Исламоведение. 2. Догматы Корана

Чтобы яснее понять вероучение Корана, необходимо постоянно иметь в виду, что в этой священной книге мусульман отражается не только религиозное миросозерцание Мохаммеда, но и некоторые исторические факты, и частные случаи из его жизни. Поэтому, без знания кратких биографических сведений из жизни арабского реформатора, нельзя уяснить себе всех особенностей этого религиозно-законодательного сборника, изданного притом бессистемно и даже беспорядочно. В этих видах во введении к настоящему выпуску печатается перевод первой главы из сочинения Вильяма Мюра „The Coran. Its Composition and Teaching, and the Testimony it bears to the holy Scriptures”. By the late Sir William Muir... Autor of „The Life of Mahomet”. London. 1911 = in 16¹. Этим переводом автор печатаемого трактата обязан христианскому усердию Е. К. фон Майер, которой он приносит искреннюю благодарность.

В подлиннике печатаемая глава озаглавлена так: „Chapter. The Coran as explained by the Life of Mahome̒t” Pag. 7–36.

Для удобства читателей, в русский перевод введён перевод тех мест Корана, на которые английский автор делает только указания.

По содержанию и изложению печатаемый трактат отличается от других подобных исследователей большею систематичностью, новыми объяснениями некоторых отдельных вопросов и ссылками на мнения и взгляды, не встречавшиеся в русских исследованиях мусульманского вероучения. До сих пор в русских книгах отдельные догматы ислама излагались отрывочно и объяснялись без внутренней связи их между собой. Автор предлагаемого исследования старался глубже вдуматься во внутреннюю связь мусульманских догматов и указать на исторические влияния, каким подчинялся Мохаммед до своего выступления и в первые годы проповеднической деятельности.

Особенно автор дорожит своим объяснением учения Корана о предопределении и св. книгах, находящегося в тесной внутренней связи с представлением Мохаммеда о „Небесной книге”, известной в Коране под именем „ Ляуху-ль-махфуз” (см. ниже в соответ. главе).

В остальном настоящее исследование отличается стремлением быть беспристрастным в отношении рассматриваемых догматов ислама, отсутствием полемического тона вообще и недопущением резких выражений. Автор помнит, что в XX столетии неуместны и бесцельны резкие до неприличия выражения, какие в своё время употребляли прежде католические и отчасти протестантские, а за ними и русские миссионеры, забывавшие о кротком характере учения св. Евангелия. Кроме того, автор рассчитывает, что его настоящую книгу прочитают и современные образованные мусульмане, которых он не желает раздражать (Матф. 10. 5–42; Ефес, 4, 31; Тит. 3, 9; Филип. 4, 5).

Н. Остроумов.

Коран, говорит В. Мюр, объясняется при сопоставлении с фактами жизни Мохаммеда. Коран – основа ислама. Во всех вопросах политики, этики и науки, равно как и в вопросах религии, авторитет Корана окончательный, абсолютный. „Господь сказал” ... так объявляются правила ежедневной жизни!..

Где откровение молчит, там говорит предание. Поэтому разные школы ислама основываются также на преданиях о словах и примере Мохаммеда, при толковании текстов Корана; но Коран превышает всё. Многое из его учения до того ясно, что не допускает разногласия даже между враждующими сектами ислама. Поэтому желающие узнать ислам, или желающие влиять на мусульманскую мысль обязаны не только познакомиться с традициями и схоластикой того мазхаба², среди последователей которого им придётся жить, – но ещё больше они обязаны изучать сам Коран. Вера и благоговение мусульман к Корану интенсивны, беззаветны. В раннее время халифата способность прочитать Коран наизусть упрочивало влияние таких лиц и придавало им авторитет; да и в наши дни знание Корана наизусть считается похвальным подвигом. Знакомство с Кораном придаёт авторитет в глазах мусульман даже иноверцам, которым приходится обмениваться мыслями с исповедниками ислама, поддерживает влияние их и почёт среди мусульман. Напротив, незнакомство с содержанием Корана неминуемо уменьшает возможность повлиять на убеждение мусульманина. Поэтому каждый желающий иметь дело с мусульманами, или даже только понять лежащие в основе их жизни принципы, должен раньше всего ознакомиться с Кораном. Но Коран, сам по себе, быть может, из всех книг самая непонятная книга и получить ясное представление о содержании такого разъединённого произведения, уяснить значение отдельных частей этой книги возможно только в связи с изучением жизни её автора, Мохаммеда. В виду этого, В. Мюр обрисовал очень сжато, в общих контурах, жизненную карьеру Мохаммеда, ограничиваясь в изложении нужными для освещения Корана фактами.

Мохаммед родился в 570 году по Р. Хр., в Мекке. Этот город расположен на большом караванном пути из Йемена в Сирию и славился с незапамятных времён своим святилищем „Каабой” и соседними местами паломничества, которые, по местным преданиям, считались освящёнными памятью Авраама и Исмаила.

Главенствующим племенем в Аравии в течение многих поколений было племя Корейш, в ведении которого находилась важная должность обслуживания главного святилища (Кааба) и паломничества арабов. Это племя господствовало в городе. Мохаммед происходил из благородного, хотя уже немного упавшего рода Бани-Хашим. Его прадед был женат на женщине из Медины, и Мохаммед через неё был в родстве с одним из правящих в Медине семейством – Бани-Хазрадж. Отец Мохаммеда, Абдалла, был беден и умер во время коммерческой поездки в Сирию, незадолго до рождения сына. Мать Мохаммеда, Амина, отдала своего ребенка, согласно с меккскими обычаями, кормилице из бедуинского племени, и будущий реформатор Аравии оставался у своей кормилицы до 4–5-летнего возраста. Там он усвоил привычки и чистую речь арабов-кочевников. Кормилица была встревожена симптомами эпилепсии у Мохаммеда, появлявшимися не раз, и в конце концов эти припадки заставили её освободиться от чужого ребёнка, которого она отдала его матери. Спустя год, Амина отправилась с сыном своим к родным своим в Медину; но на обратном пути в Мекку умерла, и шестилетний Мохаммед остался круглым сиротой. Тогда его дядя по отцу, Абу-Талиб, сделался его опекуном и до самой смерти оставался верным принятому на себя обязательству.

Еще будучи отроком, Мохаммед сопровождал своего дядю-опекуна в коммерческом путешествии в Сирию. Юность Мохаммеда прошла без особых приключений. Абу-Талиб был беден и, не имея возможности пропитать своего племянника при своей собственной семье, достал для него место управляющим караваном, снаряжённым в Сирию богатой вдовой Хадиджей. Хадиджа, в восхищении от услуг своего приказчика, полюбила его и вышла за него замуж, несмотря на то, что ей было около 40 лет, а Мохаммеду – 25. Она родила ему двух сыновей и 4-х дочерей. Оба сына умерли. Старший, прожив 2 года, был назван Касимом, откуда и происходит прозвище Мохаммеда – Абу-ль-Касим, т. е. Отец Касима.

Когда Мохаммеду было 35 лет, мекканцам пришлось заново строить разрушенную ливнем Каабу и когда надо было вставить в стену её священный чёрный камень, – жребий пал, как бы по странной игре судьбы, именно на Мохаммеда – прозванного своими согражданами за его добродетельную и честную жизнь „Аль-Амин”, т. е. верный. Скоро после этого Мохаммед облегчил своего дядю Абу-Талиба, усыновив пяти или шестилетнего сына его, а своего двоюродного брата Алия³.

С тех пор крепкая дружба связала двоюродных братьев, и спустя 20 лет, Али женился на Фатиме, младшей дочери Мохаммеда. Другая тесная дружба завязалась в это время между Мохаммедом и Зайдом, рабом Хадиджи, захваченным в плен у одного христианского племени. Мохаммед дал Зайду свободу и усыновил его, почему с той поры Зайд был прозван: „Зайд-бен-Мохаммад”.

Много сирийцев и племён, проживавших тогда на окраинах Аравии, исповедовали христианство: даже в самом сердце Аравии были христианские поселения. След., Евангелие было известно в Мекке, хотя в несовершенном и искаженном виде (апокрифы). Предание сохранило имена четырёх „искателей” истинной религии, появление которой ожидалось в то время. Один из них был в преклонных уже летах.

Это Варака, двоюродный брат Хадиджи, о котором говорится, что он списал некоторые части Евангелия. Другой был Зайд сын Амра, признавший в Мохаммеде будущего пророка. Третий – Осман, сын Хавайриса, и четвёртый Убайдулла, оба родственники Мохаммеда. Из многих преданий такого рода мы можем заключить, что кое-где в среде арабов богоискательство возникло, под влиянием ли тайных воздействий, или самостоятельно... Во всяком случае установлено, что в душе Мохаммеда, к сороковому году его жизни, загорелась новая жизнь. Он провёл 15 лет спокойно и незаметно в лоне семьи, не отличаясь ничем от других людей, разве только особенной серьёзностью и благочестием. Теперь он стал искать уединение и, чтобы предаться размышлению и созерцанию, удалился на несколько дней в пещеру в горе Хира, на расстоянии одной или двух миль от Мекки. Недоумевая о странной судьбе человека и многократно повторённых откровениях Божиих людям чрез пророков, чтобы осветить глубокую тьму, покрывающую его страну, он впал в экстатическое состояние и, наконец, поверил в свою миссию – быть проповедником благочестия и реформатором жизни своего народа. Однажды в таком состоянии ему показалось, что он видит ангела, от которого получил приказание проповедовать, выраженное в суре 96: „Читай во имя Господа твоего, который создаёт... создаёт человека из сгустившейся крови; читай... Всеблагий Господь твой, который дал познания о письменной трости, даёт человеку знание о том, о чём у него не было знания”.

За этим видением, как говорит предание, последовал порядочный период (фатра), во время которого не было откровений и Мохаммед – в состоянии глубокого уныния – хотел броситься вниз со скалы, но был удержан тем же небесным послом. Вскоре после этого, когда он, закутавшись в свою одежду, лежал на своём ковре, явившийся ангел заговорил с ним следующими словами, находящимися в суре 74: „О, закутавшийся в одежду! Встань и поучай, Господа твоего величай, одежды свои очищай, мерзости убегай. Делая добро, не будь корыстолюбив, ради Господа твоего будь терпелив”.

Вот тогда-то и было дано Мохаммеду повеление проповедовать. Мохаммед был признан посланником Аллаха и пророком. – И с того момента откровения Божии ему следовали часто одно за другим.

Таково предание относительно начала вдохновения Мохаммеда. Некоторые из более коротких сур Корана, написанных в стиле вдохновений, были, должно быть, объявлены им в ещё более ранний период. Читатель Корана должен иметь в виду, что Коран претендует быть откровением, исходящим непосредственно от Всемогущего Бога. Содержание Корана нигде не является субъективным, т. е. нигде не представляется проявлением вдохновенного сердца, или учение самого пророка, просвещенного Богом. Слово за словом, откровения нисходят к пророку прямо с небес, в формуле: „Скажи”, или: „Так говорит Господь”. Эта формула или предшествует отдельной фразе, или должна быть подразумеваема. Таким образом, Коран, в самом буквальном смысле слова, считается Божественным. И Мохаммед хотел, чтобы такими именно и признавали арабы, объявляемые им откровения. Некоторые восторженные отрывки, включённые в Коран, были, вероятно, составлены Мохаммедом, как бы от себя, ещё перед тем, когда у него возникла мысль об абсолютно объективном откровении; но истинно верующий мусульманин отверг бы это предположение, как нечестивое. В глазах верующего всякое изречение Корана от начала до конца исходит прямо от Всемогущего Бога.

В течение некоторого времени перед тем, как присвоить себе звание пророка, Мохаммед делился относительно тяготившего его душевного состояния с близкими его друзьями и разными лицами, окружавшими его. Хадидже первой он доверил свои душевные волнения и мысли. И однажды, когда он был удручён опасением дьявольского влияния на него – она утешала его и привела к нему старца Вараку, чтобы он подтвердит убеждение Мохаммеда в божеской миссии... Понемногу вокруг Мохаммеда образовался маленький кружок преданных ему последователей: Алий и Зайд были самыми ранними, а также и Абу-Бекр, верный друг, стараниями которого четыре других (включая Османа) и некоторые освобождённые рабы присоединились к немногочисленному кружку уверовавших в Мохаммеда.

По мере того, как учение Мохаммеда развивалось, подтверждение единства Божия и отвержение идолопоклонства становились более решительными и непоколебимыми. Жители Мекки стали сильно противиться новому пророку: они смеялись над мыслью о воскресении людей, насмехались над откровениями Мохаммеда, считая их излияниями сумасшедшего поэта, и стали преследовать его вероучение. Сам Мохаммед, под опекой Абу-Талиба, был вне опасности; но те последователи его, которые не имели такой защиты, были сильно притесняемы, так что группа в 11 человек (некоторые со своими семьями) оставили родину (Аравию) и нашли убежище по ту сторону Красного моря, при Абиссинском дворе. Между ними был и Осман со своей женой – Рокайей, дочерью Мохаммеда.

Несколько месяцев после этого временного переселения случился странный эпизод, во время которого Мохаммед искал компромисса со своими согражданами. Именно: он признал три женские божества арабов, как заступниц перед всевышним Божеством (Аллах). В это время, когда корейшиты сидели вокруг Каабы, Мохаммед стал читать перед, ними суру 54 и, упомянув о явлении ему ангела, продолжал так: (ст. 19): „И не видите ли вы Лату и Уззу и Манату, третью с ними? Они – возвышенные жёны. И воистину можно надеяться на их заступничество”... Все присутствующие при этом были примирены такой уступкой и преклонились перед божеством Мохаммеда. Но его сердце болело, и недолго после этого два последних стиха, противные ему, были вычеркнуты ангелом Гавриилом, как внушение злого духа. Мохаммед заменил эти стихи, обличив идолопоклонство, от которого никогда больше не отступал: „Ужели у вас будут дети мужескаго пола, а у Него дети женскаго пола? Это было бы воистину несправедливый раздел! Оне только имена, которыя вы и ваши отцы выдумали” (ст. 21–23). После этого корейшиты стали преследовать Мохаммеда ещё больше... Между тем эмигранты Мохаммеда, узнав о примирении его с корейшитами, вернулись в Мекку, а теперь снова должны были бежать в ту же Абиссинию вместе с новой партией беглецов из Мекки, так что их число достигло до ста душ.

В это время дело ислама получило неожиданное подкрепление, вследствие обращения двух влиятельных и мужественных граждан – Хамзы, дяди Мохаммеда, и Омара⁴. Корейшиты были испуганы решительным положением, какое заняли Мохаммед и его последователи, и потому составили враждебный ему союз и прекратили всякое сношение с приверженцами Мохаммеда и поддерживающими их Абу-Талибом и другими хашимитами. Хотя сам Абу-Талиб и многие из его племени не верили в посланничество Мохаммеда, но они стояли твёрдо за своего сородича и все удалились в квартал Абу-Талиба, где и оставались в течение от двух до трёх лет отрезанными от всякого сношения с внешним миром. Только во время хаджа пророк был в состоянии продолжать свою миссию: но отвергнутый корейшитами, он не нашёл отклика и у других арабских племён, к которым обращался со своей проповедью. Части Корана, обнародованные Мохаммедом за это время, приняли уже другой характер: суры становятся длиннее, и хотя мы и встречаем в них ещё довольно часто следы прежнего огня, – всё же стиль Корана делается более спокойным и более прозаичным. Явления природы и их приспособления к нуждам человека приводятся для доказательства существования Высшего Существа и всеправящего Провидения. Имеются длинные описания грубо материального ада, рая и воскресения. Стойкость и терпение вменяются пророку в обязанность; он подкрепляется в терпении примером предшествовавших ему посланников, как арабских, так и еврейских и даже, в одном месте, – стойкостью христианских мучеников.

Новая черта появляется и в том, что Мохаммед теперь часто обращается в Коране к прежним св. книгам и к самим евреям, как к свидетелям притязания его на пророчество. Мохаммед подкрепляет своё положение длинными рассказами из ветхозаветной истории, как то: о сотворении и падении человека, о потопе: он рассказывает истории об Аврааме, Давиде и Соломоне, передаваемые иногда дословно по Библии, но всё же затемнённые и искаженные выдумками и бреднями раввинов и народными легендами. Несомненно, в этом замечаются следы еврейского влияния; но откуда оно взялось, мы не имеем возможности сказать. Мохаммед обвинялся корейшитами в плагиате и в фабрикации. „Это – басни древних (говорили его противники); он их списал только; они ему диктуются утром и вечером”, – „Нет, – возражал пророк: Тот, кто знает все, что скрыто на небесах и на земле, открыл их”. Эти откровения служили, в самом деле, новым доказательством его вдохновения.

Строгость исключения Мохаммеда и его последователей (620-й год) из арабского общества привела, в конце концов, к обратным результатам: лишения, терпимые Мохаммедом и его последователями, привлекли к ним симпатии многих. На десятом году его служения запрет был уничтожен, и хашимитам была возвращена свобода. Но вскоре, Хадиджа умерла, а после неё и Абу-Талиб... Упавши духом вследствие этой двойной потери и вследствие уменьшения шансов для восторжествования своего дела, Мохаммед, в сопровождении одного Зайда, отправился в город Таиф, лежащий в 60 милях к востоку от Мекки. Но его призыв таифитян к исламу, повторявшийся в течение нескольких дней, не нашёл отклика со стороны вождей Таифа, и в конце концов Мохаммед был выгнан жителями того города и ранен посыпавшимися на него камнями. Во время отдыха на обратном пути, в долине Нахле, он имел видение: полчище джиннов окружило его, желая слушать Коран и принять новое вероучение⁵. Мохаммед вернулся в Мекку в ожидании мрачного будущего здесь. Спустя два месяца после смерти Хадиджи, он женился на Савде – вдове одного из абиссинских эмигрантов и в то же время обручился с Айшей, дочерью своего друга Абу-Бекра, которой тогда было шесть или семь лет от рода.

Наконец, появилась надежда на лучшее будущее совсем с неожиданной стороны. Во время ежегодного паломничества арабов в Мекку, небольшое число паломников из Медины заинтересовались Мохаммедом и во время его проповеди в Мине приняли ислам. В следующем году эти новообращённые, 12 человек, встретились с Мохаммедом на том же месте и приняли присягу в повиновении ему. В Медине притязания нового пророка также нашли себе отклик, и таким образом все условия там оказались благоприятными для него. Несколько еврейских племён с давних пор поселились в ближайшем соседстве с Мединой. Поэтому религия и св. книги евреев, на которые Мохаммед стал теперь опираться, как на одну из своих самых сильных опор, были мединцам хорошо известны. В течение многих лет этот город страдал от внутренних распрей; партии Аус и Хазрадж оказались теперь почти равносильными, и некому было управлять городом. Тогда из Мекки был отправлен вероучитель в Медину, и новое вероучение распространилось там с неимоверной быстротой.

В Мекке же настало затишье. Обе партии⁶ держались в ожидательном положении, наблюдая одна за другой. Суры этого периода дышат спокойной и возвышенной уверенностью, со случайными предостережениями относительно божеского гнева и наказания безбожному городу (Мекке). Не было более надежды на успех в Мекке, и взоры Мохаммеда направились к северу, т. е. к Медине. Все его мечты сосредоточились там. И вот, в одну ночь он был чудесно перенесён в храм Иерусалима (сура 17), а оттуда, как передаёт предание, он был вознесён выше, в самое присутствие Всемогущего Бога, от Которого и получил повеление относительно пятикратной ежедневной молитвы. Тогда же он рискнул предсказать, что в скором времени греческий император Ираклий победит персов (сура 30).

В 622 году снова настало время паломничества, и Мохаммед увидел себя окружённым восторженным кружком более чем 70 последователей из Медины, которые в уединённом ущелье, в Мине, поклялись тайно принять его в Медине и защищать его, рискуя своей жизнью и имуществом. Отныне он решил оставить свой неблагодарный и строптивый город (Мекку) и приказал своим последователям отправится в Медину, ибо Господь воистину дал им братьев и родину в том городе, в котором можно найти убежище. Последователи Мохаммеда, оставляя за собой дома и имущества, тайно отправились маленькими партиями в Медину, где вскоре собралось их до 150 человек, считая женщин и детей, а сам Мохаммед, вместе с Абу-Бекром и Алием и их семьями, остались почти одни в Мекке. Корейшиты, смущенные таким неожиданным поворотом дела, собрались на совещание, которое так описывается в Коране: „Вот неверные ухищряются против тебя, чтобы заключить тебя в оковы, или убить тебя, или изгнать тебя: они ухищряются, и Бог ухищряется; но Бог самый искусный из хитрецов” (сура 8, ст. 30).

Но Мохаммед, предупреждённый о намерениях корейшитов, сбежал и скрылся в пещере, в горе Савр, близь Мекки, а через три дня, обманув бдительность своих врагов, был на пути в Медину (сура 9, ст. 42). День этого бегства открываете собой эру мусульман, известную под названием „Хиджра” (622 г.).

Части Корана, составленные в последние годы жизни Мохаммеда в Мекке, повторяют приведенные выше доводы против идолопоклонства и против возражений неверных: они дают доказательства божеских свойств и рассказы из св. писания, легенды и яркие, иногда даже драматические описания рая и ада. К концу этого периода в сурах Корана встречаются намёки и на предстоящее переселение в Медину. Суры Корана становятся длиннее (занимают часто по несколько страниц); стиль их становится ещё более спокойным и искусственным; но по местам встречаются ещё вспышки прежней образной и страстной поэзии.

Новой чертой для этого времени надо считать появление заметок о христианстве. В ранних сурах о христианском вероучении упоминается редко и только в виде намёков. Вообще во всём Коране немного мест, в которых упоминается о Евангелии; но в двух или трёх местах очень подробно передаётся рассказ о рождении Иоанна Предтечи и Иисуса Христа (суры: 19, 1–35; 3, 33–46; 5, 108–118), некоторые заметки, относящиеся к апостолам (сура 36, 12–28) и рассказ с очень фантастической окраской и о семи спящих отроках (18, 8–25). Рассказы Корана, заимствованные из Евангелия согласуются вообще с изложением Евангелия Луки, но изобилуют ребячьими чудесами, какие встречаются в апокрифическом „Евангелии Детства”. Распятие И. Христа (сура 4, 155–157). О Тайной Вечери и Крещении ничего не говорится в Коране. В представлении Мохаммеда о Хр. Троице (догмат которого он отвергает с возмущением), Дева Мария занимает место одного из Лиц Св. Троицы.

И всё-таки Мохаммед взывает к Евангелию наравне с Пятикнижием, для подтверждения своей миссии. Впоследствии, после своего разрыва с евреями в Медине, он выражается о христианстве в более дружественном и доброжелательном тоне.

Итак, хотя и несомненно, что некоторые части Евангелия были известны Мохаммеду, всё же это было в самом отрывочном виде. Знакомство его с учением христианства осталось до конца его жизни поверхностным и искажённым, а ислам (подразумевается под этим словом преданность воле Бога) лежал на основе всех прежних откровений. Всем благочестивым евреям, христианам и даже сабеям спасение обещалось наравне с мусульманами (сура 2, 59; 5, 73). Миссия Мохаммеда была первоначально намечена для арабов только и не приняла ещё исключительного и антагонистического характера. Мохаммед был только проповедником, простым предостерегателем. Мысль о применении силы или насилия до сих пор ещё не возникала у него; но от своих последователей он требовал и получал даже в это уже время абсолютного повиновения. Они обязывались беспрекословно повиноваться Богу и Его пророку. Наряду с требованиями страха перед Богом, милосердия, смиренномудрия, правдивости, целомудрия и других добродетелей, теперь появляются предписания относительно соблюдения молитв, а церемониал предписывается как бы часть великого всеобщего вероучения Авраама. Также находим в Коране некоторые еврейские ограничения по отношению к известного рода пище: но всё же положительные предписания в Коране пока ещё не многочисленны.

Со времени бегства Мохаммеда в Медину, сцена деятельности его изменяется, а вместе и характер предписаний Корана, открытых ему в Медине. Идолопоклонники Мекки, о которых говорилось прежде, здесь исчезают, и их место занимают „лицемеры Медины”. В Медине не было открытого сопротивления Мохаммеду, или его доктринам; но, несмотря на это, сильная партия ревновала приезд чужеземца, и скрытое недоброжелательство нередко выступало наружу. Главой партии лицемеров был Абдалла-Ибн-Обай, который – не повернись судьба города в сторону Мохаммеда, – имел бы все шансы сделаться главой Медины. Недоброжелательные граждане продолжали быть предметом городских упрёков в Коране, пока и они, незадолго до смерти Мохаммеда, не исчезли так же со сцены, вследствие успеха ислама.

Но самым выдающимся предметом речей в ранних Мединских откровениях служили евреи и их вероучение. Вначале Мохаммед не жалел никаких усилий, чтобы привлечь евреев на свою сторону: он подробно останавливался на жизни их пророков и чтимых ими людей и думал вызвать их благодарность, когда рассказывал о вмешательстве Всевышнего в их судьбу в Египте и в других случаях, и надеялся побудить их к выступлению в его пользу, как он верил, что в их книгах находятся пророчества о нём. Но и это не удалось. За исключением некоторых отступлений от веры, евреи отказались признать Мохаммеда пророком. Разочарование его скоро дошло до вражды, – и те самые, которые раньше призывались в качестве свидетелей, теперь обвиняются, как слепые и отверженцы, достойные потомки того народа, который убивал своих пророков и отверг своего Мессию. Авторитет Пятикнижия и Евангелия признаётся; но всё же заметно, что миссия Мохаммеда всё более сводится к тому, чтобы в границы всё более расширяющегося круга вернуть всех тех, которые исказили догматы своих священных книг – вернуть к древней всеединой вере: Авраам не был ни евреем, ни христианином, но истинным мусульманином⁷; его вера была, наконец, восстановлена и завершена в Коране; в св. Писании находятся предсказания о грядущем пророке; евреи признали его в лице одного из своих потомков, но по своей косности и злобе они исказили очевидность доказательства; их сердца огрубели, и толстое покрывало лежало над ними...

Суры этого периода изобилуют местами, подтверждающими и освещающими это заключение Мохаммеда.

Первый год жизни Мохаммеда в Медине прошёл в постройке мечети и домов для себя и для его последователей, которые в течение первых месяцев были приняты в дома мединцев и пользовались их гостеприимством. Авторитет пророка был вначале признан только обращенцами в ислам; но постепенно влияние его росло, и он, наконец, сделался настоящим правителем всего города.

С самого прибытия Мохаммеда в Медину, ритуал молитвы выполнялся; молитве предшествовали омовения еврейского характера. Но всё это делалось более по обычаю, чем по предписанию. Пять раз в день, в определённое время, верующие созывались азаном⁸ к короткой молитве в мечети. Молитва могла совершаться и во всяком другом месте. Днём более многолюдного и более торжественного богослужения была назначена пятница⁹, но без того свящ. значения, какое придаётся еврейской субботе. О пятнице нигде в Коране не упоминается, кроме одного случая, относящегося к более позднему периоду, когда верующие получили выговор за то, что оставили мечеть при приходе каравана, так что пророк остался один на кафедре: „Верующие! когда в день собрания будет возглашено к молитве, то постарайтесь идти к славословию Бога, и оставляйте торговлю; в том больше для вас добра, если вы знаете. Когда кончится молитва, тогда расходитесь по этой земле и ищите щедрот Божиих. Бога вспоминайте чаще и будете, может быть, счастливы” (сура 62, ст. 9–11).

В начале своей жизни в Медине Мохаммед принял было еврейские посты и праздники, но возрастающее отвращение его к евреям повело к установлению особых порядков, которые хотя и походили на еврейские, но отличались от них по времени и по обстановке. Так, сначала во время молитвы, Мохаммед, как и евреи, обращался лицом в сторону Иерусалима; но теперь кыбла, т.-е. направление, по которому необходимо кланяться во время молитвы, была изменена и установлена в сторону Каабы: „Безразсудные из людей скажут: что отвратило их от кыблы их, которой они держались? Скажи: во власти Бога Восток и Запад: Он кому хочет, указывает прямой путь” (сура 2, 136). Вначале Мохаммед соблюдал также праздник жертвы умилостивления; но в следующем году он установил месяц Рамазан, по примеру, будто бы, прежних народов (сура 2, 179): „Верующие! вам предписан пост, как он предписан был тем, которые были прежде вас (может быть, вы будете благочестивы)”. Чтобы ещё больше отличаться от еврейства и приближаться к культу Мекки, – праздник жертвоприношения („айдуль-зоха”) соблюдался в Медине в тот же день, когда в Мине (долина близ Мекки, на пути к Арафату) приносились жертвы в воспоминание жертвоприношения Авраама: „Совершайте торжественный праздник и праздничное молебствие во славу Бога. Если будет какое препятствие вам, то совершите, что удобно – отправьте туда жертвенное животное. Не брейте ваших голов, покуда жертва не достигнет до места и времени ея заклания. Кто из вас будет болен, или у кого будет какой-либо недуг в голове, тому в замену будет пост, или милостыня, или другие какая-либо дела благочестия. Когда же вы безопасны, тогда тот, кто хочет праздничное молебствие соединить с совершением торжественного праздника, пусть отправит жертвенное животное, какое ему удобно. Но кто не нашел того у себя, тому поститься три дня в продолжение праздника и семь дней тогда, когда возвратитесь домой; всего десять полных дней. Это тому, чье семейство не было при запретной мечети. Бойтесь Бога, и знайте, что Бог строг в наказании” (сура 2, ст. 192).

Во втором году Хиджры открывается новый период для Корана, именно – в связи с враждебными действиями корейшитов. До сих пор Мохаммед заявлял о себе, как о простом проповеднике; он не считал себя ответственным за неверующих, и даже в Медине вначале его лозунг был таков: „Нет принуждения в религии (сура 2, 257). Но принципы ислама постепенно подверглись изменению. Меккские караваны представляли для Мохаммеда соблазнительную возможность придавить врагов, – и несколько экспедиций были организованы против них. Во время одной из них, устроенной по тайной разведке, караван и два корейшита из конвоя были захвачены, а один гражданин Мекки убит. И это произошло, когда священный месяц Раджаб уже начался. Мохаммед сначала отказался было от этого дела, как от святотатственного, и держал в нерешительности захваченных корейшитов и добычу; но появившееся вскоре после этого Божеское поведение устранило его сомнения и оправдало враждебные действия его даже в священный месяц, как менее тяжкий грех в сравнении с идолопоклонством корейшитов и непокорством их исламу; „Спрашивают тебя о запретном месяце – о войне во время его. Скажи: Война во время священнаго месяца – великий грех; но уклоняться от пути Божия, не веровать в Него и в священную мечеть, изгонять из нея посещающих ее – еще больший грех пред Богом. Искушение (идолопоклонство) губительнее войны”... (сура 2, ст. 214).

После того в Коране стали в изобилии появляться подстрекательства к сражениям за веру и воинственные обличения против корейшитов. Мохаммед теперь усваивает себе положение теократического правления и Кораном свободно пользуется для опубликования новых приказаний. Каждое слово в Коране претендует на происхождение от Бога и направлено к заместителю божества на земле. Религиозные предписания смешиваются в Коране с другими вопросами, но откровение становится все более органом правления пророка. Приказания общего характера о победе или неудаче, о разделе добычи, или об обхождении с пленными; уставы уголовного и гражданского права; законы относительно супружества, рабства и развода; инструкции, относятся даже к упорядочению общественной жизни и личных условий домашней жизни Мохаммеда – всё это перемешивается на страницах Корана с вопросами религии без всякого разбора.

Спустя 18 месяцев после Хиджры, первое настоящее сражение с корейшитами произошло при Бадре. С отрядом, состоящим из 305 последователей (в том числе 200 граждан Медины), Мохаммед разбил вражескую силу, втрое превышавшую численностью его отряд. Битва была кровавая, и многие были взяты в плен. Пророк, таким образом, не только вселил страх в корейшитов, но утвердился действительным властелином Медины. В этой победе он усмотрел ясное доказательство своего посланничества, ибо эта победа была достигнута благодаря божественному вмешательству и с помощью ангелов (сура 3, ст. 119–120; сура 8, ст. 45–56).

12 месяцев спустя (третий год Хиджры) корейшиты отомстили Мохаммеду. Они выступили против Медины в числе 3000 человек. Мохаммед встретил их при Оходе (возвышенность в трёх милях от Медины), во главе всего 700 своих последователей, потому что число его приверженцев уменьшилось после отпадения от него Абдаллы Ибн-Обая. При Оходе Мохаммед понёс значительное поражение, потеряв 70 человек (в числе их своего дядю Хамзу), и сам был ранен и находился в беспамятстве. Но рука Божия была усмотрена и в этом случае: неудача была необходима, чтобы отделить истинных верующих; потом победа, как и при Бадре, стала снова их уделом (сура 3, ст. 133-й). А если бы и Мохаммед был убит, то и тогда бы Божие дело было победоносно... Итак, с выдающейся ловкостью (умением) победа и поражение должны были служить целям Мохаммеда.

Вскоре после победы при Бадре, вследствие разногласия между Мохаммедом и Бени-Кайнока (еврейское племя, обитавшее в пригороде Медины), он обложил их крепость. Бени-Кайнока сдались. Хотя жизнь их была пощажена по просьбе их союзника Абдаллы Бен-Обая, но сами они подверглись изгнанию.

Полтора года спустя, Мохаммед воспользовался случаем и поссорился с другим еврейским племенем, Бени-Назыр, проживавшим в хорошо укреплённом пригороде и окруженном богатыми рощами финиковых пальм. После трёхнедельной осады, Мохаммед принял согласие Бени-Назыр сдаться и выселиться, предоставив ему свои земли и сады. Сура 9-я посвящена этому вопросу. Пророк оправдывается в ней в своём поступке, противном арабскому военному обычаю, – рубке и сжигании финиковых пальм. Здесь же осмеивается недоброжелательная к нему партия мединцев, которые оказались способными поддержать еврейских союзников.

В течение 4-го года Хиджры не было правильных, сражений. Предводители обоих вражеских ополчений сговорились было встретиться на следующий год при Бадре, и двинулись туда. Но корейшиты, изнурённые засухой, остановились на пути и вернулись, а мусульмане расположились лагерем на означенном месте и торговали на ярмарке. В третьей суре выражается божеское довольствие по этому поводу. (Ст. 11).

На пятом году, во время похода против вероломного племени Бени-Мусталик, случилось столкновение между мединцами и меккскими беглецами. От слов перешли к драке, и Абдалла Ибн Обай начал смеяться над своими приверженцами за то, что они навлекли на себя этих нахальных чужестранцев. „Когда мы вернемся в Медину говорит он, – .. тогда, наверное, более сильный выгонит более низкаго”. Мохаммед, испугавшись такого открытого выражения столь опасных для него чувств, отдал приказ о немедленном возвращении в Медину. Вскоре после этого появилась сура 63, содержащая горькие упреки против Абдаллы и его недоброжелательных сообщников.

Этот год ознаменовался известными скандальными происшествиями в семейной жизни Мохаммеда. Он имел теперь пять жён; двух из них он недавно только прибавил к своему гарему. Несмотря на это, он влюбился в Зейнабу, жену своего приёмного сына Зайда, который, узнав об этом, развёлся с женой, чтобы она могла выйти за его друга. Мохаммед стеснялся было жениться на той, которая, по арабскому обычаю, находилась с ним в запрёщенном для супружества родстве. Но его страсть была непреодолима..., и в конце концов появилась сура, в которой он упрекал себя за его боязнь людей. Новое откровение устанавливает факт, что из усыновления не вытекает настоящего родства¹⁰, и чтобы впредь женитьба верующих на жёнах усыновлённых приёмышей не могла вменяться им в вину. Пророк вступил в брак с Зайнабой, о чём так было объявлено в Коране: „Когда ты говорил тому, кого облагодетельствовал Бог и облагодетельствовал ты; удержи за собой супругу твою, и бойся Бога!” Ты скрывал тогда в своей душе то, что Бог хотел сделать явным; ты боялся людей, Бога бояться более должен был ты. А когда Зейд исполнил желаемое своё дело; тогда мы сочетали тебя с нею, для того, чтобы на верующих не было греха сочетаваться с супругами усыновленных ими, после того, как они решились поступить с ними как хотели. Повеление Божие исполнилось. На пророке нет никакого греха, когда он поступил так, как заповедал ему Бог, сообразно уставу Божию для тех, которые были прежде него”. (Сура, 33 ст. 86–38).

Несколько месяцев спустя случилось другое интимное дело, хотя в ином роде. – Во время походов Мохаммеда обыкновенно сопровождала одна или несколько жён. При возвращении из походов против племени Мусталик на последней остановке палатка и паланкин Айши были увезены, пока она на краткое время отсутствовала. Возвратившись к месту стоянки, она оказалась одна во тьме ночной: в предположении, что узнают об ошибке, она уселась и стала ждать. Спустя некоторое время подоспел один из последователей Мохаммеда и, видя её в таком критическом положении, предложил ей сесть на своего верблюда, на котором доставил её в Медину. Жители города сделали мрачные выводы из этого обстоятельства. Сам Мохаммед отстранился от неё, и она должна была удалиться в дом своего отца. Пять (?) месяцев прошло в таком положении, но потом пророк был сверхъестественным образом извещён о её невиновности; вследствие этого был установлен закон, требующий свидетельства четырёх свидетелей для подтверждения обвинения кого-либо в прелюбодеянии; при не имении же свидетелей, обвинитель наказывается за клевету.

Так было объявлено в откровении: „Те, которые выдумали ложь, были из числа вас: ее вы не считайте злом для себя; напротив, она – добро для вас. Каждому из тех людей будет соответственное участие его в оном умысле; а тому из них, кто более всех содействовал распространению его, будет великая мука. Когда вы о том услышали, тогда верующие и верующие разве не выказали своего добраго мнения, и разве не говорили: это очевидная ложь? Представили ли они четырёх свидетелей тому? А когда не представили свидетелей, то они, по суду Божию, лжецы. Если бы не было благости и милости Божией к вам в этом и в том мире, то вас поразила бы великая казнь за ваше многословие. Вы говорили языком, произносили устами такое, о чём у вас не было сведения; считали незначительным то, что важно пред Богом. О, если бы вы, когда услышали это, сказали: не наше дело говорить об этом; хвала Тебе! это большая клевета. Бог вразумляет вас, чтобы вы никогда опять не делали подобного, если вы верующие. Бог объявляет вам свои знамения, Бог знающий, мудр. Тем, которые рады, когда разглашается гнусный поступок между верующими, будет мучительное наказание в здешней и будущей жизни. Бог знает, а вы не знаете. Если бы не было благости и милости Божией к вам, то... но Бог благ, милосерд. Верующие! не следуйте стезям сатаны: кто последует стезям сатаны, тому он внушит гнусное и законопреступное. Если бы не было благости и милости Божией к вам, то ни один из вас никогда ни остался бы чист; но Бог хранит, кого хочет, чистым. Бог – слышащий, знающий. Те, которые клевещут на честных жен, равнодушных к молве, верующих, прокляты в этом и в том свете: им будет великая мука в тот день, когда их язык, руки, ноги будут обличать их в том, что они делали. Тогда Бог заплатить им по их заслуге, и они узнают, что Бог – несомненная истина”. (Сура 24, ст. 11–26). После этого Айша была принята обратно, а её обвинители были наказаны плетьми.

Около этого времени были изданы некоторые приказания относительно ношения женщинами покрывал на лице при выходах из дома и относительно приличного устройства общественного и семейного быта. Эти предписания были строже для жён самого пророка, которым в случай невоздержания угрожало двойное наказание. Они не должны быть приравниваемы к другим женщинам и более других должны были воздерживаться от любезности в речах, дабы тот, в чьём сердце есть болезнь, не поддавался бы соблазну. „Жены пророка! если которая из вас сделает очевидную гнусность, для той вдвое удвоится наказание. Это легко для Бога. А которая из вас будет благочестиво покорна Богу и Его посланнику, будет делать доброе: той доставим Мы двойную награду, той приготовим Мы щедрый надел. Жены пророка! вы не то, что все другия жены: если вы богобоязливы, то не будьте слишком ласковы в словах ваших, чтобы в том, у кого в сердце есть болезнь, не было желания на вас; говорите разговором хорошим. Постоянно будьте в своих домах; не хвастайтесь перед другими своими нарядами, как хвастались в прежния времена неведения: совершайте молитву, давайте очистительную с имущества милостыню; повинуйтесь Богу и посланнику Его. Бог хочет только удалить мерзость от вас – от семейства сего дома и очистить вас полной чистотой” (Сура 33, 30–33).

Наконец, ревность Мохаммеда была окончательно успокоена повелением своим женам, никогда, больше не выходить замуж, даже после его смерти (от. 53). Обязанность верующих сожительствовать одинаково со своими некоторыми женами была также ослаблена в пользу пророка (Сура 33, ст. 49–52).

К концу того же года корейшиты с войском в 4.000 человек снова осадили Медину. Мохаммед, не решившись рискнуть снова на схватку вне города, усилил, свою позицию посредством глубокого рва, за которым и укрепился. Осада длилась 15 дней и вызвала большую тревогу у жителей города, но, к их счастью, Меккское ополчение, изнурённое погодой, внезапно отошло от Медины. После этого Мохаммед еле успел снять с себя броню, как удостоился посещением ангела Гавриила, приказавшего ему: „Встань и отправляйся против Бени-Корейза. Се, я иду впереди тебя, чтобы сокрушить стены их крепости”. Бену-Корейза было единственное еврейское племя по близости Медины и уцелевшее пока от нападения со стороны Мохаммеда. Бени-Корейза обвинялись в том, что послушались предложений корейшитов и за это были осаждены войском мусульман. После 14-дневной осады они были доведены до крайности и сдались, безусловно. Мужчины, числом 600–800 были хладнокровно обезглавлены, партиями одна за другой, а женщины (одну из которых Мохаммед оставил для себя) и дети были проданы в рабство.

Об этом происшествии говорится в суре XXXIII, где картинно описывается страх жителей, трусливость лицемеров, явное избавление совершённое Господом и уничтожение евреев. „Тех из народа знающаго Писание, которые помогали им, Он выселил из крепостей их, бросив страх в сердца их; одну часть из них вы избили, другую часть из них взяли в плен”. (Ст. 26–27).

В шестой год Хиджры пророк вздумал совершить мирное посещение Мекки для исполнения обрядов хаджа. Немногие из бедуинов откликнулись на его приглашение. Всё же в Кавалькаде числилось 1500 человек, одетых в одежду паломников¹¹. Но корейшиты отнеслись с подозрением к этому предприятию и оказали сопротивление паломникам, которые были вынуждены расположиться лагерем вне священной черты – в местечке Ходайбейя, где после продолжительных переговоров с мекканами было заключено перемирие. Всякие враждебные действия отсрочивались на 10 лет; все арабские племена считались свободными вступить в союз с Мохаммедом; его приверженцам из жителей Мекки разрешалось присоединиться к нему. Паломники должны были сейчас же вернуться назад, не вступая в Мекку, но на будущий год им позволялось совершить обряд хаджа. Во время этих переговоров Осман был отправлен в качестве посла к корейшитам – и когда его возвращение затянулось, прошёл слух об измене, паломники окружили Мохаммеда, стоявшего под тенью акации и восторженно поклялись постоять за его отсутствующего зятя¹². Об этой захватывающей сцене, известной под именем „Клятвы дерева”, таким образом упоминается в XLVIII суре: „Бог доволен теми верующими, которые под деревом обещались быть верными тебе: Он знал, что было в сердцах, и за что низвел в них покой, вознаградил их близкой победой, и большей добычею, какую они взяли. Бог силен, мудр, Бог обещал вам, что возьмете большую добычу, и скоро доставил ее вам: Он отклонил от вас руки сих людей, чтобы это было знанием для верующих и чтобы Ему вести вас но прямому пути. И другое, чего вы не могли сделать, Бог устроил уже: Бог всемогущ. Если бы неверные сразились с вами, то они непременно обратили бы тыл: они не найдут себе ни покровителя, ни помощника, по распоряжению Божию, какое было и прежде; ты не найдешь перемены в распоряжении Божием. Он сам отклонил от вас руки их, и ваши руки от них, в долине Меккской, после того, как дал вам победу над ними!

Бог видит, что вы делаете. Они – те самые, которые не веруют и не допускают вас к запретному мольбищу, и не дают жертвенным животным придти на свое место. Если бы верующие мужчины и верующия женщины, которых не знаете вы, не были перемешаны с ними; если бы не падало на вас, при вашем незнании, обвинения со стороны их, когда Бог ниспосылает свою милость на кого только хочет Он; если бы они были отделены от них: то мы неверующих из них наказали бы болезненным наказанием. В то время, как неверные в сердцах своих питают злобу, злобу времен неведения, Бог ниспослал свой покой посланнику своему и верующим, сделал неразлучным с ними слово благочестия, и они были вполне правы на него и достойны его. Бог всеведущ. Бог верно исполнил своё обещание, данное пророку в сновидении: „войдите в запретное мольбище, если угодно Богу, безопасно – обривши ваши головы, или остригши их: у вас не будет страха”. Он знает, чего вы не знаете. Кроме этого Он предустановил близкую победу” (ст. 18–27). Как видно из приведённого, перемирие называется явной победой. И в самом деле, оно и было настоящим триумфом для Мохаммеда, так как доказало признание его равной и независимой силой. А так как его последователи остались недовольны, то он утешил их обещанием скорой победы и богатой добычи в ином месте, хотя обещание это не распространялось на не ревностных бедуинов в знак наказания.

В 60-й суре, объявленной в это время, верующие предостерегаются от близости и дружбы с неверующими, в ней также даются указания, как должно относиться к женщинам из Мекки, принявшим ислам: супружеский союз между верующими мужьями и их неверующими женами, оставшимися в Мекке, был расторгнут, и приданое одной стороны считалось компенсированным приданым другой. В ст. 10, этой суры объявлено: „когда придут к вам верующия изгнаницы¹³, то вы испытывайте их (Бог вполне знает веру их). Если узнаете, что оне верующия, то не возвращайте их к неверным: оне не законны для тех, а те не законны для сих; отдавайте им, что они издержали на них. Вам нет греха жениться на них, как скоро вы дадите им вено, какое следует им. Не удерживайте на себе ошейников на неверных¹⁴: требуйте с них, что вы употребили на их содержание. Таков для вас устав Бога, который Он установляет между вами. Бог знающ, мудр”. Несколько месяцев спустя, обещание победы и добычи нашло исполнение в походе против евреев Хайбара, поселения которых находились к северу от Мекки, в расстоянии нескольких дней пути. – В этом походе Мохаммед, как для себя, так и для своих последователей добыл богатую добычу и обширные земли.

Седьмой год хиджры прошёл без особых приключений, и отложенное Мохаммедом паломничество было совершено мирно, согласно договору.

На восьмом году хиджры произошёл случай в гареме пророка, подавший повод к некоторым странным изречениям в Коране, похожим на откровенья, объявленные после дела с Зайнабой. Именно: в предыдущем году Мохаммед отправил послов к царям соседних государств с приглашением их принять ислам, как истинную веру. Но, ни один из этих государей не удостоил Мохаммеда ответом, кроме Мукукаса, правителя Египта. – Вместе с другими дарами, Мукукас прислал Мохаммеду двух рабынь. Так как обе рабыни были сёстры, то только одна из них разрешалась Мохаммеду по закону, и он избрал Марию. На следующий год она родила ему сына, который умер в детстве. Любовь Мохаммеда к Коптской рабыне была ненавистна другим его женам, и одна из них застала его однажды в своём помещении наедине с Марией. Произошла сцена ревности. Мохаммед обещал более не искать близости с Марией, если этот случай будет сохраняться втайне... Но нельзя было замолчать скандал: Мохаммед после этого нашёл свой гарем холодным и недружелюбным к нему. Вследствие этого он удалился от общества своих жён и в течение месяца жил с одной Марией. По этому случаю явилось откровение, упрекающее его в том, что он отказался от позволенного ему Богом, из желания угодить своим жёнам. В этом откровении разрешалось Мохаммеду пренебрегать своим обещанием, а по адресу его жён были высказаны угрозы немилости, как со стороны Бога, так и от людей: „Если он разведется с вами, Господь его, может быть, даст ему вместо вас лучших жен, покорных Богу, верующих, набожных, раскаивающихся, ревностных, постящихся, как не бывших в замужестве, так и девственниц”. (66. 5).

Мы не имеем возможности определить – имел ли сам Мохаммед намерение увековечить подобные слова в Коране; но, ни в преданиях, ни в самом Коране нет ничего, могущего вызвать предположение о том, что он сам стыдился своей слабости и распущенности, доказанных этими сделками или даже сознавал, насколько они дискредитировали его.

В этом году оружие Мохаммеда потерпело серьёзную неудачу при Муте, на Сирийской границе, где был убит и его друг Зайд. Несмотря на это, теперь новая эра открылась перед исламом. Косвенное несоблюдение перемирия корейшитами было яростно использовано и Мохаммед вошёл в Мекку победителем, во главе 10,000 человек. Он обращался с побеждённым городом с удивительным великодушием и милостью. Всё население перешло на его сторону, и по прошествии немногих недель мы видим прежде враждебных шейхов из корейшитов под знаменем Мохаммеда. Свободолюбивые бедуинские племена оказались более упрямыми. Они наскоро сконцентрировались в Тайфе, и сражение произошло в долине Хонейна, которое вначале грозило быть критическим, так как полки Мохаммеда, проходя по узкому ущелью, подверглись дикому нападению врага, засевшего в засаде, и совсем растерялись, – но мусульмане воспрянули при кличе, затронувшем двойную струну: „О, вы мужи суры „Бакара”, о вы мужи „клятвы под деревом”! Они отбросили бедуинов, одержали полную победу и взяли богатую добычу.

После неуспешной попытки взять Тайф осадой, Мохаммед разделил добычу и повернул восвояси. С целью овладеть сердцами мекских шейхов, он при разделе дал им особенно богатую часть их добычи. Это вызвало неудовольствие в сердцах его старых последователей, которых он успокоил уверением своего уважения к ним и своего непреклонного решения никогда не оставлять Медину и не возвращаться в Мекку на жительство. В суре IX оправдывается такой раздел добычи, описывается паника при Хонейне и конечная победа приписывается помощи ангелов (ст. 25 и 26).

Власть Мохаммеда распространилась теперь по всему полуострову, и девятый год хиджры известен под названием: „год посольств”, – которые стали стекаться теперь к нему со всех стран, для признания его власти и для получения наставления в требуемых исламом обрядах: молитве, десятине и посте. Некоторые из гостей были невоспитанные сыны пустыни, и один из них однажды, дошедши до дверей Мохаммедова жилища, громким голосом кликнул, чтобы он вышел к нему. Мохаммед, при вежливости и снисходительности, имел правильное чувство своего достоинства, и этот случай показался ему не слишком мелким, чтобы не вызвать особого откровения. В суре 49 повелевается обращаться к пророку более вежливым и покорным тоном. „Верующие! не возвышайте голоса вашего выше голоса пророка; не произносите громко слов к нему, как громко произносите между собою, чтобы не остались тщетными дела ваши, когда вы того и не узнаете. Понижающий свой голос пред посланником Божиим – это те, которых сердца Бог расположил к благочестию; им прощение и великая награда. Из тех, которые громко вызывают! тебя из внутренних комнат, очень многие неблагоразсудительны. Но если бы они ждали, когда ты выйдешь к ним, то это было бы для них лучше: Бог прощающий милосерд” (сура 49, ст. 2–5).

Летом этого года состоялся поход в Табук, бывший последним походом Мохаммеда. Этот поход имел целью дать острастку сирийским племенам, собравшимся по подстрекательству Рима, на границе Сирии и Аравии. Малоревностная партия мединцев и даже некоторые из искренних последователей Момаммеда, побоявшись жары и неудобств похода, воздержались от участия в нём; но другие высказали горячую готовность и в значительной мере способствовали вооружению ополчения. По возвращении из утомительного похода, во время которого некоторые из еврейских и христианских шейхов изъявили покорность, Мохаммед провозгласил полную возмущения Филиппику против лицемеров, которые своим отсутствием под разными предлогами, навлекли на себя Божескую немилость (сура 9, ст. 74–107).

С искренно раскаявшимися в своей вине Мохаммед обращался более снисходительно, а о „плачущих”, т. е. о тех верующих, которые оплакивали свою бедность, не давшую им возможности экипироваться к походу, упомянуто с особенной похвалой (ст. 93).

В это время недовольство Мохаммеда возгорелось против одной партии, построившей мечеть в одном из пригородов с неблагонамеренной целью. Мохаммед не только заставил их разрушить здание, но охарактеризовал фундамент его как „построенный на песчаном берегу и имеющим быть унесенным со своим строителем в огонь геенный: „О тех, которые построили себе мечеть, чтобы производить вред, нечестие, разрыв между верующими, чтобы она была местом засады для воюющих и сперва против Бога и посланника Его, и которые клянутся, говоря: „мы желаем только лучшаго”! – о тех Бог свидетельствует, что они лжецы. В ней никогда не становись на молитву. Есть мечеть, которая с первого дня основана по благочестивому чувству: в ней должно тебе становиться на молитву; в ней есть люди, любящие быть чистыми: Бог любит чистых. Тот ли лучше, кто свое здание основал на благоговении к Богу и на желании угодить Ему, или тот, кто свое здание – на береге песчаном, осыпающемся? Он вместе с ним обрушится в огонь геенны. Бог не вождь людям нечестивым. Здание их, которое построили они, дотоле не перестанет быть недоумением в сердцах, их, доколе сердца их не будут истерзаны. Бог знающий мудр (сура 9, СТ. 108–111).

И так как противная Мохаммеду партия имела теперь мало влияния в Медине, и Абдулла Ибн Обай вскоре после того умер, то и партия его совершенно прекратилась. – В течение этого года и Тайф изъявил покорность, а потому всякое сопротивление на полуострове окончилось. В виду этого, когда приблизилось время паломничества, Мохаммед заставил Алия прочитать перед мединской толпой, так называемое „Отпущение”, по которому пророк, по истечении четырёх месяцев, считался свободным от всех принятых на себя обязательств и приказал воевать против неверных, отказывающихся повиноваться исламу. С этого времени никому, кроме мусульман, не был дозволен доступ к священному храму. Вместе с тем объявлено было, что ни один из неверующих не войдёт в рай. Это последнее замечание, а также запрещение обходов вокруг храма Каабы – голым, не записано в суре IX, хотя оно подразумевается в других местах, как-то – в суре III, ст. 84, XLVIII, ст. 13. Оно было, – о чём излишне говорить, – противоположно раннему учению Мохаммеда.

В последний период своей жизни Мохаммед мало обращал внимания на евреев, как и на христиан. Мохаммед не нашёл у них такого приёма, какого он требовал, а так как его цель была достигнута, то он в их поддержке больше и не нуждался. Его отношение к христианам было индифферентно, иногда даже недружелюбно, а к евреям он относился с горечью. Однажды посольство от наджранских христиан, во главе с их епископом, посетило Медину и вступило в религиозный диспут с Мохаммедом. Когда прения стали принимать более страстный характер, Мохаммед вызвал оппонентов решить спор клятвой: „Ну-ка, давайте называть имена ваших сыновей и наших сыновей, ваших жен и наших жен, вас самих и нас самих; а потом давайте заклинать друг друга и на тех, которые говорят неправду, призовем проклятие от Бога”. Этот странный вызов сохранился в Коране (сура 3).

Наконец, Мохаммед получил повеления воевать с упорными народами, имеющими писания, т. е. с евреями и христианами, пока они не согласятся платить подать и смиряться. „Воюйте с теми, которые не веруют в Бога и в последний день, не считают запрещенным того, что запретил Бог и Его посланник; и с теми из получивших Писание, которые не принимают истиннаго вероустава, дотоле, покуда они не будут давать выкупа на свою жизнь, обезсиленные, уничиженные” (сура 9, ст. 29). Евреи и христиане проклинаются за их лживые выдумки и за то, что евреи Эздру, а христиане Мессию считают Сыном Божиим. „Иудеи говорят: Ездра – сын Божий; назаряне говорят: Мессия сын Божий. Это их слова в устах их. Говоря это, они уподобляют себя неверным, бывшим прежде. Да поразит их Бог! Как легкомысленны они! Опричь Бога, они своих ученых и своих подвижников принимают за Господов, и Мессию, сына Марии. Им было заповедано покланяться только единому Богу! Кроме Его нет никого достойно-боготворимаго. Воздайте хвалу Ему, устраняя тех, кого признают они соучастниками Ему. Они своими устами хотят погасить свет Божий; а Бог хочет только того, чтобы вполне открыть свет Свой вопреки противоборству неверных” (9, 30–31).

А священники, монахи, о которых раньше говорилось дружелюбно, теперь злобно осуждаются: „Верующие! действительно, многие из учителей и подвижников их тратят имущество людей на пустое и уклоняют их от пути Божия: тех, которые прячут золото и серебро и не жертвуют им на путь Божий, обрадуй вестью о лютой муке, в тот день, когда оно в огне геенны будет раскалено, и когда им выжигаемы будут клейма на их лбах, на их боках, на их спинах. Вот то, что прятали вы для самих себя: узнайте же вкус того, что тогда вы спрятали” (сура 9, ст. 34–35).

Но о самих священных книгах, как о Ветхом, так и Н. Завете Мохаммед никогда, с начала своей общественной деятельности до конца жизни, не говорил иначе, как с самым глубоким уважением и почтением.

Жизнь Мохаммеда стала приближаться к концу, и он на десятом году хиджры, в сопровождении своих жён и громадного скопища народа, совершил прощальное паломничество, ритуал которого к тому времени уже очистился от всех языческих воспоминаний¹⁵. На священной горе Арафата Мохаммед произнес те стихи, которые вошли в 5 суру Корана. В ней от имени Божия сказано: „Сегодня я завершил для вас вероустав ваш, в полноте проявив Мое благодеяние вам (ст. 5).

По возвращении в Медину, Мохаммед наставлял народ в их обязанностях – общественных и домашних, и провозгласил равенство всех верующих, неприкосновенность жизни и имущества. Потом он повторил те стихи из суры IX, в которых уничтожается вставной месяц и запрещается изменение священных месяцев. „Действительно, число месяцев у Бога 12 месяцев, по книге Бога, с того дня, как сотворил Он небеса и землю. Из них четыре запретные: это – неизменный устав; потому в продолжение их не делайте зла себе самим. В другие все воюйте с многобожниками так же, как они во все воюют с вами, и знайте, что Бог с богобоязливыми. Перенос их на другие есть крайнее неверие; им вводятся в заблуждение только неверные: они считают его простым в один год, и считают запретным в другой год, чтобы согласить себя с тем временем, которое считать запретным повелел Бог: таким образом они делают простым то, что Бог повелел считать запретным. Они обольщаются злыми делами своими, Бог не руководит людей неверных” (сура 9, ст. 36–37). Мохаммед предостерёг слушателей о кознях сатаны, которыми тот старается совратить верующих в ислам даже в маловажных и мелких вопросах, и закончил свою проповедь такими словами от имени Божия: „Сегодня Я завершил для вас вероустав ваш, в полноте проявил мое благодеяние вам: Я благоизволил поставить вероуставом вашим ислам – покорность” (5, ст. 5).

Три месяца спустя Мохаммед заболел и 8 июля 632 года по Р. Хр. умер на 63 году жизни.

„Благочестивы те, которые веруют в Бога, в последний день,

в ангелов, в св. книги, в пророков”... (Коран 2, 172).

Из приведённого в эпиграфе стиха Корана видно, что основными догматами мусульманского вероучения считаются: а) вера в Бога единого; б) вера в последний день мира и следующее за тем воскресение мёртвых, всеобщий суд и загробную жизнь; в) вера в ангелов; г) вера в св. книги, данные Богом разным пророкам, и д) вера в пророков.

По внутренней связи, заключающейся между этими догматами, мы расположили их в таком порядке: вера в Бога единого, вера в пророков, посланных к людям в разные исторические эпохи: вера в св. книги, данные некоторым пророкам; вера в ангелов, вера в воскресение мёртвых и будущую жизнь праведников в раю, а грешников в аду. В разных местах Корана перечисленные догматы мусульманства разъясняются и подтверждаются доказательствами и историческими свидетельствами, заимствованными, главным образом, из св. книг евреев и христиан, а также и из местных преданий. При современной разработке ориенталистами и миссионерами учения Корана нетрудно сопоставить разные стихи его с соответственными текстами св. книг Ветхого и Нового Заветов, с учением талмуда и христианских апокрифов, с древними арабскими преданиями и другими случайными источниками, под влиянием которых сложилось своеобразное, но не самобытийное вероучение, изложенное в Коране. При этом остаётся в силе взгляд на ислам, как на религию простую, естественную и приспособленную к умонастроению арабов VI–VII вв. по Р. Хр.

Читателю, знакомому с еврейскими и христианскими св. книгами, ясно видно, что Коран согласуется с теми и другими в основах вероучения, почему мусульманская религия и причисляется к трём главным религиям человечества, возникшим среди семитов. Главное различие в учении этих трёх религий касается неодинакового понимания единства Божия и взгляда на Мессию. В Коране отрицается учение о Боге троичном в лицах, не признаётся Иисус Христос Сыном Божиим, Богочеловеком-Искупителем, а Мохаммед считается последним и превосходнейшим пророком, на котором запечатлелись (закончились) откровения Божии людям (Коран 33, 40). Поэтому основной символ коранского вероучения состоит из слияния веры в единого Бога с верой в Мохаммеда: „Нет другого божества кроме Бога единаго; Мохаммед – посланник Бога единаго”.

В Коране учение о Едином Боге формулировано в суре 112 в таких выражениях: „Скажи: Он – Бог Единый, Вечный. Он не рождал и не рожден; равнаго Ему кого-либо не бывало”. Мир-Али, индустанский апологет Мохаммеда и ислама, задавшись целью не только защитить, но и возвысить вероучение Корана над верованиями всех других народов, с пафосом уверяет своих читателей, что арабский мир имел, то неосязаемое, необъяснимое понятие о высшем существе, господствующем над всем, что даже представления иудеев и христиан о Едином Боге были затемнены языческими верованиями и что будто бы на Никейском соборе были люди, признававшие кроме Бога Отца, ещё двух богов – Христа и Деву Марию. Возражая христианским миссионерам, приписывающим христианству многобожие, Мохаммед возгласил: „Бог – Бог Единый; нет Бога, кроме Него”. На основании Мосхейма и Дейча, Мир-Али говорит: „Было введено в обычай приписывать христианству все, что есть лучшаго в мохаммеданстве”. Нам же кажется, что эта теория несовместима с результатами частного исследования. Лучше и не говорить, по его словам, об арабских христианах, существовавших во время Мохаммеда. Вдохновлённый общением с Богом Мохаммед обращался к арабским, языческим племенам и к последователям униженного христианства и иудейства со словами, исполненными истины и замечательного красноречия, заставляя их (иудеев и христиан) краснеть за их чудовищные верования. Мохаммед, великий проповедник единства Божия, выступает в истории в благородном столкновении с ретроградным стремленьем человека присоединять другие существа к Создателю вселенной. В Коране поминутно встречаются изречения: „Ваш Бог – единый Бог; нет другого Бога, кроме Его, Милосердаго”... Для подтверждения этой мысли Мир-Али в своей композиции приводит разные изречения Корана и заключает: „И в таком тоне продолжается эта удивительная книга, взывая к благороднейшим чувствам человека, к его внутреннему сознанию и нравственному чувству, доказывая и проявляя страшныя заблуждения языческих поверий. Редко встречается глава, не содержащая повествований о могуществе, милосердии и единстве Бога. Исламские понятия о Всевышнем были истолкованы неверно христианскими писателями. Они обыкновенно изображают Бога Ислама каким-то безжалостным тираном”, который играет людьми как на шахматной доске и выигрывает свою игру, не обращая внимания на жертву пешек”... Приводя затем разные имена Божии, индийский апологет Мохаммеда и ислама особенно настаивает на имени Бога „Милосердый”, так как милость Всемогущего Бога служит самой пространной темой в Коране и заявляет: „Христианству стоило целых веков, чтобы возбудить людей к сознанию долга к животному царству. Задолго до того, когда христиане во сне увидели повеление распространить чувство жалости на животных, Мохаммед впечатлительными словами объявил людям о нравственной обязанности к своим смиренным и бессловесным слугам. Эти принципы нежности, столь заботливо включенные в веру, сделали их обыденными в ежедневной жизни мусульманского мира¹⁶. Фанатичный апологет Мохаммеда и ислама не хочет знать, что ещё в книгах Ветхого Завета было определённо сказано: „Блажен, кто милует скот”, что в законодательстве Моисея было предписано не завязывать рта молотящего вола. Это требование милости к животным было повторено и в Новом Завете¹⁷.

Вообще, приём защиты вероучения Корана в книге Мир-Али более восторженный, чем научный. Своими патетическими восклицаниями автор не доказал, что Мохаммед впервые возвестил не арабам только, но всем народам, не исключая евреев и христиан, новое и возвышенное вероучение, превосходящее известные ещё до него религиозные истины. Мир-Али не сделал этого и не мог сделать, так как это не подтверждается историей и монотеизм Корана, после еврейского и христианского вероучения, является только повторением верования, установленного задолго до Мохаммеда проповедовавшего многобожникам-арабам VI–VII в. по Р. Хр.. Монотеистическое учение Корана (Алла-Тааля) не было новым, совершенно неизвестным в Аравии¹⁸ и в религиозное сознание человечества это учение не внесло ничего более возвышенного, сравнительно с библейским и евангельским учением: в Синайском Законодательстве через пророка Моисея еврейскому народу было точно и определённо возвещено от имени Божия: „Я Господь Бог твой! Да не будет у тебя других богов”¹⁹. В Новом Завете истина единства Божия была не только подтверждена, но и разъяснена²⁰, а на Никейском Соборе окончательно формулирована. Отголоски Никейского верования были известны в Аравии ещё до Мохаммеда, бывшего не первым и не единственным среди арабов искателем Бога²¹ ...

Историческая заслуга Мохаммеда состояла в том, что он имел возможность открыто, с искренностью „народнаго” (уммий) проповедника, провозгласить пред своими соотечественниками веру в Бога единого в форме определённого учения, соответствовавшего умственному развитию арабов и духу своего времени²².

Ещё средневековые христианские миссионеры указывали на заимствования Корана из Талмуда²³, a позднейшие европейские учёные с очевидностью показали зависимость Корана от иудейства и христианства²⁴, так что один Западно-европейский богослов имел полное право считать ислам ублюдком, произошедшим от отца христианина и матери иудеянки²⁵. При этом нужно иметь в виду, что Мохаммед, проповедуя меккским арабам веру в единого Бога, не отделял в своих речах этого учения от загробной жизни и большей частью, особенно в начале, говорил о Боге, как о Творце мира и Мздовоздаятеле. Его первые проповеди о кончине Мира, всеобщем воскресении людей и суде, а затем о рае и аде дышат сильным чувством и обнаруживают в нём большое религиозно поэтическое одушевление. Поэтому неверующие арабы, не желавшие признавать Мохаммеда пророком, называли его просто поэтом²⁶. Не веровавшие в загробную жизнь арабы возражали Мохаммеду: „Ужели мы, после того как сделаемся костями и прахом, – будем воскрешены? (17, 52 и 100). Нет, не бывать тому, чтобы они были воскрешены” ... Он отвечал: „нет, клянусь Господом моим, – верно, будете воскрешены” (64, 7). Тем, которые возражают „Кто даст жизнь костям, когда оне уже сгнили? скажи: даст жизнь им Тот, кто в первый раз образовал их” (36. 78). Ужели они не могли понять, что Бог, который сотворил небеса и землю и не был утомлен их творением, может оживить мертвых (46, 32). „Люди! если вы сомневаетесь относительно воскресения, то разсуждайте: Мы создали вас из земли, потом из семени, потом из сгустившейся крови, потом из куска мяса, то красиво сложившагося, то не красиво сложившагося... Ты видишь эту землю мертвою до безплодия; но когда мы низведем на нее воду, она распускается и произращает семейства всяких красивых растений. Так бывает потому, что Бог есть истина, что Он оживляет мертвых, что Он всемогущ, – потому что наступит час²⁷, в котором нет сомнения, Бог воскресит тех, которые находятся в гробах (22, 5–7). В первой суре Корана сказано: „Хвала Богу, Господу миров, Милостивому, Милосердому, Царю дня суднаго”.

Учение о Боге-Творце в самом себе и его отношениях к миру, иначе – о бесконечном в отношении к конечному, составляет существенный вопрос в истории религиозного сознания человечества и служит исходным пунктом человеческой религиозной мысли. Каждая религиозная система, каково бы ни было её частное содержание и каков бы ни был её отличительный характер, неизбежно имеет в своей основе известное представление о Боге и отношении Его к миру и человеку. Без учения о личном Боге немыслима никакая религия: это учение входит в содержание религии, как её необходимая основа. Такое же первостепенное и существенное значение придаётся учению о Боге и в Коране, в котором часто упоминаются имена Божьи, которые называются прекрасными (хусна) (7, 179). Но преданию, „прекрасных” имён Бога девяносто девять, по числу которых набожные мусульмане имеют на своих чётках (тасбих), 99 шариков²⁸. Имена эти следующие:

1. Милостивый.

2. Милосердый.

3. Царь.

4. Святый.

5. Умиритель.

6. Верный.

7. Защитник.

8. Державный.

9. Крепкий.

10. Превознесенный.

11. Зиждитель.

12. Творец.

13. Образователь.

14. Охотно прощающий.

15. Покоряющий.

16. Дарующий.

17. Снабжающий.

18. Открывающий.

19. Знающий.

20. Берущий.

21. Наделяющий.

22. Унижающий.

23. Возвышающий.

24. Возвеличивающий.

25. Унижающий.

26. Слышащий.

27. Видящий.

28. Судья.

29. Правосудный.

30. Милующий.

31. Ведающий.

32. Кроткий.

33. Верховный.

34. Прощающий.

35. Благотворитель.

36. Вышний.

37. Великий.

38. Наблюдающий.

39. Назирающий.

40. Защититель.

41. Величественный.

42. Щедрый.

43. Страж.

44. Внимающий.

45. Объемлющий.

46. Мудрый.

47. Любящий.

48. Славный.

49. Воскрешающий.

50. Свидетель.

51. Истинный.

52. Попечитель.

53. Сильный.

54. Непоколеблемый.

55. Помощник.

56. Хвальный.

57. Наперечёт знающий.

58. Возобновлявший.

59. Возвращающий.

60. Оживляющий.

61. Умерщвляющий.

62. Живый.

63. Присносущий.

64. Обретающий.

65. Досточтимый.

66. Единичный.

67. Единый.

68. Нетленный.

69. Мощный.

70. Могущественный.

71. Предваряющий.

72. Отсрочивающий.

73. Первый.

74. Последний.

75. Внешний.

76. Внутренний.

77. Правитель.

78. Превозносимый.

79. Благодетельствующий.

80. Благопреклонный к кающимуся.

81. Отмщающий.

82. Извиняющий.

83. Благий.

84. Царь царства.

85. Владыка славы и величия.

86. Правдивый.

87. Собирающий.

88. Богатый.

89. Обогощающий.

90. Удерживающий.

91. Вредный.

92. Полезный.

93. Свет.

94. Прямоводящий.

95. Создатель.

96. Вечный.

97. Приемлющий в наследие.

98. Указатель прямого пути.

Из приведённых имён можно составить довольно ясное представление о Существе Божием и Его свойствах: в Коране Бог описан подобно тому, как и в св. книгах христиан и евреев, но не полнее и не возвышеннее, чем в Библии²⁹. Учение Корана о Боге во многих местах, по форме изложения, напоминает псалмы Царя пророка Давида, которые соответствовали религиозно-поэтической настроенности Мохаммеда. Как и Давид, Мохаммед прибегал к угрозам и устрашениям, чтобы сильнее подействовать на воображение и чувства своих слушателей³⁰.

В описаниях кончины мира, воскресения мёртвых и суда Божия, ада и рая он подражал новозаветным писаниям, а когда упоминал о судьбе древних народов, истреблённых Богом за неверие³¹, он пользовался народными преданиями, апокрифами и талмудическими рассказами³². Основное представление о Боге, как едином по существу, выражается в Коране положительно и отрицательно: „Аллах есть Бог единый”. „Нет другого бога, кроме Аллаха”; „у Него нет товарищей, помощников и детей”. Возражая многобожникам-арабам, Мохаммед высказывал им такие соображения: если бы было много богов, они произвели бы распрю между собой; каждый захватил бы то, что сотворил, и одни из них были бы выше других (Коран 23, 93). Если бы при Боге были другие боги, то они стали бы домогаться его власти (17, 44); если бы на небе и на земле были другие боги, кроме Бога, то земля и небо разрушились бы (21, 22); у Бога нет супруги (8, 101; 72, 3), нет дочерей (37, 149–170). Ему несвойственно иметь детей (19, 91–93) и Он не нуждается в соучастниках! (10, 19).

Настаивая постоянно на абсолютном монотеизме, Мохаммед считал многобожие единственным непростительным грехом людей: „истинно Бог не простит того, что Ему приписывают соучастники, тогда как прощает все, что делается кроме этого всякому, кому Он хочет. Кто признает богов, соучастников Богу, тот делает великий грех” (4, 51 и 116). Впоследствии „к числу неверных (кяфир) были отнесены иудеи и христиане. Иудеев, он преследовал и избивал за вероломство, а христиан за то, что они считают Мессию, Сына Марии, Богом, а Бога троичным (Коран, 5, 76 и 77).

Описывая свойства Божии „прекрасными именами”, в числе которых есть и странные эпитеты³³, Коран представляет ангелов, довольно фамильярно объясняющимися с Богом и возражающими Ему, но, в конце концов, Бог совершенно уничтожает их в их, же собственных глазах. „Когда Бог сказал ангелам: Я хочу поставить на земле наместника”, ангелы отвечали; „поселишь ли ты на земле существо, которое произведет беспорядки, прольёт кровь в то время, как мы будем прославлять Тебя хвалами, будем беспрестанно воспевать и превозносить Твою святость?!” „Я лучше вас про то знаю”, резко заметил им Бог – „а вы не знаете”... Таким образом, Аллах дал понять ангелам неуместность их возражения, а в то же время, как бы под впечатлением оскорблённого самолюбия, затаил свою досаду на ангелов. Научив Адама именам всех существ, Аллах привёл их к ангелам и сказал: „Ну-ка, назовите мне имена их, если вы чистосердечны”... „Да будет прославлено имя Твое!” (смиренно отвечали ангелы). „Мы не обладаем другими познаниями, кроме тех, какими Ты же научил вас. Ты премудр, Ты все знаешь!”... Бог обратился тогда к Адаму и сказал: „Научи их, Адам, именам всех существ!” И когда Адам назвал имена привёденных к нему существ, Бог сказал ангелам: „Не говорил ли Я вам, что Я знаю тайны небес и земли, что знаю все, что вы обнаруживаете и что скрываете” (гл. 2, ст. 28–31). При описании разговора Бога с дьяволом, Бог говорит: „В то время Мы сказали ангелам: поклонитесь Адаму!”. И они поклонились, кроме Иблиса: он не был в числе поклонившихся. Бог сказал: что тебе помешало поклониться, когда Я повелел тебе! Он сказал: „я лучше его: меня Ты сотворил из огня, а его сотворил из глины”. Бог сказал: „низвергнись отсюда! Не подобает тебе считаться здесь великим, выйди отсюда, потому что ты стал в числе умалившихся. Он сказал: „отсрочь мне до дня, в который будут воскрешены они. Бог сказал: „ты в числе тех, которым отсрочено. Он сказал: за то, что Ты уклонил меня от прямой стези, я буду нападать, делать засады им на Твоем прямом пути; я буду нападать на них спереди и сзади, справа и слева, и Ты увидишь, что многие из них будут неблагодарны”. Бог сказал: „выйди отсюда посрамленным, отверженным! Кто из них последует за тобой... вами всеми наполню геенну” (7, 10–17). Бог могуч и мстителен (5, 96).

Подобно этому, в Коране Бог обращается и к многобожникам: „Истинно, те, которых вы призываете, кроме Бога, суть рабы его такие же, как и вы: призовите их, – и пусть они дадут ответ вам, если вы правдивы. Есть ли у них ноги, чтобы ходить? или – есть ли у них руки, чтобы брать? или – есть ли у них очи, чтобы видеть? или – есть ли у них уши, чтобы слышать ими? Скажи: призовите признаваемых вами соучастниками Бога и ухитритесь против меня: и давайте мне отсрочки”... (7, 193–194). „Вот неверные ухитряются против тебя, чтобы заключить тебя в оковы, или убить тебя, или изгнать тебя: они ухищряются, и Бог ухищряется; но Бог – самый искусный из хитрецов” (8, 30). „Они хитрили, и Бог хитрил; но Бог – самый искусный из хитрецов” (3, 47). „Скажи: Бог быстрее всех в ухищрениях” (10, 22). „Хитрость во всей своей полноте у Бога” (13, 42). Такие наивно грубые изречения в св. книге неуместны, а по литературному стилю все разговоры Бога с ангелами и людьми уступают диалогам „Потеряннаго и возвращеннаго рая” Мильтона.

Всемогущество, премудрость и всеведение Бога, когда Коран отступает от Библии, описываются также по-народному³⁴:

„Бог, который высокия небеса поставил без столбов, – вы видите это, – потом возсел на троне и подчинил солнце и луну, из которых каждое плавает до назначенной ему поры, – Он управляет своим созданием, проявляет свои знамения”... (13, 2). „Он утвердил небеса без столбов, как вы видите их, а на земле поставил горныя твердыни, чтобы она с вами не колебалась”... (31, 9). „Не видят ли они, как Мы устроили над ними небо и украсили его так, что в нем нет щелей”... (50, 6). „Тот, кто сотворил семь небес, поставив одно над другим сводами. В творении Милостиваго не увидишь нестройности. Возведи взор: увидишь ли в них какия-нибудь разселины? Возведи взор в другой раз, – опустится взор твой, утомившись и померкнув. Мы украсили низшее небо светилами и поставили его для отражения демонов, которым приготовили муку в пламени” (76, 3–5). „Бог поддерживает небеса и землю, дабы они не обрушились. Действительно, если они обрушатся, то никто, кроме Его, не может поддержать их, потому что Он кроток, прощающий”(?) (35, 39).

„Бог знает, чем беременна бывает каждая мать, насколько сжимается и расширяется утроба ея; у Него каждая вещь бывает по размеру. Он великий и превознесенный знает и отсутствующее и существующее. Для него равны: и тот из вас, кто утаивает свое слово, и тот, кто громко произносит его, и тот, кто укрывает себя во время ночи, и тот, кто показывает себя во время дня. У человека есть неотлучные спутники, спереди его и сзади его; они стерегут за ним по повелению Божия” (13, 9–12). „По Его только знанию вырастают плоды из своих цветных чашечек, зачинают и родят самки” (41, 47). „Они хитрили, и Бог хитрил; но Бог самый искусный из хитрецов” (3, 47). „Предшественники их хитрили, но хитрость во всей своей полноте у Бога» (13, 42). „Вот неверные ухищряются против тебя, чтобы убить тебя, или изгнать тебя: они ухищряются, и Бог ухищряется, но Бог – самый искусный из хитрецов” (8, 30). „Бог быстрее всех в ухищрениях” (10, 22). „Они ухитрялись своею хитростью, а Бог ухитрился своею хитростью, так что они и не догадались. Посмотри, какой был конец их ухищрения: Мы уничтожили их и весь народ их” (27, 51–52). „Были ли они безопасны от хитрости Бога? Безопасными от хитрости Бога считают себя только люди, обманывающее себя” (7, 97).

Не приводя других подобных изречений о свойствах Божиих, рекомендуем читателю проследить это по Указателю Саблукова, под сл. „Свойства Бога”.

По словам голландского пастора Гаури, Коран наилучше говорит только о превосходстве Бога над всякой тварью. Изображения величия и вседовольства Бога в Коране поразительны. Гораздо слабее то, что говорит Мохаммед о нравственных совершенствах Бога. Как ни много тут речей о правосудии Божием, Его гневе в отношении к грехам, Его кротости и милосердии, в Аллахе нет ни святой любви, ни отречения от себялюбия и даже человеческих недостатков. Ни в святости, ни в любви Его нет правосудия. По отношению к безбожникам любовь не участвует на суде Его; Аллах слишком спешит наказать их, оставить на дальнейшее блуждание и ожесточить; гнев Его не свободен от страстности. По отношении же к верующим Ему недостаёт святости, которая не может любить ничего нечистого. Аллах разрешил своему пророку дела, которые совершенно негодны во всех иных случаях³⁵; да и прочим верующим Он дозволил кое-что, что само по себе нехорошо. Так, например: было бы лучше совсем не жениться на невольницах, но „Бог прощающий и милосерд”... (сура 33, ст. 48–55). Повеления, какие Бог заповедует, не суть выражения существа Его; они произвольны и могут, поэтому отменяться и заменяться другими. Таким образом, Бог, описанный в Коране, производит на нас впечатление восточного деспота, произвольно владычествующего над миром и дающего жестоко чувствовать свой гнев врагам своим и осыпающего благодеяниями своих верных рабов. Вследствие такого взгляда на Бога в Коране приписано Ему много человеческого³⁶.

Можно было бы закончить приведённой выдержкой рассуждение и оценку коранического учения о единстве Божием; но audiatur et altera pars: в соч. S. H. Leeder′a „Veiled Mysteries of Egypt” and The Religion of Islam [London, 1912] в кн. IV, гл. 1 напечатана такая защита трактуемого вопроса (стр. 259–270):

„Поражаешься, видя, с какою легкостью враждебные исламу критики дают для западного мира определения мусульманской концепции Бога, почти или совсем не принимая в соображение ни жизни самого народа, самым ревностным образом чтущего Его, – ни учения благочестивейших народных вожаков. Миссионеры-писатели, подобные ранее указанным мною (Самюэль Цвеммер и В. С. Клэр-Тисдол в частности), цитируют всевозможных писателей, у которых имеется (мало-мальски) неблагоприятный отзыв (об исламе), чтобы увеличить сумму своих собственных ужасных обвинений. В том же случае, когда они находят у западных критиков (ислама) благоприятное (ему) слово, они немедленно выступают с поправкой. Цвеммер в своём сочинении: „Islam: a Challenge to Faith” (Ислам: вызов вере), поступает именно таким образом. Если же слова пророка или товарищей пророка противоречат их утверждениям, то они обращаются к какому-нибудь незначительному преданию ислама для разъяснения этого противоречия (в желательном для них смысле) или же (просто-напросто) смело утверждают, что оно неправоверно³⁷. Эти критики договариваются даже до того, что мусульманская вера, основанная, как оно есть, на призывании к поклонению Единого Бога – „1. Он – Бог един. 2. Вечный Бог. 3. Он не рождал и не рожден. 4. Равного (с англ. – подобного) Ему кого-либо не бывало” (сура 112), – (вера эта) подлежите осуждению по той причине, что в сотне „превосходных имен” Божиих, с благоговением перечитываемых мусульманином, „не встречается имя Отца” (The Religion of Crescent p. 55). Может ли идти дальше этого дух ложного истолкования?

Неудивительно поэтому, что когда мы приходим к изложению отдельных пунктов учения ислама, мы встречаемся с жестоким вымыслом, которому немедленно противоречит всякое действительное знакомство с народом, о котором он пишет. Так обстояло дело и со мной лично.

О бесконечной святости и бесконечной любви (говорят нам эти писатели), Магомет не имел ровно никакой идеи. Значит, у мусульманского Аллаха недостает святости и любви. Он есть самовластный восточный деспот, который даёт чувствовать своим врагам свой гнев ужасным способом и который осыпает своих верных слуг благодеяниями, смотря в то же время сквозь пальцы на их злые поступки. Христианская истина, что „Бог есть любовь” является богохульством для учёных мусульман и загадкой для невежественных. И так далее, в этом роде. Я привожу подлинные слова, которыми рисуют эту картину.

И от народов Запада требуют продолжать верить, – как они всегда верили, „потому что хотели верить”, – что именно такой Бог, как этот, внушает страстное обожание (к Себе) сотням миллионов, человечества (Бог), Которому пять раз в день покланяются с таким сосредоточенным пылом и с такой восторженной хвалой, секрету коих христианский мир должен ещё научиться.

Поучительно просто обратить внимание на эти превосходные имена Божии, на которых мусульманин любит останавливать своё созерцание.

Некоторый человек предстал однажды пред пророком с полотенцем в руке и сказал: „о, пророк! Я проходил через лес и услышал голоса молодых птиц; и я взял их и завернул их в это полотенце, и их мать пришла, порхая вокруг моей головы, и я открыл птенцов и мать пала на них; тогда я завернул их опять; вот они! „Пророк сказал: открой полотно на земле”. И тогда мать опять бросилась к своим птенцам, и пророк сказал: „вы удивляетесь любви этой матери к её птенцам? Клянусь Тем, Кто послал меня (:) по истине Бог более любящ к своим слугам, чем эта мать к этим молодым птицам. Возврати их на их место, чтобы мать могла иметь их”.

Подлинно, в этом представлении Бога имеются „нежность и любовь, которые принадлежат лишь великой силе”. Почти каждая глава Корана даётся во имя милостивого и милосердого Бога. Что Он – весьма прощающий, – (это) было постоянной темой речей пророка... Разве Бог не снисходительный, не прощающий, не милосердый” (сура 42, 3)? спрашивает он. Ваша молитва к Нему да будет (:) даруй нам Твое прощение, о Господи! Ибо к Тебе направляется путь наш. Бог, который не отяготит никакую душу выше ея силы, не накажет нас, если мы забудем или впадем в грех, о Господи наш! Не возлагай на нас того, для чего мы не имеем силы, но прости нас и пощади нас и помилуй нас (сура II, 285–6).

Я не удивляюсь тому, что мусульманин видит в призыве Корана голос „Небеснаго Отца, зовущаго назад чрез Своего слугу своих заблудших детей” (Сеид Амир Али). И на самом деле, слово „Отец” в этом смысле не чуждо даже рассказам, передаваемым о самом пророке. Так в рассказе о небесном видении, которое имел Магомет, он видел на первом небе две двери; ангел Гавриил сказал ему, что одна дверь ведет в рай, а другая в ад, и что „Отец человечества радовался о тех, которые спасаются, и плакал о тех из Его детей, которые гибнут”³⁸.

Но, – говорит новейший критик в своём обычном духе, – мусульманское представление Бога никогда не приближается к представлению (Его, как) всемилосердного Отца. Это скорее „помилование” самодержца (деспота), который щадит немногих от общего разрушения по побуждениям (ничуть) не более понятным, чем те, по которым Калибан пощадил некоторых из земляных раков в известной поэме Браунинга (The Reproach of Islam, p. 134).

Во время многочисленных разговоров, ведённых мною по этому предмету и с главными шейхами ислама, и с обыкновенными египтянами, которые кстати сказать, ничуть не меньше любят свою религию оттого, что не обучены ей, подобно шейхам, во всей её полноте, – (во всех этих разговорах) я всегда находил, что все подобные вышеуказанному утверждению, – делаемые в не допускающем возражений тоне, – далеко не воздают им должного. Во всех случаях представление Бога, как оно выражалось самими мусульманами, оказывалось выше, иногда бесконечно выше, чем предполагают все подобные узкие выводы (заключения).

Один из авторитетных людей сказал мне так: „если бы высказанные Гарднером положения представляли нас сколько-нибудь правильно, то ислам никогда не оказался бы в состоянии более или менее сильно овладеть сердцами огромного числа людей, и, конечно, при новейших условиях падения политической власти (ислама) не мог бы поддерживать свое влияние. И если бы какой-нибудь мусульманин, обозревая христианский мир и остановив свое внимание на всех (встречающихся в среде его) разноречивых идеях о Боге, (идеях), обнимающих собой почти все доктрины, упоминаемые Гарднером, как принадлежащие мусульманскому представлению Аллаха, – (если бы этот мусульманин говорю я) стал писать о новейшем христианстве в подобном (Гарднеру) духе, то это (обстоятельство) было бы столь же несправедливо и столь же прискорбно для исповедующих вашу веру, как эти писания (неприятны) для нас”.

Я вспоминаю доброго шейха Юсуфа, родом из Люксора, которому причинили великое горе некоторые христиане, сообщив ему мнение, что младенцы, умершие некрёщеными, пойдут в огонь вечный. Зная, что лэди Дофф Гордон потеряла очень юного ребёнка, он беспокоился, что она грустит по этому поводу. И вот как-то он сказал (ей), что не может воздержаться и не попробовать убедить ее, – это был единственный случай, когда он позволил себе коснуться её религиозных убеждений, – что Бог не так жесток и несправедлив, как представляют Его христианские священники, и что все младенцы до последнего и все невежественные люди будут спасены”. „Как бы хотелось мне быть в состоянии вырвать это жестокое заблуждение из ума (сердец) сотен и тысяч бедных христианок-матерей, которые должны мучиться им”, сказал он: „и дать им понять, что их умершие младенцы с Тем, Кто послал и взял их”.

Совершенно невозможно, чтобы представление о Боге (в том виде), как оно представляется миссионерами-писателями, о которых я упомянул, – могло когда-нибудь привести к святой жизни; (привести) к тому духовному пламенному стремлению к Богу, какое (мы видим) у мистиков ислама. Любовь этих последних к Богу является восторженным упоением, с недостатками, возникающими из упражнения в экстазе, ничуть не большими, чем мы видим у христианских мистиков.

И это искание религии сердца, которое мы называем мистицизмом, всегда процветавшее в особенности в Египте, – не является, – как то показал один из новейших писателей, – каким-нибудь нововведением в исламе, или же каким-нибудь чуждым элементом в нём, заимствованным из христианских, неоплатонических или буддийских источников. Корни его, как полагает он, могут быть найдены в жизни пророка и в самом Коране. Когда арабы видели пост и (молитвенные) созерцания Магомета, они говорили: „он влюблен в своего Творца”. Чувство „страха Господа” было настолько напряженно у Магомета, что, по его уверению, оно (вместе с борьбой при откровении его посланничества) преждевременно убелили его голову сединой. В качестве образчика самого раннего мистицизма приводят следующий странный аллегорический стих Корана: „Бог есть свет небес и земли. Свет Его подобен светильнику в стене (с английского – в нише): светильник в стеклянном сосуде; стеклянный сосуд блистает как звезда. В нем горит благословенное дерево-маслина, какой нет ни на востоке, ни на западе (с англ. елей благословенного дерева, маслины); елей в нём загорается почти без прикосновения к нему огня. Свет к свету” (сура XXIV, 35).

Некоторые из первых комментаторов, с наклонностью к мистицизму, объявили, что этот свет был просвещающей Божией благодатью в сердце человека. И в учении пророка есть свидетельство, что он отдавал себе отчёт в том, что в ответ на (сердечную) любовь к Богу в сердце должна быть также любовь к человеку. „Любишь ли ты своего Творца? Люби прежде своих братьев людей”, – вот одно из сохранившихся в предании изречений пророка. Другим речением его было следующее: „тот человек, кто с наибольшим вниманием относится к себе подобным, – любим Богом”. „Как, думаете вы, Бог узнает вас, когда вы будете находиться в Его присутствии? По вашей любви к вашим детям, к вашим родственникам, к вашим соседям, к вашим ближним”. Излагая недавно мусульманское учение, шейх-эль-ислам сказал: „человек создан для поклонения своему Творцу. Это поклонение может быть суммировано в двух словах, – чтить повеления Бога и сочувствовать Его творениям”

Коран постоянно утверждает, что ислам есть религия Авраама. „Мы возвестили тебе в откровении: следуй религии Авраама, который был истинной веры” (сура XVI, 124). Это „слово» (религия), провозглашённое Авраамом, учит (согласно иудейской книге Хаггада) прежде всего о существовании единого Бога, Творца вселенной, Который правит этой вселенной с милостью и милосердием. Он один направляет судьбы людей. К идолопоклонству даже тогда, когда оно соединяется с верой в Него, должно относиться с крайним омерзением. Ему одному должно покланяться; в Нём одном должно быть полагаемо упование во время несчастья. Он освобождает преследуемых и угнетаемых. Вы должны молиться Ему и служить Ему в любви (любовью) и не роптать, когда Он требует вашей жизни или даже жизней более дорогих вам, чем ваши собственные. Что касается обязанностей по отношению к человеку, то „милосердие и милость являются признаками веры Авраама”, – (и эта) милость, благотворительность, любовь должны простираться на всякое существо, безотносительно к одежде, рождению, положению в свете, вере или национальности.

Великая мистическая поэма XIII столетия, Маснави, есть песнь любви, такой любви, которая даёт человеку возможность постигать божественные цели; любви, (этой) „астролябии небесных тайн”, (являющейся) там чудесным прикосновением к глазу, которое открывает его для духовной жизни, даёт ему ясновидящую силу (способность) проникать покров. Эта любовь всецело покоится на (созерцании) отчества Бога и не хочет веровать в какие-нибудь свойства ужаса, принуждения или предопределения, или в какие-нибудь кажущиеся аномалии в божественном управлении, приводившие в недоумение Иова, Экклезиаста и бесконечное число позднейших богословов. Эта поэма Маснави и Ма'Нави – духовные куплеты Мохаммеда Руми, явилась на 50 лет раньше Божественной Комедии Данте. Как эта последняя называется, по общему согласию, Божественной, так и мусульманские куплеты всегда именовались духовными; некоторые же прозвали их „амулетом души”.

Поэма подходит ко всякому вопросу под видом любви к Богу её составителя. И эта точка зрения, конечно, содержит в себе некоторую часть того, что разумели св. Иоанн и св. Павел под именем любви, как то утверждает учёный, переведший эту поэму на английский язык. Она включала в себе взаимное милосердие, любовь к людям-братьям, хотя, конечно, не достигала того всеобщего милосердия, того „энтузиазма к человечеству”, которые охватывали св. Франциска и заставили его отдать себя и своё имущество бедным и отверженным. Но тем не менее мусульманский поэт в отношении любви к человечеству предписывает кротость, терпение, доброту, терпимость, – словом все добродетели, которые св. Павел помещает под термином „любовь”, и которые составляют собой христианское настроение духа, настроение, сказать кстати, едва ли принадлежащее одним только христианам.

Бог судит не так, как судят люди, по внешнему поведению, но смотрит на сердце, на тайные побуждения, на стремления. Отсюда (следует, что) формы и обряды имеют небольшое значение; даже те слова, которыми человек выражает свою молитву, несущественны, раз молящийся вдохновлён любовью к Богу. Человек спасается не „перечислением имен Божьих” с правоверной аккуратностью, не поклонением „прекрасными обрядами”, но глубоко прочувствованной любовью и ревностным стремлением угодить Богу. Тех, кто покланяется Ему духом, – их ищет Отец, безразлично, в каком бы месте ни произносили они свою молитву. „Дураки превозносят мечеть”, говорит (этот) мусульманский поэт: и „игнорируют истинный храм (находящийся) в сердце”. Как Руми писал о паломничествах (в Мекку): „настоящая, истинная Кааба есть сердце. И (ещё):

„Когда Бог учреждал обряд паломничества, этот знак

Имел целью вести твои мысли к вещам божественным;

Тысячу раз тот совершает этот круг напрасно,

Кто даёт (хоть) одному человеческому сердцу ненужную боль”.

Интересно обратиться от мистиков к проповедникам и богословам. Вот пример, наугад взятый из одной серии рассуждений Газзали.

Абу’д-Дарда спросил Ка’ба (одного из древних авторитетов по части Библии), какое изречение является наиболее особенным в Ветхом Завете.

Тот ответил: „Бог говорит: желание благочестивых продолжалось долго, и Я еще более желаю встретить их. И рядом с этим изречением написано: всякий, кто ищет Меня, найдет Меня, тогда как тот, кто ищет чего-нибудь еще, не найдет Меня”.

Абу’д-Дарда сказал: „свидетельствую: я слышал, что пророк говорил то же самое. В истории Давида написано: Бог сказал Давиду: скажи народу мира, что Я друг того, кто любит Меня, и Товарищ того, кто сидит со Мною, и Увеселитель того, кто увеселяется упоминанием обо Мне, и Соучастник с тем, кто входит в общение (водится) со Мною, Избиратель того, кто избирает Меня, и Послушный тому, кто повинуется Мне. Всякого человека, который любит Меня, – а Я наверное знаю это из его сердца, – Я принимаю к Себе и люблю его любовью, в которой никто из Моих творений не превосходит его (до какой никто из Моих творений не может возвыситься). Всякий, кто истинно ищет Меня, найдет Меня, а кто ищет чего-нибудь еще – не найдет Меня. (О,) вы, люди мира, отбросьте его суету и войдите в Мою честь и товарищество и соучастие. Знайтесь со Мною, и Я буду знаться с вами и поспешу любить вас”.

В этом именно пункте христианский критик должен бы допустить (согласиться), что Аллах Корана есть в точности Иегова Ветхого Завета. – Божественный Царь над царями, имеющий жительство в высших небесах, Бог благости и строгости, милости и мщения, Который правит миром (со) всемогущей и непреодолимой силой, но Который может в то же время вдохновить сердце поэта нежнейшим стремлением (к Нему): как ищет олень источников водных, так стремится душа моя к Тебе, Боже. И именно здесь (в этом пункте) Магомет мог (с полным правом) сказать иудеям, прежде всех получившим откровенное слово Божие: „Бог ваш и Бог наш – един” (сура XXIX, 45).

В одном предании о Магомете Бог представляется говорящим на суде: „о, вы, сыны человеческие, Я был голоден, и вы не дали мне пищи”... и далее место из Евангелия Матфея, гл. 25, словами Евангелия. Такое представление о (Боге) Судии никоим образом не может быть согласовано с представлением (Его) деспотом.

Когда великий миссионер, Генри Мартин, прибыл в Шираз в 1811 году, он нашёл, что тамошние мусульмане секты суфитов с ревностью слушают его проповеди. „Эти суфиты”, – писал он в своём дневнике, – „настоящие методисты Востока. Они услаждаются всем христианским, за исключением исключительности. Они полагают, что в конце концов все возвратится к Богу, от Коего они истекли”.

По мнению А. фон-Кремера, мистицизм ислама и христианства имеют много точек соприкосновения и мистицизмом, быть может, будет, прежде всего, переброшен мост через ту пропасть, которая отделяет ислам от христианства и тем самым от новейшей цивилизации.

Другой миссионер, имеющий на этом поле деятельности некоторое сродство с Рэймондом Луллом и Генри Мартином, Д. М. Торнтон, писавший в Египте в 1907 г., сказал: „как часто случается, я нашел, что главные (передовые) мусульмане гораздо более стремились услышать [знать] нашу проповедь, чем боязливые христиане”.

Не следует ли допустить, что и в христианских землях, и в мусульманских, представление человека о Боге всегда выше (и глубже), – как и сам Бог выше, – чем (все) те исповедания веры, в которые богословы пытались заключить Его. Магомет поднимался выше своих собственных вероисповедных ограничений. Так, уча, что мусульмане могут молиться только за верующих, он сам молился за душу Зеида, который всегда противился обращению в ислам. Несправедливо, когда люди разных вер полагают известные узкие истолкования на верования других людей, ставя (тем) ими самими измышленный предел возможностям духовного опыта миллионов своих братьев.

Автор книги „The Reproach of lslam” сам отчасти сознаёт это, как должны (сознавать) все хорошие люди. „Люди”, – говорит он (в одном месте), –„не так безрассудны, как их логика; и у хорошо настроенных мусульман часто встречается неподдельная любовь к справедливости, и эта любовь может быть даже напряженнее по той причине, что выдается (объявляется) за волю Аллаха”. Но (далее) он всё-таки прибавляет: „но (у них) нет истинного понятия о святости или о грехе в себе самих”. Другими словами, он высказывает то же, что и другой миссионер-критик, которому никогда не изменяет присущее ему лицеприятие, именно, что „магометанство, как религия... совершенно и безнадежно неспособно утолить жажду познания Бога, которая... заявляет о себе до некоторой степени в груди всех людей, достойных этого имени”³⁹.

Но как много ни вызывает возражений, – и манерой выражения и по ужасным (вытекающим из него) выводам, – только что приведённое утверждение, но ниже следующие слова несравненно хуже его: „пункта за пунктом, каждая истина христианства, насквозь проникнутая нежности любви к Богу, – отрицается исламом с омерзением, – Отчество Бога, Сыновство и воплощение Иисуса Христа, Божественность Святого Духа... (истина) греха осужденнаго и греха прощеннаго... в отдельности каждая истина из этих истин есть в глазах каждаго мусульманина богохульство, ложь, уничтожить каковую именно (и) пришел ислам, (ложь) сообщаемая книгою, заместить каковую именно (и) явился Коран”⁴⁰.

Оканчиваю эту главу о мусульманском представлении Бога одной из сохранившихся в предании молитв пророка и некоторыми выражениями из молитв Али, его зятя. Пророк молился однажды: „О, Господи, даруй мне любовь к Тебе; даруй, чтобы я был в состоянии творить те деяния, которыя могут снискать Твою любовь; сотвори Твою любовь для меня дороже, чем я сам, семья (моя) или богатство”.

Калиф Али воздавал такое благодарение Господу: Он покланяемый и единый, Которому должно покланяться (достопокланяемый)... Покровитель, чьё величие и сила покрывают вселенную... Ты еси покланяемый, Господи мой; Ты еси Властитель, любящий и прощающий... Твоя милость и прощение всеобъемлющи... Ты еси Помощник опечаленных, Утешитель всякаго (всех) горя (бед), Утешитель сокрушенных сердцем. Ты еси Друг бедных, Господи мой, Ты еси крепость моя; укрепление для всех, кто ищет Тебя. Ты – прибежище слабых; Помощник чистых и верных... Ты – Прощатель, я (же) грешник; Ты, Господи мой, еси милосердый, всеведущий, вселюбящий; я брожу ощупью во тьме; я ищу Твоего ведения и любви; снабди (пожалуй), Господи мой, все Твое ведение и любовь и милость”⁴¹.

Православный читатель может сам сделать оценку приведённой защиты, опирающейся не на тексты Корана, а на позднейшие учения мусульманских мистиков, что составляет особый вопрос, не входящий в задачу настоящего исследования.

Под влиянием рационалистической критики религиозных учений, в западноевропейской литературе⁴² установился взгляд на ислам, как на естественную религию, возникшую и развившуюся в Аравии под влиянием местных влияний и духа времени. С этой точки зрения западноевропейские ориенталисты⁴³ рассматривают религиозное учение Корана, как теократию⁴⁴, установленную Мохаммедом для арабов, в согласии с древнееврейскою (до царского периода) теократией, так как реформатор древнеарабского быта соединял в своём лице духовную власть, как пророк, с властью правителя светского. Некоторые из немецких и французских и отчасти английских ориенталистов, отрешившись от провиденциального взгляда на исторические явления и события, приписывают происхождение ислама исключительно природному гению Мохаммеда, развившемуся под влиянием религиозно общественного движения, охватившего Аравию в конце VI и начале VII века по Р. Хр., и считают религиозное (догматическое и нравственное и обрядовое) учение Корана естественным, т. е. простым, без умозрительных тонкостей и более отвечающим природному духовному складу арабов, – особенно бедуинов, как истых выразителей духа семитов⁴⁵, нежели сложное и малодоступное пониманию младенчествующего народа христианство, искажённое в Аравии еретиками иудейско-христианского направления⁴⁶. Французский гебраист Эрн. Ренан, солидный учёный, обладавший увлекательным даром слова и сам увлекающийся и восторженный, много лет потративший на изучение истории и литературы семитических народов, Э. Ренан положил в основу своей теории оригинальную мысль о том, что характеры семитической и арийской рас различны до противоположности, особенно в понимании религии. Природе семитов, по его словам, свойствен монотеизм, а природе арийцев – политеизм (на низших ступенях развития) и пантеизм (на высших ступенях развития); поэтому, только поэтому, монотеизм есть создание духа семитов, а политеизм – произведение гения арийцев. „Дух человеческий, достигший известной ступени развития, необходимо становится – утверждает Ренан – монотеистичным; есть расы монотеистические и политеистические. И это зависит от разных способов рассматривания природы: по представлению арабскому или вообще семитическому, природа пустыни располагает к монотеизму. Величественная в своём безмерном однообразии, она с самого начала открывала идею бесконечного, но не вызывала того чувства жизни, которое творческая природа внушала расе индоевропейской. Вот почему Аравия всегда (?) была оплотом монотеизма... Не таков характер понимания другой расы, которая назначена исчерпать всё разнообразие природы, которая от Индии до Греции, от Греции до крайних пределов севера и запада, повсюду одушевляла и обоготворяла природу, начиная с живой статуи Гомера и кончая живым кораблём скандинавов, и для которой различие между Богом и не богом всегда оставалось неопределённым⁴⁷.

Какое значение соединяет Ренан с выражением, что арийцы назначены исчерпать всё разнообразие природы, видно из следующей фразы, находящейся в другом его сочинении: „понимание разнообразия во вселенной – это политеизм у народов детских”⁴⁸. Характеризуя в этом сочинении семитическую расу, Ренан считает её низшей расой по сравнению с арийскою, так как семиты не имеют ни высоты созерцания индийцев и германцев, ни чувства мерности и красоты, свойственного древним грекам и народам новолатинским, ни нужной и глубокой чувствительности кельтов... Семитическая раса, говорит он, определяется исключительно отрицательными чертами, ибо она не имеет ни мифологии, ни эпопеи, ни науки, ни философии, ни искусств (за исключением лирики и музыки), ни гражданской жизни. Особенное значение в развитии монотеизма у семитов Ренан придаёт простоте их духа, субъективности, склонности к однообразности и неспособности обнимать разнообразие вещей. Сознание семитов, говорит он, ясно, но не широко; семиты превосходно понимают единство, но не умеют доходить до разнообразия; их мысль цельная и самобытная обнимает слишком немного вещей, но зато обнимает их слишком сильно. Так, например, законодательства семитов знают только одно почти наказание – смертную казнь. Широта и разнообразие духа и жизни и зародыши прогресса не свойственны семитам: все сферы жизни семитов отличаются простотой и монотонностью. В их поэзии совершенно нет разнообразия и объективности, что зависит от недостатка творческого воображения. Самые темы поэзии семитических народов малочисленны и очень скоро исчерпываются. Эта раса знала только два вида поэзии: параболическую (притчи) и лирическую, образцы которой находятся в псалмах (у евреев) и в касыдах (у арабов); семитическая поэзия выражает личное чувство, состояние души, и герой её есть сам же автор... Напрасно стали бы искать эпопеи или трагедии у семитских народов; напрасно стали бы искать у индоевропейцев что-нибудь похожее на арабскую касиду и на тот род красноречия, который составляет отличительную черту иудейских пророков и Корана⁴⁹.

Простота духа и склонность семитов к однообразию способствовали также, по словам Ренана, отсутствию у них пластических искусств. Раскрашивание рукописей, в чём персы и турки выражали столь живой вкус к цветам, не нравится арабам и совершенно неизвестно в странах, в которых арабский дух сохранился чистым, например в Марроко. Живопись и скульптура у них всегда запрещались религией. По своему наивному реализму, семиты не пользовались вымыслом, составляющим существенное условие этих двух искусств. У них было стремление считать каждую статую за существо действительное и одушевлённое. Один мусульманин, которому была показана нарисованная рыба, сначала удивился, а потом спросил: „если эта рыба в день суда поднимется и станет обвинять тебя такими словами: ты дал мне тело, но не дал живой души! – что тогда ответишь?...

Недостатком широты и разнообразия во взгляде семитов на природу объясняется, по мнению Ренана, отсутствие у них философии и науки. В явлениях природы они усматривали только единую волю Мироправителя-Бога и потому требовали неуклонного исполнения воли Божией. В книге Иова только намечены, но не разрешены вопросы, поставленные пытливому человеческому уму (гл. 38–41). Автор Екклесиаста, решившийся исследовать и испытать разумом всё, что происходило под небом, даёт краткий ответ: всё суета; под солнцем нет ничего нового (гл. 1). Аристотель, несмотря на свою всестороннюю ученость, не заявлял о своей разочарованности. У семитов нет и научной любознательности: слушая чудесные рассказы и наблюдая поражающие ум явления, они говорят спокойно: „Бог всемогущ”. А когда обращаются к семиту с вопросом: как и отчего это происходит? он равнодушно отвечает: „Бог лучше это знает”. Так часто и Мухаммед восклицает в Коране, подразумевая, что Бог, творец вселенной, один обладает совершенным знанием и могуществом; всё сотворённое и всё происходящие в мире явления предусмотрены Им от вечности, и потому Он один всё знает лучше всех. При таком взгляде на знание, у семитов не могла, конечно, развиться наука, которую заменяли им притчи и параболы. И в Коране под знанием разумеется религиозное знание, а не научное. Так называемая арабская наука была греческого происхождения и появилась как реакция арийского духа (персов) против семитического ислама. И в этом случае Ренан совершенно прав, хотя современные публицисты-мусульмане (Баязитов, Агаев, Султанов, Гаспринский и др.), стараются доказывать, что Коран проложил путь к науке и прогрессу⁵⁰.

Простотой, отсутствием сложности и разнообразия отличаются формы гражданского и политического устройства семитов: при теократии не могла выработаться аристократия, демократия и феодализм. Попытка турок, исповедующих, ислам и находящихся под влиянием европейских форм жизни, учредить конституционное управление потерпели в лице образованного Мидхада-паши, а в наши дни у младотурок – полную неудачу.

Высказывая этот взгляд, мы не упускаем из вида талантливой речи С.-Петербургского профессора В. В. Бартольда⁵¹, доказывающего неосновательность мнения, по которому в мусульманском государстве безраздельно господствует теократический принцип, не допускающий рядом с собой никакой другой формы правления – ни бюрократической монархии, ни аристократии, ни демократии. Соглашаясь с почтенным ориенталистом в отношении позднейшей истории мусульманских народов, мы находим подтверждение своего взгляда на Коран в той же речи г. Бартольда, по признанию которого не только сам Мухаммед был естественным главой основанного им теократического государства, но и преемники его – Халифы – были не только имамами, т.-е. религиозными руководителями мусульманской общины, но и эмирами, т. е. предводителями военных сил и назывались в отличие от других военачальников „эмирами правоверных”. Далее, по его же словам, верховная власть при первых халифах сохранила чисто теократический характер до такой степени, что даже имущество государства называлось „Божиим” (стр. 1–2). Ограничившись пока этой ссылкой на проф. Бартольда, продолжим начатое изложение взгляда Ренана, заявляющего, что этнографический тип семитов и их языки отличаются однообразием, а жизнь – монотонностью: монотеизм семитов резюмирует и объясняет все черты семитической расы. Идея единобожия, до которой арийцы доходили трудным путём продолжительного умственного процесса (мифология, теология, наука), для семитов была готовой формой верования. Вместо рассудочного, философского мышления арийцев, семиты уже в законе Моисея имели определённо выраженное представление о Боге едином, исключающее поклонение богам иным и кумирам (первая и вторая заповеди). Между тем, как арийцы, но свойственному им объектизму, одушевляли и обоготворяли природу, семиты, отличавшиеся субъектизмом, не только не сливали себя с миром, но и поставили между миром и человеческой личностью Творца всего видимого и невидимого, Бога – Вседержителя, чем так резко отличается теология семитов от теологии арийцев. Ум и религиозное чувство семитов не могли особенно допустить множественности и пола в божестве, как это известно, в религиях арийцев: слово „богиня” в еврейском языке было бы, по словам Ренана, самым ужасным барбаризмом. И Мухаммед, прибавим мы, когда боролся с арабским политеизмом, особенно настаивал на основном представлении о Боге, как существе едином, у которого не может быть ни помощников, ни детей. С своей точки зрения он даже не мог вникнуть в христианский смысл учения о Троице и, может быть, имея в виду арабско-христианских сектантов, представлял это учение в извращённом виде. Бог, Мария, Иисус (Коран, 4, 169–174; 5, 76–79; 5, 116–117; 9, 30–31), как об этом будет сказано ниже.

Не входя в критику мнений Ренана с богословской точки зрения, заметим, что и среди семитов были политеисты (финикияне, сирийцы, вавилоняне, арабы), и что сами евреи часто впадали в идолослужение⁵². Достойно замечания, что Законодатель, объявивший евреям заповедь о единстве Божием, перед своей кончиной передал им Божие предостережение относительно совращения их к богам иным (Второзак. 31, 16–20). С другой стороны у древних арабов многобожников были и женские божества: Лата, Маната, Узза и др.⁵³, так что оригинальный взгляд Ренана, не допускающего сверхъестественного начала в истории, не вполне подтверждается религиозными верованиями евреев и др. семитов⁵⁴ и не разрешает окончательно вопроса о врожденной склонности их к единобожию; сам Мохаммед одно время колебался относительно Латы, Уззы и Манаты⁵⁵.

У народов Иафетова племени процветают науки, искусства, социальная и государственная жизнь, торговля и промышленность, так что в настоящее время они почти одни держат в своих руках знамя мирового прогресса, и это потому, что они преимущественно склонны наследовать, познавать и обнимать разнообразие явлений природы и способны творчески воспроизводить их в произведениях искусства. В этом выражается богатство, широта и разнообразие духовных способностей иафетитов в отличие от семитов, не отличившихся ни в одной отрасли светской культуры и не способных к пластическим искусствам, которые одинаково запрещены религиозным законом, как евреям, так и арабам. У семитов нет ни драмы, ни эпоса, потому что они не обладают объективностью, столь необходимой для этих родов поэзии; при отсутствии мифологии, у них нет для эпоса содержания; история семитов носит религиозный характер, не оставляющий места человеческой фантазии; даже в лирике, по преимуществу сродной характеру семитов (субъективизм), они превзошли иафетитов только в религиозно нравственных произведениях. Вследствие преобладания в характере семитов субъективности, у них не было науки в строгом смысле этого слова: началом и целью всякой мудрости семиты считали страх Божий; семит не исследует явления, а относит всё к Богу и в самой непостижимости явлений видит доказательство Божией премудрости. У семитов не только не известна философия, но и самое богословие в их школах обработано в форме схоластической системы⁵⁶, так как божественное откровение не должно подлежать каким-либо исследованиям со стороны ограниченного человеческого разума. Пророчество и история у семитов сливаются в одно представление, а потому у них нет гражданской истории. Религия положена у них в основу и государственной жизни, которая возвышается или понижается в зависимости от состояния религии. Если у римлян религия служила целям государства, то у семитов государственная жизнь подчинялась религиозной. Словом, у семитов религия занимает господствующее положение и в этом отношении они стоят выше иафетитов, а во всём остальном уступают последним... В противоположность арийцам, которые сначала обращаются к миру к уже от мира переходят к Богу, семиты сначала обращаются сердцем к Богу и от Него переходят к миру. По своей субъективности, семит ставит безличную природу на второе место, а на первом сознаёт бесконечное Я личного Бога (Псал. 41, 22 и др.).

У семита преобладает сердце (чувство-любовь) и потому он обращается к бесконечному Существу, которое одно может наполнить покоем сердце человека, чего не могут сделать ограниченные люди; отсюда у семита ревность по Богу (Рим. 10, 2). У арийца, напротив, преобладают ум и фантазия: он хочет действовать, а не чувствовать и избирает объектом своих действий и понятий прежде всего мир. У арийца преобладает мирознаниe, а у семита – богопознание; арийцы чувствуют своё сродство с миром не только в науке и искусстве, но даже и в религии; их религии – натуралистическая.

Семит в своей религии возвышается над миром и в своём сознании обращается к Богу бесконечному, единому. Если же и ариец ищет в конечном бесконечного начала, то стремится обнять его своим умом, почему у арийских философов Бог является не личным существом, а отвлечённой идеей, абстракцией. Семит, напротив, желает обнять Бога сердцем, любовью; для семита Бог свят и религия семита святая, т. е. чистая, нравственная, небесная. Если бы греки имели гораздо более гениальных людей, то и тогда не дошли бы до монотеизма, и их Бог не был бы личным существом с бесконечными нравственными свойствами. Наконец, религии арийцев недолговечны: греческая и римская религии уже не существуют, браманизм выродился в пантеизм, буддизм в атеизм, и все вообще религии арийцев поглощаются цивилизацией и особенно философией, тогда как семитические религии (еврейская, христианская и мусульманская) продолжают жить среди людей, и две последние распространяются. Семитические религии сохраняют, свой монотеизм неизменно, как верование богооткровенное, а религии арийцев, даже по освобождении от древних мифологических форм, ещё более утрачивают представление о личном Боге и в самой строгой философской форме трактуют Бога, как высшее мировое начало, описать и точнее определить которое отказываются.

Приведённая характеристика семитов принята была и французским историком Гизо. В своих „Размышлениях о сущности христианской веры” он положительно высказался, что одни семиты твёрдо верили в Бога Единого (стр. 101). Русский исследователь того же вопроса, г. Воронец, признавая правильной общую характеристику семитов в отношении к единобожию, с достаточной очевидностью доказывал ту же мысль на частном случае – на истории арабов, среди которых истина единства Божия, как богооткровенная, сохранялась в Аравии и до Мохаммеда, которому выпало на долю положительно формулировать монотеистическую идею и отстоять её от политеистических осложнений и искажений. Согласно с Кораном, Гизо утверждал, что только потомки Авраама – евреи и измаилитские арабы – одни остались истинными монотеистами (стр. 102). Рекомендую читателям сочинение Е. Воронца „Первоначально богооткровенная истина единства Божия в древней до Мохаммеданской религии аравитян” (Казань, 1873), как лучшее по трактуемому вопросу. В этом исследовании читатель найдёт всё главное, относящееся к монотеистическому учению Корана.

Для нашей цели важно ещё упомянуть о том, что у семитов религия оказывала влияние не только на все стороны народной жизни, но и на понятия о верховной власти. У древних евреев в лице судей соединялась власть духовная и государственная; судьи были и предводителями народных ополчений, собиравшихся под знаменем веры; у арабов пророк был главой народа во всех отношениях: „повинуйтесь Аллаху и посланнику его”, – говорится в Коране (глава 3, ст. 29; глава 5, ст. 93 и др.). Первые арабские халифы вели войны для защиты и распространения ислама, и достоинство халифов определялось не столько по личным их качествам, сколько по усердию их к религии, а также и по степени родства с Мухаммедом. Основатели новых династий мусульманских выступали всегда во имя ислама и брались за меч, как защитники и реформаторы религии⁵⁷.

В зависимости от монотеизма Ренан выясняет и фанатизм семитов. По его словам, нетерпимость семитов есть необходимое следствие их монотеизма: арийцы никогда не смотрели на свои религии, как на абсолютную истину, а признавали истинность и за религиями других народов⁵⁸; семиты же только свои религии считали совершенной истиной, а на другие религии смотрели, как на ложные и недостойные Бога и самих людей. Такой взгляд на свою религию, естественно, поддерживал в семитах религиозный эгоизм, под влиянием которого они с пренебрежением относились к исповедникам других религий (Коран 58, 22; 9, 33; 3, 106) были жестоки с иноверцами⁵⁹ и стремились не только оградить себя от нечестивого соблазна, но и привести всех к почитанию своего Бога⁶⁰. Основатель ислама из политического расчета сначала (в Мекке) проповедовал в духе христианской кротости и признавал за всеми религиями достоинство, а затем при изменившихся обстоятельствах (после бегства в Медину) объявил от имени своего Бога священную войну (джихад) против всех неверующих в Аллаха язычников, иудеев и христиан. Что современные Мухаммеду арабы были многобожники, – это ясно; но иудеи и христиане были зачислены им в один разряд с политеистами по злобе и недоразумению: „Иудеи говорят: Эздра – сын Божий; христиане говорят: Иисус – сын Божий... и что Бог третий из трёх (Аллах, Мария и Иисус). Поэтому Мухаммед под кяфирами стал одинаково разуметь язычников-арабов и современных ему иудеев и христиан и в некоторый, мединских главах Корана предписывает своим последователям избивать всех кяфиров до последнего человека (8, 7; 47, 4), ссылаясь иногда на пример других пророков (8, 68). Может быть, основатель ислама имел при этом в виду данную евреям заповедь Моисея (говорившего от имени Иеговы) – истребить ханаанские народы (Второзак. 20, 16–17). История евреев представляет факты поразительные в этом роде: не говоря об истреблении разных ханаанских народов при завоевании Палестины, даже в позднейшей истории евреев, когда они уже лишились самостоятельности политической, встречаются такие ужасные факты, которые могут быть поставлены в полную параллель с жестокостью мусульман. В истории римского народа Моммзена рассказывается, что во 2 столетии они составляли большинство на острове Кипр и, решившись основать там самостоятельное еврейское государство, они в один день избили 240.000 человек, составлявших остальное население острова и кроме того истребили 220.000 человек не еврейских жителей города Кирены, чтобы не остаться без надёжной опоры и на суше (Моммзен, том V). Мухаммед также соединил заповедь о войне с неверными с именем единого Аллаха и во имя Его настаивал на истреблении всех многобожников⁶¹. Под влиянием такого внушения, арабы до сих пор отличаются религиозной нетерпимостью, как об этом печатно заявил образованный хаджий из русских мусульман, говоря, что современные арабы питают „инстинктивное отвращение” к иноверцам⁶². Автор „Последняго слова ислама Европе” некто Абдул-Хакк, образованный панисламист, с нескрываемым раздражением говорит:

„Слушайте, христианские народы! Это голос истиннаго ислама. Это исповедание нашей мусульманской души”

„Во вселенной есть только одно высшее Существо, – это Бог, единый источник всемогущества, света, истины, справедливости и благости”.

„Он не рожден и не рождал. Он един безконечен, вечен. Единый, Он пожелал, чтобы Его познали; Он сотворил вселенную, создал человека. Он окружил человека всем великолепием творения, а на него возложил только священную обязанность поклоняться Богу и только Ему одному. Вечное поклонение этому единому Богу есть единственное назначение, единственная цель человека на земле”.

„Высшая добродетель человека, это – поклоняться всей душой Единому Богу и полагаться на Него безусловно”.

„Высшая степень греха – это изменять Единому Богу для того, чтобы кланяться ложному богу, или придавать Ему ложных товарищей”.

„Поклонник ложных богов, – это чудовище неблагодарности; это проклятие вселенной; сражаться с ним и обратить его, или уничтожить его – есть священная обязанность вернаго”.

„Вот вечныя повеления нашего Единаго Бога, повеления непреложныя, основанные на самом прекрасном и на самом справедливом утверждение: рай и ад – безграничное блаженство, или ужасное наказание”.

„Для нас в мире существуют правоверные и неверные; любовь, благотворительность, братство по отношению к правоверным, а презрение, отвращение, ненависть и война – для неверных.

„Среди неверных самые гнусные и самые преступные те, кто, признавая Бога, приписывают Ему земную родню, придают Ему сына, мать. Такая чудовищная слепота превосходит на наш взгляд всякую меру греха; присутствие таких неверных среди нас наносит рану нашему существованию; их верования – прямое оскорбление нашей вере; прикосновение к ним налагает пятно на наше тело, а всякия сношения с ними – мучение для нашей души”.

„Поймите, европейские изследователи, что христианин, независимо от своего общественнаго положения, только потому, что он христианин, в наших глазах – слепец, лишенный всяких человеческих достоинств. Наше разсуждение о нем столь же просто, как и окончательно. Мы говорим:

„Человек, суждение котораго извращено до степени отрицания очевидности Единаго Бога и до изобретения себе богов разных видов, представляет самое низкое выражение человеческаго скотства; говорит с ним было бы унижением для нашего разума и оскорблением величия Владыки вселенной”.

„В силу этого чувства, составляющего неотъемлемую принадлежность нашей души, мы не вступаем никогда в серьезный спор с христианином, кто бы он ни был, и когда мы вынуждены бываем обратиться к нему с речью, всегда обращаемся с некоторым отвращением и внутренним, презрением, от котораго мы никогда не можем совершенно воздержаться, даже тогда, когда мы говорим с самими высокопоставленными особами вашими”.

„Все здание ислама основано на единстве, Бога безконечнаго, безподобнаго, который не рожден и не рождал”.

„Этот член символа нашей веры направлен исключительно против христиан. В силу этого положения христианская Троица становится смертельным врагом Бога ислама. Несоглаcиe этих двух принципов есть самое тяжкое и ужасное испытание для мусульманской души”.

„Вы, христиане, с детства выросшие на предписаниях ваших церквей, вы не можете себе, даже представить, какая дрожь ужаса охватывает нас при одном упоминании о вашей Троице”.

„Примите по крайней мере за безспорный факт, что между нами и вашим верованием в божественность Иисуса лежит на веки непроходимая пропасть. Знайте, что нам, преисполненным безграничной веры в единаго Бога, совершенно невозможно что-либо принять, позволить или извинить из всего того, что (близко или далеко) может коснуться до исключительнаго единства нашего безподобнаго, вечнаго, безконечнаго Бога”... Столь резкие отзывы мусульман о христианском учении о Боге Троичном в Лицах объясняются грубым представлением самого Мухаммеда об этом таинственном догмате, для понимания и толкования которого недостаточно обыкновенного мышления человеческого. Догмат о Христианской Троице представляет утонченно-философское понимание Сущности Божества в его отношении к роду человеческому; но не так излагал это возвышенное и глубочайшее учение проповедник ислама в Коране.

„К шее каждого человека мы привязали птицу его (Коран 17. 14).

Всякому, имеющему душу, надлежит умереть не иначе, как по воле Бога, сообразно книге, в которой определёно время жизни (Коран 3. 139).

Всё (происходит) по ясно определяющей книге (Коран XI. 8)”.

Распространённое вообще среди людей верование в „судьбу” было известно также древним грекам и римлянам. По древнегреческому верованию, не только люди, но и боги были подчинены особой неведомой силе (Мойра), с которой сообразовались все их действия и положения в жизни. Высший контроль этой силы над мировой жизнью считался необходимым условием существующего миропорядка. Сам Зевс страшился, как бы кто-нибудь не нарушил предрешенного приговора Мойры, как это определённо выражено в Илиаде Гомера и у греческих трагиков. „Ныне же, когда Ахиллес и гневом на друга пылает ужасным, сам я (Зевс) страшусь, как бы судьбе вопреки не разрушил он Трои” (Песнь XX, ст. 29–30). У Софокла говорится: „Что рок судил, того не миновать. Ужасна сила рока: от неё спасти не могут ни твердыни, ни войска, ни сокровища, ни в море ударяемых волнами стаи черных кораблей” (Антигона). А Еврипид замечает: „И зло, и благо – как судьба решит” (Медея). „Никто, никто не победит, могущества судьбы не отвратит” (Ипполит).

Римляне называли судьбу „Фатумом” [от fari – говорить], то есть изречением божества или его оракула⁶³. Фатум – приговор высшего неведомого существа, касающийся судьбы, как отдельных личностей, так и человеческих обществ. Фатум был словесным выражением воли богов, изменившимся потом в олицетворённую силу, управлявшую миром, причём, сам Юпитер наблюдал за точным выполнением предрешённого Фатумом мирового порядка, который необходимо должен был совершиться в мире физическом и нравственном. У Овидия сам Юпитер припоминает, что в законах судьбы сказано: „Будет время, когда море, земля и царственный небесный чертог, охваченные огнем, запылают, и стоившая стольких трудов мировая громада погибнет”. (Метаморф. 1, 256 и сл.), а Фаэтон смотрит, то вдаль на запад, достигнуть до которого „не суждено ему судьбой, то оглядывается на восток”. (Метаморф. 2, 189). „Если судьба не велела Фивам долго существовать, то пусть бы осадные орудия и войны разрушили их стены, пусть бы звучали мечи и шумел огонь”. (Метаморф. 3, 548). У Вергилия, по поводу убийства Цезаря: „Так говорил Венере ея отец Юпитер: „Дочь моя! Неужели ты хочешь бороться с непобедимою судьбою? Сходи сама в жилище трех сестер: там ты увидишь судьбы мира, начертанныя на огромных досках из меди и твердаго железа⁶⁴. Они не боятся ни грома, ни гнева молний, они покоятся в вечности, и их не пугает никакое разрушение. Ты найдёшь там судьбу твоего потомства, запечатлённую на крепкой стальной доске. Я прочитал ее, затаил в своем сердце и открою её тебе, чтобы ты даже теперь знала будущее”. (Вергилий, Энеида 1, 1).

Не приводя других изречений древних римских классиков по вопросу о судьбе⁶⁵, заметим, что и у древнерусских славян верование в рок-судьбу было известно и сохранилось до наших дней. Один современный писатель так выражает это верование: И судьбе слепой все покорно: влага, пламень, птицы, звери, мертвый камень... Мы без дум живем; без борьбы послушны року; вниз по вечному потоку, как цветы, плывем”. (Д. Мережковский. Том XXII, стр. 180–181).

Таким образом, у древних язычников греко-римского мира, у древнерусских славян и, может быть, у всех народов древности было распространено и общеизвестно верование в судьбу. У каких народов древности это верование было коренным самобытным, а незаимствованным, т. е. у арийцев, или у семитов, сказать трудно; но несомненно, что судьбу признавали и древние арабы. До времён Мохаммеда сохранилось в Аравии предание о том, что немудяне, когда-то населявшие Ямаму (между Хиджазом и Сирией) гадали о своей судьбе по полету птиц, почему посланный к ним Богом пророк Салих (библ. Фалек, сын Евера) сказал им: „Птица ваша во власти Аллаха” (Коран 27, 47)⁶⁶. Современный Мохаммеду арабский поэт Лебид говорил: „Кого Аллах ведет путем добра, тот будет направлен без труда; но кого Он хочет – заблуждает”. Поэт Амру говорил: „Несомненно, нас постигнет судьба, предопределенная нам и предопределяющая нас”. У поэта Антары есть стих: „Стремитесь, куда знаете; но я вижу, что судьба не избавит от смерти того, кто старается избавиться от нея”⁶⁷. Верование в судьбу сохранилось и у позднейших поэтов мусульманского востока⁶⁸. И это вполне соответствовало физической природе Аравии. Нигде человек не чувствует себя таким беспомощным, ничтожным и слабым, как в пустыне. Да и в жилых пунктах Аравии общественная жизнь была слаба, вследствие чего араб большей частью был предоставлен собственным силам, а при бессилии естественно было положиться на постороннюю, неведомую силу – на судьбу, которую нетрудно было потом перенести на Аллаха. Бессилие араба в жизни, беспомощность, особенно бедуина, естественно побуждала его возлагать всю надежду на невидимое божество. От Бога всё зависело – жизнь и смерть, довольство и голод, счастье и бедствие... Он, если захочет, – помилует, а если не захочет?.. Оставалось для бедуина покориться неведомой воле Божией, которая действует независимо и по своему предвидению: Бог знает всё и всё может, что хочет...⁶⁹ Мохаммед, как природный араб, вырос и сроднился с верованием в судьбу людей, предустановленную Аллахом заранее, до появления их на свет, и потому не только не отверг этого народного верования, но подтвердил его в Коране, сказав от имени Божия: „К шее каждаго человека Мы (Бог) привязали птицу его” (17, 14). Возвращаясь в разное время своей проповеднической деятельности к этому вопросу, Мохаммед учил, что Божие предопределение простирается на всё сотворённое: для каждого народа предопределён срок жизни, как и для каждого человека; время смерти людей неотразимо, так как записано в „Небесной книге”; предопределены бытие всех существ, и место жительства зверей; все мировые бедствия предопределены ещё до сотворения мира... И вообще с человеком бывает только то, что предопределено Богом; согласно предопределения, Бог наказывает и погубляет грешников (так, например, погибла жена Лота); предопределены все случаи в жизни пророков и прозрение Божие противящимся Богу и Мохаммеду. Всё – во власти Бога: Бог посылает иногда смерть людям, когда не настал ещё предназначенный им срок; иногда он отсрочивает нечестивым наказание, – спасает и губит людей по своему произволению и т. п.⁷⁰).

Такой взгляд на предопределение Божие было известно также среди фарисеев и ессеев. Фарисеи допускали частичное предопределение Божие, признавая, что не всё в жизни людей зависит от предопределения, но может случаться и само по себе. Ессеи, напротив, учили, что во всём проявляется сила предопределения, и что всё постигающее людей не может происходить без предопределения, как говорит И. Флавий в своих „Иудейских Древностях”⁷¹. А с иудеями Мохаммед часто соприкасался и даже вступал в споры. Иудеи-раввинисты имели своеобразный взгляд на праведность человека и на спасение, которые они обусловливали точным исполнением обрядового закона. На греховность людей раввинисты смотрели с юридической точки, как на формальное нарушение предписаний закона и потому требовали от грешника выполнения неисполненного, или замены опущенного чем-нибудь другим равносильным. Такой формальный взгляд на грех людей был приведён и в Коране: „Верующие! Вам предписан пост... в определенные числом дни; но кто из вас будет болен, или в путешествии, – тому поститься такое, же число дней в другое время. Те, которые не могли бы держать его, обязаны взамен поста накормить бедных” (2, 179–180). При таком взгляде праведность была доступна каждому и нужды в особой искупительной благодати не было.

Фарисеи также не настаивали на Мессии; им следовали гностики, евиониты, ариане, несториане, пелагиане и др. еретики иудейско-христианского направления. По учению евионитов, человек спасается собственными силами. Иисус Христос, по их учению, был простой человек, только подкреплённый особой силой Божией, а не Богочеловек, как учит каноническое христианство. Так же смотрели на И. Христа ариане, несториане, пелагиане и др. еретики первых веков христианства, распространившиеся Аравии, которую называли поэтому „haereseon ferax”⁷². Всё сводилось у перечисленных еретиков, особенно у пелагиан, спасению без искупляющей благодати⁷³. Мохаммеду с одной стороны недоставало тонкой образованности иудейско-христианских еретиков, а с другой – он, как проповедник народный (уммий), не мог совершенно отрешиться от чисто арабского верования в судьбу людей, под видом птицы, привязанной к шее каждого человека, и потому не мог справиться и даже разобраться в таком тонком и сложном вопросе, как спасение человека и Божие предопределение⁷⁴. Если такой огромный ум, каким обладал Бл. Августин, при своей всесторонней образованности, впадал в ошибки во время спора с Пелагием, то, что удивляться, если „неученый” араб VII века по Р. Хр., т. е. Мохаммед совершенно не мог разобраться в вопросе о Божием предопределении. Он очень поверхностно и в наивных образах говорил перед своими слушателями о всеведении и всевластии Бога единого и вечного и не мог уяснить себе, каким способом Божие предвидение, обнимая временное и вечное, не нарушает нравственной свободы человека в деле его личного спасения. Под влиянием слышанного от своего тайного учителя о „Книге жизни”, упоминаемой в Апокалипсисе (об этом будет сказано в гл. о св. книгах), Мохаммед мог кратко сказать: „Все изначала записано в главной книге (умму-ль-китаб): Всеведущий Бог мог от вечности всё предвидеть и предопределить, по своей воле, по своему усмотрению, ибо он направляет и спасает, кого хочет, и наказывает и заблуждает, кого хочет. Если талантливые греки, в лице своих глубокомысленных трагиков, учили, что вечно рок, по прихоти, то к счастью возносит несчастного, то низвергает вновь, – и что предсказать грядущее не может никто (Софокл, Антигона), то неудивительно, если и Мохаммед не мог сказать больше того в вопросе, до сих пор не примирённом в человеческом сознании, без откровения. Но грекам никто не возражал, ибо все так веровали, а Мохаммеду приходилось иметь дело не с язычниками-арабами только, веровавшими в свою судьбу – птицу, но и с христианами, признававшими нравственную свободу человека в деле его спасения. Поэтому в Коране представление о Боге двоится: то он милует своих рабов, и мусульмане не должны отчаиваться в своем спасении⁷⁵; то он сам заблуждает некоторых и ведёт их к погибели⁷⁶. Между тем христиане заявили, что милосердие Божие простирается на всех людей, Бог желает спасения всем людям, не праведникам только, но и грешникам⁷⁷.

В Евангелии указан также идеал нравственного самоусовершенствования: „Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный”⁷⁸, в бесконечном стремлении к которому и заключается внутренний стимул для нравственного прогресса человечества. Человечество, не стесняемое в собственной свободной деятельности, уклонялось по временам от указанного ему религиозно-нравственного идеала, впадало в заблуждения, затмевавшие само представление о Боге и Его святом законе; но Бог, желая всем людям нравственного блага, посылал к ним особых провозвестников своей святой воли, выраженной в религиозно-нравственном законе. Это были пророки, избранные из народа, учившие и предостерегавшие заблуждавшихся, но не стеснявшие их нравственной свободы. Уклонения людей в сторону нравственного зла с пути вечного добра напоминает отклонение небесных светил от указанных им путей под влиянием притяжения большими светилами; но эти уклонения не уничтожают общего закономерного движения небесных тел. Так и всемогущество, и предвидение Божие не уничтожают человеческой свободы, а лишь предостерегают людей от возможных заблуждений. В общем движении человеческих обществ к добру уклонение отдельных лиц по пути к злу не может поколебать высшего нравственного закона, направляющего к добру нравственную жизнь человечества⁷⁹. Но Мохаммед, по складу своего ума и по отсутствию научного образования, не мог так рассуждать, не мог примирить в своём представлении бытие всевластного и всеведущего Бога с личной свободой человека и потому впадал в неизбежные противоречия, особенно когда тяжёлые обстоятельства вынуждали его к отчаянной самозащите⁸⁰. Тогда учение о предопределении Божием служило Мохаммеду могущественным орудием против нападений арабов невежественных и упрямых.

Так оправдывают Мохаммеда европейские защитники, утверждая, что учение Корана о предопределении возбуждало у последователей Мохаммеда храбрость в битвах с численно превосходящими его врагами. В Оходской битве (в 625 году) корейшиты одержали верх над приверженцами Мохаммеда⁸¹, и те из них, которые лишились родственников, обвиняли в том своего пророка, а он, в оправдание себя и в утешение потерпевших поражение последователей своих, объявил им от имени Божия следующее откровение: „Не унывайте и не печальтесь: если вы верующие, то будьте выше неверных. Если вы и потерпели поражение, то неверные еще прежде потерпели такое же поражение... Каждому, имеющему душу, надлежит умереть не иначе, как по воле Бога, сообразно „Вечной книге”, в которой определено время жизни... Скажи: все дела во власти Бога... Скажи: если бы вы и в домах своих остались, то те, которым преднаписана смерть, вышли бы на места своего поражения... Верующие! Не будьте подобны неверным, которые о своих ближних родственниках, когда они отправились в путь, или вышли на войну, говорили: „если бы они были с нами, они не умерли бы, не были бы убиты”... Бог дает жизнь и посылает смерть: Бог видит дела ваши. Действительно, будете ли вы убиты на пути Божием⁸², или умрете, – вам прощение от Бога и милость, а это лучше того, что собираете вы здесь. И умрете ли вы, или будете убиты, – все вы будете собраны (в день суда) пред Богом... Что постигло вас в день встречи двух войск, то было по воле Бога... Тем, которые, сидя дома, говорили о своих ближних: „если бы они послушались нас, то не были бы убиты”... скажи: „попробуйте отогнать от себя смерть, если вы справедливы”... Пусть не думают неверные, что продолжительная жизнь, какую Мы даем им, есть счастье для них: Мы даем им долгую жизнь только для того, чтобы они увеличили свои беззакония, а после – им будет томительное мучение!.. Бог не откроет вам тайн; для этого Он избирает из своих посланников тех, кого хочет. Веруйте в Бога и в посланников Его: если будете веровать и будете богобоязливы, вам будет великая награда⁸³. Скажи: все от Бога⁸⁴.

С другой стороны, под влиянием христианства, Мохаммед не отрицал нравственную свободу человека в отношении добра и зла, как это видно из следующих стихов Корана: „Кто делает злое, тому тем и воздастся..., а те, которые творят доброе, – те войдут в рай и не будут обижены и на величину ямки в финиковой косточки (4, 122). „Кто предстанет пред Богом с добрыми делами, для того они удесятерятся, а кто предстанет с злыми делами, тому воздастся только соразмерное им: они не будут обижены”(4, 161) и много др.

При такой очевидной двойственности во взглядах Мохаммеда на предопределение Божие и на нравственную свободу человека, мнения европейских учёных по этому вопросу расходятся: одни утверждают, что в Коране во многих стихах ясно выражено учение о предопределении, тогда как другие не считают возможным категорически решить этот вопрос в виду того, что в Коране встречаются стихи, в которых говорится за и против предопределения⁸⁵. Немецкий ориенталист Паутц, собрав все относящиеся сюда изречения Мохаммеда и подвергнув их тщательному разбору, приходит к заключению, что из Корана положительно невозможно вывести учения о предопределении. Если в Коране говорится, что Бог ведёт по прямому пути кого желает, и вводит в заблуждение кого желает, то подобные изречения касаются с одной стороны тех, которые сами желают следовать истинному пути, а с другой стороны тех, которые не желают подчиниться руководству Господа. Последних Господь не только не выводит из заблуждения, но даже отрезает им путь к спасению. В некоторых местах Корана как будто бы ясно выражено учение о предопределении; но там изречения вызваны желанием Мохаммеда яснее определить всемогущество Господа и тем побудить верующих беспрекословно подчиняться Его воле. В других местах Коран не ограничивает свободной воли человека и требует от верующих лишь сознательного подчинения не слепой судьбе, а воле Всевышнего⁸⁶.

Другой, более авторитетный ориенталист исламовед, д-р Вил. Мюйр⁸⁷ говорит наоборот, что в Коране, безусловно, утверждается предопределение Божие не только судьбы человека, но и всего, что̀ бы, ни случилось – великого или малого. Часто приводят эту теорию, как побуждение к смирению и терпению во время несчастья, а при успехе – как причину спокойствия в опасности... Но эта теория не ограничивается подобными невинными и законными целями. Догмат о предопределении постоянно выставляется в Коране в самом общем виде: „Бог заблуждает, кого хочет, и ведет прямым путем, кого хочет” (35, 9; 74, 34); „Мы сотворили человека наипрекрасным, а потом, вопреки прежнему, делаем его самым гадким” (96, 4). „Судьбу каждаго человека Мы привязали на шею его” (17, 14) и мн. др. В то же время в Коране много и таких стихов, в которых признаются нравственная свобода человека и свободно-нравственные действия, например: молитва и добрые дела вменяются последователям Мохаммеда в религиозную обязанность; последователи Корана увещеваются веровать в Бога и делать добрые дела и предостерегаются относительно неверия и грехов, „чтобы не ввергнуть самих себя в погибель”. Вообще говоря, спасение человека зависит от веры, а вера – от воли Божией. Но всё же в Коране нет недостатка и в таких стихах, в которых говорится о человеке, избирающем для себя неправый путь и избирающем правый путь, а также о рае и аде, как о последствиях такого выбора. „Истинно для тех, которые уверуют и будут творить добро... Истинно, Мы не дадим погибнуть награде того, кто делал добрыя дела... для них сады Эдема, по которым текут реки; они, нарядясь в золотыя запястья, облеклись в зеленыя одежды из штофа и атласа, будут возлежать на седалищах. Отрадная награда! Прекрасное место отдохновения!” (18, 30). Читай запись дел твоих: „Кто идет прямо, тот идет прямо ко благу души своей, а кто заблуждается, тот заблуждается во вред душе своей” (17, 17. 15–16. Ср. 39,42). „Скажи: рабы мои! вы, которые неправильно употребляли свои силы! Не отчаивайтесь в милости Божией; Бог прощает все грехи, потому что Он – Прощающий, Милосердный” (39, 54). „Скажи: Люди! Истина пришла к вам от Господа вашего: после сего, кто пойдет по прямому пути, тот пойдет по прямому пути во благо души своей, а кто уклонится от пути, тот уклонится во вред ей” (10, 108).

Часто верующие предостерегаются в Коране против козней сатаны. На предусмотрительность в следовании по пути добра или зла также намекается во многих местах Корана, и воздаяние за добро и зло выставляется как последствие такой предусмотрительности: каждый отвечает только за свои собственные грехи: „обремененная душа не понесет бремени другой”. (См. 6, 165, 17; 15; 35, 18; 39, 9; 53, 39). Это изречение напоминает слова ап. Павла в послании к Галатам: „Каждый понесет свое бремя” (гл. 6, ст. 5). Неверующие не имеют никакой надежды впереди: они остаются в аду для вечной муки вместе с дьяволом и подчинёнными ему духами: „там они пребудут навсегда”⁸⁸.

Нигде в Коране не упоминается о наследственном грехе, как следствии грехопадения Адама. Согласно с Библией, в Коране рассказывается, что Адам пал, вкусивши запрещённого плода; но это падение было не причиной последовавшей затем испорченности чистой его природы, а следствием природной склонности его к греху. Все люди согрешают, но каждый грешит по собственной воле, действуя самостоятельно, потому что все люди склонны к греху: „Если бы Бог захотел наказать людей за их нечестие, то на земле не осталось бы ни одного живого существа”. (16, 63). Относительно склонности самого Мохаммеда ко греху также говорится в Коране: „У Бога проси прощения грехам твоим и грехам каждаго верующаго и верующей” (47, 21). „Истинно, мы помогли тебе победить верною победой для того, чтобы Богу простить тебе прежние и последующие грехи твои” (48, 1). Заслуживают внимания и след. стихи: „Истинно, самые худшие из живых существ глухонемые, которые ничего не разумеют. Если бы Бог знал, что-нибудь доброе в них, Он сделал бы их слышащими; но если бы Он и сделал их слышащими, они все-таки уклонились бы, отступивши от Него” (8, 22–23). „К вам от Бога пришел свет и ясное писание: им Бог поведет прямо на путь мира тех, которые последуют воле Его; Он, по своему изволению, изведет их из мрака к свету, приведет к пути прямому”(5, 18). „Во власти Бога все вещи. Отчаиваются ли верующие в том, что Бог, если бы захотел, то поставил бы на прямой путь всех этих людей? Неверных за то, что учиняют они, неминуемо поразит бедствие, и оно подходит уже близко к жилищам их, чтобы наступить исполненению обетования Божия” (13, 30–31). „Таким беззаконникам будет лютая мука. A те, которые веровали и делали доброе, будут введены в сады, по которым текут реки; там, по изволению Господа их, будут жить вечно; там приветствие им будет: мир!” (14, 27–28). „Над теми, которые отказываются веровать в Бога после того, как они веровали в Него (не над теми, которые приневолены будут к тому, тогда как сердца их тверды в вере, а над теми, которые откроют для неверия душу свою), – над теми пребудет гнев Божий: им будет тяжелая мука” (16, 108). „В числе их есть такие, которые слушают тебя; но как скоро уходят от тебя, говорят с теми, которые получили знание: ну что уж это такое, что говорил он ныне? Это те, у которых сердца заплатал Бог, и которые следуют своим прихотям. А в тех, которые идут правым путем, он увеличит правоту и поддержит благочестие” (47, 18–19). В ст. 30 той же главы говорится: (наказание грешникам) будет за то, что они „последовали тому, кто прогневляет Бога, не хотели угодить Ему, и дела их были суетны”.

На основании таких мест Корана можно думать, что Мохаммед не только не был абсолютным сторонником предопределения Божия относительно судьбы людей и стоял ближе к Пелагию, чем к бл. Августину. Но такое мнение должно быть, по мнению В. Мюйра, отвергнуто, как парадокс, недостаточно обоснованный. Довести предопределение до его логического вывода значило бы представлять человека машиной, инструментом в руках Бога и тот факт, что Мохаммед не остановился перед заключением, которое бы уничтожило всю его посланническую миссию, как предостерегателя грешников и проповедника праведности, не изменяет и не ослабляет его прямого и абсолютного учения о предопределении, в смысле слепой судьбы. Где, например, в Библии мы найдём слова, соответствующие кораническому изречению: „Если бы Господь твой захотел, то сделал бы всех людей исповедующими одну веру. Но для того Он сотворил их, чтобы исполнилось слово Господа: „воистину Я наполню ад гениями и людьми (XI. 120; 32, 13). Эти слова Бог сказал тогда, когда сатана отказался поклониться Адаму (7, 9–17; 38, 71–85). Ещё в одном месте Корана сказано: „Бог сотворил для пенны великое число гениев и людей” (7, 178). Как же можно после этого утверждать, что Мохаммед не учил о предопределении Божием одних людей ко спасению, а других к вечной гибели? Между тем в Евангелии сказано, что Бог – творец всех людей, никого из них не предназначал ни для ада, ни для рая. Вера в предопределение Божие глубоко залегла в сердцах последователей Мохаммеда. Когда халиф Омар занял Иерусалим, то во время сдачи его жителями сказал им речь, в которой цитировал из Корана стихи: „Кого руководит Бог, тот идет прямо, а кого Он введет в заблуждение, тот не найдет себе покровителя, кроме Его (17, 99), для того ты не найдешь уже пути” (4, 90 и 142). „Боже сохрани! – воскликнул тогда находившейся в толпе христианский священник. Он прервал речь халифа и, потрясая одеждою в воздухе в знак своего возмущения, сказал: „Бог никого не совращает; напротив, Он желает всем спастися”. Омар спросил: что говорит этот христианин. Ему ответили, что Господь никого не совращает. Халиф продолжал свою речь, а священник во второй раз прервал его на этих словах, как несогласных с христианским учением о Боге. Тогда халиф рассердился и сказал: „Клянусь Богом! Если он еще повторит свои слова, я непременно прикажу отсечь ему голову здесь же, на этом месте”. Христианин замолчал, а Омар продолжал: „Господь совращает, кого хочет и для того, кого Господь совращает, нет руководителя”.

Приведённый случай показывает, что первые последователи Мохаммеда не могли устанавливать своих взглядов на догматические вопросы без риска быть отвергнутыми и признанными за еретиков. И в своём веровании в предопределение Божие, они следовали за своим пророком-учредителем исламского вероустава и говорили: „мы признаем предопределение и утверждаем, что это учение дошло до нас непосредственно от самого посланника Божия. Не верить этому – значить обвинять посланника во лжи”. Такая уверенность первых мусульман в истинности верования в предопределение подтверждается, кроме того, фактом появления в исламе ересей кадаритов, хариджитов и мутазилитов, против которых были воздвигнуты жестокие гонения со стороны правоверных суннитов, хранителей чистого предания в мусульманской религиозной общине⁸⁹. Верование это перешло в жизнь мусульман всех стран и придало им характер фаталистов. Среди мусульман находятся в обращении множество легенд и рассказов, относящихся к разным историческим лицам и событиям и подтверждающих всеобщность верования в предопределение Божия до наших дней. Поэтому остаётся только удивляться, каким образом наш беспристрастный писатель-философ Вл. Соловьёв мог выступить на защиту Мохаммеда в этом важнейшем догматическом вопросе. Вот его слова: „Неодолимое упорство противников Мухаммеда в отвержении истины, возвещаемой им по повелению Божию, упорство, плохо прикрываемое явно недобросовестными аргументами, естественно навело Мухаммеда на мысль, что эти его противники, так же как и предшественники их среди других племен, отвергавшие прежних пророков, делали это не по неразумию, а по злой воле, что все они люди, бесповоротно осужденные, предопределенные к погибели. Этот взгляд неоднократно высказывался в Коране и занял, как известно, видное положение в последующем мусульманском богословии. Неправы, однако, те историки (между прочим и такой объективный критик ислама, как Авг. Мюллер), которые приписывают Мухаммеду нелепый и богохульный догмат о предопределении ко злу, т. е. что Бог, по произволу своему, предназначил одним быть добрыми и спастись, а другим быть злыми и погибнуть⁹⁰. Такой взгляд можно находить в отдельных изречениях Корана только вследствие неспособности Мохаммеда к точному и раздельному выражению отвлечённых идей⁹¹. Но если у него не было связной последовательной богословской системы, то у него нельзя отнять живого религиозного сознания, открывшего ему Бога истины, Бога Праведного и Милосердного. Если не логическая мысль, то сердечное чувство и истинное благочестие препятствовали Мухаммеду представлять Бога несправедливым. Поэтому его вера, в предопределение погибающих требует другого объяснения, основания для которого мы находим в том же Коране. Нужно различать две мысли: 1) люди упорствуют в неверии, потому что они произвольно осуждены Богом на бесповоротную злобу и погибель, – этой мысли Мухаммед нигде прямо не высказывал и, на наш взгляд, не мог высказать, – и 2) когда люди непреодолимо упорствуют в неверии, – это значит, что они осуждены на гибель всеведущим Богом, который, зная, что они в глубине души своей бесповоротно предпочли зло добру, не заботится более об их спасении, а, напротив, для своих провиденциальных целей ожесточает ещё более сердце их (все равно уже ожесточённое и погибшее), как Он ожесточил сердце Фараона, чтобы Моисей прославился великими знамениями⁹². Такова Мухаммедова мысль о предопределении, основанном не на произволе Божием, а на Его всеведении и вседейственности, на которые много раз и с особым ударением указывается в Коране”⁹³.

Такое различие во взглядах учёных на учение Корана о предопределении Божием объясняется двойственностью взгляда самого Мохаммеда на этот трудный для понимания догматический вопрос. Находясь во время своей проповеднической деятельности под различными влияниями, он в разное время высказывался неодинаково по этому вопросу, смотря по обстоятельствам времени. Когда ему нужно было выдвинуть учение о предопределении, он проповедовал, что Бог направляет на прямой путь и спасает, кого хочет, а других заблуждает и губит по своему хотению. Иногда в таких проповедях Мохаммеда слышится тон раздражения и сарказма... В другое время, может быть, в присутствии христиан и при спокойном настроении, он высказывался в пользу нравственной свободы человека, что каждая душа воспримет награду или наказание по своим делам и тем призывал своих слушателей к добродетели. И сам Мохаммед, бес сомнения, был религиозен искренно. – Но как бы защитники Мохаммеда, ни старались оправдать его в вопросе о предопределении, в Коране остаются стихи, подтверждающие фаталистический взгляд на жизнь и дела людей и дающие повод думать, что Милосердый Аллах – виновник не только добра, но и зла. Позднейшие споры мусульманских сектантов о свободе человека не могли бы иметь места, если бы в Коране не было к тому основании. Тем более излишне говорить здесь о сравнении коранического учения с евангельским относительно спасения человека не одной верой, но и личными добрыми делами: мусульманство и христианство в этом вопросе совершенно расходятся⁹⁴.

Всем известно, что мусульмане – фаталисты, и это нужно ставить в связь с учением Корана о предопределении; однако, фатализм не мешает им быть строгими, ревностными исполнителями своего религиозного закона. Выше было замечено, что не одни мусульмане признавали судьбу не только как таинственный закон, тяготеющий над жизнью людей, но и как особое божество; последователям Корана, верующим в единого Бога, не казалось несообразным признавать кроме других свойств божественных и языческую черту – безграничное, ничем не стесняемое хотение, напоминающее произвол восточных владык: Бог хитрит⁹⁵.

Учение о пророках (профетизм) занимает второе место в догматической системе Мохаммеда, как это видно из многочисленных стихов Корана, в которых упоминаются разные библейские пророки, а также и из прямых предписаний мусульманам веровать не только в единого Бога, но и в пророков (гл. 4, ст. 135; гл. 2, ст. 172). При этом Мохаммед не отделял себя от древних еврейских пророков, а постоянно и решительно настаивал на своей исторической и догматической связи с ними, говоря, что Бог в своём завете с еврейскими пророками указал им на появление Мохаммеда, который должен был подтвердить истину их учения о Боге (гл. 3, ст. 75), потому что и он получал от Бога откровения так же, как в своё время получали их древние еврейские пророки (гл. 4, ст. 161; гл. 42, ст. 1; ср. гл. 2, ст. 130, 133).

Основой коранического учения о пророках служит понятие, об откровении, как сверхъестественном внушении Божьем избранным мужам истин правой веры и нравственности. Когда был сотворён Адам, Бог всевышний повелел ангелам поклониться ему. И поклонились Адаму все ангелы, кроме Иблиса. Он восстал, возгордился, за что Бог проклял его, удалил от ангелов и дал ему свободу до воскресения. Иблис стал вводить в заблуждение сынов Адама и действует на них подобно тому, как кровь течёт в жилах, т.-е. внутренним и непрерывным образом⁹⁶. Средством к совращению людей Иблис избрал идолопоклонство и вообще многобожие и таким образом постоянно отклонял людей от истинного богопочитания к служению ложным богам. Поэтому и Бог всевышний посылал в разное время к людям пророков, чтобы научить заблудших истинной вере в единого Бога. Верующим и благочестивым людям пророки возвещали о милости Божией и о райских наградах, а непокорным проповеди они угрожали временными и вечными наказаниями. Подкрепляемые силой Божьей пророки творили чудеса в подтверждение проповедуемого ими учения (Коран, гл. 4, ст. 163; гл. 18, ст. 54, и гл. 21, ст. 7–9). Проповедуя веру в единого Бога и покорность Ему (ислам), пророки сохраняли в чистоте истинное богопочитание, заповеданное ещё в раю первому человеку и первому пророку Адаму. С Адама именно начинается беспрерывный ряд пророков, заканчивающийся Мохаммедом. Архангел Гавриил считается единственным посредником между Богом и пророками⁹⁷. В разных местах Корана упоминаются 28 пророков: Адам, Идрис (Енох), Ной, Гуд, Салих, Авраам, Лот, Исаак, Измаил, Иаков, Иосиф, Аарон, Моисей, Шоаиб, Иов, Давид, Соломон, Илия, Елисей, Иона, Дзу-ль-кифль, Дзу-ль-карнайн, Ездра, Захария, Имран, Иоанн (Яхья), Иисус, Мохаммед. Кроме перечисленных в Коране пророков были и другие, как видно из следующих стихов: „Мы (Бог) посылали посланников, о которых уже разсказали тебе (Мохаммеду) прежде; посылали Мы и таких, о которых не разскажем тебе” (Коран 4, 162). И ещё: „Мы уже посылали посланников прежде тебя; в числе их есть такие, о которых мы разсказали тебе, и такие, о которых мы тебе не разскажем”. (Коран 40, 78). По преданию, Мохаммед, спрошенный однажды о числе всех пророков, сказал; „Всех пророков было 124,000”. По другому преданию, Мохаммед сказал, что всех пророков 224,000.

Не все пророки одинаково авторитетны, не все равны по своему нравственному и историческому значению (Коран 17–57). По преданию, сам Мохаммед делил их на пророков (набий) и посланников (расуль). Основанием для такого деления служат священные книги: расули имели священную книгу, например, Моисей, Давид, Иисус, Мохаммед и др.; набии не имели священных книг, а проповедовали устно. Всех расулей было 330. В этом заключается, между прочим, внутреннее противоречие, так как священных книг было всего 104.

Учение Корана о пророках, в его подробностях, напоминает собой учёние еврейской секты евионеев, на что прежде других указал немецкий исследователь учения Корана в связи с жизнью Мохаммеда А. Шпренгер⁹⁸. Как по учению евионеев, так и по учению Корана, все пророки проповедовали одну и ту же религию – ислам, которая была открыта всем древним пророкам, начиная с Адама и кончая Иисусом Христом. „Подлинно, религия Божия есть ислам” (Коран, 3, 17). „Подлинно, эта вера ваша, в которой вам необходимо пребывать, есть религия единая, без различия в ней между пророками”. (Толков. Байзави на 21, 92). „Бог учредил для вас веру, которую поручал Ною и которую открыл Мохаммеду, которую заповедовал Аврааму, Моисею и Иисусу” (Толков, на 42, 11). Мохаммед только усовершил, исправил древнюю веру, которая была открыта людям и до него, но была искажена невежеством людей, как сказано, было самим Богом через Мохаммеда: „Сегодня я завершил для вас вероустав ваш, в полноте проявил мое благоволение к вам: Я благоволил поставить для вас вероуставом ислам” (Коран 5, 5).

Таким образом, профетизм Корана представляется столь же существенным и характерным учением в религии, проповеданной Мохаммедом, каким он описывается в Библии. Еврейская религия есть религия пророков, как говорит профессор Тареев. Пророчество выражает самую сущность религии Иеговы, как религии теистической, богочеловеческой, ибо Владыка Иегова ничего не делает, не открыв своего определения рабам своим – пророкам. Пророком был Авраам, пророчески благословляли своих детей Исаак и Иаков, пророком по преимуществу был Моисей, с которым Иегова говорил лицом к лицу, как бы говорил кто с другом своим... Со времени Самуила, который удостоился быть пророком Божиим, равным Моисею, начинается многочисленный ряд пророков Божиих (Деян. 3, 24); образовались даже „школы пророков”, процветавшие при Илии и Елисее. Тогда пророки принимали самое живое участие не только в религиозной, но и в общественной жизни евреев. Во времена ассирийского пленения еврейские пророки были преимущественно учителями нравственности – обращались с разными обличениями не только к народу, но и к священникам его и даже к царям Израиля... Словом: это были свободные носители божественного духа, представители личного творчества в религии, глашатаи слова Божия, провозвестники воли Иеговы, как „уста Иеговы”. Они были истинными стражами еврейской истории и монотеистического богопочитания и изрекали свой суд над всей жизнью израильского народа⁹⁹.

И в Коране еврейские пророки перечисляются согласно с Библией, за некоторыми исключениями¹⁰⁰ и описываются вдохновенными посредниками между Богом и людьми. Начиная с Адама, признаваемого первым человеком и первым пророком на земле, все последующие пророки до Мохаммеда включительно были вдохновенными посредниками между Богом и людьми; пророки возвещали людям волю Божию, учили их истинному богопочитанию, отклоняли от многобожия и идолослужения, причём угрожали упорствующим гневом Божьим и наказаниями на нечестие. Большая часть пророков проповедовали своё учение и наставление устно, а некоторые имели ниспосланные от Бога книги, которые оставили в руководство людям¹⁰¹. Мохаммед был последним пророком, закончившим собой длинный ряд пророков, – „печатью пророков”, как он назван в Коране (гл. 33, ст. 40). Моисей, Давид, И. Христос, каждый среди своих современников, занимали одинаковое место провозвестников воли Божьей людям и выделяются из среды других пророков еврейского народа только тем, что им (Моисею, Давиду, И. Христу) откровение Божие было ниспослано в форме священной книги¹⁰², тогда как все прочие пророки не оставили своим современникам св. книги. Мохаммед также получал откровение Божие, как готовое слово Божие, и оставил арабам св. книгу – Коран. Учение всех пророков от первого до последнего было одно в своей сущности – истинное богопочитание (монотеизм) и преданность воле Единого Бога (ислам). Каждый последующий пророк подтверждал учение своего предшественника, а Мохаммед, как последний пророк подтвердил в ниспосланной ему с неба св. книге (Коран) учение всех своих предшественников и в то же время исправил повреждённое иудеями и христианами истинное учение Пятикнижие и Евангелия и тем самым отменил эти последние.

Как по Библии, так и по Корану, учение о пророках (профетизм) является особенно развитым у двух выдающихся отраслей семитического племени – евреев и арабов, и меткая характеристика этого явления в духовной жизни еврейского народа, сделанная Ренаном¹⁰³, вполне приложима к профетизму Корана. „Специфический характер гения Израиля развивается лишь вместе с пророками: пророки с весьма ранней эпохи стали пользоваться громадным моральным влиянием... Только благодаря развитию профетизма Израиль занял исключительное место в мировой истории... Необычайное развитие профетизма Ренан считает осью религиозной истории всего человечества... И русский профессор богословия Тареев¹⁰⁴ называет религию евреев „религией пророков”. Другой профессор богословия, занимавшегося этим важным вопросом (Покровский), также отметил, что профетизм, в разных степенях свойственный всем религиям древнего и нового мира, только у евреев получил более определенный и более высокий характер в отличие не только от древнегреческой мантики, но и разных видов прорицаний и кудесничества, жречества и т. п., известных во всех религиях Востока.

Для нашей цели важно при этом иметь в виду, что и у древних арабов были смутные понятия о профетизме, но только Мохаммед восстановил в сознании арабов библейское значение этого термина. Пророки у евреев называются одним и тем же семитическим словом – „наби”, означающим в еврейском корне: быть полным, литься через край, а в применении к пророкам указывает на их вдохновенную речь восторженно, бурно изливающуюся из сердца, переполненного чувством, религиозным одушевлением; в арабском – возвышал и издавал звук, возвещал. Отсюда очевидна разница еврейско-арабского термина „наби” от греческого „профетис”, означающего предсказателя, прорицателя (рус. пророк). Усвоенный Мохаммедом древнееврейский, библейский термин „наби” отличается и от древнеарабского „Кяхин”, означающего прорицателя, жреца. В противоположность этому как в Библии, так и в Коране пророками признаются все ветхозаветные патриархи, начиная с Адама, пророки в собственном смысле и некоторые праведники (Иов) и цари (Давид, Соломон). Только Мохаммед с одной стороны не знал хорошо библейской истории и потому упомянул в Коране далеко не всех библейских патриархов и пророков, а с другой стороны причислил к пророкам и таких лиц, которых Библия в числе пророков не считает, как например: Измаил, Асбат (колена Израильские) и двурогий Искандер, под которым подразумевается Александр Македонский¹⁰⁵.

Точно также в Коране не выяснены государственная роль древних библейских пророков, то особое значение, какое они имели в теократическом государстве евреев: в истории еврейской теократии пророки занимали центральное место, служили воплощением и выражением её идеальных надежд, конечных целей и стремлений, составляли самую „душу теократии”, как выражается проф. Покровский¹⁰⁶. По его словам, пророки глубоко постигали подлинный смысл всего настоящего, очами веры презирали и отдалённое будущее: они ясно сознавали те цели, ради которых Израиль был призван Богом, и в живых образах раскрывали пред ним пути Божия провидения, духовно воспитывали еврейский народ и настойчиво-терпеливо вели его к достижению Божественных целей. Библейский профетизм и еврейская теократия, получив своё начало у подножия Синая, неразлучно затем следовали через всю историю израильского народа, закончившуюся ожиданием Мессии... В Коране, за исключением учения о Мессии, профетизм столь же ясно и определённо выражен, как и библейский: пророки в Коране представляются лучшими людьми своего народа, высшими носителями идеи единобожия и благочестия (исламской преданности); они всегда стремились к опредёленным религиозно нравственным целям – к очищению народной религии от многобожнического заблуждения, к исправлению народных нравов и к обличению общественных злоупотреблений. Для большего воздействия на своих современников пророки Корана устрашали своих слушателей гневом Божиим, а сам Мохаммед, подражая евангельскому рассказу, изображал в своих речах адские мучения и райские блаженства.

При этом весьма важно отметить, что как в Библии, так и в Коране профетизм тесно связан с монотеизмом, что имело особенно высокое значение в общекультурном развитии еврейского народа: беспримерно высокой и чистый еврейский монотеизм был, по словам проф. Тареева¹⁰⁷, результатом проповеднической деятельности библейских пророков. Идея Бога-Господа всей земли и всех народов, Владыки всей природы соединяется у пророков с именем Иеговы и Савафа, а в Коране – с именем Алла-Тааля, Единому Господу миров усваивается в Коране, как и у библейских пророков отличительное свойство милости и милосердия, что, как уже известно¹⁰⁸, значится в начале каждой главы Корана (кроме девятой).

Dr. Otto Pautz излагает такой взгляд на учение Корана о пророках:

При жизни ни один человек не удостаивается лицезреть Господа; в более близкое общение с Господом человек в сем мире может вступить лишь трояким способом: или он получает откровения свыше, или он, не видя Господа, слышит голос Его из-за завесы, или же посредником между ним и Господом служит пророк, который сообщает получаемые свыше откровения. Не все пророки равны между собой: одни – просто пророки, другие – пророки-посланники, получающие от Бога для людей „книгу”, священное писание. Пророки, проповедуя и возвещая людям волю Божию, грозят карами непослушным, а последователям своим обещают вечное блаженство. Сами своей жизнью пророки показывают людям хороший пример и ведут их к истине. Мохаммед не признаёт за собой никаких преимуществ перед другими пророками-посланниками; единственное различие в том, что он последний пророк.

Далее автор разбирает приведённые в Коране легенды о пророках и отмечает господствующие в них сбивчивость, непоследовательность и разногласия с повествованиями Ветхого Завета. Причину этого автор видит, с одной стороны, в том, что Мохаммед придавал этим легендам несколько тенденциозную окраску, приноравливая их к событиям собственной жизни. С другой стороны, автор видит причину этой сбивчивости в том, что Мохаммед знакомился с библейскими рассказами не по писаным памятникам, а из устной передачи разных лиц во время своих торговых поездок в Сирию и в самой Мекке. В пользу этого мнения автор приводит свидетельство некоторых арабских источников. Притом же Мохаммед знакомился с рассказами о ветхозаветных пророках урывками, без всякой последовательности, что легко можно проследить, сопоставляя позднейшие части Корана с более ранними. Правда, Мохаммед протестует против мнения, что он будто бы рассказывает истории о пророках со слов других (Коран 16, 105; 25, 5), и, напротив, утверждает, что они сообщены ему свыше в откровениях, ему самому в утешение, а верующим в назидание (Коран 4, 41, 5; 39, 1 и др.). Все пророки лишь простые смертные люди, которым Господь, для большей убедительности их проповеди, дарует в различной степени творить чудеса. Мохаммед ясно говорит в Коране, что он этой способности от Господа не получал, так как его современники и к чудесам отнеслись бы совершенно равнодушно и стали бы их отрицать (Коран 6, 109–111).. Единственное чудо, совершить которое Господь сподобил Мохаммеда, это – получение им свыше Корана, который заключает в себе то, что уже возвещено в книгах Ветхого и Нового Завета, хотя Мохаммед с содержанием этих книг не был знаком. Несмотря на это, последующие поколения мусульман стали приписывать своему пророку совершение различных чудес. Содержание всех рассказов о пророках аналогично: является к какому-нибудь народу пророк, призывает его к истинной вере, творит чудеса, для большей убедительности своей проповеди, но большинство верующих всё-таки не признаёт пророка и, в наказание за это, погибает; уверовавшие, же в учение пророка спасаются...

Мохаммед, как неграмотный и вообще недостаточно осведомлённый с действительным содержанием св. книги евреев и христиан, не понимал внутренней связи широких и глубоких понятий теократии и профетизма, а усвоил только общий взгляд на библейских пророков, как проповедников единобожия и преданности Богу, и на библейское представление о Мессии, появления которого ожидали евреи и после своего рассеяния. Эти общие представления о профетизма он применил к себе, как к Мессии и евреев¹⁰⁹ и как к Духу-Утешителю христиан¹¹⁰ и тем покончил с вопросом, назвав себя только пророком. Поэтому мы не находим в Коране ни психологического анализа душевного настроения пророков, ни объяснения их выдающейся государственной деятельности, ни даже более или менее цельного представления о личности каждого древнего пророка. О многих упоминаемых в Коране пророках повторяются одинаковые шаблонные выражения в роде: „По следам такого-то Мы послали того-то”¹¹¹. А о некоторых пророках сообщаются рассказы, не имеющие библейского характера и отличавшиеся легендарностью, на что укоризненно замечали Мохаммеду его современники (Коран 69, 44; 6, 25).

Но при всех указанных недостатках в подробной разработке учения о пророках, сравнительно с Библией, в Коране пророки представлены (в общих чертах) лучшими, выдающимися людьми своего народа, гениями мысли, слова и дела, которыми живёт и растёт каждая нация, и которыми движется мировой прогресс человечества, как характеризует библейских пророков проф. Л. Покровский¹¹². И на этом основании мы можем закончить главу о профетизме Корана замечанием, что это учение находится в самой тесной связи с монотеизмом и вместе с ним составляет основу проповеданной Мохаммедом религии, возвышающейся этими двумя догматами не только над древнеарабским многобожием, но и над другими языческими верованиями человеческого рода.

Отсюда же становится понятным постоянный призыв Мохаммеда в Коране, обращённый к его современникам: „Веруйте в Бога Единаго и в Его посланника” и символическая формула: „Нет бога, кроме Бога единаго; Мохаммед – посланник Бога единаго”. Этот призыв напоминает представление иудеев о Моисее, имя которого евреи ставили непосредственно после имени Божия, как говорит И. Флавий.

Эта тема помимо общего историко-литературного значения имеет специальный психологически интерес по отношению к Мохаммеду: он решительно отверг в Коране божественную природу в лице Мессии, Сына Марии, но в том, же Коране придал Ему такие имена и свойства, которые ставят Сына Марии не только выше всех других пророков, упоминаемых в Коране, но выше „печати пророков”, т. е. выше самого Мохаммеда. На эту тему я в 1871 году напечатал статью в Казанском Академическом журнале, под заглавием: „Разбор мохаммеданскаго учения о Лице Господа нашего Иисуса Христа”¹¹³, а современный английский миссионер, доктор богословия, Самуил Цвемер издал в 1912 году в Лондоне отдельную книгу (in 16°), под заглавием „The moslem Christ”¹¹⁴. В восьми главах своей книги английский богослов подробно излагает сказания Корана и мусульманские предания о жизни, учении и деяниях Иисуса Христа и о Его личном характере. В седьмой главе автор раскрывает перед читателем, как Иисус Христос оказался заменённым Мохаммедом, а в последней даёт христианским миссионерам практические указания относительно миссионерской беседы с учёными мусульманами о Лице Иисуса Христа¹¹⁵.

Чтобы заинтересовать русского читателя, я воспользовался в этой главе переводом, сделанным с согласия автора книги, почтенной Е. К. Майер¹¹⁶, передавшей мне свою карандашную рукопись для редактирования, в надежде на отпечатание её для распространения в России с миссионерской целью. В своё настоящее издание я ввёл эту главу, между прочим, и по тому соображению, что весьма многие православные соотечественники, не читавшие внимательно и не вдумывавшиеся серьёзно в содержание Корана, легкомысленно высказывают, что в этой вероучительной книге мусульман Иисус Христос поставлен высоко и что поэтому нет оснований считать Коран враждебным христианству. На самом же деле, кто изучал или, по крайней мере, внимательно читал Коран, тот не может, не обратит внимания на следующие стихи: „Иудеи говорят: Ездра – сын Божий; Назаряне говорят: Мессия – Сын Божий. Это их слова в устах их. Говоря это, они уподобляются неверным, бывшим прежде. Да поразит их Бог! Как легкомысленны они... Кроме Бога они своих ученых и своих подвижников принимают за Господов, и Мессию, Сына Марии. Им было заповедано покланяться только единому Богу; кроме Его, нет никого достойнобоготворимого. Воздайте хвалу Ему, устраняя тех, кого признаю они соучастниками Ему. Они своими устами хотят погасить свет Божий, а Бог хочет только того, чтобы вполне открыть свет Свой, вопреки противоборству неверных” (Коран 9, 30–32),

„Читающие писание! Не допускайте излишества в вашу веру: говорите о Боге только истину. Мессия Христос есть слово Его, низведенное Им в Марию, есть Дух Его. Веруйте в Бога и в посланников Его и не говорите: троица. Удержитесь ко благу вашему. Бог – только единый, кому подобает поклонение. Воздайте хвалу Ему; не может быть, чтобы у Него были дети; Ему принадлежит все, что на небесах и что на земле: Бог достаточный порука. Не может статься, чтобы Мессия считал для себя унизительным быть рабом Богу, как и приближенные к нему ангелы” (Коран 4, 169–170).

„Неверные те, которые говорят: действительно, Бог – это Мессия, сын Марии. Скажи: кто сколько-нибудь может превозмочь Бога, если Он захочет погубить Мессию, сына Марии и мать его, и всех, кто есть на земле?” (Коран 5, 19).

„Неверные те, которые говорят, что Мессия, сын Марии есть Бог. Мессия говорил: сыны Израиля! покланяйтесь Богу, Господу Моему и Господу вашему. Кто придумывает соучастников Богу, того Бог лишит рая, тому жилищем будет огонь: для беззаконников не будет защитников. Неверны те, которые говорят, что Бог есть третий в трех; тогда как нет никакого Бога, кроме единого Бога. Если они не отстанут от своих слов, то их, нечестивых, постигнет лютая казнь. Так что же бы им с покаянием не обратиться к Богу и не попросить у него прощения. И Бог прощающий – милосерд. Мессия, сын Марии, только посланник, как и те посланники, которые были прежде него и которых уже нет теперь; мать его была истинного человеческого естества: оба они вкушали пищу... Смотри, как ясно излагаем мы для них эти знамения, смотри как они нерассудительны” (Коран 5, 76–79).

„Вот Бог скажет: Иисус, сын Марии! говорил ли ты людям: „кроме Бога почитайте еще меня и мою матерь двумя Богами?” Он скажет: „хвала тебе! Как мне говорить такое, что я не должен говорить. Если бы я говорил это, Ты знал бы то... Ты знаешь что во мне: но я не знаю, что в Тебе, ибо Ты один вполне знающий тайны. Я говорил им только то, что повелел Ты мне: „покланяйтеся Богу, Господу моему и Господу вашему”. Я свидетельствовал о них только на то время, покуда я был с ними, но с того времени, как Ты взял меня от них, Ты был стражем их ибо Ты присущ всему” (Коран 5, 116–117).

„Иисус сказал: я раб Бога: Он дал мне писание и поставил меня пророком, Он сделал меня благословенным везде, где бы я ни был; Он заповедал мне молитву, очистительную милостыню с имущества, покуда буду жив, быть послушным моей родительнице, и не сделал меня упрямым, упорным. Мир мне в день, когда я родился, в день, когда я умру, и в день, когда я воскресну для жизни”. Таков Иисус сын Марии, по слову истины, о котором они сомневаются” (Коран 19, 31–35).

Из приведённых стихов Корана очевидно, что в Коране решительно отрицается равная Богу божественность природы Иисуса Христа, что признающие Его Богом в числе лиц христианской Троицы, суть неверные (кафиры), и что даже Сам Иисус отрицал в Себе божеское существо, а признавал Себя только рабом Божиим, пророком. В других местах Корана говорится, что Иисус-Мессия в глазах Божиих то же, что Адам (3, 52–53), что Он не может сделать ни вреда, ни пользы (5, 80), что Бог мог бы погубить Иисуса-Мессию, если бы захотел (5, 19).

Доктор богословия Цвемер занялся специально этим вопросом и изложил его в своей книге так, чтобы и мусульманин не мог возражать против его рассуждений и выводов. Прежде всего, он обратил внимание на высокие имена, приданные в Коране Иисусу Христу и говорит, что среди фнародов Востока и преимущественно среди семитов именам придаётся большое значение, как это

видно из Библии и из жизни современных арабов. Обыкновенно имена немного значительные, а тем более шутливые прозвища даются людям с намерением выразить отличительные их свойства и характер; следовательно, и на имена, данные Иисусу Христу в Коране, нужно смотреть не как на случайные, а наоборот – как на характеризующие существенные и отличительные свойства Его.

1 – Собственное имя Иисус, в арабском произношении Иса¹¹⁷, является распространённым среди мусульман, но чаще как префикс к другим именам. В Коране имя Иса встречается 25 раз, с прибавлением выражения „Сын Марии”. Так говорит д-р Цвемер. От себя я заявляю, что среди туркестанских мусульман имя Иса так же нередко встречается, как собственное имя туземцев, но чаще с прибавлением какого-нибудь другого собственного или нарицательного имени, как например: Иса–Муса, Иса-Мохаммед, Иса-Ходжа, Иса-Аулия и др. Но в применении к Иисусу Христу имя Иса всегда добавляется словами: Масих (Мессия), Пайгамбар, или Хазрят.

Д-р Цвемер замечает, что в числе 25-ти текстов Корана, в которых упоминается имя Иса, в 16-ти случаях Он назван „Сыном Марии”, а ещё в 5-ти местах Его имя присоединено к имени великого еврейского пророка Мусы (Моисея).

2 – Второе имя Иисуса Христа Аль-Масих встречается в Коране, по исчислению д-ра Цвемера, 8-м раз, причем, иногда, вместе с именем Иса. В одном месте Корана (4, 170) Мессия называется рабом Иеговы, а в другом (9, 30) приведено сопоставление евреев с христианами в том смысле, что евреи называют Ездру Сыном Божиим, а христиане называют Сыном Божиим Мессию. Из этого сопоставления нельзя с уверенностью сказать, от кого Мохаммед узнал об имени Мессии как Сына Божия, – от христиан непосредственно, как думает д-р Цвемер, или от евреев. Возможно то и другое, а не одно, – что именно от христиан.

3 –Третье имя, придаваемое Иисусу Христу в Коране, „Слово Божие”, встречающееся в Коране в применении к Иисусу Христу только два раза, именно в 4, 169 и 3, 40. В этих обоих текстах имя „Слово Божие” явно отнесено к Иисусу Христу и явно отличается от сходного выражения „Каля-му-лла” как Божие Писание, а в отношении Иисуса Христа в Коране приведена другая форма –„Калимату-лла”. Д-р Цвемер замечает при этом, что Моисей назван Словом Бога в смысле Божиих уст, так как Бог говорил с ним и поставил его Своим особым доверенным. Но Иисус Христос назван Словом Божиим в том смысле, что Он передавал людям слово Бога и Его волю.

4 – Четвёртым именем Иисуса Христа в Коране служит выражение „Руху-лла”, т. е. Дух Божий, или Дух от Бога. Такое имя в применении к Иисусу Христу встречается в Коране только один раз (4, 169). Толкователи Корана несогласны между собой относительно истинного значения этого имени: некоторые думают, что Иисус Христос наравне со всеми смертными был причастником Духа Божия.

5 и 6. – Кроме приведённых имён, Иисус Христос называется в Коране пророком (наби) и посланном (расуль). Так как число пророков и посланников Божиих на земле было очень велико (124 тысячи или даже более), то некоторые мусульманские богословы утверждают, что эти два имени Иисуса Христа не имеют того значения и авторитета, каким окружена божественная личность Иисуса Христа в св. книгах Ветхого и Нового Завета. Различие названий „пророк” и „посланник” может быть формулировано так: все посланники суть пророки, но не все пророки суть посланники. Посланников было всего 313, и у каждого из них была от Бога св. книга, учение которой они передавали людям, к которым были посланы Богом для проповеди. Иисус Христос, по воззрениям мусульманских ученых, был пророком и посланником¹¹⁸. Каждый пророк, по мусульманскому воззрению, должен отличаться четырьмя свойствами: святостью, правдивостью, мудростью и точной передачей порученной ему истины.

– Святость пророка состоит в том, что он обеспечен от греховности. Между тем, в Коране греховность приписывается даже Мохаммеду.

– Правдивость пророка состоит в том, что он проповедует истинное, а не ложное учение.

– Мудрость пророка даёт ему возможность приводить в молчание своих противников. Таковым качеством посланники были наделены в гораздо большей степени, чем пророки.

– При передаче людям заповеданной пророку истины, пророк ни в каком случае не должен скрывать от людей того, что Бог открыл ему.

Так как Иисус Христос был в одно и то же время посланником и пророком, то Он был наделён и даром чудотворения.

Чтобы понять названия „пророк” и „посланник”, придаваемый Иисусу Христу в Коране, необходимо помнить, что „превосходнейшим” по сравнению с другими пророками и посланниками в Коране признаётся Мохаммед, который рассматривается не только как самый главный пророк и посланник, но и как самое высшее из всех сотворённых существ. За ним следуют: Авраам, Моисей и Иисус. Эти четыре пророка отличаются от других пророков наименованием „великий”¹¹⁹, как обладающие особой одаренностью и твёрдостью (Коран 46, 34). В числе всех пророков шесть выделяются, как принесшие народам новый закон и потому имеющие особые эпитеты: Адам – избранник Божий, Ной – пророк Божий. Моисей – уста Бога, Иисус – Дух Божий и Мохаммед – посланник Божий¹²⁰.

Из сказанного ясно, что И. Христос не занимает самого высшего места среди других пророков и в лучшем смысле считается равным по достоинству с Авраамом, Моисеем и Мохаммедом.

В отношении значения имён, придаваемых Иисусу Христу в Коране, д-р Цвемер, прежде всего, ставит вопрос: почему Мохаммед ввёл в употребление форму имени „Иса” вместо „Иисус”? На этот вопрос есть различные ответы, именно: Мохаммед сам придумал такую форму для рифмы к имени Муса (т. е. Моисея), подобно тому, как он изменил имя Голиафа в Джалут, и имя Саула – в Талут (2, 248–252). Таким же образом сыновья Адама Каин и Авель изменены в Хабил и Кабил, а во второй главе Корана (ст. 96) названы два ангела: Харут и Марут. Имя Иса в соединении с именем Муса встречается в Коране только в пяти местах; во всех других случаях, не было видимой причины для Мохаммеда употреблять в Коране именно форму Иса, так как это имя не рифмуется с именем Муса.

Арабские лексикографы высказывают, что форма Иса намеренно придумана посредством перемещения в обратном порядке букв еврейского слова Иесуа. Но д-р Цвемер признаёт такое объяснение насильственным и неудовлетворяющим законам арабской этимологии, так как при предполагаемом перемещении букв в имени Иесуа не только были изменены гласные звуки, но и одна из слабых согласных (аин) в конце слова, чтобы получилась форма Иса. Толкователь Корана Бейзави подтверждает предположение, что Иса есть арабская форма еврейского слова Иесуа, но прибавляет при этом, что слово Иса происходит от арабского корня Аль-Айос, что значит „белое, смешанное с красным”.

Д-р Паутц замечает, что кораническая форма имени Иса соответствует еврейскому имени Исав (брат Иакова). Так как потомки Исава в течение всей своей истории относились враждебно к потомкам Иакова, то евреи позднейшего времени и переделали имя Иисуса в карикатурную форму Исава. Мохаммед усвоил эту форму от мединских евреев, не сознавая злонамеренного искажения в этой форме и злобного намёка на имя Исава,.. Д-р Цвемер высказал по этому поводу, что было бы желательно иметь ещё и другие доказательства такого остроумного объяснения формы Иса. Автор настоящей книги высказывает со своей стороны, что сближение имён Иса и Исав могло бы считаться вполне приемлемым, если бы было возможно доказать, что Мохаммед в первый раз услышал имя Иса именно от мединских евреев. Во всяком случае для Мохаммеда, как самого высшего посланника Божия, характерно, что он не мог узнать подлинную форму имени Иисуса Христа, к личности Которого относился с таким почтением.

Что касается имени „Аль-Масих”, т. е. Мессия, то оно очевидно, как говорит д-р Цвемер, заимствованно Мохаммедом от евреев и имеет то же значение, что и в еврейском языке, т. е. „помазанный”; но мусульмане, подводя это имя к арабскому корню, ставят форму „Масих” в связь с словом Сах, что значит странствовать, идти в паломничество, и говорят, что Иисус был главой странников (Имаму-Сайихин). Неимение Иисусом дома, как постоянного обиталища, всегда производило сильное впечатление на мусульманское воображение. Однажды д-ру Цвемеру был предложен одним арабским юношей вопрос: „Есть ли в Евангелии такой стих, в котором говорится, что Иисус, сын Марии, не имел места, где бы Он мог склонить Свою голову”?.. В „Касасуль-абия” приводится такой рассказ: „Однажды Иисус увидел лисицу в пустыне и спросил её: лисица! куда ты направляешься? Лисица ответила: я вышла погулять, а теперь возвращаюсь домой. Иисус сказал ей: „каждый построил себе дом, а у меня нет места для отдыха”. Люди, услышавшие эти слова Иисуса, сказали ему: „нам жаль тебя; мы построим тебе дом”. Но Иисус ответил: „у меня нет денег для этого”. Они сказали: „мы уплатим все расходы по постройке дома”. Тогда Он сказал: „хорошо; я выберу место для постройки”, – и повёл их вниз к морскому берегу. Там Он указал на место, где волны подымались выше и сильнее разбивались о берег, и сказал: „вот здесь постройте мне дом”. Те ответили: „Пророк! ведь здесь море, как мы можем построить здесь дом?!” Иисус ответил: „не есть ли и жизнь наша как море, на котором никто не может построить прочное здание”...

Хотя приведённое объяснение имени „Масих” и остроумно, говорит д-р Цвемер, всё же оно останется попыткой избежать обыкновенного значения корня слова. Фиразабади в своём арабском словаре даёт такое объяснение этому слову: арабский корень „Масиха” означает помазать, но прибавляет!,, что имя Масих было дано Иисусу, потому что Он часто бывал в пути, а не проводил Свои дни на одном месте (т. е. Фиразабади ссылается на вышеприведённое объяснение).

Кроме приведенного выше имени „Калимату-лла” в Коране (19, 35) Иисус Христос назван Каул-уль-хакк, т. е. „Слово Истины”. На этом основании легко можно было бы говорить о предвечности существа Иисуса Христа и Его высокого служения; но сомнительно, чтобы большинство мусульман признали силу такой аргументации. Д-р Клэр Тисдаль правильно замечает, что термин Калима (греческое Логос – Слово) обозначает выражение существующего в мыслях говорящего, каким в этом случае является Сам Бог Всевышний. Если бы Христос был „Словом от Бога”, то было бы ясно, что Он был бы только частичным выражением или одним из проявлений воли Божией. Но так как Сам Бог назвал его „Словом Божиим”, то ясно, что Он должен быть единственным и совершенным выражением воли и единственным совершенным проявлением Божиим. Через Него и пророки изрекали, когда Он ниспосылал им Духа Своего Святого. Так как название „Налимат-Улла” указывает, что один Христос может открыть Бога людям, то ясно, что Он Сам должен знать Бога и волю Его в совершенстве¹²¹.

Д–р Цвемер обратил внимание ещё на два выражения, из которых одно встречается в Коране (21, 91) в следующих словах: „Мы поставили ее (Марию) и Сына ея знамением для миров”. Употребление в слове знамением единственного числа вместо множественного, тогда как речь идёт о двух лицах, приводит к воспоминанию имени нашего Спасителя в пророчестве Исаии – Чудесный (Эммануил). Толкование Байзавия указанного стиха Корана представляет явную попытку умалить значение этого выражения. Бейзави говорит: „Мы поставили ее и Сына ея знамением для миров”, т. е. расскажем их жизнь и их обстоятельства, ибо всякий, вдумывающийся в их состояние, убеждается в совершенстве силы Всевышнего Бога, Который есть Творец. Другое выражение встречается в следующем стихе Корана: „Вот ангелы сказали: Мария! Бог благовествует тебе о Слове Своем: имя Ему Мессия – Иисус, сын Марии. Он будет славен в сей жизни и в будущей, будет один из числа приближенных (3, 40). Если бы мусульмане согласились признать всё то, что содержат в себе эти слова, то не было бы трудно доказать им, что в этом тексте Корана личность и характер Иисуса Христа возвышаются над личностью и характером всех других пророков и посланников. Бейзавий, объясняя этот стих Корана, высказал следующие замечательные слова: „Его прославленность в этом мире состоит в даре пророчества, а прославленность Его в будущем мире составляет Его право ходатайствовать пред Богом. Выражение „один из числа приближенных” указывает на высокое положение Иисуса в раю, или на тот факт, что Иисус был вознесён на небо, где наслаждается обществом ангелов.

В главе второй своей книги д-р Цвемер приводит рассказы Корана о жизни, смерти и вознесении Иисуса Христа, оговорившись наперёд о тех трудностях, с какими он встретился при этом. 0тсутствие в содержании Корана хронологического порядка и логической последовательности имели своим последствием беспорядочное изложение законов и легенд, фактов и вымыслов, молитв и проклятий. И сказания Корана о лице Господа Иисуса Христа не свободны от противоречий: в некоторых стихах о Нём говорится, как о простом человеке, тогда как в других стихах Ему приданы также титулы¹²², которые ни к какому другому человеческому существу не применяются. Особенно противоречиво упоминание Корана о „мнимой” смерти Иисуса Христа. Поэтому д-р Цвемер не задавался целью установить хронологию тех глав Корана, в которых говорится об Иисусе Христе, и только приводит сами тексты Корана.

„И вот ангелы сказали: „Мария! Бог избрал тебя и очистил тебя; Он избрал тебя, предпочитая всем женщинам миров. Мария! благоговей пред Господом твоим, покланяйся и преклоняйся вместе с преклоняющимися”. Это рассказ об одном из таинственных событий, и Мы открываем его тебе: ты не был с ними, когда они бросали свои письменные трости, кому достанется попечение о Марии; ты не был с ними, когда спорили они между собою. Вот ангелы сказали: Мария! Бог благовествует тебе о Слове Своем: имя Ему Мессия – Иисус, сын Марии. Он будет славен в сей жизни и в будущей. Будет один из приближенных. В колыбели Он будет говорить с людьми так же, как полновозрастной, будет одним из праведников. Она сказала: Господи! как быть дитяти у меня, когда не касался меня ни один человек. Он сказал: будет это, потому что Бог творит, что хочет: когда Он присудит быть чему-либо, то скажет только тому „будь!”, и оно будет. Он научит Его писанию, мудрости, Закону, Евангелию. Он будет посланником к сынам Израиля”.

„Я пришел к вам от Господа вашего с знамением: Я сделаю вам из глины образ птицы, дуну в него, и он будет летающей птицей. По изволению Божию, Я исцелю слепого и прокаженнаго и оживлю мертвых, по изволению Божию. Скажу вам, что вы будете есть и что отложите на сохранение в домах ваших. В этом знамение для вас, если вы верующие” (Коран 3, 37–43).

„В этом писании вспомяни о Марии. Вот она устранилась от своих домашних в одно на восточной стороне место и закрылась от них завесой. Тогда Мы послали к ней духа нашего: пред ней он принял образ совершеннаго человека. Она сказала: ищу убежища от тебя у Милостиваго, если ты богобоязлив. Он сказал: я только посланник Господа твоего, чтобы даровать тебе чистаго отрока. Она сказала: как будет у меня отрок, когда ни один человек не касался меня, и когда я непричастна пороку? Он сказал: это будет. Господь твой сказал: это легко Мне. Мы поставим его в знамение людям и милостью нашею к ним. Это есть уже решенное событие” (Коран 19, 16–21)

„Она зачала его и удалилась в одно отдаленное место. Болезни рождения привели ее к стволу пальмы. Она сказала: „о если бы умерла я прежде сего, и была бы забытою, забвенною!”. Тогда воскликнул он к ней из-под неё: „не скорби”. Господь твой произвел под тобою поток, потряси, который над тобой, ствол пальмы, и к тебе упадут свежие, зрелые финики: Ешь, пей и прохлади очи свои. Если увидишь какого-либо человека, то говори ему. „Милостивому я дала обет поститься¹²³, потому мне нельзя говорить ни с одним человеком”... И она пошла с ним к своему народу, неся его при себе. Они сказали: Мария! ты сделала необыкновенное дело... Сестра Аарона! отец твой не был человеком негодным, и мать твоя не была порочной”. Она же указала им на него. Они сказали: „как говорить нам с таким, который только дитя в колыбели”. Он сказал: „я раб Бога: Он сделал меня благословенным везде, где бы я ни был; Он заповедал мне молитву, очистительную милостыню с имущества, покуда буду жив, быть послушным моей родительнице, и не сделал меня упрямым, упорным. Мир мне в день, когда я родился, в день, когда умру, и в день, когда воскресну для жизни”. Таков Иисус, сын Марии, по слову истины, о котором они сомневаются” (Коран 19, 22–35).

„Сына Марии и матерь его мы поставили знамением; мы водворили обоих их на холмистом месте, нацеленном покоем и текущим источником. (Коран 23, 52).

„Он научил его Писанию, мудрости, Закону, Евангелию. Он будет посланником к сынам Израиля. Я пришел к вам от Господа вашего с знамением: я сделаю вам из глины образ птицы, дуну в него, и он будет летающей птицей, по изволению Божию. Я исцелю слепого и прокажённого и оживлю мертвых, по изволению Божию. Я скажу вам, что вы будете есть и что отложите на сохранение в домах ваших. В этом знамение для вас, если вы верующие” (Коран 3, 43).

„Когда же Иисус заметил в них неверие, то сказал: кто будут помощниками мне для Бога? Апостолы сказали: мы будем помощниками Божиими; мы веруем в Бога. Засвидетельствуй, что мы покорны Ему” (Коран 3, 45).

„Тогда Бог скажет: Иисус, сын Марии! вспомни о благоволении Моем к тебе и к Матери твоей. Когда я укрепил тебя духом святым, ты в колыбели говорил с людьми, как полновозрастный. Вот я научил тебя Писанию, мудрости, Закону, Евангелию. Вот ты, по изволению моему, сделал из глины образ птицы и, когда дунул на него, он, по изволению Моему, стал птицей; по изволению Моему, ты исцелил слепого и прокаженнаго; вот, по изволению моему, Ты воскрешал мертвых. Вот Я не допустил сынов Израилевых схватить Тебя, когда Ты представил им ясное доказательство, и неверующие из них сказали: очевидно, что это одно чародейство. Вот, Я вдохнул апостолам: веруйте в Меня и в Моего посланника. Они сказали: веруем. Засвидетельствуй, что мы покорны.

Вот апостолы сказали: Иисус, сын Мари! Господь твой может ли ниспослать нам с неба трапезу? Он сказал: бойтесь Бога, если вы верующие. Они сказали: хотим вкусить от нея, чтобы успокоились сердца наши и чтобы мы знали, что ты говоришь нам истину, и мы были бы свидетелями ея. Иисус, сын Марии, сказал: Боже, Господи наш! ниспошли нам с неба трапезу: она будет праздником первому из нас и последнему из нас будет знамением от Тебя. Напитай нас, потому что Ты наилучший Питатель. Я ниспошлю ее вам; но кто из вас и после того будет неверующим, того накажу Я наказанием, каким не наказывал Я никого из миров” (Коран 5, 109–115).

„Мы посылали некогда Ноя и Авраама и в потомках их установили пророчество и Писание: потому между ними есть идущие прямым путем, и есть между ними много развратившихся. Потом по их стопам Мы велели следовать посланникам нашим, и велели следовать Иисусу, сыну Марии, и дали ему Евангелие. В сердца последователей его Мы вложили добродушие и сострадание, а подвижничество выдумали они сами. Мы им не предписывали его, а только желание благоволения Божия, но они не соблюли и этого так, как должно соблюдать его. Верующим из них Мы дали награду их; но есть между ними много развратившихся” (Коран 57, 26–27).

„По их стопам следовать велели Мы Иисусу, сыну Мари, подтвердившему то, что прежде Него было в Законе. Мы дали ему Евангелие. В нем правота и свет, подтвердившие то, что прежде него было в Законе, руководство и учение для богобоязливых. Верующие в Евангелие должны судить по тому, что в нем ниспослал Бог. Те, которые не судят по тому, что ниспослал Бог, те нечестивы” (Коран 5, 50–51).

„Некогда Иисус, сын Марии, сказал: сыны Израиля! Я Божий посланник к вам для подтверждения Закона, который в руках у вас, и для благовестия о посланнике, который придет после Меня, которому имя Ахмед. И когда он представил ясныя доказательства, они сказали: это – явное волшебство” (Коран 61, 6).

„Вот посланники. Некоторым из них Мы дали преимущество пред другими: в числе их были такие, с которыми Бог говорил, а некоторых Он возвел на высшая степени. Иисусу, сыну Марии, Мы дали ясныя доказательства и укрепили Его Духом Святым. И если бы хотел Бог, то бывшие после них, после того, как пришли к ним ясныя доказательства, не стали бы препираться; но они стали разногласить между собою, так что из них есть верующие и есть из них неверующие. И если бы хотел Бог, они не препирались бы между собой. Но Бог делает, что хочет” (Коран 2, 254).

„Мы уже дали Моисею Писание. Во след за ним Мы велели идти другим посланникам. Потом Иисусу, сыну Мари, Мы дали ясныя указания и укрепили Его Духом Святым. А вы не каждый ли раз, когда какой-либо посланник приносил к вам такое, что не льстило вашим страстям, надсмеивались над ним? Одних считали вы лжецами, других и убивали” (Коран 2, 81),

„Захарию, Иоанна, Иисуса, Илию, – все они бы были в числе праведников” (Коран 6, 85).

„Из читающих Писание не будет ни одного, который прежде своей смерти не уверовал бы в него, в день же воскресения Он будет свидетелем против него” (Коран 4, 157).

„Я подтвержу истину того, что прежде меня было в Законе, разрешу для вас нечто из того, что было запрещено вам, принесу вам знамение от Господа вашего. Потому бойтесь Бога и повинуйтесь мне. Истинно, Бог есть Господь мой и Господь ваш; Ему покланяйтесь. Это прямой путь.

„Когда же Иисус заметил в них неверие, то сказал: „кто будут помощниками Мне для Бога”? Апостолы сказали: „мы будем помощниками Божиими, мы веруем в Бога. Засвидетельствуй, что мы покорны Ему. Господи наш! Мы веруем в то, что ниспослал Ты, и последуем сему посланнику. За это запиши нас вместе с исповедниками”. (Коран 3, 44–45).

„Они хитрили, и Бог хитрил; но Бог самый искусный из хитрецов. Бог сказал: Иисус! Я подвергну тебя смерти¹²⁴, вознесу Тебя ко Мне, избавлю Тебя от тех, которые не уверовали; а тех, которые последовали Тебе, поставлю выше неверующих, до дня воскресения. Со временем будет ваше возвращение ко Мне, и Я рассужу вас в том, в чем вы между собой разногласили. А тех, которые остались неверными, их Я накажу жестокою казнью и в здешней и будущей жизни: заступников за них не будет. Уверовавшим же и делающим доброе им Он верно воздаст награды их: Бог не любит беззаконных” (Коран 3, 47–50).

„Мир мне в день, когда я родился, в день, когда умру”¹²⁵, и в день, когда воскресну для жизни” (Коран 19, 34).

„За то, что они не уверовали и сказали жестокую клевету на Марию, за то, что сказали: „мы убили Мессию Иисуса, сына Марии, посланника Божия, тогда как они не убили его и не распинали его, а только призрак явился им, и те, которые спорят о Нем, остаются в сомнении. У них нет об этом знания, они водятся только мнением... А что они не убили его – это верно известно; напротив того, Бог вознес его к Себе. Бог силен и мудр” (Коран 4, 155–156).

„Читающие Писание! Не допускайте излишества в нашу веру, говорите о Боге только истину. Мессия Иисус сын Мари, есть только посланник Бога, есть слово Его, низведенное Им в Марию, есть дух Его. Веруйте в Бога и в посланников Его, и не говорите: „троица”. Удержитесь ко благу Вашему. Бог только единый, кому подобает поклонение. Воздайте хвалу Ему: не может быть, чтобы у Него были дети... Ему принадлежит все, что на небесах и что на земле. Бог достаточный порука” (Коран 4, 169).

„Вот Бог скажет: Иисус, сын Марии! Говорил ли ты людям: „кроме Бога, почитайте еще Меня и мою Матерь двумя Богами”. Он скажет: „хвала Тебе”! Как мне говорить такое, что я не должен говорить! Если бы я говорил это, Ты знал бы то... Ты знаешь, что во Мне, но я не знаю, что в Тебе, ибо Ты один вполне знающий тайны. Я говорил им только то, что повелел Ты мне: „покланяйтесь Богу, Господу моему и Господу вашему”. Я свидетель о них только на время, пока я был с ними; но с того времени, как Ты взял меня от них, Ты был стражем их: ибо Ты присущ всему” (Коран 5, 116–117).

„Неверны те, которые говорят, что Мессия, сын Марии, есть Бог. Мессия говорил: „сыны Израиля! покланяйтесь Богу, Господу Моему и Богу вашему”. „Кто придумывает соучастников Богу, того Бог лишит рая, тому жилищем будет огонь, для беззаконников не будет защитников. Неверны те, которые говорят, что Бог есть третий из трех; тогда как нет никакого Бога, кроме единаго Бога. Если они не отстанут от своих слов, то их, нечестивых, постигнет лютая казнь. Так, что же бы им с покаянием не обратиться к Богу и не попросить у Него прощения! Бог прощающий, милосерд. Мессия сын Мари, только посланник, как и те посланники, которые были прежде Него и которых уже нет теперь. Мать его была истиннаго человеческаго естества, оба они вкушали пищу. Смотри, как ясно излагаем мы для них эти знамения, смотри, как они неразсудительны” (Коран 5, 76–79).

„Таков Иисус, сын Марии, по слову истины, о котором они сомневаются.

Богу несвойственно иметь детей. Хвала Ему! Когда решает Он быть какому существу, то скажет только „будь”, – и оно получает бытие” (Коран 19, 35–36).

„Иудеи говорят: „Ездра – сын Божий; назаряне говорят: Мессия – Сын Божий”. Это их слова в устах их. Говоря это, они уподобляются неверным, бывшим прежде. Да поразит их Бог. Как легкомысленны они”! (Коран 9, 30).

„Когда твоему народу предлагается в пример сын Марии, то он (народ) выказывает отвращение к Нему. Они говорят: кто лучше – боги наши или Он? Тебе предлагают они это только по своей склонности к спорам. Да, они народ, наклонный к словопрениям. Он только раб наш, котораго мы облагодетельствовали и поставили в пример сынам Израиля. Если бы мы захотели, то из вас самих произвели бы ангелов, которые были бы преемниками вашими на земле. А Он будет знамением часа; не сомневайтесь в этом и последуйте мне: это прямой путь. Да не отвратит вас от Него сатана: он ваш отъявленный враг. Когда Иисус явил им знамение, сказав: „я и оказываю вам мудрость для того, чтобы объяснить вам то, в чем вы разногласите между собой, а потому бойтесь Бога и повинуйтесь мне, потому что Бог есть Господь мой и Господь ваш, а потому покланяйтесь Ему: это прямой путь”. Тогда эти секты начали разногласить между собою. Горе сим законопреступникам в муке страшнаго дня” (Коран 43, 57–65).

„Между ними есть и такие, которые своим языком искривляют Писание для того, чтобы вы почли за Писание такое, что не из Писания. Они говорят: „это от Бога”, а оно не от Бога. Они говорят ложь, ссылаясь на Бога, и сами знают это. Не может быть, чтобы человек, которому Бог дал Писание, мудрость, пророчество, стал говорить людям: „будьте поклонниками мне так же, как и Богу”; но будет говорить: „будьте мудрыми чтителями Господа, потому что вы хорошо узнали Писание и потому что много учились” (Коран 3, 72–73).

„Это, что мы читаем тебе, – знамения и мудрое учение. Действительно, Иисус пред Богом подобен Адаму, которого Он сотворил из земли и сказал к нему „будь”, – и он получил бытие” (Коран 3, 51 и 52).

„Неверны те, которые говорят: „действительно, Бог это Мессия, сын Марии”. Скажи: „кто сколько-нибудь может перемочь Бога, если Он захочет погубить Мессию, сына Мари и Мать его и всех, кто есть на земле?” (Коран, 5, 19).

Приведённые тексты Корана исчерпывают полностью все факты, относящиеся к жизни и учению Иисуса Христа. Позднейшие добавления к кораническим текстам многочисленны и фантастичны; в этих рассказах жизнь и учение Иисуса Христа представлены полнее, но все, же не дают читателю такого цельного представления о лице Иисуса Христа, какое мы имеем в Евангелии. В нашу задачу не входит критика приведённых текстов Корана, которые своей отрывочностью, непоследовательностью, неполнотой, а главное – не историчностью и противоречиями, подрывают свой авторитет в глазах читателя, особенно христианина. Любознательный и внимательный читатель Корана может для своего полного удовлетворения прочитать VII и XXI выпуски Миссионерского противомусульманского сборника, издаваемого при Казанской духовной академии.

На основании приведённых данных можно убеждённо сказать, что Коран не только не близок к Евангелию, но враждебен к христианству особенно в учении о Боге Едином, в противоположность учению христианскому о Боге Триедином и о Лице Иисуса Христа, хотя и называемого в Коране исключительно высокими именами. Мохаммед, постепенно знакомясь с рассказами христиан об Иисусе Христе, старался поставить себя самого на Его место не только в глазах арабов-мусульман, но и в сознании арабских христиан. В начале своей проповеднической деятельности Мохаммед неясно представлял себе все догматические выводы и представления, касающиеся божественности природы Мессии, сына Марии, и потому, без колебаний в душе, обнародовал те немногие и отрывочные сведения о Его чудесном рождении, необыкновенной святости, чудесах и даже об избавлении его от смерти... Но когда Мохаммед к концу своей жизни подводил итоги своему учению, когда завершал свой вероустав, тогда ему было естественно оговориться. Он положительно отверг троичность Лиц Божиих, низвёл Богочеловека на одну ступень с Адамом¹²⁶ и запретил мусульманам дружить с иудеями и христианами (Коран, 56). Но для христиан имя Иисуса Христа выше всякого имени; перед Его именем преклонится всякое колено небесных, земных и преисподних (Посл. к Филип. 2, 9–10).

С этой точки зрения и нужно рассматривать заявление лондонского епископа, высказанное на публичном заседании миссионерского общества в 1911 году о том, что ислам отрицает и низвергает имя Христа, как зло. В этой фразе, верной по существу, являются излишними последние два слова „как зло”, и сэр г. Лидер, выступивший на защиту мусульман всё-таки, по моему мнению, не защитил мусульман в этом вопросе. Достаточно напомнить читателю, что в Коране не только отрицается, но грубо искажается основной догмат христиан о Троице, отрицается божественная природа Иисуса Христа, отрицается Его крестная смерть, как искупительная жертва за грехи людей, и наконец отрицаются св. книги христиан, именно как испорченный христианами¹²⁷. Защитники вроде г. Лидера встречаются и среди русских христиан, незнающих Корана и не дорожащих Евангелием. Но когда-нибудь русские должны будут пожалеть о своём равнодушии к основным догматам своей религии...

И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу,

написанную внутри и отвне, запечатанную семью

печатями (Апокал. 5. 1).

...И иная книга раскрыта, которая есть книга жизни (Апокал. 22, 12).

„Перед Нами сохранная книга (Коран50, 4).

У Него первоначально написанный свиток писания (Коран 13, 39).

Учение о пророках дополняет учение о Боге Едином, а учение о св. книгах неразрывно связано с учением о пророках: пророки возвещали своим современникам учение веры и нравственности, внушённое им Богом Единым, что написано от вечности в небесной книге, называемой „Матерью писания” (Умму-ль-китаб) и служащей божественным подлинником всех св. книг, ниспосланных Богом пророкам (Коран 13, 39).

Этот небесный первотекст св. книг написан на свитках досточтимых, высоких, чистых, начертанных руками писцов сановитых, праведных, т. е. ангелами (Коран 80, 13–15).

„Мать писания” называется в Коране хранимой скрижалью (85, 22), сокровенным писанием (56, 77), охраняемым писанием (50, 4), записью срока смерти (3, 139), верной записью (36, 11). В „Матери писания” записаны все бедствия, какие бывают с людьми (57, 22); в ней ничто не опущено (6, 38); в ней обозначено все (6, 59) – и малое, и великое (10, 62), пропитание каждого зверя (11, 8), всё сокровенное на небе и на земле (27, 77), даже вес какой-нибудь пылинки (34, 3). На этой скрижали записан и подлинный текст Корана (56, 77).

Такой взгляд на небесную скрижаль (Ляух) согласуется с учением Корана о Божием предвидении и предопределении, как сказано от имени Божьего: „никакое бедствие не совершается ни на земле, ни в вас, если оно не было предопределено в книги, прежде того, как Мы (Бог) творим его, потому что это легко для Бога (57, 22).

В этом, прежде всего и заключается отличие учения Корана о св. книгах от учения христианского. По учению Корана, все св. книги евреев и христиан представляются „выписками” из „небесной скрижали”, находящейся во власти Бога и тщательно охраняемой ангелами (Ляух-уль-махфуз). Бог в разное время поручал ангелу Гавриилу заимствовать из этой скрижали соответствующие времени вероучения и нравоучения для внушения тому или другому пророку, а пророк возвещал усвоенное от ангела учение своему народу, так что для каждого исторического периода была своя св. книга (Коран гл. 13, ст. 38). По мусульманскому преданию, вероучение из небесной книги было ниспослано Богом следующим посланникам: Адаму, Сифу, Еноху, Аврааму, Моисею, Давиду, Иисусу и Мохаммеду; но в самом Коране упоминаются только: Свитки Авраама, Закон Моисея, Псалтирь Давида, Евангелие Иисуса и Коран Мохаммеда. И это не значит, что перечисленный св. книги были написаны названными пророками, по внушению Божию, или их учениками, а указывает на то, что в св. книгах поименованных пророков буквально воспроизведено содержание „небесной книги”, в подлинных выражениях этой последней, переданных ангелом Гавриилом тому или другому пророку; каждый пророк должен был только повторять слышанное им и заученное со слов ангела. В Коране говорится, что Мохаммед возвещал только то, что было ему заповедано (6, 14), что Коран не мог быть выдуман никем, а только Богом (10, 38), который ниспослал его Мохаммеду (первые стихи 49–42 и 44–46 гл.), чему свидетелем сам Бог и ангелы (4, 164). Подлинный текст Корана, оригинал его, Бог изложил на арабском языке, чтобы понимали его арабы. Оригинал Корана находится в „Матери св. книг” пред Богом (Коран 43, 2–3). Ангел Гавриил по частям внушал Мохаммеду отрывки из небесной книги, соответственно обстоятельствам жизни арабского пророка.

Такой процесс восприятия Мохаммедом Божиих откровений подтверждается упоминанием Корана о том, что Мохаммед мог забывать некоторые откровения Божии (87, 6–7), и при передаче ему ангелом откровения не должен был торопливо повторять их языком своим, прежде чем окончится диктование ангелом: „Не произноси его (Коран) языком твоим торопливо. Наше дело составить и прочитать его; потому, когда мы читаем (диктуем его), тогда и ты произноси его, следуя за нами. После этого, наше дело изъяснить его” (75, 16–10, ср. 113). Этот способ внушения Богом откровений был, по представлению Мохаммеда, общим для всех пророков, бывших до него (Коран 4, 161; 42, 1). И самое учение, внушаемое разным пророкам, было, в общем, сходно, как сказано в Коране: „Бог узаконил для арабов ту благочестивую деятельность, какая была заповедана Ною, Аврааму, Моисею и Иисусу Христу (42, 11); в Коране возвещено то же учение, какое проповедовали прежние пророки; Коран подтверждает истины вероучения, возвещённого прежде, и примиряет разногласия в вероучении евреев. „Скажите: мы веруем в Бога и в то, что ниспослано нам, в то, что было ниспослано Аврааму, Исмаилу, Исааку, Иакову и коленам израильским, – в то, что было дано Моисею и Иисусу, что было дано пророкам от Господа их; мы не делаем различия между ними, и Ему покорны мы” (2, 130) и мн. др. Ясно, что Мохаммед усвоил себе особый своеобразный взгляд на способ сообщения откровений Божиих людям, именно: Бог Един, вечен, неизменяем и всеведущ. Он от вечности предвидел всё имеющее совершиться в мире, что и было записано в небесной книге. От людей же во все времена требовалось истинное благочестие, основанное на преданности воле Божией (ислам). Эту основную истину возвещали людям все пророки, начиная с Адама и кончая самим Мохаммедом: „Истинно, благочестие пред Богом есть покорность. Те, которым дано Писание, стали разногласить только после того, как пришло к ним знание, завидуя одни другим: но кто отвергает знамения Божии, с того Бог скоро потребует отчёта. И если они будут спорить с тобой, то скажи: я покорен Богу и те, которые последуют мне” (3, 17–18).

Для выяснения вопроса о том, откуда заимствовал Мохаммед такое представление о „Небесной книги”, служащей „Матерью св. книг”, следует обратиться к Корану, в котором есть данные для ответа. Изучавшим Коран известно, что Мохаммед в первый период своей проповеднической деятельности с особенной настойчивостью угрожал своим слушателям близостью кончины миpa, страшного всеобщего суда над людьми, на котором должна решиться их будущая жизнь – в раю, или в аду. В сурах Корана этого периода, дышащих возвышенным чувством, описывается звучными стихами грозный час кончины мира и окончательного приговора над всеми людьми. Для нашего вопроса необходимо обратить внимание на выражение „час”, много раз встречающееся в разных сурах Корана и почти всегда в одном значении, как указание времени наступления кончины мира. Самое слово „час” и употребляется в Коране почти исключительно в том именно значении, в каком оно встречается в Евангелии (Матф. гл. 24, стихи 36, 42, 44, 50; гл. 25, ст. 13; Марк гл. 13, ст. 32–37), почему Саблуков и заметил, что это слово перешло в Коран из Евангелия. То же утверждают Шпренгер и др. исследователи Корана, а самый последний из них (Поль Казанова¹²⁹), основываясь на этом слове, устанавливает особый взгляд на первоначальную форму ислама, проповеданную Мохаммедом Мекке. Вот главные мысли Корана, относящиеся к часу: наступление часа не подлежит сомнению и находится в распоряжении Самого Бога. Точное определение момента его наступления составляет тайну, а то несомненно, что он наступит внезапно и быстро, как мгновение ока. Этот час будет страшен, мучителен и горек. Даже благочестивые люди ожидают его со страхом, а грешники онемеют от ужаса его, потому что час – время воздаяния и вечного наказания. Словом, время наступления часа озабочивает землю и небо¹³⁰. Не упоминая о некоторых других указаниях Корана на час, исследователи Корана останавливают внимание читателя на том, что сам Мохаммед верил в близкое наступление этого часа: „О, если бы кто вразумил тебя о том, что час может быть близок” (42, 16). „И чего дождутся неверующие, кроме внезапнаго наступления часа..? Вот уже признаки его наступают” (47, 20). Поль Казанова относит сюда также стих: „Настал час, и луна разделилась” (54, 1). В объяснение столь серьезного и многократного упоминания в Коране о часе, Шпренгер говорит, что Мохаммед для лучшего воздействия на неверующих слушателей своих угрожал им сначала временным наказанием, вроде казни Содома и Гоморры, а потом, когда эта угроза не исполнялась, он изменил свой взгляд на час и сказал, что упомянутое им наказание совершится впоследствии: „они хотят узнать от тебя, скоро ли наступит наказание... Бог не изменит своего обещания: истинно, у Господа твоего и день один, как тысяча годов, какими вы считаете время” (Коран 22, 46). В этом стихе почти буквально повторяются слова Ап. Петра (2Петр. 3, 8). И следующее затем указание на кончину мира, изложенное у Апостола, отразилось на Коране: угроза Мохаммеда повторения наказания Содома и Гоморры упоминается в 2Петр. 2, 6–7, в общих чертах, сходных с учением св. книг христиан¹³¹ о кончике мира и всеобщем суде Божием и при том в форме хилиазма, как положительно утверждает Поль Казанова. А хилиаты в своём учении о тысячелетнем периоде существования христианства до второго пришествия Иисуса Христа на землю для суда над людьми основывались на Апокалипсисе и ожидали близкого наступления царства Божия на земле. В 3-м веке по Р. Хр. учение хилатов было распространено в Египте, по соседству с Аравией; св. Ефрем Сирин, обличавший хилатов, был известен арабским христианам. Не без основания считают за факт, что ко времени Мохаммеда в Аравии были хилиаты вместе с другими еретиками и сектами иудейскими и христианскими. В Коране сохранились явные следы учения этих сектантов и еретиков. Так, Мохаммед, уверяемый другими, отнёс к себе (Коран 61, 6) обетование И. Христа, данное апостолам о Духе Утешителе (Иоан. 14, 16; 15, 26; 16,7¹³²). Может быть, как предполагают Шпренгер и Казанова, Мохаммед верил, что он не умрёт до наступления часа кончины мира, которым он так настойчиво угрожал неверующим арабам. Несомненно, под влиянием Апокалипсиса у Мохаммеда сложилось представление и о признаках кончины мира и всеобщем суде Божием над людьми. В ХХ-й гл. этой таинственной книги говорится о тысяче лет (ст. 2 4–6), о Гоге и Магоге (ст. 7) и, что для нашей цели особенно важно, – о суде, который будет произведён по книгам (каким, не выяснено) и по Книге Жизни (ст. 12 и 15). Об этой последней в гл. 5 Апокалипсиса сказано, что она находится в деснице Сидящего на троне (Господа), исписана внутри и снаружи и запечатана семью печатями (ст. 1). – Вот явный первообраз упоминаемой в Коране, охраняемой ангелами „Небесной Скрижали” и „Матери св. книг”, в которой написаны от начала бытия все судьбы мира у людей. Некоторые толковники Корана, основываясь на словах Ибн-Аббаса утверждают, что эта таинственная скрижаль сотворена Богом из белого жемчуга, а корки ея переплета – из красного яхонта; длина её – от неба до земли, а ширина – от востока до запада. Сам Бог каждый день по 360 раз смотрит в неё и – одних оживляет, других умерщвляет, одних возвышает, других уничтожает. На самом главном месте в ней написано; „Нет бога, кроме Бога Единаго; вера Его – ислам, Мохаммед – раб Его и посланник. Кто верует ему и исполняет заповеданное им, того он введет в рай” (Тафсир Рухуль-баян). Обращают внимание фантастические огромные размеры этой скрижали, что сближает её с Овидиевыми досками, на которых написаны судьбы мира (см. выше). Овидиевы медно-железные доски судеб вселенной также огромны и не боятся ни грома, ни молнии, а покоятся в вечности. И по содержанию Овидиевы доски судеб сходны с Кораническими скрижалями предопределения Божия, так как на этих скрижалях от вечности написано всё, что должно произойти, и происходило в мире. Если же сопоставить обе названные скрижали с „книгой Жизни”, упоминаемой в Апокалипсисе, то вопрос получает интерес для христианской богословской науки и мог бы послужить темой для специального богословского исследования.

Таким образом, я подошёл к выяснению вопроса о Кораническом первоисточнике св. книг иудеев, христиан и мусульман. Это – общенародное верование в Божие предвидение и предопределение судеб мира и людей, известное ещё древним грекам и римлянам, а потом и христианам. Но Мохаммед и особенно его последователи прикрасили основное представление о „Вечной Священной Книге” яркими красками восточной фантазии, при соблюдении общемусульманского колорита. В этом, как сказано выше, состоит первое существенное различие мусульманского и христианского представления о Божием вдохновении, которое служило внутренним источником для составителей еврейских и христианских св. книг. Божиему вдохновению Мохаммед придал более конкретную форму: по его мнению, св. книги евреев и христиан не были составлены богодохновенными пророками и апостолами, а представляют собой точные выписки из небесной скрижали, в которой записано от вечности всё предопределённое Всеведущим Богом; бывшее, существующее и имеющее совершиться на земле и на небе.

Второе отличие Корана от христианского учения по вопросу о св. книгах касается самого содержания коранических рассказов, заимствованных из св. книг евреев и христиан.

Значительная часть Корана занята такими рассказами, представляющими иногда очень близкое сходство с Библией не только по содержанию, но и по оборотам речи. Примеры такого сходства встречаются в рассказе о грехопадении Адама, в повествованиях о Ное и потопе, об Аврааме, Иосифе (целая глава), Моисее, 3axарии, Иоанне и Иисусе Христе. Все эти рассказы могли бы служить подтверждением истинности учения Корана¹³³, если б к их основному содержанию не были примешаны подробности, не имеющие ничего общего с Библией и Евангелием, как это достаточно разъяснено уже в русских изданиях миссионерского противомусульманского характера¹³⁴. Обзор этой литературы приводит к заключению, что вошедшие в Коран библейские рассказы являются или в форме пересказа, или в виде намёка на библейский текст, а часто, – как искажение этого текста. Библейские рассказы Корана, кроме того, не представляют связанного повествования, как это мы привыкли видеть в священных книгах Ветхого и Нового Заветов.

Мохаммед не воспроизводил перед своими слушателями полной истории божественного домостроительства человеческого спасения, а довольствовался отрывочными упоминаниями о том или другом священно-историческом лице или событии на основании чужих наставлений (Коран 16, 105; 25, 5–6). Поэтому в большинстве случаев рассказы Корана сильно расходятся с библейским текстом, отличаются неполнотой, ошибками и искажениями. И когда евреи и христиане указывали Мохаммеду на такие недостатки его библейских рассказов, он говорил в своё оправдание, что Коран есть истинное откровение Божие и что он, Мохаммед, есть тот самый пророк Божий, о котором было возвещено прежде него бывшими пророками в Библии и в Евангелии, но что существующие у евреев и христиан св. книги повреждены, главным образом, в отношении заключавшихся в них пророчеств о Мохаммеде¹³⁵.

Такое заявление Мохаммеда если и было искренно, то, во всяком случае, неосновательно. Во многих местах Корана св. книги евреев и христиан упоминаются, как книги священные, находящиеся во всеобщем употреблении и почтении у их народов; евреи и христиане постоянно увещеваются в Коране следовать предписаниям своих св. книг; об этих книгах и в Коране говорится в выражениях благоговения и уважения, совместимых только с искренней верой в их истинность, т. е. в подлинность и не испорченность этих писаний. Соответственно с этим, евреи и христиане называются в Коране „народом писания” (ахлю-ль-китаб); христиане называются кроме того „народом Евангелия” (Коран 5, 51). Выше было сказано, что в Коране упомянуты: Закон Моисея Таурат (евр. Тора), Псалмы Давида Забур, Евангелие Иисуса Инджиль (греч. Евангелион) и Коран самого Мохаммеда. В двух местах Корана упоминаются ещё „Свитки Авраама” (53, 38 и 87, 19).

Что разумел Мохаммед под „Свитками”, из Корана не видно; надо думать, что в данном случае Мохаммед повторял местное предание, так как история еврейского народа не говорит о каких-либо свитках Авраама, во время которого было ещё неизвестно еврейское письмо. Вероятно, в этом случае Мохаммед, под чьим-нибудь влиянием, хотел оттенить в истории пророков личность Авраама, признаваемого в Коране прародителем арабов через Измаила. Обращает на себя внимание и тот факт, что „Свитки” Авраама упомянуты в Коране рядом со свитками Моисея.

Особенно много в Коране заимствовано из Моисеева закона, как об этом можно судить уже по существующим исследованиям, известным в европейской и русской литературе¹³⁶, причём менее обследованными остаются законы о браке, о наследстве и другие гражданские и уголовные законы Корана, не сличённые в подробностях с постановлениями Талмуда¹³⁷.

О Евангелии в Коране упоминается также во многих местах с прибавлением, что оно подтверждает истину Моисеева закона и служит светом и обетование райских благ для христиан. Из Евангелия Мохаммед заимствовал несколько рассказов, касающихся новозаветных лиц и событий; но как и в отношении закона Моисеева, так и здесь, заимствования оказываются неточными и искажёнными, под влиянием христианских апокрифов¹³⁸.

При всём этом нужно иметь в виду, что еврейские пророки проповедовали мессианизм; еврейская народная масса до сих пор верна себе, ожидая пришествия Мессии. Христианство признаёт в лице Иисуса Христа пришедшего Миссию и с верой ожидает второго пришествия Его на землю, во славе, со святыми ангелами, чтобы судить живых и мёртвых. Мохаммед отверг мессианство Иисуса Христа, перенёс на себя всё религиозное значение Мессии, но, согласно с христианством, допускает второе пришествие на землю Иисуса Христа, в помощь Мохаммеду и исламу. Таким образом мессианизм Корана заменил собой мессианизм Библии и положил начало ко всемирному распространению ислама, как последней и высшей религии на земле: Коран есть истина и объяснение всего, всех писаний, бывших до него.

На основании изложенного и при тщательном и подробном пересмотре всех мест Корана, в которых приводятся рассказы из св. книг евреев и христиан, естественно заключить, что эти св. книги и во время Мохаммеда сохранились в подлинном, неискажённом виде. Поэтому сам собой отпадает вопрос об уничтожении евреями и христианами в своих св. книгах пророчеств о Мохаммеде, как последнем пророке Божием на земле. Западноевропейские христианские миссионеры с очевидностью показали, что относимые мохаммеданами к личности Мохаммеда тексты Библии и Евангелия на самом деле не могут быть рассматриваемы в желательном для мохаммедан смысле. В английском специально-миссионерском труде, изданном под мусульманским заглавием „Мизану-ль-Хакк”, т. е. „Весы истины”, приведены и объяснены все такие места, которые приводятся в настоящей главе нашего исследования¹³⁹.

Первый библейский текст, относимый мусульманами к Мохаммеду, заключается, по их словам, в кн. Бытия (49, 10), причём они утверждают, что упоминаемое в 8 ст. этой главы имя Иуды происходит от глагола, означающего „похвалять”, к каковому значению и подходит имя Мохаммед. Но контекст показывает, что стоящее здесь евр. „шилог” (примиритель) имеет родиться среди потомков Иуды; Мохаммед, же происходит из арабского племени Кореиш и не был Иудеем. Место это, следовательно, не может относиться к Мохаммеду. Сверх того, скипетр отступил от Иуды более чем за 550 лет до рождения Мохаммеда. Глагол „похвалять” (в ст. 8) невозможно привести в связь с арабским глаголом „хамада”. Еврейские комментаторы изъясняют притом, что шилог есть титул Мессии, а самаританский таргум делает такое же предположение. Иисус родился в племени Иуды, и язычники того времени в значительном числе были покорными ему.

Второзаконие XVIII, 15, 18. Мусульмане высказывают настойчивое убеждение, что обещанный в этом месте пророк не восстанет среди израильтян. (Пророка от братии твоея, якоже Мене, возставит тебе Господь Бог твой, Того послушайте), потому что выражение „от братии твоея” (стих 15) не встречается, – говорят они, ни ъ переводе 70-ти толковников, ни в Самаританском пятикнижии, ни в Деяниях апостолов (III, 22); но встречается выражение от „бpатий их”, т. е. измаильтян. И это сравнивается с изречениями кн. Бытия (25, 9) и с изречением кн. Второзакония (XXXIV, 10): „И не воста ктому пророк во Израили, якоже Моисей”. Мусульмане утверждают, что Мохаммед уподобляется Моисею во многих отношениях. Вот пункты сходства; 1) оба были воспитаны в домах своих врагов; 2) оба явились среди идолопоклонников; 3) оба были сначала отвергнуты своим собственным народом, а потом оба были приняты каждый своим народом; 4) тот и другой дали закон своему народу; 5) тот и другой бежали от своих врагов: Моисей в землю Мадиамскую, Мохаммед – в Медину; и самое название убежища того и другого сходно по своему значению; 6) оба вступали в битву с своими врагами; 7) оба творили чудеса; 8) оба привели своих преемников к завоеваниям и расширение господства над соседними народами.

В ответ на это можно сказать, что книга Второзаконие, в XXXIV гл. ст. 10, относить свои слова только к тому времени, в которое она была написана. В церковно-славянской Библии (10 ст.) говорится: „и не воста ктому пророк во Израили, якоже Моисей”. Слово: с тех пор (ктому) могло быть сказано в значении надежды, что такой пророк восстанет в области Израиля, а не вне её. Слова: „из среды вашей” неподдельно искренни, но и без них значение этого места ясно. Что Измаил был сведённый брат Исаака – это верно. Но если измаильтяне могут быть названы братьями Израиля, то, конечно, колена (племена) израильские более правильно могут быть названы братьями другого (Сравн.¹⁴⁰) сура VII, ст. 83: „их брат Шогайб”¹⁴¹. Израильтяне называют друг друга братьями в этой самой книге „Второзакония”. См. гл. III, 18: „И повелех вам во время оно, глаголя: Господь Бог ваш даде вам землю сию во жребий: вооружени поидите пред лицем братии вашея, сынов Израилевых”. Затем XV, 7: „Аще же брат от братии твоея будет тебе, недостаточен во едином от градов твоих в земли, юже Господь Бог твой дает тебе,, да не отвратиши сердца твоего, ниже сожмеши руки твоея пред братом твоим требующим”. Далее XVII, 15: „Поставляя да поставиши над собою князя, его же изберет Господь Бог твой, от братии твоея да поставиши над собою князя, не возможеши поставити над собою князя человека чуждаго, яко не брат твой есть”. Наконец XXIV, 14: „Да не лишиши мзды убогаго и требующаго от браии твоея, или от пришлец, иже во градах твоих”. Самое замечательное в этом отношении место даёт 15 ст. XVII гл. Здесь говорится о назначении князя-царя: „от братии твоея да поставиши над собою князя”. Мы знаем, что большая часть европейских государства, если только не все, управляются государями иностранного происхождения, во всяком случае, принадлежащими к семьям, по крайней мере, первоначально, иностранным. Совсем другое дело израильтяне. Вся их история показывает, что они никогда и слышать не хотели о назначении им царя чуждого, иностранного.

Далее, в XVIII, 18 Второзакония говорится: Пророка от братии твоея, яко же мене, возставил тебе Господь Бог твой, Того послушайте. В Библии стоит: твоея, а не их, т. е. не относилось к измаильтянам. Если бы тенденциозно и произвольно толкуемое представителями ислама это место действительно говорило в пользу правильности мусульманского взгляда, тогда израильтяне должны были отправляться к изряильтянам чтобы добыть себе царя, однако они этого не делали, потому что хорошо понимали свой собственный язык. Кто же в настоящее время из мусульман, если услышит, что какой-либо из его „братий” приглашается занять какой-либо значительный пост, – сделает заключение, что члены его собственной фамилии исключены из этого права занять высокий пост, но что он должен отыскать человека, предки которого, несколько столетий тому назад, были родственниками его семьи? Сверх того, Тора (закон) ясно говорит, что никакого пророка нельзя ожидать от Измаила, потому что завет Бога был заключён с Исааком, а не с Измаилом (Быт. XVII, 18–21): „Измаил сей да живет пред тобою (речь обращается к Аврааму). Завет же Мой поставлю с Исааком. Ещё Быт. XXI, 10–12: И рече (Бог) к Аврааму: изжени рабу сию и сына ея: не наследит бо сын рабы сея с сыном Моим Исааком: яко во Исааце наречется тебе семя”. Коран также во многих местах говорит о пророческом служении, вверенном семени Исаака (сура XXIX, ст. 27; сура XLV, ст. 15). Обещанный пророк должен быть послан в Израиль; но Мохаммед объявил, что он послан к арабам, среди которых он был рождён.

Что касается сходства с Моисеем, то мы узнаем из книги Второзакония XXXIV, 10–12, что были два условия, оправдывавшие ожидание израильтянами будущего пророка, подобного Моисею: личное видение Бога и могущественные деяния. „И не воста ктому пророк в Израили якоже Моисей, его же позна Господь лицем к лицу, во всех знамениих и чудесах, его же посла Господь сотворити я в земли Египетская фараону и рабом его, и всей земли его, дивная, великая и руку крепкую (и мыщцу высокую), яже сотвори Моисей пред всем Израилем”. Что касается первого условия, то Мохаммед сказал, уже не по преданию: „Как мы можем не знать тебя в истине твоего ведения”, или: „Как ты желаешь быть узнан?” А по отношению к могущественным делам или чудесам¹⁴² в Коране заявлено, что Мохаммеду не дано было силы творить чудеса (сура XVII, ст. 61; см. комментарии Байзави и Аббаса: сура II, 112; VI, 37, 57, 109; VII, 202; X, 21; XIII, 8, 30; XXIX, 49, 50). Наконец, Сам Бог изъясняет в Евангелии, что пророчество Второзакония относится к Иисусу Христу: И человек оный, иже не послушает словес его, яже возглаголет пророк оный во имя Мое, Аз отмщу от него. Второз. XXVIII, 15, 19. Сравн. это место с повествованиями евангелистов: Матфея, Марка и Луки (Mф. XVII, 5; Марка IX, 2; Луки IX, 35). Иисус Христос объясняет, что это место и другие места в законе относятся именно к Нему (Иоан. 45): „Аще бо бысте веровали Моисеови, веровали бысте убо и Мне: о Мне бо той писа”. Сравни: Быт. XII, 3; XXVI, 4; XVIII, 18; XXII, 18; XXVIII, 14. Христос происходил от Иуды (Mф. I, 1–16; Луки III, 23–38; Евр. VII, 14), Он родился в Израиле и провёл большую часть своей жизни среди Иудеев и посылал Своих учеников на проповедь прежде всего к Иудеям (Mф. X, 6), и только уже после во второй очереди посланничества Он послал их к язычникам (Луки XXIV, 46; Mф. XXVIII, 18–20). В кн. „Деяний Апост.” III, 25, 26 пророчество определительно и ясно относится к Иисусу Христу: „Вы есте сынове пророк и Завета, его же завеща Бог ко отцем вашим, глаголя ко Аврааму: и о семени твоем возблагословятся вся отечествия земная – вам первее Бог, воздвигий Отрока Своего Иисуса, посла Его благословяща вас, во еже обратитися вам комуждо от злоб ваших”.

Во „Второзаконии” (XXXII, 21) говорится: тии раздражиша Мя не о Бозе, прогневаша Мя во идолех своих. Это изречение, говорят мусульмане, относится к арабам, к которым Мохаммед был послан. Невозможно, говорят они, относить эти слова к грекам, к которым св. Павел и другие апостолы Христовы отправлялись для проповеди, потому что они были мудрые и учёные. Но этот стих вовсе не может быть отнесён к какому-либо пророку. Он показывает, что Бог восхотел призвать язычников, не греков только, но и арабов и всех других, чтобы вступить им в духовное братство о Христе. Этот факт объясняется местом в послании св. ап. Петра (1 Петра, II, 9, 10). Вы же род избран, царское священие, язык свят, люди обновления, яко да добродетели возвестите из тьмы вас призвавшаго в чудный Свой светъ. Иже иногда не люди, ныне же люди Божии: иже не помиловани, ныне же помилованы бысте. Срав. в этом отношении место из послания к Ефес. II, 11–13. Что касается мудрости греков, то она не была истинной мудростью, потому что греки не имели познания о Едином Истннном Боге, а начало мудрости состоит в страхе Божием (Псал. CXI, 10; Притч. I, 7; 10). Кроме того, мудрость миpa есть буйство пред Богом (1 Коринф. III, 19).

4. „Второзаконие” XXXIII 2. Глава начинается следующими словами: „Благослови Моисей человек Божий сыны Израилевы прежде скончания своего и рече: Господь от Синая прииде, и явися от Сиира нам, и приспе от горы Фарани”.

Мусульмане толкуют этот стих так: Господь сошёл с Синая, чтобы дать закон Моисею; затем Господь явился от Сиира, чтобы вручить людям Евангелие; наконец, Он явился от горы Фарана, чтобы вручить им драгоценный дар – Коран. И вот с тех пор один из холмов близ Мекки носит подобное название. Но контекст речи показывает, что Моисей вовсе не имел здесь в виду, ни Евангелия, ни Корана. Он только напомнил израильтянам, в какой широте видена была слава Божия, когда они (израильтяне) стояли лагерем близ горы Синая. Любая карта библейской географии покажет, что Синай, Сиир и Фаран – это лишь три горы, тесно примыкающие друг к другу. Все они расположены на Синайском полуострове, на расстоянии многих сотен миль от Мекки. Притом это ясно из многих мест Библии, где упоминается Фаран. Напр. Бытия XIV, 6; Числ. 12; XII, 15; XIII, 3; Второз. I, 1; I Царств XI. 18.

5. Псалом XLIV В этом псалме, говорят мусульмане, находится пророчество, относящееся к Мухаммеду, ибо он называется „пророком с мечом”, и что стихи 3–5 этого псалма специально приложимы к основателю ислама: препояши меч твой по бедре твоей, Сильне; красотою твоею и добротою твоею; и наляцы, и успевай, и царствуй истины ради и кротости, и правды: и наставит тя дивно десница твоя. На это имеются два ответа, и тот или другой из них совершенно достаточен для опровержения мусульманской теории. Вот один из них. В 6-м стихе этого псалма мы читаем: „Престол твой, Боже, в век века!” Что же? Ведь, мусульмане не могут похвалиться, что Мухаммед был бог. Второй ответ: в послании св. Павла к евреям ст. 6 приведённого псалма прямо и ясно относится к Иисусу Христу. Возвеселиша тя дщери царей в чести твоей. Дщи Тирова с дары (ст. 10–13) понимается здесь духовная невеста Иисуса Христа, христианская Церковь. Если с этим местом сравн. Откров. Иоанна (XXI. 2), то поражённые здесь враги вовсе не враги Мохаммеда, а враги Христа – поражённые сатана и ангелы его, а также противники Христова Евангелие (см. Откров. Иоанн. XIX 11–21).

Другие подобные пророчества о Христе, а не о Мохаммеде, находятся в псалмах II, LXXII, CIX, СХ. Первый от приведённых здесь псалмов (XLIV) вероятно имеет отношение к браку Соломона съ дочерью Фараона (III кн. Царств, III, I.); но самое венчание поставлено христианской Церковью как символ духовного единения Христа с Его Церковью.

6) Псалом CXLIX также выставляется мусульманами как пророчество о Мохаммеде. Воспойте Господеви песнь нову: Хваление Его в Церкви преподобных. Да возвеселится Израиль о сотворшем его и сынове Сиони возрадуются о царе своем. „Новая песнь”, воспеваемая здесь, означает, по мнение мусульман, Коран; а обоюдоострые мечи, упоминаемые в ст. 6-м, означают свиту пророка, вооруженного мечом”. Али также имел такой меч и пользовался им в служении Мохаммеду. Мусульманские комментаторы уверяют, что царь, упоминаемый во 2-м стихе псалма, есть именно Мохаммед. Но имя Божие, говорится в псалме, восхваляется в тимпане и псалтири, а в мусульманском богослужении музыка не употребляется, поэтому и „песнь новая” не может быть отнесена к Корану. В псалме также не говорится о мече, что он в руках Царя, а говорится об обоюдоострых мечах в руках израильтян, которые должны отомстить своим врагам этими мечами. В 1-й части 2-го стиха Царь носит название Творца, а в 4-м стихе он называется Господом („Яко благоволит Господ в людех Своих”). Поэтому царем Израиля здесь ни в каком смысле не может быть назван Мохаммед, и израильтяне (сынове Сиони) ни в каком смысле не могут возрадоваться о нём.

7) Кн. Песнь Песней. Некоторые комментаторы относят к Мохаммеду 16-й ст. V главы „Песнь Песней”, потому что здесь встречается еврейское слово „Махамаддим”, т. е. восторг, радость, наслаждение”: „Гортань его сладость, и весь желание: сей брат мой и сей ближний мой, дщери Иерусалима”. Это нередко встречающееся слово производится от того же самого корня, какой в имени Мохаммеда, но мы находим, что это слово в еврейском языке есть обыкновенное ходячее, а вовсе не имя существительное собственное, так как в приведённом месте оно употреблено в множеств. числе. Притом это слово, как существительное нарицательное имя, встречается во многих книгах Ветхого Завета; в III Книге Царств XX, 6: Исаии LXIV; у Иоиля IV, 5; у Иезекииля XXIV 1, 6, 21, 25. В последней цитате (Иезекииль, XXIV, 16) слова: „желание твоих очей” прилагаются к женщине, жене Иезекииля (срав. ст. 18), а также к сынам и дочерям иудеев – идолопоклонников (ст. 25).

Было бы так же справедливо и разумно прилагать это слово, употреблённое здесь, к Мохаммеду, как и в V главе „Песни Песней”. В арабском языке множество слов происходят от этого же самого корня (хамада), но они вовсе не дают повода к обозначению ими имени Мохаммеда. Какой-нибудь невежда-мусульманин может до сих пор утверждать, что имя Мохаммеда встречается в суре I, (Фатиха), ст. 1: „Аль-хамду ли Ллаги Рабби ль-аламин”, т. е. хвала Богу, Господу миров”. На том же самом основании какой-нибудь индус может утверждать, что имя Рам, или некоторые другие из его божеств упоминаются в Коране, потому что в суре XXX, ст. 1 читаем: гулибати ар-Рум, т. е.: „римляне победили”. В этом стихе слово „Рум” может быть производимо от корня „рам”. Но такого рода аргументы недостойны человека науки и здравого суждения.

8) В книге пророка Исаии (XXI, 7) мусульмане находят, что колесница¹⁴³ или толпа, стадо ослов составляют предсказание шествия Иисуса Христа, Который вступал в Иерусалим, едучи на осле, а стадо или колесница верблюдов относится к Мохаммеду, так как он всегда ездил на верблюде. Но контекст показывает, что эта глава не относится, ни к Христу, ни к Мохаммеду. Здесь выражено пророчество о падении Вавилона, как это видно из 9-го стиха. Здесь рассказывается, как путешествующими всадниками произнесено было слово о взятии города и о сокрушении его идолов¹⁴⁴ в царствование персидского царя Дария в 519 г. и затем снова в 513 г. до Р. Хр.

Мусульмане также думают, что в книге пророка Исаии (XLII, 1–4) находится пророчество о Мохаммеде: „Иаков отрок мой, восприиму и: Израиль избранный мой, прият его душа моя, дах дух мой нань, суд языкам возвестит. Не возопиет, ниже ослабит, ниже услышится вне глас его. Трости сокрушены не сотрет, и льна курящася не угасит, но воистину изнесет суд, возсияет и не потухнет, дóндеже положит на земли суд, и на имя Его язы́цы уповати имут. Но если мы можем верить известиям, сообщённым нам Ибн-Хишамом, Ат-Табари, Ибн-Асиром, Катибуль-Вакиди, Раузату-Сафа и другими мохаммеданскими авторами и сочинениями, то описание человека, который (был) кроток и миролюбив, не может прилагаться к тому, кто носит наименование „пророка с мечем”. Сверх того, из Евангелия от Матфея (XII, 15–21) мы положительно убеждаемся, что пророчество Исаии относится к Иисусу Христу и исполнилось на Нём. Христианская вера в своей области распространения принадлежит к тем островам и прибережным странам Средиземного моря, к которым, прежде всего, относится это пророчество.

Упоминается в той же самой главе (XLII) книги пророка Исаии; в стихах 10, 11, 12 о Кидаре приводит некоторых мусульманских авторов к убеждению и доказыванию, что это слово означает арабов, а отсюда, по их мнению, является отношение к обращению последних в ислам. Но „новая песнь”, упоминаемая в стихе 10-м, едва ли может обозначать мусульманский образ богослужения, так как у мусульман пение при богослужении не допускается. Слово Кидар, несомненно, указывает на одно из арабских племён, но только немногие из них (Химьер, Гассан, Рабия, Нажром, Хира, и пр.) приняли христианство: они прежде были принуждены сделаться мусульманами, или, же подвергнуться изгнанию из Аравии. Эти стихи составляют продолжение того, что сказано в 1–4, и должны относиться к распространению христианства именно в Аравии, а также на островах и в областях, простирающихся до моря. Прославите имя Его сходящии в море и плавающии по нему, острови и живущии на них (стих 10). Выражение „Отрок мой” в стихе 1-м обстоятельно выясняется в главе XLIX, в стихе 3. Этот отрок – Израиль, т. е. несомненно, Израиль Божий, о котором говорит апостол Павел в послании к Галатам (гл. VI, 16). „И елицы правилом сим жительствуют, мир на них и милость на Израили Божии”. Израиль Божий – тот, кто верует во Христа, и Сам Христос есть глава тела Церкви. Отсюда, в книге Исаии LII, 13, уже древние иудейские комментаторы видели в соответствующей фразе указание на обещанного Мессию. Христос пришёл от Израиля и есть представитель его. Ни в каком отношении этого нельзя сказать о Мохаммеде.

11) Исаия LIII По мнению мусульман, глава эта также имеет отношение к Мохаммеду. Во-первых, потому, что он родился в Аравии, стало быть, был „корнем в земли жаждущей”, как говорится у Исаии (ст. 2), т. е. в земле сухой, каменистой, песчаной. Во-вторых, он (Мохаммед) погребён был с беззаконными, т. е. в Медине. В третьих, слова; „он увидит своё семя” уже совершенно относятся к Мохаммеду. В четвертых, слова: „разделить добычу крепких” (т. е. с ансарами) тоже совершенно подходят к основателю ислама. В пятых, он в точности исполнил слова: „Он излил свою душу в смерти”, потому что Он, несомненно, умер, тогда как многие мусульмане отрицают смерть Христа и утверждают, что Он вознесён на небо, не вкусив смерти.

Все эти толки, однако же, вполне несостоятельны. Стихи: 5, 7 и 8 LIII главы абсолютно неприложимы ни к Мохаммеду, ни к кому-либо другому, кроме Христа. Что касается разделения добычи, то этот акт имел место уже после смерти Господа Иисуса, и это разделение „корысти крепких” истинно приложимо к Христу, в духовном смысле слова (так как только после Его воскресения и вознесения на небо язычники начали входить в Его царство, но не в царство Мохаммеда). Затем, не легко понять, почему жители Медины, ансары, принявшие бежавшего из Мекки Мохаммеда и сражавшиеся за него, названы злыми, нечестивыми, а не жители Мекки, изгнавшие пророка и потому заслуживавшие название „злых”.

В конце концов, нужно сказать, что все пророчество Исаии: духовным образом всецело исполнилось на Иисусе Христе, между тем как множество отдельных частей пророчества невозможно отнести к кому-либо другому, а тем менее к такому победоносному воителю, каким был Мохаммед. С другой стороны, древние иудейские комментаторы понимают всю 53-ю главу пророка Исаии как пророчество, относящееся к обещанному Мессии. Да и весь Новый Завет показывает, как это пророчество, наравне с псалмом XXI, всецело исполнилось на одном Христе.

12) В главе LIV Исаии мусульмане предполагают пророчество о рождении Мохаммеда от потомков Измаила. Здесь, по их мнению, предсказывается, что множество народа произойдёт из его (Мохаммеда) последователей и приведено будет к Богу гораздо большее число людей, чем число обращённых всеми пророками Израиля. В действительности, однако, пророчество имеет два значения: буквальное и переносное, духовное. Буквальное значение пророчества состоит в том, что иудеи освободятся из Вавилонского плена и снова возвратятся в Иерусалим. Это случилось при царе персидском Кире, в начале 536 г. до Р. Хр. Переносное, духовное значение пророчества излагается св. апостолом Павлом в его послании к Галатам (Гал. IV, 21–81). Теперь мы видим, что это исполнилось, когда язычники, столь долгое время погружённые в идолослужение и отчуждённые от Бога, стали принимать благовестие Христово. Сверх того апостол в этом месте показывает также, что потомки Агари не получили преимущества перед Саррой в их духовном наследии.

13) Исаия LXIII Мусульмане говорят, что упоминаемый в этой главе воитель есть Мохаммед, так как он был „пророком с мечом”. Они думают, что упомянутая в 1 стихе Боера¹⁴⁵ есть знаменитый город Басра. Но ст. 1 показывает, что Босра находится в Эдоме. Теперь он носит название „Аль-Бусайра” и находится немного к югу от Мёртваго моря. Если мы сравним стих 5 с стихами 15, 16 LIX главы Исаии, то окажется, что упомянутый воитель есть Сам Господь, Бог духов, наказавший Эдом за его грехи. Образ этот встречается ещё в Откровении св. Иоанна XIX. 11–16, где изображённый во всём величии Воитель, по мечте мусульманина, „Калиматулла”, т. е. „Слово Божие” окончательно накажет нечестивых и покорит всех врагов под ноги Свои (1 Коринф. XV, 25).

14) Исаия LXV 1–6. Это место считается мусульманами пророчеством об обращении арабов к вере в учение Мохаммеда. Второй и следующие стихи, по словам мусульман, повествуют о грехах Иудеев и христиан, которые поэтому были отвержены Богом. В действительности же ст. 1 содержит пророчество об обращении многих язычников к Христу. Грехи некоторых иудеев возвещаются в стихах 2–6, но стихи 8–10 повествуют нам, что Бог не отвергнет окончательно весь иудейский народ (срав. Рим. XI). Ничего не сказано о христианах и ни одного слова о Мохаммеде.

15) Книга пророка Даниила, по мнению некоторых мусульман, содержит в себе пророчество о подъёме и распространении ислама. Мусульмане говорят, что четыре царства, упоминаемые в этой (II) главе, Халдейское, Мидийское, Кайянианское (или Персидское), и Македонское. Александр Великий разрушил персидскую империю, но под державой Сассанидских царей она ожила. Одно время сильная, в другое – слабая – она держалась до рождения Мохаммеда, в эпоху Хозроя Ануширвана. Но вскоре после смерти Мохаммеда мусульманские войска ниспровергли персидскую империю, завоевали Персию, Месопотамию, Палестину и „наполнили всю землю” (Слова взяты из книги пророка Даниила (ст. 44, 45). Это объяснение, однако, не согласуется с фактами истории по той простой причине, что 1) Мидийской Империи, после Вавилонского царства, не существовало (Дарий, Мидянин – Дан. V, 31; VI; IX. 1 – был только Халдейским царём, т. е. владел областью вокруг Вавилона, да и царствовал только часть года и был (если судить по нынешним понятиям) лишь вице-королём Великого Кира, поэтому и Персия была второй империей (или вторым царством) (Дан. VIII, 3, 4, 20); 2) Македония была третьим царством (Дан. VIII. 5, 7, 21); 3) четвёртым же царством была Римская империя (Дан. II. 40) величайшая, сравнительно со всеми другими, которую мусульманская историческая версия совершенно упустила из вида; 4) ожившая под владычеством Сассанидов Персидская империя может считаться пятой, или, если угодно, третьей, но не может считаться четвертой.

Указанное пророчество относится к тому, что случилось (во время) в эпоху четвёртой империи (Дан. II. 40, 44; VII. 7, 19, 23). Что Македонское царство было третьим, но не четвёртым царством это ясно из того, что действительно сказано о нём, потому что Македонский царь ниспроверг Персидское царство (Дан. VIII 5, 7, 21), а после смерти Александра Македонская монархия разделилась на четыре области (Дан. VIII. 8, 22) и таким образом постепенно ослабевала до незначительности и была поглощена Римской империей. И вот в этот-то период Римской империи, когда Рим управлял почти всем цивилизованным миром родился Христос в одной из областей этой империи. Царство, основанное Христом, было „не от мира сего” (Иоанн XVIII, 36; Лука I. 31–33; Дан. VII. 13, 14, 27), и царство Его распространялось не мечом, подобно всем земным царствам. Христос называет Сам Себя Сыном Человеческим, и этим самым показывает, что Он та личность, о которой упомянуто у пр. Даниила (VII, 13). Его царство описано Даниилом под образом камня, покрывшего всю землю (Дан. II, 45). Когда Он возвратится, Ему поклонится всякое колено (Филин. II, 9–11).

16) Пророк Аввакум (III, 3). Бог от юга приидет, и Святый из горы приосененныя чащи. Таковы слова в молитве пророка Аввакума с песнью. Мусульмане фантазируют по этому поводу следующим образом: Святый придёт от горы Фарана, и этот святый – Мохаммед. Но мы находим далее, что пророк Аввакум изображает славу этого святого, покрывающую небеса „и хваления Его исполнь земля”, говорится дальше. О Мохаммеде сказать этого невозможно: Святый – это Бог, а не Мохаммед. Мы уже видели выше, что гора Фаран, из которой мусульмане выводят своего святого, находится на Синайском полуострове, а не вблизи Мекки, как фантазируют мусульмане. Так как у пророка Аввакума говорится об Аравии, делается сравнение быстроты коней с быстротой волков аравийских, то и в географических указаниях мусульман вышла путаница. Около горы Фарана, на Синайском полуострове, находится Теман. Теман – это область и город в Эдоме. Город этого имени недалеко от Селы (Пѐтра) и на несколько дней пути к югу от Иерихона. Гора Фаран и область Теман, следовательно, примыкают друг к другу и отстоят на сотни миль к северу от Мекки и гораздо ближе к Иерусалиму. Тот факт, что о Темане говорится, как о потомке Исава, отца Эдомитов (Быт. XXXIII, 11, 19), подтверждает то, что мы узнаём от историков, географов, изложений пророков (Иер. XLIX, 7, 20; Иезекиль XXV, 13; Амос I, 11, 12; Авдий стихи: 8, 9 и 10), говорящих о положении города с таким же названием. Если и после этого мусульманские богословы настаивают, что Теман некоторым образом связан с исламом, то мы попросим их припомнить, как у пророка Авдия Бог угрожает Теману совершенным разрушением. Христиане не прилагают этого пророчества к исламу, так как между исламом и Теманом не находится никакой связи.

17) Пророк Аггей (II. 7). На основании этого места пророка Аггея мусульмане стараются доказать, что упоминаемое здесь „желание всех народов” знаменует Мохаммеда, ибо еврейское слово, означающее „желание”, сближенное с арабским „хамдах”, происходит от одного и того же корня и даёт слово Мохаммед. Однако, они допускают, что даже и в арабском языке не каждое слово, произведённое от этого корня, относится к Мохаммеду. Ещё менее можно утверждать это о каждом таком еврейском слове. Это именно слово „хамдах” употреблено также у Даниила XI. 37, в смысле „желания женщин” и там, вероятно, обозначает, ложное божество, предмет поклонения язычников. Мы не можем, поэтому найти логическим путём какой-либо аргумент относительно формы этого слова. Да и нельзя указать, чтобы народы мира „желали” пришествия Мохаммеда, потому что мухаммеданские завоевания во многих землях едва ли могли быть сочтены „желательными” для покорённых войнами мохаммедан, хотя собственно арабы весьма „желали” делать такие завоевания. Поэтому „желанье всех народов” у пророка Аггея обозначает или „желание всех народов”, относящееся к серебру и золоту, упоминаемым в стихе 8-м (Мое сребро и Мое злато, глаголет Господь Вседержитель); или „избрание всех язычников”, т. е. „избрание благодати”, возвещённое апостолом Павлом в его послании к римлянам (XI, 5), избрание в христианскую Церковь; или это желание есть Сам Господь Иисус Христос, Который придёт в Свой храм и в Иерусалим и Своим искуплением даёт мир Своему народу (Агг. II, 9; Малах. III, 3; Мф. XII, 6, 41, 42; Лук. XXIV, 36; Иоан. XIV, 27; XVI, 33; XX, 19, 21, 26).

Шииты изобрели свои аргументы в подкрепление своих идей относительно немногих мест Ветхого Завета. Хотя сунниты не согласуются в воззрениях с шиитами, но всё-таки стоит немного остановиться и на шиитских аргументах, потому что в действительности они так, же устойчивы или слабы в своих основах как и те, которые уже мы рассмотрели.

Шииты говорят, что слова книги Бытия об Измаиле, что он „дванадесят язык родит” (Быт. XVII, 20), содержат в себе пророчество о двенадцати имамах, которых они считают законными преемниками Мохаммеда. В ответ на это мы можем только сослаться на книгу Бытия (XXV, 13–16), где узнаём, что обетование Божие было исполнено в двенадцати сыновьях, родившихся у Измаила, имена которых и приведены в цитируемой нами главе и которые ясно отличены названием „двенадцати князей”, в конце 16-го стиха.

Шииты указывают также на XLVI, 10, пророка Иеремии, где повествуется, что Господь Воинств поразил на севере страны, на реке Евфрате войска Нехо, царя египетского. Здесь шииты видят пророчество убиения Хусейна при Карбале, думая, что смерть Хусейна была некоторым образом жертвой и искуплением за грех. Но второй стих этой самой главы показывает, что это место имеет лишь прямое отношение к армии Фараона Нехо, царя египетского, который был поражён Навуходоносором, царём Вавилонским на реке Евфрате, в Кархамисе, в четвёртый год царствования Иоакима, сына Иосии, царя Иуднина, в 606 г. до P. X. Трудно предположить, чтобы какой-либо мусульманин счёл истребление войска египтян, бывших тогда язычниками, искуплением за грех. Слово, переданное другим словом, „жертва” значит также „истребление” или „поражение”. Что слово, передаваемое понятием, „жертвы” значит вместе и „истребление”, это явствует из многих мест книг пророков: Исаии, XXXIV, 6–8, Иезекииля XXXIX, 17–21; Софии I, 7–8. Сверх всего этого Карбала не могла быть помещена пророком Иеремией на севере страны.

Теперь мы переходим к Новому Завету для того, чтобы с должным старанием и вниманием рассмотреть места, в которых мусульмане имеют притязание видеть пророчества, относящиеся к Мохаммеду.

Мф. III, 2. „Царствие небесное близко”. Эти слова Иоанна Крестителя, часто повторяется Иисусом Христом (Мф. IV, 17), мусульмане объясняют по своему и видят в этом установление могущества ислама (см. также Мф. XIII, 31, 32), который считают законом этого царствования. Но для понимания слова „Царствие небесное” или как ещё говорится „Царствие Божие”, мы должны рассмотреть все те места в Новом Завете, в которых встречается это слово. Одно из этих мест у Мф. XII, 28, где Иисус Христос говорит; „Если Я духом Божиим изгоняю бесов, то, конечно, Царствие Божие достигло до вас”. У Марка IX Иисус Христос говорит Своим ученикам, что некоторые из них, стоящие здесь, не вкусят смерти, пока не увидят Царствие Божие, пришедшее в силе. В некоторых стихах это Царствие Божие является уже установленным во время земной жизни Христа, в других оно установляется лишь после Его крестной смерти. Это царствие началось прежде Его распятия, но достигнет полного своего развития тогда, когда Он явится судьёй последнего суда (Дан. VII, 13, 14; Откр. XI, 15).

Между тем, с тех пор день-изо-дня всё более распространяется проповедь Евангелия и приглашение всех людей в это Царство света (Mф. XXVIII, 20). Это царство не от мира сего (Иоан. XVIII, 36); это царство не придёт приметным образом, со светской помпой и пышностью (Лук. XVII, 20); оно принадлежит нищим духом, смиренномудрым (Мф. V, 3), а не гордым и надменным; вступить в это царство можно только посредством нового духовного рождения (Иоан. III, 3, 5). Неправедные и злые не могут войти в него (I Коринф. VI, 9–10); Гал. V, 21; Еф. V, 5). Поэтому трудно отождествить с Царством Божиим владычество Мохаммеда и его преемников.

Мф. XVII, 11. Некоторые мусульмане считают слова Евангелия от Матфея: „Илия действительно прийдет” пророчеством о пришествии Мохаммеда. Но Христос к сказанным им словам прибавляет: „Илия уже пришел и не узнали его, но поступили с ним как хотели” (ст. 12). Ближайший стих прибавляет: „Тогда ученики поняли, что Он говорил им об Иоанне Крестителе (ст. 13). Конечно, Иоанн Креститель не был лично Илиёй, так как о переселении душ нет учения в Библии: поэтому-то Он и дал ответ (Иоан. I, 21), когда Его спросили: кто он? Илия или нет? Но он был предтеча Христов, долженствовавший ещё до рождения, предтечествовать пред Ним в духе и силе Илии” (Лук. I, 17), как предсказал архангел Гавриил (Лук. I, 19) и в том смысле, как предсказал Малахия (Мал. IV, 5); он пришёл как Илия и жил подобно ему (Мф. III, 4), как последний часто жил в пустыне (III, Царств XVII, 1–6).

3. Матфея XX 1–10. В помещённой в этой главе притче о найме виноградарей некоторые мусульмане видят иудеев, христиан и мухаммедан. Утренние наёмщики – это иудеи, полуденные – христиане, а вечерние – мохаммедане. Но вечер, о котором говорится в 8 стихе этой притчи, есть время, упомянутое в гл. XIX 28, как время возрождения, когда Сын человеческий сядет на престоле Своей славы, т. е. это будет в конце веков, когда Господь Иисус Христос приидет на облацех небесных с славою и силою многою судить мир (Mф. XXIV. 30, 31; Марк. XIII. 26, 27; Лука XXI. 27; Откровение Иоанна I. 7; 11–15). Это ясно из того факта, что XX глава Матфея начинается с причинного союза „ибо”, и что притча кончается словами; так последний будет первым и первый последним. И эти слова с некоторым изменением повторяются в конце предшествовавшей главы. Вечер или закат мира Евангельская история обрисовывает теперь близко, и христиане и мусульмане ожидают второго пришествия Иисуса Христа, притом скорого. Так как Он царствует до конца мира и затем последует Его пришествие для суда живых и мертвых (2Тим. IV. 1), то здесь нет уже места для раздачи наград последователям ислама. Поэтому не может быть предсказания в этой притче.

4. Матфея XXI 33–34 (См. также Марк. XII. 1–11; Луки XX 9–18). В предложенной Христом притче, переданной тремя евангелистами, мусульмане видят пророчество о пришествии Мохаммеда и об успехе его оружия. Они допускают, что домовитый человек этой притчи, или домохозяин, есть Бог, и что Христос, говоря в этой притче о сыне домохозяина, говорит о Самом Себе. Они допускают далее, что Христос говорит в притче о Себе, как убиенном иудеями. Но хорошо бы было, если бы они надлежащим образом взвесили эти свои допущения. Если Христос сказал это, то они должны сознаться, что Он есть Сын Бога и что Он умер за грехи людей. Если они это допустят, тогда уже не будет надобности находить здесь пророчество о Мохаммеде. Но если они не допускают, что это сказал Христос, тогда они уже совершенно не имеют права утверждать, что именно Христом сказана эта притча, и тогда их мнение не имеет никакого значения. А поэтому и их аргумент совершенно разбивается. Нужно здесь отметить также, что в притче не говорится о другом посланнике после убиения сына. Так как мусульмане соглашаются, что слуги, которых посылал домохозяин, суть пророки Бога, то из самой притчи должно быть для них ясно, что после Христа не мог быть послан никакой другой пророк и таким образом вторично целиком опровергается их аргумент. Кроме того Христос ссылается в притче на изречение о камне, который отвергли строители. Те же слова приводятся в псалме CXVII, в Деяниях апостольских, а св. ап. Петр изъясняет, что в псалме под камнем, о котором небрегли строители, разумеется, Христос. „Он есть камень, пренебреженный вами зиждущими” (Деян. IV. 11, 12). Таким образом строителями были иудеи современные Иисусу Христу, а не Авраам и не Измаил, построивший Каабу, как утверждает Коран. В притче говорится, что царствие Божие отнимется от иудеев и дано будет народу, приносящему плоды его (Мф. XXI. 43). Мусульмане утверждают, что здесь разумеются сыны Измаила; но Новый Завет показывает, что здесь означаются истинно верующие во Христа, которые, по писанию, суть „род избран, царское освящение, язык свят, люди обновления, яко да добродетели возвестят из тьмы призвавшаго в чудный Свой свет; иже иногда не людие, ныне же людие Божии; иже не помилованы, ныне же помилованы” (1Петра II. 9, 10). Это место научает нас также, что такое составляют эти плоды царствия, которых осуществлены и творения требует Господь Бог. Этот же самый урок для поучения предлагается в послании к Титу II. 14 (срав. послание к Галатам V. 22–24). В послании к Галатам говорится: Плод духовный есть: любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание: на таковых несть закона. А иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми. Другим хозяином, насаждающим виноградник, можно признать христианскую Церковь, и виноградник – это царствие Божие (Мф. XXI, 43 объясняет стих 41). Людьми, творящими плоды царствия небесного, не могут быть Мохаммед и его ученики. Так как „камень” есть Христос, то он не может быть Агарью или черным камнем в стене Каабы, не может он также быть и Мохаммедом. Сопротивление Христу, следовательно, как показывает притча, есть преогорчение Бога, и приготовляет роковой и гибельный конец для всех Его врагов. Разрушение Иерусалима римлянами в 70 г. по Р. Хр., около сорока лет по распятии Ииуса Христа, изъясняет отчасти значение притчи, о которой идёт речь. Некоторые мусульмане, давая волю своей фантазии, утверждают, что господин виноградника, имеющей прийти (Мф. 40) – это Мохаммед. Но это утверждать невозможно, потому что Христос (ст. 37) был сын господина виноградника, и, конечно, никто не вообразить о Христе, что Он сын Мохаммеда: Только выдергиванием слов с их настоящих мест и пренебрежением к контексту и разъяснениям, данным в других частях Библии, может быть дан некоторый вид вероятности мусульманскому взгляду на рассмотренную нами притчу о найме делателей в винограднике.

5. Евангелие Марка (I, 7). Мусульмане часто говорят: Евангелие содержит слова Иисуса и соответственно этому мы находим у Марка (I, 7), что Иисус пророчествует о Мохаммеде, говоря: „За Мною иде более сильный, чем Я”. Это показывает, какая безнадежная невозможность существует для мусульманина, когда он усиливается отыскать пророчество, относящееся к Мохаммеду. Ведь уже стих 6 этой главы указывает, что эти слова сказаны были не Иисусом, а Иоанном Крестителем. Сверх того мы узнаем у ев. Иоанна (I, 26–34), что Иоанн Креститель говорит о Христе, а не о Мохаммеде. Контекст показывает это ясно (см. также Мф. III, 11–14; Луку III, 17). Если было сказано, что Христос был уже в мире и что, следовательно, нельзя было сказать о Нём, что Он идёт позади Иоанна, так ответ здесь такой, что Иисус начал проповедовать после того, как Иоанн был заключён в темницу (Марк. I, 14; срав. Мф. IV, 12, 17) и таким образом кончилось служение Иоанна, потому что он вскоре был обезглавлен в темнице, по повелению Ирида.

6. Евангелие Иоанна (I, 21). „Здесь, говорят некоторые из мусульман, мы имеем ясное упоминание о Мохаммеде. Иудеи упоминают о трёх пророках в последовательности: о Христе, Илии пророке, т. е. Мохаммеде, и ев. Иоанн не противоречит этому. „Пророк” – это есть Мохаммед, предсказанный в книге Второзакония”, XVIII, 18. Он не мог быть Христом или Илиёй, которые упоминаются совершенно отдельно”. Но мы уже видели, что цитируемое место из „Второзакония” XVIII, 18 не может относиться к Мохаммеду, а относится к Христу. Отсюда – „Пророк” в этом стихе есть Христос. Иудеи делали обратное исчисление. Они думали, что Иоанн Креститель мог быть обещанным Мессией. Когда сам Иоанн стал это отрицать, они спросили его: „может быть, ты предтеча Мессии Илия? (Мал. IV, 5; Мф. XVII, 10; Марка IX, 11). Иоанн объясняет посланным, что он лично не Илия, да последний ещё не возвратился на землю, как иудеи думают об этом возвращении (хотя Иоанн был именно личностью, на которую указывает пророк Малахия (IV, 5); см. Мф. IX, 14. („Аще хощете прияти, той есть Илия, хотяй приити”). Будучи неспособны понять, кто же, наконец, был Иоанн, к которому они были посланы, иудеи потом спросили его: „может быть, ты пророк, о котором говорится во „Второзаконии” (XVIII, 18)? По отношению к значению последнего пророчества в это время между иудеями было некоторое различие во мнениях. Многие правильно понимали, что в книге „Второзакония” указывается обещанный Мессия, как это ясно из Евангелия Иоанна VI, 14. („Человеци же, видевше знамение, еже сотвори Иисус, глаголаху, яко сей есть воистину Пророк, грядый в мир!”) Это говорилось по поводу чудесного насыщения пятью хлебами пяти тысяч народа. Но некоторые вовсе не были такого мнения, как это явствует из того же Евангелия Иоанна (VII, 40, 41). („Мнози от народа, слышавше слово, глаголаху: сей есть воистину пророк. Друзии же глаголаху: сей есть Христос. Овии же глаголаху: егда от Галилеи Христос приходит?”) Последняя группа иудеев предполагала, что пророк, возвещённый в XVIII, 18. „Второзакония”, есть другой Предтеча обещанного Мессии. Рассказ ев. Иоанна (I, 19–28) показывает, что спрашивавшие у Иоанна Предтечи сильно нуждались в том, чтобы узнать: кто же такой Иоанн Креститель: Мессия ли он или же один из Его предшественников? Неразумно было спрашивать о том: есть ли Иоанн Креститель предполагаемый пророк, долженствующий пришёл спустя столетие после Мессии, когда сам Мессия ещё до сих пор не объявился, как таковой, и не был признан ими (иудеями).

7. Евангелие Иоанна IV, 21. Это место Евангелия вызывает у некоторых мусульман предположение, что речь идёт здесь (21 стих. Беседа Христа с самарянкой) об Иерусалиме и о Мекке. Иерусалим, по объяснению беседующего с самарянкой Иисуса, уже не будет более священным городом и Киблою к которой все спешат на поклоненье, а само поклонение перенесётся в Мекку. Но Христос, продолжая беседу с самарянкой, говорит в стихе 23 и 24. „Грядет час, и ныне есть, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною: ибо Отец таковых ищет, поклоняющихся Ему. Дух есть Бог: и иже кланяется ему духом и истиною достоит кланятися”. Христос при этом Сам изъясняет значение Своих слов, говоря, что истинное и приемлемое поклонение совершенно независимо, от места, где оно совершается, но зависит от настроения сердец поклоняющихся Богу. Этими словами Христос отменяет и уничтожает возможность поклонения Богу, связанного с определённым местом. Истинная Кибла на земле – это поклонение Отцу духом и истиной.

8. Евангелие Иоанна XIV, 30. „Грядет сего мира князь”. Многие мусульмане смотрят на эти слова Христа, как на предсказание пришествия Мохаммеда. Но контекст речи показывает, что Христос говорит здесь не о пророке, имеющем прийти после Него, потому что Он непосредственно прибавляет к прежним словам: „и во Мне не имать (мира князь) ничесоже”. Это показывает, что личность „князь мира” враждебна всему доброму; следовательно, этот князь вовсе не есть какой-либо пророк. Затем, если мы сравним другие места Писания, в которых это или другое соответственное этому титло даётся известному лицу, то мы должны решить, что дело здесь идёт о сатане (см. Луки X, 18; Иоан. XII, 31; XVI, 11; 2 Коринф. IV, 4; Ефес. II 11, 2; VI, 11, 12).

9. Еванг. Иоан. XIV, 16, 17, 26; XV, 26; XVI, 13 и др. Предмета здесь Дух-Утешитель, Параклет. Мусульмане утверждают, что „Параклет”, упоминаемый Христом в Евангелии Иоанна, есть Мохаммед, Они фантазируют, что название это получилось простым переводом слова. Они утверждают, что пророчество о ниспослании Духа-Утешителя от Отца исполнилось на Мохаммеде, потому что он получил Коран от ангела Гавриила, а по верованиям и фантазиям мусульман ангел Гавриил и есть Святой Дух, который принёс свидетельство о Христе (Иоан. XV, 26) и прославил Его (Иоан. XVI, 14), как пророка, как рождённого от Девы, как Творца чудес, как восшедшего на небеса, не вкусившего смерти, как не Сына Божия и никогда не имевшего притязания быть таковым, как имеющего принесённое ему Евангелие. Первые христиане думали, что Христос обещал послать им, подобного Ему, Великого Пророка, как утверждают это и мусульмане. Что такое верование было распространено между первыми христианами, ясно из того факта, что известный еретик Манес, тщеславно объявил себя Параклетом Утешителем, и это дерзкое хвастовство Манеса было принято многими христианами, как исполнение пророчества о ниспослании Духа-Утешителя. Но совершенно нелепо и невозможно для какого-либо учёного или просто для человека, тщательно изучающего Новый Завет, принять такое объяснение слов Господа Иисуса Христа, выраженных в Евангелии.

Невозможно – вот почему:

Прежде всего, слово „Параклет” совершенно не даёт чего-либо подобного имени Мохаммеда. Слово „Параклет” означает ободряющее, поддерживающее, опора, значит также и защитник, ходатай. Эти титла совершенно не подходят к „Пророку с мечом”, и самый Коран отрицает от него титло „ходатая”, свойственное одному Богу (сура XVII, ст. 56; IV, ст. 83). Поэтому Мохаммед не может быть назван Параклетом.

В Новом Завете титло Параклета прилагается только к Святому Духу, как, например, в главах Иоан. XIV, 16, 17, 26; XV, 26; XVI, 13, а также и в применены к Христу (Иоан. XIV, 16; см. 1Иоан. II, 1).

Параклет, о котором в цитируемом нами месте говорит Христос, не есть человек, но дух, Дух

Истины, Невидимый. Он пребывал с учениками Христа и был в их сердцах (Иоан. XIV, 17; XVI, 14).

Он был посылаем Христом (Иоан. XV, 26; XVI, 7), что мусульмане не могут допустить в

отношении к Мохаммеду.

Дело Духа-Утешителя – не собирать армию и одерживать победы земным оружием, а обличать мир (людей) о грехе, о правде и о суде, т. е. о грехе неверия во Христа (XVI, 9).

Учение Духа-Утешителя, не в прославлении себя самого, а Христа: не о себе бо глаголати имать, но елика аще услышит глаголати имать (Иоан. ХIV, 14, 15) от Моего приимет и возвестит вам.

Дух Истины, Дух-Утешитель наставит людей, что отрицание истины Сыновства Христа, которое он подтвердил клятвой (Мф. XXVI, 64) и сопротивление верованию в Его Божественную природу, о которой, как мы видим, находится учение, как в Ветхом, так и в Новом Завете (напр. у Исаии IX, 6, Псал. XLV, 6; Иоан. X, 30; Евр. I) – это не прославление Христа, а сопротивление Ему.

Дух Истины, Дух-Утешитель научает, что Христос был распят и умер на кресте этим искупил от грехов весь мир, и что отрицать какое-либо из жизненных учений всей Библии (Ис. XXI, Исаии LII, 13 и LIII; Mф. XX, 19 etc.) есть страшный грех, не прощаемый. От одного факта крестной смерти И. Христа зависит искупление и спасение всех людей.

Дух Истины, Дух-Утешитель научает, что отрицание распятия и крестной смерти Господа Иисуса означает в то же время отрицание и Его воскресения из мёртвых, на котором зиждется вся христианская вера (1 Коринф. XV, 17–19).

Если, таким образом, Мохаммед противоречит Евангелию в этом и в других основных учениях, и этим в крайней степени противится вере, которой научил Христос и которую Он преподал Своим ученикам, заповедав им учить все народы (Мф. XXVIII, 18–20), то уже решительно представляется невозможным сказать, что Мохаммед исполнил пророчество о том, что Параклет напомнит апостолам обо всём, чему учил их Сам Христос (Иоан. XIV, 26).

Ссылка на нелепое притязание Манеса быть Параклетом-Утешителем, – ссылка, сделанная для доказательства того, что Мохаммед был именно таким – Параклетом-Утешителем – это очень странный путь аргументации. Если бы мы, христиане, сравнили Мохаммеда с Моисеем, а Коран с Артангом¹⁴⁶, о каковой книге Манес с нелепым тщеславием говорил, что она получена им с неба и что равной этой книге нет другой книги в мире, то наши мусульманские братья были бы сильно оскорблены этим. Положим, что автор этих страниц тщательно воздерживается от такого сравнения. Но ясно, что основательно знакомые с богословской наукой христиане отказались принять учение Манеса главным образом потому, что они знали: 1) что пророчества, относящиеся к Параклету, по своему существу не могли быть исполнены человеком, а только Духом Святым, и 2) что пророчества эти уже исполнились через сошествие Святого Духа, в пятидесятый день после крестной смерти Христа (Деян. II, 1–З6). Это показывает, что учение Нового Завета было так же точно и верно, как и в наше время. Пророчества Христа относительно лжепророков, имеющих явиться после Него, отклонили христиан от таких лжеучителей (Мф. XXIV, 11 и 24; Марк. XIII, 22; срав. Мф. VII, 15). Предостережённые цитированными местами из Евангелия, христиане отказались принять Манеса, которого мусульмане также считают ложным пророком.

Параклет обитал в сердцах всех верующих христиан (Иоан. XVI, 14; срав. 1 Коринф. VI, 19; Римл. VIII, 9), которые не могли говорить о Мохаммеде.

Христос обещал, что Параклет, Святый Дух (Иоан. XIV, 26), должен сойти с небес на учеников, немного дней спустя после вознесения Его на небо (Деян. I, 5) и повелел им не начинать проповеди Евангелия в мире (Мф. XXVIII, 19, 20), пока Параклет не сойдёт на них, но оставаться в Иерусалиме, пока не исполнится это обещание (Луки XXIV, 49; Деян. I, 4, 8). Значило ли это, что апостолы должны были ждать, пока не осуществится притязание Мохаммеда сделаться пророком, спустя почти 600 лет? За это время все действующие лица должны были умереть. И христиане знают, что обетование Христа исполнилось в день Пятидесятницы (Деян. II), вскоре после вознесения Его на небо. Тогда-то, в правильном разумение своего долга, они начали свой труд проповеди Евангелия во всём мире. Таким образом, ясно, что в обещании сошествия Параклета мусульмане не могут находить какого-либо отношения к Мохаммеду¹⁴⁷.

„О сем познавайте Духа Божия и духа лестча: всяк дух, иже исповедует Иисуса Христа во плоти притедша от Бога есть”. Другие говорят, что и Мохаммед учил о Христе, как „пришедшем во плоти”, и учил так потому, что отрицал во Христе божество, утверждая, что Христос был только человеком. Но выражение „прийти во плоти” составляете лишь бессмысленную фразу, если прилагается только к человеку. В Действительности, стих этот осуждает воззрение еретиков докетов, которые признавали у Христа только призрак тела, а не реальное тело. Верование, что Христос был только человеком, осуждено в этом именно соборном послании Иоанна в самых сильных выражениях (1Иоан. II, 22, 23; V, 5, 9–13, 20). Отсюда должен быть сделан вывод (на основании 1Иоан. IV, 2, 3), вовсе не подтверждающей в каком бы то ни было отношении притязание Мохаммеда.

Послание апостола Иуды (14,15) тоже останавливает на себе внимание мусульман и неразумное толкование рассматриваемого места. Некоторые из них отваживаются утверждать, что „Господь” (в тексте славянском: се приидет Господь в тьмах святых ангел Своих) здесь означает Мохаммеда и что далее слова „сотворити суд” именно указывают на расправу пророка, вооруженного мечом и смело решавшего судьбы своих врагов. Но правоверный мусульманин, конечно, будет держаться взгляда, что слово „Господь” (Аль-Рабб) принадлежит в этом месте Богу, и в Коране это слово придаётся только Богу (срав. суру IX, ст. 31). Пророчество Эноха, которое цитируется Иудой, относится ко второму пришествию Христа, когда Он будет судить весь мир (Дан. VII, 13, 14; Мф. XXIV, 29–51; 2Солун. I, 6–10; Откр. I, 7; XIX, 11–21). Слово „Господь” часто прилагается к Христу в Новом Завете и прилагается правильно, как мы поучаемся в этом из послания к Филиппийцам II, 9–11.

Откров. Иоан. II, 26–29: ,,И побеждающему и соблюдающему дела Моя до конца, дам ему власть на языцех: и упасет я жезлом железным, яко сосуды скудельничи сокрушатся, яко же и Аз приях от Отца Моего: и дам ему звезду утреннюю”. Некоторые мусульмане имеют притязание видеть в приведённом тексте предсказание о „пророке с мечом”. Но если допустить в подобном взгляде правильность, то следовало бы думать, что Мохаммед получил свою силу от Христа, потому что он держит дела Христа, т. е. повинуется всегда Его повелениям. Мусульмане считают Мохаммеда пророком высшим, чем Христос, и следовательно в действительности не могут веровать, что слова эти относятся к Мохаммеду. Должно заметить, что лицо, говорящее в этих стихах, есть Христос и что Он говорит о Боге, как о Своём Отце. Значение стиха станет очевидным через сравнение его со стихами: 7, 11, 17 и в главе III с стихами 5. 12 и 21, в которых фраза: „тот, кто побеждает (,,побеждающий”), повторяется неоднократно. Контекст показывает, что обещанное есть общее, дающееся каждому, кто одерживает победу, и что победа эта не над людьми, а над собственными грехами каждого, над искушениями мира, плоти и дьявола.

Таковы все важные места (которые нами перечислены), которые, по предположению мусульман, содержат в себе пророчества, относящиеся к Мохаммеду. Но оказывается совершенно ясно, что, ни одно из указанных мест не даёт предсказания об Аравийском пророке. Новый Завет не представляет таких предсказаний и приводит нас к иному решению вопроса с христианской точки зрения, ещё до второго пришествия Христа на землю и совершенного установления Его вечного царства. Выставляемые мусульманами доказательства божественного посланничества Мохаммеда оказываются, таким образом, совершенно разбитыми и уничтоженными, как прах. Конечно, верно, что известный народ был удивлён и поражён следующими словами в Откровении Иоанна (IX, 4): „И речено бысть им, да не вредят травы земныя, ни всякаго злака, ни всякаго древа, но человеки точию, иже не имут печати Божия на челах своих”. Это изречение свидетельствует нам, что пророчество, заключающееся здесь, действительно, исполнилось в то время, когда калиф Абу Бекр выслал мусульманские войска для завоевания Сирии. Весьма замечательно, что у двух арабских историков, которые оба были, вероятно, незнакомы с цитируемым здесь местом, даётся отчёт, напоминающий черты 4-го стиха IX главы Откровения Иоанна. Шейх Джалялддин Союти¹⁴⁸ говорит, что Абу Бекр, назначив Язида-ибн Аби Суфийяна командиром армии, отправлявшейся в Сирию, сказал ему: „Вы не должны убивать женщину, или дитя, или дряхлого старца; вы не должны срубать плодовых деревьев; вы не должны опустошать возделанную землю; не должны убивать овцу или навьюченный скот, исключая случаев, когда это необходимо для пищи; вы не должны ни срубать финиковую пальму, ни сжигать ее: да не будет никто из вас вероломен и коварен”¹⁴⁹ Катибуль Вакиди также даёт отчёт об этом, но в более пространной форме. Он рассказывает, что по этому (описанному) случаю Абу Бекр сказал Язиду: „Если вы одержите победу над вашими врагами, то не убивайте юношу, или очень стараго человека, или женщину, или ребенка, не приближайтесь к финиковой пальме, не сожигайте засеянной нивы, не срубайте плодовых деревьев, не убивайте животных, если только животныя не служат для пищи; не обманывайте в том случае, если у вас сделан договор; не нарушайте условий, если вы заключили мир. Если проходите мимо подвижников, живущих в кельях, мимо монахов, которые убеждены в том, что они служат Богу, то оставляйте их одних в покое; они не скрываются от Него; они довольны, что пребывают с Ним; и вы не разоряйте их келлий и не убивайте их... Но вы найдёте другую общину, представляющую собою сатанинскую секту поклонников креста, которые стригут средину своих голов, покаместь их (головы) не сделаются, как это и бывает, гнездом птицы Ката¹⁵⁰. Рубите им головы вашими мечами посредине, пока они не обратятся в ислам или дадут из своих рук подать (джизья) и будут покорны. И я поручаю вас Богу¹⁵¹. Нет сомнения, что сходство между пророчеством книги Иоаннова Откровения и приказом, данным арабам, отправлявшимся в поход из земли, кишащей саранчой, весьма большое. Но место это в Иоанновом Откровении ничего не содержит в себе касательно пророка и таким образом не может служить поддержкой Мухаммедовых притязаний. Правоверный мусульманин не может соединить с чтением этого места какого-либо удовлетворения, если бы даже сделать уступку мнению некоторых мусульман, что пророчество это исполнилось не много лет спустя после смерти Мохаммеда.

В числе условий веры и благочестия Кораном положительно заповедуется вера в ангелов: „Благочестивые те, которые веруют в Бога, в последний день, в ангелов”... (2, 172). И в другом месте: „каждый мусульманин верует в Бога, в ангелов Его”... (2, 285). Наконец, „кто отвергает веру в Бога, в ангелов Его... тот заблудился крайним заблуждением” (4, 134).

Как положительное предписание Корана, вера в ангелов предписывается и мохаммеданской догматикой. Самый авторитетный для российских мохаммедан и вообще для суннитов, законовед Абу-Ханифа выразил в следующих словах исповедание ислама: „я верую в Бога, в ангелов Его” и проч.

Словом, вера в ангелов составляет один из основных догматов мохаммеданского вероучения и признание, исповедание этого догмата сближает мусульманина с христианами, хотя учение Корана об ангелах не во всех подробностях согласно с св. книгами христиан. Это различие объясняется тем, что на учении Корана об ангелах отразилось не только влияние Талмуда, христианских и иудейских еретиков, но я арабско-языческие верования.

В Коране нет определенного указания на происхождение ангелов¹⁵³, но несомненно, что Мохаммед считал их творениями Бога, как единого Творца всего существующего¹⁵⁴.

Хотя в Коране нет определённого указания на время, когда сотворены были ангелы; но необходимо заключить, что ангелы были сотворены прежде человека: Бог перед сотворением человека советовался об этом с ангелами, следовательно, уже существовавшими: „Вот, сказал Господь твой ангелам: Я поставлю на земле наместника. Они сказали: ужели Ты поставишь на ней того, кто будет делать непотребства на ней и будет проливать кровь, тогда как мы воссылаем славу Тебе и превозносим Твою святость. Он сказал: Я знаю то, чего вы не знаете” (2, 28). После такого совещания с ангелами Бог и сотворил человека, как нужно предполагать это по мысли Корана, потому что в следующих стихах Бог уже научает Адама именам всех существ (2, 29–30). По словам Рабгузы, ангелы были сотворены в четверг, вместе с раем и адом, а Адам в пятницу, когда был установлен пост¹⁵⁵.

Такое утверждение Рабгузы о сотворении ангелов именно в четверг можно объяснить простым соображением: в субботу Бог уже не творил; Адам, как последнее создание Божие, появился в пятницу, а ангелы, следовательно, в четверг. Но самый совет Бога с ангелами относительно сотворения человека носит на себе явные следы талмудического толкования библейского текста (Быт. 1, 26). В Талмуде говорится, что Бог при сотворении мира советовался с небесной семьей¹⁵⁶. По другому талмудическому рассказу, Бог во время самого творения человека созвал всех высших и низших духов, чтобы каждый из них подарил что-нибудь человеку. Таковой смысл, по толкованию талмудистов, имеют слова: сотворим человека (Быт. 1, 26). Дьявол не только не дал ничего человеку, но старался лишить его и Божия благодеяния, за что Бог самому дьяволу не дал никакой формы, почему он остался нагим¹⁵⁷. Коран, таким образом, не только уклонился от библейского учения, но не воспроизвёл вполне и талмудических рассказов.

Точно также сбивчиво учение Корана и о природе ангелов. Ангелы представляются в Коране личными существами, отличными от человека¹⁵⁸, но природа ангелов не определяется точно, что восполнили уже позднейшие мохаммеданские богословы... В катехизисе Биргили ангелы описываются телами тонкими, могущественными и бесполыми: между ними нет мужского и женского пола; они не нуждаются в пище и питии¹⁵⁹. Также и Таджиддин говорит, что ангелы невидимы для наших глаз, что они не женщины и не мужчины и что Бог сотворил их, не имеющими похоти¹⁶⁰.

В какой степени из приведённых определёний можно выводить духовность ангелов, решить трудно: с одной стороны, они, в противоположность людям, облеченным плотно, называются невидимыми и представляются не имеющими страстей, различия полов и не нуждающимися в пище и питии, как учит об этом и христианство¹⁶¹; с другой стороны, они всё-таки называются телами, хотя тонкими и могущественными. Выражение Биргили „тела тонкия” нужно понимать не только в том смысле, что духовность ангельской природы имеет свои границы, сравнительно с природой Божественной, но и что ангелы, как существа ограниченные, необходимо определяются местом и временем, как учат об этом св. отцы христианской Церкви¹⁶².

Таджиддин, признавая ангелов невидимыми, утверждает, что они имеют различные образы, именно: некоторые имеют образ человеческий, некоторые вид лошади и коровы, некоторые вид орла и льва; у некоторых ангелов два крыла, а у иных три, у других четыре, у некоторых сто, а у иных тысяча¹⁶³. Что представление Таджиддина, по крайней мере, о крыльях ангелов не произвольно, это видно и из Корана, где говорится: „хвала Богу, Творцу небес и земли, назначающему посланниками ангелов, имеющих по два, по три и по четыре крыла”¹⁶⁴. Байзави прибавляет к этому, что у ангела Гавриила в ночь вознесения Мохаммеда на небо (Миградж) было шестьсот крыльев¹⁶⁵.

Мохаммеданские богословы не говорят, что подобные выражения нужно понимать в смысле переносном; поэтому, как из христианского учения об ангелах, представляющихся бесплотными духами, совершенно естественно вытекает заключение, что они не могут даже умирать; так из учения Корана об ангелах выводим совершенно противоположное. „Прозвучит труба (пред окончанием мира) и умрет все, что на небе и что на земле... кроме тех, кого пожелает Бог оставить в живых”¹⁶⁶. Байзави, объясняя выражение Корана: „кроме тех, кого пожелает Бог”, говорит, что здесь разумеются: Гавриил, Михаил и Исрафил, потому что они умрут после других существ¹⁶⁷. Следовательно, по кораническому представлению, ангелы, в противоположность христианскому учению, могут умирать и действительно умрут, хотя и оживут в день всеобщего воскресения¹⁶⁸. Из христианского учения об ангелах, как бесплотных духах, также естественно выходит другое заключение, что ангелы по своему достоинству пред Богом выше людей. В книге псалмов определённо сказано, что человек умален малым чем от ангелов¹⁶⁹, а в св. книгах Нового Завета Богочеловек сравнивается не с людьми, а с ангелами, как более высшими существами¹⁷⁰; в Коране же и догматическом богословии мусульман утверждается, что люди выше ангелов¹⁷¹. Ту же мысль находим и у Таджиддина¹⁷².

Не указывая пока дальнейших противоречий учение Корана самому себе в этом именно пункте, заметим, что не сам Мохаммед измыслил своё представление об ангелах, как низших существах, сравнительно с человеком. Указание на существование подобного представления мы находим ещё у Оригена, который в своём толковании на Евангелие Матфея (гл. 13, ст. 41–42 и 49–50) замечает, что некоторые считают людей выше ангелов; но не все однако же люди по этому мнению выше ангелов, а только те, которые спасаются во Христе, потому что Бог посылает ангелов для того, чтобы избавить праведников от сообщества их с грешниками¹⁷³. Эта мысль вместе с выражением св. апостола Павла: „Когда Бог вводит Первороднаго во вселенную, говорит: и да поклонятся Ему все ангелы Божии”¹⁷⁴, могла быть известна Мохаммеду, который отнёс выражение „Первородный” не к Иисусу Христу, как учит христианство, а к первосозданному человеку, Адаму. Мохаммед так говорит в Коране: „Мы (Бог) сотворили вас и дали вам тогда определённый образ. В то время Мы сказали ангелам: поклонитесь Адаму! И поклонились они, кроме Иблиса; он не был в числе поклонившихся”¹⁷⁵. У Рабгузы говорится, что Бог по особой причине сказал ангелам: „подлинно, Я лучше знаю то, чего вы не знаете”, когда Он хотел сотворить человека, имевшего произвести беспорядки на земле и пролить кровь... Именно Бог знал, что от сынов Адама должен произойти Мохаммед, ради которого сотворены два мира и все предметы, и сказал: „Я знаю, что он будет Моим другом, а вы не знаете этого”¹⁷⁶. Придавая такой смысл словам, сказанным Богом ангелам, автор „Рассказов о пророках” как бы отклоняет от себя естественное со стороны христианина возражение. По представлению мохаммеданства, ангелы сотворены были из так называемого „Мохаммедова света”¹⁷⁷, именно из тончайшей и благороднейшей его части, называемой светом, а Адам был сотворен из земли и таким образом даже по происхождению своему был ниже ангелов, хотя душа его, как пророка, была одного достоинства с ангельской природой. На низшее происхождение Адама, сравнительно даже с джиннами, указал Иблис и не захотел по этой причине поклониться Адаму¹⁷⁸. Как бы отвечая на подобное возражение Рабгузы, в особенную заслугу человеку ставим то, что Мохаммед, этот друг Божий, произошёл не от ангелов, а от людей.

Таким образом, как во времена Оригена были некоторые, считавшие спасаемых во Христе людей высшими существами, сравнительно с ангелами, так и в Коране высказан взгляд, что ангелы поклонились Адаму, не как первородному, в христианском смысле, а по тесной связи рода человеческого с позднейшим „другом Божиим” – Мохаммедом.

Не менее своеобразности встречаем мы в кораническом учении о числе ангелов и различных степенях их. Христианские богословы, допуская на основании священного Писания¹⁷⁹ необычайное множество ангелов, не пытались определить в точных цифрах число их¹⁸⁰; мохаммеданские же богословы напротив, в точных цифрах определяют самое число ангелов. Ибн-Аббас утверждает, что число всех ангелов в три тысячи раз больше числа всех людей и пери вместе. По словам других мусульманских богословов, число „приближённых к Богу ангелов определяется в 70000 рядов, из которых в каждом ряду 70000 ангелов¹⁸¹. Все эти четыре тысячи девятьсот миллионов ангелов, „приближенных к Богу”, находятся около престола Божия и совершают кругом его обходы. Над ними восемь начальников ангелов. Эти восемь ангелов понесут в день всеобщего воскресения престол Божий¹⁸². Можно думать, что представление мохаммоданства о приближённых к Богу ангелах сложилось под влиянием талмуда, по учению которого девяносто миллионов ангелов постоянно находятся пред престолом Шехины¹⁸³, а восемь начальствующих ангелов, которые называются великими ангелами, сопровождают солнце во время его течения¹⁸⁴.

Таким образом, по учению Корана, не все ангелы находятся в одинаковой близости к Богу, а имеют различные знания, как учит об этом и христианство. „Хотя все ангелы, говорит Таджуддин, служат Богу и исполняют Его закон, однако некоторые из них находятся ближе к Господу своему, нежели другие, подобно людям: между людьми пророки ближе к Богу Всевышнему, нежели святые, а святые ближе, нежели обыкновенные люди”¹⁸⁵.

В Коране не говорится о девяти чинах ангельских, известных христианству, но в катехизисе Пиргили, согласно с Кораном, перечисляются следующие разряды их: ангелы – приближённые к Богу, ангелы – посылаемые¹⁸⁶, ангелы – распоряжающееся, посредством которых нисходят повеления Божие относительно небес и земли¹⁸⁷; ангелы – стоящие вечно в небесах перед Богом Всевышним; ангелы – вечно преклонённые перед Богом Всевышним¹⁸⁸; ангелы – вечно поклоняющиеся Богу Всевышнему¹⁸⁹; ангелы–охраняющие сынов Адама¹⁹⁰; ангелы – записывающие дела сынов Адама добрые и злые. Они почтенные писцы и называются ангелами помнящими¹⁹¹. Ангел Гавриил уполномочен на откровения пророкам. Он нисходит с неба на землю в самоё кратчайшее мгновение часа¹⁹², Ангел Азраил уполномочён брать все души (при разлучении их от тела). Исрафил перед концом мира вострубит в трубу, подобную великому рогу. В Коране вместе с Гавриилом упоминается ещё Михаил и оба они называются посланниками Божьими¹⁹³.

Кроме того Коран упоминает ещё двух ангелов: Мункира и Накира, которые являются к умершему мусульманину, когда его положат в могилу, оживляют его труп и производят над ним частный суд¹⁹⁴. Девятнадцать ангелов стерегут ад¹⁹⁵; ангел Малик распоряжается адскими муками¹⁹⁶; два ангела – Гарут и Марут научили людей волшебству¹⁹⁷.

Так описываются в Коране и преданиях разные роды ангелов и их занятия. Некоторые частности этого учения объясняются из христианских священных книг, а некоторые – из талмуда. Так „приближенных к Богу ангелов” Гурлянд называет херувимами – именем, известным христианству и талмуду¹⁹⁸. Ангелы-посланники известны в талмуде, как особенный класс¹⁹⁹, тогда как в Коране с этим именем известны только Гавриил и Михаил, которые в христианских апокрифах называются начальниками ангелов²⁰⁰.

Занятие ангела Малика и девятнадцати стражей ада известны талмуду, как и занятие Мункира и Накира; только в талмуде имена ангелов другие, подобно тому, как мохаммеданский ангел смерти носит своё имя, отличное от ангела смерти талмудистов²⁰¹. Отношение ангелов к Богу определяется следующими изречениями из Корана

Отношение ангелов к Богу определяется следующими изречениями Корана: „Ему воздают хвалу гром и ангелы из страха перед Ним” (13, 14). „Они славословят Его и ночью и днем” (21, 20). „Носящие престол Его и стояние окрест Его славословят Господа своего, веруют в Него и просят у Него прощенья верующим” (40, 7). „Небеса едва не расторгаются в своде своем, когда ангелы славословят Господа своего и просят прощения тем, которые на земле” (42, 2). Ангелы – высокие слуги Бога. Они не упреждают его в слове, а делают то, что Он повелевает... и ходатайствуют только за тех, за кого Бог благоволит. От страха перед Богом ангелы трепещут (21, 26–29). Ходатайство своё о прощении верующих ангелы выражают в таких словах: „Господи наш! Ты на все простираешь свою милость и свое знание. Прости тем, которые в покаянии обращаются к Тебе и идут по пути Твоему; сохрани их от мучений в геенне” (40, 7). При конце мира ангелы будут сопутствовать Богу и составлять славу Его (2, 206; 89, 23; 25, 24–27), как об этом говорится и в Евангелии (Мф. 25, 31; Лук. 21, 27).

Приведённые из Корана тексты совершенно сходны с христианским учением об ангелах, за исключением позднейшего разъяснения мусульманских богословов о языке ангелов. В отливе от христианской догматики, учащей о бестелесных, умных устах ангелов²⁰², мусульманские богословы утверждают, что язык ангелов арабский, в подражание талмудистам, которые говорят, что для ангелов единственно приличным языком служит еврейский язык²⁰³. Только мусульмане не допускают взаимных разговоров ангелов между собой, приписывая им единственное славословие Бога (Зикр), а побуждением к славословию выставляется страх: „Богу воссылают хвалы гром и ангелы”²⁰⁴. Сопоставление в этом ангелов с громом указывает на своеобразное мышление Мохаммеда, стремившегося доказать своим соотечественникам величие и господство Бога над всеми тварями, представить Его одного достойным поклонения и прославления и страшным для всех существ. Этого требовала психология араба, отличавшегося редким самосознанием и непокорством: „Богу поклоняется, говорится в Коране, кто на небесах и на земле, добровольно или против воли, и тени их утром и вечером” (13, 16) .

Решительно и с горячностью восставая против недоверия своих соотечественников в единство Божие и в посланничество самого его, Мохаммед угрожает им, что если они не будут веровать ему и умрут в своём неверии, то над ними будет проклятие Божие, проклятие ангелов и всех людей (2, 156). Таким образом, по учению Корана, ангелам и людям приписывается несвойственное им положение наряду с мстительным Богом, которому в других местах приписывается милосердие к людям.

Вместе с тем ангелы описываются слугами человека во время земной жизни его; они везде сопровождают человека, пока, наконец, не настанет смерть его (6, 61). Это ангелы – спутники человека, сопровождающие его, наблюдающие за его поступками и записывающие их (82, 10–11; 86, 4). Каждому человеку даются два таких ангела-спутника, из которых один сидит на правой стороне, другой – на левой²⁰⁵, и ни одного слова не скажет человек, без контроля такого наблюдателя (50, 16–17). Столь бдительное наблюдение ангелов-спутников человека ограничивается точной записью человеческих деяний; ходатайствовать перед Богом о прощении людей могут только приближённые к Богу ангелы (40, 7), но под условием Божи1я соизволения на это (53, 26). Очевидно, в этом случае, Мохаммед не вполне усвоил себе взгляд Библии и новозаветных писаний на ангелов хранителей²⁰⁶.

Как слуги Божии, ангелы в одно время посылаются верующим в помощь против врагов, а в другое время для наказания нечестивых. Так в Бедрской битве за мусульман сражались тысяча ангелов (8, 9), которые поражали врагов Мохаммеда по шеям и хребтам, по лицам и по концам пальцев (8, 12 и 52); для наказания неверных при Хонейни Бог также ниспослал невидимые воинства (9, 25–26).

К благочестивым людям в час смерти являются ангелы и приветствуют их словами: „Мир вам! Войдите в рай, в награду за дела ваши” (10, 34). Люди нечестивые, когда явятся к ним ангелы, будут оправдываться, заявляя: „мы не делали ничего худого”, но услышат приговор: „нет: Бог знает, что делали вы. Идите во врата геенны и оставайтесь в них вечно” (16, 30 и 31; ср. 4, 99).

Кроме этих ангелов, в Коране определённо указываются:

„Ангел смерти”, который является к умирающим, отделяет душу от тела и заставляет их умирать (32, 11). По преданию, его имя – Азраиль.

Особые два ангела истязают грешников в могиле, тотчас после похорон умершего (47, 29). В Коране не названы имена этих двух ангелов, но имена их точно известны Мункир и Накир.

Адом распоряжается особый ангел Малик, который ведает муками грешников (43, 77) вместе с 19 стражами ада (74, 30). Они описываются в Коране суровыми, лютыми (66, 6 ср. Еванг. от Матф. 14, 49–51).

Один ангел, также не названный в Коране, вострубит в трубу перед кончиной мира. Это – Исрафил²⁰⁷.

Ангелы Гавриил и Михаил выделяются из сонма ангелов (2, 92). Ангел Гавриил считается вестником Божиих откровений всем пророкам и особым покровителем Мохаммеда (66, 4). Он сообщал Мохаммеду откровения Божии и оказывал особое внимание ему, как „последнему и превосходнейшему пророку Божию”: в течение жизни Мохаммеда Гавриил являлся ему 24 тысячи раз, предупреждал его и руководил каждым его движением и словом. Наконец, Гавриил явился к Мохаммеду в тот момент, когда грозный ангел смерти прилетел за душой его. Тогда Мохаммед сказал Азраилу: „подожди некоторое время, пока придет друг мой Гавриил”... Когда Гавриил пришёл и с ним 70 тысяч плачущих ангелов. Мохаммед сказал: „Друг мой, Гавриил! Где ты?” Гавриил сказал: „Гордость мира! Ангелы всех семи небес утешают тебя” и проч. После продолжительных разговоров со своим другом, Мохаммед отдал Азраилу свою душу.

Чтобы понять значение этого рассказа, нужно иметь в виду, что Азраил не послушал Адама, когда тот вздумал, было воспротивиться ему и сказал: „Мне еще рано умирать”. Азраил не обратил на слова Адама никакого внимания и взял душу его... Насколько, следовательно, Мохаммед выше Адама в глазах мусульман...

Таким образом, в главных чертах учение Корана об ангелах согласно с Ветхозаветным и Новозаветным откровением; но в то же время на этом учении отразилось и влияние талмуда, как, например, в представлении о превосходстве людей перед ангелами. При этом возникают вопросы: если ангелы ниже человека по своему достоинству в глазах Божиих, то как могут они помогать, а в иных случаях и господствовать над людьми? Ещё более: как низшие существа (ангелы) могут ходатайствовать за высших (за людей) перед Богом, умоляя Его о прощении грехов людям, живущим на земле. Казалось бы, что ангелы, как существа, живущие на небе и безгрешные, должны быть выше существ грешных и живущих на земле... Но мусульманские богословы рассуждают в этом случае так: 1) Бог Всевышний заставил ангелов поклониться пророку Адаму; следовательно, Адам был выше ангелов. 2) Люди учёнее ангелов; учёность пророков, бывших из людей, больше ангельской. 3) Пророки, бывшие из людей, совершали своё служение Богу с затруднением, а для ангелов затруднений нет. 4) Люди веруют в рай и ад, не видя их; ангелы же видят, а у каждого не видевшего и уверовавшего есть преимущество пред видящим и верующим²⁰⁸. 5) В Коране сказано: „Бог из среды миров избрал Адама, Ноя, род Авраама и семейство Имрана (3, 30), т. е. отличил их... Этими доказательствами подтверждается, что пророки из людей выше ангелов; философы и дагрийцы (сектанты, веровавшие в образование мира из атомов), говорят, что ангелы выше людей, но слова их пустые...

На каком основании в Коране Адаму приписано высшее достоинство сравнительно с ангелами, объяснено выше: Мохаммед усвоил себе еврейско-талмудический взгляд на ангелов, а не христианские (Евр. 1, 3–8). Под тем же талмудическим влиянием в Коране названы два ангела – Харут и Марут, которые занимались в Вавилоне волшебством и обучали жителей способам разлучения мужей от жён (Коран 2, 96), о чём у Рабгузы рассказывается так; „Когда Каин убил Авеля, ангелы сказали: Господи! не говорили ли мы Тебе об этом прежде сотворения Адама? Бог сказал: „не вините сынов Адама; если бы у вас были такие же страсти, как у них, то и вы поступили бы также”. Ангелы сказали: „Сохрани Боже! мы не поступим таким образом”. Бог сказал: „для испытания пошлите из среды своей на землю того, кто из вас особенно учен и богомолен”. Ангелы выбрали трёх: Аззу, Азаю и Азаила. Бог предоставил их самим себе, но вскоре один из них раскаялся, и Бог оставил его на небе, а остальным двум ангелам Он сказал: „Идите на землю и совершайте там молитвословия, удерживайтесь от грехов, держите правый суд над людьми, насилия не творите, вина не пейте, не любодействуйте, в течение дня соблюдайте пост, а ночью... ночью возноситесь на небо, гд*е будете молиться до зари”. Бог дал каждому из них перстень, на которых было вырезано „великое имя”. После того ангелы спустились на землю. Здесь к ангелу Аззе пришёл муж, поссорившийся со своей женой. Вместе с ним пришла и жена. Азза, увидя женщину, прельстился её красотой и сказал ей: „я решу дело в твою пользу, если ты останешься со мной”. Женщина согласилась; но муж остался недоволен этим ангелом и пошёл с женой к другому ангелу – Аззае. Этот так же, как и Азза, почувствовал склонность к женщине и сказал ей: „если придёшь ко мне, я разведу тебя с твоим стариком”. Женщина дала обещание... Через некоторое время оба ангела пришли в назначенное для свидание с женщиной место и открыли друг другу её обещание. Пришла туда же женщина и сказала им: „я удовлетворю ваше желание, если вы или умертвите моего мужа, или напьетесь пьяными, или поклонитесь идолу, или же отдадите мне находящееся на ваших пальцах перстни”... Ангелы стали рассуждать: „если мы отдадим ей наши перстни, то не войдём на небо; если умертвим человека, то совершим большой грех, а если напьемся вина и потом покаемся пред Всевышним Богом, то Он простит нас”. Рассудивши, таким образом, они напились вина и опьянели. Тогда пришёл муж той женщины и, увидев их пьяными, угрожал донести об этом городскому муфтию и казию²⁰⁹. Ангелы умертвили мужа и совершили беззаконие с его женой. Женщина воспользовалась опьянением ангелов, сняла с них перстни и вошла на небо. Имя этой женщины Зухра²¹⁰.

Когда посланные на землю ангелы Азза и Азая согрешили, Бог сказал находящимся на небе ангелам: „отворите небесныя двери и посмотрите на ваших ученых и богомольцев”. Все ангелы поклонились Богу и сказали: „мы приносим Тебе покаяние; Ты Всеведущий, Ты милосердный”. Азза и Азая отправились к пророку Идрису (Эноху) и сказали: „О, Идрис! походатайствуй за нас пред Богом, чтобы Он простил нас”. Идрис помолился, но Бог сказал: „Идрис! не проси за них предо Мною, а спроси их, изберут ли они себе за свой грех наказание в здешнем мире, или мучение в будущей жизни”. Идрис спросил их об этом, и они отвечали: „Идрис! ты знаешь, какое мучение легче, скажи, – мы то и выберем”. Идрис сказал: не выбирайте мучения в будущей жизни, а соглашайтесь на наказание в этом мире, потому что впоследствии вы будете спасены; а если вы изберете мучение в будущей жизни, то вечно будете мучиться”. Они выбрали мучение в настоящей жизни. Тогда, по велению Бога Всевышнего, явился ангел Гавриил и повёл к колодцу Бабиль. Там они были повешены вниз головой на конском волосе. Произошло это между вечерней молитвой и наступлением сумерек. Там они будут висеть до всеобщего воскресенья. Тогда же Бог вместо прежних имён Азза и Азая – дал им новые имена: Харут и Марут.

Такое учение о происхождении волшебства от ангелов, а не от падших духов, как учит об этом христианство, есть изобретение талмуда и заимствовано Кораном у последнего. Гебраист Гейгер, в объяснение слов Корана (2, 96), на которых основан приведённый рассказ Рабгузы, приводит следующий рассказ из талмуда: „Рабби Иосифа спросили его ученики: что есть Азаел? Он отвечал: „когда допотопный род человеческий предался идолослужению и Бог был опечален этим, два ангела Шамгахай и Азаел сказали: „Господь мира! Мы еще при сотворении человека говорили Тебе: „что есть человек, что Ты помнишь его” (Псал. 8, 5). Но Бог сказал: „что было бы тогда с миром? – „Мы воспользовались бы им для себя, – отвечали они. – „Но мне хорошо известно, – сказал Бог, – что если бы вы жили на земле, то подчинились бы вашим страстям, и были еще хуже людей”. – „Ну, так дай нам позволение жить вместе с людьми: Ты увидишь, как мы будем святить Твое имя. – „Идите и живите вместе с ними”, – сказал Бог.

На земле Шамгазай увидел одну девушку, по имени Есефирь, посмотрел на неё и сказал: „обрати на меня свое внимание”. На это девушка отвечала: „я не обращу на тебя своего внимания дотоле, пока ты не научишь меня истинному имени Божию, при произнесении котораго мы восходим на небо”. Шамгазай научил девушку этому имени, которое она потом произнесла и вознеслась на небо. Тогда Бог сказал ангелам: „так как она избежала греха, то поместите ее между семью планетами, чтобы вы постоянно любовались ею”. Таким образом, Есфирь сделалась одной из планет (Венерой).

Потом Шамгазай и Азаел стали распутствовать с дщерями человеческими, так как они были красивы и не могли сдерживать своих страстей. После же они взяли себе жён и родили сыновей Хивва и Хиджа. Азаел стал заниматься приготовлением красок и украшений для женщин, чтобы они склоняли мужчин к сладострастным мыслям²¹¹.

По учению каббалистов, против сотворения человека возражали Богу два добрых ангела: Аса и Азаел. Бог ответил им, что грех неизбежен для людей и что даже сами они, живя на земле, не могут не согрешить. Аса и Азаел спустились на землю и соблазнились здесь красотой дщерей человеческих и потеряли доступ к небу. В наказание за это бывшие первоначально в числе старших ангелов, Аса и Азаел были прикованы громадными железными цепями к северным мрачным скалам. Цепи Асы концами своими опускаются в глубокую пропасть. От этих двух великих духов происходят все волшебства и волхвования, так что самые горы, к которым они прикованы, сделались через них царством волшебства²¹². Это – горы Кавказа (Кухи-Каф), известные мусульм. мифологии.

Приведённая легенда о происхождении волшебства ясно обнаруживает своё происхождение. Ученый догматист Тавтазани как бы чувствовал несообразность учения Корана о происхождении

волшебства от добрых ангелов с мохаммеданским же представлением об отсутствии в ангелах кюфра, т. е. сознательного преступления против веры, каким у мохаммедан считается волшебство, – и потому старается примирить противоречие мохаммеданской догматики самой себе. Он говорит: „а что касается Харута и Марута, то совершенно справедливо, что они – ангелы и что они не совершили кюфра, потому что они только споткнулись на пути вера, подобно тому, как это было и с пророками. Эти ангелы не сами волхвовали, а через них распространилось волшебство²¹³.

Несомненно, что легенда о Харуте и Маруте сложилась под влиянием армянского предания о двух почитаемых армянами идолах – Горот и Морот, как духах-покровителях горы Арарат и Аминабег. Они находились в подчинении у богини Аспандарамит. А эта богиня издавна почиталась в Иране; последователи Зороастра видели в ней „Духа Земли” и приписывали ей земное плодородие. Древние иранцы называли Горота и Морота помощниками богини Аспандарамит, низводящими на землю дождь, источник урожаев. Они имели постоянное пребывание на вершине горы Арарата, ниспосылали оттуда ливни на землю и были повелителями ветра.

Горот происходит от гэр – отец, а Морот – от мэр мать. Таким образом, Горот и Морот, спустившиеся на землю для распространения человечества, должны были побудить землю произвести соответствующие дары для этой цели.

Зухра в евр. яз. обозначается именем Иштар (Есфирь) и в еврейской форме встречается на древних вавилонских черепицах, извлечённых из развалин между Тигром и Ефратом. На этих черепицах учёным удалось прочитать вавилонскую легенду о том, что Иштар влюбилась в Джильгамиша, пришла к нему в короне, принесла подарки и в нежных выражениях упрашивала его принять её любовь, поцеловать ее и быть её мужем. Но Джильгамиш с насмешкой отверг её предложение... Тогда она вознеслась на небо и предстала пред Господом небес²¹⁴. С этим рассказом евреи ознакомились, вероятно, во времена Вавилонского плена, а талмудисты применили его к разъяснению библейского текста о сынах Божиих, соблазнившихся красотой сынов человеческих (Быт. 6, 2–4). В апокриф. „Книге Еноха” говорится, что 200 ангелов при Шамгазае сошли с неба на землю, чтобы совершить блудодеяние на земле. Шамгазай был старший между ними, а его товарищ Азазил научил людей приготовлять мечи, кинжалы, щиты и кольчуги. Они же сделали для женщин разные украшения, сурьму для подкрашивания ресниц, камни драгоценные, одежду роскошных цветов, браслеты и пр., как об этом говорится в Мидраш Ялкуте.

Евр. имя „Азазил” первоначально обозначало „козла отпущения (кн. Левит, гл. XVI). Позднейшие еврейские толкователи Библии (Холд. пер. Ионатана к кн. Бытия VI, 4 и комент. Раши к талмуду), устали разуметь под этим именем одного из ангелов, сверженных с неба во время войны титанов. У Оригена и Епифания Кипрского Азазил считается злым духом. Некоторые ученые сближают это имя с сирийским „Азиз”, обозн. планету Марс, и с египетским жен. божеством Изис – Изида²¹⁵.

Кроме ангелов в Коране упоминаются злые духи, которые, хотя прямо и не называются злыми, однако же противопоставляются ангелам, как непокорные Богу враги человека. Это так называемые джинны²¹⁶, которых признавали соплеменные Мохаммеду язычествующие арабы. „Некогда (т. е. в день всеобщего суда), говорится в Коране, Он (т. е. Бог) соберет всех их (арабов) и скажет ангелам; покланялись они вам? Они (т. е. ангелы) скажут: слава Тебе! Ты только близкий к нам, а не они... Нет, они (арабы) покланялись джиннам”²¹⁷. Уже из этих слов Корана видно, что джинны – существа отличные от ангелов, а 72-я глава Корана приписывает им все свойства существ личных, в действительном бытии которых не сомневался и сам Мохаммед²¹⁸. Вообще Коран весьма часто упоминает о джиннах и двух из них называет по имени: Ифрит²¹⁹, Иблис²²⁰. Иблис, известный в Коране чаще под именем Шайтана²²¹, считается самым главным джинном, начальником джиннов, по отношению к которому все прочие джинны называются войсками Иблиса²²², подобно тому, как в Новом Завете бесы по отношению к дьяволу называются ангелами его²²³. Кроме того, Коран называет джиннов по отношению их к Иблису поколением его²²⁴, почему у некоторых мухаммеданских авторов сам Иблис называется отцом джиннов²²⁵. Наконец, Байзави всех вообще джиннов называет шайтанами, – именем, отвечающим евангельскому выражению: бесы²²⁶ (шайтан – сатана).

Таким образом, судя по названиям, учение Корана о злых духах только по-видимому приближается к христианскому учению; на самом же деле сходство коранического учения о злых духах с христианским ограничивается почти одними только названиями, потому что в этом случае Коран уклонился от Евангелия гораздо более, чем в учении о добрых ангелах.

По учению христианства, злые духи имеют одно происхождение с добрыми ангелами²²⁷; в Коране же происхождение джиннов представляется отличным от происхождения ангелов, так как джинны составляют совершенно самостоятельный класс существ, сотворенных Богом из огня, а ангелы – из света. В Коране говорится, что джиннов Бог сотворил из „чистаго пламени огня”²²⁸. Из слов Корана видно и то, что джинны, как и ангелы, сотворены Богом прежде человека.

Мохаммеданство отрицает, таким образом, весьма важный в истории христианского откровения факт падении некоторых ангелов, которые через падение из ангелов добрых изменились в злых духов. О падении Иблиса в Коране рассказывается так: „Мы (Бог) сотворили вас (т. е. отца вашего Адама, объясняет Байзави), и дали тогда вам определённый образ. В то время Мы сказали ангелам: поклонитесь Адаму! И они поклонились, кроме Иблиса. Он не был из поклонившихся. Бог сказал: что воспрепятствовало Тебе поклониться, когда я повелел тебе? Он сказал: я лучше его: меня Ты сотворил из огня, а его Ты сотворил из глины. Бог сказал: низвергнись отсюда! т. е. с неба, или из рая. Не подобает тебе считаться здесь великим. Выйди отсюда, потому, что ты стал числе умалившихся... Он сказал: отсрочь мне до дня, в который будут воскрешены они. Сказал (Бог): ты в числе тех, которым отсрочено. Он сказал: за то, что Ты уклонил меня от правой стези, я буду делать засады им на твоем прямом пути. Я буду нападать на них спереди и сзади, справа и слева, и Ты увидишь, что многие из них будут неблагодарны. Сказал (Бог): выйди отсюда посрамленным, отверженным! Кто из них последует за тобою... вами всеми наполню Я геенну. Адам! обитай ты и супруга твоя в раю, оба вкушайте все, чего ни захотите (т. е. с какого угодно дерева), но не приближайтесь вот к этому дереву, – чтобы не сделаться вам преступными”²²⁹.

В этом рассказе, как и в прочих параллельных ему местах Корана²³⁰, Иблис представляется существующим в ангельском сонме, потому что во всех этих местах употребляется одно выражение Бог сказал ангелам: поклонитесь Адаму! И они поклонились, кроме Иблиса. Выражение: „кроме Иблиса”, а тем более само имя Иблис, то есть дьявол, даёт основание предполагать, что Иблис, согласно с христианским учением о дьяволе, был сотворён добрым, но согрешил перед Богом и ниспал на степень злого духа. Но такое закличение будет совершенно не в духе мохаммеданства. Тавтазани, объясняя текст Нясяфи²³¹ о том, что ангелы не могут грешить, как бы имел в виду подобное возражение, когда говорит: если скажут: а разве не согрешил Иблис, который был из ангелов, как это можно выводить из выражения Корана „кроме Иблиса” по закону, исключения части из целого? Мы скажем: „нет, напротив, он был из джиннов и отступил от повеления Господа своего. Он был только в положении ангелов в отношении своего богопочитания и высоты своего достоинства, но был джинн; он жил с ангелами и по справедливости был исключён из их сонма”²³². Тавтазани в данном случае выразился словами Корана, где сказано, что Иблис был из джиннов, но отступил от повеления Господа своего²³³. Кроме того, в других местах Корана сам Иблис утверждает о себе, что Бог сотворил его из огня²³⁴, как и всех вообще джиннов. Следовательно, Коран не только утверждает, но и даёт доказательство на то, что Иблис был из джиннов. У Рабгузы передается странная генеалогия Иблиса, несогласная с учением Корана о природе Иблиса: прежде Иблис имел имя – „Харис” и произошёл посредством естественного рождения от двух тварей, созданных Богом в аду, и сам жил в аду. Там он упражнялся в благочестии в течение многих лет, за что Бог вывел его из ада и поместил на земле. Когда же Иблис и на земле не оставлял своих благочестивых подвигов, то Бог поместил его на небе. Постепенно Харис был повышен Богом; постепенно поднимался он как по сферам земли, так и по небесным сферам и, наконец, оказался уже на седьмом небе²³⁵. На небе Харис был введён в рай и поставлен учителем ангелов, причём Бог дал ему и новое имя – Азазил. Он ходил по раю, говорит Рабгузы, когда хотел, и когда хотел, достигал престола Божия. После сего Бог сотворил на земной поверхности из огня особый род существ, – джиннов, которые управляли миром 70,000 лет, или 18,000, по словам Ибн-Аббаса. Когда джинны сделались непокорными Богу, то управление миром было передано сынам джиннов²³⁶, которые управляли 18,000 лет. Когда же и они оказались непокорными Богу, то ангелы стали управителями мира и правили им 70,000 лет. После этого Бог восхотел сотворить человека²³⁷. Азазил не поклонился Адаму, за что Бог изменил его образ, назвал Иблисом, то есть отверженным, лишённым милости Божией и поместил его на земле²³⁸..

В приведённом рассказе, при всём его разногласии с Кораном и догматикой, ясно проведена главная мысль, что Иблис был поставлен высоко в ангельском сонме, – мысль, встречающаяся у св. Григория великого и Тертулиана²³⁹. Разногласие же в представлениях мохаммеданства о падшем духе нужно объяснить тем, что сам Мохаммед неясно представлял себе личность Иблиса. Название „Иблис” указывает на христианское происхождение этого имени, в искаж. форме „Диа-бол”. Влияние христианства видно и в той главной мысли, что Иблис пал по гордости, как учили об этом св. отцы христианской Церкви, основываясь на словах священного писания²⁴⁰, но в христ. представление мохаммеданство ввело своеобразные черты и исказило его. Наконец, местное арабское представление о джиннах подало Мохаммеду повод отнести Иблиса к джиннам, чтобы таким образом соединить всех злых духов в один класс и подчинить их одному главному, в соответствие христ. учения о дьяволе и его аггелах.

Из рассказа Рабгузы и из Корана видно, что падение джиннов произошло прежде грехопадения человека²⁴¹. Но в чём состояло падение джиннов и как глубоко они пали, об этом нет и намёков в Коране. Из Корана видно, что джинны согрешили перед Богом, отказавшись поклониться Ему, потому что они созданы были для поклонения Богу²⁴². Иблису и джиннам уготована геенна, и они не поправят своего положения, как об этом говорится в священных книгах Нового Завета²⁴³,

По христианскому учению, падшие ангелы естественно сохранили свою духовную природу и после своего падения и потому они такие же бесплотные духи, как и ангелы; по учению же Корана, джинны, по своей природе, отличны от ангелов. Мирхонд Балхский поясняет, что огонь (нар), из которого были сотворены джинны, составлял грубейшую часть Мохаммедова света, а свет (нур), – из которого сотворены ангелы, – тончайшую²⁴⁴. Рабгузы, повидимому, хотел сгладить это различие, но и из его объяснений видно, что джинны ниже ангелов. Он говорит, что основной элемента, природы ангелов и джиннов один, именно – огонь: ангелы сотворены из света его, а пери – из пламени; ангелы называются маляк, а пери джинны; местопребывание ангелов на небе, а местопребывание джиннов – на земле²⁴⁵. И вообще джинны представляются у мохаммедан грубо чувственным образом, сравнительно с христианским учением о демонах. Священное Писание даёт христианам основание думать, что злые духи чужды всякой материальности, плотяности²⁴⁶; Коран напротив, приписывает джиннам многие свойства существ чувственных. В Коране во многих местах говорится, что ангелы стерегут небо от вторжения туда джиннов и бросают в них находящимися на первом небе звёздами (падающие звёзды, метеоры), как пламенными стрелами²⁴⁷. Сам шайтан (сатана) называется в Коране „побитым камнями”²⁴⁸. Кроме того, Мохаммед приписал джиннам чувственную способность похоти, когда говорил о райских девах, что они не были растлены ни человеком, ни джинном²⁴⁹. Наконец, джинны, по словам Корана, должны умереть при конце мира²⁵⁰.

Под влиянием таких представлений Корана о джиннах, позднейшие мусульманстве авторы стали рассказывать о джиннах, что они живут вполне по человечески, т. е. едят, пьют и совершают все физиологические отправления, свойственные людям²⁵¹. Все эти описания джиннов весьма близко

напоминают учение талмудистов о демонах, по которому в демонах обнаруживается шесть свойств: три ангельских и три человеческих. Ангельские три свойства демонов состоят в том, что они имеют крылья; могут, не стесняясь пространством, переноситься с одного конца мира на другой и что они узнают будущее. Будущее они узнают не по природе своей, а подслушивая разговоры небожителей сквозь небесные занавесы. Человеческие три свойства демонов состоят в том, что они едят и пьют, наслаждаются физической любовью и умирают²⁵². Подслушивание джиннами того, что говорится в небесных чертогах, побуждает ангелов бросать в них звёздами, чтобы прогнать их. Особенно усиленно старались джинны подслушивать небесные тайны при жизни Мохаммеда, почему мохаммеданское предание указывает на небывалое до того времени количество падающих звёзд. В 72 главе Корана джинны представляются слушавшими чтение Мохаммедом Корана и дивившимися этому чтении. По убеждению талмудистов, демоны также весьма любят чтение, и теснота, замечаемая обыкновенно в тех домах, где происходит чтение, объясняется присутствием там демонов²⁵³.

Как велико число злых духов, в Коране не говорится, но несомненно, что число их велико, потому что они составляют особый класс существ, сотворённых Богом.

Джинны подчинены Иблису и различаются между собой: джинны, слушавшие Мохаммедово чтeниe Корана, говорили, что некоторые из них благочестивые, верующие в Коран, а другие – неверующие. Одни из них предаются Богу, а другие удаляются от истины. Когда уверовавшие джинны возвратились в среду свою, то старались и других обратить к вере в Мохаммеда, в ислам²⁵⁴. Такая характеристика джиннов очень трудно мирится с общим характером учения Корана о них и объясняется личным усмотрением Мохаммеда. Слишком высоко думая о своём преимуществе пред всеми прежде него бывшими истинными пророками, он, по преданию, сказал однажды: „если бы Бог помог мне на самого Иблиса, то я и его непременно обратил бы в ислам”²⁵⁵. Подобно этому он поступил и в последнем случае. Огорчённый упорством мекканцев, он был принужден в 619 г. спасаться бегством в город Таиф, но ему и там не посчастливилось, поэтому он вынужден был ночевать в долине „Нахла” и в утешение себя читал Коран. Неудача в Таифе дала ему повод придумать, как говорит Шпренгер, что злые джинны, вместе со своими обожателями, за их неверие осуждены на мучение в геенне, а добрые признают его посланником Божиим и принимают ислам. Распространив этой выдумкой своё посланничество не только на людей, но и на джиннов²⁵⁶, Мохаммед рассуждал так: если даже джинны уверовали в меня, то тем скорее должны бы признать моё посланничество мекканцы, покланявшиеся этим джиннам. Но он обманулся в своих расчётах: мекканцы упорствовали и после обращения джиннов к исламу. Мохаммеданское предание объясняло этот факт двояко: мекканцы не знали об обращении джиннов, так как и сам Мохаммед узнал об этом после от дерева, рассказавшего ему о случившемся. По другому преданию, на мекканцев не могло произвести особого впечатления обращение джиннов, потому что они были слишком ожесточены и, поклоняясь джиннам, не считали для себя обязательным следовать их примеру²⁵⁷. Шпренгер заподозревает в этом случае добросовестность Мохаммеда и говорит, что если бы действительно в основе видения джиннов, слушавших чтение Корана, лежала иллюзия, обман чувств, то Мохаммед сочинил бы свой рассказ получше²⁵⁸.

По отношению к людям деятельность джиннов вообще носит на себе враждебный характер. Как враг Божий, Иблис постоянно старается препятствовать исполнению людьми божественных предначинаний и повелений. Отказавшись сам поклониться Адаму и будучи низвержен за это с высоты своего прежнего достоинства, Иблис тотчас же объявил, что будет обольщать людей всевозможными средствами. По словам Корана, Иблис, вопреки воле Божией, постоянно отклоняет людей с пути истинного богопочитания на ложный путь, от исповедания единства Божия – к многобожию. В этом направление Иблис будет, с соизволения Божия, действовать до дня всеобщего воскресения. Враждуя против Бога, он естественно враждует и против человека, так что люди представляют собой средство для осуществления его вражды против Бога. Получив от Бога после своего падения срок свободных действий до дня всеобщего воскресения, Иблис постоянно вводит в заблуждение людей, начав с Адама и Евы, и действует на них по выражению мохаммеданской догматики, подобно тому, как кровь течёт в жилах, то есть внутренним и непрерывным образом²⁵⁹. Он даёт людям ложные обещания, внушает им противозаконные желания²⁶⁰ и потому справедливо называется врагом человека²⁶¹. Вместе с Иблисом и прочие джинны действуют также враждебно по отношению к человеку. В 114 главе Корана сам Бог научает Мохаммеда искать защиты у своего Господа от джиннов. Современные мохаммедане видят также в этой главе спасение от козней джиннов и носят при себе её списки, в виде амулетов.

В Коране различается отношение джиннов к верующим людям и к неверующим. Уже Иблис, когда услышал от Бога своё осуждение, заявил о своих будущих кознях против людей и сказал, что злоба его не будет простираться на искренно преданных Богу рабов Его. Бог с своей стороны подтвердит это, сказав: „подлинно, у тебя нет власти над моими рабами; власть твоя над теми, которые удаляются от Бога и присоединяют к Нему другия божества”²⁶². И сам Бог неодинаково относится в этом случае к деятельности злых духов: верующих Он не только охраняет от козней дьявола, но подчиняет самих джиннов верующим. Как и в Талмуде, Бог дал полную власть Соломону над джиннами: по приказанию Соломона, некоторые из них доставали жемчуг с морского дна²⁶³; некоторые находились в его войсках²⁶⁴; некоторые исполняли для Соломона другие работы: строили дворцы, выделывали статуи и проч²⁶⁵. Что же касается неверующих людей, то Бог не только попускал по отношению к ним враждебные действия джиннов, но сам посылал к ним шайтанов, чтобы они подстрекали людей к злу²⁶⁶.

Эта последняя черта в учении Корана особенно резко отступает от христианского учения об отношении Бога к деятельности злых духов. Христианство учит, что Бог, как высочайшее добро и совершеннейшая святость, только попускает деятельность злых духов, но ограничивает и в то же время направляет её к спасению всех людей без различия. В Коране же Бог представляется желающим спасения только некоторым людям: к людям, назначенным на осуждение, Он сам посылает демонов для окончательного совращения осуждённых с истинного пути (Коран 19, 86). В этом смысле говорится в Коране (35, 9), что Бог сам заблуждает, кого хочет. Здесь выступает уже суровое учение Мохаммеда о предопределении, непримиримое с Божиим правосудием, о котором сказано выше.

Одним из средств к совращению с истинного их пути джинны употребляйте волшебство²⁶⁷, за что будут вечно мучиться в геенне. Представление Мохаммеда о том, что Иблис некогда был в сонме ангелов и что некоторые из джиннов веруют в Бога и в посланника Его, Мохаммеда, доказывает бессилие мохаммеданского богословия примирить противоречивые элементы, из которых сложилось мохаммеданство. Взгляд на дуалистическое начало в мохаммеданском учении о духовном мире ещё в прошедшем столетии высказал германский учёный Густав Роскоф в своей книге „Geschichte des Teifels”²⁶⁸. Но он не выяснил, каким образом в строго монотеистическую систему в исламе вкралось дуалистическое представление. Можно думать, что оно произошло под влиянием талмудизма, допускающего дуалистические воззрения в учении об ангелах и злых духах²⁶⁹.

„Благочестивы те, которые веруют.. в последний день” (Коран 2, 172).

„Горе тем, которые считают ложью день суда” (Коран 83,10–11. Этот

день – несомненный день (Коран 78, 39).

„Внезапно наступит для них час.. Здешняя жизнь есть только суета,

призрак; но будущая жизнь есть лучшее благо для благочестивых”

(Коран 6, 31–32).

Учение о конце мира, о дне суда Божия над людьми и о последующей затем загробной жизни составляет последний догмат коранического вероучения. Верование в последний день мира и в день суда обусловливает благочестие мусульман (Коран 2, 172). Сам Бог, Господь миров, кроме эпитетов „милостивый, милосердный” и др., называется в Коране „господом судного дня” (Коран 1, 3). Напоминания Мохаммеда своим соотечественникам – арабам о кончине мира, о часе, в который наступит это страшное событие, служило, как мы видели, самой страшной угрозой для неверующих²⁷⁰ и имело в глазах проповедника ислама особое значение, как отражение учения хилиастов.

В учении о кончине мира основатель ислама стоял очень близко к христианству, у которого заимствовал основную мысль и подробности в описании знамений, которые будут сопровождать этот последний момент в жизни мира и человека, но от которого отступил при описании загробной жизни людей в раю, или в аду. Само собой ясно, что учение Корана о будущей жизни людей утвердило среди язычествовавших арабов верование в бессмертие души человеческой²⁷¹, без которого теряли бы всякий смысл столь красочные описания рая и ада. Без верования в человеческое бессмертие, и всё учение Корана, как религии, но имело бы того значения, каким ислам пользуется в истории человечества более 1300 лет.

В одной из предыдущих глав было сказано, что Мохаммед, отрицая божество Иисуса Христа и Его мессианство, поставил себя в Коране на Его место: Мохаммед – печать пророков, как сказано в Коране (33, 40). Такой взгляд Мохаммеда на самого себя и на Иисуса Христа, как на пророка, подобного другим пророкам, отразился и на учении Корана о последнем суде Божьем, решающим участь всех людей в загробной жизни.

При описании судного дня мы встречаемся, прежде всего, с вопросом: когда наступит этотъ день, этот час? В ответ на этот вопрос в Коране говорится, что время кончины мира неизвестно никому, кроме Бога, Который один знает время наступления этого часа. „Они спрашивают тебя о часе, к какому времени он приурочен? Скажи: „познание об этом только у Господа моего; кроме Него никто не может указать его; час озабочивает небеса и землю; он наступит для вас не иначе, как внезапно”. Они спрашивают тебя, как будто ты верно знаешь о нем. Скажи: „знание о нем только у Бога²⁷²; но очень многие из, сих людей и этого не знают” (Коран 7, 186–187). „В распоряжении Бога тайна небес и земли; наступает часа не больше, как только мгновение ока, или еще быстрее, потому что Бог всемогущ” (Коран 16, 79). „И чего дождутся они, кроме внезапнаго наступления часа²⁷³! Вот уже признаки его наступают, и когда он наступит для них, к чему послужат для них увещания им!” (Коран 47, 20)... „В заблуждении остаются неверные, которые сретение Бога считают ложью до того времени, как внезапно наступит для них час. Они скажут: о, как несчастливы мы от того самаго, чем мы пренебрегали!.. Они на хребтах своих понесут свои тяжести. Смотри: „как изнурительны будут для них эти тяжести! Здешняя жизнь есть только суета, призрак, но будущая жизнь есть лучшее благо для благочестивых” (Коран 6, 31–32).

В параллель к приведённым стихам Корана нужно припомнить евангельские тексты: „О дне же том и часе никто не знает, ни ангелы небесные, а только Отец мой небесный” (Матф. 36). „Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придет” (ст. 42). „Потому и вы будьте готовы, ибо в который час не думаете, придет Сын человеческий” (ст. 44). „Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который придет Сын человеческий” (Матф. 26,13).

Из сопоставления стихов Корана и Евангелия ясно видно, что мысль о часе возникла у Мохаммеда под влиянием христиан; только он не все усвоил из слышанного им и не всё передал своим слушателям. В Евангелии говорится о часе пришествия Сына человеческого во славе со святыми ангелами, а Мохаммед задерживал внимание неверующих арабов на часе кончины мира и на знамениях, которыми будет сопровождаться эта космическая катастрофа. Второго пришествия Иисуса Христа на землю Мохаммед не отрицал, но придавал ему иное значение, соответственно положению Мессии в ряду других пророков и сравнительно с самим Мохаммедом. Другими словами; Мохаммед не сразу установил свой взгляд на христианские догматы и высказывался перед своими слушателями в тех рамках, которые подходили к данному случаю. Христианскими представлениями о кончине мира и воскрешения мёртвых, о дне суда над всеми людьми и о загробной жизни, Мохаммед в разное время пользовался для устрашения²⁷⁴ неверующих, а не заботился о том, чтобы дать слушателям цельный рассказ о таком важном моменте в жизни мира и человечества. Поэтому, при обычных повторениях Корана, нелегко составить последовательный и связный рассказ о конце земной жизни людей и о бесконечном продолжении её в раю, или в аду. Слушатели Корана своими вопросами наводили Мохаммеда на новые мысли, и ему приходилось вставлять в свою проповедь эпизоды и подробности, часто без логической связи с приготовленной для слушателей речью. К числу таких вставок нужно отнести стихи Корана, в которых говорится о знамениях или признаках наступления последнего часа, время которого, согласно с Евангелием, оставалось вне человеческого ведения.

В Коране не говорится о появлении анти-Мохаммеда на земле перед кончиной мира; но в позднейших мусульманских сочинениях эта личность Корана известна под именем Даджала, т. е. обманщика, лжеца, на которого перенесены черты антихриста, причём, однако, удержана победа над ним Иисуса Христа, а не Мохаммеда, как бы следовало по логике Корана²⁷⁵.

Как знамение кончины мира, в Коране упоминается два раза появление библейских Гога и Магога. В одном месте эти два имени упомянуты к слову: „Как скоро заклятие было на какой-либо город, Мы (Бог) погубляли его, потому что они не обратились бы дотоле, пока не явится Гог и Магог и не устремится со всех холмов” (Коран 21, 95–96). В другом месте поясняется этот общий намёк, причём история Гога и Магога соединяется в Коране с Александром Двурогим²⁷⁶. Александр Двурогий во время путешествия с таинственным спутником дошёл до промежутка между двух стен и увидел, что там был народ, едва понимавший какую-либо речь. Таинственный спутник сказал Двурогому: „Двурогий! Гог и Магог, причиняет беды на этой земле; не представить ли нам какую плату тебе за то, чтобы ты поставил стену между нами и ними?” Двурогий приказал приносить куски железа, чтобы заровнять промежуток, между скатами этих гор... Была принесена также расплавленная медь, – Гог и Магог, были отделены от своих соседей неприступной стеной, на которую они не могли взлезть и которую не могли пробить. Там Гог и Магог останутся до конца мира, когда ангел прозвучит в трубу. Тогда они будут литься водою и столпятся толпой. В тот день Мы укажем геенну неверным” (Коран 18, 93–100). Разъяснить туманную историю Гога и Магога едва ли возможно: но несомненно, что во время Мохаммеда эти два имени были в обращении среди иудеев-талмудистов и иудействующих христиан, разделявших мнение хилиастов. Имя Магога встречается в книге Бытия (10, 2), как сын Иафета, Ноева сына, а Гог упоминается в книге пророка Иезекииля (гл. 38). Кроме того, Гог и Магог упоминается у того же пророка в главе 39. В указанный, главах своей пророческой книге пророка Иезекииль предсказывает их погибель, а тайнозритель Иоанн Богослов приурочивает последнее появление Гога и Магога ко времени освобождения сатаны из темницы, по окончании тысячи лет (хилиасты). Тогда Гог и Магог будут пожраны огнём, ниспосланным с неба (Апокалипсис 20, 7–9).

Весьма правдоподобна догадка покойного Г. С. Саблукова, что на коранической версии о Гоге и Магоге отразилось также представление о китайской стене, отделявшей Китай от кочевников-монголов; но по мусульманскому верованию, встреча Александра Двурогого с Гогом и Магогом относится к горам Кавказа (Кухи-Кафь). Но как бы, ни было, для нас важно знать, что Гог и Магог вошли в Коран из Библии.

Упоминаемые в гл. 13 и 20 Апокалипсиса семиглавый и десятирогий звери также входят в общую страшную картину кончины мира, изображаемую в Коране, с той разницей, что в Апокалипсисе описаны подробно оба зверя, большой и малый, и их действия по совращению верующих в Сына Божия, а в Коране кратко и смутно сказано: „Когда будет исполняться над ними²⁷⁷ это слово, тогда Мы выведем для них из земли зверя; он будет говорить о них: „эти люди не убеждались нашими знамениями”... (Коран 27, 34).

Очевидно, Мохаммед знакомился с учением о кончине мира не систематически, а случайно, и в своих проповедях довольствовался часто одними намёками на факты или события, нередко был неточен, необстоятелен, а иногда даже впадал в противоречия. Вероятно также, что некоторые подробности опускались Мохаммедом умышленно, как не подходившие к его целям и к поэтическому характеру описаний последних событий мира и особых знамений, предшествовавших, кончине мира, которая должна последовать за трубным звуком ангела Исрафила (в, 73; 74, 8). В день, в который вострубится в трубу, устрашатся все, кто на небесах, и все, кто на земле, кроме тех, которых исключить захочет Бог (27, 89). Когда дуновением в трубу прозвучит один звук, тогда земля и горы подвигнутся (50, 4), та и другая растолкнутся однократными толкновением (69, 13), небо развернется и будет красным, как окрашенная кожа (55, 37), небо раскроется, как врата; горы подвигнутся с места (78, 3) и будут казаться маревом (78, 19). В этот день Бог совьет небо, как писец свивает написанный им свиток (21, 104). Небо будет, как медь расплавленная, а горы – как расщипанная шерсть (70, 8–9). Тогда горы сдвинутся с оснований (77, 10) и обратятся в прах, сделаются равнинами – долинами, и не будет в них ни кривизны, ни высоты (20, 105–106). Горы пойдут, как ходят облака (27, 90). Тогда небо заколеблется, а горы задвигаются (52, 9–10) и размельчатся на куски (89, 22), превратятся в груды песка (73, 14), рассыпятся как прах (56, 5). Тогда солнце обовьётся мраком; звёзды померкнут: горы с мест своих сдвинутся; сужеребыя верблюдицы на 10-м месяце окажутся праздными; звери от страха столпятся; моря закипят; души соединятся; похороненная живой будет спрошена²⁷⁸: за какой грех она убита? Свитки (в которых записаны деяния людей) разовьются; небо, как покров, снимется: ад разгорится, а рай приблизится... Тогда узнает душа, что она приготовила себе (81, 1–14). Люди! Бойтесь Господа вашего: истинно, грозность часа – великое событие. В этот день каждая кормилица бросит того, кого кормила она; каждая беременная выкинет свой зародыш; ты увидишь людей пьяными, тогда как они не будут пьяны... Это оттого, что казнь Божия будет поразительна (22, 1–2).

Прозвучит ангельская труба во второй раз, – и всё, что на небесах и на земле, изомрёт, как умирает поражённый молчанием, кроме тех, которых захочет Бог оставить живыми (39, 68).

Когда в третий раз прозвучит труба, тогда все умершие поспешат выйти из своих гробов к Господу своему, будут озираться кругом и скажут: „Горе нам! кто поднял нас с наших ложей?” (36, 51). Они столпятся толпами (78, 18). Каждая душа придёт со своим погонщиком и свидетелем (50, 20). Тогда не будет родственных отношений и взаимных расспросов (23, 103). Когда настанет оглушительный трубный звук, в тот день, когда человек побежит от своего брата, от своей матери и своего отца, от своей супруги и своих сыновей, – в этот день для каждого из них будет забота, которая отяготит его. В этот день у некоторых лица будут светлые, смеющиеся, весёлые; в этот день у некоторых лица будут запылённые, покрытые прахом. Такими будут неверующие, развратные (80, 33–42).

Тогда, при отверстом небе, ангелы станут по сторонам его, а над ними восемь ангелов будут носить престол Божий (69, 17). Земля озарится светом Господа, появится книга, в которой записаны все дела человеческие, приведутся пророки и мученики, – и начнётся суд Божий над людьми (39, 69).

Это будет день грозного отчёта для людей, день скорби и разделения на праведных и неправедных, день тяжёлый, страшный, великий²⁷⁹. Тогда явится Господь и с Ним ангелы²⁸⁰, стоя рядами, рядами (89, 28)... В этот день злочестивые будут кусать свои руки и скажут: „О, если бы я держался пути вместе с сим посланником! Горе мне! О, если бы я не держал такого-то другом себе! Он уклонил меня от (правого) учения после того, как оно пришло ко мне. Сатана – человеку предатель” (25, 29–31). Это день взаимного обмана (64, 9). Тогда люди будут разделены: которые веруют, внушают друг другу терпение, внушают друг другу сострадание, – таковые будут в сонме правой стороны, а отвергавшие наши знамения будут в сонме левой стороны (90, 17–19). Это разделение людей на правых и левых указано в Евангелии (Матф. 25, 31–33).

На этот суд будут собраны все люди – праведные и грешники, почему день суда называется в Коране „днём собрания” (42, 5; 64, 9). Праведники явятся на суд с белыми лицами, а грешники – с чёрными лицами, с голубыми глазами, или совсем слепыми; они будут глухи, немы, босы и с потупленными лицами. Все народы будут стоять коленопреклонёнными²⁸¹, и каждый призовется к своей книге, в которой записаны дела его (45, 27). Каждый прочитает в раскрытой перед ним записи: „Читай запись дел твоих... Ныне ты сам в состоянии требовать от себя отчёта” (17, 15). Законопреступники устрашатся того, что есть в ней, и скажут: „о, горе нам! Что то за книга? Не оставлено ни мелкого, ни большого, что не было бы записано в ней. Они найдут наличными дела свои. Господь не поступит ни с кем несправедливо (18, 47). Горе тем, которые считают ложным день суда!” (83, 11). „Истинно, книга нечестивых в Сиджине. О, если бы ты знал, что такое Сиджин? Это – ясно написанная книга (83, 7–9). Истинно, книга благочестивых в Гиллийюне. О, если бы ты знал, что такое Гиллиюн? Это – ясно написанная книга” (83, 18–20).

По поводу этих двух названий у мусульманских толковников Корана существует определённое мнение: Сиджин есть самая преисподняя земля, где помещается ад. Тем же именем обозначается и книга, в которой записаны грехи неверных, предназначенных к вечным мукам в геенне. Гиллиюн (Иллиюн), напротив, есть самое высшее место на небесах название книги, в которой записаны добрые дела праведников, предназначенных к вечному блаженству в раю. Попытка сблизить название Гиллиюн с греч. Евангелион (см. брошюру о. Малова ,,0 таинственной книге Гиллиюн”. Казань, 1893) кажется нам неудачной. Автор этой брошюры слишком произвольно отбрасывает еван, чтобы получить Гиллион. И притом Евангелие не подходит по содержанию под кораническое Гиллил. Поэтому для мусульман все рассуждения почтенного Е. А. Малова не могут быть убедительны²⁸².

Суд будет правдивый, неподкупный: в тот день ни одной душе не будет сделано несправедливости (36, 54). Бог поставит весы правды; ни одна душа не будет обижена ни за одно дело, хотя бы оно было весом с зерно горчичное (21, 48). Если бы во власти беззаконных было всё, что есть на земле, и ещё что-либо подобное тому, то они в день воскресения предложили бы то за себя в выкуп от лютости наказания. Но тогда от Бога явится им такое, о чём они и не думали: тогда явятся им злые дела, какие они усвоили себе; их поразит то, над чем они смеялись прежде (39, 48–49). Тогда ни одна душа нисколько не удовлетворит, за другую душу; не примется за неё равное воздаяние; не принесёт ей пользы ходатайство, – никому не подастся помощи (2, 117). И всё золото, которым наполнена земля, не примется от неверных, если бы они захотели откупиться им (3, 85). В тот день взвешивание дел будет верным: чьи весы поднимутся по легкости, те сами себя сделают несчастными, потому что они ожесточались против Божиих знамений (7, 7–8). Тогда на чьих весах взвешиванием будет легко, те подвергнутся страданиям, вечно оставаясь в геенне (23, 104–105). Тогда и тот, кто сделал добра весом на одну пылинку, увидит его (99, 8). В тот день обнаружится, что человек сделал прежде и что сделал после. Истинно, человек будет обличителем самого себя, хотя бы желал принести извинение за себя (75, 13–15). В тот день язык, руки, ноги будут обличать людей в том, что они делали (24, 24). В тот день Бог положит печать на их уста, и вместо них будут говорить их руки; их ноги будут свидетельствовать о том, что сделали они (36, 65). Против грешников будут свидетельствовать их уши, глаза, кожи о том, что сделали они²⁸³. Грешники скажут своим кожам: зачем вы свидетельствуете против нас? Те скажут; Бог, Который даёт слово всякому существу, и нам дал слово... Нельзя было вам укрыться так, чтобы не свидетельствовали о вас ни ваши уши, ни ваши очи, ни ваши кожи, хотя вы и не думали, что Бог не знает ничего из того, что делали вы. Эта ваша мысль, какую вы мыслили о Господе вашем, сгубила вас, и вы оказались в числе несчастных. А потому, если вам страдать теперь, то огонь – жилище для вас; а если вам искать теперь благоволения к себе, то вам не быть в числе удостоенных благоволения (41, 19–23).

Кроме дел, взвешиваемых на весах суда, будут приведены свидетели веры каждого народа, – их пророки. „Что будет тогда, когда Мы из каждого народа приведём свидетеля и тебя²⁸⁴ приведём свидетелем²⁸⁵ в обличение этих?! В тот день неверные и противящиеся сему посланнику пожелают, чтобы земля заровняла их собой. Но, ни одного дела не скроют они от Бога (4, 45). В этот день они пойдут вслед за призывающим, для которого нет никакой кривизны. Тогда перед Милостивым затихнут голоса их; услышишь только тихий шорох от ног. В тот день успешно будет ходатайство только того, кому позволит Милостивый²⁸⁶ и кого допустить говорить... Тогда лица их поникнут перед Живым, Присносущим; обманется в своей надежде тот, кто принесёт туда ношу злых дел” (20, 107–110). Будет день, когда Мы в каждом... народе воздвигнем свидетеля о нём: тогда не будет оказано внимания к неверным; к ним не будет никакого благоволения. Тогда беззаконники узнают, какова для них мука и что она не ослабится для них, и на них никогда не взглянут. Тогда многобожники увидят тех, кого признавали соучастниками Бога и скажут: Господь наш! вот те соучастники, которых мы призывали кроме Тебя... На это бросят им слово: вы лжецы! В тот день они изъявят покорность Богу, а те, которых выдумали они, от них исчезнут (16, 86–91). В то время, когда Он призовёт их пред Себя, Он скажет: где те соучастники Мне, которых вы таковыми считали? Из каждого народа Мы вытянем свидетеля и скажем: представьте ваши доказательства! И тогда они узнают, что истина у Бога, а те, которых они выдумали, исчезнут с глаз их (28, 74–75).

В день воскресения Иисус Христос будет свидетелем против исповедующих Иудейскую веру за то, что они поступали несправедливо и отклоняли многих от пути Божия: за то, что брали лихву, тогда как она воспрещена им; за то, что пожирали имущества людей и употребляли их на пустое (4, 157–158). Вот Бог скажет: Иисус, сын Марии! Говорил ли Ты людям: кроме Бога почитайте ещё Меня и мою Матерь двумя богами? Он скажет: Хвала Тебе! как Мне говорить такое, что Я не должен говорить... Я свидетель о них только на то время, покуда Я был с ними; но с того времени, как Ты взял Меня от них, Ты был стражем их.. Бог скажет: это время – такой день, в который праведникам принесёт пользу их правда (5, 116–119).

Будет день, когда Мы в каждом народе воздвигнем свидетеля о нём из среды его самого; тебя²⁸⁷ Мы поставим свидетелем об этих людях (16, 91).

„Будет день, в который Бог соберёт их и тех, которым покланялись они кроме Бога, и скажет: вы ли ввели в заблуждение сих рабов моих, или они сами заблудились от пути сего? Они скажут: воздаём хвалу Тебе! Нам неприлично было выступать с кем-либо, кроме Тебя в искренние отношения... Так они и выставят ложными слова ваши, которые говорили вы; и они не могут от беды отвратить, ни помощи подать. Каждого, кто из вас несправедлив, Мы заставим вкушать великую муку... Будет день, когда они увидят ангелов; но в день тот не будет радостной вести этим несчастным; им скажут ангелы: отлученье – достойным отлученья! Тогда мы доберёмся до дел, какие сделали они, и обратим их в прах развеваемый... (25, 18–25). Только те, которые на правой стороне, будут в садах райских. Разговаривая между собою, они спросят преступников: Что привело вас в адский пламень? Они скажут: „мы никогда не молились, не кормили бедных; мы только купались в водах суеты вместе с купающимися в суете, а день суда считали ложью, покуда не наступило для нас верное знание”. Теперь бесполезно для них ходатайство ходатаев. Зачем было им уходить от сего учения (Корана), подобно тому, как бегут ото льва пугливые ослы? Да, каждый из них пожелает, чтобы ему даны были развернутые свитки... Нет, этого не будет! Они не боятся будущей жизни” (Коран 74, 35–53). В этом отрывке Мохаммед произвольно ввёл в свой поэтический рассказ разговор праведников с грешниками. Может быть, впрочем, на этом рассказе отразилось косвенное влияние притчи И. Христа о богатом и Лазаре? (Лук. 16, 19–31).

Для правильного понимания учения Корана о последнем суде Божием над людьми христианину более всего важно знать, что перед кончиной мира на землю вторично явится Иисус Христос и будет знамением часа (43, 61), как говорится об этом в Евангелии (Матф. 24, 30 и 39). Но в Коране нет связного описания этого космического момента, потому что сам Мохаммед только случайно получал, отрывочные сведения о кончине мира и о последнем суде Божием над людьми и говорил, о них в разное время и по разным поводам. Желающие познакомиться с подробным описанием второго пришествия Иисуса Христа на землю по последним мусульманским представлениям могут удовлетворить свою любознательность, обратившись к выпуску XXI „Миссионерского противомусульманского сборника” (Казань, 1894), стр. 390–431 и к моей статье „Мохаммед. учение о загробной жизни человека”, напечат. в „Правосл. Собеседнике” 1871г. (ч. 2. Стр. 310–315). Автор напечатанного в XXI-м выпуске сочинения²⁸⁸ говорит, что учение Корана о кончине мира находится в тесной связи с иудейской и христианской эсхатологией. Евреи и во время Мохаммеда ожидали пришествие Мессии, как своего освободителя от физического рабства и восстановителя царства Израильского в Иерусалиме вместе с его храмом. Раввин Тойсы говорил: „в последние дни сойдутся все народы и примут еврейскую веру”²⁸⁹, и это исполнится с воцарением Мессии, который предварительно победит Гога и Магога. После всеобщего воскресения последуют восстановление Иерусалима и храма и всего обрядового закона Моисея. Такие представления раввинов были распространены и среди евреев, живших в Аравии во время Мохаммеда. От раввинистов слышал их проповедник Корана и воспользовался ими для своих обличений и для устрашения арабских, язычников... Этот главный источник коранических эсхатологических сказаний Мохаммед пополнил Иудейско-христианскими представлениями, принятыми еретиками евионитами, монтанистами и другими христианскими сектантами, разделявшими веру в тысячелетнее царствование Иисуса Христа на земле и потому известными под именем „хилиастов”. По моему мнению, Мохаммед слышал приведённые рассказы от своего тайного учителя, на которого намекали его современники (Коран 16, 105), а равно и от других лиц, сектантов, с которыми ему приходилось встречаться и разговаривать. Известный в истории христианской церкви еретик Керинф учил о тысячелетнем чувственном блаженстве избранных Богом людей, под управлением Мессии, в восстановленном Иерусалиме, как об этом засвидетельствовали Евсевий Кессарийский, Блаженный Августин и Блаженный Иероним. Монтанисты учили, что в тысячелетнем царстве Христовом проявится вся полнота блаженства, в котором верующие найдут вознаграждение за свои лишения и труды в здешней жизни, как об этом высказался Тертулиан. Таким ожиданиям хилиастов особенно благоприятствовала кн. Апокалипсис (20 глава), в которой праведным обещана блаженная жизнь в обновлённом Иерусалиме под управлением Иисуса Христа после Его победы над антихристом, о чём писал в своё время св. Ириней Лионский в своём полемическом сочинении против современных ему ересей. Такие взгляды на тысячелетнее царство Христа разделяли и другие святые отцы христианской церкви в Малой Азии, Фригии, Египте, Карфагене и Риме (Иустин Философ и Лактанций). Со временем, к IV веку по Р. X., сладостные мечты хилиастов стали ослабевать, но в простом народе они продолжали ещё жить и распространяться. Вообще, хилиазм развивался и поддерживался особенно в тех странах, в которых, христиане претерпевали притеснения и гонения, Вместе с гонимыми христианами хилиазм проник и в Аравию и оказал влияние на вероучение Мохаммеда, изложенное в Коране, именно в меккских проповедях его, как это видно из близкого сходства многих стихов Корана с воззрениями хиластов²⁹⁰. Даже в самом способе описания блаженства хилиастов есть много общего с восточными образами, удержанными и в позднейших мусульманских, рассказах. Так, по изображению св. Иринея Лионского , в царстве хилиастов будут расти виноградные кусты; на каждом кусте будет по десяти тысяч виноградных лоз; на каждой лозе по десяти тысяч ветвей; на каждой ветви по десяти тысяч прутьев; на каждом пруте по десяти тысяч кистей; а на каждой кисти по десяти тысяч ягод, причём каждая отдельная виноградина даёт двадцать мер вина. И когда кто-либо из святых возьмётся за кисть, другая будет взывать: „я – лучшая кисть, возьми меня!” Тогда пшеничное зерно будет давать десять тысяч колосьев; на каждом колосе будет десять тысяч зерён, а каждое зерно даёт десять фунтов муки. Тогда и все другие фруктовые деревья, травы будут производить столь же обильные плоды. Тысячелетнее царство Иисуса Христа будет изобиловать светом луны и солнца, которые будут блистать тогда сильнее, чем прежде²⁹¹.

По истечении этих тысячи лет наступит всеобщее воскресение мертвых и последний суд Божий над людьми, по решению которого праведники поселятся в небесном Иерусалиме, где будут наслаждаться вечным блаженством, а грешники – в аду, в котором будут подвержены вечным мукам.

Таким образом в описании судного дня Мохаммед несомненно повторил господствовавшее в Аравии иудейско-xpистианское учение, то есть – с одной стороны представление талмудистов о Мессии, которого в исламе заменяет Махди, а с другой – христианское учение хилиастов. Но Мохаммед совсем не касался вопроса о будущем вечном царстве Иисуса Христа, о чём христиане ежедневно молятся: „Да приидет царствие Твое”. Такое рассуждение не могло исходить от проповедника Корана, отрицавшего в Иисусе Христе Его божественность и мессианство²⁹².

Переходя к описанию рая и ада по Корану, мы должны заметить, что и в этом случае приходится подыскивать и соединять отрывочные изречения, рассеянные по разным сурам (главам) этой книги. А так как вопросом о загробной жизни Мохаммед был преимущественно занят в самый ранний (меккский) период своей проповеднической деятельности, то коранические описания райского блаженства праведников и адских мук грешников дышат неподдельным религиозно-поэтическим одушевлением²⁹³. Это видно уже и из того, что в Коране райскому обиталищу праведников придано много названий, каковы: сад или сады Эдема, сады утех, сад вечности, жилище мира, горние обители, верхний сад, жилище постоянного обитания, сад обитания, фирдаус.

Пространство рая огромное, равное небесам и земли. В рай ведут врата, охраняемые стражами (49, 73). В раю растут лотосы без шипов и бананы с обильными плодами, которые не прекращаются и никогда не запрещаются (56. 27–32). Там есть также виноградники (78, 32) и гранаты. По раю текут реки: Сальсабиль, Тасним, Каусяр и много других, в которых года без смрада; реки, текущие молоком, вкус которого не изменяется: реки, наполненные вином, приятным для пьющих, реки очищенного мёда²⁹⁴ (47, 16–17).

В таком месте обитания праведников будет соответствующая восточным нравам обстановка для вполне беспечной, приятной жизни: праведники будут иметь шелковую зелёного цвета одежду. золотые и жемчужные запястья, седалища и постели, украшенные золотом, подушки и ковры, посуду для яств и кубки для питья, прислужников и мальчиков и вечно юных супруг-гурий (xypий).

„Боящихся Господа своего толпами поведут к раю, и когда они подойдут к нему, отверзнутся врата его. Стражи²⁹⁵ его скажут им: „Мир вам! Вы были добрыми; за то войдите в него, оставаясь в нём навеки”. – Они скажут: Слава Богу, верно исполнившему для нас обетование своё, давшему нам в наследие эту землю, чтобы нам обитать в раю, где ни пожелаем! (Коран 39, 73–74. Ср. Еванг. Матф. гл. 5, ст. 5 и гл. 25 ст. 34–40).

„Истинно, для тех, которые уверуют и будут творить добро... истинно, Мы не дадим погибнуть награде того, кто делал благие дела... для них сады Эдема, по которым текут реки... Они, нарядясь в золотые и жемчужные запястья, облекшись в зеленые одежды из штофа и атласа, будут восседать на седалищах” (18, 29–30). Седалища их будут также украшены дорогими камнями (56, 15). Облокотившись на них и сидя друг против друга, они будут похваляться своими нарядами (44. 53). На седалищах будут рядами разложены подушки и расставлены кубки, а под ногами разостланы ковры (88, 13–16).

„Тем, которые боятся Господа своего, будут два сада (какое из благодеяний Господа вашего вы почтете ложным)!, обильные деревами. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтете ложным! В обоих (садах) по два текучих источника. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтете ложным! В обоих по два рода всяких плодов. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным!.. Они будут возлежать на постели, у которых подкладка из шелковых тканей, когда плоды обоих садов к ним близки. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным! В них будут скромным взором (xypии), с которыми прежде них не сообщались ни люди, ни гении. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным! Они подобны яхонтам и кораллам. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным! Награда за добро, не добра ли? Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным! Но кроме тех двух, есть ещё два сада темно-зеленые. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным! В обоих два многоводные источника. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным! В обоих плоды, пальмы, гранаты. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным! В них добротные, красивые (хурии). Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным! Черноокие, укрытые в шатрах. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным! С ними прежде них не сообщались ни люди, ни гении. Какое из благодеяний Господа нашего вы почтёте ложным! Они будут опираться на зелёные подушки и на прекрасные габкарийские ковры. Какое из благодеяний Господа вашего вы почтёте ложным! Да будет благословенно имя Господа твоего, Владыки славы, величия” (55, 46– 78).

„Благочестивые будут пить из чаши, в которой питьё будет растворено камфарой, влагой источника, из которого пить будут рабы Божии и, давая протекать ей протоками, – те, которые верно исполняют свои обеты, боятся дня, которого злоба распространяется повсюду, которые, по любви к Богу, питают пищей бедного, сироту, пленника... За то Бог охранит их от злобы того дня, даёт им блеск и радость. Наградой им за их терпение будет райский сад и шелковая одежда. Там они, разлегшись на седалищах, не увидят ни солнца, ни луны: тень его дерев, над ними будет простираться; грозди плодов их низко к ним будут опускаться. Их будут обносить серебряными сосудами, братинами, подобными чашам, чашам из серебра, равных по величине. Там их будут поить из чаши питьем, которому приправой будет имбирь, из источника, называемого Сальсабиль. Кругом обносить их будут юноши, вечно юные: когда увидишь их, подумаешь, что это рассыпанный жемчуг; когда увидишь это, увидишь тогда блаженство и великое царство. Одежды из зелёного атласа и шелковых тканей будут на них; они будут украшены серебренными запястьями, и Господь их будет поить их чистым питьём. Таково будет вам воздаяние, ваше усердие будет вознаграждено” (76, 5–22).

„Истинно благочестивые будут в садах и среди утех, наслаждаясь тем, что доставит им Господь их: Господь их сохранит их от мучения в адском пламени. „Кушайте, пейте на здоровье за то, что прежде делали вы, покоясь на расставленных рядами ложах”. Там Мы сочетаем с чернозеничными²⁹⁶, с велеокими. Верующим и потомкам их, последовавшим им в вере, Мы дадим видеться с потомством их... Мы дадим им в изобилии плоды и мясо, каких они ни пожелают. Один другим они будут подавать чашу с питьём, от которого не бывает ни празднословья, ни возбуждения ко греху. Вокруг них будут ходить отроки, подобные сберегаемым жемчужинам. Встречаясь одни с другими, они будут расспрашивать друг друга и скажут: прежде мы опасались за наши семейства, но Бог смиловался над нами и сохранил нас от муки в этом самуме (52, 17–27).

„Они будут среди лотосов, не имеющих шипов, среди бананов, на которых висят ряды плодов, в тени широко расстилающейся, среди воды разливающейся, среди обильных плодов, которые не прекращаются и никогда не запрещаются, будут на высоких ложах. А они... созданы Нами особенным созданием: Мы положили им быть девами, мужьям милыми, по возрасту равными (56, 27–36). Их, награждённых садами утех, восседающих там друг против друга, на седалищах, будут обносить круговой чашей с влагой прозрачной – сладостью для пьющих, от которой не будет головной боли, от которой не опьянеют. Перед ними будут скромные взглядами, светлоокие, подобные бережно хранимым яйцам. Они, станут спрашивать одни других; кто-либо из них скажете: у меня был друг, говоривший мне: „и ты не из тех ли, которые считают это правдой? Ужели после того, как умрём, будем прахом и костями, – ужели будем судимы? Он скажет: не усматриваете ли вы кого там? Они всмотрится и увидит его²⁹⁷ посреди геенскаго пламени. Он скажет: клянусь Богом! Если бы ты ухитрился, ты погубил он меня. Если бы не благость Господа моего, то я был бы в числе находящихся тут. Не правда ли, что мы уже не будем умирать, кроме прежней смерти, и уже не подвергнемся мукам? Истинно, это – великое блаженство. Ради подобного сему да трудятся трудящиеся (37, 41–59).

Праведные будут в садах сладости, на украшенных дорогими камнями седалищах, облокотившись на них и сидя друг против друга. Вечно юные отроки будут носить вокруг них кубки, кружки, чаши с напитком, от которого они ни одуреют, ни опьянеют, – с плодами, какие захотят выбрать, с мясом птиц, каких пожелают (56, 11–21). Истинно благочестивым!, будет прекрасная обитель – сады Эдемские, с открытыми для них вратами: возлегши в них, они возблагодарят Бога за множество плодов и питий (38, 49–51).

Таков рай, обещанный в Коране благочестивым: в нём реки из воды, не имеющие смрада; реки из молока, которого вкус не изменяется; реки из вина, приятного для пьющих; реки из мёда очищенного. Там для них плоды всякого рода, и от Господа их прощение грехов (47, 16–17). Действительно, благочестивые будут среди утех. Когда они, находясь на седалищах, взглянут куда-либо, то на лицах их увидишь блеск удовольствия. Для питья им подаваться будет вино наилучшее, запечатанное. Печать на нём – мускус. Желающие усладиться запахом его пусть стараются получить наслаждение им. Оно растворено влагой Таснима, – источника, из которого пьют приближённые к Богу (83, 22–27). Их будут обносить серебряными сосудами, братинами, подобными чашам, чашам из серебра, соразмерных по величине. Там их будут поить из чаши питьём, которому приправой будет инбирь, из источника, называемого Сельсебиль (76, 15–18). Вокруг них будут разносить золотые чаши и бокалы; в них будет всё, чего пожелают души, чем услаждаются очи (43, 71). Снеди (и напитки) будут подаваться им утром и вечером (19, 63). Кроме хурий, в раю будут и земные супруги благочестивых (43, 70), с которыми они возлягут, на седалищах (36, 56). В сады Эдема

войдут отцы праведников, супруги и дети, которые были благочестивы (13, 23).

В раю не будет печали: Бог отнимет всякое огорчение, какое было в сердцах их... Блаженные будут говорить: слава Богу, приведшему наст, в это место! Мы не могли бы прийти сюда, если бы не привёл нас сюда Бог.: посланники Господа нашего возвестили нам истину. К ним будет возглашено: вот рай, который дан вам в наследие за дела ваши! Обитатели рая воскликнут к обитателям огня: мы уверились, что обетования нам Господа нашего были истинны; уверились ли и вы, что угрозы Господа вашего были истинны? Они скажут: да (7, 41–42). Праведные будут возглашать: хвала Тебе, Боже! Им будет привет: мир! А праведники ответят: слава Богу, Господу миров! (10, 10–11). Ангелы будут всеми дверями входить к ним и приветствовать их: мир вам за то, что вы были терпеливы! Как прекрасно это последнее жилище! (13, 23–24). Та не услышат они ни пустословья, ни лжи (78, 35). Находясь под тенью райских, дерев, они не будут видеть ни солнца, ни луны (76, 13–14). Второй смерти для них не будет (44, 56); в райских садах они пребудут вечно: Бог будет доволен ими, и они будут довольны Богом (58, 22; 98, 7–8).

По поводу изложенного описания райского блаженства праведных невольно является вопрос: насколько сам Мохаммед верил в своё описание рая? Заподозревать его искренность в этом случае у нас нет оснований, тем более, что описания дышат неподдельным одушевлением, носят на себе явные следы поэтического восторга... Но это – восторг проповедника уммия, т. е. народного, неученого, как сам Мохаммед называл себя (7, 156 и 153); это – восторг проповедника араба, поучавшего арабов же, для которых чувственный характер рая был понятен и привлекателен. В этом раю всё – но земному, по арабскому; духовного блаженства, о котором учили Иисус Христос, Иоанн Богослов и апостол Павел²⁹⁸, современные Мохаммеду арабы, может быть, и не поняли бы, или не заинтересовались бы таким блаженством. Арабы, по своей природе грубые реалисты, в воскресение мёртвых не верили, любили женщин и вино, – и Мохаммед обещал им в раю хурий и кубки, наполненные вином, вкусным, не опьяняющим... И все другие прелести райской жизни, описанные в Коране, могут быть понятны нам только тогда, когда мы представим себе реальную картину бедной жизни Аравии с её песками и палящим зноем²⁹⁹. Мохаммед, при помощи своего поэтического воображения, нарисовал арабам небесный оазис, превосходящий арабскую действительность. По сравнении с описанием евангельского рая, коранический рай представляет собой беспримерный факт не только в истории религии, но и во всемирной литературе, не соответствующей многим возвышенным свойством Единого Бога, одушевленно описанного в том, же Коране (см. ниже).

Столь же яркими красками описан в Коране и ад (геенна огненная). Если картинами райского блаженства Мохаммед завлекал к себе последователей и поддерживал их в терпении, то ужасами адских мучений он устрашал неверующих своих врагов (Коран 74, 39). В обоих случаях проповедник ислама стремился к одной конечной цели – уничтожить грубое арабское многобожие (ширк) и утвердить вместо него поклонение Единому Богу (таухид) и покорность Ему (ислам). Поэтому почти всегда рай и ад упоминаются и описываются в Коране одновременно, как две резкие противоположности, и описания их дополняют друг друга: привлекательность райских утех усиливается от противоположности с адскими муками, а ужасы ада увеличиваются в воображении от сопоставления с райскими блаженствами. И если при описании райской жизни праведных Мохаммед давал чрезмерную свободу своей пылкой фантазии, как бы забывая, что он говорит о жизни праведников на небе, то при описании адских мучений грешников он не ограничивался евангельским скрежетом зубов и плачем (Матф. 25, 40), а нарисовал столь реальные картины мук, о которых до последней войны нашей с немцами, бросавших в огонь живых людей и наслаждавшихся их криками и корчами, трудно было христианам XX столетия иметь представление, так как мучения христиан первых веков от язычников изгладились уже в нашем воображении. И автор настоящего исследования не удивляется более турецким зверствам над христианами, потому что мусульмане-турки имели формы жестокости в кораническом описании ада, а немцы-христиане превзошли и турок в этом отношении. Но должен наступить час, о котором говорится в Евангелии и Коране...

Как для рая, в Коране и для ада есть несколько названий, каковы: пламень, сокрушающий крушитель, пыль огня, жгучий огонь, пламя, преисподняя³⁰⁰.

Последнее название (хавийя – преисподняя) указывает, на местонахождение ада в подземелье (сиджин), в противоположность раю, находящемуся в самых высших сферах неба (иллиун). Но главная противоположность ада, в сравнении с раем, заключается в его назначении рай назначен для вечного блаженства праведников, а геенна – для вечных мучений грешников. Муки грешников будут состоять в горении в постоянном пламени и в кипящей воде, которой будут обливать горящие тела их. Кроме того, грешников будут кормить плодами дерева Заккума, проклятого в Коране (17, 62) и поить кипятком. В ад грешников погонят, как скот на водопой (21, 98).

В ад ведут семь ворот (15, 44), охраняемые 19 стражей из ангелов (74, 30), которые подчиняются Малеку (43, 77). Это – лютые, суровые ангелы (66, 6). Неверных толпами погонят к геенне, и когда они подойдут к ней, отворятся врата её. Стражи геенны³⁰¹ скажут грешникам: ужели не приходили к вам посланники из среды вас самих, чтобы прочитать вам знамения Господа вашего и предуведомить вас о встрече с вами дня сего? Они скажут: напротив; приходил к нам проповедник, но мы почли его лжецом и говорили: „Бог не давал никакого откровенья; сами вы в крайнем заблуждении. И ещё скажут (грешники): „если бы мы послушались, если бы мы были рассудительны, то не были бы теперь страдальцами в этом пламени”. Они теперь исповедуют грехи свои, но – прочь от нас жители пламени! Как страшно это пристанище! Верно исполнилось над неверными слово о наказании. Им сказано будет: войдите во врата геенны, оставаясь в ней навеки³⁰². Какое ужасное жилище для гордых! (39, 71–72).

Клокотание геенны слышится как рычание осла; геенна чуть не лопнет от ярости (67, 7–8). Она извергает три столба дыма, который ни тени не даёт, ни от пламени не защитит.

Она будет извергать искры, величиной с башни, цветом как жёлтые верблюды (77, 30–32). Для неверующих будут выкроены одежды из огня, а на головы им будет изливаться кипящая вода, которая будет ошпаривать их внутренности и кожи. Для них там будут рожны железные. Каждый раз как они захотят выйти из ада, из мучений в нём, они будут возвращаемы туда (с приговором): наслаждайтесь мукой в пламени! (22, 20–22). На них будут надеты цепи и ошейники (76, 4). Они будут растопкой для адского огня (2, 22; 21, 98). Огонь будет опалять их лица, и они будут морщиться от боли (23, 22). Огонь будет взвиваться вокруг их сердец и над головами их висеть, как свод на высоких столбах. (104, 6–9; 90, 20). Огонь окружит их как шатёр. Когда они будут умолять о помощи, им помогут водою, подобной растопленному металлу, которая будет жечь их лица. Мучительное питьё! Томительное место отдохновения! (18, 28). В геенне будет достаточно для них пламени. Каждый раз, как сгорит на них кожа их, мы заменим её другой кожей, чтобы им наслаждаться этой мукой (4, 58–59). Их будут кормить плодами дерева Заккум (37, 60–64) и терновника Дзариг (88, 6) и помоями (69, 36), а поить кипятком (10, 4), смрадной гнилью и др. веществами, возбуждающими отвращение (38, 57). С трудом будут они хлебать гноевидную воду и с усилием глотать её (14, 20). Там вопли их, как визг и рычание Рослов (11, 108). Там они будут препираться между собой... Простолюдины скажут вельможам: „мы были последователями вашими; можете ли вы избавить нас от этой участи в огне? Вельможи скажут; „все мы в нём. Бог совершил уже суд над своими рабами”. Находящиеся в огне скажут стражам геенны: „умолите Господа вашего облегчить это мучение для нас, хотя бы на один день”. Стражи скажут: „не приходили ли к вам посланники от Бога с очевидными доказательствами? Они скажут: „да”, те скажут: „так, умоляйте сами”. Но молитва неверных теряется на пути к Богу... Им тогда проклятья, им тогда мучительное жилище (40, 50–55). Они будут просить себе уничтожения (25, 14), потому что там ни жизнь, ни смерть (20, 75). Там они не умрут, и не будут жить (87, 13). Бог спросить геенну – полна ли она? Она скажет: ужели ещё больше того есть? (50, 29).

По близким этнографическим (семиты) и историческим соотношениям арабов с евреями и арабскими христианами, Мохаммед повторил, в своём Коране еврейско-христианское учение о рае и аде, применив библейские образы к арабской жизни. Согласно с Библией, он поместил на самом верхнем ярусе неба рай, а в самом нижнем пункте земли, в преисподней – ад. Но хотя своим учением о загробной жизни человека Мохаммед не внёс ничего существенно нового в религиозное мировоззрения человечества, все это нельзя отрицать заслуги его и в этом частном пункте произведенной им в Аравии религиозной реформы. Заслуга Мохаммеда состоит в том, что он установил в Аравии на твёрдых основаниях верование в бессмертие человеческой души и в загробную жизнь людей и таким образом подорвал древнеарабское „неверие” в загробную жизнь человека³⁰³; учение о бессмертии человеческой души, о кончине мира, о воскресении мёртвых, о последнем суде Божием над людьми и о последующей затем вечной жизни праведных в раю, а грешных – в аду, распространил в Аравии Мохаммед. Это учение придало религиозно-нравственной системе Мохаммеда внутреннюю опору и возвысило его над грубым древнеарабским язычеством. Учение о всеобщем воскресении и всеобщем Суде Божием, на котором решается загробная участь человека, придало нравственный смысл земной жизни людей и сообщило законченность всей религиозной реформе, произведённой Мохаммедом в Аравии. Оно наложило на ислам печать религии, вследствие чего ислам числится среди великих религий человечества, существует на земле почти 1300 лет, при огромном числе последователей³⁰⁴ и имеет все признаки жизнеспособности в будущем, особенно при видимом охлаждении христиан к исповедуемым им религиям.

Чтобы беспристрастно оценить изложенное в Коране учение о загробной жизни человека, нужно сравнивать это учение не с возвышенно-одухотверенным христианством, свободным от приспособления к известной народности, а с таким же, как ислам, исключительным (семитическим) иудейством в его талмудической форме, и тогда будет ясно, что учение Корана переступило узкие грани талмуда и значительно приблизилась к христианству, допустив несомненные заимствованные из Евангелия и христианских; апокрифов. Мохаммед имеет право на некоторое оправдание и в том, что получал свои сведения о христианстве не из чистого источника, а от иудейскохристианских сектантов и еретиков. И ещё вопрос, что представляло собой христианство в Аравии в эпоху Мохаммеда³⁰⁵, если даже некоторые епископы были обличаемы в неправомыслии (еп. Берилль). К сожалению, этот существенный для уяснения происхождения ислама вопрос до сих пор всесторонне не исследован и подлежит терпеливому изучению на основании общецерковно-исторических документов и арабских источников – не только письменных, но и устных, насколько они сохранились в той или другой форме. Тогда только будет ясно, каких христиан Мохаммед встречал в Аравии (Наджрань) и почему под конец своей жизни относился к ним враждебно, равно как и к иудеям (5, 56). Но пока Аравия недоступна свободному ознакомлению с ней и с остатками старины, хранящимися в ней, в виде исторических и археологических памятников и устных преданиях...

Рассматривая представление ада и рая, изложенное в Коране, с точки зрения общечеловеческих народных верований в загробную жизнь, как одно из звеньев постепенного развития человеческих представление о посмертной жизни, неизбежно признать, что без помощи откровения не только первобытному человеку, но и философствующему уму не под силу уяснить таинственный вопрос о жизни человека за гробом. Все попытки современных мыслителей относительно этого не могут удовлетворить³⁰⁶ нас. Правда, каждый мыслящий субъект сознаёт и затем помнит о его существовании даже и по исчезновении этого предмета. То есть: применительно к вопросу о загробной жизни человека, остающиеся в живых родственники и знакомые умершего помнят об умершем и стараются примирить факт исчезновения умершего с переживаемыми воспоминаниями о нём. Мистерии и мифы служили ответом на такой естественный запрос человеческой мысли и чувства; но образы умерших людей постепенно бледнели в памяти живых людей и естественно принимали форму теней, приведений, местопребыванием которых был³⁰⁷ ад. Первоначально это было только мрачное, тёмное место, так сказать, общая могила, в которой мертвецы скрывались от взоров живущих, но продолжали жить, как думали об умерших оставшееся в живых, то есть, что и умершие живут более или менее сходно с жизнью на земле. Так постепенно складывался ритуал погребения умерших с разнообразными похоронными обрядами, доказывающими, что на жизнь умерших были продолжены взгляды и представления о жизни на земле... Это подтверждается археологией. Но вопрос о местопребывании ада у разных народов разрешался различно, и всегда в зависимости от света и его источника – солнца: ад мог быть на севере или на западе, но никогда не на востоке, а у семитических народов ад был под землёй, в преисподней, как месте наибольшего мрака. Это – сиджин Корана (83, 7).

С постепенным развитием рассудочной способности человека и форме общественной жизни изменялись и представления о загробной жизни, в которой стали различать местопребывания умерших в зависимости от их жизни на земле: рабов, простых людей, правителей, героев, жрецов и подвижников благочестия, чтобы примирить неравные участи умерших, явилось учение о переселении душ... С развитием юридических и нравственных понятий появились представления о суде над умершими, как это известно, не только из египетской мифологии, но и из верований жителей Океании. А с установлением суда над умершими, естественно разделилось и первоначальное общее для всех душ местопребывание после смерти людей: души оправданных на суде поступали в лучшее, светлое место, (которое соответствовало раю христиан и было противоположно местопребыванию грешников, – аду, геенне).

У древних евреев посмертное существование умерших соединялось с Шеолом, подземным местом мрака, без ясного представления состояния умерших³⁰⁸ душ. Ко времени Иисуса Христа у фарисеев и саддукеев существовало верование в воскресение мёртвых, а Филон смотрел на смерть, как на освобождение души от тела, сравнивая это явление с выходом моллюска из своей раковины³⁰⁹. Так же пытался уверять своих почитателей гр. Л. Толстой.

В Евангелии вопрос о загробной участи человека представлен в окончательной для христиан форме, но Мохаммед своеобразно изменил для своих последователей это учение, стараясь согласовать его с грубыми взглядами арабов времён неведения, невежества. Аббат Марраччи не высоко оценивает Мохаммедово учение о будущей, загробной жизни человека: „Quantum se in paradiso spureum, tantum in injerno suo ridiculum se Mahometus ostendit”³¹⁰ И всё-таки он приблизил язычников-арабов именно к христианскому учению, а не к другим каким-либо языческим верованиям его времени. При этом обращает на себя внимание тот любопытный факт, что в известных поэтических описаниях ада рая, изображение ада обыкновенно рельефнее, пластичнее, нежели представление рая. Райское блаженство не даёт поэтическому чувству слишком много материала для описания, потому что в раю духовные радости и наслаждения должны носить небесный, возвышенный характер. Жизнь в аду, напротив, может быть представлена более наглядно уже потому, что самые пороки, которые наказываются там, слишком хорошо известны человеку. Так не только у Данте, но и у древних греков ад изображён гораздо рельефнее, нежели рай... Великий итальянский поэт, выказавший столько поэтического таланта в подробном изображении чистилища и ада, где у него собраны все земные страсти, а при описании рая, где духовно награждается добродетель, является абстрактным. Данте как бы чувствовал невозможность описывать небесную жизнь земным языком и пользовался для этого астрономией. Вот одно место из „Божественной Комедии”:

„Величие Зиждителя вселенной

„Проникло все; но здесь оно сильней

„Блестит, чем там, – в планете отдаленной...

„Там, небеса воспринимают свет

„Сильней всего; и я был там и видел

„Все то, чему у нас названья нет.

„Я видел там неслыханное чудо

„И разум мой проник в такую глубь,

„Что памяти возврата нет оттуда³¹¹.

Но христианский поэт, по крайней мере, выносит из своего поэтического созерцания рая общее глубоко-прекрасное впечатление, тогда как язычник-грек, по своим неясным представлениям о бессмертии души, окончательно не сумел составить себе определенные понятия о жилище праведных. Элизиум Гомера, по его описанию, гораздо ниже его же Гадеса³¹². Мрачна, темна, как подземелье, жизнь Аида, но всё же это – жизнь и деятельность; тогда как в Элизиуме хотя и блаженство, но какое-то мёртвенное. И живой, деятельный от природы грек не удовлетворяется такой жизнью; она ему не нравится. Поэтому Ахиллес и говорит так неутешно Одиссею, когда тот встретил его в Аиде во главе павших героев:

„Нет, Одиссей благородный, я готов бы скорее

В поте работать, как бедный поденщик и быть человеком,

„Вовсе лишенным довольства, наследства от предков лишенным,

„Чем повелителем целого сонма исчезнувших мертвых³¹³.

В кораническом изображении рая мы встречаемся с совершенно противоположным явлением. У Мохаммеда и в раю живут праведники поземному: у них шёлковые и парчовые одежды, великолепные беседки, молочные и медовые реки, разных сортов плоды, наклоняющееся прямо ко рту, чтобы их есть, дорогие столовые сервизы, прислуга из мальчиков и, наконец, xypии... Вот какие радости ожидают праведников в раю! Такой чувственный рай не может быть даже, и сравниваем с христианским раем, хотя Мохаммед и заимствовал у христианства основной взгляд на будущее блаженство, как на такое, какого глаз не видел, ухо не слышало и какое не приходило на сердце человек³¹⁴. Такой взгляд на блаженство праведников в раю у Мохаммеда нимало не гармонирует с подробностями райской жизни. Эта мысль св. апостола Павла (2 Коринф. 12,4) получила в Коране совсем другое освещение. Нужно предполагать, что Мохаммед занёс в Коран эту мысль когда в первый раз услышал её от христиан, но потом подчинился новому источнику своих поэтических вдохновений, именно талмуду³¹⁵. В подтверждение этого говорит близкое сходство коранического рая с раем талмудистов. Все райские дворцы талмудистов выстроены из разных драгоценных материалов: золота, серебра, кедра, оливкового дерева, стекла и кристалла. Праведники пользуются в раю золотыми и серебряными сосудами, золотыми ложами, стульями, канделябрами из золота, драгоценных камней и перлов. Над золотыми и серебряными ложами развешаны завесы из голубой и красной ткани. Пол в райской комнате Мессии у талмудистов устлан ярко-красными коврами. В раю находятся 800.000 видов красивейших деревьев для развлечения праведников; над всеми ими красуется древо жизни (коранические – лотос, бананы и друг.). Четыре райские реки текут молоком, вином, бальзамом и мёдом. Ручей для омовения у талмудистов окружён кустами 800 видов роз и мирт. Для каждого праведника устроены беседки с балдахинами, над которыми склоняются кисти винограда, а под балдахинами расставлены столы из драгоценных камней. Наконец, сами размеры рая представляются чудовищными в Коране и талмуде: у талмудистов рай в 60 раз больше мира³¹⁶, а в Коране, рай равняется небу и земле, вместе взятым... Спрашивается: где же поместится столь обширный рай?

Представляя сходство коранического рая с талмудическим, можно с вероятностью предположить, что исключительное положение Мохаммеда в ряду других поэтов-описателей загробной жизни произошло именно вследствие большого подчинения его талмуду. Мохаммед как будто умышленно хотел представить свой рай возможно ярче, и внёс в него всё, что находил у разных народов самого яркого, самого привлекательного для невежественных своих соотечественников, которые при жизни на земле часто бедствовали. Замечательно также, что ад Корана имеет не очень много сходства с адом талмудистов, тогда как рай его почти весь заимствован, из талмуда. В ад Мохаммеда из талмуда взято: разделение его на семь частей; представление об особых ангелах-руководителях адскими мучениями, какими у талмудистов являются: самый страшный ангел Дума, три помощника: Машит, Аф и Шема; а в Коране Малек и при нём 19 стражей; наконец, представление о мучении грешников огнём³¹⁷. Остальные подробности: кипящая вода, дерево Заккум и проч. суть поэтической вымысел Мохаммеда, ставящий его в смешное положение³¹⁸. Заимствования Мохаммеда из христианства при описании рая и ада можно видеть из сделанных выше ссылок на Новый Завет.

Повторим, что изображение загробной жизни у Мохаммеда, при всей его несамостоятельности, носить на себе печать Мохаммедова именно взгляда на эту жизнь. Проповедник ислама пользовался своими рассказами о рае и аде для чисто практических целей: адскими мучениями он хотел запугать неверных³¹⁹, а райскими удовольствиями привлечь и укрепить приверженцев своих. Из всех запугивающих и привлекающих средств, какие употреблял Мохаммед, учение о будущей жизни было самое действительное. Из этого учения он извлекал самые страшные угрозы, допуская буквально употребление в аду в пищу дерева Заккума, а в питье – кипящей воды, и самые сильные поощрения к принятию ислама, каковы все райские наслаждения. Сам язык, каким изложено это учение, был рассчитан на произведение желаемого впечатления. Припомним несколько выражений в описании адских мучений: „когда грешники будут брошены в геенну, то услышать рыкание ослиного крика от её клокотания. Она чуть не лопнет от ярости (67, 7–8). Схватите его и бросьте в середину адского пламени! Лейте ему на голову кипящей водой! Насладись! Ты силен, знатен. Это то, о чём вы сомневаетесь (44, 47–49). Дерево Заккум закипит во внутренностях, грешников, как расплавленная медь; она будет во чреве, как кипит вода кипящая (44, 48–46). Кипящая вода, которую они будут пить с жадностью, как верблюды, изорвёт им внутренности” (47, 17, 56, 54–55)...

Если такой язык способен холодить кровь, а описание райских наслаждений – кружить голову восточному жителю: то можно себе представить, как подобные рассказы должны были действовать на чувства тех, которые дозволяли говорить с собой подобным, образом. Неудивительно, если после, описания рая араб начинал мечтать о том счастливом небе, своего пророка, где жар никогда не бывает палящим, а холод никогда не обращается в мороз, где источники всегда полны не только воды, но самых вкусных напитков, где плоды всегда зрелые. К этому восторженный проповедник прибавил ещё, что райские xypии всегда молоды и девственны³²⁰.

В этой последней черте, в особенности сказалась личная слабость мохаммеданского пророка. Девственную жизнь Мохаммед не признавал добродетелью и считал брачное состояние самым нормальным; монашество, аскетизм он положительно отверг в своей религии и считал собственно выдумкой христиан, а не божественным предписанием (57, 27) и потому, как печать пророков, резко противопоставил единожёнству многожёнство, которое разрешал всем своим последователям в этой жизни в количестве, четырёх жён, а себе, как особенному избраннику Божию, и в этом отношении присвоил особые преимущества (Коран 33, 49–51).

Изложенный очерк вероучения Корана даёт читателю полную возможность видеть, что Мохаммед оставил своим последователям обдуманную в главных основах и приведенную в систему догматическую теорию монотеистического ислама. Семитическая идея о Едином Боге-Творце, Владыке всего сущего и Праведном Мздовоздателе в загробной жизни людей изложена в Коране ясно, просто и убедительно для понимания современных Мохаммеду политеистов-арабов, таких же непросвещённых, каким он был сам.

В монотеизме состоит главная культурно-историческая заслуга арабского реформатора VII века, которую признаёт за ним всемирная история. С этой точки зрения нет надобности говорить о том, что монотеизм Корана односторонне фанатичен³²¹ и что в истории всемирной религиозной эволюции он не представляется после еврейства и христианства новым явлением; для Аравии он был, очевидно, более сроден и более удобоприемлем, нежели иудейство и христианство, которые успеха не имели в Аравии и были потом поглощены, или вытеснены из Аравии исламом. Важен тот несомненный факт, что язычествующие многобожники арабы через упрощённое вероучение Корана приобщились к культурным монотеистическим народам и имели значительное влияние на судьбу всемирной истории в разных отношениях, не исключая чисто-просветительного.

Другие догматы ислама, изложенные в Коране, должны быть рассматриваемы также с точки зрения коранического монотеизма, с которым непосредственно соединён догмат о пророческих достоинствах Мохаммеда, занявшего в догматической системе Корана то место, какое Иисус Христос занимает в христианском вероучении, за исключением его божественного сыновства и мессианского характера. Посторонние влияния, действовавшие на Мохаммеда при формулировании в Коране догматов ислама, указаны в настоящей книге в соответствующих местах, и внимательный читатель может сам, без особого труда, разобраться в разных частностях коранического вероучения не согласных с христианским учением.

При всех отмеченных в настоящей книге недостатках коранического вероучения не подлежит сомнению факт жизнеспособности ислама, исповедники которого распространены во всех странах мира и не поддаются влиянию более возвышенного христианства, несмотря на все усилия и средства христианских миссий³²². В этом заключается провиденциальная тайна Божьего домостроительства, разгадать которую ум человеческий не в состоянии. Мы можем с уверенностью указать только на то, что христианство всех времён давало мусульманам много поводов к предубеждениям против него, особенно при первых соприкосновениях с ним в Аравии, Византии, во время Крестовых походов и после. Свободомыслие французов и немецкая школа Баура, а особенно учение совсем безбожного Ницше и его последователей отталкивают от христианства и просвещённых мусульман. К тому же жизнь многих современных образованных и непросвещённых христиан далека от евангельской заповеди: „будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный (Матф. 5,48). Не будем лицемерить, вынем прежде бревно из собственного глаза (Матф. 7, 5), отрешимся от научного идолопоклонства и позаботимся о том, чтобы свет нашей жизни светился перед мусульманами, чтобы они видели наши добрые дела и прославляли Отца нашего Небесного (Матф. 5,16). Расскажу по этому поводу следующий действительный факт: однажды приехал в Ташкент английский каноник Лэнсдель и просил меня познакомить его с учёным богословом из местных мусульман. Я пригласил к себе в квартиру почтенного казия Мухитдина-хожду, которому кан. Лэнсдель предложил прочитать по сартовскому переводу гл. 5–7 Евангелия Матфея. Казий прочитал указанные главы и, когда был спрошен Лэнсделем, как понравились ему прочитанные стихи слова Божия, спокойно ответил: „нравоучение Евангелия высокое, но вы не исполняете этих нравоучений”³²³. На этом беседа представителей двух вероисповеданий окончилась....

Я лично, на основании собственных более чем 40-летних, наблюдений над мусульманами Европейской России и Туркестана могу засвидетельствовать, что мы, христиане, не заслужили в глазах местных мусульман уважения своим холодным отношениям к заповедям Евангелия; может быть даже, мы повинны в нравственной распущенности современного молодого поколения сартов и киргиз, подпавших под влияние соблазнов русской жизни³²⁴.

Да простят мне мои единоверцы и миссионеры мою откровенность: „вера без дел мертва” (Иак. 2, 20). Но христианские миссионеры не должны смущаться сказанным, так как в евангельском учении они имеют неоспоримые данные для суждения и доказательств превосходства христианского вероучения перед мусульманским вообще и перед кораническим в частности. Недостатки последнего очевидны, и моей задачей было познакомить с этим вероучением русских христиан. почему-то считающих себя даже не обязанными знать, чему учит Коран и как веруют наши соотечественники-мусульмане.

Вместе с этим считаю позволительными высказать здесь и то соображение, что миссионерские собеседования с мусульманами и увещания их должны одушевляться любовью (Тимоф. 1, б; 6, 4), а любовь не раздражается (Коринф. 13, 5).

Что же касается отступлений коранического вероучения от христианского, то они очевидны для каждого, о чём, к сожалению, опять не многие думают. Прошли целые столетия со времени первого соприкосновения нашего с мусульманами в бывшем Казанском царстве, присоединённом к России в 16-м веке (при Иоанне, Грозном), а недавно в Ташкенте мы закончили 50-летие своего управления мусульманами в русском Туркестане, и все еще не убедились в том основном положении, что нельзя мудро править иноверцами, не зная и не изучая их верования, которые более всего отражаются на народном характере³²⁵.

Ещё одно замечание моё касается названия исповедников Корана мусульманами. Этого названия современники Мохаммеда не имели, а назывались просто „верующими” (мумин), подобно тому, как и первые христиане назывались сначала верующими, верными, братьями³²⁶. Название „христианин” было установлено в Антихии, то есть вне пределов Иерусалима. Название „мохаммеданин” (магометанина) в Коране нет, а название „мусульманин” также возникло впоследствии не в Медине и не в Мекке, а вне Аравии и означает „покорные Богу”, от слова ислам.

Важно было, что исповедники Корана получили особое название, подтверждающее их самостоятельное существование в ряду других религий. В. Соловьев удивляется быстрым переживаниям новой религии, которая в десять лет (622–632) пережила такие перемены, какие в истории христианства заняли почти 300 лет (70–337); но наш философ-богослов не прав, потому что история внутреннего развития ислама закончилась созданием шариата в лице первых ортодоксальных школ мусульманского законоведения³²⁷, т. е. уже в третьем столетии после Гиджры.

Н. Остроумов.

Ташкент, 15 авг. 1915 г.