- К читателю
- Часть I
- Арест не по правилам
- «Дела» и люди
- «Диверсант» Каштанов
- «Шпиён» Микита
- «А как насчет Маркса и Энгельса?»
- «Vive Vita!»
- Покушение на Тольятти
- «Академия перепихнизма»
- Следствие. Следователи. Свидетели
- Часть II
- «Этапы большого пути»
- «Столыпин»
- Пересылка
- «Эта аудитория — тоже ведь история»
- Вот мы и «дома» — в Каргопольлаге МВД СССР строгого режима
- В карантине
- Обряд моего «крещения» в «ЗК»
- Член-марионетка
- «Лососина» небывалой свежести
- Любовница Николая II и прочая, и прочая…
- Вступаю в строй работяг
- Неожиданная встреча
- Это страшное слово — «лесоповал»
- Небываемое бывает
- Развод, или «Раньше был у нас режим…»
- Голый индеец на крыше, или Театр одного актера
- Сверхъеврей и бандеровцы
- Бандеровцы решили заговорить на английской мове
- Очень платоническое свидание
- Чье-то третье дыхание
- Кобыла легкого поведения
- Профессор Штейнберг и актриса Окуневская
- Воровской суд
- Русский характер
- Смерть Сталина. Прелюдия
- Предпоследнее известие
- Свершилось
- Запахло свободой
- Амнистия
- Искусство принадлежит «врагам народа»!
- Небывалый доклад о международном положении
- «Обыкновенный» концерт
- Театр под конвоем
- Наш клуб
- Концерты на женском лагпункте
- Новый год — пятьдесят пятый
- Пора домой и мне!
- Постфактум
- Наконец-то я дождался суда и оказался «в законе»
- Приложения
- Стихи и песни про беду
- 3К
- Злые кандалы
- Упреки разума
- Мираж
- Студент-заочник
- Сидор Карпыч похудел…
- Две баллады
- Мать Ивана Грозного
- Прощание
- Стихи, сочиненные и посланные домой малышу-сыну
- Зайка-капризайка
- Фролка-Балаболка
- Мишка-певец
- Песни на мои слова, разрешенные к исполнению на сцене лагерного клуба
- Твоя улыбка
- Машка бесконвойная
- Нелегальный почтальон
- Марш «Пройденный путь»
- На освобождение доктора Брусенцева
- Письмо от заключенных нашего лагпункта, провожавших меня на свободу
Часть II
«Этапы большого пути»
«Воронок», в который нас посадили во дворе «Шпалерки», был уже изрядно загружен уголовниками и «бытовиками», которых везли из Крестов.
По движению машины я понял, что мы свернули с улицы Воинова на Литейный. Заметив небольшое зарешеченное окошечко под крышей кузова, я попросил моих спутников подпустить меня к нему на минутку. Очень захотелось увидеть хоть кусочек, хоть крышу родного дома, мимо которого предстояло проехать. Я встал на скамейку, шедшую в кузове вдоль борта, и увидел стены знакомых домов. Вот и мой дом. Я мог увидеть его последний, четвертый этаж, его характерные остроконечные башенки над крышей. А вот и угол дома. Всего одну-две секунды вижу я окна четвертого этажа, выходившие на улицу Пестеля. Успеваю вцепиться взглядом в свое окно возле водосточной трубы. Я спускаюсь со скамейки, благодарю потеснившихся попутчиков.
Мимолетная встреча с родным домом вызвала волну воспоминаний. Самое страшное из них — сентябрь сорок первого. Тогда тоже с тоской и страхом оглядывался я на этот самый свой дом. И тогда тоже вопрошал я судьбу: доведется ли вернуться сюда, снова открыть знакомую дверь. Тогда в этом доме оставалась моя мать. Блокада убила ее. Теперь там, за окошком, которое я успел разглядеть, мой годовалый сын. Увижу ли его когда-нибудь? И когда? Неужели уже десятилетним школьником? Охваченный этими мыслями, я не заметил, как доехали до Московского вокзала. Не остался в моей памяти и момент погрузки в «столыпинский» вагон, прицепленный в голове пассажирского поезда.
Комментировать