Первичной, так сказать, родоначальной страстью святые отцы называют гордость. Триединым источником всех страстей являются чревоугодие, сребролюбие и тщеславие. Но чаще всего в святоотеческой литературе идет речь о восьми главных страстях, являющихся причиной многочисленного сонма всех человеческих пороков. Среди этих страстей обыкновенно различают страсти душевные и телесные. Кроме того, эти восемь страстей делятся попарно. А именно: к телесным страстям относят чревоугодие и блуд, к душевным — сребролюбие и гнев, печаль и уныние, тщеславие и гордость.
О связи страстей между собой
Пары эти и обычная последовательность их изложения обусловлены взаимным влиянием страстей. Пресыщение ведет к избытку энергии в человеческом теле, что обыкновенно проявляется в возрастании похоти, удовлетворение которой требует значительных материальных затрат.
Пристрастие к земным благам в случаях, угрожающих потерей этих благ, легко ввергает человека в состояние гнева. Гнев проявляется как эмоциональный всплеск, ведущий к опустошению, которое в свою очередь естественным образом переходит в печаль и уныние. Эти понятия отражают различные степени состояния человека, потерявшего ощущение радости жизни. Последняя пара страстей также имеет внутреннюю связь, поскольку гордость является крайней степенью развития страсти тщеславия.
Впрочем, причинно-следственные связи между страстями могут быть очень разнообразными и не всегда явными. К примеру, преподобный Иоанн Лествичник замечал следующее: «Узнал я, что бес уныния предшествует бесу блуда и уготовляет ему путь»[1]. Слово «бес» в этом случае можно считать синонимом понятия «страсть», поскольку, по свидетельству святых отцов, движение любой страсти не обходится без содействия со стороны нечистых духов.
8 главных страстей
Кратко о восьми главных страстях можно заметить следующее.
Чревоугодие является, так сказать, начальной страстью, без победы над которой невозможно одолеть никакую другую страсть. Сейчас достаточно часто можно услышать разговоры, что неважно, что и сколько ты ешь, главное – не осуждать, не завидовать, «людей не есть». Это, конечно, верно. Людей есть нельзя, в смысле – оскорблять, унижать, издеваться над ними. Если мы ведем себя таким образом, пост нам не принесет пользы. Но при этом нужно помнить, что победа над страстью чревоугодия является наиболее легкой в борьбе со страстями. Ведь мы можем её контролировать с внешней стороны, что гораздо сложнее сделать в отношении к душевным страстям, например к страсти гнева. Поэтому, если мы надеемся победить остальные страсти, будучи не в состоянии сдержать требования чрева, то это можно уподобить ситуации, когда кто-нибудь пытается победить великана, хотя не в силах справиться с карликом.
Добродетель, противоположная этой страсти, называется воздержание.
Блуд в древней Церкви был одним из трех смертных грехов (наряду с отречением от Христа и убийством), которые требовали от христианина пожизненного покаяния. Бесы блудных мытарств хвастались перед блаженной Феодорой, что наибольшее количество душ отсылается в преисподнюю именно с этих мытарств. В состоянии распущенности современного общества эта страсть имеет чрезвычайно благоприятную почву.
Блуду противостоит добродетель целомудрия.
Сребролюбие апостол Павел называет корнем всех зол (1Тим.6:10) и идолослужением (Кол 3:5). Оно всегда обличает в нас маловерие или даже неверие в Бога. Сам Господь многократно предостерегал нас от увлечения этой страстью, превращающей человека в идолопоклонника, почитающего не Бога, а «маммону», т. е. языческое божество, покровителя богатства, что невозможно соединить со служением Богу: Не можете служить Богу и маммоне (Мф.6:24).
Со страстью сребролюбия борются идущие путем нестяжания.
Гнев святые отцы называют временным добровольным помешательством, которое, укоренившись, становится уже невольным: «Гневливый человек, по временам произвольно увлекаясь этою страстию, т. е. добровольно подвергаясь временным припадкам сумасшествия, потом уже от навыка и невольно побеждается и сокрушается ею»[2]. Именно гнев толкает человека на убийство, душевное или телесное, и превращается в злопамятство, которое, по слову преподобного Нила Мироточивого, есть печать антихриста на сердце, делающая невозможной соединение с Богом в вечности.
Страсть гнева усмиряется кротостью.
Страсти печали и уныния можно назвать духовным самоубийством. Человек, поглощенный этими страстями, как и самоубийца телесный, лишается надежды на спасение. Победить их можно с помощью блаженного плача и трезвения.
Тщеславие – это пристрастие к тщетной славе, т. е. к славе земной, человеческой, временной, а гордость – это тщеславие, доведенное до предела, когда человек может гордиться и без внешних поводов. Гордый человек способен превозноситься тем, что он хуже всех, или просто тем, что он «не такой как все». Гордость – родоначальник всех страстей, ведь первое сотворенное существо, отступившее от Бога – денница, падший херувим – было увлечено именно страстью гордости.
Святитель Филарет (Дроздов) согласно со всеми святыми говорит, что «нет ничего противнее Богу, как гордость, потому что в ней скрывается обоготворение себя»[3]. Из приведенной цитаты понятно, что при наличии гордости человеку не поможет никакое доброе дело, поскольку гордость есть богоборчество по своему содержанию, и человек, предающийся этой страсти, становится противником Бога.
Тщеславию противится смирение, а гордости противостоит главная христианская добродетель – любовь, которая, по слову апостола Павла, есть совокупность совершенства (Кол.3:14).
В отношении борьбы со страстями последняя пара является антиподом предыдущих страстей. Дело в том, что победа над одной из первых шести страстей облегчает подвизающемуся борьбу с другими пятью. Но страсти тщеславия и гордости в случае победы над другими страстями обыкновенно лишь увеличиваются, что весьма затрудняет успех подвизающегося в борьбе со своими душевными недугами. Как сказал преподобный Иоанн Лествичник о тщеславии: «Как ни брось сей троерожник, всё один рог станет вверх»[4].
Борьба со страстями заповедана всем христианам
Нередко даже в церковной среде можно встретить мнение, что борьба со страстями есть делание исключительно монашеское, не подобающее мирянам, а может, и опасное для них. Тем не менее заповеди евангельские даны всем христианам, а не только монашествующим. Как замечал преподобный Амвросий Оптинский: «Пишете вы, что среди мира и семейства чрезвычайно трудно отрешиться от земного. Действительно, оно трудно. Но евангельские заповеди даны людям, живущим в мире, ибо тогда не было ни монахов, ни монастырей»[5].
Евангельские заповеди по своему значению имеют, прежде всего, внутренний характер. Это не просто избегание греха и помощь ближним, цель их – изменение, говоря современным языком – переформатирование своего внутреннего человека. Святитель Григорий Богослов обращает наше внимание на то, что христианские заповеди значительно труднее, чем ветхозаветные, поскольку первые по большей части регламентируют внешнюю человеческую деятельность, а исполнение заповедей Христовых требует очищения души:
«Ибо ветхозаветным предписано: не убий; но тебе повелено даже и не гневаться, а не только не бить и не отваживаться на убийство. Кто запрещает первое, тот не дозволяет и последнего. Кто истребил семя, тот воспрепятствовал прозябнуть ему в колос. И не смотреть с худым пожеланием – значит отсечь любодеянье. Не клясться – вот предохранительное средство от ложной клятвы. Так и не гневаться – значит поставить себя в безопасность от покушенья на убийство. Ибо рассуди так: гневливость доводит до слова, слово – до удара, от удара бывают раны, а за ранами, как знаем, следует и убийство; и таким образом гневливость делается матерью жестокого убийства»[6].
Таким образом, смысл новозаветных заповедей заключается не только и не столько в том, чтобы не совершать грехов делом (в чем, кстати, весьма преуспели фарисеи), но в том, чтобы искоренить причины и сам корень греха. А это и есть борьба со страстями путем стяжания добродетелей.
Отсюда мы можем сделать вывод, что борьба со страстями является деланием общехристианским. Поэтому знания о страстях, их действиях и принципах борьбы с ними полезны и даже необходимы не только монахам, но и мирянам.
[1] Иоанн Лествичник, прп. Лествица. Слово 27: О священном безмолвии души и тела, п. 49.
[2] Там же. Слово 8: О безгневии и кротости, п. 11.
[3] Филарет (Дроздов), свт. Слова и речи. Отделение первое. Слова и речи, избранные митрополитом Филаретом для изданий 1844, 1848, 1861 годов. 225. Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы.
[4] Там же. Лествица. Слово 22: О многообразном тщеславии, п. 5.
[5] Полное собрание писем преподобного Амвросия Оптинского в трех частях. Часть III Переписка с мирскими лицами. Письмо 162.
[6] Григорий Богослов, свт. Песнопения таинственные (сборник избранных стихотворений). Слово 56: На гневливость.
Комментировать