Записки из красного дома

(19 голосов: 4.6 из 5)

О капитализме

Псевдодемократическое правосознание

Что такое liberte? Свобода. Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать всё что угодно в пределах закона. Когда можно делать всё что угодно? Когда имеешь мильон. Даёт ли свобода каждому по мильону? Нет. Что такое человек без мильона? Человек без мильона есть не тот, который делает всё что угодно, а тот, с которым делают всё что угодно.

(Ф.М. Достоевский «Зимние заметки о летних впечатлениях»).

Демократическое правосознание возникло в качестве реакции на религиозный, государственный и сословный деспотизм феодального общества. Ясное понимание неправды этого общества, попиравшего достоинство человека и отрицавшего за личностью право на свободу совести, двигало пионерами демократии, создавшими в конце XVIII века новое политическое устройство в Америке. Но еще задолго до образования США уже складывалась демократическая философия права, подготовившая умы учредителей нового государства настолько, что им оставалось лишь довести до логического конца заключенные в ней положения да осуществить их на практике. Что и было проделано с полным успехом.

Если изложить кратко основные положения новой правовой философии, то получится такая картина. Источником права является Бог. Человек, будучи образом Божества и именно в силу этого обстоятельства, обладает достоинством и определенными правами, главные из которых — право на жизнь, на свободу и собственность. Эти права, а также все вытекающие из них, являются «естественными», то есть присущими богообразной природе человека. А поскольку его нельзя лишить этой природы, то и «неотъемлемыми». Из равенства всех перед Богом вытекает равенство гражданских и политических прав всех членов общества. Право каждого ограничено лишь его естественными пределами, то есть теми пределами, за которыми начинается ущемление чужой свободы. Государство необходимо в качестве силы, организующей и поддерживающей в обществе правопорядок, а также представительствующей в сношениях с другими народами. Ну и, естественно, в интересах национальной самообороны.

Но на каком принципе должно быть построено государство? Поскольку замечено, что все монархи и правящие касты склонны узурпировать права народа и отдельных его представителей в свою пользу, то наилучшим и единственно приемлемым принципом должно стать НАРОДОПРАВСТВО. То есть установление формы правления и утверждение конкретных носителей власти самим народом. Или, по крайней мере, его большинством. Механизмом же, позволяющим выявить народную волю, должны стать всеобщие выборы с правом каждого выдвигать свою кандидатуру. Однако любая власть, даже народная по своему происхождению, невозможна без иерархии, а где иерархия — там фактическое неравенство прав, Это неравенство оправданно лишь в том случае, если используется в интересах всего общества. Но находящиеся у власти лица нередко используют свое положение в корыстных — личных или клановых — интересах, что ущемляет права граждан и может привести к реставрации деспотии. Чтобы предотвратить такую возможность, надо ОСЛАБИТЬ власть и с этой целью, во-первых, РАЗДЕЛИТЬ ее на исполнительную, судебную и законодательную, сделав последние две независимыми от первой. Во-вторых, узаконить известную независимость местных властей от центральной власти в целом ряде вопросов. В-третьих, установить периодическую СМЕНЯЕМОСТЬ лиц, находящихся у власти. И, в-четвертых, поставить под НАРОДНЫЙ КОНТРОЛЬ всю деятельность властей, то есть сделать всю политическую жизнь страны максимально доступной народному взору, обсуждению и КРИТИКЕ, а для этого обеспечить всем органам информации не только бесцензурное и независимое от властей положение, но и максимально возможный доступ ко всем областям политической жизни. Важным средством контроля за политической жизнью страны является также право граждан объединяться в политические партии и другие сообщества, т. к. разъединенные граждане не в состоянии эффективно выражать свои мнения и бороться за свои интересы.

Построенная на указанных принципах Великая Американская Демократия прошла 200-летнюю проверку временем и оказалась системой достаточно прочной, чтобы не измениться в своих основах, достаточно мудрой, чтобы не доводить свои принципы до абсурда, но ограничивать их действие пределами, диктуемыми здравым смыслом, и достаточно гибкой, чтобы успешно применяться к постоянным изменениям в жизни общества. Естественно, что влияние на политическое сознание Европы и всего остального мира страны, осуществившей демократические начала наиболее полно, не могло не оказаться огромным. Оно началось с самого возникновения США, но особенно возросло в XX веке. Америка стала образцом и бастионом Демократии. Восхищенному взору, устремленному на нее, представлялось вполне естественным, что самая демократическая страна является и самой богатой. СВОБОДА И БОГАТСТВО!.. Что еще человеку надо?..

Но, как известно, на всех никогда не угодишь. В обществе, к сожалению, всегда находятся такие люди, которые даже на солнце отыскивают пятна и, словно не замечая океана света и тепла, льющегося с него, ворчат, что вот-де и солнце тоже запятнано… Одним из таких патологических ворчунов был, как это ни странно, убеждённейший до мозга костей демократ и величайший патриот Америки — поэт Уолт Уитмен. Вот послушайте, как он ворчал:

«…При беспримерном материальном прогрессе общество в Штатах испорчено, развращено, полно грубых суеверий и гнило. Во всех наших начинаниях совершенно отсутствует или серьезно ослаблен важнейший элемент всякой личности и всякого государства — совесть…

Чего только не обнаруживает под личиной проницательный взгляд! Ужасное зрелище. Мы живем в атмосфере лицемерия. Мужчины не верят в женщин, женщины не верят в мужчин. Презрительная ирония господствует в литературе. Цель всех литераторов — найти предмет для насмешек. Бесконечное количество сект, церквей и т.д., самые мрачные призраки изо всех, какие я знаю, присвоили себе имя религии. Разговоры — одна болтовня, зубоскальство. От лживости, коренящейся в духе, — матери всех фальшивых поступков, произошло несметное потомство…

Испорченность деловых кругов в нашей стране не меньше, чем принято думать, а неизмеримо больше. Общественные учреждения Америки во всех ведомствах, кроме судебного, изъедены взяточничеством и злоупотреблениями всякого рода. Суд начинает заражаться тем же. В крупных городах полно грабителей и мошенников — и респектабельных и нереспектабельных. В высшем свете легкомыслие, любовные шашни, легкие измены или полное отсутствие каких бы то ни было целей, за исключением одной: убить время. В бизнесе (всепожирающее новое слово «бизнес») существует одна только цель — любыми средствами добиться барыша. В сказке один дракон сожрал всех других драконов. Нажива — вот наш современный дракон, который проглотил всех других. Что такое наше высшее общество? Толпа шикарно разодетых спекулянтов и пошляков. Правда, за кулисами этого нелепого фарса, поставленного у всех на виду, где-то в глубине, на заднем плане, можно разглядеть колоссальные труды и подлинные ценности, которые рано или поздно, когда наступит их срок, выйдут из-за кулис на авансцену, но действительность всё-таки ужасна. Я утверждаю, что хотя демократия Нового Света достигла великих успехов в деле извлечения масс из болота, в котором они погрязали, в деле материального развития, в деле обманчивого, поверхностного культурного лоска, — она потерпела банкротство в своем социальном аспекте, в своем религиозном, нравственном и литературном развитии… Мы стали похожи на существо, наделенное громадным, хорошо приспособленным и все более развивающимся телом, но почти лишенным души…

В тот день у меня был разговор с одним иностранцем, проницательным, хорошим человеком, его слова произвели на меня впечатление, в сущности они выражали мои собственные наблюдения и мысли. «Я много путешествовал по Соединенным Штатам, — говорил иностранец, — я наблюдал ваших политических деятелей, слушал речи кандидатов, читал газеты, заходил в пивные, вслушивался в непринужденные беседы людей. И я убедился, что ваша хвалёная Америка с ног до головы покрыта язвами, и эти язвы — вероломство, измена и себе, и своим собственным принципам! Из всех окон, из всех дверей на меня бесстыже глядели дикие личины раздора и рабства. Всюду я видел, как мерзавцы и воры либо назначали других на всевозможные общественные должности, либо сами занимали эти должности. Север не менее порочен, чем Юг. Из сотни чиновников, служащих в федеральных учреждениях или в учреждениях какого-нибудь штата или города, не было ни одного, который был бы действительно избран волей незаинтересованных лиц, волей самого народа. Все были навязаны народу большими или маленькими фракциями политиканов, при помощи недостойных махинаций и подкупленных выборщиков. Заслуги и достоинства здесь не ценились нисколько. Всюду я видел, как миллионы крепких и смелых фермеров и мастеровых превращаются в беспомощный гибкий тростник в руках сравнительно немногочисленной кучки политиканов. Всюду, всюду я видел одну и ту же тревожную картину: как партии захватывают власть в государстве и с открытым бесстыдством пользуются ею для корыстных партийных целей».

«Печальные, серьёзные, глубокие истины…» — так заключает, ворча, Уитмен.

Но, разумеется, эти пристрастные и неумные нападки на собственную страну могут вызвать только ироническую улыбку на губах подлинных знатоков Америки. Поэт есть поэт, что с него взять. Хуже, конечно, что голос его не одинок, что в разных кругах американского общества звучат слова, так или иначе подтверждающие эту напраслину, возводимую на Америку. Да и только ли на Америку? Увы, на весь современный мир, равняющийся на нее. Писатели и художники, словно соревнуясь, изощряются в описаниях его гнусностей и жестокостей, его духовной пустоты. Они сеют пессимизм и уныние, подрывая тем самым веру народа в спасительность Демократии. А им вторят ученые, философы и прочие, так сказать, мыслители. Дела, говорят они, действительно нехороши. Распад семьи, нравственный вакуум, отчуждение, страх, потребительское отношение к людям. Крах идеологий, власть денег, унификация жизни, зыбкость всего, тошнота, абсурд, неоновая тьма и прочие прелести свободного мира.

Но при чем же тут демократия? — спросим мы. Человечество, очевидно, всегда было таким, и лишь деспотическая узда мешала проявиться тому, что таилось в самой человеческой природе. Когда насилие рухнуло — начало распадаться и созданное насилием: добрые нравы и стыд, крепкая семья и надежды на лучшее. Получается вроде бы так, хотя вроде бы и нелепо.

Да, тут есть над чем призадуматься. Оказавшись перед фактом духовного кризиса современной цивилизации, мы вынуждены хвататься за аргументы, прямо противоположные по своему смыслу тем, с которых, как помнится, приверженцы демократии так блистательно начинали. Они обвиняли деспотию в том, что она препятствует раскрытию лучших свойств человека. И вот…

Но действительно ли свобода виновата в нынешнем расчеловечивании человека? Если так, то не может быть никакого выхода из современного тупика. Или, быть может, мы напрасно хулим её? Может быть, беда вовсе не в том, что демократия дает человеку слишком много свободы, а в том, что она обманывает его, подсовывает ему только видимость свободы? Должна же быть какая-то причина нравственной катастрофы в демократическом мире.

Перетряхнуть демократический багаж, ещё раз проверить демократические ценности — нет ли фальшивых среди них? — очевидная необходимость для всех стремящихся к лучшему миру.

Вот, скажем, свобода слова. Что это такое? Это свобода для всякого говорить всё, что только ему захочется. Можно ли подвергать сомнению ценность этой свободы? Похоже, нельзя, не унижая при этом достоинства человека. Но ведь именно эта свобода и охраняется так бережно демократическим законом. Или нет? А давайте-ка повнимательнее приглядимся к этому делу.

И спросим: если человек выговаривает глубочайшие истины, но не вслух, а про себя, — осуществление ли это свободы слова? Очевидно, нет. А когда выговаривает их вслух, но — в пустыне? Или в кругу сумасшедших?.. Тоже, очевидно, нет. Ну, а что такое свобода слова в обществе людей, которых нельзя назвать сумасшедшими в медицинском значении этого слова, но можно, однако, в ином, более духовном смысле? В обществе тех, кто не связан ни внутри себя, ни между собою никакой высшей идеей и кто озабочен больше всего лишь своими личными успехами на почве самого примитивного стяжательства? Не будут ли они глухи ко всему, что не имеет отношения к этому стяжательству? Очевидно, будут. Следовательно, в таком обществе будет свобода только для низких слов, потому что высоких слов никто не услышит.

Значит, говоря о свободе слова, надо не забывать самое главное: надо учитывать не только возможность говорить все что угодно, но и ДУХОВНУЮ НАПРАВЛЕННОСТЬ ОБЩЕСТВА. Направлено ли оно на подлинную свободу или только на свободу для низших влечений. А эта духовная направленность общества зависит, конечно, не столько от суммы всегда изменчивых воль его членов, сколько от самого его устройства, от заложенных в его основание идей. Организация общества, способствующая духовно-нравственному высветлению своих членов, должна быть признана ориентированной на подлинную свободу слова (хотя бы и содержала запреты на сквернословие и прочие частные ограничения), а способствующая их нравственному и духовному помутнению — ориентированной на фактическое упразднение этой свободы, хотя бы и не заключала в себе никакой видимой цензуры.

Остается, конечно, выяснить, соответствует ли изображенное выше общество (то есть состоящее из людей с подавленными высшими интересами) современному демократическому обществу. Нет никакой нужды настаивать на том, что они уже полностью соответствуют друг другу. Демократический мир ещё далеко не весь погружен в низкую погоню за наживой. Кощунственно было бы утверждать, что люди Запада поголовно лишены любви к добру и стремления к высшим ценностям. Но горькая правда заключается в том, что отнюдь не эти добрые чувства и благие стремления определяют общее направление западной жизни. А — противоположные им. Доказывать, что западное общество эгоистично и бездуховно в своих основах, значило бы ломиться в открытые двери. Но разве этого не достаточно для того, чтобы сказать, что демократическое общество, по существу, уже соответствует нарисованной выше отрицательной модели, хотя в частностях ещё отличается от нее. Но поскольку направленность этого общества вполне определённа, то можно не сомневаться в том, что все эти частности будут стираться в ходе самой жизни и Запад будет неуклонно приближаться к своему разрушительному идеалу. Если в его основах не произойдут спасительные перемены.

Из сказанного следует, что вопрос о свободе слова на самом деле не так прост, как это может показаться с первого взгляда. Но почему-то апологеты демократического правосознания обходят эту сложность так старательно, как будто они на самом деле стараются кого-то обмануть. Зачем они это делают? И неужели им действительно так трудно поведать полную правду об изнанке их демократии? А ведь сказанное мною об этой изнанке далеко не исчерпывает предмета.

Что такое самые мощные легкие оратора по сравнению с радиостанцией, вещающей на весь мир?.. Ничто!.. А что такое рукописная книга по сравнению с изданной массовым тиражом? Тоже ничто. И даже книга, размноженная в тысячах экземплярах, по сравнению в бесконечными потоками других книг — лишь слабый всплеск среди шумных вод. В современном мире эффективность идеи зависит не столько от ее собственной значимости, сколько от мощи технических средств, определяемых в конечном итоге величиной капитала. Господствуя над средствами массовой информации, плутократия выступает в концерте идей в качестве закулисного дирижёра, чья золотая палочка определяет, кто должен вещать постоянно, громко и самым обворожительным голосом, а кто — только попискивать отвратительно время от времени. Плутократия определяет, какие направления мысли должны доминировать в обществе, а какие влачить призрачное существование. Кого следует увенчивать лавровыми венками всевозможных премий, а кому выдавать волчьи билеты и кого публично оплёвывать. Самое замечательное здесь то, что ничья свобода при этом нисколько формально не нарушается и ни о какой цензуре в общепринятом смысле говорить не приходится: просто неугодные плутократам голоса не получают поддержки, аугодные получают, и этого вполне достаточно. А поддерживать или не поддерживать кого-то — это, простите, священное право каждого. Сочетание явной свободы с тайной зависимостью — что может быть проще и гениальнее?

Богатство дает возможность вещать тысячами наёмных голосов, — и не каких попало, а самых талантливых и профессионально подготовленных, потому что в демократическом обществе свободно продаётся и свободно покупается практически всё. Не только талант и красота, не только разум и сила всякого рода, но даже сама нравственная чистота. И ничья воля при этом формально не насилуется, только оплачивается звонкой монетой. У кого же этих монет недостаточно, тот может свободно обмениваться своими идеями со своими знакомыми, искать и находить сомысленников и, прикладывая грош к грошу, напрягаться в издании какого-нибудь листка, чтобы бесплатно раздавать его прохожим. Без рекламы, без предварительной обработки читательского сознания — кто же его купит?.. Ах, найти бы богатого покровителя. Бывают же богатые сумасброды…

Но капитал на капитал дает сверх-капитал, в представителях которого родство душ и соответствующих интересов куда сильнее частных различий. И этот сверх-капитал выступает в битве идей единым фронтом, а по лукавой внешности — разномастными соперничающими течениями. Эта универсальность позволяет, угождая различным вкусам и настроениям населения, держать под своим контролем разные его слои, сталкивать их между собою, мирить и снова сталкивать, незаметно направляя всех в нужном направлении.

Правда, в обществе почти всегда находятся неуправляемые элементы, готовые рисковать своим жалким благополучием ради какой-то там правды. Но разве их трудно обезвредить? Более того. Таких чудаков можно утилизировать. Свободный писк среди общего рёва и гвалта не только свидетельствует о свободе для всех, он развлекает и умиляет.

А теперь еще раз о нисходящей, о низко корыстной направленности демократического общества. Отвечает ли она интересам плутократов? Ещё бы не отвечать. Она уничтожает духовно-нравственные преграды для торговли всем и вся, подстёгивает рост всё новых «потребностей», тем самым расширяя рынок и эксплуатацию человеческих пороков. Но самое главное — пониженное и развращенное массовое сознание это могучий стабилизирующий фактор в политической жизни буржуазного общества. Такое пониженное сознание может быть революционным или конформистским, но в любом случае оно, не будучи духовно-созидательным, не способно предложить буржуазному строю никакой ПОДЛИННОЙ альтернативы и потому вольно или невольно свидетельствует в его пользу. Чем ниже, растрёпаннее и нравственно ущербнее будет сознание широких масс, тем лучезарнее и твёрже будет возвышаться над ними простое и строгое здание святой Демократии. Таков парадокс, в котором нет ничего парадоксального.

Думается, что едва ли труден вопрос о том, сознают или не сознают плуто-демократы этот парадокс, сознательно или несознательно понижают нравственный уровень населения. Можно, конечно, и неумышленно способствовать этому делу. Но бессознательность есть удел сравнительно мелких сошек, прагматиков с оттопыренными карманами. Отказывать же подлинным дирижерам западного мира в понимании происходящего было бы как-то нелепо и даже невежливо по отношению к ним. Какие же они тогда дирижеры? Хотя обнаруживать свой змеиный ум перед всеми им тоже нельзя. Потому что как ни простодушна публика, явного зла она не потерпит. Или, вернее, если даже потерпит, в ней начнётся процесс осознания происходящего. А это уже опасно. Вот потому-то и приходится валять дурака, изображать из себя незадачливых простаков-идеалистов.

Замаскировать действительные отношения между средствами массовой информации и народом, представить дело таким образом, будто не СМИ под режиссурой змееголовых владык капитала формируют сознание населения, а само население, делая выбор между тем или иным идейным течением, определяет характер информации — важная задача буржуазной пропаганды. Однако признаем, что какая-то доля правды в подобном утверждении всё-таки есть. Ведь и рыбак зависит от вкусов и повадок рыбы. И эта рыба, можно сказать, диктует ему свою волю по части насадок и прочих приемов ловли. И бедным рыбакам не остается ничего другого, как угождать своим жертвам, имеющим полную свободу капризного выбора между наживками на крючках и всякими прочими червячками и таракашками в своих водоёмах.

Итак, зависимость слова от капитала и низкокорыстная направленность демократического общества опустошают СЛОВО изнутри, лишают его высокого созидательного смысла и превращают тем самым свободу слова в убывающую величину, приближающуюся к нулю. Поэтому в современном демократическом обществе нет честной борьбы идей, но только её видимость. И как бы апологеты буржуазного мира ни натуживались доказать обратное, продолжающееся расчеловечивание западного мира свидетельствует нелицеприятно и неопровержимо о тщете этих потуг.

А теперь о реальности НАРОДОПРАВСТВА в Америке. Исход выборов зависит, как известно, в решающей степени от СМИ. Значит, обладающие формальной свободой слова могут влиять на этот исход формально, а обладающие реальной свободой слова, т.е. средствами массовой информации, могут влиять реально. Разница, очевидно, есть, и такая значительная, что надо быть полноценным кретином, чтобы верить в сказку для взрослых о свободных выборах, например, в США.

Но в Америке дело не ограничивается одними лишь СМИ. В американской политической жизни есть любопытная особенность: над всем множеством мелких партий и группировок, создающим впечатление подлинного разнообразия и полной свободы политической жизни, возвышаются две гигантские партии крупного капитала, делящие между собою реальную власть в стране. Партии эти не отличаются друг от друга ничем существенным (это как бы две руки чего-то единого целого, остающегося за сценой), но зато отличаются своими названиями, эмблемами и физиономиями кандидатов, а также нюансами в их программах (впрочем, для них совсем не обязательных и служащих только для предвыборной рекламы). И эти-то несущественные отличия как раз и оказываются предметом самого бурного ажиотажа прессы и телевидения, драматизирующих всякий жест и всякую ужимку соперников. СМИ раздувают до небес эти малозначительные и в основном личные противоречия между претендентами, чтобы внушить американцам, будто перед ними не одна политическая партия, представленная сразу двумя соперничающими кандидатами, а две разных, и потому избиратели имеют возможность самого реального выбора. Избирателю предлагают «на выбор» одно и то же, но в разных упаковках, и он с чувством собственного достоинства реализует свои права… Много ли человеку, а особенно американцу, надо? Воспитанный на помпезной американской мифологии, этот болван премного доволен тем, что является самым свободным человеком в мире и, разумеется, реально влияет своим «выбором» на политическую жизнь страны…

Тем-то и хороша тайная диктатура капитала, что она не лишает человека сладких иллюзий и не вырывает у него грубо из рук политическую погремушку, как это делает диктатура явная. Нет, она так приветливо говорит ему: «Свободный ты мой!.. Какое счастье, что ты можешь выбирать из множества кандидатов. Этого счастья лишены рабы тоталитарных режимов. Тебе не нравится Левенсон? Так голосуй же за Якобсона! Посмотри, как красиво раздуваются у него ноздри, когда он говорит о свободе. А сколько мужества в его голосе. Так… Я вижу, и этот тебе тоже не нравится. Тогда голосуй вон за тот мыльный пузырь. Посмотри, как он прекрасен. Если он наберет голоса, то на следующих выборах будет уже реальным претендентом. А впрочем, ты можешь и не голосовать. Это твое священное право, которого лишены рабы тоталитарных режимов».

СВОБОДА СОВЕСТИ. Существует ли она реально в Америке?.. Да помилуйте, скажут нам. Как можно в этом сомневаться. Да существует ли где-нибудь ещё такая свобода. Здесь даже церковь сатаны разрешена. Всё ради человека, всё ради его свободы. Верь хоть в Будду, верь хоть в Христа, поклоняйся кому угодно. Или не верь ни во что, сомневайся во всём. Колдуй, пророчествуй, провозглашай себя кем угодно. И никто тебя не обидит за твою веру. А если обидит, то будет иметь дело с Законом.

Казалось бы, в таких благоприятных условиях любая религия должна цвести всеми цветами и дарить людям душистые плоды своей мудрости. А что получается на деле? А на деле нет ничего более плоского, чем американская духовность. Это духовность отштампованных коммерческих душ. К ней даже европейцы, сами американизированные, относятся свысока.

Чем же вызван этот конфуз с американской духовностью? В Америке религия оказалась на правах английского короля, которому воздаются почести, которого хорошо кормят и хорошо одевают, но который не имеет права совать свой нос в государственные дела. Он нужен для декорации, как и религия в Америке. Она должна обманывать американских и прочих болванов своей видимостью. Она должна скрывать безбожный характер американской жизни. Вот почему её так хорошо оплачивают.

Жизнь идёт сама по себе, независимо ни от какой религии. Личная религиозность похожа на пересыпанный нафталином мундир, который лежит в сундуке вместе с другим барахлом. И выбросить жалко, и приспособить некуда. Разве что для маскарада годится ещё религия. К Рождественской ёлке с традиционной индейкой. Да для всяких торжеств, государственных и частных, чтобы придать атмосфере возвышенный характер. Нет, религию можно приспособить ещё и для политических спекуляций. Приходы могут служить в качестве филиалов биржи, политических клубов, масонских лож и т.д.

Но какое это имеет отношение к свободе совести?.. Да самое непосредственное. Если верить позволяется во что угодно, а строить свою семейную, общественную, политическую и хозяйственную жизнь на основе веры не позволяется, то это значит, что человек вынужден жить в чуждой ему среде. А эта среда совсем не нейтральна по отношению к его личной вере. Она её так или иначе разрушает. И эти разрушения особенно заметны при сравнении разных поколений. И что замечательно: наружность личной религиозности может оставаться, а под наружностью уже гниль. То есть те представления о жизни, которые вольно или невольно усваиваются из окружающей безрелигиозной среды. То есть безбожной.

Ведь человек зависит от социальной среды не меньше, чем рыба от той воды, в которой ей приходится жить. Пустите её не в ту воду, в которой ей положено жить, — и она либо вымрет сразу, либо будет вымирать постепенно. А человек? При всей его живучести, с ним происходит то же самое.

Честному человеку выгодно жить с честными людьми, эстонцу выгодно жить с эстонцами, русскому с русскими. Православному с православными. А вот мошеннику жить вместе с мошенниками не выгодно. За чей же счёт они будут мошенничать? Гомосексуалисту жить в государстве гомосексуалистов тоже не выгодно: вымрут, сволочи, а вместе с ними исчезнет их государство. Вот потому-то и надо им паразитировать на здоровых людях.

Вот потому-то и отказывают плуто-демократы всем добросовестным людям (представителям разных народов и разных религий) в праве на отделение от чужаков и на создание своих религиозно-национальных государств. Они заботятся о паразитах, свидетельствуя тем самым о собственной природе. Подобно советским фарисеям, они лицемерят, будто в их мире граждане обладают правом объединяться в сообщества по их вере и по их интересам. Только умалчивают об эфемерности этих сообществ. И в самом деле: стоит ли обращать внимание на то, что рыбки, даже собранные в стаи, в чуждой для них среде непременно вымрут или переродятся?.. Дохнут православные, католические, мусульманские рыбки в ледяной воде тотальной коммерции? Ну и пусть дохнут! Лишь бы хорошо себя чувствовали иудейские рыбки с их протестантско-кальвинистскими родственниками, для которых эта среда естественна и благоприятна. Вот это и есть свобода совести по-демократически.

Свобода совести в демократическом её истолковании подразумевает отказ человека от права иметь своё религиозно и национально организованное социально-политическое пространство. Или, иными словами, подразумевает предательство им своей религии и своей нации и, следовательно, его нравственное самоубийство. Но это предательство и нравственное самоубийство зашифрованы в таких лукавых словах, что истинный смысл их остаётся для людей, как правило, непонятным.

Человек отказывается от права иметь свою родную землю и жить в национально организованном мире ради пан-правовой идеологии, которую ему выдают не за идеологию, а за некую высшую истину, не принять которую достойный человек не может. Из пан-правовой идеологии следует, что право не может быть и не должно быть инструментом ни для кого и ни для чего — оно само является высшей ценностью и утверждается в качестве таковой на том основании, что все остальные ценности субъективны и относительны и что только оно, абстрактное право абстрактного человека, объективно и абсолютно. Только оно дает прочные гарантии от заблуждений и произвола, а потому только на нём, как на истинном камне, должна строиться всякая государственная жизнь. И в соответствии с этим фундаментальным обстоятельством должны строиться и всякая культурная жизнь, и всякая хозяйственная жизнь, и всякая религиозная жизнь.

Пан-правовое сознание взирает на все остальные идеологии и религии с не досягаемой для них высоты, претендовать на которую ни одна из них не имеет права (кроме, быть может, одной лишь иудейской религии, критиковать которую среди правозащитников не принято, хотя современное государство Израиль является теократическим и имеет в качестве своей конституции Моисеев Закон в его талмудическом толковании. Но эта тема остается нарочито не освещённой). Пан-правовое сознание лучше знает, что хорошо, а что плохо, поэтому и не может допустить другие религии и идеологии к организации общества. А зачем их, спрашивается, допускать? Никакой конкуренции и никакого плюрализма, о которых в других случаях так заливаются демократические соловьи, оно терпеть не может. Оно хочет быть ЕДИНСТВЕННОЙ ИДЕОЛОГИЕЙ, ПЛЮРАЛИСТИЧЕСКОЙ ПО СВОЕЙ ВНЕШНОСТИ И ТОТАЛИТАРНОЙ ПО СВОЕЙ СУТИ.

Пан-правовая идеология выступает, таким образом, в качестве новейшей завуалированной СВЕРХ-РЕЛИГИИ, которая отрицает все остальные не прямо и грубо, что вызвало бы неизбежный отпор с их стороны, но очень дипломатично и, вместе с тем, достаточно решительно. И в этой внешней мягкости при внутренней жесткости и нетерпимости, в этой лукавой двусмысленности — большое сходство пан-правовой идеологии с масонством, которое тоже, не отрицая по внешности ни одной из существующих религий и каждой из них строя глазки, вместе с тем «поднимается» над каждой из них и утверждает при этом что-то своё, им не доступное. И — подчиняет этому недоступному адептов самых разных религий.

В отличие от явного советского богоборчества эти две силы, масонство и пан-правовая идеология, не воюют с Богом открыто, они даже подчеркивают при всяком удобном случае своё наружное богопочитание или, в иных случаях, свое уважение к религии. Но… под воздействием именно этих могучих сил мир превращается в царство бездушной или даже какой-то сатанинской механики, в котором уже невозможна любовь, но только самые насмешливые ее подобия.

И здесь опять вспоминаются метаморфозы адептов демократического правосознания: при малейшем намёке на право инакомыслящих строить какую-то иную государственность, более человечную и не столь грязную, чем это получается у демократов, их пафос свободы мгновенно преображается в пафос гонения свободы: белоснежные рыцари права вдруг чернеют и на глазах превращаются в обряженных по-демократически Пиночетов и полпотов. Где восторженные слова о плюралистическом обществе?.. где звонкие фразы о справедливости и народоправстве?.. Грязное мурло Чингиз-хана проступает в самом ухоженном лице демократа, отрицающего за народом право строить свою государственность как-то иначе, чем это положено по демократической разнарядке. А положено жить в современном Вавилоне, в этом царстве псевдодемократии, и покорно восхищаться призрачным плюрализмом, чтобы не попасть в чёрные списки хозяев этого Вавилона.

Вот, наконец, и выговорено это слово, обозначающее суть того, что обычно именуется у нас демократией. Демократия это власть народа, а тут явная подделка под демократию. Наши «демократы» это в действительности псевдодемократы, которым слово «демократия» понадобилось лишь для маскировки своей действительной сути.

Но если так, то нет ли натяжки в наших словах, с которых начиналось наше размышление о псевдодемократическом правосознании? И неужели пионерами псевдодемократии двигала только любовь к истине и свободе?.. Или, быть может, среди них были не только идеалисты? Но такие ловкие политики, которые, оставаясь в тени, использовали недалеких идеалистов для достижения собственных целей?..

Пока не поздно

Запад, в лице его нынешних хозяев и их агентов, будучи сам в основе своей бесчеловечным и врагом истинной свободы, боится обнаружения перед всеми этой своей тайны и надеется на творческую немощь советского коммунизма. Возрождение Христианства в России нужно ему лишь в качестве антисоветской силы, а в качестве силы положительной, способной укрепить Советское государство и вывести мир из тупиков конфронтации… Тут-то и обнаруживаются рога и копыта мнимых свободолюбцев. ТАКОГО возрождения ХРИСТИАНСТВА они не хотят активно, потому что ещё надеются на свое полное торжество в истории. И эта надежда, надо признать, не совсем беспочвенна.

Сейчас уже складывается антисоветский блок из США, буржуазной Европы и Японии, объединённая экономическая мощь которого намного превосходит экономическую мощь Советского Союза. А это значит, что со временем и военная мощь этого блока намного превзойдёт военную мощь СССР и его союзников. Когда это станет достаточно очевидным, Запад начнёт уже «по-чёрному» уламывать и соблазнять советских коммунистов «новым типом разрядки» — сладким ядом умеренной либерализации, технократизации правительственных кругов, экономической помощью (в обмен за «незначительные» идеологические и политические уступки), займами, концессиями и т.д. Чем это может кончиться, если наши клюнут на такую приманку, понятно: полным и окончательным торжеством Запада, то есть нынешних его хозяев, которым в действительности, повторяю, не нужны ни истина, ни свобода, которым нужно ГОСПОДСТВО. И ради этого господства они применяют и будут применять в отношении Советского Союза политику кнута и пряника. Будут применять до тех пор, пока не победят или не окажутся перед альтернативой: свобода для всех и новые принципы в отношениях между народами — или смерть для всех, ядерная или иная. И тут, перед этой альтернативою, я думаю, они дрогнут и выберут всё-таки жизнь и свободу. Не ту, разумеется, мнимую свободу, о которой речь в беспочвенной «Всеобщей декларации прав человека», а истинную свободу, то есть право для каждого человека и каждого коллектива на свою землю и самобытное устроение своей жизни.

Если это произойдёт, то начнётся новая эра в истории эра медленного и поначалу трудного усвоения новых принципов в созидании общества, нового понимания прогресса и всего прошлого человечества.

И вот заранее предусмотреть возможность ситуации, описанной выше, заранее обдумать ВСЕ возможные пути выхода из тупиков конфронтации — крайне необходимо. Ибо может получиться так, что однажды станет уже поздно что-либо обдумывать.

Нужен новый энтузиазм — не русский только и не российский только, но поистине интернациональный. Объединяющий русский народ и всех россиян со всеми людьми доброй воли из всякого племени.

Где его взять, этот новый энтузиазм? Он может стать реальностью как следствие нового осознания ценностей, как народный ответ на более зрелую и более ёмкую коммунистическую идеологию. Выдвинуть такую идеологию Запад не в состоянии, он слишком во власти старой инерции, еще с Ренессанса. Выдвинуть такую идеологию Запад не может, но зато может со временем принять и усвоить, когда её превосходство станет уже очевидным. И не только Запад. С ещё большим пониманием и сочувствием должен к ней отнестись третий мир.

Нынешняя коммунистическая идеология явно не поспевает за грозной практикой жизни. Она испытывает трудности, подобные тем, в которых находится юноша, продолжающий носить мальчишеский костюм, из которого давно вырос. Утверждать, что эта идеология не может и не должна развиваться дальше, отказываясь от явно устаревшего и ассимилируя не усвоенные ранее здравые начала, значит быть злейшим врагом этой идеологии. Сейчас уже очевидно, что коммунистическое движение, несмотря на все его успехи, нуждается во ВТОРОМ ДЫХАНИИ, чтобы справиться с труднейшей задачей спасения мира на Земле и организации общественной жизни на справедливых началах. Иначе ход мировых событий станет всё менее управляемым здравым смыслом, и однажды случится непоправимое.

Нужно вернуться к малому, но несомненно истинному, чтобы через него осознать отчетливее большое. Лишь вернувшись к этому малому, прохлопанному в горячке прошлого, мы распутаем постепенно многое, что теперь связывает нас. Нельзя ждать исцеления быстрого, ибо слишком много накопилось сложного и тяжелого, что сдавливает умы и сердца. Но закрывать поиски и пути к исцелению — преступно.

Нам нужен не малый и не временный энтузиазм, не очередная кампания, организованно возникающая и затухающая сама по себе. Но тот энтузиазм, что порождается не насильно святыми началами в человеке и освобождает его от мелкого и случайного, поднимает его душу и умудряет её, расширяя постепенно до пределов, способных вместить весь мир. Обнять весь мир и всё в нём ощутить своим и бесконечно своим и всё свое общим и бесконечно общим — что может быть лучше и прекраснее этого?

Но путь к такому расширению души — не через запрещение своего и не в приказном порядке. Те, кто грешит игнорированием диалектики в созидании братских отношений между людьми, должны осознать свои промахи и исправить их. Нынешний глобальный кризис, сотрясающий человечество, властно принуждает к большой ответственности. Ни одна возможность не должна быть упущена.

Июнь 1981 г.

Тема для размышлений

отрывки

…До отвержения основной частью еврейского народа Сына Божия идея богоизбранности явно двоилась в еврейском национальном сознании. Если бы этого двоения не было, то не было бы и раскола в народе, когда явился Мессия.

Богоизбранность как идея служения истинному Богу, готовящему в лице Мессии благословение для всех народов, подразумевала законное первенство иудеев среди всех народов, причём не только первенство чести, но в известном смысле и первенство власти. Ибо если б иудеи сумели воплотить СВЯТОСТЬ в наибольшей степени сравнительно с другими народами, то они, несомненно, властвовали бы духовно над другими христианскими народами силой самой святости, НЕ НАСИЛУЯ ИХ СВОБОДЫ, и эта свободная власть была бы в глазах всех христиан-неевреев благословенной — подобно тому, как является в их глазах благословенной власть Пресвятой Богородицы и Святых Апостолов, по плоти и духу истинных иудеев. Если бы весь еврейский народ принял Мессию и правду Его, то так бы оно и было.

В этом случае перед христианским Израилем встали бы две задачи: во-первых, устроить в духе Христовом святой строй жизни собственного народа на началах, исключающих низкую корысть и эксплуатацию человека человеком, и, во-вторых, благовествовать всем народам о Спасении. Несомненно, что одна часть народа избрала бы апостольскую миссию и скоро растворилась в народах иных, послужив для них высоким бродильным началом, подобно тому, как действительно растворились в языческих народах те десятки и сотни тысяч иудеев-христиан, связавших свою судьбу с христианами из язычников. Другая же часть народа еврейского осталась бы в пределах своей национальной территории — и уникальный строй жизни, не только личной, но и общественной, создаваемый этой частью народа, должен был повлиять на ход всей мировой истории. Ибо свет социальной святости, даже боримой косными стихиями мира, всегда притягателен для человеческих сердец и неустраним из памяти человечества.

Однако, как известно, такого рода идея богоизбранности была отвергнута иудейскими руководителями и под их влиянием подавляющим большинством еврейского народа. Мессия был оклеветан, подвергнут глумлению и осуждён синедрионом на распятие.

Но если действительно в лице Мессии был отвергнут и распят сам Бог, то достаточно ли понята нами предыдущая ветхозаветная история иудеев, якобы вся священная за исключением частных уклонений в идолослужение? Объяснить столь решительное и полное отвержение Бога подавляющей частью БОГОИЗБРАННОГО народа невозможно иначе, как предположив, что среди иудеев ещё задолго до распятия Иисуса Христа скрытно развивалась и укреплялась совершенно иная идея избранности, прямо противоположная по духу вышеописанной. И несла она народам Земли не благословение, но проклятие, а самим иудеям обещала не свободную власть над свободными народами силой самой истины, но власть низменную, основанную на жесточайшем насилии и жесточайшем обмане. О том, что в подобном заключении нет никакого преувеличения, ясно и недвусмысленно свидетельствуют слова самого Господа, обращённые ко всем отвергшим Божию правду иудеям, а преимущественно к их вождям и вдохновителям: «ВАШ ОТЕЦ ДИАВОЛ; И ВЫ ХОТИТЕ ИСПОЛНЯТЬ ПОХОТИ ОТЦА ВАШЕГО» (Ин. 8, 44).

Какой же комплекс идей и практических установок должен был порождаться настроенностью второго рода?

Если Бог избрал иудеев для господства над другими народами, то значит иудеи ЛУЧШЕ других народов ПО СВОЕЙ ПРИРОДЕ, и не просто лучше, а лучше несравнимо, то есть настолько, что принадлежат к иному и высшему онтологическому уровню. Такова должна была быть (и действительно была — откровения Талмуда и сионистских писателей свидетельствуют об этом) логика иудейского самообольщения, закономерно приведшая обольстившихся к законченному религиозному нацизму.

Идея своего природного превосходства должна была страстно переживаться еврейством, осознанно культивироваться и формировать его национальную физиономию. Она должна была утешать в бедствиях, усиливать до предела национальную солидарность, порождать всё новый энтузиазм и стремление приблизиться ещё и ещё на практике к чаемому господству. Такое упоение собою действительно существовало на протяжении иудейской истории, а поскольку оно заключало в себе высокомерное и презрительное отношение к иноплеменникам, то весьма специфические конфликты с последними, отвечавшими на презрение презрением, были неизбежны. Вынужденное же подчинение силе иноплеменников доводило иудейские чувства, как можно предположить, до испепеляющей ненависти, которая слишком часто не могла проявиться открыто и потому сжигала внутренности. И эта гарь должна была передаваться по наследству из поколения в поколение, концентрируясь, естественно, в руководящем ядре еврейства и разрежаясь в среде простых ам-гаарецев.

Естественно, что, сознавая себя народом высшим по своей природе, иудеи должны были искать и находить в иноплеменниках такие черты, которые оправдывали бы подобное сознание. То есть должны были сосредоточивать своё внимание по преимуществу на их слабостях, пороках, болезнях и вообще на тех свойствах души, которые наиболее связаны с телесной организацией человека и наиболее роднят его с животными. Сосредоточенность на этих низших и даже низменных чертах иноплеменников должна была в значительной степени удовлетворять иудейское самолюбие и, кроме того, вызывалась, очевидно, потребностью хорошо знать эти слепые и полуслепые душевные способности, чтобы использовать их в своих интересах.

Разумеется, реальные условия жизни иудеев были таковы, что они вынуждены были СКРЫВАТЬ от иноплеменников не только свои чувства по отношению к ним, но и соответствующие национальные идеи. Необходимость маскировки и двуличия, двойной морали и двойной идеологии с логической неизбежностью следует из противоречия между идеей своего природного превосходства и невозможностью открыто исповедовать и осуществлять эту идею в своих отношениях с иноплеменниками…

(Уже со времён Эздры иудеи вырабатывают в дополнение к Пятикнижию НЕГЛАСНЫЕ ЗАКОНЫ (так называемое «устное предание») и утверждают тайные молитвы, а для своих собраний строят синагоги, как пишет Я. Брафман, «не в центре городов, а в поле, надо полагать с тем, чтобы и здесь еврейские дела держались подальше от чужого уха и глаза» (Я. Брафман «Книга кагала», ч. 1, СПБ. 1888, стр. 29)…

…Но если так, то иудеи должны были на протяжении тысячелетий упражняться индивидуально и коллективно в искусстве соответствующего обхождения с иноплеменниками, приобретать вкус и навыки к «диалектическому» осмыслению в нужном им направлении конкретных жизненных ситуаций. Таким образом должна была создаваться в национальном сознании определённая почва, обильно рождавшая впоследствии творцов и апологетов двусмысленных доктрин, привлекательных для неразумных иноплеменников своей гуманной внешностью, но незаметно и неотвратимо разрушавших сами устои их жизни.

В одном из рассказов Джека Лондона речь идёт об отважном и мудром мальчике Кише, который подбрасывал грозным медведям замороженные шарики жира со скрученным внутри их китовым усом. Медведи охотно проглатывали эти шарики, а когда в их утробе жир расплавлялся, то китовый ус распрямлялся и пропарывал внутренности животного.

Когда нет физических сил для того, чтобы подчинить себе иные народы в открытой борьбе, не остаётся ничего другого, как либо отказаться вообще от намеченной цели, либо перейти к борьбе тайной, сопряжённой с хитростями, подобными хитрости маленького Киша. Иудейские вожди, разумеется, не могли отказаться от своей религиозной идеи, а ожидать, сложив руки, что Бог сам осуществит её без их участия, не могли тоже. Ибо пассивность и квиетизм чужды энергичной еврейской натуре.

Но, разумеется, одних идейных « замороженных шариков» совсем недостаточно для решения столь грандиозной задачи. Грандиозности задачи должна соответствовать грандиозность проектов её решения, а грандиозности проектов — грандиозность богатств, способных привести эти планы в действие.

И вот мы видим исключительное и уже с давних времён выделяющее евреев из всех народов стремление к накоплению золота, которое, как известно, даёт немалую власть и потому является первым шагом на пути к мировому господству. Но, как говорится, от трудов праведных не наживёшь палат каменных, и, по-видимому, совсем не случайно отвращение иудеев к земледелию и вообще к «чёрному» труду.

Наиболее верный путь к богатству это эксплуатация чужого труда во всех её формах — торговля и работорговля, ростовщичество, откупы, контрабанда, корчмарство, скупка краденого, содержание публичных домов и вообще всякое шахер-махерство, особенно связанное с близостью к драгоценным вещам и не менее драгоценным слабостям и порокам влиятельных неевреев. И потому, даже истлевая в нищете, иудей не должен был покидать сферу гешефта. И, даже ремесленничая, обязан был дышать духом торговли и махинаций. Если не можешь сам эксплуатировать чужой труд, то хотя бы помогай своим эксплуатировать гоев. А свои твоих услуг не забудут и рано или поздно вытащат тебя и дадут тебе место под солнцем. Что могут разрозненные гои, охваченные собственными распрями, противопоставить этой тайной солидарности?..

…Вот что писал о Талмуде один из его исследователей:

«В Талмуде сплошь и рядом по одному и тому же вопросу высказываются различные и крайне противоречивые мнения. Разногласие это встречается здесь не только относительно вопросов экономических, политических, юридических и т.п., и не только в воззрениях на права и достоинства еврея и не-еврея, но и на предметы более важные. Даже главные догматы иудейства Талмуд рассматривает с различных точек зрения, не стесняясь при этом высказывать самые смелые мнения, при которых иногда всё иудейство падает и превращается в прах, в дым. В одном месте, например, Талмуд смело отвергает откровение Божие: «Бог, говорит он, никогда не сходил на землю, а Моисей и Илия никогда не всходили на небо» (тр. Сука, л. 5). В другом месте он отвергает ожидаемого евреями Мессию: «Сын Давида, говорит он, не придёт, пока один человек ещё будет жив на земле» (Абода-Зара, л. 6). В силу этого изречения евреи, значит, напрасно ожидают Мессию. Ещё в одном месте Талмуд говорит об этом догмате: «Для Израиля нет более Мессии, ибо он давно съеден во дни Иезекии» (Сангедрин, гл. Хелек. Икорим, л. 1, стр. 2). Конечно, эти мнения не мешают однако Талмуду в других местах рисовать с подробностями картины, которых евреи должны ожидать с появлением Мессии, как они, например, будут кушать Левиафана… Одним словом, из Талмуда можно черпать, так сказать, какие угодно противоречивые воззрения, правила и т.п. В похвалу, например, одному из своих корифеев Талмуд говорит, что он мог найти всегда в Талмуде сорок девять доводов и оснований к разрешению и запрещению одного и того же предмета, к обвинению и оправданию за нарушение одного и того же закона» (Эрубим, л. 13, Сангедрин, л. 9).

А вот ещё любопытная выписка из Талмуда: «Можно изменять текст закона, если от этого зависит утверждение славы Бога Израиля или когда существует опасность осквернения Его Имени» (первая цитата из книги Я. Брафмана, «Книга кагала», ч. 1, стр. 66–67, вторая — из книги Е.С. Евсеева, стр. 58. В оригинале название книги пропущено).

Таким образом, на основании сказанного, которое не противоречит мнению многих других исследователей Талмуда, мы можем заключить, что в нём всё зыбко, всё поворачивается в любую сторону по воле любого «корифея», а воля «корифея», в свою очередь, поворачивается, как можно предположить, чьей-то ещё вышестоящей волей.

Возникает вопрос: Да что же это за странное такое «толкование Закона», отверзающее двери ПРОИЗВОЛУ в полном смысле этого слова? Да не насмешка ли это над Законом? А может быть, так и следовало скрытно ниспровергать Закон? На словах поднять Закон до самого неба, а на деле превратить его в пустой символ; на словах вдохновляться им, а на деле использовать для собственных целей; на словах смиренно склоняться перед ним, а на деле ГОСПОДСТВОВАТЬ над Законом и хохотать над его бессилием…

…Наивно было бы думать, что эти противоречия — признак слабости этой книги. Наоборот, противоречия Талмуда это могучая сила и один из источников несомненного успеха «тайны беззакония».

Противоречия эти (а точнее спектр суждений от отрицания до утверждения), надёжно упрятанные в многотомной пучине скучнейших для непосвящённых рассуждений, позволяют вождям и апологетам иудаизма извлекать из этой пучины и выставлять в каждой конкретной ситуации соответствующий их интересам и облачённый в священную форму аргумент и успокаивать этим аргументом религиозную совесть в одних случаях, смущать в других, убеждать в третьих, угрожать в четвёртых, и т.д. Набор этих противоречий — своего рода универсальная отмычка ко всем замкам и одновременно универсальное средство борьбы в полемике со своими противниками. Попробуйте, например, сослаться в споре с иудеем на любое из многочисленных расистских утверждений Талмуда, и ваш оппонент тут же приведёт прямо противоположное высказывание. А если не приведёт, то просвещённо сообщит, что Талмуд это не Тора, что по Талмуду нельзя судить об иудействе, и проч. И вы даже не догадаетесь спросить, для чего же в таком случае эта бесполезная книга была признана священной иудеями. А если догадаетесь спросить об этом, то получите в ответ очередную порцию сказки про белого бычка совсем в духе того же Талмуда.

Одним словом, противоречия Талмуда вместе с утверждениями о его полном ничтожестве перед Торой (а если понадобится, то, наоборот, о его превосходстве над нею, — думаю, что и на этот случай в Талмуде есть соответствующее место) обеспечивают иудейских вождей КОЛОССАЛЬНОЙ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ МАНЕВРЕННОСТЬЮ в их отношениях с иудейской народной массой, а иудеев в целом — подобной же маневренностью в их отношениях с не-евреями…

…Если для коммунистов отмирание религии полезно потому, что она, по их убеждениям, является результатом заблуждений и социальной подавленности человека (и способствует закреплению этой подавленности), то мы вправе заключить, что коммунисты, при всех их собственных заблуждениях, выступают против религии ВО ИМЯ ДОСТОИНСТВА ЧЕЛОВЕКА. Совсем иное дело отмирание «гойских» религий для иудеев. Согласно всей логике иудейского мировоззрения, это отмирание необходимо потому, что рабам религия не нужна; и не только не нужна, она для них вредна, т. к. закрепляет в них несовместимые с их положением чувства, мысли и поползновения. Разница, как видим, довольно существенная.

Однако, как уже говорилось выше, в настоящее время иудейско-масонские старания направлены не на то, чтобы явно разрушить религии «гоев» (всему своё время), а на то, чтобы тайно подчинить их себе и ИСПОЛЬЗОВАТЬ для сокрушения твердынь коммунизма.

Если эти твердыни рухнут, то религии «гоев» станут уже ненужными и даже вредными, наступит время их ускоренной дискредитации и «саморазложения». Первыми начнут рушиться ортодоксальные и потому исторически связанные с национальными нравственными ценностями религии, на смену которым появятся новые культы, непременно безнациональные, разных ориентаций и, так сказать, градусов крепости…

…Кроме того, как можно предположить, исподволь и посредством самых разнообразных доводов будут поощряться в невиданных ещё масштабах миграция и смешение народов, многонациональные групповые браки, браки временные и однополые, внесемейное воспитание детей и приобщение их к алкоголю, наркотикам и сексуальным культам. Нудизм распространится повсеместно и станет нормальным явлением в общественных местах, а проституция, как женская, так и мужская, приобретёт массовый характер и будет признана законным средством пополнения личного и семейного бюджета.

Все ложные пути для человека (в том числе и те, о которых нам трудно сегодня даже догадаться) будут открыты и станут для него предельно заманчивыми, так что упрямцам, не желающим по ним идти, останутся лишь отчаяние и позывы покончить с собою. Причём подобные самоубийства будут тоже рекламироваться в качестве самых возвышенных и изысканных проявлений свободы.

Однако это общее разрушение человечности и обесовление людей не должны быть слишком стремительными, чтобы не вызвать ответной реакции ещё относительно здоровой части человечества, которую будут разрушать постепенно, отвлекая её внимание на грозящие всем опасности и разного рода катастрофы, устраиваемые искусственно. Поэтому эпидемии всё новых болезней будут вспыхивать постоянно, унося десятки миллионов жизней; периодические неурожаи, вызванные таинственными колебаниями климата и нашествиями новых видов вредителей, будут порождать голод, людоедство и судорожные перемещения людских масс; а войны не только не прекратятся с уничтожением коммунизма, но будут вспыхивать по самому ничтожному поводу и сопровождаться беспощадным истреблением живой силы противника.

Всё это вместе с прогрессирующей импотенцией мужчин и нежеланием женщин рожать детей приведёт к резкому сокращению численности населения…

Разумеется, единства во взглядах не будет ни малейшего, все аксиомы окажутся под вопросом, а любая нелепость найдёт страстных апологетов. Победное шествие ко всё большей раскрепощённости будет сопровождаться взвизгами реакционеров и бессильными их призывами вернуться к старым добрым обычаям XXI века…

…Мало-помалу, за какие-нибудь 300–500 лет (или, может быть, значительно раньше) всё человечество (за исключением благоразумных иудеев, численность которых будет возрастать, возможно, в геометрической прогрессии), перебуйствовав и перебесившись, выродится в прекрасный рабочий скот, беззащитный, послушный и продуктивный. Посредством скрещиваний и генной инженерии можно будет добиться блестящих результатов по части специализации. Можно будет вывести, например, породу трактористов, породу домашней прислуги, породу слесарей-сантехников, и т.д. Даже породу учёных, которые будут заниматься своими науками намного успешнее теперешних докторов наук — нескромных, капризных, жадных и даже, случается, выпивающих. Эти новые высокопродуктивные рабы станут подлинными патриотами своих профессий и будут смотреть на себя исключительно как на специалистов. Будут гордиться собою исключительно как знатоками своего дела. Слесарь-сантехник будет просыпаться в холодном поту, увидев в кошмарном сне, что кран в такой-то квартире закрывается недостаточно плотно, а домашняя прислуга будет страдать, когда ей покажется, что её хозяева могли бы получить от неё больше, чем получают теперь…

…Нарисованная выше картина, разумеется, есть УТОПИЯ, но утопия особого рода, которая настойчиво ищет воплотиться в исторической действительности, ибо её творцы и поборники уже во многом превозмогли казавшееся невозможным вчера и не сомневаются в том, что одолеют со временем до конца всё, что кажется невозможным сегодня…

Позднейшие примечания

Эта статья была опубликована впервые в самиздатском альманахе «МНОГАЯ ЛЕТА» (Москва, № 5, 1982). Она заняла в нём 42 страницы. Затем была перепечатана в самиздатском альманахе «Непрядва» (№ 13, ноябрь 1989). В большой прессе не печаталась.

Главная мысль этой статьи была ложной, но в то время я не сомневался в её правильности. Эта мысль заключалась в том, что советские руководители, оказавшись перед альтернативой — либо спасение Советской державы ценою отказа от атеизма, космополитизма и других разрушительных идей в своей идеологии, либо сохранение своей идеологии в её прежнем виде ценою гибели Советской державы, — выберут, несомненно, спасение Советской державы. Целью этой статьи было желание укрепить их в этом решении, а заодно показать всем, что ожидает нас в том случае, если СССР рухнет. Но, как оказалось, советские руководители даже не заметили этой альтернативы. Они предали разом и свою идеологию, и Советское государство. Этого я не ожидал. Да и мало кто раньше мог поверить в такое.

В главном прогноз мой относительно характера катастрофы, думаю, был верен, но, к сожалению, я упустил такой важный момент «перестройки», как сознательное разрушение «перестройщиками» советской хозяйственной системы, которое должно было породить беспросветную нищету подавляющего большинства населения России, а эта нищета, как и панический страх перед нею, должны были, в свою очередь, резко опустить сознание населения, резко эгоизировать его и породить у него капиталистические иллюзии.

А теперь несколько слов о сборнике «Многая лета», в котором была напечатана впервые эта статья. Нам, православным сторонникам СССР, доступ в советскую прессу был закрыт, как и в антисоветскую. А наши статьи, в разрозненном виде, выглядели менее авторитетно по сравнению с тем, как могли бы выглядеть в общем строю, в общем сборнике. Да и сохранялись бы в общих сборниках лучше. Когда мы, В.И. Ибрагимов, Ф.В. Карелин и я, доросли до этой мысли, то решили издавать такой сборник. Договорились, что его редактором и издателем буду я, а они будут помогать мне по этой части. Печатать мы будем не только себя, но и других авторов, хотя бы в чём-то близких нам по взглядам.

Первый номер вышел в 1980 г., его объём был 228 страниц, количество авторов 8 человек. Среди них были известный в дальнейшем православный публицист В.Н. Тростников (выступивший в данном случае анонимно со своим замечательным письмом «Сергею И…ву»), талантливый поэт и переводчик Аркадий Гаврилов (выступивший в этом номере с рецензией на книгу Ф. Светова «Отверзи ми двери» и тоже укрывшийся под инициалами А.Г.) и ещё один аноним — автор довольно известного впоследствии «Письма священнику Александру Меню». Это письмо было прислано мне по почте. На конверте обратный адрес был: Москва, Главпочтамт, Иванову Петру Ивановичу. Я послал по этому адресу записку с просьбой разрешить мне опубликовать это письмо в своём сборнике в сокращённом виде, но ответа не получил. После чего счёл себя вправе опубликовать его в сокращённом виде. В таком виде, насколько я знаю, оно и пошло гулять по Москве в перепечатках.

Высказывались разные суждения о том, кто автор этого письма. Приписывали его и священнику Льву Лебедеву, и какому-то, кажется, ташкентскому епископу, имя которого я забыл. В отклике на первый номер «Многая лета», опубликованном в парижском «Вестнике РХД» (№ 134, 1981) под названием «Поза змеи», автором письма предположительно был назван даже я. А совсем недавно мне сказали, что его автором был Митрополит Антоний (Мельников).

Оригинал письма (или, точнее, его копию, полученную мною по почте) я вынужден был сдать впоследствии в Генеральную Прокуратуру, куда был вызван для допроса в связи с убийством священника Александра Меня. Там я узнал, что мои предыдущие показания по этому делу двум следователям московской областной прокуратуры исчезли (по крайней мере, из их компьютерных данных).

«Мои показания по делу об убийстве Александра Меня» были напечатаны в журнале «Молодая Гвардия» (№ 2 за 1996 г.). В этой статье были такие неточности. Первая: «Письмо Александру Меню» я, в соответствии с тогдашними слухами, приписал «известному священнику», то есть Льву Лебедеву. Вторая неточность: я писал определённо о переходе Агурского из христианства в иудаизм. Но формального подтверждения этого дела у меня нет до сих пор. На каких условиях Агурский пытался ладить с начальниками синагоги, знают, скорее всего, только они.

Как выяснилось потом, Феликс Карелин, втайне от меня, посещал Митрополита Алексея (будущего Патриарха) и дарил ему номера нашего сборника, а тот благосклонно принимал их и отдаривался церковными изданиями. Но после пятого номера доступ Карелина к Митрополиту был прекращён под самыми разными предлогами. Было ли это связано с «Темой для размышлений» или не было — остаётся гадать.

Тогда же я был вызван телефонным звонком в КГБ. Меня встретил и провёл в свой кабинет высокий человек в штатском, назвавший себя, кажется, Николаем Семёновичем (а про фамилию спросить я не догадался). Он вытащил из своего стола несколько моих ранних сборников (я их узнал по характерным обложкам, которые сам же и делал) и сказал примерно следующее:

— Мы знаем, что вы издаёте журнал «Многая лета». Он не является антисоветским, но его издание не соответствует интересам нашего государства. Поэтому предлагаем вам прекратить его издание. Если он будет продолжать выходить, то против вас будет возбуждено дело по старым вашим статьям, и он указал рукою на мои сборники, лежавшие на столе. — А в них более чем достаточно всякой грязи и клеветы на Советскую власть, чтобы судить вас по соответствующей статье.

Я ответил ему, что сознательной клеветы с моей стороны не было, с решением властей я не согласен, но и конфликтовать с ними не в моих интересах. «Поэтому вынужденно прекращаю своё издание, но выражаю надежду, что ваше решение будет со временем пересмотрено, и вы известите меня об этом».

Это заявление его устроило, и мы расстались сравнительно мирно. Никаких звонков из КГБ ко мне больше не было.

Я начал издавать новый самиздатский сборник — «Непрядва» — в 1987 г., когда стало ясно, что Комитету Государственной Безопасности теперь плевать на всё, что пишется и говорится в стране.

14 июля 2010 г.

О тайной природе капитализма

Не трудно догадаться, что всепоглощающие заботы об одних только прибылях — удел сравнительно мелких сошек в капиталистическом мире. Чем крупнее капитал, тем он плотнее соприкасается со всеми сторонами жизни общества и тем более заинтересован в подчинении их своему контролю. Ясно, что интересы самого крупного — международного капитала должны простираться на всю мировую ситуацию в целом и заключаться в том, чтобы, овладев поначалу ключевыми позициями в мире, наращивать затем свою власть над человечеством. А поскольку откровенность такого стремления вызвала бы неминуемо решительное сопротивление со стороны народов, то сокрытие своих целей, как и методов их осуществления, должно было стать непременным условием для достижения успеха.

Однако, как бы ни было верно сказанное, его недостаточно для уразумения цели, преследуемой господствующим капиталом. Ибо всякий слой общества, в том числе и высший слой финансовой олигархии, состоит не из каких-то абстрактных людей, но из людей с конкретными, исторически приобретенными, чертами, которые должны были наложить свою печать на их интересы. И вот для того, чтобы понять, какого же рода отпечаток наложили исторически приобретенные черты на интересы наиболее влиятельного слоя финансовой элиты, следует рассмотреть несколько внимательнее, чем это обычно принято, самих представителей этого слоя. И, главное, уяснить их генезис, потому что этот последний позволяет иногда обнаружить такие важные особенности, которые сохраняются впоследствии лишь в завуалированном виде, хотя продолжают играть роль самую существенную.

Освещая профессиональную генеалогию тех, под чьим контролем оказалась впоследствии вся капиталистическая экономика, В.И. Ленин писал: «Капитализм, начавший своё развитие с мелкого ростовщического капитала, кончает своё развитие гигантским ростовщическим капиталом». И в самом деле. Поскольку банковское дело есть не что иное, как предельно развитое во всех отношениях ростовщичество, а сам банковский капитал был и остаётся донором промышленности, без которого её развитие замедлилось бы в десятки раз (и в качестве такового занимает командные позиции в капиталистической экономике), то совершенно естественно, что накопление денежного капитала и технических навыков его использования было необходимым предварительным условием для последующего образования капитала финансового и, следовательно, самой финансовой олигархии.

Столь же естественно, что господствующие позиции в банковском деле должны были с самого начала захватить и удерживать за собою исторически связанные с ранними формами ростовщичества банкиры. Известно, что эти последние намного превосходили последующих банкиров-новичков как величиною своих капиталов, собиравшихся, как минимум, на протяжении многих столетий, так и опытом в самых разнообразных денежных операциях.

Кроме того, те преимущества, которыми они обладали в силу большего опыта и больших денежных накоплений, должны были увеличиваться многократно благодаря солидарности религиозной. Отрицать или игнорировать эту последнюю в делах торговых нет никаких оснований. Помимо того, что такая религиозная солидарность играла в жизни народов большую роль в прошлом как проявление их чисто идеальных стремлений, она и в практическом отношении давала громадные преимущества. Ибо в торговых войнах выступать сообща выгоднее, чем в одиночку. Из чего следует, что, будучи, в принципе, явлением неэкономического порядка, она должна была оказывать на экономический порядок самое существенное влияние.

Если же учесть, что речь идёт по преимуществу о ростовщиках-иудеях и их агентах-единоверцах, давно и повсеместно прославившихся своей исключительной сплочённостью и неистребимой склонностью к торговле вообще и к торговле деньгами в особенности, то к сказанному придётся добавить, что солидарность подобного рода прямо диктовалась им, в отличие от представителей других религий, религиозными предписаниями иудаизма. И эти предписания имели не формальный характер, благодаря которому их можно было бы обходить в реальной жизни. Нет, они имели характер Закона. В иудейской среде четко действовала тщательно разработанная система права, нацеленная на поощрение стяжательства и на усиление взаимоподдержки приверженцев иудаизма перед лицом иноверцев в сфере торговли.

Историкам иудаизма хорошо известны некоторые тайные законы, запрещавшие иудеям конкуренцию между ними в их делах с иноверцами и жестоко каравшие всякого нарушителя этих законов. Так, например, Я. Брафман рассказал в своей «Книге кагала» (СПб, 1888, ч. 1, с.126–135) о праве меропии и хазаки, подтвердив документально их действие в иудейской среде. Кратко суть этих законов в следующем.

Меропия — это право, продаваемое кагалом конкретному лицу из иудеев на исключительное, бесконкурентное со стороны других иудеев ведение дел с каким-нибудь лицом из неиудеев. Вот выписка на этот счёт из сборника иудейских законов «Шулхан-Арух»: «Если у еврея есть меропия нееврей, то в одних местах бет-дин (иудейский суд. — Г.Ш.) воспрещает другим евреям делать подрыв (тому еврею, который имеет за собою этого меропию) и иметь дела с этим неевреем, а в иных местах разрешает и другим евреям ходить к этому нееврею, давать ему деньги в долг, иметь с ним дела и вытягивать с него, ибо имущество неевреев свободно, и кто им раньше завладеет, тому оно и принадлежит». То есть в первом случае речь идет о проданном кагалом праве на меропию, а во втором о ещё не проданном. В качестве иллюстрации Брафман приводит следующий рассказ одного помещика, напечатанный в газете «Новое время» (№ 1880 за 1881 г.):

«В бессарабской губернии было у меня имение, и в нём виноградники, приносившие значительный доход. Является как-то ко мне местный купец-еврей приторговать у меня вино и даёт баснословно дешёвую цену, я не соглашаюсь. Долго он меня мучил, уговаривал, доказывал, что дороже дать не сходно. Наконец, озлившись на моё упорство и видя, что гешефт не удаётся, объявил мне, что НИКТО У МЕНЯ ВИНА НЕ КУПИТ ДАЖЕ ЗА БЕСЦЕНОК и что я его ещё буду просить впоследствии, да будет поздно. Я его прогнал. Между тем время проходит, посылаю я уже сам искать купцов, но напрасно. Как только узнают, чье вино предлагается в продажу, так сейчас отказываются. Посылаю я приказчика вёрст за сто, в Подольскую губернию — тот же результат. Несколько месяцев спустя только узнал я, что местный торговец-еврей наложил на моё вино хейрим (проклятие) ЧЕРЕЗ МЕСТНЫЙ КАГАЛ и дал знать об этом во все еврейские общества вёрст за сто вокруг» (Книга кагала, ч.1, с. 128).

Что же касается хазаки, то это право сходно с правом меропии, но распространяется не на личность и движимое имущество конкретного нееврея, а на его имущество недвижимое. В обоих случаях кагал и бет-дин берут на себя обязанность защищать купившего меропию или хазаку от всякого конкурента: «они должны преследовать и гнать такого человека везде, где это представляется возможным для еврейской власти, чтобы согнуть его в дугу,., как сказано в одном из опубликованных Брафманом документов.

Само собой разумеется, что подобные же негласные законы, приспособленные к специфике банковского дела, должны были действовать и в среде иудейских банкиров, ибо они вытекали из самой сути религии талмудизма. Но тайна их должна была сохраняться куда более тщательно, поскольку действовали они в более узком кругу и касались предметов куда более деликатных.

Тут важно принять ещё во внимание, что весь комплекс иудейских идей в целом, усваиваемый с детства, порождал в еврейских дельцах такие необходимые для истинных финансистов качества, как ПРЕЗРЕНИЕ И БЕЗЖАЛОСТНОСТЬ К СВОИМ ЖЕРТВАМ (на эту характерную черту обратил внимание Ф.М. Достоевский в своих статьях о еврействе). Этот комплекс идей создавал в иудейской среде такую атмосферу, в которой торговая солидарность разумелась сама собою и нарушение которой было просто немыслимо.

Сказанное, однако, не означает, что иудейским законодательством (письменным или устным) запрещалась всякая вообще конкуренция между евреями. Нет, запрещалась только такая, от которой иудейство как целое могло проиграть, а иноверцы выиграть. Поэтому внутренняя борьба и даже грызня между иудейскими дельцами, если эта грызня не затрагивала общеиудейских интересов, допускалась как вещь совершенно естественная и даже полезная, позволяющая сохранять высокую «спортивную форму» своих гешефтмахеров.

Кроме того, такая грызня в рамках определённых правил, о которых иноверцы не должны были догадываться, преднамеренно раздувалась в их глазах, чтобы тем самым убедить их в том, что никакой иудейской солидарности в сфере финансовой и политической не существует, а потому и сами неевреи могут не заботиться о собственной национальной и религиозной солидарности.

Ради этой же маскировки иудейской хозяйственной и политической солидарности следовало отказаться от мысли о более или менее равномерном обогащении всех евреев. Массы нищих и полунищих торговцев, ремесленников и рабочих, равно как и массы обычных по достатку евреев, должны были создавать впечатление у «гоев», будто финансовая и политическая власть иудейской элиты не имеет в себе ничего специфически иудейского.

Переход евреев к преимущественному занятию торговлей начался очень давно и сопровождался расселением по торговым путям Средиземноморья и Ближнего Востока. «Правнуки пастухов и пахарей,.. — писал Брафман, — евреи второго храма постепенно… перешли от плуга и нивы к торгашеству… Под влиянием этого порядка вещей и виноградники еврейские потеряли свое вино, а истекавшая когда-то «млеком и мёдом» земля уже при втором храме постепенно превратилась в пустырь… Заметим, что этот переворот в их жизни и любовь к торговле деньгами евреи охотно объясняют средневековыми на них гонениями со стороны христиан, а христианский учёный мир наивно, по незнанию, повторяет излюбленное евреями объяснение» (там же, с.47).

Уже к началу христианской эры еврейские торговцы фактически монополизировали торговлю в местах своего расселения, а их денежная власть перерастала во власть политическую и культурную. Много путешествовавший географ и историк Страбон (64 г. до н. э. — 23 г. н. э.) писал о них: «Едва ли можно найти на земле такое место, где бы не было этого племени и которым бы они не овладели».

«… Захватив откуп податей — чуть ли не на всём пространстве империи, — писал А.С. Шмаков, — сыны Иуды стали управлять даже дипломатической частью в Риме. Это не исключало, разумеется, для них возможности завладеть и дипломатией государства парфян, опасных врагов самого Рима… Частью в качестве банкиров либо агентов по откупам и подрядам всаднического сословия в провинциях, частью в роли обладателей халдейских тайн, волхвования и чернокнижия, частью как факторы и сводники… наконец, частью в звании политиканов, оркестрирующих выборы и народные голосования, евреи влияли на римскую аристократию и сильных мира сего» («Международное тайное правительство», М., 1912, с. 25).

Уже в древности многие видели, что быть евреем выгодно, и принимали иудейскую веру, становились евреями.

Результатом был явно несоразмерный с естественным приростом рост численности иудеев. К началу христианской эры на 70-миллионную Римскую империю приходилось 7 млн. иудеев (А. Донини «У истоков христианства», М., 1979, с. 43). Учитывая организованность евреев, можно сказать, что это была почти «обречённая» на победу сила. В то время, как языческий мир неуклонно деградировал даже в нравственном отношении, иудейство оставалось миром прочной нравственности и постоянной взаимоподдержки (в отношениях, разумеется, только между «своими»). На это обстоятельство указывал уже Тацит: «Богатство иудеев, — писал он, — возрастает ещё потому, что они соблюдают в своей среде строгую честность и всегда готовы оказать друг другу помощь, в то время как они питают злостную вражду ко всем остальным» («История», кн. 5).

Естественно, иудеи не сомневались в грядущей иудаизации Римской империи, а вслед за нею и всего остального мира. Это был лишь вопрос времени. Разве не о воцарении иудеев над всем миром вещали их священные книги? «Всех людей, — писал тогдашний идеолог иудейства Филон Александрийский (около 25 г. до Р.Х. — около 50 г. по Р.Х.), — покоряет себе иудейство… варваров, эллинов, жителей континента и островов, народы Востока и Запада, европейцев, азиатов, все народы земли».

Итак, разлагающееся язычество не могло противопоставить ничего наступающей еврейской силе, кроме сердитых слов и паллиативных мер. И только неожиданная победа Христианства и, затем, мусульманства, породивших новые духовно-политические силовые поля в тогдашней «ойкумене», предотвратила дальнейшую иудаизацию тогдашнего Средиземноморья.

Это была величайшая катастрофа всей античной иудейской политики. Но она не заставила иудеев сложить оружие, а только вынудила их с большей осторожностью и с большим искусством продолжать в новых условиях своё старое дело. Подбирать ключи к новым религиозным мирам.

Из сказанного следует, что связанные иудейской солидарностью ростовщики, торговцы, банкиры, всякого рода дельцы и их обслуга представляли собою на деле гигантский международный картель, невидимый внешнему миру, но оттого ещё более могущественный. Его финансовые возможности были несравнимы с возможностями любого не входившего в его состав банкирского дома, даже самого крупного.

Однако, как бы ни вуалировали свою солидарность иудейские банкиры и как бы ни скрывали истинные размеры своих капиталов и политического влияния, уже в середине XIX века их могущество перестало быть тайной для всех более или менее внимательных наблюдателей. К. Маркс имел все основания писать о фактических ПРЕИМУЩЕСТВАХ положения иудеев по сравнению с христианами, располагавшими в Европе, в отличие от иудеев, всеми правами. Значит, превосходство иудеев в финансовой сфере над христианами было столь подавляющим, что даже формальное бесправие иудеев не могло препятствовать их фактической власти над своими религиозными соперниками.

Достаточно сказать, что династия одних только Ротшильдов крепко держала в своих руках финансы Англии, Франции, Италии, Германии и Австро-Венгрии. Сравнительно с Ротшильдами все короли Европы были нищими попрошайками, поскольку им постоянно не хватало свободного, т.е. подвижного капитала. Даже земли и дворцы Ротшильдов, не говоря уж о прочем, «намного превосходили по своим масштабам владения могущественнейших королей Франции и владения королевы Виктории» (Е.С. Евсеев «Расизм под голубой звездой», Саратов, 1981, с.100).

По словам Герцена («Былое и думы», глава XXIX), чтобы одёрнуть Российского императора, одному из Ротшильдов было достаточно лишь коротко пригрозить — и Николай I, которого называли «жандармом Европы», тут же униженно отступил. Он понимал, что в финансовом мире у Ротшильдов нет конкурентов, а потому их слово — закон. Никто из банкиров не осмелится вопреки Ротшильдам давать России займы, без которых ей пришлось бы перестраивать свою экономику. А перестраивать не хотелось… Но мало того. Открытое противостояние Ротшильдам грозило России враждой со стороны Европы. Ибо, как писал один наблюдатель того времени, «существует только одна великая держава в Европе, это Ротшильд». В этом же смысле высказывался и знаменитый философ Фихте.

Имея в виду империю Габсбургов, Лавис и Рамбо писали в своей «Истории XIX века»: «произведенная в 1838 году реформа финансового управления вследствие своей неполноты дала смехотворные результаты. Постоянные дефициты покрывались займами, а для уплаты по ним процентов делались новые займы. Большие банкирские дома, между прочим и дом Ротшильдов, заключили с Габсбургами как бы тайные союзы, и Вена стала одной из резиденций международного финансового мира» (М., 1938, т. 4, с. 94).

Поистине, стоит вдуматься в эти почти весёлые слова. «Союз» паука и мухи, которую чем дальше тем крепче связывали и из которой высасывали её силы, давал отнюдь не «смехотворные» результаты. Но — самые вожделенные для одной стороны и самые ужасные для другой. Этот «союз» позволил Ротшильдам влиять на внутреннюю и внешнюю политику Габсбургов в нужном иудейскому капиталу направлении. Но в серьёзной научной литературе писать о таких вещах, конечно, не принято.

Если учесть, что помимо Ротшильдов в тайный иудейский банковский картель входили десятки самых могущественных банкиров, то станет ясно, что объединённой их мощи было более чем достаточно для того, чтобы задушить или поставить на колени (подчинить себе) любой банк, не входивший в этот картель. Из чего следует, что этот картель мог и, следовательно, должен был поставить под свой контроль всю мировую банковскую систему в целом, Ибо выгоды от такого рода монополии очевидны.

Ведь банки, как уже говорилось, всегда занимали командные высоты в экономике капитализма. В чьих руках были банки, тот мог влиять по своему усмотрению на развитие всей мировой экономики. Любое, даже самое крупное, промышленное предприятие, чтобы расширить или усовершенствовать своё производство, обойтись собственными капиталами, как правило, не может. В условиях конкурентной борьбы они обычно полностью вложены в наличное производство. И потому это предприятие вынуждено занимать деньги у банков, а те могут решать, кому дать зелёный свет, а кого остановить и оставить на съедение конкурентов. Но это отнюдь не единственный способ влияния банков на промышленное производство.

Поистине волшебная сила эта власть над мировыми финансами! Контролируя их, можно решать, в каких государствах и регионах развивать ту или иную промышленность, а в каких тормозить её развитие, воздействуя ради этого явно или скрытно на хозяйственную политику правительств и частных компаний. Контролируя мировые финансы, можно воздействовать на внутреннюю и внешнюю политику государств. Можно в обход правительств влиять на общественную жизнь любого народа, финансируя нужные идейные течения и общественные движения. Можно формировать художественные вкусы населения, создавая и финансируя нужные музеи, концертные залы, издательства и т.д. Чтобы они искусственно взвинчивали цены на произведения определённых школ, рекламировали нужных писателей и артистов. Власть над мировыми финансами — ЭТО КЛЮЧИ К ГОСПОДСТВУ НАД МИРОМ. Однажды завладев ими, их больше не выпускают из рук, ибо само обладание этими ключами сказочно укрепляет держащие их руки и соответственно ослабляет все руки другие, в которых этих ключей нет.

И только одна сила способна ослабить или даже свести на нет силу этих ключей. Это сила самого обыкновенного света, открывающего перед всеми механику стяжания и умножения капиталов, а также механику управления посредством этих капиталов жизнью народов. Но если свет так опасен для стремящихся к мировому господству, то, значит, они должны прилагать величайшие усилия для сокрытия своих дел от света. И хранить их в самой непроницаемой тайне.

Но возникает вопрос: как можно хранить в тайне столь грандиозную деятельность? Ведь причастных к ней, учитывая её масштабы, нужны не тысячи, а сотни тысяч или даже миллионы. Если открыть им действительный характер выполняемой ими работы, то очень скоро тайна перестанет быть тайной. А это значит, что задуманное дело неизбежно и непоправимо рухнет.

Кроме того, участие одних только иудеев в этом деле так или иначе обнажило б его сугубо иудейский характер. Следовательно, требовалось привлечь к нему чужаков — как для более основательной маскировки, так и для реальной помощи.

Трудность сохранения тайны от своих же собственных агентов, как иудеев, так и неиудеев, могла быть преодолена глубокоэшелокированным обманом тех и других относительно истинного характера выполняемой ими работы при строго дозированном посвящении их в конкретные дела. При этом самые разнообразные по своему уровню и профилю исполнители должны преследовать открытую каждому из них цель и не догадываться о том, что должно получиться в результате совместной их деятельности. Тем более спроектированной на далёкое будущее.

Кроме того, успеху дела должны были очень способствовать и эгоизация людей, обратной стороной которой должна быть их продажность, и запутанность их понятий о жизни, позволяющая манипулировать этими понятиями и управлять таким образом сознанием людей. В этом направлении следовало работать. Добиться значительного эффекта можно было, конечно, не сразу, а только в чреде сменяющих друг друга поколений. Что позволило бы представить такого рода изменения не результатом чьей-то злонамеренной деятельности, но естественным продуктом самой жизни.

Кроме того, погруженность людей в житейские дела и равнодушие их ко всему, что не касается их непосредственно, свойственные подавляющему их большинству, создают благоприятную среду для сокрытия преступлений всякого рода. А уж для сокрытия преступлений неординарного характера тем более. А что может быть сложнее того преступления, о котором идёт речь? Его не то что доказать — даже понять дано не всякому. А это значит, что, даже имея в руках доказательства заговора против общества, довести их до его сознания почти невозможно. Ибо общество, в котором все его члены ищут свои личные выгоды, по большому счету безумно.

Итак, требовалась глубоко продуманная и многократно испытанная в многовековой практике технология тайной организации и тайной власти. Но талмудическое еврейство как раз и жило на протяжении двух с лишним тысяч лет (учитывая его фарисейское прошлое) в условиях такой организации, раскинувшейся по всему свету и сочетавшей открытую деятельность с закрытой. Естественно, что оно накопило за это время уникальнейший опыт, которого не было у других народов. И для новых побед ему было достаточно лишь расширить и модернизировать свою древнюю практику привлечения на свою сторону инородцев (в античные времена язычников принимали в еврейство на правах полуиудеев, для которых было достаточно выполнять так называемые Законы Ноя).

Речь, естественно, идет о масонстве. О нём за последние годы у нас появилась обильная литература, поэтому я не буду распространяться о его истории и организации. Отмечу лишь следующее обстоятельство: масонство имеет не только иудейские, но и языческие корни. Когда Христианство стало официальной религией в огромном мире, от Португалии до Армении и от Ирландии до Эфиопии, то какая-то часть язычников (особенно из господствующих родов), не желавшая принять новую религию и все-таки вынужденная это сделать лицемерно, должна была оказаться в положении, очень похожем на положение евреев, скрывавших от чужаков некоторые особенности своей религии и своей практики. То есть вести такую же двойную жизнь, как и евреи в чуждой для них среде. Усвоить сходные способы поведения и выработать сходные организационные структуры. Сближать этих тайных язычников с иудеями должны были не только общая их ненависть к Христианству и похожие способы борьбы с ним, но и общая система ценностей. Дело в том, что в основе талмудической религии лежат ценности не иудейские, как думают многие, а языческие, лишь по своей наружности окрашенные в иудейские тона. Евреи на протяжении всей ветхозаветной истории, начиная с современников Моисея, были неравнодушны к языческому золотому тельцу и продолжают поклоняться ему до сих пор. Весь Ветхий Завет наполнен жалобами пророков на приверженность евреев к языческим культам. И это механическое соединение внутренне несовместимых начал — ветхозаветного Закона и языческой настроенности евреев — должно было принять со временем более совершенную, в своем роде, форму: иудейская внешность должна была скрыть языческое содержание талмудической религии. В еврейской среде произошла скрытная подмена Моисеева Закона так называемыми устными законами, которые были в дальнейшем частично записаны и стали книгами Талмуда. Высокомерие и тщеславие, стремление к господству и эксплуатации чужого труда, сокрытие своей истинной природы и своих целей — вот то общее, что не могло не объединить переродившееся иудейство с ушедшим в подполье язычеством в их общей борьбе с Христианством. А посему то, что иногда называют «жидо-масонством», правильнее было бы называть жидо-язычеством, так как в этой последней формуле более ясно проступает самая суть дела. О том, кто у кого в этом альянсе оказался в подчинении, можно судить как по тому, у кого было больше капиталов, так и по тому, кто начал раньше собирать эти капиталы и вести полуподпольное существование. Ясно, что поскольку талмудическое иудейство гораздо старше и опытнее подпольного язычества, то это последнее и должно было стать лишь инструментом иудейской политики.

Итак, родственное по своим принципам, методам и структуре талмудическому иудаизму (в котором тоже должны быть разные степени посвящения, неизвестные простым иудеям), масонство с его дозированным посвящением, с его широчайшим спектром политических и прочих «идеалов» (предназначенным для уловления в его сети представителей самых разных общественных сил), с его полной проницаемостью от иерархической вершины к рядовым членам и полной непроницаемостью в направлении обратном, а также со всеми другими характерными его чертами, могло быть создано талмудическим иудейством в качестве инструмента его политики, а потому и должно было быть создано им.

Используя откровенных язычников и оболваненных масонством христиан, можно было расшатывать постепенно устои христианского мира, которые и без того не были никогда особенно крепкими. И захватить, в конце концов, фактическую в нём власть. Правда, на это дело должно было уйти много времени.

Но вернёмся к нашим банкирам. Хорошо известный факт принадлежности к «вольным каменщикам» наиболее влиятельных из них, разумеется, не случаен. Если б масонство не играло существенной роли в негласном управлении хозяйственной жизнью, то зачем, спрашивается, «арийским» финансовым тузам было б вступать в масонские ложи и тратить в них время на нелепые церемонии и выслушивание нудных проповедей? Промышленники и банкиры, как известно, люди, прежде всего, деловые, то есть корыстные и рациональные, и потому никогда не бросающие на ветер ни своих денег, ни своего времени. И если они тем не менее охотно вступают в масонские ложи, то, значит, влекут их туда не пустопорожние проповеди, а самые что ни на есть деловые соображения… Разве это не дело — примкнуть к сильным мира сего и, помогая им, пользоваться за это их покровительством? Которое даруется не всем, но только избранным, уже доказавшим свою готовность служить и потому крепко связанным масонскими законами. Заслужишь доверие — тебе откроют кредит на льготных условиях. Дадут дешёвый заем. А это значит, что ты можешь расширить своё предприятие. Или модернизировать его, тем самым усилив свои позиции в конкурентной борьбе. Под покровительством сильных тебе не страшны никакие кризисы, потому что они сметают лишь тех, кому отказывают в помощи крупные банки. А сами крупные банки (за исключением декоративных) от кризисов никогда не страдают. Наоборот, они изрядно обогащаются. С тобою в числе первых заключат выгодные для тебя сделки контрагенты, зависимые от тех же могущественных патронов. За те же самые деньги получишь куда более ценные и своевременные услуги от соответствующих фирм. Почувствовав этот благословенный патронаж, тебя не тронет мафия, скрытно зависимая от тех же патронов. Кроме того, тебе намекнут на выгодное дельце, не стоящее на первый взгляд даже выеденного яйца, и предостерегут от другого, заманчивого на вид, но, как выяснится в дальнейшем, грозившего тебе неминуемым разорением. Вся информация такого рода скапливается только у сильных мира сего.

Великое и прекрасное дело — солидарность. И, особенно, в конкурентной борьбе, когда за тебя многоопытные и всемогущие режиссёры этой борьбы. А в особенности солидарность тайная, когда твой противник, стоявший только что на твёрдой, казалось бы, земле, вдруг проваливается в безвылазную трясину… И за что ни ухватится — всё выскальзывает из его рук или идёт вместе с ним ко дну. А какие с этого дна доносятся стоны, какие проклятия. В век всеобщей коммерции не от великой неразделенной любви люди сходят с ума или идут на преступления. А от великих коммерческих неудач. Ах, какому бы дьяволу продать свою душу?.. Лишь бы избавиться от нищеты, которая хуже самой смерти.

Но дьяволы не спешат покупать жалкие души. Им нужен добротный товар. Соответствующий тем или иным их целям. Они знают человеческий материал и далеко не каждого зачисляют в свой штат. Этой чести надо ещё добиться, показать, на что ты способен. Если же ты зауряден во всём зачем ты им нужен? Нет, брат, тебя не купят, и не надейся. Разве что в шутку за полкопейки, потому что они пошутить тоже любят. Только по-своему.

Итак, выше отмечены два момента в предыстории монополистического капитализма: 1) Образование фактического, хотя и не формального, банковского картеля на иудейской основе. 2) Последующее распространение его власти на всю мировую банковскую систему в целом.

А поскольку сказанное о масонстве даёт некоторое представление о том, каким образом эпопея покорения нееврейского банковского капитала иудейским банковским картелем могла совершаться незримо для посторонних глаз и выглядеть извне объективным процессом концентрации банковского капитала, то теперь остается уделить внимание следующим двум моментам в становлении мирового еврейского империализма: 3) Окончательному подчинению мирового хозяйства монополизированной банковской системе и 4) Новым способам камуфляжа иудейской финансовой власти.

Если монополия в банковском деле открывала возможность поставить под свой контроль всю промышленность, торговлю и транспорт, то было бы чудом, если б иудейские банкиры такой возможностью не воспользовались. Используя кредит как безотказное средство вторжения в управление предприятиями и скупая контрольные пакеты акций, было нетрудно захватить поначалу ключевые предприятия в наиболее доходных и важных по своему значению отраслях промышленности и торговли, а затем, используя те же или аналогичные методы, расширять подконтрольные предприятия, наращивать их конкурентную мощь, объединять их и присоединять к ним в качестве зависимых всё новые предприятия. Разоряя при этом всех непокорных и вообще всякую мелочь.

Таким образом, посредством «сращения» банковского, промышленного, торгового и всяких обслуживающих капиталов возникал капитал ФИНАНСОВЫЙ, а посредством объединения крупнейших родственных по своему профилю подконтрольных предприятий и вассальной зависимости от них менее крупных возникали промышленные МОНОПОЛИИ, утверждавшие своё господство в разных отраслях экономики и, как хозяева положения, вздувавшие цены на свои товары.

При этом надо отметить, что в финансовом капитале командные позиции остались по-прежнему на стороне банковского капитала, а монополизация разных отраслей хозяйства не исключила конкуренцию между монополиями и внутри монополий, а лишь придала ей более управляемый характер.

То и другое обстоятельства важны потому, что свидетельствуют о не столько СТИХИЙНОМ характере процессов, совершающихся в экономике империализма, сколько о СКРЫТНО НАПРАВЛЯЕМЫХ процессах, которые лишь дополняются и камуфлируются явлениями стихийными. А если так, то затушёвывание этого столь важного обстоятельства является не чем иным, как подыгрыванием правящим бал в современном мире. Подыгрыванием, которое дезориентирует всех относительно истинной природы капиталистического хозяйства.

Подыгрыванием интересам иудейских банкиров является также и сокрытие того важного обстоятельства, что при описанной выше организации экономики любые выступления рабочих в защиту своих узкоклассовых интересов сталкивают их исключительно с промышленниками, то есть с низшим звеном в иерархии капитализма, которое и становится объектом их классовой вражды. В то время как высшее звено (то есть банкиры, наживающиеся куда больше на эксплуатации тех же рабочих) от борьбы такого рода не только не страдает, но даже выигрывает, так как финансовое ослабление промышленников делает их еще более зависимыми от банков.

Что же касается задачи, стоящей перед банковским картелем, то о ней догадаться нетрудно. Система управления мировой экономикой должна превращаться во всё более мощный насос, перекачивающий плоды труда всех народов в виде золота и ценных бумаг в сейфы банкиров с тем, чтобы затем использовать эти средства для совершенствования системы скрытного закабаления человечества.

Итак, в середине XIX века господство иудейского капитала во всех сферах жизни европейских народов стало настолько заметным, что в среде национальной интеллигенции этих народов возникло движение в защиту их независимости, названное антисемитским. Не понимать опасности для себя этого движения правящие еврейские круги, разумеется, не могли. Надо было что-то делать. Использовать тайные рычаги воздействия для извращения нравственной природы этого движения, а заодно и замаскировать свое господство так искусно, чтобы о нём не было уже речи.

Поскольку осознанная опасность всегда мобилизует громадные внутренние резервы духа нации и вынуждает перестроить сложившиеся стереотипы мышления и строя жизни, то можно представить себе, какую лавину изменений в устройстве общества могло бы вызвать дальнейшее нарастание иудейского господства на виду у всех народов. Чтобы не оказаться сметёнными этой лавиной, её следовало предотвратить. То есть замаскировать свою власть куда более искусно, чем это делалось раньше, а также отвлечь внимание народов на посторонние предметы и по возможности заворожить их ими. Например, мировыми войнами, классовой борьбой и всякого рода похотями, представленными в самом лучшем виде.

Возможности старого способа камуфляжа еврейской власти — формальной смены своей религиозной принадлежности при сохранении внутренней связи с иудейством даже при дальнейшей «ариизации» потомков — были уже недостаточны. Поэтому поиск более совершенных способов маскировки шёл, надо полагать, давно и в самых разных направлениях. Можно заметить, что в занимающее нас время фабрикация номинальных владельцев и подставных фирм стала делом самым обычным. Но хотя номинальных владельцев было нетрудно связывать предварительно тайными долговыми обязательствами, порочащими документами и всякими преступлениями, могущими открыться при непослушании, откровенная грубость и скандальность таких приёмов не позволяли применять их в широких масштабах и строить на них далеко идущие планы. Действовать следовало намного осторожнее и искуснее, чтобы даже в случае какой-либо поломки в механизме камуфляжа не могло бы вылезть наружу ничего такого, что свидетельствовало бы явно о сознательной маскировке иудейской финансовой власти.

До известной степени делу камуфляжа могли служить акционерные банки с безликими географическими или даже «национальными» названиями, начавшие обильно плодиться как раз в это время. И по мере того, как эти банки со смешанными капиталами росли, словно на дрожжах, прежние фамильные банки евреев, наоборот, стали терять свой вес и переходить на положение второстепенных и третьестепенных. А потом и вообще исчезли. Вот ведь какое чудо.

Но нетрудно догадаться, в чём здесь было дело. Повинуясь воле своих владельцев, еврейский капитал рассредоточивался в этих новых, по наружности космополитических, банках, в которых доля акций того или иного еврейского банкира казалась ничтожной по сравнению с общей массой других акций. Но его реальная власть над этой массой оставалась прежней в силу скрытного союза с ним (или скрытной подчиненности ему) других держателей контрольного пакета акций. О чём можно было только догадываться некоторым одиночкам, но доказать реальность этой скрытной унии — невозможно.

Такое рассредоточение еврейского капитала из фамильного банка в десятки акционерных банков давало сразу двойной эффект:

Иудейский капитал по видимости явно стушёвывался на фоне громадных денежных средств, привлечённых от массы неорганизованных акционеров и вкладчиков. Кроме того, он мог ещё дополнительно заслоняться более крупными капиталами доверенных лиц, формально полностью независимых. А также капиталами «арийских масонов», речь о которых пойдёт ниже.
Управление громадными чужими капиталами при формальной ответственности за такое управление наёмных банковских «правлений», назначаемых держателями контрольного пакета акций, позволяло безнаказанно творить грандиозные махинации, грабить не только вкладчиков, но и практически всех акционеров, посредством искусственных банкротств.

Однако маскировки такого рода, при всей их относительной ценности, были всё-таки недостаточными. Они позволяли дотошным наблюдателям задаваться самыми щекотливыми вопросами. «Вчера ещё, — могли заметить они, — еврейские банки заправляли всеми мировыми финансами. А над ними над всеми возвышалась династия Ротшильдов. Куда же она девалась? Неужели евреи добровольно отказались от своей денежной и, стало быть, политической власти?» Начнут искать, начнут подсчитывать рассредоточенные капиталы и догадываться о том, почему и зачем они рассредоточивались. Сообразят, что ключевые позиции в банковском деле по-прежнему в руках иудеев и что господство их продолжает расти, хотя имеет скрытные формы.

Из сказанного следует, что требовалась ещё более глубокая перестройка всей видимой части капиталистического мира. Надо было не только скрыть власть иудейского картеля, но сделать это так, чтобы казалось, будто Ротшильды и другие еврейские банкиры как бы ЕСТЕСТВЕННО утратили своё господство, а на передний план вышли, как бы тесня иудейских финансистов, более-де оборотистые арийские финансисты.

Гениальная и вместе с тем очень простая мысль заключалась в том, что не имеет значения, кто номинально владеет капиталами и продолжает их наращивать. Главное в том, кто управляет ими фактически, в чьих интересах они используются. Была бы крепкой узда на осле, а что за осёл несёт на себе мешок с золотом, не так важно.

Стало быть, следовало вырастить таких послушных «ослов», связанных с самого начала невидимой для непосвящённых уздою, и выдвинуть их для всеобщего обозрения в качестве владельцев мировых капиталов. Выдвинуть в качестве неотразимого доказательства происшедшей-де перемены в финансовом мире.

Школой, в которой совершалось бы воспитание «арийских ослов» и которая стала бы одновременно системой строгого контроля за ними, должно было стать, разумеется, всё то же масонство, но только, конечно, достаточно «высокоградусное». Само продвижение «арийских» финансистов к вершинам финансовой власти должно было зависеть, помимо чисто деловых качеств, от меры их преданности своим тайным хозяевам, от умения понимать их с полуслова или даже вообще без слов. При этом узда, ограничивающая их свободу, должна была быть настолько мягкой, красивой и, главное, почётной, что все обузданные ею должны были не только не тяготиться ею, а, наоборот, дорожить как величайшей ценностью. Предоставляя арийскому избраннику гарантию его материального богатства и наделяя его сознанием безмерного своего превосходства над простыми смертными, она ограничивала его только в одном пункте, касающемся интересов масонства и стоящего за ним талмудического иудейства. И при известной настроенности, культивируемой с детства воспитанием и отбором, эта узда должна была ощущаться не как узда, но как высший нравственный долг, служение которому неотделимо от служения собственным интересам.

О том, что узда, закрепленная на «арийских ослах», оказалась достаточно крепкой, свидетельствует вся история последнего столетия, на протяжении которой «арийский» капитал использовался постоянно в интересах иудейской политики и никогда не осмеливался вступить с ней в борьбу. Что и неудивительно: «арийские» финансисты, включенные в управляемую иудейской элитой систему масонства, зависели и зависят от неё полностью. Мельчайшее поползновение со стороны «арийцев» к бунту против породившей их системы тут же обнаруживается и пресекается столь эффективно, что желающих повторить опыт уже не находится.

К сказанному добавим: по мере роста и переплетения капиталов различных владельцев увеличивается чисто деловая их взаимозависимость. В этих условиях не только индивидуальный бунт против масонства оказывается бесперспективным, но и само управление собственными капиталами, в силу их рассредоточенности, становится тоже невозможным. Оно переходит к так называемым менеджерам, то есть к профессиональным управленцам, высший слой которых воспитывается опять-таки масонством. На эту же передачу управления капиталами в руки менеджеров «работают» постоянные разделы состояний между наследниками. Контролировать же менеджеров ещё легче, чем владельцев капиталов. В случае непослушания их увольняют под тем или иным предлогом, после чего найти соответствующую их рангу работу они уже не могут.

Роль масонства в выращивании послушных иудейской элите арийских магнатов следовало, как уже говорилось, скрывать. А для такого сокрытия нужен был миф о том, что они-де стали магнатами без всякой помощи со стороны еврейских банкиров, но исключительно благодаря своим выдающимся способностям, которые могли проявиться вполне в Америке второй половины XIX века, поскольку здесь открылись совершенно исключительные возможности для роста и умножения капиталов.

Для создания этого мифа следовало выдвинуть на первый план и как можно ярче высветить ту ситуацию, которая складывалась для подавляющего большинства мелких и средних дельцов с их отчаянной конкурентной борьбой и с той ролью, которую играли для них случай, капризы конъюнктуры и разного рода махинации, как собственные, так и чужие, посредством которых создавались и лопались за короткое время огромные, по масштабам туземцев, состояния. Завораживая любознательных читателей такого рода картинами, можно было создать впечатление, будто нечто подобное совершалось, по аналогии, и в высших сферах американского финансового мира. С этой целью происходившее на самом деле в этих высших сферах умышленно не освещалось.

Если же умышленно создавалось такое обманчивое впечатление, то скрадывался вопрос о подлинном хозяине в экономике США. Складывалось впечатление, что такого хозяина не было, хотя на самом деле он был. Скрадывался вопрос о роли ЕВРЕЙСКОГО банковского капитала в экономическом буме в США второй половины XIX века. О роли европейского банковского капитала, контролируемого еврейской элитой.

Напрашивается вопрос: как же это получилось, что прекрасно информированные о положении в Америке банкиры Европы с их громадными мобильными капиталами, превосходившими неизмеримо капиталы американских туземцев, проморгали такое сказочно выгодное для себя дело? Неужели столь изощрённые финансисты с их железной хваткой, подчинившие себе самых богатых и опытных людей Европы, способные разорить любого конкурента, могли на протяжении десятилетий спокойно наблюдать за рождением и ростом своих американских конкурентов, чтобы затем без боя (а боя, заметим, действительно не было) уступить господствующие в мире позиции каким-то никому не известным до середины XIX века выскочкам-одиночкам с их тощими кошельками?

Например, Рокфеллеру, который, благодаря-де бережливости и умелой борьбе с конкурентами, стал в конце XIX века самым богатым человеком в мире.

Если бы такому рядовому в прошлом дельцу досталось даже миллионное наследство (биографы сообщили бы об этом, но они молчат), то мог ли он, новичок и одиночка в мире международного бизнеса, соперничать с кланом матёрых хищников, не привыкших уступать никому лакомые куски? У этого клана были все козыри на руках, в числе которых, помимо денежной и политической власти, самая достоверная информация о том, в каких именно регионах и в какие отрасли хозяйства выгоднее всего вкладывать свои деньги.

Однако в полном противоречии с народной мудростью, согласно которой большие деньги притягивают к себе ещё большие, а малые, наоборот, так и норовят ускользнуть из рук, Рокфеллер, находившийся в наихудших стартовых условиях, взмывает к самым вершинам финансовой власти, а Ротшильды, находившиеся в наилучших условиях, благодушно спускаются с этих вершин, чтобы затеряться среди солидных финансистов рангом пониже. Если такая метаморфоза осуществилась вопреки воле самих Ротшильдов, то она есть величайшее чудо из чудес, перед которым по всей справедливости должны померкнуть все исцеления слепых и хромых… И как же много таких «чудес» в истории капитализма, которых наши патентованные исследователи не видят в упор.

Не захотел открыть тайну своего почти вертикального взлета к вершинам финансовой власти и старый Рокфеллер. На вопросы о том, в чём был секрет его успеха, он огрызался словами, что Бог дал ему деньги, и ничего другого вытянуть из него его собеседникам не удавалось. И лишь однажды этот «гений молчаливости», как его называли, сказал в частном разговоре: «Я знаю способ делать деньги, о котором вы ничего не знаете». Только-то и всего.

В чём состоял этот способ и кто протягивал ему руку с финансовых небес, помогая мелкому дельцу подняться на них и стать одним из самых видных небожителей, можно заключить из следующих фактов. Ещё в юности Рокфеллер-старший знакомится с неким Алонзо Ханной, дружба с которым продолжалась всю их жизнь. Но Ханна был не только компаньоном Рокфеллера и его политическим «альтер эго». Судя по тому, что он скоро стал боссом республиканской партии и признанным «делателем президентов» США, можно с уверенностью сказать, что он был одним из самых высокопоставленных масонов Америки.

Скептики скажут: да разве доказывает что-либо связь Рокфеллера с крупнейшим масоном Америки?.. Охотно соглашаясь с ними в том, что в столь секретном деле формальных доказательств быть не может, отмечу, однако, что тесная дружба на протяжении всей жизни и деловое компаньонство что-нибудь всё-таки да значат. Кроме того, хорошо известно, что Рокфеллер стал превращаться из мелкого дельца в нефтяного магната только благодаря тому, что ему вдруг стали почему-то покровительствовать банкиры и зависимые от них железнодорожные компании, занимавшиеся перевозками нефти. Правда, биографы почему-то так и не попытались выяснить, чем же такое покровительство объяснялось. Наш отечественный исследователь А. Фурсенко, рассказав о фактической стороне дела, ухитрился вообще обойтись без таких слов, как «помощь» и «покровительство». Вот как он пишет: «Рокфеллер сыграл на разнице тарифов на перевозку грузов. Он предложил железнодорожным компаниям хитроумный план. С важнейшими пунктами страны Кливленд связывало несколько железных дорог. Вступив в соглашение с ними, Рокфеллер договорился о том, что на всех дорогах будут удвоены тарифы. Увеличение тарифов на перевозку нефти больно задевало тех, кто был заинтересован в нефтяном бизнесе. Но не Рокфеллера. По условиям соглашения администрация железных дорог обязалась возвращать ему 50 процентов уплаченной суммы под предлогом возмещения расходов на устройство нефтепроводов и хранилищ на железнодорожных станциях. Таким образом, «Стандарт ойл» платила лишь половину тарифов, в то время как остальным приходилось оплачивать их сполна» (А. Фурсенко «Династия Рокфеллеров», Л., 1970, с. 20–21).

Далее автор сообщает о последовавшем в связи с этим юридически незаконным «соглашением» скандале, очень неприятном для железнодорожных компаний, и о том, что, несмотря на эти неприятности, они упорно продолжали поддерживать Рокфеллера. В результате мелкие и средние нефтепромышленники были разорены и вынуждены за бесценок продавать ему свои заводы, а крупные нефтепромышленники, во избежание худшего, соглашаться на зависимость от него, продолжая формально оставаться независимыми. При этом собственные интересы железнодорожных компаний страдали поначалу вследствие массового закрытия нефтезаводов и сокращения в связи с этим нефтеперевозок, а затем в результате того, что вместо множества разрозненных нефтепромышленников, которых было легко подчинить себе, образовалась независимая от железнодорожных компаний монополия, строившая собственные нефтепроводы, скупавшая акции железнодорожных компаний и подминавшая тем самым их под себя. Не понимать невыгоды для себя выращивания независимой нефтяной монополии железнодорожные магнаты, разумеется, не могли. И если они, тем не менее, шли на это, то, значит, какие-то более крупные силы, от которых они зависели, вынуждали их делать это. От кого же зависели железнодорожные компании и стоявшие за ними американские банкиры?

Если учесть бесподобные масштабы строительства железных дорог, а также сравнительную незначительность населения США в те годы (менее 30 млн. человек в 1861 г.), если принять во внимание, что строительство железных дорог, как правило, ОПЕРЕЖАЛО переселенческие волны, то есть шло в мало или вообще не населенных местах (и потому окупаемость вложенных средств на протяжении долгого времени была ничтожной), то можно представить себе, сколь могущественны были силы, финансировавшие это строительство, и как далеко в будущее простирались их планы. Поистине стратегические планы.

Если же, далее, учесть, что одновременно со строительством железных дорог (и тоже бесподобными темпами, то есть намного быстрее, чем в богатой капиталами Европе) росли едва ли не все отрасли тогдашней промышленности сразу (в том числе такие финансовоёмкие, как металлургическая и машиностроительная), то приходится признать либо совершенно чудесный характер американского промышленного бума во второй половине XIX века, либо приток капиталов в США извне, то есть из Европы.

Маркс писал, что «многие не помнящие родства капиталы, функционирующие в Соединенных Штатах, представляют собою лишь вчера капитализированную в Англии кровь детей». Но эту важную мысль наши американисты оставили почему-то без внимания и не связали её с другими высказываниями Маркса о господстве еврейского капитала в Европе. Повидимому, им не хотелось касаться столь деликатной темы.

А вот как туманно и робко выражался, например, Б. Селигмен, касаясь этой же темы: «Частного капитала (американского — Г.Ш.) едва ли было достаточно для строительства железных дорог» («Сильные мира сего», М., 1976, с. 90). А на другой странице этой же книги сообщает как нечто заурядное: «Новые бизнесмены прибывали из Шотландии, Германии и Англии. Например, был такой Август Белмонт — представитель банка Ротшильда, который оказался достаточно могущественным, чтобы основать собственную компанию, а не выступать в качестве представителя филиала европейских финансистов. Белмонт родился в 1816 году в Германии и каким-то образом попал на службу к Ротшильду. В 1837 году он был направлен работать на Кубу, но быстро перекочевал в Нью-Йорк, когда прослышал о разразившейся биржевой панике. Спад деловой активности был подходящим случаем для обогащения путём скупки ценных бумаг на застойном рынке. Он помог правительству Соединенных Штатов получить заём у Ротшильда и вскоре задавал тон в высших сферах общества» (там же, с. 84–85).

О бросавшейся в глаза эмиграции иудейских финансистов из Германии в Америку после 1870 г. сообщает Г. Хальгартен (только этому периоду посвящена его книга «Империализм до 1914 года», М., 1961), а Л.А. Моджорян пишет о переселении в США из Европы таких иудейских банкиров, как Скифы, Варбурги, Левенсоны, Лиманы, Гугенхеймы, Моргентау и др. «Именно эта группа, — пишет она, — захватывала командные высоты в экономике и политической жизни страны…» («Международный сионизм на службе империалистической реакции», М., 1984, с. 28). С несколько иной стороны дополняет это сообщение А. Фурсенко. «Известно, например, — пишет он, — что промышленность и железнодорожные дороги самой развитой капиталистической страны — США были построены в значительной степени на европейские, преимущественно британские капиталы. При этом объём иностранных вкладов… и их влияние на развитие страны были настолько велики, что, несмотря на колоссальные успехи, США длительное время экономически зависели от Европы» (А. Фурсенко «Нефтяные войны», Л.,1985, с. 46).

Стало быть, перетекание иудейских капиталов в США совершалось не только за счёт переселения еврейских магнатов в эту страну, но и за счёт перевода финансовых средств тех еврейских банкиров, которые оставались в Европе. Причем действительные размеры этих переводов, надо полагать, намного превосходили официальные данные, о чём свидетельствует атмосфера замалчивания самого факта этой переброски европейских капиталов в США. Факта, имеющего, несомненно, фундаментальное значение.

В самом деле, подавляющая часть соответствующей литературы, особенно популярной, сохраняет полное молчание об этом деле и тем самым мистифицирует действительную природу американского промышленного бума. В редких же книгах, в которых проскальзывает информация на этот счёт, она имеет столь дробный и столь невинно окрашенный характер, что осознать масштабы и, тем более, смысл этого перетекания иудейских капиталов за океан оказывается не так-то просто.

Вот ещё одно сообщение, дополняющее сказанное таким выразительным штрихом: «Основали фирму «Кун, Леб энд компания ростовщики, приехавшие в середине прошлого века из Германии в Америку. С собой они привезли не только деньги, но и, что оказалось более важным, прочные связи с деловым миром Старого Света. Вскоре основанный ими банк стал одним из самых влиятельных на Уолл-стрите… Свое могущество этот банк использовал для захвата важных позиций на железных дорогах Соединенных Штатов. В течение многих десятилетий услугами банкирского дома Кунов и Лебов пользовались многие предприниматели Европы, имевшие деловые интересы в американской промышленности» (В. Зорин «Некоронованные короли Америки», М., 1970, с. 201). И далее: «…Уолл-стритский банкирский дом «Кун, Леб энд компани» располагал богатствами и властью, ненамного меньшей, чем сам Джон Пирпонт Морган-старший. Не случайно старый Морган… умерял свой норов, когда встречался на деловом поприще с основателем банка Соломоном Лебом. Корсар (кличка Моргана-старшего — Г. Ш.), как это ни удивительно, старался даже поддерживать дружеские отношения с этим оборотистым банкиром, находившимся в родстве с половиной банкиров Европы, вхожим в семьи английских и французских Ротшильдов. Старый Морган мог не ответить на письмо президента Соединенных Штатов, но он бросал все дела для того, чтобы присутствовать на завтраке в деловой резиденции Соломона Леба или на его семейной вечеринке».

К сказанному остаётся добавить, что сам Морганстарший приобрёл свои богатства и свой вес в обществе таким же, в принципе, путем, как и старый Рокфеллер. Его попросту поставили на ключевую позицию при переброске капиталов из Европы в Америку.

Итак, нетрудно догадаться, что расчёт иудейских вождей строился на том, чтобы, не привлекая внимания общественности, переправить капиталы из Старого Света в Новый для хозяйственного освоения последнего с одновременным выдвижением на первые роли среди мировых финансистов тайных иудейских ставленников из «арийцев». Были ли они на самом деле «арийцами» или не были, значения не имело, так как важно было создать их образ. И — превратить США в главную державу всего капиталистического мира, которая должна была со временем распространить своё экономическое, политическое и культурное влияние на всё человечество.

Поскольку в соответствующей исторической и экономической литературе наиболее слабо или вообще не освещёнными оказались как раз те способы, посредством которых только и можно было добиться намеченной цели, то умолчания такого рода как раз и свидетельствуют об успешном решении этой задачи.

Вот очень маленький, но характерный штрих: некий «Негри Варнум Пур,.. — писал Б. Селигмен, — проводил консультации по вопросам управления (железнодорожными Г.Ш.) предприятиями… его требование гласности в вопросах финансирования и управления было воспринято финансистами с Уолл-стрита и предпринимателями недоброжелательно… Голос Пура был гласом вопиющего в пустыне…» («Сильные мира сего», с. 117).

И в самом деле. Зачем посторонним знать о тайных операциях мирового банковского капитала? Святая святых не должна быть доступна ни большинству американского народа, ни даже каким-то его президентам. Но только избранным из избранных. Солидные банки блюдут свои секретные операции от чужих глаз куда строже, чем государства свои государственные тайны.

Подобно тому, как в ХVII веке голландские ростовщики без лишнего шума финансировали английскую промышленность и вызвали тем самым её бурный рост, а заодно и переместили в Англию из Голландии главную базу еврейского капитала, в XIX веке эта база, тоже без лишнего шума, была перемещена из Англии в Америку, хозяйственные и геополитические условия которой оказались более предпочтительными.

Вот, стало быть, от кого зависели железнодорожные компании, послушно давшие, вопреки собственным интересам, зелёный свет Рокфеллеру в его вознесении на финансовые небеса. Вот, значит, почему, сделавшись одной из самых богатых фамилий Америки, Рокфеллеры, как и другие американские финансовые воротилы, проводят просионистскую политику как в международном масштабе, так и внутри своей собственной страны.

Было бы наивно думать, что сказанное выше о тайных методах, используемых мировой плутократией, исчерпывает эту тему. Но и того малого, что нам удалось разглядеть по этой части, достаточно, чтобы понять главное: далеко не случайную связь сионизма и масонства с тем, что у нас ещё совсем недавно именовали империализмом. Это понятие у нас постоянно обрезалось и профанировалось, чтобы скрыть самую его суть и подлинную его природу.

Но как бы ни старался иудейский империализм окрашиваться в чужие национальные цвета или выступать в космополитическом обличии, его действительная природа просвечивает сквозь маскировочные слои и обнаруживается в его методах и целях.

Догадываясь к концу своей жизни о подлинном характере этой силы, воинствующий атеист В.И. Ленин был вынужден, чтобы выразить своё отношение к ней, прибегнуть к совершенно не свойственной ему терминологии. Он написал: «Я не знаю, страшнее ли дьявол, чем современный империализм».

Тем-то и страшен империализм, что это не только высокоорганизованная хозяйственная система, предназначенная для эксплуатации труда миллиардов людей, но, прежде всего, СИСТЕМА ТАЙНОЙ ВЛАСТИ, порождённая глубоко расчеловеченным в своих основах сознанием и нацеленная на завоевание тотального мирового господства. Стяжание материальных богатств для этой системы только средство и ступень для перехода к новому типу власти, уже не коммерческому, но откровенно силовому, или, как теперь модно выражаться, «административно-командному».

Если иметь некоторое представление о Талмуде, то можно догадаться, что целью этой системы должно быть превращение народов в беззащитный живой материал (вроде кур на теперешних птицефабриках), из которого можно будет ваять какие угодно формы. И наиболее ценные в экономическом отношении. И в религиозном. И в эстетическом. Ибо «новый мировой порядок», конечно же, нуждается в собственной эстетике.

И сколь бы ни выглядела фантастической такая перспектива для нынешнего сонного сознания человечества, она, тем не менее, запрограммирована в самой бесчеловечной природе тех, кому Господь наш Иисус Христос сказал: «ВАШ ОТЕЦ ДИАВОЛ».

1990 г.

Позднейшие примечания

Макс Вебер выпятил роль протестантизма в образовании капиталистического хозяйства и скрыл тем самым действительную роль евреев в этом деле. Скрыл тот факт, что протестанты (главным образом кальвинисты) были только младшими их партнерами. За что и был признан величайшим социологом всех времён и народов. Другому крупному социологу, Вернеру Зомбарту, не повезло. При всём его демонстративном юдофильстве, он умудрился наговорить о евреях такое, о чём следовало бы помолчать. Вот лишь некоторые тексты из его книги «Евреи и хозяйственная жизнь» (СПб, 1912). Рассказав о выдающейся роли евреев в ограблении европейцами колониальных народов Старого Света, он перешёл затем к их роли в становлении США. «Но главным поприщем еврейской деятельности в колониальных странах, — пишет он, — особенно в эпоху раннего капитализма, служит… западный материк. АМЕРИКА ВО ВСЕХ СВОИХ ЧАСТЯХ ЯВЛЯЕТСЯ СТРАНОЙ ЕВРЕЕВ — таков неизбежный результат, к которому приводит подробное и серьезное изучение источников. А так как Америка со дня своего открытия приобретает исключительное влияние на экономическую жизнь и всю совокупность культурных явлений Европы, то интенсивное участие евреев в создании и развитии американского мира естественно приобретает особенное значение для хода нашей истории… Соединенные Штаты Америки получили свою экономическую формацию, главным образом, под влиянием еврейских элементов… На первый взгляд кажется, будто северо-американская экономическая жизнь в существенных своих чертах развилась без воздействия евреев. Когда мне приходилось в частной беседе утверждать, что современный капитализм есть в сущности ничто иное, как эманация еврейского духа, мне возражали ссылкой именно на развитие Соединенных Штатов. Сами янки часто гордо указывают на то, что они обошлись без евреев. Какой-то американский писатель, если не ошибаюсь, Марк Твэн, однажды старался подробно пояснить, ПОЧЕМУ евреи у них не сыграли никакой роли: потому, будто, что они, янки, такие же «продувные», как евреи, если не больше. (Между прочим, и шотландцы говорят о себе то же самое). И действительно, среди крупных промышленников и спекулянтов Соединенных Штатов, среди «магнатов трестов» мы встретим мало еврейских имен. Со всем этим можно согласиться. И всё-таки я остаюсь при своём утверждении, что Соединенные Штаты, даже, может быть, больше других стран, исполнены специфического еврейского духа. Это, впрочем, очень хорошо известно в некоторых американских кругах и как раз в кругу людей, способных судить об этом…» (с. 32, 39,40).

Еще один автор, тоже демонстративный юдофил (Евгений Соловьев «Ротшильды», СПб., 1894), отметил в своей книге такие подробности. Во всех важных делах наследники Ротшильда-родоначальника действовали сообща. Их возглавлял самый опытный и талантливый по финансовой части. Он имел собственную полицию и жандармерию, имел при всех дворах своих послов, во всех провинциях своих консулов, во всех городах агентства и на всех морях свои корабли. «Одним из правил дома Ротшильдов были внутренние браки. Двоюродные братья обыкновенно женились на своих двоюродных сёстрах, племянницы выходили замуж за дядей». Капиталы, таким образом, не расползались (исключения были редки, делались только для того, чтобы породниться с самыми видными европейскими аристократами и, естественно, наделить еврейской кровью и еврейским духом их потомство). Большинство Ротшильдов не ведут финансовых дел. Но при этом они остаются обыкновенно безбрачными. Поэтому клан Ротшильдов остаётся немногочисленным. «Никак не более 50-ти человек носят эту фамилию, а главная сумма сосредоточена в руках 10–12 лиц». Чем же занимаются безбрачные Ротшильды? Они ведут светскую жизнь. «Они меценаты искусства, покровители высших видов спорта, страстные любители породистых лошадей, собак и пр. Роскошь жизни доведена ими до безумия. «Английская аристократия, — читаем мы, — напрягает последние усилия, чтобы не отстать от Ротшильдов, и едва ли удачно. Кому под силу просаживать в год 30–40 миллионов, иметь конюшни, выстроенные из мрамора, оснащенные электричеством, коллекции драгоценных картин и статуй, загородные дворцы, роскошные парки для охоты, собственные паровые яхты, всегда открытый приём? Разумеется, очень немногим. Для этого надо быть не просто миллионерами, а архимиллионерами, какими и являются Ротшильды, для которых миллионные траты оказываются самым обычным делом. Аристократия тянется за ними, и сколько благородных лордов прогорает ежегодно, взяв на себя непосильную задачу. Ротшильды, задавая тон, ввели в моду не роскошь, а безумие роскоши. Их отели — это дворцы халифов. Одно время на их вечерах за карточными столами расплачивались не иначе, как бриллиантами, и трудно даже предвидеть, до чего может дойти изощрение гордых миллионеров, стоящих на дружеской ноге с коронованными особами».

Итак, половина династии заведует финансами и выступает единой армией в сфере политики и экономики, а другая половина разоряет и развращает нееврейскую аристократию, которой подражают и на которую равняются дворянство, бюрократия и богатые дельцы из неевреев. Очень разумно. В связи с чем нельзя не признать, что у евреев есть то, что посильнее их денег. Это их установка на творящую силу мысли. Евреи любят и умеют мыслить, любят и умеют осуществлять задуманное. В этом их сила. Но эту силу они обратили на разрушение других народов. И потому стали, не сознавая этого, разрушать себя изнутри. Господь обратил их мудрость в безумие. В этом действительная трагедия евреев, а вовсе не в том, что другие народы к ним, якобы, плохо относятся.

Апрель 2000 г.

Как делают кризисы

«Никто, однако, не мог понять причин кризиса. Одни утверждали, что виной всему речи президента страны, его атаки на крупных капиталистов. Другие считали, что мировой капитал был истощён непрерывными войнами, землетрясениями и пожарами. Третьи жаловались на недостаток средств у правительства. Неоднократно среди общего шума раздавался трезвый голос какого-нибудь радикала, заявлявшего, что падение курса вызывалось преднамеренно, но подобное мнение казалось до того нелепым, что его встречали насмешками, или вовсе не обращали на него внимания…

— Вы заметили, что последний крупный кризис начался при крайней нехватке денег, какой уж много лет не видели на Уоллстрите. Теперь представьте себе, что эти господа сосредоточили большие финансовые средства и договорились между собой изъять их из оборота в условленное время.

Представьте себе, что их собственные банки и банки, директора которых подкуплены ими, и страховые общества, которыми они заправляют, сделают то же самое! Можете себе вообразить, как все бросятся добывать деньги, искать займы. И при такой нервозной обстановке, при почти полном отсутствии кредита. Причём это вспыхивает в массовом масштабе, -разве не ясно, к чему это может привести?»

Э. Синклер «ДЕЛЬЦЫ»

Монополисты финансового мира должны были первыми обратить внимание на стихийные денежные и хозяйственные кризисы. Они, несомненно, стали изучать их с большим интересом, как изучают учёные природные явления. Но, разумеется, они изучали их не ради простого любопытства. Ведь всякое почти знание можно утилизировать. А в области экономической — и подавно. Нельзя ли извлечь для себя какую-то выгоду из таких кризисов? Или — в идеале — научиться управлять ими? Подобно тому, как люди научились, изучив силы природы, использовать их в своих интересах. Если можно вызвать искусственно некоторые природные явления, то почему нельзя устраивать кризисы в хозяйственной жизни?

Поскольку крупные банки от кризисов не страдают и даже имеют возможность благодаря им скупить по дешёвке разорившиеся предприятия, поставить под свой контроль ослабленные кризисом, а также вытрясти в свою пользу карманы всех потенциально независимых накопителей (об этом писал ещё Ленин в своей известной работе об империализме), то можно представить себе, какую ценность представляло для монополистов банковского дела умение организовывать такие кризисы в отдельной стране или даже во всемирном масштабе. Умение определять их характер, контролировать ход и продолжительность.

Чтобы получить представление о механике искусственного кризиса в самом простейшем виде, надо, прежде всего, обратить внимание на то обстоятельство, что крупные банки связаны финансовыми операциями преимущественно со своими собственными крупными промышленными объединениями, а множество мелких «независимых» банков имеет дело с ещё большим множеством «независимых» предприятий и, кроме того, с массами самых разнородных вкладчиков.

Такое размежевание сфер обслуживания не случайно. Оно получается потому, что крупные банки, имеющие большие и надёжные доходы от оборота их капиталов через вассальные объединения промышленных предприятий, не желая ни рисковать своими капиталами, ни стимулировать чужие предприятия, ни гарантировать населению сохранность его вкладов, ПОНИЖАЮТ ДЛЯ ЧУЖАКОВ ПРОЦЕНТ ЗА ПРИНИМАЕМЫЕ ОТ НИХ ВКЛАДЫ И ПОВЫШАЮТ ПРОЦЕНТ ЗА ПРЕДОСТАВЛЯЕМЫЕ КРЕДИТЫ И ЗАЙМЫ, ТЕМ САМЫМ ДЕЛАЯ ПОСЛЕДНИЕ ПРАКТИЧЕСКИ НЕДОСТУПНЫМИ ДЛЯ НИХ, А ВКЛАДЫ НЕ СТОЛЬ ВЫГОДНЫМИ. Мелкие же банки, не располагающие собственными значительными средствами, вынуждены привлекать к себе деньги вкладчиков повышением процента за их вклады, а получателей кредита привлекать, наоборот, удешевлением кредита.

В результате мелкие банки имеют возможность резко увеличить объём своего оборота, благодаря чему только и возможно для них получение прибыли. Но этот эффект достигается лишь за счёт увеличения степени риска. Ибо диспропорция между находящимися в обороте деньгами и наличными средствами в банке, предназначенными для возвращения вкладов в случае их востребования, естественно, увеличивается.

Однако при нормальном ходе дел такое востребование не превышает возможностей банка. Который в случае крайней нужды может обратиться за кредитом к более солидному банку и, как правило, такой кредит получает. Правда, получает на условиях менее благоприятных, чем те, на которых сам даёт кредиты. Но главное тут — пережить трудный момент. При дальнейшем нормальном ходе дел взятые в кредит деньги возвращаются, после чего можно опять наращивать доходы.

Но крупные банки могут давать свои деньги мелким банкам не только в виде кредитов. Они могут помещать их в виде вкладов по требованию, используя своих гласных и негласных агентов. А для чего?

Помещая свои деньги в мелкие банки, крупные банки ничем не рискуют, но, вместе с тем, получают за них хорошие проценты. А поскольку финансовая погода создаётся самим крупным банковским капиталом, то, зная заранее о готовящейся финансовой буре, крупный банк может либо первым изъять свои деньги из мелкого банка, либо, наоборот, укрепить его своим кредитом настолько, что никакие неприятности грозить ему не будут. Вместе с тем — и это самое главное, — помещённые в мелких банках солидные вклады господствующего капитала представляют собою подложенные в их основания ФИНАНСОВЫЕ МИНЫ, которые могут быть взорваны в любое время по желанию их хозяев.

Взорвать эти банки (все или часть, или любой из них) можно потому, что их вкладчики боятся больше всего на свете потерять свои деньги и, следовательно, готовы по первому же тревожному сигналу ринуться с перекошенными от страха лицами в «свой» банк выручать свои деньги. Стоит только пустить слух о шатком положении какого-либо банка с указанием, что сведения идут из самых авторитетных кругов (а таковыми как раз и являются владельцы крупных банков), и, кроме того, подкрепить этот слух действительными изъятиями вкладов из этого банка солидными вкладчиками, как этот слух распространится среди всех вкладчиков со скоростью лесного пожара. После чего «свободной прессе» останется лишь подтвердить и тревогу вкладчиков этого банка, и начавшееся уже изъятие из него вкладов, и отказ ему в кредите со стороны других банков. И, для полноты картины, оповестить всех о растерянности владельца этого банка. Только-то и всего. Но этого вполне достаточно, чтобы наказанный крупным капиталом банк рухнул.

Из сказанного понятно, что на самом деле ситуация даже намного проще той, которую я изобразил выше. Зависимость мелкого банка от крупного банковского капитала так велика, что разорить его можно и без подкладывания в его основание финансовой мины. Я рассказал об этих минах лишь для того, чтобы понятнее было, какими возможностями располагают крупные банки. Достаточно пустить слух о том, что банк ненадёжен, и разными способами создать вокруг него атмосферу предубеждения (а «независимая пресса» воздействует на умы вкладчиков эффективно) — и эти последние довершат разорение банка.

Следовательно, крупные банки имеют в лице владельцев мелких банков своих фактических заложников, обречённых, после соответствующих разъяснений или намёков, послушно служить господствующему капиталу или с жалким достоинством вылетать в трубу. То есть становиться банкротами, проклинаемыми своими разорёнными вкладчиками, среди которых, как правило, ближайшие родственники, друзья и знакомые.

Чтобы вызвать экономический кризис, крупному банковскому капиталу достаточно изъять из оборота немонополизированной части экономики свои деньги и спровоцировать массы вкладчиков сделать то же самое. А поскольку крупномасштабное изъятие денег не просто дезорганизует соответствующую часть экономики, но создаёт эффект падающих карточных домиков, то есть цепную реакцию омертвления коммерции и производства, то величина кризиса и его продолжительность зависят главным образом от размеров и продолжительности изъятия денежной крови из оборота. И, разумеется, от фактора духовного, то есть от степени подавленности предпринимателей в связи с экономическими прогнозами.

Однако описанное выше изъятие денег из оборота нехорошо тем, что тут легко догадаться об инициативе крупных банков в организации кризиса, об их преступном сговоре. А если народ догадается об этом, то затрещит по швам вся идеология «правового общества», маскирующая сатанинскую природу капитализма. Чтобы не допустить этого обнажения истинной природы капитализма, надо скрыть заинтересованность крупного банковского капитала в экономических кризисах и его способность их организовывать. А для этого надо завуалировать его инициативу в изъятии денег из оборота в начальной стадии кризиса и представить это изъятие действием вынужденным, как бы естественной защитной реакцией крупных банков в опасной для них ситуации, создавшейся, якобы, стихийно, т.е. так, как возникают грозы и ураганы.

Контроль финансовых монополистов над пишущей и вещающей братией позволяет списать причину экономических кризисов на безликую рыночную стихию, которой одинаково подвластны как мелкие коммерсанты, так и козырные тузы мирового капитала. Эти последние, оказывается, такие же жертвы стихии, как и первые; просто они крепче стоят на ногах, поэтому и не разоряются от кризисов. Контролируя народное просвещение, науку, средства массовой информации и политические движения, не так уж трудно превратить мысль о стихийности экономических кризисов в аксиому, обязательную для всех, от пионеров и домашних хозяек до самых крупных учёных. Чтобы породить такую иллюзию, следовало начинать кризис не с изъятия денег из мелких банков крупными банками, а с организации ПАНИКИ НА БИРЖЕ. Ведь биржа, как приучили нас думать, это самый чуткий барометр, показывающий состояние дел в экономике.

Чтобы организовать панику на бирже, надо искусственно взвинтить цены на акции для большей наглядности их последующего падения, а затем резко сбить цены, после чего дать какое-то время акционерам на осознание случившегося. А затем продолжать, играя на нервах своих жертв, понижать курс акций, иногда задерживая это понижение или даже слегка повышая курс, чтобы затем спустить его ещё больше. Поскольку население не обладает значительными свободными деньгами, то скупить дешевеющие акции оно не в состоянии, даже если бы и захотело это сделать. Но этого стремления у него не может быть, потому что всякий мелкий и средний делец понимает свою зависимость от общего хода дел и боится больше всего разорения в случае кризиса, признаком которого как раз и являются стремительно дешевеющие акции. Наоборот, наблюдая их удешевление, он задумывается всё тревожнее о том, не избавиться ли ему самому от своих акций, пока они не превратились в простую бумагу.

Как перед бурей всё живое прячется и замирает, так в предчувствии кризиса, а тем более в ходе его нарастания, массы «свободных» коммерсантов стараются сократить обороты своих капиталов, избавиться от расходов, продать свои предприятия если не полностью, то частично. И, по возможности, за хорошую цену, которую, однако, никто не даёт. Потому что все чувствуют опасность и норовят превратить капиталы в сокровища, чтобы спрятать их понадёжнее до тех пор, пока не минует буря.

Понижение курса акций подстёгивает тревогу акционеров, а тревога акционеров способствует падению курса акций. Поэтому процесс изъятия денег из оборота принимает лавинообразный характер.

Когда же стремление избавиться от своих акций станет массовым, и цены на них упадут до предела, нужного крупному банковскому капиталу, последний может скупить задарма через доверенных лиц, то есть незаметно для паникующих, ту самую часть акций, которую он продал в начале кризиса по высокой цене. И, кроме того, скупить дешёвых акций столько, сколько сочтёт нужным в данной конкретной ситуации (1).

Затруднение, а затем и полное прекращение кредита, влекут за собою сокращение производства, вплоть до закрытия предприятий, что увеличивает армию безработных, а увеличение этой армии, в свою очередь, сокращает спрос на товары и услуги. Лавинообразный характер омертвления хозяйственной деятельности способен захватить в конце концов и монополизированные предприятия: общее падение спроса вынуждает их тоже сокращать производство, увольнять рабочих или сокращать рабочий день, сокращая соответственно и зарплату.

Но монополизированные предприятия находятся в лучших условиях сравнительно с другими, и потому кризис сказывается на них в меньшей степени и в последнюю очередь. Имея постоянные кредиты в больших размерах и на выгодных условиях, они успешнее совершенствуют своё производство и являются передовыми во всех отношениях. А это значит, что они бьют своих конкурентов, особенно в тяжёлые времена, как дешевизною своих товаров, так и высоким их качеством. Кроме того, они имеют куда более надёжных поставщиков и покупателей, входящих в ту же империю крупного капитала, в которую входят сами. И ещё: имея денежные резервы стоящих за ними крупных банков, они могут рисковать без того риска, которому подвергают себя самостоятельные предприятия.

И всё-таки постоянное падение спроса, если это падение не остановить на определённой черте вливанием денежной крови в мертвеющую экономику, чревато — при далеко зашедшем процессе деградации хозяйственной жизни — социальным взрывом, размеры которого предугадать трудно. Использовать кризисы можно, но шутить с ними — как шутить с огнём.

Напрашивается мысль, что объединённый банковский капитал мог бы, не доводя дела до социальных взрывов, использовать искусственные кризисы для постепенной скупки всей промышленности вообще, всего транспорта и всех предприятий торговли, всей земли, рек, озёр, жилых и служебных зданий, научных центров, школ и т.д. с последующим их коммерческим оживлением после покупки. Такая собственность обеспечивала бы полное, в духе Апокалипсиса, порабощение всего человечества, уже не способного ни бунтовать, ни даже громко жаловаться на свою участь. Но почему же банковская мафия этого не делает, располагая всеми возможностями для этого?

Не трудно догадаться, что такое ПРЕЖДЕВРЕМЕННОЕ обнажение истинной природы капитализма перед всем человечеством, ещё недостаточно дезориентированным, разрозненным и развращённым (2), могло бы спровоцировать священную войну ещё здоровой его части против творцов сатанинских планов. И кто знает, чем такая война, ещё небывалая в истории человечества, может закончиться?

А теперь о том, чем опасны кризисы для сильных мира сего, если они сделают их постоянным инструментом своей политики. Кризисные времена остаются в памяти людей какими-то шрамами или даже не заживающими до конца ранами. Они не гармонируют с пропагандистским «имиджем» капитализма как лучшим способом существования на земле. Но этот недостаток не самый главный.

Куда опаснее другое. Частое повторение кризисов могло бы заставить людей присматриваться к ним внимательнее, чем это нужно их организаторам. Внимательнее, чем это бывает при кризисах редких, внезапных и разнообразных по своим формам. Присматриваться — и обнаруживать в них те внутренние черты, о которых речь была выше.

Поэтому и приходится создавать кризисы лишь в ситуациях исключительных (например, после мировых войн, как это было в США, чтобы опорожнить карманы разжиревшего населения, толщина которых порождает у многих иллюзию свободы и позволяет им вести себя безответственно по отношению к сильным мира сего). А в ситуациях обычных, когда население обогащается умеренно, можно и накопления его выдаивать из него тоже умеренно, для чего существуют самые разные способы. Главный из которых — постоянное обесценение денег посредством умышленного их перепроизводства и соответствующего повышения цены на золото.

Искусственное обесценение денег бьёт исключительно по населению и не сказывается на владельцах крупнейших банков, чьи состояния не в бумажных деньгах, а в золоте и в акциях самых доходных и перспективных предприятий, стоимость которых автоматически повышается с каждым удешевлением денег. Происходящая же при этом индексация вкладов, зарплаты и пенсий населения, как правило, запаздывает, она имеет не автоматический, а догоняющий или, точнее, опаздывающий характер, и потому, создавая иллюзию справедливой компенсации, великолепно маскирует суть дела.

А теперь о том, правомерно ли на том основании, что искусственные кризисы возможны, придавать им большое значение в формировании капиталистического хозяйства (3). «Если даже допустить, — могут сказать мне апологеты капитализма и союзники их в данном вопросе, марксисты, — что искусственные кризисы, в принципе, возможны, то из этого ещё не следует, что они играли и играют большую роль в капиталистическом хозяйстве. Можно искусственно вызвать дождь, но разве следует из этого, что обычные дожди перестали лить с неба? Если сравнить экономическую стихию со стихиями природными, то придётся признать, что они имеют родственный характер. Объективные процессы в экономике не просто реальны, они столь могучи, что не могут не определять общего характера развития капитализма».

В этих словах заключена, на мой взгляд, разгадка всей политэкономии от Адама Смита до наших дней. Она в откровенном, как у Маркса, или заувалированном, как у многих других, МАТЕРИАЛИЗМЕ политэкономических учений. «Фактически, — писал о. Сергий Булгаков, — экономический материализм есть господствующая философия политической экономии. Практически экономисты суть марксисты, хотя бы даже ненавидели марксизм» (С.Н. Булгаков «Философия хозяйства», Сочинения в двух томах. М., 1993, т. 1, с. 55).

Для этих учений характерна стилизация экономических явлений под явления природные, то есть затушёвывание их коренного различия. Казалось бы, не надо большого ума, чтобы понять такую простую вещь: любое хозяйство есть творение ру к человеческих, а о природе этого не скажешь. Природа с её стихиями сотворена явно не людьми. Из чего следует, что законы хозяйственные и законы природы принципиально отличны друг от друга. Если последние независимы от человека (что не мешает ему использовать их в своих интересах), то первые зависят от него в громадной степени и потому имеют вторичный или УСЛОВНЫЙ характер. Они зависят от того, какие цели ставит перед собою человек, как он определяет свои потребности, как он относится к другим людям и к самой природе. Т.е., иными словами, экономические законы зависят от религиозных, социально-политических и культурных идей, господствующих в обществе. И с изменением их изменяются сами или просто перестают действовать.

Казалось бы, вот какие зависимости должны изучать политэкономы в первую очередь, чтобы ориентировать правильно всех в столь важной области. А они скрывают эти зависимости и делают всё для того, чтобы запутать людей. Убедить их в том, что направленность хозяйственной жизни имеет, якобы, объективный характер, и потому видеть за этой направленностью какую-то определяющую её злую силу нелепо.

Вот как просто открывается этот «научный» ларчик.

Примечания

Искусственный кризис, в принципе, есть не что иное, как частный случай биржевой игры на повышение и понижение акций, которую крупные банки ведут в самых обычных условиях. Организация экономического кризиса это игра на понижение в гигантских размерах, катастрофических для хозяйства.

А вообще-то игра на бирже это такая игра, которую одни — подавляющее большинство — ведут с завязанными глазами, а другие — организаторы этой игры — с открытыми. Первые полагаются на удачу, на свою интуицию, на крохи какой-то доступной им информации. Вторые попросту организуют эту игру и контролируют её ход. Первые могут выигрывать, но в целом предрешённо проигрывают (как проигрывают соблазнённые поиграть в «напёрсток»). Вторые же не проигрывают никогда, но только выигрывают.

Вот, стало быть, главная причина целенаправленного растления людей, которое осуществляется ныне под знаменем «прав человека». Это подготовка нового «архипелага ГУЛАГа», предназначенного уже для всего человечества.
И не только хозяйства. Политика так тесно связана с экономикой, что использование политических рычагов для достижения экономических целей столь же обычно, как и использование экономических рычагов для достижения политических целей.

Одни только хлебные кризисы чего стоили. Когда хлеба много, но его нет в продаже или он очень дорог. Чтобы возбудить людей, надо лишить их хлеба, а собрать возмущённых и повести за собою, внушив им те или иные идеи, дело уже агитаторов. Искусственный хлебный кризис в Петрограде был использован для организации Февральской революции в России.

Так и с деньгами: их может быть много, но они неизвестно где, а в карманах их нет, в сейфах их нет, они испаряются из оборота. И достать их неоткуда. Как вода во время засухи уходит из почвы, так и деньги из хозяйства.

Искусство организации кризиса это лишь малая часть тайной науки управления, открывать которую управляемым нельзя. Вот потому-то и скармливают им 230 теорий происхождения кризисов. Выбирай любую, у нас полная свобода!.. Кроме единственной, знать о которой не надо.

Мировой экономический кризис 1929–33 годов, охвативший особенно США и Германию, позволил американским банкирам не только выдоить своих соотечественников, разбогатевших в ходе Первой мировой войны и послевоенного восстановительного периода, но и привести к власти в Германии

Гитлера, который был нужен для организации новой мировой войны. А такая война, помимо всего остального, это бизнес высшего класса, это бизнес невероятных размеров.

Март 2002 г.

После написанного

Немецкий экономист Гюнтер Шмелдерс насчитал 230 теорий происхождения экономических кризисов (П. Рапош «Кризисы и современный капитализм», М., 1986, с. 8–15). Некоторые из этих теорий похожи по сути, но различаются в деталях. Так, например, основоположник математической школы в политэкономии Уильям Джевонс доказывал, что кризисы наступают тогда, когда на солнце появляются пятна, а другой учёный, Г.Л. Мур, связывал кризисы с особенностями движения планеты Венера. Разница, думается, небольшая, потому что оба мудреца согласно указывали на небо как на истинную причину того, что совершается на земле. Этим теориям противоречила концепция третьего учёного, Альбера Афтальона, увидевшего причину кризисов в «неравномерном развитии технического прогресса». Была целая школа, представители которой считали причиной кризисов скупость населения. Они называли своё учение «теорией недопотребления». В некотором родстве с нею была другая теория, согласно которой дело не в скупости населения, а в его пессимизме. Эту теорию защищали всемирно известный Д.М. Кейнс и его соотечественник А.С. Лигу. Но их опровергали другие учёные, чьи теории были ничуть не хуже перечисленных. Причину кризисов находили в самых неожиданных местах. То она оказывалась в задолженности капиталистов, то в неравномерном росте населения, то в колебаниях добычи золота на земле. И т.д.

Но больше всего мне понравились те учёные, которые провозгласили принципиальную непознаваемость природы кризисов. Я даже крякнул от удовольствия, когда прочитал о них. Это, подумал я, финал той науки, которая не имеет ничего общего со служанкой богословия. Это финал науки служанки сильных мира сего. Как хорошо, поводив людей за нос туда и сюда, от одной дурацкой теории к другой, показать им затем научный кукиш и дать понюхать его. Хороший большой кукиш.

Март 2002 г.

И ещё одна хорошая цитата из книги А.К. Крыленко «ДЕНЕЖНАЯ ДЕРЖАВА», (М., 2002):

«В 1893 г. «Циркуляр Паники» был направлен во все Национальные Банки Американской Ассоциации Банкиров (связанной с Ротшильдами). Циркуляр начинался словами: «…Вы немедленно должны изъять одну треть из вашего обращения и призвать половину ваших займов»… Паника была организована должным образом» (с. 160).

Март 2004 г.

Большие провокации (марксизм, гитлеризм и «Протоколы сионских мудрецов»)

Можно ли ошельмовать истину, если она ещё не стала достоянием всего общества?

При наличии денежной и политической власти, подразумевающей контроль за средствами массовой информации, можно многое. Белое сделать черным, а черное побелить или позолотить. Способ дискредитации истины прост, хотя требует усилий при его применении. Истину можно сделать нелепой посредством присоединения к ней абсурдов и связывания с ними в одно целое, чтобы все видели её через эти абсурды, которые должны её искажать, как искажает предмет кривое зеркало.

Уже в середине XIX века накопился огромный фактический материал о финансовой и политической власти иудейских банкиров или, точнее, об их монополии в ключевых сферах жизни. «Существует только одна великая держава в Европе — это Ротшильд», — приводит слова одного из наблюдателей того времени В. Зомбарт. В этом же смысле высказывался известный философ Фихте: «Почти на все страны Европы распространяется могущественное, враждебно настроенное государство, состоящее в постоянной войне со всеми другими и во многих из них страшно гнетущее их граждан: это — еврейство» (сборник «Израиль в прошлом, настоящем и будущем», Сергиев Посад, 1915, с.76). Ф.М. Достоевский делал выводы: «Стало быть, — писал он, — недаром же всё-таки царят там (в Европе — ЕШ.) повсеместно евреи на биржах, недаром же они властители кредита и недаром, повторю это, они же властители и всей международной политики, и что будет дальше — конечно, известно и самим евреям: близится их царство, полное их царство!.. верхушка евреев воцаряется над человечеством всё сильнее и твёрже и стремится дать миру свой облик и свою суть» (ПСС, т. 25, Л., 1983, с. 85). И ещё его слова: «Жид. Бисмарки, Биконсфильды, французская республика и Еамбетта и т.д. — всё это, как сила, один только мираж, и чем дальше, тем больше. Господин и им, и всему, и Европе один только жид и его банк. И вот услышим: вдруг он скажет «вето» — и Бисмарк отлетит, как скошенная былинка. Жид и банк господин теперь всему: и Европе, и просвещению, и цивилизации, и социализму. Социализму особенно, ибо он с корнем вырвет христианство…» (там же, т. 27, 1984, с. 59).

Господство иудейского капитала в жизни европейских народов сознавалось наиболее проницательными их представителями, которые развернули в последней трети прошлого века кампанию в печати в защиту национальной независимости. Это движение, получившее название антисемитского, проявилось особенно во Франции и Германии. Оно имело поначалу оборонительный характер. В нём не было ни расизма, ни шовинизма, ни вызывающих оторопь экстравагантных идей. Оно основывалось на ценностях христианских и национальных, то есть понятных народным массам. Оно имело характер нравственный и потому могло завоёвывать на свою сторону всё большее число людей. Чем это грозило завоевателям — понятно. Осознанная народом опасность мобилизует в нём громадные внутренние резервы духа и заставляет перестроиться для самозащиты. Перестроиться на основе здравых идей, отвечающих его нравственному чувству и потому убедительных для всех его представителей. В этом случае народ способен не только освободиться от чужеродной кабалы, но и стать вдохновляющим примером для других народов.

Поэтому было бы естественно, если бы еврейские руководители после некоторой эйфории, связанной с завоеванием столь небывалой власти, стали задумываться о том, как бы усыпить или отравить ложными идеями начавшее пробуждаться в народах национальное сознание. Ведь разум народов это главная их сила, не разрушив которую невозможно над ними господствовать. А для того, чтобы разрушить, следовало найти в нём уязвимые места и воздействовать на них теми или иными способами, которых в арсенале еврейства было вполне достаточно. Если деньги, пресса, театры, политика в руках еврейских князей, если практически вся «элита» народов уже опутана зависимым от еврейства масонством, то почему же не влиять на национальные идеи порабощённых народов в нужном еврейским князьям направлении?

В частности, следовало осуществить несколько ответственных операций, о сути которых никто, кроме непосредственно занятых ими, не должен был догадываться.

Какие же это операции? Ныне, задним числом, догадаться о них можно, если проанализировать последующие события.

Следовало осуществить надежную многослойную маскировку еврейской власти в мире, сделав ее псевдонимной и анонимной.
Следовало развернуть работу по уничтожению в литературе для «гоев» информации о еврейской власти в прошлом и настоящем, чтобы лишить их фактической основы для размышлений в ненужном направлении. И — преследовать возбудителей таких размышлений как, якобы, клеветников и злоумышленников в судебном порядке. Поставить их вместе с их идеями вне закона.
Следовало идейно изуродовать и противопоставить друг другу национально-освободительное и социально-освободительное движения, чтобы окончательно дезориентировать неевреев и сделать их неспособными понимать происходящее в мире. Т.е. сделать их не способными сопротивляться политике еврейских князей.

Что касается первого пункта, то я не буду останавливаться на нём по той причине, что писал ранее о способах маскировки еврейской денежной власти (см. мою статью «О тайной природе капитализма»), А поскольку последующие два пункта содержат в себе три темы (в пункте третьем говорится сразу о национально-освободительном и социально-освободительном движениях), то рассмотрим их по очереди в таком порядке:

Роль марксизма в дезориентации социально-освободительного движения.
b. Роль гитлеризма в дезориентации национально-освободительного движения.
Роль «Протоколов сионских мудрецов» в шельмовании науки о еврействе.

Роль марксизма в дезориентации социально-освободительного движения

Маркс хорошо знал о господстве евреев в Европе и Америке. Об этом свидетельствует написанная им в 1844 году работа «К еврейскому вопросу», от которой он никогда не отрекался и некоторые положения которой впоследствии слегка дополнял.

Вот он сочувственно цитирует в этой работе еврейского философа Бруно Бауэра: «…еврей, который, например, в Вене только терпим, определяет своей денежной властью судьбы всей империи. Еврей, который может быть бесправным в самом мелком из германских государств, решает судьбы Европы» (Маркс, Энгельс. Соч..2-е изд., Т. 1, с. 410). А вот пишет сам: «Мы обнаруживаем в еврействе проявление общего современного антисоциального элемента, доведённого до нынешней своей ступени историческим развитием, в котором евреи приняли, в этом дурном направлении, ревностное участие…». И добавляет: «Эмансипация евреев в её конечном значении есть эмансипация человечества от еврейства» (там же, с. 408).

Несколько позже, возвращаясь к этой теме (в работе «Святое семейство»), он отмечает: «Эмансипация еврея в человека, или человеческая эмансипация от еврейства, выставлена была поэтому не специальной задачей еврея, как это было сделано г-ном Бауэром, а общей практической задачей современного мира, до мозга костей пропитанного ЕВРЕЙСТВОМ» (т. 2, с. 121, 122).

Казалось бы, нельзя лучше отмежеваться от еврейского духа, чем это сделал Маркс. Только так, упразднив всякое подозрение относительно своей причастности к еврейству, можно было стать учителем и вождём всех обездоленных в мире. Только так можно было дать им пример достойного отречения от своих соплеменников ради присоединения к обществу самому справедливому в лице пролетарского Интернационала.

Я где-то читал, что когда депутация евреев пришла к Троцкому в период его власти с напоминанием о том, что он тоже еврей, то он выгнал их со словами, что он не еврей, а большевик. И бедные евреи ушли от него, как говорится, не солоно хлебавши. Если, конечно, не были заранее подготовлены к этой инсценировке. Вот как правильно вёл себя этот талантливый ученик Маркса. А заяви он себя евреем — дал бы повод и русским большевикам почувствовать себя русскими и кое на что посмотреть русскими глазами. Заяви он себя евреем — и другие евреи тоже расстегнули бы свои маскировочные халаты. И тогда львиная часть вины за небывалый в истории погром русского народа пала бы не просто на «большевиков», а на тех, кто их организовал и командовал ими. То есть на их еврейских руководителей. Вот какую неоценимую услугу оказал Троцкий своим соплеменникам, демонстративно выгнав их из своего кабинета. Поэтому не случайно евреи так ценят Троцкого, даже отмежёвываясь от него формально.

Но вернёмся к его учителю, гениальному Карлу Марксу, гениальность которого была сфабрикована средствами массовой дезинформации. Казалось бы, обнаружив высшее проявление антисоциального духа в расчеловечивающей власти денег, Маркс должен был сосредоточиться на раскрытии господствующей роли банков в развитии промышленного капитализма и, следовательно, в «развитии» всего современного мира. Должен был выяснить, почему евреи заняли господствующее положение в христианском мире. И всё ли дело здесь в одних деньгах. И могут ли деньги, сами по себе, давать власть. И не станут ли они, не защищённые сильной организацией их владельцев, притягивать к себе хищников со всех сторон, которые попросту отберут деньги. И что это за организация, стоящая на страже еврейских денег. И не была ли она уже изначально причиной того, что деньги потекли в еврейские руки. И есть ли какая-нибудь связь этой организации и её принципов с принципами Талмуда. И т.д. Всё это очень интересные вопросы, без правдивого ответа на которые невозможно раскрыть подлинную природу еврейской денежной власти и дать действительно научную критику капитализма в целом.

Но удивительно и показательно, что, начав критику капитализма с констатации денежной власти еврейства (а в середине XIX века этот факт был очевиден, потому что всесторонняя маскировка еврейской денежной монополии только начиналась), Маркс сворачивает затем с магистрального пути исследования капитализма на обочину и уводит антикапиталистическую мысль в многотомные дебри второстепенных, если не совершенно пустопорожних, вопросов. Так Иван Сусанин завёл в своё время в лесные дебри доверившихся ему поляков. И как русские люди до сих пор с благодарностью вспоминают имя Сусанина, так и евреи ценят своего Маркса и не ставят ему в вину его махровейший антисемитизм. Они понимают, что в интересах еврейского дела можно стать и антисемитом.

Маркс соединил критику капитализма с самыми что ни на есть антисоциальными идеями, тем самым изуродовав её. А заодно изуродовал и альтернативу капитализму, изобразив её в виде мерцающего впереди миража, наделённого антихристианскими, антинациональными, антигосударственными и даже антисемейными чертами.

Маркс и Энгельс начинили идею социальной справедливости разрушительным содержанием, и эта противоестественная смесь была канонизирована масонизированными вожаками рабочего движения. Точно так же была канонизирована впоследствии в третьем рейхе «Моя борьба» Гитлера.

Антисоциальные идеи, заложенные в основание «альтернативы» капитализму, должны были не только отвращать здоровых людей от социалистической идеи и не только дезориентировать простодушных «коммунистов». Эти порочные идеи обрекали заранее на катастрофу всякую попытку «коммунистов» создать действительно справедливое общество. И по той ещё, в частности, причине, что антисоциальные идеи должны были притягивать в ряды социалистов самых беспочвенных людей, во главе которых неизбежно должны были оказаться самые опытные и языкастые демагоги, связанные общей ненавистью к подлинным человеческим ценностям и их приверженцам. То есть отбросы всех народов и представители того самого народа, который проявил, по словам Маркса, такое ревностное участие в антисоциальном «развитии» человечества.

Поставить таких «социалистов» и «коммунистов» руководить созданием справедливого общества — то же самое, что поставить волков пасти овец.

Вот потому-то и стоит до сих пор на одной из центральных площадей Москвы памятник Карлу Марксу. Крупному антисемиту, который в старости, по свидетельству его дочери, молился о чём-то по-еврейски.

Роль гитлеризма в дезориентации национально -освободительных движений

Нечто подобное марксистской фальсификации социально-освободительного движения, в силу тех же причин, должно было создаваться и в национально-освободительном движении. Здесь тоже праведная идея, ради её уродования, должна была связываться с идеями антинациональными. Чтобы обманутые люди принимали её в таком изуродованном виде или, наоборот, видели в ней одно лишь уродство и не понимали связанной с ним праведной идеи.

Если в области социальной оказалось возможным под видом самых радикальных противников капитализма утверждать тех, кто на самом деле служил господствующему капиталу, то почему же нельзя было этого сделать в области национальной? Тут была, конечно, своя специфика, но и только. Способы же внушения и рекламы нужных идей, способы использования «втёмную» нужных людей, способы финансирования и всякой иной закулисной поддержки этих нужных людей те же самые или похожие.

Как в области социальной материальная нищета обездоленных подкашивала их интеллектуальные и организаторские возможности и ставила их в зависимость от куда более развитых в этом отношении власть имущих, так и в области национальной сказывались те же, в принципе, обстоятельства. Водить за нос националистов было, вероятно, труднее, чем обокраденных полностью пролетариев, но, тем не менее, такое вождение, как показал ход истории, оказалось возможным.

Тут сказывалась не только материальная зависимость неевреев от еврейского капитала и не только их нищета в области мысли национальной, которая у евреев была развита несравнимо больше. Не меньшую роль играло то обстоятельство, что практически вся верхушка европейских народов находилась в то время уже в идейных и организационных сетях масонства.

Что касается положения в немецких народах, ставших жертвами гитлеризма, то его знаменует тот факт, что император Вильгельм 2-й был первым монархом, начиная с Фридриха 2-го, который не вступил в масонскую ложу. Хотя находился тоже, как и его предшественники, в окружении масонов и под их влиянием. Но и после революции, упразднившей германскую монархию, позиции масонства в немецких государствах не ослабли. В.М. Острецов, сумевший познакомиться с хранящимися в Москве масонскими архивами Германии и Австрии, писал так: «членами ордена были высшие правительственные чины Германии 20-х годов, включая и самого рейхспрезидента Гинденбурга…» («Секреты особых хранилищ». Журнал «Слово» за 1995 г., № 1–2, с. 35).

И еще две выдержки из этой статьи: «В Германии и Австрии, по существу, не было ни одного средней величины города, в котором не было бы хоть двух-трех масонских лож. Списки их членов говорят о том, что практически все ученые, чиновники, лица свободных профессий входили в этих странах в орден «вольных каменщиков». Ни один человек не смог бы войти в эти круги и сделать карьеру, если бы не был принят в ложу, не стал бы «своим»… Особо обращает на себя внимание «плотность» масонских лож в Австрии вообще и в Вене в частности. Особенно это интересно в связи с историей жизни Адольфа Гитлера. Вена в начале века, именно в годы становления политических взглядов будущего «вождя рабочего класса Германии и всего немецкого народа», была прямо-таки нафарширована масонскими ложами. Ни один представитель свободной профессии в то время не мог миновать влияния этих лож. Их было столько же, сколько в нашей стране в недавнее время парткомов…Гитлер между тем пишет о засилье евреев в Вене, но как будто не упоминает о ложах».

Это последнее утверждение следует уточнить. Как относился к масонству Гитлер? Так же, как Маркс к еврейству. Чтобы стать вождем немецких националистов, Гитлер был обязан демонстративно отмежеваться от масонства и демонстративно преследовать масонов. Что он и делал.

«О масштабах репрессий, — пишет Л. Замойский, — можно судить по официальным данным масонов ФРГ, опубликованным западногерманским автором Холторфом.

Из 80 тысяч германских масонов в период с 1933 по 1945 г. пострадали 4800, то есть 6 процентов. Стоит привести список, уточняющий, в чём состояли репрессии. Вот как даёт его Холторф: «1750 умерли естественной смертью (?!). 62 убиты. 238 изгнаны из страны. 133 пропали без вести. 254 потерпели материальные убытки. 377 лишились мест работы. 285 были вынуждены сменить профессии. 53 попали в концлагеря» («За фасадом масонского храма». М., 1990, с. 199).

Каким образом пострадали другие репрессированные масоны, остаётся неясным. Но вот данные по Франции, подтверждающие символический характер репрессий: «Известно, как, оккупировав в 1940 г. Францию, гитлеровцы рьяно стали регистрировать тех, кто был связан с масонством. Они поставили под контроль 170 тысяч французских граждан. Им помогало вишистское правительство Петэна. 13 августа 1940 г. оно объявило масонство распущенным, 6 тысяч человек было допрошено, около тысячи — вывезено в концлагеря. Из них умерло и было расстреляно, по данным французских историков, 540 человек (Замойский, там же, с. 200).

Как видим, Гитлер жалел не только немецких масонов, но и французских. А о причинах такой жалости историки не задумываются. Почему, замахиваясь на масонов (евреев с их мифом о 6 миллионах погибших в гитлеровских лагерях оставим пока в покое), он бил главным образом по русскому народу, который не имел никакого отношения к масонству, разве что был его жертвой?

В кабинете Гитлера висел, как известно, портрет масона-антисемита Генри Форда (степень мастера в ложе «Палестина» и членство в ложе «Сион» — см. указанную выше книгу Л. Замойского, с.197), который подпитывал Гитлера не только расистскими идеями, но и материально. Эта идейная подпитка, конечно, такая малость, о которой не следовало бы и вспоминать, если б она не сочеталась с другими такими же «пустяками» и не объясняла удивительную мягкость Гитлера по отношению к масонам. При всех его демонстративных громах и молниях по их адресу.

Но что же плохого в том, что некоторые масоны, оставаясь масонами и даже членами лож с такими красноречивыми названиями, как «Палестина» и «Сион», выходят из-под контроля своей организации и начинают выступать против евреев с расовых позиций? Правда, в масонском антисемитизме удар наносится не по еврейской религии, являющейся действительной причиной еврейского расизма и еврейского паразитизма, а по еврейской крови, чем упраздняется нравственная ответственность евреев за их пороки. Придать антисемитизму скрытно абсурдный характер, чтобы затем выявить его и осудить, — кому это, спрашивается, было нужно? Бить волка не за то, что он съел овцу, а за то, что он серого цвета. Вот это и есть расизм, который тут же оборачивается антихристианством и взрывает в нации нравственное начало вместе со здравым смыслом. Вот причина теперешней деградации немецкого народа. И стоит ли теперь задумываться о том, действительно ли выходил Генри Форд из-под масонского контроля, когда стал выступать против евреев с расовых позиций и поддержал Гитлера? Или он выполнял очень ответственное задание?

Громаднейшие финансовые вливания в дело Гитлера, начиная с финансирования «Общества Туле», это такая деликатная тема, которой исследователи предпочитают либо вообще не касаться, либо касаются вскользь. Иногда пишут о том, что все концы в этом деле спрятаны в воду. А иногда будто Гитлера финансировали лишь «арийские» промышленники. Но от кого эти промышленники зависели? Задавать этот вопрос не полагается. Задавать его — значит расписываться в своём антисемитизме. Со всеми вытекающими отсюда последствиями для научной карьеры.

А что расходы у Гитлера были большие, это факт. Вот как описывает немецкий историк И. Фест одну из гитлеровских демонстраций в 1931 году, то есть ещё до прихода Гитлера к власти: «Туда (в Брауншвейг) специальными поездами прибыло свыше 100 тысяч штурмовиков. Во время парада, продолжавшегося шесть часов, над полем кружили самолёты, тянувшие за собой гигантские флаги со свастикой» («Адольф Гитлер», т. 2. Пермь, 1993, с.156). По словам Феста, «если считать реальной сумму около 6 миллионов, полученную (Гитлером) за период между 1930 годом и 30 января 1933 года, то никто даже за сумму вдвое большую не сумел бы финансировать партийную организацию с почти 10 тысячами местных групп и разветвлённым руководящим аппаратом, с почти полумиллионной частной армией и двенадцатью щедро оплаченными предвыборными кампаниями 1932 года» (там же, с. 160).

Но, конечно, дело не только в этом. Финансирование полумиллионной частной армии едва ли было возможно за счет немощных в условиях великого экономического кризиса немецких промышленников. Да и сам факт существования ЧАСТНОЙ армии, количественно превосходившей государственную армию в несколько раз, необъясним без допущения, что такой абсурд был нужен не только Гитлеру. И что куда более высокие инстанции, спокойно наблюдавшие с международных небес за ситуацией в Германии, в этом абсурде нуждались тоже. Они же, по-видимому, и оплачивали счета через подконтрольных им немецких промышленников и таких крупных банкиров-масонов, как Яльмар Шахт.

О Форде и Шахте. Когда у нас пишут о том, что еврейский банкир Шифф финансировал революцию в России, то забывают добавить и разъяснить, что этот Шифф был, несомненно, уполномочен на это дело всем банкирским кагалом. И употреблял на революцию не только свои денежки, но общие деньги кагала. Что были у него, несомненно, помощники из банкиров в других странах. Что официальные данные не отражают действительных размеров помощи. Но то же самое можно с уверенностью сказать и о Форде с Шахтом.

Выше помянуто было так называемое «общество Туле», которое вывело Гитлера на политическую орбиту и создало идейную и кадровую закваску для всего гитлеризма. Если верить писавшим об этом обществе, то это была антисемитская организация, созданная по масонскому типу антихристианамиоккультистами. Вопрос о том, была ли она создана самими масонами или их противниками, насколько я знаю, не обсуждается. При всей его важности. Обычно делается вид, что будто бы эта организация была создана противниками масонов, хотя единственный довод в пользу этого — чисто символические «преследования» гитлеровцами масонов. С таким же успехом можно утверждать, что еврейские большевики в России не имели ничего общего с мировым еврейством и даже покушались реально на его власть. Они ведь тоже демонстративно запретили свой сионизм, как и гитлеровцы — масонство. Но если судить не по внешности, а по тому, в чьих интересах действовали евреи-большевики и антихристиане-оккультисты, то придется сказать, что связь их с мировым еврейством и мировым масонством вне всякого сомнения.

«Общество Туле» уже в ноябре 1918 года насчитывало в Баварии 1500 человек, а затем выросло до 15 тысяч. В это число входили самые влиятельные люди Баварии, а невлиятельных в нем, похоже, не было. Кому они нужны? Разве что для маскировки. Пропуская таких через соответствующие фильтры и продолжая держать их на поводке (а непослушных выбрасывая вон), можно было использовать их так, как использовались русские рабочие в социал-демократических партиях России. Для маскировки антирусской политики этих партий.

Кто же организовал это «Общество Туле»?.. Таинственный человек по имени Зебботендорф (другая фамилия Глауэр). Доктор истории Оксфордского университета Николас Гудрик-Кларк пишет, что Зебботендорф был близок с греческим евреем-масоном Термуди, который ввёл его в ложу Ритуал Мемфиса. Покровительствовал Зебботендорфу и турецкий суфий, то есть восточный масон, Гусейн Паша. О других масонских связях Гудрик-Кларк не рассказывает. Откуда взялись деньги и связи у Зебботендорфа для организации столь дорогостоящего и влиятельного общества, как «Туле», тоже не сообщает. Его лишь удивляет, как мог сторонник вестернизации Турции (в которой Зебботендорф провел многие годы) организовать столь отличное от традиционных идеалов масонства общество (Н. Гудрик-Кларк «Оккультные корни нацизма», изд. «Евразия», СПб, 1993, с. 155).

«Успех сопутствовал развитию «Общества Туле», — пишет другой автор. — В августе 1918 г. оно в присутствии обоих председателей «Германского ордена» получило статус масонской ложи, «мастером» которой стал Зебботендорф» (Р. Опитц «Фашизм и неофашизм». М., 1988, с. 59).

Но разве Зебботендорф был единственным, кто пестовал Гитлера и гитлеризм? Приятель и единомышленник Зебботендорфа — Дитрих Эккарт писал: «Следуйте за Гитлером! Он будет танцевать, но это я, кто нашёл для него музыку. Мы снабдили его средствами связи с Ними», то есть с таинственными сверхчеловеками, оставшимися за кулисами. После Эккарта Гитлера доделывал Гаусгофер — «маг», связанный с английским масонством. Этот «геополитик» начинил мысль Гитлера агрессией против славян. Уроки ораторского искусства и психологии масс давал Гитлеру гипнотизер Хануссен (настоящее имя — Гершель Штейншнейдер), искусно сочетавший свое полуеврейское происхождение (и не только происхождение, — он сочетался браком в чехословацкой синагоге) с членством в гитлеровской партии. Да и сама партия выросла из «политического рабочего кружка», созданного «Обществом Туле» и действовавшего в качестве его отдела. Свастику в качестве эмблемы движения предложил член «общества Туле» масон Фридрих Крон. Манеру вытягивать руку в древнеримском приветствии Гитлер мог позаимствовать у итальянских фашистов, но В.А. Пруссаков утверждает, что задолго до них точно так же приветствовали друг друга члены масонского братства «Золотая Заря» (Пруссаков В.А. «Оккультный мессия и его рейх», М.,1992, с. 24). К сказанному можно добавить, что президент Германии масон Гинденбург не только призвал Гитлера к власти (хотя мог этого не делать), но и покрывал затем гитлеровские беззакония своим авторитетом. Но мы знаем, конечно, лишь малую часть из того, что можно было бы назвать масонскими корнями неоязычества и гитлеризма.

«Материал для своих «арийских теорий», — пишет Л. Замойский, — «Туле» черпало у законодателей масонства того времени — англичан. Именно английские масоны «обосновали» примат «арийцев» над другими народами. Особенно большой вклад внесли в разработку этой, с позволения сказать, теории «сатанинские» течения британского масонства, вроде ложи «Золотой Рассвет». Ее основатель — некто Кроули даже переехал в Берлин, чтобы работать в содружестве с нацистами… Еще раньше перекочевал в Германию Х.С. Чемберлен — родственник будущего «мюнхенца» Невиля Чемберлена. В своей книге «Основы XIX века» он ратовал за выведение высшей расы в лице «великих германцев».

Об истинных инспираторах гитлеризма имеется прозрачный намек в книге Повеля и Бержье «Утро магов», в той её части, где говорится о зле, которое не обнаруживает себя в материальных преступлениях, но лишь провоцирует их или, как выразился Дитрих Эккарт, находит для них музыку. Но, разумеется, всякая иная помощь в осуществлении провокаций тоже необходима.

Какие же антинациональные идеи следовало подмешивать в национальные идеологии с целью их извращения и компрометации? В основном их три: антихристианство, расизм и шовинизм. Все они взаимосвязаны, выражены в наибольшей степени в талмудическом иудаизме, но, вместе с тем, искусно спрятаны в нем от посторонних глаз и даже, до известной степени, от большинства самих евреев. Приражение этих идей к национальным идеологиям других народов и открытая манифестация их очень выгодны еврейской верхушке: то и другое сбивает с толку людей и помогает ей в её политических спекуляциях. Если бы волки сумели замаскироваться под овец и сторожевых собак, а какую-то часть глупых собак убедили выглядеть волками и подражать им, то в чьих интересах был бы такой маскарад?.. Вот то-то и оно. Усваивать еврейское высокомерие по отношению к другим народам и расам, усваивать еврейское стремление господствовать над ними, усваивать еврейскую ненависть к христианству, — что может быть бездарнее и дальше от истинной любви к своему народу? Но подражателям евреев нет дела до здравого смысла и подлинных интересов своих народов.

А теперь рассмотрим эти антинациональные идеи чуть подробнее.

Поскольку религия является главной частью всякой национальной идеологии, то, с целью раскола христианских народов и помрачения их сознания, как раз и следовало оклеветать традиционную их религию. То есть религию христианскую, на основе которой складывались европейские народы из враждовавших дотоле языческих племён.

Оклеветать её было легко по той причине, что христианство к тому времени обнаружило своё бессилие в социальном вопросе (а национальный вопрос органически связан с ним), и этот исторический кризис христианства было не трудно изобразить не как болезнь роста, а как самую суть христианства, от которого и следовало отказаться. Располагая возможностью влиять на жизнь Церкви (если не явно, то скрытно), враги христианства могли и, по логике вещей, должны были способствовать тому, чтобы Церковь сползла в этот кризис своей социальной мысли и застряла в нём навсегда. Обессолить христианство — вот что им нужно. Превратить его в благостную пустышку, чтобы затем спекулировать на этом обстоятельстве. В частности, космополитизировать христианство, чтобы затем перечеркнуть его именно по этой причине и заменить заново изобретённой религиозной химерой, стилизованной под подлинную национальную религию.

Сказанное объясняет, почему масонство с середины девятнадцатого века (если не ранее) стало возрождать неоязыческую идеологию и осуществлять соответствующую кадровую подготовку. Культивировать идеологов, всё более откровенно вещавших, что истинная религия должна быть племенной или расовой по своему происхождению. Что она должна нести в себе свойства народа и служить его интересам. А почему?

Объяснение следовало давать на том же уровне, на каком Маркс и его последователи внедряли свои идеи в головы пролетариев. Гитлер говорил: «Я многому научился у марксистов. И я признаю это без колебаний. Но я не учился их занудному обществоведению… Я учился их методам» (Г. Раушнинг «Говорит Гитлер. Зверь из бездны». М., 1993, с. 8).

Лишь уяснив марксистские методы вбивания идей в головы людей, можно оценить аналогичные методы в гитлеризме. Разглядеть один почерк, которым чертились разные по внешности идеологии. Сравним тон, каким Маркс провозглашал свои истины и поносил оппонентов, с тоном Гитлера. При всех смысловых и стилевых различиях тут не случайное сходство. Тут чувствуется продуманная манера навязывания своих идей. Здесь не столько объяснение, сколько декретирование и диффамация несогласных и сомневающихся. «Приказываю считать истиной то-то и то-то», — вот что стоит за этим тоном. И как непременное условие этого интеллектуального террора — культ личности Гитлера, культ личности Маркса. Культ не просто вождя, но вождя-пророка, не соглашаться с которым неслыханное преступление. Как можно?!.. Это же величайший ученый, равного которому не было в мировой истории. Это спаситель нации. Нет, это спаситель всего человечества. Без культа вождя — как загонять людей в идейные концлагеря, эти зародыши концлагерей материальных?.. Вождю не пристало спорить со всяким человекообразным бараном. Харизматический вождь должен парить над человеческими стадами. Подавлять их своим величием. Харизматический вождь невозможен без больших денег и большой закулисной работы. Ему нужны невежество и бессилие народных масс, их готовность расстаться со своим скудоумием, усвоить идеи вождя и пойти за ним, куда бы он их ни повёл.

А теперь отвлечемся от политического аспекта вопроса и посмотрим на требование национализировать религию с чисто религиозной точки зрения. Разве это не требование национализировать самого Бога? То есть, по существу, убить Его. Именно это и сделали иудеи в своем Талмуде, а до него в своём так называемом «устном предании», за что и были названы Господом нашим Иисусом Христом «сынами дьявола» (Евангелие от Иоанна, 8, 44).

Национализировать религию — значит заложить в национальную идеологию абсурд. Требование национальной по своему происхождению религии подразумевает необходимость многобожия (каждому народу по своему божку), а многобожие — это безбожие. Бог один, а потому требование национальной по своему происхождению религии безбожно. Национализировать можно хозяйство, политическую и культурную жизнь народа, но национализировать Бога нельзя. Изводить Бога из своего народа — то же самое, что изводить дух из материи. Это тот же воинствующий атеизм, что и у Маркса, только облаченный в маскировочную, в соответствии с национальной настроенностью аудитории, оболочку. И знаменательно, что в обоих случаях этот воинствующий атеизм метит вроде бы по преимуществу в иудейство, но бьёт почти исключительно по христианству. Как и в случае с декоративным антимасонством Гитлера.

Масонство, будучи инструментом иудейской политики, всегда выступало против христианства, в особенности против Православия. И возрожденное масонами язычество — лишь одна из форм этой борьбы с Богом. Требование национальной по своему происхождению религии — это лукавая уловка для того, чтобы ошельмовать и поставить вне закона главного противника талмудистов — Иисуса Христа.

А теперь о другой отраве, которую подмешивали гитлеровцы в национальную идеологию.

Подобно тому, как Маркс сделал материю источником духа (чтобы, по аналогии, сделать способ хозяйствования источником человеческих идеалов и дискредитировать тем самым существующие национально-религиозные идеалы), следовало и в национальной идеологии извратить соотношение духа и крови. Запрячь телегу впереди лошади. Сделать кровь источником духа. Кровь первична, а дух вторичен, — вот в кратком изложении формула расизма, усвоенная и провозглашённая во весь голос Гитлером.

Кровь человека, то есть его происхождение, действительно важная вещь, не считаться с которой то же самое, что не считаться с телесной организацией человека или не считаться с экономическим фактором в жизни общества. Вот на этом-то обстоятельстве и можно спекулировать не хуже, чем это делал Маркс, спекулировавший на важности материальной стороны жизни.

Происхождение человека свидетельствует, за редчайшими исключениями, о его воспитании, то есть о формировании его младенческих и юношеских ориентиров, которые остаются в памяти даже тогда, когда изменяются со временем в корне. И, независимо от сознания, продолжают влиять в какой-то степени на человека. Происхождение свидетельствует о родственных связях, имеющих почти всегда огромное значение, особенно у народов сильных, то есть хранящих своё родовое и национальное единство. Да и сам расовый тип, получаемый по наследству, влияет в какой-то степени на самосознание человека. Как влияют на человека его одежды, его социальное положение и т.д. Обратное воздействие телесной природы на духовную природу человека несомненно, поэтому кровь своего народа следует ценить и беречь как носителя присущих ему духовных качеств. Но не делать при этом из неё идола. Главная формирующая сила нации зависит от её духа, а не от её плоти. Не телега везет лошадь, а лошадь везёт телегу. Хотя лошадь зависит, конечно, от её тяжести и от её устройства.

Поэтому и судить о национальной принадлежности человека лишь по его крови нелепо. Если бы эта принадлежность определялась только происхождением, то как были бы возможны национальные предательства? Как были бы возможны решительные несогласия со своим народом, когда он погрязал в заблуждениях и преступлениях? А таких обличений своего народа, начиная с еврейских пророков, множество. Если бы национальная принадлежность определялась только происхождением, то она не отличалась бы по своему характеру от принадлежности, например, волков к волчьему роду или кабанов к кабаньему. Но такой жесткой зависимости человека от своего народа нет. Бог дал человеку, в отличие от зверей, свободу и разум, чтобы искать добро, отличая его от зла. И формируя тем самым не только себя, но и характер своего народа.

Если такая свобода есть в человеке, то, значит, есть она и в народе. И проявляется в согласии или в борьбе с инерцией его происхождения. Поэтому всякий человек, как и всякий народ, заключает в себе разные возможности. Настаивать на фатализме крови — значит отрицать эту свободу и, вместе с нею, богообразную природу человека. Низводить человека до животного.

Принадлежность к нации определяется не одним фактором, а многими. И, прежде всего, главной любовью человека, а потому и главной его болью. Кто за кого болеет, тот тому и принадлежит.

Если кровь имеет решающее значение, то как быть с полукровками, квартеронами и т.д.? Пришлось бы считать их принадлежащими к двум или даже более народам. Но к нации, как и к семье, нельзя принадлежать наполовину. Частичная принадлежность к нации есть абсурд. Принадлежать к двум или более народам это то же самое, что быть наполовину большевиком, на четверть христианином, а в остальном скептиком или буддистом. Материалистический культ крови заводит в тупик. На основе этого культа невозможно возрождение народов. Поэтому талмудисты и заинтересованы в подбрасывании этой ложной идеи в чужие национальные идеологии.

А теперь о том, почему следовало подмешивать в национальные идеологии третью антинациональную идею — шовинизм, т.е. идею такого превосходства своего народа, которое оправдывало бы агрессию против других народов, их притеснение и эксплуатацию. Француз Шовэн, по имени которого была названа такая настроенность, был только слабым отголоском подлинных шовинистов, заявивших в своем Талмуде претензию на господство над всеми народами Земли и даже приравнявших всех неевреев к животным.

Если национализм — это любовь к своему народу и стремление служить ему в Боге, то есть во всякой правде, то шовинизм есть отрицание всякой правды в отношениях между народами. Шовинизм не есть высшая степень национализма, как клевещут враги народов, но изначальное и коренное его извращение, его подмена, то есть его отрицание. Хотя в советское время эти термины были спаяны даже в законодательстве. Но и в так называемых демократических странах эта спайка, по существу, сохраняется.

В национализме — признание достоинства всех народов, созданных Богом, а в шовинизме отрицание их достоинства и доведение чуждости своего народа от всех прочих до почти талмудических размеров. Когда теряется мера вещей, то есть Бог, то доводятся до абсурда как чуждость народов, так и их родство. Поэтому шовинизм и космополитизм — это родственные явления, несмотря на их внешнюю противоположность. Это как правая и левая руки дьявола, делающие одно и то же дело. Обе эти силы расчеловечивают человечество. Стремление шовинистов унизить инородцев и использовать их в своих эгоистических интересах, даже истребить их ради овладения их землею, есть фактически то же самое, что обезличить их лица и души, к чему стремятся по неразумию или по злому умыслу космополиты. В ШОВИНИЗМЕ ТИПИЧНО ТАЛМУДИЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ЧУЖИМ НАРОДАМ, А КОСМОПОЛИТИЗМ ЭТО ЛИШЬ ИНСТРУМЕНТ ДЛЯ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ПОЛИТИКИ ТАЛМУДИСТОВ.

Истинный национализм невозможен без истинного Христианства, каковым является Православие. В национализме главное — забота о своем народе и работа на него, что и естественно. Но это главное должно быть религиозно осмысленно, то есть всегда сопряжено с христианским идеалом — свободой и братством всех народов во Христе.

Шовинизм отрицает этот христианский идеал и провоцирует войны между народами, которые их обессиливают и делают неспособными сопротивляться главным претендентам на мировое господство — евреям Талмуда. Кроме того, шовинистические всплески в народах, защищающихся от порабощения, работают не на эти угнетённые народы, а на их врагов, потому что дают им материал для спекуляций, для стилизации национально-освободительных движений под движения человеконенавистнические. Скажут: враги всё равно будут клеветать и всё равно найдут предлоги для клеветы. Вот и пусть ищут. Но зачем же им помогать в этом деле?

Какими же победами может похвастаться гитлеризм? Кому он оказался, в конечном итоге, выгодным?

Замахиваясь на евреев и масонов, Гитлер нанес главный удар по русскому народу, то есть по белорусам, украинцам и великороссам, существенно обескровив при этом и другие народы, главным образом, славянские. Гитлер значительно обескровил и самих немцев. Выиграла от развязанной Гитлером войны в демографическом и экономическом отношении Америка, то есть главная база мирового еврейства. Европа попала в ещё большую финансовую зависимость от США, чем после Первой мировой войны.
Но главное, может быть, даже не в этом. А в том, что Гитлером был создан великолепный предлог для шельмования еврейскими шовинистами и их сателлитами национальных движений всех народов (кроме, естественно, еврейского). Шельмования на том основании, что в этих движениях есть или могут оказаться черты, родственные «фашистским». Такие, например, как обнаружение господства евреев в их жизни. Или разоблачение подлинной природы так называемых «демократических» режимов. Или неприятие гомосексуалистов, неприятие порнографии. После Гитлера стало легко стилизовать самые благонамеренные усилия по возрождению национального сознания и национальных норм жизни под повторение преступной «фашистской» идеологии и практики. И ставить эти усилия вне закона. Вот для чего понадобилась гитлеровская карикатура на естественное для всякого народа желание быть хозяином в собственном доме. Чтобы спаять это желание с самыми уродливыми идеями и самыми чудовищными преступлениями, а затем, используя зависимые от еврейства средства массовой информации и государственные органы, шельмовать это желание. Ради этого и финансировали международные банкиры Гитлера. И эти деньги не выбрасывались на ветер, нет! Они уже принесли им такие сказочные доходы, которые не подсчитать ни на каком компьютере. Вот что такое коммерция высокого класса.
Но мало того. Благодаря Гитлеру сионизм, уныло буксовавший в догитлеровский период, приобрёл, наконец, второе дыхание. Об этом сионисты не любят говорить публично, что и понятно. Хотя, возможно, поставят когда-нибудь в Иерусалиме памятник Гитлеру.

Роль «протоколов сионских мудрецов» в шельмовании науки о еврействе

Обычно спорят о том, фальшивы или подлинны эти «Протоколы», подразумевая при этом, что если они фальшивы, то изготовить фальшивку могли только противники сионизма. И никому не приходит в голову, что фальшивку могли состряпать сами сионисты.

Чтобы пояснить, зачем она могла им понадобиться, напомню историю провокации журналиста Лео Таксиля (1854 1907, настоящее имя Габриэль-Антуан Жоган-Пажес).

Как известно, во Франции последней трети XIX века шла ожесточенная война между католиками и масонами, в которой Таксиль принимал активное участие. Он умел доводить католиков до белого каления своими богохульствами, а в книге «Любовные приключения папы Пия Девятого» позабавил читателей множеством пикантных эпизодов, оказавшихся, как потом выяснилось, чистейшими выдумками. И вот, прославившись в таком качестве, он вдруг как-то красноречиво замолчал. А затем, после паузы, в одной из газет появилась статья, в которой он признавался, что в споре с католиками был кругом не прав. Потому что был масоном слишком низкого посвящения. Когда же проник в подлинные глубины масонства, то убедился полностью в сатанинском характере этой организации.

Прочитав такое, католики не поверили своим глазам. Неужели благодать способна сойти на столь отъявленного мерзавца? Чтобы проверить, послали к нему своих сердцеведов. И Таксиль скорбно, смиренно и без колебаний подтвердил перед ними правду своих слов и глубину происшедшей в нем перемены. Добавив, что антимасонские авторы не знают всей меры беззаконий масонов. А он её знает и будет свидетельствовать перед обществом. После чего из-под его пера полились на страницы католических газет потоки таких разоблачений масонства, что католики открывали от изумления рты, а затем, улыбаясь, потирали свои руки. Это была их полная победа. Масоны же смущённо помалкивали.

В течение двенадцати лет (1885–1897) Таксиль постоянно выпускал свои сочинения, которые издавались на разных языках и пользовались большим успехом. Он приступил даже к изданию иллюстрированного журнала с прекрасным названием «Дьявол в XIX веке». Папа Римский Лев XIII «непогрешимый» снял с него наложенное ранее проклятие. Он давал ему аудиенции и благословлял его труды. На международном антимасонском конгрессе в Тренто Таксиль был встречен овацией.

Однако, позволив католикам насытиться их торжеством, Таксиль приступил к заключительной части своей операции. На созванной им пресс-конференции, на которую он пригласил также и своих католических друзей, он напомнил, что в своих ранних статьях писал о том, что католики очень легковерный народ и что они верят нередко всяким шарлатанам. Чтобы доказать это, он притворился антимасоном и долгое время морочил им головы своими выдумками, а они принимали эти выдумки за чистую монету и даже убеждали других, ссылаясь на него.

Католики, слушая это, краснели и бледнели, но затем, оправившись, стали утверждать, будто Таксиль не водил их за нос, а писал, разоблачая масонство, чистую правду. И лишь затем, напуганный масонами, от нее отрёкся… А что им оставалось говорить ещё? Не признавать же себя круглыми дураками. Но общий итог был, конечно, не в их пользу. Были скомпрометированы не только свежие данные о масонстве, доставленные Таксилем, но и прежние материалы, которыми они пользовались раньше.

Легковерие католиков, воспитанных на доведённом до абсурда вождизме их папы (Гитлер, как известно, восхищался папизмом, а католический догмат о папской непогрешимости воспроизвёл в культе непогрешимого фюрера), понятно. Но в этой истории полезно обратить внимание на согласованность действий Таксиля с поведением масонской прессы, которая всё это время подыгрывала ему, изображая смущение и неспособность что-либо возразить ему. Из чего следует, что операция эта была не личной затеей масонского журналиста, но делом продуманным и санкционированным на высоком уровне.

Масонство, естественно, заинтересовано в дискредитации антимасонской идеологии и, следовательно, должно вести в этом направлении серьёзную работу, частью которой была, очевидно, операция Таксиля. Но скрыть от непосвящённых свою заинтересованность в этом деле (как и свои методы) масонам, конечно, важно. Поэтому, устраивая для профанной публики политические спектакли, следовало заботиться о том, чтобы она принимала их за нечто стихийное и верила, что нет в этих спектаклях ни сценаристов, ни режиссёров, ни осветителей и т.д.

В работе такого рода масонство, конечно, не могло ограничиться акцией Таксиля — эффектной, но явно недостаточной по своим результатам. К тому же в ней был очень существенный недостаток: в ней хорошо просматривался явный умысел её организаторов. Вот почему в дальнейшем афишировать эту акцию не стоило. Это была, надо полагать, лишь пристрелка.

Следующая операция подобного рода должна была быть не только более масштабной по своим результатам, но и значительно отличаться от предыдущей по своей внешности. Иначе, заметив повторение, профаны могли догадаться о тенденции и кое о чём задуматься. Разнообразие же сюжетов и способов их подачи должно развлекать публику и помогать ей усваивать с доверием содержание необъявленных спектаклей.

Необходимость новой грандиозной провокации диктовалась следующим обстоятельством. К середине XIX века накопился вполне достаточный фактический материал для выяснения роли еврейства в жизни европейских народов (только в библиотеке немецкого библиографа И.К. Вольфа, жившего в начале XVIII века, было более тысячи произведений под рубрикой «Антиеврейские сочинения»), А когда в какой-либо области знаний накапливается фактический материал, то вслед за этим возникает та или иная теория, его осмысливающая. То есть возникает «наука», опирающаяся на здравую логику и на проверенные и уточняемые данные.

Для талмудического иудейства оказаться предметом такого научного интереса было бы так же опасно, как бомбардировщику над вражеской территорией оказаться в пучке лучей прожекторов. Добросовестное изучение еврейства и масонства для талмудистов и масонов абсолютно неприемлемо. Вот почему с середины XIX века для них стало вопросом жизни и смерти успеть выскользнуть из лучей нарождавшихся еврееведения и масоноведения. Для них стало вопросом жизни и смерти найти предлог для того, чтобы объявить эти науки лженауками. И в качестве таковых поставить их вне закона. А поскольку найти такой предлог было нельзя, то его следовало создать искусственно.

В деле такого рода, насколько можно о нём догадаться, должны были быть следующие этапы.

Следовало создать хлёсткое литературное произведение, разоблачающее роль еврейства в жизни народов, в котором не было бы ни слова о действительных текущих задачах его главарей, но было бы собрано многое из уже известной антиеврейской и антимасонской литературы и преподнесено в сжатом виде. Собрано, чтобы в дальнейшем мистифицировать этот материал, придав ему характер навета на еврейство. В этом сочинении следовало оторвать негативные суждения о еврействе от авторитетных имён их авторов (таких, например, как святые отцы Церкви, Достоевский, Гердер, римские папы, Лютер, Маркс, Вольтер, Фихте, Державин и т.д., этот ряд можно продолжить на несколько страниц), сделать эти суждения анонимными и даже недостоверными в силу сомнительного происхождения этого литературного документа.
Кроме того, некоторые идеи в этом сочинении следовало осторожно окарикатурить, чтобы карикатурность их была не очень заметной для верхоглядов и невежд. Не очень заметной на фоне смачности и аппетитности большинства других текстов. Пусть эти верхогляды завоют от восторга и проглотят наживку вместе с утопленным в неё крючком, а потом попробуют от него избавиться.
Далее. В это произведение, для доказательства его поддельности, следовало включить чужеродные тексты, чужеродность которых было бы невозможно распознать до времени, а после их разоблачения трудно было бы объяснить иначе, как работой фальсификатора. Чтобы эти вставки не были обнаружены раньше времени, следовало уничтожить практически весь тираж той книги, из которой они должны быть извлечены. Что, как известно, и было сделано: книга М. Жоли «Диалог в аду», из который были извлечены вставки, была отпечатана в Бельгии, а затем, при доставке во Францию, конфискована на границе. Но несколько экземпляров было при этом сохранено в надежных руках для последующего доказательства плагиата.
После чего следовало подбросить изготовленный документ своим противникам, чтобы они, пренебрегши сомнительностью его происхождения и несущественными, как им должно было показаться, деталями, признали публично его подлинность. И стали распространять его в качестве доказательства реальности еврейско-масонского заговора против человечества.
Это публичное признание подлинности документа как раз и было тем заглатыванием наживки вместе с крючком, после чего следовало дёрнуть леску. То есть обнаружить как бы нечаянно в документе вставки, свидетельствующие о его поддельном характере. И, напирая на это обстоятельство, отрицать подлинность самого содержания документа. Не пренебрегая при этом, конечно, заложенными в него карикатурами. Например, такой карикатурой, как строительство в городах «гоев» метрополитенов с целью начинить их взрывчаткой и взорвать. Что должен думать об этом перле современный читатель? Метрополитены выполняют свою важную роль, ни один из городов «гоев» до сих пор не взорван, да и вряд ли его можно взорвать указанным в «Протоколах» способом… Казалось бы, пустячок. Но мало того, что тень недоверия бросается на всё содержание «Протоколов»: в руках искуснейших еврейских адвокатов (они же и судьи, на стороне которых все средства массового гипноза) этот «пустячок» превращается в дубину, которую опускают на голову любого учёного, посмевшего отделить фактическую правду «Протоколов» от фальсифицированной их формы.
К этим разоблачениям фальсифицированности текста «Протоколов» не трудно было добавить со временем показания тех, кто мог свидетельствовать (убедительно или нет — это другой вопрос) о нееврейском происхождении этого документа. Как просто можно было организовать всё это, доказывать, вероятно, не нужно.
Перьями своих журналистов и «ученых» следовало приписать эту «фальшивку» не просто какому-нибудь антисионисту, но самому презренному в глазах общества ведомству. И не какой-нибудь прогрессивной страны, а самой реакционной на свете. А какая страна была самой реакционной в глазах «просвещенного» Запада?

Используя своё господство в СМИ, а также в научных учреждениях и министерствах, от которых эти научные учреждения зависят, навязать свою версию о происхождении подделки в качестве научной и, следовательно, единственно законной. После чего, опираясь на эту фикцию, запретить свободное обсуждение как еврейской, так и масонской темы. Запретить не формально, а фактически.

Семь перечисленных выше моментов хорошо различимы в «Протоколах» и связанных с ними обстоятельствах. Заведомо спорное происхождение этих «Протоколов», если не сказать заведомо поддельное, исключает их использование в научной критике талмудического иудаизма и масонства, но зато позволяет сионистам и масонам использовать их именно по этой причине для шельмования своих противников. Стоит только заговорить о господстве еврейской верхушки в жизни народов, о чём ещё можно было писать и говорить в девятнадцатом веке и до двадцатых-тридцатых годов двадцатого века, как тебя тут же объявляют антисемитом, начитавшимся «Протоколов сионских мудрецов». И заботливо объясняют, что «Протоколы» — это уже давно доказанная подделка. Этот мошеннический прием действует безотказно. «Протоколы» стали великолепным предлогом для создания такой атмосферы в мире, в которой можно критиковать любую религию, кроме еврейской, и любой народ, кроме евреев. Можно критиковать любую организацию, кроме масонской. Нетрудно догадаться, что именно к такому положению стремились те, кто приобрёл контроль над мировыми финансами, а затем, используя его, стал наращивать свою власть над народами в самых разных сферах их жизни.

1995–1996 гг.

Эта статья была опубликована в журнале «Молодая гвардия» под названием «Кто больше всех заинтересован в миражах и утопиях?» (№ 4 за 1996 г.).

Позднейшие дополнения

К первой части

Создатель теории еврейского социализма Моисей Гесс (1812–1875), считал, что только одни евреи имеют право сочетать социалистическую идею со своей религией и своими национальными интересами. И даже должны жертвовать социалистическими принципами, если в каких-то конкретных ситуациях они стали бы противоречить общееврейским интересам. Иные народы, в силу ложности их религий, обязаны, по Моисею Гессу, сочетать борьбу за социализм с борьбою против своих религиозных и национальных предрассудков. Когда официальный идеолог сионистского движения, Теодор Герцль, ознакомился с книгой Гесса «Рим и Иерусалим» (опубликованной за тридцать лет до того), то признал, что идеи Гесса предвосхитили его собственные идеи. Из чего следует, что действительным духовным отцом сионизма был не Герцль, а учитель Маркса и Энгельса Моисей Гесс.

Американский исследователь жизни и творчества К. Маркса Гэри Норт писал, что «в начальной стадии его карьеры Маркс был противником коммунизма как философской и политической системы. Но не прошло и года, как Маркс и ещё один молодой немецкий интеллектуал, Ф. Энгельс, стали последователями весьма примитивной разновидности коммунизма. Причиной этой метаморфозы был Мозес Гесс, «коммунистический раввин», как впоследствии отозвался о нём Маркс… Сидней Хук относит становление Маркса как марксиста… ко времени написания «Немецкой идеологии» (1845–1846)… написанной в соавторстве с Энгельсом. Часть рукописи написана почерком Гесса (Г. Норт «Марксова религия революции», Екатеринбург, 1994, с. 18 и 38).

Другой автор, занимавшийся Марксом, писал: «Гитлер мог бы поучиться расизму у Гесса. Последний, учивший Маркса, что определяющим фактором общественного развития является борьба классов, писал и противоположное: «Жизнь — это непосредственный продукт расы» (Р. Вурмбранд «Другое лицо Маркса», М., 1991, с. 55).

Итак, неевреям — «социализм научный», то есть антирелигиозный, антинациональный, антисемейный и даже антигосударственный, чтобы они барахтались в нём «перманентно». А себе — социализм с еврейским лицом, на основе религиозных ценностей талмудизма. Вот это и есть справедливость по-еврейски. Еврейская бухгалтерия. А кто ею недоволен, тот, разумеется, антисемит.

Ко второй части

Д.М. ПРОЭКТОР: «В годы мирового экономического кризиса поддержка магнатами американского капитала гитлеровской партии приобрела самые широкие размеры. Нацистов финансировали Рокфеллер, Морган, Ламонт, Кун Леба (так в тексте. — Г.Ш.), Уолтер Тигл и другие воротилы финансового капитала. И когда летом 1929 г. представители моргановской финансово-промышленной группы на специальном совещании банкиров признали необходимость решительной поддержки нацистской партии, её финансовые проблемы могли считаться решёнными. Участник совещания банкир Уорбург отправился в Германию. Он встретился с Гитлером и его финансовым экспертом Хейдтом, директором банка Тиссена. Вскоре партия получила от американских промышленников 10 млн. долларов… В 1930 г. американские и английские монополии при поддержке посла США в Берлине Сэккета сделали совместный демарш, требуя включения представителей нацистской партии в состав германского правительства. Осенью 1931 г. представитель моргановской группы Картер созвал совещание крупнейших финансистов для обсуждения запроса Гитлера о новых субсидиях… Снова в Берлин выехал банкир Уорбург. После встречи с Гитлером, Герингом, Штрейхером и другими представителями фашистской верхушки он согласовал вопрос о передаче нацистской партии субсидий в 15 млн. долларов. Крупные суммы продолжали поступать от отдельных концернов. Так, например, «Ройял датч-шелл» в 1923–1933 гг. внёс в нацистскую кассу около 60 млн. долларов… Реакционная пресса западных держав проводила одну кампанию за другой в поддержку гитлеровской партии…» («Оруженосцы Третьего рейха», М., 1971, с. 46–47).

Николай БОГОЛЮБОВ: «Как пишет Д-р Энтони Саттон в “Уолл Стрит и возвышение Гитлера”, деньги, переведённые американским капитализмом в Германию с целью подготовки войны перед 1940 годом, можно описать одним словом только как феноменальные. Вне всякого сомнения, они предназначались для военных приготовлений в Германии. Достаточно близко существуют доказательства того, что влиятельный сектор американской экономики не только полностью осознавал природу нацизма, но и всюду, где это было возможно (и прибыльно) предоставлял ему помощь из своекорыстных соображений, в полном понимании того, что в конце этого пути стояла война, в которую непременно будут вовлечены вся Европа и США» («Тайные общества XX века», СПб., 1997, с. 79).

«Джеймс Мартин, Начальник отдела экономической борьбы в Министерстве Юстиции, исследовал структуру нацистской промышленности и сообщил следующее в своем труде «Все почтенные люди»: «Главным связующим звеном между Гитлером и денежными баронами с Уолл-Стрит был ХЬЯЛЬМАР ГОРАСЕ ГРИЛИ ШАХТ (1877–1970), Президент немецкого Рейхсбанка, семья которого уже в течение многих лет принадлежала к международной финансовой элите. Шахт был той самой умной головой, стоявшей за Планом Янга (план возрождения, составленный агентом Моргана Оуэном Янгом) и «Банком международного валютного выравнивания». Задуманный Шахтом план работал прекрасным образом и помог довести до взрывного состояния всё, что происходило в Веймарской Республике… «Принятие плана Янга и его экономических оснований всё больше и больше поднимало уровень безработицы, пока, наконец, число незанятых не составило около 6 миллионов человек». Это и явилось той плодородной почвой, которая была так необходима «Обществу ТУЛЕ» и его инструменту Адольфу Гитлеру» (там же, с. 80–81).

КАРДЕЛЬ: «СА обходились в 1932 г. примерно в 180 миллионов марок. С прочими расходами на партийный аппарат, предвыборную борьбу, авиарейсы и т.д. получалось около 300 миллионов марок. Примерно одна шестая поступала от членских взносов и пожертвований членов партии. Что касается остальных сотен миллионов, то в конце 1933 г. одно очень солидное голландское издательство опубликовало отчёт, составленный на основе изучения документов. В этой книге были названы имена, и вскоре после своего выхода она исчезла из продажи. Никто не подал жалобы. Все документы после оккупации Голландии были уничтожены, автор книги Схоуп погиб в гестапо.

В этом отчёте зафиксированы один раз 10 млн. долларов и один раз 15 млн. долларов, поступившие через банк «Мендельсон энд Ко» в Амстердаме. Аналогичные суммы проходили через банки «Кун, Леб энд Ко», «Дж. Морган энд Ко» и «Сэмюэль энд Сэмюэль» и тоже без привязки к определённому месту. Швейцарец Рене Зондереггер (Северин Рейнгард) рассказывает в своей вышедшей в 1948 г. в Швейцарии книге «Испанское лето», кто был главным передатчиком этих денег: «Человеком, которого банкиры посылали в Германию, чтобы изучить вопрос о немецкой революции, был молодой Варбург… Варбург приехал в Германию. Вскоре после этого он встретился в Мюнхене с Гитлером, который охотно ударил по рукам с богатым американцем…» («Адольф Гитлер основатель Израиля», М., 2004, с. 95–96. Перевод с немецкого. В аннотации сказано: «Автор книги Хеннеке Кардель неоднократно подвергался судебному преследованию в Западной Германии со стороны еврейских организаций. Однако все судебные процессы, в том числе и в Верховном суде, Кардель выиграл, ибо представил документальные свидетельства фактов и процессов, приводимых и анализируемых в книге «Адольф Гитлер — основатель Израиля»…).

«Нойе цюрихер цайтунг» писала в № 758 от 2 мая 1946 г.: «Когда Шахт на Нюрнбергском процессе снова заговорил о поведении иностранных держав по отношению к нацистскому правительству и о помощи, которую они ему оказывали, суд решил, что это не относится к делу и не подлежит обсуждению».

Деньги крупных еврейских банков получали либо сам Гитлер, либо организационный руководитель партии Грегор Штрассер. В курсе дела был начальник разведывательной службы рейхсвера генерал фон Бредов. В «ночь длинных ножей» 30 июня 1934 г. и фон Бредов, и Грегор Штрассер лишились жизни. Знание не только сила, оно может быть и опасным» (там же, с. 97).

Книга Карделя полна ссылок на еврейское происхождение как самого Гитлера, так и едва ли не всего его окружения. И на этом фоне особенно выразительно звучат слова одного из еврейских наставников будущего фюрера: «ИЗ АНТИСЕМИТИЗМА МОЖЕТ ЧТО-ТО ПОЛУЧИТЬСЯ ЛИШЬ В ТОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ЭТО ДЕЛО ВОЗЬМУТ В РУКИ САМИ ЕВРЕИ» (там же, с. 69).

В. ПРУССАКОВ: «С благословения Гитлера Розенберг составил параграфы устава будущей Церкви Национального Рейха. В них говорилось о беспощадной борьбе с чужеземной христианской верой, требовалось запрещение Библии и замена её другой книгой — «Моя борьба». В последнем параграфе устава «Новой Церкви» было сказано: «В день её основания христианский крест должен быть снят со всех церквей, храмов и часовен и заменён единственным непобедимым символом — свастикой».

«Если бы Германия одержала победу во второй мировой войне, то подобное могло бы осуществиться…» («Оккультный мессия и его рейх», М., 1992, с. 153). «Хотя Розенберг и утратил своё влияние, но христианство имело значительно более могущественного противника в лице Мартина Бормана, откровенно заявлявшего: «Национал-социализм и христианство непримиримы».

Но что там Борман? На предыдущей странице автор приводит слова самого Гитлера: «Нельзя быть одновременно немцем и христианином… Нам нужны свободные люди, которые чувствуют и знают, что Бог находится в них самих… всё тайное знание природы — божественное, бесформенное, демоническое…».

Р. ОПИТЦ писал, что историки твёрдо установили, что процесс «расификации» немецкого сознания в последние десятилетия XIX века имел отнюдь не спонтанный характер. «Напротив, — продолжал он, — были специально созданы организационные центры, которые планомерно трудились над тем, чтобы внести расизм в общественное сознание и сделать достоянием как можно более широких слоёв населения. Самым активным и вместе с тем могущественным из этих центров был «Пангерманский союз». Он явился инициатором бесчисленных объединений, которые в самой различной организационной форме (зачастую в виде лож тайного ордена, а также общедоступных учебных кружков или «союзов» активистов) занимались «терминоведением»» («Фашизм и неофашизм». М., 1988, с. 30).

К третьей части

О печальной склонности евреев к изготовлению подделок писали уже давно. Немецкий историк Н. Голльман изобразил её такими словами: «В целом ряде грубых подделок греческие писатели прошлого времени, философы и историки были сделаны присяжными поручителями истин иудейской веры. Пропаганда несравненно сильнее должна была действовать, если иудейская религия превозносилась в стихах божественного Гомера или Гезиода… прежде всего, был окружен иудейской оправою самый влиятельный греческий философ, великий Платон. Его, как и Гераклита, Пифагора и других, иудеи не боялись сделать учениками Моисея и таким путем серьёзно отстаивали перед всем миром утверждение, что греческая философия получила свою лучшую силу от иудейской религии» («Религия иудеев в эпоху Христа». М., 1908, с. 13).

О том же свидетельствовал и советский историк-юдофил Н.М. Никольский: «…александрийские иудеи не только переводили, но и сами сочиняли… Они просто подделывали произведения греческих поэтов: Эсхила, Софокла, Еврипида, Менандра, Орфея; в этих стихотворениях они очень ловко подделывались под стиль греческих поэтов и восхваляли иудейского бога, его закон и историю его народа» («Древний Израиль». М., 1922, с. 290).

Эти древние евреи создавали свои подлоги, исходя из лучших, с их точки зрения, соображений. Как и провокатор Норинский, писавший не так давно поддельные письма с угрозами от имени общества «Память» в редакции проеврейских газет, чтобы дать им свежий материал для очередных русофобских кампаний. У древних фальсификаторов не было сдерживающих нравственных центров, нет их, конечно, и у современных. Но это такой деликатный вопрос, что обсуждают его евреи, скорее всего, лишь в своём собственном, закрытом от посторонних, кругу и, возможно, в том смысле, что нельзя так грубо работать, как это делал недавно их соплеменник. Что самодеятельность подобного рода даёт обратный эффект. Поэтому и должна быть пресечена в дальнейшем.

Искусство обмана и провокаций должно было постоянно совершенствоваться в истории. Если оно процветало у евреев в столь далёкие времена, то каких же высот должно было достигнуть впоследствии. Случай с Норинским, конечно, досадный сбой, здесь было вторжение дилетанта.

Но как могли совершенствоваться в этом искусстве те, кто изначально не проявлял к нему никакого интереса? Такие Иванушки-дурачки должны быть очень удобны для долговременного вождения их за нос.

В русских сказках, однако, побеждает, в конце концов, Иванушка, который оказывается, при всей его простоте, не таким уж простым. А эти сказки заключают в себе нечто, на мой взгляд, пророческое. Или нет? В их оценке каждый обнаруживает характер своего собственного ума.

В заключение темы о «Протоколах» скажу так: Не опирайтесь на них в своих суждениях о еврействе, а опирайтесь на Пушкина, Гоголя, Достоевского, Брафмана, Крестовского, Меньшикова, Шекспира и других авторитетных авторов. Опирайтесь на Новый завет и святых отцов. Ведь критическая литература о талмудическом еврействе не только богата, она отличается от «Протоколов» в лучшую сторону тем, что вполне достоверна, хотя содержит те же самые, в основном, оценки. Кроме того, она создаёт не обеднённую, т.е. чёрно-белую, картину нравственного состояния евреев и неевреев и взаимных их отношений в истории, а куда более сложную и красочную, каковой она и является в действительности.

2006–2010 гг.

Пред. страница К оглавлению След. страница

Проза, Воспоминания, Публицистика

Записки из красного дома

О капитализме

Псевдодемократическое правосознание

Пока не поздно

Тема для размышлений

Позднейшие примечания

О тайной природе капитализма

Позднейшие примечания

Как делают кризисы

Примечания

После написанного

Большие провокации (марксизм, гитлеризм и «Протоколы сионских мудрецов»)

Роль марксизма в дезориентации социально-освободительного движения

Роль гитлеризма в дезориентации национально -освободительных движений

Роль «протоколов сионских мудрецов» в шельмовании науки о еврействе

Позднейшие дополнения

Комментировать

Отменить ответ

О капитализме

Псевдодемократическое правосознание

Пока не поздно

Тема для размышлений

Позднейшие примечания

О тайной природе капитализма

Позднейшие примечания

Как делают кризисы

Примечания

После написанного

Большие провокации (марксизм, гитлеризм и «Протоколы сионских мудрецов»)

Роль марксизма в дезориентации социально-освободительного движения

Роль гитлеризма в дезориентации национально -освободительных движений

Роль «протоколов сионских мудрецов» в шельмовании науки о еврействе

Позднейшие дополнения

Жанры и темы

Другие книги автора

Рекомендуем

Комментировать

Отменить ответ