Февраль-Март

—81—

ожидании наказания (и) имеет причиной своего происхождения грех, как нечистый, не пребудет навсегда, будучи уничтожаем вместе с грехом чрез покаяние; чистый же страх, всегда возникающий независимо от памятования⁴²³ о прегрешениях, не уничтожится никогда. Ибо он врожден как-то твари (πpὸς τὴν κτίσιν) в отношении к Богу, делая явной для всех естественную досточтимость Его превышающего всякое царство и силу превосходства⁴²⁴. Поэтому тот, кто не боится Бога, как Судии, но благоговеет пред Ним по причине преизбыточествующего превосходства (Его) беспредельной силы, по справедливости не имеет лишения, пребывая совершенным в любви, хотя и с благоговейным страхом и подобающим преклонением любит Бога. Такой (человек) стяжал страх, пребывающий в век века, и нет⁴²⁵ ему вовсе лишения ни в чем⁴²⁶. <[28]>

Согласны, таким образом, друг с другом пророк и евангелист, – один, говоря, что нет лишения боящимся Господа чистым страхом, другой – что боящийся Его, как Судии, по причине загрязненной совести не совершен в любви.

В указанном, наконец, смысле является и Бог страшным для всех, кто окрест Его, как бы примешивая страх к любви любящих Его и имеющих окружать Его. Ибо любовь сама по себе, отдельно от страха, обыкновенно часто впадает в презрение⁴²⁷, если дерзновение, естественно рождающееся от нее, не сдерживается, как уздой, стра-

—82—

хом. А что значит „окрест Его“ если угодно, исследуем.

Окружаемый имеет окружающих его и спереди и сзади, и справа и слева. А если и Господь имеет окружающих (Его), то будем разуметь под „находящимися позади“ тех, которые путем заповедей в деятельной добродетели безукоризненно <292> пошли вслед за Господом Богом; под „находящимися же слева“ – преуспевающих в естественном духовном (ἐν πνεύματι) созерцании, а также (μετὰ). В благочестивом постижении судов (Божиих), – ибо говорит книга Притчей о Премудрости: в шуйце же ее богатство и слава⁴²⁸; под „находящимися справа“ (будем разуметь) восприявших чистое от чувственного мечтания невещественное ведение бытия мысленного, ибо, – говорит (та же книга) – в деснице ее лета жизни; под „находящимися же спереди“ (будем разуметь) тех, которые в силу преизбыточествующего страстного распаления духовного (κατὰ νοῦν) влечения к божественной красоте удостоились наслаждения лицом к лицу. Если есть и другой в этом (месте) более глубокий и возвышенный смысл, то он доступен вам и подобным вам божественным мужам.

СХОЛИЯ

1. Говорит, что страх бывает двоякий; один – чистый, другой – нечистый, как и среди людей одни – грешники, другие – праведники. Из них праведники в силу чистоты и непорочности совести сохраняют в себе первый страх в отношении к Божеству, благовейно почитая Его за преизбыточествующее превосходство Его безграничной силы.

—83—

Грешники же имеют второй страх, ожидая от Hero наказаний за прегрешения. Чистый страх пребывает всегда и неуничтожим по слову: Страх Господень чист, пребываяй в век века⁴²⁹. Нечистый же страх непрочен и неустойчив, будучи уничтожаем чрез покаяние. Итак; Апостол говорит, что „боящийся несовершен в любви“, в смысле нечистого страха. Пророк же говорит, что „нет лишения боящимся Господа“, в смысле страха чистого.

ВОПРОС XI

Что такое за „начало“ не соблюдших его ангелов и что – жилище, которое они оставили? И какие это вечные узы? И что за тьма, под которой они соблюдаются? И что потерпят они на суде великого дня?⁴³⁰

Ответ⁴³¹

Точное разумение (λόγος) сего да будет предоставлено только людям апостольской мысли, научившимся непосредственно от Слова неложному ведению сущего и (пониманию) благого и праведного правления премудрого⁴³² промысла о сущем, так как такие не имеют в уме (своем) никакого препятствующего заграждения между собой и Словом. Что же касается до меня – низменного и имеющего много препятствий для прехождения ко мне Слова, то думается – „начало“ (ἀpχῆ) не соблюдших его ангелов есть идея (λόγος)⁴³³, no которой они были созданы, или данная им по благодати естественная сила к обожению, или же чин стояния (их) по

—84—

достоинству благодати. Жилище же (их) есть или небо или достигаемая по причастию (κατὰ τὴν ἕξιν) премысленных благ премудрость, для обитания в которой они были созданы, – ибо иногда Писание называет и премудрость домом⁴³⁴ – , или же сохраняющее дарованные им естественные и приобретае<293>мые блага наблюдение пренепорочного Божества, каковое (наблюдение) они, возмутившись, оставили. Вечные же узы есть совершенная и непрерывная неподвижность их по воле (κατὰ γνώμην) к добру, в силу каковой они никак и никогда не наслаждаются божественным покоем; или же – сдерживающая ради нашего спасения их неистовство на нас промыслительная сила Божия, не попускающая проявиться против нас измышлениям их злобы. Мрак же есть совершенное и всецелое неведение божественной благодати, вполне проникшись которым по произволению, они лишились блаженного и всесветлого излияния чистого света, обративши попусту на не сущее (μὴ ὂν) всю данную им по природе мысленную силу. Что же претерпят они в страшный день суда, знает один только Праведный Судия, назначающий каждому по достоинству праведное воздаяние и определяющий приличный (и) соразмерный злу вид осуждения и праведно выносящий на бесконечные веки <[30]> подобающий приговор в Своих благих определениях (δόγμασιν).

ВОПРОС XII

Что такое „от плоти оскверненная риза“?⁴³⁵

—85—

Ответ⁴³⁶

Запятнанная многими прегрешениями плотских страстей⁴³⁷ жизнь и есть „риза оскверненная“. Как по одежде, всякий человек обычно познается по образу жизни, есть ли он (человек) праведный, или неправедный: первый имеет ризу чистую – добродетельное житие, второй содержит жизнь, оскверненную злыми делами. – Или лучше, „оскверненная от плоти риза“ есть внутреннее настроение и расположение, преобразующее (μορφοῦσα) душу и совесть (κατὰ συνείδησιν) памятованием дурных плотских движений и действий. Видя это настроение постоянно около себя, как какую-то ризу, (душа) наполняется зловонием страстей. Ибо как от Духа чрез разумное (κατὰ λόγον) сплетение друг с другом добродетелей получается для души риза нетления, облекшись в которую, она становится⁴³⁸ прекрасной и славной, так и от плоти при неразумном⁴³⁹ сплетении друг с другом страстей получается какая-то риза нечистая и оскверненная, обнаруживающая собою (греховное) состояние души (и) придающая ей другой вид и образ вместо божественного.

ВОПРОС XIII

Что значит: Невидимая δο от создания мира, твореньми помышляема, видима суть, и присно-

—86—

сущная Его сила и Божество⁴⁴⁰. Что такое не видимое Божие и что – вечная Его сила и Божество?

Ответ

Идеи (λόγοι) сущего, прежде веков предустановлен<296>ные Богом, как знает Он Сам, – те, кои у божественных мужей⁴⁴¹ обычно называются также благими хотениями (Божиими), – хотя и невидимы, одна<[31]>ко созерцаются (нами), будучи „помышляемы“ (чрез рассматривание) творений. Ибо все творения Божии, с должным искусством умозрительно созерцаемые нами по естеству, возвещают нам сокровенно те идеи, по которым они получили бытие, и вместе с собой выявляют в каждом творении Божие намерение. Посему и „небеса поведаютг славу Божгю и твердь рук Его возвещает творение (ποίησιν)⁴⁴² Вечная же сила и Божество есть содержащий сущее промысл и его обожествляющее промышляемых действие (ἐνεργεῖα).⁴⁴³

Или, быть может, „невидимое» Божие есть не что иное, как вечная Его сила и Божество, имеющие (своими) ясными проповедниками величественные красоты тварного мира. [1] Как на основании (бытия) сущего мы убеждаемся в том, что есть действительно сущий Бог, так на основании существенного различия видов (κατ’ εἶδος) сущего мы познаем врожденную Ему по сущности и содержащую сущее самосущую (ὑφεστῶσαν) Премудрость; и опять, на основании существенного движения видов (κατ’ εἶδος) су-

—87—

щего постигаем врожденную Ему по сущности исполняющую сущее самосущую Жизнь, воспринимая (т. обр.) на основании мудрого созерцания творения понятие (λόγον) о Святой Троице, т. е. об Отце, Сыне и Св. Духе⁴⁴⁴. Ибо Слово, как единосущное, есть присносущная Сила Божия, и Дух Святой – вечное Божество. Посему, прокляты те, которые не постигли из созерцания сущего Причины сущего и природных Свойств (τὰ ἴδια) Причины, т. е. Силу и Божество. Ибо тварь взывает своими делами и как бы возвещает тем, кто может духовно (νοερῶς) слышать, свою Причину, троично воспеваемую, т. е. Бога и Отца, и неизреченную Его Силу и Божество, т. е. Единородное Слово, и Духа Святого. Это и есть „невидимое Божие“, созерцаемое от создания мира „помышлением“.

СХОЛИЯ

1. Говорит о том, что из (бытия) сущего мы познаем Причину (αἴτιον) сущего, и из различия сущего (τῶν ὄντων) постигаем Ипостасную (ἐνυπόσιατον)⁴⁴⁵ Премудрость Сущего (τοῦ ὄντоς), и из естественного⁴⁴⁶ движения сущего познаем Ипостасную Жизнь Сущего, животворящую сущее Силу, Духа Святого⁴⁴⁷.

—87—

ВОПРОС XIV

<[32]>

Что значит: И почтоша и послужиша твари паче Творца⁴⁴⁸. И что такое почитание и что – служение?

Ответ.

Почитание (σέβας) есть поклонение с верою Божеству. Служение (λατρεία) же – угождение делами. Вот это почитание, т. е. веру, люди перенесли на тварь (и) стали покланяться⁴⁴⁹ ей вместо Творца, веруя де<297>монам, и служить им, угождая дурными делами. Мы же, почитая Бога верой в Hero, постараемся принести Ему и чистое служение – усовершенное добродетелями житие.

ВОПРОС XV

Что значит: Нетленный бо Твой Дух есть во всех: темже заблуждающих помалу обличаеши⁴⁵⁰. Если так говорит (Писание) о Св. Духе, то как же „в неразумное сердце премудрость не внидет, ниже обитает в телеси, повиннем греху“⁴⁵¹. Написал же об этом потому, что сказано вообще: во всех.

Ответ.

Дух Святой не лишает Своего присутствия ничего из сущего, а особенно тех, кто как-либо причастен разума. Ибо Он содержит бытие (γενέσεως)⁴⁵² каждого, как Бог и Дух Божий, вмещая

—89—

всех промыслительною силою и возбуждая в каждом естественный разум (τόν κατὰ φύσιν λόγον) и чрез него приводя в сознание греховности сделанного вопреки закону природы всякого, кто способен (это) чувствовать⁴⁵³ и⁴⁵⁴ обладает произволением, удобоподвижным к восприятию правых естественных помыслов. И в самом деле, мы многих находим и даже среди крайне грубых варваров и номадов таких, что усвоили добронравие и оставили издревле господствовавшие у них зверские законы⁴⁵⁵. Таким-то, значит, образом во всех вообще пребывает Дух Святой.

В частности же, и по другому примышлению, (Дух Святой) пребывает во всех, кто под законом, <[33]> как Законодатель и Предвозвеститель будущих тайн, подавая им сознание⁴⁵⁶ нарушения заповедей и постижение предвозвещенного⁴⁵⁷ во Христе совершенства. Отсюда и среди них находим многих, которые оставили ветхое и заключающееся в отобразах (ἐν σκιαῖς) служение и охотно обратились к новому и таинственному.

Пребывает же, кроме указанных способов, Он и во всех, получивших по вере божественное и поистине боготворное имя Христово, не только как сохраняющий и промыслительно возбуждающий естественный разум, (не только) как обнаруживающий нарушение и соблюдение заповедей и возвещающий обетования о Христе, но и как Производитель дарованного по благодати чрез веру сыноположения.

—90—

А как Податель премудрости, Он приходит только к тем, кто по душе и по телу очистил себя в строгом подвижничестве по заповедям; с ними, как с Своими, Он вступает в общение (πpοσομιλοῦν) в простом и невещественном ведении⁴⁵⁸ и непорочными умозрениями о неизреченном возводит (ἐκτυποῦν) их ум к обожению.

Итак⁴⁵⁹, во всех Он пребывает вообще, поскольку всех содержит и (о всех) промышляет и (во всех) возбуждает естественные семена (добра). В частности же, (пребывает) во всех, кто под <[300]> законом, поскольку обличает нарушение заповедей и просвещает пророческим обетованием о Христе; во всех же, живущих во Христе, (пребываёт), кроме сказанного, как Податель сыноположения. A как Податель премудрости, Он не пребывает ни„ в ком вообще из указанных (лиц), кроме только имеющих разумение духовное (συνιέντων) и сделавших себя по жизни в Боге достойными Его обожествляющего обитания. Ибо всякий, нс творящий божественных хотений, хотя бы и был верным, несмысленное имеет сердце, как притон лукавых помыслов, и тело – повинным грехам, как постоянно содержимое сквернами страстей⁴⁶⁰.

ВОПРОС XVI

Что такое литой телец, и почему о тельце говорится в единственном числе, а в словах: Сии бози твои, Исраилю⁴⁶¹ – во множественном? И что значит

—91—

„стереть и рассыпать no воде“?⁴⁶² Также что означают серьги и другие украшения?

Ответ <[34]>

Ум, выходящий подобно Израилю, из Египта греха и имеющий в мысли выходящим с собой из греховного блуждания⁴⁶³ подобно изваниям зла чувственное мечтание (φαντασίαν), как только поддавшись немного нерадению, лишится разумной рассудительности (διακρισίας)⁴⁶⁴, как в древности Израиль Моисея, то образует себе подобно тельцу состояние неразумия (τὴν ἀλόγιστον ἕξιν),⁴⁶⁵ (являющееся) матерью всех страстей. (Для того употребляет он), как серьги, познания (τοὺς λόγους) в богословии, которых он здраво (φυσικῶς) достиг путем благочестивого

—92—

размышления о сущем, как ожерелья, богоприличные мнения о сущем, приобретенные им по естественному созерцанию; как запястья на руках, естественные проявления (ἐνεργείας) добродетелей по деятельному (любомудрию, и все это) сплавляет „в печи“, т. е. в огненном распалении страстного возбуждения раздражительности и пожелания и сообразно с предлежащим в мысли мечтанием и образом зла, на самом деле составляет (это) неразумное состояние,⁴⁶⁶ всегда подверженное рассеянию и рассеевающее с собою занятый им ум⁴⁶⁷ и отсекающее его от единичной тожественности в истине и разливающее его во множественных и неустойчивых мечтаниях и мнениях о не сущем (οὐκ ὄντων). Это состояние стирает и рассыпает по воде пришествие божественного Слова, раздробляя мыслию в тонком созерцании привлекающую чувства (πρὸς αἴσθησιν) с внешней стороны толщу страстей⁴⁶⁸ и умело расчленяя происшедшее в страсти взаимное претворение и слияние естественных сил (души) и возводя (их) снова при помощи ведения⁴⁶⁹ к собственному началу. Эго, именно, мне думается, означает: „рассыпать по воде“.

Итак, вот весь смысл (θεωpίαν) повествования

—93—

данного места⁴⁷⁰ кратко предложило (наше) слово. Для того же, чтобы яснее стало место, рассмотрим, если угодно, каждую его часть в отдельности.

Литой телец есть взаимное смешение и слияние естественных сил (души) или лучше любострастное и неразумное стечение их, возбуждающее неразумную деятельность неестественных страстей⁴⁷¹. „Один“ телец (выводится здесь) в виду того, что однасклонность ко злу, хотя и рассеивается на многие виды зла. „Телец“ же – в виду силы, выносливости в труде, причастности к возделыванию земли и особенно способности легкого переваривания и добывания, как при жвачке, себе нужного, ( – этих качеств) порочного расположения ко страстям. „Литой“ же – потому, что склонность (ἕξις) ко страстям и проявление их на деле (ἐνέργεια) отливается в виде предносящегося мысли мечтания. Слова же: Сии бози твои <[35]> и сказаны (о тельце) во множественном числе потому, что зло⁴⁷² по природе является способным к рассеянию, неустойчивым, многообразным, производящим разделения: если добру свойственно по природе соединять разделенное и сохранять (его), то злу, очевидно, свойственно разделять соединенное и разрушать (его)⁴⁷³. Серьги представляют собою истины (λόγοι) богословия, естественно достигаемые умом при благочестивом размышлении о сущем. Ожерелья же – правые мнения о сущем по естественному созерцанию; запястья – осуществление (ἐνέργεια) добродетелей в (подвижническом) делании.

—94—

Или еще. Серьги представляют собою врожденный разум, ибо ухо – символ разума. Ожерелье же – раздражительность, ибо шея – образ воcстания и тираннии. Запястья же на руках – пожелание, проявляющееся в любострастной (καθ’ἡδονὰς) деятельности. Возжигая все это на огне страстей в указанном для каждой вещи смысле, ум и образует неразумное и бессмысленное состояние неведения, матерь всех зол. Сокрушает же его ум, после того, как, рассмотревши мыслию (привлекательную) для чувства с внешней стороны толщу страсти⁴⁷⁴, выделит каждую из входящих в состав страсти (частей и) возведет к собственному началу и, таким образом, рассыплет их по воде, т. е. въведении истины, давпш (должное) направление тому, что хорошо выделено и отрешено от взаимнаго дурного сплетения и сложения.

К примеру сказать, всякая⁴⁷⁵ страсть всегда (πάντως) составляется из (κατὰ) сочетания чего-либо чувственного, чувства и естественной способности, т. е. раздражительной, способности (θυμοῦ), или – как случится – пожелательной, или разума, уклонившегося от того, что свойственно ему по естеству. Если же ум, рассмотревши состав⁴⁷⁶, образующийся из взаимнаго сложения чувственного предмета, чувства и соответствующей (τῆς ἐπ’ αὐτῇ)⁴⁷⁷ естественной способности, сумеет, разграничивши каждую из этих (составных частей), возвеcти их к собственному естественному положению (λόγον) и подвергнуть созерцанию чув-

—95—

ственный предмет сам по себе, вне привязанности (σχέσεως)⁴⁷⁸ к нему чувства, и чувство, независимо от сродства с ним чувственного предмета⁴⁷⁹, и пожелание, например, или другую какую-либо естественную способность, вне любострастного расположения к чувству и чувственному предмету, независимо от представления, какое обыкновенно вызывается тем или иным движением страсти, – то он до мельчайших частиц сокрушил состав (σύστασιν) „тельца», т. е. всякой какой бы то ни было страсти, <[36]> и рассыпал (ее) по воде ведения, уничтоживши совершенно даже и простое мечтание о страстях чрез восстановление в свое естественное состояние (πρὸς ἑαυτὰ – κατὰ φύσιν) составлявших их частей (πραγμάτων)⁴⁸⁰. Постараемся и мы, сокрушивши литого тельца, уничтожить его в душе, так чтобы в ней был один только чистый божественный образ, отнюдь <304> и не оскверняемый чем-либо внешним.

Слова же: и напои ею Моисей сыны Исраилевы⁴⁸¹ указывают на прием науки уничтожения страсти, преподаваемый учителями учащимся.

ВОПРОС XVII

Если Моисея послал в Египет Бог, то на каком основании ангел Божий искал убить посланного Богом, и убил бы, если бы жена не поспешила обрезать сына и тем остановить устремление ангела⁴⁸²? И если необходимо было обрезание сына, то почему Бог, прежде чем послать Моисея (αὐτὸν), не заповедал ему с кротостью обрезать сына? Почему, на-

—96—

конец, если и был (допущен) им проступок, добрый ангел не сделал с кротостью наставления тому, кто был послан Богом на такое служение?

Ответ.

Кто со страхом Божиим исследует смысл загадочных мест Св. Писания и ради одной только божественной славы снимает, как покрывало, с Духа букву, тот, по слову Премудрости, обрящет для себя вся права (ἐνώπια)⁴⁸³ потому что не встретит никакого препятствия в безукоризненном движении мысли к (вещам) божественным. Итак, историю, уже исполнившуюся во времена Моисея телесно, опустим; духовный же смысл истории рассмотрим мысленными очами, ибо он постоянно повторяется В действительности ἀεὶ γινομένην) и в силу того выступает с еще большей силой.

Итак, пустыня, из которой посылается Моисей в Египет, чтобы вывести сынов израильских, есть или человеческое естество, или мир сей, или не возмущаемое страстями состояние. В таком состоянии и в этом мире, ум, научившись ведению чрез созерцание сущего, получает от Бога в глубинах сердца сокровенное и таинственное повеление – вывести из Египта, т. е. плоти и чувства, как израильтян, божественные умозрения о сущем, бессмысленно изнывающие над глиной, т. е. страстями плоти. Облеченный доверием на такое божественное служение, ум вместе с премудростью, соединенной с ним на подобие сожительницы в ведении, и с рожденным от нее благородным нравом и помыслом досточестного поведения в жизни, всячески идет путем добродетелей. Этот путь никак не

(Продолжение следует)

—179—

Из Клировых Ведомостей за 1869 год. Свято-Благовещенской Никандровой пустыни архимандрит Игнатий родился в 1806 году. Из купеческого звания г. С.-Петербурга, в мире именовался Феодор Михайлович Васильев, обучался предметам, преподаваемым в Уездных училищах. – Пробыв с 1832 по 1837 год послушником в Спасо-Преображенском Валаамском монастыре и Троице-Сергиевой пустыни, 2 сент. 1837 года пострижен в монашество, в Троице-Сергиевой пустыни. 3 сент. того же года посвящён в иеродиакона, 21 апр. 1839 г. произведён в иеромонаха. 24 мая того же года сделан ризничим, а 8 апр. 1841 г. казначеем Троице-Сергиевой пустыни. С 25 февр. 1844 года сделан наместником оной пустыни. 13 апр. 1846 г. награждён наперсным крестом. С 17 июня 1847 года по 12 июня 1848 г., по случаю увольнения настоятеля Сергиевой пустыни в отпуск, – по указу Св. Синода управлял оною пустынею, с передачею ему всего монастырского имущества и денежных сумм. За исправное управление Сергиевою пустынею в течение года 28 авг. 1848 г. объявлена ему признательность Епархиального Начальства. 22 марта 1851 года Высокопр. Никанором, Митр. СПб. и Новгородским, для пользы службы, перемещён из Сергиевой пустыни в первоклассный Юрьев монастырь наместником же. С 3 июня по 2 июля 1852 г., по уезду Новг. д. консистории, за отсутствием архимандрита Сковородского монастыря, управлял оным монастырём. 23 авг. 1853 г. определён настоятелем Свято-Благовещенской Никандровой пустыни, 24 янв. 1854 г. за усердную и полезную службу произведён в игумена. [24 февр. 1855 г., 26 янв. 1856 года, 3 янв. 1858 г., 16 сент. 1859 г., 18 февр. 1864 г., 18 марта 1868 года за попечение о благоустройстве Никандровой пустыни объявлялись ему признательность и благословение епархиального начальства.] В 1861 году награждён палицею. 30 мая 1865 г. возведён в сан архимандрита. 20 апр. 1869 г. сопричислен к ордену св. Анны 3 степени. Умер 18 дек. 1870 года.

Письмо I

1847 года, июля 12 дня

Новгородский Юрьев монастырь

По милости Божией – путешествую благополучно. В день выезда моего из Сергиевой Пустыни, проехал я недалеко: до Тосны. Подъезжая к ней, почувствовал усталость, наклонность ко сну; цель путешествия моего – поправление здо-

—180—

ровья, и потому зачем утомлять себя ездой во время ночи? Остановился в доме нашего Афанасия. Старушка мать его и брат приняли меня с приятным, простосердечным радушием. Раскинута моя дорожная кровать, ложась, я вспоминал с сердечным утешением подаривших мне её, вспоминал всех, напечатлевших на душе моей своею любовью столько сладостных впечатлений. Встав на другой день в 5-м часу, отправился в дальнейший путь, на последней станции к Новгороду пошёл сильный дождь, провожавший нас до самого Юрьева. Потрудись сказать от меня благодарность Афанасию за ночлег в его доме; матушка его очень мне понравилась; нахожу, что он очень похож на неё. В Юрьеве Отец Архимандрит принял меня очень благосклонно; сегодня утром был я у ранней обедни в нижней пещерной Церкви; обедню совершал Отец Владимир с учеником своим иеродиаконом Виталием: они очень милы – вместе. Отец Владимир служит благоговейно, – как быть старцу; Виталий – с приятною простотой. После Литургии Отец Архимандрит отправил соборно панихиду по почившем восстановителе Юрьевской Обители. Вышедши из церкви, я посетил Отца Владимира, пил у него чай. Затем посетил Монастырскую библиотеку и ризницу. С колокольни посмотрел на Новгород и его окрестности. Здесь тихо; отдыхает душа и тело; но ничто не отозвалось во мне поэтическим вдохновением, как то было на Валааме. Когда я смотрел с колокольни на Новгород, когда посещал в монастыре храмы, когда смотрел на богатство ризницы, – душа моя молчала. Отец Владимир пришлёт тебе два портрета Отца Фотия и вид Юрьева монастыря. Один из портретов возьми себе; а другой портрет и вид обители вели обделать в бумажные рамки для моих келий. Сегодня суббота; скоро громкий и звучный колокол ударит ко всенощному бдению, думаю участвовать сегодня вечером и завтра утром в Богослужении, а завтра после обеда отправиться в дальнейший путь. Я и спутники мои чувствуем пользу от путешествия.

Когда вспомню о тебе и обители нашей, то приходит мне утешительная мысль: Без воли Божией быть ничего не может. Так и с тобой и с обителью, ничего не может случиться такого, чего не попустит Бог. А Он попускает тем, кого любит, искушения и вслед за искушениями дарует

—181—

избавление от них. Утешаемые искушением мы прибегаем молитвою к Богу; а, получая избавление от искушения, стяжаваем веру в Бога, веру, – не мёртвую, теоретическую, – но живую, практическую. Настоящее твоё положение сопряжено с трудностями; но эти трудности крайне тебе полезны, необходимо нужны; они сформируют тебя. Муж неискушен, – неискусен, говорит Писание; а искушённый примет венец жизни и стяжит дар помогать искушаемым. Веруй, что власы наши изочтены у Бога, – тем более пред очами Его – всё случающееся с нами. Плыви и правь рулём правления обители в вере на Бога, в терпении, в страхе Божием. Когда стоит кто высоко, – должен глядеть вверх, а не вниз; если будет глядеть вниз, то легко у него закружится голова и он упадёт. Итак, верой гляди вверх, на небо, на Промысл Божий, и не закружится у тебя голова, не впадёшь в смущение и уныние, которые приходят от того, когда глядишь вниз, т. е. когда вместо молитвы и веры, вдадимся в свои рассуждения и захотим всякое дело решить одним собственным разумом. Христос с тобою. Прошу молитв твоих и всего братства.

недостойный Арх. Игнатий

Письмо II

Истинный друг мой, Отец Игнатий!

Милосердый Господь, от которого всякое даяние благое, да дарует тебе управлять обителью во страхе Божием, с духовною мудростью, тихо, мирно и благополучно.

В Москву прибыл я в среду вечером, часу в десятом, остановился в доме Мальцева, где меня приняли радушно и успокаивают. Спутешественники мои здравствуют, заботятся о том, чтобы услужить мне. Преосвященного Митрополита нет в Москве; он путешествует по некоторым местам Епархии; мне придётся дождаться его, и потому, между прочим, что колесо у кареты сломалось, а меня раскачало и нуждаюсь в отдохновении. В четверток был в Угрешской обители, которая, несмотря на близость свою к Москве, посещается Богомольцами очень мало и потом очень уединённа. С душевным утешением увидел я там некоторых монашествующих, провождающих жизнь внимательную, в страхе Божием. Они очень хранятся от монашествующих города Москвы, не презирая

—182—

их, но избегая расстройства душевного, которого никто так скоро сообщить не может, как брат, живущий нерадиво. Сие наблюдали Василий Великий и Григорий Богослов, когда жили в Афинах. Сие заповедал наблюдать Св. Апостол Павел. Он говорит Коринфянам: Я писал вам в послании не сообщаться с блудниками: впрочем, не вообще с блудниками мира сего, или сребролюбцами, или хищниками, или идолослужителями; ибо иначе надлежало бы вам выйти из мира сего: но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, есть блудник, или сребролюбец, или идолослужитель, или злоречив, или пьяница, или хищник: с таковым даже не есть вместе. (1Кор.5:9–11). Видишь ли, как порок, когда он в брате, гораздо заразительнее и прилипчивее, нежели когда он в постороннем лице! Это от того, что люди позволяют себе гораздо более дерзновения и свободы пред братиями, нежели пред посторонними, пред которыми они стараются скрыть порок свой. Вглядывайся в общество человеческое: в нём беспрестанные опыты свидетельствуют справедливость слов мудрого, святого, Боговдохновенного Апостола. Руководствуйся сам этим нравственным Апостольским преданием и сообщай его братиям в их назидание и охранение от греха.

В пятницу был я в Кремле для поклонения его святыням. О. Игумен Угрешский был моим путеводителем. В этот день посетили меня добрые Граф и Графиня Шереметевы; так же и я побывал у некоторых знакомых и родственников своих. Был в монастырях: Чудове, Новоспасском, Симонове, Донском; видел прежде живших у нас иеродиакона Владимира, Евстафия, Грозного, – слышал, что здесь Булин и Чёрный, направляющиеся к Киеву. Скажу одно: братиям нашей Сергиевой Пустыни до́лжно благодарить Бога, что он привёл их в эту обитель, в которой довольно строго наблюдают за нравственностью, чем сохраняют молодых людей, дают им возможность усвоить себе благонравие, составляющее существенное достоинство инока. Конечно, не составляют его голос и знание ноты! Они хороши для Богослужения Церковного, когда душа не разногласит с устами. Это разногласие – когда уста произносят и воспевают хвалы Богу, а душа хулит его своим злонравием.

Здесь узнал я, что О. Пафнутий подал прошение о пе-

—183—

ремещении в Донской и что о сем послан запрос к нам. На запрос отвечай благоразумно, скажи, что Настоятель пред отъездом утруждал начальство о посвящении некоторых лиц в Иеромонахи по недостатку Священнослужащих в Сергиевой Пустыни; впрочем, что ты предоставляешь сие обстоятельство воле и усмотрению Начальства. – Другой причины, кроме малого числа Иеромонахов, – мы не имеем к удерживанию О. Пафнутия. – Будь осторожен с Муравьевым, если он посетит обитель нашу. Дай полный весь сему предостережению моему... Здесь стоят северные ветры, довольно сильные, от чего погодка похожа на Петербургскую: солнце жжёт, а ветер пронизывает насквозь. Нельзя выйти в одной рясе, без шинели.

За тем – Христос с тобою и со всем возлюбленным братством. Всем кланяюсь и у всех прошу Св. молитв.

недостойный Архимандрит Игнатий

1847 года Июля 21 дня.

Письмо III

Получил письмо твоё от 15 июля. Бог да укрепит тебя! Не предавайся скуке о моем отъезде: он был необходим. Теперь мне сделалось гораздо лучше и теперь-то вижу, в каком расстроенном положении был я в Петербурге. Но всё ещё надо провести значительное время вне нашего сурового Сергиевского климата, чтоб собрать силы и проводить в ней иначе время, нежели как я проводил, т. е. лёжа. Если найдёшь совершенно необходимым вывести Иеродиакона Иоасафа, то извести меня в Бабаевский Монастырь, я дам тебе письменное моё согласие, которое можешь показать Пр. Викарию. При случае скажи мой усердный поклон Графине К., Князю Ш., Данилу Петровичу. Все наши знакомые удивили меня своею любовью, которая так обильно обнаружилась при моём отъезде из Петербурга. Завтра думаю ехать в Бородино; потом воротиться в Москву не более как на сутки и пуститься через Лавру, Ростов, Ярославль, в Бабайки и Кострому. Князю – Шахматову пишу письмо сегодня же. Письма ваши получены мною довольно поздно, потому что Иван Иоакимович выехал из Петербурга не 16-го, как он было предполагал, но 24 июля. Прошу у Павла Петровича извинения за то, что не отвечаю ныне на письмо его; некогда! Надеюсь загладить это упущение из Бабаек, откуда думаю написать письмо и

—184—

ко всей вообще братии. Да подкрепит тебя Господь! Потрудись к общему благу; дай мне воспользоваться отпуском и поправиться в телесных силах; это принесёт свои плоды и для меня, и для тебя.

Христос Се тобою и со всем о Господе братством.

недостойный Арх. Игнатий.

Потрудись сказать от меня Васе, что он без меня вёл бы себя кротко и был послушен; тем доставит он мне большее утешение.

1847 года Июля 29 дня

Письмо IV

Истинный друг мой, Отец Игнатий!

По милости Божией я приехал благополучно в Бабаевский Монастырь, в котором точно по сказанию Уткина воздух чудный. Здоровье моё таково, что сказать о нём ничего решительно не могу; кажется получше. Вкоренившееся и застаревшее расстройство не вдруг исправляется. Отец Феоктист очень доброго и открытого нрава, что мне по сердцу. Теперь выслушай полный отчёт моего странствования, до которого я большой неохотник.

Сколько я ни ездил, – нигде мне не понравилось. Мил, уединён – Монастырь Угрешский; но моё сердце к нему было чужое. В Бабаевском нравится мне лучше всего; природа необыкновенная, какая-то роскошная, величественная; воздух и воды здоровые; но сердце к нему чужое. А к Сергиевой оно, как к своему месту. Видно придётся возвратиться в неё. Нашим неопытным любителям пустынножития, как например О. Иосифу, не ужиться в пустынях, кроме Сергиевой, по грубости братства; чтоб можно было ужиться, то надо сперва ввести обычаи Сергиевой Пустыни в какой-либо пустынный Монастырь. Видел я Отца Моисея в Гефсимании на одну минуту; потом приходил он ко мне в Гефсиманию, стоял предо мною на коленах и со слезами просил прощения в своём поступке и дозволения возвратиться обратно в Сергиеву Пустыню. Я простил; но говорил ему, что как тяжело было для меня, когда он при болезни моей решился на такой поступок, не обращая никакого внимания на мои увещания, в которых я излагал ему ясно невидимую брань сердечную, – и прочее. Он снова просил прощения и сознавался в том, что

—185—

обманули его помыслы. В Лавре, – кроме святынь, – понравилась мне довольно Академия духовная, в которой многие Профессоры трудятся в пользу Церкви. Недавно вышла книга: Творения иже во святых Отца нашего Григория Богослова, Архиепископа Константинопольского, часть пятая. Доставь маленькому Игнатию записочку, пусть предложит нашим знакомым выписать эту книгу. По собрании сего напиши письмо О. Ректору Академии, Архимандриту Алексию, прекрасному человеку, с которым я очень сошёлся, прося приказать известить тебя – что̀ сто̀ит экземпляр и сколько экземпляров вы желаете иметь. Потом вышлешь деньги и получишь книгу, которая особенно хороша. От Отца Аполлоса я получил сегодня письмо, в котором извещает, что он уволен от поездки. Я этим доволен: ему нужно побыть на месте и успокоить себя; а развлечение могло бы его совершенно расстроить.

Получил письмо и от Ивана Павловича Лихачёва, которое при сем прилагаю. Кажется у него написано в письме лишнее против счёта, который имеется у нас. Потрудись его увидеть, проверить с ним счёт; или пошли для исполнения сего верного человека. Прописываемый Лихачёвым орден точно мною взят. Хорошо, если б вы могли ему выдать хотя тысячу рублей ассигнациями из неокладной монастырской суммы; да две тысячи ассигнациями выдай из моей осенней кружки. Пожалуйста, обрати на это внимание и успокойте этого человека; думаю – можно бы и теперь выдать из братских денег в мой счёт 2.000: если же сего нельзя, то всячески можно после 25 Сентября, а тысячу хорошо бы и теперь из монастырских.

Из Москвы послано мною к тебе два письма; в одном из них писал я о Пафнутии то же самое, что ты о нём пишешь. Вкус его для нашего места не годится; не можешь себе представить, как показалось мне отвратительным Московское пение с его фигурами и вариациями. Нам нужна величественная, благоговейная простота и глубокое набожное чувство: этими двумя качествами наше пение становится выше пения Московских монастырей. Из настоятелей мне наиболее понравился Феофан по его прямоте и радушию. Натяжная святость как-то мне не по вкусу. Угрешский Игумен просится на покой: в случае его увольнения я согласился с Пименом и другим иеромонахом, которые

—186—

совершенно образовались по моим грешным советам и настоящие – Сергиевские. Приходил ко мне иеродиакон Владимир; тоже изъявлял желание поместиться к нам; я был с ним откровенен, т. е. прямо сказал ему причины, которые если он не устранит, то никак не может быть терпим в нашей обители. Он отвечал, что сам усмотрел всю гнусность расстроенной жизни и желает исправиться, как исправился брат его. Я сказал, что теперь не могу дать решительного ответа, а дам его при возвращении его. Извещаю тебя о сем, чтоб ты имел всё время обдумать и сказать мне своё мнение.

Грусть твоя от того, что ты сам правишь обителью, а не из-за другого; я понимаю это чувство по собственному опыту. Возлагай на Господа печаль твою, и Он укрепит тебя; мне необходим воздух для поправления моего расстроенного здоровья, от чего и самое жительство делается расстроенным. Возвратившись с обновлёнными силами, тем усерднее и деятельнее займусь устройством Обители, имея в твоей искреннейшей ко мне дружбе и в Богом данных тебе способностях обильную и надёжную помощь. Всем братиям кланяюсь и прошу их святых молитв. Христос с тобою! Благословение Божие да почивает над тобою. Приложенные два письма отдай по адресам.

Тебе преданнейший о Господе друг

Архимандрит Игнатий

1847 года Августа 12 дня.

Письмо V

Присылаю тебе при сем, друг мой, церемонное письмо, чтобы ты мог его показать, если то будет нужно. Получил твоё письмо на двух листках от 4 Августа. При сем прилагаю письмо к Павлу Матвеевичу: он не откажется похлопотать, чтобы в Париже налитографировали на 1.000 экземпляров. Он говорил мне об этом; запечатай письмо моё и перешли его к Яковлеву, прося, чтоб сей переслал в своём письме к Павлу Матвеевичу. Сердечно радуюсь, что ты поспокойнее; дайте мне поправиться сколько-нибудь: это для меня необходимо. Поправившись, Бог даст, могу послужить для общей пользы, хотя ещё сколько-нибудь. Тебе очень полезно настоящее твоё положение, хотя оно и сопряжено с некоторыми неприятностями. Сам по своему опыту

—187—

посуди каково заниматься должностью при болезненном состоянии; а моя болезненность достигла до расстройства нерв, что очень опасно. То время, которое ты будешь управлять Монастырём, подвинет тебя и в опытности, и в духовном успехе и привлечёт к тебе расположение братства, которое ты можешь иметь по самому природному твоему свойству. Всем знакомым от меня очень кланяйся; я имею к ним чувство, как к родным. Знакомлюсь не скоро, но зато, по милости Божией, прочно. Моисей, нынешний временно – Гефсиманский, сохраняет к тебе особенное расположение. Он понял тамошние обстоятельства, но в то время, когда ввалился в них, понял и знаменитого Антония, который – вполне наружный человек, имеющий о монашестве самое поверхностное понятие. – При свидании потрудись сказать мой усерднейший поклон Высокопреосвященнейшему Илиодору и благодарность за его расположение ко мне. Относительно того, что трава скошена молодою, моложе, чем прошлого году, я согласен с хуторным. Желаю вам убрать рожь и овёс благополучно. Если овса будет довольно, то часть можно продать, и на часть этих денег купить хоть 20 коров и бычка, чтоб они во время зимы накопили навозу для ржаного поля. Отец Израиль обещал мне это сделать и доставить коров по первому снегу. Впрочем, сие предоставляю на твою волю и благоусмотрение. Недавно послал я к тебе письмо. Это второе уже из Бабаек, которыми я очень доволен. Прекрасный Монастырь! На прекрасном месте с отличным воздухом и водами! Купаюсь в речке Солонице, в которую впадают соляные источники, в которых прежде добывали соль. Они в 200 шагах от моего окошка. Всё тело чешется и выходят пятна и возвышенности вроде сыпи. Такое чувствую благотворное действие здешних вод и на желудок. Чай пришли ко мне. Не думаю от вас требовать много денег. В прошлом письме я писал тебе, какое употребление сделать из моих денег, которые у вас. Пожалуйста не оставь сего обстоятельства без внимания и извести меня о последующем. Я всё ещё в развлечении: исправляю нужды по келье; то, другое надо завести, т. е. стол, стул, – и тому подобное. Надо будет съездить в Кострому к Преосвященному Иустину, также

—188—

в Ярославль, в котором при проезде я пробыл не более часу.

Всем братиям усердно кланяюсь.

Христос с тобою.

Тебе преданнейший

Архимандрит Игнатий

1847 года Августа 14 дня.

Потрудись послать два экземпляра Валаамского Монастыря Его Высокобл. Ивану Иоакимовичу Мальцеву в Москву на Лубянку в Варсонофиевском переулке, в собственном доме, – для него и для супруги его Капитолины Михайловны.

Также потрудись послать в Москву один экземпляр на имя Графа Шереметьева и два на имя Графини с тем, чтоб один из них она доставила Митрополиту Филарету. Их адрес: в Москве на Воздвижинке в собственном доме. Пошли в Бородинский Монастырь три экземпляра при прошлом письме, адресуя в Можайск Московской Губернии, один – Г-же Игумении, другой – двум её келейницам Палладии и Анатолии, третий – Елизавете Шиховой.

Мне сюда пришли экземпляр.

Князю Суворову – один.

Пришли порошков от клопов, которые здесь многочисленны...

Письмо VI

Отец Наместник, Иеромонах Игнатий!

Благодарю Вас за то внимание, с которым Вы извещаете меня о главных обстоятельствах Сергиевой Пустыни.

Вам известно, что я признавал всегда Иеродиакона Иосифа малоспособным к жительству в монастырях столичных; почему увольнение его из Сергиевой Пустыни я считаю полезным и для Пустыни и для самого иеродиакона Иосифа. Если он был доселе терпим в ней, то это – в надежде сделать ему добро и по нужде в Иеродиаконах. – Но сия нужда вскоре может быть отстранена посвящением монаха Сергия в Иеродиаконский сан. – Равным образом Иеромонах Пафнутий мог бы быть уволенным, если б у нас было достаточное количество Иеромонахов: он нужен только для служения, но для пения не только не полезен, даже вреден. Сформировав вкус свой в

—189—

провинции, он недостаточен для нашего хора, в котором должны служить лучшим украшением простота и глубокое благоговейное чувство, а не фигурные вариации, которые в таком употреблении в Москве и которые так нейдут к монашескому пению.

Очень рад, что сенокос убран благополучно; желаю, чтоб вы успели убрать также благополучно хлеб и овощи. Присматривался я к полям при моем путешествии: точно – трудно встретить такую обработку, какова она у нас, и такой чистый и рослый хлеб, каков он у нас.

По отношению к здоровью моему чувствую себя лучше. Воды и воздух здесь превосходные. Когда прекратится возможность купаться, то начну принимать души. Всем знакомым прошу сказать мой усердный поклон, – равно и братии.

И вам, Отец Наместник, желаю всех благ. Правьте обителью с благонамеренностью, столько вам свойственною, в надежде на помощь Божию, и молитесь о недостойном Настоятеле Вашем.

Архимандрит Игнатий

1847 года 14 Августа.

Письмо VII

Препровождаю к тебе, друг, мой, прошение Отца Моисея. Надо составить прошение форменное и передать его братьям для доставления ему, чтоб доставление сие было верное. Я живу по милости Божией благополучно. Около недели гостил в Костроме у Преосвященного Иустина, который обходился со мною очень любовно. По возвращении моем из Костромы нахожу новое письмо Моисея, в котором умаливает меня о прощении его и принятии снова в Сергиеву Пустыню. Христос с Вами. Всем братиям кланяюсь и прошу их молитв. Завтра думаю отправиться в Ярославль суток на трое, и тем окончить мои разъезды. Бабаевским монастырём я очень доволен. Воздух и воды чудные. Пред самым монастырём шагах в 100 от Св. ворот обильно сочилась вода, не замерзавшая по сказанию жителей и зимою. Я нанял, чтоб очистили это место и впустили сруб в 2 аршина вышиной. Что ж? Ударило до двадцати ключей, и мы имеем чистейшую, как хрусталь, воду из

—190—

которой образуется ручей, текущий в Волгу. По возвращении из Ярославля надеюсь ещё писать к тебе.

недостойный

Арх. Игнатий.

Стефану получше. Сысой захворал прошлогоднею болезнью.

1847 года Августа 24 дня.

Письмо VIII

Не желая пропустить почты не написав тебе ничего, извещаю, что я на прошлой неделе был в Ярославле. Таким образом, окончив свои разъезды, начинаю сидеть дома и лечиться. Ноги мои начинают издавать испарину, с которою вместе, кажется, выходит и болезнь. Христос с тобою; будь здоров и благополучен. Всем братиям – мой усерднейший поклон.

недостойный

Арх. Игнатий.

1 Сентября.

Письмо IX

Отец Наместник Игнатий!

При сем препровождаю к Вам письмо О. Казначея Вифанского Монастыря Иеромонаха Вениамина, в котором он О. Казначей объясняет начало болезни Иеромонаха Мефодия, его родного брата, находящегося ныне в Старо-Ладожском Николаевском Монастыре. По просьбе Иеромонаха Вениамина и по собственному своему усмотрению, находя нужным, чтоб сии сведения были известны С.-Петербургскому Епархиальному Начальству, препровождаю к Вам письмо Иеромонаха Вениамина с тем, чтоб Вы оное представили по благоусмотрению Вашему.

1847 года Сентября 1 дня

Арх. Игнатий.

Письмо X

Истинный друг мой Отец Игнатий!

Получив письмо твоё от доброго знакомого нашего, с ним отправляю и пространный ответ; а чтоб и по почте,

—191—

которая вероятно придёт скорее, не лишить тебя известия обо мне, пишу сии строки. Лечусь; крывшаяся во мне простуда кидается во все стороны; в особенности сильный переворот в ногах, в которых то начнётся дёрганье жил, то лом, то испарина, – после сего чувствую облегчение и оживление ног. Но от диеты и испарины слабы. Ну уж какое славное, чудесное безмолвие. Кажется – проводил бы до гроба такую жизнь. Препровождаю при сем письмо от Рослякова; передай его Николиньке, чтоб он известил Рослякова: пусть делает, как хочет и знает. В месте, где он живёт, терпят его немощи; в другом – неизвестно, потерпят ли? А здесь мне взять его на своё попечение и иждивение невозможно. Письмо его по прочтении истреби, чтоб не попалось в руки Аполлосу и не расстроило бы его.

Каково поживает Влас Михайлович?

Стёпе то получше, то опять хуже; Сисою лучше.

Будь здоров.

тебе преданнейший о Господе

Арх. Игнатий.

8 Сентября.

Впрочем, я говорил О. Игумену о Рослякове, он согласен его принять.

С Данилом Петровичем препровождаю мои испорченные часы; отдай их Мизеру для поправки и с Николинькою пришли.

Письмо XI

Истинный друг мой Отец Игнатий!

С несказанным сердечным утешением читаю твои письма и благодарю Господа Бога, что Он по неизреченной своей милости даровал мне такового и искреннего, доброго, верного и умного друга, как ты. Жизнь наша коротка. Что в ней ни приобретёшь – всё до́лжно оставить при входе в вечность. Одно благо, которое пойдёт с нами туда; любовь к Богу и любовь ради Бога к ближнему. Молю Бога, чтоб любовь наша была вечною. В письмах, идущих по почте, не забываю вставлять слова для политики,

—192—

принуждён кое-что умалчивать из опасения косой ревизии. А это письмо идёт с добрейшим Данилом Петровичем, который был у меня 5 Сентября. – В двух обителях на пути моём принят я был как родной: в Угрешской и Бородинской. Угрешской Отец Игумен думает на покой. Его казначей и другой Иеромонах, друг казначея, – точно наши Сергиевские; казначей знаком был со мною в Лопотове Монастырь, заимствовал от меня направление в монашеской жизни и сохранил его доселе. Они меня на руках носили и в случае выбытия на покой Игумена намерены переместиться к нам: это прекраснейшие люди. Бородинская Г-жа Игуменья приняла очень радушно. Первый день занимался беседою с одною ею, а Степана тормошили сёстры. На другой день некоторые из них познакомились со мною. А когда я уезжал, то некоторые из них, провожая со слезами, говорили: мы с Вами – точно с родным Отцом, как будто век знали. И я с ними породнился – есть такие прекрасные души, – многие с хорошим светским образованием. Митрополит Московский был очень добр; постарел. У Преосвященного Григория Тверского гостил целые сутки; он самый прямой человек, и принял меня с особенными радушием. С Лаврским наместником Антонием я очень не сошёлся, а поладили с Академическим Ректором Алексеем. Из Московских Архимандритов мне понравился наиболее О. Феофан Донской. Наместник обошёлся со мною сначала довольно нагло, потоми поумялся. Нашёл в Вифанской Семинарии Иеромонаха Леонида, Профессора и Магистра из флотских офицеров, который в Петербурге бывал у меня. В посаде живёт его матушка-старушка, которую он содержит своим жалованьем. Иду из Академии к саду – встречает меня незнакомая старица, останавливает: «Ах, Батюшка, – говорит, – как я вами благодарна за сына моего; направление, которое вы дали в Петербурге, его руководствует в пути им избранном так благополучно; я мать Леонида. Он приходил ко мне вечером и как пред Духовником поверил всю жизнь свою со всею простотой и откровенностью. Этот случай – пребывание в Бородине, на Угреше, – из светских в Москве Мальцевы, Назимов (ныне Генерал, бывший при Наследнике Флигель-Адъютант) и наконец, в Бабайках приезд одной из сестёр моих – меня очень

—193—

тронули и утешили. Какие есть на свете души! И как чудно слово Божие! Недаром один святой Отец говорит, что сеятель сеет сряду, а не известно, которое зерно взойдёт и который участок земли даст обильнейший урожай. – Преосвященные Костромской и Ярославский приняли меня очень ласково. Сошёлся довольно с Костромским Ректором, с человеком благонамеренным и прямодушным, имеющему (sic) ревность к благочестию. Здесь в Монастыре знаком только с О. Игуменом, с ним иногда я вижусь, – более почти ни с кем. Сижу дома, никуда не выходя. Такая жизнь мне чрезвычайно нравится. В Москве зубной врач, приглашённый мною, по случаю разболевшихся зубов, нашёл, что зубы мои очень исправны, но что они поражены ревматизмом, против которого дал полосканье: французская водка или ром, настоянные свежим хреном. Этим велел полоскать, разводя с водою, – также мазать снаружи около шеи и за ушами. Видя отличное действие этой национальной микстуры, я попробовал помазать мои ноги, которые по временам очень болели и всегда зябли. Когда я их помазал, то они начали согреваться, а через несколько дней капает из них пот и явилась переходящая боль ревматическая, т. е. простуда, сидевшая под маской и прикрытием, – обнаружилась. Наш добрейший Иван Васильевич говорил мне правду: у вас замаскированный ревматизм. Разумеется, я тотчас прекратил окачивание себя из душа, – а решился попить декокту из сассапарели при натирании хренною настойкой, доколе совсем не прекратятся боли. – Степану получше; он один мне служит, Сисой лежит и пьёт декокт сассапарельный. Вот все здешние новости. Публика Ярославская и Костромская очень ко мне милостивы.

Теперь начинаю отвечать на все пункты писем твоих. (Извини, что худо пишу: пишу на аналое, чтоб не так скоро устать и побольше написать).

1) На то, которое от 22 Августа. Бог тебе открывает понятие о монашеской жизни, которая есть совершенство Христианское. Это Божий дар: Возделывай его. При естественной доброте твоего сердца, при прямоте твоего рассудка, стяжи ещё доброту Евангельскую и Евангельский разум. Бог, Который даровал тебе прекрасные естественные свойства, да дарует и Евангел-

—194—

ские. Точно как ты говоришь – ни порядка, ни благонравия, ни даже таких духовных познаний не встретишь, как в нашей обители. Благодарю тебя за Отца Иосифа; он очень добрый и мягкосердечный, но по неопытности лезет как овца к волкам. Моисей сдуру куда врезался! – к начальству сильному, от которого уйти нелегко – и в какое место! в место, где всё личина и всё напоказ. Лавра мне очень не понравилась, кроме святыни её. Совершенно торговое место, – братство в полной свободе, – певчие с такими вариациями, что хоть вон беги из церкви. По местоположению понравились два монастыря – Угрешский и Бабаевский. В обоих воды прекрасные. – Моисей тоже очень тебя, любит, как и ты его. Разочаровался в Антонии, говорил мне: Батюшка, ныне и такого Настоятеля, каков наш Наместник, т. е. ты, не найти. – Благодарю за распоряжения по письму Лихачёва; будете делить эту кружку после 1 Октября, то из моей суммы возьми сто р. серебром по назначению для твоих расходов, пятьдесят же отдай Павлу Петровичу, и остальные пришли мне. Отцу Пафнутию (sic) я не думал бы снова ставить на крылос, тем более что он хочет вести крылос в том устаревшем провинциальном вкусе, который ему нравится, но который нам вовсе нейдёт. Нам нужно стремиться к совершенной простоте, с которой бы соединялось глубокое благоговейное чувство. Штучки предоставим Москве. Если будет скучать О. Пафнутий, то можно ему поручить хор ранних обеден и обучение ноте не знающих её. Иеромонах Иоанникий пусть подождёт моего возвращения, – в Ладоге никого нет; Росляков просится сюда. Три экземпляра ты отдал, как следует, и как мною было тебе поручено; потому что после чтения, которое, помнишь, было на балконе, так было мне приказано. Успокойся – я напишу об этом А-ой, тем более что я получил от них письмо, на которое должен отвечать. Я забыл тебе сказать, что с Фридриксовой не надо ездить по её домашним обстоятельствам, как я и сам не ездил, а посылать с человеком к 8 часам утра. Она мне пишет о Монастыре с большим участием, не называя тебя, говорит, что без слёз братия не могут говорить о мне; я понял, что она видела твои слёзы. Бог вложил этому человеку нелице-

—195—

мерное расположение к нам. Я ей пишу и благодарю за внимание к тебе.

2) На письмо от 25 Августа, что с Полозовым. Как выше я сказал, показавшаяся испарина заставила меня остановить леченье водою. Вода в Солонице имеет небольшую солоноватость и очень полезна, но близ Гилица есть настоящие солёные воды целительные. В них купался Пр. Иустин и почувствовал большую пользу. Мне мешает скоро поправиться гнездящаяся во мне простуда; при всём том по временам чувствую себя довольно хорошо, Даниил Петрович был необыкновенно мил; доставил порошок от насекомых. Чай получил по почте. Благодарю тебя, что побывал у Преосвященных. – Должно быть, Харьковский не по Питерскому православию пришёлся⁴⁸⁴. Если что узнаешь, то напиши в письме, о котором будешь уверен. Если случится увидеться с Преосвященными, то всем скажи мой усерднейший поклон и прошение благословения, увидев Харьковского, поблагодари за его расположение – навсегда: это – сердце сердцу весть подаёт, и я прошу его принять моё таковое же расположение, основанное на истинном служении Богу и церкви. Поклон от него Пр. Иустину я правил! Очень рад, что уборка полевых продуктов идёт успешно: я по всей дороге не видал таких хлебов, какие у нас. О косулях я сам думал; нахожу, что удобнее будет прислать зимою; водою кажется уже поздно. Мне сказывали здешние агрономы, что траву непременно до́лжно посыпать гипсом, высевая 30 пудов на десятину; гипс действует два года; а на один и тот же участок сыплют его не раньше, как через 8 лет тоже по какой то причине, которую мне не могли хорошенько объяснить, которую и я не хорошо выслушал. Забавно твоё рассуждение по случаю проданной ставы о Петре Мытаре. Приложенное письмецо доставь покупщице ставы. Княгине Варваре Аркадьевне скажи мой усерднейший поклон и также доставь приложенные строки. При свидании с Госпожой Игуменьей Феофанией засвидетельствуй ей, равно и Матери Варсонофии мой усерднейший поклон. Хорошо, что с Андреем Николаевичем ты был осторо-

—196—

жен: это прикрытый личиною дружбы враг мой и именно твой. Вели Михаилу Хуторному, или Петруше, или если есть при Монастырском саде садовник, – насадить школу дубовыми желудями. Хотелось бы прислать для школы кедровых орехов, – пришлю, если не забуду: их садят ровно как жёлуди, с осени. Принятие и отпуск братии – одобряю. Я наведывался здесь о людях, именно с крылосными способностями, но до сих пор ещё ни один не пришёлся мне по глазам и по сердцу. Ты не можешь себе представить какая повсюду скудость в людях! Наместник Воронежский Платон, о котором ты мне говорил, ныне Наместником в Ипатиевском монастыре, Игуменом и Членом здешней Консистории. С Отцом Феоктистом мы очень ладим: человек добрый и открытый; здесь гостит его матушка; помещица, – преинтересная старушка – старых времён человек! Если Пафнутий снова подаёт прошение в Святейший Синод, – тем более не должны пускать его на крылос. Крылосные к нему не расположены; а он как человек, способный к штукам, пожалуй, для своих плотских видов, не остановится приводить братии расстройство. А наши просты! О Владимире я тебе пишу на всякий случай; я ему ничего не сказал, отложил ответ мой до будущего времени. Наконец – благодарю Господа Бога, что у Вас идёт всё хорошо. Молитесь обо мне. Ныне мудрёное время; где ни насмотрелся – везде зло берёт верх, а благонамеренные люди находятся в угнетении. Спаситель мира повелел стяжевать души свои терпением. Полагаюсь на волю Божию. Здешнее уединение показывает мне ясно, что по природным моим свойствам и по монастырскому моему образованию – быть бы мне пустынником; а положение моё среди многолюдного, столичного города между людьми с политическим направлением, – есть вполне ненатуральное, насильственное. Молитва и слово Божие – вот занятие, единственно мне идущее. При помощи уединения могли бы эти два занятия, кажется мне, судя по опытам, – очень процвести и желал бы я ими послужить ближним. Для прочего служения есть довольно людей, с преизбытком; а для этого ныне, просто сказать, не найти. Повирают – и то не многие, а чтоб кто сказал истину Христову – точно – не найти! Сбывается слово Хри-

—197—

стово: в последние времена обрящет ли Сын Божий веру на земли! Науки есть, Академии есть, есть Кандидаты, Магистры, Доктора Богословия (право – смех! да и только); эти степени даются людям; к получению такой степени много может содействовать чья-нибудь б... Случись с этим Богословом какая напасть – и оказывается, что у него даже веры нет, не только Богословия. Я встречал таких: – доктор Богословия, а сомневается, был ли на земле Христос, не выдумка ли это, не быль ли, подобная мифологической! Какого света ожидать от этой тьмы!

Христос с тобою. Всем братиям мой усерднейший поклон

Тебе преданнейший друг, недостойный

Арх. Игнатий.

Скажи Фёдору Фёдоровичу Киселёву, что я получил от Князя Шахматова письмо, в котором он очень извиняется; что не мог исполнить известного желания нашего.

Письма от Фридриксовой ко мне посылай не иначе, как через Полозова.

Понудил себя – побывал у Сергия на Толге и у Нафанаила, Строителя в одном, маленьком монастыре в Ярославле. Не очень благосклонно глядит на них здешний Архиепископ. Видя, что меня Старец Архиерей очень полюбил (я у него был три раза и обедал в два дня). Сергий просил меня замолвить за него словцо. Оказывается, что в колодец преждевременно кастить не надо.

7 и 8 Сентября.

Напиши мне, как адресовать к Степану Фёдоровичу Апраксину.

Письмо XII

Истинный друг мой, Отец Игнатий!

Извещаю о. себе, что лечусь – и кажется с успехом. Должно быть, я сильно простудился прошлою осенью, ездив в Черменецкий Монастырь. Не хотел – а приходится: – прикажи мне сшить подрясник из синеватого лицемеру и подложить серой саржей – и верх и подкладка – шёлковые. Всё это можно взять у Степанушки; вели так сделать,

—198—

чтоб не более как на две четверти он был ниже колени и пошли по почте, адресуя посылку Его Высокобл. Николаю Никандровичу Жадовскому в Яросл. с передачею мне. Тот подрясник, который на мне, очень рвётся, а других, т. е. суконных и на вате шёлковых носить не могу – непременно холодный. Это следствие здешнего воздуха, который гораздо легче Петербургского. И в комнатах держал гораздо свежее до начатия декокта. Теперь очень слаб, а аппетит гораздо лучше. Христос с тобой.

Твой преданнейший друг

Арх. Игнатий.

10 Сентября. Также вели по моим колодкам сапожнику, который шил обыкновенно мне сапоги, сделать две пары с пробковыми подошвами и пришли по почте.

Письмо XIII

Истинный друг мой, Отец Игнатий!

Благодарю тебя за постоянное уведомление о себе и об обители. Слава Господу Богу, что у Васи идёт всё благополучно. Моё здоровье поправляется, но крайне слаб от действия декокта. Захватил же я жестокую простуду в Петербурге, и она была замаскирована, как говорил мне наш добрый Иван Васильевич. Теперь от действия декокта выходит простуда, а вместе с тем пропадают те болезненные припадки, которые я прежде признавал чисто геморроидальными. Лицо и глаза очень переменились – посвежели.

Послушника Кирилловского согласись принять, также и чиновника из Опекунского совета. А плац-Адьютанту Иготину скажи, что от печали не до́лжно идти в Монастырь, в который можно вступать только по призванию. Все, сколько их знаю, поступившие в Монастырь по каким-либо обстоятельствам внешним, а не по призванию, бывают очень непрочны и непременно оставляют Монастырь с большими неприятностями для монастыря и для себя. А потому решительно откажи. Пол в Яковлевской церкви переправьте – доброе дело. К к. Горчаковой я писал; в то же почти время как она вспомнила обо мне, и я вспомнил о ней.

—199—

Татьяне Борисовне я тоже писал. При свидании скажи мой усерднейший поклон. Не пишу им, потому что ужасно слаб, – всё лежу, никуда не выхожу из комнаты с 5 Сентября. Степану получше; когда я кончу курс декокта, то и его хочу заставить попить: потому что по пробе оказалось полезным. Не время ли представлять его в мантию. Если время, – то вели приготовить нужные бумаги и прислать сюда к подписанию.

Относительно Дела с Пафнутием будь осторожен и терпелив; так нужно вести себя относительно людей лукавых. Пожалуй, сделают по желанию твоему; а потом этим обстоятельством, как фактом, будут доказывать, что ты неоснователен в твоих действиях. А много ли надо, чтоб уверить дураков в чём-нибудь. Пусть Пафнутий действует, как хочет, и скучает как хочет: потому что он, несмотря на все мои убеждения, начал сам действовать вопреки всем моим истинно-дружеским и благонамеренным советам.

Я и прежде думал, также и о тебе говорил, что хотелось бы О. Марку сделать келарем и поручить ему огороды, или, то было у О. Израиля. А то у них огороды поупали. За огородником нужны глаза. Приедет Данило Петрович в Петербург; то вы меня уведомьте немедленно о его приезде; мне надо написать к нему и поблагодарить его за всю дружбу его ко мне. Пожалуйста же, не забудь об этом. Ты не пишешь: послал ли три экземпляра Валаамского М. в Бородинский Монастырь? Если не послал, пошли пожалуйста; если ко мне не послал, тоже пошли; ещё пошли два экземпляра в Вологду на имя Её Превосх. Елизаветы Александровны Паренсовой.

Прилагаемый при сем конверт запечатав, доставь по надписи. Тут вложена коротенькая брошюрка поэтическая: Воспоминание о Бород. Монастыре.

Прочитай. Если напечатают и тебе представят несколько листочков; то штук двадцать отправь в Бородинский М., несколько ко мне, а прочие раздели по братии и знакомым. А мне бы хотелось, чтоб напечатали.

Всем кланяюсь и братии и знакомым. Христос с Вами.

Арх. Игнатий.

18 Сент.

—200—

Побывай у В. Иван. Анненк. и свези просфорок и булок. – Лучше всего в 12-й час пополудни.

Письмо XIV

Истинный друг мой Отец Игнатий!

Извещаю тебя, что здоровье моё лучше и лучше, лицо и глаза совсем переменились; только от декокта чувствую себя временем слабым и должен много лежать. Ногам тоже гораздо лучше. Приложенный при сем конверт, запечатав, доставь А.А. Александровой. Тут маленькое моё сочинение для них; прочитай его, – только другим не давай. Степану тоже гораздо лучше. Когда Сисой совсем поправится, то хочу заставить Степана попить декокт; потому что от нескольких его приёмов ему сделалось лучше.

Христос с тобою. Тебе преданнейший друг

А. И.

1847 года Сент. 22 дня.

Письмо XV

Поздравляю тебя, истинный друг мой, с праздником Богоспасаемой обители нашей. Дай Бог, чтоб Вы провели этот день в радости и благополучно. Надеюсь, что милосердый Господь устроит это. К нашей обители есть милость Божия: потому что в ней, хотя и не столько, сколько следовало бы, есть люди имеющие намерение быть приятными Богу. Господь посылает и искушения: кому посылаются скорбь, тот, значит, есть часть Божия; а кому идёт всё как по маслу, – тот часть диавола. А когда Господь восхочет взять его из части диаволовой, то взимает посланием скорбей. Скорби – чаша Христова на земли. Кто на земли участник чаши Христовой, – тот и на небе будет участником этой чаши. Там она – непрестающее наслаждение. Четырнадцать лет, как мы с тобою плывём вместе по житейскому морю. Не видать, как они прошли; не увидим, как и остальная жизнь пройдёт. Временная жизнь, когда в неё вглядишься [,] только льстит – Блезир – как Русские говорят, – не более того.

—201—

Лечусь; – всего перебирает; чувствую облегчение; но ослаб, должен долго лежать.

Присылаю письмо кронштадтского плац-Адъютанта, как оно ко мне пришло. Согласись, что очень странное; наверно он в умоповреждении. Лучше советовать ему в Оптину, где ныне и Шемякин. Христос с тобою.

Тебе преданнейший друг

Арх. И.

25 Сентября.

Письмо XVI

Истинный друг мой,

Отец Игнатий!

Новости мои одни и те же: безвыходно в комнате, чрезвычайно ослабел, но вместе с этим вижу, что боли разрешаются; обильный пот льёт из ног моих, чего с ними давно не бывало. Как то вы поживаете? Как проводили праздник?.. Писал мне добрейший Феодор Петрович Опочинин, как он гостил в Сергиевой Пустыни, как остался всем доволен. Прилагаю при сем письмо Параскеве Ивановне Мятлевой, поздравляю её с днём её Ангела (14 Окт.). Если она будет справлять свои именины на даче, то потрудись доставить сам, а если в городе, то перешли.

Потрудись прислать по почте мою песцовую шубу. Пожалуйста, не забудьте. Извини, что мало пишу; очень слаб. Письмо к Мятлевой написал в три приёма, в три дня. Поправлюсь – напишу побольше.

Христос с тобою.

недостойный Арх. Игнатий.

29 Сентября 1847 года.

Прилагаю при сем описание о посеве клевера, сделанное одним из знаменитейших здешних агрономов. Подумайте – нельзя ли у вас завести одного участка чисто клеверного. От О. Моисея получил из Гефсимании письмо от 23-го, что ему выдают паспорт.

—202—

Письмо XVII

Истинный друг мой, О. Игнатий!

Хотя понемногу, – а всё тебе пописываю. Дня с три, как начал чувствовать себя крепче и крепче, а то был очень слаб и почти непрестанно лежал. Кажется, есть со мною милость Божия; ревматизмы мои тронулись с места, с ног льёт сильный пот, и разрешаются те тяжкие, невидимые узы, которыми они были связаны, которые простирались до головы и делали меня слабым, совершенно не своим. Мой характер, паче же милость Божия, помогала мне не подавать вида той хворости, которая во мне была; но по самой вещи я был чрезвычайно расстроен.

Думаю, что Николушка уже отправился ко мне. Если не отправился, то отправь; Сисой всё ещё лежит; Стефана временем схватывает, да и ему надо тоже полечиться и во время леченья быть безвыходно в келье. Я по сим причинам выписал из деревни моего родителя мальчика, вкупе и повара, который теперь у меня и прислуживает. Васе скажи, если он не уехал, что ему очень скучно и грубо здесь покажется; впрочем, как хочет. Если приедет, то думаю отправить вместе с ним по первопутку Сисоя; а если Бог даст, ворочусь при Стефане и Николае.

Писал я тебе о брошюрке: Валам, чтоб три экземпляра были посланы в Бород.

Сделано ли это? Извести меня; также три экземпляра назначены Ш., а два Мальцеву. Всё это – сделано ли?

Теперь ты посвободнее, извести обо всём. Я о брошюрке писал в Москву и потому мне нужно сведение от тебя об исполнении.

Также шубу не забудь прислать по почте.

Скажи всей братии мой усерднейший поклон и прошение их Св. молитв.

Христос с тобою.

недостойный Арх. Игнатий.

2 Октября.

—203—

Письмо XVIII

Секретно.

Истинный друг мой, Отец Игнатий!

Письмо твоё от 29 я получил. Очень рад, что ты проводил праздник благополучно и без дальней церемонии. Ивану Васильевичу Бутузову напишу; только теперь очень слаб. Также и Пр. Харьковскому поокрепнувши думаю написать. Впрочем, чувствую себя гораздо лучше: вышло и выходит множество дряни. Очень, душа моя, в Петербурге я был болен!

Благодарю за все твои заботы обо мне. Господь да благословит тебя за всё. О книжках – Потёмкиной. Я бы и согласен был послать ей книжки, да она употребит их во зло мне, оно уже часто бывало, и начнёт показывать дружкам своим Гедеону Войцеховичу, Муравьеву и подобным. Разве сам отдашь – пропев полный контракт. Думаю, что лучше не посылать. Авось между прочими делами – эта безделица ускользнёт из-под её взоров. А если и узнает, то можешь и извиниться, сказав, что ты полагал наверно, что послал; а если я и не послал, то за многими хлопотами при отъезде. Думаю: жаль сделать лучше. Нечего последние пальцы в рот совать: уж многие изволили откушать.

Прости, что не пишу много – слаб. В уединении совершенном, мало пользуюсь им; потому что всё время проходит в лечении и лежании.

Господь да укрепит тебя; Он попускает возлюбленным своим утомляться, по выражению Отцов, а после уже показует им мало по малу Свои духовные дарования. Надеюсь, что милосердный Господь, видя твоё и моё произволение, даст нам пожить сколько-нибудь и для душ наших, а не для одного временного. Христос с тобою.

Арх. Игнатий.

О представлении Стефана к монашеству – не забудь.

Пред отъездом я узнал, что Протасов действует, против меня через Киселёва – до сих пор забывал писать тебе.

—204—

Письмо XIX

Благодарю тебя, истинный друг мой, за присылку Николая, который прибыл благополучно 15-го и доставил мне всё, посланное с ним, исправно. Приложенное при сем письмо потрудись прочитать братии в трапезе. По милости Божией чувствую себя лучше и лучше. Только слаб; очищает на все манеры: из ног испариной; из носу и глаз течёт материя, отчего голове и глазам несравненно легче. Боли в ногах прошли до самых колен. Теперь идёт броженье в самых следах. Декокт остаётся пить только неделю; почему исполнив срок, окончу.

Когда, Бог даст, укреплюсь, напишу Ивану Васильевичу поподробнее и кое о чём спрошу совета. Христос с тобою. Желаю тебе всех истинных благ.

преданнейший тебе друг

Арх. Игнатий.

16 Октября.

Письмо XX

Истинный друг мой, Отец Игнатий!

Приятное, дружеское письмо твоё от 9 Окт. я получил. Утешаюсь вполне, что произволение твоё к духовной жизни развивается. В своё время Бог устроит всё; наилучшее – предаваться Его святой воле и не думать о завтрашнем дне, когда нет особенной причины думать о нём. А то многие живут в будущем мечтами и заботами своими, а настоящее выпускают из рук. Сердечно радуюсь, что Праздник провели все благополучно, в своём семейном кругу, без всякой заплаты. Там эти чуждые заплаты нейдут к нашему обществу! Всегда эти подлости чем кончаются? Прочеловекоугодничают век свой, остаются чуждыми всякого Божественного чувства, предают; предают и наконец, сами предаются смерти, сколько не отнекиваются от неё. Употреби на Власа оставшиеся мои деньги; очень рад, что он поправляется. Сисою лучше, хотя до сих пор он не выходит из комнаты, где лежит. А поскольку и я не выхожу, то мы с ним не видались с конца Ав-

—205—

густа, я нанял для него прислугу и трачу деньги на лечение; также по получении от тебя 170 руб. серебром купил ему зимнее платье. С сего дня начинает лечиться Стефан уже у здешних докторов, какие есть. Дай Бог ему поправиться: он стал немного получше. Никола прислуживает мне очень усердно и хорошо, – помогает и писать, что при настоящей моей слабости мне не мешает. Со мною делаются чудеса: чистит уриной, сильная мокрота идёт носом, глаза очищаются текущим гноем, ноги возвращаются, вышел огромный глист и пришесть [? П. Ф.] слизей. Только слаб – почти ничего не делаю: всё лежу.

Кушанье готовит мальчик из нашего села; он же и прислуживает вместо лакея. Подумай же; что здесь живут на своём иждивении сам-шест; на всём покупном. В начале Декабря потрудись прислать жалованье, и в начале Января и кружку за исключением 100 руб. серебром на твои расходы и 50 на Павла Петровича. Он мне ничего не отвечает на последнее моё письмо? Напишу ему, думаю, не уехал ли в Зеленецкий. Если он дома, напомни ему о лебединых перьях и карандаше, которые мне очень нужны. Христос с тобою! Будь здоров и веруй! Проволочимся как-нибудь во время этой краткой земной жизни – лишь бы Бог принял нас в вечные кровы.

тебе преданнейший друг

Арх. Игнатий.

Потрудись передать всем знакомым мой усерднейший поклон; не пишу, потому что слаб; особливо – нельзя ли это передать милым Головиным; их письмо предо мною, посмотрю на него, полюбуюсь, а не отвечаю.

Ты не пишешь – был ли у Анненковых? Побывай у Мальцевых, поблагодари за все ласки, мне оказанные, и когда он приедет к нам в Монастырь, прими его поласковее. Пишет мне, что получил от тебя В. М. при преприятном письме.

20 Октября.

Письмо XXI

Истинный друг Отец Игнатий!

По милости Божией я почувствовал особенное облегчение на сей неделе по извержении многих мокрот гнойных и

—206—

вонючих. Ты знаешь, что я обыкновенно к этому времени, т. е. к Ноябрю расхварываюсь. Теперь наоборот – вижу себя гораздо в лучшем состоянии; только ноги, в особенности левая, ещё побаливает, хотя и им гораздо легче.

Письмо твоё от 14-го получил. Предоставь воле Божией – мой приезд; я имею намерение такое: тогда выехать отсюда, когда уверюсь, что я выздоровел и окреп совершенно, что могу пуститься в дорогу безопасно, что приехав к Вам, не буду лишь лежать в праздности, но и споспешествовать общей пользе. Сознаюсь, – в последнее время у меня очень было на совести, что я мало занимался братией, то есть, назиданием их. Это занятие намереваюсь возобновить, когда милосердый Господь возвратит меня с обновлёнными силами. Глаза мои так поправились, что пишу свободно при одной свечке. Но всё ещё слаб и больше лежу. – Настоящее твоё положение хотя и сопряжено с некоторыми скорбями, но оно тебя формирует, укрепляет. Я очень рад, что Бог, столько к тебе милосердый, дарует тебе способ сформироваться правильно, на пути прямом, чистом. Беда – когда человек формируется на кривых путях: во всю жизнь свою будет смахиваться в шельмовство. Итак – не скорби; втуне не желаю проводить здесь времени; но хочется радикально вылечиться; я даже не понимал, что я столько испорчен простудой, особливо не думал, что голова у меня простужена сильно; приписываю боли и расстройство её действию геморроя. Ничуть небывало – простуда! Вспоминаю – точно простудил! – Декокт мною употребляемый ничуть не опасен! Это не Стефаницева дрянь! Не нужно ни того тепла, ни той испарины, сыпи почти не производит, а действует всеми проходами, извергая мокроты. Когда нуждаюсь в испарине, то пью чай; он больше даёт испарины. Он варится из сассапарели, которой кладут очень много, дают декокту упреть. Когда он упреет и остынет, то – точно кисель жидкий: такого декокту я пью 4 стакана в день. Ну уж и перерабатывает; иные дни пролеживах в совершенном онемении. Здесь живёт некоторый помещик, которого так вылечили в Париже; прежде никакие шубы не грели; а теперь одевается очень легко, переносит всякий холод.

Благодарю за посланные шубу и другие вещи.

—207—

Я их ещё не получил. Когда Граф. Орлова приедет в Петербург, то отвези ей четыре экземплярчика Валаам. М. один для неё, другой в библиотеку М-ря, один О. Арх. и один О. Владимиру. Павел Матвеевич пишет, что он рисунки монастыря велит отлитографировать. Христос с тобою.

недостойный Арх. Игнатий.

23 Окт.

Жаль, что коров купить не на что. Задний, участок, т. е. ту именно часть его, на которой очень плохо родилась трава, спахать и удобрить золотом, на нем посеем овёс. А вместо ржаного поля отделаем место за валом – надо же когда-нибудь его отделать.

Отдал ли А. жит. море?

Также о брошюрке: Бород. М. ничего не пишешь.

Письмо XXII

Истинный друг мой Отец Игнатий!

По милости Божией здоровье моё – лучше и лучше; самые ноги начинают оживать и поправляться. Остаётся одна – сильная слабость, по причине которой почти беспрестанно лежу и ничем не занимаюсь. Я не думал, что буду проводить здесь время в такой праздности; причиною этого расслабление; но при этом самом расслаблении чувствую гораздо больше твёрдости в членах. С исшествием простуды укрепились нервы. – Просьбу Стефана я приказал переписать на твоё имя, как управляющего монастырём; если подать от моего имени, – могут обидеться, или подумать и придумать что-нибудь; а ты знаешь, как на это склонны. Бог даст поокрепну – напишу побольше. Благодарю за шубу и прочие присланные вещи; – всё получил исправно. Конечно – ты замечаешь по письму моему, что рука моя потвёрже. Приложенные письма потрудись доставить по надписи. Христос с тобою,

тебе преданнейший друг

Архимандрит Игнатий

1847 года Октября дня.

—208—

Потрудись поздравить Госпожу Игуменью Феофанию с днём её Ангела, когда он настанет, поручаю себя её святым молитвам.

И мать Варсонофия, конечно, я уверен, не забывает меня.

Потрудись дать знать Исакову Книгопродавцу, чтоб он переплёл следующие мне тома Патрологии и доставил к нам в обитель; пусть они ждут меня там с прочими моими книгами, которые давно стоят спокойно на полках, в тишине шкафа свободно покрываясь пылью. Им больные глаза мои доставляли этот покой. Но глаза мои теперь поправляются.

Письмо XXIII

Истинный друг мой, Отец Игнатий!

По милости Божией здоровье моё – лучше и лучше. Но всё ещё крайне слаб: боли из всего тела приняли направление в желудок и выходят красною, мутною мочой, идущей в очень малом количестве. Присланный Французский пластырь Анною Александровною мне очень помог. Он есть у Исакова Книгопродавца; вели немедленно прислать мне шесть свёрточков, по прилагаемой при сем бумажке печатной. Декокт оканчиваю, – пью самый жиденький и перехожу к настойке сассапарельной. Глаза мои очищаются; но я крайне слаб. Пописав немного, должен лежать очень много. Приложенные при сем письма потрудись доставить по адресам со всею аккуратностью. Пожалуйста же, потрудись прислать по первой почте пластыря.

В письмах по почте будь как можно осторожен.

Христос с тобою, душа моя.

тебе преданнейший друг

Арх. Игнатий

2 Ноября.

Пожалуйста, позаботься о пластыре! Пошли листочка три воспоминанья о Бород. М. Б. Фридерикс.

Письмо XXIV

Истинный, бесценный друг мой, Отец Игнатий!

Письма твои, в которых так ясно изображается открытая душа твоя, приносят мне особеннейшее утешение. Уве-

—209—

домляю о себе, что чувствую себя гораздо получше, но всё ещё вертит и отделяются мокроты. Также – слабость. С неделю – как перестал пить декокт. В прошедшее воскресенье стала Волга; вчера и третьего дня была прекраснейшая погода, и я выходил в 12 часов на воздух. Какой здесь воздух! В Ноябре он легче, нежели в Петербурге в Мае. – Хорошо бы мне пробыть здесь до весны; необходимо бы это нужно. Застаревшая моя простуда медленно выходит. Есть возможность попользоваться бардяными ваннами; – чего бы мне очень хотелось. И все бы мы, зиму пролечившись, весной пожаловали в Сергиеву, выписанные из инвалидной команды в наличный строй. Прилагаю письмо к Екатерине Сергеевне Баташовой. Благодарю тебя, что напомянул, и впредь всегда так делай. Ты знаешь – я в таких случаях не всегда догадлив. Вели, друг мой, сделать мне подрясник из хорошей белки и покрыть чёрным лицемором – возьми на это из моей кружки. Моя песцовая шубка повытерлась; – а случись необходимость выехать; надо выехать с хорошим запасом тепла. Пришлёшь на имя Николая Никандровича Жадовского, Ярославского Почтмейстера; да повели по приложенному образчику только несколько побольше сделать оплаток с буквою И, белого цвета – А это мановение⁴⁸⁵. В Костроме Кн. Суворов. От А.А. Кавелина получил премилейшее письмо, написанное из самого сердца – Вот! такая любовь меня утешает. Пишет, что ты был у него, Христос с тобою и со всем братством. Будь здоров душою и телом, тебе преданнейший

Арх. Игнатий 13 Ноября.

Письмо XXV

Бесценнейший Игнатий!

К слову «бесценнейший» не прибавляю слова «мой», потому что все мы – Божии. Не желаю Божие похищать себе, а когда милосердый Господь дарует мне Своё, – «благослови

—210—

душе моя Господа и вся внутренняя моя имя святое Его». – А Божие да пребывает Божиим, и я буду им пользоваться, как Божиим.

Письмо твоё от 13 Ноября получил; при нём пластырь от А., которым и обернул мои больные ноги.

Господь да подкрепит тебя в несении трудностей, с которыми сопряжено твоё настоящее положение, которыми образуется разум твой и душа твоя. Вижу над тобою особенный Промысл Божий: Бог полюбил тебя и ведёт к Себе. А потому показывает тебе мир во всей наготе его, показывает, как в нём всё тленно, всё пусто; как все его занятия и хлопоты крадут у человека время и отводят от благочестивых занятий и добываемого ими блаженства Вечного. Всё это надо увидать ощущением души; а в книге не вычитаешь, доколе не отверзнутся душевные очи. Возложись на Господа; в терпении твоём стяживай душу твою. Терпение подаётся верою, а вера зависит от произвола человеческого: потому что она естественное свойство нашего ума. Кто захочет, тот тотчас может её иметь в нужной для него мере.

Отсюда я ничего не писал тебе об уединении, хотя и очень помнил, что обещал написать пообжившись. Не пишу потому, что всё время здесь, особливо время лечения, живу единственно для тела, а не для души. Мои мысли об этом предмете те же, что и в Сергиевой; мне нечего себя испытывать, а в мои годы и не время: образ мыслей сформировался, а годы ушли. Можно быть решительным. То, что я здесь не поскучал, можно сказать, ни на минуту, – нисколько не странно; противное было бы странно.

Пошедши в Монастырь не от нужды, а по собственному избранию и увлечению, – пошедши в него не ветрено, а по предварительном, подробном рассмотрении, – сохраняя цель мою неизменною доселе, я, по естественному ходу вещей, не скучал в монастыре, не скучаю и впредь надеюсь быть сохранённым милостью Божией. Тот Монастырь для меня приятнее, который более соответствует монашеской цели. Здесь мне нравится уединение, простота, в особенности же необыкновенно сухой и здоровый воздух, чему причина грунт земли, состоящий из хрящу и песку. Место более уединённое можно найти, в особенности более

—211—

закрытое лесом. Здесь роща с одной стороны, с прочих на десятки вёрст открытое место, почему ветры похожи на ветры Сергиевой пустыни, – сильны, но мягки, нежны. Я говорил, на всякий случай, здешнему Преосвященному, чтоб нам дал не важный, но пользующийся выгодами уединения, местоположения и климата монастырёк, на что он очень согласен. Здесь монастырей много, а монахов очень мало; по здешним местам наш монах О. Моисей мог бы даже быть хорошим Строителем, а в своё время и Игуменом. Кажется по милости Божией, когда последует Его Святая воля, устроиться можно. А подумывать о себе надо: потому что те, которые взялись думать о нас, только воспользовались трудами нашими и отбрасывают нас как выжатый лимон.

Лекарство, отнимающее у меня всё время, отдающей его лежанью, различным в теле броженьям и всему прочему подобному, – действует на поправление здоровья отлично. С 6 Ноября я кончил употребление декокта на воде. С этого времени начались здесь постоянные морозы и начала вставать Волга. Снег только отбелил поверхность земли; его так мало, что до сих пор нет санной дороги. – С 6 Ноября пью густую настойку на вине. Действие превосходное! Дней с десять как начал очень укрепляться, т. е. чувствовать крепость нервов; но вместе с сим из верхней половины тела полил сильный пот, оставляющий на белье, когда высохнет желтоватую окраску. Вкус соли, хотя не совсем пропал во рту, – но очень уменьшился. Глаза мои необыкновенно очистились; ещё с половины Сентября начались брожения в простуженной голове моей и из глаз пошла мокрота при некоторых болях то в голове, то в глазах. Эти боли головные, боли временные продолжаются. Все жилы тянет от затылка, из левой руки, из ног, из всех простуженных мест в желудок.

От того так сильно болит левый бок; теперь эта боль меньше и спустилась ниже к двум проходам, которыми и выходит в виде) различных слизей. – Всё дело состояло в том, что от простуды я был наполнен «холодными мокротами», которые препятствовали кровообращению, пищеварению, расстроили геморрой и нервы; по причине их я

—212—

приходил во внезапное изнеможение, как бы рассечённый на части; по причине их нуждался зимой в особенно тёплой комнате. Вышло их из меня множество, и ещё идут; по мере того, как выходят, чувствую себя лучше и лучше. Отсрочка мне была бы необходима: лечение надо продолжать до совершенного освобождения от мокрот, что окажется прекращением брожения во всём теле. В членах, вполне здоровых, я уже не чувствую ни малейшего брожения; теперь оно действует преимущественно в затылке и оконечностях ног, которые обёрнуты вновь присланным пластырем. Если б дали отсрочку до 1 июня, то я б и вылечился и исподволь привык здесь к воздуху, и попользовался бардовыми ваннами, который можно здесь иметь. Возвратный путь совершил бы через Москву, заехал бы в Оптину Пустынь и, может быть, в Воронеж, присматриваясь к местам и выбирая для себя удобнейшее. Нам много будет значить и то, чтобы в месте, которое изберём, были нужные для нас потребности и были по дешёвой цене. Поздоровел бы здесь – и пописал бы. Это совсем не лишнее. В Москве я встретился с человеком, который пописывает, пописывает слегка, не утруждая себя, – выручает тысячку, другую, третью в год и этим содержится. Это всё при нашем положении не надо выпускать из виду. Особенно приятен кусок хлеба, приобретённый трудами рук своих! Приятна и независимость, в которую поставляют человека дельные руки, – дар Создателя. Вот тебе суждение моё о моей отсрочке, о которой, если возможно её получить, пора уже подумывать. Подумываю и о возвращении, потому что при моих обстоятельствах надо подумать и так и сяк. Приготовляю на всякий случай меховую шапку из мерлушек; мерлушки будут внутри и снаружи, конструкция шапки особенная; эту конструкцию изобрели потребности распростуженной головы, имя шапке: «Шапка Ушанья».

Потребность ног заставила изобрести сапоги, которые бы влезали сверх моих тёплых меховых сапогов, простирались до нельзя сверх колен; так что ноги, в случае поездки, будут защищены троими сапогами. Верхние сапоги, – уже более мешки, чем сапоги, – должны быть из овчин или оленьих мехов – не знаю – что найду здесь. Надо будет купить две зимние повозки:

—213—

одну хорошую (здесь такую можно получить за 100 серебром), другую рогожную для Стефана и Сисоя. Ехать надо будет на 5-ти лошадях. Если придётся совершать путешествие зимою, то надо ехать на Тихвин и Ладогу; в Рыбинске у О. Игумена Варфоломея можно будет отдохнуть, в Тихвине у Архимандрита; пожалуй, можно будет проехать на Зеленецкий и Ладогу. Вот мои предположения; скажи о них своё мнение. О ходе болезни моей извести Ивана Васильевича. Я ещё не собрался отвечать ему: видишь – и к тебе пишу первое письмо, которое сказывается некоторою свежестью мысли и руки.

От Аполлоса получил два – три письма, которые мне очень не понравились; шельмовские. В особенности не понравилось последнее. Делает точно то же, что и с тобою: выпытывает – возвращусь ли в Сергиеву и когда возвращусь; распространяется, как все желают моего возвращения.

И всё это – так гадко! Хотел я в прошлом письме моём написать тебе об этом, да остановился, – подумал; и без того у тебя много скорбей; что ещё прибавлять их сообщением мыслей мрачных. По всему видно, что слухи, якобы он купил Настоятельство Сергиевой Пустыни, вполне справедливы. Теперь продавщик водит покупателя за нос и ещё обнадёживает успехом; а этот – как рыбка около приманочки. И Боярыня, достававшая деньги для покупки, – когда была ныне весною в Питере, вела себя такою же отвратительною шельмой, как и старец её. Далеко отложилось сердце моё от этих людей: теперь они уже никогда не перестанут бездельничать. Надо только начать, вдаться; – а потом уже и дело покончено. Другой такой же или подобный – Павел Чернявский. Что-то у этих людей в сердцах холодное! Ни одного чувства не могут принять в себя глубоко и сохранить его. Всё у них так поверхностно, непостоянно. От ума какой-то блеск, – словно блезир по выражению русского человека; ничего нет существенного.

Затем Христос с тобою. Поручающий тебя милости Божией и молитвам Пр. Сергия.

преданнейший друг

Архимандрит Игнатий

27 Ноября.

—214—

В Костроме Князь Суворов; сбирается на часок прикатить ко мне по первому санному пути.

Письмо XXVI

Бесценный Игнатий!

После последнего письма моего к тебе меня повертело в течение двух суток: некоторые жилы ножные освободились от своей мёртвости. Предшествует разрешению всякой боли – верчение. Приложенное письмо, прочитав, доставь Снесарев.

Вот образчик книги, которая давно формировались у меня в голове, а теперь мало по малу переходит из идеального бытия в существенное; это будет вроде «Подражание Христу» – известной Западной книги; только наша. [Включаю тебя и прочих ради Бога единомудрствующих со мною в число сочинителей книги, потому употребляю выражение: «наша»]. Совершенно в духе Восточной Церкви – и выходит сильнее, зрелее, основательнее, с совершенно особенным характером. Эту книгу желалось бы подвинуть хоть до половины, доколь я здесь – в уединении. Такое дело, сделанное до половины, почти уже сделано до конца.

Сегодня мне получше. Продолжает лить сильнейший пот, оставляющий на рубашке желтоватую окраску, – и рубашка делается как бы накрахмаленною, – тверда.

Христос с тобою.

тебе преданнейший друг

Архимандрит Игнатий

1 Декабря.

Письмо XXVII

В день общего нашего Ангела поздравляю тебя, бесценный Ангел, с днём Твоего Ангела. Желаю тебе всех истинных благ, а паче всех того, которое имел наш Ангел, по причине которого он назван Богоносцем. Утешаюсь тобою, радуюсь за тебя, надеюсь на милость Божию к тебе. С первых чисел Декабря началась со мною новая передряга. Лекарство проникло до оконечностей ног; они пораспухли, сделались как замёрзшие и начали

—215—

оттаивать (не подумай, что я их простудил, – нет, я никуда не выходил); они сделались подобными двум кускам мёрзлой сёмги, которая оттаивает. Это оттаивание так было сильно, что Николай, тёрший их, когда прислонит ладони свои к подошвам, то ощущал тонкий ветерок, идущий из подошв моих, как бы ветерок от чего замёрзшего.

Все мои болезни начались с того, что бывши ещё юнкером, я жестоко простудил ноги, оконечности их; от различных медицинских пособий чувствовал облегчение временное, но оконечности ног никогда не вылечивали, год от году приходили в худшее положение, и наконец, привели меня в такое состояние болезненности, которое тебе известно, как очевидцу. Теперь по милости Божией, кажется, радикально излечиваюсь. Но во всём идёт сильнейший переворот, какая-то переборка, перерождение всего, отчего большую часть времени провожу в постели, в оцепенении, не занимаясь ничем, почти ни же чтением. Боли повсеместно уничтожаются, глаза поправляются, отделяется множество самомерзостнейшей мокроты, нервы получают необыкновенную забытую уже мною крепость. Степану и Сисою гораздо лучше. Иосиф Петрович Пряженцов посетивший меня на пути своём в Петербург дал мне обещание побывать в Сергиевой Пустыни и известить братию о моем бытие и состоянии. Премилый человек! Доставил мне из поместья своего железную ванну и другие мелочи деревенские, весьма страннику нелишние.

Радуюсь, что у вас идёт всё благополучно.

Разумеется – напрасно времени тратить здесь я не намерен; теперь выехать мне невозможно, и не знаю – скоро ли наступит эта возможность. Застарелая болезнь выходит не спеша. Письмо к Г. Б. П. непременно постараюсь тебе выслать. При первой возможности постараюсь написать к Павлу Васильевичу. Увидишь О. Арх. Симеона – свидетельствуй ему моё истинное почтение. Скажи добрейшему Ивану Васильевичу Бутузову, что милейшее письмо его я получил, премного благодарю за него и буду отвечать при первых силах. И ныне бываю – уже дня с два, – силен на полчаса в день, остальное время – всё на постели.

Благодарю за присланные деньги; они пришлись очень

—216—

кстати; потому что у нас остался уже только один целковый, да и провизия вся истощилась.

Поздравляю тебя и всё братство с наступающим Праздником Рождества Христова. Прошу у всех Святых молитв о недостойном Арх. Игнатий.

20 Декабря 1847 года

Письмо XXVIII

Бесценный Игнатий!

Поздравляю тебя с наступающим Праздником Рождества Христова и наступающим Новым годом. Потрудись поздравить от меня всех наших знакомых, у кого побываешь, в особенности побывай у Василия Дмитриевича Олсуфьева Гофмейстера Цесаревичева, поздравь его всеусердно от меня; он предобрый и умный человек. Я ему писал от сего числа письмо. Благодарю тебя за шубку. Очень мне понравилась; особенно приятно, что ты её устроил. На следующей почте, думаю послать Его В-ву рапорт о состоянии моего здоровья, которое хотя по всему видимому возвратилось, но делает для меня невозможными выезд сию минуту. Прилагаю один листок брошюр «Воспоминание о Б. М.» выправленный. Без числа ошибок! Совсем теряется и искажается смысл. Такой же листок посылаю в Бородинский Монастырь, отдай сам или через кого два экземпляра «Валаамского Монастыря» в девичий Петербургский Монастырь. Г-жам Игуменье и Благочинной. Прошу их, чтоб они сами заглянули в эти тетрадки, но не давали никому для чтения; особенно Кутье, имеющей единственный талант зависти и тем выказывающей, куда принадлежит их премудрость (Иак. гл. 3).

Христос с тобою.

тебе преданнейший друг

Арх. Игнатий

25 Декабря.

Что делается с маленьким Игнатием.

—217—

Письмо XXIX

Бесценнейший Игнатий!

С 25 Декабря чувствую себя покрепче, понаписал кое-кому поздравительные письма. Приложенное при сем к Муравьеву передай Павлу Петровичу; желаю умиротворить врага словом приветливым. Благодарю за всё присланное; всё получил в исправности. По сей же почте послана мною бумага к Митр, об отсрочке и к Викарию письмо. Скажи Павлу Петровичу, чтоб справился о последствиях. Где С. Григорьевна? куда ей писать? Пришлю к тебе: на нынешней почте не успел: не могу много работать, скоро ослабеваю. Поторопись выслать мне кружку с известным тебе исключением... Осенью, отвалив Лихачёву через силу – себя очень обрезал; жалованьем только успел расплатиться и снова уже занял, – что очень неловко. – Тимохинская станция уничтожается; письма нужно адресовать ко мне прямо в Ярославль; нанял здесь мужичка, за трёхрублёвик будет раз в неделю ездить на почту. Сегодня привезли ванну; надеюсь от неё получить большую пользу. Рослякова, если хочешь, прими; он – человек благонамеренный. Степан и Николай усердно тебе кланяются и благодарят за твоё к ним внимание.

Христос с тобою.

Тебе преданннейший о Господе

Арх. Игнатий

29 Декабря.

К Игуменье Феоф. я написал.

Письмо XXX

На этой почте, душа моя, друг мой, бесценный Игнатий, послал я тебе письмо; эту записочку пишу для того, чтоб иметь истинную, сердечную приятность написать тебе несколько строк, – поручить тебе, чтоб приложенное при сем письмо ты доставил добрейшей Баронессе (ответ её перешли через Д. Петровича – не иначе) – наконец, чтоб назвать тебя тем, что ты есть: Душа моя, друг мой, бесценный Игнатий.

Христос с тобою.

Арх. Игнатий

8 янв.

—218—

Письмо XXXI

Бесценнейший друг мой Отец Игнатий!

При сем препровождаю к тебе письма к Анне Александровне и к скорбящей Матери – Софии Григорьевне, также копию с рапорта моего Высокопреосвященнейшему – для хранения при делах монастырских. Здоровье моё лучше и лучше, а бережливости и осторожности требует больше и больше. Всё тело очищается, начиная с глаз; выходит временем по местам испарина, весьма клейкая. Письменные занятия ограничиваются писанием подобных сему кратких записочек, чтением почти вовсе не занимаюсь – какой-нибудь коротенький часок в день. Остальное всё время пожирается болезненностью и тою передрягою, тем брожением, которыми сопровождается действие лекарства. Чувствую благодетельное изменение во всём теле, и укрепление необыкновенное нервов. Думаю продолжать лекарство (сассапарель в смешении с геморроидальным набором, настоянные на вине) до тех пор, пока не изгонятся боли совершенно из всех членов.

Призывающий на тебя и на всё братство благословение Божие, желающий Вам – всех благ

недостойный Арх. Игнатий

1848 года 7 Января.

Письмо XXXII

Бесценный Игнатий!

Моё здоровье час от часа лучше и лучше.

Кризис продолжается; большую часть времени лежу, лишённый способности даже читать. Впрочем, лежу меньше, нежели в Декабре. Продолжает по временам отделяться моча с отстоем, продолжается брожение во всём теле и тянутие жил изо всего тела к желудку. Идёт очень клейкая испарина. На неделе посетил меня впервые врач, по просьбе некоторых моих знакомых, друг их дома, человек молодой и, как видится, благонамеренный. Поверив весь процесс моего лечения, он сказал; «самый рациональный и основательный образ лечения, который

—219—

должен увенчаться, судя по настоящему ходу, полным успехом. Только надо очень беречься!» – Братство здешнее к нам чрезвычайно расположилось, и местечко здешнее – прекрасное! прездоровое, преуединённое, премилое. Трудно сыскать Монастырь с такими монашескими удобствами! Жить бы тут нашему обществу, нравственно страдающему в Сергиевой Пустыне, шумной, окружённой всеми соблазнами.

Христос с Тобою.

Желаю тебе и братству всех истинных благ.

Недостойный Арх. Игнатий

1848. Января 16.

Письмо XXXIII

Бесценнейший Игнатий!

Письмо твоё и при нём деньги 185 р. серебром я получил. Точно, как ты и догадываешься, это очень мало, судя по требованиям, который здесь рождает и моё лечение, и лечение двух больных – Стефана и Сисоя.

Но и за это – слава Богу! сколько людей достойнее меня, а нужды терпят более меня. Часто думаю и о твоих средствах содержания: хотелось бы мне их улучшить. Если Господь благополучно возвратит меня в Сергиеву, мы об этом подумаем; желал бы поделиться с тобою средствами! – Здоровье моё приметно, почти с каждым днём, улучшается. На этой неделе в Понедельник и во Вторник гостил здесь Пр. Иустин, и сегодня (четверток) посетил Бабаевскую обитель добрейший Князь Суворов. Друг мой? точно – путь жизни моей и тех, которые хотят сопутствовать мне, устлан тернием! Но по такому пути Господь ведёт избранников и любимцев своих! Не могут отвориться очи душевные, не могут они усмотреть благ духовных, подаваемых Христом, если человек не будет проведён по пути терний. Христос с тобой. Он да дарует крепость и мне, и тебе.

Недостойный Арх. Игнатий

22 Января.

—220—

Письмо XXXIV

Истинный друг мой Отец Игнатий!

Рекомендую тебе подательницу письма сего Елисавету Никитичну Шахову. Приласкай и утешь её: мне этот человек понравился. И сохрани же её от взоров сулемы и всякого мышьяка. А то узнают, что моя знакомая и постараются повредить ей. Она – Писательница. Нрава открытого и с умком.

Арх. Игнатий.

Письмо XXXV

Писал некоторые поздравительные и ответные письма, и ужасно устал. Но, чтоб ты не соскучал, – вот и тебе несколько строк! Пакет твой относительно описей – получил. Об О. Нектарии неблаговидно входить с представлением до моего возвращения. Мне лучше и лучше, но вертит и вертит. В настоящее время наиболее вертит голову и глаза, из которых течёт гной, и которые очищаются. Лежу и лежу.

Благословение Божие над тобой и над всем братством!

Недостойный Арх. Игнатий

28 Января 1848.

Письмо XXXVI

Бесценный Игнатий!

Сердечно участвую в скорби, постигшей благочестивое семейство Опочининых! к Фёдору Петровичу на этой же почте отправил письмо. Бог, видно, хочет, чтоб этот человек, в котором так много доброго, приблизился к Нему. – За всё, что ты описываешь, благодарю Бога. Я имею здесь какое-то постоянно спокойное чувство, что Бог не оставит тебя и обитель. – Моё здоровье лучше и лучше; начинаю чувствовать какую-то благотворную, необыкновенную теплоту во всём теле. Очень уважаю мнение докторов, рассуждавших о способе моего лечения у Л.; но и то помню, что лечилась их свояченица от неизвестной болезни – и тогда только эти господа поняли, что она беременна, когда бедняжка выкинула! – Бог помог мне попасть на то

—221—

средство, которое выгоняет из меня болезни, полученные мною, когда я ещё был послушником, офицером, юнкером. Если прекратить теперь приём лекарства, то непременно должны быть последствия; но если принимать его до тех пор, пока окончится производимое им действие, т. е. когда оно вытянет окончательно из всех простуженных членов мокроты в желудок, – тогда одно последствие его: совершенное выздоровление. Теперь очень вертит глаза и из них много отделяется дряни: они делаются необыкновенно чисты. Но ещё за занятия не принимаюсь. Самые письма пишу весьма экономно. Когда поисправлюсь, располагаюсь сделать описание моей болезни и образа леченья.

При действии вышеописанной благотворной теплоты я бываю физически весел: это новое для меня чувство. Я был всегда морально весел, и физическую весёлость помню – как бы в тумане, как что-то очень давнее.

Христос с тобой. Молись обо мне и о себе, чтоб привлечь нам на себя милость Божию, которая отступает от тех, кои прогневляют Бога.

Тебе преданнейший друг

А. И.

4 Февр.

Письмо XXXVII

Бесценный Игнатий!

Вот уже почти три недели, как не получал от тебя никакого известия. Впрочем, уповаю на милость Божию, что она сохраняет тебя и обитель от искушений, превосходящих силу, а попускает только те искушения, которые необходимы для духовного преуспеяния. На этой почте получил письмо от одной странствующей инокини писательницы, в котором описывает мне, как она была утешена твоим приветливым приёмом. К Николаю Николаевичу Анненскому я писал письмо, утешая его и советую не оставлять семейства по первому порыву огорчения. Ты очень хорошо сделал, доложив Преосвященному о его пребывании в обители. Приложенные два письма, 1-е к Александровой, 2-е к Гр. Шереметевой потрудись доставить по адресам. К Гр. Шереметевой писал к 1-м числам Января и к 1-м числам Февраля; желаю знать, получены

—222—

ли мои письма? К этим же числам я писал и к Графу Шер. Если он в Петербурге, потрудись узнать – получил ли он мои письма? Обо всём этом уведомь меня.

Приложенное письмо к Павлу Матвеевичу передай его управляющему для отсылки к нему.

Потрудись узнать о здоровье Анненковых – кажется, исполнилось время беременности Веры Ивановны; уведомь меня и о них. Моё здоровье лучше и лучше; но это улучшение идёт со значительными передрягами. Пред каждым особенным облегчением, делается особенная передряга. На днях посетил меня и оказал мне много любви Южский Отец Игумен Варфоломей.

Погода стоит очень тёплая. Сожительствующие мне инвалиды Стефан и Сисой также чувствуют себя лучше. Христос с тобою. Всей братии мой усерднейший поклон.

недостойный Архимандрит Игнатий

14 Февр. 1848.

Письмо XXXVIII

Бесценнейший Игнатий!

Поздравляю тебя и всё братство с наступившею Святою Четыредесятницей. Желаю совершить поприще её благополучно, с приобретением обильной душевной пользы. Моё здоровье – лучше и лучше, но слаб и по большей части лежу по причине сильного брожения, производимого во всём теле лекарством. Теперь это брожение наиболее в ногах. В лице и глазах моих заметна необыкновенная свежесть – верный признак поправления здоровья. Думаю в течении Марта продолжать ещё принимание лекарства; по ходу болезни утешаюсь надеждою, что к этому времени могут окончиться все брожения, происходящие от того, что все мокроты из тела устремились в желудок и, посредством его, выходят вон. – Степану также получше, лицо у него гораздо свежее. Сисой снова простудился, промочив во время оттепели ноги.

Не могу нарадоваться здешнему местечку: такое уединённое, здоровое и простое. О. Игумен очень расположился ко всей нашей компании.

После того письма, в котором ты извещал о кончине Константина Фёдоровича, я не получил от тебя ни одного письма. Пишу к тебе это для соображения – верно ли сторожа

—223—

относят твои письма на почту, и не потерялось ли которое-нибудь из них.

Присылаю при сем корректурный лист – Воспоминание о Бородинском Монастыре, который потрудись препроводить с Григорием Стратановичем к Краю. Мне бы хотелось, чтоб виньетки были прибраны в этом же роде, но другие – в которых было бы больше вкуса и изящества; к тому ж эти виньетки были на каком-то Московском стихоплетении о Бородинском Монастыре; мне не хочется заимствовать даже виньетки с чужих сочинений. Желаю, чтоб мои марания имели б хотя б одно достоинство; – были б чисты от кражи. Бумага на корректурном листке – хороша; можно листков для десятка употребить слоновую. – Поручи Стратановичу всё это сделать аккуратно, – а в выборе виньеток полагаюсь на твой вкус. – Здесь ничего не пишу, и даже не читаю, – лежу полусонный, лишённый всех способностей.

Христос с тобою.

Тебе преданнейший друг

недостойный Арх. Игнатий

23 Февраля. Сыропуст.

Признаю – обёрточный листок для воспоминания не нужным.

В моей библиотеке есть Французская книга les saints pères des deserts de l’Orient, в 9 томах. Если которого тома нет, вели отыскать маленькому Игнатию: может быть у Плещеевых, или у кого другого. Потом, уложив всё в ящик, потрудись отправить по почте в Вологду Её Превосход. Елисавете Александровне Паренсовой при кратчайшем письме, что препровождаешь книги по моему порученью. Она очень здесь обо мне заботится. В моём шкафе лежит на полке книга Пр. Иннокентия великий Пост, потрудись передать Шахов. Нужна для соображения при предполагаемом стихотворении.

Письмо XXXIX

Бесценный Игнатий!

Письмо твоё от 17 Февраля получил. На прошлой почте послал я тебе обратно письмо Магистра Иоасафа с моим, отзывом, который может быть всюду показан. А теперь

—224—

такой же отзыв прилагаю здесь относительно Стефана – в ответ на рапорт твой.

Чудное, спасительное действие на меня сассапарели продолжается, – с 3 Марта я окончил было приём этого лекарства, начал быстро укрепляться, свежеть, чувствовать себя лёгким, развязанным. Но одно обстоятельство заставляет снова приняться на некоторое время за сассапарельную настойку. Из головы натянуло к шее и оконечности затылка два больших мягких желвака, которые по оставлению сассапарели начинают снова расходиться по голове, что мне очень не нравится и кажет опасным. Недалеко от здешнего монастыря живущий доктор, Англичанин Петерсон, сделавшийся уже русским помещиком, имел сам сильный ревматизм; у него также образовались желваки, или правильнее скопления мокрот, которые он выпустил посредством фонтанели. Я решаюсь сделать то же, признаю это необходимым. Почему потрудись, друг мой, по первой же почте выслать мне две баночки помады визикатуар жёлтого пластыря, на который обыкновенно намазывается эта помада и пластыря меллотного, – того и другого в достаточном количестве. Жёлтый пластырь бывает намазан на бумажках и на холсте; мне нужен последний.

До получения от тебя этих медикаментов опять примусь за сассапарель. Ты не можешь представить себе как я в эти шесть дней, как оставил пить сассапарель, освежел! не помню себя таким. По получении от тебя фонтанелей – думаю, что вылечусь окончательно, и приеду к вам, Бог даст, совсем другим, нежели каким уехал.

Я и прежде думал, всматриваясь в тебя, что нужна какая-нибудь мера для поправления потрясённых сил твоих переломом ноги; по приезде моём подумаем об этом; я рад сделать для тебя всё зависящее от меня.

Наш Казначей писал ко мне, что он желает уволиться от должности. Я, находя, что при такой его болезненности должность для него не совместна, – изъявил своё согласие на его желание; только б дождаться меня: такая перемена в моё отсутствие показалась бы для неблагорасположенных и не знающих дела, странностью.

Очень рад, что тебе привелось отпраздновать день светских моих именин с таким приятным гостем! Благодарю тебя вообще за всё письмо твоё, которым, как изображением-

—225—

отпечатком твоей доброй, открытой души, я очень утешился. Да! молись за меня и за себя: по твоему искреннему и глубокому расположению ко мне, я ожидаю, что Господь подаст мне тобою много доброго; также и моё устроение в душевном невидимом и в наружном видимом отношении есть вместе и твоё устроение. Христос с тобой! Матери Августе и Ангелине передай мой усердейший поклон. Извинили б за то, что не пишу: за каждое письмо расплачиваюсь лихорадкой – так слаб. Хотел было оставить сассапарель, но накопившиеся местами мокроты очень меня стращают. Попью до присылки фонтанелей.

Стёпа и Никола усердно кланяются тебе. Сделай милость, пришли мне двести р. серебром в счёт кружки. Очень нуждаюсь; занят[л?] 120 сереб. и из тех только 10 асс. осталось. Больные очень дорого стоят. Их содержу, лечу; и себе и им прислугу нанимаю. На одну сассапарель вышло 500 р. асс.

1848 года, Марта 9 дня.

Письмо XL

Честнейший О. Наместник Игнатий!

Препровождая к Вам письмо Магистра Иеромонаха Иоасафа прошу Вас взойти по изложенному в нём обстоятельству в должное рассмотрение. При чём признаю нужным внушить Казначею Иеромонаху Илариону следующее:

1-е, что упоминаемое Иеромонахом Иасафом узаконение о Литературной собственности вполне существует.

2-е, Посему он, Иеромонах Иларион, должен был полученный им труд или представить в цензуру, или обратить к сочинителю, отнюдь не употребляя его как источник при составлении собственного сочинения. Здесь похищение чужой собственности.

Полагаю, лучшее средство выйти из этой запутанности – предполагаемое Иеромонахом Иоасафом дружелюбное без дальнейших хлопот соглашение с Иеромонахом Иларионом.

Для достижения чего предлагаю Вам предъявить моё письмо и письмо Иеромонаха Иоасафа Казначею иеромонаху Илариону со взятием с него письменного отзыва о том, –

—226—

каким образом он поступить намерен и согласен ли на предполагаемую Магистром меру.

Согласно этому отзыву потрудитесь известить меня и Магистра. Если ж Казначей И. Иларион откажется от полюбовного соглашения, то Вы обязаны спросить наставления по этому предмету у Его Преосвященства.

Поручающий себя Вашим молитвам

Архимандрит Игнатий

1848 года, Марта 2 дня

Н. Бабаевский Монастырь.

Письмо XLI

Бесценный друг, добрый Игнатий!

Письмо твоё, душа моя, что на трёх листах от 7 Марта, я получил. Милосердый Господь, избирающий тебя в число Своих, попускает тебе различные скорби и от людей и от болезней телесных. Это благой знак – прими его с великодушием и верою. Когда осыпают ругательствами и стараются уловить тебя в чём словами, – помяни, что то же делали со Христом – и вкуси благодушно чашу чистительную. Похоже, что будет перемена. Но как тебе, так и знакомым надо быть очень осторожными. Надо, чтоб Миша Чихачёв был осторожен с Консисторскими, которые хотят только из него выведать и больше ничего. Многими годами и жестокими ответами нам доказали, что мы должны быть осторожны, но никак не откровенны. Милый Игнатий! Ты очень похож на меня природным характером, – Бог даст тебе вкусить и тех образующих и упремудряющих человека горестей, которые он даровал вкусить и мне. Будь великодушен: все искушения только пугалы, чучелы безжизненные, страшные для одних неверующих, для смотрящих одними плотскими глазами. Будь осторожен, благоразумен, пред ругателями подражай Христову молчанию – и ничего не бойся, влас главы твоей не падет.

О. Аполлос на моё последнее письмо ничего не отвечает: видно весь вдался в расположение других. Опять очень понятны его хорошая отношения к Пр. Викарию: они очень похожи один на другого, оба с большими способностями.

—227—

Сей час получил письмо твоё с нарочитым из Ярославля от добрейшего Николая Петровича Полозова; нарочитый сейчас же едет обратно: почему я начеркал к тебе наскоро эти строки, а к будущей почте постараюсь приготовить письмо поудовлетворительнее. Советую на фунт мелко изрубленной сассапарели налить 2 штофа полугарного вина: настаивать в тёплом месте две недели, – и потом по ложке принимать на ночь. Диеты никакой не надо: будет действовать на ушиб и против простуды, вообще на кровь.

Во мне чудная перемена. Только я ещё слаб, и остаются брожения в ногах и голове, самые ничтожные. Христос с тобой.

А. И.

20 Марта.

Письмо XLII

24 Марта 1848 года.

Истинный друг мой бесценный Игнатий!

Бог даровал мне грешнику истинное утешение: душу твою, исполненную ко мне искренним расположением Христианским. По причине этого расположения душа твоя делается как бы чистым зеркалом, в котором верно – отпечатываются мои чувствования и мой образ мыслей, развитые во мне монашескою жизнью. Избравший тебя Господь, да воспитает тебя Святым Словом Своим и да совершит тебя Духом Своим Святым. Мне даже было жалко, что ты при многих твоих занятиях, которые при болезненности делаются вдвое обременительнее, написал мне письмо на трёх листах: мне лишь бы знать о благополучии монастыря, твоём и братства; также – о главных происшествиях в обители. Ко всему прочему, т. е. к скорбям от управления, к скорбям от начальства, пришли тебе и скорби от болезней, изменяющих способности не только телесные, но и душевные: такова давнишняя моя чаша.

Подобает душе и телу истончиться как паутине, пройти сквозь огнь, скорбей и воду очистительную покаяния, и войти в покой духовный – в духовный разум или мир Христов, что одно и то же.

—228—

Относительно болезненности твоей: я много наблюдал за тобою пред отъездом моим. Точно – ты изменился после перелома ноги – и тебе нужно отдохновение и лечение; я советовал тебе употреблять по ложке сассапарельной настойки на ночь; она очень помогает при ушибах. Именно; разводит кровь и разгоняет скопившиеся и затвердевшие мокроты около ушибленных мест; также вообще исправляет кровь, которую признаю у тебя несколько повреждённою; наконец уничтожает простуду, в особенности не успевшую укорениться, недавнюю. При твоём молодом и крепким сложении ты вынесешь это лекарство, не примечая, что лечишься; только будет поламывать в больной ноге, потому что будет разбивать образовавшиеся в ней застои. Во мне, при моей застарелой, сильнейшей простуде, произошла необыкновенная перемена; нервы укрепились, тело сделалось плотным, лёгким, ревматические боли, хотя ещё не совсем прекратились, но значительно уменьшились. Со мной делалась сильная слабость и брожение: но это от того, что я пил декокт в большом количестве и что простуда моя была жестокая, сопряжённая с ослаблением нервов. Мой родственник Генерал Паренсов пьёт настойку, которую тебе рекомендую, занимаясь службою многосложною и выходя на воздух, разъезжая зимою сколько угодно. У тебя же иморой, а начало простуды, повреждающей правильное кровообращение; у меня здесь все геморроидальные припадки прекратились с осени, хотя с того же времени не открывался геморрой: значит – мои геморроидальные припадки имели началом своим не что иное, как простуду. Полагаю, что окачивание и купание тебе надо оставить, и заменить их обтиранием тёпленьким винцом. При употреблении сассапарели надо лишь остерегаться от жирного: потому что сассапарель и сама по себе тяжела для желудка; ей хорошо содействует геморроидальная настойка. За урожай благодарю Бога, благодарю и тебя, душа моя, за твои распоряжения. Вероятно, за продажею овса и сена Вы могли очиститься от долгов, накопившихся во время монастырской бездоходицы. Шесть косуль лучшей работы сделаны по заказу Паренсова, который сам хлопотал, в Вологде сделаны и отправлены на имя твоё. Они стоят по 10 руб. ассигнациями каждая. (Здесь деньги всё

—229—

ещё считают по старой привычке на ассигнации). Но провоз по нынешним плохим дорогам будет стоить дорогонько: просят 87 руб. ассигнациями – не знаю, на чём согласились. Из всех родственников Паренсовы (за ним сестра моя) оказывают мне наиболее внимания; эта сестра приезжала ко мне осенью и расположилась ко мне духовно: умненькой человек; похожа на Семёна Александровича.

Много наши добрые знакомые, говоря о нас доброе, сделали нам зла: потому что люди неблагонамеренные думают, что это – внушение и интриги наши. Напоминать об этом со всею любовью надо всем любящим нас. Впрочем, когда Богу угодно попустить кому искушение, то они придут, возникнут оттуда, откуда их вовсе ожидать невозможно. Похоже, впрочем, что перемена должна быть, и что Викарию дадут Епархию.

Относительно моего возвращения в Петербург руководствуюсь единственно прямым указанием здоровья моего, верую, что Господь в прямом образе поведения – Помощник; а лукавый политик – помощник сам себе, Господь к нему, как к преумному, на помощь не приходит. Думаю, что раньше второй половины Мая мне не возможно: потому что я очень отвык от воздуха и имею сильную испарину. Характера я не люблю наказывать, и сохрани Боже делать что-либо для наказания глупого характера; а даруй мне Господи неправильное дело моё, лишь увижу его неправильность, с раскаянием оставлять. Таких на то̀, что̀ скажут, не желаю обращать внимания, пусть говорят, что хотят, а мне крайняя нужда подумать о будущей жизни и скором в неё переселении, обещаемом преждевременною моею старостью и слабостью, произведёнными долговременными болезнями. Мне нет возможности тянуться за людьми и угождать людям, вечным на земле, или, по крайней мере, считающих себя вечными.

От Графини Шереметевой и от Графа получил уведомление, что мои письма получены ими в исправности; – пишут с большим добродушием. Я жалею Графиню: Московские льстят ей и приводят в самодовольство, от которого я старался отклонить её; впрочем, она чувствует, что слова мои хотя не сладки, но полезны – и прощалась со мной, когда я отправлялся из Сергиевской Лавры в даль-

—230—

нейший путь к Бабайкам, от души, с любовью и искренностью.

Фёдора Петровича Опочинина признавал я всегда человеком, который расположен был ко мне и по уму и по сердцу, также и к обители нашей; он писал мне несколько писем сюда и относился о тебе с отличнейшей стороны. Преосвященный Викарий не довольно умён и честен, чтоб понять прямоту твоих намерений и действий; судит о них по своим действиям, всегда – кривым, по своим целям, всегда – низким, имеющим предметом своим временный выгоды, лишь собственные выгоды, и самого низкого разряда. Поскольку ж он не может постичь прямоты твоих намерений, то сочиняет в воображении своём намерения для тебя и против этих-то своего сочинения намерений, или сообразно своим подозрениям, действует. Очень вероятно, что его переведут; открылись две вакансии в лучших и старших Епархиях – Казанской и Минской, кажется, Илиодора и Гедеона повысят. А Курская и Полтавская Епархииi сделались так доходны, что нашего гуська разберёт аппетитец поклевать таких доходцев. Аполлос не отвечает на последнее письмо моё, написанное к нему, кажется в 1-х числах Января, нынешнего года. Похоже, что он плутует и интригует. Есть все признаки, что Кайсарова купила для него настоятельство Сергиевой Пустыни. В последнем письме моём я отвечал на его вопрос, изложенный со всевозможным лукавством «правда ли, что» Игумен Феоктист выходит на покой и «что Костромской Епископ отдаёт мне Бабаевскую обитель. Я отвечал; «что если б мне и случилось оставить Сергиевскую Пустынь, куда в настоящее время доколе думаю возвратиться, то не намерен принимать никакого настоятельства, а жить где Бог приведёт частным человеком». Должно быть, Аполлосу нужен был этот ответ мой, чтоб действовать ему в тон, но против меня. Странно, как изменило этого человека знакомство его Кайсаровой; я сожалею о нём и для него собственно и для монашества; потому что он очень был способен водиться с молодыми монахами. О. Аполлос очень наружен, поверхностен по уму своему и сердцу, а потому очень доступен и удовлетворителен для новоначальных и мирских, которым предостаточно поверхностное слово.

—231—

Его Преосвященство очень ошибается в его способностях: они есть, да не те, что Аполлос подходит к Его Преосвященству правилами и нравом: льстив, способен к предательству, да и манерой подойдёт к холопьей манере Его Преосвященства.

Пряженцов приезжал на короткое время сюда, а теперь опять в Петербург; с ним послал я тебе письмо, а он обещался сам побывать к тебе: спасибо и ему и жене его – как искренние родные. Спаси Господи всех наших добрых знакомых, которые расположением доказывают, что любовь не иссякла на земле. Я почти никому не писал по крайней слабости, – и теперь очень скоро изнемогаю; а за изнеможением тотчас и лихорадочна. Сделай милость – всем кланяйся, скажи, что всех очень помню, чту и люблю, – а, письма пишу только в необходимых случаях по совершенной моей слабости. – К Зиновии Петровне писал я письмо, кажется, в начале Февраля на двух листочках; между прочим, просил её, чтоб она без меня никак не забывала Сергиевой Пустыни; не знаю, получила ли она письмо моё.

Матери Августе и матери Ангелине напиши мой усерднейший поклон и благодарность за воспоминание обо мне грешном. Прошу их молитв: я уверен, что молитвы их много помогают мне в восстановлении моего здоровья; надеюсь, что помогут мне и по исшествии души моей из окаянного моего тела. – Об Александре Павлове не тужи, ну что это за иеродиаконы выйдут! мальчики, шалуны, которых может быть очень скоро придётся и расстригать. Сегодня получил и второе письмо твоё от 15 Марта. Благодарю за исполнение моих поручений, за листочек Бород. М. – виньетки очень хороши. Листочки раздавай – кому найдёшь приличным – не врагам, ветреникам и завистникам. А остальные я по приезде получу. Не думаю, чтоб Росляков что сделал по злоумышлению, или он мог служить намеренным шпионом Аполлоса, а если что и сделал, то по глупости и увлечению. Справедливо твоё выражение, что бездна бесовских интриг под стопами управляющего Сергиевою Пустынею со знанием монастырского порядка и с благим намерением хранит братию в благоправлении, не допущая дому Божию соделаться вертепом разбойников и любодеев. По этой бездне надо

—232—

шествовать мужественными стопами, держась за веру в Бога, чтоб не утонуть в бездне сердечного смущения; эта бездна опаснее всех интриг и козней, человеческих и бесовских.

Благодарю за присланный фельетон С. Петер. полицейских ведомостей: спасибо Смирновскому, спасибо, и тебе за то, что отблагодарил хорошо писательчика. В письме моём, которое было послано с Пряженцовым, просил я тебя выслать мне две коробочки pommade visicatoire, и пластыря двух меллотного и обыкновенного употребляемого при фонтанелях, – только не на карточках, а на холстине. Тоже просил о высылке 200 р. сер. денег; очень нужны: все кроме Николая, лечимся; также по разделе кружке не замедли выслать с известным вычетом и остальные, чтоб было на что возвратиться. Вижу, что финансы мои не позволяют возвратиться через Москву, что было бы удобнее и спокойнее: везде есть хорошие ночлеги, везде можно остановиться в случае дождя и особенного холода, что для нас – движущегося Лазарета – будет необходимо. Стефан и Николай свидетельствуют тебе усерднейший поклон и благодарность за воспоминание о них. Они очень к тебе расположены, всей душей. Никола мил; в нём начали развёртываться умственные способности и особенная открытость нрава. Это меня утешает; а то я немножко скорбел, не видя близ себя подростка с полною благонамеренностью и некоторыми умственными способностями. Этим оканчиваю сегодня беседу мою с тобою.

25-е. Лекарство, которого действие иногда скрывается совершенно, иногда снова – открывается в сильном брожении, которое теперь наиболее в соединяющих ноги с животом жилах и головном черепе, – с вчерашнего вечера начало очень действовать, действовать полезно, но при сопровождении чрезвычайной слабости, по причине которой напишу – разве несколько строк. Поздравляю тебя с великим праздником Благовещения. Божия Матерь да примет нас под кров свой! да дарует нам провести земную жизнь, как жизнь приуготовительную к жизни будущей. Чаша скорбей обнаруживает внутренний залог человека: Давид идёт в пустыню, а Саул к волшебнице. Бог привёл тебя узнать на самом опыте, какую чашу я пил

—233—

в Сергиевой Пустыне в течение четырнадцати лет. Вступая в должность настоятеля этой обители, я видел ясно, иду толочь воду, что плавание моё будет по бездне интриг; утешило меня, что это – не моё избрание. Я отдался воле Божией, которой отдаюсь и теперь.

Получил очень доброе и милое письмо от Графини Орловой-Чесменской из Новгорода. Преосвященный Филарет Киевский писал не раз. Добрый старец! зовёт в Киев; но какую имею на это возможность?.. Ложусь! До завтрева!

26-е. Сегодня в эту минуту я посвежее; через полчаса неизвестно что будет; так моё состояние от действия лекарства переменчиво. Рассматривал я себя долгое время в Сергиевой Пустыни; и ты мог рассмотреть себя особливо в настоящее время при непосредственном управлении этим монастырём; также и моё положение в нём сделалось тебе ясно. Я образовал себя совсем не для такого монастыря и не для такого рода жизни, долженствующей состоять из беспрестанных телесных попечений и занятий с приезжающими, по большей части пустых. Душа в таком месте по необходимости должна сделаться пустою. Относительно тела – мои физические силы и здоровье совершенно не выдерживают трудов, требуемых этим местом и лишений в хорошей воде и прочем, для слабого здоровья необходимом. Интриги, к которым столько удобств, потрясали благосостояние монастыря и мир его и впредь будут потрясать. Мёртвость лиц, избираемых в митрополиты С.-Петербургские, лишала, и будет постоянно лишать нас собственного взора и мнения нашего начальника, следовательно – всегда действующего по внушению других, но действующего с неограниченною властью, хотя бы он действовал вполне ошибочно. Зависимость от многочисленных властей второстепенных делает бесчисленные неприятности неизбежными. Ты знаешь что в дела нашей обители входит и Сам Митрополит, и Викарий, и две Консистории, и Секретарь митрополита и другие разные секретари и камердинеры и прачки и тётушки Сулимы и проч. и проч. Чего тут ждать? – Надо быть аферистом, со способностью к этому, со склонностью – и это всё может исполнить Аполлос. Притом же он человек поверхностный, а наружность имеет очень скромную – следователь-

—234—

но таковский [и должен. П. Ф.] быть на местечке, за которое заплачено дорого. По вышеуказанным причинам имею решительное намерение, возвратясь в Петербург, просить, чтоб дано было мне местечко, соответствующее моим крайним нуждам душевным и телесным. По сему же необходимее всего иметь человека, под покровительством которого можно б было монашествовать не только мне, но и расположенным ко мне (а из опытов вижу, что с дураками и иезуитами мне никак не поладить, то и избираю для этого Преосвященного Иннокентия Харьковского, который мне и лично и из собранных сведений более других нравится: в святость не лезет и на святость не претендует, а расположен более всех делать добро, более и толковее всех занимается религией, любит истинное монашество, поймёт моё, хотя и грешное и вполне храмлющее аскетическое направление, и захочет содействовать ему. Таковы, душа моя, мысли мои относительно моего положения. Но для Сергиевой Пустыни, сам можешь видеть, нет у меня ни телесных, ни душевных сил – разве сделают её самостоятельною. Вот, истинный друг мой, сформировавшиеся, кажется от указания самых обстоятельств, мысли мои – и тебе одному поверяю их. Плод дальнейшего нашего пребывания в Сергиевой Пустыни будет не иной какой: «сделаемся окончательно калеками, и когда увидят, что мы к чему не способны, вытолкают куда попало, не дав куска хлеба и отняв все средства достать его». Рассмотри основательно – и увидишь что так. Я имею милость Государя, но эта милость только сердечная: и её интриганы употребили в орудие своей ненависти ко мне.

Христос с тобой. Смотри и на обстоятельства, которые тебе виднее, нежели мне.

Здешнее место хорошо, но содержание дорого. При том, избирая его, я не знал, что сущность моей болезни – сильнейшая простуда, с которою надо тащиться в южный климат, где и содержание дешевле не в пример. Бог, даровавший благодать свою проданному и заключённому в темницу Иосифу, преклонивший к нему сердца всех, – по великой милости своей преклонил и здесь сердца многих ко мне. Меня, так и выражусь, на руках носят. Монашествующие, начиная с о. Игумена, крайне расположились;

—235—

окрестные также молят Бога, чтоб не уезжал. Даже так думаю, что лучше здесь остаться навсегда, нежели жить в Сергиевой Пустыне, особливо, если этот Викарий (что почти невероятно) останется Викарием. Подумай, друг мой, и помолись об общей нашей участи, дабы милосердый Господь устроил её по благости Своей.

К приезду моему поосвяти мои комнаты и поустрой; может, придётся ещё какой год повитать в Сергиевой; ты знаешь: решителен и вместе нетороплив, – действую, или, по крайней мере, желаю действовать, не по увлечению, а по указанию обстоятельств. Также подумай о финансах: нечего нам пускаться к дальнейшему возвышению монастыря, а лишь бы поддержать его в настоящем виде, да не забраться в новые долги и старые по возможности сократить.

Смотри же не говори об этом никому из братий, а во мне так сформировались вышеприведённые мысли, что они как бы сидят в глубине души моей: там их вижу. Молю Господа Бога о тебе и радуюсь за тебя: потому что с течением времени милость Божия к тебе делается яснее и яснее. Помнишь, пред отъездом я обещал тебе письмо с изложением того, что сформируется в душе моей: вот это письмо! оно вытекло в своё время как бы само собою из-под пера моего.

Тебе преданнейший друг

А. И.

Письмо пишу в течение недели, а отправляю при случающихся оказиях.

Письмо XLIII

Христос Воскресе!

Бесценный друг мой! Поздравляю тебя с наступившим Светлым Праздником. Поздравь от меня и всю братию. Очень благодарен за присланный пластырь; я поставил фонтанели на спине между плечами: они производят своё полезное действие – вытягивают мокроту из накопившегося (так – назову) мешка под затылком. Этот мешок – благотворное следствие сассапарельной настойки. Такие же мешочки – на спине под крыльями плечными. Ужасно был я болен. Много из меня вышло дряни; много теперь вы-

—236—

ходит; но довольно ещё осталось, и по приезде в Петербург надо будет ещё продолжить лечение. Ныне пью, очень понемногу – большею частью по столовой ложке в сутки, настой сассапарели с полынью и шалфеем. Нахожу действие отличным: сассапарель делает своё – собирает, стягивает из всего тела дурные соки в желудок: полынь способствует варению их – сассапарель тяжела для желудка; а шалфей укрепляет, и уменьшает испарину. К моему приезду вели приготовить настойку: на одно ведро очищенного пенного вина положить два фунта шалфею, 1 фунт полыни, 2 сассапарелю. Последнюю надо мелко изрубить и истолочь или избить. Полынь и шалфей вели взять в хорошей Аптеке, а не в травяных лавках; в Аптеке товары как-то опрятнее. И тебе такую штуку полезно пить. Вели сделать пораньше; подольше постоит, лучше будет. Придётся и фонтанель долго поносить: заключаю так по скопляющейся материи. – Деньги 200 руб. серебром получил; но они ещё в Ярославле по причине распутицы. Я ещё не выходил из кельи, – а думаю для исшествия дождаться хорошей погоды. Христос с тобою. И так остаётся с небольшим месяц, – и милосердый Господь устроит наше свидание. Буд здоров и благополучен.

Сердечно-преданный тебе

Архимандрит Игнатий.

Надо бы написать побольше; но до другой почты.

Письмо XLIV

Чтоб не упустить нечаянного случая на почту, отвечаю тебе этими немногими строками, 540 руб. серебром при письме твоём получил. После 10-го думаю выехать – хотелось бы поспеть к вам на 30-е. Как Бог даст! Христос с тобою!

До свидания.

Архимандрит Игнатий

8 Мая 1848 года.

—237—

Письмо XLV

Возлюбленнейший о Господе Отец Игумен Игнатий!

Благодарю тебя за воспоминание обо мне грешном. Всегда вспоминаю о тебе с любовью, вспоминаю с благодарностью о первоначальной преданности твоей ко мне. Попущением Божиим за грехи мои наши отношения поколебались на некоторое время; но, как вижу из письма твоего, милость Божия восстановляет их. Я живу очень покойно; но иногда хворость и слабость так усиливаются, что невольно подумываю о смерти. А потому благовременно прошу у всех прощения, в чём согрешил пред кем. Прошу прощения у тебя. Милосердый Господь да даст нам всем истинное покаяние и прощение во грехах наших.

Поручающий себя твоим святым молитвам твой покорнейший слуга.

Игнатий, Епископ Кавказский и Черноморский

26 Декабря 1859 года.

Сообщил Евгений Лебедев⁴⁸⁶.

—238—

I.

«От Боцена к Триенту дорога идет на девять миль по плодоносной и плодороднейшей долине. Все, что только пытается расти на высоких гористых местах, здесь приобретает уже более силы и жизни, солнце жарко греет, и снова верится в Бога. Меня окликнула бедная женщина, прося взять ее ребенка в экипаж, так как горячая почва жгла ему ноги. Я сделал это доброе дело во славу могучего небесного светила».

Так написал Гете и сентября 1786 года, в начале своего первого путешествия в Италию. В этих словах уже весь Гете, набожный и мудрый служитель Солнца, ученик эллинов, не только полный радости жизни, но и кроткого человеколюбия.

«Солнце жарко греет, и снова верится в Бога... Я сделал это доброе дело во славу могучего светила».

Измученный душой и телом, на 36-м году жизни, Гете покинул Германию, и через два года вернулся на родину новым человеком. Что прежде смутно просвечивало в его душе, теперь засияло полным светом. Почва Италии, классические руины, чтение древних поэтов – все это окончательно способствовало рождению в Гете того Олимпийца, пред которым преклонилась Европа. Итальянская природа, согретая благодатными лучами полуденного солнца, остатки древнего искусства и новое искусство Ренессанса: Микель-Анджело, Рафаэль, – вот на чем остановил свои взоры Гете. Рядом была католическая, средневековая Италия, монашеские ордена, святые реликвии, торжественное богослужение, аскетическая живопись. Две противоположные Италии

—239—

предстали пред Гете. Преклонившись перед первой, он естественно отнесся ко второй с отвращением. Католическая Италия была ему противна и как протестанту, и как эллину-язычнику.

После обедни в соборе св. Петра, в день Рождества, Гете записал: «я настолько состарился уже в своем протестантском диогенизме, что это великолепие более ошеломляет меня, нежели дает мне. Я тоже мог бы, как мой благочестивый предшественник, сказать этим духовным покорителям мира: не закрывайте же от меня солнца высшего искусства и истинной человечности».

Чем сильнее была любовь Гете к античной Италии, тем острее ненависть к Италии христианской. Льюис слегка упрекает Гете за то, что он не мог отнестись к христианской Италии и ее искусству даже с исторической справедливостью. Но Гете был поэт и философ. Он искал истины и, найдя ее в язычестве, не мог уже быть справедливым к тому, что противоречило истине, что закрывало от него «солнце». Гете не был Бедекером, который рекомендует, понасладиться час другой бюстом Юноны, а там наслаждаться фресками Джотто. Тот, кто может так легко менять объект художественного созерцания, не понимает до конца ни красоты Юноны, ни красоты Джотто.

II.

Во время италианского путешествия Гете, на ряду с другими художественными планами, набросал план драмы «Навсикая». Судя по сюжету и его трактовке, должно было выйти нечто несравненно прекрасное, светлое, как поэзия Гомера и Софокла. В Неаполе и его окрестностях Гете собирался сесть за работу. И что же? Занялся ботаникой, отыскиванием первичного растения, теорией метаморфозы растений, и «Навсикая» была заброшена. Что это напоминает? Не так же ли Леонардо да Винчи забрасывал «Тайную Вечерю» и отдавался вычислениям механики, работе над человеческими крыльями? Между этими двумя гениями – Леонардо и Гете – много общего. Они первые гении Возрождения, первые глубокие ученики эллинов. Они поняли что эллинизм – не в изучении риторики, грамматики и

—240—

аристотелевой схоластики, а в усвоении эллинского взгляда на мир, в зоркости к природе, в создании искусства на основании вникания в законы природной жизни. Отсюда, у Леонардо искусство основано на механике, химии, анатомии, у Гете – на геологии, ботанике. Оба, Гете и Леонардо, встали в резкую оппозицию к средневековью, с его близорукостью к природе, страхом перед природой и телом и зоркостью к сверхчувственному. Леонардо обнажает природу, разлагает ее числом и мерой.

Многие упрекают Гете за «Итальянское путешествие», находят в нем мало отзывов об искусстве, интереса к истории. Как это неверно! Вся сила Гете здесь в том, что, описывая страну древних, он как бы сам становится эллином в отношении к природе и жизни, что он усвояет себе эллинизм в его корнях, становится, как эллин, учеником земли и солнца. При том без всяких риторических украшений, просто, строго и научно.

Он – не жрец солнца, а именно – ученик солнца.

20-го октября, в Болонье, Гете записал: «Я кажусь себе настоящим Антеем, который тем более чувствует в себе силы, чем крепче соприкасается с матерью – землей». Те скудные, сухие слова, которыми Гете описывает италианскую природу, действуют сильнее многих поэтических описаний. Здесь Гете как бы схватил самую тайну античного искусства. Как Софокл несколькими бедными, простыми словами описывает красоту своего родного дома Колона, так же поступает и Гете. Он тратит как можно меньше слов. Чарующая тайна его искусства – как тайна искусства Леонардо да Винчи. Скалы на картине «Мадонна в скалах», или даль, на фоне которой изображен юный Вакх, или горы Джиоконды, почему все это несравнимо ни с чем? Потому что Леонардо проник в самую мастерскую, в самую лабораторию Природы, потому что он, постигнув тайны природы, не подражал природе, а творил, как она. Также и Гете. Вот Гете – геолог:

«Прежде всего горы собирают вокруг себя огромную массу облаков они плотно и крепко держат их над собою, как бы второй ряд вершин, пока, определенные внутренней борьбой электрических сил, эти облака не упадут в виде грозы, тумана или дождя, тогда эластич-

—241—

ный воздух действует на остальную часть облаков, которая становится опять способной втягивать, растворять и перерабатывать большое количество воды. Я совершенно ясно увидал уничтожение одного такого облака, оно держалось на одной из самых крутых вершин, вечерняя заря освещала его: тихо, тихо отделялись его оконечности, некоторые клочья удалялись и поднимались вверх, другие исчезали – и так мало-помалу исчезла вся эта масса, и передо мною была точно кудель, окончательно спряденная невидимой рукою».

А вот Гете ботаник:

«Масличные деревья – чудные растения, на взгляд они похожи на ивы, также теряют сердцевину, и кора растрескивается но в то же время они имеют более крепкий вид. По дереву также видно, что оно медленно растет и необыкновенно тонко организовано. Лист ивообразный и листьев немного на ветвях. Кругом Флоренции у гор все засажено масличными деревьями и виноградными лозами, земля же между ними употребляется для посева хлебов. Около Ареццо и далее поля оставляют свободнее. Я нахожу, что не довольно сдерживают плющ, который вредит масличным и другим деревьям, тогда как было бы очень легко уничтожить его. Лугов совсем не видать. Говорят, что маис изнуряет почву, с тех пор, как он введен в употребление, хлебопашество потеряло в других отношениях Это очень понятно при здешнем незначительном удобрении». ,

С неменьшим интересом относится Гете и к тем созданиям природы, в которых проявил себя человеческий гений, верный природным законам тяжести и равновесия. Как специалист, говорит Гете об архитектуре, и в его дорожном чемодане находится книга об архитектуре римского архитектора Витрувия. В Кампании Гете почти не обращает внимания на развалины Помпеи, и всецело поглощен изучением вулкана Везувия. В Палермо Гете хочет приняться за «Навсикаю», но отвлекается мыслями о первичном растении: «мое хорошее настроение было нарушено, сад Алкиноя исчез, и на месте его появился земной сад».

Словесники будут оплакивать гибель «Навсикаи» и про-

—242—

клинать метаморфозу растений. Напрасно. Проникнув в мастерскую природы, Гете подслушал те ритмы, которые разлиты в природе, в журчании источника, в шелесте ветра, в шуме волн, в щебетанье птиц. Гете явился царем ритма, самым музыкальным из европейских лириков (после Пушкина). Его пытливое вникание в природу даст ему ритмы «Ифигении» и «Елены», которых он никогда не нашел бы, если бы, подобно словесникам, искал ритмов в кабинетном подражании древним образцам. В маленьком стихотворении «Auf allen Gipfeln ist Ruh» Гете совершил небывалое чудо музыки, здесь граница поэзии и музыки стерта. Сознательное, человеческое я отступает, или становится столь ясным зеркалом природы, что через него проступает сама природа, с шелестом листьев и притихшим щебетанием птиц.

Но отступило сознательное, противоприродное я, интеллект, я чувствующее, наоборот, достигло высшего просветления в покорном и умственном слиянии с природой

Как Леонардо, Гете был врагом словесников, риторов, стилистов. Он отрицает школьный классицизм, но из подлинного классического принципа. Не пренебрегая античными образами, он достигает Гомеровой прелести в идиллии из немецкой жизни «Герман и Доротея».

Ритмы Гете подслушаны в природе, в той таинственной «стране матерей», куда отправляется Фауст. Наоборот, у Пушкина есть отзвуки небесной гармонии в христианском смысле, звуки, чуждые матери-земле:

...Как некий херувим,

Он несколько занес нам песен райских,

Чтоб, возбудив безкрылое желанье

В нас, чадах праха, после улететь.

Песни Гете никогда не возбудят в нас «безкрылого желанья прочь от земли». Они рождены на земле, в ее глубоких тайниках. Они говорят о том, как хорошо на этой земле, согретой благодатным солнцем. Поэзия Гете не подымается над «прахом», она есть голос праха. И поэзия Гете, и его философия, и его стройная, последовательная жизнь есть оправдание этого мира, не в христианском смысле подчинения мира тому, что вне мира и не от мира,

—243—

а в смысле автономности природной жизни, мировая сущность которой есть Бог, Deus sive natura.

III.

Гете посвятил несколько страниц описанию Ассизи. Поэта привлекли в Ассизи не воспоминания о св. Франциске, не христианская живопись Джотто, а храм Минервы.

«Из Палладио и Фолькмана я знаю, что там стоит превосходный храм Минервы, построенный во время Августа и еще совершенно сохранившийся... Громадные подземные постройки вавилонски-нагроможденных друг на друга церквей, где покоится святой Франциск, я оставил влево с отвращением»... Далее Гете встретил несколько грубиянов. «На переднем плане шли эти грубияны, а позади их еще раз приветливо и успокоительно глядела на меня прелестная Минерва. Затем я посмотрел влево на мрачный собор Франциска»...

Это место явно символично. С одной стороны мрачный собор Франциска, толпа грубиянов, с другой – «успококоительно глядящая Минерва». Древняя богиня успокаивает поэта, прогоняет мрачные виденья средневековья, благословляет его путь в древность, в язычество.

Гете не заинтересовался живописью Джотто, в душе его не нашлось даже самого легкого отзвука святому Франциску. Проповедь бедняка во Христе «носившего язвы Христа на теле», евангельская живопись Джотто... мимо, мимо... вот там улыбается древняя богиня мудрости, там – тайна архитектурного совершенства.

Не эти ли несколько строк носились перед Мережковским, когда он описывал в «Воскресших богах» откапывание древней богини Венеры, в окрестностях Флоренции, среди суеверного ужаса христиан, и потом Петра, открывающего гроб Венеры Медицейской, среди оргии Летнего Сада, и у подножия языческой богини исследующего «нехитрую механику» чудотворной иконы Божией Матери, со скорбным, темным ликом... Здесь только окончательно договорено то, что вскользь бросил Гете. Пытливый механик Петр и Гете, с бесстрастным любопытством иссле-

—244—

дующий архитектурные формы храма Минервы, и Леонардо, измеряющий циркулем пропорции лица Венеры, приветливо смотрящая «прелестная Минерва» и улыбающаяся Венера, мрачный собор св. Франциска и скорбный лик Богоматери... Мережковскому жаль темного лика, сердце его рвется от языческой улыбающейся богини к скорбной Богоматери. Не таков Гете. Для него собор св. Франциска – только предмет отвращения, он относится к нему с холодным презрением.

Отвращение Гете к настроениям христианского искусства разгорелось прежде всего в Болонье. «Нелепые сюжеты картин, которые бесят, вместо того, чтобы внушать любовь и уважение». «Постоянная анатомия, лобное место, живодерня; никогда современный интерес». «Нет ничего, что имело бы человеческое содержание». В Чепто Гете пишет:

«С большим удовольствием смотрел я на картину, изображающую Воскресшего Спасителя, являющегося своей Матери. Склонясь пред Ним на колени, Она смотрит на Него с невыразимо-нежным чувством. Левой рукой она касается Его тела, как раз под злосчастной раной, которая портит всю картину».

Если рана Христа портит христианскую картину, то ясно, что для Гете была невыносима самая основа христианского искусства: поэзия Голгофы, поэзия страдания, лица, побледневшие, обескровленные постом, лица искаженные судорогой небесного восторга.

Здесь центр отношения Гете к христианству: если он принимал христианство, то только без Голгофы. В своем старческом произведении, к которому мы еще не раз вернемся, «Страннические годы Вильгельма Мейстера», Гете говорит устами одного из действующих лиц:

«Мы принимаем за непростительную наглость всякую попытку выставлять на вид то орудие мучения и Того, пригвожденного к нему Страдальца, от которых само солнце отвратило лицо свое при виде представшего ему зрелища мирской злобы. Мы не шутим, не щеголяем этими глубокими тайнами божественного страдания, не обращаем орудия их в украшение, из опасения низвести то, что достойно высшей степени уважения, на уровень низкого и пошлого».

—245—

Мы не знаем, на кого здесь намекает Гете, кто «шутит и щеголяет» страданиями Христа и их орудием – крестом. Нам кажется, что эти слова Гете продиктованы бессильным раздражением и сознанием своей неправоты. Ни отцы церкви, ни священники не щеголяли и не шутили страданиями Христа. Если и Гете им не шутит и не щеголяет, то благо ему. Однако для христиан довольно странно слышать такие истины, как то, что надо прятать крест подальше, подражая солнцу, отвращать от него свои глаза. Христиане всех веков единодушно взирали на крест, почитая крест главным и даже единственным орудием духовной брани, веруя, что его силой исцеляется природа и отгоняются демоны.

Гете не шутил о кресте, но за то довольно развязно шутил о воскресении, т. е. о плоде крестного древа. Значительно позднее первого итальянского путешествия и значительно раньше «Страннических годов» в одной из Венецианских эпиграмм Гете «кощунствует о воскресении с непозволительной легкостью», как признается поклонник Гете Д. С. Мережковский.

IV.

Гете нападает на католичество с одной стороны как протестант, с другой, как эллин – язычник. Сначала Гете возмущается только искажением христианства, суеверием и ханжеством италианских попов и монахов. Из Терни он пишет 27 октября:

«Я так живо ощутил в душе, что от первоначального христианства угасли следы, а когда я представляю его себе во всей чистоте, таким, каким видим его в апостольских деяниях, то с содроганием думаю о том, какое безобразное, нелепое идолопоклонство тяготеет над этими чистыми, простыми основаниями.

При первом посещении папского служения в соборе св. Петра, Гете, как истинный лютеранин, возмущается ритуальным характером богослужения и отсутствием проповеди. От 3 ноября он пишет из Рима:

«Меня охватило страстное желание, чтобы глава церкви раскрыл свои златые уста и, говоря с восторгом о бла-

—246—

женстве праведных душ, привел бы и нас в восторженное настроение. Когда же я увидел, что он только двигается туда и сюда перед алтарем, поворачиваясь то в ту, то в другую сторону, кривляясь и бормоча как простой поп, то во мне зашевелился прирожденный протестантский грех, и мне отнюдь не понравилось здесь знакомое и обычное дароприношение. Ведь Христос еще мальчиком изустно толковал Писание и в юношеском возрасте, конечно не молча поучал и действовал, так как Он говорил охотно, умно и хорошо, как нам известно это из Евангелия. Что бы Он сказал, подумайте, если бы взошел сюда и застал своего представителя на земле, бормочущим и покачивающимся то туда, то сюда? Мне вспоминалось Venio iterum crucifigi – и я толкнул своего товарища, торопясь выйти на простор в сводчатые, украшенные живописью залы». В этих словах уже чувствуется озлобленный дух немецкого протестанта. В день Крещения Гете посетил богослужение греко-католиков, вероятно в церкви Sant’ Athanasio, на via del Babuino. Его замечание особенно ценно для нас.

«Сегодня, в праздник Крещения, я смотрел и слушал литургию по греческому церковному обряду. Эти обряды кажутся мне величественнее, строже, обдуманнее и, между тем, общедоступнее латинских».

Мы, православные, можем гордиться этими словами Гете. Но тут же Гете высказывает свое отрицательное отношение ко всякой церковности.

«И там также я почувствовал вновь, что я для всего состарился, кроме действительно истинного. Их церковные обряды и оперы, их процессии и балеты – все это сбегает по мне, как вода по непромокаемому плащу. Явление же природы, как например, захождение солнца, когда на него смотришь из виллы Мадама, или произведение искусства, как высокочтимая Юнона, делают на меня, наоборот, глубокое и животворное впечатление».

Но Гете слишком поэт, чтобы остаться протестантом. Протестантство для него – только средство борьбы с окружающим его католичеством. Как соотечественник Лютера, вздыхает он о чистом евангельском времени, негодует на язычество церкви. Но потребность в культе,

—247—

в образах божества, с нем растет. «Я не мог удержаться, чтобы не приобрести себе колоссальную голову Юпитера. Она стоит против моей кровати, хорошо освещенная, чтобы я мог обращать к ней мои утренние молитвы, и, не смотря на все свое величие и достоинство, она послужила поводом к забавной истории. За нашей старой хозяйкой, когда она приходит убирать постель, обыкновенно прокрадывается ее любимая кошка. Я сидел в большом зале и слышал, что женщина эта исполняла свое дело. Как вдруг она отворяет дверь очень поспешно и стремительно, против своего обыкновения, и просит меня поскорее придти и посмотреть чудо. На мой вопрос: «что там такое?» она отвечала, что кошка молится Богу-Отцу». Не в суровые храмы протестантов, с их нагими стенами и унылыми псалмами, уходит Гете из «языческих» храмов католического Рима. Сам того не замечая, он сооружает алтарь Богу-Отцу Зевсу, отцу древних богов, и к нему обращает утренние молитвы.

От 6-го января Гете пишет: «В утеху себе я поставил в зале отливок колоссальной головы Юноны, оригинал которой стоит в вилле Лудовизи. Это была моя первая страсть в Риме – и наконец я ею обладаю. Никакие слова не могут дать о ней понятия. Это точно песнь Гомера».

Таким образом, в поэтической келье германского поэта появились образа двух верховных богов язычества: Зевса и Геры.

Кроме античных памятников, восторг Гете возбудила Сикстинская капелла, Микель-Анджело и Рафаэль, два титана Возрождения, порвавшие с традициями средневекового искусства, трактовавшие христианские сюжеты именно в духе Гете, в духе античного язычества, как религии природы. Христос Микель-Анджело – обнаженный, гневный Аполлон. Мадонны Рафаэля – цветущие матроны, с грудями полными молока, как у Деметры или Изиды. Эта человеческая и природная красота была вполне в духе Гете. Тем более негодует Гете, что богослужебный ладан портит фрески Микель-Анджело.

«2-го февраля мы отправились в Сикстинскую капеллу к службе, во время которой освящаются свечи. Мне тотчас

—248—

стало очень неловко, и я вскоре удалился со своими друзьями. Я подумал: это именно те свечи, которые в продолжение трехсот лет закапчивают эти великолепные картины, именно тот ладан, который с таким верующим нахальством не только покрывает облаком это единственное в своем роде светило искусства, но год от году делает его все более тусклым, а со временем совершенно погрузит во мрак».

Язычество Ренессанса было в Гете много сильнее, чем благочестивые и сухие настроения немецких протестантов. Протестанты не отрицали ни воскресения Христова, ни христианской морали. Гете смеется над верой в воскресение и подтрунивает над христианской моралью, с грубостью, достойной Вольтера. 16 октября Гете пишет из Феррары: «Потом меня развеселила хорошая выдумка одного живописца: «Иоанн Креститель перед Иродом и Иродиадой». Пророк, в своем обычном одеянии пустынника, энергично указывает на даму. Она совершенно спокойно глядит на сидящего около нее царя, а царь – тихо и разумно на энтузиаста. Перед царем стоит собака, белая, средней величины; из-под платья же Иродиады высовывается маленькая болонка – обе они лают на пророка. Эта мысль показалась мне чрезвычайно удачной». Прелюбодей Ирод смотрит «тихо и разумно» на «энтузиаста», на того «кто был больше всех, рожденных женами». От такой игривости поморщился бы сам Лютер.

V.

Культ здоровой чувственности, который бил ключом в живописи Возрождения,– ответил настроению Гете. Все, что говорит о страдании, об отречении, о немощи, о посте – его отвращает. Причиной тому была одна характерная чисто – Гетевская черта: страх перед страданием и громадное чувство самосохранения. Эту черту Гете, по-видимому, унаследовал от своей матери, которая, нежно любя сына, во время его болезни старалась не думать о нем, чтобы себя не расстраивать. Так же и Гете отвращался от зрелища страданий. Проходя по картинным галереям, он зажмуривает глаза перед всеми картинами распятия и му-

—249—

чения святых и с радостью останавливается на картинах, говорящих о радости природной жизни:

«Одна Мадонна приобрела мою симпатию. Дитя просит груди; она стыдливо колеблется обнажить ее. Естественно, благородно, просто и прекрасно».

Цветущее и целомудренное материнство Мадонн Рафаэля возбуждало бесконечное восхищение Гете. Его философский ум намечает путь к тем идеям, которые позднее разовьет Мережковский. Не есть ли аскетизм – извращение христианства? Настоящее христианство нуждается ли в аскетизме, в ограничении прав разума и плоти? Нельзя ли соединить тенденции Реформации с тенденциями Ренессанса? Нельзя ли, чтобы возврат к первоначальному, чистому христианству апостольских времен был в тоже время возрождением античности? Нельзя ли отрешиться от ужасных видений Голгофы, от мифологической басни Непорочного Зачатия, наконец от не менее мифологической веры в воскресение? Нельзя ли обосновать философски то восприятие христианства, которое дал Рафаэль в живописи? Существует ли бездна между «афинской школой» и «диспутом об евхаристии?» Существует ли бездна между Аполлоном и Христом? Эти вопросы Гете уже намечает в «Итальянском путешествии». Здесь in nuce уже весь будущий Гете, автор Фауста и Вильгельма Мейстера.

«И я был в Аркадии». Эти слова Гете поставил эпиграфом к своему Итальянскому путешествию. Впоследствии в «Аркадию» магические силы перенесут средневекового героя Фауста, и там он сочетается браком с греческою царицей Еленой – символом красоты.

Два года в Италии преобразили Гете. В Германию он вернулся уже вполне учеником эллинов, учеником солнца и «воскресших богов». Ненависть к галилеянам будет только возрастать. «Солнце жарко греет, и снова верится в Бога... Я сделал доброе дело во славу небесного светила». Бог – не внутри человека, не в сердце, а – вне, в солнце. Даже доброе дело Гете делает не во имя Христа, а во имя солнца – Аполлона. Не намечен ли уже в этих немногих словах синтез языческого пантеизма с христианским милосердием?

«Я кажусь себе настоящим Антеем, который тем бо-

—250—

лее чувствует в себе силы, чем крепче соприкасается с матерью – землей». Эти слова глубоко западут в душу Ницше, который воскликнет: «Будьте верны земле!»

Верный солнцу и земле, мужскому и женскому началу языческого пантеизма, Гете в своей римской келье воздвиг статуи Юпитера и Юноны и к ним «обращал утренние молитвы», с отвращением покинув храмы Распятого. Разве это уже не вызов Распятому? Разве это не настроение цезаря Юлиана?

Для одного католического ордена сделал исключение Гете. Он, не почувствовавший перед храмом святого Франциска ничего, кроме отвращения, очень сочувственно относится к ордену иезуитов.

«Это публичное представление было для меня новым доказательством ума иезуитов. Они не пренебрегали ничем, что могло увеличить их влияние, и умели браться за все с любовью и вниманием. Здесь не такой ум, каким представлять его себе in abstracto; здесь видно участие к самому делу, то наслаждение собой и делом, которое есть плод деятельной жизни... Как их церкви отличаются изящной роскошью, так же ловко эти проницательные люди овладевают при посредстве приличного театра и светской стороной чувственности. Меня особенно интересует жизнь и деятельность иезуитов. Их церкви, колокольни, здания имеют в своих очертаниях какую-то цельность и величие, которые каждому невольно внушают благоговение.

Золото, серебро, металлы, отполированные камни – все эти украшения собраны в такой массе и с такою роскошью которые должны ослеплять нищих всех сословий. Кое-где нет так же недостатка и в некоторой безвкусице, чтобы примирить и привлечь к себе человечество. Таков вообще дух католического благолепия; но я еще никогда не видел, чтобы он где-либо проявлялся с таким смыслом, умением и последовательностию, как у иезуитов. У них все согласно направлено к тому, чтобы не просто поддерживать древнее отупевшее благочестие, как делают прочие духовные ордена, но чтобы подогревать его роскошью и блеском, согласно дугу времени».

Приведенные слова показывают, как мало права имел Гете нападать на язычество католической церкви и призы-

—251—

вать к христианству апостольских времен. Не язычество отталкивало Гете от церкви, а отсутствие в ней язычества. Образ Распятого, от которого он хотел укрыться, гнал его из храма, где возносится чаша с кровью Христовой, под покров жизнерадостного отца богов – Зевса. И в католичестве он принимал только то, что в корне было извращено компромиссом с язычеством: мадонн Возрождения, «подогретое роскошью и блеском» искусство иезуитов.

VI.

Римские элегии Гете возбудили большое негодование как в немецком обществе, так и в русской критике. В Германии Гете заслужил репутацию безнравственного человека, его прозвали «Приам». Гете не смущался и через несколько лет написал еще более вольные «Венецианские эпиграммы», где каждая строка дышит Марциалом. Можно было возмущаться и Римскими элегиями и «Венецианскими эпиграммами», с точки зрения христианской. Но конечно не с этой точки зрения судили германские критики. Гете хлестнул по их буржуазной нравственности, требующей, чтоб природа являлась не иначе, как под покрывалом. Они не могли простить Гете, что он явил природу в ее красивой и смелой наготе, как являли ее эллины. Ницше был в восторге от «Римских элегий» и «Венецианских эпиграмм». Они поражали его избытком здоровья, чистоэллинской, смелой и гордой чувственностью.

Русские критики Хомяков и Аполлон Григорьев напали на Гете не с христианской точки зрения, чего можно было бы ожидать, а с точки зрения эллинизма. Эллинизм не был чист и целомудрен, а Гете был грязный немец. Хомяков сказал, что в «Римских элегиях» он видит «голову тупоумного немца на туловище сатира». Аполлон Григорьев находил, что Гете сохранил все прозаические привычки ученого немца и «выстукивает гекзаметры на спине своей возлюбленной».

Мы думаем, что в вопросах эллинизма Гете и Ницше были более компетентными судьями, чем Хомяков и Григорьев. Хомяков вообще любил фантазировать и как его православие носило несомненные черты поэтического

—252—

произвола в ущерб исторической действительности, так субъективен был и его эллинизм, «целомудренный и чистый». Гете был именно чист в своем эллинизме, чист и мудр, но чувственен, как все греки, как Гомер, Софокл, Платон. Если Хомяков видел в Гете сатира, то ведь сатир был бог и занимал не последнее место среди греческого божественно-природного мира. Но Гете-то как раз и не был сатиром: он был прекрасным и чистым Аполлоном, тоскующим о недоступной красоте нимфы Дафны и увивающим свои кудри холодным и вечнозеленым лавром. Этот Гете, который по Хомякову был загрязнителем чистой эллинской красоты, и в эллинизме, как в жизни, проходил мимо всего грязного, не облагороженного разумностью и формой, всегда озаряя действительность лучом Платонова логоса (не логоса христианского). Ценя Аристофана, он все же не мог мириться с его цинизмом и называл его «неблаговоспитанным любимцем Муз» Подражая Марциалу, он никогда не спускался до его сквернословия. Он называл только вещи их именами, как называли его любимцы – Гомер и Софокл – самые чистые, скромные из греков.

Путешествие Гете в Италию было временем установления его миросозерцания, его духовного созревания. В это время первая часть «Фауста» приближается к окончанию. Создается «Ифигения», строгая, чистая и холодная, как мрамор Праксителя. В это время окончательно определяется и отношение Гете к христианству.

В молодом Гете было еще много христианского. Близость с такими людьми, как девица Клетенберг и философ Якоби оставили в нем глубокие следы. Еще важнее этих влияний была его любовь к германскому готическому искусству, воплощающему в себе миросозерцание католического средневековья. Но Гете внутренно перерос и девицу Клетенберг, и Якоби. Понемногу все христианское стало для него сливаться с болезненным романтизмом. Мода на христианство процветала в Германии. Атмосфера, в которой жил Гете, была насыщена мистицизмом, квиэтизмом и неразлучными их спутниками, всякими болезненными извращениями. Строгий идеал красоты, любовь к жизни, к внешнему миру, к объекту, здоровые нравственные принципы –

—253—

все это устремляло Гете прочь из разлагающейся атмосферы, на лоно Матери-Земли, в глубь античного искусства и могучего XVI-го века, с его Микель-Анджело и Шекспиром. Из Италии Гете вернулся еще более чуждым своим современникам, чем из нее уехал. Но он окончательно выздоровел сам и твердо пошел своим путем, ограждая себя от болезненных влияний окружающей жизни атмосферой античного холода, но отзываясь сердцем на все человеческое, до конца оставаясь свободолюбцем и демократом, идя на встречу человеку с участием и помощью.

Единственные люди близкие ему по духу (хотя во многом и противоположные) были Шиллер и Байрон. Они скоро погибли, и Гете остался один среди холодных статуй, а душа его была теплая и нежная. Но он не мог проявлять эту нежность часто, не мог разрушить атмосферу олимпийского холода, царившую в его Веймарском дворцы. Он знал, что, сбрось он маску аполлинизма, и ворвутся в его строгий и прекрасный духовный мир, в этот «элизиум теней», потоки больного мистицизма, морального и эстетического извращения.

Вдали от него шумела новая литература, так глубоко претившая его вкусу, воспитанному на Софокле и Рафаэле. Виктор Гюго натурализмом своего «Notre Dame de Paris» возбуждал его отвращение. Не меньшее отвращение возбуждало в нем лжехристианское изломанное искусство, напоминавшее современное декадентство. Художники, отступая от правды и природы, подражали архаикам-прерафаэлитам, ломались на все лады, забывая, что Джотто был первым по времени реалистом в христианском искусстве.

«Классическое искусство – здоровое, романтическое – больное», говорил Гете, и от этого «больного искусства» он удалялся в недоступную даль, надевая маску «тайного советника Гете».

Но мы немного забежали вперед. Прежде чем перейти к последнему, Веймарскому периоду жизни Гете, следует вполне уяснить эпоху его итальянских путешествий.

VII.

Эротизм Римских элегий был ярким выражением того пантеистического и эллинистического настроения, которое

—254—

охватило Гете в Риме. Должно быть воздух Рима имел в себе что-то опьяняющее, возбуждающее природные силы.

Молодой Рафаэль, из тихой Умбрии, родины святого Франциска, скромный и девственный ученик Перуджино, приехав в Рим и встретив Форнарину, весь изменился: в его искусстве исчезло христианское. В Madonna della sedia он изобразил цветущую, богатую мать-римлянку-патрицианку. В ватиканских лоджиях он достиг античной ясности, веселья и бездумности, чем окончательно покорил веселого сына Лоренцо Медичи – папу Льва X. Наконец, в триумфе Галатеи и фресках виллы Фарнезины он впадает в чувственность позднего Возрождения. Гете особенно ценил эти фрески, снимки с них, еще до путешествия в Италию, украшали его комнату.

Подобно Рафаэлю, Гете приехал из сумрачной Германии разочарованным романтиком, меланхоликом, Вертером. Подобно Рафаэлю, в Риме он припал к груди Матери-Земли, «оземленился», охладел к сверхчувственному. Этот Фауст от нежной, богомольной музы Гретхен устремился к языческой красоте – Елене. Аналогия с Рафаэлем поразительна. Не даром так любил Гете Рафаэля, не даром в свободные минуты вновь и вновь перелистывал его рисунки, учась на них принципам высшего искусства.

Эротизм Гете – необходимый вывод из предпосылок его миросозерцания. Если природная жизнь божественна, то божественен, прекрасен ее корень – жизнь пола. Аполлон Григорьев прав, говоря, что Гете – утонченный материалист в любви, тогда как Пушкин – идеалист. Красота женского тела своими совершенными пропорциями возбуждает в нем ритмы стиха. Женщина для него – совершенный цветок природы. Ее нравственно-сознательная сторона как бы отступает, она божественна в своей роли носительницы плода. Беременность любимой женщины Гете описывает как ботаник:

«Ах, мое горло вспухает!» сказала с испуганным видом

Девочка милая. «Тише, дитя мое, тише – послушай:

Нежной рукою коснулась тебя наслаждений богиня:

Преобразит она скоро твой девственный, чудно-роскошный

—255—

Образ и стройные формы ребяческих персей испортит:

Все наливается; вот уж и новое платье теснит.

Но не тужи! возвещает весною садовнику цвета паденье,

Что, наливаясь, созреет природой взлелеянный плод.

Для Гете, проникнутого пантеистическим эллинизмом, противоположное миросозерцание невыносимо. Венецианские эпиграммы 1790 года полны сарказмами по адресу христианства. Потому-то так и любил их Ницше. По поводу картины Веронеза «Пир в Кане Галилейской» Гете говорит, что «сонм гостей разгулявшихся воду счел за вино». При виде картины Воскресения он замечает, что никто не может верить этим сказкам и что ученики украли тело Христа. Кардиналы до того ему ненавистны, что он называет их «краснокожими лягушками».

По возвращении в Германию, ненависть Гете к христианству созревает и достигает своего апогея в гениальном стихотворении «Коринфская невеста», которое не менее гениально перевел Алексей Толстой.

Иногда сравнивают языческий эротизм Гете с эротизмом Пушкина. Но здесь мало сходства. Эротизм Пушкина – много грубее, разнузданнее. Неподходящее к Аполлону-Гете название «сатир» так подходит к молодому Пушкину, что он сам себе дает это название:

Я нравлюсь юной красоте

Бесстыдной дерзостью желаний...

Так часто нимфа молодая,

Сама себя не понимая,

На фавна ласково глядит.

Но эротизм Пушкинской поэзии прошумел и погас в его ранней юности и никогда не был плодом сознательного отношения к жизни, плодом философского миросозерцания. К тридцатым годам Пушкин почти совсем оставляет эротику. Далее он прямо начинает страдать от воспоминания о своей «преступной юности», плачет над стихами Филарета, молится покаянными словами Ефрема Сирина. С мрачным отчаянием он признается:

Напрасно я бегу к сионским высотам,

Грех жадный гонится за мною по пятам.

Какой полный контраст с Гете! У Пушкина – грех и

—256—

Сионские высоты, любовь для него неразлучна с мыслью о смерти, о лучшем, идеальном мире:

Ты говорила: в день свиданья,

Под небом вечно голубым,

В тени олив, любви лобзанья

Мы вновь, мой друг, соединим.

Вместо этого у Гете любовь – упоение формами, урок ритма и ботаники, в мире – никакого греха и над миром никаких Сионских высот.

VII.

«Коринфская невеста» написана Гете в 1797 году, когда ему было 48 лет. Языческое настроение в Гете созревало и укреплялось к старости. Наоборот, христианство рассеивалось как поэзия юности, как что-то милое, незрелое, приличное женщине и ребенку, но недостойное зрелого мудреца. «Коринфская невеста» – апология чувственного эллинизма и политеизма. При том это создание бездонной мистической глубины, подобное «Елене» и «Шабашу классическому», но с большей свежестью и непосредственностью. Молодой гость приходит из Афин в Коринф. Здесь живет его невеста, обрученная ему с детства. Отцы жениха и невесты были друзьями. Уже это – языческая черта. Брак есть не только союз двух людей, но и двух издавна дружных семей, союз родов. Но семья невесты приняла христианскую веру, девушка обречена монастырю.

Мать девушки принимает гостя, кормит его ужином, отводит ему покой. Но гость не трогает пищи и, усталый, ложится на постель. Его невеста, не знавшая о его приходе, нечаянно входит в спальню. В испуге она хочет удалиться, но юноша ее удерживает:

Вот, смотри, Венерой золотою.

Вакхом вот посланные дары.

А с тобой придет

Молодой Эрот,

Им же светлы игры и пиры!

Дева возражает, что она умерла для радостей жизни. Мать на одре болезни поклялась пожертвовать Богу жизнью, юностью дочери.

—257—

И богов веселых рой родимый

Новой веры сила изгнала –

И теперь царит один Незримый,

Одному Распятому хвала!

Агнцы боле тут

Жертвой не падут,

Но людския жертвы без числа!

Юноша удерживает деву. Они меняются брачными дарами. Она дает ему золотую цепь, он хочет дать ей чашу, но она отказывается, берет только прядь его волос.

Полночь бьет – и взор, доселе, хладный,

Заблистал, лицо оживлено,

И уста бесцветные пьют жадно

С темной кровью схожее вино.

Отведав даров Вакха и Цереры и обменявшись подарками, жених и невеста отдаются друг другу. В это время мать, обходя дом дозором, слышит звук поцелуев, и в негодовании входит в спальню. Но не она оказывается в роли обвиняемой: дочь обращается к ней с грозной речью:

Ваших клиров пение бессильно,

И попы напрасно мне кадят:

Молодую страсть

Никакая власть,

Ни земля, ни гроб не охладят!

Этот отрок именем Венеры

Был обещан мне от юных лет;

Ты вотще во имя новой веры

Изрекла неслыханный обет!

Чтоб его принять,

В небесах, о мать,

В небесах такого бога нет!

Оказывается, что невеста – вампир, что она высосала кровь из юноши, и он обречен смерти.

Мать, услышь последнее моленье:

Прикажи костер воздвигнуть нам,

Свободи меня из заточенья,

Мир в огне дай любящим сердцам!

Так из дыма, тьмы

В пламе, в искрах мы

К нашим древним полетим богам!

Вот вещь столь же гениальная, сколь ясная по мысли и

—258—

не допускающая двух толкований. Две религии стали лицом к лицу: религия бога незримого, распятого и религия Венеры, Диониса и Эрота, светлых игр, пиров и любви.

Обрекши дочь на монашескую жизнь, мать убила ее. Христианский аскетизм есть убийство. Но «клиров пение бессильно, попы напрасно кадят». Мертвая встает из гроба и приносит блаженство любви своему возлюбленному, но с любовию приносит ему и смерть. Последняя просьба дочери дышит беспредельной ненавистью к новой вере: последняя милость, которую может оказать мать своей несчастной дочери, это – предать тела любящих не христианскому погребению, а сожжению на костре по языческому обряду, чтобы души их улетели к древним богам. Более сильный, потрясающий, трагический вызов еще не бросался христианству. Христианство осуждается, как гнусная и преступная выдумка людей. Религия Распятого есть убийство, Бога христианского нет, но действительно существуют древние, языческие боги. Так гениально не бросал вызов Христу никто со времен цезаря Юлиана... Однако, освободившись от магических чар стихов Гете, мы легко раскроем ложь его идеи. Прежде всего ложь, что древние боги приносили людям только счастие, что они любили людей. Вспомним хоть Лукреция:

Tantum religio potuit suadcro malorum.

Лукреций задолго до христианства обвинял религию в жестокости, и в пример приводил заклание Ифигении Агамемноном по приказу Артемиды. Языческие боги не раз побуждали к детоубийству, т. е. к тому, в чем Гете обвиняет христианского Бога. Гомеровские боги часто злы. Елена разражается жалобами на Афродиту, погубившую ее жизнь и жизнь тысяч греков и троян по своей прихоти. Хор «Антигоны» изображает Эроса страшной и темной силой, «влекущей сердца к преступному». В «Вакханках» Еврипида представлены жестокости Диониса и его менад, которые разрывают на части живых быков. Так милосердна и человеколюбива языческая троица богов, которую призывает Гете в «Коринфской невесте» – Венера, Вакх и Эрот – и противопоставляет злому богу христиан. В римской религии жрицы богини Весты, в случае нару-

—258—

шения своих обетов, живыми закапывались в землю. Восточные религии была еще много жесточе.

А что было в христианстве? Если в монастырях бывали жестокости и насилия, то это являлось искажением христианства, реакцией язычества, язычеством под христианскими именами и обрядами. Если мать решилась насильственно постричь свою дочь, то она с точки зрения христианской совершила грех, и Гете прав, говоря, что в небесах нет бога, который принял бы этот обет. Но едва ли вообще подобный случай мог иметь место в Коринфской общине первых христиан, когда еще был жив евангельский дух любви и свободы. Насилия явились в церковной жизни позднее, и были компромиссами с языческими традициями Византии и Рима. Отцы церкви решительно высказывались против насилий в делах веры.

Но Гете причиной зла считал религию Распятого. Это религия Голгофы убила коринфскую деву и превратила ее в вампира. Кроткую религию олимпийцев сменила злобная религия Голгофы. Эта религия лицемерно прекратила заклание агнцев, но бесчисленные ее человеческие жертвы. Обвиняются не христиане, обвиняется Распятый. Если бы Гете устранил элемент насилия в истории Коринфской невесты, он был бы прав. Действительно религия Голгофы сделала гордых смиренными, мудрых – простыми, страстных – бесстрастными. Но напрасно Гете обвинил религию Голгофы в убийстве. Христос не только никого не убил, но сам был убит за людей, чтобы спасти их от греха и смерти, чтобы даровать всем блаженство.

Мы обнаружили ложь Гете. Не Распятый жесток, а жестоки Венера, Вакх и Эрот. Распятый – любовь, боги – себялюбие, эгоизм. Но Распятый требует отречения. Он Сам принес Себя в жертву и от своих поклонников требует постоянной жертвы⁴⁸⁷. Олимпийцы сами ни от чего не отрекаются, но зато и от людей требуют только сожжения быков и овец и разрешают им жить согласно

—260—

своим страстям. Вот за что Гете восстает на Распятого! Он – вечное возражение, вечное осуждение его философии, его отношения к жизни. Вот почему рана на ребре Иисуса, рана, из которой, по словам блаж. Августина, родилась церковь, вот почему «эта злосчастная рана портит всю картину», вот почему «мы принимаем за непростительную наглость всякую попытку выставлять на вид то орудие мучения и Того пригвожденного к нему страдальца, от которых и само солнце отвратило лицо свое при виде представшего ему зрелища мирской злобы»⁴⁸⁸.

Та злосчастная рана, от которой Гете, уподобляясь солнцу, отвращал глаза, всегда была и есть первая святыня христиан. Фома Кемпийский говорит об этой ране:

«О великая и драгоценная рана моего Господа, нежно любимая больше всех ран, глубоко пронзенная и широко открытая, чтобы всякий верующий мог войти, чудная в своем истечении, обильная благословением, последняя по времени, первая по значению!»⁴⁸⁹.

IX.

В 12-й римской элегии и в «Коринфской невесте» Гете осторожно приподнимает покров греческих мистерий. Знаменательно, что именно эти стихотворения мы имеем в образцовых переводах Тургенева и Ал. Толстого. Вот как описывает Гете обряд элевсинских мистерий:

Так, ты слыхала не раз о тайных пирах Элевзиса:

Скоро в отчизну с собой их победитель занес.

Греки ввели тот обряд – и греки, все греки взывали

Даже в римских стенах: «к ночи спешите святой!»

Прочь убегал оглашенный; сгорал ученик ожиданьем.,

Юношу белый хитон, знак чистоты, покрывал.

Робко в таинственный круг он входил: стояли рядами

Образы дивные; сам – словно бродил он во сне.

Змеи вились по земле; несли цветущия девы

Ларчик закрытый. На нем пышный качался венок

Спелых колосьев. Жрецы, торжественно двигаясь, пели.

—261—

Мистериальный характер имеет вкушение хлеба и вина в «Коринфской невесте»:

Вот, смотри, Церерой золотою,

Вакхом вот посланные дары.

Здесь мы имеем намек на таинство плоти и крови. Не напрашивается ли аналогия с христианским таинством евхаристии? И там, и здесь таинственное значение придается вину и хлебу... Этот намек Гете подхватят и разовьют Мережковский и Вяч. Иванов.

Есть ли «Коринфская невеста» произведение антихристианское? Дары, посланные Вакхом, не суть ли дары Христа, вино и хлеб?⁴⁹⁰. Не есть ли наше таинство евхаристии продолжение элевсинских мистерий?

Но Гете не думал о христианстве и по крайней мере свободен от кощунства. Таинственный обряд «Коринфской невесты» – обряд древних языческих богов, совершаемый вопреки религии Распятого. Если Гете был противником Распятого, то все же не смешивал Его с Вакхом. В приведенной элегии он ясно раскрывает смысл элевсинских таинств:

Вот, после долгих и тяжких искусов, ему открывали

Смысл освященных кругов, дивных обрядов и лиц –

Тайну, но тайну какую? Не ту ли, что тесных объятий

Сильного смертного ты, мать Церера, сама

Раз пожелала, когда свое бессмертное тело

Все Язиону царю ласково ты предала.

Как осчастливлен был Крит! И брачное ложе богини

Так и вскипело зерном, тучной покрылось травой.

Вся ж остальная зачахла земля: забыла богиня

В час упоительных нег свой благодетельный долг.

Эллины верили, что, участвуя в тайнах Элевсина, они получат залог бессмертия. Но характер этих таинств был натуралистичен. Под покрывалом преходящих явлений есть один неизменный субстрат природы, индивидуумы исчезают, но природа бессмертна. Сила природы

—262—

и ее могущество проявляются в законе передачи жизни, в законе зачатия. Отсюда боготворение пола и его атрибута фаллоса, изображение которого носилось греками в священных процессиях. Приобщиться божественной жизни значит приобщиться той силе мирового вожделения, которая торжествует над гибелью преходящих форм, творя все новые формы. В основе евхаристии лежит противоположное начало. Законы природной жизни не только не божественны, но греховны. Христос пришел освободить нас от власти греха и облечь в нетление, не упразднить личность во имя мировой воли, сил природы, но умертвить жало греховной природы и тем даровать бессмертие личности. У эллинов – отречение от индивидуума во имя природы – Deus sive natura, у христиан – отречение от природы для спасения личности.

Мы подошли к центру Гетевой антихристианской философии, которая образовалась с одной стороны под влиянием эллинского пантеизма, с другой стороны – под влиянием Спинозы. Для Гете, как для Спинозы, мировая субстанция есть Deus sive natura.

X.

Чтобы уяснить отношение Гете к христианству, необходимо поставить его философию в связь с философией Спинозы. Великий пантеист XVII века оказал на Гете еще в юности глубокое, неизгладимое влияние. Позднейшее влияние Канта было много слабее.

Основные предпосылки философии Спинозы – те же, что философии Гете, и сводятся к следующим пунктам:

1) Бог не есть личность, а субстанция.

2) Бог и природа одно.

3) Бог – имманентная, а не трансцендентная причина мира.

4) Бог не творец и вещи – не творения.

5) Бог не может любить человека.

6) Невозможность боговоплощения.

7) Невозможность чудес.

8) Невозможность евхаристии.

9) В природе нет греха и зло есть противоречие природе.

—263—

Понятно, что перечисленные тезисы находятся в прямом противоречии, как с христианством, так и с родной религией Спинозы – иудейством. Ложь иудейства, по мнению Спинозы, в том, что в иудейском сознании субстанция превратилась в личность, сила природы в Иегову (Ягве), и монотеизм вскрыл пропасть между богом и миром. Для философа-пантеиста монотеизм – не меньшая ложь, чем политеизм. Для монотеиста мир – вне Бога, и в этой его потусторонности Он сам есть обособленное и следовательно не истинно бесконечное существо. Монотеизм ограничивает Бога и потому является отрицанием Бога. Но также нельзя подчинять Бога условиям конечного бытия и облекать человеческими атрибутами, как делают политеисты. Действительный Бог есть все во всем, Платоново ἓν καὶ πᾶν. Вне Его ничего нет, с чем бы он имел связь или к чему мог бы относиться, как к постороннему.

Спиноза и Гете сливают Бога с миром, из того неприступного света, в котором он пребывает по представлению иудеев и христиан, они погружают его в поток материальной жизни. Но делается ли Бог от этого ближе человеку? Наоборот. Трансцендентный Бог евреев был близок человеку, ибо он был личность, страстная, гневная, любящая свой избранный народ. Низведя Бога с неба в природу, Спиноза отдаляет Его от человека. Бог не только безличен, но и невообразим. Бог Спинозы не любит человека, ибо любовь есть аффект, а аффект невозможен в Боге.

Если нет любви Бога к нам, то нет и первого побуждения к боговоплощению. По христианскому учению Бог сжалился над людьми, мучимыми диаволом, и послал Сына Своего единородного для спасения мира. Но для Спинозы нет ни греха, ни диавола. Природа сама по себе безгрешна, зло – не субстанциально.

«Я избегаю зла потому, что оно противоречит моей природе и отклонило бы меня от пути познания и любви к Богу».

Для апостола Павла, наоборот, зло есть закон природы, растленной грехом, природа сама по себе хочет зла. «Не еже бо хощу доброе творю, но еже не хощу злое, сие содеваю» (Рим.7:19).

—264—

Итак, боговоплощение невозможно по нескольким причинам:

1) Нет рабства греху, нет повода для боговоплощения.

2) Если бы и было рабство греху, нет любви Бога к человеку, нет повода принять на себя человеческую природу и пострадать на кресте.

3) Кроме того, что нет мирового греха и нет любви Божией к творению, боговоплощение невозможно по причине полной несоизмеримости божества и человека. «Бог становится человеком значит субстанция становится модусом. Бог явился в человеке Иисусе значит субстанция стала отдельным модусом! Бесконечное пространство есть данный отдельный треугольник!» «Что касается церковного догмата богочеловечества, то я открыто заявляю, что я не понимаю этого учения, более того, говоря откровенно, оно представляется мне столь же нелепым, как если бы мне кто-нибудь сказал, что круг принял природу квадрата». «Между свойствами человека и Бога также мало общего, как между созвездием пса и псом, лающим животным. Если бы треугольник имел дар слова, то и он сказал бы, что Бог есть не что иное, как совершенный треугольник, а круг, что природа Бога в высшей степени кругла».

«Для спасения нашей души отнюдь нет необходимости знать Христа во плоти».

Апостол Иоанн говорит: «Духа Божия и духа заблуждения узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога. А всякий дух, который не исповедует Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он приидет и теперь есть уже в мире» (Первое послание апостола Иоанна, 4, 2–3).

Не признавая божественности Иисуса. Спиноза признает «вечного сына Бога, т. е. ту вечную мудрость Бога, которая открывается во всех вещах, более всего в человеческом духе и среди всех людей более всего в Иисусе Христе, ибо без этой мудрости, которая одна учит, что истинно и что ложно, что добро и что зло, никто не может достигнуть блаженства».

В «Tractatus brevis» Спиноза говорит: «Непосредственно

—265—

из Бога вытекает движение в материи и разум в мыслящей природе». Поэтому Спиноза называет движение, как и разум, который от вечности познает все ясно и отчетливо «сыном Бога». Это понятие «сын Бога» сходно с понятием, которое имел Леонардо-да-Винчи о первом двигателе – primo motore.

Итак, отвергнуты первые предпосылки иудейско-христианского миросозерцания: личность Бога, трансцендентность Бога, любовь Бога к человеку, воплощение Бога. Ясно, что из этого отрицания следует ряд других отрицаний: прежде всего отрицание воскресения Христа и Его пребывания в евхаристии.

В письме к Ольденбургу Спиноза говорит: «Я признаю, как ты, в буквальном смысле страдание, смерть и погребение Христа, воскресение же напротив – аллегорически. Не в буквальном, но зато в гораздо более высоком смысле Христос действительно воскрес – воскрес из тех мертвых, о которых Он Сам сказал: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов».

О евхаристии Спиноза пишет в одном из писем: «О, безумные юноши! Кто же так околдовал вас, что вы вообразили, будто можно проглатывать святое и вечное, будто святое и вечное может находиться во внутренностях ваших? Ужасны таинства вашей церкви: они противоречат здравому смыслу».

Система Спинозы – одна из самых стройных антихристианских систем. Естественно, что она вызвала резкую полемику в кругах церковных. За Спинозой утвердилось прозвание «irreligiosissimus autor» – «нечестивейший писатель». Среди резких нападок на Спинозу со стороны христиан, выделяется объективным и спокойным тоном возражение Ольденбурга. Друг Спинозы, лондонский академик Ольденбург находил, что имманентная вещам причинность Бога уничтожает человеческую свободу, а отрицание чудес, как непонятных фактов, подрывает всемогущество Бога, превосходящее всякое человеческое познание. Где остается воскресение Лазаря и воскресение Христа? Если Спиноза отрицает вочеловечение Бога, то он тем объявляет бессмысленным учение о логосе и основанное на нем евангелие Иоанна. Воскресение Христа надо понимать

—266—

буквально: если бы оно имело аллегорическое значение, то все Евангелие было бы ложью. «Кто превращает эти вещи в аллегории, тот разрывает в клочья всю историческую истинность евангелия».

К этим прекрасным словам нечего прибавить. Они применимы не к одному Спинозе, но и к Гете, и ко Льву Толстому.

Однако будем справедливы, и не будем забывать, что Спиноза только без страха сделал логические выводы из того учения, которое пользовалось уважением церкви, из картезианства. Не будем забывать и того, что наряду с явными антихристианскими идеями, Спиноза с исключительной силой убеждения развивал те идеи, без которых невозможно христианство: идеи самоотверженной, всепоглощающей любви к Богу, освобождения от «трясины страстей», от всех нечистых аффектов и слияния с Богом в духе и истине. Если Бог для Спинозы неотделим от природы, то природа в его системе не есть эмпирическая природа, а метафизическая субстанция. И жизнь великого философа была непрерывным аскетическим подвигом. В истории новой философии его образ стоит на такой же моральной высоте, как в истории древней философии образ Сократа.

Священник Сергей Соловьев.

(Окончание следует)

—267—

I.

[1860 г.]

Милостивая Государыня, Добрая Варвара Васильевна!

—268—

Господь с Вами, наша матушка Игумения⁴⁹⁴, и с Екате-

—269—

риной Васильевной⁴⁹⁵ и с казначеей Вашей Антониной Ивановной⁴⁹⁶, с Александрой Васильевной⁴⁹⁷, с Парасковьей Андреевной, с Марьей Михайловной⁴⁹⁸, Анночкой⁴⁹⁹, обеими Олиньками⁵⁰⁰ и со всеми сестрами!

Поздравляю всех Вас и вместе Владимира Петровича⁵⁰¹ с близким праздником Христова Воскресения. Ради этого светлого праздника, Варвара Васильевна, простите, что так молчалив я с Вами. По получении Вашего письма, в котором извещали Вы меня о смерти упредившего нас своим отшествием ко Господу Ивана Дмитриевича⁵⁰², – вскоре и я сделался очень не здоров; праздники и первые дни нового года еще кое-как ходил, а потом с месяц не

—270—

мог оставлять постели. К обыкновенной моей слабости и постоянной болезненности присоединилась еще простуда и доселе еще чувствую особенное изнеможение – остаток болезни.

На днях посланы к Вам, при хлопотах об этом нового воина Димитрия Станиславича⁵⁰³, мои книжки о картине Иванова. Покорнейше прошу Вас принять их и понемножку, как Вам угодно или придется, раздать, как обозначено в приложенной к ним записке, писанной собственноручно Дмитрием Станиславичем. Только, помнится, в записке не обозначены Дмитрий Александ. и Верочка – Корсаковы⁵⁰⁴; прошу Вас дать и им по книжке. Они,

—271—

может быть, захотят кому подарить свои брошюрки, хотя бы сами и довольствовались экземпляром своей маменьки – Софьи Дмитриевны. И Его Превосходительству Александру Львовичу передайте мое глубочайшее почтение⁵⁰⁵.

Антонине Ивановне⁵⁰⁶ прошу отдать положенные в книжке, (для отличия от прочих, подписанной ее именем), – мои рукописные листики о картине Иванова – продолжение и окончание моего об этом письма, начатого некогда без мысли о печатании.

Конечно, Вам желательно знать, каково мне теперь жить – сравнительно с Казанью⁵⁰⁷. Скажу на это Вам, что здесь мне много спокойнее, и самый даже климат для меня сноснее и лучше казанского, хотя и требует особенной осторожности. Есть места и люди, куда я могу и выехать к полному утешению и успокоению моего духа. Разумеется, что таких избранных людей и мест не много у меня и здесь, – но они есть и между светскими и между духовными: все это – точно так же, как было со мною и в Казани. Слава Богу и благодарение доброте и любви таких, как Вы! – Помнится, – в Казани отправляясь к Вам, Варвара Васильевна, или к добрейшим Корсаковым или к Горталовым⁵⁰⁸, – иногда воображал я, будто отправляюсь в Ду-

—272—

ховный Дивеев – к сестрам общины, любимой и духовно-оберегаемой праведным отцом Серафимом. Теперь Бог привел мне узнать и Дивеевских сестер-иконописец, которые живут, занимаясь Духовной живописью, – у Госпожи Шубиной⁵⁰⁹, (которая именно и мне сама предло-

—273—

жила средства к отпечатанию книжки о картине Иванова). Быть у них – все одно, что быть и в Вашем обществе.

Прилагаемое при сем письмо прошу передать Александре Ивановне Дубровиной⁵¹⁰.

Простите, добрейшая Варвара Васильевна.

Покорнейший Ваш слуга А. Феодор.

Его Высокопр. Отцу Клименту также прошу передать, с моим глубочайшим уважением, книжку. Если в книжках будет недостаток, известите, – пришлю.

II.

Добрая Варвара Васильевна! Господь благословит Вас! Очень благодарен Вам за неослабевающую в Вас добрую память обо мне. Деньги получил и за них благодарю. Мне и на новом месте, слава Богу, хорошо и спокойно. Есть и здесь в Переславле Залесском добрые и близкие ко мне души, как были и в Петербурге и еще прежде у Вас в Казани. Если немного и пришлось мне потерпеть, то и все мы также терпим. Вы Казанские сочувствуете моему делу и бремени, которое несу, много терпели и терпите, – кто только сердечно, кто и телесно. Но дай Бог и страдать по добром. Вот Антонина Ивановна⁵¹¹, глубоко чувствует в своей душе, что и вся природа по благодати Христовой должна быть понимаема в науке и в жизни как просто рай Божий, и мужичек – самый первый

—274—

владетель того рая; но не может она не чувствовать и того, что и вера в нас и наука и жизнь далеко, далеко не так трактует природу, – это еще хорошо, если смотрят, на нее как на крепостную рабу. А чувствуется, что это не так. А никто не растолкует, как же это должно быть, никто не знает и не хочет, как в природе открыть благодатный освежающий науку и жизнь и самую веру источник, теперь заключенный и заваленный каменьями по нашей милости. И становится, Антонине Ивановне, тяжело на душе, и это отзывается затаенною болезнью и в самом теле. Помню я как мы были у Вас, Варвара Васильевна, в деревне, осматривали старую церковь, ходили по полям, любовались сельскими видами. Во всяком движении воздуха, в каждом колоске и травинке слышалась выраженная в них мысль всещедрого нашего Небесного Отца, осуществленная именно возлюбленным Его Сыном и проникнутая Его Духом Утешителем, – мысль во Христе не недоступная и нам плотяным и грешным. Помню как теперь, что вся душа Антонины Ивановны точно расцветала в живом, хотя бессознательном, может быть, ощущении этой великой тайны природы, – она как будто была тогда другим новым человеком, как достойная невеста человеколюбивого Жизнодателя – Господа нашего. Она сказывала мне, что и маминька ее, когда она прямо из вашей деревни к ней приехала, не вдруг узнала ее... Помните ли вы это?... И потом опять все закрылось, все пошло по своему обычному зачерствелому пути. И Антонине Ивановне тяжело и трудно. Но утешься страждущая душа! Своею болезнью и скорбию, в которой и сама не умеешь, может быть, дать отчета, ты выносишь или выстрадаешь нужное и дорогое всем нам. Больше я ничего не могу сказать в ободрение и утешение себе и вам и вашей домовитой казначеи, как под конец моего пребывания в Казани называли мы Антонину Ивановну, величая в то же время вас Игуменею. Бог с вами! Дай Бог, чтобы дух истинного монашества, чуждого фарисейства и ханжества, не ослабевал в вашем благословенном доме. Кланяюсь Екатерине Васильевне с Александрой Васил., Владимиру Петровичу с супругой, Анночке вашей, Корсаковым, Горталовым, всем Дубровиным – начиная с мамаши, обеим

—275—

Олинькам. Передайте мой поклон и матери Варсонофии (бывшей Ироиде). Господь со всеми вами! Если видитесь с о. Григорием, – и ему мой поклон. Простите – вашего в Господе, А. Феодора. Приложенную четверточку передайте Александре Ивановне Дубровиной.

Будьте так добры, – Варвара Васильевна, – постарайтесь, взяв и Антонину Ивановну вместе и с Александрой Ивановной, – повидать добрую старушку – мать покойного Павла Николаевича Кожевникова⁵¹². Скажите ей мое сыновнее почтение и участие в понесенной ею утрате доброго сына; но в самом деле он не утрачен, а найден в Господе, у которого все живы. Будьте так милостивы! исполните мою просьбу. Скажите также старице Божией, что письмецо ее мною получено с любовью и благодарностью. При случае, матушке Игумении Досифее поклонитесь от меня.

3 июня 1861 г.

III.

Добрая Варвара Васильевна! Поздравляю Вас с великими праздниками и с новым годом. Благодарю Вас за неизменное доброе расположенье ваше ко мне. Сожалею о затруднении, в которое попали Вы от смерти вашего родственника, имевшего в своем распоряжении ваши деньги. Дай Бог, чтобы и это затруднение послужило к добру и в свое время привело к утешению. Особенно же дай Бог,

—276—

чтобы становясь с текущими годами лучше, сознавать себя худшими, – как Вы и делаете.

Больше писать пока нечего мне. О себе же скажу: живу себе понемногу. Кое-что читаю. Кое-что пишу по временам, или исправляю прежде писанное. Служу, когда Бог даст; за священнослужением иногда говорю попросту, без тетрадки и даже без налоя, коротенькие поучения, дух и сила которых вам уже известны или памятны из моих личных собеседований в вашем обществе.

Письмо Ваше влагаю в один конверт с деловым письмом к Антонине Ивановне. Кланяюсь Екатерине Васильевне с Александрой Васильевной⁵¹³, – также и Владимиру Петровичу с его супругой и всем Горталовым, – также и всему семейству Корсаковых. Отвечать Александре Ивановне буду уже в письме в Нижний Новгород, – вместе с нею и Валериану Викторовичу⁵¹⁴.

Матери Павла Николаевича Кожевникова⁵¹⁵ при случае передайте мой сыновний поклон.

Простите Вашего в Господе

А. Феодора.

31 Декабря 1861 года.

IV.

14 июня 1862 г.

Сестра моя в Господе Антонина Ивановна!

Господь с Вами. –

Пишу вам на другой день вашего Ангела⁵¹⁶. Поздравляю Вас с этим благословенным днем, желая Вам всякого нужного и спасительного для вас Божия дара. Особенно желаю вам возрастить в себе, по благодати Божией, христианское и равноангельное участие к тяжелому положению других, как к собственному своему бремени.

Мне не хочется, чтобы вы уходили из духовно-родного вам дома⁵¹⁷. Сколько известны мне ваши общие дела и души,

—277—

в вас могут нуждаться духом своим другие. Мой совет: переговорите откровенно об этом затаенном вашем намерении с Варварой Васильевной (как, вспомните дни оны, с игуменьей вашей), наперед выпросив ее слова, что она будет судить без пристрастий. Но я уверен, что вам, как истинной родной, будет всегда открыт этот дом; вы от него не отлучитесь внутренне ни с вашей, ни с другой стороны. И то правда, и прекрасно, – осмотреться, не можете ли где быть нужнее и полезнее другим в Господе. –

Что до болезненности Александры Васильевны⁵¹⁸, я могу сказать вам одно: знаете, кто болезни наши принял и недуги, даже телесные, понес на Себе Своею верою; относите болезнь к Самому человеколюбивому нашему Господу как уже Его собственность ради Его страданий за нас; помогите своею верою вашей ученице и теперь уже подруге нести болезненность свою так, чтобы разделять с Самим Господом эту благодатную Его собственность, стоившую Ему так дорого; потому что Он, неся наши недуги и болезни в самом их корне, должен был пролить кровь свою и умереть на кресте. И благодарите Господа за такую Его благодать. И Господь устроит о вашей Сашеньке⁵¹⁹ лучшее, что Ему угодно. Жизнь и смерть – только бы в Нем – благодать Божия! Унывать не от чего. Привлекайте к вашей подруге благодать Христову верою в Него, принявшего наши недуги, и благодарною к Нему за это любовию; и веяние благодати усладит и облегчит болящую. Тоже скажите при случае и Екатерине Васильевне⁵²⁰.

У меня на вербной неделе скончалась маминька; помяните рабу Божию Марфу⁵²¹.

—278—

Мой труд многих лет – истолкование Апокалипсиса, – уже одобренный цензурою, запрещен Синодом. И это повело меня к решимости [выйти] из монашеских моих отношений к начальству: я подал просьбу о расстрижении. Больше мне нечем, по моим воззрениям, выразить ревности моей за слово Божие. Пусть и меня бросают, коли дело Божией истины бросили! Но это говорю не в смысле вражды. Всем кланяюсь у вас, начиная с вашей мамаши. Простите готового всегда служить вам в Господе, А. Феодора.

Письмо мое, что касается в нем меня, можете прочитать принимающим во мне участие, не исключая и матери Варсонофии, (прежней Ироиде), которую нарочно посетите за меня.

Матерь Божия со всеми вами!

V.

25 Ноября 1862 г.

Добрая Варвара Васильевна! Благодарю Вас и мать Варсонофию за деньги – ваши 14 руб. и ее 1 руб. Не писал я вам долго потому, что и вы тоже не писали, – я на ваше прежнее письмо ответил без замедления, разве вы не получили этого письма моего. До вашего письма я и не стал бы писать к вам; потому что, по моим обстоятельствам, многие соблазняются мною и не хотят уж знать меня, а я не хочу никому навязываться. Дай Бог, чтобы вы принадлежали к числу немногих истинных присных моих, которые не соблазняются моею решимостью оставить монашеский образ. В среде монашества стали меня стеснять в самом служении слову Божию; мне такого монашества не нужно, потому что я и в монашество пошел ради слова Божией истины. Не хотят внимать учению, что и в земном и в мирском надо нам служить Господу, – что священство нам дано для послужения именно тому, чтобы и все были духовно цари и иереи Богу и Отцу: ну, так – надо делом взяться за это, чтобы, и став в ряду мирян, быть верным благодати царственного священства, к которому все призваны. Но не хочу идти, даже и во внутренней моей мысли, против православной иерархии, т. е. ее винить, а себя оправдывать: потому что иду я на позор расстрижения, под эпитимию церковную, как сам виноватый. Трудно при

—279—

этом сохранить чувство искренней любви к обижающим, трудно удержаться в сердечном союзе с враждующими, особенно с теми, которые не совсем право правят слово Божией истины: на это самое беру руку жены – помощницы, понимающей мое дело, сочувствующей и готовой содействовать моему делу в Господе. Но этим соблазняются; что же? В отношении ко мне, начали еще прежде соблазняться раскрываемою мною истиной, что Христос за всех умер. Когда же крестом Христовым стали соблазняться: то с такими людьми уж нечего чиниться, – пусть соблазняются стремлением моим к участию в той крестной Христовой любви к нам, что Он ради нас сошел с небесного монастыря не равноангелов только, а всех святых ангелов, и избрал Себе невесту – Церковь из нас грешных, людей, явясь в мире как Сам виноватый за чужие для Него вины всего мира: Он совершил наше спасение, а я хочу только спасти[сь] чрез усвоение себе Христа-Спасителя мира, чрез сообщение духу Его человеколюбия. Вот и все! – Прочитайте это письмо во всем собрании вашей домашней церкви или вашего монастыря, т. е. при Екатерине Васильевне, Антонине Ивановне, Александре Васильевне, которым всем мой искренний поклон. Дайте прочитать и матери Варсонофии, которую извещаю, что я в настоящих обстоятельствах, скорблю не более всегдашних моих скорбей. О чем мне горевать? Господи помилуй! Я иду не от Господа, а с Господом и к Господу.

Что касается до внешнего положения, – у меня собственных внешних средств⁵²² у избранной моей⁵²³ тоже не более. Еще и не знаю, где найду приклонить голову.

Простите родные мои! Кланяюсь с любовью Владимиру Петровичу с супругою. За Анночку и Олиньку радуюсь. Корсаковым и Горталовым передайте мои искренние поклоны, если будут о мне спрашивать. Тоже маминьке

—280—

и сестрам Антонины Ивановны. Простите, добрая Варвара Васильевна, Вашего в Господе

А. Феодора.

VI.

Добрая Варвара Васильевна! Благодарю Вас за доброе письмо и деньги; последние – если не от вас самих, то, думаю, от Екатерины Васильевны с Антониной Ивановной и Александрой Васильевной. Благодарю! Мне тем более дорого выражение вашего участия в моем положении, что ни я, ни избранная мною, (о которой ваше суждение вполне справедливо), не имеем на что рассчитывать в будущем, кроме Самого Господа и Его благодати. Теперь все еще продолжается время «увещания» в самом монастыре⁵²⁴; после для того же вызовут в Консисторию; и не иначе, как чрез три месяца слишком, конец всем мытарствам. Письма продолжайте писать по прежнему адресу. О ходе моего дела буду вас извещать. Главное, – да подаст вам и мне Господь и Спаситель наш, чтобы и в земном узнать и вкусить любовь Отца Небесного, принесенную Сыном Его на землю для грешных людей и действующую именно Св. Духом в приемлющих умах и сердцах!

Здоров ли у вас Владыка Афанасий⁵²⁵?

—281—

Всем вашим, начиная с Владимира Петровича и кончая Анночкой с Олинькою, мои приветствия в Господе.

Простите вашего

А. Феодора.

1863 года 16-го Января.

Примите поздравление и с Новым Годом.

Матери Варсонофии кланяюсь.

VII.

28 Ноября 1864 г.

Добрая и дорогая Антонина Ивановна! Пишу вам ответ среди дорожных сборов из Твери в село Млево⁵²⁶, где

—282—

и будем жить, сколько Бог даст. Ваше письмо, хотя вы и называете его грустным, меня много утешило и порадовало. Вижу, что мое родное в Казани еще живо и цветет и даже приносит плоды по своему роду. Слава Создателю нашему – Богу! –

О болезни Парасковьи Андреевны, с соучастьем к ней скажу, что, когда Сам Сын Божий за нас страдал и болел своею плотию, то для верующего в Него болезнь есть уже благодать общения в Его болезнях. «Он недуги наши принял и болезни понес», по слову Божию в Ветхом (у Исайи) и Новом (у Ев. Матфея) Завете. Значит наши недуги и болезни составляют уже по Его человеколюбию, собственность Его Самого, которою следовательно Он только делится с нами, своими сообщниками. Поэтому со-

—283—

страдание к болящей должно быть проникнуто и радостью грустной души о щедрости благодати Господней: чрез это вы помощей [поможете?] больной входить в благодатное соучастие Христовых болей и страданий. Конечно, утвердиться в таком настроении требует подвига веры. Вот, моя Анна Сергеевна⁵²⁷, по соучастию ко мне, с трудом думает о моей обычной болезненности, как о любезном даре Христовом. Соучастие в страдальческих скорбях Господа и вводит в дух той Его любви к людям, по которой Он пострадал за них, своим «я» отвечая «я» каждого из нас; но только живою верою можно усвоить эту благодать. Все это вы знаете!

Что касается до молодого человека, помилованного Господом, вот что скажу вам, Антонина Ивановна: – Вы знаете, что я давно занимаюсь исследованием Апокалипсиса, по обыкновенному научному порядку. Из откровения Иоанна Богослова можно усмотреть, что звери неверующего Христу разума и противохристианского научного направления уже осуждены на то, чтобы вживе схватить их, как открытую адскую ложь и нелепость. Итак человеку науки, узнавшему Христа, пришлось только упредить других в дознании, что без Христа наука есть нелепость и что истина, искомая и следимая наукою, сосредоточивается во всеобъемлющем Боге Слове Христе, который все доброе в нас и мире, начиная с нашего бытия, дает от полноты своей благодати, а все наше худое взял и понес тоже на Себе Самом. Такой счастливец, кажется, должен своим духом слышать, как и другие люди и дети науки самым неведением истины вопиют к нему о помощи – в дознании истины. Ведь ложь и нелепость неверия – это ни более, ни менее, как пожар или утопание на смерть, особенно для занимающихся наукою. Пусть молодой человек, смотря на своих товарищей, помнит, что Сам Господь, еще стоящим своим «я» за гибнущее «я» каждого из них, умоляет иметь жалость если не к ним, то к Нему Самому, к святой Его плоти и крови, за них пожертвованным. Это пусть он делает сначала в тишине своего духа, а там сам Господь дает ему случаи к объ-

—284—

яснению истины тому или другому или и многим зараз. Надо жалеть и спасать людей и науку гибнущую из-за наших глупостей. Только это пусть будет и без малодушья и без шумливой резкости, и так просто и прямо, как просто и прямо помогают людям в вопиющих нуждах. Надо и честь, благородство также спасать; это ведь все – Христово, только крадомое у Него нашим глупым тщеславием или унижаемое ложным нашим стыдом и неблагородным малодушием. Христос с вами и с Варварой Васильевной, которую поздравьте и за нас, Бог даст, с Ангелом (если можно, то дайте и ей прочитать это письмо, – я не имею теперь времени прибавлять к ней особого письма), и со всеми вами! Ваши

Александр и Анна Бухаревы.

Адрес и для вас и для Нижегородских друзей: В Вышний Волочек Твер. губ. священнику села Млева о. Иоанну Алексеевичу Георгиевскому, для передачи и проч.

Р. S. Сообщите, на случай, мой адрес и больничному священнику Ивану Ивановичу Пылаеву⁵²⁸ с моими поклонами ему и Ольге Петровне – жене его; он взялся продать не-

—285—

которые мои книги. Кстати: читали ли вы мои письма о благодати таинств? Прочитайте. Эту книжку, кажется, в Казан. книжных лавках можно найти.

Мы живем – слава Богу! Если до лета доживем, то может быть, Бог даст, и сами побываем в Казани и Нижнем. Село Млево в 40 верстах от Вышнего Волочка.

VIII.

13 Января 1866 г.

Получил ваше грустное письмо, дорогая Антонина Ивановна! В тот же самый день пишу вам и ответ.

Оба письма, писанные к Варваре Васильевне, писал я – имея в виду только одну сторону, именно В. П.⁵²⁹; потому что об Вас, в этом отношении, не имел никаких сведений. Да и теперь знаю не много больше. Я совсем не понимаю, отчего около году такая глубокая и непреодолимая грусть завладела вами. Во первых, прекрасный закон жить для других и скорбеть их горем как своим, – этот Христов закон есть закон свободный, а не рабский или угнетающий. По этому закону надо браться только за то, к чему в глубине духа ощущается свободное, хотя бы тихое и даже робкое пред тяжестью жертвы, стремление. А если чувствуете только что-то гнетущее вас, иссушающее всякую радость, то скажите себе, что «я – мол еще слишком не доросла для несения подобного ига», и, без всякого внутреннего истязания себя, свободно и без всякого медления откажитесь от непосильного дела. Так лучше подрастете для подобных дел. Это вообще. Во вторых, что касается особенно брачных отношений, в эти отношения в особенности надо входить не рабски, а свободно. Союз Христа с Церковью – высочайше свободен с той и другой стороны: это должно отображаться и в брачном союзе, как верховный первообраз. Бывает, и это обыкновеннее всего, что женятся или выходят замуж без особенной любви и потом привыкают друг к другу, иногда

—286—

даже истинно полюбят друг друга или просто живут себе в мире и согласии. Но когда, с мыслию о брачных отношениях к известному лицу, овладевает сердцем такая скорбь, что чуть не завидуешь покойникам, то это, думается мне, может происходить от трех причин – или от глубокой антипатии к известному лицу, или от глубокой же привязанности к другому, возникшей или только еще возникающей в сердце хотя бы то еще бессознательно, или наконец от внутреннего призыва к союзу только со Христом Господом в целомудренной жизни. Во всех трех случаях, как сами рассудите, истязательно нудить себя к союзу со известным лицом – не годится. И самое это лицо, при искреннем с ним объяснении, не захочет этой недоброй и бесполезной, а пожалуй – иногда и гибельной, жертвы. Свое положение в этом отношении, вы могли бы и должны бы выяснить еще в самом начале истекающего срочного года, испросив много-много только один месяц самоиспытания. Трезво – без увлечений, но и бодро, с непременным сохранением свободного настроения, давно бы следовало вам решить дело и тем избавить от лишних мучений не только себя, а, кажется, и другого, который не имел бы уж повода к раздражению своей ревности – с решением дела. –

Возьмите во внимание и эту сторону, вместе с другою стороною, которой мы касались в письмах к Варваре Васильевне. Ради Бога не мучьте себя. Будьте перед собою искренни и просты, – тоже и с другими, кроме того – еще и благоразумны. Может быть и то, что я писал Варваре Васильевне; но может быть также то, что душа ваша ощущает, как подкрадывается к ней и думает обокрасть ее в самой дорогой собственности – враждебный для нее дух (хотя люди и не причастны злому его намерению). В женщине ведь может отобразиться в известных обстоятельствах и то, как таинственная жена – Церковь по Апокалипсису, бежала от змия в пустыню. Но Господь уж победил змия; да дарует Он вашей вере и любви усвоить себе свою победу, сила которой – Его любовь. –

Вечная память вашей и моей мамаше!

Просил бы я вас показать это письмо, когда обсудите все, Варваре Васильевне; ее сердце, которому вполне до-

—287—

веряйтесь, укажет, Бог даст, вашему сердцу дорогу. Я желал бы, чтобы вы с бодростью отдались В. П., но только в том случае, если ни одна из трех, выше означенных, задержек не окажется и не признается вами. Анна Сергеевна с сердечным участием вам кланяется.

Ваш А. Бухарев.

Р. S. Пишите мне, хотя бы и с понуждением себя к этому; но наперед с искренностью и непринужденно пообдумайте все. Быть у вас в Казани нам хочется, и паспорт в те края уже есть, но во 1-х, что скажет нам гроза холеры? и во 2-х, как дозволят наши средства? О. Валериану⁵³⁰ напишите, что книгу мою о Новом Завете желающим можно выписывать в С.-Петербур. Семинарии у Профессора Владим. Ив. Ловягина⁵³¹. В письме своем в Нижний я позабыл сказать об этом, а Валериан Викт. говорил о желающих купить эту книгу. Или вернее, пусть желающие согласясь пришлют ко мне по 75 коп. сер. за экзем., я сам распоряжусь высылкою этих книг. –

IX.

Воскресение пятой недели В. поста. [1866 г.]

Пишу вам не столько ответ на два последние ваши письма, которого вы уже и не желаете, а отчет во всей

—288—

переписке моей по известному делу, продолжающемуся у вас целый год. Этот отчет обязан дать именно для многоуважаемого В. П.⁵³², которому и прошу Вас прочитать мое письмо. –

Вы знаете, что узнал я от вас о совершающемся в вашем доме деле – недавно, или довольно поздно, когда оно приняло уже решительно известное нестройное направление. Сначала я был только озадачен, не понимая, что тут такое; и потому старался только осмыслить ревность В. П. или протолковать для нашей милой А. И.⁵³³, от чего, во внутренней глубине духа, могут возникать, по-видимому совсем беспричинные, ревнивые движения. А. И. со всею горячностью, кажется, приняла мои мысли, но в то же время ненамеренно высказалась, что она оказывается, по этому делу, страждущею жертвою, – страждущею до безотрадности в жизни, до некоторого рода зависти мертвым и умирающим. Это меня очень смутило; в объяснение такого состояния А. И., и я подобно самому В. П. остановился на предположение что А. И., видно, не имеет ли к кому-нибудь особенной симпатии, может быть – и ею самою не понимаемой в истинном значении. Это я и высказал ей вместе с другими предположениями, не противен ли ей лично В. П. (тут дело не всегда в личных достоинствах), нет ли у ней задушевного желания остаться в девстве, идти в монастырь. Она мне отвечала с искренностью, что не знает за собою никаких особенных мыслей и движений, а чувствует только тяжелую муку от этих, то и дело возобновляющихся, сцен недовольства, его упреков, подозрений, от этой нравственной пытки и ломки, подавляющей всякую ее самостоятельность и свободное настроение, хоть обещали не стеснять ее духа; она желала бы, чтобы от нее отказались, если так нетерпимы ее недостатки, (т. е. собственно не недостатки, а то, с чем не мирится душа В. П., или против чего он возмущается), – но и этого, говорит, не хотят. –

—289—

Соображая все это, я несколько начал понимать, в чем тут вся беда. Я знаю, что для любви В. П. не много было бы нужно для ее успокоения и удовлетворения в истекающем году испытания, – довольно было бы взгляда особенного участья и сочувствия, к нему по временам обращаемого, искреннего пожатия руки или другого движения, высказывающего соответствие или хоть бы только некоторую готовность тому, слов двух-трех сердечно ласковых. Но В. П. должен бы знать, что все это только тогда не фальшиво и дорого, когда делается свободно, а не выдумывается по заказу ревнивцев, – и что в особенности А. И. не способна (и слава Богу!) к несвободным, по заказу выдумываемым излияниям. Поэтому ему следовало бы всячески озабочиваться, чтобы как-нибудь стеснительно и принудительно не касаться этого милого цветка, и тогда этот цветок, не поникая и свертываясь тоскливо, сам собою стал бы окружать своего деликатного друга тем ласковым благоуханием, которое он хотел, так нерасчетливо для себя, вынуждать своею требовательною ревнивостью. Чрез это последнее он работал, как будто по какому-то несчастному заказу, прямо против себя, стараясь в самом зародыше подавлять в А. И. благоприятные ему движения сердца. Это он должен себе выяснить без всякой утайки и поблажки своему самолюбию, если ему дорого счастье и свое и любимого им человека. Да, В. П. должен признать свою неотложную обязанность стать в нормальное отношение к А. И., – должен, любя ее, вместе и уважать эту прекрасную душу настолько, чтобы доверять ей, не подозревать в ней чего-либо дрянного, не подавлять и не оскорблять ее духа капризною требовательностью, а довольно безразличные несостоятельности или недостатки в ней вменять не во что-либо важное, а просто в ничто (не говорю уже о том, что он не дозволит себе и тени презренного легкомыслия известного рода хлыщей, которые из волокитства, на словах, а иногда и в поступках, сделали для себя какое-то простое времяпровождение). Или иначе он должен сам отказаться от нее; самопожертвованье, на которое она могла бы быть готова сама по себе, не годится, если оно не принесет счастья ни ей, ни ему.

В этом смысле я и писал А. И., давая при том ей все поводы к тому, чтобы ей

—290—

самой стало жалко В. П. и желательно дать ему счастье, чтобы хоть некоторый искры любви она открыла у себя в сердце, сохранившиеся или возбудившиеся – вопреки неблагоприятным влияниям бывших обстоятельств. Да дарует это Господь! Тогда беспрепятственно совершатся желания вашего любящего сердца, добрая Варвара Васильевна, и увенчаются ваши тяжелые скорби и тревожные заботы желанным союзом и счастием любимых вами людей. Простите! А. И. кланяюсь, дайте и ей прочитать это письмо, а особенно и непременно В. П-чу, которому также мой поклон. Анна Сергеевна вас с любовью целует: она очень уважает вас за вашу доброту.

Ваш А. Бухарев.

X.

2 Мая 1866 г.

Добрейшая Варвара Васильевна! Примите от меня хотя позднее: Христос воскресе!

Да, слишком грустно и тяжело прошел у вас весь этот год. Лучше бы, казалось, не назначать этих сроков: решить бы за раз то или другое. Но вот что, при этом, приходит на мысль: а что было бы, если бы эти до-супружеские затруднения и тяжелые недоразумения вошли бы и в торопливо заключенное супружество дорогих вам людей? Подумайте-ка об этом. Ведь тогда была бы беда не поправимая. А теперь пусть их (я говорю и о В. П. и об А. И.) хорошенько наперед споются, прежде чем давать открыто свой концерт. Пусть во все вникнут, все обдумают каждый сам по себе и сговорятся между собою о всех, предусмотренных или уже ощущаемых ими, затруднениях, это лучше, чем после расхлебывать сваренную уже кашу с нейдущими друг к другу приправами, которые испортили бы все это кушание. Право – так, Варвара Васильевна! Поэтому я вас прошу ничего не скрывать от В.П., покажите ему и настоящее письмо мое, как пред идущее, в котором я давал отчет о всей моей переписке по этому делу, в последние месяцы. Пусть его – все узнает и сообразит хорошенько; ведь это великий и весьма ответственный вопрос, как устроить свою судьбу и счастье

—291—

другого любимого человека. Шутить тут нечего, да и затаивать что-нибудь от него не благоразумно и грешно.

Вы сказали в письме, будто А. И. охладела и к вам даже, так что дозволила себе что-то в роде упреков. Не понимаю этого. Ваша доброта и любовь, по всему этому делу, так очевидны, что не только ей самой, но и близким или друзьям ее было бы несправедливо и неразумно сомневаться в совершенной чистоте ваших намерений. Этого достаточно для вашего успокоения, что там ни толковали бы об вас. Впрочем с А. И. вы объяснитесь по откровеннее, поводом к этому объяснению пусть послужит настоящее мое письмо, которое вы ей покажите. Мне не верится, чтобы в ней возникло какое-нибудь охлаждение к вам. –

Будьте спокойны по вашей искренней благонамеренности, оживляемой верою в спасительный промысл о нас Божий и спокойно ждите, чем Господь благословит исход этого, близкого вашему сердцу, дела, не переставая в тишине молиться о всем лучшем по воле нашего всеблагостного Отца Небесного. Простите. Анна Сергеевна вам с уважением и любовию кланяется. Передавайте всем мои поклоны.

Ваш в Господе А. Бухарев.

XI.

Добрая Варвара Васильевна! Слишком поздно отзываюсь я на ваше доброе приветствие с праздником еще Воскресения Христова. Вам в вашем одиночестве от близких прежде людей, думаю, грустно было долгое мое молчание. Но как-то задерживалось у меня на душе слово подтвердительного ответа о Христовом воскресении, когда Господь в наших душах еще не воскрес. Скажите, добрая душа, неужели для Вас лучше было бы, когда бы Влад. Петр, и Ан. И. неразрывно соединились и у них происходили бы сцены в роде той, которая произвела разрыв между прежними друзьями? Из чего же Вы и А. И. не подаете друг дружке руки дружеского мира? Ей гневаться на Вас также нет основательной причины: Вы, может быть, и ошибочно рассчитывали на ее союз с Влад. П., но с искреннею и горячею к ним обоим любовью. Из-за

—292—

чего же продолжается такое охлаждение, что вы как будто умерли одна для другой? Или русские женщины не могут так повести дело, чтобы взаимная любовь и доверенность не терпели от несоглашения в чем-либо стороннем для дружбы, напр. от не подходящего к счастью и поэтому не состоявшегося замысла об известном браке? В жизни и без того довольно горького. Зачем еще мучить себя? Прошу Вас передать эту записку и А. И., который, как и Вам, Анна Сергеевна свидетельствует со мною свое искреннее уважение и участие. Прошу ее известить меня, что известно о варшавских⁵³⁴: я писал к ним в ответ на их письма еще до святой, получили ли они мое письмо? – Посылал я вам всем поклоны с одним помещиком из казанских краев Петром Владим. Панаевым⁵³⁵. Прошу

—293—

—293—

—294—

—295—

вас принять его, если он явится к вам с моими поклонами и еще с книжкой для Конст. Викторовича Лаврского⁵³⁶. Решена ли судьба последнего? –

—296—

Деньги 3 руб. от Анны Петровны с вашим письмом, Варвара Васильевна, получены. Благодарю!

Владимиру Петровичу, Екатерине Васильевне, Александре Вас., Ане, Оле – мои поклоны. Вспомните, какой благословенный был у вас монастырь, когда покойная Марья Михайловна⁵³⁷ назвала Вас игуменьей, А. И. казначеей, себя будильницей. Царство ей небесное, а нам мир со всеми.

Простите Вашего А. Бухарева. Матери Варсонофии при случае передайте мой поклон.

XII.

11 Декабря 1866.

Добрая Варвара Васильевна! Поздравляю Вас со днем вашего Ангела. Изо всех моих близких по духу, кажется, вам одним я пишу по временам поздравительные письма со днем Ангела. Да утешается ваше сердце тем, что и скорби принимать по участию в других людях и их делах – радостно для человеколюбивого христианского сердца. Мне хотелось бы в нынешний год видеться с вами, пока я и вы живы. Но это для меня теперь возможно не иначе, как если мои друзья сделают складчину для доставления мне средств на это путешествие. Я об этом уже писал недавно и Антонине Ивановне. Удобно ли Вам принять, может быть, наибольшее участие в этой складчине? Я лично повидал бы вас всех и все, что у вас совершается. Вы писали мне однажды и о ваших тесных обстоятельствах финансовых. Если и теперь они не поправились, то и не принимайте никакого участия в предполагаемой мною дружеской складчине. Мне, может быть, и лучше будет не предпринимать далеких путешествий, – хотя бы я и желал этого.

А знаете ли, почему я, и по собственным делам, желал бы в следующее лето, если Бог даст дожить, побывать в Казанских краях? – Летнее время прошлого года я проводил за письменным делом, из-за которого опустил я возможность повидать, пред смертию, Отца

—297—

Петра в Угличе⁵³⁸, к которому, и из Казани, я нарочно, ездил для свидания. И однако это самое дело письменное, мое сочинение, оказалось никому не нужным; я сам на свой счет издавать свои сочинения не могу, а книгопродавцы не хотят брать на себя издания этого моего сочинения. Из-за чего же мне и трудиться? Лучше я побываю у кого-нибудь из близких моих, если они того пожелают. А то и Христос да будет со всеми! Мне больше делать нечего. Как Господу угодно, так и да будет. У нас, с Анной Сергеевной, все средства жизни – только в Нем.

Впрочем мы оба здоровы и оба же желаем вам всего лучшего на новый вам год. Простите вашего А. Бухарева.

Всем вашим мои поклоны.

XIII.

Июня 6 д. 1867 г.

Добрая Варвара Васильевна! Поверьте мне, что, когда, Бог даст, рассеется вся мгла и мрак во взаимных отношениях между вами и А. И., вы обе сами будете дивиться, как это вы обе поддались совсем пустым и неосновательным недоразумениям или худым мыслям друг о друге. Вот оно искушение-то от лукавого, по попущению Божию! А. И. столь же мало может приписывать Вам что-либо недобросовестное, своекорыстное, как и Вы ей. Восстаньте пожалуйста против зла за добро, за любовь. Порадуйте меня примирением вашим, оставив найденное взаимное недоверие и нерасположение. –

Не знаю писал ли я вам, что умер Отец Петр углицкой⁵³⁹ – святой старец, к которому я из Казани ездил

—298—

нарочно. Он проявлял великое благодатное дарование устроять добрый и святой мир между людьми. Прошу Вас помнить его в ваших молитвах. –

За деньги, присланный мне, благодарю. Но просил бы я Вас не скрывать, от кого они. –

Анна Сергеевна с любовью и уважением кланяется. Мы здоровы. Недавно переменили квартиру. Адрес мой пишите просто: Ростов. Ярослав, губ. А. М. – Б...

При случай передайте мой поклон матери Варсонофии. Кланяюсь также Владимиру Петровичу.

Слава Богу за все!

Ваш в Господе Александр Бухарев.

29 Августа 1867 г.

XIV.

30 Декабря 1867 г.

Добрая и многоуважаемая Варвара Васильевна! Очень благодарен я Вам за ваше доброе письмо и поздравление с великим праздником. Примите и мое поздравление с новым годом, начало которого почти совместно с началом нового года лично – вашего. Я ведь помню день вашего Ангела. Но не писал к Вам все из-за того, что приветы и благожелания, в подобные дни, хороши, когда они выражали бы не одно приличие, а радость о приветствуемых друзьях. Радоваться я не могу о том, что у вас все еще продолжается темное время отсутствия мира и любви с вашими друзьями. Долго ли этому быть? Но Вы говорите, что друзья уж умерли? Воскресите их или воскресите себя для них. Кто первый протянет искреннюю дружелюбную руку, тому и пальма победы. Вы снова будете счастливы духом. Богу всегда угодны мир и любовь. И Вы напрасно думаете, будто дружелюбие ваше с А. И. было нарушением вашего прежнего желания и даже долга не искать, после потери мужа, радостей жизни в человеческих привязанностях. После мужа Вы до старости и не искали себе мужа, в этом вы соблюли свой обет. Но А. И. была

—299—

только имевшим опору в вас другом вашим. Желая ей счастья, вы хотели бы сблизить и соединить ее с родным вам человеком. Но эти сближения и союзы устрояются не по одним желаниям друзей, а главным образом по добровольным симпатиям соединяемых. А. И. не нашла в себе симпатии к В. П.; значит, и делу пока конец. Тут нет ничего оскорбительного для вас. Ваша дружба не должна посягать на духовную свободу вашего друга, это была бы жестокая несправедливость с вашей стороны. А прочие огорчения, как-то разные обидные слова и поступки, были уж последствиями того, что ваша дружба хотела бы, для блага вашего друга, сделать некоторое духовное принуждение и насилие этому другу. Вот в чем вся беда! Прижмите снова к сердцу вдоволь же настрадавшуюся А. И., и пусть снова процветет ваш благословенный «монастырь», как мы некогда любили называть ваше общество друзей.

Ваш А. Бухарев.

Анна Сергеевна благодарит за ваше доброе расположение к ней и свидетельствует вам свое живое сочувствие.

XV.

22 Апреля 1868 г.

Добрая Варвара Васильевна! Христос воскресе!

Оба последние письма ваши я получил – одно в Ростове, а другое, дня два назад, в Москве, куда мы прибыли по требованию врачебных пособий для Анны Сергеевны. Уж целый месяц прошел, как мы оставили Ростов, да месяца два еще придется прожить в Москве, если еще будем живы. Об известных ваших огорчениях более уж ничего не могу сказать кроме молитвенного желания, чтобы они по крайней мере, имели последствием для вас всех – пользу, хотя бы и довольно позднюю. Я же лично много благодарен Вам, добрая Варвара Васильевна, за вашу неизменную доброту и неотпадающую христианскую любовь ко мне. Да утешит Вас за это наш Создатель и Спаситель своими благодатными утешениями. Кланяюсь Владимиру Петровичу и всем вашим, хотя внешне и чуждающимся вас, но в глубине души любящим вас присным и друзьям. Анна Сергеевна благодарит Вас за доброе расположение,

—300—

в котором и с своей стороны искренно уверяет Вас. Будьте здоровы и спокойны.

Ваш А. Бухарев.

Мы живем в Москве – на Тверской, в №№ Руднева, № 47 в доме Голяжкина. – Нижеследующие строчки покорнейше прошу вырезать из этого листка и передать Антонине Ивановне.

Р.S. Матери Варсонофии мой искренний поклон передайте при случае, Добрая Варвара Васильевна!

XVI.

13 Июня 1868 г.

Добрая Варвара Васильевна! Ваше письмо получено мною 3-го июня. Не тотчас отвечал я Вам потому, что в первых числах этого месяца Вы сряжались ехать в деревню, а потому, рассуждал я, все равно – письмо мое не скоро попадет Вам в руки. От нас великие Вам новости: нам с Анною Сергеевной Бог дал 7-го мая дочь Александру, и теперь нас уж трое. В Москве пробудем, если Богу угодно будет, по крайней мере весь июнь, а если найду здесь прочное дело себе, то и более. Радуюсь за вашу Анюту, что получает доброе воспитание; не сомневаюсь и в том, что скоро ли, долго ли вы все опять будете в одном духе мира и любви. Иначе и Вы и другая сторона меня забыли бы; а вместо этого вы все – обе т. е. стороны – сердцем не разлучаетесь со мною в Господе. Вам дано выносить в себе и тем подрывать, сколько я понимаю, какое-то зло, разделяющее людей враждою. А самим по себе вам враждовать между собою решительно не из-за чего. Так, например, в Дивеевской женской обители, блюдомой молитвами Отца Серафима Саровского блаженной памяти, тоже в последние годы произошла ни из за чего же распря, вследствие которой пятьдесят сестер были напрасно выгнаны из монастыря⁵⁴⁰. Враг делает это на зло, а Господь силен обратить то же самое в добро: невестам Христовым дано выносить в своем разделении и распрях великую распрю между разными духовными направлениями. Подобное совершается и у вас; не

—301—

даром мне еще в Казани, помните, нравилось сравнивать ваше дружеское, искренно верующее общество с Дивеевской общиной. –

Петру Влад. Панаеву⁵⁴¹, если он еще не уехал из Казани, прошу сказать, что большое его письмо мною получено, что всему доброму я радуюсь, но писать к нему затрудняюсь потому, что не знаю, где его найти своим письмом.

Адрес мой для него и для Вас: в Москве, в Пречистенской части, в 5 квартале, дом Спиридонова – рядом с Церковью Иерусалимского подворья. Простите! Матери Варсонофии передайте мой поклон и известие о нашей новости. Анна Сергеевна вместе с мною свидетельствуют Вам глубокое уважение. Кланяюсь Владимиру Петровичу и всем вашим.

Ваш А. Бухарев.

XVII.

Добрая Варвара Васильевна! Вместо письма моего, уж конечно извещал Вас о нас Петр Владимирович Панаев, бывший у нас в Сентябре. Мы опять в Ростове, только уж трое. Сашенька наша вот уж с полгода, Бог дал, живет на белом свете. Анна, слава Богу, здравствует сколько возможно при беспокойствах ухода за ребенком. Я, хотя и болезненный – как всегда, тоже живу понемножку; по обыкновению пишу, и наблюдаю тихонько, что делается в Божией Церкви и в Божьем мире. О многом грущу, например – и о вашем, как угодно – не христианском разладе с Антониной⁵⁴². Неужели уж ныне Господь не находит послушников и послушниц заповедей любви и мира? Неужели собственно для Него нынешние люди не поскупятся ничем своим? Бедные мы. Да вина не с нашей стороны; но Христу и нужна прощающая и общительная любовь хотя бы другие были виноваты.

Кажется, мне не придется писать Вам до близкого дня Вашего Ангела. Примите от нас обоих заблаговременные поздравления.

—302—

Желаю Вам всего лучшего от Господа, как и всем вашим.

Ваш А. Бухарев.

Анна Сергеевна свидетельствует Вам глубокое уважение и участие во всем, касающемся вас. Передайте мой душевный поклон матери Варсонофии и Владимиру Петровичу. Адрес наш тот же: в Ростов, Ярославской губернии А... М... Б...

1 Ноября 1868 г.

XVIII.

21 Февраля 1869 г.

Добрая Варвара Васильевна! Христианское упокоение Владимира Петровича⁵⁴³ должно утешать и успокаивать и наш дух. Слава Богу! Хорошо бы содействовать успокоению его души – восстановлением мира с теми, с которыми нет теперь и мнимого повода быть не в мире.

Ваш подарок нашей Саше доставил нам живое удовольствие, особенно благодарна Вам Анна Сергеевна за любовь к дитяти нашему. Она все сряжалась сама писать к Вам; но отчасти самое дитя и особенно хозяйственные дела по перемене квартиры и прислуги не позволили ей этого в последнее время.

Мы понемножку живем, хотя и со всякими переменами здоровья, как то обыкновенно бывает.

Оба мы желаем Вам всего наилучшего.

Ваш А. Бухарев.

Адрес наш просто: В Ростов Яросл. губ. А.. М... Бух...

XIX.

Добрая Варвара Васильевна! Очень давно я не писал Вам. Простите меня! Вы, в последнем своем письме, поздравляли нас с праздником Пасхи, а в самый день Пасхи наша Сашинька отошла от нас праздновать Пасху в другом мире. Можете представить, какое горе было моей Анне, носящей это горе в сердце доныне. Материнская любовь ее не находит вознаграждения своему лишению. Добрая Варвара Васильевна! Настали ли у вас наконец времена мира? Я сетую и сержусь на Антонину Ивановну,

—303—

что она младшая не [не разобрано] и не смиряется. Предвосхитьте у ней благодать. Ради будущей жизни, куда ушли от нас Сашинька, а от вас Владимир Петрович, протяните первая А. И. руку мира и скажите: уж нет на земле в живых предмета наших недоразумений; зачем же нам быть мертвыми друг для друга? Ведь надо же когда-нибудь этому быть; потому что Спаситель ведет нас к тому, да вси едино будут у Него и в Нем. Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение!

Простите! Мы с Анной теперь в Переяславле у ее родных. Если скоро будете писать, адрес: в Переславль Залес. Влад. губ. Его Высокоблагор. Николаю Иван. Родышевскому⁵⁴⁴

—304—

для передачи Ал... М... Бухареву. Если же замедлите ответом, то лучше будет подождать нового от меня письма, потому что мы можем в непродолжительном времени выехать из Переславля. Куда? Еще и сами не знаем. Анна Сергеевна с живейшею любовию вам кланяется. Еще раз простите!

Преданный Вам А. Бухарев.

26-го Сентября 1869 г.

XX.

Добрая Варвара Васильевна! Давно я не писал Вам. Но я это сделал почти невольно; слишком ослабел здоровьем в последнее время. Ваше письмо последнее отраднее; понемножку идет дело к лучшему. Будем терпеливы; придет и самое лучшее. Вы жалуетесь на глаза; я тоже не могу уж обойтись без очков. Всему видно свое время.

Да осенит Господь благословением весь ваш дом! Бывало, как у Вас всем нам было уютно и тепло на душе. Но Господь послал и испытание. Надо, видно, приобресть и терпение, – любовь долготерпелива.

Когда будете, в следующий раз, писать ко мне, спросите у Антонины Ив. адрес Лаврских в Варшаву⁵⁴⁵. Я к ним не писал так долго, что прежний адрес, без сомнения, уж не годится.

Прилагаемое при сем письмецо прошу отдать Матушке Варсонофии.

Анна Сергеевна, сегодняшняя именинница, Вам душою кланяется.

Простите Вашего в Господе А. Бухарева.

3 Февраля 1871 г.

Адрес по-прежнему: В Переславль Залес. Владим. губ. А. М... Бухареву.

—305—

Херувимская песнь на Литургии И. Златоуста и В. Великого обыкновенно изъясняется во второй своей части, со слов: «Яко да Царя». Первая же часть остается без пояснений, как понятная. Поэтому внимание при чтении этого церковного гимна и устремляется на его конец, проходя мимо начала, и отсюда слагается взгляд на всю песнь такой, что будто бы конец песни важнее ее начала. Конец же Херувимской песни толкуется зачастую вполне самостоятельно, без справки с началом. При этом, принятый в богослужении славянский текст принимается при толковании за правильный перевод с греческого и подлинником не поверяется. И самое толкование отправляется от этого славянского перевода. Самое распространенное в широкой публике и в школах, и принятое в учебных руководствах по изъяснению богослужения понимание Херувимской песни такое, что в ней изображена символическая картина Царя всех Бога, «невидимо носимого на копьях Ангельскими чинами», взятая «из обычая древних Римлян, которые при торжественных выходах, выносили царей на щитах, поддерживаемых воинами с поднятыми копьями»⁵⁴⁶. При этом толковании, настолько общеизвестном, что оно не требует более обстоятельного изложения, остается, однако непонятным то, напр., как связывается, хотя бы и символически, выражение, взятое из военной истории, с мирным приношением Богу бескровной жертвы,

—306—

и как могут «поднять» ( – «достойно почтить» по этому объяснению)⁵⁴⁷ Царя всех лица, к которым обращен гимн, и для чего так обстоятельно характеризуются эти лица в начале песни?

Прием толкования всякого текста должен быть такой: установить грамматическую связь, определить отношение между собою отдельных его частей и поставить весь текст под контроль контекста. И самое главное: часть должна быть поверена всем памятником и освещена общим воззрением памятника в целом на тот предмет, который служит темой для рассуждений.

Наша Литургия, в том виде, в каком мы ее теперь имеем, сложилась веками, развившись из своего основного ядра, заложенного при ее учреждении на Тайной вечере. Одна религиозная мысль и одно религиозное христианское чувство вдохновило совершителей ее сложить службу в этом порядке, в каком мы ее совершаем. И мы не видим препятствий рассматривать Литургию как один цельный памятник творчества религиозного духа и поверить часть службы всей Литургией. Херувимская песнь должна иметь ту же цель, как и все остальные части Литургии, и в ряду других литургийных молитвословий, она должна иметь свое значение. При таком взгляде на это песнопение, оказывается, что Херувимская песнь навеяна различными моментами Литургии, и имеет в виду определенные моменты богослужения. И, так эти моменты ясны в ней, что нет никакой необходимости для ее пояснения привлекать образы из посторонних областей, кроме самой Литургии.

Какая главная, основная мысль этого молитвенного гимна? Πᾶσαν τὴν βιωτικὴν ἀποθώμεθα μέριμναν – всякое, (ныне) житейское отложим попечение. Это главная мысль, выраженная и грамматически главным предложением, в форме увещания (сослаг. аор. II общ.). Она – приглашение, увещание, оставить, позабыть всякую заботу обыденную, направленную к сохранению нашей жизни (βιωτικήν). Это увещание обращается ко всем присутствующим при исполнении гимна (1 л. мн. ч.), след. к молящимся за Литургией. Та-

—307—

кое приглашение или увещание стоит на своем месте и в общем порядке Литургии. Херувимская песнь заканчивает предварительную часть Литургии верных и служит переходом и введением к следующей части, назначение которой приготовить молящихся к достойному присутствию и участию в совершении Святого возношения, т. е. Евхаристической молитвы⁵⁴⁸. До Херувимской песни в ектениях Литургии верных предлагаются прошения, которые не требуют такого душевного состояния, – оставить все мысли, не относящиеся к богослужению. Священнические молитвы, которые в тексте Литургии отделяются от предыдущих молитв особым счетом: «молитва верных первая», «молитва верных вторая», также носят общий и вводный характер ко всей Литургии верных и тоже не предполагают в молящихся верных, мыслей, сосредоточенных на богослужении всецело и исключительно.

В Херувимской песне поставлена тема, которая детально раскрывается далее, в ектении просительной. Здесь мысль сосредоточена на уничтожении в человеческой душе всего того, что препятствует ей приблизиться к Богу. Херувимская песнь требует от молящихся очистить в душе место для нового содержания, – мысль гимна имеет отрицательный характер. Прошения ектении просительной предполагают веру в Божественный Промысел, Который о человеке и сохранении его жизни позаботится независимо от забот самого человека о своей жизни. Поэтому в просительной ектении человек возлагает на Бога заботу о себе и т. обр. освобождает свою душу от житейских забот и приготовляет ее к наполнению новым содержанием. Новое содержание раскрывается далее в Литургии в форме трех внушений: мира, любви и полного внимания вообще к тому, что совершается и в особенности к евхаристийной молитве, к святому возношению.

Главная мысль Херувимской песни – освободить себя от всякой житейской заботы, предваряется в ней двумя чертами, из которых первая по месту, οἱ τὰ Χερουβεὶμ μυστικῶς εἰκονίζοντες, определяет значение в богослужении тех лиц, к которым обращена Херувимская песнь, а вторая,

—308—

καὶ τῇ ζωοποιῷ Τριάδι τὸν τρισάγιον ὕμνον προσᾴδοντες, указывает их богослужебное действие, которым обусловливается указанное их значение.

В первом случае εἰκονίζοντες указывает по своему значению на внешнее видимое изображение (ср. иконы). А член οἱ при этом причастии глагола, указывает на слово, εἰκονίζοντες, как на подлежащее предложения, и допускает перевод только причастием. Слово μυστικῶς определяет сторону человеческого существа, к которой относится εἰκονίζοντες τὰ Χερουβεὶμ. Мысль такая получается: изображающие понятно для органов наших чувств в своем душевном мистическом особенном переживании то, чем постоянно живут Херувимы, или: отобразившие в своем состоянии душевном Херувимскую жизнь. Разбираемое предложение, в отношении к главному предложению, будет определять его подразумевающееся подлежащее «мы»: мы, состоянием своего духа начертывающие видимый образ Херувимов, которые всегда находятся в том состоянии, в котором мы в этот момент находимся.

Во втором случае раскрывается самое действие, которое для Херувимов составляет сущность их жизни, а для нас служит выражением во вне того душевного состояния, которое отображает в нас Херувимов. Мистичность, сближающая нас с Херувимами, выражается в пении Животворящей Троицы трисвятой песни. Грамматическое соединение обоих предложений καὶ при одном общем члене οἱ для обоих глаголов, дает мысль, что пение трисвятой песни есть необходимая и существенная сторона того душевного состояния, о котором сказано в первом предложении. Член τὸν и определение τρισάγιον при слове ὕμνον указывают, что под словом ὕμνον, гимн, разумеется определенный гимн, исполняемый за богослужением, и притом гимн, в котором существенное значение имеет троекратное ἅγιος. Термин τρισάγιον; не встречается более в тексте песнопений и молитв Литургии, но есть песнопение с таким надписанием, и молитва священника в канон Евхаристии с троекратным Свят, приносимым Богу от лица всех присутствующих и устами их самих. Эти два момента и должно видеть в тексте Херувимской песни τὸν τρισάγιον ὕμνον προσᾴδοντες при чем грам-

—309—

матическая форма, наст. вр. прич., указывает преимущественно и главным образом на момент, который уже наступил, как ниже ὑποδεξόμενοι указывает, что момент еще только имеет быть в будущем, – верующие τὸν τρισάγιον ὕμνον уже пели и в настоящий момент сохраняют в себе то состояние духа, которым сопровождалось это пение. Ясно, что говорится здесь о пении Трисвятого – Святый Боже. Момент этого пения, по Херувимской песни, есть момент богослужения наиболее характерный для мистического настроения, сближающего нас с Херувимами. Такой взгляд на Херувимскую песнь стоит в согласии с существующим в древней литературе рассказом о небесном происхождении Трисвятаго (рассказ о мальчике, слышавшем его пение у Ангелов), в котором отразился взгляд древних христиан на эту песнь, и с источником этой песни в Св. Писании. Как известно, слова «Свят, Свят, Свят» говорили Херувимы, в видении пророка Исайи (Ис. 6 гл.), а слова «Боже», «Крепкий», «Бессмертный», взяты из текста псалма: Возжада душа моя к Богу Крепкому Живому (Пс. 41:3). И т. обр. вся песнь есть соединение хвалы ангельской и человеческой. Рассказ о призвании пр. Исайи к пророческому служению (Ис. 6 гл.) объясняет нам, почему Трисвятое есть наиболее характерная песнь для состояния духа, в котором отображается Херувимская жизнь. Становясь лицом к лицу (духовно) с Богом, человек, как и пророк Исайя, чувствует свою греховность по контрасту с Божественной святостью, – святость Божества выступает в сознании прежде других свойств Существа Божия⁵⁴⁹, и требует у каждого человека очищения, как и у пророка. То же свойство видят и Ангелы в Боге, Который и «в Ангелах усматривает недостатки». Но Ангелы постоянно видят Бога, а потому и постоянно чувствуют свою ограниченность и несовершенство по сравненью с Божественным Существом и святостью Божественной природы. А мы это чувствуем относительно своей природы не всегда, потому что духовный

—310—

взор наш не всегда обращен к Богу. Когда же наш дух обращается к Богу, то и его состояние принимает ту же форму, как и у Херувимов, т. е. чувствует он свою ограниченность и свою греховность, и Божественную святость, и совершенство.

Если мы теперь обратимся к способу исполнения на Литургии Трисвятого, то заметим, что в Литургии Трисвятое выделяется из ряда других песнопений посредством особого способа пения. Важность, которая в Литургии, независимо от указания в Херувимской песни, придается Трисвятому, видно, прежде всего из того, что для Трисвятого имеется специальная «молитва Трисвятого пения» и со специальным прошением: npиимu и от уст нас грешных(!) трисвятую песнь, и это прошение предваряется в молитве обстоятельным вспоминанием божественных даров и по преимуществу дара жизни; «иже от небытия во еже быти приведый всяческая, создавый человека... и всяким Твоим дарованием украсивый». Указанный характер даров опять сближает Трисвятое, и Херувимскую песнь и объясняет в последней присутствие эпитета ζωοποιῷ, дающей жизнь Троице. Нужно отметить еще и то, что, тогда как молитвы Литургии верных обращены к Первому Лицу Св. Троицы, молитва Трисвятого (как и Трисвятое), согласно с текстом Херувимской песни, обращена к Богу во Св. Троице.

По образу исполнения, также есть параллель между Трисвятым и Херувимской, именно: служебник указывает иерею и диакону во время пения говорить то и другое песнопение, и даже в обоих случаях назначает им творить поклоны три пред св. трапезою. Но сравнительно с другими песнопениями (а также и с Херувимской), Трисвятому усвояется более торжественное пение за архиерейским служением: 4 ½ раза на клиросе – со сладкопением, и 3 раза в алтаре архиерей поет в купе со служащими сладкопесненно. При этом, во время первого пения в алтаре «держа архиерей дикирий в десней руце, творит крест над Св. Евангелием, во время второго, apxиepeй благословляет обема руками посреди к западу, десную страну, и во время третьего пения apxиepeй с горнего места благословляет с трикирием трижды, по чину».

—311—

Какое отношение имеет это напоминание в Херувимской песни пения Трисвятого к главной мысли: отложим всякую заботу о жизни? – Побудительная причина к исполнению оставить заботы. Образ, картина, сильнее действует на человека, чем теоретическое рассуждение. Присутствующим напоминается момент, когда особенно проявилась за богослужением торжественность, и притом торжественность, идейно обоснованная в богослужении. Чтобы представить себе, какой это сильный мотив для душевной перемены, нужно припомнить, что представляло пение Трисвятого в древнее время, в связи с входом, за которым оно следует непосредственно (не считая тропарей), которые вероятно пелись во время самого хода⁵⁵⁰, и когда молитвы читались на вход в слух всего народа и след. идейная связь входа с Трисвятым была ощутительна всем. В древнее время малый литургийный вход был вместе с тем входом императора и властей в храм. При всем своем величии, окруженный сановниками, входя в храм, и император слагал с себя при входе⁵⁵¹ знаки своего достоинства. Такое смирение окруженного блеском царя, в глазах его подданных, привыкших падать ниц перед ним, усиливало впечатлите славы Божией, ставя владыку на положение раба. А торжественный вход в алтарь всех священнослужителей во главе с патриархом, которые, встретив царя, проявившего также смирение, и помянув на вход небесных сил, войдя в алтарь начинали особым образом петь песнь этих небесных сил у престола Небесного Царя всех, – действительно мог заставить людей переживать в песни Трисвятого присутствие и единение с Херувимами, славящими Господа. Напоминание об этом моменте, где так одушевленно и наглядно чувствовалась слава Божия, (что хоть и не так сильно, и теперь чувствуется в этот момент за архиерейским служением Литургии), давала возможность вообразить, как было бы духовно неприглядно явиться между Херувимами

—312—

не в брачной одежде, когда Сам Царь всех будет на св. престоле в Св. Тайнах⁵⁵².

Вторая половина Херувимской песни объясняет причину, почему от лиц, таинственно отобразивших в словословии Херувимов, требуется удалить из сознания всякую заботу, направленную к поддержанию жизни: ὡς τὸν Βασιλέα τῶν ὅλων ὑποδεξάμενοι. Но, к сожалению, если первая часть переведена не точно, то вторая половина гимна, прямо передана по-славянски неправильно до искажения смысла. Греч, ὡς должно быть передано по-русски словом как. Форма ὑποδεξάμενοι – прич. буд. при ὡς отложительного глагола, д. быть передана также причастием буд. вр. (описательно). Притом гл. ὑποδέχομαι. имеет значение встречать, радушно принимать, вообще входить в общение, и не имеет значения подымать. Весь текст д. быть передан: как имеющие принять по собственному расположению Царя всех. Вот причина, почему так энергично требуется забыть все земное. Здесь отмечается такой акт, для которого считается недостаточным то мистическое состояние духа, которое отмечено выше. Недостаточность его в том, что оно сложилось непроизвольно, под влиянием внешних причин, под влиянием богослужебно-храмовой обстановки, встречи царя земного с синклитом, торжественного пения, одним словом под влиянием впечатлений на органы внешних чувств – зрения, слуха и обоняния (фимиам при каждении). Теперь требуется еще прибавить сознательное волевое усилие, требуется из состояния пассивного перейти в состояние активности, осознать это состояние как свое собственное, произвольное, и не только в нем удержаться, но и усилить его действием своей волей. Требуется, чтобы проявившаяся в человеке Херувимская жизнь и захватившая его, не господствовала над ним, не подавляла его

—313—

личность, но чтобы человеческая личность господствовала над этим состоянием духа, не уничтожая его в то же время, а проникаясь им. Отвлечение внимания от неподходящих предметов и задержка внимания на указываемом теперь богослужебном акте и есть произвольная работа свободной человеческой личности, которая переводит состояние образовавшееся во мне, – в мое. Состояние экстатического характера делается нравственно-ценным для воли человека. Моментом богослужения, куда Херувимская песнь устремляет теперь внимание изображающих Херувимов, будет тем же моментом, к которому устремляется мысль почти всех священнических молитв – к моменту Св. Причащения. И принять по собственному расположению Царя всех, – это значит причаститься Св. Таин за данной Литургией. Св. Причащение есть несравненно высшая ступень, чем мистическое участие в Херувимской жизни, это участие в Божественной жизни, – высшая благодать, которой только удостоен человек. Св. Причащение – это цель всей Литургии. К этому направлено в ней все. И из этого развилась вся Литургия. В частности, во второй молитве верных, священник молится о всех присутствующих: «даждь им... неповинно и неосужденно причаститися Святых Твоих Таин и небесного Твоего Царствия сподобиться». И этим прошением он заканчивает ряд прошений, так что Херувимская песнь прямо примыкает к прошению о достойном Причащении христиан. Первое же прошение после Херувимской песни (не считая общего приглашения к молитве: Исполним молитву нашу Господеви) будет «о предложенных честных Дарех»⁵⁵³.

Указывая момент св. Причащения, как причину для оставления всех забот житейских, Херувимская песнь и здесь представляет духовную картину: ταῖς ἀγγελικαῖς ἀοράτως δορυφορούμενον τάξεσιν. Это будет дополнение к слову τὸν βασιλέα. Употребленный здесь глагол δορυφορέω переведен

—314—

неправильно и его неправильный перевод послужил причиной неправильного толкования Херувимской песни. Корень δόρυ – копье, a φορέω, в отличие от φέρω, указывает на непрерывное ношение. Сложный гл. δορυφορέω дает понятие о лицах, постоянно занятых исполнением своих обязанностей, и имеет значение: быть телохранителем, почетной стражей, свитой окружать, сопровождать кого-либо. Эта черта применена здесь к Ангельским чинам. Отсюда перевод должен быть: Царя всех, невидимо сопровождаемого (или охраняемого) Ангельскими чинами. В таком переводе конец Херувимской песни должен быть отнесен также к моменту Св. Причащения, даже еще частнее – к моменту выноса из алтаря для причащения народа чаши со св. Дарами. Херувимская песнь выражает верование Церкви, что совершающему Литургию священнику сослужат Ангелы. Сослужение Ангелов в указанный момент Литургии состоит, по Херувимской песни, в том, что они во множестве (τάξεσιν) охраняют и сопровождают св. Дары, выносимые для причащения мирян, и вместе со св. Чашею исходят из алтаря, подобно тому как на малом входе Ангельские чины мыслятся в священнической молитве входа входящими в алтарь вместе со священнослужителями для совместного с ними славословия, что и выражается в пении Трисвятого.

Сослужение Ангелов за Литургией – взгляд, который выражается во многих священнических молитвах, положенных в разных местах на Литургии, и их сослужение считается настолько необходимым таинственным элементом Литургии, что именно об этом сослужении и молится священник, приступая к Престолу в первый раз (согласно древнему порядку и настоящему тексту свящ. молитв). Сюда относятся слова молитвы входа: сотвори со входом нашим входу святых Ангел быти, сослужащих нам и сославословящих Твою благость. По тексту евхаристийной молитвы на Лит. Вас. Великого, Ангельские чины «предстоят о ресте» и «взывают един ко другому, непретанными усты, немолчными славословенми». Также и в словах: «с сими и мы блаженными силами, Владыко Человеколюбче, вопием и глаголем» выражено верование в сослужении нам за Литургией Небесных Сил. На Литургии

—315—

Преждеосвященной, в Херувимской песни прямо говорится: «Ныне Силы небесные с нами невидимо служат»⁵⁵⁴.

В древней Церкви Причащение за Литургией считалось обязательным для всех присутствующих полноправных членов Церкви, и уклонение от Причащения без уважительной к тому причины рассматривалось как набрасывание тени на служащего священника или епископа⁵⁵⁵. Нынешний текст Литургийных молитв нигде не предполагает, чтобы кто из присутствующих за Литургией не причащался, хотя наша практика в данном отношении прямо и противоречит этому тексту. Но Херувимская песнь, в полном противоречии с нашей практикой и в полном согласии с Литургийными молитвами, также предполагает, что все, Животворящей Троице трисвятую песнь воспевающие, непременно и причащаются в конце Литургии.

Рассмотрев Херувимскую песнь подробно, мы видим, что она есть гимн, по форме напоминающий церковную проповедь. Может быть, что она есть часть проповеди, сказанной кем-либо из Отцов или учителей Церкви, за свою художественную форму, отвечающую религиозному состоянию духа, перешедшая из поучения в общеупотребительное песнопение. Мы знаем не мало таких случаев, когда вдохновенное слово проповедника делалось песнопением за богослужением. Такова, напр., 1-я стихира стиховная на вечерне в понедельник 1 нед. Вел. Поста: Постимся постом приятным, благоугодным Господеви. Она целиком взята из беседы Златоуста О честном Кресте⁵⁵⁶. Или начало одной из стихир на Господи воззвах – она же и хвалитная на 29 августа: «Паки Иродиа бесится, паки смущается» есть не что иное, как начало проповеди Златоуста

—316—

на тот же день, имевшей такое печальное значение для его жизни⁵⁵⁷. Или ирмос Христос рождается есть начальные слова, взятые из Слова на Рождество Христово Григ. Богослова. Так и Херувимская песнь. По своему содержанию, и по месту, имеет в общем порядке Литургии верных, значение поучения (поучение в смысле монологической речи не говорилось на Лит. верных) с определенным предметом, касающимся самого центрального пункта всего христианского богослужения, к которому устремляется внимание христиан на протяжении всей Литургии. Если проповедь на Литургии оглашенных изъясняет разные стороны христианской веры и жизни, то Херувимская песнь на Литургии верных кратко и ясно формулирует задачу, которую христиане теперь же немедленно должны выполнить, чтобы достигнуть цели, для которой они и собрались в храм, – соединиться со Христом в св. Причащении. Поэтому Херувимская песнь заканчивается кратким и сильным: Аллилуйя, что значит и Хвалите Бога, и Господь грядет„ То и другое значение резюмирует всю песнь, указывая в одном значение действие и отношение людей к Богу, а в другом отношении Бога к людям – то отношение, к которому устремляется в Херувимской песни все внимание людей.

В. Черкасов

Цельное, рациональное миросозерцание составляло заветную мечту всей моей жизни. Мысль о нем появилась давно, в юношестве, лет в 17-ть, а отдельные вопросы занимали меня еще с раннего детства... Так например все эти мысли о взвешивании вероятностей, изложенные в заключении настоящего сочинения, в § „точки зрения здравого смысла“, – и на основании их, избрание кодекса морали занимали меня уже давно, давно... уже в десять лет. – Пишу я об этом, так как считаю целесообразным ознакомить читателя системы с общей психологией ее творца. Это же считает также нужным и Ренувье⁵⁵⁹ – Итак еще десяти лет, как теперь помню, зашел я в сад, в беседку (родился я (в 54 г. прошлого века) и жил до 12 л. в деревне Курской губ., в помещичьей, довольно состоятельной, дворянской семье) и там писал „трактат», как назвал я тогда мое писанье, об том: „надо ли слушаться родителей и исполнять то, что они говорят исполнять, или же слушаться своих желаний только“. Говоря более научно, это будет значить: „надо ли слушаться голоса совести и долга (Кантовского императива) или же руководствоваться

—318—

чистым эвдемонистическим принципом»; при этом я не входил в дальнейший анализ того, что есть этот долг, а принимал его за первое, как и Кант. Вот в чем состоял вопрос и задача.

Оказалось, по взвешивании вероятностей (это взвешивание немного напоминает Паскаля, но отлично от его «пари», с которым я познакомился сравнительно поздно) и по определении цели, как наипрочнейшего счастья, или удовольствия, что надо слушаться родителей и, частнее, Христа, так как санкция родительской власти – Христос. Именно загробное продолжение бытия и тогда входило у меня в оценку прочности счастья, а с этой точки зрения никто, как Христос, не есть истинно санкционирующий свои веления. (Особенный же характер долга остался невыясненным и долго еще после этой поры. Но я тогда чувствовал неполноту решения.)

Конечно, тогда все эти мысли были не так определенны: они не ясно ставились в самом уме и не ясно были выражены, и только через сорок лет упорного умственного труда получили окончательную постановку, ясную и определенную, и такое же выражение.

Так же в те годы я думал и о том, что есть сознание и самосознание. Это значило, по смыслу вопроса: объяснить себе свою собственную данность. Великое и всякое. Все есть объект моего субъекта, его сознания, сам он дан себе в самосознании; теперь вопрос: что такое есть это самосознание? Оно есть бытие. Всякое бытие, все, что только есть, существует, есть в себе и для себя, прежде всего.

Следовательно, есть самосознание или хоть, по крайней мере, сознание, и, затем, является или может являться другому. Но, вот именно это сознание, что такое оно? На данности его я и тогда не останавливался, она меня не удовлетворяла. Я только думал, что старшие знают это, но почему-то не хотят сказать. Может быть, думают, что я не могу понять, а я понял, так думалось мне тогда. Я видел, как старшие, отец и мать, рассуждают о педагогии, и думал про себя: «Это я замечу» (и заметил), – запомню, именно, что старшие считают детей какими-то особенными существами, а на самом деле дети – те же взрослые, только меньше ростом, да, пожалуй, не знают того, что знают

—319—

взрослые, но не хотят открыть детям. Впоследствии же оказалось, что тайна для меня была также тайной и для самих взрослых; разница стала еще меньшей. Возвращаемся к нашему вопросу.

Итак, что такое сознание и самосознание? Что такое конкретное бытие, иначе сказать? Это значило: дать себе себя, это было требованием самообоснованности, самодоказательности (эти термины явились в моем сознании гораздо позднее), эта была уже идея (неясная) о самодоказательности. Она могла получить хоть сколько-нибудь удовлетворительное решение только по получении такого понятия, как Ф. Эта Бесконечность действительно самообосновывается, так как в ней дан бесконечный ряд, она не обрывается на первом, не выводимом из другого, просто данном, а восходит в бесконечность, причем этим не отодвигается только решение, – первое, чтобы никогда не быть данным (в этом отодвигании в неопределенности опять нет решения), а, напротив, дается бесконечность, как, своего рода, конечность, или, лучше сказать, определенность, как бесконечная Единица⁵⁶⁰. Но для детского ума это понятие во всей

—320—

полноте и эксплицитности, конечно, было не под силу, хотя я чуть-чуть помню, что, будто, еще на руках у нянюшки (если не кормилицы), лет трех, так, я видел Бога в лице ясного солнышка на небе. Нянюшка тогда стояла со мной на крыльце, и был ясный, летний солнечный день. Не само солнышко я принял за «Боженьку», о Котором, вероятно, нянюшка говорила, указывая на небо; ясно отличал от него истинное, духовное Солнышко, разумное, Бога любви и премудрости; а видимое также не совсем от него удалено: оно символ Его, оно лучшее творение Его. Оно – свет, и Он – Свет также, но иной, лучший, хотя также свет, являющийся как именно свет, но умственный, сплошной, неделимый. Само собой разумеется, все эти комментарии я делаю только теперь, тогда была одна интуиция, анализировать которую я не был в силах, но которая со всем своим богатым интеллектуальным содержанием глубоко врезалась в память, лучше сказать, в мой всецелый дух.

Лет 7–8 я молился Господу Иисусу Христу горячо, искренно. Но любил молиться так только своей молитвою, и по требованию минуты, злобы дня. В церкви я ужасно скучал; и, твердя утром и вечером вслед за матерью готовые молитвы, зевал и скучал. Я молился Господу,

—321—

главным образом, как Защитнику угнетенных, одним из которых, хотя и неправильно, считал иногда себя. Теперь же за что я люблю Господа? Остается и первый мотив, но к нему прибавляются и другие; я люблю Господа за то, что Он мужественно-смелый, прямой обличитель царственной лжи и неправды (человечески смелый: Он боится страданий! борется, и любовь Истины побеждает в Нем естественную робость!) и искренний, чистосердечный исповедник и мудрый учитель истины. Вот, главным образом, за что я теперь люблю Господа. А затем, как Его не любить, когда Он, один только Он, спасает меня от пыток сатаны... и веселит сердце. Господи! Благодарю и славлю Тебя! Я любил и тогда Господа; но любил и многое другое, иногда и греховное, да и теперь борьба не совсем затихла...

Я также любил свободу. Зачитывался Майн Ридом и Купером. Это лет в 10–12. Любил охоту и пропадал в лесах по целым дням, сопутствуя одному знакомому помещику, завзятому охотнику. Любовь к природе была при этом не последним фактором.

Любил я также лет с 10-ти или 12-ти разные науки. Я страдал оттого, что не могу их все объять. Философия одна казалась мне дилетантизмом. Она хоть сахарный плод, но слишком эфемерный, легкий и не питательный... Долго пришлось проблуждать, чтобы, наконец, придти ко Христу и в Нем обрести давно искавшуюся Истину и цель жизни истинную: живое Богообщение.

Я любил с детства и астрономию, и геологию, физику и химию, физиологию и психологию (о социологии я не имел еще тогда понятия, а прагматическая история внушала одно отвращение как ничего не говорящий уму перечень фактов. Такое же отвращение возбуждало во мне и изучение латинского языка, как дома, так и с 12-ти лет в одном петербургском пансионе). Любил я, по складу моего духа, ясному из всего сказанного, и философию, но как венец знания. Я и тогда понимал под ней умозрительное Богословие, психологию, космологию, т.е. метафизику и основы этики. О гносеологии тогда я имел смутное понятие, но лет с 17-ти она стала основным мотивом многочислен-

—322—

ных моих попыток построить и написать (я перемарал и много бумаги) нечто систематически цельное, именно: цельное миросозерцание. Цель эта запала в мое сознание еще лет с 17-ти. Пробыв год в одном частном классическом пансионе, я поступил из него в пансион Школы правоведения. Пробыл я в этом последнем также год, а затем поступил в один военный пансион, готовивший в разные высшие военные училища, и из него поступил экстерном в Морское училище, в котором и кончил курс гардемарином. Избрание морской карьеры было следствием увлечения путешествиями Араго, Гончарова («Фрегат Паллада»), Купера («Морские разбойники», «Искатели моря»). В то время мою душу раздирали многие цели и хотели, каждая, взять ее всю полностью! Это были страсть к охоте (эмоционные[?] книги: Аксакова: «Ружейный охотник», Майн Рида, Купера). Они влекли меня в казаки, если уж надо кончить где-нибудь курс. Другая страсть – к путешествиям и, вообще, морской жизни, исполненной особой прелести (будто) и приключений; третья – все та же страсть – к наукам, но нескольким, также тянувшие каждая в свою сторону. Превозмогла страсть к морю, но не надолго. Тогда мне было лет 20. Прослужил я в офицерских чинах 1½ года до мичмана, и с производством, вскоре, в том же году подал в отставку. Морскому образованию я обязан хорошим знакомством с математикой, по крайней мере, для меня (для моей цели) достаточным. Вышед в отставку, через год я поступил вольным слушателем в Санкт-Петербургский университет на естественное отделение физико-математического факультета (в 1877 году). Выбор этот не был случайным. Начиная с Морского училища и в продолжение флотской службы пирронизм и Система Эволюции Спенсера сделались главными мотивами, поразившими мою мысль. Впоследствии присоединилась система «Бессознательного» Гартмана. С Кантом я не был знаком в то время; его заменяла, пожалуй, даже более глубокая критика: пирронистическая.

В основу я клал пирронизм с его гносеологической тенденцией. Спенсер, исходящий от О. Конта (с которым я познакомился по популярной книжке Льюиса и Милля), меня вовсе не удовлетворял с этой стороны. С пирро-

—323—

низмом я познакомился по истории философии Льюиса (лучшей в то время: конец 70-х начало 80-х годов; мне было тогда 17–25. В университет я поступил в 77-м году, на 24-м году жизни).

Итак, со стороны гносеологической ни Спенсер, ни Конт меня не удовлетворяли, хотя дальнейшая положительная конструкция Спенсеровской системы по своей научности меня сильно привлекала. В это время я занимался, кроме философии, которую начал изучать по Куно Фишеру (История новой философии), словарю Гогоцкого и лекциям философии (спиритуалистически-христианской) Ф. Голубинского, – молекулярной физикой; читал Секки «Единство физических сил». Философские «Начала биологии» Спенсера привели меня к изучению Дарвина, а от него я обратился к специальным учебникам зоологии и увидел, что без кабинета и руководства, вообще систематического занятия в этой области никак нельзя получить прочного успеха. Физиология требует химии, без химии и вообще нельзя шагу ступить в естествознании, а химия требует лабораторных занятий. Таким образом, я пришел к университету. Там я слушал Менделеева, Вагнера, а на втором курсе работал у Меншуткина по аналитической химии, то же и на третьем курсе, слушал также А. Бутлерова, теорию органической химии. Главным образом, со второго курса до четвертого химия поглощала все внимание и почти все время. Едва оставалось его на другие чисто естественные предметы: физиологию, ботанику, зоологию, геологию, а о философии нельзя было и думать, но она лежала (интерес к ней) как жар на дне покрытого пеплом очага: ведь и предпринял я это долгое изучение ради философской же цели: потому что не удовлетворялся дилетантским всезнанием (наук Контовой иерархии), но искал настоящего такого знания, могущего послужить основой истинной метафизике как центральной части полного и гармоничного миросозерцания, которое все время оставалось заветной мечтой, но теперь только изредка, по недостатку времени, проступавшей и наполнявшей сознание. Я и теперь изредка пописывал, все строил схемы миросозерцания, начиная его ab ovo, от гносеологии, вернее, пирронизма, и построяя полную научную метафизику, но это было не под силу. (По

—324—

философии я слушал в университете лекции одного В. Соловьева.)

На 4-м курсе (1880–1881 учебный год) я специально занимался физиологией растений у проф. Фаминцына; ходил также вместе со всеми и на геологическую экскурсию с проф. Иностранцевым, и не удовлетворялся одним чем-нибудь, а всего объять не мог; да к тому же на умственном горизонте обрисовывалась еще не початая область социальных и исторических наук... Я заболел нервами. Это случилось на втором полугодии четвертого курса. Я уехал домой в деревню; но университет уже и не мог мне дать ничего нового, так как специальности я не искал, диплома подавно, а приступать к изучению социологии на юридическом факультете [не было времени (?) П.Ф.], хотя и была такая мысль, но слава Богу, что не исполнилась. Во-первых, тогда было рано, надо было дать время материалу получить форму, освоиться со всем, что я вынес из естественного факультета; во-вторых, социология вовсе не нуждается в университетских лекциях, как того требует естествознание. Даже напротив: на юридическом много излишнего с исключительно философской точки зрения; оно только бесполезно загромоздило бы голову. (Почти то же надо сказать и про историко-филологический; для философа он весь совершенно излишняя ноша.)

Дома я пробыл с год. Все это время нервная агитация сменялась упадком, апатией от усталости. Агитация, подобная испытанной Контом, зависела от страшного наплыва идей; я метался из стороны в сторону по необозримому умственному горизонту, пробовал писать, начинал, как всегда начинал, с пирронизма, и здесь что-то блистало неясное (впоследствии определившееся как самодоказательная интуиция), но выразить это что-то мне не удавалось, а затем, перескочив в метафизику, опять страшная масса материала! Да и то еще не все, еще надо: что я знаю по химии? по физике? по математике? по ботанике? Ничего почти (казалось мне), за что взяться?

Такое метание, сопряженное с не совсем воздержной жизнью, обусловило появление галлюцинаций, и они породили неправильное отношение к внешнему миру. Бреда преследования не было (не было, следовательно, и формального

—325—

сумасшествия, так как этот бред – один из первых и характерных признаков его). Способность умозаключения также меня не покидала. Неразумных идей не было, как не было и идей навязчивых; но были галлюцинации, к которым, сперва, я не знал, как отнестись, не умел их достаточно объяснить... Задача, впрочем, нелегкая; и не в этой ли трудности, трудности общего философско-психологического характера, надо заметить, лежит то обстоятельство, что многие галлюцинаты не выздоравливают? Они не могут сколько-нибудь удовлетворительно объяснить себе свое состояние, т.е. так, чтобы это объяснение было разумно и, как таковое, всеми приемлемо. Одно такое объяснение и дает галлюцинату возможность стать и при галлюцинациях в нормальное отношение к внешнему миру, и не только в нормальное, но и учить других, так как и сами доктораматериалисты не точно объясняют, лучше сказать, вовсе не объясняют явления галлюцинаций. Не найдя же такого объяснения, галлюцинат становится в ненормальное отношение к внешнему миру: он видит и слышит то, чего другие не видят и не слышат... И доктора не объясняют галлюцинаций, но они, по крайней мере, их не испытывают, могут поэтому об них и не думать, а для галлюцината галлюцинации такая же реальность, данная в интуиции, как и всякая другая, как реальность внешнего мира; он не может о них не думать, и, между тем, не знает, что о них думать, как объяснить. Спрашивает доктора и натыкается на глупое объяснение, ничего не объясняющее, иногда на плохо скрываемое сознание своего превосходства, что «я не больной, а ты больной, следовательно, я выше тебя». От того общее недружелюбие больных психически к психиатрам.

Кроме галлюцинаций у меня продолжалось все то же метание, а отсюда, не тоска, а томительное чувство чисто психического надрывания, психического переутомления. Впрочем, и в больнице уже я прочел Дрепера, сочинение по психологии со специальной частью психиатрической и «Историю индуктивных наук» Уэвеля.

Первоначальное мое неправильное отношение к испытываемым галлюцинациям, когда я еще не дал себе в них отчета, не объяснил их, как объяснил теперь (галлюци-

—326—

нации и до сих пор посещают меня), неправильное отношение, заставлявшее меня бегать с кнутом за невидимым врагом и пр. (Лютер кинул же чернильницей в сатану; подобных фактов можно сколько угодно найти в истории и нашей Церкви и вселенской они были почти со всеми святыми подвижниками, а из философов, чтобы упомянуть только самых известных, знаменитых, даже Сократ, Паскаль и Яков Бём имели видения, в особенности последний, прозванный „psychologus teutonicus“), заставило мать мою отвезти меня к психиатру г-ну Буцке в Москве. О нем у меня остались самые лестные и дружественные воспоминания (потому, может быть, что я рано освоился с моею «болезнью» и стал к галлюцинациям в «нормальные» отношения). У г-на Буцке я пробыл 1½ [г.], а затем полгода в Париже у д-ра Маньяна⁵⁶¹. Ездил в Париж вместе с г-ном Буцке. За мною же приезжал мой брат, теперь умерший⁵⁶². С ним я возвратился в Россию домой в деревню. Поездка оказала на меня благотворное влияние: она меня развлекла. Неотвязчивых, в собственном смысле, ни идей, ни представлений не было, но, тем не менее, голова и сердце, все было слишком переполнено, все требовало прямо физического отдыха...

Бреда у меня не было, как и бессознательного состояния, в котором бы я не отдавал себе отчета, или состояний, превышающих волю (навязчивых идей и представлений). Всего этого не было, я и теперь все помню и отдаю себе ясный отчет обо всем. Но были галлюцинации, уносившие меня в иной мир, в мир, будто вложенный в этот мир, как сон наяву, но так, что, переходя в «тот» мир, этот мир терялся, застился, и обратно, переходя (не двигаясь с места, конечно) из «того» мира в этот, «тот» мир терялся, причем эта смена иногда совершалась быстро. Но как тот мир духов вложен будто в этот мир? Какой тот мир? Где тот мир?.. Вот вопросы. Их надо было решить под страхом смерти ума, всей

—327—

психии... Это истинные вопросы сфинкса. Они предстоят пред всяким, но с такою реальностью только пред галлюцинатом... Я был по нескольку раз, реально, на последнем суде Божием... Реально спорил и переспросил и осудил сатану... для меня все это были реальности... Где они? Где сатана? Пусть ответят! Я ответил. В этом читатель этого сочинения, надеюсь, убедился. Он знает теперь, если не знал раньше, где сатана, и какие ответы можно дать на все предложенные вопросы. Теперь я в нормальном отношении к внешнему миру, в котором, надо заметить, и галлюцинации также, но для этого надо было найти эти ответы, а это не легко, и вот болезнь. Эти галлюцинации были явлениями сатаны – с одной стороны, а с другой – явлениями Христа, Его ангелов и Владычицы со святыми. Христос не оставил Свое создание во власть сатане. Я грешен, положим, но я молился и каялся, как умел; тогда, если сатана может ко мне являться и терзать меня (он прямо меня терзал своим неимоверно гадким прикосновением духа к духу, вселяющим бессильную ненависть), если он может терзать, то почему Господь не может помочь? Он Всемилостивый, Он и помог действительно. Господи, слава Тебе и благодарение! Нельзя принимать всякое светлое явление за явление Господа, но и здесь есть мера, иначе мы перейдем разумную границу в обратную сторону: того, что надо было принять, не примем. Конечно, нужна большая осторожность – долгим опытом она дается. Вот вторая причина не излечения некоторых психических больных, галлюцинатов; именно: они, не объясняя себе причины их, или даже и объясняя ее себе, не знают истинного лекарства от вселяющих бешенство явлений сатаны, не знают или не хотят признать, что один Христос, а для неведующих Его (евреев, магометан, буддистов, китайцев и т.д.), не по злой воле только неведующих, а – по немощи, Бог, Великий Дух, Добро вот Единый Истинный Исцелитель. Здесь как бы гипноз сатаны (есть и навязчивая гипнотическая чисто идея), но на его гипноз есть другой гипноз Господа⁵⁶³.

—328—

Покаяние и молитва Богу с постом – вот что гонит сатану, особенно же Крест Господень. Это опыт. Афон меня совершенно вылечил, дав мне воспринять силу Креста Господня, Господу благодарение.

Приехав назад в Россию, все внутри меня было как бы разбито. Да и сатана не давал покоя, временами просто пытка была. Одна мысль была якорем спасения: указывала еще цель жизни. Эта мысль сама представлялась как задача синтезировать свою жизнь так, чтобы деятельность внешняя была выражением деятельности внутренней, умно-сердечной. В этой последней главная цель была философская, она должна перейти и в практику жизни. Как же это выполнить? Земство? Его мне предлагали. Но ранее надо специально сделаться социологом, иначе не выйдет полноты синтеза умственной жизни и внешней. Но одна социология как часть всей философии, всего миросозерцания (моей заветной мечты) меня не удовлетворяла, как не удовлетворяла и химия с деятельностью, положим, аптекаря. Надо найти всеобъемлющую, центральную деятельность, которая была бы выражением всеобъемлющей умственной, философской деятельности, но философской в современном смысле: гносеологии и этики и научной метафизики, в которую должны войти, в космологию: математико-естественные науки, опытная и умозрительная психология, богословие, история с социологией, и все это не в дилетантской форме. В этом объеме я опять метался, переходя от одного к другому. Но не видел возможности теоретически достаточно подробно (по моей тогдашней норме) все изучить. Кидался на части и их практику, но ни одна (как часть) не удовлетворяла меня. Наконец, в утомлении, я подумывал, оставив все это, просто забыться, начать путешествовать, гулять, гулять по всему свету, но так, чтобы это гуляние было целью жизни,.. благо я моряк,.. вот! Поступить на коммерческий флот!.. Но эта мысль была мыслью усталого духа. Когда он оживлялся, то и она отходила, но тогда снова – метания, кружения...

—329—

Наконец я решился, оставив все остальное, искать древнефилософским путем одну Истину. Это – умственная цель. Но чтобы она была полна и синтезировала всего человека, нужна соответственная деятельность. Я и тогда провидел уже Истину в христианстве, и решил ехать на Афон («философскую губернию», как назвал его один добрый таинственный голос). Истинное монашество (аскетика) это – практика философии. На Афоне можно заниматься умственной работой, созерцанием, деятельность вся направлена к нему. И, наконец, в аскетике – достигается истинная должная цель жизни; отбрасывая все остальное, я беру истинно должное, истинно центральное: единое на потребу, на котором можно разумно успокоиться, взяв его за единый центр жизни. Такая односторонность, как истинно центральная, неопасна, тогда как всякая другая сделала бы из меня мономана, превратилась бы в односторонний бред (я об этом говорю подробно в сочинении в другом месте). Избрав философию и христианскую аскетику, я – в должном, в том, что повелевается категорически императивно, я – на пути к абсолютной Истине, на пути к безусловному и необходимому Бытию. Мой долг (не условная обязанность, а безусловная) пренебречь всем остальным, и вот это чувство долга облегчало мне отвязаться от остального умственного багажа, с которым (сперва) не мог совладать (тогдашняя точка зрения на долг менее критична, чем выставленная в сочинении, но и не в противоречии с последней; она только не обоснована, она близка к Кантовской). Вместо всего этого я поставил себе одну цель: живое Богообщение, так как эта цель абсолютная; а в ней и все цели. Это – верховная должная цель. Это я вычитал у епископа Феофана. И это определение прямо спасло меня, ответило мне на неотвязчивый вопрос духа: «Что я, или чем я должен быть (если люблю Истину, аподиктическую Истину)». Стремись к живому Богообщению. Это цель истинная жизни.

Я нашел, наконец, что искал: истинную цель; а она, раз только серьезно поставленная, еще не достигнутая, принесла с собою и неоценимые дары Истины: мир Божий, спокойствие духа и ясность. На Афоне я жил под руководством сперва о[тца] Иеронима, затем о[тца] Макария. Я про-

—330—

штудировал там «Догматическое богословие» Макария, «Апологетику» Рождественского и аскетические писания епископа Феофана и других подвижников. Но, кроме них, занимался и общей философией: читал лекции Владиславлева, Голубинского и критику Соловьева. Центральность Богообщения все яснее устанавливалась в духе и все яснее рационально доказывалась в нем. Пробыв пять лет на Афоне послушником, я по совету о[тца] Макария поехал снова в Россию: «Тебе там дело есть», сказал он мне несколько таинственно. Я возвратился. Поступил в академию (Московскую духовную), не чая и не гадая, также по совету одного духовника (о[тца] Валентина, протоиерея, настоятеля Архангельского собора в Москве). В академии, наконец, я нашел полностью, что искал: центральную цель жизни: Богообщение, или общение со Христом; а в Нем и все остальные цели, второстепенные, синтезировались и приняли систематическую форму цельного и рационального миросозерцания. Я нашел то, что искал так давно, лихорадочно искал.

Имея главной целью Богообщение, человек Истиною свободен, так как в нем и все остальные. Он в центре, и из центра может свободно переходить в каждую точку периферии, не прилагая, однако, всего сердца частной цели: он может стать и химиком, и физиологом, и социологом, но главная специальность все то же Богообщение. Без этой цели он в болезненном моноидеизме, а с нею он в нормальном, не болезненном моноидеизме, этот моноидеизм неизбежен для всякой цельной психической комплекции; это просто потребность в высшем центре! Этот центр, никто иной, как Бог.

Господи, слава Тебе!

Архимандрит Серапион Машкин

—331—

—332—

—333—

—334—

—335—

—336— и —337—

Священник Павел Флоренский.

—338—

—338—

Составлено на основании данных: архива Депарамента Герольдии Ив. Н. Ельчанинов и семейного хранящегося в с. Беляеве (свящ. И. А. Флоренский), П. Ф.

Машкины́, иногда Машины

I.

1. Иван

II

2. Степан Иванович, 1628 г., в Сванском стане, Рыльского (ныне Дмитриевского) уезда, в пом. 12 четей, жалования 10 рублей (А. А. Танков, – Историческая летопись Курского дворянства, Т. 1, M., 1913, стр. 23). – «Из копии с справки разрядного Архива выданной 20 марта 1789 г., из Герольдмейстерских дел Правительствующего Сената, видно, что он Степан Иванов сын в десятне 140 года за подписом князя Василья Ромодановского показан из дворян и детей боярских, живет на службе, на коне с пищалью, жалованья 10 руб. – Поместья за ним в Рыльском у. 12 четверей» (семейная запись)…… 1

3. Тимофей Иванович, 1628 г., владел поместьями в Омонском и Сванском ст. Рыльского у. (Танков, 21, 23, 117); 1636 г., Рыльский городовой дворянин, оклад 300 четей, денег с городом 10 рублей….. 1

4. Яков Иванович, 1628 г., владел поместьем в Сванском ст., Рыльского у. (Танков, 23)….. 1

—339—

5. Нелюб Иванович, 1628 г., владел поместьем в Сванском ст., Рыльского y.; 1636 г., Рыльский городовой дворянин, оклад 200 четей, денег с городом 7 рублей (Танков, 23, 120)….. 1

III

6. Меркул Степанович. Оклад 300 четей, денег 10 рублей. «Из копии с справки разрядного Архива выданной 20 марта 1689 г., из Герольдмейстерских дел Правительствующего Сената, видно, что он Меркул Степанов сын написан в десятне 7172 года, в числе Рыльских городовых дворян и детей боярских и за службу в Нежице в Гетманском Отбирании, дано жалованья 6 руб. Но о происхождении его от 1-го (здесь – 2-го) Степана Ивановича или об отказе за ним наследственного от отца его с крестьянами имения или же о выбытии оного из роду документов не представлено» (семейная запись)….. 2

IV

7. Андрей Меркулович, 1697–1699 г. г., в Рыльском y., деревня Беляево l ½ двора с полтретью крестьянских. Служил военную службу. С братом Тимофеем (n ° 8) из оклада в 550 четей пожалованы в вотч. 100 четей за Чигиринскую службу, 1681 г…..6

8. Тимофей Меркулович, ср. n ° 7, десятник в Кромах (сыскное дело 170 0–1701 г.г.). («Послушная грамота по памяти из Приказа Сыскных Дел о высылке из Кром в Орел «для розыску» челобитья кн. Андр. Вяземского... и т. д.», Архив Мин. Юстиции, 1,9, Е, ст. 484, III 9 , 71–72. Описание документов и бумаг, хранящихся в Москов. Архиве Мин. Юстиции, кн. 19, М. 1914, 4843, стр. 263) ….. 6

V

9. Федор Андреевич. 1 июня 1677 г. дано ему с братом Александром (n° 10) в Рыльском у. село Беляево на земле между речек Рыбицы и Сушавицы; † 16 декабря 1746 г…… 7

10. Александр Андреевич. Ср. n° 9…..7

—340—

VI

11. Иван Федорович, родился 19 октября 1732 г.; 15 июня 1746 г. поступил в военную службу. 16 декабря 1753 г. – капрал; 26 генв. 1755 г. фурьер; 11 февраля 1755 г. каптенармус; 15 мая 1755 г. сержант; 1 генваря 1757 г. прапорщик; 30 мая 1758 г. подпоручик; 13 сентября 1765 уволен в отставку из 3-го батальона Черниговского пехотного полка с произв. в поручики; 3 мая 1766 г. капитан; 1783 г. Дмитриевский Курской Губ. предводитель (Адрес-Календарь 1783 г., 350; Туркестанов, – Губернский служебный класс, СПБ., 1869, стр. 50). В Рыльском у. село Беляево, дошло после Данилы Ивановича Ширкова; † 11 мая 1800…..9

28 мая 1767 г. вступил в брак с дочерью капитана Якова Михайловича Дурова – Анною Михайловною; она † 11 ноября 1774 г. и погребена в с. Беляеве, на фамильном кладбище Машкиных при Николаевской церкви в с. Беляеве⁵⁶⁵.

—341—

VII

12. Елизавета Ивановна. Родилась 1 августа 1769 г.; в 1803 г. она значится девицей, Рыльской и Дмитриевской помещицей, но 8 июня 1794 г. она поступила послушницей в Севский девичий монастырь, где и † 4 мая 1836 г. . . . .11

13. Александра Ивановна. Родилась 13 марта 1772 г.; в 1803 г. значится девицей, Рыльской и Дмитриевской помещицей, но находилась она в Площанской пустыни, где приняла монашество вод именем Назареты; †⁵⁶⁶ июля 1834 г. и погребена в той же Пустыни 28 июля, у церкви Покрова св. Богородицы. Всего жития ее было 62 года 4 месяца 13 дней, в монашестве же была 34 года.....11

14. Алексей Иванович. Родился 13 октября 1770 г.; в 1803 г. секунд-майор, Рыльский и Дмитриевский помещик; † 12 марта 1839 г. Он был восприемником от св. купели князя Александра Ивановича Барятинского, впоследствии фельдмаршала, родившегося 2 мая 1815 г. (A. А. Зиссерман, – Биография князя А. И. Барятинского, «Русский Архив», 1880 г., I, Вып. 1, стр. 95). † 12 марта 1839 г.; погребен в с. Износкове, Льговского у … …11

15. Яков Иванович. Родился 2 октября 1774 г.; 25 февраля 1797 г. поступил в военную службу; 8 декабря 1797 г. – унтер-офицер; 16 ноября 1798 г. – прапорщ.; 15 окт. 1799 г. подпор. 30 мая 1801 г. уволен в отставку из Тентинского мушкетерского полка с производством в поручики; 6 июля 1801 г., за № 22915 выдан ему от Государственной Коллегии указ об отставке (семейная завись). 6 июля 1801 г. Льговский уездный судия; 1807–1810 г.г. и 1 генваря 1816–1821 г.г. Льговский депутат; «из грамоты Капитула Российских Орденов 30 ноября 1819 г. выданной видно, что он за усердную службу продолженную во выбору Дворянства более трех лет установленных сроков беспорочно, 27 октября того 1819 г. Всемилостивейше пожалован Кавалером Ордена св. Владимира 4-ой степени» (семейная завись). У него – в Дмитриевском у. село Беляево – 174 дес., Рыльский поме-

—342—

щик. Был под судом за убийство крестьянина (Опись Дел Государственного Совета, I, 670). По устным сообщениям Беляевских старожилов, Яков Иванович был натурою бурною и сильно пил; рассказывают, что он учил своих крестьян конокрадству и укрывал их. И до сих пор крестьяне села Беляева – более развитые и более смышленые, чем соседние, крестьяне князей Мещерских. – Яков Иванович † 4 июня 1849 г. и погребен в селе Беляеве на фамильном кладбище …..11

18 августа 1815 г. вступил в брак с девицею Еленою Михайловною Сердюковою, имевшею в Ярославском у. 189 десятин; она † после 1855 г.⁵⁶⁷

—343—

VIII

16. Иван Яковлевич. Родился, как значится в семейной записи, 29 октября 1816 г., а по официальным данным – 5 ноября 1816 г.; † 21 сентября 1856 г. (?). . . . .15

—344—

17. Михаил Яковлевич. Родился, как значится в семейной записи, 15 ноября 1817 г.; а по официальным данным в 1820 г.; 9 января 1838 г. поступил юнкером в Орденский Вел. Кн. Михаила Павловича полк; 17 февраля 1838 г.

прапорщик; 30 января 1839 г. поручик; 14 июля 1841 г.,

—345—

состоя в 3 резервном кавалерийском корпусе, по прошению уволен в отставку; 30 октября 1841 г. смотритель Дмитриевского Уездного Училища; 8 апреля 1844 г. перемещен в Льговское, с обязательством вносить 142 р. 85 к. в год; 14 марта 1845 г. объявлена ему благодарность Управляющего Харьковским Учебным Округом; 4 октября 1850 г. за произведенные постройки в Училище, объявлена благодарность Управ-

—346—

ляющего Харьковским Учебным Округом; 5 декабря 1854 г. знак отличия за 15 л. службы; 1863 г., в Назовцевск. вол. Рыжск. д. село. Дурово – 81 д. (Тр. Курск. Ст. Ком. I. 211). † 13 апреля 1882 г. в 11 часов пополудни, в селе Беляеве, «на 65-м году от рождения» (семейная запись), погребен там же, на фам. кладб. . . . . 15

19 января 1847 г. Михаил Яковлевич сочетался браком с девицею Екатериною Михайловною, дочерью Рыльского помещика из села Дурова, Знаменское тож, отставного подпоручика Михаила Дмитриевича Кошелева⁵⁶⁸. Бракосочетание

—347—

совершал благочинный о. Иоанн Якимов в Знаменской церкви с. Дурова. – Екатерина Михайловна, по отцу Кошелева, родилась 14 февраля 1825 г. (а но официальным данным в 1826 г.), † в ночь с 22 на 23 декабря 1903 г., на 78-м году от рождения, в с. Беляеве, где и погребена, на фамильном кладбище, 27-го декабря того же года. Екатерина Михайловна «была троюродною или четвероюродною сестрою своего мужа и писала ему обычно: «Mon сher Cousin»⁵⁶⁹.

—348—

18. Анна Яковлевна. Родилась 21 августа 1820 г.; в монашестве Магдалина, а манатейною она же – Мария; † 4 декабря 1901 г., погребена в Тверском женском монастыре. . 15

19. Екатерина Яковлевна. Родилась 3 марта 1822 г.: † . ….15

20. Надежда Яковлевна Родилась 11 сентября 1825 г.; † 25 октября того же года….. 15

—349—

IX

21. Николай Иванович. Родился в 1857 г.; † 4 января 3 900 г. (Кавказский Некрополь)…..16

22. Мария Михайловна. Родилась 14 июля 1848 г…..17

23. Николай Михайлович. Родился 17 августа 1840 г., восприемницею его от св. купели была тетка его Анна Яковлевна, в монашестве Магдалина, Машкина (n° 18)…….17

24. Владимир Михайлович, в монашестве Серапион. Родился 29 марта 1854 г., † 20 февраля 1905 г. (в виду того, что хронология и подробности его жизни, равно как и брата Александра, приводится ниже, здесь мы опускаем их)…..17

25. Александр Михайлович. Родился 19 февраля 1855 г., † в ночь с 19 на 20 февраля 1901 г. (ср. n⁰ 24)…..17

Жена его Варвара Александровна, по матери Кошелева, его двоюродная сестра, по смерти мужа вместе с детьми своими Михаилом (n ° 28), Сергеем (n ° 31), Ольгою (n ° 29) и Юлией (n° 30) владеет поместьем в Льговском у., между реками Рыбицею и Сушавицею, а в Дмитриевском у. – в селе Беляеве (Объявления Дворянского Банка).

—350—

X.

26. Николай Николаевич. 1899 г., губернский секретарь, делопроизводитель акцизного управления VI Округа Полтавской губ. (Общ. сост. Мин. Финансов, 1899 г., II, 440). . 21

27. Владимир Александрович. Родился 2 Июля 1887 г., † 2 сентября 1888 г., 1-го году и 3-хь месяцев от роду…..25

28. Михаил Александрович. † 13 декабря 1902 г. …..25

29. Ольга Александровна. Родилась в июле 1884 г., замужем за Львом Александровичем Щепотьевым; имеет двоих детей: Александра (родился в марте 1906) и Аркадия (родился в мае 1907) Львовичей…..25

30. Юлия Александровна …..25

31. Сергей Александрович…..25

Не вошли в роспись

32. Алексей, Машкин. 1621 г., сын боярский в Рыльске (Акты Московского Государства I, 165).

33–36. Афанасий Петрович, Иван Васильевич Меньшой, Иван и Логвин Дементьевичи, 1628–1629 гг., владели поместьями в Сванском и Омопском станах Рыльского у. (Танков, 21, 24).

37–38. Никита и Гаврила Машкины, обвинялись в 1651 г. Дмитрием Кусаковым в ограблении крестьян. Куряне. (Оп. Дел Миг. Юстиции, XV, 182, I).

39. Иван Афанасиевич, 1627–1636 гг., Курский городовой дворянин, оклад 200 четей (Танков, 89).

40. Карней Афанасиевич, Рыльский городовой дворянин. На службе с 1630 г., 1632 г., оклад 250 четей, денег с городом 8 руб. (Танков, 121).

41. Григорий Иванович, 1665 г., сын боярский в Кромах. (Оп. Дел Мин. Юст. XVII, 216, I).

42. Осип Никитич, Рыльский городовой дворянин, на службе с 1630 г., 1632 г. оклад 200 четей, денег с городом 6 рублей (Танков, 91).

43. Сафон Семенович, 1636 г. верстан новичным окладом во Курску в 200 четей (Танков, 91).

44. Даниил Елисеевич, 1783 г., надворн. сов., директор Коммерческого банка в Астрахани (Адрес-Календарь 1783. 461).

—351—

45. Мария Ивановна, 1816 г., девица, Мологская помещица (Списки дворян Ярославск. губ. Рукописные, в Ярославск. Депут. Собрании).

46. Дмитрий Иванович, 1835. Рыбинский помещ. (Я. A. К. 767, 848). III т. – капит.

47. Василий Васильевич. Родился 1803 г., † 16 февраля 1848 г. (C. П. Б. Некрополь).

48. Петр Михайлович. Родился в 1852 г. † 4 июня 1899 г. (Кр. Некр.).

49. Михаил Александрович, 1878, коллежск. асессор (Он. Д. Гос. Сов. I, 670).

50. Владимир Машкин. Родился 1871 г. † 1896 г. (Кр. Некр.).

51. A. М. М[ашк]ин. В неоф. части «Курских Губернских Ведомостей» помещены его заметки:

а.) О Благотворительности (Письмо из уезда). 1-ей 1902 г.

б) О Тряпичкиных, письмо из уезда. 1902 г.

в) Новое о небесных светилах. Юридическая беспом о щность (впечатления). 1907 г.

г) Идеалы и жизнь. Фельетон. 1907 г.

52. А. С. Машкин, учитель Обоянского приходского училища в 1859–80-х годах. Л. С. Машкин был известным этнографом, доставившим в Имп. Русское Географическое Общество целый ряд этнографических записей, с соблюдением особенностей местного произношения: записи эти впоследствии напечатаны (Венгеров, –Предв. спис.; Дм. К. Зеленин,– Материалы для описания Курск, губ., хранящиеся в учен. Архиве Имп. Рус. Геогр. о-ва, «Курский Сборник», Вып. VII, стр. 103). Вот список его трудов:

а) «Этнограф. Сборник» Рус. Геогр. О-ва, Т. V,

б) Сказки, рассказы, анекдоты, прибаутки и детские песни, записаны в гор. Обояни и его уезде. 83 стр. в подул. Получено в 1863 году. Напечатано В. И. Резацовым в издании Курского Статист. Комитета «Курский Сборник», Вып. IV, Курск 1903,. стр. 74–115.

в) Приметы и предрассудки Обоянских простолюдинов. 22 стр. в полул. Получено в 1858 г. Напел. В. И. Резановым в «Курск. Сб.», Вып. IV, Курск, 1913, стр. 65–73.

г) Загадки, записанные в городе Обояни и его уезде, 17 стр. в полул. (получено в 1856 г.), напечатано там же, стр. 47–50.

д) Образцы простонародных разговоров города Обояни и его уезда. 28 стр. в. полул. Получено в 1857 г, напеч. там же стр. 51–63.

—352—

е) Толкование снов, записанных в Обоянском уезде. 17 стр. в полул. Рукопись 1858 г. Напечатано М. А. Колосовым в «Рус. Фил. Вест.» 1889 г. №№ 1 и 2; дополнения и поправки см. в «Курск. Сборн.» Вып. IV, стр. 7.

ж) Обычаи и обряды, соблюдаемые в городе Обояни. 34 стр. в полул. получено в 1857 г. Напечатано в «Трудах Курского Губернского Статист. Комитета», Вып. I, Курск 1863, стр. 484–505. Опечатки и дополнения см. в «Курском Сборнике», Вып. IV, стр. 6.

з) Свадебные и хороводные песни, собранные в городе Обояни и его уезде учителем Машкиным. 72 стр. в полул., прислано в 1855 г. Напеч. В. И. Резановым в «Курск. Сборн.», Вып. III, Курск 1902, стр. 1–69.

и) Сборник пословиц и поговорок, употребляемых в городе Обояни и уезде его, учителя Обоянского приходского училища Машкина. 75 стр. в полул. (получено в 1856 г.). Напечатано В. И. Резановым в «Курск. Сборн.», Вып. IV, стр. 11–45.

к) Об особенностях Обоянского простонародного говора «Труды Курск. Губ. Ст. Ком.», Вып. I. стр. 543–547.

53. Н. Машкин, автор романа «Царь колокол или антихрист XVII века», СПБ. 189 и (Венгеров, – Предварит, спис.).

54. Анилина Машкина. 1863 г., в Протопоповск. вол. Корочанск. у. село Больш. Городище –1 д. (Тр. Курск. Губ. Ст. Ком, Вып. I. 161).

И. Ельчанинов и Священник Павел Флоренский

—375—

«Борьба субъекта с объектом, борьба живого индивида, брошенного судьбой в мировое движение... Это Leitmotiv всей моей психологии – это сама действительность»...

В системах современной психологии, под несомненным влиянием общефилософских настроений, идея психологического субъекта или распыляется в текучестях полуобморочного сознания, или прикрепляется к комплексам кое-как координированных элементов. В «Динамике внутренней жизни» речь идет о субъекте как живой, реальной силе. Эта сила кроется, прежде всего, в родовых, филогенетических корнях: живой индивид есть макрокосм, есть государство живых клеток. Все живое – панпсихично, и психическое, дифференцируясь в сложных организмах, не уничтожает своих рудиментов даже в отдельных клетках. Но и простейшая клетка, и сложный организм представляют собой психофизиологический клубок: живое, как психофизиологическое, не слитное и нераздельное двуединство, есть перво-тайна жизни и перводанность психологии. М.Л.Косман, отвергая крайности спиритуализма и материализма и отклоняясь от невнятного лицемерия параллелизма, принимает эту перво-тайну и тем самым утверждает реальность субъекта как психофизиологического целого. В самой жизни субъекта, непочерпаемо богатой и бесконечно разнообразной, – все динамично, и попытки ввести психическое в жесткие берега всегда приводили к одногранным теориям. Психологи видели фокус внутренней жизни в представлениях (Гербарт), в чувствах (Горвиц), в воле (Вундт), между тем

—376—

как жизнь субъекта, несводимая ни к каким приматам, трех-основна, триедина. «Трех-основное единство нашего существа, заполненное чувством, волей и интеллектом, в глубоко интимном слиянии проявляется в каждой вспышке, в каждой реакции – именно в этом трехгранном слиянии». Естественно, что живой субъект не может относиться к окружающему его миру ни рабски-пассивно, ни математически-функционально: он борется с миром, и во всякой реакции субъекта есть три момента: импульсивный, задерживательный и императивный. «Протекание реакции слагается из внутреннего влечения, импульса, столкновения их в перцепции и вспыхивающих вслед физиологических, психических изменений и порывов к внешнему движению. Все многообразие реакций, кристаллизующееся постепенно через трехгранные – интеллектуальные, эмоциональные, волевые – суждения в мир сознания, – определяется и направляется глубинными влечениями субъекта». «Мир определяет направление движений субъекта только своим пассивным сопротивлением, само же движение и его направление первопричинно определяются самим субъектом». И субъект, в своих первоосновах, как «динамическое волевое триединство», как самосознающее «я» – свободен; на поверхности же как приспособляющийся к внешним импульсам, как сознающий объекты и перепутанный ассоциациями, в особенности интеллектуального типа – он детерминирован. Хотя реакции объекта «протекают по одновременно действующим законам ассоциаций и волевого триединства», но последнее приятие и окончательная оценка принадлежит самосознающему свободному субъекту, который может претворять жизнь текущего сознания, разрывая ткани ассоциаций. Эта борьба самосознания с текущим сознанием, будучи видоизменением борьбы субъекта с объектом, есть борьба за жизнь, за свободное творчество...

* * *

Мы, не затрагивая богатого содержания «Динамики внутренней жизни», очертили лишь пограничные края системы Космана, потому что они проясняют смысл всей системы. Сразу же ясно, что и биологическое подножие системы, и ее верхи тесно связаны с общефилософскими. Если психология, по Косману, есть «учение о борьбе субъекта с объек-

– 377–

том», то все наши недоумения и вопросы в пределах поставленной задачи одним пучком падают на слово объект. Нам кажется, что Косман, по праву освобождающий психологического субъекта от рабской зависимости, все-таки напуган объектом: понимание объекта в его книге заметно двоится. Во-первых, внешний мир представляется миром количества: как будто бы вне субъекта есть только разностепенное бескачественное, глухонемое движение, а сам субъект есть какая-то всетворящая монада.

Если психологи видели в субъекте зеркальное отражение объектов, то Косман иногда готов отказать миру в жизни, распылив в круговороте движений его стихии. Но это первое, – неясное и врывающееся некстати в систему, понимание объекта уступает второму, где объект мстительно-силен. Есть страницы, после которых хочется сказать: по-старому царят объекты, хотя и под шум восхвалений субъекта. Двоящееся понимание объекта высветляется в двойной борьбе субъекта: субъект борется с непосредственным объектом, в перцепции и с опосредствованным, в самосознании, в последнем случае, содержание сознания является отражением мира объектов. Спрашивается, в чем заключается творчество первого порядка? Если вне субъекта нет живого мира объектов, а жизнь вспыхивает в перцепции, в потенциалах клеток, то нет творческого соотношения между субъектом и объектом. Если творчество субъекта в направлении и регуляции внешних сил, то объективный мир – сила реально-качественная. Здесь в системе Космана несомненный изъян, уводящий нас в область гносеологии. «Отчетливее творчество второго порядка в борьбе самосознания с текущим сознанием, зеркалом объектов. Личность, подавляемая содержанием самосознания, может разорвать его и проявить свою ипселевую энергию». «Мир дает нам содержание, в котором мы не вольны, но претворяя это содержание, мы сами создаем свои потенциалы, и если мы при их разряжении не вольны опять в их содержании и мир отраженный держит нас в рамках пережитого, то все-таки вольны бороться за направление своих переживаний и, если мы в силах, победить». Но неужели в этом творчество и свобода? Ведь субъект, невольник данного содержания, только оформляет,

—378—

направляет?.. Разве перед нами не то же метафизическое раздвоение, которое заметнее всего у Риккерта и Бергсона? То мир объектов распыляется в движениях, то самосознающее «я», ипсеволевая энергия оказываются направляющим регулятивным влечением без своего особого содержания, без своих рождающих недр... В лучшем случае эти глубинные влечения – капли и струйки общетворческого витального потока. Так чересчур близкое соседство с биологией обезличивает психологического субъекта. Оборотной стороной такого обезличения является обычный животно-жизненный эгоизм. И Косман, неминуемо вторгаясь в этико-метафизические сферы, признает эгоистическое первоосновной стихией живого. Альтруистические и идеальные стремления (религия, нравственность) нарастают гораздо позже и, как наросты, менее устойчивы и менее значительны. Сам собой напрашивается двоящийся вывод: самосознающий субъект, если и может с надеждой бороться, то или во имя все-жизни, во имя ничье, или во имя свое – эгоистическое, и его ипсеволевая энергия, по истокам, будет солипселевой... Так подспудное философское освещение расплавляет психологического субъекта. В чем же дело? До тех пор, пока психология не признает новое духовное бытие, пока она не будет явно освещаться общефилософскими излучениями, она не сможет правильно начертить учения о психологическом субъекте. В этом отношении характерны колебания Космана; Косман, отрекаясь частично от научности, от экспериментальной и описательной психологии, сам остается в заново отведенной черте научности, верит в эволюцию, в свои психологические законы и даже в построения Геккеля; и все это потому, что автор не осознает своих общефилософских предпосылок. Итак, явное соседство психологии Космана с биологией и тайные общефилософские утверждения, раскрывающиеся в двух-значном понимании объекта, искажают идею психологического субъекта, общипывают то ценно-вечное зерно, которое и придает многим отделам книги Космана исключительную живость.

С. Голованенко

—1—

Происхождение послания к Римлянам от Апостола Павла доказано нами уже вместе с подлинностию всех вообще его посланий. Оно выше всякого сомнения, – и оспаривать его так же невозможно, как и подлинность посланий Павловых вообще: ибо подлинность происхождения послания этого от блаженного учителя языков утверждается на твердых доказательствах, именно: на внутренних признаках и внешних свидетельствах.

Так, посмотрим, во-первых – на внутренние признаки происхождения этого послания от Апостола Павла. Он прямо именует себя в начале послания: Павел раб Иисус Христов, зван Апостол (Рим.1:1). И кроме этого, он указывает, в разных местах послания, на такие обстоятельства дела и намерения свои, – на таких знаемых сопутников своих, которые, или из книги Деяний Апостольских, или из других посланий Апостола Павла, известны – как именно его обстоятельства или сотрудники. Таковы из дел и обстоятельств Апостола Павла: происхождение его из колена Вениаминова (Рим.11:1, Фил.3:5), проповедание от Иерусалима до Европейских стран, и особенно в Македонии и Ахаии (Рим.15:19,20), собирание в сих странах милостыни для Христиан Палестинских (Рим.15:25 сл. о собирании милостыни вообще Гал.2), и именно в Ахаии и Македонии (2Кор.8:1–4, 9:2), – ревность писателя проповедовать не слыхавшим о Господе, прямо выражаемая в этом послании (Рим.15:20) и видимая из Апостольского путешествия Павла по книге Деяний Апостольских, – наконец намерение его быть в Риме (Рим.1:13, 15:22 сл. Деян.19:21). Из знаемых или сотрудников Апостола указаны в послании к Римлянам: Акила и Прискилла (Рим.16:3), ученик Тимофей, странноприимец Гай (Рим.14:22,23 сл.

—2—

1Кор.1:14). Притом Св. писатель послания неоднократно и с силою выражает свое достоинство – как Апостол языков (Рим.1,11,15), каким, по книге Деяний и по другим посланиям, был избран и поставлен Павел.

Содержание послания составляют те именно стороны Христовой истины, которые раскрывал, преимущественно перед другими Апостолами, Апостол языков Павел: это есть учение о правде благодатной, усвояемой через веру, – учение о тайне призвания языков, при отвержении большей части Израиля, – об отношении Церкви к гражданским властям, решение затруднений в употреблении пищи и подобное. И надобно заметить, что учение о первых двух великих предметах с особенной обстоятельностью исследовано в послании к Римлянам. Наконец, в особенных свойствах послания, нельзя не приметить отпечатленных живо и глубоко личных свойств избранного Христова Сосуда – Павла. Так виден здесь и еще яснее, нежели во многих других его посланиях, – тот подлинно ум Христов, который светом Христовой истины озаряет и уясняет состояние не только нравственного мира, но даже и физического (Рим.8), и глубину духовной природы человека с внутренними в ней противоречиями (Рим.7), значение ветхозаветного закона (во многих местах), внутреннее значение судеб Божиих, совершившихся в прошедшие времена и в настоящее для Апостола (из прошедшего – избрание Авраама (Рим.4) – Исаака и Иакова (Рим.9), отвержение Фараона там же; из современности – отвержение Израиля), и даже судьбы Божьи, имеющие совершиться в недоведомом и будущем (Рим.9–11). В послании открыто и Павлово сердце, столь сильно движимое Христовою любовью, что Апостол с клятвенным уверением изъявляет готовность и даже стремление пожертвовать для спасения иудеев собственным спасением и до последних пределов земли готов пройти для приобретения новых чад во Христе и подобных. Видна и эта сила и власть, с какою он действует своим словом, по отношению к Церкви Римской, – как имеющий над нею, – хотя еще и при личной своей незнаемости для нее, право самостоятельного и неограниченного духовного распоряжения, – входит во взаимные столкновения верующих иудеев и язычников, то поражает и смиряет то

—32—

тех то других, то ободряет и утешает их и прочих. Так светло сияют в послании величественные черты мужа Боговдохновенного, свойственные в своих особенностях именно Апостолу Павлу.

Из внешних свидетельств о происхождении сего послания от Апостола Павла, и следовательно и о Боговдохновенности и каноническом его достоинстве, укажем, прежде всего, на известность послания еще мужам Апостольским. Они пользовались им, почерпая из него христианские истины, даже и в выражениях одинаковых или тех же самых, какие употреблены Апостолом. Так, Святой Климент Римский в послании к Коринфянам, исчислив различные пороки и страсти, от которых христианам надобно удаляться, и представляя их в тех же понятиях, как и в посланиях к Римлянам в конце 1-й главы, – прибавляет: творящие сие (ςυγητοι) противны Богу, не только сами творя сие, но и соизволяя таким: οὐ μόνον οἱ πράττοντες ταῦτα, ἀλλὰ καὶ οἱ συνενόοκεντες αὐτοῖς (Ep.ad.Cor.с.35). Очевидно, откуда это взято. См. (Рим.1:32). Поликарп в послании к Филиппийцам (cap.6) говорит: «вси должны предстать судищу Христову, и кийждо о себе слово дать». Здесь можно приметить не только мысли, но и сами выражения Апостола (Рим.14:12). Также и Игнатий Богоносец называет Христа истинно сущим от рода Давидова по плоти, Сыном Божьим по воле и силе Божией (ad.Smyr,с.1), – от семени Давидова и от Духа Святого (ad Eph.с.18). Ясно, что он пользуется (Рим.1:3–4) посланием к римлянам. Далее, после Апостольских мужей, в последней половине ІI-го столетия Феофил Антиохийский говорит об Апостоле Павле: «он учит воздавать всем все: ему же честь, – честь, ему же страх, – страх, ему же урок, – урок, и ни единому ничим же быть должны, точию же любити друг друга» (ad Autol.1:3 р.126). Это в одной только малой черте измененное место из послания к Римлянам (Рим.13:7–8, 1). Ириней, ученик Поликарпов, приводя слова Апостола в подтверждение своих мыслей, прямо указывает при сем на послание его к Римлянам: «сие самое, – так говорит он в одном месте, – изъяснил Павел, написавши Римлянам». Павел, Апостол Иисус Христов, избрал во благовествование Божие (Рим.1:1–4 Adv. haer.1:3. С.16:3); и в другом

—4—

месте: и Павел согласно с сим, беседуя с Римлянами, говорит: «множае паче избыток благодати и дар правды приемлющее» и проч. (Рим.5:17, Ibid.1.е.с.16). Подобное можно находить у Иустина мученика, у Афинагора, у Климента Александрийского, у Тертуллиана и у Оригена. Есть это послание и во всех списках священных книг, составленных святыми Отцами, или известными учителями Церкви, принятых и утвержденных на известном поместном и 6 Вселенском Соборе. Принимал послание к Римлянам и еретик Маркион, впрочем, наложивший и на него, как и на другие священные книги, свою искажающую руку, – и в том обличенный (напр. Оригеном – смотри ниже). Вообще должно заметить, что сие послание и впоследствии всегда почиталось и почитается даже важнейшим из посланий Апостола Павла, – и некоторым сокращением его учения, – всеобщим оглашением Вселенской Церкви, по глубине и полноте содержащагося здесь учения об оправдании и спасении благодатью Христовой.

Касательно целости послания – надобно заметить нападки некоторых новейших критиков на последние главы послания. Иные (Геймаил) видя, что с 12-й гл. начинается и идет по 15 гл. как бы совсем новая речь, с переменою догматических исследований на нравственные наставления, на сем основании предположили, что эти главы после внесены в текст послания, а в настоящем Павловом послании, за XI-ю главою прямо следует 16-ая. Заключительное в исследовательно-догматической части славословие (конец ХІ-ой) принимают за заключение вообще всего учения в сем послании. Но это, во-первых, и совершенно произвольно без всякого свидетельства сокращать послание, с самых перводревних времен принимаемое в известном объеме. И самый произвол, во-вторых, – без всякого даже повода, ибо и в других посланиях – среди речи встречаются славословия с заключительным Аминь, например (Еф.3:20–21), и вообще в посланиях, где догматические исследования составляют главный предмет, – нравственная часть обыкновенно следует за догматическою, как следствие за основанием, стоя отдельно от сей последней как в посланиях: к Ефесеям, Колоссаям и др. Указанное мнение, следовательно, пустое. Иные же XV и XVI-ую гл. считают

—5—

после внесенными в состав послания. И эту мысль утверждают одни, на том основании (как Sembr), что Маркион по замечанию Оригена, оторвал от послания – все следующее за 23 ст. XIV-ой главы. Но это и по суду свободной в своих началах критики должно быть странно до смешного – предпочесть всеобщему свидетельству в Церкви о составе послания злоупотребление оным еретика, обличенного в древности в повреждении священных книг. Другие думают опереться на том (как Баур), что содержание этих глав противоречит взгляду этих людей на измышленные ими партии Петрову и Павлову – но на это достаточно и указать, чтобы видеть в этих людях, – кроме ложных их понятий, – еще и недобросовестность. Наконец – касательно XVI-ой гл., следующей за заключением в XV-ой гл. Бог мира со всеми вами, – много разных толков: принимают эту главу и за отдельное послание к Римлянам (Аммон), за рекомендательное письмо Фиве (Ейхгорн), за послание в Ефес (Шулац и Шопин), – это последнее, конечно, по приветствию Акиле и Прискилле. Но в писании не безпримерны подобные прибавления после заключения; например, в Евангелии Иоанна, – и в самом этом мнимо-новом или особом письме, – также видно новое прибавление после заключения, ст. 20, 21 и след., и это очень естественно, чтобы вообще при без искуственности Священных Писаний – Священные писатели не имели особой внимательности к внешнему и искуственно-правильному построению посланий, или к букве, взятой только самой в себе; и вполне достойно глаголавшего в них Духа Святого, избирающего такие внешние слова и выражения, и в таком их порядке, в каких сами собою, так сказать, или своею силой выражаются Его внушения. Так, присоединение сей главы к предыдущей, не смотря на заключение в последней, и само по себе, и по сличении с подобными случаями в Священном Писании, очень просто изъясняется. И, следовательно, нет повода к тому, чтобы, вопреки известности во все времена послания к Римлянам, и при том с XVI-ою главою в его составе, – отделять оную от послания и для объяснения её делать разные, кому какое вздумается, предположения. Кроме всего этого, обыкновение Апостола приветствовать в конце послания разные, особенно знаемые и близкие ему

—6—

лица и своих сотрудников, известно и из других посланий. Если бы не было выдержано это обыкновение в сем послании, надобно было бы еще заняться объяснением сего обстоятельства. Наконец заключительное приветствие, по нарочитому правилу, выраженному в послании к Колоссянам, должно быть не это: Бог мира да будет с вами; но благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами. И так при неоспоримости подлинного происхождения этого послания от блаженного Учителя языков, неповрежденности и целости оного, – нам предстоит войти в самое послание, в его состав, характер и значение. Чтобы удобнее войти, в предмет послания к Римлянам, нужно взять во внимание состояние и потребности этой Церкви, к которой было писано и отправлено это послание.

О состоянии и потребностях Римской Церкви

Как Римская Церковь возникла первоначально – возрастала и устроилась, – обстоятельства всего этого в точности неизвестны. Святой Ириней, правда, говорит так о начале этой Церкви: «Петр и Павел благовествовали и основали Церковь в Риме» (τοῦ Πέτρου καὶ τοῦ Παύλου ἐν Ρώμῃ εὐαγγελιζμένων καὶ ϑεμελιούντων τὴν ἐκκλεσίαν Contr. haer. 3. cap. 1). Но из самого послания Апостола Павла видно, что он еще только намеревался быть в Риме, где уже христиане славились своею верою (Рим.1). И потому свидетельство Иринея не должно понимать строго исторически. Оно означает только, что Церковь Римская своим устроением особенно обязана Апостольским трудам Петра и Павла. По преданию общепринятому, Петр упредил Павла трудами в устроении Римской Церкви, прибыв сюда в правление Клавдия – конечно прежде изгнания им иудеев из столицы Империи (см. Истор. Лоренца стр. 29). Начало христианства в Риме должно быть близко к самому началу распространения христианства по сошествии Св. Духа. Ибо между самовидцами сошествия Св. Духа, были, по свидетельству кн. Деяний, приходящие Римляне (Деян.2:10). Притом, в Рим – как столицу Империи, почти всемирную, естественно сходятся и имеют временное пребывание разные люди из ее провинций, следовательно – и из Иудеи и других стран, просвещаемых христианством. Так, при изгнании Клавдием иудеев из Рима, вышедшие отсюда Акила и Прискилла явились столько уже успевшими в христианстве, что смогли довершить христианское просвещение и ученого Аполлоса (Деян.18), и сам Апостол Павел, в последней главе послания к Римлянам, упоминает о многих христианах в Риме, пришедших сюда и из Иудеи (каковы бесспорно Андроник и Иуний сродники и спленники, Апостола – Рим.16:7) и из языческих стран (каков напр. Епенет начаток Ахаии во Христе ст.5), и при том – о христианах особенно замечательных по вере и усердию служить Слову и Его проповедникам (каковы например, видно возвратившиеся уже опять в Рим – кн. Деяний 28 гл. тому свидет. – Акила и Прискилла, Андроник и Юний, нарочиты во Апостолех, Урбан споспешник Апостола и мн. др.) – И так, судя по всему отделу, можно сказать с достоверностью, что Церковь в Риме и рано началась, и удобно могла распространяться, и имела способы к своему благоустроению. Ко времени написания Павлова послания, она была уже в цветущем состоянии, так что вера христиан Римских, но свидетельству Апостола (Рим.1) возвещалась во всем мире, т.е. повсюду, куда проникала вера Христова.

О Христианах Римских надобно заметить, что они были исполнены благости и всякого знания духовного, могуще и иные научити по Апостолу (Рим.15:14). – В составе этой Церкви были Христиане и из язычников и из Иудеев. Это видно из того, что Апостол не только в приветствиях своих упоминает о некоторых явно из Иудеев, как сейчас мы видели, но и все свое послание приспособляет к верующим столько же из Иудеев, как и из язычников. Между членами Римской Церкви не мало, должно быть, находилось и образованных, что свойственно жителям столицы, и видно из этого начального объяснения Апостола с Римлянами (Рим.1:14–16). Здесь к Римлянам идут названия – конечно не варваров или невежд, а Еллинов – мудрых. По такому составу Церкви, при всей благоприятности ее состояния вообще, в ней было не без некоторых же внутренних нестроений. Именно: вопросам и недоумениям, – какие всюду возникали у верующих Иуде-

—8—

ев и язычников (о чем уже у нас была прежде речь), и которые особенно относились к учению об оправдании и ко взаимным отношениям Иудеев и язычников, – у столичных христиан естественно было возникнуть, едва ли не с большею определенностью, чем где-нибудь. Ибо представительному всей Империи городу, где Церковь нашла уже для себя удобное место, естественно было, как бы в образчике и сокращении, представлять общее состояние Христианской Церкви, водворяющейся в мире языческом. В этом не трудно убедиться из самого послания Апостольского к Римлянам. Так, Апостол довольно прямо указывает на состояние Римской Церкви – вообще тревожимое разногласиями верующих Иудеев и язычников, когда во всем послании имел в виду разные взаимные недоумения Иудеев и язычников, наконец (Рим.15:5,6) и молит Бога о единодушии Римских Христиан: Бог терпения и утешения да даст вам тожде мудрствовании друг ко другу о Христе Иисусе, да единодушно едиными усты славите Бога... и увещевает их самих к взаимному снисхождению и миру: тем же приемлите друг друга, якоже и Христос прият вас во славу Божию (Рим.15:7); и непосредственно к этому присовокупляет это замечание: глаголю же Христа Иисуса служителя бывши обрезания по истине Божией... а языком по милости (Рим.15:8,9)... «Еще ли не согласны друг с другом»? Как бы так говорит здесь Апостол. – Христос общий у Иудеев и язычников. Верующему из Иудеев, когда он не постиг еще, в сущности дела, оправдания и спасения верою – без законной правды, и потому еще не понял определяемого безразличия в Церкви Христовой Иудеев и язычников, – свойственно было еще пристрастие к закону⁵⁷⁰ и сознание своего превосходства пред язычниками⁵⁷¹. В противном случае неизбежны для него эти трудные вопросы: что же будут Ветхозаветные Отцы и обетования их, если с их потомками язычники имеют равное значение?⁵⁷² Что же такое должен

—9—

быть Богоданный Закон, когда дело оправдания обходится и без него, и даже, по-видимому, получает вред от него?⁵⁷³ И ужели в состоянии благодатном жить без закона, по произволу?⁵⁷⁴ А иной мог и решить эти вопросы с хулою для Ветхозаветного домостроительства, закона и вообще добродетели⁵⁷⁵. Верующему из язычников, – когда он видел – с одной стороны – большую часть Иудеев противящихся проповеди, и при самой вере трудно успевающих в разумении ее, – а с другой стороны – между язычниками быстрое и далекое распространение веры Христовой, – легко могло усвоиться пренебрежение Иудеями, как отверженными, и надмение собою и своим избранием от Бога. Об этом самом и говорит Апостол веруюшему язычнику: речеши убо: отломишася ветви (т.е. Иудеи), да аз прицеплюся... не высокомудрствуй (Рим.11:19,20). Кроме того, мыслящему и язычнику, особенно же Иудею, в христианстве свойственно недоумевать: уже ли в самом деле отвергается народ возлюбленный Богом, которому даны обетования, и в Церкви Христовой займут первое место язычники забывшие некогда истинного Бога; еда отрину Бог Израиль... еда согрешиша, да отпадут. Во всех таких недоумениях Иудеев и язычников верующих, неизбежно некоторое недоверие друг ко другу и опасность распрей, в одних недостаток внимательности к другим, в иных колеблемость совести, в употреблении предметов воспрещенных буквою Закона (Рим.14, 15). Что все это именно так и было в Церкви Римской, – хотя и не в такой степени, чтобы было в опасности общее благосостояние ее, – доказательство тому все послание к ней, направленное прямо против этих недоумений, ведущих к разногласию: ибо они и услежены из самого послания – об Иудеях главным образом Рим.4–7, а касательно язычников Рим.4–6. Наконец, надобно указать на то еще обстоятельство, что

—10—

всюду размножившиеся лжеучители были опасны и для Римской Церкви, возбуждая и усиливая недоумения и разногласия между верующими (Рим.16:17–18). Итак, обстоятельства сей Церкви, сколько – с одной стороны – могли радовать, столько – с другой – должны были озабочивать того, кто в ответе благовествования был положен и говорил о себе: кто изнемогает и (аз) не изнемогаю; кто соблазняется и аз не разжизаюся? (2Кор.9:29). Самая Церковь сколько имела приемлемости, столько и нуждалась в его руководстве. Правда, не видно, чтобы доселе Церковь эта имела какое-либо отношение к Апостолу Павлу, лично ей неизвестному; но Апостол в ней имел многих (упоминаемых в конце послания) знаемых и усердных сотрудников, знавших его Апостольский долг и ревность. И, следовательно, от них (не говоря уже о собственной прозорливости Боговдохновенного) мог получить достаточные сведения о состоянии Римской Церкви, при своем давнем к ней влечении, и, как Апостол языков, принять оные к своему Христову сердцу. – Каковы были тогда обстоятельства лично самого Апостола?

О личных обстоятельствах самого Апостола при написании послания к Римлянам

Послание к Римлянам было написано Апостолом в то время его Апостольского служения, когда он был готов идти в Иерусалим с милостынею от Македонии и Ахаии (Рим.15:25,26), и пользовался странноприимством Гаия (Рим.16:23). Итак, это было в Коринфе. Ибо здесь происходило собрание милостыни от Христиан всей Ахаии (2Кор.9:2), и сюда же Апостол располагал прийти и с милостынею от Македонян (Рим.8:1,4, 9:4). Между Коринфскими Христианами известен, действительно, некто Гаий, один из весьма немногих, крещенных лично Павлом (1Кор.1:14), и, следовательно, один из более близких к нему. И притом послание писано не в первое Апостольское посещение Коринфа, когда еще только основывалась Церковь, но уже во второе; ибо к сему времени была приготовлена милостыня (1Кор.15:1,3, 2Кор.9:1–5). Итак, это было в то время, как он располагал из стран Евро-

—11—

пейских побывать в Иерусалиме, отсюда идти в Рим и далее этого города; и, действительно, вскоре после того вышел из Коринфа, и, по обстоятельствам, через Македонию, и затем через Малую Азию – достиг Иерусалима, здесь подвергнулся узам и в них явился и в Риме (Деян.19:21, 20 и дал. сл. Рим.15:24,25,28). По хронологическому соображению обстоятельств служения Павла, узы его в Иерусалиме последовали не ближе 58 или 59 года; следовательно незадолго предшествовавшее этому второе посещение им Коринфа, когда и где было писано послание к Римлянам, относится к 57 или 58 году по Р. Хр. Что точно в сих обстоятельствах писано послание, это подтверждает подпись, находящаяся в древних списках послания⁵⁷⁶. О Кенхрейской диакониссе Фиве упоминает и Апостол в своем послании, представляя ее Римлянам, как сопутницу послания (Рим.16:1) Кенхрея же, известно, есть имя колонии при восточной пристани Коринфской, на берегу Эгейского моря. Теперь удобно раскрыть положение Апостола при написании послания. Оно было таково: в половину исполнилось это, дерзновенное во Христе, предначертание действий, которое прежде положи Павел в дусе, прошед Македонию и Ахаию, идти во Иерусалим, реке, яко бывшу ми тамо, подобает ми и Рим видети. Македонские и Ахайские Церкви он обозрел, и сии Церкви, или нашел, или мог после себя оставить в благонадежном состоянии; о какой благоуспешности служения, не совсем прямо, но понятно сказано Апостолом (Рим.15:18,19). Потом Всегдашнее стремление его благовестить, идеже не именовася Христос, беспрепятственно, и, следовательно, с большей силою и решимостью влекло его теперь в Рим, и далее его (Рим.15:20,23). Распространив благовествование Христово от Иерусалима и окрест даже до Иллирика, впереди он прозревал также полное благословение на предлежащем ему поприще благовествования (Рим.15:29). Самая милостыня, собранная от добровольного пожертвования веры Македонян и Ахайцев, была плодом его служения спасительным и для пожертвователей, и благопотребным для святых в

—12—

Палестине; а видеть, и уже в руках иметь плод и залоги благоуспешности своих Апостольских трудов – не могло не быть восхитительным для Апостольского духа; как и говорит о сем Апостол между известиями о своих радостных успехах или высоких предначертаниях и надеждах (Рим.15:26,27 сл.23,28). Итак это было едва ли не самое лучшее и благоустроенное, по обстоятельствам, положение Павла на его Апостольском поприще. Тем живее свойственно было ему прославлять Апостольское служение и радоваться о нем, – как и говорит об этом Апостол Рим.11:13, – чувствовать долг своей любви Еллинам и варварам, мудрым и неразумным, и быть готовым благовествовать всем, не смущаясь общими, в его время, понятиями мирскими, несогласными с Евангелием (Рим.1:14–16). Тем потому сильнее мог быть возбужден и могущественнее действовать дар Апостольства, данный ему от Бога во еже быти ему служителю Иисус Христову во языцех, священнодействующу благовествование Божие. Между тем давнее желание и многократное намерение видеть Рим, теперь неимеющие для себя препон, – распологали его к Апостольскому вниманию, именно к Римлянам, к их состоянию и потребностям; отправление же в Рим, – как сам он объясняет это (Рим.1:1–12), – диакониссы Фивы давало удобный случай показать и на деле это попечительное внимание Апостола, – прежде личного свидания его с Римлянами. – Так настроен был этот орган Духа Святого к написанию послания! И так произошло само послание!

Содержание послания

Удовлетворяя духовным потребностям Римской церкви, послание к ней, после некоторого как бы вступления (Рим.1:1–17), содержит в себе исследовательно раскрытое учение – во-первых, вообще об оправдании и спасении во Христе верою, а не делами Закона – безразлично как Иудеев, так и язычников (Рим.1–8). Это есть Апостольское умозрение и исследование о самом существе делооправдания и спасения всего грешного человечества. Далее, здесь предлагается изъяснительное и отчасти нравственное учение о

—13—

том, почему избираются и призываются к спасению, главным образом, язычники, а Иудеи остаются вне Церкви (Рим.9–11). Здесь тайна спасения людей во Христе рассматривается в историческом порядке своего открытия в мире и усвоения людьми, или в приложении к современности, прошедшим и будущим судьбам Церкви. Наконец внушается, как воспринимаемую благодать оправдания и спасения раскрывать в соответственной деятельности членов Церкви как во взаимном между собою отношении, так и в отношении к порядкам внешнего мира и особенно в затруднениях и разногласиях между верующими из Иудеев и языков (Рим.12–15, 16). Известие Апостола о своих обстоятельствах и намерениях, и приветствия особенно знаемым – с благословением всей Церкви благодатью Иисуса Христа – составляют заключение послания.

Связь мыслей в каждом из отделов учения такая:

Апостол учит – во-первых, что наше оправдание и спасение во Христе в существе своем составляет равно незаслуженный ни Иудеем, ни язычником, но необходимо потребный и единственно удовлетворительный способ спасения тех и других; ибо и Иудеи и язычники – сами по себе и естественно и произвольно грешны и повинны Богу (Рим.1:18, 3:23, 5:12–21); Закон ветхозаветный служит к обличению и осуждению грешных людей (Рим.4:15, 5:13, 6:20, 7:7–12), естественные силы и усилия человека исполнить правду пред Богом, только обнаруживают естественное к этому бессилие и духовное повреждение его или смерть (Рим.7:13–35); а по благословению Божию во Христе открытому и совершенному, и закон, осуждающий человека, исполнен Христом, и, потому, с освобождением от своего обязательства, предает его Христу, и исполняется правда и добродетель во всем духе и истине человеком, преданным Христу и живущим Его Духом, и, таким образом, верующий, будет ли он Иудей или язычник, становится благодатным и благопокорным сыном Божьим, умерщвляет благодатию грех в себе, и идет в вечную жизнь и славу Божию, – словом, сообразуется во всем со Христом. В самый внешний мир и природу просиявает спасительная Христова сила. Во-вторых, в избрании в свое участие большей части язычников, и в отвержении от оного большей части

—14—

Иудеев открылось благоволение Божие всевластное: поколику от века Бог знает и отвергает, и самым долготерпением блюдет для гнева противящихся; равно знает и избирает и неуклонно ведет благопокорных к славе; – высочайше-бесстрастное: ибо и из избранного народа большая часть, воспротивясь Богу, – с таким усилием призывающему их к себе через своих служителей, – отвергается Им от участии в Его благодати, а отверженные языки, по своей вере и послушанию, приемлются в общение ею; неисследимо-премудрое и таинственное: поколику теперь, как избранный народ предается своему противлению благодати, спасаются язычники, некогда, при верности Богу того народа, бывшие непокорными, а теперь охотно покоряющиеся вере; когда же из язычников все благопокорные войдут в Церковь, и, таким образом, число их исполнится в Церкви; то будет помилован народ избранный через свое раскаяние и послушание, и, таким образом, и из Иудеев и из язычников равно, послушные все избраны, и таинственными путями ведутся ко спасению, а противящиеся отвергнуты и должны погибнуть. Таковое благоволение и благодать Божия, – и в существе своем и в приложении к Иудеям и язычникам, – не есть что-либо новое, отличное от Ветхозаветного домостроительства, но и в Ветхом Завете, – и в своем существе, и касательно избрания и отвержения людей, – было предъявлено или в сени обстоятельств и дел патриархов, или в пророчествах. И следовательно, в третьих, явленное в храме благоволение или благодать Божия такова, что должно держаться ее верою, не смущаясь ни Ветхозаветным домостроительством, и тем менее увлекаясь своими мудрованиями и внушениями лжеучителей, что, совокупляя верующих из Иудеев и язычников в одно тело Христовой Церкви, поставляет тех и других, в сыновне-благодарное и трепетное расположение пред Богом, и не дает никакого места превозношению одних пред другими, и разногласию, – что, приняв оную веру, должно предаться ей всем существом своим, изгонять ее из себя всякий грех и нечистоту, и исполняться всякой правдой и добродетелью Христовою, – воздавая должное и утверждаемым Христовой тайной порядкам мира, – прощая врагам, снисходя слабым в вере и любя друг друга со смирением и самоотвержением и проч.

—15—

По такому содержанию послание это носит печать самого строгого внутреннего единства. Мысль о спасающем верующих благоволении Божием во Христе – идет сквозь все послание, раскрываясь более и более в своей внутренней силе и значении, только с такою безыскусственностью и свободою, с какою, например, семя развивается по своей растительной силе в дереве.

О характере послания

Поскольку раскрываемой Апостолом истине Христовой нужно было восторжествовать над многими пререканиями и объяснить разные недоумения; то здесь проявилась с особенной силой и достоинством логическая твердость и последовательность, какой отличается вообще избранный сосуд – Апостол Павел. В раскрытии истин видна особенно сильная и быстрая в своих действиях диалектика, низлагающая и даже предупреждающая всякие пререкания и разрушающая недоумения. По логической связи и последовательности своей, послание составляет настоящую систему, только не школьную и мертвую. Все истины раскрываются в послании – притом не в отвлечении, а обычным у Апостола образом, как взятые из самой жизни духа Апостола. Потому Апостол раскрывает истину спасения благодатью, как свое состояние или чувствование: оправдавшеся верою, мир имамы к Богу Господом нашим Иисусом Христом... но и хвалимся в скорбех; страждет при раскрытии печальных мыслей: окаянен аз, человек! кто мя избавит от смерти сея? – или сам он восторгается и восхищается какой-либо светлой истиною; например, аще Бог по нас, кто на мы? Иже убо Сына Своего не пощаде, како убо не и с Ним вся нам дарствует... Кто ны разлучит от любви Божией? и проч. – восторгается до славословия; например, кто разуме ум Господень... яко из Того и Тем и в Нем всяческая; Тому слави в Церкви. Аминь. Так учение об отвержении Иудеев и избрании язычников получило особенное выражение и силу от того любвеобильного участия, какое Апостол изъявляет о своих уничиженным со всем великим призванием своим единоплеменниках: Апостол высказывает и готовность свою на всякое возможное и даже невозможное самопожертвование для их спасения, и

—16—

свидетельствует, как бы в некоторое извинение их, о ревности их – только не по разуму и с восторгом открывает тайну будущего их помилования. Это общее всем посланиям свойство имеет в нашем послании ту особенность, что по разнообразию и важности мыслей, в нем содержащихся, сопутствуют им и особенно разнообразные и сильные движения Апостола. И убеждая в своем учении Римлян Апостол, хотя в нравственной половине послания умоляет их щедротами Божьими исполнить известные его наставления, но и в той части, и особенно в первой половине, по предмету своего учения – существенному и основному в христианстве, и при том пререкаемому, Апостол преимущественно говорит с открытою властию и решительностию всемирного и непререкаемого Божественного учителя, стоящего в подвиге или на страже Церкви: да не царствует грех в мертвенном теле вашем, – грех вами да не обладает. Всяка душа властем предержащим да повинуется. Глагола благодатию, давшеюся мне, всякому сущему в вас не мудрствовати паче, еже подобает мудрствовати. И особенно, когда Апостол говорит о судьбах и взаимных отношениях – избранного народа и язычников, он обращается в речи к сим последним, объемля их даже из всех и грядущих времен: вам глаголю языком... не хвалися на ветви... речеши отломишася ветви... но бойся. Аще бо Бог естественных ветвей не пощаде, да не како и тебе не пощадит…

Вообще: соответственно личным обстоятельствам, особенно возвышенно подвигшим Апостола, послание торжественно, возвышенно и отчасти состязательно. Ход речи особенно быстрый и потому неровный и отрывочный, с трудом инде следимый (напр. Рим.10). Речь живая, собеседовательная, особенно исполнена кратких вопросов и ответов, и также отчасти не полных в своем составе речей например не точию же, но и Ревека от единого ложа Исаака отца нашего имущи, и все! (Рим.9:11) Немощное бо Закона в нем же немоществоваше плотию и проч. Не мало также слов с необыкновенным значением и выражений тоже необыкновенных: как плоть, Закон греховный, сущий во удех моих, тело смерти сея, о гресе осуди грех во плоти, паче упования во упование верова. Взяв при том во внимание обыкновенную живость и силу языка, зависящую от самой мысли, нельзя

—17—

не согласиться на справедливость того замечания о сем послании, что в нем слова его едва вмещает быстрые и обильные излияния, души исполненной злом.

Руководственное значение послания к Римлянам

Руководственное значение послания к Римлянам, по содержанию и особым свойствам его, таково, что преимущественно пред другими посланиями можно и должно почерпать из этого послания нужные уроки и для веры вообще и для знания христианского. Едва ли не более, чем в других посланиях, здесь изъяснено и место Ветхого Завета. Приступая к изъяснению сего-то послания, св. Златоуст выражается: «Услаждаясь сею духовною трубою послания Павла, радуюсь, восхищаюсь, горю желанием, как скоро касается моего слуха сей вожделенный для меня голос и мне кажется, что я вижу пред собою самого Павла беседующим».

Изъяснение послания к Римлянам

В составе послания к Римлянам можно примечать следующие части: некоторое вступление (Рим.1:1–17); учение об оправдании и спасении верою, открытом во Христе вместе для Иудеев и язычников (с Рим.1 гл. после вступления до Рим.8); затем учение, на каких основаниях произошла та перемена в самой внешней области Церкви, что часть Иудеев отринута, и Церковь водворяется в мире языческом (с Рим.9–11). Далее, как вывод из предыдущих исследований, следует нравственная часть, или учение о том, как верующим и спасаемым должно вести и располагать себя и каждому самому на себе, и во взаимных отношениях, и в отношении к миру, как устранять разногласия и пр. (с Рим.12 по Рим.15:16). Известие о личных обстоятельствах Апостола и приветствия с обычным Апостольским благословением заключают послание (с Рим.15:17 по Рим.16).

Вступление

Во вступительной части послания Апостол приветствует от своего имени Римских христиан с духовным благо-

—18—

желанием (Рим.1:1–7), изъясняет свои внутренние к ним отношения (Рим.1:8–15) и обозначает главный предмет учения во всем послании и особенно в следующей за сим части (Рим.1:16,17).

Начальные приветствия Апостола Павла, во всех почти его посланиях (исключая – к Евреям), имеют одинаковый состав. Апостол обыкновенно указывает именовательно на самого себя, на тех, кому пишет, и изъявляет свое Апостольское благожелание или, лучше, преподает благословение. В послании к Римлянам содержится начальное приветствие в таком же общем составе, но с некоторыми частностями или особенностями: Павел, раб Иисуса Христа, призванный Апостол, избранный к благовестию Божию, которое Бог прежде обещал через пророков своих, в писаниях святых, о Сыне Своем, который родился от семени Давидова по плоти, и открылся Сыном Божьим в силе, по духу святыни, через воскресение из мертвых, о Иисусе Христе Господе нашем, через которого мы получили благодать и Апостольство, чтобы во имя Его покорять вере все народы, между которыми находитесь и вы, призванные Иисусом Христом: всем находящимся в Риме, возлюбленным Божьим, призванным святым, благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа (Рим.1:1–4). Может всякий с первого взгляда приметить, что здесь Апостол с особенною обстоятельностью указывает на собственное лицо. Прежде всего и свойственно было Св. Апостолу представить себя Римлянам, большей частью незнавшим лично его, – с точным обозначением своего достоинства. Так, назвав себя по имени с общим для всех христиан титлом раба Христова, Апостол раскрывает свое Апостольское значение – по званию и избранию от Бога, по предмету своего проповеднического служения и по отношению вообще к языкам, и отсюда к самим Римлянам.

Павел раб Иисус Христов. Название раба прилично Павлу и как Апостолу; ибо по его же Слову, разделение служений суть, а тойжде Господь – Иисус (1Кор.12:5). Все разные служения в Церкви, начиная от Апостольского, суть служения, назначаемые домостроительным и верховно-начальственным распоряжением Господа Иисуса, и притом слу-

—19—

жения – по делу спасения человеков, – принадлежащего существенно Христу, служения следовательно Самому Христу Спасителю человеков. Посему Апостол и в другом месте говорит вообще о священнослужителях, включая в их число и Апостолов: тако нас да непщует человек, яко слуг Христовых (1Кор.4:1). Но при этом не должно же терять из виду и того, что название раба Христова прилично и всякому – не только последнему из священнослужителей, – но и вообще последнему из христиан: яко ради Христовы, творяще волю Божию, говорит Апостол о христианах из самого нисшего разряда людей – из рабов (Еф.6:6). Поставленное вместе с именем Апостола и даже прежде этого имени, стало общее по приложению своему название раба Иисус Христова показывает, что св. Апостол, предъявляя христианам Римским свои Апостольские права над ними, по смирению и любви не хотел бы и отличать себя от них, также рабов Христовых.

Зван Апостол, избран в благовестие Божие. Избрание вообще спасаемых, с назначением – конечно – к тому или другому частному служению в церкви, определяется предвечным благоволением или советом Божества, знающего сущих Своих от века: Еф.1:4,5: «так как Он избрал нас в Нем прежде создания мира, чтобы мы были святы и непорочны пред Ним в любви, предопределив усыновить нас себе через Иисуса Христа, по благоволению воли Своей»... Посему самое начало жизни земной уже бывает внутренне связано с избранием от Бога к известному служению, как именно о себе самом говорит Апостол: избравый мя от чрева матери моея (Гал.1:15). Призывание вообще ли к спасению, или в частности к известному служению в церкви, бывает во времени: оно совершается или обыкновенным образом, как напр. о Фессалоникийцах сказано Апостолом: призва вас благовествованием нашим (2Фес.11:14); или же – черезвычайным способом, как сам Апостол Павел. Ибо известно, с какою черезвычайностью призван был он вместе и к христианству и к апостольству: Деян.26:16–18 ...«но встань и стань на ноги твои; ибо Я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел, и что Я открою тебе, избавляя тебя от народа Иудейского

—20—

и от язычников, к которым Я теперь посылаю тебя, открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету, и от власти сатаны к Богу, и верою в Меня получили прощение грехов и жребий с освященными». Итак словами: зван Апостол, избран... определяется черезвычайное возведение Павла в Апостольское служение, по предвечному об этом определению Божию и по предъуготовлению его к этому служению от чрева матери. Таково достоинство святого Апостола, по избранию и призванию его от Самого Бога!

Предмет Апостольского служения Павлова: благовестие Божие, еже прежде обеща пророки своими в писаниих святых, о Сыне своем, бывшем от семене Давидова по плоти: нареченнем Сыне Божии в силе, по Духу Святыни, из воскресения от мертвых, Иисуса Христа Господа нашего. Изъясним сначала частные, требующие положения, черты, и тогда удобно нам будет раскрыть всю полноту Апостольской мысли о том, к чему собственно он избран и призван, как Апостол.

Благовестие Божие: т.е. спасительное и потому радостное слово Божие о спасении. В другом месте Апостол свое учение о спасении во Христе и называет прямо словом Божьим: «Посему и мы непрестанно благодарим Бога, что, приняв от нас слышанное Слово Божие, вы приняли не как слово человеческое, но как Слово Божие, (каково оно есть по истине), которое и действует в вас верующих» (1Фес.2:13).

Еже прежде обеща (Бог). Обетования Божьи относятся ни только к самому благовестию или к откровению о Христе, возвещаемому словом или писанием, но и к предмету благовестия – ко всему делу оправдания и спасения людей, совершенному Христом; ибо обещано и предвозвещено было все домостроительство спасения открывшееся во Христе, что прямо выражает Апостол в другом месте этого же послания: «Но ныне, не зависимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки» (Рим.3:21). Разуметь здесь под благовестием и самое благовествуемое – естественно и справедливо – как по известному образу речи, когда действие принимается и за самый образ действия (один из тропов по риторике). Так и еще бo-

—21—

лее потому, что благовестие Божие, как живое и действенное Слово Божие, раскрывает тайну Христову в духе и силе, а не на словах одних. Итак не одно благовестие, но вообще все совершение и открытие новозаветного домостроительства, к проповеданию чего призван был Апостол, – Бог прежде обеща...

Пророки своими в писаниях Святых. Из сих слов открывается, что Апостол под прежними обещаниями Божьими разумеет не одни обетования, данные Праотцам, но и другие пророчества о Христе. Ибо по отношению к Богу, глаголавшему устами пророков, все пророчества о Христе суть обетования. Но также нельзя в этом месте разуметь одних тех пророков, которые в особенном или тесном смысле так названы, каковы – четыре большие пророка и двенадцать малых пророков. Напротив, из общности этого Апостольского выражения: писаний святых, из употребления названия пророков в общем значении св. писателей Ветхозаветных (Евр.1:1), из подобных мест где говорится, что и Моисей писа о Христе (Ин.5:46), и в псалмех (Лук.14:44), как собственно пророческих книгах, есть пророческие указания на Христа, – видно, что Апостол говорит о предварительном откровении тайны Христовой – в прямых ли пророчествах, или в прообразованиях, или в духовно-нравственных внушениях – во всех св. книгах Ветхого Завета. Предречения в частности о благовестии Божием или Боговдохновенном проповедании о спасении во Христе, можно находить например у Исаии Ис.11:9, 52:7 и др.

О Сыне Своем, бывшем от семени Давидова по плоти. Поставлять ли эти слова в грамматическую связь с понятием благовестия, или с глаголом, – в обоих случаях мысль одна и та же. Как благовествуемо было Апостолами, так и было обетовано через пророков – домостроительство Сына Божия, бывшаго от семени Давидова и проч.

Сыне Своем: разумеется Сын Божий единородный и вечный, ибо из этой самой речи: Сыне бывшем (γενομένυ) от семени Давидова по плоти, видно, что, во первых, Сын Божий уже есть таков Сам по себе, и, будучи Сыном Божьим, во вторых, стал быть по плоти и от семени Давидова. Впрочем, в других местах Апостол с совершенною ясностию показывает, в каком смысле употре-

—22—

бляет он о Христе имя Сына Божия; напр., в Посл. к Евр. 1 гл.: в Сыне, Его же положи наследника всем, Им же и веки сотвори, Иже сый сияние славы и образ Ипостаси Его, нося же всяческая глаголом силы своея. Ясно, что таким Сыном Божьим свойственно быть Единому Творцу и Владыке всего – Богу; и, следовательно, это есть Сын Божий по естеству и от вечности.

Бывшем от семени Давидова: понятное выражение; оно значит, что Христос произошел от рода Давидова, из какого рода и следовало, по обетованию Божию, произойти Христу.

По плоти: поскольку здесь говорится о роде и происхождении Иисуса Христа, то плоть должно понимать в смысле природы; и при том не только телесной, но, как видно из сличения с подобными местами: Слово плоть бысть (Ин.1:14), Бог явися воплоти (1Тим.3:16), – вообще в смысле человеческой природы. Ибо Слово плоть бысть, восприяв все естество человеческое. Прибавление этого слова, по плоти, к выражению: бывшем от семени Давидова, ничего не объясняло бы и было бы лишнее, если бы от бытия по плоти, не отличалось еще другое высочайшее бытие, свойственное Сыну Божию Самому по Себе.

Нареченнем Сыне Божии: ορίσϑέντος υιοῦ Θεοῦ, определенном или поставленном Сыне Божием. Подобные этому выражения о Христе в Св. Писании: Господа и Христа Его Бог сотворил есть (Деян.2:36). Темже и Бог Его превознесе, и дарова Ему имя еже паче всякаго имени (Флп.2:9), И совершився бысть всем послушающим Его виновен спасения вечнаго (Евр.5:9). Очевидно, что такой образ выражения о Христе относится не к Божеству Его, по которому Он есть от вечности Сын Божий, имея Божественную Славу у Отца прежде мир не бысть, как Сам Он говорит о Себе (Ин.17:5). Сей бо искони у Бога, говорит Святой Евангелист, прежде даже Авраам не бысть, Аз есмь, глаголет Сам Господь. И много подобных мест о предвечном бытии Сына Божия. Да и из рассматриваемого места, в послании к Римлянам, видно, что Христос уже был Сыном Божьим, когда становился потомком Давида по плоти: о Сыне Своем бывшем от семени Давидова по плоти. Следовательно, в воскресении из мертвых Он на-

—23—

речен или определен Сыном Божьим не иначе, как по отношению к своему человечеству, на что ясно указывает это самое прибавление, относящееся, очевидно, к человечеству Христову: из воскресения от мертвых. Христос и умирал и воскрес человечеством, а не Божеством, которое вечно живо и неизменно; посему через воскресение определен Он Сыном Божьим – также по отношению к своему человечеству. Что же это значит? поскольку в человечестве Христовом полнота Божества, восприявшего оное в единство своего лица, – обитала с самой минуты воплощения, как сказано: самое Слово плоть бысть; то это выражение: «определен или поставлен Сыном Божьим», по приложению к человечеству Иисуса Христа, должно значить, что Он и в своем человечестве возведен или поставлен на такую высочайшую степень достоинства и славы, которая свойственна и от вечности принадлежит Ему, как Сыну Божию. Это самое Господь Иисус и имел предметом стремления и желания для Своего человечества: и ныне, молился Он Своему Небесному Отцу, окончивая поприще земного служения, – и ныне прослави Мя Ты, Отче, у Тебя Самого славою, юже имех у тебе прежде мир не бысть. «Что значит наречен?– говорит Св. Златоуст в изъяснении рассматриваемаго нами места, – указанный, открывшийся, дознанный» т.е. Сыном Божьим.

В силе. Сила, открытая во Христе через воскресение и вообще прославление Его человечества, так изъясняется Апостолом в другом месте: кое преспеющее величество силы Его... по действу державы крепости Его: юже содея о Христе, воскресив Его от мертвых... и вся покори под нозе Его, и Того даде главу выше всех церкви, яже есть тело Его, исполнение исполняющаго всяческая во всех (Еф.1:19–23). Итак это есть та сила, в какой Христу свойственно было явиться как Спасителю и Главе церкви, низлагающему все враждебное, а весь состав благопокорных, исполняющему Своей Божественной полнотой сил, даров, жизни и славы. Если при этом взять в соображение выражающее тот же предмет слово Самого Христа: да любы, еюже Мя возлюбил еси, в них будет (Рим.17:26 сл. 24); то выходит, что сила, открытая в воскресшем Христе, есть именно самая, содержащая в себе всю полноту благ и жизни Бо-

—24—

жества, любовь Бога Отца, от века и существенно почивающая в Единородном, а через воскресение Его открывшаяся в Его человечестве, к благодатному в ней общению всех приемлющих. Явиться в такой силе Сыном Божьим, и значит, открыться Единородным «во всей силе», как у нас и переведено.

По Духу Святыни. Разумеют под этим и дарования Святого Духа, чудеса, святость верующих и под чем доказывается Божество Христово. Но поскольку здесь говорится, что по Духу святыни явился Христос Сыном Божьим именно из воскресения от мертвых; то справедливо разуметь здесь собственно то воздействие во Христе Духа Святого, по которому и человечество Его стало жить прославленной жизнью Его Божества. (Началом такой жизни и было воскресение Христово). Для оживотворения Христова человечества такой жизнью, очевидно, необходимо раскрыться в Его человечестве всей безмерной полноте животворных сил Св. Духа, естественно почивающего в Сыне Божьем. Отсюда и объясняется то, почему в составе речи, выражение: по Духу Святыни, противополагается выражению быть по плоти. Этим последним означается снисхождение Единородного Сына Божия к восприятию человечества; а первое выражение указывает на проявление и в человечестве жизни и славы Божественной, по действию Единосущного Сыну Божию Святого Духа. Дух Святыни есть тоже имя, как и Дух Святый: в священной речи употребителен тот оборот, что, если прилагательное изменять в существительное, то последнее поставляется в родительном падеже; напр., человек мира моего, т.е. человек, бывший в союзе со мною. Впрочем на святыню указано Апостолом прямее, может быть, для выражения той особой мысли, что Христово человечество Св. Духом введено в Божественную Славу именно путем святыни, через восхождение человечества по степеням святости и духовного совершенства: совершився, сказано, бысть всем послушающим Его, виновен спасения вечнаго.

При таком изъяснении понятия духа святыни, само собою разумеется, что и дарования Св. Духа и чудеса и проч., открывшиеся с таким обилием в церкви по прославлении Христовом, из Иудеев, еще пристрастных к Иудейству,

—25—

или вообще, чтобы с самого начала представить эту истину вечной и незыблемой, имеющей силу свою и в Ветхом Завете, – тут же подтверждает свои слова писанием Ветхозаветным: якоже есть писано: праведный же от веры жив будет.

Якоже есть писано: выражение по употреблению равносильно словам: Дух Святый глагола (Деян.28:25), или: реченное от Господа (Мф.1:22) через того или другого пророка; какая мысль короче выражалась так: писано во пророцех (Мр.1:2), а еще короче, по общественности понятия о Боговдохновенности писания Ветхозаветнаго, просто писано есть (см. 1Пет1:16). И известно, что когда таким образом приводится Ветхозаветное изречение во свидетельство Новозаветного учения; то изречение цитуемое, действительно, содержит или подтверждает мысль, во свидетельство, которой оно приведено, а не приспособляется только к сей мысли. Ибо цель, с какою приводится из Ветхого Завета изречения, та, чтобы ими, как известными и признаваемыми за глагол Божий, – доказать Божественную истину и Нового, т.е. христианского учения: якоже есть писано.

Праведный от веры жив будет: Кроме этого раза, еще в двух местах Апостол приводит это место из прор. Аввакума (Гал.3:11, Евр.10:38), и во всех трех случаях в доказательство того, что вера действительно служит к благодатному оправданию и спасению того, кто тверд в ней, т.е. Апостол представляет, что учение о благодатной правде по вере, проповедуемой им, содержится в Слове Божием и в Ветхом Завете, именно у прор. Аввакума.

Чтобы это указание Апостола на пророка было понятно в своей силе и значении, и не могло быть ослаблено или перетолковано, нужно прояснить, что в изречении пророческом содержится точно не другая мысль, а мысль о спасительной правде по вере. Вопросу о том, в подлинном ли виде приводится у Апостола изречение, – и места быть не может: ибо и в том бы случае, как и выдаваемый ныне за подлинный текст и перевод 70-ти это место представлял бы в ином виде, за неподлинное и поврежденное следовало почесть чтение в сих последних, а не чтение Боговдохновенного проповедника. Впрочем рассматриваемое место, у Апостола приведенное по переводу 70-ти, и в

—26—

нынешнем Еврейском тексте также читается, как и у Апостола⁵⁷⁷. Но по свойственной всем пророчествам некоторой сокровенности может показаться и кажется большей части новейших толковников, что у пр. Аввакума сказаны слова: праведный от веры жив будет – в отношении к иным обстоятельствам и предмету, а потому и в ином значении, а не в том, какое дал им Апостол, – следовательно, он делает только приспособление изречения пророческого к своим мыслям. Поэтому и требует прояснения того, что именно на предмет о правде спасающей, сказаны у Аввакума известные слова. Вот какое место и значение имеют ныне слова у пророка – в его пророчестве: при неотвратимо и близко угрожающем всегубительстве, для Иудеев, каким и в отношении к гражданской и к религиозной и к личной свободе и безопасности было пленение Вавилонское, – пророк пришел в такое же внутреннее беспокойство и напряженное движение всего своего духа, в какое, например, христианский праведник приходит при ощущении себя в состоянии крайнего озлобления от духовных врагов. Ибо для пророка, как для Ветхозаветного праведника, залогом спасения и соединения с Богом были видимые образы сего и значит все устройство теократии, также как для христиан залогом спасения служит начаток Духа, или усыновляющей Богу благодати Христовой, открывающейся и ощущаемой в самой душе. Доколе Господи, – вопиял, пророк, в живом чувстве опасности лишиться самого залога спасения и союза с Богом, – воззову, и не услышиши? вопию к Тебе обидим и не избавиши? (Авв.1:2). Неси ли ты искони Господи, Боже Святый мой, и не умрем. С подлинника: Иегова Бог мой! Не ты ли у нас издревле? Святый мой! Мы не должны исчезнуть, о Иегова! (Авв.1:12). Чисты очи твои, чтобы видеть злодейства, и смотреть на беззакония Ты не можешь: для чего же Ты смотришь на сих прозорливых? премолчаваеши, егда пожирает нечестивый пра-

—27—

веднаго? (Авв.1:13). Итак видим, что Боговдохновенная душа пророка – во всей глубине своей – была занята и озабочена участью и значением праведника, делом спасения и союза с Богом, только свойственным Ветхозаветному состоянию людей образом. В таком то расположении она, вдохновенная Св. Духом, и подвиглась к Богу с мольбою о разрешении своего затруднения. И Божественное откровение явилось для пророка как бы молниею, поражающей и рассеивающей пред его духовным взором все эти губительные и темные силы, устремленные на избранный народ или на Церковь в лице Халдеев (Авв.1:6–12, 2:5–20), и в тоже время озарило его дух этим великим, очевидно Христовым светом: яко наполнится вся земля ведения славы Господа, яко вода много, в море покрыет я. (Авв.2:14), ясным указанием (Ис.11:9) на царство Мессии, как победоносного над всеми враждебными силами совершителя всеобщего спасения. И вот в таком то именно затруднении пророка касательно участи и значения праведнаго, касательно дела спасения⁵⁷⁸ и в отношении к сему откровению⁵⁷⁹ о Мессии Спасителем всей земли и сказано было пророку: аще усумнится кто, не благоволит душа Моя в нем: праведник же от веры жив будет (Авв.2:4). Итак ясное дело, что совершенно на тот же предмет, на какой Апостол приводит это изречение, оно было и сначала сказано, и след. одну и ту же мысль содержит о правде и спасении по вере у пророка в его книге, как и в послании Апостола. Только там она отчасти сокровенна или представлена в сени подлежащих чувствам и временных образов, в которой сходил пророк, а у Апостола во всей чистой истине и духе. Ошибка или недоразумение новейших толковников происходит от того именно, что они сын и образ в пророчестве принимают за саму вещь, – думают, что пророк так глубоко скорбит пред Богом собственно и единственно о временном несчастии своем и народа, что его душа занята исключительно

—28—

гражданской участью Иудеев, мирским его значением, мирскими видами, что решительно противоречит и смыслу избрания народа Божия, и характеру не только пророка, но и вообще праведника, – и указанным чертам из содержания самой пророческой книги Аввакума, а потому неудивительно и ложное заключение этих толковников, что в рассматриваемом изречении разумеется вера собственно и единственно в предречении об освобождении Иудеев из плена Вавилонского, и целость праведного – жив будет – временная, т.е. свобода, какая наконец будет дана ему от этих бедствий. Это кроме дознанного уже ложного основания, такого заключения, опровергается, и – самым предречением, очевидно, неограничивающимся гражданской судьбой народа избранного: наполнится вся земля ведения славы Господни.

Определим же теперь смысл этих слов: праведный от веры жив будет. Смысл этих слов можно излагать двояко; судя по тому, с каким понятием будем соединять слово от веры. Если соединим это с понятием праведный, смысл по связи и намерению речи и у пророка и у Апостола выйдет тот: имеющий праведность, состоящую в деятельной вере во Христа – будет жив, будет спасен, получит жизнь вечную. Если соединить с понятием: жив будет; смысл так можно изложить: праведник – будет жив как праведник – будет исполнять праведность, и сохранит ее целою, торжествующею над всем враждебным, увенчается с нею – именно по вере во Христа. Смысл, по тому и другому изложению, также в существе своем, – и одинаково приличен по связи и намерении речи и в самой книги пр. Аввакума, из которой взято это изречение, и в послании Апостола, с тем, повторим различием, что пророк для себя и для своего времени имел в виду веру еще в обетованного в самом его пророчестве Мессию, и притом веру сыновную, которая оживлялась и укреплялась еще видимым образом и залогом спасения – предсказанным освобождением от плена Вавилонского; а Апостол представляет пророческое изречение, как оно исполняется во всей истине и духе. Св. Златоуст замечает, что приведши слова Аввакума, Апостол кратко сказал тоже, что в послании к евреям Евр. В XI-ой гл. обширно доказывал, именно,

—29—

что в Ветхом Завете таким же образом оправдались и праведники и грешники, – и потому в кратком речении открывает беспредельное море событий для способного объять оное взором.

В рассмотренных нами 16 и 17 ст. 1-ой гл. выражена та мысль: Бог предлагает через благовествование о Христе свою спасительную правду – равно Иудею и язычнику, с предпочтением первого пред последним разве по времени благовествования, и эта Божия правда приемлется и содержится верою, равно возвышается в приемлющем с возвышением его веры, – как это и в Ветхом Завете было предуказано словом Божьим, и было в действительности свойственным тому времени образом.

Эта истина об оправдании и спасении во Христе верою, открытом равно для язычника и Иудея, – и раскрывается в следующей части послания (от этого места по VIII гл.). На основании этой же истины предлагается затем учение об отвержении большей части Иудеев, тогда как призываются ко Христу язычники. Эта же собственно истина служит началом, из которого делаются выводы или приложения к жизни и деятельности в нравственной части. Итак вступительную часть послания Апостол закончил обозначением главного предмета всего послания, и в особенности раскрываемого в следующей теперь части послания.

Учение об оправдании и спасении во Христе верою

В следующей теперь части послания, содержащей учение об оправдании и спасении во Христе всякого верующего равно Иудея и язычника, мысли Апостольские располагаются и текут в таком порядке: во-первых, и язычники и Иудеи, со всем превосходством сих последних, как избранного народа Божия, представляются равно повинными пред Богом грешниками, имеющими надежду спасения и оправдания единственно во Христе (с Рим.1:18 по Рим.3).

Во-вторых, эту истину оправдания во Христе всех верующих – Израиля я языков, открывает Апостол действующею уже и в сени Ветхозаветной: так что Отец

—30—

избранного народа оказывается отцом собственно верующих, как из его плотского потомства, так и из языков (Рим.4).

В-третьих, (с Рим.5 по Рим.7:6) исследуется и уясняется самое дело и образ оправдания и спасения во Христе, – как спасения благодатного, предъявляемого гибнущим и врагам, которое только и можно усвоять верою до раскрытия его в славу, (Рим.5:1–11) далее как спасения от гибельного зла, бывшего и прежде закона, и притом спасения всего рода человеческого в порядке сообразном самому происхождению и распространению этого зла во всем человеческом роде (Рим.5:12–21), и, наконец, как такого оправдания и спасения, которое приемлющие и верно содержащие свободны от греха, и потому разрешены и от (с Рим.6 по Рим.7:6) всех обязательств закона, от всякой повинности пред ним.

В-четвертых, состояние и участь оправданных и спасаемых верою во Христа сличается с участью подзаконного человека, если он в законе имеет только требования и обязанности, и вообще с состоянием человека, оставляемого собственным силам и усилиям исполнить правду. И здесь показывается, что закон своими требованиями и запрещениями дает человеческой греховности только поводы к ее раскрытию в делах греховных и основание к осуждению человека, – что усилие человека достигнуть правды своими силами открывают только его бессилие и неразрешимые в нем самом духовные противоречия, а между тем участники открывшегося, по сей крайней потребности человеческой, спасения во Христе – животворятся сначала в духе, потом воскреснут и в телесах, в соответствии с такою их участию и чаяний твари, в способствовании им ходатайства Св. Духа, в споспешествовании им во благое всяких обстоятельств и предметов, по силе предвечного о их спасении определения Божия (с Рим.7:7 по Рим.8:30).

Восторгом Апостола о таком богатстве и непреложности открывшейся во Христе спасительной и оправдательной любви Божией, из области которой ничто враждебное не в силах похитить истинно-верующего, – заключается эта великая часть послания, содержащая учение об оправдании. Каждый из указанных отделов этой части послания в

—31—

свою очередь, по многообъемлемости содержания, также нужно разлагать при ближайшем рассмотрении на их составные части.

Итак, остановимся на изъяснении первого отдела (до конца III гл.).

Здесь Апостол представляет весь мир неоспоримо повинным пред Богом, и находящимся под Его гневом, а потому могущим только во Христе найти себе оправдание и спасение. И во-первых, находит крайне растленным и отверженным от Бога мир языческий (Рим.1:18–32), потом представляет неминуемо грозящим суд Божий всякому, кто сознавая обязанность делать благое, творит однако злое (Рим.2:1–16), а потому, далее – тем с большей поразительностью представляет повинными пред Богом и Иудеев, владеющих откровением Божьим (Рим.2:17–29), и из всего этого, после объяснения, что слава Бога, избравшего Иудеев не терпит от их растления, заключает, что Иудеи и язычники равно повинны пред Богом (Рим.3:1–20) и указывает тем и другим одну остающуюся им надежду спасения в благодати, прощающей прежде бывшие грехи под условием веры (Рим.3:21–31).

О растленности мира языческого речь начинается общим положением о грешниках: открывается гнев Божий с небесе на всякое нечестие и неправду человеков содержащих истину в неправде (Рим.1:18). Винословная связь с предыдущим так может быть изъяснена: «и как настоятельна и особенно в эти времена ощутительна потребность в благодатной правде, – как бы так продолжал Апостол после указания на благодатную праведность – потребность в ней для мира, видимо находящегося под гневом Божьим, открывается бо гнев Божий, т.е. праведный суд Божий, отвергающий и осуждающий грешников, как видно из Рим.2:5. Из этого же места, в слич. с 16 ст. в той же главе, видно, что полное и решительное откровение этого гнева произойдет на страшном суде, и, следовательно, в будущей жизни. Но начинательно гнев Божий является и в сей жизни, как видно из последующаго: Рим.1:24,26,28. В рассматриваемом месте судя, по выражению в настоящем времени: открывается гнев Божий – и по указанию далее на отвержение Богом людей, содержа-

—32—

щих истину в неправде, – справедливо понимать откровение гнева Божия, не только решительное на страшном суде, но и начинательное, бывающее в сей жизни, или вообще тяготение гнева Божия на грешных людей подоб. Еф.5:6. С небесе: небо открытое и славное Царствие Божие в мире чистых духов, как видно из изречения Христова: яко Ангели их на небесех выну видят лице Отца Моего небеснаго. Гнев Божий с небесе: превыше небес в предвечном Божьем совете определяется приговор на грешных, – этот гнев Божий на небеси открывается Ангелам, первым исполнителям и служителям воли Божьей, какими они, по отношению к гневу Божию, являются на земле (Дан.6); и, таким образом, гнев Божий вообще точно идет на землю с небес, и особенно придет и откроется на страшном суде в лице Самого мстителя – Судии, имеющего видимо прийти с небес на землю со тьмами Ангелов (2Фес.1:7–9). Особенно в откровении судеб мира и церкви, данных через Апостола Иоанна, верующий может усматривать, как с неба на землю идет гнев на непокаряющихся истине человеков, открывается и действует на земле при служении Ангелов, пока наконец решительно низложит все враждебное и злое.

На всякое нечестие и неправду: различие между этими понятиями обыкновенно полагают то, что нечестие – пред Богом, а неправда – в отношении к человекам, – как далее в послании и имеется в виду греховность людей и в отношении к Богу и в отношении к ближним. Впрочем, из понятий нечестия и неправды не исключается, конечно, и греховность или растление людей самих в себе, которое далее также раскрывается. Итак, этими словами обозначается вообще греховное состояние и деятельность, как видно и из следующего выражения: человеков, содержащих истину в неправде. Речь вообще о человеках грешниках, хотя из последующего видно, что из таких человеков разумеются здесь ближайшим образом язычники: измениша славу нетленного Бога в подобие образа тленна человека и птиц и четвероног и гад. Содержат истину в неправде – τὴν ἀλήϑιαν ἐν ἀδικία καιέχειν – собственно удерживать, стеснять, подавлять истину неправдою. Истина, как видно по ходу речи, и Апостольскому словоупотреблению (Рим.2:8)

—33—

принимается в значении вообще всего, каким бы не было образом открытого и доступного людям, справедливого и доброго; неправда будет все противоположное, чем люди исполняются и безобразятся добровольно. Из соображения частных понятий может быть понятна и общая мысль этого выражения. Когда истина, ясная и удобопонятная, так употребляется людьми, что не они покоряются ей, а ее покоряют своему нечестию и неправде, и, таким образом, низвращают ее до того, что она у них утрачивает собственное значение и силу, как истина, и делается поводом и пищею для новой неправды и нечестия: то это и значит истину содержать в неправде (ἐν ἀδικίᾳ καιέχειν) истину насильственным образом держать в узах и тьме неправды. Само собою разумеется, что здесь истина разумеется не сама в себе и в своем откровении, в каком отношении она неизменно и свободно неомрачима, а как ею пользуются или злоупотребляют люди: почему подавление истины неправдою и вменяется людям, так что гнев Божий открывается на таких людей. Сколь выразительно и точно это относящееся ближайшим образом к язычникам, но обозначающее вообще грешников и заблуждающих, слово: человеки содержащие истину в неправде, – это понятно из следующего: из человеков действительно (кроме разве немногих исключений людей – точно осатанившихся) не бывает прямо и сознательно враждующих против открытой как солнце истины, – не любящих и отвергающих ее сознательно за то самое, что она есть истина. Потому Апостол и не сказал: отрицают истину, или подобное другое выражение. Обыкновенно бывает, что и грешники-умозрители совершенно извращающие в своих воззрениях истину, и грешники по жизни, предающиеся страстям, обыкновенно гоняются за призраком истины или блага, – увлекаются односторонним взглядом на истину, какой нравится их самолюбию и страстям, и, следовательно, только задерживают в неправде собственно истину. И виновное и вместе жалкое положение слепцов, обольщаемых мнимым светом!

После сего общего указания на всякое нечестие и неправду, в частности, во-первых, представляется, как люди через

—34—

обоготворение твари подавляли истину неправдою в отношении к Богу (Рим.1:19–23).

Зане разумное Божие яве есть в них – τὸ γνωοτὸν τοῦ Θεόῦ – прилагательное с зависящим от него падежом родительным, по свойству греческого языка, стоит вместо существительного; потому это выражение значит собственно познание Бога, ведение о Боге.

Яве есть в них – φανερὸν ἐστιν ἐν αὐτοῖς – «открыто им». Мысль всего стиха: ведение о Боге открыто им. Каким образом, изъясняется ниже: Невидимая бо Его от создания мира твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество, во еже быти им безответным (Рим.1:20).

Невидимая бо Его – далее показано, что именно такое: это есть вечная сила и Божественность Существа высочайшего. Поскольку Апостол об откровении Бога в тварях говорит в обличение язычников: то Он и берет во внимание такие стороны Боговедения, которые извращены язычеством, не касаясь других вопросов об откровении Бога в природе. Язычники служили тленным тварям: этому противопоставляет Апостол открываемую в самых творениях присносущную силу истинного Бога. Они боготворили не по естеству сущих богов, низкие твари: сему, противопоставляет Апостол мысль о Божестве высочайшем и благословенном во веки существе истинного Бога.

Твореньми помышляема – τοῖς ποιήμασι νοοὕμενα. Должно приметить, что νοέω употребляется у греческих писателей не только о разумении высшей познавательной силой, – умом, но и чувствами, как именно в таком значении употребляется оно у Гомера в Илиаде (24:294, 2:522). Посему помышляема твореньми – может быть, согласно с значением греч. слова, так изложено: в творениях усматриваешь, созерцаешь отвлеченным ли умственным взглядом, или по непосредственным впечатлениям, возбуждающим сознание невидимых Божиих – присносущной силы и Божества. Как для ума отвлеченным путем видимы присносущная сила и Божество, это бывает, как известно, по заключению от изменчивости тварей к твердости и неизменности их причины, через отрицание недостаточности тварной в существе Божественном. Как непосредственно дается тварями мысль о присносущной силе и Божестве, это можно

—35—

некоторым образом понять из примера неиспорченных, хотя и неразвитых людей, как явления природы возвышают их дух к ощущению силы и величия Божия. Касательно мудрецов язычества, позднейшего времени, идет первое замечание; о язычниках ранних, можно судить по последнему замечанию.

Впрочем, поскольку Апостол указал только на эти две стороны невидимого существа Божия – присносущную силу и Божество, и говорил к обличению язычников, обожавших предметы и явления из самого сотворенного видимого мира: то и частнее можно объяснить это изречение Апостола – твари представляют оку ума, по самой временности и изменчивости своей, что содержащая их сила есть непременно постоянная и вышевременная, – словом присносущная, – по самой своей низости и случайности тварной, удостоверяет, что создавший их есть Существо превысшее мира, Божество. Далее Апостол и именно ставит в вину язычников, что славу нетленного, присносущного Бога, – они изменили в образ тленных, изменчивых и временных тварей, – что послужили презренной твари вместо Творца, Иже есть благословен во веки. По такой связи речи, Апостол как бы так говорил в рассматриваемом месте: что внушало мысль о присносущной силе и Божестве Творца – Своею тленностию и низостию, на том то люди и остановились мыслию, как на Божественном, и таким образом прямо обратили истину Бога в ложь или подавили ее неправдою, оказываясь в этом совершенно безответными пред Богом.

Занеже, продолжает Апостол, разумеете Бога, не яко Бога прославиша или благодарима: но осуетишася помышлении своими, и омрачися неразумное их сердце. Глаголющеся быти мудри, объюродеша, и измениша славу нетленного Бога в подобие образа тленна человека, и птиц и четвероног и гад (Рим.1:21–23).

Занеже: выше Апостол показал, что людям была открыта истина о присносущной силе и Божестве Творца, и потому они безответны в заблуждении касательно этих предметов, а не показал, в чем состоит заблуждение это, как злоупотребили люди открытою им истиною. Это

—36—

он и делает теперь. Разумевше Бога: этим означает не то, что язычники усвоили себе открываемую им истину о Боге, – ибо противное указано далее, – а то, что они эту истину имели для себя открытою и явною, не могли отречься от нее и не отрекались. В подобном смысле ведение или познание разумеется в словах Христовых: раб ведевый волю господина своего, и не уготовав, и не сотворив, по воле его и проч. О сообщенном язычникам ведении Бога, Св. Златоуст говорит: «признаком того, что язычники знали Бога и не воспользовались сим знанием, как надлежало, – Апостол поставляет то самое, что они признали многих богов». В самом деле – когда они обоготворили твари, то присносущная сила и Божество, видимые в тварях, – должны быть особенно ощутительны и поразительны для таких людей. При этом свете Боговедения, какой открыт был им, и был особенно ощутителен для них, – они однако открываемого им Бога не яко Бога прославиша или благодариша: поскольку Боговедение, усвояемое человеком, есть так же уже исполнение обязанностей в отношении к Богу, и, следовательно, служит к Его прославлению, то у Апостола в представленном выражении разумеется не одно Богопочитание, строго так понимаемое, но и Боговедение – поколику оное человек усвояет своему духу в его частях, – словом, исполнение всех обязанностей в отношении к Богу. Итак здесь говорит Апостол, что язычники вообще не исполняли своих обязанностей в отношении к Богу, – не усвоили духу и не выразили в соответственной деятельности – сообщенной им и для них поразительной истины о Боге. Что же сделали? Но осуетишися помышлении своими помрачися неразумное их сердце. Εματαιώϑησαν ἐν τοῖς διαλογισμοῖς – Осуетишися помышлении: состояние и действие ума, не управляемого также относятся к проявлению во Христе славы Сына Божия, в силе по Духу Святыни. Ибо все благодатные и чудодейственные дары Св. Духа проторглись, как протоки из живого источника, – из жизни и сокровищ прославленного Иисуса. Ин.7:38,39.

Христа Иисуса Господа нашего: родительный от предлога περὶ «о Христе Иисусе Господе нашем»! Это как бы сокращение всего, что сказано выше о Сыне Божием. Христос – имя Богочеловека: ибо указывает на то, что Он,

—37—

как человек, помазан Божеством, лично с Ним соединенным. Иисус – имя, данное Ему по рождении Его по плоти.

Господь, Κύριος, – имя Божества.

Теперь из соображения всех частных сторон предмета, или дела Апостольского служения, обозначенных здесь, можно понять общую мысль: Апостол представляет себя избранным и призванным благовествовать тайну Христову – во всей ее глубине и высоте и широте, как тайну воплощения Единородного Сына Божия, и превыше мирного прославления восприятого Им человечества, с раскрытием в Нем всех сокровищ и сил Божества – по действию Св. Духа, – как тайну, озаряющую своим открытым светом и все писания Ветхого Завета, предуказующие ее же самую.

Наконец, по отношению к языкам вообще, и отсюда в особенности к Римлянам, Апостол так определяет свое достоинство: им же прияхом благодать и апостольство в послушание веры во всех языцех, о имени Его. В них же есте и вы, звани Иисусу Христу. Рим.1:5–6.

Им же: διοῦ – через которого, т.е. через Иисуса Христа. Выше уже была речь о том, что все служения, начиная с Апостольского, определяются по верховно-начальственному распоряжению Господа Иисуса. Прияхом: можно разуметь здесь, конечно, и других Апостолов, как бы от лица всех их говорил Павел – «мы прияли». Впрочем поскольку Апостол говорит здесь, в приветствии, о собственном личном значении, как и далее – о собственном своем долге (Рим.1:14); то лучше и вернее понимать, что Апостол говорит только о себе самом. Ἡμεῖς вместо Ἐγώ употребляется в греческой речи часто.

Благодать и Апостольство: последнее есть название служения, назначенного Павлу; первое слово указует на дарования Святого Духа, потребные для Апостольского служения, как видно из связи речи. В других местах Павел свидетельствует о благодати Апостольства: не яко довольны есмы от себе помыслити что, яко от себе, но довольство наше от Бога (2Кор3:5). Мы же ум Христов имамы (1Кор2:16). Лично о себе: егда благоволи Бог... явити Сына Своего во мне, да благовествую Его во языцех, абие не

—38—

приложихся плоти и крови (Гал.1:16). Паче всех их потрудихся, не аз же, но благодать, яже со мною (1Кор.15:10). Люблю всех вас утробою Иисус Христовою (Флп.1:8). Из этих и подобных мест можно усмотреть, что Св. Павел приял такую благодать, по которой и умом и сердцем и волею почерпал непосредственно из Духа Христова и сведения и ощущения и силы и распоряжения, нужные для раскрытия тайны Христовой.

В послушание веры во всех языцех, о имени Его. Двояко можно переводить эти слова: или так – для распространения послушания веры во имя Христово во всех языках; или так, как у нас переведено: для покорения вере всех языков именем Его. Речь Апостола допускает и тот и другой перевод: только должно заметить, что ὑποκοή послушание – означает собственно восприемлемость покорности, а не действие покорения других, впрочем по тому и другому переводу мысль почти одинакова: ибо и возбуждать или распространять послушание веры можно и должно не иначе, как именем Христовым; и, наоборот, должно покорять вере собственно во имя Христово.

Во всех языцех, ἔϑνεσι: название, употребляемое по преимуществу об языческих народах, как и, действительно, Павел избран был в Апостолы по преимуществу для языков, как это он выражает в сем же послании Рим.11:13.

О имени Его. Имя в Св. Писании употребляется в смысле и достоинства и силы и власти (см. в толковании послания к филлипийцам Флп.2. дарова Ему имя) – и вообще, как указатель самого существенного значения того предмета или лица, о котором идет речь. Поэтому имя Христово равносильно достоинству, силе, власти, вообще всему Божественному и спасительному значению лица Христова.

В них же есте и вы звани Иисусу Христу, понятия призвания и способы оного указаны выше (в изъяснении 1-го стиха) Римляне призваны ко Христу, конечно, через проповедь кого-либо из христианских учителей и в особенности, по преданию, через учение Петра.

Итак Апостол по отношению к языкам, и к самым Римским Христианам, представляет себя поставленным непосредственно у Самого Божественного источника Христо-

—39—

вой истины для того, чтобы почерпать из онаго животворные воды истины и благодати по преимуществу для Христиан из языков, к каким и принадлежат послушные призванию слова Божия Римляне.

Таким образом, от собственного лица Апостолу свойственно теперь перейти к точнейшему обозначению тех, к кому он пишет. Сущим в Риме возлюбленным Богу, званным святым. Как Израиль в Ветхом Завете назывался народом Божьим, избранным и святым; и Христианам усвояет Апостол имя возлюбленных Богу и святых. Но разумеется, что Ветхозаветное название было разве тению Новозаветного (См. послание к филлипийцам Флп.1:1).

Сообразно и своему значению, как поставленный черпать из самого Божественного источника благодати, и значению Римских Христиан, как призванных к благодати, Апостол и преподает далее благословение (см. послание к филлипийцам).

Общий смысл всего начального приветствия, рассмотренной нами в составных частях таков: Павел представляет себя самого пред Римлянами Апостолом, избранным и призванным благовествовать тайну Христову во всей ее неисследимой глубине и обширности, – как предуказанную и в писаниях Ветхого Завета тайну воплощения Единородного Сына Божия от семени Давидова и прославления превыше мирною Его славою Самого, восприятого Им Человечества, с раскрытием в этом последнем через воскресение Христа из мертвых всей силы Божества, по действию Св. Духа; и притом представляет Себя таким Апостолом, который приял свойственную Апостольству благодать ведения Христовой истины непосредственно от Самого Бога – для просвещения главным образом всех язычников, к числу которых большею частию принадлежат и Христиане Римские. Обращается к Христианам Римским, как призванным через Слово Божие и приступившим своею верою к общению в усыновляющей Богу и освящающей благодати Христовой. И потому, как поставленный у Самого источника Христовой истины и благодати для служения спасению языков, Римлянам – как общникам Христовым из языков Апостол и преподает действенное благословение Божией благодати и плода оной – мира.

—40—

Открыв, таким образом, благодатное желание общения с Римскою Церковию, Апостол, на основании и в духе этого общения, далее изъясняет свои внутренние, сердечные и духовные отношения к Христианам Римским. Именно: выражает пред ними свою за них благодарность Богу (Рим.1:8);– изъясняет служащее тому основанием всегдашнее свое расположение в отношении к ним, свои Апостольские намерения и обязанности касательно их (Рим.1:9–14), и, таким образом, изъявляет свою готовность приступить к благовестию им, или к назиданию их (Рим.1:15). Таково общее содержание, следующего за приветствием, объяснения Апостолом личных внутренних отношений к Римским Христианам.

Первое убо благодарю Бога моего Иисусом Христом о всех вас, яко вера ваша возвещается во всем мире (Рим.1:8).

Первое убо благодарю Бога: «Вступление, говорит Св. Златоуст, приличное блаженному Павлу! Оно достаточно вразумляет каждого, что начатки добрых дел и слов надлежит посвящать Богу». Замечание тем достойнее особого внимания, что Апостол почти во всех посланиях, подобным образом начинает свою речь после вступительного приветствия.

Бога моего: Бог всем принадлежит, но как неведущие или не чтущие надлежащим образом Бога, остаются без Бога в мире по Апостолу (Еф.1:11,12), так всецело преданные Богу и всегда сердцем своим обращенные или соединенные с Богом имеют Его своею особенною частию (Пс.72:26). «Не то же ли по-видимому наблюдает, опять замечает Св. Златоуст, Сам Бог касательно рабов Своих, называя Себя Богом Авраама, Исаака и Иакова».

Иисусом Христом: христианская благодарность Богу, как и молитва вообще, сопровождается верою во Иисуса Христа, по дару Которого только и можно иметь сыновний доступ к Богу (Рим.5:1–8); следовательно и питать и изъявлять пред Ним сыновние чувствования и помышления, к каким принадлежит и благодарение. Это самое Апостол и открывает в собственном движении и выражении благодарности: благодарю Бога Моего Иисусом Христом. Такой образ благодарности к Богу Иисусом Христом, без сомнения, не противоречит тому Слову Господа: да вси чтут

—41—

Сына, якоже чтут Отца. Благодарность, подобающая Иисусу Христу наравне с Богом Отцем, так как Он есть Сый в лоне Отчи, – возносится к Богу через Иисуса Христа, поскольку Он есть ходатай Бога и человеков.

О всех вас, яко вера ваша возвещается во всем мире. Одобрительная молва о вере Римлян, удобно могла разноситься из столицы мира, – по всему миру, всюду, где были христиане в этой почти – всемирной для того времени Империи. Усиленное выражение предмета благодарности – о всех вас, и такое же указание на одобрительную славу о вере Римлян – во всем мире; показывает, что Апостол принял эту радостную весть о Христианах Римских глубоко в свою душу, это столь обширное вместилище любви Христовой ко всем.

Выражая после этого благодарения всегдашнее свое расположение относительно Римских Христиан, Апостол продолжает: свидетель бо мы есть Бог, Ему же служу духом моим во благовествовании Сына Его, яко безпрестани память о вас творю (Рим.1:9).

Свидетель бо мы есть Бог: видно, что Апостол хочет сказать нечто важное, чему однако Римляне не без затруднения могли поверить; иначе за чем клятва? Видно вместе и сильное внутреннее движение Апостола, без которого и невозможно из всей глубины духа воззвать к свидетельству о чем бы то ни было Самого Бога.

О том, не противоречит ли Апостольская клятва слову Христову: не клятися всяко (Мф.5:34), и слову другого Апостола: не клянитеся ни небом, ни землею, ни иною коею клятвою (Иак.5:12), – теперь у нас могло бы и не быть особое слово; ибо два раза была уже у нас речь об этом предмете. Дело в том: во-первых, Христос преподавал свое учение Иудеям, успевшим остаться уже при одной почти мертвой букве писания и внешности Богоугождения;– Апостол Иаков писал особо к дванадесяти коленам, и, следовательно, по нуждам их особым от верующих язычников, по связывавшим еще их некоторым затруднениям со стороны Иудейства. Поэтому запрещение клятвы, – было собственно запрещение лукаво-лицемерного, наружного воззвания к Божественному без внутреннего благоговейного ощущения присутствия Божества: да не в лицеме-

—42—

pиe (ὑπὸ κρίσιν) впадете, говорит Апостол, – лишше же сего от лукавого есть, говорит Христос. Твердость этого экзегетического приема засвидетельствована Св. Златоустом: «с усилием при тоне – как и всегда повторяю, говорит он собственно об истолковании писания (стр. 593 в послании к Римлянам) надобно принимать расположение, с каким что говорится; сущность предмета, о котором говорится, и то, что старается исправить говорящий». Во-вторых и Христос преподавал в нагорной беседе уроки христианского духовного совершенства, без сомнения, как такого совершенства и живой внутренней правды, которую можно приять и совершать в Нем Едином, по силе Утешителя Святого Духа, как это и ясно выражает в последней беседе с учениками, раскрывающей глубочайшие основания и дух Христовой истины, как нигде, кажется это не раскрыто, хотя многого и не касающейся. Равно Св. Апостол Иаков прямо внушает верующим Евреям быть верными Духу любви, внутренно пребывающему в них: до ревности любит Дух, иже вселися в мы (Иак.4:5). Следовательно, и Христово слово: буди же слово ваше: ей, ей; ни, ни; и Апостольское запрещение клятвы – не только не исключает, – но необходимо предполагает ту заповедь, чтобы в удостоверение других говорить и действовать во Христе, при сосвидетельствовании и одобрении живущего в нас Духа Божия, и в этом расположении говорить: да, да; нет, нет, а не по наружному только и мертвому их произношению. А следовательно, Апостол, в особом движении своего духа, только и вне-словесно выразил внутреннее значение и всегдашнюю силу своих удостоверений и объяснений, когда воззвал к свидетельству Самого Бога, Ему же служил духом...

Ему же служу: поскольку в Церкви Христовой все служения назначены Господом Иисусом, при сообщении потребных на каждое служение даров Св. Духа, – именно по определению Бога Отца (1Кор.12:4–6 ср.28): то проходить всякое такое служение, значит служить Богу Отцу, как Всевышнему Царю, определившему это служение. Опять и здесь само собою разумеется, что если взирать на Сына Божия и Св. Духа в Их существенном единстве со Отцом, а не в действиях Их в людях, то служение

—43—

Богу, о котором говорит Апостол, одинаково относится ко всем лицам Божества, как Триединому Богу.

Служу духом моим: как благодать вообще усвояется духу верующего человека так, что он внутренне движется этою благодатью и вопиет: Авва Отче; также и в частности благодать Апостольства, усвояемая духом, делает все служение Апостольское таким живым духовным служением пред Богом Отцом, что Апостол, совершая оное, всегда предстоит Богу Своим духом.

Особенность сего духовного служения, как служения Апостольскаго, далее указана.

Во благовествовании Сына Его. Во благовествовании: т.е. в преданном ему от Бога деле и благодати, благовествовать всем языкам, как то видно из 5 и 13 ст. Сына Его, т.е. благовествовать Сына Его, Который, как выражено в 3 и 4 ст., будучи таким по существу, стал еще человеком, происшедши из рода Давидова, Который, воскресши из мертвых и как человек возведен в высочайшее достоинство и славу, свойственные Ему – как Сыну Божию. – Теперь служить Богу духом в таком деле и такой благодати значит, как понятно само по себе, во-первых, служить Ему в состоянии особенной духовной близости к Нему и доверенности у Него, служить всегда обращенным к Нему и открытым пред Ним духом, как Апостол прямо это и высказывает: яко от Бога, пред Богом, во Христе глаголем (2Кор.2:17). Мы вси откровенным лицем славу Господню взирающе, в той же образ преобразуемся от славы в славу, якоже от Господня Духа (2Кор.3:18); так он говорил вообще об Апостольском служении, через которое и все верующие возводятся в такое же состояние. Во-вторых, значит служить Богу, посвящая в духе своем Ему в жертву – все Апостольские труды и подвиги свои, плод их – веру всех языков, – как опять ясно высказывает Апостол: аще и жрен бываю о жертве и службе веры вашея, т.е. я и сам делаюсь возлиянием, принося эту жертву и служение Богу – веру вашу. Или еще яснее: во еже быти мы служителю Иисус Христову во языцех, священнодействующу благовествование Божие, да будет приношение еже от язык благоприятно и освященно Духом Святым (Рим.15:16). Призывая Бога во свидетеля себе

—44—

с указанием на такое духовное служение свое пред Ним, – через эту последнюю черту Апостол, очевидно, усиливает и самую достоверность слов своих; ибо говорит, как предстоящий духом пред Богом, – и силу своей клятвы; ибо призывает Бога в свидетеля, ощущая себя непосредственно пред Богом, – и, – следовательно, тем сильнейшее обнаруживает в себе движение.

В чем же именно с такою силою уверяет Апостол Римлян?

Яко безпрестани память о вас творю, всегда в молитвах моих моляся, аще убо когда поспешен буду волею Божиею приити к вам. Всегда в молитвах моих: у нас соединены эти слова с последующими: моляся, аще убо когда поспешен буду и проч. Но Св. Златоуст читает это в связи с предыдущим: безпрестани память о вас творю всегда в молитвах моих, подобно как выражено 2Тим.1:3. Впрочем, в существе дела, разности никакой нет в том и другом чтении: оба указывают в словах Апостола мысль о непрестанном молитвенном воспоминании его о Римлянах – по Златоустову чтению, эта мысль прямо выражена, по нашему хоть не прямо, но совершенно ясно: Апостол воспоминает о них непрестанно, но притом так, что всегда в молитвах своих молится об устроении промыслом свидания своего с ними; значит, также молитвенно воспоминает непрестанно об них. Как это состояние духа истолковать нам?

Вообще усиленный образ выражения Апостольского здесь приметный: непрестани память творю... всегда в молитвах моих моляся, – далее воззвание и при том особенно выразительное к свидетельству Божию, – сильное внутреннее движение Апостола во всей этой речи обнаруживающееся, наконец подобные места, и иногда более определенные, в начале почти всякого послания (напр. 2Тим.1:3: непрестанную имам о тебе память в молитвах моих день и нощь; или к 1Фес.1:2 благодарим Бога всегда о всех вас, поминание о вас творяще в молитвах наших) – все это никак не позволяет ограничивать здесь значения слов – непрестанно, всегда, и понимать Апостола просто так, что он содержит в памяти Римских Христиан, желает быть у них, и молится о том Богу. Помнить, желать,

—45—

видеться с любимыми, и молиться об этом, когда придется, это дело самое простое и обычное для всякого верующего, даже и слишком немощного. К чему же эти сильные речи? Эта потрясающая душу клятва, употребляемая Апостолом в особенно важных случаях? Отчего это внутреннее глубокое и сильное движение? Очевидно, что несправедливо так изъяснять; и простота этого изъяснения не покрывает его неосновательности. – Но, с другой стороны – мысль о непрестанном памятовании Апостола о Римских Христианах, и стремлении видеться с ними, о всегдашней молитве о том – сама по себе затруднительна и темна. Как совместить постоянство и непрерывность такого частного направления и движения духа Апостола – с разнообразнейшею и непрерывною внутреннею и внешнею деятельностью его? Как он с живостью помнит об одних и молится о свидании с ними в то время, когда другие занимают все его внимание, и он принадлежит им и своею внешнею деятельностью, словом и внутреннею – мыслью, чувствами? Чтобы не ослабить силы, и не унизить высоты вообще подобных мест у Апостола, и чтобы между тем они имели для нас значение, сколько можно понятное и живое – нужно приблизиться мыслью к такому возвышенному духовному состоянию Апостола, по крайней мере столько, сколько нужно для разрешения представляющейся трудности. И во первых, надобно сказать, что такие движения духа, состоящие или в духовном стремлении к кому либо, и в непрестанной молитве, – без сомнения, не по внешнему выражению своему непрерывны, но по своему внутреннему продолжению в духе, – выражаясь вне только по временам – как можно чаще, по мысли Св. Димитрия Ростовского о непрестанной молитве. А касательно того, как в самом духе могут продолжаться известные молитвенные или другого рода духовные движения, когда притом дух занимается совершенно отличными от того предметами, и испытывает разные впечатления, – касательно сего должно взять, во-вторых, в соображение следующее: Апостол был в таком возвышенном духовном состоянии, что говорит о себе: живу не ктому аз, но живет во мне Христос. В таком состоянии внутреннего общения с Богом, и как бы погружения духа в Бога – во Христе свойственно, и даже в ду-

—46—

ховном отношении необходимо быть в духе, при всем разнообразии и многосторонности его внешней и внутренней деятельности, – и мысли непрестанной о Христе, и непрестанному стремлению к Нему, и вместе непрестанной молитве к Нему и в Нем к Богу Отцу; почему Апостол и другим заповедовал например, о молитве непрестанно молитеся. И еще в Ветхом Завете подобное состояние невозмущаемого ничем молитвенного стремления, благодатной любви к Господу открыто в прекраснейшей образной песни: Аз сплю, сердце же мое бдит (Песн. Песн.). Но у Апостола эта чрезвычайная благодать действующая внутренне в нем, была благодать, – данная в особенности на Апостольское служение, – Христос в нем жил, да, вместе с духовным оживотворением его самого, явлен будет в Нем языкам, как он сам свидетельствует (Гал.1:16). Значит с непрестанной мыслью о Христе, в Апостоле существенно соединялась и мысль о Церкви, которой он служит – как Апостол, и постоянное стремление – приводить языки ко Христу, – и молитва о том к Богу, как из посланий Апостола, действительно, видно, что вместе с особенным возвышением его духа к тайне спасения нашего во Христе, в нем возникало усиленное сознание и чувство своего Апостольского призвания (например Кол.1:23,25 ср. с пред. Еф.3:1,2 ср. 1Тим.2:3, 2Тим.1 и 2Тим.2). Теперь – если в эту внутренне-невозмутимую глубину духа, непрестанно и неразвлекаемо мыслящего о Христе и в Нем о его Церкви, стремящегося к Нему и к служению Церкви ради Его, молящегося и ради славы Божией и за Церковь Ему порученную, – в глубину такого духа проникнет мысль и чувство любви определенно к той или другой Церкви, к тем или другим лицам, – как это именно случилось относительно Римских Христиан по поводу всюду разносящейся одобрительной молвы о их вере, почему Апостол и благодарит Бога за всех их: то и совершенно свойственная ему в его столь высоком благодатном состоянии и нам, по крайней мере, не непонятны и непрестанное внутреннее памятование о них и стремление к Апостольскому общению с ними, и соответственная тому всегдашняя внутренняя молитва. Такие внутренние движения не подавляют никакой другой деятельности; по-

—47—

тому что держатся в самом средоточии и основании всякой деятельности. И когда Апостол стал высказывать эту глубочайшую тайну своего духа Римлянам, естественны и понятны притом и это необыкновенное внутреннее движение всего его духа при этом обнаружившееся, и поразительное призывание Самого Бога во свидетеля истины его слов, – Бога, к Которому он духом своим и возносил вместе со всем своим Апостольским служением внутреннее расположение касательно Римлян.

В рассматриваемом месте, между тем, представляется еще и другая истина относительно духовной жизни. Моляся аще убо когда поспешен буду волею Божиею приити к вам: Апостол сознает всем в его жизни управляющую и распоряжающую волю Божью; однако не страдательно предается сей воле, но молится, чтобы она совершила собственно его желание: – следовательно, в сыновнем отношении людей к Богу, – и безусловная преданность воле Его и собственная предприимчивость совмещаются, – желания и намерения свои благодатные дети Божьи предают воле Божьей в молитве, и Бог отечески снисходит Своею волею к согласным с Его определениями и оживляемым Святым Духом, желанием своих чад.

Изъяснив свое Апостольское расположение относительно Римлян, Апостол раскрывает и свои намерения касательно их: желаю бо видети вас, да некое подам вам дарование духовное, ко утверждению вашему. Сие же есть, соутешитися в вас верою общею, вашею же и моею. Не хощу же не ведении вам братие, яко множицею восхотех приити к вам, и возбранен бых доселе, да некий плод имею и в вас, якоже и в прочих языцех (Рим.1:11–13).

Желаю бо видети вас. Связь с предыдущим видна сама собою. Ἐπιποϑῶ – слово, означающее сильное желание и стремление, – каковому и свойственно быть стремлению видеться с Римлянами, столь глубокому и постоянному в Апостоле, как мы видели. Да некое подам вам дарование духовное, ко утверждению вашему. Дарование духовное χάρισμα πνευματικόν. Поскольку это дарование духовное назначается для утверждения Римских Христиан, тоже, конечно, духовного, и в другом месте Апостол свое служение и проповедание представляет сеянием духовного (1Кор.9:11,14); то из

—48—

этого видно, что под дарованием духовным разумеется исполненные Духа и силы Божией его проповедание, Апостольское распоряжение, вообще всякое Апостольское действие. Название этого даром χάρισμα объясняется тем, что благодать Апостольства, данная Апостолам для внушения и утверждения веры в других, – была как бы сокровищницею и учения и распоряжений его, которые из этой сокровищницы точно, как дары χαρίσματα – брал и раздавал он другим. Поколику же эти дары были заимствуемы из сокровищ Св. Духа, и потому содержали в себе духовную силу истины Божией, – и, наконец, имели целью из плотского состояния возводить людей в духовное и святое, и утверждать в этом; то во всех сих отношениях это были истинно духовные дары. Хотя бы некий из таких духовных даров Апостол сильно желал сообщить лично и Римским Христианам.

Ко утверждению вашему – в благодати Христовой или в вере во Христа, все равно.

Сие же есть, соутетитеся в вас верою общею, вашею же и моею. Когда Апостол от полноты своей преизобилующей Христовыми благами души сообщал бы Христианам Римским духовные дары, и они принимали эти дары также вполне открытыми душами; то, действительно, это было торжество общей их веры, – взаимное утешение вере друг друга, и каждой стороны – своею. Апостол, так преданный делу Апостольства, так старающийся распространить и утвердить веру Христову, отечески утешался бы их верою, согласной с его Богооткровенною верою, и охотно приемлющею от него благовестия к своему утверждению: и тем вожделеннее и утешительнее для него были бы и истина и благодать, ему врученные для церкви, когда он делился бы ими с своими возлюбленными. Христиане Римские тем паче утешились бы и своею верою, как согласною с верою Апостольскою, и сею последней, обогащающей и утверждающей их новыми дарами благодатными. Св. Златоуст замечает притом на это место: «какое смиренномудрие, Ясно (Апостол) выразил, что сам имеет в них нужду а не они только в нем... Сего требует общая наша польза, говорит он, и я имею нужду в вашем утешении и вы в моем»!

—17—

против заповедей Божиих и против правил церковных под Всемилостивейший Манифест не подходят. Священник Русинов, как усмотрено консисторией, обвенчал брак не только чужеприходный, но брак лица, которое, неизвестно, в который брак вступает, и может быть, в четвёртый, что составляет преступление, тяжко осуждаемое правилами церковными.

Посему учинить следующее.

1) Священника Русинова нужно оставить в настоящем положении до усмотрения.

2) Консистории всемерно поспешить окончанием дела.

3) Впрочем потребовать от благочинного донесение, как в нынешнем году ведёт себя священник Русинов, который прежде замечаем был в нетрезвости».

28. Резолюция от 4 мая 1855 г. на показании священника церкви села Архангельского, Можайского уезда, Георгия Григорьева Сретенского о том, что в день Сретения Господня он приготовил один, а не два св. Агнца, по неимению просфор; сосуд, с которым он отправлялся в дом помещика для причащения больной, имеет вид церковного потира; 4 февраля не служил литургии по случаю навещения больной матери, живущей в селе Клементьеве за 40 вёрст от села Архангельского: «Из дела открываются уже следующее, призывающее церковное правосудие, обстоятельства.

1) Священник Сретенский имел в руках сосуд со святыми дарами, ехал, сюда в санях, что не сообразно с благоговением ко святыне и допущено без нужды, потому что две версты можно пройти пешком. В крестных ходах, и даже для провождения умерших, ходят далее.

2) Допущено сие с опасностью для святыни, ибо, в случае печального падения из саней, сосуд и святые дары могли упасть на дорогу, без всякой возможности сохранить их.

3) В противность чину служения, священник со Святыми Дарами был в одном подризнике. По уставу священник может быть в ризах без подризника; но в подризнике без риз быть не может; ибо это есть для него только внутренняя, не полная одежда. По сравнению с гражданскими приличиями это подобно тому, как есть ли бы священник предстал пред Царя без рясы в одном подряснике.

4) Противно приличию и то, что он, в подризнике, имея в руках Святые Дары, имел на себе, сверх подризника, шубу.

5) Сомнительно объяснение его, что в день Сретения Господня при-

—18—

готовил один Агнец по недостатку просфоры. Притом, он мог бы приготовить другой в следующий день, когда ещё был при своей церкви; но сего не сделал. Сии обстоятельства клонятся к подтверждению показания причётников об Агнце, принесённом неизвестно откуда в неосвящённом сосуде.

6) Мать священника, если и больна, живя в доме зятя и дочери, не была беспомощна; и потому священник не имел причины оставаться при ней на воскресный день и оставить свою церковь без службы.

7) Странно показание священника, что он 3 февраля при Богослужении был в своей церкви. Если он только был при Богослужении: «Кто же служил? И почему он не служил в день праздничный и царский?»

По сему учинить следующее.

1) Священника оставить в запрещении священнослужения до дальнейшего усмотрения по делу.

2) Церковь и приход поручит ближайшему. Доход пополам.

3) Начатое следствие совершить законным порядком.

4) Если, паче чаяния, следствие продолжится более месяца, и прихожане почувствуют затруднение: представить им просить об определении другого священника, а сему даётся другое место по решению дела.

5) При представлении следствия представить мне сосуд, о котором говорит священник в допросе».

29. 12 мая 1855 г. Его Высокопреосвященством было дано консистории предложение следующего содержания. «До сведения моего дошло, что в некоторых Московских церквах в день пятидесятницы бывают ранние литургии с вечерней, что противно Уставу и содержанию богослужений. Посему консистории поручить благочинным наблюсти, чтобы такового отступления от церковного устава не было. Филарет М. Московский».

30. Резолюция от 14 мая на прошении французской подданной вдовы Александры Николаевой Абади о дозволении ей похоронить тело умершей её дочери пятимесячного младенца, крещёной в православном вероисповедании. на Римско-католическом кладбище, около её отца: «Прилично, чтобы православный младенец почивал с православными. Вероятно, что и священник Римской церкви не пожелает принять на своё кладбище на принадлежащего к его вероисповеданию».

31. Резолюция от 15 мая на консисторском определении

—19—

об отсылке священника церкви села Панюкова, Волоколамского уезда, Василия Никитина Соловьёва, за нетрезвость и редкое служение литургий, в Волоколамский Иосифов монастырь на два месяца – с запрещением священнослужения для употребления его в клиросную должность; «Пятнадцать прихожан свидетелей под присягой показали, что священник Соловьёв ведёт жизнь постоянно нетрезвую; в праздники служит редко; и они принуждены ходить в дальние приходские церкви. В сем есть опасность охлаждения прихожан к церкви: и потому необходимо немедленно прекратить сие неблагоприятное положение прихода. А полагаемая консисторией посылка священника в монастырь ещё далее оставила бы прихожан без Богослужения. Посему, по важности виновности, но надобности не маловременного испытания для удостоверения священника в исправлении, и для отвращения вреда для прихожан, удалить священника Соловьёва от настоящего места и с запрещением священнослужения определить на причётническое под особый надзор благочинного с ежемесячным донесением о его поведении и исправности в службе».

32. Резолюция от 2 мая на донесении казначеи Серпуховского Владычнего девичьего монастыря монахини Флоры о кончине 21 мая игуменьи Анастасии, с испрашиванием благословенья на погребенье тела её в паперти тёплой Вознесенской церкви: «1) Прежде игуменьи не погребались в церкви, а в паперти. И архимандриты погребаются не в церкви: сомнительно, чтобы удобно было положить тело в тёплой церкви по месту и по последствиям. Положить тело преставившейся игуменьи Анастасии в паперти или близ церкви, где усмотряется место приличное и удобное. 2) Управление монастырём поручить, впредь до усмотрения, казначее, равно как и храненье всякой монастырской собственности. 3) В прочем консистории учинить по сему законное исполнение».

33. Резолюция от 25 мая на донесении священника Христорождественской, села Сокольникова, церкви, Можайского уезда, Михаила Богословского на имя благочинного, Воскресенской, села Борис-Городка церкви священника Василия Алексеева Остроумова, о том, что местный, села Сокольникова, пономарь Александр Шарков совсем его, Богословского, не слушается, к требам не является, говорит гру-

–20 –

бости: «1) Как пономарь в приложенном при сем допросе, взятым благочинным признался, что, когда священник приказывал ему вечером спрашивать, в котором часу утреня, а после утрени спрашивать, в котором часу благовестить к часам или к обедне, он, пономарь, сих приказаний не исполняет; то положить ему за сие в Можайском соборе сто поклонов. 2) Священнику объявить, что если пономарь в чём неисправен, то до́лжно доносить на него обстоятельно и с доказательствами, а не в общих неопределённых выражениях, каково, например: совсем меня не слушается».

34. Резолюция от того же числа на показании, данном священником Христорождественской, села Сокольникова, церкви Михаилом Богословским против донесения на него пономаря Александра Шаркова, о том, что действительно дочери крестьянина Терентия Фёдорова, родившейся 25 января, он дал имя Феликитата, но не по злобе на него, а потому что это имя пришлось в восьмой день по рождении; по той же причине младенцу, родившемуся у крестьянина Филумена Давидова, 30 января дано имя Ликарион: «1) Вот ещё затруднение от беспорядка благочинного, который не приложил сего допроса к донесению пономаря, посему на оном и дана была резолюция о допросе и о запрещении священнослужения священнику до исполнения. Как теперь допрос священника уже есть; то вышеупомянутую резолюцию исполнять уже не нужно. 2) Пономарь доносил, что священник не обычные и неудобопроизносимые для простолюдинов имена Феликитаты и Ликариона дал новорождённым по неудовольствию на крестьян. Священник в оправдание своё говорит, что эти имена потому даны, что они нашлись в восьмом дне от рождения тех младенцев: но сие оправдание не имеет силы, потому что нет и не может быть на сие непременного правила, так как в иные дни не находится имён соответственно полу новорождённого, а чтобы давать имена по желанию родителей, на то имеем примеры святых, например Иоанна Крестителя. Притом, имени Феликитаты в святцах нет и в Четьи Минее оно упомянуто в примечании без полного жития, и это потому, что в сем сказании есть сомнительное обстоятельство относительно Перпетуи. Посему сих имён не следовало употреблять. Что касается до имени Ликариона:

—21—

то, как в том же дне есть более употребительные имена Иулиана, Максима, Феофила, то ясно, что священник дал оное не по нужде, а по той предосудительной причине, какая показана в доносе пономаря. Пономарь доносил, что священник требовал от женщин початков пряденого льна, угрожая в противном случае давать детям неудобопроизносимые имена. Священник говорит, что принимал початки по заведённому прежде обычаю: но как он признаётся, что раздавал ярлыки, с обозначением, из которого дома сколько нужно початков: то очевидно, что это домогательство, а не получение произвольного дара. Как посему священник наречением неудобопроизносимых имён младенцам и требованиям льняных початков прихожанам сделал притеснение, из нарекаемых имён сделал корыстное и кощунственное употребление и обличил себя пред прихожанами в мздоимстве: то удалить от сего места и где определён будет, там отдать на полгода под особый надзор благочинного, с ежемесячным донесением, будет ли служить исправно и с прихожанами обращаться мирно и не притеснительно».

35. Резолюция от 11 июня 1855 г. на консисторском определении об освобождении священника села Введенского, Рузского уезда, Максима Руссова с причтом по Всемилостивейшему Манифесту об ответственности за повенчание крестьянина Ивана Данилова с воспитанницею Воспитательного Дома Екатериною, без истребования согласия попечителя невесты крестьянина Майоркина и Волостного правления: «Священник поступал благонамеренно и согласно с данными правилами: а мнимый попечитель Майоркин, который о воспитаннице не имел попечения, и допустил её ходить по миру, неблагонамеренно, по силе одного пустого имени попечителя, протестовал против благоустроения судьбы её супружеством. Незнание священника, что воспитанница зависит от Волостного Правления, извинительно. Посему священника не признавать достойным наказания, а только в отношении к последнему обстоятельству подтвердить ему с подпиской, чтобы в подобных случаях принимал в уважение согласия Волостного Правления».

36. Резолюция от 16 июня на консисторском определении о дозволении священнику и двоим причётникам Петро-Пав-

—22—

ловской, села Петровского, церкви, Рузского уезда, согласно прошению их принять обветшавшие, построенные для них прихожанами дома, за отказом прихожан, ремонтировать их и оценённые по 25 рублей сер. каждый, в свою пользу с условием внесенья 75 руб. сер. в Сохранную казну на вечное время на имя церкви из процентов в пользу священно-церковно-служителей: «1) Если закон обязывает прихожан построить причту дома: то неужели это только на двенадцать лет? Без сомнения навсегда. Следовательно, прихожане обязаны и поддерживать построенные ими для причта дома; и отказываются от сего незаконно. Объявить им сие и изъяснить, что если впоследствии, при неимении церковных домов, будет затруднение содержаться при сей церкви, то по их вине церковь лишена будет причта. 2) В настоящее время по нужде исполнить сие определение. 3) Консистории впредь в определениях о построении церквей постановлять, что прихожане обязаны построить дома причту и всегда их поддерживать».

37. Резолюция от 20 июня 1855 г. на донесении игуменьи Спасо-Бородинского монастыря Сергии о возведении стен новостроящегося храма во имя Владимирской иконы Божьей Матери до окон купола и о недостаточности средств к его окончанию, с испрашиванием разрешенья на выдачу сборной книги на два года на имя монахини Олимпии и рясофорной послушницы Сарры: «1) поскольку в Спасо-Бородинской обители, созданной на месте Бородинского сраженья для всегдашних молитв о положивших души свои в сей великой битве за веру, Царя и Отечество, храм – во имя Божьей Матери, долженствующий иметь свой праздник в день Бородинского сраженья, заложен и созидается по настоятельной нужде, по крайней не вместительности двух существующих храмов; и поскольку сие построенье начато покойною игуменьею в надежде на пособия, которые по изменившимся кончиною её обстоятельствам не оправдались; и поскольку довершить построенье без промедленья необходимо, дабы не потерпело вреда построенное доныне: то христолюбивые принесут благую службу Богу, пособием сему делу. Посему и дать сборную книгу на год. 2) Вышенаписанное прописать в надписи книги. 3) Подписать от меня сто рублей серебром, которые потребовать

—23—

от Чудовского эконома. 4) Игуменью уведомить, с прописанием всей настоящей резолюции».

38. Резолюция от 21 июня на консисторском определении о прекращении дела о совершении чужеприходских браков священником церкви села Воскресенского, на Шоше, Клинского уезда, Иаковом Симеоновым с причётниками, за смертью их всех; «1) Исполнить. 2) Грех на консистории, и на секретарях Казанском и Ярцеве, что дело сие с 1836 года до 1854, восемнадцать лет, оставалось без движения»

39. Резолюция от 23 июня на консисторском определении об исключении дьячка церкви села Булатникова, Подольского уезда, Семёна Антипова из духовного звания за неблагоповедение и о провождении его в Губернское Правление для избрания другого рода жизни: «1) Не все рассуждения консистории могут быть признаны твёрдыми. Напрасно почитает она невероятным то, что в продолжение раздаяния священником вербы причётники могли прочитать и пропеть канон до шестой песни. Это могло быть. Сычёва не можно признать верным свидетелем. Священник до начатия дела подговорил его и заставил подписаться к своей незаконной бумаге. Примечательно самое выражение, употреблённое Сычёвым: утверждаю истину сего показания в толкновении дьячком. Сычёв не выразился бы так. Это продиктовано священником. 2) Дьячка надобно судить наиболее по собственным его показаниям и по поступкам его в продолжении дела. Дьячок, по собственному признанию, во время водоосвящения в день Богоявления положил книгу на снег: поступок, какова ни была бы его причина, нелепый, оскорбляющий Богослужение и соблазнительный для присутствовавших. Дьячок, объясняя свой поступок, говорит, что не понял кому передать книгу: сие показание с полной вероятностью можно признать бессовестным; ибо при водоосвящении на Иордане, конечно, много было прихожан. Новиков, присяжный свидетель, на которого указывал сам дьячок, и который в соумышлении со священником не замечен, ибо незаконного показания он не подписал, [показывает,] что дьячок на приказание священника читать канон сказал: не хочу, а потом ещё: читай сам. Эта грубость, неповиновение и оскорбление святости Богослужения. Дьячок, по окончании утрени в неделю Ваий, вошёл в алтарь, по собственному его показанию, во-

—24—

шёл в алтарь греть руки. Это неприлично и не было нужно. Как служба кончилась: то дьячок мог идти домой греть руки. Когда священник приказывал дьячку выйти из алтаря: сей по собственному его признанию, отвечал; не знаю за собой никакой вины, и следственно, не повиновался приказанию, что и сделалось началом драки их в алтаре, не довольно объяснённой показаниями свидетелей. Дьячок, после, приключения в алтаре, после утрени, не пришёл, как показывает свидетель, к литургии, хоть, по собственному показанию, ходил в дом к сельскому старосте. Это также своеволие и неповиновение. – Журнал следователей, по окончании следствия, показывает, что дьячку предложено выслушать или прочитать следствие и подписать удовольствие или неудовольствие, но он отказался; а когда ему дано было три дня на размышление, он сего законного требования не исполнил и отлучился самовольно. Дьячок в прошении жаловался, что не был спрошен: доволен ли следствием: но сие опровергается вышеупомянутым журналом следователей. Далее он в прошении жаловался, что его не спросили, не имеет ли причины не допустить свидетелей к присяге: но он и без вопроса мог объявить сие, пред самым приведением к присяге, но он присяжный лист подписал, не протестуя против правильности свидетелей и присяги. Следственно, жалуется в просьбе ябеднически. Дьячок в прошении жалуется, что представленные им свидетели не спрошены; но кто именно сии свидетели, не сказывает, и потому сия статья прошения должна быть оставлена без уважения. Дьячок пишет в прошении о ругательных словах священника при следствии: но это не служит к оправданию дьячка, и есть встречный донос, который он может сделать особо, если хочет, не примешивая его к настоящему делу. Ябедническою должна быть признана и та жалоба дьячка, что к следствию не приглашён духовный депутат: сему депутату при сем быть по закону не следовало, ибо он учреждён для защиты прав духовных лиц в светских присутственных местах; здесь беспристрастие следствия обеспечено было тем, что следователь был не один, а был с ним сотрудник. По всем сим соображениям решение консистории до́лжно признать справедливым. Но, по снисхождению, отрешив дьячка от места,

—25—

дать ему три месяца на приискание другого, где примут, а если нигде принят не будет то поступить по определению консистории. 3) Священник говорит, что дьячок и пономарь отказались от чтения и пения канона по незнанию дьячком чтения и пения и церковного устава. Это явно несправедливо. Дьячок не в первый день служил в церкви, и священник никогда не доносил, что он не знает чтения, пения и устава. Притом служба в неделю Ваий не сложная, а вся наряду, следственно, об уставе чтения канона сомнения быть не могло. Сие ложное священником объяснение происшествия даёт вероятие показанию причётников, что они остановились читать, потому что во время раздачи вербы и шума канон был прочитан до шестой песни, и следовало священнику говорить ектенью, но он велел читать вновь прочитанную часть канона. В таком случае первою виною беспорядка сам священник, который не унял шума и не слушал чтения и пения, которое и сквозь шум можно слышать. Свидетель говорит, что священник приказал дьячку идти за амвон читать канон. Это ненужное оказательство власти и беспорядок со стороны священника, ибо когда дьячок начал читать канон на клиросе, священник без нужды и по тесноте против удобства, посылал его за амвон. Священник говорит, что канон читал сам, а свидетель говорит, что дьячок сошёл за амвон и стал читать. Следственно, священник или неправду говорит, что читал сам, или если читал сам, когда стал читать дьячок, то это к увеличению беспорядка, и с намерением увеличить вину дьячка. Священник неприлично самохвальствует пред следственным присутствием, когда говорит; я человеколюбив, смирен и кроток и обижать не способен. За всё сие сделать священнику в присутствии консистории выговор и отдать его на полгода под особый надзор благочинного, будет ли он в церкви и с причтом поступать рассудительно и благочинно, с донесением о том каждые два месяца. 4) Доноса священника, что пономарь был причиною уронения св. Лица, никто из свидетелей не подтвердил. Священник доносил, что и пономарь отказался от пения канона: но свидетель говорит, что шум происходил между священником и дьячком, а об ослушании пономаря совсем не упоминает. Посему пономаря про-

—26—

тив доноса признать не доказанным. 5) Консистории поставляется на вид неточность. Она указывает на Всемилостивейший Манифест, но не выписывает, простирается ли он на происшествие 20 марта, когда он дан по случаю восшествия Его Императорского Величества на престол 18 февраля».

40. Резолюция от 60 июня на консисторском определении о вменении в наказание за нетрезвость и притеснение прихожан священнику церкви села Долголедья-Александровского Ивану Павлову Преображенскому удаление его от сей церкви, и о сделании ему выговора за несправедливые показания пред начальством: «1) Кроме вины священника, показанной в сем определении, консистория оставила без суждения важнейшее в сем деле обстоятельство, что священник Преображенский приходил совершать крещение до того пьяный, что принуждены были не допустить его и призвать другого священника. Священник сделал ещё подлог в ведомости, написав, что он переведён из Александровского, тогда как он отрешён оттуда по жалобе помещика и по усмотренной виновности. Справка показывает, что священник за 1852 год показан не всегда трезвым. По соображению всех сих обстоятельств, нужным признаётся, вместо положенного Консисторией выговора подвергнуть священника Преображенского двухнедельному испытанию в поведении в Лужецком монастыре с увещанием быть всегда трезвым и поступать правдиво и о последующем донести. 2) Дело сие от 5 января 1849 года, почти пят лет, оставалось без движения в столе состоящего в должности столоначальника Дроздова. Как уже это не первое замечание: то Консистории нужно иметь суждение, может ли он оставаться в сей должности. Недеятельность сия тем худшее имеет значение, что священнику по делу угрожало запрещение священнослужения, о чём и в резолюции было упомянуто».

41. Резолюция от 3 июля 1855 г. на показании священника Иоакиманской, г. Можайска, церкви Иоанна Воскресенского, – по донесению местного благочинного о его нетрезвости, – о том, что он, священник Воскресенский был нетрезв после Пасхи не более четырёх или пяти раз, но опущений по приходу и церкви не было; «Как будто оправдание представляет священник то, что был нетрезв не более

—27—

пяти раз и что не было опущений по приходу. И один день нетрезвости не постыден ли для священника? И неопущение по приходу уменьшает ли виновность пред Богом и званием? А что опущений не было по церкви, то неправда. Был один (или более) день неслужения. Послать его на три недели в Давидову пустынь под епитимию и для испытания в поведении, и о последующем донести. 2) Затем отдать его на полгода под особый надзор благочинного, с тем, чтобы, в случае новой нетрезвости, донёс немедленно, с указанием времени и обстоятельства».

42. Резолюция от 12 июля 1855 г. на донесении священника Единоверческой Крестовоздвиженской, что в Селине, церкви, Богородского уезда Георгия Алексеева Смирнова о желании присоединившихся на правилах единоверия купцов г. Егорьевска, чтобы он, священник Смирнов, имел свободный въезд в сей город для совершения у них треб церковных: «1) Как некоторые Егорьевские обыватели, присоединённые сим священником к православной церкви, на правилах единоверия, действительно могут иметь нужду в его посещении для исповеди и приобщения святых таин больных и для погребении усопших: то консистории дать ему свидетельство сроком на год в том, что ему разрешено по вышеозначенным нуждам посещать присоединённых им к православной церкви в городе Егорьевске. 2) О сем отношением от меня уведомить преосвященного Архиепископа Рязанского, что сие решение дано по нужде, по неимению в Егорьевске единоверческого священника, почему и просить, чтобы временное дело нужды не принято было за нарушение епархиальных пределов, какое же преосвященный будет по сему иметь с своей стороны суждение, о том просить не оставить меня без уведомления».

43. Резолюция от 15 июля на донесении Серпуховского духовного правления о следствии, произведённом и. д. благочинного священником церкви села Легчищева Сергием Страховым и сотрудника священником церкви села Семёновского Георгием Вишняковым о действиях церковного старосты села Николаева Фомы Фирсова: «1) Не сделано нужного вопроса: для чего следователи требовали 20 человек, не зная кого. Надлежало требовать от истца и ответчика свидетелей и сих требовать к спросу, если свидетели законные. Не

—28—

у станового ли пристава научился следователь требовать кучу народа, не зная, кого и для чего? Велеть спросит о сем следователя и сотрудника. 2) Впрочем, консистории показания следователя и сотрудника рассмотреть с делом».

44. Резолюция от 20 июля на показания священника церкви села Малахова, Бронницкого уезда, Михаила Карпова, о том, что никаких притеснений прихожанам он никогда не делал, об общем желании прихожан сделать медную – аплике ризу икону Божией Матери ему неизвестно; притязаний при плате за требы он не делал, ловлю рыбы удочкою в крестьянском пруду прекратил тотчас, как скоро было выражено на сие неудовольствие: «I. Священник признаётся, что жёны причта на Пасхе берут деньги с прихожан. Это незаконно и мздоимственно. Признался, что ловил в пруде рыбу без дозволения держащего пруд. Когда крестьянин Яковлев пришёл к священнику просить метрического свидетельства; тогда священник своею рукою написал себе дозволительную записку ловить рыбу, то есть, пользуясь нуждою крестьянина в свидетельстве, хотел вынудить у него позволение ловить рыбу. За сии незаконные и неблаговидные поступки положить священнику в кафедральной церкви Чудова монастыря сорок поклонов. II. Касательно медного оклада объявить прихожанам, что такие оклады не столько украшают, сколько безобразят иконы, изменяя их вид, подвергаясь потемнению и ржавчине. И потому советуется сделать оклад или венец серебряный, или же оставить икону без оклада, без которого она не менее свята и досточтима. III. Донос о нехождении на воду в день Богоявления, по показанию просителей, в 1847 году, а по показанию священника ранее, оставить за давностью без исследования. IV. Прочее консистории рассмотреть.

45. Резолюция от 26 июля на представлении преосвященного Алексия, епископа Дмитровского, о том, что исключённый из среднего отделения Московской духовной семинарии, ученик Сергей Михайловский определённый им на пономарское место в село Пахрино, просить посвятить его в дракона на пономарской вакансии, или уволить от сего места: «Ученик Михайловский просил пономарского места и на оное назначен. Но к сей просьбе присоединял он другую, без всякого основания и причины, чтобы произвести в диа-

—29—

кона, и когда сия просьба не принята была во внимание как не имеющая основания и не согласная с штатом церкви, и следственно, основанная только на честолюбии, то Михайловский и присовокупил неповиновение, и место, которого просил, а на которое назначен, принять не хочет.

Посему учинить следующее: 1) От места его отрешить. 2) Как духовное начальство не может благоприятствовать честолюбию а обязано по возможности врачевать от сей нравственной болезни; то советуется Михайловскому для излечения себя от честолюбия, просить причётнического места, 3) Когда будет просить места: настоящую резолюцию вносить в справку».

46. Резолюция от 31 июля на показании священника Звенигородского Успенского Собора Георгия Морозова о том, что против собора на пути к Саввину монастырю в давнее время устроена часовня, при которой находится кружка; на западной же стороне собора инвалидным писарем Белоусовым устроен колодец с срубом и шатром над ним для инвалидных солдат; по просьбе Белоусова им, священником, был отслужен в соборном храме молебен с водоосвящением; куда Белоусов употребил освящённую воду, он не знает; тоже не знает и этого, оказывают ли жители к колодцу особое расположение: «Священник говорит, что не знает, по какой причине Белоусов обделал колодезь и в то же время объясняет причины сего. Благочинный донёс, что из колодезя была взята вода, освящена в соборе и потом опять влита в колодезь, как бы для освящения его. Священник признаётся, что освящал воду будто бы не зная, для чего; но прибавляет, что куда Белоусов по освящении употребил воду, ему, священнику, неизвестно. Из сего видно, что освящённую воду священник отдал Белоусову. Но как нет обычая освящённую воду всю отдавать просившему освящения: но нет ни малейшего вероятия, чтобы священник против обычая отдал оную Белоусову, не спросив даже, на что это. И следственно, показанием священника подтверждается то, о чём доносил благочинный. Благочинный донёс, что на колодезь собираются поселяне, приносят лоскуты холста, бросают в него деньги. Священник показал, что ему сие совершенно неизвестно. Но как колодезь вблизи и в глазах священ-

—30—

ника; то сие показание следует признать недобросовестным. Между тем священник признаётся, что и до постановки сруба на сем колодезе совершались молебны; но священник без особого разрешения не должен был делать и об оказавшемся к колодезю набожном внимании он обязан был донести, но сего не сделал.

Посему учинить следующее.

1) Священника Морозова, за означенные беспорядки и не прямодушные показания и для того, чтобы он не усиливал неосновательных разглашений о колодезе, послать в Покровский монастырь на неделю со священнослужением. 2) Церковь и приход на сие время поручить ближайшему. 3) Молебны на колодезе служить впредь до усмотрения не разрешается. 4) Кружки при нём не ставить. 5) Впрочем, само собою разумеется, что в церкви для желающих служить молебны не возбраняется. 6) Благочинному иметь наблюдение, будет ли собираться на колодезь народ, в каком количестве и не окажется ли при сем каких особенных действий или разглашений, и что по наблюдении окажется, доносить мне еженедельно до усмотрения».

47. Резолюция от 1 августа 1855 г. на консисторском определении об оштрафовании одним рублём сер. в пользу вдовы сироты духовного звания священника Богоявленской, в Елохове, церкви Петра Космина и диакона Ремизова за выдачу раскольнику крестьянину Петру Яковлеву и его семейству из исповедных книг о летах их. «1) Недостоверно рассуждение Консистории, что рассмотрение о достоинстве свидетельства, данного причтом из исповедных книг, до неё не относится и преждевременно произнесла сие решение, не рассмотрев самого свидетельства. Свидетельство может быть ложное. Сие рассмотреть – дело консистории а потом её дело и сказать, что оно не может быть актом для наследства.

2) Консистория неправильно поступила, сообщив светскому начальству своё мнение, не утверждённое начальством. 3) Не довольно соответственно приведено епархиальное постановление, запрещающее выдавать выписки из исповедных книг о летах, сделанное для того, чтобы ошибочные показания исповедных книг не повели к ошибочному исполнению рекрутской повинности или другим незаконностям. Настоящее дело иного рода. Здесь вопрос не о летах. Сии неправильности поставляются на вид консистории, особенно Арбатскому

—31—

протоиерею, по части которого состоит дело, и которому по давней службе надлежало бы предохранять от погрешностей и других, менее опытных. Посему и определение сие утверждено быть не может. Рассудить о сем деле вновь».

48. Резолюция от 3 августа 1855 г. на донесении благочинного Можайского уезда, церкви села Борис-Городка священника Василия Остроумова об оказавшемся повреждении св. престола от дождя через рассохшуюся крышу Христорождественской, села Сокольникова, церкви: «1) Запретить служение на сем престоле. 2) Разоблачить и снять его в присутствии благочинного, с материалом поступить по правилам, устроить новый престол, согласно с правилами и с должною прочностью, и по освидетельствовании донести, для разрешения об освящении, при чём объяснить, будет ли исправлена кровля алтаря с безопасностью от течи. 2) Объявить церковному старосте, что духовное начальство с прискорбием видит допущение неудовлетворительного устроения кровли, сопровождавшегося неблагоприятными для святыни последствиями, и что оно надеется от него нужного исправления, так как прочное внешнее устроение здания церковного и удобно и прилично может быть отнесено к попечению церковного старосты, подобно как попечение о внутреннем благоустройстве храма, и особенно алтаря, преимущественно относится к обязанности священника».

49. Резолюция от 4 августа на проекте учреждения домашнего штатного училища при церкви святителя Алексия, что в селе Горбунове, в имении и фабрике дворянина и временного 1 гильдии купца Алексея Гавриловича Попова: «Бог да благословит благотворителя и благотворительное начинание, да утвердит и совершит, для образования детей полезными познаниями, наипаче же да возрастут в благочестии и благонравии. Священник должен тщательно исполнять возлагаемое на него настоящим положением. Подлинное сие положение хранить в ризнице; а священнику иметь с него список для своего употребления».

50. Резолюция от 7 августа на показании священника церкви села Малахова, Бронницкого уезда, Михаила Архангельского о том, что деньги, найденные в алтаре во время пожара, принадлежат ему, они были положены над иконостасом, устроенным для запрестольных икон, но народом,

—32—

сбежавшимся для тушения пожара, вероятно, сдвинуты под престол: «В церкви хранить частную собственность запрещено законом: и хранить деньги священника в алтаре за престолом несообразно с благоговением к святыне. Ещё в высшей степени несообразно хранить деньги под престолом, в чём священник запирается против вероятности: потому что деньги найдены под престолом, и трудно понять, как они могли перейти под престол, если не были под ним положены. Не в обличение ли неблагоговения священника и последовало попущения огня на престол? Для очищения совести послать священника на три дня в Андрониев монастырь, на первый без священнослужения, а на другие два со священнослужением с положением в каждый по сороку поклонов».

51. Резолюция от 11 августа на донесении благочинного Никитского сорока, протоиерея Василие-Кесарийской церкви Михаила Изюмова, с представлением показания пономаря Феодоро-Студийской церкви Николая Дмитриева Анитова по производившемуся полицией делу относительно задержки его у Калужской заставы, по его нетрезвости и грубости, оказанной торшрейберу заставы: «Из дела видно следующее. 1) Причётник говорит, что отпросился он вечером по своему делу: а из дела по полиции видно, что он с каким-то соседом и сестрою его отправлялся на Воробьёвы горы пить чай. Занятие суетное, и тем более неприличное причётнику, что ушёл от церковной службы. 2) Полицейское дело показывает, и причётник признаётся, что не хотел на заставе объявить своего звания. Это не в порядке и показывает, что находился в таком положении, в котором стыдился себя обнаружить. 3) При деле по полиции видно, что причётник признался в нетрезвости. Пред благочинным он не признался; но и в оправдание ничего не представил и не сослался ни на соседа-компаньона, ни на извозчика, видно, боясь быть обличённым.

По сим обстоятельствам учинить следующее. 1) Пономаря Николая Анитова от Феодоро-Студийской церкви удалить. 2) Определить его на сельское причётническое место, и отдать на полгода под особый надзор благочинного».

52. Резолюция от 13 августа на выписке из консисторского настольного реестра с представлением донесения Зве-

№ 1. 27 января 1916 года. № 1

—1—

Присутствовали, под председательством Ректора Академии Феодора, Епископа Волоколамского, – ординарные профессоры: С.И. Соболевский С.С. Глаголев, С.И. Смирнов, М.М. Богословский и Д.И. Введенский экстраординарные профессоры – И.В. Попов, Н.Л. Туницкий, А.П. Орлов, протоиерей Д.В. Рождественский и священник В.Н. Страхов.

Отсутствовали: Инспектор Академии архимандрит Иларион, сверхштатный заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов, ординарные профессоры – А.И. Алмазов и М.М. Тареев, заслуженный экстраординарный профессор П.П. Соколов, экстраординарные профессоры – священник Е.А. Воронцов, священник И.В. Гумилевский и священник П.А. Флоренский.

Слушали: I. а) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «7 дек. 1915. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 4 декабря 1915 года за № 16681:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали:

1) представление Вашего Преосвященства, от 19 декабря 1915 года за № 427, по ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии об утверждении священника Мо-

—2—

жайского Николаевского собора Димитрия Лебедева в степени магистра богословия за представленное им, на соискание сей степени, сочинение: „Из истории древних пасхальных циклов. 19-летний цикл Анатолия Лаодикийского“, и 2) отзыв о названном сочинении члена Святейшего Синода Архиепископа Финляндского Сергия, от 30 ноября 1915 года. Приказали: Согласно ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии, представлении Вашего Преосвященства и отзыву Преосвященного Финляндского Святейший Синод определяет: утвердить священника Можайского Николаевского собора Димитрия Лебедева в степени магистра богословия за представленное им, на соискание сей степени, сочинение: „Из истории древних пасхальных циклов. 19-летний цикл Анатолия Лаодикийского“, о чём уведомить Ваше Преосвященство указом».

б) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «14 дек. 1915. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 12 декабря 1915 года за № 17080:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: 1) представление Вашего Преосвященства, от 3 декабря 1915 года за № 480, по ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии об утверждении магистра богословия священника Можайского Николаевского собора Димитрия Лебедева в должности доцента названной Академии по вакантной, за увольнением ординарного профессора Академии Спасского, кафедре истории древней церкви с 18 Ноября 1915 г. – дня избрания священника Лебедева на эту должность Советом Академии. Приказали: Согласно ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии, Святейший Синод определяет: магистра богословия священника Можайского Николаевского собора Димитрия Лебедева, избранного Советом Императорской Московской Духовной Академии на должность доцента академии по вакантной кафедре истории древней церкви, утвердить в означенной должности с 18 Ноября 1915 года – дня избрания священника Лебедева на эту должность Советом академии; о чём Наше Преосвященство уведомить указом».

—3—

в) Отношение Московской Духовной Консистории, от 30 Декабря 1915 года за № 21887:

«Вследствие отношения, от 18 сего Декабря за № 894, Московская Духовная Консистория имеет честь препроводить при сем послужной список священника Ильинской, погоста Стребукова, церкви Московского уезда Димитрия Лебедева, ныне назначенного на должность доцента Императорской Московской Духовной Академии, и формулярный список о службе его в должности преподавателя Уфимского Духовного Училища. Московская Духовная Консистория покорнейше просит уведомить, считать ли священника Лебедева освобождённым от занимаемой им должности священника, за назначением его на должность доцента Академии или нет».

Справка: В ответ на означенное отношение Московской Духовной Консистории, от 10 Января за № 20, сообщено было, что священник Димитрий Лебедев, в виду утверждения его Святейшим Синодом в должности доцента Императорской Московской Духовной Академии, подал Его Высокопреосвященству прошение об освобождении его от епархиальной службы.

г) Отношение Московской Духовной Консистории, от 18 января 1916 года за № 587:

«Московская Духовная Консистории покорнейше просит объявить доценту Императорской Московской Духовной Академии священнику Димитрию Лебедеву, что он, согласно прошению, резолюцией Преосвященнейшего Модеста, от 2 сего января, уволен от должности священника при Ильинской, погоста Стребукова, церкви, Московского уезда».

Определили: 1) Изготовить для священника Димитрия Лебедева установленный магистерский диплом и выдать его по принадлежности. 2) Об утверждении священника Лебедева в учёной степени магистра богословия и должности доцента Академии по кафедре истории древней церкви (с 18 ноября 1915 года), а также об увольнении его, согласно прошению (с 2 января 1916 года), от должности священника при Ильинской, погоста Стребукова, церкви Московского уезда, – внести в формулярный о службе его спи-

—4—

сок и сообщить Правлению Академии для зависящих распоряжений.

II. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «26 дек. 1915. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 23 декабря 1915 года за № 17590: «По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: представление Вашего Преосвященства, от 9 ноября 1915 года за № 455, по ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии об отсрочке и. д. доцента Академии Александру Ремезову, коему Высочайше разрешён отпуск на 1915–1916 учебный год для поступления в военное училище и затем в действующую армию, представления магистерской диссертации на два года, до 26 ноября 1917 года. Приказали: Согласно ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии и настоящему представлению Вашего Преосвященства, Святейший Синод определяет: отсрочить и. д. доцента названной академии Александру Ремезову представление магистерской диссертации на два года, до 26 ноября 1917 года; о чём Ваше Преосвященство уведомить указом».

Определили: Содержание указа Святейшего Синода за № 17590 объявить и. д. доцента Академии А.В. Ремезову.

III. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «26 дек. 1915. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 23 декабря 1915 года за № 17593:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: представленный Преосвященным Председателем Учебного Комитета, от 5 ноября 1915 года за № 4147, журнал Комитета № 807, об освобождении иеромонаха Феодосия (Пясецкого) от назначения на должность помощника инспектора Оренбургской духовной семинарии. Приказали: Рассмотрев настояний журнал, Святейший Синод определяет: иеромонаха Феодосия (Пясецкого) в виду зачисления в студенты Им-

—5—

ператорской Московской Духовной Академии уволить от данного ему назначения на должность помощника инспектора Оренбургской духовной семинарии с 19 октября 1915 года; о чём Ваше Преосвященство и Преосвященного Оренбургского уведомить указами».

Определили: Принять к сведению.

IV. Сданный Его Высокопреосвященством, с надписью: «26 дек. 1915. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 23 декабря 1915 года за № 17595:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: 1) прошение окончившего полный курс Феодосийского Учительского Института Петра Орловского о допущении его к поверочным испытаниям для поступления в Императорскую Московскую Духовную Академию, с освобождением его от экзамена по греческому языку, и 2) представление Вашего Преосвященства, от 6 октября 1915 года за № 379, с отзывом по сему прошению Совета Императорской Московской Духовной Академии. Приказали: Выслушав настоящее ходатайство Орловского совместно с представленными Вашим Преосвященством сведениями к принимая во внимание, что в § 137 Устава правосл. дух. акад. в числе лиц, допускаемых к поверочным испытаниям для поступления в Императорские духовные академии, воспитанники учительских Институтов не упомянуты, Святейший Синод определяет: ходатайство Орловского о допущении его к поверочным испытаниям, для поступления его в Московскую Академию, отклонить; о чём послать указы Вашему Преосвященству, для сведения, и Могилёвскому Губернскому Правлению, для объявления Орловскому по жительству его в г. Быхове, Днепровская ул., д. 21».

Определили: Принять к сведению.

V. Сданный Его Высокопреосвященством c надписью: «6 янв. 1916. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 31 декабря 1915 года за № 17865:

—6—

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: представленный Преосвященным Председателем Учебного Комитета, от 9 ноября сего года, № 4249, Журнал Комитета, № 826, по представлению Совета Императорской Московской Духовной Академии об изменении § 171 академического устава и по ходатайству кандидата названной академии Димитрия Дюлгерова о причислении его к первому разряду окончивших курс воспитанников академии. Приказали: Принимая во внимание, что указом Святейшего Синода, от 3 апреля 1913 года, за № 5565, было разъяснено Совету Московской Духовной Академии, что какой-либо несогласованности между §§ 165 и 171 Устава дух. акад. не усматривается, так как § 165 касается порядка причисления студентов к первому и второму разряду, а § 171 говорит о порядке удостоения степени магистра богословия студентов, причисленных ко второму разряду, с другой стороны, имея в виду недостаточное соблюдение Дюлгеровым правил русской речи в его прошении, излишнее самовосхваление и неуважительный отзыв о пристрастном будто бы отношении к болгарам Преосвященного Ректора Академии, Святейший Синод, согласно заключению Учебного Комитета, определяет: 1) разъяснить Совету Московской Духовной Академии, что к изменению редакции § 171 академического устава, по кажущейся несогласованности его с § 165 того же устава, не представляется оснований, и 2) изъяснённое ходатайство Дюлгерова оставить без удовлетворения; о чём и послать Вашему Преосвященству указ».

Определили: Принять к сведению.

VI. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «8 янв. 1916. В Совет Академии – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 15 января 1916 года за № 632:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали; представление Вашего Преосвященства, от 31 декабря 1915 года за № 530, по ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии о разрешении, в виду испытываемых ака-

—7—

демией материальных затруднений, произвести переводные испытания студентов первых трёх курсов в течение Великого поста, а выпускные испытания студентов IV курса – непосредственно после праздника Св. Пасхи, и закончить 1915–1916 учебный год к первому Мая 1916 года. Приказали: Принимая во внимание, что Императорская Московская Духовная Академия в настоящее время, вследствие непрерывно возрастающей дороговизны на все предметы потребления, находится в чрезвычайно затруднительном материальном положении, и вместе с сим имея в виду, что учебные занятия в сей академии начались в текущем учебном году в установленный академическим уставом срок (3 сентября 1915 года) и идут нормально без всякого перерыва, Святейший Синод, согласно ходатайству Совета академии и настоящему представлению Нашего Преосвященства, определяет: разрешить Совету академии произвести переводные испытания студентов первых трёх курсов в течение Великого поста, и выпускные испытания студентов IV курса – непосредственно после праздника Св Пасхи и закончить 1915–1916 учебный год к 1 мая 1916 года, о чём Ваше Преосвященство уведомить указом».

Определили: 1) Закончить чтение лекций в Академии пред сырной седмицей. 2) Производство переводных испытаний студентов первых трёх курсов начать со второй седмицы Великого поста, а выпускных испытания студентов ΙV курса – после Праздника Св. Пасхи. 3) Расписание испытаний, на основании § 158, прим., устава духовных академий, представить на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства.

VII. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «18 янв. 1916. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 15 января за № 633:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: 1) предложенное Г. Исполнявшим обязанности Товарища Синодального Обер-Прокурора, от 26 октября 1915 г. за № 10541,

—8—

прошение окончившего курс 3-го Московского кадетского корпуса, состоящего ныне вольнослушателем в Императорской Московской Духовной Академии, Анатолия Радынского о принятии его без экзаменов в число студентов I курса названной академии и 2) представление Вашего Преосвященства, от 3 декабря 1915 года за № 482, с отзывом по сем прошению Совета Московской академии. Приказали: Принимая во внимание, что Анатолий Радынский, как окончивший курс кадетского корпуса, согласно § 137 Уст. дух. акад., не может быть допущен даже к поверочным испытаниям для поступления в студенты Духовной Академии, Святейший Синод определяет: прошение Радынского о принятии его без экзаменов в число студентов Императорской Московской Духовной Академии оставить без последствий; о чём Вашему Преосвященству послать указ для объявления просителю».

Определили: Содержание указа Святейшего Синода за № 633 объявить просителю – Анатолию Радынскому.

VIII. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «18 янв. 1916. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 15 января за № 634:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: 1) прошение священника Гродненской епархии Владимира Слауты о принятии его в число студентов Императорской Московской Духовной Академии и 2) отзывы по сему прошению Преосвященных а) Гродненского, от 16 декабря 1915 года за № 2008, и б) Ректора названной академии от 15 ноября 1915 года за № 1898. Приказали: Принимая во внимание, что священник Владимир Слаута окончил курс духовной семинарии, по первому разряду и ныне состоит в числе вольнослушателей Императорской Московской Духовной Академии, почему к принятию его в число студентов Московской академии, по отзыву Преосвященных – Гродненского и Ректора академии, никаких препятствий не встречается, Святейший

—9—

Синод определяет: разрешить Совету Императорской Московской Духовной Академии зачислить священника Слауту в состав студентов первого курса академии; о чём Ваше Преосвященство и Преосвященного Гродненского уведомить указами».

Определили: Священника Владимира Слауту внести в списки студентов I курса Академии.

IX. а) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «20 янв. 1916. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 18 января за № 760:

«По указу Его Императорского Величества. Святейшей Правительствующий Синод слушали: прошение окончившего курс Императорского Московского Университета по историко-филологическому факультету, студента первого курса Императорской Московской Духовной Академии Павла Зубарева о зачёте ему, при прохождении академического курса, тех предметов, по которым он имеет отметки в университетском дипломе, и о разрешении окончить академию в три года. Приказали: Прошение это, с приложением, препроводить при указе к Вашему Преосвященству с тем, чтобы по содержанию прошения, с возвращением оного и приложения, представлены были Святейшему Синоду сведения и заключение».

б) Прошение на имя Святейшего Правительствующего Синода студента I курса Императорской Московской Духовной Академии Павла Зубарева.

«Окончив в мае сего года Императорский Московский Университет по историко-филологическому факультету, и желая получить богословское образование, столь необходимое для христианина, я поступил в Императорскую Московскую Духовную Академии и, видя, что программа Академии в некоторой части совпадает с программой историко-филологического факультета, решаюсь просить Святейший Правительствующий Синод сделать зависящие от Него распоряжения 1) о зачёте мне предметов, по которым я имею отметки в дипломе, и тем са-

—10—

мым освободить меня от сдачи по ним экзаменов, а 2) разрешить мне окончить Академию в три года. При сем прилагаю справку Канцелярии Московского Учебного Округа за № 219 от 9 декабря 1915 года. Об решении сего дела прошу Святейший Правительствующий Синод уведомить академическое Начальство».

Определили: С возвращением прошения студента I курса Академии Павла Зубарева, почтительнейше представить Его Высокопреосвященству, что Совет Академии со своей стороны, не встречает никаких препятствий к удовлетворению просьбы студента Зубарева, до поступления в Академию окончившего курс Университета по историко-филологическому факультету, о разрешении ему пройти академический курс в три года, с освобождением от слушания лекций и сдачи испытаний по тем предметам, отметки по которым имеются в его университетском дипломе, так как примеры удовлетворения подобных ходатайств были уже многократно и оправдываются существом дела.

X. а) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «22 янв. 1916. В Совет Императорской Московской Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 21 января за № 887:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: предложение Г. Синодального Обер-Прокурора, от 21 ноября 1915 года за № 11407, в коем изложено, что Государь Император, по всеподданейшему докладу его, Г. Синодального Обер-Прокурора, в 19 день ноября месяца 1915 года, в Царском Селе, Всемилостивейше соизволил, согласно Синодальному определению, от 7 августа – 8 октября 1915 года за № 8096, на учреждение нагрудного знака в память 100-летия Императорской Московской Духовной Академии по представленному рисунку и на основаниях приложенного при означенном определении положения о нём. Приказали: Об изъяснённом в настоящем предложении Высочайшем Его Императорского Величества соизволении, для напечатания во всеобщее известие, сообщить

—11—

Правительствующему Сенату ведением и редакциям Правительственного Вестника и Церковных Ведомостей по принятому порядку, а Ваше Преосвященство уведомить указом, с приложением копии означенного Положения о знаке и рисунка оного».

б) Положение о нагрудном знаке в память столетия Императорской Московской Духовной Академии:

1) «Нагрудный знак в память столетия Императорской Московской Духовной Академии состоит из золочённого лаврового венка, увенчанного серебряной (или золочёной) Императорской короной.

2) Внизу венка – золочёный картуш с инициалами: И.М.Д.А., красной эмалью, и обозначением годов: 1814–1914, белой эмалью.

3) Внутри венка помещаются на эмалевом синем звёздном фоне: золотой православный крест; на нём – раскрытое Св. Евангелие, на белых раскрытых листах которого тёмною эмалью помещено:

EN АРХΗ ΗΝ О ΛΟΓΟΣ

4) Ниже Св. Евангелия – серебряный (оксидированый) орёл с бирюзовым эмалевым нимбом, как символ Св. Евангелиста Иоанна Богослова.

5) Юбилейный знак назначается для ношения на левой стороне груди.

6) Юбилейный академический знак усвояется: Высокопреосвященному Митрополиту Московскому и Коломенскому Макарию и числящимся в день столетнего юбилея Почётным Членам академии: лицам по учебному и административному составу академии и её учебно-вспомогательных учреждений, как состоящим на академической службе в день юбилея, так и служившим ранее сего; всем бывшим питомцам академии, окончившим полный академический курс и удостоенным учёных богословских степеней и званий, и студентам IV, III, II и I курсов академии юбилейного 1914–1915 учебного года, но не ранее как по окончании ими курса в академии и по удостоении учёной богословской степени или звания.

Подлинное положение Высочайше утверждено в 19 день Ноября 1915 года».

—12—

Определили: Принять к сведению.

XI. Резолюцию Его Высокопреосвященства, последовавшую на журнале собрания Совета Академии 14 декабря 1915 года за № 21: «6 янв. 1916. Исполнить».

Определили: Резолюцию Его Высокопреосвященства принять к сведению и исполнению.

XII. Предложение Преосвященного Ректора Академии:

«11 января текущего 1916 года волею Божиею скончался, и. д. ординарного, заслуженный профессор Академии по кафедре педагогики и член академического Правления А.П. Шостьин.

Предлагаю Совету войти в обсуждение вопроса об избрании кандидата на освободившуюся, за смертью профессора А.П. Шостьина, вакансию члена Правления Академии и принять меры хотя бы к временному (в виду краткости остающегося до окончания лекций и производства переводных испытаний студентов I курса срока) замещению вакантной кафедры педагогики».

Справка: 1) Устава духовных академий – §§ 122, 123, 86. 2) Единогласным постановлением Совета кандидатом на должность члена Правления Академии избран ординарный профессор по кафедре истории русской церкви С.И. Смирнов. 3) Временное исполнение преподавательских обязанностей по кафедре педагогики изъявил согласие принять на себя ординарный профессор Академии по кафедре библейской истории Д.И. Введенский, заявивший о своей готовности приступить к чтению лекций по этому предмету немедленно.

Определили: 1) Ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством об утверждении ординарного профессора Академии С.И. Смирнова в должности члена Правления Академии. 2) Просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом о разрешении Совету Академии поручить преподавание педагогики, со дня настоящего собрания и до конца текущего 1915–1916 учебного года (т. е. с 28 января по 15 августа 1916 года) –

—13—

ординарному профессору Академии Д.И. Введенскому, – с выдачею ему дополнительного вознаграждения в размере, не превышающем жалованья доцента (864 руб. в год), из остатков по содержанию лиц Управления и учащих в Академии за 1916-й год.

XIII. Ведомость Преосвященного Ректора Академии о пропущенных наставниками Академии лекциях в декабре месяце минувшего 1915 года, из которой видно, что по болезни: (†) заслуженный профессор А.П. Шостьин опустил 10 лекций, экстраординарный профессор протоиерей Д.В. Рождественский – 8 лекций, заслуженный экстраординарный профессор П.П. Соколов, экстраординарные профессоры – священники В.Н. Страхов и П.А. Флоренский и доцент иеромонах Варфоломей (Ремов) – по 5 лекций, ординарный профессор С.И. Соболевский и лектор Г.Я. Томсон – по 4 лекций и доцент В.П. Виноградов – 2 лекции. Вовсе не были читаны студентам I курса лекции по истории древней церкви, за увольнением, по болезни, от духовно-учебной службы ординарного профессора А.А. Спасского.

Определили: Ведомость внести в протокол настоящего собрания для напечатания в академическом журнале.

XIV. Дополнительный отзыв ординарного профессора Академии С.С. Глаголева о магистерской диссертации преподавателя Ставропольской духовной семинарии, кандидата богословия, Николая Чернявского под заглавием: «Император Феодосий Великий и его царствование в церковно-историческом отношении. Опыт церковно-исторического исследования». Сергиев Посад, 1913 г.⁵⁸⁰

Справка: 1) Совет Академии, выслушав в собрании своём 11 января 1912 года отзывы рецензентов – ординарных профессоров Академии А.А. Спасского и С.И. Глаголева – о представленном (в рукописи) на соискание степени магистра богословия преподавателем Ставропольской духовной семинарии Н. Чернявским сочинении на вышеука-

—14—

занную тему, – постановил: «Соглашаясь с отзывами рецензентов и признавая сочинение И. Чернявского достаточным для сей степени, одобрить означенное сочинение к напечатанию под непременным условием предварительного исправления всех недостатков, отмеченных в отзывах г.г. рецензентов». – 2) В собрании 20 марта 1913 года Советом Академии, по выслушании доклада секретаря Совета о том, что в академическую Канцелярию представлено из типографии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, по распоряжению г. преподавателя Ставропольской духовной семинарии Николая Чернявского, 65 экземпляров его магистерской диссертации под заглавием; «Император Феодосий Великий и его царствование в церковно-историческом отношении. Опыт церковно-исторического исследования». Сергиев Посад, 1913 г., – постановлено было: «Поручить г.г. рецензентам – ординарным профессорам Академии – А.А. Спасскому и С.С. Глаголеву – просмотреть магистерскую диссертацию г. Чернявского и представить Совету Академии своё заключение о том, насколько выполнено автором, при печатании сочинения, поставленное ему Советом условие признания диссертации удовлетворительною для степени магистра богословия». 3) Один из помянутых рецензентов – бывший ординарный профессор Академии А.А. Спасский, вследствие постигшей его тяжкой болезни, до своего выхода в отставку требуемого заключения не представил. 4) § 109, лит. а п. 15, устава духовных академий.

Определили: 1) Принимая во внимание, что в первоначальных отзывах о рукописной диссертации преподавателя Ставропольской духовной семинарии Николая Чернявского бо́льшая часть недостатков, требующих исправления, указана была ординарным профессором С.С. Глаголевым, который ныне, в своём дополнительном отзыве о книге г. Чернявского, приходит к положительному заключению, – признать представленное г. Чернявским на соискание степени магистра богословия сочинение под вышеуказанным заглавием достаточным для сей степени и допустить автора к защите сочинения на коллоквиуме. 2) Официальными оппонентами при защите диссертации назначить ординарного профессора по кафедре основного богословия

—15—

С.С. Глаголева и доцента Академии по кафедре истории древней церкви священника Д.А. Лебедева.

3) Предоставить Преосвященному Ректору Академии войти в соглашение с магистрантом относительно дня коллоквиума и пригласить к участию в последнем сторонних лиц.

XV. Прошение епархиального миссионера Могилёвской епархии, кандидата богословия, Георгия Чайкина:

«Честь имею покорнейше просить Совет Императорской Московской Духовной Академии возвратить мне обратно сочинение: «Современный искания в русском сектантстве», представленное было на соискание магистерской степени, но неудачно».

Определили: Возвратить кандидату богословия Георгию Чайкину рукопись его магистерской диссертации под вышеуказанным заглавием и дело о соискании им степени магистра богословия считать прекращённым.

XVI. а) Отношение Московского Общества по исследованию памятников древности, от 31 декабря 1915 года за № 362:

«Препровождая при сем: «А.В. Филиппов. «Русские поливные изразцы XVI века», Московское Общество по исследованию памятников древности, находящееся при Императорском Московском Археологическом Институте, обращается с покорнейшею просьбою не отказать в любезном содействии О-ву присылкой своих изданий. Общество льстит себя надеждою, что Императорская Московская Духовная Академия не откажет в исполнении настоящей просьбы, и заранее приносит глубокую благодарность на любезную высылку ему печатных трудов.

В свою очередь Общество считает своею обязанностью присылать свои печатные труды, по мере выхода их в свет».

а) Отношение Г. Председателя Совета Высших Женских Курсов Общества трудящихся женщин:

«Харьковские Высшие Женские Курсы, вследствие огромного наплыва слушательниц, испытывают острую нужду в книгах. Несмотря на то, что Историко-филологическим факультетом ассигнуются на библиотеку весьма значитель-

—16—

ные суммы на приобретение новых книг и на подписку на журналы, не представляется возможным удовлетворить собственными силами всем потребностям преподавания. Вследствие сего осмеливаюсь ходатайствовать пред Советом Императорской Московской Духовной Академии о бесплатной высылке издаваемого Академией «Богословского вестника».

Определили: Высылать с 1916 года в библиотеки Московского Общества по исследованию памятников древности и Харьковских Высших Женских Курсов по одному экземпляру академического журнала «Богословский Вестник», о чём и сообщить редакции названного журнала.

XVII. Отношение Г. Директора Императорского Московского и Румянцовского Музея, от 19 декабря 1915 года за № 1435:

«Вследствие отношения от 16 сего декабря за № 893, имею честь уведомить, что рукопись, высланная для занятий хранителя Отделения Рукописей Императорского Московского и Румянцовского Музея, действительного статского советника Г.П. Георгиевского при отношении от 2 апреля с/г. за № 400, ещё им не использована, а посему я позволяю себе ходатайствовать перед Советом Академии о продлении срока пользования означенной рукописью на два месяца, январь и февраль, для окончания научных занятий г-на Георгиевского».

Определили: Продолжить г-ну Георгиевскому срок пользования означенной в отношении рукописью до 1 марта 1916 года.

XVIII. Прошения экстраординарного профессора Академии Н.Л. Туницкого:

а) Честь имею покорнейше просить Совет Академии возбудить ходатайство пред Управлением Императорского Публичного и Румянцовского Музея о продлении срока высылки Мосхопольского издания греческих аколуфий 1741–1742 года (Ἀκολουϑίαι. Ἐν Μοσχοπόλει, 1741–1742) ещё на три месяца. Высланную же одновременно с этим изданием греческую

—17—

рукопись собрания В.И. Григоровича № 818 прошу возвратить в Музей обратно.

Покорнейше прошу также ходатайствовать пред Советом Императорской Киевской Духовной Академии о продлении срока высылки славянской рукописи № 137 (о. л. 32) на три месяца».

б) «Честь имею покорнейше просить Совет Академии обратиться в Правление Владимирской Духовной Семинарии с просьбой о высылке в академическую библиотеку для моих занятий, на трёхмесячный срок, из библиотеки Архиепископа Владимирского Сергия издания: „Νέον Μαρτυρολόγων“ (Новый Мартиролог), изданный в Венеции в 1799 г.».

Определили: Вышеизложенные просьбы экстраординарного профессора Академии Н.Л. Туницкого удовлетворить.

XIX. Отношение Учебного Комитета при Святейшем Синоде, от 2 января за № 1, с возвращением аттестатов на звание действительного студента кандидатов Императорской Московской Духовной Академии – Александра Соколова, за № 827, и Ивана Цвинева, за № 654.

Определили: Принять к сведению.

XX. Резолюцию Его Высокопреосвященства, последовавшую на представлении Преосвященного Ректора Академии от 20 ноября 1915 года за № 868, о разрешении допустить окончившего курс Ришельевской гимназии дворянина Григория Навроцкого к слушанию академических лекций на основаниях, изложенных в § 147 академического устава: «18 дек. 1915. Согласен».

Определили: Резолюцию Его Высокопреосвященства принять к сведению и исполнению.

XXI. а) Доклад секретаря Совета Н.Д. Всехсвятского:

«Честь имею доложить Совету Академии, что в настоящее время в распоряжении Совета имеются следующие премии:

1) Митрополита Московского Макария в 482 руб. – за лучшие печатные труды наставников Императорской Московской Духовной Академии;

2) Митрополита Московского Макария в 289 руб. – за лучшие магистерские сочинения воспитанников Академии, и

—18—

3) Епископа Курского Михаила в 201 руб. – за лучшие печатные труды наставников и воспитанников Академии по Священному Писанию».

б) Представление ординарного профессора Академии М.М. Богословского:

«Имею честь ходатайствовать пред Советом Императорской Московской Духовной Академии о поощрении премией имени митрополита Макария докторской диссертации доцента Академии Н.В. Лысогорского под заглавием: „Единоверие на Дону в XVIII–XIX в. (по 1883 г.)“. Сергиев Посад 1915 (800 стр.). Эта обширная работа восполняет один из пробелов в нашей небогатой литературе по вопросу о единоверии. Из двух существующих трудов по общей истории единоверия сочинение М-ского „Исторический очерк единоверия“, вышедшее в 1867 г., в настоящее время можно считать в значительной степени устаревшим; более же новое сочинение о. Шлеева „Единоверие в своём внутреннем развитии“ имеет характер скорее публицистического произведения, чем объективного и беспристрастного исторического исследования.

Г. Лысогорский справедливо полагает, что составлению труда по общей истории единоверия необходимо предпослать частные изыскания по истории отдельных единоверческих обществ, рассеянных по разным уголкам России. Он и посвятил свою докторскую диссертацию истории одного из таких обществ, именно истории Донского единоверия, до сих пор лишь в очень малой степени затронутой в литературе, а именно в книге Слесарева „Донская епархия и десятилетнее управление ею Архиепископа Платона“ (Новочеркасск–Одесса 1877–1880), в статье прот. Жмакина „Начало Единоверия“ (Христианское чтение 1900 г.) и в нескольких мелких газетных статьях и заметках. Но обе названные работы Снесарева и Ломакина касаются Донского единоверия лишь мимоходом, так как авторы их ставили себе иные задачи, а мелкие статьи и заметки, появлявшиеся на страницах Донских епархиальных ведомостей, Церковно-Общественного Вестника и др., имеют своим предметом отдельные явления и эпизоды из истории донского единоверия.

—19—

Поставив своей задачей исследование истории отдельного единоверческого общества, г. Лысогорский совершенно правильно за источниками этой истории обратился в местные архивы. В основу его труда положены документы архива Донской духовной Консистории, включающего в себе дела, как переданные сюда из Воронежской Консистории до открытия донской епархии, так и дела самой Донской Консистории со времени открытия этой епархии. Данные этого архива дополняются документами, сохранившимися среди дел Войскового архива Донского войска, который также был обследован г. Лысогорским. Направляя свои главные поиски в местные архивы г. Лысогорский не оставил в стороне и центральных хранилищ памятников старины и извлекал относящиеся к его теме документы из архива Св. Синода, архива бывших новгородских митрополитов (в Александро-Невской Лавре) и из Московского отделения общего архива Главного Штаба (дела по донскому казачеству). В массе добытого архивного материала, несомненно, и заключается одно из ценных качеств рассматриваемой книги. Значительное количество этого материала г. Лысогорский напечатал в приложениях и этим ещё более увеличил значение своего труда для будущих исследователей и в той же области, и вообще по истории единоверия.

Книга г. Лысогорского состоит из трёх обширных глав, в которых история донского единоверия рассматривается в хронологической последовательности. В первой главе выясняются условия, подготовившие возникновение единоверия на Дону во второй половине XVIII в., и характеризуется состояние единоверия за первую треть XIX в. Во второй исследуется состояние единоверия в области войска донского за 1841–1867 гг. и в третьей это исследование доводится до 1883 г. Как работа совершенно самостоятельная, основанная всецело на впервые выпускаемых в научный оборот первоисточниках, добывание которых должно было потребовать от автора затраты немалого труда и средств, книга г. Лысогорского, по моему мнению, вполне заслуживает поощрения премией имени митрополита Макария».

в) Представление экстраординарного профессора Н.Л. Tуницкого.

—20—

«На основании § 10 Правил о присуждении премий Митрополита Московского Макария честь имею предложить вниманию Совета Академии вышедшую в 1915 году книгу доцента В.П. Виноградова – „Уставные чтения. Выпуск третий. Очерки по истории греко-славянской церковно-учительной литературы“ (I–IV+191 стр.).

Настоящий труд г. Виноградова состоит из нескольких статей и очерков, связанных между собою предметом либо источниками исследования и представляющих продолжение его магистерской диссертации. Первый выпуск его „Уставных чтений“, по самому своему научному типу, в высокой степени обладает тем свойством, которому в области художественного творчества английской эстетикой присвоено название „суггестивности“, т. е. внушения, подсказывания. Восстановленной там г. Виноградовым „регламентацией уставных чтений в греческой церкви“ проектируется научная история древнерусского проповедничества, причём для её осуществления возбуждается много вопросов и выдвигаются данные для их решения. Первым плодом таких „внушений“ и является третий выпуск „Уставных чтений“.

Его составляют четыре отдела: 1) Уставные чтения как предмет изучения с историко-гомилетической и историко-литургической точек зрения; 2) Древнерусская школа и просвещение по данными уставной агиографической литературы; 3) Основной древнерусский пласт в составе „Торжественника“ – поучения Кирилла, епископа Туровского; 4) Основной пласт в составе „Златоуста“. Не все перечисленные статьи одинаковым образом связаны с регламентацией „Уставных чтений». Но все они обладают достоинствами, делающими труд автора ценным даром науке. В основе этого труда лежит большая эрудиция автора в области его специальности. Его операции над литературным материалом отличаются документальностью, основательностью и остроумием. Как на особенно ценные свойства третьего выпуска „Уставных чтений“ следует указать на самостоятельность исследования и новизну наблюдений и выводов в третьей и в четвёртой статьях. В 3-ей статье даётся интересный разбор произведений Кирилла Туровского, причём здесь самым точным образом опре-

—21—

деляется степень его самостоятельности, впервые указываются греческие источники его проповедей и, в связи с этим, путём тщательного анализа их вскрываются важнейшие составные элементы греческого „Торжественника“, перешедшего в древнейшую эпоху в Россию. В 4-й статье г. Виноградову удалось пролить совершенно новый свет на доселе тёмную судьбу того древнерусского проповеднического сборника, который известен под именем „Златоуста“. Основное ядро этого сборника, как известно, составляют поучения на недели постного триодного круга, открытые в половине прошлого столетия прот. А.В. Горским. По общепринятому взгляду, эти поучения представляют собою произведения оригинальные – славянские или русские, – а не переводные, и были составлены в первые века христианства у южных славян или в России. Такой взгляд на них впервые был высказан А.В. Горским. Г. Виноградову принадлежит честь открытия греческого источника для двух из этой группы поучений (на неделю 6 поста и на неделю о блудном сыне). В зависимости от этого вопрос о происхождении „Златоуста“, которому принадлежит весьма видное место в истории древнерусской письменности, приобретает неожиданно новое направление. Вот почему открытие г. Виноградова будет принято и уже принято в научный оборот с полным признанием (четвёртая статья г. Виноградова первоначально была напечатана в I выпуске „Библиографической Летописи“, издаваемой Императорским Обществом Любителей Древней Письменности). Мы не согласны с В.П. Виноградовым только в том, что другие поучения из группы великопостных находятся в связи с известным циклом проложных кратких поучений на великие праздники года.

Вообще же, книга г. Виноградова, написанная сжато, обильна содержанием и потребовала от него продолжительного труда и немалой учёной опытности, тщательных поисков, сличений, сопоставлений, наблюдений, как в области изданного, так и неизданного – рукописного материала.

В виду всех отмеченных достоинств книги г. Виноградова нахожу совершенно справедливым рекомендовать её на премию Митрополита Макария, имеющуюся в распоряжении Совета Академии».

—22—

г) Представление ординарного профессора С.С. Глаголева:

«При имеющем быть распределении премий за труды наставников и воспитанников Академии долг имею обратить внимание Совета на вышедшую в прошедшем году книгу о. протоиерея Д.В. Рождественского „Учебное руководство по Священному Писанию. Часть первая“. Петроград. 1915. Книга эта, составленная для нужд церковно-учительских и второклассных школ, послужит удовлетворению насущной потребности многих, желающих читать и понимать Священное Писание. Книга написана просто, ясно и толково. Говоря языком митрополита Филарета, она написана „для мудрых и простых вкупе“.

Книга о. Рождественского даёт толкования на весь Ветхий Завет и на три первых евангелия. Но каждое евангелие по существу объемлет всё дело Христово. Поэтому хотя труд о. Рождественского является незаконченным, об авторе можно сказать, что он уже высказался по всем важнейшим вопросам Писания и дела нашего спасения.

По своему предмету книга о. Рождественского служит прямо той цели, для поощрения которой в академии учреждена премия имени еп. Михаила. Честь имею предложить Совету наградить о. протоиерея этой премией за его полезный труд».

Справка: 1) Правил о присуждении премий Митрополита Московского Макария п.п. 1–6, 10–11, 13–15.

2) Из бывших воспитанников Императорской Московской Духовной Академии удостоены Советом Академии в минувшем 1915 году степени магистра богословия: а) инспектор Владимирской духовной семинарии, кандидат богословия, протоиерей Димитрий Садовский за сочинение под заглавием: «Блаженный Августин, как проповедник. Историко-гомилетическое исследование». Сергиев Посад, 1915 г.; б) преподаватель Калужской духовной семинарии, кандидат богословия, Иван Адамов за сочинение под заглавием: «Св. Амвросий Медиоланский». Сергиев Посад, 1915 г.; в) доцент Императорской Московской Духовной Академии по кафедре истории Греко-восточной церкви со времени отпадения Западной церкви от вселенской до настоящего времени, кандидат богословия. Феодор Россейкин

—23—

за сочинение под заглавием: «Первое правление Фотия, патриарха константинопольского». Сергиев Посад, 1915 г.;

г) доцент той же Академии по кафедре истории древней церкви, священник Димитрий Лебедев за сочинение под заглавием: «Из истории древних пасхальных циклов. I. 19-летний цикл Анатолия Лаодикийского». СПБ. 1912 г.

Из них: г. Адамов за своё кандидатское сочинение (на ту же тему) получил премии протоиерея А.И. Невоструева в 157 руб., г. Россейкин – премии протоиерея А.М. Иванцова-Платонова в 160 руб.; протоиерей Садовский и священник Лебедев премий за свои сочинения не получали.

3) Положения о премии Преосвященного Михаила, Епископа Курского, п.п. 3–7, 9–11.

Определили: 1) Труды доцентов Академии Н.В. Лысогорского («Единоверие на Дону в XVIII–XIX в. (по 1883 г.)». Сергиев Посад, 1915 г.) и В.П. Виноградова («Уставные Чтения. Выпуск третий. Очерки по истории греко-славянской церковно-учительной литературы». Сергиев Посад. 1915) – иметь в виду при присуждении в мартовском собрании Совета Академии премии Митрополита Московского Макария за лучшие печатные труды наставников Императорской Московской Духовной Академии, а труд экстраординарного профессора протоиерея Д.В. Рождественского («Учебное руководство по Священному Писанию. Часть первая». Петроград. 1915) – при назначении в том же собрании Совета премии Епископа Курского Михаила за лучшие печатные труды наставников и воспитанников Академии по Священному Писанию. 2) Магистерская диссертации инспектора Владимирской духовной семинарии протоиерея Д.И. Садовского и доцентов Академии Ф.М. Россейкина и священника Д.А. Лебедева – допустить к соисканию премии Митрополита Московского Макария за лучшие магистерские сочинения воспитанников Академии.

XXII. Представление редакции академического журнала «Богословский Вестник»:

«Редакция «Богословского Вестника» честь имеет доложить Совету Академии об ухудшении материального положения академического журнала и покорнейше просит обсудить способы к его поддержанию.

—24—

Указанное ухудшение вызвано тремя главными причинами: 1) Вздорожанием типографических работ и материалов; 2) вздорожанием бумаги; 3) падением подписки, в связи с продолжающейся войной.

Вздорожание типографских работ, в зависимости от вновь принятого типографией Лавры расценка, даст редакции уже определившийся годовой перерасход не менее 500 рублей. Но редакция предупреждена, что дальнейшее вздорожание материалов и рабочих рук может вынудить типографии вторично поднять расценки, и тогда перерасход редакции по названной статье в год легко превысит 1.000 руб.

Статья по покупке бумаги угрожает перерасходом гораздо более значительным. Редакция затрачивает бумаги в среднем в год не менее 550 стоп. Вместо прежней цены в 5 рублей за стопу (в 40 фунтов), уже теперь, по заблаговременно сделанным заказам, приходится платить около 8 рублей. Следующие заказы будут выполняться, несомненно, по ещё более высокой цене, едва ли меньшей 10 рублей (в настоящее время на рынке, у комиссионеров, цена в 16 руб. за стопу в 40 фунтов считается средней). Считая перерасход на стопу лишь в 4 руб., т. е. вместо 5 руб. – 9 руб., нужно определить общий перерасход на бумагу в год не менее 2.000 рублей.

Что касается подписки, то ещё в прошлом году редакция потеряла всех заграничных подписчиков, т. е. около 500 руб.; в нынешнем году она теряет подписку всего западного, охваченного военными действиями, края, и эта потеря уже дала, по настоящее время, недобора около 500 рублей.

Доводя о настоящем до сведения Совета Академии редакция «Богословского Вестника» покорнейше просит обсудить способы к поддержанию журнала. Той ежегодной субсидии в 2.500 рублей, какая получается «Богословским Вестником», по резолюции Высокопреосвященнейшого Митрополита Московского, из сумм Перервинского монастыря и какая преимущественно тратится на переиздание творений Св. Отцов, для журнала было достаточно лишь при прежних, нормальных условиях издательства. При наличных же обстоятельствах, журнал без новой субсидии обойтись не может.

—25—

Со своей стороны редакция полагала бы, что Совет Академии имеет возможность воспользоваться примером Петроградской Духовной Академии и ходатайствовать пред Святейшим Синодом о назначении временной субсидии «Богословскому Вестнику» из синодальных сумм, хотя бы в значительно меньшем против «Христианского Чтения» размере, именно, вместо 6.000 рублей – в сумме 4.000 рублей.

Определили: Соглашаясь с представлением редакции, просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об отпуске Императорской Московской Духовной Академии, на издание академического журнала «Богословский Вестник», временной субсидии из сумм Святейшего Синода в количестве четырёх тысяч рублей (4.000 руб.) в год.

На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «29 февр. 1916. Исполнить».

7 марта 1916 года. № 3⁵⁸¹

Присутствовали, под председательством Ректора Академии Феодора, Епископа Волоколамского, Инспектор Академии архимандрит Иларион, сверхштатный заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов; ординарные профессоры – А.И. Алмазов, С.И. Соболевский, С.С. Глагелев, М.М. Тареев, С.И. Смирнов, М.М. Богословский и Д.И. Введенский заслуженный экстраординарный профессор П.П. Соколов; экстраординарные профессоры – И.В. Попов, Н.Л. Туницкий А.П. Орлов, протоиерей Д.В. Рождественский, священник И.В. Гумилевский и священник П.А. Флоренский.

Отсутствовали: экстраординарные профессоры – священник Е.А. Воронцов и священник В.Н. Страхов.

—26—

Слушали: Отзывы доцента Академии по кафедре церковной археологии, в связи с историей христианского искусства, Н.Д. Протасова и ординарного профессора Академии по кафедре церковного права А.И. Алмазова о сочинении приват-доцента Императорского Московского Университета, магистра богословия, Александра Покровского под заглавием: «Соборы древней церкви эпохи первых трёх веков. Историко-каноническое исследование. С тремя приложениями и двумя картами». Сергиев Посад, 1914 г., – представленном на соискание степени доктора церковного права⁵⁸².

По выслушании отзывов и обсуждении вопроса, девять членов Совета (экстраординарные профессоры – протоиерей Д.В. Рождественский, А.П. Орлов, Н.Л. Туницкий, И.В. Попов; заслуженный экстраординарный профессор П.П. Соколов; ординарные профессоры – М.М. Богословский, С.И. Смирнов и М.М. Тареев и о. Инспектор Академии Архимандрит Иларион) присоединились к положительному заключению первого отзыва – доцента Протасова, а остальные восемь членов Совета, во главе с председателем оного (экстраординарные профессоры – священник П.А. Флоренский и священник И.В. Гумилевский; ординарные профессоры – Д.И. Введенский, С.С. Глаголев, С.И. Соболевский и А.И. Алмазов, сверхштатный заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов и Преосвященный Ректор Академии), – к отрицательному заключению второго отзыва – профессора Алмазова; причём, по выяснении результатов голосования, Преосвященный Ректор заявил, что он приложит к журналу настоящего собрания особое мнение⁵⁸³ по обсуждавшемуся вопросу, к которому могут, если пожелают, присоединить свои подписи и другие, согласные с его мнением, члены Совета.

Справка: l) Устава духовных академий – §§ 173, 174 и 109, лит. б п. 6. 2) Приват-доцент Императорского Московского Университета Александр Покровский окончил курс Московской Духовной Академии, со степенью кандидата богословия, в 1897 году. Степени магистра богословия

—27—

удостоен Советом названной Академии за представленное и удовлетворительно защищённое им сочинение под заглавием: «Библейское учение о первобытной религии. Опыт библейско-апологетического исследования». Троице-Сергиева Лавра, 1901 г. и утверждён в этой степени указом Святейшего Синода от 17 мая 1901 года за № 3332.

Определили: 1) Признавая, согласно с мнением большинства, представленное приват-доцентом Императорского Московского Университета Александром Покровским на соискание степени доктора церковного права сочинение под вышеупомянутым заглавием означенной цели соответствующим, – просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об утверждении приват-доцента Покровского в степени доктора церковного права. 2) Представить Его Высокопреосвященству один экземпляр, а в Святейший Синод – восемнадцать экземпляров диссертации приват-доцента Покровского и копии с отзывов о ней доцента И.Д. Протасова и ординарного профессора А.П. Алмазова.

На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «18 апр. 1916. Исполнить, хотя и не соглашаюсь с отзывом доцента И. Протасова».

7 марта 1916 года. № 4

Присутствовали, под председательством Ректора Академии Феодора, Епископа Волоколамского, Инспектор Академии архимандрит Иларион, сверхштатный заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов; ординарные профессоры – А.И. Алмазов, С.И. Соболевский, С.С. Глаголев. М.М. Тареев, С.И. Смирнов, М.М. Богословский и Д.И. Введенский; заслуженный экстраординарный профессор П.П. Соколов; экстраординарные профессоры – И.В. Попов, священник Е.А. Воронцов, Н.Л. Туницкий, А.П. Орлов, протоиерей Д.В. Рождественский и священник И.В. Гумилевский.

—28—

Отсутствовали: Экстраординарные профессоры – священники В.Н. Страхов и П.А. Флоренский.

Слушали: I. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «4 февр. 1916. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 30 января за № 1512:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: предложение Г. Синодального Обер-Прокурора, от 2 декабря 1915 года за № 11751, по препровождённой управляющим делами Совета Министров, Действительным Статским Советником Лодыженским копии с Высочайше утверждённого 22 ноября 1915 года особого журнала Совета Министров 6 ноября 1915 г., в коем изложено следующее постановление Совета Министров: I. Предоставить благонадёжным лицам славянского происхождения австрийским, венгерским и германским подданным, окончившим курс правительственных средних учебных заведений Германии и Австро-Венгрии, право по поступлению в высшие учебные заведения Империи, на общем основании, наравне с окончившими курс отечественных правительственных средних учебных заведений соответственных типов, с тем, чтобы они выдержали экзамены по русскому языку и словесности и истории и географии России в объёме курса средних учебных заведений во время пребывания в высших учебных заведениях до приступа к испытаниям в комиссиях или до окончательных дипломных испытаний. II. Уполномочить Министра Народного Просвещения установить, по соглашению с Министром Иностранных Дел, порядок определения благонадёжности означенных в предшедшем (I) отделе лиц.

Приказали: Об изъяснённом Высочайше утверждённом постановлении Совета Министров сообщить Советам Императорских Петроградской, Киевской, Московской и Казанской духовных академий для сведения и руководства; о чём послать указы Преосвященным Митрополитом Киевскому, Петроградскому, Вашему Преосвященству и Преосвященному Казанскому».

Определили: Указ Святейшего Синода принять к сведению и руководству.

—29—

II. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «18 февр. 1916. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 17 февраля за № 2260:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: представление Вашего Преосвященства, от 31 декабря 1915 г. за № 529, с ходатайством о разрешении студенту I курса Императорской Московской Духовной Академии, окончившему курс Императорского Московского Университета по историко-филологическому факультету с дипломом первой степени, диакону Сергию Соловьёву окончить академию в 3 года, с освобождением его от слушания лекций и сдачи испытаний по тем предметом, по каковым он сдал экзамены во время обучения в университете. Приказали: Согласно настоящему представлению Вашего Преосвященства, Святейший Синод определяет: предоставить Совету Императорской Московской Духовной Академии разрешить студенту I курса диакону Сергию Соловьёву пройти академический курс в 3 года, с освобождением его от слушания лекций и сдачи испытаний по систематической философии и логике, истории философии, психологии, греческому языку и одному из новых языков, по каковым предметам Соловьёв выдержал экзамены при обучении в университете, о чём Ваше Преосвященство уведомить указом».

Определили: Принять к сведению.

III. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «2 марта 1916. В Правление Императорской Московской Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 29 февраля за № 2754:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: 1) представление Вашего Преосвященства, от 3 декабря 1915 года за № 479, по ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии о назначении пособия заслуженному экстраординарному профессору академии Павлу Соколову

—30—

на расходы по поездке его в г. Петроград для участия в Третьем Всероссийском Съезде по экспериментальной педагогике, и 2) заключение Хозяйственного Управления, от 4 февраля 1916 года за № 3365. Приказали: Выслушав настоящее представление Вашего Преосвященства, Святейший Синод, согласно заключению Хозяйственного Управления, определяет: назначить заслуженному экстраординарному профессору Императорской Московской Духовной Академии Павлу Соколову на покрытие расходов, связанных с командированием его в Петроград для участия в Третьем Всероссийском Съезде по экспериментальной педагогике, сто руб. из экстраординарного кредита по духовно-учебному капиталу (Отд. 1 § 8 специальной сметы Святейшего Синода); о чём уведомить Ваше Преосвященство указом».

Определили: Сообщить Хозяйственному Управлению при Святейшем Синоде, от коего имеет последовать отпуск означенной в указе Святейшего Синода суммы, что заслуженный экстраординарный профессор Академии П.П. Соколов в заседаниях Третьего Всероссийского Съезда по экспериментальной педагогике, состоявшегося в первых числах января месяца 1916 года, – за отсутствием пособия на командировку – с одной стороны и в виду затруднительности (в дни Съезда) железнодорожного сообщения с Петроградом – с другой, – участия не принимал.

IV. Резолюцию Его Высокопреосвященства, последовавшую на журнале собрания Совета Академии 27 января 1916 года, № 1: «29 февр. 1916. Исполнить».

Определили: Резолюцию Его Высокопреосвященства принять к сведению и исполнению.

V. Ведомости Преосвященного Ректора Академии о пропущенных наставниками Академии лекциях в январе и феврале месяцах текущего 1916 года, из которых видно, что:

1) в январе месяце: а) по болезни: заслуженный экстраординарный профессор П.П. Соколов опустил 8 лекций; экстраординарный профессор И.В. Попов – 5 лекций; лек-

—31—

торы новых языков – А.К. Мишин и Г.Я. Томсон – по 4 лекции; сверхштатный заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов, ординарные профессоры – А.И. Алмазов, С.И. Смирнов и М.М. Богословский – по 3 лекции; б) по нахождению в отпуске: и. д. доцента Ф.К. Андреев – 6 лекций, и. о. Инспектор Академии архимандрит Иларион – 3 лекции; 2) в феврале месяце: заслуженный экстраординарный; профессор П.П. Соколов опустил 3 лекции и экстраординарный профессор А.П. Орлов – 2 лекции – по болезни.

Определили: Ведомости внести в протокол настоящего собрания для напечатания в академическом журнале.

VI. а) Прощение директора Лебединской гимназии Николая Гальковского:

Честь имею представить в Совет Академии своё сочинение под заглавием: «Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси», том I, Харьков, 1916 г., том II, Москва, 1913 г. – «Древнерусские слова и поучения, направленные против остатков язычества в народе» (оба тома представляются в двух экземплярах) – на соискание степени магистра богословия и покорнейше прошу дать делу надлежащий ход. К сему присовокупляю, что в 1895 году я окончил курс в Московской Духовной Академии со степенью кандидата богословия, а в 1911 году удовлетворительно выдержал установленные испытания на степень магистра богословия (печати, протоколы Совета Академии за 1911 г., стр. 121)».

б) Прошение преподавателя Московской духовной семинарии Сергея Голощапова:

«Представляя при сем для соискания степени магистра богословия сочинение (в рукописи) на тему «Бог во плоти (Божественные черты в лице и учении Господа нашего Иисуса Христа)», разрешённую Советом Императорской Московской Духовной Академии от 1 сентября 1915 года, покорнейше прошу Ваше Преосвященство дать делу надлежащий ход».

—32—

Справка: § 109, лит. а, п. 15, устава духовных академий.

Определили: Магистерскую диссертацию директора Лебединской гимназии Николая Гальковского передать для рассмотрения доценту Академии по кафедре истории и обличения русского раскола Н.В. Лысогорскому, а таковую же диссертацию преподавателя Московской духовной семинарии Сергея Голощапова – и. д. доцента Академии по кафедре догматического богословия А.М. Туберовскому.

VII. Заявление Преосвященного Ректора Академии о том, что вторыми рецензентами вышеозначенных магистерских диссертаций он назначает членов Совета – ординарного профессора по кафедре истории русской церкви С.И. Смирнова (диссертации г. Гальковского) и ординарного профессора по кафедре основного богословия С.С. Глаголева (диссертации г. Голощапова).

Определили: Принять к сведению.

VIII. Внесённое Преосвященным Ректором Академии отношение Высокопреосвященного Председателя Учебного Комитета при Святейшем Синоде, Архиепископа Финляндского и Выборгского Сергия, от 5 февраля за № 370:

«В виду того, что Св. Синодом поручено Учебному Комитету дать заключение по вопросу об условиях зачисления молодых людей, окончивших курс в духовных семинариях и светских средних учебных заведениях, в состав первого курса Императорских духовных академий на предстоящий учебный год, имею честь покорнейше просить Ваше Преосвященство почтить Учебный Комитет уведомлением: признаёт ли Совет вверенной Вам Академии желательным отмену поверочных испытаний для всех вообще поступающих в Академию в 1916–17 учебном году, в частности для рекомендованных Начальством духовных семинарий, или представляется более целесообразным, в видах пользы учебного дела, принимать в Академию после экзаменационных испытаний, без отступлений от академического устава».

Обсудив изложенный в отношении вопрос об условиях

—33—

приёма на I курс духовных академий в предстоящем 1916–1917 учебном году, Совет Академии, со своей стороны, признал (большинством 14 голосов против 2) наиболее целесообразным, в видах пользы учебного дела, принимать молодых людей в академию после экзаменационных испытаний, без отступлений от академического устава, – выразив лишь (большинством 15 голосов против 1) пожелание, чтобы указанный в § 137-м академического устава круг принимаемых в академию лиц был несколько расширен допущением к поверочным испытаниям и воспитанников духовных семинарий, окончивших курс по второму разряду.

Определили: Просить Преосвященного Ректора Академии сообщить вышеизложенное мнение Совета Высокопреосвященному Председателю Учебного Комитета при Святейшем Синоде.

IX. Отношения:

а) Г. Ректора Императорского Московского Университета, от 1 марта за № 1842, с уведомлением о получении возвращённого Советом Академии дела 1841 года за № 50 об экзаменах студентов и слушателей в звании лекарей.

б) Духовного Собора Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, от 2 марта за №№ 489–492, с уведомлением о получении возвращённых Советом Академии рукописей Лаврской библиотеки под №№ 694 и 695; 603, 693 и 791; 805; 37/2020 и 710/1915.

в) Императорской Археографической Комиссии, от 4 февраля за № 51, с возвращением рукописи Волоколамской библиотеки под № 491.

г) Совета Императорской Казанской Духовной Академии, от 8 февраля за № 445, с возвращением остальных двух книг библиотеки Московской Духовной Академии, бывших в пользовании профессорского стипендиата Казанской Академии Самарцева.

д) Г. Директора Петровского Полтавского кадетского корпуса, от 30 января за № 314, с возвращением сочинения

—34—

блаж. Августина «De ordine», бывшего в пользовании о. законоучителя корпуса – протоиерея С. Четверикова.

е) Духовного Собора Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, от 2 марта за № 493, с препровождением, на двухмесячный срок, для занятий студента IV курса Академии Валентина Металлова, двух рукописей Лаврской библиотеки под №№ 200 и 201.

ж) Правления Владимирской духовной семинарии, от 27 февраля за № 331, с препровождением на трёхмесячный срок, для научных занятий экстраординарного профессора Академии Н.Л. Тупицкого, издания Νέον μαρτυρολόγιον.

з) Совета Императорской Киевской Духовной Академии, от 17 февраля за № 147, с уведомлением о продлении тому же профессору Тупицкому срока пользования рукописью под № 137 – ещё на три месяца.

и) Г. Директора Императорского Московского и Румянцовского Музея, от 12 февраля за № 194, с уведомлением о неимении препятствий к продлению тому же профессору Туницкому срока пользования изданием греческих аколуфий 1741–1742 г.

Определили: Принять к сведению.

X. а) Отношение Императорской Публичной Библиотеки, от 12 февраля за № 699:

«Императорская Публичная Библиотека имеет честь покорнейше просить Императорскую Московскую Духовную Академию, для нужд Справочного Отдела Читальной Залы, не отказать доставить в Библиотеку, в 2 экземплярах, издание: «Сборник статей, принадлежащих бывшим и настоящим членам академической корпорации. В память столетия 1814–1914 Академии», ч. 1».

б) Отношение Библиотеки Императорского Московского Университета, от 12 февраля за № 261:

«Библиотека Императорского Московского Университета имеет честь покорнейше просить Академию выслать бесплатно изд. «Творения Св. Отцов в русском переводе, с 62-го тома, необходимое для научных занятий г.г. профессоров и студентов.

—35—

Сочувственное отношение к означенной просьбе будет принято с большою признательностью».

Определили: Выслать бесплатно в Императорскую Публичную Библиотеку и Библиотеку Императорского Московского Университета просимые ими издания.

XI. Донесение библиотекаря Академии К.М. Попова.

«Сим имею честь донести Совету Академии, что в академическую библиотеку от Почётного Члена Академии Высокопреосвященнейшего Алексия, Архиепископа Владимирского и Суздальского, поступили в дар, через Инспектора Академии Архимандрита Илариона: а) Кормчая, рукопись XVII в., и б) книги: аа) Augustini Opera, t. 5 – us. Basileae, 1529; бб) Origenis Opera, tom. 1–4, voll. 2. E. Nauarra Parisiensi, 1512; вв) Sanson et Le Clerc, Atlas antiquus sacer, ecclesiastieus et profanus. Amstelodami, 1705».

Определили: Выразить Высокопреосвященнейшему Архиепископу Алексию от Совета Академии глубокую благодарность за пожертвованные в фундаментальную академическую библиотеку рукопись и ценные издания.

XII. Прошения (на имя Преосвященного Ректора) студентов I курса Академии:

а) Ивана Бонч-Бруевича: «Покорнейше прошу Вас, Ваше Преосвященство, разрешить мне не держать в текущем учебном году экзамена по греческому языку, коего я не изучал в средней школе, и предоставить мне право держать его по мере подготовленности в течение академического курса. – При сем присовокупляю, что при делах Академии имеется указ Св. Синода по сему предмету от 29 июля 1915 г. за № 10342».

б) Ивана Демьяновича. «Имею честь покорнейше просить Ваше Преосвященство разрешить мне сдать экзамен по греческому языку в течение академического курса, так как до поступления в Академию я не изучал греческого языка, почему и не имею возможности держать экзамен по этому языку в текущем году».

—36—

в) Георгия Мокринского: «До поступления в число студентов Императорской Московской Духовной Академии я, как обучавшийся в гимназии и окончивший курс Юридического факультета Московского Университета, не изучал греческого языка. Встречая в настоящее время затруднения к основательному изучению этого языка, имею честь покорнейше просить Ваше Преосвященство не отказать ходатайствовать пред Советом Московской Духовной Академии о разрешении мне сдать этот экзамен в один из последующих годов до окончания академического курса».

Определили: Разрешить просителям сдать устные испытания по греческому языку: за 1-й курс при переходе со II курса на III, а за II курс – при переходе с III курса на IV-й.

XIII. Прошения студентов 1 курса:

а) Леонида Доброумова: «Отправляясь, с Вашего благословения, в феврале месяце с/г. в действующую армию братом милосердия, покорнейше прошу Вас, Ваше Преосвященство, разрешить мне держать переводные экзамены осенью сего 1916 года. Два семестровых сочинения и проповедь я уже подал, а третье сочинение подам до своего отъезда в армию».

б) Михаила Ильинского: «Покорнейше прошу Совет Императорской Московской Духовной Академии, в виду моего болезненного состояния, дать мне отпуск до конца текущего учебного года с оставлением на повторительный курс. При сем прилагаю свидетельство от врача Академии».

Справка: Студенты 1 курса Леонид Доброумов и Михаил Ильинский, как родившиеся в 1895 году, с 15 мая сего 1916 года подлежат призыву на действительную военную службу.

Определили: Суждение о просителях иметь по возвращении их в Академию с военной службы.

XIV. Прошение студента III курса Академии Павла Крылова:

—37—

«По случаю сокращения настоящего учебного года на месяц, я не в состоянии к экзаменам приготовить семестровое сочинение по групповому предмету – церковно-славянскому и русскому языкам с палеографией. Покорнейше прошу Совет профессоров разрешить мне подать названное сочинение осенью».

Определили: Разрешить студенту III курса Павлу Крылову представить семестровое сочинение по дополнительно избранному им для специального изучения групповому предмету – после летних каникул.

XV. Прошение вольнослушателя Академии, окончившего курс Холмской духовной семинарии по 2-му разряду, священника Павла Гонтарчука – о принятии его в число действительных студентов Академии и разрешении сдавать переводные испытания наравне со студентами настоящего 1 курса.

Определили: Просьбу священника Павла Гонтарчука – за отсутствием в действующем академическом уставе оснований к её удовлетворению, – отклонить.

XVI. Имели суждение: О назначении премий: а) Митрополита Московского Макария в 482 рубля – за лучшие печатные труды наставников Императорской Московской Духовной Академии, б) Митрополита Московского Макария в 289 рублей – за лучшие магистерские сочинения воспитанников Академии и в) Епископа Курского Михаила в 201 руб. – за лучшие печатные труды наставников и воспитанников Академии по Священному Писанию.

Справка: 1) В собрании Совета Академии 27 января текущего 1916 года на премию Митрополита Московского Макария в 482 рубля представлены были труды доцентов Академии Н.В. Лысогорского («Единоверие на Дону в XVIII–XIX в. (по 1883 г.)». Сергиев Посад, 1915 года) и В.П. Виноградова («Уставные Чтения. Выпуск третий. Очерки по истории греко-славянской церковно-учительной литературы». Сергиев Посад, 1915 года), а на премию Епископа Курского Михаила в 201 руб. – труд экстраординарного профессора Академии

—38—

протоиерея Д.В. Рождественского под заглавием; «Учебное руководство по Священному Писанию». Часть первая. Петроград, 1915. – К соисканию премии Митрополита Московского Макария в 289 руб. в том же собрании Совета Академии были допущены магистерские диссертации инспектора Владимирской духовной семинарии протоиерея Д.И. Садовского, доцентов Академии – О.М. Россейкина и священника Д.А. Лебедева. 2) Ввиду представления на премию Митрополита Московского Макария в 482 руб. трудов двух наставников Академии, на предварительное обсуждение и решение Совета поставлен был вопрос; присуждать ли премию одному лицу или разделить её на две равные части и назначить по 241 руб. тому и другому соискателю? – Большинством десяти голосов (экстраординарных профессоров – священника И.В. Гумилевского, протоиерея Д.В. Рождественского и священника Е.А. Воронцова; ординарных профессоров – Д.И. Введенского, М.М. Богословского, С.С. Глаголева, С.И. Соболевского, А.И. Алмазова, сверхштатного заслуженного ординарного профессора М.Д. Муретова и Преосвященного Ректора Академии) против семи (экстраординарных профессоров – А.П. Орлова, Н.Л. Туницкого, И.В. Попова, заслуженного экстраординарного профессора П.П. Соколова, ординарных профессоров – С.И. Смирнова и М.М. Тареева и О. Инспектора Академии) Совет высказался за присуждение премии одному лицу.

Определили: 1) Премию из процентов с капитала Митрополита Московского Макария в 182 рубля – за лучшие печатные труды наставников Императорской Московской Духовной Академии – назначить доценту Академии Н.В. Лысогорскому за его труд под заглавием: «Единоверие на Дону в XVIII–XIX в. (по 1883 г.)». Сергиев Посад, 1915 г.; премию из процентов того же капитала в 289 рублей – за лучшие магистерские сочинения воспитанников Академии – доценту Академии О.М. Россейкину за его магистерскую диссертацию под заглавием: «Первое правление Фотия, патриарха константинопольского». Сергиев Посад, 1915 г., и премию Епископа Курского Михаила в 201 руб. – за лучшие печатные труды наставников и воспитанников Академии по Священному Писанию – экстраординарному профессору

—39—

Академии протоиерею Д.В. Рождественскому за его труд под заглавием: «Учебное руководство по Священному Писанию. Часть первая». Петроград, 1915 г. 2) Постановление сие представить предварительно на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства.

XVII. О вызове воспитанников из духовных семинарий в состав нового (LXXV) академического курса.

Справка: 1) Устава духовных академий § 137. 2) По определению Св. Синода от 4 мая – 3 июня 1887 года для каждого курса Академии положено по 30 казённых вакансий.

Определили: 1) Представить установленным порядком Святейшему Синоду о вызове на казённый счёт в состав нового академического курса 20-ти лучших воспитанников духовных семинарий, по усмотрению Святейшего Синода, с предоставлением остальных 10-ти казённокоштных вакансий лицам, имеющим явиться к поверочным испытаниям в качестве волонтёров. 2) Об имеющем быть приёме в Академию желающих поступить в оную напечатать объявление в «Церковных Ведомостях», издаваемых при Святейшем Синоде, и академическом журнале «Богословский Вестник» – по установлению Святейшим Синодом условий приёма на 1-й курс в предстоящем 1916–1917 учебном году.

На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «1 апр. 1916. Исполнить».

2 мая 1916 года. № 5

Присутствовали, под председательством Ректора Академии Феодора, Епископа Волоколамского, Инспектор Академии архимандрит Иларион, сверхштатный заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов; ординарные профессоры – С.С. Глаголев, М.М. Тареев, С.И. Смирнов и Д.И. Введенский; экстраординарные профессоры – И.В.

—40—

Попов, священник Е.А. Воронцов, Н.Л. Туницкий, А.П. Орлов, протоиерей Д.В. Рождественский, священник В.Н. Страхов, священник И.В. Гумилевский и священник П.А. Флоренский.

Отсутствовали: Ординарные профессоры – А.И. Алмазов, С.И. Соболевский, М.М. Богословский и заслуженный экстраординарный профессор П.П. Соколов.

Слушали: I. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «5 марта 1916 г. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 4 марта за № 2996:

По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: представление Вашего Преосвященства, от 29 февраля 1916 года за № 76, по ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии о разрешении поручить преподавание по вакантной, за смертью профессора Шостьина, кафедре педагогики до конца текущего учебного года ординарному профессору академии Димитрию Введенскому, с выдачей ему дополнительного вознаграждения в размере, не превышающем жалованья доцента (864 руб. в год), из остатков по содержанию лиц Управления и учащих в академии за 1916 год. Приказали: Согласно ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии и настоящему представлению Вашего Преосвященства, Святейший Синод определяет: разрешить Совету названной академии поручить преподавание по вакантной кафедре педагогики до конца текущего учебного года, т. е. до 15 августа сего года, ординарному профессору академии Димитрию Введенскому, с выдачей ему дополнительного вознаграждения в размере, не превышающем жалованья доцента (864 руб. в год), из остатков по содержанию лиц Управления и учащих в академии за 1916 год; о чём Ваше Преосвященство уведомить указом».

Определили: Приняв к сведению, – сообщить указ Святейшего Синода за № 2996 Правлению Академии, – для зависящих со стороны последнего распоряжений.

—41—

II. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «12 марта 1916 г. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 7 марта за 3074:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: 1) представление Вашего Преосвященства, от 18 декабря 1915 г. за № 516, по ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии об утверждении и. д. ординарного профессора Императорского Новороссийского университета по кафедре истории церкви, магистра богословия, Александра Доброклонского в степени доктора церковной истории за представленное им на соискание сей степени сочинение «Преп. Феодор, исповедник и игумен Студийский. I часть. Его эпоха, жизнь и деятельность. Одесса, 1913 г. – II часть. Его творения. Выпуск 1. Одесса, 1914 г.», и 2) отзыв о названном сочинении Первенствующего Члена Святейшего Синода Митрополита Киевского Владимира, от 1 марта 1916 г. за № 540. Приказали: Согласно ходатайству Совета Императорской Московской Духовной Академии и отзыву Преосвященного Митрополита Владимира, Святейший Синод определяет: и. д. ординарного профессора Императорского Новороссийского университета по кафедре истории церкви, магистра богословия, Александра Доброклонского утвердить в степени доктора церковной истории за представленное им на соискание сей степени сочинение: «Преп. Феодор исповедник и игумен Студийский. I часть. Его эпоха, жизнь и деятельность. Одесса, 1913 г. – II часть. Его творения. Выпуск 1. Одесса, 1914 г.»; о чём Ваше Преосвященство уведомить указом».

Определили: Изготовить для и. д. ординарного профессора Императорского Новороссийского Университета по кафедре истории церкви А.П. Доброклонского установленный диплом на степень доктора церковной истории и выслать его по принадлежности.

III. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «1 апреля 1916. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 26 марта за № 3978:

—42—

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод имели суждение по представленным Советами Императорских духовных академий отзывам по вопросу об условиях приёма в состав первого курса академий воспитанников учебных заведений в 1916–17 учебном году. Приказали: Обсудив отзывы Советов Императорских духовных академий об условиях приёма в состав первого курса академий студентов духовных семинарий и других лиц, удовлетворяющих требованиям § 137 и примечаний к нему академического устава, Святейший Синод определяет: предоставить Преосвященным митрополитам Киевскому, Петроградскому, Вашему Преосвященству и Архиепископу Казанскому 1) разрешить Правлениям Императорских духовных академий: а) принять в состав академических студентов первого курса в начале будущего учебного года без экзамена студентов духовных семинарий, присланных семинарскими Правлениями на Синодальные средства, с зачислением их на казённые стипендии, б) без экзамена же принять в состав студентов первого курса лиц священного сана, удовлетворяющих условиям приёма, изложенным в §§ 137 и 139 академического устава, с содержанием на собственные средства; в случае же желания их получить казённую стипендию, они должны подвергаться приёмным испытаниям наравне с прочими, в) зачислить в состав первого курса – лиц священного сана, имеющих содержаться на собственные средства, и присланных Правлениями семинарий на Синодальные средства не позднее 20 августа 1916 года, причём прошения о зачислении в состав студентов без экзамена должны быть поданы не позднее 15 августа, и г) сообразно вместимости академических аудиторий заблаговременно определить и объявить во всеобщее сведение, какое количество студентов может быть принято в наступающем учебном году в состав первого курса, с тем, однако, чтобы количество это не превышало ста человек; 2) разрешить Советам Императорских духовных академий подвергнуть установленным испытаниям, согласно требованию академического устава, всех прочих желающих поступить в духовные академии и удовлетворяющих условиям, изложенным в §§ 137 и 139 академического устава,

—43—

а равно и лиц, имеющих быть допущенными к приёмным испытаниям по особым определениям Святейшего Синода, и 3) по примеру истекшего учебного года предоставить своекоштным студентам академий, для которых не окажется мест в академическом общежитии, проживать на частных квартирах. Об изложенном, для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству указ».

Определили: 1) Указ Святейшего Синода принять к исполнению, сообщив содержание оного и Правлению Академии, – для зависящих со стороны последнего распоряжений. 2) Сообразно вместимости академических аудиторий, определить состав I курса Академии на 1916–1917 учебный год во 100 человек, с замещением 70-ти вакансий посредством зачисления в студенты Академии без экзамена на основании сего указа, а остальных 30-ти вакансий – на основании результатов поверочных испытаний, каковые начать с 1 сентября 1916 года и произвести: устные – по предметам, указанным в § 140 академического устава, а письменные – по основному богословию и психологии, о чём и объявить во всеобщее сведение, с подробным указанием условий приёма.

IV. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «6 апр. 1916. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 5 апреля за № 4635:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: представленный Преосвященным Председателем Учебного Комитета, от 23 февраля 1916 г. за № 570, журнал Комитета, № 89, о доставлении в Учебный Комитет при Святейшем Синоде Канцеляриями Советов Императорских и духовных академий сведений справочно-статистического характера по духовным академиям. Приказали: Ввиду необходимости иметь в Центральном Управлении сведения справочно-статистического характера и по духовным академиям, Святейший Синод определяет: поручить Преосвященным Ректорам Императорских духовных академий сделать зависящее распоряжение о доставлении в Учебный Коми-

—44—

тет при Святейшем Синоде, по требованию Справочно-Статистического Отдела при Комитете, Канцеляриями Советов сих академий сведений справочно-статистического характера по духовным академиям, о чём и послать указы Вашему Преосвященству, Преосвященным Митрополитам Киевскому, Петроградскому и Архиепископу Казанскому».

Определили: Принять к сведению.

V. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «26 апр. 1916. В Совет Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 22 апреля за № 5175:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: 1) прошение окончившего курс Императорского Московского университета по историко-филологическому факультету, ныне студента I курса Императорской Московской Духовной Академии Павла Зубарева о разрешении ему окончить академию в три года, с освобождением его от слушания лекций и сдачи испытаний по тем предметам, которые он изучал в университете, и 2) представление Вашего Преосвященства, от 29 февраля 1916 г. за № 75, с отзывом по сему прошению Совета Императорской Московской Духовной Академии. Приказали: Выслушав настоящее прошение Павла Зубарева и принимая во внимание, что, по отзыву Вашего Преосвященства, Совет Императорской Московской Духовной Академии не встречает препятствий к удовлетворению вышеизложенного ходатайства Павла Зубарева, Святейший Синод определяет: предоставить Совету названной академии разрешить Зубареву пройти академический курс в три года, с освобождением от слушания лекций и сдачи испытаний по тем предметам, отметки по которым имеются в его университетском дипломе; о чём Ваше Преосвященство уведомить указом».

Определили: Указ Святейшего Синода принять к сведению и исполнению.

VI. Отзывы о. Инспектора Академии архимандрита Илариона и сверхштатного заслуженного ординарного профессора

—45—

Академии Μ.Д. Муретова о сочинении законоучителя Московского Елисаветинского Института, кандидата богословия, священника Вениамина Платонова под заглавием: «Повествование евангелия Иоанна о прощении Господом Иисусом Христом жены-грешницы (Ин. 7:53–8:11)», представленном (в рукописи) на соискание степени магистра богословия⁵⁸⁴.

Определили: 1) Соглашаясь с отзывами рецензентов и признавая представленное на соискание степени магистра богословия законоучителем Московского Елисаветинского Института священником Вениамином Платоновым сочинение под вышеозначенным заглавием достаточным для сей степени, – одобрить его к напечатанию и допустить автора к защите сочинения на коллоквиуме. 2) Предоставить Преосвященному Ректору Академии, по представлению магистрантом 70-ти экземпляров напечатанной диссертации, войти с ним в соглашение относительно дня коллоквиума и пригласить к участию в последнем сторонних лиц. 3) Официальными оппонентами при защите диссертации назначить о. Инспектора Академии архимандрита Илариона и сверхштатного заслуженного ординарного профессора Академии М.Д. Муретова.

VII. Отношение (на имя Преосвященного Ректора Академии) Департамента Народного Просвещения, от 27 апреля за № 4347:

«По встретившейся надобности Департамент Народного Просвещения имеет честь просить Ваше Преосвященство не отказать сообщить в возможно непродолжительном времени сведения о числе лиц, ходатайствовавших о поступлении, и числе лиц, принятых в Императорскую Московскую Духовную Академию за 1913–14, 1914–15, 1915–16 уч. годы, с данными о полученном ими среднем образовании (гимназия, реальное училище, духовная семинария коммерческое училище и проч.)».

Определили: Сообщить Департаменту Народного Просвещения просимые сведения.

—46—

VIII. a) Отчёт оставленного при Академии кандидата богословия, выпуска 1914 года, Михаила Струменского о его занятиях в течение 1914–1915 учебного года.

б) Отзыв об означенном отчёте экстраординарного профессора Академии по кафедре истории русской литературы Н.Л. Туницкого.

«План научных занятий оставленного при Академии на 1914/15 уч. год, кандидата богословия, М.К. Струменского определялся поставленной ему задачей – продолжить исследование вопроса о книжной и литературной деятельности в Троице-Сергиевском монастыре в первые века его существования. Главным материалом для его наблюдений, начало которым было положено в его кандидатском сочинении, послужили рукописи библиотек Троицкой Лавры и Московской Академии. Но так как многие рукописи, написанные в Лавре и принадлежавшие ей, по разным причинам впоследствии попали в другие книгохранилища, то ему пришлось изучить целый ряд рукописных экземпляров и в других библиотеках, – преимущественно – в библиотеках Москвы и Петрограда. Пересмотр рукописного материала, хранящегося в лаврском и академическом книгохранилищах, начатый ещё при написании кандидатского сочинения, продолжен старательно и с явным успехом для дела: рукописи XIV и XV вв. в том и другом книгохранилище оказываются пересмотренными все; пересмотрены также все академические рукописи XVI в. и несколько десятков рукописей того же века, хранящихся в лаврском книгохранилище.

Результаты пересмотра всех этих рукописей и изложены г. Струменским в его небольшом, но содержательном отчёте. Изучение рукописей, сличение их почерков, наблюдения над их правописанием, тщательный разбор приписок на полях – всё это дало ему возможность собрать немало новых данных, очень важных для решения вопроса о приблизительных размерах, составе и росте древней рукописной библиотеки Троицкого монастыря. Особенно его интересовали те рукописи, на которых сказалось влияние южнославянской орфографической традиции или которые принесены были в лавру со славянского юга из

—47—

Константинополя или из афонских монастырей; по этим рукописям делаются заключения о связях Троицкого монастыря с православным Востоком и славянскими землями в XIV–XV вв. В числе интересных в этом отношении рукописей г. Струменским указываются ркпп. Моск. акад. №№ 34, 49 и 92 и б-ки Троицкой лавры № 116, а также № 309 и др. Далее его интересовали те книжные деятели, близкие к Троицкому монастырю, которые способствовали распространению на Руси в XIV – XV вв. южнославянского книжного влияния. Для биографии и характеристики книжной деятельности одного из них – Евсевия – в отчёте собран целый ряд данных, извлечённых из рукописных источников.

Из литературных деятелей, трудившихся в лавре, г. Струменский интересовался тремя: Епифанием Премудрым, Пахомием Сербом и Максимом Греком. Для выяснения литературных приёмов первых двух из них их произведения проанализированы со стороны литературных источников и влияний на последующую литературу.

Вообще, отчёт г. Струменского свидетельствует о добросовестном и плодотворном использовании предоставленного ему для занятия при Академии года. Им собран ценный и интересный материал, ожидающий дальнейших восполнений и обработки».

Определили: Принять к сведению.

IX. Прошение секретаря Совета и Правления Академии, кандидата богословия, Коллежского Советника Н.Д. Всехсвятского:

«Постигшая меня болезнь, требующая перемены условий жизни и продолжительного лечения, вынуждает меня оставить академическую службу.

Прилагая при сем медицинское свидетельство б. приват-доцента Императорского Московского университета, доктора медицины, М.И. Молчанова, покорнейше прошу Совет Императорской Московской Духовной Академии уволить меня от занимаемой мною должности секретаря Совета и Правления Академии, с исходатайствованием мне пенсии за 26½-летнюю службу при оной».

—48—

Справка: 1) §§ 109, лит. б. п.1 и 124, прим., устава духовных академий. 2) Свод. Закон. Росс. Имп. т. III, изд. 1896 г., Уст. Служб. Правит. ст. 786 и Приложения к сей статье п. 1 3) Секретарь Совета и правления Н.Д. Всехсвятский состоит на службе при Императорской Московской Духовной Академии с 1 октября 1889 года.

Определили: 1) Ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством об увольнении секретаря Совета и Правления Академии, кандидата богословия, Коллежского Советника Н.Д. Всехсвятского, согласно его прошению, по болезни, от службы при Академии, с правом ношения в отставке мундира, занимаемой им должности присвоенного. 2) Дело об исходатайствовании Коллежскому Советнику Всехсвятскому пенсии передать в Правление Академии.

X. Отношения: а) Совета Императорской Казанской Духовной Академии, от 18 апреля за № 1665, с уведомлением о получении возвращённой Советом Московской Духовной Академии книги Е. Höhne.

б) Императорского Общества Истории и Древностей Российских, от 20 апреля за № 573, с уведомлением о получении возвращённой Советом Академии рукописи библиотеки Общества под № 196.

в) Того же Общества, от 8 марта, с возвращением рукописи академической библиотеки под № 47, на 455 листах.

г) Управления Московской Синодальной Типографии, от 21 марта за № 1669, с возвращением рукописи академической библиотеки XVIII в. под № 106.

Определили: Принять к сведению.

«На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «30 мая 1916. Исполнить».

2 мая 1916 года. № 6

Присутствовали, под председательством Ректора Академии Феодора, Епископа Волоколамского, Инспектор Акаде-

—49—

мии архимандрит Иларион, сверхштатный заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов; ординарные профессоры – С.С. Глаголев, М.М. Тареев, С.И. Смирнов, и Д.И. Введенский; экстраординарные профессоры – И.В. Попов, Н.Л. Туницкий, А. П. Орлов, протоиерей Д.В. Рождественский, священник В.Н. Страхов, священник И.В. Гумилевский и священник П.А. Флоренский.

Отсутствовали: Ординарные профессоры – А.И. Алмазов, С.И. Соболевский М.М. Богословский; заслуженный экстраординарный профессор П.П. Соколов и экстраординарный профессор священник Е.А. Воронцов.

Слушали: Отзывы сверхштатного заслуженного ординарного профессора Академии М.Д. Муретова и экстраординарного профессора священника П.А. Флоренского о сочинении исправляющего должность доцента Академии по кафедре догматического богословия А.М. Туберовского под заглавием; «Воскресение Христово. (Опыт православно-мистической идеологии догмата)». Сергиев Посад, 1916 г., представленном на соискание степени магистра богословия⁵⁸⁵.

По выслушании отзывов, во время возникших по вопросу о признании магистерской диссертации и. д. доцента Академии А.М. Туберовского достаточною для искомой им степени магистра богословия прений, Преосвященным Ректором Академии заявлено было особое мнение⁵⁸⁶ о необходимости исправления диссертации не в предполагаемом втором, а в настоящем первом её издании.

При голосовании к мнению Преосвященного Ректора присоединились и остальные, присутствовавшие в собрании, члены Совета (в том числе и первый рецензент – сверхштатный заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов, по выслушании второго отзыва и заявления Преосвященного Ректора изменивший своё первоначальное мнение по данному вопросу), за исключением двух: священника П.А. Флоренского, находившего возможным допустить автора к, защите диссертации в её настоящем виде и присоединившегося к его мнению священника И.В. Гумилевского.

—50—

Справка: § 109, лит. а п. 15, устава духовных академий.

Определили: Согласно с мнением большинства членов Совета, возвратить и. д. доцента Академии А.М. Туберовскому его магистерскую диссертацию под вышеозначенным заглавием – для исправления сообразно указаниям, изложенным в отзывах рецензентов и особом мнении Преосвященного Ректора Академии.

На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «1916 г. 30 мая. Исполнить».

10 мая 1916 года. № 7

Присутствовали, под председательством Ректора Академии Феодора, Епископа Волоколамского, Инспектор Академии архимандрит Иларион, сверхштатный заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов; ординарные профессоры – М.М. Тареев, С.И. Смирнов, Д.И. Введенский экстраординарные профессоры – И.В. Попов, Н.Л. Туницкий, А.П. Орлов, протоиерей Д.В. Рождественский, священник В.Н. Страхов, священник И.В. Гумилевский и священник П.А. Флоренский.

Отсутствовали: Ординарные профессоры – А.И. Алмазов, С.И. Соболевский, С.С. Глаголев и М.М. Богословский; заслуженный экстраординарный профессор П.П. Соколов и экстраординарный профессор священник Е.А. Воронцов.

Слушали: I. Резолюцию Его Высокопреосвященства, последовавшую на журнале собрания Совета Академии 7 марта 1916 года, № 3: «18 апр. 1916 г. Исполнить, хотя и не соглашаюсь с отзывом доцента Н Протасова».

Определили: Резолюцию Его Высокопреосвященства принять к сведению и исполнению.

II. Отзывы ординарного профессора Академии по кафедре истории русской церкви С.И. Смирнова и экстраординар-

—51—

ного профессора Академии по кафедре истории русской литературы Н.Л. Туницкого о сочинении преподавателя Костромской духовной семинарии магистра богословия, Николая Серебрянского под заглавием: «Древнерусские княжеские жития (Обзор редакций и тексты)». Москва, 1915 г., представленном на соискание степени доктора церковной истории⁵⁸⁷.

Справка: 1) Открытым голосованием Совет Академии, соглашаясь с отзывами рецензентов, – единогласно признал представленное преподавателем Костромской духовной семинарии Николаем Серебрянским на соискание степени доктора церковной истории сочинение под вышеупомянутым заглавием означенной цели соответствующим.

2) Преподаватель Костромской духовной семинарии Николай Серебрянский степени магистра богословия удостоен был Советом Московской Духовной Академии за представленное и удовлетворительно защищённое им на коллоквиуме сочинение под заглавием: «Очерки по истории монастырской жизни в Псковской земле с критико-библиографическим обзором литературы и источников по истории Псковского монашества». Москва, 1908 г. и утверждён в этой степени указом Св. Синода от 19 августа 1909 года за № 11063.

3) Устава духовных академий – §§ 173, 174 и 109, лит. в п. 6.

Определили: 1) Просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об утверждении преподавателя Костромской духовной семинарии, магистра богословия, Николая Серебрянкого в искомой им степени доктора церковной истории. 2) Представить Его Высокопреосвященству один экземпляр, а в Святейший Синод – восемнадцать экземпляров диссертации преподавателя Серебрянского и копии с отзывов о ней ординарного профессора Академии С.И. Смирнова и экстраординарного профессора Н.Л. Туницкого.

III. Прошение лектора английского языка Императорской Московской Духовной Академии, кандидата богословия, священника Н.А. Преображенского:

—52—

«Покорнейше прошу Совет Императорской Московской Духовной Академии разрешить мне представить на соискание степени магистра богословия работу (в рукописи) на тему: «Очерки из истории введения и распространения христианства на британских островах».

Определили: Дозволить лектору английского языка священнику Н.А. Преображенскому представить на соискание степени магистра богословия сочинение на указанную в его прошении тему, о чём и представить предварительно на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства.

IV. Отношение Правления Вифанской духовной семинарии от 9 мая с/г. за № 606:

«Правление Вифанской Духовной Семинарии честь имеет просить Совет Императорской Московской Духовной Академии возобновить существовавшую прежде (до 1910–11 г.) практику выдачи книг из академической библиотеки преподавателям семинарии на равных основаниях с профессорами и студентами Академии.

Вифанская семинария находится в особых условиях. Помимо академической и своей фундаментальной библиотек преподаватели её не имеют возможности достать нужных книг. Но своя библиотека бедна, академическая же с 1910–1911 года оказалась закрытой для них. Между тем среди корпорации семинарии немало лиц, занимающихся научным трудом; и закрытие академической библиотеки ставит их в тяжёлое положение. Особенно это до́лжно сказать о молодых преподавателях, не имеющих возможности – по незначительности жалованья – сразу же приобрести все нужные издания; и в отношении настоящего времени, когда даже за деньги нельзя получить иностранных книг.

Выписка из Академии через Правление семинарии отнимает значительное время и не всегда удобна. Всё это и заставляет Правление семинарии обратиться в Совет Академии с вышеизложенной просьбой.

Возобновление прежде существовавшей практики, как представляется Правлению, не может повредить или как-либо уменьшить продуктивность работ г.г. профессоров и

—53—

студентов Академии, так как преподаватели семинарии обязуются возвращать книги по первому требованию г. библиотекаря. И опыт прежних лет показал, что никаких недоразумений в этом отношении не происходило, и утери книг не было.

Правлению семинарии известно, что в настоящее время библиотеки Петроградской и Казанской духовных академий свободно отпускают книги преподавателям семинарий и духовных училищ тех епархий».

Определили: Признавая просьбу Правления Вифанской духовной семинарии заслуживающей уважения, возобновить прежнюю практику выдачи книг из фундаментальной академической библиотеки г.г. преподавателям семинарии на условиях, существовавших до 1910–1911 учебного года (с непременным обязательством держать на руках не более 10 книг и возвращать их по первому требованию г. библиотекаря Академии), но с тем, чтобы и членам академической корпорации, в случае нужды, открыт был свободный доступ к пользованию семинарской библиотекой наравне с г.г. преподавателями семинарии.

V. Представление Библиотечной Комиссии от 5 мая с/г. за № 1369:

«На основании § 215 Академического Устава Библиотечная Комиссия имеет честь просить Совет Академии о разрешении выписать для академической библиотеки издания, значащиеся в прилагаемых при сем заявлениях академических преподавателей за №№ 1443, и 1474 (Проф. Архим. Илариона), 1555 (Проф. С.И. Соболевского), 1115 и 1457 (Проф. С.С. Глаголева), 460, 461, 462, 463, 1114 и 1118 (Проф. М. М, Тареева), 1119 и 1456 (Проф. М.М. Богословского), 1411 (Проф. С.И. Смирнова), 1412, 1447 и 1448 (Проф. Д.П. Введенского), 1451 и 1452 (Проф. свящ. Е.А. Воронцова), 1120 и 1398 (Проф. Н.Л. Туницкого), 1404 и 1442 (Проф. А.П. Орлова), 1444 (Проф. прот. Д.В. Рождественского), 1441, 1445, 1450 и 1459 (Проф. свящ. П.А. Флоренского), 1179 (Доцента Н.В. Лысогорского), 1115, 1453 и 1455 (Доцента В.П. Виноградова), 1460 (и. д. доц. Ф.К. Андреева) и 1446 (Библиотечной Комиссии)».

—54—

Определили: Поручить библиотекарю Академии К.М. Попову выписать для академической библиотеки означенные в заявлениях г.г. профессоров и преподавателей Академии издания и о последующем представить Правлению Академии.

На сем журнале резолюция Его Преосвященства: «11/VI 1916 г. Утверждается. Ст. 2. Ходатайствовать».

10 мая 1916 года. № 8

Присутствовали, под председательством Преосвященного Ректора Академии Феодора, Епископа Волоколамского, Инспектор Академии архимандрит Иларион, сверхштатный заслуженный ординарный профессор М.Д. Муретов; ординарные профессоры – М.М. Тареев, С.И. Смирнов, Д.И. Введенский; экстраординарные профессоры – И.В. Попов, Н.Л. Туницкий, А.П. Орлов, протоиерей Д.В. Рождественский, священник В.Н. Страхов, священник И.В. Гумилевский и священник П.А. Флоренский.

Отсутствовали: Ординарные профессоры – А.И. Алмазов, С.И. Соболевский С.С. Глаголев и М.М. Богословский; заслуженный экстраординарный профессор П.П. Соколов и экстраординарный профессор священник Е.А. Воронцов.

Слушали: I. Представление Преосвященного Ректора Академии:

«Предлагая при сем на рассмотрение Совета Академии представленные мне г.г. профессорами и преподавателями Академии, согласно § 83 академического устава, отчёты о преподавании в 1915–1916 учебном году, долгом считаю заявить, что, как видно из помянутых отчётов, – преподавание велось вполне согласно с программами, представленными г.г. профессорами и преподавателями Академии в начале учебного года и утверждёнными определением Совета Академии от 1 сентября 1915 года; только, ввиду сокращения учебного года, вызванного обстоятельствами военного времени, программы по некоторым предметам остались в последних своих отделах невыполненными».

—55—

Определили: 1) Принять к сведению. 2) Отчёты о преподавании внести в своё время в Отчёт о состоянии Императорской Московской Духовной Академии за 1915–1916 учебный год, представляемый Святейшему Синоду.

II. Доклад секретаря Совета Н.Д. Всехсвятского:

«Честь имею представить Совету Академии табели баллов по устным и письменным ответам, а также и по поведению, полученных за истекший 1915–1916 учебный год студентами первых трёх курсов Академии.

По предложению Преосвященного Ректора, поверка их в отношении точности подсчёта и вывода среднего балла произведена была доцентом Академии иеромонахом Варфоломеем (Ремовым)».

По рассмотрению табелей оказалось, что:

1) Из 119 студентов 1 курса: а) 17 студентов имеют в среднем выводе из баллов по всем предметам и сочинениям не менее 4½, 69 студентов – не менее 4 и 10 студентов – не менее 3½. б) Поведение 113 студентов отмечено в инспекторских ведомостях баллом 5, двух – баллом 5-, и двух – баллом 4 (два студента, пробывшие весь учебный год вне Академии, балла по поведению не имеют). в) Студенты – Ильинский Михаил и Розанов Сергей, пробывшие весь 1915–1916 учебный год вне Академии, подали, с приложением медицинских свидетельств о болезни, прошения об оставлении их в I курсе на второй год. г) Студенты – Арбузов Павел – не держал устного испытания по систематической философии и не представил третного сочинения по философии, Белороссов Сергей – не представил проповеди, Беляев Борис – не держал устных испытаний по основному богословию и систематической философии и не представил сочинения по философии, Воронцов Алексей – не держал устного испытания по систематической философии, Доброумов Леонид – не держал устных испытаний по всем предметам I курса, Зверев Николай не представил третного сочинения по философии, Козырев Михаил – не представил ни одной письменной работы за 1915–1916 учебный год, Милов Сергей – не представил третного сочинения по философии и пропо-

—56—

веди, Орлов Александр – не держал устного испытания по основному богословию, Пономарев Дмитрий – не представил третного сочинения по философии. Большинство из поименованных студентов призваны ныне на действительную военную службу; прочие же представили прошения, с приложением медицинских свидетельств о болезни, о дозволении им сдать устные испытания и представить письменные работы после летних каникул, в сентябре месяце текущего 1916 года. д) Студент – галичанин Филипчак Феодор, при среднем выводе из всех полученных им на устных испытаниях и письменных работах баллов – ниже 4 (3.125), имеет один неудовлетворительный балл (2) на третном сочинении по философии. е) Студент Бонч-Бруевич Иван, не державший по болезни устных испытаний по Свящ. Писанию Ветхого Завета (I каф.), основному богословию и греческому языку и подавший прошение о разрешении исполнить ему эти обязанности после летних каникул, при среднем выводе из баллов по остальным предметам – ниже 4 (3.13) имеет один неудовлетворительный балл (3) на третном сочинении по философии, ж) Студенты – священник Соловьёв Сергий и Зубарев Павел не держали устных испытаний по систематической философии и греческому языку (отметки по каковым предметам имеются в их университетских дипломах), сдав взамен того, устные же испытания: священник Соловьёв – по истории русской церкви, Свящ. Писанию Ветхого Завета (II каф.), патрологии (I каф.) и истории и обличению русского раскола, Зубарев – по истории и обличению русского раскола, истории русской церкви и истории Греко-Восточной, Славянских и Румынской церквей.

2) Из 57 студентов II курса: а) 28 студентов имеют в среднем выводе из баллов по всем предметам и сочинениям не менее 4½, 20 студентов – не менее 4 и 3 студента – не менее 3½. б) Поведение сорока девяти студентов отмечено в инспекторских ведомостях баллом 5, шести студентов – баллом 5– и одного – баллом 4 (один студент, пробывший весь учебный год вне Академии, балла по поведению не имеет). в) Студенты – диакон Базилевский Николай не держал устных испытаний по истории и

—57—

обличению русского раскола и истории русской церкви, Иванов Михаил не представил третного сочинения по истории и обличению русского раскола, священник Майоров Константин не держал устных испытаний по всем предметам II курса и не представил третного сочинения по истории и обличению русского раскола, Милославский Александр – не представил третных сочинений по истории русской литературы и истории и обличению русского раскола, Никонов Александр не представил сочинения по истории и обличению русского раскола. Все поименованные студенты подали, с приложением медицинских свидетельств о болезни, прошения о дозволении им исполнить эти студенческие обязанности после летних каникул. г) студент Вязигин Георгий, призванный, как поручик запаса армейской пехоты, на действительную военную службу в июле 1914 года, в течение всего 1915–1916 учебного года в Академии не являлся.

3) Из 63 студентов III курса: а) 20 студентов имеют в среднем выводе из баллов по всем предметам и сочинениям – не менее 4½, 31 студент – не менее 4 и 12 студентов – не менее 3½. б) Поведение пятидесяти одного студента в инспекторских ведомостях отмечено баллом, 5, пяти студентов – баллом 5-, одного студента – баллом 4½ и шести студентов – баллом 4.

Справка: 1) Устава духовных академий §§ 159–163 и 109, лит. а пп. 13–14.

2) Указом Святейшего Синода от 16 января 1891 года за № 212 Совету Академии вменено в обязанность дозволять студентам перенесение устных экзаменов на после-каникулярное время только в самых уважительных случаях, и не иначе, как с особого в каждом отдельном случае разрешения Епархиального Архиерея.

3) Указами Святейшего Синода от 17 февраля и 22 апреля 1916 года за №№ 2260 и 5175 студентам I курса: священнику Сергию Соловьёву и Павлу Зубареву разрешено пройти академический курс в три года, с освобождением от слушания лекций и сдачи испытаний по тем предметам, отметки по которым имеются в их университетских дипломах.

—58—

Определили: 1) Принимая во внимание сравнительное достоинство устных ответов студентов I, II и III курсов Академии на экзаменах, успехи их в практических занятиях, достоинство третных сочинений и проповеди и поведение, – перевести их в следующие курсы в таком порядке:

а) Во II-й курс – студентов первого курса: 1) Свящ. Климентовского Евгения, Баратова Алексея, Голубева Алексея, свящ. Соколова Иоанна, 5) Мышцына Николая, Введенского Ивана, свящ. Никольского Никиту, Мокринского Георгия, свящ. Иванова Виктора, 10) свящ. Чернецова Петра, диак. Кудрявцева Василия, Зернова Сергея, свящ. Шахматова Никандра, иерод. Порфирия (Соколова), 15) Юдина Ивана, Лободу Иосифа, свящ. Красотина Павла, Высотского Виктора, свящ. Ивановского Феодора, 20) Соколова Петра, свящ. Успенского Алексея (Яросл.), Угаморова Александра, Попова Николая, Кочегина Алексея, 25) Протопопова Александра, свящ. Гиацинтова Александра, Руднянского Петра, свящ. Успенского Алексея (Новгор.), Бекренева Георгия, 30) Вознесенского Павла, Троепольского Василия, иером. Феодосия (Пясецкого), свящ. Субботина Александра, свящ. Ремова Александра, 35) свящ. Гусева Николая, Извекова Алексея, Черникова Сергея, Парацевпча Арсения, Вуколова Павла, 40) Баляева Сергея, Керна Константина, свящ. Милютина Сергия, Казанского Владимира, Лебедева Виктора, 45) Левкиевского Николая, Бондаря Александра, свящ. Успенского Алексея (Калуж.), Рождественского Измаила, Троицкого Петра, 50) Лебедева Николая, Шишкина Алексея, Станиславлева Евгения, Дьячкова Ивана, Любимова Николая. 55) свящ. Кораблёва Александра, свящ. Синьковского Димитрия, Соколова Валериана, свящ. Добролюбова Виктора, Саковича Григория, 60) Лебедева Василия, диак. Курбатова Петра, свящ. Юнака Антония, Соболева Михаила, Скобеева Сергея. 65) Голубцова Петра, свящ. Лихачёва Петра, иерод. Андрея (Демьяновича), Попова Александра (Костр.), Гастева Бориса, 70) свящ. Яроцкого Иоанна, свящ. Стронского Владимира, Муравьёва Михаила, свящ. Евстратова Василия, Покровского Василия, 75) свящ. Ансерова Иоанна, свящ. Бокуновского Димитрия, Климкова Григория, Соколова Владимира, Страхова Ивана,

—59—

80) свящ. Чистякова Михаила, Волкова Владимира, свящ. Гиляревского Вячеслава, диак. Даниловского Владимира, свящ. Предтечевского Сергия, 85) свящ. Новгородского Николая, Надеинского Михаила, свящ. Голубева Александра, Анфилова Александра, свящ. Чистякова Александра, 90) свящ. Часовникова Николая, Фессалоницкого Ивана, Попова Александра (Владим.), свящ. Россовского Петра, Нечаева Ивана, 95) Трешневского Зиновия, свящ. Невского Аркадия, Кобелева Николая, свящ. Розова Сергия, свящ. Орлова Николая, 100) свящ. Троицкого Михаила и 101) свящ. Трофимова Димитрия.

б) В III курс – студентов второго курса: 1) Доброва Петра, Донца Илью, Расторгуева Андрея, Гражданского Сергея, 5) Трубачёва Зосиму, свящ. Розова Константина, иером. Вассиана (Пятницкого), Соколова Николая, Гладкова Василия, 10) Калиновича Александра, Арефьева Бориса, свящ. Теологова Василия, свящ. Залевского Николая, Введенского Николая, 15) Магницкого Николая, Сергеева Григория, Орлова Сергея, Садикова Николая, свящ. Порубина Михаила, 20) Стефановича Антона, Уметского Александра, свящ. Введенского Димитрия, Кораблёва Константина, Нипкевича Петра, 25) Иванова Павла, свящ. Поликарпова Валентина, Ильинского Николая, свящ. Стрекалова Николая, Шувалова Павла, 30) Забарного Петра, Побединского Василия, Смирнова Василия, Одинцова Алексея, диак. Окунева Тихона, 35) Лебедева Виктора, Белтова Николая, Вишнякова Павла, свящ. Киселёва Пимена, Никитского Павла, 40) Шамилова Филиппа, Ивановского Николая, свящ. Кораблёва Павла, Алентова Николая, Розанова Ивана, 45) Вижевского Дмитрия, Щеглова Виктора, Воздвиженского Дмитрия, Смирнова Михаила, иерод. Гавриила (Мануйлова), 50) Копылова Евгения и 61) Малинкова Ивана.

в) В IV курс – студентов третьего курса: 1) Соловьёва Николая, Гусева Николая, Муравьева Сергия, Лисицкого Николая, 5) Голубева Леонида, Золотницкого Аркадия, Ефремова Ивана, свящ. Жданова Александра, Калиновского Гавриила, 10) Некрасова Платона, Виноградова Сергея, иером. Трифона (Мохора), Четыркина Петра, Кулигина Дмитрия, 15) Кедрова Александра, иерод. Игнатия (Жебровского), Ни-

—60—

кольского Николая (Яросл.), Воздвиженского Николая, Миловидова Алексея, 20) Забавина Ивана, Мефедова Герасима, Доброхотова Михаила, Скворцова Ивана, Ефремова Александра, 25) Разумовского Григория, Крылова Вадимира, Андреева Михаила, Никольского Николая (Пенз.), иером. Николая (Карпова), 30) Недельского Феодосия, Тихонравова Георгия, Чирского Ивана, свящ. Макогонского Григория, Пиуновского Ивана, 35) свящ. Никольского Евгения, Добросердова Павла, Смирнова Александра, Авилкина Николая, Иоакиманского Николая, 40) свящ. Орлова Василия, Кипарисова Бориса, диак. Гусева Петра, Рождественского Александра, Беляева Сергея, 45) Алмазова Александра, Ломакина Николая, Соколова Василия, Рождественского Николая, Миловидова Виктора, 50) Брянцева Алексея, Сапегу Онуфрия, свящ. Проталинского Иоанна, Соболева Михаила, Волкова Николая, 55) Крылова Павла, Бажанова Николая, Глаголева Георгия, Сиротинского Алексея, Воскресенского Михаила, 60) Романовского Владимира, Попова Александра, Суворова Николая и 63) Соколова Михаила.

2) Студентам: I курса – Арбузову Павлу, Белороссову Сергею, Беляеву Борису, Виноградову Николаю, Воронцову Алексею, Доброумову Леониду, Звереву Николаю, Золотарёву Николаю, Милову Сергею, Орлову Александру и Пономарёву Дмитрию, – II курса – диакону Базилевскому Николаю, Иванову Михаилу, свящ. Майорову Константину, Милославскому Александру и Никонову Александру разрешить сдать указанные в докладной части устные испытания и представить письменные работы – после летних каникул, в сентябре месяце сего 1916 года.

3) Студентов I курса: Бонч-Бруевича Ивана, Филипчака Феодора – по неуспешности, и Ильинского Михаила и Розанова Сергея – согласно их прошениям, по болезни, – оставить в том же курсе на второй год.

4) Студента I курса Козырева Михаила, в виду отсутствия уважительных причин неподачи им всех письменных работ, назначенных на 1915–1916 учебный год, уволить из Академии по неуспешности.

5) Студента II курса Вязигина Георгия исключить из

—61—

списков означенного курса и иметь суждение о нём по возвращении с военной службы.

6) Студентов I курса: священника Соловьёва Сергия и Зубарева Павла, получивших разрешение Святейшего Синода пройти академический курс в три года, внести в списки студентов III курса Академии.

III. Доклад секретаря Совета Н.Д. Всехсвятского:

«Честь имею представить Совету Академии Ведомость об успехах и поведении студентов настоящего IV курса за все четыре года академического образования. По предложению Преосвященного Ректора, поверка ведомости в отношении точности подсчёта и вывода среднего балла произведена была доцентом Академии иеромонахом Варфоломеем».

По рассмотрении ведомости оказалось, что из 67 студентов IV курса: 1) 15 студентов (из выдержавших испытания по всем предметам академического курса и представивших курсовые сочинения) имеют в среднем выводе из баллов по ответам и сочинениям за весь курс не менее 4½ и 34 студента – не менее 3½. 2) Поведение пятидесяти пяти студентов за 1915–1916 учебный год отмечено в инспекторских ведомостях баллом 5, двух – баллом 5-, трёх – баллом 4 (один студент, пробывший весь учебный год вне Академии, балла по поведению не имеет). 3) Студенты: Бриллиантов Пётр – не держал устных испытаний по гомилетике, церковной археологии и церковному праву и не представил кандидатского сочинения; священник Белоруков Александр – не держал устных испытаний по всем предметам IV курса и не представил кандидатского сочинения; Давидов Феодор – не держал устного испытания по Свящ. Писанию Нового Завета (II каф.) и не представил кандидатского сочинения; Металлов Валентин – не держал устного испытания по гомилетике и не представил кандидатского сочинения; Молчанов Николай – не держал устных испытаний по церковной археологии и церковному праву и не представил кандидатского сочинения; Пиуновский Николай – не держал устных испытаний по Свящ. Писанию Нового Завета (II каф.), нравственному богословию,

—62—

гомилетике и не представил проповеди и кандидатского сочинения; Протодиаконов Александр – не держал устных испытаний по всем предметам IV курса; иеромонах Пётр (Руднев) – не держал устных испытаний по всем предметам IV курса, не представил проповеди и кандидатского сочинения; Саффран Георгий – не держал устных испытаний по Свящ. Писанию Нового Завета (II каф.) и по гомилетике; Соловьёв Дмитрий – не держал устных испытаний по Свящ. Писанию Нового Завета (II каф.) и гомилетике и не представил проповеди; Счастнев Пётр – не держал устного испытания по гомилетике и не представил кандидатского сочинения. Все поименованные студенты подали, с приложением надлежащих медицинских свидетельств о болезни, прошения о дозволении им сдать устные испытания и представить курсовые сочинения после летних каникул, в сентябре месяце сего 1916 года. 4) Студент Беляев Николай, призванный, как штабс-капитан запаса инженерных войск, на действительную военную службу в июле месяце 1914 года, в течение всего 1915–1916 учебного года в Академию не являлся.

б) Отзывы г.г. профессоров и преподавателей Академии о курсовых сочинениях 49-ти студентов ΙV (LXXI) курса⁵⁸⁸.

Справка: 1) Устава духовных академий §§ 164–168, 171 и 109, лит. б п. 8.

2) Определение Святейшего Синода от 8–20 января 1911 года за № 93.

3) Циркулярный указ Святейшего Синода от 8 апреля 1904 года за № 3.

4) Из оканчивающих ныне курс воспитанников Академии казённым содержанием ни в Академии, ни в семинарии не пользовались: Бриллиантов Пётр, Заболотский Павел, Истомин Дмитрий, Металлов Валентин, свящ. Рождествин Александр и Смирнов Дмитрий.

Из них Бриллиантов Пётр и Заблотский Павел изъявили желание служить по духовно-учебному ведомству.

—63—

5) Определение Святейшего Синода от 20 мая – 3 июня 1905 года за № 2809.

6) Оканчивающий ныне курс болгарский уроженец Стоян Петков присяги на русское подданство не принимал.

Определили: Окончивших полный академический курс студентов:

удостоить степени кандидата богословия, с причислением к первому разряду и предоставлением им права на получение степени магистра богословия без новых устных испытаний;

—64—

удостоить степени кандидата богословия, с причислением их ко второму разряду, – каковое постановление и представить на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства.

В случае утверждения Его Высокопреосвященством постановления, изложенного в п. 1-м, –

2) Препроводить в Учебный Комитет при Святейшем Синоде список всех окончивших академический курс воспитанников с требуемыми определениями Св. Синода, от 3 марта – 10 апреля 1892 года за № 590 и 8–20 января 1911 года за № 93, сведениями и отзывами о них и с приложением подлинных заявлений 30 воспитанников о том, какую группу наук преподавать и вообще на какую должность по духовно-учебному ведомству поступить они желали бы, и в какие епархии.

3) По изготовлении дипломов на степень кандидата богословия препроводить в Учебный Комитет и все документы казённокоштных воспитанников, а равно и тех из своекоштных, которые изъявили желание служить по духовно-учебному ведомству, за исключением тех из них, кои

(Продолжение следует).

—33—

(Продолжение)

—34—

—35—

Сретенского сорока 4-го отделения.

—36—

—37—

Замоскворецкого сорока 1-го отдел.

—38—

—39—

Замоскворецкого сорока 2 отд.

—40—

—41—

Замоскворецкого сорока 3 отд.

—42—

—43—

Благочинного Московских придворных соборов и церквей.

—44—

в) Пожертвования по подписным листам через настоятелей и настоятельниц монастырей Московской епархии.

—45—

—46—

—47—

г) Пожертвования по подписным листам духовно-учебных заведений.

—48—

—49—

—50—

—51—

—52—

—53—