Г. И. Беневич, Д. С. Бирюков, А. М. Шуфрин

Источник

Часть II. Максим Богослов

А.М. Шуфрин. Другой Максим

Σύ τόν Μωυμιμούμενος, θεόφρον, πλάκας νοεράς έδέξω τών δογμάτων. Ἐν γάρ τψ γνόφψ εΐσδύς τών νοημάτων, κατεπλούτησας τό της γνώσεως φώς. PG 90 208 A-B

Подражая Моисею, принял ты, богомудрый, мысленные скрижали догматов. Ибо, проникнув во мрак мыслимого, обогатился светом гнозиса.

История «не знает сослагательного наклонения»; однако нетрудно вообразить Mip, в котором империей не насаждалась бы ересь моноэнергизма и, соответственно, не было бы Максима-Исповедника, но только монах Максим, написавший все то же, что Максим, известный нам до начала христологическои полемики VII в. Показательно, что преимущественно на эти «ранние» (т. е. созданные до 633 г.) его произведения будет опираться, защищая исихазм, св. Григорий Палама701; и до сих пор имя Максима-богослова связывается в первую очередь именно с ними702. Не будь у него приобретенного благодаря этим сочинениям авторитета, не состоялся бы, впрочем, и его подвиг исповедничества703, так как для империи не было бы столь важно сломить его или заполучить на свою сторону.

Уже Ганс-Урс фон Бальтазар попытался соотнести эти произведения с предположительной траекторией земного странствия св. Максима704; его выводы развил, дополнил и уточнил Поликарп Шервуд705, чей обзор706 до сих пор незаменим как пособие для изучения мысли и жизни преподобного707.

Двумя реперными точками на жизненном пути св. Максима до вступления в спор с моноэнергизмом являются его пребывание, соответственно, в монастыре св. Георгия в Кизике (совр. Эрдек, Турция), и затем в Северной Африке708. О последнем известно определенно лишь то, что св. Максим находился в Карфагене на Пятидесятницу 632 г., и что он пробыл в Африке достаточно, чтобы успеть завязать там близкие отношения со св. Софронием (будущим патриархом Иерусалимским) до его отбытия в Александрию в 633 г.; о первом же – что оно было прервано, скорее всего, нашествием персов и авар, осадивших в 626 г. Константинополь709.

По мнению Шервуда, вероятно именно в Кизике были написаны св. Максимом: 1) шедевры «практической философии»: Слово о подвижнической жизни и четыре сотницы О любви; 2) его первый опыт экзегезы: Толкование на 59 псалом) 3) так называемые Вопросы и недоумения (QD) – первый опыт в жанре ответов на вопросы, возникающие в связи с «трудными местами» из (пока еще вперемешку) Писания, свв. отцов710, обрядовой практики, «естественной» философии.

В африканский период этот жанр даст два предметно определенных «побега»: работу, посвященную трудным местам, взятым только из Св. Писания, – Вопросоответы к Фалассию, и другую, написанную прежде711, к Иоанну, архиепископу Кизика (в беседах с ним, еще будучи там, св. Максим продумывал ее содержание712) – О различных трудностях Богослова [Григория] 713 .

Вторая по счету (или, по нумерации, предложенной Шервудом и принятой большинством исследователей714, седьмая715) глава этой работы предлагается вниманию читателя в этой части настоящего тома. Она представляет интерес по меньшей мере в четырех отношениях: 1) в качестве развернутого толкования одного высказывания св. Григория Богослова (из его Слова 14) она принадлежит традиции комментирования последнего716, вклад в которую св. Максима едва ли не наиболее оригинален (так, комментатор IX в. Никита Ираклий-ский в своем толковании того же места лишь компилирует резюме 7-й главы Максимовых Трудностей с общими местами византийской антропологии717); 2) как полемически заостренная против толкования того же места оригенистами эта глава дает дополнительное представление об их позиции718 и об идейном противостоянии ей в церковной среде VII в.719; 3) в истории формирования византийского вероучения она важна как звено в приуготовлении венчающего эту историю «паламизма»; 4) в качестве самостоятельного трактата она может служить герменевтическим ключом к богословско-философской системе св. Максима.

В этом последнем качестве она может быть использована720 потому, что в ней впервые сведены вместе и увязаны в синтетическое целое едва ли не все основные темы, которые св. Максим будет разрабытавать до начала христологической полемики. В отличие от его учения о волях и энергиях Христа, эти темы не потеряют остроты, даже когда утратит актуальность давшая повод для их разработки полемика с оригенизмом (хотя значимость их в новых контекстах может быть не соразмерна весу, который придает этим же темам св. Максим721).

Об особом значении 7-й главы Трудностей говорит и то, что magnum opus Шервуда722, во многом сформироваваший наше сегодняшнее понимание основных контуров Максимова синтеза, по существу посвящен именно ей723.

Первое типографское издание части Трудностей, содержащей 7-ю главу, осуществил в 1681 г. в Оксфорде по единственной имевшейся в его распоряжении рукописи англиканский священник Томас Гэйл724. Издание вскоре попало в папский список запрещенных, т.к. основная часть тома (лишь приложением к которой были главы Трудностей св. Максима) содержала трактат Эриугены Periphyseon 725 .

Целиком Трудности к Иоанну, тоже по единственной рукописи (но иной, чем Гэйл726), впервые опубликовал в 1857 г. в Галле школьный учитель (Oberlehrer an der lateinischen Hauptschule) Франц Олер727, занимавшийся, по его признанию, подготовкой этого издания для того, чтобы доставить «утешение» собственной душе в «десятилетие гражданских бурь», исполнивших «Отечество и близлежащие края... безумием и яростью»728. Эта мотивировка объясняет, почему Олер мог не счесть нужным сверить чтение рекомендованной ему рукописи с другими, доступными ему. Некоторые расхождения своего текста с изданием Гэйла он тем не менее отметил729; из этого же издания он взял опубликованный там перевод Эриугены, оставшуюся же (большую) часть Трудностей к Иоанну (начиная с PG 91 1118) перевел на латынь сам730.

Репринт издания Олера вышел в 1863 г. в 91-м томе Патрологии Ж.-П. Миня («улучшенное» греческое переиздание его (1978)731 нам было доступно только в весьма ненадежной электроннной версии732). Критическое издание готовил (по сведениям на 2003 г.733) перешагнувший ныне восьмидесятилетний рубеж Карл Лага. Предварительный перечень сохранившихся списков, содержащих (целиком или частично) Трудности к Иоанну и/или Фоме, приводит Шервуд, отмечая, что самые ранние из них сделаны позже по меньшей мере на столетие, чем перевод Эриугены (IX в.)734, который тем самым приобретает особое значение и как текстологический источник735.

Кроме него нам были доступны французский перевод Эммануэля Понсуа736, снабженный обширными схолиями о. Думитру Станилоаэ737, английский (носящий отчасти характер пересказа) – Роберта Уилькена (Wilken)738, и, наиболее адекватный, русский739 – архим. Нектария (Яшунского)740. Последний мы первоначально намеревались воспроизвести в настоящем томе, лишь дополнив, с любезного разрешения переводчика, его подстрочные примечания своими схолиями. Однако в процессе работы мы поддались искушению внести в перевод существенные изменения, тем самым переложив всю ответственность за его возможные недостатки на себя741.

Ссылки на наши схолии, помещенные после перевода, даны в нем в фигурных скобках: {}; в квадратные скобки заключены наши интерпретирующие вставки, не имеющие дословного соответствия в подлиннике; в круглых скобках (кроме случаев их обычного использования в качестве знаков препинания) может быть либо слово, уточняющее смысл рядом стоящего742, либо выражение, стоящее в соответствующем месте подлинника743.

Вслед за архим. Нектарием мы (в переводе, но не в схолиях) приводим цитаты из Писания на церковно-славянском и выделяем: их – курсивом, остальные – жирным шрифтом. Кроме того, курсивом (и в переводе, и в схолиях) мы выделяем смысловые и фонетические ударения, а также (в схолиях) названия литературных произведений. Все цитаты, кроме библейских, переводчик которых не указан, переведены нами.

Греческий текст 7-й главы Трудностей мы приводим по изданию Миня, но с учетом разночтений, выявленных Шервудом744; все они указаны в аппарате, а за счет некоторых из них мы взяли на себя смелость исправить текст (что отражено и в нашем переводе). За небольшими исключениями мы, как и архим. Нектарий, следуем разбиению на абзацы, предложенному в новом греческом издании745.

А. Ш.

Преподобный Максим Исповедник. О различных трудностях Богослова [Григория], глава 7

На [следующее место] из того же слова {1}: «Какова обо мне мудрость, и что за великая это тайна? Или для того, чтобы, будучи частицей {1*} Бога и стекши (ρεύσαντας) свыше, мы не презирали (καταφρονώμεν) Создателя, – превозносясь (έπαιρόμενοι) своим достоинством {1**} и надмеваясь, – хочет [Он], чтобы в борьбе и брани с телом мы всегда к Нему взирали и чтобы сопряженная [с нами] немощь была детоводительницей [нашего] достоинства? {2}746».

Некоторые, встречая эти слова, – не претендуя, как кажется, на какую-либо награду за труд изыскания истины, – прибегают к легкому {2*}, то есть уже имеющему для себя много предпосылок в эллинских учениях [объяснению], говоря о некогда, по их мнению, существовавшем единстве747 {2**} умов {2а}, в силу которого будучи сращены с Богом, мы в Нем имеем и единственное (μόνην) {26} основание (ϊδρυσιν) {2в}, да еще и возникшее движение (γενομένην κίνησιν), из-за которого разнообразно рассеявшись, умы подготовили Бога к попечению748 {3} о возникновении (γένεσιν) {За} этого телесного мира – ради того, чтобы связать их телами {За*} в наказание {За**} за прежние грехи {36}. На это, считают они, намекает настоящими словами учитель {4}. Но не уразумели они, что предлагают невозможное и допускают неосуществимое, как несомненно покажет далее истинное слово (логос).

Ведь если Божественное недвижно {5}, как наполняющее всё {5а}, а всякая [вещь] из [бывших] несуществующими бытие получила и подвижна, так как непременно относится {6} к некой причине {7}, но ничто движущееся не остановилось еще, так как не успокоило еще у последнего предмета стремления можение {8} движения соответственно влечению (ведь не свойственно [от природы] ничему иному, чем он {8*}, показывая себя, останавливать {8а} носящееся по природе), то значит ничто движущееся не остановилось, как не встретившее еще последний предмет стремления, поскольку он сам ведь ещё, [не] будучи явлен, не остановил движение вокруг него носящихся. Если же они вдобавок настаивают {9}, что это некогда произошло, и умы пришли в рассеяние, подвигнутые из своего основания и местопребывания в последнем и единственном предмете стремления, то чтобы не придирался я, говоря: «Где же доказательство [что это не случится снова]?», по всей вероятности допустят, что в тех же [обстоятельствах] {10} умы с необходимостью будут иметь те же перепады {10а} без конца {11}. Ведь что смогли, испытав, презреть однажды, то никакая логика им не сможет воспрепятствовать презирать и всякий [другой] раз {11*}. Но что иное, чем [необходимость] умам так носиться и ни иметь, ни надеяться [иметь] никакой неколебимой опоры [своей] твердости {11**} в прекрасном {На}, могло бы оказаться [для них уделом] более жалким? {116}

Если же скажут, что они могут, но не хотят из-за бывшего [у них] опыта противоположного {12}, то и в таком случае будет прекрасное ими лелеяться не ради себя самого, как прекрасного, но по необходимости и ради противоположного, как вожделенное не по природе, или в собственном смысле. Ведь не в собственном смысле прекрасно все, что не само по себе является благим, вожделенным {13}, привлекающим к себе всякое движение. И уже хотя бы поэтому не свойственно [ему] (13а} удерживать влечение [тех,] чье удовольствие им обусловлено {14}; но [мало того,] ещё и благодарность могут выразить злу культивирующие этот образ мыслей {14*}, как посредством него наученные должному, то есть узнавшие, как становиться твердыми в прекрасном {14**}; и необходимо могут назвать его {14а} [своим] происхождением (γένεσιν) (если только решили быть последовательными {146}), потребным [им] даже более самой природы, так как оно {14в}, согласно им, научает [их] полезному и производит самое ценное из всех стяжаний, – разумею любовь, по которой всему, возникающему {15} из Бога {15*}, [от природы] свойственно, постоянно пребывая {15**} [в Боге], необратимо {15а} собираться в Бога {16}.

Опять же {17}, происхождение возникших из Бога умопостигаемых и чувственно-воспринимаемых [творений] мыслится прежде их движения. Ведь не может быть движения прежде возникновения (γενέσεως). Ведь движение – [это состояние уже] пришедших в бытие (γενομένων) (умопостигаемых – умопостигаемое; чувственно-воспринимаемых – чувственно-воспринимаемое) {18}. И ведь ни одна из пришедших в бытие [вещей не является] совсем недвижной по своему определению (логосу), – [из вещей] даже неодушевленных {18а} и чувственно-воспринимаемых, по мнению тех, кто постарательней из наблюдателей за существующим. Они ведь признали, что движется всё: либо по прямой, либо по кругу, либо спиралевидно {19}. Ведь всякое движение попадает в разряд простого или сложного {20}. Если, однако, в качестве предпосылки движения мыслится приход в бытие того, чье оно, то, с другой стороны {20а}, как основанное на приходе в бытие наблюдается движение того, чей он [приход в бытие], как идущее после него {206} в порядке мысли (ώς μετ᾿ αύτήν κατ᾿ έπινοιαν ούσα) {21}.

Движение же это называют природным можением (δύναμιν) {22}, стремляющимся к соответствующему ему завершению {22а}; либо – претерпеванием[, или страстью], то есть – движением, бывающим от одного к другому {226} и имеющим своим завершением {22в} неподверженное претерпеванию[, т. е. бесстрастное]; либо – энергичным действием {22г}, имеющим своим завершением самозавершенное749 {22д}. Но ничто из приводимого в бытие не является своей конечной целью[, т. е. завершением] {23}, поскольку ведь не является и своей причиной {24}, поскольку [такое {24а}] нерожденно, безначально и недвижно, как ни к чему не способное быть как-либо {25} подвигнутым {25а}; ибо выходит за грань природы существующего, как существующее не ради [кого-, или] чего-либо {26}, – если только определение, его касающееся, истинно, хоть бы и чужд [нам] был сказавший {26а}: «Конечная цель есть то, ради чего всё, само же оно – не ради чего-либо»750 {27}. И не является [ничто из приводимого в бытие {27а}] самозавершенным {28}, поскольку [самозавершенное] и в действие не приводимо, – как полное {28а}, и [присно] так же[, без изменений,] {286} имеющее бытие, и ниоткуда [его не получающее] (самозавершенное ведь в каком-то [смысле] и не-причинно {28в}). И не является [ничто из приводимого в бытие {28г}] неподверженным претерпеванию[, т. е. бесстрастным] {29}, так как бесстрастие и уединенно, и не испытываемо {29а}, и не определяемо. Ведь [бесстрастному] вообще [от природы] не свойственно претерпевать, так как [не свойственно] и (любовно) вожделеть иного, то есть – двигаться соответственно влечению к чему-либо иному {30}.

Итак, ничто из приводимого в бытие, будучи движущимся, не остановилось {31}, так как не встретило ещё первую и единственную Причину, из которой уделяется751 существующим [их] бытие (и не внутри последнего предмета стремления возникло {31а}), – чтобы, как следствие, принесшим с собою возникновение тел могло быть сочтено рассеяние умов из прежде возникшей [их] «Энады» {316}. И [о том же] свидетельствуют святые Моисей, Давид и Павел, и Владыка их, Христос. Один – повествовав, что праотец да не вкусит от древа жизни 752 , и в ином [месте] сказав: «не приидосте бо до ныне в покой и в наследие, еже Господь Бог ваш дает вам» 753 . Другой – вопия: «насыщуся, внегда явитимися славе Твоей» 754 и «возжада душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюся Лицу Божию». 755

Другой, – филиппийцам пиша: «Аще како достигну в воскресение мертвых. Не зане уже достигох или уже совершихся: гоню же аще и постигну, о немже и постижен бых от Христа Иисуса» 756 ; к евреям же: «вшедый бо в покой Его упокойся и той от всех дел своих, якоже от Своих Бог 757 ; и еще в том же послании уверяя, что никто не получил обещанного758. Другой же: «приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененнии и Аз упокою вы"759.

Итак, ничто из приводимого в бытие ни в чем не остановило еще своего природного можения, движущегося к соответствующему ему завершению; и не успокоило действия, уперев (προσερεΐσαν) его в соответствующее ему завершение; и не пожало плода соответствующей движению страсти (πάθους), то есть – бесстрастия и недвижности {32}. Ведь только Бога [удел] быть [и просто] завершением, и тем, что совершенно, и тем, что бесстрастно {33}, – так как [только Он и] недвижен {33а}, и полон, и не подвержен претерпеванию [, т. е. бесстрастен] {34}; а приводимого в бытие [удел], напротив {35}, – быть подвигнутым к безначальному завершению {36} и неколичественным, совершенным завершением {37} успокоить действие {37а} и претерпеть [бескачественность] {38}, но не быть или стать по сущности бескачественным (ясно, ведь, что всё, приводимое в бытие, то есть тварное, не безотносительно {38а}). Слыша же: «страсть», следует понимать это непредосудительно, ибо здесь указывается не на «страсть» в смысле извращения, или порчи {38а*}, можения, но – на претерпевание, присущее существующим [творениям] по природе {386}. Ведь всё пришедшее в бытие, претерпевает движение, так как не является самодвижением {39}, или само[действующим] можением.

Итак, если умы приводимы в бытие, то всяко и движутся, как по природе от (έξ) {39а} начала движущиеся за счет {40} бытия, по намерению же – к завершению[, т. е. к конечной цели], за счет благобытия {40а}. Ведь завершением движения движимого является само присноблагобытие {41}, равно как и началом – само бытие, которое-то и есть Бог. Он и бытия податель {41а}, и благобытия дарователь, как Начало и Завершение {41а*}; ибо и просто движемся мы – от (έξ) Него, как начала; и как-либо движемся – к Нему, так как Он – завершение {416}.760 Если же умозрящее и движется соответственно самому себе, [то есть – ] умозряще, то всяко и умозрит; если же умозрит, то всяко и умозримого [им] (любовно) вожделеет {42}; если же (любовно) вожделеет, то всяко и претерпевает исступление (έκστασιν) к нему как вожделенному {42а}; если же претерпевает, то ясно, что и устремляется; если же устремляется, то всяко и усиливает напор движения; если же упорно усиливает движение, то не останавливается пока не окажется целиком в целом вожделенном {426}, и не будет всем [им] объято, вольно приемля спасительное определение {43} в том, что касается (осознанного) предпочтения {43а}, чтобы целиком окачествоваться определяющим его целым {44} так, чтобы само это определяемое совсем больше не хотело {44а} иметь возможность узнаваться как целое {446} по самому себе, но [только] – по тому, что его определяет {45}, как воздух, весь освещенный светом, и железо, все целиком раскаленное огнем, и что угодно иное, подобное тому {45*}.

Из этих [сравнений] мы предположительно понимаем будущее (а не бывшее и [затем] подпорченное {45а}) причастие благости достойными по подобию только {45а*}, поскольку чаемое превосходит и всё это, будучи, по написанному, по ту сторону зрения, слуха и размышления761. И это, наверное, и есть то подчинение, о котором божественный Апостол говорит, что «подчиняет» {45а**} Сын Отцу – тех, кто вольно принимает [Его приглашение] подчиняться; после чего – или за счет чего – «последний враг упразднится смерть» 762 {456}, так как если зависящее от нас {45в}, или, вернее, самовластье {46} (посредством которого добиваясь входа к нам, [смерть] утверждала {47} над нами господство порчи) вольно и целиком [нами] уступлено Богу, хотя и прекрасно властвует, [то его удел] – подвластность, за счет бездействия воли к чему-либо, кроме того, чего хочет Бог; как и говорит Сам, в Себе запечатлевающий свойственное нам {48}, Спаситель [в прошении] к Отцу: «Обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты"763 {49}. И после Него божественный Павел, как бы отрицаясь самого себя и не сознавая более, имеет ли он еще собственную жизнь: «живу же не ктому аз, но живет во мне Христос» 764 {50}.

Пусть вас не смущает сказанное. Ведь я говорю, что не отмена самовластия происходит, но, скорее, установление [его] в соответствии с природой, твердое и неколебимое, то есть намеренное уступание (έκχώρησιν γνωμικήν), позволяющее ощутить тоску {50а} по тому, чтобы, откуда имеем (изначально) бытие, [оттуда нам] и движение получить {51}, [зная,] что образ, восшедший [обратно] к [своему] прообразу (τό άρχέτυπον) {52}, и, подобно отпечатку печати, [своему] прообразу прекрасно подошедший [как точно соответствующий ему], [такой образ] не имеет уже иного ничего, к чему ему ещё, – да и не может [больше ни к чему], – быть отнесенным {53}. Или, говоря яснее и прямее: не может даже [этого] хотеть, как воспринявший божественное действие, вернее же – ставший в обожении Богом и тем более получающий удовольствия от исступления, [становясь] вне того, что при нем как природно существует, так и [в качестве такового] мыслится, за счет благодати Святого Духа, одержавшей над ним победу и показавшей его имеющим одного только Бога действующим [в нем] так, чтобы было единое (даже только одно) во всех [отношениях] действие Бога и достойных Бога, вернее же – одного только Бога {53а}, как [пришедшего] приличествующим Благу [образом] целиком во взаимопроникновение с достойными как целыми765 {54}. Ведь все совершенно неизбежно прекратит свое полновластное в соответствии с влечением движение относительно чего-либо иного, если явлен, причаствуется и невместимо, скажем так, вмещается соразмерно можению причастников последний предмет стремления, к которому гонит всякий высокий образ жизни и мысли766, и на котором останавливается всякое влечение, и дальше которого не относится никуда, ибо и не в состоянии767, и к которому тянется всякое движение ревностного {55}, «и для оказавшихся у которого [оно -] всякого [их] созерцания успокоение»768, – говорит блаженный учитель. Ведь тогда и не будет чего-либо, обнаруживающегося вне Бога {56} или кажущегося имеющим сравнимый с Богом вес, что обманом могло бы склонить к нему чье-либо влечение (57), поскольку всё – и умом, и чувствами постигаемое – будет объято Им в невыразимом Его проявлении и присутствии, как и днем [нет ни] звездного света, ни самих звезд, [поскольку] солнце явлено [таким] несравнимо сильным светом, что из-за него даже их свет скрывается и не познаётся – насколько [это возможно] (чувственному) восприятию – [в том отношении] даже, что он {57а} есть.

Применительно к Богу [это справедливо] даже более, поскольку различие между Нетварным и тварными [вещами] беспредельно. Ведь тогда, как я думаю, даже узнавая о сущностной стороне существования существующих [вещей] соответственно их «чем», «как» и «в-зависимости-от-чего-» (έπί τίνι) бытию, мы не будем уже соответственно познанию подвигнуты к чему-либо влечением, поскольку закончится для нас познание каждой – и о каждой – из тех [вещей], что после Бога, и нам будет предлежать, для наслаждения, соразмерно [каждому] причаствуемая, беспредельная, божественная и необъятная обитель {58}. И это, согласно богоносному этому учителю, то, о чем философствует знаменитое суждение, утверждающее: «познаем некогда, насколько сами познаны» {59} – когда боговидное это и божественное, то есть наш ум и наше слово, соединим со сродным [ему], и когда образ взойдет к Прообразу, к Которому теперь имеет влечение769 {60}.

Итак, о том, что нет пресловутой «Энады», и каково по видимому – из доступных нам теперь мыслей и рассуждений Писания – будет состояние [вещей] в будущем, сказано [достаточно] {60а}. А о том, как, будучи частицей Бога, мы истекли из Бога, Бога имея своим водителем {61}, поведу слово далее {61а}.

Ведь кто, – осведомленный, что словом и премудростью {616} приведены Богом {62} в бытие из несуществующего {63} существующие [вещи], – если осмысленно приложит созерцательную [способность] души к беспредельной природной {64} разнесенности {64а} и разнообразию существующих [вещей], и испытующему разуму (логосу) мысленно со-различит принцип (логос), по которому они сотворены, – [кто, спрашиваю,] не увидит [тогда] как многие логосы {65} – один Логос, соразличающийся нераздельной разнесеннности пришедших в бытие за счет неслитной их особенности [по отношению] друг к другу и к самим себе?

И с другой стороны, [не увидит при этом] как одного – многих {65а}, путем отнесения {66} всех к Нему, за счет Самого Себя неслитно [с ними] существующему изначально {66а}, – сущностному и ипостасному (Божьему и Отчему) Богу-Слову {666}, – как Началу и Причине всего, в Немже создана быта всяческая, яже на небеси, и яже на земли, аще видимая, аще невидимая, аще престоли, аще господствия, аще начала, аще силы, вся из Него и Им и о Нем создашася 770 .

Ведь [именно] держащий благим хотением гипостазировавшиеся прежде веков слова-логосы {67} пришедших из не-существующего в бытие соответственно этим [логосам вещей] словом и премудростью {68} гипостазировал {69} творение видимое и невидимое, в должные времена сотворив и творя всё: и общее, и единичное {70}. Ведь слово-логос, как мы верим, является предпосылкой создания ангелов; слово-логос – каждой из наполняющих горний мир сущностей и сил; слово-логос – человеков; слово-логос – всякого [сущего] из получивших от Бога бытие (чтобы мне не перечислять единичное). [Мы верим, что] по беспредельному [Своему] за счет Него Самого [Ему присущему] превосходству, Слово невыразимо и непостижимо, и по ту сторону всякого творения – как существующего само по себе, так и мыслящегося [в форме] различия и различения; и что, с другой стороны, Оно же, – как приличествует Благу, – показывается и умножается соразмерно каждому во всех, [происходящих] из Него {70а}, и возглавляет всех в Себе {71}. И бытие, и пребывание соответствует Ему; и возникшие – из Него, поскольку [они] возникли; и в зависимости от того, чем [они] стали, – как пребывающие [неподвижными], так и движущиеся, – причаствуют Богу. Ведь все [творения] за счет своего происхождения из Бога причаствуют Богу соразмерно, – соответственно либо уму, либо слову-разуму, либо чувственному восприятию, либо жизненному движению, либо сущностной и удерживающей [в бытии] {72} годности771 [к такому причастию] {72а}, как это мнится великому богоявителю Дионисию Ареопагиту772.

Итак, каждое из умозрящих и словесных [творений], [то есть] ангелов и человеков, по самому логосу, соответственно которому сотворено, – сущему в Боге и к Богу 773 , – и является, и называется {73} частицей Бога {73а} (за счет своего, как сказано, предсуществующего в Боге логоса {74}). Вне всякого сомнения, даже если получит оно соответственно этому [логосу] движение, окажется в Боге (75), в Котором, как начало и причина, предсуществует его логос бытия, и, если ничего иного соответственно тоске {76} не пожелает прежде собственного начала обрести {77}, то не истекает из Бога {77а}, но, скорее, через вытягивание {78} к Нему, Богом становится и называется частицей Бога – через то, что Богу подобающе причаствует, как, – соответственно природе, мудро и осознанно, – посредством благолепного движения обретающее подлинное свое начало и причину {78а}, не имея, куда ещё далее собственного начала быть подвигнутым {79} ([после] восхождения к принципу [логосу], по которому оно сотворено, и [после] восстановления {80}), ни – [способа,] как быть подвигнутым, [когда] зависящее от цели (έπί τφ οκοπφ) – ясно, что Божественной – движение его {81} получило [им достигнутый] предел: самое [эту] Божественную цель {82}.

Как поясняет [это] и святой Василий, говоря в толковании на святого пророка Исайю так: «а истинные субботы – это успокоение, уготованное народу Божию; [именно] их Бог терпит {83} – ввиду того, что они истинные; и конечно, предвосхищает эти субботы успокоения тот, чей мир распялся {84}, то есть, очевидно, отошедший от мирского и достигший собственного места духовного успокоения, оказавшись в котором, с собственного места сдвинут уже более не будет, так как спокойствие и невозмутимость присущи этому состоянию (изначально)»774 {85}. Местом же всех удостоенных такового блаженства является Бог, – по написанному: «буди ми в Бога защитителя и в место крепко, еже спасти мя» 775 .

У Него прочно утверждены логосы всех [творений], соответственно которым и знает Он, как говорится про Него, все [творения] прежде их прихода в бытие как существующие в Нем и у Него, – самой Истины {85а} [их] всех; [и знал бы их,] даже если бы сами они все – и существующее, и будущие – не вместе с их логосами (то есть сразу, как Богом узнаны) приведены были в бытие {86}, но каждое в годный [для этого] момент соответственно мудрости Создателя, как приличествует, соответственно собственным их логосам созидаясь, получали бы и соответствующее им самим {87} бытие в действительности776, поскольку, хотя Он, как Создатель, соответственно действию (κατ᾿ ένέργειαν)777 {87а} существует присно, они в возможности (δυνάμει) существуют, но в действительности (ένεργεια)- еще нет {88}. Ведь и невозможно существовать в одном и том же [смысле] {89} Беспредельному и ограниченным [пределами]; и не найдется никакого довода (логоса), доказывающего> что сущность и сверхсущное могут существовать {89а} в одном и том же [смысле]; и сводящего {896} неизмеримое к тому же, к чему измеримое; и безотносительное – к тому же, к чему относительное; и то, для чего нет никакого вида катафатически к нему приложимой категории – к тому же, к чему [сводится] посредством всех этих [категорий] составляющееся. А все тварные [вещи] всецело катафатически [определяются] соответственно сущности и происхождению, объемлясь собственными логосами {90} и [логосами] существующих при них внешних [им вещей] {91}.

Итак, за исключением высшего, то есть апофатического богословия {91} Слова (Логоса), – соответственно которому [Логос] ни называется [словом] (λέγεται), ни мыслится [умом] (νοεΐται), ни является вообще чем-либо из сознанного иным {91а} (как сверхсущный {916}), ни причаствуется кем-либо соответственно чему-либо, – многими логосами является один Логос {91в}, и одним – многие. [А именно:] соответственно творческому – и [творимое в бытии] удерживающему – приличествующему Благу выхождению Единого {91г} в существующие [вещи], многими [является] один {91д}; а соответственно [возносящему] отнесению, то есть промыслу, – обращающему и руководящему [возвращением] в Единое {92}, точно во вседержительное начало или центр, предвосхитивший начала [исходящих] из него лучей {92а}, – одним, как всех [вместе] собирающим, [являются] многие.

Итак, частицей Бога мы являемся и называемся за счет предипостазированности наших логосов бытия в Боге; стекшими же свыше называемся, с другой стороны, потому, что подвиглись не соответственно предсуществующему в Боге логосу, по которому пришли в бытие.

Но и другим способом (тропосом) раскрыть смысл (логос) этого {926} нетрудно наученному благочестиво подходить к логосам существующих [вещей].

Ведь если не подлежит сомнению, что сущностью добродетели в каждом (изначально) является единое Слово Божие (ведь сущность всех добродетелей есть Сам Господь наш Иисус Христос {926*}, как написано: «Иже быст нам Премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление» 778 , причем о Нем это, очевидно, говорится в абсолютном смысле, как о самой Мудрости, Праведности и Святости, а не в дополнительно-определяющем, как говорится о нас: «мудрый человек» или «праведный человек»), то ясно, что всякий причастный добродетели соответственно твердому навыку [в ней] человек, несомненно причаствует Богу, – сущности добродетелей, как благородно, соответственно (осознанному) предпочтению, взрастивший посеянное [в нем] соответственно природе благо {926**} и показавший, что тождественно началу завершение, а начало – завершению; вернее же – что начало есть то же самое, что завершение {92в}; как безупречный поверенный в делах {92г} Бога (Θεοϋ συνηγορος) (если только [нам] верится, что началом и завершением всякой вещи [изначательно] является от Него зависящая цель {92д}). Начало [такой человек показал тождественным завершению] – как получивший оттуда вместе с бытием и природное соответственно причастию благо, завершение же [он показал тождественным началу] – как намереннно и по (осознанному) предпочтению (γνώμη τε καί προαιρέσει) целеустремленно прошедший, соответственно этому [причастию], ведущий без блуждания к [началу] достохвальный путь {93}, на котором он становится {93а} Богом, получая от Бога бытие Богом, поскольку к красоте, [соответствующей] по природе образу, [ещё] и уподобление {94} через добродетели [соответственно] (осознанному) предпочтению приложил, посредством врожденной [тяги] к восхождению – и свойства – к собственному началу. И в остальном исполняется и на нем апостольское слово, гласящее: «о Нем бо живем и движемся и есмы» 779 .

Ведь он приходит в бытие в Боге {95} посредством внимания (поскольку не испортил [свой] предсуществующий в Боге логос бытия {96}); и движется в Боге соответственно предсуществующему в Боге логосу благобытия (поскольку приводится в действие780 посредством добродетелей); и живет в Боге соответственно предсуществующему в Боге логосу приснобытия {97}.

Соответственно бесстрастнейшему навыку уже здесь {98} став самотождественным {99} и недвижным; соответственно же обожению, поскольку оно будет дано, в будущем веке любовно лелея и приемля {100} [как бы в объятия] вышеназванные, то есть в Боге предсуществующие логосы, а вернее – Бога (в Котором логосы прекрасного {101} утверждены); он и есть частица Бога – как существующий (за счет своего, [утвержденного] в Боге, логоса бытия), и как благой (за счет своего, [утвержденного] в Боге, логоса благобытия), и как Бог (за счет своего, [утвержденного] в Боге, логоса приснобытия), поскольку внял этим [логосам-словам] и соответственно им действовал; и посредством них {102}, с одной стороны, в одного [лишь] Бога целиком себя вложил781, а с другой – одного [лишь] Бога в целом себе запечатлел и изваял так, чтобы и самому ему по благодати быть и называться Богом, и Богу по снисхождению быть за счет него и называться человеком, и обнаружиться можению оказываемого при этом взаимного расположения – тому, что и человека Богом обоживает за счет боголюбия, и Бога человеком за счет человеколюбия вочеловечивает {102а}, и творит соответственно прекрасной перестановке [предиката и субъекта] {103}, с одной стороны, Бога человеком, за счет обожения человека, а с другой – человека Богом, за счет вочеловечения Бога {104}. Ведь Слово Божие и Бог присно хочет, чтобы и во всех {105} приводилось в действие таинство Его вселения в тело {105а}.

А кто, упустив собственное начало, – [хотя] бывает частицей Бога {1056} за счет логоса добродетели {105в}, существующего в Нем {106}, – по следующей [из сказанного] причине {107} несется в противоречии с [этим] логосом {107а} к несуществующему {108}, справедливо называется стекшим свыше, как подвигнутый не к собственному началу и причине, в соответствии с которой, и в зависимости от которой, и за счет которой пришел в бытие; и пребывает в безостановочном {108а} кружении и жуткой неустроенности души и тела, [своим] вольным склонением к худшему принеся себе неудачу в достижении [этой] неблуждающей и неизменно [к нему] относящейся причины. Применительно к нему и стекать может быть сказано в собственном [смысле слова], потому что, при наличии в его распоряжении власти, могущей без борьбы {109} направить стопы [его] души к Богу, он охотно променял лучшее, то есть существующее, на худшее, то есть несуществующее {110}.

О тех именно логосах, о которых я говорил, Ареопагит, – святой Дионисий, – учит нас, что они зовутся Писанием предопределениями {110а} и божественными волями {1106} (προορισμούς και θειθελήματα)782. Также, подобно [ему], и близкие к Пантену783 (бывшему наставником великого Климента Строматевса784) говорят, что [логосам] божественными волями зваться созвучно Писанию. Поэтому, будучи спрошены некими из кичащихся образованностью внешних о том, как, по мнению христиан, Бог знает существующее (сами те полагали, что [Он] умозрительно [знает] умопостигаемые [вещи], и чувственно – чувственно-воспринимаемые), они [им] ответили, что Бог ни чувственно-воспринимаемые [вещи] не знает чувственно, ни умопостигаемые – умозрительно. Ведь есть рассуждение, доказывающее {111}, что невозможно Тому, Кто выше существующего, воспринимать существующее [вещи] как {111*} существующие {111**}. Так вот: мы, приложив и [того] рассуждения обоснование (καί τοϋ Λόγου τό εύΛογον), утверждаем, что Он знает существующие [вещи] как собственные воли.

Действительно, если волей (θέΛημα) Он сотворил все, и возразить [на это] будет нечего; а сказать, что Бог знает Свою волю всегда благочестиво и справедливо; причем каждое из пришедших в бытие [творений] Он сотворил, имея [на то] волю (θέλων); – то выходит, что Бог знает [творения] как [Свои] собственные воли (поскольку и волю [на то] имея, сотворил их). А это меня лично побуждает думать, что Писание, эти [именно] логосы имея в виду, говорит [в речении] к Моисею: "Лз познал тя паче всех» 785 ; и о неких [иных]: «позна Господь сущия Своя» 786 ; и к неким [иным], наоборот: «не вем вас» 787 , – так как ясно, что либо согласное с волей (то есть словом-логосом) {111а}, либо противное воле (то есть слову-логосу) Бога движение (осознанного) предпочтения каждого сделало таким, чтобы {112} он услышал [такой, а не иной] божественный глас {112а}.

Это и подобное этому помыслив, думаю, говорил этот богоносный муж: «когда боговидное это и божественное, то есть наш ум и наше слово, соединим со сродным [ему], и когда образ взойдет к Прообразу, к Которому теперь имеет влечение» {113}, – посредством этих же самых немногих слов сразу и уводя по-учительски тех, кто считает что-либо из существующего когда-либо предвосхитившим эту меру, – [уводя, то есть,] от того, чтобы так думать, и проясняя попутно смысл (логос) [своих слов:] «мы есмы частица Бога», и намекая на будущую особенность {114} блаженного прекращения {115} [действия], и поощряя к незыблемому, то есть – невозмутимому и никуда перепадов [не испытывающему] {115а} – наслаждению ею тех, кто очищается и подгоняется надеждой на [Бога]788. Ведь он знал, что и мы, – как если бы к тому, чего мы по сущности и определению (логосу) имеем отражения {116}, подошли соответственно логосу и природе прямо, простым приложением [способностей] {117}, без какого-либо изыскания (в пределах которого только и возможно оступаться и заблуждаться), боговидно, насколько [нам] доступно, будем знать все [вещи], уже не поддерживая [состояние] движения вокруг них за счет неведения, как придвинувшиеся своим умом, словом-логосом, духом вплотную к великому Уму, Слову-Логосу, Духу, а лучше [сказать]: собою целиком – к целому Богу, как прообразующему Образу {118}. Как он и в Слове о граде повествует, говоря так: «И примет их [как наследников] невыразимый свет и созерцание {118а} Святой и царственной Троицы, воссиявающеи явственней и чище, даже смешивающейся целиком с умом как целым; это-то [созерцание], полагаю я, и [является] единственным Царствием Небесным»789, когда удовольствием удовольствуется и веселится – если могу, дерзнув, с его [словами] сочетать мои – все разумное творение ангелов и [тех] людей, которые ни один из божественных логосов, природно прилаженных к ним Создателем для соответствующего движению завершения, не испортили по невниманию {119}, но, напротив, себя целомудренно сохранили цельными и неизвращенными, зная, что они и суть, и станут органами божественной природы, объяв которые целиком, всецелый Бог, наподобие души {120}, по Своему усмотрению использует, точно члены тела, которые станут слаженными и благопотребными Владыке, и исполняет Своей славы и блаженства, давая, то есть даря, им жизнь присносущную и неизреченную, и совершенно свободную от всех признаков, составляющих особенность настоящей, составившейся из порчи жизни, – [то есть жизнь,] которую не вдыхаемый воздух составляет, и не токи крови, идущие от печени, но всецелый Бог, цельными причаствуемый и становящийся подобием души в [ее] отношении к телу для души (и посредством души – для тела) [каждого их них] {120а}, как знает Сам, чтобы [душа] получила необратимость {1206}, а [тело] – бессмертие, и человек целиком обожился, боготворясь благодатью вочеловечив-шегося Бога, целиком оставаясь, конечно, по душе и телу человеком за счет природы, и Богом целиком становясь по душе и телу за счет благодати и ему всецело соответствущей божественной светлости блаженной славы, после которой нельзя ничего более светлого или высокого помыслить.

Ибо что для достойных вожделеннее обожения, соединяясь в котором со ставшими богами, Бог за счет благости всё делает Своим? Состояние такого рода, – бывающее при божественном узрении и следующем за ним наслаждении весельем, – прекрасно назвали поэтому и «удовольствием», и «страстью», и «радостью»; «удовольствием» – как являющееся завершением природных действий (ведь так определяют удовольствие) {121}; «страстью» же – как можение исступления, подводящее претерпевающее к действующему (соответственно приведенной для примера причине [движения] воздуха к свету и к огню железа {122}) и убеждающее от природы, то есть подлинно, что не что иное, как это, [из] существующего главное (κεφάΛαιον) – следствием чего обязательно является бесстрастность; «радостью» же [его назвали] как не имеющее ничего, противоположного себе, – ни прошлого, ни будущего. Говорят ведь, что радость ни прошлой печали не помнит, ни насыщения {122а}, [бывающего] из-за страха {123}, в качестве ожидающегося не допускает, как удовольствие. Поэтому, – то есть, поскольку наименование «радость» указывает на будущую {124} истину, – богодухновенные Речения и умудренные ими в том, что касается Божественных тайн, отцы наши безоговорочно его утвердили.

Итак, если кратко, соответственно моей малости {125}, подытожить: показано от природы, Писания и Отцов, что из приводимого в бытие ничто ещё когда бы то ни было, будучи движущимся, не остановилось, то есть не достигло зависящаго от него соответственно Божественнй цели прекращения [движения] {125а}, и к тому же – что не может накрениться ступень удостаивающихся постоянства в Боге. Ведь как может быть (подкрепим немного сказанное рассуждениями), чтобы те, кто существуя790, однажды [уже] пришли в бытие в Боге {126}, восприняли оскорбительное с точки зрения влечения насыщение {127}? Ведь всякое насыщение соответственно своему понятию (логосу) и определению включает гашение стремления и наступает двумя путями (тропосами) {128}: стремление либо [просто] гасится, определяя [свои] предметы как малозначащие, либо, оценивая [их] как позорные и безобразные, от которых естественно возникает пресыщение, испытывает отвращение {129}. Для Бога же, как по природе беспредельного {129а} и драгоценного, естественно наоборот, растягивать до безграничного стремление наслаждающихся Им через причастие {130}. Если же это истинно (как оно, конечно, и есть), то не было так называемой «Энады» умов, которая бы, насытившись божественным постоянством, разделилась и своим рассеянием произвела возникновение этого мира {131}, чтобы нам [на основании этого] не делать Благо чем-то описуемым и дешевым, как ограничивающееся каким-то насыщением {131а} и бывающее причиной восстания для тех, чье влечение оно не смогло удержать недвижным {132}. И зря продолжают некоторые, как мне кажется, вещать об этой [Энаде], воображая то, чего нет, и – что тяжелее, конечно, [вынести] – клевеща даже на этого блаженного отца, [Григория,] будто он так думал. Но оставив их как есть, – то есть, под этим предлогом имеющими возможность не только самим преспокойно думать, что души пришли в теля из прежнего вида [своей] жизни в наказание за бывшие [в ней] прежде злые [дела], но и других пытаться так же основательно обманывать ссылкой на авторитеты, поступая некрасиво и недостойно, – [оставив им это,] сами мы мысль Учителя благочестиво рассмотрим вдобавок к сказанному и под иным углом (тропосом) {133}.

Не думаю, чтобы он здесь хотел изложить [причину] возникновения человеческой [природы], но[, полагаю,] – причину наложившегося на него {133а} бедствия {1336}. Ибо оплакав жалкое состояние нашего тела в словах: «Ох уж это мне сопряжение и отчуждение! Которого боюсь, то холю; и которое лелею, того страшусь»791 {134} (и далее [по тексту]); и как бы сам к себе [обратившись] в недоумении с вопросом о причине зол, держащих нас в тисках, и о соответствующем этой [причине] мудрейшем промысле: «Какова обо мне мудрость, и что за великая это тайна?» – он прибавляет, разъясняя решение [вопроса] так: «Разве что {134а} для того, чтобы, будучи частицей Бога и стекши свыше, мы не презирали Создателя, – превозносясь своим достоинством и надмеваясь, – хочет [Он], чтобы мы всегда к Нему взирали в борьбе и брани с телом, и чтобы сопряженная [с нами] немощь была детоводительницей [нашего] достоинства». Это как если бы он говорил, – поскольку человек из души и тела пришел в бытие за счет благости со стороны Бога {135}, – что данная ему при этом словесная и умная душа, как (изначально) существующая, конечно, соответственно образу Сотворившего ее, с одной стороны, соответственно влечению и всепоглащающей любви, от всего [ее] можения [исходящей], со знанием крепко держась Бога, приобрела и обоженность соответственно подобию; а с другой – соответственно знающему промыслу, [обращенному] на опускающееся {136}, и заповеди, повелевающей любити ближ-няго якоже сам себе 792 , разумно поддерживает тело {137}, [поскольку] она способствует тому, чтобы посредством [ее] добродетелей сделал и его словесным {138}, и, как со-раба, своим у Бога, живущий в [ней] Творец, – посредством себя самой делает Самого [ее с ним] Связавшего нерасторжимой связью с ним и данного [ей] бессмертия {139}, чтобы чем Бог [является] для души, тем же точно стала душа для тела; и обнаружилось {140}, что один Создатель всего, посредством человечества шествующий во всех существующих [творениях] соразмерно [каждому из них]793; и [чтобы] сошлись воедино многие {141} отстоящие друг от друга по природе, сходясь друг с другом у единой природы человека, и [чтобы] стал Сам Бог всяческая во всем 794 , все заключив и воипостазировав в Себе, вплоть до того, что ни одно из существующих [творений] не имело бы движения, предоставленного себе и непричастного Его присутствию, соответственно которому мы и боги, и чада, и Тело, и члены, и частица Бога, и тому подобное, есмы и называемся по отношению к завершению [как осуществленности] Божественной цели {142}.

Поскольку, стало быть, так – и из-за этого – человек пришел в бытие, но в праотце, готовом для власти [над землею], использовал [эту власть] на худшее, перенеся [свое] стремление с дозволенного на запрещенное (ведь был и самовластен {143}); и, чем прилепитися Господеви и един дух быти, прилепитися блуднице и едино тело быти 795 {144} предпочел, будучи обманут, и вольно себя отстранил от божественной и блаженной цели, сочтя за большую честь соответственно [своему] выбору стать прахом, чем быть по благодати Богом), – Бог мудро и вместе с тем человеколюбиво, то есть подобающим Его благости [образом], устраивающий наше спасение, противологосному движению [имеющегося] в нас умозрящего можения в качестве обязательного последствия его противопоставил наказание, с достаточным, пожалуй, основанием (логосом) покарав смертью то самое, обо что мы раздробили можение любви {145}, причитавшееся по идее одному лишь Богу, – [покарав,] чтобы нам, вожделеющим (любовно) к ничто {146}, стать обученными выводить это можение обратно к существующему, когда-нибудь научившись [этому] через претерпевание (страданий).

Именно это, продолжая, он делает более наглядным, говоря: «Но мне и потому кажется, что ни одно из здешних благ ни надежно для людей, ни долговременно, – хотя если что и затеяно прекрасно искусником-Словом и всяк ум превосходящей Мудростью796, так это, – что видимые [вещи] разыгрывают нас, переменяясь и [нас] переменяя то так, то этак, и вверх, и вниз носясь и обращаясь, и прежде, чем быть схваченными, уходя и ускользая, чтобы, усмотрев в них непостоянство и неровность, мы переключились бы на будущее. Ведь что бы творили мы, будь наше благополучие устойчивым, когда и при том, что оно таковым не пребывает, мы настолько к нему привязаны, и нас так поработили [обусловленные] им удовольствия и иллюзии, что мы и помыслить не можем ничего, что было бы лучше и возвышеннее настоящего, и это при том, что слышим и веруем, что произошли по Образу Бога, существующему выше и к Себе влекущему?»797 {147} И опять – в Слове к горожанам, говоря: «Чтобы мы сознавали себя ничем перед истинной и первой Мудростью, но всегда бы склонялись к Нему одному, и искали бы озарений сияниями оттуда; или [потому, что] через неровность видимого и обращающегося Он переводит нас к устойчивому {148} и пребывающему»798.

Стало быть, как я думаю, Учитель дает в тех словах объяснение отнюдь не за возникнование человечества отвечающей причины, но, как сказано {149} – бедствия {149а}, привнесенного за счет преступления в нашу жизнь после возникновения [ее] {150}, как это очевидно для наиболее ревностно и старательно занимающихся Божественными его писаниями. Ведь посредством этих слов он представляет нам причину второго [то есть бедствия], – откуда, за счет чего {151}, зависимостью отчего [или кого] (έφ᾿ ф) [обусловлено] и ради чего [или кого] оно, – указывая на устраивающееся мудро посредством него Богом наше спасение; а намекая на значение первого [то есть возникновения человечества] для таинства {152}, [обусловленное] которым [человечество] возникло {152а}, пользуется другим оборотом (тропосом) речи, делая явной свою относящуюся к этому благочестивую цель, как [она] обнаруживается в его Слове на Рождество, – говоря: «Итак, ум и (чувственное) восприятие, столь разделенные друг с другом, уже стали в своих пределах и несли в себе [образы] величия Создателя-Слова, – молчаливые певцы и пронзительные глашатаи величия дел [Его]; но еще не было смеси из обоих, ни смешения противоположных, признака большей мудрости и расточительности в отношении природ, то есть не все богатство благости [ещё] было ведомо. Это-то захотев продемонстрировать, и создает из обоих (говорю о видимой и невидимой природах) искусник-Слово одно животное – человека; и из вещества, ставшего прежде ипостасным, взяв тело, а от Себя вложив жизнь (что Слово {153} знает как умозрящую душу и образ Божий), как бы некий второй мир – в малом великий – ставит на земле, иного ангела, смешанного [из разных естеств Своего] поклонника»799, и далее [по тексту]. А в Слове на Светы800: «Поскольку же таким [образом существуют] эти [Три], или это [Одно], надлежало же не ограничиваться поклонению только вышними [поклонниками], но быть каким-то поклонникам и внизу, чтобы всё [творение] наполнилось славой Божией (раз уж [оно] Божие), [то] и ради этого творится человек рукою Божией и образом [Его] награжденный»801 {153а}.

Достаточно, на мой взгляд, и этого (пусть и не многого) для настроенного не только поспорить и считающего не одно только сражение показателем [того, кто прав], чтобы целиком обнаружилась мысль Учителя о сказанном. Если же [кто] ещё возражает, что как [же] Учитель [в таком случае] назвал нас частицей Бога, то выше об этом уже многообразно дан отчет (логос).

А чтобы стал он более достоверен, опираясь на доводы (логосы) Духа, святой и блаженный апостол Павел, премудрость, прежде век в Боге сокровенную 802 , приобретший, и просветивший всю несветлую жизнь людей на [этом свете], то есть мрак неведения отогнавший от [их] душ, достаточным явится [свидетелем], повествуя об этом эфесянам так: «Да Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, даст вам духа премудрости и откровения, в познание Его: просвещенна очеса сердца вашего, яко уведети вам кое есть упование звания вашего, и кое богатство славы достояния Его во святых, и кое преспеющее величество силы Его в нас верующих по действу державы крепости Его, юже содея о Христе, воскресив Его от мертвых, и посадив одесную Себе на небесных, превыше всякаго начальства и власти и силы и господствия, и всякаго имени именуемого, не точию в веце сем, но и во грядущем, и вся покори под нозе Его: и Того даде главу выше всех Церкви, яже есть тело Его, исполнение исполняющаго всяческая во всех» 803 . И после других [предметов] опять: «И Той дал есть овы убо апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители, к совершению святых, в дело служения, в созидание тела Христова: дóндеже достигнем ecu в соединение веры и познания Сына Божия, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова: да не бываем ктому младенцы, влающеся и скитающеся всяким ветром учения, во лжи че-ловечестей, в коварстве козней льщения: истинствующе же в любви да возрастим в Него всяческая, Иже есть глава Христос, из Негоже все тело составляемо и счиневаемо приличие, всяцем осязанием подаяния, по действу в мере единыя коеяждо части, возращение тела творит в созидание самаго себе любовию 804 .

Не думаю, что ещё в ином свидетельстве нуждается испробовавший жизнь в благочестии для обнаружения истины {154}, поистине достоверной согласно христианам {155}, через нее ясно усвоив {156}, что мы есмы и члены, и тело, и исполнение Христа Бога, исполняющаго всяческая во всех, соответственно цели (οχοπόν), сокровенной прежде век в Боге и Отце, в Нем возглавляющиеся (άνακεφαΛαιούμενοι) {157} через Сына Его и Господа Иисуса Христа, Бога нашего. Ведь тайна, сокровенная от век и от родов, ныне же {158} явленная через подлинное и совершенное вочеловечение Сына и Бога, сделавшего нераздельно и неслитно {158а} единой с Самим Собою по Ипостаси нашу природу, и нас, посредством [взятой] от нас и нашей, умозрящей и словесно одушевленной, Его святой плоти, как бы через начаток {159} с Самим Собою сплотившего {160}, и удостоившего быть одним и тем же с Самим Собой, соответственно Его человечеству, как мы были прежде веков предопределены {160а} быть в Нем, [то есть] как члены тела Его, наподобие (τρόπον) души {161}, в ее отношении к телу, в духе составляющаго и счиневающаго нас Себе, и ведущего в меру духовного возраста Ему соответствущего исполнения, – [будучи явленной, эта тайна] показала и что то, что мы возникли, этим {162} [обусловлено]; и прежде век относительно нас [бывшую] всеблагую цель Бога, не получившую обновления в чем бы то ни было, что касалось бы собственно ее смысла (логоса) {163}, но пришедшую в исполнение {164} посредством иного – ясно, что [впервые] введенного, более нового – способа (тропоса) {165}.

Ведь нужно было, – раз Бог сотворил нас подобными Себе в том [отношении], что [нами] могут быть причаствуемы точные признаки Его благости {165а}, и прежде век имел в виду бытие в Нем как цель [для нас], и дал нам способ (тропос), ведущий к этому всеблаженному завершению через использование природных можений {1656}, а человек этот способ вольно отверг злоупотреблением природными можениями, – чтобы не оказался, будучи отчужден, человек вдали от Бога, [нужно было] иному [способу] быть введенным вместо первого, настолько более невероятному и богоприличному, насколько природного выше сверхъестественное. И этим, как все мы верим, является таинство таинственнейшего переселения805 Бога к людям {165в}. «Аще бо бы», – говорит божественный Апостол, – «первый завет непорочен был, не бы второму искалося место» 806 . Ведь всем же яснее ясного, что сбывшееся во Христе при завершении [этого] века таинство несомненно является доказательством и исполнением упущенного в начале [этого] века в праотце {166}.

Итак, с пользой, значит, употреблено Учителем выражение «частица» в смысле приведенных оборотов (тропосов) [речи], и всякий благородный и душою, и образом (тропосом) [жизни], понял бы так употребленное выражение, не производя по недоразумению у себя никакой подтасовки в рассуждениях, зная, что [слово] «частица» в такого рода [выражениях] тождественна «[составному] члену». Ведь если член является частью тела, а часть {167} – то же, что частица, то член будет тем же, что частица. Если же частица тождественна [составному] члену, причем собрание и сложение [таких] членов образует [способное быть] орудием тело, а [способное быть] орудием тело, [соединенное с умозрящей душой, являет завершенного человека, – [если так,] то, значит, говорящий, что душа или тело является его частью, или членом, не погрешит против истины. Если же орудием {168} умозрящей души, как [собственно] человека, {169} является тело, а душа как целое, вмещая целиком тело {170}, дает ему жизнь, то есть бытие-в-движении, не соразделяясь с ним [на части] и не заключаясь в нем807, как простая и бестелесная по природе, но в [теле как] целом и каждом его члене (поскольку ему [от природы] свойственно принимать ее [в себя], – соответственно природно заложенному в нем можению, восприимчивому к ее действию) целиком присутствуя, соразмерно сжимает по-разному воспримчивые к ней члены для сохранения бытия тела в единстве, – [если так,] то пусть в провожатые до великого и неизреченного таинства блаженной надежды христиан из малого, то есть соответствующего нам, не лишенные благородства возьмет подобия великого и превосходящего нас тот, кто приобрел ещё [лишь] нетвердое и шаткое представление об этом {171}. И, оставив безосновательное мнение о предсуществовании телам [их] душ, вместе с нами поверит Господу {171а}, говорящему о пробуждающихся для Воскресения, что они не могут умереть {172} – за счет более чистого, конечно, явления {173}) и причастия Его, [как] последнего предмета [их] стремления {174}.

И опять: «всяк живый и веруяй в Мя не умрет во веки» 808 . Если бы точно то {175} произошло когда-то прежде, то, как показано выше {176}, [уже] невозможно было бы принять, как некое извращение {177}, какого-либо [рода] смерть.

И пусть не выходит за [рамки] естественно[-научных] рассуждений, напрасно провозглашая не существующее [в науке] мнение о душе {177а}. Ведь если частями человека, как изложено выше, являются тело и душа, а части необходимо получают отношение «к чему-то» {178} (так как непременно имеют предикатом [некое] целое), причем [вещи,] называемые «[частями по отношению] к чему-то», – из тех, что везде и всегда непременно вместе, соответственно [своему] происхождению (как части, сочетанием [τή συνόδω] образующие целый вид, разделяясь друг с другом только в представлении, для распознания того, чем каждая является по сущности {178а}), – [если так,] то значит невероятно, чтобы душа и тело, как части человека {1786}, существовали во времени прежде или после друг друга, поскольку [этим] будет нарушен принцип (логос) так называемого «[отношения] к чему-то».

К тому же, если самодостаточным видом {179} является душа прежде тела или тело [прежде души], а иной вид каждая из этих [частей] образует соответственно сложению – души с телом или тела с душой, – [то они] это делают {180} либо непременно претерпевая [воздействие извне], либо имея [природное] свойство [это делать]. И, если претерпевая, то[, значит, через сложение] пострадали, вырождаясь в совсем не то, чем были, и [в силу этого] портятся; а если имея свойство, то ясно, что будут проделывать это непрестанно за счет того, что [им это от природы] свойственно; то есть никогда не успокоится ни душа, [прекратив] вселяться в [иное] тело, ни тело – [прекратив оживляться иной] душой {181}. Но, на мой взгляд, не [благодаря] претерпеванию (страдания) или природному можению частей (соответственно сочетанию одной с другой) исполняется соответствующее виду целое, но [благодаря] обусловленному ими вместе [их] возникновению, соответствующему виду в целом.

Итак, без порчи переменяться (μεταβάλΛειν) из вида в вид никакому виду невозможно. А если потому, что после смерти и разложения тела существует, и [при том] гипостазированно, душа, скажут, что она может существовать, и [при том] гипостазированно, даже прежде тела {182}, то мне лично кажется, что не по делу выдвигается ими этот довод (логос). Ведь не с тем же основанием (логосом) [говорится] о возникновении (γενέσεως) и о сущности (ούσίας). В самом деле, в первом [случае основанием] является указание на бытие «когда-то», «где-то», «к чему-то» (τοΰ ποτε και ηου εΐναι καί πρός τι) {183}, а во втором – [просто] на бытие, то есть бытие «чем-то» и «как-то» (τοϋ εΐναι και τι και πως εΐναι) {184}. Если же так, то после возникновения душа за счет сущности [своей] есть всегда, но за счет [своего] происхождения – не как предоставленная себе, а как имеющая отношения «когда-то», «где-то», «к чему-то». Ведь и после смерти тела душа называется не просто «душой», но душой человека, причем какого-то [конкретного] человека. Она ведь и после тела предикатом в качестве вида имеет целое, – соответственно [своей], как части, связи [с ним], – [то есть целое] человечество [как сущность человека]. Точно так же и тело за счет [своей] природы смертно, но за счет [своего] происхождения [и после смерти] не предоставлено себе. Ведь тело после отделения души называется не просто «телом», но телом человека, причем какого-то [конкретного] человека, пусть даже оно портится и по [природе] обыкновенно разлагается на элементы, из которых [состоит]. Оно ведь и так предикатом в качестве вида имеет целое, – соответственно [своей], как части, связи [с ним], – [то есть целое] человечество [как вид]. Так вот, их взаимно [обусловленная] связь (говорю о душе и теле, как {185} частях целого человеческого вида), мыслимая неотъемлемо [от них], представляет [доказанным] и совместное их происхождение (γένεσιν), и соответствующее сущности различие их между собой показывает, ничуть, каким бы то ни было образом (тропосом), не повреждая природно внедренные в них соответственно их сущности определения (логосы). Итак, совершенно невозможно найти или назвать безотносительное тело или душу. Ибо вместе с одним [из них] вводится бытие другого «чьим-то»; поэтому если одно предсуществует другому, первое необходимо понимать как «чье-то». Ведь связь [их] недвижна {186}.

И это [всё], что касается этих [предметов]. Даже если {186а} [мое] слово (логос) истину не упустило, – благодарение Богу, препроводившему меня посредством ваших {1866} молитв к прекрасным мыслям. Но если где-то в чем-то [оно] до истины не дотянуло {187}, вы [сами], может быть, знаете точный смысл (логос) [этого], поскольку из Бога вдохновляетесь ведением [вещей] такого [рода].

Схолии. То есть – Слова 14 св. Григория Богослова {Олюбви к бедным), другое (идущее почти сразу перед этим) место из которого св. Максим обсуждает в предыдущей главе Трудностей.

{1*} μοΐρα; может значить также: «участь», «доля», «удел», «жребий», «судьба» (в т. ч. определенная богами).

{1**} В своем Слове 36 св. Григорий отмечает, что именно превозношение (£παρσις) явилось причиной падения Люцифера (Денницы): «...ибо, будучи божественным, он не вынес того, чтобы не посчитать себя и Богом» (PG 36 269С). Нейтрализацию этого мотива, вызвавшего, как считает св. Григорий, отпадение от Бога части бестелесных («умных») творений, он, вероятно, и имеет в виду в данном месте Слова 14, говоря далее о возможном смысле наделения человека телом. Предвосхищая критику оригенистской интерпретации этого места св. Максимом, отметим, что мотивировка отпадения бестелесных у св. Григория принципиально иная, чем у Оригена. Для Оригена (и оригенистов, чью точку зрения опровергает далее св. Максим) отпадение этих «умов» произошло из-за их пресыщения Богом, что предполагает Его принципиальную исчерпываемость тварью и, следовательно, конечность. Впоследствии, в споре с крайними арианами, св. Григорий и другие Каппадокийцы потратили немало усилий на опровержение тезиса о наличии исчерпывающего знания о Боге даже у человека. В этом они опирались на учение о беспредельности Бога и бесконечности приближения к нему, разработанное впервые св. Климентом Александрийским809. Соответственно и отпадение бестелесных должно было получить и, как мы видим, получило у св. Григория иное объяснение810. Св. Максим развивает мотив «превозношения», объясняя отпадение ангелов их волей к власти811. Что касается «презрения к Создателю», то его предпосылкой, по св. Максиму, является близость к Богу без страха перед Ним:

Бог является страшным для всех, кто окрест Его, как бы примешивая страх к любви у тех, кто любит Его и окажется окрест Его. Ибо любви самой по себе, без страха, присуще становиться презрением, как то часто бывает, если близость, естественно рождаемая ею, не сдерживается уздой страха812.

Чуть выше этого места св. Максим поясняет, что речь идет не о страхе наказания (которого у ангелов быть не могло), а о благоговении перед беспредельным813.

{2} В PG 35 865С (более современного издания Слова 14 св. Григория па сегодня нет) здесь колон; знак вопроса стоит далее, после следующей фразы: «чтобы, будучи сразу и величайшими, и низменнейшими [из творений]; наземными и небесными; кратковременными и бессмертными; наследниками света и огня или же [, наоборот,] тьмы, на которую бы из этих двух [сторон] мы ни склонились, – знали, на какую». Ни в том, ни в другом варианте знак вопроса не является авторским (поскольку такие знаки в какой-либо форме засвидельствованы в греческих рукописях не раньше VII в.814); контекст в обоих случаях позволяет прочесть ту же фразу и не как вопрос815.

{2*} См. ниже прим. 15 к схол. {4}.

{2**} ένάς (вин. падеж: ένάδα); буквально: «единица». О смысле этого термина см. ниже: схол. {316} и текст; схол. {186}, прим. 367 и текст.

{2а} τά λογικά; букв.: «разумные [существа]». Ср. употребление этого выражения Оригеном в отрывке, приводимом ниже в схол. {4}. Сам Ориген, возможно, считал именно такими существами, в своем предсуществовании входившими в Энаду, в частности, человеческие души (ср. начало цитаты ниже, в схол. {45*}); но в современном св. Максиму оригенизме уже четко различаются, с одной стороны, составлявшие Энаду совершенно бестелесные умы и, с другой, ангелы, человеческие души и/или бесы, которыми эти умы стали за счет облечения их, хотя и «тонкими», но все-таки телами (см. ниже схол. {186}).

{26} По другому чтению: «местопребывание (μονήν) и». Ср. текст после схол. {9}.

{2в} Ср. у Ареопагита: «и обитель (μονήν) [бестелесные умы] имеют от Благости, и основание (ΐδρυσις) у них оттуда»816.

{3} Указанная архим. Нектарием (Яшунским) в подстрочном примечании, со ссылкой на Шервуда, «трудность» (т. е. бессмыслица) возникает, если переводить здесь глагол ίδεΐν как «видеть». Словарь Lampe (s. ν. όράω) дает единственное, имеющее в нашем контексте смысл, значение: «attend, be concerned with», которое из переводчиков данного места было востребовано, например, Уилькеном817.

{За} Отметим, что этот термин (переводимый нами в зависимости от контекста как «возникновение», «приход в бытие», «происхождение») не означает здесь у св. Максима «становление» (в смысле антитетичном «бытию»), в котором его обычно задействует онтологический дискурс платонизма (в т. ч. и христианского818): ...Для начала должно разграничить вот какие две вещи: ...вечное, не имеющее возникновения бытие, и... вечно возникающее, но никогда не сущее. ... Вечно тождественное... [и] то, что... возникает и гибнет.. 819

{За*} С точки зрения оригенистов, излагаемой здесь св. Максимом, но более подробно представленной в других источниках, «этот телесный мир» включает все, что с православной точки зрения является творением; в частности – ангелов, человеческие души и бесов, как имеющих свои, не отчуждаемые от них, «тонкие» тела (ср. выше схол. {2а}); однако, как мы увидим, св. Максим в своем опровержении исходит из того, что его оппоненты учат о предсуществовании и последующем облечении телами человеческих душ (см. ниже схол. 177а}), т. е. полагает, что речь у них идет о телах исключительно грубо-материальных, но не «тонких» (ср. ниже схол. {186}).

{За**} Утверждая, что с точки зрения его оппонентов промысли-тельное назначение человеческого тела сводится к наказанию души, св. Максим воспроизводит искаженное, как показал Гийомон (GuillaumontA. Les Kephalaia Gnostica... P. 85,109–113), оппонентами оригенизма рубежа IV и V веков представление о нем как об «эллинском» (см. текст перед схол. {2}), т. е. – платоническом (хотя разделяемом и ранним Аристотелем; см. ниже схол. {36}), воззрении на тело. Непосредственно же точка зрения оригенизма, сложившаяся на тот момент, представлена в трудах Евагрия Понтийского (см. ниже схол. {4}), для которого человеческое тело – не столько «место заключения» души (ее «гробница» или «узилище», хотя бы и понятое как всего лишь «исправительное заведение»), сколько средство ее освобождения, или, если мы вправе это выразить собственной метафорой, как бы спасательный круг, брошенный Творцом падшему уму (см. ниже прим. 27 к схол. {4}).

{36} В трактовке всей этой фразы (начиная со слов «умы подготовили...») мы исходим из предположения, что св. Максим считал оппонентов, чью точку зрения он здесь передает, мыслящими «наказание», исходящее от Бога, служащим исключительно пользе наказуемых. Возможно, переосмысляя традиционное представление о теле как одежде ума (Адама) и чувственного восприятия (Евы)820, они, с его точки зрения, считали, что тела для умов являются чем-то вроде смирительных рубашек. Но можно понять употребленный здесь св. Максимом глагол и в смысле «привязать» (соответственно, «к телам») и тогда в его трактовке точки зрения его оппонентов усмотреть отсыл к идее известного отрывка из раннего произведения Аристотеля Протрептик: Кто [из нас], глядя на [обстоятельства нашего существования], может подумать, что он счастлив и блажен, – [из нас,] которые все составлены природой (в точности как говорят посвящающие в таинства) будто бы для наказания? Божественно ведь передают древние это утверждение: душа [каждого из нас] отбывает наказание, и наша жизнь – кара за какие-то великие грехи. Ведь чему-то такому весьма подобно сопряжение души с телом. Ведь так же точно, как в Тиррении, говорят, часто мучают пленников привязывающие прямо к [ним] живым мертвецов, лицом к лицу, прилаживая каждую часть к [соответствующей ей] части, – так, похоже, душа растянута и приклеена к каждой чувствующей части тела821.

{4} Речь идет о фразе: «будучи частицей Бога и стекши свыше», которая, собственно, и представляет главную «трудность»822 для понимания в приведенном отрывке из св. Григория. Св. Максим упрекает тех, кто, довольствуясь лежащим на поверхности и поэтому легко доступным смыслом этой фразы, не замечает (или не дает себе труда преодолеть) содержащуюся в этом отрывке «трудность»823. Действительно, эту фразу легко понять в том смысле, что наше существование в теле вызвано отпадением от Бога в качестве чистых умов, каковыми мы были изначально. Теория эта, восходящая к Оригену, пустила корни в среде христианского монашества едва ли не с момента его возникновения824, а впервые соборно анафематствована была только в 399/400 гг. в Александрии825, т. е. спустя десять лет после кончины св. Григория. Неоспоримо и непосредственное формирующее влияние на последнего мысли Оригена, в частности его основополагающего трактата О началах 826 , в котором по крайней мере одно место содержит буквальные переклички как с нашей фразой, так и с ее истолкованием, резюмированным (и далее опровергаемым) св. Максимом827:

Итак, если столь велико разнообразие мира, и при этом в самих разумных существах (λογικά) оказывается такое разнообразие, благодаря которому, нужно думать, существует и все остальное разнообразие и разновидность, то спрашивается, какую причину происхождения мира нужно будет указать, особенно в том случае, если обратить внимание на тот конец, при посредстве которого – как показано в первой книге – все будет восстановлено в первоначальное состояние? В самом деле, коль скоро это последнее (предположение) допущено, то какую, повторяем, иную причину мы придумаем для такого разнообразия мира, как не различие и разнообразие движений и падений существ, отпадших от того первоначального единства (της ένάδος άποφφεόντων) и согласия, в каком они были сотворены Богом? Действительно, не то ли послужило причиной разнообразия мира, что существа, возмутившись и уклонившись из первоначального состояния блаженства и будучи возбуждены различными душевными движениями и желаниями, превратили единое и нераздельное добро своей природы в разнообразные духовные качества соответственно различию своего намерения? 828

Ниже в данной главе Трудностей Шервуд обоснованно усматривает прямую (хотя и скрытую) полемику с этим трактатом829; из чего следует, что не только св. Максим (как заключает Шервуд) имел этот текст в своем распоряжении, но и современные ему оригенисты вероятно опирались на него в своем понимании св. Григория. Вероятно и то, что они опирались на развитие идей Оригена в среде египетского монашества, получившее свое теоретическое завершение у ученика св. Григория, Евагрия Понтийского830. Причиной распада «Энады» у Евагрия прямо названо «движение» (κίνησις)831,Β силу чего Ори-генова теория происхождения «этого телесного мира» (см. выше схол. {За*}) принимает у него форму ещё более близкую к той, в которой она резюмирована св. Максимом. Отметим, что хотя именно эта теория, по-видимому, была анафематствована отцами V Вселенского собора832, св. Максим не только не отвергает ее с порога на этом основании, но даже не упоминает этот факт. Не пользуется он и подготовившей это осуждение (как и осуждение той же теории на константинопольском соборе 543 г.833) аргументацией св. имп. Юстиниана834. Последняя сводится, если исключить указания на противоречия Писанию, к демонстрации нецелесообразности облечения телами душ, уже существовавших – согласно гипотезе – без тел. Его целью не могло быть ни приобретение знания (так как пребывание в теле не может прибавить знания, полезного душе)835, ни воспитание целомудрия, удерживающего от греха.

Ведь если за грехи и для усмирения было дано душе тело, чтобы причинением ей боли было воспитано в ней почитание Бога, то как получается, что тело сотрудничает и соперничает с ней в грехе, чего <не> бывает с усмиряемыми? Ведь темница, стража, оковы, короче – такого рода удерживающие от беззаконий средства, и от греха становятся [удерживающими] для усмиряемых. Не для того ведь, чтобы согрешивший грешил более, ему даются, в качестве приспособления для греха, оковы, но чтобы, подвергаясь мучениям оковами, перестал грешить. Стало быть, очевидно, что души не брошены в тела для исправления приобретенных ранее грехов...836

Такой аргумент не мог устроить св. Максима хотя бы уже потому, что из него следует отрицание смысла сочетания в человеке разумной души и тела, на который указывает, в форме риторического вопроса, св. Григорий, и который состоит в том, чтобы предохранять «нас» от греха, приведшего к отпадению бестелесных (см. выше схол. {1**}). Если тело не столько удерживает (своей «немощью») душу от греха, сколько, наоборот, вводит ее в грех837, то оно заведомо не может быть средством не только ее принудительного исправления (как у оригенистских толкователей св. Григория), но и ее воспитательного «детовождения» (как у самого св. Григория в нашем «трудном месте»).

{5} Тезис о недвижности Божества необходим св. Максиму в качестве посылки выстраиваемого им далее опровержения оригенистов. Этим, вероятно, объясняется востребование им этого чисто аристотелевского тезиса, прямо противоречащаго высказываниям наиболее богословски значимых для св. Максима отцов, Григория Богослова и Дионисия Ареопагита, более, чем св. Максим, обусловленных в своем мышлении парадигмой неоплатонизма. Впоследствии ему придется разъяснять такое «трудное» для него место у св. Григория: «Единица (Монада), от начала подвигнутая в Двоицу (Диаду), [дойдя] до Троицы (Триады), остановилась»838, чтобы обнаружить в нем обратный прямому, но согласный с указанным выше тезисом, смысл:

Как же, скажет, пожалуй, кто-нибудь, этот чудный учитель в приведенных [своих словах] вводит движущееся Божество? Скажем на это, что он, скорее всего, знал [следующее]: об определяющем принципе каждого (если воспользоваться примером) ремесла, хотя [этот принцип] остается совершенно недвижным [т. е. неизменным], говорят, поскольку он меняет форму соответственно каждому виду [произведений] того же ремесла, что он движется [т. е. изменяется], проявляя себя – скорее, тем, что движет [т. е. изменяет] в соответствии с самим собой производимое ремеслом, чем тем, что движется [т. е. изменяется сам]. Или, как о свете говорят, что он движется, подвигая [орган] зрения к видению, будучи в собственном смысле [скорее] способным двигать всякий [орган] зрения, нежели в самом деле подвижным. Так и Божество, будучи по сущности и природе совершенно недвижным, как беспредельное, безотносительное и неопределимое, называют движущимся, как если бы Оно было неким принципом познания существующих [вещей], содержащемся в их сущностях, – поскольку Оно, не претерпевая [изменений], берет, как причина, на себя все, что сказывается относительно тех [вещей], чья Оно причина, тем, что промыслительно движет каждую из существующих [вещей] в соответствии с тем принципом, [в соответствии] с которым [этой вещи] свойственно [от природы] двигаться. Богооткровенный и великий Ареопагит, святой Дионисий, примет это [как ответ], который он искал, на вопрос, высказанный им в таких [словах]: «Что же это богословы называют Божество то (любовным) вожделением, то любовью, а когда и вожделенным и любимым?» Завершает он [это свое] рассуждение так: «Ведь одно дело двигаться, а другое – двигать»839. Или, сказать яснее, в качестве вожделения и любви (т. е., будучи ими), Божество движется, а в качестве предмета их – движет к Себе все [вещи], способные вместить вожделение и любовь. Или, говоря еще прозрачнее, движется Оно в качестве творящего, вкладывая отношение вожделения и любви в [творения,] способные их вмещать; а движет в качестве притягивающего [к Себе] по природе влечение [тех], чье движение [зависит] от Него. Или ещё: движет и движется – как жаждущее быть предметом жажды, вожделеющее быть вожделенным, и любящее быть любимым. Соответственно этому способу выражения и богомудрый Григорий говорит: «Монада, от начала подвигнутая в Диаду, [дойдя] до Триады, остановилась». Ведь движется [Она] в способном Ее вмещать уме (будь то ангельском, будь то человеческом), через Нее и в Ней допытывающемся о Ней. Или яснее сказать: [Она] не по частям [, а сразу,] дает ему в первом приближении понятие (логос) о Монаде, чтобы разделение не было привнесено в Первопричину. А затем [Она] ведет его дальше – к восприятию еще и божественной и невыразимой Ее родительности, говоря ему, как посвященному в тайну (т. е. скрыто), что не нужно никогда думать, что это Благо не рождает Слова и Мудрости (или Освящающей Силы), единосущных и воипостасных – чтобы Божество не было понято как сложенное из них как из составляющих, и [чтобы не] поверилось, что не присно Оно существует таким образом. Итак, что Божественность движется, говорится о Ней как о причине допытывайия о способе (тропосе), соответственно которому Она существует. Ведь без озарения прикоснуться к Божественности – это [нечто] из [области] неосуществимого. А ещё, что [Она] движется, говорится из-за постепенного раскрытия все более совершенного понятия (логоса) о Ней согласно Священному Писанию, – [раскрытия,] начинающегося с исповедания Отца, переходящего к исповеданию вместе с Ним и Сына, и к принятию вместе с Отцом и Сыном Святого Духа, и приводящего научаемых, вместе с [поклонением] совершенной Единице (Монаде), к поклонению совершенной Троице (Триаде), или, вернее, – единой Сущности, Божественности, Силе, Действию, в трех Ипостасях840.

Богословское Предание – в отличие от ряда неправославных авторов – не следует за св. Максимом в этом (пере)толковании, возвращаясь (в лице свв. Фотия Великого, Николая Мефонского и др.) к пониманию фразы св. Григория о «движении Монады» сооответственно ее прямому смыслу841. Первым известным нам прецедентом такого понимания является схолия Иоанна Скифопольского к DN 2.5842:

Ныне [Дионисий] богословствует о доходящем до трех Ипостасей выхождении843 невыразимой Троицы, а именно: что Бог-Отец, вневременно и любовно подвигнутый, выступил [из Себя] в различение Ипостасей, продолжая без разделения на части и оскудения пребывать в собственной целостности сверхъединым и сверхпростым, тогда как собственное [Его] «Сияние»844 выступило [из Него] в существование как [Его] живущий Образ, и всесвятой Дух достойным поклонения образом сверх-приснотекуще исходил от Отца, как тайноводствует Господь; Причина же и Источник всего благостью приумножился до трехипостасного Богоначалия. Это же говорит и Григорий Богослов в словах «Против Евномия»845.

Св. Григорий Палама цитирует эту схолию, считая ее автором св. Максима846. Работа по «вписыванию» в Предание позиции св. Максима по вопросу о (не)подвижности Божества заметна и в пяти сотницах Различных глав, дошедших под его именем, но являющихся компиляцией цитат, из которых даже принадлежащие ему не всегда буквальны847. Так, в 1.10 говорится, что «недвижная» Божественная природа «обновляется» (когда «Бог становится человеком»), «двигаясь» (κινουμένη) к человеческой природе (PG 90 1181С), тогда как св. Максим в 41-й главе Трудностей, из которой черпал компилятор, настаивает едва ли не на обратном: »недвижно, – скажем так (ϊν᾿ οΐτως εϊπω), – движется совершенно по природе недвижное» (PG 91 1308C-D), давая, как и в приведенной выше (у прим. 32) цитате, понять, что применительно к Божеству о «движении» говорится лишь условно. Как курьез отметим в этой связи опубликованную недавно диссертацию: Μπετσάκος В. Στάσις άεικίνητος: Н ανακαίνιση της αριστοτελικής κινήσεως στη θεολογία του αγίου Μαξίμου του Ομολογητού. A­θήνα, 2006, автор которой привлекает для реконструкции точки зрения св. Максима схолии Иоанна Скифопольского (относимого им к Х в.!), – оправдывая это тем, что св. Максиму они усвоены Преданием (Ibid. Σ. 82), – а также, без всяких объяснений (вероятно, считая их подлинными), – те же Различные главы (в частности, приведенное нами выше место; см.: Ibid. Σ. 99); не удивительно, что на такой основе ему удается нарисовать яркую картину (Ibid. Σ. 95–100) «движения» Бога по учению, якобы, св. Максима.

{5а} Наполнение имеется в виду не только пространственное, но и в первую очередь, содержательное848.

{6} φερόμενον; может означать как логическое отношение, так и пространственное перемещение (один из типов движения по Аристотелю849); св. Максим здесь задействует оба смысла. Далее в этой главе он использует слова того же корня метонимически, как взаимозаменимые с κίνησις («движение»; см. ниже схол. {25}) и Однокоренные. В другой главе он строго различает κίνησις и φορά, ограничивая значение последнего термина круговым движением850.

{7} Подвижность всего сотворенного выводится из полемически заостренного против Аристотеля неоплатонического постулата: стремление существующего обращено к причине его бытия851.

{8} δύναμις; обычно переводится как «сила», «возможность», «способность», «власть», в зависимости от контекста. Все эти значения имеет русское слово «можение» (см. словарь Даля), что само по себе уже говорит в пользу такого перевода, несмотря на его непривычность, поскольку технический термин желательно всюду передавать одним и тем же словом. Но едва ли не более существенно в данном случае то, что в отличие от традиционных переводов термина δύναμις, «можение» передает и его форму отглагольного существительного (от δύναμαι – «могу»), необходимую для передачи некоторых из используемых св. Максимом технических различий, как например, в следующем месте852: «...«взаимосвязаны: могущее, можение и возможное (δυνάμενον, δύναμις, δυνατόν)». И говорят, что «сущность – [это нечто] могущее; а то, соответственно к чему движется наша [способность] мочь, – можение; и то, что у нас по природе получается, – возможное»».

{8*} То есть – «последний предмет стремления».

{8а} Ср.: Ин 14– «покажи нам Отца, и довольно для нас».

{9} В интерпретации этого трудного места мы следуем Шервуду (ЕА. Р. 185).

{10} Шервуд понимает эту часть фразы несколько иначе: «...то, говоря без обиняков: «где же доказательство [этого]?» Они [тогда] по всей вероятности будут полагать, что в тех же [обстоятельствах]...» (Ibid.).

{10а} Редкое существительное от глагола μετεμπίπτω.

{11} Отметим, что св. Максим утверждает здесь не просто возможность, а именно необходимость бесконечного числа отпадений умов от Бога, если при каждом возвращении их к Нему воспроизводятся одни и те же (начальные) условия. Основанием для такого утверждения мог быть принцип детерминизма, как его понимали стоики: одни и те же причины при одних и тех же условиях дают с необходимостью одни и те же следствия. Одной их таких причин стоики считали характер субъекта, в духе известной аналогии конуса и цилиндра (причиной того, что конус, положенный на наклонную плоскость, вращается, а цилиндр – катится, является форматого и другого). «Характер» умов с каждым новым отпадением, если бы и менялся, то только в сторону, способствующую отпадению (т. е. так, чтобы оно у них «входило в привычку»). Для стоиков даже это, однако, не означало бы, что умы не несут ответственности за совершаемый ими выбор, а только – что выбор их (при тех же условиях) не мог быть иным 853 . Такой вывод, поскольку им исключается возможность того, что в латинской традиции получило название «свободы выбора» («liberum arbitrium», или «libertatis arbitrium»), определенно не мог устраивать оригенистов. Вопрос, устраивал ли он св. Максима (т. е. вполне ли продуманно он здесь говорит о необходимости отпадений), мы оставляем, за его еще недостаточной исследованностью, открытым.

{11*} Это уже и сам Ориген прекрасно понимал; см. ниже схол. {116}.

{11**} παγιότης; Шервуд переводит «fixedness» («закрепленность»), отмечая, что у св. Максима этот термин, хотя и обозначает иногда онтологическую неизменность, имеет, как правило, нравственные коннотации854. В Толковании на молитву Господню (313–315, ed. van Deun) св. Максим называет «твердым и совершенно неколебимым навыком необратимости от Прекрасного» ту «землю», которую, согласно Мф 5:5, «наследуют кроткие».

{11а} τό καλόν; в греч. это существительное означает «прекрасное» в широком смысле, сохранившемся в русском наречии «прекрасно» (ср. выше схол. {11*}). По Ареопагиту, это одно из «Божественных Имен» (см. DN4.7).

{116} Ориген оценивал эту ситуацию более оптимистично:

Итак... мы, может быть, когда-нибудь хотя и с трудом получим возможность созерцать святую и блаженную жизнь. Когда же при этом, после продолжительных подвигов, нам удастся приблизиться к этой жизни, то мы должны быть твердыми уже настолько, чтобы нами никогда не могло овладеть пресыщение этою жизнью; напротив, чем более мы проникаем в это блаженство, тем более должно в нас растягиваться (dilatetur) и возрастать стремление к нему, под условием, конечно, все более и более горячего и ревностного восприятия и хранения в себе Отца и Сына и Святого Духа. Впрочем, если кем-нибудь из находящихся в высшем и совершеннейшем состоянии и овладеет пресыщение, то я не думаю, чтобы он был опустошен и отпал от [этого состояния] внезапно: он необходимо должен падать понемногу и постепенно, – так, чтобы (как бывает иногда, если с кем-то случится легкое падение, но он скоро одумается и придет в себя) он мог не совершенно разрушить [свое нравственное состояние], но снова восстать и возвратиться на прежнюю ступень; снова восстановить то, что было потеряно им по небрежности. <...> Допустим, что кто-нибудь, мало-помалу, например, в геометрии или медицине приобрел такую опытность и искусство, что дошел до совершенства, а именно путем продолжительных наставлений и упражнений в совершенстве усвоил знание вышеупомянутого искусства. Конечно, с таким человеком никогда не может случиться так, чтобы он, заснувши опытным, проснулся несведущим855.

Последний довод, восходящий к Аристотелю856, представляется нам заслуживающим внимания, хотя св. Максим его никак не парирует – вероятно, потому, что современные ему оригенисты, с которыми он спорил, к этому доводу уже не прибегали.

{12} Этот – будь то реальный, или только допускаемый св. Максимом в качестве возможного – ход мысли его оппонентов восходит к Оригену:

Ведь возможно, что разумные существа, у которых никогда не отнимается способность свободного произволения, снова подвергнутся каким-нибудь возмущениям, а Бог с своей стороны попустит это с тою целью, чтобы они, сохраняя свое состояние всегда неподвижным, не забывали, что они достигли этого окончательного блаженства не своею силою, но благодатью Божиею857.

Ориген, очевидно, исходит из того, что свобода выбора является неотъемлемой принадлежностью разумной природы. Св. Григорий Нисский идет ещё дальше, утверждая, что в своей свободе последняя не уступает Богу:

Ведь самовластность (τό αύτεξούσιον) Богоравна (Ισόθεον). Итак, чтобы и власть [над выбором] могла оставаться у природы, и со злом было покончено, такой Мудрость Божия изобрела план: давать человеку пребыть в том, чего он захотел, чтобы, вкусив зла, которого он пожелал, и на опыте научившись, каково то, что – и то, на что – он поменял, он вольно, по своему желанию, возвратился бы к первому блаженству...858

Св. Максим, таким образом, стоит перед дилеммой: либо в Боге человек лишается свободы, либо возможность его отпадения от Бога всегда остается. Второе из этих решений св. Максим отвергает сразу; далее ему придется объяснять, почему отсюда не следует принятие им первого859. Отметим, что уже у Плотина (Епп 6.8) свобода Бога отнюдь не подразумевает свободы выбора; ту же точку зрения находим у св. Максима:

Писание, говоря: се Адам бысть яко един от Нас, еще добавляет: еже разумети доброе и лукавое... (Быт 3:22) <...> поскольку <...> Бог, как бы подыгрывая, иронизируя и упрекая, для обличения поверившего диаволу человека говорит во множественном числе: бысть яко един от Нас, [высказываясь] относительно мысли о Божестве, внушенной Адаму обманом змия. <...> Если Писание представляет Бога глаголющим яко един от Нас не относительно заблуждения Адама, то почему добавлено: еже разумети доброе и лукавое, словно [Бог] обладает ведением сложным и составленным из противоположностей? Невозможно не то чтобы осмелиться сказать, но даже и подумать такое о Боге, Который один только прост по сущности, силе и ведению, и обладает одним только ведением добра860.

То есть нечестиво думать, что Бог может даже знать противоположные возможности (например, творить мир или не творить), не говоря уже – выбирать из них.

{13} Отождествление предмета хотения (βούλησις), – благого (άγαθόν), с предметом (любовного) вожделения (£ρως), – прекрасным (καλόν) восходит к диалогу Платона Пир 861 .

{13а} То есть, тому, что благо не само по себе, а лишь в каком-то отношении.

{14} «Им» – т. е. благим и/или прекрасным (ср. выше схол. {13}). Прекрасное, являющееся таковым в собственном смысле, не может этого качества лишиться (т. е. перестать быть прекрасным), а значит не может перестать быть вожделенным; поэтому, если бы умы когда-либо уже были в Боге (как утверждают оригенисты), они бы не могли отпасть. В предположительно более раннем своем произведении св. Максим, однако, оговаривает, что отпадение все же было бы возможно, несмотря на вожделение, не будь к нему примешан страх:

Страх Божий двояк. Один рождается от угроз наказанием, от которого порождаются в нас по порядку воздержание, терпение, упование на Бога и бесстрастие, из коего любовь. Другой сопряжен с самою любовью, производя в душе благоговение, чтобы она от дерзновения любви не дошла до презрения к Богу. Первый страх любовь совершенная изгоняет вон (1Ин 4:16) из души, ее стяжавшей, и не боящейся уже муки; а второй, как сказано, она всегда имеет сопряженным с собою. Первому приличествуют следующие слова Писания: страхом Господним уклоняется всяк от зла (Притч 15:27), и: начало премудрости страх – Господень (Притч 1:7); второму: страх Господень чист пребывали в век века (Пс 18:10), и: несть лишения боящимся Его (Пс 33:1ο)862.

Таким образом, Бог не только в собственном смысле прекрасен, но и в собственном смысле страшен. Нечувствительность к этому Его атрибуту, от которой людей призван избавить «первый» страх (сопряженный с их пребыванием в смертном теле), является предпосылкой того самого «презрения к Создателю», которое по св. Григорию, привело к падению части бестелесных (см. выше схол. {1**}).

{14*} То есть такой, согласно которому привлекательность блага возрастает от его сопоставления с «противоположным» ему (ср. выше текст у схол. {12}), т. е. злом.

{14**} Представление о необходимости падения для воспитания любви к Богу, усматриваемое св. Максимом у оригенистов, восходит к св. Иринею Лионскому:

Как бы мог быть приучен [человек] к прекрасному, не зная того, что ему противоположно? Непосредственное испытание подлежащих [нам вещей] гораздо тверже и несомненнее, чем предположительное мнение. Ибо, как язык чрез вкус получает познание о сладком и горьком, и глаз чрез видение различает черное от белого, и ухо чрез слух знает различие звуков, – так и ум, через испытание того и другого получив урок прекрасного, становится тверже в хранении его, повинуясь Богу, неповиновение же сперва отвергает чрез раскаяние, как нечто горькое и дурное, а потом разумом постигает, каково то, что противоположно прекрасному и сладости, чтобы никогда уже не посягать на вкушение неповиновения Богу863.

{14а} То есть зло.

{146} Ирония: решись оппоненты быть последовательными, они неизбежно впадут в противоречие с собой, так как им придется признать возможность назвать «благом» то, что они посчитали следствием зла, а именно – свой приход в (телесное) бытие.

{14в} То есть «происхождение», понимаемое как отпадение от блага.

{15} По другим спискам: «возникшему» (ЕА. Р. 24); мы следуем чтению PG.

{15*} Речь не идет о так называемой «эманации». Ниже св. Максим говорит, что Бог приводит творимое в бытие «из несуществующего (έκ τοϋ μή δντος)"864, что легко понять в смысле традиционного учения о «творении из ничего». Это учение, однако, по изначальному смыслу своему865 не является ответом на вопрос, откуда творимое берется, но говорит только об отсутствии у него «материальной причины»866. Ответом же на вопрос «откуда» (если он вообще правомерен) может быть только то, что св. Максим утверждает здесь: «из Бога» (поскольку прежде творения ничего, кроме Бога, нет).

{15**} μονίμως («оставаясь на месте», «не меняя местопребывания»); это наречие здесь отсылает к существительному μονή выше (см. схол. {26}), и таким образом указывает, как нам представляется, на постоянство пребывания в Боге, а не в тварном порядке.

{15а} Косвенное указание на то, что св. Максим здесь говорит о своем понимании любви; с точки зрения его оппонентов (как он ее понимает) «собирание в Бога» обратимо.

{16} За этой характеристикой любви просматривается онтодинамическая схема, имеющая центральное значение в неоплатонизме: пребывание (обозначаемое техническим термином μονή) – выхождение – обращение867.

{17} Завершив ряд аргументов от противного против постулата оригенистов о предсуществовании и распаде «Энады», св. Максим теперь приступает к его опровержению заново – путем демонстрации уже не абсурдности следствий из него, а его противоречия принципам, устанавливаемым далее в качестве истинных.

{18} Может показаться, что св. Максим здесь просто апеллирует к здравому смыслу: чтобы двигаться надо уже быть; сама идея, что приход в бытие является движением (не говоря уже, следствием его), заведомо абсурдна. Приписать такую идею оригенистам, однако, можно было бы лишь по недоразумению. Составляющие «Энаду» умы отнюдь не нетварны и, разумеется, уже прийти в бытие. Следствием их движения является не их бытие как таковое, но всего лишь особый модус его, а именно, бытие-в-теле. Можно предположить, что либо этот довод св. Максима бьет мимо цели, либо он вовсе не имел здесь в виду отрицать саму возможность того, что именно движение умов является причиной указанной модификации их бытия. Но есть и третья альтернатива, предложенная Шервудом (ЕА. Р. 97, п. 52), которая нам представляется более вероятной, поскольку учитывает (в отличие от названных) тот факт, что св. Максим обосновывает выдвинутое им положение ссылкой на строгое соответствие рода движения роду движущегося. Если бы речь шла просто о том, что несуществующее не может двигаться, в обосновании не было бы нужды, так как это самоочевидно. Вероятно, св. Максим хотел сказать, что поскольку движение есть всего лишь проявление того или иного рода бытия (а это уже далеко не тривиальный постулат), его следствием не может быть не только приход не-существующего в бытие, но и переход существующего из одного рода в другой (например, из бестелесного в телесное).

{18а} Следовательно, не имеющих в себе источника движения.

{19} Речь может идти, с одной стороны, об Аристотеле и его комментаторах868, а с другой – об Ареопагите; причем под «более старательными наблюдателями», вероятно, имеются в виду первые, так как Аристотель (De caelo 268Ы7–18) говорит о трех типах движения пространственного (φορά), пребывать в котором может только чувственно-воспринимаемое. По Ареопагиту (DN 4.8–9) в движении тех же трех (но уже не пространственно понимаемых) типов пребывает умопостигаемое (а именно, ангелы и души). Таким образом, св. Максим имел основание полагать, что эти три типа движения присущи вообще всему сотворенному. Из этого следует кардинальный для его аргументации тезис: ничто, кроме Бога, недвижным не является869.

{20} Под «сложным», вероятно, имеется в виду спиралевидное; Аристотель (Ibid.) говорит о движении прямолинейном, круговом и «смешанном из этих [двух]».

{20а} Следуем чтению рукописи (оно иное, чем в PG) и других списков (ЕА. Р. 24).

{206} То есть после прихода в бытие (к которому относится и местоимение «он»).

{21} Поясняющее место из более позднего произведения св. Максима:

Всякая сущность вводит вместе с собою и предел самой себя, ибо ей присуще быть началом движения, наблюдаемого в ней как можение. Всякое природное движение к действию, мыслимое после сущности и до действия, есть середина, поскольку оно естественным образом постигается как нечто среднее между обоими. А всякое действие, естественно ограничиваемое своим логосом, есть завершение мыслимого до него сущностного движения870.

{22} Таким образом, δύναμις здесь означает не такую способность871 или возможность, которая сама не затрагивается производимыми ею изменениями (как, например, способность пищеварения), но такую, которая исчерпывает себя в процессе своего осуществления (как, например, возможность утоления голода). К «называющим» движением существование-в-возможности (δυνάμει) относятся Аристотель и его комментаторы872.

{22а} Это, вероятно, соответствует движению по прямой, т. е. первому из трех указанных выше типов. Как «завершение» (и/или «конечная цель») мы переводим термин τέλος – в его значении, впервые введенном Аристотелем873.

{226} Имеется в виду, вероятно, движение, «производимое одним в другом», т. е. – πάθος (и соответственно, τό άπαθές) в первом из двух смыслов, указанных Немесием874:

Претерпевание (или страсть, πάθος) есть движение, производимое одним в другом. Действие (ένέργεια) есть движение энергичное875. А энергичным называется то, что приводится в движение само собой. Таким образом, и гнев – действие яростной [части], а претерпевание (или страсть) – двух частей души876 и, кроме того, всего нашего тела, когда бы оно ни доводилось принужденно до деяний гневом; ведь (при этом) движение в одном производится другим, что именно мы и назвали претерпеванием (или страстью). Действие называется страстью и в другом смысле, именно – всякий раз, как оно проявляется вопреки природе. Ведь действие есть движение согласно с природой, а страсть (или претерпевание) – вопреки природе. Таким образом, в этом именно смысле действие называется страстью (или претерпеванием), когда qho возбуждается не согласно с природой, сам ли по себе возбуждается кто-либо, или – от другого. Поэтому, пульсовое движение сердца есть действие, а то движение, которое происходит скачками, есть страсть (или претерпевание). От сердца ведь исходит и учащенное движение (биение), но не по природе; от него же – и пульсовое, но согласно с природой. Нисколько поэтому не удивительно, что одно и то же называется и претепеванием, и действием. Ведь, поскольку движения происходят из самого страстного начала души, они суть некоторые действия, а поскольку они неумерены и не согласны с природой, уже не действия, но страсти.

В принятой выше св. Максимом классификации это движение третьего типа, т. е. «сложное» (см. схол. {20}), так как, согласно Немесию, оно является результатом наложения на движение в одном движения в другом.

{22в} Имеется в виду, вероятно, размыкание причинно-следственной цепочки, в которой каждое звено является «эффектом» предыдущего. Распространяющаяся по ней «волна» претерпевания «гасится», достигая не реагирующего на воздействие объекта.

{22г} То есть, вероятно, движение, которое Немесий называет «действием»; а именно, «энергичное»; действующей причиной которого является само движущееся877. Поскольку оно, таким образом, замыкает на себя причинно-следственную связь, его движение соответствует в принятой выше типологии движению по кругу.

{22д} В отличие от претерпевания, «энергичное действие» (ένέργεια δραστική) совершается ради какой-то цели, которая, в свою очередь, может быть средством, и т. д. Понятие самозавершенного действия, венчающего эту телеологическую цепочку, восходит к Аристотелю:

Ни одно из деяний (πράξεων), имеющих предел, не есть конечная цель (или завершение) (τέλος), а все они направлены на завершение, например завершение (или конечная цель) похудания – худоба; но когда худеющий находится в таком движении, которое происходит не ради похудания, это движение не деяние или, по крайней мере, не завершенное (τελεία) деяние (ибо оно не есть конечная цель); но если в движении заключена его конечная цель (т. е. завершение), то оно и есть [завершенное) деяние. Так, например, человек видит – и тем самым увидел, размышляет – и тем самым размыслил, думает – и тем самым подумал (но нельзя сказать, что он учится – и тем самым научился или лечится – и тем самым вылечился); и он живет хорошо – и тем самым уже жил хорошо, он счастлив – и тем самым уже был счастлив. Иначе деяние это уже должно было бы когда-нибудь прекратиться, так, как когда человек худеет; здесь это не так, а [, например,] он живет – и уже жил. Поэтому первые надо называть движениями, вторые – действиями (ένεργείας). Ведь всякое движение незавершенно – похудание, учение, ходьба, строительство; это, разумеется, движения и именно незавершенные. Ибо неверно, что человек в одно и то же время идет и уже сходил, строит дом и уже построил его, возникает и уже возник или двигается и уже подвинулся, – все это разное, и также разное «движет» и «подвинул». Но одно и то же существо в то же время увидело и видит, а также думает и подумало. Так вот, такое деяние я называю действием, а то – движением878.

Как указывают А. Лонг и Д. Седли:

...в эллинистической философии различные школы обычно характеризовались различным содержанием, вкладываемым ими в понятие конечной цели, в формальном определении которого все они сходились: «то, ради чего делается все, но которое само не делается ради чего-либо», или «предел желаемого» 879 .

В докладе «Платон и Аристотель об идеале богоподобия», сделанном в Принстоне в марте 1996 г., Седли, однако, несколько уточнил это свое толкование термина τέλος: «Когда Эпикур (Письмо к Менекею 128) называет здоровье и безмятежность "telos'oM блаженной жизни», он имеет в виду полноту ее реализации, а не цель, которая в ней ставится. Великий диалог Цицерона, посвященный этике, называется Definibus bonorum et malorum – опять несомненно имеется в виду этический τέλος, но правильный перевод – «полнота реализации», а не «цель» (дурное [- то, чего стремятся избегать] не является целью, но вполне реализуемо)». Таким образом, создается впечатление, что хотя термин τέλος в эллинистической философии часто функционирует в значении «цель», такое употребление его, вероятно, производно по отношению к какому-то более изначальному значению, которое продолжает жить в эллинистической мысли. В самом деле, уже Онианс, пытаясь вывести «различные употребления термина τέλος... из единого понятийного корня»880, предположил, что «изначально τέλος означал круг, венец, или ленту, которые надевали на человека высшие силы или его собратья, и одновременно – жребий или должность, событие, или длительную деятельность, выражением которых была эта лента [и т. п.]. <...> Так στέφανος (венец)... надевался на жертву, которую должны были закласть, и делал ее священной; [он] надевался на проходящего инициацию и придавал ему новый статус. <...> Инициация – например, получение τέλοςa брака – воспринималась как перемена жребия... Отличительным признаком, общим для должностных лиц в Греции – разного рода архонтов и др., – было ношение ленты или венца (короны).... Корона и теперь символ царской власти... Подобно τέλος᾿γ, получаемому в инициации, это некий поворот судьбы... [Так] τέλος мог быть истолкован и переосмыслен как «реализация», «свершение/завершение», а таким образом, и «конец/цель""881.

{23} И следовательно, не могло еще прекратить движения, понимаемого как «природное можение».

{24} Основание этого вывода см. выше схол. {7}.

{24а} То есть являющееся своей конечной целью и/или причиной.

{25} Под «движением» понимается не только пространственное перемещение, но и вообще всякое изменение882.

{25а} Грамматически допустимо (хотя и малосодержательно) понимание конца этой фразы, предложенное Морескини: «...и недвижно, поскольку ни к чему, что существовало бы [каким-либо] определенным способом, не движется».

{26} В другой главе св. Максим обосновывает недвижность Божества тоже тем, что Оно не имеет, куда двигаться, но причину этого указывает иную, а именно – Его беспредельность883.

{26а} Цитируется св. Григорий Богослов: «Хвалю сказавшего [это], хотя бы и чужд был [он христианству]» (о Платоне)884. Шервуд (ЕА. Р. 100) с уверенностью утверждает, что под «чуждым» св. Максим здесь имеет в виду Евагрия Понтииского, – на том основании, что тот использует буквально то же восходящее к Аристотелю885 определение τέλοςа для истолкования смысла этого слова в надписаниях псалмов (слав. «В конец...»). Нам представляется более вероятной зависимость св. Максима и Евагрия от общего философского источника.

{27} Шервуд (ЕА. Р. 99–100) приводит близкое по смыслу место у комментатора Аристотеля, Александра Афродисийского, и несколько-у самого Аристотеля, одно из которых на наш взгляд могло быть и непосредственным источником св. Максима: Met 2.2, 994b9–10886. В дополнение к ним, ср. также у Аристотеля: «Бог – не повелевающий правитель, а то-ради-чего (τό ού ενεκα)887 отдает свои повеления наша рассудительность...» (Eth Eud 1249 Ы4).

{27а} Продолжение периода, начатого выше, после схол. {22д}.

{28} И, следовательно, не могло еще прекратить движения, понимаемого как «энергичное действие».

{28а} В том смысле, что все его возможности полностью задействованы; т. е. оно уже всецело в действии.

{286} ώσαύτως; ср., например, в анафоре Златоуста: «такожде Сый» (ώσαύτωςών).

{28в} άναίτιον; может значить как «не имеющее причины», так и не «являющееся причиной»; под «каким-то [смыслом]» имеется в виду, вероятно, первое значение.

{28г} Завершение периода, начатого выше, после схол. {22д}.

{29} И следовательно, не могло ещё прекратить движения, понимаемого как претерпевание (или страсть).

{29а} &πειρον; другое значение: «беспредельно(е)», в котором это слово обычно встречается у св. Максима, здесь было бы тавтологично значению однородного с ним прилагательного &περίγραφον («не определяемо"]«).

{30} Бесстрастное «уединенно» – как не являющееся следствием иного888; «не испытываемо» – как не ведающее желания соединения с иным; «не определяемо» – как непричастное движению, границей которого является иное.

{31} Завершено второе доказательство этого тезиса889. В следующим предложении св. Максим переходит к третьему, экзегетическому, его доказательству.

{31а} Это уже потому исключено, что, в противном случае, поскольку «последний предмет стремления» – это Бог890, «приводимое в бытие» оказалось бы нетварным (в том же смысле, в каком нетварными следует признать «логосы» творений891). Фразу в скобках можно, впрочем, понять и так: «то есть не оказалось [еще] внутри последнего предмета стремления».

{316} Как оригенистский термин, «Энада» означает неразличенное единство892 умов не только друг с другом, но и с Богом иначе логика фразы непонятн893.

{32} Завершено третье доказательство того же тезиса, и вновь перечислены введенные в рассмотрение во втором доказательстве три типа движения.

{33} Имеются в виду, вероятно, три типа завершения (соответствующие трем типам движения), упомянутые выше894; из чего следует, что «совершенное» здесь имеет тот же смысл, что «самозавершенное» там.

{33а} Ср. выше схол. {19} (особенно конец).

{34} Простое завершение движения должно иметь определение недвижности, самозавершенное (или совершенное) – полноты, бесстрастное – бесстрастности.

{35} Приводимое здесь пятое доказательство того же тезиса очевидно исходит из противоположности всех возможных определений Бога и твари.

{36} Иначе: «к безначальному концу» (что лучше передает парадоксальность выражения).

{37} Возможно, св. Максим называет «неколичественным» (&ποσος) совершенное завершение потому, что оно не ограничивает движение какой-либо мерой895. С другой стороны, перевод Эриугены «et a tanto perfecto fine» («и столь совершенным завершением») позволяет думать, что в подлиннике смысл был именно такой (т. е. читалось не άπόσφ, а πόσω).

{37а} Ср. в более позднем произведении св. Максима:

[Душа] питается для преуспеяния в добродетелях и умозрениях до тех пор, пока, пройдя все сущие [вещи], не достигнет меры возмужалости в полноте Христа. А когда это достигается, то останавливается всякое преуспеяние, осуществляемое посредствующим образом ради развития и возрастания. [Душа уже] непосредственно вкушает то, что превыше мышления, а поэтому [оказывается] превыше возрастания. Вид непортящейся пищи [предназначен] для сохранения дарованного ей боговидного совершенства. Благодаря явлению беспредельной красоты этой пищи, [душа] воспринимает в себя вечное и тождественное благобытие, которое поселяется в ней; она становится Богом по сопричастию с Божией благодатью, прекращает всякие действия ума и чувства, и вместе с этим в ней прекращаются природные действия тела, сообоженного с душой по соответствующему ему причастию в обожении. Так что один только Бог становится видимым через душу и тело, обилием славы [Своей] препобеждая их природные свойства896.

Св. Максим развивает здесь мысль Ареопагита897; прекращение всякого действия (или проявления) человеческой природы означает не прекращение, но, напротив, высшую, завершающую фазу движения к Богу.

{38} Шервуд трактует это место так: «Максим говорит, что святой претерпевает... Бескачественное, т. е. Бога»898. Что обожение, о котором здесь говорит св. Максим, он понимает, вслед за Ареопагитом, как «претерпевание [вещей] Божественных»899, несомненно (и подтвердится из дальнейшего). Но эти «Божественные [вещи/свойства/качества]» (мн. ч.1) уже в силу хотя бы своей множественности едва ли могли быть поняты св. Максимом как «Бескачественное» (τό &ποιον) (или, в нашем переводе, «бескачественность»). Приложение к Богу именования δποιον, правда, встречается у св. Максима, как и у других отцов900, но только когда Он мыслится ими в Его запредельной всякому мышлению единости, как например, далее в тех же Трудностях: «[Божество] совершенно бесколичественно потому, что совершенно бескачественно; совершенно же бескачественно потому, что всяко просто...»901. Речь, несомненно, о простоте «сверхсущной» сущности902, о которой св. Максим (в предположительно более позднем своем произведении) пишет:

Всякое мышление как в [некоей] сущности непременно имеет опору как [ее] качество, так около [некоей] окачественной сущности и движется, ибо не будучи абсолютным и простым, оно не может воспринять что-либо абсолютно и просто ипостасно существующее. Бог же, совершенно простой в том и в другом, – и сущность [Его] без того, [чтобы в ней было что-либо как] в [некоей] субстанции, и мышление вовсе не имеет [какого-либо] субъекта, – не принадлежит к мыслящим и мыслимым, так как существует очевидно превыше сущности и мышления903.

В обсуждаемом же месте Трудностей едва ли имеется в виду бескачественность Божественной сущности, – не потому только, что с этой единственной в своем роде сущностью трудно отождествить Ареопагитовы «Божественные [вещи]» (мн. ч.), но и потому, что то, что претерпевается, есть по своему понятию действие, а не сущность (об их различении св. Максимом см. чуть ниже в этой схолии). Если же речь идет о претерпевании Божественных действий (мн. ч.), то, возможно, имеется в виду коррелятивная этому претерпеванию бескачественность претерпевающего их и ими обоживаемого. «Упокоение» (­ прекращение) им своих человеческих природных действий, о котором св. Максим говорит чуть выше, собственно и означает «претерпевание бескачественности» – согласно определению действия, которое в собранной, возможно, самим св. Максимом подборке приписывается св. Иустину Мученику: «действие всякой сущности есть природно присущее (προσφυής) ей качество (ποιότης)... природное действие есть сущностное качество всякой сущности, входящее в ее состав»; что подтверждается и определением св. Григория Нисского (из той же подборки): «природное можение и движение всякой сущности есть действие... природным действием называем отличительное (οημαντικόν) свойство (Ιδίωμα) каждой природы»904.

{38а} Быть «бескачественным по сущности» невозможно согласно продолжению приведенных выше, в конце схол. {38}, определений: «лишенное [окачествующего действия] лишено и всякой сущности»; «[этого действия] лишено одно только несуществующее (τό μή 6ν)». Именно «несуществующей (μή δν)», однако, называет Ареопагит не-тварную «Причину всякого бытия» (DN 1.1; 109.16, ed. Suchla); из чего можно заключить, что, в отличие от твари, Бог по «сверхсущной» Своей сущности905 именно «бескачественен».

{38а*} φθορά; традиционно переводится как «тление».

{386} Извращение (τροπή) не меняет саму природу можения, но является способом (тропосом) ее существования (об этом различии см. ниже схол. {926}).

{39} Тезис о противоположности определений Бога и твари, из которого исходит предшествующее рассуждение (см. выше схол. {35}), может подталкивать к выводу, – который и делает Шервуд (ЕА. Р. 197), – что, в отличие от твари, Бог для св. Максима самодвижен. Однако нигде в известных нам текстах св. Максима он этого не утверждает. Больше того, такая точка зрения противоречила бы принципиальному для него положению о недвижности Бога906. Вывод Шервуда следует, поэтому, признать неверным907.

{39а} Выше (у схол. {15*}) этот предлог переведен как «из». Обоснование иного его перевода здесь см. ниже, в схол. {41а}.

{40} διά; в сочетании с аккузативом (как здесь) – общий термин для обозначения причинности, типы которой впервые различает Аристотель:

Что причины существуют и что их столько по числу, сколько мы указали, это очевидно, ибо такое же число включает вопрос «почему» (то διά τί). <...> В одном значении причиной называется то, «из чего», как внутренне ему присущего, возникает что-нибудь, например медь – причина этой статуи, или серебро – этой чаши, и их роды. В другом значении [причиной будут] вид (форма) и прототип, – а это есть определение (логос) сути бытия, – и их роды (например, для октавы отношение двух к единице и вообще число), а также составные части определения. Далее, [причиной называется то,] откуда первое начало изменения или покоя; например, давший совет есть причина, для ребенка причина – отец, и, вообще, производящее – причина производимого и изменяющее – изменяемого. Наконец, [причина] как цель (τέλος), т. е. «ради чего»; например, [причина] прогулки – здоровье. Почему он гуляет? Мы скажем: «чтобы быть здоровым» – и, сказав так, полагаем, что указали причину908.

{40а} Движение по намерению определяется (в отличие от движения по природе) своей целевой причиной, каковой является истинное или кажущееся благо.

{41} Здесь у св. Максима двучленная схема (бытие-присноблагобытие); ниже – более подробная, трехчленная: бытие – благобытие – приснобытие909. Тот факт, что, полемизируя с оригенистами в этой главе Трудностей, св. Максим не только не оспаривает учение о всеобщем спасении, но и сам характеризует судьбу человека в вечности тольку как благую, не означает, как показал Шервуд, что вслед за св. Григорием Нисским и Евагрием он разделяет это учение Оригена. Далее, в 65-й главе св. Максим говорит и о движении, заканчивающемся присным событием910.

{41а} Целевой причиной движения в контексте двучленной схемы является благобытие. Какой причиной является бытие, зависит от значения предлога έξ («от / из»). Чуть ниже «началом» движения назван Бог и сказано, что движение – «έξ Него». Если речь идет о движении из Бога, то такое движение тождественно приходу в бытие911 и, таким образом, бытие является целевой причиной его. Но поскольку выше (у схолл. {17}-{18}) св. Максим показывает, что приход в бытие предшествует движению, он не может и сам приход в бытие считать движением. Поэтому правильным представляется перевод έξ как «от», причем в смысле не отдаления, а причины, «от» которой движение возникает. Таким образом, Бог является действующей причиной движения, а бытие (которого Он «податель») – формальной.

{41а*} άρχή και τέλος; ср. Откр 1:8, 21:6 (в слав, переводе: «начаток и конец»). Более содержательно повлиять здесь могло следующее место у Ареопагита: «Всех существующих Начало и Завершение (τελευτή) – Предсуществующий. Начало – как причина, Завершение (τέλος) же – как [Тот-]ради-Которого (τοϋ Ενεκα)"912.

{416} Ср. ниже схол. {92в} и текст.

{42} Любовное вожделение, по св. Максиму, не является «слепой страстью», но вырастает из умозрения.

{42а} Ступени нарастания интенсивности движения к Богу: ноэсис (умозрение) – эрос (любовное вожделение) – экстасис (исступление). Экстасис – «фундаментальная тема» св. Максима, по выражению Шервуда, которому мы обязаны ее исчерпывающим анализом913. Из четырех ключевых в этом отношении случаев употребления св. Масимом самого слова Εκστασις, которые рассматривает Шервуд, два принадлежат настоящей, 7-й главе Трудностей (PG 91 1073С-1076C, 1088 D), один – 20-й (PG91 1237В).

{426} То есть станет его частью (­ вступит с ним в отношение части к целому).

{43} Неподверженное претерпеванию по св. Максиму «не определяемо»914; поэтому взаимопроникновение природ в обоженных (как и во Христе) не симметрично: человечество получает определения Божества, но не наоборот915.

{43а} προαίρεσις; традиционно переводится как «произволение».

{44} Если, в отличие от твари, Бог по сущности «бескачественен»916, то как Он может «окачествовать» «претерпевающую бескачественность» тварь? Окончательный ответ на этот вопрос даст, опираясь на св. Максима, св. Григорий Палама: обожение совершается не непосредственно сущностью Божией, но ее действиями, т. е. движениями, или свойствами/качествами917.

{44а} «Само... не хотело»: подчеркивается, что «окачествование» предпочтения не означает превращение его носителя в марионетку чужой (хотя бы и Божией) воли918.

{446} Вероятно, отсылка к 1Кор 13:12: «теперь знаю отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (т. е. уже не «отчасти», а целиком).

{45} περιγράφω значит не только «определять», но «зачеркивать, уничтожать». Нам представляется, что в данном случае речь идет о «препобеждении [человеческих] природных свойств»919. Ларше понимает это место, кажется, иначе (точный смысл его интерпретации от нас ускользает): «Приемля спасительное определение... чтобы целиком так окачествоваться Тем, что как целое его определяет, что хотеть, чтобы у Того, что его определяет, впредь была возможность познаваться целиком уже не посредством его [т. е. определяемого] самого, но посредством Того, что его [т. е. определяемое] определяет»920.

{45*} Обе эти аналогии (света и огня) использует Плотин, характеризуя способ присутствия души в теле921, которому св. Максим

ниже уподобляет присутствие Бога в обоживаемом (см. текст у схол. {120а}). Однако непосредственным источником св. Максима здесь, вероятно, является представление Оригена о способе соединении Логоса с душой Христа, и через нее с телом (которому она, согласно Оригену, предсуществовала):

Вследствие способности свободного произволения между душами произошло различие и разнообразие, потому что одна душа питала более горячую любовь к Своему Творцу, другая более поверхностную и слабую. Та же душа, о которой Иисус сказал, что «никтоже возьмет душу Мою от Мене» (Ин 10:18) от самого начала творения и в последующее время неотделимо и неразлучно пребывала в Нем, как в Премудрости и Слове Божием, как в Истине и вечном свете и, всем существом своим воспринимая всего [Сына Божия], и входя в свет и сияние Его, сделалась по преимуществу одним духом с Ним, как и апостол обещает тем, которые должны подражать ей: «Прилепляяйся Господеви един дух есть с Господем» (1Кор 6:17). При посредстве этой-то субстанции души между Богом и плотью (ибо Божественной природе не возможно было соединиться [misceri] с телом без посредника), Бог, как мы сказали, рождается человеком, потому что для этой средней субстанции не было противоестественно принять тело, и, с другой стороны, этой душе, как субстанции разумной, не было противоестественно воспринять Бога, в Которого, как сказали мы выше, она уже всецело вошла как в Слово, и Премудрость, и Истину. <...> Совершенство любви и искренность приобретенного расположения сделали это единство ее с Богом нераздельным, так что воспринятие этой души [Сыном Божиим] не было случайным или призрачным (cum personae acceptione), но было даровано ей по достоинству за ее добродетели. Что это так, послушай пророка, который говорит об этой душе: «Возлюбил еси правду и возненавидел еси беззаконие: сего ради помаза Тя, Боже, Бог твой елеем радости паче причастник Твоих» (Пс 44:8). <...> Кому-нибудь может представиться такое затруднение: выше мы показали, что во Христе есть разумная душа, но во всех своих рассуждениях мы часто доказывали, что природа душ способна к добру и злу. Это затруднение разъясняется следующим образом. Не может быть сомнения в том, что природа той души была такая же, какая присуща всем душам; в противном случае, если бы она не была поистине душою, она не могла бы и называться душою. Но так как способность выбора между добром и злом присуща всем [душам], то эта душа, принадлежащая Христу, так возлюбила правду, что вследствие величия любви, прилепилась к ней неизменно и нераздельно, так что прочность расположения, безмерная сила чувства, неугасимая пламенность любви отсекли [у ней] всякую мысль о совращении и изменении, и что прежде было свободным, то вследствие продолжительного упражнения, обратилось в природу. <...> Но для полнейшего разъяснения дела, кажется, не излишне воспользоваться каким-нибудь подобием, хотя в столь возвышенном и столь трудном вопросе нельзя найти много подходящих примеров. Однако без всякого предубеждения представим такой пример. Металл железа может воспринимать и холод и жар. Итак, допустим, что какое-нибудь количество железа всегда лежит в огне и, всеми своими порами и всеми своими жилами воспринимая огонь, все сделалось огнем. Если огонь никогда не отделяется от этого железа, и оно не отделяется от огня, то неужели мы скажем, что этот кусок железа, – который по природе, конечно, есть железо, – находясь в огне и постоянно пылая, может когда-нибудь принять холод? Напротив, мы говорим, – и это вернее, – что скорее весь [этот кусок железа] сделался огнем, потому что в нем не усматривается ничего иного, кроме огня, как это мы часто наблюдаем [своими] глазами в печах, – и если кто попробует тронуть или пощупать [его], то почувствует силу огня, а не железа. Таким же образом и та душа, как железо – в огне, всегда находится в Слове, всегда в Премудрости, всегда в Боге, и поэтому все, что она делает, что чувствует, что мыслит есть Бог. Вот почему эта душа не может быть названа совратимою и изменчивою: она получила неизменяемость вследствие непрерывного и пламенного единения со Словом Божиим. Конечно, и на всех святых, нужно думать, нисходит некоторая теплота Слова Божия: но в этой душе субстанциально почил самый божественный огонь, от которого исходит некоторая теплота на прочих. Ведь и слова: «Помаза Тя, Бог твой паче причастник твоих» – показывают, что иначе помазывается елеем радости, то есть Словом Божиим и Премудростью, та душа, и иначе помазываются соучастники ее, то есть святые пророки и апостолы922.

Подчеркиваемую здесь необратимость соединения с Богом, которой, по Оригену, удостаивается из всего разумного творения только «душа Христа», св. Максим относит к душе каждого обоженного923, а метафору, употребленную Оригеном для различения способов богообщения «души Христа» и (пусть даже самого святого) христианина, применяет к различению способов богообщения обоженных и не обоженных христиан, уподобляя вторых дровам, просушиваемым на железном противне, а первых – дровам, горящим в огне под этим противнем924.

{45а} Фраза полемически заострена против тезиса оригенистов о совпадении конечного состояния с начальным925. В православном контексте последнее можно было понять как утраченное Прародителями райское блаженство. Трудность понимания св. Максима в таком смысле, однако, в том, что с его точки зрения Прародители пали "сразу как возникли» (ήμα τω γενέσθαι)926. Хотя это мнение, сколько нам известно, не встречается у кого-либо ещё, у св. Максима оно не является для него случайным, но следует из той же посылки, из которой он исходит в опровержении краеугольного для оригенистов положения о первоначальном покое пришедших в бытие умов. Для св. Максима оно ложно потому, что само бытие сотворенного является уже формой его движения927. Таким образом, мало того, что его движению необходимо предшествует его возникновение (т. е. приход в бытие), как было указано выше (для опровержения оригенистов это было бы недостаточно, так как оставляло бы им возможность считать непосредственным результатом прихода в бытие состояние покоя), но и покою его необходимо предшествует движение. Об этом св. Максим пишет подробнее в 15-й главе этого же сочинения:

Ведь в качестве препосылки всякого природного движения существующих [творений] мыслится [их] приход в бытие, а в качестве предпосылки всякого покоя (στάσις) мыслится движение в соответствии с природой. Итак, если в качестве предпосылки движения мыслится-в соответствии с природой – приход в бытие, а покой мыслится-в соответствии с природой – [сразу] после движения, то ясно, что приходу в бытие и покою невозможно быть среди [вещей], совместимых по существованию (τών &μα κατά τήν ϋπαρξιν), ибо они имеют между собою природно разделяющее их друг с другом движение. <...> Поэтому по справедливости, думаю, величайшего порицания достоин тот, кто... вещает о совершенно неподвижной (άκίνητον) Энаде умов (τών λογικών), по-эллински смешивая несмесное, и говоря, что покой умов совместен по существованию (&μα κατά τήν ϋπαρξιν) с [их] приходом в бытие. Ведь не соответствует истинному слову мыслить приход в бытие в качестве предпосылки покоя (ибо [приход в бытие] согласно [истинному слову] по природе [происходит] без движения); также – и покой мыслить [сразу] после прихода без движения в бытие. <...> Или попросту, короче говоря, покой, будучи из тех [вещей], что [находятся] в отношении к чему-то, называется [«покоем»] по отношению не к приходу в бытие, [но] к движению, которому и противопоставляться может, никакого отношения не имея к приходу в бытие, противопоставляться которому не может. Итак, пока слышу о покое (στάσις), узнаю лишь о прекращении (παΰλα) движения. Если же приход в бытие и покой не из тех [вещей], что совместимы в их существовании (τών &μα κατά τήν ϋπαρξιν), то ясно, что извращает слово истины вещающиий об этом, то есть вводящий догмат о прежде сушествовавшей без движения [уже] в момент [своего] прихода в бытие (&μα xfj γενέσει) Энаде умов928.

По св. Максиму, напротив, существование сотворенного929 – это, начиная с первого момента, не какое-то устойчивое состояние, а движение, которое к тому же ни в какой свой момент (даже в начальный) не нейтрально по отношению к спасению, но, в зависимости от определяющего его в качестве целевой причины представления о благе, направлено либо к покою в Боге, либо к небытию (см. об этом ниже в тексте у схолл. {1056}-{110}). Поточному наблюдению В. М.Живова, «падение Адама нарушило не στάσις, но движение к (naoig'y, домостроительство спасения человека и вселенной»930.

{45а*} κατ᾿ εΐκασίαν μόνον; структура фразы в подлиннике позволяет связать это выражение как с глаголом «понимаем», так и с существительным «причастие». Первый вариант, отраженный в переводе Понсоуа, нам представляется по смыслу единственно возможным; Уилькен и Морескини, однако, предпочли второй.

{45а**} 1Кор 15:27–28; синодальному и церковно-славянскому переводам форм того же глагола здесь соответствовало бы: «покоряет».

{456} Эта мысль св. Максима полемически заострена против следующего места из трактата Оригена О началах (особенно против двух, выделенных нами в цитате, положений)931.

Мы же думаем только, что благость Божия чрез Иисуса Христа всю тварь призывает к одному концу, после покорения и подчинения всех врагов. Ведь Писание говорит так: «Рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене, дóндеже положу враги Твоя подножие ног Твоих» (Пс 109:1). Если для нас не совсем ясен смысл этого пророческого изречения, то научимся у апостола Павла, который говорит яснее, что «подобает Ему [Христу] царствовати, дóндеже положит вся враги под ногама Своима» (1Кор 15:25). Если и это столь ясное изречение апостола не достаточно показало нам, что означает положение врагов под ногами, то послушай еще следующие слова его: «Надлежит, чтобы все покорилось Ему» (ср. 1Кор 15:26–28). <...> Конец всегда подобен началу. И поэтому, как один конец всего, так должно предполагать и одно начало для всего; и как один конец предстоит многим, так от одного начала произошли различия и разности, которые по благости Божией, чрез покорение Христу и единение со Святым Духом, снова призываются к одному концу, подобному началу, – то есть призываются все те, которые преклоняют колено во имя Иисуса и этим самым изъявляют знак своей покорности. Преклоняющие колено относятся к небесным, земным и преисподним, но в этих трех названиях указывается вся вселенная, то есть все те существа, которые происходя от одного начала по заслугам были разделены на разные чины, – именно, каждое существо сообразно с его побуждениями и особенностями, ибо добро не было присуще всем им субстанциально подобно тому, как оно пребывает в Отце и Христе Его, и Святом Духе. Только в этой Троице, Которая есть виновница (auctor) всего, благость присутствует субстанциально, все же прочие существа имеют благость в качестве случайного свойства, могущего прекратиться, и находятся в блаженстве только тогда, когда участвуют в святости и премудрости и самом Божестве. Если же они нерадят и уклоняются от такого участия, тогда вследствие своей лености каждое существо само делается причиной своего падения, причем одно падает скорее, другое – медленнее, одно больше, другое – меньше. И так как это падение, посредством которого каждое существо уклоняется от своего состояния, – как мы сказали, – имеет очень большое разнообразие, сообразно с движениями ума и воли, потому что одно существо падает легче, другое более тяжким образом; то для этого существует праведный суд божественного Промысла, чтобы каждый мог получить по заслугам соответственно разнообразию своих движений, возмездие за свое отпадение и возмущение; из тех же существ, кои остались в том начале, которое, как мы описали, подобно будущему концу, некоторые получают ангельский чин в управлении и распоряжении миром, другие же получают чин сил, иные – чин начальств, иные – чин властей, чтобы властвовать над теми, которые нуждаются во власти над своей головой, иные получают чин престолов, то есть должность суда и управления теми, которые нуждаются в этом, иные получают господство, – без сомнения, над рабами. Все же это дает им божественный промысл, на основании нелицеприятного и праведного суда, сообразно с теми заслугами и успехами, какие они оказали в [деле] участия в Боге и в подражании Ему. Те же существа, которые ниспали из состояния первоначального блаженства, но при этом пали не неисцельно, подчинены распоряжению и управлению святых и блаженных чинов, описанных выше, пользуясь их помощью и исправляясь под влиянием спасительных наставлений и учения, они могут возвратиться и быть восстановленными в состояние своего блаженства. Из этих-то существ, – по моему мнению, насколько я могу понимать – и состоит этот настоящий чин рода человеческого, который в будущем веке или в последующих веках, когда, по словам Исайи (Ис 66:22), будет небо и новая земля, конечно, будет восстановлен в то единство, какое обещает Господь Иисус...932

{45в} τό έφ᾿ ήμΐν. Термин «зависеть от...» мог в античной мысли иметь по меньшей мере два хотя и не взаимоисключающих, но разных смысла. X зависит от У, если:

1)    Y – формальная причина X (например, получивший толчок цилиндр движется за счет своей формы одним образом; конус – другим)933. Зависимость Х от У в этом смысле не предполагает, что от У непременно зависит и не-Х.

2)    У – способность как к Х} так и к не-Х (например, наличие у данного бодрствующего индивида в данной ситуации физической возможности ходить означает, что ходить или не ходить – зависит только от него).

Начиная с Аристотеля, под «зависимостью» X от нас понимается его зависимость в смысле (2) от нашего выбора, означающая, что мы несем за X ответственность (т. е. заслуживаем порицания и/или похвалы и т. п.). Само по себе это не означает, однако, что от нас (т. е. от нашего же выбора) зависит в смысле (2) и сам наш выбор, т. е. что при той же точно совокупности условий он практически (а не теоретически только) мог бы быть иным, чем на деле был в данной ситуации. Так, для стоиков (а понятие τό έφ᾿ ήμΐν стало ключевым в античной этике во многом благодаря именно им) наш выбор в каждой данной ситуации всецело обусловлен ею и сложившимся у нас на его момент характером, установками, воззрениями и т. п. (от которых он зависит в смысле (1), но не в смысле (2))934.

{46} τό αύτεξούσιον. По внутренней форме термин восходит к Εξεστι (быть позволенным [кому-то]) -> έξουσία (право действовать по своему умотрению -> власть [в какой-то области]). Юридический термин έξουσία αύτοπραγίας («право самодеятельности») имел значение делегированных кому-либо полномочий («carte blanche») – например, наместника провинции, – которых, в случае злоупотребления ими, делегировавшая инстанция могла его лишить. Тот же термин обозначал права вольноотпущенных рабов. Хрисипп, вероятно, первым ввел этот термин в философский оборот, определив свободу (έλευθερία) – состояние мудреца – как έξουσία αύτοπραγίας935, а рабство (δουλεία) – состояние дурного человека – как στέρησις αύτοπραγίας (лишение самодеятельности)936. От стоиков термин έξουσία перешел к другим школам, приобретя приставку αύτο-, которой юридический термин не имел (наличие ее подразумевало бы неотъемлемость соответствующих полномочий и/или прав; т. е. отсутствие инстанции, которая могла бы их лишить). При этом τό αύτεξούσιον приравнивается к «зависящему от нас» (или, как уместнее было бы перевести в этом контексте τό έφ᾿ ήμΐν – «находящемуся в нашей власти»937). Сам факт этого отождествления зависимости (бытия-во-власти) с властью (έξουσία; какой бы смысл здесь ни придавать приставке αύτο-) указывает на уже осознанность того, что на самом деле от нас зависит (т. е. в «нашей» власти находится) только нечто в нас самих, власть над чем, таким образом, является его (или «нашей») властью над собой, т. е. – свободой (έλευθερία), понимаемой как неотъемлемое достояние всякого человека938, а не только мудреца (как у ранних стоиков и Эпиктета).

{47} Использованные здесь формы причастия и глагола (соотв. praesens и imperfectum) указывают на продолжительность/многократность действия. {48} έν έαυτω τυπών τό ήμέτερον. Источником этого выражения является, по всей вероятности, Слово 30 св. Григория Богослова. В нем он дает свое толкование ряда мест Писания, которые приводили в свою пользу ариане, в частности – 1Кор 15:25–28 и Мф 36:39, т. е. тех самых, которые в данном предложении цитирует св. Максим. О первом из этих мест св. Григорий говорит, что подразумеваемая в нем по видимости непокорность Сына, означает, на самом деле, усвоение Им нашей непокорности. Далее он продолжает:

Такое же, кажется мне, значение имеют слова: Боже, Боже Мой, внемли Мне, для чего Ты оставил Меня (Пс 21:1)? Ибо не Сам он оставлен или Отцом, или собственным Божеством... но (как говорил уже я) в лице Своем изображает нас (έν έαυτφ τυποΐ τό ήμέτερον). Мы были прежде оставлены и презренны, а ныне восприняты и спасены страданиями Бесстрастного. Подобно этому усваивает Он Себе и наше неразумие, и нашу греховность, как видно из продолжения псалма, потому что двадцать первый псалом явно относится ко Христу939.

В своем ответе пресвитеру Марину на вопросы диакона константинопольского патриарха-монофелита Павла940 св. Максим позднее сформулирует, развивая эту мысль св. Григория, различие между «природным» и «относительным» усвоением Христом человеческих качеств941. В данном контексте, однако, выражение τυπών τό ήμέτερον имеет, как видно из продолжения периода, смысл более широкий, а именно – указания на то, что речь идет не о восприятии нашей природы в Ипостась Спасителя (в которой обе природы Его уже существуют способом, соответствующим именно этой Ипостаси), а об усвоении Им, в дополнение к тому, способов, которыми наша природа существует в наших (тварных) ипостасях.

{49} Аз хоту, очевидно, относится к желанию, выраженному в предваряющем эту фразу молении Спасителя: да мимоидет от Мене чаша сия. Тема так называемого «Гефсиманского борения»942 воспринимается св. Максимом в свете толкования ее св. Григорием943; к нему св. Максим ещё не раз будет обращаться, возвращаясь к этой теме в период антимонофелитской полемики. Приведем только один пример: Но, допустим, кто-нибудь скажет: «Даже если признать, что ничто природное не в конфликте с Богом, – как же о соответствующей нам природной воле [св. Григорий] сказал (если действительно о ней, а не об иной, ненароком, упомянул этот отец), что она «не во всяком случае следует за Богом», но «по большей части противится и противоборствует»? Ведь либо не природна она, поскольку противоборствует, либо не противоборствует, поскольку является природной. Иначе остается только признать, что в своем природном качестве она противостоит волению человеческой воли, соответствущей Спасителю; если последняя действительно никоим образом не в конфликте с Богом, а первая в конфликте». На это мы говорим, что... воление человеческой воли, какой она была у Спасителя, хотя и было природным, но не было просто человеческим, каково оно у нас; так же точно, как и сама эта человеческая воля – поскольку превосходит нас, будучи совершеннейше обожена соединением (с чем, собственно, связана и ее безгрешность). А наша – заведомо просто человеческая, и никак не может быть названа безгрешной из-за случающегося отклонения то сюда, то туда; не изменяющего природу, но извращающего движение, или, точнее сказать, пожалуй, меняющего его образ (тропос). И это ясно из того, что многое творится нами неразумно, и при этом отнюдь не происходит превращения заложенной в нас от рождения сущности из разумной в неразумную. Итак, не иная соответствует Спасителю человеческая воля, чем та, что соответствует нам, и не иное воление – по крайней мере, в том, что касается определения (логоса) природы, хотя в ином отношении превосходит нас; ведь божественно Тот [во]ипостазировал, а то сформировано (έτυπώθη), посредством совершеннейшего соединения с Божественным. Что же касается того, чтобы как наиболее подобает природе приспособить, в свою очередь, каждое из качеств, которые в нас стали предметом порицания, как то, противоборство, или противостояние, и все, что попадается из этого перечня (и к чему различающие природы мысленно, не разделяя, подходят как ко второй природе) принимать в расчет, то отнюдь не положено среди них быть соответствующему Христу человечеству. Ведь если качества эти выглядят не естественно, но противно природе и разуму, даже в нас, то как можно хотя бы даже посредством мысли, или, лучше скажу, домысла, их привязать к нему? Разве что усвоением, через сочувствие, как ко главе всего тела; так же, как к врачу – страдания и страсти944 больного, пока не освободит нас от них вочеловечившийся ради нас Бог – не иначе, как совершенно за нас расходуя и из нас изгоняя силою соответствующего Ему обладания телом. Ведь о страданиях и страстях говорят, соответственно, в двух смыслах: в одном они наказание, а в другом бесчестие; и в первом они проявляют, а во втором совершенно искажают характер нашей природы. Итак, то Он как человек ради нас по собственной воле воспринял сущностно, одновременно становясь залогом нашей природы и отменяя вынесенный нам приговор; а это, в свою очередь, как человеколюбец усвоил Себе домостроительно, узнаваемый как один из нас и по нашему непокорному нраву (тропосу), чтобы, совершенно его за нас истребив, как огонь воск, или солнце испарения земли, Он смог уделить нам Своих свойств и сделать бесстрастными уже здесь, а непортящимися по обещанию945.

{50} Источником отнесения св. Максимом этих слов апостола к обожению является, по всей вероятности, следующее место у Ареопагита946:

Божественное (любовное) вожделение приводит и в исступление, не позволяя влюбленным принадлежать самим себе, но [только – их] возлюбленным. И [это] показывают высшие, предаваясь [промыслительной] заботе о более нуждающихся; и те, кто на одном уровне – [предаваясь поддержанию тесной] связи друг с другом; и низшие – [предаваясь] более божественному обращению к первым. Почему и великий Павел, став одержимым божественным (любовным) вожделением и приобщившись его приводящего в исступление можения, боговдохновенными устами говорит: «Живу не я уже, но живет во мне Христос» – как истинный влюбленный и, как сам говорит, вне себя [исступая] к Богу947, и живя не своей собственной, но, как весьма любимой [им], жизнью Влюбленного (τοϋ έραστοϋ)948 [в него Бога]949.

{50а} Речь, очевидно, о стремлении, по природе присущем всему существующему950, но заглушённому в человеке своеволием.

{51} Противопоставляется не «бытие» «движению» (так как уже само существование, т. е. «имение бытия», необходимо является для тварного движением951), а «имение» – «получению». Движение в качестве бытия «имеется», но не «получено», так как нет сущего, которое его могло бы получить (так как чтобы получить, необходимо уже быть). Уже будучи, т. е. находясь в движении, сущее способно ставить этому движению цель и от нее, как от целевой причины, его получать. Эту способность сотворенного сущего св. Максим называет самовластием952 , а ее реализацию – самодвижением953, или движением «по намерению» (κατά γνώμην)954. «Намеренным (γνωμική) уступанием» этой способности Богу является такой способ ее реализации, при котором намерение не ставит, а принимает цели, полагаемые волей Божией (ср. Мф 26:39).

{52} Св. Григорий Богослов, которого здесь цитирует св. Максим955, понимает под «образом» «наш ум и разум (λόγος)» (как «боговидный» и «божественный»), однако св. Максим, судя по контексту, вероятно имеет в виду самовластие; это подтверждает следующее место из его Диспута с Пирром:

Великий... Моисей в сотворении человека представляет Бога говорящим: «Сотворим человека по образу Нашему и подобию». Итак, если человек есть образ Божественной природы, а Божественная природа самовластна, то, стало быть, и образ, если тот сохраняет подобие [своему] прообразу, по природе является самовластным956.

Нам представляется натяжкой утверждение Шервуда957, что «восхождение» подразумевает здесь циклическую онтодинамику возвращения958 всего существующего к источнику своего происхождения, как она понималась в неоплатонизме. С другой стороны, Шервуд, как нам представляется, недооценивает959 вероятность прямого влияния на св. Максима того места у Плотина, к которому восходит цитируемая здесь св. Максимом фраза св. Григория960. В пользу такого влияния говорит тот факт, что слово £κστασις, которое св. Григорий употребляет вообще преимущественно в негативном смысле961, у св. Максима (причем именно в настоящем контексте962) употребляется в смысле, близком к тому, что и в указанном месте у Плотина:

Это, возможно, не созерцание, но экстаз и гаплозис [т. е. выхождение из себя и упрощение], приношение себя Богу, стремление к прикосновению и покой [т. е. стояние в Боге], и мышление, ведущее к гармоническому соединению с Ним, если кто-нибудь увидит то, что во святая святых. <...> Если же кто-нибудь видит, что стал Им, то обладает собой, как подобным Ему, и если он перешел от себя [к Нему] как образ к прообразу, то он достиг «завершения пути»963.

В отличие от Плотина, однако, для св. Максима экстасис (исступление) не является преходящим состоянием964; наше «возвращение к Прообразу» необратимо – иначе аргумент, выдвинутый св. Максимом против оригенистов965, оборачивается против него самого.

{53} Снова игра на двух смыслах глагола φέρεσθαι (см. выше схол.{6})966.

{53а} Уже в более раннем, чем Трудности к Иоанну, Письме 2 (О любви, к кубикуларию Иоанну) св. Максим говорит о единстве воли Бога и обоживаемого, не оговаривая, однако, что это воля только Бога:

Ведь совершеннейшее дело любви и предел соответствующего ей действия – посредством удерживающей [вместе] взаимной передачи подготовить к подобанию друг другу свойства и именования тех, кто связаны в соответствии с [любовью], и Богом делать человека, а человеком провозглашать Бога, и проявляться за счет единого и неразличимого хотения (βούλησις) и движения обоих в соответствии с [их общей] волей (θέλημα), как мы находим [это] у Авраама и остальных святых967. Позднее, в разгар антимонофелитской полемики, св. Максим будет настаивать, что под общей (т. е. единой по числу) волей Бога и святых может пониматься только общий для них предмет, но никак не акт, воления:

Ведь... спасительна по природе воля (θέλημα) Божья, а спасаема по природе человеческая, а по природе спасающее и по природе спасаемое никогда не могут быть одним и тем же, хотя и одна у обоих цель (σκοπός) – спасение всего, Богом предложенное, а святыми выбранное. <...> Ведь... [если] воля принадлежит к тому, что наблюдаемо в другом, то она всяко есть привходящее; а если привходящее, то характеризующее либо сущность, либо ипостась (ведь ничего нет между ними ни среднего, что наблюдалось бы само по себе, ни непричастного обоим, ни из обоих сложенного). И если характеризующее сущность, то будут утверждать, что у Бога и святых одна природа; так что из-за того, что воля одна все претерпят слияние в одну сущность. Ведь с равным основанием о многих утверждаемое как родовое является указанием на сущность, которой они принадлежат. А если характеризующее ипостась, то одна ипостась будет у Бога и всех святых, так что все будут сплавлены в тождество друг другу968.

В этом рассуждении странным образом упускается из виду эксплицитно указанная в 7-й главе Трудностей возможность «намеренного уступания» человеческой волей Богу своей естественно-законной роли быть характеристикой человеческой природы/сущности. Тем более что в приведенном выше отрывке св. Максим сам недвусмысленно говорит о едином по числу акте «хотения и движения» (даже если под упомянутой там же «волей» понимать, как он предлагает теперь, только ее предмет)969.

{54} В разгар антимонофелитской полемики, необходимо направленной и против моноэнергизма в христологии 970 , св. Максим скажет, что имел здесь в виду степень обожения, достижимую только после смерти:

Что касается выражения «единое действие», встречающегося в седьмой главе Трудных [мест у]великого Григория, то смысл его прозрачен. Ведь что у Бога и у святых одно действие, обоживающее всех святых, я утверждал, описывая ожидаемое состояние святых в будущем (состояние чаемого теперь блаженства), имея в виду: Божие – по сущности (т. е. изначально), действием же святых ставшее по благодати. Добавил же: «вернее, только Божие», так как обожение святых по благодати – это результат только Божественного действия971, так как можение к нему по природе в нас не вложено972 .

Однако едва ли можно понять слова апостола «уже не я живу, но живет во мне Христос», которыми сам св. Максим выше в комментируемом им тексте973 иллюстрирует смысл своего выражения «единое действие Бога и достойных Бога», как относящиеся к посмертному состоянию; и трудно допустить, что их так понимал св. Максим. Тем более, в 10-й главе Трудностей он прямо говорит о достижении апостолом, как и до него – Мелхиседеком, такой степени обожения уже в смертном теле:

Итак, всякий, кто умертвил «уды, сущия на земли» (Кол 3:5) и все свое угасил «мудрование плотское» (Рим 8:6), и совершенно отбросил всякую связь с ним, благодаря которой разделяется [на многие предметы] любовь, которую обязаны [воздавать] одному лишь Богу, и отвергшийся всех плотских и мирских признаков ради божественной благодати, так что может и говорить с блаженным Павлом апостолом: «кто ны разлучит от любве Христовы» (Рим 8:35), и проч., таковой стал «без отца и без матери, и без родословия» (Евр 7:3), как и великий Мелхиседек, не имея более удерживаться под властью плоти и естества по причине бывшего ему единения с Духом [Божиим]. <...> Если же и себя самого он к тому же отвергся, самую «душу свою погубив Мене ради, обрящет ю» (Мф 10:39), то есть настоящую жизнь с ее желаниями отбросив ради лучшего, приобретет живущим и действующим [в себе] одно лишь единственное Божие Слово... то стал он и безначальным, и бесконечным, не нося более в себе движимой временной жизни, имеющей начало и конец и колеблемой многими страстями, но одну лишь божественную [жизнь] вселившегося [в него] Слова, вечную и никакой смертью не ограничиваемую974.

Таким образом, нельзя согласиться с Ларше, что смысл, вкладываемый св. Максимом в выражение «единое действие», не претерпел в автокомментарии существенного изменения по сравнению с первоначальным975. Понять, чем это изменение было вызвано, нетрудно. Сразу после автокомментария св. Максим продолжает:

И пусть не подозревает никто, что единым провозглашается этими словами действие Христа. Ведь не человеком обоженным мы Христа провозглашаем, но Богом совершенно вочеловечившимся976; сделавшим явной посредством природно деятельной умно-одушевленной плоти бесконечную силу Своей – в бесконечной степени бесконечно превышающей бесконечность977 – невыразимой Божественности; [одного и] того же [провозглашаем] всецело Богом и подлинно человеком; того же [самого] – совершенно, то есть в полнейшей [мере], тем и другим по природе, то есть имеющим без изъяна всё, что ни свойственно каждой из природ, кроме греха, [для] которого никакого основания (логоса) [в природе] нет. Ведь каких природ Он был ипостасью, тех естественно принял в Себя и сущностные принципы (логосы). Если же принял в Себя сущностные принципы тех, которых был ипостасью, то, разумеется, и плоти имел одушевленное природное действие. <...> А если природно действовал, не разделяясь, соответственно каждой из [природ], в качестве ипостаси которых Он существовал, то ясно, что вместе с природами, ипостасью которых был, имел и входящие в их состав сущностные действия, которых Он был соединением, – действуя для Себя естественно, и теми, которыми действовал, удостоверяя истину тех, будучи из которых, в которых, и – главное – которыми, Он фактически существовал. <...> Или, вернее сказать, имея действия, частичными исполнениями которых были действования (ένεργήματα), поочередно Им производящиеся, и завершающиеся Им без деления на [природы], из которых Он был изначально, и без какого-либо слияния их978.

В самом деле: если необходимо, считать единым (т. е. только Божественным, а не Божественным и человеческим) действие обоженного человека, то почему не только не необходимо, но и недопустимо

даже, считать единым (т. е. только Божественным) действие Христа? Начало только что приведенного отрывка говорит о том, что такой вопрос возникал и у современников св. Максима. Вместо того, чтобы попыться понять его возможный ответ, Ларше объявляет сам вопрос неправомерным на том основании, что для св. Максима характер единства Божества и человечества в ипостаси Сына принципиально иной, чем в ипостасях обоженных людей979. Однако вопрос от этого не теряет, а с позволения Ларше, только приобретает остроту, так как в ипостаси Сына человечество должно быть обожено разве что в более, но никак не в менее сильном смысле, чем в ипостасях святых. Между тем, для св. Максима, как замечает сам Ларше:

...в случае Христа, несмотря на тесное единение двух природ и проникновение в человеческую природу Божественной (иначе говоря, перихорисис), и обожение последней в результате этого, человеческая энергия остается активной, тогда как у святых [она] деактивирована и уступает место Божественной, которая с этого момента ими движет и делает так, что они действуют божественно980.

Ларше только констатирует этот факт, хотя он нуждается в объяснении. Нам оно видится в том, что в христологическои полемике вопрос о человеческой активности Христа по умолчанию ставился применительно только к Его жизни в смертном теле, тогда как о «деактивации» человеческой энергии в ипостасях святых в контексте той же христологическои полемики (против монофелитов) св. Максим говорит применительно только к посмертному существованию. В этом и состоит, как нам представляется, его ответ на вопрос, сформулированный нами выше. Однако в контексте полемики с оригенистами, как мы убедились, св. Максим допускает возможность «деактивации» человеческой энергии уже в смертном теле.

Логически было бы удобно признать вместе с новейшими критиками св. Максима эту его раннюю позицию, – коррелятом которой, казалось бы, является возможность моноэнергизма в христологии981, – незрелой, а выражающую ее формулу «единое (даже только одно) во всех [отношениях] действие Бога и достойных Бога, вернее же – одного только Бога» богословски неудачной982. Но это невозможно сделать, не отказываясь от исповедания Православия в той форме, которую оно получило у св. Григория Паламы, поскольку она отражает понимание обожения, выраженное св. Максимом до начала христологической полемики (ср. в этом томе: «Другой Максим», прим. 21). Безоговорочно принимается при этом св. Григорием как сама пререкаемая формула:

...блаженно претерпевают святые божественное сияние, и едино есть сияние их и Бога их, ибо... Максим назвал единым действие Бога и святых983, так и ее приложимость – выводимая из тех же слов апостола (см. выше схол. {50} и текст) – к мистическому опыту, достижимому святыми в смертном теле: ...услышь от двух святых, говорящих заодно: «Воссиявший блаженному Павлу на пути в Дамаск свет (Деян 9:3), благодаря которому он вознесся на третье небо и услышал несказанные таинства (2Кор 12:2– 4), был не просвещением неким помыслов и знания, но воипостасным воссиянием благого Духа в его душе; не в силах вынести преизобильную яркость этого воссияния, телесные очи ослепли; но через него открывается всякое знание и Бог воистину познается достойной и возлюбленной Им душою»984. Этот-то свет и есть вечная жизнь, входящая в обоженного и неотделимая от Бога. Так Павел сказал: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2:20). Так Максим говорит о Павле985, что он «жил божественной и вечной жизнью Вселившегося»986.

{55} Св. Григорий Богослов. Слово 25 (В похвалу философу Герону), PG35 1200A.

{56} Ср.: «Бог будет всяческая во всех» (1Кор 15и выше схол. {456}). Здесь говорится уже исключительно о будущем конечном состоянии; но до этого речь шла – вопреки тому, что св. Максим скажет позднее в ТР 1987, – не только о нем.

{57} Это обнаружение Бога не оставит возможности обмана подобного тому, который первоначально привел к падению человека. Однако блаженством это явление Его может стать только для тех, чей эрос был обращен, хотя и к ложным (т. е. конечным) объектам, но вовне, а не – как, предположительно, у Денницы – на себя 988 .

{57а} То есть свет звезд.

{58} Ср. выше схолл. {26}-{2в} и текст.

{59} Ср. 1Кор 13и схол. {446}.

{60} Ср. выше схол. {52} и текст. Порядок фраз св. Григория в цитате изменен.

{60а} Из необратимости этого состояния (обоснованию которой и было посвящено предшествующее рассуждение989) следует, что существование «Энады», какой представляли ее оригенисты, невозможно, поскольку раз возникнув, она бы не могла распасться, тогда как предположив (от противного), что она существовала, приходится заключить, что теперешнее положение являет собой ее распад (что утверждают и оригенисты); следовательно, посылка о ее существовании неверна.

{61} В подлиннике дословно: «истекли из Бога имея своим водителем»; т. е. здесь врахилогия, точнее – «άπό κοινου»: риторическая фигура, в которой одно слово (в данном случае «Бог») используется в двух конструкциях сразу990. Привить вкус к употреблению этой фигуры св. Максиму991 могло чтение св. Григория Богослова, на риторическое мастерство которого он, вероятно, и намекает, превознося его в своем предисловии к Трудностям к Иоанну как «немногословного» (βραχυλόγος)992 (буквально это можно сказать, пожалуй, о самом св. Максиме, но едва ли о св. Григории, – бесспорном мастере, тем не менее, риторической врахилогии993).

{61а} Завершив опровержение онтологического основания, на котором оригенисты строили свое толкование слов св. Григория, св. Максим приступает к разработке парадигмы, восходящей к Ареопагиту, в которой они могут быть поняты иначе.

{616} Ср. Прем 9:1–2. В библейских цитатах греч. σοφία (­ мудрость) передается славянским словом «премудрость». Здесь, как и ниже994, контекст не позволяет решить с уверенностью, идет ли речь об ипостасном Слове и Мудрости или об одноименных им энергиях995.

{62} Букв.: «со стороны» (пара) Бога. Подлинник допускает вариант прочтения: «...осведомленный словом (логосом) и мудростью, что существующие [вещи] приведены в бытие из не-существующего Богом...». Грамматически этот вариант здесь более естественен, однако с трудом согласуется с продолжением фразы и с тем, что ниже (см. схол. {68} и текст) Максим Исповедник говорит о «слове и мудрости» как орудиях Божьего творения.

{63} Ср. выше, схол. {41} и текст, где говорится, что существующее движется "из» (έξ) Бога. Поскольку приход в бытие не является движением (см. выше схол. {18}), данное место можно в первом приближении понять так, что в бытие существующее приходит хотя и «со стороны» Бога996, но не «из» Него, а из «несуществующего» (έκ μή δντος). Однако, как уточняет в более раннем своем произведении св. Максим, «не-существующее есть лишение существующего- но не Существующего в собственном смысле [т. е. Божества], ибо Оно не имеет противоположного»997. Происхождение «из не-существующего», таким образом, можно понять и в смысле исхождения непосредственно из Бога, без опосредования какими-либо тварными причинами998. Тем более что уже Ареопагит прямо называет «в строгом смысле... не-существующим (μή δν)» Самого Бога999.

{64} Следуем чтению других списков (ЕЛ. Р. 24): qnxnxfj; в PG: φυσικών.

{64а} В подлиннике: διαφορά, переводимое обычно как «различие»; здесь мы хотели передать параллель по внутренней форме со словом άναφορά («отнесение»), употребленным ниже (см. схол. {66}).

{65} То есть «не придет [тогда] к выводу, что многими логосами является...». Ср. ниже схол. {65а}.

{65а} Позднее св. Максим скажет, что это непосредственно знает удостоившийся быть в Боге1000. Здесь он приводит рассудочное обоснование (с использованием, как мы увидим, предложенного платонизмом решения «проблемы единого и многого»); оно завершается повторением обосновываемого тезиса (у схол. {91в}).

{66} άναφορά; означает также «возношение» евхаристической жертвы.

{66а} Глагол ύπάρχω означает не только существование, но и, соответственно своей внутренней форме, изначальное существование, наличие, имение1001.

{666} То есть по сущности – «Божьему», а по ипостаси (как Сыну) – «Отчему» (в подлиннике не прилагательные, а существительные в генитиве, буквально: «...Богу-Слову Бога и Отца»). Можно всю фразу эту понять и иначе: «субстанциальному (т. е. ипостасному) Божьему (т. е. Отчему) Богу-Слову».

{67} Гипостазировавшиеся ­­ ύφεστώτας. По точному наблюдению В. В. Петрова:

...применительно к находящимся в Логосе логосам сущего Исповедник часто употребляет дериваты от глаголов ύφίστημι, ύφιστάω, ύφιστάνω, которые можно перевести как «осуществляться)». Общий смысл их – «ипостазировать», у философов (Прокл) они традиционно используются, когда некая высшая реальность вводит в бытие низшую. <...> У Максима... значение этого глагола варьируется в зависимости от сферы применения1002 .

Логосы творений, предсушествующие им в Боге, Ареопагит понимает как, с одной стороны, их «прототипы», а с другой – воления Бога, по которым Он их творит1003. Иоанн Скифопольский в схолии упоминает как ошибочное мнение «эллинов», что эти прототипы «во-ипостасны»1004. Тем не менее, следуя Ареопагиту1005, св. Максим употребляет формы глагола ύφίστημι для обозначения не только тех Божественных действий, которыми произведены творения («видимые и невидимые»)1006, но и тех, которыми производены их, не имеющие собственных ипостасей1007, прототипы. Возможно св. Максим таким образом подчеркивает действительность различий, вносимых производящими эти прототипы мысле-волевыми актами1008 в саму Ипостась Логоса.

{68} Ср. выше текст у схол. {616}.

{69} Другие варианты понимания: «Ведь, имея логосы пришедших в бытие гипостазировавшимися прежде веков в [Своем] благом хотении, Он в соответствии с ними словом и мудростью из не-существующего гипостазировал...»; «Ведь имея [в Себе] логосы пришедших в бытие, гипостазировавшиеся прежде веков, Он в соответствии с ними по благому [Своему] хотению словом и мудростью из не-существующего гипостазировал...». Ср. у Ареопагита: «...сверхсущный луч... в котором сверхнеизреченно пред-ипостазированы все пределы всякого знания [о сотворенном]»1009. В схолии к этому месту Иоанн Скифопольский толкует в его свете Еф 1:4: «мы есьмы в Боге «прежде основания мира»... так как произведение всех [существующих вещей] в том, что касается [их] причины и начала, зависит от Него»1010. Эту

мысль св. Максим развивает, как нам представляется, в направлении, намеченном в трактовке тех же слов апостола св. Климентом Александрийским: поскольку «мы», как «разумные созданиям (τά λογικά πλάσματα)1011 Бога-Слова», исполняем свое предназначение быть в Нем (т. е. вне времени), мы являемся христианами и уже «были» в Нем с самого «начала» (Ин 1:4), «прежде основания мира»1012.

{70} Если под «общим» (τά καθόλου) здесь имеются в виду, как обычно в философском дискурсе, универсалии (­ аристотелевские «вторые сущности»), но отличные от логосов-прототипов, то непонятно, как возможно их приведение в бытие отдельно от единичных творений, да ещё и приуроченное к каким-то моментам времени. Однако, как показал В. В. Петров, св. Максим может понимать под «общим» также и тела, такие как «небо, земля, первоэлементы»1013. Вероятно, здесь речь именно о них; а под «невидимым творением» имеются в виду ангелы.

{70а} Речь о творениях, существующих во времени1014, а не о предсуществующих им логосах.

{71} Ср. Еф 1:10.

{72} Перечислены высшие способности природы, соответственно, ангелов, людей, животных, растений и неживых вещей.

{72а} Наша трактовка несколько отличается от предложенной архим. Нектарием (Яшунским) в подстрочном примечании. Полагая, что у св. Максима здесь речь идет о (при-)годности (έπιτηδειότης) к причастию Богу, – скорее, чем к исполнению Его «плана о мире» (как понял архим. Нектариий), – и что перечисленные чуть выше тварные способности (см. схол. {72}) являются модусами этой пригодности, мы исходим из употребления противоположного термина Ареопагитом, например, в следующем месте:

И если что-то [сиянию лучей Блага] не причаствует, то это [характеристика] не несильности или малости [радиуса] просвещающего раздаяния Его, но не разворачивающихся, за счет неспособности (άνεπιτηδειότητα) световосприятия, к причастию Света1015.

{73} Следуем иному, чем в PG, порядку слов в других списках (ЕА. Р. 24).

{73а} Точнее, если верна наша интерпретация1016, является «частицей» Логоса.

{74} Хотя Богу причастны все творения1017, Его «частицами» являются только ангелы и люди. Почему? Ключ к ответу нам видится в том, что, как указывает св. Максим, «частицами Бога» они являются за счет своих, в Боге предсуществующих им логосов. Поскольку речь идет о логосах индивидов (ср. ниже схол. {110а}), ответ мог бы заключаться в том, что для св. Максима из всех творений логосы индивидов (а не только природ) в Боге есть только у ангелов и людей1018. Какое, однако, мог бы дать факт (предСуществования в Боге логосов человеческих индивидов основание считать «частицами Бога» самих этих индивидов? Ведь частицами Бога являются, казалось бы, не они сами, а лишь их логосы. Этот вывод был бы верен, если бы логосы были прототипами индивидов, существующих независимо от них. Но для св. Максима логос тварного индивида – это не только предсуществующий в Боге его прототип, но и само его бытие1019, т. е. «формальная причина»1020 движения, в котором он изначально существует1021. Бытие этого существующего предсуществует ему, конечно, только как возможное 1022 . Постулируемому оригенистами (пред)существованию разумных индивидов (τά λογικά) как «частиц Бога»1023, св. Максим, таким образом, противопоставляет (пред)существование в Боге их логосов, как возможностей их бытия, начинающегося (во всяком случае, для людей) во времени, но принадлежащего (в Боге) вечности1024.

{75} Речь о движении «по намерению», как бы накладывающемся на движение самого существования1025. Оборот «даже если», вероятно, адресован оригенистам, согласно которым какое-либо движение того, кто «будучи частицей Бога», имеет бытие в Нем (а таковым по св. Максиму является всякий ангел или человек), возможно только как его удаление от Бога, поскольку бытие-в-Боге есть покой. Для св. Максима этот вывод не действителен, так как в отличие от оригенистов и следуя Ареопагиту, он различает существование существующего (бытие причаствующее), и формальную причину этого существования (бытие причаствуемое)1026. Первое начинается во времени, причем сразу как движение, но имеющее в качестве своей покоящейся в Боге формы (логоса) второе. Таким образом, существующее вне Бога имеет в Нем причаствуемое им бытие и «есть» Его «частица».

{76} Ср. основной текст у схол. {51}.

{77} Ср. Евангелие от Фомы:

Ученики сказали Иисусу: Скажи нам, каким будет наш конец? Иисус сказал: Открыли ли вы начало, чтобы искать конец? Ибо в месте, где начало, там будет конец. Блажен тот, кто будет стоять в начале: и он познает конец, и он не вкусит смерти1027.

{77а} Дав, опираясь на Ареопагита, альтернативное оригенистско-му толкование фразы св. Григория «будучи частицей Бога», св. Максим переходит к толкованию с той же позиции продолжения той же фразы: «и стекши свыше».

{78} См. однокоренной глагол у св. Максима в цитате из св. Григория: «последний предмет стремления... «к которому тянется всякое движение ревностного""1028.

{78а} Параллельное место из (вероятно, более раннего) произведения св. Максима:

Что означает сказанное апостолом: «полнота Заполняющего все во всех» (Еф 1:23)? – По сущности Бог апофатически исключен из [числа] существующих [вещей], ибо никак не называется, не мыслится, не причаствуется кем- (или чем-)либо; но по промыслительному выхож-дению причаствуемый многими, ими же и заполняется. Ведь каждое из пришедших в бытие соответственно своему логосу, существующему в Боге, [творений] называется членом Бога, то есть имеющим в Боге место. Вне всякого сомнения, даже если получит [оно] мудро и осознанно соответственно этому [логосу] движение, окажется в Боге, заполняя свое место и производя благополепие как благопотребный член в Теле Христовом. А тот, кто упустив собственный логос, несется в противоречии с [этим] логосом к несуществующим [целям], справедливо понесет вечную ответственностью за возникшее, – насколько он был тому [виной], – в Теле Христовом осуждение1029.

{79} Ср. выше у схол. {53}: «не имеет уже иного ничего, к чему ему ещё – да и не может [больше ни к чему] – быть отнесенным».

{80} άποκατάστασις; термин употребляется здесь в первом из трех его значений1030, которые св. Максим различает в более, вероятно, раннем своем произведении:

Три восстановления знает Церковь. Одно – каждого [в отдельности] соответственно логосу добродетели (в этом [смысле каждый] «восстанавливается», исполнив зависящий от него логос добродетели); второе же – целиком природы, в Воскресении, восстановление в неподверженность порче и смерти; а третий [смысл], преимущественно в котором [этот термин] использовал по-своему... Григорий Нисский [например, Об устроении человека 17], вот какой: восстановление подпавших [под власть] греха душевных можений опять такими же, какими они были созданы1031.

О втором из этих трех значений термина άποκατάστασις см. ниже, конец схол. {98}; а знание первого из них Церковь впервые выразила уже через «святейшего»1032 Климента Александрийского:

...нам предстоит достичь бесконечной [конечной] цели, – т. е. Бога, – подчиняясь заповедям и живя согласно с ними... и уподобление, насколько возможно, правильному принципу (логосу) есть [конечная] цель и поставление (άποκατάστασις) через Сына в совершенное сыноположение, которое присно являет славу Отца через Первосвященника, удостоившего нас именем «братьев» и «сонаследников»1033.

Наш перевод здесь опирается на убедительный вывод Меа, что у Климента (как и до него у другого александрийца, Василида) термин άποκατάστασις и другие слова того же корня имеют значение, собственно, не «восстановления» («restauration», в смысле «возвращения в первоначальное состояние» – «retour a un etat primitif»), как в оригенизме, а «поставления» («instauration»)1034. Именно такой смысл в данном случае имеет άποκατάστασις и у св. Максима; однако ввиду того, что тот же термин встречается у него и в других значениях мы перевели его, ради узнаваемости, привычно – как «восстановление».

{81} Можно понять здесь предлог έπί с дативом и проще: «[когда] его движение к цели, – ясно, что Божественной, – получило...».

{82} σκοπός; ср. ниже схол. {142}.

{83} Ср. Ис 1:13.

{84}Ср.Гал6:14.

{85} Традиционная атрибуция этого произведения св. Василию Великому ставится исследователями под сомнение1035.

{85а} То есть: «...у Него, [Который есть] сама Истина...». Можно понять и иначе: «...у Него, [соответственно] самой истине...».

{86} На самом деле (т. е. с точки зрения Бога) всё существующее приведено Им в бытие именно «сразу». Из того, что когда-либо было или будет, нет ничего, чего для Него бы ещё или уже не было. В параллельном месте св. Максим говорит об этом прямо:

Бог не только знает существующие [творения] прежде веков как существующие в Нем, самой Истине; [и знал бы их] даже если бы сами они все, и существующее, и будущие не сразу, как узнаны [Им], получили бытие самими по себе, но каждое в годный [для этого] момент, – так как невозможно существовать в одном и том же [смысле] Беспредельному и ограниченным [пределами]), но [Он знает] и конец каждого. <...> Ведь свежеслучившегося в Нем ничего [нет], но будущее присутствует как настоящее, а времена и века не Богу показывают, а нам, то, что в Боге есть. Ведь не считаем мы, что когда видим Бога что-то творящим, тогда и началось знание [Его] об этом1036.

Ср. цитату из Аммония нижевсхол. {111**}.

{87} То есть – самостоятельное. По другому чтению, приведенному в ЕА. Р. 24: «...и сами по себе [, т. е. самостоятельно,] получали бы...».

{87а} Или: «в действительности».

{88} Разумеется, уже не с точки зрения Бога1037, а с точки зрения мира.

{89} Дословно: «невозможно быть в [числе] тех [вещей], что существуют вместе».

{89а} Или: «способного доказать, что существуют».

{896} Или: «способного... свести».

{90} В. В. Петров находит здесь выражение идеи «(тотальной) погруженности вещи в ее логос»:

Сказанное следует понимать не только в том смысле, что логос охватывает вещь, будучи ее логическим определением. В метафизическом плане логос – это начало и причина, «сообразно которой», «ради которой» и «посредством которой» некое сущее возникает. Логос призывает к себе сущее как его целевая причина, без достижения которой сущее не может быть совершенным1038.

{91} Этим абзацем св. Максим, как нам представляется, подводит к следующему выводу: «собственные логосы» тварных вещей «существуют» как «объемлющие» их не в том же смысле, в каком они им пред'существуют» в Логосе.

{91*} Термин «апофатическое богословие» (ед.ч.) ранее, чем у св. Максима, нам обнаружить не удалось. В текстах, представленных в TLG, он встречается впервые у исихастов XIV в. В названии 3-й главы трактата Ареопагита О мистическом богословии термин стоит во мн. ч., и соответственно, имеет несколько иной смысл; к тому же, названия глав (как, впрочем, и трактатов) в корпусе текстов Ареопагита, вероятно, иного и более позднего происхождения, чем сам корпус, а возможно – и чем творения св. Максима.

{91а} В подлиннике двойной смысл: 1) «в качестве иного» (как снег может быть осознан в качестве белого), и 2) «кем-либо иным», нежели Он Сам.

{916} Здесь, как и выше1039, не риторическое преувеличение, а технический термин, отсылающий к понятийному аппарату неоплатонизма. Существующее постижимо мыслью1040, но дающее ему бытие Благо уже для Платона «по ту сторону сущности»1041, а значит, в понимании неоплатоников, – и постижимости1042. Такое понимание подтверждается тем, что для Платона интенциональный коррелят Блага – не бесстрастно-познающая мысль, а эрос1043. В этом запредельном мысли и существованию (но тем более вожделенном) Благе неоплатоники опознали Единое первой гипотезы Платонова диалога Парменид. По условию этой гипотезы «Единое» должно быть единственным предикатом того, чему оно предицируется, что парадоксальным образом исключает предикацию Ему даже существования; поэтому из первой гипотезы следует, что Единого «не существует»; или, как скажут неоплатоники, Оно сверх-существует1044.

{91 в} Этот уровень рассмотрения соответствует второй гипотезе Парменида 1045 , по которой Единое «существует»; из чего выводится, что Оно «есть многое».

{91 г} Приложение здесь к Логосу нехарактерных для Ипостаси Сына имен «Блага» и «Единого» легко объясняется предположенным нами выше влиянием Парменида.

{91д} Здесь уже совершенно очевидно, что, как и для Иоанна Скифопольского1046, для св. Максима логосы не ипостасны, но суть лишь разные тропосы (модусы) «выхождения» Логоса вовне «троичной Единицы»1047, в творение.

{92} В паре «выхождение"-«обращение» безошибочно узнаётся контур усвоенной св. Максимом через Ареопагита онтодинамической схемы неоплатонизма1048.

{92а} Образ радиусов, почерпнутый скорее всего у Ареопагита1049, показывает, с одной стороны, единство логосов как предвечных «мыслей Бога»1050 в Логосе (центр излучения); с другой – их множественность как проявлений Его творческой активности во времени1051. Ср. тот же образ в более позднем произведении св. Максима:

Подобно тому, как прямые линии, расходящиеся из центра, рассматриваются совершенно нераздельными в нем, так и удостоившийся быть в Боге постигает простым и нераздельным ведением1052 все пред-существующие в Нем логосы тварных вещей1053.

Далее св. Максим поясняет это образами из Писания: единый Логос вселяется верой в сердца подобно горчичному зерну и, прорастая в тех, кто возделывает Его добродетелями, оказывается подобным разросшемуся дереву, так что все логосы творений подобно птицам, слетевшимся на его ветки, обретают покой, т. е. могут созерцаться, как «гнездящиеся» в едином Логосе1054.

{926} Различение определяющего сущность логоса и проявляющего ее «тропоса» сравнимо по своей ключевой роли в мысли св. Максима с различением сущности и ипостаси в мысли великих Каппадокийцев, или сущности и действия в мысли св. Григория Паламы1055. Но св. Максим применяет его несравнимо шире: не только в богословии, но и в онтология, этике1056 и даже, как в данном случае, герменевтике.

{926*} Эта мысль, восходящая (как показал Шервуд1057) к Оригену, – отправная для начинающегося здесь «раскрытия другим способом» смысла учения св. Максима о логосах творений как «частицах» Бога, полемически заостренного против оригенистов. Раскрывая то же учение выше (первым «способом»), св. Максим опирался на Ареопагита (ср. схол. {61а}).

{926**} Происхождение этого образа раскрывается в параллельном месте:

Из Исайи: «насадил виноградник и обнес его оградой», и прочее (ср. Ис 5:2). «Насаждение виноградника» обозначает созидание; «ограда» – закон природный; а частокол, подпирающий [лозы] – писаный; ими Создатель укрепил природу. Итак, кто, соответственно (осознанному) предпочтению, благородно взрастит посеянное [в нем] соответственно природе благо, тот произведет садовнику плод; а кто несется в противоречии с разумом (логосом) к несуществующему, производит тернии, то есть страсти, и бесами, действующими от них, затаптывается1058.

{92в} Почти дословное повторение оригенистского тезиса, анафематствованного отцами V Вселенского собора1059:

Если кто говорит, что поведение умов будет тем же, что было прежде, когда они еще не опустились, т. е. не пали; так что начало – то же, что завершение, и завершение – мерило начала, да будет анафема1060.

Выделенный в цитате тезис, «экспроприированный» св. Максимом, радикально им переосмыслен1061, поскольку под «началом» и «завершением» он имеет в виду не исходное и конечное состояние существующего, как оригенисты, но источник и цель существования, т.е. Бога1062.

{92г} Или: «апологет»; в любом случае точная функция тропа нам не вполне ясна.

{92д} Ср. место из более позднего произведения, приведенное ниже в схол. {152а}.

{93} δρόμος; возможны варианты: «беговая дистанция», «бег», «марш-бросок» и т. д. (при соответствующих изменениях в других частях фразы).

{93а} γίνεται; возможный перевод: «оказывается» (ср. выше схол. {За}).

{94} έξομοίωσις; ср. Быт 1(όμοίωσις, традиционно переводится как «подобие»; мы сочли нужным передать это расхождение, а заодно и отглагольность греческого существительного). В. М. Лурье считает, что техническое различение смыслов «образа» и «подобия» в святоотеческой экзегезе этого места возникло в связи с необходимостью противостояния оригенизму:

[Д]о обострения оригенистских споров в V-VI вв. <...> отождествление «образа» и «подобия» было типичным. В основном, если не исключительно, внимание привлекала та сторона учения об образе Божием, которая позволяла излагать церковное учение об очищении от греха и восстановлении первозданной чистоты человеческой природы, как мы находим это у св. Григория [Нисского и св. Василия Великого]. <...> Однако оригенисты [ограничивали] этим весь смысл спасения, дарованного во Христе. <...> Спасение [для них] есть восстановление безгрешного состояния [в воссозданном единстве Энады «умов"] и ничего больше1063. <...> Позднее полемика с оригенизмом позволила подчеркнуть важность православного догмата о превосходстве «конца» над «началом»1064: во Христе мы обретаем не только восстановление естества, но и полноту обожения... грех становится невозможен вовеки. <...> Параллельно в аскетическом и антропологическом учении святые Отцы начинают для выражения той же мысли о превосходстве «конца» над «началом» использовать различение понятий «образа» и «подобия» Божия в человеке: «образ» – то, что было дано Адаму и восстанавливается Крещением; «подобие» – это то совершенство обожения во Христе, которое составляет цель подвижничества (см., например, у св. Диадоха Фотикийского (V в.), на которого в особенности ориентировался св. Максим: Подвижническое Слово (сотница), 89). <...> Для более позднего времени именно такое понимание терминов становится обычным1065.

Это рассуждение содержит зерно истины, хотя посылка, из которой оно исходит, ложна. Как указывает А. И. Сидоров1066:

[В разграничении «образа» и «подобия» св. Максим] опирается на... устойчивую патристическую традицию, восходящую к св. Иринею Лионскому, Клименту Александрийскому1067, Оригену, св. Григорию

Нисскому и др. Например, Ориген говорит: «достоинство образа человек получил в первом творении, совершенство же подобия получается в конце, т. е. человек сам должен приобрести его себе своими собственными прилежными трудами в подражание Богу, так как возможность совершенства дана ему в начале чрез достоинство образа, совершенное же подобие он должен получить в конце сам, чрез исполнение дел»1068. Примерно в том же духе высказывается и св. Василий Великий: «по образу» мы обладаем благодаря творению, а «по подобию» стяжаем собственным произволением... [П]реп. Максим... развивает мысли, высказанные его предшественниками, особенно св. Василием.

Возникает вопрос: как соотносится указанная Сидоровым мысль св. Василия с цитатой из него, которую приводит в подтверждение своего тезиса Лурье: «...сотворим человека по образу Нашему. А где образ один, там может ли быть неподобие?»1069? Обратившись к цитируемуму Лурье месту1070, легко заметить, что св. Василий имеет в виду «неподобие» не между Богом и человеком (как должно было бы быть по логике рассуждения Лурье), а между Сыном и Отцом. То есть св. Василий спорит с аномеями: если "Наш» говорится в Писании от имени Отца и Сына, то у них один, общий «образ» (человек), поэтому Сын не неподобен Отцу. Конкретное содержание «образа», а тем более, «подобия» св. Василий здесь не раскрывает, хотя и обещает сделать это в следующей Беседе. На нее-то и ссылается Сидоров. Приведем в нашем переводе то месту в ней, на которое он опирается:

Сотворим человека по образу Нашему и по подобию. Первое мы имеем от создания, а второго достигаем по (осознанному) предпочтению. В первом нашем устроении мы существуем как пришедшие в бытие «по образу» Бога; вследствие [нашего] (осознанного) предпочтения достигается нами бытие «по подобию» Бога. Ведь то, что [у нас] по (осознанному) предпочтению, нам присуще в возможности (δυνάμει), но мы сами это к себе прибавляем (действием) в действительности (ένεργείςθ. Если бы Господь не сказал заранее, творя нас: «сотворим» и «по подобию»; т. е. – не пожаловал бы нам можение (δύναμις) прийти в бытие «по подобию», не в нашей власти было бы получить подобие Богу. Вот Он и сотворил нас, конечно, в возможности способными уподобиться Богу. Но, дав [нам] можение уподобляться Богу, Он [тем самым] предоставил нам быть делателями [своего] подобия Богу, чтобы награда была за наше делание, [т. е.] чтобы мы не были, точно образы, произведенные живописцем, лежащие без цели, [т. е.] чтобы похвалу за наше подобие не получил иной. Ведь когда увидишь образ, в котором отобразился прототип точно, не изображение хвалишь, но дивишься живописцу1071.

Напомним, что и в цитате из Оригена, приведенной Сидоровым, с «подобием» отождествляется совершенство, «возможность» (possibilitas) которого уже дана в «образе»1072. Итак, святые отцы с самого начала последовательно и строго различают «образ» и «подобие», отождествляя первый с возможностью второго (но отнюдь не с ним самим, как утверждает Лурье). Сидоров, с другой стороны, упускает из виду существенную разницу в понимании этого различия св. Максимом и его предшественниками (вплоть до Каппадокийцев). Для них оно – различие между потенциальностью и актуальностью в рамках одной (человеческой) природы; поэтому каждый, в ком (крещением) восстановлен «образ», может (и должен) сам претворить его в «подобие». Для св. Максима это невозможно, поскольку он понимает «подобие» не как реализацию потенциала, присущего человеку по природе, но как становление его по благодати тем, чем по природе является лишь Бог (например, благим и мудрым)1073, одним словом – как обожение1074. Заключение св. Максима о том, что обожение не награда, но дар, говорит, следовательно, и о диаметрально ином, чем у Оригена и св. Василия Великого, понимании им «подобия»:

..."эти три», как говорят, «взаимосвязаны: могущее, можение и возможное» δυνάμενον, δύναμις, δυνατόν). И говорят, что «сущность – [это нечто] могущее; а то, соответственно чему движется наша [способность] мочь, – можение; и то, что у нас по природе получается, – возможное». Если же получается у нас по природе, то оно у нас соответственно природному можению. Но обожение – не из тех [вещей], что по природе получаются соответственно можению, так как оно не из того, что зависит от нас; ведь у того, что превышает природу, никакого основания (логоса) в природе нет. Значит, обожение – это деятельность, не являющаяся признаком нашего можения (можения к ней у нас по природе нет), но только Божественного можения, так как оно – не воздаяние святым за праведные дела, но доказательство щедрости Сотворившего...1075.

{95} Вне контекста следовало бы перевести: «Ведь он оказывается (γίνεται)1076 в Боге...». Наш перевод передает связь с цитатой из Деяний и продолжением фразы.

{96} В каком смысле может быть «испорчен» предвечный логос1077? На первый взгляд, во всяком случае, не в буквальном, раз логос принадлежит сфере вечно существующего, но не возникающего и гибнущего1078. Однако не будем спешить с выводами. Мы видели, что по Иоанну Скифопольскому логосы творений – суть мысли Бога1079; ниже св. Максим уточняет1080, что каждая такая «мысль» – это, с одной стороны, воля Бога о том, чтобы некое единичное творение было, и при том – в движении, согласном с ней 1081 ; а с другой – Его знание том, что оно действительно так двигалось, «становясь Богом» в силу «уподобления» Ему1082. Вероятно, св. Максим здесь исходит из традиционного представления о подобии познаваемого познающему как необходимом условии возможности познания. Уже св. Климент Александрийский опирается на это положение для обоснования возможности Богопознания: «нам нужно посредством Божественной любви становиться своими [Богу], что подобным могли мы созерцать подобное»1083. Таким образом, познавать Бога тварь может, только становясь Богом; и только сподобившуюся обожения тварь может действительно знать Бог1084. Упуская предоставленную ей возможность обожения, тварь, следовательно, «портит» логос знания, которое имел бы о ней Бог, подчинись она вольно Его воле1085 – «портит», не меняя (так как

в Боге никакого изменения нет), но обуславливая отсутствие его («не вем вас»), так как о всех, кто спасется1086 предведение в Боге есть.

{97} В свете сказанного1087 представляется, что речь здесь об аспектах (физическом, этическом, сотириологическом) одного и того же логоса, поскольку он и источник, и цель, и знание бытия индивида в Боге; а не о том, что у каждого тварного индивида в Боге три разных гипостазированных1088 логоса (как считает, например, Тунберг, оговаривая, правда, что эти логосы между собою «тесно связаны»1089).

{98} Различие между «здесь» и «там», или – «этим» веком и «будущим», для св. Максима не пространственное и не временное, а энергетическое. Как замечает, комментируя Thai 22, Шервуд:

Фалассий задает вопрос, исходя из текста апостола Павла, где тот говорит, что нас достигли последние века (1Кор 10:11) и предположения, лежащего в основе Еф 1о том, что сокровища Божий откроются в грядущем веке. Что следует из этой кажущейся антиномии? Один из ответов Максима состоит в том, чтобы поставить это раздвоение времен в параллель к, соответственно, действию и претерпеванию, при том, что нынешнему веку, в котором мы живем, он приписывает всякую активность, а грядущему – пассивность1090.

Таким образом, все, что в наших природных силах, и в частности, собирание и удерживание их всех в самотождественном, нерассеянном единстве, о чем св. Максим пишет далее, достижимо «уже здесь». Ср. в другом месте: «[Святые, приведенные каждый] в единство [с самим собой] (ένωθέντες) насколько это доступно присущему им природному можению»1091. В числе «семи главных таинств», дарованных Христом, св. Максим называет «восстановление1092 природы, бесстрастно склоняющейся к самой себе»1093, т. е. восстановление утраченной ею способности к самотождественности, конституируемой таким «склонением».

{99} О бесстрастной (само)тождественности ср. у св. Климента Александрийского:

[Христос, говоря о «чистых сердцем»,] имеет в виду, что те, кто приходит к [полному] познанию Бога, должны быть чисты в отношении телесных желаний и святы помыслами, чтобы ведущая [сила их души] не имела перед собой ничего чужеродного, препятствующего ее собственной силе. Итак, когда бы ни посвятил время созерцанию, в чистоте общаясь с Божественным, тот, кто гностически причастен этому святому качеству, он становится ближе по навыку к бесстрастной тождественности, – к тому то есть, чтобы уже не иметь знание и не обладать ведением, но быть знанием и ведением1094.

{100} То есть уже теперь, еще будучи в смертном теле, получая соответствующее «будущему веку» обожение. См. выше схол. {54}, из которой следует, что семантически неверным было бы здесь грамматически возможное прочтение: «а в будущем веке, соответственно обожению, которое будет дано [тогда]...». Ср. у Ареопагита: "Ныне же мы, сколько нам доступно... останавливая наши умственные действия, припадаем, в [меру] дозволенного, к сверсущному лучу..»1095.

{101} Из продолжения фразы следует, что здесь под «прекрасным» имеются в виду бытие, благобытие и приснобытие. Ср. выше схол. {Па}.

{102} То есть «объемлясь» ими (см. выше схол. {90} и текст).

{102а} Под «вочеловечиванием» Бога, как явствует из другого произведения того же периода, св. Максим понимает Его «кеносис», принятие Им «зрака раба»:

Оберегом и хранением с Божьей помощью [сыновства, дарованного в крещении,] является (осознанное) предпочтение возрождаемых, прирожденным расположением лелеющее дарованную благодать, и исполнением заповедей заботливо украшающее данную даром красоту, и настолько опорожнением от страстей усвояющее Божество, насколько Слово Бога Себя по [собственной] воле от собственной беспримесной славы домостроительно опорожнив (κενώσας)1096, поистине стало человеком1097.

Комментируемое место добавляет, что «кеносис» Бога совершается в ипостаси не только Сына, но и каждого обоженного, причем тем же самым «можением», что его обожение. Можением, разумеется, Божественным; ведь, как св. Максим скажет позднее, «обожение – это деятельность не являющаяся признаком нашего можения (можения к ней у нас по природе нет)»1098.

{103} άντιστροφή, логический термин; ср.: Аристотель. Analpr, passim.

{104} Неотъемлемое положение сотириологии св. Максима: Бог вочеловечивается в каждом обоженном, на всем протяжении истории1099.

{105} То есть «и во всех» ипостасях человечества, а не только в Ипостаси Сына1100.

{105а} Ср. развитие темы «тайна/таинство» ниже у схол. {152} и позже в Thai 60.7–12 (ed. Laga/Steel):

Апостол... говоря: тайна, сокровенная от век и от родов, нынежеявися (Кол 1:26), явно подразумевает, что соответствующее Христу таинство – это то же, что Христос. Этим [таинством] очевидно является неизреченное и непостижимое [умом] единение по ипостаси Божества и человечества...

{1056} Упустить «собственное начало», под которым здесь понимается «логос добродетели», может лишь тот, кто был ему причастен и, таким образом, стал «частицей Бога».

{105в} Выше (у схолл. {92а}-{926}) св. Максим толковал выражение «будучи частицей Бога» физически; теперь он дает ему этическую трактовку, являющуюся обещанным «другим тропосом» раскрытия его «логоса». Следующий известный нам толкователь того же

выражения св. Григория, Никита Ираклийский (XI в.), заимствует у св. Максима, не ссылаясь не него, обе эти трактовки. Наряду с ними Никита ничтоже сумняшеся приводит третью, по которой мы являемся «частицей Бога» за счет начальствующей части нашей души, произошедшей, согласно Быт 2:7, непосредственно от Бога, как Его «истечение», и именно в этом смысле (а не по причине отпадения от Него) – «стекшей свыше» (см.: Θεολογία. 21, 1950. Р. 363).

{106} Понсуа и Уилькен относят это местоимение к подлежащему данного предложения. Мы исходим в своей интерпретации из того, что св. Максим, сколько нам известно, всюду говорит о «логосах» как о бытийно укорененных в Боге1101. Ср. понимание Максимовой «этической» трактовки Никитой Ираклийским: «...или [еще] – называемся «частицей Бога» потому, что сущность добродетели в каждом – Божий Логос. Ведь каждый человек, соответственно твердому навыку причаствующий добродетели, причаствует, несомненно, Богу, – сущности добродетелей» (Θεολογία 21 (1950), 363).

{107} То есть поскольку не испортил свой логос; см. выше схол. {96} и текст.

{107а} То есть в противоречии с подлинным собой; с тем, что делает его «частицей Бога». Если же таковым считать управляющую составом человека его часть (как в третьей трактовке Никиты Ираклийского – см. выше, в схол. {105в}), возможность такого противоречия необъяснима.

{108} Ср. выше схол. {78а}, конец цитаты; ниже схол. {110} и текст.

{108а} δστατος – характеристика материи; см. например Трудности 8, PG91 1104 А.

{109} Такой властью (έξουσία) является присущее человеку по природе самовластье (τό αύτεξούσιον)1102 – Богоравная (ίσόθεον)1103 суверенность его волевых решений1104.

{110} Под «несуществованием», вероятно, имеется в виду принадлежность сфере «становления»1105, выражающаяся в «безостановочном кружении», в котором душа, лишась самотождественности1106, уподобляется материи1107.

{110а} Ср. ниже схол. {160а} и текст. Как замечает Шервуд, «Максим [здесь]... едва ли не отождествляет сущностный и промыслительный логос каждого человека»1108. Однако промысл Бога, как свидетельствует св. Максим в Диспуте в Визии, о каждом свой:

И говорит ему Феодосии епископ: «Как живешь, господин авва Максим?» Ответил святой: «Как предопределил Бог прежде всех веков Свое промыслительное обо мне решение, так и живу». Феодосии говорит: «Но разве прежде всякого века о каждом из нас предопределил Бог?» Максим сказал: «Если предуведал, то без сомнения и предопределил» (Рим. 8:29)1109.

Поэтому если Шервуд прав (в чем нет оснований сомневаться), то свой у каждого человека и «сущностный логос» (разумеется, не в том смысле, что у каждого своя человеческая сущность: «сущностным» Шервуд здесь, не вполне удачно, называет логос бытия индивида, а не сущности, общей для всех людей; ср. выше схол. {74}).

{1106} Вернувшись теперь, после «другого» изложения учения о логосах1110, к Ареопагиту, св. Максим далее связывает посредством этой его мысли изложенную выше Ареопагитову же версию учения о логосах со своим учением о свободе в Боге, раскрытым св. Максимом ещё выше1111 и заостренным, как и его изложение Ареопагитова учения о логосах, против оригенизма.

{111} Переведенный здесь нами, как и Эриугеной, вариант содержит четыре слова, отсутствующие в PG и приведеннные Шервудом (ЕА, р. 24) по другим спискам.

{111*} κατά; возможный перевод: «через».

{111**} Имеется в виду, вероятно, рассуждение, доказывающее, что божественное знание о всяком существующем, имеющем временную определенность, само носит вневременной характер, т. е. не привязано к каким-либо моментам времени, относительно каждого из которых такое существующее является либо прошлым, либо настоящим, либо будущим. Рассуждение в этом роде есть у александрийского неоплатоника Аммония (ок. 435/445–517/526). Он исходит из неприемлемости допущения, что боги знают будущее не с полной определенностью, а только предположительно (как мы), т. к. это бы делало их промыслительное попечение о мире ущербным. Но, с другой стороны, если бы они знали будущее как будущее, то всё, происходящее в мире, было бы предопределено, так что бесполезно было бы и к богам обращаться с молитвою о помощи; что противоречит опыту. Решение апории состоит в том, то боги знают будущее не «заранее», – как только будущее (и соответственно, ещё могущее и не произойти), – а способом, соответствующим их (богов) сверх-временной природе:

Ведь не решимся мы сказать, что ведение (γνώσις) богов бежит параллельно течению вещей, ни того, что в [присутствии] их есть что-либо прошедшее или будущее, ни [того, что] про них говорится «было» или «будет» [в смысле,] означающем какую-либо перемену, но – [что говорится] только: «есть»... и то [в смысле, который] со [смыслами слов] «было» и «будет» наряду не числится и не со-различается, но мыслится до всякого временного выражения...1112.

Ср. цитату из св. Максима выше в схол. {86}.

{111а} Этот вариант соответствует обожению, при котором, как сказано выше, (см. текст у схолл. {48}-{54}), «самовластие» человека «намеренно уступает» воле о нем Бога; последняя, как теперь выясняется, есть логос «знания», или (по слову св. Григория) «мудрости», Бога об этом человеке, предсуществующей ему в вечности и лишь отчасти реализованной в его творении. Ее полная реализация (т. е. его обожение) требует его соучастия, состоящего в свободном усилии самоотречения.

{112} Буквально: «подготовило к тому, чтобы...»; «довело до такого состояния, что...».

{112а} Как замечает Шервуд:

В русле отрывка из Дионисия было бы легко говорить только о божественной воле спасти всех, как если бы все должны были в конце концов быть восстановлены для блаженства. Тот факт, что Максим этого не делает... значим для его основополагающей мысли, которая не допускает апокатастасиса Григория Нисского1113.

{113} См. выше схолл. {52}, {60} и текст.

{114} Речь об особенности проявления в обоживаемых жизни будущего века1114. Отличительным «свойством» (ίδίωμα) каждой природы, согласно известному св. Максиму определению, является природное действие1115. «Особенностью» (ίδιότης) обожения, напротив, является прекращение в обоживаемых действия человеческой природы1116; о чем и говорит, как мы полагаем, продолжение фразы.

{115} λήξις; ср. у Ареопагита:

А тогда, когда станем непортящимися и бессмертными, т. е. достигнем христовидного и блаженнейшего прекращения (λήξις) [порчи и смерти], «всегда, – согласно Речению, – с Господом будем»1117, исполняясь Его зримого Богоявления... 1118

Оба контекста позволяют понять λήξις и как другое, омонимичное переведенному нами, слово – со значением: «доля», «удел». Однако коррелятивный контекст, в котором λήξις встречается ниже, у схол. {125а}, говорит уже однозначно в пользу нашего выбора.

{115а} Выпад против оригенистов: ср. выше схол. {10а} и текст.

{116} Из продолжения фразы следует, что имеются в виду человеческие ум, разум («слово-логос») и дух, как «отражения» ипостасей Божества.

{117} Способности указаны нами выше в схол. {116}.

{118} Речь о Сыне, как Образе Отца (Кол. 1:15) и Прообразе человека. Ср. выше схол. {52} и текст.

{118а} Следуем чтению других списков (ЕЛ. Р. 24): θεωρία; в PG: θεωρίας.

{119} Как не-порча логоса опосредствована «вниманием»1119, так и порча – «невниманием». Тема «внимания» как аскетического фактора вошла в Предание в связи с толкованием заповеди «внемли себе» (Втор15:9)1120.

{120} Уже Плотин, развивая интуицию Платона (Тимей 36d-e), приходит к выводу, что не душа находится в теле, а, скорее, тело в душе (как и воздух – в свете, а не свет в воздухе) (Епп 4.3.22).

{120а} Ср. выше схол. {45*} и текст.

{1206} Ср. выше цитату из Толкования на молитву Господню в схол. {И**} и текст у схол. {15а}.

{121} Это определение св. Максим мог встретить у Немесия, который приписывает его Аристотелю:

Аристотель определяет [удовольствие] как беспрепятственное действие навыка, согласного с природой. Ведь препятствия действию согласному с природой [означают] огорчение. Но [по Аристотелю] и счастье есть беспрепятственное действие навыка, согласного с природой. Выходит, согласно этому определению, что счастье – это удовольствие [что Аристотель отрицает]; то есть это определение опровергается. И вот, поправляясь, Аристотель определил удовольствие как завершение (τέλος) согласного с природой беспрепятственного действия животного, так что удовольствие сплетено и сосуществует со счастьем, но счастье не есть удовольствие1121.

Такого определения у Аристотеля, однако, нет; ближайшее, что он говорит в подобном роде – это, что удовольствие делает действие совершенным (τελειοΐ)1122. Возможно, это и имел в виду, передавая его мысль, Немесий – «завершение» как доведение до совершенства. Но употребленный Аристотелем глагол имеет и другое значение: «заканчивать». В сходном смысле понимает св. Максим и употребленное Немесием существительное τέλος: «завершение» как окончание. Переосмысленное таким образом определение удовольствия прекрасно внисывается в понимание св. Максимом обожения как прекращения действия (тварной) природы.

{122} Ср. текст у схол. {45}. Следуем иному, чем в PG, чтению (ЕА. Р. 24).

{122а} κόρος (другое значение: «насыщение»); термин восходит к Оригену1123; об использовании этого термина оригенистами, и о выдвигаемых далее св. Максимом доводов против этого использования см. главу V, разделы А-В монографии Шервуда и ее перевод в наст. изд., с. 458–478.

{123} Вероятно, имеется в виду страх расстаться с удовольствием. По другому чтению (ЕА. Р. 24): «...ни страха, [бывающего] из-за насыщения».

{124} То есть принадлежащую будущему веку; ср. выше схолл. {98}, {100}, {114}.

{125} По свидетельству современников, св. Максим был мал ростом1124.

{125а} Ср. выше текст у схолл. {7}-{8}. Следуем чтению других списков (ЕА. Р. 24): έπ᾿ αύτφ; в PG: έπ᾿ αύτό.

{126} Или: «...оказались в Боге»1125. Уточнение «существуя» указывает на то, что речь идет об обожении, а не том бытии в Боге, которое каждый человек имеет ещё прежде своего бытия в мире – за счет логоса, по которому этот человек сотворен1126.

{127} Эксплицирован ключевой момент оригенистского мифа, имевшийся в виду св. Максимом, вероятно, с самого начала изложения им позиции его оппонентов (ср. выше схол. {116} и текст после схол. {9}), но до сих пор прямо не названный.

{128} Ср. выше схол. {926}.

{129} Или: «тошноту»; в этом контексте κόρος значит именно «пресыщение», а не просто «насыщение», как выше (ср. схол. {122а } и текст).

{129а} Такое представление о Боге восходит через Каппадокийцев к св. Клименту Александрийскому1127. У Оригена есть разве что намек на возможность безгранично растягивающегося стремления к блаженству1128, а значит, и беспредельности последнего (но не Бога).

{130} Причастие не обязательно евхаристическое, но прежде всего – посредством добродетелей1129.

{131} По мысли оригенистов, возникновение чувственного и ангельского мира не является следствием распада изначального единства чистых «умов», но совпадает с самим этим распадом.

{131а} Такой же выпад против оригенизма, хотя и не в такой полемической форме, встречается уже в более раннем произведении св. Максима:

Преизобильный Бог привел в бытие [так] возникшие [творения], чтобы они, соразмерно [себе] причащаясь Ему, [Им] насладились, а Он – возвеселился, видя их веселящимися и всегда ненасытно насыщающимися Непресыщающим1130.

{132} То есть неизменным по направлению.

{133} Ср. выше схол. {926}.

{133а} έπιγενομένης αύτη; буквально: «возникшего вдобавок к этому [возникновению человеческой природы]». Утверждается, что причина возникновения «бедствия» иная, чем человеческой природы; однако, поскольку приставка έπι– не обязательно подразумевает последовательность во времени, но может означать и всего лишь обусловленность (в данном случае, одного «возникновения» – другим), остается возможность в этом месте трактовать эти два «возникновения» (природы и «бедствия») как одновременные (см. ниже схол. {150} и текст). Шервуд считает, что св. Максим, с точки зрения которого Прародители пали "сразу, как возникли»1131, склонялся именно к такому пониманию, хотя принимал и точку зрения св. Григория Нисского, вслед за Оригеном считавшего что «бедствие» приключилось позже; отсюда «вариативность», «двусмысленность» формулировок св. Максима по этому вопросу1132. Шервуд обходит молчанием то, что вторая («оригенистская») точка зрения встречается и у св. Григория Богослова1133, хотя это важно, так как именно его мысль истолковывает здесь св. Максим.

{1336} Под «бедствием», судя по приводимым далее словам св. Григория, имеется в виду «жалкое состояние нашего тела», которое он, как и св. Григорий Нисский, считал последствием прародительского преступления:

Когда же, из-за зависти дьявола и обольщения жены, которому она сама подверглась как слабейшая и которое произвела как искусная в убеждении (о немощь моя! ибо немощь прародителя есть и моя собственная), человек забыл данную ему заповедь и был побежден горьким вкушением: тогда через грех делается он изгнанником, удаляемым в одно время и от древа жизни, и из рая, и от Бога; облекается в кожаные ризы (может быть, в грубейшую, смертную и противоборствующую плоть), в первый раз познает собственный стыд и укрывается от Бога. Впрочем, и здесь приобретает нечто, именно смерть – в пресечение греха, чтобы зло не стало бессмертным1134.

В терминах св. Максима это означает, что страдания и смерть (­ «кожаные ризы»; не тождественные, однако, телесности как таковой1135) не входят в определение (логос) человеческой природы.

{134} Опровергнув оригенистское, и предложив свое понимание богословски трудной для православных толкователей св. Григория фразы: «будучи частицей Бога и истекши свыше»1136, св. Максим переходит к обсуждению вопроса, являющегося ее ближайшим контекстом и представлявшего трудность – хотя и не богословскую, но «экзистенциальную» – уже для самого св. Григория. Это вопрос о смысле телесности человеческого бытия. Его обсуждению св. Максим посвящает оставшуюся часть настоящей главы Трудностей.

{134а} ή этот союз мы здесь переводим иначе, чем в той же цитате выше (у схол. {2}), так как в начинающемся с него предложении св. Максим видит уже определенно не вопрос, хотя бы и риторический (как можно было понять эту фразу там), а только ответ (на вопрос, содержащийся в предыдущем предложении св. Григория). Соответственно, нет и знака вопроса. Наличие его в другом случае, впрочем, может значить только то, что как вопрос эту фразу там понял переписчик; св. Максим, возможно, и там понимал ее, как здесь (так как знак не авторский1137).

{135} Ср. выше схолл. {62}-{63} и текст. Случай врахилогии1138: синтагмы «за счет благости» и «со стороны Бога» используются каждая сразу в двух конструкциях.

{136} Или: «нижестоящее».

{137} «Образ» и «подобие» Бога в человеке св. Максим относит исключительно к душе1139, что придает обсуждаемому вопросу1140 дополнительную остроту.

{138} «Сделал словесным» – так мы переводим форму λογίσαι, встречающуюся в корпусе известных нам текстов св. Максима всего два раза: здесь и в предыдущей главе Трудностей, оба раза в качестве инфинитива. Глагол λογίζω в словарях не встречается; возможно, он изобретен св. Максимом.

{139} Иными словами, творя каждого человека, Бог нерасторжимо связывает его бессмертную душу со смертным телом1141; если душа посредством себя свяжет тело с Богом, то этим она и тело сделает бессмертным (т. е. нерасторжимо связанным» посредством Бога «с данным ей бессмертием»). Употребление в нашем переводе синтагмы «нерасторжимая связь» сразу в двух конструкциях: «нерасторжимой связью... бессмертия... с ним» и «[ее с ним]... нерасторжимой связью» соответствует аналогичной риторической фигуре1142 в подлиннике.

{140} Или: «было доказано».

{141} Или: «намного» (только такой смысл возможен, если следовать иному, чем в PG, чтению [ЕА. Р. 24]). Наш перевод подразумевает отсыл к диалектике единого и многого1143.

{142} Терминологическое разграничение понятий конечной цели (τέλος1144) и просто цели (σκοπός), – как того, куда (или во что) целят(ся), – предложено стоиками. Например, целью-τέλος᾿θΜ стрельбы может (хотя и не обязательно должно) быть попадание в ее цель-σκοπός (мишень). Цель в первом смысле формально отличается от цели во втором (даже когда совпадает с ней по содержанию) тем, что в ее понятие уже входит ее реализация1145. Так цель-τέλος человеческой жизни – не просто счастье (хотя именно такова ее цель-σκοπός), но достичь счастья, или быть счастливым1146.

{143} То есть был «готов для власти» не только над миром, но и над собой1147.

{144} Следуем иному, чем в PG, чтению (ЕА. Р. 24).

{145} Вероятно имеется в виду тело, в котором преломлялась, рассеиваясь на множестве чувственно-воспринимаемых вещей, присущая душе сила любви.

{146} Бог наказывает нас смертью, чтобы показать, как вместе с телом исчезают воспринимаемые посредством него вещи, доказывая этим, что сила любви была обращена нами на несуществующее1148.

{147} Ср. выше схол. {113} и текст.

{148} Антитеза, характерная для платонизма; см. выше схол. {За}.

{149} См. текст у схолл. {133}-{135}.

{149а} См. выше схол. {1336}.

{150} Текст PG можно было бы перевести как Шервуд: «при ее [­ «нашей жизни», или «человечества»] возникновении»1149; но мы следуем приведенному им же чтению трех греческих списков и перевода Эриугены (ЕА. Р. 24), которое говорит о том, что св. Максим, с позволения Шервуда, в этой (по крайней мере) главе Трудностей следует в своей трактовке момента возникновения «бедствия» двум свв. Григориям1150. Это не противоречит тому, что Прародители, по св. Максиму, пали "сразу, как возникли»1151; но означает лишь, что их облечение в «кожаные ризы» произошло, как и сказано в Писании (Быт 3:21), после их падения. Развивая мысль св. Максима, можно сказать, что только с падения человека и начинается его бытие собственно во времени, как последовательности уходящих в «прошлое» моментов. Между его возникновением и падением всё происходит «сразу», т. е. в настоящем.

{151} δι᾿ δ – в этом контексте не есть общий термин для разных типов причинности, а обозначение одного из них; возможно, имеется в виду действующая причина «бедствия», наряду с которой обозначены материальная, формальная и целевая1152.

{152} Начинается истолкование слова μυστήριον («тайна») из «трудной» фразы св. Григория, в ходе которого св. Максим раскрывает основное значение этого слова: «таинство» (мистерия). См. предвосхищение этой темы выше, у схол. {105а}.

{152а} Позже, в Thai 60.32–37 (ed. Laga/Steel), св. Максим назовет это «великое и сокровенное Таинство» причиной всего вообще творения (не только человечества):.

Оно – блаженное, за счет которого (δι᾿ δ)1153 все состоялось, завершение. Оно – прежде начала существующих [вещей] имеющаяся в виду Божественная цель, о которой, определяя ее, говорим, что она – прежде [них] имеющееся в виду [их] завершение, ради которого всё, само же оно – не ради чего-либо.

Ср. выше схол. {27} и текст.

{153} Иметься в виду может и предвечное Слово Божие, и Св. Писание.

{153а} В подлиннике сразу два смысла: «рукою Божией... творится» и «рукою Божией... награжденный [Его] образом»; эта врахилогия1154 теряется в переводе, так как второй смысл требует запятой после слова «человек», а первый – ее отсутствия.

{154} Ср. 2Кор 4:2. В соответствии со структурой фразы в подлиннике, синтагма «для обнаружения истины» входит сразу в две конструкции: «нуждается... для обнаружения истины» и «жизнь... для обнаружения истины»1155.

{155} «Согласно» (κατά): как в том смысле, что христиане в нее верят, так и в том, что само их существование дает основание в нее верить.

{156} Следуем иному, чем в PG, чтению (ЕА. Р. 24).

{157} Ср. выше схол. {71} и текст.

{158} Кол 1:26. В цитате мы сохранили славянский перевод слова μυστήριον как «тайна», хотя для св. Максима, использующего контекст этого слова у апостола для прояснения его значения у св. Григория, речь идет, прежде всего, о таинстве1156.

{158а} Формула из вероопределения Халкидонского собора (в более привычном русском переводе: «неслиянно»), разграничившего православие и монофизитство. Это одно из очень немногих мест, в которых в Трудностях к Иоанну затрагивается христологическая проблематика.

{159} Рим 11:16.

{160} Букв.: «сгустившего до [образования единого] твердого [тела]».

{160а} Ср.: Еф 1:4–5, 11; Рим 8:29–30 и выше текст у схол. {110а}.

{161} Букв.: «тем способом (тропосом), каким [действует] душа»1157.

{162} То есть «исполнением» Тела Христова, как предвечной целью Бога. Ср. выше текст у схол. {152}.

{163} О «логосе» цели см. выше текст у схолл. {73}-{82}.

{164} πλήρωσις; в славянских цитатах словом «исполнение» переведено πλήρωμα.

{165} Ср. выше схол. {926}.

{165а} Речь идет об обожении; ср. выше схолл. {43}-{45} и текст.

{1656} Это утверждение, что человек, если бы не пал («сразу, как возник»1158), смог бы достичь обожения собственными силами, может показаться противоречащим тому, что, как сам св. Максим скажет позднее:

...обожение – не из тех [вещей], что по природе получаются соответственно можению, так как оно не из того, что зависит от нас; ведь у того, что превышает природу, никакого основания (логоса) в природе нет. Значит, обожение – это деятельность, не являющаяся признаком нашего можения (можения к ней у нас по природе нет), но только Божественного можения, так как оно – не воздаяние святым за праведные дела, но доказательство щедрости Сотворившего...1159

Однако в этом отрывке, как нам представляется, речь идет лишь об автономной реализации природных способностей, тогда как «использование», до падения ведущее к обожению, состояло бы в их всецелом «уступании» воле Божьей1160.

{165в} Человек «сразу, как возник»1161, оказался «на чужбине»; чтобы он не был там «вдали» от Бога, Бог следует туда за ним.

{166} Кульминация истолкования слова μυστήριον1162. С учетом других релевантных мест, Шервуд суммирует эту мысль св. Максима так:

Бог, предвидя отступничество Своей твари в момент творения, сотворил человека как сложное существо, состоящее из страдательного тела и разумной души, мужчину и женщину. С непослушанием при грехопадении разумные силы души человека, предназначенные для радования Богом, погрязли в чувственных удовольствиях и привнесли для человечества продолжение рода через плотское рождение. Но цель Бога – обожение человека – осуществилась более удивительным способом [­тропосом]. Сын Божий стал совершенным человеком, притом без растления целостности Его Матери, как при зачатии, так и при рождении. Таким образом, природа, неизменная в своей сущности [­ по логосу], была обновлена [­по тропосу]. И конечная цель, первая из причин, – «то, ради чего всё, но что само, не ради чего-либо», – рассматривается как тайна, сокровенная от век, ныне же явленная во Христе1163.

{167} Следуем иному, чем в PG, чтению (£4. Р. 25).

{168} Или: «органы»; ср. выше текст у схол. {120}.

{169} Или: «как будто [некоего] человека».

{170} Ср. выше схол. {120} и текст.

{171} То есть о «великом и превосходящем нас».

{171а} Образ выражений св. Максима здесь и в других местах этой главы не оставляет сомнения в том, что он спорит с какими-то конкретными своими современниками. Этим опровергается утверждение Брандеса (ничем, впрочем, не подкрепленное), что «в VII в. ориге-низм уже не играл никакой роли» (Brandes W. «Juristische» Krisenbe-waltigung... P. 201).

{172} Ср. Ин 6:40–54. Истинность этих слов Христа исключает возможность тех бесконечных «перепадов», которые с необходимостью следует из оригенистской теории предсуществования умов1164; эта теория, таким образом, опровергается «от противного».

{173} То есть уже не в «зраке раба».

{174} Ср. выше текст у схолл. {54}-{55}.

{175} То есть «более чистое явление последнего предмета стремления». Речь, конечно, о втором пришествия Христа1165.

{176} Речь, вероятно, о приведенных чуть выше слова Христа, из которых следует, что смерть была бы невозможна, если бы Его явление во славе уже произошло. Уже трижды доказывавшийся тезис1166, таким образом, получает («от противного») новое обоснование – фактом существования смерти.

{177} Ср. выше схол. {? текст.

1167, мыслимое в категориях времени, места и отношения1168.

{184} Речь не об аристотелевой категории «качества» (ποιόν, буквально «какое-то»), предицируемой сущности (например, человеческой природе), а о способе (тропосе), квалифицирующем ее бытие (например, до и после изгнания из Рая)1169.

{185} Следуем иному, чем в PG, чтению (ЕА. Р. 25).

{186} То есть отношение, связывающее душу с телом, не может быть перенесено на другое тело; как и связывающее тело с душой – на другую душу1170. Этим завершается доказательство того, что душа и тело всякого человека начинают свое существование вместе. Тем самым, с точки зрения св. Максима, ещё раз опровергается «от противного» 1171 оригенистское учение об Энаде, поскольку, как он считает, оно необходимо предполагает предсуществование душ телам1172. Однако, по учению оригенистов, осужденному отцами V Вселенского Собора1173, Энада состоит вовсе не из душ, а из совершенно бестелесных1174 – и потому совершенно не отличимых друг от друга – умов1175, тогда как в мире, образованном ее распадом, даже у ангелов (а тем более – у душ) есть отличающие их друг от друга «тонкие» тела1176. Осужденное учение содержит, правда, и пункт, подразумевающий что душа не возникает из бестелесного ума, не пройдя ангельских ступеней1177. Однако ступенчатость падения не вытекает с необходимостью из учения о предсуществовании1178. Современные св. Максиму оригенисты могли и не противореча этому учению согласиться, что и душа (а не только наивысший ангельский чин) возникает сразу в теле: во-первых-в «тонком» и нетленном, определяющем ее как душу 1179 во вторых-в плотяном и тленном1180, в которое она облекается, как некогда Прародители в «кожаные ризы»1181.

{186а} Или: «И если...».

{1866} Обращение во множественном числе здесь и ниже выражает уважение к адресату, архиепискому Кизикскому Иоанну1182. Такая форма вежливости не является в греческом нормативной; тем не менее, как отмечает Шервуд (ЕА. Р. 7), св. Максим в Трудностях к Иоанну при обращении к нему чаще прибегает к ней, и лишь в двух местах – к формам (глаголов и/или местоимений) единственного числа.

2**} %187} В самом начале этой главы (у схолл. {4}- {5}) св. Максим без риторической скромности предупреждает, однако, что это его «слово» – истинно.

Предметно-тематический указатель к схолиям Термины άποκατάοτασις: {80} τό αύτεξούσιον: {46} δύναμις: {8} ένάς: {2**}. {186} τό έφ᾿ ήμϊν: {45в} τάλογικά: {2а}, {69} μονή: {26},{2в},{15**}.{16} παγιότης: {11**} προαίρεσις: {43а} σκοπός: {82}, {142} τέλος: {22а}, {142} φορά: {19} φθορά: {38а*}

Понятия

Теоретические

бескачественное/бескачественность: {38}, {38а}, {44}

беспредельность: {1**}. {5}. {26}, {29а}, {86}, {129а}

благо: {13а}. {14*}, {146}, {14в}, {40а}, {45а}, {916}, {91г}, {926**}

благобытие: {37а}, {41}, {41а}, {101}

бытие

в Боге: {65а}, {69}, {74}, {75}, {92а}, {97}, {126}

во времени: {150}, {183}

власть: {12},{46}, {109}, {143}

возникновение/приход-в-бытие

не то же, что становление: {За}

предшествует движению: {45а}

совпадает с распадом Энады: {131}

воля к власти: {1**}

гипостазирование/гипостазированность: {67}, {69}, {97}

гипотезы Парменида: {916}, {91в}

движение

Бога (­Монады): {5}

включает любое изменение: {25}

из Бога: {41а}, {63}

к Богу: {37а}, {42а}, {81}

как причина

распада «Энады»: {4}

бытия-в-теле: {18}

как проявление бытия/сущности/природы: {18}, {21}, {38}, {44}

как способ бытия сотворенного: {19}, {45а}, {51}

как существование-в-возможности: {22}, {23}

предшествует покою: {45а}

«по намерению» (­самодвижение): {39}, {40а}, {51}, {75}

согласное с волей Бога: {96}

типы: {6}, {19}, {20}, {22а}, {22г}, {32}, {33}

энергичное: {226}, {22г}, {22д}, {28}

действие/энергия природы: {226}, {37а}, {38}, {38а}, {44}, {54}, {100}, {114},

{121}

завершение (­конечная цель): {21}, {22а}, {22д}, {33}, {34}, {37}, {41а*},

{52}, {92в}, {121}, {142}, {152а}

злобытие: {41}

исступление: {42а}, {50}, {52}

категории Аристотеля: {178}, {183}, {184}

логос

добродетели: {97}, {1056}, {106}

индивида: {74}, {97}, {110а}, {126}

испорченный: {96}, {107}, {119}

vs. тропос: {91д}, {926}, {105в}, {166}

мысли Бога: {67}, {92а}, {96}

необратимость: {15а}, {45*}, {52}, {60а}

не(-)существующее: {15*}, {18}, {38а}, {62}, {63}, {69}, {78а}, {926**}, {110},

{146}

одновременность

творения в Боге: {86}

прихода в бытие и падения: {45а}, {133а}, {150}, {1656}, {165в}

онтодинамика: {16}, {52}, {92}

оригенистский миф («­ учение об Энаде): {2а}, {4}, {18}, {316}, {45а}, {60а},

{127}, {177а}, {186}

переселение душ: {181}, {186}

«по ту сторону сущности »: {916}

покой/упокоение/прекращение: {37а}, {38}, {45а}, {52}, {75}, {114}, {115},

{121}

предведение/предопределение: {86}, {96}, {110а}, {111**}

предмет стремления: {5}, {7}, {8*}, {13}, {31а}, {78}, {175}

предсуществование: {2а}, {За*}, {4}, {17}, {45*}, {74}, {172}, {177а}, {186} причастие/причастность: {37а}, {72а}, {74}, {75}, {78а}, {1056}, {106}, {130}

причина

действующая: {22г}, {40}, {41а}, {151}

материальная: {15*}, {40}, {151}

формальная: {40}, {41а}, {45в}, {74}, {75}, {151}

целевая: {24а}, {40}, {40а}, {41а}, {45а}, {51}, {90}, {151}, {166}

самовластие/самовластность: {12}. {46}. {51}. {52}, {109}. {111а} {111а}

свобода

всякого разумного существа: {11}, {12}, {45*}, {46}

обоженного: {1106}, {111а}

смертность (ее смысл): {14}, {100}, {1336}, {146}

судьба: {1*}, {22д}, {41}

телесность человека: {1**}, {За*}, {За**}, {36}, {4}, {14,} {1336}, {134}, {139},

{145}, {166}, {186}

тонкое тело: {2а}, {За*}, {186}

целое: {426}, {45}

«частица Бога»: {4}, {74}, {75}, {77а}, {926*}, {1056}, {105в}, {106}, {107а},

{134}

эрос (­ любовное вожделение): {5}, {13}, {14}, {42}, {42а}, {50} {57}, {916}

Догматические

апокатастасис: {80}, {98}, {112а}

апофатическое богословие: {78а}, {91*}

будущий век: {456}, {54}, {56}, {98}, {100}, {114}, {124}

Второе Пришествие: {175}, {176}

наказание: {1**}, {За**}, {36}, {14}, {49}

обожение

в смертном теле: {54}, {100}

до Рождества Христова: {54} прим. 178

тела вместе с душой: {37а}

обоженные и необоженные христиане: {45*}

«образ» и «подобие»: {116}, {137}

«относительное усвоение»: {48}, {49}

(от)падение

бестелесных: {1**}, {4}, {11}, {116}, {14}, {186}

Денницы/Люцифера: {1**}, {57}

прародителей: {14**}, {45а}, {57}, {150}, {165в}, {166}

Промысл Божий: {За**}, {456}, {50}, {78а}, {110а}

райское блаженство: {45а}

тайна/таинство: {98}, {105а}, {152}, {152а}, {158}, {166}

творение из ничего: {15*}

Тело Христово: {78а}, {162}

Феномены

Исторические

арианство: {1**}, {48}, {94}

монофелитство: {49}, {53а}, {54}

моноэнергизм: {54}

оригенизм

в VII веке: {171а}

церковное осуждение его: {4}, {92в}, {186}

стоицизм: {11}, {38}, {45в}, {46}, {74}, {142}

Психические

насыщение/пресыщение/тошнота: {1**}, {116}, {122а}, {123}, {129}, {131а} превозношение: {1**}

страх/благоговение: {1**}, {14}, {123}

удовольствие: {121}, {123}

Особенности языка

врахилогия: {61}, {135}, {153а}, {154}

множественное вежливости: {1866}

Исследования Поликарпа Шервуда (OSB)

Ранние ambigua преподобного Максима исповедника и опровержения им оригенизма*

Глава I. Максим и оригенизм. Выводы из раздела А1183

Максим пишет исходя из знания оригенистической литературы, может быть даже и самого Оригена, но в своем анализе опасности оригенизма он обязан Юстиниану. Так, он говорит об Энаде разумных существ как о той, которая была изначально и будет восстановлена снова, и неоднократно. Должна быть какая-то причина начала мирового процесса, и таковой выступает пресыщение благом или же предполагаемая необходимость в опыте зла для того, чтобы можно было предпочесть благо. И эти моменты мы находим в полемике Максима с оригенизмом. Но второй документ Юстиниана1184 не дает усомниться: основание ошибки оригенистов коренится в том, что они настаивают на тождестве начального и конечного состояния вселенной. Для нас было бы естественно предположить, что Максим возьмет это положение за отправную точку своего опровержения. Но это не так. Основное направление опровержения, после краткого отрицания учения об опыте зла, – это онтологическое рассмотрение движения. Когда затем он рассматривает изначальное единство сущих в Логосе, в Котором они будут в конце опять соединены, он, очевидно, пытается удовлетворить принципу подобия начала и конца, т. е. правде, которая содержится в этой идее, но нигде не обращается непосредственно к этому принципу, чтобы его исправить1185.

Нет, оригинальность и сила опровержения Максима состоит в другом. Разделить между собой начало и конец в учении Оригена было бы относительно проще, и, осмелюсь сказать, менее эффективно, потому этот подход не затрагивает корней проблемы. Ибо оригенистический миф дает смысл и этому миру, и назначению человека. Он предлагает объяснение миру в его разнообразии – как он пришел в бытие из одного начала, и как он должен в него вернуться. Таким образом, необходимо было не только отвергнуть оригенизм, но и дать реальное онтологическое объяснение человеческой природе в отношении к цели и применительно к единству человечества. Короче говоря, взамен ошибки эллинов требовалось предложить мировоззрение. Максим делает это тремя способами, отвечая на три момента оригенистического мифа. Первый из них – это учение о свободной воле, которое затрагивается, но не развивается в Amb 71186. Второй – это учение о движении и покое. Третий – учение о Логосе. Таков порядок, в котором эти аргументы появляются в Amb 7. Однако если мы расположим их в порядке важности, первый окажется на последнем месте, т. е. получится такой порядок: движение, Логос, свободная воля. Движению последует покой – в этом содержится отрицание Энады; единство логосов всех вещей в Логосе – так сохраняется то, что было хорошего в идее оригенистов об изначальном и конечном единстве; свободная воля не обязана иметь опыт зла, но создана для утвержденности во благе, и в этом – единство святых.

В. Фундаментальное опровержение

Только что я сказал, что основной аргумент Максима в опровержении оригенизма основан на учении о движении. Теперь мы должны увидеть, как он связал учение о движении и Энаду разумных существ. Исследуем, как Максим раскрывает представление об Энаде для опровержения, и как он развивает само опровержение.

Первое описание ошибки тройственно. Имеется данное μονή и ΐδρυσις разумных существ, которому последует движение, когда разумные твари рассеяны в генезисе материального мира, что приготавливает их к видению Бога1187. Итак, у нас получается триада пребывание ( μονή) – движение (κίνησις) – становление ( γένεσις). Здесь же Максим замечает: Бог неподвижен, а тварное, напротив, подвижно и движется к Причине; но движимое не останавливается до тех пор, пока его способность желания-движения1188 не упокоивается в последнем Желаемом. Такой вывод повторяется у Максима неоднократно.

После краткого обсуждения пресыщения Максим обращается к главному обвинению (Amb 7, 1072А). Оригенистический миф предполагает, что движение разумных существ вызвало творение мира. Порядок таков: kinesis-genesis. Нет, говорит Максим, genesis (творение) предшествует движению, хотя хронологически они могут быть одновременны. Порядок должен быть такой: genesis-kinesis. Третий член изначальной триады (stasis) присутствует имплицитно в глагольной форме, которую использует Максим: «неупокояется, не приходит в покой»1189.

А вот в Amb 15 мы находим очевидное и основательное прояснение этого вопроса. Максим говорит, что Григорий учил о том, что видимые вещи хорошо и надежно утверждены и пребывают недвижно движущимися и носящимися (...άκινήτως... τε καί φερομένοις (Amb 15, заголовок – 1216А)). Разрешив эту трудность, Максим делает весьма смелое, как он сам говорит, отступление по поводу того, идет ли применительно к миру (космосу) речь о том, что «носится» сущность активная, или о том, что – претерпевающая (Amb 15, 1217 В10). Тут Максим опять разрабатывает онтологическую последовательность. Бог – это принцип начала и целевая причина движения в покое. Итак, последовательность должна быть такой: genesis-kinesis-stasis. Проиллюстрировав этот момент применительно к душе, Максим применяет выработанное учение к тому, чтобы исключить Энаду (Amb 15,1220 С10–1221А4).

Итак, эта триада представляет собой прямую противоположность той, посредством которой Максим описывает оригенизм. С одной стороны, мы имеем μονήκίνησιςγένεσις, а с другой стороны, γένεσιςκίνησιςστάσις. Как же он пришел к этому? Из сказанного выше видно, что описание оригенизма Максимом само по себе не было достаточным, чтобы вызвать появление противоположной триады. Только позднее в другом контексте он стал использовать это удачное выражение, скорее, в рамках своей онтологии, нежели в полемике с оригенизмом.

Пара движение и покой, как мы вскоре увидим, – это общее место эллинистической философии. Но сначала надо проверить, не перенял ли Максим ее от Дионисия. Однако для Дионисия stasis – это божественное утверждение вещей в их собственной сущности (DN4.7, 704С), а совсем не конец движения. Максим знает об этом значении, и я нашел только один случай его употребления (Atb 17, 228В14 ff, однако ср.: Atb 67,401А12). Не нашел я и основания для диады Максима в Первоосновах теологии Прокла. Мы еще обратимся к этому ниже.

Платон в Софисте разрабатывает учение о пяти родах или идеях: бытие, движение, покой, тождество, различие. Плотин воспринял это в качестве полного перечня универсальных родов1190. Скорее всего именно у Плотина мы обнаружим нечто интересное, относящееся к учению Максима.

Теперь следует отметить, что Плотин выказал определенное нежелание образовывать пару движение-покой без оговорок. Дело в том, что физическое, или вообще земное движение, имеет своей противоположностью остановку (ήρεμία), которая указывает скорее на отсутствие определенного движения; покой (στάσις) скорее относится к высшему миру. И в действительности, покой не обязательно подавляет движение, они могут сосуществовать (Епп 6.3.27). Итак, бытие, движение и покой как категории мысли некоторым образом проникают друг в друга. Но даже и здесь мысль, которая есть движение (νόησιςκίνησις)1191, не начинается и не заканчивается в себе1192, но обретает это в stasis'e (Епп 6.2.8). Надмирный характер stasis' е особенно очевиден в трактате о вечности и времени, в котором stasis в том, что касается сущности, связан с вечностью (Епп 3.7.2). Этот покой, который есть также и конец, хорошо иллюстрируется фигурой вращения в танце (Епп 6.9.8) и в описании восхищения (Епп 6.9.11), хотя это достижение описывается не как постоянное обладание, но как преходящее восприятие: «Но если некто узрит самого себя ставшим 'этим', то он обретает самого себя как подобие 'того́, и если от самого себя перейдет он как образ к первообразу, то может достичь конца пути».

В Amb 15 stasis – Максим для его иллюстрации рассматривает душу – это бесконечность вокруг Бога, где движение прекращается, давая место единению превыше ума и разума (1220 В-С).

Итак, stasis, очевидным образом принадлежит к высшему миру. Однако есть и другой текст, в котором Максим имеет дело со временем и вечностью и различает переменчивое движение, составляющее пару с конечным покоем, по сравнению с бесконечным приснодвиж-ным покоем. Первое связывается с конечностью мира, места и времени, а второе – с вечностью (Thai 65, 757С8–760А). Таким образом, очевидно, насколько важно положить предел и покой в отношении действия в бесконечности окрест Бога1193.

Однако если мы обратимся к Amb 7, то мы найдем там использование этой мысли, хотя слово stasis там не встречается. Говоря о подчинении всего Христу в отрывке, явным образом антиоригенистическом, Максим предупреждает, что это не следует понимать как упразднение свободной воли, но как ее утверждение. Откуда мы имеем бытие, туда мы можем хотеть иметь и движение и как образ возвращаться к первообразу, так что Божественное действие – «все во всем» (Amb 7,1076В10-С13). Эта фигуральная речь об образе и первообразе – общее не только у Максима с Плотином, но ее можно найти также в отрывке из Григория, дважды приводимом Максимом (Amb 7, 1077В5–9, 1089С8–11), которому он, без сомнения, обязан этим выражением. То, что свободная воля не подавляется, имеет параллель у Плотина, который говорит о том, что движение не подавляется sta-sis'ом 1194 . И далее, если для Максима Божественное действие так проникает в человеческое, что имеет место одно действие (1076C), то Плотин может сказать, что «жизнь там это действие (ένέργεια) Ума» (Епп 6.9.9).

Представляя эти сходства, я не настаиваю на прямом влиянии Плотина на Максима, и тем более, на буквальной зависимости; скорее, я хотел показать, что именно использование Плотином stasis'а как указывающего на конечную цель всякого движения и желания позволило Максиму переформулировать оригенистическую триаду. В самом деле, характер аргументации Максима далек от характера аргументации Плотина; Плотин все еще строго придерживался циклических концепций в эпоху эллинизма, а также учения о падении душ из бестелесного состояния, к которому души хотели бы вернуться1195. Но именно эту концепцию цикличности Максим намеревался разрушить.

Главный аргумент

Вопрос о движении и покое, только что нами рассмотренный, был вызван разработкой терминологии, имеющее место в Aтb 15; это позволило нам почувствовать атмосферу, в которой работал Максим. Но теперь пора вернуться к аргументам 7 (1072А). Мы увидим, что здесь вдохновение берет начало скорее от Аристотеля, но благодаря переносу акцентов Максим остается в среде неоплатонизма, которой мы только что уделили внимание. Вся система Максима, как мы увидим, внутренне согласована и последовательна.

Максим начинает так: «И опять же, сотворенных Богом мысленных и чувственных [сущностей] возникновение [или становление, γένεσις] мыслится прежде движения; ибо не может быть движения прежде возникновения» (Aтb 7, 1072А11–14). Оригенисты говорят о триаде пребывание-движение-становление, Максим же предлагает становление-движение. Он не пытается здесь проиллюстрировать, что же это за становление1196, он принимает это как данность, собираясь развить идею движения и соответствующего ему конца.

Вот почему он приходит к таким определениям: «Это движение называют также природной силой (δύναμιν φυσικήν), стремящейся к свойственной ей цели [или концу] или страстью, то есть движением, бывающим от одного к другому и имеющим конец бесстрастный, или же деятельной энергией, имеющей конец самосовершенный1197. Ничто же из приведенного в бытие не есть цель [или конец] самого себя, поскольку не является и самопричиной, не будучи нерожденным, безначальным и недвижным, каково не имеющее ничего, к чему каким бы то ни было образом ему двигаться; ибо [таковое] выходит за пределы природы существующего, как сущее не ради кого или чего-либо, поскольку истинно определено об этом, хоть бы и чуждым был сказавший: «Конец есть то, чего ради все, само же оно ничего ради» 1198 "1199 (АтЫ, 1072В9-С5).

Непосредственно перед приведенным отрывком Максим говорит, что движение обычно одни делят на три вида – прямолинейное, круговое и спиралевидное, а другие на два вида – простое и сложное, т. е. на линейное и круговое. Его определение соответствует этим разделениям, особенно второму. Простое движение он объясняет, говоря о конце, а сложные движения он объясняет (я воздерживаюсь от истолкования этого факта), расставляя их в обратном порядке – самосовершенное прежде, чем бесстрастное.

Опровержение Максима начинается с идеи движения как изначально направленного к цели. Но движение мыслимо только как движение чего-то, что уже пришло в бытие (возникло) в своей единой неизменяемой сущности. То есть мы имеем триаду становление-движение-конец (или цель). Откуда же Максим взял ее? Звучит она как-то по-аристотелевски; кажется, искать надо в этом направлении. Имеется определение движения как природной силы, а затем определение цели. Я рассмотрю их друг за другом.

Природная сила, говорит Максим, должна рассматриваться либо просто, как движение к концу, либо сложно, как движение к подобающим целям – как πάθοςκίνησις, или как ένέργειαδραστική. Но почему же он определил άπαθές и αύτοτελές как соответствующие цели (сверхцели) для этих движений? Любопытно, что Аристотель, говоря о способах обретения знания, – в отрывке, послужившем позднее основанием для учения о species expressa (De Anima 3.4, 429al3–18), говорит, что мыслящая часть души, т.е. ум, должна быть άπαθές. А Симпликий в своем комментарии на De Anima (2.5, 417b28, CAG XI, 125), со ссылкой на приведенный выше отрывок из De Anima 3.4, приводит ένέργεια в связи со словом αύτοτελές. Максим же обычно предпочитает иллюстрировать движение движением души (ср.: Atb 15, 1220А6); можно предположить, что он здесь имеет в виду движение ума. Однако такое движение, как мы только что видели, Аристотель и его комментатор связывали с άπαθές и αύτοτελές. Далее, это ноэтическое движение, или ένέργεια, таково, что оно синонимично с целью (концом) (ср.: Александр Афродисийский. In Met. 9.3,1047а30, CAG 1573). Таким образом, Максим мог легко перейти от или, скорее, через эту ближайшую и собственную цель к последней цели, сверхцели, исключительно о которой он и говорит явно. Я скорее предлагаю решение, чем настаиваю на этом объяснении.

Различие активный-пассивный, разумеется, широко распространено; однако прилагательное δραστική может указывать на опосредование стоицизмом. Немесий (De nat. horn. 5; PG 40 625 В 11 ff) говорит, что именно стоики разделяли элементы на δραοτική и παθητική. Хотя, конечно, нельзя ничего наверняка сказать, поскольку связи между Максимом и философами остаются неопределенными и неизвестными.

Очевидно, что определение цели (конца), приведенное выше, – это цитата. Сначала я попытался найти ее у перипатетиков, и хотя поиски оказались тщетными, они показали, насколько аристотелевским является это определение.

В Met В.4 (999b8ff), предлагая для обсуждения трудность, Аристотель пишет: «Там, где есть возникновение и движение, должен быть и предел; в самом деле, ни одно движение не беспредельно, а каждое имеет завершение [конец]»1200. А в Phys 5.2 (224b1): «...ибо всякое движение [идет] из чего-нибудь и во что-нибудь»1201. Позднее он объясняет это как движение из чего-то в противоположное (229b29). В трактате О движении животных 5, 700b5 Аристотель замечает: «Все живые существа и движутся, и движимы ради чего-то, так, что то, ради чего, для них является пределом всякого движения». В Met. А.2 (994b9f) он говорит: «То, ради чего – это цель, но такая цель, которая не ради какой-то другой; но другие вещи – для нее»1202.

Не приходится сомневаться, что все идеи Максима в процитированном выше отрывке, кроме отождествления конца с Трансцендентным, обнаруживаются у Аристотеля; но хотя идеи – оттуда, словесное выражение слишком отличается, чтобы сказать наверняка, что Максим здесь приводит буквальную или приблизительную цитату из какого-то автора. Ближайшее, что я нашел, – это цитата из Александра Афродисийского (конец III в.), с которой можно заметить большое сходство по языку (In Met. В2; CAG I18137ff). При этом Александр, комментируя отрывок из Аристотеля, приведенный выше (Met. В4), разворачивает ту же самую триаду становление-движение-предел (или завершение).

Итак, среда, откуда пришло это определение, не вызывает сомнения; тем более любопытно узнать, что тот «чуждый», которого цитирует Максим, – это не кто иной, как Евагрий1203.

Пришло время посмотреть, как Максим характеризует завершение (конец). Мы видели в вышеприведенном отрывке, что конец – это бесстрастное (τό άπαθές) и самосовершенное (τό αύτοτελές). Это двойная характеристика соответствует двум аспектам сложного движения, рассматриваемого либо как претерпевание (страсть), либо как активное действие. Это двойная характеристика кажется полной. Но поскольку и то, и другое – характеристики простого конца, они образуют вместе с этим концом триаду, которая никоим образом не может быть приписана твари. Так, ни одна тварь не является целью для себя самой (έαυτου τέλος), ни самосовершенной, ни бесстрастной (1072С5, 8). Все эти три характеристики приписываются Богу: Μόνου γάρθεοΰ τό τέλος εΐναι και τό τέλειον καί τό άπαθές1204 (1073В4) как неподвижному, и совершенному, и бесстрастному. Таким образом, цель присутствует здесь в своей потусторонности и безотносительности. Однако для того, чтобы тварь стала совершенной, она должна прийти к цели. Максим утверждает в Amb 15 (Бальтазар сделал из этого лозунг для своей «Космической литургии»): «...то, что не имеет конца своим природным действованиям, не является и совершенным; а конец природных действований (τών κατά φύσιν ένεργειών) – это прекращение (στάσις) движения сотворенных к Виновнику своего бытия»1205 (Amb 15–1220 А).

Но в Amb 7 такой отчетливости формулировки еще нет. Она, может быть, была и невозможна, поскольку Максим должен был здесь уравновесить два аспекта конца – конца самого по себе и конца как цели движения всего тварного. Итак, оставаясь в рамках тройственной структуры, Максим продолжает (в Amb 7): «...приводимому в бытие, напротив, [принадлежит] быть подвигнутым к безначальному завершению, и неколичественным совершенным завершением упокоить действие, и претерпеть [бескачественность], но не быть или стать по сущности бескачественным (ведь ясно, что все приводимое в бытие, то есть тварное, не безотносительно»1206 (Amb 7, 1073В7–11).

Этот отрывок пробуждает много ассоциаций, требующих внимания. Слово ϋσχετος, которое я перевел как «безотносительный», – это важное слово и понятие в неоплатонической системе1207. Неоплатонизм применяет его к причинности, связывающей все различные уровни бытия; Дионисий и Максим используют его, но только для обозначения различия между Творцом и тварью. Другая ассоциация еще более очевидна. Дионисий сказал своему предполагаемому учителю Иерофею: «...не только постигая, но и претерпевая Божественное» (DN 2.9, 648B2f). И Максим говорит, что святой претерпевает, бескачественное, т. е. Бога, не становясь Им. Ясно, что утверждение Максима одновременно сильнее и осторожнее, чем у Дионисия.

Итак, мы увидели суть опровержения Максимом ошибки оригенизма. Вместо ложного помещения движения после изначальной утвержденности во благе – движения, которое ведет к возникновению телесного мира, Максим выдвинул учение об истинной триаде – триаде, которая объемлет вещи в их природе, какими их можно наблюдать, и из этой природы он выводит движение к цели. Как мы видели, эта структура вдохновлена Аристотелем. Однако то, как он понимает конец, имеет свое происхождение скорее из неоплатонизма, если не от Плотина. Однако нет оснований предполагать здесь просто эклектическую компиляцию. Влияние христианского учения и мышления настолько возвысило способ постижения конца, что вся структура основательно модифицировалась.

После того, как мы это сказали, может показаться, что добавить к этой аргументации нечего. Это одновременно и правильно, и неправильно. Внимательный читатель заметит, что с самого начала своей аргументации Максим совершенно правильно и естественно предполагает, хотя и без всяких объяснений, что genesis идет первым. Полное оправдание этого он дает позднее в учении о Логосе, когда пускается в объяснения того, что мы – частицы Божества. Мы еще займемся этим учением в соответствующем месте. И снова читатель заметит, что Максим, сказав, что тварь «претерпевает бескачественное», сразу начинает объяснение этого претерпевания, которое описывается как экстаз и является, на самом деле, описанием способа достижения конца. Трудно избежать рассмотрения такого описания. И снова читатель может заинтересоваться, не рассмотрел ли Максим где-либо связи между триадой, которая здесь привлекла его внимание, и другой, родственной ей, – триадой сущность-сила-действие.

Итак, прежде чем мы перейдем к учению о Логосе, мы должны обсудить еще два вопроса. Потом мы займемся темой пресыщения. До сих пор я проходил мимо «пресыщения» у Максима, хотя в тексте Максима оно идет первым, поскольку в истинной онтологической структуре то, что реально противоположно пресыщению, относится к учению о движении; между тем, в ошибочной эллинистической триаде оно имеет принципиальное значение, ибо без него Энада никогда бы не распалась, и соответственно, не появился бы телесный мир.

Глава II. Триада: сущность-сила-действие

Как мы видели, триада genesis-kinesis-stasis образует остов Максимова опровержения оригенистического мифа. Без особого успеха мы пытались обнаружить ее предшественников у неоплатоников. Тем не менее, вывод вполне ясен: у Плотина stasis, соответствующий kine-sis'y, обычно имеет надмирное значение. Однако из этого, как и из наличия других предшественников триады Максима, еще не объясняется сила его аргументов. Эта сила коренится в другой триаде, лежащей в основе первой. Эта вторая триада сущность-сила-действие (ούσίαδύναμιςένέργεια), транспозиция которой в онтологическом плане – транспозиция, необходимость в которой вызвана содержанием оригенистического мифа, – выливается в вышеприведенную триаду становление-движение-покой. Эсхатологический план проявляется в отношении stasis'а но здесь мы должны говорить об эсхатологическом как схватывающем также и другой эсхатон – начало существования, приход в бытие, становление, т. е. genesis.

Несомненно, этот genesis определяется в первую очередь общностью (ούσία). Так будет, вроде, правильно предположить; однако это не обязательно так. Разворачивая свою аргументацию, Максим определяет движение, вытекающее из genesis' а, как природную силу (Amb 7, 1072В), и таким образом, как присущее природе и исходящее из природы, или сущности. Позднее он напишет: «...сила из сущности и в сущности» (ТР 1, ЗЗВ11).

Но не будем спешить. Сначала поищем предшественников Максима, учивших об этой другой триаде. Я специально говорю: «триаде», поскольку по отдельности каждый из ее членов или любая пара членов из нее весьма часто встречается в греческой спекулятивной мысли с самого ее зарождения.

Предшественники триады

Как таковая, триада впервые обнаруживается в О мистериях Ямвлиха, в его ответе на девятый вопрос Порфирия: «Чем демон отличается от героя или от души по сущности, по силе и по действию?»1208 Ответ никак не раскрывает смысл триады. В этом своем первом появлении триада выглядит как общее место. Так и в Первоосновах теологии Прокла мы читаем: «Всякий ум имеет свою сущность, свою силу и свое действие в вечности»1209. Здесь тоже триада скорее берется как само собой разумеющееся, однако ее последующее рассмотрение проясняет реальную и логическую связь между ее членами. Неудивительно, что та же триада обнаруживается и в Ареопагитиках. Первый текст СП 11.2, 284D говорит только то, что у всех божественных умов эти три момента, сущность, сила и действие – различны. Второй, в DN4A, 693В, скорее приравнивает их, ипостасирует, нежели располагает в порядке моментов целого. Третий текст, в DN 4.23, 724C9, появляется в контексте рассмотрения вопроса о зле, который, как известно связан с трактатом «Об ипостасях зла» Прокла1210. В тексте Прокла, с которым перекликается Дионисий, речь идет о зле демонов (De mal. subst. 40–44), а затем героев и душ, – порядок тот же, что и в вопросе Порфирия, приведенном выше. Понятно, что Дионисий не случайно опускает героев. Однако, хотя Прокл предполагает учение о природном действии (см.: De mal. subst. 46; p. 216 [ed. Cousin]), он не упоминает триады, которая сейчас нас занимает.

На самом деле мы имеем здесь дело с общеизвестным учением, подходящим для выражения посредством триады сущность-сила-действие. Кажется, что только впоследствии стало необходимо объяснить это учение. Такое объяснение мы находим в опубликованной схолии к Дионисию1211. Здесь, в каждом случае появления триады имеется явное толкование ее или объяснение1212. В первом случае дается иллюстрация: сущность – это природа огня, сила – это его способность освещать, действие – это результат действия огня (άποτέλεσμα), освещающего и жгущего. В комментарии на второй отрывок из Дионисия действия в небесах именуются гипостасированными сущностями (ένυπόστατοί εΐσι καΐ ούσίαι, 240С8). Но целиком триада рассматривается в третьем случае, где опять приводится пример огня, хотя на этот раз его свойством называется тепло. Заметим, что хотя Дионисий упоминает о навыке (δξις; DN 4.23, 725А12), Иоанн Скифопольский развивает Дионисия, объясняя силу и действие через отношения, возникающие между действием и навыком, и только последний он определяет, так что подразумевается тетрада сущность-сила-навык-действие. Любопытно, что в De Myst 5, 676D и 677С (единственный пример, насколько я знаю) Максим говорит об этой тетраде, хотя и совсем в другом контексте.

Вот что можно, я думаю, удержать из краткого обзора предшественников триады сущность-сила-действие. Исходное учение – аристотелевское – стало частью общего неоплатонического наследия; триада как таковая впервые обретается в О мистериях Ямвлиха в качестве общего места. Иоанн Скифопольский своим комментарием сделал акцент на этой триаде, имевшей проходное значение у Дионисия. Максим же, насколько я знаю, первым использует триаду широко. Нет ничего удивительного, что Максим развил эту триаду. В Послании к сицилийцам, где он защищает свое православие, и в одном из своих поздних трактатов1213 Максим говорит: «Учение об одном и том же действии, воле и природе Одного и Того же Господа Бога – учение не отцов, а еретиков» (ТР 9, 132В9–12). Истинный порядок членов триады в христологических ересях, разумеется, таков: природа-действие-воля. Но Максим приводит эти члены в порядке, использовавшемся у философов1214. Почему же? Не потому ли, что этот порядок – отражение нашей триады действие-сила-сущность? В самом деле, для Максима воля – принадлежность природы, природная сила, сохраняющая природу1215.

Тем более будет интересно посмотреть, как Максим понимал учение о природном действии и о триаде, в которой он суммировал его, в то время, когда еще либо вообще не знал, либо имел смутные сведения о современных ему ересях, в опровержении которых он использовал его как главное оружие.

Ранние случаи использования триад у Максима

Последовательное употребление триады ούσίαδύναμιςένέργεια можно найти в ThOec 1.3. Я дам свой перевод: «Всякая сущность, вводя вместе с собой свой предел и определение (δρος), по своей природе является началом силы-движения, созерцаемых в ней; всякое естественное движение к действию, созерцаемое после сущности, но прежде действия – середина, как естественно расположенное между двумя; а каждое действие, естественно ограниченное своим определением (λόγος), – конец [или цель] представленного прежде сущностного движения»1216.

Эта глава – лишь объяснение предыдущей, в которой отрицалось, что Бог – начало, середина и конец, поскольку Он бесконечно выше сущности, силы и действия.

Об этих главах фон Бальтазар сказал: «Тем самым вся онтология мирового бытия, разработанная Максимом Исповедником, выражена с большей концентрированностью»1217. Остальной его комментарий посвящен в первую очередь статическим элементам его онтологии (промежутку, διάστημα). Однако, хотя фон Бальтазар признает антиоригенистический характер главы, а также то, что именно статический аспект делает возможным движение, все равно он недооценивает акцент на движении, который, на самом деле, изначален. Очевидно, фон Бальтазар не отдавал себе отчет, что Максим изложил в куда более отшлифованном и концентрированном виде первые десять главок ThOec в пространных и более трудоемких Ambigua. Это можно было бы предположить, но сопоставление некоторых из этих главок (ThOec 1.2, 3, 10) с отрывками из Ambigua позволит превратить это предположение в утверждение1218.

Уверенность в параллелизме этих двух текстов, которая возникает из их сопоставления (можно привести и другие, но они менее существенны для данной темы), основана не на буквальном повторении1219, но на сходстве мысли и словаря, оттачиваемого в ходе обсуждения вопроса, и интегрированного в композицию Ambigua.

Но возвратимся к нашей триаде. Фон Бальтазар, отмечая отсутствие типичного для Григория Нисского термина διάστημα, говорит: «Для этого движения бытия Максим вводит сверх того, что было у Григория, только старые аристотелевские категории»1220. Для комментария к Максиму такой акцент на Григории кажется преувеличенным. Нет сомнений, что Максим использует концепцию предела и промежутка (διάστημα) Григория как характеристику твари, но он это делает в первую очередь для того, чтобы дать рациональное объяснение движения и задать его рамки. Это учение о движении в большой степени аристотелевское; именно оно позволяет исключить ложный оригенистическо-евагрианский тезис. Поэтому не случайно, что διάστημα не появляется в сжатой главке ThOec 1.3, которую комментирует Бальтазар, но появляется в Amb 15. Акцент Максима – всегда на движении, и не только в его опровержении оригенизма, но и во всей структуре его философско-богословского наследия.

Параллельные триады

Триады γένεσιςκίνησιςστάσις и ούσίαδύναμιςένέργεια соответствуют друг другу, соотносясь с третьей триадой – άρχήμεσότηςτέλος. Эти термины соответствуют друг другу, хотя, конечно, они не тождественны. Я уже отмечал, что первая триада содержит двойную эсхатологическую коннотацию. Скажем об особенности третьей. Максим дважды (ThOec 1.2,4) отвергает приложимость этой триады к Богу, но затем все же она прилагается к Нему (ThOec 1.10). Здесь нет противоречия, но имеется различие в порядке каузальности, согласно которому эти три термина приписываются тварям и Творцу. Для тварей речь идет, скорее, о формальной и материальной причине, а применительно к Богу – о высшей действующей причине и последней цели.

В этих главах различие достаточно очевидно. На деле, однако, в Ambigua обычно для третьего термина имеет место переход от употребления его в контексте общности к употреблению в контексте эсхатологии. По крайней мере, в одном месте контекст сущности достаточно ясен: «...природная сила каждого отдельного сущего есть не что иное, как неуклонное движение природы к действию» (Amb 20, 1237В8–10). Здесь действие занимает явно третье место. То, что это действие также есть цель, – не очевидно, ибо Максим здесь определяет природную силу (или способность), а завершает, таким образом, действием. Но мы уже знакомы с определением Максимом движения в понятиях природной силы. Вот оно: «Это движение [, которое следует за творением,] называют также природной силой, стремящейся к свойственной ей цели [или концу] или страстью... или же деятельной энергией» (Amb 7, 1072В9). Полный текст1221 ввиду нашей нынешней задачи есть одновременно и нечто обескураживающее нас, и весьма для нас подходящее. Обескураживающее – поскольку движение завершается в своем конце (страсти или действии) с указанием на сверхцель (если использовать этот термин безотносительно к современной философии); подходящее – поскольку именно указанием на сверхцель, Самого Бога, подготавливается переход от одной цели к другой, от действия к stasis'y.

Итак, мы можем установить пятичленную последовательность: 1) Бог как начало, Творец (δημιουργός, γενεσιουργός); 2) сущность сама является началом своего движения; 3) эти движения – действования естественных сил (способностей), направленных к их целям; 4) цель, с одной стороны, – это само действие, а с другой – результат действия; 5) направленность к цели мотивированна Богом, конечной целью (τέλος, περιγραφή). Бог также вмешивается в движение, или надзирает за ним; Он делает это как промыслитель (ThOec 1.10; Atb 10, 1133С). У Максима словоупотребление в этой последовательности, особенно δύναμις и ένέργεια (­ 3 и 4) далеко не жесткое, что видно из его утверждения: «...ибо stasis – это не природное действие genesis'a, но конец природной силы или действия, или чего еще, как бы это ни назвать» (Atb 15, 1217D11–13). Самый слабый элемент рассматриваемой последовательности – четвертый, вследствии его неустойчивости из-за воздействия пятого. Кажется, он действительно исчезает в Atb 7, где конечный покой описывается как обусловленный единым действием Бога и святых, по сути же – одного только Бога (Atb 7, 1076D).

Действие – сущностное проявление природы

Следовательно, не будет неуместным сделать обзор отрывков из Ambigua, где действие явным образом есть существенное проявление сущности. Разбор антиарианского отрывка из Григория предоставил Максиму возможность различить два типа действий. Первый тип производит нечто из того же рода и сущности, нечто совершенно то же, что и производящий действие (Atb 26,1268A 1f)· Это может быть понято, вероятно, как природное рождение или как имманентное действие мысли1222. Максим прилагает его к рождению Отцом Сына. Второй тип действия производит из подлежащего материала нечто иное, чем его собственная сущность (Atb 26, 1268А13-В2).

Комментируя другой антиарианский отрывок Григория, Максим говорит: «Ибо если о силах души, которые, возможно, назовет кто-нибудь исполнением ее сущности, мы говорим, что они действуют в той сущности, коей они причаствуют, но [мы] не [говорим], что они могут двигаться, производя [какое-либо] законченное действие (ένέργειαν άποτελεσματικήν) без согласия хотящего... ибо дело (βργον) вовсе не следует за силой [или способностью], если у нее нет толчка (ροπή) [со стороны] того, чья [это] способность, привносящего в нее конкретную, действительную цель (έν πράγματι τέλος), тогда как сама по себе она безыпостасна1223"1224 (Atb 24, 1261С2–8, C12-D1). Этот отрывок по преимуществу относится к способностям ума, а следующий – скорее к жизненным способностям. Он взят из места, посвященного отрицанию предсуществования тел: «Но если [тело] совершенно лишено души и ее жизненных сил, ясно, что оно мертво» (Atb 42, 1336С12–14). Силы и действия души считаются существенной частью сущности.

Относительно внутренних сил, мысли и воли мы находим дальнейшее определение в Ер 6. Кто из здравомыслящих, пишет Максим, не знает, что «вечное движение души окрест прекрасного и благого – не что иное, как природное действие, совершаемое к, и благодаря той причине, которой она обязана своим существованием» (Ер 6, 432В7–10)1225? В следующем письме (Ер 7, 436В) утверждается метафизическая невозможность для сущности души быть когда-либо лишенной ее собственных сил (т. е. ума и разума). Душа, таким образом, всегда проявляет свои силы.

Следовательно, совершенно ясно, что ни обретение конца (цели), ни stasis не могут означать, что все действия прекращаются. Здесь уместно вспомнить то различие в stasis'e, которое ввел Максим. Stasis этого мира, с его пространством и временем, всегда ограничен, поскольку этот мир конечен. Но этот ограниченный stasis заканчивается с приходом бесконечного stasis'a? в котором прекращается всякое (противоположное) движение (Thai 65, 757С10–760А). Это подразумевает бытие в Боге, приснодвижный покой (stasis), неизменное тождественное движение, непосредственное и постоянное пребывание в первой причине.

Триада в христологинеском споре

Ход христологической полемики сделал необходимым для Максима раскрыть еще один аспект этого учения. Первое определенно антимоноэнергистское сочинение Максима – ответ Пирру, тогда еще не патриарху, написавшему достаточно пространное послание, чтобы получить согласие Максима с Псифосом 633 г.1226 Под видом повторения учения Пирра, Максим аккуратно выясняет основание для разговора на эту тему. Он пишет: «То, что составлено из различного без смешения, посредством естественной связи единения, сохраняет составляющие природы неизменными и предохраняет без ущерба их [различные] силы ради совершения одного деяния» (Ер 19,593В1–5). Принцип триад здесь едва выражен, но тогда целью Максима, как он позднее заметил, было смягчить Пирра, а не развязать спор. Именно с этой целью в заключении он просит Пирра объяснить значение ένέργεια и различие ένέργεια и ένέργημα. Он замечает, что нужно уделять внимание смыслу слов, а не звучанию. Это не так много, но это важно. Этим указывается основной источник трудности – двусмысленность в использовании слова ένέργεια.

Через год после этой переписки с Пирром Максиму представился случай изложить свою точку зрения подробней. Некий Фома попросил разъяснить ему различные сложные места; все вопросы, кроме первого, так или иначе касались христологии1227. В первой из этих христологических трудностей Максим, утверждая природное действие человеческой природы Христа, пишет: «Логос природного действия [, который] есть определение сущности, все характеризует природно, чему он присущ по сущности» (Amb 2, 1037С11)1228. О том же самом Максим тут же говорит в общем виде: «Ибо то общее и родовое, что сказывается о вещи, – это определение сущности, совершенный недостаток чего приводит к тлению этой природы, поскольку ни одно сущее, лишенное присущих ему по природе [свойств], не остается тем, чем оно было» (Amb 2,1037C12-D3)1229. Мы уже видели, что природная сила (или действие) не только зависит от сущности, но и имманентна ей; здесь же говорится о том, что она есть проявление этой сущности. Еще более этот момент подчеркивается в Amb 5. Здесь Максим говорит: «Единственное и истинное доказательство сущности – это ее природная составляющая сила (ή κατά φύσιν αύτης συστατική δύναμις), которую если кто назовет природным действием, не погрешит против истины, и которая по преимуществу и в первую очередь характеризует ее [т. е. сущность], будучи движением, составляющим видовой признак (είδοποιός κίνησις), более общий, нежели любое ее качественное собирательное свойство (Ιδιότης), и без которой обходится только несуществующее (μή 6ν), «так как только вовсе никак не существующее, согласно сему великому учителю [Дионисию], ни движения, ни самого бытия не имеет»" 1230 (Amb 5, 1048А7-В1)1231.

Сдвиг акцентов, связанный с вниманием к учению моноэнергистов, очевиден. При опровержении оригенизма было необходимо дать подтверждение того, что сущность и действие, а скорее, приход в бытие и покой, не могут непосредственно следовать друг за другом. Необходимым средним членом здесь является движение, природная сила; однако, опровергая моноэнергистов, было необходимо показать, что действие должно исходить из, и проявлять свою собственную сущность. Учение, лежащее в основе обоих аргументов, – одно.

Последующий ход полемики лишь послужил тому, чтобы Максим еще яснее развернул свою аргументацию. Так, мы читаем в самом обширном антимонофелитском трактате, дошедшем до нас: «Всякое из каких-либо сущих имеет конституирующее его отличие (συστατική διαφορά) – присущее ему движение; оно, взятое вместе с родом, образует определение подлежащего, посредством которого истинно познается и что оно есть, и что оно такое. И единородность, и различие неизменно сохраняются в отношении к тому же или другому видам. А поскольку это так, то как возможно, чтобы вочеловечившееся Слово, имея недостаток в природных силах плоти, называлось совершенным человеком, да и вообще человеком?» (ТР 16, 200В8-С2).

Было бы ошибкой из логического привкуса аргументации (тень от древа Порфирия весьма густая, чтобы ее не заметить) делать вывод, что эта аргументация имеет в виду этот порядок. Максим смотрит на подлежащую онтологическую реальность. Так, несколько позднее он писал сицилийцам: «Итак, мы признаем одного истинно по природе Бога и человека никак иначе, как по присущим особенностям [или свойствам – Ιδίωματα], характеризующим Его и божественно, и человечески – я имею в виду Божественное и человеческое воление и действие, и человеческое воление и действие Одного и Того же, посредством которых и которыми Он запечатлевает то, кем Он был, и кем стал» (ТР 9, 121А2–8).

Эти два отрывка из антимонофелитской полемики – достаточное свидетельство неизменности учения Максима в этот и более ранний период. Но мы не должны удовлетворяться этими доказательствами. Из-за неточности словоупотребления в Aтb 7 – он говорил об одной энергии Бога и святых – Максим вынужден был объясниться. Суть этой защиты состоит в том, чтобы утвердить, что обожение – только в Божией власти. Но для разъяснения, что это значит, для разъяснения зависимости действия от силы, он раскрывает эксплицитно триаду, которая нас интересует. Наша природа не имеет силы обоживать. Ибо «к чему в нас нет силы [или способности], того мы и не делаем, поскольку деятельность (πράξις) – это природная сила [способность] в полноте осуществления. Итак, деятельность зависит от силы, а сила – от сущности. Ведь и деятельность возникает из силы, и сила – из сущности и в сущности. Итак, «есть, как говорят1232, три связанных между собой момента: сильное, сила и возможное, благодаря силе»1233. И говорят1234, что сущность – нечто сильное; сила же – это то, соответственно чему у нас есть возможность двигаться; возможное же [благодаря силе] – это то, что у нас получается по природе» (ТР 1, ЗЗВ7-С2)1235. Продолжение этого отрывка мы еще будем разбирать в главе, посвященной extasis'y. Здесь же я хотел только отметить, что весь этот отрывок подтверждает идею, высказанную выше, а именно, что stasis и действие совместны.

Вывод

Приведенных текстов достаточно, чтобы показать, что, без всякого сомнения, эти триады – наиболее существенные составляющие мысли Максима. Саму по себе триаду он нашел у Дионисия в качестве общего места. Иоанн Скифопольский уже рассмотрел эти случаи. В основе учения Максима, несомненно, лежат тексты Дионисия, однако, речь не идет об учении, характерном для Дионисия. В конечном счете, учение это аристотелево. Если придерживаться его строго, то оно исключает даже возможность человеку быть причастным сверхчеловеческому, что подразумевает не столько отрицание сверхчеловеческого, сколько его непостижимость человеком. Так мы лицом к лицу становимся перед проблемой сверхприродного: для Максима это скорее проблема обожения. Речь идет об экстазе. Теперь мы должны обратить внимание на него. То, что экстаз возможен без разрушения природной воли, станет ясно только тогда, когда мы подойдем к рассмотрению другого основания мысли Максима – учения о Логосе с его изначальным различением природных сущностей и способов существования: λόγος φύσεως, τρόπος ύπάρξεως.

Экскурс

В ходе исследования триады ονσίαδνναμιςένέργεια мы имели возможность увидеть, что второй и третий ее члены иногда различались, а иногда были практически равнозначны, и что третий член сам принимал, по крайней мере, два значения. Эта неопределенность значения в любом случае представляет собой препятствие, но в специфической ситуации VII в. она, несомненно, наносила ущерб правильному развитию учения. Поэтому полезно будет привести список этих различий в словоупотреблении.

Итак, мы находим, что второй член обозначается и посредством δύναμις, и посредством κίνησις. Первый более естественно понимается как способность, а второй – как действие. Тем не менее Максим может говорить о движении к действию (ТhОес 1.3; Amb 20,1237В10). Максим и сам различает два значения слова ένέργεια (Amb 26,1260) – имманентное, производящее нечто однородное и единосущное, и транзитивное, производящее нечто вне действующего. В этом последнем смысле слово ένέργεια может легко принимать значение не только производящего действия, но и результата действия. Правильным словом для этого будет не просто £ργον, которое не вполне подразумевает делание, т. е. работу или действие, необходимое для произведения своего результата, но ένέργημα или άποτέλεσμα (ТР 1, 36C13f; Ер 19, 596В4). Можно представить эти значения в следующем виде:

I. Δύναμις ­ способность

использование способности; κίνησις, ένέργεια

П. Δυνατόν ­ пользование способности; ένέργεια, πράξις

конечный продукт способности; ένέργεια, ένέργημα, άποτέλεσμα

Полезно отметить, что со времен, по крайней мере, Аристотеля сходный разброс значений характерен для ένέργεια. Из Index Aristite-licus Боница видно, что ένέργεια использовалась в различных контекстах синонимично или близко к κίνησις, χρησις, πράξις, έντελέχεια и другим словам, обозначающим форму или действие. Александр в In Met θ,3 (1047а30 ­ CAG I, 573) дает фундаментальное различение, лежащее в основе этого разбросанного конгломерата эквивалентов: νέργεια – это синоним результирующей цели действия, или же она тождественна процессу достижения этой цели. Это различие может дальше быть приложено к обоим значениям δυνατόν, основанным на природе подразумеваемого действия, а именно на имманентном или переходном действии.

Глава III. Ecstasis**

Предыдущие главы показали необходимость рассмотрения ecs-tasis'a. у Максима. Само по себе это требовало бы тщательного исследования сложной и противоречивой проблемы у авторов, с которыми мы имеем дело. Однако в настоящей работе, посвященной опровержению Максимом оригенизма, мы этого сделать не можем. Во-первых, сам по себе этот вопрос потребовал бы обширного труда, что привело бы к нарушению масштабов нашего исследования, а кроме того, потребовало бы тщательного изучения Филона и неоплатоников (от Плотина до Прокла). Тем не менее, оставить вопрос совершенно незатронутым значило бы сильно ослабить эффективность всякого исследования текстов Максима, касающихся этой вершины жизни человека. Поэтому мне пришлось пойти на компромисс. Я представляю ряд аннотированных текстов, в одном из которых прямо говорится об ecstasis'e, затем я исследую написанные в стиле Евагрия Сотницы о любви, а потом – длинные отрывки из Ambigua и Вопросоответов к Фалассию в поисках какого-либо недвусмысленного утверждения Максимом евагрианской точки зрения, известной тем, что она опускает, или даже исключает что-либо, называемое ecstasis'oм (стоянием вне вещей и себя самого). Далее с помощью одного или двух дополнительных отрывков я пытаюсь собрать воедино учение Максима по этому поводу, отмечая его лакуны и особенности. Таким образом, я надеюсь представить как можно более ясно точку (или точки?) зрения Максима по этому поводу так, чтобы и более осведомленные в данном вопросе в его целостности, могли бы получить пользу от моего изложения.

А. Тексты в пользу ecstasis'a

Есть четыре основных отрывка1236, в которых явно идет речь об ecstasis'e, и два других1237, в которых, хотя это слово не встречается, рассматривается та же тема – претерпевание Божественного. Кроме этих есть множество других1238 мест, где встречается это слово. Число и статус этих отрывков указывает с достаточной ясностью, что для Максима эта тема фундаментальна. Моя первая задача – остановиться на их смысле и значении.

Следует отметить, что первые два отрывка представляют собой заключения соответствующих частей в Atb 7 и описывают состояние спасенных; первый ясно относится к будущему единству всех святых.

Отрывок I

Максим пришел к рассмотрению страдания, или страсти, из-за необходимости объяснить претерпевание бескачественного у Дионисия, цитируемого в Atb 7, 1073В9. Род страсти, о которой идет речь, – это не тление, так как она соприродна самой природе: «Все, что приходит в бытие, страдает, получая движение, как не самодвижное и самосильное» (Atb 7, 1073В14)1239. Так, человек движим Богом как началом и концом; но если он движим, то движим в согласии со своей природой, т. е. умно. «Если... и движется, то всяко и умозрит; если же умозрит, то всяко и [любовно] вожделеет умозримого; если же вожделеет, то всяко и претерпевает исступление (έκστασιν) к предмету вожделения; если же претерпевает, то ясно, что и устремляется; если же устремляется, то всяко и усиливает напор движения; если же упорно усиливает движение, то не останавливается, пока не окажется целиком в вожделеемом как целом, и не будет всем [им] объят, вольно приемля спасительное определение»1240 (Atb 7, 1073С9-В4). Результатом чего является то, что он познается как имеющий особенности1241 определяющего, как в случае воздуха, исполненного светом, или раскаленного железа (Atb 7,1076А).

Именно здесь Максим вводит то место Писания, которое особенно любили оригенисты, где говорится о подчинении Христа Отцу и конечной победе над смертью. Это подчинение, по Максиму, происходит через нашу свободную волю, которая вольным образом всецело предается Богу, прекращая желать что-либо кроме того, что хочет Сам Бог; затем идет такое объяснение: «Я ведь не говорю, что происходит отмена самовластия, но, скорее, установление [его] в соответствии с природой, крепкое и неколебимое, то есть намеренное уступание (έκχώρησιν γνωμικήν), позволяющее ощутить тоску по тому, чтобы, откуда имеем [изначально] бытие, [оттуда нам] и движение получить, [зная,] что образ, восшедшей [обратно] к [своему] первообразу (τό άρχέτυπον), и подобно отпечатку печати, [своему] первообразу прекрасно подошедший [, как точно соответствующий ему], – [такой образ] не имеет уже иного ничего, к чему ему ещё – да и не может [больше ни к чему] быть отнесенным. Или, говоря яснее и прямее, не может даже [этого] хотеть, как воспринявший Божественное действие, вернее же, ставший в обожении Богом, и тем более наслаждающийся исступлением, [становясь] вне того, что при нем как природно существует, так и [в качестве такового] мыслится, за счет благодати Духа, одержавшей над ним победу и показавшей его имеющим одного лишь Бога действующим [в нем], так, чтобы во всех было одно лишь единственное действие – Бога и достойных [Его], вернее же – одного лишь Бога, как целиком достойным как целым [Себя] благолепно соединившего»1242 (Atb 7,1076В10-С13). Это хорошо известный моноэнергистский фрагмент. Мы еще увидим, как сам Максим объясняет его значение (в Отрывке VI). Пока же отметим, что во всем этом фрагменте Максим переходит от претерпевания бескачественного к рассмотрению относительной пассивности каждой твари, и эта самая пассивность ведет чем дальше, тем больше при наличии самовластия и выбора к предмету желания. Переход от того, что в пределах возможности твари, к тому, что за этими пределами, здесь не прописан, но ясно, что такой переход существует, и во всем этом отрывке даже не упоминается о созерцании, знании, видении; отрывок сосредоточен на теме действия воли. Сразу после него, однако, такое упоминание встречается. Имея в виду бесконечное расстояние между Творцом и тварью, знание тварью тварей в Царствии Небесном закончится причастием беспредельного, непостижимого божественного ведения (1077АВ). Но это представляет собой просто некое добавление после того, как основная мысль закончилась.

Отрывок II

Только что процитированным текстом Максим заключает свое формальное опровержение Энады; далее он предпринимает попытку объяснить, в каком смысле мы частицы Божества, и так разворачивает свое учение о Логосе и логосах. В конце этого отрывка он опять говорит о последних вещах, и объясняет Божественное присутствие в человеке с помощью образа присутствия души в теле. Затем он пишет: «...весь человек обожился, боготворимый благодатью вочеловевшегося Бога, весь оставаясь человеком по душе и телу по причине своей природы, и весь становясь по душе и телу Богом по причине благодати, и подобающей ему всячески Божественной светлости блаженной славы, после которой ничего нельзя помыслить более светлого и высокого. Ибо что для достойных вожделеннее обожения, в котором Бог соединяется с богами, и все [творение] делает Своим по причине благости? Посему и наслаждением, и страданием (πεΐσις), и радостью правильно назвали это состояние, [бывающее] от божественного разумения и следующего за ним вкушения радости: наслаждением – как являющееся концом природных действий (ибо так определяется наслаждение1243); страданием – как экстатическую силу, приводящую пассивное к действующему, как в приведенном примере со светом и воздухом и с железом и огнем, и естественно и истинно убеждающую, что кроме этого нет никакого иного увенчания (κεφάλαιον) сущих, за которой должным образом следует бесстрастие; радостью же – как не имеющее себе ничего сопротивного, – ни прошедшего, ни будущего»1244 (Amb 7, 1088С6–1089АЗ).

Оба эти отрывка, хотя и окрашенные в разные тона, несомненно, параллельны. Мы находим в них один и тот же образ воздуха, пронизанного светом, и раскаленного железа, одинаковую связь экстаза и страдания, одинаковый акцент исключительно на будущем состоянии. Но здесь, заметим, упоминается прославленное тело; различается собственное действие человека и претерпевание; с этим страданием-претерпеванием соединены наслаждение и радость. Здесь уже куда более четко проведено различие между сферой природной активности, и той, что связана исключительно с Божественной инициативой.

Отрывок III

До сих пор мы рассматривали отрывки, в которых исступление (ecstasis) и претерпевание Божественного были связаны с учением о движении и будущей жизни. Еще один трудный текст Григория предоставил Максиму возможность посмотреть на эту тему несколько под другим углом. Григорий говорил о восхищении Павла до третьего неба как о продвижении, или восхождении, вознесении (πρόοδος, άνάβασις, άνάληψις)1245. Что может значить перечисление этих имен? Во-первых, Максим подмечает1246 троякую причину для такого варьирования, а именно – указание на сущность, отношение и благодать (или, соответственно, гибель). Здесь он приводит как пример «человека», «доброго (или лукавого) человека», и «человека, который является богом». «Быть, или именоваться богом, – говорит Максим, – человек ни по природе, ни по отношению не имеет [основания], но по благодати и положению (θέσις) становится и именуется [таковым], ибо благодать [сыно]положения ни с чем не связана и не имеет для себя в природе никакой воспринимающей силы1247, потому что тогда она уже не была бы благодатью, но проявлением действия [этой] природной силы. И тогда уже не было бы [чем-то] необыкновенным (παράδοξον) происходящее [с человеком], если бы обожение было по [действию] восприемлющей природной силы.... Ибо ничем иным не является согласная природе сила каждого из сущих, кроме как природным непреложным стремлением к действию. И как – я не могу понять – обожение будет выводить из себя (έξίστησιν έαυτου) обоживаемого, если оно объемлется законами природы?»1248 (Amb 20, 1237А12-В13).

Таковы теоретические основания обожения и экстаза. В настоящем отрывке из Ambigua Максим прилагает свою теорию к восхищению Павла. Это дает нам возможность прояснить еще ряд моментов.

Продвижение указывает на обретенное вольное отрешение, которое ставит человека вне природного действия чувств (της κατ᾿ αΐσθησιν φυσικης νεργείας έξω γενόμενον), или, скорее, обращение такого отрешения в духовный навык (Amb 20,1237С6–13).

Восхождение указывает на оставление чувственных объектов как уже не действующих, или не являющихся объектом активности в субъекте, и на превосхождение (ύπέρβασις) природного знания и созерцания их (Amb 20,1237C13-D3).

Вознесение указывает на последующее вселение и пребывание в Боге. Это учитель, т. е. Григорий, подобающим образом утверждает, показывая, что апостол претерпел, а не осуществил вознесение. «Ибо вознесение есть пассивное состояние возносимого, действие же – возносящего (Ή άνάληψις γάρ πάθος έστί τοΰ άναλαμβανομένου, ένέργεια δέ τοϋ άναλαμβάνοντος(Amb 20,1237D3–9). Эти три стадии относятся к разным уровням естественного созерцания и молитвы. Только последняя стадия заслуживает названия «экстаза», поскольку только она совершенно пассивна, и таким образом, выходит за пределы природы.

Отрывок IV

Отрывок из Myst 23 добавляет новый обертон к тому, что мы уже видели, а именно, использование в качестве образа зеркала. Но это связано с обращением Максима к Дионисию; мы обратимся к этому позднее. Что касается остального, то тут имеет место скрытое цитирование «претепевания божественного» у Дионисия1249, и цитата из него1250, в которой содержится указание на зеркало. Таким образом, мы можем перейти к рассмотрению страдания и обожения, которое находим в Thal 22.

Отрывок V

Фалассий задает вопрос, исходя из текста апостола Павла, где тот говорит, что нас достигли последние века (1Кор 10:11), и предположения, лежащего в основе Еф 1:18, о том, что сокровища Божий откроются в грядущем веке. Что следует из этой кажущейся антиномии? Один из ответов Максима состоит в том, чтобы поставить это раздвоение времен в параллель, соответственно, к действию и претерпеванию, при том, что нынешнему веку, в котором мы живем, он приписывает всяческую активность, а грядущему – пассивность. Контраст столь велик, что на первый взгляд кажется, что в нем отсутствуют какие-либо нюансы. Однако внимательное чтение и объяснение этих двух этапов существенно меняет первое впечатление.

«Мы – делатели, – говорит Максим, – до тех пор, пока и наша естественно разумная способность, производящая добродетели, активна и действенна1251, и наша безотносительная1252 умная сила, воспринимающая всякое ведение, проходит через весь мир сущих и мыслимых, оставляя позади все века. И мы – претерпевающие, когда совершенным образом завершив с логосами сущих [, возникших] из ничего, мы перешли в неведении (άγνώστως) к причине сущих, и дали нашим естественным силам покой вместе с конечным по природе, становясь тем, что не может быть достигнуто никакой природной силой. Ибо ничто тварное не может из своей природы обожиться; ибо только Божественной благодати присуще соприродно доставлять [каждому] соответственно [ему] благодать обожения, просвещая природу сверхприродным светом и поднимая ее сверх ее собственных пределов в преизбытке славы»1253 (Thal 22, 320D7–321A12).

Это еще пока чистые две позиции. Хотя параллельные глаголы делания и претерпевания стоят в настоящем времени, но некоторая неуверенность чувствуется во втором члене (может быть, некоторые не достигнут этого претерпевания), что передано сослагательным аористом. Но вот Максим наконец обращается в первому тексту Павла: «нас достигли концы веков» (1Кор 10:11). Хотя мы еще не получили полноту благодати Христовой, но добродетели и логосы, которые могут быть познаны, – образы той благодати, «посредством которой Бог присно желает вочеловечиваться в достойных» (Thal 22, 321В7). Таким образом, совершенство обожения (а значит, и экстаза) должно быть отнесено и к будущему миру; но уже сейчас существует приуготовление и предзнаменование его, благодаря воплощению и деятельной жизни.

Отрывок VI

Последний из этих главных для нашей темы отрывков, наиболее поздний, возможно, написан более чем через 15 лет после Atb 7, и представляет собой апологию одного места из нее. Мы уже видели, что Максим писал о едином действии Бога и достойных, вернее, только Бога. Здесь он говорит, что на обвинение в моноэнергизме по поводу этого отрывка легко ответить. В Atb 7 он описывал только будущее состояние святых, и ссылался на обоживающее действие Бога, которое может быть только одно – Божие. Причина этого довольно проста: действие исходит от силы (способности), которая сама происходит от сущности и принадлежит сущности; поэтому если какой-то способности нет у природы, то не может быть и соответствующего действия. Но обожение – не есть нечто, что в наших силах, но является «положением» (θέσις) и благодатью Бога, Который, обладая ею по природе, желает, чтобы «Он [Бог] был совершенно ведомым (τελείως γνωσθχί), и оставался совершенно непознаваемым (παντελώς άκατάληπτος(ТР1, ЗЗС13)1254. Далее Максим сразу заключает: «Итак, я не отказал тем, которые будут это испытывать в природной энергии, представив ее упокоившейся от дел, которые ей свойственно по природе совершать, и испытывающей одно только наслаждение благами; но указал на сверхсущную силу как единственную способную производить обожение, и по благодати ставшую принадлежностью обоженных»1255 (ТР 1, ЗЗС14–36А2).

Это толкование его раннего произведения совершенно недвусмысленно. Начинается оно словами: «Я не говорю, что это упразднение свободной воли». Однако факт остается фактом: имел место какой-то недостаток в средствах выражения – недостаток, за который была частично ответственна неоплатоническая диалектика последовательных утверждений и отрицаний. Ответ Максима убедителен, но он требует более развернутого объяснения, включающего понятия природы, силы и действия – триаду, о которой мы уже говорили1256.

Выводы Ἐκχώρησις γνωμική и параллельное «исступление из того, что при нем как природно существует, так и [в качестве такового] мыслится» из первого отрывка, указывает скорее не на смену чувств в сознании, но на выход души, и в частности, воления в сферу, превышающую ее природную силу. Второй отрывок, несомненно, связывает экстатическую силу с претерпеванием Божественного. В обоих случаях обожение сравнивается со светом, пронизывающим воздух, или огнем, проникающим железо. Поскольку в третьем отрывке, где речь идет о восхищении апостола Павла, говорится об отчуждении чувств и о других феноменах, обычно приписываемых экстазу, в терминах продвижения и восхождения, то становится совершенно ясно, что вознесение – есть нечто иное, и более возвышенное. Но вознесение в этом случае – это и есть обожение, т. е. экстаз. Тот факт, что здесь идет речь об отчуждении и тому подобном, представляется не столь уж важным, случай апостола Павла требовал включения всего этого. Порядок здесь принципиально тот же, что обнаруживается и в других местах у Максима: делание, созерцание (феория) и богословие. Это ясно дано как второе альтернативное объяснение (Atb 20, 1240А11-В4). О внешних феноменах речь идет применительно только к деланию и созерцанию. В других местах, насколько я знаю, о них не упоминается.

Таким образом, экстаз для Максима – это результат или нечто, сопутствующее обожению1257, и речь о нем означает, что субъект обожения подвергается воздействию так, что эффект превосходит возможности его природных сил; со стороны субъекта имеет место исхождение воли к Богу – воли, которая всецело пронизана Божественной волей. Другие действия, такие как приостановка чувственного восприятия, вторичны и несущественны. Для Максима было легко провести это различение, поскольку он рассматривает в первую очередь будущее состояние блаженства, а не преходящее состояние, испытываемое некими мистиками. В то же время ему удается показать с великой силой и ясностью абсолютно дарственный характер благодати обожения. Здесь во всем совершенно очевидно влияние Дионисия, но Дионисий в этих вопросах никогда не достигал такой ясности: он не различает экстаз как состояние блаженных от экстатического восхищения мистика; соответственно, совершенно даровой характер благодати не утверждается у него столь недвусмысленно, как у Максима. В только что приведенных текстах Максим, несомненно, делает шаг вперед.

В. Евагриаиское у Максима

Что же можно сказать о тех текстах Максима, которые имеют евагрианский привкус, и где очевидно влияние Евагрия? Оказывается ли Максим столь искусен, чтобы не только воспринять тексты и учение Евагрия, но и переработать их так, чтобы его собственное учение осталось неколебимым и непротиворечивым? Убедительный ответ на этот вопрос, если мы можем надеяться получить его от такого автора, как Максим, можно найти, только исследовав те его работы, в которых влияние Евагрия, как считается, сказывается больше всего. Если мы найдем в этих работах не только принятие, но и переработку Евагрия, то мы можем считать с определенной степенью уверенности, что то же имеет место и в других его трудах. Итак, обратимся к Сотницам о любви, чтобы оценить не только то, насколько Максим обязан Евагрию1258, но и глубину его учения об уме и природе. Дело в том, что учение Евагрия именно в этом пункте даже теоретически исключает возможность какой-либо истинной трансцендентности и делает невозможным какое-либо использование выражений типа «превыше природы» и тому подобных для выражения благодатного характера достижения Бога. Методически я должен сначала кратко изложить учение самого Евагрия. В этом я буду следовать Осэру и фон Бальта-зару1259.

Нет нужды излагать здесь все учение Евагрия; наиболее характерным для него является учение об уме (чистом уме) как сотворенном сначала по образу и подобию Бога Троицы и в этом образе имеющем природную силу воспринимать знание Блаженной Троицы. Учение о том, что имело место последующее творение, вызванное движением, чем-то худым, из-за чего возникла необходимость и в теле, и в низших силах души, раздражительной и желательной, связано с учением о чистом уме, но не имеет прямого отношения к нашему вопросу, кроме как в связи с тем, что по обретении своей чистоты ум видит себя, свое состояние и положение, и таким образом, видит Троицу Но послушаем самого Евагрия.

a. Совершенный ум – это тот, который легко способен получить изначальное знание {Cent. 3.12; fr. 196).

b. Душа – это ум, который через небрежение отпал от Монады, и который по недостатку бдительности ниспал до уровня делания (Cent. 3.28, из Гийомона).

Грешная душа – это ум, который через небрежение ниспал от созерцания святой Монады и нуждается в больших трудах, чтобы сделать себя достойным образа святой Троицы, от которой душа ниспала (Ceni.3.28;fr.20).

c. Образ Божий – это не то, на чем может быть напечатлен знак мудрости Божией – таковое может быть сделано и на вещах, образованных из четырех стихий; но, скорее, образ Божий относится к способному воспринять ведение Пресвятой Троицы (Cent. 3.32; fr. 210).

d. Только для чистого ума возможно сказать, какова его природа; на этот вопрос сейчас нет ответа, а в конце – не будет даже вопроса (Cent. 3.70; fr. 236).

e. Блажен тот, кто приходит к непревосходимому неведению (Cent. 3.88; fr. 256).

f. Если мы обладаем похотью и гневом наравне с животными, следует знать, что с начала творения они не были сотворены вместе с нами, но вошли в разумную природу после движения (Cent. 6.85; fr. 416).

g. Царствие Божие (для Евагрия это вершина христианства) есть ведение Святой Троицы, сосуществующее вместе с устроением ума, а также выходящее за пределы его нетленности (Pract. 1.3, PG 40 1221D).

h. Знак бесстрастия – это когда ум, начинает видеть свой блеск, остается спокойным перед фантомами сна и невозмутимо взирает на вещи (Pract. 1.36, PG 40 1232А).

i. Преуспевающий в делании уменьшает страсти; преуспевающий в созерцании уменьшает неведение; однако страстям, в конце концов, придет полная погибель, но не неведению. У одного есть предел, а у другого его нет (Pract. 1.59, PG 40 236А)

j. Когда ум, совлекаясь ветхого человека, облечется в благодать, то он увидит свое собственное состояние во время молитвы, словно сапфир или лазурь (Pract. 1.70, PG 40 1244А; ср.: Ер 39, fr. 593 med.; Cen.t cuppl 2, fr. 424; Lib. gn. 147, fr. 553)

k. Блажен ум, обладающий совершенной свободой от форм (άμορφία) во время молитвы (Pseudo-Nili, De orat. 117).

l. Блажен ум, который во время молитвы обладает совершенной бесчувственностью (άναισθησία) (Pseudo-Nili, De orat. 120).

В этих отрывках мы могли видеть особенности учения Евагрия – что образ первого творения имеет природную способность восприятия знания Святой Троицы и что это знание настолько изобильно, насколько позволяет устроение души. В свою очередь это устроение, или состояние души, созерцается чистым умом как свет. Таковы представления, исключающие идею экстаза и стояния вне себя. Экстаз как стояние только вне сущих не чужд Евагрию; в самом деле, бесформенная чистая молитва и является таким стоянием вне сущих, но термин, который он здесь использует, – это перемещение (έκδημία) или восхищение1260.

Исследуя труды Максима с тем, чтобы сравнить их с основными только что отмеченными моментами учения Евагрия, в первую очередь следует отметить эквиваленты в словоупотреблении. Так, «перемещение» чистой молитвы (έκδημία) обнаруживается в Char 3.20, а также однажды или дважды в глагольной форме (Char 1.10; 2.28). Встречается также и «восхищение» (Char 1.12; 2.6 и Atb 10, 1113С1; Atb 20, 1237С4). Но нельзя сказать, чтобы эти слова особо выделялись у Максима, если иметь ввиду, что слово «молитва», например, встречается 34 раза в четырех Сотнщах («чистая молитва» – 6 раз), а «ум» – более ста раз («чистый ум» – 8 раз). С другой стороны, «экстаз» в Сотницах не встречается вообще. «Блаженная страсть святой любви» (Char З. 67, 66, 71) не играет роли экстатического эроса Дионисия. Слово «эрос» встречается в Char 1. 10, 11; 2. 6,47,48. Но здесь он связан с έκδημία и с той «бессознательностью», о которой Осэр говорит в своей статье (Р. 355), и которая, хотя и происходит от Евагрия (см. отрывок выше), относится скорее к неведению твари, являющемуся условием чистой молитвы, нежели к тому неведению Бога, о котором говорит Евагрий (тексты (е) и (г) выше).

Помимо уже упомянутых отрывков, где встречается слово восхищение, есть и другие главки, выражающие эту идею. Так, в Char 1.11 ум, прокладывая свой путь к Богу чистой молитвой, исходит из всех вещей. И снова: «Блажен ум, который превзошел все вещи» (Char 1.19). Также: «Высшее состояние молитвы есть то, когда ум оказывается вне плоти и мира, и становится во время нее совершенно незатронутым веществом или идеями» (Char 2.61).

Вершина молитвы, следующая за созерцанием творений, – это знание Блаженной Троицы. Об этом учит нас и Максим: «...когда ум совершенно освобождается от страстей, тогда он шествует непреткновенно к созерцанию сущих, направляя путь к ведению Святой Троицы» (Char 1.86). Сходны с этими главки 94–97 первой Сотницы, а также, хотя и с некоторым отличием, главки 21–98 второй. В четвертой Сотнице главки 47–77 связывают созерцание Троицы с верой. Этот момент следует отметить. Другое единственно явное упоминание Троицы (Char 4.8) отмечает Ее простоту по контрасту с тварями. Помимо такого эксплицитного упоминания та же общая идея выражена в другом месте (Char 3.99), где «сверхневедающее сверхведение сверхневедомого» умом достигается через «истинную веру». Коснувшись этого отрывка, где так много парадоксальных эпитетов в превосходной степени, стоит упомянуть и другой отрывок в той же Сотнице, где мы опять встречаем сочетание ведения и неведения. «Добродетели отделяют ум от страстей, духовное созерцание – от простых мыслей (νοήματα), а чистая молитва представляет его пред Богом». На эту главку пункт за пунктом отвечает следующее место: «Добродетели предназначены для ведения твари, это ведение – для познающего, познающий же – для Познаваемого в неведении и Знающего превыше знания» (Char 3.44,45; ср.: Evagnus. Cent. 1.87; fr. 122). Некоторый свет будет пролит на эти отрывки, когда мы обратимся к тексту из Вопросоответов к Фалассию (отрывок IX); сейчас же достаточно привлечь к ним внимание.

Итак, если мой анализ Сотниц о любви адекватен, то мы могли убедиться, что Максим нигде не заходит в своем принятии мысли Евагрия так далеко, чтобы утверждать, что чистый, или совершенный ум может иметь способность восприятия ведения Пресвятой Троицы, или что это ведение каким-то образом соответствует устроению самой души; нет у него тем более и намеков на то, чтобы душа видела в молитве себя. Но именно в этих моментах мысли Евагрия, по существу, вступают в конфликт с учением Дионисия. Однако Максим, даже говоря явно об экстазе, под влиянием Дионисия, не воспринял это учение как оно есть; скорее, он как минимум перевел его в другой план. Итак, вопрос о взаимном отношении Евагрия и Дионисия у Максима остается открытым. Это пока все, что я хотел здесь об этом сказать.

Мысли произведений, написанных в жанре Сотниц, исследовать весьма трудно; тем более это так, если речь идет о Сотницах о любви, где автор говорит, что он претендует на изложение того лишь, что он внимательно прочел (Char Пролог – 960А). Следовательно, если мы хотим найти развернутую мысль Максима относительно ума, природы и чистой молитвы, мы должны обратиться к сочинениям, где он свободно развивает эти темы. Так, в Amb 10 есть два отрывка, к которым мы можем добавить два других из более поздних Вопросоответов к Фалассию.

Перед тем, как ввести в рассмотрение эти отрывки, будет полезно вспомнить о природе Amb 10. Поводом для нее послужил отрывок из Григория, где практика добродетелей была, казалось, совершенно проигнорирована в описании духовной жизни. Главным намерением Максима в его ответе было показать необходимость гармонии добродетели и ведения при переходе от этой жизни к конечной радости. Таким образом, он больше сосредотачивается на духовной жизни в этом мире, а не на состоянии блаженства в Царствии Небесном, как в Amb 7. Вот почему мы видим, что он дважды объясняет в подробностях преуспевание в делании добродетелей – в естественном созерцании и в богословии (в чистой молитве); здесь наблюдается та самая тройственная структура, которую можно найти в сотницах и Евагрия, и Максима.

Отрывок VII

Первый из этих отрывков (Amb 10, 1112Df) описывает движения души, увиденные просвещенными благодатью людьми. Их три: движения ума, разума и чувств. Первое – простое, неизъяснимое движение окрест Бога в неведении (άγνώστως), не обретающее ведения о Боге в вещах по причине Его превосходства; в этом движении ум освобожден от своего движения вокруг вещей и отдыхает от своего собственного действия (Amb 10, 1112D7–1113A2; 1113ВЗ). Разумное движение допускает каузальное определение Неведомого, и посредством своих собственных действий обретает ученое знание вещей через их логосы, которые затем относятся к уму (Amb 10, 1113А6–14). Движение чувств – сложное, оно соприкасается с внешними вещами, и как от неких знаков запечатлевает логосы видимых вещей в себе (Amb 10, 1113А6–14). Таким образом, существует своего рода переход от воспринимаемых чувствами вещей к высшему созерцанию тварей в Боге, а затем к движению окрест Бога, которое уже совершенно не облечено в концептуальные представления нашей обычной мысли. Конечный результат этих направляемых благодатью движений состоит в том, что «люди оказываются через Дух удостоенными всецело сораствориться с Богом, и несут, насколько это возможно человеку, образ Небесного» (Amb 10, 1113В5–10).

В целом, текст подобного рода не чужд ни Евагрию, ни Дионисию. Тем не менее, если поглядеть внимательней на функцию ума здесь, то можно отметить, что в этом нет ничего специфически евагрианского, так как нет и намека на то, что единение совершается умом в видении себя самого. Скорее, движение ума, присное движение (Amb 10, 1113D2–1116C1), совершается в неведении (άγνώστως) по причине превосходства (διά τήν ύπεροχήν), и есть нечто иное, как можно заключить, чем природное движение, от которого он отдыхает. Эти моменты у Максима – от Дионисия.

Однако в этом пункте Максим вводит соображения о том, что Бог и человек – образцы друг друга, что на первый поверхностный взгляд может показаться связанным с идеей Евагрия о природной способности души как образа Бога воспринимать ведение Троицы. Вот этот отрывок: «Ведь говорят, что Бог и человек – образцы (παραδείγματα) друг друга, и настолько [данным] человеком Бог за счет человеколюбия очеловечивается, насколько человек [этот], – [приобретая] посредством любви можение к тому, – Богом себя обожествил; и настолько к [не]ведомому1261 восхищается Богом [этот] человек в том, что касается его ума, насколько человек [этот] посредством своих добродетелей невидимого по природе Бога проявил» (Amb 10, 1113В10-С2)1262. Такое взаимообратное соответствие Воплощение-обожение – тема, постоянно повторяемая у Максима1263. Сама тема образца (парадигмы), кажется, более характерна для Дионисия, однако, есть нечто близкое в отрывке из Thal 63 (см. ниже Отрывок X), где Максим говорит о знании Бога из себя, и себя из Бога.

Отрывок VIII

Второй отрывок из Atb 10 (1133А-1137С) представляет собой детальное раскрытие пяти способов естественного созерцания: сущности, движения, различия, смешения (κράσις) и положения (θέσις), рассматриваемых по отдельности и в различных сочетаниях, и наконец, в конечном сведении к одному. В ходе этого раскрытия различаются идущие от Евагрия промысл и суд (без упоминания имен), сведенные только к моральному порядку (Atb 10,1133Df). Упоминание Святой Троицы выглядит неуместным в рассмотрении естественного созерцания. Но здесь оно связано с посвящением чем-то сверхъестественным1264, при том, что за основание бралась естественная триада бытие – бытие мудрым – бытие живым 1265 .

Однако предметом нашего интереса сейчас является результат конечного сведения к одному. В этом (я суммирую), святые напечатлевают на себе, сколько возможно, логос, наполняющий весь мир различными формами добродетели, полагая конец всем логосам сущих и добродетелей (ср.: Char 1.19), точнее, переходя в неведении к тому превышнему Логосу, из которого все пришло, и «сделанные целым [Им], по мере возможности присущей им естественной силы1266, целиком едиными, настолько по возможности Им окачествовались, что познаются по [Нему] единому, имея подобно чистейшему зеркалу образ всего Бога Слова, видимого в них без малейшего изъяна (δλου τοϋ ένορώντος Θεοϋ Λόγου τό εΐδος άπαραλείπτως), являемым посредством Его признаков, при том, что не остается ни одной из старых отличительных черт [или свойств], которыми обычно характеризуется человеческая природа, – [черт,] всецело уступающих лучшим, как неосвещенный [прежде] воздух, всецело смешавшийся со светом»1267 (Amb 10,1137В, перевод В11-С6).

Здесь опять, на первый взгляд, присутствует евагриансий элемент. Разве не является этот «образ всего Бога Слова», который появляется в зеркале, чем-то похожим на видение Евагрием Троицы в сущности души? А зеркало – это то самое слово, которое Габриэль Хорн выбрал около 25 лет назад для выражения имманентного видения в отличие от трасцендентного, и от «облака мрака» Дионисия1268. Однако здесь слово «зеркало», несомненно – от Дионисия. Фразу «чистейшее зеркало» можно найти в DN 4.22, 724В (а также в СИ. 3.2, 165А6 и ЕН 2.3.1, 397А), где Дионисий говорит об ангелах. Было бы поспешным заключать отсюда, что Максим здесь зависит от Дионисия, но в Мистагогии (23, 701С) Максим цитирует буквально этот самый отрывок, но в контексте речи не об ангелах, но о душах, равных им по чести. Об ангелах и душах говорится как об образе и проявлении (εΐκών καΐ φανέρωσις) Бога. Этот второй момент, как мы вскоре увидим, является решающим для Максима.

Отрывок IX

Прежде чем мы рассмотрим вопрос о самосозерцании и экстазе у Максима, необходимо обратиться к двум отрывкам из Вопрооответов к Фалассию. Первый из них, из 25-го вопросоответа, в котором Максим истолковывает смысл слов апостола Павла: «всякому мужу глава Христос» (1Кор 11:3), с предписанием, чтобы муж молился с головой непокрытой, а жена – с покрытой. Максим начинает с того, что апостол здесь говорит только о верных. Затем он толкует мужа как ум, а женщину как чувства, сперва в плане делания, затем созерцания, а потом богословия. Далее он говорит: «С другой стороны, «муж» есть ум, оказавшийся внутри таинственного богословия, и имеющий Христа [своей] непокрытой главой, то есть началом веры (τόν λόγον της π(στεωες), неведомым образом постигаемым (άνοήτως γινωσκόμενον) умом в недоказуемых тайноводствах, или, говоря точнее, познаваемым помимо ума... ум, подвизающийся в достохвальном, совершенно превышающем его самого и сущих, и в высшей степени обоживающем лишении (στέρησιν)"1269 (Thal 25, 332СЗ-13). И немного ниже, отвечая на тот же вопрос и объясняя, что значит для мистика иметь голову покрытую в молитвах, он говорит: «Такой должен, будучи обнажен от всякой идеи (δννοια) и знания, незряче зреть на истинного Бога и Слово, ясно зная, что лишения (στερήσεις) по превосхождению скорее подтверждают истину Божию, неким образом выказывая Божественное утверждение [или положение – θέσις] через совершенное отрицание сущих» (Thal 25, 333C14-D51270).

Я привел этот отрывок, поскольку здесь имеется повод для Максима говорить подобно Евагрию; здесь мы находим тройственное разделение и акцент на уме – оба момента вполне согласуются с мыслью Евагрия. Тем важнее детальней посмотреть, каким именно образом Максим обо всем этом говорит.

Отрывок X

Мы продолжаем искать отрывки с оттенком «евагрианства»; в этом отношении нет ничего более подходящего, чем следующий разбира емый нами ниже 63-й вопросоответ к Фалассию. Сначала опять я кратко просуммирую его первую часть. Святой Дух осуществляет очищение, совершаемое в страхе, благочестии и ведении; именно Он разъясняет логосы сущих и дает их ведение; Он наделяет совершенством свободно через простую мудрость достойных обожения (Thai 63, 673C7-D1). Но что в этом наделении осуществляет Дух? Максим продолжает: «Возводя их [достойных] непосредственно, всяким способом [сколько это возможно для человека] к причине сущих: тех, кто характеризуется Божественными свойствами (Ιδιωμάτων) благости, по которой (καθ᾿ ήν) они знают себя от Бога и Бога из себя (έκ θεου μέν έαυτούς, έξ έαυτών δέ γινώσκοντες τόν θεόν), так что нет никакого разделяющего посредника; ибо между мудростью и Богом нет посредника. Они будут обладать неизменной непреложностью, поскольку всякая среда [или середина, в которой существует опасность иногда погрешать в ведении,] будет превзойдена теми, которые без слова или понятия были приведены благодатью через безмолвие, невыразимое молчание и неведение к самой беспредельной и более чем беспредельной вершине, в беспредельное число раз беспредельно по природе превышающей все (πρός αύτήν τήν &πειρον καΐ έπ᾿ ήπειρον καΐ άπειράκις άπείρως κατά φύσιν έπέκεινα πάντων άκρότητα)"1271 (Thal 63,673D1–676A2).

Здесь, я полагаю, если об этом вообще можно говорить, мы нашли место, где Максим говорит, как Евагрий. Не является ли это знание Бога из себя самого тем видением себя, в котором Бог видим душою в соответствии с ее собственным устроением (см. отрывки (d), (g), (j) выше)? А сама относительность такого видения оставляет место для того бесконечного неведения, о котором Евагрий в Pract 1.59 (отрывок (г) выше) говорит, что оно никогда не прекратится1272.

Но такое неведение создает трудность в оценке «евагрианства» этих отрывков. Истоки его – у Дионисия; однако и Евагрий использует этот термин, хотя, как представляется, это выражение не является характерным для его мысли. Таким образом, тут ничего определенного сказать нельзя.

Что касается знания Бога из себя, я хотел бы отметить, что Максим принимает позицию Григория против Евномия в том, что мы не можем знать поистине сущности тварных вещей {Thal 60, 624D; Amb 17, 1225В-1228С), и что в данном случае знание Бога из себя сочетается со знании себя из Бога, чего, я полагаю, нельзя найти у Ева-грия. Далее, это знание здесь приведено в зависимость от обладания Божественными свойствами. Это возвращает нас к образу и проявлению, которые мы встречали выше {Отрывок VIII и VII). Прямое рассмотрение этих вопросов приведет нас к синтезу учения Максима на основе только что рассмотренных отрывках.

Синтез учения Максима

Что имеется в виду под Божественными свойствами (Ιδιώματα), или признаками (γνωρίσματα) благости? Простое утверждение о том, что такое Ιδιώματα, можно найти в Char 3.25. Бог сообщил четыре свойства Своим тварям: бытие, приснобытие, благость и премудрость. Два первые сообщаются с самим бытием, два последних следуют из правильного использования воли и суждения. Первое – образ и по природе, второе – подобие и по благодати1273. В этой главке, конечно, подразумевается и присноблагобытие, и присно-зло-бытие, о которых я буду говорить ниже применительно к апокатастасису Таковы Ιδιώματα1274; с несколько иной точки зрения они рассматриваются как выявляющие Божественное, и здесь именуются γνωρίσματα.

Чтобы понять, что здесь подразумевается, вернемся к уже приведенному отрывку. В Отрывке VII мы видели, что «Бог и человек – образцы (παραδείγματα) друг друга, и... настолько к [не]ведомому восхищается Богом [этот] человек в том, что касается его ума, насколько человек [этот] посредством своих добродетелей невидимого по природе Бога проявил». Что значат эти слова об образцах и проявлении? Немного выше приведенного отрывка, во введении к Amb 10 Максим заметил, что добродетель, соединенная из logos'a (исполняющего роль того, что управляет телом, отсюда praxis) и theoria, проявляется и через тело, хотя только частично. Добродетель, как χαρακτήρ θείας δυνάμεως (отличительная черта Божественной силы), показывает через тело только некий «сеновный1275» (σκιάσματα) намек на себя. И это не ради себя самой, но ради тех, кто нуждается в том, чтобы учиться добродетели на примере (παραδείγματι) (Amb 10, 1108ВС). Ибо добродетель в первую очередь – расположение, сокрытое в глубине души, а затем появляющееся в делании через тело (Amb 10, 1108С1–3). То, что Максим говорит здесь о проявлении добродетели в делании как необходимом только для недобродетельных, а не потому, что наша природа сложная и состоит из души и тела, вызвано трудностью отрывка из Григория, в котором не упоминается praxis. Но в действительности проявление добродетели в настоящей икономии совершенно необходимо для продвижения к обретению Бога. Внимание к этой необходимости может помочь объяснить использование Максимом фразы: »...по мере возможности присущей им природной силы» в Отрывке VIII, как относящейся скорее к человеческому усилию к добродетели, нежели к Божественному окачествованию1276, присутствующему в том же контексте. Окачествование Богом святого, т. е. наделение его Собственными свойствами, производит одновременно в нем образ и проявление Божие.

Эта фраза, как я отмечал (когда писал об Отрывке VIII), – от Дионисия. Текст, в котором она встречается (Myst 23, 701 ВС) – тот, что образует Отрывок IV. Итак, мы имеем темы претерпевания Божественного, бытие не от себя, а от Бога, и знаемость через Бога и Богом, Который обоживает, в результате чего душа является образом и зеркалом; все эти темы мы встречаем в одном отрывке.

Следовательно, этот образ, отражающий Бога как в зеркале, – украшение души (Myst 23) или человека (Amb 10, 1137ВС) Божественными idiomata и gnorismata (состоящими в первую очередь в благости и мудрости), так что она становится образцом добродетели, напечатлением Божественной силы (δυνάμεως) для других. Знание Бога из себя и себя из Бога, встречающееся в Отрывке X, предваряется тем, что святые окачествоваются Божественными idiomata, что следует понимать не в евагрианском смысле внутреннего видения себя или видения сущности души, но в плане реализации духовного порядка. Такое окачествование иллюстрируется образом раскаленного меча или воздуха, просвечиваемого светом (Отрывки /, II, VIII)t но цель этих иллюстраций, обычных в христологии, – акцентировать внимание на том, что железо и воздух хотя приобретают характеристики огня и света, бытийно не лишаются своих собственных характеристик, последние просто превосходятся.

Отрывок XI

В отношение этого, к счастью, мы находим пример у Максима. Святые становятся образами и проявлениями. Прекрасно. Максим, развив эту теорию (Отрывок VIII), дает нам и пример – Мелхиседека. Эта иллюстрация занимает две колонки (Atb 10, 1137D-1141С), и я, конечно, не стану переводить соответствующий текст целиком. Знаменитое описание в Евр 7:3: «без отца, без матери, без родословия; не имеющий ни начала дней, ни конца жизни; уподобляясь Сыну Божию, пребывает священником навсегда» разделено Максимом на три части (я отметил их точкой с запятой). Первая часть, «бытие без...», указывает на совершенное совлечение природных свойств, совершаемое благодатью в добродетели; вторая указывает на знание, превосходящее пределы времени и вечности, а также созерцание, превосходящее материальную и нематериальную субстанцию; третья, возможно, указывает на способность сохранять неморгающим око добродетели и лицезрения Бога1277. Далее даю перевод: «Ибо добродетели свойственно противостоять природе1278, а истинному созерцанию – времени и веку, так чтобы первая пребывала непорабощенной ничему тому, что после Бога, и неудержимой им, как одного Бога знающая своим Родителем, второе же [созерцание] – неописуемым, ни в чем из имеющего начало и конец не задерживающимся, как изображающее собой Бога, являющегося пределом всякого начала и конца и привлекающего к Себе всякий разум разумеющих в неизреченном

[или исступлении] (πάσαν νόησιν τών νοούντων κατ᾿ ίκστασιν 6$ί>ητον). Из них же и божественное подобие1279 показуется – из ведения, говорю, и добродетели, и посредством их хранится достойными непоколебимая любовь к одному лишь Богу...»1280 (Amb 10, 1140А7-ВЗ).

Остальная часть этой Ambigua посвящена оправданию именования Мелхиседека не от вещей природных, но от тех, что обретаются в добродетели или созерцании и ведении. И наконец (Amb 10,1141С), Максим говорит, что все святые в некотором смысле – образы Христа, архетипа, но Мелхиседек – таков по преимуществу. Подобная роль святых в христианском домостроительстве выражается несколько ниже: «Ибо Бог всем равно вложил по естеству возможность (δύναμιν) ко спасению, дабы каждый желающий мог усвоить себе Божественную благодать, и хотящему стать Мелхиседеком, и Авраамом, и Моисеем, и вообще всех святых перенести в себя – не переменой имен и мест, но подражанием тропосам [их добродетелей] и жительству – не было бы препятствий»1281 (Amb 10, 1144А10-В2; ср. U49C13f).

Если кому-то придет в голову, что такой акцент на добродетели и ведении уникален и связан исключительно с характером Ambigua, я отсылаю такого читателя ко вступительному параграфу к великому богословскому труду, адресованному Марину (ТР 1, 9Af). Ибо в этом вступительном приветствии Максим воспроизводит основные темы, о которых мы только что говорили применительно к Мелхиседеку.

Отважимся теперь на краткий синтез учения Максима о восхождении к Богу. Это восхождение происходит двумя взаимосвязанными способами – добродетелью и знанием; одним вычеркивается то, что произошло от нашей падшей природы в наших отношениях с самими собой и ближними, и венцом этого является упразднение волевой способности, при котором она всецело охватывается Богом; другим же, поскольку чувство и рациональное знание сводятся к своему источнику в Логосе, является неведение, т. е. непонятийное ведение, расширяющееся беспредельно. Такое преображение человека наделяет его в результате, по благодати, Божественными свойствами благости и премудрости. Его полное осуществление – единение святых с Богом на небесах – это, собственно, и есть исступление (экстаз), нечто, что абсолютно сверх и превыше всех природных сил человека. Это и есть обожение, претерпевание Божественного, которое не лишает человека его природных сил, хотя они перекрыты Божественным и пронизаны им. Сопутствующие этому иногда явления исступления в этой жизни (например, восхищение апостола Павла) – вторичны, и не привлекают интерес Максима. Намного более важным для Максима является взаимная гармония добродетели и ведения, посредством которой происходит уподобление человека Богу. Это основа. Имеет место беспредельное расширение желания (ТР 1,9А8), а также «видение истинного Слова и Бога без посредства глаз». Но превыше всего – действие Божие, влекущее человека от вещей и себя самого к Богу1282.

IV. Логос

Для раскрытия аргументов Максима против оригенизма необходимо обратиться к его учению о логосе. Мы не можем здесь обсуждать его во всех аспектах. Однако в силу его важности в контексте всего синтеза Максима, весьма полезно внимательней исследовать различение λόγοςτρόπος в его развитии в богословской мысли. С этого я и начну; во второй части я рассмотрю учение Максима о Логосе и обращусь к его объяснению единства творения и опровержению учения об Энаде.

Л. Различение: логос природы способ существования

Карл Холь в своей книге «Amphilochius von Ikonium»1283 довольно подробно рассматривает термин τρόπος της ύπάρξεως. Суммировать вкратце его соображения можно так: хотя термин используется Василием и Григорием Нисским (однако не Назианзином) еще не как технический, Амфилохий, хотя и несколько искусственно, сделал его техническим термином триадологии, ставшим позднее общеупотребительным. У Василия это еще был термин, служивший для выражения загадки внутритроичных отношений, но затем он стал подспорьем для ее разрешения. Престидж уделяет термину несколько страниц1284, но не ссылается на труд Холя. Холь замечает (S. 240), что в последнее время (1904) вопрос о происхождении этого термина ставился неоднократно. Его ответ должен был прекратить дальнейшие дискуссии. Функ, предлагая гипотезу о том, что автор четвертой и пятой книг Против Евномия, приписывавшихся Василию, – Дидим Слепец1285, дал Холю повод (S. 245) утверждать, что в бесспорных произведениях Дидима выражение τρόπος της ύπάρξεως не встречается. Функ1286 возразил (S. 320–323), указав на фрагмент IX (PG 39 1652С), не замеченный Холем, где нашел это выражение.

Для понимания учения Максима будет полезно обозреть и дополнить эти исследования термина hyparxis. Исходный смысл слова – существование, реальность, он зафиксирован в отношении Бога в I в. до Р. X. Этот смысл определил также логическое, грамматическое и даже математическое употребление. Это слово также означает имение. Из христианских писателей Престидж цитирует Иринея и Евсевия1287, у которых это значение «существование», несомненно, обнаруживается с коннотацией начала бытия вещи или ее происхождения. Престидж приводит и отрывок из Афанасия1288, чтобы показать, что простое значение существования должно быть отделено от других, где явна коннотация происхождения. Последние случаи отмечены в Lexicon Athanasianum Мёллера s.v. 1. Например, в Contra Apollinariит 1.4 (PG 26 1097С12) говорится, что Мария и Иосиф – едина плоть в силу существования от одного, а не через соитие. Однако сам Мёллер различает только абстрактное значение existentia и конкретное – substantia. Коннотация происхождения, замеченная Холем, – das Moment des Werdens [момент происхождения] – несомненна, но не обязательно подразумевается в каждом использовании слова.

Престидж (Р. 245) предполагает, что термин был «извлечен Василием из школы логики». Несомненно, термин hyparxis, говорит Престидж, был используем комментаторами аристотелевой логики. Но его использование у Афанасия показывает, что не было нужды его оттуда извлекать. Если Престидж имеет в виду не только термин, но выражение τρόπος ύπάρξεως, то я считаю, что его предположение должно быть отброшено. Ибо я не нашел этого выражения в комментариях, отредактированных для Берлинской Академии1289. Первый случай использования этого выражения находим у самого Василия.

В проповеди Против Савелия, Ария и аномеев Василий убеждает, что не стыдно признать «без опасности неведение способа существования Святого Духа»1290. Ниже в той же проповеди он говорит, что происхождение Сына от Отца – через рождение (γεννητώς), а происхождение Святого Духа несказанно (ά^ητώς)1291. Однако хотя способ существования Святого Духа неизвестен, нет сомнений, что Его существование от Бога [Отца]1292. Смысл обоих этих отрывков проясняется в одном из трактатов О Святом Духе 461293. Объясняя Амфилохию различные способы, какими, как говорится, мы имеем знание вещей, он упоминает наряду с другими «тот, что по способу существования»1294. Сам факт того, что последнее замечание сделано мимоходом, указывает на то, что выражение легко слетело с его пера. Скорее всего, неполнота наших источников не позволяет нам привести достаточное количество примеров его употребления1295. Остается еще отрывок, в котором слово «существование» могло бы быть уместно, но вместо него мы находим «ипостась», «субстанцию». Это Contra Eunomium 1,151296.

Этот отрывок имеет особый интерес: мы находим в нем отчетливо выраженную суть различия λόγος φνσεωςτρόπος ύπάρξεως, которое впоследствии развито Максимом, а также пример, проиллюстрированный образом Адама, повторяющийся затем у Григория Нисского1297, Дидима1298 и Феодорита1299. Слово «нерожденный» (άγέννητος) ведет к мысли не о том, «что» вещи собою представляют, а о том, «как». Василий приводит примеры из родословия Христа согласно Луке, завершающегося Адамом, который «от Бога»: «И если спрашивают, какова сущность Адама, и на этот вопрос отвечают: «Не от сочетания мужа и жены, но сотворен Божией рукой», то на это иной скажет: «Я спрашиваю у тебя не о способе гипостасирования1300 (τρόπον της ύποστάσεως), но в чем состоит вещественное подлежащее человека1301, и этого нимало не узнаю из твоего ответа». То же происходит и с нами: из слова «нерожденный» познаем более как Бог есть, нежели самое природу Божию»1302. То, что ύπόστασις служит синонимом ύπάρξις, ясно из Contra Eunomium 2, где говорится, что какая-либо мысль, предшествующая Ипостаси Единородного, невозможна, поскольку hyparxis Слова Божия, Которое было изначально с Богом, превыше всего мыслимого в порядке древности.

Престидж довольно подробно рассматривает (Р. 246 f) отрывок из Псевдо-Василия (Дидима), где даются примеры различных способов существования Адама, Евы, Авеля, Иисуса. Холь (S. 245) лишь упоминает этот отрывок, и только Функ1303 обращается к другому отрывку – из XI фрагмента, на Ин 14:28: «Отец более Меня». Исключив возможность количественного сравнения в Боге, Дидим продолжает: «Если же ты скажешь, что Отец больше, поскольку нерожден, в то время как Сын рожден, мы скажем, что [это] – способы [тропосы] сущностей (ούσιών), а не существований; и в особенности по отношению к бескачественным и бестелесным, не уменьшают достоинства (άξία) единосущных, давая больше одному или другому; ибо то, что просто в отношении сущности и ведения, не может быть сравниваемо в отношении меры или величины»1304. Итак, если мы сочтем, что существования относятся к Нерожденному и Рожденному, – такое употребление подтверждается отрывками из Василия, приведенными выше, – то тропосы должны быть в сущностях; не в одной Божественной сущности, а в человеческой и Божественной сущностях, которые должны быть признаны во Христе. Таково довольно подробное толкование Функа (S. 322). Если это так, hyparxis используется косвенно применительно к Отцу (Нерожденный), как и к Сыну. Важность последнего замечания будет очевидна, когда мы обратимся к Амфилохию.

Григорий Нисский использует термин ύπάρξις или выражение τρόπος ύπάρξεως довольно часто. Преобладающим значением является то, которое явно присутствует в Contra Eunomium 3.6.141305: «Существование Единородного от Отца». В одном месте термин «ипостась» служит для обозначения существования1306. Однако подробнее всего об этом говорится в первой книге. Именно здесь мы находим противопоставление λόγος ούσίας и τρόπος ύπάρξεως. Это различение иллюстрируется различением существований Адама и Авеля, а потом прилагается к Троице. Совершенно очевидно, что Василий и Григорий используют термины тождественно. Холь замечает (S. 242 f). что Григорий не говорит о нерожденности Отца, но это, как бы это ни казалось нелогичным, необходимо для равенства в Троице. Этот шаг, говорит Холь, должен был сделать Амфилохий. В оставшихся писаниях Амфилохия выражение встречается дважды: в Слове 2, 6 и во фрагменте 151307. Первое – это проповедь на Сретение1308. В ряде фраз, подчеркивающих парадокс двух природ во Христе, Амфилохий говорит: «Один и Тот же – лепечущий Ребёнок и Дарующий речь; одно – по причине рождения от Девы, а другое – по причине непостижимости Его существования»1309. Это, конечно, вполне согласуется с использованием термина hyparxis, которое мы встречали у Василия и Григория. Другой отрывок мы находим в кратком изложении веры, взятом из письма Амфилохия Селевку После того, как он утверждает взаимное пребывание друг в друге Лиц Божества, он продолжает: «Я исповедую Иисуса Христа совечным с Отцом, как с Божеством, но не последующим Отцу по Божеству в тропосе [способе] сущности или существования (ούκ ούσίας, ούχ ύπάρξεως τρόπον, νεότερον του Πατρός κατά τόν θεότητα)"1310. Как замечает Холь (S. 243), из этого отрывка нельзя с уверенностью заключить, что hyparxis относится также и к Отцу. Что касается значения, в котором здесь используется hyparxis, то для Амфилохия ничего не стоило, употребив его по отношению к Святому Духу, добавить: «Я утверждаю, что Сын был рожден вне времени и начал, всегда сосуществуя (συνυπάρχοντα) с Отцом по Божеству»1311. Чуть ниже мы увидим, что Феодорит говорит о сосуществовании Божественных Лиц. Далее в том же отрывке Амфилохий говорит, что единосущный не может утверждаться только по отношению к одному лицу, но к Отцу, Сыну и Духу. Он продолжает: «Различия – в Лицах, а не в сущности, ибо Отец, Сын и Святой Дух – это имена способа существования или отношения (σχέσις), а не просто (άπλώς) – сущности»1312. Нет сомнений, что внимание здесь перенесено с момента происхождения, в отношении которого эта фраза («способ существования») применима только к Лицам, имеющим происхождение (Сыну и Духу), на логически последующее отношение, которое, конечно, применимо также и к порождающему лицу (т. е. Отцу). Необходимо остановиться на важности расширения значения этого понятия. Холь (S. 244) считает, что то, как это понятие использует Амфилохий говорит о смешении терминов ипостась, особенность (Ιδιότης) и отношение, и отсюда возникает трудность установления реального различия в одной сущности. Я считаю, что было бы слишком поспешным делать выводы о смешении понятий в случае тесно связанных терминов на основании двух фрагментов. Трудность, на которую указывает Холь, присуща всякому троическому богословию. Она не в меньшей степени, чем у Амфилохия присутствует при использовании терминов Василием. Приведенные отрывки свидетельствуют не столько о путанице, сколько о распространении понятия способа существования на все три Лица. Τρόπος ύπάρξεως указывает не только на особенность, но подразумевая вместе особенность и сущность, а также Лицо обосновывает отношение. Василий и Григорий Нисский, видя положительный аспект τρόπος ύπάρξεως, использовали это выражение только в отношении Сына и Духа, но Отец тоже должен иметь свой способ существования, пусть даже и выраженный отрицательно: Нерожденный Рождающий.

Дидим и Амфилохий, современники Василия и Григория, представляют свидетельства этого расширенного использования τρόπος ύπάρξεως. Но есть и другие свидетельства. Григорий в Contra Еипотiит 1.495–97 ясно утверждает, что τρόπος ύπάρξεως коррелирует с λόγος ούσίας, показывая, что тождественность природ совместима с различными способами получения существования (как переводит Престидж), как в случае Адама или Авеля. Василий делает то же в сто Contra Eunomium 1.15, иллюстрируя это подробнее на том же примере. Но здесь коррелирующие формулы: λόγοςονσίαςτρόπος ύπάρξεως прямо не употреблены, но на них указано в начале отрывка и в конце. Для указания на первое мы находим выражение: τό τ(έστι, а для указания на второе: τό δπως έστίν1313. Затем, в конце говорится применительно к Богу: τό δπως του θεου μάλλον ή αύτήν τήν φύσιν.

Итак, различие, проведенное таким образом, позволяет поставить все аспекты учения Аристотеля на службу богословия и в отношении Троицы, и в отношении домостроительства, и в антропологии.

Не производя тщательного исследования у последующих авторов, можно указать лишь на отдельные случаи. Кирилл Александрийский использует выражение в диалогах о Троице; в одном случае – равно о трех Лицах, по контрасту с сущностью, а в другом – применительно к вечному рождению Сына1314. Однако, хотя в александрийском богословии V в. мы встречаем лишь случайные упоминания этого выражения, антиохийцы развивают его вполне в духе Каппадокийцев. Так, в Expositio rectae fidei 3 мы находим соответствующее утверждение, по сути тождественное с фрагментом 15 Амфилохия1315. В Quaestiones et responsiones ad orthodoxos 139 мы обнаруживаем то же учение с противопоставлением λόγος ούσίαςτρόπος ύπάρξεως с примерами Адама, Евы и Сифа. В этом отрывке стоит отметить еще и вот что; он начинается словами: «Бог един по сосуществованию трех Божественных Ипостасей, отличающихся друг от друга не по сущности, но по способам существования»1316 . И немного дальше Феодорит настаивает на неизменности λόγος ούσίας1317. Интересующее нас выражение также встречается в более раннем смысле способа существования Сына и Святого Духа в Haereticarum Fabularum Compendium 5.2.31318. Интерес представляет первый случай последнего сочинения, из-за своей иллюстрации – это огонь и его сияние. Сияние (άπαύγασμα) имеет свое существование от огня и сосуществует с огнем.

Несистематически читая Леонтиев (Палестина, VI в.), я встретил несколько случаев употребления этого выражения в христологиче-ском контексте. Леонтий Иерусалимский в Adversus Nestorianos 1.101319 замечает, что во Христе некоторые вещи происходят κατ᾿ οΐκονομίαν αύτοϋ... διαφόρφ γάρ τρόπω άναλόγω της Ιδίας φύσεως. Так, Его рождение было таким, как наше, но не όμοτρόπως (т. е. не по тому же способу [или тропосу], как у нас).

Леонтий Византийский безусловно знает сам термин τρόπος ύπάρξεως. В прологе к Adversus Nestorianos et Eutychianos он устанавливает некоторые условия для обсуждения: сначала необходимо признать непреложность двух природ во Христе после соединения, а уж потом можно исследовать «их взаимное отношение и способ существования»1320. Итак, выражение имеет место, но каков модус этого модуса [способа существования] не вполне понятно. Идет ли речь только о Божественной и о человеческой природе? Или же речь идет о бого-мужнем способе [существования]? Этот Леонтий приводит два других примера использования hyparxis. Однако, как ни странно, hyparxis имеет здесь значение physis. Так, он говорит: «...душа описывается τω λόγφ της ύπάρξεως». Немного ниже он говорит о соединениях: «...некоторые даже в соединениях сохраняют τόν της ύπάρξεως λόγον"1321. Такое использование, я полагаю, следует объяснять учением Леонтия об ипостасном единстве тварных совершенств – тела и души.

Следуя хронологии, я должен был бы теперь обратиться к Максиму, но я позволил себе сначала заняться Псевдо-Кириллом, которого Холь, беря цитаты из него у Иоанна Дамаскина, приводит в качестве примера неопределенного употребления hyparxis. Речь идет о главах 8–10 De sacrosancta Trinitate ,1322 . В первом отрывке1323 мы обнаруживаем речь о способе существования в смысле рождения и исхождения, как у Василия и Григория. Однако автор также говорит о нерожден-ности (άγεννησία), «которая указывает не на различие сущности, но на способ существования». Ниже, говоря о рождении и исхождении, он характеризует их как модусы [тропосы, или способы] различия1324 . Затем, утверждая, что у трех Лиц все общее по происхождению от Отца, кроме нерожденности, рождения и исхождения он говорит: «Ибо только в этих ипостасных особенностях три святые Ипостаси отличаются одна от другой, разделенные неделимо не по сущности, но по отличительным признаком (χαρακτηριστικφ) каждой отдельной Ипостаси. Мы говорим также, что каждая из трех имеет совершенную Ипостась, но что в трех совершенных Ипостасях одна простая природа более чем совершенная – всесовершенная»1325. Тогда отличительный признак каждой Ипостаси (например, нерожденность и т.д.)- это способы существования. Неудивительно, что немного ниже он повторяет: «Мы признаем единого Бога, но только в особенностях отцовства, сыновства и исхождения мы познаем различие относительно причины и причиненного (αιи αΐτιατόν), а также совершенства Ипостаси, то есть способа существования»1326 .

Первый и последний из процитированных отрывков были противопоставлены друг другом Холем1327, чтобы показать, что греческая традиция, идущая от Амфилохия, недостаточно ясна. Однако ясности – тексты сами говорят за себя – вполне хватает. Конечно, можно захотеть получить разъяснений о том, как это может быть три Лица в одной сущности, – что является глубочайшей тайной, – и обратить внимание на то, что Псевдо-Кирилл уделяет немного внимания понятию отношения, которое мы находим у Амфилохия (см. выше).

Максим и логос-тропос

Как же вписывается в эту традицию Максим? Есть два вопроса: как он использует различие логос-тропос в своем понимании учения о Троице, и какое у него оно имеет значение в целом?

Из примерно сорока случаев, которые я нашел у Максима, всего три касаются троического богословия. Первый встречается в Миста-гогии (Myst 23,701 А). Бог – Единица «по логосу сущности или бытия (κατά τόν της ούσίας ήτοι του είναι λόγον) и Троица по тому, как Он [изначально] существует и способу ипостасированности (κατά τόν του πώς ύπαρχειν καΐ ύφεστάναι τρόπον)». Последняя фраза, использующая глагольное формы, образованные от существительного «ипостась», указывает на тринитарное толкование конкретных отрывков. Amb 67,1400D f объясняет Единицу и Троицу сходным образом. Amb 1,1036С имеет сходную структуру: λόγος, εΐναι применительно к Единице соответствует τρόπος, πώς είναι, πώς ύφεστάναι для Троицы. Здесь налицо различие, проведенное Василием. В качестве примеров употребления глагольной формы hypostasis для обозначения ипоста-сирования в отрывках, посвященных Троице, см. Thal 13, 296В и Сар ге' 3,1178В.

Это различие сущности и способа существования – фундаментально. В качестве яркого примера употребления этого различия я приведу отрывок из Atb 42: «Всякое ведь обновление, вообще говоря, конечно, происходит со способом [существования] обновляемой вещи, а не с логосом природы, поскольку логос, будучи обновлен, губит природу, [так как] не сохраняется неповрежденным логос, по которому она существует; но обновленный способ [существования] при сохранении, конечно, логоса природы, указывает на чудодейственную силу»1328 (Amb 42, 1341D1–6). Ясно, что это фундаментальный закон. Он выражается весьма часто, см. напр.: Atb 42, 1329А, 1345В, также: Atb 31, 1280A; Atb 15, 1217А; Atb 36, 1289С. Рассмотрение всех этих отрывков приводит к однозначному выводу, что логос природы может сохраняться при весьма широком диапазоне изменения способа существования. Для физического порядка это можно увидеть в Atb 15, 1217А: метафизическая сущность совершенно неизменна при постоянном изменении свойств и качеств. Для морального порядка то же утверждается в Atb 42, 1329А-В7, где завершается учение Atb 7, 1084BС. Однако в некоторых отрывках это различие в способах существования выражается через шкалу приближения к высшему Логосу, и не всегда легко зафиксировать, каковы здесь градации. Я имею в виду, например, Thal 2, 272. Недостаточная прозрачность, которая тут имеет место, происходит, так сказать, от двойственности предсуществующего логоса разумной твари, – я имею в виду тот, что определяет ее природу и тот, что определяет ее предназначение. Но я не стану здесь развивать этот аспект учения Максима.

Таким образом, различение логоса-тропоса, как мы убедились, имеет большое значение: оно делает возможным раскрытие правильного учения о Троице, о благодати и об обожении. Первое у Максима занимает явно не первое место. Второе же чрезвычайно важно, хотя и не само по себе. Оно зависит, как это видно из вышеприведенного отрывка, от учения о воплощении.

Если теперь мы будем искать примеры использования этого различения в более поздних произведениях, несущих на себе печать христологических споров, то ясность и рельефность, с которой этот принцип выражается, только увеличивается.

Двигаясь в хронологическом порядке, я обращаюсь к единственной христологической Трудности. Максим утверждает: «Мы знаем, что одно есть логос бытия, а другое – способ, каким нечто существует (ό του πώς εΐναι τρόπος); один обеспечивает природу, а другой – домостроительство» (Atb 5, 1052В6–9). Эта мысль повторяется чуть ниже (1053В11–14), а следующий столбец (начиная с 1056D) – приложение этого различения к знаменитому богомужнему действию Дионисия.

Из последующих полемических сочинений я процитирую лишь одно: «Каждый из нас действует прежде всего как нечто, то есть как человек, а не как некто, например, Павел или Петр; он формирует [определенный] образ [или способ] действования, например, с нажимом или мягко, тем или иным образом. Он определяет его, как хочет. Откуда [следует], что различное в лицах в отношении образа [дейст-вования] узнается по их делам, тогда как неразличимость естественного действия – в логосе [природы]»1329 (ТР 10, 137АЗ-11).

Здесь совершенно ясно обозначен главный момент в полемике с монофелитами и моноэнергистами: воля или действие (энергия) – природны; частное же – действие или выбор личности. Именно это учение позволило Максиму победить Пирра (ТР 28, 308D). Именно его мы находим ясно выраженным и у Псевдо-Кирилла 1330 .

В. Логос и единство творения

Я не ставлю целью раскрыть целиком учение Максима о Логосе. Как само соответствующее греческое слово многозначно, так и учение, связанное с ним, многопланово. Моей целью является придерживаться строго текста Atb 7 и учения о Логосе, развитому там с целью окончательного опровержения оригенизма. По мере своего исследования, я прокомментирую предыдущие работы Максима, касающиеся учения о Логосе.

Раскрытие Максимом учения о логосе в Atb 7 внутренне обусловлено отрывком, который он толкует, и неверными толкованиями его оригенистов. Григорий сказал: «...будучи частицей Бога и проистекши свыше». В этом высказывании оригенисты видели указание на их Энаду, и ее распадение вследствие греха. Максим не мог, как это делают сейчас иногда современные авторы, признать ошибку у Григория. Ведь он был Богослов! Кроме того, действительно изначально существует какое-то единство во Христе (ср.: Thal 60), и философская проблема о соотношении Единого и многого (лежащая в основе ошибки оригенизма) требовала по праву своего ответа. Таким образом, Максим поставил себе задачу дать позитивное толкование на слова «частицей Божества».

Но не только на них, но и на последующие – «истекши свыше», которые подразумевали некоторое первоначальное единство, так что требовалось дать объяснение не только этому единству, но и нынешнему состоянию человека по отношению к этому единству. Ответ на все эти вопросы должен был быть богословским или экзистенциальным. Одного философского учения о Логосе было бы недостаточно.

В дальнейшем рассмотрении проблемы я обращаюсь к Atb 7 – Часть I, II, III, и к Atb 42 – Отступление 2 (Atb 7, 1077С-1085С, 42–1325D-1336B). Для начала заметим, что речь идет здесь не только о Логосе. Максим пишет: «Кто зная, что логосом и премудростью все было приведено в бытие из небытия Богом...» (Atb 7, 1077CIf). Это неслучайная фраза; он повторяет ее дважды в первом объяснении (Amb 7, 1085А5 и С81331 ). В Отступлении 2 Atb 42 (1329D) Максим делает на этом особый акцент. Вывод, который делается из того, что мир был сотворен Логосом и Премудростью состоит в том, что творение было свободным актом направленной воли. Нет сомнений, что пара Логос-Премудрость происходит от Прем 9:1–2: «Боже отцов и Господи милости, сотворивший все словом Твоим, и премудростию Твоею устроивший человека». Совокупность идей, которые здесь подразумеваются, имеет свою историю. Первым, кто соединил учение Писания с греческой философией применительно к учению о Логосе и Премудрости, был Филон1332. Нельзя исключить прямого влияния Филона на Максима. Фон Бальтазар нашел тому свидетельство1333. Но ключевым здесь является понимание Сына, Логоса в Евангелии от Иоанна, как места, или области идей. Эта тема разрабатывалась Александрийской школой, и обнаруживается, в частности, у Климента1334.

Первое объяснение учения о Логосе

Первое объяснение (Amb 7, 1077С-1081С11) дается в своего рода циклическом движении, все фазы которого, кроме четвертой, отмечены цитатами. Первая фаза (1077С-1080А2) повествует о множестве в единстве и единстве во множестве, и завершается сильным утверждением, относящимся к Сыну и Логосу из Кол 1:16, что все сотворено в Нем. Это многообразие вещей включает как их бесконечное различие и разнообразие, так и их не смешиваемую индивидуальность. С другой стороны, множество сущностей рассматривается в своем единстве через несмешиваемое отнесение всего к Единому ипостас-ному Слову. Именно здесь Максим акцент делается на Слове, которым, согласно Кол 1:16, все создано.

Вторая фаза (1080А2-В11) развивает тему возглавления Логосом творения всей твари (логосы всего предсуществуют в Логосе и реализуются согласно Его воле) и Его присутствия в них, хотя Он бесконечно выше их. В ней говорится и о том, что в Логосе вся тварь соразмерно (άναλόγως) причаствует Богу. Максим все еще говорит о сущностном порядке (т. е. не об экзистенциальном порядке благодати), что видно из того, как он раскрывает это «соразмерно»: «...умом, или словесностью, или чувством, или жизненным движением, или сущностной и присущей [им] пригодностью». Именно здесь Максим ссылается применительно ко всему предыдущему учению на Дионисия. О Божественных именах (DN 5.5–7) прекрасно соответствует основной линии аргументов Максима. Там тоже речь идет о сущностном плане бытия. Не приходится сомневаться, что ссылка Максима на Дионисия подтверждается, но и в этом случае ничто не указывает на особенную зависимость Максима от него. Один говорит иносказательно о причастии главных вторичных причин первичной, другой – о причастии существующих сущностей Слову.

На этих двух фазах объясняется то, каким образом мы можем быть «частицами Божества»; далее идет речь о словах Григория: «...проистекши свыше». На третьей фазе (1080В11–1081А5) он дает удовлетворительное объяснение. Ответ состоит в том, что когда движение ангелов и людей находится всецело в согласии с их предсуществующим в Боге логосом, и они не желают ничего, кроме как источника своего движения, то такое разумное существо будет в Боге, – έν θεω γενήσεται, так Евагрий и Максим называют вершину христианской жизни, – и оно уже никогда не «истечет» от Него. Это – возвращение к, и восстановление соответствия твари слову (логосу), задающему норму творения (τήν πρός τόν καθ᾿ δν έκτίσθη λόγον άνοδόν τε καί άποκατάστασιν)1335. Приведенной цитаты достаточно, чтобы понять, что мы перешли от сущностного порядка к экзистенциальному, где впервые рассматривается сверхприродное. Этот переход дважды подтверждается отсылкой к обретению Божественной цели (σκοπός) (1080С14, 15). Skopos употребляется неоднократно в первой части Liber Asceticus, и означает промысел Воплощения, но в Thal 60,621 АВ Максим подробно объясняет, что Божественный skopos – это таинство Христа, сокрытое от создания мира. Он определяет skopos как цель (Thal 60, 621А10) словами Евагрия, которые он использовал выше в Amb 7, 1072С41336.

В Thal 60 Максим ясно различает два порядка. В конце он говорит: «Ибо поистине было необходимо, чтобы Создатель по природе сущности существующих [вещей] был бы и самосовершителем (αύτουργός) по благодати обожения сотворенного с тем, чтобы Даятель бытия оказался бы также и Подаятелем (χαριστιός) присно-благо-бытия» (Thal 60, 624D5–9). Отсылка к бытию и присно-благо-бытию ведет нас к отрывку из Atb 42, где подробно рассматривается триада бытие благо- или зло-бытие – присно-бытие. Приведу этот отрывок полностью: «Всех вещей существующих или имеющих быть... твердо утвержденные логосы предсуществуют в Боге, в соответствии с которыми все вещи есть, и становятся, и пребывают, всегда приближаясь через естественное движение к их предположенным1337 логосам. Они [эти вещи] скорее удерживаются в бытии и получают в соответствии с характером и мерой выбранного ими движения и склонности либо благо-бытие, вследствие добродетели и прямого движения к своему логосу, либо зло-бытие, вследствие порока и движения не в согласии со своим логосом. Или говоря кратко: в соответствии с имением или лишением, в их природной причаствующей способности Того, Кто существует по природе совершенно и непричаствуемо, и Кто предлагает Себя совершенно просто и милостиво по причине Его беспредельной благости всем, достойным и недостойным, производя постоянство присного бытия, как каждый человек сам от себя к тому расположен. Для них соответствующее причастие или непричастие собственно бытия, благо-бытия и присно-бытия – это возрастание и усиление наказания (τιμωρία) для тех, кто не был способен причаствовать, и радость для тех, кто смог причаствовать»1338 (Amb 42, 1329А1-В7).

В приведенном отрывке различие между просто естественным (физическим) и моральным порядком определенно отмечено. В рамках последнего порядка Максим здесь не выявляет различий между естественным и сверхъестественным; он лишь умосозерцает существующий сверхъестественный порядок. Однако, о том, что это различение существует в мысли Максима, и имплицитно в приведенном длинном отрывке, говорят другие тексты, например, тот отрывок из Thal 30, с которого я начал предыдущий параграф, или другой из Thal 64, 724CD, где Максим говорит о самом естественном законе.

Третья фаза завершается цитатой из Толкования на Исайю Василия1339 относительно истинного покоя Субботы.

Четвертая фаза первого объяснения (Amb 7,1081А5-С11) возвращается, чтобы расширить некоторые уже высказанные моменты и повторить утверждение первой фазы. В первой части (Amb 7,1081А5– В8) высказано две идеи. Вещи не существуют в действительности все одновременно вместе со своими идеями (логосами) в Боге; скорее, Тот, Кто всегда остается Творцом приводит вещи в бытие в подобающее время (ср. идею второй фазы в 1080А6). Причина здесь в том, что Бог и вещи не могут быть вместе. Представление это ошибочно. Максим настаивает на невозможности сосуществования конечного1340 и бесконечного, т. е., как представляется, вечного существования реализованных логосов в Боге. Настаивая на несравнимости конечного и бесконечного и на том, что в данном случае речь не идет об апофатическом богословии Логоса (Amb 7, 1081В8–15), он повторяет утверждение первой фазы. Но на этот раз множество в единстве (единый Логос является множеством логосов) определяется как творящее и удерживающее исхождение Одного во множество тварей, а единство во множестве (множество логосов являются Одним) определяется как «многих к Одному обращающее и направляющее возведение и промысл как бы к вседержительному центру, содержащему начала своих прямых, и собирающему их воедино»1341. Здесь все добавления по сравнению с первой фазой акцентируют неоплатонические моменты, особенно в духе Прокла. Образ центра с радиусами мы находим у Дионисия, в главах, на которые Максим уже ссылался и будет еще ссылаться1342. Наконец, в одном предложении Максим излагает существо своих объяснений: «Мы суть и называемся «частицами Божества» из-за логосов нашего бытия, предсуществующих в Боге; и опять-таки, говорится, что мы «истекли свыше» потому что мы стали двигаться не в соответствии с предбывшим в Боге логосом, по которому произошли» (Amb 7, 1081С7–11).

Все это первое объяснение не представляет ничего оригинального в своих отдельных моментах, однако в целом Максим так описал начало и цель существования человека, что все сложные аспекты учения выглядят убедительно. Большая гибкость учения о логосе в тексте Amb 7 препятствует, очевидно, выражению отношения природы и благодати в том виде, в каком его обычно хотят формулировать западные богословы. Все объяснение близко к Дионисию (в DN 5.5–7), но намного точнее. Это замечает и сам Максим в конце второй фазы (1080В10). Возможно, по этой причине второе объяснение, которое он предлагает, вдохновлено в первую очередь непосредственно Оригеном. Может быть, это представлялось более действенным средством в обращении оригенистов от их ошибки.

Второе объяснение учения о Логосе

Это второе объяснение начинается так: «Если Один Бог Слово, несомненно, является сущностью добродетели в каждом человеке... то явно, что всякий причастный добродетели по твердому навыку в ней человек несомненнейшим образом причаствует Богу...» (Amb 7, 1081C14-D2, D9–11). Максим здесь защищает свое положение, цитируя 1Кор 1:30: «...во Христе Иисусе, Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением», и замечая, что Христос – это Сама Премудрость, Сама Праведность и Сама Святость, и эти сказуемые не являются атрибутами как когда мы говорим: мудрый человек. Так вот, Ориген, толкуя Ин 1:14, писал: «Ведь сущностная само-праведность – это Христос»1343. Конечно, Максим мог и не основываться непосредственно на Оригене1344, что не отменяет того факта, что сама эта мысль насквозь оригеновская. В контексте только что приведенной фразы Ориген развивает идею, хотя и не в понятиях причастия, что наша праведность и другие добродетели происходят от Христа. Максим же в действительности сразу переходит к рассмотрению такого причастия путем последовательного схватывания начала и конца, которые тождественны, охватываемые skopos'oM вещи (1084А6). Итак, «что касается начала, человек получает по причастию природное благо (άγαθόν) со своим бытием; что касается конца, то он ревностно совершает свое течение к началу и источнику без отклонения посредством доброй воли (γνώμη) и произволения (προαιρέσει), и получает от Бога обожение, добавляя к природной благости образа1345 (τφ κατ᾿ είκόνα φύσει καλω) избранное подобие через добродетели, по причине вложенного восхождения к, и сродства со своим собственным началом и истоком»1346 (Amb 7, 1084А6–14).

Несомненно, здесь Максим развивает учение об обожении. Он раскрывает его, используя ту триаду, на которой мы останавливались в первом объяснении. Все это подтверждается словами апостола: «ибо мы Им живем и движемся и существуем» (Деян 17:28). Каждый элемент этой триады Максим приводит в соответствие с логосом человека, предсуществующим в Боге. Существование относится к логосу бытия, движения – к логосу благо-бытия, а жизнь – присно-бытия (Amb 7, 1084B1–7). В приведенных выше отрывках это тройственное различение абсолютно очевидно. Однако нет и намека, что оно может быть отнесено к определяющим логосам. Насколько я знаю, эта отсылка присутствует только в этом отрывке, что не удивительно, ибо говорить о нем более подробно значило бы рассматривать вопрос о предопределении, но к этому образ мысли и жизни Максима его не склоняли. Обычно он смотрит на все с точки зрения Божественной цели (skopos) – осуществление человека в домостроительстве воплощения. Противоположное этому осуществлению – неудачу, возможность и реальность вечного наказания он признает, но не решается это объяснить.

Сказав о принципе нашего причастия Христу через добродетели, Максим далее развивает тему Божественной цели: «...ибо Божие Слово и Бог всегда желает и во всем совершает таинство Своего воплощения» (Amb 7, 1084C15-D2).

Итак, мы – частицы Бога, но истечь свыше значит неразумно покинуть свой исток, и это приводит к коренному беспорядку и незащищенности тела и души, будучи выбором худшего вместо лучшего (Atb, 1084D2–1085A6).

Защита Максимом своего учения о Логосе

И так, Максим закончил обсуждение учения о Логосе и дал адекватное толкование подозрительному месту Григория. Он мог бы оставить этот вопрос и перейти к следующей части – подтверждению положения, взятого из цитаты из Григория. Но он так не поступает. Он уже ссылался в своем учении на Дионисия, теперь же он хочет привести отрывок из него в подтверждение учения о логосах в их динамическом аспекте (DN 5.8, 824С). Здесь Дионисий подтверждает, что логосы вещей называются также Божественными волениями (θεΐα θελήματα). То, что творение не является необходимым произведением Божественной силы, но есть результат Божиего воления, – не является новым учением. Максим также и в других местах относит творение к Божественной воле. Однако важность этого отрывка состоит не в этом простом и общепринятом у христиан положении; она состоит, скорее, в объединении логосов с Божественными волениями. То, что у Дионисия было фразой, представляющей альтернативу выражению парадигмы вещей, следующим образом выражено словами автора VII в.: «Каждая вещь приходит в бытие согласно волящей мысли Бога»1347. С этой точки зрения логосы не являются, так сказать, инертными образцами, но – самой творческой силой Божией, реализующей себя в твари. Мы уже видели, что в мысли Максима все до такой степени определяется Божественной целью, что иногда трудно различить в одном отрывке различные элементы. Это особенно видно в отрывке, толкующем Рим 1:20: «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы». Максим толкует это место: «Логосы сущих, прежде веков предуготовленные в Боге, как ведает Он Сам, будучи невидимыми, обычно именуются у божественных мужей также благими произволениями Божиими; они ясно мысленно созерцаются через творение. Ибо все творения Божий по природе, будучи рассматриваемы нами ведательно с должным искусством, сокровенно возвещают нам логосы, в соответствии с которыми они получили бытие, и вместе с тем обнаруживают с собою в каждом творении цель Божию (skopos). По сказанному: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь» (Пс 18: 2). Но вечная сила и Божество есть промысел, объемлющий сущие и опекающий действие, обоживающий тех, о ком промысел»1348 (Thal 13,293D-296A13).

Здесь мы опять видим, что Максим смотрит на все с точки зрения Божественной цели (skopos). Но заметим, что достижение этой цели зависит от промыслительного действия Бога. Это видно и из того, сколь велико расстояние между начальным состоянием человека и конечным достижением – между ними вся аскетическая жизнь, все воплощение. Максим говорит об этом со всей ясностью во второй части Atb 7. Здесь skopos, будучи неизменен, допускает два модуса реализации. Первый связан с осуществлением наших природных сил в Адаме; он оказался неудачным. А второй приведен в действие во Христе (Amb 7,1097С).

Единство логосов и Божественных волений, что Максим берет у Дионисия, столь близко, что даже в его собственном толковании он неспособен предложить или установить различие. Два места из Писания: «...познал Господь Своих» (2Тим 2:19) и «Я никогда не знал вас» (Мф 7:23) Максим объясняет следующим образом: «Произвольное движение либо в согласии с волей и логосом, либо в несогласии с волей и логосом приготовило каждого услышать Божественный глас» (Atb 7, 1085СЗ-6). В русле отрывка из Дионисия было бы легко говорить только о Божественной воле спасти всех, как если бы все должны были в конце концов быть восстановлены для блаженства. Тот факт, что Максим, несмотря на то, что он едва ли не отождествляет сущностный и промыслительный логос каждого человека, не говорит о всеобщем спасении, значим для его основополагающей мысли, которая не допускает апокатастасиса Григория Нисского. В этом контексте сжатое выражение «волящая мысль» Псевдо-Кирилла и Иоанна Дамаскина было бы неуместно.

Я думаю, что сказанного достаточно, чтобы проиллюстрировать отрывок и цитату из Дионисия. Служит ли Дионисий авторитетом, подтверждающим уже известное учение, или является источником для Максима, применительно к учению о Логосе, сказать сложно. Скорее все-таки источником в первом случае, чем авторитетом во втором.

Современные толкования

Таким образом, было бы большим преувеличением на основании цитаты из Дионисия у Максима выводить его исключительно как последователя Дионисия. Именно это, похоже, делает Владимир Лосский в «Очерках мистического богословия Восточной Церкви»1349. Максим, несомненно, говорит о начале и конце вместе, о логосе и о его достижении в вечности. Я уже обращал внимание на такие отрывки. Однако, глядя в целом на его учение о логосе, ясно, что сущностный и неизменный логос твари адекватно отличается им от того, что подвержено изменению и совершенствованию. Максим даже говорит о различном логосе для каждого состояния сущего – бытия, благо-бытия и присно-бытия. Различение между логосом природы и способом существования, начав свою историю в богословии как термин тринитарный, перешло на христологию; также оно служит для выражения отношений человеческого и Божественного в обновленной и обоженной твари. Важность его несомненна. Она видна и из частого использования «логоса» в отношении естественного созерцания, а «тропоса» – в отношении добродетели.

Итак, для Максима, как бы ни обстояло дело у Дионисия, отправной момент и преуспеяние к конечному обожению прекрасно различаются и очерчиваются. Здесь мы имеем дело с отношением и различием природы и благодати, и природного и сверхприродного порядков.

Фон Бальтазар справедливо отмечает, что прямое сравнение западного и тридентского богословия с византийским учением в этом пункте невозможно, поскольку на Западе никогда не использовали гипотезу о состоянии чистой природы при раскрытии этого различия. Но будет ли справедливо предположить, как это делает фон Бальтазар, что византийское учение является либо имплицитной стадией развития западного учения, либо имеет моменты, противоречащие ему? Гипотеза о состоянии чистой природы столь радикальна в разрешении всей проблемы, что система, развитая без нее, будет вряд ли в каком-либо моменте непосредственно сравниваема с другой, в которой эта гипотеза присутствует. И поскольку это остается гипотезой1350, то мне кажется, существуют три возможности: 1) строгое православие, основанное на этом предположении; 2) правильное учение, защищающее те моменты (однако без той же правильности для каждого), какие предполагаются этой гипотезой; 3) учение, компрометирующее один или несколько моментов, которые необходимо защитить.

Если гипотеза о состоянии чистой природы доходит до самых корней настоящего вопроса – гипотеза, выдвигаемая Лосским, который полагает, что это же было и у Максима, а именно, что существует реальное различие между невыразимой Божественной сущностью и творческими Божественными энергиями, – такая гипотеза в равной мере имеет далеко идущие последствия. Лосский говорит, что логосы расположены не в Божественной сущности, но в энергиях. Основание этого различения восходит ко временам Филона, но его наличие и значимость для каждого отдельного автора нельзя принимать автоматически. Рассуждать сейчас по этому поводу относительно Максима значило бы делать это поверхностно. Однако, что касается ситуации с логосами, я могу обратить внимание на два, казалось бы, противоречивых отрывка; оба они появляются в ходе уже рассмотренной нами аргументации.

В Atb 7, 1077С Максим утверждает, настаивая на этом, что многие логосы – это один Логос, сам Сын Божий. Это первая фаза. На четвертой фазе он говорит, помимо речи о высшем апофатическом богословии, что один Логос – множество, а множество – Один (Atb 7, 1081B10ff), и дальше продолжает вести речь о творческом нисхождении Единого к сущим. Отрывки, появляющиеся в одном контексте, вряд ли являются противоречащими друг другу. Первый – чисто катафатический, второй – катафатический, но с апофатической оговоркой. Но каков же смысл и значение этой оговорки? Относится ли она просто к Троической жизни? Здесь мы не можем говорить об этом.

Заключение

Попробуем подвести итог этой главы. Максим объясняет слова Григория: «...будучи частицей Бога мы истекли свыше» с помощью двойного объяснения учения о логосах, отождествляя и различая высший Логос и многие логосы как на онтологическом, так и на моральном уровне. Он находит это учение, и подтверждает его с помощью Дионисия. Степень зависимости Максима от Дионисия применительно к такому широко распространенному учению, как учение о логосе, трудно установить. Однако, что касается отождествления логосов с Божественными волениями, то похоже, что Максим скорее передает это учение, нежели делает его частью своей мысли.

На этом мы остановимся в рассмотрении учения Максима о логосах в его опровержении оригенизма, но в этом опровержении есть и другие моменты. Сразу после того, как он прибегает к авторитету Дионисия, что мы только что обсуждали, Максим возвращается к цитате из Григория и разворачивает свое понимание конечного состояния. Речь идет об учении о пресыщении. Следующая глава будет посвящена этому.

Глава V Корос. А. Κόρος у оригенистов

Пресыщение – один из ключевых моментов учения оригенизма. Он служит удобным термином для указания на причину распада Энады. Этот термин встречается в обоих документах Юстиниана – в Послании к Мине (543) и в Послании к Собору (553), и соответственно, в первой и второй анафеме оригенизма. Первая анафема 543 г. гласит: «Кто говорит или думает, что души человеческие предсушествовали, что они были прежде умами и святыми силами, наслаждались полнотою божественного созерцания, а затем обратились худшему и чрез это охладели в любви к Богу, отчего и называются душами и в наказание посланы в тела, тому да будет анафема»1351.

Эта формулировка скорее всего VI в., однако учение о пресыщении можно найти у самого Оригена. Стоит сперва привести весь этот пассаж: «Итак, при постоянном действии Отца и Сына и Святого Духа, [и его] возобновляемости на всех ступенях совершенства, мы, может быть, когда-нибудь хотя и с трудом получим возможность созерцать святую и блаженную жизнь. Когда же при этом после продолжительных подвигов нам удастся приблизиться к этой жизни, то мы должны быть укоренены уже настолько, чтобы нами никогда не могло овладеть пресыщение этою жизнью; напротив, при постепенном все большем и большем проникновении в это блаженство, в нас все более и более должна увеличиваться и возрастать жажда к нему, при условии, конечно, все более и более горячего и ревностного восприятия и хранения в себе Отца и Сына и Святого Духа. Впрочем, если кем-нибудь из находящихся в высшем и совершеннейшем состоянии и овладеет пресыщение, то я не думаю, чтобы он опустел и отпал от него внезапно: он необходимо должен падать понемногу и постепенно. Следовательно, если кто-либо иногда случайно подвергнется легкому падению, но скоро одумается и придет в себя, то он, собственно, не может совершенно разрушить [свое нравственное состояние], но может снова восстать и возвратиться на прежнюю ступень – он может снова восстановить то, что было потеряно им по небрежности»1352.

Пресыщение – это то, чего следует опасаться; его наступление означает отпадение от Бога. Пресыщение возможно в силу присущей человеку изменчивости. Ориген недвусмысленно говорит об этом: «Но так как те разумные существа... были сотворены из ничего, то именно потому, что они прежде не существовали, а [потом] начали существовать, они получили по необходимости совращаемое и изменчивое бытие, ведь добродетель, привзошедшая в их субстанцию, не была присуща им по природе, но была произведена по милости Творца. И самое бытие у них – не собственное и не всегдашнее, но данное от Бога, потому что они не всегда существовали; все же, что дано, может быть отнято и прекратиться. Причина же этого прекращения будет заключаться в том, что движения душ направляются не согласно с законом и правдою [поп recte et probabiliter]. Ибо Творец предоставил созданным Им умам произвольные и свободные движения, конечно, для того, чтобы добро было собственным их добром в том случае, если оно будет сохраняться по собственной [их] воле. Но леность и пресыщение [taedium] [до отвращения] от труда в деле сохранения добра, а также отвращение и пренебрежение к лучшему положили начало отступлению от добра»1353.

С приведенным отрывком, объясняющим разнообразие мира изначальным уклонением от блага, следует соотнести другой1354, где и встречается слово «Энада», и в контексте которого как раз и говорилось об оригенистическом привкусе трудного места из Григория, которое объясняет Максим.

В обсуждении изначальной Энады разумных существ до сих пор мы уделяли внимание скорее ее онтологическому аспекту, заключенному в триаде genesis-stasis- kinesis. Теперь перед нами тот же концепт в его моральных аспектах1355.

Распад первоначального единства произошел по причине пресыщения благом, или лени, или пресыщения до отвращения от труда в деле сохранения блага; но все это сделалось возможным по той причине, что Творец дал созданным Им умам произвольные и свободные движения. Свобода, конечно, была очень дорога Оригену, как и всем христианам. Он пространно защищает учение о свободе в De Princ 3.1, и эту защиту свв. Василий Великий и Григорий Богослов перенесли в свою книгу Philocalia, представляющую сборник отрывков из Оригена. Эта защита во многом основана на похвале или осуждении, на существовании законов, что с необходимостью подразумевает ответственность в выборе добра или зла. Пра (Prat) следующим образом суммирует учение Оригена: «Для Оригена свободная воля состоит не в свободе действовать или приостанавливать свое действие и в выборе из множества благ, но в том, что схоласты называют свободой противоположностей (liberte de contrariete), в способности выбрать благо или противоположное ему зло»1356.

Однако даже пресыщение и последующее уклонение от блага входит, согласно Оригену, в провиденциальный план. Он пишет, что Бог попустил тварям некоторые движения, «чтобы они, сохраняя свое состояние всегда неподвижным, не забывали, что они достигли этого окончательного блаженства не своею силою, но благодатью Божиею»1357.

Было бы полезным теперь суммировать оригенистический миф, основываясь на только что приведенных отрывках. Первоначальная Энада – это единство разумных тварей, чья принципиальная изменчивость основана на том, что они – твари, и проявляется через их свободную волю, состоящую изначально в выборе между добром и злом. Таким образом, сама природа свободной воли, хотя она и может развиться во все возрастающее желание блага, в действительности приходит к пресыщению благом и становится ответственной за изначальный распад Энады; последующие пресыщения и отпадения всегда возможны, хотя бы уже для того, чтобы тварь могла осознать свою зависимость от Бога.

В. Опровержение

Теперь обратимся к опровержению этого момента в учении оригенизма у Максима. Два отрывка из Atb 7, которые прямо касаются пресыщения, являются небольшими, поэтому я приведу их целиком в переводе. В первом само слово не встречается, но идея пресыщения предполагается. После начального описания Энады, Максим продолжает: «Ведь если Божество недвижно, как наполняющее все, а все, что из небытия, приемлет бытие и подвижно, как непременно относящееся к какой-то причине, но ничто движущееся еще не остановилось, как не упокоившее еще можение [или потенцию] движения соответственно влечению у последнего желаемого (ведь не свойственно от природы ничему иному, чем оно, показываясь, останавливать носящееся соответственно природе), – значит ничто движущееся не остановилось, как не встретившее еще последнее желаемое, поскольку оно не остановило еще, явившись, движение вокруг него носящихся»1358 (Atb 7,1069В2–13).

Таков основной аргумент, метафизические аспекты которого Максим суммировал в триаде genesis-kinesis-stasis, чему мы уделили внимание в первую очередь1359. Но прежде чем подойти к этим аспектам, Максим приводит первые два возражения оригенистов на приведенные аргументы, сам отвечая на их доводы: «Если же они вдобавок настаивают, что это некогда произошло и умы пришли в рассеяние, подвигнутые из своего основания и местопребывания в последнем и единственном предмете стремления, то чтобы не придирался я, говоря: «Где же доказательство [что это не случится снова]?», по всей вероятности, допустят, что в тех же [обстоятельствах] умы с необходимостью будут иметь те же перепады без конца. Ведь что смогли, испытав, презреть однажды, то никакая логика им не сможет воспрепятствовать презирать и всякий [другой] раз. Но что иное, чем [необходимость] так носиться умам, и ни иметь, ни надеяться [иметь] никакой неколебимой опоры для твердости в прекрасном могло бы оказаться [для них уделом] более жалким?»1360 (Amb 7, 1069В13-С12).

Из этого отрывка мы сразу видим, что оригенисты, с которыми имеет дело Максим, не отрицают его учение о движении, т. е. что для упокоения необходимо достичь самого желанного, но они просто утверждают нечто противоположное меньшей посылке Максима. Ввиду разнообразных движений разумных тварей Максим предполагает, что цель движения еще не достигнута; они же утверждают, что изначально она уже была достигнута. Согласившись относительно учения о движении и того, что цель еще не обретена, Максим раскрывает последствия их положения: у них не получается никакого постоянного покоя во благе. Само по себе это утверждение является для него достаточным опровержением.

На это его противники возражают посредством такой увертки: они могут пребывать во благе, но не хотят. Таково второе возражение оригенистов, которое следует сразу за приведенным выше отрывком: «Если же скажут, что они могут, но не хотят из-за бывшего [у них] опыта противоположного, то и в таком случае будет прекрасное ими любимо не ради себя самого, как прекрасного, но по необходимости и ради противоположного, как не по природе и в собственном смысле вожделенное. Ибо все, что не само по себе является благим, и вожделенным, и привлекающим к себе всякое движение, не в собственном смысле прекрасно, а поэтому неспособно и удерживать влечение наслаждающихся им. Но так и злу могли бы придерживающиеся такого образа мыслей выразить благодарность, как посредством него наученные должному и узнавшие, как иметь утверждение в добре [т. е. прекрасном], и если действительно опознали они созвучное себе, необходимо назовут зло приходом в бытие, потребным даже более, чем сама природа, так как он [этот приход в бытие] научает, согласно им, полезному, и производит самое ценное из всех стяжаний – разумею любовь, по которой всему приходящему от Бога в бытие свойственно, пребывая в Боге, необратимо собираться в Бога»1361 (Amb 7,1069С12–1072А10).

Первое возражение и ответ на него имеют в виду вопрос, является ли обязательно твердость во благе целью; второе возражение предполагает, что всегда будет возможность выбора между добром и злом, а желание опыта полагается как причина для выбора зла. Однако позиция Максима состоит в том, что конечная и полная поглощенность благом такова, что она исключает малейшее уклонение ко злу Его метод – reduction ad absurdum положения оригенистов; положительное развитие его позиции мы увидим дальше.

Теперь я приведу второй отрывок о пресыщении: «Ибо говорят, что радость ни прошлой печали не помнит, ни ожидаемого пресыщения (τόν κόρον) не приемлет от страха, подобно наслаждению.

Поэтому-то как богодухновенные Речения, так и научившиеся от них божественным тайнам отцы наши и утвердили «радость» как название, указывающее на будущую истину. Если же, говоря вкратце и по моему убогому рассуждению, природой, Писанием и отцами показано, что ничто еще из приведенного в бытие и движущегося не остановилось, и не прияло сообразного Божественному намерению завершения (σκοπός), а к тому же и то, что невозможно поколебать основание достойных в божественном постоянстве, то как возможно – дабы нам ко утверждению сказанного подать малую некую помощь от рассуждений, – чтобы те, кто единожды существенно1362 стал в Боге, потерпели бы у себя оскорбительное для [предмета своего] желания пресыщение? Ведь всякое пресыщение по самому своему смыслу и определению является угашающим аппетит, что устанавливается двояким способом: либо аппетит, почитая [вызывающие его] предметы малыми, угасает, либо, пренебрегая ими как скверными и гадкими, гнушается. От этого обычно и возникает пресыщение. Богу же, как по естеству сущему бесконечным и почитаемым, свойственно скорее увеличивать до беспредельного аппетит вкушающих Его посредством причастия.

Если же это истинно (как оно, конечно, и есть), то не было так называемой Энады разумных существ, которая, пресытившись божественным постоянством, разделилась, и своим рассеянием привела к сотворению сего мира, дабы нам [вводя ее] не делать благо чем-то описуемым и бесчестным [то есть малоценным], как ограниченное каким-то пресыщением, и бывающее причиной мятежа для тех, желание коих не смогло оно удержать неподвижным»1363 (Amb 7, 1089АЗ-С6).

Этот второй отрывок о пресыщении важнее, чем может на первый взгляд показаться. Он представляет собой вывод (начиная со слов: «Поэтому-то...» – 1089А10) из первого, суммируя предшествующую аргументацию, и наносит решающий удар по гипотезе пресыщения. Эта гипотеза, которая на первый взгляд вводится как бы между прочим, несовместима с радостью – темой предыдущего отрывка. Однако это тот самый случай, когда ассоциативный ход мысли не является помехой силе ее логической структуры. В самом деле, связь с первым отрывком и со всем эксплицитным отрицанием Энады (1077 В13) слишком близкая, чтобы его не заметить.

Во-первых, сводка положений, доказанных прежде, берется отчасти почти дословно из первого отрывка. Отсюда тема продолжения движения до тех пор, пока оно не обретет цель, в которой оно успокаивается:

089А12 ούδέν τών γενητών πώπετε κινούμενον £στη ούδέ της έπ᾿ αύτό κατά τόν θεΐον σκοπόν έπελάβετο λήξεως

1069В7 ουδέ ούδέν κινούμενον £στη

1073А12 Ουοΰν ούδαμώς ούδέν τών γενητών τήν φυσικήν δύναμιν πρός τό κατ᾿ αύτήν τέλος κινουμένην Εστησεν, ούδέ της ένεργείας έπαύσατο

Тема «постоянства» (μονιμότης) в Боге целиком соответствует теме твердости (или укорененности) (παγιότης) в первом возражении предыдущего отрывка:

1089А15 της έν τω Θεω μονιμότητος τών άξιουμένωνπαρεγκλιθηναιτό σιμον.

1089В15 (ένάς) κόρον λαβουτης έν τφ θεω μονιμότητος, μερίσθη καΐ τφ οΐκείψ σκεδασμφ τήν τοϋ κόσμου τούτου γένεσιν συνεισήγαγεν.

1069С9 τά λογικά ... μηδεμίαν δχειν ή έλπίζειν βάσιν άμετάθετον της έν τω καλω παγιότητος.

1069С1 της έν έσχάτψ καΐ μόνφ όρεχτφ Ιδρύσεώς τε καΐ μονης παρακινηθέντα τά λογικά τόν σκεδασμόν ελαβεν.

Другой момент заключительного вывода – бесконечное возрастание желания в Боге. Этой теме нет соответствия в начальном отрывке. Но в изложении темы движения в Боге (1073CD) мы находим более полное развитие этой мысли, подчеркивающее вольный характер этого движения. Это первый отрывок текста, посвященного экстазу.

Соответствие и внутренняя связь этого заключительного отрывка с последующим опровержением оригенизма очевидна; тем не менее, он вносит новый момент. Речь идет о непосредственном рассмотрении пресыщения (κόρος). Это рассмотрение коротко: определение, двойной модус его реализации (при этом каждый подразумевает предельность), абсолютная неприменимость такой предельности к нашему желанию беспредельного Бога.

Сама краткость и прозрачность аргументации вызывает вопрос. Почему Максим не выдвинул этот аргумент с самого начала, где, как мы видели, идеи, связанные с концепцией пресыщения, уже имели место? Причин тому, я полагаю, две. С одной стороны, сама простота и убедительность аргумента сделала бы ненужным дальнейшее обсуждение, но тогда бы остались незатронутыми фундаментальные положения, на которых эта ошибка основывается. С другой стороны, пресыщение в системе оригенизма – безусловно некая хитрость, совершено неосновательное допущение, придуманное исключительно для объяснения существующего материально-духовного мира как результата распада Энады. Отсюда ее поверхностность, и то, что она не затрагивает нерв оригенизма. Начать опровержение с этой темы значило бы оставить всю аргументацию на том же уровне поверхностности. Поэтому похоже, что аргумент о пресыщении появляется в конце не случайно и не по ассоциации, но по глубокой интуиции относительно важности тех или иных моментов в оригенизме.

В самом деле, оригенистические спекуляции, будь то у самого Оригена, или у его последователей VI в., не были нерасчлененным единством, но слагались из ряда моментов, некоторые из которых были неприемлемы. В основе оригенизма лежало убеждение, что вначале имело место существование единства изначально чистых умов. Разве Господь не сказал, что на небесах (а конец – таков же, как начало) не женятся, но все будут как ангелы Божий (см.: Мф 22:30)? Наряду с этим было и другое убеждение, не менее определенное, что основной характеристикой, сутью этих умов была их свобода, свобода воли, состоящая, конечно, в выборе между добром и злом, – точка зрения, казалось бы подтверждаемая авторитетом многих мест Писания, посвященных свободе. Тем не менее, было невозможно не принять в расчет и настоящий, видимый мир во всем его разнообразии. Итак, изначальное единство распалось из-за пресыщения благом, высшим благом, которым наслаждались умы. Κόρος являлся удобным deus ex machine, который делал возможным существование этого мира. Эта концепция оказалась возможной в оригенизме из-за неправильного понимания свободы.

Тем не менее всякая спекулятивная система, если она имеет хоть какую-то силу, должна содержать элементы или хотя бы подобия истины. Ни одно опровержение ошибок не является до конца удовлетворительным, если оно не уделяет достаточно внимания таким элементам и подобиям. Задачей Максима и было сохранить то, что можно было бы назвать основной одушевляющей идеей оригенизма. Так, мы видели, что изначальное единство и возвращение к нему, являющееся самим raison d'etre мифа, потребовало от Максима учения о Логосе и логосах, в котором изначальное единство – «идеально» (вечное присутствие логосов в Логосе), и только конечное единство «экзистенциально»1364. Движение, как природное, так и моральное – вещь слишком очевидная, чтобы ею пренебрегать – Максим оставил, но поместил его в разумный метафизический контекст – учение о неизменном логосе природы и конкретных способах существования, объясняя движение в соответствии с четким различением в триаде сущность-сила-действие. Даже в учении об обожении Максим не нарушает эти принципы, что проявляется и в термине, который он для него употребляет – ecstasis.

С самого начала движения тварей Максим оказывается сразу в коренном согласии и несогласии с Оригеном и оригенистами. Это выражается в слове τροπή, обозначающим существенное разнообразие разумных тварей. Ориген относит его как к онтологическому, так и к моральному порядку (с его точки зрения телесный мир возник в результате греха); для Максима это разнообразие, присущее каждой твари, ограничено неизменностью логоса природы, а для человека, как разумного, имеет место изменчивость только морального порядка, т. е. порядка человеческих поступков. Но если эта изменчивость присуща человеку по природе, существует еще Божественный дар – последняя твердость (укорененность) во благе. С этим даром связано и бесконечно возрастающее желание в беспредельном Боге. Эти идеи не были совершенно неизвестны Оригену1365, но внутренняя необходимость его главной мысли – единство чистых духов – оттеснила их в сторону. Поэтому не удивительно, что учение о твердости в Боге упоминается, когда Максим касается учения оригенизма о пресыщении.

Но пока оригенистское учение о свободе остается незатронутым, твердость (укорененность) во благе остается немыслимой. Вот почему Максим, рассматривая бесконечное увеличение желания в Боге, с такой силой утверждает – если и не в настоящем последнем заключении, данном выше, то по крайней мере в первом отрывке относительно экстаза, рассматренном выше – как свободу, так и укорененность обоженых в Боге.

Именно на этих двух аспектах мы сейчас должны остановиться подробнее, чтобы привести в соответствие свое понимание Максимова опровержения с мыслью самого Максима.

С. Твердость

Твердость (укорененность) в Боге не может быть понята, если не уделить для начала внимание той изменчивости, от которой она является исцелением. Принципиальное непостоянство тварного – это общее место. Мы видели, как с этим работал Ориген. Немесий посвятил 41-ю главу своего трактата О природе человека 1366 объяснению свободной воли. Вкратце: все тварное по самому тому, что оно пришло в бытие (genesis) – изменчиво; разумные твари изменчивы еще и по своей силе, обдумывающей и определяющей их действия. Обдумывание – это данный в опыте факт, который, если бы не было силы самоопределения, был бы иллюзорен. Зло – не в природных силах, но в привычках, которые только и могут быть верно определены как хорошие или дурные. Только тот, кто всецело обращен к Богу, будучи наделен этой силой самоопределения, становится неизменен1367.

Максим, я полагаю, хорошо знал Немесия, но кажется, ни разу не упомянул его имени. Однако Григорий Нисский был одним из признанных им учителей. В своем трактате Об устроении человека (16)1368 Григорий утверждает неизменность Божественной и необходимость изменчивости тварной природы. В аскетическом контексте1369 это различие предоставляет материал для вопроса: как может человек, изменчивый по природе, постоянно придерживаться блага? Ответ состоит в том, что изменчивость может быть как ко злу, так и к добру. Награду получает только тот, кто подвизается, так что изменчивость сама по себе является поводом для совершенствования, что служит основанием бесконечного преуспевания в обретении совершенства. Привкус оригенизма несомненен. Здесь, что совершенно ясно, нет позитивного исключения оригенистической возможности пресыщения, но если речь идет строго об аскетическом делании, т. е. с точки зрения подвизания только в настоящей жизни, это и не является необходимым.

Максим, несомненно – в той же традиции; однако его подход к вопросу вполне оригинален. К счастью, мы находим у него короткое, но ясное рассмотрение фундаментального понятия τροπή1370. Утверждая, что считать душу телом (Ер 6,429В) значит делать невозможным для человека быть образом Божиим, Максим продолжает объяснять, как Бог является одновременно неподвижным и неизменным; подобным образом и в человеке, микрокосме можно различить сущностную причину движения от органического существования (ΰπαρξις) тела. Эту причину мы «рассматриваем как простую среди рассеянных элементов, единственную и бесконечную среди объединяемых ею; изменчивую, поскольку она движима, как имеющая цель движения; а причиной этой изменчивости движения мы признаем не природу, но суждение, когда оно ошибается» (Ер 6,432А).

Этого могло бы быть достаточно, но затронув тему, Максим продолжает прояснять свою концепцию изменчивости по сравнению с другими точками зрения. Он говорит, что для его противников изменчивость должна была бы быть бесконечной, да и не могло бы быть никакого постоянства сущности. Более того, вечное движение1371 души в отношении Божества было бы для них подвержено изменению, в то время как на самом деле бесконечное движение – это естественная энергия или действие в отношении прекрасного или благого, посредством которого душа обретает совершенство. Изменчивость же, с другой стороны, это движение в вещах, подчиненных нашей самовластной воле (αύτοκρατορικφ θελήματι), движение не в согласии с природой, отпадение от естественных действий наших сил (Ер 6, 432А7-В13).

Итак, для Максима τροπή как моральный термин имеет определенный и отрицательный смысл. Использование свободной воли в обращении к Богу для него, скорее, есть исполнение природы, чем проявление ее изменчивости. Однако эта изменчивость, можно даже сказать, отклонение остается тесно связанной с изменчивостью тварного мира. Эти коннотации заметны в других случаях использования этого слова у Максима1372.

Этот отрывок может показаться совершенно ясным, и таковым он является. Однако существуют такие следствия, связанные с концепцией τροπή у Максима, которые все еще нуждаются в обсуждении и которые показывают всепроникающий характер этой идеи. В Прологе к Вопросоответам к Фалассию Максим описывает детально преуспеяние души в совершенстве. Упомянув обретение простого ведения, он продолжает: «После [простого ведения], как прошедшая все сущие с соответствующими им умозрениями, она [душа], совершенно отрешившись уже и от самой способности мышления, испытывает1373 премысленное соединение с Самим Богом, и в силу этого соединения принимая невыразимо от Него, наподобие семени, научение сущей истины, не обратится уже больше ко греху, поскольку не будет более места диаволу лукаво увлекать ее ко злу вследствие неведения Того, Кто есть Благо по естеству, и Кто украшает всё способное сопричаствовать Ему»1374 (Thal prol 252В8-С2).

Как и во многих других местах, Максим говорит здесь о конечном состоянии. Но конец таков же, как начало – по крайней мере, описания конца исключают элементы падения один за другим1375. Так, Максим в описании зла (Thal prol 252CD) приписывает его наступлению неведения Бога, действующему через ущербное использование воли и ума, чему способствуют хитрости дьявола1376. Τροπή, таким образом, появляется в конце концов как онтологическая возможность1377. Отсюда и такая важность твердости и не изменности как действенно исключающих такую возможность. Существенной ошибкой Оригена было то, что у него такое исключение возможности отпадения было невозможно; эта же ошибка была у противников Максима в Ер 6 (если они сами не были какого-то рода оригенистами).

Есть, однако, некоторое различие между укорененностью (твердостью) (παγιότης) и непреложностью (άτρεψία). Последнее должно пониматься как то, что было уготовано Богом в Его замысле о людях для ума, аналогично бессмертию для тела1378. Именно это различие в дарах Божиих Адаму позволило Господу принять нашу смертную плоть, однако, без греха, ибо Он, безусловно, сохранил непреложность воли. Это подробно объясняется в Thal 42 и на это есть ссылки в других местах1379.

Если «непреложность» имеет преимущественно онтологический смысл, «твердость», как правило, употребляется в моральном отношении. Как существительное оно встречается не так часто. Его можно найти в PN900C; в Atb 10, 1172А4 встречается оксюморон: «движение твердости» (укорененности), что отсылает к тому присному движению, условием которого является stasis. Однако чаще встречается утверждение о необходимости твердого и непреложного навыка во благе, либо применительно к подвигу в этой жизни1380, либо с акцентом на небесной1381. Иногда встречается указание на связь между этими моментами, а именно на то, что твердый добродетельный навык во благе – это подражание Божественной неизменности 1382.

Разумеется, это не самая незначительная из Божественных черт. Она имеет отношение к тому, что говорится о Боге в связи с движением, и выводится относительно Его неподвижности (άκίνητον), и таким образом, относительно Его непреложности (ϋτρεπτον). Разумеется, именно Бог есть цель для Самого Себя (Amb 7,1073В5), Он один самодвижен и самовластен (Amb 7, 1073В15)1383. Отсюда и настоятельность аргумента Максима против оригенистов: «Но что иное, чем [необходимость] так носиться умам, и ни иметь, ни надеяться [иметь] никакой неколебимой опоры для твердости в прекрасном могло бы оказаться [для них уделом] более жалким?» (Amb 7, 1069С9–12)1384. В самом деле, что может быть более жалким? Однако, если человек по существу своему свободен (а Ориген и Максим в этом не сомневаются), а свобода состоит в выборе между добром и злом, то возможность пресыщения, оставления блага всегда остается открытой. Следовательно, и оригенистическое учение о пресыщении не может быть по-настоящему исключено, пока не будет выработано правильное учение о человеческой свободе. Посмотрим, как это делает Максим.

D. Самовластие

Наше рассмотрение пресыщения и твердости показало важность свободы и ее неотъемлемости в том, что связано с выбором и движением к Богу. Максим полностью отвергает пресыщение, изменчивость же признается итогом недостаточного употребления свободы. До сих пор мы обсуждали все эти проблемы в контексте оригенист-ского учения, однако теперь необходимо обратиться к сравнению учения Максима о свободе с учением православного оригениста, каковым был Григорий Нисский1385. Ибо, отвергая koros, он утверждает необходимость – по крайней мере, практическую необходимость – опыта зла как трамплина для бесконечного желания Бога. Гэт (Gaith) в исследовании свободы у Григория показывает это достаточно ясно. Он пишет: «Необходимо, таким образом, определить, не содержит ли уже сам выбор, независимо от внешних влияний (обман дьявола и соблазн наслаждений), грех как квазинеобходимое условие. Иными словами, речь о том, чтобы понять, не начинается ли обычно свободное движение восхождения человека с падения»1386.

А говоря об этом опыте, Гэт (Р. 137) цитирует частично следующий отрывок из De Mortuis Григория: «Ибо самовластие равнобожно (ίσόθεον). Для того, тогда, чтобы эта сила могла остаться, а со злом было покончено, премудрость Божия придумала вот что: пусть человек делает то, что хочет так, чтобы испробовав зло, которое он возжелает, и узнав на опыте1387, что он променял на него, он мог по своему желанию обратиться через желание к первому блаженству, сняв как некое бремя то, что имеет отношение к страстям и неразумности, будучи очищен, либо в настоящей жизни через молитву и аскетическую жизнь (philosophia), либо после прохождения через переплавку очищающего огня»1388.

В этом отрывке многое сказано или подразумевается. Пока я хотел бы отметить, что намерением Бога, допускающего грех и зло, было сохранить самовластие человека, которое ίσόθεον. Но тут возникает несколько вопросов: должно ли самовластие (τό αύτεξούσιον) твари отождествляться с προαίρεσις? И если нет, как их различить? Разумеется, никто не отрицает, что страдания и зло могут быть могущественными инструментами воспитания в целях восприятия и возжелания блага, но являются ли действительно необходимым, онтологически необходимым, чтобы тварь прошла через эту школу?

Согласно Гэту, ответ на этот вопрос ясен. Он говорит (Р. 106, в продолжении к вышеприведенному отрывку): «Нам кажется, что эта идея выявляется во всей системе Григория. Προαίρεσις становится, согласно нему, реальным свободным выбором, т. е. продолжающимся преуспеванием, только посредством отвращения [от зла. – Прим. перев.]».

Об отношении самовластия и выбора он говорит то (Р. 81), что αύτεξουσία – это истинно спонтанное движение, исходящее из сущности нашего ego, посредством которого человек выбирает, реализуя свое истинное Я. Таким образом, выбор (προαίρεσις) в согласии с природой истинен и свободен, а противоположный природе – рабский.

Но Григорий сам в отрывке, приводимом Гэтом (Р. 79), говорит: «Всякое устремленное произволение (πάσα προαίρεσις όρμητική) либо производится совершенно в согласии с благом, либо обращается на противоположное»1389. Таким образом, в использовании προαίρεσις есть некая двусмысленность.

Выше мы видели ошибку Оригена, отождествлявшего свободу с выбором. Удовлетворительное опровержение оригенизма должно учесть это различие. Похоже на то, что Григорий не вполне справился с этим. Именно с этой точки зрения будет наиболее плодотворно исследовать учение Максима1390. Ибо никто из читавших внимательно описание Максимом нашего восхождения к Богу не может не заметить, что оно является воспроизведением έπίτασις1391, столь близкого и дорогого для Григория, т. е. правильного осуществления нашего выбора, завершающегося в вечном ненасытимом насыщении нашего желания, т.е. полноте свободы (Amb 7, 1089, 1073CD, 1076В). Как же Максим справился с принципиальной проблемой смысла προαίρεσις? Применительно к свободе человека понятие προαίρεσις не может не выступать как центральное; так у Григория, но так и у Немесия 1392. Нет необходимости, я полагаю, доказывать подробно, что воля и выбор стоят в центре учения и Максима. Это видно по многим уже приведенным цитатам. Скорее, стоит остановиться на его использовании термина προαίρεσις, и на том, как Максим проводит различие между ним и волей.

Ключевым моментом для этого различия является христология. Для начала я дам краткое определение этих двух терминов. Максим пишет: «Природная воля (θέλημα φυσικόν) – это сущностное влечение к тому, что по природе [природу] составляет; гномическая [намеренная] воля есть приведение помыслом себя в движение в ту или другую сторону по своему выбору и движение [в этом направлении]»1393. В первую очередь в этом различении нужно отметить то, что природная воля относится к природе, к логосу природы, а гномическая воля – к лицу, к тропосу или способу существования. И поскольку в первую очередь именно откровение Троицы, а затем таинство Воплощения позволили провести различие между лицом и природой, то вне этих фактов откровения (прямого их влияния) нет ничего легче, чем пренебречь этим различием. Ибо в обычной твари, какой являемся мы, все то, что происходит от воли естества, может осуществляться только через наш выбор. Именно так обстоит дело у Максима, особенно если рассмотреть только его словоупотребление.

Интересно, а возможно, и не случайно, что две Ambigua, в которых наиболее эксплицитно используется προαίρεσις, – это именно те, в которых имеет место определенное исключение оригенистического апокатастасиса, более того, апокатастасиса Григория Нисского1394. В каждом случае мы также встречаем фундаментальную триаду бытие – благо- или зло-бытие – присно-бытие. Первое и последнее не в нашей власти, среднее, которое относится, конечно, не к естественному благу, но к усыновлению Богу, подразумевает выбор и действие Духа. Это так с необходимостью, вследствие «самодвижной, не имеющей над собой господина силе, присущей человеку» (Atb 42, 1345D13–15). Та же мысль в его рассмотрении Субботы (Atb 65, 1392А), но там мы уже обнаруживаем настоятельное утверждение, что присно-благо-бытие не подлежит желающему выбору (θελήσει προαιρέσεως, Atb 65,1393В8).

В этих отрывках нет намека на различение между волей и выбором, если только не видеть, и не без основания, его в приведенной причине необходимости осуществления выбора для достижения благо-бытия, а именно, в том, что в человеке есть присущая ему само-движная, не имеющая над собой господина сила. Тогда выбор и эта «не имеющая господина сила» не совершенно тождественны. «Не имеющая господина сила» – это самовластие, согласно определению, данному в ТР11395. Самовластие в свою очередь отождествляется с волей; и в самом деле, оно является первичным элементом и в первообразе, и в образе1396.

Но если в этих текстах можно как будто найти легкий намек на это различение, ясно, что Максим не придает ему большого значения. Например, в Thal 42, где обсуждается, в каком смысле Христос стал за нас грехом, хотя Сам не изведал греха, Максим говорит безразлично о тленности выбора в Адаме и о его правильности у Христа. Это один из тех отрывков, которые ему пришлось объяснять позднее. В ТР 1 Максим замечает, что хотя некоторые отцы и говорили о выборе у Христа, под этим понималось присущее нам желание, точнее, природная воля, или же усваивание нашего выбора Воплощенному Богу (ТР 1, 29С). Именно так он сам писал Фалассию, хотя на самом деле во Христе нет никакой возможности выбора (ТР 1, 29Df).

Итак, христология здесь, несомненно, внесла ясность. Выбор в первом послании пресвитеру Марину (ТР1) определяется как «стремление, прикидывающее, что в нашей власти». Ибо, как объясняет Максим, «преднамеренный выбор есть нечто составное и со многими примесями – слагаемое из стремления, прикидки, решения» (ТР 1, 16С). Это адаптированная цитата из Немесия1397, и таким образом, ничего нового в ней нет. Новым является настойчивое отрицание того, что во Христе может быть выбор. Определение выбора, как оно звучит, относится к любому виду взвешивания при выборе, будь-то между двумя родами блага или между хорошим и плохим. Однако Максим говорит именно о втором случае. В конце апологии относительно использования им выбора применительно ко Христу, приведенной выше, Максим говорит: «Мы доподлинно знаем, что преднамеренный выбор отличает способных двигаться в обе стороны [т. е. хорошую и дурную], а это о подлинной сущности и источнике благ, Христе, даже думать, не то что говорить, есть верх всякого нечестия»1398 (ТР 1,33 А).

Не только в этом месте очевидна связь между способностью выбора и взвешиванием в выборе между добром и злом. Она имплицитно присутствует и в определении гномической воли, с которого я начал. Она снова встречается в трактате О двух волях. «Самоизбирающий импульс, осуществляющий отклонение к одному или к другому, образует [гномическую волю]; он характерен не для природы, но именно для лица и ипостаси» (ТР 16, 192В13-С1). Или более подробно: «Ведь воление человеческой воли, какова она была у Спасителя, хотя и было природным, но не было просто человеческим, каково оно у нас; так же точно, как и сама эта человеческая воля -поскольку превосходит нас, будучи совершеннейше обожена соединением (с чем, собственно, связана и ее безгрешность). А наша – заведомо просто человеческая, и никак не может быть названа безгрешной из-за случающегося отклонения то сюда, то туда; не изменяющего природу, но извращающего движение, или, точнее сказать, пожалуй, меняющего его образ [тропоф1399 (ТР 20, 236D4–13).

Исходя из этих текстов мы можем провести несколько различений: с одной стороны, λόγος φύσεως, природная воля, природа, а с другой – способ существования, гномическая воля и выбор, лицо. Тогда самовластие и свобода первично относятся к природе, а к лицу только вторично, по происхождению от природы. Этот ряд различений позволяет, при его сравнении со взглядами оригенистов и Григория Нисского, сделать необходимые исправления. Пресыщение истинно познанным благом абсолютно невозможно. Ибо опыт зла ни в коей мере не является реализацией природы. Зло – это, собственно, несуществование, άνυπαρξία1400. Опыт зла не может образовывать необходимый элемент нашего желания блага, которое желанно само по себе. И более того, поскольку природа и лицо не тождественны, восстановление природы не влечет с необходимостью совершенного восстановления каждого лица. Свобода – неотчуждаемая часть человеческой природы; в своем чисто человеческом модусе она неотделима от возможности грешить1401; в своем божественном модусе во Христе она становится неущербно безгрешной (άναμάρτητος). Совершенство человеческой воли – в обретении твердости во благе, что соответствует само-благу, отождествлению блага и бытия в Боге. Желание Божественного блага, каковым является природная воля в своем собственном бытии, будет реализовано экзистенциально только в соответствии с обстоятельствами, в которых находится каждый человек. Конечная участь каждого будет также определяться расположением к благу, в котором каждый человек застается в момент его исхода из этого мира. Это определение участи человека относится к личному плану, а не к плану природы.

Но здесь мы уже касаемся проблемы апокатастасиса, относительно которой мы должны рассмотреть соответствующие тексты и исследования.

Глава VI. Апокалипсис

Мы уже видели, что Максим определенно отвергает и опровергает ошибки оригенистов относительно Энады так же, как и относительно предсуществовании душ. Казалось бы, и опровержение апокатастасиса, или всеобщего восстановления, даже и осужденных должно быть найдено в его антиоригенистических сочинениях. Однако на первый взгляд это не так. Мы не находим у него лобовой атаки и эксплицитного опровержения, но тем не менее, может быть, можно найти некое обоснованное отрицание? Думаю, что да. Но давайте для начала сделаем обзор предыдущих исследований.

Предыдущие исследования

В 1902 г. Мишо опубликовал свой труд «S. Maxime Le Confesseur et L'Apocatastase»1402. Процитировав на латыни множество текстов, не всегда идущих к делу, и сопроводив их некоторыми краткими комментариями, он заключает, что Максим учил о завершении всего во благе. Вийе1403, однако, утверждает, что Максим не воспринял учения, которое мы находим у Евагрия. Груммель1404, ссылаясь на QD 131405, утверждает, что Максим придерживался умеренного учения об апокатастасисе. Фон Бальтазар1406 позднее уделил несколько страниц этому вопросу в эпилоге своего эссе об учении Исповедника. Он представил три серии текстов: 1) относящиеся к аду и вечному наказанию; 2) говорящие о реальном спасении человеческой природы без намека на то, что здесь может быть хотя бы одно исключение; 3) отказывающиеся дать более глубокое учение, чем, как можно не без оснований предположить, учение об апокатастасисе. Решение Максима, таким образом, не вероучительное, а практическое. Угроза вечного наказания необходима для новоначальных и подвизающихся (а кто может считать себя совершенным?); однако никто не знает глубины Божественной милости, поэтому лучше ограничить свое любопытство границами, допустимыми Писанием. Таково изложение фон Бальтазаром учения Максима; его собственное мнение о нем содержится в примечании1407: «Максим хочет сохранить как успех Божественного плана, так и угрозу вечных наказаний, которая висит над грешником. Его решение, кажется, дает основание считать, что это только угроза, которая может остаться неисполненной. С этой точки зрения оно неприемлимо».

Только недавно Ж. Гэт истолковал апокатастасис у Григория Нисского в абсолютном смысле1408 и добавил, что Максим и Феодор Студит того же мнения. Я не готов обсуждать его мнение относительно Григория, но последующее исследование покажет, насколько опрометчиво он вынес суждение о Максиме.

Тексты, относящиеся к Суду

Несомненно, возникает внутреннее противоречие всякий раз, когда теологи одновременно отстаивают – а католические теологи не могут не отстаивать – совершенство и всеобщность Божиего дела спасения во Христе и реальность бесконечного наказания, которое представляется неудачей в спасении. Мера и масштабы этого противоречия варьируются в зависимости от того, как оцениваются и понимаются оба полюса. Когда мы рассмотрим еще раз тексты, будет ясно, я надеюсь, что у Максима это противоречие изначально сохранялось, хотя он был столь впечатлен реальностью первого полюса, что не особенно подробно разработал противоположный. Но обратимся к текстам.

Речь о наказании, бесконечном проклятии, и даже большой акцент на этом довольно часто встречается у Максима. Во-первых, увещевание к сокрушению сердечному занимает две трети второй половины Слова о подвижнической жизни (LA 27–39) Недостаток сокрушения происходит от недостатка страха Божия: «...пренебрегли страшной карой Божией как просто умственным измышлением» (LA 27). В Сотницах о любви о вечном наказании говорится в Char 1. 56, 57; 2. 34. Предостережение фон Бальтазара против попыток вывести из понятия «вечный» концепцию бесконечного наказания у Григория Нисского1409 не имеет силы для Максима, поскольку он не мог не знать, что богословы-антиоригенисты говорили о наказании и жизни (в Мф 25: 26) в качестве вечных для определенного подтверждения бесконечности наказаний, поскольку в бесконечности блаженной жизни нет оснований сомневаться. В другом месте Максим говорит о справедливом осуждении или наказании на бесконечные века, либо о том и о другом, либо о погибели и злой участи «неблагоразумного разбойника»1410. Все это сказано лишь мимоходом. Есть, однако, четыре письма, датированные 626–643 гг., покрывающие, таким образом, весь период, когда Максим выступал в качестве аскетического писателя. Эти письма содержат описание смерти, частного и конечного суда, и говорят о характере и вечности праведного наказания. Я имею в виду письмо четвертое О печали, двадцать четвертое К Константину, восьмое – возможно, К Софронию, и первое – Кэпарху Георгию на его отзыв в Константинополь в 642 г1411 Приведем несколько фраз, относящихся более определенно к бесконечности и характеру наказания после смерти. Тема четвертого письма – это спасительная печаль. Смертная память и постоянное предвкушение смертных мук в наибольшей степени подходит для пробуждения этого настроя {Ер 4, 416 А). И наконец, после раскрытия книг судного дня «те, что окажутся стоящими по левую руку, окажутся в вечном огне, во мраке внешнем, с червем неусыпающим, со скрежетом зубовным, невысыхающими слезами, бесконечным угрызением совести, на которое осуждены все те, что наказаны вечными муками более, чем на какие-либо другие наказания» (416D8–417A2); а в письме двадцать четвертом он ссылается на установившийся мир после победы над Хосроем в 628 г., а затем, призывая к правильному и достойному использованию мира, продолжает: «Да будем мы внимательны к горьким угрызениям совести, которые происходят в душе в аду, вспоминающей о дурных деяниях, соделанных ею в теле; да будем мы внимательны к кончине всего мира» (612В1–4). Затем он переходит к описанию участи блаженных и проклятых. Эти последние «за противоестественность своих деяний получат внешний мрак, червь неусыпающий, неугасимый огнь геенны, и самое тяжкое из всего – муки совести, не имеющие конца» (612С7–11).

Но с годами, или, возможно, из-за более критического положения, в котором он писал (его друг Георгий был под большим подозрением у властей), Максим обрел более глубокое видение вопроса. На этот раз он говорит в первом лице: «Увы мне! Ужасный стыд, который не будет иметь конца, если только я не освобожусь от многих моих зол. Увы мне! Плач и горькие слезы... Вместо света – мрак, вместо радости – печаль, вместо отдыха – наказание и мука меня пленят, всеконечно. И из всего самое жалкое и самое тяжелое (даже говорить мне это больно, сколь же тяжелее переносить! Будь милостив, Христе, и спаси нас от этого бедствия!) – отлучение от Бога и от святых сил, и близость с дьяволом и его злыми бесами, которая пребудет вечно, без всякой надежды на освобождение от этих ужасов. Ибо в этом веке нашими злыми делами мы сознательно и по собственной воле выбрали быть с ними; и вместе с ними мы по справедливости будем осуждены в будущем веке, даже и не хотя этого. И самое страшное наказание, и ужаснее всякого наказания – быть все время с ненавистниками и ненавистными, и это помимо мук, а тем более с ними, и быть разлученными от любящего и любимого. Ибо Бог, когда Он произносит праведный приговор, не ненавидим судимыми, так как Он по природе есть и зовется любовью, и ни Сам не ненавидит судимого, ибо Он по природе свободен от страстей. А раз мы верим, что все это действительно и поистине будет, то не станем и мы, возлюбленный, пренебрегать собой» (Ер 1,388D6–89C2).

Максим не говорит здесь, как это принято, о муках ада; он не повторяет давно известные слова, как на первый взгляд он это делает в отрывках, приведенных выше. Но все же необходимо посмотреть, как Максим будет рассматривать проблемы, вытекающие из Писания и святоотеческих творений, когда он в меньшей степени находится под влиянием своих размышлений над Евангелием.

Здесь главнейшей является проблема конкретного единства человеческого рода 1412 , которое, если доводить ее до конца, кажется, подразумевает своего рода апокатастасис, что связано в той или иной степени со следующим рассуждением: если все пали в Адаме, все и воскреснут, и будут спасены в Новом Адаме. Но даже когда такое учение доводится до своего предела, апокатастасис, который вытекает из него, будучи таким же ложным, как оригеновский, тем не менее, существенно отличается от оригеновского. Последний соответствует учению об Энаде, предсуществовании душ, и определенному представлению о свободе, и даже по необходимости вытекает из него; первый же имеет под собой реальное и действительное основание, но является учением, которое страдает, так сказать, от рака, а именно от того представления, что ни один человек не может рассматриваться как стоящий в противлении к Христовой благости1413.

Сейчас я приведу те отрывки, которые более всего, как кажется, говорят в пользу такого мнения. В поисках таких отрывков старательней всего был Мишо. Среди Вопросоответов к Фалассию я могу сослаться в первую очередь на Thal 2 и 15. В первом идет речь о согласовании частного с общим, во втором – о пути Божественного промысла. Можно заметить, что во многих примерах, приводимых Мишо, присутствует моральный момент, часто выражаемый словами: «даруемый достойным» и т.п.1414 Это подчеркивается и в Толковании на Пс 591415. Однако в наибольшей степени Максим настаивает на этом в Atb 31, 1273D, где обсуждаются слова из Слова на Рождество Григория Богослова: «Законы естества нарушаются; наполниться подобает горнему миру. Христос повелевает: не будем противиться»1416. Вторая фраза этого отрывка естественно открывает путь учению о конкретной солидарности всего человечества. Не удивительно, что Максим упоминает здесь притчу о заблудшей овце, о потерянной драхме и о блудном сыне. Утраченный элемент – это то, что отпало от небесного хора, человечества, чье возвращение потребовало всего домостроительства Воплощения1417. Но тот факт, что Максим оставляет здесь для более подходящего случая объяснения чисел два, десять и сто1418 не является достаточным основанием, чтобы причислить этот отрывок к тем, в которых он намеренно отказывается говорить о «более возвышенных» учениях. Уделим внимание теперь именно этим текстам.

Эзотерическое молчание?

Фон Бальтазар1419 говорит, что тексты эзотерического характера часто встречаются у Максима. Это не совсем так. Только что указанный отрывок не должен причисляться к ним. Другой такой текст Бальтазар видит в Atb 45, 1356В. Но и здесь причина, по которой Максим не высказывается, состоит не в том, что «почесть учение молчанием», но в том, чтобы не вдаваться в него в настоящее время, поскольку он не равен высоте учения Григория Богослова. Других отрывков такого рода я не знаю.

Таким образом, у нас остаются вполне подходящие тексты: Thai prol 260А; Thal 43, 412А; Thal 2l, 316D. Начнем с последнего, ибо два других более важны и связаны одно с другим. Вопрос 21 звучит так: «Что значит совлечься начал и властей и т. д. (Кол 2: 15)? Как Он вообще был в них облечен, если Он был без греха?» Заметим, что это место из Писания связано с учением Оригена об апокатастасисе. В седьмой гомилии на книгу Иисуса Навина1420 Ориген пишет: «Крест нашего Господа был двояк,... потому что зримым образом Сын Божий был распят во плоти, а незримо на том же самом кресте диавол вместе с началами и властями был прибит ко кресту» (Кол 2:14–15). В конце последующего развития идеи об апокатастасисе Ориген возвращается к этому тексту и присоединяет его к другому1421: «Что доброго для меня, если я знаю, что царь Гая повешен на двойном древе (Иисус Нав 8:29)? Но если я знаю, что сила креста двояка, что на нем и Христос распят во плоти, и диавол с его воинством прибит – от понимания этого таинства моя душа научается. И более того, еще шире глядя на таинство, это древо можно понять как древо познания добра и зла, на котором и Христос, то есть добро, и диавол, то есть зло, повешены, чтобы зло было уничтожено, а добро жило силою...»

Итак, Максим после того, как дал свое толкование «совлечению начал и властей» выказывает свое нежелание продолжать излагать все толкования, которые он знает, и заканчивает следующим образом: «Можно было бы и по-другому рассмотреть смысл этого отрывка, более таинственно, более возвышенно, но поскольку, как ты знаешь, не следует придавать писаниям более возвышенное божественное учение, будем довольствоваться тем, что было сказано об этом достаточным, чтобы сдержать любознательность по этому поводу. А если Богу будет угодно, и мы окажемся вместе, то мы внимательно исследуем вдвоем эту апостольскую мысль» (Thal 21,316D).

Нельзя сказать, что здесь совершенно эзотерическое молчание; Максим желает обсудить значение слов Павла, но это более рискованное толкование сейчас неразумно обнародовать. Вполне возможно, что этот «более таинственный» смысл может быть близок тому, на который намекает в приведенных цитатах Ориген. Можно сделать такое предположение. С другой стороны, очевидно, что Максим предлагает не объяснить этот смысл, когда он и Фалассий будут вместе, но исследовать смысл самого текста, в процессе чего, конечно, этот смысл тоже будет обсужден.

Два наших других отрывка – близнецы; в обоих из них обсуждается древо добра и зла, и оба они обходят молчанием «более возвышенное» учение, не оставляя возможности для последующего обсуждения.

В прологе к Вопросоответам (Thal prol 253А) Максим дает определение зла и объясняет, что эта ошибка в достижении цели привела к неведению Причины. От этого он переходит к себялюбию и к длинному перечню пороков. Затем он начинает второе рассмотрение, исходя из определения зла как «неведения благой Причины сущих», и отсюда уже он переходит к теме идолослужения, предпочтения твари Творцу и к себялюбию, упоминая о древе преслушания, познания добра и зла (257АВ). Затем он объясняет это древо. Есть духовное видение видимых творений – оно хорошо, а плотское (в смысле чувственного) знание этих творений – зло (257CD). Потом Максим говорит о том, почему он здесь упоминает о древе преслушания: «Так нужно понимать древо, в соответствии с доступным для всех духовным толкованием, представляя более таинственный и лучший смысл людям с тайнозрительной мыслью, от себя же почитая его молчанием. Ныне я упомянул о древе преслушания мимоходом, желая показать, как неведение Бога привело к обоготворению твари, явным служением которой является телесное себялюбие рода человеческого»1422 (Thal prol 260А6–15).

Однако в другом вопросе Фалассий склонил Максима к ответу относительно райских деревьев. В Thal 43,409 Df читаем: «Если в Писании говорится, что мудрость есть «древо жизни» (Прит 3:18), а дело мудрости – различать и «ведать дерево познания добра и зла» (Быт 2: 9), то чем же тогда отличается последнее от древа жизни?»1423 Отвечая, Максим сначала говорит, что учителя Церкви могли много что сказать в ответ на этот вопрос, но предпочли почесть его молчанием, полагая за лучшее не усугублять трудностей, ибо большинство людей не могут проникнуть в глубины Писания. И если кто-то и сказал нечто, сначала испытав способность слушателей воспринять, большая часть вопроса осталась неисследованной. Таким образом, говорит Максим, «и я скорее бы рассудил обойти молчанием это место, если бы не догадывался, что такое умолчание удручит боголюбезную душу вашу. Поэтому только ради вас я буду говорить то, что доступно всем, и что полезно для разумения как малых, так и великих»1424 (Thal 43, 412А13-В2). Далее Максим дает свое объяснение. Постольку есть древо жизни, его противоположностью является древо смерти – древо познания добра и зла. Из них одно – творец жизни, другое – смерти. Древо жизни – мудрость, т. е. оно связано с умом и разумом; другое же связанно с неразумностью и чувством. Или, по-другому, поскольку человек создан из разумной души и чувственного тела, древо жизни – это ум души, а древо познания добра и зла – телесное чувство. Функция же этих частей различать: ума – между мыслями и чувствами, между вечным и временным, и предпочитать первое второму. Чувства же должны различать наслаждение и боль. Итак, если человек различает только телесные удовольствия и боль, то он вкушает от древа познания добра и зла; если же он различает временное исключительно духовным образом, то он вкушает от древа жизни.

Таково объяснение подходящее и полезное для всех. Но нет ли здесь намека относительно природы «объяснения, почтенного молчанием» иного, нежели предположение, что оно связано с учением, развитым в отрывках из Оригена, процитированных выше? Давайте прочтем в заключение слово Максима к Фалассию: «Итак, многим различаются два древа: как свойственным им по природе различением, так и присущим каждому значением, обретающим внешне похожее звучание, в котором отсутствуют различение понятий добра и зла, и которое может произвести великое заблуждение у тех, кто внимает словесам Духа без надлежащей мудрости и осторожности. Однако вы, будучи мудрыми через благодать, знайте, что называемое просто злом не всегда есть зло, но в отношении к одному оно является злом, а в отношении к другому не есть таковое; равным образом и называемое просто добром не всегда есть добро, но в отношении к одному оно – добро, а в отношении к другому не является таковым. Зная это, вы убережетесь от вреда соименности»1425 (Thal 43, 413А13-В).

Что важного в этом предупреждении и различении? Я не думаю, что было бы ошибкой предположить, что соименность, на которую ссылается Максим, имеет какое-то отношение к опасности более глубокого объяснения, куда Максим не хочет пускаться. Действительно, Ориген, отождествляя Христа с добром, а дьявола со злом явно не справился с задачей, на которую указал Максим, и именно из-за этого он сформулировал свое учение об апокатастасисе для дьявола.

Это несколько проясняет позицию Максима в отношении учения, которое он почел молчанием, наименее приемлемый аспект которого – временность ада. Но указанное выше отождествление Оригена ведет прямо к искоренению зла, и следовательно, к освобождению всех злодеев. Различение же, которое проводит Максим, должно было бы предохранять от этого.

Если бы у нас не было других текстов кроме этих, то толкование фон Бальтазара должно было бы победить. Но имеются и другие тексты – тексты, которые прямо или косвенно свидетельствуют об этом учении. Они хоть и были известны прежде, но не изучались соответствующим образом в данном контексте. Итак, я в первую очередь представлю те тексты, которые прямо отсылают к апокатастасису, а потом те, которые связаны с восстановлением сил души.

Тексты, упоминающие апокатастасис

Говоря о самом этом понятии, стоит заметить, что в греческом языке «апокатастасис» не является исключительно техническим богословским термином. Так, Максим использует это слово, говоря о годовом возвращении Солнца на тоже место (Amb 37, 293ВЗ). Также-о возвращении индивидуальной души к постоянному бытию с Богом либо с помощью пастыря (ТР 7,72В8), либо без этой помощи (Amb 7, 1080С11;20,1240А10).

В Толковании на молитву Господню Максим предлагает семь возможных целей молитвы1426: богословие, усыновление по благодати, равенство с ангелами, причастие вечной жизни, восстановление природы в бесстрастии в согласие с собой, разрешение закона греха и упразднение тирании дьявола, который контролирует нас обманом. Особенно нас здесь будет интересовать пятая и седьмая цель. Максим раскрывает каждую как осуществленную в Господе и Господом. Восстановление природы1427 – это совершенное и неподвижное согласие природы и намерения (γνώμη). Упразднение тирании дьявола – это результат страстей Господних, вольно принятой физической смерти, посредством которой дьявол был вынужден отдать тех, кого он поглотил. Во всех этих случаях использования слова нет и намека на спорное учение.

Теперь мы подходим к одному эксплицитному рассмотрению, к осуждению апокатастасиса в тринадцатом пассаже из Вопросов и недоумений. Я приведу его целиком: «Поскольку Григорий Нисский очень часто в своих писаниях для нас, которые не понимают глубин его возвышенного созерцания, как будто намекает на апокатастасис, скажи нам, как ты это понимаешь?

Церковь знает три апокатастасиса. Первое – это восстановление единичного [лица] по причине добродетели, в которой каждый восстановлен, осуществляя в себе логос добродетели. Второй [апокатастасис] – это восстановление всей природы в воскресении – восстановление к нетлению и бессмертию. И третий – это тот, которым Григорий Нисский особенно злоупотребил (μάλιστα κατακέχρηται)1428 в своих писаниях – это восстановление сил душ, подпавших под грех, к тому состоянию, в котором они были сотворены. Ибо необходимо, чтобы как вся природа в воскресении плоти получила бессмертие в чаемое время, так и извращенные силы души по прошествии веков отложили бы память о пороке, внедренном в них, и проходя все века и не находя, где бы остановиться, пришли бы к Богу, не имеющему предела. Так, посредством ясного знания (έπίγνωσις)1429, а не причастия [Божественных] благ душа получает свои силы и восстанавливается в первоначальное состояние, и Творец выказывается как не являющийся причиной греха»1430 (QD 13, 796).

Что следует сказать об этом отрывке? Я уже приводил примеры восстановления первого типа. Второй не нуждается в комментариях. В описании третьего типа Максим удовлетворяется выжимкой из двадцать первой главы трактата Григория Нисского Об устроении человека (PG 44 201). Но в то время, как у Григория субъектом восстановления является природа человека, или «мы», в пересказе Максима речь идет только о силах души. Более того, Максим не все из Григория включил в свою выжимку. Епископ Нисский предположил, что по прошествии многих веков произойдет не только восстановление всего человеческого рода, но и изобретателя зла, дьявола1431; все это, конечно, благодаря Воплощению. В другом месте он говорит об искоренении зла, когда все воли будут утверждены в Боге1432.

Из этого ясно, что Максим не все взял от Григория. Он ссылается на восстановление сил души, поскольку она связана с телом, восстановление которого Максим отнес ко второму типу. При этом то, что ему кажется неприемлемым для православного учения, он молчаливо опускает, замечая только, что Григорий серьезно злоупотребил учением о восстановлении. Итак, он находит необходимым провести серьезное различение в учении, которое он излагает. Даниелу предполагает, что в этом пункте Максим только следует намеку, который находит у Григория, поскольку Григорий действительно утверждает, что «каждый человек, согласно злу или добру, в котором он сейчас пребывает, в том же самом пребудет и в будущем [веке]. Ибо тот, кто проходит эту жизнь в нечестии ни живя жизнью горожанина, ни имея ничего человеческого в своей жизни, но по произволению будучи диким и псом, – такой человек и потом, ниспав с Всевышнего Града, будет наказан отсутствием всяких благ»1433.

Конечное, это не более чем намек. Нет необходимости, чтобы Максим был обязан в этом Григорию. У Григория еще отсутствует то точное различение, которое мы находим у Максима.

Какой же вывод мы должны сделать из различения Максима? Оно позволяет нечестивцам в будущей жизни иметь познание (έπίγνωσις) благ, но не причастность им. Комбефис определяет это решение как subtilior quam venor. Даниелу объясняет свою точку зрения в примечании: «В этих текстах можно ясно увидеть различие между апокатастасисом, состоящим в познании (έπίγνωσις) как «обладании организующими сущностями»... что является высшим идеалом платонизма и христианским блаженством, состоящим в причастии личному Богу» 1434.

Это замечательная интуиция Даниелу; к счастью, и сам Максим объясняет два типа знания, которые можно иметь. Одно состоит в отношениях, в концепциях, не подразумевающих опыт и реальное восприятие познаваемого объекта; другое – это истинное знание, оно не концептуально, это реальное причастие по благодати объекту ведения. Первое относится к этой жизни и побуждает к желанию второго. Второе относится к будущей жизни и исключает способ знания, характерный для этой (Thal 60, 62ID). Таким образом, то «ясное знание», которое Максим допускает для восстановленных в своих силах грешников остается исключительно дискурсивным знанием, совершенно исключающим их из числа радующихся единению с Богом1435.

Есть два отрывка из Вопросов и недоумений (QD 10, 73), которые затрагивают сложное место апостола Павла: «сам спасется, но так, как бы из огня» (1Кор 3:13–15). Посмотрим, что в них сказано о судьбе грешников.

«С грешниками дела сгорают тогда, когда проникающее знание (διάγνωσις) [Божие] жжет совесть, уменьшает грех (через покаяние)1436, спасает человека, наказывает за недостаток добродетели в прошлом. Но в будущих веках дела греха уйдут в небытие, в то время как природа получит свою силу здравой, посредством огня и суда»1437 (QD 73, 845С6–848А6). «Те, кто не целиком обладают совершенством, но имеют и греховные, и праведные деяния приходят к месту суда, и через сравнение добрых и дурных деяний, испытываемых огнем, если чаша весов добрых перевесит, освобождаются от наказания» 1438 (QD 10, 792С5–793А2).

Кажется, что ни один из этих текстов не имеет отношения к вечному наказанию, но скорее к частному суду, следующему за смертью, и конечному прихождению ко благу. Я уже приводил примеры из Максима на эту тему1439, но сама цель и контекст этих описаний подразумевает две категории – агнцев и козлищ из притчи Господней. Я думаю, следует понимать διάγνωσις из вышеприведенного отрывка QP 73 в свете γύμνωσις из Ер 4 (416D2). Далее ни в одном отрывке из QP не упоминаются моменты вечного наказания; не упоминается и отделение от Бога, а также и κόλασις, который обычно обозначает муки в аду. Значит ли это, что Максим здесь рассматривает условие, состояние, подготовительное по отношению к конечному причислению к агнцам или козлищам из притчи?

Тем не менее, в этих отрывках мы находим тему жжения совести в отношении проступков, с которыми будет покончено. В QD 10 и 73 не упоминается о раскаянии и наказании, следующих за этим жжением1440. Однако, в Ер 4 об этом ясно говорится. Жжение, встречающееся в QP 13 (ибо и в QP 13 и 73 речь идет о восстановлении сил души), – это просвещение ума.

Однако, если Максим, с оговоркой различения «ясного знания» и «причастия», принимает восстановление сил души, а вместе с ним аргумент Григория, основанный на ограниченности зла, то другой аргумент Григория, – который склоняет к идее о полном спасении упорствующего грешника, абсолютного искоренения греха (для Григория это было бы одним и тем же), – Максимом не принимается. Я отсылаю к тезису Григория, что, поскольку «Бог будет все во всем» (1Кор 15:28), то уже не будет места ни для какого остатка греха. Он говорит: «...ведь Бог не будет все во всем, если останется что-то от зла»1441.

Эта трудность основана на смысле слов «во всем», и именно их Максим ставит своей задачей объяснить (в Thal 15, 297), поскольку они встречаются в тексте книги Премудрости (Прем 12:1–2; 1:4). Его мысль можно свести к тройному различению присутствия Духа: в тварях как таковых, в находящихся под законом, и в пребывающих в благодати. Действительно, в каждом случае он подчеркивает, что Дух привлекает разумную тварь к благу. Однако факт тот, что Максим рассматривает присутствие Духа как то, что сохраняет существование твари. В этом случае аргумент Григория за конечное исчезновение зла, и таким образом, за обращение каждого отдельного грешника теряет свою силу. Действительно, грехи уходят в небытие, но из этого еще не следуют, что грешники попадают в блаженство. В свете этого особое значение приобретает сказанное Максимом в Ер 1 об отношении осужденных с Богом.

Прежде чем мы оставим QD 13, стоит задаться вопросом, что Максим имел в виду под словами: «...как вся природа в воскресении плоти получила бессмертие в чаемое время, так и извращенные силы души по прошествии веков отложили бы память о пороке, внедренном в них, и проходя все века, и не находя, где бы остановиться, пришли бы к Богу, у Которого нет предела». Что, собственно, имел ввиду Максим под словами: «по прошествии веков» и под словами: «отложили бы память о пороке»? В первую очередь, я думаю, здесь следует отметить параллелизм: как «...в воскресении», так «...по прошествии веков». Общее воскресение, которое восстанавливает плоть, будет мерой этих веков. А как же обстоит дело с «памятью о пороке» (или, может быть, «о зле»)? У Григория (PG 44 201С10) эта память является средством дисциплины и трезвения. Таков же смысл и у Максима в месте Ер 24, 612В2, приведенном выше, хотя там он говорит только о времени перед всеобщим воскресением, а не как здесь о состоянии бывших грешников в момент воскресения.

В QD 73 мы видели, что в будущем веке грешные деяния уйдут в небытие, а природа будет иметь свои силы восстановленными здравыми. Так ли обстоит дело, что память о грехе, выполнив свою работу очищения (ср. также QD 10) также уйдет (в этом я не уверен), оставив человека в зависимости от конкретного случая либо просто с дискурсивным знанием о Боге, либо с реальным причастием?

Если верить этому отрывку, то существует очищение сил души грешников, заканчивающееся ясным дискурсивным знанием Бога. Это учение утверждает нечто меньшее, чем апокатастасис Григория, однако уклоняется от того, чтобы говорить утвердительным образом о муках, сопряженных с подразумеваемой здесь непричастностью Божественным благам. Возможно, здесь, как в Thal 43, Максим предпочитает почтить молчанием учение Григория в том смысле, по крайней мере, что он воздерживается от более полного объяснения этого учения, которое он, дав такое объяснение, не мог бы не отвергнуть.

Тексты, исключающие апокатастасис

Теперь последний вопрос. Есть ли в произведениях Максима отрывки, которые не просто утверждают или предполагают (такие мы уже видели), но положительно развивают и защищают окончательность суда в момент смерти для состояния людей в будущей жизни? Два таких отрывка можно найти в Ambigua (Amb 42 и 65).

Кто-то может быть ожидал бы, что в Amb 7, где Максим опровергает оригенистическую Энаду и говорит о том, каким будет состояние «будущих вещей» (Amb 7, 1077В12), он будет открыто опровергать апокатастасис. Но это не так. Максим говорит только о состоянии блаженных, замечая между делом (1076C11, 12), что это блаженство для достойных. Однако первый из отрывков, которые мы сейчас рассмотрим, относится к последующему опровержению учения о пред-существовании душ, в начале которого Максим ясно отсылает к оригенистической Энаде. В Боге нет ничего случайного, как было бы в случае, если бы души входили бы в тела в наказание греха; каждая вещь происходит в соответствии со своим логосом, предсуществую-щим в Боге (Amb 42, 1328А).

Максим говорит немного ниже: «Всех вещей существующих или имеющих быть... твердо утвержденные логосы предсуществуют в Боге, в соответствии с которыми все вещи есть, и становятся, и пребывают, всегда приближаясь через естественное движение к их предположенным логосам. Они [эти вещи] скорее удерживаются в бытии и получают в соответствии с характером и мерой выбранного ими движения и склонности либо благо-бытие, вследствие добродетели и прямого движения к своему логосу, либо зло-бытие, вследствие порока и движения не в согласии со своим логосом. Или говоря кратко: в соответствии с имением или лишением, в их природной причаствующей способности Того, Кто существует по природе совершенно и непричаствуемо, и Кто предлагает Себя совершенно просто и милостиво по причине Его беспредельной благости всем, достойным и недостойным, производя постоянство присного бытия как каждый человек сам от себя к тому расположен. Для них соответствующее причастие или непричастие собственно бытия, благо-бытия и при-сно-бытия – это возрастание и усиление наказания (τιμωρία) для тех, кто не был способен причаствовать» (Amb 42,1329А1-В7).

Этот текст столь ясен, что не требует особого комментария. Однако, имея в виду предыдущее обсуждение, позволю себе привлечь внимание к термину причастие (μέθεξις) и его противоположности, и тому, что они подразумевают. Это, несомненно, проливает свет на пару познание-причастие ( έπίγνωσιςμέθεξις) в QD 13. Поскольку оба «причастия» можно принять за синонимы (т. е. причастие благ и собственно бытия), и поскольку не существует ничего среднего между причастием и непричастием, то ясное знание, или έπίγνωσις – результат восстановления – должно быть совместимо с непричастием и наказанием, которое оно несет.

Этот отрывок, который мы только что привели, – не есть что-то исключительное. В Amb 65 Максим старается объяснить, что такое восьмой день, который является также первым. Это – великий день Второго пришествия. Он завершает свое изложение так: «Восьмой и первый, вернее же – один, то есть неразрывный день – это наступающее после упокоения движущихся беспримесное и предельно ясное присутствие Бога, Который, пребывая целиком как в целых в тех, кто произчюлительно воспользовался логосом бытия надлежащим образом в согласии с природой, доставляет им и присно-благобытие через причастие Себя, как единственного в собственном смысле и существующего, и присно-существующего, и благо-существующего; но Он же [т. е. Бог] тем, кто логосом бытия намеренно воспользовался против природы, присно-зло-бытие уделяет по справедливости вместо благо-[бытия], так как благо-бытие уже не вместимо для них, противоположно к нему настроенных, и совсем после появления искомого не имеющих движения, соответственно которому предмет поиска обыкновенно является ищущим»1442 (Amb 65, 1392C14-D13).

Вся эта Ambigua, заключение которой я только что привел, представляет для нашего исследования большой интерес. То, как использовал ее фон Бальтазар, толкуя ThOec 1.561443 не позволило ему увидеть, или по крайней мере упомянуть более определенное утверждение о вечном наказании, хотя повод (восьмой день, Суббота) был подходящим для развития темы апокатастасиса.

Немного выше я заметил, что тщетно было бы искать в большой полемике Amb 7 против Энады определенное исключение апокатастасиса. Там рассматривается только будущее состояние блаженных, достойных. Если теперь я привлекаю внимание к тому, что развитие темы происходит в понятиях бытия – благо-бытия – присно-благо-бытия (Amb 7,1073С), то не приходится сомневаться, что эксплицитные отрывки, говорящие о присно-зло-бытии, представляют собой важный момент всего контекста мысли Максима.

Заключение

Что же следует из нашего исследования апокатастасиса у Максима? Напряжение между всеобщностью спасения и вечностью наказания действительно имеет место в богословии Максима, поскольку оба полюса удерживаются. Удерживаются в целостности, да, но без крайностей и неразумных выводов, которые обратили бы это напряжение в антиномию или противоречие. Он избегает даже обсуждения крайностей апокатастасиса, возможно, не только из-за ненадежности и опасности такого обсуждения, но и потому, что это могло бы повлечь осуждение Григория Нисского, который, о чем у Максима явно сказано, сильно злоупотребил этим учением.

Теперь, я полагаю, будет полезно поставить вопрос: в какого рода злоупотреблении учением об апокатастасисе виновен Григорий Нисский? Максим излагает свое учение как церковное, и Феодор Студит не испытывает никаких трудностей, повторяя его почти два века спустя. Итак, поскольку есть всеобщее воскресение, то это следует понимать не только в отношении тела, но и способностей разума. Оно предполагает определенное познание Бога, но без общения с Ним. Однако Григорий шел дальше, ибо учил, что даже грешники в конечном счете будут приобщены Божественным благам. Вопрос о забвении грехов у Григория остается темен.

Но это слишком смелое описание состояния грешников. Некоторые отрывки из Максима дополняют картину. Существуют бесконечные муки совести (Ер 24, 612С), мрак, печаль и мука, а кроме всего прочего, общение с бесами и ненавидящими, и ненавидимыми, и более того – отделение от Бога и Его святых. Между Богом и осужденными нет ненависти, ибо Бог по сути любовь, однако свободно выбранное отделение от Него остается (Ер 1,389А-В).

Такова картина конечного состояния грешников по Максиму которую он и передает в письме к своему другу Георгию; но это описание не богословское. И мы должны удовлетвориться этой фрагментарной картиной. Однако мой анализ, если он не далек от истины, придает большую глубину словам, которыми Максим подтверждает свое учение о совершенной любви Божией ко всем людям: «...так и Господь наш Иисус Христос, являя Свою любовь к нам, пострадал за все человечество, и всем равно даровал надежду воскресения, хотя каждый делает себя достойным либо славы, либо наказания» (Charl) 1444 .

 

 

Максим и оригенизм ΑΡΧΗΚΑΙΤΕΛΟΣ*

(* Перевод Г. И. Беневича, научное редактирование А. М. Шуфрина. Перевод выполнен по изд.: Sherwood P. Maximus and Origenism. АРРН ΚΑΙ ΤΕΛΟΣ // Berichte zum XI International Byzantinisten Kongress. Munchen, 1958 (III, 1). P. 1–26.)

Максим и оригенизм – вопрос об их отношении был поставлен в недвусмысленных выражениях Гансом-Урсом фон Бальтазаром, в первую очередь и яснее всего в его кропотливом исследовании «Die «Gnostischen Centuries» des Maxismus Confessor»1445 и снова в блестящем и полном аллюзий эссе «Kosmische Liturgie. Maximus der Bekenner: Hohe und Krise des griechischen Weltbilds»1446. Я сам рассматривал эту тему в своей диссертации: «The Earlier Ambigua of S. Maximus the Confessor and his Refutation of Origenism»1447.

Но в действительности фон Бальтазар и я говорили о двух разных оригенизмах. Я говорил, как видно из самого названия, об ошибочных учениях, отвергнутых Максимом, но приписываемых Оригену, фон Бальтазар же скорее – о богословии Логоса Оригена и об основных интуициях, которым Максим всегда некоторым образом был обязан. Я только вскользь затрагивал эти аспекты наследия Оригена у Максима, чаще же отсылал к рассмотрению их у фон Бальтазара1448. Теперь же я хочу обратиться к этой проблеме непосредственно, и попытаться частично прояснить влияние Оригена на Максима.

В качестве вступления необходимо проанализировать несколько типов оригенизма, о которых может идти речь.

Первое различение типов оригенизма было представлено в моих трудах и трудах фон Бальтазара. Я имею в виду, с одной стороны, интерес и внимание к контурам целого – тот дух, что вдохновляет, та интуиция, которая направляет весь корпус оригеновской мысли, а с другой стороны, интерес к исследованиям отдельных учений, будь то самого Оригена, или же тех экстремистов, которые впоследствии претендовали на то, что Ориген – их учитель.

Другое различение типов оригенизма я нахожу у Вернера Йегера1449. Существует Ориген-"гимнаст» (gymnast), который в первую очередь в О началах выдвинул несколько рискованных объяснений фундаментальных вопросов, ответы на которые нельзя обнаружить эксплицитно ни в Писании, ни в церковном учении. Это – Ориген, осужденный как еретик во времена Иеронима, а также до и во время Юстиниана. На втором месте Ориген, воспринявший многое от Филонова толкования Писания, непревзойденный глава и учитель Александрийской школы. В-третьих, существует Ориген аскетико-мистических идеалов.

Это последнее – весьма объемная категория. Йегер говорит: «Аскетическое богословие Григория [Нисского] – прямой отпрыск оригеновской мысли... Они [Григорий и Василий] открыли, что хотя великий александриец не застал монашества как реалии в жизни Церкви, но в своей мысли он предварил аскетический идеал, исходя из своего личного религиозного опыта»1450.

Это, очевидно, отчасти совпадает с тем интуитивным пониманием Оригена, которое имеет фон Бальтазар. Однако здесь требуется самостоятельное рассмотрение, поскольку многое у Оригена является выражением традиции. Этот аскетико-мистический идеал, столь полно представленный в сочинениях Григория, – как и Максима, – делает очевидным, что богословская мысль Оригена, также как и Григория, и Максима, особенно, если рассмотреть основные тенденции и цели, не может быть непосредственно сравнена с научным богословием схоластов. Последние хотели работать только с концепциями, которыми может манипулировать, и которые контролирует человек; высшие достижения богословия, зависящие от глубокого, Богом данного опыта Бога и христианской жизни для их целей отодвигаются в сторону1451. Однако Ориген, Григорий и Максим даже тогда, когда они в максимальной степени схоласты, обычно имеют в виду прикосновение, насколько это возможно, к высочайшим достижениям опыта – άναγωγή. Думаю, полезно сделать это методологическое замечание, ибо мы, представители западно-европейской культуры, знакомые или нет с католическим богословием, находим мировоззрение Максима и Оригена весьма далеким от нашего и чуждым современного образу мысли.

* * *

Вопрос о Максиме и оригенизме был поставлен в недвусмысленных выражениях; посмотрим каковы они.

Фон Бальтазар говорил об оригенистическом кризисе в мысли Максима, находя его главное и несомненное выражение в Гностических главах (ThOec 1452 ); это кризис, от которого невозможно отделить Максима, не потеряв понимание самой сути его мысли1453. Однако, когда фон Бальтазар приходит к необходимости сформулировать основные элементы этого кризиса, он предупреждает, что такие понятия, используемые Максимом, как κίνησις и στάσις не должны быть понимаемы в оригенистическом смысле1454. Далее он утверждает, что весь доктринальный комплекс (Problematik) богословия Логоса Оригена явным образом был направлен к другому доктринальному комплексу, центрированному на Боге, каков Он есть в Себе – недоступному и вечно трансцендентому, т. е. к тому комплексу, который был в конечном счете унаследован Каппадокийцами и Псевдо-Дионисием1455. Позднее в своем комментарии ThOec 2.761456 он снова выражает центральную проблему: «точка схождения нетварной полноты и тварной полноты мира – в Логосе». Корни проблемы следует искать в учении Оригена о Логосе, Который одновременно и Бог, и основа мира (т. е. мир идей и потенциальная множественность). Здесь также имеет место двуликая платоническая проблема причастности1457.

Итак, проблема, как ее видит фон Бальтазар, рассматривается в первую очередь в рамках богословия Логоса, но это богословие направлено к учению Каппадокийцев-Ареопагита о Божественной трансцендентности. Таким образом, с точки зрения фон Бальтазара оригенистический кризис возник из-за чистого и крайнего утверждения оригенистической позиции в Гностических главах. Этот кризис не может быть обойден. В лучшем случае можно уменьшить его остроту. И первые десять глав этого сочинения Максима, как считает фон Бальтазар, очень существенны, исполняя именно эту роль; изложенное в них учение всегда следует иметь в виду, рассматривая оригенистические главы1458; однако их недостаточно, чтобы сбалансировать сильный оригенизм последующих глав.

Является ли так описанная ситуация – попытка подчинения одной или двух различных тенденций другой тенденции – кризисом?

Максим, как мы вскоре увидим, был непосредственно знаком с текстом О началах, когда вынашивал Трудности. Более поздние Гностические главы мне не кажутся, таким образом, отражающими субъективный кризис – так, как будто в какой-то момент Максим почувствовал себя увлеченным богословием Логоса. Скорее они свидетельствуют о том факте, что Максим осознавал различные тенденции в традиции, наследником которых он был – трансцендентого апофатического богословия и имманентного богословия Логоса; и понимая это, он не только отверг оригенизм в Трудностях, но и постарался сохранить то, что он считал полезным в оригенистических тенденциях. Таким образом, мы можем сказать, что кризис был внутренне присущ самим этим различным тенденциям. Это объективный кризис, для разрешения которого форма сентенций, в которой написаны Гностические главы, не подходит. Указанные неразрешимые тенденции продолжают оказывать влияние на византийскую традицию. Может быть, даже можно сказать, что паламитское богословие XIV в. – это часть и попытка разрешения этого же самого кризиса.

Оригенизм богословия Логоса, о котором мы говорили, относительно хорошо определен. Однако в другом контексте фон Бальтазар говорит об оригенизме, которому Максим, несмотря на все свои опровержения ошибок оригенизма в конце концов уступает. Этот оригенизм, хотя он и близок богословию Логоса, намного темнее; он лишь чувствуется, ощущается интуитивно. Фон Бальтазар описывает его как «неискоренимое недоверие к независимой, объективной природе, составленной из тела и души, предшествующей всякой благодати, недоверие к радикальной аналогии бытия». Это легко приводит Максима и других, подверженных тем же влияниям, к тому, чтобы «искать истину твари в имманентности с Богом... и приводить ее актуальную реальность, явно или неявно, в связь с падением»1459.

В другом месте1460 я уже толковал этот отрывок, может быть, с некой долей антипатии. Он сродни проблеме отношения природы и благодати, которая сама глубоко связана в западной католической мысли с гипотезой о состоянии чистой природы. Возможно, недостатком только что процитированного отрывка является то, что он неявным образом предполагает гипотезу состояния чистой природы, когда выносит неблагоприятное суждение относительно оригенизма Максима и последующей византийской традиции. Но говоря это, фон Бальтазар забыл о собственном сделанном им предупреждении, а именно, что для греческих отцов существующий мировой порядок – при том, что он сверхъестественно возвышен – остается единственным объектом рассмотрения1461.

До сих пор я указал на четыре типа оригенизма: в смысле Оригена-"гимнаста», Оригена – толкователя Писания, Оригена аскетическо-мистических идеалов и Оригена богословия Логоса. Возможно, следует добавить некоторые другие частные аспекты: использование Оригеном идеи свободы1462 и влияние богословия Логоса Оригена на иконоборческое учение1463.

Однако помимо прямого отрицания определенных точно ошибок или рассмотрения использования Оригеном техники толкования Писания практически невозможно ограничить рассмотрение Оригена или его влияния каким-нибудь из вышеуказанных типов оригенизма, ибо Ориген на самом деле, с его эллинистических стремлением к философскому пониманию того, во что мы верим, положил начало богословию1464. И Григорий Нисский, и Максим – наследники того же стремления и тех же материалов для сооружения и создания своих построений. В этом смысле они, несомненно, оригенисты.

АРХН ΚΑΙ ΤΕΛΟΣ

С тем, чтобы увидеть в более общей перспективе отношение Максима к оригенизму, я взял у Максима тему, которая очевидным образом связана и даже основана на Оригене, и развитие которой имеет аспекты, принадлежащие всем делениям, которые я сделал выше. Точнее, сказал бы я, мы увидим Максима-богослова, имеющего дело с проблемами, которые занимали его предшественников – Григория и Оригена. Так проявится одновременно и их влияние, и мера того, насколько Максим превзошел, или же только воспринял их влияние.

Тема начала и конца дает мне, во-первых, возможность добавить нечто к тому, что я уже написал о знании Максимом текстов Оригена. Я уже говорил1465, что Максим, сочиняя Atb 7 и 15, скорее всего имел перед глазами некоторые оригеновские тексты. Но я не мог это подтвердить. Более внимательное рассмотрение соответствующих текстов Максима и Оригена, я надеюсь, покажет, что Максим был непосредственно знаком с текстом О началах. Я покажу это на примерах Atb 7 и De Рппс 1.6.

Во втором аргументе Atb 71466 Максим утверждает и доказывает, что становление должно логически предшествовать движению. Соответственно, он развивает идею, что результатом движения должно быть единение с Богом подобное тому, как воздух всецело освещается светом или железо охватывается огнем. Затем он выводит общее заключение, которое, как мне теперь кажется, сформулировано в контексте одного места из О началах 1.6.1,2 Оригена. Максим пишет: «Из этих [аналогий] мы предположительно – по уподоблению только – понимаем будущее (а не бывшее и подпорченное [уже]) причастие (μετουσία) благости достойными, поскольку чаемое [нами] превосходит и все это, будучи, по написанному, по ту сторону зрения, слуха и размышления [ср. 1Кор 2:9]. И наверное, это и есть то подчинение (ύποταγή), о котором говорит божественный апостол, что Сын покоряет Отцу тех, кто вольно соглашается подчиняться, после чего, или за счет чего «последний враг истребится – смерть» (1Кор 15:261467. Ориген в О началах 1.6.1,2, говоря о завершении всего, приходит к тому же тексту апостола Павла: «Надлежит, чтобы все покорилось Ему» (1Кор 15:26–28). Но каково же это подчинение, которым все должно подчиниться Христу? Я думаю, что это та покорность, которою мы сами желаем покориться Ему, та покорность, которою подчинены Ему и апостолы, и все святые, последовавшие Христу. <...> Видя такой конец, когда все враги покорятся Христу, когда истребится и последний враг – смерть, и когда Христос, Которому все покорено, предаст царство Богу Отцу, – от такого, говорю, конца вещей обратимся к созерцанию начала. Конец всегда подобен началу. И поэтому, как один конец всего, так должно предполагать и одно начало для всего». И Ориген продолжает развивать свое предположение об изначальной Эннаде.

В ЕА (Р. 90) я не заметил, что Максим вполне эксплицитно отвергает отношение этих текстов Писания к предсуществующей Эннаде: «...а не причастие, которое существовало, а теперь разрушено». Ибо в обоих только что приведенных отрывках мы находим объяснение одного и того же текста апостола Павла. Один и тот же вопрос ставится, и на него же дается ответ, сходным образом и относительно того, что касается подчинения всего Христу. Именно так вводится цитата из 1Кор 15:26: «Последний же враг истребится – смерть».

В аргументации, ведущей к приведенному отрывку Максим развил свое понимание природы движения от начала к концу; Ориген же переходит к утверждению своего принципа о том, что конец подобен началу, и из этого делает предположение относительно изначальной Эннады.

Отсюда кажется неизбежным вывод: Максим, когда работал над этим местом, прекрасно знал О началах 1.6.1,2, и поэтому ставил те же самые вопросы, что и Ориген, относительно подчинения всего Христу.

Если я прав, утверждая, что Максим имел непосредственное знание О началах 1.6, содержащих аксиому «конец подобен началу», причем в компроментирующем контексте, то необходимо предпринять более тщательное исследование использования этого принципа и его исправления Максимом, нежели то упоминание вскользь, которое имеется в отношении этой проблемы в «Earlier Ambigua...»1468. Однако, должно быть ясно из отрывков, только что процитированных, что в этом случае Максим определенно отвергает всякое возможное применение этого принципа [что начало подобно концу] при размышлении о конечном состоянии человека. С другой стороны, аргумент от движения позволяет предположить о будущем состоянии; но ни в коей мере эта модель не может быть применена обратным образом к происхождению человека.

Будет правильным начать с нового анализа текста, который кажется допускающим двусмысленную аксиому. Я приведу греческий текст, наряду с моей версией перевода. «Всякий причастный добродетели... несомненно причаствует Богу – сущности добродетелей, как <1084А> благородно, соответственно [осознанному] предпочтению, взрастивший посеянное [в нем] соответственно природе блага, и показавший, что тождественно началу завершение, а начало – завершению; вернее же, что начало есть то же самое, что завершение... (если только мы верим, что началом и завершением всякой вещи является [относящаяся] к ней [Божественная] цель). Начало [он показал тождественным завершению] как получивший оттуда вместе с бытием и природное соответственно причастию благо; завершение же [показал тождественным началу] как соответственно этому [причастию] намеренно и по [осознанному] предпочтению (γνώμη τε καΐ προαιρέσει) целеустремленно прошедший ведущий без блуждания к [началу] достохвальный путь, на котором он становится Богом, получая от Бога бытие Богом»1469.

Формально говоря, выражение Максима относительно начала и конца практически тождественно с анафемой Юстиниана: «Если кто-либо говорит, что состояние умов будет таким же, как и в начале... так что начало таково же, как конец, и что конец – это мера начала, да будет анафема». Однако непосредственный контекст существенно различает смысл принципа. Контекст Юстиниана, как и Оригена в О началах 1.6, по преимуществу космогонический; у Максима же речь идет о причастности множественного одному или единому Слову. Однако остается несомненным, что мы имеем здесь дело с неправильно сформулированной аксиомой. Максим посчитал необходимым модифицировать ее, и делая это, отнес ее к первопричине и концу всего – Богу-Слову; в тексте: «...приданная ей цель». Целью (σκοπός) не могут быть сами вещи или нечто имманентное им, но как видно из объяснения – нечто превышающее их, трансцендентное. В этом новом выражении и смысле эта аксиома – великолепна.

Это станет яснее, когда мы исследуем, что именно является для добродетельного человека той целью, с которой, как утверждается, тождественны начало и конец. Объяснение делает очевидным, что он получает бытие, благобытие и приснобытие в Боге(-Слове) (1084B) в соответствии с их логосами, предсуществующими в Логосе.

«Таинство Христа – это Божественный конец (τέλος), ради которого и возникло все [тварное бытие]. Это есть Божественная цель (θεΐος σκοπός), задуманная [Богом] еще до начала сущих, которую мы определяем таким образом: она есть заранее продуманный [Богом] конец, ради которого существуют все [тварные вещи], но который сам существует не ради какой-нибудь одной из них»1470. Ввиду этой цели все твари приведены к началу своего бытия и получают свою сущность.

Таков, в основе своей, смысл «[относящейся] к ней цели» в отрывке из Amb 7; начало и конец – это Слово, таинство единения всех во Христе. Они, таким образом, есть одно и то же. И «во Христе все века получили начало своего бытия, и их цель [или конец]»1471.

Мысль Максима в этом отрывке из Amb 7 далека от оригенистического космогонизма; но если уделить внимание только первой причине и конечной цели, то правомерные вопросы относительно ближайшего начала и цели (конца) тварей остаются без ответа, и вся картина спутывается.

Далее следует объяснение. Три стадии – бытие, причастие чистому благу (­ благо-бытие) и обожение понимаются как множество логосов, предсуществующих в Логосе. Это для логоса бытия предполагает сразу неизменный логос природы (λόγος φύσεως), о котором Максим в других местах пишет весьма подробно1472. И φύσις, или ονσία, осуществленные по образцу логоса, будут тем principium naturae, или άρχή, откуда имеет исток вся активность природы по направлению к завершению, или концу1473.

Хотя идея, лежащая в основе этого отрывка из Amb 7 может быть вполне ясна, необходимо все же прояснить некоторые термины. Мысль могла бы быть более ясно выражена, если бы Максим различил первое начало, или исток, конечную цель, т. е. Бога, и ближайший исток и конец, которым является природа вещи и цель, достижимая ее силами. То, что Максим осуществил это, хотя и не систематически, я в достаточной степени показал в Earlier Ambigua 1474 . Триады γένεσιςκίνησιςστάσις, ούσίαδϋναμιςένέργεια и άρχήμεσότηςτέλος соответствуют друг другу. Последние члены двух из этих триад – στάσις и τέλος– имеют отношение к двум вещам: к чему-то, связанному с природой или сущностью, или же к полному свершению превыше природы, в бесконечности.

Итак, можно согласиться, что Максим обладал необходимыми различениями относительно начала и конца, хотя и не выраженными с помощью жестких различающих терминов.

Райское состояние

Обсуждение начала и конца можно было бы закончить здесь, но в Thai59 есть отрывок об отношениях человека, человечества к Началу и Концу, на который ссылаются как на указывающий, что Максим практически не допускал существование исторического Рая1475.

Следовательно, важно посмотреть, что Максим считал Раем, и каким образом он его понимал.

Несомненно, что Максим допускал земной Рай. Это, в частности, видно из двух ссылок на благоразумного разбойника в Писании1476: «Человек, сотворенный Богом в начале, и помещенный в Рай, преступил заповедь, и стал подвержен тлению и смерти»1477. В этом положении, которое высказывает старец своему юному ученику в Liber Asceticus, нет ничего, что не было в совершенной гармонии со всем тем, что еще написал Максим.

Более того, несомненно, что человек, каким он был сотворен и введен в бытие Богом, был наделен άπάθεια (бесстрастием) и бессмертием; а преступление заповеди сделало его подверженным страстям и смертным1478. После грехопадения, а значит и после получения свободного дара (χάρις), άπάθεια и бессмертия, человек получил закон брака с тлением вместо духовного образа размножения1479.

Лучшее и самое краткое объяснение этого можно найти в толковании QD 3 на Пс 50:7: «Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя». Максим объясняет: «Первоначальное намерение [цель] (ό προηγούμενος σχοπός) Бога было не в том, чтобы мы рождались посредством брака и тления, но преступление заповеди ввело брак из-за совершения беззакония Адамом (διά τό άνομήσαι τόν δάμ), то есть отвержения им закона, данного ему Богом. Так что все, рожденные Адамом, зачаты в беззакониях и подпадают праотеческому осуждению. «Во грехе родила меня мать моя» – означает, что Ева, первая мать всех нас, зачала грех, как только возжелала удовольствия (έκίσσησεν τήν άμαρτίαν ώσπερ τήν ήδονήν). Поэтому мы тоже подпадаем под материнское осуждение и о нас говорится, что мы зачаты во грехах»1480.

Мы видим ясно, таким образом, что Рай для Максима существовал; в него был помещен человек, сотворенный в соответствие с непреложным логосом и наделенный даром бесстрастия и бессмертия; и при этом ему была дана заповедь не вкушать с древа добра и зла. Он преступил заповедь, был изгнан из Рая, лишен дара бесстрастия и бессмертия.

При этом нигде не указано на какой-то промежуток времени, в котором можно было бы отметить отдельные моменты, обозначающие отдельные события. Все это можно прекрасно понять как случившееся во мгновение, in instanti, не подвергая сомнению, что это были реальные исторические события1481.

И действительно, Максим говорит вот что: «Одновременно с [началом] существования (&μα τω εΐναι) человек, через непослушание оставив позади свое собственное начало, не смог уже найти то, что позади него; и поскольку начало, или источник, полагает пределы движения для сущих, которые обязаны ему своим существованием, то вполне справедливо оно называется концом (τέλος), в котором, как причине, движение движущихся имеет свой предел (πέρας)"1482 .

Эта мгновенность не должна пониматься в том смысле, что дополнительный элемент оказывается соизначален бытию. Здесь это исrлючается посредством ссылки на непослушание; какое-то одно действие природы (здесь – непослушание), и тем более последствие этого действия, не может рассматриваться как один из конституирующих элементов этой природы. Однако та же самая фраза &μα τω εΐναι может быть использована, чтобы настоять на наличии и тела, и души – сущностного состава человеческой природы, κατά τόν ΐδιον λόγον, – в момент зачатия1483.

В этом вопросе происхождения человека мне кажется полезным различить два момента: один библейский, а другой умозрительный. В библейском мы находим изложение факта наделения человека благодатью, падения, и далее, работу воображения, а именно, райской жизни наших прародителей и возможности некоторого промежутка времени до падения. Богословское умозрение воспринимает из библейского текста сами перечисленные факты, с помощью которых, имея а виду происхождение человека, оно объясняет его настоящее состояние и указывает нечто относительно конца, к которому оно направленно. Сам факт существования Рая, конечно, признается, но это не имеет большого значения для умозрительного богословия, и никакого значения не имеет какой-то гипотетический промежуток времени, проведенный Адамом и Евой в Раю1484.

Противоположной парой по отношению дару бесстрастия и бессмертия после падения является наличие страстей и смертность. Что касается страстей (а также половых отношений), то это иногда объявляется Максимом как добавка чего-то, чего не было до того. О таких важнейших для человека факторах, как наслаждение и боль, говорится, что они были внедрены в человека с падением1485.

Кажется, что возникает или существует некоторая путаница относительно того, относятся ли страсти и половые отношения к непреложному логосу, в соответствии с которым был сотворен человек, или же лишь к некой форме его конкретного образа существования после падения. Казалось бы, ответ в пользу последнего невозможен. Однако некоторые тексты определенно заставляют сомневаться в таком ответе 1486. Давайте посмотрим для выяснения этого вопроса в тексты Максима.

Относительно того, что πάθος – это, по сути, синоним καχία, но с акцентом на аффицируемой и чувственной части действующего, можно привести множество примеров. Однако следует вспомнить, что Максим определяет движение как πάθος в Atb 7: «Движение же это (то есть, идущее в порядке мысли после прихода в бытие того, что движется) называют природным можением (δύναμιν φυσικήν), устремляющимся к соответствующему ему завершению, либо претерпеванием [или страстью: πάθος], то есть движением, бывающим от одного к другому и имеющим своим завершением не подверженное претерпеванию [или бесстрастное], либо энергичным действием, имеющим своим завершением самозавершенное»1487. В том же самом контексте Максим предупреждает, что πάθος следует правильно понимать здесь не как изменчивость или тление способности, но как «присущее существующим [творениям] по природе. Ведь всё, пришедшее в бытие, претерпевает движение, так как самодвижением, или само[действующим] можением, не является»1488. Это сущностная пассивность всякой твари, которая позволяет каждой твари иметь лишь то действие, которое ей дано совершать в соответствие с ее природой1489.

Не приходится сомневаться, таким образом, что πάθος имеет совершенно ясный онтологический смысл, указывающий на собственное движение твари. Это не чистая пассивность, проивопоставляемая Божественному действию, – такова была ошибка, характерная для монофелитских кругов, – но тварное движение, зависящее от Божественного самодвижения1490.

В онтологическом контексте πάθος рассматривается как часть λό γος φύσεως, будет ли то же самое верно в нравственном или аскетическом контексте? Другими словами, будут ли страсти признанны как часть изначального устроения человеческого состава?

Таков первый вопрос Фалассия: «Являются ли страсти злом в себе или же по злоупотреблению? Я имею в виду наслаждение, печаль, вожделение, страх и другие». Ответ односторонен. Во-первых, страсти не принадлежат сущности человека как не входящие в определение его природы; они были введены с грехопадением в низшую часть нашей природы. Они служат вместе и наказанием, и средством приведения нас к осуществлению нашего истинного величия. Они могут быть хороши для ревностных, обращая, например, похоть к вещам небесным. Итак, при правильном использовании они могут быть благи1491. Этот ответ, явным образом зависящий от Григория Нисского1492, предполагает, что страсти тяготеют ко злу. Здесь мы не находим ясного утверждения, что, как относящиеся к сложной человеческой природе, они хороши онтологически, и становятся хороши или плохи морально в соответствие со своим благим использованием или злоупотреблением, хотя ответ и не противоречит такому взгляду Элементы более сбалансированного ответа можно найти в Вопросоответах – Thal 21,42; 61, каждый из которых особым образом посвящен грехопадению Адама и его различным последствиям. Проблемы Thal 21 и 42 по сути одинаковы: как понимать сказанное, что Христос стал грехом за нас, хотя Он и без греха? В Thal 21 вопрос связан с Кол 2:15, где говорится, что Христос совлек с Себя начала и власти. Тление и грех не были сотворены вместе с человеком. «Итак, через преступление [Адама] вошел в естество человеческое грех, а через грех – страстность (τό παθητόν) по рождению1493. А так как вместе с этой страстностью рождения процветало через грех и первое преступление, то для естества [человеческого], неразрывно связанного по своей воле (κατά γνώμην) лукавыми узами, не было надежды на спасение. Ибо чем более оно усердствовало в укреплении себя через рождение, тем более оно связывало себя законом греха, поскольку преступление было действенным в страстном начале. Ибо имея, по причине природных обстоятельств (διά τήν φυσικήν περίστασιν), умножение греха в своем страстном начале, оно в силу [гнездящегося] в страстности родового (γενικήν) греха подверглось воздействиям всех небесных сил, начал и властей, [проявлявшимся] через неестественные страсти (τών παρά φύσιν παθών), и сокрытым в естественных (κατά φύσιν) страстях; посредством них действовала всякая лукавая сила, по страстности естества побуждая волю через естественные страсти [обратиться] к тлению неестественных страстей»1494.

Изначальная картина остается той же, хотя и с некоторым уточнением: различие между естественными и противоестественными страстями не предполагает, что первые имелись в наличии до грехопадения, но предполагает, по крайней мере, что παθητόν, в котором они имеют основание, не имеет в себе ни вины, ни греха, ибо Слово Божие, став человеком, восприняло от первого состояния Адама его безгрешность, а от второго – παθητόν без греха1495.

Первый ряд из Thal 21, только что приведенный, заслуживает того, чтобы отметить: преступление, грех, παθητόν, с которым, конечно связано плотское рождение (γέννησις). Ряд по необходимости тречленен: преступление означает – поступок, сопряженный с виной; грех – это прародительский грех, называемый так эксплицитно немного далее, он может включать или не включать вину, соответственно контексту; παθητόν фактически является следствием преступления и вины, но сам по себе он хорош, как и его наиболее известная форма – плотское рождение1496.

В его конкретной форме смысл греха раскрывается в Thal 42. Адам, когда растлелся его выбор, потерял благодать άπάθεια и стал грехом. Из этих двух первое – тление выбора – греховно; второе – потеря – не укоризненно. Почему и Христос стал грехом за нас, хотя и без греха. В этом или подобном смысле необходимо понимать грех и в Thal 21. Грех, таким образом, не означает здесь формально ни греховное деяние, ни вину, но παθητόν, как следствие первого преступления. Но здесь нужно опять провести следующее различение. У Христа παθητόν был свободен от неупорядоченной склонности к чувственному – Его παθητόν был άπαθής; в то время как обычному человеку требуется обрести άπάθεια. Причина же этого, как сказал бы Максим, состоит в том, что рождение (γέννησις) Христа было без предшествовавшего удовольствия и без тления, имеющего место в родах, чего не бывало и не может быть у других людей.

Страсти не сотворены вместе с человеком (Thal 1), равно как и тление и грех (Thal 21), как и наслаждение и боль (Thal 61). Как же мы должны в этом контексте понимать наслаждение и боль?

Максим говорит: «Бог не сотворил для природы в плане чувственного восприятия ни наслаждения, ни боли, но создал некоторую способность в плане ума для наслаждения...»1497. И эта способность, являющаяся «естественным стремлением ума к Богу», была обращена с первым движением человеческого бытия к чувственным вещам, так что возникло противоестественное удовольствие в чувствах. Бог же в Своем промысле поместил вместе с наслаждением сопутствующее ему ограничение – боль, чтобы был положен некоторый предел безумию ума из-за чувственных вещей вне естественного их хода. Эта боль связана с законом смерти1498.

Из одного этого текста очевидно, что удовольствие рассматривается по преимуществу не как удовольствие сопутствующее нормальному функционированию наших чувств, но как желание чувственного наслаждения, которое становится основным мотивом нашей деятельности. Это подтверждается определениями удовольствия-из-за-запретного, которое он дает в другом месте1499, а также параллелизмом между искушением Господа в пустыне и Его страстями; при этом наслаждение соотносится с первым, а боль – с последним1500.

Теперь мы можем суммировать результаты текущего рассмотрения проблемы. Παθητόν человека может быть безгрешным; страсти могут быть в согласии с природой, включая и удовольствие. Но у нас нет ясного свидетельства, чти до грехопадения человеческий состав включал παθητόν как присущий ему элемент.

Я считаю, есть свидетельства, что Максим пришел к этой точке зрения, но только после преодоления некоторого внутреннего сопротивления в своей мысли, в частности, в его теории мыслительной деятельности души. Рассмотрим тексты в хронологическом порядке.

В великой Трудности о переходе человека к Богу есть два отрывка, относящиеся к нашему вопросу. В одном из них утверждается, что мы получили душу от Бога, наделенную умом, разумом и чувствами, не только умную душу, но и чувствующую; подобно тому, как наряду с λόγος ένδιάθετος есть λόγος προφορικός, так, наряду с понимающим умом, имеет место νοΰς παθητικός, который называется фантазией (или воображением)1501. Дальше Максим пускается в пространное объяснение чувственной части души. Сюда включено все, что составляет животное начало в человеке. Все эти многочисленные разделения, несомненно, восходят к стоической традиции. Однако все содержится в «материальной диаде», о которой говорит Григорий, а именно – вожделении и гневе1502. Но это – врожденные силы (Εμφυτοι δυνάμεις), являющиеся изначальными параметрами природы1503.

В Atb 7 объясняя, каким образом мы можем быть «частицами Бога» Максим упоминает о теле как органическом и об интеллекте, дающем жизнь и движение телу, инструментом (ΰργανον) которого оно (тело) является, и каждому члену тела в той мере, в какой он поддается такому влиянию1504.

Эти отрывки являются хорошим свидетельством, служащим нашей цели, хотя и не исчерпывающим, поскольку они не относятся к райскому состоянию человека. Поэтому следует искать дальше.

В одном из своих писем Максим пытается подтвердить, что после смерти душа сохраняет свое мыслительное действие. В ходе этой аргументации Максим утверждает, что душа существует ради себя, а не ради тела. Отсюда выводится, что душа действует ради себя и сама по себе, как и вместе с телом1505. Основанием аргументации служит то, что природа не может быть лишена своих сил – в данном случае мышления и разумения – без того, чтобы не перестать быть собой. И поскольку нет различия между обладанием этими силами и их продолжительным использованием, то отсюда следует, что душа должна всегда мыслить и разуметь, будь она с телом или без, иначе она перестанет существовать.

Итак, здесь Максим придерживается мнения, что душа в ее настоящем положении единения с телом может мыслить и рассуждать независимо от тела. Аргументация отчасти некорректная, но для нашей цели существенная: Максим может мыслить душу как функционирующую в теле, хотя и не при помощи тела1506. Значение этого места состоит в том, что это может означать, точнее, допускать параллелизм природных сил ума и тела скорее, нежели взаимодействие и некоторую зависимость души от чувственного восприятия тела. Отрывок из Atb 10, на который мы ссылались выше, может быть понят правильно лишь в отношении человека в его настоящем состоянии.

Следующие отрывки имеют отношение непосредственно к «сложной природе» человека. Первый – из Ер 13 (633–634). После утверждения одновременности схождения частей сложной природы при их появлении и образовании их специфического единства, Максим иллюстрирует это, как обычно, на примере человека: «Ибо у нас душа имеет соответственно своим действиям природные способности тела, как имеющего по природе способность восприятия вследствие при-хождения души в бытие вместе с телом»1507.

Таким образом, у души есть свои силы и те, что есть у тела, которые по природе относятся к восприятию. Причина этого параллелизма – в том именно, что душа и тело приходят в бытие как единое целое. Это удвоение сил, возможно, лучше всего иллюстрируется отрывком из Atb 10, приведенным выше, где чувствующая душа перечислена наряду с мыслящей душою.

Другой текст – это письмо кубикуларию Иоанну (641). Общий контекст сходен с предыдущим отрывком, но здесь Максим прибавляет, что это учение об одновременности частей в сложной природе исключает ошибочное учение о предсуществовании и постсуществовании душ. Понятно, что он ссылается на антиоригенистскую полемику Atb 7 1508 более подробно развитую в Atb 42. Текст гласит: «Душа без использования воли содержит тело, и сама держится им; не по выбору она дает жизнь самим фактом бытия в теле; и по природе она причастна чувственному восприятию и боли, по причине своей внутренней подверженности им»1509.

Этот последний отрывок, хотя и сходен с Ер 13, сильнее его, и дает меньше оснований для предположения о параллелизме сил. Спустя восемь лет (с 633–634 гг. до 641 г.) Максим приходит к эксплицитному утверждению того, что παθητόν принадлежит к сущности человеческого «смешения», ссылаясь при том на ту же самую полемику относительно пред- и постсуществования душ, которая занимала его раньше в Atb 7 и 42, но где также все плотское рождение человека отнесено к падению1510.

Итак, теперь мы встретили тексты, в которых παθητόν относится к нашей природе и присутствует в ней еще до грехопадения. Некоторые из этих текстов предполагают параллелизм между мыслительными силами души и воспринимающими силами тела; другие же предполагают взаимодействие между этой парой сил. Но во втором случае это взаимодействие рассматривается в контексте настоящей аскетической жизни, и таким образом не дает нам оснований предполагать об его существовании до грехопадения. Когда же мы снова обратимся к тексту Thal 1.61, QD 3 и Atb 42 (1321А, 1341С), где страсти, удовольствие, плотское рождение – все объявляются последствиями грехопадения, то возникает впечатление о кажущейся непоследовательности мысли Максима. Ибо учение, которое он унаследовал и развил, – об одновременности души и тела человека, – несомненно предполагает, что παθητόν и его использование относится к сущности человека1511.

Как можем мы объяснить эту непоследовательность? Фон Бальтазар утверждает, что это скрытое возвращение к оригенизму1512. Отчасти это верно; но следует четко отметить, что к оригенизму того типа, как у Григория Нисского. В Thal 1 сказано, что учение о двойном творении происходит от Григория Нисского1513.

Мы можем указать не только на сам этот факт, но и на то, каким образом стало возможно сосуществование сильного и акцентированного учения о единстве тела и души в образовании сложной природы с отсутствием внимания к παθητόν как изначальной части человеческого смешения. Принципиальным здесь является определение, даваемое природе. Ведь λόγος φύσεως определенно неизменен, и ни в коей мере не может получать добавление или ущерб.

В Amb 42 Максим описывает тщательно то, что изменчиво в любом обновлении – tropos, и что неизменно – logos. "Logos человеческой природы состоит в том, что природа – это душа и тело, и образуется из души и тела; tropos – это порядок действования и испытывания природного действия; порядок, который часто меняется и изменчив, но не меняет саму природу»1514.

Я бы предположил, что здесь Максим, чрезмерно ограничивая определение человека единством души и тела, и относя все действия – а не просто качество действия – на счет изменчивого тропоса, сделал возможным для себя некоторую неясность, или темноту относительно существования παθητόν до грехопадения1515.

Если принять это предположение, то мы имеем дело с неполной концептуальной артикуляцией, – той артикуляцией, которая была главным инструментом извержения оригенистических ошибок, представленных в умеренных григорианских формах, из византийской богословской традиции.

Трудность 8

Мы можем пойти и дальше. В предыдущем рассмотрении παθητόν в человеческом смешении мы собрали материалы, необходимые для истолкования текста чрезвычайной важности с точки зрения понимания райского состояния.

Трудность Atb 8 сходна с трудностью Atb 7, великой оригенистической трудностью. Максим это отмечает и сам. Я понимаю это как ссылку по преимуществу на 1089D4–1096B2 из Atb 7. Вопрос стоит о постоянной текучести и непостоянстве этого мира, и это следствие падения. Вкратце просуммирую. Человек, украшенный Богом нетлением и бессмертием, тем не менее предпочел умной красоте позор окружающей материальной природы. Так он забыл свое достоинство, а точнее, Бога, и пожал справедливый плод своей забывчивости – тление и смерть плоти, склонность и удобоподвижность ко всякой страсти, а также нестабильность и хаотичность внешнего мира1516.

Максим дает теперь два возможных объяснения того, как это изменение сделалось реальным. Эти объяснения совершенно параллельны, так что здесь нет оснований считать, что их порядок указывает на какое-то предпочтение одного перед другим для Максима1517. Я привожу текст с моей собственной пунктуацией и прочтением. Этот текст идет сразу за тем отрывком, содержание которого я только что суммировал.

«...И либо тогда ее [душу] Бог по причине преступления сорастворил с нашим телом, и вложил и в нее силу изменяться, подобно тому, как и в тело – страдать и совершенно распадаться, как показывает одеяние из мертвых кож (ср.: Быт 3:21), по написанному: »...и сама тварь, повинуся тлению не волею, но за повинувшаго ю на уповании» (Рим 8:20), либо от начала по предведению так сотворил ее по причине предвиденного преступления, дабы терпением в себе страданий и бедствий, прийти [ей, т. е. душе] в сознание себя и своего достоинства, и даже принять радостно отстранение по отношению к телу»1518 .

Первое объяснение перехода человека от райского к земному существованию предполагает, что оно имело место в момент падения. Переход двояк: он состоит в смешении души с телом и введении силы страдания и тления. Понятно, что это смешение души с телом не может быть понято как схождение тела и души вместе в момент возникновения человека, что входило бы в явное противоречие с постоянно повторяемым Максимом (и Григорием) учением, согласно которому тело и душа одновременно образуют полноценный вид, т. е. человека1519. Я вижу здесь лишь одно разумное толкование: мыслительные силы ума, которые, как мы видели в Ер 7, могут рассматриваться как действующие в совершенной независимости от чувств, теперь ищут материал для своего действия в чувствах. Это толкование мы можем, наверное, модифицировать. Со стороны Бога это смешение – лишь Божественный коррелят1520 того погружения в чувственное, которое последовало за грехопадением и неведением Бога, от которого происходит все зло. Это модифицированное толкование может быть подтверждено тем фактом, что это смешение и появление способности страдания и тления строго одновременны1521. Из-за них человек теряет дар нетления и бессмертия.

Эти два возможные объяснения того, как Бог позаботился о падшем человеке, во-первых, отмечены общим элементом: грехопадение ответственно за нынешнее бедственное состояние человека, а во-вторых, они отличаются тем моментом, в который этот Божественный промысел свершился – после грехопадения, как некий положительный акт, что видно по образу кожаных риз, данных Адаму Богом после изгнания из Рая, или же с самого начала, по предведению, но без указания какого-либо способа внедрения этих «риз» в момент грехопадения.

Выше я сказал, что грамматически, по построению текста и из его лексики нет возможности узнать, какое из этих двух объяснений было для Максима предпочтительней. Все это, несомненно, отражало состояние его ума. Однако кажется ясным, что первое объяснение представляет собой учение Григория Нисского. Представляет ли скорее второе объяснение его собственный подход к проблеме, но который он не хотел явным образом предпочесть учению Григория, которому Максим в этот вопросе был весьма обязан? Для такого взгляда есть некоторые основания.

Я вижу эти основания в экзегетической части Atb 7, продолжением которой в некотором роде является Atb 8. Максим там1522 описывает, как человек, если бы не вмешалось грехопадение, должен был бы преуспевать, при том что умная душа контролировала бы и облагораживала1523 тело, делая его богоподобным, и через него подчиняла бы все творение Богу1524.

В сущности, это описание ведущего замысла (или цели, σκοπός) Бога в отношении творения – замысла, который так и не осуществился тем образом, которым предполагалось, но не должен был, воистину, не осуществиться, поскольку это был замысел Бога, всесильного и всеведущего. Термин προηγούμενος σκοπός можно найти в QD 3 в негативном смысле, исключающем брак. В Atb 41 προηγούμενος λόγος человека, согласно намерению (πρόθεσις) Бога, не включал особенностей половых различий, но относился просто к человеку, человеческим существам. Однако не только это, но и речь об обожении человека можно найти не только в настоящем описании ведущего замысла («чтобы обожить... по подобию»)1525, но и везде у Максима, где рассматривается таинство воплощения.

Эта цель (σκοπός), это намерение (πρόθεσις1526) остаются неизменными; изменился только образ их осуществления, ибо один более удивителен и божественен, как сверхприродный, и он величественнее, чем тот, который приводит природу к осуществлению того, что согласно природе (κατά φύσιν1527). Нас не должно удивлять, что σκοπός и λόγος здесь отчасти синонимы. Если различить в σκοπός᾿ε неизменный и неотменимый элемент, то нельзя избежать столь обычного для Максима использования различения λόγοςτρόπος1528.

Относительно двух объяснений изменения человека в момент грехопадения, данных в Atb 8, я предположил, что первое по преимуществу принадлежит Григорию Нисскому и воспроизведено поскольку он является для Максима большим авторитетом, а второе принадлежит, скорее, самому Максиму: Бог так образовал душу с самого начала, по причине предвиденного грехопадения, чтобы через страдания и муки она приходила бы к сознанию своего собственного достоинства и принимала бы с радостью отстранение от плоти.

Теперь пришло время представить эту точку зрения Максима суммарно. Бог, предвидя отступничество Своей твари в момент творения, сотворил человека как сложное существо, состоящее из страдательного тела и разумной души, мужчину и женщину. С непослушанием при грехопадении разумные силы души человека, предназначенные для радования Богом, погрязли в чувственных удовольствиях и привнесли для человечества продолжение рода через плотское рождение. Но цель Бога – обожение человека – осуществилась более удивительным способом. Сын Божий стал совершенным человеком, притом без растления целостности Его Матери, как при зачатии, так и при рождении. Таким образом, природа, неизменная в своей сущности, была обновлена. И конечная цель, первая из причин, – «то, ради чего все, но что само не ради чего-либо»1529, – рассматривается как тайна, сокровенная от век, ныне же явленная во Христе.

Было бы полезно прокомментировать это положение. Во-первых, в цель Бога внесено различение. А именно, σκοπός προηγούμενος (первоначальное намерение (цель)) предполагает некое последующее1530. Комбефис в своем примечании к QD 3 говорит о voluntas Dei antecedens. Он это делает с тем, чтобы истолковать различие, использованное Максимом в свете темпорального образа, ибо речь – о том, что до и после падения; и можно предположить далее, что состояние человека, вытекающее из намерения Бога, было одинаково реальным в обоих случаях. В рамках гипотезы Григория, что пол и способность страдать были добавлены в момент грехопадения, это имеет смысл, а вот в рамках гипотезы Максима, что человек таким был создан от начала, хотя и в предведении грехопадения, это смысла не имеет, поскольку здесь ничего не было добавлено к человеку в момент грехопадения. Поэтому, кажется, что προηγούμενος лучше понимать вместе с различением λόγοςτρόπος в логическом смысле – как род предшествует видам или как говорят, что счастье – есть цель человека, в то время как только в каком-то из нескольких конкретных путей он может попытаться достичь его.

Если допустить такое толкование1531, то это значит, что σκοπός Бога или λόγος προηγούμενος в отношении человека никогда не имел реального существования вне определенного τρόπος 'а, в котором в предведении грехопадения и его последствий Бог выбирает его осуществление. Таким образом, с самого начала Бог сотворил человека мужчиной и женщиной; использование возможностей пола, согласно повествованию книги Бытия, началось после грехопадения и вне Рая.

Преступление, формально говоря, состояло в неповиновении1532; но на материальном уровне – это было предпочтением чувственного Богу со стороны, в первую очередь, разумных сил души. Это отклонение, это злоупотребление разумных сил привело к погружению в чувственное и ко всему звериному беспорядку страстей (страстей, противопоставленных добродетелям).

Это погружение, вполне вероятно, частично понималось Максимом как необходимое использование чувств более высокими (разумными) способностями, в то время как в своем изначальном состоянии эти высшие способности могли (и должны были) действовать лишь в направлении Бога, независимо от чувств.

Эту последнюю позицию я назвал «Максимовой», и я думаю, что не без оснований. Однако, как показывает сама грамматическая форма, в которой Максим эти позиции представляет, позиция Григория была для него равно приемлема. Эта нерешительность, наряду с постоянным влиянием платонического учения о душе как завершенной и независимой субстанции, – учения, которое он отверг, – внесла свой вклад в вариативность и двусмысленность текста относительно происхождения человека и его падения. Возможно, догматические споры прояснили его мысль (см. напр. Ер 12, 641 г.); но обстоятельства его жизни в последующие годы не предоставили ему случая снова обратиться к рассмотрению всей этой проблемы.

До сих пор я рассматривал в отрывке из Atb 8 происхождение человека и падение. Его результат так выражен Максимом: «...дабы терпением в себе страданий и бедствий, прийти [душе] в сознание себя и своего достоинства, и даже принять радостно отстранение по отношению к телу».

В толковании на Григория Назианзена в Atb 7 Максим выражает это в таких словах: «...привнесенное за счет преступления в нашу жизнь при ее возникновении бедствие»1533. Это бедствие – неоспоримый факт; оно также является наказанием (τιμωρία1534), с помощью которого наши силы могут быть возвращены к их изначальному использованию.

Эта педагогическая роль бедственного состояния реальна, но это ни в коем случае не является онтологической необходимостью1535. Цель этой педагогики страдания является осознание себя и своего достоинства. Та же мысль встречается в Thal 1.

Осознание себя и своего достоинства предполагает возвращение к использованию способностей разума, какими бы они были без грехопадения. Я уже ссылался на описание Максимом ведущего замысла (или цели) Бога относительно творения. Его завершение – в обожении творения; но в описаниях Максимом конца осужденных (Богом) мы можем найти, что они (осужденные) всецело пользуются природными способностями, которые теперь очищены, обретая ясное, и кажется, дискурсивное знание Бога, но не причастие Ему1536. Это не более чем предположение, поскольку сам Максим не пытался сравнивать между собой то, что могло бы быть состоянием человека до грехопадения, с тем состоянием, в каком способности грешников после воскресения являются восстановленными.

Цель Бога

После краткого рассмотрения использования Максимом аксиомы «конец подобен началу» представляется, что лучше всего рассмотреть в деталях учение Максима о начале человека – райском состоянии и падении. «Грядущее отбрасывает тень на бывшее до него» [«Coming events cast their shadow before them»]. Всепроникающее, доминирующее влияние цели – той цели, которую Бог заложил в творение – было уже показано. Было бы естественным дополнением к этому исследованию сфокусировать теперь внимание на самой этой цели, и на том, как она рассматривается в контексте учения Максима.

Ссылаясь на единение природ во Христе Максим говорит: «Это есть великое и сокровенное таинство. Это есть Божественный конец (τέλος), ради которого и возникло все [тварное бытие]. Это есть Божественная цель (σκοπός), задуманная [Богом] еще до начала сущих, которую мы определяем таким образом: она есть заранее продуманный [Богом] конец, ради которого существуют все [тварные вещи], но который сам существует не ради какой-нибудь одной из них. Имея в виду этот конец, Бог и привел в бытие сущность [всех] сущих. Это есть в подлинном смысле слова предел Промысла, а также тех [тварей], о которых Он промышляет, – тот предел, согласно которому происходит возглавление в Боге [всех существ], созданных Им. Это есть объемлющее все века таинство, открывающее сверхбеспредельный и великий Совет Божий (Ис 9:5), бесконечно и беспредельно предсуществующий векам, ангелом которого было Само сущностное Слово Божие, ставшее человеком. Оно явило, если позволительно так сказать, самое глубинное основание Отеческой Благости и показало в Себе конец, ради которого, как очевидно, твари и восприняли начало своего бытия»1537.

Максим здесь дает толкование текста: «...Христа,... предуведанного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена для нас» (1Пет 1:19–20). Такое описание таинства Христа как конца всего творения выглядит вполне естественно после этого отрывка. Возможно поэтому это описание столь богато. Но это же экстремальное утверждение Писания вызывает у Максима заботу об антиоригенистской полемике. Во-первых, имеется чисто текстуальная связь: только здесь и в Atb (1072С) он использует определение конца, принадлежащее Евагрию. И затем, как следствие, он отвергает идею, что Христос был предузнан теми, кто существовал вместе с душою Христа в начале. Ясно, что здесь идет речь об учении оригенизма.

И действительно, таинство Христа находится в самом центре оригенистского спора. Ориген теоретизировал относительно изначального единства разумных существ – Эннады; оригенисты разными способами пытались утверждать, что человеческая душа Христа была единственным непогрешившим членом этой изначальной общности. Опровергая ли Энаду Оригена, имея ли в виду христологические заблуждения оригенистов VI в., – в любом случае необходимо было обратиться к учению о Христе. В первом случае на первом месте стоит онтологический аргумент, развитый мною в «The Earlier Ambigua...» – аргумент относительно сущности, движимой действиями ее сил к своему концу. А что есть этот конец? Великое таинство – Христос. Что касается второго случая, отрицать предсуществование душ – значит отрицать христологические фантазии. Но в первую очередь, в таинстве Бога, ставшего человеком, Максим увидел учение совершенного сосуществования тела и души с самого момента зачатия1538. Аналогично, таинство Воплощения, продолжающееся в Вознесении и прославлении Христа, – неотразимый аргумент против идеи оригенистов о совлечении тел1539.

Онтологическое опровержение оригенизма подразумевает Христа как завершение (конец); антропологические соображения против оригенизма – существование человека в Раю и обретение им цели – с необходимостью подразумевают таинство Христа как цель (намерение) Бога, к осуществлению которой все направлено.

Итак, последняя часть Amb 7 представляет собой толкование слов Григория Богослова: «...будучи частицей Бога и стекши свыше». Максим – и это самое главное – объясняет, что Григорий говорит о бедственном положении нашей нынешней жизни, а не о нашем творении. Затем, в подтверждении всего этого, Максим представляет нам учение Павла о Теле Христовом, цитируя Еф 1:17–23. Потом он развивает (1097А6–1100А9) тему падения и нашего спасения во Христе в терминах, которые мы только что обсуждали. Таким образом, апостол Павел выражает цель Бога, в том смысле, который в это слово вкладывает Максим.

Таинство Христа – это конец. Да, конец – это Бог.

В этом исследовании нам осталось свести воедино доминирующую тему богословия Максима, противопоставленную оригенизму, а затем представить несколько проблем, вытекающих из этого противопоставления.

В моем предыдущем исследовании опровержения Максимом оригенизма я особенно развивал его онтологический аспект – понимание Максимом природы с ее силами и действиями и превосхождение пределов природы в обретении конца в экстазе. Это было движением от начала к концу. В настоящем исследовании я в первую очередь рассмотрел конкретное начало бытия человека в Раю и конец, к которому он устремлен таким началом. Этим концом, несомненно, является Христос.

Тем не менее, эти две линии мысли совершенно различны. Первая, которая иногда напоминает упражнение в диалектике, в основе своей онтологична. Вторая – смесь фактов откровения и спекуляций в контексте антропологии. Элемент откровения всегда присутствует, явно или имплицитно. Конечно, между ними есть взаимодействие: концепция природы с присущими ей силами и действиями не может быть чужда рассмотрению человека сотворенным в Раю; но действующая сила, которая состыковывает их, – это доминирующая сила конца1540. Это утверждение столь несомненно убедительно для мысли Максима, что оно может быть высказано без специального подтверждения. Однако такое подтверждение имеется. В Аmb 7 Максим говорит о природной силе и действии; они еще не обрели своего упокоения, то есть конца, – бесстрастного, неподвижного (1073А14-В4), ибо только Бог – конец, совершенный и бесстрастный. Это твари свойственно двигаться к этому концу и упокоевать свою энергию там, и претерпевать, «хотя и не становиться по сущности этой бескачественной» вещью (1073В11)1541. Это претерпевание, в онтологическом смысле, и тяга к концу (в экстазе) объясняются далее. Это описание – в первую очередь онтологическое и диалектическое – нашего движения к Богу, признающее необходимость Божественного действия, чтобы поднять нас превыше наших природных ограничений. Весь отрывок Максим заключает следующим образом: «Из этих [аналогий] мы предположительно – по уподоблению только – понимаем будущее (а не бывшее и подпорченное [уже]) причастие благости достойными, поскольку чаемое [нами] превосходит и все это, будучи, по написанному, по ту сторону зрения, слуха и размышления (ср. 1Кор 2:9). И наверное, это и есть то подчинение, о котором говорит божественный апостол, что Сын покоряет Отцу тех, кто вольно соглашается подчиняться, после чего, или за счет чего «последний враг истребится – смерть"(1Кор 15:261542.

Здесь таинство Христа1543, являющееся понятием, характерным для пути в рамках откровения и антропологии, венчает также онтологический путь к Богу. А цитата, которую я предложил выше (прим. 25) прямо имеет в виду Оригена.

Итак, Максим сходится с Оригеном в том, что начало и конец – это Бог, но развивая с большей или меньшей адекватностью, с одной стороны, необходимые различения первого начала и природы, конечной цели и действия, и с другой стороны, концептуальное выражение природы и человека, с помощью которого движение к концу может быть представлено, Максим развил богатство доставшегося ему наследия, особенно, Григория Нисского и Дионисия. Неудобоваримые элементы доставшегося ему наследия, такие как самодостаточность души в единстве с телом, не всегда оказываются изжиты. Отсюда в мысли Максима усматривается некая несогласованность. Концом был Христос; таинство ипостасного единства подтвердило для Максима его учение об одновременности тела и души в зачатии. По этой причине и из-за спекуляций относительно души Христа оригенистами в VI в. оказывается, что отвержение Максимом оригенизма куда более христоцентрично, чем представлялось прежде.

* * *

Есть три проблемы, которые привлекли мое внимание во время работы над настоящим исследованием. Они имеют отношение и друг к другу. Кажется, будет уместно здесь их кратко обрисовать.

Первая из этих проблем – различение естественного и сверхъестественного. Может быть, эта проблема – проблема человека западного, который к ней особенно чувствителен из-за специфических формул схоластической традиции (в XIII в. школяр должен был сначала заниматься комментариями Аристотеля в университете прежде чем он приступал к теологии) и нескольких споров (пелагианство, янсенизм...), которые во многом вращались вокруг этого вопроса. У Максима мы встречаемся с началами учения о природе – о конечной природе, наделенной определенными силами, способными достичь своего конца (цели). Все это так, но Максим также никогда не теряет из виду то, что человеческой природе предназначено осуществиться в таинстве Христа. Таким образом, когда доминирование сверхъестественного конца (цели) превалирует, то получается, что и необходимость все время делать явным различие едва ли ощущается, и что сам способ проведения этого различия редко будет таким, каким оно будет в случае, когда на первый план выступает философия природы. В таких обстоятельствах не может быть для Максима, и не является чем-то нормальным и характерным для его богословия говорить о благодати как о чем-то, что в принципе добавляется к природе1544.

Эти различия при разговоре о благодати и природе, возможно, представляют собой различные пути к концу (цели); пути эти, однако, должны быть оценены в перспективе конца (цели), так же как их способности благополучно привести человека к этой цели.

Вторая из этих двух проблем связана с первой. Как постоянно повторяется, в частности, в начале Liber asceticus, цель Бога – наше спасение. Выше мы видели эту цель выраженной в таинстве Христа или ведущем замысле, относящемся к нашему обожению, без упоминания падения. Здесь нет противоречия. Обожение, входящее в ведущий замысел, исполняется в нашем спасении1545, осуществляемом через Воплощение, происшедшего из-за предвиденного падения. Слова Символа веры: «...нас ради человек, и нашего ради спасения» понимаются как указывающие на причину Воплощения, а именно – на грех и наше спасение от него (LA 1). Таким образом, таинство Христа зависит от греха, но также и от замысла Бога от начала веков – для всего порядка творения.

Третья проблема уже привлекала мое внимание1546. Я сделал предположение, что использование Максимом фразы «то, что окрест Бога» может рассматриваться как предшествующее учению Паламы о нетварных энергиях. Здесь я хотел бы подтвердить это.

Выше я отметил, что Максим отвергает оригенизм двумя способами, онтологически и антропологически. Доминирование таинства Христа как конца (цели) сводит их воедино. Но антиоригенистическая полемика не всегда имеет непосредственную христологическую основу. В Atb 15 мы встречаемся с вопросом, который относится к катафатическому богословию. Это, в свою очередь, приводит к рассмотрению движения к концу. В данном тексте Максим достигает наибольшей у него ясности, различая начало, как Бога и как тварную природу, и конец, как στάσις действия твари и как Самого Бога. В этой Трудности он провозглашает триаду γένεσιςκίνησιςστάσις. А затем, как следствие, Максим применяет эту тройственную схему для исключения оригенистической Эннады.

Во всем этом нет и малейшего упоминания Христа; здесь мы находимся всецело на философском уровне; относящее к откровению вовсе не появляется. И именно тут Максим настойчиво утверждает, что все наши интеллектуальные усилия достигают бесконечности окрест Бога, а не Самого Бога1547. Что это за «то, что окрест Бога»? В другом месте Максим говорит о делах, начатых Богом во времени и не во времени. То, что причаствуемо (τά μεθεκτά), то не началось во времени – «благость и все, что содержится в понятии блага. А также просто всякая жизнь, и бессмертие, и простота, и неизменность, и бесконечность и все, что рассматривается изначально окрест [Бога] – все это дела Божий, причем не начатые во времени»1548.

Эти слова цитируются Григорием Паламой1549 в подтверждение его положения, что не только Божественная сущность, но и Его энергии, хоть и неотделимо отличные от сущности, тоже нетварны.

В своем трехстраничном комментарии на эту главу фон Бальтазар развивает аналогии между подходом Оригена и тем, как Максим исключает опасности пантеизма путем отнесения этих дел Божиих, не начавшихся во времени, к сверхъестественному уровню. Он также замечает, что в этой переходной зоне причаствуемых начал находит свою опору софиология. Однако фон Бальтазар не находит здесь связи с богословием паламизма, возможно потому, что он думал о ней преимущественно в понятиях полемики вокруг нетварного Фаворского света. В этой связи он дважды усматривает истоки этих проблем у Оригена, с учетом важного момента у Максима, прежде чем прийти к полемике XIV в.1550

Может быть, и не так очевидно, что эти безвременные дела Божий – нетварны, как утверждает Палама. Однако если они образуют ту бесконечность, которую мы, в конечном счете, можем достичь, как говорит Максим, то что же это – чего мы достигаем? Однако заметим, что мы все еще пребываем в области концептуального знания; существует и другой вид знания, характеризующийся опытом и причастием (μέθεξις), в котором мы обретем наше обожение1551. Однако, опять-таки, те «дела Божий», которых мы можем достичь – причаствуемы (μεθεκτά), хотя Бог бесконечно превыше их, ибо им может быть предицировано бытие1552. Это же самое бесконечное превознесение Бога утверждается подобным же образом в «апофатическом богословии Слова» в отношении объяснения единства множества логосов в одном Логосе и присутствия одного во многих. Это же утверждается и о Фаворском свете.

Такова проблема. Это проблема – общая для всех, кто ищет Бога. Как говорит Максим в последнем процитированном отрывке, мы имеем здесь дело с отношениями твари и Творца, конечного и бесконечного. Попытки понимания будут отличаться; однако ни в одной из попыток, стоящих затраченных усилий, не получится не признать, что корень проблемы сокрыт в тайне.

* * *

701

На некоторые из тех же произведений, впрочем, ссылались и оппоненты Паламы; спор шел не в последнюю очередь об адекватном прочтении св. Максима.

702

В прекрасной и намного опередившей свое время монографии С. Л. Епифановича «Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие» участие Максима в христологической полемике упомянуто лишь вскользь.

703

Тем самым подражание ему делается еще более трудным.

704

GC. Р. 149–156. Попытки датировать отдельные произведения св. Максима предпринимались и ранее (см., напр.: Епифанович С. Л. Материалы к изучению жизни и творений преподобного Максима Исповедника. Киев, 1917. С. VII), но фон Бальтазар (движимый опровергнутой затем Шервудом гипотезой об «оригенистском кризисе» в становлении св. Максима) был первым, кто предложил хронологическую реконструкцию, охватывающую практически весь корпус.

705

Иеромонах-бенедиктинец, уроженец штата Нью-Джерси; преподавал греческий, латынь, историю Церкви и догматику в семинарии в штате Индиана; в 56 лет погиб в автомобильной катастрофе; см. некролог: The American Benedic tine Review. 20,1969. P. V.

706

Date-List. На этой работе основывается и самый свежий на сегодня библиографический указатель произведений св. Максима и материалов о его жизни (а также их переводов и посвященных им исследований): LarchetJ.-C. Saint Маxime le Confesseur (580–662). Paris, 2003. P. 27–114; и гораздо более полный источник по библиографии до 1986 г.: Gatti Perer М. L. Massimo il Confessorë saggio dibibliografia generale ragionata e contributi per una ricostruzione scientifica del suopensiero metafisico e religiose Milano, 1987.

707

Подход фон Бальтазара после апробации его Шервудом никем, насколько нам известно, не оспаривался; до этого его критиковал И.-А. Дальмэ (Dalmais I.-H. L'oeuvre spirituelle de Saint Maxime le Confesseur. Notes sur son developpement et sa signification. Paris, 1952. P. 216–226,219.

708

Date-List. P. 23.

709

Ср.: Sherwood P. Notes on Maximus the Confessor // The American Benedictine Review. 1,1950. P. 347–356,349–350.

711

В Вопросоответах к Фалассию есть ссылка на нее: Thai 39, PG 90 393В

712

Он говорит об этом в обращенном к Иоанну предисловии: PG 1064В.

713

В недавнем (и первом в России) исследовании, посвященном ей (Петров В. В. «О трудностях» XLI Максима Исповедника: основные понятия, источники, истолкование // Космос и Душа. Учения о вселенной и человеке в Античности и в Средние века (исследования и переводы). М., 2005. С. 147–271), используется (хотя и не вполне последовательно) перевод ее названия: Трудности к Иоанну, который принимаем и мы. В западной литературе утвердилось название Ambigua, восходящее к переводу Эриугены: Ambiguorum liber (PG 91 1061– 1062); мы пользуемся только аббревиатурой этого названия: «Amb».

714

Этой нумерации придерживаемся и мы. Кроме нее в науке используется, насколько нам известно, только нумерация, введенная Эриугеной в его переводе, по которой эта глава является третьей (так как первой главой Эриугена считает предисловие).

715

Нумерация Шервуда, впрочем, восходит к самому св. Максиму, который в более позднем своем произведении ссылается именно на эту главу Трудностей как на седьмую (ТР1 (645–646 гг.); PG 91 ЗЗА). Хотя других ссылок на Трудности по номерам глав в дошедших до нас произведениях св. Максима нет, экстраполяция Шервуда оправданна, так как 1) в рукописном предании Трудности к Иоанну оказались слиты в единый корпус с работой, совпадающей с ними по жанру и предмету (с тем лишь отличием, что одно «трудное место» в ней взято не из св. Григория, а из Ареопагита), но написанной уже в период христологической полемики и адресованной Фоме (возможно, бывшему «аввой» св. Максима в монастыре в Хрисополе (совр. Ускюдар, Турция), в котором тот подвизался до перемещения в Кизик); 2) эти Трудности к Фоме, включающие, кроме обращенного к нему предисловия, всего 5 глав, в общем корпусе Трудностей оказались первыми. Новые доводы в пользу того, что объединил эти две работы в одну, вероятно, сам св. Максим, приведены в статье: Janssens В. Does the Combination of Maximus' Ambigua ad Thomam and Ambigua ad Iohannem Go Back to the Confessor Himself? // Sacris Erudiri. 42,2003. P. 281–286.

716

См.: Leflierz F. Studien zu Gregor von Nazianz: Mythologie, Uberlieferung, Scholiasten. Bonn, 1958.

717

См. текст в: θεολογία. 21, 1950. Р. 363; при этом на св. Максима Никита не ссылается.

718

Судя по F. Lefherz (Studien zu Gregor von Nazianz... P. 292 [- Таблица 2]), автору неизвестны какие-либо толкования Слова 14 св. Григория до св. Максима). Однако св. Максиму по меньшей мере одно такое толкование было известно, а именно то, с которым он полемизирует, – оригенистское.

719

Речь идет об идеях исключительно богословско-философского характера. Аскетическое учение оригенизма, теоретически оформленное Евагрием Понтийским, было, напротив, глубоко усвоено прежде всего самим св. Максимом, особенно в его сотницах О любви. См.: VillerM. Aux sources de la spiritualite de S. Maximë les oeuvres d'Evagre le Pontique// Revue d'Ascetique et de Mystique. 11, 1930. P. 156–184,239–268,331–336.

720

Это подтверждается, в частности, особым вниманием, уделенным этому тексту в двух недавних исследованиях мысли св. Максима, при всем различии их методологии и проблематики: Cooper Л. G. The Body in St. Maximus the Confessor: Holy Flesh, Wholly Deified. Oxford, 2005. P. 74–95 («динамическая онтология»); Kattan A. E. Verleiblichung und Synergië Grundzuge der Bibelhermeneutik bei Maximus Confessor. Leiden, 2003. P. 47–75 (разбор PG91 1080C-1100A).

721

Так, для Паламы едва ли не самым значимым местом в 7-й главе Трудностей является 1076В-С; влияние этого места обнаруживается, в том числе, в Святогорском томосе. ΓΠΣ 2.571.19–22 (- PG 150 1229D13–1232А2); ср. у св. Максима: PG 91 1076C12–13 и (из той же 7-й главы) 1088 В7–8, СЗ-4.

722

ЕА. Значительная часть этой монографии, а также перевод доклада Шервуда, эту монографию дополняющего и уточняющего, приведены в настоящем томе.

723

«My study... has developed into a fuller and philosophical analysis of Amb 7» (EA. P. VII). Ларше (Saint Maxime... P. 30) согласен с Шервудом в том, что эта глава имеет краеугольное значение.

724

Он был тогда директором знаменитой школы для мальчиков при лондонском соборе Св. Павла, а до этого – профессором греческого в Кембридже. Подробнее о Гэйле и этом издании см. в предисловии Барта Йансенса к: Maximi Сопfessoris Ambigua ad Thomam una cum Epistula secunda ad eundem. Turnhout: Brepols, 2002. P. CXXX-CXXXIII, а также: Jeauneau Ё. Etudes erigeniennes. Paris, 1987. P. 426–430.

725

Главы Трудностей к Иоанну Гэйл сопроводил и переводом Эриугены, а опубликованные в том же томе целиком Трудности к Фоме – своим (тоже на латынь).

726

Гэйл собирался издать Трудности к Иоанну целиком, но присланная ему копия текста обрывалась в начале 10-й главы (PG 91 111 6D).

727

См. о нем: Eckstein F. A. Nomenclator philologorum. Leipzig, 1871. S. 411.

728

PG 91 1028; имеются в виду «мартовская революция» 1848 г. в Германии и давшая ей толчок февральская революция того же года во Франции, а также по следующие события в обеих странах.

729

См. в PG подстрочные «variae lectiones» с сиглой «ed. Gal».

730

См. об этом: Maximi Confessoris Ambigua ad Thomam... P. CXXXIV.

731

Перепечатано в томе 14 Δ нового издания Добротолюбия (θεσσαλονίκη, 1992); в обоих случаях текст подлинника сопровождает новогреческий перевод Игнатия Сакалиса.

732

Эта версия есть в Интернете: http://www.myriobiblos.gr/texts/greek/ maximos/diongregapor2.html

733

Janssens В. Does the Combination... P. 281, n. 2.

734

См. критическое издание: Maximi Confessoris Ambigua ad Iohannem: iuxta Iohannis Scotti Eriugenae latinam interpretationem, nunc primum edidit Eduardus Jeauneau. Tumhout, 1988.

735

EA, 2–3. Для 7-й главы в ЕА, 24–25 приведены результаты осуществленной Шервудом коллации пяти версий: издания Гэйла, списка, изданного Олером (само издание, воспроизведенное в PG, местами расходится как с этим списком, так и с изданием Гэйла), еще трех греческих списков, перевода Эриугены.

736

Saint Maxime le Confesseur. Ambigua. Paris, 1994. P. 127–150.

737

Ibid. P. 384–404.

738

On the Cosmic Mystery of Jesus Christ: Selected Writings from St. Maximus the Confessor. Crestwood; N. Y, 2003. P. 45–74.

739

Кроме них нам удалось – к сожалению, лишь бегло – ознакомиться с подробно и эрудированно комментированным итальянским переводом: Massimo il Confessore. Ambiguä problemi metafisici e teologici su testi di Gregorio di Nazianzo, Dionigi Areopagita / Introduzione, traduzione, note e apparati di С Moreschini. Milano, 2003. P. 212–243 (перевод), P. 127–140 (введение в проблематику), P. 617–638 (сквозной комментарий). Румынский перевод Станилоаэ (Bucarest, 1983) и упомянутый выше новогреческий нам были недоступны; их полные данные приводит Ларше: Saint Maxime le Confesseur. Ambigua... P. 32.

740

Недавно изданный Институтом Св. Фомы в Москве, он был некоторое время общедоступен в Интернете на сервере «Романитас».

741

Наша ответственность не распространяется на подстрочные примечания к переводу: все они принадлежат архим. Нектарию и воспроизводятся нами исключительно в таком качестве.

742

Напр.: «(любовно) вожделеть» (как перевод глагола έρξίν).

743

Напр.: «слово (логос)»; «зависящее от цели (έπΐ τω σκοπφ)».

744

См. выше прим. 35.

745

См. выше прим. 31–32 и текст.

746

Orat 14,7; PG 35 865B-C.

747

Или «Энаде».

748

τόν Θεόν ίδειπαρεσκεύασαν – трудность для понимания этого места, никак не объясненного в последующих строках, признают все исследователи творчества преподобного. См., напр.: ЕЛ. Р. 92, п. 42.

749

Ср.: Nemes. De nat. hom. 16; PG 40 673B-C.

750

Arist. Met 1.2.

751

περιειμι – буквально: «быть в остатке», «быть лишним», также, «происходить» и «оставаться целым, невредимым», но и «доходить», «доставаться» (ср. также περιουσία – «имущество», «состояние»). То есть бытие подается от Первопричины бытия, не уменьшаясь при этом в Ней Самой, как бы переливается через край полного сосуда.

760

έξ, αύτούγάρ καί τό άτιΛώς κινεΐσθαι ήμάς, ώς άρχής, καιτό πώς κινεΐσθαι πρός αύτόν ώς τέΛος έστίν – т. е. от Бога и самое бытие наше, которое в качестве естественного своего свойства имеет движение, не обусловленное нашим свободным выбором и потому «простое», и даруемое Им благобытие окачествует наше движение, когда мы направляем его к Нему.

765

ώς όΑον όΑοις τοίς άξίοις άγαθοπρεπώς περιχωρήσαντος – трудное с богословской точки зрения место, так как, с одной стороны, «περιχωρω» означает «обходить кругом» и может быть понимаемо в смысле «облекать», а с другой, «περιχώρησις» является устоявшимся богословским термином, обыкновенно применяемым для выражения взаимоединения Лиц Пресвятой Троицы или соединения естеств во Христе, означая, таким образом, полное взаимопроникновение. Так что образ соединения обоженных с Богом может здесь пониматься двояко.

766

Отat 28; PG 36 33В.

767

Orat 21,l;PG351084B.

768

Ibid.

769

Orat 28,17;PG3648C.

771

То есть здесь имеется в виду, что способность творения мыслить, говорить, чувствовать, вообще жить и двигаться является причастием, соответствующим свойствам Божиим; и даже лишенные этих качеств творения, поскольку наделены Им именно такой, а не иной сущностью и свойствами, делающими их пригодными для исполнения определенных аспектов Божьего плана о мире, причаствуют божественным свойствам самой этой пригодностью, каковая определяется логосом, по которому они сотворены.

772

Ср.: DN 1.5; 4.4; 5.5.

774

Basilius. Епагг in proph Isaiam 1; PG 30 177C-D.

775

Ср.: Пс 30:3.

776

τη ένεργεία; буквально: «действием».

777

То есть Бог был Творцом всегда, даже и прежде творения, потому что в Нем всегда была Его творческая энергия.

780

«ένεργούμενος« означает «действующий, но не самостоятельно, а направляемый кем-, или чем-либо»; употребляемое в отрицательном смысле означает «одержимый бесом» (Сакалис переводит «ένεργούμενος» как »δραστηριοποιούμενος», дословно означающее по-русски «одеятельнотворенный»). То есть логос благобытия является той энергией Божией, содействуя которой совершает человек дела добродетели, по апостолу, говорящему о себе: и благодать Его яже во мне не тща быст, но паче всех их потрудихся: не аз же, но благодать Божия, яже со мною{1 Кор 15:10).

781

ένθέμενος – буквально: «вставивший», «поместивший».

782

DN 5.S.

783

Некоторые исследователи, впрочем, считают «οί περί Πάνταινον» образным выражением, означающим самого Пантена, которго прп. Максим цитирует по сохранившемуся в каком-дибо труде его ученика Климента (труды самого Пантена до нас не дошли) фрагменту его писаний; различные мнения выражаются также на предмет того, докуда простирается цитата. См.: ЕЛ. Р. 175, п. 70.

784

Имеется в виду Климент Александрийский, называемый так по своему главному произведению, «Строматам», подобно тому, как преподобный Иоанн, игумен горы Синайской, называется Лествичником от своей книги «Лествица».

788

Ср.: 1Ин 3:3.

789

Orat 16.9; PG 35945 С

790

Шервуд переводит это «ύπαρκτικώς» как actually

791

Orat 14.7; PG 35 865В.

793

"καί είς άποδειχθή τών όΑων Δημιουργός, άναλόγως δια της άνθρωπότητος τιάσιν έπιβατευων τοιούσι» – место довольнотаки трудное; глагол «έπιβατευω» имеет основным своим значением «быть пассажиром», «путешествовать на чем либо» и в этом смысле – «занимать место». Мы полагаем, что мысль преподобного отца здесь опирается на слова 2Кор 6:16: яко вселюся в них и похожду. Вселяясь в человечество, в качестве «Пассажира», дабы «ходить» посредством его, Бог во всем творении «занимает соответствующее место», ибо через посредство более сродного Себе – словесной и умопостигаемой души обитает Он в чувственном и бессловесном творении, представляемом, как своим венцом, человеческим телом. Сакалис в новогреческом переводе читает это место следующим образом: «...и да покажется Единый Создатель всего врывающимся, в качестве Человека, во все сущее соответствующим образом», опираясь на другое значение «έπιβατεύω» – «захватывать», но в целом понимает этот абзац также, поясняя его таким примечанием; «В космологии, каковую начертывает здесь Максим, обожится весь мир через посредство человека, и в особенности, – души. Тем, что для души есть Бог, становится душа для мира».

796

Ср.: Флп 4:7.

797

Orat 14.20; PG 35 884А-В.

798

Orat 17.4; PG 35 969С.

799

Orat 38.11; PG 36 321С-324A, а также Orat 45.7 (На Святую Пасху); PG 36 629D-632A.

800

"Ἐν δέ τω Είς τά Φώτα Λόγω« – в рус. пер. это Слово называется «На святые светы явлений Господних», т. е. на Богоявление. По-гречески же «τά Φώτα» «Светы» является обыкновенно употребляемым названием праздника Крещения Господня.

801

Orat 39.13; PG 36 348D.

805

Это слово – «έπιδημία» – означает также «пребывание», особенно пребывание иностранца в чужой стране, иначе «вселение».

807

Или «не исключаемая ниоткуда». То есть нет такой части тела, где бы ее не было.

809

Otis В. Cappadocian Thought as a Coherent System // Dumabarton Oak Papers. 12, 1958. P. 97–124; Шуфрин Л. Климент Александрийский о беспредельности Бога // Историко-философский ежегодник, 2006. М., 2007. Отис указывает на прямую зависимость св. Григория, а также св. Григория Нисского, от св. Климента, чье понятие о Боге он противопоставляет Одогеновому (Ibid. Р. 108, п. 31).

810

Отис ошибочно полагает, что такое объяснение не было – и в принципе не могло быть – дано в системе Каппадокийцев, поскольку в рамках унаследованного ими рационализма грех возможен лишь вследствие ошибки, которая, как считает Отис, невозможна для не связанного с плотью и, следовательно, не омрачаемого ее страстями ума (Ibid. Р. 110).

811

Thai 11.22 (τυραννήσαντες; обыгрывается μή τηρήσαντας в Иуд 1:6).

812

Thai 10.74–79 (толкование на Пс 88:8; пер. С. Л. Епифановича под ред. А. И. Сидорова).

813

Thai 10.61–63. По слову Златоуста, даже ангелы славят Бога «с великим трепетом (φρ(κη) (De incompreh Dei not 1.312).

814

См.: Randolph С. В. The Sign of Interrogation in Greek Minuscule Manuscripts // Classical Philology. 5,1910. P. 309–319, особ. 309.

815

См. ниже схол. {134а} и текст.

816

Ш4.1; 144.12–13 (ed. Suchla). Ср. Ин 14:2.

817

»...As rational beings were dispersed in various ways, God envisaged the creation of this corporeal world».

818

Ср. ниже схолл. {108a}, {110}, {148} и текст.

819

Платон. Tim 27d-28a; пер. С. Аверинцева.

820

См. уже у Филона Александрийского, Quaestiones in Genesim 1.53. В другом месте (Fug 110) Филон говорит о чувственном мире как одежде, в которую «облекается» Логос. Активная форма (Ενδυσαι) глагола «облекать» (употребленного здесь Филоном в медиальном залоге) во времена св. Максима отличалась на слух от употребленной им формы глагола «связывать» (ένδήσαι), вероятно, только ударением.

821

Отрывок сохранился благодаря Ямвлиху, который приводит его в своем Протрептике 8 (47.21–48.9, ed. Pistelli); авторство Аристотеля установлено на основании пересказа того же места Цицероном в отрывке, который приводит бл. Августин (см., например: Bos Л. P. Aristotle on the Etruscan Robbers: a Core Text of «Aristotelian Dualism"//Journal of the History of Philosophy. 41, 2003. P. 289–306). До Ямвлиха уже св. Климент Александрийский в своем Протрептике, 7.4–6 использует тот же образ как метафору страстной привязанности к тленному.

822

Именно так определяет характер текстов, предложенных ему для толкования (PG 91 1065В), сам св. Максим: Трудности (άπορα, не άπορίαι) великого Григория (ТР 1 (645–646 гг.); PG 91 33А); подробнее см.: Петров В. О трудностях... С. 148–149.

823

Ирония, содержащаяся в этом упреке, очевиднее в более дословном переводе: «убегают [sc. от трудности (то ujtooov); ср. выше прим. 14]... к легкости (то ευκολον)».

824

Она встречается уже у св. Антония Великого. См.: Rubenson S. The Letters of St. Antony: Monasticism the Making of a Saint. Minneapolis, 1995. P. 66–67.

825

См. фрагменты соборного постановления: DeclerckJ. Theophile d'Alexandrie contre Origenë nouveaux fragments de l'Epistula synodalis prima (CPG, 2595) // Byzantion. 1984, 54. P. 495–507, 504,506.

826

Греческий текст его дошел лишь частично и, во многом, в качестве выдержек, включенных свв. Григорием и Василием Великим в составленное ими «Добротолюбие» – сборник избранных мест из Оригена.

827

Это единственное место в трактате, где Ориген говорит буквально о предсуществовавшей «Энаде» умов (ЕА. Р. 73–74, п. 3).

828

De Princ 2.1.1 (пер. Н. Петрова с лат. пер. Руфина [Ориген. О началах. Казань, 1899]). Выделенная часть соответствует цитате из флорилегия, включенного св. имп. Юстинианом в послание 543 г. константинопольскому патриарху Мине (PG 86а 985С; ed. Schwartz, АСО. Т. 3 (1940), 211.14–16). Курсив наш. – А. Ш.

829

См. ниже схол. {456}.

830

Эта «эзотерическая» часть учения Евагрия, изложеннная им в прикровенной и фрагментарной форме, реконструирована как целое А. Гийомоном на основании обнаруженной им редакции сирийского перевода Евагриевых Гностических глав: Guillaumont A. Les Kephalaia Gnostica... P. 37–39. О личной близости Евагрия к Каппадокийцам, особенно Григорию Богослову, см., напр.: Ibid. Р. 48–50.

831

Les Kephalaia Gnostica... P. 38,105–106.

832

2-й анафематизм из 15 (АСО. Т. 4.1 (1971), 248.5–13 [ed. Straub]). Единственная дошедшая до нас рукопись (латинская) деяний этого собора антиоригенистских анафематизмов не содержит; они были предложены св. имп. Юстинианом отцам собора и приняты ими за один или два месяца до его официального открытия (Les Kephalaia Gnostica... P. 134–136; ср. ниже прим. 365 к схол. {186}).

833

1-й анафематизм из 9 (или, считая последний, осуждающий лично Оригена, 10-ти) (PG 86а 989А; АСО. Т. 3 (1940), 213.13–16 [ed. Schwartz]). Ср. выше прим. 20.

834

Она составляет первую часть его послания к Мине (см. выше прим. 20) и развивает доводы против теории предсуществования душ телам, выдвигавшиеся ранее отцами и содержащиеся в обширных выдержках из них, приведенных далее в том же послании. В частности, почти целиком цитируется (PG 86а 965А- 967В) гл. 28 трактата св. Григория Нисского Об устроении человека.

835

PG 86а 951D. Этот довод может быть убедительным если принять, что тело с необходимостью ограничивает эпистемические возможности души. Но такая платоническая посылка диссонирует с обличением, в том же контексте, зависимости Оригена (в частности, его теории предсуществования душ телам) от Платона (Ibid. 949С). Отметим, что оригенистская точка зрения, представленная Евагрием Понтийским (ср. выше схол. {За**}), прямо противоположная. Он исходит из того, что жизнь разумного существа состоит в научении посредством созерцания. Однако ум, осквернивший свою волю «охлаждением» к Богу и в силу этого, ниспавший до состояния души, уже не способен к созерцанию предметов бестелесных. Если бы разумному существу, оказавшемуся в этом состоянии, не был промыслительно придан орган созерцания хотя бы чувственно воспринимаемых вещей, такое существо было бы лишено возможности какого-либо научения, необходимого для его «восстановления» (см. Гностические главы 4.62; мы основываемся на французском переводе: Guillaumont A. Les Kephalaia Gnostica... P. Ill, n. 135).

836

PG86a951A-B.

837

Этот довод против Оригеновой теории предсуществования выдвигает уже св. Григорий Нисский в гл. 28 трактата Об устроении человека (ср. выше прим. 26 к этой схолии).

838

Orat 29.2 (- О богословии 3; – О Сыне 1). Отметим, что Аристотель отрицает саму возможность помыслить монаду движущейся (De апгта 1.4,409 а1–3).

839

DN 4.14. Ареопагит совершенно определенно говорит о движении (точнее, самодвижении) Божества в DN4.17. Подробнее о рецепции этой его идеи св. Максмом см.: Choufrine A. On Eriugená's Appropriation of the Neoplatonic Concept of Self-Movement// Studi sullOriente Cristiano. 9:1, 2005. P. 83–109,97–101.

840

ЛтЬ 23, PG 91 1260А-1261 А. Ср. также QD 105 (ed. Declerck), Amb 1 (к Фоме) и схолию 60 (по изд. Прохорова) к DN 4.10, которая отсутствует среди схолий Иоанна Скифопольского, дошедших на сирийском, но принадлежит, по всей вероятности, св. Максиму. (Результаты коллации всех схолий корпуса [для DN ее осуществила Б. Р. Зухла] приведены в работе: Rorem P., amoreaux J. John of Scythopolis and the Dionysian Corpus: Annotating the Areopagite. Oxford, 1998. P. 264–277).

841

Подробнее см: Лурье В. М. Взаимосвязь проблемы Filioque с учением о обожении у Православных богословов после св. Фотия // Патрология. Философия. Герменевтика. Труды Высшей религиозно-философской школы. I, 1992. С. 1–9, 4–7, 13–17. В свете сказанного нами, однако, приходится признать неверным утверждение Лурье, что «истолковывая движение Монады как движение сущности (т. е. энергию) внутри божественных ипостасей, св. Фотий близко следовал св. Максиму. Еще св. Максим подчеркивал, что... [св. Григорий имеет в виду] происхождение общей энергии Св. Троицы, имеющей начало в Отце, движущейся внутри всех трех ипостасей и, наконец, выходящей вовне к творению, чтобы в конечном итоге обожить творение и вобрать его в себя» (Там же. С. 6. Курсив наш). В последнем предложении передана мысль Ареопагита (DN 4.14–17), но не св. Максима, которому (с позволения Лурье) следует «предавший Православие» Георгий Акрополит в своем выводе, что «все движение Монады происходит только в нашем восприятии» (Там же. С. 17, прим. 31; ссылка на первоисточник там же). К первоисточникам по истории интерпретации высказывания св. Григория о «движении Монады», указанным Лурье, следует добавить те, что обсуждаются в статье: DrusekeJ. Neoplatonisches in des Gregorios von Nazianz Trinitatslehre// Byzantinische Zeitschrift. 15,1906. P. 141–160.

842

По оценке: Rorem P., LamoreauxJ. John of Scythopolis... P. 38–39; схолии написаны им, вероятно, между 537 и 543 гг. Критическое издание их, как сообщил нам Иштван Перцел, готовила в 1999 г. Б. Р. Зухла (Suchla).

843

Технический термин в неоплатонизме; см. ниже схол. {16}.

845

Схолия № 37 по изд. Г. М. Прохорова; перевод существенно изменен.

846

Cap phys 90.

847

См. анализ их состава: The Philokaliä The Complete Text, compiled by St. Nikodimos of the Holy Mountain and St. Makarios of Corinth / Trans. G. E. H. Palmer, Ph. Sherrard, K. Ware. Vol. 2. London, 1981. P. 49–50,391–395.

848

Ср. ниже схол. {25} и текст.

849

De anima 1.3,406а 12–13. Другие места у Аристотеля с несколько отличающимися типологиями движения, прямо или косвенно повлиявшими на св. Максима, приводятся в: Lackner W. Studien zur philosophischen Schultradition und zu den Nemesioszitaten bei Maximos dem Bekenner. Graz, 1962. S. 74–75.

850

Amb 15, PG 91 1217B. У Аристотеля φορά означает любое перемещение в пространстве, но у его комментаторов значение термина сужается до движения небес; Лакнер считает, что это и имеет в виду св. Максим в 15-й главе (Studien zur philosophischen Schultradition... S. 76).

851

См.: Прокл. Institutio theologica. 12; 31; 34, а также комментарий Э. P. Доддса (Proclus. The Elements of Theology //A rev. text with transl., introd. and comm. By E. R. Dodds. Oxford, 1963. P. 198–199,218–220); ср. EA. P. 129, n. 7.

852

Более полно и с указанием источника см. ниже в прим. 164 к схол. {54}.

853

См.: Bobnen S. Determinism and Freedom in Stoic Philosophy. Oxford, 1998.

854

ЕA. Р. 195, п. 25; Р. 197; наст, изд., с. 470–472.

855

DePrinc 1.3.8–4.1, пер. Н. Петрова, с изменениями. Ср.: ЕЛ. Р. 181–182; наст. изд., с. 458–460.

856

Ср.: Met 9.3,1046Ь36–1047а4.

857

De Princ 2.3.3; пер. Н. Петрова. Ср.: ЕА. Р. 184; наст, изд., с. 461.

858

De mortuis 54.10–16 (ed. G. Heil, v.9.1). Ср.: ЕЛ. P. 199–200; наст, изд., с. 472– 474.

859

Необходимость такого объяснения подтверждает недавняя интерпретация: «Максим [в отличие от Оригена] не захотел или не смог достичь положительного понимания человеческой свободы. <...> Можно заметить у него... стремление к жизни без экзистенциального риска. <...> Максим говорит об абсолютной зависимости от Бога как средстве от отчаяния. <...> Но трудно помыслить более беспросветное отчаяние, чем абсолютная зависимость от другого существа, не оставляющая мне возможности действовать по моей собственной инициативе» (Мооге Е. Origen of Alexandria and St. Maximus the Confessor: An Analysis and Critical Evaluation of Their Eschatological Doctrines. Boca Raton, 2005. P. 180,182).

860

Thal 44\ пер. А. И. Сидорова.

861

204c7–206al3.

862

Char 1.81–82; пер. еп. Феофана, с изм. В своем комментарии к этому месту А. И. Сидоров указывает, что понятие о «двух страхах» встречается уже у аввы Дорофея, а позднее – у преп. Никиты Стифата. Выше, в схол. {1**}, нами приведено сходное место из более позднего, чем Трудности к Иоанну, сочинения св. Максима; см. также его PN 20–26 (ed. van Deun). Однако у святых отцов встречаются и две другие точки зрения: 1) страх осуждения за грехи неотделим от любви к Богу, и возрастает с возрастанием ее (Jrenaeus. Adv. haer. 4.16.5); 2) в совершенной любви к Богу вообще никакого страха нет (Диадох Фотикийский. Подвижническое слово, разделенное на сто глав, 16).

863

Adv. haer. 4.39.1; пер. П. Преображенского, с изменениями.

864

См. текст у схолл. {62}-{63}.

865

См., напр.: May G. Schopfung aus dem Nichts: Die Entstehung der Lehre von der creatio ex nihilo. Berlin, 1978.

866

В техническом аристотелевском смысле; см. ниже схол. {40}.

867

Об этой схеме см., напр.: Gersh S. From Iamblichus to Eriugenä An Investiga tion of the Prehistory and Evolution of the Pseudo-Dionysian Tradition. Leiden, 1978. P. 45–56.

868

Lackner W. Studien zur philosophischen Schultradition... S. 76.

869

Ср. выше схол. {5}.

870

ThOec 1.3; пер. А. И. Сидорова, с изменениями.

871

Ср. выше схол. {8}.

872

См., например: Черняков А. Г. Онтология времени: бытие и время в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера. СПб., 2001. С. 49–58.

873

См. ниже схол. {22д}; ср. схол. {142}.

874

Гл. XVI, 74.6–22 (ed. Morani).

875

δραστική; в дрезденской рукописи (XII в.) добавлено: «в согласии с природой».

876

То есть остальных двух, а именно – вожделевательной и разумной, как явствует из почти дословно используемого здесь Немесием трактата Галена Deplacitis Hippocratis et Platonis 6.1.7 (ed. De Lacy); cp. 6.2.2

877

См. выше схол. {226}.

878

Met 9.6; пер. А. Кубицкого, с изменениями.

879

Long Л., Sedley D. The Hellenistic Philosophers. Vol. 1. N.-Y; Cambridge, 1987. P. 398 (курсив наш. – А. Ш.).

880

Onians R. The Origins of European Thought: About the Body, the Mind, the Soul, the World, Time, and Fate. Cambridge, 951. P. 426–466, цит. 463.

881

Ibid. P. 459; 450; 458–459; 461; курсив наш. – А. Ш.

882

Ср. выше схолл. {5а}-{6} и текст.

883

Amb 10, PG 91 1184 В; ср.: АтЪ 17, PG91 1232В.

884

Orat 28 (-О богословии 2) 16.10–11 (ed. Barbel).

885

См. ниже схол. {27} и текст.

886

Возможно, именно на это место ошибочно ссылается в своем подстрочном примечании архим. Нектарий (Яшунский). Морескини, во всяком случае, явно совершает в своем комментарии такую ошибку, давая ссылку "Metafisica I 2,994b 9–10«, т. е., вероятно, принимая книгу «В» Метафизики Аристотеля за вторую, а предшествующую ей книгу «о>, соответственно, за часть первой («А»).

887

Выражение τό οί ενεκα может быть понято в одном из двух смыслов: 1) то или тот, для чьего недостающего ему блага нечто делается (например, обследование – ради больного); 2) само благо, т. е. совершенство, как цель, ради которой нечто делается (например, обследование – ради здоровья). Это различие иллюстрируется Аристотелем в De anima 415а26-Ь21: τό οί ενεκα продолжения рода в смысле 1) – это душа, а в смысле 2) – ее причастность (посредством вида) «вечному и божественному». Бог – это τό οί νεκα в смысле (2). Ср., напр.: GaiserK. Das zweifache Telos bei Aristoteles // Naturphilosophie bei Aristoteles und Theophrast. Verhandlungen des 4. Symposium Aristotelicum, veranstaltet in Goteborg, August 1966 / Hrsg. von Ingemar During. Heidelberg, 1969. S. 97–113.

888

Ср. выше схол. {22в}.

889

Ср. его формулировку выше, в начале первого его доказательства, у схолл. {8}-{8а}.

890

См. ниже текст после схол. {32}.

891

См. ниже прим. 148 к схол. {67}.

892

Соответственно собственному смыслу термина ένάς. См. схол. {186}, прим. 367 и текст.

893

Ср. выше текст у схолл. {2а}-{2в}.

894

См. текст между схолл. {22} и {22д}.

895

Ср. выше схол. {22д}.

896

Th Oec 2.88; пер. А. И. Сидорова, с изменениями. Курсив наш. – А. Ш.

897

DN 1.4, 592C-D (άποπαύοντες); 1.5 593В-С (άπόπαυσιν). Ср. схолии 43 и 55 (по изд. Прохорова), принадлежащие, по всей вероятности, св. Максиму (среди схолий Иоанна Скифопольского, дошедших на сирийском, их нет). Ареопагит говорит лишь о прекращении умственного действия, хотя и в контексте, в котором движение к Богу определено как движение именно ума (это остается в силе и для св. Максима – ср. ниже схол. {42} и текст). Автор второй из указанных схолий, однако, уточняет, что речь идет об упокоении вообще всякого действия тварной природы.

898

ЕА. Р. 101; наст, изд., с. 399. Так же понимает это место и Морескини в своем комментарии.

899

παθών τά θεΐα; Ареопагит характеризует так опыт своего наставника, св. Иерофея (DN2.9; 134.2, ed. Suchla; в переводе Г. М. Прохорова: «он не только узнавал, но и переживал божественное»).

900

См. словарь Lampe s. v.; такое применение этого, введенного стоиками (см.: SVF IV, s. v.), эпитета первоматерии, полярной творческому принципу, восходит к Филону Александрийскому (см. напр.: Leg All 3.36). Примечательно, что уже тот же – не совсем здесь, впрочем, последовательный – Филон (ibid., 3.206), а затем и, со всей определенностью, Алкиной/Альбин отрицает не только качественную определенность Бога (ουποιόν), но и Его бескачественность (ουujioiov) (в смысле лишенности каких-либо качеств, которые Он мог бы еще приобрести) (Epitome 10.4).

901

Amb 17 PG 91 1232В.

902

Ср. ниже схол. {916} и текст.

903

ThOec 2.3; читаю ύφεστός вм. ύφεστώς; пер. А. Г. Дунаева, с уточнениями.

904

ТР 27; PG 91 280С; 281 A. Geerard (никак, впрочем, не обосновывая свое мнение) отрицает, что эта подборка составлена св. Максимом (CPG. V. 3. Р. 439), хотя Шервуд не подвергает сомнению этот факт (Date-List. P. 52–53). Убедительными доводы против мнения Geerard'a приводит Ларше (LarchetJ.-C. Introduction // Saint Maxime le Confesseur. Opuscules theologiques et polemiques. Paris, 1998. P. 75–76). Как бы то ни было, авторство приведенного определения св. Григория установлено надежно (Diekamp F. Analecta pathstica. Rome, 1938 (Orientalia Chris tiana analecta. 117). P. 14–15), и трудно сомневаться, что св. Максим это определение знал, так как его приводит и почитаемый им патриарх Анастасий I Антиохийский (Синаит) (см., напр.: PG 89 65ВС; подробнее: Weiss G. Studia Anastasiana Ï Studien zum Leben, zu den Schriften und zur Theologie des Patriarchen Anastasius I von Antiochien (559–598). Munchen, 1965. S. 206–210; об отношении к св. Анастасию св. Максима можно судить по ТР 20, PG 91 230В-233А).

905

Ср. ниже схол. {916} и текст.

906

Ср. выше схол. {5}.

907

Отметим, что св. Максим говорит иногда о «самодвижности» человеческой души (например: ThOec 1. 11). Противоречия с его утверждением, что никакая тварь не самодвижна в этом, как нам представляется, нет, поскольку речь идет не о том, что душа в собственном смысле движет себя сама, а о том, что ею движет только то, что она сама считает наилучшим. Так понимаемое самодвижение тождественно самовластью, присущему человеческой природе и вместе с ней воспринятому Словом (DsP, PG 91 324D-325B).

908

Phys 2.7 (198 а14–16), 2.3 (194 Ь23–35); пер. В. Карпова, с изменениями.

909

См. схол. {97} и текст; также, например, Char 3.23–24.

910

PG 91 1392C-D; подробнее: ЕЛ. Р. 219–221 (конец главы VI); см. наст, изд., с. 492–497.

911

Ср. выше схол. {15*}.

912

DN 5.10, 189.7–8 (ed. Suchla); пер. Г. М. Прохорова, с небольшими изменениями; ср. выше схол. {27} и текст.

913

ЕА. Р. 124–154 (глава III, см. наст, изд., с. 458–478); цит. 128.

914

См. выше, у схолл. {29а}-{30}.

915

Ср. конец цитаты в схол. {37а} выше.

916

Ср. выше схолл. {38}-{38а}.

917

См. определения действия, приведенные выше, в конце схол. {38}. Для самого св. Максима действия Божий, разумеется, движениями не являются (см.выше схол. {5}).

918

Ср. текст у схол. {51}.

919

Ср. конец цитаты в схол. {37а} выше.

920

LarchetJ.-C. La divinisation de Thomme selon saint Maxime le Confesseur. Paris, 1996. P. 529.

921

См., напр.: Enn 4.3.22.

922

De Рппс 2.6.3–6, пер. Н. Петрова.

923

См. ниже текст у схол. {1206}.

924

См. QD 5 (ed. Declerck). Это произведение, вероятно, более раннее, чем Трудности.

925

См. ниже схол. {92в}.

926

Atb 42, PG 91 1321АВ; ср. Тhal 59.262,61.13 (ed. Laga/Steel).

927

То есть его формальной причиной (см. выше в схол. {41}).

928

Atb 15, PG 91 1217D; 1220С-1221А; пер. архим. Нектария (Яшунского), с изменениями. Далее св. Максим отвечает на возможное возражение, что применительно к Богу о покое говорится без того, чтобы в качестве предпосылки его мыслилось движение.

929

Безотносительно того, идет ли речь о существовании в теле или в качестве бестелесного «ума»; основной пункт расхождения касается не мифо-, а онтологии.

930

Живов В. М. «Мистагогия» Максима Исповедника и развитие византийской теории образа // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 115.

931

Подробнее см.: Sherwood P. Maximus and Origenism... P. 4–8; см. наст, изд., с. 499–503.

932

De Princ 1.1. (пер. Н. Петрова с лат. пер. Руфина). Уже здесь Ориген, по сути, вводит, еще не называя его прямо, свое понятие предсуществующей «Энады» (ср. выше схол. {4}).

933

Ср. ниже схол. {151} и текст.

934

Подробнее см.: Bobzien S. 1) Determinism and Freedom... 2) The Inadvertent Conception and Later Birth of the Free-Will Problem // Phronesis. 43, 1998. P. 133– 175.

935

Fragmoralia 544.5–7 (Ориген, из которого взята эта выдержка, не называет Хрисиппа, но Арним атрибутирует мысль ему).

936

Fragmoralia 355.1–3 (Диоген Лаэртсткий, 7.121).

937

То есть не зависящим ни от кого и ни от чего иного. В этой интерпретации έφ᾿ ήμιν придается смысл: «зависит только от нас», или: «в нашей власти».

938

Такое понимание свободы встречается уже у св. Иустина Мученика (έλευθέρα προαίρεσις, [­ «свободное предпочтение"] -Apologia 1.43.3–4; Dial cum Tryph 88.5.2). Примечательно, что на латынь термин τό αύτεξούσιον традиционно переводился как «liberum arbitrium» или «libertatis arbitrium» (- «свободное решение/выбор»), что по смыслу ближе именно к έλευθέρα προαίρεσις.

939

Oral 30 (- О богословии 4; – О Сыне 2) 5.16–27 (ed. Barbel), пер. приводится по изд.: Григорий Богослов. Собрание творений. Т. 1. Минск; М., 2000.

940

PG 91 220В-221С. Шервуд {Date-List) датирует это произведение (JP 19) не ранее 642 г.

941

Из-за непереведенности до недавнего времени ТР на современные языки, это различение получило большую известность в той чеканной форме, которую ему придал, следуя мысли свв. Григория и Максима, св. Иоанн Дамаскин: «Слова же: Боже мой, Боже мой, векую мя ecu оставил (Мф 27:46), – Христос изрек как усвоивший Себе наше лице. Ибо Отец не мог бы быть назван Его Богом, если бы Христос не поставлял Себя наряду с нами... Христос никогда не был и оставлен собственным Божеством, но мы были покинуты и пренебрегнуты. Посему Он молился, таким образом, как усвоивший Себе наше лице. <...> Должно знать, что усвоение бывает двоякое: одно – естественное и существенное, а другое – личное и относительное. Естественное и существенное – то, соответственно коему Господь по человеколюбию принял естество наше и все наши естественные свойства, действительно и истинно став человеком и испытав то, что принадлежит нашему естеству. Личное же и относительное усвоение бывает, когда кто-либо ради известного отношения, например, ради сострадания или любви, принимает на себя лицо другого и вместо него говорит в пользу его речи, к нему самому нисколько не относящиеся. Соответственно этому, Господь усвоил Себе и проклятие, и оставление наше, и подобное, что не относится к естеству, – усвоил не потому, что Он есть или соделался таковым, но потому, что принял наше лицо и поставил Себя наряду с нами. Вот что означает изречение: быв по нас клятва (Гал 3:13(Expositio fidei 3.24–25; пер. А. А. Бронзова под ред. Д. А. Афиногенова).

942

Слово άγωνία встречается только в параллельном месте Л к 22:44, отсутствующем, как указывает аппарат изд. Aland et al., в тексте свв. Афанасия и Кирилла Александрийских, Иоанна Дамаскина, и ряде других.

943

Oral 30 (- О богословии 4; – О Сыне 2) 12; ср. выше схол. {48}.

944

В подлиннике одно слово: πάθη.

945

PG 91 236В-237С. Шервуд (Date-List) датирует это произведение (ТР 20) не позднее 640 г.

946

DN 4.13 (158.19–159.8, ed. Suchla).

948

Грамматически равно допустим перевод: «Возлюбленного». Наш более отвечает продолжению цитируемого выше стиха: «А что ныне живу во плоти, живу верою в Сына Божия, возлюбившаго меня» (Гал 2:20).

950

См. выше схол. {7}.

951

См. выше схол. {45а}.

952

См. выше схол. {46}.

953

ThOec 1.11 и DsP, PG 91 324D-325B; ср. выше схол. {39}.

954

См. текст у схол. {40}.

955

Orat 28 (О богословии) 17.6 (ed. Barbel); далее св. Максим приводит то же место полнее.

956

PG 91 324D; пер. Д. Е. Афиногенова, с изменением; ср.: Ibid. 301 В-С

957

ЕA. Р. 129, п.7.

958

Глагол άνέρχομαι имеет и такое значение.

959

ЕА. Р. 96; наст, изд., с. 395.

960

Епп. 6.9.11.

961

Насколько можно судить по его текстам, представленным в TLG.

962

Ср. выше схол. {42а}.

963

Плотин. Епп. 6.9.11; пер. Т. Сидаша.

964

Ср.: ЕA. Р. 94; наст, изд., с. 392–393.

965

См. выше схолл. {10}-{11} и текст.

966

Ср. выше текст у схол. {25}.

967

PG 91 401В.

968

ТР 1 (к Марину; 645–646 г.), PG 91 25В, 25D-28A.

969

В ТР 1 св. Максим не ссылается на Письмо 2 так же явно, как на 7-ю главу Трудностей (см. ниже схол. {54}), хотя – и, возможно, потому, что – как мы видели, прямо отмежевывается от сказанного там. Начинает он, однако, с уточнения другого, высказанного им там же, положения: «в соответствии с [логосом природы] все мы можем иметь – так же точно, как одну природу – и одно намерение (γνώμη), и одну волю (θέλημα) с Богом и друг другом» (PG 91 396С; в пер. А. И. Сидорова смысл этого места грубо искажен). В ТР 1 св. Максим пишет «О том, что не будет у святых после Воскресения во всех отношениях (κατά πάντα τρόπον) одной у всех и общей с Богом воли, даже если, как некоторые говорят, предмет ее у всех будет один» (это название цитируемой нами далее главки, возможно, авторское; его приводит уже св. Фотий (Photius. Bibl. 195.159b5-ll)): «[Хотя] насколько кто изошел желанием (έπόθησε), настолько причастится желанного, то в отношении определения (логоса) природы воление у всех окажется одним, а в отношении способа (тропоса) движения – разным. Если же в отношении способа, характеризующего движение, воление не одно у всех людей, то ни в коем случае не будет во всём одним воление Бога и спасаемых, как показалось некоторым, даже если предмет воления у Бога и святых один – спасение спасаемых, изначально являющееся Божественной целью. <...> Ведь пока не все создатели, или только апостолы, или только пророки (ср. 1Кор 12:29), – а они, опять-таки, не все или только Петры, или только Моисеи, – не одна, а много, и обителей для святых у Бога и Отца (Ин 14:2)» (PG 91 2ID; 24D-25A; 25С). Эта критика подразумевает, что, в отличие от «некоторых», св. Максим, говоря (в Письме 2) об «одном намерении и одной воле [святых] друг с другом», отнюдь не имел виду единство по числу. Из справедливости его критики точки зрения этих «некоторых», однако, не следует делаемый им тут же, в ТР 1, вывод о невозможности единства по числу воли Бога и каждого святого, – единства, которое сам же св. Максим, как мы видели, постулирует в Письме 2 (имея в виду, очевидно, особую волю-промысл Бога о каждом человеке).

970

DsP (645), PG 91 ЗЗЗВ-352С. Необходимость эта обусловлена тем, что из понимания воли как «(самовластного) движения мыслящей природы», взятого св. Максимом на вооружение против монофелитов (ibid., 301В-С), следует, что воля («фелима») – это модус действия («энергии»), т. к. по восходящему к Немесию (см. выше схол. {226}) определению, также принятому св. Максимом (см. например, ЛтпЬ5[к Фоме] PG 91 1048А), действие – это именно движение природы. При таких посылках из моноэнергизма необходимо следует монофелитство, поэтому отрицание последнего ставит перед необходимостью отрицания и первого.

971

Схолия: «На слова «через Него ведь живем, и движемся, и существуем», или, попросту – о сущности, можении, действии».

972

ТР 1, PG 91 33А-В. Далее следует автокомментарий к нашему месту: «"А каких у нас нет можений, таких [мы не совершаем] и деяний», так как они суть исполнения природных можений. «Таким образом, деяние зависит от можения, а можение – от сущности. Ведь и деяние – от можения, и можение – от сущности и в сущности». Итак, «эти три», как говорят [Nemes. De nat. horn. 34 (Morani 287); ср.: Plutarchus (?). De fato 571 А; цитата начинается двумя предложениями раньше. – А. Ш.], «взаимосвязаны: могущее, можение и возможное» (δυνάμενον, δύναμις, δυνατόν). И говорят [Nemes. Ibid. – Л. Ш.], что «сущность – [это нечто] могущее; а то, соответственно чему движется наша [способность] мочь, – можение; и то, что у нас по природе получается, – возможное». Если же получается у нас по природе, то оно у нас соответственно природному можению. Но обожение – не из тех [вещей], что по природе получаются соответственно можению, так как оно не из того, что зависит от нас; ведь у того, что превышает природу, никакого основания (логоса) в природе нет. Значит, обожение – это деятельность, не являющаяся признаком нашего можения (можения к ней у нас по природе нет), но только Божественного можения, так как оно – не воздаяние святым за праведные дела, но доказательство щедрости Сотворившего, который влюбленных в прекрасное сделал по положению [θέσις; другое возможное значение: «усыновление». – Л. Ш.] тем же, чем Сам, как будет показано, является изначально по природе (соответственно основаниям [логосам], которые Сам знает – так, чтобы Ему и совершенно познанным быть, и остаться всецело непостижимым). Итак, я не отказал тем, кто будет это претерпевать, в [их] природном действии, представив его упокоившимся от [дел], которые ему свойственно [от природы] совершать, и претерпевающему одно только наслаждение благами; но указал на сверхсущное можение как единственное, способное производить обожение, и по благодати [следуя Сакалису, исправляю καί τά на κατά. -А.Ш.] ставшее принадлежностью обоженных» (PG 91 ЗЗВ-36А).

973

Ср. выше схол. {50} к этому месту.

974

PG 91 1144 В-С; пер. архим. Нектария (Яшунского).

975

LarchetJ.-C. La divinisation... P. 558–563. Ларше тем не менее принадлежит заслуга наиболее подробного на сегодня анализа значения этого и сходного выражений в мысли св. Максима и их оценок ее современными исследователями (Ibid. Р. 527–593, особенно Р. 553–563).

976

Уже в IV в. последователи Аполлинария обвиняли православных в том, что те поклоняются «человеку-Богосносцу», а не «Богу-плотоносцу» (св. Григорий Богослов. Ер 102 [- К Кледонию 2], 18.6–7 [ed. Gallay]).

977

Примечательный способ выражения, встречающийся у св. Максима и ранее, в Вопросоответахк Фалассию; см. его обсуждение: ЕА. Р. 147, п. 43 (глава III, отрывок X; пер. см. в наст, изд., с. 430, прим. 89).

978

7P1,PG9136A-D.

979

LarchetJ.-C. La divinisation... P. 571–572.

980

Ibid. P. 572 (курсив наш. – А. Ш.).

981

О противостоянии св. Максима христологическому моноэнергизму см. в «Деле Максима» в наст. изд.

982

Критику такого рода, исходящую от ряда католических исследователей (в том числе – Шервуда), анализирует Ларше (Larchet J.-C. La divinisation... P. 554–556).

983

Григорий Палама. Письмо к Иоанну Гавре; пер. Г. Начинкина, с изм.; цит. По книге: Мейендорф И., прот. Жизнь и труды святителя Григория Паламы. СПб., 1997. С. 240.

984

Св. Макарий(-Симеон). Слово о свободе ума 23, PG 34 957А-В.

985

См. выше, прим. 166 к этой схолии и текст (об апостоле Павле в связи с Мелхиседеком).

986

Григорий Палама. Триады 3.1.38; пер. В. В. Бибихина. На это же место у св. Максима св. Григорий опирается в своем Третьем послании Акиндину: «Когда [Павел] уже жил не этой [жизнью], но той, которая дается пребыванием [в человеке] Бога, он стал нетварен по благодати, каким был также и Мелхиседек и каким является всякий, кто имеет в себе Логоса Божия» (θεολογία. 24,1953. Р. 569–582 (108.24–26)). Достижение Мелхиседеком, жившим до Рождества Христова, обожения также, как ал. Павлом – факт, непреложный для свв. Максима и Григория, но трудно объяснимый догматически; см.: Евневич Г. И., Шуфрин А. М. Беседы о православном догматическом богословии. СПб., 2004. С. 15–17,80–81.

987

См. выше схол. {54}.

988

Ср. выше схол. {1**}.

989

Ср. выше схол. {12}.

990

См.: Places Е., des. Constructions grecques de mots a fonction double (άπόκοινού)//Revue des Etudes Grecques. 75, 1962. P. 1–12; Gregorius Naz. Orat 30 (- О богословии 4; – О Сыне 2), 12.18 (ed. Barbel).

991

Ср. примеры употребления ее им ниже: схолл. {135}, {139} и текст.

992

PG911065A.

993

См., например, ниже схол. {153а} и текст.

994

См. текст у схол. {68}.

995

Ср.: DN 7.

996

Ср. выше, схол. {62}.

997

Char 3.29; пер. А. И. Сидорова, с изменениями.

998

Ср. выше схол. {15*}.

999

DAT 1.1; 109.16–110.1 (ed. Suchla).

1000

См. цитату ниже, в схол. {92а}.

1001

Ср. наш перевод этого глагола выше, у схолл. {50а}-{51}.

1002

http://users.livejournal.com/valerius_y24645.html9mode-reply (от 26 февраля 2006); выделено нами.

1003

DN5.8; ниже св. Максим ссылается на это место (см. текст у схол. {110а}).

1004

ένυπόστατα. См. к DAT 5.9 схолию 44 по изд. Г. М. Прохорова.

1005

Ср. DN 5.5: «предымея и сверхымея предбытие и сверхбытие, Он сначала создал (προϋπεστήσατο) бытие вообще – я имею в виду само по себе бытие, – а затем с помощью самого бытия создал (ύπεστήσατο) все что только есть сущего» (184.3–6 [ed. Suchla]; пер. Г. М. Прохорова)

1006

См. основной текст у схол. {69}.

1007

Отрицая «воипостасность» прототипов, Иоанн Скифопольский (см. выше, прим. 196) имеет в виду именно это. Св. Максим не противоречит ему, говоря о «воипостасности» универсалий, так как имеет под ней в виду их реализованность в ипостасях единичного (ТР14; PG 91 149 В), а не в своих собственных.

1008

В той же схолии (см. выше, прим. 196) «прототипы» творений (- их логосы) названы «сверхпростыми мыслями (νοήσεις) сверхпростого и сверхъединого Бога» (пер. Г. М. Прохорова).

1009

DN 1.4; 115.9–11 (ed. Suchla).

1010

Схолия 44 по изд. Г. М. Прохорова.

1011

Ср. выше схол. {2а}.

1013

Петров В. В. О трудностях... С. 165–166.

1014

См. ниже схол. {92а}.

1015

DN 4.4, 147.15–18 (ed. Suchla).

1016

См. выше схол. {67}.

1017

См. выше схол. {72} и текст.

1018

Ларше, однако, считает, что для св. Максима собственный логос и особое место в Боге есть у всякой единичной вещи: «Единичное (singulier) существующее соответствует собственному (ргорге) логосу, который его характеризует и делает его уникальным и отличным [от других] индивидом, а также придает ему собственное значение и предназначение по отношению к Богу (свое особое [рагticuliere] место в обители Отца). Таким образом, имеется логос для всякого существующего, – которое существовало или будет существовать. [Всякое единичное существующее] соответствует, также, логосу, который определяет его сущность, или природу...» (Larchet J.-C. La divinisation... P. 113; пер. Г. И. Беневича). Сходную точку зрения А. Фокин находит (на наш взгляд, с не вполне оправданной уверенностью) уже у Оригена, утверждая при этом, что в рамках платонизма она невозможна (Фокин А. Учение Оригена о Логосе и логосах [идеях]: тексты и комментарии // Богословский сборник. 8, 2001. С. 197–226, 203). Тем не менее именно Плотин был, по всей видимости, первым, кто выдвинул (возможно, под влиянием стоиков) теорию предсуществования индививидам их идей и сопряженных с ними логосов. Согласно интерпретации ряда исследователей (ее воспроизводит С. Мельник в статье: Плотин об идеях единичных вещей // Логос. 16, 1999. С. 59–67), Плотин сам же затем эту теорию отверг – на том основании, что множество идей при этом получается бесконечным: «...было бы смешно вводить много идей огня, чтобы каждый отдельный огонь мог быть сформирован отдельной идеей...» (Епп. 6.5.8; пер. Т. Сидаша). Указанная интерпретация Плотина существенно пересмотрена, однако, в неучтенной С. Мельник работе: Kalligas Р. Forms of Individuals in Plotinus: A Re-Examination// Phronesis. 42, 1997. P. 206–227, в которой доказывается, что Плотин признавал существование идей только человеческих – или, во всяком случае, одушевленных – индивидов, имея в виду сохраняющие свою тождественность в различных воплощениях их души, и что эту свою точку зрения Плотин не менял.

1019

См. ниже схол. {75} и текст. Значимостью этого тезиса для св. Максима объясняется, на наш взгляд, и подчеркивание им подчерпнутого у Ареопагита отождествления логосов с Божественными творящими волениями (см. текст после схол. {ПО}).

1020

См. выше схолл. {40}-{41}.

1021

См. выше схолл. {45а}.

1022

См. ниже текст у схол. {88}.

1023

См. выше схол. {2а} и текст.

1024

По формулировке Г. И. Беневича, «логос индивида – это существующая в вечности возможность его бытия-во-времени, каковая, будучи реализованной, становится самим его бытием-в-вечности».

1025

См. выше схол. {51}.

1026

ThOec 1.48; ср. DN 11.6; 222.13–223.1 (ed. Suchla).

1027

Речение 18 (ed. Meyer); пер. М. К. Трофимовой. В русском издании это 19-е речение.

1028

Текст выше у схол. {55}.

1029

QD 173.1–16 (ed. Declerck). Смысл, вкладываемый здесь св. Максимом в выражение «осуждение в Теле Христовом», нам не вполне ясен.

1030

Подробнее см.: ЕА. Сар. VI (особ. р. 214–215) и перевод в наст, изд., с. 486–487.

1031

QD 19.5–12 (ed. Declerck).

1032

Так называет его воспринятое св. Максимом предание: ТР 23; PG 91 264В.

1033

Strom 2.134.1–2.

1034

MehatA. 1) ΑΠΟΚΑΤΑΣΤΑΣΙΣ chez Basilide // Melanges d'histoire des religions offerts a Henri-Charles Puech. Paris, 1974. P. 365–373, цит. 365; 2) «APOCATASTASE»: Origene, Clement d'Alexandrie, ACT. 3.21//Vigiliae Christianae. 10, 1956. P. 196–214.

1035

CPG 2911 (dubia).

1036

QD 121.3–14 (ed. Declerck). Курсив наш. – А. Ш.

1037

Ср. выше схол. {86}.

1038

Петров В. В. О трудностях... С. 161–162.

1039

См. текст у схол. {89}.

1040

По Аристотелю, предмет философии – «существующее как существующее» {Met 1003а20).

1041

Resp59b9.

1042

По Аристотелю постижение существующего – это, прежде всего, постижение его «сущности» (Met 1028ЬЗ).

1043

См. выше схол. {13}.

1044

«Гипотезы» Парменида для Платона были способом исследования чисто логических проблем (см. напр.: Гайденко П. П. Обоснование научного знания в философии Платона // Платон и его эпоха: к 2400-летию со дня рождения. М., 1979. С. 98–143 [подраздел «Проблема единого и многого и решение ее Платоном». С. 102–118]); однако в неоплатонизме они трактуются теологически (см. напр.: Лосев А. Ф. История античной эстетики: последние века. Кн. II. М., 1988. С. 369–382 [подраздел «Гипотезы «Парменида» Платона в связи с историей их истолкования в античном неоплатонизме"]). По наблюдению Лосева, «весь античный неоплатонизм есть не что иное, как углубленный и систематический комментарий на «Парменида» и «Тимея» Платона» (Там же. С. 369); одно из двух древнейших известных нам теологических применений гипотез «Парменида» принадлежит, однако, платонику-христианину (см.: Шуфрин А. Климент Александрийский о беспредельности Бога...).

1045

Парменид 143а; ср. выше схол. {916}.

1046

См. выше схол. {67}.

1047

Так называет Св. Троицу Ареопагит, отождествляя Ее со «сверхсущным Единым» (DN1.5).

1048

См. выше схол. {16}.

1049

Ср., например: DN 5.6.

1050

См. выше прим. 148 к схол. {67}.

1051

Ср. текст у схолл. {86}-{87}.

1052

Ср. выше схолл. {64а}, {65а} и текст.

1053

ThOec 2.4; пер. А. И. Сидорова.

1054

Ibid. 2.10–11; ср. Мф 13:31–32,17:20,13:23.

1055

В логическом отношении последние два различения являются «вариация ми на тему» первого; ср. выше схол. {44}.

1056

Ср.: Петров В. В. О трудностях... С. 167–170.

1057

ЕA. Р. 173–174; гл. IV В; см. перевод в наст, изд., с. 452–453.

1058

QD 131.1–10 (ed. Declerck).

1059

См. выше прим. 24 к схол. {4}.

1060

15-й анафематизм из 15 (ЛСО. Т. 4.1 (1971), 249.40–42 [ed. Straub]).

1061

Ср. выше схол. {45а} и текст.

1062

См. текст у схол. {416}; ср.: Sherwood P. Maximus and Origenism... P. 6–8; наст. изд., с. 502–504.

1063

Как показывает св. Максим, тем самым отрицается необратимость спасения; см. выше схол. {11} и текст.

1064

Ср. анафему отцов V Вселенского собора, цит. выше в схол. {92в}.

1065

Григорий Нисский. Об устроении человека / Пер., послесл. и прим. В. М. Лурье. СПб., 2000. С. 159–162.

1066

В своем комментарии к Char3.25, где св. Максим тоже различает «образ» и «подобие».

1067

Сидоров не дает ссылок; возможно имея в виду: св. Ирин ей Лионский. Adv Лает 5.6.1 («по образу» сотворена плоть; «подобие» – утраченный в падении и восстановленный в крещении дух); Климент Александрийский. Protr 120.4–5 («[мы] все – «образы», но не все похожи [на оригинал]»), Strom 2.131.6 (бытие «по образу» наше от рождения; «по подобию» – от совершенствования).

1068

De Princ 3.6.1 (пер. Н. Петрова с лат. пер. Руфина; у Сидорова ссылка только на страницу этого издания); 280.11–17 (ed. Gorgemanns/Karpp) (1976).

1069

Св. Григорий Нисский. De opifhom 159; цитата, как мы установили, из беседы 9-й св. Василия на Шестоднев (Homiliae in hexaemeron 9.6.81–81, ed. Giet2).

1070

У Лурье только «слепая» ссылка: «Творения... С. 93»; по русскому дореволюционному изданию это 5-я беседа, но в ней мы цитаты, приведенной Лурье, не обнаружили.

1071

Нот in пехает 10.16.1–18 (ed. Smets/van Esbroeck) -SC160); PG 44,273A- B (под именем св. Григория Нисского).

1072

См. выше прим. 260 к этой схолии и текст.

1073

Char 3.25.

1074

Ср. ниже схол. {96}.

1075

Более полный текст цитаты и источник см. выше, в прим. 164 к схол. {54}.

1076

Ср. выше схол. {За}.

1077

См. выше схол. {69} и текст.

1078

См. выше схол. {За}.

1079

См. выше прим. 200 к схол. {67}.

1080

См. текст у схол. {112}.

1081

В том или ином движении сотворенное не может, с точки зрения св. Максима, не быть уже в силу самого факта своей сотворенности; см. выше схол. {45а}.

1082

Ср. текст у схолл. {93}-{94}.

1083

Strom 5.13.2.

1084

Ареопагит прямо пишет, что, поскольку Бог «не является чем-либо из существующего», Он и не знает «существующее как существующее» (Λ Γ5; 150.2–3 [ed. Heil/Ritter]).

1085

Ср. выше схол. {44а} и текст.

1086

Ср. у Ареопагита «не может [спасение] произойти иначе, как [путем] обожения спасаемых; обожение же – это, насколько доступно [нам], уподобление Богу и единение [с Ним]» (ЕН 1.3; 66.11–13 [ed. Heil/Ritter]).

1087

См. выше схол. {96}.

1088

См. выше схол. {67}.

1089

ThunbergL. Microcosm and Mediator: The Theological Anthropology of Maximus the Confessor. Chicago, 1995. P. 74, n. 158 и текст. В. Петров в «О трудностях» LXI... (С. 169), напротив, утверждает, что речь о «логосах тропосов» (sic!) бытия природы (хотя и существующей только в индивидах).

1090

ЕА. Р. 133; пер. Г. И. Беневича. См. в наст, изд., с. 417. Ср. ниже схол. {100} и текст.

1091

АтЬ 10, PG 91 1137В. Это место вызывает недоумение у Шервуда (ЕА, р. 145. п. 40; наст, изд., с. 427, прим. 84), так как он (ошибочно, на наш взгляд) полагает, что речь идет о соединении с Богом.

1092

Так здесь уместно перевести слово άποκατάοτασις; ср. выше схол. {80}.

1093

PN 77–78,82–83 (ed. van Deun).

1094

Strom 4.39.4–40.1.

1095

DN 1.4; 115.6–10 (ed. Suchla).

1096

Ср. Флп 2έκένωσεν; в слав, пер.: «умалил».

1097

PN 98–106 (ed. van Deun).

1098

ТР1, PG 91 ЗЗС; более полную цитату см. выше, в прим. 164 к схол. {54}.

1099

Пример совершенного обожения до Р. X. – Мелхиседек (Amb 10, PG 91 1137С-1141С).

1100

Ср. выше схол. {104}.

1101

См., например, выше схол. {101}.

1102

См. цитату из Диспута с Пирром выше, в схол. {52}; ср. схол. {46} и текст.

1103

См. цитату из св. Григория Нисского выше, в схол. {12}.

1104

В Ер 6, PG 91 432А-В, св. Максим называет человеческую волю «самодержавной».

1105

См. выше схол. {За}.

1106

См. выше схолл. {98}-{99} и текст.

1107

См. выше схол. {108а} и текст.

1108

ЕА. Р. 177; пер. Г. И. Беневича. См. наст, изд., с. 455.

1110

См. выше схол. {926*}.

1111

То есть до первого изложения учения о логосах; а именно – у схолл. {45а}-{54}.

1112

In Interpr 136.17–23 (ed. Busse).

1113

ЕА. Р. 177; пер. Г. И. Беневича. См. наст, изд., с. 455.

1114

Ср. выше схолл. {98}, {100}.

1115

См. выше схол. {38} (прим. 96 и текст).

1116

См. выше схол. {37а} и текст.

1117

1Фес 4:17; речь о «восхищении на облацех».

1118

DN 1.4,114.7–10 (ed. Suchla); пер. Г. М. Прохорова, с существенными изменениями.

1119

См. выше текст у схолл. {95}-{96}.

1120

См.: Св. Василий Великий. Нот 3.

1121

De not horn 18; 79.8–14 (ed. Morani). Курсив наш. – А. Ш.

1122

EN 10. 4; 1174b23

1123

См. выше схол. {116}, а также: HarlM. Recherches sur l'origenisme d'Origenë la satiete (koros) de la contemplation comme motif de la chute des flmes // Studia Pa-tristica VIII (- 7T/93). Berlin, 1966. P. 373–405.

1124

Comm 86–87 (ed. Allen/Neil).

1125

Ср. выше схол. {95} и текст.

1126

Ср. выше схолл. {74}-{75} и текст.

1127

См. выше прим. 1 к схол. {1**}.

1128

См. выше цитату в схол. {116}.

1129

Ср. выше текст у схол. {926**}.

1130

Char 3.46.

1131

См. выше схол. {45а}.

1132

Sherwood P. Maximus and Origenism... P. 16–21, цит. 20; см. наст, изд., с. 520.

1133

См. цитату ниже в схол. {1336}.

1134

Orat 38.12; пер. приводится по изд.: Григорий Богослов. Собрание творений..Т.1.

1135

Ср. контрастирующую цитату из Протрептика Аристотеля выше, в схол. {36}.

1136

Ср. выше схол. {4}.

1137

См. выше схол. {2}.

1138

См. выше схол. {61}.

1139

Ср. выше схол. {52} и ThunbergL. Microcosm and Mediator... P. 113–120; об отличии «образа» от «подобия» см. выше схол. {94}.

1140

См. выше схол. {134}.

1141

Ниже (у схол. {182}) св. Максим опровергает возражающих, что смерть расторгает эту связь.

1142

Т. н. "άπό κοινοΰ«; см. выше схол. {61}.

1143

См. выше схол. {91 в} и текст.

1144

Мы этот термин в основном переводим как «завершение»; см. выше схол. {22а}.

1145

Ср. выше схол. {22д}.

1146

Арий Дидим. Epitome, 40.20–25 (ed. Pomeroy). Ср. например: Rieth О. Uber das Telos der Stoiker // Hermes. 69,1934. S. 13–45.

1147

Ср. выше схол. {46}.

1148

Таким пониманием этого места мы обязаны схолии к нему о. Думитру Станилоаэ.

1149

Sherwood P. Maximus and Origenism... P. 21. См. наст, изд., с. 521

1150

См. выше схолл. {133а}-{1336} и текст.

1151

См. выше схол. {45а}.

1152

Ср. выше схол. {40}.

1153

Ср. выше схол. {40}.

1154

См. выше схол. {61}.

1155

Риторическая фигура «άπό κοινοΰ»; см. выше схол. {61}.

1156

Ср. выше текст у схолл. {105}, {152} и ниже у схол. {164}.

1157

То же выражение встречается выше в тексте у схол. {120}.

1158

См. выше схол. {45а}.

1159

TP 1, PG 91 ЗЗС; более полную цитату см. выше, в прим. 164 к схол. {54}.

1160

Ср. выше схолл. {50а}-{51} и текст.

1161

См. выше схол. {45а}.

1162

См. выше схол. {152} и текст.

1163

Sherwood P. Maximus and Origenism... P. 19; пер. Г. И. Беневича. См. наст. изд., с. 515–516.

1164

См. выше схол. {11} и текст.

1165

Ср. 1Кор 15:23–26 и текст у схол. {456}.

1166

См. выше схол. {31} и текст.

1167

177а} Имеется в виду упомянутое св. Максимом чуть выше (у схолл. 1

1168

Ср. выше схол. {178}.

1169

Ср.: Amb 5 (к Фоме), PG 91 1052В.

1170

Ср. текст у схол. {181}.

1171

Ср. выше схолл. {17}, {60}, {172}.

1172

Сам Ориген действительно говорит о предсуществовании телам людей их душ (ср. выше схол. {177а}), но выводит его не из учения об Энаде, как изначальном единстве всех разумных существ с Богом и друг другом, а из необходимой, с его точки зрения, ступенчатости их отпадения от этого единства (см. ниже прим. 370).

1173

См. выше схол. {4}, прим. 24 и текст. Кроме упомянутых там 15 анафематизмов, свидетельством о содержании осужденного учения является письмо св. имп. Юстиниана к отцам собора (оно сохранилось в хронике IX в.: PG 110,780С-784 В; параллельное изд. письма и анафематизмов: Diekamp F. Die Origenistischen Streitigkeiten im sechsten Jahrhundert und das funfte allgemeine Concil. Munster im W., 1899. S. 90–97), а также – не зависящий от этих двух документов трактат первой половины VII в.: Richard М. Le traite de Georges Hieromoine sur les heresies // Revue des etudes byzantines. 28, 1970. P. 239–269 (два отрывка из него были изданы уже в 1900 г. Дикампом). По Гийомону (GuillawnontЛ. Les Kephalaia Gnostica... P. 135–137), письмо императора основывается на упомянутых выше анафематиз-мах, составленных игуменом лавры св. Саввы Кононом; тогда как Ришар (Richard М. Le traite de Georges... P. 244) считает анафематизмы свидетельством, хотя и «наиболее полным, но наиболее обработанным и, следовательноо, менее верным общему источнику» всех трех документов, чем письмо и опубликованный им трактат.

1174

По Оригену, совершенно бестелесен только Бог (De Princ 1.6.4,2.2.2,4.3.15)ангелов, бесов и человеческие души он тоже называет «бестелесными» (напр. Ibid. 1.7.1), однако не в строгом смысле, а лишь следуя инерции языка, условность которого заранее оговаривает (Ibid. 1. 8). Для современных св. Максиму оригенистов, считавших умы Энады «сращенными с Богом» (см. текст у схолл. {2а}{26}) и даже, по слову св. Григория, Его «частицей», это должно было означать, что они, как и Бог, совершенно бестелесны.

1175

Собственный смысл термина ένας («единица») указывает на не-количественность обозначаемого им множества умов, т. е. – принципиальную невозможность даже просто перечислением отличить их друг от друга.

1176

2-й анафематизм из 15 (ЛСО. Т. 4.1 (1971), 248.5–13 [ed. Straub]). Представление о том, что даже ангелы, бесы и человеческие души имеют своего рода телахарактеризующие их, и что в таком теле душа человека остается после его смерти, встречается уже у св. Климента Александрийского (Excerpta ex Theodoto 14). Оособом понятии телесности, которое здесь задействовано, см.: SpanneutM. Le Stóicisme des Peres de l'Eglisë de Clement de Rome a Clement d'Alexandrie. Paris, 1957. P. 174–175.

1177

5-й анафематизм из 15-ти (ACO, t. 4.1 (1971), 248.21–24 [ed. Straub]); восстановление мыслится тоже как ступенчатое (ср.: Richard М. Le traite... P. 258, ligne 21–24).

1178

Ориген выводит ступенчатость из того, что в противном случае, Бог, наделяющий людей ещё до их рождения неравными дарами (ср. Рим. 9:11–13), оказался бы несправедлив: De Princ 2.9.7. Однако справедливость Бога доказывается уже изначальным равенством умов в Энаде и отпадением каждого из них исключительно в меру собственной вины. Вывод о ступенчатости отпадения не является необходимым.

1179

В отличие как от человека, состоящего из нее и одушевленной ею плоти, так и от «сращенного с Богом» бестелесного ума (ср. выше прим. 366).

1180

Речь, разумеется, не о притворном согласии, при котором оригенисты имели бы в виду всего лишь то, что бывшее в теле ангела или беса разумное существо получает звание души, когда переходит в творимое для него соответственно за слугам тело человека. В такого рода притворстве обличал современных ему оригенистов бл. Иероним (К Паммахию против Иоанна Иерусалимского 20; PL 23, 371А-В; мы признательны Иштвану Перцелу, обратившего наше внимание на это место).

1181

Напомним, что по св. Максиму это произошло, как и сказано в Писании (Быт 3:21), после их падения, однако пали они "сразу, как возникли». См. выше схолл. {1336} и особ. {150}.

1182

См. вступление к этой (второй) части настоящего тома.

*

Стиль оформления перевода книги и статьи П. Шервуда максимально приближен к их оригинальному изданию. – Прим. отв. ред. Перевод Г. И. Евневича, научное редактирование А. М. Шуфрина. Перевод выполнен по изд.: Sherwood P. The Earlier Ambigua of S. Maximus the Confessor and his Refutation of Origenism. Roma, 1955. (Studia Anselmiana, XXXVI). P. 90–222.

1183

Отрывок А представляет собой заключение {Summary} 1-го раздела 1-й главы 2-й части книги Шервуда. Сам этот раздел, слишком технический и отчасти устаревший, мы опускаем. Все последующие разделы данной главы, как и следующих, приводятся с незначительными сокращениями, главным образом в примечаниях. Это же касается и публикуемой ниже статьи Шервуда «Максим и оригенизм. АРХН KAIΤΕΛΟΣ». – Прим. перев.

1184

Послание императора Юстиниана к Собору (553); первым – был Эдикт против оригенизма (543). – Прим. перев.

1185

Может быть, это слишком сильно сказано... Говоря о добродетельном человеке, который причастен Самой Добродетели – Христу, Максим говорит, что таковой «показывает, что конец тождественен началу, и что начало как конец, или, скорее, начало и конец тождественны, поскольку начало и конец всего почитаются как намерение и цель» (Amb 7, 1084А2–5). Следующие за этим строчки показывают, что эта цель (skopos) не что иное, как Сам Бог. Итак, начало и конец не только соответствуют один другому, но они тождественны друг другу. Однако этот отрывок представляет собой исключение, и не потому что эта пара (начало и конец) не встречается часто (Бог, начало и конец, дарует благобытие – Amb 7, 1073С7), а потому, что он касается практического отождествления начала и конца с состоянием сущих, а не с Причиной. И опять-таки, если Максим действительно критиковал использование этого принципа по отношению к состоянию сущих, мог ли он так легко принять (см.: Thai 1) учение Григория Нисского о двойном творении (Greg. Nyss. De hominis opificio 16–18, PG 44 177 ff), где из состояния человека на небесах (Мф 22:30) делается вывод о состоянии в Раю?

1186

Amb 7, 1069С-1072А; 1076 В11.

1187

Amb 7, 1069А10–15; Максим добавляет: «ради привязывания их к телам в наказание за прежние грехи», что служит для объяснения genesis'a. Трудность понимания отрывка проистекает из-за слов: τόν θεόν Ιδεΐν παρεσκεύασαν, которые возникают неожиданно, и не имеют развития в ходе аргументации.

1188

Της κατ᾿ εφεσιν κινήσεως τήν δύναμιν (Amb 7, 1069B8f). Для Плотина движение – это желание. См. Епп 3.9.9.4 и Arnou R. Le desir de Dieu dans la philosophic de Plotine. Paris, 1921. P. 88.

1189

См.: Amb 7, 1069B9, 1072C12, 1073B1. Термин stasis встречается в Amb 1 (1085C5), но только в значении мятежа.

1190

Soph 249Е-259Е; см.: Taylor А. Е. Plato the Man and his Work. London, 1948. P. 388 in Plotinus. Enn 1.1–3.

1191

Νόησιςκίνησις ­ "τό νοεΐν κίνησις τις» (Enn 6.7.35; ср.: Amb 15,1220A9: душа Εχουσα... κίνησιν δέ τέ νόησιν.

1192

У движения должен быть предел (πέρας) (Enn 6.2.8). Еще определенней это выражено в Епп 5.1.6.

1193

Вопрос о беспредельности, άπειρία, как о том, чего достигают (в отличие от Самого Бога), относится более к апофатическому богословию. Но поскольку в только что приведенных текстах этот вопрос затрагивается, я позволю себе дать некоторые ссылки и комментарии. Важны здесь места: Char 1.100 и 2.27. Кроме того, есть несколько мест, где говорится, что Бог выше беспредельности {Amb 10, 1113D3; 1168А10,1188А14; Amb 15,1220С7,9). Другие отрывки говорят о беспредельности Бога (или о Боге как беспредельном) как о делающем беспредельным человеческое желание {Amb 7, 1089В11; ТР 1, 9А8; 24С13). Но наиболее эксплицитное утверждение {Amb 15,1220В-С), – что бесконечность окрест Бога, но не Бог, это предел (πέρας) всякого тварного движения, дающий ему покой, – кажется, противоречит более раннему пассажу из этой же Amb 15. Даю его перевод: «Покой – это конец [или цель, τέλος] природного движения всех сотворенных, [тот покой], который, соделывает, конечно, после прохождения всех конечных [сущих] беспредельность, в которой, поскольку в ней нет расстояния, всякое движение природно движимых сущих упокояется, не имея теперь ни где, ни как, ни куда бы двигаться, поскольку имеет Бога, который ограничивает саму ограничивающую беспредельность всякого движения, как цель (τέλος) и причину» (1217С6–16). Тогда получается, что Бог – конец тварного движения; однако, в этом тексте, когда первый раз говорится о Боге, сказано, что Он не является пределом тварного движения. Тут нет противоречия если принять во внимание различие, которое можно заметить между πέρας и τέλος (я не утверждаю, что оно всегда соблюдается), а именно то, что первое – предел в собственном смысле, ограничение, а второе – цель стремления, задающая направление усилию. И действительно, из текста между двумя обсуждаемыми отрывками ясно видно, что умственная деятельность человека завершается в вещах, которые окрест Бога, относятся к Его «вечности, беспредельности и бесконечности, а также <...> к благости, премуд рости и силе [Его], творящим сущие, промыслительно управляющим ими и судящим их» {Char 1.100) (пер. А. И. Сидорова. – Прим. перев.). Но превыше всего этого – цель, Сам Бог, и единство с Ним сверхразумным и сверхумным способом, которое совершается только благодатью Божией. Если моя реконструкция верна, то άπειρία для Максима будет указывать в первую очередь на ограничение действия ума и связана только с интуитивным созерцанием или, если придерживаться языка Максима, – невыразимым единством. «Тому, что окрест Бога» можно найти соответствие у Григория Нисского {Нот In Eccl 7; PG 44 732А-В). Теперь я хотел бы поставить вопрос: имеем ли мы здесь различие столь разработанное, чтобы оно могло впоследствии служить основанием для учения о не-тварных энергиях?

1194

Епп 6. 3. 2 7. О примирении концепций покоя и движения в том, что Максим назвал приснодвижным покоем, см. ниже.

1195

Ср.: Enn 4.8.1 и 6.9.8.

1196

Это «возникновение» или «становление» (genesis) на самом деле – творение сущих, каждого в соответствии с его логосом. Это видно из 1077С, где Максим переходит к теме логосов. Мне возражали, что я здесь не заметил, что Максим совершенно не понял оригенистов, и что его аргументы, таким образом, бьют мимо цели, ибо для оригенистов genesis – это ни что иное, как вселение предсу-ществовавших нематериальных существ в тела. Так бы, например, сказал Плотин (Епп 3.9.3). Это частичная концепция genesis'di, negenesis'z самого сущего, но особого модуса его существования. Максим, однако, понимает genesis вполне универсально, как он сам предусмотрительно это замечает, говоря ogenesis'e «сотворенных Богом мысленных и чувственных [сущностей]». Мысленные и чувственные сущие – это универсальная платоническая дихотомия, с которой все еще работал Ориген. Но для Григория Нисского и Максима существовала другая дихотомия, более фундаментальная. Вайсвурм говорит об этом так: «К оригеновскому делению сущих на мысленные и чувственные Григорий, чтобы исключить какую-либо возможность отождествления Бога с миром духов, добавляет разделение тварно-го и нетварного, делая на этом особый акцент» (Weiswurm Л. The Nature of Human Knowledge. Washington, 1952. P. 32). Максим здесь принимает это разделение, но не доказывает его; однако ниже он объясняет, что логосы сущих утверждены Богом при их творении, точнее, они предсуществуют в Боге. A genesis, подразумевающий переход от состояния чистых духов к состоянию сложному, подразумевал бы изменение в предсуществующем логосе, что так же невозможно, как изменение Самого Бога. То есть я не думаю, что аргумент Максима бьет мимо цели. Для эллинистического мировоззрения, опровержение которого он предпринял в Amb 7, характерно представление о цикличности, что, во-первых, подразумевает изначальное единство (Энаду) разумных существ, а во-вторых, предсуществование душ людей. Главное усилие Максима, таким образом, сосредоточено на учении о движении, с помощью которого он утверждает и описывает линейное движение твари к Богу. Это мировоззрение тоже имеет свои необходимые предпосылки; в первую очередь, то, что субъект движения существенным образом неизменен, будь он простым или сложным. Это схватывается в учении о логосах. Можно придраться, что Максим с самого начала не рассматривает того, что для нас, людей, всего более непосредственно и логически предшествует обеим теориям, а именно, означает ли genesis вселение в тело уже существующего духа или же одновременное появление тела и души как частей сложного целого. Однако это является и остается отдельным вопросом, который, хотя логически он первичнее, не позволил бы прямо рассмотреть противоположные точки зрения, которые образуют трудность, предложенную для обсуждения. Более чем совпадение, таким образом, привело Максима (Amb 7, 1100C4ff) к тому, чтобы выдвинуть точнейший аргумент против предсуществования душ в качестве последнего вывода из принятия великого христианского таинства – что мы члены и частицы Бога.

1197

Ср.: Nemes. De nat. horn. 16; PG 40 673B-C.

1198

Arist. Met. 1.2.

1199

Пер. архим. Нектария с неб. изм. См.: Ταύτην δέ τήν κίνησιν δύναμιν καλοΰσιν φυσικήν, προς τό κατ᾿ αύτήν τέλος έπειγομένην, ή πάθος, ήτοι κίνησιν, έξ έτέρου προς ετερον γινομένην, τέλος εχουσαν τό άπαθές, ή ένέργειαν δραστικήν, τέλος εχουσαν τό αύτοτελές. Ούδέν δέ τών γενητών έαυτοΰ τέλος έστιν, έπειδή οΰτε αύταίτιον, έπεΐ και άγένητον καΐ άναρχον καΐ άκίνητον, ώς προς μηδέν πώς εχον κινηθηναι. Ἐκβαίνει γάρ τών ΰντων τήν φύσιν, ώς ούδενός ενεκεν 6ν, ειάληθής δ περι αύτοΰ όρισμός, κάν άλλότριος ή ό λέγων. Τέλος έοτΐν ου ενεκεν τά πάντα, αύτό δέ ούδενός ενεκεν. Ούδέ αύτοτελες, έπεί και άνενέργητον, ώς πλήρες, καΐ ώσαύτως καΐ μηδαμόθεν τό εΐναι έχον. Τό αύτοτελες γάρ πως καΐ άναίτιον. Ούδ᾿ άπαθές, έπεΐ καΐ μόνον καΐ άπειρον καί έπερίγραφον. Ού γάρ πάσχειν πέφυκε καθόλου то άπαθές, τφ μητ᾿ έρν άλλου, ή κινείοθαι πρός άλλο τι κατ᾿ εφεσιν. – Прим. перев.

1200

Пер. А. В. Кубицкого. – Прим. перев.

1201

Пер. В. П. Карпова. – Прим. перев.

1202

Пер. А. В. Кубицкого – Прим. перев.

1203

MuyldermansJ. Evagriana Syriacä textes inedites du British Museum et de la Vaticane {:» Edites et traduits par J. Muyldermans. Louvain, 1952. P. 34.

1204

«...Ибо только Богу принадлежит быть концом и совершенным, и бесстрастным» [пер. архим. Нектария – Прим. перев].

1205

Пер. архим. Нектария. – Прим. перев.

1206

Пер. А. М. Шуфрина, с учетом перевода П. Шервуда. – Прим. перев.

1207

См.: Proclus. The Elements of Theology {:» A rev. text with transl., introd. and comm. by E. R. Dodds. Oxford, 1933. P. 265.

1208

De Myst. P. XXXII. ed. Parthey, 1857. (Речь о следующем месте: De Myst 2.1, 67 (ed. Dillon). Также эта триада упоминается у Ямвлиха в De Myst. 1.4, 11 и 2.3, 70, а также в In Alcibiades, fr. 4.84,13–14 (ed. Dillon). – Прим. ред.)

1209

Proclus. Istitutio theologica, prop. 169: « Всякий ум в вечности имеет и сущность (ούσία), и силу (δύναμις), и действие (ένέργεια)».

1210

Имеется в виду трактат, приписываемый Исааку Комнину Себастократору, в котором интерпретируется не дошедшее до нас соотвествующее сочинение Прокла. – Прим. отв. ред.

1211

Относительно схолии я здесь ссылаюсь на фон Бальтазара (Balthasar Н., von. Das Scholienwerk des Johannes von Skythopolis // Scholastik. 15, 1940. S. 29, 30), который говорит, что обе схолии на DN обнаружены на сирийском. Я использую их здесь как принадлежащие Иоанну Скифопольскому.

1212

СН 11 2,284D – PG 4 93А; DW4.1,693В14 – PG4 240CD; DN4, 23–724С9 – PG 4 288D.

1213

ТР9, написанном в 646–648 гг.

1214

Действие здесь идет первым, поскольку темой непосредственно предшествующих строк является кажущееся принятие Максимом моноэнергизма в Письме к Пирру (Ер 19).

1215

См. определение, приводимое в ТР 16,185D (после 643 г.). Его можно найти еще в ТР 3,45В и ТР 1,12С; оно используется и св. Иоанном Дамаскиным в Defide orthodoxa 2.22, PG 94 944В.

1216

Пер. А. М. Шуфрина с учетом понимания П. Шервуда. См.: Πάσαούσίατόν έαυτης 6ρον έαυτη συνεισάγουσα, άρχή πέφυκεν εΐναι, της έπιθεωρουμένης αύτη κατά δύναμιν κινήσεως. Πάσα δέ φυσική πρός ένέργειαν κίνησις, της μέν ούσίας μετεπινοουμένη· προεπινοουμένη δέ της ένεργείας, μεσότης έστιν, ώς άμφοΐν κατά τό μέσον φυσικώς διειλημμένη· καΐ πασα ένέργεια τφ κατ᾿ αύτήν λόγψ φυσικώς περιγραφομένη, τέλος έστΐ τής πρό αύτης κατ* έπίνοιαν ούσιώδους κινήσεως (PG 90 1084А-В). – Прим. перев.

1217

BalthasarH., von. Die «Gnostischen Centurien» des Maximus Confessor. Freiburg im Br., 1941 [- GC]. S. 109.

1218

Шервуд приводит сравнение (которое мы опускаем) АтЬ 10, 1184В10–12 и ЛтЬ 10,1184D9–1185A3 с ThOec 1.2; АтЪ 15,1217C4-D10 и ЛтЬ 20,1237В8–10 с ThOec 1.3а и ThOec 1.10 и ThOec 1.3b. Тексты выказывают большую степень сходства. – Прим. перев.

1219

Максим вполне способен и на такое самоповторение. См. напр.: ThOec 2.1 – Сар 15.5,1180А.

1220

BalthasarH., von. GCS. 110.

1221

Имеется в виду текст Amb 7, 1072В9-С5, который приводился в гл. I, раздел «Главный аргумент». – Прим. перев.

1222

Это различие между имманентным и трансцендентным действием было сделано Аристотелем в Метафизике (8.1050а23–31).

1223

άνυπόστατος – т. е. не имеет постоянного бытия, ипостаси.

1224

Et γάρ τάς της ψυχης δυνάμεις, άς ιφαίη τις εΐναι συμπληρωτικάς της ούσίας αύτής, δύνασθαι μέν ταύτας ένεργεΐν λεγομεν έν fj σύνεισιν ούσίςι, μή μεντοι

1225

6τι ούδέν ύπάρχει ετερον ή περΐ τό καλόν της ψυχής άεικινησία, ή ένέργεια φυσική, έφ᾿ fj καΐ δι᾿ ήν γεγένηται αΐτίαν τελουμένη; καί κινεισθαι πάντως κατ᾿ ένέργειαν άποτελεσματικήν χωρΐς της του θέλοντος έπινεύσεως δύνασθαι. <...> Ού γάρ άκολουθει πάντως τη δυνάμει τό Εργον, μή έχούση τήν τού ού έστι δύναμις ί>οπήν, συνεισφέρουσαν αύτη τό κατ᾿ ένέργειαν έν πράγματι τέλος, καθ᾿ έαυτήν ουάνυποστάτψ.

1226

Ερ 19.

1227

Amb 1,1032. В Date-List под номером 43. В Amb 5, где подробно обсуждается Ер 4 Дионсия к Гаю, Максим не упоминает о подлоге (μίαν вместо καινήν), совершенном Киром в тексте Дионисия (Ер 4, 1072С2).

1228

Шервуд дает не буквальный перевод следующего места: άλλ᾿ ού χωρΐς φυσικής ένεργείας, άληθως γέγονεν άνθρωπος, ής ό λόγος, 6ρος της ούσίας έστΐ, πάντας χαρακτηρίζων φυσικώς οΐς κατ᾿ ούσίαν έμπέφυκε. В тексте речь идет о Христе: «но не без природного действия, истинно став человеком, которого [т. е. природного действия] логос – определение сущности, – все характеризует природно, чему он присущ по сущности». – Прим. перев.

1229

То γάρ κοινώς τε καΐ γενικώς τινων κατηγορούμενον 6ρος της αύτών ούσίας έστιν, ού πάντως ή στέρησις φθοράν έργάξεται φύσεως, ειούδέν τών ΰντων τοΰ φύσει πεφυκότος οτερούμενον δπερ ήν μένει σωζόμενον.

1230

Пер. архим. Нектария с небольшими изменениями. – Прим. перев.

1231

Этот текст имеет двойной интерес. Ссылка на Дионисия подтверждается £#2.1,392В8. В предшествующих цитате словах (слово «только» в них добавлено Максимом) Дионисий говорит, что в делах человеческих, человек должен существовать прежде, чем действовать, – это напоминает: agere sequituresse, – что согласуется с его утверждением, что необходимо существовать как Бог, дабы соотвественно действовать. Это различение, как мы увидим ниже, знакомо Максиму по паре логос природы-способ существования. Соответствие учений несомненно, но одному ли Дионисию в этом обязан Максим? Я так не думаю. Дионисий, скорее, лишь укрепил его в учении, которым он уже обладал.

1232

Nemes. De nat. hom. 34 (287, ed. Morani); ср.: Plutarchus (?). Defato 571 A.

1233

δυνάμενον, δύναμις, δυνατόν. В русском переводе: имеющее силу, сила и могущее произойти (возможное). См.: Немесий Эмесский. О природе человека. Мм 1996. С. 154. – Прим. перев.

1234

Nemes. De nat. hom. 34 (287, ed. Morani).

1235

Пер. A. M. Шуфрина с учетом П. Шервуда. – Прим. перев.

**

Сохранена орфография П. Шервуда. – Прим. отв. ред.

1236

Atb, 1073СЗ-1076C7; 1088D5; Amb 20, 237ВП; Myst 23, 701В12.

1237

Thai 22,320CD; ТР1, ЗЗА10–30А2.

1238

Atb 10, 1117В8; 1140А15; 1149 В; Amb 21, 1249В7; Myst 24, 717А7; ThOec 1.39;Thal 1252В11.

1239

См.: ТР 28, 352А13. Тот факт, что эта фраза повторяется практически дословно в Диспуте с Пирром (645), весьма знаменателен. Несомненно, моноэнергистские и монофелитские круги заходили слишком далеко в этом нажиме Дионисия на пассивность тварей в отношении Божественного действия (энергии). Это тенденция, от которой и сам Максим не был свободен.

1240

Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.

1241

ποιωθή τφ περιγράφοντι (1073 D5). Ср.: Ιδιώματα (Char 2.52 и 3.25).

1242

Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.

1243

Это наслаждение необходимо для совершенства. См.: Amb 15,1220А2–3.

1244

Пер. архим. Нектария, с изменениями в соответствии с пониманием Шервуда. – Прим. перев.

1245

Orat 28.20; PG 36 52С.

1246

Amb 20,1236Df.

1247

Δύναμις δεκτική (1237Blf); здесь прилагательное двусмысленно. Его форма должна была бы указывать на пассивный смысл, но контекст здесь и в другом месте (ТР 1, ЗЗВ; Thai 22, 326D9) исключает такое толкование. Максим имеет виду активную возможность, хотя концепция пассивной возможности была характерна для неоплатонизма (см. напр.: Первоосновы теологии Прокла, prop. 78, с комментариями Доддса: Proclus. The Elements of Theology... P. 242).

1248

Перев. архим. Нектария с изменениями, в соответствии с пониманием Шервуда. – Прим. перев.

1249

Myst 23, 701В13; DN 2.9,648ВЗ.

1250

Myst 23, 701С6–13 – DN 4.22,724В.

1251

Δύναμιν... ένεργουμένην (Thal 22,320D8): ср.: Amb 15,1221В.

1252

Нерациональная: νοεράν άσχέτως δύναμιν (320D9); я понимаю это наречие άσχέτως так, что объекты в качестве познаваемых имеют только отношение причины касательно тварного познающего. Это было бы своего рода умалением того, что άσχέτως обычно применяется Максимом только к каузальным отношениям Творца к твари. Но здесь нам приходится иметь дело не с каузальными, а с когнитивными отношениями.

1253

Перевод передает понимание Шервуда и достаточно сильно расходится с переводом А. И. Сидорова: «Мы действуем до тех пор, пока обладаем по природе разумной и действенной силой, производящей добродетели, могущей вместить всякое ведение, которая способна неудержимо проходить через всякое умное естество сущих и познаваемых, оставляя позади себя века. А страдательное состояние мы испытываем тогда, когда, пройдя полностью логосы того, что из не-сущего, мы неведомым образом достигаем Причины сущего и вместе с пройденным по природе успокаиваем и свои силы, становясь тем, что никоим образом не может быть делом естественной силы, потому что естество не приобрело силы, могущей объять превышеестественное. Ибо ничто тварное по природе [своей] не производит обожения, поскольку оно не в силах объять Бога. Одной только божественной благодати по природе свойственно соответственно [восприимчивости] сущих даровать обожение, просвещая естество превышеестественным Светом и делая его, по преизобилию славы, превышающим собственные пределы» (Творения прп. Максима Исповедника... Кн. II. С. 64). – Прим. перев.

1254

Ср.: Дионисий Ареопагит. ЕрЗ, 1069В.

1255

Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.

1256

Ж.-К. Ларше уделил особое внимание вопросу о якобы совершенном св. Максимом в более позднем произведении, ТР 1 (PG 91 ЗЗА-36А), «исправлении моноэнергизма», который он некогда допустил в Atb 7 (1076В10-С13) (см. выше Отрывок Г). Об этом «исправлении» Максима, вызванном полемикой вокруг моноэнергизма, говорили ученые-католики, в частности, Шервуд, Гарриг и Риу. Однако, как заметил Ларше, «Максим [в ТР 1, или где бы то ни было еще] ни на мгновение не поставил под вопрос то, что он сказал [в Atb 7], но в [ТР 1 ] он хотел лишь напомнить, в каком смысле он понимал [то, что сказал в Atb 7]», что бы исключить возможность перетолкования себя в духе ереси моноэнергизма. По мнению Ларше, «моноэнергизм» Максима в Atb 7 не означал, что человеческое действие совершенно исчезает, но выражал важную для него мысль о «пассивности» человека в Боге, в силу которой «природное действие человеческой природы упокояется, или прекращает совершать то, что она совершает естественным образом». Максим, как говорит Ларше, «настаивает, что утверждение одной энергии указывает на то, что только Божественное действие может совершить обожение, человеческое же действие на это не способно». Это понимание, высказанное в ТР 1, не является новым, но встречается у Максима и в Atb 20 (PG 91 1237АВ), и в ТЫ 22 (PG 90 320С-321А). В ТР 1, по сравнению с Atb 7, меняется всего лишь перспектива: Максим «говорит уже не о процессе обожения, но о его результате, который рассматривается не с точки зрения духовной жизни, но в отношении к еретическому учению, с которым Максим полемизирует, и которое отрицает наличие человеческой воли, т.е. утверждает, что она поглощается волей Божией... Если отрывки из Ер 2 и Аmb 7 содержат некую двусмысленность, то это двусмысленность не мысли Максима, но еретиков, читающих эти тексты исходя из собственных предпосылок». Максим уже в Atb 7 (PG 91 1076В) предупредил неверное понимание своей моноэнергистской формулы, отметив, что «единая энергия» не означает исчезновение самовластия, но «установление [его] в соответствии с природой, крепкое и неколебимое, то есть намеренноеуступание [человека Богу]». См.: LarchetJ.-C. La divinization de l'homme selon saint Maxime le Confesseur. Paris, 1996. P. 558–563. – Прим. перев.

1257

Относительно этой фразы Шервуда Ж.-К. Ларше замечает: «Нам кажется, что экстаз – ни результат, ни нечто сопутствующее обожению, но, мы бы сказали, условие обожения. Все тексты Максима на эту тему показывают, что экстаз предшествует обожению» (LarchetJ.-C. La divinization de l'homme... P. 538, n. 59). – Прим. перев.

1258

Главной целью Вийе (VillerM. Aux sources de la spiritualite de s. Maximë les oeuvres d'Evagre Pontique // RAM 11, 1930) было как раз показать такую зависимость Максима от Евагрия, а вот вопрос о границах этой зависимости у него не ставится. В частности, он говорит: «...основные принципы [Максима] происходят от Евагрия. Необходимо подчеркнуть общие для двух писателей детали» (Р. 257). Вийе не сомневается, что Максим взял всю свою систему от Евагрия, хотя был достаточно искусен, чтобы оставить все неортодоксальное в стороне (Р. 259). Мы же задаемся вопросом, действительно ли Максим перенял всю систему Евагрия, включая такие ключевые моменты, как учение о душе, или же он не воспринял психологического анализа духовной жизни, в котором Евагрий довел до кульминации традиционную монашескую мудрость? И ведь Максим не менее, чем Евагрий старался быть традиционным (Р. 260, п. 197).

1259

Hausherrl. Ignorance infinite // ОСР 2, 1936. P. 351–362; Balthasar #., von. Metaphysik und Mystik des Evagrius Ponticus // ZAM 14, 1939. P. 31–47. Мое заключение было закончено прежде, чем я имел возможность прочесть статью: Gu.il· laumont A., Guillaumont С. Le text veritable des «Gnostica» d' Evagre le Pontique // Rev. de l'lnst. des Religions. 142, 1952. P. 156–205. В этой статье упомянут лишь один из процитированных мною текстов. Относительно текста Cent 3.28 из (Ь) я следую варианту Гийомона. Отметим, что модифицированный вариант (fr. 20) тем, что говорит о греховной душе исключает переход от онтологического к моральному порядку, что есть главная идея в оригенизме – согласно Гийомону (Р. 183,191,194).

1260

Pseudo-Nili, De orat. 46,52.

1261

Шервуд следует здесь латинскому переводу Эриугены: «ad incognitum» и списку Monac Gr 363f, 90b, считая это чтение верным в отличие от других списков, где стоит: πρός τό γνωοτόν, что он называет опечаткой. У архим. Нетария принято такое же чтение. – Прим. перев.

1262

ΦασΙ γάρ άλλήλων εΐναι παραδείγματα τόν θεόν καί τόν δνθρωπον, καί τοσοθτον τφ άνθρώπψ τόν θεόν διά φιλανθρωπίαν άνθρωπίζεσθαι, δσον ό δνθρωπος έαυτόν τφ θεφ δι᾿ άγάπης δυνηθεΐς άπεθέωσε, καί τοσοΰτον ύπό θεοΰ τόν δνθρωπον κατά νοΰν άρπάζεοθαι πρός τό γνωστόν, δσον ό &νθρωπος τόν άόρατον φύσει θεόν διά τών άρετών έφανέρωσεν. (Поскольку речь идет об одном из самых важных и самых известных высказываний прп. Максима, я счел необходимым привести интерпретирующий перевод А. М. Шуфрина, который в ряде моментов отличает ся от перевода Шервуда: ««They say that God and man are examples one of another; and that God makes himself man for man''s sake out of love, so far as man, enabled by God through charity, deified himself; and that man rapt up by God in mind to the unknowable, so far as man has manifested through virtues the God by nature invisible». Привожу и перевод архим. Нектария: «»Ибо человека и Бога называют примером друг для друга, и настолько для человека Бог по человеколюбию вочеловечился, насколько смог человек по любви обожить себя для Бога; и человек настолько увлекаем бывает Богом к неизвестному, насколько он явил невидимого по природе Бога посредством добродетелей». – Прим. перев. )

1263

Вот несколько примеров: Atb 33,1288А;60,1385В;Thal 61,632А;64,725С; Ep2,464A12;25,613D.

1264

Ἐμυήθησαν (1136С4). В Atb 20, 1240В4 μύησιν используется для описания несомненной сверхъестественной богословской мудрости.

1265

См. также Thal 13, 296В. Источник триады – Прокл через Дионисия. Я понимаю ее так, что посвящение подразумевает откровение, иначе Максим входил бы в противоречие со своим собственным утверждением (также в Atb 10, 1168АВ), что нет никакого признака (или следа – Τχνος) Троицы в творении.

1266

То, что Максим приписал некоторую способность к единению природной способности (или силе), удивительно после его неоднократных утверждений, что обожение абсолютно превыше природной способности. См. Отрывки III, V и VI. (Это примечание Шервуда возникло от неверного прочтения им мысли Максима, который, по мнению А. Шуфрина, в данном случае говорит о всецелом единении в смысле целостности, единства самого обоженого. – Прим. перев.)

1267

Перевод этого места архим. Нектарием во второй части отрывка существенно отличается от нашего, следующего за пониманием Шервуда. Привожу это разночтение: «...при том, что не лишаются ни единого из старых своих отличи тельных свойств, коими по природе характеризуется человек, [свойств] всецело побежденных лучшими, как неосвещенный [прежде] воздух, всецело смешавшийся со светом». Привожу и оригинал этого спорного отрывка: καί δλοι δλω κατά τό έφικτόν της ένούοης αύτοΐς φυσικης δυνάμεως ένωθέντες τοσουτον ένδεχομένως ύπ᾿ αύτοΰ έποιώθησαν, ώστε καί άπό μόνου γνωρίζεοθαι, οΐον Εσοπτρα διειδέστατα, δλου τοΰ ένορώντος θεοΰ Λόγου τό εΤδος άπαραλείπτως διά τών θείων αύτοΰ γνωρισμάτων φαινόμενον Εχοντες, τω έλλειφθηναι μηδένα τών παλαιων χαρακτήρων, οΐς μηνύεοθαι πέφυκε τό άνθρώπινον, πάντων είξάντων τοΐς άμείνοσιν, οΐον άήρ άφεγγής φωτί δι᾿ δλου μετεγκραθείς. – Прим. перев.

1268

Horn G. Le miroir et la nuee. Deux modes de connaissance de Dieu chez S. Gregoire de Nysse // RAM 8, 1927. P. 113–131; но этой точки зрения не придерживались последующие авторы, фон Бальтазар и Даниелу, см. также замечание в: Leys R. L'image de Dieu chez S. Gregoire de Nysse. Esquisse d'une doctrine. Bruxelles; Paris, 1951. P. 33–34.

1269

Перевод А. И. Сидорова (Творения прп. Максима Исповедника... Кн. II. С. 70) сильно расходится с пониманием Шервуда, которому следует наш перевод. – Прим. перев.

1270

δέον πάοης αύτόν γυμνόν έννοίας καί γνώσεως άνομμάτως όράν τόν άληθη θεόν λόγον, γινώσκοντα σαφως ώς έπί θεοΰ μάλλον at καθ᾿ ύπερσχήν στερήοεις άληθεύουσι, ποσως μηνύουσαι τήν θείαν θέσιν διά τής τΦν δντων παντελοΰς άφαιρέοεως.

1271

Ср.: Thal 60,621В1 и ТР 1,36А7. Это место по употреблению формул негации превосходит все, то можно найти у Дионисия. Дионисий говорит, в другом контексте, о беспредельно беспредельных силах (DN 8.2, 889D). Удвоенное использование Λπειρος часто встречается у Прокла (Koch Н. Pseudo-Diojnisios in seinem Beziehungen zum Neuplatonismus und Mysterienwesen. Mains, 1900. S. 78), но, как у Дионисия, в связи с сущими ниже Бога; άκρότης встречается у Дионисия 8 раз, но только дважды – применительно к Богу (СН 13.4, 304С4; ЕН 2.3.4, 400С9). Все это указывает, я полагаю, на несомненное влияние Дионисия на эти отрывки из Вопросоотпветпов к Фалассию. В этом нет ничего удивительного, поскольку они написаны после Amb 11 (Thal 39,303В ссылается на Amb 65,1389С- 1393В), где влияние Дионисия более чем очевидно. В Прологе (Thai 252, В11) Максим говорит о претерпевании единства с Богом. «Незряче зреть» (Thaiprol 25,333D1; Отрывок IX) – это тоже фраза из Дионисия (DN 4.ll, 7081).

1272

Попытка оценить, насколько Максим зависит от Евагрия, «была бы безуспешной, если бы мы делали выводы на основе количества евагрианских мест у Максима; наша цель иная: определить тот критический момент, когда использование наследия Евагрия перестает быть использованием той общей александрийской и монашеской традиции, ярким носителем которой, безусловно, был Евагрий, и переходит в зависимость от Евагрия как систематизатора оригеновских эллинистических гипотез, смешавшего их, возможно, также с другими течениями, а также своими собственными спекуляциями.

1273

Ср.: Char 2.52.

1274

Кажется, первым, кто заговорил о свойствах Божиих в техническом смысле был Филон. После него имела место долгая история этого термина, тесно связанного с вопросом о непознаваемости Божией (с апофатическми богословием). См.: Wolfson Н. Philo. Т. II. Cambridge, 1948. Р. 130 ff.

1275

Т. е. «образный». – Прим. перев.

1276

Окачествование, от глагола ποιόω, используемого здесь в пассиве применительно к Божественному действию наделения добродетелью, встречается в Amb 7, 1073D6; Amb 10,1137В14 и 1141В14; Ер 1,372В5; этот глагол используется также применительно к творению сущностей, наделенных качествами, см.: Char 4.6.

1277

восторге της... άρετης καΐ τής... πρός τόν θεόν ένατενίσεως τό νοερόν 6μμα άνεπίμυστον... φυλάξαι (Amb 10, 1140A5f). Ср. Thai 25, 333D1: γυμνόν έννοίας καΐ γνώσεως άνομμάτως όράν τόν άληθη θεόν λόγον. Тут не противоречие, но подход к одной мысли с двух сторон: отрицание телесного видения – способ утверждения духовного. Выше мы отмечали, что в Thai 25 (Отрывок IX) Максим говорил о «начале веры неведомым образом постигаемым (άνοήτως γινωσκόμενον) умом... или, говоря точнее, познаваемым помимо ума», т. е. о том, что важнейшее в ведении Бога не концептуально.

1278

Отметим это употребление термина «природа» в значении «падшая природа», что весьма редко у Максима.

1279

Подобие – όμοίωσις. Максим не всегда последователен в сохранении различия, которое мы находим здесь и в Char 3.25. Είκών не так уж редко используется у него для обозначения того, что здесь обозначается с помощью όμοίωσις.

1280

Пер. архим. Нектария с небольшими изменениями. – Прим. перев.

1281

Пер. архим. Нектария. – Прим. перев.

1282

Что можно сказать об отношениях между Евагрием, Дионисием и Максимом, если я не сильно ошибаюсь в своем методе и суждениях? Евагрий, отрицая какой-либо экстаз, даже очищенный от элементов безумия и фатальности, сконцентрировался на чистой интроспекции. Иного было бы трудно ожидать, поскольку движение для него – зло и источник зла. Дионисий не отвергает ни движения, ни экстаза, которые он обнаруживает также и в неоплатонической традиции. Однако у него экстаз, кажется, относится к этой жизни так же, если не больше, чем к будущей. Чистая благодатность достижения Бога в видении не очень-то проявлена в словоупотреблении Дионисия, с его превосходными степенями. Тема претерпевания Божественного у него не развита, в плане различения природного и сверхприродного. Максим не является строгим последователем ни того, ни другого. Это верно особенно в отношении Евагрия, чье учение он неоднократно исправляет (промысл и суд в моральном смысле не должны рассматриваться онтологически; движение – благо; ведение Бога из себя самого совершается в моральном смысле (из добродетелей), а не из очищенной сущности души). Он принимает экстаз, но помещает его преимущественно в бытийном, не феноменологическом смысле – на небеса. Экстаз более связан с волей, чем с умом; отношения между волей и умом в состоянии блаженства Максим не рассматривает. Таким образом, в его писаниях в этом отношении отсутствует совершенное согласование элементов. Это отчасти может происходить от влияния сразу и Евагрия, и Дионисия. Я говорю «отчасти», поскольку независимо от вопроса об источниках, существует несомненная трудность соединения этих двух элементов – ума и воли – в совершенно согласованном учении относительно достижения Бога. Но если двойное влияние отчасти ответственно за этот недостаток в учении Максима, нельзя сказать, что у него совсем нет примирения [Евагрия и Дионисия. – Перев.]. Учение Евагрия было очищено от его неудобоваримых моментов и было введено в неоплатонические рамки; все неприемлемое в нем было устранено. Влияние при этом могло остаться и осталось. Однако собственным вкладом Максима было то, что, продумывая заново старое учение, он сумел поставить на первое место не созерцание (θεωρία), не эрос (Ερως), но любовь (άγάπη). Это видно в Отрывке XÏ добродетель и ведение сочетаются, чтобы образовать подобие и учредить άγάπη и сыноположение. Высшая похвала закону благодати – в том, что он учит не просто любить друг друга в духе, но полагать душу за другого (Thal 64,725С). На той же ноте Максим завершает Амбигвы, все относя к Богу: τω έν ούρανω καΐ έπΐ γης παρά πάσης δοξαξομένω της κτίσεως, καΐ μόνην άπαιτοΰντι παρ᾿ ήμών θυσίαν τήν εΐς άλλήλους φιλανθρωπίαν («всеми тварями прославляемому на небесах и на земле, и требующему от нас единственного жертвоприношения – человеколюбия друг к другу». – Прим. перев.).

1283

Holl K. Amphilochius von Ikonium in seinem Verhaltnis zu den grossen Kappodoziern. Tubingen, 1904. S. 240–245.

1284

Prestige G. God in Patristic thought. London, 1936. P. 245–249.

1285

Funk F. Kirchengeschichtliche Abhandlungen und Untersuchungen. II. Paderborn, 1899. S. 291 ff.

1286

Funk F Kirchengesch. Abh. III. Paderborn, 1907. S. 320–323

1287

Irenaeus. Adversus Haereses 4.20.5; Eusebius. De eccl theologia 1.9.2 (GCS Eusebius IV (Klostermann) p. 67).

1288

Athanasius. Ep ad Afros episc. 4; PG 26 1036B.

1289

Поиск no TLG, v. l.Oe показывает, что это выражение встречается у комментаторов Аристотеля, см.: Elias. In Isag. 36.11; 206,19; Ammonius. In Int. 246,24; Alexander Aphrod. In Anal Prior. 197, 2; In Topic. 179, 4; 295, 6; In Met. 725, 7. – Прим. отв. ред.

1290

Basilius. Contra Sabellianos et Arium et Anomaeos; PG 31 613A13

1291

Iibid.PG31616C.

1292

Basilius. Ep 105; PG 32 513A16.

1293

Basilius. De Spiritu Sancto 46; PG 32 152B.

1294

Basilius. Ер 235.2; PG 32 872С10.

1295

Во фрагментах из стоиков, собранных фон Арнимом, можно найти немало примеров пары логос-тропос. Однако слово hyparxis не встречается.

1296

PG 29 545В-548А.

1297

С Еип. 1,495–97; PG 45 404.

1298

Ps.-Basilius (Didimus); PG 29 681В.

1299

Ps.-Justinus (Theodoretus); PG 6 1392.

1300

У Шервуда: existence (существования). – Прим. перев.

1301

τοΰ άνθρώπου τό ύλικόν ύποκείμενον. – Прим. перев.

1302

С Еип. 1.15; PG 29 545В.

1303

Funk F. Kirchengeschichtliche Abhandlungen... Band III. S. 321.

1304

Didymus. Fragment IX; PG 39 1652C7–15.

1305

Jaeger, II, 180; (PG 45 773B).

1306

С Eun. 3.6.33 (ed.J.Jaeger, II, 1874); PG 45 781 A.

1307

Amphilochius; PG 39 53B и 112.

1308

Традиционная артрибуция Слова на Сретение (In occursum Domini), считавшегося еще в середине XX в. подлинным произведением Амфилохия и одним из древнейших свидетельств об этом празднике, в настоящее время большинством патрологов отвергается. Точное авторство, как и время написания его, не установлено. – Прим. перев.

1309

Amphilochius; PG 39 53В4–7.

1310

Amphilochius; PG 39 112В13-С1.

1311

Amphilochius; PG 39 112C2–4.

1312

Amphilochius; PG 39 112 С14–12.

1313

СЕип. 1.15;PG29 545B2,4.

1314

Cyrillus. De ss. Trinitate 1 и 5; PG 75 697D, 973D.

1315

Ps.-Justinus. Exp rectae fidei 3; PG 6 1209B3–10. Возможно, такое сходство позволяет отнести и сами отрывки Псевдо-Амфилохия ко времени и месту (если не к автору) Expositio rectae fidei. Прим. перев.

1316

Ps.-Justinus. Quaest et resp ad orthodoxos 139; PG 6 1392C13–15.

1317

Оба вышеприведенных отрывка из Псевдо-Иустина. Лебон (RHE 26, 1930. Р. 536–550) ратует за то, что первый принадлежит Феодориту, Барди (DTC 15 (1946). Р. 311) считает, что по сходству с первым и второй принадлежит ему же.

1318

Theodoretus. Haeretic. Fab Compendium 1.2.3; PG 83.452C и 453D.

1319

Leontius Hierosol. Adv Nest. 1,10; PG 86 1441 A.

1320

Leontius Byz. Adv Nest et Eutychian; PG 86 1269C10–15.

1321

Ibid.; PG 86 1285А4,1304В2.

1322

Ps.-Cynllus. Desacros Trin. 8–10; PG 77 1136–45.

1323

Ps.-Cynllus. De sacros Trin. 8; PG 77 1136C12-D4.

1324

Ps.-Cyrillus. De sacros Trin. 9; PG 77 1140C12.

1325

Ps.-Cynllus. De sacros Trin. 9; PG 77 1140D8–1141A2.

1326

Ps.-Cyrillus. De sacros Trin. 10; PG 77 1140C12.

1327

HollK. Amphilochius... S. 244; PG 77 1136C12 f и 1144A7 f (n. 46 и 49).

1328

Πάσα γάρ καθόλου φάναι καινοτομία περί τόν τρόπον του καινοτομουμένου πράγματος πέφυκεν, άλλ᾿ ού περί τόν λόγον της φύσεως γίνεσθαι, διόπερ ό μέν λόγος καινοτομούμενος φθείρει τήν φύσιν, ούκ εχουσαν τόν καθ᾿ δν έστι λόγον άρδιούργητον, ό δέ τρόπος καινοτομούμενος φυλαττομένου δηλαδή του κατά φύσιν λόγου θαύματος ένδείκνυται δύναμιν. (Ср. перевод В. В. Петрова: «Вообще говоря, всякое новоустроение естественно происходит применительно к тропосу новоустрояемой вещи, но не к логосу природы, поскольку новоустрояемый логос разрушает природу, у которой не остается неудобоподделанного логоса, сообразно с которым она существует, тогда как новоустрояемый тропос, если, конечно, в природе сохраняется логос, демонстрирует удивительную силу» (Петров В. В. «О трудностях» LXI Максима Исповедника: основные понятия, источники, иcтолкование // Космос и душа. Учение о вселенной и человеке в Античности и в Средние века (исследования и переводы). М., 2005. С. 161. – Прим. перев.)

1329

Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.

1330

Ps.-Cynllus. De sacros Trin. 20; PG 77 1160.

1331

Здесь Шервуд, видимо, ошибся, так как фраза повторяется лишь однажды в 1080 (sic!) А5. – Прим. перев.

1332

Относительно истории учения о логосе, см. особенно Leisegang в PaulyWissowa-Kroll, 25 (1926) 1025–81 (у Гераклита – 1049, у стоиков – 1055, в еврейском богословии – 1069). P. Heinisch (Heinish P. Der Einfluss Philos auf die alteste christliche Exegese. Miinster, 1908. P. 137–139) дает краткий исторический очерк учения. Относительно Филона мы теперь должны обратиться к главе IV «God, the world of Ideas, and the Logos» книги: Wolf son H. Philo... T. I, и к главе VI «The Immanent Logos». О Логосе и премудрости см.: Р. 253–282; 287–289. Вольфсон (Wolfson Я. Р. 231 f, 239,287) отходит от принятого толкования Филона, когда утверждает существование Логоса и сил в двух фазах прежде сотворения чувственного мира, т. е., «во-первых, извечно, как собственных Богу, а во-вторых, как нечто сотворенное Богом» (Р. 239). Если такое утверждение обосновано, его следует отметить как важный момент в истории паламитского различения сущности и сил (энергий). Имеется нечто сходное у Дионисия – DN 11.6, 953; ср. KL. P. 93f/78. (О принципе ссылок на KL, принятом П. Шервудом, см. прим. 2 на с. 496. – Прим. ред.)

1333

Фон Бальтазар в GC. Р. 96–98 указывает на две главы (ThOec 1. 83, 84), где прямое влияние Филона кажется несомненным.

1334

См.: Bekes G. Clemente Alessandrino // Enciclopedia Cattolica. Citta del Vaticano, 1949. P. 1850a.

1335

Atb 7,1080С11. Это может рассматриваться как имплицитное опровержение апокатастасиса оригенистов путем придания этому термину приемлемого смысла, относящегося к восстановлению творения.

1336

Во второй фазе Amb 7, 1080В4 Максим говорит о Слове как возглавлении (рекапитуляции) всего (Еф 1:10). В Thai 60, 621А15 таинство Христа – это возглавлена. Кто-то может возразить против моего толкования, что уже во второй фазе Максим говорит одновременно и о сущностном, и об экзистенциальном порядке. Но и апостол Павел (Рим 13:9) использует «слово» в обычном грамматическом значении итоговости. Слово подходит так же хорошо к контексту сущностного порядка, как и к экзистенциальному. Требуются другие подтверждения, что Максим уже во второй фазе говорит об экзистенциальном порядке. Несомненно, само учение о Логосе предполагает легкий переход от одного порядка к другому – переход, который, возможно, не всегда замечался и самим автором.

1337

Κατά πρόθεσιν. Ср. Рим 8:28. Максим старается подтвердить, что в Боге нет ничего случайного, как это видно из контекста. В этом контексте πρόθεσις обычно относится к Божественному намерению в отношении сущностного логоса и творения. Но в приведенном здесь отрывке подразумевается различение между таким сущностным логосом (онтологический порядок) и логосом пророческим (порядок промысла), который относится к достижению цели – присноблаго- или зло-бытия. Тут своего рода основа или намек на учение о предопределении. О смысле πρόθεσις у ал. Павла и Оригена см. статью: Predestination в DTC 12 (1935) 2812 и 2827 (Origenes. In Rom. 8.28 [Lib. 7,7–8]). Ср. также схолию к СИ 11.2 (PG 4 93) Дионисия. Согласно Лосскому (Lossky V. La notion des 'Analogies' chez Denys le Pseudo-Areopagite// D'hist. doctr. et litt. du Moyen Age. 5, 1930. P. 300, 302) от рывок из Amb 7,1084А следует толковать в свете этого различения.

1338

Πάντων οίν τών κατ᾿ ούσίαν ύπαρκτικώς ΰντων τε καΐ έσομένων... έν τφ θεώ προϋπάρχουσι παγίως ΰντες ol λόγοι, καθ᾿ οϋς καΐ εΐσΐ τά πάντα καί γεγόνασι καΐ διαμένουσιν άεΐ τοις έαυτών κατά πρόθεσιν λόγοις, διά κινήσεως φυσικής έγγίζοντα καί πρός τό εΐναι μάλλον συνεχόμενα, κατά τήν ποιάν τε καί ποσήν της προαιρέσεως κίνησίν τε καί ίοπήν, τό εί δι᾿ άρετήν καΐ τήν πρός τόν λόγον καθ᾿ 6ν έστιν εύθυπορίαν, ή τό φεΰ εΐναι διά κακίαν καΐ τήν παρά τόν λόγον καθ᾿ 6ν έστι κίνησιν λαμβάνοντα, καΐ συντόμως εΐπειν κατά τήν Εξιν ή τήν στέρησιν της αύτων κατά φύσιν μεθεκτικης δυνάμεως τοΰ παντελως άμεθέκτου κατά φύσιν ύπάρχοντος, καΐ πασιν άπλως έαυτόν άξίοις τε καΐ άναξίοις δλον κατά χάριν δι᾿ δπειρον άγαθότητα παρέχοντος, καΐ τήν τοΰ άεί εΐναι καθώς Εκα(ττος ύφ᾿ έαυτοΰ διατέθειταΐ τε καΐ Ιστι διαμονήν έμποιήσοντος. Οΐς ή τοΰ κυρίίος ΰντος καί εΰ ΰντος καΐ άεΐ ΰντος άνάλογος μέθεξις fl άμεθεξία, τιμωρίας των μετασχειν μή δυναμένων, καί άπολαύσείος τών μετασχεΐν δυναμένων, έπίτασίς έοτι καί έπαύξησις.

1339

In Jsaiam 1 (v. 13) 30; PG 30 177C11-D4. Максим прямо указывает имя автора и название трактата. Этот трактат, атрибуция которого Василию теперь оспаривается, таким образом, считался в VII в. принадлежащим ему.

1340

Суммируя идеи относительно этой конечности, Максим говорит: «Все тварные вещи по своей сущности и происхождению всецело, так сказать, охвачены своими логосами и логосами внешних по отношению к ним вещей» {Amb 7, 1081В8010). В таком виде этот отрывок требует дальнейшего прояснения. Мы находим его в Amb 15, 1217А. Здесь Максим различает неизменные и изменчивые аспекты в вещах. Одни связаны с тем, что материальная вещь никогда не изменяется в своем физическом качестве, точнее, сущности; другое относится к движению, которое является постоянным приливом и отливом; движение – это феномен рождения и тления. Здесь явно влияние Аристотеля, а может, и более непосредственное влияние Григория Нисского (ср.: Weiswurm A. A. The Nature of Human Knowledge according to Saint Gregory of Nyssa. Washington, 1952. P. 72 f) Суммируя, Максим говорит: «Все сущие по логосу, которым они приведены в бытие и суть, совершенно неколебимы и неподвижны; по логосу же вещей, созерцаемых окрест них (τφ δέ τών περΐ αύτά θεωρουμένων λόγω), согласно которому домостроительство всего премудро составляется и осуществляется, все вещи движутся и не постоянны» {Amb 15, 1217А13-ВЗ). (Архим. Нектарий понимает это место по-другому: «Все сущие по логосу, по которому они осуществовались и суть, – совершенно постоянны и неподвижны, а в плане (λόγψ) созерцаемого около них [т. е. акциденций] – по каковому плану определенно составилось и проводится домостроительство всех этих [сущих] – все явно движется и пребывает непостоянным». – Прим. перев.) Именно после этого места Максим вводит свой аргумент против Энады, схематизированный триадой genesis-kinesis-stasis. Kinesis, который он отличил от абсолютно неизменного основания, – это также моральное движение. Такое различение является дополнительным по отношению к различению логоса бытия, благо- или зло-бытия и присно-бытия.

1341

Amb 7, 1081СЗ-7: κατά δέ τέν εΐς τόν ενα τών πολλων έπιστρεπτικήν τε καΐ χειραγωγικήν άναφοράν τε καΐ πρόνοιαν, ώσπερ εΐς άρχήν παντοκρατορικήν ή κέντρον των έξ αύτοΰ εύθειών τάς άρχάς προειληφός καΐ ώς πάντων συναγωγός, εΤς ol πολλοί.

1342

DN5.6,821 A. Cp. ThOec 2.4 с комментарием фон Бальтазара (GC Р. 103).

1343

In loan (1.14) 6.40 GCS, Origenes IV (Preuschen), p. 115: ή γάρ αύτοδικαιοσύνη ή ούσιώδης Χριστός έστιν. Ср.: In Ierem Нот 15.6 GCS, Origenes III (Klostermann), p. 130. Ср.: In Ioan(\3.2) 32.11, p. 444 и p. 44; In Isaiam hom 5.1 GCS, Origenes VIII (Baehrens),p. 263.

1344

Григорий Нисский говорит применительно ко Христу (τό ΰντως 6ν): αύτό άγαθότης (In Eccl VII; PG 44 724D). Т. е. идею Оригена можно найти и у Григория.

1345

Образ и подобие. В последнее время эта тема привлекла немало исследователей. Максим использует эти термины без жесткого различения.

1346

В переводе мы следовали тексту Шервуда. Соответствующее место переведено у А. М. Шуфринатак: «Начало [он показал тождественным завершению] как получивший оттуда вместе с бытием и природное соответственно причастию благо, завершение же [показал тождественным началу] как соответственно этому [причастию] намеренно, и по [осознанному] предпочтению (γνώμη τε καί προαιρέσει) форсированно завершивший ведущий к [началу], не отклоняясь, достохвальный путь; на котором становится Богом, получая от Бога бытие Богом, как приложивший к соответствующей природе красоте «по образу» и по [осознанному предпочтению через добродетели [обретенное] «подобие», соответственно заложенной от природы [тяге] к восхождению и близости к собственному началу». Ср. перевод архим. Нектария: «Начало [он постигает] как оттуда получивший вместе с бытием и причастие благу по природе, конец же – как волею и произволением (γνώμη τε καΐ προαιρέσει) совершивший посредством тщания сообразный началу и незаблудно ведущий к нему похвальный путь, в результате которого он становится богом, от Бога приемля то, чтобы быть ему богом, как приложивший к естественному добру по образу [Божию], и произвольное уподобление [Ему] через добродетели, по заложенному в него восхождению к собственному началу и сродству с ним». – Прим. перев.

1347

Ps.-Cyrillus. De sacros Trin. II; PG 77 1145C. Joannes Damascenus. De fide or-thodoxal,9;PG94 837A.

1348

Пер. С. Л. Епифановича и А. И. Сидорова с небольшими изменениями (см.: Творения преподобного Максима Исповедника... Кн. II. С. 47). – Прим. перев.

1349

Lossky V. Essai sur la theologie mystique de l'Eglise d'Orient. Paris, 1944. P. 93. Следует признать, что сам Лосский вполне компетентен в Дионисии, но в толковании Максима он зависит от фон Бальтазара.

1350

Гипотеза о состоянии чистой природы впервые появилась, возможно, в XIII в. у Уильяма де ла Маара, но как инструмент богословских спекуляций она начала использоваться только с XVI в., и стала обычной для школьного богословия после Байюса. См.: Lubac A., de. Surnaturel. Paris, 1946. P. 105, а также 267 f и 127.

1351

Деян. Т. III. С. 536. – Прим. перев.

1352

DePninc 1.3.8.

1353

DePrinc 2.9.2.

1354

Речь идет об этом отрывке из трактата О началах: «Итак, если столь велико разнообразие мира, и при этом в самых разумных существах оказывается такое разнообразие, благодаря которому, нужно думать, существует и все остальное разнообразие и разновидность, то спрашивается, какую причину происхождения мира нужно будет указать, особенно, в том случае, если обратить внимание на тот конец, при посредстве которого – как показано в первой книге – все будет восстановлено в первоначальное состояние? В самом деле, коль скоро это последнее [предположение] допущено, то какую, повторяем, иную причину мы придумаем для такого разнообразия мира, как не различие и разнообразие движений и падений существ, отпадших от того первоначального единства и согласия, в каком они были сотворены Богом? Действительно, не то ли послужило причиной разнообразия мира, что существа, возмутившись и уклонившись из первоначального со стояния блаженства, и будучи возбуждены различными душевными движениями и желаниями, превратили единое и нераздельное добро своей природы в разнообразные духовные качества соответственно различию своего намерения?» (De Princ 2.9.2).

1355

Что касается морального и онтологического аспектов, то их различение для нас принципиально. Ошибкой Оригена было именно смешение этих порядков применительно к человеку. Максим как раз его и утверждает, и силой диалектического доказательства проводит это различение, вопреки языческому смешению (ср.: Aтb 15,1217А8; Atb 42, 1337D6h Amb 10,1176D4).

1356

Prat Е. Origene, le Theologien et Texegete. Paris, 1907. P. XXIX f (без ссылки). Эту мысль можно найти у Оригена в следующих местах: De Princ 1.8.3; 3.3.5; 3.6.7, где речь идет о выборе между добром и злом. А об изменении состояния, онтологически следующим за выбором между добром и злом см. 1.7.5 и 1.6.3.

1357

De Princ 2.3.3.

1358

Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.

1359

Шервуд имеет в виду первую и вторую главы своего труда. – Прим. перев.

1360

Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.

1361

Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.

1362

Шервуд переводит ύπαρκτικώς как «actually». – Прим. пере в.

1363

Пер. архим. Нектария с небольшими изменениями. – Прим. перев.

1364

Экзистенциально, т. е. ύπαρκτικώς (1089В4). Отнюдь не случайно это слово появляется в заключении.

1365

Ср.: De Рппс 1.3.8 – отрывок, приведенный выше.

1366

Nemes. De natura hominis 41; PG 40 773f.

1367

Я уделяю такое внимание Немесию, поскольку он один из учителей Максима. Я отмечаю специально, что Немесий различает обдумывание (τό βουλεύεσθαι) и власть над своими поступками (κύριον είναι πράξεων), которая, собственно, есть самовластие – τό αύτεξούσιον (PG 40 776А).

1368

Greg. Nyss. De hominis opificio 16; PG 44 184CD.

1369

Greg. Nyss. Opera Ascetica (Leiden, 1952); De perfectione (p. 212 f [ed. Jaeger]), PG 46 285.

1370

Ер 6, 429В f, особенно 423АВ. Это письмо в целом посвящено возражению против тех, кто говорит, что душа – это не бестелесная тварь, иными словами, что это тело. Вопреки Комбефису (писавшему, что Максим здесь спорит с оригенистами. – Прим. перев.), я не нахожу свидетельств, что Ориген или оригенисты когда-либо считали, что душа есть тело. Напротив, душа сама по себе нематериальна, но сильно вовлечена в тело (см.: Cadiou R. La Jeunnesse d'Origene. Paris, 1935. P. 198 f; Bardy G. Origene // DTC, XI, 1932. P. 1535). Итак, коль скоро аргументы Максима направлены против первого, а не второго учения, указанного Комбефисом, они не являются антиоригенистскими. Тем не менее, та существенная изменчивость, которую защищают противники (Ер 6, 432В2; эти «новые мудрецы» из 429D5 0. – явно оригенистская. Таким образом, различения относительно τροπή, несомненно, применимы к спору с оригенистами.

1371

Это вечное движение души здесь берется как очевидное. Оно находится в тесной связи с тем покоем, о котором говорилось выше. Помимо присного движения (άεικινησία) можно найти у Максима и оксюморон «приснодвижный покой» (άεικίνητος στάσις) (Amb 67, 1401 Al2; Thal 65, 760A9). Здесь, несомненно, подразумевается διάοτημα – центральное понятие для Григория Нисского (ср.: In Eccl VII; PG 44 429С4: то Ы διάοτημα ούδέν άλλο ή κτίσις έοτίν – «диастема же есть ни что иное, как тварь»). Диастема имеет место даже на вершине человеческого блаженства, ибо не будучи чистым актом, неколебимое и блаженное пользование силами души должно некоторым образом быть последовательным. Однако нельзя предполагать и того, что каждое мгновение присного движения – это stasis. Бессмертная душа понимается как субстанция неотделимая от пользования своими естественными энергиями (ср.: Ер 7,436В и Ер 6,432В; аргументация обоих текстов – из платоновского Федра 245с). Пользование этими естественными энергиями совершенно естественно при обращенности к Богу, но оно не разрушается и когда отвращается от Него, но в этом случае оно соответствует изменчивости (Ер 6, 432В). В одном месте, в Atb 10, где идет речь о движениях души, дважды упоминается присное движение к Богу (Atb 10,1113D2 и 1116В15), а также в PN 893С9 и Thal 25,333А5). В последнем случае присное движение определяется как «ведующее» (έπιστατική). Я не стал переводить как «познающее», поскольку дискурсивная мысль чуть выше была исключена.

1372

Приведу несколько примеров. В Char 4.9 Максим, противопоставляя совершенное постоянство и тождественность Творца сложному характеру твари, говорит: «Всякая тварь ... непрестанно имеет нужду в Божием Промысле, ибо не неизменна». В Atb 15,1220С свобода от изменчивости и преложности предусматривается только как сопутствующая совершенной реализации твари в Боге. Таков же смысл ThOec 1.81. Эти отрывки несомненно допускают, а соединение изменчивости с преложностью (άλλοίωσις) указывает на то, что τροπή только во вторую очередь связано с простой не-моральной изменчивостью в жизни этого мира. Именно таков смысл «изменчивости и преложности» в отрывке из Atb 8, И 05 В10, где это утверждается как характеристика тела и внешних вещей, а сама нестабильность оказывается чем-то единственно постоянным. Аналогично и твердость (παγιότης), которая обычно имеет моральные коннотации, один раз (Ер 12, 501А14) используется для описания онтологического постоянства видов.

1373

Использование здесь слова «испытывает» (var.: «претерпевает») – несомненный случай влияния Дионисия (ср.: DN 2.9,648В).

1374

Пер. А. И. Сидорова. – Прим. перев.

1375

См.: Amb 67,1401АВ.

1376

Осэр об этом пишет в: Hausherr I. Philautie, de la tendresse pour soi a la charite, selon s. Maxime le confesseur. Rome, 1952. P. 75 f.

1377

Сама по себе возможность, разумеется, не есть грех; лишь ее реализация -грех. Это очевидней всего, если мы обратимся к праотцу Адаму. Существуют, однако, тексты (Ер 6,432А, и особенно Amb 10,1109C6ff), где можно говорить о проведении различия. Наше отношение к материи подразумевает определенную изменчивость (на современном аскетическом языке, может быть, можно сказать: рассеяние внимания?), поскольку материя сама множественна. Несомненно, что именно в результате первого греха эта множественность материи действенно отвлекает от Бога; преодолеть даже это рассеяние – цель совершенных; более того, в этом состоит их победа (ср. Amb 10, 1112D ff, где говорится о движении души).

1378

Thal prol 257D.

1379

Thal 42,405CO; АтЪ 10,1165DMm660,1385ВСЗ. Этот ответ Фалассию дал повод Максиму к одному из разъяснений своей мысли (см.: 7Р1, 29D). Здесь (Thal 42, 405D5–6) он говорит о непреложности или нетленности произволения в нашем Господе (άτρψία άφθαρσία τής προαιρέσεως). Позднее он исключил всякую возможность произволения или γνώμη во Христе, сохраняя полную свободу Его человеческой воли. Комбефис так комментирует эту терминологию в Thal 42: «Paulo latius sumit hoc nomen προαίρεσις et τό προαιρετιόν pro sola libera voluntate, absque defectibilitatis labe, quae nostrae iam libertati comes est (PG 91 29–30, n. 14). Комментарий правильный, но, я думаю, слишком лаконичный. Тексты показывают, что здесь (ТР1) имеет место развитие терминологии, сопровождающее углубление мысли. Это параллельно случаю γνώμη, которая сначала утверждается во Христе в той мере, в какой она согласна с природой ( ΡΝ, 877D и ТР 7,80 А, написанные где-то в 628–630 и в 642 гг.). Но уже в ТР 16 (643 г. или немного позднее) позиция Максима меняется (ТР 16, 192А, 193А). А заключительная точка зрения видна из Диспута с Пирром (ТР 28, 308С) (645 г.) или из ТР 1 (645–646) (ТР 1, 17С), где в череде действий, предшествующих поступку, γνώμη предшествует произволению. На деле и γνώμη, и произволение предполагает обдумывание (βούλευσις), а оно предполагает неведение. Но неведение совершенно невозможно во Христе и исключается в обоженых из-за полноты ведения. Здесь достаточно лишь указать на эти моменты, полное исследование которых может быть сделано лишь в рамках изучения христологии.

1380

Atb 7,1081D14; Atb 42,1321 В6; 1352А12; Atb 54,1377А5.

1381

Atb 7,1076В12 (навык не появляется); ΡΝ88 5D.

1382

Myst 5, 676А; ср.: Atb 10, 1145А, где, однако, мы находим не παγιότης, а άτρεψία.

1383

Автор здесь допускает грубую неточность. В первом из указанных им мест св. Максим говорит, что Бог является «целью» (вернее, «завершением»), но не говорит, что «Самого Себя»; во втором говорит, что не самодвижна никакая тварь, но не говорит, что самодвижен Бог. В другом же месте он прямо отрицает какое-либо движение Бога (см. схолию {5} к Amb 7 в этом томе). – Прим. перев.

1384

В этом исследовании изменчивости и укорененности я использовал по большей части те отрывки, где встречаются сами эти слова. Однако было бы неверно полагать, что этим тема исчерпывается. В качестве свидетельства я хотел бы привлечь внимание к Ер 1 – письму, призывающему к твердости во время напастей (с некоторыми стоическими элементами в Ер 1, 365С), в котором наша тема затрагивается несколько раз. См.: Ер 1,364С, 369CD, 372В.

1385

Называя Григория Нисского «православным оригенистом», я не имею в виду, что все его построения православны, хотя он остается учителем Церкви. Но следует допустить существенное отличие между Григорием и Максимом в их отношении с Оригеном. Григорий был воспитан в лучших традициях, идущих от Оригена, когда сам Ориген не был еще ни осужден, ни скомпроментирован фанатичными последователя из палестинских монастырей (у Евагрия тогда еще не было многочисленных последователей); для Максима все было иначе, у него не имелось никакой близости к Оригену. Он знакомился с Оригеном только по его писаниям в ситуации своего времени, сформированной антиоригенистической полемикой, которая была максимально неблагоприятна для всякого, кто хотел бы получить пользу от учености Оригена, его мысли и духовного настроя.

1386

Gaith J. La conception de la liberte chez Gregoire de Nysse. Paris, 1953. P. 106.

1387

Можно спросить, не имел ли Максим в виду и это учение Григория, отвергая учение оригенистов о пресыщении? (Я имею в виду отрывок из Atb 7, 1069С12–1072А10, приведенный выше). Похоже, что нет; Максим рассматривает духов, имеющих полное знание, которые, сделав выбор и получив опыт зла получили тела; Григорий же имеет в виду настоящее положение, в котором человек себя застает и в котором несчастья этой жизни могут повернуть его к благу. Тем не менее, поскольку Григорий представляет себе человека, проходящего все разнообразие зла, по необходимости конечного, и с неизбежностью обращающегося снова ко благу, аргумент Максима будет работать, но только если Григорий считал зло позитивным орудием обучения благу, а не элементом, который в конечном счете лишает человека его иллюзий по поводу относительных благ.

1388

Greg. Nyss. De Mortuis; PG 46 524B.

1389

Greg. Nyss. С Eun. 3.9.6 (vol. II. P. 252 [ed. Jaeger]); PG 45 857C.

1390

Позволю себе заметить (хотя эта тема больше относится к следующей главе), что двусмысленность у Григория способствовала его учению об апокатастасисе. Зло, как и грех (см. приведенный выше отрывок из De Mortuis), очищает, и таким образом делает возможным рано или поздно восстановление всего в первоначальное состояние. Самовластие и выбор (de facto зла), будучи едва ли не тождественны, таковы, что трудно, если не невозможно сохранить первое без того, чтобы не допустить всеобщего исправления второго. Но об этом позднее.

1391

Максим говорит об έπίτασις в самом процессе различения выбора и воли (7Р1.24С13).

1392

Domanski В. Die Psychologie des Nemesius. Miinster, 1900. S. 140: 4Избирательная способность, или произволение (προαίρεσις) образует сущность, основание и существо человеческой свободной воли у Немесия». Однако Немесий также различает, хотя и ничего не извлекая из этого различения, выбор и самовластие, причем первое предполагает второе (De natura hominisA\\ PG 40 776A).

1393

ТР 14 153A (пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.). Замена здесь произволения προαίρεσις на гномическую волю – результат спора. Эти термины не точные синонимы, ибо προαίρεσις определяется в ТР1,16С, вслед за Немесием (De natura hominis 33, PG 40 733B11) как «стремление, прикидывающее, что в нашей власти». Ινώμη же относится к προαίρεσις как навык к действию (TP 1, 17С).

1394

См. подробнее в следующей главе.

1395

ТР 1, 17D: «Свобода воли – это данная нам власть делать то, что можем, или беспрепятственная возможность пользования тем, что в нашей власти, или нерабское стремление к тому, что от нас зависит».

1396

TP 28,324D8.

1397

Nemes. De nat. hom. 33; PG 40 736А11,733В11.

1398

Пер. А. М. Шуфрина. Из замечания Шервуда может создаться впечатление, что у Христа, согласно Максиму, не было выбора между хорошим и плохим, а выбор между хорошим и лучшим был или мог быть. Но Максим, нам кажется, исключал у Христа любой выбор между двумя альтернативами, поскольку такой выбор предполагает неведение, которого у Христа не было. – Прим. перев.

1399

Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.

1400

Amb42 1332АЗ; ср.: Thal prol 257А

1401

Несмотря на большую роль, которую в происхождении зла играет неведение (ср.: Thaipwl253CD), воля, как, по крайней мере, говорится в Диспуте с Пирром, является πρωτοπαθής (ТР 28,325 А9).

1402

Michaud Е. S. Maxime Le Confesseur et L'Apocatastase // Revue Internationale de Theologie. 10,1902. P. 257–272.

1403

Wilier M. Aux sources de la spiritualite de s. Maximë les oeuvres d'Evagre Pontique // RAM, 11,1930. P. 260.

1404

DTC, X, 1928. Р. 457.

1405

В TLG (v. 1.0е) это QD 19. – Прим. перев.

1406

KL. Р. 367–372/275–278.

1407

KL. Р. 372/278. См. собственную оценку фон Бальтазаром этой последней главы KL в GC. Р. 7, где он целиком солидаризируется с Мишо.

1408

GalthJ. La conception de la liberte... P. 187–195. После воскресения не останется ни одного грешника в вечных муках, ни один грешник не останется грешником, но все без исключения будут спасены.

1409

BalthasarH., von. Presence et Pensee. Essay sur la philosophie religuese de Gregoire de Nysse. Paris, 1942. P. 58; см. так же: Gaith. Op. cit. P. 190.

1410

Amb 21,1252B10; Thai 11, 293B4 и Myst 14,693B4f.

1411

Ep 4, 416; Ep 24, 612BC; Ep 8, 441D (вечный огонь ада); Ер 1, 388С-389С2.

1412

См.: DanielouJ. L'Apocatastase chez s. Gregoire de Nysse // RSR 30, 1940. P. 344, где приведена литература по этому вопросу; см. также: Balthasar Я., von. Presence... P. 58 f.

1413

См.: Gaith. Op. cit. P. 192. В приведенном отрывке (PG 44 131CD) Григорий Нисский утвеждает несовместимость Божественной вездесущести и зла. Я еще обращусь к этому вопросу ниже.

1414

См. Ш/22,317D10,321В7; 54,525В14; 59,609С2; 63,668С8; 64, 700В8.

1415

Ps 59,857А.

1416

Orat 38,2, PG 36,313В.

1417

DanielouJ. L'Apocatastase... P. 344.

1418

Atb 31,1277СШ.

1419

KL Р. 370/227.

1420

In Iosue horn 8,3 (GCS Baehrens, Origenes VII). P. 338.

1421

Origenes. Loc. cit. P. 342.

1422

Пер. А. И. Сидорова с небольшими изменениями, в изд.: Творения преподобного Максима Исповедника... Кн. II. С. 25. – Прим. перев.

1423

Там же. С. 113. – Прим. перев.

1424

Там же. – Прим. перев.

1425

Творения преподобного Максима Исповедника... Кн. II. С. 114. – Прим. перев.

1426

PJV876C1–7.

1427

PJV877D-880A.

1428

Этот глагол не обязательно имеет такое сильное значение; его можно перевести как «употребил по-своему», что, как нам представляется, более подходит для передачи характеристики, данной св. Максимом, «глубинам созерцания» св. Григория Нисского. – Прим. перев.

1429

Шервуд переводит έπίγνωσις – clear knowledge («ясное знание»); мы сохраняем его понимание. – Прим. перев.

1430

Ἐπειδή Γρηγόριος ό Νύσης έν τοΐς έαυτοΰ συγγράμμασιν φαίνεται τοΐς μή τόβάθος έπιοταμενοις τής ύψηλης αύτοΰ θεωρίας πολλαχοΰ άποκατάοτασιν ύπεμφαίνειν, παρακαλω 6περ έπίοτασαι περΐ τούτου εΐπεΐν. Τρεΐς άποκαταοτάσεις οΐδεν ή έκκλησία· μίαν μέν τήν έκάοτου κατά τόν τής άρετης λόγον, έν fj άποκαθίσταται τόν έπ᾿ αύτψ όγον της άρετης έκπληρώνας· δευτέραν δέ τήν τής δλης φύσεως έν τη άναστάσει, τήν εΐς άφθαρσίαν καΐ άθανασίαν άποκατάστασιν· τρίτη δέ, καΐ μάλιστα κατακέχρηται έν τοΐς έαυτοΰ λόγοις ό Νύσης Γρηγόριος, έστίν αϋτη· ή των ψυχικών δυνάμεων τη άμαρτίςι ύποπεσουσων εΐς 6περ έκτίοθησαν πάλιν άποκατάοτασις. Δεΐ γάρ ώσπερ τήν 6λην φύσιν έν rfi άναοτάσει τήν της σαρκός άφθαρσίαν χρόνω έλπιζομένω άπολαβεΐν, οΰτως καΐ τάς παρατραπείσας της ψυχής δυνάμεις τη παρατάσει τών αΐώνων άποβαλεΐν τάς ντεθείσας αύτη της κακίας μνήμας καΐ περάσασαν τούς πάντας αΐώνας καί μή εύρίσκουσαν οτάσιν εΐς τόν θεόν έλθεΐν, τόν μή εχοντα πέρας, καΐ οϋτως, τη έπιγνώσει ού τη μεθέξει τών άγαθων, άπολαβεΐν τάς δυνάμεις καΐ εΐς τό άρχαΐον άποκαταστηναι καί δειχθήναι τόν δημιουργόν άναίτιον της άμαρτίας.

1431

Catech magna 26; PG 45 69B7-C8.

1432

De апгта et resur, PG 46 101 A.

1433

In Psalmos (ps. 58); PG 44 608A10-B3

1434

DanielouJ. L'Apocatastase... P. 347, п. 1.

1435

Важность этого различения еще более проявляется последующим объяснением восприятия, устанавливающим безусловную связь между Thai 60 и QD 13. «Под восприятием я понимаю опыт причастия вышеестественных благ» (Thal 60, 624A5f).

1436

Этих двух слов у Шервуда нет. – Прим. перев.

1437

Ἐν δέ τοΐς άμαρτάνουσιν τά Εργα κατακαίονται, τής διαγνώσεως δικαιούσης τήν συνείδησιν καΐ μειούσης τάς άμαρτίας διά της μετανοίας καΐ σφζούσης τόν uvθρωπον, ζημιούσης δέ τοΰ προλαβόντος χρόνου τήν άργίαν τών άρετών. 'Αλλά καΐ έν τφ μέλλοντι αΐωνι τά Εργα τής άμαρτίας εΐς άνυπαρξίαν χωροΰσιν, της φύσεως τάς Ιδίας δυνάμεις σώας άπολαμβανούσης διά τοΰ πυρός τής κρίσεως.

1438

Οί δέ γε μή πάντη τό τέλειον κτησάμενοι άλλά καί άμαρτήματα και κατορθώματα κεκτημένοι ούτοι έν τω δικαστηρίω της κρίσεως Е ρχονται κάκει διά της τών άγαθών καί φαύλων πράξεων άντεξετάσεως οίονεί πυρούμενοι, εΐπερ ή τών άναθών πλάστιγξ έπιβαρήσει, καθαίρονται της κολάσεως. (Шервуд вопреки Комбефису, который понимает это место в духе учения о чистилище – «очищаются через наказание», настаивает на чтении: «освобождаются от наказания» – «are cleared from punishment». – Прим. перев.)

1439

См. цитаты из Ер 4.24.1, приведенные в разделе «Тексты, относящиеся к Суду».

1440

Это замечание Шервуда не вполне верно, так как в отрывке из QD 73, 845С6–848А6 он пропустил фразу «через покаяние». – Прим. перев.

1441

In illud 1Cor. 15:28; PG 44 131 Dl; Ср.: Deanima etresurr, PG 46 104B13.

1442

Όγδόη καΐ πρώτη, μάλλον δέ μία καΐ άκατάλυτος ήμέρα ή άκραιφνής έστι του θεοϋ καί παμφαής παρουσία, μετά τήν τών κινουμενων στάσιν γινομένη, καί τοΐς μέν τφ τοϋ είναι λόγψ κατά φύσιν προαιρετικώς χρησαμένοις, δλου προσηκόντως δλοις έπιδημοϋντος, καί τό ήεΐ εύ εΤναι παρέχοντος διά της οΐκείας μετοχης, ώς μόνου κυρίως καΐ δντος καΐ άεΐ δντος καί εύ δντος, τοΐς δέ παρά φύσιν τω τοϋ εΤναι λόγω γνωμικώς χρησαμένοις, άντί τοϋ εύ τό άεΐ φεϋ εΐναι κατά τό είκός άπονέμοντος, ώς ούκ δντος αΰτοΐς λόώιόν χωρητοΰ τοΰ εί εΤναι, έναντίως πρός αύτό διακειμένοις, καΐ κίνησιν παντελβς ούκ Ιχουσι μετά τήν τοΰ ζητουμενου φανέρωσιν, καθ᾿ ήν τοΐς ζητουπέφυκε φανεροΰσθαιτ6ζητητόν. (Пер. А. Μ. Шуфрина. – Прим. перев.)

1443

GC. Р. 129.

1444

Если не считать весьма спорную статью: Daley В. Apokatastasis and «Honorable Silence» in the Eschatology of St. Maximus the Confessor // Actes du Symposium sur Maxime le Confeseur (Fribourg, 2–5 eptember 1980)/Ed. F. Heinzer, Ch. Schonborn. Fribourg Suisse, 1982. P. 309–339, следующий, после Шервуда, шаг в изучении темы «апокатастасиса» у прп. Максима, сделал Ж.-К. Ларше (Lar-chetJ.-C. La divinisation de l'homme selon saint Maxim le Confesseur. Paris, 1996. P. 652–662), у которого, в том числе, критикуются и некоторые положения Дэли. Ларше привлек для рассмотрения данного вопроса ряд мест из Максима, которые не были привлечены Шервудом и Дэли, в частности, QD 99 (CCSG 10. Р. 76–77). Последний текст, не попавший в поле зрения Шервуда, поскольку его нет у Миня, представляет особый интерес, так как в нем прп. Максим, как и в QD 13(19), касается учения об апокатастасисе Григория Нисского. Причем, если в QD 13 (19) применительно к тем грешникам, которые будут восстановлены в своих природных силах через познание [Божественных] благ (как это понимают Шервуд и Ларше), ничего не говорится о том, что они будут испытывать, несмотря на это восстановление, вечные муки, в QD 99, как обращает на это внимание Ларше (Ibid. Р. 661), об этом сказано в контексте толкования отрывка из Григория Богослова (Orat 40,36, SC 358,282.28–30), где различаются виды «огня», которым Бог наказывает грешников, и огонь преходящий, служащий временному наказанию, отличается от «огня страшнейшего», увековеченного для злых. Основываясь на этом месте из QD 99, как и на Thal 59 и ряде других мест, Ларше делает однозначный вывод, что восстановление природных сил у грешников, согласно Максиму, если они не оказываются в числе достойных, сопровождается вечными муками; это мучение им причиняет Божественный огонь, который есть не что иное, как Божественные энергии (действия), доставляющие блаженство достойным при-сно-благо-бытия и муку заслужившим присно-зло-бытие. Однако согласно QD 99 мучения, причиняемые Божественными энергиями, не вечны, так как последние «попаляют» лишь извращенные до не-подобия (и даже полярности) им человеческие силы, которые, – как утверждает, ссылаясь на Григория Нисского, Максим, – будут, в конце концов, все восстановлены в их первозданном состоянии. Причиной же вечных мук будет память об упущенной возможности реализации этих сил через украшающие природу добрые дела, пробуждаемая недоступностью воздаваемого за них в вечности достойным наслаждения Богом. – Прим. перев. и Л. Шуфрина.

1445

Freiburg im Br., 1941, далее GC.

1446

Freiburg im Br., 1941. Этот том трудно найти. За исключением случаев, когда нужно было проверить важные места, я использовал французский перевод: Liturgie Cosmique. Paris, 1947. Далее – KLt с указанием номеров страниц немецкого и французского издания.

1447

Rome, 1955. Далее – ЕЛ. Я ссылаюсь также на мои работы: An Annotated Date-List of the Works of Maximus the Confessor. Rome, 1952, далее – Date-List, St. Maximus the Confessor: The Ascetical Lifë The Four Centuries on Charity. Westminster, Maryland and London, 1955, далее – AL.

1448

AL. P. 53; EA. P. 106–109 (см. в настоящем изд.: Гл. II. Раздел «Ранние случаи использования триад у Максима». – Прим. перев.); рассмотрение Логоса в ЕА. Р. 168–180 (в наст, издании см.: Гл. IV. – Прим. перев.) ограничено его использованием в отвержении Эннады.

1449

Jaeger W. Two Rediscovered Works of Ancient Christian Literaturë Gregory of Nyssaand acarius. Leiden, 1954. P. 120.

1450

Ibid. P. 106 f.

1451

Ср.: Thomas. Summa theologica 1.1.6. и 3.

1452

В переводе А. И. Сидорова: Главы о богословии и о домостроительстве воплощения Сына Божия. – Прим. перев.

1453

GC. Р. 8. Этот кризис фон Бальтазар хотел бы также локализировать по его месту (см.: GC. Р. 155; KL. Р. 42/40). Я считаю, что такая локализация невозможна. См. Date-List. N. 76, 19,37,44.

1454

GC. P. 24; ср. ЕА. Р. 93,109 (в наст. изд. см. соответственно: Гл. I. Раздел В «Фундаментальное опровержение» и Гл. II. Раздел «Параллельные триады». – Прим. перев.).

1455

GC. Р. 25. Ср. GC. Р. 102.

1456

GC. Р. 80.

1457

GC. Р. 106: Die platonische Philosophie der Partizipation erlaubt hier keinen eindeutigen Trennungsstrich. In diese janusshafte Uberganszone wird die Sophiologie ihr Problem stellen». Ссылка на софиологию здесь не случайна; она встречается снова в GC. Р. 25,80; KL. Р. 173/136.

1458

GC. Р. 102, 108. Я не признал это последнее утверждение обоснованным, см.: Date-List. N. 37; AL. Р. 9 и ЕЛ. Р. 106 (в наст. изд. см.: Гл. II. Раздел «Ранние случаи использования триад у Максима». – Прим. перев.).

1459

KL. Р. 173 f/136.

1460

AL Р. 53.

1461

KL. Р. 123/120; ср.: ЕЛ. Р. 178 (в наст. изд. см.: Гл. IV. Раздел «Современные толкования». – Прим. перев.).

1462

Ср.: Telfer W. ΑYΓΕΞΟYΣΙΑ //JTS. 8,1957. Р. 123–129.

1463

Ср.: Florovsky G. Origen, Eusebius, and the Iconoclastic Controversy // Church History. 19,1950. P. 77–96.

1464

Я обязан этому выражению В. Йегеру. См.: Jaeger W. Two Rediscovered... P. 73.

1465

ЕА. Р. 90.

1466

Atb 7,1072А11 ff; в переводе я даю 1076А5–14; ср. ЕА. Р. 25,90.

1467

Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.

1468

ЕА. Р. 91 и примечание. Фон Бальтазар говорит об этом в KL. Р. 116/95 и 171f {:"135.

1469

Πάς... άνθρωπος άρετης... μετέχων... θεοΰ μετέχει της ούσίας τών άρετών, ώς τήν κατά (­1084­) φύσιν σποράν τοΰ άγαθοΰ γνησίως κατά προαίρεσιν γεωργήσας καί ταυτόν δείξας τη άρχη τό τέλος, καί τήν άρχήν τω τέλει, μάλλον δέ ταυτόν άρχήν ούσαν καΐ τέλος... εΐπερ παντός πράγματος άρχή και τέλος ό έπ᾿ αύτω σκοπός ύπάρχειν πεπίστευται, τήν μέν ώς έκεΐθεν εΐληφώς πρός τω εΐναι καΐ τό κατά μέθεξιν φύσει άγαθόν, τό δέ ώς κατ᾿ αύτήν γνώμη τε καί προαιρέσει τόν έπαινετόν καΐ πρός αύτήν άπλανώς άγοντα έξανύσας δρόμον διά σπουδής, καθ᾿ δν γίνεται θεός, έκ τοΰ θεοΰ τό θεός είναι λαμβάνων... (Пер. А. Μ Шуфрина. – Прим. перев.)

1470

Thal 60, 621А (пер. А. И. Сидорова. – Прим. перев.). Определение принадлежит Евагрию, но тон его определенно позднеаристотелевский. См. ЕА. Р. 99–101 (в наст, издании см.: Гл. I. Раздел «Главный аргумент». – Прим. перев.).

1471

Thal 60, 621 В11.

1472

ЕА. Р. 165 (в наст, издании см.: Гл. IV. Раздел «Максим и Логос-Тропос». – Прим. перев.); AL. Р. 46.

1473

Amb 15, 1217А2-ВЗ.

1474

ЕА. Р. 98 ff и 122 f (в наст. изд. см. соответственно: Гл. I. Раздел «Главный аргумент» и Гл. II. Раздел «Экскурс». – Прим. перев.). Здесь можно, в частности, отметить, что ένέργεια может представлять собой имманентное или переходное действие с соответствующими продуктами деятельности (результатами). См.: ЕА. Р. 111 (в наст. изд. см.: Гл. II. Раздел «Параллельные триады». – Прим. перев.). И такое действие является концом движения. См. ThOec 1.3.

1475

KL. P. 170 f/134 f. Относительного частного вопроса, был ли грех в Раю связан с сексом, см.: Asensio F. Tradition sobre un pecado sexual en el paraiso // Gregorianum. 31,1950. P. 375–383 (относительно Максима).

1476

Amb Al 1309B; 53,1373A9-D.

1477

LA 1. 912i2A.

1478

Thal 42,405C-D. Довольно свободное употребление здесь προαίρεσις Максим потом исправил в ТР1,29 D.

1479

Amb 42,1341. Этот отрывок завершает защиту святости брака. Тление при этом относится главным образом не к моральному, а к физическому порядку. Имеет место «зачатие через семя и рождение через тление», т. е. девственная цельность женщины нарушена.

1480

QD 3,788. Под удовольствием я имею здесь в виду не непременно брачный акт, но всякое погружение в чувственное, о котором Максим часто говорит. Ср.: Thal, 253С; Thal 61,628.

1481

Под «реальными» и «историческими» я подразумеваю, что эти события, хотя и не есть исторические в обычном смысле, являются тем, что случилось с человеком, и обусловило его в начале его существования.

1482

Thal 59,613С5–12;ср.: Thal 61,628А14.

1483

Amb 42,1340А5,1341В14.

1484

Промежуток времени в Раю имел бы значение только в том случае, если бы преступлением не было первым, что совершили люди по отношению к Богу. См. об этом AL. Р. 65.

1485

Thal 61,628А.

1486

Thal 1,269. Сказанное далее призвано сбалансировать замечания фон Бальтазара относительно слова πάθος в KL. Р. 169/133.

1487

Atb 7,1072B9ff (Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.).

1488

Atb 7,1073В11–15 (Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.).

1489

Atb 5,1221В1–6.

1490

ТР 28, 352АВ (Шервуд здесь повторяет грубую неточность, допущенную им в ЕА, и отмеченную нами в прим. 201 к переводу этой его работы в наст. изд. – Прим. перев.).

1491

Тhal 1,269ВС

1492

Эксплицитные ссылки на Григория Нисского очень редки у Максима. Но его влияние глубоко, и нигде оно не сказывается так глубоко, как в этом учении о «двойном творении». Об учении Григория об этом см.: DanielouJ. Platonisme et Theologie mystique. Paris, 1953. P. 51f; McClearE. The Fall of Man and Original Sin in the Theology of Gregory Nyssa // Theological Studies. 9,1948; особенно P. 179ff.

1493

У Шервуда «in carnal generation». – Прим. перев.

1494

Thal 21,313AB (Пер. А. И. Сидорова, с изменениями. – Прим. перев.).

1495

Thal 21,313B13f.

1496

Брак – закон Творца – хорош (Amb 42,1340BD). Немного странно только, что в этом отрывке встречается γένεσις, а не γέννησις. В смысле, однако, сомневаться не приходится; γέννησις употребляется и в отношении Христа, хотя и без тления (Amb 42,1341СЗ).

1497

Thal 61,628А.

1498

Thal 61, 628АВ. Следует заметить: боль поставлена в ряд с наслаждением как наказание (τιμωρός δύναμις), в то время как наслаждение (страсть) происходит скорее от неправильно направленного использования природной интеллектуальной способности. См.: Atb 7,1093А.

1499

Amb , 10 1112 C.

1500

Amb 21 313 C ff.

1501

Atb 10, 1116 А. Это разделение каждой из сторон души на два, один – относящийся к интеллектуальному, а другой – к чувственному порядку имеет свою историю. Выделение Логоса мы находим уже у стоиков и Филона (см.: LS9, s. v. λόγος. IV). А νοΰς παθητικός имеется уже у Аристотеля (De Anima 3.5, 430А23), и являлся предметом спора с древних времен (ср. комментарии Ф. Тренделенберга на De Anima. P. 405–408 и 143 в берлинском издании 1877 г. или переиздании: Graz, 1957). В комментариях на De Anima 3.5 и Симпликий, и Иоанн Филопон связывают его с воображением, как это делает и Максим.

1502

Atb 10,1196С-1197D. Отметим многократно встречающееся: «говорят...».

1503

Ср.: Ер 7, 436АВ; и ТР 15, 157В11 ff (датируется 646–647 гг.) (Date-List. N. 87).

1504

Amb 7, 11 000A 5

1505

Ер 7,436Dff. Датируется 628 г. скорее, нежели 643 г. (см. Date-List. N. 24).

1506

Максим защищает учение о душе как ούσία αύθυπόστατος, т. е. как о самостоятельном сущем, против учения Эпикура и Аристотеля (437В). Обозначение души как αύθυπόστατος преувеличивает ее независимость – в духе платоников, как это делает и Леонтий Византийский (ср.: ЕA. Р. 83). Человеческая природа Христа не αύθυπόστατος (Amb 5,1052В1; ср.: ТР 26,276А5 и Atb 26,1268А11).

1507

Ер 13,532В4–7.

1508

Atb 7,1100С4–1101С9; ср.: ЕА. Р. 29.

1509

Ер 12,48809–14.

1510

Atb 42,1321А.

1511

Ср. ЕA. Р. 60.

1512

KL. Р. 173/136.

1513

Ср. ЕA. Р. 198. (в наст, издании см.: Гл. IV. Раздел 4 Самовластие». – Прим. перев.). Многие элементы онтологической мысли Максима можно найти у Григория Нисского, но в разрозненном виде.

1514

Atb 42,1341D9–14.

1515

Самый поразительный случай неясности в отношении παθητόν, несомненно, относится к вопросу о браке и продолжении человеческого рода в случае, если бы не было падения. Этот вопрос, по существу, второстепенный, и может быть рассмотрен в этом примечании. Брак и плотское рождение (с тлением) не были ведущим Божественным намерением в творении человека, как и разделение на мужчину и женщину (Atb 41, 1305ВС). Но человек был на деле сотворен как мужчина и женщина. Если бы он не согрешил, Бог бы обеспечил его умножение без тления. Это предположение (см.: Atb 41, 1321 А), но оно берется как доказанное (Atb 42,1341С). Подразумеваемые аргументы, имеющие место помимо влияния Григория, состоят в том, что человек в Раю был наделен даром нетления, а половые отношения и рождение детей подразумевают тление. Это тление происходит от проклятия Божия за непослушание Евы (ср.: Atb 42, 1321А). Более того, согласно апостолу Павлу (Гал 3:28), во Христе нет ни мужеского пола, ни женского. Если это так в Царствии Небесном, то могло быть также и в начале (Atb 41,1309А). Св. Фома Аквинский (Summa Theologica 1.98.2) останавливается на этом вопросе греческой традиции. И хотя он отвергает эту гипотезу как не согласующуюся с животной стороной природы человека (т. е. παθητόν), однако в ответ на 4-е возражение он утверждает, опираясь на св. Августина, что не было бы тления в половых отношениях и рождении детей, если бы эти отношения были прежде падения.

1516

Amb 8, 1104А2–14.

1517

Фон Бальтазар (KL. Р. 171/134) ссылается на второе объяснение – согласно предведению, но не упоминает первую альтернативу.

1518

Atb 8, 1104А14-В12. (Существует несколько чтений этого места. Настоящий перевод приближен к переводу Шервуда, следующего одному из чтений. – Прим. перев.)

1519

Это учение сформулировано наиболее сильно в Atb 7,1 lOODff. Его можно найти уже у Григория Нисского. Ср.: GaithJ. La conception de la liberte chez Gregoire de Nysse... P. 48.

1520

Имеется в виду, что в плане онтологии это смешение души с телом по установлению Божию имело место в связи с погружением в чувственное (хотя, очевидно, не произошло бы, если бы такого погружения не было). – Прим. перев.

1521

Речь идет о вопросе «смешанного знания», который я рассматривал в AL. Р. 66 f. (ср.: Thal 253C7-D4). Григорий Нисский говорит о γνωσις σύμμικτος (ср.: Gaith J. Op. at. P 105).

1522

Atb 7,1092В1-С13.

1523

Ср. Atb 10, 1116В7.

1524

Ср.: Atb 41,1305В13 ff, где подробно говорится о роли человека как центра и средства единения целого творения. В обоих отрывках встречаются одинаковые фразы, см. 1092С4–6 и 1305В15-С2; текст Atb 7 должен быть исправлен согласно указаниям ЕА. Р. 24.

1525

Atb 7,1092В7; ср. Atb 41,1305В7 f: «...великое таинство замысла Божия».

1526

Как я говорил в ЕA. Р. 170 (в наст, издании см.: Гл. IV. Раздел «Первое объяснение учения о Логосе». – Прим. перев.), πρόθεσις обычно относится к логосу и творению, хотя может относиться и к пророческому слову. Здесь это слово скорее употребляется во втором смысле.

1527

Atb 7,1097С1–4,12–15.

1528

Об этом различии см.: ЕЛ. Р. 164–166 (в наст. изд. см.: Гл. IV. Раздел «Максим и логос-тропос». – Прим. перев.).

1529

Это определение цели Евагрия встречается в Atb 7, 1072С4 и в Thal 60, 621А.

1530

Ср.: LS9, s. ν. προηγουμένως, II, 2.

1531

Фон Бальтазар (Balthazar Н., von. Presence et Pensee. Paris, 1952. P. 52) различает четыре ступени в мысли Григория о человеке: 1) чисто возможное состояние (человек без греха, размножающийся каким-то ангельским способом); 2) реальное, хотя и идеальное творение человечества (конкретная универсалия? Ср.: ЕA. Р. 209 (в наст. изд. см.: Гл. IV. Раздел «Максим и логос-тропоо. – Прим. перев.)) 3) человек в земном Раю, разделенный на полы; 4) состояние грешного человека. У Максима мы определенно имеем (3) и (4) состояние. Но различены ли у него (1) и (2)? Ведь σκοπός προηγουμένως исключает разделение полов (первая ступень по фон Бальтазару) и завершается в едином человеке (вторая ступень конкретной универсалии). Итак, Максим, рассматривая вещи с высоты цели Бога (ср.: ЕA. Р. 177 (Гл. IV. Раздел «Максим и логос-тропоск – Прим. перев.)), соединяет в одно то, что должно быть различено для понимания Григория.

1532

Atb 7,1092D.

1533

Atb 7,1093С6 f; также 1092А1. (В оригинале ссылка дана с опечаткой. Следуя чтению трех греческих рукописей и перевода Эриугены, приведенному Шервудом в ЕA. Р. 24, это место следовало бы перевести следующим образом: »...привнесенное за счет преступления в нашу жизнь после ее возникновения бедствие», что не вписывается в предлагаемую Шервудом в этой статье трактовку позиции св. Максима. – Прим. перев.).

1534

Согласно LS9 слова τιμωρία и κόλασις означают, соответственно, «возмездие» и «исправляющее наказание». Непохоже, чтобы это различие сохранялось у Максима.

1535

См.: ЕA, главу "Koros» (см. в наст. изд. – Прим. перев.).

1536

ЕА. Р. 214–219 (в наст. изд. см.: Гл. VI. Раздел «Тексты, упоминающие апокатастасис». – Прим. перев.).

1537

Thal 60,621А6-В9 (пер. А. И. Сидорова. – Прим. перев.) Τουτο έστι τό μέγακαΐ άπόκρυφον μυοτήριον. Τοθτο έστι τό μσκάριον, δι᾿ δ τά πάντα συνέστησαν, τέ λος. Τοΰτο έστιν ό της άρχης τών δντων προεπινοούμενος θεΐος οκοπός, δν όρίζοντες εΐναί φαμεν προεπινοούμενον τέλος, ού Ενεκα μεν τά πάντα, αύτό δέ ούδενός ενεκεν πρός τουτο τό τέλος άφορων τάς τών δντων ό θεός παρήγαγεν ούσίας. Τοΰτο κυρίως έστΐ τό της προνοίας καί τών προνοουμένων πέρας, καθ᾿ δ εΐς τόν θεόν ή τών ύπ᾿ αύτοΰ πεποιημένων έστιν άνακεφαλαίωσις. Τοΰτό έστι τό πάντας περιγράφον τούς αίώνας καΐ τήν ύπεράπειρον καΐ άπειράκις άπείρως προϋπάρχουσαν τών αίώνων μεγάλην τοΰ θεοΰ βουλήν έκφαινον μυστήριον, ής γέγονεν άγγελος αύτός ό κατ᾿ ούσίαν τοΰ θεοΰ λόγος, γενόμενος ίίνθρωπος καΐ αύτόν, εί θέμις εΐπειν, τόν ένδότατον πυθμένα της πατρικης άγαθότητος φανερόν καταστήσας και τό τέλος έν έαυτφ δείξας, δι᾿ δ τήν πρός τό εΐναι σαφώς άρχήν Ελαβον τά πεποιυμένα. Этот текст уже частично цитировался выше, см. прим. 26.

1538

Amb 42,1341В.

1539

Amb 42,1333A9-D10.

1540

Конец – это доминирующая сила, и на него мы смотрим, чтобы найти начало как причину. Максим говорил это совершенно ясно. Возможно, в этом особая сила максимы Оригена: finis est similes initiis. Однако Максим использовал его, чтобы найти начало. Он заставляет нас двигаться к концу, чтобы там найти начало. Пренебрежительное отношение фон Бальтазара при обращении с этим местом (KL. Р. 172/135) несколько странно.

1541

Понимание Шервудом этого места не бесспорно; см. схолию {38} к Amb 7 в этом томе. – Прим. перев.

1542

Пер. А. М. Шуфрина. – Прим. перев.

1543

Воплощение здесь следует понимать не в строгом смысле ипостасного единства, но как завершение этого таинства победой Христа.

1544

Фон Бальтазар выражает тот же контраст в комментарии на Th Oec 1.49 (GC. Р. 107).

1545

Я рассматривал эти два момента в AL. Р. 71.

1546

ЕA. Р. 95; тема бесконечности окрест Бога.

1547

Atb 15,1220С.

1548

Th Oec 1.48. ή άγαθότης, καΐ πάν εΐ τι άγαθότητος έμπεριέχεται λόγφ. ΚαΙ άπλως πάσα ζωή, καΐ άθανασία καΐ άπλότης καΐ άτρεψία καΐ άπειρία, καΐ 6σα περΐ αύτόν ούσιωδως θεωρεΐται· δτινα καΐ εργα θεοΰ είσι, καΐ ούκ ήργμένα χρονικως. (В переводе А. И. Сидорова (см.: Творения преподобного Максима Исповедника... Кн. II. С. 223) Εργα неоправданно переведено как «творения», что однозначно делает эти «дела Божий» тварными, вопреки последующему толкованию их св. Григорием Паламой как нетварных. – Прим. перев.)

1549

Tomus hagioriticus, PG 150 1233А1–12. Этот томос принадлежит самому Паламе. См. в: θεολογία. 24, 1953. Р. 581; Schiro G. Barlaam Calabrö Epistole greche. Palermo, 1954. P. 207.

1550

GC. P. 43,80, комментируя Th Oec 2.13,76.

1551

Thal 60, 621С 10 ff. Этот аспект, непостижимый вне Воплощения, – принципиальный момент в учении Паламы. См.: MeyendorffJ. Le theme de retour en soi dans la doctrine Palamite au XIV siecle // Rev. de Thist. des religions. 145, 1954. P. 188–206.

1552

Th Oec 1.49.


Источник: Прп. Максим исповедник: полемика с оригенизмом и моноэнергизмом / [Сост.: Г.И. Беневич, А.М. Шуфрин]. - Санкт-Петербург : Изд-во Санкт-Петербургского ун-та : Русская Христианская гуманитарная акад., 2007. - 560, [2] с. (Византийская философия ; Т. 1. ΣΜΑΡΑΓΔΟΣ ΦΙΛΟΚΑΛΙΑΣ, ΣΦ).

Комментарии для сайта Cackle