Оглавление
- Полный текст
- Предисловие
- Нечто о рассказчике
- Можно ли молиться непрестанно?
- Молитва ко Господу нашему Иисусу Христу
Предисловие
Многие приучаются читать разные молитвы, и когда ослабевают их силы, и они оставляют молитвенное правило, тогда, при своем малодушии, весьма унывают, недоумевая, как и спастись. Вероятно, они не довольно знают, что таким, да и вообще всем сущим в нищете духовной и печали о грехах, служит еще чудным приобретением духовных благ и великою радостью спасения, так называемая, молитва Иисусова, или непрестанное призывание имени Господа Иисуса Христа. Чтобы показать пример сему и сделать молитвенный подвиг сей доступным большему числу спасаемых, здесь предлагается самый правдивый рассказ о том, как благодатно действовало на сердце одного богомольца усердное воспоминание Иисуса Христа.
Нечто о рассказчике
Вот его собственные слова: жизнь моя с самого рождения — бесприютная на земле; родился я в деревне. Орловской губернии, после отца и матери осталось нас двое: я, да старший брат мой. Ему было десять, а мне только два года; и дедушка взял нас на пропитание; он держал постоялый двор на большой дороге, и был человек зажиточный. Стали мы у него жить: брат мой был резвый и все бегал по деревне, а я около дедушки, — по праздникам ходил с ним в церковь, и дома слушал, как читал он Библию. Брат же, подрастая, испортился, приучился пить вино. Мне еще было семь лет: и однажды лежал с ним на печи, откуда он столкнул меня, и с тех пор левая рука моя повредилась, вся высохла и не стала владеть. Так остался я калекой на всю жизнь.
Дедушка, видя, что я к сельским работам не буду способен, стал учить меня грамоте: а писарь, который у нас часто останавливался, давал мне бумаги и чернил и показывал, как писать. Так я и писать научился: и дедушка был очень рад, особенно. когда плохо стал видеть, и я читал ему Библию. Наконец, мне уже стало семнадцать лет: бабушка моя померла, и дедушка стал мне говорить, вот нет у нас в доме хозяйки; Мишутка, твой брат, спился, и я хочу женить тебя. Я отказывался,представляя свое увечье; но дедушка настоял на своем, и меня женили, выбрали невесту степенную, добрую, двадцати лет. Прошел один год, и дедушка сделался болен при смерти: стал со мной прощаться и говорит: вот тебе дом мой и все наследство, и денег тысяча рублей; живи и молись Богу, да поминай нас со старухой; подавай нищим и Божиим церквам и, кроме Бога, ни на что не надейся. — И умер, и похоронили его. Брату стало завидно, и до того он стал злиться на меня, что даже хотел убить, но успел сделать только вот что: в одну ночь он подломил замок, вытащил из сундука деньги и поджег чулан. Мы проснулись, когда уже весь дом занялся огнем, — едва сами выскочили, в чем спали: но я успел захватить Библию. которая лежала под головой. Итак, все имущество наше сгорело: а брат скрылся без вести, и мы уже после узнали, когда он начал пьянствовать и хвалился, что он и деньги унес и дом спалил.
Остались мы наги и босы, хуже нищих. Кое-как, да и то все в долг, поставили себе хижинку и стали жить бобылями. Жена моя была мастерица ткать, прясть, шить: брала у людей работу, трудилась день и ночь, и меня кормила; а я и лаптей сплесть не мог. Бывало, сидит и шьет она, а я около нея читаю Библию: посмотрю и спрошу ее: о чем же ты плачешь? — и ответит: мне умилительно, как хорошо все сказано. Была у нас и охота к молитве: утром читали акафист Матери Божией, а вечером клали по тысяче поклонов, чтоб не искушаться. Итак, спокойно жили мы два года; а тут жена вдруг занемогла горячкою и, причастившись, в девятый день скончалась. Остался я одинехонек; делать с одной рукой ничего не мог: пришлось хоть но миру ходит, а просить милостыню совестно. К тому же напала на меня такая грусть, что не знал, куда деваться; бывало, приду в избу, увижу хоть платьишко покойницы, так и взвою. Итак, не мог я переносить тоски и жить дома; а потому и продал хижину свою за двадцать рублей; одежду жены раздал по нищим. Дали мне, калеке, и увольнительное свидетельство: взял я Библию и вышел из дома: пойду, думаю, поклонюсь Киевским угодникам Божиим, попрошу их помощи в скорби моей. И с тех пор вот уже странствую тридцать лет.
Можно ли молиться непрестанно?
Мысль эта постоянно меня занимала: непрестанно молитесь и, как говорит Апостол, всегда радуйтесь (1Фес. 5:16–17). — Да как же это можно непрестанно быть на молитве? и в нашей ли воле — всегда радоваться? Но растолковать этого никто мне не мог, пока не догнал я под вечер одного старичка, но виду, будто из духовных. На вопрос мой сказался, что он схимонах из пустыни, которая верстах в десяти от большой дороги, и звал меня зайти в их пустынь, а мне что-то не хотелось. Но желание, не разрешит ли этот моего недоумения, повлекло за ним, и я поспешил спросить: сделайте милость, батюшка, объясните мне, что значит — непрестанно молиться, как Апостол заповедует нам? — «Непрестанная молитва есть внутренняя», так начал объяснять мне старец: «она состоит в призывании имени Иисуса Христа то устами, то умом и сердцем. Она выражается в таких словах: Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Если кто навыкнет сему призыванию, то будет ощущать великую радость и творить молитву эту будет без умолку, так что без молитвы ничего и делать не захочет; даже, и спать когда будет, молитва в сердце сама будет совершаться». «Бога ради, научи меня, как достигнуть сего»! воскликнул я от радости. И он продолжал: «есть книга «Добротолюбие», в которой более, чем двадцатью отцами изложена наука о непрестанной молитве, наука, — без труда и потов во спасение вводящая, как выразился один отец». И когда пришли мы в пустынную обитель, взошли в его келлию, где и читал он мне об этой молитве из «Добротолюбия», и мы просидели всю ночь, — так, не спавши, и пошли к утрени. И я все молился, чтобы Бог помог мне научиться внутренней непрестанной молитве.
Думал я, где бы мне поселиться на лето, чтобы ходить к старцу и пользоваться его наставлением; и, к счастью моему, за четыре версты от пустыни в деревне, нанялся я у мужика жить на огороде, в шалаше, караульщиком. Здесь прилежно занялся я сердечною молитвою, и вначале как будто дело и пошло; потом нашла скука, леность, сон, и разные помыслы тучею надвинулись на мою душу — тягость сделалась невыносимая. Со скорбью пришел я к старцу и рассказал, в каком я положении; а он с любовию заговорил: «видно, тебе рано еще искать сердечного входа, чтоб не погрузиться в диавольскую прелесть — гордость и самомнение, и не сказать: богат есмь, и ничтоже требую» (Отк. 3:17). И тотчас из «Добротолюбия» начал читать слово Никифора монаха: «если, и много потрудившись, не возможешь войти умом внутрь сердца, то сделай сие: знаешь, что способность говорить у всякого человека есть в груди его и тогда, когда уста молчат. Вот и принудь себя постоянно внутри взывать: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя! Когда будешь так делать, не принимая в ум никакой мысли, тогда и сердце отверзется для принятия ума внутрь себя. Это дознано опытом».
Оставить комментарий