Замечательный рассказ о благодатных действиях Иисусовой молитвы

Предисловие

Мно­гие при­уча­ются читать раз­ные молитвы, и когда осла­бе­вают их силы, и они остав­ляют молит­вен­ное пра­вило, тогда, при своем мало­ду­шии, весьма уны­вают, недо­уме­вая, как и спа­стись. Веро­ятно, они не довольно знают, что таким, да и вообще всем сущим в нищете духов­ной и печали о гре­хах, слу­жит еще чуд­ным при­об­ре­те­нием духов­ных благ и вели­кою радо­стью спа­се­ния, так назы­ва­е­мая, молитва Иису­сова, или непре­стан­ное при­зы­ва­ние имени Гос­пода Иисуса Хри­ста. Чтобы пока­зать при­мер сему и сде­лать молит­вен­ный подвиг сей доступ­ным боль­шему числу спа­са­е­мых, здесь пред­ла­га­ется самый прав­ди­вый рас­сказ о том, как бла­го­датно дей­ство­вало на сердце одного бого­мольца усерд­ное вос­по­ми­на­ние Иисуса Христа.

Нечто о рассказчике

Вот его соб­ствен­ные слова: жизнь моя с самого рож­де­ния — бес­при­ют­ная на земле; родился я в деревне. Орлов­ской губер­нии, после отца и матери оста­лось нас двое: я, да стар­ший брат мой. Ему было десять, а мне только два года; и дедушка взял нас на про­пи­та­ние; он дер­жал посто­я­лый двор на боль­шой дороге, и был чело­век зажи­точ­ный. Стали мы у него жить: брат мой был рез­вый и все бегал по деревне, а я около дедушки, — по празд­ни­кам ходил с ним в цер­ковь, и дома слу­шал, как читал он Биб­лию. Брат же, под­рас­тая, испор­тился, при­учился пить вино. Мне еще было семь лет: и одна­жды лежал с ним на печи, откуда он столк­нул меня, и с тех пор левая рука моя повре­ди­лась, вся высохла и не стала вла­деть. Так остался я кале­кой на всю жизнь.

Дедушка, видя, что я к сель­ским рабо­там не буду спо­со­бен, стал учить меня гра­моте: а писарь, кото­рый у нас часто оста­нав­ли­вался, давал мне бумаги и чер­нил и пока­зы­вал, как писать. Так я и писать научился: и дедушка был очень рад, осо­бенно. когда плохо стал видеть, и я читал ему Биб­лию. Нако­нец, мне уже стало сем­на­дцать лет: бабушка моя померла, и дедушка стал мне гово­рить, вот нет у нас в доме хозяйки; Мишутка, твой брат, спился, и я хочу женить тебя. Я отказывался,представляя свое уве­чье; но дедушка настоял на своем, и меня женили, выбрали неве­сту сте­пен­ную, доб­рую, два­дцати лет. Про­шел один год, и дедушка сде­лался болен при смерти: стал со мной про­щаться и гово­рит: вот тебе дом мой и все наслед­ство, и денег тысяча руб­лей; живи и молись Богу, да поми­най нас со ста­ру­хой; пода­вай нищим и Божиим церк­вам и, кроме Бога, ни на что не надейся. — И умер, и похо­ро­нили его. Брату стало завидно, и до того он стал злиться на меня, что даже хотел убить, но успел сде­лать только вот что: в одну ночь он под­ло­мил замок, выта­щил из сун­дука деньги и под­жег чулан. Мы просну­лись, когда уже весь дом занялся огнем, — едва сами выско­чили, в чем спали: но я успел захва­тить Биб­лию. кото­рая лежала под голо­вой. Итак, все иму­ще­ство наше сго­рело: а брат скрылся без вести, и мы уже после узнали, когда он начал пьян­ство­вать и хва­лился, что он и деньги унес и дом спалил.

Оста­лись мы наги и босы, хуже нищих. Кое-как, да и то все в долг, поста­вили себе хижинку и стали жить бобы­лями. Жена моя была масте­рица ткать, прясть, шить: брала у людей работу, тру­ди­лась день и ночь, и меня кор­мила; а я и лап­тей сплесть не мог. Бывало, сидит и шьет она, а я около нея читаю Биб­лию: посмотрю и спрошу ее: о чем же ты пла­чешь? — и отве­тит: мне уми­ли­тельно, как хорошо все ска­зано. Была у нас и охота к молитве: утром читали ака­фист Матери Божией, а вече­ром клали по тысяче покло­нов, чтоб не иску­шаться. Итак, спо­койно жили мы два года; а тут жена вдруг зане­могла горяч­кою и, при­ча­стив­шись, в девя­тый день скон­ча­лась. Остался я оди­не­хо­нек; делать с одной рукой ничего не мог: при­шлось хоть но миру ходит, а про­сить мило­стыню совестно. К тому же напала на меня такая грусть, что не знал, куда деваться; бывало, приду в избу, увижу хоть пла­тьишко покой­ницы, так и взвою. Итак, не мог я пере­но­сить тоски и жить дома; а потому и про­дал хижину свою за два­дцать руб­лей; одежду жены раз­дал по нищим. Дали мне, калеке, и уволь­ни­тель­ное сви­де­тель­ство: взял я Биб­лию и вышел из дома: пойду, думаю, покло­нюсь Киев­ским угод­ни­кам Божиим, попрошу их помощи в скорби моей. И с тех пор вот уже стран­ствую трид­цать лет.

Можно ли молиться непрестанно?

Мысль эта посто­янно меня зани­мала: непре­станно моли­тесь и, как гово­рит Апо­стол, все­гда радуй­тесь (1Фес. 5:16–17). — Да как же это можно непре­станно быть на молитве? и в нашей ли воле — все­гда радо­ваться? Но рас­тол­ко­вать этого никто мне не мог, пока не догнал я под вечер одного ста­ричка, но виду, будто из духов­ных. На вопрос мой ска­зался, что он схи­мо­нах из пустыни, кото­рая вер­стах в десяти от боль­шой дороги, и звал меня зайти в их пустынь, а мне что-то не хоте­лось. Но жела­ние, не раз­ре­шит ли этот моего недо­уме­ния, повлекло за ним, и я поспе­шил спро­сить: сде­лайте милость, батюшка, объ­яс­ните мне, что зна­чит — непре­станно молиться, как Апо­стол запо­ве­дует нам? — «Непре­стан­ная молитва есть внут­рен­няя», так начал объ­яс­нять мне ста­рец: «она состоит в при­зы­ва­нии имени Иисуса Хри­ста то устами, то умом и серд­цем. Она выра­жа­ется в таких сло­вах: Гос­поди Иисусе Хри­сте, поми­луй мя! Если кто навык­нет сему при­зы­ва­нию, то будет ощу­щать вели­кую радость и тво­рить молитву эту будет без умолку, так что без молитвы ничего и делать не захо­чет; даже, и спать когда будет, молитва в сердце сама будет совер­шаться». «Бога ради, научи меня, как достиг­нуть сего»! вос­клик­нул я от радо­сти. И он про­дол­жал: «есть книга «Доб­ро­то­лю­бие», в кото­рой более, чем два­дца­тью отцами изло­жена наука о непре­стан­ной молитве, наука, — без труда и потов во спа­се­ние вво­дя­щая, как выра­зился один отец». И когда при­шли мы в пустын­ную оби­тель, взо­шли в его кел­лию, где и читал он мне об этой молитве из «Доб­ро­то­лю­бия», и мы про­си­дели всю ночь, — так, не спавши, и пошли к утрени. И я все молился, чтобы Бог помог мне научиться внут­рен­ней непре­стан­ной молитве.

Думал я, где бы мне посе­литься на лето, чтобы ходить к старцу и поль­зо­ваться его настав­ле­нием; и, к сча­стью моему, за четыре вер­сты от пустыни в деревне, нанялся я у мужика жить на ого­роде, в шалаше, кара­уль­щи­ком. Здесь при­лежно занялся я сер­деч­ною молит­вою, и вна­чале как будто дело и пошло; потом нашла скука, леность, сон, и раз­ные помыслы тучею надви­ну­лись на мою душу — тягость сде­ла­лась невы­но­си­мая. Со скор­бью при­шел я к старцу и рас­ска­зал, в каком я поло­же­нии; а он с любо­вию заго­во­рил: «видно, тебе рано еще искать сер­деч­ного входа, чтоб не погру­зиться в диа­воль­скую пре­лесть — гор­дость и само­мне­ние, и не ска­зать: богат есмь, и ничтоже тре­бую» (Отк. 3:17). И тот­час из «Доб­ро­то­лю­бия» начал читать слово Ники­фора монаха: «если, и много потру­див­шись, не воз­мо­жешь войти умом внутрь сердца, то сде­лай сие: зна­ешь, что спо­соб­ность гово­рить у вся­кого чело­века есть в груди его и тогда, когда уста мол­чат. Вот и при­нудь себя посто­янно внутри взы­вать: Гос­поди Иисусе Хри­сте, Сыне Божий, поми­луй мя! Когда будешь так делать, не при­ни­мая в ум ника­кой мысли, тогда и сердце отвер­зется для при­ня­тия ума внутрь себя. Это дознано опытом».