Сегодня с нами Виталий, который 10 лет был у баптистов. Был проповедником, занимался многими служениями, но решил вернуться в Православие. Хотите узнать, почему? Смотрите интервью до конца.
В. Михайленко:
О себе коротко. Я был в прошлом членом общины евангельских христиан-баптистов Ставропольского края. Так получилось, что впервые задумываться о правильности протестантизма как веры, как течения я начал года через три, как пришёл к баптистам. Послужили этому несколько таких случаев в моей жизни, которые заставили меня задуматься о правильности, об истинности, хотя изначально, когда шёл в общину, у меня была такая железобетонная уверенность, что евангельские христиане-баптисты – это именно та Церковь, которую Господь на земле создал, чтобы она сохраняла истину и распространяла истину, и которую Он оберегает и хранит.
А. Волков:
Как ты попал к баптистам, когда это было, при каких обстоятельствах?
В. Михайленко:
Наш город был вообще без Церквей изначально, не было даже православной Церкви, потому что город создавался как город уранщиков, кто ядерное топливо добывал, и это был изначально закрытый город. Он был построен полностью при Советской власти, до 1947–1949 гг. не существовал. Соответственно, когда при Советской власти город строился, никакого храма, ни дома молитвы – ничего не было. О вопросах веры я начал задумываться в далёком детстве. Объясню причину, почему. Был момент в моём детстве, что на меня кинулась собака, и я получил испуг. Такой испуг, что ночью мог вставать, боялся темноты, боялся собак, плохо спал. И матушка моя через свою знакомую узнала, что есть женщина, которая может вычитать испуг – это тогда так называлось. Но это было не в нашем городе, приходилось ехать далеко, чтобы испуг был вычитан. Я впервые увидел, что у меня эти страхи уходят после того, как она молится, молитвы читает, после того как она занимается вычиткой испуга. Для меня это была загадкой, потому что у меня в семье никто о Боге не говорил. Мать коммунист, отец коммунист, причём они были очень порядочные люди, такими и остались. Не то, что они были вообще неверующие, но они были безразличны. А я наблюдал, когда женщина абсолютно, мне казалось безграмотная, у неё четыре класса образования, как она сама говорила, тётя Таня – она за 7 или 10 сеансов этой вычитки делала так, что у меня на долгое время все эти последствия испуга проходили. Потом они снова, правда, возвращались, от полугода до года, но они проходили реально. Я тогда маленький был, помню, класс, наверное, пятый-шестой, и задумался: как же так, наши невропатологи мне какие-то процедуры назначали свои, ванны какие-то йодобромные, они ничего сделать не могут, хотя маститые врачи. А тут женщина шёпотом что-то читает – и помогает! И это у меня была такая первая самая задумка, что видимо, что-то есть, Кто-то есть, Который мне помогает, пусть даже по молитвам этого неграмотного, как мне тогда казалось, человека. Хотя я сейчас понимаю, что тётя Таня была очень грамотная. Потом прошло время какое-то, и вот это последствие испуга уходит, а потом снова возвращается через какое-то время, и опять меня мама ведёт к женщине. Та женщина или уехала, или скончалась, я сейчас не помню. Мама привела меня к другому человеку, и вот та женщина, дай Бог, Господь Бог принял её там, где она сейчас есть, – она мне сказала такую вещь: «Внучек, я уже старенькая, и я молюсь Богу, езжу в храм в Пятигорск. Тебе надо и самому к Богу прийти. Потому что одно дело, когда я попрошу за тебя, а другое дело, когда ты сам будешь своими словами просить и своими ножками в церковь ходить, и Бог тебе обязательно поможет, потому что вычитка мне, уже восьмидесятилетней старухе, очень тяжела, попробуй сам». И вот тогда я начал ездить из нашего города в Пятигорск, где церковь. Это была Никольская церковь, я начал ездить тогда ещё мальчишкой, наверное, класс седьмой или восьмой, и сам пытался сначала первыми простыми молитвами, которые на слух воспринимал, потом я больше узнал молитв, учил сам, интересовался и начал молиться, исповедоваться и причащаться, хотя, как сейчас понимаю, многие вещи делал неправильно. Но, может быть, Господь смотрел на искренность сердца, на искренность поступков. У меня ушли страхи к классу, наверное, к восьмому-девятому. И как-то это всё в голове потерялось, я этот момент забыл. Но года три до армии я почти два раза в месяц старался ездить на службы в этот храм. Молился, исповедовался, причащался и даже посты пытался держать, насколько меня хватало. Я был, конечно, безграмотен, закона Божьего не читал, просто спрашивал людей как надо, иногда священник меня во время исповеди наставлял. А потом так получилось, что незадолго до армии меня мама послала в профилакторий под горой Бештау. Мне назначили йодобромные ванны. Женщина говорит: «Проходите в ванную, снимайте всё, и надо крестик снять». Я говорю: «Нет, я крестик снимать не буду, я верующий». И тут она мне говорит: «Я тоже верующая, но я вам хочу сказать, что крестик – это вообще-то орудие убийства нашего Господа». Я тогда удивился, думаю, странно, я такое никогда не слышал. Я говорю: «Ну да, орудие убийства Господа, но мы почитаем крест, поклоняемся». Она говорит: «А если бы нашего Господа убили из пистолета, а вы бы взяли, на шею повесили пистолет и потом ходили бы с пистолетом на шее?» Я задумался: ну, наверное, нехорошо, крестик положил рядышком на ванну, потом вышел, и она мне говорит: «Я бы хотела вам дать литературу, которая у нас есть, я сама верующая, христианка евангельская, правда, я не православная». И дала мне тогда Евангелие – помню, даже ещё не Гедеоновское, просто какое-то Евангелие от Луки, бумажный вариант. В следующий раз, когда я был на процедурах, спела мне пару песен под гитару, голос у неё великолепный. Сестру зовут Тамара, до сих пор поддерживаем с ней отношения, у неё такой голос, что и на кассетах и на дисках она распространяется, уровня эстрадного вполне. И меня это так затронуло. Я впервые увидел, как мне человек рассказал о вере Христовой ясно, понятно, и главное, что по Библии всё точно растолковал. От неё я узнал первые азы на тот момент евангельской веры, это было ещё до армии, где-то за полгода. Потом так получилось, что у меня ряд хороших знакомых начали ходить в образовавшийся библейский кружок. Вели его у нас в клубе «Феникс», и туда приезжали братья из Пятигорска, из Евангельской церкви и рассказывали о Боге, азы веры давали. Они меня пригласили, я говорю: «Ну, давайте, я посмотрю, послушаю». Я начал прислушиваться к тому, что они говорят, и Тамара связь не теряла со мной, и уже до армии я был наставлен, ездил и в православный храм, и в то же время я посещал эту евангельскую ячейку, и она тоже поддерживала меня, и молитвами поддерживала, но я ещё не молился с ней. В армию меня провожали не только моя мама, но и ребята, которые ходили на ячейку, несколько человек стояли около военкомата в Пятигорске и молились, чтобы Господь благословил мой путь. Получилась достаточно редкая вещь, что я из военкомата был послан в свой город, где жил, и остался служить при части недалеко от города, что вообще было диво, потому в те годы за это платили деньги, и немалые. А здесь я считаю, что это определённое было тоже Божие водительство, что ничего не заплатив, без особых каких-то связей у военкома, я попадаю служить в часть недалеко от города. Знакомлюсь там со старослужащим. Сижу на территории части, смотрю, паренёк рядом сидит, вытаскивает из нагрудного кармана Библию небольшую и читает. Я говорю: привет: «А откуда у тебя эта книга?» – «Я верующий». Я говорю: «А как верующий?» – «Я сам христианин, евангельский баптист. У меня папа пресвитер, пресвитер Церкви баптистов города Кисловодска». Это отделённые баптисты, как я потом узнал. Звали его Виктор, и он мне тоже многие вещи о Боге рассказал, научил, мы с ним начали вместе читать Евангелие изучать его, Библию, я задавал вопросы, и он меня наставил, если брать по евангельским меркам, на очень достойном уровне. Без всяких образований, без ничего, он мне всё это рассказал, как есть, подвёл меня к моменту покаяния, именно было такое научение, пригласил меня домой к себе. Семья была большая, десять детей, он был самый старший. Я с ними несколько дней просто пожил. Конечно, я сам никогда не был в полной семье, потому что у меня родители в детстве моём развелись. Я посмотрел на эти отношения в семье, на любовь, на то, как дети молятся. Они с утра вставали, молились – не для меня, они сами молились кружком с отцом, с мамой. Я наблюдал, как они за столом, как трудятся в огороде, даже как ссорятся и конфликты решают, и мне так захотелось где-то такую семью даже, потому что для меня это большой пример. Я не скажу, что у меня была плохая семья, но я такого отношения друг к другу, к ближним не видел. Они даже соседям в те голодные годы помогали. В одно из увольнений я пошёл на собрание баптистов, которое уже проходило в Доме культуры в нашем городе. Приехал какой-то брат с Америки русскоязычный, проповедовал. Я вышел и покаялся, и покаялся тоже достаточно искренне, полностью. Я мог выругаться, материться, а после этого как отрезало, я реально убрал это из своей жизни. Я начал регулярно Евангелие читать сам. Витя ещё не ушёл на дембель, меня наставляла Тамара, начала приходить в воинскую часть, благо город один и тот же. Если было увольнение, в воскресенье я ходил на собрание в Дом молитвы. И после армии я уже был готов к крещению, когда проводили беседы с крещаемыми, мне нечего было узнавать, я настолько был глубоко и хорошо наставлен, Евангелие знал, и основы веры у евангельских христиан. То, что я до этого ходил к православным, меня уже убедили, что это совсем не библейская вера, это вера людей, которые однажды отступили от Бога, и Церковь пришла к этому мирскому обмирщённому состоянию. Я уже не воспринимал тот свой путь до армии как христианский, почему я и пошёл к евангельским христианам и как бы вжился. Как раз очень много было молодёжи тогда в девяностые годы в общине, много друзей, знакомых. Как обычно, разборы по понедельникам, часы молитвы по четвергам, разборы по средам тоже, много времени отдавалось на служение, на проповедь. И как-то оно шло, шло, и первые несколько лет я был уверен, что я именно в Церкви Христовой. Мама, смотря на меня, тоже пришла, но она пошла не к баптистам. Расскажу, как у меня начались первые сомнения в том, что учение баптистов истинное. У нас было такое поветрие – не только у нас на КавМинВодах, течение «Живой поток». Это был год 1997, когда они с первыми проповедями приезжали. Так получилось, что один из субботников, из адвентистов в нашем городе в это течение пришёл, отказался от адвентизма полностью, начал проповедовать и учить как вочманист. И поскольку моя мама его знала, она говорит: «Виталик, вот какой-то человек мне рассказывал о Боге, но он не как вы говорит, он горит, он настолько свободно рассказывает!» Ну, этот мужичок умел рассказать, у него дар был определённый вот этого слова, что из него изливалось, хотя из него разное изливалось, но тогда изливалось вочманистское учение. И мама увлеклась тем, что он рассказывал. Для меня это было несколько удивительно. Я не воспринимал свою маму у баптистов, почему-то я её не видел баптисткой. Она несколько раз была у нас на служении и говорит: «Знаешь, Виталий, мне чем-то напоминает ваша община нашу коммунистическую партию. У вас есть члены общины, и у нас были члены партии; у вас собрания и у нас собрания были у коммунистов, у вас есть членские взносы – и там». И она чисто по такой структуре организационной нашу общину баптистов не восприняла как полноценную христианскую общину. Вроде бы проповеди, а она говорит: «Ну, вот у нас тоже были докладчики, лекторы». Мы пели – и они пели коммунистические гимны. А у «Живого потока» было свободно тогда, у вочманистов, и её это течение увлекло. Я не воспринял, что она пошла в какое-то заблуждение, думаю, ну, может быть, ей Господь так открыл, как многие протестанты и сейчас думают: ну может быть это так Господь открыл, что Он ему духом открыл туда пойти, а мне Духом открыл сюда пойти. Говорю: «Мам, ну походи, если тебе Господь так открылся, то значит это было Богу угодно». Она точно также: покаяние, крещение, приезжали братья по вере, крестили её в ванной. Она тоже стала петь, у них же эти книжечки с их толкованием, проповеди в том числе. Ладно, мы два верующих в одной семье, ну, немножко разного направления. И у меня тогда впервые появились какие-то такие моменты. Думаю: значит, Господу было угодно её привести. Потом следующий момент. В нашем дворе жила пятидесятница Светлана, как-то к ней прихожу, она про Бога рассказывает, у меня аж сердце горит, думаю, какой дух у человека! У меня сердце горит, настолько она этим живёт. Побывал несколько раз на служении у пятидесятников – тоже понравилось. так получилось, что когда у пятидесятников некому было ездить к нам в город на молитвенную группу, какое-то время их не было, они предложили мне, баптисту, вести их молитвенную ячейку. И я месяца три вёл в тайне от нашего пресвитера, потому что был бы нагоняй. Они там за меня молились, чтобы я Духом Святым крестился. И у меня до какого-то момента вообще не было сомнений, была такая подпитка благодаря «Живому потоку», что здесь Бог открыл вот так, там Бог открыл вот так, этим Бог открывает вот так, но все мы в Духе едины. Мы собирались временами: несколько человек с «Живого потока», Светлана пятидесятница, бывший субботник, я, мы вместе молились за какую-то нужду, друг за друга, как принято. И у меня возникало ощущение что в принципе это точно христианство, мы-то разные, с разных общин, но Духом-то мы едины. А потом у меня момент такой возник. Меня пригласили на конференцию «Живого потока» в Москву. Пастор каким-то образом узнал (то ли чутьё, то ли кто-то из доброжелателей сдал меня) и сказал: «Поедешь – я тебя поставлю на замечание». Но поскольку билет уже был куплен, думаю, ну что делать, люди-то нравились. Я поехал к ним на конференцию, вернулся, но я в «Живой поток» не пришёл, так и остался у баптистов. Но пастор меня на замечание поставил, такое негласное, как бы боялся, что я это всё принесу в общину. И я тогда понял, что мы всё-таки, если брать с точки зрения моего пресвитера, не совсем едины, потому что на замечание-таки я встал. Он такой был жёсткий баптист, таким и остался, он сейчас старший пресвитер нашего края. Я отстоял на замечании месяца три-четыре, но как-то легко это воспринял. Но я понял, что мы не совсем едины. Потом он узнаёт, что я, оказывается, и к пятидесятникам неровно дышу, по крайней мере, посещаю. Опять меня пропесочил. Я его уважал на тот момент, думаю, ну, наверное, что-то не совсем то происходит, что мы не можем с такими золотыми людьми, которые тоже молятся, Библию читают, объединиться. Значит, всё-таки баптизм где-то не прав. У меня такая мысль возникла, наверное, в 1998 году. Потом происходит следующая вещь, которая меня тоже заставила задуматься. Появились «Свидетели Иеговы», их всё больше и больше становится, начали ходить по дворам, и с каким-то из их старейшин я случайно зацепился у нас во дворе. Они меня пригласили: «Вы Библию читаете». – «Ну, читаю». И он меня так размотал по Библии здорово, я тогда не знал, как противостоять этим вещам. Не то чтобы он меня совсем смутил, но где-то засеял сомнения, думаю: значит, где-то я что-то или не понимаю, или может быть, надо мне в своё учение вникнуть поглубже. Спасибо, кстати им за то, что заставляют где-то задуматься. Я пошёл же к пресвитеру, сказал, что учение поглубже наше хочу знать. И он же говорит: «У меня есть ссылка, есть такой у нас в Петербурге Центр Апологетических Исследований, залезь туда, закажи оттуда блокноты, брошюры и книги». Я заказал, и мне, во-первых, очень понравились материалы, их можно было там заказать – и по свидетелям Иеговы, и по разным сектам, культам. Я впервые начал выписывать, подчёркивать, уже знал, как к ним относиться, начал заказывать литературу, и благодаря этому центру у меня появилось желание познакомиться с историей христианства поглубже. Я вообще любил в школе историю, без ложной скромности, знал историю больше школьной программы, поскольку моя мама была библиотечным работником, я приходил к ней в библиотеку брал тоже исторические книги. Думаю: ну как же так, я историю знаю, историю христианства так слабо знаю, а тут такие ссылки даются у них здоровские. Я начал смотреть их материалы по компьютеру, чтобы было лучше, а у них чуть ниже материалов на их сайте были ссылки на сайты других апологетических центров, и там среди них было два православных: один центр Иринея Лионского, а один не помню, какой. Я сильно не знаю историю христианства, и начал смотреть соборные решения, соборные постановления, причины созыва Соборов Вселенских, ереси, какие были. И у меня закрались тогда реальные сомнения, что решения Соборов на чём-то основывались. Если у нас – у протестантов, у баптистов они основывались, как мы считали, на слове Божием чисто, то там тоже собирались люди, которые со словом Божиим были знакомы не понаслышке, а епископы, и они мыслили не так, как мы, у них мысли отличались от наших. Есть такая толстая книга «История евангельских христиан-баптистов». Пастору не понравилось моё такое желание её прочитать, говорит: «Зачем тебе?» – «Ну, хочу глубже знать историю своего братства». Он мне дал эту книгу, и я когда читал, многие вещи мне казались тогда нормальными, поскольку я внутренне ещё был баптист. Мы даже какое-то время при коммунистах были с пятидесятниками в одном союзе. Я спрашиваю пастора: «А почему мы не в союзе с пятидесятниками?» – «Ну, вот после развала Союза мы решили, что они пусть будут отдельно, мы отдельно, то есть дух у нас всё-таки был не один и тот же». Тогда я ощутил, что в православии есть ряд моментов, с которыми я согласился и которых я у баптистов не наблюдал на тот момент. В 1996 году, когда я только пришёл к баптистам, мне повстречался знакомый мой, певчим был в православном храме. Он принёс книгу Андрея Кураева «Протестантам о православии». Я её прочёл. В 1996 ещё она мне не зашла, мне показалось, что какие-то вещи там он такие писал заумные. Может, у меня мозги так не работали, я её прочёл, но несколько моментов мне в голову запали из неё, и я запомнил эту книгу. Заказать мне её пришлось в 2002 году у другого своего знакомого, никакой не было литературы, он аж из Москвы мне её привёз. Потому что меня начали ставить на служение, я уже на проповедь выходил, воскресная школа у меня была – детки, вёл с женщинами малую группу по разбору учения. И я начал разносить Причастие после хлебопреломления. Мы разносили по больным, по недужным Причастие. И недалеко от нас на моём участке была такая женщина, она из молокан сама, видимо, но у неё был то ли Альцгеймер, то ли какая-то болезнь, что она потеряла память. Бывало, придёшь к ней, она улыбается тебе как ребёнок, рада, что ты пришёл. Спрашиваешь: «Ну, вот мы сегодня с хлебопреломлением, вы рады?» – «Да».– «А вы знаете, что это такое?» –«А я не помню, расскажите, детки». И каждый раз ей рассказываешь, она тебе улыбается, кивает, но она всё забывает. Тут ещё сын её неприятный, видно, что алкоголик, стоит в дверях, смотрит на тебя таким мутноватым взором, ощущение неприятное. И мне всегда это ощущение не давало спокойствия. Я думаю: ну зачем мы занимаемся вот этим, хлеб разносим, мы же должны верующими быть и разумно воспринимать веру. Баптисты – рационалисты, они считают, что разумно воспринимают. А человек не понимает, что он делает, не понимает, что это мы приносим, разумом не воспринимает наши действия. Может, мы напрасную работу делаем? А вот если наши хлеб и вино бы были бы в помощь, в исцеление души и тела, если бы можно было её за счёт этого хоть как-то физически укрепить, или, может быть, она бы по-другому воспринимала, это не было бы такое бесполезное занятие? Я решил этот вопрос задать на Братском, у нас собирались братские служители, раз в квартал, наверное, в одном из Домов молитв. Как раз тогда наш пастор уехал, он учился на очно-заочном где-то в институте библейском в Москве. Я тогда встал и говорю: если человек болен, не воспринимает уже разумно то, что я прихожу с хлебом и вином, не воспринимает верой разумной само Евангелие, многие вещи забывает, надо ли приходить к нему и заставлять его понуждать участвовать в Вечере, будет ли это ему во спасение? Как-то так я вопрос задал, и такая минута молчания. «Братья, вопрос понятен, кто-то может что-то ответить?»
Комментировать