1877 г.

Наступивший 1877-й год был для меня, можно сказать, продолжением предшествовавшего: начались те же труды и занятия, какие были прежде; продолжались те же отношения к ближним и дальним моим друзьям и приятелям, повторялись такие же или подобные прежним скорби и радости.

День нового года ознаменован был обычным церковным богослужением, обычными приветствиями и поздравлениями – личными и письменными. – Так письменно приветствовал меня, за болезнью, Управляющий Харьковской Таможней, С. Г. Соболев⁶⁷⁹, человек мне искренно преданный.

В тот же день получено было мною поздравительное письмо из Динабурга от Законоучителя Реального училища, священника Е. Н. Соловьева⁶⁸⁰. Он писал мне от 28 декабря минувшего 1876-го года:

«С искренней радостью приветствую Ваше Преосвященство с наступающим новым годом! Желаю Вам от Господа здоровья, долголетия и всяких радостей.

Год прошедший был годом большой потери для меня: я лишился дорогого родственника, Высокопреосвящ. Агафангела.

Владыка Агафангел горько плакал пред смертию, со всеми прощался, вздыхал о родине и умер смертию праведника; два раза причастился Св. Таин и особоровался маслом.

Перед смертию дня за три, или четыре, Высокопреосвященный просил переложить его с кровати на комнатную тележку, и его перевезли из спальни в залу, и он долго любовался красным весенним солнцем вздыхая и плача, расставаясь с миром. Но это была уже последняя дань его природе и людям. Засим он не плакал более: укрепился в мысли о смерти и великодушно дожидался её.

Желаю собрать материалы для составления полной биографии Высокопреосвященного, чтобы издать впоследствии. Надобно будет посмотреть в его ящиках, не осталось ли после него рукописей; но ящики его (5-ть) и вещи находятся ещё в Житомире в соедин. Палате. Ящики упакованы ещё при его жизни и назначены были словесно в наш погост, но теперь, конечно, не пойдут к нам».

10-го ч. получил я письмо из Москвы от А. Е. Викторова. От 6-го числа он писал мне:

«На праздниках я был в Орле, где, не смотря на краткое пребывание, я виделся с Преосв. Макарием, которого убеждал ехать в Архангельск⁶⁸¹, пленяя его множеством ожидающего его там археологического материала; но он всё стоял на том, что не поедет, а будет проситься на покой в Мценский монастырь.

О причине катастрофы с Преосвященным я, конечно, не решился его спрашивать. Но по слухам, которые ходят в Орле и в Москве, причиной её следующая история: в каком-то обществе, переполненном поляками, он был на обеде, и после обеда эти благодетели подняли Преосвященного, что называется, на ура и начали качать. Затем, они же, без сомнения, сказали об этом жандармскому полковнику, а тот донес в Петербург.

Очень рад, если Вы заинтересовались моей работой в Вестнике. Как члену общества и вместе правления, мне нужно было во что бы то ни стало дать что-нибудь в журнал. Вот я и пустился в историю ризницы, и эта работа действительно потребовала большой возни. Очень Вам благодарен за разъяснение истории старшей описи, и во всяком случае очень хорошо, что она попала на свое место. Я подбиваю всё Потемкина⁶⁸², чтобы все документы, касающиеся ризницы, из Арх. Оруж. Палаты, из Арх. Мин. Юстиции и из других архивов вытребовать в Синод. библиотеку; но пока тот ничего не сделал по этому вопросу.

Я теперь занят приготовлением к печати каталога рукописей Савостьянова⁶⁸³, как Слав., так и Греч., и покойного Профессора Беляева⁶⁸⁴. Когда напечатаю, не замедлю прислать к Вам. Но ещё прежде надеюсь прислать первый выпуск (24 1/2 печ. л.) каталога Архива Оружейной Палаты⁶⁸⁵. В первой половине декабря я нарочно ездил в Петербург, чтобы подвинуть это дело.

Душевно желаю Вам быть здоровым и прошу Вашего благословения».

11-го ч. писал я в Новочеркасск преосвященному Никанору, Епископу Аксайскому, получившему назначение на Уфимскую кафедру:

«С особенным удовольствием спешу приветствовать Вас с новым годом и новым назначением. Время уже Вам вступить на поприще самостоятельной деятельности. При Ваших талантах и под руководством такого опытного Архипастыря, как высокопреосв. Платон, Вы, без сомнения, достаточно созрели для такой деятельности. Да дарует же Вам Великий Пастыреначальник Господь Иисус Христос благополучно вступить на новое поприще служения и благоплодно совершить оное ко благу вверенной Вам Уфимской паствы.

Если бы Вашему Преосвященству путь к месту нового служения лежал через Харьков, я душевно был бы рад видеть Вас у себя и побеседовать с Вами. Воспомянули бы тогда и Витебскую старину.

С братскою о Христе любовию имею честь быть»...

Преосвященный не замедлил ответить на мой привет.

Он писал мне от 18-го числа ещё из Новочеркасска: «Приношу Вам, Милостивейший Отец, благодарение за отеческий привет с новым моим назначением. Преклоняя мою голову, прошу Вас, осените Вашей Святительской молитвою и Вашим отеческим благословением новый путь моей жизни и путника, не твердыми шагами, но предуставленными свыше стезями, шествующего к отечеству горнему.

Увы! путь мой лежит не на Харьков, а на Воронеж, Самару и Оренбург. Раз я совсем уже было навесился сесть в вагон и ехать на личное поклонение Вашему Преосвященству; оставалось получить только последнее разрешительное слово. Сверх чаяния, слово это сказалось смутно, и, по мнительности своей, я остался и лишился чести засвидетельствовать Вашему Преосвященству мои почтительные чувства лично.

Благоволите, Ваше Преосвященство, принять заочно мои уверения в чувстве моего всегдашнего глубокого почитания и признательного воспоминания»⁶⁸⁶.

12-го ч. дано было мною Консистории предписание следующего содержания:

«Нам сделалось известным, что во многих приходах вверенной нам епархии, в день Крещения Господня, для освящения воды в реках и источниках, есть обычай делать на льду изображение Креста Господня, которое затем оставляется, конечно, неизглажденным и следовательно может подвергаться попранию от людей и от животных.

Такой обычай противен правилам Вселенских соборов. В 73 прав. VI Вселенского Собора изображено следующее: «Поскольку Животворящий Крест явил нам спасение, то подобает нам всякое тщание употребляти, да будет воздаваема подобающая честь тому, чрез что мы спасены от древнего грехопадения. Посему и мыслию, и словом, и чувством поклонение ему принося, повелеваем: изображения Креста, начертываемыя некоторыми на земли, совсем изглаждати, дабы знамение победы нашея не было оскорбляемо попиранием ходящих. Итак отныне начертывающих на земли изображение Креста повелеваем отлучати».

Имея в виду сие правило Вселенского Собора, предлагаю Консистории рассудить, следует ли допускать на будущее время существование помянутого выше обычая, и если не следует, то какие принять меры к прекращению оного».

Но предложение это оставлено было, кажется, без последствий, и Консистория не придумала никаких мер к прекращению антиканонического обычая.

13-го ч. писал я в СПб. Главному Священнику армии и флота Протоиерею Петру Евдокимовичу Покровскому⁶⁸⁷:

«Приношу Вашему Высокопреподобию мое душевное поздравление с новым годом и пожелание Вам на новое лето жизни мира, здравия и благопоспешения от Господа в Вашем многотрудном служении.

Затем позвольте изъяснить Вам мою усерднейшую просьбу.

Один из преданных мне протоиереев моей прежней Полоцкой паствы обратился ко мне со слезною просьбою и умоляет меня исходатайствовать пред Вашим Высокопреподобием о зачислении его кандидатом на настоятельское место при каком-либо из военных крепостных соборов, и, если бы можно было, при Динабургском. Побуждением к этому служит для него с одной стороны его необеспеченность при многочисленном семействе и трудность воспитания и образования детей, а с другой – более значительная, чем на епархиальной службе, пенсия.

Протоиерей этот – настоятель Витебского градского Успенского собора и член Консистории Василий Волков. Человек он средних лет (ок. 50), даровитый, из лучших студентов Черниговской Семинарии, энергический, трезвый и в высшей степени исполнительный. С успехом может исполнять всякие начальственные поручения.

Он при мне был градским благочинным, а теперь, по новому распоряжению Св. Синода, он, состоя Членом Консистории, должен был оставить эту должность.

Если бы Вашему Высокопреподобию благоугодно было принять под свое покровительство рекомендованного мною Протоиерея о. Волкова, то я надеюсь, что он оправдает пред Вами мою рекомендацию.

Могу ли я ожидать исполнения моей покорнейшей просьбы?

В ожидании от Вас благосклонного ответа, имею честь быть»...

На это отвечал мне о. Протоиерей от 19-го числа:

«Усерднейше благодарю Вас за выраженные мне благожелания, исполнение коих признаю для себя лучшим благом.

К сожалению, при всей своей готовности, Вашей просьбы решительно исполнить не могу.

При Динабургском соборе состоит на лицо заслуженный Протоиерей Дорошкевич, который никогда не выражал мне желания или перейти на другое место, или выйти в заштат, – след. место это не праздно.

Но если бы оно было и праздно, то и тогда я не мог бы определить на оное рекомендуемого Вами Протоиерея. Сему препятствует Высочайшее повеление, которое гласит так: «1-го Марта 1852 г. К местным военным соборам и церквам всегда определять заслуженных полковых священников». Посему я могу принимать и принимаю из епархий священников только для полков, и таких кандидатов записано у меня более тридцати человек, и иным приходится ждать два–три года. Ныне для полевых госпиталей в шести военных округах, в случае войны, требуются 84 свящ. и 84 причетника; Св. Синод назначает для сего иеромонахов.

Благодарю Вас за посещение меня в Питере, куда я так не к месту попал, и где уже прожил пять лет, а что далее, да будет воля Божия!»

13-го же ч. писал я в Москву преосвящ. Игнатию:

«Благодарю Вас усердно за доставление мне послужного списка почившего Архипастыря Ярославского⁶⁸⁸. Я начал писать мои воспоминания о нем, и много уже написал. Нечто из этого со временем, может быть, и напечатаю⁶⁸⁹.

Меня удивляет молчание А. В. Краснопевкова⁶⁹⁰. Здравствует ли он? Или он слишком сильно огорчен кончиною своего дорогого брата? Или чрезмерно занят делами службы?

А что приключилось с Вашим почтенным собратом Преосв. Никодимом? Чем он болен, и прекратилась ли его болезнь? Понимаю, что Ваше положение, при таких обстоятельствах, не весьма легкое.

Вы пишете, что в 1882 г. исполнится 26-го декабря сто лет со времени рождения приснопамятного Московского Владыки. А готовит ли Москва к этому дню полную биографию великого святителя? По крайней мере, будут ли к этому времени изданы все его сочинения? Скоро ли выйдет 3-й том его проповедей⁶⁹¹?

Правда ли, что печатаются его письма к Лаврскому о. Наместнику? Кто их редактирует и скоро ли они выйдут из типографии»⁶⁹²?

17-го ч. писал я в Витебск начальнице духовного училища, Баронессе М. А. Боде:

«Позвольте принести Вам и вашим родным со всеми вашими домочадцами взаимное искреннее поздравление с наступившим новым годом. Да дарует Вам всем Всеблагий Отец небесный на новое лето жизни все, потребное к животу и благочестию!

Праздник и новый год встретил я под грустными впечатлениями вследствие внезапной кончины моего доброго друга и брата Преосв. Леонида. Вам известны мои к нему отношения. Вы знаете также отчасти, какая искренняя и интересная велась между нами переписка. – После его кончины, совершив о нем молитвенное поминовение, я тотчас начал перечитывать его дружеские письма, коих сохранилось у меня с 1850 г. более 200. При этом у меня родилась мысль составить, на основании этих писем, биографическую статью о моем почившем друге. Приступил я немедленно к делу, но вместо статьи выходит целая книга. Начавши писать с 20-го декабря, я до сих пор написал уже 40 листов, а впереди ещё столько же. Статья выходит очень интересная не только для меня, но и для посторонних лиц, коим я даю её читать.

Но признаться ли Вам (впрочем пока между нами), чем я ещё начал заниматься с Июля минувшего года? Составлением мемуаров, о которых у нас с Вами не раз была речь. Я начал с эпохи пребывания моего на Полоцкой кафедре, как наиболее для меня памятной во многих отношениях. Написал уже листов 60-т, но не выступил ещё из пределов первого полугодия моей там жизни: так много сохраняется у меня в памяти и в письменных документах разного рода фактов!

Из этого Вы можете заключить, что в Харькове у меня более свободного для свободных занятий времени, чем бывало в Витебске, где всё почти мое время поглощалось отписками по разным ябедам и доносам. Да, здесь, по милости Божией, я чувствую себя гораздо спокойнее, чем в Витебске.

Не могу и я не разделить Вашей радости о предстоящей счастливой судьбе Вашей питомицы Пульхерии (по отчеству забыл). Когда она будет графиней, поздравьте её от меня и пожелайте, чтоб эта птичка производила таких же хороших и добрых пташек, какова она сама».

18-го ч. получил я письмо из Москвы от Преосвящ. Игнатия, в ответ на мое письмо от 13-го числа:

«За письмо Вашего Преосвященства, полученное мною вчера перед всенощною, усердно благодарю и поспешаю ответом.

Прошу извинения, что не вдруг прислал послужной список Владыки Ярославского. На Саввинском подворье не оказалось; в Консистории не вдруг отыскали.

А. В. Краснопевков слишком огорчен смертью возлюбленного старейшего своего брата. В день Рождества Христова на Саввинском подворье Преосвящ. Никодим причащал его за литургией Св. Таин. На 20-й день он ездил в Ярославль. Денег осталось после покойнаго1 р. 75 коп. серебром. Много хлопот у него по наследству.

У Преосвящ. Никодима приливы крови к голове, или отливы от головы. Устает очень и временем боится, как бы не упасть от головокружения. Впрочем, теперь лучше; вкушает сон; даже в воскресенье, в день Св. Филиппа Митрополита⁶⁹³, отслужил у меня в новоосвященной верхней Богоявленской церкви с удовольствием и не особенно устал. Но в соборе ещё опасается служить. Замечательно, что он чувствовал головокружение в одно время, именно, во время ектении: вся святыя помянувше..., когда с ним случилось в первый раз. Иногда даже заставляет иподиаконов поддерживать себя. Выезжать ему предписано вместо лекарства».

19-го ч. дано было мною Консистории следующее предложение:

«По правилам церковным и по общепринятому в православных монастырях обычаю монашествующие должны исповедаться у священнослужителей монашеского звания; исключения допускаются только в случае крайности.

Между тем известно, что в женских монастырях вверенной нам епархии – Вознесенском, Хорошеве и Верхо-Харьковском Николаевском обязанности у монашествующих исполняют, вопреки церковным правилам, местные мирские священники.

Отныне это должно быть прекращено. Должность духовника для монашествующих лиц Хорошева и Николаевского монастырей возлагается на иеромонаха нашего архиерейского дома Даниила⁶⁹⁴ – старца честного и благонравного.

Консистория сделает по сему должные распоряжения».

20-го ч. писал я в Витебск начальнице Гимназии А. П. Ушаковой:

«Примите и от меня хотя несколько запоздалое, тем не менее усердное поздравление с новым годом.

Спрашиваете, как я встретил и проводил праздники? Не очень весело по случаю внезапной кончины моего доброго друга и брата Преосв. Леонида. Весть о его кончине застала меня совершенно врасплох. Я писал ему 7 дек. и ожидал от него ответа, но вместо ответа получаю утром 16-го числа телеграмму с роковою вестью о его внезапной смерти. Нет, я всегда говорил, что служба и жизнь в провинции не для Преосв. Леонида, при его аристократических привычках. Он и сам был недоволен своим назначением, не смотря на высокий чин, каким хотели его обольстить. Он писал мне, между прочим, в первом письме по получении нового назначения: «помню слова ваши, что в провинции и полгода не просидеть мне благополучно, и становится мне страшно. В мои годы, при моих силах, можно продолжать, но не начинать новое дело». И вот мои слова, к великому прискорбию моему, оказались зловещими для моего друга».

22-го числа получено мною письмо от младшей сестры почившего в Бозе преосвящ. Ярославского архиепископа Леонида Татианы Васильевны Краснопевковой; она писала мне от 18-го числа:

«Не смею и благодарить Вас за скорбь, выраженную Вами в письме к нам, зная Вашу искреннюю любовь и сердечное расположение к нашему незабвенному Владыке.

Вы спрашиваете, как это случилось? Из газет Вы, конечно, знаете все подробности его кончины. Главной причиной расстройства его здоровья был, конечно, перевод его из Москвы в Ярославль. Последнее прощание с Москвой глубоко потрясло его и оставило тяжелые следы, тем более, что он старался казаться спокойным, затаив грусть внутри себя. По приезде в Ярославль, он нашел страшные беспорядки в разных частях управления и особенно в монастырях, которые он так любил.

Вы знаете, какой он был ревностный подвижник. При каждом повышении он возлагал на себя новые подвиги. Как пастырь он спешил работать для паствы, трудясь день и ночь, и всё ещё ему казалось, что он не довольно делает.

В последнем письме он говорил, что получил от Вас письмо, где Вы сообщаете ему, что составляете записки своей жизни и приглашаете его заняться тем же. «Но когда же мне» замечает он на это. И действительно, забота о пастве и молитва не оставляли ему свободного времени. За то и внезапная кончина не застала его неприготовленным; последние слова его были: «слава Тебе Боже, слава Тебе Боже!» Последнее действие – принятие Св. Таин, после чего он закрыл глаза и смолк на веки. Но его жизнь, его дела будут вечно, красноречиво говорить о нем; его оплакивают монах и мирянин, вельможа и простолюдин, старый и малый; для каждого он был свой, близкий; каждый лишился в нем искреннего друга, готового помочь словом и делом, разделить радость и горе. Кратко было его пребывание в Ярославле; но он оставил о себе доброй памяти больше, нежели те, которые жили там десятки лет.

Немного было людей, которых покойный Владыка любил столько, сколько он любил Вас; и поэтому Ваша память будет особенно дорога для нас».

Вслед за сестрою писал мне от 20-го числа и брат её Александр Васильевич Краснопевков:

«Письмо Вашего Преосвященства, пришедши ко мне в дни великой скорби нашей, утешило глубоко скорбящее мое сердце, как выражение сочувствия человека, которого покойный любил со всею силою своей благородной души. В эти дни отрадно мне было вспоминать об этой связи, основанной не на хилых основаниях, которые дает мир, а на основаниях глубоко духовных.

Что касается меня, не могу не сказать, что до сих пор я ещё не освоился с мыслию об утрате брата; всё кажется, что он воротится к нам. А между тем во всех событиях, сопровождавших смерть брата, нельзя не видеть дивный промысл Божий, самым наглядным образом проявившийся пред глазами нашими. Хотя с первого взгляда и кажется, что смерть постигла его внезапно, но по всем рассказам о последних месяцах его жизни видно, что он чувствовал её приближение и готовился к чему-то чрезвычайному. Болезнь, начавшаяся в августе и едва тогда же не поразившая его смертельно, стала отзываться сильными припадками в груди, но он хотел победить болезнь и, как видно, боялся, чтобы лечение не лишило его деятельности, которой он, со времени приезда в Ярославль, предался с полным увлечением. В августе был у него геморроидальный припадок, но от такого ли припадка он умер, сказать нельзя; доктора говорят, что смерть произошла от паралича сердца, а прежняя болезнь и затем ряд припадков спазматических и приток крови к сердцу и легким только приготовили паралич. Как бы то ни было с медицинской точки зрения, но его нет на земле. Призывая почившего к горнему Иерусалиму, Господу угодно было исполнить его пламенное желание – умереть посреди полной деятельности, в пустынножительном монастыре⁶⁹⁵, принявши за три минуты до смерти тело и кровь Христовы, притом умереть у гроба иерарха⁶⁹⁶, который положил начало его монашеской жизни, умереть на дружеских руках его родного брата Петра Александровича Брянчанинова⁶⁹⁷; и положен он посреди своей паствы в древнем соборе Ярославском, близ гробниц святых князей Ярославских, под осенением знамен ратников 1854 года, пред чудотворною иконою Св. Николая. Лучшей минуты для перехода в новый мир, лучшего места для упокоения тела придумать нельзя.

Да сохранит Господь душу его, да утешит молитвами Вашими его новую жизнь, как утешался покойный общением Вашим, исполненным любви и дружбы здесь на земле.

Помолитесь Владыко и за нас, оставшихся здесь до времени и благословите».

От 20-го же числа писал мне из Москвы совоспитанник мой по академии, священник Космодамиановской церкви Михаил Симонович Боголюбский⁶⁹⁸ – один из первых магистров XVI курса (1848 г.). Вот содержание его письма:

«Недавно Преосвященный Игнатий говорил мне, что Вы пожелали узнать, кто пишет Воскресные беседы. Так как целые полтора года беседы о законе Божием вел я, и все они составляют нечто целое, то я собрал их в одну книжку, которую и осмеливаюсь представить, испрашивая Вашего святительского благословения на трудившегося».

В ответ на это писал я от 29-го числа:

«Приношу Вам искреннюю благодарность за доставление мне экземпляра Ваших простых, назидательных и весьма обстоятельных поучений о заповедях Закона Божия. Я с душевным удовольствием читал их. Да поможет Вам Господь продолжать в таком же роде и дальнейшие Ваши беседы!»

23-го ч. писал я во Владимир преосвящ. Иакову в ответ на его письмо от 18-го декабря минувшего года:

«Вы благоволили поздравлять меня с грядущими праздниками, а я приветствую Вас с прошедшими. Благополучно ли Вы провели праздники и встретили новый год?

Усерднейше благодарю Вас за доставление мне брошюры о благодетеле моем о. Протоиерее Троепольском⁶⁹⁹.

Доброе дело делаете Вы, что воскрешаете в памяти потомства деятелей, достойных памяти и подражания.

Какие дорогие и приснопамятные для меня имена: Преосвящ. Парфений⁷⁰⁰, мой рукоположитель и благодетель, о.о. прот. Полисадов⁷⁰¹ и Савелов⁷⁰²! Как я много был бы обязан Вашему Преосвященству, если бы Вы благоволили доставить мне о каждом из них брошюры.

Желательно было бы воспомянуть Шуйских достопочтенных старцев протоиереев: В. И. Смирнова⁷⁰³, который был при мне смотрителем тамошнего училища, И. А. Субботина⁷⁰⁴ – родителя Н. И. Субботина⁷⁰⁵, бывшего Инспектора того же училища, и в особенности Шуйского соборного протоиерея А. Никитского – прадеда Шуйского прот. Вл. Цветкова⁷⁰⁶, который впрочем едва ли хорошо его помнит. Когда я учился в Шуйском училище, ему было более 80 лет и он был уже в заштате. Он воспитанник Славяно-Греко-Латинской академии и Моск. университета. В 1833 и 34 г. я переписывал для него ревизскую сказку, и он мне говорил, что он окончил первым курс и в академии и в университете. Когда, бывало, он здоров, постоянно видишь его с французским фолиантом отеческих творений в руках – и в кабинете, и в кухне перед обедом; а когда нападет на него злой дух нетрезвости, слышишь голос его в бане, которая была как раз против окон моей квартиры, и куда запирали его впредь до выздоровления. Он пользовался в епархии таким ученым авторитетом, что, когда в 1834 г. послан был к нам из Семинарии Ревизор, Инспектор Израиль⁷⁰⁷ (впоследствии Еп. Винницкий) – магистр, Преосвящ. Парфений предварил его насчет прот. Никитского и внушил воздавать ему должное уважение, и, как теперь помню, на публичном экзамене, на первом месте сидел старец⁷⁰⁸ – протоиерей, а подле него ревизор».

Из помянутых в письме лиц изложу здесь несколько подробностей о протоиерее Савелове⁷⁰⁹, как о личности наиболее примечательной.

Иоанн Евфимович Савелов родился в 1789 г. По окончании курса во Владимирской Семинарии, он послан был в Сергиево-Лаврскую Семинарию для образования к учительской должности. По выходе отсюда, он определен был в 1809 г. учителем еврейского и немецкого языков во Владимирскую семинарию. 1820 г. Окт. 30 д., оставив службу при Семинарии, Савелов поступил настоятелем к Екатерининскому собору в город Судогду, где и оставался до конца своей жизни. Он скончался 27 декабря 1847 г., на 58 году своей жизни.

В Судогде и её окрестностях о. Савелов оставил незабвенную память о себе, как об отличном проповеднике, бескорыстном пастыре, искусном враче, многосторонне образованном человеке: он был глубокий богослов, математик, живописец, механик, техник и магик.

Из его сочинений, кроме проповедей и поучений, известны: 1) Летописец священно-библейский; 2) Палестинские записки, и 3) Математика. Но все эти сочинения остались после него в рукописях, ненапечатанными.

Им изобретены были две машины: одна служащая к измерению пространства дороги⁷¹⁰, а другая – водоподъемная.

Он занимался писанием планов и фасадов на дома, живописью и гравированием.

В его библиотеке, сгоревшей в 1838 г., была книга древней магии, при помощи которой он делал много разных фокусов. За эти-то фокусы он и прослыл в простом народе чернокнижником, чародеем.

Я лично не знал протоиерея Савелова. Однажды, – это было в августе 1845 г., – мимоездом чрез г. Судогду, я заходил, по поручению Муромского соборного протоиерея М. Г. Троепольского, в дом о. Савелова, но его, к сожалению, не застал дома.

25-го числа исполнилось 35 лет со времени моего рукоположения во священнический сан⁷¹¹; в тот же день ежегодно совершается мною память кончины моего родителя. Я расположился совершить в этот день, в своем монастырском храме, божественную литургию, с панихидою пред нею и с благодарственным молебном после оной, для излияния пред Великим Архиереем и Господом благодарных чувств о пройденном мною тридцатипятилетнем поприще служения во священном сане.

В этом личном моем празднестве, совершенно неожиданно для меня, приняло молитвенное участие всё градское духовенство. Узнав накануне о предположенном мною служении, настоятели градских церквей, помимо всяких официальных распоряжений, отслужили в 25-й день ранние литургии с молебном в своих приходских церквах, а к концу поздней литургии, совершаемой мною, собрались в мой монастырский храм и все вышли вместе со мною на молебен. Эта неожиданность удивила и до глубины сердца тронула меня.

По окончании молебна, все участвовавшие в оном пришли в мои покои и здесь приветствовали меня с тридцатипятилетием моей службы в священном сане, причем поднесли мне икону Покрова Пресвятой Богородицы и хлеб-соль, а о. Ректор Семинарии В. Ф. Энеидов прочитал и поднес мне от служащих при Семинарии адрес.

Вот этот адрес:

«Преосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

«Ныне исполнилось 35-ть лет служения Вашего Преосвященства, в священном сане, Св. Церкви, Престолу и Отечеству. День знаменательный в жизни Вашего Преосвященства, заключающий собою многознаменательный период Вашего служебного поприща!

В этот очень не короткий период служебной Вашей деятельности, Промысл Божий поставлял Ваше Преосвященство и воспитателем юного детства и образователем юношества и руководителем более зрелых из сего возраста в высших областях Богословского знания.

Оттого, когда Ваше Преосвященство были призваны на высшие ступени иерархического служения, Вы, умудренные опытом, всюду, где ни поставляла Вас Верховная Власть, оказывали самое благотворное влияние на рассадники Отечественного Духовного Просвещения.

Добром и молитвою воспомянут Вас, Ваше Преосвященство, в нынешний день эти рассадники и на берегах Оки, и на берегах Москвы, и на берегах Двины!

Харьковская Духовная Семинария, руководимая Вашим высокопросвещенным умом и теплою Архипастырскою любовью, в полном сознании благотворности этого руководства, принося Вашему Преосвященству искреннейшее и сердечное поздравление с совершившимся, во благо Св. Церкви, 35-летием служения Вашего Преосвященства, усердно молит Жизнодавца-Господа, чтобы настоящий день, заключивший собою 35-летие служения Вашего, был и началом долгого, долгого ряда лет благоплодной Архипастырской деятельности Вашей.

Вашего Преосвященства Милостивейшего Архипастыря и Отца покорнейшие послушники» (след. подписи служащих в семинарии)⁷¹².

31-го ч. писал я в Москву Александру Васильевичу и Татьяне Васильевне Краснопевковым:

«Как ни велико Ваше лишение, как ни естественна Ваша сердечная скорбь о вечной разлуке с дорогим Вашим братом, но из писем Ваших, хотя и проникнутых глубоким чувством скорби, я примечаю однако же, что христианская блаженная кончина Преосвященнейшего Леонида умеряет Вашу душевную скорбь и примиряет Вас с мыслию о неизбежной с ним разлуке вследствие тех обстоятельств, которые предшествовали его кончине.

Нельзя поистине не ублажать кончины Ярославского архипастыря, но нельзя не скорбеть о пастве, которая так скоро лишилась столь доброго пастыря. По человеческим расчетам и соображениям, следовало бы ему ещё пожить и потрудиться на пользу вверенной ему паствы, но по премудрым судьбам Верховного Мироправителя, видно, приспело уже время опочить ему от многолетних трудов своих и восприять за них достойную мзду в селениях небесных.

Впрочем, чтобы память о трудах почившего Делателя в вертограде Христовом не изгладилась скоро в сердцах его чтителей, надлежит нам – ближайшим свидетелям его трудов и подвигов запечатлеть в письмени деяния его свыше тридцатилетнего служения Христовой Церкви. Без сомнения, после покойного Вашего братца осталось немало его дневных записок, много интересных писем к нему и от него, и других документов. Хорошо было бы, если бы Вы, любезнейший А. В., привели все эти письменные материалы в порядок и на основании их составили, по возможности, полную биографию почившего Архипастыря.

Со своей стороны, я начал уже писать свои воспоминания о Преосв. Леониде, на основании моих личных наблюдений и письменных с ним сношений. У меня сохранилось более 200 писем моего почившего друга, но жаль, что мои к нему письма далеко не все имеются у меня в черновых списках. Я был бы очень признателен, если бы Вы доставили мне, для прочтения, мои прежние – до 1866 г. письма к Преосвященному, если только они сохранились.

В залог моей молитвенной о Вас памяти и неизменного ко всем вам благорасположения, посылаю вместе с сим священное изображение Чудотворной иконы Б. Матери, именуемой Озерянскою и находящейся в монастыре при моем архиерейском доме.

Мне хотелось бы лично побеседовать с Вами о почившем друге и брате моем; что, если бы Вы, возлюбленнейший А. В., посетили меня в свободное от служебных занятий время? Как был бы я рад Вам! – Подумайте об этом, и напишите мне.

Между тем, желал бы я знать теперь же, с кем покойный Владыка имел, в последнее время, более тесные дружеские связи, и с кем чаще вел переписку».

1-го февраля писал я в Москву Графине Анне Георгиевне Толстой:

«Позвольте и мне быть в числе приветствующих Вас с днем Вашего ангела и пожелать Вам на новое лето Вашей духовной жизни от Верховного Виновника и Источника всякой жизни мира, здравия и преуспеяния в подвигах благочестия и христианской благотворительности.

В прежнее время, сколько помнится, много, очень много бывало у Вашего Сиятельства в этот день посетителей и поздравителей. Но с течением времени число их, без сомнения, сокращается.

Вот не стало и ещё одного из усердных Ваших поздравителей и почитателей; разумею Преосв. Леонида. Я слышу, что его внезапная кончина немало огорчила Ваше Сиятельство. И неудивительно: покойный за свои высокие нравственные качества всегда пользовался Вашим особенным вниманием и уважением.

Глубокую душевную скорбь испытал и я при нечаянной вести о кончине Преосвященного. Вашему Сиятельству не безызвестно, что между нами, в продолжении 26-ти лет, сохранялась самая искренняя братская дружба. Памятниками этой дружбы служат 200, или даже более, писем ко мне от покойного Ярославского Владыки. По этим письмам и по личным воспоминаниям моим, я составляю теперь биографическую записку о Преосвященном. Может быть эта записка со временем будет напечатана; тогда я долгом поставлю представить экземпляр этой записки Вашему Сиятельству.

А теперь покорнейше прошу принять благосклонно несколько брошюр – моих проповеднических произведений».

В ответ на это почтенная Графиня писала мне от 9-го числа:

«Ваше отраднейшее приветствие, вместе с проповедническими трудами Вашего Преосвященства, я имела счастье получить и приношу за оба дара глубочайшую благодарность. Если в словах Вашего Преосвященства я, с душевною признательностью, усматриваю ко мне благорасположение, то в присланных книжках немало наставлений, утешений и поощрений к добродетельной жизни, доселе мне ещё неизвестной по лености и нерадению моему.

Вот прошел ещё год и наступил другой; Господь долготерпит грехам моим, и могла ли я ожидать, чтобы опередил меня свежий годами и силами Преосвященный Леонид? Как громом поразила меня эта внезапная кончина. За две недели пред тем Владыка Ярославский приезжал в Москву, был два раза у меня, и хотя в последний раз я нашла его мрачным и даже грустным, однако же грозная истина, – так как она сразила нас впоследствии, – не на минуту не возмутила сердечной радости этих двух свиданий. Теперь даже мне не верится и не могу подумать, что Преосвященного Леонида нет больше для меня на свете. Что же должно чувствовать Ваше Преосвященство, потерявши такого друга, при внезапном разрыве тех крепких союзов любви и взаимного доверия, которые так тесно скрепили между Вами 26-летняя привычка и полнейшее единодушие! Преклоняюсь пред Вашим горем, замолчу о себе, но не могу утаить пред Вашим Преосвященством, с каким нетерпением я буду ждать обещанной биографии, которая, написанная рукою друга, будет верна, полна, достойна своего высокого предмета.

Повергая к стопам Вашего Преосвященства мою смиреннейшую любовь и благодарность, прошу прощения, благословения и святых Ваших Архипастырских молитв».

6-го ч., в сыропустное воскресенье, совершал я литургию и молебен в Кафедральном соборе по случаю празднования, в этот день, в честь чудотворной Ельнинской иконы Божией Матери, находящейся в соборе и благоговейно чтимой гражданами; а вечерню в тот день слушал в своей монастырской церкви, куда на этот раз ежегодно собирается множество богомольцев, для прощания с архиереем и для принятия от него на подвиги поста архипастырского благословения.

11 ч. – пятница 1-й недели Великого поста. – Оказался в моей монастырской просфорне недостаток просфор для причастников, от чего произошел сильный ропот и негодование говельщиков. Главным виновником этого беспорядка оказался иеромонах Даниил, которому поручено было наблюдение над просфорнею и который распорядился приготовить к субботе просфор не более 3000, тогда как требовалось более 10.000. В Харькове издавна существует обычай, что каждый причастник покупает просфоры по числу своих родных и знакомых, и в день причащения, вынув из этих просфор на проскомидии заздравные частицы, разносит оные по домам родных и знакомых.

12-го ч. получено было мною письмо⁷¹³ из Киева от профессора Д. академии, протоиерея Александра Михайловича Воскресенского⁷¹⁴ – моего земляка, известного мне с детства по Муромскому училищу. Он писал мне от 7-го числа:

«О. Протоиерей Иоанн Чижевский писал ко мне, чтобы я сообщил Вашему Преосвященству некоторые сведения о слушателе академических лекций Льве Рейхенберге, бывшем жителе г. Харькова.

Считаю особенно приятным для себя долгом уведомить Ваше Преосвященство, что Рейхенберг бывает у меня довольно часто – то за книгами, то за советами и т. п., и я довольно знаком с его жизнью и положением.

Академические лекции посещает он весьма усердно, с таким же усердием изучает и избранные им специальные предметы. Жизнь ведет самую скромную – труженическую. В материальном отношении положение его, сколько я вижу, очень тяжело, и с этой стороны он вполне заслуживает поддержки. Совет Братства Св. Владимира, в виду пособия Рейхенбергу, поручил ему приготовлять, в братском приюте, ко Св. крещению прозелитов из евреев и евреек, и за это выдает по 10 р. в месяц; но что значат эти десять рублей при найме квартиры, содержании семейства, дороговизне на всё в Киеве и частом хождении с Подола к Софийскому Собору. Тем с большим удовольствием сообщаю Вашему Преосвященству эти сведения, что цель и конец их – христианское св. дело.

Преосвящ. Филарет⁷¹⁵ относился к Рейхенбергу очень внимательно, также относятся к нему и наставники, с которыми ему приходится иметь дело по своим занятиям. Ему особенно желательно скорее принять свящ. сан, но скоро ли он может достигнуть этого, ничего не могу сказать. Думаю, что ему хоть один экзамен нужно сдать для засвидетельствования о своих занятиях и серьезном ознакомлении с догматами Св. веры. Его сочинение «Свет Израилю»⁷¹⁶, которое он представил Его Высокопреосвященству с прошением напечатать на Лаврский счет, поручено Консисторией рассмотреть мне. Я положил исправить его, где нужно, и одобрить к напечатанию.

Преосвященного Филарета с любовию проводили из Киева 29 янв., а Преосв. Михаила⁷¹⁷ ждем на днях. Теперь Киев без наличных Преосвященных, чего, кажется, никогда не бывало.

Смиреннейшее испрашивая молитв и благословения Вашего Преосвященства для себя и семейства своего, имею счастие, с сыновнею преданностию, быть».

Лев Рейхенберг – это ученый еврей, принявший христианство и, по моему совету, поступивший, для получения высшего богословского образования, в Киевскую духовную академию.

16-го ч. получен был мною в первый раз Отчет о деятельности Императорской Публичной Библиотеки при записке от имени Директора этой Библиотеки Действ. Тайного Советника Ивана Давыдовича Делянова⁷¹⁸, с которым я познакомился в Сентябре 1875 года.

18-го ч. умер в Рязани, на 68 году жизни, известный духовный публицист, или точнее, памфлетист, Д. И. Ростиславов⁷¹⁹ – ярый противник монастырей и монашества.

19-е ч. Торжество Восшествия на престол Государя Императора. В этот день ожидали в Харькове такой же демонстрации, какая произошла в СПб. на Казанской площади 6-го декабря минувшего 1876 года. Об этом предварены были анонимными письмами Командующий войсками Харьковского военного Округа граф Сумароков-Эльстон и другие власти. Однако же, благодарение Господу, ничего особенного не произошло; только из числа рабочих на станции железной дороги взято под арест 9-ть человек, оказавшихся пропагандистами.

В этот день был, по обыкновению, в доме Начальника губернии торжественный обед.

1-го марта скончался в Одессе архиепископ Иоанникий (Горский)⁷²⁰, незадолго перед тем переведенный туда из Варшавы.

4-го числа получил я официальное письмо за № 27 от Председателя Общества испытателей природы при Харьковском Университете, следующего содержания:

«Общество испытателей природы при Императорском Харьковском Университете, осведомившись от своего со-члена А. С. Питра о желании Вашем иметь издания означенного Общества, постановило поднести Вашему Преосвященству напечатанные до сих пор девять томов «Трудов», которые и будут доставлены в самом скорейшем времени».

Вслед за тем, при письме Ректора Университета Ад. Питра от 9-го числа за № 382, препровождены были ко мне девять томов «Трудов» Общества.

Разумеется, за такой дар я почел долгом поблагодарить Общество, и вот что писал я от 17-го ч. за № 34:

«Получив при отношении Г. Ректора Харьковского Университета от 9-го сего Марта за № 382, согласно определению общего собрания означенного Общества, девять томов «Трудов» сего Общества, долгом поставляю принести почтенному Обществу за такой дар мою искреннейшую благодарность и прошу взаимно принять от меня следующие издания – плоды моих прежних археологическо-палеографических трудов: 1) Указатель для обозрения Московской патриаршей (ныне Синодальной) Библиотеки; 2) Палеографические снимки с греческих и славянских рукописей той же библиотеки, и 3) Sacristie patriarcale dite synodale de Moscou».

Помощник настоятеля Харьковской Вознесенской церкви священник Четвериков довел до моего сведения, что настоятель этой же церкви священник Чеботарев, не совершая сам литургии в субботу 1-й недели В. Поста (12-го февраля), причащал однако же пред другим алтарем прихожан, и, причастивши несколько человек, заметил в чаше недостаток крови Христовой. Вошедши в алтарь, он подлил в чашу неосвященного вина и продолжал причащать подходивших к нему прихожан. Призванный мною священник Чеботарев сначала отрицал этот факт, но затем признался и дал мне письменное объяснение по этому случаю. На сем объяснении 11-го марта дана была мною следующая резолюция:

«Из объяснения свящ. Г. Чеботарева открывается, что – 1, он, не служивши в субботу на 1-й нед. текущей Четыредесятницы, приобщал говевших по принятому якобы обычаю; 2, по причине оказавшегося недостатка в чаше Крови Христовой, он взял с престола чашу, в которой хранилось около полустакана (?) Св. Крови, приготовленной на случай приобщения больных младенцев, нередко приносимых в будние дни, вылил оную в большую чашу и не больше лжицы влил вина, совершенно невинно, основываясь на том, что, при приобщении больных, в сухие дары вливается вино и пр.

Но 1) священник, преподающий причастникам Св. Тайны без совершения литургии, изобличает в себе леность и недостаток благоговения ко святым и страшным Христовым Тайнам.

2) Никакими церковными правилами не допускается, чтобы оставлялась в чаше Кровь Христова, под предлогом причащения больных младенцев.

3) Свящ. Чеботарев, вливши в чашу неосвященное вино, указывает на тот случай, когда для приобщения больных в сухие дары вливается вино, но забывает то церковное правило, которое изложено в «Известии учительном» в конце служебника и которым со всею строгостью возбраняется священнику, под опасением казни извержения, в случае недостатка в чаше Божественной Крови, приливать вина.

По сему учинить следующее:

1) Чтобы в тех приходах, где два или три священника и где в храме не один престол, в случае великого множества причастников, совершаемо было две или три литургии; или если будет совершаться одна литургия, то совершаема была бы соборне всеми, какие состоят при церкви, священниками, и чтобы ни один священник, не совершавший литургии, не дерзал преподавать Св. Тайны причастникам в храме.

2) Оставлять от литургии в чаше Св. Кровь под предлогом причащения младенцев в будние дни совершенно воспретить, так как оная может подвергнуться от чьей-либо неосторожности пролитию.

3) Свящ. Чеботарева допустившего, вопреки строгого запрещения Церковного правила, прилитие в чашу неосвященного вина, послать на две недели в Преображенский Куряжский монастырь, с запрещением в священнослужении и с тем, чтобы он при каждом богослужении полагал по 40 земных поклонов с молитвою к Богу о прощении содеянного им греха, и затем, по очищении совести исповедью пред духовником, допущен был до священнослужения.

4) Об исполнении же сего Казначей Куряжского монастыря имеет донести мне»⁷²¹.

12-го ч. получил я письмо из Витебска от начальницы Гимназии А.П. Ушаковой. Она писала мне от 1–9-го чисел:

«Вчера стукнуло мне 48 лет. Немало для женщины, да ещё столько пережившей как я! Утро провела я в гимназии на службе и в церковь не попала. И скучно было, да что же делать? Вечером приехал Преосвященный ко мне чай пить. Остальные в городе из знавших об этом дне или были больны, или заняты, чему я была очень рада, а звать – я никого не звала. Стала вспоминать я Вас (как и всегда). Преосвящ. рассказал тогда, как утешил Вас Харьков в день 35-летия священства Вашего. Как мне приятно было слышать об этом Вашем душевном торжестве! Как я радовалась за Вас, что Вас полюбили, оценили в Харькове! Хоть и грустно за себя, что Вы, наш добрый друг, далеко; но слава Богу, что Вам хорошо. Право Витебск стал ещё гаже, а скука в нем какая, Господи – просто нестерпимая! Мне кажется, что здесь всё как-то постарело, поглупело, опошлело, помертвело! Даже сплетня – эта живая струнка каждой провинции, если и пробудит здесь мертвящую тишину, является какой-то старообразной, невозможной.

Здешний архиерей живет как отшельник – взаперти: служит в соборе, говорит проповеди, изредка является на заседаниях Общества Кр. Креста. Мне кажется, что скучает этот Архиерей в Витебске убийственно. Хоть Консисторские дела и книги, положим, должны наполнять жизнь, но жить и не иметь с кем сказать человеческого слова – должно быть очень тяжело. По-моему Преосв. очень умный, по очень скрытный; простой по-видимому, но сдержанный и суровый.

9-е Марта. Письмо, начатое мною 1-го, прервано было моею хворью. Эту зиму я болею часто. Чем, – я и сама не знаю. Лихорадка, общая развинченность, летучий ревматизм и глазная боль по очереди посещают меня. И сильная я натура, а мое невеселое прошлое, да года видно сказываются и надламывают меня. Буди воля Божия!

Это письмо Вы получите незадолго до Вашего рождения⁷²². Примите, дорогой Владыка, мое душевное поздравление. Памятен и для нас этот день. Всегда молюсь с благодарностью за Вас, а этот день помолюсь особенно о Вашем здоровье и душевном спокойствии. Помяните и меня грешную в Ваших святительских молитвах.

Окончили ли Ваш труд? С каким нетерпением я жду прочесть строки, посвященные памяти Высокопреосвященнейшего друга Вашего. Да, для Вашего любящего сердца смерть его есть большая скорбь».

Я не замедлил ответом на это письмо, и вот что писал от 14-го числа:

«Харьковский 58-ми-летний старец витебской 48-летней старице, принося искреннюю благодарность за поздравление со днем рождения, приветствует её со днем тезоименитства и желает ей от Господа на новое церковное лето жизни всяких благ, духовных и вещественных.

Если Вам наскучил Витебск, то неугодно ли, для развлечения, спутешествовать во Св. град Иерусалим, а по дороге заехать в Харьков?

Посылаемую вместе с сим книгу прошу принять от меня на память⁷²³.

Да, Премилосердый Господь даровал мне великую милость и утешение достигнуть 35-летия во пресвитерском сане. Ведь это значит, что я заслужил, по нынешним законам, пенсию в 90 рублей. А при таком обеспечении не пора ли и в отставку? Как Вы думаете?

Благодарю Преосвященного Вашего за сочувствие к моему юбилейному торжеству, но почему же он не приказал перепечатать в своих епархиальных ведомостях статью об этом торжестве, тогда как многие чужие, как духовные, так и светские, газеты перепечатали её? Не странно ли это?

Мой литературный труд о Преосв. Леониде приведен почти уже к концу: написано 100 листов. Из них листов 10–15 не могут, в настоящее время, подлежать печатному оглашению; прочее, может быть, скоро пойдет в цензуру, сначала частную – родных покойного, а затем и в официальную».

15-е число день моего рождения. В Харькове об этом дне никто почти не знал, но в Витебске не забыли о нем. И вот в каких выражениях приветствует меня оттуда с этим днем Начальница дух. училища, Баронесса М. А Боде:

«Не могу пропустить возможности поздравить Вас с наступающим днем рождения Вашего – этим днем, за который я и столь многие благодарим Бога.

Сестра моя, брат, наставницы училища, равно и воспитанницы – все просили меня принести Вам от имени их усердное поздравление, и все мы молим Господа, чтобы Он надолго продлил драгоценные дни Ваши и украсил жизнь Вашу всеми радостями и благословениями».

В один день с письмом Баронессы Боде, т. е. 15-го числа, получено было мною письмо из Москвы от брата покойного архиепископа Леонида А. В. Краснопевкова, который писал мне от 11-го числа:

«Хотел отвечать Вам на приветливое дружеское письмо Ваше, когда исполню все поручения Ваши на меня возложенные, но оказывается это не так-то легко, как мне казалось.

После Преосвященного брата осталось несколько ящиков и ящичков с бумагами. Разбором их занимаются две сестры – и занимаются весьма усердно, но дело далеко ещё не окончено, а скорее только в начале. Письма Ваши попадались, но за последние годы, прежних же до сих пор не оказалось ни одного. Когда будет собрано хотя несколько писем за прежние годы, пришлю немедленно.

Ящики с книгами, в которых находятся сочинения Преосвященного, тоже не разобраны и приступить к ним в настоящее время нельзя за невозможностью иметь достаточное помещение для расстановки книг, а в которых ящиках находятся сочинения Покойного, неизвестно. Если нападем на них, то немедленно и по этому поручению будет исполнение.

Теперь остается долг любви и благодарности – благодарности во 1-х за икону Божией Матери, которую мы приняли как благословение от Вашего чистого сердца на новую жизнь семейству нашему. Действительно жизнь наша должна теперь сложиться совершенно иначе: нет прежнего центра, около которого мы обращались, и сердца, которое согревало и объединяло нас своею любовью. Дай Бог молитвами Вашими устроиться нам по воле Божией, а не по своему усмотрению.

Приглашение Ваше сильно меня заинтересовало. Я уже мечтал об этом и прежде, а теперь мысль посетить Вас в Харькове ещё более меня пленяет. Позволят ли обстоятельства воспользоваться Вашим дорогим для меня приглашением, дадут ли они возможность утешить себя Вашею беседою – это вопрос, который в настоящее время для меня неразрешим. Если предвидится возможность, то только в Июле, после экзаменов; впрочем, полагаюсь на Господа; Он знает, какое утешение может принести это свидание».

В ответ на это писал я от 18-го числа:

«Видеться с Вами чем бы скорее, тем бы для меня приятнее; но если Вам неудобно будет пожаловать ко мне, хотя бы на короткое время, на Светлой неделе, то я с любовью буду ожидать Вас в Июле.

А теперь посылаю Вам третью часть моего литературного труда, посвященного памяти приснопамятного друга и брата. Посылаемые мною тетради прошу Вас предварительно прочитать в вашем семейном кругу, а если угодно, то и в присутствии близких Вам знакомых. Если найдете в моем повествовании какие-нибудь неточности, потрудитесь исправить их; если признаете что-либо нужным опустить, зачеркните. Нечто из переписанного я и сам признал за лучшее исключить, – что и очеркнул синим карандашом. Там, где поставлены мною на полях тем же карандашом знаки вопроса, требую Вашего совета и согласия на допущение к напечатанию.

Если Вы, по внимательном прочтении и строгом обсуждении моей рукописи, общим советом признаете её заслуживающей печати, то передайте её кому-либо из Московских духовных цензоров на рассмотрение, – и об этом не замедлите меня уведомить. По получении от Вас извещения, я постараюсь выслать Вам следующие тетради.

В случае издания моих воспоминаний о Преосвящ. Леониде, я желал бы приложить к книге портрет почившего Владыки. Без сомнения, у Вас есть хороший фотографический портрет; тогда я буду просить Вас обратиться к одному из лучших Московских граверов или литографов и заказать ему сделать с этого портрета, по числу экземпляров книги, соответственное количество экземпляров самых точных копий».

19-го ч. имел я честь получить из Белграда архипастырское послание от высокопреосвященного Михаила⁷²⁴, митрополита Сербского. Вот содержание этого послания от 11-го числа:

«Преосвященнейший Владыко,

Возлюбленный о Господе

брат и сослужитель!

Глубоко тронут доказательствами Вашей любви и соучастия в тяжелом положении нашей страны и народа нашего по заключении мира со врагами, считаю своим долгом душевно благодарить Ваше Преосвященство за столь милостивое внимание к нуждам многострадальной Сербии и окрестных православных стран.

Отец Протоиерей Иоанн⁷²⁵ несколько раз писал мне и передавал Ваш братский поклон любви, что меня очень укрепляло в слишком затруднительных обстоятельствах моих.

С душевною признательностью, ценя Вашу любовь, прошу Ваших молитв для улучшения судьбы православных христиан, столь много терпевших прежде и ныне от злых Агарян.

Прошу передать братский поклон Преосвящ. Вениамину.

С глубоким уважением и преданностию, пребываю Вашего Преосвященства во Христе брат

Митрополит Сербский Михаил».

Я почел долгом ответствовать на это послание, и вот что писал я от 26-го числа:

«Высокопреосвященнейший Владыко,

Милостивый Архипастырь!

Движимый искренним сердечным сочувствием к тяжким бедствиям, постигшим в минувшем году Сербию и другие родственные ей по вере и племени страны, я не раз обращался к вверенной мне пастве с приглашением о помощи в пользу страдальцев – Славян, и – благодарение Господу, мой пастырский голос не оставался без сочувственных отзывов со стороны паствы.

Зная, как много Ваше Высокопреосвященство обременены были письменными сношениями с разными лицами и учреждениями, я не позволял себе утруждать Вас непосредственными письмами, а поручал препровождать посильные денежные сборы на имя Вашего Высокопреосвященства, или в Московский Славянский Комитет, о. Протоиерею Иоанну Чижевскому.

Молю Воскресшего из гроба Жизнодавца, да озарит животворными лучами духовной радости Ваше архипастырское сердце, омраченное столь глубокой и продолжительной скорбью о тяжких бедствиях, постигших Вашу духовную паству и Ваше правоверное Отечество!

Поручая себя и свою паству Вашим Святительским молитвам, с глубоким почтением и душевной преданностью имею честь быть Вашего Высокопреосвященства Милостивого Архипастыря покорнейший послушник»...

21-го ч. дано было мною Консистории предложение следующего содержания:

«При обозрении мною, в 1875 и 1876 г.г., церквей Харьковской вверенной мне епархии, усмотрены мною следующие недостатки и беспорядки, требующие неотложного исправления:

I. В отношении к свяиценноцерковнослужителям:

1) Многие приходские священники, как мне сделалось известным, совершают таинство Крещения над младенцами не по чину православной восточной церкви – через троекратное погружение в купели, а по обычаю латинской церкви – через обливание.

2) Некоторые священники, по доходящим до меня слухам, вопреки правилу и чиноположению Православной Церкви об исповеди, принимают на исповедь прихожан не по единому, а многих вместе, – что в книге «о должностях пресвитеров приходских» (стр. 144) – называется крайним нерадением и бессовестием.

3) Некоторые священнослужители, получившие не только семинарское, но даже академическое образование, или вовсе не пишут, вопреки своего долга, поучений, или пишут, но очень мало; иные даже обременяются читать, для назидания своей паствы, готовые печатные поучения. При рассмотрении же мною письменных поучений оказалось, что некоторые из них заслуживают полного одобрения; другие, напротив, показывают в сочинителях недостаток должного внимания к столь важному делу в пастырском служении, и обличают в них малое знакомство с содержанием книг Свящ. Писания, со священной и церковной историей и с прочими богословскими науками. Некоторые из проповедников любят украшать свои поучения неуместными, заимствованными из светских журналов, выражениями и иностранными научными терминами, коих смысла, большею частью, сами не понимают, по незнанию иностранных языков.

4) Многие священники, как удостоверился я из многократных случаев, не знают церковных правил, заключающихся в «Известии Учительном», печатаемом обыкновенно в конце Служебника, и потому нередко допускают тяжкие погрешности в рассуждении Св. Таин и других священных предметов.

5) Большинство диаконов и псаломщиков недостаточно разумеют смысл священнодействий и церковных обрядов, а из исправляющих должность псаломщиков немногие надлежащим образом знают устав церковный.

II. В отношении к храмам и кладбищам:

1) Во многих церквях усмотрены мною иконы или неискусно написанные, или написанные не в духе православной Церкви; встречались иконы аллегорического и символического содержания, как, напр., изображение птицы, питающей птенцов своею кровию, или изображение Христа Спасителя в образе естественного агнца, указуемого перстом Иоанна Крестителя, вопреки 82 правилу VI Вселенского Собора, и т. под. Тоже должно сказать и о стенной церковной живописи. В некоторых церквях имеются большие кресты, и даже не по одному экземпляру, стоящие не только в алтаре, но и вне алтаря, на подножиях, имеющих вид двуглавого орла.

2) Не везде имеется достаточное число священных одежд; так, напр., в Петропавловской церкви села Лимана Изюмского уезда найдено мною только одно напрестольное одеяние, и притом не очень благовидное.

3) Замечались в некоторых церквях на полу ковры с изображением, вопреки 73 прав. VI Вселенского Собора, четвероконечных крестов, или с фигурами разных зверей и птиц, – что вовсе неприлично христианскому храму.

4) Приходские кладбища, большей частью, не только не обнесены оградами, но даже, вопреки закона, не окопаны рвами, и притом не имеется при них домов или часовен, для помещения в оных, до истечения узаконенного для погребения трехдневного срока, тел умерших, – что особенно необходимо в летнее время.

III. В отношении к церковным библиотекам и документам:

1) Библиотеки при церквях, за немногими исключениями, очень скудны; инде нет даже полной Библии.

2) Описи церковного имущества составлены, большей частью, не по новой узаконенной форме. Много встречается на иных описях отметок о вещах, сделавшихся по ветхости негодными к употреблению, а между тем реестров убылым вещам не имеется. При передаче церковного имущества от одного старосты к другому, не имеется под описями подписей ни сдатчика и приемщика, ни присутствовавших при сем лиц, Благочинного и членов причта. В некоторых церквях описи не прошнурованы и не скреплены по листам кем следует.

3) В приходо-расходных книгах не все статьи своевременно очищаются расписками получателей; а если и делаются расписки, то неточные и не всегда определенные, без означения, например, времени и количества полученной суммы.

4) В обыскных книгах не везде имеются расписки за безграмотных жениха, невесты и поручителей; а если и имеются, то иногда эти расписки делаются за всех вместе в конце обыска, а не под подлежащими пунктами.

5) В метрических книгах допускаются неточные, неправильные записи и непростительная небрежность. В одной, например, метрической книге 8-мь страниц написанных перечеркнуты и затем снова написаны. В 3-й части о умерших, не пишут по отечеству отца умирающих младенцев, а только имя и фамилию; в части о родившихся встретилась запись фамилии отца родившегося младенца: Лобода, а в части о умерших отец того же младенца записан по фамилии – Малафиенко. Вероятно, одна из этих фамилий настоящая, а другая, так называемая, уличная. Здесь, при выписи для воинской повинности, неизбежно встретится затруднение. Некоторые священники в шнуровых книгах под статьями подписывают начальную только букву своего имени, или же просто одну фамилию; и притом так неразборчиво, что трудно прочитать.

IV. В отношении к женским монастырям и училищам девиц:

При посещении женских монастырей, я не раз замечал, что не только манатейные монахини, но и послушницы входят в алтарь и даже проходят между престолом и горним местом, – что возбраняется 11-м правилом Св. Никифора Исповедника, патриарха Цареградского (Кормч. Кн. ч. 2-я, гл. 57). Тоже допускается, вопреки соборных правил (Лаодик. пр. 44. VI. Вселенск. пр. 69), и в некоторых женских училищах.

Хотя о всех вышеизложенных беспорядках и допущениях были делаемы мною на месте должные замечания и внушения, тем не менее, поскольку те же допущения и беспорядки, в большей или меньшей мере, могут быть и в других местах, мною ещё не посещённых, почитаю должным учинить следующее:

I. Предписать всем о.о. Благочинным, чтобы они:

а) Строго наблюдали за точным и неуклонным исполнением всеми приходскими священниками правил и уставов Православной Церкви относительно крещения младенцев и исповеди возрастных, под опасением, в противном случае, строгого взыскания, и о нарушителях означенных правил и уставов немедленно доносили мне;

б) Внушали священникам с большим усердием и тщанием заниматься проповедованием слова Божия, и для сего прилежно изучать Священное Писание, творения Св. Отцев и проч.;

в) При обзоре вверенных им Церквей, священнослужителей испытывали, между прочим, в знании церковных правил, заключающихся в «Известии Учительном», а псаломщиков – в знании катехизиса, церковного устава и изъяснения обрядов богослужебных;

г) Не допускали в иконостасах и на церковных стенах изображений, несообразных с церковными правилами и противных духу православной церкви;

д) Внушали причтам и церковным старостам заботиться о снабжении церквей священными одеждами и прочими принадлежностями богослужебными в достаточном количестве, а также назидательными для чтения книгами; вещей же, неприличных храму, как, напр., ковров с неуместными изображениями не допускали;

е) Наблюдали за правильным и тщательным ведением церковных документов и, наконец,

ж) Настаивали, пред кем следует, об ограждении церковных кладбищ и об устройстве при них часовен для временного помещения в них тел умерших прихожан.

II. Предписать настоятельницам женских монастырей и Начальнице Старобельской Общины, а также священникам при женских учебных заведениях, чтобы первые не дозволяли входить в алтарь монахиням и послушницам, а вторые – воспитанницам учебных заведений.

Консистория сделает по сему зависящие распоряжения»⁷²⁶.

24-го ч. неожиданно получено было мною письмо от Преосвящ. Иеремии⁷²⁷, бывшего Епископа Нижегородского. Вот что писал мне досточтимый иерарх от 19-го числа из заштатного Феодоровского Городецкого монастыря (в 15 верстах от г. Балахны, Нижегородской губ.), где он пребывал на покое:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивый Архипастырь!

В настоящий для меня день Воскресения друга Господня Лазаря приветствую Ваше Преосвященство с грядущим днем Воскресения Самого Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа и молитвенно желаю в радости духовной, с живыми и почившими отцами и братиями нашими воскликнуть: Христос воскресе!

В пределах Богохранимой Паствы Вашей, в одном из селений Ахтырского уезда, покоится дед мой – чтец Феоктист, прибывший к сыну своему Фирсу из дома родителей моих (да помянет Господь души их вкупе с его душою).

В детстве моем, обязанный ему, между прочим, благоговением и любовию к Четьи-Минеям Святого Димитрия Ростовского, в некую благодарность и молитвенную о нем память, покорнейше прошу Ваше Преосвященство сию панагию мою препроводить в Ахтырскую обитель и твердо прикрепить к местной иконе Пресвятой Богородицы.

На ней изображения Преподобного Сергия, при храме которого старец Феоктист служил, Святого Димитрия Ростовского с прочими Ростовскими Чудотворцами и Святителей Воронежских – Митрофана и Тихона, бывших наших Святых Архипастырей.

Испрашивая Ваших святительских молитв, с истинным почтением и с братскою о Господе любовию, имею честь быть Вашего Преосвященства покорнейший слуга, сомолитвенник Епископ Иеремия.

Купно с панагией для той же цели да приимется в обитель (книга) «Преподобный Нил Сорский», т. е. на память о незабвенном моем учителе – Феоктисте.

В святительской усыпальнице Вашей кафедры покоятся два святителя, из коих один мой предшественник по ректорству Киевской академии – Преосв. Мелетий⁷²⁸; а другой из воспитанников и по кафедре Нижегородской преемник Пр. Нектарий⁷²⁹. – Обоим рцыте от моего недостоинства в день Пасхи: Христос воскресе!»

По получении упомянутых в письме предметов, мною дано было Консистории от 31 числа за № 37 следующее предложение:

«Преосвященный Иеремия, бывший Епископ Нижегородский, препроводив ко мне при письме от 19-го сего Марта сребропозлащенную архиерейскую панагию с изображениями разных святых и книгу под заглавием «Преподобный Нил Сорский, Спб. 1864 г.»⁷³⁰, просит препроводить оныя в Ахтырский Троицкий монастырь, на память деда его, чтеца Феоктиста, скончавшегося в одном из селений Ахтырского уезда; при чем Его Преосвященство выражает желание, чтобы означенная панагия твердо прикреплена была к местной иконе Божией Матери.

Прилагая при сем вышеупомянутые – панагию и книгу, предлагаю Консистории учинить следующее: 1) Панагию и книгу препроводить в Троицкий Ахтырский монастырь с предписанием а) внести оные в опись монастырского церковного имущества; б) панагию употребить согласно назначению высокочтимого жертвователя; в) внести в монастырский Синодик, для вечного поминовения, имена как здравствующего жертвователя, так и почившего его сродника, чтеца Феоктиста, и г) об исполнении сего донесть. 2) О получении панагии и книги, равно как и о сделанном распоряжении, немедленно уведомить от моего имени Его Преосвященство».

В тот же день писал я и Его Преосвященству:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивый Архипастырь!

Принося Вашему Преосвященству взаимное приветствие с светлым и всерадостным праздником Воскресения Христова, восклицаю: воистину воскресе Христос!

Долгом поставляю уведомить Ваше Преосвященство, что присланные Вами на мое имя панагия и книга: «Преподобный Нил Сорский» переданы мною в Консисторию для отправления по назначению, со следующим притом предписанием: 1) панагию и книгу внести в опись монастырского церковного имущества; 2) панагию употребить согласно назначению жертвователя; 3) внести в монастырский Синодик, для вечного поминовения, имена как здравствующего жертвователя, так и почившего его сродника, чтеца Феоктиста.

Поручая себя Вашим св. молитвам, с чувством глубокого почтения и преданности имею честь быть»...

25-го ч. писал мне из Москвы протоиерей Платон Ив. Капустин⁷³¹:

«Почтительнейше принося Вам поздравление со всерадостным праздником Воскресения Христова и желая Вашему Преосвященству сиять Его светом в церкви Его и просвещать многих многая и многая лета, долгом поставляю всепокорнейше Вас благодарить за дорогую для меня память Вашу о моем недостоинстве, новым доказательством которой явилась полученная мною от Преосвященнейшего Игнатия книга: «Выписки из дневника паломника о. Александра Анисимова». – Стесненное время минувшей Четыредесятницы не позволяло мне прочесть её с надлежащим вниманием, хотя конечно не для того, чтобы высказать свое заключение об ней, так как я был во св. местах чрезвычайно короткое время, притом в страшные жары, расслабляющие и душевные и телесные силы, но для того, чтобы узнать что-либо новое и не подмеченное мною в крае, навсегда для меня памятном и дорогом».

29-го ч. получено было мною письмо из Владимира от преосвященного Иакова, который писал мне от 22-го числа:

«Имею честь поздравить Ваше Преосвященство с грядущими светлыми днями и позволяю себе сказать Вам мое Христос воскресе. Радуйтесь и веселитеся о Господе, и нас с Собою совоскресившем.

Читаете ли Вы наши епарх. ведомости? 1-го Марта редактор Беляев⁷³² напечатал довольно резкую заметку по поводу русского концерта Славянского, данного 27 февр., на другой день после проповеди о. Хераскова⁷³³ об эстетич. удовольствиях в пост. Начальник губернии вышел из себя, прискакал ко Владыке и говорил, что статьей оскорблены общество и администрация. Владыка оправдывался как умел. Г. Судиенко прощаясь сказал, что он на этот раз не преследует редакцию, но впредь не будет оставлять без внимания неприличные выходки духовного органа. Этим однако ж не унялся, а чрез день прислал ко Владыке конфиденциальное отношение с предостережением редакции. Чуть войны не вышло. Ох, эти представители царской власти! много берут они на себя. Хорошо ещё, что Владыка, можно сказать, отшутился.

А речь Аксакова⁷³⁴ читали ль? Газета отобрана, но к нам попал №. Сильно говорил И. С., и за то получил Высоч. неблаговоление. Москва долго волновалась. Он и она требуют войны, да без войны и не обойдется. Нас втягивают в неё. Преосв. Феофан⁷³⁵ из своей пустыни вопиет: «надо воевать. Иначе вечный стыд падет на нас, да Россия сойдет в ряд второстепенных держав. И денег, говорит, добудем и люди найдутся. Воевать, воевать!»

На братское послание это не мог я отвечать ранее 16-го апреля, и вот что писал тогда:

«Приношу Вашему Преосвященству душевную благодарность за приветствие со светлым праздником и прошу, если ещё не поздно, принять и от меня взаимное поздравление.

Прочитавши статью по поводу концерта Славянского, я душевно поблагодарил автора, и на месте Преосвящ. Антония я сделал бы губернатору такой отпор, что он вперед не захотел бы вмешиваться не в свои дела.

Речь Аксакова читал я в ту самую минуту, как принесли мне Ваше письмо.

С 6-го ч. я уже на даче и услаждаюсь пением соловьев, хотя погода не совсем ещё установилась.

На днях явился к нам Ревизор – Миропольский⁷³⁶. Он, вероятно, будет снисходительнее к недостаткам наших школ, чем Зинченко⁷³⁷, так как сам был здесь на службе и нашел немало своих сослуживцев, и отчасти учеников. Сам же г. Миропольский мой питомец по академии: мною принят в академию, когда я был там ректором.

Скоро начнем молиться о даровании победы Российскому оружию».

30-го ч. получено было мною, с разных сторон, 15-ть писем приветственных. Вот некоторые из них, более или менее интересные по своему содержанию.

От 25-го ч. писал мне из Вильны Попечитель учебного Округа Н. А. Сергиевский:

«Христос воскресе!

Вместе с сим пасхальным приветствием примите Ваше Преосвященство мое сердечное поздравление с наступающим праздником Воскресения Христова и горячее желание встретить и провести святую седмицу в светлой радости духа и добром здоровье, которое изобильно да даст Вам Господь на дальнейшее плодотворное служение Ваше Церкви православной.

Благодарю за Ваше письмо. Мысли мои не раз стремились к Вам, но простите моей бедности на время. Все три месяца этого года прошли у меня в непрерывных разъездах по разным захолустьям западной окраины. В Вильну возвращался я не часто и ненадолго, возвращался для того, чтобы испытать новую бедность во времени. Так и прошло время доселе.

Пишу к Вам в день Благовещения. Помните ли этот праздник в Москве, при покойном нашем святителе, приснопамятном Митрополите Филарете? Как хорош был этот праздник как светло было на сердце? Для меня миновали эти дни духовного наслаждения, и ничего нет заменяющего их. Грущу, что не принадлежу к Вашей пастве, завидую ей. Вы, убежден в том, являете Харькову те же величия священных празднеств, что и в Москве. Ваше богослужение умиляло меня и в Витебске. А здесь что? Здесь, при разноверной обстановке, полная скудость величия православия, формальность служения, не возбуждающая духа, – но да престанет сетующее слово мое. Я благодарю Бога и за то, что мне суждено было устроить храм здесь для учеников. Там, и при одиночном иерейском служении, душа более отдыхает и испытывает духовное наслаждение. Велика милость Божия и в этом.

Жду от Вашего Преосвященства письма обильного словом. Хочется слышать, как идет Ваше время. О себе ничего не могу сказать нового и интересного. У меня то же общество, те же труды, та же суета жизни, те же заботы – короче: сегодня как вчера, а вчера – как третьего дня».

От 26-го ч. писал мне из Витебска протоиерей Волков:

«С душевною радостью и приятнейшим удовольствием исполняю мой сыновний – священный долг, приветствуя Вас с радостнейшим праздником воскресения Христова и прося Вашего благословения, которое крепко поддерживает меня в треволнениях моей жизни.

О себе не стану сей раз говорить ничего, чтобы не опечалить сердца Вашего, мои невзгоды близко принимающего к себе. Отчет архиерейский отправлен в Петербург; я не читал его, потому что не хотел, а переписывался он в Консистории. Говорят, что Владыка резко выразился в отчете, что и пастыри и паства заражены болезнью пьянства, против чего он сильно вооружается и принимает все целительные меры, но что успеха мало. Написал было, что и канцелярию Консистории составляют почти все пьяницы. Разумеется, это сделано по внушению Секретаря⁷³⁸. Сидя вдвоем с секретарем в присутствии, говорю ему:

«а ведь вам, Николай Иванович, плохо будет... можете быть причислены к канцелярии Обер-Прокурора». «За что?» спрашивает он. «Да как же? на вас архиерей в своем отчете жалуется; он пишет, что канцелярию Консистории составляют пьяницы. Отсюда Обер-Прокурор выведет такое заключение, что Архиерей, как гонитель водки, через секретаря принимал все меры к исправлению канцелярии, но секретарь или не сумел, или не захотел помочь Архиерею, вот и жалуется в отчете на него. А потому канцелярию выгнать вон, а секретаря вызвать в нашу Обер-Прокур. Канцелярию». Н. Ив. понял, что действительно это может случиться; но сам не решился ни на что, а сказал: «да, это правда... я подумаю». Это значит – посоветуюсь с Евф. Васильевной⁷³⁹, которая управляет им не только дома, но и в Консистории. Если Евф. Вас. – эта фальшивая монета самой искусной подделки – прикажет в 1-й день Пасхи поститься Ник. Ивановичу, – он ту же минуту подвяжет живот, поставит около себя скляночку и не только других, но и себя будет уверять, что ему нужно поститься и лекарство принимать, которое вот тут перед ним стоит, приправленное Евф. Васильевной. В общем совете, т. е. Евф. Вас. говорила, а Ник. Ив. стоял и слушал, решено, что дело дрянь... надобно идти и просить Владыку не писать худо о канцелярии. Но дабы постращать канцелярию, отправили с просьбой к Архиерею двух канцелярских чиновников. Владыка умилостивился и даже, говорят, похвалил канцелярию. Великое и сильное у нас теперь оружие – фальшь. На кого и на что не посмотрю – всё фальшь! И в молитве – фальшь. Покровский⁷⁴⁰ наприм. стоит, охает, воздыхает, голову на бок склонит и трясет ею; от фальшивого умиления, благоговения и набожности старших и младшие морщатся и выжимают слёзы, которые, впрочем, никак не текут; и выходит смешно, грешно, и людей наводит на грех осуждения. А вот и ещё подобный пример фальши: какого-то числа в феврале Евф. Вас. именинница была. По её приказу Н. Ив. просит владыку на пирожок. Владыка говорит: «у вас будет рыба, а я теперь не ем... да желаю, чтобы и отцы и вы не ели»... и не был у именинницы. Как только Н. Ив. передал это, тотчас сделалось известным владыке, что Н. Ив., Евф. Вас., прот. Покровский, и Кудрявцев⁷⁴¹ не едят в пост рыбы, а ест – непокорный прот. Волков, да втихомолку Красовицкий⁷⁴². Между тем в действительности все ели преисправно, лучше меня, рыбу, а семьи Покровского и Красовицкого – даже скоромное. Не фальшь ли, не обман ли? Не грех ли?! Между владыкой, Н. Ив. и прот. Покровским связалась такая тесная дружба, что и водой не разольешь. Как станут Покровский и Н. Ив. целоваться, то каждый раз боишься, как бы не задавили друг друга в своих объятиях и не упали на землю мертвыми. Между тем Покровский говорит, что Н. Ив. дурак, что без Казанского⁷⁴³ он совершенно слеп, что умеет только обманывать Архиерея; и Н. Ив. говорит, что Покровский человек хитрый и опасный: ворвался он к Архиерею и водит его за нос. Что же значат объятия и лобзания их? Не фальшь ли? А какое у нас лицемерие – и сказать нельзя.

В следующем письме я много расскажу Вам смешных эпизодов из обыденной жизни нашей, и расскажу единственно для потехи, потому что без смеха нельзя смотреть на такие вещи».

Из Сергиева Посада Инспектор Московской Д. Академии С. К. Смирнов писал:

«В академии нашей, по милости Божией, всё обстоит благополучно. В течении всей шестой недели поста здесь пребывал И. А. Ненарокомов⁷⁴⁴, с которым я виделся очень часто; он занимался организацией дела по поводу поступления Лаврского дома призрения, со всеми принадлежащими к нему учреждениями, под высочайшее покровительство Государыни Императрицы⁷⁴⁵. Владыка Митрополит обеспечил содержание всего заведения ежегодным взносом до 25, или до 30,000 рублей. Предположено учреждение особого Попечительного Совета для заведывания делами заведения, в котором братия Лавры не примет участия. Дело пойдет несомненно лучше прежнего. Особенно такая реформа нужна была для училища мальчиков, которое находилось в плохом положении.

Спрашиваете об архиве покойного Александра Васильевича⁷⁴⁶. Разработка его остановилась за недосугами разбиравших его. Впрочем кое-что академия думает уже пустить в печать, именно, предполагается издать его евангельскую историю отдельной книгой⁷⁴⁷. Движение в хозяйственном управлении по делу возобновления нашего издания понемногу начинается, и есть основание думать, что средства для издания даны будут.

Письма Митрополита Филарета к о. Наместнику Лавры редактирует живущий здесь граф Д. Н. Толстой, которому принадлежит и предисловие к первому тому. Издание плохо, потому что нет примечаний. О. Наместник⁷⁴⁸ продолжает быть таким же хворым, как был; постом его положение два раза было так плохо, что едва сохранилась его жизнь.

Спешу окончить, если Богу угодно будет, в настоящем году свою давнюю работу – историю нашей академии⁷⁴⁹. Текущие дела непрестанно отрывают от этого занятия, и я могу посвящать ему только каникулярное время. Для некоторых справок, может быть, понадобится съездить в Петербург».

5-го апреля получено было мною письмо из Приворотья от внука, Смотрителя Училища Г. Ф. Виноградова, который писал мне от 27-го Марта:

«В первый раз довелось мне встречать праздник Пасхи в малороссийском крае. Нравы и обычаи малоросса при встрече этого праздника произвели на меня неотрадное впечатление. Малоросс – глух и невнимателен к тому великому событию, которое сегодня воспоминалось церковью; он медленно собирался в церковь; уныло, угрюмо и в церкви стоял. В самой церкви было мрачно: и мало в ней света, мало молящихся и мало чтения и пения праздничного. В крестьянском селе – Приворотье я не встретил и тени того неподдельного христианского воодушевления, которым бывает полон, в ночь на настоящий праздник, крестьянин-великоросс. Здесь я не заметил ни обычного для великоросса пасхального приветствия, ни братского целования.

Малоросс более одушевлен был при конце литургии – при взгляде на громадных, в целом виде зажаренных, свиней, принесенных к церкви для окропления св. водою. Эти, презираемые татарином, животные составляли собою несколько рядов, около которых, по окончании литургии, было хождение священно-церковнослужителей с крестом и пением пасхальных песнопений... Громадные зажаренные свиньи с хреном во рту представляли собою невзрачную для меня картину, но весьма привлекательную для малоросса: большая толпа малороссов стояла около этой картины, с нетерпением ожидая минуты покороче познакомиться с нею.

Весна – лучшая пора года заявляет уже свои права в Подолии. Стало тепло, всюду является зелень, не медлят своим появлением и даровые сладкопевцы – птички. Вероятно и Ваша прекрасная дача не забыта певцами – соловьями».

В Петербурге образовалось новое ученое общество, под названием «Общество Любителей Древней Письменности». Цель этого общества – издавать славяно-русские рукописи, замечательные в литературном, научном, художественном или бытовом отношении, и перепечатывать книги, сделавшиеся библиографической редкостью, строго держась текста рукописи или старопечатной книги. Главные члены – учредители сего общества обратились ко мне с письмом от 31-го Марта, следующего содержания:

«Вновь учреждаемое Общество Любителей Древней Письменности предполагает себе целью издавать в определенном числе оттисков памятники русской древней письменности, преимущественно драгоценные по своей редкости, с тем, чтобы сделать их доступными для большего числа изыскателей и чтобы ознакомить всех образованных людей с уровнем просвещения древней Руси в разные эпохи её исторической жизни.

Полагая, что такая задача не может не вызвать сочувствия в каждом образованном Русском и зная Вас за просвещенного любителя нашей отечественной древности, мы решились сообщить Вам на прочтение проект устава нашего Общества и обратиться к Вам с просьбой: если Вам угодно будет принять в нем участие, возвратить этот проект с Вашей подписью».

Письмо подписано: Макарием, Архиепископом Литовским, Юрием В. Толстым (Товарищем Обер-Прокурора Св. Синода), Князем Павлом Петровичем Вяземским⁷⁵⁰ и Графом Сергием Дмитриевичем Шереметьевым.

Получив это почтенное письмо 7-го апреля, я не замедлил отозваться на него. Вот что писал я 9-го числа на имя князя Вяземского:

«Ваше Сиятельство,

Милостивый Государь!

Препровожденный ко мне при письме от 31-го минувшего Марта проект Устава Общества Любителей Древней Письменности имею честь при сем возвратить, со сделанной под оным моей собственноручной подписью, на имя Вашего Сиятельства, согласно адресу, показанному в означенном списке.

С истинным почтением и преданностью имею честь быть».

8-го ч. писал я Инспектору Московской д. академии С. К. Смирнову:

«Полагаю, что ещё не поздно и мне приветствовать Вас и достолюбезное семейство Ваше с преславным и радостотворным торжеством Христова воскресения, так как в церковных богослужениях слышатся ещё радостные пасхальные песни. Но благовременнее теперь поздравить Вас со знамением Монаршего благоволения.

На днях с большим любопытством прочитал я письма покойного Владыки к о. Наместнику. Жаль, что слишком много имен скрыто под инициалами, хотя некоторые из них, конечно, неудобно ещё обнаруживать. Не можете ли однако же объяснить мне, кто был смотритель Звенигородских Училищ И… о котором так часто упоминается в письмах? Или: кто была девица З… которая столько делала неприятностей о. Наместнику?

Из писем покойного Митрополита к его викариям нам, архиереям, должно извлекать уроки, как надобно управлять епархией и вести дела Консисторские; а из писем к о. Антонию надлежит учиться строению и управлению монастырскому.

Может быть, в непродолжительном времени и я напечатаю, хотя не в цельном виде, письма ко мне Преосв. Леонида. Их у меня более 200. Есть очень интересные.

Вчера получил я от членов – учредителей Общества Любителей Древней Письменности письмо с приглашением к участию в деятельности этого почтенного Общества посредством ежегодного взноса 200 или 4000 р. единовременно. Можно ли отказаться от такого любезного приглашения?

Недавно также получил я приглашение на Археологический съезд в Казань. Как Вы думаете, не следует ли мне, как члену Археологического Общества, отправиться туда вниз по матушке – по Волге? Но с чем я туда явлюсь? Разве с изборником из куриозных Консисторских дел? Мне теперь не до археологии; едва достает времени для занятий по части неологии, т. е. новых и новых происшествий и проказ со стороны клириков».

10-го ч. явился ко мне на дачу член-ревизор учебного Комитета при Св. Синоде, С. И. Миропольский, приехавший в Харьков для ревизии Семинарии и училищ.

11-го ч. получил я икону и письмо из села Высочиновки, Змиевского уезда, от А. Ф. Ковалевского, который от 6-го ч. писал мне:

«Простите, Владыка Святый и милостивейший, что я дерзаю в дар пасхальный препроводить Вам освященную и писанную на св. Афонской горе икону Богоматери «Достойно есть», приимите её милостиво в знак моей признательности и всегдашних за Вас моих грешных молитв. На св. Афонской горе блюдется св. обычай – каждому иноку иметь в келии своей икону Богоматери «Достойно есть», и при каждом приходе из церкви в келию пред нею читать молитву «Достойно есть» и обычный отпуст. Пресвятая Царица небесная честной сей иконой Своей да будет помощницей и хранительницей Вам в жизни земной, и доброй одигитрией Вашей к жизни небесной! С сим сердечным молитвенным желанием св. икону Ея сопровождаю, в чаянии что не отвергнете моего усердия».

В ответ на это писал я от 13-го числа:

«Спешу принести Вам, досточтимый о Господе Андрей Феодорович, искреннейшую благодарность за ваш дорогой и священный дар и за ваши благие при сем желания. О, если бы, по вашему глаголу, Честнейшая Херувим и Славнейшая без сравнения Серафим; благоволила быть моею помощницей и хранительницей в жизни земной и доброю путеводительницей к жизни небесной! Воистину, не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Ея, нашей Владычицы».

16-го ч. получил я письмо от ученика VI класса Витебской Семинарии Михаила Чепика, который от 12-го ч. писал мне:

«Высокопреосвященнейший Владыка, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Прикрываемый Вашею Архипастырскою отеческою милостию, я, недостойный, поступил в Полоцкую Семинарию и теперь уже в VI классе оной. Так как Господу угодно было, чтобы я занимал в этом классе второе место по списку, то меня хотели назначить для поступления в Академию, но на заседании в Правлении 6-го апреля, когда вопрос зашел о назначении в академию, восстали против меня некоторые члены правления.

Ваше Высокопреосвященство! На Вас теперь у меня вся надежда. Спасите меня; ведь я не имею куда главы приклонить. Со слезами припадая, прошу Ваше Высокопреосвященство, сколько возможно, помочь моему горю, и как-нибудь определить меня в академию. Я постараюсь быть благодарным Вам, буду стараться учиться и за Вас усердно Богу молиться».

Чепик – сын крестьянина Лепельского уезда, Витебской губернии. Во время поездки моей по епархии, приходский священник, у которого он учился в школе, привел его к моему регенту и просил принять его, как мальчика, обладающего хорошим голосом, в архиерейский хор. Мальчик был взят и привезен в Витебск. Здесь он, вместе с прочими малолетними певчими, начал ходить в училище. К учению он оказался ещё более способным, нежели к пению. Переходя из одного класса в другой, он с успехом окончил учение в Витебском дух. училище и, по выдержании экзамена, принят был в Семинарию. Здесь, как видно из его письма, он окончил курс в числе лучших учеников и, несмотря на встретившееся препятствие, поступил в число студентов Киевской духовной академии.

17-е число – день рождения Государя Императора. После торжественной литургии, и молебна, в Кафедральном соборе, в четыре часа пополудни был, по обыкновению, у Начальника губернии обед. Здесь я встретился и познакомился с молодым французским принцем Мюратом, женатым на вдове Князя Орбелиана – дочери богатой Харьковской помещицы М. П. Сомовой. Принц держал себя очень просто и свободно, как и подобает истому французу. Он сделал мне комплимент, сказавши, что слышал обо мне ещё в Париже, хотя я, со своей стороны, до настоящей минуты не имел о его светлости и понятия.

Попечительный Комитет Кременчугского Общества вспомоществования бедным обратился ко мне с письмом от 19-го числа следующего содержания:

«Разлитие реки Днепра 5-го сего Апреля причинило городу Кременчугу⁷⁵¹ страшное бедствие. Весь город, за весьма немногим исключением, затоплен. Почти все дома повреждены, а некоторые разрушены. Сообщение по всему городу производится на барках и лодках. Все жители оставили свои дома и помещаются под открытым небом и частью на чердаках. Хлеб хотя и раздается от Городской Управы, но такая пища при настоящих условиях неудовлетворительна. Вследствие дождливой и холодной погоды и скудной пищи развиваются болезни. Средства местного Общества недостаточны даже для первой помощи.

Такое бедственное положение побудило Комитет Кременчугского Общества вспомоществования бедным обратиться к Вашему Преосвященству с покорнейшей просьбой оказать содействие Комитету в помощи крайне нуждающимся жителям г. Кременчуга, находящимся в безвыходном положении».

По этому письму послано было мною 25 рублей.

21-го ч. получил я письмо из СПб. от Члена Совета Министра Народного Просвещения, Д. Ст. Сов. Августа Матвеевича Гезена⁷⁵² – моего старого знакомого по Москве. Вот что он писал мне от 18-го числа:

«Будучи командирован летом прошлого года за границу для изучения разных учебных заведений, между прочими и итальянских, я был также в Риме, где виделся и с Кардиналом Питрой⁷⁵³, который постоянно, с искренней благодарностью, вспоминает о том радушии, с каким Ваше Преосвященство способствовали некогда его занятиям в Синодальной библиотеке. Он был очень рад, когда я ему сообщил, что осенью 1875 года я имел удовольствие видеть Вас здоровым в Харькове, и тогда же мне сказал, что пришлет мне два экземпляра нового своего издания: «Analecta Sacra»⁷⁵⁴, с тем, чтобы я препроводил один из них к Вашему Преосвященству с покорнейшей просьбой принять эту книгу и ознакомиться с изложенной в ней теорией просодии греческих церковных песней. Так как Вы много занимались греческими рукописями, то Кард. Питра считает Вас одним из наиболее компетентных судей по вопросам касающимся означенной просодии, и потому он выражал мне сильное желание, в интересах науки, узнать мнение Вашего Преосвященства об изложенной им теории, против которой возражал здешний профессор Ловягин⁷⁵⁵ в мартовской книжке Христианского Чтения 1876 года.

Посылая, вместе с сим, означенную книгу, прилагаю также адрес Кард. Питры, на случай, если Ваше Преосвященство найдете достаточно свободного времени, чтоб исполнить его просьбу».

В ответ на это писал я от 1-го Мая:

«Для меня очень лестно, что высокочтимый Кардинал Питра до сих пор сохраняет о мне добрую память, засвидетельствуемую при том вещественным знаком.

С чувством особенной признательности я принял препровожденный ко мне экземпляр ученого труда Его Эминенции, и с великим усердием готов бы исполнить возлагаемое не меня поручение относительно отзыва изложенной в этом труде теории просодии греческих церковных песней, но, к стыду моему, я должен признаться, что я никогда не занимался изучением теории ни музыки, ни поэзии не только греческой, но и русской. Если мне случилось заниматься когда-то греческими рукописями, то я, как Вам известно, изучал их только со стороны палеографической, почти вовсе не касаясь их внутреннего содержания.

Прошу Вас покорнейше, Авг. Матвеевич, передать всё это досточтимому Г-ну Кардиналу Питра. Просил бы я также препроводить от моего имени Его Высокопреосвященству экземпляр моего археологического издания: «Sacristie patriarcale dite Synodale a Moscou». Книга эта посылается на имя Вашего Превосходительства. Другие две книжки, вместе с сим посылаемые, прошу Вас принять от меня на память».

В 12-й день апреля объявлен был в Кишиневе Высочайший Манифест о вступлении войск в пределы Турции для защиты от турецкого угнетения единоверных нам славянских племен. В тоже время Августейшая Покровительница⁷⁵⁶ Общества Красного Креста обратилась к русскому человеколюбию с приглашением оказать помощь в предстоящих нуждах и болезнях воинам, идущим на брань. – По поводу сего приглашения я обратился к духовенству Харьковской епархии с следующим пастырским воззванием:

«Недавно мы выслушали с благоговейным вниманием в святых храмах исшедшее из уст нашего Великого Самодержца и Верховного Вождя народа роковое слово, повелевающее доблестным войскам русским вступить в пределы Турции, для восстановления и ограждения попранных бесчеловечной политикой и грубым произволом поклонников Ислама человеческих прав единоверных и единоплеменных нам братий – Балканских славян.

Да благословит Всевышний славою побед над врагами Креста Христова бранное оружие Христолюбивого всероссийского воинства.

Одновременно с державным велением Монарха раздался кроткий глас и Его Августейшей Супруги – Матери Отечества – глас, призывающий всех сынов России послужить предстоящим нуждам и болезням воинов, подвизающихся на поле брани.

«Нужды больных и раненых воинов – вещает Сердобольная Матерь-Царица – будут велики и многообразны; но Я знаю, как велик дух братской любви и благотворительности, искони живущий в русском народе. Я уверена, что и теперь, когда наше храброе войско идет стать грудью против врага, за освобождение порабощенных и угнетенных собратий, не оскудеет дающая рука и горячее чувство народное не ослабеет во всех сословиях и во всех краях нашего обширного Отечества. Всякое даяние будет благо, всякое приношение, и великое и малое, равно ценны пред Богом, как жертва любви, всех нас связующей во едино, во имя Христово».

Возлюбленные о Господе Отцы и братия! хотя на нас, как на служителях алтаря Господня, по преимуществу лежит в настоящую пору, как и всегда, священный долг возносить к Царю царей и Господу сил усердные и усиленные молитвы о даровании силы, крепости и мужества с храбростью Христолюбивому воинству нашему на сокрушение врагов и супостатов братий наших; но мы вместе с тем – и сыны России, и члены гражданского общества, и граждане нашего великого отечества, следовательно и к нам, наравне с другими, относятся пригласительные слова Благочестивейшей Государыни.

Поспешим же и мы, братия, на этот Царственный глас; принесем и мы посильные личные жертвы и, по возможности, уделим что-либо из общецерковных сумм, на пользу доблестных воинов, с самоотвержением подвизающихся за веру православную и за единоплеменных нам братий на поле брани.

Приглашаю почтенное духовенство вверенной мне Харьковской епархии, как белое, так и монашествующее, доставлять свои пожертвования настоятелям обителей и местным о.о. Благочинным, с записью имен жертвователей и количества пожертвований на особых листах, которые вместе с сим рассылаются в каждый монастырь и каждое благочиние, с тем, чтобы собранные суммы вместе с подписными листами были доставляемы в нашу Канцелярию, для отсылки первых по назначению. Вещественные же приношения могут быть препровождаемы на имя о. Редактора Харьковских Епархиальных Ведомостей, протоиерея Иоанна Чижевского⁷⁵⁷.

Смиренный Савва, епископ Харьковский и Ахтырский. Апреля 26 дня 1877 года».

Данная мною 11-го марта и напечатанная в № 7 Харьковских Епархиальных Ведомостей резолюция по делу о прилитии священником Чеботаревым в чашу неосвященного вина, по недостатку в оной для причащавшихся прихожан Св. Крови, подала повод к укоризненной и неблагонамеренной статье, помещенной в № 45 (от 24 апр.) известной Петербургской газеты «Церковно-Общественный Вестник».

Я не знал бы о существовании этой статьи, так как вовсе не читал означенной газеты, если бы мне не указали на нее другие.

Прочитавши статью, я испытал горькое, неприятное чувство, при мысли о невежестве и злонамеренности автора статьи и редактора газеты. Между тем, с другой стороны, слышал, что многие из городских священников и даже лица, ко мне; близкие, читавшие статью, выражали к ней сочувствие и разделяли мысли, в ней изложенные. Это побудило меня взяться за перо и написать опровержение неблагонамеренной статьи, не столько в виду защищения своей пастырской чести, сколько для разъяснения сущности столь важного предмета и для ограждения своей паствы от превратного понимания смысла данной мною резолюции.

Вот что было мною написано в опровержение помянутой статьи:

«Сущность передовой статьи № 45-го Церковно-Общ. Вестника заключается в рассмотрении и осуждении моей резолюции от 11 Марта, напечатанной в 7-м выпуске Харьковских Епархиальных Ведомостей.

Так как здесь идет речь о предмете очень важном, а именно о прилитии неосвященного вина в св. тайны, при оказавшемся недостатке Божественной Крови для причастников в одной приходской церкви, то нельзя не обратить внимания на эту статью и не разъяснить сущности этого предмета.

В статье своей автор – 1) кратко излагает сущность дела, по поводу коего дана мною резолюция; 2) повторив в сокращенном виде эту резолюцию, подробно разбирает 1-й пункт оной; 3) по поводу наложенной на священника, допустившего прилитие простого вина в св. тайны, эпитимии на основании правила «Учительного Известия», печатаемого в. конце служебника, подвергает строгой критике это правило и вообще «Учительное Известие»; 4) критически рассматривает 3-й пункт моей резолюции, где наложена мною эпитимия на священника; 5) рассматривает 165 ст. уст. дух. консисторий и определяет отношение её к наложенной на виновного священника эпитимии; 6) выражает, наконец, желание, чтобы все без изъятия архиерейские резолюции были обязательно печатаемы во всеобщее сведение.

Рассмотрим со вниманием каждый из этих пунктов по порядку.

1) Автор статьи пишет: «Сущность дела такая. В одной церкви, при которой состоят два или более причта, на первой неделе великого поста в субботу собралось так много исповедников, что очередный, совершавший литургию, священник затруднился всех приобщить: потребовалось разделить труды его, оказался даже недостаток в приготовленных св. тайнах. Местный священник в этом затруднительном случае поступил так: облачился сам, принял от совершавшего литургию часть даров в другую чашу и разделил труды его по причащению исповедников, а так как оказался недостаток в св. Крови, то употребил хранившуюся в запасе св. Кровь и прибавил несколько вина».

Но в действительности дело происходило таким образом:

9-го Марта помощник настоятеля В-ой церкви г. Х-ва, священник N, довёл до моего сведения о следующем нововведении, которое он называет возмутительным. 12-го февраля, исправляющий должность псаломщика диакон Кр-кий, после причащения прихожан, заявил ему словесно, что он видел, будто бы настоятель священник Ч-в, причащая означенного числа пред другим алтарем прихожан, заметил в чаше недостаток Крови Христовой и, не желая открыть это пред народом, произвольно прибавил в св. чашу неосвященного вина и причастил несколько человек, произнося слова: «Честныя Крове Господа.... причащается такой-то».

Впоследствии, тот же священник N письменно объяснил мне, что он, как очередный, совершал в субботу на первой неделе литургию, что хотя исповедников, готовившихся к причащению, было более 500 душ, но он в состоянии был один всех причастить и на помощь себе настоятеля не приглашал; что настоятель, пришедши к концу литургии в церковь, по праву настоятеля, потребовал, дабы отделено было св. тайн тела и крови Христовых из чаши в другую, что, наконец, у него, по причащении всех подходивших к нему причастников, осталось в чаше столько св. даров, что ими можно было причастить человек до 40.

Получив сведение о таком нововведении, я не мог, конечно, не обратить на такое противозаконное действие священника Ч-ва своего внимания. Сначала призвал я псаломщика-диакона, как свидетеля поступка, допущенного настоятелем священником Ч-м. Диакон сначала словесно, а затем и письменно, показал, что настоятель, причастивши несколько душ, вошел в алтарь, потребовал от него красного вина и один ковш выпил сам, а затем прямо из бутылки влил около двух ковшов в потир.

Призванный мною вслед за диаконом настоятель Ч-в сначала не хотел признаться в том, что он приливал, в св. тайны вино, хотя и не отрицал того факта, что он сам пил вино; но затем, когда я ему сделал должное испытание и разъяснил тяжесть допущенного им греха, сказав при том, что, в случае его дальнейшего запирательства, о его поступке будет произведено формальное исследование, он сознался в своей вине. При этом я спросил его: известно ли ему церковное правило, заключающееся в «Учительном Известии», где такое действие, как прилитие в св. тайны неосвященного вина, строго воспрещается, – он отвечал, что неизвестно и что он даже не знал о существовании этого «Известия». Когда же я показал ему в книге означенное правило, он очень смутился.

Вслед затем я велел ему тут же, в своей канцелярии, изложить на бумаге всё, что он говорил мне на словах. И вот его письменное показание: «В субботу на первой неделе великого поста я не служил литургии, как не седмичный, а между тем приобщал говеющих по принятому обычаю. В чаше, из которой я приобщал, остались св. дары, напоенные св. Кровию, довольно густые. Почему я, не желая, чтобы сетовали оставшиеся душ до 15-ти прихожан, вошел в алтарь, где совершалась литургия, взял с престола маленькую чашу, в которой хранилось около полустакана св. крови, приготовленной на случай приобщения больных младенцев, нередко приносимых в церковь в будние дни, вылил оную в большую чашу и не больше лжицы влил вина, совершенно невинно, основываясь на том, что, при приобщении больных, в сухие дары вливается вино, – что учинено мною без всякого умысла для оскорбления святыни происходящей (?) от небрежности, а просто по неведению»...

На этом письменном показании свящ. Ч-ва и дана была мною 11-го марта следующая резолюция: 1) чтобы в тех приходах, где два или три священника и где в храме не один престол, в случае великого множества причастников, совершаемо было две или три литургии; или если будет совершаться одна литургия, то совершаема была бы соборне всеми, какие состоят при церкви, священниками, и чтобы ни один священник, не совершавший литургии, не дерзал преподавать св. тайны причастникам в храме; 2) оставлять от литургии в чаше св. кровь под предлогом причащения младенцев в будние дни совершенно воспретить, так как оная может подвергнуться от чьей-либо неосторожности пролитию; 3) священника Ч-ва, допустившего, вопреки строгого запрещения церковного правила, прилитие в чашу неосвященного вина, послать на две недели в Преображенский Куряжский монастырь, с запрещением священнослужения и с тем, чтобы он при каждом богослужении полагал по сорока земных поклонов, с молитвою к Богу о прощении содеянного им греха, и затем, по очищении совести исповедью пред духовником, допущен был до священнослужения.

Через три дня после написания мною резолюции, именно 14-го того-же Марта, местный благочинный донес мне: «О поступке настоятеля священника Ч-ва словесно заявил мне священник N⁷⁵⁸, (помощник Ч-ва), 19-го февраля. Не допуская той мысли, чтобы священник Ч-в, студент семинарии, прослуживший 20 лет священником, несущий уже второе пятилетие почетную должность депутата, мог сделать подобный поступок, я спросил N, может ли он подтвердить свое заявление и кто этому был свидетелем; получив в ответ, что кроме псаломщика-диакона Кр-го никто этого не видел, но что и сей последний едва ли обнаружит, я советовал N не заявлять бездоказательно, не тревожить начальства и совести тех причастников, которых приобщал священник Ч-в; если же он намерен обнаружить, то предложил ему донести мне рапортом. В то же время, не оставляя без внимания столь важного дела, я пригласил к себе диакона Кр-го и предлагал ему – по чистой диаконской совести сказать правду, но, несмотря на все мои вопросы, просьбы и убеждения, диакон заявил, что в св. чашу священник Ч-в вина не подливал, а требовал оного для того, чтобы выпить. Так точно объяснил мне 20 февраля и священник Ч-в». В заключение своего рапорта благочинный просил меня подвергнуть диакона Кр-го, сокрывшего пред ним поступок священника Ч-ва, отеческому исправлению.

Вот истинные обстоятельства дела, о котором у нас с автором статьи «Церковно-Обществ. Вестника» идет речь.

Если сообразить теперь изложенные мною обстоятельства дела с краткою повестью о том же деле автора газетной статьи, то оказывается следующее.

Автор статьи утверждает, что очередный, совершавший литургию, священник затруднился всех приобщить; а сам очередный священник пишет, что он мог без затруднения один причастить всех говевших прихожан. И это нисколько не удивительно. В других приходах Харьковской епархии, где при одном священнике бывает иногда вдвое и даже почти втрое больше приходских душ, нежели в Вознесенском при двух священниках⁷⁵⁹, священник однако же один, без посторонней помощи, удовлетворяет всех своих прихожан.

Автор статьи пишет, что оказался недостаток в приготовленных св. тайнах, а служивший священник N удостоверяет, что у него оказался ещё избыток в св. тайнах.

Автор статьи пишет: «местный настоятель облачился сам и разделил труды его, т. е. своего помощника, по причащению исповедников», но помощник не нуждался в помощи настоятеля и не приглашал его к разделению труда... Следовательно настоятель Ч-в, без особенной нужды, приступил к участию в причащении прихожан и допустил, без всякой надобности, нарушение церковного правила, прилив в св. тайны неосвященного вина.

«По-видимому, заключает автор статьи, настоятель не учинил никакой беды: поступил не беззаконно и в сообразность с существующим обычаем: сила таинства нисколько не пострадала, соблазна ни малейшего, и нужда удовлетворена».

Но это только так кажется автору статьи; на самом же деле, настоятель Ч-в учинил великую беду, потому что допустил тяжкий грех; поступил совершенно беззаконно, приливши в чашу неосвященное вино; от прилития неосвященного вина пострадала и сила таинства, иначе Церковь не назвала бы этого действия тяжким смертным грехом; соблазн произведен величайший, как видно из донесения священника N от 9-го Марта и рапорта благочинного от 14-го числа того же месяца; а нужда могла быть удовлетворена, как явствует из предыдущего, без нарушения церковного правила: стоило только настоятелю отослать 15-ть человек, для коих у него недостало в чаше св. крови, к его помощнику, у которого осталось св. причастия ещё человек для 40.

2) Далее – автор статьи подвергает рассмотрению 1-й пункт моей резолюции, где возбраняется священнику, без совершения литургии, преподавать причастникам св. тайны в храме.

«Может ли вообще, спрашивает автор, священник, не совершая литургии, причащать кого-либо св. тайн? – Без сомнения, может», – дает сам же на свой вопрос ответ. Затем перечисляя особенные, внезапные случаи как то: болезнь, путешествие по суше и по водам и проч., заключает: «значит, Церковь полагает возможным преподавание св. тайн верующим, в нужде конечно, и без совершения литургии».

Но у меня в резолюции речь не об этих внезапностях и случайностях, которые мне известны не меньше, чем автору статьи, а о таких случаях, которые всегда могут и должны быть предусмотрены и которые повторяются ежегодно только в известные определенные времена, то есть, когда православные христиане, здравствующие и отрешившиеся, по возможности, от всех житейских забот и мирских сует, после пятидневного молитвенного приготовления, в великом иногда множестве, приступают в храме Божием к таинствам исповеди и причастия. Вот к чему была направлена моя мысль, когда я писал свою резолюцию. После сего позволительно спросить: если один священник, не служащий, принимает на себя труд (без особенной иногда нужды) помогать другому священнику, совершавшему литургию, в преподавании св. причастия многочисленным исповедникам, то что могло препятствовать этому священнику или участвовать в совершении литургии, или совершить отдельно, на другом престоле, раннюю или позднюю литургию; и за этой литургией причастить часть исповедовавшихся прихожан? Можно ли на этот раз представить какие-либо другие уважительные причины, а не те, кои мною указаны в резолюции от 11-го марта (т. е. леность и недостаток благоговения к святым и страшным Христовым Тайнам)? В самом деле, когда священник, преподающий мирянам св. тайны, более может сохранить благоговейное настроение духа – тогда ли, когда он исполняет это по совершении им самим литургии, или тогда, когда он приступает к этому важному и священному делу без должного приготовления и даже, может быть, напившись дома чаю.

«На чем же, спрашивает автор статьи, – основано харьковское запрещение преподавать св. тайны в храме без совершения литургии? Единственно на личном усмотрении: канонических оснований не имеется».

Если бы даже это запрещение основывалось и на личном моем усмотрении, оно должно иметь обязательное значение для подчиненных мне пресвитеров, но оно имеет и каноническое основание – в повелении св. ап. Павла, который учит, что в церкви всё должно быть благообразно и по чину (1Кор.14:40). Кроме того, пресвитеры, по 79-му правилу апостольскому и по 57-му правилу Лаодикийского собора, ничего не должны делать без воли своего епископа.

Но есть ли, спрошу я в свою очередь, каноническое основание для того обычая, по которому православный священник преподает в храме, в дни св. четыредесятницы, св. тайны без совершения литургии, напившись чаю и, может быть, позавтракавши, и в каком из двух обычаев больше благообразия и чинности, требуемых апостолом Павлом, в первом или последнем?

«А между тем, пишет далее автор статьи, запрещение может повести к последствиям весьма неудобным, к лишним стеснениям и пастырей и пасомых. Будут непременно случаи, что исповедники останутся непричащенными св. тайн до другого дня»...

Никаких неудобных последствий от сделанного мною распоряжения произойти не может, никакого лишнего стеснения ни для пастырей, ни тем более для пасомых быть не может. Напротив, для пасомых, в том случае, если будет в приходской церкви две литургии – ранняя и поздняя, будет гораздо больше удобства и свободы: одни из прихожан, которые привыкли вставать рано, охотнее пойдут для причащения к ранней литургии; другие, которые не имеют этой доброй привычки, предпочтут идти к поздней. Оставшихся же непричащенными в таком случае никак быть не может, ибо, при двух св. Агнцах и при двух чашах со св. кровию, будет вдвое больше и частиц св. тела, и св. крови, нежели при одном Агнце и при одной чаше. Это для всякого ясно до очевидности.

Но автор статьи продолжает настаивать на своем. «Обычай, пишет он, против которого направлено харьковское запрещение, введен, конечно, не священниками, не леностью их и недостатком благоговения; а как он существует не в одной харьковской епархии, то надо полагать, вводил его некто, имевший на то право и достаточное основание».

Кто же это некто? Уже ли какой-либо православный епископ? Но какая надобность и какое побуждение для епископа вводить в пределах своей епархии обычаи странные, бесчинные и несообразные с духом православной Церкви? Есть, например, в некоторых епархиях обычай, что приходские священники принимают на исповедь не по одному, как требует церковное правило, а по несколько человек вместе; ужели и этот обычай введен тем или другим архиереем? Но в таврической епархии, где этот обычай, видно, издавна существовал, он возбудил против себя со стороны епархиальной власти строгое преследование (Таврич. Епарх. Вед. 1876 г. № 22). Нет, неправильные и бесчинные церковные обычаи вводятся постепенно и затем поддерживаются не епископами православными, а именно приходскими священниками, или проникают в пределы древлеправославныхт епархий из епархий бывших униатских. Из вышеизложенного донесения помощника настоятеля, священника N, легко усмотреть, как в Харьковской епархии начал было заводиться небывалый и беcчинный обычай приливать в св. тайны вино неосвященное. Другой обычай, неслыханный нигде, обычай оставлять для младенцев св. кровь, недавно ввел в Харьковской епархии один просвещенный протоиерей – уроженец одной из юго-западных епархий, воспитанный, как видно, в понятиях униатских. К счастью, этот обычай очень мало имел и имеет между харьковскими священниками последователей.

3) «Настоятеля, пишет автор статьи, допустившего, вопреки строгого запрещения церковного правила, прилитие в чашу неосвященного вина, преосвященный Савва признал справедливым подвергнуть взысканию. Да позволено нам будет спросить: помещенное в служебнике «Учительное Известие», в котором содержится названное церковным правилом запрещение, есть ли кодекс церковных канонов и может ли быть таковым признаваемо? Отнюдь нет; это не более, как наставление и разъяснение на разные случаи церковной практики, притом, прибавим, по содержащимся в нем недоразумениям, противоречиям, неясностям и проч., требующее безотложного, самого строгого пересмотра».

Но а) «Учительное Известие» подлинно есть в своем роде кодекс церковных канонов, определяющих «како долженствует иерею и диакону служение в церкви святей совершати» и проч. И поскольку это «Известие» печатается при церковно-богослужебной книге и издается от лица святейшего синода, высшего законодательного учреждения господствующей в пределах русского царства православной церкви, то оно по справедливости может назваться церковным актом и должно быть обязательно для всякого православного русского священнослужителя. б) Положим, что «Учительное Известие», по словам автора статьи, есть не более, как наставление и разъяснение на разные случаи церковной практики, но для чего же преподается это наставление, если не для того, чтобы ему внимали те, до кого оно относится; для чего разъяснение, если не для того, чтобы впредь не повторялись те случаи, по поводу коих сделаны те или другие разъяснения. в) Если автор статьи называет «Учительное Известие» разъяснением, то каким образом это «известие», по словам того же автора, оказывается неясным и содержащим в себе недоразумения и даже противоречия? И для кого собственно «Учительное Известие» оказывается таковым? Если для людей светских, то это неудивительно. Но оно не для мирян и писано; для тех же, к кому оно собственно относится и кто его внимательно хотя раз прочитал, оно не представляет ничего неясного и недоуменного, тем более противоречивого.

В пример противоречия «Учительного Известия» самому себе автор статьи представляет правило, воспрещающее приливать в чашу неосвященное вино. «По замечанию составителя⁷⁶⁰ «Учительного Известия», – пишет автор статьи,–священник, причащающий мирян, если к остающимся в чаше напитанным кровию частицам тела Христова прильет неосвященного вина, смертно согрешит и подлежит казни извержения; высказавши такое строгое прещение, «Учительное Известие» прибавляет, что священник может всыпать в чашу запасные дары и продолжать преподавание св. тайн, разумеется, прибавив вина, – это уже не смертный грех и не такое дело, чтоб грозить извержением. Какая же разница между запасными дарами и оставшимися в чаше частицами тела и крови Христовой? Никакой; значит «Учительное Известие» явно само себе противоречит – что же это за церковное правило?»

Выпишем здесь подлинные слова «Учительного Известия», чтобы видеть, насколько правилен и основателен взгляд автора статьи па правило о прилитии в св. тайны неосвященного вина.

«Вестно тебе буди, о иерею, яко аще мнози будут причастницы, никако же да дерзнеши (недоставающу в святой чаши Божественныя крове, или тела) прилити вино, или хлеб простый всыпати: смертно бо тяжко согрешити, и извержения казни подпадеши. В таковом убо случаи до утрия повели иным пождати, и служив причасти тыя, или от кивота хранимыя больных ради божественныя тайны, всыпли во св. чашу, и причасти тыя по обычаю».

Вникнем несколько глубже в смысл этих наставительных слов «Учительного Известия». Здесь преподается наставление приходскому священнику на тот случай, если у него причастников слишком много, а освященных даров тела и крови Христовой недостаточно. Тут могут быть два случая: или недостанет, по числу причастников, частиц тела Христова, при оставшейся в чаше крови Христовой, или недостанет для всех Божественной крови. В первом случае «Учительное Известие» дозволяет всыпать в чашу хранимые в кивоте больных ради Божественные тайны, совершенно возбраняя в тоже время всыпать простой хлеб. Во втором случае повелевает отложить причащение говевших до следующего дня, но отнюдь не дозволяет приливать вина, под опасением смертного греха и казни извержения.

Есть ли здесь в чем-либо противоречие «Учительного Известия» самому себе?

Чтобы найти в наставлении «Учительного Известия» противоречие самому себе, автору статьи Церковно-Общественного Вестника угодно было вставить измышленные им самим слова: «разумеется, прибавив вина». Слов этих, как всякий легко может видеть, в подлинном тексте нет, да и не могло быть, ибо, при вложении запасных св. даров в чашу, в которой есть ещё достаточно Божественной крови, какая надобность приливать туда простое, неосвященное вино? И после этого автор статьи с изумлением ещё спрашивает, «что же это за церковное правило?» Не большее ли изумление должен возбудить в умах здравомыслящих и благомыслящих людей самый этот вопрос почтенного автора.

«При том известно, продолжает рассуждать автор статьи о правиле «Учительного Известия», – что в чашу приливается вода в теплоте, – почему не может быть прилито вино?»

Потому, отвечаю я, что приливать к освященным тайнам простое, неосвященное вино нет ни надобности, ни цели, тогда как прилитие в потир воды – на проскомидии холодной, а по освящении Даров, пред причащением, непременно теплой, имеет свой особый смысл и свое значение, ибо в богослужении православной Церкви и при совершении таинств ничего не делается без мысли и без цели. На проскомидии священник, наполняя чашу вином, соединенным с водою, этим показывает, что, по прободении на кресте Христа, из Божественнаго ребра Его абие изыде кровь и вода. По освящении св. даров и пред причащением установлено Церковью вливать в чашу теплую воду, как образ св. Духа, или, в знамение того, что кровь, которая истекает из жертвы, недавно закланной, бывает теплою, дымящеюся и даже жизнью еще дышащею (см. Нов. Скриж. ч. 2, § 37 стр. 98, и §§ 73 и 74, стр. 170 и след. Спб. 1858 г.). Какой же, спрашивается, смысл и какое значение может иметь неосвященное вино, вливаемое в освященные тайны?

«На литургии преждеосвященных и больным преподаются св. дары в вине тоже неосвященном, почему здесь нет смертного греха?»

Потому, что, по наставлению Новой Скрижали, в преждеосвященных дарах вино и вода, вливаемые в соединение, имеют другое значение, нежели какое они имели на проскомидии полной литургии (там же § 18 стр. 215).

«По справедливости», заключает автор статьи свое рассуждение о правиле «Учительного Известия», – в данном случае следовало возбудить вопрос о пересмотре «Учительного Известия», а отнюдь не карать священника за недоразумения, которым и конца не будет, пока существует названное «Известие» в настоящем его виде». Но прежде чем пересматривать какое бы то ни было сочинение, надобно его хотя однажды прочитать, чтобы знать, что в нем содержится и что должно подлежать пересмотру. Но если священник Ч-в, в продолжении 20 лет, ни разу не прочитал «Учительного Известия» и даже не знал о его существовании, хотя оно заключается в той книге, по которой он почти ежедневно совершает богослужение, то каким образом отсюда следует, что «Учительное Известие» должно подлежать пересмотру? И чем виновно это «Известие», что священник, не читая его, впадает в недоразумения и тяжкие грехи? – На этом основании следовало бы подвергнуть пересмотру и другие церковные книги и даже Библию, так как, к великому прискорбию, есть священники, которые не только не читают, но даже вовсе не имеют этой священной книги ни у себя, ни в церковных библиотеках. Нет, не пересмотра «Учительного Известия» надлежит требовать, а надобно убеждать приходских священников, чтобы они чаще перечитывали это «Известие», и тем предохраняли себя от грехопадений.

4) Приступая к критическому рассмотрению 3-го пункта моей резолюции от 11-го Марта, где священнику Ч-ву назначена эпитимия, автор передовой статьи Церковно-Общественного Вестника пишет: «сочтено справедливым «Учительное Известие» оставить неприкосновенным источником недоразумений и придирок, а священнику назначить взыскание».

Действительно, сочтено справедливым «Учительное Известие» оставить неприкосновенным источником только не недоразумений и придирок, как выражается автор статьи, а источником необходимых сведений и весьма благопотребных наставлений о том, «како долженствует иерею и диакону служение в церкви святей совершати и приуготовлятися к священнодейству, наипаче же к Божественной литургии, и каковыя бывают бедственныя и недоуменныя в скорости случаи, како в том исправлятися» (Заглавие «Учительного Известия»).

«Соответствует ли по крайней мере взыскание вине», – спрашивает автор статьи?

Отвечаю: не соответствует в том смысле, в каком автор понимает это несоответствие взыскания вине.

«С одной стороны, – так начинает автор разрешать предложенный им самим вопрос, – если допущена ошибка, то, очевидно, по недоразумению и неведению, – священник хотел правильно выйти из затруднения, но запутался в лабиринте «Учительного Известия», которое, по-видимому, знал не так твердо, как иные записные начетчики и заправские казуисты»...

Нет, священником Ч-вым допущена не ошибка, а тяжкий смертный грех, и притом не по недоразумению и неведению, а по крайнему легкомыслию и грубому, неизвинительному для священнослужителя, носящего на себе 20 лет священный сан, невежеству.

Священник, по словам автора, хотел правильно выйти из затруднения, но затруднения у него, как мы видели выше, никакого не было, и правильный выход был для него весьма незатруднителен; ему надлежало только прекратить причащение и отослать непричастившихся прихожан к другому священнику.

Священник Ч-в, по выражению автора, запутался в лабиринте «Учительного Известия», но он запутаться в этом лабиринте никак не мог по той простой причине, что он, в течении 20 лет, ещё ни разу не входил в него и даже не знал к нему дороги.

«По-видимому, знал (Учител. Изв.) не так твердо» – совершенно не знал и не хотел знать.

«С другой стороны, – продолжает рассуждать автор, – за невольную и ненамеренную ошибку назначается наказание не только тяжкое, но даже соединенное с истязанием (курсив в подлиннике)».

Не невольная и ненамеренная, а совершенно произвольная и намеренная, только лишь безрассудная, допущена священником Ч-вым ошибка, если только можно назвать ошибкой тяжкий грех. Взыскание назначено виновному не только не тяжкое, но даже слишком снисходительное, далеко не соответствующее вине, как увидим ниже.

«Священник запрещается в священнослужении, посылается в монастырское заключение, как некий в своем роде арестант, отрывается на две недели от службы, от семьи, от хозяйства, – значит подвергается немалым материальным потерям, вместе с тем необходимо унижается перед подчиненным клиром и перед своей паствой, наконец обязывается отбивать 40 земных поклонов за каждой службой, т. е. в день minimum 120 поклонов».

Но – а) защищаемый автором священник Ч-в запрещен в священнослужении, потому что допустил тяжкий смертный грех;

б) послан в монастырь не в качестве арестанта (арестантов сажают в острог, как недавно был случай с одним священником здешней же епархии), а в качестве эпитимиста, для очищения совести молитвою и покаянием;

в) удален от совершения богослужения, как впадший в смертный грех, «таковый бо, по наставлению Св. Димитрия, митрополита Ростовского, да не дерзнет литургисати, дóндеже очистит грех свой покаянием, а литургисаяй в грехе смертном раздражает Бога зело»⁷⁶¹.

г) от семьи и от хозяйства (хотя у городского священника, каков священник Ч-в, хозяйства, разумеется, полевого, никакого нет) приходские священники нередко добровольно, а часто и самовольно, отлучаются не только на две недели, но и более, не только за десять верст, как в настоящем случае, но за сто и более, под предлогом свидания с родственниками, или друзьями.

д) перед подчиненным клиром и перед паствой роняет настоятеля не законное взыскание, налагаемое на него законной властью, а его беззаконные действия и проступки, подвергающиеся взысканию.

е) обязывается, наконец, класть (а не отбивать) поклоны, как грешник, кающийся пред Богом и умоляющий Его благость о прощении содеянного им греха.

Назначение по 40 земных поклонов за каждой службой: автор статьи называет истязанием. Но чтобы он сказал, если бы ему известно было постановление православной церкви, по которому каждый православный христианин обязывается во время чтения на утрени, в четверг 5-й недели четыредесятницы, великого канона, пред каждым тропарем полагать по три поклона; а как всех тропарей в каноне 266, то выходит 798 поклонов? В новопечатной постной триоди не определено в точности, какие должны быть полагаемы поклоны – поясные, или земные; но в триодях старопечатных показаны – земные поклоны, – что в точности и выполняется в единоверческих церквах. По взгляду автора, это телесное истязание? Или: в 75-м правиле Номоканона, печатаемого в конце малого требника, изображено: «духовный отец, аще исповесть кому грех исповедавшагося, имать эпитимию: три лета да есть празден (т. е. устранен от священнослужения), токмо да причащается в месяц единою, и да творит на всяк день поклонов сто». Что же – и это телесное истязание?..

«Заслуживает внимания, – продолжает автор, – что всё это проделывается (?!) с полной публичностью, даже с некоторой похвальбой».

Что разуметь под публичностью? Публичную эпитимию, или публикацию в газетах? Если публичную, явную эпитимию, то за явный грех и следовало виновного подвергнуть явной эпитимии. – «Согрешившим в тайне, – пишется в книге о должностях пресвитеров приходских, – тайная и епитимия да определится; за явные соблазны да вдается епитимия явная» (§ 107 стр. 158). Так как поступок священника Ч-ва относится к явным грехам, то он и подвергнут эпитимии публичной – монастырскому подначалию. В чем однако же заключается эта публичность? Приходит священник наряду с монастырской братией в храм Божий; войдет, как священнослужитель, в алтарь, станет где-нибудь в стороне, начнет с благоговением и сердечным умилением, как свойственно кающемуся грешнику, полагать земные поклоны пред святыми иконами, или пред престолом Божиим, в присутствии иеромонаха и еще двух-троих из братий, находящихся при алтарном послушании; вот и вся публичность!

Если же под публичностью разуметь напечатание резолюции в епархиальных ведомостях, то и это допущено не без основания и не без цели. Епископу сказано: согрешающих пред всеми обличай, да и прочии страх имут (1Тим.5:20). С той именно целью и напечатана резолюция (без оглашения впрочем имени виновного), чтобы все священники вверенной мне епархии предостерегали себя от поступков, подобных поступку священника Ч-ва, и чтобы мне, как законному и Богом поставленному в пределах епархии блюстителю церковных правил и законов, не иметь печальной необходимости повторять над кем бы то ни было совершения такого же суда, какой совершен по отношению к священнику Ч-ву.

«Так трактуется, – заключает автор свою трактацию 3-го пункта моей резолюции, – пастырь церкви, настоятель, ради чего? Ради славы Божией, ради блага человечества, ради пользы религии, или – ради буквы «Учительного Известия»?

В самом деле, скажите, положа руку на сердце, ради чего такое жестокое отношение к пастырю?»

Так трактуется пастырь церкви, настоятель? Но какой пастырь, какой настоятель? Если такой, как священник Ч-в, то его иначе и трактовать нельзя. К счастью, таких настоятелей в Харьковской епархии не слишком много. Большинство суть пресвитеры добре прилежащии; немало между ними и труждающихся в слове и учении (1Тим.5:17), которые за свои труды сподобляются сугубыя чести. Между тем как, в течении года, суду непосредственно архиерейскому подвергаются два-три священника, к наградам ежегодно представляются чуть не сотни.

Ради чего так трактуется пастырь – ради славы Божией? – Именно ради славы Божией, ибо такими пастырями и такими действиями, как поступок священника Ч-ва, имя Божие хулится в православном народе.

Ради блага человечества? Так, ради блага человечества, или, частнее, ради паствы, вверенной духовному руководству и попечению священника Ч-ва, ибо, по словам Златоустого, «иерей, недостойне литургию служай, наводит гнев Божий не токмо на единаго себя, но и на весь народ»⁷⁶².

Ради пользы религии, или – ради буквы «Учительного Известия»? – Ради той и другой. Поскольку священник Ч-в своим нерассудительным поступком, т. е. прилитием в св. тайны неосвященного вина, оскорбил таинство и нарушил ясное и строгое церковное правило, то я, как строитель, по благодати Божией, таин, не мог не вступиться за оскорбление таинства, и как епископ, подчиненный высшему священноначалию, не мог и не могу допускать безнаказанно нарушение правил, изданных от лица сего священноначалия. Пред своею архиерейской хиротонией, я торжественно, пред лицем всей церкви, обещался «не приимати странных обычаев (каков обычай прилития простого вина в св. тайны) в церковных преданиях и чинех, но хранити предания и чины вся неизменно с кафолической восточной церковью православной, и согласно и единодушно со святейшим правительствующим всероссийским синодом».

«Ради чего такое жестокое отношение к пастырю?»

В настоящем случае не только не жестокое, а напротив – самое милостивое, самое снисходительное допущено отношение к священнику Ч-ву, как это сейчас будет доказано.

Священник Ч-в виновен не только в том, что он позволил себе, без всякой нужды, прилить, вопреки ясному запрещению церковного правила, в св. тайны неосвященного вина, но и во многом другом.

Положим, что он, не зная вовсе о существовании церковного правила, учинил свой поступок в состоянии неведения, хотя незнанием закона никто не может оправдываться, и продолжал священнодействовать с невозмущенною, по-видимому, совестью. Чрез 8 дней по учинении поступка, 20-го февраля, его допрашивает об этом благочинный; но он, отвергнувши самый факт поступка, продолжает священнодействовать. Это уже не есть состояние неведения. После сего совесть не могла уже не изобличать священника Ч-ва и не побуждать его к признанию незаконности его поступка, а между тем он все-таки продолжает священнодействовать; и как поступок его, по определению церковного правила, есть тяжкий смертный грех, то он, по силе вышеприведенного мною наставления св. Димитрия Ростовского, не должен был литургисать, пока не очистит грех свой покаянием. Мало того: священник Ч-в и 10-го марта, когда призван был мною для допроса по сему делу, не с первого раза сознался в учинении противозаконного поступка, а после того уже, как ему было объявлено, что о его поступке будет произведено формальное исследование. Итак, священник Ч-в к своему первому проступку присоединил ещё запирательство и священнодействие в смертном грехе, без очищения совести покаянием.

Теперь, если слова «Учительного Известия»: «смертно тяжко согрешиши и извержения казни подпадеши», – не суть слова праздные и ничего не значащие, то священник Ч-в, допустивши через прилитие в св. тайны простого вина смертный грех, подлежит за это извержению из сана, а по совокупности с другими проступками, увеличивающими его вину, он подвергался ещё более строгому наказанию, если только может быть для священника более тяжкое наказание, чем извержение из сана.

Так с священником Ч-вым и должна была бы поступить консистория, если бы на её суд отдан был его поступок, но так ли с ним поступлено? И после этого, автор статьи позволяет ещё себе укорять меня в жестоком отношении к священнику Ч-ву!..

Без сомнения, если бы этот священник, сознавши свой тяжкий грех, сам поспешил явиться ко мне и принести искреннее раскаяние в своем грехе, я поступил бы с ним, по данной мне, как епископу, власти, ещё снисходительнее: назначил бы ему, на основании 12-го пр. 1 Всел. Соб. и 61 и 74 правил Василия В., тайную, домашнюю эпитимию и на менее продолжительный срок.

Но автору газетной статьи, очевидно, хотелось бы, чтобы священник Ч-в оставлен был без всякого взыскания, так как и поступок его он даже сомневается назвать настоящим его именем, выражаясь так: «поступок настоятеля, если считать его проступком» и проч. Но с таким требованием безнаказанности и с таким взглядом на поступок священника Ч-ва согласиться никак не могу. Мне известно 102-е правило VI Вселенского Собора, которое гласит: «не должно ниже гнати по стремнинам отчаяния, ниже опускати бразды к расслаблению жизни и к небрежению». Слышу также наставительное на сей раз апостольское слово: овех убо милуйте разсуждающе, овех же страхом спасайте, от огня, восхищающе (Иуд.1:22–23).

5) Автор статьи, желая окончательно убедить себя и других в незаконности и несправедливости моего суда над священником Ч-вым, обращается к 165 ст. Устава дух. консисторий и думает изобличить меня в превышении власти по отношению к виновному священнику. «Посмотрим, – пишет он, – на сколько легально поступлено с священником. По 165 ст. Уст. дух. конс., непосредственно архиерейскому суду подлежат проступки неведения и нечаянности, проступки, несоединенные с явным вредом и соблазном, замеченные в человеке безукоризненной жизни, и жалобы, приносимые именно с тем, чтоб поступившего неправильно исправить архипастырским судом и назиданием без формального производства. Очевидно, поступок настоятеля, если считать его проступком, подлежит суду архиерейскому».

Остановлюсь здесь и мимоходом замечу, что, хотя автор статьи снисходительно предоставляет моей архиерейской юрисдикции настоящий поступок священника Ч-ва, я должен объяснить г. автору откровенно, что поступок о. Ч-ва, по строгому суждению, не должен был бы подлежать непосредственно-архиерейскому суду на основании той же самой 165 статьи, так как в этой статье, между прочим, сказано, что судопроизводству непосредственно архиерейскому подлежат проступки, замеченные в священнослужителе, которого прежнее поведение было неукоризненно; между тем прежнее поведение священника Ч-ва было далеко не безукоризненно: он не раз подвергался уже за разные предосудительные проступки суду – и непосредственно-архиерейскому, и формальному-консисторскому. Тем не менее я решился, в настоящем случае, лучше отступить от буквы закона и подвергнуть поступок священника Ч-ва своему собственному суду, нежели отдать его на суд консистории, которая, на основании тех данных, какие мною изложены выше, и на основании ясного правила «Учительного Известия», подвергла бы виновного несравненно более строгому взысканию, нежели какому он подвергнут мною. Вообще должно сказать, что суд непосредственно архиерейский всегда может быть снисходительнее и безвреднее для подсудимых, чем суд консисторский, так как, с одной стороны, архиерею предоставлено соборными правилами право и смягчать наказание для виновного, и сокращать время эпитимии, на него наложенной, – чего консистории законом не предоставлено, а с другой стороны, случаи архиерейского суда не вносятся в формулярные списки, между тем как взыскания, наложенные по формальному суду консисторскому, должны быть вносимы в эти списки, и раз внесенный в формулярный список штраф никогда уже не изглаждается. Посему нередко случается, что виновные священнослужители не только словесно, но и письменно просят для себя, как милости, суда непосредственно архиерейского.

«Что же по 165 ст. делает архиерей, как судья?» – спрашивает автор статьи, и сам же отвечает: «Если, по негласному дознанию, оговор подтвердится, архиерей может вызывать обвиняемого к себе, испытывать его совесть и затем или отпускать прямо на место с пастырским вразумлением или притом наложить приличную эпитимию, с прохождением оной на месте или в архиерейском доме, до двух недель, а в случае отдаленности местожительства обвиняемого, поручает вразумление его кому-либо из доверенных духовных лиц, или подвергает его эпитимии, с устранением на означенное время (до двух недель) от священнослужения. Так ли поступлено в рассматриваемом случае, – заключает автор свою длинную тираду, – как велит 165 ст. консисторского устава, это очевидно для всякого».

По мнению автора, не так, а по моему убеждению, совершенно так, как требовала означенная 165 статья, а именно: на настоятеля Ч-ва поступила ко мне от его помощника жалоба на возмутительное нововведение; обвиняемый вызван мною в архиерейский дом; взято от него показание, сначала устное, а затем письменное в моей канцелярии; испытана мною его совесть и, по испытании, оказалось нужным наложить на него эпитимию, с прохождением оной до двух недель и притом с запрещением священнослужения. Отступление, по-видимому, допущено только в том, что священник не оставлен мною в архиерейском доме, а послан в монастырь.

«На каком же это основании?» строго вопрошает автор.

А вот на каком: харьковский архиерейский дом находится, как известно, в монастыре, и следовательно священник Ч-в очутился бы не в архиерейском доме, а в монастыре. Но я предпочел послать его в загородный монастырь, отстоящий впрочем от епархиального города не далее 10-ти верст, желая тем оказать ему новое снисхождение. Так как виновный священник Ч-в принадлежит к числу харьковских градских священников, то для него, без сомнения, было бы тягостнее проходить эпитимию там, где все его знают, нежели в загородном монастыре, где он разве только немногим из братии известен.

«Никакой закон, – с уверенностью говорит автор, – не дает архиерею права посылать кого-либо из клира в монастырь не только на две недели, но и на один день».

Совершенная неправда, г. автор. Архиерею предоставляют право посылать, кого бывает нужно, в монастырь и закон, и церковная практика, и даже здравый смысл человеческий.

По ст. 187-й Уст. дух. Консисторий, в числе мер взыскания и исправления, в пун. 5-м показывается временное испытание в архиерейских домах и монастырях; следовательно, для закона безразлично – в монастырь ли послать виновного священнослужителя на испытание, или при архиерейском доме оставить. Но автор возражает, что эта мера взыскания определяется только по суду. Справедливо, но по какому суду? По епархиальному, как над вышеупомянутой 187 статьей Устава, вверху 72-й страницы, и значится: епархиальный суд. Но кому принадлежит епархиальный суд? Епархиальное судопроизводство, по ст. 164 Устава консисторского, бывает двоякое: или непосредственно архиерейское, или через Консисторию. К какому же, спрашивается, из этих двух судопроизводств принадлежит мера взыскания, показанная в 5-м пункте 187-й статьи? Если к консисторскому, как очевидно, хотелось бы автору, то архиерей не может никого подвергать испытанию и в своем архиерейском доме, так как в означенном 5-м пункте наряду с монастырями поставлены и архиерейские дома; но в таком случае 5-й пункт оказался бы в противоречии с ст. 165-ю, которая предоставляет архиерею право назначать виновным эпитимию с прохождением оной в архиерейском доме. Между тем противоречия тут не окажется никакого, если мы обратимся к первоначальному источнику, на основании которого составлена 165-я статья Устава консисторского. – Основанием для этой статьи служит указ Св. Синода от 17-го марта 1828 г., последовавший вследствие Высочайшего повеления. В 9-м пункте этого указа изображено: «тех (священнослужителей), о которых неофициально дойдет до сведения епархиального архиерея, что они замечаются в нетрезвости или других неприличных званию поступках,.. брать епархиальному архиерею под личный надзор для испытания их поведения в архиерейский дом на один или два месяца, или, когда то, по особенным обстоятельствам архиерейского дома, окажется неудобным, с таковою же целью посылать в монастырь под личный надзор благонадежного настоятеля».

В виду этого указа, составитель проекта Устава дух. Консисторий, почивший в Бозе митрополит Московский Филарет всегда посылал виновных священнослужителей, по своему непосредственно-архиерейскому суду, на эпитимию в разные монастыри, смотря по местожительству виновного и по удобству, как это всякий может видеть из тех многочисленных его резолюций, которые, в продолжении уже нескольких лет, печатаются в «Душеполезном Чтении» и в других журналах. По примеру почившего иерарха, всегда невозбранно поступали и другие епархиальные архиереи, не исключая и моих предшественников по харьковской кафедре. Почему же, спрашивается, один я не могу пользоваться таким правом?

Если, наконец, по требованию автора статьи, слепо держаться буквального смысла 165 ст. Консисторского Устава, то могут встретиться немаловажные коллизии и затруднения. Хотя в этой статье речь идет, по-видимому, только о суде над белым духовенством, но всякий, конечно, должен согласиться, что непосредственно-архиерейскому суду, наравне с лицами белого духовенства, подлежат и монашествующие. По своеобразному толкованию автором 165-й статьи, архиерей может заставлять виновное лицо проходить назначенную ему эпитимию только на месте или в архиерейском доме, а отнюдь не в монастыре. Но представим, что подвергся архиерейскому суду монах (что весьма нередко бывает); что с ним делать архиерею? Послать для прохождения эпитимии на место? нельзя, потому что монах живет в монастыре, а послать для эпитимии в монастырь автор статьи Церковно-Общественного Вестника строго возбраняет архиерею. Совершила какой-либо проступок неведения и нечаянности, подлежащий непосредственно-архиерейскому суду, игуменья или простая монахиня. Назначив той или другой эпитимию, посылать их для исполнения эпитимии в свой же монастырь бывает иногда неудобно, потому что могут соблазниться и впасть в грех осуждения или укоризны прочие сестры. Что в таком случае делать архиерею? Послать виновную в другой монастырь он, по строгому запрещению автора, не смеет даже и на один день. Вот к каким несообразностям может приводить узкое и превратное понимание церковных правил и законов!

«О поклонах мы уже не говорим, – продолжает автор, – не говорим насколько прилично, разумно и полезно для благочестия молитвенные телесные действия обращать в карательную меру и насколько вообще уместны телесные истязания, хотя бы в форме поклонов, но ведь и поклоны могут быть назначаемы только епархиальным судом (см. ст. 187-ю Уст. д. Конс.)».

Если понимать статью 187-ю консисторского устава так, как понимает автор передовой статьи Церковно-Общественного Вестника, то архиерей не имеет права делать виновному священнику не только строгого, но и простого выговора и даже замечания, потому что и эти меры взыскания заключаются в той же 187 статье. В чем же, спрашивается, будет заключаться приличная эпитимия, которую налагать предоставляется архиерею право на виновных священнослужителей статьей 165-й того же консисторского устава, – какого права не лишает архиерея и сам автор передовой статьи? В пространном катехизисе православной церкви эпитимия определяется так: «слово сие значит запрещение (2Кор.2:6). Под сим наименованием, смотря по надобности, предписываются кающемуся некоторые особенные благочестивые упражнения и некоторые лишения, служащие к заглаждению неправды греха». Спрашиваю; относятся ли к благочестивым упражнениям земные поклоны, или нет? Очевидно, относятся. По изъяснению Новой Скрижали, эпитимии состоят в запрещении употреблять в пищу масло, рыбу и мясо, в назначении некоторого числа поклонов с молитвой Иисусовой и проч. (Нов. Скр. ч. IV. § 6, стр. 52). – Следовательно, архиерей, вопреки запрещению автора статьи, не лишен права назначать виновным священнослужителям поклоны с молитвою⁷⁶³. В данном случае так и поступлено со священником Ч-вым: ему назначено полагать по 40 земных поклонов с молитвой к Богу о прощении содеянного им греха.

6) «Повторяем, пишет автор газетной статьи, душевную благодарность почтенной редакции «X. Еп. Вед.» за напечатание рассмотренного нами решения архиерейского суда. Почаще бы подобные откровения; как бы это было хорошо и поучительно».

Напрасно автор статьи благодарит и даже повторяет свою благодарность редакции «X. Еп. Вед.» за напечатание моей резолюции: эта часть ей не принадлежит. Резолюция напечатана в Епарх. Вед. по моему непосредственному личному распоряжению, с той именно целью, какая была изъяснена выше.

«А ещё бы лучше, если бы все без изъятия архиерейские резолюции были обязательно печатаемы во всеобщее сведение»...

К удовлетворению этого желания со стороны архиереев, без сомнения, не может быть никакого препятствия, и опасности никакой для них здесь не предусматривается; да в настоящее время немало уже и печатается архиерейских резолюций в разных журналах и газетах не только духовных, но и светских. Но будет ли это в интересах подведомого архиереям духовенства? Для того, чтобы архиерейская резолюция была вполне понята и не возбуждала в уме читателя никаких недоразумений, необходимо, разумеется, предварительно изложить все обстоятельства дела, по которому дана та или другая резолюция, с ясным при том означением имени лица подсудимого. Но это, как выражается автор статьи, откровение едва ли будет достожелательно для многих подсудимых, не исключая и священника Ч-ва, о котором до сих пор шла речь. Едва ли, с другой стороны, такое откровение может быть назидательно и для читателей, в особенности духовных детей того или другого из подсудимых пастырей. Ведь и священники, как немощные существа, не чужды бывают иногда таких грехов и пороков, о которых не только печатать, но и говорить вслух не подобает, без опасения соблазна для мирских людей.

«И помимо громадной пользы, какое бы это было многосодержательное чтение... Это уже было бы получше, чем разные мифические сказания о трогательных прощаниях с паствами и о пролитых сими последними ручьях слез; получше даже, чем иные домашнего приготовления похвалы от человек и витиеватые речи о подвигах и совершенствах».

О вкусах спорить не следует: одним нравится чтение сказаний о трогательных прощаниях пастырей, разлучающихся с паствами; для других усладительную пищу могут доставлять повести о скандалах, производимых приходским духовенством. Симпатии автора передовой статьи, очевидно, на стороне последних.

Кажется, я исчерпал всю мудрость, заключающуюся в передовой статье № 45 Церковно-Общественного Вестника, внимательно пересмотрел и по достоинству оценил каждую её мысль, каждое почти выражение. Остается теперь подвести итоги наших взаимных с автором пререканий, чтобы сделать окончательное заключение о достоинстве названной статьи.

Вот эти итоги:

1, Настоятель священник Ч-в нарушил явное церковное правило, допустивши прилитие в св. тайны неосвященного вина.

Автор передовой статьи утверждает: настоятель Ч-в не учинил никакой беды.

2, Архиерей, на основании апостольского повеления, возбраняет подчиненным ему священникам преподавать, без совершения литургии, св. тайны причащающимся в св. Четыредесятницу прихожанам в храме.

Автор статьи признает это архиерейское распоряжение самовольным и неканоническим.

3, Происхождение обычая преподавать св. тайны без совершения литургии архиерей объясняет леностью и недостатком благоговения к св. тайнам.

Автор статьи усматривает в сохранении этого обычая уважение к преданиям старцев.

4, Настоятель священник Ч-в, в продолжении 20 лет своего служения, ни разу не прочитал «Учительного Известия», и допустил нарушение одного из его важнейших правил.

Автор статьи настойчиво требует безотложного, самого строгого пересмотра этого «Известия».

5, Православная Церковь воспрещает, под угрозой извержения из сана, приливать в св. тайны простого вина.

Автор статьи властительски разрешает это.

6, Епископ подвергает священника Ч-ва, допустившего смертный грех, самой снисходительной эпитимии.

Автор статьи называет это жестоким отношением к пастырю. Наконец –

7, Архиерей действует в данном случае в точной сообразности с церковными канонами и постановлениями высшей церковной власти.

Автор статьи признает его действия беззаконными и самочинными.

После всего, мною изложенного, если доводы автора передовой статьи в защиту священника Ч-ва положить на весы строгого правосудия, все они едва ли не окажутся, по выражению Псалмопевца, легче пустоты (Пс.61:10).

А между тем, разобранная нами статья не могла конечно не произвести своего рода впечатления в читателях, особенно таких, кои мало знакомы с существом дела, о котором в ней шла речь; не могла и не может не принести, по роду своему, плодов, разумеется, горьких и ядовитых. Нет сомнения, что рассудительные и опытные священники не увлекутся ложными идеями этой статьи, по священники, подобные Ч-ву, внимая этой легкомысленной неблагонамеренной статье, могут со спокойной совестью приливать к св. тайнам неосвященное вино и пренебрегать всеми церковными правилами и канонами, будут порицать епископов за возложение на них в случаях, подобных настоящему, эпитимий, могут даже, полагаясь на авторитет и защиту Церковно-Общественного Вестника, отказывать своим архипастырям в законном повиновении и т. д.

Вот к каким печальным результатам может привести необдуманная статья № 45 Церковно-Общественного Вестника!

Горе миру от соблазн, но вящшее горе человеку, имже соблазн приходит! (Мф.18:7)»⁷⁶⁴.

Такое разъяснение дела и такое изобличение злонамеренной критики на мою резолюцию успокоило умы подведомых мне пастырей. Но моя полемика с Церковно-Общественным Вестником возбудила против меня нарекание со стороны некоторых редакций журналов и газет в ином смысле, а именно: меня упрекали, зачем я, епархиальный архиерей, вступаю в бесполезную и недостойную моего сана борьбу с таким органом печати, каков Церковно-Общественный Вестник. Так в газете «Современные Известия» (№ 142), корреспондент этой газеты из Харькова, между прочим, пишет: «В настоящее время преосв. Савва в местных Епарх. Вед. восстанавливает факт возмутительного поступка священника и доказывает справедливость своей резолюции. К сожалению, ответ преосвящ. Саввы производит тяжелое впечатление, в виду того, что всеми уважаемый епископ счел возможным оправдываться пред клеветою, взведенной на него со стороны подобного органа печати, как вышеназванный вестник».

Еще сильнее упрекал меня редактор известного, к сожалению, вскоре прекратившегося журнала: «Домашняя Беседа», Виктор Ипатьевич Аскоченский⁷⁶⁵. Вот что писал он, между прочим, в 25-м выпуске своего журнала за последний 1877 год (стр. 745): «С горьким чувством сожаления прочитали мы в двух номерах «Харьковских Епарх. Ведомостей» оправдательную статью преосвящ. Саввы, досадуя на то, что он решился выступить на несвойственном его сану и недостойном высокого положения его в иерархии церковной поприще журнальной полемики. Не стоило тратить слов против явной клеветы, злословия и намеренного непонимания обязанностей право правящего слово истины, особенно когда за архипастыря говорит само дело».

Не смотря на эти укоризны, я не ограничился тем, что напечатал свое опровержение злонамеренной статьи в Епархиальных Ведомостях; я велел сделать до 300 отдельных оттисков своего опровержения и разослал их в разные стороны к своим знакомым, с желанием получить от них правдивый и беспристрастный отзыв о моем суде над нарушителем церковных правил, священником Чеботаревым. По мере получения этих отзывов, я буду помещать их в своем месте моей Хроники, а между тем буду продолжать свое повествование о совершившихся событиях моей жизни.

1-го мая писал я в Вильну Попечителю учебного Округа Н. А. Сергиевскому, в ответ на его письмо от 25-го марта:

«Вы ожидаете от меня письма, обильного словом? Спрашиваете, как идет у меня время? Что скажу Вам на это?

С половины декабря и до половины апреля я, можно сказать, переживал снова московскую жизнь. По поводу кончины моего доброго друга и собрата, Преосвящ. Леонида, мне пришло на мысль перечитать его ко мне письма, коих сохранилось у меня более 200. А перечитывая письма, я пришел к мысли составить, на основании их, мои воспоминания о почившем друге; и вот плодом моих четырехмесячных трудов оказалась целая книга – более 100 листов. Ещё в посте послал я часть своего литературного труда в Москву, к родным покойного Преосв. Леонида, на их предварительный суд, но ответа никакого до сих пор не получил. Между тем, на днях Преосв. Игнатий пишет мне, что он читал мою рукопись и очень ею заинтересовался.

Теперь я намерен возвратиться к продолжению записок о моей собственной жизни, к составлению коих я приступил в Июле прошедшего года, начавши впрочем их не с начала, а с конца, т. е. со времени моего назначения на Полоцкую кафедру. История выходит очень длинная и небезынтересная.

В свободные от служебных дел минуты читаю, разумеется, книги и газеты. Недавно прочитал 1-ю часть писем покойного Владыки к Наместнику Лавры. Очень много в них любопытного и поучительного для нашей братии, имеющей в управлении монастыри. Читали ли Вы эти интересные письма?

С 6-го ч. я уже на даче; чувствую себя здесь очень мирно и спокойно; но одна беда – сообщение с городом дов. затруднительно. При ежедневных почти дождях, грязь на дороге непроходимая. Ожидаем ясной и теплой погоды».

4-го ч. в 12 ч. дня, отправился я, в сопровождении Кафедрального Ключаря, в Вознесенский Хорошев женский монастырь на храмовый праздник Вознесения Господня.

В 3 часа пополудни прибыл в монастырь. Входя из церкви в игуменские кельи, я увидел на полу ковер с вышитым на нем вензелем: Е. Ф. (т. е. Епископ Филарет) и с митрою над ним. Тотчас же велел я снять с полу такой неподобающий ковер.

В 6 часов всенощная с литией и величанием.

5-го ч. – Праздник Вознесения Господня. В 9 ч. благовест к литургии, которая совершена была с обычной торжественностью, при значительном стечении богомольцев. В числе богомольцев был начальник губернии, Князь Д. Н. Кропоткин с супругою Ольгою Александровной.

После обеда, к вечеру возвратился в Харьков.

На другой день, 6-го ч., был в Институте благородных девиц и присутствовал на испытании по Закону Божию выпускных девиц.

7-го ч. получено было мною от С. И. Миропольского, ревизовавшего Харьковскую Семинарию, письмо от 6-го ч. следующего содержания:

«Долг имею при сем препроводить на благоусмотрение Вашего Преосвященства полученные мною от Ахтырского училищного Правления сведения о состоянии Ахтырского училища в текущем году. Мною сделаны некоторые замечания на сем документе. Я полагал бы полезным передать оный, для соображений при ревизии означенного училища, тому лицу, которое для сей цели будут избрано.

Прилагая при сем некоторые из своих педагогических работ, покорнейше прошу милостиво принять оные, как выражение искреннейшей признательности за радушие и гостеприимство, какие я встретил в Харькове у Вашего Преосвященства.

Испрашивая святительских молитв Ваших, долг имею пребыть с глубочайшим уважением, преданностию и всегдашней готовностью служить»...

Сведения о состоянии Ахтырского училища, о которых упоминается в письме, изложены на 8 1/2 листах. Тут, между прочим, помещен перечень проступков, замеченных за учениками в продолжении четырех лет, с 1873/4 – по 1876/7 год. В этом перечне значится до 129-ти видов ученических проступков. Об этом перечне ревизор тут же написал синим карандашом следующую ноту: «Обилие проступков и их качество указывают на низкий уровень воспитания в училище. Надо узнать причины столь прискорбного явления».

Приложенные при письме педагогические работы г. Миропольского суть: 1) Обязательность обучения в России, Спб. 1876 г., и 2) Обучение грамоте, Спб. 1877 г.

10-го ч. получил я письмо из Владимира от Секретаря Статистического Комитета К. Н. Тихонравова, который писал мне от 7-го числа:

«Приношу искреннейшую благодарность за Ваш дорогой подарок. В особенности для меня крайне интересна книга об архипастырской деятельности Вашего Преосвященства на Полоцкой пастве. Невольно, не без зависти подумал: что как бы всё это добро выпало на долю родного края; в особенности как благотворна была бы здесь Ваша любовь к старине русской. При Вас здесь много, много спасено было бы от истребления, а то все любят старое заменять новым и поощряют это варварство медалями.

Без препроводительных писем, коими я не смею беспокоить Ваше Преосвященство, я буду постепенно высылать Вам выпуски Трудов Владимирского Губернского Статистического Комитета с № 1–11-й за исключением 5, 6 и 8, коих нет ни одного экземпляра. Сличая первые выпуски с дальнейшими, резко заметна будет постепенная заботливость о внутреннем содержании и наружной благовидности. Что делать – век живи, век учись».

12-го числа выехал я из Харькова по направлению к Ахтырке, для участия в празднестве в Ахтырском Троицком монастыре и с целью затем обозрения церквей.

В 6 1/2 ч. вечера, через слободу Ольшану, о которой было уже говорено прежде (в 1876 г.), прибыл я в г. Богодухов и остановился в доме купца Панченки. В 8 ч. слушал в квартире своей всенощную, а на другой день, 13-го ч., служил литургию в соборе.

Из Богодухова, через слоб. Купиеваху, прибыл в Ахтырку около 4 часов пополудни, и по обыкновению поместился в особых покоях при соборе.

В 6 ч. слушал в соборе всенощную и выходил на литию и величание.

14-го ч. литургия в соборе с обыкновенной торжественностью и после оной обычный крестный ход в Троицкий монастырь с чудотворной иконою Б. Матери, при многолюдном стечении богомольцев.

В 6 ч. всенощная в монастырском соборе и на другой день, 15-го числа, в праздник Св. Троицы литургия с вечерней совершены были с обычной торжественностью.

В 6 часов вечера слушал я утреню в домовой церкви, примыкающей к настоятельским покоям.

16-го ч. в 9 ч. литургия без молебна. За литургией, кроме городских богомольцев, много было пришлого с разных сторон народа.

После обеда, за которым было немало гостей, имел я объяснение с смотрителем ахтырского духовного училища, протоиереем Клементьевым⁷⁶⁶ по поводу переданных мне ревизором Миропольским сведений о нравственной распущенности учеников училища, и предложил ему или оставить училищную службу, или прекратить посторонние занятия, естественно препятствующие ему исполнять должным образом обязанности смотрителя. Он избрал первое, т. е. оставление училищной службы.

Тут же мне представлено было из Харькова письмо от моего домашнего секретаря М. Зверинского, который писал от 14-го числа:

«Полученные вчера телеграммы от Преосвященного Игнатия и Казначея Сергиевской Лавры о смерти наместника Архимандрита Антония имею честь при сем препроводить. О. эконом, услышав от меня о сем случае, сделал распоряжение об отправлении сегодня панихиды.

Относительно дня совершения молебствия, по случаю совершеннолетия В. Кн. Сергия Александровича, Преосвященный Вениамин, предварительно, посылал спросить Г. Губернатора, и Его Сиятельство непременно пожелал, чтобы молебен был назначен в воскресенье. На представленное Его Сиятельству неудобство означенного празднования в день Пятидесятницы, он ответил, что другого дня указать не может и что службу можно начать как-нибудь пораньше; почему в воскресенье литургия назначена в 9 1/2 часов».

Вот содержание телеграмм, приложенных при письме:

1) «В четверг вечером скончался Наместник Сергиевой Лавры, архимандрит Антоний». Игнатий, Епископ Можайский.

2) «Вчера, 12-го Мая, в 7 часов пополудни, скончался Лавры Наместник, архимандрит Антоний. Просим святых молитв о усопшем». Казначей Авдий.

«Архимандрит Антоний, – по словам биографа его, профессора Моск. д. академии П. С. Казанского, был одним из замечательных лиц православного монашества. Человек неизвестного происхождения достигает такой известности, что его знала не только вся Россия, но и многие за границей, как на востоке, так и на западе; не получив школьного образования, обнаруживает такие познания и такой ум, что митрополит Московский Филарет часто просил его советов и следовал им; занимая невысокое место Наместника Лавры, получил отличия, редко даваемые архимандритам ставропигиальных монастырей (панагию и знаки ордена Св. Владимира 2-й степени), и получал знаки такого внимания не только от высших лиц в государстве, но и от царственных особ, какого удостаиваются немногие из архиереев»⁷⁶⁷.

Он скончался на 86 году от рождения, прослуживши в звании наместника Лавры 46 лет.

17-го ч., после ранней литургии, оставил я Троицкий монастырь и отправился в слободу Краснополье, где 19 числа предположено было совершить освящение нового каменного храма.

19-го числа в 9 часов начался благовест к литургии. Перед литургией совершено было мною, по церковному чиноположению, освящение новосооруженного храма в честь Успения Б. Матери. Вслед затем соборне отслужена литургия, при весьма многолюдном стечении богомольцев не только из Краснопольского прихода, но и из окрестных селений. Новоосвященная церковь очень обширная и довольно красивой архитектуры; иконостас сверху до низу золоченый, но не изящен по своей форме; иконопись не довольно искусна; алтарь – главное святилище храма – оставлен был вовсе без икон; я велел разместить там несколько образов из прежней церкви.

Краснопольский приход очень многолюден; в нем более 5000 душ обоего пола. Поэтому здесь по штату положено быть двум священникам. Старший священник Лука Федоровский, не отличаясь богословским образованием (хотя и 1-го разряда), отличается художественным талантом: он, по окончании курса в Киевской дух. Семинарии, поступил в 1863 г. в Спб. Императорскую Академию художеств и оттуда вышел с званием художника. Он довольно искусно пишет иконы и предлагал свои услуги подрядчику иконостаса относительно писания икон для своей приходской церкви, но, к сожалению, не согласился в цене.

Младший священник Стефан Клепальский⁷⁶⁸, имеющий степень студента, не отличается миролюбием и неуважителен к своему настоятелю. Между тем, представленные им мне поучения не показывают в нем достаточной основательности в мыслях. Вот, между прочим, какая встречается мысль в одном из его поучений: «Иоанн Предтеча и другие праведники исполняли больше, чем от них требовалось» (!).

К Краснопольскому приходу принадлежит имение ахтырского предводителя дворянства М. П. Радена; поэтому он, после литургии, пригласил меня в свой дом, где и предложена была приличная трапеза.

По возвращении домой, я нашел письмо из Харькова от секретаря моего М. Зверинского, который писал мне от 17-го числа:

«По поводу смерти наместника, о. Архимандрита Антония, Московские Ведомости, между прочим, пишут: «погребение о. Антония последует 16-го Мая, в день сошествия св. Духа, на Апостолов. Тело его, по его желанию, будет положено под папертью церкви во имя св. праведного Филарета Милостивого».

Редакция журнала «Руководство для сельских пастырей» прислала Вашему Преосвященству 1-й выпуск Сборника поучений, с следующим воззванием: «Редакция всегда ценила благосклонное внимание Вашего Преосвященства к издаваемому ею журналу и теперь, по отпечатании 1-го выпуска поучений, она считает священнейшим долгом поднести Вам, Преосвященнейший Владыко, экземпляр такового выпуска, надеясь также на Ваше архипастырское содействие к его распространению, которым условливается продолжение и самое окончание, всего сборника».

В ныне полученных Московских Ведомостях напечатано известие, что 13-го мая скончался Преосвященный Платон, Архиепископ Костромской»⁷⁶⁹.

20 ч. утром выехал я из Краснополья и, обозревши некоторые церкви на пути, 21-го ч. вечером приехал в слободу Котельву, где в доме купца Алтухова остановился на ночлег.

Слобода Котельва – одна из самых населенных слобод Харьковской губернии. В ней более 12000 жителей: церквей приходских 5-ть.

Выслушавши с вечера в своей квартире всенощную, на другой день, 22-го числа, в воскресенье, я совершил в одной из приходских церквей – Преображенской – литургию. О стечении богомольцев излишне даже и говорить.

После обеда выехал из Котельвы и, посетивши на пути все приходские храмы, 23 ч. прибыл в слободу Новую Водолагу.

В Новой Водолаге три церкви: Воскресенская (бывший собор), Преображенская и Николаевская.

В Воскресенской церкви предположено было на следующий день, 24-го числа, совершить литургию, и совершена соборне с местным благочинным и местными священниками. В конце литургии произнесено было настоятелем церкви, священником Н. Федоровским, слово, заранее им приготовленное, «О трех степенях церковной иерархии».

Кроме этого слова, мною прочитано было пред обеднею ещё несколько поучений того же священника, и между ними одно на малороссийском наречии. Все поучения оказались отчетливыми и довольно основательными. Не таковыми оказались поучения другого проповедника, священника Николаевской церкви Л…а: они очень слабы по мыслям и нескладны по изложению. Вот какие, между прочим, встречаются в них выражения: «Бог одарил человека благонасажденными чувствами, приятным звоном словопроизношения» и проч.

Из Новой Водолаги я прибыл в слободу Преображенскую; в этой слободе церковь обширная и очень благолепная; при ней состоят два причта. Благолепием своим церковь всего более обязана усердию старосты, богатого крестьянина Ильи Прокофьева Журавлева, который владеет 6,000 дес. превосходной земли. В доме этого богатого и гостеприимного крестьянина я имел ночлег. Когда я вошел в дом и сел в гостиной на диване, в ожидании чая, вошла сюда женщина и, остановившись против меня, внимательно и довольно долго смотрела на меня. Когда я спросил ее, наконец, что ей нужно, она с наивною простотою отвечала: «я пришла, батюшка, посмотреть на тебя; я никогда архиереев не видала». И здесь, как оказалось по моим расспросам, действительно около 30 лет не было архиерейского посещения.

25 ч. утром, напившись чаю, оставил я гостеприимный кров почтенного крестьянина Журавлева и направился к г. Змиеву. По пути осмотрел церкви в слободах:

– Алексеевской крепости. Здесь две церкви – Троицкая и Богородице-Рождественская. Настоятель первой из них, прот. П. Ковалевский – старец почтенный и очень любознательный. У него довольно порядочная библиотека, состоящая из книг разного содержания; между прочим в ней Библия и Н. Завет на разных языках; есть несколько славянских старопечатных книг, о коих упоминается в Историко-статистическом Описании Харьковской епархии⁷⁷⁰. Собрание в библиотеке книг на иностранных языках объясняется тем, что протоиерей Ковалевский был некогда учителем греческого языка.

– Высочиновке. Здесь, в храме, есть древняя и весьма чтимая икона Б. Матери Казанская. В летнее время немало собирается сюда из разных сторон богомольцев.

Помещик этой слободы, Андрей Федорович Ковалевский, о котором не раз уже упоминалось выше, отличается искренним благочестием и особенным усердием к храму и его святыне. В его доме я имел ночлег и слушал всенощную службу, готовясь на другой день служить литургию в соборе города Змиева, отстоящего от Высочиновки в 4-х верстах.

Вечером имел я беседу с почтенным хозяином о покойном Епископе Игнатии Брянчанинове, коего биографию просил его составить брат Преосвященного Петр Александрович Брянчанинов, находящийся доныне в Николо-Бабаевском монастыре, где, пребывая на покое, скончался в 1867 г. преосвященный Игнатий. Но Андрей Федорович отклонил от себя это нелегкое поручение, между прочим, потому что в письмах покойного Игнатия встречается немало отзывов, неблагоприятных для почивающего в Бозе московского митрополита Филарета, к которому он питал всегда чувства глубокого уважения.

26-го числа, по приготовлении к литургии, я отправился, в сопровождении гостеприимного хозяина, в град Змиев.

Змиев, расположенный при слиянии рек Мжи и Северного Донца, один из самых малонаселенных городов Харьковской губернии: в нем жителей не более 4.000 душ обоего пола, и при таком народонаселении только одна церковь соборная, при трехклирном причте.

После литургии, предложена была мне, по обычаю, в доме соборного старосты трапеза, после которой сейчас же выехал я из города.

Осмотревши по пути церкви в слободах: Замостье (предместье Змиева), Шубине, Васищеве и Безлюдовке, я благополучно возвратился к вечеру в Харьков.

Таким образом, с 12-го по 26-е число Мая, обозрены мною в уездах Харьковском, Богодуховском, Ахтырском, Банковском и Змиевском 63 церкви; при чем совершены 8 литургий и освящен один храм.

На другой день, по возвращении моем из поездки, 27-го числа писал мне мой странноприимец А. Ф. Ковалевский:

«По приказанию. Вашему, листок № 19 газеты «Гражданин», имеющий сведения о выходе на Английском языке жизнеописания в Бозе почившего Высокопреосвящ. Леонида, при сем имею честь к Вам препроводить. К сожалению, не означено заглавие английской газеты, содержащей это жизнеописание, что затруднит желающих с ним познакомиться.

Долгом своим считаю повергнуть пред Вами мою искреннюю сердечную благодарность за посещение Ваше моего жилища, и за дорогое мне благословение Ваше – святую икону».

30-го числа писал я в Москву преосвящ. Игнатию:

«Телеграмму Вашу с печальным известием о кончине старца – Наместника получил я в г. Ахтырке, где был по случаю храмового праздника Ахтырского Троицкого монастыря. Кто же будет преемником о. Антония?

Из Ахтырки отправился я для обозрения церквей в разных уездах и домой и возвратился 26-го числа, и потому, не мог своевременно написать Вашему Преосвященству, чтоб поблагодарить Вас за телеграмму и поздравить Вас со днем Вашего ангела. Прошу принять от меня то и другое теперь.

В последнем письме к Вам я выражал недоумение, почему А. В. Краснопевков ничего не пишет мне о моих «Воспоминаниях о преосвящ. Леониде». Он и до сих пор молчит и не возвращает мне тетради. Не можете ли, Преосвященнейший, объяснить мне эту странность со стороны А. В.?

Вы, может быть, читали напечатанную в № 45 Цер.-Общ. Вестника ругательную статью по поводу моей резолюции напечатанной в № 7 Хар. Еп. Вед. Я вынужден был писать ответ на эту дерзкую статью, половину коего Вы, вероятно, уже прочитали в № 10 нашей епархиальной газеты. Вслед засим я вышлю Вашему Преосвященству несколько отдельных оттисков своей статьи с тем, чтобы Вы дали прочитать ее благонамереннейшим из о.о. протоиереев московских и сообщили мне о статье их отзывы, равно как и Вас прошу сказать о ней свое слово.

Пишу Вам эти строки из своей загородной виллы, где отдыхаю от своего утомительного 15-дневнаго путешествия, во время коего мне пришлось совершить 8-мь литургий и освятить одну церковь».

1-го июня получил я из Москвы прискорбное известие о кончине моего давнего доброжелателя, достопочтенного о. Архимандрита Агапита, настоятеля ставропигиального Новоспасского монастыря. Он скончался 28-го мая, после продолжительной болезни, на 78 году от рождения.

О. Агапит, в мире Петр Иванович Введенский, сын священника села Козлятьева, Покровского уезда, Владимирской епархии. По окончании в 1828 г. курса в московской дух. академии с званием магистра, он назначен, был Инспектором Владимирской семинарии, а оттуда в 1834 г. определен на должность Ректора Вифанской семинарии с назначением в тоже время настоятелем Иосифова Волоколамского монастыря. В 1851 г. переведен в Московский Новоспасский монастырь и назначен членом Московской Синодальной Конторы. В это время я, состоя на должности Синодального ризничего, с ним познакомился, и наше знакомство не прекращалось до самой его кончины.

Вот какими чертами изображает почившего в Бозе о. Архимандрита Агапита один из его воспитанников, иером. Алексий П-в:

«Пламенная ревность по Бозе, неподдельная набожность, образцовая скромность в келейной обстановке, в одежде, походке и словах, примерное смирение, постоянный пост духовный и телесный, редкая нестяжательность, евангельское целомудрие, строгое соблюдение почти всех правил монастырских, необыкновенная любовь к духовному чтению и трудам черным, щедрое благотворение бедным, погорельцам, сиротам и всем несчастным, а особенно трезвым и благонравным сродникам и монастырской братии исправной – вот светлые стороны в нравственной жизни покойного»⁷⁷¹.

2-го числа присутствовал я на экзамене по Закону Божию во 2-й мужской гимназии, где законоучителем член Консистории, магистр протоиерей И. Вертеловский⁷⁷². Ученики отвечали удовлетворительно; между прочим, на экзамене была речь о постах в православной церкви, об их происхождении и нравственном значении. Между тем, когда по окончании экзамена, я проходил через столовую комнату, куда прочие воспитанники собрались для завтрака, я увидел на столе мясные котлеты, – и это во дни Петрова поста; таков ныне у нас, в православной России, разлад практики с теорией, и притом не только в рассуждении постов, но и во многом другом!..

4-го ч. получено было из Спб. от Общества Любителей Древней Письменности следующее извещение от 30-го мая:

«Государь Император, по положению Комитета Министров, в 6 день текущего мая, Высочайше соизволил на .учреждение Общества Любителей Древней Письменности, с представлением, по бывшим примерам, Министру Народного Просвещения права утвердить устав сего Общества. Господин Министр, утвердив 18-го числа сего же мая означенный устав, вместе с тем уведомил, от 18-го мая за № 5981, что, в виду необходимости открыть ныне же действие Общества, он разрешает в отступление § 40 устава созвать чрезвычайное собрание Общества в мае или июне месяце сего года для выбора должностных лиц.

Вследствие сего Господа члены учредители приглашаются 8-го числа наступающего июня в среду, в 8 часов пополудни, в дом Графа Шереметева, на Фонтанке, с главного подъезда, для обсуждения мер, которые должны быть приняты для заведывания делами Общества впредь до собрания на основании § 40».

В тот же день получил я письмо из Москвы от преосвящ. Игнатия, который писал мне от 2-го числа:

«Вчера, 1-го июня утешен был я письмом Вашим, и благодарю за молитвенное о мне воспоминание – 28 мая⁷⁷³. В сей день, по обычаю, служил я в Давыдовой пустыне⁷⁷⁴, приехал туда накануне из Белопесоцкого монастыря⁷⁷⁵. Но на другой же день должен был поспешить восвояси так как, за болезнью Преосвящ. Никодима, должен был 30-го мая, в день рождения Петра 1-го, совершить закладку 1-й женской гимназии, близ Страстного монастыря. И экзамены теперь все на мне.

Преосвященный Иоанн⁷⁷⁶, Ваш ученик, новый член Синодальной Конторы, поместился в Новоспасском, и мы вместе отпевали достопочтенного о. Агапита, а я служил литургию. Но едва ли Пр. Иоанну не придется переменить помещение, если в Новоспасский настоятелем будет назначен преосвященный, напр. член Конторы – Алексий⁷⁷⁷.

Преемником о. Антония по Лавре будет Новоиерусалимский Архим. Леонид⁷⁷⁸, согласно представлению Священно-Архимандрита Лавры.

Давно не вижу А. В. Краснопевкова. Виделся только на краткое время в Лавре после погребения Наместника. Родные сестры его хотели жить на даче в Петровском Разумовском. При случае спрошу.

Церк.-Общ. Вестник известен своими постоянными нападками на святителей. Ваша статья в Епархиальных Ведомостях написана основательно и убедительно. Странно, что противник думает по своему усмотрению распоряжаться Учительным Известием. Скоро станет, пожалуй, вводить новый чин литургии. За намерение прислать ко мне оттиски усерднейше благодарю.

Виллу Вашу желал бы я, и очень желал бы посмотреть. Но теперь я не только Можайский, но исправляю должность и Дмитровского⁷⁷⁹».

6-го ч. писал мне из села Высочиновки А. Ф. Ковалевский:

«Приношу Вам сердечную мою благодарность за присланную Вами книжицу Вашу по поводу статьи «Церковно-Общ. Вестника», и за ту святительскую ревность к защите установлений св. нашей Церкви, которая видится в труде Вашем, и в борьбе с атеистическим направлением, представителем которого является журнал под различными личинами ложно и совсем напрасно именующий себя «Церковно». Название «Цыганского», каковым почтил его Аскоченский, более ему приличествует по его направлению, и я немало дивлюсь, как это ему доселе не воспретят величать себя церковным органом. Вина священника Ч., по мнению моему, так велика, что её здесь на земле вполне даже определить трудно; на небе ответ за неё страшный пред праведным Судией, и в милосердном определении Вашем, в наказании за неё каяться и молиться виновнику, видно великое попечение Ваше о бедной его душе. Но куда понять это редактору с его сотрудниками, в роде о. Белюстина, которые привыкли осмеивать всякое проявление православного молитвенного чувства, у которых слово «Византия» однозначуще ругательству, и которые сами, кажется, давно уже разучились молиться православно, ибо открыто глумятся над православием. Горе времени нашему! к знамениям времени поистине нужно приписать подобное настроение даже некоторых пастырей, при которых чего же ждать от пасомых? Слава Господу, что у кормила церкви стоят ещё столпы православия! Слава Господу, что и наша харьковская церковь не лишена такового в лице своего архипастыря! Это не лесть, а святая истина, очевидная всякому, кто беспристрастно прочтет присланную Вами мне книжицу⁷⁸⁰».

В тот же день писал я в Москву А. В. Краснопевкову:

«Ваше молчание крайне удивляет меня. Очевидно мои «Воспоминания о Преосвящ. Леониде» вам не нравятся, и потому вы затрудняетесь сделать о них отзыв. Прошу вас, без всякого отзыва, возвратить мне тетради, которые останутся у меня памятником наших взаимных с почившим собратом отношений».

8-го числа получена была мною из Новочеркасска от преосвященного архиепископа Платона⁷⁸¹, перемещенного на Херсонскую кафедру, телеграмма следующего содержания:

«Полагаю быть на Харьковском дебаркадере 10-го июня, в два часа дня; прошу экипажа и гостеприимства».

Тотчас, по получении этой телеграммы, я поспешил дать ответ в следующих выражениях:

«Душевно буду рад посещению Вашего Высокопреосвященства. Экипаж будет готов».

В назначенный день и час пожаловал ко мне в загородный дом высокопочтенный гость. К этому же времени приехал в Харьков, по предварительному соглашению с ним, и преемник его по Донской кафедре, преосвященный Александр⁷⁸², архиепископ бывший Минский, и остановился в квартире моего викария.

Ради таких важных гостей я пригласил к обеду, в загородный дом, кроме Викария, членов Консистории, Ректора Семинарии и некоторых других лиц из старшего духовенства. Трапеза, обильная яствами и питием, приправлена была живою и одушевленною беседою почтенных гостей.

После обеда, когда прочие гости разъехались, я с преосвященным Платоном, а преосвященный Вениамин с епископом Александром, отправились в Куряжский монастырь к вечерне, и там провели весь вечер в взаимной откровенной беседе. Из монастыря с преосвященным Платоном возвратились во Всехсвятское, где он и имел ночлег, а преосвященный Александр отправился для ночлега в город.

На другой день, утром я с гостем переехали в город, где он посетил некоторые храмы, и затем, после завтрака у меня, отправился к месту своего нового служения, в Одессу, откуда чрез несколько дней телеграфировал мне: Покорнейше благодарю за гостеприимство и приветствие; рад буду, если Господь приведет принять вас у себя».

Между тем Преосвящ. Александр остался в Харькове ещё на несколько дней, с целью, между прочим, видеть здешнее архиерейское служение и посетить женское епархиальное училище. Вскоре к тому и другому представился благоприятный случай.

12-го ч. назначен был в Епархиальном училище акт по случаю выпуска окончивших курс учения воспитанниц; при этом обыкновенно бывает архиерейское служение. Утром в этот день, пригласивши с собой нового Донского Владыку, я отправился в Предтечевско-Усекновенскую церковь на городском кладбище, где находится училище, для совершения литургии, во время которой преосвящ. Александр стоял в алтаре и с большим вниманием за всем следил. После обедни и благодарственного молебна, пришли мы в училищный зал, где обыкновенно происходили годичные акты.

Что происходило затем, изложу здесь словами Записки, помещенной в № 12-м Харьк. Епарх. Ведомостей за этот год. Вот что там, на стр. 394 и сл., напечатано:

«С прибытием в зал преосвященного Саввы, в сопровождении высокопреосвященного Александра и князя Кропоткина, стройным пением «Царю Небесный» открыто было торжество. Как только наш архипастырь и почетные посетители заняли свои места, делопроизводитель совета объявил список о переводе воспитанниц из низших классов в высшие, вызывая по фамилиям тех из них, которым, за отличные успехи и благонравие, советом училища присуждены похвальные листы. К сожалению, только некоторые из воспитанниц первых пяти классов, отличенных советом, находились на лицо⁷⁸³ и могли получить дорогие для них листы из рук преосвященного при его благословении. Приятно было смотреть на довольные лица воспитанниц со скромностью, но без всякой застенчивости, подходивших к архипастырю. Архипастырь, раздавая награды; с особенным милостивым вниманием расспрашивал почти каждую о её родных и поощрял на дело к дальнейшим успехам. Внимание всех присутствовавших особенно оживилось, когда начались вызовы воспитанниц, окончивших курс. Во всех движениях их как-то приятно поражала зрителей та непринужденность и простота, которые свидетельствовали об их выдержанности, о том, что называется уменьем держать себя и что служит наглядным признаком благовоспитанности. Каждой из окончивших курс вручаем был преосвященным Саввою, при архипастырском его благословении, аттестат. Высокопреосвященный Александр также принимал деятельное участие, раздавая подходящим к нему воспитанницам по книге Нового Завета. После раздачи аттестатов, многие из лучших окончивших курс особо отличены были наградными книгами. В заключение председателем совета прот. Александром Федоровским прочитана была задушевная, полная жизненной правды, речь, составленная инспектором классов, о. Никандром Оникевичем, но непроизнесенная им самим за внезапной болезнью. Напутственная речь эта, не смотря на то, что произнесена была не самим составителем, силою своего содержания совершенно овладела сердцами воспитанниц, окончивших курс, к которым обращена она была, растрогала их и вызвала искренние слезы.

Акт закончился радушным гостеприимным завтраком в квартире начальницы училища для двух преосвященных владык и других почетных гостей и затем особым обедом для выпускных девиц».

Из училища я с преосвящ. Александром отправился за город, во Всехсвятское. где в саду, при тихой и ясной погоде, с приятностью провели мы вечер в искренней, братской беседе, хотя прежде мы не были лично знакомы друг с другом. В беседе этой он удивил меня подробными сведениями о всём, что говорится в нашем церковном мире и особенно в синодских канцеляриях. При этом признавался мне откровенно, что новым назначением своим он недоволен и в шутку предлагал мне с ним поменяться епархией. Переночевавши у меня, на другой день утром он отправился в город, и в тот же день поспешил в дальнейший путь – к месту своего нового служения.

12-го ч. получено было мною письмо из Москвы от Н. П. Киреевской, которая писала мне от 8-го числа:

«Вот и о. Наместника Антония не стало! Назначение о. Леонида Кавелина хотя и не дурно, но следовало бы назначить о. Архим. Ювеналия⁷⁸⁴ – он на покое теперь в Оптине. Говорю: следовало бы, потому что покойный митрополит Филарет имел его в виду на место наместника, а последний, незадолго перед своей кончиной, говорил и желал этого назначения и уверен был в исполнении его. Жаль, что он не заявил Императрице о сем в её бытность в Лавре в апреле месяце. О. Ювеналий во всех отношениях личность как бы созданная для Сергиевской Лавры; но первенствующего⁷⁸⁵ негодование за оставление наместничества в Невской Лавре⁷⁸⁶ поставляет препятствие. Впрочем, по моему разумению, не без воли Божией всё это происходит. Впоследствии, едва ли не одумаются, и вряд ли миновать о. Ювеналию этого назначения, хотя он его вовсе не искал и не желает».

В ответ на это писал я от 16-го числа:

«Меня удивило назначение на должность Лаврского Наместника о. Леонида. После настоятельства в первоклассном ставропигиальном монастыре⁷⁸⁷, где он сам имел наместника, принять звание наместника, хотя бы то и в Лавре, я не понимаю, какой мог быть тут расчёт и какие особенные побуждения. Иное дело занять эту должность о. Ювеналию.

О. Ювеналия я видел один раз, когда он отправлялся в Иерусалим с Преосвящ. Кириллом⁷⁸⁸, но о. Леонида никогда не видал; знаю его только по историко-археологическим сочинениям. Желал бы иметь его фотографическое изображение.

В православной церкви русской видится ныне какое-то особенное грозное посещение Божие; в один год столько отошло архипастырей в вечность: Агафангел⁷⁸⁹, Варлаам⁷⁹⁰, Арсений⁷⁹¹, Платон⁷⁹², Леонид⁷⁹³, Антоний⁷⁹⁴, Афанасий⁷⁹⁵, Иоанникий⁷⁹⁶, другой Платон⁷⁹⁷, Павел⁷⁹⁸ и, наконец, Алексий⁷⁹⁹ –11 иерархов скончались в один почти год: едва ли что подобное было когда либо прежде?!...

При крайней ныне скудости в ученом монашестве, откуда, наконец, будут брать кандидатов, и насаждать на вакантные епископские кафедры?»

13-го ч. дошла до меня печальная весть о кончине преосвященного Алексия, архиепископа Тверского, – моего начальника и наставника по московской дух. академии, от руки коего притом я получил в 1848 г. и монашеское пострижение.

Подробные сведения о его служебной деятельности, а также об обстоятельствах его кончины и погребения, напечатаны в №№ 12–15 Тверских Епархиальных Ведомостей.

Преосвященный Алексий скончался 9-го числа, в 7 часов вечера, па 63 году от рождения, пробыв на Тверской кафедре менее года⁸⁰⁰. 13-го числа совершено было погребение усопшего архипастыря в тверском Преображенском кафедральном соборе. К погребению прибыл накануне из Петербурга преосвящ. Гермоген⁸⁰¹, Епископ Ладожский, викарий С.-Петербургской епархии. Перед погребением и при погребении произнесено было несколько слов и речей.

В одном из этих слов, произнесенном протоиереем Владимирской церкви В. Владиславлевым, нравственный и административный характер почившего архипастыря представлен в следующих чертах:

«Он особенно любил и берег сирот духовенства; был прост и доступен в обращении с подчиненным ему духовенством; как отец выслушивал всякого; наедине, как духовный судия, желал выслушать полную и чистосердечную исповедь лица подсудимого. Озабочен был устройством епархиального училища для девиц духовного звания; ввел выборное начало благочинных и положил начало изданию епархиальных ведомостей.

Таким мы, – продолжает оратор, – успели узнать почившего архипастыря нашего в немногие месяцы служения его у нас...

Каковы мы были пред ним? Как мы смотрели на него, особенно мы – тверитяне?

О,... мы любили судить о нем и осуждать его; мы осуждали его за службу церковную; мы осуждали его за быстрый, и иногда нетерпеливый характер...; осуждали его за то, за другое, за всё; чего и не было за ним, и за то осуждали... И не за это ли Господь так скоро взял его от нас»...

14-го ч. получено было мною письмо из Витебска от баронессы М. А. Боде; она писала мне от 10-го числа:

«Прочитав присланную Вашим Преосвященством брошюру, я пришла в негодование. Понимаю как больно для души, когда всякий неблагонамеренный писатель позволяет себе критиковать действия высокопоставленного лица, не понимая ни законов, ни правил, почему совершено такое действие.

Я имела случай говорить с некоторыми лицами о Вашей брошюре. Все соглашаются, что она превосходна, но многие находят, что лучше было бы оставить глупую статью без ответа, что она не стоила того, чтобы Вы брали на себя труд обращать на неё внимание, что слишком много чести для дурака и невежи делаете, оправдывая себя и пред ним и пред той публикой, которая, могла бы дать какую-либо веру его обвинениям... Презренье – мой ответ на дерзкие слова».

Преосвященный Иаков, епископ Муромский, писал мне из Владимира от 6-го июля:

«Посылаю Вам «Воспоминание о св. Алявдине», родителе Ив. Гр. Соколова⁸⁰² и в рукописи воспоминание об о. Никитском⁸⁰³, написанное по Вашему указанию. Потрудитесь прочесть и указать, чем бы дополнить собранные сведения. К сожалению, об училищной деятельности о. Никитского ничего не сказано».

На это отвечал я от 14-го числа:

«Возвращая Вашему Пр-ву краткий, но тем не менее очень интересный для меня биографический очерк Шуйского протоиерея А. Н. Никитского, я должен Вам сказать, что ни прибавить к этому очерку, ни убавить от него ничего не могу. Вы сожалеете, что об училищной деятельности старца Никитского ничего не сказано, но он никакой училищной должности не занимал.

Препровождаю при сем к Вашему Преосвященству слово покойного протоиерея Никитского, которое, не помню, когда и от кого я получил. Распорядитесь им по Вашему усмотрению; если найдете возможным, прикажите напечатать оное в конце биографии. Но во всяком случае посылаемую рукопись я просил бы Вас возвратить мне обратно».

15-го ч. получил я письмо из Ярославля от Профессора Богословия в Демидовском Лицее, протоиерея А. П. Лаврова, который писал мне от 11-го числа:

«На этих днях имел я удовольствие получить от Вашего Преосвященства брошюру, заключающую в себе Ваш ответ на статью Цер.-Общ. Вестника о Вашей резолюции по поводу неблагоразумного поступка одного из вверенных Вашему управлению приходских священников. С большим удовольствием прочитал я Ваш ответ и считаю долгом выразить Вашему Преосвященству глубокую благодарность за доставление его мне. Действительно «Учительное Известие» почти совершенно игнорируется нашими священниками. Между тем, его знание, по моему мнению, необходимо для нас, особенно для приходских священников. Поэтому было бы очень полезно, если бы архипастыри наши вменяли в непременную обязанность каждому священнику, вновь рукополагаемому, вполне ознакомиться с ним.

Новый Владыка наш, преосвященный Ионафан очень хорош для духовенства. Своею доступностью для всех и ласковым обращением он невольно располагает к себе всех. Дай Бог, чтобы он навсегда остался к нам таким же добрым и снисходительным, каким мы видели его теперь. Вчера, именно 10-го, он отправился в первый раз для обозрения своей епархии. Впрочем, если позволите сказать откровенно, я до сих пор глубоко сожалею о внезапной и неожиданной для всех кончине Преосвященнейшего Леонида. Он, хотя был строг, но чрезвычайно деятелен и внимателен ко всему. Особенно он имел в виду искоренить злоупотребления, какие прежде нередко допускались лицами, близкими к епархиальному управлению, особенно чиновниками, консисторскими. С этой целью он приблизил некоторых из лиц духовных, без совета с которыми не делал почти ничего важного. В числе этих приближенных лиц имел счастье быть и я. Именно, мне поручено было предварительно рассматривать все бумаги, присылаемые из духовных училищ Ярославской губернии. После того Владыка сам, при мне, рассматривал каждую из этих бумаг и, большей частью, соглашался с моими мнениями. Вообще ко мне он был чрезвычайно хорош и близок; поэтому для меня потеря его слишком чувствительна. Но воле Божией необходимо покориться.

После 20-го числа этого месяца, если Господь приведет, я думаю отправиться: с своими сыновьями в дальнее путешествие, именно – сначала в С.-Петербург, потом в Минск, где живет моя матушка с выданной мною туда сестрою моею, и, наконец, в Киев. Чрезвычайно приятно было бы заехать и в Ваш Богоспасаемый Харьков, чтобы лично получить от Вас Архипастырское благословение. Но, к несчастию, едва ли это будет возможно, по причине далекого уклонения от прямого пути».

На другой же день, 16-го ч., поспешил я отправить к своему доброму товарищу по академии телеграмму следующего содержания:

«От Курска до Харькова 8-мь часов по железной дороге. Буду ожидать Вас непременно».

16-го же числа получил я письмо из Москвы от А. В. Краснопевкова. Он писал мне от 13-го числа, в ответ на мое письмо от 6-го числа:

«Краткое письмо Ваше крайне меня огорчило, тем более, что причина вызвавшая его – диаметрально противоположна тому, что Вы предполагаете. Я и все сестры с нетерпением ждем продолжения, но напоминать Вам я не желал. Что же касается до присланных тетрадей, то я всё уже сделал, что было нужно. Я и сестры, а также Преосвященный Игнатий прибавили замечания (весьма впрочем незначительные); я говорил с В. П. Нечаевым⁸⁰⁴ который с удовольствием готов напечатать их в Душеполезном Чтении. Если пожелаете отдельные оттиски, потрудитесь назначить количество их.

Литография вытеснена фотографией. Сколько ни хлопотал найти хорошего литографа, не мог, и от знатоков дела получил совет не искать далее; а потому обратился к фотографам и напал на такого, который продал уже более 1000 портретов брата. Он берется (если потребуется не менее 1200) доставить для статьи нужное число экземпляров по 5 копеек, конечно без наклейки, которая обойдется не более 1 копейки.

Жду благословения и доброго ответа с указаниями, отдать Нечаеву статью теперь, или когда будет готово все; мне кажется, что можно теперь же.

Рукопись в цензуре у Степана Ивановича⁸⁰⁵ и вероятно уже им прочитана».

Я не замедлил ответом на это письмо, и вот что писал я А. В-чу от 18-го числа:

«Простите, если письмо моё огорчило Вас, но я не знал, чем объяснить Ваше молчание относительно моих тетрадей после того, как я, отправляя их к Вам, просил Вас без замедления уведомить меня о том, какое Вы сделали касательно их распоряжение.

Теперь моё недоумение разъяснилось. Обратимся к делу.

Свой литературный труд я окончил ещё в половине апреля, и ожидал только извещения от Вас, чтоб отправить к Вам следующие тетради. Теперь посылаю Вам еще 10-ть тетрадей. Остальные 18-ть вышлю, когда перечитаю и исправлю.

Между тем прошу Вас немедля прислать мне первые тетради, чтобы видеть, какие сделаны Вами и цензурой замечания и исправления и чтобы дополнить их новыми сведениями, заключающимися в моих письмах, которые Вами были мне присланы. Чем больше Вы и цензор будете делать в моей рукописи сокращений и исправлений, тем для меня будет спокойнее. Вы видите в какое сравнительно короткое время какой значительный труд совершил я, не опуская между тем ни одного, даже малейшего, служебного дела, и потому не удивительно, если в этом поспешном труде для постороннего и беспристрастного взора окажется что-либо излишнее и неудобное для печати.

Что касается печатания моих воспоминаний, то я думал было печатать их в Харькове, под своим личным наблюдением. Впрочем этот вопрос я окончательно решу тогда, когда вся рукопись моя будет Вами прочитана и цензурой рассмотрена. Тогда же речь будет и о портрете почившего владыки. Во всяком однако же случае я желаю, чтобы издание было вполне достойно того лица, которому оно посвящается. О материальных издержках не может быть и речи; ради такого друга, каков был для меня Преосвящ. Леонид, у меня найдутся достаточные средства.

Впрочем обо всем этом лучше бы нам переговорить с Вами лично, если Вы исполните свое обещание посетить меня.

В № 19 «Гражданина», на стр. 487, между прочим, напечатано:

«Нередко приходится нам узнавать из иностранных газет отчеты о деятельности русских замечательных людей. Так недавно мы встретили в одном английском журнале обстоятельное жизнеописание недавно скончавшегося епископа Леонида».

Неизвестно ли Вам, в каком именно журнале напечатано жизнеописание преосвящ. Леонида и кем оно составлено. Если известно, потрудитесь написать мне: я выписал бы этот журнал.

P. S. Потрудитесь прислать мне вместе с процензурированными тетрадями хотя один экземпляр фотографического портрета покойного Вашего братца, для образца».

Жизнеописание епископа Леонида в английском журнале, по всей вероятности, принадлежит Гаррисону, пастору нижней церкви в Англии, прибывшему в 1876 г. в Россию принять православие и даже крещение, потому что крещен не был. 12-го числа декабря того же года он приехал в Ярославль к Преосвящ. Леониду и с ним 13-го числа отправился в Николаевский Бабаевский монастырь, где 15-го числа и был свидетелем кончины своего гостеприимного хозяина и сопутника⁸⁰⁶.

17-го ч. получено было мною письмо из Москвы от преосвящ. Игнатия. Вот какие вести сообщал он мне от 15-го числа:

«Не прошло месяца, и уже третий архиерей вземлется от среды живых – Тверской. Погребение его совершено июня 13-го Преосвященным Гермогеном, викарием С.-Петербургским. 10-го вечером Владыка митрополит Московский получил телеграмму от первенствующего члена Св. Синода о том, чтобы Преосвящ. Никодим поспешил на погребение. Но по тяжкой болезни последнего сего невозможно было исполнить. Тогда выбор пал на Преосв. Гермогена. Меня же Владыка не хотел отпустить из Москвы, чтобы не остаться одному.

Преосвящ. Никодим очень опасно болен, и, по отзыву Владимира Иваныча⁸⁰⁷, безнадежен: отек легких. В некоторые часы он с чрезвычайным трудом и болезненностью может дышать; никого почти не принимает. Все его дела мне поручены. Владыка даже заводил речь о преемнике. Вчера был консилиум.

Вчера посетил меня Владыка Подольский⁸⁰⁸, отправляющийся в Св. Синод. Окончил курс в 1853 году. С направлением серьезным и достойным уважения.

О. Леонид уже утвержден наместником, хотя сие и несогласно с его желанием».

В ответ на это я писал от 19-го числа:

«Над русской православной церковью тяготеет ныне какой-то особенный гнев Божий: в минувшем году переселились в вечность семь архипастырей; не прошло ещё и половины нынешнего года, как не стало уже четырех иерархов, да и ещё двое близки к могиле. Бывало ли что-нибудь подобное в прежнее время?..

Жаль преосвящ. Никодима: служить бы ему и служить.

Признаюсь, ваше настоящее положение нелегко. Да подкрепит Вас сила Господня! Не пора ли уже Вам оставить древлепрестольный град и водвориться в каком, либо ином граде?

Разъяснились, наконец, наши взаимные с А. В. Краснопевковым недоразумения относительно его молчания. На днях я получил от него письмо, а вчера послал ему ещё 10-ть тетрадей моих воспоминаний о преосв. Леониде. Вероятно, он даст Вам их прочитать. Прошу Вас, как можно, строже отнеситесь к моему литературному труду и всё, что покажется Вам излишним, исключайте без всякой пощады. Не замедлю выслать в Москву и остальные 18-ть тетрадей.

Я ожидаю к себе Ярославского протоиерея А. П. Лаврова, нашего общего товарища по академии. Он будет в Киеве и по пути оттуда, быть может, заедет и в Харьков. От него я надеюсь немало получить верных сведений о покойном ярославском владыке».

22-го ч. посетил меня мимоездом на свою родину – во Владимирскую губернию, почтенный земляк мой, профессор Киевской дух. академии Вас. Феод. Певницкий. Он пробыл у меня лишь несколько часов, но мы немало успели переговорить с ним о разных предметах по части ученой и церковно-административной. Между прочим, он сообщил мне за достоверное, что известная петербургская газета «Церковно-Общественный Вестник» состоит под особым покровительством Обер-Прокурора Св. Синода Графа Толстого и служит органом для распространения неблагонамеренных его идей в рассуждении монашества и архиерейской власти.

26-го числа получил я интересное послание из Витебска от протоиерея В. Волкова. Вот что он писал мне от 21-го числа:

«Благодарю за присылку ответной брошюрки⁸⁰⁹. С большой горестью читал я статью, направленную против Вас; но с неизмеримо большим удовольствием и радостью читал я ответ Ваш на ту статью. Не могу скрыть от Вас, преосвященнейший Владыко, что меня удивляет невнимание к направлению Цер.-Общ. Вестника тех властей, в силе которых изменять вредное направление журналов и газет, обуздывать их порывы к нападкам на всех и всё, что несогласно с их легкомысленностью, и указывать пределы, за которые редакции выходить не должны, особенно в делах церковных и вообще религиозных. Без разбора печатая всякий вздор, ложь и клевету, думают ли они, что делают величайший вред православной церкви? Знают ли, что раскольники, штундисты, шалопуты и прочие им подобные, с жадностью читают нумера газет, где говорится о делах нашей православной церкви и духовенстве её – неблагоприятно? Что может миссионер говорить в пользу обращения в православие или в свое оправдание, если увещеваемый скажет и печатное покажет: «батюшка! да посмотрите на себя и около себя... что у вас делается? Какие у вас церковные порядки, какие правила, какие архиереи, какие священники? вот читаем вашу же церковную газету (Церк.-Общ. Вест.) несколько лет, и кроме худого, гадкого, отвратительного ничего не видим... духовенство не исполняет церковных правил, не слушается архиереев, жалуется на архиереев, ссорится с архиереями и между собой; сойдутся на съезде и чуть не дерутся; пишут, что правила вашей церкви уже не годятся, нужно пересмотреть, переделать, да в порядок привесть; а вы, батюшка, уговариваете, чтобы и мы присоединились к такой церкви». Что против этого может сказать миссионер? Улика печатная на лицо... Не раз мне приходилось слышать, что худшего народа на свете нет, как православное духовенство. Оно, говорят, и само на себя так смотрит; само о себе пишет всякие гадости.

В каждом ведомстве, говорят, есть худые люди и своего рода безобразия; но не выставляют же их на показ всему миру, а духовенство имеет для этого свой специальный журнал – газету, и чего только там нет? Пользы от такой гласности нет никакой; дурное духовенство не исправилось; вражда и ненависть меньшего духовенства к старшему, и преимущественно к архиереям, разжигается и возрастает; своеволие, неповиновение и непокорность крепнут; власть осмеивается и – естественно слабеет. И что смешнее всего: читаются архиереям наставления, как они должны управлять епархиями, как должны относиться к духовенству, и кто же делает эти наставления? Мы, т. е. Цер.-Общ. Вестник, или какой-нибудь молокосос, писавший статью..., студент академии первого, или второго курса. Вот кто мы! Почему, спрошу, католики не пишут о своих ксёндзах? Неужели между ними нет проказников? Есть – и достаточно; но прихожане, по уважению к сану их, ни слова худого не разглашают о них. А наши православные желают и требуют, чтобы все резолюции архиерейские обязательно печатались. Для чего? Для того, чтобы издеваться над архиереями... Но довольно! Что пользы делу, если я возмущаюсь и ясно вижу вред от литературной распущенности нашего православного мира – светского и духовного в делах церкви и духовенства? Ни власти, ни силы помочь делу я не имею. Впрочем, я успел достаточно приобресть сторонников моих взглядов на гласность о делах церковных и православного духовенства. Буду довольствоваться и утешаться хоть этим.

Если Вас, Владыка, интересует наша епархия, позвольте сообщить некоторые сведения о том, что делается в ней. Преосвященный наш возвратился из Лепельского, Полоцкого и Витебского уездов 31-го мая. Духовенством, богослужением и порядками остался доволен. Во время ревизии особенное внимание его было обращено на храмы. Прихожане, ожидая помощи от правительства, правду сказать, позапустили храмы; но преосвященный всем им внушает, что от правительства не следует ожидать помощи, а хотя частями, постепенно, начиная преимущественно с крыши, чтобы не было течи, исправлять на свои приходские средства. Священников, усердствующих в этом деле, поощряет, награждает».

В ответ на это послание писал я от 10-го июля:

«Благодарю Вас за Ваше сочувствие⁸¹⁰ к моей ответной статье на ругательную статью Цер.-Общ. Вестника. Нашлись однако ж как в Харькове, так и в Витебске, особы, которые с злорадством читали статью Вестника и с укоризною отнеслись к моему ответу. Но о вкусах нельзя спорить. Во всяком случае я, написавши ответ в разъяснение сущности спорного предмета, нимало в том не раскаиваюсь.

Ваш взгляд на современную церковно-газетную литературу очень верен. Почему бы Вам всё то, что Вы написали мне в последнем письме, не сообщить редакции Домашней Беседы? Она, вероятно, охотно поместила бы это в отделе своего журнала: Блестки и Изгарь.

Извините, что на ваше пространное послание отвечаю кратко».

27-го ч. писал мне из Киева известный уже Л. К. Рейхенберг:

«Я приехал в Киев без всяких средств. Решившись посвятить себя Христу-Богу в деле миссионерства, я не мог остановиться из-за того, что 3000 руб., мои единственные и последние средства, на которые я вполне рассчитывал, пропали у недобросовестных должников. Продав свои пожитки, я обеспечил на первое время жену, сочувствующую мне и, ради моей высокой задачи, переносящую безропотно разлуку и недостаток, и с крестом в сердце и верою в душе отправился в Киев.

Первое время посвятил я поклонению здешней святыне. Изучив предварительно жития почивающих там угодников, я пошел прикладываться, и моя благоговеющая душа исполнилась высшего восторга. Вы здесь чувствуете себя в торжественном собрании великих царей, владык! Страх и радость обнимают душу, ни тени уныния, ни малейшего следа тяжелого впечатления смерти..., напротив, вы чувствуете отчетливо, ясно, что находитесь в царстве жизни, а не смерти. Св. мощи представляют вообще дивное сочетание неземного величия и самоуничижения, всеобъемлющей славы и крайнего смирения, бессмертия, нетленности, и смерти и гроба... Я молил их о ходатайстве, чтобы Дух Святый помог мне сделаться хоть отчасти похожим на них. Лобызая чудотворную икону Успения, я был весь благоговение. С каким блаженством лобызал я этот чудотворный образ! А что я чувствовал прикладываясь к крови Господа и Спаса моего, честнейшей крови Нового Завета, пролитой за грехи мира, в том числе и за меня, недостойного, – этого никакое слово неспособно передать! Я перестал существовать для всего остального, и для меня, кроме Спаса, ничего не существовало. Я остался без жизни, без движения, я был весь в душе, а душа у Христа, Царя и Бога. Я ни о чем не просил, я ни в чем не нуждался, ничего не жалел: я созерцал Бога-Слово и был невыразимо счастлив. Обильные слезы умиления, следствие избытка счастья, доказывали настроение души моей!

К сожалению, я не могу описать чувств волновавших душу мою при этих великих моментах. Эти ощущения – достояния чувства, а не слова!

Факты однако же вывели меня из духовного мира к действительной жизни, и я хоть поустроил свою будущность в отношении науки, но мое материальное положение оказалось так безвыходным, что я едва не пал духом; семейство там, я здесь в самой последней крайности; занятий в городе нет, а на выезд хоть и есть, но я не могу выехать из Киева, где, под руководством профессора Воскресенского, должен готовиться к вступительному экзамену. И в то время, когда я возвел очи мои в горы, отнюду же приидет помощь моя, Господь милосердый «посла ми помощь от святаго». Нет слов выразить мою признательность за внимание и покровительство, которыми Вам угодно было удостоить меня. Ваша двойная помощь душе и телу поспела именно в момент упадка физических и нравственных сил».

27-го получено было мною письмо из Москвы от А. В. Краснопевкова. Он писал от 24-го числа:

«Благодарю Вас за то, что утешили меня ответным Вашим письмом. Теперь боюсь медлить и спешу, во-первых, послать Вам процензированную рукопись и образцы портретов брата. Мысль ваша издать воспоминания под своей редакцией в Харькове, конечно, самая лучшая, тем более, что статья столь объемистая растянется в журнале на множество нумеров и тем самым не будет иметь того главного впечатления, которое получается от статей, прочитанных без перерыва. Горю желанием поскорее быть в Харькове. Надеюсь, если Бог благословит, поспешить в Харьков в течении лета. Заблаговременно прошу не отказать мне привести к Вам письма покойного митрополита Филарета к брату и вместе с Вами прочесть их и сделать примечания, которые оказываются необходимыми».

На это отвечал я от 3-го июля:

«Посланные Вами тетради и фотография, портреты имел я удовольствие получить; душевно благодарю Вас.

В свою очередь посылаю Вам остальные 18-ть тетрадей. Потрудитесь предварительно прочитать их сами и, что найдете нужным, исправьте, или опустите. Я поместил в конце «моих воспоминаний» Ваши с Татьяной Васильевной письма; не прогневаетесь ли Вы за это на меня?

Попросите затем о. прот. Зернова не замедлить рассмотрением моей рукописи. Пока не будет рассмотрена и одобрена к напечатанию вся рукопись, я не знаю, приступлю ли к её печатанию.

Выбор портрета мною будет сделан не иначе, как по взаимному совещанию с Вами. Но когда же прикажете ожидать Вас в Харьков? Я просил бы Вас предуведомить меня о вашем приезде.

Письма покойного митрополита к преосв. Леониду я с удовольствием готов прочитать с Вами и сделать к ним, какие могу, примечания. Но для удобнейшего разумения этих писем полезно было бы иметь пред глазами черновые письма ко Владыке от Преосв. Леонида, если только они сохранились. Кстати, просил бы я Вас показать мне, если можно, дневные записки вашего покойного братца: в них, вероятно, очень много интересного»⁸¹¹.

3-го июля получено было мною из Москвы от Помпея Николаевича Батюшкова письмо от 1-го июля, следующего содержания:

«Сохраняя в памяти сердца Ваше благосклонное ко мне внимание, беру смелость препроводить на Ваше просвещенное Архипастырское благоусмотрение отдельный оттиск статейки, помещенной в Московских Ведомостях, – в том предположении, что, быть может, благоугодно будет Вам, Милостивый Архипастырь, ознакомить духовенство с её содержанием.

Открытие особого, специального, в России, учебно-воспитательного заведения для славян Балканского полуострова, – при недремлющей пропаганде запада, не жалеющей денежных средств, чтобы стереть славянство и православие с лица земли, – и современно и необходимо. В деле этом принимают участие весьма высокопоставленные лица, и я надеюсь, что, с помощью Божией, предприятие это осуществится.

Если Вашему Преосвященству с богоспасаемой епархией Вашей угодно будет принять участие, я просил бы Вас, Владыка, высылать пожертвования на мое, или Ивана Сергеевича Аксакова имя, специализируя, на какой, именно, предмет делаются пожертвования, во избежание того, чтобы они не слились с другими суммами Славянского Общества».

Настоящее приглашение г. Батюшкова, при множестве других с разных сторон требований, не имело в вверенной мне епархии никакого успеха.

8-го ч. получено было мною от Начальника губернии Кн. Д. Н. Кропоткина письмо за № 222, следующего содержания:

«Харьковское местное Управление Общества попечения о раненых и больных воинах в заседании своем 7-го июля сего года единогласно решило обратиться к Вам с покорнейшею просьбой освятить изготовленный местным Управлением Харьковский санитарный поезд.

Уведомляя об этом Ваше Преосвященство, со своей стороны имею честь покорнейше просить не отказать местному Управлению в исполнении его желания; при чем долгом считаю присовокупить, что освящение поезда имеет быть во вторник 12-го июля в одиннадцать с половиною часов утра, на станции железной дороги».

8-го ч. писал я в Витебск Баронессе М. А. Боде:

«Простите, что начну письмо это полемикой.

Вы пишете: «многие находят, что лучше было бы оставить глупую статью (Цер.-Общ. Вестника) без ответа» и проч.

Такие же слова слышал я и от некоторых из близких ко мне лиц ещё прежде, чем я написал свой ответ на газетную статью. Но я, внимая голосу своей пастырской совести и наставлению вселенского учителя – И. Златоустого, решился непременно отвечать, и в этом не раскаиваюсь и теперь.

Вот что писал в свое время св. Златоуст: «Хорошо (Предстоятелю Церкви) ни чрезмерно бояться несправедливых обвинений, ни совершенно пренебрегать ими. Но хотя они были ложны, хотя бы происходили от людей незначащих, надобно погашать их как можно скорее... Лишь возникнут худые подозрения, тотчас нужно истреблять их, убеждать обличителей, хотя они были бы бессмысленнейшие из людей. Когда же мы сделаем со своей стороны всё, и обвинители будут упорствовать, тогда можем отнестись к ним с презрением⁸¹²».

Когда появилась в Хар. Епарх. Вед. первая лишь половина моей ответной статьи, редактор Цер.-Общ. В. угрожал мне новою бранью (№ 61); но когда напечатана была вторая половина, то вот уже прошло более месяца, и я не вижу и не слышу от моего противника ни одного слова. Стало быть, мой ответ поставил его в тупик, так что ему некуда ступить.

Далее – как ни глупа и ни дерзка статья Цер.-Общ. Вестника, тем не менее она произвела здесь сильное впечатление, хотя и не в одинаковом смысле. Одни, даже из духовных особ, читали её с злорадством, другие с сердечной скорбью. Некоторые хотели даже написать что-нибудь против статьи в мою защиту и оправдание, но ничего не могли придумать: так озадачила их эта статья.

Если бы действительно кто-нибудь поспешил хотя что-нибудь дельное напечатать в опровержение пасквильной против меня статьи, я, может быть, и не взялся бы за перо. Но не видя ниоткуда защиты, а между тем предполагая, что газетная статья может произвести немалый соблазн между духовенством моей епархии, я почел своим пастырским долгом разъяснить сущность дела, о котором в статье шла речь. И когда появился в печати мой ответ, то те самые лица, которые предостерегали меня от полемики, искренно благодарили меня за этот ответ.

Что у меня в намерении было не столько защищать свою честь (хотя и это дело немаловажное), сколько оградить свою духовную паству от соблазна, это я доказал тем, что свой ответ на статью поместил не там, где эта последняя была напечатана, а в своих Епархиальных Ведомостях, в том, именно, расчете, чтобы этот ответ был прочитан всем духовенством моей епархии, а о посторонних читателях у меня не было и нет никакой заботы.

После сего, скажите, достопочтеннейшая М. А., по справедливости, прав ли я, или нет?

Не менее, чем в Витебске, заняты войной и в Харькове. Но меня удивляет то, каким образом бедный Витебск может устроить лазареты на 700 кроватей, тогда как богатый Харьков устроил палатки только на 200 кроватей? Зато духовенство здешнее с особенною щедростью отозвалось на мое воззвание: в каких-нибудь два месяца оно сделало приношений более 5000 рублей.

На днях ожидаю к себе гостя из Москвы брата покойного Преосв. Леонида. С ним надеюсь немало побеседовать о почившем моем друге. Воспоминания мои о преосвящ. Леониде рассматриваются цензурою, и часть уже мне возвращена. Скоро приступлю к печатанию моего литературного труда. По напечатании, разумеется, не замедлю прислать Вам экземпляр. Воспоминания мои будут печататься несколько в сокращенном виде; но если бы Вам угодно было прочитать их в полном тексте, то я просил бы Вас пожаловать ко мне в Харьков».

10-го ч. получено было мною письмо из Симбирска от преосвященного Феоктиста⁸¹³; он писал мне от 5-го числа:

«Сочинение Вашего Преосвященства по поводу передовой статьи газеты «Цер.-Общ. Вестник» № 45-й, за 1877 г. мною получено.

Я вполне ценю силу Вашего отпора «Цер.-Общ. Вестнику». Думаю, что многие из богословов сочувственно отнеслись к Вашей статье. Но едва ли «Церк.-Общ. Вестник» признает себя побежденным ею. Не так давно он делал резкие замечания Св. Синоду за то, что не награждает докторскими степенями и крестами тех из православно ученых, которые составляют сочинения о богословских истинах в духе православия и даже неверия. Дивно ли, если Цер.-Общ. Вестник выставит против Вашего сочинения целую батарею своих словоизвержений и отвратительных глумлений? А может быть, кто-либо из влиятельных лиц в Петербурге остановит новые выходки его против Вашего Преосвященства».

12-го ч. в 11 1/2 ч. совершено было мною освящение санитарного поезда, устроенного Харьковским местным управлением Общества попечения о раненых и больных воинах, в присутствии начальника губернии и многих других почетных лиц. По окроплении св. водою всех вагонов поезда, и затем по прочтении коленопреклоненной молитвы, я обратился к санитарному персоналу, во главе коего стоял с красным крестом на правой руке Куряжского монастыря иеромонах Дионисий, с следующею речью:

«Какое великое и тягостное зло – война, и как ужасны её последствия!

Там, где кипит брань, всё делается жертвою погибели и разрушения: разрушаются вековые твердыни, гибнут общественные здания и частные жилища; большинство населения лишается крова и имущества; сбережения многих лет и плоды тяжких трудов мгновенно истребляются пламенем или расхищаются врагами, а иногда и своими, как это видим ныне в Турции; но, что особенно ужасно, сколько там проливается невинной крови, сколько гибнет молодых сил, сколько слышится стонов и страданий!

Ужели война – зло непредотвратимое и неизбежное? К несчастию, пока живут и действуют в обществах человеческих злые страсти – рвение, зависть, властолюбие, корыстолюбие, злоба, мстительность, и тому подобные, – война неизбежна.

Нельзя ли, по крайней мере, ослабить и ограничить бедствия, соединенные с войною?

В настоящее время, к чести человечества, являются благородные порывы ограничить зло, причиняемое войною, и облегчить страдания, наносимые этим бичом.

И вот пред нашими очами один из благодетельнейших способов к облегчению страдания воинов, подвизающихся на бранном поле.

Эти огнедвижимые колесницы уготованы для того, чтобы в них могли, сколько можно безболезненнее, достигать врачебниц воины, пораженные, но не сраженные от пуль и мечей вражеских.

Эти избранные души с готовностью идут на христианский подвиг служения больным и раненым воинам.

Тех, кои возымели усердие устроить эти благопотребные колесницы, по справедливости можно уподобить благосердому евангельскому Самарянину, который, увидев на пути лежавшего человека, ограбленного и израненного разбойниками, сжалился над ним и, перевязав ему раны, посадил его на своего осла и привез в гостиницу (Лк.10:33–34).

А эти доблестные и сострадательные души, которые, с забвением о собственном спокойствии, идут, во имя Христово, служить в пути больным и раненым соотечественникам, идут возливать на их раны масло и вино (Лк.10:34) и даже, что всего важнее, преподавать им духовное утешение и божественное врачевство, – не принадлежат ли они к числу тех, о коих сказано в писании: болен бех, и посетисте Мене? (Мф.25:36).

Приимите же вы, возлюбленные о Господе, в напутствие и благословение от нас священное изображение Того, Кто некогда речет вам: приидите благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царство от сложения мира: болен бо бех и посетисте Мене». (Мф.25:34)⁸¹⁴.

При этом вручил иеромонаху образ Спасителя в сребропозлащенной ризе.

15-го ч: послано было мною в Переяславль-Залесский, шурину, священнику Дм. Вас. Царевскому 300 рублей при следующей записке:

«Посылаю Вам при сем, на определение Вашей дочери в Мариинский Институт, 300 р., но с тем, чтобы Любовь Дмитриевна, по поступлении в высшее учебное заведение, доставила мне подробное описание этого заведения, с объяснением где оно находится, кто в нем начальница, какие преподаются науки, кто законоучитель и проч...

Вам и семейству Вашему мир и Божие благословение».

18-го ч. приехал ко мне из Белгорода (Курской епархии) бывший Полоцкий архимандрит Григорий, который сообщил мне следующие сведения:

1) Преосв. Василий, бывший архиеп. Полоцкий, освящал по три престола в один раз, иногда освящал вновь церковь, только лишь накануне освященную Благочинным; поддерживал прежние униатские обычаи; искал случаев видеться с митрополитом р.-католических церквей Жилинским и входил с ним в секретные собеседования; дозволял Благочинным удерживать из жалованья, выдаваемого духовенству, в свою пользу процентов до 15-ти...

2) Свящ. С. З…ий приводил детей своих в Чашницкий костел для принятия от католического митрополита миропомазания. Архим. Григорий, бывши тогда Благочинным в Лепельском уезде, доводил о сем до сведения архиеп. Василия, но тот не обратил на это никакого внимания.

3) Некоторые воссоединенные из унии священники Лепельск. у. совершали литургию без проскомидии, употребляя для агнца просфору в роде латинской облатки. Многие священники до конца жизни служили по униатским служебникам и требникам; высланные из Св. Синода богослужебные книги оставались без употребления.

4) По смерти Марковского Архимандрита Павла⁸¹⁵, найдено было архим. Григорием письмо, писанное в 1859 г. к Новгородскому митрополиту Григорию⁸¹⁶. В этом письме архим. Павел умолял митрополита удалить от Полоцкой епархии архиеп. Василия, как человека зловредного.

21-го ч. получено было из Витебска от А. П. Ушаковой письмо, в котором она от 17-го числа писала мне:

«Благодарю за Вашу брошюру. Я прочла её с великим удовольствием. Лично мне она очень понравилась по сжатому своему слогу и ясному изложению дела. Сдержанность, с которой отвечаете Вы на все пункты обвинения и разъясняете самую сущность факта, видимо свидетельствует, что Вы, как архипастырь, руководились лишь желанием восстановить истину в вверенном Вам высоком служении Церкви Христовой, оставляя в стороне личные мелкие расчеты. – Мне приятно было, что почти такое же мнение высказал и наш Преосвященный. Как-то недавно зашли к нему после обедни; заговорили и об Вашей брошюре. Мнения были различны, кто-то из духовных сказал: «не стоит из крупповских пушек воробьев стрелять». Преосв. сказал: «я с Вами не согласен: Преосв. Савва руководился высокою целью, отвечая своему, может быть, и ничтожному противнику. Мы все архиереи должны быть ему признательны, что он так твердо отстаивает и хранит истину во св. Христовой церкви».

В № 160 газеты «Голос», между прочим, напечатано известие, что библиотека умершего на покое в Болдинском монастыре (близ Астрахани) архиепископа Афанасия (Дроздова), бывшего Астраханского, оцененная в 48.000 р., поступила, по его завещанию, в этот монастырь. Очень жаль, что такая богатая библиотека не передана в какое-либо высшее учебное заведение. Здесь она, без сомнения, могла бы приносить более пользы, нежели в иноческой обители.

1-го августа писал я в Москву А. В. Краснопевкову:

«Вот прошел и Июль, а Вас нет, как нет. Со дня на день ожидаю письменного, по крайней мере, известия от Вас, но и того не получаю.

Что это значит? Живы ли Вы, здоровы ли?

В ожидании Вашего прибытия и возвращения из цензуры остальных тетрадей моей рукописи, я не приступал к печатанию одобренной части моих «воспоминаний», хотя и сделаны уже некоторые по сему распоряжения.

Покорнейше прошу уведомить меня, скоро ли я могу получить мои тетради.

Я же, в свою очередь, неизлишним почитаю известить Вас, что 12-го числа я отправляюсь в Святогорскую пустынь и не ранее недели могу оттуда возвратиться.

В ожидании Вашего уведомления, с душевным к Вам благорасположением пребываю»...

2-го ч. Редактор Харьк. Еп. Ведомостей, протоиерей И. Чижевский, передавал мне, что священником села Шульгинки, Старобельского уезда, Андреем Лядским послана была в редакцию Цер.-Общ. Вестника статья, в опровержение известной передовой статьи № 45 этой газеты и в защиту моей резолюции; но само собой разумеется, что статья эта не нашла себе благосклонного приема у редакции и возвратилась к своему автору, от которого потом досталась мне и хранится у меня в целости. Такова честность и таково беспристрастие г. Редактора П. Для пасквильных и ругательных статей на архиереев у него открыты объятия, а статьям, защищающим честь епископов, на страницах редактируемой им газеты нет места. Это значит, что он верой и правдой служит принципу своего высокого патрона⁸¹⁷, о котором речь была выше.

10-го ч. получил я в дар от преосвященного Феоктиста, Еп. Симбирского, брошюру, под заглавием: «Симбирские Чуваши, и поэзия их, свящ. П. М. Мальхова. Казань, 1877 г.» По этому поводу, а вместе с тем и в ответ на письмо Преосвященного от 5-го июля, я писал Его Преосвященству:

«Благодарю Ваше Преосвященство за доставление мне любопытной брошюры о ваших Симбирских Чувашах.

А Вы правы. Цер.-Об. Вестник начал и продолжает снова выставлять против моей резолюции батареи своего пустословия. В последнем нумере газеты (№ 88) выступил наконец против меня с оружием критики, впрочем очень тупым и заржавленным, сам о. Белюстин. Видно, что у этого злого пса зубы уже притупились: он продолжает ещё лаять, но кусать уже не может. Впрочем сколько бы ни писали полемических статей против меня, я не намерен более тратить времени на бесплодную полемику.

На первую статью я обязан был дать ответ и разъяснить сущность дела, к охранению своей паствы от соблазна. Притом я имел на этот раз в виду и наставление Св. Златоуста (Душеп. Чт. 1877 г. май, стр. 87 и сл.).

Скажите мне, Преосвященнейший, если можно, в чем сущность Самарского дела и насколько в этом деле оказывается, по Вашему мнению, виновным Преосвящ. Герасим⁸¹⁸? Справедливо ли также, что сей Владыка просится на покой?»

19-го ч. получил я письмо из Киева от профессора академии В. Ф. Певницкого; он писал мне от 17-го числа:

«Приношу Вам глубокую благодарность за то дорогое для меня внимание, каким Вы удостоили меня в мое недавнее пребывание в Харькове.

Посылая Вашему Преосвященству две свои книжки («Воспоминания о покойном митрополите Киевском Арсении»⁸¹⁹ и «Григорий Двоеслов»)⁸²⁰, прошу Вас благосклонно принять их. Если что неправое усмотрите в них, своим снисхождением покройте мои ошибки. Я сознаю всю маловажность представляемых Вам сочинений, и это сознание было причиною того, что своевременно я не представил Вам своего исследования о св. Григории Двоеслове.

Мое путешествие в родные страны⁸²¹ совершилось вполне благополучно. Муром не произвел на меня ныне благоприятного впечатления: он показался мне городом не столько обновляющимся, сколько ветшающим. Духовное училище стоит в том же самом виде, в каком Вы его оставили в давние годы⁸²². 8-го июля в Владимире собирались праздновать юбилей по случаю исполнившегося двадцатипятилетия служения в архиерейском сане Преосвященного Антония, но от Св. Синода не последовало разрешения на то торжество.

Наш Высокопреосв. Митрополит⁸²³, не смотря на свои телесные немощи, неутомимо служит во все воскресные и праздничные дни. Преосвящ. Порфирий, пользуясь полуторамесячным отпуском, до последних дней жил на даче, принадлежащей Михайловскому монастырю, в верстах 20 от Киева, и не являлся в Киев даже 15 июля, когда в торжественном ходе, по случаю воспоминания крещения Киевлян, участвует всё духовенство города Киева. И Преосвящ. Филарет⁸²⁴ брал отпуск на двенадцать дней на родину в Воронеж. Он очень быстро совершил свое путешествие: в Задонск напр. приехал в два часа ночи, ночью же отслужил молебен у гроба Святителя Тихона, а в 5-ть часов утра отправился в обратный путь. Он выехал 2-го августа и хотел непременно к 15-му августа поспеть в Киев».

Не раньше как через месяц мог я ответить на это любезное письмо почтенного земляка, и вот что писал я ему от 18-го сентября:

«Искренно благодарю Вас за дорогое письмо и за книги. С ученым сочинением Вашим о св. Григории Двоеслове, оказалось, я отчасти знаком был и прежде, а воспоминания о преосв. Митрополите Арсении прочитал лишь теперь. Очень много в них интересного; между прочим, в Вашем описании служения покойного Владыки на кафедрах Подольской и Варшавской я приметил много обстоятельств, сходных с моими обстоятельствами, когда я был на Полоцкой епархии. Спасибо Вам за Ваш интересный и назидательный литературный труд.

Что же Вы не сказали ничего о Вашем пребывании в Воронеже и о вашем брате о. Димитрии⁸²⁵. Как он живет и подвизается на учебно-педагогическом поприще?

Очень жаль, что Вы мало погостили у нас в Харькове. В следующие каникулы приезжайте к нам, по крайней мере, на неделю. Я уверен, что у нас с Вами найдется довольно предметов для собеседования.

Прошу Вас не оставить Вашим вниманием нашего Харьковского неофита, г. Рейхенберга, если он допущен к слушанию академических лекций».

От 20-го августа писал мне из Москвы А. В. Краснопевков:

«Степан Иванович Зернов обещал завтра или послезавтра прислать мне находящиеся на его цензорском рассмотрении тетради. Не сетуйте на меня за медленность и за то, что не был ещё в Харькове. Если бы Вы видели, как у меня проходит время, и узнали все испытания, обрушившиеся на мою голову со смертью незабвенного брата, то поняли бы, что мне тяжело. В июле месяце начал лечение водами, вместо предполагавшегося отдыха, но тяжесть испытаний была так велика, что разрушала все действие вод и даже ухудшила мое состояние, так что Владимир Иванович⁸²⁶, наконец, признал нужным посоветовать мне прекратить лечение до тех пор, пока тяжесть душевная не облегчится, – но когда это будет, не знаю. В настоящее время должен ехать в Петербург, чтобы устроить некоторые дела. Помолитесь о мне; знаю, что испытания необходимы, но когда, куда не обернешься, везде видишь тяжесть и гнет, то силы начинают ослабевать. Во всяком случае пришлю рукопись до отъезда из Москвы».

21-го ч. посетил меня помещик села Никольского, Сумского уезда, Д. Ст. Сов. Иван Кузьмич Калугин, знакомый мне по Москве, где он служил в Главном Архиве Мин. Иностр. Дел, а в настоящее время состоит на службе в II Отд. Собственной Его Величества Канцелярии. Между прочим, он сообщил мне, что он был членом особой Комиссии о добровольном снятии с себя вдовыми священниками и диаконами священного сана. Между тем как некоторые из членов Комиссии склонялись к решению этого вопроса в положительном смысле, он и немногие другие члены с настойчивостью утверждали, что такое решение противно каноническим правилам Церкви.

23-го ч. Кафедральный Ключарь, протоиерей С. Илларионов передавал мне рассказ профессора Новороссийского Университета И… о том, как Министр Нар. Просвещения, граф Толстой, при посещении в 1875 году Университета, в кругу всей ученой корпорации и в присутствии двух священников, порицал духовенство, в особенности архиереев, и рассказывал, к великому соблазну слушателей, самые неприличные анекдоты. И – это притом Обер-Прокурор Святейшего Правительствующего Синода!..

26-го ч. Директор Харьковского театра Дюков просил моего разрешения на допущение спектаклей с благотворительной целью в дни Усекновения главы Иоанна Предтечи (29-го авг.) и Воздвижения Креста Господня (14 Сент.). Само собой разумеется, что разрешения на эти благотворительные увеселения, оскорбляющие достоинство истинной христианской благотворительности, мною не было дано; но при этом тем неприятнее и грустнее было для меня выслушивать такую нелепую просьбу от Дюкова, что он духовного происхождения – сын православного русского священника.

28-го ч., в воскресенье, совершено было мною освящение барачного госпиталя, устроенного частью на средства Общества Красного Креста, а частью на пожертвованную городом сумму. При этом произнесена мною следующая речь:

«Благодарение Господу! Мы видим, что и наш богоспасаемый град не менее других отечественных городов ревнует о принятии живого и деятельного участия в великом общественном деле попечения о больных и раненых воинах, мужественно подвизающихся на поле брани за веру православную и единоплеменных нам и единоверных братьев славян.

Эти, церковной молитвою ныне освящаемые, храмины воздвигнуты общим усердием, общим иждивением благочестивых и человеколюбивых обитателей града сего.

Какое же их назначение?

В них должны найти и найдут временное пристанище и успокоение от тяжких подвигов, благопотребную и благовременную врачебную помощь в телесных недугах христолюбивые воины, оставившие на время поле битвы, чтобы потом, по уврачевании своих недугов и язв, полученных ими от меча или пули вражеской, снова возвратиться на бранное поле.

Доблестные воины, проливая на поле брани свою кровь, исполняют долг любви к Царю и отечеству; вы, достопочтенные сограждане, уготовляя для этих воинов временное пристанище и потребную врачебную помощь, исполняете долг человеколюбия и признательности к ним – защитникам веры и отечества.

И так, в этом взаимообщении христианской любви, пусть каждый продолжает совершать, до конца брани, свое дело.

Бог же мира и Господь браней да споспешествует всем нам во всём благом своею благодатию».⁸²⁷

30-го ч. получил я письмо из Ярославля от Протоиерея А. П. Лаврова. Он писал мне от 27-го числа:

«При первой возможности спешу выразить Вашему Преосвященству покорнейшее извинение в том, что я не исполнил Вашего благосклонного приглашения заехать из Киева к Вам – в Харьков. Главной причиной этого была просьба моей матушки, живущей в Минске, ехать из Киева на этот город, чтобы можно было ещё повидаться с нею.

Итак Курск и Харьков остались далеко в стороне от моего пути. И я лишился удовольствия лично видеться с Вашим Преосвященством и получить от Вас архипастырское благословение. Путешествие мое доставило мне великое удовольствие. Особенно приятно было видеть древний город Киев и поклониться почивающим здесь угодникам Божиим. Обилие святыни в этом городе поразило меня и произвело сильное впечатление на мою душу. Вместе с тем я имел счастье получить архипастырское благословение от Высокопреосвященного Митрополита Филофея, который, будучи родом из нашей Ярославской губернии, принял меня очень благосклонно и ласково.

Не смотря на дальнее путешествие мое, Господь сохранил меня от различных несчастий. И я возвратился в Ярославль, слава Богу, благополучно и теперь, при помощи Божией, принимаюсь за свои учебные занятия.

Церковно-Обществ. Вестник не оставляет Ваше Преосвященство в покое, снова поднявши вопрос о Вашем деле и необходимости пересмотра Учительного Известия. Мне, кажется, лучше не отвечать на это. Впрочем извините меня за эту нескромность. Вы сами лучше гораздо знаете, как поступить в этом случае».

Кстати об «Учительном Известии».

В № 34 Церковного Вестника (от 27 авг.) напечатана очень любопытная справка по поводу полемики со мною «Церковно-Общ. Вестника».

Вот что сказано там:

«В видах разъяснения полемики «Церковно-Общественного Вестника» с преосвященным Харьковским, возникшей из-за вопроса о том, правильно ли поступил преосвященный, положив на одного из священников вверенной ему епархии двухнедельную монастырскую эпитимию за прилитие этим священником, во время причащения прихожан в субботу первой недели великого поста, в св. чашу, в коей не оказалось крови Христовой, вина, – долгом считаем привести решение Святейшего Синода на этот предмет, выразившееся в следующем его определении:

«Июля 18-го дня 1733 года. По указу Ея Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод, в Санктпитербурхе, приказали: церкви Вознесения Господня, что в Санктпитербурхе-ж при адмиралтейских переведенских слободах, священника Исидора Прокопиева, который в нынешнем 1733 году Февраля 10-го дня, в субботу на первой неделе великого поста, служил раннюю литургию, и после киноника, по объявлении святых даров, во время причащения святыми Тайнами приходских людей, оскудевающей во святей чаше крови Господней, дерзнул прилить воды и вина церковного, о чем в С.-Питербурхском духовном правлении по поданному нынешнего-ж 1733 года марта 8-го дня тоя-ж церкви диакона Ивана Иванова сына Мякишева доношению и сам он священник Исидор допросами вину свою признал и просит милостивого прощения, объявляя свое в том неведение, понеже-де никаких о том правил и церковных узаконений он нигде не видал и не слыхал. За ту его вину, сверх того, что он, Исидор, с предреченного времени от священнослужения уже удержан и ни в какое священническое действо вступать ему не велено, содержать ее в таком же запрещении до будущего тысяча семьсот тридцать четвертого года января до первого числа, ни к какому священнодействию его не допущая, вящшего же ради наказания отослать его в Троицкий Александро-Невский монастырь в мукосейные труды, в которых и быть ему, Исидору, до оного первого числа января неисходно, а по прошествии того вышеопределенного времени, его, Исидора, из оного Александро-Невского монастыря освободив, о разрешении его паки во священнослужение Божественных литургий и всех иереям подобающих действий доложить Святейшему Правительствующему Синоду».

Изложенное определение подписано членами Синода: архиепископами – Феофаном Новгородским, Леонидом Крутицким, Питиримом Нижегородским; архимадритами – Иларионом Новоспасским, Варсонофием Соловецким и Иоанном, протопопом Благовещенским».

1-го сентября писал мне Управляющий Харьковскою Казенною Палатой И. К. Мартенс:

«Имею честь препроводить к Вам письмо гр. Дмитрия Николаевича Толстого, в котором Вы прочитаете строки, не читанные мною по случаю присутствия разных сторонних лиц».

В приложенном при этой записке письме Графа Дм. Ник. Толстого (Председателя Моск. Общества Истории и Древн. Росс.), между прочим, изъяснено:

«Брошюру Преосвящ. Саввы (по поводу передовой статьи газеты Церк. Общ. Вест., № 45, за 1877 г.) прочел я с живым интересом. Доводы его сильны, каноны ясны, логика безупречна, а знаете ли что? Я не печатал бы это на его месте. Этим объяснением он слишком много сделал чести взведенному на него обвинению, которое, по моему мнению, заслуживает только презрительного молчания.

Принесите Его Преосвященству выражение моей искренней благодарности за оказанное им внимание присылкой мне этой брошюры».

5-го ч. получено было мною письмо из Сергиева Посада от Инспектора Моск. Д. академии, С. К. Смирнова. Он писал мне от 27-го августа:

«Долго я не беседовал с Вами, в чем прошу Вашего прощения. Усерднейше благодарю Вас за Вашу брошюру, направленную против Цер.-Общ. Вестника. Как ученое исследование, Ваш ответ составляет прекрасный вклад в область церковного законоположения, но Вестник не стоил такого серьезного ответа. Это, по мнению лучших людей, п…я я…а, на содержимое в которой не только в правительственных сферах, но и во всяком благонамеренном кружке, не обращают никакого внимания. Сам Н. П. Гиляров, не любящий вообще стеснять свободу мысли, недавно отозвался об этой газете весьма саркастически.

Лавра управляется новым о. Наместником, Леонидом Кавелиным. Он произвел в монастыре довольно большой переворот и строго смотрит за братией, которая, по случаю долговременной болезни покойного о. Наместника, действительно, хотя в меньшинстве, была пораспущена. Гробовой иеромонах о. Иосиф не перенес крутого выговора наместника и умер. С братией вообще он обращается нелюбезно и распоряжается быстро и не всегда осторожно. С академией было пока одно столкновение, именно, 5-го июля. К сослужению с митрополитом назначен был по обычаю Ректор Академии⁸²⁸. Наместник объявил Владыке⁸²⁹, что он в служении должен занять первое место потому де, что ему предоставлены права Воскресенского архимандрита во время служения в Вифанском монастыре, но о. Михаил не хотел занять второго места и не служил. Братия Лавры, вспоминая прежнего Наместника, твердит, что новый наместник не ходит никогда к заутрене и иногда к обедне и т. п.

О Владыке нашем ходит слух, по-видимому, достоверный, что нынешнею осенью он думает отказаться от управления епархией и предполагает поселиться в Гефсиманском скиту, имея будто бы намерение просить себе права управлять оным. В чаянии будущего начались в скиту некоторые соответственные предположению работы.

Преосв. Алексий⁸³⁰ скончался от воспаления легких вследствие простуды, полученной им при освящении храма в Вышнем Волочке. Не стало и Преосв. Платона Костромского. Грустно заметить, что в последние полтора года смертному определению подпали святители из воспитанников нашей академии, числом до восьми. Да сохранит Господь живущих из них, которых осталось немного! Да дарует Господь милость долголетия и Вам, Преосвященнейший».

5-го же числа писал я в Москву Протоиерею Николоявленской, на Арбате, церкви Степ. Ив. Зернову, члену Цензурного Комитета:

«Усерднейше благодарю Вас за принятый на себя труд по рассмотрению моей рукописи о Преосвящ. Леониде.

Первую, Вами рассмотренную и одобренную к напечатанию, часть я недавно уже получил, но к печатанию ещё не приступал, в ожидании остальных тетрадей.

А. В. Краснопевков писал мне от 20-го минувшего августа, что Вы обещали прислать ему на другой или на третий день находящиеся в рассмотрении Вашем мои тетради, и что он пришлет мне рукопись до своего отъезда из Москвы в Петербург. Но вот прошло уже две недели, а я рукописи все ещё не получал.

Не можете ли, почтеннейший о. Протоиерей, разъяснить мне, в чем состоит затруднение к возвращению моей рукописи. Если в содержании её заключается что-либо противное цензурным правилам, пожалуйста, исключайте это без всякого опасения с моей стороны претензии. Я даже покорнейше просил бы Вас сказать мне искренно, по-братски, не заключается ли в моих «воспоминаниях», помимо противного цензурным правилам, чего-либо несообразного вообще с законами литературного вкуса, или не слишком ли много допущено мною субъективного и моего личного элемента.

По получении рукописи, не замедлю прислать на Ваше рассмотрение краткое предисловие к моим «воспоминаниям».

6-го числа мною получено письмо от Преосвящ. Феоктиста в ответ на мое письмо от 10-го августа:

«Прошу прощения, что мне не пришлось неотлагательно дать Вашему Преосвященству сведение о делах Самарского Епархиального Управления.

Из Самары поступало в Петербург много жалоб на духовное начальство. В Петербурге некоторые возмущались действиями и распоряжениями Самарской духовкой администрации. Наконец, один из священников сельских, в виде завещания или пасквиля, составя обличительную записку против своей епархиальной власти, окончил свою жизнь самозадавлением. Эта записка, по смерти его найденная в его письменном столе, перешла в копии через Губернатора, Министра внутр. дел и Обер-Прокурора Св. Синода, в Св. Синод, который и соблагоизволил послать меня в Самару для обозрения положения Самарской епархии по всем частям Епархиального Управления, – что и исполнено мною в мае месяце нынешнего года. Отчет отправлен мною в Св. Синод 22 июня. Нельзя высказать в письме кратком то, что помещено в отчете, обнимающем более сорока листов, без приложений к нему.

Как Св. Синод посмотрит на представленные ему мною сведения, взятые из дел за последние три года и полученные через особое дознание и обследование, а также проверенные с делами архива за прежние восемь или девять годов, совершенно не известно мне. Пока я проживал в Самаре, Преосвященный Герасим обнаруживал твердую уверенность в правильности и безвинности своих действий и распоряжений и относительно увольнения на покой даже не делал намека, напротив выражал надежду на получение награды. Я относился к нему с совершенною почтительностью и возможною в тогдашнем положении искренностью.

Ни словом, ни намеком я не дал знать никому из Самарских, будто мой приезд в Самару имеет исключительное отношение к Преосвященному Герасиму, объясняя его простой обревизовкой некоторых бумаг, не относящихся лично к нему. Кажется, мне удалось тяжесть наветов на Преосвященного разложить между членами и Секретарем Консистории».

8-го ч., в день праздника Рождества Пресвятой Богородицы, предположено было празднование в Одессе пятидесятилетия службы Херсонского архипастыря, преосвящ. архиепископа Платона. К этому торжеству я был приглашаем и лично самим юбиляром, и через одного священника Донской епархии, проезжавшего в августе из Одессы через Харьков, но я, по тогдашним военным обстоятельствам, не мог решиться на путешествие в Одессу. Поэтому ограничился следующим телеграфическим приветствием маститого юбиляра: «Приношу Вашему Высокопреосвященству усерднейшее поздравление с совершившимся пятидесятилетием достославного служения Церкви».

На это приветствие получен был мною от Его Высокопреосвященства 12-го числа следующий ответ: «Покорнейше благодарю Ваше Преосвященство за приветствие и благожелание ваше мне. Взаимно желаю вам всего доброго».

Но в 8-й день Сентября преосвящ. Платон воспоминал день своей архиерейской хиротонии, происходившей в Вильне в 1843 году. Юбилейное же торжество по случаю совершившегося 50-летняго служения его происходило 16-го числа. В этот день юбиляр сам совершал литургию и за нею благодарственный молебен, в сослужении с преосвященными: Серапионом⁸³¹, еп. Черниговским, и Нафанаилом⁸³², викарием Херсонской епархии. На молебне, после обычных многолетий, провозглашенных протодиаконом, юбиляр сам возгласил следующие многолетия:

«Служащим и молящимся во св. храме сем, жителям богоспасаемого града Одессы и всей Херсонской епархии, подаждь, Господи, здравие, благоденствие, душевное спасение и во всем благое поспешение и многия лета».

«Жителям епархий: Тверской, где я родился и воспитывался, Орловской, Петербургской, Костромской и Литовской, в которых я служил в разных должностях по духовному ведомству, Рижской, Псковской и Донской, которыми я архипастырски управлял, подаждь, Господи, здравие, благоденствие, душевное спасение и во всем благое поспешение и многия лета».

«Здравствующим о Господе моим благодетелям, поощрявшим меня, и сотрудникам, содействовавшим мне в моем служении церкви и отечеству, воздаждь, Господи, дарами благодати Своей за то добро, какое они мне оказали, и сохрани их на многия лета».

За сим он возгласил:

«Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшим моим родителям, наставникам и благодетелям, от юности моей вспомоществовавшим мне в моих трудах и моем служении; воздаждь им, Господи, в царствии небесном вечное блаженство и сотвори им вечную память!»...

Настоящий юбилей ознаменован был для Херсонского архипастыря Монаршим вниманием – пожалованием ордена Св. Равноапостольного Князя Владимира 1-й степени и множеством приветственных телеграмм, писем и адресов.⁸³³

20-го ч. получены были мною из Афин от Начальника Иерусалимской миссии о. архимандрита Антонина⁸³⁴ следующие вещи: фотографический снимок с Кувуклии Гроба Господня, каменные четки, чашка и кувшинчик из какого-то состава, вроде глины. Вещи эти доставлены были мне послушником Харьковского Покровского монастыря, Титовым, находившимся до войны с Турцией при Иерусалимской Миссии.

30-го ч. была обычная торжественная встреча из Куряжского монастыря чудотворной Озерянской Иконы Божией Матери и принесения её в Покровский монастырь. По случаю неблагоприятной погоды стечение богомольцев в крестном ходу было меньше сравнительно с прежними годами.

В тот же день получено было мною письмо из Сергиева Посада от Инспектора Моск. Дух. Академии, С. К. Смирнова, который от 27-го ч. писал мне:

«Имею честь принести Вам усерднейшее поздравление с днем Вашего ангела и от всего глубоко-преданного Вам сердца желаю Вам новый год жизни препровождать вполне здраво и благополучно.

Творения Св. Отцев издаваться в следующем году ещё не будут, потому что Синод ещё не рассматривал нашей сметы и не решал просьбы о субсидии. Директор Хозяйственного Управления Н. П. Смирнов⁸³⁵, который в сентябре осматривал здания нашей академии и главным образом новую библиотеку, и с которым я познакомился, сопровождая его один по академии, говорил, что дело издания Творений поставлено в связи с условием уступки Св. Синоду права издания старых переводов Творений, именно, Григория Богослова, Василия В. и Ефрема Сирина. Уступка впрочем будет совершена не безмездно, но на условиях взаимного соглашения».

1-го октября – день моего ангела. По этому случаю получено было мною, в этот день, несколько поздравительных телеграмм и писем от разных лиц и из разных мест. Между прочим, писали мне:

а) Ив. Григ. Слиборский из СПб.:

«Харьковская церковь празднует день ангела своего Архипастыря. К молитвам Харьковской паствы присоединяю и свою недостойную, но теплую молитву к Пресвятой Деве, да покровом своим осеняет и защищает Харьковского Святителя от всех напастей и скорбей на долгие и долгие годы.

Если бы Ваше Преосвященство не отказались от поездки на юбилей, имели бы случай хорошо ознакомиться с Одессою, этим, как и называют, европейским городом. Юбиляр приглашал гостей на 8-е сентября, но в Св. Синоде нашли, что следует праздновать 14-го, так и последовало Высочайшее разрешение. И так приезжие должны были целую неделю ожидать праздника. Преосвящ. Никанор⁸³⁶ наверно не участвовал лично на этом торжестве; но, без сомнения, поздравил письменно. Интересно бы прочесть это поздравление! К прискорбию, Уфа не радуется о своем Архипастыре. Прилагаю письмо Уфимца (скорее выдержку из письма, в котором все представлено рельефно) к одному лицу, занимающему довольно видный пост по духовному ведомству. Это письмо не секрет, если и мне сообщена из него выписка. Я хлопотал, чтобы попросили Чистовича⁸³⁷ предостеречь его; но сомневаюсь, чтобы предостережение имело успех. Если бы Ваше Преосвященство сочли удобным и полезным сделать от себя предостережение, то покорнейше прошу не высказывать, что эти сведения имеете от меня».

Вот содержание приложенной к этому письму выдержки из Уфимского письма:

«По распоряжению Уфимского Епархиального Начальства нам, депутатам со стороны духовенства, приказано было к 15-му числу августа 1877 г. собраться в г. Уфе. 17-го числа мы явились к архиерею и приняли от него благословение. Расположившись, по приглашению, по местам, мы услышали от архиерея следующее: «я должен вам, господа, сказать, что худые впечатления вывез из своей поездки по епархии; у вас, как и на Дону, мало знают молитв, не знают Христа и не видели Христа; вот я вам прочту свои замечания, прошу слушать и язык держать за зубами». Читает и разъясняет, что де в селе Березовке при входе его в храм народу было всего 10-ть человек, как будто прихожане священника Малиновского и знать не хотят, что к ним приехал архиерей; спросил молитвы, и молитвы знают не все, за что я вынужденным нашелся удалить священника в другой приход. Приезжаю в другое село, и та же история... «У вас, продолжает Владыка, попы пудовики собирают, а Христа у них не знают, и попы с требой ездят на лошадях крестьян, а не на своих»; а когда ему осмелился один депутат возразить: если у священника нет лошадей? – на это архиерей отвечал: «а мне какое дело – поезжай хоть на палочке верхом». Потом опять стал говорить. «У вас Христа не знают, а попы прихожан обирают, берут, как по таксе, за молебен 10 к., а за брак – по 3 и 4 р., а то не знают, что туне приясте, и туне дадите», и, стуча пальцем по столу, продолжает: «я вам докажу, я вас нищими сделаю, у вас не только дети – мальчики и девочки не знают Христа, но даже возрастные; так, в селе Сорвихе, я обратился к одной девке, лет 17-ти, спрашиваю её, знает ли она Христа, а она от меня пятится, я хватаю её за руку и держу крепко, и опять повторяю: знаешь ли Христа, а она вырывается из моей руки и, закрывая рот своим передником и припрыгивая, говорит: не знаю, не знаю»⁸³⁸... И встает наш Владыка со своих председательских кресел, показывая пример, берет, в виде передника девушки, в зубы свою рясу и прыгает перед нами по зале. Что такое – думаем, не с ума ли наш ученый архиерей сошел? Но уж верно у него такой нрав всё передразнивать, как передразнил в Бирском монастыре Уфимских монахинь, и то где? В храме Божием. Депутаты, в приходе которых он был на ревизии, говорят: «спроси он, кто такой Христос, и видели ли св. икону Христа?» – тогда на эти вопросы почти бы все ответили; но раз, что он и вопросы не так задает, а во вторых – не с любовью и ласкою спрашивает запуганных крестьянских мальчиков, которым иногда и зуботычки давал, спрашивая до сотни раз, знает ли Христа?

Вот и ревизия архиерейская, вот и ученый, передовой человек? Это самолюбивый и гордый деспот, не любящий и не слушающий никаких возражений, вспыльчив до невероятности. Попов в храме, в присутствии прихожан, с криком и топаньем обзывает дураками, мерзавцами, ослами и пудовишниками и передвигает их теперь из прихода в приход, как шашки.

Теперь о Епархиальном съезде. Съезд, как было сказано в указе Консистории, назначается по делам училищным, а каким? Бог весть. Приезжаем, дают нам дело, или вопросы, и подчас такие, которые должны быть решены предварительно на благочиннических съездах. Напр., дается резолюция Преосвященного таковая: «чтобы удержать на службе продолжительно учителей уездного дух. училища, предлагаю съезду прибавить им жалованье по предлагаемому расписанию». Жалованье по расписанию положено равное учителям семинарии. Так как денег требовалось немало, и каждый депутат не был уполномочен от своего духовенства на раскладку сих денег, то и постановили оставить это дело до будущего съезда. Так за это что и было!... и высказать даже неприятно. Он просто ругал, ругал нашего председателя, почтенного о. прот. Яхонтова, да и выгнал. Ну, нечего делать; и сделали раскладку и положили. Не знаем теперь, что духовенство- то нам скажет. Вот и съезд наш!

При разговоре об одном деле был упомянут Синод, на что архиерей сказал: «это секретари да столоначальники там мудрствуют, а не синод».

б) из Москвы А. В. Краснопевков:

«Наконец, после всех проволочек, могу иметь утешение, поздравляя Вас от всего нашего семейства с днем Вашего ангела, препроводить и труд Ваш.

Зачеркнутые мысли просил бы выкинуть и некоторые собственные имена означить буквами.

Вот все что могу заметить. Затем ещё раз приношу благодарность за любовь к брату и прошу молитв Ваших в настоящее время особенно необходимых для семейства нашего».

От 29 числа из Екатеринославля писал мне Секретарь Консистории А. Н. Невоструев:

«Я очень рад, что исполнил Ваше желание. Вы вероятно уже познакомились несколько с отправленною к Вам книжкой: «Исторический обзор Православной христианской церкви в пределах Екатеринославской епархии до времени формального открытия её». Екатеринослав, 1876 г. Не знаю, какое она произведет впечатление на Вас, но книжка интересна по содержанию для нас, жителей Новороссии и, сколько мне кажется, составлена добросовестно. Печатаемое на страницах Екатеринославских Епарх. Ведомостей в текущем году по-видимому продолжение её принадлежит перу другого автора, наставника местной Семинарии М. Никольского, и не окончено ещё».

3-го ч. получено было мною письмо из Москвы от Архимандрита Николо-Угрешского монастыря Пимена.

О. Пимен⁸³⁹ писал мне от 25-го сентября:

«Зная Ваше всегдашнее расположение к покойному Преосвященному Архиепископу Ярославскому Леониду, спешу поделиться с Вами только что напечатанной книжкою его писем ко мне⁸⁴⁰. Поэтому я и замедлил. Вам желательно было иметь «Исторический очерк Николаевского-Угрешского монастыря»⁸⁴¹. Препровождая к Вам и сию книгу, пользуюсь случаем просить Вас принять от меня ещё книжку «Мои воспоминания»⁸⁴². При сем же прилагаю и фотографические виды монастыря.

Мне никогда не пришло бы и на мысль писать свои воспоминания, ежели бы настоятельно не потребовал от меня сего покойный Преосвящ. Леонид.

Будьте снисходительны к писателю – самоучке».

В ответ на это писал я от 6-го октября:

«Усерднейше благодарю Вас за столь щедрое приношение мне книг, брошюр и фотографий.

Письма к Вам почившего в Бозе Преосвященного Леонида прочитал я с живым интересом и назиданием.

Ваши «Воспоминания» читал я ещё на страницах журнала также с большим любопытством. Спасибо покойному Владыке Леониду, что он вызвал Вас на такой полезный труд. В Ваших воспоминаниях очень много для меня новых сведений о монастырях и о монашествующих.

Давно не бывши в Вашей Св. Обители, я нашел в Ваших фотографических видах много новых, мною не виденных, зданий и сооружений.

Честь и слава Вам за приведение в такое великолепие и благоустройство вверенной Вам обители!

Вероятно, не безызвестно Вашему Высокопреподобию, что и мне Бог помог совершить некоторый труд в память приснопамятного моего друга и собрата, Преосв. Леонида. Я написал о нем воспоминания и приступил уже к печатанию их. К книге я намерен приложить, по Вашему примеру, фотографический портрет покойного».

О. Протоиерей Зернов писал мне от 30-го сентября:

«Когда я получил письмо Вашего Преосвященства от 5-го сентября, цензурное мое дело в отношении к «Воспоминаниям» было уже исполнено. Несколько страниц из Вашей рукописи я читал Владыке⁸⁴³. Владыка с видимым интересом слушал читанное мною из Воспоминаний и только относительно случаев, где приводятся подлинные слова Государя, заметил, что их без особого разрешения не всегда удобно бывает предавать тиснению. Произведение Ваше составит добрую и занимательную книгу, которую будут читать несомненно с удовольствием. Особенно же много читателей найдет она, конечно, между многочисленными почитателями Преосвященного Леонида».

От 30-го сентября писали мне сестры Преосв. Леонида О. и Т. Вас. Краснопевковы:

«Позвольте и нам в числе друзей Ваших принести поздравление с днем Вашего ангела.

Чтение Ваших записок доставило большое удовольствие как нам, так и всем тем, которые их видели, и все с нетерпением ожидают выхода их в свет.

После Владыки у нас осталось несколько бриллиантовых панагий, которые мы должны продать; не угодно ли будет Вам, или кому из известных Вам Владык купить которую-нибудь из них? Каждая вещь Владыки нам очень дорога, и потому не хочется продать просто в магазин, а было бы более желательно видеть их на тех людях, которых любил и уважал наш незабвенный покойный.

1) Панагия гр. Толстой⁸⁴⁴ с иконою Знамения Божией Матери – 500 р.

2) С иконою Иверской Божией Матери с бриллиантами и рубинами самого изящного рисунка – 1200 р.

3) С иконою Божией Матери Умиления, с жемчугом, бриллиантами и рубинами – 800 р.

4) С жемчугом и бирюзой – 400 р.

Я выставляю не цену их первоначальной стоимости, а ту, которую дают ювелиры».

На письмо это я отвечал от 13-го октября:

«Душевно признателен Вам за память о дне моего ангела.

Очень рад, что чтение моих записок о Преосвящ. Леониде доставило Вам и вашим знакомым некоторое удовольствие. С удовольствием читали их некоторые и здесь.

Из предлагаемых Вами панагий я всего охотнее желал бы приобрести первую, т. е. подаренную покойному Вашему братцу, перед его хиротонией, Графиней А. Г. Толстой. Эта панагия особенно для меня памятна⁸⁴⁵. Поэтому прошу Вас доставить её мне, если можно, без замедления. По получении же её не замедлю выслать деньги».

4-го числа писал я в Витебск Управляющему Контрольной Палатой И. В. Павлову:

«Мое всегдашнее к Вам уважение и искреннее душевное к Вам благорасположение налагают на меня нравственный долг явиться к Вам в настоящие горестные для Вас дни, с словом сердечного сочувствия и соболезнования.

Мне известна Ваша семейная скорбь, Ваше тяжелое горе. Лишиться сына, для воспитания коего употреблено столько забот и трудов, – сына, который так утешал Ваше родительское сердце своими успехами в науках, который составлял Вашу радость, Вашу надежду, который, полный сил и добрых залогов для полезной деятельности, едва лишь вступил в поприще общественного служения, – лишиться такого сына, поистине, великая, потрясающая душу скорбь и печаль...

Время ли и место ли тут земному утешению? Нет, я не берусь сам утешать Вас в постигшей Вас горести, не буду напрасно предлагать Вам теперь убеждения не предаваться скорби и печали: это значило бы только растравлять Вашу сердечную рану; для этого будет время, когда Ваш взволнованный и потрясенный горестным событием дух более или менее успокоится.

А теперь, вместо словесного утешения и убеждения, прошу принять от меня препровождаемое при сем священное изображение Той, Которая Сама в земной жизни Своей испытала безмерные скорби и страдания, Которая стояла при Кресте Своего Божественного Сына и горько рыдала, а потому и может истинно сочувствовать и соболезновать скорби и страданию всякой земной матери и всякого отца и всегда готова изливать небесное утешение и успокоение в преогорченные родительские сердца».

Лишь только отправлено было на почту это письмо, как я получаю из Витебска от брата Ивана Васильевича Николая Васильевича письмо от 30-го сентября следующего содержания:

«Страшное несчастие поразило семейство брата Ивана Васильевича! Ни сам он, ни сестра Надежда Николаевна не в силах писать о том Вашему Преосвященству. Сын их Василий 30-го августа под Плевной был ранен пулей в верхнюю часть ступени левой ноги, 3-го сентября его привезли в Зимницу, откуда он уведомлял телеграммой, что легко ранен, 7-го сентября его привезли в Яссы, где ему сказали, что надо пробыть ему недели две там в лазарете, чтобы вынуть пулю. 12-го сентября у него начались судороги, вследствие чего тогда же решили вынуть пулю, что и исполнили. 13-го ч. сестра милосердия, наблюдавшая за ним, уведомила телеграммой, что здоровье его плохо, и просила скорее приехать. 14-го ч. поехала в Яссы старшая, племянница Аня, но уже его не застала! После операции судороги продолжались, хотя врачи и надеялись на выздоровление; 16-го ч. он сам почувствовал близость кончины своей, попросил сам пригласить священника, исповедовался и приобщался Св. Таинств в ясном сознании. Просил передать своим, что он умирает спокойно, что совесть его чиста, что долг свой он исполнил свято! Под 17-е в ночь он скончался! Аня приехала 18-го числа. 19-го ч. было совершено погребение, 21-го ч. она поехала в обратный путь и 26 ч. возвратилась обратно в свою семью.

Брат, сестра и всё семейство просят Вас, Преосвященнейший Владыко, помолиться, дабы Господь их и послал им сил перенести столь великое горе!»

5-го ч. получил я письмо из Полоцка от Председателя Церковного Братства, протоиерея А. Добрадина⁸⁴⁶. Он писал мне от 1-го числа:

«Совет Полоцкого Церковного Братства считает священным долгом приветствовать Ваше Преосвященство с торжеством Вашего тезоименитства и усердно молит небеснаго Пастыреначальника, да продлит Он по молитвам пречистой Владычицы нашей Богородицы и преподобного Саввы Вишерского дни жизни Вашей в ненарушимом здравии и благополучии ко благу святой своей церкви, на помощь Полоцкому Церковному Братству и к радости всех, глубоко почитающих священную особу Вашего Преосвященства.

Пользуясь настоящим случаем, вменяю себе в приятнейший долг принести Вашему Преосвященству сердечную мою признательность за брошюрку, заключающую ответ на одну из возмутительных статей Цер.-Общ. Вестника, которую я имел честь получить от Вашего Преосвященства; эта брошюрка принесла мне (да и не мне только, но и другим, кому я давал её прочитать) величайшее удовольствие во 1-х потому, что заключает спокойный и основательный ответ на возмущающую чувство статью; во 2-х она пришла ко мне, именно, в тот день и, позволяю себе сказать, час, когда я подумал, прочитав новую статью Цер.-Общ. Вестника: «как приятно было бы прочитать «опровержение» Преосвященнейшего Саввы в Харьковских Епарх. Ведомостях!», в 3-х она служит свидетельством Вашего архипастырского внимания к моему недостоинству».

8-го ч. получил я письмо из Киева от бывшего ученика моего по Московской академии, Экстра-ординарного профессора Киевской Академии, Александра Дмитр. Воронова⁸⁴⁷. Он писал мне от 5-го числа:

«Ваше Преосвященство, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Всегда питая к Вам чувства искреннего уважения, как к бывшему моему Наставнику и Начальнику, по незабвенной общей нашей alma mater Московской академии, имев некогда удовольствие и честь получить от Вашего Преосвященства некоторые из Ваших ученых трудов, поставляю долгом препроводить к Вашему Преосвященству только-что изданное исследование свое под заглавием: Главнейшие источники для истории свв. Кирилла и Мефодия⁸⁴⁸. Усерднейше прошу Ваше Преосвященство принять мою книжку как знак искреннего, глубокого почитания к Вам и добрых чувств какие я всегда питал и питаю к особе Вашего Преосвященства. Было бы приятно, если бы исследование, за которое я хотел бы получить степень доктора Богословия, было признано стоящим не ниже тех научных требований, какие внушала своим ученикам Московская Академия и преимущественно присно с похвалами поминаемый её знаменитый учитель Александр Васильевич Горский, мудрости и любви обильный образ которого так часто предносился мне при исследовании открытых им Паннонских житий свв. Кирилла и Мефодия. Благоприятные отзывы ученых о моем посильном труде укрепили бы меня в намерении издать со временем и самую историю жизни и деятельности свв. первоучителей Славянских».

Получив книгу, я писал в ответ г. Воронову от 13-го числа:

«С особенным удовольствием получил я, вслед за Вашим письмом, Ваше ученое произведение, которое не замедлю прочитать. Искренне желаю, чтобы оно выдержало неумытный суд ученых судей и доставило Вам право на получение высшей ученой степени.

А известно ли Вам о сочинении о Кирилле и Мефодии Профессора Моск. академии Евг. Евс. Голубинского, увенчанном Демидовской премией⁸⁴⁹? К сожалению, оно остается у него ненапечатанным, вероятно, по недостатку средств и по неуверенности в достаточном требовании на него со стороны читающей публики в случае напечатания».

15-го ч. в 6 1/2 ч. утра получил я из Москвы от Казначея Высокопетровского монастыря игумена Иосифа телеграмму с прискорбным известием о кончине Преосвященного Никодима, епископа Дмитровского, викария Московской епархии.

На другой же день по получении этой телеграммы 16-го ч. писал я о. Иосифу:

«Телеграмма ваша с прискорбным известием получена была мною во время ранней литургии, и потому я имел возможность сейчас же помянуть пред престолом Божиим имя новопреставленного раба Божия Преосвящ. Епископа Никодима.

В продолжении 90-летняго существования московского викариатства, это – первый пример кончины викария в Москве. Многие, я думаю, сожалеют о преждевременной кончине Преосв. Никодима, который в начале, без сомнения, подавал о себе добрую надежду на помощь для старца – Митрополита».

16-го числа получен было мною из Витебска от И. В. Павлова ответ на мое письмо от 4 числа:

«Преосвященнейший Владыко!

Вчера мы сподобились получить от Вашего Преосвященства образ Ахтырской Божией Матери и сердечное слово утешения в нашей скорби. Да наградит Вас Бог! Дорога, говорят, милостыня во время скудости, но участие и сострадание ещё дороже тому, чья душа зол исполнися, и нет сил возвестить печали своя...

Чтобы показать неизмеримую глубину нашей потери, я выпишу несколько строк из последнего письма, которое наш незабвенный сын писал нам за несколько дней до смерти, когда уже начались страшные судороги шейных и жевательных мышц.

«Духовное мое состояние таково, что узнай я о взятии Плевны да будь с вами, то был бы совершенно счастлив. Сознание того, что исполнил свой долг как следует до последней возможности, так всё освещает и освящает, что никакими словами не выразишь. Благодарю Бога, что сподобил этого счастья. А какая радость вспомнить о своем третьем взводе! с каким доверием и любовью солдатики к нам относились! Пошли им, Боже, всего хорошего».

Рядом с этими солдатиками он и в госпитале лежал, отказавшись от офицерского помещения – «с солдатиками-де гораздо веселее и лучше». И плакали же об нем эти солдатики. «Такого, говорят, молодца у нас допреж не бывало... И настоящий праведник! за то его и Бог к себе взял».

Сентября 16-го, он исповедался и приобщался святых Таин, а 17-го в четыре часа утра тихо скончался».

Т. В. Краснопевкова писала мне от 25-го ч:

«Согласно желанию Вашего Преосвященства, спешу отослать панагию, которую Вы желали иметь для себя. Большое удовольствие доставляет нам мысль, что вещь, которая так нравилась нашему дорогому Владыке, будет служить украшением для того, кого он так много любил и уважал.

Вот и Преосвященного Никодима не стало. Не ожидал он себе такого скорого и печального конца в Москве, куда переходил с такою радостью и где пришлось испытать так много горьких разочарований. Вместо него вторым викарием назначают Алексея Иосифовича Ключарева⁸⁵⁰. Что-то ему готовит Бог, всем хотящий спастися и в разум истины приити?

Брат всё хлопочет о памятнике Владыке, и в настоящее время передал это дело в надежные руки. Генерал-Губернатор⁸⁵¹, как председатель комитета по постройке храма Спасителя, откуда, по Высочайшему повелению, отпускается мрамор на памятник, просил от себя о. Архимандрита Пимена заняться этим делом, на что тот охотно согласился и вчера отправился в Ярославль вместе с главным архитектором Комиссии, Каминским, который хотел видеть собор, чтобы сделать рисунок памятника, подходящий к общему стилю собора.

Прилагаем при сем домашний омофор Владыки, в котором он совершал келейные правила и который был с ним на Бабайках, где он провел всю свою последнюю ночь в молитве».

В ответ на это писал я от 5-го ноября:

«Получив дорогую для меня и священную вещь (панагию), спешу препроводить Вам назначенную за неё сумму (500 р.).

Дай Бог, чтоб эта священная утварь, украшая мою грудь, возбуждала в ней те же благочестивые чувства, какие постоянно наполняли сердце моего приснопамятного друга и брата.

Усердно благодарю Вас за присланный мне омофор покойного Вашего братца. Вчера, в день 15-й годовщины моей архиерейской хиротонии, я употребил его в первый раз при совершении келейного правила, с мыслью и желанием, чтобы это священное одеяние сообщало, каждый раз, моему духу хотя некую часть того молитвенного настроения, каким всегда проникнут был почивший архипастырь.

Известие об устройстве, можно сказать, царственного памятника над могилою Преосвященного весьма для меня утешительно. Но может ли быть он готов к годовщине⁸⁵² кончины Владыки?»

Три вечера сряду (28, 29 и 30 числа) посещал меня приехавший из СПб. Чиновник особых поручений при Министре Внутр. Дел, Полковник Евг. Вас. Богданович⁸⁵³ – известный оратор и сторонник южного направления Сибирской железной дороги. Его имя известно также и в литературе. Мне лично до сих пор он не был известен, хотя женат на дочери знакомого мне по Москве Директора Строгановского училища технического рисования В. И. Бутовского⁸⁵⁴.

Красноречивый и словоохотливый гость, в продолжении трех вечеров, чего-чего не насказал мне о своих путешествиях по России, и о своих хозяйственных предприятиях, и о своих учено-литературных трудах, и о своих отношениях к разным высокопоставленным лицам, не исключая и Царских Особ, и проч. и проч. Так, он рассказывал мне о своем путешествии в 1866 г. по Уралу, где пришла ему мысль о проведении железной дороги в Сибирь, о свидании с Пермским Преосвященным Неофитом⁸⁵⁵, о водопроводе в г. Муроме, о своей службе при Генерал-Губернаторе Строганове в Одессе, где он был близко знаком с знаменитым Иннокентием⁸⁵⁶, о своем знакомстве с новым Наместником Троицкой Лавры, архимандр. Леонидом, который будто бы обязан своим назначением на эту должность непосредственному желанию Государыни Императрицы Марии Александровны.

Г. Богданович подарил мне на память свои сочинения: 1) Наварин – 1827– 1877 г.⁸⁵⁷; 2) О мерах к усилению миссионерской деятельности⁸⁵⁸; 3) День св. Георгия Победоносца в Москве. М. 1877 г., и 4) Доклад в заседании Комитета Грамотности, 25 янв. 1877 г.⁸⁵⁹

В свою очередь и я не захотел остаться у него в долгу, я подарил ему свои археологические и палеографические издания; но при этом дал ему, для прочтения, первые десять листов моей новой книги: «Воспоминания о преосвящ. Леониде», тогда печатавшейся, с тем, чтобы он возвратил мне их, и он обещал возвратить их с дороги из г. Сум, куда он отправился из Харькова, но и совсем не возвратил.

29-го ч. получил я письмо из Москвы от Преосвящ. Игнатия. Он писал мне от 26-го числа:

«Не прошло ещё года по кончине Преосвященного Леонида, как и другой Преосвященный Дмитровский скончался.

Может быть Вам не безынтересно было бы знать, кто предназначается на праздное место.

Архимандрит …… (не могу пока сказать ещё имя, так как он ещё не пострижен) – ныне Казанский Протоиерей Алексий Ключарев. Мне поручает Владыка произвести в Архимандрита тотчас по получении ожидаемого через неделю разрешения Св. Синода. Немедленно по произведении будет он представлен в сан викария Московского.

Архимандр. Сергий⁸⁶⁰ из Знаменского монастыря был в числе первых кандидатов, и, вероятно, скоро сделан будет Архиереем.

Отпевание Преосвящ. Никодима и поездка в Саввин для погребения много взяла времени; и нужно было всем распорядиться».

На это братское послание отвечал я от 5-го ноября:

«Весть о преемнике преосв. Дмитровского неожиданна, но не удивительна. Я давно и не раз твердил о. Ключареву, что ему следует оставить мир и вступить на поприще высшего церковного служения. Тогда было бы для него ещё благовременно начинать новую жизнь, а теперь при летах, уже склоняющихся к старости, думаю, не очень легко будет для него изучать новую науку деятельности и совершать нелегкие подвиги архиерейского служения. Впрочем, лучше поздно, чем никогда. От дарований и опытности А. О. можно ещё ожидать благих плодов на пользу церкви».

30-го ч. в 4 1/2 часа пополудни прислана была мне через полицейского солдата печатная повестка следующего содержания:

«Командующий войсками Харьковского Военного Округа Генерал-Адютант Граф Сумароков-Эльстон 30-го октября в 4 ч. утра скончался».

А на другой день, 31-го числа, читаю в Харьковских Ведомостях (№ 281) следующее объявление, напечатанное, по распоряжению Начальника губернии, Князя Кропоткина.

«Вчера, 30-го октября, в 4 ч. пополуночи, скончался после тяжкой двухнедельной болезни командующий войсками Харьковского Военного Округа Генерал-Адютант, генерал-лейтенант граф Феликс Николаевич Сумароков- Эльстон... Вынос тела покойного последует в среду 2-го ноября, в 9 ч. утра, в кафедральный собор, где Преосвященным Саввою, епископом Харьковским, будет отслужена заупокойная литургия и совершено отпевание».

Хотя я был с умершим графом довольно знаком, но о его продолжительной болезни ни от кого не слыхал, и когда он, совершенно неожиданно для меня, скончался, никто ни из его семейства, ни из распоряжавшихся его погребением ко мне не явился для личных по сему предмету объяснений и переговоров, между тем печатно заявляют о моем служении в соборе. Такое бесцеремонное, чтоб не сказать более, распоряжение мною, епархиальным архиереем, показалось мне крайне оскорбительным, и я не мог не дать этого почувствовать, кому следует.

Вслед затем, когда я прочитал в газете изложенное выше объявление, получаю от Начальника штаба Харьковского военного округа, генерал-майора Гончарова письмо следующего содержания:

«Ваше Преосвященство,

Милостивый Архипастырь!

Имею честь сообщить Вашему Преосвященству, что вынос тела покойного графа Сумарокова-Эльстона из квартиры в Кафедральный Собор назначен в среду, 2-го ноября, в 9 ч. утра. Из Собора, после литургии и панихиды, тело будет перевезено на станцию железной дороги для отправления в Петербург.

С глубочайшим почтением и преданностию имею честь быть»...

На это я тотчас же отвечал:

«Ваше Превосходительство, Милостивый Государь!

В письме от 31-го Октября Вы сообщаете мне, что вынос тела покойного Графа Сумарокова-Эльстона из квартиры в Кафедральный Собор назначен в среду, 2-го ноября, в 9-ть часов утра, и что из собора после литургии тело будет перевезено на станцию железной дороги для отправления в Петербург.

На сие долгом поставляю ответствовать, что ни к выносу тела покойного Графа в назначенный срок из квартиры в Собор, ни к перевезению тела из Собора на станцию железной дороги, препятствий со стороны Епархиального Начальства не усматривается».

Получив такой ответ, генерал Гончаров, разумеется, понял всё свое невежество и свою бестактность по отношению ко мне и тотчас же явился ко мне в полной форме для личного объяснения и извинения. Изъяснив ему всё неприличие с их стороны в отношении ко мне, я немедленно сделал все нужные распоряжения насчет выноса тела и погребения усопшего графа.

31-го ч. получено было мною письмо из Москвы от А. В. Краснопевкова, который писал мне от 27-го числа:

«По общему совещанию с о. Архимандритом Пименом поручение Ваше относительно портретов исполнено. Портреты будут готовы в течение ноября.

В настоящее время о. Архимандрит Пимен уехал в Ярославль со старшим архитектором храма Спасителя для того, чтобы на месте сообщить условия, которые нужно принять при составлении проекта памятника. Государь Император разрешил употребить на памятник порфир и лабрадор, приобретенные для храма Спасителя, а дальнейшие распоряжения принял на себя, по предложению Московского Генерал-Губернатора, о. Архимандрит.

Дай Бог, чтобы труды их были успешны».

1-го ноября получено было мною письмо от Инспектора Московской дух. академии С. К. Смирнова:

«С нетерпением ожидаю Ваших воспоминаний о преосв. Леониде, которого не все любили при его жизни и которого теперь только начинают ценить. В преемники его Владыка «убедил» поступить Алексея Осипыча Ключарева, который, говорят, уже подал прошение о пострижении. Он заручился уже расположением Московского Общества и, думаю, будет иметь хорошую обстановку с этой стороны.

Вы, без сомнения, читали телеграмму юбилея В. Д. Кудрявцева⁸⁶¹ и Н. И. Субботина⁸⁶². Подробностей нужно ждать в Православном Обозрении. Пировали мы на славу, но Н. И. остался в большой тени, потому что и адресы и дары даны были одному В. Д., о неудобстве какового обстоятельства я предварительно говорил распорядителям юбилея, но сделать ничего не мог.

Я приближаюсь к окончанию истории академии и теперь пишу биографии святителей, вышедших из нашей академии. Для сей цели мне необходим Ваш послужной список, с которого копию усерднейше прошу Ваше Преосвященство прислать мне, и при том поскорее».

На это письмо я отвечал от 6-го числа:

«Посылаю экземпляр книги о. Чижевского – Прощание мое с Полоцкой паствою⁸⁶³. В конце этой книги Вы найдете послужной список мой по 1876-й год.

Если Вам угодно принять к сведению нечто, касающееся моей службы в текущем году, то да будет ведомо Вам, что 1) я включен в число членов – учредителей С.-Петербургского Общества Любителей Древней Письменности, с обязательством ежегодно вносить по 200 р.; 2) мне объявлена 5-го Октября Высочайшая Её Величества, Государыни Императрицы, благодарность за пожертвование от духовенства Харьковской епархии в пользу русских воинов 7304 руб.

Да благопоспешит Вам Господь успешно совершить начатый труд!»

2-го ч. совершено было мною с подобающей торжественностью в Кафедральном Соборе отпевание тела умершего графа Феликса Николаевича Сумарокова-Эльстона, и вслед затем гроб отнесен был на станцию железной дороги, для отправления в С.-Пб., где в Александро-Невской Лавре предположено было погребение тела.

4-го ч. получил я письмо из Москвы от Преосвященного Игнатия. Он писал мне от 1-го числа:

«Наш древний град в настоящее время занят вопросом, где будет хиротония предназначенного (ещё не пострижен в иночество) епископа Можайского? С 4-го ноября 1862 г.⁸⁶⁴ не видал здешний Успенский Собор хиротонии, так как мое рукоположение было в Лавре⁸⁶⁵. Хорошо было бы, если бы ныне состоялось великое священнодействие здесь. Старец Владыка не слишком полагается на свои силы, хотя 31-го октября освящал при моем участии храм Св. Николая на Болвановке в Таганке. Со святителем беседую весьма часто, но при множестве дел ещё не успел завести речь об известной Вашей рукописи. Если будет речь, не замедлю написать.

Благоволите взглянуть в последней (за апрель) книге Чтений Истории Древностей статью Преосв. Никодима⁸⁶⁶ Енисейского о Митр. М. Филарете. Очень любопытно».

В тот же день, т. е. 4-го числа, получено было мною ещё четыре письма – одно из Петербурга и три из Москвы.

Из Петербурга получил я официальное письмо от 1-го ноября за № 17 от Общества вспомоществования недостаточным студентам С.-Петербургской дух. академии. Письмо это следующего содержания:

«Принося нижайшую благодарность Вашему Преосвященству за милостивое внимание и пожертвование в пользу Общества, Комитет, по внесении имени Вашего в список пожизненных членов, честь имеет представить квитанцию в получении взноса Вашего и просить Архипастырского благословения на полезную деятельность сего нового благотворительного учреждения».

Из Москвы писали мне – Председатель Общества Любителей Духовного Просвещения, Протоиерей Иоанн Николаевич Рождественский⁸⁶⁷, Н. П. Киреевская и Протоиерей С. И. Зернов.

Вот что писал мне от 1-го ноября о. Протоиерей Рождественский:

«В 1875 году Обществом Любителей Духовного Просвещения предприняты перевод с греческого языка и издание толкований на правила св. Апостолов, Соборов Вселенских и Поместных и св. Отцев.

В прошедшем 1876 году вышел в свет первый выпуск этого издания, содержащий в себе толкования на правила Св. Апостолов.

В настоящее время окончен перевод толкований на каноны Вселенских Соборов, которые вместе с толкованиями на правила Св. Апостолов составили 1-й том предпринятого Обществом издания.

Почтительнейше представляя Вашему Преосвященству экземпляр этого тома, испрашиваю святительских Ваших молитв и Архипастырского благословения себе и нашему Обществу на продолжение трудов во благо церкви.

Вашего Преосвященства Милостивого Архипастыря покорнейший слуга Председатель Общества Любителей Духовного Просвещения Протоиерей Иоанн Рождественский».

На почтенное письмо это я отвечал 7-го числа:

«Получив посланный Вами 1-й том предпринятого Обществом Любителей Духовного Просвещения издания, в русском переводе, толкований на правила Св. Апостолов, Соборов Вселенских и Поместных и Св. Отцев, долгом поставляю принести Вам искреннейшую благодарность как за этот весьма приятный для меня труд, так и за Вашу добрую о мне память.

В виду продолжающихся в литературе толков о духовно-судебной реформе, настоящее издание Вашего Общества весьма благовременно и благопотребно для всякого, интересующегося вопросом о церковном суде, и в особенности для нашей братии – канонистов-практиков.

Да благословит Господь добрым успехом продолжение Вашего почтенного труда на пользу Церкви!»

Н. П. Киреевская писала мне от 1-го числа:

«Мне не очень давно сообщал Преосвящ. Игнатий о получении им от Вас в рукописи воспоминаний о покойном Преосвящ. Леониде, говоря, что весьма много интересного находит в труде Вашем. Надеюсь, что буду иметь удовольствие прочесть воспоминания Ваши; меня интересует особенно Ваш труд.

Ожидаемое назначение Протоиерея Ключарева радует дамское общество, но не меня. Весьма справедливо Ваше замечание в письме к Преосв. Игнатию: «не поздно ли это для него»? Очень поздно как по его характеру и жизни; да и монашеского-то ничего в нем нет, и серьезно заняться делами едва ли он способен, по легкости его характера; а учиться дело делать в его лета слишком трудно. Нельзя назвать такое назначение удачным. Настоящее время более чем трудное и даже разрушительное... не легко живется. Религия – увы! как бы вовсе не нужна и особенно больно и страшно видеть в духовенстве упадок и отсутствие веры и во всем свободу. Таково большинство, даже законоучители. Чего же можно ожидать от учащихся? Тяжело, невыразимо тяжело. Но совестно мне занимать Вас этим печальным рассказом; лучше заключу мое письмо сердечным, искренним благожеланием для Вас, возлюбленнейший о Господе Владыко святый, всего прекрасного, приятного и утешительного».

Протоиерей С. И. Зернов писал мне от 1-го числа:

«Мы ожидаем пострижения Алексея Осиповича, и предстоящих ему затем посвящений. Наша отечественная, и вся православная иерархия делает приобретение многоценное, которого доброта ещё более возвышена будет и упрочена благодатию хиротонии. Да исполнятся все благие ожидания и упования, которые возбуждаются в душах преданных Церкви его высокими талантами и качествами!

Слух ходит, что после Преосв. Никодима осталось хорошее состояние, до 50,000; часть назначена им на благотворения».

От 8-го ч. писал мне из Москвы Преосвящ. Игнатий:

«Сегодня я праздновал в Московской Семинарии, а вчера после всенощной в домовой Спасской церкви совершил, по милости Божией, пострижение в иночество Протоиерея Алексия (Ключарева). Имя ему дано Амвросий. Восприемником был Наместник Чудовский⁸⁶⁸.

Сегодня иеромонах Амвросий произведен мною в Архимандрита в Семинарской церкви. Сегодня хотели донести Св. Синоду. Затем постановление будет о возведении его в сан Епископский и доклад послан будет Его Величеству. Вероятно через месяц хиротония».

Получив это письмо 11-го числа, я отвечал на него от 18-го:

«Поздравляю Вас с приобретением нового знаменитого инока. Где он поселился и какое ему на первый раз назначено послушание и духовное делание?

Читал я рекомендованную Вами статью преосвящ. Никодима (бывшего Енисейского) о покойном Владыке Филарете. Преинтересная статья во многих отношениях. Вот если бы побольше таких статей, тогда наша церковная история не была бы сборником сухих, голых фактов. Но я думаю, что со временем будет более и более появляться таких памятей. Нужно было только пример показать».

29-го ч. обратился я к Обер-Прокурору Св. Синода, Графу Д. А. Толстому, с ходатайством о награждении моего ближайшего сотрудника по управлению епархией, преосвященного епископа Вениамина. Вот что я писал Графу:

«Преосвященный Вениамин, Епископ Сумский, Викарий Харьковской епархии, по окончании курса в Киевской Д. Академии с званием магистра, с сентября 1845 г. по июль 1872 г., в течении 27 лет, проходил в разных епархиях, как то: Курской, Литовской, Казанской и Харьковской, разные должности по духовно-учебному ведомству, а именно: преподавателя, Инспектора Семинарии и Академии и, наконец, Ректора Семинарии, исполняя при том и другие поручения, возлагаемые на него Епархиальными Начальствами.

В июле 1872 г. он возведен в сан епископа и назначен Викарием Харьковской епархии. В этом звании Преосвящ. Вениамин, в продолжении более пяти лет, оказывал моему предшественнику, покойному архиепископу Нектарию, и оказывает мне ощутительную помощь как в делах епархиального управления, так и в заведывании низшими духовно-учебными заведениями.

Посему справедливым почитаю покорнейше просить Ваше Сиятельство ходатайствовать пред Его Императорским Величеством об удостоении Епископа Вениамина сопричисления к ордену Св. Анны в 1-й степени.

При сем имею честь препроводить его послужной список».

Ходатайство мое было уважено: преосвященный получил в свое время просимую для него награду.

От 30-го числа, за № 1279, писал мне Начальник Губернии, Князь Д. И. Кропоткин:

Главное Управление Общества попечения о раненых и больных воинах, от 18-го сего ноября за № 10119, уведомило меня, что вследствие отношения Харьковского Местного Управления Красного Креста об устройстве по инициативе Вашего Преосвященства в мужских монастырях – на их средства – кроватей для нетрудно раненых и больных воинов и об изготовлении в женских монастырях белья для раненых, Главное Управление считает приятным долгом выразить Вашему Преосвященству свою благодарность за полезную услугу, оказанную раненым и больным воинам расширением для последних числа приютов.

О вышеизложенном со своей стороны спешу уведомить Ваше Преосвященство».

9-го декабря писал я в Москву А. В. Краснопевкову:

«Книга моя почти готова, готовы ли портреты Преосвященного Леонида? Прикажите, пожалуйста, немедленно выслать мне хотя несколько экземпляров. Мне хотелось бы к празднику послать Вам и прочим, кому успею, свой труд.

Позвольте напомнить Вам о списке Ваших знакомых, кому бы хотели подарить мои воспоминания о Преосвященном.

Скоро и годовщина со времени кончины нашего приснопамятного брата и друга; как быстро летит время! Не отправитесь ли Вы к 15-му числу в Ярославль? Если будете там, сотворите и от меня земное поклонение пред могилою почившего архипастыря, с молитвою о нем к Богу».

12-е число ознаменовано было во всей России торжественно-поминовенным служением по случаю столетнего юбилея со дня рождения почившего в Бозе Государя Императора Александра Павловича⁸⁶⁹. В этот день, мною совершены были в Кафедральном Соборе, в сослужении со старшим духовенством, в присутствии высших военных и гражданских властей, литургия и затем торжественная панихида. При этом произнесено было приличное случаю слово старейшим из Харьковского духовенства протоиереем Кафедрального Собора Александром Кустовым, окончившим курс в С.-Петербургской дух. академии в 1821 г.

Харькову памятны неоднократные посещения в Бозе почившего Государя Императора; в первый раз он посетил Харьков 17-го сентября 1817 г. на пути из Полтавы, а во второй раз 31-го июля 1820 г. по пути . в Варшаву. В третий раз Харьков с глубокой скорбью встречал и провожал, в январе 1826 г., бренные останки почившего 19-го ноября 1825 г. в Таганроге Благословенного народом Монарха.

В тот же день получил я письмо из Москвы от Протоиерея С. И. Зернова. Он писал мне от 11-го числа:

«Ожидаю выхода вашей новой книги. Скоро будем творить и годичную память приснопамятного Владыки (15 ч.)! Во многих московских церквях усердная вознесется молитва о нем! Когда будете, Преосвященнейший Владыка, совершать литургию, в этот день, вспомяните в своей святительской молитве и Протоиерея Ипполита М. Богословского⁸⁷⁰, 7-мь лет тому назад скончавшегося в то же число. Я знаю, что он принадлежал к числу искренно уважающих Вас людей.

Без сомнения, Вы читали в газетах, какое тяжкое несчастие постигло о. Амвросия: брат его Александр Осип., назначенный на священническое место в Шереметьевскую больницу, и уже посвященный в диакона, погиб самоубийством. Жестоко поразило это несчастие о. Амвросия, и конечно, Петра Васильевича Приклонского⁸⁷¹, на дочери которого женился несчастный. Владыка⁸⁷² требовал вскрытия тела. Но медицина и без этого получила возможность прийти к заключению, что самоубийство произошло в припадке умственного расстройства.

Завтра у нас в Москве, как и в Харькове и во всей России, будет совершаться торжественное поминовение благословенного Императора Александра I-го. От Председателя Губерн. Земского собрания я получил известие, что в 2 часа пополудни в зале Российского Благородного Собрания Владыкою Митрополитом будет совершено торжественное молебствие (?) и лития.

В добром здравии дай Бог Вам встретить приближающиеся великие дни Рождества и Крещения Господня, и между ними день нового года, и восприять новые силы к продолжению великого возложенного на Вас святительского служения».

На письмо это отвечал я от 19-го числа:

«Сегодня типография отправляет к Вам 10-ть экземпляров моей книги для представления, куда следует. Из них, я не знаю, сколько может остаться в Вашем личном распоряжении, но, во всяком случае, я буду иметь честь, по получении билета на выпуск книги из типографии, представить достопочтенному о. Цензору особый экземпляр. Теперь дело за Вашим разрешением, об ускорении которого покорнейше прошу Вас.

Книга окончена была набором как раз к 15-му числу.

В этот день я совершил молитвенное поминовение о почившем архипастыре Леониде, но к его имени присоединено было и другое, для меня также досточтимое имя – прот. Ипполита. Я очень Вам благодарен, что напомнили мне о дне кончины моего доброго наставника⁸⁷³ по академии.

Какая ужасная и возмущающая душу история случилась с братом о. Амвросия! К большему для меня огорчению, он при мне учился в Семинарии и при мне, если не ошибаюсь, вступил в академию. Я знал его за скромного и благородного юношу. O tempora, о mores!

В 311 № Моск. Вед. прочитал я чье-то заявление об учреждении особой Комиссии для разработки и печатания материалов к составлению подробной биографии почившего в Бозе митр. Филарета, в виду приближающейся (в 1882) столетней годовщины со дня его рождения. Достойно и праведно об этом заблаговременно позаботиться, кому следует.

Приветствуя Вас и любезное семейство ваше с приближающимся праздником Рождества Христова и с днем Вашего ангела, всеусердно желаю Вам от Грядущего родитися плотию в Вифлееме Господа духовного обновления и телесного здравия, к дальнейшему благополучному служению Его Св. Церкви».

Начальник Харьковской губ., Князь Дм. Ник. Кропоткин, в качестве Председателя Местного Управления Общества попечения о раненых и больных воинах, сообщал мне от 14-го декабря следующее:

«Главное Управление Общества попечения о раненых и больных воинах, отношением от 3-го сего Декабря за № 10396, уведомило меня, что об устройстве по инициативе Вашего Преосвященства при мужских монастырях Харьковской епархии больниц для раненых и больных воинов, с полным содержанием их на время войны, доведено до Высочайшего сведения Августейшей Покровительницы Общества и что Государыня Императрица Всемилостивейше повелеть соизволила: Именем Её Величества благодарить Ваше Преосвященство за это пожертвование.

О таковой Высочайшей благодарности имею честь уведомить Ваше Преосвященство».

20-го ч. писал я в Москву Преосв. Игнатию:

«Моя книга о Преосвящ. Леониде набором окончена была к 15-му числу, а теперь уже и напечатана. Сегодня посылается в цензурный Комитет узаконенное число экземпляров. По получении книги из типографии, не замедлю доставить экземпляр Вашему Преосвященству.

В № 311 Моск. Вед. кто-то заявляет об учреждении особой Комиссии для разработки и печатания материалов к составлению подробной биографии блаженной памяти Моск. Владыки – Филарета, в виду приближающейся столетней годовщины со дня его рождения. Мысль прекрасная! На Московской пастве, и преимущественно на ученом московском духовенстве, лежит священный долг почтить великого иерарха достойною его имени и заслуг для церкви биографией. Старайтесь, пожалуйста, распространять во всех кругах Московского Общества эту мысль.

P. S. Не припомните ли, Преосвященнейший, где было напечатано письмо покойного москов. Владыки Филарета к покойному же преосвящ. Гавриилу⁸⁷⁴ бывшему Херсонскому, по случаю посещения сим последним еврейской синагоги⁸⁷⁵? Мне очень хотелось бы отыскать и прочитать это письмо».

Из Москвы от 17-го ч. писала мне Н. П. Киреевская:

«Ваша искренняя доброта и доверенность к отшедшей личности⁸⁷⁶ –трогательны. Но далеко эта покойная личность не заслуживала Вашего чувства и такого отзыва. Грустно то, что пришлось знать. Вот личность Преосвященного Игнатия безошибочно искренняя, добрая, чистая – во всей силе этого слова. Отношения с ним верны, покойны и приятны. Впрочем Вам, Владыко Святый, всё должно быть известно. Очень приятно слышать отзывы духовенства о Преосв. Игнатии: все называют его ангелом доброты и чистоты.

Но как всем не по сердцу новый Амвросий, который, как говорят, считает оскорблением, что будет назначен Можайским, а не Дмитровским, и прибавляет: «но ведь это не долго продолжится». Вероятно под предлогом полезным, намерен поскорее удалить преосв. Игнатия на епархию, в виде повышения его. Иезуитизм практикуется Амвросием ужасный. Ведь, кажется, довольно имел поражения в самоубийстве брата своего, которого опутал на женитьбу. Всё, всё не вещает о нем доброго. Жаль его очень... Желание видеть в духовенстве более утешительное.

Дай, Боже, Вам здоровья, мира, радости и всевозможного благополучия на многия, многия лета»!..

Я поспешил ответить на это письмо, и вот что писал почтенной Н. П-не от 22-го числа:

«Очень жаль, что я не имею никакой надежды на скорое свидание с Вами, и потому не могу воспользоваться Вашею устною беседою о том, что Вы не желаете излагать на письме. Но почему бы, думается, не вверить бумаге то, что скрывается у Вас в душе и что, как видно, просится наружу? Если не в один раз, то постепенно листик за листиком исписывались бы и перелетали из Москвы в Харьков. Можно было бы писать, не упоминая ясно имен, о коих будет речь...

Что касается отшедшей личности, то о ней может судить всякий по-своему. У меня с этой личностью были, в продолжении 26 лет, отношения, и личные и письменные, самые близкие и непосредственные; и едва ли кто лучше меня мог знать её во всех отношениях. Я не могу сказать, чтобы эта личность была без всякого пятна, когда и на солнце есть пятна. Но пятно пятну рознь. Впрочем, во всяком случае, поздно уже мне переменять об этой личности свои мысли. Но при этом не могу не заметить, что при Вашем взгляде на отшедшую личность, я не знаю, следует ли мне присылать Вам мой литературный труд? Он Вам, по всей вероятности, не понравится так, как понравился Преосвящ. Игнатию и другим»...

21-го ч. получено было мною три письма, и все они из Москвы. Так писали мне оттуда, во-первых, редакторы-издатели сочинений почившего в Бозе митрополита Филарета, Адриановский Протоиерей П. И. Казанский и священник Успенской в Печатниках церкви К. Богоявленский⁸⁷⁷.

Вот содержание их коллективного послания от 18-го числа:

«По поручению родственников покойного митрополита Московского Филарета имеем честь почтительнейше препроводить Вашему Преосвященству третий том издаваемых ныне его слов и речей.

При сем, надеясь на Ваше благорасположение к предпринятому нами труду, осмеливаемся снова беспокоить Ваше Преосвященство покорнейшею просьбою, благоволите, Преосвященнейший Владыко, сделать известным о выходе сего тома по вверенной Вашему Преосвященству епархии».

Получив этот дар, я писал от 24-го ч. на имя старшего редактора, Протоиерея Казанского:

«Приношу Вам и доброму сотруднику Вашему искреннюю благодарность за доставление мне 3-го тома изданных Вами слов и речей великого святителя московского Филарета. Изъясните за сие душевную мою признательность и прочим Вашим сродникам.

Желание Ваше относительно публикации об изданном Вами новом томе слов и речей, в пределах вверенной мне епархии, будет исполнено.

Призывая Вам и сотруднику Вашему благословение и помощь к дальнейшим трудам Вашим на редакционном поприще, с братскою о Христе любовью пребываю».

23-го ч. получено было мною письмо из Москвы от М. Ив. Соколова⁸⁷⁸, смотрителя Куманинской Богадельни. Он писал мне от 20-го числа:

«Давно я хотел писать Вам, но всё поджидал развязки по делу о. Амвросия (Ал. Ос. Ключарева). Наконец, эта развязка состоялась 17-го декабря. Государь Император, на докладе Св. Синода о бытии ему епископом Можайским, с посвящением в СПб., изволил написать: «быть по сему». Слава Богу! А сколько за это время преподобный перенес горя самого мучительного. Слышали, что сталось с братцем его Александром Осиповичем, предназначавшимся в священники в Шереметьевскую больницу? Он в Екатеринин день (день ангела жены его) был поставлен во диакона; поставлялся и приобщался Св. Таин с вожделенным благоговением и целый день был весел. На другой день пошел к родственнику своему, священнику у Николы в Столпах, и там, часа в два пополудни, пред самым обедом, в отхожем месте бритвою зарезался наповал. Сколько тут было толков, разъяснений, обидных и для жены, а главным образом для о. Амвросия. Мне дело известно, как нельзя лучше. Мой зять – доктор лечил его с малых лет и знал натуру его наилучшим образом. Он написал и доказал, что Алекс. Ос. покусился на убийство в припадке меланхолии. Видите, он страдал глазами и вечером не мог читать при свечах. Когда взошел в первый раз в Шереметьевскую больницу, мрак оной навел на него ужас. Он всё сокрушался, как будет служить, потому что при свете свечей не будет видеть книги, будет врать и таким образом явится посмешищем всей Москвы, между тем как большую часть молитв, читаемых священником, знал наизусть. Вот и судите о нем. В последнее время пошла молва и такого рода, якобы Государь не утвердил доклад Синода. Можете представить положение о. Амвросия. Ну, слава Богу, теперь все это умолкает».

На письмо отвечал я 26-го числа:

«Очень Вам я благодарен за разъяснение поразительной истории с братом о. Амвросия. Сильно занимала меня эта прискорбная история.

Да, великим искушением и немалыми скорбями ознаменовано начало новой жизни почтенного о. Архим. Амвросия. Да сотворит ему Всеблагий и Премилосердый Господь со искушением и избытие!

Слышно, что он уже отправился в Петербург для восприятия архиерейской хиротонии. Должно уповать, что в обилии имеющей излиться на него благодати погрузятся все его душевные скорби и страдания, и он возвратится в Москву с обновленными силами души и духа».

24-го ч. получил я письмо из Москвы от А. В. Краснопевкова. Он писал мне от 21-го числа:

«Портретов приготовлено уже несколько сот, но встретилось затруднение в приобретении подписи, где бы был полный титул. После многих исканий нашли такую в Ярославской Консистории, которая будет скопирована на днях, и потому я распорядился послать теперь к Вам только тридцать портретов, наклеенных на крепких листах с печатными подписями.

На пятнадцатое число сестры и я были в Ярославле, где Преосвящ. Ионафан оказал нам самое утешительное внимание. Его Преосвященство служил в этот день в теплом соборе обедню и панихиду, на которую собралось всё Ярославское духовенство. Панихида отправлялась так, как любил покойный брат, т. е. по требнику Петра Могилы⁸⁷⁹ с чтением всех стихов и канона по усопшим иерархам. После службы был обеденный стол у Преосвященного, к которому были приглашены, кроме нас, родных покойного, и духовенства, некоторые почетные лица светские.

Памятник в ходу. Князь В. А. Долгорукий принимает самое главное участие. Архитектор храма Спасителя Димитриев⁸⁸⁰, которому Князь поручил принимать подписку на памятник, говорил, что и денежная часть идет удовлетворительно. К 26 апреля желают поставить памятник на место и к этому дню Генерал-Губернатор со всеми членами комитета думает ехать в Ярославль. Дай Бог ему всего доброго за такую память о покойном».

От 23-го ч. писал мне из Москвы Преосвящ. Игнатий, Епископ Дмитровский (а уже не Можайский):

«17-го декабря утвержден доклад Св. Синода как о мне, так и о новом Можайском – Амвросии. Рукоположение последнего в С.-Петербурге около 15-го Января.

В день Святителя Петра Митрополита Московского утром выехал я из Богоявленского в Успенский Собор к служению, а из собора на Саввинское подворье, и водворихся ту; не знаю – на долго ли. Господь знает, как устроить всё во благо. Признаюсь, назначение сие принял я с удовольствием, и особенно потому, что загородный Звенигородский монастырь⁸⁸¹ может принести пользу для здравия летом. И церковь подворья была и любимым местом, куда я нередко приходил ещё учеником⁸⁸² Семинарии на богослужение.

Благословите на новое лето покорнейшего слугу Вашего и всегдашнего богомольца Игнатия, Еп. Дмитровского».

В ответ на это писал я от 31-го числа:

«Братски приветствую Вас с новым летом благости Господней на новом месте Вашего жительства. Да обновит и укрепит Господь сил ваши и душевные и телесные силы, к благоуспешному прохождению дальнейшего поприща служения св. Церкви.

Но долго ли суждено будет пребывать Вашему Преосвященству на Дмитровской кафедре? Не ожидает ли Вас, в скором времени, новая самостоятельная архипастырская деятельность?

Если Вы получили мое письмо от 20-го дек., то позвольте Вам напомнить об ответе на мой вопрос насчет письма покойного Владыки к преосвященному Гавриилу, бывшему Херсонскому».

От 24-го ч. писал из г. Серпухова архимандрит Высоцкого монастыря Мелетий. После приветствия с праздником продолжал:

«Нашего Преосвящ. Игнатия взяли на Дмитровскую кафедру, но наш уезд останется пока за ним, как я слышал, по соглашению Митрополита.

В Лавре после смерти наместника при новом много перемены и передряги всем живущим; с академистами он в разладе, и все им недовольны. Для Лаврских монахов допущена полицейская стража и присмотр, так что полицейский солдат монаха, среди белого дня, в посаде, свободно берет и ведет по назначению, куда следует, т. е, в полицию, а потом уже в монастырь. Вот до какого посрамления дожили. На монастыре стоят три полицейских солдата, и соглядают, кто к монахам идет, и дают знать новому наместнику. Простите, что я пишу эти строки. И пение и служение изменилось в Лавре, и много кое-что другого производится».

28-го ч. получил я письмо из СПб. от Наместника Александро-Невской Лавры, архимандрита Симеона⁸⁸³. Он писал мне от 23-го числа:

«Нижайшую благодарность приношу Вашему Преосвященству за присланные брошюрки по поводу статей Цер.-Общ. Вестника, из коих один экземпляр я передал в тот же день нашему Первенствующему Святителю⁸⁸⁴; он мне сказал: «прочту с удовольствием, хотя не стоило предпринимать таких трудов, чтобы с негодяем переговор вести». При сем прибавил: «правда, что ныне такое уже время», а я добавил: «да, и притом, Высокопреосвященнейший, в провинции»...

Преосвящ. Никодима схоронили; Московский первосвятитель⁸⁸⁵ просил было меня у нашего Владыки; но первенствующий Святитель сказал, что я ему ещё нужен».

Упоминаемый в письме отзыв Преосвящ. Митрополита Исидора о редакторе Церковно-Общественного Вестника, где попираются права и уничижается власть епископов православной церкви, очень знаменателен. Первенствующий Член Синода, у которого на глазах издается его подчиненными ругательная газета, сам называет редактора «негодяем», и не может воспретить ему издеваться над своею братиею – архиереями; что же после сего остается делать нам, бессильным провинциальным епископам? О, времена лютая!

На письмо о. Симеона отвечал я 11-го февраля 1878 г.

Вот что было писано тогда:

«Искренно благодарю Вас за сообщение отзыва Преосв. Митрополита. Прошу и впредь не отказывать мне в подобных сообщениях.

Препровождаемую при сем книгу⁸⁸⁶ прошу принять от меня в залог моего искреннего душевного к Вам благорасположения. По прочтении, прошу сообщить мне, какое она произведет на Вас впечатление».

В тот же день, т. е. 28-го ч., получено было мною письмо из Москвы от Н. С. Лазаревой-Станищевой. Вот содержание этого письма:

«Спешу Вам сообщить постигшее нас горе: 14-го декабря скончался наш незабвенный, кроткий и добрый отец⁸⁸⁷. 11 и 12-го был у обедни и здоров, а 13-го встал, помолился Богу, прочел свои правила, оделся, напился чаю, почувствовал озноб, лег и захрапел как бы крепким сном. Что не делали? и банки и кровь отворяли; ничто не помогло привести его в чувство; 14-го после соборования как только пробило 6 час. вечера, он уснул непробудным сном, на 83 году жизни. Грустно нам вспомнить, что его нет уже более на свете.

Не могу выразить Вам всего нашего горя. Вы, как истинный друг нашего семейства, надеюсь, разделите вполне наше горе, и не откажетесь присоединить свою святую молитву к нашей грешной о упокоении души его».

На это отвечал я:

«Семейной скорби вашей сердечно сочувствую и вместе с Вами соболезную о внезапной кончине вашего старца – родителя. К вашей о нем молитве не премину присоединить и свою, да вселит его душу Премилосердый Господь в небесных своих обителях. Это горестное событие в вашем семействе да соединит ещё теснее вас, оставшихся в живых!

Призывая всем Божие благословение и желая на новое лето жизни утешения от Господа, с истинным к Вам расположением остаюсь»...

На журнале Консистории 12/15 декабря 1877 г. по делу о раскольнических книгах и рукописях, рассмотрение коих поручено было преподавателю Семинарии, священнику Аполлону Ильяшеву⁸⁸⁸, дана была мною 30-го ч. следующая резолюция:

«Из рассмотрения донесения свящ. Аполлона Ильяшева и настоящего журнала Консистории усматривается, между прочим, следующее:

Священник Ильяшев в донесении своем пишет: «все эти книги старопечатные». Но на деле оказывается, что из 8-ми книг четыре рукописные; а из печатных одна только может быть названа старопечатной, именно Требник; прочие перепечатаны с прежних изданий в ХѴIII столетии в разных типографиях.

О. Ильяшев пишет: «смысла вредного и запрещенного (?) в политическом и административном отношениях (книги) не имеют, а в нравственном отношении само собою влияние их не может быть названо безвредным». Но для такого отзыва не представлено ясных и твердых оснований.

О псалтири о. Ильяшев пишет: «издание сие относится к 7198-му году от сотворения мира, т. е. к 1698 (в журнале 1898) г. по Р. X., в царствование Алексея Михайловича⁸⁸⁹, при патриархе Иосифе⁸⁹⁰».

Но а) рассмотренная о. Ильяшевым Псалтирь напечатана не в 7198 – 1698 г., а перепечатана в позднейшее время (не ранее конца прошедшего столетия) в неизвестной типографии с Московского издания 7159–7160 года, т. е. 1650–1651 г.; б) царствование Алексея Михайловича и патриаршество Иосифа относить к 1698 году – крайняя хронологическая несообразность, неприличная не только для ученого священника, но и для ученика семинарии.

Постановление Консистории об оставлении рассмотренных свящ. Ильяшевым книг несообразно с существующими узаконениями.

Об упоминаемых в справке четках не сделано никакого постановления.

Посему учинить следующее:

1) Поставив на вид свящ. Ильяшеву невнимательное исполнение возложенного на него Начальством поручения, поручить кому-либо из градских ученых священников вновь рассмотреть, при участии единоверческого священника, означенные книги.

2) Затем сделать новое постановление.

3) При сем возвращаются книги и рукописи».

30 ч. получил я письмо из Вильны от попечителя учебного Округа, Н. А. Сергиевского. Он писал от 25-го числа:

«Только что возвратясь из Петербурга домой, спешу приветствовать Ваше Преосвященство с наступившим праздником Рождества Христова и пожелать Вам в радости духа и добром здоровье совершить архипастырское служение Ваше и в предстоящее новое лето Господне.

Моя жизнь и деятельность идут прежним путем: много хлопот, много забот, много труда, немало бывает и скорбей; но не разладил я и с радостью, хотя она и редкая гостья у меня. Семья моя, благодарение Господу, благополучна: все здоровы, двое старших сыновей в гимназии и учатся хорошо; третий сын готовится поступить осенью предстоящего года также в гимназию; четвертый начал учиться; пятый выучился ходить и привыкает говорить.

Воспоминания мои о Вас – всегда живые и светлые; таковы они доселе; таковы будут и всегда. Грущу, что не могу лично перемолвиться с Вами, и горячо желаю встретиться где-либо.

Призывая на себя Ваше благословение и на будущее время, с глубоким уважением и сердечною преданностию имею радость всегда быть»...

В ответ на это писал я от 5-го янв. 1878 года:

«Узнав из газет о Всемилостивейшем награждении Вашего Превосходительства орденом св. Владимира 2-й ст., спешу принести Вам искреннейшее сердечное поздравление с этим знаком Монаршего к заслугам Вашим внимания и благоволения. Впрочем, эта награда вполне Вами заслужена.

О Вашей неутомимой деятельности и о той великой пользе, какую Вы своими трудами принесли учебно-воспитательному делу в северо-западном крае, я получил на днях достоверное свидетельство из уст одного Виленского старожила, именно М. И. Прозорова (медицинского Инспектора Виленского военного округа). Для меня очень было приятно побеседовать с этим умным доктором о Вас и о ваших служебных обстоятельствах. Г. Прозоров хвалился мне притом своим близким с Вами знакомством и вашим к нему благорасположением.

Приношу Вам душевную благодарность за приветствие с праздником и новым годом. Взаимно и Вас с вашим любезным семейством усердно поздравляю с вступлением в новое лето жизни. Да украшается Ваша семейная жизнь, по благости Господней, новыми и обильнейшими радостями и да благословляются Ваши труды вящшими успехами на поприще общественного служения на пользу отечественного просвещения и к утешению благостнейшего Монарха!

Что скажу Вам о себе? По милости Божией, новый год встретил благополучно и продолжаю заниматься своими делами обычным порядком. Жизнь веду, можно сказать, уединенную, и этим нисколько не скучаю. Довольно читаю, а ещё больше пишу».

Из Витебска писал мне от 31-го числа Протоиерей В. Волков:

«Начинать настоящее письмо нахожу более приличным и самым лучшим – поздравлением Вашего Преосвященства с новым годом и, после сию минуту оконченной моей пламенной молитвы о Вашем здравии и благополучии, пожеланием, чтобы молитва моя была услышана Богом и Царицею небесною и чтобы Они в новом году даровали Вам то, о чем я молил Их и святых Божиих.

Поздравляю Вас, Преосвященнейший Владыко, целую Ваши руки и сердечно желаю Вам многих, многих и премногих благ. Скорби и огорчения да мимо идут Вас и не касаются Вашего любвеобильного сердца. Мир, утешение и радости да наполняют сердце Ваше и покоят душу Вашу! Сбудется ли мое такое сердечное желание – не знаю; но знаю только то, что желаю от души, от искреннего сердца, и ежедневно, постоянно молю о сем Бога. Аминь, аминь, аминь!!!».

1-го января, в день нового года, служил я, по обыкновению, в Кафедральном соборе и затем принимал обычные поздравления. Так как к этому дню написанная мною книга, под заглавием: «Воспоминания о Высокопреосвященном Леониде, Архиепископе Ярославском и Ростовском», была уже окончена печатанием и мною получено было несколько экземпляров, хотя и не был ещё прислан из Цензурного Комитета билет на выпуск книги из типографии, я, ради нового года, роздал по экземпляру некоторым из более почетных поздравителей, как напр. Начальнику губернии Князю Д. Н. Кропоткину, преосвященному Вениамину и др.

8-го ч. получил я письмо из Москвы от Преосвящ. Игнатия, который писал мне от 6-го числа:

«От ректорской должности⁸⁹¹ в академии отрицается и Кудрявцев⁸⁹². Думают о Лаврове⁸⁹³, который изъявил желание принять иеромонашество. Даже Сергей Константинович⁸⁹⁴ не прочь сделаться преемником о. Архим. Михаила, если бы ему было предложено.

Хиротония о. Амвросия⁸⁹⁵ предполагается 15-го Января.

Если что знаете, Владыко, о Костроме, прошу мне сообщить. Кажется мне не миновать туда пути, хотя дело ещё не утверждено, и состоится не прежде, как новый Преосвященный Можайский, по возвращении из Петербурга, вступит в должность, чтобы столица не осталась без викария.

Покойный Ключарев⁸⁹⁶ был очень мнителен, и очень жаловался на слабость зрения. Причиной катастрофы – меланхолия. Старший брат (еп. Амвросий) очень был поражен и даже рыдал, потому что он особенно настаивал на принятии священного сана. .Самое решение о вступлении в брак с дочерью Никольского в Новой Слободе иерея П. В. Приклонского⁸⁹⁷ последовало в один вечер. Накануне смерти жена умершего была именинница. Но о сем довольно.

Вчера исполнилось 10 лет со времени управления М. епархией Высокопреосвящ. Иннокентия⁸⁹⁸. Сегодня в 1-м часу дня старшее духовенство предполагает собраться на Троицком подворье с приветствием. Приготовлена икона Владимирской Б. Матери в серебряной ризе. Протоиерей Зернов⁸⁹⁹ готовит речь. Праздник домашний.

Всей службы в священном сане Владыки 60⁹⁰⁰. От роду ему 81-й год. Энергия и бодрость прежняя, хотя силы телесные слабее прежнего. Жалко будет мне с ним расставаться. Владыка едет в Питер вечером 8-го Января до Лазаревой субботы».

В тот же день получено было мною известие о кончине великого благодетеля многих монастырей и церквей, Московского фабриканта, Действ. Ст. Сов. Павла Григорьевича Цурикова⁹⁰¹. Он скончался 5-го числа, на 67 г. от рождения. – Предки его вышли в Россию, как писали в газетах, из Цюриха.

Чрез пять дней (от 8-го ч.) я получил другое письмо от Пр-го Игнатия; от 9-го числа он писал мне:

«Прошу извинить, что долго не доставлял сведения по вопросу о письме к Преосв. Гавриилу Херсонскому⁹⁰². Ныне только о. Григорий⁹⁰³, знаток сего дела, сказал мне нечто подобное, – не знаю то ли самое, что для Вашего Преосвященства нужно.

Сегодня Арх-м. Григорий во время всенощной был восприемником – кого бы Вы думали? Александра Феод. Лаврова⁹⁰⁴. Господь привел мне ныне постричь его в ангельский чин с наименованием Алексием, на Саввинском подворье. Имя избрано Владыкою Митрополитом⁹⁰⁵, в той мысли, что св. Александр Невский, покровитель новопостриженного, в иночестве восприял имя Алексия. Завтра рукоположение новопостриженного в иеродиакона в Чудове монастыре, где соберутся дворяне по случаю выборов, а 12-го – в иеромонаха в университетской церкви. Помолитесь, Владыко, чтобы инок новый принес пользу Православной церкви. Пострижение принял он со смирением и благоговением.

Вчера в 5-м часу утра я получил от Владыки поручение немедленно ехать в Звенигородский уезд на погребение Цурикова. Обещал сам Владыка, но не мог по приключившемуся временно нездоровью. В половине 7-го утра, отслушав дома раннюю литургию, я отправился и в начале 11-го, нигде не останавливаясь, по милости Божией, приехал благополучно (45 верст), совершил литию пред выносом, отпевание и погребение в той же самой церкви, им благолепно устроенной. Через полчаса, не дожидаясь обеда, отправился я в обратный путь в том же возке зимнем, и в 6-м часу вечера был дома. Через час – на Троицкое подворье; немало беседовал с отъезжающим Святителем и в 8 1/2 часов простился с ним в вагоне Николаевской-Петербургской железной дороги. Владыка был отечески внимателен и сказал, что может быть мы более не увидимся. – Обычный молебен в Чудове о путешествии Владыки совершен уже ныне в 6 часов».

На письмо это отвечал я 16-го числа:

«Если Вам уже суждено отправиться в славный град Кострому, то да будет благословен Ваш путь! Но мне жаль, что Вы оставите Москву, не побывавши в Харькове.

О Костроме не могу сообщить Вашему Преосвященству никаких точных и обстоятельных сведений. Там я никогда не бывал, хотя и имел намерение посетить Кострому в июле 1861 г. из Ярославля, где я был на ревизии: обстоятельства не дозволили исполнить это намерение.

Кострома, как слыхал я, город хороший, хотя не так богат, как Ярославль. Пространство епархии обширное и лесистое. Церквей и причтов очень достаточно, как видно из отчетов Обер-Прокурорских; следовательно и занятий для епархиального архиерея немало. Но, при помощи викария, я уверен, Вы будете иметь там более свободного времени, нежели в Москве; в особенности, если хорошо организована Консистория. Тамошний секретарь, как мне известно, очень умный человек; не знаю, в такой ли же мере честный и благонамеренный. В делах епархиального управления Консисторский секретарь главная пружина.

Позвольте надеяться, что Вы время от времени будете извещать меня об обстоятельствах предстоящего Вам нового положения.

Очень Вам благодарен за указание письма, напечатанного в Душепол. Чтении⁹⁰⁶. Я имел в виду именно это самое письмо, хотя не знаю, почему мне представлялось, что оно писано было якобы к Преосв. Гавриилу. Не можете ли однако ж точнее узнать и мне сообщить, к какому именно миссионеру было писано это письмо (не к Макарию ли алтайскому)⁹⁰⁷?

Если угодно, я сообщу Вашему Преосвященству по какому поводу мне пришло на память это письмо.

Летом 1876 г. один из наших иерархов⁹⁰⁸, путешествуя по епархии, где есть довольно язычников, не отказался посетить, по приглашению главного жреца, языческое капище, где Его Преосвященство посадили к столу, на котором находились идолы, и где, пред этими идолами, совершено было языческое служение, именно молебствие о здравии и благополучном путешествии сего православного иерарха. Это необычайное посещение тогда же оглашено было в некоторых духовных газетах и превознесено громким одобрением. Читая газетное об этом известие, я изумился и вспомнил об означенном письме. При этом я подумал: что если бы этот скандал случился при жизни покойного Моск. святителя? что бы он написал тогда этому посетителю языческого капища⁹⁰⁹?.. О времена, о нравы! Вот до чего мы дожили!»

Получив 13-го числа из Московского Цензурного Комитета билет на выпуск из Типографии изданной мною книги: «Воспоминания о высокопреосвященном Леониде, архиепископе Ярославском», я на другой же день, 14-го числа, послал экземпляр этой книги почтенному Цензору оной, Московскому Протоиерею Ст. Ив. Зернову, при следующем письме:

«Препровождаемый при сем экземпляр книги примите, как дань моей искренней душевной признательности за ваш великий труд по рассмотрению моей немалой рукописи.

Не знаю, много ли найдется читателей для моей книги. Судя впрочем по отзывам о ней здешней читающей публики, по-видимому, можно ожидать успеха⁹¹⁰. Но у меня, при составлении Воспоминаний о приснопамятном моем друге, не было в виду другой цели, кроме той, чтобы исполнить долг дружбы. Dixi et animam levavi».

Вслед за сим, я начал щедрою рукою раздавать и рассылать свое литературное произведение. Немало экземпляров поступило и в продажу как в Харькове, так и в Москве. И по мере распространения книги, начали появляться в журналах и газетах (преимущественно духовных) рецензии и критика на неё. В моей хронике своевременно будут указаны рецензии и отзывы о моей книге.

17-го ч. присутствовал я на Университетском акте, который, по случаю занятия актовой университетской залы ранеными воинами, происходил в зале Ветеринарного Института. На акте один из профессоров читал речь: «О состоянии в России железных дорог».

22-го ч. писал я в Москву А. В. Краснопевкову:

«Спешу представить Вам и сестрицам вашим по экземпляру изданной мною, в память Вашего дорогого брата, а моего незабвенного друга, книги.

Примите усердный труд мой с любовью, и да будет он Вам на утешение.

Князю Вл. Андр. Долгорукову посылаю экземпляр вместе с сим. Прочим лицам, означенным в вашей записке, не замедлю выслать книги на Ваше имя.

Повторяю Вам мою усерднейшую просьбу поспешить высылкой портретов покойного Владыки, сколько есть готовых. Моя книга начинает расходиться довольно быстро. В течении недели разобрано более уже ста экземпляров. Так она заинтересовала здешнюю читающую публику. В Москве, без сомнения, будут читать её с большим интересом».

На следующий день, 23-го ч., я снова писал Александру Васильевичу:

«Препровождаю к Вам вместе с сим 12-ть экземпляров моей книги. Из них половина в пакетах с надписями на имя тех лиц, кои более или менее мне лично известны. Прочие шесть экземпляров, без всяких надписей, для тех из означенных в Вашем списке лиц, которые мало или почти вовсе мне неизвестны. Впрочем и этим последним особам предложите книги, если угодно, от моего имени».

От 23-го ч. писал я в Москву Генерал-Губернатору, Князю Владимиру Андреевичу Долгорукову:

«Сиятельнейший Князь,

Милостивый Государь!

Зная многолетние, искренние отношения Вашего Сиятельства к почившему в Бозе преосвященному Леониду, архиепископу Ярославскому, долгом поставляю препроводить к Вам экземпляр составленной и изданной мною книги, под заглавием: «Воспоминания о высокопреосвященном Леониде, архиепископе Ярославском и Ростовском».

Благоволите, Досточтимый Князь, благосклонно принять от меня это усердное приношение.

Усерднейше призывая Вам Божие благословение и небесную помощь в делах многотрудного Вашего служения, с глубоким почтением и совершенною преданностию имею честь быть»...

На это Князь отвечал мне от 31-го января:

«Ваше Преосвященство, Милостивый Архипастырь!

Получив присланную при письме Вашего Преосвященства, от 23-го сего Января, составленную и изданную Вами книгу, под заглавием: «Воспоминания о Высокопреосвященном Леониде, Архиепископе Ярославском и Ростовском», приношу Вам, Милостивый Архипастырь, мою искреннюю, сердечную благодарность за Ваше внимание ко мне и за то удовольствие, которое Вы доставили мне присылкой этого интересного издания, посвященного памяти глубокоуважаемого мною покойного Архиепископа Леонида. С совершенною преданностию имею честь быть»...

8-го февраля получено было мною три письма: два из Москвы и одно из Могилева.

Из Москвы писали мне: А. В. Краснопевков и Редактор Душеполезного Чтения, Протоиерей В. П. Нечаев.

А. В. Краснопевков писал от 6-го числа:

«С чувством глубокой благодарности получил я изданную Вами книгу воспоминаний о покойном моем брате. Не говоря уже о том, что она будет мне всегда служить утешительным воспоминанием о человеке, который был для меня не только братом, но и другом и сильным молитвенником пред Господом, она останется и утешительным напоминанием и Вашей дружбы к покойному, который так высоко ценил эту духовную с Вами связь.

Приложенные экземпляры для сестер и присланные отдельно двенадцать экземпляров будут розданы по назначению.

Фотографическое изображение в числе 600 экземпляров с подписями посланы Вашему Преосвященству 1-го февраля.

На вопрос Ваш, кому из лиц Царского семейства удобно послать Ваши воспоминания, считаю долгом ответить, что, по моему мнению, было бы весьма хорошо, если бы Вы признали возможным послать по экземпляру Великим Князьям Сергию и Павлу Александровичам, всегда любившим и всегда бывшим приветливыми с братом. Послать следует через воспитателя их Арсеньева, которому также будет приятно получить экземпляр и на свою долю.

Дай Бог, чтобы Господь послал Вам всякие утешения за те утешения, какие Вы доставляете близким к покойному Преосвященному, предавая печати его слова и его действия».

От 6-го же числа писал мне из Москвы и протоиерей В. П. Нечаев⁹¹¹:

«Приношу Вам душевную благодарность за драгоценный подарок – за «Воспоминания о Преосвящ. Леониде». С живейшим интересом прочитал я Вашу книгу. Вы прекрасно воспроизвели в ней образ блаженно-почившего Святителя. Обнародованная Вами переписка его с Вашим Преосвященством достаточно знакомит читателя с личностью его, с его внутреннею жизнью, с его характером, склонностями, привычками, с его отношениями семейными и церковно-общественными. В ней много данных не только для его биографии, но вообще для русской церковной истории нашего времени. Из Вашей книги профессора и писатели церковной истории будут многое почерпать для оживления своих лекций и книг. Очень благодарен Вам, что Вы не пренебрегли и таким неважным материалом, как моя речь⁹¹² пред отъездом его в Ярославль, и слово пред панихидою по нем на второй день по кончине его. Главное достоинство этих произведений заключается в искренности выраженных в них чувств. Во все продолжение его службы в Москве я ничего подобного не мог говорить ему в лицо, чтобы не показаться льстецом, заискивающим его благосклонности. Его удаление из Москвы, а потом смерть развязали мой язык. Я мог хвалить его без опасения быть заподозренным в лести и низкой угодливости к человеку, от которого ни в каком отношении не завишу. Мне однако немало досталось выслушать упреков от своего же брата за выражение сочувствия к Преосв. Леониду. Мне говорили, что он неровен был в обращении с духовенством – с одними был очень ласков, с другими очень суров, давал большую волю Секретарю, пристрастен был к светскому обществу и т. д. Намек на пристрастие к великосветским выражен был даже в застольной речи почтеннейшего Ив. Никол. Рождественского⁹¹³, а застольная речь А. О. Ключарева⁹¹⁴ была просто груба. Но если были какие недостатки в Преосв. Леониде, не мое дело и не благовременно было оглашать их. Притом, они бледнеют в сопоставлении с несомненными достоинствами; его аскетизм, его пастырская ревность – образец для подражания архиереям. Записанная им беседа с В. Князьями Сергием Александровичем и Павлом Александровичем служит примером, по которому можно судить вообще о его домашних беседах с людьми светскими: все они имели благочестивый колорит. Я не читал его писем к М. Иннокентию⁹¹⁵ в которых он убеждал его вместе с прочими членами Синода противодействовать распоряжению о великопостных спектаклях⁹¹⁶. Письма не достигли цели, что достойно сожаления. Если бы все наши архипастыри одушевлены были Леонидовою ревностью, отношение мирской власти к церкви было бы гораздо благотворнее, чем теперь. Тогда и духовно-литературная борьба со злом пошла бы успешнее, – теперь нет для неё поддержки в архипастырях. Последние равнодушны даже к нашим нападениям на них самих, в роде тех, какие встречаются в Цер. Общ. Вестнике и в Современных Известиях. Честь и слава Вашему Преосвященству, что Вы не оставляете без ответа подобные нападения. Но один в поле не воин.

Овны, воздвизающие речи на пастырей, тем нахальнее становятся, чем безнаказаннее. Надобно удивляться: за статьи, даже косвенно направленные против светских властей и их действий, даются журналам и газетам предостережения; но не было примера, чтобы Ведомство по делам печати когда-нибудь вступилось за честь духовенства и даже высших его представителей, бесцеремонно попираемую каким-нибудь Белюстиным⁹¹⁷ и Церковно-Общ. Вестником. Но я, кажется, зарапортовался. Простите».

На это любезное письмо я отвечал от 17-го числа:

«Вы доброе делаете дело, что рассеянные по разным книжкам статьи собираете вместе и издаете в одной книге. Это очень удобно для читателей, но не знаю, полезно ли и неубыточно ли для издателя.

Мне очень понравилась, между прочими, ваша речь⁹¹⁸ при отпевании К. И. Невоструева⁹¹⁹: в ней очень верно охарактеризовали Вы покойного, которого я душевно уважал и с которым вёл переписку до последних дней его жизни.

Но позвольте обратить внимание на некоторые частности, касающиеся его службы и частной жизни. Вы пишете в своей речи, что он принес в жертву отечеству последние 500 р., но он мне говорил, что он вручил лично Графу Закревскому⁹²⁰ 200 р. Вы сообщаете в подстрочном примечании, что он вызван был в Москву в 1847 г., но мне помнится, что в 1849 г., незадолго до моего поступления на должность Синодального ризничего. Нельзя ли поточнее об этом разведать и меня уведомить?

Душевно рад, что Вам понравились мои воспоминания о Преосвящ. Леониде и что мой взгляд на него совпадает с Вашим. Но как Ваши прекрасные речи к преосвященному и о преосвященном возбудили в некоторых из вашей же братии превратные толки, так и мои воспоминания, вероятно, испытают такую же участь, хотя до сих, пор я слышал о них только добрые отзывы, и книга моя быстро расходится.

Вы одобряете мой ответ на ругательную статью Ц. Общ. Вестника; но мне пришлось выслушать за него немало укоризн и письменных, и печатных, и не только от светских, но даже и от своей братии – архиереев, хотя все единогласно признают основательным мой ответ. «Зачем, говорят, архиерею входить в полемику с такою ничтожною и неблагонамеренною газетой?» Но я, вступая в полемику с этой газетою, имел в виду только устранить соблазн, произведенный её нелепой статьей в моей пастве, – и благодарение Господу вполне достиг своей цели. Все, прочитавшие мою ответную статью, совершенно успокоились.

Тяжелое и грустное время переживаем мы, почтеннейший Вас. Петрович!

Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь!»...

Из Могилева писал мне от 2-го числа преосвящ. Архиепископ Евсевий⁹²¹:

«Благодарю Ваше Преосвященство за Ваше внимание к моей старости. Особенно с половины минувшего лета стал я чувствовать немощи старческие. Причиною была простуда, которая, хотя не воспрепятствовала мне исполнять мои обязанности, но то, что прежде легко было делать, стало для меня делом нелегким, так что я боялся выехать в епархию, по требованию. Однако, по милости Божией, это исполнено.

В начале прошлого года, или под конец предпрошлого года, предложено было мне: «приму ли я без скорби перемещение в Ярославль». Я просил Преосвященнейшего Исидора⁹²², чтобы меня оставили в Могилеве, представляя, как много влечет за собою трудов и хлопот или забот это переселение; а мои годы напоминают мне о моем переселении в другой мир, и мои товарищи пошли туда один за другим. И очень благодарен и Владыке Исидору: он отклонил назначение меня на новое место, которое так много обещало мне дела такого, к которому я делаюсь уже мало способным.

Вашему Преосвященству искренно желаю всяких милостей от всеблагого Господа, благопотребных для жизни настоящей и будущей. Знаю, что в Харькове есть особые труды и заботы, особенно в настоящее время, потому что Харьков ближе к месту военных действий. Да поможет Вам Господь преодолеть благоуспешно все трудности к утешению многих, во славу имени Его.

Смиренно прошу Вашей молитвенной памяти о моем недостоинстве».

Московское Общество Истории и Древностей Российских препроводило ко мне, как почетному его члену, при отношении от 1-го февр. за № 33, проект устава Общества, с просьбою уведомления, не признаю ли я нужным сделать в нем какие изменения.

В ответ на это я сообщил, от 8-го числа, что, по внимательном прочтении присланного мне проекта устава, я не усмотрел в нем ничего подлежащего изменению. При этом я препроводил для библиотеки Общества экземпляр составленной и изданной мною книги: «Воспоминания об архиепископе Леониде».

9-го ч. получил я письмо из Ярославля от преемника моего почившего друга преосвященного епископа Ионафана⁹²³, переведенного на Ярославскую кафедру с Олонецкой. Вот что писал мне от 4-го числа преосвященный Ионафан:

«Приношу Вам сердечную благодарность за присылку мне книги Ваших воспоминаний о Высокопреосвященнейшем Леониде. Читая Ваши воспоминания о любимом Вами Архипастыре, я с любовью и расположением воспоминал и о Вашем Преосвященстве. Дорогой подарок Ваш, принесенный на гробницу в Бозе почившего Архипастыря, особенно обрадует Москву, где и у Вас и у него много знакомых и друзей».

10-го ч. мною получено было два письма из Москвы – от Н. П. Киреевской и Пр. Ал. Мухановой.

Г-жа Киреевская от 8-го ч. писала мне:

«Болезнь запрещает мне брать перо в руки; оно действует на болезнь мою, как кинжал. Но желание сказать Вам то, что может не пришлось мне выразить в последнем письме, решает написать эти строки, как ни трудно мне.

Сказанное мною о покойном Леониде единственно по чувству искренней моей, преданной к Вам любви. Зная Вашу прямоту характера, Вашу доброту и доброжелательность любви, мне собственно по любви глубокой к Вам, жаль было, что Вы изволите превосходно и может слишком прекрасно говорить о человеке, который не был искренен в отношении Вас, Владыко Святый! Вот что теснило мою душу. Но видно, должно было быть так напечатано и потому о сем – Аминь!

Как мне жаль, что берут⁹²⁴ от нас преосвящ. Игнатия! Все духовенство любит его искренно и все жалеют очень о разлуке с ним. И что ещё больнее, что сиятельное намерение – из другой епархии заместить его; цель Дм. Андр.⁹²⁵ –стереть не только дух, но и память о покойном Митрополите⁹²⁶. Не попусти ему Бог успеха этого вреда. Владыко Святый! воздохните ко Господу Вашею святительской молитвою о непопущении готовящегося вреда и зла святой церкви и православию! Душа сильно страдает, видя успех сатанинского влияния».

П. А. Муханова⁹²⁷ писала мне от 7-го числа:

«С особенным интересом читаем Ваши воспоминания о высокопреосв. Леониде. Говорят, что у книгопродавца Ферапонтова⁹²⁸ уже раскупили все экземпляры этой книги, у него находившиеся. Вот доказательство, как Москва всегда любила и любит своих святителей. Теперь большая передвижка оных с кафедры на кафедру и много вновь получивших хиротонию. Как бы нам удержать у себя преосв. Игнатия, который сейчас нас посетил. Он единственный оставшийся представитель прошлого, и, сколько может, придерживается прежних порядков. С умножением круга его занятий и деятельности, мне кажется, что они его не только не отягощают, но даже благотворно повлияли на его здоровье. Впрочем, да будет всё к лучшему. Пути Божии неисповедимы».

В тот же день, т. е. 10-го числа, посланы были мною экземпляры изданной книги о преосвящ. Леониде следующим особам: 1) Государю Императору; 2) Государыне Императрице; 3) Наследнику Цесаревичу; 4) Цесаревне Марии Феодоровне; 5 и 6) Великим Князьям Сергию и Павлу Александровичам: 7) В. Кн. Марии Александровне, Герцогине Эдинбургской; 8, 9 и 10) Митрополитам: Новгородскому, Киевскому и Московскому, 11) Придворному протоиерею И. В. Рождественскому; 12) Обер-Прокурору Св. Синода Графу Д. А. Толстому; 13) Контр-Адмиралу Дм. Серг. Арсеньеву; 14) Кн. С. Н. Урусову и 15) Попечителю Виленского учебного Округа Н. А. Сергиевскому.

Экземпляры для Их Величеств и Их Высочеств – Наследника, Цесаревны и Герцогини Эдинбургской препровождены были мною к Обер-Прокурору Св. Синода при следующем письме от 10-го февр. за № 29:

«Близкие служебные отношения и многолетняя искренняя дружба с почившим в Бозе преосвященным архиепископом Ярославским Леонидом внушили мне мысль сохранить мои воспоминания о нем посредством печати.

С этою именно целью я издал книгу, экземпляр коей при сем имею честь препроводить Вашему Сиятельству с следующею покорнейшею просьбою.

Как известно, что покойный архиепископ Леонид имел счастье пользоваться благоволительным вниманием Их Императорских Величеств и других Августейших Членов Императорской фамилии, – что отчасти видно и из его ко мне писем, помещенных в изданной мною книге, то я почитал бы не неуместным представить свою книгу всемилостивейшему вниманию Их Величеств и Их Высочеств Государя Наследника, Государыни Цесаревны и Государыни Великой Княгини Марии Александровны.

Посему, препровождая при сем особо пять экземпляров изданной мною книги, покорнейше прошу Вас, Сиятельнейший Граф, принять на себя труд представить от моего имени эти экземпляры – в сафьянном переплете – Его Величеству Государю Императору и Его Высочеству Государю Наследнику Александру Александровичу, а в бархатном – Её Величеству Государыне Императрице, Её Высочеству Государыне Цесаревне Марии Феодоровне и Её Высочеству Государыне Великой Княгине Марии Александровне, Герцогине Эдинбургской.

При этом не могу не объяснить Вашему Сиятельству, что вместе с сим мною посылаются два экземпляра для государей В. К. Сергия и Павла Александровичей на имя состоящего при Их Высочествах Контр-Адмирала Д. С. Арсеньева».

Вместе с сим писал я состоящему при В. Князьях Сергии и Павле Александровичах Контр-Адмиралу Д. С. Арсеньеву:

«Близкие служебные отношения и многолетняя искренняя дружба с почившим в Бозе преосвященным архиепископом Ярославским Леонидом внушили мне мысль сохранить мои воспоминания о нем посредством печати. С этою именно целью я издал книгу, под заглавием: «Воспоминания о высокопреосвящ. Леониде, архиепископе Ярославском и Ростовском».

Так как из писем ко мне покойного Архиепископа Леонида, помещенных в этой книге, видно, что он пользовался с давнего времени благоволительным вниманием Его Высочества Государя Великого Князя Сергия Александровича, а равно и Его Высочества Великого Князя Павла Александровича, то я почитаю не неуместным представить высокому вниманию Их Высочеств изданную мною книгу.

Препровождая при сем три экземпляра этой книги, покорнейше прошу Ваше Превосходительство два экземпляра вручить от моего имени Их Императорским Высочествам, а третий благоволите принять от меня для Вашей собственной библиотеки на память о почившем в Бозе архиепископе Леониде, который, как мне известно, всегда питал к Вам глубокое уважение».

Придворному протоиерею и члену Св. Синода, о. Иоанну Васильевичу Рождественскому⁹²⁹ послана была мною книга при следующем письме:

«Препровождая при сем экземпляр составленной и изданной мною книги, под заглавием: «Воспоминания о высокопр. Леониде, арх. Ярославском и Ростовском», покорнейше прошу благосклонно принять от меня эту книгу, как дань моего глубокого к Вам почтения и как памятник о почившем в Бозе Архиепископе Леониде, который также всегда питал к Вам искреннее уважение, как это отчасти видно и из его ко мне писем, помещенных в моей книге.

Если у Вас, досточтимый о. протоиерей, достанет времени и охоты прочитать мою книгу, то я всепокорнейше просил бы Вас сказать мне искренно и откровенно, уместно ли поступил я, препроводив по экземпляру этой книги, чрез Графа Д. А. Толстого, для Их Величеств, и Их Высочеств Государя Наследника, Государыни Цесаревны и В. Кн. Марии Александровны, и через Контр-Адмирала Дм. Серг. Арсеньева, для Великих Князей Сергия и Павла Александровичей».

12-го числа получено было мною два письма: одно из Ярославля от Протоиерея А. П. Лаврова, а другое из села Высочиновки от А. Ф. Ковалевского.

О. Лавров писал мне от 7-го числа:

«Спешу выразить Вашему Преосвященству самую искреннюю и глубокую благодарность за присланное Вами мне сочинение – Воспоминания о высокопреосв. Леониде. Чтение этого сочинения доставило мне великое удовольствие. Во 1-х приятно было узнать о многих обстоятельствах Вашего служения, которые до этого оставались для меня неизвестными. Во 2-х интересно было узнать о неутомимой деятельности и жизни покойного Владыки Леонида, который в последние четыре месяца своего служения в нашем Ярославле удостаивал меня особенным вниманием и благосклонностью, чего я признавал себя совершенно недостойным. В 3-х чрезвычайно интересно было прочитать помещенные в Ваших воспоминаниях письма покойного Митрополита Филарета, которого каждым словом и мыслию я всегда в высшей степени дорожил и дорожу. В 4-х при чтении Вашего труда нельзя было не вспомнить о дорогой для нас академии и жизни, проведенной в ней в течение 4-х лет⁹³⁰, под ближайшим кровом Преподобного Сергия. Наконец в своих воспоминаниях Вы почтили и меня лестным отзывом своим. Конечно, в Вашем добром мнении о себе я никогда не сомневался. Но тем не менее не имел я права ожидать выражения этого мнения в печатном сочинении. За такую Вашу благосклонность ко мне считаю долгом выразить Вашему Преосвященству особенную глубокую благодарность.

В настоящее время я занимаюсь чтением другого интересного труда, именно, Священной Летописи Г. Властова⁹³¹. Это, можно сказать, капитальное сочинение. Пока вышли два тома на книги – Бытия, Исход и Левит. Нельзя не пожелать, чтобы автор написал подобную же летопись и на прочие книги Моисеевы⁹³². Главное достоинство этого сочинения, по моему мнению, состоит в том, что автор, пользуясь английской комментированной Библией и приводя мнения многих ученых, старается держаться православного взгляда нашей Церкви. В летописи на книгу Бытия он с большим уважением часто приводит мнения покойного Владыки Филарета».

А. Ф. Ковалевский писал от 11-го числа:

«Извините и простите меня Господа ради за мою крайнюю смелость, с которой решаюсь докучать Вам на сей раз, в той благой надежде, что Вы архипастырски вразумите и наставите меня, и тем окажете мне истинное благодеяние. Случалось мне видеть у людей мирских, благочестию прилежащих, частицы св. мощей угодников Божиих, чему я всегда от души завидовал, и себе желал иметь на благословение и освящение таковую святыню, хотя и зазревал свое к тому недостоинство. Меня начал занимать вопрос, каким образом подобные святыни приобретаются частными лицами и откуда могут быть они получены? Слыхал я, что в Италии, и особенно в Риме, удобно получить частицы св. мощей от католического духовенства, но слышал также и о том, что там можно жестоко в этом обмануться, ибо, под видом св. мощей, дают простые частицы разных подходящих видом предметов, иногда даже из животных и птичьих остатков, и что этим идет там просто кощунственная торговля, что разумеется сильно охладило мое желание и усердие к подобному римскому приобретению. Не знаю, насколько это верно, но слышал, будто и наши православные афонцы тоже не чужды подобной торговли, особенно Греки, в руках которых много св. мощей древних святых, и которые меняют их на золото, не чуждаясь и римского способа. Пытался я, во избежание обмана, приобресть в Киево-Печерской лавре хоть одну самомалейшую верную частицу св. мощей тамошних угодников Божиих, для чего и сребропозлащенный крест со влагалищем внутри приготовил, но там мне сказали, что это невозможно ни за какие деньги, и даже укорили меня за подобное желание, хотя я, грешный, истинно не считал себя заслужившим этот укор, потому что с глубокой верою и благоговением искал приобрести подобную святыню себе на благословение и помощь духовную, потому что некоторые благочестивые люди меня уверяли, что нахождение при человеке частицы св. мощей делает к нему доступ невидимого врага диавола затруднительным, и что в брани духовной с помыслами и страстями это немалое против него пособие. Хотя и в мире живу я, но в моем уединении иногда очень сильно ощущаю злобу его, и веду с ним борьбу непосильную, почему и нуждаюсь в защите от его стрел, ради чего вера моя в рассказы о благодатном действии св. мощей, и желание оного и себе сподобиться, думается мне, не совсем заслуживали укора.

После Киевопечерской неудачи, я все-таки остался с прежней верою и желанием касательно этого предмета. В Москве я видел много частиц св. мощей в соборах и патриаршей ризнице. Это внушило мне мысль просить Ваше Преосвященство, как прежнего синодального ризничего и знакомого с обычаями тамошними, сказать мне, может ли быть и каким путем приобретена там частным лицом хоть одна самомалейшая верная частица св. мощей не безымянных? Премного облагодетельствуете Вы меня, Владыко Святый, советом Вашим в этом отношении, который с любовью и признательностью прииму, хотя бы и с укором от Вас за мое предположение и желание. Если оно действительно покажется предосудительным Вам, то обличенный в том от Вас, моего Архипастыря, я уже буду иметь полное основание бороться с этим моим желанием как явно греховным. Усерднейше прошу Вас не до конца прогневаться на меня дерзновенного, слишком надеющегося на Вашу ко мне доброту и милость, и не лишить меня совета и наставления архипастырского, благословения о имени Господни и святых молитв Ваших, испрашивая себе которые, с совершенным моим к Вам уважением имею честь пребыть»...

На письмо это я отвечал от 21-го числа в следующих выражениях:

«Предмет, о котором пишете Вы от 11-го числа, требует внимательного рассмотрения.

Конечно желание иметь у себя святыню, чтобы освящаться благоговейным прикосновением к ней, и ограждаться ею от нападений невидимых врагов – есть желание доброе и святое.

Но одобрителен ли тот способ, каким бы Вы думали приобресть частицу мощей, т. е. приобретение тайное и за сребро? Неодобрителен! Если непосредственные хранители святыни позволяют себе, без разрешения высшей власти, раздавать частным лицам части вверенной им святыни, хотя бы и по добрым, бескорыстным побуждениям (не говорю уже о корысти), то они, очевидно, совершают святотатство и подлежат строгому осуждению.

Неправы следовательно и те, кои тем или иным образом вводят их в это искушение.

В 1870 г. я испросил официальным порядком у покойного Киевского Митрополита Арсения часть св. мощей пр. Евфросинии Кн. Полоцкой, в благословение основанной ею в г. Полоцке Спасской обители. Св. Синод, узнав о сем, сделал Митрополиту замечание за то, что он раздает святыню самовольно, без разрешения высшей церковной власти.

Итак Вам следует, по моему мнению, оставить всякую мысль о приобретении святыни мощей из какого-либо церковного или монастырского хранилища.

Иное дело, если бы Вам возможно было приобрести желаемую святыню от какого-либо частного благочестивого лица, имеющего оную по наследству от предков. Да дарует Вам сие Господь по вере вашей и по благочестивому желанию сердца вашего»!

18 числа писал я Инспектору Моск. дух. академии С. К. Смирнову:

«Книгу «Воспоминания о Преосв. Леониде» послал я Вам с надписью, без письма, по той причине, что, разослав более 100 экз. этой книги, я не имел возможности писать при этом особых писем.

Без сомнения, Вы прочитали уже эту книгу; извольте же сказать мне не обинуясь, какое она произвела на Вас впечатление и как толкуют о ней другие.

У меня в Семинарии производится выбор нового ректора на место Протоиерея Энеидова⁹³³, по болезни оставившего службу. Из четырех наличных в епархии протоиереев – магистров ни один не пожелал баллотироваться. Семинарское Правление обратилось с поисками кандидата во все страны России; между прочим, указали на какого-то Московского священника Иоанна Смирнова⁹³⁴, бывшего преподавателем в Вифанской Семинарии. На всякий случай, желал бы я иметь об этом иерее сведение, какого он академического курса и каких качеств? Не можете ли Вы, почтеннейший С. К., удовлетворить моему любопытству?»

19-го ч. в день торжества Восшествия на престол Государя Императора, после утреннего богослужения в Кафедральном Соборе, в 5-ть часов пополудни был я, вместе с прочими властями, за обедом у Начальника губернии, Князя Кропоткина⁹³⁵.

На следующий день, утром, прислал мне Командующий войсками А. Ф. Минквиц⁹³⁶ записку следующего содержания:

«Милостивый Архипастырь!

Сейчас получена мною от Военного Министра телеграмма следующего содержания:

«Государь Император⁹³⁷ изволил получить от Его Императорского Высочества Главнокомандующего⁹³⁸ Действ. армией от 19 февраля 5 час. пополудни следующую телеграмму: имею счастье поздравить Ваше Величество с подписанием мира. Господь сподобил, Государь, окончить предпринятое Вами великое святое дело. В день освобождения крестьян Вы освободили христиан из-под ига мусульманского».

Поспешаю поделиться с Вашим Преосвященством этою великою радостью».

На это утешительное известие отвечал я тотчас же в следующих выражениях:

«Приношу Вам искреннейшую благодарность за сообщение мне столь радостного известия.

Итак Господь крепость людем Своим дал, Господь благословил люди Своя миром! Да будет же имя Господне благословенно отныне и до века!»...

В тот же день получено было мною с почты два письма с разных сторон – из Петербурга, и Москвы.

Из Петербурга почтил меня своим собственноручным архипастырским посланием (от 15-го числа) Первенствующий Член Св. Синода, Высокопреосвященнейший Исидор⁹³⁹ Митрополит Новгородский и С.-Петербургский. Вот что изволил писать мне старейший иерарх Российской Церкви:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивый Архипастырь!

Благодарю Ваше Преосвященство за присланную Вами книгу: «Воспоминания о Преосвященном Леониде». Сведения о нем тем более для меня интересны, что я не имел возможности близко узнать его, а знакомство по слуху всегда бывает поверхностно и не всегда верно. Нельзя не пожалеть о кратковременной его службе на Ярославской кафедре, где самостоятельные действия его могли обнаружить в нем все богатство духовной опытности, приобретенной и собственным трудом и долговременным руководством мудрого святителя Московского⁹⁴⁰. Но суды Божии неисповедимы! Слуга Божий, столько по нашему мнению нужный и для церкви полезный, особенно в нынешнее время, так скоро оставил земное поприще. Благому и верному рабу, верно, приспело время внити в радость Господа своего.

Вот и сослужитель его по Москве – Преосв. Игнатий переселяется на Костромскую кафедру. Из новых викариев Московских Преосвящ. Амвросий Можайский пожелал, вместо Саввинского подворья, остаться в Богоявленском монастыре. Другой ещё не избран, но, по всей вероятности, будет Арх. Кирилл⁹⁴¹, Инспектор Вифанской Семинарии, находящийся здесь на чреде.

Поручая себя святым молитвам Вашим, с совершенным почтением и братскою о Христе любовью честь имею быть Вашего Преосвященства покорнейшим слугою»...

Послание это доставило мне, разумеется, великое утешение. Но какая при этом странность! Первенствующий Член Синода считает вероятным назначение на освобождающуюся вакансию второго Викария Московской епархии Инспектора Вифанской Семинарии, архимандрита Кирилла; и однако ж это предположение не осуществляется. Почему? По несогласию Обер-Прокурора⁹⁴², который поставляет Синоду на вид, что будто бы ещё не бывало примеров, чтобы из инспекторов Семинарии возводились на степень епископскую (об этом сообщал мне в июле 1879 г. сам о. Кирилл – мой воспитанник⁹⁴³ по академии и постриженник). А между тем, в следующем 1879 г. в сан епископа Острогожского, Викария Воронежского, возведен был, с соизволения конечно того же Обер-Прокурора, вышедший из Одесского Ришельевского Лицея и не получивший вовсе богословского образования архимандрит Филарет⁹⁴⁴.

Из Москвы писал мне от 18-го числа Настоятель Кафедрального Архангельского Собора, Протоиерей Мих. Изм. Богословский⁹⁴⁵:

«Приношу Вам сердечную благодарность за дорогой дар.

Память праведного с похвалами; и память доброго пастыря, видимо алкавшего и жаждавшего праведности, ублажается по достоянию.

Воспоминания Ваши ублажают его воистину по достоянию.

Незабвенный Владыка Леонид был всегда внимателен к пользам и нуждам ближнего; никому не отказывал в теплом сочувствии. Его общительность была исполнена назидательности. Бесполезных речей и пустых шуток он не любил, но проводить с ним время никогда не было утомительно.

Никогда я не забуду первую встречу мою с ним. В первый день приезда моего в Москву я представился ему на Саввинском подворье. Прежде всего он повел меня в церковь, взял с престола приготовленную мне икону преподобного Саввы, и после усердной молитвы осенил меня ею. Это был святой привет пришельцу.

Он нередко навещал меня; иногда освежал мою голову вечерними поездками или под Симоново, или в Петровский земледельческий Институт, или в парк Петровский. Бывало там пройдемся пешком и побеседуем по душе.

Словом, он все меры употреблял, чтобы сделать для меня Москву приятною, и по возможности заменить мне петербургских друзей.

Эти личные отношения, важные для меня, не были чем-либо исключительным. Своим обращением он привязал к себе очень многих; и добрыми советами и благовременными напоминаниями сумел расположить военачальников и градоначальников к примерному уважению церковных обычаев и празднеств.

Не хотелось ему оставлять Москву; и отчасти утешали его удостоверением, что Ярославль ближе к Москве, чем Дмитров. Да будет со святыми покой его!»

В журнале «Руководство для сельских пастырей» напечатан довольно подробный разбор изданной мною книги о преосвященном Леониде⁹⁴⁶. Вот что, между прочим, сказано там о моей книге:

«По нашему мнению, это сочинение заключает в себе живой интерес и полезное назидание для всякого, особенно для лиц духовного звания» (стр. 187–188).

«Как дороги воспоминания преосвящ. Саввы, раскрывающие по преимуществу келейный быт Преосвящ. Леонида, его отношения, так сказать, домашние, дружественные» (стр. 188)... «В воспоминаниях Преосвящ. Саввы можно видеть, так сказать, целую семью святителей. Такой очерк келейной жизни архипастырей составляет в нашей литературе весьма редкое явление; по искренности и живости изображения характеристических черт, его можно сравнить с общеизвестными записками келейников Тихона Задонского, послужившими богатым материалом для жизнеописания сего святителя»⁹⁴⁷ (там же).

25-го ч. имел я удовольствие получить письмо из СПб. от Придворного о. протоиерея И. В. Рождественского:

«Приношу усерднейшую благодарность Вашему Преосвященству за книгу «Воспоминаний» о Преосвященном Леониде. Книга доставила мне большое удовольствие и пользу, потому что из ней я ближе ознакомился с досточтимою личностью покойного Владыки. Я имел несколько случаев видеться с ним, но только мимоходом, на несколько минут и в официальной позе; а уважение искреннее стал питать к нему с тех пор, как переведен отсюда в Москву свояк мой Мих. Изм. Богословский. Преосвященный принял изгнанника с особенною благосклонностью, нередко посещал его, приглашал к себе на продолжительные беседы, делал для него приятные развлечения, и вообще обращался с ним дружески до самого выезда своего в Ярославль. – Мало (хотя и давно) знаком я был доселе и с обстоятельствами вашей жизни, потому что встречался с Вами также случайно и мимоходом; теперь имею удовольствие знать больше и отчетливее.

В доказательство того, что книга прочитана мною внимательно, прошу позволения вступить в некоторое словопрение. – Например, Вы изволите говорить (на стр. 275), что В. К. Мария Александровна⁹⁴⁸ первую исповедь свою приносила в Сергиевой Лавре, в июле 1861 г., и что первым духовником её был Преосвящ. Митрополит Филарет; а я утверждаю, на основании неопровержимого документа, что первая исповедь была в Петербурге, на первой неделе великого поста, 11-го марта 1861 года, и что первым духовником Её Высочества был законоучитель её⁹⁴⁹, который и оставался духовником до самого выхода Её в замужество и выезда за границу. Исповедь в Лавре можно назвать единственной и необычайной, но не первой. Изменила память и покойному Пр. Леониду, когда он, вспоминая о протоиерее Павском⁹⁵⁰, говорил, что стан у него «неуклюжий», «лицо с рябинами», и вообще наружность его производила весьма неприятное впечатление; что он «до конца своего придворного поприща оставался Андреевским Протопопом» (Андреевского собора). Я хорошо помню почтенного Герасима Петровича, каков он был в отроческие годы Преосв. Леонида. Неуклюжим и рябым он никогда не был; напротив, наружность его, как и нравственная физиономия⁹⁵¹, до самой преклонной старости⁹⁵² была привлекательна. При Андреевском соборе оставался он короткое время после назначения законоучителем Наследника Престола; потом перечислен к малой церкви Зимнего Дворца, а по удалении от Двора⁹⁵³ – к церкви Дворца Таврического. Есть и ещё некоторые обмолвки в книге, но распространяться об них не имею ни времени, ни надобности.

Испрашивая архипастырского благословения и молитв о моих немощах, телесных и душевных, с искренним почтением и совершенною преданностию имею честь быть»...

26-го ч. получил я два письма: одно из СПб. от Главного священника армии и флота, протоиерея П. Е. Покровского, а другое из Сергиевского посада от Инспектора Московской академии С. К. Смирнова.

О. протоиерей Покровский писал мне от 22-го числа:

«Благодарю Вас от всей души за память обо мне и за весьма интересный подарок – «Воспоминания», который и сам по себе интересен, но особенно для меня, так как здесь описываются события, мне современные, в некоторых из коих я принимал участие, и лица мне весьма близкие и любезные, так что, читая Ваши воспоминания, я вновь переживаю прожитое время и как бы юнею. – Начавши читать я не мог оторваться от чтения до ослабления глаз, за что и жалуюсь Вам на вашу книгу. Но при всем удовольствии чтения, невольно пробиваются печальные мысли: как многих нет теперь в живых, тогда бодрых, деловых, – и не могу не возблагодарить Бога, милующего меня доселе⁹⁵⁴ (76 л.), и, при возникающих немощах, имеющего ещё силы для продолжения своей службы.

Не могу не удивляться, как Вы могли сохранить в памяти своей такое обилие случаев и происшествий, и с такими подробными обстоятельствами. Многие из Ваших воспоминаний имеют особенное значение, как материал для истории. Это есть автобиография и Ваша и друга вашего. Книга капитальная.

Неизвестно ещё, кого в академию⁹⁵⁵. Ищут сего места С. К. Смирнов – Инспектор и о. Алексий Лавров⁹⁵⁶».

С. К. Смирнов писал от 23-го числа:

«От всего сердца благодарю Вас за экземпляр «Воспоминаний» Ваших о преосв. Леониде. Книгу прочитал я в один присест и прочитал с великим удовольствием. Как только сделалось о ней известным наставникам, сейчас пристали ко мне, и теперь она ко мне ещё не возвратилась. Отзывы прочитавших её весьма сочувственны.

Вы даете мне вопрос⁹⁵⁷ об И. А. Смирнове. Он человек умный, скромный и вполне достойный. Я его в сии дни не видал, но от близко знакомых с ним наставников академии узнал, что он не решится ехать в Харьков. Его приглашали прежде на ректуру в две семинарии, но он отказался. Есть у нас один доцент – магистр Петропавловский⁹⁵⁸, недавно принявший священство и желающий поступить на приход в Москву, человек, которого можно рекомендовать. Он окончил курс в 1870 г. и читает в академии Основное Богословие. Я с ним при свидании поговорю и о последующем Вам сообщу.

Бывшего о. Ректора Михаила наше общество проводило⁹⁵⁹ без сожаления. Симпатичности в нем никто не видел, а видели только, что он вполне заслуживает названия, встречающегося в евангелии от Лк.13:32⁹⁶⁰. На свое место он рекомендовал в Петербурге своего товарища и друга А. Ф. Лаврова⁹⁶¹, ныне иеромонаха Алексия, который, по всей вероятности, и будет назначен⁹⁶² ректором Академии.

Петру Симоновичу⁹⁶³ Господь даровал кончину мирную. Он хворал пять дней от возвратной горячки; почувствовавши особенный прилив мокроты, потребовал к себе духовника, в полном сознании исповедался, и стоя на ногах причастился Св. Таин, потом закашлялся и скончался».

27-го ч. получено было мною письмо от протоиерея Зернова, который от 25-го числа писал мне:

«С душевною признательностью принял я присланный мне Вашим Преосвященством экземпляр Воспоминаний о Высокопреосвященнейшем Леониде. Радуюсь, что мне Бог привел несколько послужить Вашему Преосвященству при издании этого замечательного во многих отношениях труда. С утешением слышу, что книга возбуждает интерес и покупается.

Наш маститый Архипастырь⁹⁶⁴ особенно доволен, что Алексей Осипович⁹⁶⁵ решился принять монашество. По великим талантам и по глубокой преданности его Владыке, конечно, так и должно быть. Без сомнения Владыка найдет в преосв. Амвросии крепкую и всегда благонадежную опору. Дай Бог, чтобы он этим был для всей церкви отечественной! Все первые его действия и распоряжения производят в Москве приятное впечатление».

28-го ч. получил я из СПб. два письма: одно официальное от Обер-Прокурора Св. Синода, а другое частное от Киевского Митрополита Филофея.

Г. Обер-Прокурор, Граф Д. А. Толстой, от 23-го числа за № 900, уведомил меня:

«Долгом поставляю принести Вашему Преосвященству искреннюю благодарность за присланный мне экземпляр изданной Вами книги, под заглавием: «Воспоминания о Высокопреосвященном Леониде, Архиепископе Ярославском и Ростовском», и при этом присовокупить, что относительно представления экземпляров сего сочинения, предназначенных Вами Их Императорским Величествам и другим Высочайшим Особам, мною сделаны надлежащие распоряжения.

Поручая себя молитвам Вашим, с совершенным почтением и преданностию имею честь быть»...

Вот содержание краткого послания (от 24 ч.) досточтимого архипастыря Киевского⁹⁶⁶:

«С особенным утешением получив от Вашего Преосвященства экземпляр составленной и изданной Вами книги, содержащей воспоминания о Владыке Ярославском Леониде, приношу Вам искреннюю благодарность мою за Ваш драгоценный для меня дар.

Поручая себя святым молитвам Вашим, с совершенным почтением и преданностию имею честь быть»...

В № 4 (от 15 февр.) Харьковских Епарх. Ведомостей перепечатан из № 30-го Харьковских Губернских Ведомостей небольшой отрывок из статьи г. Лихницкого, в которой сделан отзыв об изданной мною книге. Вот несколько строк из этого отрывка:

«Преосвященный Савва изданием писем преосвященного Леонида явил пример дружбы – пример, достойный и себя, и своего сана, и достойный подражания для каждого из нас. В настоящий век, век по преимуществу эгоизма и меркантильности, дружественные отношения основаны, по большей части, на расчетах, взаимных выгодах; друг остается другом, пока только он в силе, славе, пока богат; пока, так или иначе, может быть нам полезен, выгоден, необходим. Не только со смерти друга умирают в нас и чувства привязанности к нему; нет, – смерть постигает дружбу и раньше; постигает, как только изменяются взаимные отношения друзей. Дружественные отношения, основанные исключительно на взаимном духовном единении, на влечении одной души к другой, и продолжающиеся не год, не два и не один десяток лет, и сохраняющиеся во всей полноте даже и по смерти друга, согласитесь, явление редкое, пример достойный подражания. А дружба преосвященного Саввы с покойным преосвященным Леонидом такова именно п есть.

Письма преосвященного Леонида до того хороши, до того назидательны, и на столько увлекательны, что некоторые из них с наслаждением перечитывал я несколько раз, и при чтении испытывал то же биение сердца, какое ощущал помню, когда впервые читал нашего бессмертного Пушкина: «ещё одно последнее сказание, и летопись окончена моя»... Вот, например, несколько строк из одного письма его к преосвященному Савве. «Начинаю беседу с вами в священную и страшную ночь великого пятка. Не знаю причины, почему не могу уснуть. Между прочим, может быть, и действие полной луны, которая тихо и светло катится по безоблачному небу, может быть и приток электричества в воздухе, ибо после всенощной около 9 часов я видел сильный блеск молнии. Сверкнуло и теперь, в половине третьего; термометр на 10 градус. тепла. Но и не очень жалею о сне в ночь бессонную для Ока духовного мира, как наименовал Господа Иисуса Христа почивший наш Владыка (преосв. Филарет). То с одной, то с другой колокольни летят торжественные звуки. Православные пастыри и верный народ в храмах духом следуют за своим Спасителем»... Сколько здесь, не правда ли, поэтического, человечного, христиански назидательного!.. Представьте себе, читатель, весеннюю лунную ночь великого пятка, тихую, уединенную келию подвижника, теплящуюся у образа лампаду, стук часового маятника и сверкающую вдали молнию. Святой подвижник, под влиянием сильных впечатлений церковных служб великого пятка, и весеннею свежестью пахнувшего воздуха, не спит всю эту ночь. Что ж делает он, чем занята душа его? Он весь погружен в созерцание крестных страданий Господа Иисуса, и святыми своими чувствами спешит в письме поделиться с лучшим своим другом, который, уверен он, поймет вполне и оценит эти чувства.

Личность преосвященного Леонида, благодаря изданию преосвященным Саввою писем его, восстановляется пред глазами читателя так ясно, так отчетливо, рельефно. А что это за личность?!! И восторженный поэт, и гуманнейший человек, и высокий подвижник и достойнейший из архипастырей; весь – искренность, весь – неподдельная доброта, весь – любовь. Вполне понятно, почему автор мемуаров так предан, так сердечно привязан к покойному святителю.

Своих архиереев мы привыкли видеть только в официальной обстановке, по большей части в отправлении своих служебных обязанностей. Домашняя же, келейная их жизнь нам почти или вовсе неизвестна. Мемуары преосвященного Саввы и с этой стороны оказали немалую услугу. Читая взаимную переписку двух епископов, мы видим их такими, каковы они на самом деле, видим их дома, у себя. Желательно, чтобы пример преосвящ. Саввы нашел себе подражание в этом отношении. Это много содействовало бы рассеянию несправедливых, обидных для епископов рассказов и нелепых вымыслов.

В заключение не могу не сказать, что автор мемуаров более чем достиг своей цели. Чтение изданной книги не только доставило мне духовное утешение и назидание, но и познакомило меня с преосвященным Саввою».

1-го Марта получено было письмо из Москвы; писал мне преосвященный Игнатий⁹⁶⁷, предназначенный к перемещению на Костромскую кафедру:

«11-го Февраля Высочайше утверждено назначение Епископа Дмитровского на Костромскую кафедру, и протокол в Синоде уже подписан; но указом медлят, чтобы пробыть мне в Москве некоторое время. – Полагают, что преосв. Амвросий будет в Дмитров перемещен, с оставлением в Богоявленском монастыре, согласно его желанию; а новый Можайский будет жить на Сав. подворье. В Синоде ещё не рассуждали, кто будет Можайским.

Владыка⁹⁶⁸ по получении Указа зовет меня в Петербург – побеседовать и проститься с ним, не надеясь меня застать здесь в начале Апреля. Из Костромы, надеюсь, Владыка святый, временем беседовать с Вами писанием».

27 Февраля в 1 ч. 40 м. пополудни получена была мною из Курска от преосвященного архиепископа Иоанникия⁹⁶⁹, перемещенного с Нижегородской кафедры на Карталинскую, с званием экзарха Грузии, телеграмма следующего содержания:

«Выезжаю в три часа (из Курска); покорнейше прошу дать приют страннику на короткое время».

Получивши такую неожиданную телеграмму и в такое неудобное время (это было в среду на 1-й неделе вел. поста), я тем не менее сделал должное распоряжение к встрече такого важного гостя: велел выслать на станцию экипаж, и приготовить ужин. Поезд на Харьковскую станцию железной дороги, по расписанию, должен был прибыть около 12-ти часов ночи, и я в подобающей форме готовился встретить в полунощи, яко евангельского жениха, ожидаемого гостя, но полночь прошла, бьет час пополуночи, а гостя ещё нет; бьет два – и я с напряженным вниманием прислушиваюсь к каждому движению на дворе, но тщетно; я чувствую уже крайнее утомление от такого, непривычного для меня, бдения; в таком же тревожном и, конечно, неприятном состоянии находились и мои домочадцы. Наконец, в три часа, когда у меня в доме всё дремало, является гость. Оказалось, что поезд так долго замедлил в пути по причине снежных заносов.

С дороги я предложил своему почтенному гостю чай и не то ужин, не то завтрак (так как это было уже в 4-м часу пополуночи). Преосвященный не отказался ни от того, ни от другого. По необходимости и я должен был участвовать с ним в трапезе в такую необычную пору. Затем мы оба отошли ко сну.

На другой день, 2-го числа, утро проведено было нами в домашней беседе; после обеда, в 2 ч. пополудни, поехали вместе в Кафедральный собор и в Семинарию. В Семинарии преосвященный встретил своего товарища по Киевской академии, преподавателя Трофима Мишту, но едва мог узнать его: так изменился и утучнел последний.

3-го ч., в пятницу, я предложил своему гостю отслужить в крестовой церкви преждеосвященную литургию, и он охотно принял мое предложение. За этот священный труд я поднес Его Высокопреосвященству священный дар – копию с чудотворной Озерянской иконы Божией Матери.

Вечером и на другой день, 4-го числа, утро провели в домашней беседе. После обеда, к которому был приглашен викарий преосвящ. Вениамин, между нами зашла речь о разных ученых предметах, между прочим, о том, возможно ли вне православной церкви спасение человека? Ученый экзарх утверждал, даже с настойчивостью, что спасение для человека возможно не только вне православия, но и вне христианства: это немало удивило меня и моего викария.

В домашних откровенных беседах со мною, преосвященный Иоанникий сообщил мне следующие факты:

1) В 1864 г., на место умершего (17-го Окт. 1863 г.) епископа Саратовского Евфимия⁹⁷⁰, Синодальный Обер-Прокурор А. П. Ахматов предложил назначить Ректора Казанской академии Иоанна⁹⁷¹ (Соколова), но этому воспротивился Первенствующий Член Синода, Новгородский Митрополит Исидор, сказавши: «никогда моя рука не будет лежать на голове Иоанна». Тогда определен был 13-го января на Саратовскую кафедру Епископ Выборгский и вместе Ректор С.-Петербургской академии Иоанникий (Руднев), т. е. мой гость, а на его место переведен Ректор Казанской академии, архимандрит Иоанн. Когда же через год, именно в январе 1865 г., сам Митрополит Исидор завел речь в Синоде о возведении ученого архимандрита Иоанна в сан Выборгского епископа, протопресвитер В. Б. Бажанов с укоризною напомнил Митрополиту о его угрозе не возлагать руки на главу Иоанна; тем не менее Иоанн рукоположен был в сан Епископа.

2) В 1877 г. по смерти Архиепископа Тверского Алексия ему (Иоанникию) предложено было перейти с Нижегородской кафедры на Тверскую; но он уклонился от этого перемещения. В том же году он был в числе кандидатов, вместе с преосвящ. Курским Сергием и Подольским Феогностом, на вызов в Петербург для присутствования в Синоде, но из них эта честь предоставлена была младшему, именно преосвященному Феогносту.

3) Назначение на Карталинскую кафедру, с званием экзарха Грузии, принято им (Иоанникием) не с особенным удовольствием, тем более, что ему известно о больших нестроениях там, как по епархии, так в особенности по духовно-учебным заведениям.

Вследствие этих-то нестроений и удалился из Тифлиса архиепископ Евсевий⁹⁷².

4) Обер-Прокурор Граф Толстой и протоиерей Васильев – покровители редактора Церковно-Общ. Вестника П…о.

5) Казанский Архиепископ Антоний⁹⁷³ отличается задорным характером, – за что и не пользуется благорасположением Синода; Владимирский архиепископ Антоний не в мирных отношениях с своим викарием, Епископом Иаковом; – Епископ Самарский Герасим круто обращается со своим духовенством; Епископ Кавказский Герман страдает от падучей болезни; Костромской викарий Геннадий недугует, по временам, от нетрезвости.

Преосвященный Иоанникий, 52 лет от роду, роста выше среднего, с темно-русыми волосами, благообразен; говорит шепелевато, – не любостяжателен, но любопрителен и излишне самоуверен.

4-го числа, в субботу, в 12 час. ночи, я простился с ним. Он отправился на Кавказ чрез Крым. Но накануне выезда его из Харькова, именно 3-го числа, получил я из Крыма, от преосвященного Таврического Гурия⁹⁷⁴ письмо, в котором он от 27-го февраля пишет мне:

«Высокопреосвященный Экзарх Грузии Иоанникий телеграммою из Саратова спрашивал меня, ходят ли из Севастополя пароходы в Поти? Заключая из сего вопроса, что Его Высокопреосвященство путь свой в Тифлис предполагает направить чрез наши страны, и желая с своей стороны оказать должное ему уважение и посильную помощь в чем окажется надобность, покорно прошу Ваше Преосвященство уведомить меня телеграммою о времени когда Высокопреосвященный Экзарх выедет из Харькова к нам. Прошу этого одолжения в уверенности, что именитый гость остановится у Вас отдохнуть и следовательно даст Вам полную возможность знать день и час его отъезда в Лозовую.

Примите уверение в совершенном моем к Вам уважении».

Когда я показал письмо это своему гостю, он сказал, что сам будет телеграфировать преосвященному Гурию с дороги.

3-го же числа получено было мною письмо из Москвы от сестры покойного архиепископа Леонида, Ек. Вас. Ушаковой.

Она писала мне от 28-го февраля:

«С живейшею признательностью получила я назначенный мне экземпляр драгоценных «Воспоминаний» Ваших, и не могла ничего делать, даже и выразить Вам мою глубокую благодарность, пока не проглотила всей книги, не выпуская её из рук, читая и перечитывая некоторые места по нескольку раз.

Во время чтения я не жила настоящим, а совершенно перенеслась в те блаженные времена, которые стали теперь, по воле Божией, одними воспоминаниями, но которые могли бы повториться, если бы Всеблагому Промыслу то было угодно.

Вы знаете, с какими надеждами отпускали дорогого Владыку нашего из Москвы, и мы, и все жители столицы; вы знаете также, что эти надежды были не без основания, и даже Ярославцы говорили: боимся слишком полюбить и привязаться, видим что человек не по нас, и что ему идти выше и выше, а не погрязать в нашем городе. Я никогда не любила предаваться мечтам о будущем, но в этом случае, сознаюсь Вам, верила в близкое переселение дорогого сокровища нашего в Москву. С точки зрения человеческой можно думать, что жизнь его сократилась от разлуки со всем милым, родным, привычным и дорогим и от необычайных трудов в распущенной епархии; с точки же зрения духовной, думается, что Господь, видя приближающуюся кончину дней его, указал ему это новое поприще архипастырской деятельности, чтоб никто потом не мог усомниться в его способности к самостоятельному правлению. Может быть, не смотря на его краткое пребывание в Ярославле, им посеяны семена, которые не пропадут, но дадут плод.

Сестры мои переехали в дом, за который должны платить каждый год, и мало-помалу сделать его своим, если Бог благословит продать панагию, поднесенную купечеством в юбилей, и дачу в Разумовском за хорошую цену. Да поможет им Господь совершить благополучно это предприятие; тогда бы они жили безбедно».

5-го ч. получено было мною из Москвы пространное (на трех почтовых листах) письмо, никем не подписанное. Предметом этого послания служит изданная мною книга «Воспоминаний» о преосвященном Леониде. – Вот что писал мне почтенный аноним от 2-го марта:

«Ваше Преосвященство,

Милостивейший Архипастырь!

«Позвольте человеку, совершенно неизвестному Вам, а потому и не называющему себя, удовлетворить нравственной потребности – почтительнейше выразить Вам чувства глубокой признательности за «утешение», доставленное ему Вашими «Воспоминаниями» о покойном Преосвященном Леониде.

В подтверждение буквальной искренности этих слов дозвольте рассказать Вам, что пишущий эти строки, узнав о Вашей книге совершенно случайно (объявления о ней мне не пришлось видеть ни в одной из газет) и приобретя оную утром в пяток Сырной недели, затем в течении всего остального дня, свободного, по счастью, от служебных обязанностей, (до утомления и боли в глазах) не мог оторваться от этих страниц, от которых, начиная, с несравнимо-прекрасного эпиграфа⁹⁷⁵ и первой до последней строки, как в каждой строчке Вашего дорогого «друга», так и в том сердечном тоне, которым Вы сами говорите об этом «друге», веет такой неподдельной теплотой, такой, особенно в наш грубый век, отрадной искренностью братского чувства...

Насколько я могу позволить себе судить, книга эта, помимо присущего ей биографического и общественно-исторического значения, независимо от интереса так сказать субъективного или более интимного свойства (для друзей и почитателей покойного) представляет даже для читателей вовсе незнакомых с покойным высокий интерес объективный, интерес психологический и эстетический. – Быть может и Вы сами, Преосвященнейший, печатая эту (книгу) переписку и внося в нее, по-видимому, только для объяснения и хронологической связи, Ваши собственные заметки (по-видимому так безыскусственные, но между тем так красноречивые для ума и сердца разумеющего читателя), быть может, Вы сами не сознавали, что дарите русской читающей публике (разумею публику несколько просвещенную и христианскую) нечто столь безыскусственно-прекрасное и в смысле просто литературном. Едва ли, думается мне, подозревали Вы, до какой степени, в этом памятнике умершему «другу», рельефно, хотя, без сомнения, помимо Вашего желания и намерения, обрисовывается и Ваш собственный прекрасный нравственный образ. Мне кажется, одним словом, что Ваша книга представляла бы чтение весьма интересное и увлекательное и в том случае, когда бы на первом листе её, вместо её настоящего заглавия, было написано просто: «два друга», когда бы, то есть, вместо живой и фактической действительности, всё заключающееся в ней было – один художественный вымысел. Повторяю, и тогда она была бы очень интересна и занимательна, но когда вспоминаешь, что в ней нет вымысла, что, от начала до конца, она дает одну чистую правду, внутреннюю и внешнюю, тогда в душе читателя является другое, более высокое чувство, чувство благодарности Богу, что в наши «сумрачные» дни были возможны и такая идеальная чистота отношений и двое таких друзей.

На мой взгляд, и в области художественного вымысла, немного встретится мотивов трогательнее самого факта появления этой книги в её настоящем виде, отраднее этой «дружбы», которая так нежно и с такою любовью (эта «любовность», если можно так выразиться, или «pietas» видится мне, между прочим, и во внешнем изяществе издания) полагает этот свежий венок на могилу друга, «сиротствующего» там на берегах Волги, вдали от близких и знакомых. Наряду с этим проявлением самых симпатичных сторон человеческой нравственной природы, я решился бы разве поставить только дело другого столько-же верного и за пределами могилы «друга», Отца Пимена⁹⁷⁶, который, «дерзнув просити телесе» усопшего, с трепетной надеждой, у смертных останков его ожидает разрешения, которого однако «наверху» почему-то не рассудили дать.

Вы подумаете, может быть, что пишущий это принадлежал к кругу людей, близко знавших покойного? Нет, я очень мало и только по редким официальным отношениям (раза два-три в год) встречался с Преосвященным Леонидом, частью от застенчивости, частью по скромному общественному положению, не решаясь воспользоваться представлявшимися не раз, при доступности и любезности покойного, случаями к сближению. Но, во-первых, я имею серьезный повод благодарности к его памяти за те глубокие и воспитательные впечатления, которые некогда, ещё будучи студентом университета, я имел случай и счастье почерпать в частных служениях покойного, как в Заиконоспасском, так и в храме при «доме Остермана». И тогда чувствовал я и теперь, ещё благодарнее, сознаю, что это были впечатления благие и благотворные, и что им я много обязан тем, что уцелели или, по крайней мере, несовершенно утратились и заглохли в душе моей среди увлечений и заблуждений юности, добрые семена идеального и религиозного направления, которые я вынес из родной семьи. С тех пор прошло более двадцати лет, но и теперь не забыл я и, надеюсь, никогда не забуду тех хороших, счастливых часов, которыми в пятидесятых годах я бывал обязан покойному Отцу Леониду, особенно на первой и последней неделях Великого поста. Как же не любить мне его память! Во-вторых, признаюсь, меня, неравнодушного к жизни Церкви, личность покойного всегда очень живо интересовала и всегда казалась мне очень оригинальной и замечательной.

Как некогда в юности, так и впоследствии, во время редких, как я уже сказал, большей частью официальных встреч и бесед с покойным, я всегда, инстинктом, чувствовал в нем пылкую, впечатлительную, недовольно, быть может, уравновешенную, но изящную и симпатичную натуру, симпатичную уже по своей неспособности к «равнодушию» (и столь удобному в жизни и столь обыкновенному в наше холодное время), натуру, нередко увлекающуюся, иногда погрешающую, иногда слишком резкую, но всегда верную своему «идеалу», всегда одинаково наполненную искреннего убеждения, желания добра и чистоты намерений. Читая Вашу книгу, мне было приятно убедиться, что я не погрешал в моей инстинктивной оценке покойного, и что он был таким именно, каким я представлял его себе, а именно – одним из тех, которые, «много возлюбив», имеют и преимущественное обетование «отпущения» немощей, этих неизбежных спутниц бедной человеческой природы.

Жаль вспомнить, что и от некоторых из более просвещенных представителей Московского духовенства приходилось иногда слышать на покойного обвинения, без сомнения, более или менее искренние, между прочим и в таких качествах, как «лицемерие, аффектация, и даже – иезуитизм»... Ваша книга, снимая с покойного, сколько я могу понимать, до очевидности, не оставляющей места сомнению, этот столько же тяжкий, сколько и несправедливый укор, оказывает памяти друга великую истинно-дружескую услугу, и, хотелось бы верить, должна примирить с ним хотя некоторых из его слишком строгих и заблуждающихся судей, из числа тех, по крайней мере, которые заблуждались невольно и искренно...

В письме, помещенном у Вас на стр. 235, приветствуя Вашу мысль написать свои мемуары (Ваше положение, светлый ум, понимание людей и талант изложения заставляют очень желать, чтобы Вы не остались при одном намерении), покойный выказывает, между прочим, свое предпочтение «романтическому пошибу» стиля перед классическим. Слова эти, сказанные мимоходом, думается мне, характеризуют написавшего их. Мне кажется, что и сам он был – «романтик» или «идеалист», или, если угодно, «человек преимущественно сердца» в хорошем и чистом значении каждого из этих терминов. Это делало его так привлекательным для людей непредубежденных, это сказывалось во всей его личности, и в собственном его слоге, даже в мелочах его житейской обстановки, в его способности к привязанности, которая переживала так долго самый предмет привязанности (напр. покойного Слепцова⁹⁷⁷, Митрополита Филарета и т. д.), в его сочувствиях, и всего, мне кажется, ярче в его сочувствии к природе и к монашеству...

Случалось слышать, что люди с более «классическим» или более «современным направлением» осуждали Преосвященного Леонида за «мечтательность», «непрактичность» – качества, вредившие, между прочим, будто бы и его административной деятельности. Не мне судить, на сколько справедливо последнее обвинение, но, думаю, и эти строгие судьи будут согласны, что в служителе Церкви, в христианине, в монахе особенно, такая «мечтательность», какою проникнуты письмо от великого пятка на стр. 226-й, описание посещения могилы отца или сетования о «Платоновской» Вифании, во всяком случае несравненно более у места, нежели те «практичность и трезвость», которые в наш век проявляются все резче и там, между прочим, где бы всего менее желалось их видеть. Так думается невольно, глядя, не без грусти, на то, как, например, настоятели Московских монастырей, наперерыв друг перед другом, увлекаясь примером покойного Преосвященного Никодима⁹⁷⁸ и практическим успехом дела, ломают монастырские ограды на лабазы и дома, обвешивают их вывесками, и точно ревнуют о том, чтобы, по крайней мере, внешним видом своих обителей как можно резче засвидетельствовать свое глубокое презрение ко всякому «романтизму»⁹⁷⁹...

Простите, Преосвященнейший Владыко, за это отрицание из непризванных уст мирянина, впрочем, чуждое всякой задней мысли и дурного намерения, сказавшееся просто под влиянием Вашей же книгой навеянных воспоминаний о прошедшем...

Если это грешная дерзость (я впрочем осуждал не «брата», т. е. не лица, а систему, общий строй), то позвольте надеяться заслужить прощение, сообщив Вам (в дополнение собранных Вами о покойном друге Вашем) те исключительно «благие» слова, которые мне самому, прошедшим летом, во время краткого пребывания проездом в Ярославле довелось слышать о нем от лиц самых различных общественных положений, начиная от представителя высшей местной учености и кончая стариком-извозчиком (который вез меня в собор – поклониться праху покойного). Этот последний отзыв, в своей наивности, представляется мне особенно характерным: «не судил ему Бог пожить, а уж такой был человек, такой человек! вот я мужик, а, веришь-ли, стоишь, бывало, у обедни, а он голосом-то заведет..., так вся душа-то, кажется, перевернется»... О другой, достойной всякого уважения, и вовсе не так уже обыкновенной между нашими иерархами⁹⁸⁰, черте покойного свидетельствует слышанное мною при посещении хотя и не очень древних, но, по крайней мере, отчасти прекрасно сохранившихся церквей Ярославля. Эта черта – уважение и любовь покойного к красоте священной старины, и если не ученое, то, по крайней мере, эстетическое её понимание. Так как Ярославль Вам знаком, то не изволите ли знать там и Предтеченскую, что за Которослью, в бывшей «Толчковской слободе», церковь? Любуясь в продолжении целого утра, как внутри, так и снаружи, этим прелестнейшим памятником русского церковного зодчества 1680-х годов, я слышал от причетника, что Преосвященный Леонид, служивший в этом храме 29-го Августа 1876 г., ещё и прежде приезжавший полюбоваться им, говорил между прочим: «построил бы себе тут же на монастыре домик, да и не отошел бы от этого храма»... Не правда ли, как это на него похоже? Подобное слышал я и в другой, также старинной и весьма замечательной, церкви Богоявления, что против Спасского (архиерейского) монастыря, от местного священника. В алтарном своде этой, очень бедной, церкви, среди сплошной и своеобразной живописи (также XVII стол.), образовалась трещина; покойный Владыка живо озабочивался спасением живописи, и для этой цели не один раз приходил в неё, между прочим, и с Отцем Пименом (или присылал его; извините, хорошенько не помню), прося его советов, как помочь горю.

Заканчивая мое писание, сколько утомительное, столько же и бедное содержанием, чувствую, Преосвященнейший Владыко, как много нуждаюсь в Вашем благосклонном и снисходительном прощении, и за то, между прочим, что осмеливаюсь отправить это послание без подписи, хотя, впрочем, его вполне невинное содержание, полагаю, достаточно свидетельствует, что в этой «безымённости» не скрывается ничего, кроме страха, чтобы, назвав себя и тем как бы навязываясь на ответ, или знакомство, не явиться в глазах Вашего Преосвященства ещё более навязчивым и нескромным.

Если же, в чем я не сомневаюсь, Ваша книга есть верное отражение Вашего доброго сердца. Вы, смею надеяться, не лишите великодушного извинения и заочного святительского благословения Вашего – написавшего эти строки, благодарного Вам за доставленное ему утешение, если он осмелится попросить Вас об этом – именем и памятью Вашего почившего, дорогого друга и брата»⁹⁸¹!

6-го ч. писал я Инспектору Моск. Д. Академии С. К. Смирнову:

«По Вашей телеграмме, на другой же день было сделано мною распоряжение относительно приглашения о. Петропавловского к баллотированию его на должность Ректора здешней Семинарии. Но и о. Смирнов, кажется, не прочь от этой чести; по крайней мере, он наведывался об условиях и выгодах ректорской должности в Харькове. Приглашен к баллотировке и г. Елеонский⁹⁸² – Ваш молодой доцент. Не знаю, какой он дал отзыв Семинарскому Правлению, но на всякий случай прошу Вас сообщить мне ваш правдивый взгляд на этого кандидата.

На днях был у меня и прогостил три дня новый Экзарх Грузии⁹⁸³. Немало побеседовали мы с ним о разных важных и неважных материях. Через несколько дней ожидаю к себе его почтенного предшественника⁹⁸⁴.

Очень приятно слышать, что мои «Воспоминания» о преосв. Леониде понравились Вам и вашей ученой братии. Слышу я о них сочувственные отзывы и от многих других. Вот что, между прочим, пишет мне из СПБ. о. Прот. П. Е. Покровский⁹⁸⁵: «начавши читать (книгу), я не мог оторваться от чтения до ослабления глаз, за что и жалуюсь Вам на вашу книгу».

Книга моя расходится быстро и раздается не безуспешно: до 150 экз. уже роздано; между прочим, 7-мь экземпляров послано через Обер-Прокурора ко Двору, для Высочайших Особ».

8-го ч. имел я утешение получить краткое благодарственное послание из СПБ. от Московского Святителя, высокопреосвященного Митрополита Иннокентия. Вот что писал мне от 4-го числа слепой старец – Святитель:

«Преосвященнейший Владыко,

Возлюбленный о Господе Брат и Сослужитель!

Приношу Вам искреннюю благодарность мою за присланную мне Вами книгу «Воспоминания», которую я прочитал, и, правильнее сказать, дослушал только вчера. Видно, что эта книга составит 1-й том Вашего мемуара. Завидую Вам, что Вы и желаете и можете писать подобные вещи. А я желал бы подражать Вам, но не могу ни читать, ни писать...

Поручая себя молитвам Вашим, имею честь быть с братскою о Господе любовью и искреннею преданностию Вашего Преосвященства покорнейшим слугою»...

Начальные две строки и шесть последних написаны собственною нетвердою рукою досточтимого архипастыря, прочие рукою домашнего секретаря.

11 ч. В ночь на это число, в Харькове, к фонарным столбам прибита была прокламация, угрожающая смертью всякому, кто откроет Правительству пропагандистов революционных идей.

Обер-Прокурор Св. Синода, Граф Д. А. Толстой, от 8-го ч., за № 1085, уведомлял меня:

«Государыня Императрица⁹⁸⁶, с удовольствием удостоив принять экземпляр изданной Вашим Преосвященством книги «Воспоминания о Высокопреосвященном Леониде, Архиепископе Ярославском и Ростовском», изволила повелеть благодарить Вас от Августейшего Её Величества имени, за усердное поднесение этой книги.

Исполняя сим повеление Её Величества и поручая себя молитвам Вашим, с совершенным почтением и преданностию имею честь быть».

От 10-го числа писал мне И. Г. Слиборский:

«Приношу глубокую сердечную мою благодарность Вашему Преосвященству за Вашу книгу воспоминаний о пр-м Леониде. Всю первую седмицу я её читал и перечитывал. Чтение, признаюсь, возбуждало мой ум к религиозным размышлениям и располагало сердце к благоговению. Благодарю, Владыка, за высокое духовное наслаждение, какое доставило мне чтение Вашей книги.

Ваше Преосвященство! не позволите ли мне приобрести для Вас заморскую диковинку? Есть в виду, по уверению её владельца, диковинка, но не заморская, а уложение, по которому суд и расправа во всяких делах в Российском Государстве производится, сочиненное и напечатанное при владении Его Величества Государя Царя и великого Князя Алексея Михайловича всея России Самодержца в лето от сотворения мира 7156. Издание вторым тиснением при Императорской Академии наук 1737 года. Приобрести эту диковинку я не решаюсь во 1-х, потому что не знаю, таковая ли это редкость, как уверяет её владелец, во 2-х, может быть она уже есть у Вас и в 3-х г. владелец хочет за неё, по-моему, безумно дорого – 25 р. Кажется, если бы это была такая редкость, как выставляет собственник, в Петербурге, наверно, нашлись бы охотники купить её. Дело оставляю Архипастырскому Вашему усмотрению. Кажется, можно поторговаться; если намерены купить, то сколько можно дать?

У нас вопрос дня – рукоположение о. Александра⁹⁸⁷. На наречении произвел он своею речью⁹⁸⁸ замечательное впечатление, хотя говорил и недолго. По наречении он угостил Обер-Секретарей, товарищей по академии, чинов Лавры и меня, как сослуживца, недешевым обедом. Вам, Владыко, он земно кланяется и просит святительских Ваших молитв, в которых да не будет забыт и Вашего Преосвященства Милостивейшего Архипастыря и Отца нижайший и преданнейший слуга Иван Слиборский».

В ответ на это писал я от 18-го числа:

«Очень рад, что моя книга доставила Вам на несколько дней интересное и назидательное чтение. Подобные Вашему отзывы о моей книге слышу и от других, кому я её посылал или дарил, а раздарил я ни много ни мало – почти полтораста экземпляров.

Что скажу Вам в ответ на Ваше предложение относительно библиографической редкости? Уложение Царя Алексея Михайловича в особом издании, конечно, составляет, может быть, редкость, но его текст помещен в Полном Собрании Законов Росс. Империи, и следовательно, в случае надобности, я всегда могу там его найти. Впрочем, я не откажусь, пожалуй, в основание моей юридической библиотеки положить этот законодательный кодекс.

Поторгуйтесь с книгопродавцем, сколько можете, и, затем заплативши ему, сколько следует, за книгу, потрудитесь прислать её мне. Вы знаете, что на книги я не жалею и не такой суммы, какою Вы угрожаете мне, т. е. 25 р. Не далее как на Сырной неделе, я выслал г. Вольфу 146 р. 25 к. за французское издание: Iconographie du costume du IV au XIX siècle⁹⁸⁹.

За о. Александра я душевно радуюсь. Вчера с особенным удовольствием прочитал я в Москов. Ведомостях известие о торжественной хиротонии его в сан епископский. Если это письмо застанет его ещё в Петербурге, потрудитесь, пожалуйста, повидать его и передать ему от меня искреннее приветствие с получением святительского сана.

Жаль, что путь в Туркестан лежит не чрез Харьков: для меня весьма утешительно было бы видеться с Преосвященным Александром».

14-го ч. писал я в Москву протоиерею С. И. Зернову:

«Я желал бы продолжить с Вами мои письменные сношения, если только с Вашей стороны не встретится препятствия, при Ваших многосложных трудах и занятиях. До сих пор у меня были в Москве постоянные корреспонденты, которые делились со мною Московскими новостями. Теперь, с выездом из первопрестольного града преосвящ. Игнатия, не остается более у меня корреспондента. Не изволите ли Вы принять на себя это звание? К Вам, именно, обращаюсь с таким вопросом, потому что я всегда питал к Вам самое искреннее, душевное благорасположение. Тоже примечал и с Вашей стороны в отношении ко мне. Итак, прошу Вас дать на мой вопрос прямой и искренний ответ».

В тот же день получено было мною из Москвы письмо от Действ. Ст. Сов. Андрея Владимировича Симанского.

Вот что писал мне от 14-го числа Андрей Владимирович:

«Достойноуважаемый Преосвященнейший Владыко!

Я и вся семья моя, читая воспоминания Ваши о бесценном, незаменимом и обожаемом нами приснопамятном высокопреосвященнейшем Леониде, обливались слезами, видя, как Вы его искренно любили, точно понимали и считали своим незабвенным другом. Всё изложение Ваше так и дышит своею правдивостью, непритворною и нежною ласкою в обычной неофициальной переписке. Нам так было отрадно тотчас приобрести эту книгу у Ферапонтова⁹⁹⁰, лишь только о выходе её узнали, ибо, по совести скажу, не проходит дня, когда бы мы возлюбленного нашего усопшего в чем-либо не вспомнили, независимо от молитвы, которую приносим о нем Господу утром и вечером. Любовь наша и преданность великому иерарху была беспредельна, ибо Высокопреосвященнейший в свою очередь доказал нам свое расположение и внимание не один раз. Под его святительскими благословениями и добрыми советами не только словесными, но, при отсутствии нашем из Москвы, и письменными выросли наши дети – сын и дочь. Ему, и именно, ему обязаны мы во многом, что видим в них детей, глубоко преданных церкви, нежно нас любящих и во всем, положа руку на сердце, могу сказать, благочестивых. 1-го декабря, накануне своего возвращения в Ярославль, Владыка обедал у нас в доме. Могли ли мы думать, что прощаемся с несравненным и чудным нашим гостем на веки и увидим его через две недели во гробе, ибо все мы со своим семейством явились, разумеется тотчас, поклониться останкам вечной славы достойной памяти Архипастырю и в том самом храме, куда за 5 месяцев тому назад он в первый раз вступал с крестным ходом 11 Июля. Этому величественному входу я был очевидцем, ибо неожиданно, за час до прибытия в город горячо любимого Владыки, я приехал в Ярославль, и он так был удивлен и порадован – видеть своего Москвича, что сказал мне от души: я никогда не забуду этого вашего внимания. Целый день до позднего вечера провел у него в избытке оказанного мне расположения и любви.

Извините, многоуважаемый Владыка, что я так распространился своим письмом, но право, говоря о сильно любимом существе, я не могу остановить себя, тем более, что знаю, что беседа моя с другом его теплого сердца».

На другой же день, 17-го числа, я отвечал на это, неожиданное для меня, письмо, и вот что было написано мною:

«Для меня весьма отрадно видеть в Вас и во всем вашем семействе такое искреннее расположение, такую живую преданность к почившему в Бозе Архипастырю. Не удивительно посему, что мои «Воспоминания» о нем возбудили в Вас не только удовольствие, но и слезы.

Если мне случится быть в Москве, я сочту за особенное удовольствие посетить Вас и познакомиться со всем Вашим семейством. Равно, если бы и вам довелось быть в Харькове, или проезжать через него, покорнейше прошу не миновать меня: я Вам душевно буду рад. При личном свидании, мы с утешением воспомянули бы нашего общего приснопамятного друга – святителя.

Призывая Вам и присным вашим Божие благословение, с искренним благорасположением и преданностию имею честь быть Ваш усердный Богомолец».

20-го ч. получил я письмо из Москвы от нового Костромского Владыки, бывшего преосвященного Дмитровского Игнатия, который писал мне от 18-го числа:

«Поспешаю довести до Вашего сведения, что, наконец, решено в Св. Синоде, что епископом Можайским и Настоятелем Саввинского Звенигородского монастыря будет профессор М. Д. академии Архимандрит Алексий (Лавров).

Преосвящ. Амвросий переименован будет во Епископа Дмитровского с оставлением в прежнем Богоявленском монастыре.

После рукоположения преосвящ. Александра Туркестанского я возвратился из СПб. в Москву, и в половине следующей недели думаю в свою епархию ехать, чтобы на пути в день Благовещения служить литургию в Лавре. Из Костромы в апреле надеюсь, аще Бог изволит, к Вам писать. Благословите в путь покорнейшего слугу Вашего Преосвященства Игнатия, Епископа Костромского и Галичского».

На это братское послание не замедлил и я ответом; 22-го ч. я писал Его Преосвященству, епископу Костромскому и Галичскому:

«Братски приветствую Вас на Боговрученной Вам Костромской Кафедре. Да благословит пастыреначальник Господь Иисус Христос новую самостоятельную деятельность Вашу на поприще архипастырского служения ко благу вверенной Вам паствы!

Слышу, что Костромская паства ожидала Вашего прибытия к ней с добрыми чувствами и благими надеждами. Нет сомнения, что Вы вполне оправдаете эти надежды и осуществите благие чаяния Костромичей.

Известие Ваше о назначении на Можайскую кафедру о. Алексия (Лаврова) очень приятно удивило меня. Этот муж весьма достойный во всех отношениях. От него, как ученого канониста, можно ожидать действования на поприще епископского служения основательного и твердого.

Но первенствующий член Св. Синода⁹⁹¹ в феврале, между прочим, изволил писать мне, что тогда имел ввиду на Ваше место Архим. Кирилла⁹⁹², Инспектора Вифанской семинарии.

Кстати об о. Кирилле. Каков он на Ваш взгляд? Я помню его по академии: он при мне окончил курс⁹⁹³ и мною пострижен в монашество. Я знал его тогда, как юношу очень доброго и скромного, хотя и не очень далекого. Не знаю, каков он теперь. Нельзя ли, в случае нужды, иметь мне его в виду себе в помощники, когда, рано или поздно, Господь воззовет моего теперешнего сотрудника (преосв. Вениамина) на самостоятельную епископскую кафедру? Прошу написать мне об этом с братскою искренностью».

21-го ч. получено было мною письмо из Москвы от Ал. В. Краснопевкова:

«Вчера был я в Алексеевском монастыре, по случаю праздника Св. Алексия, человека Божия. Обедню служил преосв. Амвросий и посвящал в архимандрита Саввинского монастыря иеромонаха Алексия (бывшего Александра Лаврова) профессора Моск. Академии. До 16-го Марта не было никакого известия – кто будет вторым викарием.

16-го ч. вечером преосвящ. Амвросий получил от митрополита телеграмму, в которой говорится, чтобы как можно скорее посвятить в архимандрита Саввинского монастыря иером. Алексия. Тотчас была послана телеграмма в Троицкую академию. Отец Алексий 17 числа приехал от Троицы прямо в Алексеевский монастырь к служению, где и был посвящен. В час была послана телеграмма к Митрополиту об исполнении его распоряжения. Так что ранее окончания суток Митрополит должен получить известие об исполнении его распоряжения. Вечером мы опять были с преосвящ. Амвросием на открытии читальни для народа религиозного содержания книг при картинах, освещенных фонарем. Присутствовал генерал-губернатор и другие почетные лица. Преосвященный говорит о значении чтения духовных книг для человека вообще и для низкого класса народа в особенности».

Предводитель Харьковского местного управления Общества попечения о раненых и больных воинах, князь Д. Н. Кропоткин письмом от 26-го марта, за № 1857, уведомлял меня:

«Главное Управление Общества попечения о раненых и больных воинах, отношением от 18-го сего Марта за № 1348, уведомило меня, что о содействии Вашего Преосвященства, по сбору пожертвований в пользу раненых и больных воинов, доведено до Высочайшего сведения Августейшей Покровительницы Общества и что Государыня Императрица Всемилостивейше повелеть соизволила Именем Ея Величества благодарить Ваше Преосвященство за Ваше содействие.

О таковой Высочайшей благодарности имею честь уведомить Ваше Преосвященство».

30-го ч. получил я письмо из Москвы от своего нового корреспондента, почтенного о. протоиерея С. И. Зернова. Он писал мне от 28-го числа:

«Я получил письмо Вашего Преосвященства от 14-го сего Марта и рад принять на себя звание Вашего корреспондента, но, не имея точного сведения об условиях для того, чтобы быть хорошим корреспондентом Вашим, смущаюсь и колеблюсь особенно после такого предшественника в этом звании, как преосвященный Игнатий. Что касается до искренности моего благорасположения к Вашему Преосвященству – в этом я, по крайней мере, не уступлю преосвященному Игнатию, если не превзойду его. Но если от корреспондента требуется, напр., аккуратность, то я в этой добродетели не весьма успеваю. А знаю, что Ваше Преосвященство весьма цените это качество и может быть считаете его главным в корреспонденте. Когда же подумаю о материале для корреспонденции, то смущение мое возрастает ещё более. Чем могу я делать свои письма занимательными? Новостей Московских часто мне и самому известно немного, или узнаю их поздно. Обращаюсь я, после приходской службы, исключительно в круге должностей законоучительской и Консисторской. По первым двум мало и редко что может представиться для сообщения. А по третьей моя служба имеет ту особенность, что я приезжаю в Консисторию уже из Института⁹⁹⁴, не ранее 12 1/2 час. и большей частью не застаю моих товарищей, от которых мог бы узнать что-нибудь новое. Таким образом, и желал бы и рад принять на себя звание, предлагаемое Вашим Преосвященством, но и опасаюсь ради упомянутых винословий. Разве в виде опыта позволите мне, Владыко, и благословите принять его? Отставка может быть дана во всякое время. Только покорнейше и усерднейше прошу не лишать меня Вашего Святительского благорасположения даже и в том случае, если бы я оказался негодящимся корреспондентом.

Проводили мы преосвященнейшего Игнатия в Кострому с искренним сожалением. В Московском обществе отбытие его не произвело особенного движения. Но духовенство знает ему цену и любит его – и потому напутствовало его усердными изъявлениями своих чувствований. Перед отъездом он служил в Филаретовском женском училище, и был засыпан там речами. Нечего и говорить – Московское духовенство и его дети долго будут помнить кроткого и тишайшего Игнатия!

Наш Владыка прислал в Консисторию из Петербурга на общее обсуждение прошение Московских старообрядцев, поданное ими Министру Внутренних Дел на имя Государя – о снятии печатей с алтарей их храмов на Рогожском кладбище. Я не читал самой просьбы. Пишут будто бы в ней, что вот де Ваше Величество предприняли войну для освобождения народа нам единоверного и даровали ему счастье свободно служить Богу истинному, – даруй дескать и нам – твоим верным подданным это счастье и т. д. Сегодня назначено рассуждение о сем предмете. К сожалению, мне не удастся быть в Консистории ради случившихся похорон, требующих моего личного служения. Надобно полагать, что Консистория выскажется против снятия печатей.

Вторая экспедиция нашей Консистории ждет нового себе секретаря. Василий Андр. Богородский помер 7 Марта внезапно. Кровь залила. Смерть застала его за работой. Ваше Преосвященство вероятно помните его. Неутомимый был труженик своей должности. За сие достоин памяти и молитвы. Перед отпеванием я говорил проповедь.

Пока у нас один Викарий – преосвященнейший Амвросий. Все им довольны. Другим Викарием слухи упорно назначают о. Алексия Лаврова, профессора Академии нашей. Ректором академии нашей будет, говорят, Сергий Константинович⁹⁹⁵.

Благословите, преосвященнейший Владыко, Вашего усердного Богомольца и вернейшего слугу протоиерея Стефана Зернова с его семейством».

31-го ч. получено было мною письмо из Симферополя от преосвященного Таврического Гурия. Он писал мне от 28-го числа:

«Вследствие полученного из Редакции Харьковских Епархиальных Ведомостей напоминания спешу исправить мою ошибку. Вместе с сим (в особом тючке) посылаю на имя Вашего Преосвященства: а) мою переписку с молоканом Захаровым (две брошюры) и б) о богоучрежденности Епископского сана в Христовой церкви. Как это могло случиться, что брошюры эти ещё не у Вас? А я воображал, что уже давно препроводил их к Вам! Прошу великодушно простить мою старческую память.

С совершенным почтением и душевною преданностию имею честь быть».

В ответ на это писал я от 3-го апреля:

«Я поручил о. Редактору своих Епархиальных Ведомостей выписать из редакции ваших Ведомостей потребные и интересные для меня брошюры за сребро, а между тем получаю их от Вашего Преосвященства туне, да ещё с приложением извинения. Спешу принести за этот сколько приятный, столько же и полезный для меня дар, усерднейшую благодарность Вашему Преосвященству.

Позвольте, в свою очередь, и мне сделать Вам, преосвященнейший, книжное приношение.

Тогда как Вы свои учено-литературные труды посвящаете делам службы, мне вздумалось свои досуги посвятить дружбе.

Если Вы не имеете, может быть, сведений о моих близких дружественных отношениях к покойному преосвящ. Леониду, то из препровождаемой при сем книги, надеюсь, получите достаточное понятие о нашей взаимной дружбе, если только удосужитесь до конца прочитать мои «Воспоминания».

Я виноват пред Вашим Преосвященством, не исполнивши Вашего требования касательно уведомления о времени выезда из Харькова преосвященного экзарха⁹⁹⁶, но меня не допустил исполнить это мой досточтимый гость, принявши на себя уведомить о своем выезде Ваше Преосвященство.

Желал бы я знать, когда прибыл к Вам в Симферополь этот «Именитый» гость и виделся ли он на пути с преосвященным Екатеринославским⁹⁹⁷, которому он телеграфировал из Харькова, но выехал отсюда, не получивши от него ответной телеграммы, которая пришла, сюда на другой уже день после его выезда.

Ожидаете ли Вы к себе на перепутье предшественника⁹⁹⁸ Высокопреосвященного Иоанникия? Или он поедет с Кавказа не морским путем, а сушею?

Поручая себя Вашим святым молитвам, с братскою о Христе любовью и преданностью имею честь быть»...

2-го апреля получено было мною два письма с противоположных сторон, одно из Витебска, другое из Новочеркасска, то и другое доставлено мне не через почту, а частным путем.

Из Витебска писала мне ещё от 9-го Марта Баронесса М. А. Боде:

«Это письмо передаст Вам бывшая моя воспитанница – Ольга Котырло⁹⁹⁹, если припомните, та, которой Вы заметили и поощрили первые литературные опыты и поэтическое настроение. Её пылкая душа не могла ужиться с прозою сельской обстановки и стремилась к более обширной деятельности. При чтении о подвигах сестер милосердия, она воспламенилась усердием служить отечеству, страждущему человечеству – приехала в Витебск, слушала медицинские лекции и поступила сестрой милосердия в лазарет Красного Креста. Теперь требуют сестер милосердия в места более близкие к театру войны; она изъявила желание туда отправиться. Сестры остановятся в Харькове, откуда их распределят по местам назначения, и Ольга Котырло желала получить Ваше благословение на предстоящий путь труда и самоотвержения».

Письмо это вручено было мне девицею Котырло – дочерью священника, которая, отличаясь пылким и энергическим характером, решилась поступить в число сестер милосердия и через Харьков отправлялась, не помню, куда именно – на Кавказ, или в Крым.

Из Новочеркасска от 28-го марта писал мне преосвященный Архиепископ Александр¹⁰⁰⁰:

«Прошу принять, хотя несвоевременно высказываемую, искреннюю мою благодарность за братское радушное гостеприимство, оказанное страннику при проезде из Минска на Дон. Взамен широкого прощания с Полоцкою паствою прилагаю краткое прощание с Минском.

Прося Ваших святительских молитв с искренним почитанием, братскою любовью и преданностию имею честь быть».

Письмо это и при нем брошюра: «Прощание с Минской паствой высокопреосвященного архиепископа Александра, в 1877 г.», – доставлены были известным игуменом Московского единоверческого монастыря Павлом (Прусским), который, бывши в Новочеркасске по миссионерским делам, на обратном пути оттуда посетил Харьков и провел у меня сутки.

4-го ч. получено было мною два письма – одно из Костромы и другое из СПБ.

Из Костромы, в первый раз, писал мне от 29-го марта Преосвященный Игнатий, новый Епископ Костромской и Галичский:

«Вчера – во вторник Господь даровал мне по Волге, где лед ещё с утра 27-го марта тронулся, на спасительной ладии (общества спасения погибающих от кораблекрушения) шествовать в Кострому; проплыл благополучно, хотя вода высока была, и кругом льдины были; но потом спутники мои должны были довольно долго ждать, и не без затруднения попали в город.

Меня ждали после полудни, но я в 11-м часу прибыл в Кострому. Карету не успели подать. Я сел в открытую пролетку на белой лошади. На колокольнях зазвонили и во св. вратах Собора сделали встречу с крестом. Собор произвел на меня очень хорошее впечатление: обширен, светел, легкий воздух.

По принятии посетителей, от Вас получил благословение в письме, которое мне подали во время трапезы, и премного был утешен. Служил в воскресенье 26-го дня в Ярославском Соборе заупокойную литургию и на могиле Преосвященного Леонида был с братом его А. В. Краснопевковым.

Об о. Архим. Кирилле могу сообщить немало доброго. Трудолюбив, смиренный, заслуживший доброе мнение в Вифанской семинарии. Если он не попал в Еп. Можайского, то потому что о. Алексия¹⁰⁰¹ не хотели некоторые видеть Ректором, а между тем неудобно же было бы оставить его при другом ректоре. Говорят, Сергей Конст.¹⁰⁰² – Префект займет ректорское место.

Прошу Ваших св. молитв».

В ответ на это писал я от 15-го апреля:

«Приношу Вашему Преосвященству усерднейшее поздравление с светоносным и всерадостным праздником Христова Воскресения. Да преисполнится ваше архипастырское сердце обильною духовною радостью, при совершении сего празднества среди новой Боговрученной Вам паствы!

Но где же Вы будете встречать светлый праздник? В Кафедральном ли своем храме, или в Ипатьевской обители?

Кстати прошу сообщить мне сведения об этой св. Обители: в каком она расстоянии от Кафедрального собора или от Консистории; сколько в ней братии; достаточные ли она имеет средства для поддержания своего исторического значения; какие в ней особенно достопримечательные предметы и проч.?»

Из СПБ. от 31-го марта писал мне И. Г. Слиборский:

«Наконец, после долгих справок, убедившись, что предлагаемая мною книга есть библиографическая редкость и что дешевле выпрошенной у меня цены нельзя её купить, я решился дать продавцу 25 рублей, с тем, что пересылка по почте будет на его счет. Нужно иметь в виду, что приложенный к книге портрет Алексея Михайловича имеет особое значение. Один антикварий предлагал мне за него 10 р., разумеется, оставляя книгу в мое распоряжение. Он имеет портрет Алексея Михайловича, но нескладный; как он называет.

Г. Березин желал познакомиться с литературными произведениями Вашего Преосвященства для внесения Вашего имени в издаваемый им Словарь и крепко сожалел, что узнал о них уже по окончании буквы С; но хочет поместить под буквою Т.

В заключении письма своего Ваше Преосвященство предлагаете мне лестный, но трудный для решения вопрос. Скажу откровенно, что нигде не проводил я времени с большим удовольствием и душевным спокойствием, как под Вашим, Владыко, гостеприимным кровом. Постоянно с чувством глубокой к Вам признательности вспоминаю эти времена. Был бы рад и теперь воспользоваться милостивым Вашим расположением, но... Авось, даст Бог, обстоятельства изменятся к лучшему, и тогда сам буду просить позволения засвидетельствовать лично ту истинно сыновнюю преданность и глубочайшее почтение, с какими всегда останусь».

На письмо это я отвечал от 10-го апреля:

«Приношу Вам усердную благодарность за доставление мне библиографической редкости. Портрет Царя Алексея Михайловича действительно хорош. У меня есть его фотографии, но не совсем похожи на этот портрет».

15-го ч. получил я письмо из Симферополя от преосвященного Гурия. Он писал мне от 12-го числа:

«За «Воспоминания» глубоко благодарю Ваше Преосвященство. – Три дня с большим усердием читал я эти воспоминания и чем больше вчитывался, тем больше благодарил Вас. Много полезных мыслей – и Ваших и чужих, Вами припоминаемых – приобрел я от этого чтения. Думаю, что и всякий прочитавший воспоминания не пожалеет о времени и труде, и Вам не раз спасибо скажет.

В «Воспоминаниях» прочитал я в письме к Вам негодование преосв. Леонида на Фаррара. В сочиненной им жизни Иисуса Христа Фаррар выразился о некоторых предметах (напр., о приснодевстве, об евхаристии) по-протестантски. Покойный преосвящ. Леонид удивляется этому. Грешный человек – я улыбнулся при этом удивлении. Да разве протестант может иначе выражаться? Всякое дерево приносит плод по роду своему. Но вот что удивительно, что протестант, хорошо знакомый с классическими языками, говорит совершенно не то, что писано в евангелиях. Напр. (стр. 256) воины перебили (у распятых) «голени» а Фаррар говорит «колена». Евангелист же говорит σκέλη, а не γόνυ σκέλη, значит ту часть ноги, что ниже колена до ступни. Затем Фаррар утверждает, что воин ударил в бок распятого Господа «тупым концом копья», а евангелист Иоанн пишет, что λόγχη έvυξε т. е. острием, металлической заостренной частью копья, а не тупой, что было бы δόρυ. И в пояснение своей мысли приводит пророчество: воззрят нань его же прободоша – εξεκέντησαν –прокололи, а не пробили. Этому можно удивляться. Ещё более должно удивляться тому, что наше Православное Обозрение из этой Фарраровской книги напечатало у себя главу о чудесах Иисуса Христа¹⁰⁰³. Не раз прочитал я это измышление и всякий раз более и более удивлялся неразборчивости умного редактора¹⁰⁰⁴. Такую главу даже и протестанты не одобрят: это писал невер и насмешник! Негодование преосв. Леонида совершенно естественно и законно. Когда я прочитал далее, что преосвящ. Леонид бросил фарраровское измышление, то мысленно поклонился Владыке: вечная ему память!

Извините, преосвященнейший Владыко, за отступление. Мне хотелось показать, до какой степени я заинтересовался чтением присланной Вами книги. Прочту её ещё, может быть, и не раз в уверенности, что найду в ней много для себя полезного. Видно, что Вы жили с мыслью, со вниманием к себе и окружавшим Вас предметам. Тут есть чему поучиться.

Теперь о высокопреосвященном экзархе¹⁰⁰⁵. Он приехал ко мне в понедельник утром, прожил вторник, а в среду (на второй неделе поста) уехал в Севастополь. Остановился в Херсонесском монастыре; осматривал город, соборы, места бывших побоищ. В пятницу уехал на пароходе. Имею стороннее сведение, что он доехал благополучно.

Прошу Ваших молитв».

15-го же числа писал я в Москву протоиерею С. И. Зернову, в ответ на его письмо от 28-го марта:

«Вы напрасно смущаетесь и затрудняетесь принятием на себя звания моего почетного корреспондента. Оно не требует от Вас никаких стеснительных и неудобоисполнимых для Вас условий и обязательств, а об определенных сроках не может быть и речи.

Само собою разумеется, что о том, что печатается в газетах или журналах, писать не следует, так как я получаю из Москвы немало журналов и газет. Я желал бы, чтобы Вы время от времени сообщали мне то, что не подлежит, по крайней мере, печатной гласности.

Самые интересные для меня новости те, которые касаются церковных дел и Епархиального Управления. Вот если бы Вы благоволили почаще писать мне о рассматриваемых и решаемых в Москов. Консистории вопросах, в роде вопроса о снятии печатей с алтарей в храмах Рогожского кладбища, я был бы этим вполне удовлетворен. Как же, в самом деле, решен у Вас этот последний вопрос? Когда я поступил на Полоцкую епархию, я немало перебрал из Москов. Консистории решаемых дел по разным предметам, для образца тамошней Консистории, состоявшей из малообразованных и малоопытных членов. Харьковская Консистория сравнительно с Полоцкой более благоустроена, но и ею не могу вполне похвалиться. Поэтому для меня было бы очень полезно знать взгляды, и решения по важнейшим и исключительным вопросам Московской Консистории, почти полстолетия руководимой гениальным вождем – Филаретом.

Вечная память Василию Андреевичу Богородскому¹⁰⁰⁶: это был образцовый секретарь. Кто же займет его место?

Да здравствует на многия лета другой почтенный ветеран Ник. Павл. Розанов¹⁰⁰⁷. И о нем я сохраняю также самую добрую память. Передайте ему, пожалуйста, от меня усердный поклон и приветствие с праздником, а вместо красного яйца посылаю ему книгу о преосвящ. Леониде.

Приветствуя Вас и присных Вас с светлым и всерадостным торжеством Христова Воскресения, с братскою о Христе любовью и сердечною преданностию остаюсь».

16-го ч. Светлый день Христова Воскресения.

17-го числа получено было мною два письма.

От 13-го числа Архимандрит Высокопетровского монастыря Григорий писал мне:

«Примите с любовью мое усердное поздравление и, вместо пасхального яйца, препровождаемые при сем, согласно желанию Вашего Преосвященства, оттиски резолюций в Бозе почившего Митрополита Филарета.

Не стало Филарета, не стало и преосвященных Викариев, ближайших и последних сотрудников его, каковы: Леонид, погребенный в Ярославле, и Игнатий, ныне Епископ Костромский и Галичский.

Воспоминания Ваши о высокопреосвященном Леониде читал я с великим интересом. За эту книгу, говорят, объявлена¹⁰⁰⁸ Вам благодарность Государыни Императрицы. Имею честь поздравить Ваше Преосвященство.

О разлуке с преосв. Игнатием скорблю не я один. К нему мы привыкли, а к другому надобно привыкать. Избрание архимандрита Алексия в епископа Можайского меня впрочем порадовало, а его, конечно, удивило; он писал мне от 10 марта: «Никак ещё не могу заставить себя верить этому. Я верю чудесам; но было бы это чудо из чудес». Такое устроение свыше. Он всей России известный защитник православия. Хиротония его назначена в Фомино воскресенье, в Петербурге, но Владыка-Митрополит¹⁰⁰⁹ не примет в ней участия, потому что уже возвратился в Москву в великую среду.

Из Костромы получил я (11 апр.) письмо преосвящ. Игнатия. Он благодушен и доволен.

Ректор¹⁰¹⁰ Академии посвящен во иерея. Не известно об инспекторе. Павел Ив. Горский¹⁰¹¹ желает баллотироваться, но он семейный человек, а это неудобно в Лавре.

Я не сказал: отец Алексий 12 числа вечером переехал на Саввинское подворье; в Петербург поедет в конце светлой седмицы. Ему немало содействовал протоиерей И. Вас. Рождественский, склонивший его к постригу. Высокопр. Макарий¹⁰¹² поддержал, и дело скоро сделалось. «Видимо дело Божие» сказал Московский Владыка.

Благословите и помолитесь о мне, Святитель Божий!»

На письмо это отвечал я от 20-го числа:

«Искренно благодарю Вас за множество доставленных мне брошюр. Весь ли запас резолюций великого святителя Филарета истощили Вы, или ещё нет? Когда окончите этот труд, постарайтесь, если можно, все, рассеянные Ваши по разным изданиям, резолюции эти собрать вместе и издать в одной книге, в каком-либо определенном порядке, чтобы с большим удобством можно было ими пользоваться¹⁰¹³. Этим Вы окажете важную услугу нашей братии – архиереям, а со временем и Вам самим это понадобится.

Благодарю Вас за сообщение интересных для меня сведений. Вы много меня обязали бы, если бы и впредь не оставляли делиться со мною Московскими новостями, и через то заменили бы для меня доброго моего корреспондента – преосвящ. Игнатия, который из Костромы продолжает со мною переписку.

Об утверждении в должности ректора Академии С. К. Смирнова до Вашего письма я не знал. Я не понимаю, почему Вы почитаете неудобным для П. И. Горского, как семейного, быть Инспектором, когда С. К-ч был также семейным человеком?

От того же числа Н. П. Киреевская писала мне:

«Поздравляю Вас Владыко, от лица всего семейства моего с праздником Воскресения Христова и прошу принять мои сердечные, лучшие для Вас, Владыко Святый, благожелания.

О преосвященном Игнатии все в Москве, единодушно жалеют – духовные, и мирские. Действительно этот человек редкой доброты. Об Архим. Григории мне сам преосв. Игнатий говорил, что он, беседуя с Митрополитом Иннокентием, говорил о старших архимандритах, которым бы по достоинству и справедливости следовало назначение в Викария, и когда упомянул об архим. Григории, то Митрополит Иннокентий сказал: «он не годится¹⁰¹⁴ для столицы, а можете его взять себе в Кострому – в Викарии, потому что ваш викарий стар»¹⁰¹⁵. Так на этом и остановилось дело. Когда же Митрополит Иннокентий вызвал преосв. Игнатия в Петербург, – принял его очень хорошо, равно и Митрополит Исидор – с большим вниманием, милостив был к нему, много говорил с ним. И добрый преосв. Игнатий не упустил этого случая, чтобы напомнить об о. Алексии Лаврове-Платонове, особенно потому что нам грозило назначение викарием священника Петербургского (Гречулевича)¹⁰¹⁶, что было бы более чем грустно. Говорил и об о. Архим. Григории, которого пожелал лично видеть Митр. Исидор. И как только возвратился в Москву преосв. Игнатий, Архим. Григорий приехал к нему говоря: «поздравляю Вас с приездом», а преосвященный отвечает ему: «а я поздравляю вас с отъездом в Петербург сейчас же; явитесь к Митрополиту Иннокентию и потом к Митр. Исидору». И с первым отходящим поездом его отправили в Петербург. Вероятно, впоследствии и будет он Викарием Костромским. Но я особенно радуюсь назначению Викарием Лаврова. Общее о нем мнение отличное. Слава Богу!»

От 14-го числа писал мне из Москвы А. В. Симанский:

«Считаю для себя приятным долгом поздравить Вас с наступающими великими праздниками и пожелать Вам от себя и жены полного здоровья и спокойствия. Мы всю службу страстной недели проводим по-прежнему в церкви всегда нам памятного и приятного Саввинского подворья, куда в и среду прибыл вновь назначенный во Епископа о. Архим. Алексий, настоятель уже Саввинского монастыря, в мире известный Вам – Лавров-Платонов. При встрече его в храме, он произвел на всех предстоящих весьма приятное в пользу свою впечатление, как одаренный от природы благообразностью, так и в особенности счастливою наружностью, выражающей его внутреннее кроткое и сердечно-религиозное настроение. Одним словом по общему говору на первый раз оказался он для всех симпатичным. Теперь совершает все службы сам и потому постоянное соборное служение.

Имею честь быть навсегда преданным и готовым к услугам Вашего Преосвященства».

18 ч. получено было мною несколько писем с разных сторон и от разных лиц, родных, знакомых и друзей.

Так от 13-го числа писал мне родственник из Пензы, преподаватель Семинарии А. И. Успенский:

«В начале Марта все ждали в Семинарию ревизора, г. Григоревского, родом Харьковца, который 20-го Марта и пожаловал к нам, пробыв здесь ровно две недели. По приезде в Пензу, он целую неделю посвятил исключительно ревизии Семинарии, посещая уроки в Семинарии неопустительно. В Семинарии он ежедневно был от 8 1/2 час. и до окончания уроков. На каждом уроке просиживал не менее 40 минут, а на ином – и весь час с четвертью. У каждого наставника он был по нескольку раз; на уроках учеников более спрашивал сам, не стесняя в тоже время и свободы преподавателя. По ответам учеников судил о ходе и постановке дела у известного преподавателя. У меня на греческом языке был два раза и спрашивал учеников тоже сам большей частью. Надобно сказать, что настоящая ревизия г. Григоревского была довольно серьезная; её нельзя сравнивать с ревизией г. Зинченко¹⁰¹⁷. Г. Зинченко, посещая классы, учеников не спрашивал, а смотрел только на то, как ведет преподаватель свое дело. На уроках просиживал не более 10–15 минут. Следовательно, тот ревизор был более теоретик, а настоящий – человек дела. В нем заметно более и педагогического такта: по окончании ревизии, с каждым преподавателем он вел беседу о его предмете, давал советы и довольно хорошие. Отсюда понятно, что настоящая ревизия в педагогическом отношении более полезна, чем прежняя. Прежний ревизор делал отзывы о преподавателях на основании слов ректора, этот же наоборот – всюду входил сам. Правда, настоящий ревизор не так деликатен, как прежний. При входе и выходе из класса он не давал руки преподавателям, как делал прежний, тем не менее, в своих отчетах о Семинариях, он смотрит на преподавателей гуманнее г. Зинченко. Кажется, он в нашей Семинарии дурного не нашел, только почему-то остался недоволен сочинениями по словесности и другим устным предметам.

Вообще ревизия его в Семинарии сошла более или менее удачно, а для меня – и более чем удачно. Г. Григоревский нашел меня сведущим преподавателем. Такой отзыв Григоревского дорог для меня потому особенно, что он сам знаток древних языков».

От 13-го также числа писал мне из Вильны Попечитель учебного Округа Н. А. Сергиевский:

«Первое мое пасхальное приветствие из Вильны – к Вашему Преосвященству. Вместе с сим прошу принять мое сердечное поздравление с светлым праздником Воскресения Христова и все лучшие благожелания.

Не знаю как и благодарить Вас за присылку мне Вашего последнего печатного труда. Дорога мне Ваша память, дорога и самая книга. Читая её, я испытал великое наслаждение. Я не мог оторваться от неё: моя юность складывалась там и в то время, которое Вы так живо описываете; все лица, которые говорят и пишут в Вашей книге, все – по духу мне родные. Среди нравственного одиночества в изгнивающей Вильне мне радостно было перенестись мыслями в родную Москву, в известный кружок светлых личностей, послушать их, полюбоваться на их светлые честные отношения к людям и жизни, подивиться их дружелюбию... Книга эта не сходит у меня со стола. Я несколько раз принимался читать её, особенно когда одолевала виленская нравственная тошнота. Ещё раз много и много благодарю Вас.

К празднику Пасхи я получил новую милость от Государя: мне пожалована аренда на 12 лет по 1800 руб. в год. С особенным чувством радости принял я эту великую милость не потому, чтобы я был корыстолюбив, а потому что она нравственно ободрила при настоящей тяжкой жизни. Тяжести и огорчений всё прибавляется, а силы уходят.

Испрашивая святых молитв Ваших и Архипастырского благословения, пребываю с глубоким уважением и сердечною преданностью».

На это любезное письмо отвечал я от 1-го мая:

«Взаимно приветствуя Вас с великим праздником Христова воскресения, от всей души поздравляю Вас с Монаршею милостию. Едва ли кому из Ваших родных и друзей более понятно значение этой Монаршей милости, чем мне испытавшему некогда такую же нравственную тяготу и тошноту, на которые жалуетесь Вы. Но почему бы Вам не оставить, наконец, душной виленской атмосферы? Прошедшей зимою пронеслась молва, что Вы займете место Ю. В. Толстого¹⁰¹⁸; признаюсь Вам и я и многие другие этому очень радовались. Но почему не осуществилась эта народная молва? Сами ли Вы уклонились от этого, предполагаемого назначения, или это произошло как-нибудь иначе?

Очень рад, что моя книга о Преосвящ. Леониде Вам полюбилась. Но она пришлась по сердцу и многим другим, в особенности почитателям памяти покойного. О ней я получил множество самых сочувственных отзывов от лиц разных положений и направлений».

От 14-го числа писал мне из Владимира Преосвящ. Иаков:

«Приветствую Ваше Преосвященство со светлым воскресением Христовым, мысленно обнимаю Вас со словами «Христос воскресе» и, вместо красного яичка, представляю два нумера наших Епархиальных Ведомостей, где печатаются письма Преосвящ. Парфения¹⁰¹⁹. До окончания академического курса Вы принадлежали к Владимирской пастве; Вам дорого всё относящееся до Владимирской церкви. По мере выхода писем, буду высылать книжки (особых оттисков не печатается). Не угодно ли получить и первые номера Ведомостей¹⁰²⁰?

Преосвящ. Игнатий двинулся уже с места. Его проводили из Москвы с любовью; с любовью встретили, вероятно, и в Костроме; но он-то рад ли перемещению? Присидишься, так нелегко подниматься. На его место сватали меня, но писал ко Владыке Исидору¹⁰²¹, что двигаться никуда не желаю, хотя Москва и влекла меня к себе: там все мои родные. В Москве свои кандидаты ждут не дождутся случая попасть в архиереи. Для чего мешать им? Да я и не гожусь для столицы. Доволен своими оброки.

Благословите и не забудьте в св. молитвах того, кто поминал и поминает Ваше Преосвященство».

На письмо это я отвечал Его Преосвященству от 20-го числа:

«Взаимно и Вас приветствую с великим и всерадостным торжеством о преславном воскресении Божественного Искупителя.

Усерднейше благодарю Вас за доставление мне писем приснопамятного для меня рукоположителя и благодетеля Преосвящ. Парфения. Они очень для меня интересны, в особенности по упоминанию в них о разных обстоятельствах жизни каждого Владыки и многих других, мне лично или только лишь по преданию известных, лиц. Много обяжете меня, если пришлете мне и продолжение этих писем.

Читали ли Вы в Русской Старине биографию Преосвящ. Иннокентия (Борисова)¹⁰²²? Там, между прочим, пишут, что о его детстве и первоначальном воспитании ничего не известно. Между тем я имею возможность восполнить этот пробел: в Харькове жил и умер после уже кончины Преосвященного его старший брат. В сент. прошедшего года скончалась его также старшая сестра, около 40 лет жившая в Хорошеве монастыре. От них то сохранились некоторые устные сказания о детском возрасте Иннокентия. Но мне известно, что Преосвящ. Иустин¹⁰²³ сверстник и по летам и по образованию с покойным Иннокентием. Не можете ли, Владыко, при свидании с Преосвящ. Иустином пораспросить его о детстве Преосвящ. Иннокентия и, что услышите, сообщить мне. На основании доставленных мне сведений я составил бы хотя коротенькую статейку о детстве покойного Иннокентия и послал бы в редакцию Русской Старины».

От 14-го же числа писал мне из Витебска преосвящ. Викторин:

«Посылаю Вам мое искреннее приветствие с праздником светлого Христова воскресения. Молю воскресшего Господа, да дарует Он Вам и нам встретить и провести сей праздник в добром здоровье и в радости о Дусе Святе.

Владыко Святый! не продолжаете ли Вы гневаться на Вашего Витебского преемника, из-за той неприятной переписки¹⁰²⁴, которая велась у нас из-за экономии? Ради Бога забудем её и простим друг другу вся воскресением.

Будущим летом, если Бог благословит, я предполагаю посетить Киев, в котором никогда не бывал. Думаю воспользоваться правом 8-дневной отлучки из епархии, чтобы поклониться святым в колыбели церкви отечественной. Позвольте мне тогда представиться и Вашему Преосвященству, по пути, и лично выразить Вам чувства моего искреннего к Вам уважения.

Не забывайте меня, Владыка Святый, в Ваших святых молитвах. Я же, не обинуясь, скажу Вам, всегда памятую незабвенного для здешнего края моего Иерарарха-предшественника, и имею честь быть душевно преданным и почтительным»...

В ответ на это писал я от 24-го числа:

«На приветствие Вашего Преосвященства с светлым праздником Христова воскресения спешу ответствовать взаимным приветствием и братским целованием, взывая к Вам издалека: да будет между нами навсегда, как и был, Христос посреде нас!

Усерднейше благодарю Ваше Преосвященство за молитвенную о мне память. Взаимно уверяю Вас, что и Ваше имя, а равно и вверенная Вам паства, столь близкая моему сердцу, никогда не забываются в моих церковных молитвах.

Вашему посещению душевно буду рад, тем более, что при этом посещении удобно могут разъясниться и однажды навсегда прекратиться наши взаимные недоразумения».

20-го ч. получено было мною письмо из Уфы от законоучителя гимназии священника Евф. Н. Соловьева¹⁰²⁵:

«Вашему Преосвященству уже известно, что я перемещен был из Динабурга в Омск, на что получена была мною бумага, прогонные деньги и годовой оклад. В 1-х числах Ноября я выехал на новое место, простясь с западом и его жизнью. Дальняя Сибирь уже иногда грезилась мне во сне и мерещилась в полусонках, потому что только и думы было об ней, только и разговоров о тамошней жизни; дети мои уже называли себя сибиряками, и все мы стойко ждали, когда вступим в эту дальнюю сторону, хотя внутри нас уже потеряно было мужество и оставался в душе нашей один безмолвный ропот на прежнюю нашу решительность; но самолюбие заставляло нас скрывать пред другими действительные наши чувства.

Путь наш лежал через Петербург. Желалось насмотреться и проститься с дорогою моею академией. Приехали. Сделали там, что нужно было; побывали в соборах, помолились (в домике Петра) чудотворному образу Спасителя, и что же? Чудодейственная сила Божия милостиво коснулась нас в самой столице! Я получил там приглашение занять законоучительское место в Гатчине, в Учительской семинарии; но довольно крупная часть полученных мною казенных денег была затрачена мною на различные покупки, а потому я, не имея возможности их внести, должен был отказаться от приглашения.

После этого случая, огорченный, пришел я в Министерство Н. Просвещения к своему знакомому делопроизводителю Департамента. Сидим и говорим с ним о будущем моем сибирском пути, как неожиданно является в нашу комнату главный инспектор училищ Зап. Сибири Андрей Петрович Дзюба, который определил меня в Омск. Мой знакомый отрекомендовал меня ему; Дзюба принял меня весьма любезно; удалились мы с ним в особую комнату, и он светлыми красками изобразил мне Сибирскую жизнь. В заключение нашей беседы он дал мне совет ехать туда, не через Казань и Пермь, а через Оренбург. По его совету я так и сделал и, на другой день, отправился в путь через старушку благочестивую – Москву. В Москве остановки не сделал, а на пути, от Петербурга до Нижегор. вокзала, заехал в Иверскую часовню приложиться к св. образу Богоматери и отслужить молебен. Затем, добравшись до вокзала, сели в вагон и поехали в Погост Ильинский-Телешево¹⁰²⁶.

На родине мне батюшка¹⁰²⁷ показал и прочел половину написанной им биографии преосвящ. Агафангела¹⁰²⁸. Старик, отец мой, нисколько не потерял духа и способности; память его жива, изложение более, чем хорошее; написано верно и даже литературно. Для прочтения и пополнения я просил родителя переслать биографию Вам и мне, когда он окончит её. Вам известна, вероятно, служебная деятельность преосвященного по Московской Дух. Академии. О деятельности его в Харьковской Семинарии, может быть, Вы отберете некоторые сведения от помнящих его. А Костромскому духовенству я сделаю печатное воззвание и приглашение доставить мне сведения о его 9-летней деятельности там; большинство духовенства его ученики и относятся о нем с полною признательностью.

На родине провели мы три недели. Родитель мой был безгранично рад, хотя в тоже время скорбел о нашем дальнем путешествии и отшествии нашем в Сибирь. 10-го дек. отправился сопровождаемый напутственными благословениями отца в дальний и небесстрашный путь. 16-го декабря прибыл я в Оренбург. 22-го декабря явился я к попечителю округа. Попечитель принял меня ласково, выслушал меня, сказав мне: «Батюшка, зачем Вам ехать в Сибирь и томиться там со своей семьею? Неловко мне останавливать Вас на полпути, но я не могу не сделать Вам предложения: вчера открылось в моем округе самое лучшее законоучительское место, в Уфе, в мужской и женской гимназии, с содержанием 2500 р. сер., при казенной квартире и отоплении. Я желаю, чтобы Вы перешли ко мне. Вы получили не взачет годовой оклад, и здесь полагается тот же оклад; вы получили двойные прогоны – и здесь полагаются двойные, не доехали до Омска Вы 1540 верст и придется Вам возвратить лишние деньги, но я предпишу Директору Уфимской Гимназии, чтобы он заплатил за Вас в Казначейство деньги из специальных сумм Гимназии. О ваших нуждах и обстоятельствах Вам нечего хлопотать и перепрашиваться у начальника, я ныне уезжаю в Петербург и сам лично буду хлопотать и ходатайствовать об вас пред г. Министром. Соглашайтесь поступить ко мне в округ. Что было мне делать? Место вышло лучше сибирского, и я не счел даже нужным сходить для совета к жене и объявил Его Превосходительству о своем согласии перейти в Уфу. Попечитель пожал мне руку и предложил лист бумаги для написания ему прошения. Прошение написано в его гостиной, подано, и наложена немедленно резолюция о совершенном его согласии принять меня к себе на службу.

23-го декабря попечитель поехал в Петербург, доложил обо мне графу Толстому, и Его Сиятельством я назначен и утвержден (4 февр.) законоучителем Уфимских мужской и женской гимназий. 5-го Марта явился я на новое место служения.

10-го числа представлялся Его Преосвященству¹⁰²⁹. Владыка узнал меня с первого раза. Я знаком был с ним в Петербурге, будучи студентом академии. Архиерейский прием был превосходен. У Владыки я был уже четыре раза; в Благовещение был приглашен к обеду в числе четырех лиц. Но прием гимназического начальства был не совсем любезен. Директору было предписано попечителем отвести мне казенную квартиру; но эта квартира была занята тещей директора с её семьей, а потому он процедил сквозь зубы, что квартиры удобной при гимназии для меня не имеется; я, услышав от других в чем дело, предложил, вместо квартиры, получать деньги. Так и сделано.

Город Уфа расположен на высоких горах и довольно похож на Киев; весь в садах. При городе большая река – Белая; на ней ходят теперь пароходы в Каму и Волгу.

Религиозно-нравственное состояние здешней гимназии более чем в лучшем состоянии; ученики поют прекрасно на два хора, подают кадило, носят свечи (попарно). Предместник мой был о. протоиерей и настоятель Кафедрального собора, Владимир Федорович Владиславлев, Магистр Киевской Дух. Академии; человек, говорят, был благочестивый и ревностный к своему делу».

20-го ч. Викарий мой Епископ Сумский Вениамин получил, вследствие моего представления, орденские знаки Св. Анны 1-й степени. Кто-то, поздравляя его с этою наградой, заметил, что она запоздала и что ему давно следовало бы иметь её. На это он остроумно ответил: «звезды на небе являются обыкновенно вечером», разумея под вечером свои 59 лет.

29 ч. поздно вечером получена была мною из Владимира от К. Н. Тихонравова¹⁰³⁰ телеграмма следующего содержания:

«Сегодня в пятом часу утра скончался архиепископ Владимирский Антоний после удара апоплексии. Подробности пишу».

4-го мая получен был мною при отношении Председателя Общества древнерусского искусства при Московском публичном музее, В. А. Дашкова, от 10-го апреля за № 204, диплом на звание Почетного Члена сего общества, с просьбою притом о единовременном взносе за оный . 25-ти рублей. На другой же день требуемая с меня сумма была отослана по принадлежности.

Диплом напечатан на бумаге, подделанной под цвет пергамента, славянскими буквами древних рукописей XII в. В нем значится, что Общество избрало меня в число своих почетных Членов 29-го ноября 1864 г. Диплом написан и подписан 29-го Мая 1874 г., а послан ко мне 10-го апреля 1878 г.

Все это свидетельствует о крайней неспешности почтенного ученого общества в его действиях.

6-го ч. писал я в Уфу законоучителю Гимназии священнику Евф. Н. Соловьеву.

«Письмо ваше от 9-го апр. получено мною 20-го числа.

Итак, вместо Омска Вы водворились и пребываете в Уфе. Поздравляю. В этом неожиданном изменении Вашего назначения, без сомнения, должно усматривать высшее распоряжение Божественного Промысла. Так бывало и с святыми апостолами. Апостол идет с проповедью о Христе в один град, или в одну страну, а Дух Святый указывает ему путь в другой град и в другую страну.

Отрадно слышать о добром религиозно-нравственном настроении воспитанников Уфимской гимназии. В настоящее время не часто можно слышать подобные Вашему отзывы о наших учебных заведениях не только светских, но и духовных. Вам поэтому остается только, с Божией помощью, поддерживать доброе настроение в сердцах ваших воспитанников.

Душевно радуюсь, что Преосвященный встретил Вас ласково. Надеюсь, что Вы вполне оцените это и постараетесь всегда сохранять почтительное отношение к Его Преосвященству. Когда будете у него, передайте ему мое усердное почтение.

Как мне приятно слышать, что ваш почтенный батюшка трудится над составлением биографии высокопр. Агафангела. Но я желал бы знать, все ли бумаги и документы, оставшиеся по смерти покойного Владыки, находятся в руках составителя биографии. Не можете ли притом сообщить мне, с кем почивший архипастырь имел, кроме родных, более частые письменные сношения? Это меня очень интересует.

Если ваш родитель пришлет мне для прочтения составляемую им биографию, я буду этому очень рад и, может быть, найду возможность восполнить в ней какие-либо пробелы на основании тех данных, какие у меня имеются под руками. Но не лучше ли было бы, если бы о. Николай по частям присылал мне свой труд, так как конца его труда, может быть, придется ожидать довольно долго.

P. S. Если рассудите писать мне, напишите и о том, каким духом и направлением отличается Уфимское духовенство и в каком оно отношении к своему новому архипастырю».

12-го числа получил я письмо из СПб. от управляющего Канцелярией Св. Синода, Тайного Сов. Конст. Алексеев. Вощинина¹⁰³¹. Он писал мне от 8-го числа:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивый Государь и Архипастырь!

Бывший мой сослуживец, Вице-Директор Департамента Народного Просвещения Дьяков, по просьбе тайного советника Попова, просит меня представить Вашему Преосвященству записку единоверческого священника Раздобарова¹⁰³² о назначении ему помощника.

Простите великодушно, что не отклонил просьбы, а решился обеспокоить Вас представлением записки.

Испрашивая Архипастырского Вашего благословения, с отличным почтением и совершеннейшею преданностию имею честь быть»...

Приложенная при письме записка священника Раздобарова следующего содержания:

«Священник Николаевской Единоверческой церкви Харьковской губернии, Купянского уезда, слободы Кармазиновки, Тимофей Раздобаров покорнейше просит о ходатайстве пред Епархиальным Начальством о назначении ему, Раздобарову, в помощь другого священника при означенной Николаевской церкви, так как, вследствие продолжительных отлучек священника Раздобарова для сбора подаяний на строящуюся в слободе Кармазиновке каменную церковь, паства его, ещё недавно обращенная из раскола в лоно православия, остается часто без духовного назидания. Для большей пользы паствы весьма желательно, чтобы вновь назначенным священником был теперешний диакон сказанной церкви, Антоний Васютин, который сам принадлежал прежде к расколу и потому вполне знает обычаи и духовные потребности этих новых детей православия, а по образу жизни своей служит для них нравственным примером».

В ответ на письмо Его Превосходительства я писал от 24-го числа:

«На почтенное письмо Ваше, при котором препровождена ко мне записка о назначении священнику Единоверческой церкви, слободы Кармазиновки, Харьковской еп., Тимофею Раздобарову в помощь другого священника, имею честь объяснить следующее:

Священник Раздобаров ещё в ноябре прошедшего года обращался к Епархиальному Начальству с просьбою о рукоположении в помощника ему диакона – псаломщика той же Кармазиновской церкви Антония Васютина; но ему в этой просьбе было отказано.

Не могу и теперь не отказать священнику Раздобарову в его домогательстве по следующим причинам: 1) При Кармазиновской единоверческой церкви по штату не положено быть двум священникам; а определять и посвящать в какой бы то ни было священнический сан сверх штата закон возбраняет (Уст. Д. Конс. ст. 75); 2) Диакон Васютин не более трех лет, как принят в духовное звание из крестьян того же прихода, и по своей малообразованности не может быть скоро удостоен священнического сана; 3) если удовлетворить желанию свящ. Раздобарова, т. е., если посвятить во священника диакона Васютина, то надлежит определить к Кармазиновской церкви нового псаломщика. Между тем как и для двух членов причта содержание весьма недостаточно по причине крайне ограниченного числа приходских душ (менее 200 д. обоего пола), при самом скудном жалованьи (псаломщику 48 р.) и при неимении готовых квартир. Причт до сих пор не наделен даже землею; об этом идет только ещё переписка.

Итак, мне остается только пожалеть, что свящ. Раздобаров своими нерассудительными происками утруждает должностных лиц и обременяет их напрасною и бесплодною перепиской.

Простите, достопочтеннейший Константин Алексеевич, что я не мог дать на Ваше письмо иного более удовлетворительного ответа.

Призывая Вам Божие благословение, с истинным почтением и преданностию имею честь быть»...

На это г. Вощинин писал мне от 30-го числа:

«Приношу Вашему Преосвященству искреннюю благодарность за ответное письмо, коим изволили почтить меня. Признаюсь, я сомневался в основательности домогательства священника Раздобарова уже по той одной причине, что для обращения к своему Архипастырю он избрал такой окольный путь.

Сообщив ответ лицам, просившим меня по этому делу, считаю долгом извиниться пред Вами, Милостивый Владыка, что беспокоил Вас по просьбе, того не заслуживающей.

Испрашивая Архипастырского благословения Вашего, с истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть».

13-го ч. писал я во Владимир Преосвящ. Иакову, Епископу Муромскому:

«Владимирская паства осиротела, лишившись своего архипастыря. Древний Владимир давно не испытывал такой духовной скорби, если не иметь в виду кончины Вашего предшественника¹⁰³³ по Муромской кафедре.

Бремя епархиального управления легло теперь на ваших раменах, да поможет Вам нести оное Пастыреначальник Господь И. Христос! Но естественно ожидать, что это благое, хотя и нелегкое, бремя служения не снимется уже с ваших рамен. И этого, без сомнения, желает Владимирская паства, так близко с Вами уже освоившаяся. Да будет по её благому желанию!

Но ранее своего архипастыря отошел в вечность один из старейших и достойнейших пастырей града Владимира; разумею о. Протоиерея Миловского¹⁰³⁴. Да будет ему, равно как и почившему вслед за ним архипастырю, вечная память!

Место умершего Протоиерея Миловского занято, как известно, Вязниковским Протоиереем Павлушковым¹⁰³⁵; в Вязники, как пишут мне из Мурома, перемещен священник Муромского собора Смирнов¹⁰³⁶. Кому же суждено будет занять место сего последнего? Мне пишут муромские родственники, что на это место подал прошение свойственник мой, учитель дух. училища Виктор Варваринский, и умоляют меня ходатайствовать пред Вашим Преосвященством об определении его на священническую вакансию к собору. Побуждением к сему служит то, что в случае определения на это место Варваринского, дом, принадлежащий его и моей свояченице-вдове Терновской и составляющий всё её достояние, может остаться неприкосновенным; так как Варваринский и теперь живет у ней, и, по принятии священнического сана, может продолжать жить в её доме; в противном случае, она лишится своего дома, так как он стоит на церковной земле, которая потребуется, без сомнения, для вновь определенного священника.

Если учитель Варваринский достоин священнического сана и если не будет противно справедливости определить его на священническое место к вашему Кафедральному храму, позвольте покорнейше просить Вас о сем, Преосвященнейший Владыко. Чрез это Вы явите враз две милости – и учителю Варваринскому и бедной вдове Терновской; да и я приму это за личное для себя одолжение».

17-го ч. Начальник Харьковской губернии, Князь Д. Н. Кропоткин обратился ко мне с официальным письмом за № 2682, следующего содержания:

«Ваше Преосвященство,

Милостивый Архипастырь!

Председатель, состоящего под Августейшим покровительством Государя Наследника Цесаревича, Московского Главного Комитета для сбора пожертвований на приобретение морских судов добровольного флота, Генерал-Адъютант Князь Долгоруков с разрешения Государя Наследника Цесаревича обратился ко мне с просьбою открыть под моим председательством в г. Харькове Губернский Комитет и приступить по вверенной мне губернии к повсеместному сбору пожертвований на приобретение судов добровольного флота.

Вследствие сего, имею честь обратиться к Вашему Преосвященству с покорнейшею просьбою о вспомоществовании этому патриотическому делу и назначить к участию в занятиях Губернского Комитета Преосвященного Викария. Открытие Губернского Комитета назначено 21-го Мая в 12 часов полдня в зале Харьковского отделения Императорского Русского Музыкального Общества на Рыбной улице.

Поручая себя Архипастырским молитвам Вашим с истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть»...

На письме этом 18-го числа дана была мною следующая резолюция: «Приглашаю Преосвященного Викария к участию в занятиях Губернского Комитета по сбору пожертвований на приобретение судов добровольного флота».

Затем, 20-го числа, я отвечал на письмо Князя в следующих выражениях:

«Ваше Сиятельство,

Милостивый Государь!

На почтенное письмо Ваше от 17-го сего Мая, за № 2682, имею честь уведомить Вас, Милостивый Государь, что, согласно Вашему желанию, Преосвященный Вениамин, Еп. Сумский, приглашен мною к участию в занятиях Губернского Комитета по сбору пожертвований на приобретение судов добровольного флота.

Независимо от сего, мною сделаны будут надлежащие распоряжения по вверенной мне епархии к споспешествованию в успехе этого патриотического дела.

Прилагая у сего 300 р. на изъясненный выше предмет и призывая благословение Божие на Вас и на соучастников Ваших в предстоящих Вам трудах на пользу доброго патриотического дела, с истинным почтением и преданностию имею честь быть»...

На следующий день, 21-го числа, в помещении Харьковского отделения Музыкального Общества, происходило открытие Комитета по сбору пожертвований на сооружение добровольного флота. Описание этого открытия помещено в № 129 (от 22-го Мая) Харьковских Губернских Ведомостей.

24-го ч. отправился в Вознесенский Хорошев женский монастырь на храмовый праздник Вознесения Господня. С вечера всенощная и на следующий день, 25-го числа, литургия совершены были с должною торжественностью, при значительном стечении богомольцев.

В мое отсутствие был у меня придворный Лейб-Окулист, Тайный Советник Ив. Ив. Кабат¹⁰³⁷. Он отправлялся в Святогорскую пустынь для осмотра открытой там, по моему распоряжению, временной больницы для раненых и больных воинов, и, как слышно, остался очень доволен её устройством.

По возвращении из Хорошева монастыря домой, я нашел здесь письмо из Владимира от преосвященного Иакова, который писал мне от 22-го числа:

„Предо мною два письма Вашего Преосвященства, одно от 20-го апр., с «Воспоминаниями о преосвященном Леониде», другое от 13-го мая, со скорбью о нашем почившем Владыке. Душевно благодарю Вас за то и другое.

Я с удовольствием читаю Ваши Воспоминания о вашем друге. И коротенькие записочки преосвящ. Леонида пригодились, как и большие письма. Они вызвали на свет то, что без того исчезло бы бесследно. Всякий кто прочтет Вашу книгу, особенно из Москвичей, скажет Вам свое спасибо. Есть у меня несколько писем преосв. Леонида, только я не заглядывал в них. Наверное, каждое из них дало бы свой материал к биографии покойника. На досугах пересмотрю, но писать вряд ли найду время.

Кончина моего Владыки поразила всех своею неожиданностью, а мне досталось и достается испытывать это лишение более всех. На мне легла вся тяжесть по управлению, и я не вижу ни дня свободного; сон мой стал короче. Прежде с 11 веч. спал до 5; теперь просыпаюсь около 4 – и заснуть не могу. Для стариков, как я, это – нехорошо. Управление епархией Синод оставляет до времени и, если дела пойдут хорошо, особенно часть учебная, утвердят меня на кафедре. Но меня это не радует, и я уже писал к Митрополиту Исидору, что мне не под силу нести труды за двоих. Посмотрим что выйдет.

Забота об учебных заведениях, как пишет первосвятитель, высоко ценится в Синоде. Научите меня, Владыко, в чем, при нынешнем семинарском уставе, должна выражаться особая забота об учебных заведениях: не в одном ли утверждении журналов? Я право не знаю этого секрета. Стоя в стороне от школьного дела, я не читал ни уставов училищных, ни ревизий: для меня всё темно. Кажется, архиерею ставится в заслугу собственно материальная помощь. Это, если угодно, важная услуга учебному делу. У нас ещё нет общежития, и средств не изыскано. Завод свечной пока не удался, а других средств не предвидится. Возьмите на себя труд сделать мне указания и советы на новом незнакомом мне пути. Это будет благодеянием для меня и для всей епархии.

Первое что дало мне случай к новым распоряжениям – это церемониал погребения Владыки. Он мне удался. Второе дело – порядок ношения Боголюбской иконы по городу с нынешнего дня¹⁰³⁸ – и дал руководство, в виде опыта. Об этих порядках изволите прочитать в прилагаемом номере Ведомостей... Слышу большую благодарность за расписание. И крестный ход пойдет нынче по-новому. Призвал к содействию полицию и надеюсь на её помощь... Прошу Ваше преосвященство сообщить мне, если есть особенности в крестных ходах по Харькову.

По словам преосв. Иустина, Борисов уроков в семинарии не учил и ещё в риторике читал фолианты и в Богословии говорил свои проповеди, по назначению, в приходской церкви. Подробностей преосв. Иустин не мог сообщить мне. Попробую ещё вызвать его на разговор.

Что касается соборной вакансии в Муроме, я предложил г. Варваринскому посвятиться во иерея и числиться при соборе, не пользуясь доходами, которые мною предоставлены в пользу наличного причта на год, чтобы какую-либо помощь оказать бедствующим от скудости. В священнике, вместо выбывшего, пока нет надобности. С полгода служит при соборе безмездно произведенный из заштатных дьяконов – человек с хорошими средствами и будет служить. Это распоряжение сделано мною 1-го мая, задолго до Вашего письма. Переменить его в настоящее время неудобно. Терновской никто не будет стеснять, а Варваринскому надеть рясу хорошо.

Меня озабочивают сверхштатные причетники, которым в январе объявлено, чтобы разбирались на штатные места в течении двух лет, иначе зачислены будут в заштат. Думается, иных можно оставить сверх штата и после срока; батюшки выходят из себя, что не сейчас сокращают причты и всячески стараются сбыть с рук лишнего члена. Назначен ли у Вас срок для размещения сверхштатных?

Что делать с дурными священниками, бывшими под запрещением и наконец разрешенными? редкий из них не возвращается на прежний путь пьянства? Заботясь о них и их семействах, немилостиво оставлять без внимания приходы, которым и бременем и соблазном служат нетрезвые пастыри. Вы как поступаете в этих случаях?

О последних днях преосвящ. Антония прочтете статью его племянника¹⁰³⁹.

Извините. Пора в крестный ход. Благословите.

9 ч. вечера. Стечение народа в крестном ходу было необыкновенное. Никто не запомнит подобного стечения. С вечера был дождь, а утром солнце, но жару не было, пыли тоже. При Сергиевской церкви я делал встречу Иконы, читал акафист и евангелие, после осенил крестом на все стороны, покропил св. водой и пришел в собор. Церемония кончилась в 2 часа. В деле пришлось быть до 4-го часа».

26-го ч. дано было мною Консистории предложение (№ 80) следующего содержания:

«21-го сего Мая в г. Харькове открыт Губернский Комитет для сбора пожертвований на приобретение морских судов добровольного флота. В распоряжениях Комитета разъяснены цели и высокое значение этого патриотического дела и указаны способы для сбора пожертвований, о которых и напечатано в местных губернских ведомостях.

Независимо от сего, в виду несомненной пользы означенного дела, считаю долгом, со своей стороны, пригласить духовенство вверенной мне Харьковской паствы к участию в этом патриотическом деле и, зависящими от него мерами и способами, к разъяснению своим прихожанам цели, пользы, значения и необходимости для России обладания большим морским флотом как в военное, так и в мирное время.

Но, принимая нравственное участие в споспешествовании успеху сказанного дела, духовенство Харьковской епархии, уже оказавшее великую пользу своими заботами и личными пожертвованиями на нужды минувшей войны, – надеюсь, – и на сей раз, не откажется от таковых же пожертвований на доброе – патриотическое дело, имеющее возвысить славу, силу и богатство нашего доброго отечества.

Пожертвования, как личные, так и собранные от разных лиц, имеют быть доставлены чрез о.о. Благочинных в мою Канцелярию, за исключением тех, кои будут собираемы Членами Комитета по выданным им книжкам».

27-го ч. в 8 1/2 часов утра выехал из Харькова, в сопровождении Кафедрального Ключаря и прочей свиты, для обычного осмотра церквей и ревизии причтов.

Первая встретившаяся на пути церковь была в слободе Русская Лозовая – Русская в отличие от другой Лозовой – Черкасской. Местность, в которой расположена слобода – Русская Лозовая, болотистая, неблагоприятная в гигиеническом отношении. Церковь во имя Святителя Николая деревянная, не весьма благолепная. В ней, по местному обычаю, хранится на полках по стенам множество небольших икон, принадлежащих прихожанам. О прихожанах своих настоятель церкви, священник Аполлон Ястремский, в своей докладной записке, пишет, что они „с усердием притекают в храм Божий для излияния своих религиозных чувств, выражая в оном свои прошения, свои прославления и свою благодарность Творцу и Создателю вселенныя».

В той же записке о. Ястремский о своем причте (двуклирном) выражается: «причт духовный свято и ненарушимо исполняет свои служебные обязанности и старается служить добрым примером своим прихожанам, а через это снискивает себе от них расположение».

Между тем, прихожане, при моем посещении и испытании их, оказались малосведущими в первоначальных даже истинах Христианской веры.

В слободе Русской Лозовой архиерейского посещения, как сказывают мне, никогда не было.

– Слобода Дементеевка. Здесь обратил на себя особенное внимание помощник настоятеля, священник Д. Андреенков¹⁰⁴⁰, который в продолжении 15-ти лет своей службы написал одно только поучение, и того не произносил в церкви. За такое опущение существенного долга пастырского служения сделано ему строгое внушение.

– Слобода Казачья Лопань. Церковь построена в 1793 г. тщанием священника Игнатия Фленкова.

– Слоб. Уды расположена по обеим сторонам р. Уд. Церковь каменная благолепная, построенная в 1822 г. В её построении участвовал, между прочим, профессор Харьковского Университета Иоаким Нахимов. Причт двуклирный, прихожан более 5000 душ обоего пола, в том числе до 700 д. раскольников поморской беспоповщины, с коими не без успеха ведет борьбу Настоятель прихода, Протоиерей Н. Ничкевич¹⁰⁴¹. В докладной записке, которую, за болезнью настоятеля, представил мне его помощник протоиерей П. Каллинин, о прихожанах сделан такой отзыв: «прихожане все, кроме раскольников, в религиозном отношении достаточно удовлетворяют чувство благодарности пред Богом, и, благоговея к храму Божию, усердно посещают его во все воскресные и праздничные дни».

– Заштатный город Золочев. Успенская церковь каменная, не довольно прочна; собирается сумма на построение нового храма. В числе 1200 душ прихожан до 30 человек раскольников. «Раскольники эти, – пишет в своем репорте Настоятель, свящ. М. Рокитянский, – не местные коренные прихожане, а перешедшие на жительство в г. Золочев из хутора Козачка, прихода села Уд, бывшие прихожане Харьковской единоверческой церкви, оставившие единоверие и возвратившиеся в раскол; на православных прихожан они не имеют никакого влияния».

В 6 ч. пополудни прибыл я в слободу Должик – имение Князя Дм. Фед. Голицына, и здесь, по приглашению молодого помещика, остановился в его обширном доме на ночлег, расположившись на другой день совершить в Должинском храме литургию.

Богатое имение Должик, принадлежавшее некогда Харьковскому полковнику Григорию Иерофеевичу Донцу, переходило затем из рода в род, от сына Донца Фед. Григорьевича к князю Як. Никит. Кропоткину, женатому на его дочери; от Кропоткина к его зятю Щербинину, а от сего последнего, не знаю, через какое посредство, к настоящему владельцу.

Существующая ныне в сл. Должике каменная церковь сооружена Князем Кропоткиным, а его зятем Щербининым снабжена разными священными и церковными утварями, сколько дорогими по ценности, столько же и изящными по рисунку, в особенности замечателен в последнем отношении сосуд для благословения хлебов, устроенный в виде пшеничного снопа.

В 7 часов вечера слушал я всенощную в доме.

28-го ч., в воскресенье, в 9 ч. начата была литургия, в конце которой пришел в церковь Начальник губернии, Князь Д. Н. Кропоткин, нарочно приехавший сюда из Харькова, по приглашению Князя Голицына. При литургии присутствовали также, кроме того, тесть Князя Голицына, Граф Сиверс¹⁰⁴², бывший Харьковский губернатор, и свояк Валер. Валер. Ширков – секретарь дипломатической миссии в Бельгии, со своею супругою.

После обеда, за которым велась приятная и оживленная беседа, я отправился в дальнейший путь, и через слободы Большую Рогозянку и Малую Писаревку, где ничего особенного мною не было примечено, к вечеру достиг слободы Большой Писаревки, где и остановился на ночлег в доме священника Успенской церкви А. Артюховского.

Писаревка, расположенная при р. Ворскле, многолюдное селение; в нем более 5000 д. обоего пола и три церкви: одна главная и две приписные. Главная Успенская церковь довольно благолепна, но недостаточно просторна. В ней особенно чтимую святыню составляет чудотворная икона Божией Матери, именуемая Михайловскою¹⁰⁴³. Пред этою иконою совершен был мною на другой день, по желанию прихожан, молебен с акафистом.

Поучения помощника Настоятеля, священника А. Ястремского¹⁰⁴⁴ и сверхштатного священника Покровской церкви А. Червонецкого, мною читанные, оказались очень складными и назидательными. Червонецкий, независимо от церковных поучений с кафедры, занимался в воскресные и праздничные дни устными собеседованиями с народом, в послеобеденное время, в церковной сторожке.

В приписной Николаевской церкви не без удивления увидел я над царскими вратами резного двуглавого орла. Разумеется, я приказал немедленно удалить его.

29-го ч., по пути из Писаревки, осмотрел я церкви в слободах: Вольном (бывший город), Пожне, Семереньке, Бранцовке, Видневке. К вечеру приехал в слободку Бобрик, где и расположился ночевать, с намерением на другой день совершить здесь литургию.

Храм в слободке Бобрике каменный трехпрестольный, заложенный в 1822 г. помещицею вдовою генерал-поручика Елизаветою и её сыном, Тайным Советником Рахмановыми, но освященный в 1851 г. преосвященным Филаретом, Еп. Харьковским. Местные иконы Христа Спасителя и Богоматери писаны в Италии, замечательны в художественном отношении, но не совсем уместны в православном русском храме; в особенности неприятно поражает взоры православного христианина изображение Богоматери. Пресвятая Дева представлена стоящею и держащею за ручку Богомладенца, также стоящего и совершенно обнаженного. В том же храме есть древняя икона Святителя Николая, почитаемая явленною и чудотворною.

В 8 ч. вечера слушал я всенощную в своей квартире, в доме настоятеля, священника П. Раевского, а на следующий день, 30-го ч., в 8-мь часов утра начата была литургия, которая совершена была мною соборне при довольно многолюдном стечении народа.

После литургии предложен был гостеприимным хозяином завтрак, за которым я не без удивления узнал, что находившаяся тут же дочь о. Раевского была в замужестве за лютеранином. Тут же предварил меня Сумский Благочинный, Протоиерей Никольский¹⁰⁴⁵, что супруга помещика подгородной слободы Николаевки Калугина будет просить меня совершить в их приходской церкви богослужение, чего в моем маршруте не предполагалось. Поэтому я, по прибытии в Сумы и при свидании с г-жею Калугиной, предполагал отклонить это приглашение, чтобы не нарушать своего маршрута, но, как увидим далее, вышло иначе.

Из Бобрика, чрез Нижнюю Сыроватку, где видел вновь сооружаемую усердием богатого Сумского сахаровара Ив. Гер. Харитоненко церковь, около 2 часов пополудни приехал в слоб. Низы – имение уездного предводителя дворянства Ник. Дм. Кондратьева. Здешняя Иоанно-Богословская церковь приписана к Нижне-Сыроватской, но предполагалась к восстановлению в положение самостоятельной.

Богатое имение г. Кондратьева, расположенное при р. Псле, находилось в аренде за 25,000 рублей у Сумского купца – сахаровара Суханова; но Суханов, получая с этого имения более 100,000 руб. дохода, добровольно, по своему добродушию, прибавляет ежегодно владельцу ещё по 10,000 рублей.

В Низах приготовлен был для меня радушным помещиком роскошный обед, к которому приглашены были некоторые из его соседей. Супруга Н. Д. Кондратьева Марья Сергеевна, урожденная Пашкова, из Москвы.

Между Низами и городом Сумами находится село Старое, в котором, как мне сказывали, никогда не было архиерейского посещения, по причине неудобного пути. Я решился посетить это селение и нашел в нем церковь каменную, благолепно украшенную тщанием церковного старосты, который нарочито приезжал в село Бобрик просить меня посетить их приходский храм. При обозрении мною ризницы и утварей, между ними оказался старинный серебряный золоченый ковш с вязною надписью, которой до того времени никто не мог разобрать, но мне удалось прочитать её, и вот что в ней содержится: «Божиею милостию Великий Государь Царь и Великий Князь Феодор Алексеевич всея великия и малыя и белыя России самодержец, в 1680 году арзамазец Иван Елисеев сын Сальников пожалован сим ковшом за таможенюю службу и за прибор, что был головою».

Из церкви зашел я в дом церковного старосты, очень зажиточного крестьянина, который с необычайным радушием принял меня и угостил чаем.

В 7 1/2 часов прибыл я в город Сумы и остановился в доме соборного Протоиерея В. Никольского.

31-го ч. утром, по совершении в градской Ильинской церкви молебна с акафистом Божией Матери, по просьбе прихожан, мною осмотрены были прочие приходские церкви, коих числом 5-ть.

Вот некоторые сведения о более примечательных из сих церквей.

Церковь Воскресенская. Это одна из древних церквей г. Сум, сооруженная усердием стольника и полковника Андрея Герасимовича Кондратьева; в избытке снабжена ризничными и утварными вещами, благодаря усердию прихожан. Настоятель этой церкви, священник Д. Никулищев отличается особенною ревностью в проповедании слова Божия и свои поучения тщательно записывает в особую заведенную им книгу. В своей докладной записке о. Никулищев о религиозно-нравственном состоянии своего прихода пишет следующее:

«Приход состоит из 175 душ мужеского пола и 186 душ женского пола, всего 361 человек, но, находясь в , центре города, он пополняется квартирантами, только не всегда православными; большинство их состоит из сынов Израиля и Протестантов, которые, хотя, при надзоре пастырском, не опустошают небольшой паствы моей, жизненными идеями оставляют след в умах некоторых прихожан. Жизненная задача Еврея – барыш, выгода без разбора средств, проглядывала и в действиях некоторых мелких торговцев, старавшихся им подражать. Спекуляции торгашей нередко сопровождались оскорблениями друг другу, и поддерживаемые адвокатами иногда переходили в камеру Мирового Судьи. Такой нехристианский образ жизненной деятельности я старался объяснить своим прихожанам и в частных беседах и в церковных поучениях.

Индифферентное отношение Протестанта к обрядовой стороне богослужения христианского иногда сказывалось и на Православных; малое число праздников у них давало иногда тему для бесед и Православным. И в частных беседах и особенно в церковных поучениях, которые ведены мною неопустительно, я объяснял необходимость установленных Церковью праздников не только для нравственной, но и для физической стороны человека. В поучениях я объяснял также необходимость прекращения торговли в воскресенья и праздники – в подспорье веденным Протоиереем Феоктистом Лащенковым в городской Думе прениям о законном священии дня Господня, что, к утешению благочестия христианского, и увенчалось успехом; ибо в конце прошлого года торговля в Сумах в воскресенья, двунадесятые праздники и Высокоторжественные дни приговором Думы, с утверждения Губернского по городским делам Присутствия, прекращена до 12 часов дня и прихожане во всех церквах Сумских заметно ревностнее стали посещать богослужения.

Хотя наша интеллигенция неохотно слушает поучения, особенно когда поучение затрагивает больное место нравственности, но средний и низший классы православных, к утешению моему, охотно приходили слушать поучения, и, как мне кажется, поучения не оставались без влияния на них».

Церковь Николаевская. Построенная в 1825 г., она возобновлена в 1873–76 г.г. тщанием и усердием церковного старосты купца В. И. Ткаченко, пожертвовавшего на благоукрашение храма более 13,000 р. из собственных средств. Это одна из благолепнейших городских церквей. Настоятель церкви Протоиерей Ф. Лащенков из лучших студентов Семинарии, состоит законоучителем в местной классической гимназии – ревностный пастырь. Вот что он писал в своей записке о состоянии прихода:

«Религиозно-нравственное состояние прихожан удовлетворительно. Уклоняющихся от выполнения христианского долга – бывают ежегодно у исповеди и приобщения Св. Таин – нет. Богослужения в воскресные и праздничные дни посещают усердно. Особенно это заметно с нынешнего года, когда приговором Сумского общества прекращена торговля в воскресные и праздничные дни до полудня, с чем вместе сами собою прекратились в эти дни и базары. Из встречающихся в жизни прихожан отступлении от выполнения уставов Св. Церкви более других выдающихся – это с каждым годом усиливающееся нарушение постов. Немного лет тому назад оно встречалось лишь среди высшего сословия, а в среднем лишь изредка, теперь нередкость и среди рабочего класса. Кроме общих причин такого явления, объясняющихся духом времени, в нашем городе есть и местные – это значительное количество временно проживающих в нем (сравнительно с народонаселением) должностных лиц светского сословия и особенно немцев, имеющих в г. Сумах и свою кирку».

В 7 ч. вечера слушал я в соборе всенощную, за которою выходил на величание. На левом клиросе пели довольно стройно соборные певчие.

1-го июня в четверг, совершена была мною в соборе литургия, при весьма многочисленном стечении богомольцев.

Когда я возвратился из собора в квартиру, мне представлен был мальчик-гимназист, который прислан был ко мне матерью, помянутою выше помещицею Калугиной, с убедительною просьбой остановиться на ночлег в их доме и на другой день отслужить в их слободе – Николаевке литургию: при этом мальчик объяснил, что в этот же день к вечеру приедет из Петербурга его отец Ив. Кузьмич Калугин.

Слобода Николаевка в 22-х верстах от г. Сум и значилась в моем маршруте. После обильного и роскошного обеда в доме богатого купца Харитоненко, я поспешил в путь. Приезжаю в Николаевку; пред церковью встречает помещик И. К. Калугин, знакомый мне по Москве. Состоя на службе в СПб., он, узнавши, что я буду проезжать через его имение, оставил все свои дела и поспешил в свое имение, чтоб встретить меня здесь и попросить отслужить в его приходской церкви. Можно ли было отказать в такой усердной просьбе, тем более, что г. Калугин, происходя из купеческого звания и получивши доброе христианское воспитание, был искренно религиозен, хотя имел и университетское образование.

Супруга Ивана Кузьмича Мария Николаевна, урожденная Куприянова, отличалась также благочестием и набожностью.

В 8 ч. вечера началась всенощная в церкви, с величанием пред явленною иконою Божией Матери, именуемою Корсунской. На левом клиросе довольно стройно пели певчие из крестьян, одетые в парадные певческие платья, устроенные по образцу придворных.

После всенощной беседовал я с радушным хозяином о разных петербургских новостях, между прочим, о Комитетах по делам раскольничьим, по вопросу о снятии с себя вдовыми священниками и диаконами священного сана, о газете «Цер.-Общ. Вестник», покровительствуемой, как он уверял меня, Протоиереем Васильевым¹⁰⁴⁶, и проч.

2-го ч. утром читал поучения приходского священника Ил. Созонтьева – студента Семинарии. Поучения оказались очень незрелыми и неосновательными, написанными языком неточным, неопределенным, вообще несоответствующим степени студента. Вот, напр., какие выражения встретил я в поучениях Созонтьева: «Он (Спаситель) родился в яслях». – «Дела передаются от потомства к потомству». – «Одна только любовь служит основанием веры, надежды и любви к Богу и ближним».

В 9 ч. начата была литургия. После литургии предложена была гостеприимным помещиком радушная трапеза, к которой приглашены были ближайшие из его соседей.

Из Николаевки, через слободы Речки и Выри, приехал я к вечеру в слободу Ульяновку и остановился на ночлег в доме священника Д. Эннатского – вдового и одинокого; дом на красивой местности, очень поместительный и содержится весьма прилично.

В Ульяновке две церкви, обе каменные. Главная во имя Пр. Илии очень благолепна и оригинальной архитектуры. К ней почти вплоть примыкает с восточной стороны небольшая, также очень благовидная, церковь, построенная помещицею Носковою над могилою сына её. Содержание этой церкви обеспечено капиталом в 5,000 руб.

В Ульяновке, при 2,600 д. муж. пола, два причта. Поучения помощника Настоятеля М. Красина очень складны и назидательны.

3-го ч. утром, оставивши Ульяновку, приехал я в слободу Марковку, где ожидали меня, по разосланному вперед маршруту, накануне, и потому при встрече народу оказалось очень немного. В Марковке обратил на себя мое внимание диакон Мухин: он владеет сильным басистым голосом, но не отличается трезвостью; особенно поразило меня его невежество. Когда я спросил его, что значит слово: Преображение (храмовый в этой слободе праздник – Преображение Господне), он не мог объяснить; а на вопрос, когда бывает праздник Преображения Господня, отвечал: 6-го Марта!..

За Марковкой следовала слобода Штеповка. Церковь во имя Иоанна Предтечи каменная, обширная и благолепная, круглообразной формы. Настоятель А. Котелевский (с 1853 г.), при флегматическом характере, не отличается усердием к проповедничеству; представил мне одно только поучение на слова: Да исправится молитва моя, и то неудовлетворительное. Оттого прихожане его остаются в грубом невежестве. На мой вопрос: кто был Иоанн Предтеча? один крестьянин отвечал: «это праздник, что бывает на Ивана Купала, когда бывает ярмарка у нас». Само собой разумеется, что я не мог остаться доволен таким ленивым и нерадивым пастырем...

Около полудня прибыл я в знакомую уже мне слободу Ольшаную, где я в 1875 г. освящал храм, сооруженный благочестивою помещицею, вдовою Генерал-Майора А. С. Шатовой¹⁰⁴⁷.

Г-жа Шатова, в это время, намеревалась со своею дочерью отправиться в другое свое имение, в Крым; но узнавши о моем приближении к Ольшаной, отложила свое намерение, чтоб принять меня ещё раз в своем доме.

Приезд мой в Ольшаную был в субботу, накануне праздника Пятидесятницы. Я расположился ради такого великого праздника совершить, на следующий день, в освященном мною храме, божественную литургию. Вечером, в 7-мь часов, совершена была с обычною торжественностью всенощная служба.

4-го ч. воскресенье – день Пятидесятницы.

В 9 часов начата была литургия и вслед за нею положенная по уставу вечерня. Стечение богомольцев весьма значительное.

После трапезы, с великим радушием предложенной мне гостеприимною хозяйкою и после краткого отдохновения, я отправлялся, в сопровождении о. Ключаря, в хозяйском экипаже, в заштатный город Недригайлов, отстоящий от Ольшаной в 10–12 верстах¹⁰⁴⁸.

В Недригайлове, при довольно значительном населении (более 6000 душ обоего пола) приходская церковь одна, но обширных размеров. Причта по новым штатам положено быть только 2 священникам и 2 псаломщикам, тогда как прежде было 3 и даже 4 причта. Прихожане усиленно ходатайствовали, и не без основания, о назначении третьего причта, ибо при церкви находится более 300 десятин, дающей доходу ежегодно до 3000 р. Земля пожалована в 1648 г. Царем Алексеем Михайловичем, – на что имеется и Царская грамота.

О прихожанах своих настоятель церкви, священник Андрей Савинов¹⁰⁴⁹ (с 1842 г.) в рапорте ко мне делает такой странный, чтоб не сказать более, отзыв:

«Прихожан при сей церкви, как значится в исповедной ведомости за 1877 г. муж. пола 3021, женского 3262 души. Все они православного исповедания. – Все взрослые здесь в Недригайлове, как и везде, по всему свету, охотнее, при случае и обстоятельствах, прикрываются формами благочестия, а суть религии, цивилизации и прогресса также мало коснулась их, как вообще вера во Христа с добрыми делами – последствиями оной, на народы мира со дня проповеди об ней. И здесь сердце народа, как везде, благоговейно обращается на ниву, приемлющую семя Слова благодатной жизни и вскоре заглушаемую тернием и волнами страстей. И этот народ, через давление отовсюду и происходящую от него неразвитость и узкий кругозор, охотнее увлекается влиянием такой же среды, чем инсинуациями свыше».

Из Недригайлова на ночь возвратились мы в Ольшаны.

5-го ч., после ранней литургии, я отправился в дальнейший путь. В слоб. Василевке, куда я приехал около 12-ти часов и где церковь и причт нашел почти в том же положении, в каком видел их в 1875 г., – меня ожидал в доме помещицы Марьи Львовны Богаевской¹⁰⁵⁰ заранее приготовленный обед. Когда я пришел в дом, мне подано было письмо от соседней знатной помещицы, вдовы генерал-адъютанта Веры Ивановны Анненковой. Вот что она писала мне от 2-го числа:

«Высокопреосвященный Владыко!

Я сохранила такую добрую память о посещении Вашем меня и семейства моего, что льщу себя приятной надеждой, что и в этот раз Вы не откажете порадовать меня Вашим посещением и убедительно прошу Вас, Милостивый Владыко, доставить мне счастье Вас видеть в Боброве и отдохнуть в моем мирном уединении.

Мне нужен Ваш благий совет и утешение в глубокой скорби, постигшей меня, и отрадно будет не письменно, а на живых словах, выразить Вам чувства моего глубочайшего почтения и душевной преданности.

Вашего Высокопреосвященства покорнейшая слуга Вера Анненкова.

P. S. Дочь моя, Княгиня Вера Николаевна Голицына – помещица села Славгорода крайне сожалеет, что Вы не изволите посетить Славгород (Ахтырского уезда) и просит меня в письме, которое я сейчас получила, передать Вашему Высокопреосвященству просьбу её касательно священника села Славгорода отца Герасима, которая изложена в прилагаемой записке».

Записка эта следующего содержания:

«Села Славгорода Троицкой церкви настоятель священник Герасим Кузнецов, прослужа более 35-ти лет в сане священника, вследствие расстроенного здоровья своего, желает уступить свое место сыну, настоятелю слободы Степановки, Донской епархии, Миусского Округа, священнику Николаю Кузнецову¹⁰⁵¹, который, по окончании курса учения в Харьковской духовной Семинарии, два года проходил должность учителя и законоучителя в народном училище, более года состоял в должности учителя и надзирателя при Харьковском духовном училище, ныне за усердную трехлетнюю службу в сане священника награжден набедренником...

Во уважение к семейным его обстоятельствам – смерти жены его и многочисленности семейства отца своего – 70-ти летнего старика, сын священника Николай Кузнецов может занять место священника в селе Славгороде, если Вашему Преосвященству благоугодно будет».

Прочитавши письмо Её Превосходительства, я не знал что мне делать: удовлетворить её желанию – значит ещё на сутки расстроить мой маршрут, отказать – значит огорчить столь почтенную особу. В этой нерешимости я пошел в сад, чтоб там несколько освежиться с дороги и размыслить основательно, на что мне решиться. Меня сопровождала хозяйка дома. Через несколько минут, возвращаясь уже по аллее к дому, мы видим вдали движущуюся нам на встречу фигуру в черном платье. Я, по своей близорукости, не мог скоро различить, кто эта фигура, но моя спутница с удивлением говорит мне: «ведь это Вера Ивановна Анненкова!» Действительно оказалась она. Вера Ивановна, приблизясь к нам, говорит мне: «нет, теперь вы не можете уже отказать мне в просьбе посетить меня». Действительно, как мог я отказать в этой просьбе 66-тилетней старице за 25-ть верст нарочито приехавшей звать меня. За обеденным столом решено было, чтобы я, побывавши в г. Лебедине, приехал оттуда на ночь в село Боброво – поместье г-жи Анненковой.

После обеда, поблагодаривши за гостеприимство почтенную хозяйку и простившись до приятного свидания с Верой Ивановной, я поспешил в путь и к вечеру приехал в слободу Михайловку – имение Предводителя Лебединского дворянства, графа Василия Алексеевича Капниста.

Местность слободы Михайловки – одна из самых прекрасных местностей, какие мне приходилось видеть в Харьковской губернии. Вот как описывается эта местность в Историко-Статистическом описании Харьковской епархии: «местность Михайловки прелестная. Смотря с хребта гор, под которыми расположена Михайловка, вы видите амфитеатр гор и при подошве их долину, покрытую бархатною зеленью лугов; вблизи хребтов лентой вьется р. Псел, который, орошая в весеннее время долину водою, оплодотворяет её роскошною растительностью»¹⁰⁵².

В саду графа Капниста, расположенном на горе над Пслом, поныне цел дуб (впрочем уже подсохший), под которым сидел Петр I-й, когда решались судьбы России и Швеции при Карле XII.

В Михайловке храм каменный трехпрестольный; по наружному виду и по внутреннему благолепию – один из лучших в епархии. В нем хранятся следующие святыни: а) части мощей Св. Иоанна Предтечи, великомученицы Варвары и некоторых других святых; б) напрестольный крест серебряный (без позолоты), мерою в длину 10 1/2 вершков, в поперечнике 5 1/2 в. На задней стороне креста в средине означен славянскими буквами год ҂афмs (1546).

Настоятель церкви Протоиерей А. Лободовский¹⁰⁵³ (с 1834) избран был духовенством в должность Благочинного; но частью по преклонности лет, частью по природной ограниченности, оказался мало способным к этой должности.

По осмотре храма, я приглашен был помещиком графом Капнистом в его дом, где предложен был мне и ночлег. Здесь с вечера выслушал я всенощную, расположившись на следующий день отслужить литургию в г. Лебедине, отстоящем от Михайловки в 9 верстах.

6-го числа, утром, в сопровождении гостеприимного хозяина, отправился я в Лебедин, где в 9 часов начат был благовест к литургии. За литургией в соборе народу было множество.

После обедни, напившись чаю в доме соборного старосты, я приглашен был на экзамен по естественной истории в женскую прогимназию, где слышал очень удовлетворительные ответы учениц.

Затем осмотрены были городские приходские церкви.

После обеда в доме градского головы (он же и соборный староста), я, для сохранения данного слова, отправился в сопровождении того же графа Капниста, в село Боброво, отстоящее от Лебедина в 15-ти верстах, в совершенно противоположную сторону от моего направления. Около 6-ти часов приехали мы в Боброво. Осмотревши церковь, я пришел в дом, мне уже знакомый; Вера Ивановна встретила меня с искренним радушием. Весь вечер и на следующий день (7 ч.) утро провели мы с ней в неумолкающей беседе. В беседе этой она изливала предо мною и скорбные и радостные чувства; вспоминала о своем знаменитом супруге Николае Николаевиче (бывшем Киевском Генерал-Губернаторе); показывала и перечитывала мне многия очень важные бумаги, оставшиеся после него. С сердечною скорбью рассказывала мне о преждевременной кончине своей любимой невестки, жены сына её Генерал-Лейтенанта; затем с радостью сообщала мне подробности бракосочетания младшей дочери её с секретарем французского посольства¹⁰⁵⁴: как Государь Император Александр Николаевич был посаженным отцом при этом браке, а Государыня Цесаревна Мария Феодоровна была посаженною матерью; как после брака, совершенного в церкви Зимнего Дворца, жених и невеста приведены были к Государыне Императрице Марии Александровне, и Её Величество пожаловала невесте драгоценный подарок, как, наконец, Государь Император Сам благоволил привезти в квартиру её матери и ей вручить молодую чету, и проч.

С другой стороны, Её Высокопревосходительство выражала мне свое неудовольствие на приходского священника Адр. Крыжановского за его недостаточное образование (он вышел из среднего отделения Семинарии), неискусное служение, незаботливость о чистоте её домовой церкви, несочувствие к заведенной и поддерживаемой ею школе и проч. Но, в свою очередь, и священник Крыжановский жаловался мне на излишнюю притязательность со стороны г-жи Анненковой, говорил, что она требует от него, чтобы он на малом входе, при литургии, подносил к ней, для целования, евангелие, и при встречах с нею целовал её руку. Я внушил ему, чтобы и впредь он не исполнял таких неуместных и оскорбительных для священного сана требований.

Перебирая при мне бумаги своего покойного мужа, Вера Ивановна нашла несколько печатных экземпляров его некролога на французском языке, составленного, как она мне сказывала, Министром иностранных Дел А. М. Горчаковым¹⁰⁵⁵. Один экземпляр она вручила мне.

Кроме некролога, Вера Ивановна сообщила мне, для прочтения, довольно большую рукопись, содержащую в себе «Очерк жизни Генерал-адъютанта Николая Николаевича Анненкова». Очерк этот составлен Преосв. Игнатием (Брянчаниновым), бывшим Епископом Кавказским¹⁰⁵⁶.

Как ни упрашивал я досточтимую хозяйку, чтоб она часом ранее приказала приготовить обед за тем, чтобы мне не слишком запоздать приездом на ночлег, назначенный по маршруту в слободе Тростянце, Ахтырского уезда, но она никак не хотела исполнить моей просьбы, желая лишний час продолжить со мною беседу. Наконец в 4 ч. пополудни я оставил Боброво.

Из Боброва путь мой лежал опять чрез г. Лебедин, где была кратковременная остановка для перемены только лошадей. Далее на пути я встретил слободу Рябушки, где был уже в 1875 г. За Рябушками начинало уже темнеть, а дорога, после довольно сильного дождя, становилась более и более затруднительною, так что не без труда могли мы добраться до слободы Белок, куда приехали мы в половине одиннадцатого часа. Далее невозможно было ехать, и я по необходимости должен был остановиться здесь на ночлег. Помещение дано было мне в доме священника Хижнякова, который, конечно, не без смущения встретил такого неожиданного гостя. Между тем, в Тростянце двое суток тщетно ожидали меня на ночлег собравшиеся там власти из Ахтырки.

8-го ч., после раннего чая, я поспешил в путь и через слободы Тростянец, Бакиревку, Кириковку, Новую Рябину, я приехал в слободу Матвеевку, где Богодуховский предводитель дворянства Д. Н. Кованько радушно предложил мне обед.

Из Матвеевки, через г. Богодухов, и слободы Александровку и Новый Мерчик, я прибыл после уже заката солнечного в слободу Старый Мерчик, проехавши в день 108 верст. Церковь в этой слободе, при освещении ночью, показалась мне очень благолепною, в изобилии снабжена от усердия благочестивого владельца Евг. Мих. Духовского священными утварями и ризницею.

Ночлег предложен был мне в помещичьем доме, который по обширности и великолепию украшений справедливо может быть назван дворцом. Но здесь случилось тоже, что и в Тростянце: меня ждали здесь на ночь 6-го числа, а я приехал 8-го. Из трех братьев Духовских (они дети Петербургского священника) старший Евгений Михайлович, которому собственно принадлежит дом и имение, находился в это время в Париже; второй – Сергий Мих., генерал-лейтенант, на Кавказе, а младший Виктор Михайлович, остававшийся дома, с нетерпением ожидал меня, пригласив для встречи меня некоторых из соседей и знакомых из Харькова, но, после двудневного напрасного ожидания, отпустил гостей и сам отправился в Харьков по своим делам, предоставив мне, в случае моего приезда, весь дом в мое распоряжение и поручив управляющему сделать мне подобающий прием. После роскошного ужина, который разделяли со мною о. Ключарь, местный Благочинный, приходский священник и сопровождавший меня становой пристав, я поспешил лечь в постель, чувствуя крайнее утомление от столь продолжительного дневного путешествия. Это был последний мой ночлег в дороге.

9-го числа, освежившись утреннею прогулкой по обширному господскому саду и парку и напившись чаю, я оставил гостеприимный кров и направился уже к дому. По пути осмотрел церкви в слободах Огульцах, Гиевке и Короче, и к вечеру возвратился в Харьков.

Таким образом, в продолжении 14-ти дней, мною обозрены 62 церкви и совершено 6 литургий и 2 молебна с акафистом.

14-го ч. писал я во Владимир преосв. Иакову в ответ на его письмо от 22-го мая:

«Замедлил я ответом Вашему Преосвященству, потому что письмо Ваше получено было мною накануне моего выезда в епархию. Возвратившись из путешествия, спешу исполнить должное.

Буду отвечать Вам по пунктам.

1) Спрашиваете, в чем должна выражаться особая забота епархиального архиерея об учебных заведениях?

Главная забота архиерея, по моему мнению, должна заключаться в наблюдении за добрым религиозно-нравственным направлением духовных школ. Это общая и безусловная забота. Что касается заботы о материальном благосостоянии духовно-учебных заведений, эта забота не во всех епархиях может составлять для епархиального архиерея одинаково тяжкое бремя. В Харьковской, напр., епархии, благодаря обильным источникам церковных доходов, для епархиального архиерея меньше представляется заботы об устройстве духовных школ, чем в Полоцкой или другой какой-либо. В здешней епархии на духовно-учебные заведения и другие общеепархиальные потребности приходские церкви доставляют ежегодно более 100,000 рублей. Тем не менее однако ж имеется в виду устройство, по примеру других епархий, свечного завода, хотя я и не вполне уверен, чтобы это предприятие было благоуспешно. Бывший Нижегородский Владыка¹⁰⁵⁷, посетивши меня мимоездом в Тифлис, сообщал мне, что не смотря на его личное самое тщательное наблюдение за свечным заводом, время от времени обнаруживались злоупотребления.

Новые семинарские и училищные уставы, при некоторых недостатках, имеют ту полезную сторону, что не дозволяют преподавателям и наставникам лениться и не исполнять своих обязанностей. Теперь уже не то старое доброе время, когда наставники, собравшись в сборную комнату, могли спокойно толковать о политике и курить табак, предоставляя своим ученикам полную свободу шалить и шуметь. Так было в Московской Семинарии, когда я был там ректором; так бывало и во Владимирской Семинарии, когда я был учеником. Поэтому, в настоящее время, архиерей может с большим спокойствием смотреть на учебное дело в подведомых ему школах. – Не излишне однако ж епархиальному архиерею время от времени заглядывать в подведомые ему школы, если только он имеет досуг и удобство. Я хотел бы почаще бывать, напр., в Семинарии, но не имею удобства. Вам известно, в каком расстоянии Харьковская Семинария находится от архиерейского дома. В Витебске я изредка посещал Семинарию, и эти посещения не оставались без своего рода впечатлений. Здесь же я бываю только на экзаменах в высших классах. Когда, при поездке по епархии, встречаю на пути духовные училища, то не прохожу мимо их, если в них продолжается учение.

2) Относительно крестных ходов могу сообщить Вашему Преосвященству следующее. Известно, что в Харькове, кроме общих и повсеместных ходов на реку, с 1844 г. существуют два частных крестных хода с Чудотворною Иконою Озерянской Б. Матери из города в Куряжский монастырь и обратно. При этих ходах особенность составляет то, что архиерей как встречает икону на Холодной, т. н., горе, так и провожает её до этой горы, отстоящей от архиерейского дома версты на три; на том и другом пути, против церквей, мимо коих лежит путь, архиерей осеняет иконою на четыре стороны, при обычном возглашении протодиаконом и при пении певчими: «Пресвятая Богородице, спаси нас».

3) Назначением определенного срока для размещения сверхштатных священно-церковнослужителей Епарх. Начальство без нужды может стеснять себя. В недавнее время Высочайше утвержденным присутствием предоставлено епарх. архиереям право размещать сверхштатных на вакантные штатные места по своему усмотрению, и если бы назначаемый вздумал уклоняться от указываемого ему места, то он рискует быть зачисленным в безместные. А слышали ли Вы, что на днях случилось, по милости этой реформы, в Курской епархии? Один сельский священник, очень небедный, желая поскорее освободиться от сверхштатного причетника, в одну ночь отправил его в гроб, угостивши чаем, приправленным мышьяком. Об этом производится уголовное следствие».

15-го числа писал я новому Ректору Московской Д. Академии, протоиерею Сергию Константиновичу Смирнову:

«Приношу Вам искреннейшее поздравление с получением благодати священства, и с новою высшею почетнейшею должностью. Да дарует Вам Пастыреначальник Господь Иисус Христос ходить достойно Вашего нового священного звания и да благопоспешит Вам в исполнении новых многотрудных обязанностей Вашего служения на пользу Церкви и Отечества!

Из подписи под бумагою на мое имя с препровождением документов студента Буткевича¹⁰⁵⁸ я в первый раз удостоверился о Вашем новом назначении.

Но скажите, пожалуйста, что я должен делать с Буткевичем и чего могу ожидать от него? На первый раз я поместил его у себя в архиерейском доме; ему предложена должность надзирателя при Семинарии, но он отказывается от неё по причине болезни. Желал бы я однако ж знать, действительно ли физическая болезнь была причиной его преждевременного выхода из академии; не было ли соединено с нею другой более опасной болезни?..

Как же Вы, достопочтеннейший о. протоиерей, вступаете в свое новое служение, как начинаете управлять вверенным Вам заведением, какие созидаете планы для возвышения религиозно-нравственного и умственного уровня Ваших питомцев?..

Что скажу Вам о себе? Недавно возвратился из поездки по епархии; путешествовал две недели; много видел, много слышал всякой всячины; встречалось на пути нечто и прискорбное, но немало вынес из своего путешествия и отрадных впечатлений. В народе видится искреннее усердие к церкви; в нем горит живое религиозное чувство, но, к сожалению, мало, очень мало осмысленного. Можно возлагать в будущем добрые надежды на народные школы, если только они будут в добрых руках. Духовенство приходское, если захочет, может иметь сильное влияние на народные массы, но ему самому ещё многого недостает. Помещики, в большинстве, способствуют учреждению и процветанию школ. Здесь есть ещё довольно зажиточные помещики, хотя многие из них находятся в руках уже купцов – сахароваров и других промышленников. Прием для меня у помещиков был необыкновенно радушный. За все благодарение Богу!»

26-го ч. представлен был мне профессором физической географии в Харьковском Университете Юрием Ив. Морозовым¹⁰⁵⁹ план ограды Хорошевского женского монастыря с следующею под ним подписью: «Согласно указаниям монахинь, поиски железной двери и скрытого за нею помещения были произведены у западной части ограды и преимущественно на внутренней стороне её, что обозначено толстою черною чертою, – всего на протяжении более 40 саженей; со внешней стороны ограды раскопка сделана меньшая. В пункте, означенном буквою А., в фундаменте ограды найдено подобие арки, какая могла быть сделана над дверью, но самой двери там не оказалось; быть может она была тайно вынута людьми, делавшими ограду; помещение же, находившееся за дверью, вероятно завалилось гораздо раньше постройки ограды».

Я должен объяснить, по какому поводу составлен был этот план ограды и какой имеет смысл сделанная под ним подпись.

Два телеграфиста Харьковской железной дороги, слышавшие от своей родственницы, проживавшей в Хорошевом монастыре, будто, при построении новой каменной ограды в сороковых годах текущего столетия, найдена была в земле запертая железная дверь, за которой, как полагали, сокрыты были какие-то сокровища, но которая, по приказанию игумении, была снова завалена землей, – подали Министру Внутренних дел прошение о дозволении им отыскать эту дверь и воспользоваться сокрытыми сокровищами за нею. Прошение это передано было Министром Обер-Прокурору Св. Синода, а этот препроводил оное ко мне на зависящее распоряжение. Я отнесся к Университетскому Начальству с просьбой поручить кому-либо из профессоров произвести около монастырской ограды раскопки для отыскания указываемой телеграфистами железной двери. Труд этот принял на себя помянутый профессор Морозов, но его работы не привели его, как видно из подписи под означенным планом ограды, ни к каким положительным результатам, о чем и сообщено было мною Синодальному Обер-Прокурору.

27-го ч. получено было мною два письма – одно из Киева, другое из Москвы.

Из Киева писал мне от 24-го числа профессор духовной академии Дм. Вас. Поспехов¹⁰⁶⁰:

«Ответное письмо Ваше ко мне от 2-го мая, сопровождаемое такими очевидными, вещественными и словесными знаками милостивого внимания Вашего Преосвященства к моему недостоинству, глубоко тронуло меня. Сердечно благодарю Вас, что в широте Вашего сердца отведен и для меня теплый уголок.

Книгу Вашу «Воспоминания о Преосвящ. Леониде» я прочитал, почти без перерыва, хотя время мое и было полно заботами и работами разного рода: так она заинтересовала меня! Из неё я впервые узнал подробно и обстоятельно о тех редких и замечательных чертах и обстоятельствах жизни покойного, которые так привлекали к нему сердца всех вступавших в общение с ним, но о которых я имел доселе очень смутные представления.

За милостивое приглашение Ваше к личному свиданию с Вашим Преосвященством усердно благодарю, – и при случае воспользуюсь им: ведь я частенько езжу на родину¹⁰⁶¹.

В настоящее лето всё мое семейство переехало на дачу – в Китаев. Завтра еду и я, покончив с большим трудом и изнеможением годичные учебные занятия. Здоровье мое что-то опять сильно страдает; может быть дачная жизнь немного оправит его. Дай Бог.

Испрашивая Архипастырского благословения Вашего себе и семейству своему, с чувствами высокого почитания и совершенной преданности, честь имею быть».

Из Москвы от 24-го же числа писал мне профессор Московского Университета Ф. И. Буслаев¹⁰⁶²:

«Отправляя своего сына Владимира в Харьковский учебный Округ на службу, я вменяю себе в особенное счастье, что могу рекомендовать его Вашему просвещенному вниманию, в надежде на то благоволение, которым я и мое семейство всегда пользовались от Вашего Высокопреосвященства.

Некогда Вы преподали моему сыну благословение на успех в науках. Теперь вновь прошу Вас всеусерднейше не отказать ему в Вашем архипастырском благословении на его служение отечеству в качестве наставника и педагога.

Благоволите, Ваше Высокопреосвященство, принять уверение в моем глубочайшем к Вам уважении».

Сын почтенного профессора, преподаватель Коломенской прогимназии, Владимир Федорович, лично вручивший мне письмо своего родителя, приглашен был мною к обеденному столу.

28-го ч. получено было мною письмо из Москвы от А. Е. Викторова, который писал мне от 26-го числа:

«Преосвященнейший Владыко! простите великодушно, что, пославши Вам, больше недели тому назад, своего рукоделья книгу, я доселе не написал Вам в объяснение той странности, что на этой книге выставлен 1877 г., а к Вам она пришла уже в 1878 г. Книга эта, составленная мною по званию Архивариуса оружейной палаты, напечатана мною (на счет Министерства Двора) ещё два года назад; потом в 1877 г. напечатан к ней и заглавный лист; а так как наш министр в прошлом году и в начале нынешнего был на Дунае, то и разрешение на выпуск книги вышло только в начале нынешнего месяца. Мне дано при этом 200 экз.; 30 экз. приказано разослать по разным ученым обществам и учреждениям, а остальные 170 экземпляров (из 600) велено хранить в архиве и без разрешения Министра Двора не расходовать. Вот это то я и хотел объяснить в письме к Вам, при посылке по-видимому запоздалого подарка. В той же посылке я послал отдельные оттиски своей статьи об описях патр. ризницы. Решительно не помню, послал ли я Вам эти оттиски в свое время, или нет. Если послал, то эти экземпляры покорнейше прошу, как и 2-й экземпляр описания архива Оруж. палаты, передать в Семинарию, или вообще распорядиться по Вашему усмотрению.

Вот уже около двух недель горю нетерпением пуститься на юг, в Крым; но доселе никак не могу выбраться из Москвы. Уехал в отпуск мой товарищ по архиву, другой архивариус, а я сижу у моря и жду погоды, и, кажется, ранее 5-го июля не удастся выбраться. На этот раз, увы, я еду на юг, уже не для удовольствия, а для лечения. Всю нынешнюю зиму у меня страшно болела голова, от чего более месяца я пролежал в постели. Болезнь мою доктор объясняет золотухой, той самой, от которой происходили у меня прежде припадки и обмороки. Теперь от той же золотухи пришла другая беда, сильная, особенно после сна, головная боль, вследствие которой почти всю нынешнюю зиму не мог ничего делать. Для упразднения этой болезни мне и советуют прибегнуть к Сакским грязям (подле Евпатории), как самому сильному специальному средству против ревматизма и золотухи. К этой поездке меня особенно одушевил своими рассказами отец архим., теперь Епископ Михаил¹⁰⁶³. Если на Сакских грязях доктора скажут, что они не идут к моей болезни, поеду в Пятигорск. К сожалению я уж порядочно опоздал делать эти экскурсии, и придется спешить и спешить. От этого к Вам едва ли мне удастся заехать, разве на обратном пути.

В Москве у нас все по-прежнему. Вчера был на даче у Ф. Ив. Буслаева, который просит меня кланяться Вам. Вместе с тем он надеется, что Вы не откажете в Вашем покровительстве сыну его, который на днях явится к Вам.

В конце прошлого месяца я делал экскурсию в Ростов, Ярославль и Кострому (по части старой славянской печати). В Ярославле познакомился с Преосвящ. Ионафаном¹⁰⁶⁴, а в Кострому попал прямо на именины к Преосв. Игнатию. Костроме он очень понравился, получил репутацию человека благочестивого и правдивого, беспристрастного. Но окружающим не нравится, что в 2 часа утра встает и зовет их к заутрене. В Ярославле виделся с А. П. Лавровым, о существовании которого в Лицее узнал из Вашей книги. Похвалите меня, я прочел её всю с начала до конца, с большим удовольствием. Особенно приятно было вспомнить первые годы Вашей службы в патриаршей ризнице.

Ив. Д. Бердников¹⁰⁶⁵ по-прежнему служит – и в певч. училище и в Музее. Собирается ехать на июль в Киев к Преосв. Михаилу, но не знаю, при своей неподвижности соберется ли.

Библиотеку Григоровича¹⁰⁶⁶ мы купили всю – и рукописи и печатные книги. Недавно к нам поступила и библиотека Чижова¹⁰⁶⁷ и кабинетная г-на Погодина, подаренная вдовой его».

30-го ч. получено было мною письмо из Москвы от Протоиерея С. И. Зернова, который писал мне от 28-го числа:

«Думаю, что Ваше Преосвященство теперь пребываете не в Харькове, а в загородном архиерейском доме и пользуетесь свежим воздухом. Да обновятся Ваши силы на продолжение многотрудного святительского служения благу Церкви!

И мы тоже, глядя на других москвичей, выбрались из Москвы в деревню ближайшую к нам. Деревушку эту зовут Фили. Там на арендуемой у крестьянина земле имеем мы хорошую избу, разделенную на два жилья. Шагах в 30 от неё находится роща, а за нею большой Кунцевский лес и парк. Растительности вдоволь, воздуха чистого и свежего – также. На террасе, перед лицом рощи, пьем чай, обедаем. Я обыкновенно, отслужив в воскресенье раннюю обедню, уезжаю на Фили и остаюсь там до вечера вторника, ежели не случится каких-нибудь особенных потреб по приходу, а с среды до воскресенья живу в Москве. По должности члена Консистории я не имею права гулять два дня в неделю, но мои благосклонные товарищи изъявили готовность бывать и за меня и за себя по понедельникам и вторникам, а я держу череду за себя и за них по середам и четвергам. Пятница у нас есть день общего собрания.

В половине июля к нам прибыл новый Секретарь – Вам, я думаю, и по Семинарии небезызвестный. Это – Алексей Егорович Беляев¹⁰⁶⁸ моложе нас курсом, кандидат нашей академии, из Владимирской Семинарии, родной брат Преосвященного Вятского Аполлоса¹⁰⁶⁹. Человек, кажется, хороший. Вероятно и Секретарь будет хороший. Дела Консисторские, без сомнения, должен знать хорошо – служил лет 12 Секретарем Курской духовной Консистории.

Наш маститый Архипастырь живет теперь в Черкизове и, конечно, может отдыхать там покойно, имея таких благонадежных и преданных помощников, как Преосвященные – Амвросий и Алексий. Распоряжениями их и действованиями все довольны. Отношения между ними и Консисторией наилучшие – всё обещает Московской епархии благоденственное и мирное житие. В настоящее время у нас, как и везде, и в Харькове, конечно, заботу дня составляет добровольный флот. Только в Николоявленском приходе сей предмет не возбуждает пока движения, по запустению прихода; наши прихожане, в большинстве дворяне и помещики, все разъехались по своим имениям, а другие живут на дачах. Итак надобно дожидаться, когда возвратятся в Москву.

Ваше Преосвященство желаете знать, как решено дело по просьбе раскольников о снятии печатей с алтарей в храмах Рогожского кладбища. Я, кажется, писал Вам, с какою ловкостью воспользовались они последней войной за освобождение единоверных нам славянских племен, чтобы расположить Государя и им – Его собственным верным подданным даровать свободу молиться за него, которой будто бы лишены они чрез запечатание их алтарей. Консистория, рассмотрев обстоятельство, вследствие которых последовало Высочайшее повеление о запечатании раскольнических алтарей на Рогожском кладбище, по настоянию Митрополита Филарета, – пришла к следующему заключению: из вышеписанного видно, что: 1) раскольники Рогожского Кладбища не лишены святой молитвы, как они пишут во всеподданнейшем прошении, а лишены только открытого богослужения, по непринятию ими законно-поставленных священников; 2) в 1856 году не по распоряжению бывшего Министра Внутр. Дел г. Бибикова, а по Высочайшему повелению алтари их часовни, за выбытием из раскола последнего священника Русанова, запечатаны с воспрещением допускать новых священников без присоединения к православию или единоверию; 3) ходатайство раскольников об открытии алтарей в Рогожских часовнях противно ясно выраженной на журнале Секретного Комитета 1856 г. июня 16 дня Высочайшей воле ныне Царствующего Государя Императора; 4) ходатайство сие или не имеет цели, или имеет целью, также вопреки Высочайшей воле, домогательство признания законным открытого богослужения чрез так называемых австрийских лжесвященников, которых теперь большая часть поповцев принимает, и таким образом допущение в единой соборной и Апостольской церкви двух иерархий друг от друга независящих и равноправных – что не только противно существу и духу церкви православной, но и гражданскому строю.

По сим соображениям Консистория полагает ходатайство приемлющих священство раскольников, изложенное во всеподданнейшем прошении их об открытии алтарей в Рогожских часовнях признать неподлежащим удовлетворению и сие заключение от лица Его Высокопреосвященства представить г. Обер-Прокурору Св. Синода – причем возвратить и подлинное прошение Рогожских раскольников.

Что за сим последовало, нам пока неизвестно. Вероятно, до времени заключение Москов. Консистории будет иметь действие».

1-го Июля получено было мною письмо от Ректора Московской д. академии, Протоиерея С. К. Смирнова. Вот что он писал мне от 28-го июня, на первый раз, по назначении его на новую высшую должность:

«Усерднейшее благодарю Вас за Ваше дорогое для меня приветствие с новым саном и новою должностью. Господь устроил дело – избрал меня недостойного на служение святой Своей церкви, для меня неожиданно и непостижимо. Помолитесь о мне, да не явлюсь рабом неключимым.

Обстановка моей жизни с новою должностью изменилась. Сказано негде¹⁰⁷⁰: «и имущий жены, якоже неимущий, будут». Я живу в комнатах ректорских один, там и ночую, а питаюсь студенческими яствами. В праздники обедаю в семье, с которою видаюсь и в будни часа на полтора, и то не всякий день. К такому одиночеству я не был побужден указом Св. Синода, а сам почел необходимо нужным постоянное пребывание в Академии, тем более, что Инспектор П. И. Горский живет в посаде. Я скоро привык к новому положению и новой жизни; жена моя также не скучает, имея при себе семью. Что касается администрации, то семилетняя инспектура сделала меня уже довольно опытным в этом отношении.

Пребывая в Лавре, я познакомился со своим соседом о. Наместником Леонидом. Но сблизиться с ним считаю неудобным, потому что это человек горячий, безалаберный и крайне неуживчивый. Он всё ломает, и ничего не созидает. В короткое время своего правления он успел со всеми переругаться.

Имею к Вам маленькую просьбу. Мне нужны сведения об о. Иакове Поспелове, который был Инспектором Харьковской Семинарии при Архиеп. Филарете и потом послан был в Рим. Прикажите снять копию с его послужного списка с присовокуплением, когда он выбыл из Семинарии, и пришлите мне».

В ответ на это я писал ему от 7-го июля:

«Препровождаю Вам при сем, потребную для Вас, копию формулярного списка бывшего Инспектора Харьковской Семинарии, архим. Иакова, с желанием скорейшего окончания Вашего многолетнего труда.

Покойный Архим. Иаков мне лично был известен; я видел его в Москве, когда он (в декабре 1852 г.) отправлялся в Римскую миссию. Он мне представился тогда очень болезненным.

О Буткевиче я должен Вам доложить, что он едва не умер у нас; он подвергся тифу, но наш монастырский врач спас его от угрожавшей ему смерти. Ваши мысли касательно поступления его в Университет я вполне разделяю; но я не успел ему сообщить эту мысль, так как он до получения мною вашего письма отправился к матери в деревню.

Приветствую Вас с прошедшим Лаврским праздником¹⁰⁷¹. Без сомнения, на праздник приезжал кто-либо из Московских святителей, и Вы, вероятно, не уклонились, по примеру вашего предшественника, от участия в церковном Лаврском торжестве».

6-го ч. получен был мною из Св. Синода секретный указ от 28-го июня (№ 2059), коим поручалось сделать зависящее распоряжение о том, чтобы крайне вредная по своему направлению брошюра, под заглавием: «Страдания Великого Учителя Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа», не была перепечатываема в епархиальных изданиях, и чтобы епархиальные цензора с большой осмотрительностью пропускали как статьи, предназначаемые к печатанию в изданиях Харьковской епархии, так и отдельные духовного содержания брошюры и сочинения.

В точном исполнении этого указа взяты были мною подписки от цензора Харьковских Епархиальных Ведомостей, Протоиерея Александра Федоровского, и от редактора тех же Ведомостей, Протоиерея Иоанна Чижевского.

9-го числа получено было мною письмо из Витебска от А. П. Ушаковой, которая писала мне от 6-го числа:

«У нас, вчера (5-го ч.), скончалась Мария Александровна Боде¹⁰⁷² в 1 3/4 дня, в полной памяти, тихо; исповедовалась и причащалась и соборовалась, а чрез 10 минут отошла ко Господу.

Зная, как Вы уважали и любили М. А., я не могла, Владыка, не сообщить Вам этого горестного известия. Я уверена, что Вы помолитесь за усопшую. Да и мне её жаль: я её очень любила».

9-го ч. была у меня дочь отставного чиновника (совоспитанника по Белгородской Семинарии преосвящ. Вениамина, моего Викария), девица Ек. Мих. Смирницкая, по-видимому, очень набожная. Она сообщала мне о нападении на неё злых духов (о чем я слышал уже прежде от Преосвящ. Вениамина); при этом говорила, что ей являлась неоднократно и Божия Матерь и Сам Спаситель, вручивший ей как бы в залог духовного обручения вещественное кольцо; показывала притом шапочку с изображениями на ней Распятия Господня с предстоящими и Херувимов, данную ей от какого-то юродивого Ивана, а сим полученную якобы с неба. Впоследствии, как увидим, Смирницкая оказалась неблагонамеренной обманщицей.

10-го ч. получено было мною два письма – одно из Москвы, другое из Петербурга.

Из Москвы писал мне от 7-го ч. новорукоположенный Епископ града Можайска, Преосвящ. Алексий:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивейший Архипастырь, Отец и Благодетель!

Смиреннейше испрашиваю прощения Вашего Преосвященства в том, что до сего дне не исполнил моего священнейшего пред Вашим Преосвященством долга – не испросил Вашего Архипастырского благословения мне новому во Архиерействе, столь внезапно возведенному на сие великое и страшное служение. Приимите покаяние, не положите гнева и продолжите милость.

По неисповедимым судьбам Божиим я, недостойнейший, столь внезапно возведен на великое и страшное Епископское служение, что не могу и помышлять о сем без чувства величайшего страха. Ещё только шесть месяцев, как я был мирянином, девять месяцев как я был женатым человеком; и ныне уже – Епископ. Боже мой, помилуй мя! Вот краткая повесть моего необычайного шествия к Епископству. 9-го января Преосвященнейшим Игнатием я пострижен в монашество на Саввинском подворье; при чем возведен был к пострижению из той самой моленной, в которой покойный Преосвященный Леонид благословлял меня и молился обо мне в 1872 г. во время тяжких моих обстоятельств в Петербурге¹⁰⁷³. 10-го числа рукоположен во иеродиакона в Чудове монастыре, 12-го – во иеромонаха в Университетской Церкви; 17-го Марта, в день Алексея человека Божия, в Алексеевском монастыре, Преосв. Амвросием (в мире Алексеем Осиповичем) иеромонах Алексий произведен во архимандрита; 6-го Апреля Высочайше утвержден и 30-го апреля хиротонисан во Епископа Можайского, в Петербурге, в Исаакиевском Соборе. По случайности, конечно, но знаменательной для меня, я видел до своей хиротонии только одну хиротонию – первого Можайского Епископа в ноябре 1862 года, и сейчас ещё слышу голос знаменитого, но уже остаревшего Антоныча¹⁰⁷⁴: «приводится Боголюбезнейший, избранный и утвержденный священно-архимандрит Савва хиротонисатися во Епископа Богоспасаемого града Можайска».

Второй раз услышал тоже самое, только с именем Алексия на своей хиротонии. Хиротонии Преосвящ. Игнатия не видел, потому что был в отпуске; в Петербурге во время моих туда шатаний хиротонии были, но я на них не бывал: думал, что это никогда не будет меня касаться. С 7-го мая я в Москве, в тех палатах, на Саввинском, которые столь Вам известны. Можайский – ныне помещается на Саввинском, а Дмитровский – в Богоявленском. И это, конечно, случайность; но также по-моему, не без знаменования: нынешний Дмитровский пострижен в Богоявленском, а Можайский на Саввинском. Так и жить им пришлось.

Прекраснейшую и поучительнейшую книгу Вашего Преосвященства я читаю именно в настоящие дни и дошел уже до 271-й страницы. Земное поклонение должно быть Вашему Преосвященству от обоих Московских Викариев (от Можайского сие в настоящий же раз и исполняется): это инструкция и настольная книга для них. Приведи, Господи, Московским Викариям жить всегда так, как жили два Викария, трогательная дружба которых изображена в книге Вашего Преосвященства. Чистота, откровенность, благородство, твердость Вашей благороднейшей души – здесь как в зеркале. Возрадовался, верю, Ваш знаменитый друг в обителях небесных о Вашем чистом о нем слове. Возрадовались и многие близкие ему по духу и великое благодарение воздают Вашему Преосвященству; я это слышал, а Ваше Преосвященство, надеюсь, имеете письменные о сем уверения.

Смиренно испрашивая себе Архипастырского благословения и святительских о моем недостоинстве молитв, с глубочайшим почитанием и совершеннейшею преданностию имею счастье пребыть Вашего Преосвященства, Милостивейшего Архипастыря, Отца и Благодетеля смиренный послушник Алексий Епископ Можайский.

Позвольте, Преосвященнейший Владыко, указать ещё одну, по-моему, знаменательную случайность, или совпадение: 30 апреля 1870 года было первое заседание Комитета о преобразовании духовно-судебной части, где и я был: 30-го апреля 1878 года – моя хиротония во Епископа».

Преосвященный Алексий, в мире Александр Феодорович Лавров-Платонов, по окончании курса в Московской Д. Академии в 1854 г. первым магистром, оставлен был при академии на должности бакалавра по кафедре церковной словесности и канонического права. В 1864 г. получил звание экстра-ординарного профессора. В 1872 г. вызываем был в СПб. для участия в Комиссии по делу церковно-судебной реформы.

16-го ч. получено было мною письмо из Костромы.

Писал мне от 12-го числа молодой преподаватель Семинарии Николай Александрович Заозерский¹⁰⁷⁵, мне в то время вовсе неизвестный:

«Имею честь представить Вашему Преосвященству мою книгу: «Церковный суд в первые века христианства»¹⁰⁷⁶; она писана на соискание ученой степени магистра Богословия.

Покорнейше прошу Ваше Преосвященство благосклонно воззреть на труд мой, побуждением к которому служило усердное желание сказать слово правды по одному из важнейших вопросов современной церковной жизни».

Присланная мне в дар книга доставила автору её ученую степень магистра и должность доцента при воспитавшей его Московской Д. Академии.

19-го ч. писал я в Москву протоиерею С. И. Зернову, в ответ на его письмо от 28-го июня:

«Поздравляю Вас с новым секретарем. А. Е. Беляев мне известен с давних пор; секретарская должность ему, без сомнения, хорошо знакома.

Москва, вместе с её Архипастырем, конечно, должна быть вполне довольна такою двоицею Викариев, каковы Преосвященные Амвросий и Алексий. Лучших Викариев, трудно и пожелать. На днях от одного из них, именно от преосв. Амвросия получил я поклон и ему ответствовал тем же: а другой, т. е. преосв. Алексий, почтил меня любезным-прелюбезным письмом, в котором, между прочим, пишет о моей книге и называет ее «инструкцией и настольной книгой для Московских Викариев».

За сообщение решения Вашей Консистории по делу о снятии известных печатей приношу Вам искреннюю благодарность. Решение разумное и резонное.

В заключение послания позвольте мне обратиться к вашему любомудрию за разрешением следующего моего немаловажного недоумения.

В последней – июльской книжке Душеполезного Чтения я прочитал статью некоего С. П. П., под заглавием: «Безгрешность Господа нашего Иисуса Христа, как доказательство Его Богочеловеческой природы»¹⁰⁷⁷. На стр. 273 я неожиданно поражен был следующими словами: «Все добродетели Христа и вообще все Его нравственное совершенство не было Ему врожденно, не было дано Ему готовым от природы, напротив, дух Его только постепенно развивался, проходил истинно-человеческий путь развития и этот путь совершал не без борьбы с естественно-чувственными влечениями своей физической природы» и пр.

Что это? Стало быть, и к Воплотившемуся Сыну Божию можно относить слова Ап. Павла, которые он, в послании к Римлянам (Рим.7:23), написал о себе и в своем лице о всем падшем человечестве: вижду ин закон во удех моих, противу воюющь закону ума моего...! Стало быть, и безгрешный Господь Иисус Христос мог сказать о себе то, что далее, в 25 стихе, говорит о себе Апостол: окаянен аз человек и пр. – Так или нет? Научите и вразумите меня на сей раз, достопочтеннейший о. Стефан.

Нет, если бы автор статьи посмотрел и прочитал § 136 Православно-Догматического Богословия Макария Еп. Винницкого (т. II. Спб. 1851 г.), где собраны и процитированы относящиеся к этому предмету места из Творений Св. Отцов и где учение, подобное учению автора означенной статьи, названо лжеучением, осужденным на V Вселенском Соборе, – он не написал бы таких гнилых и нездравомысленных слов.

Прискорбно было бы думать, что указанная мною статья Душеп. Чт. принадлежит перу духовного писателя, получившего высшее духовное образование. Нет, мне думается, что это мудрование какого-либо светского писателя, мнящегося быть мудрым, но не о Христе. Неправда-ли?»

21-го ч. получено было мною письмо из Киева; от 18-го ч. писал мне профессор дух. академии, земляк В. А. Певницкий:

«Я имел честь получить книгу Вашего Преосвященства «Воспоминания о Высокопреосвященнейшем Архиепископе Леониде». Приношу Вам глубочайшую благодарность за дорогой подарок. С большим интересом я прочитал книгу Вашу, и, когда кончил чтение её, жалел, что долее не продлилось то высокое удовольствие, какое я испытывал при чтении книги.

Я живо помню то приятное впечатление, какое произвел на меня и на моих товарищей по семинарии и академии преосвящ. Леонид. Отправляясь¹⁰⁷⁸ из Владимира в Киевскую академию на приемный экзамен, я вместе со Сперанским¹⁰⁷⁹, братом¹⁰⁸⁰ и Дм. В. Поспеховым счел долгом явиться к Вам, когда Вы жили в комнатах Синодального Ризничего, и, вслед за нами, к Вам вошел покойный преосв. Леонид. Узнавши, кто мы, он обратился к нам с несколькими ласковыми одобрительными и неожиданными словами. Другой раз мне привелось видеть его в Киеве; в этот раз я мог видеть только его высокое молитвенное настроение, какое заметно было в его внешности при посещении святынь Киевских.

Собственно Академия новым ректором¹⁰⁸¹ чрезвычайно довольна. До сих пор он никому не дал повода к осуждению себя за что-либо, и держит себя с большим тактом.

Брат мой, ректор Воронежской семинарии¹⁰⁸² в настоящее время живет в Липецке, – пользуется, по совету врачей, тамошними водами для поддержания своего некрепкого здоровья. Липецк чрезвычайно приятное место для летнего житья и очень полезное для слабых здоровьем. Нынешний год, по словам брата, он переполнен приезжими со всех концов России».

Выше, при описании моего пребывания, 7-го июня, в селе Боброве у вдовы генерал-адъютанта В. И. Анненковой, было сказано, что я взял с собою в Харьков, для прочтения, рукопись, под заглавием: «Очерк жизни генерал-адъютанта Николая Николаевича Анненкова», составленный родственником покойного Епископом Игнатием Брянчаниновым. Прочитавши эту интересную рукопись и сделавши из неё краткие выписки; я возвратил оную Вере Ивановне при следующем письме от 22-го июля:

«С искреннею благодарностью возвращаю при сем Вашему Высокопревосходительству рукописное жизнеописание Вашего досточтимого супруга. С душевным удовольствием прочитал я эту рукопись; она и по изложению своему, но в особенности по содержанию, заслуживает полного внимания. Благодарение почившему святителю (преосвящ. Игнатию – Брянчанинову)¹⁰⁸³, принявшему на себя труд составления и изложения биографии одного из именитых современных деятелей на разнообразных поприщах служения отечеству. Жаль, что эта рукопись остается ненапечатанною. В ожидании полной биографии Николая Николаевича, мне кажется, и это краткое жизнеописание могло бы принести читателям и чтителям памяти покойного немало пользы и назидания. Тем большого уважения заслуживает память Николая Николаевича, что он своими личными достоинствами, после Творца Бога, обязан единственно самому себе, своему самообразованию и своим неусыпным и честным трудам.

Подобный пример самообразования видел я в покойном генерал-адъютанте С. П. Шипове¹⁰⁸⁴. В 6-м № Русского Архива текущего года напечатаны его воспоминания. В этих воспоминаниях содержится много сходного в обстоятельствах жизни Сергея Павловича с обстоятельствами Николая Николаевича. Если Вы не читали эти воспоминания, рекомендую прочитать.

Позвольте затем принести Вашему Высокопревосходительству мою сердечную благодарность за Ваше радушное гостеприимство. С утешением воспоминаю о проведенном у Вас времени.

Призывая на Вас и на присных Вам Божие благословение, с истинным почтением и признательностью имею честь быть»...

В ответ на это письмо от 22-го июля В. И. Анненкова писала мне от 27-го числа:

«Искренно и душевно благодарю Вас за Ваши добрые строки от 22-го сего июля и за возвращение рукописи покойного Епископа Игнатия. Ещё за многое полно мое сердце признательности к Вам – за отрадное посещение Ваше и за те часы, которые Вы пожертвовали мне на берегу Псла в моем мирном уединении. Храню о них самое приятное воспоминание, а так как воспоминание особенно дорого, когда оно дает надежду в будущем, то я льщу себя приятной надеждой, что быть может будущим летом Вы снова изволите осчастливить меня Вашим посещением и отрадной беседой, и что я лично буду иметь возможность высказать Вам мои впечатления при чтении воспоминаний о Высокопреосвященном Леониде.

Одно могу сказать Вам, что Вы вполне достигли желанной цели труда Вашего. Воспоминания Ваши заставляют любить и чтить память покойного Святителя Леонида, и также заставляют любить и уважать друга его – автора воспоминаний.

Предоставляю себе также изустно изъяснить Вам причины, по которым я не желаю печатать при жизни моей очерк жизни моего незабвенного Николая Николаевича: я уверена, что когда Вы их узнаете, то одобрите меня.

Примите, многоуважаемый, милостивый Владыко, искреннее изъявление моего душевного уважения и преданности и позвольте мне поручить себя и семейство мое святым молитвам Вашим».

23-го писал я в Витебск начальнице женской гимназии А. П. Ушаковой:

«Поездка моя по епархии совершилась благополучно. Обозрение церквей Харьковской епархии вообще гораздо труднее сравнительно с Полоцкою и требует более времени. Когда я путешествовал по прежней своей епархии, то при посещении церквей, нередко и даже большей частью, встречал в них только причты со старостой и разве десятка два-три прихожан; исключение составляли только города и местечки. Здесь же в каждой церкви видишь не сотни, а тысячи народа, и все с необычайным рвением требуют архиерейского благословения. Там, бывало, проедешь 50–100 верст, и едва встретишь на пути одну-две православные церкви; здесь от одной слободы до другой пять, десять, редко двадцать верст. Там можно было ездить мне одному, без свиты; здесь это дело невозможное. Народ здешний так любит видеть архиерейское богослужение, что выезжают верст за пятьдесят и более вперед депутации просить меня совершить в том или другом селении, если не литургию, то акафист пред местной святыней; о городах и говорить уже нечего. Если проехать через город без служения, значит огорчить граждан. Таким образом в нынешнюю двухнедельную поездку я совершил 6 литургий и прочитал 2 акафиста. В здешней губернии довольно ещё зажиточных помещиков и богатых землевладельцев. Все они наперерыв один пред другим упрашивают архиерея посетить их дома и поместья. Один знакомый мне по Москве помещик (И. К. Калугин), состоящий на службе в Петербурге, узнав, что я буду проезжать через его имение, оставил все дела и поспешил в свое поместье, чтоб принять меня и упросить отслужить в своей приходской церкви. Мог ли я отказать в удовлетворении такому усердному желанию? Другая богатая помещица – генеральша (Шатова) собралась было уже, по своим домашним обстоятельствам, в Крым, но узнавши о моей поездке но тому уезду, в котором она живет, отложила свое путешествие, чтоб не лишиться моего посещения. В устроенной ею и мною в 1875 г. освященной церкви мне привелось ныне праздновать праздник Св. Троицы, – Третья великоважная особа, вдова бывшего Киевского Генерал-Губернатора Анненкова, 66-летняя старица, у которой в доме я имел ночлег в 1875 г., узнав, что ныне её имение и приходская церковь не значатся в моем маршруте, написала мне письмо и прислала его в дом к своей соседке-помещице, за 25 верст, где для меня приготовлен был обед. В письме этом она убедительно просила меня ещё раз посетить её. Но едва успел я прочитать письмо, как является сама сочинительница письма, чтобы к письменной просьбе присоединить личную. Судите сами, мог ли я не удовлетворить столь искреннего желания вельможной старицы? На другой же день я приехал к ней и провел в её прекрасной усадьбе с обширным садом, на берегу довольно большой реки, целые сутки.

Вот Вам отчет о моей поездке.

С 9-го июля сижу в своем Всехсвятском и наслаждаюсь чистым воздухом, но перестал с первых чисел сего месяца пользоваться свежей водою; по причине частых дождей и довольно холодной погоды».

24-го ч. получено было мною письмо из Аврамиева Городецкого монастыря, Костромской епархии, от преосвященного Игнатия; он писал мне:

«Преемник мой по Можайской кафедре и Савв. Монастырю – Преосв. Алексий, как слышно, возбуждает немалое сочувствие среди духовенства и купечества; он пишет, что не может ещё привыкнуть к новому своему положению. Обитатели Саввинского подворья благодарят Бога за такого настоятеля.

11-го июля выехал я для обозрения епархии в Солигаличский и Галичский уезды; 13-го июля я едва не подвергся великой опасности. Нужно было на пароме через небольшую реку переехать. Как скоро карета въехала на паром, некоторые брусы на пароме опустились, и карета попала в воду; я сидел со своим наместником Архим. Иаковом. Хотели выйти из кареты в лодку; но вода стала более и более наполнять карету. Придумали вынуть нас из окна кареты в лодку; лодка едва прошла, будучи приближена к карете. Становой предложил свой малый экипаж для меня, промочившего ноги и нижнюю часть рясы и подрясника; я поехал в село другое, за три версты, и прямо в дом священника, где нужно было согреться и обсушиться. Карету привезли гораздо позднее. Чемодан и все вещи оказались измоченными. Впрочем часа через два снова продолжали путь, и на ночлег благополучно приехали, хотя и поздно. Благодаря принятым мерам, здоровье, кажется, не пострадало, по милости Божией. В реке вода глубиною была четырех аршин; и если бы мы промедлили, карета могла бы утонуть. Становой был новый, не знавший хорошо местности.

На ночлеге мы сочли долгом совершить в церкви благодарное молебствие.

В Солигаличе освятил я церковь в Феодоровской женской общине 15-го июля, а на другой день служил в Соборе. Город крайний и отдаленный, но народ усердный, а некоторые церкви таковы, что не стыдно было бы и в Москве иметь подобные. В деревнях дома гораздо лучше Московской губернии.

Теперь в Авраамиеве монастыре на берегу озера отдыхаю от трудностей путешествия и собираю силы для предстоящего. В Галичском уезде, говорят, дороги так дурны, что в час ездят 3 или 4 версты. А Галич считается здесь первым градом после Костромы».

26-го ч. получено мною письмо из Витебска от сестры усопшей Начальницы женского духовного училища Марии Александровны – Софьи Александровны Баронессы Боде:

«Я знаю, что Вам уже известно давно несчастие меня постигшее, по этой причине я и не сообщила телеграммой Вашему Преосвященству о смерти моего друга и сестры – Марии Александровны, будучи уверена, что Вы уже молитесь о упокоении её прекрасной души. Зная, как искренно Вы были расположены к ней, я желала сообщить Вам, Милостивый Владыка, некоторые подробности о её последних минутах: но кроме моего ужасного горя ещё тысячи неприятностей, которыми окружили меня враги покойной сестры моей, мешали мне до сих пор излить Вам всю горечь души моей. Я измучилась от гонений правления, под председательством преосвященного; по его распоряжению захватили всё имущество сестры моей, чтобы покрыть казенные долги, которые возрастали с каждым днем после её кончины. Преосвящ. не отслужил ни одной панихиды по усопшей и не сказал мне ни одного слова утешения, приехал, погулял в саду и не мог скрыть своего удовольствия, что избавился от ненавистной ему Начальницы Училища, не хотел даже позволить похоронить её подле училищной церкви, чтобы не оставалось и памяти о ней при том заведении, которое она создала и которым занималась почти 15 лет с такою любовью; если бы не губернатор, который взял на себя всю ответственность за погребение Начальницы при училище, её похоронили бы далеко, на общем кладбище, и мы не имели бы утешения посещать её могилу каждый день. На похоронах были все власти и все добрые знакомые, которые так горячо её любили. Преосвященный уже не мог не хоронить сам Начальницы Училища, но и тут постарался влить яд в свое слово, сказанное пред гробом покойницы. Я и теперь не могу вспомнить без отвращения этого фальшивого голоса и этих язвительных слов. Эта возмутительная речь, которой нельзя бы даже сказать пред прахом преступника, привела в негодование всех слушателей, и теперь весь город отзывается о ней с презрением. Я передам Вам, Преосвященнейший Владыко, некоторые слова этой речи, из которых Вы составите себе понятие всего этого недостойного произведения. Викторин говорил, что путь, по которому идет теперь усопшая, далек и страшен, он выразил это так, что как будто теперь демоны окружают её, что хотя она и имела хорошие качества, но были у нее и пороки, хотя и сохранила девственную чистоту, но не была лишена слабости, свойственной её полу, что только одни молитвы наши могут спасти её, и потому лучше за нее молиться, нежели проливать притворные слезы. Речь была очень длинна и вся сказана в таком же утешительном духе. Можете себе представить, многоуважаемый Владыко, каково нам было всё это выслушать?! После похорон никто не последовал за преосвященным, все разъехались по домам. Преосвящ. пожаловал на похоронный завтрак, но был очень сконфужен, и видимое негодование всех его делало неловким как в действиях, так и в словах. Он даже не удостоил прочитать литию после завтрака; не пели вечной памяти усопшей; едва перекрестясь, поторопился уехать домой. Вот, Преосвященнейший Владыка, в когтях какого зверя была сестра моя! Бедная, бедная! Чего только она от него не вытерпела! Каких гонений, каких клевет не положили на её благородную голову! Тысячу раз мы с ней вспоминали Ваше отеческое расположение, неоцененный, многоуважаемый Владыко! При Вас клеветники не убили бы сестру мою.

Простите меня, Милостивый Владыко, что я, увлекшись своей глубокой скорбью, так многоречиво вылила Вам душу, без всякого стеснения, как доброму снисходительному отцу».

На письмо Баронессы С. А. Боде я отвечал от 30-го числа:

«Примите мое искреннее соболезнование о постигшей Вас семейной горести. Я вполне постигаю всю цену вашего лишения; утрата столь почтенной и дорогой для Вас сестры невознаградима для вашего сердца. Прискорбна и для всех ваших знакомых потеря столь благородной и душевно всеми чтимой особы. Да будет ей вечная память!

С сердечною грустью читал и перечитывал я Вашу печальную повесть об обстоятельствах кончины и погребения вашей, поистине, многострадальной сестрицы. Не мое, конечно, дело судить о виновниках её скорбей и огорчений; суд над ними принадлежит Верховному и нелицеприятному Судии – Богу. Не могу однако ж не сказать Вам и себе в утешение, что число почитателей и ценителей достоинств и заслуг почившей в Бозе Марии Александровны несравненно более, чем её врагов и недоброжелателей.

Благодарение достопочтенному Павлу Яковлевичу (Ростовцеву), принявшему столь живое и деятельное участие в указании места погребения почившей. Тем менее, по моему мнению, могло быть препятствий к погребению тела М. А. при Св. Духовской церкви, что там, помнится мне, были уже чьи-то могилы.

Могу уверить Вас, почтеннейшая Софья Александровна, что память о почившей сестрице Вашей навсегда сохранится в моей душе и в моих молитвах пред престолом Божиим. Её имя внесено уже в мой помянник наряду с моими присными.

Желая Вам мира, здравия и душевного успокоения от скорби, с душевным уважением и преданностию пребываю».

29-го числа явился ко мне избранный на должность Ректора в Харьковскую Семинарию преподаватель Нижегородской Семинарии, протоиерей Михаил Разногорский, очень видный и красивый собою, обладающий живым и свободным даром слова. Он поступил на место протоиерея Энеидова, оставившего семинарскую службу по болезни.

2-го августа писал я в Москву Преосвящ. Алексию, Еп. Можайскому, в ответ на его письмо от 7-го июля:

«От всего сердца приветствую Вас с восприятием священного епископского сана. Вдвойне приятно для меня приветствовать Вас – и как моего по кафедре Можайской преемника, и как преемника по месту жительства моего приснопамятного друга, Преосвящ. Леонида. Да дарует же Вам Верховный Пастыреначальник Господь Иисус Христос сугубую ревность к достойному прохождению высокого и многотрудного епископского служения!

Воочию всех удиви на Вас Господь милость Свою, призвав Вас таким необычайным путем к священноначальственному служению в Своей св. Церкви. Впрочем, небезызвестны нам из Церковной Истории примеры подобного быстрого восхождения по степеням иерархического служения. Св. Амвросий Медиоланский, великий Фотий Цареградский и др. да будут Вашими руководителями на поприще Епископского служения!

Приношу Вашему Преосвященству искреннюю благодарность за доставление мне книги о церковном суде. Это для нас – архиереев новая твердая опора на случай, если рано или поздно возобновится вопрос о духовно-судебной реформе. Великое Вам от нас благодарение за этот новый, великий труд, хотя и не Вашим именем запечатленный.

Душевно рад, что моя книга о Преосвящ. Леониде понравилась Вашему Преосвященству. Не могу при этом не пожелать, чтобы между настоящими Преосвященными Викариями московскими сохранились такие же взаимные отношения, какие были между нами с покойным Преосвященным. Но я уже слышу, что Москва любуется и восхищается новыми помощниками своего Архипастыря».

3-го ч. получено было два письма: одно из СПБ., другое из Казани.

Из Петербурга писал мне Председатель Комитета Общества Любителей Древней Письменности, Князь П. П. Вяземский:

«Николай Платонович Барсуков, согласно заявленному им, в заседании Общества Любителей Древней Письменности 25-го Апреля текущего года, намерению, принес в дар Обществу 200 экземпляров многолетнего труда своего «О Жизни и Трудах П. М. Строева»¹⁰⁸⁵, главного представителя русской палеографии, положившего прочное начало делу, успех которого составляет задачу нашего Общества.

Общество в собрании 25-го Апреля приняло этот дар с выражением полнейшей благодарности сочинителю, совершившему свой труд крайне добросовестно и с полной любовью к своему предмету.

На основании вышеизложенного, честь имею препроводить при сем экземпляр книги о «Жизни и Трудах П. М. Строева».

На это отвечал я от 13-го числа:

«Получив почтеннейшее письмо Ваше и вслед за ним книгу: «Жизнь и труды П. М. Строева», составленную и изданную Н. П. Барсуковым, долгом поставляю уведомить о сем Ваше Сиятельство и изъяснить мою душевную благодарность почтенному автору.

Но чтобы не пользоваться таким интересным даром незаслуженно, вменяю себе в обязанность препроводить вместе с сим два экземпляра составленной и изданной мною книги: «Воспоминания о высокопреосвященном Леониде, архиеп. Ярославском». Из них один экземпляр покорнейше прошу Ваше Сиятельство принять от меня для Вашей собственной библиотеки, а другой благоволите вручить г. Барсукову, в знак моей искренней признательности за его дорогой для меня дар.

С истинным почтением и преданностию имею честь быть»...

Из Казани от 29-го июля писал мне Преосвящ. Архиепископ Антоний в ответ на мое письмо от 25 июня:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивый Архипастырь и возлюбленный во Христе брат и сослужитель!

От души благодарю Вас за братолюбное писание Ваше от 25-го июня. Оно оживило во мне память о Вас, как бывшем моем ближайшем соседе по Смоленску, а главное – как о вполне сочувственном и единомысленном мне собрате, с коим привелось мне сблизиться так искренно и задушевно в Москве в оное время.

Скорблю и я, что со времени моего перемещения из Смоленска в Казань письменное общение между нами прекратилось. Здесь у меня умножилось дел, и притом крепко озабочивающих, сравнительно со Смоленском. Поневоле приходится отрешиться даже от таких занятий, которых бы и желала душа, да времени на них, при других официальных занятиях, не достает. Общение тесное и живое между архипастырями и я считаю самым существенным условием истинной церковной жизни. В сем вполне был единомыслен со мною и добрый почивший в Бозе друг Ваш, – не обинуясь скажу – и мой, Владыка Леонид, о ранней кончине коего я глубоко воздохнул, принеся о нем усердную молитву и теперь всегда поминаю его в заупокойном молении – и церковном и домашнем. С ним было у меня и нередкое письменное общение. Узнав об изданной Вами книжке воспоминаний о сем архипастыре, я крепко желал приобрести её тогда же, и даже собирался написать к Вам о сем моем желании, но не успел собраться, как Ваше Преосвященство угадали духом своим это желание и благоволили мне прислать сию книжку, с прочими приложениями. Прошу принять мою живейшую благодарность за сей дар братолюбия Вашего. Простите только, что замедлил своею благодарностью. Причиной служит тяжкая болезнь, постигшая меня, Божиим гневом и милостию, в конце июня и начале июля и приблизившая меня даже до врат смертных, ради чего я и приготовился, как подобало, по долгу христианскому и пастырскому. Но верно предстательство угодников Божиих Казанских и теплые молитвы о мне паствы похитили меня из рук ангела смерти на более или менее продолжительное время. Приемлю сие Божие посещение как послание себе от Пастыреначальника – Христа Иисуса, в роде, например, посланий Его же к ангелу Ефесской, или Лаодикийской, или других из семи Церквей¹⁰⁸⁶... Теперь поправляюсь от злой огневицы, бывшей у меня, но ещё продолжаю принимать от ней врачевство и нахожусь в руках врача. От того, как видите, и пишу ещё не довольно твердою рукою. Между тем – вот что: к почившему Архипастырю я писал, незадолго до перевода его из Москвы, одно длинное и серьезного содержания письмо. Да и между другими моими письмами были о предметах более или менее относящихся к церковным делам. Желал бы знать, сохранил ли он у себя сии корреспонденции, и если сохранил, кому они достались?

Но я утомил и Вас и себя своим многописанием. Простите на сей раз. Прошу Ваших молитв о моей немощи, и с истинным почтением, преданностию, и яже во Христе любовью есмь Вашего Преосвященства усерднейший слуга»...

5-го ч. писал я в Москву Высокопетровскому архимандриту Григорию:

«С любопытством ожидаю июньской книжки Чтений в Общ. Люб. Д. Просв., в которой Вы сделали вклад материалов для биографии покойного Владыки. Да, пора ученому Московскому духовенству серьезно приняться за приготовление достойной биографии своего великого и незабвенного Святителя.

Скажите мне, о. Архимандрит, у кого в руках остаются 39 томов записок покойного Никодима¹⁰⁸⁷, Еп. Енисейского, о которых упоминается в Январской Кн. Правосл. Обозр. за текущий год, в подстрочном примечании на стр. 111, и какое из них думают сделать употребление. И не из этих ли записок извлечена Вами статья Преосв. Никодима, напечатанная в Чтен. Общ. Ист. и Др. Р. под заглавием: «О Филарете митр. моск. моя память»¹⁰⁸⁸.

С возлюбленным о Господе братом и моим преемником по кафедре Можайской начинаю входить, кроме молитвенного, и в письменное общение. От него недавно получил прелюбезное письмо, на которое и сам не замедлил ответом. Получил также от Его Преосвященства в дар книгу о церковном суде. Книга преинтересная и преполезная для нашей братии.

Преосвященный Полоцкий¹⁰⁸⁹ в письме своем между прочим сообщает мне: «Пишут мне из Костромы. Там не нарадуются, смотря на своего нового Архипастыря – доброго, кроткого, ко всем равно внимательного, благоговейного; считают его за ангела Божия и не находят довольно слов для восхваления его».

Для Вас, как человека преданного Преосвящ. Игнатию, надеюсь, утешительно слышать о нем такой лестный отзыв. И Вы не погрешите, если эти благие слова передадите в Кострому».

В тот же день писал я в Москву А. В. Краснопевкову:

«Вчера получил я письмо от Казанского Владыки Преосвящ. Антония. Вот что, между прочим, он пишет мне: «Общение тесное и живое между архипастырями и я считаю самым существенным условием истинной церковной жизни. В сем вполне был единомыслен со мною и добрый почивший в Бозе друг Ваш, – не обинуясь скажу – и мой, Владыка Леонид, о ранней кончине коего я глубоко воздохнул, принеся о нем усердную молитву и теперь всегда поминаю его в заупокойном молении – и церковном и домашнем. С ним было у меня и нередкое письменное общение... Между тем – вот что: к почившему Архипастырю я писал, незадолго до перевода его из Москвы, одно длинное и серьезного содержания письмо. Да и между другими моими письмами были о предметах более или менее относящихся к церковным делам. Желалось бы знать, сохранил ли он у себя сии корреспонденции, и если сохранил, кому они достались?»

Я выписал здесь слова эти из письма Казанского архипастыря с тем, чтобы Вы помогли мне дать на предложенный в них вопрос точный и определенный ответ. Итак ожидаю вашей немедленной помощи.

Вы конечно не читаете Киевского журнала: «Руководство для сельских пастырей». Спросите у кого-нибудь из редакторов Московских духовных журналов №№ 23, 28 и 30 означенного журнала за текущий год и прочитайте там рецензию на мою книгу о Преосв. Леониде. Я надеюсь, что она вам понравится».

8-го числа писал я в Кострому Преосвящ. Игнатию, в ответ на его письмо от 18-го июля:

«Над Вами, очевидно, исполнились слова Псалмопевца: ангелом своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих¹⁰⁹⁰. Благодарю вкупе с Вами Господа, спасшего Вас от потопления в водах речных. Но вперед Вам наука: в подобных случаях, т. е. при переправах через реки, а также при спусках с крутых гор, надобно всегда выходить из экипажа.

Нечто подобное случилось, во время нынешнего путешествия по епархии, с Преосвященным Полоцким. Сломавши по проселочным дорогам оставленную ему в наследство от меня дорожную карету и затем тарантас исправника, он сел в монастырскую телегу и из ней, вероятно, на косогоре, слетел со всеми дорожными принадлежностями в лужу.

Что до моей поездки, то она совершилась, по милости Божией, очень благополучно.

Преосвященный Викторин изменил своему слову относительно посещения Харькова; отложил поездку и в Киев.

Недавно явился ко мне новый Ректор Семинарии, из Нижегородских священников и преподавателей Семинарии, но родом Орловский; человек молодой, живой и представительный.

В половине минувшего июля получил я в дар от наставника Вашей Семинарии г. Заозерского книгу о церковном суде. Книга очень интересная и преисполненная учености. Я благодарил его за этот дар письмом, которое послал ему по адресу, показанному в его письме.

Не знаю, получил ли он мое письмо? Потрудитесь спросить его об этом, когда он возвратится в Кострому, через о. Ректора».

9-го ч. обедал у меня Директор Хозяйственного Управления при Св. Синоде, Действ. Ст. Сов. Андрей Григорьевич Ильинский¹⁰⁹¹ – из воспитанников Киевской Д. Академии. К обеду приглашены были – новый Ректор Семинарии и Инспектор – зять Ильинского.

После долгого колебания, я решился, наконец, осуществить свое намерение ещё раз побывать в священном граде Киеве и повидаться там с новым Киевским архипастырем, высокопреосвященным митрополитом Филофеем¹⁰⁹², с которым я не видался с 1867 года¹⁰⁹³. Но предварительно я счел нужным осведомиться, найду ли я в Киеве Владыку и примет ли он меня. С этою целью я обратился с письмом к знакомому мне по Смоленску преосвящ. Викарию Киевскому, Епископу Чигиринскому Иоанну¹⁰⁹⁴, и вот что писал я от 10-го числа Его Преосвященству:

«Преосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе брат!

Позвольте обратиться к Вашему Преосвященству, как старому и доброму знакомому, с покорнейшею просьбою.

Мне хотелось бы ещё раз побывать в священном граде – Киеве (я там был в 1870 г.) для поклонения святыне и для свидания с глубокочтимым мною Святителем Киевским, высокопреосвящ. Митрополитом Филофеем.

Путешествие это я думал бы предпринять в последних числах сего августа или в первых сентября. Но могу ли я в это время найти высокопреосвящ. Митрополита в Киеве? Не будет ли он тогда в поездке по епархии, как это было в 1870 г. с покойным владыкою, митрополитом Арсением.

Поэтому я покорнейше просил бы Ваше Преосвященство 1) уведомить меня, благовременно ли будет мое прибытие в Киев в означенное выше время; 2) испросить для меня соизволение высокопреосвященнейшего Владыки на прибытие в Киев, и 3) так как поезд Харьковско-Киевской дороги приходит в Киев, кажется, поздно ночью, то не будет ли Вашей милости укрыть меня на первый раз под кровом Вашей св. обители, как ближайшей к станции железной дороги? Само собой разумеется, что о времени прибытия моего в Киев я предварю Ваше Преосвященство телеграммою.

В ожидании Вашего благосклонного ответа, с братскою о Христе любовью и душевною преданностию имею честь быть»...

Долго не было на это письмо ответа, и я не знал, чем объяснить продолжительное молчание со стороны Преосвященного Иоанна. Наконец 26-го числа получено было мною ответное письмо в самом благоприятном смысле. Содержание этого письма будет изложено в своем месте.

13-го ч. получил я письмо из Москвы от Высокопетровского Архимандрита Григория, который писал мне в ответ на мое письмо от 5-го числа:

«Письмо Ваше (от 5-го ч.) имел утешение получить 6-го августа. Приношу Вашему Преосвященству глубокую благодарность за доброе внимание ко мне. На другой день я был в Черкизове у Владыки. О Владимирской кафедре Владыка сказал, что едва ли займет её Преосвящ. Иаков. Для епархии он был бы тяжел и навсегда, вероятно, останется Викарием. В каком-то журнале помещена статья о нем и ему повредила; так писал Преосвящ. Амвросию Наместник Лавры о. Симеон¹⁰⁹⁵. Обер-Прокурор тоже против него, подмечая в нем привычку подкапываться под других. Он деловой человек, он юрист, но это-то и вредит ему. Как Викарий, он должен был держать себя несколько иначе. Все это я слышал от Владыки, а суждение его, как члена Синода, достойно внимания. Но меня простите, что я решился передать это Вам. Со своей стороны я уважаю Преосвященного Иакова, зная всегдашнюю благонамеренность его и правдолюбие, соединенное с прямотой характера.

В ответ на письмо Ваше имею честь сообщить о Преосвящ. Никодиме Енисейском, что все рукописные сочинения его, равно и книги, завещаны в библиотеку Красноярского Кафедр. собора. Статья его о Митрополите Филарете написана им в том самом виде, как и напечатана; она есть самостоятельное сочинение, а не извлечение из других записок его».

От племянника своего, П. И. Успенского, незадолго пред тем возвратившегося из Москвы, слышал я, что Прокурор Московской Синодальной Конторы Потемкин, при посещении Синодальной Ризницы Персидским Шахом, поднес Его Величеству, в отличном переплете, описание славянских рукописей Синодальной библиотеки, составл. Горским и Невоструевым, но Шах на другой же день возвратил книги назад. Чему здесь должно более удивляться, неуместному ли усердию Потемкина, или азиатскому невежеству Шаха?..

26-го ч. получено было мною письмо из Киева от Преосвященного Иоанна, Еп. Чигиринского, о котором мною было упомянуто выше.

Вот что писал мне Преосвященный Иоанн от 22-го числа:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивейший Архипастырь!

Высокопреосвященнейший Митрополит Филофей с удовольствием соизволяет согласие на прибытие Ваше в Киев, будет очень рад видеть и принять Вас. Назначает Вам удобное помещение в своем митрополичьем доме, что при Софийском Кафедральном Соборе, и просит Вас пожаловать с вокзала прямо в эту квартиру.

Я со своей стороны за счастье считаю, по извещению Вашему, выслать для Вашего Преосвященства на вокзал железной дороги карету, в какой бы то ни было час дня и ночи, и, если это случится в ночное время, прошу пожаловать ко мне на ночлег. Усердно желал бы, чтобы Ваше Преосвященство и всё время пребывания Вашего в Киеве благоволили провести в моей квартире обительской.

Итак, до свидания, Преосвященнейший Владыко».

28-го числа писал я в Москву Высокопетровскому архимандриту Григорию в ответ на его письмо, полученное мною 13-го числа:

«С удовольствием прочитал я в Июльской книжке Чтений Общ. Люб. Дух. Просвещения собранные и напечатанные Вами материалы для биографии Святителя Филарета.

Но скажите, пожалуйста, откуда и как Вы приобретаете эти столь важные и интересные документы? Или, по русской пословице, на ловца и зверь бежит? Продолжайте же быть этим добрым ловцом и делитесь своею прекрасною добычею с чтителями памяти великого иерарха.

Не распространяюсь более в ожидании приятного с Вами свидания».

В тот же день, т. е. 28-го числа, послано было мною письмо в Казань архиепископу Антонию, в ответ на его письмо от 29-го июля:

«Мысль Вашего Высокопреосвященства, что общение тесное и живое между архипастырями есть самое существенное условие истинной церковной жизни, я вполне разделяю. И вот, руководясь этою мыслию, я на сих днях отправляюсь в священный град Киев для поклонения Печерским угодникам Божиим и для свидания с высокочтимым Владыкою Митрополитом. Как бы желал я видеться и лично, усты ко устом, побеседовать с Вашим Высокопреосвященством. В прошедшем году мне представлялся случай быть в Казани по поводу происходившего там Археологического съезда, на который был приглашен и я, как Член Археологического Общества, но я не знаю, удобно ли было мне воспользоваться этим случаем для поездки в Казань. Не заблагорассудите ли Вы, Владыко Святый, предпринять в родный Вам Киев когда-либо путешествие и мимоездом посетить Харьков: какое утешение доставили бы мне своим посещением!

Общение письменное я имею не очень со многими Святителями: опасаюсь и других обременять и себя стеснять.

Относительно писем Вашего Высокопреосвященства к покойному Преосвященному Леониду я писал к брату его в Москву, но до сих пор не получал от него ответа, а потому и к Вашему Высокопреосвященству замедлил писать. Впрочем мне известно из прежней переписки с А. В. Краснопевковым, что вся корреспонденция покойного брата его находится на руках одной из его сестер, которая занимается приведением оной в порядок».

29-го ч. получено было мною из Вильны от Преосвященного архиепископа Макария письмо от 24-го числа, в котором он ещё раз ходатайствовал предо мною о своем несчастном племяннике, священнике Павле Четверикове.

Данный мною на это письмо ответ от 22-го Сентября будет изложен в своем месте.

30-го ч. получил я письмо из села Масолова, Тульской губернии, от неизвестной мне особы, Елисаветы Ивановны Богаевской, рожденной Капнист. Вот что она писала мне от 28-го числа:

«Ваше Высокопреосвященство,

Всемилостивейший Архипастырь и Отец Савва!

Молю Ваше Высокопреосвященство не отказать мне в нижайшей просьбе моей и соблаговолить выслать мне «Воспоминания Ваши о Высокопреосвященном Леониде». Я не имею средств приобрести эту книгу, а память о Святителе так близка сердцу моему. Он был для меня учителем, отцом, и самым верным другом, Владыко! Господь призвал его; он легко покинул скорбную земную жизнь, но сколько горя, слез и печали сделал тем, кто искренно любил и знал его! В тяжелые минуты жизни моей (а их было и есть так много) всегда находила я слово утешения и ободрения у него; если же лично не видала его, то всегда письменно наставлял и вразумлял меня. Много есть у меня его писем, и теперь, как что сильно сердце загрустит, в них нахожу отраду и помощь. Да упокоит Господь святительскую душу его в вечном блаженстве, и по его святым молитвам помилует меня грешную, Владыко Святый! Жизнь моя исполнена скорбей, болезни и страданий, потому-то покойный Архипастырь любил меня: ведь он любил таких; мы близки были его сердцу, потому что он сам страдал и понимал наши страдания. Ежели позволите, Святейший Владыко, я напишу Вам всё, что знаю о покойном Архипастыре, и тогда Вы узнаете, почему мне так дорого каждое слово о великом Святителе. Простите, Христа ради, меня грешную, и не откажите в моей просьбе. Владыко! Принесите Вашу святую молитву о мне, муже моем Оресте¹⁰⁹⁶ и отроке Иоанне.

С глубочайшими чувствами благоговения и почтения имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорной слугой – Елисавета Богаевская, рожденная Капнист».

Желание столь усердной почитательницы моего доброго друга было исполнено: книга, и с моею подписью, была послана на другой же день по означенному в письме адресу.

31-го ч. в 6 часов утра отправился я по новой Сумской железной дороге в Киев.

Проехавши по Харьково-Елисаветградской дороге одну станцию, от Люботина мы сделали поворот вправо на Сумскую дорогу. Здесь я увидел на протяжении нескольких верст грушевую рощу, доставляющую свои фрукты в Москву и в окружающие её губернии. Сушеные Люботинские груши и приготовляемый из них квас составляет лакомство для простого народа.

В 3 1/2 часа пополудни мы были уже на Сумской станции. Здесь встретил меня соборный Протоиерей В. Никольский.

В 6 1/2 ч. прибыли на станцию Курско-Киевской дороги Ворожбу, и здесь должны были два часа ожидать Московско-Курского поезда. За неимением удобного помещения на станции, мне дозволено было оставаться до прихода поезда в том вагоне, в котором я ехал из Харькова. В 8 1/2 часов двинулся наш поезд к Киеву.

1-го сентября в 8 часов утра я был уже в Киеве. За мною выслана была на станцию из Михайловского монастыря карета с четвернею лошадей. По приезде в монастырь, я прежде всего зашел в храм для поклонения мощам св. великомученицы Варвары. Отсюда пришел в покои настоятельские, где Преосвященный Иоанн встретил меня с самою искреннею братскою любовью и убедил меня оставаться у него во все время моего пребывания в Киеве. Помещение его одноэтажное, но весьма просторное, так что я, принявши его любезное приглашение, не мог опасаться, что стесню его. Кроме простора, покои Преосвященного, благодаря его предшественнику, преосвященному Порфирию (Успенскому), поражали своим убранством. Этот последний, долго странствуя по Востоку, во многом усвоил себе восточный вкус; он, бывши Викарием Киевским и пребывая в Михайловском монастыре, украсил свои настоятельские покои дорогими обоями самых ярких цветов, с золочеными бордюрами, мебелью модною и роскошною, огромными по стенам картинами и портретами в дорогих золоченых рамах. Но при этой роскошной обстановке домашней, храмы Божии оставались в убогом виде и поражали своею неприглядностью.

Киев с 1870 г., когда я был там в первый раз, почти нисколько не изменился сам по себе; но мой взгляд на него был несколько инаков. Киевские горы и красота местоположения, после Святогорской горы и местности, не были уже для меня так поразительны теперь, как были они поразительны в первый раз. Но святыня и священные древности Киева никогда не могут утратить своего значения и своего духовно-нравственного действия на сердце православного пилигрима.

В продолжении восьмидневного пребывания моего в Киеве, многое я видел, с многими виделся и немало интересного слышал. Изложу всё это в последовательном порядке.

Напившись с дороги в Михайловском монастыре чаю, я поспешил в Лавру для поклонения тамошней святыне и для свидания с Преосвященнейшим Митрополитом. Когда доложили о мне Владыке, у него в гостиной были какие-то приезжие из Москвы богомольцы. Отпустивши их, он быстро удалился в свои внутренние покои, и оттуда в полной форме, т. е. в белом клобуке и с панагией на персях, вышел ко мне в залу и принял меня самым ласковым приветливым образом, как близкого родного. Не видавшись с ним одиннадцать лет, я поражен был его поистине светолепным старческим видом. На первый раз я не мог долго быть у Его Высокопреосвященства, так как его постоянно вызывали в залу то просители, то разные должностные лица. Провожая меня, он пригласил меня служить с собою в воскресенье в Лавре (3-го числа); разумеется с благодарностью было принято мною такое благосклонное приглашение.

По возвращении в Михайловский монастырь, мне предложена была радушным хозяином трапеза; обедали с ним вдвоем.

В 6-ть часов явился ко мне молодой студент академии – Чепик, поступивший из Витебской Семинарии; это тот крестьянский мальчик, который был принят мною в Витебске в певческий архиерейский хор и о котором было уже говорено выше. Расспросивши его о занятиях науками, я наградил его книгою и дал на чай немного денег.

Вечер провели мы с добрым хозяином в братской, откровенной беседе; вспоминали о первом взаимном знакомстве нашем в Смоленске, куда я приезжал в 1869 г. из Витебска для отпевания умершего епископа Иоанна (Соколова) и где он был тогда Кафедральным Протоиереем. Преосвященный много рассказывал мне о Смоленских Преосвященных – Иоанне, Серафиме¹⁰⁹⁷ и нынешнем Иосифе¹⁰⁹⁸. Об Иоанне, между прочим, говорил, что он был справедлив и писал иногда очень разумные резолюции; о Серафиме (впоследствии Рижском и Самарском) – что он не для всех был доступен, но действовал рассудительно, болезнен и раздражителен, проповедей никогда не говорил; об Иосифе – что он напротив очень доступен и пользуется любовью от духовенства.

Немало, также, сообщил он мне сведений и о Казани, где он был с 1875 г. Викарием и откуда в начале 1878 г. переведен в Киев.

О Преосвященном архиепископе Антонии¹⁰⁹⁹ сказывал, что он вел борьбу с Кафедральным Протоиереем Вишневским и другими членами Консистории; что, посещая университетские экзамены по Богословию, каждый раз оставался недоволен невежеством студентов; что он, не получая 12 лет никаких наград, скорбел и получил орден св. Александра Невского лишь тогда, когда, по совету своих приближенных, написал Обер-Прокурору, Графу Толстому, на новый год поздравительное письмо.

О предшественнике своем по Казанскому викариатству, Епископе Викторине (потом Полоцком), Преосвящ. Иоанн сообщал, что он вообще не симпатичен, что, бывши некогда Инспектором Смоленской Семинарии, сурово обращался с учениками, а в Казани, бывши викарием, не отличался искренними отношениями к своему Владыке – Антонию; образовал особый кружок знакомых с особым направлением; управляя Спасским монастырем, не слишком много заботился о его благосостоянии, а при назначении на Полоцкую кафедру, оставляя монастырь, увез с собою все лучшие облачения и утвари, но некоторые из сих последних (напр. дорогую митру) должен был возвратить.

Между беседою речь зашла об известном порицателе монашества – Ростиславове. Преосвященный уверял меня, что этот антагонист монашества поражен был внезапною смертью, именно, среди злоречия на монашествующих.

2-го ч. слушал я раннюю литургию в домовой церкви, примыкающей к настоятельским покоям. Церковь довольно просторная и благовидная, в особенности обширен алтарь, к которому с северной стороны примыкает просторная ризничная палата; архиерейская ризница скудна, митр много, но из них 5 шиты золотом по малиновому бархату без особенных украшений. За литургией пели послушники очень стройно. На ектениях, по распоряжению Преосвященного, после имени Митрополита возглашали и мое имя.

Напившись после обедни чаю отправился обозревать священные памятники древности и видеться со своими знакомыми. Был в Десятинной церкви; оттуда приехал в Андреевскую, где молился над гробом приснопамятного Андрея Николаевича Муравьева; из церкви заходил в сад покойного, и оттуда долго любовался прекрасными видами на ближний Подол и на отдаленное Межигорье. В Софийском соборе слушал позднюю литургию; из Собора заходил в митрополичий дом, где мне приготовлена была квартира, которою однако ж я, по милости Преосвящ. Иоанна, не мог воспользоваться. Здесь познакомился с экономом дома, архимандритом Смарагдом, уроженцем Самарской губернии.

Заезжал потом в дом земляка – Протоиерея Николая Ив. Флоринского, женатого на племяннице покойного Смарагда, архиепископа Рязанского¹¹⁰⁰, после которого, как сказывал Флоринский, осталось капиталу 160,000 рублей; но этим богатым наследством воспользовалась не его жена, а её брат – молодой человек, который, получивши наследство, отправился за границу, и там, расточивши его, преждевременно умер. О. Флоринский не весьма одобрительно отзывался мне об образованности Киевского духовенства; оно, по его словам, не отличается ни основательным знанием богословских наук, ни знакомством с церковностью. Рассказывал он мне, между прочим, о видении одного отставного солдата, которому во сне виделся Спаситель гневавшимся на то, что в Флоровском женском монастыре (в Киеве) монахини ходят в алтаре по горнему месту. Между тем, Преосвященный Филарет, бывший Ректор Киевской Академии и наблюдатель за преподаванием Закона Божия в светских учебных заведениях, внушал Законоучителям женских заведений допускать воспитанниц, для прислуживания, в алтарь, по примеру якобы Пресв. Девы Марии. О. Флоринский, прослуживший 25-ть лет по учебному ведомству и состоящий теперь при Софийском соборе в качестве чередного священника и в должности члена духовного Попечительства, скучал своим положением и желал бы возвратиться на учебное поприще. Я предложил ему поступить на должность Законоучителя в Харьковский Институт благородных девиц, он охотно принял мое предложение. Но дело это, как увидим далее, не состоялось.

От Флоринского спустился я на Подол и приехал в Братский монастырь, где находится Духовная Академия. Зашедши в собор и приложившись к чудотворной иконе Б. Матери, именуемой Братскою, я пришел в покои Управляющего монастырем преосвященного Михаила, нового Ректора Киевской Академии и моего старого сослуживца по Академии Московской. Преосвященный принял меня очень любезно и вступил со мною в откровенную беседу. Жаловался, между прочим, на трудность ректорской должности, на многообразие административных и других дел, препятствующих ученым занятием, так что с тех пор, как он сделался Ректором в Московской Академии, он не мог почти вовсе продолжать своих экзегетических трудов по толкованию Св. Писания, столь успешно начатому. Вспоминал о своих трудах по участию в Комитете по преобразованию духовно-учебных заведений; говорил, что главные виновники нынешних, семинарского и училищного, уставов протоиерей Мих. Изм. Богословский¹¹⁰¹ с Нектарием, бывшим тогда Нижегородским (впоследствии Харьковским) архиепископом – председателем Комитета, и с Н. А. Сергиевским, Директором Канцелярии Обер-Прокурора. Когда зашла речь о Московской Академии, Преосвященный упрекал своего предшественника, протоиерея А. В. Горского, за выпуск из академии вдовых священников без пострижения их в монашество. Упрек вполне справедливый.

У Преосвященного Ректора я встретился со своим земляком и почти сверстником по Владимирской Семинарии – заслуженным ординарным профессором Академии, Дм. Вас. Поспеховым, с которым отправился потом в его дом и познакомился с его семейством. Дм. В-ч, между прочим, сказывал мне, что предпринял было писать сочинение на ученую степень доктора «О Клименте Александрийском», но внезапная болезнь остановила его на половине этого труда, и потому он, вместо этого сочинения, представил другое, написанное им прежде, исследование о книге Премудрости Соломона (Киев 1873 г.). Почтенный земляк мой живет очень прилично – имеет два собственных дома и очень счастлив в своем семействе.

Возвратившись домой, я нашел у себя Ректора Семинарии, архимандрита Виталия¹¹⁰². В беседе с ним речь зашла, между прочим, о рецензии на мою книгу: «Воспоминания об Архиепископе Леониде», помещенной в издаваемом при Киевской Семинарии журнале «Руководство для сельских пастырей». Оказалось, что эту рецензию писал преподаватель семинарии Пав. Розанов (магистр ХVIII курса (1852 г.) Московской Академии), не без участия впрочем самого Ректора. Коснулся также разговор пресловутой газеты «Церк.-Общ. Вестник». О. Виталий уверял меня, что редактор этой злонамеренной газеты П.… ежегодно получает от Обер-Прокурора графа Толстого по 2 тысячи рублей субсидии.

В 6 часов вечера слушал я всенощную в домовой церкви: служба шла очень стройно.

3-го ч. воскресенье. В 9-ть часов утра отправился я в Киево-Печерскую Лавру к литургии, которую совершали мы с высокопреосвященным Митрополитом соборне. Вот какие особенности замечены были мною при богослужении: 1) облачение Митрополита происходило во время чтения часов, при тихом возглашении протодиаконом положенных стихов, и только слова: Тако да просветится свет твой, и проч., произнесены были громогласно; 2) на Митрополита, по древнему обычаю, возлагается две панагии, но без наперсного креста, что представляется довольно странным; 3) диаконы, во время чтения часов, кадят и алтарь, – чего в Москве не бывает, на том основании, что алтарь кадит после малого входа сам архиерей.

После обедни, в покоях Владыки я встретил совершенно неожиданно Игуменью Московского Алексеевского монастыря Антонию¹¹⁰³. Тут же познакомился с двумя дворянками сестрами Раковича, товарища покойного Леонида по Горному корпусу¹¹⁰⁴ и с почтенным старцем, Действ. Ст. Сов. Фаддеем Семеновичем Виноградовым¹¹⁰⁵, бывшим Председателем Киевской Уголовной Палаты, уроженцем Тверской епархии, по происхождению из духовного звания. Он приглашен был вместе со мною к митрополичьему обеду.

Лишь только сели мы втроем за стол и едва лишь подано было первое или второе блюдо, как с старцем Фаддеем Семеновичем сделалось дурно, и он должен был выйти из-за стола. Мы остались со Владыкою вдвоем и вели самую откровенную беседу. После обеда вышли на балкон, откуда открывается прекрасный и обширный вид на Заднепровье. Здесь подали нам кофе, и мы продолжали свою беседу до 7-го часа пополудни. О чем была наша беседа, я изложу это далее особо.

Я пожелал остаться на ночь в Лавре, чтоб на другой день утром посетить пещеры и поклониться почивающим в них мощам угодников Божиих. Мне указаны были для ночлега кельи, находящиеся под митрополичьими покоями. После приятной вечерней прогулки в митрополичьем саду, я напился в своей новой квартире чаю и вскоре лег в постель. После дневного утомления сон мой был глубокий и спокойный.

4-го ч. в 6 ч. утра отправился я в Лаврском экипаже в ближние пещеры и слушал раннюю литургию в церкви преподобного Антония. Здесь ещё раз испытал я тоже благоговейное чувство, каким был проникнут при первом посещении этого храма в 1870 г. После литургии, обошедши ближние пещеры и поклонившись почивающей в них святыне, я отправился в дальние Феодосиевы пещеры, и, там после поклонения прочим мощам, я выслушал молебен пред мощами Преподобной Евфросинии Полоцкой, почивающими в пещерной Благовещенской церкви.

В дальних пещерах виделся я с иеромонахом Меркурием. Моему Викарию, преосв. еп. Вениамину вышеупоминаемая¹¹⁰⁶ девица Ек. Мих. Смирницкая сообщала, что это 90-летний старец, ведущий необыкновенно строгую жизнь, что он её духовник и ведет с нею постоянную переписку, что он вместе с тем духовник и Митрополита, которому её рекомендовал, что на него так же, как на неё, бывают частые нападения злых духов, и нередко в одно и тоже время и проч. При моем свидании с о. Меркурием оказалось, что ему немного более 60-ти лет, человек совершенно здоровый и не отличающийся, как уверял меня сам Митрополит, никакими особенными подвигами, что он духовником Митрополита никогда не был, и Смирницкую исповедовал только один раз и однажды только писал ей письмо, а телеграмм никогда не посылал, что нападений злых духов никогда на него не было, а только один раз после утрени, когда он, для отдохновения, сел у себя в келье на диван, ему представилось 7 фигур, между коими был сам сатана, который назвал себя князем.

Возвратившись около 11 часов утра из пещер, я хотел было проститься с Владыкою Митрополитом и отправиться в Михайловский монастырь, но мне сказали, что Владыка просит меня остаться у него кушать. Делать нечего – надобно было оказать послушание, хотя это послушание не весьма трудное; напротив для меня было весьма приятно продолжить беседу со столь досточтимым архипастырем. В два часа пополудни сели за стол; трапеза так же, как и накануне, была праздничная с заздравным вином, – что удивляло даже его келейных: так это было у них необычайно... После обеда кофе на том же балконе, как и вчера. Беседа, начавшаяся за столом, продолжалась здесь и окончилась не ранее четырех часов.

Вечер провел я дома в беседе со своим добрым хозяином.

5-го ч. раннюю литургию слушал я в домовой церкви, а в 9-ть часов пошел в собор, где в этот день, т. е. по вторникам, еженедельно совершается пред литургией торжественный молебен с акафистом св. Великомученице Варваре при её святых мощах. На молебне канон и акафист читал сам Преосвященный Иоанн; богослужение продолжалось полтора часа, при многолюдном стечении народа. Затем началась литургия.

После обедни посетила меня Московская Игумения Антония и, между прочим, рассказывала мне о Преосвящ. Леониде, о его приезде из Ярославля в Москву в ноябре 1876 г., о том, что ему на станцию железной дороги не был выслан благовременно экипаж с Саввинского подворья, – что его немало огорчило; а ещё более огорчил его отказ Митрополита Иннокентия в дозволении ему совершать богослужение во время пребывания его в Москве, куда он приезжал на несколько дней для наблюдения за иконописными работами в храме Христа Спасителя, каковая обязанность, по Высочайшей воле, осталась за ним и по назначении его на Ярославскую кафедру. При этом Игумения передала мне замечательный сон П. А. Брянчанинова, на руках коего, как известно, скончался в Николо-Бабаевском монастыре Преосвящ. Леонид. Брянчанинов видел во сне Святителя Митрофана Воронежского совершавшим литургию и молившимся о собрате, архиепископе Леониде.

Вслед за Игуменьей были у меня сестры Ольга и Надежда Александровны Раковичи, с коими я встретился и познакомился в воскресенье в покоях митрополита. Они доставили мне, для прочтения, письмо преосвящ. Леонида к А. Н. Муравьеву от 5-го августа 1868 г. Вот содержание этого интересного письма:

«Кончилась малая вечерня великого праздника Преображения Господня; я из деревянного мирного храма перешел тихими стопами в свою келью и остался в ней, в ожидании всенощного бдения, полный воспоминаний о дне 5-го августа 1867 года¹¹⁰⁷.

Первой книгой, какая попала мне под руку, был духовный журнал, в котором помещены Ваши, возлюбленнейший А. Н., впечатления о кончине и погребении великого почившего в Бозе Святителя. Дав покойное положение больным моим ногам, я принялся читать «впечатления», и читал снова как бы новое нечитанное мною произведение. Утром сегодня, когда после ранней заупокойной о Владыке литургии, отслужил я соборне панихиду о нем, я как будто укорял себя за сухость глаз и за сухость сердца; чего недоставало утром, то, благодаря Вам, восполнено с избытком под вечер. Если бы кто спросил меня теперь, что такое красноречие сердца, я указал бы на вашу статью и на свои глаза. Благодарю Вас и Господа за вас. Так день годовщины юбилея как начал я, так и кончаю, воспоминаниями о кончине юбиляра. Его же – этот приснопамятный день я избираю, чтобы прервать продолжительное свое молчание и во имя этого дня получить себе прощение ваше. Мне первая мысль была по документам и впечатлениям описать вам встречу нового нашего архипастыря, но вскорости сделать этого не мог за множеством дел и хлопот, а потом было бы это не своевременно и потому не занимательно. Между тем мысль эта или мечта долго от меня не отставала; теперь я с нею покончил. Конечно, сожалею, что, в надежде в стройном порядке изложить событие, я ничего не записал; теперь частности сгладились, а было немало достойного памяти. Владыка Митрополит¹¹⁰⁸ вступил на кафедру Московскую при наилучших обстоятельствах. Его апостольская слава ему предшествовала, и москвичи всех ступеней общественной жизни следили по газетам за его приближением. Его въезд в Москву был триумфальный. Блестящий сонм сановников встретил его при выходе из вагона. Осенив себя знамением креста, старец святитель поставил ногу на Московскую почву, и, говорят, в глазах его дрожали сдержанные слезы, когда он слушал простое слово первого от москвича в Москве приветствия, которое сказать выпал мне приятный жребий; за мною была вся группа духовенства. Викарии были приглашены им в его карету, и нам было приятно видеть, как не преставая во всю дорогу благословлял он обеими руками народ, который густою массою стоял по улицам, бежал за каретою, простирая руки в окна. На другой день было вступление в Кремль; это учреждено по Высочайшему повелению. Ему казалось, что Викарии, хотя и подвластные, но саном епископы, не должны участвовать в его шествии в Успенский собор, и поэтому я мог, невидимый, из окна ризницы соборной видеть это необыкновенное торжество церковное; день был ясный; бесчисленные хоругви разливали в воздухе золотые лучи; белое облачение ослепляло белизной; длинный ряд митр горел каменьями самоцветными; как ни многосложно было собрание духовенства, но порядок был превосходный.

Жалко, что архипастырь не мог этого видеть, шествуя в заключении крестного хода. Народ теснился около него впереди и за ним. Владыка беспрерывно на обе стороны раздавал благословение, осеняя большими и частыми знамениями креста, и между тем, тихо подвигался по тесному пространству, почтительно оставленному для него народом. Речь с диаконского амвона, которую, по знаменовании себя у св. икон и мощей, произнес он, опираясь на посох, произвела впечатление превосходное, хотя впоследствии некоторые спорили против выражений крайнего смирения. Всех тронуло, когда за литургией, которую совершал он с обоими викариями, внезапно велел читать ектению о упокоении души почившего его предшественника! Тем путем, но обратно, ехал он из Кремля, каким шел во гробе из подворья в Кремль почивший. Мы приглашены были им в его карету и к столу, став таким образом его первыми в Москве гостями. Как накануне, так и в этот день, народ ожидал его по улицам и долго потом, как только пройдет молва, что митрополит будет служить там и там, народ уже располагался по улицам. Целую неделю продолжались представления духовных и светских, официальных и неофициальных лиц, и заключилось все это роскошным угощением, предложенным от Князя Вл. Андреевича (Долгорукова)¹¹⁰⁹, который своим сыновним отношением к почившему приобрел любовь, расположение, доверие от духовенства и граждан, и сочувственным отношением ко мне и делам церковным, где они соприкасались с гражданским порядком, много облегчал мою полугодовую севастопольскую службу, в качестве управляющего делами епархии. «Севастопольскую», – говорю, ибо исполнять чужие обязанности всегда трудно, а каково же исправлять обязанности лица высокого, которого образа мыслей не знаю; исполнять же не отлагая почти ничего, и неукоснительно, под наблюдением многих непризванных вверху и внизу в течении полных шести месяцев, и где же? На епархии Московской, которая и сама по себе, и по центральному своему положению, по великим и священным своим преданиям, а также и по значению, которое в новое время имела она как кафедра Платона и Филарета, при скромном титуле продолжает быть русской «патриархией», с неким характером вселенства. Не только Генерал-Губернатору, но и всякому, кто не противодействовал, а сочувствовал и помогал мне, я был глубоко благодарен. Если же всё мое 6-месячное служение пройдет без неприятных последствий, то это явный знак содействия из иного мира и милость Божия, – содействия молитв того, «аще возымех дерзновение», который создал меня тем, чем аз есмь, исключая недостатков, немощей и грехов моих. Новый Владыка отнесся к нам чрезвычайно благосклонно и сказал: «до сих пор вы ездили сюда за советами, теперь будете ездить с советами». На это мы ответили, что для нас довольно чести быть до времени справочными книгами и что мы, в уповании снисхождения архипастырского: постараемся быть верными исполнителями воли Первосвятителя.

Вам будет приятно слышать, что новый Владыка самый горячий приверженец Соборного начала, и когда профессор Горский¹¹¹⁰ заметил, что «от неопытности архиереев могут произойти в церкви новые затруднения», он возразил: «верно, если основываться на доверии к собранию людей несовершенных по природе своей; но неверно, если основываться на вере в св. Церковь, Духом св. управляемую». В монашестве он чтит общежительное начало, так что, рассматривая проект одного игумена относительно построек в монастыре, спросил: «а каков у вас монастырь?» и, узнав, что общежительный, сказал, «в таком случае обеими руками благословляю». Его сокрушает новый училищный устав, в котором он много бед видит для будущего прав. Церкви в России. В Синодальной Конторе он имел случай сказать одному лицу, «вы говорите, что никого не боитесь; но что будет, если встретитесь с человеком, который также никого не боится?»

Приглашено было к нему на обед старшее духовенство; один протоиерей говорил некстати и непочтительно. Узнав об этом я извинился за него. Владыка заметил: «ничего; в службе не позволю никому черту переступать, а гость может всё говорить свободно; хозяину должно только примечать, которого гостя не приглашать вторично».

К сестрам милосердия из монахинь он так расположен, что хочет основать обширную больницу для женских монастырей с сестрами из монахинь.

Духовенству повторяет, что живая связь между ним и прихожанами, теперь давно утраченная, должна быть возвращена живым отношением к духовным нуждам паствы, а не сухим исполнением треб и школьными проповедями.

В Сан-Франциско просят его о священнике. Его желание представить туда викария из Ситхи, ибо сильно действовать надобно там, где сильна потребность, силен призыв и силен враг.

Вот Вам очерк. Всё это для немногих, а нечто исключительно для Вас. Начало благоприятно; что даст Бог дальше, никто, кроме Бога, не знает. К нему благодарения и прошения!

Я здесь, на Угреше, как в раю. Угреша вас приветствует. Простите, вспомните нас в праздник Успения в Киеве, а мое упование – Бога молить о вас в Москве».

В тот же день, т. е. 5-го числа, вечером посетил меня земляк, профессор д. академии Вас. Фед. Певницкий. Он рассказывал, между прочим, о бывшем Ректоре, Преосвященном Филарете, о его бескорыстии, простиравшемся иногда до крайности. Получивши от какой-то благорасположенной к нему особы в свое полное распоряжение 10,000 рублей, он употребил их на приобретение для академического музея коллекции древних икон, принадлежавшей московскому единоверцу Сорокину; между тем, такое приобретение не было согласно с желанием означенной особы, и потому она потребовала от него обратно свой капитал.

По словам Певницкого, новые ревизоры – члены Учебного Комитета при Св. Синоде, приезжая в провинции на ревизию учебных заведений, или вовсе не являются к архиереям, как, напр., К. в Киеве (не явился к Викарию, Епископу Уманскому Филарету), или являются поздно, напр., Г. явился к архиепископу Антонию через две недели по приезде своем в Казань.

Такова была политика Обер-Прокурора Графа Д. А. Толстого, в духе коего действовали ревизоры, как его послушные орудия.

6-го ч. в 11 ч. утра я присутствовал, вместе с высокопреосвящ. Митрополитом и Преосвящ. Иоанном, на диспуте в академии. Окончивший в том же году курс академии Студент Л. Царевский¹¹¹¹ защищал диссертацию на степень магистра, на тему: «Происхождение и состав первой и второй книги Паралипоменон»¹¹¹². Официальными оппонентами на диспуте были: ординарный профессор С. М. Сольский¹¹¹³ и экстраординарный А. А. Олесницкий¹¹¹⁴. Тот и другой делали серьезные возражения, но последний, т. е. Олесницкий, удивил меня своими сведениями в еврейском языке; он почти целые главы из Еврейской библии читал наизусть. Магистрант защищался дельно, но довольно робко.

После диспута был обед в покоях ректора, за которым был и молодой диспутант, удостоенный звания магистра. – После обеда пил я кофе у Инспектора академии, архимандрита Сильвестра¹¹¹⁵ – ученого догматиста. Затем обозревал существующий при академии музей, недавно открытый, но заключающий в себе немало уже примечательных предметов.

Из академии заезжал к земляку-профессору, Протоиерею А. М. Воскресенскому.

Вечером, вместе с Преосвященным Иоанном, был я у Кафедрального Протоиерея о. Лебединцева¹¹¹⁶. Здесь встретил земляка – молодого Протоиерея Экземплярского¹¹¹⁷, получившего образование в Киевской академии и занимающего должность воспитателя в учебном заведении Галагана. В небольшом кружке гостей шла живая беседа о разных предметах. Между прочим, кто-то рассказывал о глубоком старце, униатском епископе Иосифе, проживающем на Лаврском хуторе близ Киева, как он в праздничные и высокоторжественные дни ездит на волах в Лавру, украшенный звездою и аннинской лентой. Вспоминали также о покойном Митрополите Арсении, о его общительности и гостеприимстве, и проч.

7-го ч., после ранней литургии, был у меня упоминаемый уже не раз выше, вольный слушатель академических лекций, принявший христианство в Харькове, образованный еврей, Лев Кирил. Рейхенберг. Он просил моего ходатайства пред Митрополитом о возведении его в сан священника и о причислении его к какой-либо приходской церкви, не без корыстных, разумеется, расчетов. Я отклонил от себя эту просьбу.

В 11-ть часов утра я отправился, вследствие приглашения Владыки, в сопровождении Кафедрального Протоиерея, в Епархиальное женское училище, состоящее под покровительством Государыни Императрицы. Здесь встретила нас Начальница училища Ю. С. Гедеонова и провела прежде всего в церковь, затем мы обошли все помещения и пришли в квартиру Начальницы, где подан был нам кофе. Училище очень многолюдное; в нем 306 воспитанниц; везде и во всем виден был добрый порядок. Я очень был доволен этим посещением.

В 6 часов вечера слушал я всенощную под праздник Рождества Пресвятой Богородицы в домовой монастырской церкви. Пели певчие Преосвященного Викария стройно, но голоса, особенно мальчиков, не вполне удовлетворительны.

Мне следовало бы уже 7-го числа оставить Киев; но Владыка-Митрополит убедил меня остаться ещё на сутки, чтоб вместе с ним отпраздновать главный праздник его престольного храма.

8-го ч., в день общего христианского празднества в честь и славу Рождества Пресвятой Богородицы, в Киево-Софийском Соборе празднуется в честь Софии Премудрости Божией (в Новгородском Кафедральном соборе тоже празднество совершается 15-го августа – в день Успения Б. Матери). Я приглашен был к участию в служении литургии, и мы служили втроем – Митрополит и два епископа – я и Преосвященный Иоанн. За литургией из высших городских властей не было никого, но простого народа было очень довольно.

После обедни в митрополичьих, покоях был завтрак и затем обед, к которому, кроме старшего духовенства, приглашены были и старшие профессора академии. У некоторых из духовных лиц, как, напр., у Протоиерея Фаворова¹¹¹⁸ – профессора Богословия в Университете, я заметил нечто странное и необычайное, именно кольца на руках. В Москве – это неслыханное дело.

После обеда, отпустивши прочих гостей, Владыка оставил меня на несколько минут у себя, и мы ещё кое о чем побеседовали с ним.

Вот краткое содержание всех бесед, какие мне довелось иметь с досточтимым архипастырем в продолжении восьмидневного пребывания моего в Киеве.

Владыка Филофей жаловался на недостаток единомыслия Членов Синода в важнейших делах церковных. Так по бракоразводным делам архиепископ Макарий и протопресвитер Бажанов были на стороне передачи этих дел в светские руки.

Скорбел о предполагаемых раскольникам льготах.

Сочувствует мысли о соборах, но почитает это делом несбыточным.

Одобрял книгу Профессора А. Лаврова о церковно-судебной реформе и почитал автора её достойным степени доктора Богословия.

С любовью вспоминал о Митрополите Московском Филарете, от которого сохраняет у себя более 100 писем. По смерти Митрополита, письма к нему Царских Особ возвращены были по принадлежности; из прочих бумаг более замечательные оставлены для хранения в Св. Синоде.

Преемник Филарета, Митрополит Иннокентий обязан своим назначением на Московскую кафедру записке А. Н. Муравьева, представленной через Фрейлину Мальцеву Государыне Императрице.

Преосвященный Алексий¹¹¹⁹ переведен с Рязанской кафедры на Тверскую вследствие многочисленных на него жалоб в Синод от духовенства. Огорченный этим перемещением, Преосвященный хотел вовсе оставить службу и идти на покой, но убежденный письмом Митрополита Филофея решился покориться своей судьбе. В письме этом повторены были мысли покойного Митрополита Филарета, высказанные сим последним кому-то из архиереев в подобных обстоятельствах.

О назначении Преосвященного Леонида на Ярославскую кафедру не было рассуждения в Синоде, но это назначение состоялось по частным переговорам Митрополита Иннокентия с Обер-Прокурором. Митрополит хотел почетным образом удалить от себя старшего Викария, который будто бы уже довольно явно начал домогаться Московской митрополии.

Об Епископе Муромском Иакове, викарии Владимирском, Владыка сообщил мне, что протоиерей И. В. Рождественский делал в Св. Синоде неодобрительный отзыв об его характере. Да и сам Митрополит отозвался мне о Преосв. Иакове так: «он имеет в себе нечто отталкивающее». Такой отзыв в устах такого серьезного и правдивого мужа, как Митрополит Филофей, весьма многозначителен.

Известие о посвящении во священника неженатого профессора (впоследствии ректора) Московской д. академии А. В. Горского (в 1860 г.) принято было в Синоде с удивлением; а протопресвитер В. И. Кутневич¹¹²⁰ сильно восставал против этого, небывалого в России, факта.

Члены Синода протоиереи – аномалия. Если Синод заменяет патриарха, то нет Синода.

Книга священника Белюстина «О сельском духовенстве», напечатанная Погодиным в Берлине, сделалась известною прежде всего при Дворе (В. Княгини Елены Павловны), и о ней, чрез Обер-Прокурора Св. Синода, Графа А. П. Толстого, требовался от Преосвященного Филофея, бывшего архиепископа Тверского, отзыв. Но когда преосвященный потребовал объяснения о книге от её автора, Белюстина, этот последний имел бессовестность отречься от своего неблагонамеренного произведения. Тот же Белюстин написал, по поводу моей рецензии (в 1865 г.) на его сочинение: «Страстная седмица» (Компиляция из сочинения Ренана: Vie de Iésus Christ), и представил в Синод дерзкую записку. Об этой рецензии было уже говорено в своем месте¹¹²¹.

Не смотря на покровительство П., редактору Ц.-Общ. Вестника, со стороны Обер-Прокурора, Графа Д. А. Толстого (о чем Преосвященному Филофею сообщено Митрополитом Исидором), Св. Синод поручил Графу снестись с Министром Вн. Дел о том, чтобы в газете, редактируемой П., не были печатаемы статьи духовного содержания без разрешения духовной цензуры.

Преосвященный Митрополит недоволен духовенством Киевской епархии, его немиролюбивым настроением и иезуитизмом. Митрополит Арсений также жаловался на это духовенство и просил у покойного Митрополита Московского Филарета на этот счет совета. Тот советовал больше принимать в епархию из великороссийского духовенства.

После краткой беседы в Софийском митрополичьем доме, я простился с Владыкою Филофеем, получив от него в благословение образ (финифтяный) Киево-Печерской Б. Матери и в дар книжку – «Указатель святыни и священных достопамятностей Киева» (изд. 5-е, 1871 г.), а в 8 часов вечера я оставил Киев с самыми живыми и приятными впечатлениями в душе. До станции железной дороги провожал меня мой добрый и радушный хозяин, преосвященный Иоанн.

На следующий день, 9-го числа, в 9 часов утра я прибыл на станцию «Ворожба», где должен был пробыть около четырех часов, в ожидании поезда Сумской железной дороги. Здесь неожиданно встретил меня Благочинный, священник слободы Речек Пав. Клементьев¹¹²², приезжавший в заштатный город Белополье для служения в одной из приходских церквей по случаю храмового праздника в день Рождества Пресвятой Богородицы. Чтобы не терять напрасно время, я пригласил Благочинного отправиться в слободу Ворожбу, отстоящую от станции версты на полторы, для обозрения тамошней Церкви. Нам подали тарантас (по местному названию таратайка), запряженный парою лошадей. Подъезжаем к церкви; церковь заперта, и из двух приходских священников не оказалось на лицо ни одного; оба были в приходе с требами. Между тем сторож отпер нам церковь, и мы вошли в неё. Церковь каменная, внутри довольно благолепна и содержится чисто. Не нашедши церковных документов, я увидел на окне, в алтаре, книгу с записью братских доходов. Из этой записи я усмотрел, что братские доходы ворожбянского причта довольно достаточны (от 60 до 200 р. в месяц). Осмотревши церковь, мы зашли в дом старшего священника К. Позднякова; жена его предложила нам чай. Пока приготовляли чай, возвратился из прихода и о. Поздняков, а вместе с ним и его помощник, священник Гр. Малиевский (племянник покойного Преосвященного Харьковского, впоследствии Черниговского, архиепископа Филарета), переведенный сюда из Марьинского прихода Богодуховского уезда. После чая предложен был нам завтрак. Неожиданное посещение наше тем приятнее было для священника, что у него в этот день случился в семье именинник – сын. После завтрака мы возвратились на станцию, где я, отпустивши Благочинного, остался один в квартире начальника станции, в ожидании поезда. Наконец поезд двинулся.

На Сумской станции встретил меня соборный Протоиерей Никольский и передал мне распространившийся в Харькове, по поводу моей поездки в Киев, слух о моем будто бы желании перейти на Владимирскую кафедру, – о чем мне и на мысль никогда не приходило.

10-го числа, в два часа пополудни, я благополучно возвратился в Харьков.

Дома нашел я несколько писем с разных сторон. Из Москвы писала мне И. П. Киреевская:

«Время летит быстро, а долгое молчание Ваше, Владыко Святый, грустно отзывалось сердцу...

События нынешнего времени так грустны и тяжелы, что трудно о них слово сказать. Одна лишь молитва и упование на милосердие Божие сильны поддержать нас.

Очень желаю, чтобы Ваше предположение побывать в Киеве, для поклонения святыне и посещения Святителя Митрополита Филофея, осуществилось. Утешение быть у Киевской святыни, в великой церкви, иметь счастье приложиться ко святой чудотворной иконе Честного Успения Б. Матери и быть у св. мощей в пещерах – есть великое духовное утешение! От души его Вам желаю, и прошу милостиво вспомнить о мне, недостойной, в Ваших святительских молитвах.

Не могу не позавидовать Вам в том, что услышите святую, отрадную для души беседу Владыки Митрополита Филофея. Это уже, конечно, последний святый старец на земле, и истинный старец, глубоко прозорливый. Слава благодати в нем чувствительна.

Однажды я была у него в Петербурге, по поручению покойного Митрополита Филарета. Его отеческий, смиренный и любвеобильный прием доселе утешительно отзывается в моей душе. Спаси его Господи и утешь!»

В ответ на это писал я от 13-го сентября:

«Благодарение Господу! Мое душевное желание исполнилось: я был в Киеве; 31-го числа августа выехал из Харькова, а 10-го сентября ранним утром возвратился. В Киеве пробыл 8 суток. Два раза сподобился служить со Владыкою Митрополитом, один раз в великой Лаврской церкви, а другой – в Софийском Соборе, в день храмового праздника, 8-го числа. 6-го числа присутствовал вместе с прочими архиереями на магистерском диспуте в академии.

Владыка Филофей принял меня чрезвычайно милостиво. Два дня сряду я у него обедал вдвоем с ним, и каждый раз беседовал часа по три и по четыре. Все, что было у меня на душе, я изъяснил ему, и от него, в свою очередь, получил очень много разного рода сведений, весьма для меня интересных и полезных. Он был со мною искренен и откровенен, как отец с сыном. Спаси его Господи!

Высокопреосвящ. Филофей – это истинный святитель Божий. Не обинуясь, можно причислить его к великим иерархам первенствующей христианской Церкви. В служении и в частной беседе он много напоминает покойного Московского Святителя. Не видавшись с ним 11 лет, я нашел большую перемену в его внешнем виде: он смотрит глубоким старцем. Но душа и сердце его неизменны в своей благости, кротости и смирении. Между тем, однако же, с возвышением его в иерархическом чине, заметна в нем ещё большая ревность о благе Церкви и о защите церковных канонов. Это – твердый и непоколебимый столп православия.

Но милости Божией, путешествие мое в Киев совершилось благополучно и доставило мне великое душевное утешение».

Из Владимира писал мне от 2-го числа Преосвященный Иаков, епископ Муромский, управлявший тогда, за смертью Архиепископа Антония, Владимирской епархией:

«У нас с 19-го по 23-е августа был гость, Иван Васильевич, о. Протоиерей Рождественский. Его посещение, неожиданное нами, вызвало меня из Ковровского уезда прежде срока. О прибытии уведомили меня в Ковров телеграммой. Решился видеться с высоким гостем. Свояченицу или невестку с детьми приезжает он навещать года через два. Нынче просил увольнения от поездки в Крым и приехал к нам на короткий срок... Не посмотреть ли, говорят иные, на дела Викария и послушать речей от близких ему?

На вопрос о. Хераскова, с желанием, чтобы утвержден был викарий епархиальным, ответа не даде. Я не просил за себя, а жаловался только на тяготу и вар и говорил: пора бы решить дело и прислать настоящего архиерея. И. В. заметил, что к старикам неудобно присылать молодых и что он настаивал, чтобы в Кострому не посылали Игнатия. Это де нехорошо. Не послушали. Из заслуженных никто, говорит, не пойдет во Владимир... Другим говорил, что м. Исидор на моей стороне. Во всяком случае, решения нельзя ожидать ранее того, как соберется Синод во всём его составе. Буди воля Божия! Я спокойно ожидаю решения, не интересуясь первенством.

Гостя потчевал я обедом. Прежде угощение предлагал Владыка, а я не дерзал, яко мний.

Прошу сказать, как у Вас ведется дело о рукоположении в дьяконы из причетников. Покойный Владыка очень стеснял просителей, подвергал дьячков экзамену по особой программе и редко-редко кто удостаивался чести дьяконства. Я смотрю на дело иначе. У нас в служении диакон необходим, особенно при безголосом священнике; он поможет священнику и покойника поднять и панихиду отпеть. В 4 месяца я поставил 11 дьяконов; в некоторых благочиниях не было ни одного дьякона; обращались в случае надобности в соседнее благочиние. Для виду требую, чтоб подвергали искателя экзамену, допуская только тех, кои служат беспорочно, особенно стариков, в награду и утешение. Думаю, что за это не будут бранить меня сверху.

Вчера мы начали, а завтра продолжим празднование 100-летняго юбилея Владимирского Наместничества. Распоряжение о сем изволите усмотреть из объявления в Ведомостях. Простите и благословите».

На письмо это отвечал я от 13-го числа:

«Поздравляю Вас с совершившимся юбилеем Владимирского Наместничества. Предполагается и у нас, в Харькове, в ноябре, своего рода юбилей в честь известного украинского писателя Грицьки Основьяненко¹¹²³, о котором сохранились здесь стихи:

Был поэтом, был актером,

Был монахом¹¹²⁴, был танцором.

На ваш вопрос о рукоположении во диаконы из причетников, неокончивших, разумеется, курса Семинарии, я должен дать Вашему Преосвященству ответ, для Вас неожиданный. Если узнает об этом Св. Синод, он не только не одобрит этого, но и совершенно возбранит такое рукоположение. По крайней мере, был со мною такой случай в Витебске. Я произвел в диакона сельского причетника – весьма достойного и по особенному обстоятельству должен был иметь об этом диаконе сношение с Св. Синодом. Когда Синод из дела усмотрел, что этот диакон произведен мною из причетников, неокончивших курса Семинарии, поставил мне это на вид и, разъяснив, что, на основании известных правил Высочайше утвержденного Присутствия, в диаконы могут быть посвящаемы только кандидаты священства, окончившие курс Семинарии псаломщики, строго воспретил мне это на будущее время. Здесь, в Харькове, не раз обращались ко мне с просьбами причетники о посвящении во диаконы, но я всем им отказывал на основании Витебского опыта. Правда, у меня теперь нет и особенной надобности умножать число диаконов; их так много было посвящено до меня, что станет на многие годы.

Впрочем можно ожидать, что настоящий порядок вещей рано или поздно изменится и возвратится к прежним временам в виду крайнего оскудения кандидатов священства. Вот уже и теперь Кавказское епархиальное Начальство приглашает к занятию священнических вакансий диаконов, неокончивших курса Семинарии, и некоторые диаконы поспешили воспользоваться этим приглашением».

12-го числа писал я в Киев Высокопреосвященному Митрополиту Филофею и его Викарию, Преосвященному Иоанну.

Вот что писал я Его Высокопреосвященству:

«Не нахожу слов благодарить Ваше Высокопреосвященство за Ваше милостивое отеческое ко мне внимание, едва ли мною заслуженное. Всещедрый и богатый милостию Отец небесный сторицею да воздаст Вам за Ваши ко мне милости!

Благословляю Господа, благоустроившего мне путь в священный град Киев для поклонения тамошней святыне и для свидания с Вашим Высокопреосвященством. Поклонение Святым угодникам Печерским преисполнило благоговейными чувствами мою душу; а неоднократные и продолжительные собеседования с Вашею, досточтимою, Милостивейший Архипастырь, особою истинно услаждали мое сердце.

Напутствуемый Вашим Святительским благословением, я благополучно возвратился в Харьков и начинаю заниматься обычными делами своего служения».

Преосвященному Иоанну я писал следующие строки:

«Приношу Вам искреннюю, сердечную благодарность за оказанное мне братское гостеприимство. Семидневное пребывание мое под мирным кровом Вашей Св. обители надолго сохранится в моей признательной памяти.

Прошу передать мою усердную благодарность и почтенной братии Вашей обители за её молитвенное возношение моего имени при богослужениях.

Напутствованный Вашею братскою любовью, я благополучно совершил обратный путь до Харькова, куда прибыл 10-го числа, в воскресенье, в 2 часа пополудни, и дома нашел, по милости Божией, всё в добром порядке».

Уволенный из Московской Духовной Академии, под предлогом болезни, студент Тимофей Буткевич, уроженец Харьковской епархии, обратился ко мне с просьбою об определении его на какое-либо священническое место. В виде испытания его богословских сведений, я велел ему написать сочинение на тему: «Образ истинного пресвитера Христова, по учению слова Божия и церковным постановлениям». Это было 13-го числа. На другой день, 14-го числа, он представил мне на семи почтовых листах очень дельное сочинение. Это крайне удивило меня: в такой короткий срок и такое обширное сочинение. Оказалось, что он владеет стенографическим искусством писания, и потому мог так скоро, в одни сутки, написать и переписать свое сочинение. Усматривая в Буткевиче такие дарования, я решился принять его в свою епархию и дать ему священническое место. На первый раз я определил его помощником настоятеля к Троицкой церкви заштатного города Беловодска.

30-го ч. совершена была обычная торжественная встреча из Куряжского монастыря Чудотворной Озерянской Иконы Б. Матери, при многолюдном стечении богомольцев.

1-го октября храмовый праздник в моем Покровском монастыре и день моего ангела. Богослужение в храме и прием поздравителей в доме происходили по примеру прежних лет. Впрочем этот день ознаменован был для меня на сей раз некоторым особенным фактом. Уполномоченные от прихожан подгородной слободы Ивановки, в знак признательности за уступку им нескольких саженей из принадлежащей архиерейскому дому земли, для сооружения нового каменного храма, поднесли мне в этот день благодарственный адрес следующего содержания:

«Ваше Преосвященство,

Милостивейший Архипастырь и Отец!

Деревянный храм наш в подгородной слободе Ивановке по количеству прихожан мал, ветхий, холодный и находится далеко не в центре прихода. Все эти причины давно уже породили в нас – прихожанах Ивановской церкви единодушное желание построить новый храм – каменный.

Главною и единственною преградою к осуществлению этого желания служило то обстоятельство, что в черте Ивановского прихода не было места, где бы постановка нового храма могла быть вполне целесообразна. Но Господь Бог невидимо пекущийся о благе своей церкви послал нам в лице Вашего Преосвященства видимого покровителя и благодетеля.

По милостивому соизволению Вашего Преосвященства теперь мы имеем вполне удобное для храма место, и имеем его, как дар Ваш.

Сознавая всю неоценимую важность такого дара, мы по единодушному уполномочию общества прихожан повергаем к стопам Вашего Преосвященства, Милостивейшего Архипастыря, нашу искреннейшую сердечную благодарность и покорнейше испрашиваем Святительских молитв Ваших о благополучном окончании предпринятого нами дела.

Вашего Преосвященства

Милостивейшего Архипастыря покорнейшие слуги

Уполномоченные от общества прихожан села Ивановки».

От 28-го числа писал мне из Сергиевского Посада Ректор Московской д. академии, Протоиерей С. К. Смирнов:

«Имею честь приветствовать Вас со днем Ангела Вашего и от всего сердца желаю Вам сретить и провождать новое лето жизни Вашей в полном благополучии, в свободе от приражения всего, что может возмутить покой души.

Из Церковного Вестника узнал я, что в начале Сентября Вы были в Киеве. Без сомнения Вы неоднократно имели случай видеться с о. Ректором Академии¹¹²⁵. Мы не имеем от него и от других никаких сведений о его служении на новом месте. Не оставьте сообщить, что о том стало Вам известным.

Я, по милости Божией, совершенно свыкся с моим новым положением. Теперь у нас на очереди вопрос об открытии при нашей Академии общества вспомоществования нуждающимся студентам академии, которых число год от году увеличивается. В прошлом году своекоштных, долженствующих жить в посаде, поступило 10-ть человек, а ныне 16-ть. На первый раз помогло им Братство Святителя Николая, а дальнейшее их существование ничем не обеспечено: они ожидают помощи от будущего общества. Открывается для них и ещё источник блага: Преосвящ. Амвросий осенью открывает с компанией сотрудников курс чтений по Богословским наукам, и сам хочет читать о воспитании молодого поколения, и сбор за слушание лекций полагает обратить в пользу наших студентов. Дай Бог всему этому осуществиться.

Церковный Вестник объявляет, что с будущего года у нас будет возобновлено издание Творений Св. Отцов, но это не совсем верно; следующий год мы только будем готовить материал, на что потребуется немало времени: нужно сделать хороший запас, чтобы с самого начала не сесть на мель. Св. Синод, к которому мы обращались с просьбою о денежном пособии для начала издания, повелел нам обратиться для сего к Московской кафедре, которая не отказывает нам в помощи. Видите, как много добрых предприятий; благословите нас на их исполнение».

На письмо это я отвечал от 26-го числа:

«Примите мою искреннейшую благодарность за поздравление со днем моего ангела и за ваши благие желания на новое 31-е лето моей иноческой жизни. 30-ть лет в монашестве, да столько же до монашества – итого сколько же? Извольте сосчитать... Удивительно, как быстро летит время!.. Я думаю и Вам не меньше моего лет от рождения, признайтесь.

Желаю Вам скорейшего осуществления всех благих Ваших начинаний и предприятий. Когда утвержден будет устав Вашего Братства, я не замедлю прислать Вам свою лепту.

Поездка в Киев доставила мне великое утешение. Много и о многом побеседовал я с Владыкою Митрополитом. Спаси его Господи: он принял меня с истинною отеческою любовью. С Преосвящ. Михаилом виделся я не один раз, но немного мог от него узнать. На мой вопрос о том, какую разность находит он между Московскою и Киевскою академией, он ответил уклончиво, сказав, что он ещё недостаточно ознакомился со своею новою корпорацией. После Филарета, который не отличался особенною приветливостью к подчиненным, Преосв. Михаилом, по-видимому, довольны и наставники и студенты. И сам он, кажется, доволен своим положением.

Из напечатанного на днях Отчета Киевской д. академии не без удивления узнал я, что в числе вольных слушателей академии был Граф В. М. Толстой. Объясните мне пожалуйста, каким образом это могло быть и по каким побуждениям Его Сиятельство предпочел Киевскую академию Московской».

2-го числа я имел удовольствие получить письмо из Болгарии от Высокопреосвящ. Мелетия, Митрополита Софийского. Вот что он писал мне от 6-го сентября:

«Ваше Высокопреосвященство!

Его Благоговеинство священник Воронежского полка отец Павел Романский передал мне, что любвеобильное сострадание и благосклонность Вашего Высокопреосвященства к нашему народу изъявили ему, когда он в последнее время бывал у Вас, что вверенная Вам Богом Харьковская и Ахтырская паства боголюбиво и человеколюбиво имела расположение пожертвовать церковные утвари, богослужебные книги и даже колокола для бедных церквей Болгарии.

Эта весть крайне всех нас здесь обрадовала и вызвала глубочайшие сердечные благодарения к Вашему Высокопреосвященству и к боголюбивым пожертвователям Вашей епархии. Будьте уверены Ваше Высокопреосвященство, что мы с неописанным благоговением приимем эти священные подарки, как новые доказательства неизреченной любви Православного русского народа к сродному и единоверному ему Болгарскому народу, вызванному уже к новой жизни победоносными войсками Его Императорского Величества, Преблагословенного Александра Николаевича, и как знаки, которые более скрепляют единство этого происхождения и св. веры навсегда.

От глубины сердца и души, благодаря от себя и от всей Софийской паствы Ваше Высокопреосвященство и Христолюбивую Вашу паству за такое расположение, почтительнейше смею предложить свою готовность к услугам благочестивых дарителей для раздачи их подарков по списку, куда следует, или куда сами они прикажут, как только получены будут здесь.

Поручая себя и свою паству святым Вашим молитвам честь имею быть Вашего Высокопреосвященства о Христе братом»...

От 23-го Сентября писал мне из Уфы Законоучитель Гимназии, священник Е. Н. Соловьев:

«Приветствую Вас со днем ангела и молю Бога да светится свет Ваш пред человеки многия и многия лета!

Была у нас недавно ревизия; приезжал сам попечитель; на уроках моих он был три раза, в 7-м, 4-м и 1-м классах. Слава Богу, всё сошло благополучно и хорошо.

17-го Сентября у нас в Гимназии бывает престольный праздник (церковь – Гимназическая-Софийская); я, как настоятель Церкви, вместе с Директором, просили Его Преосвященство¹¹²⁶ служить, и он, конечно, не отказал в нашей просьбе. Встречу Преосвященного проектировал я. Все ученики были выстроены шпалерами по обеим сторонам от церкви, находящейся во 2-м этаже, по коридору и лестнице до парадного крыльца; когда Владыка вступил на крыльцо, то из первых рядов воспитанников посыпались к ногам архипастыря букеты и живые цветы, которых для сего случая было запасено огромных три корзины; таким образом сопровождалось шествие архипастыря по усеянному полю цветов до самой церкви, где я с другими сослужащими встретил его с крестом. Обедня шла торжественно; прислужники и чтецы были гимназисты. После обедни Владыка произнес прекрасное слово «о гонении креста Господня в различные века со стороны язычников и мнимо-передовых людей». Слово направлено было против современной молодежи, издевающейся над религией и государственным законом. Отчего бывают такие явления в государствах? От того, что иногда старшие, руководители и пестуны, ведут молодую жизнь своих питомцев не дорогою Церкви, а путем коловратного мира. Но горе тем, чрез которых соблазн в мир приходит, говорил Архипастырь, и тем заключил свое слово».

От 29-го Сентября писал мне из села Высочиновки А. Ф. Ковалевский:

«Имею честь принести Вам почтительнейшее поздравление мое со днем Ангела Вашего. Усердно молю Господа Спасителя нашего и Его Пречистую Матерь даровать Вам здравие, долгоденствие и вечное спасение.

Недавно Господь утешил меня разрешением Св. Синода на напечатание составленного мною акафиста Святителю Арсению, Епископу Тверскому, Чудотворцу, в чем я почти уже отчаялся, ибо немало было к тому затруднений. Но Святитель Арсений явственно явил в этом деле свое святое участие: подвигнул Членов Св. Синода – Высокопреосвященнейшего Филофея Киевского, недавно бывшего ещё Тверским, и Преосвященного Феогноста Подольского, уроженца Тверского, принять живое участие в судьбе акафиста Святителю Арсению, чрез что он удостоился наконец разрешения Св. Синода и по особой милости Высокопреосвященнейшего Филофея даже очень изящно напечатан в типографии Киево-Печерской Лавры. Прилагаемый при сем экземпляр прошу принять на память об авторе».

Получив экземпляр акафиста Святителю Арсению, Епископу Тверскому, мог ли я тогда вообразить, что через год, и даже менее, я, недостойный, буду восседать на епископской кафедре Тверской?!..

От 30-го Сентября писал мне из Москвы протоиерей С. И. Зернов:

«Во множестве искренно уважающих Вас и искренно преданных Вам людей, поздравляющих Вас со днем тезоименитства, примите и меня, Преосвященнейший Владыко, с любовью. Усердно молю Господа всегда, чтобы Он в первых помянул Господина нашего Преосвященнейшего Епископа Савву и даровал Его святым своим церквям в мире цела, честна, здрава, долгоденствующа, право правяща слово Его истины.

Письмо Вашего Преосвященства от 19-го июля я получил 22-го числа и прочитал его с душевною благодарностью, но последняя часть его возбудила во мне сильную тревогу. В приведенных Вами словах статьи Душеполезного Чтения – «Безгрешность Господа Иисуса Христа, как доказательство Его Богочеловеческой природы» – Ваше Преосвященство усмотрели лжеучительные мысли (стр. 273). Я и сам, когда читал эту статью, над этим местом, хорошо помню, остановился, но, к великому сожалению, не отнесся к нему с тою строгостью, к которой обязан ещё и должностью своею. Мне казалось, что общее направление статьи – хорошее, и при этом впечатлении возбудившееся было во мне сомнение стало смягчаться, и вот я, расположив себя к снисхождению, после малого колебания, подписал статью с её больными местами. Ваше замечание открыло мне глаза. Вижу мою вину и смиренно прошу Вас, милостивейший Архипастырь и Отец, отпустить мне оную, и этим отпущением святительским успокоить мою смущенную совесть. Признаться сказать немало представляет мне случаев к тяжелым затруднениям цензорская должность. Вот и в настоящее время нахожусь в большом смущении от печатаемых в Православ. Обозрении чтений г. Соловьева¹¹²⁷ о Богочеловечестве. Жду замечаний. За статью Душеп. Чтения под заглавием: «Страдания Великого Учителя, Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа» уже и прислано мне из Св. Синода внушение. С другой стороны – едва ли менее тяжело бывает и с редакторами объясняться...

По части епархиальной хроники у нас в Москве ничего особенного не случилось. Но деятельность свежих викариев, и особенно старшего из них, чувствуется непрерывно. Красноречивые отзывы Преосвящ. Амвросия на события современной жизни Ваше Преосвященство, конечно, изволили читать. Об них говорят ещё и теперь многие с живейшим сочувствием, а иные ими и недовольны. Особенно, говорят, недовольна знаменитым оратором новейшая интеллигенция из преподавательского состава, видно чувствуя, что удары падают прямо на местопребывание болезни. По Епархиальному управлению Преосвящ. Амвросий энергически занялся устройством наших бедных вдов и для этого восстановляет и вновь открывает как в Москве, так и по епархии, просвирнические места. По его же инициативе задуманы у нас, и скоро, говорят, начнутся публичные чтения по предметам православного веро- и нравоучения. В этих чтениях он и сам будто бы намерен принять участие. О. Иванцов-Платонов¹¹²⁸ будет читать по Истории церкви. Сбор за чтение будет употреблен на благотворение по духовному ведомству. Часть его, говорят, будет отчислена для учреждения при нашей академии общества на помощь бедным студентам, по примеру Петербургской Академии. Нужда в таком обществе настоятельная. Более десяти человек – студентов ныне обратилось с просьбами о пособии в наше братство, которое и препроводило на сей предмет о. Ректору Академии до 250 рублей, вызвавшись и каждогодно жертвовать не менее того в Братство или Общество Преп. Сергия, если бы таковое открылось при академии для, бедных студентов. Нет сомнения, что такое учреждение встречено будет московским духовенством и всеми воспитанниками нашей академии с искренним сочувствием.

Слышали, конечно, и читали, Ваше Преосвященство, что и у нас завелся небольшой, на первый раз в виде опыта, свечной завод, пока для одного благочиния. Дай Бог ему успеха. Мы ожидаем, что из него вырастет и обще-епархиальный свечной завод. Но церковные старосты московские не очень ласково (по крайней мере большая ещё их часть) смотрят на новый завод, предвидя в нем начало неприятного контроля. О заводе идет молва хорошая. Производимые им свечи хвалят.

Был в конце августа в Москве Член Св. Синода Иван Васильевич Рождественский – обедал у Преосвящ. Амвросия, к каковому случаю в числе приглашенных был и я. В первый раз близко я видел этого заменательного нашего земляка. Мне показался он прекрасным человеком.

Вот и вся мне известная Московская хроника!

Преподайте, Преосвященнейший Владыко, Ваше Архипастырское благословение вернейшему Вашему и преданнейшему послушнику и усерднейшему богомольцу о Вас Протоиерею Стефану Зернову, с его семейством».

От 1 Октября писал мне из Владимира Преосвящ. Иаков:

«Ваше прещение о посвящении причетников во дьяконы меня довольно смутило, но не остановило. Читая положение 1869 г., я не нашел ясного запрещения возводить причетников в сан дьякона; напротив 6 § Положения предоставляет усмотрению епарх. архиерея возводить с некоторым ограничением. По моему убеждению, дьяконы не роскошь, а необходимость при наших церквах – и произвожу достойных причетников, подвергая их в Консистории установленному Архиеп. Антонием испытанию и не ранее 25 лет. Впрочем, после Вашего сообщения, буду поудерживаться, чтоб не размножались.

26 сент. я освящал, в первый раз, антиминсы, и в чине встретил некоторые поправки, сделанные покойным Владыкой, напр., жертвенник вместо престольные убрусы, и др. изменения. Наизусть не могу указать их. Позвольте спросить Вас, делал ли покойный Митрополит Филарет какие отступления от чинопоследования, в чем именно, и как Вы совершаете освящение? Мой Владыка ни разу не дозволял мне освящать антиминсов, я видел как он освящал, но в книгу не заглядывал, увидал только накануне 26-го ч. Век живи, и век учись, и все-таки умрешь незнайкой.

У меня в Муроме молодой архимандрит Спасского монастыря, поставленный Владыкой из казначеев Благов. монастыря в декабре 77 года, восстановил против себя белое духовенство, и на него сделан донос жандармскому полковнику, что он часто посещает дом молодой вдовы, под предлогом преподавания уроков 15-л. дочери её, долго просиживает у ней и даже три раза ночевал у неё на даче. Полковник сообщил мне свое дознание на мое распоряжение. Я взял от архимандрита допрос и при своем письме препроводил к Митр. Исидору, прося его защиты, если бы дело дошло до Синода. Владыка, прочитав объяснение, нашел, что архимандрит действовал очень неблагоразумно, и мне трудно будет защитить его, если дело войдет в официальную колею. На беду полковник – ученик И. В. Рождественского, и когда он был во Владимире объяснил ему всё, что мне написал. Архим. виновен не более, как в неосторожности. Вдова и дочь её – его дети духовные, которые к нему на дух ходят около 4-х лет, стали исповедоваться, когда он был ещё казначеем; приходской священник, Протоиерей Ястребов, сильно обижается, что у него отняли богатых детей и уроки; он, кажется, и сочинил донос, стараясь оговорить его в связи; но архим. не того склада, чтобы посягать на женскую честь, ведет жизнь строгую, даже вериги носит. Из студентов Семинарии, был священником в Смоленской епархии лет 12-ть, потом постригся в Оптиной пустыни и мною выпрошен для водворения порядка; лишь явился в Муром, его тотчас отличили, и потянулись к нему и с вопросами совести и с вкладами в монастырь. Не обида ли это заурядным священникам? Гость наш прямо сказал мне: уберите его! Мне жаль дельного человека; под его руками Спасский монастырь оживает и покрывается плотию. Сам он страшно смущен, и близко знающие его граждане тоже скорбят при мысли, что на него возводят клевету. Что тут делать? Гость едва ли будет на моей стороне, замечает Владыка-Первосвятитель, если дело дойдет до Синода. Но жандармский полковник дал мне слово, что он не донесет Шефу, если архимандрит прекратит со вдовой всякие сношения; а со стороны гостя было бы слишком..., если бы он вздумал от себя сделать донос по одному слуху... Я крепко наказал Архим. держать себя как можно осторожнее, и он не нарушит моей заповеди. Митр. Исидор возвратил мне объяснение, значит дело пока как бы не существует.

Владыка поставил мне на вид газетную весть, что мои певчие на пути из Мурома пели песни; но дело об арх-те, по его словам, хуже... О песнях я не писал в СПБ., не придавая им особой важности, тем более, что петь заставил жанд. полковник, и не пели ничего худого, а такие песни, как регент говорит, певали в покоях у Влад. Антония. Ныне такое время, что нам слова не дадут сказать, чтоб не огласить его со своим толкованием. Трудное время.

Что делать для охранения церквей от воров? Редкую почту не доносят мне, что воры забрались в церковь, или делали покушение. У Вас не приняты ли особые меры, нам неизвестные? Научите. Я думал завести собак. В народе страшная распущенность. Ничего не боятся.

Каков народ, таковы и пророцы. Не мы ли сами виной всему?»

7-го ч. получил я письмо из Киева от Инспектора академии, архимандрита Сильвестра. Он писал мне от 3-го числа:

«Посылая Вашему Высокопреосвященству свою книжку под заглавием: «Опыт православного догматического богословия»¹¹²⁹, прошу благосклонно принять её в свою домашнюю библиотеку. Вместе же с сим высылаю и остальные свои книжки, предоставляя Вашему Высокопреосвященству передать их другим, по своему усмотрению, если таковые уже есть у Вас. Делаю же это в виду того, чтобы иметь со своей стороны больше основания напомнить об обещанной Вашим Высокопреосвященством присылке и мне своих трудов, которые я приму с полнейшею благодарностью.

Испрашивая себе и всей академии Ваших архипастырских молитв и благословения, долг имею пребыть с глубочайшим почтением и искреннею преданностию Вашего Высокопреосвященства, Милостивого Архипастыря и Отца, нижайшим слугою»...

В ответ на это писал я от 10-го числа:

«Приношу Вам искреннюю благодарность за доставление мне Ваших истинно ученых произведений, которые я читал и буду продолжать читать с душевным удовольствием.

Из четырех, Вами присланных, сочинений два, а именно о Церкви и о Св. Духе, у меня были уже в библиотеке, и потому я, согласно вашей воле, передам их дублеты кому-либо из окружающих меня ученых людей.

В свою очередь прошу и от меня принять на память нечто от моих литературных трудов.

Желая Вам от Господа укрепления Вашего зрения, столь необходимого при ученых занятиях, имею честь быть Вашего Высокопреподобия слугою.

С. Е. X.»

Еще 7-го августа Начальник Псковской губернии Михаил Борисович Прутченко¹¹³⁰ писал в Харьков Редактору Епархиальных Ведомостей, протоиерею И. Чижевскому:

«Прочитав «Воспоминания о Преосвященнейшем Архиепископе Ярославском Леониде», написанные Епископом Саввою, я сильно заинтересовался личностью Харьковского Преосвященного, – и усмотрев в «Воспоминаниях» (стр. 310:311), что Вами, Милостивый Государь, была издана в 1876 г. книга под заглавием: «Прощание Преосвященного Саввы с Полоцкою паствою и вступление его на Харьковскую Кафедру», я решился просить Вас выслать мне, по нижеозначенному адресу, эту книгу. Не зная её стоимости, я прилагаю при сем 1 р., покорнейше прося в случае, если не достанет этих денег на оплату книги с пересылкой, уведомить меня, и я немедленно дошлю Вам недостающее.

Если можно иметь фотографическую карточку Епископа Саввы в Харькове, я крайне был бы Вам признателен, если бы Вы, милостивый Государь, соблаговолили приложить её к книге; конечно, стоимость её будет с благодарностью возвращена».

Так как моих карточек в продаже не было, Протоиерей Чижевский обратился ко мне с просьбою удовлетворить желание г. Прутченко. Я не затруднился, конечно, исполнить эту просьбу, но с условием, чтобы и г. Прутченко выслал мне свою карточку. Условие это охотно им принято, и вот что он по этому поводу писал мне от 4-го октября:

«Известившись из письма о. Протоиерея Чижевского, что Вашему Преосвященству желательно бы было иметь фотографическую группу Великих Князей, снятую во время пребывания Их Величеств в Пскове, я позволяю себе предложить Вам, Преосвященнейший Владыко, экземпляр этой группы, посланный отдельною посылкой.

Группа эта заключает двенадцать лиц, поместившихся в следующем порядке, если смотреть от правой руки к левой: два георгиевских кавалера – Их Императорские Высочества Великие Князья Константин Константинович и Сергей Александрович; в средине Ваш покорный слуга: затем Великие Князья Павел Александрович и Димитрий Константинович. Во второй линии, сзади Великого Князя Константина Константиновича Капитан Генерального Штаба (состоящий при В. К. Сергее Александр.) Степанов; возле него Преподаватель Их Высочеств Действ. Ст. Сов. Вегнер; далее известный археолог, Действ. Ст. Сов. Граф Уваров; затем Тайный Сов. Качалов, Свиты Его Величества Контр-адмирал Арсеньев (Попечитель В. К. Сергея Александровича и воспитатель Вел. Кн. Павла Александровича); возле него воспитатель Вел. Князей Константина и Димитрия Константиновичей, Капитан-Лейтенант Зеленый, и, наконец, Профессор Истории, Действ. Ст. Сов. Бестужев-Рюмин.

Эта группа снята в Пскове 12-го июля 1878 года.

Пользуюсь настоящим случаем, чтобы испросить Архипастырского благословения Вашего и вместе с тем покорнейше просить принять уверение в искреннем уважении и совершенной преданности»...

Получив это письмо 8-го числа, я отвечал г. Прутченко от 13-го числа:

«Получив 8-го числа почтеннейшее письмо Вашего Превосходительства, а чрез четыре дня и упомянутую в этом письме фотографическую группу, спешу выразить Вам мою искреннюю душевную благодарность за приятный и дорогой для меня дар.

Сожалею, что, живши более 8-ми лет в соседстве с Псковскою губернией, я не имел случая посетить древний град Псков и лично познакомиться с Вашим Превосходительством.

Но очень рад, что моя книга о покойном Архиеп. Леониде дала мне повод познакомиться с Вашим Превосходительством, по крайней мере, письменно.

Призывая Вам и семейству Вашему Божие благословение, с истинным почтением и преданностию имею честь быть»...

Выше мною было упомянуто, что я, бывши в сентябре месяце в Киеве, приглашал земляка своего, Протоиерея Софийского Собора Н. И. Флоринского, занять в Харьковском Институте благородных девиц должность законоучителя, и он на это изъявил согласие. Но когда я, по возвращении из Киева, сообщил об этом Инспектору Института, Гр. Сем. Рындовскому, и он отнесся по этому вопросу к о. Флоринскому с официальным запросом, то этот последний дал ему отрицательный ответ. В таком же смысле писал и мне от 6-го сентября.

«Принося сыновнюю благодарность Вашему Преосвященству, – писал мне Протоиерей Флоринский, – за архипастырское отеческое к недостоинству моему внимание и благорасположение, честь имею известить Вас, что Владыка Митрополит Киевский не соизволил и не благословил меня оставлять Киев.

Когда, по изъяснению мною Его Высокопреосвященству о приглашении меня в Харьков, присоединил я и причину, побудившую меня принять это приглашение – желание дать моей меньшой дочери воспитание в Институте Харьковском, Владыка Митрополит сказал: «законоучителя найдут и в Харькове; а вам советую и желаю продолжать служение в Киеве, тем более что есть привлекающее к нему – Святыни его».

Говоря так, наш Богомудрый Святитель дал мне ответ (прикровенный) и на высказанное желание относительно места воспитания моей дочери, – т. е. (как понял я) и для неё полезнее воспитываться в Киеве.

Подлинно, Ваше Преосвященство, девочка эта довольно болезненного телосложения. Земные врачи наши, при всем знании своем, не могут столько пособить нам в болезнях, сколько врачи небесные – чудотворцы святые».

До июня 1878 г. в Институте должность законоучителя и вместе Настоятеля институтской церкви занимал протоиерей Тимофей Павлов, кандидат XII курса (1845 г.) Киевской Д. Академии; но по неприятностям с Начальницей заведения он оставил свою должность. На его место я рекомендовал Законоучителя 1-й Харьковской Гимназии, протоиерея Павла Солнцева, имеющего также академическую степень кандидата, но Инспектор Института о нем и слышать не хотел, вероятно, подозревая его, как вдовца, в неприличной священному сану жизни. Между тем, в совет Института вошел прошением об определении на место протоиерея Павлова настоятель Троицкой, в слободе Беловодске, церкви, протоиерей Алексей Илларионов из студентов Харьковской Семинарии, – человек также, как и Солнцев, вдовый, но отличающийся примерною, всем известною, нравственностью и глубоким религиозным настроением. Когда Совет Института обратился ко мне с запросом, нет ли препятствий к утверждению протоиерея Илларионова в должности Законоучителя и Настоятеля институтской церкви, я не мог представить никакого возражения, хотя и предусматривал, что он, по своему болезненному состоянию, не мог быть прочен на этой, довольно трудной, службе. Между тем назначение протоиерея Илларионова – семинариста на должность Законоучителя в высшем якобы женском заведении (хотя в этом высшем заведении по Закону Божию преподается не более как пространный Катехизис) вызвало укоризненную и для Институтского, и для Епархиального Начальства, корреспонденцию из Харькова помещенную в № 116 пресловутой Петербургской газеты, известной под именем: «Церковно-Общественный Вестник», или, как выражаются иные – «Сплетник». Но корреспонденция эта далеко не отличается основательностью.

Впрочем, протоиерей Илларионов, как я и ожидал, очень недолго оставался при Институте: в Сентябре он подал прошение об увольнении его от занимаемых им при Институте должностей. Совет Института не замедлил его увольнением и 11-го октября, за № 921, обратился ко мне с отношением следующего содержания:

«Законоучитель и Настоятель церкви Харьковского Института благородных девиц протоиерей Алексей Илларионов прошением поданным 23-го сентября просил Совет Института уволить его по болезни от должностей Законоучителя и Настоятеля церкви институтской. Совет, уволив его Илларионова по болезни от службы при Институте, имеет честь представить о том Вашему Преосвященству и почтительнейше просить Вас, Преосвященнейший Владыко, рекомендовать достойного и способного иерея для занятия должностей Законоучителя и Настоятеля церкви Харьковского Института благородных девиц».

Получив эту бумагу, я поручил Ректору Семинарии спросить преподавателей Семинарских, не пожелает ли кто из них занять должность Законоучителя и Настоятеля церкви при Институте, но желающих не оказалось.

Затем, Совет Института, кажется, сам пригласил к преподаванию Закона Божия помощника Настоятеля ближайшей к Институту церкви (Крестовоздвиженской-Мироносицкой), священника Павла Григоровича, который, хотя так же, как и Илларионов, не получил академического образования, но человек очень дельный и способный. Но поскольку Григорович, как приходский священник, не мог совместить при Институте двух должностей – законоучительской и настоятельской, он утвержден был только Законоучителем, а на настоятельское место к Институтской церкви переведен был мною из заштатного города Чугуева протоиерей Андрей Дюков¹¹³¹.

16-го ч. получено было мною от Обер-Прокурора Св. Синода, графа Д. А. Толстого, конфиденциальное письмо от 12-го ч., за № 184, следующего содержания:

«Секретари Харьковской духовной Консистории Коллежский Советник Буханцев и Херсонской – Надворный Советник Рогачевский обратились ко мне с прошением о перемещении их одного на место другого, первого в Херсонскую, а последнего в Харьковскую Консисторию. При сем Буханцев объясняет, что вследствие тяжких трудов в течении почти 25-ти лет непрерывной службы и в том числе 16-тилетней службы в должности Секретаря Харьковской Консистории, он чувствует некоторое ослабление в силах, а потому для него было бы благодеянием перемещение на ту же должность в Херсонскую епархию, где он мог бы морскими купаньями восстановить свои силы. Что же касается Рогачевского, то, по его объяснению, побуждением к ходатайству о перемещении в Харьков для него служит с одной стороны болезненное состояние жены, уроженки г. Харькова, для которой климат г. Одессы, по мнению медиков, оказывается вредным, а с другой то обстоятельство, что перешедшее к жене его от родителей её недвижимое имущество в г. Харькове остается без надлежащего надзора.

Предварительно каких-либо распоряжений, сообщая о вышеизложенном Вашему Преосвященству, долгом поставляю покорнейше просить Вас, Милостивый Государь и Архипастырь, почтить меня уведомлением, не встречается ли с Вашей стороны препятствий к удовлетворению ходатайства Рогачевского о перемещении его на должность Секретаря в Харьковскую Консисторию».

На это отвечал я двумя письмами – конфиденциальным и секретным.

Вот что изложено в конфиденциальном письме, за № 119-м:

«Ваше Сиятельство,

Милостивый Государь!

Конфиденциальным письмом от 12-го текущего Октября за № 184: Ваше Сиятельство изволите требовать от меня уведомления, не встречается ли с моей стороны препятствий к удовлетворению ходатайства Секретаря Херсонской Д. Консистории о перемещении его на должность Секретаря в Харьковскую Консисторию.

Прежде, чем изложу свой ответ на предложенный мне вопрос, долгом поставляю принести Вашему Сиятельству глубокую благодарность за оказанное мне в настоящем случае доверие.

Затем позвольте мне изложить пред Вами, Сиятельнейший Граф, со всею искренностью и прямотой мои мысли по настоящему предмету.

Двенадцатилетний опыт самостоятельного управления моею второю уже епархией достаточно убедил меня, как затруднительно для начальника иметь на административной службе лиц туземного происхождения. При всех, иногда отличных качествах – умственных и нравственных, административное лицо, окруженное родством, дружбою и знакомством, редко может, при исполнении своих служебных обязанностей, отрешиться от личных привязанностей и пристрастий, а это всегда, более или менее неблагоприятно, отражается на ходе служебных дел. В епархиальном управлении особенно это должно заметить относительно Консисторских Секретарей, в руках коих сосредоточены все формальные дела епархиального управления.

Настоящий Секретарь подведомой мне Консистории Буханцев – способный и сведущий в делах; но поскольку он уроженец здешней епархии и имеет немало близких родных, а также сверстников и товарищей по семинарскому и академическому образованию, то, говоря откровенно, он не чужд пристрастия и не всегда направляет дела законным порядком. Бывали нередко случаи, что я с трудом мог давать тому или другому делу законное движение и направление, и даже возникали иногда у меня помыслы писать к Вашему Сиятельству и просить об устранении от Харьковской Консистории секретаря-туземца. Теперь, если г. Буханцев будет перемещен Вашим Сиятельством в Херсонскую Консисторию, я буду рад и за себя и тем более за него, ибо он вне своей родины, в новой и чуждой для него среде, может действовать свободнее и беспристрастнее.

Но радуясь устранению одного, я, к сожалению, не могу с такою же радостью изъявить желание принять к себе на службу другого.

Так как г. Рогачевский уроженец также Харьковский (хотя он и не из духовного происхождения – его отец крещеный из евреев), и так как он состоял уже здесь на службе около 15-ти лет, сначала в должности Столоначальника Консистории, а затем – домашнего Секретаря при моем предшественнике, архиепископе Нектарии, и следовательно имеет немалый круг знакомых и друзей, то, в случае перемещения его сюда на должность Секретаря Консистории, я могу быть поставлен в отношении к нему в такое же затруднительное положение, в каком нахожусь теперь по отношению к г. Буханцеву.

Что касается семейных и хозяйственных обстоятельств г. Рогачевского, требующих будто бы его пребывания в Харькове, против сего можно заметить, что небольшая будет разность, если он вместо Харькова поселится, например, в Полтаве, или Екатеринославле, так как в этих городах климат не хуже, если не лучше Харькова, и при нынешних путях сообщения очень удобно можно иметь и оттуда надзор за недвижимым имуществом, находящимся в Харькове.

Вот всё, что я мог и должен был по совести сказать Вашему Сиятельству в ответ на Ваше почтеннейшее письмо».

Содержание секретного письма следующее:

«Сиятельнейший Граф!

Позвольте мне, независимо от официального ответа на Ваше письмо, секретно сообщить, к сведению Вашего Сиятельства, нечто особое относительно Секретаря Херсонской Консистории Рогачевского.

Г. Рогачевский, после пятнадцатилетней службы в Харькове, оставил здесь по себе очень недобрую память как между духовенством, так и между другими сословиями. Занимая около пяти лет должность домашнего Секретаря при покойном Архиепископе Нектарии и вкравшись в его доверие, он крайне злоупотреблял этим доверием. Никто из просителей или подчиненных не мог иметь к Преосвященному доступа помимо Рогачевского и ни одно почти дело не выходило из его рук без надлежащей оплаты. Заведовав канцелярскими письменными делами при архиепископе, он в тоже время был полным распорядителем по делам хозяйственным архиерейского дома. Без его ведома и участия не производилась по дому ни одна постройка, ни одна более или менее значительная покупка. С 1872 по 1874 г. произведено было, по распоряжению покойного архиепископа Нектария, разных построек по архиерейскому дому тысяч на семьдесят, и хотя для производства этих построек существовал Строительный Комитет, но главным руководителем и распорядителем этого дела, как уверяли меня оставшиеся в живых Члены Комитета, был Рогачевский.

Последствием столь близких отношений к покойному Преосвященному и столь близкого участия в хозяйственных делах архиерейского дома было для г. Рогачевского то, что он сам сделался, в непродолжительном времени, владельцем нескольких каменных домов в Харькове. По указателю домовладельцев г. Харькова, составленному в 1876 г. и напечатанному в Харьковском Календаре 1877 г., Рогачевский значится владельцем двух каменных домов с двумя такими же при них флигелями на Коцарской улице под №№ 28 и 30. Об этих домах в прошении г. Рогачевского к Вашему Сиятельству, как видно, не упомянуто.

Что же касается упомянутого в прошении недвижимого имущества в г. Харькове, перешедшего будто бы к жене его, Рогачевского, от её родителей, то и это показание не вполне точно. Имущество это действительно принадлежало родителю жены г. Рогачевского, купцу Бакунину, но оно перешло к дочери не по наследству и не по дару, а было на её имя куплено с аукционного торга, производившегося вследствие расстройства коммерческих дел Бакунина, и куплено, без сомнения, на счет её мужа.

Все это мне сделалось известным тотчас по прибытии моем, в январе 1875 г., в Харьков, и потому я не захотел оставить при себе Рогачевского на должности домашнего Секретаря.

После сего Ваше Сиятельство сами изволите рассудить, могу ли я быть спокойным, если г. Рогачевский займет при мне должность более прежней значительную и влиятельную.

Я был бы Вашему Сиятельству весьма благодарен, если бы Вы благоволили назначить в подведомую мне Консисторию Секретаря не из уроженцев Харьковской епархии».

Пока я оставался в Харькове, оставались и Секретари Буханцев и Рогачевский на своих местах, но, после моего перемещения на Тверскую кафедру, Рогачевский переведен был в Курскую Консисторию, а Буханцев на его место – в Херсонскую.

19-го ч. писал я в Киев протоиерею Н. И. Флоринскому, в ответ на его письмо от 6-го числа:

«Приношу Вам искреннюю благодарность за приветствие меня со днем ангела и за Ваши благожелания.

Сожалею, что Вы не заняли в нашем Харьковском Институте должности Законоучителя, но с другой стороны Вам нельзя было конечно пренебречь отеческим советом Вашего Богомудрого Архипастыря. После Вас делано было приглашение на законоучительскую должность преподавателям здешней Семинарии, но никто из них не изъявил согласия. Теперь выбор остановился на одном приходском священнике, хотя с семинарским только образованием, но тем не менее обладающем достаточными богословскими познаниями и хорошим педагогическим тактом.

В заключение позвольте обратиться к Вам с следующею усерднейшею просьбою. При встрече у вас с сельским о. Благочинным я узнал, что при Киевской Консистории существует особая постоянная Комиссия для рассмотрения церковных документов, ежегодно представляемых в Консисторию приходскими причтами. Желал бы я знать, с какого времени существует у вас эта комиссия и на каких началах она учреждена, с разрешения ли Св. Синода, или по распоряжению Епархиального Начальства; какие, именно, документы рассматривает Комиссия и какими при этом руководствуется правилами и наставлениями; не напечатаны ли эти правила в Епархиальных Ведомостях и за какой, именно, год?

Если бы Вы, достопочтеннейший о. протоиерей, потрудились собрать и доставить мне эти сведения о помянутой Комиссии, очень много обязали бы меня. По примеру Киева учредил бы я и у себя подобную Комиссию».

20-го ч. имел я честь получить письмо из Ялты от попечителя Его Императорского Высочества, В. Кн. Сергия Александровича, Контр-Адмирала Дмитрия Сергеевича Арсеньева. Вот что он писал мне от 14-го числа:

«Преосвященнейший Владыко!

Простите мне великодушно, что так долго не отзывался на любезное письмо Ваше от 10-го февраля и на посылку Великим Князьям Сергию и Павлу Александровичам и мне 3-х экземпляров сочинения Вашего: «Воспоминания о Преосвящ. Леониде». Великие Князья приняли книги с большим удовольствием и поручили мне очень благодарить Ваше Преосвященство за столь любезное к Ним внимание. Я виноват, что столь замедлил порученье Их Величеств исполнить; но замедление это было не без причин; я всё ожидал, чтобы Великие Князья прочитали Вашу книгу, желая сообщить Вам кроме благодарности Великих Князей и впечатление, произведенное на Них Вашей книгой. Их Высочества прочли её с живейшим интересом и большим удовольствием; Им отрадно было вспомнить многия обстоятельства своих отношений с покойным Владыкой и видеть как эти отношения отражались в его нежном и добром сердце; – кроме того, Великим Князьям были очень интересны многие подробности особенностей и порядков службы Московских викариев и отношений их к Высокопреосв. Филарету, а равно и многие черты нравов и жизни нашего монашествующего духовенства и, наконец, изложение Ваших отношений и дружбы Вашего Преосвященства с покойным Владыкой Леонидом, – отношений, которые показывают всю возвышенность чувств обоих друзей и заставляют любить и уважать обоих.

Вот впечатления, вынесенные великими Князьями из чтения «Воспоминаний», которые возбуждают в Великих Князьях «надежду» и желание лично познакомиться с их почтенным автором. Великие Князья поручают мне Вам сказать, Владыко, что они будут очень рады, когда представится Им случай с Вами встретиться и познакомиться.

Позвольте прибавить, что мое впечатление от «Воспоминаний» вполне сходно с мнением моих Высоких воспитанников и что я тоже с нетерпением жду случая лично познакомиться с Вами.

С глубочайшим почтением, имею честь быть Вашего Преосвященства покорным слугою».

Я не замедлил ответить на такое любезное и утешительное для меня письмо, и вот что писал я Дмитрию Сергеевичу от 22-го числа:

«Приношу Вашему Превосходительству искреннейшую сердечную благодарность за Ваше драгоценное для меня, письмо. И чем оно нечаяннее для меня, тем утешительнее.

Получив столь лестный отзыв Их Императорских Высочеств о моем посильном труде в память моего в Бозе почившего друга и брата, Преосвященного Архиепископа Леонида, я почитаю себя вполне вознагражденным за этот труд.

Покорнейше прошу Ваше Превосходительство изъяснить Их Высочествам чувства моей глубокой благодарности за Их милостивое и благосклонное воззрение на мой литературный труд.

День, в которой я буду иметь счастье лицезреть Их Императорские Высочества, будет для меня днем радости и торжества.

Призывая на Вас и на Ваше высокое служение Отечеству воспитанием Августейших сынов Царевых Божие благословение, с глубоким почтением и преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивого Государя, покорнейшим слугою и усердным Богомольцем»...

20-го же числа получил я письмо из села Мосолова, Тульской губ., от помещицы Елизаветы Ив. Богаевской, урожденной Капнист, которой, по её желанию, послана была мною 30-го августа моя книга «Воспоминания об Архиепископе Леониде», с собственноручною надписью. Она писала мне от 14-го числа:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивейший Архипастырь и Отец Савва!

С глубочайшим чувством признательности и благодарности, с молитвой о здравии Вашего Преосвященства и за упокой незабвенного Отца и Архипастыря Леонида Ярославского, приняла и прочла Ваши Воспоминания, проникнутые сердечными, дружескими, святыми чувствами. 5-го Сентября, в день моего ангела, получила я, Преосвященный, Вашу книгу, – подарок незаслуженный, но для меня драгоценный. Он дал мне возможность проследить мыслию и духом достойную удивления и благоговения подвижническую жизнь почившего Святителя. Благодарю Вас, Владыко, за дарованные мне чудные минуты. Молю Господа дать мне радость суметь на деле доказать Вам благодарные чувства, наполняющие душу мою.

Простите меня, Владыко Святый, я много виновата перед Вами: я не отвечала тотчас и не благодарила за надпись, но, получив её с портретом моего благодетеля, предалась первой мысли написать Вам и описать в подробности, без утайки, всю мою жизнь бурную, светскую, исполненную переворотов, потрясений, и принялась я за это дело не для того, чтобы, вспоминая прошлое, раздражать свое воображение, но чтобы, Владыко, узнали и поверили бы мне, чем был для меня мой отец, наставник и друг – Высокопреосвященнейший Леонид. Много страниц написано мною... но вдруг мысль моя остановилась: как смею, подумала я, без благословения Вашего Преосвященства навязывать и утруждать Вас чтением жизни о женщине, оставленной всем прежним её обществом? Поэтому, Владыко Святый, письмо мое замедлило. Я предполагала сразу выслать много листов, но теперь осмеливаюсь просить Вашего позволения; тогда приложу все письма покойного архипастыря ко мне с объяснением каждого. Их всех около тридцати, а знала я Владыку всего десять лет.

Прося Ваших Святительских молитв и благословения мне и семейству моему, с чувствами искренней признательности и почтения остаюсь Вашего Преосвященства недостойная молитвенница и слуга Е. Богаевская».

В ответ на это писал я от 5-го ноября:

«Душевно рад, что моя книга о Преосвящ. Леониде доставила Вам на несколько часов приятное и назидательное чтение. В этом – цель моего труда.

Если Вы доставите мне возможность прочитать письма покойного моего друга, адресованные к Вам, этим окажете мне самое приятное одолжение. Всё, что писано было им самим, или пишется теперь о нем, я читаю и перечитываю с особенным утешением.

А если Вы заблагорассудите сообщить мне сведения и об обстоятельствах вашей собственной жизни, то я приму это, как знак вашего ко мне доверия, хотя мною ещё и незаслуженного.

Призываю на Вас и на семейство Ваше Божие благословение»...

21-го ч. писал я в Москву Протоиерею Ст. Ив. Зернову, в ответ на его письмо от 30-го сентября:

«Приношу Вам искреннейшую сердечную благодарность за память о дне моего ангела и за все Ваши благие пожелания, в искренности коих я вполне уверен.

Ваше любезное послание меня чрезвычайно обрадовало. Долго не получая от Вас вестей, – простите, – я подумал, не прогневался ли на меня достопочтеннейший Стефан Иванович, не огорчил ли я его своим последним письмом, и признаюсь, начал было скорбеть душою. Но теперь я успокоился духом, видя, что Вы не только не гневаетесь на меня, но даже, по своему великодушию, у меня просите прощения. Итак, да пребывает между нами выну мир Господень!

Между тем, позвольте мне объяснить Вам повод, по которому я обратил внимание на статью Душеполезного Чтения. Один из моих здешних знакомых – человек с высшим университетским образованием и с добрым, по-видимому, христианским направлением, занимающий притом высокий служебный пост¹¹³², в беседах со мною не раз возбуждал вопрос о человеческой природе И. Христа в том, именно, смысле, в каком трактует оную автор статьи Душеполезного Чтения. Правда, не раз начиная об этом предмете беседу, мы никогда её не оканчивали, так как всякий раз кто-нибудь прерывал наш разговор¹¹³³. И вдруг я вижу печатную статью об этом именно предмете. Судите сами, мог ли я не обратить на нее внимания. Но я боюсь, чтобы эта статья не попала в руки моего почтенного собеседника и совопросника, иначе она окончательно может утвердить его в его неправильных мыслях. Впрочем мое опасение, кажется, напрасно. Наша светская интеллигенция не только не читает наших духовных журналов, но и не знает о существовании многих из них.

Да, Ваше положение, как цензора, в настоящее время, не очень приятно и даже не безопасно. Да хранит же Вас Господь от сетей авторских и редакторских!

Ваши опасения за мою книгу о Преосв. Леониде теперь, кажется, должны уже совсем миновать. Не далее, как вчера я получил от Двора довольно подробную рецензию на эту книгу, – рецензию, которою не могу не поделиться с Вами – моим достопочтенным цензором¹¹³⁴.

Не правда ли, что такие лестные слова и для меня утешительны, и для Вас успокоительны?

От всей души поздравляю Вас с званием почетного члена академии, Вас воспитавшей и образовавшей».

24-го ч. служил я в Институтской церкви литургию с панихидой пред оной по случаю 50-тилетней кончины Императрицы Марии Феодоровны¹¹³⁵.

25-го ч., по случаю вступления в Харьков, для временного пребывания, Имеретинского полка, возвратившегося из-за Кавказа и участвовавшего в геройском взятии неприступной крепости Карса, я совершал на Михайловской площади благодарственный молебен и говорил речь¹¹³⁶.

4-го Ноября из Киева получено было мною письмо от протоиерея Н. И. Флоринского. Он писал мне от 31-го октября:

«На вопрос, сделанный Вами в письме ко мне от 19-го сего Октября месяца, имею честь отвечать Вам настоящим сим письмом:

1) При Киевской Дух. Консистории существует два ревизионных Комитета, – один для поверки метрических книг Киевского уезда церквей. Метрики прочих уездов поверяются уездными протоиереями, с приглашенными от них сотрудниками из духовенства. Другой Комитет имеет обязанностью своею поверять приходо-расходные книги церквей всей епархии за 1877-й год.

2) Первый Комитет учрежден при покойном Митрополите Арсении. Метрические книги издавна были поверяемы духовными правлениями. По закрытии этих правлений, годах в 1870-х, Консистория Киевская определением своим от 2 мая 1877 г. положила возложить обязанность просматривать метрики церковные на лица из духовенства менее занятые. И я в настоящее время в числе сих поверителей состою с 1877-го года.

3) Комитет для поверки приходо-расходных книг Церквей Киевской Епархии учрежден в текущем году таким образом.

Некоторые благочинные прислали книги сии для поверки в Консисторию, на основании известного Вашему Высокопреосвященству указа Св. Синода от 24 дек. 1876 года, за № 9, в котором Указе сказано, чтобы, по введении новой формы книг, прежние по заключении оных по существующему порядку представлены были для поверки в Консистории.

Получив от некоторых о.о. Благочинных приходо-расходные церквей их ведомства книги для поверки, Консистория рассуждала и приказала:

«По множеству книг и по множеству дел Консистории, при ограниченном штате служащих, она не имеет возможности произвести поверку книг без замедления других дел. Консистория полагает для поверки книг приходо-расходных за 1876-й г. составить Комиссию, членами которой назначает протоиерея и троих при нем священников (NNNN), предписав им, чтобы журнал своих действий представили в Консисторию по каждому Благочинию отдельно».

29 го апр. 1878 г. Преосвящ. Иоанн надписал на сей бумаге Консисторской: с мнением Консистории согласен. А 8-го мая утверждено мнение Консистории Митрополитом.

Вот Высокопреосвященнейший Владыко, сведения, кои смиреннейше представляю согласно Вашему требованию».

Восьмого числа получено было мною от Историко-Филологического Общества при Харьковском Университете отношение, за подписью Секретаря Общества, Н. Андреевского, следующего содержания:

«Историко-Филологическое Общество при Императорском Харьковском Университете имеет честь пригласить Ваше Преосвященство пожаловать в заседание Общества для выслушивания реферата члена Общества, А. С. Лебедева¹¹³⁷, сего 8-го ноября, в семь часов вечера. Содержание реферата следующее: а) «Историческая записка об архиве Курского Знаменского монастыря»; б) «Материалы к вопросу о крепостном владении приходских церквей»; в) «Синодальный Указ 1735 г. о временном удержании Вологодского Епископа Афанасия¹¹³⁸ не только от архиепископского, но и простого иерейского служения»; д) «Распоряжение Курского Епископа¹¹³⁹ (1804 г.) о встрече в Курском духовном училище г. Попечителя Харьковского Учебного Округа, графа Потоцкого»¹¹⁴⁰.

Так как я не получал формального уведомления об избрании меня Членом этого Общества (мне только словесно заявлял об этом профессор А. С. Лебедев), то я и не рассудил явиться в заседание Общества.

10-го ч. получил я письмо из Москвы от А. Е. Викторова. Он писал мне от 6-го числа:

«Вашему Преосвященству, конечно, давно известно о кончине приснопамятного бессребреника, отца Агапита¹¹⁴¹, но едва ли Вы знаете о судьбе оставшейся после него библиотеки, а потому и спешу поделиться с Вами сведениями, которые я на днях собрал по этому предмету. Оказывается, что о. Агапит предполагал подарить свою библиотеку Владимирской Семинарии, но письменного завещания составить не успел, а потому после его кончины библиотека его и осталась в монастыре. Но Преосвященный Иннокентий, снисходя к бедным родственникам о. Агапита, которым никакого после него наследства не осталось, велел отдать им его библиотеку. Родные разделили библиотеку на три части, и две из них увезены во Владимирскую епархию, а третья, самая лучшая, осталась в Москве, и теперь распродается по частям. Случайно узнавши об этом, я поехал смотреть её и прежде всего спросил, нет ли рукописей. Мне сейчас же подали четыре фолианта дополненной Истории Российской иерархии, именно исторические описания монастырей, но за эти фолианты просят 300 руб., поэтому я сейчас же и отступился. Затем стал рассматривать каталог печатных книг. Разумеется оказались книги Богословского содержания, которые для музея особого интереса не представляют. Но тут я пришел к мысли, не захотите ли Вы купить что-либо из библиотеки о. Агапита, и потому взял листок почтовой бумаги и сделал из каталога выписки. Этот листок и посылаю к Вам.

Я выписывал из каталога буквально, и если названия книг не особенно точны, то это не от меня зависело. Цен в каталоге не означено, и продавец сам не знает, какие назначить им цены. На случай, если Вы захотите приобрести что-либо, прибавляю адрес продавца, родственника о. Агапита, некоего Федора Алексеевича Виноградова, занимающегося адвокатурою (Сущ. ч. 3-го квартала, на Долгоруковской улице, д. Виноградовой, подле острога). Я говорил ему, что Вы может быть будете в числе покупщиков, и, если Вы потребуете, он вышлет Вам полный каталог.

Не писал Вам долго, вопреки обещанию, потому что всё хотел явиться к Вам с списком книг, рассеянных по монастырям и церквам Харьковской епархии, – книг, которые нам могли бы быть очень полезны. Помните, Вы обещали, что может быть дадите нам что-нибудь из этих книг. У меня очень залегло это в памяти, как залегает всё касающееся музея. Но описания Харьковской епархии я не успел ещё пересмотреть».

На дружеское письмо это я не замедлил ответом и вот что писал я от 12-го числа:

«Очень Вам благодарен за сообщение сведений о библиотеке, оставшейся после смерти о. Архим. Агапита. Такова печальная судьба большей части библиотек нашей ученой братии. Боюсь, как бы и с моею библиотекою не случилось того же.

Хотел бы и я посмотреть рукописные фолианты, о коих Вы пишете. Но согласится ли г. Виноградов прислать их мне, разумеется, на мой счет, для рассмотрения и сличения с печатным изданием Истории Р. Иерархии? Может быть я и приобрел бы их с некоторой уступкой, конечно, из назначенной цены. Переговоривши с владельцем рукописей об этом, напишите мне поскорее о результате переговоров.

Вы пишете, что у Вас очень залегло в памяти мое обещание относительно старопечатных книг; но, видно, улетучилось дорогою из вашей памяти ваше собственное обещание доставить мне, для прочтения, мемуары Графа М. Н. Муравьева¹¹⁴² и вашу статью в защиту моих палеографич. снимков, напечатанную в С.-Петербургских Ведомостях. Позвольте же Вам, Милостивый Государь, напомнить об этом.

Что скажу Вам о себе и о своих занятиях? Слава Богу, мое здоровье удовлетворительно, хотя вступаю уже на праг старости: в будущем Марте исполнится 60-ть лет. Извольте принять это к сведению. Однако ж не без успеха продолжаю свою «Хронику»; довел её уже до 74-го года.

Скажите, пишется ли на мою книгу о Преосвящ. Леониде критика, которою мне угрожали?

Ваш усердный Богомолец»...

16-го ч. приезжал в Харьков для совета с врачами и у меня обедал архимандрит Полтавского архиерейского дома Полиевкт, светского происхождения, уроженец Нижегородской губернии, пострижен в монашество в Киево-Печерской Лавре, где и был близок к Полтавскому Преосвященному Иоанну¹¹⁴³, бывшему тогда Наместником Лавры. В беседе со мною он, вспоминая о своей родине – Нижнем Новгороде, где он был до монашества на гражданской службе, рассказал мне несколько анекдотов о Ректоре Нижегородской Семинарии, архимандрите Аполлонии и о Преосвященном Иеремии¹¹⁴⁴, бывшем Нижегородском.

Так, однажды Преосвящ. Иаков¹¹⁴⁵, бывший Епископ Нижегородский, во время св. Четыредесятницы хотел совершить литургию Преждеосвященных даров в Семинарской Церкви. Ректор Аполлоний, отличавшийся своенравием, не хотел допустить этого под тем предлогом, что в Семинарской церкви нет запасного Агнца. Преосвященный велел принесть Агнец из своей Крестовой церкви и распорядился служением; но Ректор отказался от участия в богослужении.

В другой раз, приезжает в Семинарию ревизор, Инспектор Казанской академии, архимандрит Антоний¹¹⁴⁶, бывший Инспектор Нижегородской Семинарии и сослуживец архимандрита Аполлония, который не иначе называл его, как вором, грабителем. Когда доложили Аполлонию о приезде ревизора, он не захотел с ним даже видеться. Когда доведено было об этом до сведения высшего Начальства, Аполлоний удален был от должности и послан в Московский Симонов монастырь. Это было в 1850 году.

Преосвященный Иеремия, раз заезжая в Великий Пяток в Кафедральный Собор к вечерне мимо градского Благовещенского Собора, и увидев, что в лавках, устроенных под колокольнею этого собора, производится в эти часы торговля, так разгневался, что, призвав после вечерни Кафедрального Протоиерея, дал ему свою именную печать и приказал запечатать Благовещенский Собор. Служба в соборе прекратилась в столь великие дни, к крайнему удивлению и огорчению как причта, так и прихожан. Собор оставался запечатанным до половины светлой седмицы.

В 1864 г. Епископ Иеремия, получив приглашение быть Начальником Алтайской Миссии, охотно согласился на это предложение и обратился уже к некоторым из знакомых ему архиереев с письмами о пособии, в котором ему и не было отказано. Но когда он узнал, что ему надлежало быть в некотором подчинении у местного (Томского) Епископа, он поспешил отказаться от предложенной ему чести, не возвративши однако собранных субсидий, хотя он всем известен по своему бескорыстию.

23-го числа писал я во Владимир преосвященному Иакову в ответ на его письмо от 1-го октября:

«Простите, что запоздал принести Вам мою душевную благодарность за Ваше братское поздравление меня с 1-м числом Октября. Зато спешу явиться вовремя к Вам с моим усерднейшим приветствием по случаю дня Вашего ангела и пожелать Вам здравия, долгоденствия и преуспеяния в подвигах Вашего архипастырского служения на пользу врученной Вам родственной мне паствы.

От Полтавского о. Архимандрита Полиевкта получил я Ваши брошюры, за которые приношу искреннюю благодарность, и сведение о Вашем здравии. Но он удивил меня, сказавши, что Вам уже 67 лет от рождения. Правда ли это? Я полагал, что Вы старше меня не более, как двумя-тремя годами; а мне и 60-ти ещё нет (в будущем марте исполнится 60 л.).

Слышно, что Владимирской кафедры домогаются Кишиневский и Подольский; ужели она так завидна? А в самом деле, желал бы я знать, какие, в настоящее время, имеет средства Владимирский архиерейский дом? В прежнее время, при Преосвященном Парфении, средства его, как я слыхал, были довольно ограничены.

От вопроса экономического обращусь к предмету церковному. Спрашиваете, делал ли покойный Митрополит какие-либо отступления от чинопоследования при освящении антиминсов? Я видел его священнодействие на сей раз только однажды и не приметил никакого отступления; и сам я совершаю освящение антиминсов с буквальною точностью по печатной книге. Любопытно бы знать, сам ли покойный Владыка Антоний выдумал исправление молитв, или заимствовал от кого-нибудь?

По вопросу относительно училища девиц духовного (не звания – это нынче не допускают) происхождения имею честь объяснить Вашему Преосвященству, что в Харькове такое училище существует с пятидесятых годов; в нем воспитанниц около 280-ти; средства достаточны и содержание воспитанниц удовлетворительно; по крайней мере я не слышу никаких жалоб.

Рекомендуемую Вами статью о расколе в журнале «Слово» имею под руками, но ещё не читал. Да всего, что пишется и печатается, нельзя и перечитать. Я получаю ежегодно более 20-ти журналов и газет, независимо от множества разных непериодических книг и изданий; где же всё прочитать? Я люблю иметь книги под руками для справок, на всякий случай.

При всем иногда желании прочитать что-нибудь интересное, не находишь довольно свободного времени. Не говоря уже о служебных ежедневных занятиях, я немало должен употреблять часов на частную переписку, которая год от году более и более расширяется. У меня постоянно 10–15 писем лежат пред глазами и неотступно напоминают об ответе. Часто также похищают дорогое время как утром, так и вечером, посетители, хотя сам я весьма редко выезжаю из дома; по возвращении с дачи, в течении двух месяцев, я выезжал по вечерам не более двух раз.

У меня в доме, по милости Божией, мирно, но в городе не совсем. На прошедшей неделе негодяи – ветеринары поколотили одного из своих наставников, и теперь производится суд и расправа. К их мятежу пристала и вольница университетская. К нашему Харькову велено, по Высочайшему повелению, применить Петербургские полицейские меры. Вот какой чести удостоился Харьков!..

Прошу Вас помолиться Владимирским чудотворцам о моем недостоинстве».

24-го числа получил я письмо из села Мосолова, Тульской губ., от известной уже Е. И. Богаевской. – Вот что она писала мне от 20-го ч., в ответ на мое письмо от 5-го ноября:

«Посылаю 28 писем и карточку Пр-го Леонида; они, быть может, укажут Вам, Святейший Владыко, на некоторые, не совсем известные Вам, черты почившего Архипастыря. Вывод один: жил не для себя и кончил жизнь не в своей любимой Москве, – на то воля Господня, да будет благословенно Имя Его! Смею просить Ваше Преосвященство – по прочтении их возвратить мне их: ими укрепляется часто падающий дух мой.

Описание моей отвратительной жизни приложено; писала по ночам: смысл и почерк достойны той, о ком пишется. Не смею думать, что длинная история глупой жизни может заинтересовать Вас.

Описание первого свидания с Преосвящ. Леонидом начинается с 8-го листа; если найдете ненужными и излишними первые, то с этого листа увидите, какую милость оказал мне Господь, послав меня на Саввинское подворье.

Поверьте, Владыко, что память о незабвенном Владыке для меня священна; счастлива, если могу говорить и думать о нем.

Что касается описания жизни моей, то покорнейше прошу Вас, Преосвященнейший, не возвращайте мне обратно».

В ответ на это письмо писал я от 22-го декабря:

«Простите, писанное вами по ночам, я не без труда могу разбирать и днем, особенно при пасмурной погоде: так мелко Ваше писание, а мое зрение уже не так остро, как было в молодые годы. Вот причина, почему я не мог до сих пор прочить всего Вами присланного и почему не писал Вам.

Письма Преосв. Леонида позвольте мне на некоторое время удержать. Мне хотелось бы некоторые из них ещё раз перечитать: так они назидательны и такими исполнены добрыми, пастырски-любвеобильными к Вам чувствами».

Упоминаемое в предыдущих письмах «Описание жизни Елисаветы Ивановны Богаевской, урожденной Капнист», составленное ею самою, заключается на 15-ти почтовых листах мелкого письма¹¹⁴⁷. В нем очень много интересных и назидательных фактов, но ещё более горестных приключений и тяжких испытаний, коим подвергалась г-жа Богаевская.

25-го ч. писал я в Витебск А. П. Ушаковой:

«Что скажу Вам о себе? Особенного ничего, все по-старому. Книга моя приобретает мне более и более друзей, и не только друзей приобретает, но и врагов моих делает мне друзьями. Так, одна капризная барыня гневалась на меня и на мою Консисторию за то, что мы не дали ей для её деревенской церкви особого причта; жаловалась даже на нас Синоду. Но прочитавши мою книгу, пишет мне: «Вполне каюсь пред Богом и Вами Если бы я знала вас, как я теперь вас знаю, то совершенно иначе действовала и не просила бы Св. Синод»... И так я в своей книге имею некоторый талисман для укрощения и примирения с собою врагов; не правда ли что это не дурно?..

В доме моем, по милости Божией, все мирно и тихо, но во граде нашем не совсем благополучно. На прошедшей неделе пошумели наши ветеринары. Эта дикая орда напала и поколотила в аудитории одного из своих наставников за то, что он требовал от своих мятежных слушателей репетиции уроков. Вследствие сего Институт был несколько дней в осадном положении, пока производился суд над буянами. Распущенность между школьною молодежью крайняя: не признает она над собою никакой власти. Один из ветеринаров публично, пред толпою своих товарищей, Попечителю Округа сказал: «у тебя в голове не мозг, а солома!»

В тот же день был у меня Управляющий государственными имуществами в Харьковской губернии Ник. Ив. Лоран, и, между прочим, просил меня разрешить воспитанникам земледельческой школы на ферме – крестьянским детям употреблять в текущем рождественском посту мясную пищу, ссылаясь на пример предшественника моего, архиепископа Нектария, который, по просьбе Министра Валуева, разрешал будто бы для этих воспитанников употребление мясной пищи в некоторые посты. Но я не счел себя вправе следовать примеру своего почтенного предместника, вопреки апостольским правилам и церковным уставам.

1-го Декабря получено было мною два письма: одно из Костромы от Преосвящ. Игнатия, другое из Москвы от А. Е. Викторова.

Вот что писал мне от 27-го ноября Преосвященный Игнатий:

«Может быть, для Вас небезынтересно будет, что я узнал о Владыке Московском¹¹⁴⁸.

В последнее время здоровье его значительно поколебалось. Нередко бывает стеснение в груди, тупая боль в голове и затем иногда потеря сознания минут на 15 или на 20. Врачи находят vitium cordis, и говорят, что несмотря на всю видимую бодрость и свежесть маститого старца mors может быть мгновенна. Особенно нехорошо было 13-го ноября. Владыка исповедовался; ночью было лучше, и 14-го на литургии в алтаре приобщился Св. Таин, чего прежде не имел обычая делать без священнодействия.

Преосвящ. Амвросию в письме передал управление Епархией. Но потом стало ему лучше, и принимал как-то Викариев с делами.

Государь Император после соборного молебствия в Николаевском Малом Дворце спросил провожавшего с крестом Преосв. Амвросия о здравии Преосвящ. Митрополита; и, когда услышал, что не совсем хорошо здравие, приказал сказать, чтобы он не хворал и много лет служил; при сем выразил сожаление, что не видел его. В часовне Иверской молился Помазанник Божий на коленах, а в театрах совсем не был. На рауте у Князя Владимира Андреевича¹¹⁴⁹ изволил пробыть около часа».

От 27-го же ноября писал мне и А. Е. Викторов:

«Послать к Вам рукопись истории иерархии¹¹⁵⁰ на просмотр продавец не соглашается, ссылаясь на то, что, пока рукопись будет путешествовать в Харьков и обратно, он может упустить случай продать её, но на самом деле очевидно по опасению, что её могут списать, и она в таком случае может потерять в цене. Представленные мною резоны не помогли, и он сделал лишь одну уступку, что может для образца списать описание какого-либо монастыря и послать Вам. Что же до цены, то Виноградов твердит одно: триста рублей. Ясно, человек ещё не обдержался. Мне кажется, что пройдет полгода, и он как о цене рукописи, так и о ценах на книги, заговорит другим языком и будет гораздо уступчивее. Что же до моего мнения, мне кажется, что больше 100 р. за рукопись и не дадут, и она не стоит больше. Больше половины с печатного, остальное же составлено кое-как, на месте, по официальным предписаниям из Синода. Ученых ссылок на источники нет, а всё писано не мудрствуя лукаво, в том же роде, как составляет свои книжки добрейший от. Иосиф¹¹⁵¹. И как видно эта работа не о. Агапита, а его предшественников. При Агапите же только переписана набело. Всех томов три, в л., – каждый ок. 500 л. При 1-м томе большая папка чернового оригинала, со вставленными в нем печатными листами и тетрадями, которые идут вперемежку с рукописными тетрадями. – Мне кажется по поводу этой рукописи нужно выждать время, пока сам продавец отнесется ко мне с просьбою написать Вам, напомнить о ней, и сам предложит послать её к Вам. Я долго доказывал ему, что, не видевши рукописи, не купит её у него ни духовная академия, ни Преосвящ. Макарий Литовский. Он не имел что возразить мне, но стоит на своем.

В заключение о записках Муравьева. Рукопись эта небольшая, всего листов (т. е. в 4 стран.) 50. Она давно лежит у меня на столе в кабинете, но сделать для Вас с неё копию доселе не удалось. Отдать списывать в самом музее невозможно. Рукопись принадлежит к разряду таких, которые в чтение не выдают. Писца же, которого можно бы посадить у меня в квартире, доселе не нашел.

Спрашивал нынче о. Казначея¹¹⁵² о здоровье Митрополита. Говорит, что ему лучше, что он всё говорит о своей поездке в Петербург. Но на самом деле, конечно, не поедет. Преосвящ. Амвросий, в бытность Государя в Успенском Соборе, на вопрос о здоровье Митрополита, подал ему от него письмо. Государь высказал желание, чтобы старец ещё послужил церкви.

К Вам – в Харьков скоро явится на житье Москвич – Бессонов¹¹⁵³, в качестве профессора слав. наречий. Говорил мне, что думает представиться Вам, но опасается, не сердитесь ли Вы на него за известную полемику по поводу типографской библиотеки. Я, конечно, уверил его, что эта история слишком давняя, чтобы Вы могли помнить её, тем более, что он полемизировал собственно со мною, а не с Вами».

5-го ч. писал я в Спб. И. Г. Слиборскому:

«В письме от 7-го июля Вы извещали меня со слов о. Архим. Арсения¹¹⁵⁴, что Редакция Церковного Вестника, за напечатание объявления о моей книге, не желает принимать от меня платы, считая себя чем-то мне будто бы обязанною.

Не желая однако ж быть у редакции в долгу, я послал ей чрез Вас в дар экземпляр моей книги.

Между тем, на днях, к крайнему удивлению моему, получаю из редакции Ц. В. счет, за подписью о. Казначея, с требованием о доставлении означенной в этом счете суммы.

В прилагаемом при сем подлинном счете, за троекратное напечатание, объявления о моей книге, исчислено всего – 11 р. 25 к.; но за вычетом 2 р. 50 к. за экземпляр моей книги я обязан доплатить в Редакцию 8 р. 75 коп.

Что всё это значит, я решительно не понимаю. Тут кроется какое-нибудь недоразумение.

Не можете ли Вы, почтеннейший И. Гр., разъяснить мне это недоразумение? Потрудитесь повидаться, с кем следует, и спросите, почему почтенная редакция, отказавшись сначала принимать от меня плату за объявление о книге, – чего я вовсе не желал, – теперь требует её, и почему она не хочет принять от меня в дар книгу?

Если, по исследовании, окажется, что я обязан внести в кассу Редакции должную плату, то потрудитесь уплатить по счёту 11 р. 25 коп., и если Редакция не пожелает принять моей книги в дар – безмездно, то возьмите эту книгу назад и подарите её кому-либо из ваших родных, или знакомых. Я вовсе не намерен был уплачивать Редакции за объявление товаром».

7-го числа неожиданно получил я из гостиницы «Дагмара» от Игумении Топловского Параскевиинского монастыря, Таврической епархии, Валерии (урожденной Баронессы Боде) записку следующего содержания:

«Находясь проездом в Харькове я желала бы повидаться с Вами и получить Ваше благословение. Соблаговолите назначить мне время, когда я не обеспокою Вас своим посещением».

Я просил мать Валерию приехать ко мне в тот же день вечером. Явилась, но оказалось, что она не одна в Харькове, с ней была известная Митрофания (урожденная Баронесса Розен), бывшая Игумения Серпуховского Владычного монастыря. Они проезжали из Ставрополя на Кавказе, где Митрофания, после известного, огласившегося в целом мире, судебного процесса по делу о присвоении ею будто бы обманным образом капитала купца Солодовникова, для устройства в Москве Покровской женской Общины, – полтора года жила в женском Иоанно-Мариинском монастыре, – в Покровский Ладинский монастырь, Полтавской епархии, где Митрофания пожелала продолжать свою затворническую жизнь. Валерия же, добровольно оставивши настоятельство в Топловском монастыре вследствие неудовольствия на Преосвященного Гурия¹¹⁵⁵, решилась разделять с Митрофанией, которой она предана всею душою, её затворничество и келейные труды.

Я послал пригласить к себе и Митрофанию, которая с радостью приняла мое приглашение и немедленно явилась.

Долго и обо многом беседовали мы втроем.

Игумения Валерия рассказывала историю о своем переходе из Московского Страстного монастыря, где она была Настоятельницею, в Таврическую епархию по приглашению Преосвящ. Гурия, Епископа Таврического; о неблаговидных затем и притеснительных с нею поступках Преосвященного и Консистории; о начатии Топловского, близ г. Феодосии, женского монастыря при Преосвященном Алексии (впоследствии архиепископе Рязанском и затем Тверском) без письменных актов со стороны жертвовательницы, и об открытии этого монастыря без монахинь.

Митрофания, лишенная по суду игуменского сана и даже, помнится, монашества, – повествовала мне о разных обстоятельствах своей бурной и многомятежной жизни.

Прежде всего она рассказывала о своем приближении ко Двору, по приглашению Великой Княгини Александры Петровны¹¹⁵⁶, для благоустройства детского приюта; о своих самых близких и искренних отношениях к В. Княгине; далее – об основании, по поручению Государыни Императрицы Марии Александровны, женской Общины в Пскове и о своих отношениях к тамошнему Епископу Павлу¹¹⁵⁷, о котором она не может вспомнить хладнокровно: так он для неё антипатичен. Сообщала о своем участии в истории восстановления Нижегородского Макариева монастыря, предположенного Архиепископом Нектарием к упразднению с целью воспользоваться его богатыми сокровищами. Первоначальная мысль о сохранении этого монастыря, в видах открытия в нем общины сестер милосердия, принадлежит Преосвященному Леониду, Епископу Дмитровскому, викарию Московскому. Орудием для осуществления этой благой мысли избран был известный ревнитель благочестия и благотворитель обителей и церквей, богатый Звенигородский купец П. Гр. Цуриков. Он с избранными им единомышленниками из Нижегородцев отправился в Петербург в качестве депутата по этому делу. Доведено было о сем до сведения Государыни Императрицы, которая приняла в сем деле живое участие и поручила Придворному протоиерею И. В. Рождественскому и ей, Игумении, осмотреть монастырь и дать заключение. Но тот и другая разошлись в своих взглядах на дело. Игумения была на стороне нижегородских граждан, а Рождественский на стороне нижегородского архиепископа. Дело окончилось, кажется, закрытием монастыря и удалением архиепископа Нектария на Харьковскую кафедру.

Об обстоятельствах кончины блаженной памяти Митрополита Московского Филарета и её последствиях Митрофания и Валерия передали мне следующие сведения.

Бывший протоиерей Московского Архангельского Собора П. Евд. Покровский, со слов Наместника Лавры, архим. Антония, передал Игумении Валерии, что Митрополит Филарет, при последнем свидании с Государем, просил Его Величество, в случае его смерти, назначить в Москву Митрополитом Тверского архиепископа Филофея; но Государь указал будто бы на Преосвящ. Леонида. Валерия слышала также от Графа Шувалова, что на семейном вечере в Зимнем Дворце вся царская фамилия выражала желание видеть Московским Митрополитом Леонида, но Обер-Прокурор Граф Толстой сильно воспротивился этому и сказал будто бы Государю, что скорее он оставит Синод, чем Леонид будет в Москве Митрополитом.

Негодование графа Толстого на Преосвященного Леонида объясняют тем, что Леонид не сам явился к Графу Толстому с приглашением на поминовенный обед в Мироварной Палате после отпевания почившего в Бозе Митрополита, а послал к нему Николо-Угрешского архимандрита Пимена.

По кончине Митрополита Филарета, Граф Толстой, приехавши в Москву, будто бы самовольно распорядился забиранием из кабинета покойного Владыки бумаг, чем возбудил крайнее негодование против себя в высшем Московском обществе. Преосвященный Леонид поручил Митрофании доложить об этом Императрице, и Государыня, оставшись также недовольна таким распоряжением Обер-Прокурора, приказала протоиерею И. В. Рождественскому из привезенных в СПб. бумаг митрополита отобрать собственные Её Величества письма и письма других Царских Особ и, запечатав их, хранить в Синоде, – что, как известно, и было в точности исполнено.

Однажды Императрица спросила будто бы Обер – Прокурора, все ли архиереи согласны на духовно-судебную реформу. Он отвечал: все, и даже подписали уже проект устава; между тем Императрица от кого-то из архиереев узнала совершенно противное. Это так разгневало её, что она несколько недель не принимала к себе Толстого, а Толстой вследствие сего сделался будто бы болен.

О грозной туче, идущей на Россию с запада, о которой покойный Митрополит Филарет говорил Лаврскому Наместнику, Митрофания сама слышала из уст Митрополита.

Митрофания признавала и признает несправедливым суд над нею по делу о суммах Солодовникова; жаловалась па Преосвященного Леонида, который будто бы за 5.000 рублей дал свое согласие на первоначальный её арест; указывала на разные подлоги в деле; для прекращения дела будто бы требовали с неё 30,000 и Государь будто бы предлагал внести за неё эту сумму, но она отклонила это предложение, твердо решившись принять на себя все последствия пристрастного и несправедливого суда и осуждения. Во время заключения в Петербургской Рождественской части она имела случай познакомиться с социалистками и их подпольной литературой.

О Ставропольском Иоанно-Мариинском монастыре, откуда Митрофания теперь ехала, она отзывалась во всех отношениях весьма неодобрительно. Климат там, по её словам, непостоянный и для здоровья неблагоприятный. О Преосвященном тамошнем Германе¹¹⁵⁸ сказывала, что он не пользуется расположением светского общества.

На следующий день, 8-го числа, я пригласил этих вечерних собеседниц к своему обеденному столу. За обедом и недолго после обеда продолжалась в том же тоне, как и накануне, взаимная беседа. При прощании я дал им на дорогу 25 рублей, которые они приняли с видимым удовольствием и признательностью.

После той роли, какую та и другая из этих странниц играли, в свое время, и в мире и в монашеской сфере, видеть их в настоящем положении было для меня и страшно и жалко.

Того же 8-го числа, в 9-м часу вечера получена была мною из Софии (в Болгарии) от командира Тамбовского полка полковника Шульца телеграмма следующего содержания:

«Тамбовцы, празднуя день своего полкового праздника, пьют за драгоценное здоровье Вашего Преосвященства и благодарят за Ваши молитвы ко Всевышнему, благодаря которым полк вышел со славою из борьбы со врагом».

Телеграмма напоминает о том обстоятельстве, когда я 28-го ноября, при выходе из Харькова полков – Пензенского и Тамбовского за Дунай, напутствовал их, по совершении в Кафедральном Соборе молебна в путь шествующим, краткой речью и благословил иконой¹¹⁵⁹.

18-го ч. получено было мною два письма: одно из села Радьковки, Прилукского уезда, Полтавской губернии, от помещика Егора Александровича Раковича, совоспитанника по Горному Корпусу Преосвященного Леонида; другое из Киева от профессора Дух. Академии, Протоиерея А. М. Воскресенского.

Вот что писал мне от 12-го числа г. Ракович:

«Дошло до моего сведения, что Ваше Преосвященство изволите интересоваться письмами покойного Архипастыря Леонида, писанными им к разным лицам. Если приложенные у сего три письма моего однокашника, с семейством которого я был хорошо знаком, могут быть, по усмотрению Вашего Преосвященства, напечатаны вместе с разными другими, то благоволите, Преосвященнейший Владыко, приказать, сняв с них копию, переслать мне обратно, адресуя в г. Прилуки, Полтавской губернии.

Последнее письмо покойный писал в ответ на мою просьбу молиться о выздоровлении жены моей, которая была тогда при смерти. Несмотря на то, что из 30-ти разных лекарств, прописанных больной тремя докторами, жена моя не приняла ни одного, здоровье её совершенно восстановилось. Конечно я приписываю это чудное исцеление усердным молитвам богоугодных людей.

С душевным наслаждением просматриваю я часто изданную Вашим Преосвященством книгу об усопшем товарище.

С чувством глубочайшего уважения к Особе Вашей, Милостивый Архипастырь, имею честь быть»...

Из трех, приложенных при сем, писем Преосвященного Леонида одно от 9-го ноября 1870 г., другое от 5-го ноября 1871 г., а третье от 9-го июля 1873 года.

Прочитавши с живым интересом эти письма и оставивши у себя с них точные списки, подлинники я возвратил владельцу их при следующем письме от 29-го того же декабря:

«Милостивый Государь,

Георгий Александрович!

Возвращая при сем три письма покойного Архиепископа Леонида, к Вам адресованные, приношу Вам, досточтимый Георгий Александрович, искреннюю благодарность за доставление мне утешения прочитать эти дружеские назидательные послания почившего Архипастыря.

Сделав с них точные копии, я постараюсь, при удобном случае, с Вашего позволения огласить их в печати.

Мне приятно слышать, что чтение изданной мною книги доставляет Вам удовольствие.

Прошу принять душевное поздравление с наступающим новым летом благости Господней».

Так как едва ли мне придется когда-либо напечатать означенные письма моего доброго друга, то я, для сохранения их потомству, считаю за лучшее поместить их здесь в последовательном порядке:

I. «Возлюбленнейшему Георгию Александровичу от Господа милость и мир, здравие и спасение! Прошли все сроки: желание, не исполнившееся в летние месяцы, не исполнится, конечно, в зимние. Надежда на свидание, сначала далекая от исполнения, потом казавшаяся близкою к нему, теперь опять от него становится далекою. Остается перо и бумага и то при крайней тесноте времени, такой, что и этот листок лежит на деловых бумагах, от которых я отрываюсь, чтобы на нем, этом листке, найти отдых в беседе с Вами. От чего я не ответил на Ваше любезное письмо? Оттого, что начал свой ответ ab ovo, хотел пройти пред Вами со всею жизнью своею от сорокового года, как проходит пред генералом полковник с своим полком. Скоро заметил, что не готов к смотру, хотел подготовиться, но не смог; винюсь и являюсь в этих немногих строках.

Появление в моих келиях Ваших достопочтенных сестриц, и Вашей достолюбезной дочери со словами от Вас и об Вас повеяло на меня нашей седой стариною, седой, по крайней мере, для меня, как могут свидетельствовать родные Вам уста. Не знаю, те ли мы с Вами, какими когда-то были; но вижу, что около нас всё быстро и быстро изменяется. Когда взгляну на одну железную дорогу и на влияние этого изобретения в жизни современного человечества, невольно говорю: проидохом сквозе огнь и воду. Но могу ли сказать за себя и за Вас (если позволите), могу ли и когда возмогу сказать: и извел еси ны в покой?.. Но пусть мчится жизнь по скользким полосам железа, обдавая всё направо и налево клубами черного своего дыма; пусть мысль быстрее молнии облетает шар земной, я примечаю везде и во всём, что, при всеобщем шумном движении, одна истина вовек стоит непоколебимо – светло сияющий крест, на нем же распяся Христос, Царь и Господь, имже паде древом прельстивый, Богу пригвоздившуся плотию, подающему мир душам нашим.

Что эти мгновенно сокрушаемые пред глазами величия царств и царствующих, это странное и страшное смешение света и тьмы, высокой цивилизации с диким варварством народов запада и вождей народов этих, что это как не оправдание божественных слов: «без Мене не можете творити ничесоже»? Как хочется закричать в слух этих людей, их науки, их цивилизации, их житейской мнимой мудрости – слова, заученные нами в детстве на своем им языке:

«De ta tige détachée,

Pauvre feuille desséchée,

Où vois tu? »

Это совершенно соответствует 4 ст. 15 гл. Иоанна (Ин.15:4) и прямо относится к переживаемым минутам.

Мы люди старого закала, хотя и чувствительные ко всему, что в новизне приятно и спасительно пред Отцем нашим Богом, да просим у Спасителя Бога благодати пребывать верными вере, благонадежными для горьких надежд и любителями Христовой единой и истинной любви.

Детское доброе чувство связывало нас когда-то. Применим к себе Божие слово: будьте яко дети. Детское доброе чувство, претворенное в мир и любовь яже о Христе, да будет нашим взаимным чувством. Когда не позволяет пространство телесных выражений дружественности, обымем друг друга в духе и дадим взаимно лобзание мира.

Христос посреде нас, добрый товарищ милого нашего детства или отрочества. Простите мне мое молчание, мое многоглаголание.

Приветствую всю вашу домашнюю церковь, а наипаче тех, которые дали мне утешение видеть их, познакомиться с ними и хотя мало побеседовать.

Ваш смиренный Богомолец

Леонид Е. Дмитровский.

Москва, Ноября 9-го 1870 г.

Все искал узнать Ваш адрес и не находил. Наконец, решаюсь писать в Прилуки, ибо из этого города пишут Ваши сестрицы, которых усердно приветствую.

28 Ноября».

II. «Уже оканчивал я ответ к Надежде Александровне, когда нечаянно обернув листок вижу приписку Вашу, Георгий Александрович.

Видно так угодно Богу, чтобы отменено или отложено было наше свидание. Оно могло бы состояться только в том случае, если бы с сестрицами Вашими я виделся в Киеве.

У меня в памяти Ваше требование рассказать о том, как провел я жизнь мою с тех пор как мы с Вами расстались.

Сначала не было времени этим заняться, потом думал рассказать (если есть что рассказывать) при свидании. Теперь опять дела и делишки, долг и суета.

Благодарю за Ваши строки. Почерк этот мне памятен с детства.

От всей души призываю на Вас благословение Господне.

Простите».

III. «Поручение, данное старым товарищем, так обязательно, что отказаться от него и не можно, и не должно, возлюбленнейший Георгий Александрович! Ежедневно в Церкви возносится имя болящей Варвары.

При этом, и подобных, случае скорблю об одном, что слишком немощен и неискусен в молитве. Конечно, понимая это, я передаю её в сокровищницу молитв Церкви, ибо здесь сила до века пребывающего в ней Св. Духа. Да будет угодно Богу возвращение ей здоровья! Даровав человеку вся яже к животу и благочестию, Бог даровал нам спасительную силу в таинствах, – Он между этими таинствами дал одно собственно для восстановления тела посредством отпущения грехов – таинство елеосвящения.

Употребляет Св. Церковь и таинство причащения, так как Спаситель говорит прямо: аще не ядите плоти Сына человеческаго, ни пиете крови Его, живота не имате в себе, жизни, сил и здоровья; если хочет себе здравия человек, то пусть приступит к Божественной Чаше.

Вот и сейчас прерываю письмо, чтобы идти к обедне, где помяну Георгия и Варвару пред жертвенником Божиим. Очень уж неразборчиво пишу, ибо ночь не спалось и очень ослабел, а надобно целый день провести в езде по приходам, и день то жаркий. Но я до страсти люблю быть вне города, среди простоты и природы.

О юбилее... я не собираюсь конечно, и о себе ничем не напоминаю, ибо я не окончил курса в Горном Корпусе и как горный инженер не отличался. Горный Корпус был для меня заменой или продолжением пансиона Fishwich’-а и M-r Revel’-я, где, как батюшка находил, я баловался, – что приписывалось впрочем не мне, а французу, и что было ли на деле, даже не припомню; ибо я с тех пор ни в чем к лучшему не изменился.

Мир Вам и утешение от Бога Спасителя и Исцелителя».

Профессор Киевской академии, Протоиерей А. М. Воскресенский писал мне от 15-го декабря:

«Вашему Преосвященству, конечно, не безызвестно, что с наступающего 1879 года Академия наша будет издавать три журнала: 1) Труды Академии, в доступной, по изложению, большинству читателей форме, по общезанимательным предметам наук, преподаваемых в академии; 2) Воскресное чтение в том духе и даже формате, как оно издавалось в первые времена и 3) Епархиальные Ведомости.

Академическая корпорация обращается к Вашему Преосвященству, как ревнителю просвещения в духе истинного христианства, с ходатайством о распространении её изданий в Вашей епархии способом, какой Ваше Преосвященство найдете более удобным. Корпорация Академии приложит всё старание, чтобы оправдать искомое доверие к себе, которое она желает встретить у любителей духовного просвещения и душеспасительного чтения.

Испрашиваю Вашего Архипастырского благословения».

В ответ на это писал я от 23-го числа:

«Ваше ходатайство относительно распространения в пределах вверенной мне епархии ваших академических изданий нами предварено. О них печатано уже объявление в здешних Епархиальных Ведомостях. Больше этого сделать ничего нельзя.

С братскою к Вам о Христе любовью пребываю»...

19-го ч. писал я в Москву А. Е. Викторову:

«Знаете ли, какая в настоящее время мысль меня занимает? В июльской книжке Чтений Общ. Люб. Дух. Просвещения я прочитал в отделе библиографии, по поводу нового издания Real-Encyklopädie von Herzog следующие строки: «смотря на второе издание энциклопедии Герцога мы чувствуем глубокое сожаление о том, что у нас, в России, нет и доселе подобного важного труда... Поэтому желательно бы было, чтобы какое-нибудь высокопоставленное лицо из нашего духовенства, обладающее достаточными для издания богословского лексикона средствами, взяло на себя святой почин в желаемом деле»¹¹⁶⁰.

Эти строки напомнили мне, что мысль об издании Богословского Словаря занимала нас в Академии, когда я был Ректором. У меня сохранился даже черновой проект представления об этом покойному митрополиту, составленный покойным также А. В. Горским. Затем А. В-ч публично заявил в своей речи в 1864 г., по случаю академического юбилея, о потребности и существенной пользе такого издания. Но на том дело и остановилось.

Если Вам случится, во время святок, увидеться с кем-либо из академических ученых, или из Московских священников – магистров, заведите, пожалуйста, об этой материи речь и затем, что услышите, передайте мне. Если бы в Московской Академии или в среде московского духовенства образовался кружок солидных ученых и предпринял труд издания Богословского Словаря, я охотно предложил бы ему свою материальную помощь».

20-го ч. получил я письмо из СПб. от И. Г. Слиборского, который писал мне от 15-го числа:

«Винюсь и каюсь. Причиной неприятного недоразумения относительно уплаты за напечатание в Церк. Вестнике объявления о Вашей книге был я, а никто другой. Я неправильно понял ответ редакции, переданный через архим. Арсения.

Получив письмо Вашего Преосвященства я лично представил в редакцию 11 р. 25 коп., на что и получил прилагаемую при сем квитанцию; на требование же мое возвратить книгу – Анд. Ив.¹¹⁶¹ ответил просьбою оставить её для редакции, причем прибавил, что в одном из ближайших №№ Церковного Вестника будет напечатан отзыв об этой книге. Любопытно, что скажут о ней велемудрые богословы, а для нас профанов она всегда будет назидательна, занимательна и полезна. Я нередко в неё заглядываю и кроме поучений часто нахожу в ней и утешение. Итак я книгу оставил, но повторил опять г. редактору, что книга посылалась не как плата, но как дар – любезность за любезность».

22-го числа отвечал я на это письмо:

«Я очень рад, что дело разъяснилось и благополучно окончилось. Теперь остается ожидать, что речет и что возглаголет о нас и о нашей книге высокопочтенная редакция».

23-го ч. писал я в Кострому Преосв. Игнатию:

«Братски приветствуя Вас с великим и преславным праздником Христова Рождества, желаю, чтобы благодатный мир, принесенный на землю воплощением Сына Божия, выну преисполнял ваше архипастырское сердце!

Итак Владимирская кафедра осталась за Преосвященным Подольским¹¹⁶². Его хвалят. Но скажите, пожалуйста, с чего взяли газеты провозглашать Вас Владимирским? И даже прежде газетных толков до меня доходила о сем молва из Москвы. Я не считал это правдоподобным, но признаюсь, если бы осуществилась эта молва, я порадовался бы и за свою родную епархию и отчасти за Вас. Во Владимире, думаю, Вам было бы спокойнее, чем в Костроме. Та епархия и по пространству менее обширна, чем Костромская, и по климату, вероятно, благоприятнее, и по характеру народонаселения, кажется, лучше. Владимирский архиерейский дом очень приличный и притом в центре города. Там Вы не могли бы испытывать таких неудобств и затруднений в сообщении с подведомыми местами и учреждениями, какие испытываете теперь, сидя в своей Ипатиевской обители.

Какие новые вести имеете о Московском Владыке? Очень жаль, если состояние его здоровья не позволит ему отправиться в Петербург. Все-таки в Синоде был бы лишний голос на стороне партии благонамеренной».

От 21-го ч. писал мне из Владимира Преосвященный Иаков:

«С наступающими праздниками Христова Рождества и нового года имею честь поздравить Ваше Преосвященство, желая Вам милости, Божией, а паче всего доброго здоровья.

Мое царствование по епархии сокращается. 9-го Декабря утвержден епархиальным Владыкой Преосвящ. Феогност, о чем получил я от него известие 19-го числа, а сегодня получен Консисторией Указ Св. Синода. Меня обошли, как пишет Петр Евдокимович¹¹⁶³, за археологический грех. Покойным Владыкой¹¹⁶⁴ года четыре тому назад был представлен проект о продаже жемчуга и некоторых вещиц серебряных, числившихся древними, с тем, чтобы вырученные деньги употребить на учреждение училища при Покровском женск. монастыре в г. Суздале, которому и вещи принадлежат. Я говорил покойному, разве это можно? Он мне указал на пример по Новгородской еп. и поручил пересмотреть список вещей, назначаемых к уничтожению. Иное я положил уничтожить, в том числе пелены, по преданию царские, но несколько раз переделанные, иное – сохранить. Владыка при представлении в Синод приложил и список, с моими отметками, где о том, что вещи не раз переделывались, не говорилось. Как состоялось представление, я узнал уже гораздо после. Обер-Прокурор препроводил список вещей в Археологическое Общ. Граф Уваров¹¹⁶⁵ вознегодовал на такое варварское отношение к драгоценной старине, но почему-то долго думал и свой отзыв в Синод прислал в мае 1878 г. В Синоде тоже долго думали и доклад приурочили ко времени рассуждения о назначении епархиального архиерея во Владимир. По старому делу положено объявить мне указом, что Епарх. Начальство неуместно ходатайствовало об уничтожении древностей, а мое Преосвященство неосновательно высказалось; а затем граф отклонил мое утверждение на Владимирской кафедре – за одно неосновательное мнение по вопросу об уничтожении. Господь намерение целует, а люди за намерения штрафуют... Что меня обошли, я этим нимало не огорчаюсь. Я не искал первенства, а искать имел возможность. Я поручил себя воле Божией и в случившемся вижу благий о мне промысл... Неприятно мне только, что приплели тут грех, которого я не совершил. Бог с ними!

Преосвящ. Феогност думал выехать из СПБ. или 21-го декабря, если успеет собраться, или 26-го ч. Ожидаем его на святках. Его хвалят. Прислал мне очень любезное письмо.

Суздальское подворье ныне дает 9,000 руб. аренды, а лет через 10 будет давать до 30 или более тысяч. Всё оно перестроено, по контракту, арендатором. Есть чем интересоваться Подольскому Владыке, который не мог сводить концов с концами и нажил в Питере долгов. Он домогался быть нашим. Радуемся за него... Приедет на короткий срок – недели на две, или на три, как слышно стороною.

На сей раз довольно.

Преосвящ. Феофан¹¹⁶⁶ послал в Синод через Ценз. Комитет толкование на послание к Римлянам и боится, что там задержат... Спешит окончить толкование посланий Ап. Павла и затем примется толковать псалтирь».

На братское послание это я не мог ответить в скором времени. Отвечал не ранее 19-го января следующего 1879 г., и вот что писал тогда:

«Опять замедлил ответом на Ваш братский привет. Простите.

Жаль, что за Вами не закрепили мою родную епархию, с которою Вы так уже освоились и где Вас достаточно узнали. Странное дело! Прежде из Владимира в Подольск переводили архиереев под предлогом почести; а ныне из Подольска архиереи бегут во Владимир, – и по каким побуждениям? По побуждениям корыстолюбия! О tempora, о mores!..

Преосвящ. Феогноста лично я не знаю, но имел случай раз писать к нему¹¹⁶⁷ в Подольск и получил от него братский ответ. Опишите мне его наружность, а если можно, пришлите фотографическую карточку его, да кстати и свою: ведь у меня нет Вашего изображения. Ну, как же Вам и владимирцам понравился новый архипастырь?

Я не помню, чтобы Владимирские владыки ездили когда-нибудь в Петербург для присутствования в Синоде. Преосвященного Парфения¹¹⁶⁸ удостаивали этой чести, но он, по своей болезненности, отказался от неё.

Как велика свита отправилась теперь в СПБ. и много ли певчих осталось при Вас?»

25-го ч., в день праздника Рождества Христова, писал мне из Москвы Протоиерей Ст. Ив. Зернов:

«Спешу поздравить Вас с наступившим уже праздником Рождества Христова, а затем с имеющим скоро наступить новым годом.

Наш Владыка в последнее время был не очень здоров, и болезненные припадки, по летам его, возбуждали опасение. Но теперь, слава Богу, он начал чувствовать себя хорошо, и после нового года, слышно, собирается ехать в Петербург. К своему отъезду между прочим приказал Консистории изготовить доклад о мерах к снабжению сельских причтов помещениями от церквей. Общие черты этого предположения Вашему Преосвященству известны, я думаю, из Московских епарх. ведомостей. В последнее время сделаны в нем некоторые изменения – и в этом-то измененном виде Владыка намеревается представить свои соображения Синоду. Я слышал, будто Викарии полагали бы привести предположения по означенному предмету в связь с предположениями по сокращению причтов на основании известного положения Св. Синода. У нас о сем последнем предмете начинают думать серьёзно, и уже составляется подкомиссия с целью изготовить для исполнения предначертаний Синода материал по Московской епархии. Но Владыка не изъявил согласия дожидаться работ этой подкомиссии, опасаясь, что она может замедлить исполнением данного ей поручения, от чего прежние затруднения по продаже и покупке домов между членами причтов стали бы продолжаться.

Писал, кажется, я Вам, что Преосвященный Амвросий предполагает открыть ряд популярных бесед и чтений о предметах веры – теперь ничего уже не слышно об этом предположении. Вероятно, встретились какие-нибудь препятствия к его исполнению. Давно уже не видался я с Преосвященным Амвросием, чтобы спросить его об этом».

28-го числа получено было мною ещё 8-мь писем. Вот содержание некоторых из них.

От 20-го декабря писала мне из Ладинского монастыря, Полтавской губ., Игумения Валерия:

«Позвольте мне принести Вам мое усердное поздравление с наступающими праздниками Рождества Христова и новым годом, молю Господа, да сохранит Он Вас своею благодатию в добром здоровье и полном благоденствии на многия лета.

По совету Вашего Высокопреосвященства мы из Харькова поехали по Сумской дороге, нам попался отличный кондуктор, который нас покоил всю дорогу и усладил своей духовной беседой; в наше грустное время безверия – это истинное утешение встретить человека глубоко и сознательно верующего. Он нам передавал, что имел счастье сопровождать Ваше Преосвященство в поездке Вашей по этой дороге.

В Нежине мы были тоже встречены с любовью матушкою Игуменью Смарагдою; это – истинная старица и подвижница нашего времени; оба дня проведенных в Нежине мы были у неё, только ночевали на квартире, она было предлагала переехать к ней, но уже не стоило подымать этой возни, она сама приехала нас проводить и навезла нам всякой домашней провизии, которой нам и здесь станет надолго. Вообще, как мы только вступили в пределы Малороссии, так повеяло совсем другим духом, чем за пределами оной; благочестие, радушие и гостеприимство стали проявляться повсюду. Мы так долго томились под гнетом неприязни, немирствия и всестороннего неустройства, что мы совершенно ожили от Вашего истинно христианского и отеческого приема, который навсегда останется неизгладимым в наших благородных сердцах. В Нежине мы тоже приобрели мать и покровительницу в добрейшей матушке Смарагде, которая и впредь предложила нам свои услуги, взялась получить наш багаж с железной дороги и переправить сюда, а летом сама хотела нас навестить. Я говорю нас, как будто и я здешняя, а на самом деле ещё не знаю, где Господу угодно будет меня устроить. Я было хотела остаться в Нежине – погостить у матушки Смарагды и дождаться наших вещей, но матушка Митрофания убедила меня проводить её до места, и мы опять поехали вместе. В Нежине мы ездили на санях, а в дорогу поехали на колесах, потому что от Прилук до монастыря вовсе нет снегу, а теперь опять оттепель и грязь.

В Ладинский монастырь мы приехали поздно вечером, а потому не получили никакого особенного впечатления; нас тотчас провели с фонарями в приготовленные матушке келии, где приняла нас Благочинная, а Игумению мы увидели только на другой день в 12 часов и она пригласила нас с нею отобедать. Она совсем другого склада, чем матушка Смарагда, но тоже очень добрая, прямая и нельстивая, она мало говорит любезностей, но на деле старается успокоить чем может; она с большим радушием и любовью приняла матушку, и в короткое время мы так с нею сблизились, точно давно знакомые. Праздники я намерена провести здесь, на что матушка Дорофея выразила свое согласие, а после праздников, если получу ожидаемые мною деньги, желала бы съездить в Витебск и в Москву. От о. Архимандрита Григория я узнала, что был запрос от Обер-Прокурора, в каком положении осталось училище после смерти моей сестры; из этого я заключаю, что её последнее письмо произвело свое действие, и, если его не испортят недоброжелательными докладами, можно надеяться, что все неприятные пререкания о деньгах окончатся, что было бы весьма утешительно для нас – близких усопшей, потому что более чем тяжело видеть такую благодарность за честную и усердную службу.

Я передала Ваш архипастырский привет о. Арх. Григорию, он был тронут Вашим вниманием и с любовью вспоминал то время, когда имел счастье служить под Вашим начальством. Он рад был и меня видеть, как старую знакомую, но слышать не хочет, чтобы я жила на покое и советует опять проситься на службу; но признаюсь, благодарность Преосвященного Гурия за мою усердную и бескорыстную службу так ещё свежа в моей памяти, что даже страшно и подумать опять иметь дело с Консисториями, да ещё на какого архиерея нападешь, а самой себе назначать монастырь неудобно, да и вообще не в моих правилах самой располагать своей судьбой; с тех пор как я оставила мир, более уже 20 лет, я всецело предала себя в волю Божию и плыву по течению, куда Господу угодно причалить мою лодочку; так покойнее на душе, когда чувствуешь себя под водительством Божиим.

Матушке Митрофании хочется, чтобы я устроилась вместе с нею, я не противлюсь этому, потому что мне здесь довольно нравится, здесь тихо, уединенно и летом должно быть очень хорошо; лес, река, горы, местоположение красивое и воздух, говорят, здоровый. Устав церковный исполняется строго; о жизни монашествующих пока ничего не могу сказать, но держат себя все сестры скромно, прилично и есть много духовных стариц, по словам игумении.

Вот, Высокопреосвященнейший Владыко, краткий отчет о наших действиях, впечатлениях и намерениях на будущее время; помолитесь о нас грешных, чтобы Господь Милосердый утешил нас скорбных и устроил нас так, как полезнее для нашего спасения и получения царства небеснаго, для которого мы оставили вся красная мира сего.

Припадая к стопам Вашего Высокопреосвященства, испрашиваю Ваших святительских молитв и благословения, и остаюсь с признательностью и любовью глубоко почитающей Вас многогрешная послушница Игумения Валерия.

P.S. Матушка Митрофания просит засвидетельствовать Вашему Высокопреосвященству её глубочайшее почтение, она просит Ваших святительских молитв и благословения, сама собирается Вам писать на этих днях».

29-го ч. получил я письмо из Вильны от Попечителя учебного Округа, Н. А. Сергиевского, который писал мне от 24-го числа:

«Спешу принести Вашему Преосвященству искреннейшее поздравление с наступающим праздником Рождества Христова, сопровождая оное горячими желаниями Вашему Преосвященству преизобильной милости Божией в наступающее новое лето Господне. Дух Ваш да будет бодр, плоть да не будет немощна; труд Ваш да будет радостен во славу имени Божия и во славу имени Вашего.

Желал бы очень слышать о Вашем житье-бытье. Моя жизнь идет прежним чередом. В нынешнем году она разнообразилась поездкой осенью в Париж на выставку, где я с пользой прочитал огромную живую книгу, и болезнями почти всего дома, случившимися вскоре по возвращении из-за границы и доставившими много скорби, которая, впрочем, по милости Божией, усладилась потом выздоровлением всех болевших. По учебным заведениям у меня, благодарение Господу, все тихо и спокойно.

Тяжелое время переживаем мы, Владыко! Юношество наше сбивается с пути правого, становится под влияние ума неправого. Вся причина, по моему глубокому убеждению, в охлаждении веры и любви к Церкви. Не время ли пастырям церкви подумать как устранить это зло? Простите, что в праздничном письме завел непраздничную речь. Но душа болит, смотря на мятущуюся молодежь».

31-го ч. писал я в Москву Преосвященному Алексию, епископу Можайскому:

«Вы, по-доброму ко мне расположению и усердию, вспомнили, во время пребывания своего в обители Преп. Сергия, о годовщине (и скажу Вам по секрету – уже тридцатой) моего пострижения в монашество и любезно приветствовали меня из моего прежнего академического кабинета с началом новолетия моего иноческого жития. Весьма Вам признателен за такую братскую любовь.

Теперь позвольте мне, в свою очередь, приветствовать Вас с новым общим для всех нас летом благости Господней. Да ущедрит Вас Всеблагий Господь и Владыка времен лет, во грядущем лете, всякими дарами Своей благости, потребными яже к животу и благочестию!

Освоились ли Вы со своим новым положением и с обязанностями нового служения?

Один из самых ревностных чтителей памяти покойного Преосвящ. Леонида на днях пишет мне из Москвы: «мы очень рады и благодарим Бога, что на Саввинское подворье поступил достойный по началу служения преемник Преосвящ. Леонида – Преосвященный Алексий, который всегда с полными чувствами любви и уважения чтит память усопшего и всеми мерами старается поддерживать с благоговением его распоряжения и порядки относительно строгого исполнения служебных правил церкви».

Выписывая эти строки, надеюсь доставить Вашему Преосвященству некое утешение.

Как здравие Вашего Владыки, и располагается ли он ехать в Петербург? Что нового в вашем первопрестольном граде и в вашей епархиальной сфере, помимо того, что оглашается в публичных листах, как выражался покойный Владыка – Филарет?»

С добрыми и мирными чувствами встретил я новый год, не воображая, что ожидало меня в недалеком будущем. Я разумею перемещение на другую не весьма вожделенную для меня кафедру.

Первый день нового года начат и освящен был, но обыкновению, священнослужением в Кафедральном Соборе; но после литургии было необычайное множество поздравителей, гражданских и военных, с Командующим войсками А. Ф. Минквицем во главе.

Были получены мною в этот день и письменные поздравления.

Получено было мною письмо от неизвестного, подписавшегося «Христианин».

Вот содержание этого оригинального письма:

«С новым годом имею честь поздравить Ваше Высокопреосвященство и пожелать совершенного благоденствия и полного в начинаниях Ваших успеха.

Да! вот наступил и новый год, но не каждый, конечно, встретил его весело; много есть в нашем городе бедняков, которым и перекусить нечего для нового года. Много видали мы нищих и калек, просящих подаяния и прежде, а теперь на праздниках их число ещё увеличилось; вероятно в надежде на доброе праздничное настроение жителей они покинули свои углы и трущобы и выползли на свет Божий с протянутой рукой и жалобным воплем о помощи.

Ваше Высокопреосвященство! Вы близко к сердцу принимаете бедствия народа, не щадите трудов и здоровья, чтобы облегчить участь бедняков, а потому осмеливаюсь обратить Ваше внимание на следующий проект для улучшения быта неимущих и уничтожения попрошайничества.

Вам, как лицу высокопоставленному, очень легко будет привести его в исполнение.

Проект мой состоит в том, чтобы предложить публике жертвовать для бедных 10% с рубля, платимого за билеты для входа в театры, маскарады и другие увеселительные заведения. Из этого сбора составится капитал совершенно достаточный для помощи неимущим; заведывание сим капиталом и контроль над ним, под председательством Вашего Высокопреосвященства, поручить влиятельным лицам города и отчеты о приходе и расходе его помещать в местных ведомостях.

Примеру сего благодетельного учреждения последует, конечно, вся Россия, и неимущая братия со слезами благодарности вознесет к Престолу Всевышнего теплые молитвы о благоденствии Вашего Высокопреосвященства, как благодетельного организатора и милосердого друга человечества.

Ожидаю с нетерпением результата сего послания».

Но этот анонимный филантроп обманулся в своих расчетах: он не дождался и не мог дождаться никакого результата своего послания, при моем воззрении на христианскую благотворительность.

Благочинный Градских Харьковских церквей, Протоиерей Иоанн Чижевский от 8-го декабря минувшего 1878 г. за № 755 обратился к подведомым ему настоятелям приходов и их помощникам с предложением следующего содержания:

«До сведения моего дошло, что некоторые из оо. Протоиереев и иереев, вопреки постановлениям церкви и предписаниям Св. Синода и Епархиального Начальства, делают следующие отступления: 1, на литургии в воскресные и праздничные дни, вместо положенного времени, когда все верующие приглашаются «со страхом Божиим и верою» приступить к принятию Св. Божественных и животворящих Таин Тела и Крови Христовой, приобщают детей после отпуска; 2, ходят, а иногда и ездят, к больным для приобщения оных, не с запасными Дарами, в дароносице, а с Св. потиром, также по окончании литургии, и 3, тоже по окончании литургии, оставивши в Св. потире несколько Божественной Крови, ходят, а иногда и ездят, в дома для приобщения больных детей.

Почему предлагаю ничего из вышепрописанного отнюдь не допускать, а 1, как детей, так и взрослых, приобщать в церкви в одно, только для сего установленное, время, 2, в дома прихожан для приобщения больных исключительно ходить или ездить с одною дарохранительницею и запасными Св. Дарами, а не с потиром, и 3, детей, немогущих принимать твердой пищи, исключительно приобщать только в церкви, а не в домах. Если некоторые из прихожан будут выражать свое неудовольствие за отказ в приобщении с чашею их малолетних детей, таковым предоставить право жаловаться Епархиальному Начальству. Если же дойдет до моего сведения, что кто-либо и после этого предложения будет по-прежнему производить вышепрописанные отступления от правил Церкви и предписаний Св. Синода и Епархиального Начальства, то о таковом будет немедленно доведено до сведения Епархиального Начальства. В ведении и исполнении сего расписаться и возвратить к благочинническим делам».

Большая часть священников, прочитавши это предложение, написали под ним: «читал такой-то». Но некоторые этим не ограничились, а заявили против Благочиннического предписания протесты.

Так:

1) Настоятель Преображенской церкви, священник Василий Лихницкий¹¹⁶⁹ написал под предписанием: «8-го дек. читал, но имею доложить Вашему Высокопреподобию по поводу сего Вашего предложения особо в непродолжительном времени».

Но докладывал ли что-нибудь о. Лихницкий Благочинному, неизвестно.

2) Настоятель Благовещенского прихода, священник Аполлон Ильяшев написал следующее:

«Ввиду священной важности предмета, которого касается настоящее распоряжение, покорно прошу Ваше Высокоблагословение разъяснить мне: во 1-х, какие при этом имеются в виду постановления Церкви, предписания Св. Синода и Епархиального Начальства? Во 2-х, отменяются ли настоящим распоряжением те, известные Вашему Высокоблагословению, церковные постановления, в которых дается священнику право ходить в дома для приобщения больных и с дароносицей и с потиром и, при каждодневном Богослужении, от одного дня до другого оставлять для этой цели в потире часть Св. Даров; и если это последнее постановление не отменяется, то неужели из этих, таким образом оставляемых от одного дня до другого, св. даров, частицы должны быть перелагаемы предварительно в дароносицу? в 3-х, в пункте 1-м настоящего распоряжения запрещается ли только вводить в обыкновенную норму приобщение детей после отпуска, или же вообще запрещается приобщение детей после отпуска, если таковые будут принесены к этому времени по опозданию, потому что в свое время не могли протолпиться и др. причинам? и в 4-х, относительно пунктов 2-го и 3-го, ведомо ли Его Преосвященству настоящее распоряжение Вашего Высокоблагословения, так как точное выполнение указанных пунктов может повести к серьезным последствиям? В виду важности настоящего предложения, покорно прошу Ваше Высокоблагословение ответить мне на предложенные вопросы письменно; до получения же такового разъяснения, настоящего распоряжения я не могу почесть для себя обязательным, хотя бы даже по той простой причине, что, как видно из всего вышеизложенного, недоумеваю как понимать его».

3) Помощник Настоятеля Вознесенского прихода, священник Григорий Томашевский представил Благочинному на особом листе отзыв от 2-го января 1879 г. такого содержания:

«На основании предложения Вашего Высокопреподобия от 31 дек. за № 791, относительно приобщения взрослых и младенцев больных и о прочем, имею честь представить свои соображения.

1) Мне кажется, что распоряжение об этом не относится к власти и действиям Благочинного, а зависит от Представителя Церкви – Архиерея. Одни Архиереи только могут и должны своею властью искоренять установления, обычаи в практике церковной в своих епархиях; Пр. 97, о Св. Духе гл. 27 Вас. Великого.

2) Касательно приобщения больных в Христианской церкви уже целые столетия никогда и никто не возбуждал вопроса: како причастити больного – с чашею ли, или без чаши, запасными ли св. дарами, или же остающимися по совершении Литургии. Буди страж день и нощь с крещением, покаянием и причащением. (Поуч. к новоп. Иерею от Свят. л. 6-й изд. 1852 г. и книг. о долж. пресв. с. 116). Больные причащаются во всякое время (ст. 114), но не сказано непременно запасными дарами. В первые века христианства употреблялись и диаконы для разноски Божественной трапезы, остающейся после литургии (58 пр. VI всел. соб., Ап. пост. Кн. 8, гл. 13).

3) Бывают больные горловыми болезнями, не могущие проглотить св. частицу сухую, и дети, и взрослые; ужели же их оставить умирать без приобщения хотя одною Божественною кровию. Полагаю, что священник, допустивший это, при возможности причастить после обедни, должен быть безответен пред Богом любви, пред своею совестью и пред скорбными окружающими одр умирающего родными и близкими. У места ли тут формальность? Мф.26:28; Лк.18:15–16; Ин.6:55; Облич. Бог. Архим. Иннокентия §177.

4) Где есть возможность ежедневно служить Литургию, издревле практикуется обычай ближайших больных причащать после литургии с чашею (Учит. Изв.). Таким образом, если дозволительно и носить и возить величайшую Святыню и в отдаленные места, то чаша не составляет ещё такой неприкосновенной святыни, чтобы с нею нельзя ходить к больным¹¹⁷⁰. Евангелие святее чаши, и носится везде.

5) Остановив сразу древний обычай в городах и монастырях причащать больных и после окончания обедни, особенно детей, не успевших подойти к обычному времени приобщения, и ходить с чашею к ближайшим трудно больным горловыми болезнями, можно возбудить ропот в прихожанах, недоверие к священникам, уменьшение веры во св. Таинство и пр. Поэтому нам подобает быти невысокомудрствующе, по апостолу, но смиренными ведущеся, дабы не производить разделения между верными о Христе. Мы стражи дома Бога Вышняго, не формою, а духом и истиною! Есть души горячо верующие во св. таинство причащения и в спасительное действие оного. Ослаблять сию веру формальностью, ни к чему не ведущею, не спасительно.

Так я думаю и так верю, и если ошибаюсь, Милосердие Божие да не поставит мне в грех».

Когда Благочинный Протоиерей Чижевский представил мне свое предписание с сделанными под ним подписями священников и особый отзыв священника Томашевского, – я, прочитавши всё это, оставил дело без дальнейших последствий.

3-го числа был у меня приехавший из Москвы вновь избранный профессор Харьковского Университета Петр Алексеевич Бессонов, о котором уже писал мне из Москвы Викторов. Я принял почтенного профессора с радушием, как старого знакомого.

6 числа получено мною письмо от преосвященного Алексия¹¹⁷¹, который от 3-го числа писал:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивейший Архипастырь, Отец и Благодетель!

Смиреннейше прошу принять мое искреннейшее приветствие с наступившим новым летом, которое да будет для Вашего Преосвященства летом Господним приятным. Да хранит Вас Господь во здравии, крепости и во всяком благополучии и в грядущее и во вся лета жития Вашего!

Тридцатый год иноческой жизни Вашего Преосвященства, и первый моей – какая огромная разница! Смиреннейше прошу Святительских молитв Вашего Преосвященства о моем недостоинстве, да помилует меня начинающего не с начала, а прямо с верху. Господь Бог своею милостию на новом для меня пути!

Здравие Владыки¹¹⁷² нашего не вполне удовлетворительно и о поездке в Петербург на вчерашнем докладе он говорил с сомнением. В 1-й день праздника Рожд. Христова служил у себя на подворье. Спаси его, Господи, для блага церкви и нашего (т. е. викариев)!

Смиреннейше испрашивая Архипастырского благословения и святительских молитв Вашего Преосвященства с совершеннейшим почитанием и глубочайшею преданностию имею счастье пребыть»...

7-го ч. писал я в Вильну Попечителю учебного Округа, Николаю Александровичу Сергиевскому:

«Приношу Вам сердечную благодарность за приветствие с праздником и за Ваши искренние благожелания.

Совершающиеся на наших глазах происшествия в школьном-юношеском мире, поистине, печальны. И Вы совершенно правы, указывая причину этих прискорбных явлений в охлаждении веры и любви к Церкви. Справедливо и то, что пастырям церкви давно бы пора подумать об устранении этого зла. Но спрашивается, как пастырям приступить к этому делу, с чего начать устранение зла? Устной проповеди пастырей не хотят слушать; или слушают только такие проповеди и таких проповедников, которые удовлетворяют лишь праздному любопытству: всё догматическое, всё духовно-нравственное и назидательное в проповедях большинству кажется устарелою схоластикой. Изобличение с церковной кафедры современных пороков и заблуждений ещё более оскорбляет утонченный слух и вкус т. наз. интеллигентной публики. Мне не очень давно писали из Москвы, что речи нового Московского Викария, Преосвящ. Амвросия, направленные против современного общественного духа, многим и очень многим не нравятся. Ещё менее наше современное интеллигентное общество интересуется печатною духовною литературой. Никто из ученых светских мужей и понятия почти не имеет о духовных журналах, не говоря уже о специальных богословских сочинениях. В так называемых публичных городских библиотеках собирается всякая литературная дребедень, но нельзя найти ни одной почти духовно-нравственной книги, не исключая даже евангелия. Я недавно слышал от одного из здешних священников следующий поразительный факт. Нынешнею осенью он провел несколько недель в Ялте, где существует публичная библиотека, которую он нередко посещал. Раз он спросил у библиотекаря евангелие в русском переводе; но евангелия не оказалось, а ему, вместо евангелия, подают алкоран! Итак в православной русской библиотеке магометанский мулла может найти свою священную книгу, а православный священник лишен этой возможности.

Во Владимире один священник написал и напечатал в местных Епарх. Ведомостях сильную изобличительную речь по поводу великопостных спектаклей¹¹⁷³. Губернатор в ужасе прибежал к покойному архиеп. Антонию и чуть не требовал за такую дерзость ссылки в Соловецкий монастырь смелого священника. А вслед затем последовала к Преосвященному по этому поводу из СПБ. от высшего цензурного Управления сильная нота.

Епархиальный архиерей естественный блюститель за преподаванием закона Божия во всех учебных заведениях, существующих в пределах его епархии, но для него закрыты двери не только в высшие учебные заведения, но иногда и в средние. В Харькове, напр., некоторые директоры гимназий не дают архиерею знать о том, когда у них бывает экзамен по Закону Божию. Об Университете уже и говорить нечего. В Казани, впрочем, как я слышал, приглашают Архиерея на экзамены в Университет, но присутствование на экзамене, как мне передавали также, для архиерея – истинная пытка. Так бесчинно и так нагло держит себя пред архиереем нынешняя молодежь!

После сего, что же прикажете делать нам, в особенности провинциальным архиереям, почтеннейший Н. А.?

Нет, не от одних пастырей надобно ожидать и требовать забот и усилий к прекращению, или, по крайней мере ослаблению существующего зла. Не менее, если не более, могут и должны содействовать этому власти и начальства светские, как словом вразумления юных мятежников, так ещё более собственным примером. Я уверен, что если бы все начальства учебных светских заведений были по своему образованию и нравственным качествам таковы, как настоящий г. попечитель Виленского учебного Округа (говорю это по сущей справедливости, а не из лести) и действовали бы в своей сфере, как действует он, т. е. с такою же рассудительностью и энергией, – не было бы, по крайней мере, на половину таких возмутительных явлений, какие совершаются пред нашими глазами. Судите сами, можно ли требовать от воспитывающегося юношества особенной горячности в вере и любви к церкви, когда мы не видим таких качеств в их ученых руководителях и воспитателях? Больно видеть и слышать, как иные православные наставники и начальники (об иноверных не может быть уже и речи) индифферентно и пренебрежительно относятся к учению и Богослужению Православной Церкви. В самые великие праздники и высокоторжественные дни их или вовсе нет в храме, или если и приходят к концу Богослужения, то разве только для свидания с друзьями и приятелями – ни одного поклона пред св. иконами не положат. О таинствах исповеди и причащения – существенной потребности каждого истинного христианина едва ли все ежегодно помышляют.

Что сказано мною о начальствующих и учащих в светских учебных заведениях, тоже должно отнести и к представителям нашей светской литературы, которые своими гнилыми и либеральными произведениями не меньше, если не больше, чем школьные преподаватели, развращают наше молодое поколение. Мне пишут из Киева, что там, в праздник Рождества Христова, умер без напутствования св. таинствами редактор местной газеты «Киевлянин», бывший профессор Университета Шульгин, о котором притом говорят, что он несколько лет не исповедовался и не причащался, и поэтому его едва не лишили за это христианского погребения. Можно ли было ожидать от такого литератора чего-либо доброго и назидательного?..

Но довольно. Я слишком далеко простер свое слово».

8-го ч. получено было мною письмо из Ладинского женского монастыря, Полтавской епархии, от бывшей Игумении Митрофании.

Она писала от 2-го числа:

«Наступил новый год, и я мысленно переношусь к Вам и приношу Вашему Высокопреосвященству мое поздравление и молю Бога, да сохранит Он Вас от всякого зла и скорби.

Не писала я к Вам, Владыка Святый, ранее, дабы иметь возможность дать Вам известия о моей жизни здесь, более основательные и верные, так как в первые дни, после моего приезда, могла сделать более или менее ошибочное определение о всех и обо всём встретившем меня здесь, но, слава Богу, первое благоприятное впечатление оправдалось, обитель мне так понравилась, что я желаю здесь и умереть. Мать Игумения Дорофея так внимательна, добра и сострадательна ко мне, что большего участия не могла бы ожидать нигде и никогда. Помещение она мне дала отличное, настолько пространное, что для нашей семьи всем покойно и хорошо. В церкви благолепие, стройное пение, соблюдение устава – всё мне по духу и напоминает мне Владычный монастырь. Мать Игумения добра, разумна и честно относится к своему трудному положению; мы с ней сошлись, и мне отрадно беседовать с ней; она – истинная монахиня, любящая Бога и заботящаяся о своем монастыре, но у бедной скорбей немало, пришлось ей побороться много после всех неурядиц и беспорядков, бывших при её предместницах. Монастырь своекоштный, училище трехклассное, всех девочек 75-ть, из которых 25 содержатся на счет обители; училищное здание теперь строится за оградой, по плану на один миллион кирпичей; кирпичный завод свой.

Вот Вам, Владыко святый, вкратце описание внутреннего порядка обители; внешность тоже хороша; соборная церковь выстроена по плану великой церкви Киево-Печерской Лавры, трехпрестольная, зимняя – тоже трехпрестольная; постройки все по мере возможности мать Игумения возобновляет; местоположение очень хорошее, за монастырской оградой лес монастырский, а с другой стороны река. Жизнь здесь во всем относительно продовольствия привольная, свежая рыба баснословно дешева; климат тоже очень хорош. Все эти условия жизненные также весьма приятны для меня, неимеющей собственных средств к жизни, а привыкшей жить прилично и с удобством. – Слава Господу Богу, не оставляющему меня нигде и никогда!

Ваше Высокопреосвященство оказали мне столько участия в последний мой проезд через Харьков, что, веря несомненно в отеческое расположение Ваше, я осмелилась утрудить Вас этим моим письмом. Вы, Владыко, получили рукоположение от нашего Святителя Филарета, Вы относились к нему с сыновним доверием и благоговением, и видя Вас я много утешалась воспоминаниями о прошедшем. Да, счастливы мы, что Господь привел нас знать близко и пользоваться отеческими милостями великого иерарха церкви нашей; верую, и теперь он не оставит нас молитвами своими. Эта мысль утешала и ободряла меня во дни гонения, утешаюсь и теперь при воспоминании о прошедшем.

Простите, Владыко Святый, и благословите меня грешную, глубоко преданную и благодарную Вам».

9-го числа получил я письмо из Новочеркасска от бывшего у меня незадолго перед тем земляка, Инспектора народных училищ Области войска Донского, Александра Лукича Крылова¹¹⁷⁴. Вот что он писал мне от 5-го числа:

«Чем могу я отблагодарить Вас за те поистине приятные минуты, которые я провел у Вас в дорогой и всегда памятной для меня беседе, конечно, почти дословно у меня записанной? Ведь всё, что я прилагаю при сем¹¹⁷⁵, только капля, крупица, в сравнении с тем, чем Вы меня одарили. Я пока занят чтением «Воспоминаний»¹¹⁷⁶. Начавши читать вчера, т. е., только что приехавши в город, я уже дошел до 108-й стр., читаю, и не могу оторваться. В наш избалованный многочтением и многокнижием век, когда притупленный вкус редко по сердцу находит книгу, это великое достоинство книги, что её не хочется оставить; оставишь по необходимости, но я думаю, что мне не будет грустно и скучно, потому что у меня есть прелестная книга. Таково впечатление от книги «Воспоминаний». Читаю я много. Но, ей, давно не испытывал того благодушия, кроткого и тихого влияния, которым запечатлена вся книга. Она же дает много сведений и о жизни Вашего Преосвященства. При чтении её, я переношусь в родной Муром, вспоминаю и целый ряд других лиц; любуюсь мысленно священными древностями Москвы и Троицко-Сергиевой Лавры, – словом, переживаю много прежних, хороших минут. А разве это не много?

Смею доложить Вам, что одно из приятных воспоминаний из Харьковских впечатлений оставила во мне беседа с Вашим Преосвященством. Ей, я не ожидал такого приема, и, признаюсь, не заслужил. Постараюсь заслужить, чем и как могу, если только это возможно в моем скромном положении.

2-го января я был у Его Превосходительства¹¹⁷⁷. Принял ласково; говорил об университете, справился о здоровье Вашего Преосвященства, спросил меня, говорил ли я о предложении, которое он сделал мне? А предложение Его Превосходительства таково. Министерство просит г. Попечителя рекомендовать ему лиц, которые могли бы составлять книжки (брошюры) для народного чтения с целью укрепления в народе православной веры, доброй нравственности и преданности престолу и отечеству. Г. Попечитель предлагает мне, не угодно ли мне удостоиться этой чести? Я скромно доложил Его Превосходительству, что приношу на его благоусмотрение свои малые труды, и доказываю ему, что это 20-я только доля того, что я писал и печатал по этнографии, археологии (местной, донской)¹¹⁷⁸ и т. д., и как будто я могу считать себя правоспособным на эту работу. – «А какое вознаграждение за труд Ваш положите?» – «Я, Ваше Пр-во, человек довольно бескорыстный; о вознаграждении и не смею думать». – «Вас не обидят. Печатать будут тоже на казенный счет». Всё это хорошо, прекрасно даже. Вдруг обратили внимание на такого скромного человека.

Примите уверение в искреннем к Вам почтении и преданности».

13-го числа писал я сам в Москву Помпею Николаевичу Батюшкову¹¹⁷⁹:

«Препровождая при сем к Вашему Превосходительству официальный ответ на два почтеннейших письма Ваши по предмету пересылки пожертвований в пользу Болгарских и Румелийских церквей, долгом поставляю принести Вам и достойнейшей супруге Вашей мое усерднейшее поздравление с наступившим новым годом. Верховный Владыка времен и лет да воздаст Вам временными и вечными благами за Ваше благочестивое усердие и попечение о благолепии православных храмов Божиих!

Если верно газетное известие о пожаловании Вам Православным Князем Сербии Орденских знаков Такова, то позвольте принести Вам с этою наградою сердечное поздравление.

Не знаю, получили ли Вы мою книгу о преосвященном архиепископе Леониде. Простите, что я не приложил при ней особого письма.

Повторяя Вашему Превосходительству мою душевную признательность за Ваши прежние ко мне милости, с глубоким уважением и преданностию имею честь быть»...

16-го ч. получено было мною второе уже письмо из Новочеркасска от Инспектора училищ А. Л. Крылова. Но это письмо было продолжением первого (от 5 числа). И вот что ещё писал мне добрый земляк от 10-го числа:

«Дорогую Вашу книгу «Воспоминаний» дочитал со слезами на глазах. Преосвященный Леонид в письмах Вашего Преосвященства и своих собственных выступает как живой. Он был поэт с прелестным сердцем; но не менее прелестно и то сердце, к которому обращены эти прелестные, поэтические, религиозные, возвышенные и одушевленные письма.

Прочитавши Вашу книгу, Милостивый Архипастырь, я пожалел что дочитал, не оставивши хоть немного для чтения вечером. Этакое благодушие вселяет книга. Так бы и хотелось подражать и Преосв. Леониду и Вашему Преосвященству. «Дух бодр, плоть же немощна».

Примите, Милостивый Архипастырь, мою усердную и сердечную благодарность за то наслаждение, которое я испытал при чтении Вашего Преосвященства».

После сего я не мог не отозваться на такие задушевные письма любезному земляку, и вот что писал я ему от 18-го числа:

«Получив два письма Ваши, спешу отозваться на них хотя в коротких словах.

Очень рад, что имел удовольствие познакомиться с таким добрым и любезным земляком, как Вы. Радушие, с каким я встретил и принял Вас на первый раз, не изменится, если Вы будете посещать меня чаще и чаще.

Усердно благодарю Вас за доставленные мне брошюры. Ваше Воспоминание о Преосвящ. Никаноре прочитал я с удовольствием. А читали ли Вы его поучение о Премудрости, сказанное в Уфимской Семинарии и напечатанное в двух номерах (3 и 4) Цер.-Общ. Вестника за текущий год? Признаюсь, поучение с церковной кафедры в 12-ть газетных столбцов мелкой печати, как бы оно ни было велемудро и поучительно, не может не утомить какого бы то ни было слушателя, выслушавшего уже и выстоявшего на ногах продолжительную архиерейскую литургию, и притом, быть может, в тесной и душной церкви, каковы большей частью наши церкви домовые. Это, по-моему, не сообразительно и не практично.

С нового года я начал повествование, о котором Вы имеете уже некоторое понятие, с начала, т. е. с детства, и написал уже листов десять. Когда опять приедете в Харьков, услышите эту повесть. Но об этом до времени прошу не разглашать. Я просил бы Вас преждевременно не оглашать и того, что Вы из моих с Вами устных бесед занесли в свой дневник.

Призывая на Вас и на ваши литературно-педагогические труды Божие благословение, с душевным к Вам благорасположением остаюсь»...

20-го ч. писал я в Уфу законоучителю Гимназии, свящ. Е. Н. Соловьеву:

«Благодарю Вас за приветствие меня со днем ангела, с праздниками Рождества Христова и новым годом. Взаимно и Вас поздравляю с новым летом благости Господней.

Радуюсь о добром к Вам расположении Преосвящ. Никанора. На сих днях я прочитал в Цер.-Общ. Вестнике (№№ 3–4) поучение Его Преосвященства, сказанное в Семинарской Церкви. Желал бы я знать, какое впечатление произвело на слушателей это пространное пастырское поучение? Напишите мне об этом искренно и откровенно.

Известно ли Вам, что у меня в Семинарии новый Ректор – Ваш сверстник и совоспитанник по академии? О. Протоиерей Разногорский мне сказывал, что он с Вами был в добрых товарищеских отношениях».

22-го числа посетил меня бывший профессор Сельского Хозяйства в Новороссийском Университете, Действ. Ст. Сов. Иван Иустинович Палимпсестов¹¹⁸⁰, уроженец Саратовской губернии, духовного происхождения, воспитанник Саратовской Семинарии, сверстник по образованию Преосвященному Гурию, епископу Таврическому, с живым характером и свободным даром слова. Его имя известно в сельскохозяйственной литературе. Так, 1) им составлен и напечатан в 1855 г. в Одессе «Отчет о действиях Императорского Общества сельского хозяйства южной России в продолжении 25-летнего его существования»; 2) ему же принадлежит составление «Словаря сельско-хозяйственных растений», и пр. В последнее время И. И-ч живет в своем имении, близ Феодосии, в Крыму. В Харьков приехал он по своим семейным обстоятельствам.

От Преосвященного Гурия он передал мне поклон и при этом сообщил, что он ведет совершенно замкнутую жизнь и отличается характером скрытным. Когда в беседе между нами зашла речь о Синоде, он заметил, что и там у него есть товарищ по Семинарии и земляк Ив. Гр. Терсинский¹¹⁸¹, Управляющий Контролем при Св. Синоде. О последнем он передал мне следующий факт. Когда он, при свидании в СПб. с Терсинским, спросил его, как трудны его обязанности по службе, тот отвечал: «если бы все его занятия, в продолжении года, соединить вместе, то они легко могли бы быть исполнены в 24 часа». Поистине великие и тяжкие труды! И за такие труды велико ли вознаграждение? Всего – 5000 р. при казенной квартире, генеральский чин и две-три звезды. Не обидно ли это?! Рассказывал также Палимпсестов, как Граф Д. А. Толстой, бывши в 1875 г. в Феодосии, и вошедши в алтарь собора, просил у настоятеля позволения, по праву Обер-Прокурора Св. Синода, приложиться к престолу и получил оное...

24-го ч. присылал ко мне богатый рыбный торговец Н. Ем. Сериков своего приказчика просить разрешения сопровождать на кладбище тело умершей его 15-тилетней дочери музыкой. Такая просьба со стороны малообразованного, хоть и весьма богатого, купца крайне удивила меня. Я отклонил эту просьбу и не дал совета забавлять сопровождавших тело умершей музыкой.

25-го ч. явилась ко мне Харьковская купеческая вдова (фамилии не помню) и представила письмо, писанное на греческом языке, прося перевести его на русский язык. При этом она объяснила мне, что её сын, обучаясь в Чугуевском юнкерском училище, познакомился там с пленным турецким офицером, и увлеченный им, бежал в августе 1878 г. в Константинополь. Огорченная таким поступком легкомысленного сына мать обратилась, по чьему-то совету, к Константинопольскому Патриарху с просьбой оказать содействие к возвращению её сына в родительский дом. Святейший Патриарх не отверг просьбы несчастной вдовы, повелел своему архидиакону принять меры к разысканию её сына и о последствиях розысков её уведомить. И вот что писал вдовице почтенный архидиакон от 20 Ноября 1878 г.:

«Милостивая Государыня!

Уединенный от других, испытывая скорбь душевную при мысли о трагическом и поражающем сердце случае бегства и заблуждения сына Вашего, Ивана Никифорова, я, по приказанию Его Всесвятейшества Патриарха, спешу дать Вам ответ на письмо ваше от 6/18 Октября.

Известились мы, Милостивая Государыня, что сын ваш ушел с возвратившимся назад оттоманом Али в Константинополь в надежде на хорошее будущее и что, вследствие того, что он мог прийти в сообщение с христианами, он был отослан, как оказывается, под строгим надзором на Оттоманскую морскую службу на броненосце, где он и пробыл несколько времени в ожидании. Впоследствии он переселен в Константинополь, где, по внушению и убеждению своего близкого друга, совращен по несчастью и принял ислам.

Усердное ходатайство Патриарха осталось бессильным как в том, чтобы произвести действие пред здешними властями, так и в том, чтобы открыть следы этого, а затем и при самом положении Патриарха ему ничего не оставалось такого, чтобы он благовременно мог сделать, что только можно сделать при подобных обстоятельствах, для спасения и возвращения по несчастию впавшего в заблуждение сына вашего.

Сообщая об этом к сведению вашему, я выражаю при этом, с одной стороны чрезмерную нравственную тугу, которую ощутило бы всякое христианское сердце при этом трагическом известии, а с другой стороны извещаю вас об этом конфиденциально, чтобы вы позаботились походатайствовать о дальнейшем чрез здешнее Царское русское Посольство.

За сим еще Выражая вам сердечную скорбь, которую я испытываю при воспоминании об этом событии, остаюсь Весь к услугам Архидиакон Герман Михайлов.

P.S. В эту минуту я известился, что сын ваш услан отсюда в военную службу».

27-го ч. имел я честь получить письмо из Твери от высокопреосвященного архиепископа Евсевия¹¹⁸². Его Высокопреосвященство писал мне от 24-го числа:

„Преосвященнейший Владыко

Милостивейший Архипастырь

Возлюбленный о Господе брат!

Приношу Вам, Милостивейший Архипастырь, искреннейшую мою благодарность за присланные книги и молю Бога, да укрепит Ваши силы для новых трудов, полезных и благопотребных для нашей Православной Церкви и любезного Отечества.

И ещё священным долгом считаю принести Вашему Преосвященству мою глубокую благодарность за Ваше Начальническое благорасположение и отеческое попечение к моим родным, коих, как Вам известно, у меня в Харькове немало.

За сим прошу Ваших Святительских молитв и продолжения Вашего доброго расположения ко мне и моим присным, с истинным к Вам почитанием и братскою о Христе любовью и преданностию имею честь быть»...

Посылая мне это послание, воображал ли благодушный архипастырь, что через три месяца я буду его преемником на Тверской кафедре?..

28 числа писал я Настоятелю Площанской Пустыни, архимандриту Моисею¹¹⁸³:

«Вы гневаетесь, без сомнения, на меня за то, что я долго не отвечаю на ваши письма: простите. А я сержусь на Вас за то, что не исполнили своего обещания посетить меня.

Вы думали ехать прошедшим летом в Киев, и не собрались. А я не думавши долго, ни гадавши, съездил туда в Сентябре поклониться святым и повидаться с новым Владыкою и с старыми друзьями-земляками. У Вас есть ли в Киеве кто-нибудь теперь из старых знакомых?

Видел я в академии присланных Вами в дар музею идолов; был в Семинарии, где Вы воспитывались; неделю жил в Михайловском монастыре, где и Вы, некогда, с Владыкою Иеремиею вероятно пребывали.

Если Вы давно не были в Киеве, то, пожалуй, и не узнаете его: так он расширился и благоукрасился.

Обещанные Вами, в случае личного свидания, сведения о вашей обители, но оставшиеся при Вас, Вам следовало бы изложить в своем последнем письме.

Признаюсь Вам, я не люблю получать короткие и бессодержательные письма; не люблю и сам писать кратко, если только позволяют мне служебные дела».

29-го ч. писал я в Москву Протоиерею С. И. Зернову:

«Благодарю за Ваши поздравления.

Да дарует Всеблагий Господь и Вам пройти мирно и безмятежно наступившее поприще нового лета!..

О современном состоянии нашего общества и гражданского и церковного прискорбно и говорить. Либерализм, социализм, нигилизм проникают во все слои нашего общества.

М. в своей статье о Юрьевском архимандрите Фотии (Вестн. Евр. 1878 г., ноябрь и декабрь) издевается над сим последним и называет его фанатиком, но, право, мне кажется, не худо было бы, если бы и в наш, мнимопросвещенный век, явился кто-либо в роде Фотия, с такою же силою духа и с такою же ревностью о защите Церкви и православия.

Забота Москов. Епарх. Начальства о снабжении сельских причтов церковными или общественными постройками весьма похвальна, но спешить приведением в исполнение проекта относительно сокращения причтов и соединения приходов, по моему мнению, едва ли следует. В Харьковской епархии проект этот осуществлен ещё в 1873 г.; но Вы не можете представить, сколько он произвел и до сих пор производит волнения в епархии. Крестьяне, у коих закрыли церкви, их собственным иждивением сооруженные и заставили их ходить в чужую церковь верст за пять – за десять, ропщут, и некоторые угрожают даже отпадением в раскол; между духовенством возбуждена зависть и вражда, особенно если Настоятель, хотя и старше своего помощника по службе, ниже его по образованию. Сверхштатные, до сих пор не все ещё размещенные по штатным местам, и пользующиеся прежними выгодами в ущерб штатных членов причта, служат предметом ненависти и гонения со стороны последних. И вот при сем какие бывают ужасные случаи. В одной из соседних с Харьковскою епархией, не далее как в минувшем году, один сельский священник, не зная, как выжить от себя лишнего, сверхштатного, причетника, решился посягнуть на его жизнь. Об этом производится уголовное дело в одном из здешних окружных судов. У меня не проходит почти дня, чтоб не было жалоб или от прихожан на отнятие у них причта; или от духовенства на взаимные между собой недоразумения. Вот какая-нибудь деревня перечислена из одного прихода в другой, но крестьяне не хотят обращаться с своими требами к новому причту и, по привычке, идут к прежнему, а этот не отказывает в удовлетворении их просьб, по корыстным, разумеется, побуждениям; вот и повод к жалобе. И этим жалобам нет конца.

А где мы будем брать впоследствии кандидатов священства? У меня в минувшем году из 43-х учеников V-специального класса 24 ушли в Университет. Правда, на год или на два у меня есть ещё запас в сверхштатных священниках, а затем что будет? На Кавказе, в Ставропольской епархии, давно уже истощился запас кандидатов, окончивших курс Семинарии; Преосвященный набирает себе священников в соседних епархиях из неокончивших курс диаконов. Из моей епархии отправились туда до 15-ти, если не более, диаконов и облечены саном священства. В Черниговской епархии, как мне сказывали, до 70-ти или более священнических вакансий, и замещать их некем. По необходимости, должны будем возвратиться к блаженным временам XV–XVI столетия».

1 Февраля из Церковного Вестника (№5) я узнал, что 26-го Января скончался в СПб. Член Св. Синода, архиепископ Василий (Лужинский), мой предшественник по Полоцкой кафедре. Мир его душе¹¹⁸⁴.

4 ч. получено было мною письмо из села Мосолова от Е. И. Богаевской, писанное от 17-го января. Вот содержание этого запоздалого письма:

«Вчера возвратилась из Москвы от дорогой моей больной матери; сегодня беру перо, чтобы умолять Ваше Преосвященство о прощении за мелко, неразборчиво исписанные листы, утрудившие глаза Ваши и, вероятно, расстроившие нервы, потрясенные трудами и заботами. Жизнь моя, как Вы видите из моих Записок, полна резких перемен и не стоит внимания, но некоторые случаи могут интересовать, как рисующие великие тайные черты милосердия, снисхождения Архиепископа Ярославского Леонида и других усопших Святителей. Простите же, Преосвященнейший, великодушно меня недостойную.

Была в Ярославле на могиле святого Владыки, часа три провела у него в холодном Соборе, но на душе было тепло, легко; лампадка теплится, будто его святая душа; в храме ни души; упросила сторожа запереть меня, пока исполнит, что ему нужно, и получила просимое. Спаси его Господи! Скоро быстро пролетели часы. Святитель отдыхает, осененный знаменами побед; образ Благовещения Б. Матери, образ Св. Николая и св. великие Князья как бы ограждают останки его от мирских тревог и злобы дня. Хорошо, гостеприимно принял меня хозяин трехаршинной полосы земли. «О чем тоскуешь?» – «Вот всё, что нужно на земле». Не ушла бы я оттуда, да не моя воля. Владыко Святый! свезла ему и Ваш поклон и Ваш дружеский привет. Образ драгоценной Озерянской Б. Матери положила на гроб его и приняла от него.

Сказать ли Вам, Святейший Владыко, как грустно у нас в селе; вот муж мой больной, хилый; одно утешение служба в храме; понятно, что и болезнь будто слабеет, слыша общие моления, да и душе легко, но закрыли наш приход, закрыли наш каменный и далеко не бедный храм Успения Б. Матери; храм исторический, выстроенный на жертвованные деньги зараженных чумой. Крестьяне должны идти за 5–7 верст. У нас служба в две недели раз, священник за пять верст, больных много, треб немало, – каково же и священнику, каково и приходу? Великие праздники близко, а мы не знаем, будет ли служба или нет. Пусто и грустно в праздничные дни, с призывом православных на молитву, слышать разгульные песни, шум празднующих в месте недобром и далеко не честном. Жаль народ, жаль нас помещиков, которых тут пять семейств. Бывают заказные обедни и довольно часто, но никак не упросим духовенство давать нам знать, а мы ближайшие соседи храма – менее версты наш дом, как же не трудно другим? Отовсюду жалобы и слезы, да и правду сказать ропот и недобрые советы. Как же быть? У нас в доме бывают часто всенощные, приходят из ближней деревни крестьяне, а дальние остаются без утрени и обедни. Грустно, а уж как больно, что из-за небольшого прибытка одному человеку губят нравственность и чистоту предковских заветов. Добрый пастырь был обеспечен, да кто бы отказал разделить кусок последний с ним? Недобрый же и при полнейшем довольстве сыт не будет; это, кажется, не ошибочное мнение. За что же лишили нас храма? Кому наскучило знать, что в селах одна радость – церковь, одно утешение – церковь, одно прибежище в скорби – церковь? Грустно, до невероятия тяжело.

В Москве волнуются, слыша только о закрытии приходов, не дай же Бог испытать это горе и злейшим врагам!

Простите, Владыко Святый, открытую, прямую речь, но не мешает своевременно предупредить какими путями вкореняется раскол. В Тульской губернии процветает секта молокан, и вожаки начинают посещать наши места – цель понятна: овцы без пастыря одна за другой вслушиваются в льстивые, лукавые речи, и беспоповский толк пускает глубокие корни. Храни Бог и защити нас Царица небесная!

Владыко Святый! не мне грешной и худшей всего мира объяснять постановления духовных властей, но и мое жесткое сердце страдает; ведь в храм звались не одни праведники, но и труждающиеся и обремененные грехами, пороками и невзгодами жизни; мое то место тут и было».

Вот что писано было мною в ответ на это письмо от 27-го февраля:

«Возвращаю Вам при сем прочитанные и перечитанные мною письма почившего в Бозе Преосвященного Леонида. Подлинно, они должны составлять для Вас неоцененное духовное сокровище, которое естественно Вам хранить и беречь.

Что скажу Вам относительно ваших автобиографических записок? Вы требуете, чтоб я предал их огню, но мне жаль истреблять их целиком. В них так много жизненной правды, и такие заключаются интересные сведения о ваших отношениях к великим иерархам Церкви, что мне хотелось бы пощадить их. Не позволите ли мне, изгладив некоторые, наиболее резкие и выдающиеся места, прочее сохранить, для назидания грядущим поколениям? Буду ожидать вашего милостивого решения.

Усердно благодарю Вас за то, что не забыли и от меня сотворить поклонение пред могилою моего приснопамятного Друга.

Досылаемую при сем просфору прошу принять от меня, как знамение молитвенного о Вас воспоминания.

P.S. Искренне разделяю вашу скорбь о закрытии вашего прихода».

5-го ч. писал я в Киев Профессору Д. Академии, В. Ф. Певницкому, в ответ на его письмо от 29-го дек. 1878 г.:

«Простите, что долго не отвечал на ваше любезное письмо от 29-го декабря. Если ещё не поздно, прошу принять и от меня усердное поздравление с наступившим новым годом, с искренним желанием Вам и семейству вашему доброго и многолетнего здравия.

История с Шульгиным достойна примечания. Церковь едва не лишила его христианского погребения, а мир сопровождает его в загробную жизнь с всевозможными почестями. Не знамение ли это времени? Преосвященному Иоанну делает великую честь его мужество, но жаль, что он не выдержал его до конца. Хороши и отцы кольценосные¹¹⁸⁵ иереи!»...

8-го ч. получил я письмо от Настоятеля Площанской Пустыни, архимандрита Моисея. Он писал мне от 4-го числа, в ответ на мое письмо от 28 января:

«Письмо Ваше от 28-го Января получил 2-го февраля. Вы пишете, что сердитесь на меня за то, что я не исполнил своего обещания посетить Вас, – в этом простите. Отдаленность пустыни моей от железной дороги, летние полевые работы, производящиеся под непосредственным распоряжением Настоятеля, и другие занятия по хозяйственным частям, ремонтировка монастырских зданий, непрестанное пребывание за монастырскими службами, коих в сутки 6-ть, как-то: вечерня, правило до 7-ми часов, с 7 часов до часа ночи отдых, с часа утреня до 4 1/2 пополуночи – это в простые дни, а в праздничные, воскресные и в двунадесятые, после утреннего отдыха, в 6-ть часов акафист Б. Матери, после – ранняя, в 8 1/2 поздняя – не дали мне и подумать отлучиться из обители. Теперь, узнавши причины, удержавшие меня, не только не посердитесь на меня, а пожалеете меня. В Киеве был я в 1858 году при переезде из Тифлиса в Смоленск на Ректуру и полагаю, если бы пришлось побывать там, не узнал бы его, но едва ли когда-либо я побываю в Киеве из Площанской Пустыни, так она приковала меня к себе. Очень приятно, что Вы видели присланных мною в дар музею идолов и побывали в Семинарии той, в которой я воспитывался, и пожили в Михайловском, в котором и я жил несколько лет у Преосвященного Иеремии; из Михайловского с ним из Киева выехали на Кавказ.

Теперь слово о моей пустыни, о которой Вы желаете получить от меня сведения. Богородицкая Площанская пустынь находится от города Орла в 116 верстах, а от железной дороги на Карачев 90 верст, а от Дмитровска-Севска в 45 верст, а от железной дороги на Курск в 150 верстах. Она не заключает в себе ни огромных зданий, ни великих богатств, не поражает посетителя и дикостью или особенным величием природы; в ней всё просто, скромно и привлекательно этою скромною простотой своей. Удаленная от всякого жилого места, окруженная со всех сторон лесами, пустынь вполне соответствует характеру уединенной иноческой жизни. В пустыни, в настоящее время, 24 иеромонаха, 12 иеродиаконов, 27 монахов, 27 послушников определенных, да половину неопределенных, есть скотный двор, лошадей 50, рогатого скота – дойных коров 25, а всего рогатого скота 150 штук завода Черкасского; скот – здоровый, рослый. Своя пашня, свой огород, три мельницы, свой сенокос, две пасеки с сотней ульев.

Поздравляю с концом четырехлетия и началом пятилетия вступления Вашего на Харьковскую кафедру».

С 9-го на 10-е число, в пятницу сырной недели, совершилось в Харькове потрясающее событие – злодейское покушение на жизнь начальника губернии, Князя Дмитрия Николаевича Кропоткина.

Вот как описано это событие в Харьковских Губернских Ведомостях (№ 39, 13-го февраля):

«В этот день, т. е. 9-го числа, Его Сиятельство в 11 ч. вечера возвращался домой с детского бала из института благородных девиц. В его карете было открыто окно с левой стороны. Экипаж приближался уже к дому, оставалось только проехать пространство около Вознесенского сквера, как вдруг кто-то с левой стороны ехавшего экипажа выстрелил в открытое окно кареты; пуля попала в левое плечо его сиятельства, раздробила ключицу и засела, по-видимому, в позвоночном столбе.

На другой день, утром, по всему городу разнеслась эта печальная весть. Харьковское общество всех слоев спешило в дом его сиятельства, чтобы выразить свои искренние чувства соболезнования к несчастию, постигшему его сиятельство и, можно прибавить, весь город. Комнаты больного не переставали наполнятся в течении всего дня; соболезнование было общее: все хотели видеть страдальца, лично выразить ему сочувствие и одолевающее всех полное омерзение к гнусности злодеяния; но состояние больного было таково, что к нему, по совету медиков, не допускался никто».

С ужасом узнав, на другой день, об этом страшном событии, я поспешил в дом пораженного пулею страдальца, но не мог видеть его. Тут однако ж с утешением узнал, что Князь Дмитрий Николаевич едва лишь внесен был в дом, как, прежде всякой врачебной помощи, потребовал к себе духовника и после исповеди причастился св. Таин. Вот свидетельство о благих плодах доброго семейного воспитания, какое получил страдалец – князь в своем детстве.

Страдания Князя продолжались до 15-го числа. В этот день, в 7-м часу утра, он скончался на 44 году жизни (род. в 1836 г.) 17-го ч., в субботу, в 3 часа пополудни, был вынос тела из дома в Кафедральный Собор со всеми подобающими почестями. В этот же день прислана была в канцелярию губернаторскую, а ночью расклеена была по городским столбам, от гнусной социально-революционной партии прокламация, под заглавием: «Казнь князя Кропоткина». В прокламации этой князь обвинялся в жестоком будто бы обращении с арестантами Новоборисоглебской каторжной тюрьмы, в неверном донесении о студенческой истории 14-го декабря 1878 г. и проч...

18-го ч., в воскресенье 1-й недели великого поста, совершено было после литургии в кафедральном соборе торжественное отпевание над телом почившего в Бозе Князя. При этом произнесено было, по моему поручению, назидательное слово Профессором Богословия в Харьковском Университете, Протоиереем В. И. Добротворским, духовником умершего Князя¹¹⁸⁶. После отпевания в соборе гроб с телом Князя перенесен был в Покровский монастырь, и поставлен в папертях нижней церкви, где и оставался до первых чисел Марта, а затем перевезен был в Москву, где и похоронен был в Новодевичьем монастыре 8-го Марта. После литургии, совершенной Преосвященным Амвросием, епископом Дмитровским, пред преданием тела земле произнесено было преосвященным замечательное слово, на текст: «Огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся» (Лк.12:49)¹¹⁸⁷.

Не скоро могли разведать, кто был виновником убийства Князя Д. Н. Кропоткина. Наконец раскрыто было, что убийцею Князя был сын Киевского 2-й гильдии купца, еврей Григорий Гольденберг, в соучастии с дворянином Волынской губ. Лудвигом Александр, Кобылянским¹¹⁸⁸.

Возвратимся назад.

На другой день после горестного события с Князем Д. Н. Кропоткиным, т. е. 10-го февраля получено было мною конфиденциальное письмо его от 4-го числа за № 190, следующего содержания:

«В № 141 газеты «Телеграф» за прошлый год помещена статья, в которой сообщается о неблагоприятном действии, какое оказывает на нравственное состояние арестантов пребывание в Новоборисоглебской каторжной тюрьме, и сведения об этом извлечены из статей бывшего священника при Новоборисоглебской каторжной тюрьме Александра Анисимова, находящегося ныне на приходе в г. Изюме, помещенных первоначально в Харьковских Епархиальных Ведомостях, а затем в журнале Странник (в Ноябре минувшего года).

Господин Управляющий Министерством Внутренних Дел нашел, что подобные сообщения в печати представляются не соответствующими цели во всех отношениях, и потому нельзя не желать, чтобы такие корреспонденции не были сообщаемы священником Анисимовым.

О таковом мнении Г. Управляющего Министерством считаю долгом сообщить Вашему Преосвященству на тот конец, не признаете ли необходимым внушить священнику Анисимову, чтобы он впредь воздержался от печатания статей, касающихся Новоборисоглебской каторжной тюрьмы, в которой он состоял настоятелем.

Поручая себя Архипастырским молитвам Вашим, с истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть»...

Вслед затем, по сему же предмету, получено было мною конфиденциальное также письмо от 20-го марта, за № 300, от преемника Князя Кропоткина, свиты Его Величества Генерал-Майора, Виктора Вильгельмовича Фон-Валя, в котором он писал мне:

«Г. Министр Внутренних Дел письмом от 13-го сего Марта за № 2149 уведомил меня, что в № 61 газеты «Русские Ведомости» помещена корреспонденция из Харькова, в которой между прочим приведена проповедь священника местной Центральной Каторжной Тюрьмы.

В этой проповеди, напечатанной будто бы в местных епархиальных ведомостях, в самой положительной форме, как выражается корреспондент, сообщается следующий факт: «из всего населения Каторжной Тюрьмы, состоящего из 500 человек, в течении только четырех месяцев прошлого года умерло 200 человек от цинги».

Вследствие сего Его Высокопревосходительство просит меня сообщить подробные сведения о числе умерших в упомянутых двух тюрьмах за 1878 год с указанием от каких болезней последовали смертные случаи, присовокупив вместе с тем сведения о том, кто именно из священников сообщил эти сведения.

Сообщая об этом имею честь покорнейше просить Ваше Преосвященство не отказать сообщить мне, кто из священников говорил подобную речь и была ли она напечатана в Епархиальных Ведомостях, в каком случае просил бы прислать мне этот №.

Поручая себя Архипастырским молитвам Вашим, с истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть Вашего Преосвященства покорным слугою» и пр.

На это отвечал я от 24-го того же Марта за № 18:

«Ваше Превосходительство,

Милостивый Государь!

Конфиденциальным письмом от 20-го текущего Марта за № 300 Ваше Превосходительство просите сообщить Вам, кто из священников местных центральных каторжных тюрем говорил проповедь, в которой будто бы сообщается следующий факт: из всего населения Каторжной Тюрьмы состоящего из 500 человек, в течении только четырех месяцев прошлого года, умерло 200 человек от цинги.

На это долгом поставляю ответствовать Вашему Превосходительству следующее:

1) Говорил ли кто из священников двух центральных каторжных Тюрем Харьковской губернии Новоборисоглебской и Ново-Белгородской в прошедшем 1878 г. проповедь, в которой бы сообщался приведенный выше факт о смертности заключенных в той или другой тюрьме, мне неизвестно.

2) Между тем, мне известна статья (а не проповедь) священника Соборной о. Изюма церкви Александра Анисимова, под заглавием: «Наказанный и помилованный грешник», в которой, между прочим, действительно встречаются слова: «в этой (т. е. Ново-Борисоглебской) тюрьме за четыре только месяца умерло от цинги 200 душ». Но –

3) Принимая в рассуждение, что статья эта первоначально напечатана была (без моего ведома) в № 51 Одесского Воскресного листка за 1877 г. и затем, по просьбе автора, перепечатана в № 17 Харьковских Епархиальных Ведомостей 1878 г., и что священник Анисимов состоял настоятелем при церкви Ново-Борисоглебской Центральной Тюрьмы с 24 июля 1869 г. по 28-е Октября 1870 г., как видно из клировой ведомости о соборном изюмском причте, нельзя не видеть, что означенный факт никак не может относиться к минувшему 1878 году; но он относится, очевидно, к 1870 году, когда в помянутой Ново-Борисоглебской тюрьме, как усматривается из представленной мне справки из Архива Харьковской Д. Консистории, умерло, не считая иноверцев, 190 душ христиан, в том числе 122 – от цинготной болезни. Что же касается до 1878 г., то, по той же справке, в этом году умерло в той же Ново-Борисоглебской Тюрьме только 54 души, в том числе 40 душ от цинготной болезни.

Препровождая при сем означенные №№ Одесского Воскресного листка и Харьковских Епархиальных Ведомостей, с истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть»...

10-го же февраля получено было мною письмо от П. Н. Батюшкова, который писал мне от 6-го числа:

«Надеюсь, что Ваше Преосвященство изволили своевременно получить пожертвованные дочерью Ивана Ив. Четверикова, вдовою Ек. Ив. Стахеевой, потир и крест, предназначенные ею для бедствующих церквей Болгарии и, что, как этот дар, так и вещи, собранные Вами по Епархии, отправлены к месту назначения.

Прилагая при сем вырезку из сегодняшнего № Московских Ведомостей (письма г. Дринова), указывающую ближайшие пункты для отправки утварных вещей и книг в Болгарию, думаю, что указание это будет для Вас не бесполезно.

На случай получения Вашим Преосвященством из Москвы письма или писем от лиц, которые завидуют Вашему религиозному – патриотическому настроению и действию, – о чем до меня доходят смутные слухи, – прошу Вас, Владыко, не смущаться. Святое дело, которое Вы предприняли, по собственному вчинанию, будет всегда святее и выше дела, начатого по внешней инициативе, и по получении от Вас извещения, что вещи отправлены, я почту обязанностью и долгом довести о том что Вы изволили сделать до сведения Г. Обер-Прокурора Св. Синода, при просьбе повергнуть то, что Вами сделано, к стопам Освободителя Болгар».

В тот же день я отвечал на это письмо:

«Спешу известить Вас, что посланные Вами вещи получены мною с почты чрез несколько дней по получении вашего почтенного письма от 20-го января и что они вместе с собранными у нас вещами уложены и приготовлены к отсылке, но Начальство железной дороги ещё не приняло их по причине множества груза, потому и медлил писать Вам. Как скоро будут сданы вещи, я поспешу обстоятельно уведомить о том Ваше Превосходительство.

Указаниями приложенной при Вашем письме вырезки из Москов. Вед. мы постараемся воспользоваться.

Если Вашему Превосходительству угодно будет довести до сведения Г. Обер-Прокурора Св. Синода о наших пожертвованиях, то я покорнейше прошу обратить при сем внимание на труды моего Кафедрального Ключаря Протоиерея С. Илларионова. Он и принимал, и записывал, и разбирал, и закупоривал доставляемые пожертвования и распоряжается их отправкой. Ему отчасти помогал во всем этом другой Протоиерей того же собора П. Дахневский».

12-го ч. от того же П. Н. Батюшкова получаю телеграмму следующего содержания:

«Убедительнейше прошу телеграфировать возможно подробно о состоянии здоровья Князя Дмитрия Николаевича. Получили ли заказное?»

Тотчас же я отвечал на это телеграммою:

«Вчера состояние здоровья Князя было довольно удовлетворительно; сегодня хуже. Ответ на Ваше письмо послан вчера».

Вслед затем от 15-го числа я снова телеграфировал П. Н-чу:

«Сегодня, в седьмом часу утра, скончался Князь Дмитрий Николаевич Кропоткин».

Получив эту телеграмму Помпей Николаевич в тот же день писал мне:

«Почтеннейшее письмо Вашего Преосвященства, от 10-го числа, и печальную телеграмму сегодняшнего числа, о кончине Князя Дм. Ник. Кропоткина, я имел честь получить сейчас.

Предполагая съездить на следующей неделе в Петербург, я почту долгом лично доложить г. Обер-Прокурору Св. Синода о пожертвованиях сделанных вашею епархией и о трудах Протоиереев Илларионова и Дахневского, по делу приема и отправки пожертвований на Болгарские церкви, а по возвращении в Москву почту долгом довести до Вашего Архипастырского сведения о результате моего представления.

Трагическая кончина Князя Дмитрия Николаевича производит здесь сильное впечатление. Толков множество. Познакомился я с ним ещё во время служения нашего в Западном крае и сблизился, года три тому назад, за границей, в Содене, куда Князь ездил лечить свою слабую грудь. С самого начала нашего знакомства и до последнего времени, я уважал в нем русскую струну, которую не могла порвать среда ей враждебная и в которой ему суждено было жить. Сердечно жаль его. Если Ваше Преосвященство найдете возможным, почтою, или по оказии, уведомить меня об настоящем мотиве его убийства, Вы многим меня обяжете. Что-то не верится личной мести, и как-то мысль относится к другим мотивам. Всё, что Вы мне скажете, умрет между нами.

Пользуясь случаем прошу Вас, Преосвященнейший Владыко, верить чувствам преданности и уважения».

В ответ на это писал я от 22-го числа:

«На Ваш вопрос относительно мотива убийства нашего Князя могу с уверенностью сказать, что оно не следствие личной мести, а дело известной злой партии. 17-го числа, в день выноса из дома тела убиенного князя, в его канцелярию прислан был пакет за № с печатною прокламацией, которая озаглавлена: «Казнь Князя Кропоткина». В прокламации этой, обращенной к русскому обществу, покойный обвиняется в жестоком будто бы обращении с арестантами, заключенными в тюрьмах, в неверном изложении последней студенческой истории в здешнем Университете, и пр.

Вот всё, что я могу объяснить по настоящему предмету Вашему Превосходительству.

18-го ч. с подобающими почестями мы совершили отпевание над телом Кн. Д. Н.».

17-го ч. мною получено было два письма.

От 11 числа писала мне, сестра покойного Преосвященного Леонида, Е. В. Ушакова:

«Едва прошло два года после кончины незабвенного Владыки нашего, как Господу было угодно потребовать от нас новой жертвы. Страдания сестры моей Олимпиады Васильевны прекратились вместе с жизнью. Она была всегда подвержена нервным болезням, а получив ужасное известие о внезапной кончине Владыки, она почувствовала такую боль в ногах, которая лишила её возможности ходить. Мы постоянно питали надежду, что болезнь уменьшится и силы возвратятся; она же думала только о переселении в вечность; три раза причащалась и в день кончины соборовалась, хотя никаких смертных признаков не было. Она скончалась в 10-ть часов вечера 31-го января, в тихом сне. Брат, сестра и врач сидели возле её постели и долго боялись до неё дотронуться, боясь испугать. Я простилась с ней часу в шестом, а рано утром спешила ехать к ней – узнать, как она провела ночь, и едва отворились двери как глаза мои увидели её безгласную, бездыханную, убранную любящими нежными руками сестры и окруженную растениями, ею самою выращенными от маленьких веточек. И болезнь, и кончина, и погребение – всё было окружено такою любовью, такими заботами и попечениями, что никакой богач не купил бы их своими миллионами. В большой, белой, освещенной зале, сестра моя лежала, украшенная душистыми цветами, как будто готовясь к торжеству, с улыбкой на сомкнутых устах и ничем не напоминая смерти. Помолитесь за неё в Ваших святых молитвах и также за нас».

На скорбное послание это отвечал я от 20-го числа:

«С того дня, как я получил сведение о кончине Вашей многострадальной сестрицы, я стал присоединять в своих молитвах её имя к именам почивших Ваших присных.

Нужно ли скорбеть о том, что сестрица ваша, после долговременного и многострадального подвига, почила мирным сном смерти и тихо переселилась туда, где нет ни болезней, ни печалей, ни воздыханий? Да будет ей вечная память и упокоение со святыми!

Как Вы здравствуете и здравствуют ли Ваши родные? Давно от них не имею сведений.

А мы здесь находимся под самыми тяжелыми впечатлениями вследствие прискорбного события, совершившегося на сих днях пред нашими очами. Я разумею трагическую кончину нашего Губернатора. Тяжкие времена переживаем мы. И мало видится надежды на перемену к лучшему».

От 14 числа Ректор Московской Д. Академии Протоиерей С. К. Смирнов писал:

«Слышу, что Вы сетуете на меня за мое молчание. Ради дней прощения прошу простить мою вину, никак не мог я справиться с моим временем, чтоб исправить все благопотребное. История Академии печатается и постом должна появиться в свет, а я ещё дописываю последнюю главу, и посылаю за нужными для меня справками то туда, то сюда. Итак простите.

Новый священник Вашей епархии Буткевич в письме ко мне выражает желание получить академическую степень и для сего прибыть к Маю на экзамен в академию. Сочинение у него готово. Совет со своей стороны не находит препятствий допустить его до экзамена на 3-м курсе, потому что он по болезни оставил на время академию. Окажите ему милость, даровав временный отпуск из епархии.

Об издании Творений Св. Отцов с 1880 года послали в Св. Синод. Кроме Св. Епифания думаем ещё переводить Св. Кирилла Александрийского.

Устав Братства Пр. Сергия ещё не приходит из Петербурга, но благотворители уже напрашиваются, а некоторые уже благотворят».

В ответ на это писал я от 27-го числа:

«Вам неточно передано, будто я сетую на Вас; не сетовал я, а недоумевал о том, получено ли Вами мое письмо; или, м. б., Вы, получивши это письмо, писали мне, но я не получил Вашего ответа, как это раз уже и было. Теперь вижу, что и мое письмо достигло ваших рук, и Ваш ответ в моих руках.

Сердечно радуюсь окончанию вашего многолетнего труда и поздравляю Вас от души. С нетерпением жду от Вас экземпляра вашего нового произведения.

Если священник Буткевич будет просить себе отпуска для известной цели, получит его беспрепятственно. О нем имею я пока добрые вести: только слышу, что его здоровье не очень прочно. Если он получит ученую академическую степень, я буду душевно рад и буду иметь его ввиду для Харькова. На сих днях скончался у меня один из Харьковских протоиереев Член Консистории (Иак. Голяховский); если бы о. Буткевич имел уже ученую степень, он мог бы занять это место».

24-го числа скончался Член Консистории, Настоятель градской Крестовоздвиженской церкви, протоиерей Иаков Михайлович Голяховский, на 79 году от рождения. 27-го числа совершено было отпевание над телом почившего старца.¹¹⁸⁹

27-го ч. вечером посетил я сетующую вдовицу, Княгиню Ольгу Александровну Кропоткину. Она, между прочим, рассказывала мне, что покойный муж её, незадолго до своей трагической кончины, секретно доносил Министру Внутренних Дел о состоянии Харьковской губернии и в частности о городе Харькове; но это донесение через несколько дней появилось уже в революционной газете: «Земля и воля». Тут же слышал я о том, что Министр народного просвещения Граф Д. А. Толстой нередко получает от социалистов благодарственные письма за доставление им, через исключение воспитанников из учебных заведений, обильного контингента деятелей.

5-го Марта писал я в Витебск А. П. Ушаковой:

«Мы пережили тяжелые дни. Неожиданная и трагическая кончина Кн. Кропоткина поразила всех нас ужасом, но при этом мы утешены были его христианскими предсмертными чувствами. Пораженный вражескою пулею, он прежде всего призвал духовника и освятил себя таинствами исповеди и причащения, а затем, накануне смерти, принял и таинство елеосвящения. Вот, что значит получить в детстве доброе, христианское воспитание: оно никогда не погибнет бесследно. Благочестивая старушка мать, жившая зиму у сына, была свидетельницею его страдальчески-христианской кончины.

Супруга умершего Князя (урожденная Графиня Борх) – молодая женщина, лет 30-ти с чем-нибудь, воспитана также в добрых религиозно-нравственных правилах, и потому, как ни тяжело её испытание, переносит его с христианским терпением и смирением. У ней осталось на руках двое детей: девочка лет 9-ти и мальчик 6-ти лет, и третье дитя, говорят, во чреве. Материальное, состояние её весьма обеспечено: кроме недвижимого имения у ней, как слышно, имеется до 300,000 руб. денежного капитала.

Почившему Князю при погребении, кроме обычных военных почестей, возданы всевозможные почести и церковные. Пока тело его оставалось в доме, мы с преосвященным викарием ежедневно, утром и вечером, по очереди совершали соборне панихиды. Вынос тела из дома я совершал сам; процессия эта продолжалась около двух часов. Отпевание в соборе совершали вдвоем с викарием, при участии всего градского духовенства.

Тело умершего Князя до сих пор оставалось в склепе при моем монастыре; завтра предположено перенести оное на станцию железной дороги, для отправления в Москву и погребения в Новодевичьем монастыре, где похоронен его отец.

Отношения наши с покойным Князем были, по возможности, мирные и добрые. Но достоинство людей мы оцениваем большею частью тогда когда их теряем, по латинскому изречению: Nil nisi bonum omissum. – Не знаю, заменит ли для меня Князя Кропоткина – новый Губернатор Фон- Валь – немец, лютеранин и молодой холостяк; все – качества, для меня не вожделенные.

На днях возвратился из ПБ. Командующий войсками Минквиц с Генерал-губернаторскими полномочиями: это для нас успокоительно. В его руках более средств к укрощению дерзких мятежников, притом он человек с твердым характером».

12-го ч. получено было мною отношение Императорского Одесского Общества Истории и Древностей, от 9-го числа, за № 187, следующего содержания:

«С 13-го на 14-е число минувшего февраля, ночью, через запущенный городскою Думою соседний Музею Общества сад, неизвестные грабители, проломав под окном Музея стену, вытащили шкаф с монетами Эллинскими и Восточными золотыми, серебряными и медными и унесли монеты в количестве свыше 5000.

Потеря трудно вознаградимая! – преимущественно местная коллекция монет Золотоордынских крымских ханов серебряных и медных, а также Генуэзско-татарских.

Зная теплое сочувствие Ваше к Обществу и его коллекциям, оное уповает, что Вы, Милостивый Государь, приложите старание Ваше на приобретение Золотоордынских, Крымско-татарских и Генуэзско-татарских монет, чтобы мало-помалу восполнить заграбленное в Музее. При благосклонном содействии Вашем, есть надежда, что по времени, коллекция и прочих пропавших монет также восстановится.

Признаки главные монет Крымских ханов суть тамги:

, а Генуэзских , Золотоордынских .

Всякое приношение Ваше, Милостивый государь, также и приглашенных Вами сторонних лиц Обществом будет принято с признательностью, и имена дарителей будут объявляться в газетах».

12-го ч. скончался Преосвященный Евсевий, архиепископ Тверской и Кашинский.

16-го числа получил я письмо из Сергиева Посада; писал мне, от 8-го числа, Ректор Московской дух. академии, протоиерей С. К. Смирнов:

«Посылаю письмо с новым нашим кандидатом Любимовым Александром, уроженцем Московской епархии, назначенным на должность помощника Инспектора Харьковской Семинарии. Примите его благоволительно: он человек, могущий оправдать добрую о нем рекомендацию.

Вчера, в Москве я виделся с обоими викариями, из которых один (преосв. Амвросий) нынешний день совершает погребение Князя Кропоткина и скажет замечательное слово¹¹⁹⁰, которое он произнес мне наизусть. Оно, без сомнения, будет в печати, и Вы с наслаждением его прочитаете. Надо признаться, что он великий оратор. Обер-Прокурор прислал ему весьма лестное письмо за проповедь 19-го февраля¹¹⁹¹ и, между прочим, пишет, что он распорядился напечатанием её отдельными оттисками и разошлет их по всем учебным заведениям министерства народного просвещения.

В цензуру представлен новый том сочинений Митрополита Филарета, состоящий из писем его к родным¹¹⁹². Переписка начинается со времени его ученичества в Троицкой Семинарии. Она весьма любопытна и составляет превосходный, ещё неизвестный в печати, материал для биографии святителя.

Живущий в Харькове, наш давний питомец, И. В. Платонов¹¹⁹³ в письме ко мне выражает желание получить от нашей академии степень магистра Богословия. Как Вы находите сие желание?

Улеглись ли беспокойства в Харьковском Университете? Думаю, что много перечувствовали скорби по поводу этих беспорядков и Вы, хотя, по милости Божией, зараза не проникла в Семинарскую молодежь.

Желаю Вам радостно встретить праздник Воскресения Христова».

На письмо это отвечал я от 27-го числа:

«Рекомендованного Вами кандидата Любимова я принял, как доброго земляка. Но вот какая беда: Москвичи как волки; как их ни корми, как ни ласкай, а они всё к лесу смотрят. Я ласкал Тихомирова, своего однофамильца, а он хвост показал, хотя Харьков привязал было его к себе даже узами гименея.

Об ораторских достоинствах Преосвящ. Амвросия и говорить нечего: великий мастер. Но, если и его красноречивое слово не трогает ожесточенных злодеев, то чего ожидать от других? Лютые времена переживаем мы!..

О каком Платонове, намеревающемся искать степени магистра, пишете Вы? Я не знаю его.

С новыми полномочиями Командующего войсками здешнего военного округа и с прибытием нового начальника губернии, молодого и энергичного немца, у нас пока мирно и тихо; но надолго ли, неизвестно.

В нашей Семинарии, во всё время моего пребывания здесь, не было, по милости Божией, никаких особенных происшествий. В епархии же не без грехов.

Принося Вам и семейству Вашему усердное поздравление с приближающимся великим и светлым праздником Христова воскресения, с душевным почтением и преданностию имею честь быть».

17-го ч. получил я из Владимира от Преосвященного Иакова телеграмму следующего содержания:

«Преосвященный Иустин¹¹⁹⁴ в полночь на 17-е Марта мирно скончался; отпеваем 19-го; положим в Рождественском (монастыре)».

25-го ч. – день Благовещения Пресвятые Богородицы и вместе неделя ваий. Вечером в этот день приходит ко мне неожиданно староста Кафедрального Собора, купец Павел Ив. Рыжов¹¹⁹⁵ и с сильным душевным волнением передает мне о тяжком соблазне, причиненном ему и всем прихожанам за раннею литургией Протоиереем Николаем Павловым. Павлов¹¹⁹⁶, по его словам, и утреню в этот день и раннюю литургию совершал в нетрезвом виде, и за литургией, на великом входе, пролил из чаши на пол несколько капель вина. Протоиерей Павлов магистр, преклонных уже лет, и в такие великие праздники совершает в кафедральном соборе богослужение в нетрезвом виде: поистине великий и тяжкий соблазн!.. Эта неожиданная весть не дала мне во всю ночь спокойно заснуть. Призвавши на другой день утром настоятеля собора, Протоиерея А. Кустова, я дал ему предписание следующего содержания:

«До сведения моего дошло, что Протоиерей Кафедрального Собора Николай Павлов, 25-го сего Марта, в день праздника Благовещения Пресвятой Богородицы, совершал утреню и божественную литургию в нетрезвом виде и что на великом входе литургии из св. чаши пролил на пол часть вина.

Посему предписывается Вам, О. Протоиерею, взять по сему от Протоиерея Павлова объяснение и оное немедленно представить».

Так как Протоиерей Павлов не признался в своей виновности, то мною назначено было формальное исследование о его состоянии при совершении богослужения в 25-й день Марта, с устранением его от священнослужения впредь до усмотрения. Производство исследования поручено было Инспектору епархиального женского училища, священнику Оникевичу.

27-го ч. получено было мною от Обер-Прокурора Св. Синода, Графа Д. А. Толстого, секретное отношение от 21-го числа за № 55, в котором изложено следующее:

«В Январе текущего года получена мною докладная записка на мое имя, подписанная священником Харьковской епархии, Купянского уезда, слободы Покровска, Покровской церкви Иоанном Стефановым, в которой он изъясняет свои воззрения на состояние современного общества и излагает свои мысли о существующих отношениях между церковью и государством и между белым духовенством и паствою, находя их ненормальными и считая их главною причиною увлечения современного общества социально-демократическими тенденциями.

Препровождая означенную записку к Вашему Преосвященству, долгом поставляю покорнейше просить Вас, Милостивый Государь и Архипастырь, почтить меня, с возвращением приложения, сообщением Вашего отзыва о личности священника Стефанова, а также и о том, действительно ли он есть автор вышеупомянутой записки.

Поручая себя молитвам Вашим, с совершенным почтением и преданностию имею честь быть».

Вследствие сего, на другой же день мною предписано было священнику Стефанову немедленно прислать мне по почте его поучения за последние два года, дабы можно было видеть из них направление его мыслей, и затем, в удобное время, явиться ко мне для личного объяснения по настоящему делу.

Священник Стефанов, получив это предписание, представил мне от 14-го апреля следующее объяснение:

«Вследствие высокоуважаемого предписания Вашего Высокопреосвященства от 28-го Марта сего года за № 21 ко мне последовавшего, а полученного мною 10-го апреля, имею честь при сем представить пять своих поучений, почтительнейше докладывая Вашему Преосвященству, что я вообще чувствую себя неспособным к писанию проповедей по правилам богословской науки, как по случаю своей головной боли, от которой я постоянно страдаю, как это всем моим знакомым и прихожанам известно, более десяти лет, так и по неимению к тому свободного и покойного времени, так как для обеспечения своих детей я вынужден употреблять себя на хозяйственные занятия (двух сыновей своих я задался мыслию сделать земледельцами – фермерами). Сверх того, все мои более или менее серьезные труды по проповедничеству истреблены пожаром, происшедшим от умышленного поджога 1878 года Июня 19-го дня, от которого сгорел дотла мой хутор, а с ним и полсостояния моего, в котором я, уединяясь, получал некоторую возможность заниматься умственными трудами. Но чтобы представить Вашему Высокопреосвященству доказательство того, что я всегда был носителем сознания своего долга пред св. церковью и сердечно желал быть неленостным деятелем в вертограде Христовом, осмеливаюсь всенижайше представить при сем на милостивейшее воззрение Вашего Высокопреосвященства, как бы в восполнение своих скудных и слабых поучений, копию с докладной записки, поданной мною сего 1879 г. Января 10-го Господину Обер-Прокурору Св. Синода, из которой можно видеть, как много лежит неодолимых препятствий на том пути приходского священника, которым он обязан идти к достижению своих целей и как мало пригоден существующий порядок для осуществления высокой задачи православного русского пастырства.

Что же касается явки для личного объяснения по некоторому важному делу, считаю священнейшею обязанностью, при первой возможности, явиться в Харьков, если только не последует особого распоряжения Нашего Высокопреосвященства в виду тех обстоятельств, какие я повергаю на благоусмотрение Ваше в особом от сего письме».

А в письме этом изъяснено:

«Хотя я, на далекой низменности стоящий, и не имею права беспокоить особу Вашего Высокопреосвященства частным письмом, но, в виду, безвыходности своего положения, решаюсь на эту крайнюю меру, опираясь на свое убеждение, что у Вашего архипастырского сердца достанет милосердия и сострадания к своему подчиненному на столько, чтобы такой поступок не осудить, а оправдать и извинить. Позвольте же, всемилостивейший Архипастырь, всенижайше просить отменить вызов меня в Харьков, как весьма стеснительный для меня и обременительный для моего кармана, оставшегося после пожара пустым, и заменить его потребованием от меня объяснения на бумаге. Текущая запоздалая весна потребовала у меня всех лошадей в поле в бороны, а по окончании этой работы, они окажутся вовсе негодными к гоньбе вдаль, так как, по неурожайному и бедственному году, лошади лишены надлежащего корма. Надеюсь, что такая сельская безыскуственная откровенность моя примется Вами за знак моей глубокой уверенности в Вашем милосердии и готовности по возможности облегчить участь своих подчиненных. Жду решения и милостивого и снисходительного к себе».

Получив объяснение священника Стефанова, я писал г. Обер-Прокурору от 21-го апреля за № 19-м, в ответ на его секретное отношение:

«Сиятельнейший Граф,

Милостивый Государь!

Секретным отношением Вашего Сиятельства от 21-го Марта текущего года за № 55, при коем препровождена ко мне докладная записка на имя Вашего Сиятельства, подписанная священником Харьковской епархии, Купянского уезда, слободы Покровска, Покровской церкви Иоанном Стефановым, – требуется от меня отзыв о личности священника Стефанова, а также и о том, действительно ли он есть автор вышеупомянутой записки.

Получив означенное отношение 27-го того же Марта, я предписал 28-го числа священнику Стефанову, чтобы он явился ко мне для личного объяснения по делу, о сущности которого я умолчал.

Священник Стефанов, не являясь ко мне лично по причине домашних обстоятельств, но вероятно догадываясь о деле, по которому я его требую, прислал ко мне при письменном объяснении от 14-го сего апреля копию докладной записки, препровожденной к Вашему Сиятельству.

Из сего можно усмотреть, что эта последняя записка действительно принадлежит Священнику Стефанову и что он есть автор её.

Что же касается личности священника Стефанова, долгом поставляю сообщить Вашему Сиятельству, что он, Стефанов, по окончании курса в Харьковской Семинарии в 1843 году с званием студента, в августе 1844 г. рукоположен был во священника и, в продолжении свыше тридцатилетнего служения во священническом сане, неоднократно был удостоен за честную и усердную службу Высочайших наград; последняя награда – орден Св. Анны 3-й степени получена была им в 1874 г. По клировой ведомости за 1878 год местным благочинным аттестован: «весьма способен, поведения отлично хорошего».

При сем возвращается докладная записка священника Стефанова».

Какой был результат всей этой переписки, неизвестно.

29-го ч. Великий Четверток. Я служил в Кафедральном Соборе литургию и совершал по чину обряд Умовения ног. После службы пришли ко мне из Собора Кафедральный Ключарь, Протоиерей Симеон Илларионов и Градский Благочинный, Протоиерей Иоанн Чижевский; вслед за ними явились староста Воскресенской церкви купец Велитченко и Настоятель той же церкви, Протоиерей Гавриил Федоровский¹¹⁹⁷, для приглашения меня на служение в их церкви в Светлый понедельник, по случаю храмового праздника. Подали в гостиную чай. Вдруг докладывают мне, что меня желает видеть Смотритель Ахтырского дух. училища Преображенский¹¹⁹⁸. Я велел позвать его в гостиную. Входит, и, не принявши ещё от меня благословения, громогласно произносит: «Честь имею поздравить Ваше Преосвященство с новым назначением»... «Куда» – спрашиваю я с недоумением? «На Тверскую епархию»... Как громом все мы были поражены этим неожиданным известием; особенное смущение заметил я на лице о. Ключаря, как человека, наиболее всех мне преданного. «Откуда – спрашиваю я злого вестника, – получили вы это известие?» «Из Петербурга – отвечает, – от письмоводителя протопресвитера В. Б. Бажанова». Недолго продолжалась, под таким тяжелым впечатлением, наша беседа. Все молча, с грустным настроением мыслей, разошлись от меня. В тот же день роковая весть эта распространилась, разумеется, по всему городу. Все дивились столь неожиданному перемещению моему и не знали, чему приписать это.

Чтобы убедиться, справедлива ли и в какой мере справедлива весть о моем новом назначении, я поручил своему племяннику, П. И. Успенскому спросить об этом телеграммой моего верного комиссионера и честного исполнителя моих поручений бывшего профессора Витебской Семинарии И. Гр. Слиборского, постоянного, в последнее время, обитателя Петербурга и довольно близкого, по своим дружеским связям, к синодальному чиновничьему миру.

Но проходит день, и два, и три – ответа на телеграмму нет; это ещё более усиливало мое недоумение и душевную тревогу.

Между тем приближался светлый праздник Пасхи. Не трудно вообразить, с какими смутными и тревожными мыслями и чувствами я должен был встретить этот всерадостный христианский праздник...

Накануне праздника, 31-го числа, получена была мною из Москвы от Преосвященного Можайского Алексия телеграмма следующего прискорбного содержания:

«Преосвященнейший Митрополит Иннокентий скончался ныне в два часа сорок пять минут пополуночи».

1 Апреля – день Пасхи. Утреня, по обыкновению, совершена была мною в Кафедральном Соборе, а литургия в Покровской монастырской церкви. После литургии, в продолжении всего утра, было, по обычаю, множество поздравителей, но между ними, вопреки обычая, не оказалось моего ближайшего сотрудника, преосвященного Викария. Он еще на 6-й неделе Поста отправился в свой Куряжский монастырь и до половины светлой недели оттуда не возвращался.

В тот же день получено было мною, с разных сторон, несколько поздравительных телеграмм.

2-го ч. получено было мною 10-ть писем преимущественно, разумеется, приветственного содержания. Вот некоторые из них.

От 28-го Марта писал мне из Владимира Преосвященный Иаков:

«Христос воскресе!

Поздравляю Вас с праздником праздников и желаю Вам вечно радоваться радостью о Господе.

Нового Владыку¹¹⁹⁹ у нас встретили с радостью. Наружность его не очень представительна: худощавый, с плешью, здоровья небогатого, он в то же время живой, владеет даром слова, говорит быстро, так что не найдешь минуты вставить свое слово, поучения говорит без тетрадки, не заглянув ни разу в рукопись, как бы слово ни было велико, деятельный. Пробыв 23 дня во Владимире, он служил 9 раз и говорил 5 или 6 поучений, успел осмотреть и церкви и все хозяйственные принадлежности, был в Консистории, в Попечительстве, освидетельствовал два монастыря – Успенский и Боголюбов, побывал в нескольких городских церквах и в одной сельской, много бумаг вышло из его рук; все судебные дела прибрал к своим рукам, от меня по каждому требует мнения; очень внимательно рассматривает все дела, дает новые формы для производства их; вводит Благочиннические советы, отменяет окружных благочинных. Энергичный, нередко раздражается, но бодр, набожен, осторожен в слове; из Питера пишет такие новости, которые мы знаем из газет. Лет ему только 49. Карточки его не имею. И своей карточки не могу прислать Вам. Сбираюсь сняться.

В Питер взял Владыка 3 иеромонахов, 2 иеродиаконов, 1 протодиакона, 6 человек певчих, при нем келейник и Секретарь. Из иеромонахов двое из Боголюбова, прочие монахи архиерейского Дома.

Хор наш состоит из 28 человек. Певчие, кроме архиерейского дома, поют в Соборе и в Знаменской церкви, получают за то от Собора 500 р., а от приходской церкви 1,000. Преосвященный на будущее время думает прекратить этот порядок, жалея мальчиков. На содержание прибавит им от Дома.

19-го числа мы схоронили Владыку Иустина. Старец под конец очень тяготился жизнью. Пред смертью благодарил меня за любовь к нему и назвал меня своим другом. По смерти, по его завещанию, получил я панагию, ему поднесенную гражданами в 1863 г., когда он уходил на покой. Сам ни разу не надевал ее. Умер 82 л.

Архиепископ Казанский¹²⁰⁰ тяжко болен; с 4-й недели Великого Поста в постели. Не знают, встанет ли? Может быть в постель сложил его грубый ректор Сем. Бережковский. Архиерея знать не хотел, с журналами не являлся к архиерею, никогда не представлялся и к себе не принимал под предлогом болезни. Извольте возиться с таким упрямцем. В газетке умалчивают о характере и поведении ректора. Надо архиерея унизить.

Довольно на сей раз. Пора правило читать».

От 29-го Марта писала мне из села Мосолова Е. И. Богаевская:

«Сегодня, в день незабвенной вечери, Господь призрел на нас, услышал и исполнил моление наше, преложил печаль мою и семейства моего на радость, по слову Царя Пророка: вечер – водворися плачь, заутра – радость. Щедрым, Царским воздаянием воздал Он нам за возложенную на Него печаль нашу. Разумеется, Владыко Святый, Вашему молитвенному воспоминанию обязаны мы, Вашему сердечному вздоху пред престолом благодати и любви должны мы полной признательностью и благодарностью.

Сегодня мы – трое приобщались святых христовых Таин, сегодня наш закрытый храм получил самостоятельность, и вновь прихожане Успенской церкви будут постоянно приносить свои молитвы праздничными днями, сегодня и в семействе нашем дела изменились к лучшему. Вот сколько радостей в день, когда Радость наша ужасается, страждет и готовится вознестись на крест. Сумею ли описать Вашему Преосвященству чувства, движущие душу мою к небесному Ходатаю. Нет, примите, прошу Вас, простой рассказ мой, красноречия не имею, а от изобилия сердца подвинулась душа выразить Вам нашу радость.

Возвратясь из церкви, мы застали у себя гостя, Львова, которого я знала не менее 20 лет назад и которого с тех пор ни разу не видала. Он слышал, что Мосолово будет продаваться и приехал взглянуть, чтобы купить себе. Сжалось сердце мое; неприветливо встретила гостя и невольно слезы явились – незваные и непрошенные. Смутился Леонид Николаевич и, отложив в сторону светские приличия, с дружеским участием отнесся к нашему нежеланию расстаться с благословенным нашим приютом и вместо ожидаемой купли, узнав, что банк не ждет, тотчас предложил 300 р. и пени внести за январь. Владыко Святый! сегодня же деньги отправлены и мы успокоились до июля месяца. Добрый гость наш уехал в ночь, будто приезжал он затем, чтобы вынуть деньги и тем сделать нам праздник – беззаботным о горестях земных. О, велика милость Божия, неизреченны Его благодеяния и всемогущество! Чем же воздам Господу моему? Чашу спасения прииму и имя Господне призову. О, как счастлива была бы, как счастлива, если бы теперь же могла излить душу мою в Харькове, если бы увидела бы Вас, святый, милостивый Архипастырь! С какою радостью бросила бы житейские заботы и была бы там, куда давно тянет сердце.

Простите, Святейший Владыко, что первая мысль писать Вам исполняется тотчас делом, но ведь не лжет сердце мое, оно убеждено, что печаль, радость всегда найдут живой, чистый отголосок в любвеобильной архипастырской душе Вашего Преосвященства. Однако же злая мысль смущает голову мою; вот что вертится в ней. По какому праву и по чьей воле так назойливо, дерзко тревожить Харьковского Владыку, какие данные имеешь утруждать чтением твоих писем того, чей час – минута и день исполнены забот и трудов? Если раз им выраженное желание прочесть письма приснопамятного друга¹²⁰¹ и брата, подвигнуло сердце его писать тебе, то не естественно ли, что память о возлюбленном и из гроба свята, верна и тверда? Исполнила ты желание... далее умолчи. Так ли, Святейший Архипастырь, так ли говорит мой лжеименный разум? Нет. Быть не может, чтобы не привлекли сердца Святого Владыки сугубые раны грешной и больной души? Нет. Солнце, места нечистые проходя лучом своей ясности и света, не оскверняется, а иссушает грязь, уничтожает грязь и просвещает темноту, блещет же своим собственным светом на небесной высоте; везде, везде оно – царь природы, живит, веселит своим появлением; не так ли Дар Духа Святого исполняет тишиной, радостью, благодатным утешением тех, кто, хотя весь грязь и нечистота, идет к иерарху, исполненному сугубой благодати, никогда не оскудевающей, идет хотя на мгновение позаимствовать освежительной чистоты, и от яркого светильника горящего воспользоваться лучом веры и твердости духа в тревожных состояниях превратностей земных? Не может умалить источника воды чаша влаги, почерпнутая из него, не может осквернить быстро текущей воды струя гнилой жидкости.

Простите же, Преосвященнейший святый Владыко, мое неразумие; не помяните моих беззаконий и в час молитвы, вспомяните в эти великие дни праздничные имя грешной слуги Вашего Преосвященства.

Примите наше общее поздравление с торжественными праздниками; да продлит милосердный Господь на долгое и долгое время Вашу жизнь, здоровье и силу на утешение паствы Вашего Преосвященства. С глубочайшими чувствами благодарности, признательности и почтения остаюсь».

Особенный интерес имело для меня письмо из СПБ. от И. Г. Слиборского, которому, как выше было сказано, послана была телеграмма. Вот что писал мне почтенный И. Г-ч от 30-го Марта:

«Сознаюсь, что плохой я у Вас комиссионер! Вас хотят перевести в Тверь, а я даже не знаю об этом, не знал бы и до сих пор, если бы не телеграмма Петра Ивановича¹²⁰². Некоторое извинение нахожу в том, что суждение о перемещении Вашем было в последнее заседание в Синоде пред Страстной, т. е. 22 Марта. Подобные суждения не вдруг делаются известными, и я случайно только узнал о переводе Вашем. Как дело это ещё не решенное, мне не позволено сообщать Вам об этом телеграммою. Если бы Высочайшее соизволение последовало завтра, на что очень мало вероятия, – то завтра же поздравлю Ваше Преосвященство с предстоящим новосельем, в противном случае буду следить за этим делом. Преемником Вашим называют Преосвященного Острожского¹²⁰³, но это ещё сомнительно.

Простите, Владыка! Слышу благовест к вечерне. У плащаницы помолюсь, чтобы это известие усугубило Вашу радость по поводу светлого праздника».

На другой же день, 3-го числа, поспешил я ответить на это письмо, и вот что писал:

«Не получая до сих пор обещанной Вами телеграммы, я думаю: о, если бы её и вовсе не было! Не можете представить, как неприятно поразила меня весть о перемещении меня на Тверскую кафедру; а эту горькую весть получил я в Великий Четверг от Смотрителя Ахтырского училища, которому писали-де из Канцелярии о. протопресвитера Бажанова.

Вы думаете, что решительные вести о моем назначении на Тверскую епархию усугубят мою праздничную радость; напротив омрачат. Рассудите сами почтеннейший Ив. Гр., что мне принесет Тверь нового, кроме новых трудов, забот и, может быть, огорчений? И легко ли притом мне перебираться с моею Вам известною библиотекою, которая должна быть для Вас памятна по тем мозолям на руках, которые Вы получили, помогая Петру И-чу¹²⁰⁴, .при разборке оной.

Если назначение в Тверь предстоит мне, как наказание за какие-либо опущения по настоящей моей службе, то я, конечно, должен принять оное безропотно. Но если мне велят видеть в этом награду, то я нелегко могу в сем убедиться.

Но во всяком случае просил бы я Вас покорнейше разведать пообстоятельнее, какими побудительными причинами руководствовался Св. Синод при назначении меня на Тверскую кафедру, и о том немедля меня известить».

3-го ч. получено мною письмо из Москвы от Вл. А. Симанского, который от 31 Марта писал мне:

«Поздравляю Вас, добрейший и многоуважаемый Владыко, с наступающим великим праздником Воскресения Христова.

Сегодня в великую субботу постигла паству Московскую великая утрата; как Вы изволите уже, конечно, знать, сегодня в 2 часа 45 минут пополуночи скончался маститый Архипастырь Московский, высокопреосвященный Митрополит Иннокентий; он был болен недолго, но страдал много; у него была водяная в груди; во вторник на страстной неделе совершено было над ним таинство елеосвящения, в великий Четверг он приобщался святых тайн. Оба Преосвященных Викария вчера находились безотлучно на Троицком подворье; также долго сидел у постели Владыки наш глубокоуважаемый Начальник столицы Кн. Долгоруков.

Да, угас ещё один из верных ревнителей церкви православной! не одну тысячу лиц соделал он сынами её, великую награду стяжал у престола Всевышнего этот поистине достойный уважения проповедник слова Божия.

14-го Апреля у нас в Москве готовится большое торжество: будет праздноваться юбилей 50-летней службы Московского Генерал-Губернатора. К сему дню готовится масса разных стипендий, подарков и т. п. Кроме того ему собирались дать по подписке обед в зале благородного собрания, но он отказался, прося все деньги, собранные по подписке, отдать в пользу бедных. Вы, Преосвященнейший Владыко, изволите несколько знать Князя Долгорукова, а потому, вероятно, присоедините к нам – Москвичам и ваши благожелания ему на этот день. Хотя Князь и любим весьма многими, но тем не менее социал-демократы и им почему-то недовольны; Кн. Долгоруков также получил анонимное угрожающее письмо, с наставлением как должен он поступать, чтобы не возбудить гнева русских революционеров.

Какое прекрасное слово в день погребения тела Кн. Кропоткина сказал Преосвященный Дмитровский Амвросий против социалистов. Дай Бог, чтобы побольше и почаще в разных концах России громили этих истинных врагов и церкви и отечества нашего!

До свидания, достоуважаемый Владыко, помяните меня в своих святых молитвах и благословите заочно всю семью нашу».

4-го ч. получено было мною два письма – одно из Костромы, другое из Вильны.

Из Костромы от 30-го Марта писал мне Преосвященный Игнатий:

«Христос воскресе!

Радость Воскресения Христова, да осветит все попечения Вашего Преосвященства о благе Вашей епархии, да оградит все входы и исходы.

Преемник¹²⁰⁵ нашего Великого Рукоположителя¹²⁰⁶, имеющий от рождения 82-е лето, как сообщают мне, теперь пред вратами вечности. Присоединилась ещё водяная, и подступает к груди. Захарьин¹²⁰⁷ сказал: «очень плох Владыка». В начале страстной седмицы совершено елеосвящение; для успокоения дают Валериановы капли. Делали проколы на груди, чтобы дать течение воде. Не помогает!..

Ректору Академии¹²⁰⁸ на 5-й неделе сказал: «более не увидимся». Пожалеют о добром Владыке.

Слышали ли Вы, что речь Преосв. Амвросия на погребении Кропоткина понравилась Цесаревичу¹²⁰⁹. Владыка Новгородский¹²¹⁰ говорил в Св. Синоде, что её следовало бы напечатать и разослать по заведениям. Речь о воспитании 19-го февраля очень заинтересовала Графа¹²¹¹, и он хотел тоже распорядиться о напечатании. О Преосвящ. Алексии Можайском говорят, что он преуспевает в смирении, и привлекает всеобщее сочувствие. Преосвященный Исидор о нем отзывается, как очень умном человеке, способном с успехом рассматривать дела Консисторские. Кого-то Бог пошлет к ним взамен настоящего доброго маститого старца? Преосвящ. Алексий относился к нему, яко сын к отцу».

Из Вильны от того же 30-го числа писал Н. А. Сергиевский:

«Спешу предстать пред Вашим Преосвященством с радостным пасхальным приветствием: Христос воскресе! Прошу принять вместе с тем мое искреннейшее поздравление с светлым праздником Воскресения Христова и молитвенное желание Вам радости духа и крепости сил, для коих, думаю, немало испытаний в вашем небезмятежном граде.

Не посетуйте, Владыко, за краткость письма, и верьте глубоким моим чувствам к Вам».

Так как из письма И. Г. Слиборского узнал я, что дело о моем переводе на Тверскую кафедру окончательно ещё не решено, то я решился обратиться к старейшим членам Св. Синода, преосвященнейшим Митрополитам Новгородскому и Киевскому, с просьбою об оставлении меня на настоящем месте.

Вот что я писал от 4-го апреля Первенствующему Члену Св. Синода, Преосвященнейшему Митрополиту Исидору:

«Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивый Архипастырь и Отец!

Почтительнейше приношу Вашему Высокопреосвященству сыновнее поздравление с светлым и торжественным праздником Христова воскресения. Молю Воскресшего Жизнодавца, да оживит и обновит Он Своею всесильною благодатию Ваши душевные и телесные силы к прохождению великого служения Вашего Святой Его церкви!

После того, как оставил я Полоцкую паству, я ни разу не беспокоил Ваше Высокопреосвященство никакими личными просьбами, а теперь решаюсь изъяснить пред Вами, Милостивейший Архипастырь, свою всепокорнейшую просьбу.

По г. Харькову распространился слух о перемещении меня на Тверскую епархию. В какой мере справедлив этот слух, я не знаю; но во всяком случае он произвел на меня тягостное впечатление.

Назначение на Харьковскую епархию я принял как высокую награду за мои восьмилетние, поистине, тяжкие труды по управлению Полоцкой епархией, и весьма дорожил и дорожу этою наградой. Здесь я ощутил после прежних скорбей и огорчений значительное душевное успокоение и, в продолжении четырех лет, достаточно уже ознакомился с духом и настроением новой мне вверенной паствы; а при этом ознакомлении с паствою, дальнейшая моя деятельность естественно должна быть и для меня более легкою, и для паствы более плодотворною.

Правда и на настоящей моей кафедре, я не без борьбы должен был устанавливать некоторые порядки как по церковному богослужению, так и по делам епархиального управления; но эти порядки только тогда упрочатся, если продолжится здесь мое пребывание. В противном случае, мои труды окажутся напрасными.

С другой стороны, в случае моего перемещения на иную епархию, мне придется вновь знакомиться с паствою и снова вступать, может быть, в борьбу с беспорядками, или злоупотреблениями, а это, для меня, при моих немолодых летах (мне исполнилось уже 60 лет), будет весьма нелегко.

Высокопреосвященнейший Владыко! Если я, занимая более четырех лет Харьковскую кафедру, не оправдал доверия высшего Начальства, если моего удаления от Харьковской епархии требуют какие-либо особые виды Правительства, то я, без сомнения, должен безусловно подчиниться этому требованию. Если же мое перемещение на другую кафедру условливается не этими, а иными какими-либо соображениями, то я всепокорнейше просил бы Ваше Высокопреосвященство оказать мне милость, оставив меня на настоящей, мною занимаемой, кафедре. Тот, кто предполагается на мое место, без сомнения, не менее, если не более, меня достоин занять ту кафедру, какая предназначается для меня.

Поручая себя благословению и святым молитвам Вашего Высокопреосвященства, с глубочайшим высокопочитанием и сыновнею преданностию имею честь быть»...

Вместе с сим писал я и Киевскому Владыке¹²¹²:

«Принося Вашему Высокопреосвященству всеусерднейшее поздравление с великим и священнейшим торжеством о преславном воскресении из гроба Божественного Искупителя, молю Воскресшего Жизнодавца, да преисполнит Он духовною святою радостью Ваше архипастырское сердце!

Приемлю смелость вторично писать Вашему Высокопреосвященству, но на сей раз уже единственно о себе.

Дошел до меня слух о перемещении меня на Тверскую епархию. Не знаю, в какой мере справедлив этот слух, но он болезненно отозвался в моем сердце.

Едва лишь я начал знакомиться с вверенною мне Харьковскою паствою, едва лишь начал понимать её духовные нужды и предпринимать к удовлетворению их соответственные меры, как уже слышу верный или неверный, но тем не менее смущающий сердце слух о предназначении мне иной паствы, где мне будут предстоять новые труды, новые заботы и, быть может, немалые огорчения.

Высокопреосвященнейший Владыко! я столько уже испытал в своей жизни разных перемен и переворотов, что, наконец, хотелось бы где-нибудь и на чем-нибудь остановиться и успокоиться. Имея в виду немало примеров, что епархиальные архиереи остаются на своих епархиях по нескольку десятилетий, желал бы и я оставаться, насколько можно, долее на настоящей своей пастве, если только мое желание непротивно каким-либо особым видам высшего Начальства.

Об этом я пишу вместе с сим и Высокопреосвященнейшему Митрополиту Исидору, прося у Его Высокопреосвященства милости не разлучать меня с Харьковскою паствою.

Убедительнейше прошу и Вас, Милостивейший Архипастырь, оказать Ваше милостивое содействие к удовлетворению моей всепокорнейшей просьбы.

Поручая себя Вашему архипастырскому благовниманию и святым молитвам, с глубочайшим высокопочитанием и сыновнею преданностию имею честь быть».

Между тем, как Митрополит Киевский, по своей крайней осторожности, медлил своим ответом, Владыка Новгородский поспешил дать мне ответ, и вот что он писал мне от 7-го числа:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивый Архипастырь,

Воистину Христос воскресе!

Братским взаимным целованием приветствую Вас с пресветлым праздником Воскресения Христа Бога нашего, и молитвенно желаю, чтобы Воскресший Спаситель, обещавший ученикам пребыть с ними во вся дни до скончания века, соприсутствовал Вам во вся дни жизни, облегчая бремя служения Вашего и подкрепляя силы Ваши на многия лета во благо вверенной Вам паствы.

Поручая себя молитвам Вашим, с совершенным почтением и преданностию честь имею быть

Вашего Преосвященства покорнейшим слугою».

Эти слова написаны рукою писца; но далее на обороте листа сделана Его Высокопреосвященством собственноручная приписка следующего содержания:

«P.S. Всеподданнейший доклад Св. Синода о перемещении Вас в Тверь уже передан Обер-Прокурору для представления Его Величеству, и на днях, вероятно, уже утвержден, а потому невозможно изменить его.

Св. Синод избрал Вас во уважение достоинств и заслуг Ваших, и вместе желая почтить старейшую кафедру, на которой восседали Филарет¹²¹³, Григорий¹²¹⁴ и Филофей¹²¹⁵ Митрополиты. После этих администраторов, напрасно Вы опасаетесь встретить в Тверской епархии много беспорядков. Было в виду и то, что из Твери удобнее вызывать для присутствования в Св. Синоде, когда в том будет нужда. С упованием на Господа, идите, куда Промысл Божий указывает, и свою волю покоряйте в послушание Христово».

После сего ничего не оставалось более, как покориться в послушание Христово.

5-го ч. получил я письмо из Москвы от А. В. Симанского, который писал мне от 2-го числа:

«Мы сейчас вернулись с Троицкого подворья, где поклонялись праху усопшего Святителя Митрополита Иннокентия. Там же читали сами телеграмму сегодня полученную на имя викарного Епископа Амвросия от Митрополита Исидора, который дает знать, что Митрополит Макарий¹²¹⁶ прибудет в Москву 3-го апреля, для совершения погребения, но о времени самого погребения ещё неизвестно. Видно из всего, что 1-го апреля архиепископ Макарий лично возведен в сан Митрополита, а теперь без сомнения будет уже и Московским. Митрополит, как сказывал вам сын его¹²¹⁷, был до последнего часа в полном сознании, благословил своего внука офицера с особым наставлением, чтобы всегда был офицером русским и верен принятой присяге. Прах Митрополита будет положен в той церкви, где покоится и великий наш святитель Митрополит Филарет, но только не против его могилы, а тотчас налево от дверей. Говорят, Митрополит Иннокентий прежде выражал желание, чтобы его похоронили на общем академическом кладбище, но потом убедился, что архиереев вне церкви не хоронят, и выразил согласие на погребение в церкви Филарета Милостивого, присовокупив притом, по своему смирению, что всякий скажет: «вот лежит мудрец, а вот – простец».

6-го числа имел я утешение получить приветственное послание и книжный дар от досточтимого Владыки Могилевского, преосвященнейшего Архиепископа Евсевия¹²¹⁸. Вот что он писал мне от 26-го марта:

«Прошу Вас принять мое братское приветствие с великим праздником светлого Христова воскресения.

Да дарует Вам Всеблагий Господь Спаситель в вожделенной радости встретить и проводить сей праздник и ныне и всегда. А Христос Спаситель вчера и днесь той же и во веки. О Нем Спасителе нашем и Ваша радость да будет непрестающая и вечная!

Прошу принять с братскою любовью при сем посылаемую книжку с брошюрами из неё, почти только что полученную из Петербурга, по её перепечатании.

В Могилеве, по милости Божией, спокойно. Только архиерей Могилевский стареет и хиреет. Он усердно просит Ваших молитв пред Господом, да дарует ему Он, Всеблагий, с непоколебимою верою и надеждою окончить поприще земной жизни.

С истинным почтением и братскою о Господе любовью честь имею быть».

В ответ на это писал я от 20-го апреля:

«Приношу Вашему Высокопреосвященству всеусерднейшую благодарность за Ваше архипастырское благожелательное приветствие с светлым праздником Христова воскресения и за Ваш дорогой дар, свидетельствующий о Вашем милостивом ко мне внимании.

На приветствие могу отвечать взаимным приветствием, на благожелание – взаимным искреннейшим желанием Вашему Высокопреосвященству мира, здравия и душевного радования о Господе, но чем воздам за Ваш книжный дар? После того, что мною было препровождено к Вашему Высокопреосвященству, я не имею пока никаких новых произведений моего ума.

До слуха Вашего Высокопреосвященства, быть может, дошло известие о новом предполагаемом для меня назначении на Тверскую епархию. Как ни почетно, по мнению иных, это назначение, но я предпочел бы остаться на настоящем своем месте. В четыре года я успел уже несколько ознакомиться с Харьковскою паствою, и потому дальнейшее пребывание здесь и для меня было бы спокойнее и для паствы плодотворнее. Сверх сего немало затрудняет меня при переходах с одного места на другое моя, довольно значительная, библиотека, заключающаяся более, нежели в 10,000 томах; оставлять же её на месте в чьих бы то ни было руках пока ещё не желательно.

Впрочем да будет надо мною воля Божия!»

7-го ч. получил я письмо из Москвы от А. Е. Викторова. Он писал мне от 5-го числа, в ответ на мое письмо от 5-го февраля:

«Преосвященнейший Владыко! приношу Вам искреннейшее поздравление с праздником Воскресения Христова и душевно желаю Вам всего доброго.

На страстной неделе я по обычаю ездил для говения к Троице. Виделся там и с Сергеем Константиновичем¹²¹⁹ и с другими. История академии С. К. готова и вероятно на днях Вы получите её. Вышло до 40 листов. Издание журнала снова отложили до следующего года, да, как оказывается, и не думали начинать его с нынешнего года. Осуществится ли это в следующем году, тоже вопрос. Так говорил мне теперешний инспектор академии¹²²⁰, с которым я ехал в одном вагоне по дороге к Троице. Он же много рассказывал о неладах академии с лаврою, т. е. теперешним Наместником¹²²¹ и т. п. Голубинский¹²²² приготовил к изданию огромный, листов в 60 печатных, том Истории русской церкви до Татар. Но начать печатание затрудняется вопросами о средствах и о цензуре. По последнему вопросу хотел ехать на святой в Петербург. Не знаю, уехал ли?

Разумеется, в Москве теперь много толкуют о преемнике покойного Митрополита. У Троицы С. К. называл мне Филофея, который будто бы сам просился, так как находит вредным для себя южный климат. Но здесь в Москве больше говорят о Макарии Литовском. Как бы Ваше Преосвященство не двинули тогда в Вильну. Очень возможная вещь. В светских кругах здесь Вас даже сюда назначают иные. По крайней мере считают Вас третьим кандидатом после Филофея и Макария.

Об Университете вчера рассказывали мне новость: Тихонравов¹²²³ за свое постоянное препирательство с Попечителем получил от Высочайшего имени выговор. Ждут нового университетского устава. Федор Иванович¹²²⁴ по обычаю ни о чем не говорит и не думает, как об одной науке, или, по собственному его выражению, учится. Прелестная личность! Общество наше¹²²⁵, с утверждением новой должности вице-президента и с выбором на нее Буслаева, каждый месяц аккуратно собирается и делает заседания, которые наполняет своими сообщениями, конечно, тот же Буслаев. В Обществе Истории новый Председатель – Соловьев¹²²⁶, но при нем ещё ни одного заседания не было, и, что выйдет, неизвестно. Общество Словесности, с отъездом Бессонова¹²²⁷, двигается черепашьим шагом и всего вернее заснет сном праведным. Всех живее действуют Общество естествознания¹²²⁸, устроившее выставку, и Уваровское Археологическое¹²²⁹.

С искренним уважением, прося Вашего благословения, имею честь быть Вашему Преосвященству душевно преданный».

8-го ч. получено было мною два письма – одно из Сергиева Посада от Ректора Моск. академии, Протоиерея С. К. Смирнова, другое из СПБ. от А. П. Ушаковой.

Вот что писал мне о. Ректор:

«Имею честь приветствовать Вас со всерадостным праздником воскресения Спасителя и преподнести Вам вместо красного яйца экземпляр Истории нашей академии¹²³⁰, который прошу принять милостиво.

У нас хлопотное время. Завтра, 6-го числа, привезут для погребения тело Митрополита Иннокентия; место погребения назначено в Филаретовской церкви, налево от входа в углу. Я готовлюсь говорить слово на литургии.

Различны толки о преемнике М. Иннокентия; говорят о Преосвященном Киевском¹²³¹, Виленском¹²³² и первом викарии Московском¹²³³. Но еще ничего верного и не может быть узнано в настоящее время.

Простите, что не имею времени писать более».

А. П. Ушакова писала от 4-го числа:

«Христос воскресе, многоуважаемый Владыко. Я в Петербурге:

Знаете, что я услышала? От Ив. Рождественского¹²³⁴ сегодня слух, что Вы назначаетесь в Тверь. Меня это до того встревожило и обрадовало, что я спешу об этом поделиться с Вами».

На это краткое послание отвечал я не ранее 1-го Мая, и вот что писал:

«На краткое послание ваше из северной столицы не отвечал до сих пор, потому что не получал ещё решительных вестей о моем перемещении в Тверь, но, вероятно, скоро уже получу.

Вы радуетесь за меня, а я скорблю. Согласитесь сами, приятно ли из теплой комнаты переходить в холодную, из теплого южного климата, с которым я уже освоился, переселяться в северный – суровый, от пшеничного хлеба переходить к ржаному. А каково мне перебираться с моим книжным скарбом, который здесь почти удвоился сравнительно с Витебском? Да мне вообще очень наскучили уже частые переходы с одного места на другое.

Я писал было в СПБ. и просил оставить меня в Харькове, но мне пишут оттуда в утешение:

«Св. Синод избрал вас во уважение достоинств и заслуг ваших, и вместе желая почтить старейшую кафедру, на которой восседали Филарет, Григорий и Филофей – Митрополиты. Было в виду и то, что из Твери удобнее вызывать для присутствования в Св. Синоде, когда в том будет нужда»¹²³⁵.

Что прикажете против этого возражать? Да будет надо мною воля Божия!

Между тем, в ожидании решения своей участи, я две недели уже живу в загородном доме и дышу чистым благоуханным воздухом».

8-го ч. получена была в Харькове из СПБ. телеграмма о назначении Графа Лорис-Меликова¹²³⁶ временным Харьковским Генерал-Губернатором.

9-го числа получено мною письмо из Москвы от протоиерея С. И. Зернова, который от 7-го числа писал:

«От преданной Вам искренно души поздравляю Вас с Светлым праздником воскресения Христова.

Простились мы и с своим маститым, добрым, простым и для всех доступным Владыкою. До самой отходной (в пятницу великую после вечерни) сохранил он сознание, и с полным напутствием церковным отошел на вечный покой. Без сомнения, вся русская церковь будет молиться об нем. А мы долго-долго будем помнить Его, я же лично – до конца жизни моей.

Преосвященный Макарий назначен был совершить последний долг над умершим Святителем, и, казалось, торопился исполнить поручение. Когда он прибыл в Москву, то вместо того, чтобы отправиться прямо на Троицкое подворье и совершить панихиду, он предпочел въехать в Чудов монастырь, где представителям духовенства заметил, что ожидал найти тело вынесенным уже в монастырь. Ему хотелось так устроить затем, чтобы в один день и перенести тело и отпеть, и в Лавру отправить. Но, конечно, этого, не смотря на его настояние, исполнить было нельзя. Церемониал выноса погребения, затем провожания, был приличный. Духовенство, кажется, всё было в сборе. Литургию и отпевание совершал Преосвящ. Макарий с обоими нашими викариями и Преосвящ. Иоанном¹²³⁷, бывшим Алеутским. Преосвящ. Порфирий¹²³⁸ не был, неизвестно почему. С преосвящ. Алексием, говорят, сделался удар, вследствие чего он и не мог быть. Преосвященный Амвросий произнес доброе слово, в котором изобразил и заслуги и черты характера почившего Архипастыря. В служении Литургии – 6 Архимандритов и 2 протоиерея – Иван Николаевич Рождественский и я недостойнейший. Речей не было. Покойный и не желал, чтобы они были. Преосвящ. Макарий не провожал тела, а уехал в Лавру заранее и там уже встретил оное у Троицкого собора. Нельзя сказать, чтобы и это уклонение от сопровождения тела поправилось населению Москвы, которой купеческие и мещанские сословия любили Владыку. Тело как на выносе, так и на пути из Кремля на станцию Ярослав. железной дороги было не несено, а везено на колеснице, говорят, потому что из гроба было отделение воды (Владыка умер от водяной и скоро стал предаваться разложению). А народ скорбел и винил распоряжение; мы бы, говорят, батюшку Святителя на своих руках донесли. Гроб на другой же день кончины был закрыт. Так и отпевали в закрытом гробе. Меня Бог сподобил проводить Владыку до Лавры. Похоронен он в той же церкви, где и Филарет незабвенный.

Кто будет его преемником – неизвестно. Молва называет первым кандидатом Макария, потом Димитрия¹²³⁹, затем Платона¹²⁴⁰. Иные говорят, что Филофей будет переведен в Москву, что будто он сам изъявил желание. А мне думается, что управление митрополией поручено будет Преосвященному Амвросию. В Генерал-Губернаторе он имеет сильную поддержку. Государыня лично его знает, – и высокопоставленных лиц, к нему расположенных хорошо, у него множество. По случаю произнесенной им проповеди о началах христианского воспитания Обер- Прокурор написал ему чрезвычайно любезное письмо, в котором, между прочим, говорит, что он сделал распоряжение напечатать это словом количестве нескольких тысяч экземпляров и разослать его по учебным заведениям Министерства. Если мое предположение исполнится, то нет ни малейшего сомнения, что Преосвященный Амвросий сумеет быть не ниже своего положения».

В тот же день, т. е. 9-го числа, почтил меня Преосвященный Платон¹²⁴¹ архиепископ Херсонский, следующею телеграммой:

«Если справедливо газетное известие о переводе вашем на Тверскую кафедру, то радуюсь и поздравляю вас».

13-го числа, получив известие о возведении преосвященного Макария, архиепископа Литовского, в сан Митрополита, с переведением его на московскую кафедру, я почел приличным приветствовать его Высокопреосвященство, по сему случаю, телеграммой. В то же время, градский благочинный, протоиерей Чижевский, составивши, без моего ведома, поздравительный адрес новому Митрополиту, заставил подписать его подведомое ему духовенство и отправил по назначению. На этот самочинный адрес получена была от Митрополита благодарственная телеграмма: но моя телеграмма не удостоена такой чести.

15-го числа получено было мною письмо из СПБ. От И. Г. Слиборского, который писал мне от 10-го числа:

«Без сомнения Вы гораздо раньше узнаете, чем получите это письмо, что Митрополитом Московским назначен высокопреосв. Макарий Виленский. Высочайшее повеление состоялось вчера 9-го апреля. Дело же о кафедре Тверской ещё не было в докладе. В доступных мне кружках не узнал я ничего нового. Говорят, что по случаю новой вакансии могут изменить прежнее определение Св. Синода; но во всяком случае Вашему Преосвященству нужно быть готовым к перемещению. Несмотря на то, что разделение епархий на классы уничтожено, некоторые кафедры считаются более важными; к таким принадлежат Тверская и Виленская, и это, говорят, единственно имел в виду Св. Синод, решая перевести Вас в Тверь. Постараюсь разузнать, что скажут завтра в заседании Синода, и, если узнаю что новое, не премину сообщить. Такова уже доля Ваша, Владыко. Не малое время беспокоила Вас неопределенность слухов о перемещении из Витебска; теперь повторение той же истории. Знаю, что не легко подняться Вам с места со своим сокровищем – библиотекою; но и утешаюсь, что глубоко чтимого мною Архипастыря ценит и высшее начальство».

На это отвечал я от 19-го числа:

«Усерднейше благодарю Вас за сообщенные мне вести, хотя и не решительные, но при этом убедительно прошу Вас, почтеннейший И. Гр., написать мне немедленно, когда состоится определение Св. Синода и в каком именно смысле; а когда последует Высочайшее утверждение этого определения, известить меня о сем телеграммою, дабы я, в ожидании указа Св. Синода, мог тотчас же приступить к сборам в путь, которые потребуют немало времени, и дабы в противном случае не последовало затруднения для моего преемника, у которого сборы, без сомнения, будут короче моих.

В случае назначения мне новой кафедры, прошу Вас собрать о ней, какие можете, сведения и сообщить мне для потребных соображений.

В ожидании решения своей горькой участи, я переселился вчера в Всехсвятское, чтобы подышать в последний раз здешним чистым и свежим воздухом, и подкрепиться на новые предстоящие мне труды и подвиги».

17-го числа получено было мною два письма – одно из Костромы, другое из Витебска.

Из Костромы писал мне от 11-го числа преосвященный Игнатий:

«Вероятно, уже известно Вашему Преосвященству о назначении преосвященного архиепископа Литовского Митрополитом Московским. Кто теперь будет председателем Миссионерского Общества?

Праздна епархия литовская. Казалось бы кому лучше вверить сию епархию, как не тому святителю, который в Витебске много и благотворно подвизался в пользу истинного православия. Но не думаю, чтобы Вильна была лучше Харькова.

Из Петербурга пишут мне, что Харьковский Владыка предназначается в Тверь. Слух был ещё прежде отшествия в вечность святителя Иннокентия. Если сие верно и согласно с желанием Вашим, то прошу принять мое приветствие и самые благие и усердные пожелания. Там нужен архипастырь твердый и опытный.

Вероятно Вы уже имеете историю М. Д. Академии о. Ректора, Протоиерея Сергия К. Смирнова. Много любопытных подробностей.

Окружающие не позаботились в день кончины Святителя Иннокентия принять нужные меры и покурить благовонными специями, и чрез 4 дня стал чувствоваться запах от разложения тела (по причине водяной болезни). Накануне выноса, по совету врача, по прочтении разрешительной молитвы в церкви Троицкого подворья, гроб закрыли, засмолили и вложили в другой ящик. Вот причина, почему нельзя было нести на руках, а поставили на колесницу. Преосвященный Макарий, по-видимому, был недоволен тем, что вынос в Чудов не был сделан прежде. Речей не было согласно завещанию покойного. Тема для проповеди, произнесенной на литургии Преосв. Амвросием, была назначена самим Владыкою Иннокентием. Прощание после соборования было умилительное; мне послал поклон, благодарил и даже испрашивал прощения. Великое смирение!»

В ответ на это писал я от 21-го числа:

«Ни Тверской, ни тем менее Литовской епархии я вовсе не желаю, а желал бы оставаться на Харьковской кафедре, с которой я довольно уже сроднился. Писал я об этом к двум старейшим владыкам, и от одного из них получил уже ответ, несоответствующий, впрочем, моим мыслям и желаниям, а другой ещё молчит. Что будет, то и будет, а паче всего да будет воля Божия всеблагая и премудрая!

С новым первоиерархом, вероятно, немало будет в Москве перемен в строе церковной жизни. Дай Бог, чтоб всё было к лучшему.

С большим интересом читаю я историю нашей alma mater – Московской д. академии. Спасибо за труд почтенному о. Протоиерею Сергию.

В настоящую пору и я описываю свою академическую-студенческую жизнь. Очень приятно и даже назидательно вспоминать старое доброе время, особенно ввиду настоящих, возмущающих душу, событий.

Не смотря на громкие слухи и толки о моем перемещении, я решился переселиться за город, чтобы подышать чистым весенним воздухом. В моем саду все деревья покрыты необычайно обильным цветом; не знаю, будет ли соответствовать такому обилию цветов количество плодов. В прошедшую осень у меня посажено было несколько сот виноградных лоз; и что если мне не удастся вкусить плодов от этих новосажденных лоз!..

Простите. Отправляюсь в город для свидания с новым прибывшим вчера Генерал-Губернатором (Графом Лорис-Меликовым), а завтра, если Бог благословит, отправлюсь в трехверстный крестный ход по случаю провожания из города в Куряжский монастырь Чудотворной иконы Озерянской Б. Матери».

Новый начальник Харьковской губернии В. В. Фон-Валь, в качестве председателя Губернского Статистического Комитета, препроводил ко мне диплом на звание действительного члена Комитета при письме от 16-го апреля за № 65, следующего содержания:

«Ваше Преосвященство,

Милостивый Архипастырь!

Харьковский Губернский Статистический Комитет в собрании своем 6-го апреля единогласно избрал Вас своим действительным членом. Сообщая об этом Вашему Преосвященству и препровождая для сего диплом на звание действительного члена Статистического Комитета, имею честь покорнейше просить Вас соблаговолить принять на себя это звание.

Поручая себя архипастырским молитвам Вашим, с истинным почтением и совершенною преданностью имею честь быть Вашего Преосвященства покорным слугою»...

Получив письмо и диплом 19-го числа, я почел долгом изъявить признательность за оказанную мне честь, хотя и запоздалую. От 31-го числа за № 31 я писал г. Фон-Валю:

«Ваше Превосходительство,

Милостивый Государь!

Получив при почтенном письме Вашем от 16-го сего апреля за № 65 диплом на звание, действительного члена Харьковского Статистического Комитета, долгом поставляю принести Вам, Милостивый Государь, и сочленам Вашим искреннюю благодарность за оказанную мне честь.

Призывая на полезные труды Статистического Комитета Божие благословение, с истинным почтением и преданностию имею честь быть»...

20-го числа прибыл в Харьков вновь назначенный временный Генерал-Губернатор, граф Михаил Тариелович Лорис-Меликов. Я послал Кафедрального Ключаря на станцию железной дороги поздравить Его Сиятельство с благополучным прибытием. На другой день, 21-го числа, граф пожаловал ко мне с визитом. В беседе со мною, очень любезной и откровенной, он выражал сожаление о моем удалении из Харькова и хотел писать в С.-Петербург к Митрополиту Исидору об оставлении меня на Харьковской епархии, но я отклонил его от исполнения этого намерения. По удалении от меня графа, я поспешил отдать ему визит, а через день. т. е. 23-го числа, представил Его Сиятельству, в его квартире, старшее градское духовенство. Между тем, 22-го числа, по случаю провожания из Покровского монастыря Чудотворной Озерянской Иконы Божией Матери в загородный Куряжский монастырь, граф Михаил Тариелович сопутствовал мне в крестном ходе.

24-го ч. писал я Ректору Московской дух. академии протоиерею С. К. Смирнову:

«Преусерднейше благодарю Вас за красное яичко, которое по объему своему не меньше страусового, а по содержанию так вкусно, что я почти две недели, каждый день, с услаждением питался им. От начала и до конца, не опуская ни одной строчки, я прочитал Вашу историю нашей общей alma mater. В доказательство того, что я внимательно прочитал Вашу прекрасную книгу, я позволю себе указать на некоторые, впрочем не очень важные, обмолвки. Так на стр. 443–4 Вы пишете о Вениамине Карелине, что он в 1866 г. 29-го мая хиротонисан во епископа ревельского, викария петербургской митрополии; но он был викарием рижской епархии, ибо с 6 мая 1865 г. ревельское викариатство перечислено к епархии рижской (см. Списки архиереев и пр. Ю. Толстого, стр. 124).

На стр. 452 об архимандрите Анастасии Воскресенском сказано, что он скончался в 1830 г. на покое в Боголюбове монастыре, близ Владимира. Но если это тот самый Анастасий, которого я знал в Боголюбове и которого не один десяток проповедей переписал для его племянника, а моего зятя, он мог умереть не ранее 1836 г., так как около этого времени лично вручал ему его проповеди, бывши учеником Семинарии. Разве это не был ли какой-нибудь другой ученый Анастасий?

Больше не могу указать Вам никаких недостатков в Вашей книге: извините. Однако ж эта книга, как я вижу, потребовала от Вас немалого запаса архивных и других сведений. Все питомцы Московской академии должны быть весьма признательны Вам за такой громадный труд.

В вашей книге меня заинтересовали, между прочим, сведения о взаимных отношениях между А. В. Горским и Кап. Иван. Невоструевым (стр. 491–5), о коих, впрочем, я, в свое время, нечто знал от Кап. Ивановича.

Если бы я заранее знал, что в вашей истории академии будут помещены темы для сочинений, то я мог бы представить Вам список всех тем не только для месячных, но и для курсовых сочинений нашего XVII курса. Поберегу их для 2-го издания вашей книги, к которому, вероятно, Вы не замедлите приступить.

Приветствую Вас с новым знаменитым архипастырем.

Вы радуетесь предстоящему со мною свиданию, а я скорблю об угрожающем мне переселении. Рассудите сами, легко ли мне перебираться с одного места на другое с моим книжным скарбом, которого у меня не менее 500 пудов.

Не говорю уже о других невыгодах и затруднениях. Но странно, что до сих пор ничего не слышу из СПБ. решительного. Ничего не может быть неприятнее неопределенного положения».

27-го ч. получено было мною письмо из СПБ. от И. Г. Слиборского, который писал мне от 24-го числа:

«Не вините меня, Владыка, в нерадении. Поверьте, что старался, сколько мог, разузнать всё, что Вам угодно было поручить мне. Не мог узнать, когда именно подписано определение Св. Синода о Вашем перемещении на Тверскую кафедру – решен этот вопрос, как уже имел я честь писать Вам, 22-го марта, т. е. в последнее заседание Синода перед страстной. Чем руководствовался Синод при этом, тоже мне неизвестно, так как, говорят, в определении мотивы не указаны, а определено прямо: переместить. Так ли это, не ручаюсь, потому что подлинного определения не мог видеть. Одно и, кажется, главное знаю верно, что из Канцелярии Обер-Прокурора 19 апреля отослан к Статс-Секретарю всеподданнейший доклад для представления на Высочайшее утверждение. Не премину известить, когда таковое последует; а последует, должно быть, скоро.

Относительно кафедры Тверской могу только сообщить, что она считается высокою в иерархическом порядке; если узнаю что подробнее, не премину сообщить. Теперь спешу на почту».

1 мая получил я письмо из Костромы от преосвященного Игнатия. Он писал мне от 27-го апреля в ответ на мое письмо от 21-го числа того же месяца:

«Усердно благодарю Ваше Преосвященство за письмо Ваше. Вы уже наслаждаетесь весною, а я ещё сижу дома; река позволила мне только дважды переехать в город для священнослужения в нынешнем месяце: в Пасху и 17-го апреля; в сей последний день на пароходе.

Думаю к празднику Св. Николая по обычаю на пароходе по Волге двинуться в Николо-Бабаевский монастырь, а пред тем, может быть, соберусь в Лавру, чтобы помянуть доброго старца святителя Иннокентия на месте его погребения. О. Ректор Академии уже предлагал мне свои комнаты, как было при Александре Васильевиче Горском.

Кстати нужно посетить Владыку ярославского¹²⁴², который нарочито ко мне приехал в начале февраля.

Второе предостережение было уже Церковно-Общественному Вестнику¹²⁴³... И нужно. Для чего он прежде времени провозгласил замещение не только Тверской, но и Харьковской кафедры? По слухам из Москвы (от М. И. Богословского)¹²⁴⁴ в Св. Синоде в конце великого поста была речь о переведении Харьковского святителя на старейшую кафедру Тверскую. Но осиротевшая кафедра Виленская, может быть, не будет ли иметь место в окончательном решении?

Здесь, в Костроме, из наших товарищей: 1) Петр Виноградов¹²⁴⁵ магистр, Протоиерей и Кавалер св. Анны 2 ст., законоучитель Гимназии. С одобрением проходил должность.

2) Наставник Семинарии – кандидат Иван Островский, имеет Св. Анны 3 ст.; родственник по жене Знаменскому архим. Сергию¹²⁴⁶; не из даровитых преподавателей, хотя усердный.

3) Член Консистории и Семинарского Правления Протоиерей Гавриил Пернаткин, прежний письмоводитель по Редакционному Комитету. Был секретарем в Семинарии, и по Консистории любит писать особые мнения, иногда резкие. Был представляем к ордену Св. Анны 2 степени, по отказано.

4) Андрей Любославский был Смотрителем и Протоиереем. Скончался».

На это братское послание отвечал я от 13-го мая:

«Вы мне пророчите всё Вильну, но, кажется, в Тверь отверзается мне дверь. Указа ещё не имею, но слышу достоверные о том вести. Что прикажете мне делать тогда с Белюстиным – Калязинским Лютером, как называет его Церковный Вестник?

Слышал я о пребывании Вашем в родной Москве и в Лавре и получил через Высокопетровского о. Казначея¹²⁴⁷ ваш поклон, за который усердно Вас благодарю.

Я слышал, что следующий том сочинений покойного святителя Филарета будет состоять из его писем к родственникам; это будет очень интересно.

Ввиду предстоящего мне переселения, меня занимает вопрос, где в Москве мне найти пристанище? При почившем Владыке я мог бы рассчитывать на помещение в Чудовом монастыре; но к настоящему архипастырю не дерзаю обратиться с такою просьбой».

2-го ч. писал я в Одессу Преосвящ. Платону, архиепископу Херсонскому:

«На приветственную телеграмму Вашего Высокопреосвященства от 9-го апреля я не отвечал, потому что тогда не был я ещё уверен в своем перемещении на Тверскую кафедру. Теперь я имею уже достоверное, хотя ещё и не официальное о сем сведение, и потому спешу принести Вам, милостив, архипастырь, искреннейшую благодарность за сочувственное поздравление с новым для меня назначением.

Я не имею непосредственного понятия ни о Твери, ни о положении тамошней архиерейской кафедры. Знаю только, что Тверь город древний и что на Тверской кафедре восседали многие знаменитые иерархи русской церкви.

Тверь – Ваша родина, и я помню обещание Вашего Высокопреосвященства посетить свою родину. От души желаю, чтобы это обещание исполнилось, и я с тем же усердием и радушием готов буду принять Ваше Высокопреосвященство в Твери, с какими принимал Вас в Витебске и Харькове.

Поручая себя Вашим архипастырским молитвам, с глубочайшим почтением и преданностию имею честь быть»...

В тот же день писал я во Владимир преосвящ. Иакову, в ответ на его письмо от 28-го марта:

«Воистину воскресе Христос!

Думаю, что ещё не совсем неблаговременен этот ответ на Ваш братский привет. В храме Божием слышатся ещё праздничные песнопения во славу Воскресшего Господа.

Душевно благодарю Вас за сведения, сообщенные в письме от 28-го марта. Начертанная Вами картина лучше всякого портрета представляет мне личность Вашего нового Владыки. Вероятно, он скоро возвратится к Вам и водворится на своей новой кафедре.

Что до меня, то и я слышу звание Божие на новое также место служения. Не хотелось бы ещё так скоро расставаться с теплым гнездом, на котором я было уже поустроился, но надобно повиноваться велению высшей Власти.

Мимо Твери не раз я проезжал, но в неё не заглядывал, и потому не имею никакого почти понятия об обстоятельствах и условиях тамошней службы. Не имеете ли Вы от покойного преосвященного Алексия¹²⁴⁸ об этом каких-либо сведений; прошу поделиться ими со мною».

Начальник губернии, генерал-майор Фон-Валь отношением от 30-го апреля за № 3442 уведомлял меня, что недозволенная цензурою газета австрийского издания на славянском языке, под заглавием: «Старообрядец», в которой порицаются действия русского правительства в отношении к старообрядцам, оказалась у раскольников слобод Трихибиной и Райгородке, Старобельского уезда. Вслед затем, при отношении от 2-го мая, за № 572, мне прислано было несколько разбитых (не цельных) нумеров, а именно: 1, 3 и 4 в одной тетради, стр. 13–16, 5-й и 6-й – оба цельные.

Газета озаглавливается «Старообрядец. Газета церковно-научно-нравственная и экономическая». Отвечательный редактор Лев Стадниченко; издатель инок Никола Чернышев; печатается в типографии М. Белоуса в Коломыи, в 4-ю д. листа. Нумера называются числами; выходит два раза в месяц 1-го и 15-го дня; подписная цена на получение газеты с почтовою пересылкой на год в Австрии 4 гульдена и пр.

Число, или нумер, 1 – вышло 1-го декабря 1878 года. На 1-й странице этого номера политипажное изображение Афанасия, митрополита Белокриницкого (преемника Кирилла † 1874 г.).

Содержание 1-го № следующее:

1) Передовая статья, в которой изложены побуждения к изданию газеты. В конце статьи представлен разговор одного старообрядца с кем-то из высокопоставленных представителей русского правительства в Австрии, который советовал старообрядцам издавать свою газету, если не в России, то за границей. «Но ведь такою газетою, – возражал старообрядец, – русская цензура будет недовольна?» «Отчего бы кажется, – говорит представитель русского правительства, – но вы пишите правду». – «Правду-то сущую правду будем писать, – продолжает старообрядец, – но в том-то и беда, что правду ныне люди не любят, а особливо высокопоставленные члены Св. Синода с множеством орденов на груди. Они хотя бы какую правду перекрутят по-своему».

2) Краткие сведения об Афанасии Федоровиче Макурове – третьем Митрополите Белокриницком.

3) Шесть вопросов к Св. Синоду в С.-Петербурге от старообрядцев.

Здесь, на стр. 5-й, в подстрочном примечании, между прочим, читаем: «Тертий Иванович Филиппов¹²⁴⁹ первый поднял вопрос о старых обрядах в «Обществе любителей духовного просвещения в С.-Петербурге»... Он предлагал дать равноправность содержащим старые обряды наравне с содержащими новые».

3-го ч. присутствовал я на экзамене по закону Божию выпускных воспитанниц Благородного Института.

4-го ч. получено было мною от Генерал-Губернатора, Графа М. Т. Лорис-Меликова конфиденциальное письмо, при коем приложена копия с заявления известного Его Сиятельству своею благонадежностью лица касательно действий злоумышленных людей. Вот что писал мне граф от 30 апреля за № 14:

«Ваше Преосвященство,

Милостивый Архипастырь!

Из прилагаемой при этом копии с заявления, полученного от лица известного мне своею благонадежностью¹²⁵⁰ Ваше Преосвященство усмотрите, между прочим, в каком направлении и на какую среду люди злоумышленные стремятся ныне обратить свои преступные усилия.

Предварительно принятия каких-либо мер, по изъясненному в заявлении предмету, признавая необходимым ознакомиться с мнениями лиц, коим условия здешней губернии ближе известны, я обращаюсь к Вам, Милостивый Архипастырь, с просьбою высказать мне с полною откровенностью взгляд Ваш на настоящий по-видимому существенный вопрос и не отказать в сообщении мне всех тех указаний, какие найдете нужными для уяснения и практического его разрешения.

Все подобные указания, как исходящие от лиц, коим интересы и будущность здешнего края не могут не быть дороги, я приму с особенной признательностью, твердо убежденный, что только при дружном содействии и поддержке всех благомыслящих людей возложенное на меня Высочайшим доверием поручение может достигнуть успеха и дать возможность оправдать ожидания, возлагаемые на нас Государем Императором и Отечеством.

Поручая себя молитвам Вашим, прошу принять уверение в истинном почтении и совершенной преданности покорного слуги»...

Содержание прилагаемой при сем письме Копии с заявления (Сумцова) следующее:

«Ваше Сиятельство доверием Августейшего нашего Императора облечены властью для искоренения в нашем крае коммунистической пропаганды, стремящейся разрушить основы нашего государственного строя. Бог благословил усилия Вашего Сиятельства при уничтожении чумной заразы в Астраханской губернии, и мы, Харьковцы, надеемся, что Всевышний благословит и здесь труды Ваши при искоренении зла, гораздо вреднейшего чумной заразы. Но для того, чтобы Ваше Сиятельство могли уничтожить коммунистическое зло, к Вам должны прийти на помощь благонамеренные граждане – все верноподданные нашего возлюбленного Монарха. Вот почему, я, по долгу совести и присяги, осмелился довести до сведения Вашего Сиятельства некоторые факты и предположения, которые, быть может Ваше Сиятельство примете в соображение при исполнении возложенного на Вас Государем Императором поручения.

Государственные крестьяне и крестьяне собственники выражают опасение, что покупаемые ими у дворян и других сословий земли будут у них и у помещиков кем-то отобраны и разделены между всеми жителями поровну. На вопросы, кто говорил об этом, крестьяне обыкновенно отвечают, что об этом в их обществах говорят все. Хотя я внушал и внушаю крестьянам, чтобы они не верили подобным рассказам и о самих рассказчиках доносили немедленно местным полицейским властям, но до сего времени не встречал ни одного случая, чтобы полицейские власти обратили внимание на подобных рассказчиков и предали их суду, не смотря на то, что при теперешнем устройстве уездной полиции, если бы исправники, становые пристава, урядники и сотские обратили внимание на такие вредные внушения крестьянам, давно были бы открыты виновные и зло прекращено.

Вдумываясь, кто распространяет между крестьянами коммунистические идеи, и стараясь, по мере сил и возможности, разъяснить этот вопрос, я дошел до твердого убеждения, что подобные рассказы распространяют между народом преимущественно, так называемые, народные учителя. На этот класс людей нужно обратить строгое внимание, тем более что в некоторых народных школах есть такие учителя, которые были уже прикосновенны к шайке коммунистов, были судимы и неосуждены, за неимением, так называемых, юридических доказательств, или отданы только под надзор полиции.

Для уничтожения вредных, распространенных между простым народом слухов о непрочности владения землею и о разделе её поровну между всеми, осмеливаюсь представить Вашему Сиятельству мнение мое о том, чтобы строжайше было предписано исправникам, становым приставам, урядникам и членам уездных по крестьянским делам присутствий немедленно созвать сельские сходы и объявить им, что подобные слухи ложны и распространяются врагами Государя Императора, Охранителя нашего счастья и спокойствия, и что каждое лицо, которое будет рассказывать о разделе земли, должно быть задерживаемо и представляемо полицейской власти. Независимо от сего, просить Епархиальное начальство строжайше предписать уездным благочинным и настоятелям приходских церквей, чтобы они, по окончании Богослужений, объявляли прихожанам с церковных кафедр о лживости вышесказанных слухов. Затем предписать всем уездным земским управам, чтобы, так называемых, народных учителей, взятых, большею частью, из недоучившихся студентов университета и изгнанных семинаристов и гимназистов, они заменили настоятелями церквей или их помощниками, а в женских школах лицами, благонадежность коих положительно известна земским управам.

Кроме того, осмеливаюсь утрудить внимание Вашего Сиятельства соображением моим о том, что, независимо от вышесказанных мер, следует воспользоваться для искоренения русской коммуны и теми мерами, кои были блестящим образом применены покойным Михаилом Николаевичем Муравьевым¹²⁵¹ при усмирении мятежа в западных губерниях.

При настоящих обстоятельствах, когда некоторыми злодеями подтачиваются освященные веками основы нашего Отечества, когда самым низким образом убивают должностных лиц, когда дерзают явно, на улице, поднимать руку на Священнейшую Особу нашего Государя, только такие меры могут искоренить и послужить спасительным вразумлением для многих увлекающихся, но ещё не увлекшихся юношей».

В ответ на письмо Его Сиятельства я писал от 10-го мая за № 39 конфиденциально:

«Сиятельнейший Граф,

Милостивый Государь!

Конфиденциальным письмом Вашего Сиятельства от 30-го минувшего апреля (полученным мною 4-го сего мая) за № 14, при коем приложена копия записки, в коей, между прочим, изъясняется, в каком направлении и на какую среду люди злоумышленные стремятся ныне обратить свои преступные усилия, – требуется, чтобы я с полною откровенностью высказал Вам, Милостивый Государь, свой взгляд на настоящий вопрос и сообщил те указания, какие найду нужными для уяснения и практического его разрешения.

Вследствие сего, долгом поставляю изложить Вашему Сиятельству следующее:

1) В основе социалистической пропаганды лежит, без сомнения, отрицание или искажение религиозно-нравственных начал. Поэтому Правительству надлежит прежде всего обратить внимание на этот коренной источник зла.

2) Какого рода внушения делаются пропагандистами простому народу и в какой мере виновны в допущении этих внушений полицейские и другие власти, – судить об этом не могу, не имея ввиду никаких положительных данных.

3) Что народные учители и учительницы многократно изобличались в неблагонамеренных действиях в отношении крестьян и их детей, – об этом с достоверностью мне известно из многочисленных официальных бумаг, получаемых из Министерства народного просвещения.

4) Указываемая в записке мера к прекращению распространения между народом ложных и вредных слухов о разделе земли поровну между всеми заслуживает одобрения.

5) Рекомендуемая в той же записке замена всех народных учителей и учительниц настоятелями церквей и их помощниками, хотя и желательна, едва ли удобоисполнима. Приходские священники не всегда беспрепятственно могут исполнять и обязанности законоучителей в народной школе. Но во всяком случае полезно было бы, если бы приходским священникам и назначаемым от Епархиального Начальства Блюстителям за преподаванием Закона Божия в народных школах предоставлен был преимущественный надзор за направлением преподавания в этих школах.

6) Что касается учительниц в народных женских школах, то девицы, получающие воспитание и образование в духовных епархиальных училищах, могут быть призваны более других благонадежными преподавательницами в означенных школах, но также не иначе, как под наблюдением приходских священников и Блюстителей за преподаванием Закона Божия.

7) По моему мнению, Правительство не может не обратить внимания и на домашних учителей и учительниц в дворянских и купеческих семействах. Нередко случается слышать жалобы, что дети православных родителей, воспитываясь под надзором иностранных, а иногда и русских, неблагонамеренных гувернеров и гувернанток, получают превратные понятия о религии и нравственности. Чего же доброго можно ожидать Государству и Обществу от таких детей, когда они достигнут зрелого возраста и будут поставлены в такие или иные отношения к простому народу?

8) Желательно, чтобы в высших и средних учебных заведениях влияние законоучителей на воспитание учащихся , по возможности, было уравновешено с влиянием прочих преподавателей.

9) Много вреда, по моему мнению, причиняет молодым и нетвердым умам юношества излишне свободная по отношению к религиозно-нравственным вопросам пресса, и притом не только светская, но отчасти и духовная, в особенности изъятая из-под предварительной цензуры.

Наконец – 10) кому неизвестно, какое могущественное и благотворное влияние на народ может иметь православное русское духовенство, если оно поставлено к нему в правильные и законные отношения. Но могут ли существовать правильные отношения между народом и духовенством, когда современная неблагонамеренная литература старается всячески унизить духовенство в глазах народа, оглашая в печати пороки и даже преступления духовных лиц, часто вымышленные или, по крайней мере, преувеличенные, между тем, как, с другой стороны, осуждая и порицая законные взыскания, коим Епархиальное Начальство справедливо подвергает действительно виновных.

Вот всё, что на первый раз мог я сообщить Вашему Сиятельству, по Вашему требованию.

С истинным почтением и преданностию имею честь быть».

5-го ч. был я в последний раз на экзамене по Закону Божию в Епархиальном женском училище. Некоторые из спрошенных мною воспитанниц выпускного класса отвечали очень удовлетворительно.

8-го ч., в день святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, служил я литургию в Семинарской церкви, по случаю храмового праздника. После обедни предложена мне была в ректорской квартире трапеза, в которой участвовала вся ученая корпорация. Но праздничному и торжественному утру не соответствовал вечер. Кем-то из грубых учеников, вероятно, недовольных новым ректором протоиереем Разногорским, в 11 часу этого дня брошен был, через окно, в его квартиру большой камень, – о чем мне передано было самим ректором.

10 числа получено мною письмо из Сергиева Посада от ректора дух. академии протоиерея С. К. Смирнова, который от 7 числа писал:

«Препровождаю Вам сие письмо с о. Буткевичем, которого мы уже отэкзаменовали и отпустили на его место. Отвечал он отлично по всем предметам. Устройте Вашим милосердием, чтобы он не потерял своей должности в Беловодске. В четвертый год курса он может иметь некоторые льготы от занятий.

Душевно благодарю Вас за добрый отзыв о моем труде и за указание замеченных в нем недостатков. Их найдется, вероятно, ещё более указанных Вашим снисхождением.

Мая 4-го здесь был и служил в Филаретовской церкви заупокойную литургию по Владыке Иннокентии преосвящ. Игнатий Костромской. Он был пред тем (с 1-го мая) в Москве и оттуда привез известие, будто Вас назначают не в Тверь, а в Вильну. На сколько это достоверно, без сомнения, узнаю завтра, ибо отправляюсь приветствовать нового Владыку. О том, что узнаю, дам Вам знать».

12-го ч., в первом часу пополудни, тихо и мирно отошел в вечность, после многолетних недугов, пребывавший в Покровском монастыре на покое, архимандрит Иона – мой и общий братский духовник, на 69 году от рождения. Слух о моем переводе из Харькова до крайности огорчил старца и, быть может, ускорил его кончину. Накануне своей блаженной кончины он благословил меня, как духовного сына, Казанскою иконою Божией Матери в сребропозлащенной ризе. 15-го числа я отдал ему последний долг, совершивши над ним отпевание в Холодногорской церкви, приписной к Покровскому монастырю. Там, близ алтаря, он был и погребен. Рассудительный, любознательный и благочестивый был старец; да будет ему вечная память!¹²⁵²

13-го ч., в воскресенье, после литургии, получен был мною, наконец, из Св. Синода от 8 мая за № 1475 Указ о бытии мне Епископом Тверским и Кашинским.

Вместе с этим указом и от того же 8-го числа имел я честь получить из СПБ. письмо от преосвященного Филофея, Митрополита Киевского, в ответ на мое письмо от 4-го апреля. Вот что изволил писать мне сей излиха осторожный Владыка:

«Прошу у Вашего Преосвященства снисхождения к моему замедлению ответом на Ваше письмо от 4 дня Апреля. Оно получено мною в то время, когда дело о перемещении Вашем на Тверскую кафедру было уже решено в Св. Синоде и передано по принадлежности для представления на Высочайшее утверждение, которое и последовало в 23 день апреля. При таком положении дела, невозможно было сделать что-либо к исполнению Вашей просьбы об оставлении Вас на Харьковской кафедре. Прошу Вас, возлюбленный брат, благодушно принять Ваше перемещение, как устроение Провидения Божия, и не смущаться предстоящими Вам новыми трудами на новом месте. Господь всем нам Помощник.

Поручая себя святым молитвам Вашим, имею честь быть с совершенным почтением и преданностью Вашего Преосвященства покорнейшим слугою»...

14-го числа, с прописанием Синодского Указа, я дал Харьковской дух. Консистории следующее предложение:

«1) На основании 118 и 120 ст. Устава дух. Консисторий, поверить наличность штатных и неокладных сумм, принадлежащих Харьковскому архиерейскому дому, а также имущества оного, и принять в свое смотрение и распоряжение, а мне выдать надлежащую квитанцию.

2) Согласно ст. 119 того же Устава, сделать в отпущенных на мое содержание из Харьковского Губернского Казначейства на первое полугодие текущего года деньгах, а равно и в неокладных суммах, расчет по 23 число минувшего апреля месяца.

3) По делам епархии, требующим личного архиерейского разрешения, обращаться к Преосвященному Викарию

и 4) Снабдить меня, для следования к месту моего нового назначения в г. Тверь, казенною подорожною».

В тот же день писал я в Вильну Попечителю Учебного Округа Н. А. Сергиевскому в ответ на его письмо от 30 Марта:

«Смиренно прошу прощения в неисполнении долга взаимности относительно праздничного приветствия. Но я с великого четверга, когда в первый раз коснулась меня совершенно неожиданная для меня весть о перемещении моем на Тверскую епархию, и до сей минуты нахожусь в неспокойном состоянии духа. Я никак не могу понять смысла этого перемещения, при нынешнем обезразличении епархий. Вы недавно были в Петербурге, не можете ли сколько-нибудь разъяснить для меня тайну моего перемещения? Если это наказание за какие-нибудь мои провинности, то нечего и говорить. Но если хотят убедить меня, что это награда и поощрение за труды, то с трудом могу убедиться в этом. Впрочем, что сделано, того нельзя уже переделать. Вчера получил я указ, и недели чрез две оставлю Харьков».

15 ч. получил я письмо из Москвы от А. Е. Викторова, который писал мне от 13-го числа:

«В бытность мою в прошлом году у Вас, Ваше Преосвященство выражали готовность уступить нашему музею часть имеющихся в Вашей епархии старопечатных книг, которые могут пополнить наше, по этой части, собрание. С этою целью я и решил пересмотреть Описание Харьк. епархии Преосв. Филарета и сличить его с нашими каталогами. Но так как эта работа копотная, требующая много времени, то и долго не мог выбрать для неё времени. Наконец, покончивши с отчетом по Музею и в частности с описанием рукописей Григоровича, чем я занят был целую зиму, я принялся за описание Харьковской еп. и пересмотрел все 4-ре книги сначала до конца. Старопечатных книг, которых не имеется у нас, оказалось в разных монастырях и церквах Харьковской епархии более 100 №№-в. Но конечно собрать все эти книги нет никакой возможности, и это тем более, что книги, хранящиеся в церквах и монастырях вне Харькова, по всему видно, описаны неточно, вероятно по реестрам, представленным приходскими священниками. По всему этому, я и ограничиваю свои претензии на книжные богатства Харьковской епархии только одним городом Харьковом и именно тремя монастырями, и позволяю себе при сем приложить список, имеющихся в этих монастырях, интересных для нас книг, с означением страниц I-го тома Описания Харьковской епархии. Будьте милостивы, нельзя ли нам уступить эти книги, безмездно, или в промен, напр., на богослужебные книги новых изданий, как в прошлом году соблаговолил сделать это Преосв. Ионафан Ярославский. Как Вы убедитесь из прилагаемого реестра, нужные нам книги, по содержанию, даже по времени издания, – большею частью 2-й половины XVII в., не представляют ничего особенно интересного. Но для нас эти книги были бы драгоценны, потому что у нас их нет, и в библиографическом отношении они послужили бы для нас очень важным приобретением. Если Ваше Преосвященство найдете возможным облагодетельствовать нас этими книгами, то позвольте просить Вас не оставить меня уведомлением, и в таком случае мы не замедлим прислать Вам от управления Музеев официальную челобитную, за подписью директора. Я очень рад бы был лично явиться к Вам с этой челобитной дня на два, на три, чтобы и книги пересмотреть и парк Ваш видеть в весеннее время.

В последнем письме своем (на святой неделе) я писал Вам, что по слухам Вам предстоит переезд в Вильну; потом были слухи о назначении Вашем в Тверь. Теперь и те и другие слухи замолкли, но, конечно, по случаю перемещения к нам Преосвящ. Макария, непременно последуют передвижки и могут коснуться Вас. Вот почему я убедительнейше просил бы Вас, нельзя ли Вам будет поскорее заняться нашим вопросом, т. е. насчет книг. А то я сильно опасаюсь, что потом уж поздно будет это.

О преосв. Макарии, т. е. о первой деятельности его, кроме газетных известий, ничего не слышал. Говорили, впрочем, что, при представлении ему духовенства, он встретил его выговором за то, что московские священники не служат сами литургий, а поручают это наемным священникам, так называемым, ранникам, и что службы бывают в церквах далеко не каждый день.

Желаю Вашему Преосвященству быть здоровыми и с успехом воспользоваться для этого дачною жизнью».

На другой же день, т. е. 16-го числа, писал я в ответ:

«Вы изволите писать мне от 13-го числа о пожертвовании в Ваш музей старопечатных книг; а я того же 13-го числа имел честь получить указ из Св. Синода о бытии мне Епископом Тверским и Кашинским.

Что мне теперь прикажете делать? Напишите мне в свое время, может быть, я мог бы тогда сделать что-нибудь в Вашу пользу, а теперь ровно ничего не могу – nil possum. Итак пеняйте на себя, а не на меня.

Впрочем, чего не могу уже сделать для Вас я, то может сделать мой преемник – преосвящ. Иустин: ведь он Ваш старый знакомый. Помните, мы у него гостили с Вами в Ярославле, в 1861 году, целую неделю¹²⁵³.

Извините, что я не отвечал на Ваше пасхальное письмо: был очень озабочен мыслию о переселении, притом раcсчитывая скоро видеться с Вами лично. В Москве я надеюсь быть в последних числах этого месяца. Итак, до свидания».

Утром 16-го ч. был у меня домашний секретарь преосвященного Курского Сергия (фамилию его не помню). Я поручил ему предварить Его Преосвященство о моем намерении побывать в г. Белгороде, где покоится в неистлении тело в Бозе почившего преосвященного Иоасафа (Горленко)¹²⁵⁴, епископа Белгородского, в епархии коего находился некогда г. Харьков. При этом я просил преосвященного Сергия приказать о. Наместнику Троицкого Белгородского монастыря дать мне убежище в этой обители на несколько часов.

19-го числа мною получено было письмо из Москвы от Преосвященного Можайского Алексия, который от 15 числа писал:

«Примите мое искреннейшее поздравление с новым назначением Вашим на святительскую кафедру древней и славной Церкви Тверской. Наконец Пастыреначальник Иисус Христос Вас истинного и коренного великоросса, после немаловременного служения на престолах белой и малой России, возвращает опять в великую Россию. Полагаю, что сие возвращение в великую Россию и притом на кафедру древнюю не может не радовать Вашего сердца. Слава Господу тако благоволившему! И да сохранит Он Вас, Преосвященнейший Владыко, на многая лета для блага святыя церкви Своея! При проезде Вашего Преосвященства через Москву я надеюсь лично принести Вашему Преосвященству мои поздравления.

У нас в Москве новый Владыка. Пришествие его к нам было с миром и великим торжеством. Викарии приветствованы были необычайно милостивым словом Владыки в Чудове монастыре, где представлялось ему духовенство по прибытии его в Москву. О духовенстве Владыка изволил отозваться также с похвалою, но и с некоторым замечанием, которое проникло и в газеты. Торжественное вступление Владыки в Успенский собор было 10-го числа. Помолитесь, Преосвященнейший Владыко, чтобы служение мое Господу при новом Владыке было в мире и с пользою для дела и для моей души. В Бозе почивший Владыка был мне как истинный и родной отец. Нет с моей стороны большого и искреннейшего желания, как то, чтобы и отношения нового Владыки ко мне были таковы же. Дай Господи!»

В ответ на это писал я от 21-го числа:

«Приношу Вам сердечную благодарность за братское поздравление и искреннее сочувствие по поводу моего нового назначения.

Ещё более благодарю Вас за ваше братолюбное приглашение меня под свой кров во время предстоящего мне проезда через Москву, как пишет мне о том Высоко-Петровский о. Казначей. Предполагаю выехать из Харькова в будущий понедельник, 28-го числа. Впрочем, о времени своего выезда и прибытия в Москву я буду телеграфировать Вашему Преосвященству с дороги.

Приветствую Вас с новым архипастырем. Дай Бог, чтоб доброе начало было верным залогом дальнейших мирных между Вами отношений, ко благу и назиданию Московской паствы.

При личном свидании надеюсь о многом побеседовать с Вашим Преосвященством искренно и откровенно».

21-го числа вечером посетил меня на даче Управляющий Казенной Палатой Ив. Кар. Мартенс и в беседе со мною, между прочим, сообщил мне вероятно, со слов своего друга, Графа Дм. Ник. Толстого, что племянник сего последнего, граф Дм. Андр. Толстой обязан будто бы своим назначением на должность Министра Народного Просвещения (в 1866 г.) своему сочинению: «Le catholicisme romain en Russie, 1863–64» (Римский католицизм в России). Государыня Императрица Мария Александровна читала это сочинение в то время, когда Государь, вошедши к ней в кабинет, стал спрашивать её совета, кого назначить на место Головина Министром народного просвещения; она будто бы указала на автора лежащего перед нею сочинения.

22-го ч., в 8 ч. утра, отправился я по железной дороге в г. Белгород, для поклонения тамошней святыне. Через три часа я был уже там. На станции встретил меня в монастырском экипаже градский Благочинный, протоиерей Молчанов. Когда я ехал по городу, во всех церквах, по распоряжению, разумеется, преосвященнейшего Сергия, производился звон, к моему крайнему удивлению. Приехавши в 11-ть часов утра в Троицкий монастырь, я литургии уже не застал; но для меня соборне отслужен был Наместником монастыря, Игуменом Варсонофием, с братией, молебен пред чудотворною иконою святителя Николая и затем совершена панихида при гробе свято-почившего святителя Иоасафа Белгородского († 10 дек. 1754 г.), в склепе под западною частью главного соборного храма.

Троицкий Белгородский монастырь основан в 1599 г.

С 1845 по 1879 г. монастырь этот состоял под управлением епископов Курских.

Настоятельские покои каменные двухэтажные довольно поместительны. Зала украшена портретами архиереев (с 1666 г.) в полном облачении, хотя живопись портретов не высокого достоинства.

После обеда я отправлялся, в сопровождении о. Наместника, в загородный архиерейский дом, отстоящий от города верстах в двух-трех. При доме довольно пространный тенистый сад. Там предложен был мне чай.

По возвращении в город, я посетил женский Рождественский монастырь. Главный монастырский храм, в виде ротонды, очень благолепен; в нем находится чтимая икона Божией Матери, именуемая Корсунской. Из церкви заходил в келии Игумении, где предложен был мне чай и десерт. Игумения Людмила, урожденная Мясоедова, женщина средних лет, очень скромная и благочестивая.

Из монастыря я отправился уже прямо на станцию железной дороги и отсюда с Курским поездом в 11 1/2 ч. благополучно возвратился в Харьков.

На следующий день, 23 числа, предпринял я поездку в Куряжский Преображенский монастырь, где имел на этот раз свое пребывание мой, теперь уже бывший, Викарий, епископ Вениамин. Отстоявши в монастыре литургию и выслушавши пред Чудотворною Озерянскою иконою Б. Матери молебен, я послал доложить преосвященному, может ли он принять меня. Говорят, может. Я пришел в его покои, но он встретил меня очень холодно и сухо. Пробывши у него не более пяти минут, я оставил его в покое и отправился в свое мирное Всехсвятское.

23-го ч. получил я письмо из Москвы от Преосвященного Можайского Алексия, который писал мне от 18-го числа:

«Третьего дня я приветствовал Ваше Преосвященство с назначением на одну из старейших кафедр Российской церкви. А вчера от отца Игумена Иосифа получил радостное известие, что Ваше Преосвященство имеете милостивое намерение удостоить Саввинское подворье Вашего посещения и в нем иметь пребывание. Примите, Преосвященнейший Владыко, мою искреннейшую благодарность за Вашу милость к моему недостоинству и вместе мою усерднейшую просьбу не изменить Вашего намерения. Покорнейше прошу Вас, Преосвященнейший Владыко, известить меня телеграммою – в какой день и к какому часу должно выслать экипаж на Курскую железную дорогу».

24-го ч. оставил я навсегда мирное убежище в загородном Всехсвятском доме и переселился в город, где в этот и следующий за ним день делал светским властям и добрым знакомым прощальные визиты.

Между тем, в эти же дни я получил с разных сторон письма и телеграммы, и сам писал некоторым.

Так, 24-го числа, я получил письмо из Москвы от А. Е. Викторова. Он писал мне от 21-го числа:

«Поздравляю Вас с перемещением на новую кафедру, но признаюсь, не понимаю хорошо, повышение ли это для Вас на иерархической лестнице, или просто перемещение. Для меня ясно одно лишь, что Харьковский климат не в пример лучше Тверского; конечно там и дачи архиерейской нет такой прелестной, как Ваше бывшее Всехсвятское; да и книг нельзя будет выписывать столько, сколько Вы выписывали в Харькове, т. е. средств будет меньше. Вообще в вашем перемещении я вижу одно лишь удобство: Ваше Преосвященство будете ближе к Москве и к Петербургу. Но и это удобство пойдет в пользу больше для нас, чем для Вас. Я хочу сказать, что Вы будете теперь лишь в 6-ти часах от Москвы; значит можно будет иногда приехать к Вам просто отобедать, или вечер провести, а потом и обратно.

Желаю Вам успешно покончить дорожные сборы, особенно по перевозке библиотеки, и поскорее приехать к нам».

В тот же день получил я от Смотрителя Ахтырского духовного училища Матвея Преображенского – первого вестника о моем новом назначении, телеграмму следующего содержания:

«Преосвященнейший Владыка!

Правление Ахтырского духовного училища, преподаватели и воспитанники училища, известясь о предстоящем отъезде Вашем в Тверскую епархию, приносят Вашему Преосвященству чувства искренней сыновней благодарности за Ваше архипастырское внимание к училищу. Молим Бога о здравии и долгоденствии Вашего Преосвященства и нижайше просим Вашего Архипастырского благословения».

24-го же числа писал я в Тверь Кафедральному протоиерею, магистру Григорию Петровичу Первухину¹²⁵⁵, совоспитаннику моему по академии:

«Получив, по воле Божией, назначение на старейшую Тверскую кафедру, я радуюсь, что в среде старшего Тверского духовенства могу встретить лиц, издавна мне известных. Из них Вы первый, и потому к Вам прежде всех обращаюсь с моим словом.

В понедельник, 28-го ч., я предполагаю оставить Харьков. По пути к Твери остановлюсь на несколько дней в Москве, но долго ли там пробуду, теперь не могу определить в точности.

Если в Консистории есть какие-нибудь важные и требующие моего утверждения дела, не может ли привести их в Москву к 30-му или 31-му числу г. Секретарь, или кто-либо другой? Мое помещение там будет на Саввинском подворье.

Призывая Вам и прочим собратьям нашим о Господе Божие благословение, пребываю с истинною к Вам любовью».

25-го ч.. в пятницу, часу во втором пополудни, стало собираться в мою залу городское духовенство к обеденному столу, устроенному на его счет по случаю моего выезда из Харькова. Когда всё было готово, мне доложили об этом, и я вышел из своего кабинета. Принявши от меня благословение, все сели за трапезу. Обед этот был чисто семейный: исключительно присутствовали на нем о.о. протоиереи и иереи г. Харькова и близлежащих сел, настоятель Святогорской Успенской пустыни, секретарь духовной Консистории и эконом архиерейского дома (всего до 40 человек). В продолжении стола пел хор архиерейских певчих и говорились, по заведенному обычаю, речи. С речами обратились ко мне: Кафедральный протоиерей А. Г. Кустов, профессор богословия в университете В. И. Добротворский и Кафедральный Ключарь С. А. Иларионов, который изложил свои чувства на бумаге и вручил мне на память. Вот содержание его речи:

«Преосвященнейший Владыко!

Милостивейший Архипастырь и Отец!

Воля Божия и державная власть вверяют твоему пастырскому руководительству другую паству. Не далее, как четыре года тому назад, высшие власти и представители града, народ и духовенство, с особою радостью исходили в сретение тебя. Преданность и любовь к тебе паствы Полоцкой, скорбь и слезы при разлуке с тобою радовали и утешали благою надеждою, что ты, добрый Архипастырь, своею мудростью, знанием и опытом, долго и долго будешь руководить нас на пути ко спасению и вести порядок внешнего управления. И вот так неожиданно и скоро скорбь паствы Полоцкой обнимает нашу душу и слезы орошают наше лице. Мы собрались в последний раз хлебом-солью запечатлеть нашу преданность, принять твое благословение и проститься, быть может, навсегда.

Немного времени управлял ты паствою Харьковскою, но немало потребовалось бы для того, чтобы достойно и вполне изобразить твою неусыпную, усердную и благотворную деятельность. Зная, что только душа озаренная светом слова Божия может стать твердо на пути истины и благочестия, ты первее всего обратил внимание на проповедание слова Божия. Во всё время не было произнесено ни одной проповеди без твоего предварительного рассмотрения и должных наставлений и указаний. При обзоре церквей епархии, при удостоении духовенства наградами, ты пользовался всякою свободной минутой и каждым случаем и с особенным вниманием прочитывал поучения, произносимые в приходах. Причем наставлял и убеждал проповедников учить народ христианской жизни не с кафедры только, а при всяком удобном случае, и не одним словом, а более собственным примером. Любовь твоя к благоговейному служению и благолепию храмов и знание уставов православной церкви изменили в этом отношении многое и многое к лучшему.

При рассмотрении епархиальных дел ты являл всегда правдивость, редкое знание и опытность. С изумительным терпением причитывались тобою Епархиальные дела, и ни одно из них не решено прежде, пока лично ты не осмотрел его всесторонне и не убедился в сути дела. Причем в делах более важных, ты был тверд, но без строгости, а в других являл и снисходительность, не доходившую впрочем до слабости.

Подчиненное духовенство всегда видело в тебе не начальника, а чадолюбивого отца. Двери твои отверсты были для всех, каждый мог свободно приходить и лично изъяснять свои нужды и свои дела. При таких отношениях, изучив в самое короткое время духовенство, по его образу жизни и степени образования, ты способных и усердных поощрял и награждал, а из тех, кои имели несчастие уклоняться от исполнения своих обязанностей, и коих число самое незначительное, ты предавал Епархиальному суду, только в исключительных случаях; большею же частью призывал к себе, сам исследовал дело и своею мудростью, а более отеческою нежностью, приводил к сознанию и раскаянию и, вразумив, как должно достойно своего звания, отпускал с миром. Нередко случалось, что виновный входил к тебе со смущением и страхом, а выходил с умилением и слезами благодарности за твою отеческую любовь.

В словах и действиях своих твердо сохранял ты истину, а потому дружба, собственные выгоды и покой всегда приносились в жертву при исполнении тобою пастырского долга. Твердо и настойчиво отклонял ты те мирские обычаи и общие мнения, кои не были согласны с здравым рассудком, твоею совестью и смиренномудрием христианским. Последнее вызывало в некоторых недовольство, но и то на время, пока не убеждались, что всё происходило от чистосердечия и любви к правде. Если и были порицатели, то это не люди, а их страсти и собственные немощи. Всё сказанное далеко не обнимает и не исчерпывает твоей деятельности. Лучшим доказательством твоих благотворных трудов для паствы Харьковской может служить настоящее почтеннейшее собрание. Что привлекло их сюда, как не готовность выразить тебе чувства благоговейного уважения, благодарности, крепкой преданности и самых искренних пожеланий?.. И если бы о настоящем дне ведала епархия, то лиц исполненных подобными чувствами не могла бы вместить эта обширная зала и тебе пришлось бы выслушать много и много отрадного для твоего сердца. Теперь же да не оскорбится твое святительское смирение, если будет указано ещё на твое человеколюбие к беспомощным и страждущим. Кроме ежедневных и тайных своих благотворений, доведомых Единому Богу, ты, своим примером и неоднократными воззваниями и наставлениями, призвал к особой благотворительности и твою паству. Имя твое, как благотворителя, известно в Болгарии, Сербии и Черногории. Поистине, милостивейший Архипастырь и Отец, являя собою образ пасомым, ты старался пасти Харьковскую паству не нуждею, но волею и по Бозе, ниже неправедными прибытки, но усердно (1Пет.5:2–3). А потому тяжело нам расставаться с тобою, скорбь обнимает нашу душу.

Благослови нас и помолися, Преосвященнейший Владыко, да дарует Господь, в утешение наше, встретить нам и в новом архипастыре истинного делателя вертограда Христова – Архипастыря цела, честна, здрава, долгоденствующа и право правяща слово истины».

По выходе из-за стола, мною вручен был Кафедральному о. протоиерею образ Христа Спасителя в благословение всему Харьковскому духовенству, с просьбой поставить сей образ навсегда в Кафедральном Соборе.

26 ч. посетил я, в последний раз, Епархиальное женское училище, где мне Советом Училища предложен был небогатый, но радушный завтрак. При прощании, я вручил Председателю Совета, протоиерею А. Федоровскому Банковый 5% билет в 500 р. и сверх сего кредитный 25-рублевый билет при следующей бумаге от 26-го мая 1879 г. за № 45:

«По случаю имеющего совершиться в будущем июне месяце двадцатипятилетия со времени учреждения означенного училища, желая ознаменовать это событие, при разлучении с Харьковскою кафедрою, некоторым приношением со своей стороны, препровождаю при сем в Совет Училища Государственный пятипроцентный Банковый Билет в пятьсот (500) рублей 1876 г. за № 31796-м с тем, чтобы заключающийся в сем билете капитал сохранялся неприкосновенным и чтобы только проценты с оного, в количестве 25-ти рублей, ежегодно выдаваемы были, по усмотрению Совета, одной из лучших воспитанниц – сирот, при выпуске её из заведения, на её первоначальное устройство.

А так как получение процентов по означенному билету начнется лишь с будущего ноября месяца, то при сем особо прилагаю 25 рублей для выдачи их одной из воспитанниц – сирот настоящего выпуска».

Двадцатипятилетие существования Епархиального Училища предположено было праздновать 6-го числа июня, и Члены училищного Совета убедительно просили меня остаться в Харькове до этого числа, чтоб принять участие в этом училищном празднестве, но я, с одной стороны, не имея сведений о времени прибытия моего преемника в Харьков, а, с другой, не желая слишком замедлять свой приезд в Тверь, не мог исполнить этой просьбы.

27-го ч., в воскресенье и в день обретения мощей препод. Нила Столобенского чудотворца, я служил последнюю прощальную литургию в Харьковском Кафедральном Соборе, куда собралось на этот раз всё Харьковское духовенство. После отпуска, разоблачившись и возложивши на себя мантию, я приложился, при пении певчих: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко»... к местным иконам и Чудотворной Иконе Б. Матери Еллинской. Затем, ставши на амвон, произнес к своей пастве прощальную речь¹²⁵⁶.

По окончании речи, я отошел и стал на солее пред местною иконою Спасителя, а духовенство под предстоятельством о. Архимандрита Святогорской Пустыни Германа начало молебен о в путь шествующих. После обычных многолетий, когда поднесен был мне для целования крест и для окропления св. вода, я вступил опять на амвон и здесь мне поднесены были иконы от Святогорской обители – Божией Матери Знамения, а от Кафедрального Собора – Успения Божией Матери. Затем все присутствовавшие в храме начали подходить ко мне, для принятия от меня пастырского благословения, для большей части уже последнего; между тем певчие пели концерт: «Живый в помощи Вышнего»...

В 3 часа пополудни, я предложил у себя скромную трапезу для старшей монастырской братии и для некоторых представителей местных епархиальных учреждений.

28-го ч. слушал позднюю литургию в Покровской монастырской церкви и после литургии простился с монашествующею братиею, благословивши её образом Преп. Саввы Вишерского.

В 3 часа пополудни, я вошел в Крестовую церковь, куда собралось духовенство и немалое число граждан: приложившись к св. престолу и местным иконам и благословивши народ, я сел в экипаж и отправился на станцию железной дороги, в сопровождении немалого числа экипажей. По распоряжению начальства железной дороги, мне предложен был вплоть до Москвы особый, так называемый, министерский вагон. Когда я, благословивши на платформе собравшихся, для напутствования меня благожеланиями, лиц, вошел в вагон, со мною вошли туда несколько лиц, наиболее мне близких, а именно – Святогорский архимандрит Герман, Кафедральный Ключарь Протоиерей С. А. Иларионов, Член Консистории Протоиерей Н. Лащенков, градский Благочинный Протоиерей И. Чижевский, Протоиереи А. Федоровский и Андр. Щелкунов¹²⁵⁷; священники В. Лихницкий и П. Тимофеев, секретарь Консистории Я. Д. Буханцев, купец И. И. Ващенко; игумения Верхохарьковского Николаевского монастыря Арсения со своею келейницею и Начальница Епархиального женского училища А. В. Кушен. В таком большом обществе много было дорогою разговоров – веселых и грустных. Некоторые из моих добрых сопутников проводили меня только до второй станции (Казачьей Лопани) где встретили меня с пением: «Достойно есть»... сестры Верхохарьковского Николаевского монастыря, поднесли мне хлеб-соль и затем напутствовали песнью: «Ныне отпущаеши»... Прочие спутники отправились со мною далее. Большинство из них простились со мною в Белгороде. Здесь встретила меня Игумения Белгородского монастыря Людмила с несколькими из своих сестер, и подарила мне на память бархатный, искусно вышитый, кушак. Святогорский о. Архимандрит и Кафедральный Ключарь о. Иларионов не захотели, по примеру прочих, расстаться со мною в Белгороде, но решились проводить меня до Курска. Теперь, чем меньше было мое общество, тем искреннее и откровеннее была наша беседа. В полночь приехали мы на Курскую станцию. Здесь, наконец, нужно было мне расстаться с этими, наиболее мне преданными, лицами. Благословивши и поблагодаривши их от всего сердца за их искреннюю ко мне любовь и преданность, я оставил их с самым грустным настроением духа; а с какими чувствами они простились со мною, это изъяснил мне о. Протоиерей Иларионов в своем первом письме ко мне в Тверь.

Оставшись в вагоне один, я, после крайнего утомления и после разнообразных впечатлений дня, погрузился в глубокий сон.

Рано пробудившись 29-го числа, я очутился уже в пределах Орловской губернии, где и природа иная и климат другой, более суровый. После предыдущего жаркого дня, когда я оставлял Харьков, тем ощутительнее для меня была прохлада настоящего дня, и чем ближе подъезжал я к Москве, тем сильнее и сильнее становился холод.

На пути от Орла к Москве вошел ко мне в вагон Управляющий Курско-Харьковскою железною дорогою, Действ. Ст. Сов. Василий Дм. Хлебников. С ним проехали мы несколько станций и провели время в приятной и интересной беседе; была, между прочим, речь о современном состоянии общества, о действиях нового Генерал-Губернатора Харьковского Графа Лорис-Меликова, и проч.

Около 7-ми часов вечера прибыл в родную Москву. На станции встретил меня иеромонах Саввинского подворья о. Сергий и, посадивши меня в карету, запряженную четвернею в шорах, привез на подворье, где Преосвященный Алексий встретил меня с распростертыми объятиями и самою искреннею любовью. Сейчас же предложен был мне чай и затем ужин.

30-е число – среда, утро ясное, но очень холодное. Весь этот день провел я в путешествии по Москве. Прежде всего заехал в Иверскую часовню, для поклонения Чудотворной Иконе Божией Матери; затем отправился в Успенский Собор, где слушал литургию, но по причине холода не мог достоять оную до конца: поспешил отогреться в келиях Синодального Ризничего, о. Архимандрита Иосифа. Затем осмотрел патриаршую ризницу и библиотеку, при чем невольно пробудились во мне самые приятные и разнообразные воспоминания о минувшем невозвратном служении моем в должности Ризничего.

Из Кремля отправился я на Троицкое подворье, для представления новому Московскому Владыке, высокопреосвященному Макарию. Митрополит принял меня с холодною ласкою – не так, как это было в 1871 г. в Вильне. Когда я поздравил Его Высокопреосвященство с новым высоким назначением, он начал жаловаться мне на множество посетителей. Затем повели мы речь о совершившихся назначениях на кафедры: Тверскую, Харьковскую и Литовскую. На Тверскую кафедру приглашали-де Тульского архиепископа Никандра и Курского Сергия, но тот и другой отказались от всякого перемещения; поэтому жребий пал на меня. В Вильну имели было в виду преосвященного Антония, архиепископа Казанского; но его болезненное состояние воспрепятствовало осуществлению этой мысли. Против назначения на Литовскую кафедру Донского архиепископа Александра¹²⁵⁸ некоторые Члены Синода поставляли на вид его слабый будто бы характер. Не будь сделан уже о мне доклад на Тверскую паству, быть бы мне в Вильне, как уверял меня Московский Владыка. Но что было бы для меня, – думал я про себя, – лучше и полезнее – Вильна или Тверь? Думаю, что в Вильне для меня было бы затруднительнее, чем в Твери. Со мною там, вероятно, повторилась бы, в большей или меньшей мере, история витебская.

С Троицкого подворья заехал я в Высокопетровский монастырь, вошел в Боголюбскую церковь, которую нашел в лучшем против прежнего виде, зашел в настоятельские покои, которые напротив оказались грязными и неопрятными, посетил келью Казначея, Игумена Иосифа – моего давнего и честного комиссионера.

Был затем у Помпея Николаевича Батюшкова, в его собственном доме у Страстного монастыря. В беседе с ним речь зашла, между прочим, о статьях Лескова¹²⁵⁹ (Члена Совета Министерства народного просвещения), под заглавием: «Мелочи архиерейской жизни». Помпей Н-ч статьи эти порицал, и справедливо.

От Помпея Николаевича заезжал к Генерал-Губернатору, Князю Владимиру Андреевичу Долгорукову, но не застал его дома. Впрочем Князь, возвратившись откуда-то домой и узнавши о моем посещении, тотчас отдал мне визит на Саввинском подворье.

Поехал я затем в Богоявленский монастырь к Преосв. Амвросию, епископу Дмитровскому, но и того не застал дома.

В 1 ч. пополудни обед на Саввинском подворье. К столу приглашены были преосвященные – Амвросий и Иоанн¹²⁶⁰, бывший Алеутский, мой ученик по академии и постриженец.

После обеда, часу в 5-м пополудни, отправился я к сестре покойного архиепископа Леонида, Татьяне Васильевне Краснопевковой, живущей с братом своим Александром Васильевичем в собственном доме на Сивцевом Вражке. От ней получил я подлинную собственноручную записку Преосвященного Леонида о поездке его в Октябре 1873 г. в Петербург на юбилей Горного Института¹²⁶¹.

От Краснопевковых поехал я к Наталье Петровне Киреевской. Она рассказывала, между прочим, о назначении на Киевскую Митрополию преосвященного Филофея, что это назначение последовало будто бы по особому откровению Государю. В какой мере справедлив этот рассказ, не знаю.

Часу в одиннадцатом возвратился в свою квартиру.

31 ч. утром принимал я приезжавших из Твери, для встречи меня, Члена Консистории Протоиерея Вас. Фед. Владиславлева¹²⁶² и Секретаря той же Консистории Сергея Петровича Славолюбова. Последний вручил мне несколько пакетов с официальными бумагами.

Затем продолжал я свое путешествие по Москве: был в Никитском и Страстном монастырях и у Попечителя Учебного Округа Князя Н. П. Мещерского, которого не нашел дома; он выехал куда-то из Москвы. Посетил своего доброго приятеля и земляка, Протоиерея Николоявленской, на Арбате, церкви Ст. Ив. Зернова; с ним довольно долго, искренно и дружески побеседовал.

Возвратившись на Саввинское подворье, встретил здесь Серг. Мих. Сухотина, давнего моего знакомого.

Вечер провел я в своей квартире с А. Е. Викторовым и Дм. Мих. Струковым – известным художником-археологом, от которого при сем получил я в дар следующие его сочинения: 1) О рисовании в России, М. 1878 г.; 2) Покровский Собор в Москве, М. 1871 г.; 3) Древние памятники христианства в Тавриде, М. 1876, и 4) Житие святых Таврических чудотворцев, М. 1878 г. От Викторова и Струкова получил я прискорбное сведение о том, что знаменитый историк наш С. М. Соловьев¹²⁶³ при смерти.

1-го июня после литургии, напившись чаю, отправился вместе с А. Е. Викторовым в Сокольники на дачу к профессору университета Федору Ивановичу Буслаеву. Не видавшись с ним 12 лет (с 1867 г.), мы оба чрезвычайно обрадовались взаимному свиданию. Разговорам и воспоминаниям нашим о былом, когда он занимался в моем кабинете рукописями Синодальной библиотеки, не было конца. В настоящую минуту Ф. И-ч занимался, по поручению Общества любителей древней письменности, изучением лицевых списков Апокалипсиса¹²⁶⁴. Увлеченный этой ученой работой, он с восторгом показывал мне точные снимки с многих рисунков апокалипсического содержания. При расставании он дал мне твердое обещание посетить меня в Твери и, как увидим далее, сдержал честно свое слово.

2-го ч. слушал на подворье раннюю литургию, после которой Преосвящ. Алексий совершил, по моей просьбе, панихиду по приснопамятном моем друге, Преосвященном архиепископе Леониде.

Всё это утро оставался я дома, в ожидании посещения высокопреосвященного Митрополита, которое впрочем он сделал во втором часу пополудни не мне, а моему почтенному хозяину; со мною же обошелся не довольно внимательно.

В 6 часов всенощную слушал на Саввинском подворье.

Здесь же на следующий день, 3-го ч., в воскресенье, слушал и литургию, которую совершал Преосвященный Алексий.

В этот день я посетил в Знаменском монастыре о. Архимандрита Сергия¹²⁶⁵ –доктора Богословия, получившего эту высшую ученую степень за многоученое сочинение: «Полный месяцеслов Востока. Восточная агиология, в двух томах, М. 1875–76 г.» В беседе со мною он сообщил, между прочим, что в настоящее время он занимается составлением Истории Иверской Иконы Божией Матери¹²⁶⁶ и вместе с тем продолжает разрабатывать агиологию востока.

Из Знаменского монастыря проехал в Новоспасский, где прежде всего помолился на могиле досточтимого старца, покойного о. Архимандрита Агапита¹²⁶⁷ († 28 мая 1877 г.), с которым у меня, в продолжении многих лет, были самые добрые искренние отношения. Затем велел доложить о себе Управляющему монастырем Преосв. Порфирию, известному путешественнику на Восток. Он принял меня, как старого знакомого, дружественно, хотя с некоторою важною осанкой; показывал мне Сборник старинных греческих нот, начиная с IX или X века, выкраденных им из рукописей афонских монастырей, – за что я братски его укорил; беседовали затем о синайском кодексе Библии, привезенном в Россию известным палеографом К. Тишендорфом. Порфирий этот список Библии называет купеческим, в том смысле, что он сделан был для продажи¹²⁶⁸. При этом он подарил мне свою брошюру, под заглавием: «Мнение о Синайской рукописи, архимандрита Порфирия (Успенского), Спб. 1862 г.», 4-ого, – и ещё другую: «Новое слово об афоно-иверской иконе Богоматери, Еп. Порфирия, М. 1879 г.»

От одного епископа зашел я к другому, имевшему временное пребывание здесь же, в монастыре. Разумею преосвященного Иоанна, бывшего епископа Алеутского. Несчастный питомец мой по академии жаловался и на скудость средств к жизни и особенно на недоброжелательные отношения к нему со стороны епископа Порфирия.

Из Новоспасского монастыря я проехал к академическому совоспитаннику (старшему впрочем меня на один курс) протоиерею Василию Петровичу Нечаеву¹²⁶⁹, Настоятелю Николаевской в Толмачах церкви и известному редактору журнала: «Душеполезное Чтение». Нашел его у себя и несколько минут с ним дружески побеседовал. Выслушал от него, между прочим, совет, чтобы епархиальные архиереи, вместо поучений с кафедры, чаще обращались к своим паствам с окружными посланиями. Совет добрый и разумный.

Вечером, вместе с Преосвященным Алексием, были мы у старейшего из Московских протоиереев, Председателя Общества любителей духовного просвещения и Настоятеля Предтеченской под Бором церкви, моего достопочтенного земляка, протоиерея Иоанна Николаевича Рождественского, пили чай и дружественно беседовали о разных, более или менее серьезных, предметах; между прочим была речь о причащении младенцев: можно ли причащать их на дому, и следует ли для сего иметь запасную св. кровь, как это допускалось некоторыми священниками в Харькове? Ответ на этот вопрос дан был моими учеными собеседниками отрицательный.

4-го ч. в 10-ть часов утра были, вместе с Преосвященным Алексием, в храме Христа Спасителя. Стенная живопись превосходна, хотя подписи под священными изображениями не везде грамматически правильны; но что особенно не совсем приятно меня поразило – это размеры главного престола, далеко не соответствующие обширности алтаря. Не видно также, где назначено место для жертвенника.

В 4 часа отправился по железной дороге в Троицкую-Сергиеву Лавру. Мне сопутствовал туда граф М. В. Толстой¹²⁷⁰ – двоюродный брат Обер-Прокурора Св. Синода. В беседе со мною, между прочим, сообщил он мне, что Обер-Прокурор Граф Д. А. Толстой желал бы умножить число митрополий в России для уменьшения значения митрополичьего сана. Мысль целесообразная в виду усиления обер-прокурорской власти в Синоде, и без того безграничной; таково властолюбие графа Толстого!..

По приезде в Лавру, я остановился в покоях Ректора академии, протоиерея Сергея Конст. Смирнова, который принял меня с самым искренним радушием.

5-го ч. после ранней литургии слушал молебен Преп. Сергию и панихиду при могилах Митрополитов Филарета и Иннокентия, а также архимандрита Антония.

Затем, в своей квартире, виделся и беседовал с новым Наместником Лавры, архимандритом Леонидом (из дворян). Беседа наша сосредоточена была на предметах археологии и археографии, так как о. Леонид специалист по этой части.

В 11-ть часов, я присутствовал, вместе с Преосвященным Амвросием, на магистерском диспуте, происходившем в актовой академической зале. Наставник рижской духовной Семинарии, кандидат А. Остроумов защищал диссертацию на степень магистра Богословия, под заглавием: «Синезий, епископ Птолемаидский» (М. 1879 г.) Официальными оппонентами были профессор древней церковной истории А. П. Лебедев¹²⁷¹ и доцент по кафедре древней гражданской истории Н. Ф. Каптерев¹²⁷². Защита диссертации магистрантом признана удовлетворительною¹²⁷³.

Вечер провел я в семействе о. Ректора, в его собственном доме, на Вифанской улице.

6-го ч. утром послал в Харьков на имя Начальницы Епархиального женского училища А. В. Кушен приветственную телеграмму, по случаю совершившегося 25-летия со времени основания училища.

В 8 часов отправился в Вифанию поклониться гробу святителя Платона. Прежний Казначей вифанского монастыря, иеромонах Иларион оказался в этот день именинником; встретившись с ним в монастыре, приглашен был в его келью и выпил у него чашку чаю. Затем был в Семинарии и посетил Ректора и Инспектора.

Ректор Протоиерей Филарет Александрович Сергиевский¹²⁷⁴ –родной брат Попечителя Виленского учебного округа Н. А. Сергиевского. Он, между прочим, сказывал мне, что его брат Н. А-ч путешествовал, в нынешнем году, в Крым и мимоездом был в Харькове. Это известие огорчило меня тем, что Николай Александрович, с которым, по-видимому, мы были очень дружны, бывши в Харькове, не почтил меня своим посещением.

Инспектор Вифанской Семинарии, архимандрит Кирилл¹²⁷⁵ – мой ученик по академии и постриженник. Когда он был в Петербурге на чреде священнослужения, покойный Митрополит Московский Иннокентий представлял его в Синод для посвящения в сан епископа Можайского, Викария Московского; но Обер-Прокурор граф Толстой воспротивился этому на том основании, что будто бы у нас не бывало примеров возведения в епископа прямо из Инспекторов Семинарии, помимо ректорства. Вследствие сего, предположено было назначить его на должность ректора Донской Семинарии; но это предположение почему-то не состоялось.

Из Вифании я заезжал в Гефсиманский скит и был в пещерах, для поклонения Чудотворной Иконе Черниговской Божией Матери.

В 11-ть часов опять присутствовал на магистерском диспуте. Диспутантом явился преподаватель Полтавской дух. Семинарии, священник И. Мансветов¹²⁷⁶. Диссертация, служившая предметом диспута, имела заглавие: «Новозаветное учение о Церкви» (М. 1879 г.). Оппонентами были приват-доцент по кафедре догматического Богословия А. Д. Беляев¹²⁷⁷ и доцент по кафедре сравнительного Богословия Н. М. Иванцов¹²⁷⁸. Возражения последнего были многочисленны и вески; защита диссертации признана удовлетворительною и диспутант признан достойным степени магистра Богословия¹²⁷⁹. О. Мансветов, как уроженец Тверской епархии¹²⁸⁰, представил мне в дар, как Тверскому епископу, экземпляр своего ученого произведения.

После диспута обедали мы с о. Ректором академии у о. Наместника Лавры, архимандрита Леонида. Обед приправлен был живою, откровенною беседою, тем более, что мы обедали лишь втроем.

После обеда с любопытством обозревал я академическую библиотеку в новом очень просторном её помещении.

В 8-мь часов отправился из Лавры обратно в Москву. Со мною, в одном отделении, ехал в Москву из Сергиева Посада Прокурор Тверского Окружного Суда Евгений Романович Ринг, у которого в посаде живут мать и сестра. Ринг человек молодой, благородный и образованный, но, к сожалению, не обладающий здоровьем. Поэтому он намерен был из Москвы отправиться в Самару, для лечения кумысом. Дорогой мы разговорились, между прочим, о том, нельзя ли попросить Начальство Николаевской железной дороги, чтобы к утреннему пассажирскому поезду из Москвы в Тверь прицеплен был вагон 1-го класса. Он с горячим усердием принял на себя комиссию разведать об этом и на другой же день сообщить мне о результате своего расследования. И вот что он писал мне 7-го числа:

«Преосвященнейший Владыко,

Милостивейший Архипастырь и Отец!

Железнодорожное начальство на мой вопрос ответило, что к поезду, отходящему из Москвы в 9 ч. 30 минут утра, не может быть присоединен вагон 1 класса. Если Вам благоугодно будет ехать с названным поездом, то в распоряжение Ваше предоставят особое отделение вагона II класса.

С уверенностью дерзаю заявить, что приезд Ваш в час вечерний нисколько не уменьшит радости Вашей новой паствы.

Повергая себя архипастырскому благословению и святой молитве Вашей, с глубочайшим почтением и преданностию имею честь быть»...

Во время пребывания моего в Москве скончался (4-го ч.) Протопресвитер Успенского Собора Дмитрий Петрович Новский, магистр IV курса (1824 г.) Московской духовной академии. 7-го числа назначено было отпевание тела в Крестовоздвиженской, на Воздвиженке, церкви. Литургию в этот день совершал Преосвященный Алексий, а к отпеванию прибыли высокопреосвященный Митрополит и Преосвященный Иоанн Алеутский. При отпевании были все почти архимандриты московских монастырей и множество протоиереев и священников. Во время литургии и отпевания я стоял в алтаре. Здесь я встретил многих своих знакомых и, между прочим, почтенного земляка, Настоятеля Архангельского Кафедрального Собора, Протоиерея Михаила Измайловича Богословского. В разговоре со мною Михаил Измайлович высказался, между прочим, что он не желает трех вещей – быть архиереем, присутствовать в Синоде и быть на службе при Дворе, а желал бы быть Обер-Прокурором Св. Синода, чтоб показать, чего не должен делать Обер-Прокурор.

Из церкви заезжали мы с Преосвященным Алексием к Директору Публичного и Румянцевского Музеев Гофмейстеру Василию Андреевичу Дашкову, пили у него чай и осматривали замечательное собрание литографированных портретов знаменитых русских деятелей. Здесь я встретился и познакомился с Почетным Опекуном, Тайным Советником Александром Павл. Дегаем¹²⁸¹, бывшим Астраханским губернатором.

В 7-мь часов вечера ездил на Троицкое подворье проститься с Митрополитом. У него встретил жену старосты Петербургского Исаакиевского Собора, Генерал-майора Богдановича, урожденную Бутовскую. Когда она ушла, между нами началась довольно откровенная беседа. Митрополит жаловался на уклончивость в действиях Митрополитов Новгородского¹²⁸² и Киевского¹²⁸³; сообщал о важном значении в Синоде Протоиерея И. В. Рождественского, о том, что Государь и Государыня его больше уважают, чем Бажанова; говорил, что газета «Церковно-Общ. Вестник» пользуется покровительством Протоиерея И. Васильева и Канцелярии Обер-Прокурора, что известному священнику Белюстину покровительствует Обер-Прокурор.

На этом беседа наша прекратилась: доложили, что приехал В. И. Коптев¹²⁸⁴. Я простился со Владыкою и уехал на Саввинское подворье. На другой день 8 числа я оставил дорогую и гостеприимную для меня Москву и в 4-м часу пополудни отправился в новый престольный град мой – Тверь.