протоиерей Георгий Митрофанов,
профессор СПБДАиС, член Синодальной Комиссии по канонизации святых
В первые годы своей деятельности Синодальная Комиссия по канонизации святых готовила канонизации новых святых, тех святых, которых почитала наша церковь, но которых не было возможности канонизовать ранее из-за диктата коммунистического режима по отношению к церкви. Эти канонизации готовились достаточно узким кругом специалистов, которые в своей деятельности руководствовались принципами канонизации, веками существовавшими в церкви. Но с середины 90х годов Синодальная Комиссия, и это было вполне естественно, стала стремиться к тому, чтобы материалы к канонизации новых святых поступали к нам из епархий, чтобы церковный народ активнее проявлял себя в этом очень важном процессе церковной жизни. И с этого времени наша комиссия невольно стала тем центром, куда стала сходиться информация об умонастроениях нашего церковного народа в отношении подвижников благочестия. Сразу хочу отметить, что вопрос о канонизации того или иного подвижника возбуждается, только когда присланный в Комиссию материал сопровождается письмом правящего архиерея, дабы правящий архиерей осуществил предварительный контроль над тем материалом, который поступает в нашу Комиссию. Но нередко в Комиссию поступают письма со стороны частных лиц, отдельных прихожан, приходов, братств. Мы за эти годы представили, насколько значителен интерес к святости в нашей Церкви, а с другой стороны, мы представили, насколько поразительно невежественными проявляют себя подчас не только миряне, но и священники.
И, благодаря этому, оказалось возможным в нашей комиссии сделать определенные выводы об уровне развития церковного сознания в этой очень важной сфере церковной жизни.
Напомню всем вам, что с незапамятных времен основаниями для канонизации любого подвижника являются:
- наличие чудотворений, совершенных при жизни или имевших место после смерти того или иного подвижника,
- почитание его церковным народом и
- праведная жизнь.
Сразу хочу подчеркнуть, что наличие или отсутствие мощей, их тленность или нетленность не имеют никакого значения для возбуждения вопроса о канонизации.
Не случайно на Соборе 1917-18 г.г. в одном из определений, касающихся канонизации именно эти три критерия были подчеркнуты. И вот когда мы анализировали материал, поступавший к нам с точки зрения соответствия этим трем критериям, мы обнаружили следующие особенности.
Проблема чудотворений. Напомню, что за время действия нашей комиссии было прославлено около полутора тысяч святых. Причем около 1400 из них являются мучениками. К счастью для нашей Церкви мы в последние годы прославляли мучеников, для канонизации которых не требуется обязательное наличие чудотворений, а необходима лишь констатация мученической смерти за Христа и предшествующей праведной жизни. Если бы речь шла об иных подвижниках, скажем, святителях, праведных, преподобных, то мы столкнулись бы с очень серьезной проблемой.
В сознании наших современников, а речь идет о воцерковленных, православных христианах, которые, как мы понимаем, неравнодушны к церковной жизни, если уж они выступают с инициативой о канонизации святых, чудотворение часто приобретает странный характер. Я приведу вам просто несколько примеров тех чудотворений, сведения о которых поступали в нашу Комиссию. Указывался конкретный человек, который под присягой свидетельствует перед Крестом и Евангелием о чудотворениях, которые имели место в его жизни в связи с обращением к тому или иному подвижнику благочестия. Но большая часть этих чудотворений, которые происходили с конкретными людьми, которых мы могли идентифицировать по их данным, звучали следующим образом: “После молебна, панихиды или помазания елеем прекращалось ОРЗ, проходил насморк, головная боль”. Но особенно меня умилило одно из чудотворений: “улучшилось душевное состояние и даже появилось желание работать”. Я эту формулировку на всю жизнь запомнил. Может быть, для данного человека это было великое чудо, но с точки зрения тех критериев, которыми должна руководствоваться Церковь случаи исцелений должны предполагать, прежде всего, наличие медицински диагностированного заболевания, причем заболевания органического характера. Нервные заболевания уже должны вызывать дополнительные вопросы. И далее необходим подтвержденный медицинскими документами диагноз того, что заболевание прошло по не установленным причинам. Только в этом случае можно было бы говорить, что речь идет об исцелении, необъяснимым, чудесным образом произошедшем.
Большую часть того материала, который поступал в нашу Комиссию в качестве свидетельств о чудотворениях, к сожалению, нельзя было признать заслуживающим внимания. И это была печальная правда, которая свидетельствовала о том, что оказывающийся внутри церковной ограды постсоветский человек чает подчас каких-то потрясающих его ум сверхъестественных явлений, но никогда даже не задумывается над вопросом, что те самые подлинные чудеса, чудеса евангельские, с которых и началась традиция чудотворений в Церкви Христовой предполагала вполне определенный духовно и нравственно ориентированный характер.
Чем чудо необъяснимей, непонятней, нелепей, тем, больше оно производит впечатление на наших современников. Но повторяю эта проблема не была, к счастью, для нас очень острой, т.к. большая материалов, которые мы рассматривали, касались прославления мучеников. Поэтому одной из важнейших проблем для нас стала проблема прояснения для епархиальных комиссий на местах, а в конечном итоге и для основной массы нашего духовенства, а что же традиционно воспринималось в нашей Церкви в качестве чудотворений.
Вторая проблема оказалась не менее актуальной. Почитание того или иного подвижника народом. Приведу еще один выразительный пример относительно подвижника, канонизацию которого наша Комиссия не допустила. Не только в рукописных материалах, но даже в видеокассетах, которые присылались нам из одной епархии, говорилось в частности о том, что к останкам этого подвижника сходится огромное количество людей, они уносят оттуда литры елея, которые выливают из многочисленных лампад вокруг его усыпальницы в различные емкости. Мы видим ряды пластмассовой тары наполненной елеем, но самое главное, подчеркивалось, что он почитаем народом, он дает исцеления всем – исцеляются и православные и мусульмане (это юг России), и верующие и неверующие. А исцеления носили все тот же характер, о котором я вам говорил. И вот здесь мы столкнулись с еще одним очень интересным явлением. То, что тот или иной умерший христианин почитается народом, еще не означает, что это почитание церковного народа. Ведь изначальный критерий предполагает почитание подвижника воцерковленным народом. А перепуганный постсоветский обыватель готов почитать любую диковину, лишь бы только она давала ему ощущение какой-то чудесной жизни, более яркой, чем та, которая окружает его. Далеко не все, что почитается в народе, может приниматься всерьез нами. Ибо для нас гораздо важнее почитание подвижника церковным народом. А церковный народ, как мы понимаем, у нас весьма малочисленный. Но даже среди него число людей просвещенных весьма невелико.
Что касается праведной жизни, то мы столкнулись здесь с различными проблемами. Праведность понимается нашими современниками весьма своеобразно. Среди тех материалов, которые поступали в нашу Комиссию (оставляя в стороне уж совсем курьезные материалы, например, жизнеописания Сталина и маршала Жукова, как кандидатов в православные святые), я упомяну материалы, которые вам всем хорошо известны. Иван Грозный, Григорий Распутин и Евгений Родионов.
Мы получали самые различные версии их жизни, в которых подчас вопиющие грехи Ивана Грозного или Григория Распутина либо не рассматривались, либо толковались таким причудливым образом, что можно было бы подивиться тому, насколько в сознании современного, вроде бы церковного человека, праведная жизнь экзотически воспринимается.
Предупреждая вопросы нашей Комиссии о том, что Иван Грозный вряд ли может быть канонизован (хотя бы потому, что он, еще до истечения срока наложенной на него епитимьи после четвертого церковного брака, вступил в пятый брак, за что был отлучен Церковью от Причастия до смертного одра), нам было указано, что на самом деле пятый, шестой и седьмой браки Ивана Грозного не могут считаться церковными, раз Церковь их не признала, поэтому обвинять его в многоженстве нельзя. Это было всего лишь падение, которое подчас свойственно и праведнику. Вдумайтесь в эту изощренную логику.
Что же касается Григория Распутина, то здесь можно было бы приводить другие многочисленные примеры такого рода изощренных толкований, когда очевидный грех, который можно рассматривать, как препятствие к канонизации свидетельствует отнюдь не о праведной жизни, толковался как труднопонимаемая с позиции обыденного церковного здравого смысла нравственное творчество подвижника.
История с Евгением Родионовым. О жизни и смерти этого молодого человека толком нам ничего установить не удалось. Обстоятельства его смерти так и остаются неизвестными. Хотя двое членов нашей Комиссии даже встречались с его матерью, которая на свой страх и риск попыталась узнать о судьбе своего сына в Чечне. Однако через несколько лет после его гибели, приехавшие к ней журналисты стали раздувать в газетах кампанию в поддержку сначала идеи увековечивания памяти православного воина Евгения Родионова, а затем идею его канонизации. И вот, когда в нашу Комиссию поступил материал от Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами, мы увидели, прежде всего, груду газетных публикаций, в которых версия гибели Евгения Родионова обрастала количеством подробностей и деталей тем большим, чем дальше эта публикация отстояла от самого момента гибели. И выяснить эти подробности было уже на самом деле невозможно, ибо единственный человек, от которого мать Евгения Родионова получила весьма смутную информацию о гибели ее сына, Руслан Хайхороев, полевой командир той шайки, которая захватила и убила Евгения Родионова, к тому времени уже погиб. Мы увидели очень зримо, что почитание многих уже умерших христиан, в нашей Церкви по существу стимулируется средствами массовой информации – церковными, околоцерковными и даже совсем нецерковными. И вот здесь перед нами высветилась еще одна проблема, которую мы не видели во всей остроте. Оказывается, что соборное сознание нашей церкви во многом формируется средствами массовой информации, популярными изданиями. Действительно большая часть наших прихожан и даже священнослужителей, это люди, сформировавшиеся в советское время. И печатному слову у нас продолжают, как и в советское время верить даже люди, вошедшие в церковь. И выступающие от имени Церкви журналисты, по существу манипулируют сознанием очень многих православных христиан, создавая такого рода фантомы.
Я перечислил группу праведников, в праведности которых можно усомниться. Иван Грозный, Григорий Распутин и Евгений Родионов. Что объединяет их? Стремление видеть святость, прежде всего, в тех деятелях церковного прошлого, которые были связаны с государственной жизнью, с политикой. Действительно, и Иван Грозный – один из известнейших русских царей, и Григорий Распутин, претендовавший на роль духовника последней царской семьи и Евгений Родионов, которого СМИ представили как православного воина, погибшего в борьбе православного мира с миром исламским. Все это, так или иначе, укладывается в парадигму заидеологизированного государственнического сознания. Действительно, нам очень симпатичны те святые, которые в основу своей жизни полагали служение великой державе. И то, что это так, символизирует вполне конкретное изображение, которые мы можем увидеть здесь: посмотрите на эту картину, которая изображает прославленного в нашей Церкви праведного мирянина Федора Ушакова. Он прославлен именно так. Но мы видим на картине не праведного мирянина Федора Ушакова, который, покинув за 15 лет до своей кончины службу, жил очень непохожей на своих современников жизнью праведного мирянина, проводя многие Великие посты в Санаксарском монастыре, являя очень редкие в те времена в дворянском сословии образцы мирянского благочестия. Однако здесь перед нами, прежде всего, воитель. Хотя житие, составленное нами, подчеркивало не воинские доблести этого действительно замечательного флотоводца, а его поразительно праведную жизнь после ухода в отставку. Жизнь, которая предполагала покаяние за прошлые свои грехи. А заповедь “Не убий” ведь никто никогда не отменял в Российской Императорской армии и флоте. Это в Красной армии такой заповеди не существовало. А любой военнослужащий русской армии знал, что пролитие крови на поле брани предполагает для него необходимость покаяния на исповеди и необходимость отлучения от Причастия на год. Даже если за пролитие крови он получал боевую награду. Грех оставался грехом. Так что адмиралу Ушакову было в чем каяться, хотя от многих своих современников он отличался поразительной гуманностью, как в отношении врагов, так и в отношении собственных подчиненных. И, тем не менее, главное в нем была его праведность мирянина. Но на этой картине мы и намека на это не увидим. Мы увидим именно воителя. Меня поражает при такой тяге к милитаризму полное незнание формы ни царской, ни российской, тут столько ошибок допущено в изображении военной атрибутики, что можно диву даваться, как можно было в одной картине наделать столько исторических ошибок. Мы видим его как нового покровителя военно-морского флота. Не случайно, что даже раку с его мощами в Санаксарском монастыре сделали такой, что она напоминает силуэт корабля. Обратим внимание, вполне определенная, выдержанная позиция нашей Синодальной Комиссии, предполагавшая почитание праведного Федора Ушакова как благочестивого мирянина, оказалась проигнорированной, и мы приобрели нового покровителя наших военно-морских сил, кстати, остающихся такими же безбожными, какими они были в советское время. Не только по своим идеологическим лозунгам, но и по своему нравственному содержанию. И вместе с тем, у нас новый военный покровитель. Евгений Родионов должен был бы стать новым военным покровителем для наших сухопутных сил и придать чеченской войне характер войны религиозной. О чем это все говорит?
О том, что, к сожалению, идеологический, политический аспект определяет умонастроения христиан, которые достаточно активны. Но это не может быть признано полноценным церковным подходом. Ибо не тяга к магическим чудесам, ни желание превратить православную веру в новую разновидность политизированной идеологии не могут наполнить души наших современников подлинной верой Христовой. Но одновременно эти явления свидетельствуют о том, что даже те люди, которые ощущают себя людьми церковными, те люди которые читают по преимуществу репринтную и популярную церковную литературу, те люди которые пытаются активно влиять на развитие нашей церковной жизни по сути в своем мировоззрении остаются людьми абсолютно далекими от основ православной веры. Утилитарно ориентированные, чающие религиозно-магических чудес и воспринимающие Православие как новый вид тоталитарной идеологии подобные люди, придя в церковную жизнь, стремятся опять ни о чем не думать и кому-то слепо подчиняться. Подобная чуждая подлинному христианству настроенность побуждает этих людей предлагать нам ложные формы святости лишь внешне приправленные православной атрибутикой.