Как психолог я впервые столкнулась с жертвой изнасилования ещё в конце 90‑х годов. С тех пор ко мне не раз приходили на приём люди, пострадавшие от сексуального насилия в разных формах. Я сталкивалась с ситуациями, где жертвами были не только женщины разных возрастов, но и дети, и мужчины. Мой рабочий опыт ничем не выбивается из статистики — почти все они пострадали от рук знакомых (статистически лишь менее 20% сексуального насилия совершают напавшие незнакомцы).
Каждый такой случай — это много боли, которую сочувствующий человек в той или иной степени разделяет с жертвой. Душевная боль сопереживающего обычно усиливается, когда страдают дети и когда изнасилование сопровождается травмами.
Сексуальное насилие — это извращение, но не как психиатрический диагноз (большинство насильников — психически здоровые люди). Это симптом душевной, духовной болезни.
И от соприкосновения с повреждением человеческой природы, от ощущения с треском разрывающей гармонию фальши настолько больно, что хочется зажать уши и не слышать, закрыть глаза и не видеть. Вот только… Зажав уши и закрыв глаза, мы ничем не сможем помочь пострадавшим. Если мы хотим им помочь, мы должны хотя бы просто выслушать и заметить их самих и их боль, недоумение, обиду, возмущение, — всё то, что может разрушить жертв насилия окончательно, если они останутся неуслышанными и незамеченными.
Что нужно, чтобы найти в себе силы не закрыться окончательно, чтобы не сделать вид, что ничего не происходит? Смелость? Ответственность? Мне кажется, в первую очередь, человечность. Не следование животному инстинкту самосохранения, а поднятие себя до хотя бы примитивных норм морали и нравственности, присущих в природе исключительно человеку. Не каждый сможет остановить злоумышленника, если это вообще возможно. Но выслушать и услышать жертву — это могут почти все. Если захотят. Одно из дел братолюбия (человеколюбия) по словам апостола Павла: «Плачьте с плачущими» (Рим.12:15).
***
Мне повезло, и я не работала с первым случаем изнасилования, с которым столкнулась во время своей работы психологом. Я была слишком неопытна, чтобы мне доверили трехлетнего мальчика, насилуемого соседом-подростком. Слава Богу! Я до сих пор не уверена, что мне хватило бы внутренних сил не выгореть эмоционально сразу же.
Но вскоре и мне пришлось работать с домашним и сексуальным насилием. Каждый из моих клиентов, переживших изнасилование, переживал немалую душевную боль. И в этой боли солировали два чувства: стыд и страх «мне не поверят». Страх «мне не поверят» при желании можно преодолеть почти всегда — за исключением тех случаев, когда реально не верят. Поэтому особенно трагично переживается надрывное уже сбывшееся: «Мне не верят!». Причём не верят жертвам вовсе не люди с улицы, — это их близкие, родные, говорящие о своей любви и дружбе.
Бывает, что не верят даже тем жертвам сексуального насилия, у которых на теле множество повреждений. Нет, окружающие не сомневаются, что было изнасилование, так как слишком заметен причиненный вред. Но они порой не верят, что жертва пострадала незаслуженно, несправедливо. Всякие «сама хотела», «провокационно одевалась», «вела себя легкомысленно» и прочие подобные обвинения жертвы даже стали предметом изучения психологов, получив соответствующее название: «феномен обвинения жертвы». Главной причиной обвинения жертвы считается потребность обвиняющего человека эмоционально обезопасить себя: он, сам того не осознавая, убежден, что у изнасилования должна быть причина в поведении жертвы, а избегая «причинного» поведения, можно избежать и изнасилования.
Я не раз спрашивала сторонников мифа о виновности жертв изнасилования: ну ладно, допустим, что женщина была одета соблазнительно (провокационно). Для того, чтобы это условие «работало», надо непременно допустить ещё и то, что представитель сильного пола (в случаях изнасилования буквально сильного) — не мужчина, а самец, живущий инстинктами. Если всё это допустить, то тогда, чтобы избежать изнасилования, женщина действительно должна учитывать риск и одеваться поскромнее.
Сразу уточню, что женщина и в самом деле не должна одеваться вызывающе, но не для того, чтобы не быть изнасилованной, скромность одежды — это не способ обороны от насилия, а важная сторона добродетели целомудрия. Православие призывает женщин к целомудренному поведению и скромным одеждам, святые отцы порицают женщин, которые своими нарядами стремятся вызвать восхищение. Но они порицают и мужчин, глядящих на чужую женщину с вожделением, независимо от того, во что она одета. Они призывают мужчин во всех женщинах, кроме жены своей, видеть словно сестер и матерей, которые не разжигают в них похоть, даже если нескромно одеты: «Как же быть, если, живя в обществе, нельзя не смотреть на жен? Но ведь не просто смотрящий на жену прелюбодействует, а смотрящий с вожделением. Смотреть – смотри, а сердце на привязи держи. Смотри очами детей, которые смотрят на женщин чисто, без дурных мыслей» (святитель Феофан Затворник).
Но к сожалению, многие православные люди склонны неразумно думать, что раз у человека есть одно проявление греха, то обязательно у него должны быть и все остальные грехи (забывая при этом, что нет человека без греха, и по такой логике можно всех оптом, в том числе и их самих, обвинить во всех смертных грехах). Они убеждены, что раз женщина носит короткие шорты и юбки выше колена, позволяет себе глубокие декольте и обтягивающую одежду, то она тем самым выражает свою готовность к разврату (что отчасти и позволяет им обвинять жертв насилия). Такая мысленная установка усугубляется тем, что люди склонны «расширять» свою личную точку зрения, предполагая, что так же должны мыслить и другие – в том числе, и те самые изнасилованные женщины. Например, сам человек убежден, что мини-юбки – это провокация к блудному сексу, и полагает, что все остальные, в том числе женщины, должны разделять его мнение, а значит, женщина должна понимать, что, надевая мини-юбку, она показывает свою готовность к блудным сексуальным отношениям.
Однако в современном обществе достаточно откровенный стиль одежды связан вовсе не со стремлением человека выразить свою готовность к сексуальным отношениям, а с общим представлением о красоте. Человек обычно одевается так, как считается привлекательным в рамках допустимого в определенной обстановке, в значимом для него окружении. То есть, надевая короткую юбку, женщина в большинстве случаев просто думает о собственной красоте и привлекательности (в соответствии с обстоятельствами и со своими вкусами, взглядами, воспитанием, которые могут кардинально различаться у разных женщин), а не сообщает о своей доступности и не призывает к домогательствам. Можно сказать, она хочет, чтобы ей восхищались, а не чтобы её насиловали. Безусловно, тщеславие – порок. И современная мода далеко не целомудренна. Но это не оправдывает насилия, не говоря уж о том, что, размышляя о чужом тщеславии и других грехах, легко впасть в осуждение.
Не менее важно и то, что в теорию о соблазнительной одежде и провоцирующем поведении жертв как причинах насилия не вписываются огромное количество изнасилований скромно ведущих себя женщин в «затрапезной», все скрывающей или даже уродующей одежде; порой преступник даже разглядеть свою жертву не успевает или не может из-за темноты. Но ладно, допустим, что всё это справедливо, и женщина в чадре (когда открыты только глаза) виновата в том, что не надела паранджу (скрывающую ее полностью), не спрятала провоцирующе красивые глаза, которыми слишком долго («соблазнительно») смотрела сильному самцу в глаза (говорю своим оппонентам утрированно, но, надеюсь, доходчиво).
Но тогда у меня к собеседникам, которые не знают или не верят, что существуют такое понятие как «мужчина», и которых устраивает самцовость особей с определёнными вторичными половыми признаками (а может даже – упаси, Господи! — «неменструирующих женщин»), другой вопрос: как сформулировать виновность изнасилованных мужчин? Их по неофициальной статистике раз в 15 меньше, чем изнасилованных женщин, но тоже немало! Они — тоже одевались провокационно? Но если допустить, что мужчина одевался слишком соблазнительно для другого мужчины, из этого автоматически следует и наличие у насильника определённого расстройства, потому что нормальный мужчина не соблазняется другим мужчиной. «Не ложись с мужчиною как с женщиною: это мерзость» (Лев. 18:22). И этот факт подтверждает, что причина изнасилования не в жертве, а в насильнике.
Но среди моих собеседников есть и следующие за сумасшедшей модой на толерантность к греху неправославные люди, спокойно относящиеся к греховным гетеросексуальным отношениям. И таким людям я задаю ещё один вопрос. Ладно. Допустим, что мужчина не учёл, что общается с сексуально всеядным самцом и одевался слишком привлекательно для него. Лично мне не очень понятно, как нужно в таком случае одеваться мужчинам, учитывая, что большинство изнасилованных мужчин были одеты не в кожаные ремни, а в обычные брюки/рубашки, джинсы/свитера. Ну да ладно, — мы же играем с собеседником в допущения.
Так вот. Если принять все допущения о виновности (пусть даже частичной) в изнасилованиях самих жертв — прекрасных «распущенных» женщин и «соблазнительных» мужчин, то как же быть с детьми?
Не стоит думать, что все дети, ставшие жертвами изнасилований (а их много), — это уже «сформировавшиеся», просто ещё несовершеннолетние подростки, и говорить, что юные девушки (самые частые жертвы сексуального насилия) могут быть «очень соблазнительными».
Нет, мои собеседники. Повторю то, что, возможно, забылось за долгим чтением: первым случаем изнасилования в моем профессиональном опыте (при котором за работой с пострадавшими я лишь косвенно наблюдала) было изнасилование ТРЁХЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА. И это вовсе не единичный случай, как многим наверняка хотелось бы думать. В моем «багаже» и насилие над 5‑летней девочкой. И вообще подобных случаев довольно много.
И вот тут я, даже в угоду рассуждениям, отказываюсь допускать, что эти дети, как и множество других изнасилованных детей, были хоть как-то виноваты в том, что спровоцировали насилие. Допустить такое — это утратить совесть.
В наше время стало много тех, кто считает совесть атавизмом. Но я обращаюсь не к ним, а к тем, для кого нравственность — не пустой звук, как и совесть.
Если вы согласны со мной, что в насилии над детьми виноваты не дети, то я, в свою очередь, предлагаю вам допустить и то, что в насилии над мужчинами виноваты не изнасилованные мужчины, а в насилии над женщинами виноваты не изнасилованные женщины, какие бы короткие юбки они ни носили.
В психологии насилия аксиомой является то, что в насилии всегда виноват насильник, а не жертва насилия. А «феномен обвинения жертвы» — это когнитивное искажение, систематическая ошибка мышления. Это попытка человека, столкнувшегося с трагедией насилия «со стороны», сбежать от страха, эмоциональной боли, а может даже и от ответственности. Обвинение жертвы – форма эмоциональной самозащиты у ряда людей в тех случаях, когда не получается вовсе закрыть глаза на насилие и приходится признавать сам факт принуждения.
Все, что было уже сказано об обвинении жертв, является проблемой даже в ситуациях очевидного, доказанного насилия.
Но если на теле человека нет явных следов насилия? До медэкспертизы, которая могла бы доказать хотя бы сам факт сексуальных действий, человек по каким-то причинам не дошел, а синяков, переломов и прочих свидетельствует истязаний не видно. Ее/его просто подержали, «сколько надо», или даже запугали, чтобы «не рыпалась». Можно ли верить такому человеку, что он пострадал от изнасилования?
Одной из моих клиенток была девушка, регулярно насилуемая собственным отцом. Без побоев, просто — слишком неравны силы. И знаете, она гораздо меньше переживала от самих неприятных сексуальных действий, чем от осознания того, что это папа… Но больше всего она страдала от двойственной позиции мамы. Предположу, что сейчас многие подумали, что мама разрывалась между дочерью и мужем. Увы! Мать в данном случае разрывалась между «ты все придумываешь, ничего такого не было» и «ты сама его провоцируешь, ноги показываешь» (в халате ходишь»). Уточню, что эта девушка, попавшая ко мне с травмой после изнасилования уже будучи совершеннолетней, впервые подверглась сексуальному насилию в 12 лет. Она сначала не смогла обратиться в органы правопорядка из-за собственного малолетства и позиции матери, а потом уже и отчаялась от неверия самого, казалось бы, близкого человека. Знаете, какими словами выражалась эта боль? «Она мне не поверила, она меня не защитила».
К сожалению, далеко не все родители готовы поверить своему ребенку, если он жалуется на изнасилование или сексуальные домогательства, особенно если ребенок обвиняет одного из супругов или близких родственников, друзей. Такого ребенка могут обвинить в больной фантазии или злонамеренной лжи. В ряде случаев родители внутренне готовы поверить в сам факт сексуального насилия, но по своим причинам делают вид, что ничего не происходит, или даже обвиняют саму жертву в соблазнении насильника, запугивая ее этим обвинением, чтобы история не вышла за пределы семьи.
Безусловно, бывают ситуации, когда люди разного возраста, заявляя о сексуальном насилии, клевещут, обманывают с какими-то целями, например, хотят вызвать к себе жалость или наказать кого-то несправедливым обвинением. Однако статистика расследований показывает, что лишь 2% обвинений в изнасиловании оказываются ложными.
Недоверие в большинстве случаев неоправданно и значительно усугубляет негативное состояние жертв сексуального насилия, препятствует восстановлению их психического здоровья.
Поэтому, по отношению к пострадавшим необходимо проявить внимание, выслушать, поддержать, не проявляя недоверия к их словам.
«С желающими рассказать о своих бедствиях надобно обходиться кротко, и после того уже, как облегчат словами свое страдание, предлагать возможное врачевство. Ибо если вначале заградим их уста, то приобретем о себе такое мнение, что мы несострадательны; и помощь нашу соделаем недействительною, отъяв у нее силу. А если приложим врачевство по облегчении боли, то получим две выгоды: признают нас сострадательными, и во врачевании не будем безуспешны» (прп. Исидор Пелусиот).
Даже если поведение или внешний вид жертвы оказываются «недостойными», это не повод обвинять ее в произошедшем. Изнасилование — это не удовлетворение нестерпимого сексуального влечения, а агрессивное сексуально окрашенное утверждение силы. В сексуальном насилии ВСЕГДА виноват насильник.
Наталья Ярасова, психолог-консультант Миссионерского отдела Тульской епархии РПЦ МП
Комментировать