чистопольского». В случае же расхождения причта какого-либо храма с изложенными постановлениями общеприходского собрания и неподчинения им, считать неподчинившихся отклонившимися от общины, уволенными из числа служителей Церкви и недопускаемыми к богослужению.

19 июля на квартире у владыки Иоасафа собралось около двадцати наиболее близких ему лиц из духовенства и мирян. С 7 по 11 часов вечера шло это собрание, на котором обсуждалось новое положение Церкви и вырабатывался чин покаяния, которое должны были приносить отпавшие в обновленчество. Во избежание провокаций и слежки на время собрания из присутствовавших мирян выставлялся караул, о чем и докладывал в ГПУ один из осведомителей⁸¹⁶.

20 июля, накануне празднования Казанской иконы Божией Матери, владыка Иоасаф совершил первое открытое богослужение в Спасо-Преображенском монастыре. Ему сослужило духовенство, еще вчера гонимое властью светской и узурпаторами власти церковной. Ликование было всеобщим, путь владыке Иоасафу верующие усыпали цветами, богослужения совершались по праздничному чину: во время полиелея диаконские свечи, как и свечи сослужившего владыке духовенства, были увиты цветами. Так же празднично, торжественно и многолюдно проходили службы с участием других православных архиереев: епископа Афанасия в Богоявленском храме и епископа Андроника в Иоанно-Предтеченском монастыре.

На следующий день после возобновления епископом Иоасафом богослужений, к нему один за другим стали являться на покаяние священники и диаконы приходских церквей, отпавшие в обновленчество. После исповеди и принесения покаяния отпавших, владыка отпускал им грех участия в расколе. В течение двух-трех дней почти все отпавшее в обновленчество духовенство принесло покаяние и, к радости своих прихожан, было воспринято владыкой Иоасафом в церковное общение. По настоятельному требованию мирян, епископ Иоасаф вместе с православными епископами освятил малым чином (через окропление святой водой) те храмы, что были осквернены совершением в них служб обновленческим архиепископом Алексием. Народ ликовал и плакал, когда происходило освящение кафедрального Благовещенского собора. Обновленческий же архиепископ тотчас направил жалобу в ГПУ. Последними из всех принесли покаяние священники Богородицкого монастыря, чья совесть была особенно отягощена перед православными казанцами. Священники пришли к владыке все четверо и были приняты им благосклонно, с обещанием не унижать их перед епархией, а 3 августа владыка уже совершил богослужение в Богородицком монастыре.

Местное ГПУ, раздосадованное столь ощутимым поражением подопечных им живоцерковников и не имеющее возможности до разъяснения ситуации московскими властями арестовать кого-либо из духовенства, устроило арест Платона Иванова и Александра Кожевникова по доносу провокатора, члена соборной общины, состоявшего тайным осведомителем ГПУ. После покаянного заявления патриарха Тихона, епископ Иоасаф, как его сторонник, был поставлен перед необходимостью разъяснить собственную позицию, с одной стороны, откровенно принуждаемый к тому ГПУ (ведь, если сам патриарх покаялся, то его сторонники должны поступить так же), с другой стороны, желая через это заявление помочь освобождению Иванова и Кожевникова, чья позиция бы тогда полностью совпадала с официальной линией епископа Иоасафа, как временно управляющего епархией.

В своем обращении «К духовенству и мирянам Казанской епархии» владыка определял свое направление в церковной деятельности как внеполитическое: «Поскольку имя мое как религиозного последователя патриарха Тихона в условиях нашей епархии в последнее время силою обстоятельств связывается с понятием «тихоновщины», я со всею силою своего нравственного авторитета встаю на страже проведения в жизнь указанного мною выше направления в церковной деятельности...», т. е. внеполитического. Думая, что получит заявление покаянное, ГПУ явно просчиталось и получило заявление владыки скорее антиобновленченское, но уж никак не антитихоновское. Верующим было ясно, против кого направлены строки заявления: «Тот, кто хочет Церковь как организацию использовать в своих земных целях и толкает ее этим на путь антихристианский, тот обмирщает этот Богочеловеческий союз, превращает Церковь в обычное человеческое учреждение, тому Церковь, как таковая, не важна и не дорога...». Однако видимость покаяния была соблюдена, и через месяц Платон Иванов и Александр Кожевников были выпущены из тюрьмы.

В начале августа 1923 года скончался священник Порфирий Ру- фимский. Погребение его 6 августа совершал сам владыка Иоасаф.

В отпевании брата участвовал протоиерей Павел Руфимский, блестящий оратор и известный в Казани богослов, но, из-за угроз ГПУ быть сосланным, малодушно оставшийся на стороне обновленцев. По окончании отпевания он подошел к епископу Иоасафу и со слезами на глазах обратился к нему: «Прошу вас, владыка, когда я умру, похороните меня». Всего через два месяца, участвуя в диспуте против безбожников и произнеся блестящую речь, протоиерей Павел, сходя с кафедры, воскликнул: «А все-таки Бог существует!» Вдруг он пошатнулся и упал замертво. Смерть эта так ошеломила православных казанцев, что примирила с отцом Павлом всех, кто осуждал его прежде за малодушие. Преосвященный Иоасаф, памятуя предсмертную просьбу священника о погребении, исполнил это завещание. Этого же желали и прихожане, не противились и родные.

Между тем обновленческий архиепископ Алексий, считая священника «своим», также явился ко гробу, отслужил панихиду, надеясь произвести и отпевание, но получил твердый отпор со стороны верующих, желавших чтобы именно владыка Иоасаф исполнил этот обряд. Алексий, по обыкновению, пошел жаловаться в ГПУ, заявляя, что епископ Иоасаф из смерти протоиерея Павла делает политическую демонстрацию.

Однако недолгой была растерянность власти. 15 сентября 1923 года с епископа Иоасафа была взята подписка о невыезде за пределы Казани. Мотивы гражданской власти были понятны. В то время как обновленчество в Казанском крае, несмотря на всю поддержку властей, терпит поражение, епископ Иоасаф, не имеющий зарегистрированного епархиального управления (несмотря на все свои об этом просьбы), благословляет инокинь и иноков казанских монастырей (числом более 150 человек) на хождение по деревням и селам епархии с проповедями против обновленчества, с посланиями патриарха Тихона и самого владыки Иоасафа. Более того, епископ Иоасаф представляет патриарху список к награждению духовных лиц, «стойко засвидетельствовавших свою преданность Православной Церкви», среди которых: протоиерей Петропавловского собора Андрей Боголюбов, один из трех казанских приходских священников, в сложные для Православия дни не примкнувший к обновленчеству; протоиерей Павел Мансуровский из села Никольского, единственный священник на весь Арский кантон, восставший открыто против «живцов» и также открыто поминавший патриарха Тихона; Благовещенской церкви г. Свияжска священник Анатолий Романовский, еще в 1922 году привлекавшийся к ответственности вместе с архимандритом Ефремом за преподавание детям Закона Божия; иноки из Иоанно-Предтеченского, Раифского, Седмиезерного монастырей... Иными словами, даже в отсутствие зарегистрированного епархиального управления епископ Иоасаф успешно осуществлял руководство епархией.

19 сентября 1923 года в «Известиях ТатЦИК» было опубликовано разъяснение Наркомюстиции и прокурора Татреспублики о невозможности публичного поминовения за православным богослужением патриарха Тихона и митрополита Казанского Кирилла. Епископ Иоасаф, прекрасно разбиравшийся в советском законодательстве и стремящийся добиться решения вопроса в интересах православных верующих, направляет номер этой газеты в Наркомюст РСФСР с просьбой разъяснить следующее: «1) Действительно ли поминовение за богослужением патриарха Тихона и митрополита Казанского Кирилла не допустимо по законам Республики... 2) Поминовение патриарха Тихона и митрополита Кирилла действительно ли содержит в себе признаки преступления, караемого ст. 69 Угол. Кодекса... 3) Могу ли я, епископ Православной Церкви, состоящий в религиозном общении с старой иерархией, а не с новообновленческой, регистрироваться как руководитель избравших меня таковым религиозных обществ... 4) Действительно ли регистрация религиозных обществ в настоящее время временно прекращена, тогда как раньше было объявлено о продлении срока регистрации до 1-го ноября»⁸¹⁷. Владыка Иоасаф стремился добиться снятия запрета на поминовения высшей церковной власти (патриарха Тихона и митрополита Кирилла) и легализовать (зарегистрировать) православное епархиальное управление. Однако гражданская власть понимала, что легализация положения епископа Иоасафа окончательно подорвет обновленческое движение в Тат-республике. Поэтому власти не только не позволили зарегистрировать православное епархиальное управление, но и благосклонно отнеслись к рассылке обновленческим КЕУ по всей Татреспублике копий запрета возношения за богослужениями имен патриарха Тихона и митрополита Кирилла, добавляя к ним еще и имя епископа Иоасафа.

В конце ноября 1923 года архимандрит Питирим (Крылов), иеромонахи Иоанн (Широков), Феофан (Еланский) и иеродиакон Серафим (Шамшев) были вновь арестованы и сосланы на 3 года на Соловки⁸¹⁸. В январе 1924 года в Ташкент были сосланы Платон Иванов и протоиерей Грузинской церкви, бесстрашный обличитель обновленчества отец Александр Гаврилов, а в марте подвергся высылке в Москву и заключению в Таганскую тюрьму Александр Кожевников.

20 ноября 1923 года Комиссариатом внутренних дел Татреспублики епископу Иоасафу было запрещено служение в храмах вследствие будто бы возбужденного против него судебного дела в Главсуде за принадлежность к сторонникам патриарха Тихона. Однако оказалось, что в суде никакого судебного дела нет, а есть «наблюдательное производство в Татотделе ГПУ», которое было начато еще в начале сентября. Вместе с тем, запрет на служение епископу Иоасафу был объявлен только в конце ноября, вскоре после получения им такого же запрещения от обновленческого ВЦУ. В своем запросе в 5-й отдел Наркомюста РСФСР в декабре 1923 года епископ Иоасаф писал: «Я покорнейше просил бы разъяснить мне: закономерно ли данное распоряжение гражданской власти, препятствующее мне, свободному гражданину, осуществление мною моих религиозных потребностей, и сохраняют ли свою обязательную для всех силу прежде изданные законы и разъяснения центральной власти о предоставлении гражданам полной свободы совести, как то п. 2 основного декрета об отделении Церкви от Государства от 23 января 1918 г., ст. 125 Уголовного Кодекса и Циркуляр от 28 февраля 1919 г. № 123037»⁸¹⁹.

12 декабря 1923 года в ГПУ поступают сведения, что епископ Иоасаф «не имея официального разрешения от гражданской власти на организацию епархиального управления, управляет фактически епархией»⁸²⁰ (констатация факта полной неспособности обновленческого КЕУ повести за собой церковные общины.– А. Ж,), а также имеет связь с бывшим патриархом Тихоном, «от которого ожидаются на днях руководящие указания для епископа Иоасафа в работе по епархии». 24 декабря 1923 года из почтовой конторы были изъяты и препровождены в ОГПУ письмо епископу Иоасафу от патриарха Тихона с резолюцией последнего о наградах и еще несколько документов административного характера. Характерно, что некоторые документы изымались чекистами с других адресов, поскольку корреспонденция для владыки Иоасафа шла не только на его имя, но и на конспиративные адреса. Однако даже эта конспирация не спасала от изъятия документов. Перлюстрация писем, по всей видимости, была тотальной. Успешно работала и сеть осведомителей.

Вместе с тем изъятых документов оказалось недостаточно для фабрикации основательных обвинений, и епископ Иоасаф был вскоре освобожден из-под ареста. Хотя ему было запрещено совершать богослужения и номинальное управление епархией перешло к епископу Афанасию, однако владыка Иоасаф не переставал служить тайно и фактически оставался при управлении епархией. Епископу же Афанасию, при подсказке из обновленческого епархиального управления, ГПУ запретило совершать рукоположения.

Сознавая влияние епископа Иоасафа на положение церковных дел в Казанском крае, ГПУ явно спешило сфабриковать против него «дело». К тому чекистов подталкивало полное поражение обновленчества в Казани: за архиепископом Алексием к началу 1924 года оставалось всего четыре прихода. Верующие явно игнорировали узурпаторов церковной власти, и средств от приходских общин в КЕУ почти не поступало. В этих условиях КЕУ не переставало своими доносами подталкивать ГПУ к аресту епископа Иоасафа. Из Казани в Москву по линии ОГПУ шли откровенные депеши, что в «кантонах плодотворная работа обновленцев может быть только в том случае, если тамошние тихоновцы лишатся своего наиболее умного и хитрого руководителя».

Одновременно гражданской властью предпринималась работа по дискредитации епископа Иоасафа. Власти понуждали православные общины к регистрации в качестве обновленческих, мотивируя свою позицию тем, что епископ Иоасаф находится под судом. По всей республике в январе-феврале 1924 года кантонные управления объявляли представителям православных религиозных общин (причем, под расписку) о привлечении епископа Иоасафа к суду по ст. 62 и 123 Уголовного кодекса, а потому предлагали выбрать себе другого епископа. Намекали, что общины должны принять обновленческого архиерея, так как со староцерковническими (поддерживавшими патриарха Тихона) архиереями общины регистрироваться не будут. По этому вопросу епископ Иоасаф вынужден был писать заявление на имя председателя СНК Татреспублики с требованием прекратить вмешательство в дела общин и дискредитацию его личности до всякого вынесения судебного решения.

Одновременно епископ Иоасаф пытался спасти от закрытия церкви бывшего Спасо-Преображенского монастыря в Казанском кремле, мотивируя это необходимостью следить за храмами – памятниками архитектуры XVI века, и за монастырским кладбищем. Еще в декабре 1923 года из НКВД было сообщено представителю Спасо-Преображенского монастыря, что предполагается закрыть в ограде монастыря кладбище и сам монастырь, храм запечатать и всех живущих выселить. 26 февраля 1924 года общиной было получено срочное предложение от местных властей «представить договор, заключенный группой верующих с властью при проведении декрета об отделении Церкви от государства, а также описи имущества монастыря». Стало очевидно, что монастырь будет закрыт. И действительно, все обращения, ходатайства и апелляции к советскому законодательству были бесполезны.

В конце февраля 1924 года обновленческий архиепископ Алексий совершил хиротонии женатых священников во епископов Чистопольского и Чебоксарского (совершалось поставление на «живое» место, ибо владыка Иоасаф носил титул Чистопольского, а Афанасий – Чебоксарского). Так в Казанской епархии возникла параллельная обновленческая иерархия.

Православные епископы предали их анафеме, за что, как за предлог к выдворению владыки Иоасафа из Казани, ухватились в ГПУ. Анафематствование было совершено в Иоанно-Предтеченском монастыре в 1-ю неделю Великого поста, 23 марта, в день Торжества Православия. Епископу Иоасафу сослужили епископы Афанасий, Андроник, множество священников и диаконов. О казанском событии срочной телеграммой от 23 марта 1924 года был оповещен сам Тучков: «Инициаторами этой идеи были никто иные, как епископ Иоасаф... и епископ Афанасий. Мы намереваемся этот акт использовать для компрометации тихоновщины в целом и в частности указанных епископов, но для того, чтобы эта мера имела больше результатов, просьба сообщить – совершалась ли в Москве анафематствование Тихоном и можно ли нам факт анафематствования использовать для соответствующего давления на епископа Афанасия? (т. к. анафематствование в свое время было чисто правительственной мерой). Это нам необходимо знать еще и потому, что Афанасий склонен продолжать политику Иоасафа»⁸²¹. Тучков из Москвы запрашивал: «Кого же анафематствовали?» Но внятного ответа не получил.

Несмотря на отсутствие каких-либо веских обвинений против владыки Иоасафа, следственное дело против него завершено не было. Епископ вновь был вызван в ГПУ и допрошен 20 апреля 1924 года. На допросе стало очевидно, что гражданские власти добиваются осуждения епископом Иоасафом патриарха Тихона, митрополита Кирилла и признания обновленческого ВЦУ. Однако владыка аргументированно защищал свою православную позицию. Так, на вопрос: почему епископ работал в епархиальном управлении, а затем ушел из него, владыка ответил: «Мое согласие работать в епархиальном управлении в качестве правящего епископа вызвалось моей преемственностью от митрополита Кирилла, обещанием епархиального управления не производить никаких церковных реформ до Собора, обещанием не нарушать моих архиерейских прав в делах церковных обрядностей... Уход мой из епархиального управления состоялся не по политическим соображениям, а потому, что в Казани был назначен новый архиерей, и я в связи с этим был уволен на покой. В данное время в вопросах политических церковных я разделяю точку зрения, выраженную [патриархом] Тихоном в своих воззваниях, изданных до сего времени...»⁸²²

По поводу своих богослужений, владыка сказал так «К богослужению приступил после освобождения патриарха Тихона, т. к. в этом освобождении увидел допущение в Москве открытого существования православной, но не обновленческой иерархии...» Владыка отрицал политический характер своей борьбы против обновленчества в Казани, ибо «всякое вмешательство Церкви в гражданскую политическую борьбу безусловно несовместимо с назначением Церкви; в этой борьбе она превратится в обычное учреждение и перестанет быть высшим беспристрастным критерием жизни человека...» Подтвердив свое убеждение в том, что единственной канонической главой Российской Православной Церкви является патриарх Тихон, владыка Иоасаф заметил: «Я хотел бы и раньше и теперь видеть в лице своего патриарха исключительно духовную главу, руководящую верующими в их духовной жизни...» Как человек владыка Иоасаф мог и не соглашаться с некоторыми из решений Святейшего Патриарха, но как православный архиерей, монах, он всегда признавал за Святейшим Тихоном патриаршие полномочия и следовал указаниям церковной власти. И вплоть до своей мученической смерти владыка Иоасаф ни разу не отступился от патриарха-исповедника, чье имя в 20–30-е годы было ошельмовано и оклеветано и чьи последователи были обречены в советском государстве на преследования.

Власти уже давно желали удаления владыки Иоасафа из пределов Татарской республики. Не решаясь арестовать владыку в Казани, гражданские власти 15 мая 1924 года вызвали его в Москву. В день своего отъезда владыка отслужил литургию в храме Николы Ратного (в Спасо-Преображенском монастыре) при затворенных дверях, в присутствии лишь немногих доверенных людей. Диаконом был Максим Михайлов (тот самый, что вскоре был приглашен в Москву Чесноковым на должность протодиакона церкви Василия Кесарийского на Тверской, где Чесноков был регентом). При возглашении «выклички» он не мог от волнения говорить и разрыдался. Все присутствовавшие плакали, и литургия несколько раз прерывалась из-за всеобщего плача. На возношениях поминалось имя Святейшего Патриарха Тихона, к тому времени вновь запрещенное для поминовения. А около 12 часов ночи поезд увез из Казани владыку Иоасафа, которого провожало множество верующих, не чаявших более свидеться с любимым архипастырем. Как утверждал в 1925 году летописец этих событий, с отъездом епископа Иоасафа окончился «героический» период истории Казанской епархии.

По приезде в Москву епископ Иоасаф с вокзала отправился в Донской монастырь к патриарху Тихону, которого до этого ни разу не видел. Неизвестно, о чем беседовал с ним преосвященный Иоасаф, но, видимо, беседа эта укрепила владыку перед грядущими испытаниями. Когда 16 мая 1924 года епископ явился в ГПУ, он был тотчас арестован и заключен в Бутырскую тюрьму, в которой находился с 17 мая по 23 августа 1924 года. Владыке вменялось в вину антиобновленческие выступления, инкриминируемые как антисоветские, однако епископ Иоасаф смог, ссылаясь на соответствующие светские законы и разъяснения доказать, что подобные обвинения противоречат самому советскому законодательству о религиозных организациях. ГПУ после допросов и более чем трехмесячного заключения 23 августа⁸²³ вынуждено было выпустить его, взяв предварительно подписку о невыезде. В Москве владыка Иоасаф поселяется в Даниловом монастыре, где настоятельствовал архиепископ Феодор (Поздеевский), воспитанник Казанской Духовной академии и духовное чадо старца Гавриила Седмиезерского. В этом монастыре проживали многие удерживаемые гражданской властью в Москве церковные иерархи, большинство из которых приняло впоследствии мученическую смерть. Значительная часть этих иерархов, вошедших в историю как представители т. н. «даниловской оппозиции», были знакомы друг с другом по совместной учебе в стенах Казанской Духовной академии.

В 1925 году скончался патриарх Тихон, и епископ Иоасаф был одним из тех, кто 11 апреля служил литургию при гробе Святейшего Тихона⁸²⁴, а 12 апреля принимал участие в погребении и подписал акт о передаче высшей церковной власти митрополиту Крутицкому Петру⁸²⁵, доверенным лицом которого епископ Иоасаф стал довольно скоро. Он участвовал в ответственных переговорах митрополита Петра с властями об организации Священного Синода Русской Церкви, составил по просьбе патриаршего местоблюстителя (и руководствуясь его тезисами) проект декларации, в которой говорилось об отношениях между Русской Православной Церковью и советским государством и которая должна была быть направлена в СНК СССР от имени патриаршего местоблюстителя. Владыка Иоасаф прочел составленный текст жившим тогда в Даниловом монастыре епископам Пахомию (Кедрову), Парфению (Брянских) и Амвросию (Полянскому) и, после их замечаний и поправок, представил откорректированный текст на утверждение митрополита Петра⁸²⁶ Но митрополит Петр не желал передавать декларацию советскому правительству через представителей ГПУ, поскольку в этом документе говорилось об «административном давлении» (фактически, гонениях) на Церковь, нарушении законности в отношении нерегистрируемых православных общин, насильно удерживаемых вне своих епархий иерархов, духовных лиц, содержащихся в тюрьмах вместе с уголовниками и пр. В проекте обращения митрополита Петра, составленном епископом Иоасафом, в частности, говорилось: «...беру на себя смелость возбудить ходатайство пред Совнаркомом о смягчении участи административно наказанных духовных лиц. Одни из них – и притом некоторые в преклонном возрасте – не один год томятся в глухих безлюдных местах Печоры и Нарыма со своими застарелыми недугами без всякой медицинской помощи кругом, другие на суровом Соловецком острове исполняют физическую принудительную работу, к которой большинство из них совершенно не приспособлено. Есть лица, амнистированные ЦИКом СССР и после этого вот уже 2 года томящиеся в безводных степях Туркестана, есть лица, отбывшие свой срок ссылки, но все еще не получившие разрешения возвратиться на места служения.

Я решаюсь также просить и о более гуманном отношении к духовным лицам, находящимся в тюрьмах и отправляемым в ссылку. Духовенство в подавляющем большинстве изолируется по подозрению в политической неблагонадежности, а потому по справедливости к ним должен был применяться тот же несколько облегченный режим, каковой везде и всюду применяется к политическим заключенным. Между тем, в настоящее время наше духовенство содержится вместе с закоренелыми уголовными преступниками и, иногда регистрируемые как бандиты, вместе с ними в общих партиях отправляются в ссылку»⁸²⁷.

Именно из-за несоответствия содержания обращения планам ГПУ, митрополит Петр добивался личной встречи с главой правительства Рыковым. Однако все попытки осуществить подобные планы оказались безуспешными. Более того, желая изолировать митрополита Петра от влиятельного епископского окружения, к мнению которого митрополит Петр прислушивался и православному чутью которого доверял, ГПУ устроило аресты сторонников патриаршего местоблюстителя. Возможно, свою роль сыграла и полученная ГПУ информация о характере письменного обращения митрополита Петра в Совнарком. Власти были обеспокоены новым свидетельством Церкви о гонениях на верующих и священнослужителей.

Среди первых арестованных иерархов был и епископ Иоасаф как составитель проекта декларации. Владыка был арестован 18 или 19 ноября⁸²⁸ 1925 года. В один день с ним были арестованы архиепископ Гурий (Степанов) и епископ Прокопий (Титов). 30 ноября были арестованы епископы Парфений (Брянских), Амвросий (Полянский), Дамаскин (Цедрик), Пахомий (Кедров), Тихон (Шарапов), Герман (Ряшенцев), Николай (Добронравов), много священников, а также бывший обер-прокурор Святейшего Синода Александр Самарин, бывший помощник обер-прокурора Петр Истомин и др.⁸²⁹ 9 декабря состоялось заседание комиссии по проведению декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП (б), на котором по представлению ОГПУ, было постановлено поддержать григорианский раскол, а митрополита Петра арестовать, что и было осуществлено в тот же день.

Владыка Иоасаф обвинялся в преступлении, предусмотренном ст. 69 УК РСФСР и, в частности, в том, что оказывал «пособничество и укрывательство группе монархических епископов и мирян, поставивших своей задачей использование Церкви для нанесения явного ущерба диктатуре пролетариата, путем воздействия на массу и на церковнослужителей». В предъявленном обвинении епископ Иоасаф виновным себя не признал⁸³⁰.

Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 21 мая 1926 года, арестованные иерархи, духовенство и миряне были осуждены⁸³¹. Владыка Иоасаф был осужден к высылке на три года в Зырянский край, но выслан в Туруханский. Возможно, причиной этого изменения места ссылки было то обстоятельство, что в Зырянском крае отбывал ссылку митрополит Кирилл и власти не желали соседства и возможного общения единомышленников. В июне владыка Иоасаф этапом был отправлен в Красноярск, оттуда в конце августа – в Туруханский край⁸³².

В августе 1927 года возобновляется переписка владыки Иоасафа с митрополитом Кириллом, начатая еще когда владыка Кирилл был в ссылке в Зырянской области, а епископ Иоасаф жил в Москве. Между сосланными в один край архиереями (митрополит Кирилл был сослан в Туруханский край в декабре 1926 года) завязывается оживленная переписка. Митрополит Кирилл, будучи изолированным от церковной жизни, информируется обо всем епископом Иоасафом, некоторое время пребывавшим в центре церковных событий в Москве и разбиравшимся в происходящих изменениях.

Когда завершился срок туруханской ссылки владыки Иоасафа, он был направлен в Енисейск, где прожил около двух месяцев в ожидании дальнейшей судьбы. Здесь он получил новое постановление о высылке «с прикреплением». Для поселения епископ Иоасаф избрал г. Козьмодемьянск Марийской области⁸³³.

Переписка между митрополитом Кириллом и епископом Иоасафом не прерывалась и в этот период.

К периоду проживания епископа Иоасафа в Козьмодемьянске относится сообщение об его участии через монаха Германа (Тенешева)⁸³⁴ в т. н. «Кочующем» соборе ИПЦ, состоявшемся с 9 марта по 8 августа 1928 года⁸³⁵ Поскольку сведения об этом соборе появились только в последние годы, причем только из одного сомнительной достоверности источника⁸³⁶, то оставим это сообщение без обширных комментариев. Отметим только, что если бы подобное событие, как «Кочующий» собор, причем столь представительное (72 человека), имело бы место, то в предании или в следственных делах об этом остался бы след или хотя бы косвенное упоминание. Кроме того, не известны и документы, на основании которых излагается история этого собора. Соответственно, под сомнением и участие в этом соборе епископа Иоасафа.

Будучи по свидетельству своих современников самым сильным в смысле административного опыта и одаренности архиереем из всех архиереев, бывших в Казани за предыдущие два десятилетия, умевшим держать в своих руках и людей и дело, епископ Иоасаф, чье влияние было всегда широкое и глубокое, вызывал к себе болезненное внимание ГПУ, вскоре сфабриковавшее дело по т. н. контрреволюционной, религиозно-монархической организации-центра «Истинно-Православная Церковь» (ИПЦ). В 1930–1932 годы подобные массовые процессы по т. н. филиалам ИПЦ были инспирированы в Москве, Серпухове, Ленинграде, Воронеже, Твери, Самаре, на Украине.

По одному с епископом Иоасафом делу в июле-августе 1931 года были привлечены все оставшиеся в Казани преподаватели Казанской Духовной академии: профессор В. И. Несмелов, протоиерей Варваринской церкви Николай Петров (первый и последний ректор Богословского института), Μ. Н. Васильевский, Е. Я. Полянский, И. М. Покровский; епископ Яранский Нектарий (Трезвинский), священники Николай Троицкий, Иаков Галахов (бывший профессор Томского университета), Андрей Боголюбов, Николай Дягилев, Сергий Воронцов, Евлампий Едемский-Своеземцев; монахини закрытых казанских монастырей, миряне (всего по этому делу было осуждено 33 человека).

На допросе по поводу своей приверженности митрополиту Кириллу и неслужения с приверженцами митрополита Сергия (Старгородского) владыка Иоасаф заявил: «Митрополит Кирилл вправе, как один из старейших архиереев, притом указанный патриархом Тихоном первым своим после своей смерти заместителем, требовать от митрополита Сергия его документальных полномочий на созыв такого Синода и при отсутствии таковых, подвергнуть сомнению компетенцию этого Синода; он вправе требовать передачи этого спора на рассмотрение митрополита Петра как еще живущего и сохраняющего свои полномочия патриаршего местоблюстителя. Это право апелляции к главе Церкви гарантировано многими церковными канонами. В силу этого решение митр[ополита] Сергия единолично возникшего между ними конфликта, отказ в передаче этого спора м[итрополиту] Петру⁸³⁷, и наложение на м[итрополита] Кирилла репрессии в виде увольнения на покой, по моему мнению, канонически неправильно и подлежит отмене... Узурпация митрополитом Сергием не принадлежащих ему прав или во всяком случае сомнительных до их разъяснения, налагаемые им легко репрессии, и не на одного м[итрополита] Кирилла (подчеркиваю, м[итрополит] Кирилл в своем ответе резко и решительно отверг политические мотивы своих разногласий с м[итрополитом] Сергием, что и дает основание держаться строго церковной оценки этого спора), обвинения всех отбывающих различные наказания духовных лиц, в том числе, значит, и меня, в политической преступности, – все это заставило меня до времени окончания ссылки (ноябрь 1931 г.) держаться в отдалении от м[итрополита] Сергия, но не в отделении»⁸³⁸. Впрочем, епископ Иоасаф не отрицал и того, что если бы не излишняя «государственная опека» (ссылка и заключение), то, возможно, у него было бы больше возможностей разобраться в происходящем: «Когда я получил бы свободу передвижения, то путем личного обмена мыслями с м[итрополитом] Сергием возможно на многое вышеизложенное изменил бы свою настоящую точку зрения»⁸³⁹.

Интересовало следователя и отношение епископа Иоасафа к интервью митрополита Сергия иностранным журналистам. «К напечатанному в газетах «Интервью» м[итрополита] Сергия я отношусь так, – отвечал владыка. – Приветствуя его желание всеми имеющимися у него средствами предотвратить готовящуюся новую человеческую бойню и рассеять многие неправильно сложившиеся мнения о нашей жизни, я пожалел, что м[итрополит] Сергий не нашел надлежащего тона для своего «Интервью» и не избежал, не предусмотрел возражений. Когда через несколько времени были напечатаны в газетах авторитетные статьи о допустившихся в разных местах искривлениях и перегибах, то получилось некоторое несоответствие между утверждениями м[итрополита] С[ергия] и этими статьями, чем было нанесено сомнение в правильности слов м[итрополита] С[ергия] и цена «Интервью» во многом потеряла свою ценность»⁸⁴⁰.

Вскоре епископу Иоасафу было предъявлено обвинение, по поводу которого владыка собственноручно написал следующее:

«По существу предъявленного мне обвинения не признаю себя виновным, в доказательство чего заявляю следующее. Уже в 1923 г. меня как бывшего тогда в Казани епископом подозревали следственные органы ОГПУ в контрреволюционных деяниях, в частности, в контрреволюционной организации. Дело о мне тогда было направлено в Москву, где я был вызван на допрос, и после рассмотрения дела там я не был признан виновным по возводимым на меня обвинениям, и то обвинение было тогда аннулировано. Таким образом за время моего пребывания в Казани до мая 1924 года московское ГПУ не нашло в моей деятельности никаких признаков преступности. С мая 1924 г. и до момента моего приезда в Казань из Козьмодемьянска, места моей последней ссылки, я в Казани не проезжал, заезжал сюда только на 3–4 дня – проездом из Туруханского края в Козьмодемьянск и, следовательно, никакого участия в каких-либо собраниях, происходивших в Казани, я не мог иметь.

С указанными в обвинении профессорами я не виделся с 1921 года и ни в какой переписке с ними не состоял, а со священником Петровым и Касторским я виделся до своего отъезда из Казани только как со священниками и никаких речей с ними никогда не вел на тему о каких-либо контрреволюционных организациях, чего не могло установить и следствие 1923 года. Монахини Терсинские ко мне ни в Туруханский край (за 6 000 верст), ни в Козьмодемьянск не приезжали, с ними я не переписывался. Богородицкую совсем не знаю, Скалозубова и Ожегова никогда не видал и об их существовании решительно ничего не знал вплоть до последних дней, когда очутился вместе с ними в одной камере. Каких-либо воззваний или обращений политического характера, рассылаемых м[итрополитом] Кириллом я не видал, о них ничего не знаю. Знаю только переписку между ним и м[итрополитом] Сергием по чисто церковным, каноническим вопросам, не имеющую по моему глубокому убеждению никакого политического характера. Эта переписка была закончена еще до выступления Римского папы, поэтому связывать ее с папским выступлением никак нельзя. О каких-то выступлениях казанцев в связи с папским выступлением я слышу впервые и только сейчас из предъявленного мне обвинения.

Сам я не совершаю богослужений в храме с момента своего ареста в Москве 18 ноября 1925 г., так как в Козьмодемьянске Маротделом ОГЛУ таковые мне совершать не дозволялось, значит, не мог использовать в каком-то отношении свое положение как архиерей.

Проживая в Козьмодемьянске 2 года под бдительным надзором органов ОГПУ я не был ни разу заподозрен в чем-либо противосоветском, контрреволюционном. Опровергать отдельные факты обвинения мне не приходится, так как в обвинении не указано ни одного такового, касающегося лично меня и устанавливающего мое непосредственное участие в нем, а приведенные мною выше справки о моей жизни последних лет с неопровержимостью доказывают, что участия в казанской жизни я не мог иметь»⁸⁴¹. Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГЛУ от 5 января 1932 г. епископ Иоасаф был осужден к трем годам заключения в концлагерь. В сибирском концлагере он претерпел много мучений, страдал от изнурительного труда, возя тачки с углем в рудниках Араличева (Кузнецкий бассейн), несколько раз бит⁸⁴². Но, видимо, и в заключении, и на рудниках владыка Иоасаф не боялся высказывать своих взглядов на церковную действительность и с достоинством нес свой архипастырский крест в условиях всеобщего богоотступничества.

В 1933 году владыка Иоасаф вместе с несколькими другими православными христианами⁸⁴³ был арестован 3-м отделом ОГПУ Сиблага. Он обвинялся в том, что «отбывая меру социальной защиты в Осиновских лагерях Сиблага ОГЛУ» организовал в лагере вместе с остальными заключенными «контрреволюционную церковно-монархическую группу», вербовавшую новых членов, распространявшую «провокационные слухи о положении Церкви в СССР» и вредную работу среди заключенных «по разложению лагеря и срыву лагерных работ». Иными словами, епископа обвинялся в преступлении, предусмотренном все той же статьей 58–11 УК СССР.

Епископ Иоасаф в предъявленном ему обвинении виновным себя не признал и на допросе 19 мая 1933 года показал, что ни в какую группу он не входил, и о ней ничего не знал, и никакой агитации не вел. Постановлением Особого совещания Коллегии ОГЛУ от 28 января срок наказания епископу Иоасафу был увеличен еще на 2 года⁸⁴⁴.

Отбыв и это наказание, владыка Иоасаф возвратился в Казань, где поселился со своей престарелой 75-летней матерью.

К тому времени в Казани существовало два КЕУ: обновленческое, с митрополитом Алексием (Баженовым), а позже – митрополитом Иерофеем (Померанцевым), и сергиевское – с постоянно арестовываемым епископатом: архиепископами Афанасием (Малининым), Палладием (Шерстенниковым), Антонием (Миловидовым). Со всеми ними владыка Иоасаф был знаком давно, с некоторыми даже с академической скамьи, – тем печальней и трагичней было для него размежевание с ними.

Владыка Иоасаф не пошел на признание Декларации митрополита Сергия и остался заштатным епископом на покое. Он служил лишь изредка в кладбищенской церкви, причем только панихиды. Окружение его было из ссыльного или сочувствующего ему духовенства. Большинство приходского духовенства (а служить открыто тогда могли только обновленцы и принявшие Декларацию митрополита Сергия) опасалось посещать его, и если посещало, то тайно. Да и за те годы, что прошли с момента, когда епископ Иоасаф был окончательно отстранен от управления епархией, значительная часть единомысленного владыке духовенства была либо сослана, либо расстреляна.

В апреле 1936 года, когда на Арском кладбище начали разрушать древние надгробные памятники и кресты, владыка Иоасаф в сердцах заметил: «Никуда не годен тот народ, который не бережет старины, – и, помолчав, добавил: – Впрочем, Иосифу Виссарионовичу уже нечего более разрушать, так что кладбище его последняя поддержка».

Не прекращается переписка владыки Иоасафа с митрополитом Кириллом, находившимся в ссылке и лишенным возможности следить за церковными и политическими событиями. В сентябре 1936 года митрополит Кирилл пишет епископу Иоасафу: «Все письмо Ваше, в котором Вы дали, между прочим, статью Е. Μ. (Е. Ярославского), собственноручно переписанную Вами, перечитал я за один раз, черпая в Ваших предшествовавших рассуждениях нравственное удовлетворение от сознания того, что среди нас не утрачивается правильно-осторожное отношение к грядущим судьбам нашей Матери-Церкви...» О принимаемых же законах, митрополит Кирилл также соглашался с епископом Иоасафом: «Текст документа дает в этом отношении некоторое направление, во всяком случае не в нашу пользу, представляя свободу только антирелигиозной пропаганде. Для нас же даже желание помолиться не в одиночку, а общественно, возможно будет по закону 29 года от 8/4 – только с ведома и разрешения (и, конечно, под наблюдением) милиции»⁸⁴⁵.

К владыке Иоасафу часто приезжали крестьяне из окрестных деревень, из сел Чувашской республики и Марийской области. Их рассказы о голоде и преследованиях духовенства вызывали у владыки негодование: «И после таких рассказов – слушать, что жить стало веселее... Неслыханное варварство!»

Сам Преосвященный Иоасаф не имел достаточных средств к существованию, получая весьма скромное пособие от редких треб, а ведь помимо себя еще надо было содержать больную престарелую мать. Его мать и в период тюремно-ссыльных мытарств Преосвященного не обходили заботами инокини закрытых монастырей и крестьяне, приезжавшие из районов. Теперь же, по возвращении владыки из концлагеря в Казань, к нему на ул. Тихомирова, дом 31, кв. 2, приезжали его духовные чада, иноки и инокини разгромленных обителей, миряне, почитавшие епископа-исповедника. Каждый старался посильно помочь владыке: кто продуктами, кто – одеждой.

Владыка мало что оставлял себе, ибо значительную часть отсылал через доверенных лиц сосланному духовенству, арестованным и томящимся в заключении в казанской тюрьме священникам. У архипастыря находили приют и ночлег тс, кто, гонимые властью за свое исповедание православной веры, вынуждены были бежать из родных мест и скитаться по городам и весям.

Не признав Декларации митрополита Сергия, владыка оставался вне Сергиевской иерархии и в казанских храмах Сергиевской юрисдикции не служил. Лишь изредка епископ Иоасаф совершал молебны и панихиды в церкви Ярославских чудотворцев, что на Арском кладбище. В это время, обычно никто из местного духовенства, хотя и сочувствовавшего епископу, но опасавшегося возможных репрессий, не присутствовал, и Преосвященный Иоасаф в окружении 4–5 человек из числа своих последователей и духовных чад мог свободно поминать новомучеников и исповедников Российских, многих из которых знал лично по совместному служению в Казанской епархии, других – по ссылкам и тюремным заключениям.

Характерно, что однажды, на вопрос одного протоиерея, как владыка относится к советской власти, епископ Иоасаф грустно заметил: «Чтобы судить о советской власти, нужно побывать в концлагерях...»

В ноябре 1937 года владыка Иоасаф был арестован у ложа умиравшей матери и, вместе с протоиереем Серафимовской церкви Николаем Троицким, монахинями разгромленного Богородицкого монастыря Евдокией (Двинских) и Степанидой (Макаровой), людьми из своего ближайшего окружения, заключен в тюрьму. Позже была арестована и приговорена к расстрелу игумения закрытого Федоровского Казанского монастыря Ангелина (Алексеева)⁸⁴⁶, также единомышленная с епископом Иоасафом и через которую часто осуществлялась пересылка корреспонденции митрополиту Кириллу.

В НКВД священномученику предъявили обвинения в организации контрреволюционного церковного подполья, в переписке со ссыльным митрополитом Кириллом, в клеветнических измышлениях о гонениях на Церковь в СССР и клевете на Сталина и власть, симпатиях фашизму (тогда это было общим обвинением для всех арестовываемых) и врагам народа Троцкому, Тухачевскому и проч. Владыка не признал за собой никакой вины, но почел ниже архиерейского достоинства оправдываться от очевидно сфабрикованных и угрозами или пытками полученных показаний против него тех, кто ценою чужой неволи и смерти покупал собственную жизнь. Да и понимал, вероятно, владыка, что близится земной предел его скитаниям и ссылкам и что этот арест станет последним. Ни изнурительные допросы, ни угрозы следователей, ни творимые ими над православным епископом издевательства и бесчинства не сломили воли исповедника, не поколебали в нем веры во Христа, во спасительность мученичества до крови.

Заседание тройки от 29 ноября 1937 года приговорило епископа Иоасафа и священника Николая Троицкого к расстрелу⁸⁴⁷, а инокинь Евдокию и Степаниду – к 10 годам исправительно-трудовых лагерей⁸⁴⁸.

2 декабря, когда Православная Церковь праздновала память преподобного Иоасафа, царевича Индийского, в Казани в 20 часов 35 минут был расстрелян священномученик Иоасаф, епископ Чистопольский.

Дорогой о. Александр!

О Вашей скорби я уже знал. Преосвященному Алексию я напишу о Вас и постараюсь его уверить в полной непричастности Вас к той интриге, которая завелась в каком-то приходе против священника после посещения этого прихода Вами. Отныне, дорогой о. Александр, выезжайте в села другой епархии только после того, как батюшки получат на то письменное разрешение Преосвященного. Беда в том, что несмотря на грозные времена, наша братия не освобождается от своего обыкновения извлекать свои выгоды из чисто церковных дел. На бывшее Ваше искушение смотрите именно как на искушение: видимо, Вы сильно досадили бесу, не сдавайте своих позиций, т. е. не падайте духом, не ослабляйте своей ревности, служите Господу Богу – ради прославления Его Святейшего имени, а все скорби, случающиеся на нашем пути, это увы обычное явление, случающееся со всяким.

Бог да утешит и подкрепит Вас. Прошу Ваших молитв. Грешный еп[ископ] Иоасаф.

(Архив КГБ РТ, д. 2–17615 «а», л. 58–38об.)

В Совет Народных Комиссаров СССР

Декретом Совнаркома РСФСР от 23/1–18 г. в развитие 4-го пункта Конституции (п. 13) с объявлением отделения Церкви от государства, за всеми гражданами была признана свобода исповедания любой религии (п. 1) и совершения религиозных обрядов (п. 5) и, как гарантия этой религиозной свободы «в пределах республики», было запрещено «издавать какие-либо местные законы или постановления, которые стесняли бы или ограничивали свободу совести, или устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан» (п. 2).

Последующими постановлениями и распоряжениями соответствующих органов власти были разрешены выпуск в свет и распространение религиозной литературы (Цирк. НКЮ и НКВД от 15/VIII- 21 г., п. 4) и организация богословских курсов (Декр. ВЦИК 13/VI-21 г. примеч. к п. 3 и разъяснение 5-го отдела НКЮ от 2/V-23 г. № 280). Изданием декрета ВЦИК и СНК РСФСР от 3/VIII-22 г. и инструкции к нему НКЮ и НКВД РСФСР от 27/IV-2 3 г. верующим предоставлено право внутреннего церковного самоуправления; созыв общегубернских и всероссийских съездов своего культа и организация исполнительных органов. Ввиду замеченных на практике отступлений местных властей от прежде изданных декретов инструкцией НКЮ по соглашению с НКВД от 19/VI-23 г. (С. У. за 1923 г., № 72) вместе с подтверждением обязательной силы за всеми изданными по церковным вопросам законодательными распоряжениями запрещалось: «всем государственным установлениям, путем административного вмешательства, поддерживать какой-либо культ или какое-либо церковное управление в ущерб другим культам или религиозным группировкам» (п. 7) и на местную власть возлагалась обязанность «оградить спокойное и свободное отправление религиозных потребностей граждан в той лояльной форме, какая им угодна» (п. 8).

Действительно, разнообразные религиозные исповедания на территории СССР, от примитивного шаманства малокультурных инородцев до всевозможных толков сектантства, пользуются предоставленными им гарантиями религиозной свободы и самоуправления. Они регистрируются в дозволяемых законодательством СССР границах, и их организации получают право законного существования.

Православно-верующими (или по терминологии НКЮ «староцерковниками») также вместе с представителями других религиозных исповеданий в указанный срок (июнь 23 г.) были предоставлены в надлежащие учреждения все требуемые законом (С. У. № 49) материалы для зарегистрирования их религиозных обществ, но несмотря на то, что соответствующий декрет (п. 5) вменяет в обязанность регистрирующим органам в месячный срок (продленный постановлением Президиума ВЦИК от 23/VI-24 г. протокол № 19 до 1/XI-24 г.) или зарегистрировать общество или учредителям его сообщить мотивы к отказу, – тем не менее до сего времени дела о регистрации религиозных обществ остаются без движения.

Инструкцией о порядке регистрации религиозных обществ (№ 92 «Известий» от 27/IV-23 г.) предусмотрены два повода к отказу в регистрации: 1) если число членов общества менее 50 или 2) если устав, задача и метод деятельности подлежащего регистрации общества противоречат Конституции РСФСР и ее законам. Количество членов наших обществ, как известно, исчисляется не десятками, а сотнями и тысячами, устав представлялся всюду типовой, опубликованный при самом положении о регистрации, о своей же законопослушности и политической лояльности наша Православная Церковь за последнее время делала неоднократные заявления.

Так, глава Православной Церкви, почивший патриарх Тихон, в последние годы несколько раз свидетельствовал об этом, и искренности его заявлений, как можно судить по официальной прессе после его кончины, верили общественно-политические круги. Нами, по преемству от патриарха Тихона ныне возглавляющим Православную Церковь, в послании к верующим от 28/VII с. г. вновь подтверждалась политическая лояльность и совершенная непричастность Православной Церкви ко всем видам и формам зарубежной и местной политической борьбы. «Церковь, – писали мы, – ведет верующих только к духовно-нравственному совершенствованию, и нет в ней места для политической борьбы».

В связи с неразрешением до сего времени вопроса о регистрации, положение Православной Церкви в некоторых провинциальных городах за минувший год еще более ухудшилось в сравнении с прежними годами. Там от православных епископов, как незарегистрированных, стали отбираться органами подписки о запрещении им посвящать в священные степени, т. е. совершать определенные священнодействия и руководить духовной жизнью верующих тех общин, которые их избирают.

Для получения священнослужителей органы управления направляют наших православно-верующих к так наз. обновленцам, к которым по различию своих религиозных убеждений они никакого отношения не имеют. Там, где епископы возражали против предъявленных требований, их административно выселяли, а верующие, оставаясь без епископа, должны были ездить из города в город для удовлетворения своих религиозных нужд. Также наблюдаются факты пристрастного и несправедливого отношения к передаче храмов, отнятия их от многочисленных правосл[авных] общин и передачи ничтожной обновленческой группе, несмотря на неоднократные разъяснения НКЮ (напр., 29/ΙII-24 г. № 7792) о незаконности подобных деяний. Есть города и селения, где обновленцев десятки, а владеют они большинством храмов, тысячи же православных ютятся в 1–2-х маленьких церквах.

Даже в самой Москве наше бесправное положение дает основание органам власти духовным интересам большинства православных предпочитать материальную выгоду меньшинства обновленцев. Так, все наиболее чтимые православные святыни, напр. Иверская икона Божией Матери, икона св. Пантелеймона и др. переданы обновленцам.

Бесправностью нашего положения объясняется та постоянная устная и печатная клевета, которую возводят так наз. обновленцы, живоцерковники, возрожденцы и пр., обвиняя ее в ничем не доказанных политических преступлениях, как это было, напр., на последнем обновленческом съезде. Мы пытались через прокурора Республики заявить протест против клеветнических публичных выступлений обновленческого митр[ополита] Александра Введенского, но наш протест не был принят. Мы просили свой протест напечатать в официальном правительственном органе («Известия»), где помещались заметки о заседаниях этого съезда.

Так, несмотря на все определенные указания и их разъяснения, несмотря на всю парадоксальность подозрений массы населения в политической неблагонадежности, Православная Церковь все же не может получить свободы самоопределения вероучительства, самоуправления, равноправия и защиты закона наравне с иными и меньшими по количеству своих членов религиозными объединениями.

Такое ненормальное, «бесправное» положение доминирующего, особенно среди крестьянской массы, правосл[авного] объединения, естественно, волнует население, создает атмосферу недовольства, нарушает спокойное течение общественной жизни, что подмечено и официальной прессой (см. в «Известиях» статью секретаря ВЦИКа Киселева о поездке по селениям Рязанской губ.), заставляет население терять много времени и средств на поиски защиты своей гарантированной законом религиозной свободы. Возглавляя в настоящее время после почившего патриарха Тихона Правосл[авную] Церковь на территории всего Союза и свидетельствуя снова о политической лояльности со стороны Правосл[авной] Церкви и ее иерархии, я обращаюсь в Совнарком с просьбой, во имя объединенного лозунга о революционной законности сделать категорические распоряжения ко всем исполнительным органам Союза о прекращении административного давления на Православную Церковь и о точном выполнении ими созданных центральными органами власти узаконений, регулирующих религиозную жизнь населения и обеспечивающих всем верующим полную свободу религиозного самоопределения и самоуправления. В целях практического осуществления этого принципа я прошу, не откладывая далее, зарегистрировать повсеместно на территории СССР староцерковные православные общества со всеми вытекающими из этого акта правовыми последствиями и проживающих в Москве архиереев возвратить на места. Вместе с этим беру на себя смелость возбудить ходатайство пред Совнаркомом о смягчении участи административно наказанных духовных лиц. Одни из них – и притом некоторые в преклонном возрасте – не один год томятся в глухих безлюдных местах Печоры и Нарыма со своими застарелыми недугами без всякой медицинской помощи кругом, другие на суровом Соловецком острове исполняют физическую принудительную работу, к которой большинство из них совершенно не приспособлено. Есть лица, амнистированные ЦИКом СССР и после этого вот уже 2 года томящиеся в безводных степях Туркестана, есть лица, отбывшие свой срок ссылки, но все еще не получившие разрешения возвратиться на места служения.

Я решаюсь также просить и о более гуманном отношении к духовным лицам, находящимся в тюрьмах и отправляемым в ссылку. Духовенство в подавляющем большинстве изолируется по подозрению в политической неблагонадежности, а потому по справедливости к ним должен был применяться тот же несколько облегченный режим, каковой везде и всюду применяется к политическим заключенным. Между тем, в настоящее время наше духовенство содержится вместе с закоренелыми уголовными преступниками и, иногда регистрируемые как бандиты, вместе с ними в общих партиях отправляются в ссылку.

Выражая в настоящем ходатайстве общие горячие пожелания всей моей многомиллионной паствы, как признанный ее высший духовный руководитель, я питаю надежду, что желания нашего православного населения не будут оставлены без внимания высшим правительственным органом всей нашей страны; так как предоставить наиболее многочисленной Правосл[авной] Церкви права легального свободного существования, какими пользуются другие религиозные объединения, – это значит совершить по отношению к большинству народа только акт справедливости, который со всею признательностью будет принят и глубоко оценен православно-верующим народом.

1 декабря 1930 года

Отношение к советской власти вполне лояльное и доверчивое с первого момента, что доказывается следующими фактами: а) при отходе казанцев в Сибирь я оставался в городе и пользовался доверием различных органов сов. власти и б) до возникновения обновленчества ни разу не был привлекаем следственными органами к допросу по подозрению в политической неблагонадежности, да и обвинение в 24 г., возникшее на почве разногласий с обновленцами, в Москве было отвергнуто.

Опубликованный декрет об отделении Церкви от государства мною был приветствуем, так как он даровал свободу Церкви, освобождал ее от многих несвойственных ей по ее природе обязанностей и церковным служителям давал больше возможностей отдаваться своей службе Церкви.

Отмена преподавания в школах Закона Божия многими из духовенства принималось облегченно, так как освобождала от принудительности детей, как и от школьной дисциплинарной муштровки, что всегда отмечалось как нежелательное явление в таком глубоко интимном деле, как изучение вероучения. Школьное обучение детей заменялось семейным и в храмах. Я хотя никогда не был законоучителем, но все же разделял вышеуказанную точку зрения.

Политическая деятельность патриарха Тихона с июня 1923 г. осуждена им же самим, что мною было своевременно приветствуемо путем напечатания в Каз[анской] газете соответствующего воззвания, потом в извлечении перепечатанного в центральных московских «Известиях» и там получившего одобрение. Впоследствии, проживая в Москве полтора года, из них больше полугода при жизни патриарха, присутствуя на его похоронах, рассуждая с следственными органами ОГПУ на допросах там же и особенно присутствуя на собрании нескольких епископов у митр[ополита] Петра совместно с начальником отделения ОГПУ я убедился, что сов. власть вполне убедилась в отмежевании п[атриарха] Тихона от своей прежней деятельности и в его полной лояльности к сов. власти.

Отношение митр[ополита] Сергия к сов. власти, как это мне известно из газет, ничем существенно не отличается от позиции п[атриарха] Тихона его последних 2-х лет. Я лично не могу согласиться с огульным обвинением м[итрополита] Сергия в том, что все духовенство, несущее различные репрессии, действительно повинно в политических преступлениях. За собой таковых преступлений я не знаю.

Мое первое знакомство с митр[ополитом] Кириллом началось в июле 1920 г., когда он приехал в Казань в качестве епархиального архиерея, а я был сделан викарием Казанской епархии. Потом полгода – с января по половину августа 1922 г., – когда он возвратился из тюремного заключения опять в Казань, я служил под его начальством. Потом мы с ним переписывались, когда он был в ссылке в Зырянской области, а я жил в Москве. Во время моего заключения, и первого года моей ссылки, совпадшего с его заключением, наша переписка прекратилась и возобновилась только с приездом его в августе 1927 года в Туруханский край, по соседству со мной.

Мое отношение к разногласиям между митр[ополитом] Кириллом и митр[ополитом] Сергием по вопросу о создании последним около себя Синода таково: митр[ополит] Кирилл вправе, как один из старейших архиереев, притом указанный патр[иархом] Тихоном первым своим после своей смерти заместителем, – требовать от митр[ополита] Сергия его документальных полномочий на созыв такого Синода и при отсутствии таковых, подвергнуть сомнению компетенцию этого Синода; он вправе требовать передачи этого спора на рассмотрение митр[ополита] Петра как еще живущего и сохраняющего свои полномочия – патриаршего местоблюстителя. Это право апелляции к главе Церкви гарантировано многими церковными канонами. В силу этого решение митр[ополита] Сергия единолично возникшего между ними конфликта, отказ в передаче этого спора м[итрополиту] Петру⁸⁵⁰, и наложение на м[итрополита] Кирилла репрессии в виде увольнения на покой, по моему мнению, канонически неправильно и подлежит отмене.

Вышеизложенными обстоятельствами, т. е. узурпацией м[итрополитом] Сергием не принадлежащих ему прав, или во всяком случае сомнительных до авторитетного их разъяснения, налагаемые им легко репрессии и не на одного м[итрополита] Кирилла (подчеркиваю, м[итрополит] Кирилл в своем ответе резко и решительно отвергает политические мотивы своих разногласий с м[итрополитом] Сергием, что и дает основание держаться строго церковной оценки этого спора), обвинение всех отбывающих различные наказания духовных, в том числе, значит, и меня – в политической преступности, – все это заставляло меня до времени окончания срока ссылки (ноябрь 1931г.) держаться в отдалении от м[итрополита] Сергия, но не в отделении. Когда я получил бы свободу передвижения, то путем личного обмена мыслями с м[итрополитом] Сергием, возможно, на многое вышеизложенное изменил бы свою настоящую точку зрения.

Выступление папы Римского в Козьмодемьянске я не мог найти, знаком с ним только по кратким газетным выдержкам. Выступать служителю Христа с призывом к кровавой расправе с людьми – дело совершенно недопустимое, и мое отношение к такого рода выступлению – определенно отрицательное.

К напечатанному воззванию в газетах «Интервью» м[итрополита] Сергия я отношусь так: приветствуя его желание всеми имеющимися у него средствами предотвратить готовящуюся новую человеческую бойню и рассеять многие неправильно сложившиеся мнения о нашей жизни, я пожалел, что м[итрополит] Сергий не нашел надлежащего тона для своего «Интервью» и не избежал, не предусмотрел возражений. Когда через несколько времени были напечатаны в газетах авторитетные статьи о допустившихся в разных местах искривлениях и перегибах, то получилось некоторое несоответствие между утверждениями м[итрополита] С[ергия] и этими статьями, чем было нанесено сомнение в правильности слов м[итрополита] С[ергия] и цена «Интервью» во многом потеряло свою ценность.

О фактах гонения на религию и духовенство со стороны органов Советского Правительства я не знаю, пристрастные отношения отдельных лиц или групп (комсомольцев) лично по отношению ко мне имели место: например, в меня несколько раз бросали камнями, обзывали всякими постыдными ругательствами и т. д. Также и в прессе приходилось не раз читать оскорбительные для верующего чувства сведения.

За время своего почти 14-летнего пребывания в Казани у меня знакомых здесь было много, но за последние 7 лет скитаний значительная часть этих знакомств прекратилась, и я о многих даже не знаю – живы ли они и где живут. Знакомо мне духовенство в большей своей части, близко стоявшие в мое время к Церкви отдельные граждане, монашествующие.

Помощь денежную и материальную из Казани получал редко. В Туруханском крае меня поддерживали преимущественно москвичи. Помню, из Казани как-то раз получил переводом деньги от Галахова Н. Я., от Вечесловой Лид. Н. Продукты летом мне привозила на мои деньги, между прочим, вырученные от продажи меха с шубы, некая Порубова. Она раньше ходила за мной, когда я лежал после операции в клинике здесь, жила со мной некоторое время в Москве и до сих пор сохранились у нас с ней добрые отношения. Привозила еще раз ныне летом одна монахиня Мирония что-то из продуктов.

Помню, обращался ко мне за советом Н. Я. Галахов по двум основным вопросам: 1) есть ли благодать в Церкви, управляемой без надлежащих полномочий м[итрополитом] Сергием, и можно ли в ней причащаться и исповедаться, и 2) не следует ли и как это сделать – посодействовать снятию репрессии с митр[ополита] Кирилла? Я ему ответил: 1) благодать в Церкви, возглавляемой м[итрополитом] С[ергием] есть, а потому причащаться и исповедоваться в ней можно спокойно, с полным спокойствием совести. 2) Относительно м[итрополита] Кирилла, – если есть желание у верующих, пусть они от своих храмовых организаций подают соответствующие ходатайства о пересмотре его дела м[итрополиту] Сергию. Собирать подписи под ходатайствами от отдельных граждан я не советовал: во время моей жизни в Казани органы власти, в том числе и ОГПУ, к таким явлениям относились отрицательно, считая их ненужным волнением населения. Подавать ходатайства только в случае наличия большого количества храмовых организаций, при незначительном же меньшинстве не следует смущать верующих.

Свящ[енника] Троицкого знаю, когда он был еще в Ягодинском приходе. О нем шла молва как о хорошем проповеднике, много помогающем заводской бедноте, и любимце заречных рабочих. Потом мы с ним несколько месяцев служили в епархиальном совете. Там, помимо должностных обязанностей, как член коллегии, он исполнял различные поручения по устройству церковных торжеств. Об его участии в политических организациях я ничего не знаю, так как с ним в близких отношениях, помимо служебных, не состоял.

В своих личных отношениях к советской власти особых приступов враждебности я в себе не помню. Во время наиболее тяжких испытаний в ссылке, когда приходилось голодать, замерзать, валяться больному с слабым сердцем в грязи в тюрьмах, конечно, бывали горькие минуты при наличии сознания своей невиновности, но это не основное чувство.

(Архив КГБ РТ, д. 2–18199, m. 1, л. 250–253)

3 сентября 1923 года

Летом прошлого 1922 года в Православной Русской Церкви произошел внутренний раскол: в Церкви появилась так называемая обновленческая группа, которая и взяла в первое время власть в Церкви в свои руки. Но не имея никакого сочувствия в массе православного народа, она не объединяла вокруг себя верующих, а оттолкнула их от себя. В настоящее время, пользуясь изданной Правительством от 27 апреля с. г. инструкцией «О порядке регистрации религиозных обществ», православно-верующие, проживающие на территории Татреспублики и отвергающие по своим религиозным убеждениям обновленческое движение в Церкви, решили самостоятельно зарегистрироваться в НКВД со своими старыми епископами, не примыкающими к обновленческой группе, и из 45 всех христианских православных общин г. Казани с нами, старыми епископами, уже решили зарегистрироваться 38 и многие общины из кантонов.

Но вот уже около 2-х месяцев прошло со времени подачи первых заявлений о регистрации, а еще ни одно общество православно-верующих нашего объединения не зарегистрировано, хотя в то же время регистрации, подаваемые в НКВД чрез обновленческое епархиальное управление, проходят беспрепятственно.

В Инструкции народных комиссариатов юстиции и внутренних дел всем губисполкомам по вопросам, связанным проведением декрета об отделении Церкви от государства от 19 июня с. г., опубликованной и в Казани, в п. п. 7–8 предусматривается совершенно свободное существование различных церковных управлений и религиозных группировок, и «ни одна религиозная организация не имеет права вмешиваться, как власть имущая, в деятельность какой-либо другой религиозной организации против ее воли», и «запрещается всем государственным установлениям путем административного вмешательства поддерживать какой-либо культ или какое-либо церковное управление в ущерб другим культам или религиозным группировкам», а на местную власть возлагается обязанность «оградить спокойное и свободное отправление религиозных потребностей граждан в той лояльной форме, какая им угодна, и привлекать к ответственности лиц, нарушающих законы РСФСР».

Но тем не менее для православных общин г. Казани и Татреспублики создалось такое положение: им не только не предоставляется возможности сорганизоваться и иметь свой административный орган, как беспрепятственно и легально имеют такой орган так называемое епархиальной управление, обновленческие общины, более того, православные общины, в некоторых случаях насильственно, против своей воли и вопреки закону, требованием органов правительственной власти отдаются в подчинение этому обновленческому епархиальному управлению, к которому по своим религиозным воззрениям они не имеют никакого отношения. Так, например НКВД при ходатайствах общин о разрешении им собраний или крестных ходов требует от них предварительного разрешения на это от епархиального управления, которое, в свою очередь, не считая православные общины нашего объединения своими, таких разрешений не дает. Таким образом, нашим православным общинам остается одно из двух: или вопреки своей совести подчиниться чуждому им религиозному учреждению, или, если они хотят остаться твердыми в своих убеждениях, лишиться «возможности отправлять свои религиозные потребности в той лояльной форме, какая им угодна», на что имеют полное право по точному тексту выше цитированной Инструкции от 19 июня с. г.

Будучи избран подавляющим большинством, 38-ю из 45, православных общин г. Казани и многими общинами из кантонов религиозным руководителем этих общин и в то же время не получив до сего времени и от органов правительственной власти формального признания самостоятельного существования всего нашего объединения, я сим имею честь покорнейше просить Совнарком выдать мне соответствующее удостоверение, что со стороны гражданской власти Татреспублики нет препятствий к осуществлению мною прав православного епископа – руководителя религиозной жизнью выбравших меня православных общин, или разрешить мне организовать при себе временный совет или канцелярию с теми же правами представительства нашего объединения пред органами правительственной власти, какое фактически имеет обновленческое епархиальное управление, которое существует как представительный орган таких же по своему положению в законе общин, еще не перерегистрированных в общества, каковыми являются и наши общины. При этом прошу Совнарком принять во внимание опубликованное от моего имени в № 191 (286) от 30 августа с. г. в Известиях ТатЦИКа обращение к духовенству и мирянам Казанской епархии, в коем мною открыто объявлено о моем искреннем лояльном отношении к советской власти и полном отмежевании от какого-либо отношения к контрреволюции, к чему призвана мною и вся единомышленная мне казанская паства. Согласно п. 3 Инструкции от 19 июня и нового разъяснения НКЮ, напечатанного в № 177 от 9 августа с. г. в Известиях ЦИКа, религиозные общины и не зарегистрировавшиеся в религиозные общества и наши общины, хотя и до сих пор по неизвестным нам причинам и не перерегистрированные еще в религиозные общества, имеют все права на самостоятельное существование и свободное удовлетворение религиозных потребностей входящих в эти общины граждан.

3/IX – 23 г. н. ст.

(РГИА, ф. 831, on. 1, д. 202, л. 19–20)

Конец сентября 1923 г.

Представляя при сем № 207 (302) от 19 сентября с. г. Известий ТатЦИКа, в коем содержится разъяснение Наркомюстиции и прокурора Татреспублики о публичном поминовении за православным богослужением патриарха Тихона и Казанского митрополита Кирилла, прошу Наркомюст РСФСР разъяснить мне:

1) Действительно ли поминовение за богослужением патриарха Тихона и митрополита Казанского Кирилла недопустимо по законам республики?

Поминовение означенных лиц мы – православные – совершали во исполнение своих церковных законов, признавая этих иерархов своими религиозными руководителями, и совершенно не касались их политических убеждений.

2) Поминовение патриарха Тихона и митрополита Кирилла действительно ли содержит в себе признаки преступления, караемого ст. 69 Угол. Кодекса?

До сих пор мы совершали это поминовение по примеру Москвы и на основании имеющегося у нас постановления по этому вопросу Ликвидационной комиссии при Татнаркомюсте от 27 ноября 1922 г. следующего содержания: «Имея в виду, что запрос касается внутренних чисто религиозных отношений, в каковые государственная власть не входит, Комиссия постановила от дачи заключения по данному вопросу воздержаться».

3) Могу ли я, епископ Православной Церкви, состоящий в религиозном общении с старой иерархией, а не с ново-обновленческой, регистрироваться как руководитель избравших меня таковым религиозных обществ?

О своем взгляде на отношения Церкви к политической контрреволюции мною публично заявлено в прилагаемом при сем обращении (№ 191/286 от 30 августа Известий ТатЦИКа).

4) Действительно ли регистрация религиозных обществ в настоящее время временно прекращена, тогда как раньше было объявлено о продлении срока регистрации до 1-го ноября?

(РГИА, ф. 831, on. 1, д. 248, л. 5)

30 октября 1923 года

По православным церквам Татреспублики рассылаются епархиальным управлением копии с разъяснениями зам. Наркомюста и прокурора Татреспублики о преступности возношения за богослужениями имен патриарха Тихона и митрополита Кирилла с соответствующей мотивировкой такого разъяснения, а в препроводительной бумаге епархиального управления к двум указанным именам причислено и мое имя – епископа Иоасафа без соответствующей мотивировки (экземпляр такого документа при сем прилагается). Прошу Наркомюст сообщить мне, было ли добавочное разъяснение по этому вопросу, касающееся возношения моего имени, кроме напечатанного в местных Известиях в № 207 (302) от 19 сентября с. г., где говорится только о патриархе Тихоне и митрополите Кирилле, и если было, то по каким основаниям запрещается поминовение меня верующими, так как мотивы запрещения поминовения патриарха Тихона и митрополита Кирилла ко мне совершенно не приложимы. А если такого добавочного разъяснения не было, то епархиальное управление, к которому я и примыкающее ко мне большинство православных общин Казани и кантонов не имеет никакого отношения, очевидно, в целях запугивания моих единомышленников и ради достижения своих целей, прикрываясь авторитетом высшей судебной инстанции в Татреспублике вводит в заблуждение верующее население.

Ввиду того, что в прилагаемом документе Епархиальное управление ссылается на разъяснение прокурора Татреспублики, покорнейше просил бы Наркомюст путем напечатания в газете для сведения всего верующего населения опубликовать свое подлинное отношение к возношению моего имени за богослужениями, если по этому вопросу действительно не было отрицательного решения Наркомюста, и тем самым выявить лживость распространяемых епархиальным управлением сведений.

Пользуясь настоящим случаем, я позволил бы себе высказать свою точку зрения и по существу затрагиваемого вопроса о поминовении за богослужениями тех или иных имен, в частности, о возношении имен патриарха Тихона и митрополита Кирилла, о которых говорится в вышеуказанном разъяснении заместителя Наркомюста и прокурора.

В православных церквах за богослужениями возносится имя своего епископа как религиозного руководителя, как выразителя религиозного мировоззрения целого религиозного объединения, во исполнение определенных требований церковных постановлений 34-го Апостольского правила, 1–14 правил Двукратного собора. Это требование церковных законов объясняется тем, что в христианской религии могут существовать, существовали и существуют различные объединения, отделяющиеся друг от друга по некоторым частным вопросам, а иногда и называющиеся по именам своих первых учителей и руководителей (лютеране, кальвинисты, пашковцы и т. д.). Для внешнего отличия друг от друга и для демонстрации своей религиозной солидарности с тем или иным религиозным руководителем за богослужениями в молитвенных собраниях некоторых из этих объединений и возносятся имена их религиозных глав. Так, именующаяся старообрядческая Церковь поминает повсеместно в России своих старообрядческих митрополита и епископа, в католических костелах возносится по всем католическом мире имя Римского папы, обновленческое объединение поминает Священный Синод, старо-православная Церковь возносит имя своего патриарха, на востоке – имена восточных патриархов, у нас в России – имя Российского патриарха Тихона. Конечно, с точки зрения советской идеологии имя Римского папы не может быть более приемлемо, чем имя патриарха Тихона, тем не менее как будто бы нигде и никем на всем протяжении Союза Советских Республик поминать папу Римского в костелах не запрещалось. Да и самое поминовение религиозного руководителя совершается в храмах, в среде одного объединения, не выходя за границы этого объединения, за богослужениями, когда никакой и речи о политике не бывает. Ведь здесь в храмах, за богослужениями объединяются лица, как таковые, независимо от своих общественно-политических взглядов и от своего положения в государстве и обществе. Таким образом, вопрос о возношении за богослужениями имени главы известного религиозного объединения, в частности имен патриарха Тихона и митрополита Кирилла (кстати, оба эти иерарха являются «бывшими» только для отколовшейся от Православной Церкви группы верующих, так называемых «обновленцев», а для нас православных они остаются пока один – патриархом, другой – Казанским митрополитом), относится к области чисто внутренних отношений верующих в своему духовному руководителю как выразителю общего религиозного мировоззрения. И никакого иного смысла и цели не имеют. Такая точка зрения на этот вопрос раньше разделялась и Наркомюстом ТССР, именно, в заседании Ликвидационной комиссии 27 ноября 1922 года на мой запрос о закономерности поминовения за богослужениями имени патриарха Тихона было постановлено: «имея в виду, что запрос касается внутренних, чисто религиозных отношений, в каковые государственная власть не входит, комиссия постановила от дачи заключения по данному вопросу воздержаться». А неприкосновенность внутренней жизни Церкви в Союзе Республик гарантируется неоднократными официальными заявлениями различных органов государственной власти, подтверждается это и самым разбираемым разъяснением, в котором утверждается, что «государство решительно не считает себя вправе вмешиваться во внутренние дела Церкви».

Очевидно, такого же положительного взгляда на данный вопрос придерживается и центральная власть в Москве. Впервые разъяснение о преступности поминовения патриарха Тихона было опубликовано петроградским прокурором месяца 2 тому назад, затем вскоре аналогичное разъяснение опубликовал новгородский прокурор. Это разъяснение, конечно, центральной власти известны. Однако же до сего времени ею не подтверждены для руководства по всему Союзу Республик, а даже наоборот. Несмотря на эти разъяснения, в соседних с Москвою городах в самой Москве на глазах у центральной власти поминовение патриарха Тихона совершается во всех храмах совершенно открыто и беспрепятственно, а на улицах расклеено воззвание с титулом «Святейшего Патриарха Московского и Всероссийского Тихона», напечатанное в типографии с разрешения Главлита. А раз допускается в Центре публичное демонстрирование имени патриарха Тихона, то, естественно, не остается причин не допускать возношения этого имени только при молитвенных собраниях на местах. И если этот акт может быть рассматриваем как преступление, караемое ст. 69 Уголовного Кодекса, то ведь Уголовный Кодекс один и его применение должно быть одинаково как в РСФСР, так и в СССР, а в данном случае получается иное: поминовение патриарха Тихона допускается безнаказанно в РСФСР (Москва, Нижний Новгород, Симбирск, Самара), но запрещается под угрозой судебной ответственности в ТССР. Но вот статья известного декрета Совнаркома об отделении Церкви от государства от 23 января 1918 г., которая гласит: «в пределах Республики запрещается издавать какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести, или устанавливали какие бы то ни было преимущества, или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан». Инструкция же народных комиссариатов юстиции и внутренних дел всем губисполкомам по вопросам, связанным с проведением декрета об отделении Церкви от государства, которая принята и в ТССР, и опубликована в официальном отделе № 6 Вестника советской юстиции за подписью соответствующих Наркомов ТССР, вновь подтверждается п. 1, что «декрет об отделении Церкви от государства с изданной в развитие к нему инструкцией НКЮ является основным законом, на котором должны основываться все распоряжения и действия власти на местах».

Далее, в разъяснении о поминовении патриарх Тихон и митрополит Кирилл названы «признанными государственными преступниками», между тем это не соответствует фактической правде. По общему смыслу всякого права человек может быть назван преступником только после судебного разбора совершенного им деяния и вынесенного о нем надлежащей судебной инстанцией приговора. Арест и следствие еще не дают оснований клеймить человека таким именем. Даже административная высылка, являющаяся только предохранительной мерой, дабы не было совершено преступление высылаемым лицом, и потому также не может дать основания назвать высланное лицо преступником, раз не было совершено и преступления, иначе он подлежал бы судебному разбирательству. Иногда на самом судебном разбирательстве устанавливается или невиновность подсудимого, или малая причастность его к разбираемому делу. Иногда же после разбора дела к обвиненному применяется амнистия, и он восстанавливается в своих правах. В деле патриарха Тихона суд не высказал своего авторитетного суждения, так как разбора этого дела не было, наоборот, патриарх Тихон был даже освобожден из заключения и теперь свободно, как не ограниченный в своих гражданских правах гражданин, пользуется правом свободного проживания в Москве и свободно осуществляет свое положение в Православной Церкви, везде открыто служит, проповедует и управляет церковными делами как глава ея. Итак, еще никакой судебной инстанцией ни патриарх Тихон, ни митрополит Кирилл не были лишены гражданских прав, а потому и называть их преступниками еще преждевременно. И если на всем протяжении СССР можно беспрепятственно поминать за богослужениями иерархов обновленческой церкви – Алексея, Евдокима, Вениамина, Петра и т. д., то почему же нельзя поминать еще не опороченных судом и не лишенных своих гражданских прав иерархов Православной Церкви Тихона и Кирилла (ср. п. 51 Инструкции НКЮ и НКВД о порядке регистрации религиозных обществ). И если советской властью не делалось препятствий к поминовению патриарха Тихона до его обращения в Верховный Суд с заявлением о своем решительном отмежевании от политической контрреволюции и о своем вступлении на советскую платформу, которому Верховный Суд придал серьезное значение и освободил патриарха Тихона от заключения, то целесообразно ли запрещать поминать его после его раскаяния и освобождения. Ведь при таком положении дела можно усмотреть и такую несообразность: патриарх Тихон в то время, когда считался противником государственной власти, мог пользоваться большими правами, чем теперь, когда открыто на весь мир объявил себя вполне лояльным гражданином Советской России, да при всем том, при отделении Церкви от государства репрессии гражданского свойства не должны бы влечь за собой, как непременное следствие, репрессий церковного характера, и наоборот, как это бывает при союзе Церкви с государством. Например, лишение служителя культа его священного сана ведь по советскому законодательству не сопровождается для него ограничением его в гражданских правах, как было при прежнем законодательстве, так должно бы быть и при обратном положении дела, – даже ограничение человека в его гражданских правах не должно влечь за собой ограничение его и в церковных правах.

Таким образом, по моему мнению, на основании всех высказанных выше суждений поминовение за богослужениями патриарха Тихона и митрополита Кирилла должно считаться закономерным и ни в коем случае не может быть подведено под действие ст. 69 Уголовного Кодекса, и должно допускаться совершенно беспрепятственно, как оно совершается открыто и беспрепятственно и в центре – Москве, и в соседних с Казанью городах. И если бы Наркомюст убедился основательностью высказанных мною соображений, основанных на данных советского законодательства, и изменил бы свой взгляд на этот вопрос, о чем широко оповестил бы и все верующее православное население, то последнее было бы преисполнено глубокой признательности справедливому и непристрастному Высшему Судебному Учреждению за предоставление ему свободы в своей чисто внутренней церковной жизни.

В рассматриваемом разъяснении затронут еще вопрос о регистрации религиозных обществ, избравших меня своим религиозным руководителем. Осмеливаюсь и по этому вопросу высказать свое суждение и просить Наркомюст этот вопрос пересмотреть и разрешить его также на основании изданных определенных декретов, циркуляров и инструкций.

В разъяснении заподозревается политическая благонадежность, а потому и правомочность меня как религиозного руководителя выбравших меня общин, а между тем я до сих пор в политической неблагонадежности ни одним государственным учреждением обвиняем не был и о своем отношении к политической контрреволюции и патриарху Тихону открыто заявил в своем обращении к духовенству, и казанской пастве, одобренном подлежащим учреждением и напечатанном в местных Известиях в № 191 (286) от 30 августа с. г. В Инструкции Народных комиссариатов юстиции и внутренних дел, напечатанных в № 6 Вестнике советской юстиции, пунктом 8 гарантируется гражданам право придерживаться любых религиозных верований, а п. 7 устанавливается полное равноправие пред государственными установлениями различных религиозных группировок и церковных управлений. Означенная Инструкция была издана как раз для руководства местных властей в связи с состоявшимся в Церкви расколом, когда основная часть православных осталась с патриархом Тихоном, а часть откололась и образовала новые церковные объединения. Своим выражением в начале текста «с появлением новых церквей, как то: живой, древле-апос- тольской, трудовой и т. д.» – Инструкция определенно указывает, что составителям ее известна и старая (не «новая»), уже бывшая ранее (а не появившаяся) Церковь, возглавляемая патриархом Тихоном, и тем не менее в Инструкции в строгом соответствии со ст. 2 основного декрета об отделении Церкви от Государства не делается никаких ограничений одним или преимуществ другим церковным группировкам.

Между тем в Татреспублике в настоящее время создалось такое положение: православные религиозные общины, избравшие меня своим руководителем и подавшие заявления о регистрации своих объединений в Наркомвнудел 2–3 месяца тому назад на основании «Инструкции о порядке регистрации религиозных обществ», ни одна из них не получила и до сего времени утверждения, религиозные же общины так называемые «обновленческие», с которыми наши общины должны бы быть по точному смыслу выше цитированных директив равноправными, зарегистрированы уже давно. Не получили ответа на свои заявления о регистрации следующие общины г. Казани:

Благовещенский кафедральный собор,

Казанско-Богородицкая,

Иоанно-Предтеченская,

Федоровская,

5. Воскресенская,

Богоявленская,

Николо-Нисская,

Николо-Ляпуновская,

Варсонофьевская,

10. Кизическая,

Троице-Пороховская,

Смоленско-Седмиезерская,

Никольско-Пороховская,

Смоленско-Дмитриевская,

15. Макарьевская,

Успенская,

Владимирская,

Ильинская,

Четырех-Святительская,

20. Никольско-единоверческая,

Четырех-Евангелистовская,

Георгиевская,

Духосошественская,

Михаило-Архангельская,

25. Серафимовская,

Евдокиинская,

Варваринская,

Петропавловская,

Вознесенская,

Московских Чудотворцев,

Успенско-Зилантовская

и очень много (может быть, ни одна сотня) общин в кантонах. В п. 5 Декрета ВЦИК и СНК о порядке утверждения и регистрации обществ и союзов говорится: Народный комиссариат внутренних дел и его местные органы вправе отказывать в приеме проектов уставов для утверждения. При возникновении со стороны Народного Комиссариата внутренних дел или со стороны Отдела управления по принадлежности возражений против утверждения представленного устава, названные органы обязаны в месячный срок со дня представления устава сообщить учредителям общества или союза об утверждении устава или отказе в таком, в последнем случае с указанием мотивов отказа». В изданной в развитие к этому Декрету НКЮ и НКВД инструкции о порядке регистрации религиозных обществ в п. 5 указаны только два мотива к отказу в регистрации, именно: 1) если число членов его или число учредителей менее 50-ти человек местных жителей, не ограниченных по суду в правах; 2) если устав общества, подлежащего регистрации, задачи его и методы деятельности противоречат Конституции РСФСР и ее законам. Таких препятствий в представленных материалах нашими общинами нет; число членов везде больше 50-ти человек, отвода этих членов никакими учреждениями не было делаемо, а устав представлен всеми общинами общий – типовой, напечатанный при Инструкции, тот же, какой был представляем и обновленческими общинами. Тем не менее до сего времени нет никакого движения поданным заявлениям; нет ни утверждения, ни мотивированного отказа, ни предъявления новых требований выполнения каких-либо формальных опущений. В Постановлении № 128 Народного Комиссариата внутренних дел и юстиции ТССР (напечатанном в № 42 Собраний узаконений и распоряжений) в п. 6 говорится о продлении окончательного срока регистрации, а не окончательного решения этого вопроса, до 1-го ноября с. г., но не говорится об отмене основного Декрета по этому вопросу, обязывающему (п. 5) решать дела этого характера в месячный срок. А когда все же одной общине нашей ориентации (Покровская г. Казани) было отказано в утверждении по соображениям, не предусмотренным в Инструкции, и она, пользуясь представленным ей правом, подала кассацию на это решение, то и на эту кассацию она до сего времени не получила никакого ответа, а кассация подана вот уже около 2-х месяцев тому назад.

Такое неопределенное положение общин нашей ориентации (а их всего в Казани с вновь присоединившимися к нам теперь уже 37 из 44 всех казанских общин) очень гибельно отражается и на внутренней жизни верующих, и на внешнем материальном положении храмов. Верующие в таком неодинаковом отношении органов власти к себе и к обновленцам видят противоречащее всем законам и опубликованным распоряжениям власти предпочтение одной религиозной группировки пред другой, и на этом основании в темной массе создаются разные слухи. Верующие, не получив утверждения своих объединений, лишены возможности иметь свой объединенный административный орган для разрешения своих внутренних церковных недоумений и удовлетворения своих неотложных церковных нужд, и храмы, в силу неопределенного положения общин и их исполнительных органов, терпят большие опущения в материальной части: заготовление топлива, приспособление храма к зиме, необходимы и неотложный ремонт, наем сторожей, певчих, содержание служителей культа и т. д. Для предотвращения всех этих нежелательных и гибельных явлений и для успокоения напрасно волнующегося в течение целых месяцев верующего населения, необходимо вопрос о регистрации, раз он уже поднят Государственной властью, решить скорее в строгом соответствии с вышецитированными определенными законами, предоставляющими всем гражданам полную свободу в их религиозном группировании и, следовательно, дать полную легализацию религиозным объединениям и нашей ориентации, отвергнув совершенно неосновательную огульную подозрительность всех нас в политической неблагонадежности.

г. Казани православный епископ (Иоасаф)

Казань, 30 октября 1923 г.

(РГИА, ф. 831, on. 1, д. 202, л. 8–12)

3 ноября 1923 года

1923 г. нояб[ря] 14. Подтвердить в указе на имя Преосв[ященного] Иоасафа, управл[яющего] Казанской епархией, постановление о том, что еп[ископ] Тимофей есть лишь викарный епископ. Еп[ископу] Тимофею поставить на вид превышение им своих полномочий в делах управления.

Патриарх Тихон Архиепископ Тихон Архиепископ Серафим Архиепископ Петр Архиепископ Иларион⁸⁵¹

Ваше Святейшество,

Всемилостивейший архипастырь и отец.

Долгом имею довести до Вашего Святейшества, что так называемый Священный Синод всем нам четырем Казанским архиереям прислал указы от 8 октября о запрещении нам за неподчинение Синоду священнослужения с предложением немедленно же по получении указов отправиться, даже престарелому владыке Андронику, в Архангельскую епархию в распоряжение Арх[ангельского] епарх[иального] управления, а Преосвященному Тимофею местожительство назначено в Спасо-Каменном монастыре Вологодской епархии. Указы подписаны митрополитами Вениамином и Тихоном. Нами эти указы возвращены обратно с надлежащей надписью. Живцы утверждают, что дело о высылке нас и с нами еще около 10-ти человек учреждением, коему подведомы подобные дела, отправлено в Москву на утверждение. С меня взята уже подписка о невыезде из Казани еще до получения указа. Если действительно нас всех вышлют, то не откажите, Ваше Святейшество, принять в свое архипастырское сердце нашу епархию и командировать возможно скорее полноправного православного архиерея, пока возбуждение против живцов у верующих, которое естественно должно появиться у них после нашей высылки, еще не улеглось, а на наше духовенство надежда плоха: большинство из них, кажется, и сейчас оглядывается назад и готово вновь перейти на ту сторону, оправдав себя перед паствой целым рядом софизмов.

Судя по газетам, Вашему Святейшеству благоугодно было перейти на новый стиль. В нашей казанской церковной жизни вопрос о новом стиле является вопросом очень острым. Собственно, на новом стиле живцы здесь и потерпели крах. Были случаи, когда крестьяне священников, перешедших на новый стиль, хотели топить в реке, выгоняли из храмов, выводили на сходки. Старообрядцы, а за ними и единоверцы – новый стиль решительно отвергают, по единоверцам же ровняются и наиболее строго настроенные православные. В городе, может быть, эта реформа и пройдет с отходом в раскол старообрядчества некоторой части православных, в виду того, что служащие в учреждениях и на заводах праздники празднуют по новому стилю, деревня же в массе ни за что не соглашается переходить: там за одно слово о новом стиле заподазривают в уклонении «в ересь», что бы им об этом ни говорил. Ссылка на Ваше Святейшество и на Восток не принимаются, и им не доверяют, а некоторые на это отвечают, что значит все продались. Живцы здесь везде от нового стиля отказались, и если мы теперь перейдем, а они останутся при старом стиле, то от нас и паства деревенская уйдет к ним, потому что все видимые и понятные для народа новшества в Церкви, по мнению народа, заключаются в ломке порядка церковных служб. Духовенство умоляет не ставить его вновь в ужасное положение перед приходами.

Не разрешите ли, Ваше Святейшество, нам, в виду общей неподготовленности православного населения и невозможности широко осведомить и разъяснить приходам епархии, пока воздержаться от перехода впредь до того времени, когда мы получим разрешение на созыв собраний для разъяснения этой реформы на местах и на архиерейские поездки по епархии? Праздник Пасхи, конечно, должны все праздновать в одно время, для чего благоволите, Ваше Святейшество, преподать нам указание, на каком числе благоугодно будет Вам остановиться, чтобы можно было бы своевременно об этом уведомить и отдаленные приходы.

Вынуждаюсь доложить Вашему Святейшеству о происходящих непорядках в Чувашской области нашей епархии. Резолюцию Вашего Святейшества об утверждении второго епископа для области е[пископа] Тимофея, коему она была вручена посланным, задержал у себя более месяца, даже не уведомив меня о состоявшемся решении при всей возможности сделать это. Этим временем е[пископ] Тимофей ездил по приходам всей области, находившейся еще в ведении преосвященного Афанасия, рукополагал ставленников, награждал до протоиерейства включительно даже тех, с коими я отказывался вместе литургисать в виду принадлежности их к Ж Ц.⁸⁵², организовал целое Областное церковное управление, о чем я узнал совершенно случайно, и распоряжается приходами всей области. При нем в самых близких отношениях состоит и уполномоченный Ж. Ц., именующий себя теперь уже и протоиереем, позиция которого даже для духовенства и теперь непонятна, а моих указаний он определенно не принимает. Русское духовенство увольняет с мест за штат, переводит с места на место, предлагает по благочиниям чувашскому духовенству выделяться в особые от русского духовенства организации. Сейчас готовят новый доклад Вашему Святейшеству об образовании из Чувашской области самостоятельной епархии. Русское духовенство обращается ко мне и с протестами, и с просьбами о защите, но е[пископ] Тимофей, видимо, считает себя совершенно самостоятельным, отказываясь давать мне какое-либо объяснение своих действий, ссылаясь, что он ответственен только пред Вашим Святейшеством. В области в среде духовенства сейчас большое волнение. За защитой своего положения некоторые обращаются и к ж[ив]цам, а тем это очень выгодно. Я очень просил бы Ваше Святейшество подтвердить права е[пископа] Тимофея, как только викарного епископа, обязанного в своих действиях быть солидарным с другими епископами. Очевидно, свое новое положение сравнительно с прежним положением сельского священника совершенно вскружило ему голову и свою фиктивную власть он решил проявить на своих прежних сослуживцах, а это кладет на всех нас – епископов – пятно. Община кафедрального собора направляет Вашему Святейшеству ходатайство о рукоположении в сан диакона соборного псаломщика, женатого на вдове. Я отказался удовлетворить их просьбу в виду определенного запрещения канонов, в противном случае ж[ив]цы это обстоятельство использовали бы против меня и в свою пользу. Да и не находил оснований к нарушению канонов именно в этом случае, так как человек этот не имеет ни голоса, ни других дарований, чтобы особенно желать видеть его непременно в диаконском сане.

Ваше Святейшество, как благословите мне поступить в следующем деле? Одного псаломщика я рукоположил в диакона, а он, оказывается, женат на разводке, хотя собственноручно показал, что женат на девице. Подлог этот обнаружил Алексий (он вообще внимательно следит за мной) и укорил меня в нарушении канонов. Как мне теперь быть с этим обманщиком?

Дерзаю усердно просить Ваше Святейшество не отказать мне в Ваших святительских указаниях по затронутым здесь вопросам, каковых я буду ожидать с большим нетерпением, если Господь еще продлит мне срок подневольного выбытия из пределов Казанской епархии.

Прося усердно Ваших Святительских молитв и благословения, Вашего Святейшества нижайший послушник смиренный Иоасаф, епископ Чистопольский.

Казань, 21 окт./З нояб. 1923 г.

(РГИА, ф. 831, on. 1, д. 202, л. 4–6)

26 ноября 1923 года

Во исполнение Вашего словесного предложения, данного мне 20 сего ноября, сим представляю Вам свои основания не признания мною обязательными для себя распоряжения так называемых Священного Синода и Казанского епархиального управления, и полного отмежевания себя и своих единомышленников от этих учреждений.

Эти учреждения не являются выразителями общего самосознания православно-верующего общества, а являются представительными органами только отдельной, весьма немногочисленной, группы духовенства, примыкающего к так называемому обновленческому движению в Церкви. Центральное Управление, или первоначально называвшееся «Высшее Церковное Управление», составилось из лиц, бывших первыми организаторами обновленческих церковных групп и захвативших власть в Церкви во время заключения патриарха Тихона и его заместителя митрополита Агафангела в мае 1922 года, уверивших православно-верующих, что будто бы им эту власть передал сам патриарх Тихон, что последним, однако, всенародно было опровергнуто в послании от 15 июля с. г. Еще тогда же, в июле 1922 года казанское духовенство на своем собрании постановило не признавать это «Высшее Церковное Управление» законным и правомочным церковным управлением. В Казани епархиальное управление было составлено уполномоченным того же «Высшего Церковного Управления» из лиц, на то никем не уполномоченных, и также без всякого опроса православно-верующих, с обязательством, чтобы члены этого учреждения тотчас же вступили в группу «Живая Церковь», когда во всей Казанской епархии не было еше ни одного зарегистрированного живоцерковника.

Основные же и главные мотивы расхождения православной массы, в частности и меня, с этим обновленческим движением в Церкви заключаются в следующем.

Наша Православная Российская Церковь является только частью Православной Вселенской Церкви, с которой, если она хочет сохранять единение, должна находиться в полном контакте, принимая все то, что принимается всей Церковью, и отвергая то, что отвергается также церковным сознанием всей Вселенской Церкви. Это – общий и непременный закон сохранения единомыслия и единодушия между отдельными частями каждого общественного организма. Мы, православные епископы, пред своим посвящением даем публичное обещание твердо в полной неповрежденности хранить православное вселенское учение и сами исполнять и строго следить за исполнением другими одних и для всех православных обязательных законов (так называемых канонов), особенно тех из них, которые охраняют единообразную во всей Вселенской Церкви церковную организацию и взаимоотношение между собою отдельных Поместных Церквей. Нарушающие такое единение отдельные церковные общины или группы таких общин исключаются из Православной Церкви и образуют из себя так называемые схизматические, или по-русски раскольнические церкви, с которыми наши каноны нам, православным, категорически запрещают иметь молитвенное и духовное общение.

Обновленческие группы, возглавляемые своим высшим административным органом в Москве, не считаясь с мнением православно-верующих, без всякого сношения с другими Поместными Церквами и не дожидаясь признания себя подлежащими представительными органами Вселенской Церкви, захватив власть и организовав ее вопреки точным церковным законам, произвольно на первых же порах стали изменять и отвергать в своей судебной и административной деятельности целый ряд обязательных канонов, беспощадно десятками увольнять и запрещать духовных лиц, главным образом епископов, сторонников единомыслия со Вселенской Церковью, назначая сверху на их места своих сторонников обновленцев, которых, однако, православное население, не считая своими, упорно не принимало в целом ряде городов. Далее, решив собрать собор, обновленческое управление целым рядом мер гарантировало, чтобы состав его был узко-партийным, не допустив к участию на нем согласно парагр. 6 Положения о созыве собора всех противников обновленческого движения в Церкви, а из опубликованных тезисов, подлежащих обсуждению на соборе, выяснилось для всех православных подлинные задачи и направление всего этого движения. Это движение поставило своей целью реформировать Православную Церковь во всех отношениях: и в вероучении, и в нравоучении, и в организационной части, и в богослужебной области, приблизив Православную Церковь к немецкому протестантизму, и секту представителей которых приглашали даже на свой собор. Опубликованы уже составленные видными представителями обновленчества новые, неведомые Православной Церкви богослужебные чины, предложено, судя по их официальным органам, исключение из числа святых целого вида лиц, отвергнут и так называемый подвижнический дух Православия, который является наиболее понятным и дорогим именно для русского православного самосознания. Правда, на бывшей летом настоящего года первой сессии собора эти тезисы еще не были рассмотрены, но от обновленческого направления в своей законодательной деятельности собор не отказался и некоторые тезисы все же санкционировал и некоторые каноны отменил, что вправе мог сделать только Вселенский Собор. Таким образом обновленческий собор уже проявил свою позицию в своем отношении ко всей Вселенской Церкви, и по справедливости может быть причислен к соборам раскольническим.

Православно-верующие определенно восстали против такой коренной произвольной реформы неизвестных им до сего времени самозванных реформаторов, чем и объясняется приостановка этими реформаторами своей дальнейшей реформаторской деятельности. Но раз обнаружив свое подлинное лицо, они уже не могут надеяться на получение доверия к себе со стороны православной массы, так как Православная Церковь, узнав их подлинное намерение, не может признать их выразителями своего самосознания, она уже считает и будет считать обновленцев раскольниками и их учреждения – чуждыми для себя учреждениями, совершенно и без всяких оснований претендующих на выражение подлинного самосознания Православной Церкви. Православно-верующие единодушно и повсеместно стоят за сохранение своего древнего, именно вселенского, Православия, и вот уже более года обновленцы настойчиво всякими мерами борются с православными, но православные продолжают их своими не признавать, из приходов их изгоняют и с нетерпением ищут от гражданской власти, на основании ясных и точных указаний советского законодательства, ограждения себя от притязаний обновленцев и легализации им их староправославных организаций. В ряде городов обновленцы остаются в самом ничтожном меньшинстве: в Москве из 300 церквей у обновленцев осталось 5–8, в Нижнем Новгороде, Костроме – 3–4, в Самаре, Саратове, Астрахани – 3–5, в Казани из 47 только 5 храмов. Таким образом это расхождение православных с обновленческим движением в Церкви повсеместное и не зависит от тех или иных лиц, а корни этого расхождения покоятся в глубине религиозных убеждений верующих. В силу этих убеждений и я считаю обновленческие учреждения чуждыми для себя и их распоряжения не относящимися ко мне, как не состоящему в их обновленческом объединении. Подчинение же нас верующих той или иной религиозной организации зависит от нашего свободного выбора того или иного религиозного направления, а свобода религиозной совести гарантирована всем гражданам Советской России основным декретом об отделении Церкви от государства от 23 января 1918 года, многочисленными циркулярами, инструкциями и разъяснениями правительства, изданными в развитие этого декрета и наконец, ст. 13 основной Конституции РСФСР. Так, Инструкцией народных комиссаров юстиции и внутренних дел по вопросам, связанным с проведением декрета об отделении Церкви от государства, от 19 июня с. г., опубликованной в официальном отделе № 6 Вестника советской юстиции Татреспублики за подписями наркомюста – прокурора ТССР Богаутдинова и врид. наркома внутренних дел ТССР Габидуллина – предоставляется «гражданам право придерживаться любых религиозных верований; ни одна религиозная организация не имеет права вмешиваться, как власть имущая, в деятельность какой-либо другой религиозной организации против ее воли» (п. 8), «от добровольного согласия самих верующих или религиозных обществ, зависит подчинение распоряжениям центральных или епархиальных организаций, делаемым или в порядке внутренней церковной дисциплины» (п. 11). В силу этого запрещается всем государственным установлениям, путем административного вмешательства, поддерживать какой-либо культ или какое-либо церковное управление в ущерб другим культам или религиозным группировкам» (п. 7). Даже более того, на местную власть возлагается обязанность «оградить спокойное и свободное отправление религиозных потребностей граждан в той лояльной форме, какая им угодна, и привлекать к ответственности лиц, нарушающих законы РСФСР» (п. 8). Выражениями «какое-либо церковное управление» и в начале текста «с появлением новых церквей, как то живой, древле-апостольской, трудовой и т. д.» инструкция определенно указывает во-первых, на недопустимость одновременного существования нескольких церковных управлений, и, во-вторых, считает новыми, появившимися церквами те группировки, из которых составились обновленческие организации – т. н. Высшее Церковное Управление, а ныне Священный Синод и Казанское епархиальное управление, а нашу старо-православную Церковь считает основной. Таким образом, само советское законодательство в указанной инструкции отделяет нас, православных, от обновленцев, и в строгом соответствии со ст. 2 основного декрета об отделении Церкви от государства, здесь не делается никаких ограничений одним или преимущество другим религиозным группировкам, и во всяком уж случае нет даже тени обязательности для верующих граждан-христиан вопреки своим религиозным убеждениям и против воли подчиняться какому-либо определенно указанному административному органу неприемлемой вновь появившейся группировки, в данном случае обновленческой.

Обновленческие центральное и местное епархиальное управление не могут, строго говоря, претендовать и на значение представительного органа Церкви, каковое они будто бы могли получить по преемству от ранее существовавших церковных учреждений, так как циркуляром Наркомюста еще от 18 мая 1920 г. было предложено «всем местным губисполкомам прекращать деятельность бывших консисторий, ныне переименованных в епархиальные советы, генеральные консистории и т. п., как бы они ни назывались и к какому бы культу они ни принадлежали, всюду, где эти последние фактически ее осуществляют». А 5-й отдел того Наркомюста разъяснил (25 августа 1922 г. № 512), что «по духу советского законодательства, каждая группа верующих – это вольная самодовлеющая церковь, которая может устраивать собственную жизнь и иметь какие угодно верования, лишь бы при этом не нарушался законный и общественный порядок и не затрагивались права граждан Советской России... Советское законодательство и государство не вмешивается в вопросы церковной иерархии, образовавшихся на его территории религиозных групп, предоставляя им в делах внутренней организации и устройства полную самостоятельность, вплоть до провозглашения себя автономной, ни от кого независимой церковной общиной... Подчинение отдельной группы граждан, а также и священнослужителей своему епископу является в РСФСР, как и во всей Западной Европе, совершенно добровольным». Последним распоряжением правительственной власти верующим предоставлено право организовывать губернские и всероссийские съезды своих единомышленников-единоверцев и на этих съездах избирать исполнительные органы, а для выполнения постановления своих общин собраний, а также внешнего представительства граждане, составляющие данное религиозное общество, могут, по мере встретившейся надобности назначать служителей культа, выделять из своей среды нужное им число уполномоченных лиц, действующих в пределах предоставленному каждому полномочий» (Инструкция о порядке регистрации религиозных обществ и выдачи разрешений на созыв съездов таковых, п. п. 8,9 и 16). Но такие съезды могут созываться только религиозными обществами по зарегистрировании их в опубликованном порядке, однако ни Всероссийского, ни местного Казанского съезда таких уже зарегистрированных обществ еще не созывались, и следовательно избрания полномочных исполнительных органов всероссийского или местного казанского не было произведено. Таким образом, поэтому Всероссийский т. н. Священный Синод и местное Казанское епархиальное управление, существующие еще на прежних основаниях, во исполнение распоряжений советского законодательства должны были прекратить свое существование и уже во всяком случае не могут иметь решительно никакого официального значения даже как обычный представительный орган определенной общественной группы, от которой они еще не получили ни избрания, ни уполномочия.

Принимая во внимание цитированное разъяснение 5-го Отдела НКЮ, пока имеют законное существование только отдельные общины, все обновленческие и православные совершенно равноправные, а я как епископ единомышленных со мной общин имею даже больше прав, чем различные ныне существующие обновленческие учреждения, потому что советским законодательством, как видно из цитированных справок, добровольное подчинение епископу граждан допускается, а учреждения, не избранные зарегистрировавшимися согласно новой инструкции обществами не допускаются и к существованию.

Вот мотивированные причины моего неподчинения и непризнания так называемых Священного Синода и епархиального управления, которые для моей религиозной совести, опирающейся на самосознание Вселенской Православной Церкви, и для моих гражданских отношений, регулирующихся изданными правительственными актами, являются чуждыми раскольническими учреждениями, совершенно незаконно называющимися представительными органами Православной Российской Церкви.

Казань, 26 ноября 1923 г.

(РГИА, ф. 831, on. 202, л. 13–15об)

декабрь 1923 года

В дополнение к своему запросу, поданному мною в НКЮ РСФСР в сентябре н. г., имею честь просить 5-й Отдел дать мне разъяснение по следующим вновь возникшим недоуменным вопросам, выяснение которых крайне необходимо для урегулирования взаимоотношений между Православной Церковью и органами местной гражданской власти в виду того, что Православная Церковь в Татреспублике в настоящее время в силу невыясненности многих вопросов, оказывается в гораздо худших условиях, чем мусульманские организации, что, конечно, не может не раздражать православное русское население.

1) 20 ноября с. г. Комиссариатом внутренних дел Татреспублики мне, православному епископу, запрещено служение в храмах вследствие будто бы возбужденного против меня судебного дела в Главсуде за мою принадлежность к патриарху Тихону. Между тем, по справкам оказалось, что в суде никакого судебного дела о мне нет, а есть наблюдательное производство в Татотделе ГПУ, которое начато еще в начале сентября, а запрещение мне объявлено только в конце ноября, как раз вскоре после получения мною такого же запрещения от обновленческого церковного управления. Я покорнейше просил бы разъяснить мне: закономерно ли данное распоряжение гражданской власти, препятствующее мне, свободному гражданину, осуществление мною моих религиозных потребностей, и сохраняют ли свою обязательную для всех силу прежде изданные законы и разъяснения центральной власти о предоставлении гражданам полной свободы совести, как то п. 2 основного декрета об отделении Церкви от государства от 23 января 1918 г., ст. 125 Уголовного Кодекса и циркуляр от 28 февраля 1919 г. № 123037.

2) Может ли считаться преступлением, караемым ст. 62 Уголовного Кодекса, принадлежность в религиозном отношении к патриарху Тихону, признание его своим религиозным главой, раз он свободно служит в Центре на глазах у власти и беспрепятственно осуществляет свои права, и его руководящие мнения с полным его титулом печатаются на столбцах официальных органов печати, и повсеместно, кроме Татреспублики, совершается возношение его имени за богослужениями. О характере моего отношения к патриарху Тихону мною было публично объявлено в воззвании к казанской пастве, напечатанном в местных казанских Известиях (текст этого воззвания представлен мною в НКЮ РСФСР при запросе в сентябре), и моя точка зрения по этому вопросу получила оправдание в центральных Известиях. Можно ли в данном случае полагаться на только что изданную НКВД и НКЮ инструкцию от 19 июля с. г., коей допускается на территории Советской России равноправное существование наравне с живой, древлеапостольской, трудовой и т. д. и староправославной Церкви, и сохраняют ли свою силу и обязательность для всех местных органов советской власти разъяснение 5-го Отдела НКЮ от 25 августа 1922 г. № 512 о предоставлении гражданам полной свободы в их внутреннем церковном самоуправлении и невмешательстве в вопросы церковной иерархии, лишь бы только не нарушались основные законы и права отдельных граждан.

3) Сохраняет ли за собой обязательную силу указанное выше разъяснение 5-го Отдела за № 512 относительно регистрации епископа, осуществляющего свои епископские права с 1920 года по отношению к избравшим его своим епископом православным общинам.

Новая регистрация религиозных обществ, которые зачисляли меня своим епископом, еще не утверждена, несмотря на то, что все объявленные законом сроки для этого уже прошли, ранее изданных обязательных требований о такой регистрации не было, и я продолжал ведать примыкающими ко мне религиозными общинами до перерегистрации их в религиозные общества на основании выше указанного разъяснения 5-го Отдела, тем более, что согласно Инструкции НКВД от 19 Июля п. 3 религиозные общины и не обязаны непременно перерегистрироваться в религиозные общества.

4) При зарегистрировании религиозных обществ может ли НКВД отводить по своем усмотрению избранных обществами духовных лиц, не опороченных по суду и не лишенных своих гражданских прав, если согласно ранее изданным законоположениям, за все происходящее в обществе и храме, отвечает само общество в обычном судебном порядке. Должно ли общество представлять на утверждение в НКВД новых своих священнослужителей, избранных ими по смерти или уходе от них ранее зарегистрированных, и таким образом, вводится ли с изданием закона о регистрации религиозных обществ новый порядок, именно, несмотря на отделение Церкви от государства, обязательное утверждение органами местной гражданской власти духовных лиц в их должности.

(РГИА, ф. 831, on. 1, д. 248, л. 6–7)

февраль 1924 года

1. В настоящее время по всей ТР кантонные Управления объявляют под расписку представителям православных религиозных общин о привлечении меня к суду по ст. 62 и 123 Угол Код., а потому предлагают общинам отказываться от меня как о своего епископа и выбирать себе и представлять для зарегистрирования в НКВД другого епископа, причем делается намек, чтобы общины записывали обновленческого архиерея, так как со староцерковными архиереями общины будто бы регистрироваться не будут.

Вопрос о регистрации православных обществ тянется в ТССР с июня месяца. Я спрашивал еще летом и в ГПУ и в НКВД, не будет ли со стороны гражданской власти отвода меня как религиозного руководителя общин староцерковного направления, и мне везде ответили, что отвода не будет. Тем не менее, ни одно православное общество до сего времен и не зарегистрировано, тогда как общества всех других вероисповеданий уже зарегистрированы. Теперь из объявлений Отделов управления как будто выясняется, что причиной задержки в регистрации было мое имя, хотя до декабря истекшего года мне никто не предъявлял никаких обвинений и против моего руководительства общинами формально никто не возражал. Да и теперь все обвинения меня по ст. 62 Угол. Код. базируется на том, что я примыкаю в религиозном, а в отнюдь не политическом отношении к патриарху Тихону, но я уже подал прокурору и наркому юстиции ТР свое письменное возражение против этого обвинения, и, как мне известно, прокурор еще не дал своего заключения о моем деле, как не было и судебного постановления о лишении меня прав, в частности, прав быть руководителем в религиозном отношении верующими. Кроме того, принимая во внимание прилагаемую при сем выписку из газет о беседе с пред. уг. код. коллегии Верх. Суда тов. Галкиным о полной лояльности патриарха Тихона за последнее время, должно совершенно отпасть всякое основание к привлечению к ответственности и религиозных последователей патриарха Тихона. Таким образом, Отделы Управления еще до судебного решения уже лишили меня прав епископа православных общин с явным и определенным намерением поддержать обновленческого епископа, как ранее в ноябре НКВД запретил мне до судебного разбора дела совершение богослужений вопреки ст. 125 Уг. код., которая гласит: «Воспрепятствование исполнению религиозных обрядов, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан, сопровождается принудительными работами на срок до шести месяцев», а циркуляром НКВД от 28/11–1919 г. № 123037 было объявлено, что «каждый гражданин и гражданка получают право исповедовать по своему убеждению любую религию, поскольку религиозные действия не сопровождаются контрреволюционными и уголовно наказуемыми деяниями». А так широко объявленная в июне 23 года Инструкция НКВД и НКЮ, авторитетно запрещает всем государственным установлениям путем административного вмешательства поддерживать какой-либо культ, или какое-либо церковное управление в ущерб другим культам или религиозным группировкам (п. 7), а всех нарушающих законы о свободе совести, привлекать к ответственности (п. 8). Эта Инструкция и дала нам, староцерковникам, основание добиваться свободы в своей религиозной ориентации и утверждения наравне с другими своих общин.

Я просил бы Вас выяснить окончательно и объявить всем, могут или нет в ТР свободно существовать религиозные общества староцерковного направления, а священнослужители, не лишенные права по суду, свободно отправлять религиозные обряды и публично совершать богослужения, и законны или нет распоряжения органов административной власти, касающиеся чисто внутренних дел Церкви, именно запрещения священнослужителям совершение богослужения и еще до судебного определения отстранение их от исполнения ими своих обязанностей, и тем самым определенно поддерживающих и насильственно подчиняющих православных чуждым для их религиозной совести лицам и учреждениям. НКЮ РСФСР в разъяснении от 25 августа 1922 г. за № 512 утверждает, что «Советское законодательство и государство не вмешивается в вопросы церковной иерархии, предоставляя им в делах внутренней организации и устройства полную самостоятельность». А всем предыдущим законодательством было утверждено за общинами право свободного выбора священнослужителей, и за все происходящее в храме и в общине возлагается ответственность на самих верующих.

2. В НКВД в декабре истекшего года было сообщено представителю Спасо-Преображенского монастыря в кремле, что предполагается закрыть в ограде монастыря кладбище и самый монастырь, храм запечатать и всех живущих выселить. 26 февраля в развитие этого разговора было получено из НКВД срочное предложение за № 2686 «представить договор, заключенный группой верующих с властью при проведении декрета об отделении Церкви от государства, а также описи имущества монастыря». Таким образом, вопрос о закрытии монастыря очевидно поставлен на очередь.

В настоящее время Спасо-Преображенский монастырь в собственном смысле не существует, сохранились только церкви, и для совершения богослужения состоит один священнослужитель, и проживает несколько человек для охраны церквей. За время с 1918 года церкви были взламываемы до 15 раз, все помещения совершенно разбиты, остались буквально одни стены. Таким образом использовать помещения без колоссального ремонта не представляется возможным, а убрать и тех немногих сторожей, которые даже ночуют в церквах для охраны, значит подвергнуть церкви полному разрушению. Печати, как показал опыт, не помогают. Именно для лучшей охраны церквей по просьбе Общества археологии при Казанском университете с разрешения Совета укрепленного района в мае 1919 года и было допущено проживание в монастыре нескольким лицам. Храмы использовать под общекультурные учреждения нельзя, они все построены в XVI веке. Кроме того, в ограде монастыря есть кладбище, которое едва ли может быть сейчас же уничтожено, так как здесь есть погребения прошлого года, а неприкосновенность могил по советскому законодательству сохраняется, по крайней мере, в течение 40 лет. Следовательно, этот уголок должен на продолжительное время сохранить свой религиозный характер, а потому и смысл закрытия его будет явно противоречить вышеуказанной Инструкции НКВД и НКЮ, которая предусматривает закрытие храмов при условии использовании их «для реально соответствующего учреждения и притом имеется физическая возможность (средства) для этого приспособления» (п. 4).

В силу изложенного я просил бы Вас сделать распоряжение о прекращении дела о закрытии церквей б. Спасо-Преображенского монастыря. Общине, взявшей в свое ведение храмы Спасо-Преображенского монастыря, крайне необходимо иметь уверенность в неприкосновенности своих храмов потому, что сейчас приходится платить налоги за здания и землю, а раз идет речь о возможном закрытии, то, конечно, отпадет и всякая охота изыскивать средства.

Казань, « » февраля 1924 года.

Епископ Иоасаф.

(РГИА, ф. 831, on. 1, д. 248, л. 3 –4об)

[...] политическим прошлым – совершенно неосновательно и может показаться и не беспристрастным, что, конечно, недопустимо в судебном разбирательстве и в обвинительном акте.

Далее, в чем же проявляется у меня борьба за власть в епархии, и чем она могла бы быть предосудительной. В Казани епископом я с 1920 года, почти все верующие, как видно из соотношения количества православных и обновленческих общин, разделяют мою точку зрения на новое движение в Церкви и при подаче заявлений о регистрации вновь подтвердили свое отношение ко мне как к своему епископу. Кто же с кем при таком положении дела борется, и кто может считаться виновным в такой возможной борьбе за власть в Казанской епархии, как нарушитель общественного спокойствия. Тот ли, что избран почти всем казанским населением, или тот, кто, явившись со стороны вопреки воле народа, против желания народа, раздражая народ, старается всеми средствами – клеветой, запугиванием, политическим наветом очернить своего противника – меня, вовлечь в эту интригу народные массы и тем отколоть на свою сторону ту или иную часть верующего населения, которую потом направить против другой части населения. Я уже просил Вас разъяснить мне по поводу представленного Вам документа из обновленческого Казанского епархиального управления с ссылкой на Ваше разъяснение о том, что Вами действительно было запрещено возгласное поминовение меня за богослужениями в православных храмах, о чем епархиальное управление оповестило всю Казанскую епархию, и оказывается, такого запрещения с Вашей стороны делаемо не было. Вот доказательство неблаговидности обновленческих приемов борьбы, в которую вмешиваются без их ведома и судебные инстанции. При таком положении судебная беспристрастная власть должна как будто бы встать против захватчика и возбудителя народных масс, злоупотребляющего именем высшей судебной инстанции в Татреспублике, если же власть нашла нужным и закономерным вмешаться в эти внутрицерковные интриги, а не осуждать того, кто спокойно сохраняет принадлежащее ему народным избранием положение и при всех, возникавших в течение 6-ти лет недоразумениях, старался путем личных переговоров, не вовлекая народную массу, урегулировать взаимоотношения между Церковью и отдельными гражданскими учреждениями Казанской епархии.

Наконец, мне ставится даже в вину то, что я представлял к наградам некоторых духовных лиц. Так неужели эта чисто церковная мелочь может иметь какое-либо государственное значение? Неужели даже в этой области православный епископ не может быть самостоятельным, что, однако, так авторитетно было гарантировано целым рядом законоположений и разъяснений, в частности, хотя бы тем же уже несколько раз здесь цитированным разъяснением НКЮ за № 312. Если же в подборе представленных мною к наградам лиц хотелось бы усмотреть определенную с моей стороны тенденцию, то мною были представлены лица за их церковную службу, без всякого отношения к их политическим убеждениям. В частности, в ГПУ обращено особое внимание на представление мною к награде протоиерея Мансуровского за его стойкость в Православии, то как раз этот протоиерей единственный из рядового духовенства епархии выступил с печатным призывом жертвовать церковные ценности на голодающих, ведь отношение к этой операции является в моем деле первым признаком политической благонадежности.

Резюмируя все изложенное выше, я утверждаю, что в моем деле рассуждения касаются чисто церковных вопросов, вопросов внутреннего церковного распорядка и нет ни одного факта, подтверждающего мою действительную преступность в политическом отношении, потому что и на самом деле вся моя церковная деятельность всегда преследовала исключительно одни только церковные цели. Я стал популярен только потому, что очень непопулярно в народной массе обновленческое движение в Церкви, представители которого так беззастенчиво борются со мной. Борьба у православных с обновленцами повсеместна, и везде она ведется не в пользу обновленцев. Например, в Москве из 300 церквей у обновленцев только 5, в Нижнем Новгороде, Самаре, Астрахани по 3–4 церкви, в Костроме обновленцев, кажется, вообще нет. Сочувствие верующих Православию зависит не от тех или иных лиц, стоящих во главе Православной Церкви, а от религиозных убеждений самих верующих, отвергающих обновленчество по чисто религиозным мотивам. Всякие же налагаемые на православных репрессии еще более возбуждают верующее население против обновленцев, потому что их считают главными виновниками всех бедствий Православия в последнее время, так как они, главным образом, в целях успеха своей борьбы, и печатно и устно клевещут на нас, православных, обвиняя всех нас в контрреволюции. Обновленцы всеми (отвергаются? – А. Ж.).

Меня спрашивают, почему я раньше, до раскаяния самого патриарха Тихона, не отказался от его противоправительственной деятельности, я опять-таки уже показывал, что тогда никто меня об этом не спрашивал и не допрашивал, а сам я никогда по собственной инициативе в печати не принимал участия, да и судить патриарха я не мог, во-первых, потому что за это дело взялись обновленцы и под покровом борьбы с «тихоновщиной» задумали провести целый ряд неприемлемых для нас, православных, реформ, и верующие меня тогда могли бы также причислить к обновленцам, к которым я никакого отношения не хотел и не хочу иметь, во-вторых, по наших церковным законам судить архиерея могут только 12 архиереев, а судить патриарха вправе только Собор. Если бы был созван православный, а не партийный обновленческий, Собор, и я на нем участвовал бы, то там я высказал бы свою точку зрения о ненормальных отношениях между гражданской и церковной властями.

Принадлежность же к патриарху Тихону как к религиозному главе не зависимо от его политических воззрений, мне кажется, не может считаться преступлением, если последним разъяснением 5-го отдела НКЮ РСФСР на Ваш запрос относительно поминовения патриарха Тихона за богослужениями было разъяснено, что такое поминовение могло бы быть преступным только в том случае, если бы оно сопровождалось публичным восхвалением его контрреволюционной деятельности с призывом следовать за ним как за определенным политическим вождем. Между тем, в моем деле не указано ни одного случая, чтобы где-нибудь, когда-нибудь и каким- нибудь способом я касался одобрительно о прежней политической деятельности патриарха Тихона. В деле есть один письменный документ, адресованный на мое имя от патриарха Тихона, но и этот документ как раз подтверждает мое показание, что мое отношение к нему касалось вопросов только церковного характера, так как этот документ разъясняет мне недоуменные вопросы о взаимоотношениях между собою епископов Казанских и Чув[ашской] области и об отношении православных к обновленцам. Кроме того, как мне известно, существующий при патриархе Тихоне так называемый Священный Синод легализован гражданской властью и деятельность его проходит под наблюдением уполномоченного ОГЛУ Тучкова. А раз эта патриаршая организация легально существует, то почему же я не могу принадлежать к ней? Ведь было бы совершенно невозможно допустить, чтобы в центре РСФСР, в Москве открыто существовала организация, «действующая в целях свержения Рабоче-Крестьянского Правительства» (ст. 62), за деятельностью этой организации следил бы правительственный агент и ей безнаказанно и открыто дозволялось бы сноситься со всеми пунктами СССР.

Таким образом, как мною было публично заявлено, так и в деле я продолжаю показывать, что мои отношения к патриарху Тихону были и есть исключительно религиозного характера, как к своему религиозному главе, который совершенно открыто, на глазах у высшей гражданской власти в Москве осуществляет свои религиозные права по отношению к тем верующим Православной Российской Церкви, которые признают его своим высшим религиозным руководителем. И такое мое отношение к патриарху Тихону было отмечено и на страницах Центральных Известий СССР в № 267 (2004) от 23 (?) ноября 1923 года, и там оно не заклеймено преступным, а, напротив, отмечено как отрадное с общественной точки зрения.

Ст. 123 Уголовного Кодекса предусматривает преступления религиозных или церковных организаций, которые присваивают себе административные, судебные или иные публично-правовые функции или права юридических лиц. В качестве фактического материала против меня в подтверждение действительного нарушения мною этой статьи указано, что я продолжаю ведать некоторыми православными общинами, организую вокруг себя контрреволюционное духовенство и, с целью более тесного сближения с ним, представлял их к награде, и направил в Чувобласть епископа Тимофея, который теперь за что-то привлекается к ответственности Чувотделом ГПУ.

Спрашивается, почему же, собственно, я не могу ведать православными общинами и духовенством, примыкающим ко мне, как к своему епископу? И каким законом – или специально опубликованным разъяснением – установлен в отмену бывших узаконений особый порядок выбора православными общинами своего епископа и получения им на то специального утверждения органов гражданской власти. Я живу в Казани беспрерывно с 1911 года, с 1920 года состою епископом, и никогда и никакое учреждение не ставило мне в обязанность получать откуда-нибудь какое-либо утверждение в своей должности, и никогда и никто не привлекал меня к ответственности как незаконно присвоившего себе не принадлежащие права. Более того, в октябре 1923 года мною был подан в Совнарком АТССР проект устава для зарегистрирования объединения православных общин... [неразб.] обществ, но это проекте был утвержден потому, что как выяснилось впоследствии, на основании разъяснения 5-го Отдела НКЮ РСФСР от 25 августа 1922 г. № 512 «высшая иерархическая организация всех церквей (римокатолической, евангелическо-реформаторской, греко-православной и т. п.), как то: епархиальная, диацезальная, центральная, не подлежит регистрации со стороны советской власти в РСФСР в виду системы отделения Церкви от государства... Советское законодательство и государство не вмешивается в вопросы церковной иерархии, образовавшихся на его территории религиозных групп, предоставляя им в делах внутренней организации и устройства полную самостоятельность, вплоть до провозглашения себя автономной, ни от кого не зависимой церковной общиной... Подчинение отдельной группы граждан, а также и священнослужителей своему епископу является в РСФСР, как и по всей западной Европе, совершенно добровольным». Новый порядок зарегистрирования служителей культа религиозных обществ у нас в Татреспублике пока не проводится в жизнь, и наши православные общины, подавшие заявления о перерегистрации их в религиозные общества и указавшие в своих списках меня как своего епископа до сих пор не получили утверждения, хотя все объявленные для сего законом сроки прошли, и эти общины, таким образом, остаются пока при старом положении на правах религиозных общин, по отношению к которым должно иметь всю свою обязательную силу цитированное разъяснение НКЮ за № 512. Ведал же я примыкающими ко мне по сходству наших религиозных убеждений православными общинами единолично, без какой бы то ни было особой состоящей при мне организации, и осуществлял по отношению к этим общинам и добровольно подчиняющимся мне священнослужителям чисто духовные иерархические свои права, не присваивая себе никаких публично-правовых норм, о чем не должно быть никаких данных и в деле, нет на это фактических указаний и в предъявленном мне обвинении.

Итак, я в своей деятельности не выходил из границ предоставленных мне законом прав иерарха определенного религиозного направления, каким же образом я могу подпасть под действие 123 ст., карающей именно религиозные организации, присваивающие себе публично-правовые нормы. Или когда было отменено выше цитированное разъяснение 5-го отдела о закономерности и безнаказанности осуществления епископом своих иерархических прав по отношению к добровольно подчиняющимся ему граждан и духовенству. А ведь в этом разъяснении сказано, что даже «налагаемые церковной властью канонические кары и наказания за непокорность и неподчинение духовной власти в роде отлучения, интердикта, низложения, лишения должности и т. д. не имеют никакой юридической силы в РСФСР, потому что не от епископа, а от самой группы верующих зависит сделать свободный выбор между епископом или угодным группе священнослужителем». И если высшим компетентным юридическим учреждением указано, что архиерейская административная деятельность, не выступающая за пределы внутренней церковной жизни, не имеет юридического значения, то на каком же основании можно применять ко мне статью, карающую именно за присвоение себе не присвоенных законом прав юридического лица.

Следовательно, ст. 123 не должна иметь решительно никакого отношения к моей деятельности: она имеет своим объектом организацию, а я один из одного себя, естественно, никакой организации составить не могу, она карает за присвоение прав юридического лица, а архиерейское благословение, или посвящение в духовные степени, или возложение духовного знака отличия к понятию публично-правовых функций, конечно, подойти никак не смогут.

Далее, мне в предъявленном обвинении ставится в вину, что появившийся летом 1923 года в Чувобласти епископ Тимофей теперь привлекается к ответственности Чувотделением ГПУ по неизвестно для меня какому делу. Но какое мне дело и как я могу отвечать за другого человека и его деятельность? Я еще в сентябре истекшего года письменно заявлял Татотделу ГПУ, что я отказываюсь отвечать за преступные деяния отдельных примыкающих ко мне, как к епископу, членов православных общин, да и не одно законодательство в мире не дает (делает?– А. Ж.) ответственным одного человека за самостоятельные преступные деяния другого, даже отца за преступления сына: как же можно возлагать ответственность на одного гражданина за преступную деятельность другого. Я мог бы отвечать за деятельность епископа Тимофея в том только случае, если бы было доказано, что он совершил преступление при моем участии, содействии или по моему настоянию, но фактов такого характера в деле не должно быть и в обвинении ссылок на них нет, потому что с епископом Тимофеем у меня отношения были самые отдаленные. Если же мне ставится в вину самое появление в Чувобласти такого, как бы ненадежного в политическом отношении человека, как епископ Тимофей, то уже в этом деле я не имел решительно никакого участия, и для меня самого этот факт был большой новостью спустя 2 месяца после его совершения. Епископ Тимофей был избран в епископы из священников Чувобласти группой чувашских священников-обновленцев и был командирован в Москву для посвящения обновленческим Казанским епископом Алексеем весной прошлого года, и, по словам е[пископа] Тимофея, на его пребывание в Чувобласти в качестве епископа была согласна и гражданская областная власть. Ко мне, как к старейшему в нашей местности православному епископу, он явился уже епископом спустя 2 месяца после своего посвящения, но в виду возникших у меня недоумений относительно его посвящения я для подтверждения его епископского достоинства предложил ему отправиться к патриарху Тихону как к нашему общему религиозному главе, который и подтвердил законность его посвящения. Мое руководительство епископом Тимофеем проявилось в сообщении ему как новому епископу епископских прав в Советских Республиках на основании советского законодательства, и была выражена просьба, чтобы он в своей церковной деятельности не нарушал добрых отношений между русским и чувашским духовенством в области, и вообще поддерживал бы добрые традиции в церковной жизни Казанской епархии, которая за все 6 лет существования советского строя ни одного раза не вызывала конфликтов между гражданской и церковной властями. Вот и все мое отношения к е[пископу] Тимофею, и иных отношений к нему у меня не было, и сами обвинители их не указывают. Вследствие этого я совершенно недоумеваю, в чем здесь может быть усмотрена моя преступность. Если преступно само появление епископа Тимофея в Чувобласти, то пусть привлекаются к ответственности те лица, которые его избирали и посылали в Москву для посвящения в архиереи; если он действительно совершил какое-нибудь преступление, то об его поступках я не имею никакого представления и к его деятельности я не имел никакого касательства. Если же мне ставится в вину, что я посылал его для разрешения вопроса об его посвящении к патриарху Тихону, а не к обновленцам, то это опять старый вопрос о закономерности отношений по религиозным вопросам к патриарху, что уже было разобрано мною выше.

Далее в обвинении указано, что я встал в оппозицию к возникшему в Церкви обновленческому движению, которое задалось целью сделать Церковь будто бы исключительно «религиозной организацией», и с этого времени борюсь с обновленцами за сохранение своей власти в Казанской епархии. В силу же своего будто бы контрреволюционного настроения я в этой области встал в близкие отношения к контрреволюционным кругам и приобрел популярность в контрреволюционных массах.

Здесь противопоставлены два направления в Церкви – староправославное, к которому принадлежу я, огульно обвиненное в сочувствии к политической контрреволюции, и обновленческое, будто бы исключительно религиозное, видимо, считающееся в политическом отношении вполне надежным. Но я в указанном выше воззвании к казанской пастве определенно заявил, что «тот, кто хочет Церковь как организацию, как союз верующих использовать в своих земных целях и толкает ее этим на путь антихристианский, тот омирщает этот богочеловеческий союз, превращает Церковь в обычное человеческое учреждение; тому Церковь, как таковая, не важна и не дорога». Я призывал всех верующих, следующих за мной, беречь наши церковные организации, чтобы они были «свободны от всяких подозрений в каких-либо противогосударственных выступлениях, и мы должны, писал я, по долгу своей совести заявить, что раз навсегда отрекаемся от того антинравственного в последних событиях в церковной жизни, что называют «тихоновщиной». Чем же я нарушил такое свое обещание? В чем фактически проявляется моя контрреволюционность в церковной деятельности? И мне кажется все же рискованным такое предположение обвинения, что я возглавляю верующих не только определенного религиозного направления, но и определенного политического, именно контрреволюционного настроения. Ведь к староправославному направлению принадлежат из 47 общин г. Казани 42, в том числе верующие рабочие всех заводов и фабрик г. Казани, из Арского кантона – все общины за исключением 9-Ю. К обновленцам примыкает в Казани только 5 храмов с небольшим количеством верующих. Спрашивается, – ужели почти вся православная Казань и все верующие рабочие, и почти весь Арский кантон, и очень многие общины других кантонов примыкающие ко мне, – контрреволюционеры? А среди всех их я, видимо, популярен потому, что они ни за что не хотят примыкать к обновленческому архиерею.

Такое огульное обвинение православных, ничем себя в подавляющем большинстве не скомпрометировавших, и такой доверительный отзыв об обновленцах, в среде которых большинство... [неразб.]

(77Щ ф. 831, on. 1, д. 202, л. 21–24об)

[.··]

3) Тихон, действуя «по св. канонам Церкви, меняет свои убеждения и кается. Выдержал ли он свою «христианскую» линию?

Я читал в газетах, что патриарх Тихон ссылался на каноны по вопросу о церковных ценностях и заявлял о своем личном понимании этих канонов (самого послания я не видел), теперь он признал свою ошибочность в толковании канонов. Патриарх Тихон, как человек, конечно, может и ошибаться, и если бы он упорствовал в своих ошибках, он не был бы достоин своего звания. В православном учении нет догмата о непогрешимости пап. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Ошибаются в толковании законов и авторитетные юристы, в предотвращение таких ошибок и существует юридическая наука, а в церковном законодательстве есть соответствующая наука – каноническое право. Апостол Петр отрекся от Христа, раскаялся, и Христос простил его и поручил ему пасти овец. Очевидно, и Верховный Суд так же посмотрел на сознание патриархом Тихоном своей неправоты и нашел возможным освободить его из-под стражи и дать возможность открыто совершать богослужения и проповедовать. Теперь с наступлением мирных условий жизни, когда возможны съезды, собрания, соборы, думаю, что и в церковном центре не будут повторяться подобные бывшим ошибки и личное мнение одного будет проверяться мнением других, таким образом, общим советом, после всестороннего обсуждения, приниматься те или иные решения.

4) «Взять на себя ответственность за всякого рода антиправительственные выступления и действия со стороны лиц и групп верующих, примыкающих ко мне», – в таком широком масштабе я, конечно, не могу. По всем существующим законодательствам отец не отвечает за своего сына, и, конечно, ни один духовный руководитель не может отвечать всецело за поступки своих пасомых, тем более, когда они исчисляются сотнями тысяч. Я могу взять ответственность за то учреждение, которое могло бы сорганизоваться при мне и которое должно бы было помогать управлять церковными делами примыкающих ко мне церковных общин. Я готов строго следить, чтобы это учреждение было в политическом отношении совершенно безупречным. Я могу дать обещание призывать все церковные организации и духовенство быть безупречными гражданами. Но если кому из многочисленных примыкающих ко мне верующих вздумается где-нибудь совершить преступление, конечно, отвечать за него я не могу: он сам имеет разум, и за свои поступки он один и должен отвечать. В Татотделе ГПУ мне неоднократно заявляли, что отвечать за других я не могу, что могут помимо моей воли мое имя использовать в преступных целях. Я эти предупреждения вполне принимаю и беру ответственность только за свои поступки и за направление деятельности того учреждения, которое могло бы быть при мне, под моим непосредственным надзором.

К патриарху Тихону я посылал за благословением начать открытое совершение богослужений до своего обращения в НКВД. Получив благословение от патриарха Тихона, я словесно спрашивал разрешение в НКВД, что и получил так же на словах.

Епископ Иоасаф.

(РГИА, ф. 831, on. 1, д. 202, л. 25–25об)

Архимандрит Александр (в миру – Георгий Андреевич Уродов, в 20–30-е годы в следственных делах проходил также как Арудов и Орудов) родился, по одним сведениям 23 апреля 1876 года⁸⁵³, по другим – 4 апреля 1882 года⁸⁵⁴ в с. Невежкино Чембарского уезда Пензенской губернии в благочестивой крестьянской семье Андрея Михайловича и Агафьи Алексеевны Уродовых. С детства Георгий был очень религиозен. Окончив земскую школу, он совершил незабываемое паломничество по святым местам. Уже будучи почитаемым старцем, архимандрит Александр в письме схииеромонаху Серафиму (Кошурину) опишет, как в 15-летнем возрасте, 1 января 1891 года он отправился в Киев и четыре месяца до 23 апреля⁸⁵⁵ паломничал пешком, начиная с Задонского монастыря. Посетил Воронеж, «...по пути – Ахтырский женский монастырь. В Лубны⁸⁵⁶ – ко святителю Афанасию, в Белгород – ко святителю Иоасафу, потом в Переяславль – ко святителю Макарию, в Чернигов – ко святителю Феодосию, потом в Киев – во святую Богосозданную Печерскую Лавру и в прочие киевские монастыри... Также и в Москве был в Кремле, и на служении [будущего]⁸⁵⁷ Святейшего Патриарха Тихона в Храме Христа Спасителя, где удостоился принять от него благословение»⁸⁵⁸. Особенно отрадным для Георгия было посещение монастырей, в которых не оскудел еще дух истинного подвижничества.

Движимый идеалом монашеского служения, Георгий поступил 17 марта 1895 года⁸⁵⁹ в славящийся строгостью устава Санаксарский Т емниковский монастырь Тамбовской епархии. Восходя от силы в силу, он прошел различные послушания, прежде чем 30 августа 1911 года был пострижен в монашество с именем Александр, в честь благоверного князя Александра Невского. 8 сентября того же года он был рукоположен во иеродиакона епископом Тамбовским и Шацким Кириллом (Смирновым) и 22 июля 1913 года – во иеромонаха. В монастыре исполнял обязанности казначея. В августе 1914 года был награжден набедренником.

Когда 20 февраля 1915 года скончался настоятель Санаксарского монастыря архимандрит Августин, то 27 мая 1915 года на общем собрании монашествующей братии настоятелем был избран иеромонах Александр. Решение братии было одобрено правящим владыкой архиепископом Кириллом (Смирновым) и утверждено Святейшим Синодом.

20 июля 1915 года, в день памяти пророка Илии, архиепископ Кирилл совершил литургию в храме Рождества Богородицы Санаксарского монастыря. Во время малого входа настоятель обители иеромонах Александр был возведен Тамбовским владыкой в сан игумена.

По окончании литургии архипастырь обратился к новопоставленному игумену и братии с таким напутствием:

«Приветствую вас, братие, с совершившимся признанием высшей церковной властью вашего единогласного избранного брата игуменом нашей обители. Святейший Синод утвердил ваше избрание, а нашею мерностию совершено сейчас на Божественной литургии и самое возведение отца иеромонаха Александра в сан игумена для управления обителью и руководства всех вас ко спасению. Приветствую и тебя, возлюбленный отец игумен Александр, с получением благодати на служение обители в качестве первого ее послушника, в качестве старца, который должен применять свой жизненный опыт, свое проникновение в уставы церковные и исторические, должен являть собою пример исполнения их и вести других ко спасению, должен день и ночь заботиться, чтоб ни одна из пришедших в обитель овец не была погублена хищным волком и не отдалилась бы от общей пажити. Быть может, найдутся люди, которые скажут: «Какое счастье отцу Александру: в столь молодых годах он уже игумен в обители старой, славящейся строгостью своего устава иноческого жития». Но говорить так можно только забывши слова Христовы: кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом (Мф. 20:26–27). Нет сомнения, что единодушное избрание тебя, молодого иеромонаха, на высокий пост настоятеля является внешним выражением всебратственного признания, что только молодость и сила могут послужить в должной мере осиротевшей обители. Как сильный, ты должен нести немощи братии, и твое настоятельство есть постоянный подвиг служения братии, обители, и через них – Христу Богу. Кто не одолел чего-либо в общем делании, ты должен доделать. Кто согрешил в чем, ты первый в ответе, так как не сумел удержать брата своего в служении истине. На этот подвиг служения братии напутствую тебя и желаю, чтоб Господь дал силу понести подвиг до конца твоей жизни на пользу и всех тех, кто будет приходить в обитель сию, ища духовного утешения.

Как же собственно править тебе врученным стадом? Ответ на это надо искать в Божием слове, в изучении тех порядков, какие апостолы Христовы дали первоначальной Христианской Церкви.

Если вдуматься в то, что такое монастырь, на что он нужен, – станет ясным, что монастырь существует для того, чтоб не исчезла из жизни людей та община Христова, которая существовала изначала. В книге Апостольских Деяний изображается первоначальное устроение этой общины. Там читаем о том, как жили первые христиане (2:42–46). Они пребывали в учении апостолов, в постоянной молитве и преломлении хлеба. Имели страх в сердце своем пред Богом, и много чудес и знамений совершалось среди них чрез апостолов. У всех все было общее: имения продавались, и вырученные деньги раздавались неимущим. Читая слова эти, начинаем понимать, откуда берет свое начало устав монастырской жизни, и с утешением видим, что первоначальное устройство Церкви Христовой в чистоте хранится именно в обителях. С течением времени жизнь христиан пошла по разным руслам. Пришлось христианам уклониться от общения в жизни, от единения в имуществе и молитве; характер первоначальной общины стал исчезать. А тут еще переходили в христианство многие из язычников и привносили с собой в уклад жизни свои привычки. Сторонясь этих привычек, ревнующие о Господе стали уходить в пустыню, где и созидали свои общины по примеру первых христиан. И с тех пор стоят монастыри как живые выразители первоначального устройства святой Апостольской Церкви. Там мир со своими делами и заботами, а тут братия с общим подвигом и молитвою, возращающими всех в мире, единодушии и любви.

Этот мир, единодушие и любовь выразительно сказались в вашей среде в единогласном избрании вами своего игумена. И да сохранится навсегда среди вас это великое сокровище. Пусть для этого каждый помнит, что в лице настоятеля вы имеете человека, от Господа поставленного быть свидетелем вашей совести. И хотя бы казалось кому-либо, что у некоторых своего опыта накопилось много, нужно гнать такие мысли как можно дальше. Апостол Павел писал Тимофею, тоже молодому: Никто да не пренебрегает юностью твоей. Ваш долг, братие, не считать годы, а помнить наставления апостольские и не пренебрегать тем, кого Бог поставил Своим первым слугою в обители. Ты же будь образом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте, не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук – священстве. О сем заботься, в сем пребывай, дабы успех твой для всех был очевиден, вникай в себя и в учение, занимайся сим постоянно, ибо так поступая и себя спасешь, и слушающих тебя (1Тим. 4:12–16)».

А далее митрополит Кирилл изрек пророческие слова:

«Но где люди, там и грех; и всякий грех в обители есть скорбь общины больше, чем скорбь грешника. В сегодняшнем Апостольском чтении апостол Павел пишет к коринфянам, как он сделал в свое время распоряжение об отлучении кровосмесника (см. 2Кор. 2:4–10). Ищи в этом наставления и себе, как поступить с нарушителями закона. Апостол отлучил кровосмесника от общения с христианами, но потом сам же просит их простить грешника и с общего согласия принять снова в общение. Так точно и ты должен поступать. Когда будешь встречаться с грехом, смотри на него как на скорбь не только личную, но и всей братии, а потому со всею братиею вместе приноси греху и суд, и прощение. Нужно, чтоб всякий согрешивший чувствовал, что он находится посреди братии, что тяжесть его греха несут и другие, страдающие за него, но любящие и готовые простить его. В этом залог исправления и спасения грешника. Так надо поступать по отношению к грехам явным; но у некоторых концы грехов хорошо бывают похоронены от постороннего взгляда. Пусть и не вылезает грех на соблазн общий, но для игумена он все-таки не должен быть тайной; напротив, к тайному греху должно быть приложено сугубое врачевание единоличным рассуждением игумена, который может и обличить грешника, если это нужно для общего спасения, а может и один понести с согрешившим его тяготу. Господь, немощная врачующий и оскудевающая восполняющий, укажет тебе, как в том или другом случае лучше воздействовать на своего брата. Особенно бережно относись к чести и достоинству тех из братий, которые носят священный сан: Обвинение на пресвитера не иначе принимай, как при двух или трех свидетелях. Так апостол заповедует Тимофею (1Тим. 5:19), а я – тебе. Внимай сему и так вразумляй и свое и братии спасение по мере сил твоих.

Вместе с духовным руководством, соблюдением устава церковного, лежит на игумене забота о пропитании, об имуществе и его сохранении и расходовании. Много поводов представляется в этом случае ко всяким пререканиям. Иногда немощь человеческая дает некоторым из руководителей предлог к тому, чтоб дать ослабу установлениям, что-либо пропустить по службе Божией и т. п. Но памятуй, что ты поставлен не на разрушение, а на созидание своей общины. Бог не есть Бог неустройства, но мира и порядка (см. 1Кор. 14: 33–40), и потому у тебя все должно быть благопристойно и по чину. Блюди чин церковный до конца со всяким страхом и терпением. И если в чем-либо произойдет упущение, возврати положение дела к должному порядку. Слышал ты, например, сегодня, как правился аллилуиарий после Апостола, так правь и всегда, чтоб во время чтения Апостола не развлекать внимание слушателей даже таким делом, как каждение. Когда читается Апостол, пусть все слушают его со вниманием; а после чтения, во время пения аллилуария, твори каждение, знаменуя тем, что мы насладились благоуханием апостольский наставлений и уповаем еще большего утешения от евангельского благовестия.

У вас устав в общине в общем хорошо блюдется. Но есть намерение у некоторых поспешать в чтении. Между тем, надо заботиться, чтоб всякое слово дошло до сердца слушающего. И на тебе, как настоятеле, лежит наблюдение, чтоб каждый чтец был заранее достаточно приготовлен к исполнению своего послушания. Особенно нужно следить за молодежью, у которой искушение поскорее отчитать действует особенно сильно.

Много работы для настоятеля предоставляет внешняя сторона монастырской жизни, и вот тут-то необходимо иметь меру попечи- тельности. Сегодня евангельское чтение представляет отрывок из той речи, какую говорил Христос книжникам и фарисеям. Они тоже руководили людей ко спасению, были учителями, и их Господь укорял за многие грехи, особенно же за то, что они были вождями слепыми. Вот это искушение будет лежать и на твоем пути. И да поможет тебе Господь Бог избежать его. У них забота о внешнем благополучии оказалась выше заботы о внутреннем состоянии. Старайся проникнуть в эти внешние условия жизни, найти меру – что принадлежит миру, и что должно принадлежать Церкви. Дай тебе Господь найти верный путь в этом распознании мирского и земного от небесного и духовного. Во внешнем обращении с братией будь со всеми ласков. Помни слова Господни: болий в вас, да будет якомний; и старей, яко служай и будет всегда не возлежай, но яко служай (Лк. 22:26–27), спокоен и терпелив.

Сам Сын Человеческий пришел на землю, чтоб послужить людям. И наш долг отдавать душу свою за врученных нашему попечению. Но такое благодушие не должно выражаться в уступчивости, искательстве и панибратстве. Ты должен нести свой Сан как сокровище, врученное Господом Богом, и оказываемую тебе честь должен прилагать не себе, а сану. Поэтому если и старец пожелает почтить твое игуменство особым поклоном, прими его как дань смирения не себе, а Господу Богу, и такую же честь окажи – во имя Господа – его старости. Братию младшую непременно благословляй всегда и забывшего просить благословение обрати к порядку, чтобы он помнил, что обителью управляет не человеческая сила, а сила Божия. Во всех затруднениях имей совещание со старшей братией и общим решением принимай тот или другой выход. Но если бы оказалось, что собственными силами не разрешите вы того или другого дела, ищи руководства у соседней старшей братии⁸⁶⁰, или у отца благочинного и, наконец, у своей епархиальной власти. Всякое новое дело предпринимай с разрешения этой власти. Многое хотел бы я говорить тебе и еще, но на нынешний день довольно.

Прими из рук моих внешний знак твоей власти – вот этот посох. Он должен напоминать тебе и твои права и обязанности. Как пастырь отгоняет от своего стада всякого хищного волка, так и ты должен всячески соблюдать вверенную тебе общину от злых человек. Помни при этом, что у посоха два конца и берегись грозного слова Господня, что раб тот, который знал волю господина своего и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много (Лк. 12:47). В этом напоминание тебе об ответственности на Страшном Суде. Не ослабевай же в молитве и подвиге...»⁸⁶¹

Служба продолжалась с 8 часов утра до 1 часа дня. Во время речи архиепископа Кирилла игумен Александр с братией стояли у амвона. Вручив жезл новопоставленному настоятелю, владыка благословил насельников обители приветствовать своего нового руководителя. Слово архиепископа Кирилла произвело на иночествующую братию и всех присутствовавших сильное впечатление. Владыка остался в святой обители на ночь, а утром 21 июля выехал в Казанский монастырь.

10 апреля 1916 года игумен Александр был награжден наперсным крестом, а 20 июля 1917 года – палицей.

Революционные события февраля и октября 1917 года игумен Александр не приветствовал. В марте 1918 года часть революционно настроенной братии во главе с иеромонахом Владимиром, заручившись у власти большевиков согласием на избрание нового игумена, восстала против своего настоятеля. Братия отстранила игумена Александра на основании того, что он «не признает советской власти», и избрала нового настоятеля – казначея иеромонаха Венедикта. Однако поскольку епархиальная власть не подержала подобных революционных действий, часть братии обратилась к гражданской власти за поддержкой. И нашла ее, взамен на... выплаченные монастырем контрибуции.

Устного заявления трех граждан (иеромонаха, послушника и милиционера) о контрреволюционности игумена Александра было достаточно для принятия решения об его аресте. Народный военно-революционного трибунал Темниковского уездного Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 14 (27) марта 1918 года постановил: «Сего числа в Военно-революционный трибунал явились иеромонах Санаксарского мужского монастыря Владимир, послушник того же монастыря Константин Васильевич Козлов и красноармеец находящийся при монастыре Гавриил Афонин и заявили, что настоятель вышеупомянутого монастыря игумен Александр позволяет себе оскорбительно высказываться по адресу советской власти и вообще проявляет контрреволюционные выходки, в виду чего трибунал ПОСТАНОВИЛ: подвергнуть игумена Александра задержанию при отдельной келье, сдав под охрану красноармейца, произведя об этом немедленно дознание. Задержание поручить начальнику штаба красноармейского отряда»⁸⁶².

Через несколько дней начальник штаба сообщал в Темниковский Военно-революционный трибунал, что «игумен Санаксарского монастыря Александр задержан и содержится при отдельной келье монастыря под надзором красноармейца»⁸⁶³.

Уже после принятого постановления ревтрибунала об аресте игумена Александра в Темниковский Совет солдатских, крестьянских и рабочих депутатов поступило «от послушников Санаксарского монастыря» «заявление» (а по содержанию – откровенный донос), датированное 16 марта ст. ст. (29 марта н. ст.) 1918 года: «Имеем честь заявить оному Совету, что нашего монастыря игумен Александр будучи неизменным монархистом настоящее народного правление в лице Совета называет хулиганским, а представителей его: комиссара Пономарева, председателя совета Лебедева называет негодяями, мошенниками, разбойниками и нечестными людьми, преступниками, беззаконниками, захватчиками власти, вообще по его мнению весь Совет заслуживает самого строгого наказания.

Ждет с нетерпением возвращения на престол Николая 2-го, в крайнем случае, правления кадетского или же Вильгельма, при посредстве которых будет уничтожено настоящее советское правление, о чем внушает игумен Александр и своим друзьям и знакомым»⁸⁶⁴.

Подписали этот донос два послушника (Константин Козлов и Андрей Носов). Для безбожной власти достаточно было и подобного формального обоснования ареста настоятеля обители. Примечательно, что это заявление было составлено уже после того, как с братией беседовал благочинный церквей г. Темникова протоиерей Димитрий Поспелов, сообщивший братии монастыря о решении епархиальной власти запретить в служении иеромонаха Венедикта и восстановить в правах игумена Александра до завершения расследования епархиальным судом.

Поскольку архиепископ Кирилл (Смирнов) находился на Поместном Соборе, об обстоятельствах случившегося в Санаксарском монастыре владыке Кириллу 18 марта ст. ст. (31 марта н. ст.) сообщил особым письмом благочинный церквей г. Темникова протоиерей Димитрий Поспелов:

«Ваше Высокопреосвященство, милостивейший Архипастырь и отец.

Настоящею докладною почитаю долгом довести до сведения Вашего Высокопреосвященства о нижеследующем. Вследствие телеграфного распоряжения Консистории от 14 сего марта мне пришлось быть в Санаксарском монастыре для объявления об устранении монастырского казначея о. Венедикта от должности и о запрещении его в священнослужении. Объявлено распоряжение во время трапезы. Монашествующие были в полном сборе. После прочтения телеграммы, на вопрос, что же делать, раз монастырем устранен игумен о. Александр и вместо него избран о. Венедикт, я позволил себе ответить, что впредь до суда следует восстановить в правах о. Александра и предоставить исполнение казначейских обязанностей новому лицу вместо о. Венедикта. Иеромонахи, устраненный Венедикт, Корнилий, Памва, Владимир, иеродиакон Никодим и др. тут же выразили нежелание подчиниться велениям телеграммы в вопросе об устранении казначея. О. Корнилий назвал распоряжения епархиальной власти неправильными, а о. Владимир высказался, что ныне не такое время, чтобы против воли монастыря могла идти епархиальная власть.

Беда в Санаксарском монастыре появилась вместе со вступлением во власть по гор. Темникову и его уезду представителей большевизма. Игумен Александр не приветствовал большевиков. Такое отношение его не понравилось большевистской власти. Этим и воспользовалась недовольная часть монашествующих, чтобы освободиться от о. Александра, заручившись от большевиков согласием на избрание нового игумена.

О. Александр сейчас находится в строгом одиночном заключении, в нетопленой келье и без горячей пищи. Сделано это по распоряжению о. Венедикта. О положении о. Александра пишу со слов посланца иеродиакона Филарета. Объявление последнего распоряжения епархиальной власти ухудшило жизненные условия узника. Попытки сделать что-либо в пользу его разбиваются о те дары, которыми пользуется большевизм наш от новых распорядителей средствами монастыря. С 1-го марта по 14-е, как передано иеромонахами, эти дары выразились в сумме 14 000 руб., помимо наложенной на монастырь контрибуции в несколько десятках тысяч рублей.

Положение Санаксарского монастыря сейчас можно охарактеризовать словами: беспорядок в управлении и разорение в материальной и нравственной областях. Если бы не сами монашествующие, всего этого пока можно было бы избежать.

Большевистская власть по гор. Темникову всецело занялась контрибуциями. За невзнос денег – тюрьма и распродажа имущества. В число обложенных контрибуцией включено и духовенство. Насколько известно, священники обязаны внести по несколько тысяч рублей. Конечно, при Темниковской бедности, этих денег не найдется ни у кого из духовенства, и для него тюрьма и потеря последнего скарба в самом ближайшем времени станут печальною очевидностью.

Сообщая о сем последнем, я ничего не имею в виду, кроме возможной помощи от Вашего Высокопреосвященства для подведомого Вам Темниковского духовенства в его тяжелом положении»⁸⁶⁵.

Постановлением от 6 апреля Военно-революционный трибунал поручил расследовать дело об игумене Александре члену трибунала Сусленникову и секретарю А. Лебедеву. 9 апреля 1918 года вследствие постановления от 27 марта с. г. (об аресте игумена Александра) и «на основании заявления монахов Санаксарского монастыря» состоялось следствие по делу «о контрреволюционере игумене Александре».

Иеромонах Владимир на следствии показал, что «игумен Александр постоянно против советской власти выражался оскорбительно, власть эту называл разбойничьей шайкой и на все просьбы монахов не говорить ничего этого, а [что] нужно подчиниться власти, он заявлял, что это не ваше дело, и не отпирал даже ворота начальству советской власти. Игумен Александр – страшный монархист и желает опять воцарения Николая»⁸⁶⁶.

Послушник Константин Козлов добавил, что игумен Александр «ведет себя вызывающе, не усмиряется, стращает всех монахов, говоря, что всех вас разгоню за признание советской власти».

Казначей иеромонах Венедикт показал, что «игумен Александр человек суровый – обращения с монахами был самого сурового, советскую власть не признает». Послушник Андрей Носов заявил, что игумен Александр «возмущал монахов возстать против советской власти, называя их хулиганами, сам ведет себя хулиганом. На все просьбы монахов подчиниться власти Советов, говорил, что это не ваше дело»⁸⁶⁷. Иеромонах Корнилий показал, что настоятель «вел себя возмутительно против советской власти и на его просьбы впустить начальника советской власти для переговоров говорил, что не пущу, не ваше дело»⁸⁶⁸.

Сам игумен Александр объяснил, что никогда против советской власти ничего не говорил, советскую власть признает и подчиняется – и дает честное слово никогда не выступать, обвинение против него возбуждено ложно – по враждебным обстоятельствам»⁸⁶⁹.

После этого представителем ревтрибунала были допрошены пять человек из братии, которые высказались «за удаление из Санаксарского монастыря игумена Александра как вредного человека, объяснили, что жизнь с ним невозможна»⁸⁷⁰. Таким образом, эта часть братия не просто нарушила канонические нормы, обратившись в светский, а не в церковный суд, но и самым недвусмысленным образом выступила против епархиальной власти.

В результате «следствия», ревтрибунал постановил: «ярого контрреволюционера игумена Санаксарского монастыря Александра как не признающего советскую власть выслать из этого монастыря, о чем и сообщить Тамбовской духовной консистории, просить ее немедленно, дабы не увеличились обостренные отношения всей братии с игуменом Александром, перевести в какой-либо другой монастырь и о последующем уведомить трибунал»⁸⁷¹.

Вскоре комиссар внутренних дел Темниковского уезда уже сообщал в Темниковский уездный ревтрибунал, «что игумен Санаксарского монастыря Александр из Санаксарского монастыря, а равно из гор. Темникова выслан в город Тамбов в распоряжение Духовной консистории 9 сего июня, причем копия дополнительного приговора трибунала от 8 июня для представления в консисторию выдана игумену Александру на руки»⁸⁷².

Будучи переведен на Бакинскую, а затем на Казанскую кафедру, владыка Кирилл (Смирнов), к тому времени уже митрополит, не забыл гонимого собственной же братией игумена. В июле 1920 года митрополитом Кириллом отец Александр был назначен настоятелем Свияжской Макарьевской пустыни, а затем – наместником Седмиезерной пустыни с возведением 7 апреля 1922 года в сан архимандрита.

Архимандрит Александр активно выступал против обновленчества, не признав самочинного митрополита Алексия (Баженова) и его «епархиальное управление». Вместе с братией пустыни он возражал против изъятия церковных ценностей.

К 1928 году пять из шести монастырских храмов были закрыты. Оставленный верующим Вознесенский храм действовал в качестве приходской церкви. Здесь и служил архимандрит Александр с двумя помощниками – иеромонахами Мартирием и Вениамином.

Иеромонах Вениамин (в миру – Василий Семенович Кошурин, родился в 1883 году в семье крестьян Костромской губернии, обучался в начальном училище) поступил в Седмиезерный Богородицкий монастырь 15 июня 1909 года. Был пострижен в монастыре и там же принял сан иеродиакона, затем – иеромонаха.

31 октября 1928 года архимандрит Александр, иеромонах Вениамин и иеромонах Мартирий были арестованы.

Допрошенный в качестве свидетеля монах Седмиезерной пустыни Палладий (Степанов) заявил, что архимандрит Александр «не хотел платить в Казанский РИК за помещения, занимаемые монахами, вследствие чего за монастырем получалась большая задолженность. Когда мы спрашивали, почему он не платит деньги за помещения Казанскому РИКу, он говорил, что соввласть не признает и деньги платить не будет, так как со своей стороны считает, что соввласть не имеет права брать деньги за монастырские помещения. Тех монахов, которые не подчинялись ему, он неоднократно намеревался изгнать из помещений, на что монахи указывали ему, что они живут не в его здании, а в советском...»⁸⁷³

Дали показания и лжесвидетели из мирян:

«После ликвидации Седмиозерского монастыря в нем остались для исполнения треб бывший игумен – архимандрит Александр и два его помощника: иеромонахи Мартирий и Вениамин. Эта ликвидация им, конечно, не особенно понравилась, и они стали искать возможности к сохранению монастырских церквей... Уговаривали нас не отдавать церкви соввласти опечатывать, потому сами не хотели расставаться с монастырем и уезжать из слободы; при их участии и непосредственном руководстве женщины перенесли все ценности из собора в отведенную для треб церковь, взяли все, оставив в соборе только голые стены; монахи говорили, что ничего власти отдавать не надо, что власть состоит из богохульников и что нужно противопоставить себя власти, они все равно силой брать не будут и против организованных ничего не сделают... сейчас закрыли монастыри, а затем закроют и церкви, и где вы, крестьяне, будете молиться?., в конце концов, перейдете к нехристям и антихристам, которые приедут опечатывать ваши храмы. Так и случилось: приехала милиция, но женщины не дали опечатать, и милиция вынуждена была уехать. После отъезда архимандрит Александр и два его ближайших сподвижника стали говорить, что нужно крепко стоять за церковь, и тогда власть ничего не сможет сделать, оружием разгонять не будут, а церковь вы сохраните. При этом стали проводить с крестьянами беседы против власти, уговаривали крестьян, чтобы они приняли меры к сохранению церквей и постояли за веру, ссылаясь на то, что власти от антихриста и ими руководит дух антихриста, который предлагает все храмы закрыть, а верующих превратить в басурман...»

1 ноября на допросе архимандриту Александру было предъявлено обвинение в систематическом ведении среди крестьянства антисоветской агитации и пропаганды, направленной к возбуждению масс против мероприятий соввласти». 14 ноября на постановлении о привлечении его в качестве обвиняемого по ст. 58/10 УК он написал: «Читал, считаю себя невиновным. Архимандрит Александр». А 17 ноября 1928 года подписал протокол допроса: «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю. В чем и расписуюсь. Архимандрит Александр».

Обвинительное заключение было составлено 31 декабря 1928, и дело передано на рассмотрение Особого Совещания при Коллегии ОПТУ, которое 29 марта 1929 года вынесло приговор: архимандрита Александра «заключить в концлагерь сроком на три года». Вместе с ним были осуждены иеромонахи Мартирий и Вениамин, так же стойко державшиеся на допросах и не признавшие обвинений, выдвинутых против них.

С первым отходящим этапом через Бутырскую тюрьму архимандрит Александр был отправлен в Соловецкий монастырь особого назначения (СЛОН)⁸⁷⁴.

Когда окончился лагерный срок, постановлением того же ОСО при Коллегии ОГПУ от 12 ноября 1931 года исповедник архимандрит Александр был выслан на Урал и находился в ссылке до 30 октября 1934 года. При этом он переписывался с митрополитом Кириллом и имел с ним даже несколько встреч.

После ссылки архимандрит Александр, возможно, по приглашению епископа Яранского Димитрия (Поспелова)⁸⁷⁵, знакомого ему еще по Тамбовской епархии (тогда он был благочинным церквей гор. Темникова), выбирает для места поселения Кировскую область, и 5 августа 1935 года его назначают настоятелем церкви в село Сретенское Кировской области. В том же году архимандрит Александр был перемещен настоятелем к Петропавловской церкви села Соболево Санчурского р-на Кировской области, где служил до 30 ноября 1937 года. Митрополита Сергия (Страгородского) архимандрит Александр не поминал.

В 1937 году, не снимая сана, он поступил на работу в Санчурское лесничество рубщиком леса и проработал в лесничестве до 1950 года, тайно исполняя монашеское правило и совершая богослужения.

Сохранилась фотография архимандрита Александра, крепкого и красивого старца, на которой он запечатлен в лесу на заготовке дров. Фотография была предназначена известной и почитаемой в народе казанской старице Домне. На обороте фотографии рукой архимандрита Александра было надписано: «В молитвенную память дорогой старице Домнушке от инока рабочего А. 29-го июня 1952 года. Снимался 24-го июня 52 года на заготовке для зимы дров. Это дерево имеет толщины 25-ть вершков, которую распилил и расколол этого числа, т. е. 24-го июня. Тут пила и колотушка».

Проживая в селе Соболево на покое, архимандрит Александр служил тайно и окормлял духовных чад. Он признал избрание патриарха Алексия (Симанского) каноничным и поэтому вошел в юрисдикцию Московского Патриархата.

В послевоенные годы он восстановил связи с прежними казанскими и седмиезерскими знакомыми, среди которых и бывший насельник Седмиезерной пустыни иеромонах Вениамин, который после ссылки возвратился в Казань на поселение, где в 1940 году был вновь арестован и сослан. С 1950-х годов иеромонах Вениамин вновь вернулся в Казань и принял схиму с именем Серафим. Тогда же возобновились его переписка и встречи с архимандритом Александром. Служить в церкви (а в то время в Казани действовали кладбищенская церковь Ярославских чудотворцев и Никольский собор) схииеромонаху Серафиму не разрешали, и старец утешался только выниманием частиц из просфор. Именно отец Серафим сохранил святыню Седмиезерной пустыни – чудотворную Седмиезерную икону Божией Матери, которую позже передал в кладбищенский храм. Схииеромонах Серафим спас и часть мощей преподобного старца Гавриила (Зырянова).

От переписки архимандрита Александра со схииеромонахом Серафимом сохранилось удивительное письмо, в котором раскрывается чудный духовный мир старца Александра:

«Милость Божия буди с Вами!

Многоуважаемый мой авва о. Серафим! Первое мое пожелание – желаю Вам быть здоровеньким, наипаче душевного спасения. Неоднократно прочитав Ваше письмо, весьма рад был, что Вы приняли такое путешествие по главным святым местам. Мне представляется, будто и я с Вами путешествовал, как Господь удостоил меня в юных летах 15-летним юношей путешествовать в Киев. Вышел с родины 1 января в 1891 году⁸⁷⁶ и до 23 апреля 4 месяца паломничал пешком, начиная с Задонского монастыря, а потом Воронеж, по пути – Ахтырский женский монастырь. В Лубны – ко святителю Афанасию, в Белград (Белгород) – ко святителю Иоасафу, потом в Переяславль – ко святителю Макарию, в Чернигов – ко святителю Феодосию, потом в Киев – во святую Богосозданную Печерскую Лавру и в прочие киевские монастыри, которые и Вы посещали. Также и в Москве был в Кремле и на служении Святейшего Патриарха Тихона в Храме Христа Спасителя, где удостоился принять от него благословение.

Так мы с Вами счастливцы на сей святой земле. Господь удостоил нас с Вами быть в вечном блаженстве нераздельными, еще приношу Вам великую благодарность за Ваши заботы обо мне, больном старике, и дорогие подарки, и гостинцы. Я Вам посылаю: подрясник, – носите его на доброе здоровье, также ряску, пару белья, грибов, сушеной малины, солоду для кваса, – пейте на доброе здоровье; просфору Вам, Домнушке, и Марии. Шлю благословение Божие – прощальное – Вам и прочим духовным чадам нашим: Домнушке, Марии, если возможно мат[ушке] Варваре, м[атушке] Иувеналии, Тихону Ивановичу, Ивану Михайловичу Горшкову, Анне Барановой⁸⁷⁷, мат[ушке] Вере, м[атушке] Ангелине и всем прочим знающим нас. О себе пишу Вам – здоровье мое по уклону [движется] к праотцам, к чему и готовлюсь. 29 мая сего года в среду в час ночи в тонком сновидении видел митрополита Владыку Кирилла в ряске[,] в клобуке, очень благодушным. Сказал мне: поедем. Подъехал один, сидя на тарантасе с впряженной парой коней величественных, и сказал мне[:] садись. И поехали мы с ним к озеру нашей пустыни Седмиезерной. И ехать нельзя по случаю разлива [реки], и я коней выпряг и пошел с ними к задним воротам. Открыта была только калитка, и мне пришлось с этими конями идти в калитку[,] и чуть меня они не затоптали. И прошел благополучно, и кони исчезли, и иду мимо номеров[,] где жили временно дачники, и вдруг подбегают две монашенки [-] мать Виталия⁸⁷⁸ и мать Евдокия⁸⁷⁹, как они обе в ссылке Вл[адыке] Кириллу служили, и ведя меня под руки[,] запели – осьмаго гласа 8-ю песнь, Осмогласник «Мусикийским органом согласующим, и людем безчисленным поклоняющимся образу в Дейре»⁸⁸⁰... Конец сновидения. 2-е сновидение в эту ночь 29 мая в 4-ре часа утра: видел Владыку Германа Ряшенцева⁸⁸¹, Вы его знаете, он обнял меня[,] и я с ним прощался[,] и очень плакал[,] и сказал ему[:] больше мы с Вами, Владыка, не увидимся. Сон кончился. Пишу Вам эти сновидения[,] дорогой мой авва[,] [ибо] эти святители передали мне из загробной жизни великое утешение и надежду на будущее пребывание. Я считаю[,] после их посещения меня[,] грешного[,] особенным возрождением подкрепляющим меня в немощах моих, я считаю себя счастливцем, живу при такой тишине и благодушии.

Вам скажет все податель сего письма насчет помина. Я записал себя о здравии, Влад[ыку] Кирилла и епископа Димитрия⁸⁸² – у Сергия Троицы – на вечное поминовение. Если Владычице угодно будет[,] желательно и в Почаеве записать. О[тца] архим[андрита] Августина⁸⁸³ и себя, по смерти моей, если не придется меня отпеть дома, то отпойте, ще Вам благорассудится. А землицу привезете на мой прах. Помин делайте о моей душе на Ваше благоусмотрение. Простите. Ваш горячо любящий о Господе сомолитвенник архимандрит Александр. 25-го августа 1958 года.

Добавляю: Вы были у Сергия Троицы, может, запомнили[,] как звать наместника Лавры, напишите мне, необходимо его знать имя»⁸⁸⁴.

После ухода из лесничества архимандрит Александр проживал на покое в селе Соболеве, окормляя своих духовных чад.

По их воспоминаниям, отец Александр был истинный подвижник, молитвенник, высокодуховный старец, имеющий несомненный дар прозорливости. Он тихо и смиренно жил в маленьком домике рядом с церковью, напротив колокольни. Одна из его духовных дочерей рассказывала: «Он жил так, что у него и на койке-то ничего не было. Единственно, фуфайка была. И вот хоть укутывайся, хоть в голову клади... Он, верно, все в молении был, а не во сне»⁸⁸⁵.

Другая духовная дочь архимандрита Александра, проживавшая в Казани, свидетельствовала о его прозорливости. Однажды после посещения своего духовного отца ей предстояло возвращаться поздним вечером лесом до другого селения. При прощании архимандрит Александр протянул ей краюху хлеба, а на вопрос: зачем ей, если она сыта, ответил: «Отдашь тому, кого встретишь». В лесу ей навстречу выбежал волк. Вначале она испугалась, но вдруг вспомнила слова старца и протянула хлеб волку. И волк ее не тронул.

Архимандрит Александр почил в Бозе 14 августа ст. ст. (27 августа н. ст.) 1961 года. Погребен старец был в селе Соболево, где прожил 26 лет.

О последнем времени и кончине архимандрита Александра сохранилось воспоминание его духовника игумена Димитрия (Роженцова), отпевшего старца по благословению епископа Кировского и Слободского Поликарпа (Приймака), и составившего 1 октября 1961 года краткое жизнеописание архимандрита Александра: «...жил на покое, имел свой дом, занимался душеспасительной жизнью, и поучал верующих ко спасению души, и был великий молитвенник, имел любовь к человекам; по великим праздникам служил литургию, часто причащался Христовых Таин. Духовником ему был игумен Димитрий села Корляки Санчурского района. Наконец, на 86-м⁸⁸⁶ году жизни архимандрит Александр 20 июля 1961 года служил литургию, как хорошо и радостно пел, читал, все уже окончил. Обед был приготовлен, [архимандрит) Александр вышел в чулан... и там его ударил паралич в правый бок, рука и нога отнялись, сам ходить уже не мог, только с помощью посторонних. Более всего уже лежал, но говорил. 13 августа ударил второй раз паралич, 14 августа помер в 9 часов вечера тихой христианской кончиной. По назначению епископа Поликарпа совершил отпевание игумен Димитрий, вечером была всенощная, утром в 9 часов отпетие. Народу было очень много, на руках несли до кладбища более версты... Скончался дорогой мой друг и собеседник архимандрит Александр, вечная ему память. 18 августа отпетие было монашеское полное, как все полагается, с певчими, после отпетия панихида»⁸⁸⁷.

К сожалению, ни благочинный протоиерей Л. Медведев, ни протоиерей А. Бородин, служивший неподалеку от села Соболева, об архимандрите Александре очень многого не знали и сообщить о нем на запрос епископа Поликарпа ничего не могли, поэтому и было составлено краткое житие.

За могилой ухаживали духовные чада старца Александра. Почиталась могила архимандрита Александра и катакомбниками, теми, кто не признавал советских паспортов и легальной Церкви. Известны случаи чудотворений как при жизни старца, так и после его блаженной кончины. Архимандрит Александр издавна почитается Казанской, Вятской, Саранской и Марийской епархиями.

В 2001 году были обретены цельбоносные мощи преподобно- исповедника Александра, которые теперь почивают в Санаксарском монастыре, и он был прославлен в лике святых⁸⁸⁸.

Автор посчитал необходимым поместить в Приложении две статьи, одна из которых посвящена экклезиалогическим и этикоканоническим воззрениям митрополита Кирилла, а другая – описанию светской и церковной историографии о взаимоотношениях правой оппозиции и митрополита Сергия (Страгородского).

Первая статья представляет собой доклад, прочитанный в ноябре 2001 года в Сэнтендре (Венгрия) на конференции «История Русской Православной Церкви в XX веке».

Вторая статья была опубликована в 2000 году в альманахе «Нестор».

Роль священномученика Кирилла в истории Русской Церкви XX века до недавнего времени была явно недооценена. Между тем оказывается, что воззрения этого церковного иерарха могут послужить историческому и богословскому осмыслению трагического пути Русской Церкви в минувшем столетии. Мысли и суждения владыки Кирилла в области экклезиологии, христианской этики и применения канонических норм позволяют нам через историко-богословскую ретроспекцию увидеть возможные пути уврачевания трагической разделенности Русской Церкви, длящейся уже более 60-ти лет.

Прежде некоторая статистика. Митрополит Кирилл был расстрелян в 1937 году в возрасте 74 лет. 37 лет выпало прожить этому великому русскому иерарху в XIX веке, 37 лет – в XX. В первые 37 лет уложились мирное детство, юность, студенческие годы и пастырское служение. В последующие 37 лет ему довелось принять монашество, стать главой Урмийской Миссии в Персии и архиереем. При советской власти пришлось прожить 20 лет, но из них менее трех лет – на свободе, а 17 лет – в тюрьмах, лагерях, ссылках. Казнен священномученик Кирилл был в ночь с 20 на 21 ноября н. ст. 1937 года (в навечерие Михайлова дня) в 24 часа.

Владыка Кирилл, несомненно, являлся одним из достойнейших иерархов своего времени, столпом Православия, святителем, подвиг веры и служение которого можно поставить в один ряд с подвигами святителей Афанасия Великого, Никифора Цареградского и подобных поборников Православия.

Митрополит Кирилл канонизирован и РПЦЗ и РПЦ МП. Имя его свято и для представителей катакомбного движения (не говорю о таких маргинальных исключениях, как т. н. архиепископ Готфский Амвросий (Сиверс), претендующий на преемство от ИПХ).

Без сомнений, церковная позиция митрополита Кирилла воспринималась и правой оппозицией, и последователями митрополита Сергия, и светской властью как особая, не совпадающая с позицией других правых течений. Последователей митрополита Кирилла называли «кирилловцами». Они составляли умеренную оппозицию митрополиту Сергию. Не зря же часть православных зилотов упрекали митрополита Кирилла (даже в 1934 году) в «чрезмерной осторожности»⁸⁸⁹. Отмечал особенность позиции своего оппонента и митрополит Сергий (так, в постановлении о предании митрополита Кирилла суду, фигурирует обвинение во «вступлении в общение с обществом, отделившемся от законного церковного священноначалия»⁸⁹⁰, а не обвинение в расколе). Признавали особенность церковной позиции митрополита Кирилла и светские власти. В следственных делах фигурирует упоминание направления, связанного с именем митрополита Кирилла, как «кирилловское патриаршее», наряду с «иосифлянским» или «даниловским»⁸⁹¹.

Митрополит Кирилл прекратил церковное общение с митрополитом Сергием в результате несогласия с его администрированием, которое воспринималось как узурпация не принадлежащих ему прав и как «спорный эксперимент», особенно в области церковно-административного управления (подразумевалось учреждение Временного Патриаршего Священного Синода без согласования с патриаршим местоблюстителем, поспешные прещения на оппонентов, издание постановления от 6 августа 1929 года и пр.). Как отмечал протоиерей Иоанн Мейендорф, не митрополит Сергий первым начал политику поспешных запрещений, ее начали обновленцы («лишив сана» самого патриарха Тихона) и григориане. Но «восприняв эту практику раскольников, – продолжал протоиерей Иоанн Мейендорф, – митрополит Сергий возобновил худшие – и отнюдь не «тихоновские» – черты старого бюрократического централизма»⁸⁹².

Как мне представляется, несогласие митрополита Кирилла с деятельностью митрополита Сергия коренилось не в области воззрений на вопрос церковно-государственных отношений (не в области отношения к Декларации 1927 года), а в области, скорее, этической. И это несмотря на то, что по смыслу разногласие заключалось в разности воззрений митрополита Кирилла и митрополита Сергия на характер администрирования заместителя патриаршего местоблюстителя и объем его полномочий. Митрополит Кирилл, как вождь умеренной оппозиции, придавал вопросу административного управления (т. е. каноническому вопросу) характер вопроса этического, рассматривая при этом этический вопрос как часть экклезиологической проблемы.

В настоящем докладе мне хотелось бы остановиться на том, как экклезиологические и этико-канонические взгляды митрополита Кирилла отражались в его воззрениях на церковно-административную ситуацию и церковно-государственные отношения 20–30-х годов.

Для кого-то будет странным такое словосочетание «этико-канонические воззрения». Что это такое?

Если обратиться к истории канонического права, то можно вспомнить, что в основе большинства канонов лежат христианские этические нормы, выработанные святыми отцами, Вселенскими и Поместными Соборами применительно к конкретным церковным ситуациям. Таковы Апостольские правила, правила святителя Григория Неокесарийского, Петра Александрийского, Василия Великого, других святых, чьи этические трактаты вошли в канонический сборник Иоанна Схоластика, в Номоканон, а затем и в Книгу правил, в качестве церковных канонов. Для нас очевидно; что именно христианская этика являлась одним из важнейших источников формирования свода канонических норм в эпоху Вселенских Соборов.

Отношение митрополита Кирилла к канонам – есть отношение, хорошо характеризуемое известным библейским речением: «буква мертвит, а дух животворит». Отсюда становится понятным призыв митрополита Кирилла к заместителю патриаршего местоблюстителя: «Не злоупотребляйте, Владыко, буквой канонических норм, чтобы от святых канонов не остались у нас просто каноны. Церковная жизнь в последние годы слагается и совершается не по буквальному смыслу канонов».

Эту глубокую мысль, которая ныне представляется общим местом в рассуждениях историков и канонистов о церковной ситуации 20–30-х годов XX века, следует пояснить. Ведь в рассуждениях владыки Кирилла о правоприменительной церковной практике раскрываются особенности его экклезиологических воззрений, и, в частности, становится понятной его позиция по вопросу о церковной власти в Русской Церкви.

И здесь мы должны сформулировать первую особенность экклезиологических взглядов митрополита Кирилла – это его отношение к канонам как к этическим нормам, освященным авторитетом и мудростью святых отцов, а не как к механическим универсальным регуляторам всякой церковной ситуации. Некоторые аспекты чрезвычайно беспрецедентной церковной ситуации, сложившейся в Советской России, не разрешаются на основании канонических правил. Отсюда призыв к митрополиту Сергию не злоупотреблять «буквой канонических норм, чтобы от святых канонов не остались у нас просто каноны» (письмо 2). По собственному признанию священномученика Кирилла, ему важно «растопить лед диалектически-книжнического пользования канонами и сохранить святыню их духа» (2). «Как бы ни подчеркивали Вы строгость суждения канонов, на какие ссылаетесь, в обличение непослушных Вам, – писал священномученик Кирилл, – Ваши толкования производят малое впечатление и на непослушных и на все церковное общество, совершенно перестающее доверять диалектической канонике, развившейся у Вас до ужасающих размеров с появлением обновленчества»⁸⁹³.

Характерно, что уже здесь владыка Кирилл говорит об «обновленчестве» митрополита Сергия, но обновленчество это заключается для митрополита Кирилла не в Декларации 1927 года, а в «каноническом буквализме», на основании которого происходит узурпация церковной власти. Митрополит Кирилл напоминает, что именно на основании церковных канонов обновленческим собором был осужден патриарх Тихон.

В том же втором письме (отзыве) от 10–12 ноября 1929 года митрополит Кирилл приводит конкретный пример вынужденного отхода церковного общества от буквы канонических установлений в силу церковной необходимости и целесообразности. «Самый переход патриарших прав и обязанностей к митрополиту Петру совершился в небывалом и неведомом для канонов порядке, – пишет владыка Кирилл, но тут же приводит важный этико-экклезиологический аргумент в пользу легитимности подобной вынужденной меры: – «Церковное сознание восприняло этот небывалый порядок как средство сохранения целости патриаршего строя, считая последний главным обеспечением нашего православного бытия, особенно ввиду обновленческого отрицания идеи Патриаршества» (2). Итак, санкция Полноты Церковной или, как пишет митрополит Кирилл, церковного сознания есть фактор легитимизации «внеканонического» решения Поместного Собора, санкционировавшего право патриарха Тихона на назначение им местоблюстителей патриаршего престола.

Для сохранения канонического устроения Церкви церковное сознание готово примириться с необходимостью отступить от нормативного канонического запрета на прямое указание патриархом своего преемника. Но поскольку церковное общество санкционировало такое послабление, оно же должно явить механизм контроля за тем, чтобы не произошло злоупотребления послаблением, чтобы вынужденный, ради блага церковного, компромисс не обернулся церковной бедой. Церковным благом в данном случае является сохранение преемственности и неповрежденности патриаршего строя Русской Церкви, церковной бедой – отказ от патриаршества, рецидивы синодальной системы управления Церковью. Именно внеканоническая (не говорю – неканоническая) чрезвычайность правопреемства митрополита Петра (а через него и митрополита Сергия) обусловили, по мнению митрополита Кирилла, «насторожившийся контроль над церковными верхами» со стороны церковного общества. Отсюда и болезненная реакция ревнителей Православия на всякие сомнительные действия, которые появляются в результате такой внеканонической ситуации. Ведь если чрезвычайная мера, принятая в обход канонов, приводит к отходу от канонического строя Церкви, неприемлемым церковно-административным новшествам и т. д., то у церковного общества возникает вопрос – а зачем была чрезвычайная санкция Собора, если она привела не к сохранению канонического церковного строя, а к его упразднению или умалению? «Этой психологии церковного общества, – продолжал митрополит Кирилл, – Вы не могли не знать и не должны были в деле временно доверенного (выделено мной. – А. Ж.) Вам управления Церковью прибегать к спорным экспериментам; или же должны были тотчас же отказаться от них, как только получили засвидетельствование их спорности, чтобы не стать тем, чем Вы теперь стали, т. е. главным виновником все более усиливающегося пожара церковного бесчиния».

Итак, введение Временного Патриаршего Синода – есть, по мнению Казанского святителя, спорный эксперимент, который привел к церковному бесчинию. Здесь бесчиние следует понимать не в метафорическом, а в прямом и непосредственном смысле – «бесчиние», т. е. упразднение иерархического единоначалия митрополита Петра мерами и рассуждениями митрополита Сергия, мыслящего себя исполняющим] должность] местоблюстителя, а не заместителем его. Такие схоластические рассуждения митрополита Сергия выявляют в нем неизбывную синодальную закваску, характеризуя как яркого представителя синодальной церковной бюрократии. Эту «игру слов» и критиковал митрополит Кирилл.

Вообще, экклезиологические воззрения митрополита Кирилла, если взять статическую их составляющую и отвлечься от некоторой естественной эволюции отношения к деятельности митрополита Сергия, характеризуются 10-ю основными особенностями. О первой уже было сказано.

Вторая – это приверженность идее патриаршего управления Русской Церковью. Не зря движение единомысленного митрополиту Кириллу духовенства называли «кирилловским патриаршим». Владыка Кирилл отстаивал решения Поместного Собора о таких формах соборности в церковно-административном управлении, которые не устраняют единоличности управления Церковью, а следовательно, и ответственности за это управление.

Третья особенность экклезиологических воззрений митрополита Кирилла находится в плоскости отношений митрополита Кирилла и митрополита Сергия. Это признание митрополита Сергия заместителем патриаршего местоблюстителя, с одновременным отказом считать полномочия заместителя патриаршего местоблюстителя равными полномочиям самого местоблюстителя: а также особенность характеристики административной деятельности митрополита Сергия,

Митрополит Кирилл признает митрополита Сергия заместителем местоблюстителя, что видно и из соответствующего его обращения к митрополиту Сергию, однако идентифицирует учредительную (создание Временного Патриаршего Синода) и репрессивную (запрещение инакомысленных епископов) церковно-административную деятельность митрополита Сергия, не согласованную с митрополитом Петром, как узурпацию не принадлежащих заместителю местоблюстителя прав.

Собственно, в начале своего первого письма митрополит Кирилл определил характер разногласий своих и митрополита Сергия как несогласие с административно-церковной деятельностью заместителя патриаршего местоблюстителя, который, по убеждению митрополита Кирилла, то своим правам не может равняться с тем, кого он замещает, или совершенно заменить его»⁸⁹⁴.

Речь вовсе не идет о Декларации 1927 года, о которой владыка Кирилл даже не упоминает. Не содержится в письмах митрополита Кирилла и осуждения заместителя местоблюстителя «за его капитуляцию перед советской властью», как это ошибочно утверждается Д. Поспеловским⁸⁹⁵. Вообще политизация взглядов митрополита Кирилла есть глубочайшая ошибка и признак историко-богословского бесчувствия. Сам митрополит Кирилл и в письмах митрополиту Сергию, и на допросах, и в переписке с единомышленниками устраняет политический аспект из темы о причинах своего несогласия с митрополитом Сергием.

Для понимания причин разногласий митрополита Кирилла и митрополита Сергия необходимо уяснить разность в их толковании прав заместителя местоблюстителя. Митрополит Сергий отстаивал полное тождество своих, как заместителя, прав правам самого местоблюстителя, предлагая даже новое именование своего правового статуса – «временно исполняющий обязанности патриаршего местоблюстителя». В этой терминологической казуистике видятся нам особенности психотипа опытного синодального бюрократа.

Уже во втором своем письме-отзыве владыка Кирилл указывал на то, что митрополит Сергий, вероятно, не замечает весьма существенной разницы между митрополитом Петром и собой в порядке правопреемства. Если митрополит Петр принял свои церковные полномочия после патриарха и является единым носителем оставленных прав, в каковом достоинстве был утвержден в день погребения Святейшего Патриарха собравшимися в значительном количестве епископами, то митрополит Сергий свои полномочия воспринял от митрополита Петра, пусть даже без оговоренных ограничений, но в пользовании ими митрополита Сергия ограничивает существование местоблюстителя митрополита Петра, который от своих местоблюстительских прав не отказывался и до сих пор признается Церковью в своем достоинстве, выступая перед Церковью с посланиями и самостоятельными предложениями. По такому порядку сложившихся отношений за митрополитом Сергием должно оставаться исполнение «ежедневных обязанностей по церковному управлению». Становясь на точку зрения равенства прав митрополита Сергия с правами митрополита Петра, – писал владыка Кирилл, – верующие «при наличии подобных актов, имели бы одновременно два возглавления нашей Церкви: митрополита Петра и Вас. Но этого в Церкви быть не может, и Ваши права в ней – только отражение прав митрополита Петра и самостоятельного светолучения не имеют».

Кроме того, принятие митрополитом Сергием своих полномочий от митрополита Петра, без утверждения епископатом, ставит заместителя местоблюстителя перед Церковью в положение только «личного уполномоченного митрополита Петра, для обеспечения на время его отсутствия сохранности принятого им курса церковного управления, но не в положение заменяющего главу Церкви, или «первого епископа страны».

Отвечая на резкие слова митрополита Сергия «знать свою меру» в суждении о деятельности «первого епископа страны» (т. е. митрополита Сергия), владыка Кирилл выражает недоумение на постоянную склонность митрополита Сергия «ставить свою деятельность в непосредственную связь с именем почившего патриарха».

Характерно, что митрополит Кирилл ни в одном из своих писем не напомнил митрополиту Сергию о его отпадении в обновленчество и его предательстве патриарха Тихона. Надо полагать, что владыка считал это не этичным после принесенного митрополитом Сергием покаяния. Но митрополит Кирилл не мог согласиться с декларируемым митрополитом Сергием первоепископством в очевидный обход прав митрополита Петра, признанного законным патриаршим местоблюстителем. «Если бы Вы «знали свою меру» и действовали по духу св. канонов, – писал митрополит Кирилл, – то остерегались бы постоянно апеллировать к этому авторитету (авторитету патриарха Тихона. – А. Ж.), так сказать, через голову митрополита Петра, от которого Вы получили свои полномочия, и испрошение согласия митрополита Петра на Ваши мероприятия исключительной важности должно быть для Вас и для Церкви ручательством, что Вы подлинно не отступаете от линии действования Святейшего. Ведь полномочия-то патриаршие перешли непосредственно от патриарха не к Вам, а к митрополиту Петру, и Вам следует сохранять по отношению к нему для всех нас обязательную мерность⁸⁹⁶" (2).

«Мерность» – термин юридический, но здесь он фиксирует этико-каноническую позицию митрополита Кирилла, убежденного, что нет никаких оснований отчуждать от митрополита Петра его первоиераршество. Все, в том числе (и даже прежде всего) – заместитель местоблюстителя, обязаны признавать первоиерархом Церкви митрополита Петра. Иная позиция, в частности, направленная на утверждение первым епископом заместителя местоблюстителя, является узурпацией прав митрополита Петра.

Четвертая особенность – признание морально недопустимым совместное евхаристическое общение (литургисание) с последователями митрополита Сергия,

Отказ от братского общения характеризуется митрополитом Кириллом как «отказ участвовать в чужих грехах» и невозможность иным способом «обличить согрешающего брата»: «Ни от чего святого и подлинно церковного я не отделяюсь; страшусь только приступать и прилепляться к тому, что считаю греховным по самому происхождению, и потому воздерживаюсь от братского общения с митрополитом Сергием и ему единомышленными архипастырями, так как нет у меня другого способа обличить согрешающего брата».

Рассуждения митрополита Кирилла являют нам пример литургического богословия, когда евхаристическое служение пастыря допускается только в единомыслии и сердечном мире с сослужителем: «Я воздерживаюсь литургисать с Вами не потому, что тайна Тела и Крови Христовых будто бы не совершится при нашем совместном служении, – писал митрополит Кирилл, – но потому, что приобщение от Чаши Господней обоим нам будет в суд и осуждение, так как наше внутреннее настроение, смущаемое неодинаковым пониманием своих церковных взаимоотношений, отнимет у нас возможность в полном спокойствии духа приносить милость мира, жертву хваления» (2). Это, так сказать, литургический аспект разрыва церковного общения.

Присутствует здесь и свидетельство о творящейся неправде. Имеется и своеобразный пастырский аспект воздержания от евхаристического общения (попытка «братского взразумления» митрополита Сергия, так как иного средства нет). И здесь со стороны священномученика Кирилла нет стремления как-то умалить достоинство и права митрополита Сергия. Напротив, владыка Кирилл пишет о том, что «если такое воздержание (от евхаристического общения. – А. Ж.) будет способно Вас потревожить даже до готовности пересмотреть свои мероприятия и отказаться от услуг Вашего соправителя (Временного Синода. – А. Ж.), принесших нам небывалое замешательство в чине церковном, то благодарное церковное общество встретит этот Ваш шаг как драгоценную решимость блюсти в неизменной целости принятый Вами на хранение церковный строй» (2).

И здесь мы подходим к следующей, пятой особенности воззрений владыки Кирилла – признание благодатности таинств не только представителей правой оппозиции, но и последователей митрополита Сергия. Митрополит Кирилл особо подчеркивает, что отказ от евхаристического общения с иерархами, единомысленными митрополиту Сергию, не понимается «как отделение от руководимой митрополитом Сергием части Православной Церкви, так как личный грех митрополита Сергия относительно управления Церковью не повреждает содержимого и этой частью Церкви – православно-догматического учения».

Впоследствии митрополит Кирилл неоднократно будет указывать на необходимость различать те действия митрополита Сергия и его единомышленников, которые совершаются ими то надлежащему чину в силу благодатных прав, полученных через Таинство Священства, от таких деяний, кои совершаются с превышением своих сакраментальных прав по человеческим ухищрениям, в ограждение и поддержание своих самоизмышленных прав в Церкви» (письмо 1934 года неизвестному архиерею).

Шестая особенность взглядов митрополита Кирилла (как производная от четвертой и пятой) – это проведение различия между личным и церковным общением с последователями митрополита Сергия (например, признание морально допустимым для мирян, в случае отсутствия храма с единомысленным духовенством, участвовать в богослужении и причащаться Святых Таин, но без активного участия в жизни прихода; а также готовностью самого митрополита Кирилла – в случае «смертной опасности» – принять елеосвящение и последнее напутствие от Сергиевского священника, в том случае, если не окажется поблизости единомысленного с митрополитом Кириллом клирика).

Митрополит Кирилл во втором своем письме-отзыве отвечал митрополиту Сергию; «Среди рядового духовенства очень немного сознательных идеологов Вашей церковной деятельности. Большинство остается послушным Вам, так сказать, по инерции и не смутятся в случае надобности у меня исповедоваться, исповедовать меня и со мною причащаться, не привлекая к делу мое отношение к Вам и Ваше ко мне. Приемля от такого священника последнее напутствие, я ничуть не подрываю свою, как вы называете, позицию» (2).

Из этой же особенности экклезиологических воззрений митрополита Казанского Кирилла логичным образом происходит готовность совершать богослужение в сергиевских храмах – без предварительного освящения (т. е. без сомнения в благодатности того Сергиевского духовенства, которое в этом храме служит). Но богослужение это, в силу разрыва евхаристического общения, митрополит Кирилл будет совершать в одиночку или совместно с единомысленным духовенством.

Проводя различие между частной и церковной молитвой, митрополит Кирилл в своем ответе на вопросы из Казанской епархии писал, что молиться о митрополите Сергии наряду с остальными архипастырями не является грехом – это долг всех православных христиан, если только «общецерковное рассуждение не объявит учиненное митрополитом Сергием злоупотребление доверенной ему церковной властью грехом к смерти (Мф. 18:15–17; 1Ин. 5:16)»⁸⁹⁷. В то же время, богослужебное поминовение митрополита Сергия рядом с митрополитом Кириллом, если таковое совершается где-нибудь в Казанской епархии, есть, по слову владыки Кирилла, «плод недоразумения, созданного уверениями, будто митрополит Кирилл единомыслен с митрополитом Сергием во всех его церковных мероприятиях».

Здесь чувствуется некоторая двусмысленность позиции митрополита Кирилла. Он признает митрополита Сергия заместителем патриаршего местоблюстителя, но считает грехом сознательное поминовение имени митрополита Сергия рядом с именем митрополита Кирилла. Однако при этом и автономного управления Казанской епархией владыка Кирилл еще не провозглашает (в первом письме 1929 года о церковном управлении по патриаршему указу 1920 года митрополит Кирилл еще не писал, надеясь на восстановление церковного мира).

На эту двусмысленность указывал и митрополит Сергий в своем ответном письме, и ряд современных исследователей (например, протоиерей В. Цыпин⁸⁹⁸, Д. Поспеловский⁸⁹⁹). Эту двусмысленность следует объяснить следующим образом. Митрополит Кирилл не может провозгласить автономного управления, поскольку, во-первых, жив митрополит Петр, местоблюститель патриаршего престола, который признается митрополитом Кириллом и поминается им за богослужением. Потому всякие действия по созданию «автономии» (от митрополита Сергия) будут, хотя бы и косвенно, направлены против митрополита Петра, как главы Русской Православной Церкви. Во-вторых, есть еще надежда на исправление ситуации с церковным управлением. В-третьих, если и должно поминаться имя «первого епископа страны», то это должно быть имя митрополита Петра, что требовал, кстати, и сам митрополит Петр в документах о назначении кандидатов в заместители местоблюстителя. Этого требования – под давлением властей – не соблюдал, кстати, митрополит Сергий, что также настораживало правую оппозицию.

Относительно поминовения в Казанской епархии имени митрополита Сергия рядом с именем митрополита Кирилла, помимо указанных владыкой Кириллом и нами причин, следует вспомнить и распоряжение самого митрополита Кирилла от 8 (21) июня 1922 года, согласно которому в Казанской епархии в случае ареста и ссылки правящего архиерея поминаться должно было только имя митрополита Кирилла, а не викария, временно управляющего Казанской епархией. Причем имя викарного епископа могло поминаться только в случае смерти Казанского митрополита на период до назначения нового правящего архиерея. Отсюда более понятной становится позиция владыки Кирилла и в вопросе поминовения за богослужением имени митрополита Сергия. Поскольку митрополит Сергий являлся только заместителем местоблюстителя, что, в понимании митрополита Кирилла, и означало «викарий», то и возноситься за богослужением должно, прежде всего, имя местоблюстителя – митрополита Петра, а не его заместителя (викария) – митрополита Сергия.

Седьмая особенность – определение порядка церковной жизни указом патриарха Тихона от 7 (20) ноября 1920 года «при временной невозможности общения с центром церковной власти», т. е. с митрополитом Петром.

К этому вопросу мы еще обратимся позднее, здесь же процитируем отрывок из февральского письма 1934 года митрополита Кирилла неизвестному архиерею: «Понимание патриаршего завещания, утверждаемое митрополитом Сергием, привело уже к тому, что завещание, составленное для обеспечения скорейшего избрания нового патриарха, стало основой для подмены в церковном управлении личности патриарха какой-то коллегиальной «патриархией». Оставаясь в каноническом единении с патриаршим местоблюстителем митрополитом Петром, при переживаемой невозможности сношения с ним признаем единственно закономерным устроение церковного управления на основе патриаршего указа 7 (20) ноября 1920 г.».

Восьмая особенность – условное непризнание административных распоряжений Синода и митрополита Сергия, т. е. готовность митрополита Кирилла восстановить церковное общение при устранении митрополитом Сергием незаконных, по мнению митрополита Кирилла, церковно-административных инициатив (учреждение Временного Патриаршего Синода, прещения на оппозиционное духовенство, отказ от передачи всех церковных споров на суд митрополита Петра Крутицкого, восстановлением «мерности» в отношении главы Церкви митрополита Петра).

«До тех пор, пока митрополит Сергий не уничтожит учрежденного им Синода, – писал митрополит Кирилл в одном из своих писем, – ни одно из его административно-церковных распоряжений, издаваемых с участием так называемого Патриаршего Синода, я не могу признавать для себя обязательным к исполнению».

Готовность митрополита Кирилла к восстановлению церковного мира видна нам из следующих его слов, обращенных к митрополиту Сергию: «Уверен, что если бы Ваше Высокопреосвященство во имя сохранения церковного исполнения последовали моему совету, то все упоминаемые Вами в письме ко мне противники Ваши снова с любовью возвратились бы под Ваше руководство и прекратилась бы для Вас надобность расточать новые и новые прещения и меня объявлять «учителем бесчиния» со всеми последствиями такого учительства» (2).

Девятая особенность экклезиологических взглядов митрополита Кирилла заключается в признании допустимости поминовения гражданской власти по формуле «о всех иже во власти суть и о еже возглаголати в сердца их благая и мирная о Церкви Твоей Святей» (1-е письмо митрополита Кирилла);

Еще в своем первом письме митрополиту Сергию владыка Кирилл приводил возможные формы поминовения светских властей на великой и сугубой ектеньях, на проскомидии, в евхаристической молитве во время литургий святителя Иоанна Златоуста и святителя Василия Великого. Эта практика сложилась, по утверждению митрополита Кирилла, в 1923 году среди духовенства, находившегося в Зырянской ссылке. Подобное поминовение властей отражало, по мнению владыки, «искреннее церковное отношение и к Божиему, и к кесареву»⁹⁰⁰. Признание митрополитом Кириллом возможности и даже необходимости литургического поминовения гражданских властей свидетельствует о том, что его взглядам на светскую власть был чужд ригоризм.

Десятая особенность – это отношение к гонениям на Церковь как к суду Божию,

Здесь весьма характерен протокол допроса 26 февраля 1930 года в Красноярске, в котором зафиксировано отношение митрополита Кирилла к антирелигиозной деятельности соввласти. Митрополитом Кириллом правительственные антихристианские мероприятия осмысливаются «как обнаружение не человеческих каких-либо соображений и умышлений, а осуществление над русским церковным обществом суда Божия, карающего нас за наши исторически выявленные церковные падения и призывающего к покаянию»⁹⁰¹.

Владыку Кирилла никогда нельзя было упрекнуть в «дипломатичности» ответов. Если это не могло причинить какого-либо вреда кому-то из верующих, владыка отвечал на допросах прямо и, порой, резко, с тем прямодушным достоинством, которое всегда его отличало. Так, в том же 1930 году он писал: «Отношение сов. власти к религии, предназначенной к ликвидации, представляется как ряд постепенных настойчивых мероприятий в том направлении, чтобы дать возможность всем наличным носителям религиозности дожить на законном основании свой век, но не оставлять наследников своего миросозерцания»⁹⁰².

Подводя итог рассмотрению особенностей экклезиологических воззрений митрополита Кирилла, заметим, что ключевой фразой в понимании его взглядов на церковно-административную ситуацию в Русской Церкви являются слова, написанные им в 1934 году: «Неблагополучие в Русской Православной Церкви видится мне не со стороны содержимого Ею учения, а со стороны управления».

А какой порядок преемства церковной власти виделся митрополиту Кириллу в качестве законного и канонического? Понимание митрополита Кирилла выражено в уже процитированном нами письме 1934 года. «Сохранение надлежащего порядка в церковном управлении со смерти Святейшего Патриарха Тихона и до созыва законного Церковного Собора обеспечивалось завещанием Святейшего Патриарха, оставленного им в силу особого, ему только данного и никому не передаваемого права назначить себе заместителя, – писал митрополит Кирилл в январе 1934 года. – Этим завещанием нормируется управление Русской Церковью до тех пор, пока не будет исчерпано до конца его содержание. Несущий обязанности патриаршего местоблюстителя иерарх сохраняет свои церковные полномочия до избрания Собором нового патриарха. При замедлении дела с выбором патриарха местоблюститель остается на своем посту до смерти, или собственного добровольного от него отречения, или устранения по церковному суду"⁹⁰³.

Итак, по свидетельству митрополита Кирилла, есть только три условия, по которым местоблюститель устраняется от управления Церковью, – в случае смерти, добровольного отречения, по церковному суду. Это важно, поскольку митрополит Кирилл подчеркивает, таким образом, невозможность устранения местоблюстителя от управления Церковью на основании того, что местоблюститель находится в заключении или ссылке. Известно, что и канонические правила, на которые так часто ссылался митрополит Сергий, не предусматривают назначение епископа на «живое место», особенно если епископ насильственно или вынужденно удален из своей епархии.

Далее митрополит Кирилл указывал на то, что местоблюститель «не правомочен назначить себе заместителя с правом, тождественным его местоблюстительским правам. У него может быть только временный заместитель для текущих дел, действующий по его указаниям. Вот в этом пункте и является погрешность со стороны митрополита Сергия, признающего себя в отсутствие митрополита Петра имеющим все его местоблюстительские права. Его грех – в превышении власти, и православный епископат не должен был признавать такую его власть и, убедившись, что митрополит Сергий правит Церковью без руководства митрополита Петра, должен был управляться по силе патриаршего указа 7 (20) ноября 1920 г., готовясь дать отчет в своей деятельности митрополиту Петру или Собору».

Итак, для митрополита Кирилла средством против узурпации митрополитом Сергием власти является патриарший указ 1920 года. Причем, это средство столь же законно (а может быть, и более), сколь и патриаршее завещательное распоряжение, которое ведь и оставлено-то было для сохранения целостности патриаршего церковного строя. При этом главой Церкви остается заключенный, но насильственно властями отстраненный митрополит Петр Крутицкий. В другом, февральском, письме 1934 года митрополит Кирилл писал одному архиерею, что указом 1920 года «необходимо руководствоваться и при временной невозможности сношения с лицом, несущим в силу завещания достоинство церковного центра»⁹⁰⁴, т. е. с митрополитом Петром.

Если еще до созыва Собора местоблюститель умирает, то, по мнению митрополита Кирилла, «необходимо снова обратиться к патриаршему завещанию и в правах местоблюстителя признать одного из оставшихся в живых, указанных в патриаршем завещании иерархов. Если ни одного в живых не окажется, то действие завещания окончилось, и Церковь сама собою переходит на управление по патриаршему указу 7 (20) ноября 1920 г., и общими усилиями епископата осуществляется созыв Собора для выбора патриарха».

Поэтому только после смерти митрополита Петра или его законного удаления митрополит Кирилл находит для себя «не только возможным, но и обязательным активное вмешательство в общее церковное управление Русской Церковью. Дотоле же иерархи, признающие своим первоиерархом митрополита Петра, возносящие его имя по чину за богослужением и не признающие законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда соборного параллельно с признающими; выгнанные из своих епархий, духовно руководя теми единицами, какие признают их своими архипастырями, а невыгнанные – руководя духовной жизнью всей своей епархии, всячески поддерживая взаимную связь и церковное единение».

Митрополит Кирилл на предложение объявить о вступлении в права местоблюстителя указывает, что «быть явочным порядком заместителем митрополита Петра без его о том распоряжения» не может. Действительно, такое вступление было узурпацией прав, принадлежащих митрополиту Петру, нарушением со стороны владыки Кирилла «мерности» по отношению к находящемуся в узах патриаршему местоблюстителю. Но если митрополит Петр добровольно откажется от местоблюстительства, то, как писал владыка Кирилл, «я в силу завещания Святейшего Патриарха и данного ему мною обещания исполню свой долг и приму тяготу местоблюстительства, хотя бы митрополит Петр назначил и другого себе преемника, ибо у него нет права на такое назначение»⁹⁰⁵.

Говоря о воззрениях митрополита Кирилла на церковное управление, нельзя не отметить еще одну новую тенденцию в оценке воззрений митрополита Кирилла. В последнее время стала популярной идея об изменении к 1937 году воззрений митрополита Кирилла на благодатность таинств последователей митрополита Сергия. Все рассуждения об эволюции позиции митрополита Кирилла основываются на черновике недописанного письма, обнаруженного в последнем следственном деле, по которому проходил митрополит Кирилл. Это черновик письма от 23 (8) марта 1937 года, адресованного иеромонаху Леониду⁹⁰⁶. Среди прочего в письме содержалась такая фраза: «Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу сергианства»⁹⁰⁷.

Понятно, что под происшествиями последнего времени митрополит Кирилл понимал события последних лет: принятие митрополитом Сергием, при живом еще митрополите Петре, титула «блаженнейшего», а также издание 27 декабря 1936 года «Акта о переходе прав и обязанностей местоблюстителя патриаршего престола Российской Церкви к заместителю патриаршего местоблюстителя блаженнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию (Страгородскому)», что было воспринято ссыльной оппозиционной иерархией как игнорирование митрополитом Сергием и завещательного распоряжения патриарха Тихона от 25.12.1924 года (07.01.1925), и завещательного распоряжения митрополита Петра от 22.11 (05.12). 1925 года. Все это происходило в обход прав митрополита Кирилла.

Указания на то, что митрополит Кирилл не мог вступить в управление, сколь справедливы, столь и бессмысленны, ибо в документе митрополита Петра было важное уточнение: «Возношение за богослужением моего имени, как патриаршего местоблюстителя, остается обязательным». Таким образом, непременным условием замещения патриаршего местоблюстителя являлось поминовение митрополита Петра как патриаршего местоблюстителя. Этого условия, кстати, не исполнял митрополит Сергий, что ставило под сомнение очевидность сохранения им подчиненного отношения к митрополиту Петру. Вообще именно тех, кто не поминал за богослужением митрополита Петра, как патриаршего местоблюстителя, и логично было бы называть «непоминающими».

Вместе с тем, в историографии сложилась устойчивая традиция именовать «непоминающими» тех, кто не поминал за богослужениями заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), поминая только патриаршего местоблюстителя митрополита Петра. Любопытно, что самого митрополита Сергия можно было бы вполне оправданно именовать «непоминающим».

Как тут не вспомнить событие, имевшее место 12 декабря 1927 года, кода состоялась беседа представителей Ленинградской епархии епископа Гдовского Димитрия (Любимова), протоиерея Василия Верюжского, протоиерея Викторина Добронравова и мирянина Алексеева с митрополитом Сергием. На вопрос делегатов: «А скажите, Владыко, имя митрополита Петра предполагается отменить?», – митрополит Сергий отвечал: «Если власти прикажут, так что же будешь делать? И сам Святейший Патриарх Тихон разрешил под давлением властей не поминать его». Тогда протоиерей Василий Верюжский заметил: «Но Святейший Патриарх Тихон мог разрешить не поминать себя, а вы отменить имени митрополита Петра не можете!» На это замечание ответа митрополита Сергия не последовало.

Но вернемся к одному из последних дошедших до нас писем, в котором владыка Кирилл высказывает свое отношение к митрополиту Сергию.

«Ожидание, что м[итрополит] Сергий исправит свои ошибки, не оправдались, но для прежде несознательных верующих⁹⁰⁸ членов Церкви было довольно времени, побуждений и возможности разобраться в происходящем, и оч[ень] многие разобрались и поняли, что м[итрополит] С[ерг]ий отходит от той Православной Церкви, какую завещал нам хранить Св. Патриарх Тихон, и следовательно для православных нет с ним части и жребия. Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу сергианства. Спасутся ли пребывающие в сергианстве верующие, мы не можем знать, потому что дело спасения вечного есть дело милости и благодати Божией, но для видящих и чувствующих неправду сергианства (каковы Ваши вопросы) было бы непростительным лукавством закрывать глаза на эту неправду и там искать духовного руководства удовлетворения духовных своих нужд-потребностей с совестию, сомнящеюся в возможности такого удовлетворения. Всё, что не от веры, – грех. Ложь нельзя исправлять ложью и никоим образом, стало быть, нельзя предпочитать григорьевство сергианству».

Итак, фраза: «Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу сергианства». Именно в словах «обновленческая природа сергианства» видят исследователи (в частности, первый публикатор упомянутого письма М. В. Шкаровский)⁹⁰⁹ эволюцию взглядов и сближение с позицией митрополита Иосифа (Петровых) и епископа Виктора (Островидова). Согласиться с этим не можем, коренного изменения взгляды митрополита Кирилла не претерпели. Митрополит Кирилл еще в феврале 1934 года писал неизвестному архиерею: «Иное понимание патриаршего завещания, утверждаемое митрополитом Сергием, привело уже к тому, что завещание, составленное для обеспечения скорейшего избрания нового патриарха, стало основой для подмены в церковном управлении личности патриарха какой-то коллегиальной «Патриархией». Почиет ли на этом начинании митрополита Сергия благословение Божие, мы не дерзаем судить, доколе законный Собор своим приговором не изречет о нем суда Духа Святого, но, как и все, обновленчеству сродное (выделено мной. – А. Ж), не можем признать обновленное (выделено мной. – А. Ж.) митрополитом Сергием и церковное управление нашим православным, преемственно идущим от Святейшего Патриарха Тихона, и потому, оставаясь в каноническом единении с патриаршим местоблюстителем митрополитом Петром, при переживаемой невозможности сношения с ним признаем единственно закономерным устроение церковного управления на основе патриаршего указа 7 (20) ноября 1920 г.»⁹¹⁰.

Отсюда видно, что для митрополита Кирилла «обновленческая природа сергианства» заключается не в утверждении за деятельностью митрополита Сергия какой-то новой «ереси», а в нарушении нормального (патриаршего) церковного управления, в своеобразном «обновлении» митрополитом Сергием формы высшей церковной власти. Более того, как в 1934 году владыка митрополит признавал благодатность таинств иерархии, признающей митрополита Сергия, так и в 1937 году (в том же письме) митрополит Кирилл упоминает о «ревности не по разуму» некоторых церковных деятелей – (в частности, последователей священномученика епископа Виктора (Островидова), готовых даже перекрещивать «сергиан».

Еще очевиднее позиция митрополита Кирилла становится в следующих его словах: «Ложь нельзя исправлять ложью и... стало быть, нельзя предпочитать григорьевство сергианству». Григорианство являлось расколом, и именно как к расколу относился митрополит Кирилл к деструктивным инициативам в области церковного управления архиепископа Григория (Яцковского). Значит, и в вышепроцитированных словах не видим мы существенного изменения позиции владыки Кирилла. По-прежнему, можно считать, что для митрополита Кирилла грех митрополита Сергия заключается, как писал владыка еще в 1934 году, «в превышении власти».

Таким образом, мы не наблюдаем существенного изменения взглядов митрополита Кирилла к 1937 году.

Для митрополита Кирилла уже к 1934–1935 годам становится понятно, что митрополит Сергий, узурпировав церковную власть, не отойдет от взятого курса, не будет передавать на суд митрополита Петра вопросы, связанные с правой оппозицией и собственными церковно-административными новшествами, не отменит существование коллегиального Синода, не перестанет запрещать инакомысленное духовенство и не приложит усилий к созыву Собора, пока этого не разрешит советская власть.

В 1937 году констатация все того же необратимого характера церковно-административных реформ митрополита Сергия: «Ожидания, что м[итрополит] Сергий исправит свои ошибки, не оправдались...». Напомним, что для митрополита Кирилла именно христианской этикой поверялись многие сложные экклезиологические вопросы. Отсюда страшный вердикт «для православных нет с ним (митрополитом Сергием. – А. Ж.) части и жребия». Что это значит «нет с ним части и жребия»? Это значит, что, по мнению митрополита Кирилла, митрополит Сергий – узурпатор церковной власти. С ним «нет части» и потому, что так считают обе стороны (ведь митрополит Сергий своим известным постановлением запрещал даже отпевать инакомысленных, фактически отказав в благодатности таинствам «непоминающих»). Эти слова митрополита Кирилла есть констатация факта состояния церковной разделенности, осознанной обеими оппонирующими друг другу сторонами. Отказываясь от надежды на возвращение митрополита Сергия с пути узурпации церковной власти, митрополит Кирилл тем не менее не отказывает в благодатности той части Церкви, которую возглавляет митрополит Сергий. Рассуждения митрополита Кирилла, как всегда, лишены этического ригоризма, ибо «дело спасения вечного есть дело милости и благодати Божией».

Исследователям еще предстоит более детально выявить особенности богословия митрополита Кирилла, но прошу вас вновь обратить внимание на характер его терминологии. Насколько важным в экклезиологии оказывается для митрополита Кирилла нравственный аспект, мы видим из следующих часто употребляемых понятий, которые я выстроил в хронологической последовательности по времени их упоминаний священномучеником Кириллом: «иерархическая совесть» (1), «нарушение братской любви» (1), «обличение согрешающего брата» (1), «воздержание от братского общения» (1), «страх приступить и прилепиться ко греху» (1), «братские увещания» (1), «архипастырский долг» (1), «нежелание и отказ участвовать в чужих грехах» (1), «искренность» и «устранение всякого лукавства» в деле церковном, «церковная терпимость» (1) церковное окормление (1), «смущаемая совесть чад» (1), «совесть паствы» (1), «канонический буквализм» (2), «патриарший строй» (2), «психология церковного общества» (2), «церковное сознание» (2), «церковное бесчиние» (2), «чистота Православия» (2), «христианское душепастырство» (со ссылкой на 1Пет. 5:2–3) (3), «дело нравственно-архипастырского служения Святой Церкви» (3), «правда Церкви» (3), «достоинство Церкви» (3).

Удивительный получается понятийный ряд. В нем экклезиология, церковное право и пастырское богословие неизменно оказываются связаны с представлениями об исключительном значении христианской этики. Отсюда и понятия «достоинство Церкви», «правда Церкви», «совесть паствы» «иерархическая совесть», терминология часто не находившая адекватной оценки. Напомним, что, например, митрополит Сергий откровенно насмехался над стремлением митрополита Кирилла апеллировать к «иерархической совести», а не к канонам. Но эта тема, повторяю, должна еще найти своего благодарного исследователя.

Святая жизнь митрополита Кирилла, его бескорыстное служение Церкви свидетельствуют о том, что бессмысленно искать личные или партийные мотивы там, где принимаемые решения определяются представлениями о высоком достоинстве и ответственности церковных иерархов и заботами о достоинстве Русской Церкви. И сам митрополит Кирилл верил, что «ревность о сохранении в полной чистоте церковного устроения нашего, как елей над водою, всегда всплывет вверх над обвинениями в раскольничестве в сосуде действительной церковной правды».

Настоящая статья не ставит задачи исследовать взаимоотношения правой оппозиции и митрополита Сергия, а преследует более скромную цель – дать, по возможности, полный и в то же время критический историографический обзор различных мнений светских и церковных исследователей по вопросу о взаимоотношениях правой оппозиции и заместителя патриаршего местоблюстителя (преимущественно в период до конца 1930-х годов).

Левая и правая оппозиции, как некое явление в русской церковной истории, возникают еще до заместительства митрополита Сергия (будущего патриарха Московского и всея Руси). Характерно, что при патриархе Тихоне развивается преимущественно левая оппозиция (обновленчество, григорианство), а правая оппозиция возникает лишь после возникновения левой оппозиции, причем как явление не массовое (пример тому т. н. «даниловская» оппозиция). При этом оппозиционность этой правой оппозиции ограничивается только критикой непоследовательности патриарха Тихона в формировании им Св. Синода и некоторых других частных вопросов, но не приводит к церковному размежеванию или расколу, поскольку Святейший Тихон, чувствуя ответственность, возложенную на него, как на первого после Синодальной эпохи патриарха, прислушивается к критике. Иная ситуация происходит при заместительстве митрополита Нижегородского Сергия.

Генезис правой и левой оппозиции различен. Левая оппозиция возникает как движение, инициированное или, во всяком случае, активно поддерживаемое государственной властью. Соответственно левая оппозиция лояльна по отношению к светской власти и ее религиозной (=антирелигиозной) политике. Левая оппозиция антагонистична ортодоксии (староцерковничеству, «тихоновщине»), как направлению, имплицитно (а иногда и откровенно) враждебного атеистическому государству. Кроме того, после освобождения патриарха Тихона и его заявления от 16 июня 1923 года обновленчество утратило те позиции, которые сумело в кратчайшие сроки завоевать благодаря поддержке государственной власти. В этом смысле староцерковничество, в лице Святейшего Патриарха, выбило почву из-под ног обновленчества, продемонстрировав, во-первых, что оно «отныне советской власти не враг»⁹¹², во-вторых, что способно даже при отсутствии зарегистрированных епархиальных управлений, организационно сплотить верующих и духовенство.

Правая оппозиция формируется не только в результате неприятия преобразований в области государственного устройства вообще и в сфере государственно-церковных отношений, в частности. Подобное мнение, широко распространенное в исторической литературе, безусловно, упрощает ситуацию. Правая оппозиция не была однородной, и ее генезис более сложен, чем генезис левой оппозиции. Оппозиция не может быть «безадресной», она должна быть оппозицией кому-то. При патриархе Тихоне правая оппозиция не могла сформироваться, поскольку сам патриарх стоял на правых позициях, во всяком случае до 1923 года. Высокий авторитет Святейшего Тихона и его мудрая церковная политика, сообразующаяся с мнением наиболее авторитетных русских иерархов, позволили избежать (даже после ряда компромиссных заявлений патриарха) формирования активной правой оппозиции.

Ситуация несколько изменилась в краткий период свободного местоблюстительства митрополита Петра (появились отдельные церковные группы, не признавшие его полномочий) и радикально изменилась при заместительстве митрополита Сергия (возникли размежевания и расколы, причем во главе их стояли многие авторитетные иерархи). В настоящей статье не ставится задача исследовать различные мнения на причины и характер известной Декларации 1927 года, хотя этот документ и играет важную (но не главную) роль в истории взаимоотношений правой оппозиции и митрополита Сергия. Во всяком случае, многие исследователи (вне зависимости от юрисдикционной принадлежности) увязывают начало формирования правой оппозиции именно с опубликованием Декларации 1927 года. Однако нас более интересует характер и генезис правой оппозиции, причины и формы ее возникновения, имевшие место прецеденты подобных оппозиций в церковной истории, оценка правой оппозиции различными светскими и церковными исследователями.

В правой оппозиции всегда можно обнаружить две основные группы – непримиримую (которую можно назвать ревнителями-зилотами) и умеренную. По отношению к ревнителям, митрополита Сергия и единомысленное ему духовенство можно назвать (следуя византийской традиции) политиками (сторонниками церковной икономии в вопросах церковно-государственных отношений)⁹¹³.

Если честно и тщательно исследовать исторический материал, то можно не раз убедиться, что церковная ситуация в Советской России, какой бы ни казалась она нам уникальной, имеет аналоги в общецерковной истории. Византийские зилоты – игнатиане и арсениты (последователи патриархов Константинопольских: Игнатия (846–857, 867–877), оппонировавшего патриарху Фотию; и Арсения (1255–1260,1261–1266), отлучившего от Церкви императора Михаила Палеолога, и за это низложенного) – были прямыми предтечами русских сторонников ИПХ XX века. Арсениты являлись поборниками свободы и независимости Церкви даже от византийских императоров, что вступало в противоречие с византийской теорией симфонии государства и Церкви. А разве не напоминает нам приводимая ниже оценка известного русского византиниста описание каким-нибудь сторонником митрополита Сергия (Страгородского) ситуации, например, с иосифлянским движением 30-х годов: «...Взгляды Арсения, взволновавшие общество, нашли немало приверженцев как среди духовенства, так и среди мирян; возникшие в связи с этим беспорядки и смуты закончились образованием раскола «арсенитов», которые избрали своим девизом изречение апостола Павла: «не прикасайся... и не дотрагивайся» (Кол. 2:21), т. е. до тех, кто осудил Арсения или согласился на это осуждение... Арсениты нашли сильную опору среди народных масс, где повышенное, напряженное настроение поддерживалось разными странниками, темными бродягами, пользовавшимися в народе славой «Божьих людей»⁹¹⁴.

В дореволюционной отечественной историографии (А. П. Лебедев⁹¹⁵, И. Е. Троицкий⁹¹⁶ и др.) утвердилась тенденция, согласно которой гораздо более симпатичной представлялась позиция политиков (сторонников церковной икономии и симфонического единства государства и Церкви), а не зилотов (арсенитов или игнатиан), которых именовали не иначе, как «темной, непризнанной, странной силой». Это, надо полагать, не вполне справедливо, и объяснялось, конечно, особенностями русской церковной науки синодального периода.

Отношение самих греков к правой оппозиции было иное. Ведь не случайно, в Константинопольской Церкви патриарх Игнатий был канонизован вскоре после смерти (первое житие святителя Игнатия Константинопольского было написано еще его современником Никитой Пафлагонянином), а патриарх Фотий – только в I860 году⁹¹⁷, несмотря на то, что его исторический и богословский вклад гораздо более значим, чем вклад патриарха Игнатия, несомненно мало одаренного в административном и богословском смысле церковного деятеля.

Дело в том, что арсениты и игнатиане обладали обостренным эсхатологическим сознанием, которое должно быть близким и понятным каждому христианину. Христианин обязан жить в ожидании скорого Второго Пришествия Христова. Поэтому идеи о всеобщей апостасии и близости конца земного мира во все времена находили широкую питательную среду, особенно в эпоху государственных потрясений и национальных катастроф.

Но несомненно и другое. Это эсхатологическое сознание, переходя в крайности, неизбежно приобретало маргинальные формы. Подобное вырождение происходило и с русскими зилотскими движениями (стригольники, старообрядцы – в прежние века, наиболее крайние группы ИПХ и ИПЦ – в XX веке), изначально выступавшими в качестве ревнителей церковного благочиния и благочестия, но завершавшими свой исторический путь беспоповством. Это сложное и трагическое явление в русской церковной жизни еще до конца не исследовано.

Когда мы говорим о непримиримой оппозиции (ревнителях, зилотах) митрополиту Сергию (Страгородскому) мы не говорим только об иосифлянстве XX века, хотя о нем имеется больше всего публикаций и архивных материалов. Как это ни покажется странным, но взгляды митрополита Иосифа (Петровых) не были столь уж крайними. Иосифлянское движение, ассоциируемое с именем митрополита Иосифа, было неоднородным и не являлось самой крайней оппозицией (во всяком случае, до середины 30-х годов). А внутри иосифлянского движения воззрения, например, епископа Дмитрия (Любимова) (объявившего митрополита Сергия безблагодатным уже в январе 1928 года⁹¹⁸) были более категоричными, чем митрополита Иосифа, который отделился от митрополита Сергия только в феврале 1928 года, а на допросе осенью 1930 года так высказывался об «иосифлянстве»: «Это течение совершенно несправедливо окрещено «иосифлянами», каковую несправедливость указывает и сам митрополит Сергий в переписке его с митрополитом Кириллом. Гораздо основательнее оно должно быть названо вообще «антисергианским»... Самое течение нашей группы возродилось на благоприятной почве злоупотреблений митрополита Сергия и независимо от каких бы то ни было личностей вызвало одновременно повсюду соответствующе сильную реакцию в церковных кругах без всякого моего участия и влияния. Более того: я сам значительно позднее втянут был в это течение, и не оно шло и идет за мною, а скорее я плетусь в хвосте за ним, не сочувствуя многим его уклонам вправо и влево. И если бы даже уничтожить вовсе меня и мое участие в этом движении, оно безостановочно шло бы и пойдет дальше без малейшей надежды на полное искоренение»⁹¹⁹.

Таким образом, возникает множество вопросов, связанных с идентификацией различных групп и направлений внутри правой оппозиции митрополиту Сергию (Страгородскому). В научной и публицистической литературе долгое время существовала путаница различных оппозиционных православных течений, в частности ИПХ и ИПЦ. М. В. Шкаровский⁹²⁰ отмечал это заблуждение в исследованиях и статьях А. И. Демьянова⁹²¹, М. Бернштама⁹²², Д. Поспеловского⁹²³ (полагавших, что ИПХ и ИПЦ – это одно фактически единое движение, только «истинно-православные христиане» – это оппозиционные общины без духовенства), А. И. Клибанова, 3. А. Никольской, Л. Н. Митрохина⁹²⁴ (полагавшие, что ИПХ выделились из ИПЦ на последнем этапе существования последней). Не преодолены подобные заблуждения и большинством современных исследователей. Даже И. И. Осипова в своей монографии, посвященной гонениям на ИПЦ, экстраполирует историю ИПЦ (!) на период до Декларации 1927 года, указывая, прежде всего, на пример оппозиционной деятельности архиепископа Андрея (Ухтомского)⁹²⁵. Однако владыку Андрея следует признать скорее одним из основоположников другого оппозиционного течения в Русской Церкви, а именно – Истинно-Православных Христиан (ИПХ). Нет согласия и в датировке возникновения и оформления различных правых движений в Русской Церкви.

Следует признать, что в последние годы появился ряд исследований, основывающихся в основных своих выводах преимущественно на архивных документах и изучающих историю движения «непоминающих» (не поминающих митрополита Сергия, а иногда и светскую власть). Это, прежде всего, исследования М. В. Шкаровского и И.И. Осиповой⁹²⁶. Однако, несмотря на то, что в исследованиях первого историка представлен наиболее удачный опыт характеристики правого оппозиционного движения, прежде всего – иосифлянства (ИПЦ), но не указан вполне отчетливо объем понятия «катакомбная Церковь», не проведен сравнительный анализ исторических прецедентов церковных зилотских движений, умалено значение и несколько искажена позиция умеренной правой оппозиции (прежде всего, митрополита Кирилла) и т. д. В исследованиях же И. И. Осиповой, как это ни странно, и вовсе не делается различия между понятиями ИПЦ и ИПХ, часто выступающими в качестве синонимов. Отчасти это объяснимо отсутствием достаточного количества архивных документов по истории движения «непоминающих», а также недоступностью некоторых следственных дел из ведомственных архивов. Это объективный фактор. Но есть и субъективный фактор, например, отношение конкретных исследователей к существующей литературе и опубликованным «источникам». В частности, и М. В. Шкаровский, и И. И. Осипова активно используют в своих исследованиях публикации архиепископа Готфского Амвросия (Сиверса)⁹²⁷ о т. н. «Кочующем» Соборе, Усть-Кутском Соборе 1937 года, Тайных Соборах 1948,1961 годов и пр., часто именно на основании этих материалов делая серьезные аналитические выводы. Между тем сомнительность многих фактов, излагаемых архиепископом Амвросием (Сиверсом) – (и только им!) – позволяет некоторым исследователям⁹²⁸ предполагать, что акты «Кочующего» и других вышеупомянутых Соборов, являются фальсификатом позднейших лет. Во всяком случае, достоверность подобных документов, кардинально меняющих представление церковных историков об оппозиционном движении в России, требует доказательств.

Наиболее крайним (и, одновременно, наиболее ранним) правым оппозиционным движением явилось движение Истинно-православных христиан (ИПХ). Генезис движения ИПХ довольно сложен. Первые группы катакомбного движения (а ИПХ изначально возникает как нелегальное, «катакомбное») появляются, по мнению некоторых исследователей⁹²⁹, уже после январского воззвания патриарха Тихона. Следующий этап роста численности нелегальных общин был связан с выступлением против обновленчества, инициированного советской властью, и против изъятия церковных ценностей. По мнению Амвросия (Сиверса), а вслед за ним и М. В. Шкаровского⁹³⁰ в «катакомбы» ушли и те «ревнители», которые не были удовлетворены компромиссной позицией патриарха Тихона, причем у истоков этого движения стояла влиятельная «даниловская оппозиция» (которая будто бы создала даже в 1923 году «параллельный Синод») и архиепископ Андрей (Ухтомский). Однако, как нам представляется, не вполне справедливо считать «катакомбной» (и ведущей к созданию параллельных церковных структур) позицию «даниловской оппозиции» и архиепископа Андрея (Ухтомского) в период деятельности патриарха Тихона. Известно, что церковного общения с патриархом Тихоном ни архиепископ Феодор (Поздеевский), ни единомысленные ему епископы (архиепископ Серафим (Самойлович), архиепископ Гурий (Степанов) и др.) не прекращали, «конспиративным Синодом» епископское поселение в Даниловом монастыре в шутку называл сам патриарх Тихон⁹³¹; да и преосвященный Андрей Уфимский не выходил из канонического повиновения Святейшему Патриарху, а автономия Уфимской епархии провозглашалась в ноябре 1922 года по причине ареста патриарха Тихона, отказа признать обновленческое ВЦУ, и на основании постановления от 20 ноября 1920 года, причем вслед за обращением митрополита Агафангела (Преображенского) к русским епископам: «Лишенные на время высшего руководства, вы управляете теперь своими епархиями самостоятельно, сообразуясь с Писанием, церковными канонами и обычным церковным правом, по совести и архиерейской присяге впредь до восстановления Высшей Церковной Власти»⁹³². Справедливее будет отметить, что организованное катакомбное движение с участием, в частности, архиепископа Андрея (Ухтомского) возникает после смерти Святейшего Патриарха Тихона. При обновленчестве, в период тюремного заключения патриарха Тихона, имели место нелегальные богослужения церковных иерархов и духовенства, не желавших признавать ВЦУ, но это движение не было в полном смысле правой оппозицией, ибо само обновленчество являлось расколом. В противном случае мы будем вынуждены говорить о том, что и патриарх Тихон была в правой оппозиции обновленческому ВЦУ, а это, безусловно, бессмыслица, поскольку именно патриарх и являлся законным представителем высшей церковной власти. Таким образом, следует признать, что начало активного катакомбного движения относится к периоду после кончины Святейшего Патриарха Тихона.

Действительно, движение ИПХ более активно начинает развиваться с середины 20-х годов, и у истоков его стояли: архиепископ Андрей (Ухтомский) (который и ввел термин «истинно-православные христиане»), часть постриженных им (по благословению патриарха Тихона) епископов, епископ Стефан (Вех), схиепископ Макарий (Васильев). Характерно, что в 1925 году эти епископы не признали местоблюстительских полномочий митрополита Крутицкого Петра (Полянского)⁹³³, и это впоследствии являлось одним из главных отличий ИПХ от ИПЦ, возникшей позднее, чем движение ИПХ.

С середины 20-х годов в Центральном Черноземье, согласно исследованиям А. И. Демьянова, появляются катакомбные своеобразные харизматические (уже изначально маргинальные) движения – федоровцев (последователей монаха Федора (Рыбалкина), считавших, что антихрист пришел в 1917 году, но царствовал только до 1922 года, когда свершилось Второе Пришествие Христа Спасителя и началось 1000-летнее царство), чердашников (последователей Николая Хакилева, активно выступавших за торжество «Царства Божия на земле»), николаевцев (исповедовавших, что Дух Божий воплотился в императора Николая Второго), иоаннитов (ревностных последователей святого праведного Иоанна Кронштадтского), самарян и т. д. Большинство подобных харизматических движений вполне можно классифицировать как сектантские. Однако, по мнению Д. Поспеловского, эти движения «хотя и составляли экстремистское крыло «тихоновской» Церкви, но находились под предводительством монахов и священников этой Церкви и продолжали оставаться ее членами... Легализация Сергиевского Синода поставила все указанные движения в нелегальное положение, т. е. толкнула их в катакомбы»⁹³⁴.

Идеология подобных движений была определенно антисоветско-эсхатологической (советская власть – власть антихристова; Ленин (или Троцкий, Сталин) – антихрист; в колхозы вступать нельзя, ибо это учреждения антихристовы; детям в школах без Закона Божия учиться не следует; красная звезда – каббалистический знак сатаны; отсюда – популярность в этих кругах «Протоколов сионских мудрецов»); катарской (спасутся только избранные последователи данного движения), харизматической (основатель или избранный для поклонения человек представлялся носителем особого дара Святаго Духа, иногда даже – воплощенным Богом), хилиастической (например, у федоровцев и чердашников). Исключение составляли некоторые (не все) группы иоаннитов, имяславцы и некоторые другие движения, выражавшие скорее пафос народного несогласия с приходом новой власти и с уничижением Православия, чем что-либо еретическое. Характерно, что многие катакомбные движения имели наибольшее распространение в тех губерниях, где до революции традиционно большой успех среди населения имели сектантские движения (например, в Тамбовской и Воронежской губерниях). Значительная часть последователей этих движений вела страннический образ жизни, проповедуя по губерниям и областям свое учение. Все эти движения с разной степенью категоричности отвергли Декларацию 1927 года. Большая их часть составила маргинальную (и потому наиболее непримиримую) составляющую катакомбного движения, а наименее одиозная часть их (в частности, имяславцы, некоторые иоанниты) влились в ИПХ. Например, И. И. Осипова, вслед за Амвросием (Сиверсом), утверждает, что на «Кочующем» Соборе 1928 года проходили переговоры представителей ИПХ с иоаннитами и имяславцами⁹³⁵.

Как бы мы ни относились к истории о «Кочующем» Соборе, мы не можем игнорировать очевидного факта, что именно течение ИПХ организационно оформило и придало силу церковного движения такому явлению, как «Катакомбная Церковь», причем еще до возникновения и окончательного оформления ИПЦ. Другое дело, что после Декларации митрополита Сергия идеология движения ИПХ конкретизируется, в ее формировании принимают участие уже упоминавшиеся нами архиереи. Влияние на идеологию ИПХ оказывали и те крайние движения, о которых мы также упоминали. Идеология движения была антисоветско-эсхатологической (или, в формулировке М. В. Шкаровского, отличалась «антикоммунизмом, имевшим специфический религиозный характер»⁹³⁶), крайне антисергианской (Московская Патриархия уподоблялась «вавилонской блуднице, сидящей на красном звере», отрицалась благодатность Таинств духовенства, подчиняющегося митрополиту Сергию), монархической⁹³⁷. Несомненно, если оценивать крайность воззрений последователей движения ИПХ и ИПЦ, то ИПХ были более ригористичны (в частности, далеко не все последователи ИПЦ отрицали благодатность таинств «сергианского» духовенства или отвергали возможность принятия советского паспорта, регистрации приходских общин и пр.). Так, для наиболее крайних последователей ИПХ, в отличие от значительной части последователей ИПЦ, не представлялось никакой возможности примириться с Московской Патриархией и митрополитом Сергием.

Архиепископ Андрей (Ухтомский), не самый крайний из ИПХ, еще в 1926 году (до Декларации!) так обосновывал собственное нежелание примириться с митрополитом Сергием и непризнание вступление в права митрополита Петра по патриаршему завещанию: «Митрополита Сергия, человека крупных способностей, я считаю способным на всякие компромиссы. С распутницами он был распутинцем – без малейших протестов – целых 14 лет. В 1922 году с живоцерковниками он стал живоцерковником, позорно признав ВЦУ и изменив патриарху Тихону, признал разбойника Варраву... Вследствие всего вышесказанного, я при всем желании не могу признать над собою, как епархиальным епископом, чье-либо руководство впредь до канонического Собора... Я, в силу 76 Апостольского правила и 23 правила Антиохийского Собора, не могу признать передачи управления всею Русскою Церковью по каким-то тайным духовным завещаниям. Эта игра в завещания совсем не канонична»⁹³⁸. После Декларации 1927 года архиепископ Андрей становится еще более категоричен: «правда там, где нет митрополита Сергия, где нет ничего подобного обновленческому предательству»⁹³⁹.

Большинство исследователей в настоящее время согласны, что в конечном итоге правое оппозиционное движение оформляется в период 1927–1929 годов, когда происходит переход многих приходских общин на нелегальное положение. Именно тогда возникает и терминология, определяющая состояние разделенности («сергиане», «непоминающие»), и оппозиционные группы: «иосифляне», «мечевцы» – последователи протоиерея Сергия Мечева, среди которых епископы Серафим (Звездинский), Арсений (Жадановский), Афанасий (Сахаров), «кирилловцы» – сторонники позиции митрополита Кирилла (Смирнова), «буевцы» – последователи епископа Алексия (Буя), «викторовцы» – сторонники епископа Виктора (Островидова).

Наиболее крупное движение в правой оппозиции – иосифлянское, включившее впоследствии в себя «буевцев» и «викгориан». Постепенно понятие Истинно-Православная Церковь (термин, введенный митрополитом Иосифом) перестало обозначать только иосифлянское движение, а стало собирательным понятием, вбирающим в себя вообще «антисергианское» движение (за исключением движения ИПХ, во всяком случае, до 40-х годов, когда идеологические границы между ИПЦ и ИПХ начинают стираться).

Каков же генезис ИПЦ и период деятельности?

По мнению М. В. Шкаровского, хронологическими рамками иосифлянства следует признать 1927– середину 1940-х годов, «в то время как Катакомбная Церковь смогла просуществовать до наших дней и получила возможность легализовать свою деятельность»⁹⁴⁰.

Действительно, оппозиционное движение, оформившееся вскоре в ИПЦ, возникает в 1927 году в Ленинграде после: Декларации митрополита Сергия; вынужденного (по настоянию ОГПУ) перевода митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых) на Одесскую кафедру (13. 09. 1927); и, несмотря на недовольство ленинградской паствы, нового постановления от 12 октября 1927 года с указанием прекратить поминовение за богослужением. Недовольство ленинградских ревнителей было усугублено указом митрополита Сергия от 21 октября 1927 года о повиновении властей и об отмене поминовения епархиальных архиереев, пребывающих в ссылке. Духовенство во главе с епископами Гдовским Дмитрием (Любимовым) и Нарвским Сергием (Дружининым), протоиереями Василием Верижским и Феодором Андреевым, выступает против мероприятий заместителя патриаршего местоблюстителя, направленных на: 1) «порабощение Церкви государству», в частности попущение вмешательства ГПУ в кадровые вопросы Русской Церкви (хиротонии и перемещения епископов по согласованию с ГПУ, замещение кафедр осужденных или сосланных по политическим мотивам епископов и т. д.); 2) придание Временному Патриаршему Синоду совещательного статуса; 3) введение в Синод пререкаемых лиц; 4) устранение из богослужения молений о ссыльных епископах и введение молений за гражданскую власть и пр.⁹⁴¹

Переговоры ленинградской делегации с митрополитом Сергием окончились безрезультатно. 26 декабря 1927 года⁹⁴² последовало отделение от митрополита Сергия части ленинградской паствы и духовенства во главе с епископами Дмитрием (Любимовым) и Сергием (Дружининым), а еще накануне митрополит Сергий запретил в священнослужении по обвинению в раскольнической деятельности епископа Виктора (Островидова), ранее ленинградцев отмежевавшегося от мероприятий митрополита Сергия⁹⁴³. 22 января 1928 года послание об отмежевании от митрополита Сергия и подчинении только патриаршему местоблюстителю митрополиту Петру пишет епископ Воронежский Алексий (Буй)⁹⁴⁴. Через несколько дней одно за другим следуют постановления митрополита Сергия и Временного Патриаршего Синода о запрете в священнослужении по обвинению в раскольнической деятельности епископов Дмитрия (Любимова), Сергия (Дружинина), а затем и Алексия (Буя)⁹⁴⁵. В феврале 1928 года последовало постановление заместителя патриаршего местоблюстителя о предании церковному суду за раздорническую деятельность митрополита Иосифа (Петровых) и епископа Иерофея (Афоника)⁹⁴⁶. В своем письме к епископу Димитрию митрополит Иосиф сообщает, что к этому времени уже 26 епископов отложилось от митрополита Сергия. Ленинградские, а затем и иногородние общины обращаются к митрополиту Иосифу за руководством. Постепенно митрополит Иосиф становится во главе движения, получившего устойчивое названия «иосифлянского». Развитие и общая история «иосифлянства» наиболее полно представлены в монографии М. В. Шкаровского «Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви».

С 1937–1938 годов, после расстрела митрополита Иосифа и других лидеров ИПЦ, иосифлянское движение постепенно истощается и несколько теряется в общем катакомбном движении, где основную роль играли группы ИПХ. Постепенно сглаживаются идеологические различия между ИПЦ и ИПХ: после мученической кончины митрополита Крутицкого Петра устранялись разногласия по вопросу о признании патриаршего местоблюстителя; легальная деятельность иосифлянских храмов становится совершенно невозможной, и отношение последователей ИПЦ к советской власти и легальной «сергианской» Церкви ужесточается, становится сходным с позицией ИПХ. Постепенно ИПЦ и ИПХ растворяются в едином катакомбном движении, где стираются имевшиеся прежде разногласия, формируется особое катакомбное предание, в котором для последователей ИПЦ родным становится архиепископ Андрей (Ухтомский), а для сторонников ИПХ авторитетным признается митрополит Иосиф (Петровых), и особый катакомбный тип религиозного сознания. С утратой епископата, – а позднее и духовенства – значительная часть катакомбных групп (но не все) переходит в беспоповское состояние. Прежде обладавшее некоторым единством движение с 1960-х годов утрачивает цельность, дробится на десятки групп, часто не признающих друг друга. Дальнейшая история катакомбного движения выходит за хронологические рамки заявленной нами темы, хотя следует отметить, что тема эта остается своеобразной исторической лакуной в русской церковной историографии.

Мы уже отмечали, что началом формирования ИПЦ и нового этапа активизации ИПХ послужила Декларация митрополита Сергия, а затем его административная деятельность (перемещение епископата на разные кафедры и канонические прещения на оппонентов). Следует признать, что проблема непонимания и размежевания между правым движением и митрополитом Сергием находится в области экклезиологических воззрений оппонирующих сторон. Между тем существуют серьезные различия в том, что именно вменяется в вину митрополиту Сергию крайней и умеренной правой оппозицией. Крайне правая оппозиция (ревнители) выступает прежде всего с осуждением воззрений митрополита Сергия на взаимоотношения Церкви и государства. Рассмотрим этот тезис более подробно.

Мы должны согласиться с С. Л. Фирсовым, утверждавшим, что митрополит Сергий выступает сторонником византийской (хотя и весьма искаженной) модели взаимоотношений государства и Церкви. И едва ли справедлив Д. Поспеловский, упрекавший за этот совершенно очевидный вывод петербургского историка в «НГ-религии». С. Л. Фирсов назвал «удивительный союз почти разгромленной Церкви с коммунистическим государством своеобразной лжесимфонией в противоположность «псевдосимфонии синодального периода», в традициях которой воспитывался митрополит Сергий⁹⁴⁷. Относясь негативно к извращенной реализации симфонии между РПЦ и советской властью, Фирсов не находит возможным осудить самого патриарха Сергия, а считает необходимым нравственно осудить сергианство как систему, приводящую «к апологетике собственной слабости и страху перед внешней силой». «Победа над сергианством, – утверждает петербургский историк, – будет достигнута только тогда, когда Церковь окончательно перестанет искать в лице государства политического (или даже идеологического) союзника»⁹⁴⁸.

С последним утверждением едва ли можно полностью согласиться, поскольку, отказываясь от союза (всякого) с государством (любым), мы неизменно отходим от восточной традиции (и православного идеала) взаимоотношений между государством и Церковью и приближаемся к западной модели, которая не есть плохая или хорошая, но есть – другая (католико-протестантская, сложившаяся под влиянием идей Блаженного Августина и святителя Амвросия Медиоланского), едва ли совместимая с отечественной ментальностью. Кроме того, С. Л. Фирсов остановился в своих рассуждениях на личности одного митрополита Сергия, не исследовав взглядов его оппонентов; в результате полной исторической реконструкции не получилось, что и заметил Д. Поспеловский.

Мы же, отметив византийский сервилизм воззрений митрополита Сергия на церковно-государственные взаимоотношения (с любым государством!), вынуждены обратить внимание на особенности взглядов крайне правой оппозиции. Представители этого течения, не отвергая симфонии, как модели взаимоотношений Церкви и православного государства, предложили фактически западную (католическую) модель отношений – независимое автономное существования Церкви от государственной власти. При этом, конечно, существует разница, поскольку западные христиане всегда (по крайней мере, с IV века совершенно точно) исповедовали идеал Церкви, не зависимой от государства (даже христианского). Правая же оппозиция, оставаясь преимущественно сторонницей монархического строя, не видела никаких возможностей сотрудничества (тем более добровольного) с властью, одной из главных идеологических целей которой являлось институционное уничтожение Русской Церкви. Не случайно в среде правой оппозиции (особенно крайней) с одобрением было встречено послание папы Римского и идея крестового похода Запада (протестантско-католического!) против советской (безбожной) России. Позднее частью катакомбного движения с радостью было воспринято и начало оккупации СССР германскими войсками. Впрочем, еще в 1935 году, они готовы были встречать Вилера, как «второго Минина – избавителя от большевиков»⁹⁴⁹.

В более ранней истории Восточной Церкви имеются прецеденты отрицательного отношения к идее симфонического единства государства и Церкви. Так, монахи Студитского монастыря (студиты), безусловно православные зилоты VIII века, критиковали св. патриарха Тарасия, а затем и св. патриарха Никифора за т. н. «михианскую» = «прелюбодейную» ересь (состоявшую в благословении патриархом Тарасием брака императора Константина VI со второй женой Феодотой с предшествующим этому браку насильственным пострижением первой жены Марии, а также в снятии прещений патриархом Никифором – под нажимом императора Никифора – с игумена Иосифа, венчавшего упомянутый второй брак императора Константина), и за неверные, как им представлялись, взаимоотношения с императорской властью. Студиты даже временно отлагались от патриархов (от патриарха Никифора – на два года), за что преследовались светскими властями (арестовывались и ссылались). Таким образом, студиты выступали как против византийской теории симфонии государства и Церкви («царственное священство» и «священное царство»), исповедуя фактически западную модель независимого существования Церкви от государства (следуя в этом за авторитетом западных отцов), так и против византийского сервилизма Константинопольских патриархов. Заметим, что сложная и напряженная дискуссия, доходившая до взаимных прещений и анафем, происходила между церковными деятелями, канонизированными Православной Церковью.

Тезис об исповедании православным зилотским движением (в лице студитов) западного идеала церковно-государственных отношений можно продемонстрировать следующей фразой преподобного Феодора Студита, обращенной им в январе 814 года в адрес иконоборческого императора Льва V: «...Сказал апостол: И поставил Бог в Церкви, во-первых, апостолов, во-вторых, пророков, в-третьих, пастырей и учителей, а о царях не сказал. Тебе, о государь, вверено устроение государства и войско – о них и заботься, а Церковь оставь пастырям и учителям, согласно апостолу. Если же не хочешь, то если даже Ангел с неба будет благовествовать нам извращение нашей веры, и его не послушаем, не то что тебя... Если же хочешь быть как ее (Церкви) чадо, то ничто не препятствует. Только следуй во всем духовному твоему отцу», и с этими словами преподобный Феодор указал на патриарха Никифора⁹⁵⁰.

И не зря студиты во главе с преподобным Феодором так близко к сердцу принимали авторитет папы Римского и апеллировали к нему как к верховному судье в делах Константинопольской Церкви⁹⁵¹.

Аналогии с русской крайне правой оппозицией XX века, стоявшей (сама того не осознавая) за западную модель церковно-государственных отношений, очевидны. Отсюда можно сделать вывод, что положение русского зилотского движения (например, иосифлян) не уникально, и в истории Православной Церкви имеются многочисленные прецеденты разрывов канонического общения, не вменявшиеся Церковью впоследствии в суд оппозиционерам, поскольку эти размежевания являлись результатом искреннего стремления сохранить чистоту православной веры и христианское благочестие.

Отсюда почти риторическим представляется вопрос: являлось ли иосифлянство (и вообще движение ИПЦ, исключая наиболее маргинальные ее формы) – расколом? Между тем и в историографии по этому вопросу нет единства во мнениях. Часто важнейшим фактором, определяющим позицию того или иного исследователя, является юрисдикционная принадлежность историка. Очевидно, что исследователи РПЦЗ (протоиерей Михаил Польский, епископ Григорий (Граббе), В. Степанов (Русак), протоиерей Лев Лебедев и др.) стоят на признании правоты иосифлян, викториан, буевцев и прочих групп правой оппозиции.

Между тем в большинстве официальных документов Московской Патриархии и трудах церковных историков, юрисдикционно принадлежащих к РПЦ МП, до самого последнего времени, казалось бы, не могло быть иного мнения, кроме как считать правую оппозицию расколом. Как справедливо заметил М. В. Шкаровский, эта традиция восходит к указу митрополита Сергия и Временного Патриаршего Св. Синода от 6 августа 1929 года, назвавшего митрополита Иосифа (Петровых), епископа Димитрия (Любимова), епископа Алексия (Буя) и их последователей – раскольниками и приравнявшего их (в каноническом положении) к обновленцам и григорианам. Протоиерей Владислав Цыпин без сомнений определяет иосифлянство как раскол⁹⁵², и находит типологическое сходство в мотивации и психологии митрополита Иосифа и «неистового предводителя старообрядчества» – протопопа Аввакума Петрова⁹⁵³. Согласен с этой оценкой и Д. Поспеловский, именующий правую оппозицию расколом «справа»⁹⁵⁴.

Вместе с тем, более серьезное исследование вопроса демонстрирует, что официальная оценка Патриархией (особенно в последнее время) деятельности правой оппозиции не имела тех резких и категоричных форм, как это может показаться на первый взгляд. Даже в прежние годы Русская Православная Церковь стремилась (по мере своих ограниченных советским тоталитаризмом возможностей) преодолеть имеющееся разномыслие. Весьма характерно, что в официальном юбилейном издании «Русская Православная Церковь. 988–1988. Вып. 2. Очерки истории 1917–1988», изданном еще при советской власти, правая оппозиция ни разу не названа расколом. Авторы нашли более дипломатичную и отвечающую исторической правде формулировку «размежевания в русской церковной среде»⁹⁵⁵.

Дальнейшая трансформация официальной церковной позиции, уже не вынуждаемой к резким оценкам внешними обстоятельствами, может быть представлена в деятельности Комиссии по канонизации святых при Священном Синоде РПЦ МП. Комиссия, которую возглавляет митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, разработала еще в 1995 году документ под названием «Историко-канонические критерии в вопросе о канонизации новомучеников Русской Церкви в связи с церковными разделениями XX века». Этот документ был одобрен на заседании Священного Синода 26 декабря 1995 года. В этом документе четко говорится, что нельзя «ставить в один ряд обновленческую схизму, с одной стороны, и «правую оппозицию» – с другой»⁹⁵⁶. «В действиях «правых» оппозиционеров, часто называемых «непоминающими», – указывается в документе Синодальной комиссии, – нельзя обнаружить явно злонамеренных, исключительно личных, предательских мотивов. Как правило, их действия обусловлены были по-своему понимаемой заботой о благе Церкви»⁹⁵⁷. Проводя «разные степени, градацию разрывов» оппозиционеров с митрополитом Сергием, Комиссия считает возможным канонизацию и митрополита Крутицкого Петра, и митрополита Казанского Кирилла, не отвергая даже возможность церковного прославления митрополита Иосифа, но только после особых канонических исследований. Обращает на себя внимание, что если обновленцы, григорьевцы, самосвяты-липковцы и автокефалисты называются раскольниками =схизматиками), и их канонизация не представляется возможной, то «правая» оппозиция не только не именуется расколом⁹⁵⁸, но и само выражение «правая оппозиция» берется в дипломатичные кавычки. Последующая деятельность Синодальной комиссии, одобрившей прославление таких оппонентов митрополита Сергия (Страгородского), как митрополит Агафангел (Преображенский), митрополит Кирилл (Смирнов), архиепископ Серафим (Звездинский), архиепископ Амфилохий (Скворцов), епископ Виктор (Островидов), М. Новоселов и др., показала, что Комиссия четко следовала разработанным ею критериям, постепенно преодолевая официальное негативное отношение к правой оппозиции и признавая (без широкого декларирования) каноничность тех иерархов, которые не порывали церковного общения с патриаршим местоблюстителем митрополитом Петром Крутицким.

Таким образом, было бы заблуждением считать, что официально Московская Патриархия совершенно негативно относится к оппонентам митрополита Сергия. В настоящее время это не так. Здесь РПЦ следует общей традиции церковной икономии, сознавая, что время – лучшее средство для преодоления разномыслия, и приближается к точке зрения протоиерея Иоанна Мейендорфа, представленной им в послесловии к «Трагедии Русской Церкви» Льва Регельсона, и выражающую идею единства даже разделенной Церкви: «Спор между митрополитом Сергием и «оппозицией» есть спор внутри Церкви. Можно – и должно – ставить под сомнение правильность поведения некоторых иерархов Церкви, но другой Церкви, кроме той, которую они возглавляют, все же нет. Точно так же, как церковное сознание не может не рассматривать некоторые действия патриарха Никона и, тем более, придворных иерархов эпохи Петра I как ошибочные и даже богохульные, но Таинства и преемственность Церкви не были ущерблены их грехом!»⁹⁵⁹

Среди тех светских историков, кто изначально отказывался именовать «правую оппозицию» расколом, следует упомянуть, прежде всего, М. В. Шкаровского, утверждавшего, что «фактически иосифляне раскольниками не были». Правда, аргументация подобного утверждения весьма слабая: «иосифляне не держались особенных обрядов и не претендовали, подобно обновленцам и григорианам, на создание нового центра церковной власти... главной тактической целью иосифлян было... в конечном счете завоевание высшей церковной власти в существующей Патриаршей Церкви»⁹⁶⁰. Здесь, конечно, присутствует некое лукавство – во-первых, конечной целью и обновленцев, и григориан являлось завоевание высшей церковной власти в существующей Патриаршей Церкви. Во-вторых, наиболее непримиримые представители иосифлянского движения несомненно указывали на необходимость руководствоваться постановлением от 20 ноября 1920 года об автономном управлении, т. е. следовать путем децентрализации церковного управления.

И тем не менее представляется, что Шкаровский в целом прав, опасаясь называть «правую оппозицию» расколом. Однако главным аргументом здесь является то, что значительная часть «правой оппозиции» не выходила из канонического подчинения патриаршему местоблюстителю митрополиту Петру (в отличие от последователей ИПХ). Отказ от стереотипного и детерминированного подхода к этому вопросу демонстрируется и коллективом авторов издания «За Христа пострадавшие», где в предисловии протоиерей Владимир Воробьев, как нам представляется, справедливо указывает: «Рассматривая по прошествии уже многих десятилетий минувшие события русской церковной истории, необходимо различать расколы, начатые и развивавшиеся по конъюнктурным, властолюбивым, политическим, националистическим и другим подобным соображениям, такие как живоцерковный, обновленческий, григорианский, – от разделений, возникавших по мотивам исповеднического стояния за духовную неповрежденность Истины и жизни церковной. Такие оппозиционеры очень скоро были поставлены перед необходимостью пролить кровь, отдать свою свободу и жизнь за исповедуемые взгляды. Сам их мученический подвиг с большой силой свидетельствует о там, что разногласия и разделения их были поиском Истины, имели временный, тактический характер и не повреждали их принадлежности к Полноте Русской Церкви»⁹⁶¹.

Исследовав историографию крайне правых движений, мы обязаны обратиться и к анализу имеющихся в исторической литературе оценок умеренной оппозиции, обычно ассоциируемой с личностью митрополита Казанского Кирилла (Смирнова). Часть епископата, наиболее авторитетным представителем которого являлся митрополит Кирилл (Смирнов), прекратила церковное общение с митрополитом Сергием в результате несогласия с его администрированием, которое воспринималось как узурпация не принадлежащих ему прав, и как «спорный эксперимент», особенно в области церковно-административного управления (подразумевалось учреждение Временного Патриаршего Священного Синода без согласования с патриаршим местоблюстителем, поспешные прещения на оппонентов, издание постановления от 6 августа 1929 года и пр.).

Как отмечал протоиерей Иоанн Мейендорф, не митрополит Сергий первым начал политику поспешных запрещений, ее начали обновленцы («лишив сана» самого патриарха Тихона) и григориане. Но «восприняв эту практику раскольников, – продолжал протоиерей Иоанн Мейендорф, – митрополит Сергий возобновил худшие – и отнюдь не «тихоновские» – черты старого бюрократического централизма»⁹⁶².

Позиция умеренной правой оппозиции не покажется столь уж уязвимой, если посмотреть на нее не предвзято. Например, постановление митрополита Сергия и Временного Патриаршего Священного Синода от 6 августа 1929 года уравнивало в каноническом отношении левые расколы (обновленцев, григориан) и правую оппозицию, т. е. сторонников митрополита Иосифа (Петровых), епископов Димитрия (Любимова), Алексия (Буя) и др. Таинства клириков правой оппозиции объявлялись недействительными, крещенных таковыми клириками следовало принимать через миропомазание (!), а умерших в «указанных расколах не следовало, хотя бы и по усиленной просьбе родственников, отпевать»⁹⁶³. Этим постановлением, по мнению митрополита Кирилла (Смирнова), митрополит Сергий «не для всех еще ясный спор закреплял как непримиримую церковную вражду», обнаруживая в равной мере, как и те, кто отрицал благодатность таинств сергиевой иерархии, «потерю духовного равновесия».

Действительно, если понятна мотивация канонического прещения (попытка препятствия распространению «раскола»), то гораздо сложнее понять, чем руководствовался Временный Патриарший Синод, предлагая второй чин для принятия «крещенных в расколе». Известно, что вторым чином принимают сектантов, совершающих крещение правильно в три погружения с произнесением богоустановленных слов, но погрешающих в частных догматах (ариан, македониан). Иосифляне, таким образом, в каноническом отношении оказались большими вероотступниками, чем католики, несториане или донатисты, для которых практиковался третий чин приема в Православие (через исповедь).

Все вышесказанное позволяет нам сделать вывод, что несогласие умеренной оппозиции с митрополитом Сергием коренилось не в области воззрений на вопрос церковно-государственных отношений, а в области, скорее, этической. И это несмотря на то, что по смыслу разногласие заключалось в разности воззрений митрополита Кирилла и митрополита Сергия на характер администрирования заместителя патриаршего местоблюстителя и объем его полномочий. Митрополит Кирилл, как вождь умеренной оппозиции, придавал вопросу административного управления (т. е. каноническому вопросу) характер вопроса этического, рассматривая при этом этический вопрос как часть экклезиологической проблемы.

Без сомнений, позиция митрополита Кирилла воспринималась и правой оппозицией, и последователями митрополита Сергия, и светской властью как особая, не совпадающая с позицией других правых течений. Последователей митрополита Кирилла называли «кирилловцами», каковые и составляли умеренную оппозицию митрополиту Сергию. Не зря же часть православных зилотов упрекали митрополита Кирилла (даже в 1934 году) в «чрезмерной осторожности»⁹⁶⁴. Отмечал особенность позиции своего оппонента и митрополит Сергий (так, в постановлении о предании митрополита Кирилла суду, фигурирует обвинение во «вступлении в общение с обществом, отделившемся от законного церковного священноначалия»⁹⁶⁵, а не обвинение в расколе). Признавали особенность церковной позиции митрополита Кирилла и светские власти. В следственных делах фигурирует упоминание направления, связанного с именем митрополита Кирилла, как «кирилловское патриаршее», наряду с «иосифлянским» или «даниловским»⁹⁶⁶.

Долгое время считалось, что позиция митрополита Кирилла двусмысленна и уязвима, что среди епископата последователей у него было мало (мнение митрополита Мануила (Лемешевского) и митрополита Иоанна (Снычева). Однако оказалось, что именно воззрения митрополита Кирилла позволяют вести диалог о преодолении разделений, возникших в результате Декларации и административных действий митрополита Сергия.

Весьма показательно отношение современных исследователей к позиции митрополита Казанского Кирилла (Смирнова). Одни исследователи считают вполне справедливой критику митрополитом Кириллом характера деятельности митрополита Сергия. К таковым относятся: епископ Григорий (Граббе)⁹⁶⁷, протопресвитер Михаил Польский, Л. Регельсон, среди современных – М. В. Шкаровский, И. И. Осипова, А. Бутаков (В. Антонов), протоиерей Лев Лебедев, протоиерей Александр Лебедев, В. Степанов (Русак).

Следует отметить, что и среди лиц, принадлежащих юрисдикции Зарубежной Церкви, существует различие в категоричности оценки полемики митрополитов Кирилла и Сергия. Так, протоиерей Александр Лебедев (штат Калифорния) в своей язвительной и резкой монографии «Плод лукавый. Происхождение и сущность Московской Патриархии» так комментирует выдержку из письма митрополита Кирилла неизвестному архипастырю в 1934 году (в этом письме митрополит Кирилл отметает обвинения последователей заместителя патриаршего местоблюстителя в безблагодатности, но указывает на необходимость воздержания «от общения с сергианами в молитве»): «Это указание митрополита Кирилла написано в то время, когда сергиане еще не впали в ересь экуменизма, и «симфония» Московской Патриархии с богоборческой властью еще не дошла до того, что все ведущие иерархи являлись бы агентами КГБ. Вероятно, мнение митрополита Кирилла о благодатности Таинств сергианцев сейчас было бы иным»⁹⁶⁸.

Другие исследователи готовы признать единственной верной позицию митрополита Сергия⁹⁶⁹, а деятельность митрополита Кирилла – близкой к раскольнической (среди современных исследователей подобных взглядов придерживается, например, Д. Поспеловский⁹⁷⁰, раскольниками именующий и карловчан). Между этими непримиримыми группами церковно-научных оппонентов существуют две группы исследователей, чьи взгляды лишены подобного категоризма. Одна группа исследователей, убежденных в целесообразности мер, предпринимавшихся митрополитом Сергием, стремится избежать крайне резких оценок воззрений митрополита Кирилла, находя для характеристики его взглядов термин «оппозиция». Среди таковых, например, митрополит Иоанн (Снычев)⁹⁷¹, протоиерей Владислав Цыпин⁹⁷², авторы издания: «РПЦ. 988–1988. Очерки истории 1917–1988»⁹⁷³.

Представители другой исследовательской группы полагают, что, признавая справедливость многих доводов митрополита Кирилла, следует отойти от ригористичного подхода к деятельности митрополита Сергия, избегая обвинений первого иерарха в расколе, а второго – в «сергианстве», поскольку оба иерарха принадлежат Единой Церкви. Таких взглядов придерживался протоиерей Иоанн Мейендорф⁹⁷⁴. Сходная позиция, хотя и более критичная по отношению к административной деятельности заместителя патриаршего местоблюстителя, отражена в первом томе биографического справочника «За Христа пострадавшие» и в публикациях автора настоящей статьи⁹⁷⁵.

Самая ригористическая и тенденциозная позиция в современной церковной историографии представлена «сочинениями» т. н. архиепископа Готфского Амвросия (Сиверса) (и его последователей), который претендует на представление интересов современного движения ИПХ. В сочинении под названием «Русская Зарубежная Церковь на стезях отступничества. Апостасия в РПЦЗ и исповеднический путь Катакомбной Церкви», изданном по благословению Амвросия (Сиверса), автор (скрывающийся под инициалами В. К.), выражая, очевидно, позицию самого Амвросия Готфского и базируясь на сомнительных актах «Кочующего» Собора, заявляет: «Достаточно вспомнить, что митрополит Кирилл лично приглашался (через своего посланника) к участию в «Кочующем» Соборе, но был впоследствии отвергнут⁹⁷⁶ отцами Собора за нежелание окончательно осудить Сергия как еретика». И далее, обвиняя митрополита Кирилла в порицании тех иерархов, кто отрицал благодатность таинств последователей митрополита Сергия, автор делает вывод: «митрополит Кирилл не только открыто пошел против соборного исповедания ИПЦ (имеются в виду акты т. н. «Кочующего» Собора. – А. Ж.), но и встал в данном случае на сторону Сергия, что автоматически уничтожает авторитетность мнения митрополита Кирилла даже как частного»⁹⁷⁷. Однако, по мнению В. К., в дальнейшем позиция митрополита Кирилла, под влиянием митрополита Иосифа (Петровых), трансформировалась в сторону большей непримиримости, вплоть до согласия с решениями «Кочующего» Собора (!). Отсюда вытекает, по мнению того же автора, зыбкость экклезиологии митрополита Кирилла, имеющей тенденцию изменяться в двух направлениях – либо приводить в Московскую Патриархию (примеры епископа Афанасия (Сахарова), епископа Гавриила (Абалымова), либо преобразовываться в непримиримую позицию. Окончательный вывод автора таков: причина экклезиологического сумбура в исповедании РПЦЗ (а именно авторитет Зарубежной Церкви подвергается В. К. сомнению) заключается в том, что в РПЦЗ восторжествовал первоначальный взгляд митрополита Кирилла на сергианство, став «повседневным жизненным руководством в отношениях с МП»⁹⁷⁸.

Должны отметить еще одну новую тенденцию в оценке воззрений митрополита Кирилла. В последнее время стала популярной идея об изменении к 1937 году воззрений митрополита Кирилла на благодатность таинств последователей митрополита Сергия. Все рассуждения об эволюции позиции митрополита Кирилла основываются на черновике недописанного письма, обнаруженного в последнем следственном деле, по которому проходил митрополит Кирилл. Это черновик письма от 23 ( 8) марта 1937 года, адресованного иеромонаху Леониду⁹⁷⁹. Среди прочего в письме содержалась такая фраза: «Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу сергианства»⁹⁸⁰. Именно в этих словах – «обновленческая природа сергианства» – видят исследователи (в частности, сам публикатор упомянутого письма – М. В. Шкаровский)⁹⁸¹ эволюцию взглядов и сближение с позицией митрополита Иосифа (Петровых) и епископа Виктора (Островидова). Согласиться с этим не можем, коренного изменения взгляды митрополита Кирилла не претерпели. Митрополит Кирилл еще в феврале 1934 года писал неизвестному архиерею: «Иное понимание патриаршего завещания, утверждаемое митрополитом Сергием, привело уже к тому, что завещание, составленное для обеспечения скорейшего избрания нового патриарха, стало основой для подмены в церковном управлении личности патриарха какой-то коллегиальной «Патриархией». Почиет ли на этом начинании митрополита Сергия благословение Божие, мы не дерзаем судить, доколе законный Собор своим приговором не изречет о нем суда Духа Святаго, но, как и все, обновленчеству сродное (выделено мной. – А. Ж.), не можем признать обновленное (выделено мной. – А. Ж.) митрополитам Сергием и церковное управление нашим православным, преемственно идущим от Святейшего Патриарха Тихона, и потому, оставаясь в каноническом единении с патриаршим местоблюстителем митрополитом Петром, при переживаемой невозможности сношения с ним признаем единственно закономерным устроение церковного управления на основе патриаршего указа 7 (20) ноября 1920 г."⁹⁸²

Отсюда видно, что для митрополита Кирилла «обновленческая природа сергианства» заключается не в утверждении за деятельностью митрополита Сергия какой-то новой «ереси», а в нарушении нормального (патриаршего) церковного управления, в своеобразном «обновлении» митрополитом Сергием формы высшей церковной власти. Более того, как в 1934 году владыка митрополит признавал благодатность таинств иерархии, признающей митрополита Сергия, так и в 1937 году митрополит Кирилл говорит о «ревности не по разуму» некоторых церковных деятелей, в частности, последователей священномученика епископа Виктора (Островидова), готовых даже перекрещивать сергиан. Таким образом, мы не наблюдаем существенного изменения взглядов митрополита Кирилла к 1937 году.

Говоря об отношениях правой оппозиции и митрополита Сергия, мы не можем не сопроводить историографический обзор собственными рассуждениями и выводами. Канонические прещения митрополита Сергия впоследствии даже многими иерархами Русской Православной Церкви не рассматривались как безусловные. Патриарх Московский и всея Руси Алексий I не усомнился совершить панихиду на могиле митрополита Антония (Храповицкого), первоиерарха РПЦЗ, запрещенного митрополитом Сергием, принять в евхаристическое общение без требования «покаяния» епископа Афанасия (Сахарова), бывшего в оппозиции митрополиту Сергию⁹⁸³, я уже не говорю о том, что можно припомнить редкий пример исполнения указа от 6 августа 1929 года и принятие через миропомазание лиц, крещенных правыми оппозиционерами.

Все это показывает, что канонические прещения митрополита Сергия, возможно целесообразные с точки зрения Высшей Церковной Власти в те тяжелые годы, когда светские власти прилагали все силы к уничтожению Русской Православной Церкви (и когда всякое внутрицерковное разделение было выгодно безбожной власти), могут рассматриваться только как вынужденные меры к сохранению единства деятелей Церкви перед лицом господствующего зла. Эти меры, имеющие каноническую силу, в то же время не безупречны с правовой точки зрения, поскольку запрещаемые иерархи не предавались безупречной с формальной точки зрения процедуре церковного суда.

Вообще прещения митрополита Сергия имеет смысл рассматривать не в одном только каноническом их аспекте, но и в церковно-административном, а также политическом. С одной стороны, митрополит Сергий, запрещая в служении иерархов, не согласных с его церковной политикой, видимо, преследовал цель удержать Церковь от новых размежеваний. Митрополит Сергий мог полагать, что удаление от занимаемых кафедр и запрещение в служении части епископов (в том числе и наиболее авторитетных) – есть все-таки меньшее зло, чем умножение разномыслия и «автономий» в Русской Церкви. Было очевидно, что такие иерархи, как митрополит Иосиф (Петровых), епископ Виктор (Островидов), епископ Алексий (Буй), архиепископ Андрей (Ухтомский) и мн. др., будут продолжать свое независимое суждение по всем церковным вопросам (вплоть до создания автономного управления своими епархиями), что, в свою очередь, будет постоянно служить соблазном церковным чадам, поэтому митрополит Сергий почел за лучшее решить эту проблему радикальным административным путем – запрещением оппозиционных иерархов в священнослужении. Времени на дискуссии не оставалось, но этого, конечно, не желала понимать оппозиция. С другой стороны, нет сомнений, что светская власть оказывала на митрополита Сергия давление как в формулировках текста Декларации 1927 года, так и в вопросах перемещения неугодных властям епископов.

С учетом всего сказанного, можно считать, что прещения митрополита Сергия, накладываемые им на часть оппозиционного ему епископата, имели, кроме канонического, еще и политический аспект. Так, во всяком случае, их рассматривала светская власть, так они воспринималась запрещаемым духовенством, политическая вина которого декларировалась (вынужденно) ведь и самим митрополитом Сергием («к ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях» – говорилось в интервью митрополита Сергия газете «Известия» от 16 февраля 1930 года). Таким образом, все три стороны: митрополит Сергий (не по доброй воле), его оппозиция (сознательно) и, наконец, светская власть (намеренно) были согласны видеть в прещениях заместителя местоблюстителя не только церковно-административный, но и политический подтекст. Что придает опять же сомнительность исключительно каноническому характеру церковных прещений на «непоминающих».

Наконец, еще одно соображение. С правовой точки зрения, суд, которым были осуждены представители «правой оппозиции», не являлся судом последней инстанции. Оппоненты митрополита Сергия апеллировали к суду первоиерарха Русской Церкви митрополита Петра. Но тот был изолирован от церковного управления. Тем не менее с его стороны известен призыв своему заместителю «поставить церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше заместительство»⁹⁸⁴, и «устранить мероприятия», превысившие полномочия заместителя патриаршего местоблюстителя⁹⁸⁵. Таким образом, следует признать незавершенность церковного судопроизводства 30-х годов над «правой оппозицией», а прещения, наложенные на них Временным Патриаршим Синодом,– судом промежуточной инстанции.

Завершением этого процесса следует признать деятельность Синодальной комиссии по канонизации святых, последних Поместных и Архиерейских Соборов, канонизовавших многих представителей «правой оппозиции» и объединивших в святцах и «поминающих» и «непоминающих».

Мы говорили о разнообразных течениях внутри правой оппозиции митрополиту Сергию. Но справедливости ради следует отметить, что среди последователей заместителя патриаршего местоблюстителя также не было полного единомыслия и единства. Например, среди не порывавших канонического общения с митрополитом Сергием были иерархи и духовенство, чье отношение к административной деятельности заместителя патриаршего местоблюстителя было не вполне позитивным. Воззрения этих иерархов можно идентифицировать как идеологию правого центра, который старался не участвовать в административной деятельности заместителя патриаршего местоблюстителя.

Например, не вполне одобрял административную деятельность митрополита Сергия митрополит Арсений (Стадницкий) и архиепископ Борис (Шипулин), поддерживавшие отношения с митрополитом Иосифом (Петровых) и его последователями, архимандрит (впоследствии – архиепископ) Гермоген (Голубев), некоторое время общавшийся с ленинградскими иосифлянами⁹⁸⁶ и др.

Были иерархи, чья позиция по отношению к Декларации и административной деятельности митрополита Сергия была сознательно позитивной и конструктивной (это были в полном смысле «политики»). Они, например, участвовали в административной деятельности Временного Патриаршего Синода, переговорах с советской властью и т. д. Среди таковых иерархов следует прежде всего указать митрополита Серафима (Александрова), митрополита Павла (Борисовского), митрополита Елевферия (Богоявленского) (проводившего политику центра в Польше и Литве), митрополита Сергия (Воскресенского), (проводившего политику центра в качестве управляющего делами Временного Патриаршего Синода, а во время войны, в качестве экзарха, в Прибалтике), архиепископа Алексия (Симанского), впоследствии – патриарха Московского и всея Руси. Главой и идеологом центра являлся сам митрополит Сергий, поскольку мы говорим о правой или левой оппозиции по отношению именно к митрополиту Сергию.

И, наконец, третья группа представляла собой иерархов, чья позиция носила скорее не принципиальный, а тактический характер – характер выживания в условиях тоталитарного государства (бывшие обновленцы, григорианцы, менявшие юрисдикцию в зависимости от отношения государственной власти к тому или иному церковному направлению). Эту группу можно назвать левым центром, с поправкой на беспринципность идеологии значительной части представителей этой группы.

Таким образом, общая картина взаимоотношений различных церковных групп в 30-е годы такова (от крайне правого к крайне левому движению).

Правая оппозиция (ПО) состоит из: крайне правой оппозиции или непримиримых ревнителей, зилотов (харизматические движения, ИПХ, викгориане, иосифляне, буевцы) (КПО=зилоты), отрицавших благодатность таинств последователей митрополита Сергия, или если и не отрицавших благодатность таинств, то создававших собственные церковные структуры, параллельные сергиевским; умеренной правой оппозиции (последователи митрополита Казанского Кирилла, «мечевцы», «даниловцы») (УПО), не отрицавшей благодатности таинств сергиан и не создававшей параллельных церковных структур, но пошедшей на разрыв церковного общения с центром, как на единственную возможность «обличить согрешающего брата» (в формулировке митрополита Кирилла).

Церковный центр (Ц), естественно представленный последователями митрополита Нижегородского Сергия, состоит из трех групп: правого центра (ПЦ), собственно центра или политиков (П) и левого центра (бывшие григорианцы и обновленцы) (ЛЦ),

Левая оппозиция (ЛО) очевидно тоже может быть представлена несколькими группами: умеренная левая оппозиция (григориане) (УЛО), не ставившая вопрос обновления Церкви и необходимости церковных реформ, а попытавшаяся захватить высшую церковную власть, – эта оппозиция легко и почти в полном составе перешла в юрисдикцию митрополита Сергия; и крайняя левая оппозиция (обновленчество) (КЛО), ставившая (во всяком случае на первых этапах) задачи обновления церковного строя и высшей церковной власти, упразднения патриаршества, отмены обязательного монашества для епископата и проч. Крайняя левая оппозиция, лишившись после Декларации 1927 года безоговорочной поддержки светской власти, совершенно утратила всякий авторитет, встав на путь неприкрытого сотрудничества с властью (в т. ч. ГПУ – НКВД). Обновленчество держалось до 40-х годов, когда последние иерархи перешли в юрисдикцию Московской Патриархии.

Итак, общая схема такова (для периода до конца 1930-х годов):

Правая оппозиция {КПО-УПО} –

Центр {ПЦ-П (политики) – ЛЦ} –

Левая оппозиция {УЛО – КЛО}

Эта схема весьма условна и может меняться в зависимости от рассматриваемого периода. При изучении взглядов всех указанных групп, наименее политизированными оказываются воззрения митрополита Кирилла. В основе его оппозиции митрополиту Сергию – не политика, а несогласие с администрированием и превышением полномочий заместителя патриаршего местоблюстителя.

Наиболее политизированными оказываются взгляды правой и левой оппозиции. Для ревнителей (православных зилотов) советская власть есть власть антихриста, а «Сергиева» Церковь – Церковь лукавствующих. Совесть же обновленцев не смущается обращением в НКВД с политическим доносом на духовенство, отказывающееся признать за обновленчеством право на высшую церковную власть. Обновленцы политически активны – публикуют статьи, участвуют в диспутах, клеймят «антисоветски настроенных староцерковников», идеологизированы, причем их идеологизированность прямо противоположна идеологизированности зилотов (которые не участвуют вообще ни в каких акциях советской власти).

Исследовав историографию вопроса, мы вынуждены вновь обратиться к терминологии с целью ее уточнения. Суммируя опыт существующих исследований, можно сказать, что «правая оппозиция» не тождественна понятию «Катакомбная Церковь», ИПЦ или ИПХ. Понятие «правая оппозиция» шире таких понятий, как «катакомбное движение», ИПЦ и ИПХ. Во-первых, некоторое время часть правой оппозиции существовала легально (например, «иосифлянские», «викторианские», «мечевские» приходы). Во-вторых, в правую оппозицию, в качестве умеренного крыла, входили последователи митрополита Кирилла и близкие ему по взглядам иерархи «мечевской» группы, не принадлежавшие ИПХ или ИПЦ (хотя после 1934 года митрополит Кирилл и сближается с митрополитом Иосифом (Петровых), архиепископом Серафимом (Самойловичем), епископом Дамаскиным (Цедриком)). В то же время, поскольку эти иерархи (последователи митрополита Кирилла и «мечевцы») после запрета на легальную церковную деятельность совершали богослужения нелегальным образом, то последние годы их деятельности можно отнести к катакомбному движению. Причем, здесь нельзя употребить вместо термина «катакомбное движение» термин «катакомбная Церковь», поскольку митрополит Кирилл явно не содействовал организации нелегальных церковно-административных структур, параллельных имеющимся легальным (даже после объявленной кончины патриаршего местоблюстителя).

Нет сомнений, что настоящая статья – только один из первых подходов к дальнейшему исследованию вопроса о взаимоотношениях правой оппозиции и митрополита Сергия. Очевидно, что этот вопрос нуждается в серьезном источниковедческом исследовании и в канонической проработке, чтобы стала возможна близкая к исторической правде реконструкция сложной церковной ситуации 20–40-х годов. Одновременно следует учитывать церковно-исторический опыт прежних веков и других Поместных Церквей, не единожды переживавших противостояние ревнителей (православных зилотов) и сторонников церковной икономии.

1863, 26 апреля – родился в г. Кронштадте Санкт-Петербургской губернии в семье псаломщика Илариона Смирнова, наречен Константином

1883 – поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию (СпбДА)

1887 – окончил СпбДА со степенью кандидата богословия (за сочинение «Никифор Феотоки и его значение в истории Русской Церкви и духовной литературы»)

1887 – вступил в законный брак с дочерью священника Петербургской епархии Ольгой Николаевной Азиатской

1887,15 ноября – рукоположен во диакона епископом Выборгским Антонием (Вадковским)

1887, 21 ноября – рукоположен во иерея епископом Выборгским Антонием (Вадковским); назначен на место священника и законоучителя Елисаветпольской гимназии Кавказского учебного округа

1894,18 октября – назначен настоятелем церкви при 2-й Петербургской гимназии с одновременным исполнением обязанностей законоучителя этой же гимназии

1897 – избран членом епархиального Комитета Миссионерского общества

1900 – привлечен к работе в подкомиссии по вопросу о надлежащей постановке преподавания Закона Божия в средних учебных заведениях Министерства народного просвещения

1900, октябрь – переведен на священническую вакансию к Кронштадтской Свято-Троицкой кладбищенской церкви

1901 – трагическая смерть дочери и супруги

1902.4 апреля – определение Св. Синода о назначении архимандрита Феофилакта, бывшего начальника Урмийской Духовной Миссии (в Персии) настоятелем Козловского Троицкого третьеклассного монастыря в Тамбовской епархии, а также просьба К. П. Победоносцева выяснить, «не встречается ли со стороны МИДа препятствий к назначению на должность начальника Урмийской Миссии священника Константина Смирнова (по пострижении его в монашество)»

1902.5 апреля – направление К. П. Победоносцевым министру иностранных дел графу В. Н. Ламздорфу выписки из определения Св. Синода и «доверительного» письма с предложением рекомендуемой митрополитом С.-Петербургским Антонием (Вадковским) кандидатуры священника Константина Смирнова – «талантливого проповедника» и «одного из лучших представителей клира С.-Петербургской епархии»

1902,11 апреля – сообщение графа В. Н. Ламздорфа К. П. Победоносцеву, что препятствий к назначению священника Константина Смирнова на должность начальника Духовной Миссии не имеется

1902,20 апреля – извещение К. П. Победоносцевым Св. Синода о мнении МИДа

1902.10 мая – о. Константин, соглашается на предложение митрополита Антония (Вадковского) и принимает монашеский постриг с именем Кирилл, в честь святителя Кирилла учителя Словенского; постриг в монашество совершен в церкви СПбДА ректором академии епископом Ямбургским Сергием (Страгородским)

1902.11 мая – возведен в сан архимандрита

1902,19 августа – вместе с новыми членами Миссии прибыл из Петербурга в Тавриз, где встречен русским генеральным консулом и чиновником от Азербайджанского каргузара; представлен наследнику персидского престола, а затем приглашен в Немет-Абад – летнюю резиденцию русского генерального консульства

1902,22 августа – выехал из Тавриза в Урмию

1902,26 августа – прибытие в Урмию

1902, 26 сентября – возглавил общее собрание всего духовенства епархии в городской церкви свт. Николая по вопросу о переводе богослужебных книг; избрана переводческая комиссия

1902,3 октября – начало работы переводческой комиссии под председательством архимандрита Кирилла

1902, октябрь – начало противостояния с англиканской Миссией в Урмии, устройство при Урмийской Миссии школы с интернатом для сирийских детей

1902, октябрь – 1903, май – переведены на древнесирийский язык: последование вечерни и утрени по Часослову и Служебнику, воскресные песнопения Октоиха 1-го и 2-го гласов, службы праздников Рождества Христова и Пасхи, последование Спасительных Страстей Христовых, чин диаконской и пресвитерской хиротонии, отдельные богослужебные песнопения; на новосирийский язык переведены деяния Св. Синода об открытии честных мощей преп. Серафима Саровского, «Начатки христианско-православного учения» митрополита Филарета Московского, послания сирийского православного епископа Мар-Ионана с каноническими разъяснениями по церковно-богослужебным вопросам и вопросам приходской практики и мн. др.

1902,8 ноября – письмо из Урмии архимандрита Кирилла митрополиту Антонию (Вадковскому)

1902.19 ноября – письмо из Урмии архимандрита Кирилла митрополиту Антонию (Вадковскому)

1903, 25 января – письмо из Урмии архимандрита Кирилла российскому генеральному консулу в Азербайджане

1903,1 февраля – письмо из Урмии архимандрита Кирилла митрополиту Антонию (Вадковскому)

1903.20 февраля – указ Св. Синода о переводе Урмийской Миссии из ведения Грузино-Имеретинской синодальной конторы в непосредственное подчинение Святейшему Синоду (предписывалось осуществлять связь через первенствующего члена Св. Синода)

1903, март-апрель – запуск собственной типографии Урмийской Миссии

1903,20 апреля – письмо из Урмии архимандрита Кирилла митрополиту Антонию (Вадковскому)

1903, апрель – завершен перевод чина литургии св. Иоанна Златоуста на древнесирийский язык

1903, октябрь – объявление персидскими властями о передаче всех храмов, числящихся за Урмийской Духовной Миссией «древним назореям» (сирийским несторианам); поддержка персидских властей и несториан инославными миссиями

1903, конец ноября – прибытие архимандрита Кирилла в Петербург для организации защиты интересов Урмийской Миссии

1903,13 декабря – записка архимандрита Кирилла по вопросу принадлежности урмийских храмов Православной Духовной Миссии

1903, декабрь – 1904, январь – дипломатическое урегулирование вопроса о православных храмах в Урмии

1904, январь – по рекомендации архимандрита Кирилла был хиротонисан находившийся в Петербурге архимандрит Илия, сирохалдей по происхождению, в епископа Тергяварского; по решению Св. Синода Мар-Илия должен был управлять южной, Барандузской частью Урмии, епископ Супурганский и Урмийский Мар-Ионан – северной, Назлучайской; епископу Мар-Аврааму доставалось в управление селение Марсаргиз

1904, январь – учреждение по инициативе архимандрита Кирилла «Кирилло-Сергиевского Урмийского братства» для содействия утверждению Православия в Урмии и обращению несториан в Православие

1904,12 февраля – прием императором Николаем II архимандрита Кирилла перед его отъездом в Персию

1904,6 мая – всемилостивейше сопричислен к ордену Св. Анны 2-й степени

1904,10 мая – назначение епископом Гдовским, третьим викарием С.-Петербургской епархии

1904,6 августа – хиротония архимандрита Кирилла во епископа Гдовского, третьего викария Санкт-Петербургской епархии, совершена в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры митрополитом Антонием (Вадковским)

1905,31 октября – епископ Гдовский Кирилл переименован из третьего во второго викария С.-Петербургской епархии

1908,15 февраля – назначен первым викарием С.-Петербургской епархии

1908,20 декабря – отпел св. прав. Иоанна Кронштадтского, согласно его предсмертной просьбе, и совершил над его телом первую панихиду; сопровождал тело кронштадтского пастыря в С.-Петербург для погребения

1909, 6 января – на Крещенское богослужение в присутствии Царской Семьи епископ Кирилл отказался выполнить требование полиции и совершить освящение великой агиасмы на кипяченой воде; великое водосвятие владыкой Кириллом в сослужении архимандритов Александро-Невской лавры было совершено у проруби на р. Неве

1909,28 января – в Исаакиевском кафедральном соборе совершил заупокойную литургию на 40-й день памяти св. прав. Иоанна Кронштадтского

1909,30 декабря – утверждение епископа Кирилла на самостоятельную кафедру епископа Тамбовского и Шацкого

1910, 24 января – прибытие в Тамбов и вступление в управление Тамбовской епархией

1910, 23 марта – резолюция об увеличении на епархиальных съездах числа представителей от приходского духовенства и церковных старост

1910 – введение в качестве традиции совершения ежегодных заупокойных литургий в дни памяти протоиерея Иоанна Сергиева (Кронштадтского), епископа Феофана Вышенского, епископа Питирима Тамбовского, старца Оптинского Амвросия и др. подвижников благочестия XIX–XX вв.; в эти дни в духовной семинарии, училище и прочих образовательных учреждениях устраивались чтения в память подвижников благочестия

– учреждение Тамбовского просветительско-миссионерского Питиримовского братства

– обзорные поездки для знакомства с епархией, духовенством и положением дел на местах; посещение всех уездных городов Тамбовской губернии, пяти мужских монастырей, одиннадцати женских, 124 сельских приходов; в городах осмотрено 63 храма и 25 школ, в селах, соответственно – 124 и 53; сказано 180 поучений (хронология поездок 9 февраля посещены школы и церкви г. Кирсанова; с 14 по 26 февраля – церкви и школы г. Козлова, Елатомского и Темниковского уездов, гг. Кадома, Темникова и Спасска, Саровская и Вышенская пустыни, Санаксарский монастырь; в марте – г. Моршанск; в мае – епископ Кирилл дважды выезжал для освящения храмов в Ахтырском женском монастыре Козловского уезда и в слободе Голынщине Кирсановского уезда; с 31 мая по 4 июня обозревал церкви и школы Шацкого и Моршанского уездов и Моршанскую женскую общину; 25–28 июня – церкви и школы гг. Усмани и Борисоглебска; в июле посетил г. Елатьму и Елатомский уезд; в сентябре предпринял продолжительную поездку по уездам Тамбовскому, Козловскому, Липецкому и Усманскому; 3–6 ноября осматривал церкви и школы г. Лебедяни)

1911 – в продолжение 10 поездок по Тамбовской епархии посетил 5 городов, 5 мужских и 9 женских монастырей, 191 сельский приход и произнес 210 поучений

1911,16 октября – освящение нового храма Тамбовской духовной семинарии

1912,11 января – учреждение по инициативе епископа Кирилла Церковно-археологического комитета Тамбовской епархии

1912, январь – вызван в С.-Петербург для присутствия в Св. Синоде, находился в С-Петербурге до 17 апреля 1912 года

1912, май – по ходатайству епископа Кирилла, духовенства всех епархиальных городов и городского самоуправления о прославлении епископа Тамбовского Питирима Св. Синод, поручил «образовать комиссию для расследования чудес, совершившихся при мощах святителя, и о последующем довести до сведения Св. Синода»

1912, 11 августа – опубликование в «Тамбовских епархиальных ведомостях» открытого письма редактору газеты «Тамбовский край» по поводу кощунственной статьи «Почетный член Ной»

1912,23 августа – объявление епископом Кириллом о решении учредить второе епархиальное женское училище в г. Шацке

1912, 30 сентября – освящение нового храма, устроенного в честь иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», при училище для слепых детей

1912,3 ноября – принял участие в погребении почившего митрополита Антония (Вадковского)

1913,14 января – восьмое и последнее заседание особой комиссии под председательством епископа Кирилла по обследованию чудотворений, совершившихся по вере в молитвенное предстательство пред Богом святителя Питирима; направление результатов деятельности комиссии в Св. Синод

1913, март – поручении Св. Синодом провести ревизию Самарского и Уфимского епархиальных управлений

1913,6 мая – возведен в сан архиепископа

1913, июнь – утверждение решений образованной по благословению епископа Кирилла комиссии, выработавшей проект по сокращению канцелярской деятельности благочинных Тамбовской епархии

1913,28 июня – резолюция императора Николая II на докладе Св. Синода с предложением канонизации святителя Питирима Тамбовского: «Согласен. Прочел с чувством истинной радости и умиления»

1913,1–13 июля – определение Св. Синода совершить 28 июля 1914 года торжественное прославление святителя Питирима, епископа Тамбовского

1914,25 января – деяние Св. Синода о признании епископа Питирима Тамбовского «в лике святых, благодатию Божию прославленных» и о назначении дня прославления святителя Питирима – 28 июля 1914 года

1914,12 мая – указ Его Императорского Величества из Святейшего Правительствующего Синода о разрешении архиепископу Кириллу, в соответствии с его ходатайством, «при предстоящем прославлении Святителя Питирима, изнести честные его останки и положить их в особый гроб и раку, для благоговейного поклонения верующих»

1914,19 июня – освящение торжественной закладки в Шацке нового здания епархиального женского училища

1914,27–29 июля – торжества по прославлению святителя Питирима Тамбовского; в торжествах приняли участие митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир (Богоявленский); архиепископ Тамбовский и Шацкий Кирилл (Смирнов); епископ Черниговский и Нежинский Василий (Богоявленский); епископ Уральский Тихон (Оболенский); епископ Михайловский Амвросий (Смирнов), викарий Пензенской епархии; епископ Гомельский Варлаам (Ряшенцев), викарий Могилевской епархии; епископ Козловский Зиновий (Дроздов), викарий Тамбовской епархии

1914,13 сентября – благословлял отправлявшееся из Тамбова на фронт народное ополчение

1914, октябрь – создание по инициативе архиепископа Кирилла Питиримовского епархиального лазарета

1914,7 декабря – посещение Тамбова государем императором Николаем II, участие в литургии, которую отслужил архиепископ Кирилл, и в молебне при мощах свт. Питирима Тамбовского

1915,10 января – торжества по случаю 100-летия со дня рождения епископа Феофана Вышенского

1915, февраль – размещение в Тамбовской Духовной семинарии 19 детей и наставника из состава Урмийской Духовной Миссии, вынужденной покинуть Персию из-за вторжения турок и курдов; обеспечение сирийских детей всем необходимым на средства архиепископа Кирилла и А. Н. Нарышкиной

1915, март – отъезд в С.-Петербург для совещания в Св. Синоде и в правительственных организациях по вопросу о судьбе Урмийской Миссии

1915,2 апреля – встреча архиепископа Кирилла с посетившей Тамбов великой княгиней Елисаветой Феодоровной; совершение молебна перед ракой с мощами свт. Питирима Тамбовского, краткая заупокойная лития об упокоении великого князя Сергея Александровича, на поле брани убиенного князя Олега Константиновича и «всех за веру, царя и Отечество живот свой положивших»; посещение военного лазарета вместе с великой княгиней

1915,6 мая – «во внимание к отлично-усердной службе» сопричислен к ордену св. Александра Невского

1915 – по ходатайству архиепископа Кирилла Св. Синод установил ежегодное празднование 29 июля Тамбовской иконе Божией Матери, находящейся в Богородичной церкви г. Тамбова

1915, 23 декабря – освящена новая серебряная, вызолоченная рака для мощей свт. Питирима Тамбовского и сень над нею, устроенные на средства, пожертвованные императором Николаем II

1915 – архипастырские поездки по епархии: 25–26 апреля посещение г. Козлова для освящения придела Троицкой церкви; 23–24 мая – обозрение церквей 5-го благочиннического округа Тамбовского уезда; с 3 по 10 июня – посещение г. Кирсанова и 34 сел Тамбовского и Кирсановского уездов; с 26 по 30 июня – обозрение Тихвинско-Богородицкого монастыря, церквей г. Кирсанова, а также 14 приходов Кирсановского и Тамбовского уездов; с 8 по 24 июля – посещение монастырей и церквей Шацкого, Темниковского и Спасского уездов

1916 – архипастырские поездки по епархии: с 3 по 18 марта – посещение уездных городов епархии; с 4 по 11 мая – посещение церквей и школ Кирсановского уезда; с 20 мая по 9 июня – церквей, монастырей, церковно-приходских школ Спасского, Темниковского и Елатомского уездов; с 30 июня по 20 июля – церквей, монастырей и учебных заведений духовного ведомства трех упомянутых уездов, а также Шацкого уезда; с 5 по 26 сентября – проведение 20 благочиннических собраний, посещение двух городов, 40 сельских церквей.

1917,12 марта – в связи с отречением императора Николая II и действиями новой власти направляет телеграммы всем благочинным с призывом «общими силами уяснить себе и пастве важность переживаемых событий, ответственность всех за целость Родины»

1917,9 июня – определением Св. Синода, согласно результатам голосования правящих и викарных епископов, вызван в Петроград для участия в работе Предсоборного совета (набрал 46 голосов)

1917,15 июня – председательствовал на епархиальном съезде Тамбовской епархии

1917,21 июня – определением Св. Синода назначен председателем седьмого отдела (о церковном хозяйстве) Предсоборного совета

1917 – член Священного Собора Российской Православной Церкви 1917–1918 гг., председатель отдела о преподавании Закона Божия

1917, 23 сентября – на заседании Поместного Собора сделал доклад по деятельности возглавляемого Отдела о преподавании Закона Божия в школе

1917,11 октября – прием соборной делегации во главе с архиепископом Кириллом министром исповеданий А. В. Карташевым, а также А. Ф. Керенским

1917.14 октября – внеочередной доклад архиепископа Кирилла на Поместном Соборе о переговорах с Временным правительством

1917,27 октября – вместе с архимандритом Вениамином (Фед- ченковым) оказался в московском Кремле во время военного противостояния большевиков и юнкеров

1917,31 октября – во время выборов общего числа кандидатов в патриархи указывался вторым (после митрополита Антония (Храповицкого) по числу голосов, а во время голосования по конкретным кандидатурам – пятым, четвертым и третьим соответственно в трех турах голосования

1917,7 декабря – избран одним из пяти заместителей членов Св. Синода

1918,4 (17) февраля – организованное законоучительным отделом Поместного Собора (отдел под председательством архиепископа Кирилла) собрание Всероссийского совета родительских организаций, Союза союзов родительских комитетов г. Москвы, представителей родительских комитетов г. Петрограда и законоучителей всех учебных заведений г. Москвы единогласно постановило признать преподавание Закона Божия во всех учебных заведениях обязательным, а попытки его изгнания из школы считать давлением на совесть родителей и учащихся

1918.14 (27) февраля – по решению Поместного Собора возглавил комиссию по расследованию обстоятельств мученической кончины митрополита Киевского Владимира

1918,1 апреля (н. ст.) – назначен митрополитом Тифлисским и Бакинским, экзархом Кавказским

1918,22 марта (4 апреля) 1918 – избран в комиссию по борьбе с большевизмом в Церкви

1918.19 мая – июль – находился в Баку; направил три письма, патриарху Тихону от 24 мая, 5 и 20 июня

1918,4 июня – председательствовал на собрании представителей всех приходов г. Баку, в отсутствии возможности созвать епархиальное собрание; избраны члены Временного Бакинского епархиального совета

1918,4 июля – избран митрополитом Нижегородским на Нижегородском епархиальном съезде духовенства и мирян, получив более 2/3 голосов

1918, 4 июня – постановление Святейшего Патриарха и Священного Синода об утверждении вместо митрополита Кирилла на Тамбовскую кафедру избранного свободным голосованием клира и мирян Тамбовской епархии епископа Козловского Зиновия (Дроздова)

1918.12 июля – прибыв в Астрахань, получил телеграмму патриарха Тихона, что «благо Церкви требует ныне пребывания его на Кавказе», а не на Нижегородской кафедре; направился в Тифлис, но по обстоятельствам военного времени добраться до Тифлиса не смог

1918, август – прибыл в Москву на третью сессию Поместного Собора

1918.20 августа – избран заместителем члена соборного Совета

1918.13 сентября – по предложению соборного Совета возглавил делегацию для передачи Совету народных комиссаров постановления Собора от 24 августа (6 сентября) о необходимости отмены инструкции Народного комиссариата юстиции от 17 (30) августа 1918 г. «по проведению в жизнь Декрета об отделении Церкви от государства»

1918,18–19 сентября – на 168–169 заседаниях Поместного Собора обсуждался доклад митрополита Кирилла «О церковных округах», сделанный от Отдела о высшем церковном управлении; на 169-м заседании митрополит Кирилл сделал доклад «Об управлении духовно-учебными заведениями, церковно-приходскими школами и законоучительством в светских учебных заведениях» (результат совместной работы соборных отделов «О духовно-учебных заведениях», «О церковно-приходских школах», «О преподавании Закона Божия» и издательского отдела)

1918.20 сентября – на заключительном 170-м заседании Поместного Собора председательствовал во время рассмотрения доклада протоиерея А. И. Юницкого «Об устроении Православной Церкви в Закавказье и на Кавказе вообще» (результат работы соборного отдела «Об устроении Православной Церкви в Закавказье»)

1918.21 октября – постановление патриарха Тихона и Св. Синода: «Не признавая возможным оставлять православное население закавказской паствы без архипастырского руководительства и попечения, постановлено: не перемещать на Нижегородскую Архиерейскую кафедру митрополита Тифлисского и Бакинского Кирилла, поручив временное управление Нижегородской епархией Преосвященному архиепископу Алеутскому Евдокиму»

1918, осень – после окончания Собора продолжал служить в Москве; становится членом Священного Синода

1919, декабрь – арестован ВЧК вместе с митрополитом Арсением (Стадницким) по обвинению в «контрреволюционной агитации путем рассылки воззваний и сношений с Колчаком и Деникиным»; заключение продолжалось около двух месяцев

1920, апрель – назначен митрополитом Казанским и Свияжским

1920, 9 июля – прибыл в Казань в день встречи Смоленской Седмиезерной иконы Божией Матери

1920,11 июля – совершил вместе с епископом Анатолием (Грисюком) и епископом Балахнинским Петром (Зверевым) хиротонию архимандрита Иоасафа (Удалова) во епископа Мамадышского, викария Казанской епархии.

1920,19 августа – арестован в Казани по обвинению в том, что «выехал из Москвы в Казань без разрешения ВЧК»; содержался в «Набоковке» (Казанский ЧК), через несколько дней направлен в Москву

1920,27 августа – осужден Президиумом ВЧК на срок «до конца гражданской войны»; заключение в концлагере заменено до конца гражданской войны заключением в лагере на 5 лет

1920,5 октября – помещен в Таганскую тюрьму

1920,7 ноября – избран почетным членом КазДА

1921.4 февраля – утвержден указом патриарха Тихона в звании почетного члена КазДА

1921, март-апрель – совершал богослужения в школьном помещении тюрьмы; возглавлял пасхальное богослужение

1921, 24 декабря – досрочно освобожден в связи с очередной амнистией по случаю 4-й годовщины Октябрьской революции

1922, в ночь с 17 на 18 января – прибыл в Казань

1922, 21 июня – составил распоряжение «на случай лишения возможности непосредственного руководства церковной жизнью епархии» (управление епархиальными делами принимает на себя один из викариев по старшинству хиротонии; за богослужениями в храмах епархии возносится имя только митрополита, пока он находится в живых, а в случае смерти – до назначения нового возносится имя временно управляющего викария)

1922,24 июля – председательствовал в Богоявленском соборе г. Казани на общегородском собрании, обсуждавшем современную церковную ситуацию и возможность представителям Казанской епархии участвовать в созываемом обновленческим ВЦУ соборе

1922, июль-август – постриг и рукоположил студентов богословских курсов (открытых вместо КазДА) Питирима (Крылова), Иоанна (Широкова), Палладия (Шерстенникова), Серафима (Шамшева), насельников Казанского Иоанно-Предтеченского монастыря, впоследствии – епископов

1922,14 (15) августа – арест в Казани; был отвезен за город, посажен в тюремный вагон и отправлен в Москву, где вновь заключен во внутреннюю тюрьму ОГПУ

1922,27 августа – указ обновленческого ВЦУ об устранении от управления Казанской епархией, увольнении на покой с назначением местопребывания вне пределов Казанской епархии

1922, декабрь – отправлен в одном вагоне с митрополитом Ага- фангелом (Преображенским) в ссылку: митрополит Кирилл – в Коми-Зырянский край, митрополит Агафангел – в Нарым

1923 – в ссылке в г. Усть-Сысольск (ныне – Сыктывкар)

1923.5 апреля – на место «уволенного на покой» митрополита Кирилла обновленческим ВЦУ был назначен в Казань архиепископ

Алексий (Баженов); Казанские викарные епископы Иоасаф (Удалов), Афанасий (Малинин), Андроник (Богословский) отказались признать каноничность подобного назначения

1923, май – встречался в ссылке с епископом Серафимом (Звездинским), С. И. Фуделем

1923, лето – перемещен на поселение в г. Усть-Кулом Коми- (Зырян) АО, здесь и в ближайших селениях проживали епископ Новоторжский Феофил (Богоявленский), епископ Петергофский Николай (Ярушевич), епископ Афанасий (Сахаров), епископ Кинешемский Василий (Преображенский), архимандрит Неофит (Осипов)

1923, ноябрь – завещательное распоряжение патриарха Тихона о назначении первым кандидатом на должность местоблюстителя патриаршего престола митрополита Агафангела (Преображенского), вторым – митрополита Кирилла

1924,21 мая – решением Св. Синода предложен ко включению в состав восстанавливаемого Высшего Церковного Управления (ВЦУ)

1924, июнь – вызван в Москву из Усть-Кулома для собеседования с Е. А. Тучковым, настаивавшим на согласии с включением в состав ВЦУ шести представителей обновленчества, в т. ч. В. Красницкого; оказал влияние на решимость патриарха Тихона отказаться от переговоров с обновленцами и учреждения при патриархе ВЦУ; вновь сослан в Коми-Зырянский край

1925,7 января – по завещательному распоряжению патриарха Тихона назначен первым кандидатом на должность местоблюстителя патриаршего престола

1925, май – после окончания срока ссылки прибыл в Усть-Сысольск; узнал о вступлении в местоблюстительство митрополита Петра; без суда сослан в Переволок Усть-Ухтинской волости Ижемского уезда Зырянского края

1925, 5 декабря – завещательное распоряжение митрополита Крутицкого Петра (Полянского) на случай своей кончины о передаче прав и обязанностей местоблюстителя – до законного выбора нового патриарха и согласно завещанию патриарха Тихона – митрополиту Кириллу (Смирнову), или митрополиту Агафангелу (Преображенскому), или митрополиту Сергию (Страгородскому)

1926,17 июня – прибыл из Переволока в Усть-Сысольск

1926, октябрь – арестован в Усть-Сысольске, доставлен в распоряжение Вятского ОГПУ, местом проживания определено в г. Котельнич Вятской губернии

1926, ноябрь – собраны подписи около 70 (по разным сведениям, от 69-ти до 72-х) епископов в поддержку избрания патриархом митрополита Кирилла

1926,21 декабря – арестован в г. Котельниче, заключен в Вятскую тюрьму

1926,24 декабря – уполномоченным 1-го отделения СОЧ Вятгуботдела ОГПУ объявлено постановление об аресте

1927,4 января – предъявлено обвинение в том, что «сносился с церковными деятелями в целях консультации по церковным делам и оказания на них влияния, а в самое последнее время связался с группой черносотенного епископата, поставившей задачей придать Церкви характер активной антисоветской организации»

1927, середина февраля – двухдневный допрос Е. А. Тучковым, интересовавшимся отношением митрополита Кирилла к тайному избранию его патриархом, направлением возможного осуществления патриарших полномочий, его «церковным credo»

1927,23 марта – осужден ОСО при Коллегии ОГПУ СССР (по ст. 58–10), приговорен к трем годам ссылки, начиная с 21 декабря 1926 года

1927, апрель – отправлен под конвоем в Новосибирск, оттуда – Красноярск, Туруханск, а затем – на станок Хантайка Красноярского края

1928, зима – направляясь на станок Хантайка, проезжал поселок Полой (200 км севернее Туруханска), где встретил находившегося в ссылке епископа Глуховского Дамаскина (Цедрика)

1929,15 мая – первое письмо митрополита Казанского и Свияжского Кирилла заместителю патриаршего местоблюстителя митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородскому) из станка Хантайка, Туруханского района, Красноярского округа

1929, июнь – со станка Хантайка вызван в Туруханск, а затем отправлен на поселение в г. Енисейск.

1929,18 сентября – первое письмо заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия к митрополиту Казанскому и Свияжскому Кириллу

1929, 10–12 ноября – второе письмо («отзыв») митрополита Кирилла, находившегося в Енисейске, митрополиту Сергию

1930,2 января – второе письмо митрополита Сергия с назначением крайнего срока 15 февраля 1930 года «для выражения канонического послушания и отказа от общения с раскольниками». Предание митрополита Кирилла суду собора архиереев «по обвинению во вступлении в общение с обществом, отделившимся от законного церковного священноначалия и образовавшим раскол, и в поддержке названного раскола своим примером, словом и писаниями»; «в демонстративном отказе от принятия Св. Таин в православных храмах» и «в отказе повиноваться законному заместителю патриаршего местоблюстителя и иметь с ним общение»; увольнение на покой с правом священнодействия с разрешения местных епархиальных архиереев.

1930,30 января – отзыв митрополита Кирилла, находившегося в с. Каргино Енисейского района, на второе письмо митрополита Сергия

1930, февраль – направлен в Красноярск, где арестован, допрошен и сослан в Туруханский край

1933,15 ноября – получил паспорт на год; избрал место проживания г. Гжатск

1934, январь – поселяется в г. Гжатске, восстановил письменное общение с епископами Афанасием (Сахаровым), Дамаскиным (Цедриком), Парфением (Брянских), Серафимом (Самойловичем)

1934, январь (?) – будучи проездом в Москве посетил митрополита Сергия (Страгородского)

1934,20 января и 27 февраля – епископ Елабужский Палладий (Шерстенников) посещал митрополита Кирилла «для переговоров» и с предложением «принести покаяние»

1934, весна – митрополита Кирилла посетили епископ Афанасий (Сахаров), профессор И. В. Попов

1934,8 июля – распоряжение ОГПУ об аресте митрополита Кирилла

1934,14 июля – арестован

1934, 2 декабря – осужден Особым совещанием при НКВД СССР, приговорен к 3 годам ссылки в Казахстан, считая с 14 июля 1934 года

1935, январь (?) – встреча с епископом Евгением (Кобрановым) в камере Алма-Атинской тюрьмы

1935, январь (?) – 1937, июль – проживал в ссылке в пос. Яны-Курган Яны-Курганского района Южно-Казахстанской области

1936, осень – обращения к митрополиту Кириллу ссыльных епископов из числа «непоминающих» вступить в права местоблюстителя в связи с объявлением о смерти митрополита Петра (в действительности остававшегося в живых до 10 октября 1937 года); в результате переписки митрополит Иосиф (Петровых), архиепископ Прокопий (Титовым), архиепископ Серафим (Самойлович) и др. высказались за признание митрополита Кирилла главой Русской Церкви и патриаршим местоблюстителем

1937, январь – началось письменное общение с проживавшим в Чимкенте митрополитом Иосифом (Петровых)

1937,7 июля – арестован в Яны-Кургане по обвинению в «участии в контрреволюционной подпольной организации церковников», заключен в Чимкентскую тюрьму

1937,19 ноября – осужден тройкой при УНКВД КазССР по Южно-Казахстанской области, приговорен к расстрелу

1937, 20 ноября – расстрелян в Лисьем овраге под г. Чимкент вместе с митрополитом Иосифом (Петровых) и епископом Евгением (Кобрановым)

Акиньшин А. Священномученик Алексий Воронежский // Православная жизнь. – 1995. № 8. С. 4–16.

Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея Руси, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917–1943 / Сост. Μ. Е. Губонин. – М.: Правосл. Свято-Тихоновский богословс. ин-т: Братство во имя Всемилостивого Спаса, 1994.

Алленов А. Н. Патриарший избранник // Город Тамбов в прошлом, настоящем и будущем: Тезисы докладов краевед, конф., 26 апреля 1996 г. – Тамбов, 1996.

Амвросий (граф фон Сиверс), еп. Катакомбная Церковь: «Кочующий» Собор 1928 г. // Русское Православие. Всероссийский Вестник ИПХ. СПб., 1997. № 3 (7). С. 2–30.

Амвросий (граф фон Сиверс), еп. Катакомбная Церковь: Усть- Кутский Собор 1937 г. //Русское Православие. Всероссийский Вестник ИПХ. СПб., 1997. № 4 (8).

Амвросий (граф фон Сиверс), еп. Катакомбная Церковь: Тайный Собор ИПЦ 1948 г. //Русское Православие. Всероссийский Вестник ИПХ. СПб., 1997. № 5 (9).

Амвросий (граф фон Сиверс), еп. Катакомбная Церковь: Тайный Собор ИПЦ 1961 г. //Русское Православие. Всероссийский Вестник ИПХ. СПб., 1997.

Амвросий (граф фон Сиверс), еп. Катакомбная Церковь: Освященные Соборы 1994–1997 гг. //Русское Православие. Всероссийский Вестник ИПХ. СПб., 1998. № 3 (12).

Андриевский А. Историко-статистическое описание Тамбовской епархии. Тамбов, 1911. Ч. 1.

Антоний, митрополит С.-Петербургский и Ладожский /Сост. М. Б.– Пг.: О-во распространения религиозн.-нравств. просвещения в духе Православ. Церкви, 1915.

Антонов В. В. (Бутаков А.) Священномученик епископ Сергий (Дружинин) // Православная жизнь. 1996. № 2. С. 1–9.

Арсений (Жадановский), епископ. Воспоминания. – М.: Православ. Свято-Тихоновский богослов, ин-т, 1995.

Афиногенов Д. Е. Константинопольский патриархат и иконоборческий кризис в Византии (784–847). – М.: Индрик, 1997.

Бернштам М. Стороны в гражданской войне 1917–1922 гг. Проблематика, методика, статистика // Вестник РХД, 1978, № 128.

Булгаков С. Н. Агония // Христианский социализм (С. Н. Булгаков): Споры о судьбах России. – Новосибирск, Наука. Сиб. отд- ние, 1991.

Бутаков А. (Антонов В. В.) Два письма митрополита Кирилла // Возвращение. 1996. № 4. С. 23–25.

Варнава (Беляев), еп. Тернистым путем к небу (Per aspera ad astra). M.: Паломник, 1996.

Васильева О. Ю. Жребий митрополита Сергия (От «Декларации» до «Памятной записки») // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского Института: Материалы, 1997. – М.: Православ. Свято-Тихоновский богослов, ин-т, 1997.

Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. М.: Отчий дом, 1994.

Вострышев М. И. Божий избранник Крестный путь святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси. М., 1991.

Вострышев М. И. Во имя правды и достоинства //Литературная Россия. 1992. 31 янв.

Голод 1921–1922 годов и Казанское духовенство / Коммент. Н. Федоровой, Л. Абрамова // Эхо веков. 1998. № 3/4. С. 88–94.

Голубцов С., протодиак. Московское духовенство в преддверии и начале гонений, 1917–1922 гг. М., 1999.

Голубцов С., протодиак. Профессура МДА в сетях ГУЛАГа и ЧеКа. – М., 1999.

Григорий (Граббе), еп. Завет святого Патриарха. М., 1996.

Григорий (Грабб), еп. Русская Церковь перед лицом господствующего зла. Джорданвилль, 1991.

Дамаскин (Орловский), иером. Жизнеописание святителя Василия, епископа Кинешемского // Василий (Преображенский), свт. Беседы на Евангелие от Марка. – М.: Отчий дом, 1996. С. 3–40.

Дамаскин (Орловский), иером. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви XX столетия. – Тверь: Булат, 1996. Кн. 2.

Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. в 10 т. Репринт, изд. – М.: Новоспасский монастырь, 1994–2000.

Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. – М.: Мос- ков. рабочий: Изд. отд. Всецерков. Православ. молодеж. движения, 1994.

31. Егоров В., свящ. К истории провозглашения грузинами автокефалии своей Церкви в 1917 г. – М., 1917.

Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы, 1992–

– М.: Православ. Свято-Тихоновский богослов, ин-т, 1996.

Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы, 1997. – М.: Православ. Свято-Тихоновский богослов, ин-т, 1997.

Елевферий (Богоявленский), митр. Неделя в патриархии // Из истории христианской Церкви на родине и за рубежом в XX столетии. – М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1995. С. 173–318.

Житие епископа Серафима (Звездинского): Письма и проповеди. – Б. м., б. г.

Журавский А. В. Гжатский период жизни Казанского митрополита Кирилла (Смирнова) и арест 1934 года // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы, 1998. – М.: Православ. Свято-Тихоновский богослов, ин-т, 1998. – С. 246–252.

Журавский А. В. Епископ Чистопольский Иоасаф (Удалов) как последователь митрополита Казанского Кирилла // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы, 1992–1996. – М.: Православ. Свято-Тихоновский богослов, ин-т, 1996. – С. 356–363.

Журавский А. В. Жизнеописание священномученика Иоаса- фа, епископа Чистопольского. // Orthodox Life (Jordanville, NY, USA). – 1996. № 8 (559). C. 1–25.

Журавский А. В. Жизнеописания новых мучеников Казанских: Год 1918-й. – М.: Изд-во им. свт. Игнатия Ставропольского, 1996.

Журавский А. В. Жизнь и деятельность митрополита Казанского и Свияжского Кирилла (Смирнова) с 1918-го по 1922 г. // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы, 1997. – М.: Православ. Свято-Тихоновский богослов, ин-т, 1997. С. 203–212.

Журавский А. В. Казанская Духовная академия в последний период ее существования//Материалы Казанской юбилейной историко-богословской конференции «История и человек в богословии и церковной науке». – Казань: Изд-е Казанской епархии и Православного братства свт. Гурия, 1996. – С. 95–102.

Журавский А. В. Казанская Церковь в эпоху гонений: Страницы истории. Казань: Тан-Заря, 1994.

Журавский А. В. Краткое жизнеописание митрополита Казанского и Свияжского Кирилла (Смирнова) // Православный Собеседник. Казань. 2000. Вып. 1. С. 204–246.

44.ЖуравскийА. В. (А. К.) Оппозиция митрополиту Сергию в Казанской епархии // Православная Русь. 1995. № 10. С. 9–11.

45. Журавский А. В. Светская и церковная историография о взаимоотношениях правой оппозиции и митрополита Сергия (Страгородского) // Нестор. 2000, № 1. С. 343–372.

Журналы заседаний Совета С.-Петербургской Духовной академии за 1883/4 учебный год. – СПб., 1884.

Журналы заседаний Совета С.-Петербургской Духовной академии за 1886/7 учебный год. – СПб., 1891.

За Христа пострадавшие: Гонения на Русскую Православную Церковь, 1917–1956: Биографический справочник. – М.: Православ. Свято-Тихоновский богослов, ин-т, 1997. Кн. 1: А-К.

Зандер Л. А. Бог и мир. Париж, 1948. Т. 1.

Зеленогорский (Гринберг) М. Л. Жизнь и деятельность архиепископа Андрея (князя Ухтомского). – М.: Терра, 1991.

Иоанн (Максимович), архиеп. Русская Зарубежная Церковь. – Джорданвилль; Нью-Йорк, 1991.

Иоанн (Снычев), митр. Расколы // Христианское чтение. 1991. № 6. С. 8–49.

Иоанн (Снычев), митр. Стояние в вере: Очерки церковной смуты. – СПб.: Царское дело, 1995.

Иоанна, мон. Жизнеописание архиепископа Волоколамского Феодора (Поздеевского), последнего ректора МДА // Православная жизнь. 1995. № 9. С. 1–29; № 10. С. 1–29.

Историко-канонические критерии в вопросе канонизации новомучеников Русской Церкви в связи с церковными разделениями XX века // Московские епархиальные ведомости. 1996. № 2. С. 28–38.

История религий в России: Учебное пособие / Под ред. Н. А. Трофимчук. – М.: ООО «Агент», 1998.

История Русской Православной Церкви от восстановления патриаршества до наших дней. – СПб.: Воскресение, 1997. – Т. 1: 1917–1970.

История Русской Православной Церкви в документах региональных архивов России: Аннотированный справочник-указатель / Научн. рук. архим. Иннокентий (Просвирнин). – М.: Новоспасский монастырь, 1993.

История Русской Православной Церкви в документах федеральных архивов России, архивов Москвы и Санкт-Петербурга: Аннотированный справочник-указатель / Науч. рук. архим. Иннокентий (Просвирнин). – М.: Новоспасский монастырь, 1995.

Их страданиями очистится Русь. – М.: Изд-во им. свт. Игнатия Ставропольского, 1996.

К канонизации новомучеников Российских. М.: Комис. Св. Синода Рус. Православ. Церкви по канонизации святых, 1991.

Карташев А. В. Церковь. История. Россия: Статьи и выступления. – М., 1996.

Кирилл (Смирнов), сщмч. Письмо митрополита Кирилла (Смирнова) к м. Евдокии / Публ. О. Косик // Богословский сборник – М.: Православ. Свято-Тихоновский богослов, ин-т, 1999. Вып. 3. С. 225–227.

Киселев А. прот. Пути России. – Джорданвилль, Нью-Йорк, б. г.

Клибанов А. И. Современное сектантство в Тамбовской области (по материалам экспедиции Института истории АН СССР в 1959 г.) //Вопросы истории и атеизма. Т. 8. – М.: Изд-во АН СССР, I960.

Кривова Н. А. Власть и Церковь в 1922–1925 гг. – М.: АИРО-ХХ,

1997.

Кученкова В. А. Святыни Тамбовской епархии. – М.: Изд. отд. Москов. Патриархии, 1993.

Левитин-Краснов А, Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. – М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996.

Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы (включительно): В 6 т. – Erlangen, 1979–1989.

Материалы, связанные с вопросом о канонизации священномучеников Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Петра (Полянского), митрополита Серафима (Чичагова) и архиепископа Фаддея (Успенского). – [Софрино]: Комис. Св. Синода Рус. Православ. Церкви по канонизации святых, 1997.

Марцинковский В. Записки верующего. – СПб.: Библия для всех, 1995.

72.Мейендорф И., прот., Шавельский Г., прот. Воспоминания // Вестник Русского студенческого христианского движения. 1955. № 36. С. 39–40.

73.Мейендорф И., прот. Православие в современном мире. М.: Путь, 1997.

74. Мейендорф И., прот. Святейший Патриарх Тихон, служитель единства Церкви // Выбор. 1992. № 1. С. 42–53.

Митрохин Л. Н. Реакционная идеология «истинно православной церкви» на Тамбовщине//Вопросы истории религии и атеизма. Т. 9 – М.: Изд-во АН СССР, 1961. – С. 144–162.

Молитва всех вас спасет: Материалы к жизнеописанию святителя Афанасия, епископа Ковровского / Сост., предисл. и примеч. О. В. Косик. – М.: ПСТБИ, 2000.

Молю о тех, кого Ты дал мне..: Владыка Серафим (Звездинский) в воспоминаниях духовной дочери схимонахини Иоанны (Анны Сергеевны Патрикеевой). – М.: Даниловский благовестник, 1999.

Николай II, имп. Дневники. – М.: Орбита, 1992.

Никольская 3. А. К характеристике течения истинно православных христиан // Вопросы истории религии и атеизма. Т. 9 – М.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 162–188.

Новомученик Нектарий (Трезвинский), епископ Яранский // Православная жизнь. 1997. № 2. С. 1–6.

Одинцов М. И. Государство и Церковь: История взаимоотношений, 1917–1938. – М., 1991.

Окунев Η. П. Дневник москвича (1917–1924). – Р.: YMCA-PRESS, 1990.

Оппозиция митрополиту Сергию в Казанской епархии // Православная Русь. 1995. № 10. С. 9–10.

Осипова И. И. История «Истинно-Православной Церкви» по материалам следственного дела // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы 1992–1996. – М.: ПСТБИ. С. 374–380.

Осипова И. И. Новые материалы о преследованиях за веру в Советской России // Церковно-исторический вестник. 1999. № 2/3. С. 4–198.

Осипова И. И. «Сквозь огнь мучений и воду слез...»: Гонения на Истинно-Православную Церковь: По материалам следственных и лагерных дел заключенных. – М.: Серебряные нити, 1998.

Отец Иоанн Кронштадтский. – СПб.: Рус. народ. Союз им. Михаила Архангела, 1909.

Памятная книжка по Санкт-Петербургской епархии / Сост. Η. М. Кутепов. – СПб.: Тип. Отд. Корпуса Погранич. Стражи, 1899.

Пастырский венок дорогому батюшке о. Иоанну Кронштадтскому [Репринт, изд.] – Ютика: Фонд им. о. Иоанна Кронштадтского, 1964.

Патриарх Сергий и его духовное наследство. – М.: Изд-е Московской Патриархии, 1947.

Польский М., прот. Новые мученики Российские. В 2 ч. – Репринт. изд. – М.: Светлячок, 1994.

Польский М., прот. Положение Церкви в Советской России: Очерк бежавшего из России священника. – СПб., 1995.

После Туруханской ссылки (Письма священномученика митрополита Кирилла Казанского к священноисповеднику епископу Афанасию Ковровскому)/ Публ. и примеч. О. Косик // Богословский сборник. Вып. VIII. М., 2001. С. 352–363.

Поспеловский Д. В. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. – М.: Библейско-Богогослов. ин-т им. св. ап. Андрея, 1996.

Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке. – М.: Республика, 1995.

Преподобный Парфений Киево-Печерский. – М.: Изд-во им. свт. Игнатия Ставропольского, 1996.

Пути России. – Джорданвилль-Нью-Йорк, 1990.

Регелъсон Л. Трагедия Русской Церкви. – М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996.

99. Резникова И. Православие на Соловках: Материалы по истории Соловецкого лагеря. – СПб., 1994.

Российская Церковь в годы революции (1917–1918): Сб.– Ми Крутицкое патриаршее подворье, 1995.

Русак В. (Степанов), протодиак. Свидетельство обвинения. В 3 ч. – М.: Рус. книгоизд. товарищество, 1993.

Русская Зарубежная Церковь на стезях отступничества. Апостасия в РПЦЗ и исповеднический путь Катакомбной Церкви / Сост. В. К. – СПб.: Изд-е «Вестник ИПХ», 1999.

Русская Православная Церковь, 988–1988: Очерки истории. – М.: Москов. Патриархия, 1988. Вып. 2:1917–1988 гг.

Русская Православная Церковь в советское время, 1917–1991: Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью. В 2 кн. / Сост. Г. Штриккер. – М.: Пропилеи, 1995.

Русская Православная Церковь и коммунистическое государство, 1917–1941: Документы и фотоматериалы / Сост. О. Ю. Васильева. – М.: Библейско-Богословский ин-т им. св. ап. Андрея, 1996.

Святитель Кирилл, митрополит Казанский и Свияжский // Православная беседа. 1992. № 4/5. С. 24–25.

Святые новомученики и исповедники Российские // Прямой путь. – 1991. № 1. С. 15–21.

Священномученик Кирилл, митрополит Казанский // Тамбовский патерик Православные святые и подвижники благочестия Тамбовского края / Сост. Алленов А. Н., Бочаров А. С., Левин О. Ю. – Тамбов, 1999. Кн. 1. С. 52–55.

Священный Собор Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. Обзор Деяний: третья сессия / Сост. Кравецкий А. Г., Шульц Г. – М.: Крутицкое патриаршее подворье, 2000.

Сергий (Страгородский), патр. Православная Русская Церковь и советская власть (К созыву Поместного Собора Православной Церкви) // Богословский сборник. 1997. № 1. С. 236–266.

Скурат К.Е. История Поместных Церквей. В 2 т. – М.: Русские огни, 1994.

Следственное дело Патриарха Тихона: Сборник документов по материалам Центрального архива ФСБ РФ. – М.: Памятники исторической мысли, 2000.

Смолич И. К. История Русской Церкви: 1700–1917 // История Русской Церкви. М., 1996. – Т. VIII, Ч. 1–2.

Собрание определений и постановлений Святейшего Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг.. В 4 кн. [Репринт. изд.] – М., 1994.

Стефан (Садо), иерам. Профессор СПбДА В. В. Болотов и вопрос о чиноприеме воссоединения несториан с Русской Православной Церковью в конце XIX века // Христианское чтение. 1997. №4. С. 97–123.

Стефан (Садо), иером. Российская православная Миссия в Урмии (1898–1918) //Христианское чтение. 1997. № 13. С. 73–112.

Стратонов И. А. Русская церковная смута (1921–1931) // Из истории христианской Церкви на родине и за рубежом в XX столетии. – М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1995. С. 29–172.

Султанбеков Б. Ф. Митрополит Кирилл – последний арест // Султанбеков Б. Ф. История в лицах. Казань: Тат. кн. изд-во, 1997. С. 53–70.

Татьяна, поел. Священномученик епископ Иерофей (Афоник) и священномученики на Вологодчине // Православная жизнь. 1996. № 2. С. 10–18.

Троицкий С. В. О неправде Карловацкого раскола: Разбор книги протоиерея Польского. – Париж, 1932.

Троицкий С. В. Размежевание или раскол. – Р.: YMCA-PRESS, 1932.

Трубецкой С. Е. Минувшее. – Р.: YMCA-PRESS, 1989.

Успенский Ф. И. История Византийской Церкви VI-IX вв. – М.: Мысль, 1996.

Фирсов С. Л. Время в судьбе: Святейший Сергий, Патриарх Московский и всея Руси: К вопросу о генезисе «сергианства» в русской церковной традиции XX века. – СПб.: Изд-во Санкт-Петербург. ун-та, 1999.

Фирсов С. Л. Православная Церковь и государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России. – СПб.: Рус. Христиан, гуманит. ин-т, 1996.

Флоренский П. А. У водоразделов мысли. – М.: Правда, 1990. Т.2.

Фудель С. И. Воспоминания // Новый мир. 1991. № 3. С. 188–214; № 4. С. 182–212.

Хлебников М. Движение истинно-православных в Костромской губернии // Православная жизнь. 1997. № 5. С. 1–29.

Ходаковская О. И. Священномученик Пимен (Белоликов), епископ Семиречинский и Верненский. – Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2000.

Цыпин В., прот. История Русской Церкви, 1917–1997 // История Русской Церкви: В 9 кн. – М.: Подворье Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1997. Кн. 9.

Цыпин В., прот. История Русской Церкви, 1917–1990: Учебник для духовных семинарий. – М.: Хроника, 1994.

Цыпин В., прот. Русская Церковь (1917–1925). – М.: Сретенский монастырь, 1996.

Цыпин В., прот. Русская Церковь (1925–1938). – М.: Сретенский монастырь, 1999.

Шавельский Г., прот. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота: В 2 т. [Репринт, изд.] – М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996.

Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. – Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1970.

Шкаровский М. В. Иосифлянское движение и оппозиция в СССР // Минувшее. – М., СПб. – 1994. Вып. 15. С. 446–463.

Шкаровский М. В. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. – СПб.: НИЦ «Мемориал», 1999.

Шкаровский М. В. Петербургская епархия в годы гонений и утрат, 1917–1945.– СПб., 1995.

Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. – М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1999.

Шмеман А., прот. Исторический путь православия. – Р.: YMCA-PRESS, 1985.

«Это есть скорбь для Церкви, но не смерть ее...»: Из материалов следственного дела священномученика митрополита Кирилла Казанского (1930) /Публ. Н. Кривошеевой, А. Мазырина // Богословский сборник. Вып. VIII. М. 2001. С. 326–351.

Башкортостан: Краткая энциклопедия. – Уфа: Башкир, эн-цикл., 1996.

Большая Советская Энциклопедия. В 30 т., Т. 1.

Булгаков С. В. Настольная книга для священно-церковно-слу- жителей. В 2 ч. [Репринт, изд.] – М.: Изд. отд. Москов. Патриархии, 1993.

Города России: Энциклопедия. – М.: Большая Рос. эн- цикл., 1994.

Книга правил святых апостол, святых Соборов Вселенских и Поместных и святых отец. [Репринт, изд.] СПб.: Титул, 1993.

Никодим (Милаш), еп. Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского / Пер. с серб. В 2 т. [Репринт, изд.] – М.: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1996.

Православная энциклопедия: Русская Православная Церковь. – М., 2000.

Православные русские обители. [Репринт, изд.] – СПб.: Воскресение, 1994.

Христианство: Энциклопедический словарь: В 3 т. – М.: Большая Рос. энцикл., 1993–1995.

Архив Комитета государственной безопасности Республики Татарстан (АКГБ РТ):

Д. 9867;

Д. 2–7193;

Д. 2–11184;

д. 2–15145;

д. 2–17615 "а»;

д. 2–18199, т. 1–6;

д. 69867.

Архив УФСБ РФ по Кемеровской области:

д. П-17429

Архивное Управление Комитета государственной безопасности Казахской Советской Социалистической Республики по Чимкентской области (АУ УКГБ КазССР ЧО):

ф. 1, д. 02455.

Архивное Управление Федеральной службы безопасности Российской Федерации Московской области (АУ ФСБ РФ МО):

д. Р-37479.

Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ЦА ФСБ РФ):

д. Р-35561;

Н-1780;

д. 601064.

Государственный архив Пензенской области (ГАПО):

ф. 182, оп. 7, д. 160.

Государственный архив Тамбовской области (ΓΑΤΟ):

ф. 4, on. 1, д. 9045;

ф. 4, оп. 1, д. 9124;

ф. 4, оп. 1, д. 9310;

ф. 17, оп. 43, д. 45;

ф. 17, оп. 44, д. 58;

ф. 181, on. 1, д. 2114;

ф. 181, оп. 1, д.2134;

ф. 181, оп. 1, д. 2154;

ф. 181, оп. 1, д. 2175;

ф. 181, оп. 1., д. 2265;

ф. Р-5201, оп. 2, д. 100.

Национальный архив республики Татарстан (НА РТ):

ф. 1172-Р, оп. 3, д. 15;

ф. 1172-Р, оп. 3, д. 29;

ф. 1172-Р, оп. 3, д. 32;

ф. 1172-Р, оп. 3, д. 33

Российский Государственный исторический архив (Санкт-Петербург) (РГИА):

ф. 796, оп. 165 (1884 г.), д. 1663;

ф. 796, оп. 184,1903 г., д. 2839;

ф. 796, оп. 185, д. 714;

ф. 796, оп. 185, д. 2922;

ф. 796, оп. 190,1 отд., 2а ст., д. 422;

ф. 796, оп. 204,1 отд., V ст., д. 132;

ф. 796, оп. 439, д. 523;

ф. 797, оп. 71, отд. II, ст. 3, д. 291;

ф. 797, оп. 73, II отд., 3 ст., д. 524;

ф. 831, on. 1, д. 46;

ф. 831, on. 1, д. 202;

ф. 831, оп. 1, д. 248;

ф. 834, оп. 4, д. 938.

Архив автора. Клировые ведомости монастырей Казанской епархии.

Ак. год – академический год

АКГБ РТ – Архив Комитета государственной безопасности Республики Татарстан

АРА – Американская администрация помощи

архиеп. – архиепископ

А/с – антисоветский

АУКГБ КазССР ЧО – Архивное Управление Комитета государственной безопасности Казахской Советской Социалистической Республики по Чимкентской области

АУ ФСБ РТ МО – Архивное Управление Федеральной службы безопасности Российской Федерации Московской области

ББИ – Библейский Богословский Институт

БВ – Богословский вестник

БРЭ – Большая российская энциклопедия

ВВЦУ – Временное Высшее Церковное Управление

ВРХД – «Вестник Русского Христианского движения»

ВЦИК – Всероссийский центральный исполнительный комитет

ВЦС – Высший Церковный Совет

ВЦУ – Высшее Церковное Управление

ВЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности

ГАРФ – Государственный архив Российской Федерации

ГАПО – Государственный архив Пензенской области

ΓΑΤΟ – Государственный архив Тамбовской области

ГПУ – Государственное политическое управление

ГУЛАГ – Государственное управление лагерей

д – дело

еп. – епископ

ЖМП – Журнал Московской Патриархии

иером. – иеромонах

ИПХ – Истинно-православные христиане

ИПЦ – Истинно-Православная Церковь

КазДА – Казанская Духовная академия

КДА – Киевская Духовная академия

КГБ – Комитет государственной безопасности

КГУ – Казанский государственный университет

к.-р. – контрреволюционный (контрреволюционер)

КССР – Казахстанская Советская Социалистическая Республика

л.      – лист

МВД – Министерство внутренних дел

МДА – Московская Духовная академия

МИД – Министерство иностранных дел

МП – Московская Патриархия

НАРТ – Национальный архив республики Татарстан

НКВД, Наркомвнудел – Народный комиссариат внутренних дел

НКЮ, Наркомюст – Народный комиссариат юстиции

неразб. – неразборчиво

н.      ст. – новый стиль

о.      – отец

обл. – область

ОГПУ – Объединенное государственное политическое управление при СНК СССР

оп. – опись

ОР и РК – Отдел рукописей и редких книг

ППК – Политический Красный Крест

пос. – поселок

прот. – протоиерей

ПС – Православный Собеседник (Казань)

ПСТБИ – Православный Свято-Тихоновский богословский институт

РГИА – Российский Государственный исторический архив (Санкт- Петербург)

РГБ – Российская государственная библиотека им. В. И. Ленина (Москва)

РНБ – Российская национальная библиотека им. Салтыкова-Щедрина (Санкт-Петербург)

РПЦ – Русская (Российская) Православная Церковь

РПЦЗ – Русская Православная Церковь за границей

с. – страница

сщмч. – священномученик

СНК – Совет народных комиссаров

СО – секретный отдел

СОЧ – секретно-оперативная часть

СПбГУ – Санкт-Петербургский государственный университет

СПбДА – Санкт-Петербургская духовная академия

СССР – Союз советских социалистических республик

ст. – статья

ст. ст. – старый стиль

УКГБ – Управление Комитета государственной безопасности

УГБ – Управление государственной безопасности

УК РСФСР – Уголовный кодекс РСФСР

УПК – Уголовно-процессуальный кодекс

УСО – Уголовно-следственный отдел

ф – фонд

ХЧ – Христианское Чтение (Санкт-Петербург)

ЦА ФСБ РФ – Центральный Архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации

ЦВ – Церковные ведомости (Санкт-Петербург)

ЦГИА СПб. – Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга

ЦИК – Центральный исполнительный комитет

ЦК ПК, ЦК Помгол – Центральная комиссия помощи голодающим при ВЦИК

ЦТ – Центральная типография (Казань)

Ю/К – Южно-казахстанский