протоиерей Владимир Хулап
Тайные молитвы Евхаристии: почему их не читают громко?

Боль­шин­ство при­хо­жан нико­гда не слы­шали пре­крас­ных и воз­вы­шен­ных молитв, кото­рые про­из­но­сит свя­щен­ник в самый важный момент Литур­гии. До людей, сто­я­щих в храме, доно­сятся лишь воз­гласы, окон­ча­ния молитв, чита­е­мых в алтаре без­звучно или тихим голо­сом. А как обсто­яло дело в древ­но­сти? Когда и почему воз­никла нынеш­няя прак­тика?

Ана­фора (в пер. с гре­че­ского «воз­но­ше­ние»)

Глав­ная часть Боже­ствен­ной литур­гии, сохра­нив­ша­яся в общем содер­жа­нии молитв от древ­ней­ших времен, назы­ва­ется Евха­ри­сти­че­ским кано­ном или Ана­фо­рой. В ее цен­траль­ном моменте совер­ша­ется воз­но­ше­ние Святых Даров и пре­ло­же­ние хлеба и вина в Тело и Кровь Хри­стовы. Ана­фора начи­на­ется после пения Сим­вола веры, когда диакон воз­гла­шает: «Станем добре, станем со стра­хом, вонмем, святое воз­но­ше­ние в мире при­но­сити».

Раньше все было понятно

Чрез­вы­чайно про­стой была цер­ков­ная жизнь в апо­столь­скую эпоху. Хри­сти­ане соби­ра­лась «по домам… хваля Бога» (Деян.2:46-47), то есть в неболь­ших поме­ще­ниях, про­стран­ство кото­рых под­чер­ки­вало общин­ный харак­тер хри­сти­ан­ского бого­слу­же­ния. Поэтому все про­из­но­си­мые молитвы были слышны и понятны при­сут­ству­ю­щим. Един­ствен­ная упо­ми­на­е­мая в Новом Завете про­блема т. н. глос­со­ла­лии, или «гово­ре­ния на языках», заклю­ча­лась в том, что веру­ю­щие слы­шали, но не пони­мали слова молитв на непо­нят­ном языке: «…если и вы языком про­из­но­сите невра­зу­ми­тель­ные слова, то как узнают, что вы гово­рите? <…> Ибо если ты будешь бла­го­слов­лять духом, то сто­я­щий на месте про­сто­лю­дина как скажет “аминь” при твоем бла­го­да­ре­нии? Ибо он не пони­мает, что ты гово­ришь» (1Кор.14:9,16).

Корот­кое слово «аминь» (евр. «истинно», «да будет так»), до сих пор сохра­нив­ше­еся в нашем бого­слу­же­нии, види­мым обра­зом объ­еди­няло молитву всех при­сут­ству­ю­щих. Запи­сан­ных бого­слу­жеб­ных тек­стов еще не было, поэтому пред­сто­я­тель читал молитвы в сво­бод­ной форме, а своим заклю­чи­тель­ным «аминь» община под­твер­ждала согла­сие с про­из­не­сен­ным и тем самым выра­жала свое литур­ги­че­ское един­ство. Про­дол­же­нием и высшей точкой един­ства в молитве логи­че­ски ста­но­ви­лось при­ча­ще­ние от одного Хлеба и одной Чаши, когда все хри­сти­ане глу­бо­чай­шим обра­зом соеди­ня­лись со своим Спа­си­те­лем и друг с другом.

Во IIIII веках мы видим очень схожую кар­тину. Святой Иустин Фило­соф около 150 года в своей «Апо­ло­гии», обра­щен­ной к языч­ни­кам, опи­сы­вает совре­мен­ную ему Евха­ри­стию: «К пред­сто­я­телю при­но­сятся хлеб и чаша воды и вина, и он, взяв, вос­сы­лает именем Сына и Духа Свя­того хвалу и славу Отцу всего и подробно совер­шает бла­го­да­ре­ние за то, что Он удо­стоил нас этого. После того как он совер­шит молитвы и бла­го­да­ре­ние, весь при­сут­ству­ю­щий народ воз­гла­шает, говоря: “Аминь”».

Дио­ни­сий Алек­сан­дрий­ский (сере­дина III века), говоря о при­ня­тии чело­века, кре­щен­ного ере­ти­ками, но долгое время пре­бы­вав­шего в цер­ков­ном обще­нии, ука­зы­вает: «Я не дерзаю снова при­го­тов­лять (ко кре­ще­нию) того, кто выслу­ши­вал бла­го­да­ре­ния и вместе с про­чими про­из­но­сил “аминь”, и под­хо­дил к пре­столу, и про­тя­ги­вал руки для при­ня­тия свя­того Хлеба».

В эту же эпоху мы встре­чаем сви­де­тель­ства о том, что молитва пред­сто­я­теля все еще оста­ва­лась сво­бод­ной по форме. «Дидахи» (конец I – начало II века), при­ведя пример молитвы бла­го­да­ре­ния, добав­ляет: «Про­ро­кам же предо­став­ляйте бла­го­да­рить по изво­ле­нию», а т. н. «Апо­столь­ское Пре­да­ние» (воз­можно, III век) ука­зы­вает епи­скопу: «Каждый пусть молится по своей воз­мож­но­сти. Если же кто-нибудь имеет воз­мож­ность помо­литься долгой и воз­вы­шен­ной молит­вой, то это хорошо… Только пусть его молитва будет здра­вой и пра­виль­ной в учении». Оче­видно, что оце­нить кра­соту и веро­учи­тель­ную чистоту подоб­ной импро­ви­за­ции можно было только в том случае, если молитва чита­лась вслух и была слышна всей общине.

Аку­сти­че­ский фактор

IV век принес хри­сти­ан­ской Церкви не только сво­боду, но и мно­же­ство изме­не­ний в устрой­стве хри­сти­ан­ских общин. Число при­вер­жен­цев рели­гии, став­шей вна­чале раз­ре­шен­ной, а затем и госу­дар­ствен­ной, резко воз­росло. Им тре­бо­ва­лись другие, более вме­сти­тель­ные поме­ще­ния для бого­слу­жеб­ных собра­ний, кото­рыми стали бази­лики. Напо­ми­на­ю­щие по форме корабль, они легко вме­щали сотни и даже тысячи людей. Но «напол­нить» их звуком, слыш­ным всем при­сут­ству­ю­щим, было довольно сложно. Завер­шав­шая стро­е­ние полу­круг­лая апсида играла роль резо­на­тора и уси­ли­вала слова пред­сто­я­теля, однако голос епи­скопа (нередко пожи­лого и сла­бого) про­иг­ры­вал велег­лас­ным диа­ко­нам и мощным хорам, кото­рые нахо­ди­лись намного ближе к моля­щимся.

К тому же едва ли можно было подо­ба­ю­щим обра­зом сосре­до­то­читься на содер­жа­нии молитв, стре­мясь про­из­не­сти или про­кри­чать их как можно громче. Про­стран­ство кон­стан­ти­но­поль­ского храма святой Софии, напри­мер, было настолько огром­ным, что время отра­же­ния звука в нем могло дости­гать несколь­ких секунд!

Тексты молитв в IV веке начали фик­си­ро­вать пись­менно, и неко­то­рые из них (осо­бенно Евха­ри­сти­че­ский канон) были очень про­дол­жи­тель­ными. Хотя исто­рики пола­гают, что в древ­но­сти любые тексты люди всегда читали вслух (или впол­го­лоса), а не «про­бе­гали гла­зами», как это мы делаем сейчас, общины боль­ших храмов едва ли могли вос­при­ни­мать на слух эти объ­ем­ные тексты в таких аку­сти­че­ских усло­виях.

Тем не менее святой Иоанн Зла­то­уст в IV веке еще ясно сви­де­тель­ствует о сохра­не­нии древ­ней прак­тики: «В молит­вах, как всякий может видеть, много содей­ствует народ, ибо и о бес­но­ва­тых и о каю­щихся совер­ша­ются общие молитвы свя­щен­ни­ком и наро­дом… И молитвы бла­го­да­ре­ния также суть общие, ибо не один свя­щен­ник при­но­сит бла­го­да­ре­ние, но и весь народ; ибо, сперва полу­чив ответ от народа и потом согла­сие, что достойно и пра­ведно совер­ша­е­мое, начи­нает свя­щен­ник бла­го­да­ре­ние. И что уди­ви­тель­ного, если вместе со свя­щен­ни­ком взы­вает и народ, когда он воз­но­сит эти свя­щен­ные песни сово­купно с самими херу­ви­мами и гор­ними силами».

Дис­ци­плина тайны

Сего­дня, в эпоху кни­го­пе­ча­та­ния и интер­нета, мы стре­мимся поде­литься пол­но­той своей веры со всеми жела­ю­щими. Однако во IIIV веках ситу­а­ция была иной. Цер­ковь соблю­дала т. н. «дис­ци­плину тайны» (лат. disciplina arcani), кото­рая не поз­во­ляла сооб­щать языч­ни­кам многие истины хри­сти­ан­ской веры до момента их кре­ще­ния. Напри­мер, в неко­то­рых цер­ков­ных обла­стях даже тексты «Отче наш» и Сим­вола веры сооб­щали гото­вя­щимся ко кре­ще­нию всего за несколько недель до при­ня­тия Таин­ства, причем катеху­мены должны были выучить их наизусть, не запи­сы­вая, чтобы свя­щен­ные тексты слу­чайно не попали в руки непо­свя­щен­ных. Поэтому тихое чтение молитв также стало одним из спо­со­бов такой «инфор­ма­ци­он­ной защиты»: даже если некре­ще­ные не поки­нули храм после соот­вет­ству­ю­щего при­зыва (воз­глас «Елицы огла­шен­ные, изы­дите» до сих пор содер­жится в нашей Литур­гии), они не должны были услы­шать слова важ­ней­шей молитвы Евха­ри­стии – ана­форы.

Соот­вет­ственно, кли­рики стали все более и более рас­смат­ри­ваться не только как хра­ни­тели литур­ги­че­ского насле­дия Церкви, но и как его охра­ни­тели от «непо­свя­щен­ных».

Одно­вре­менно в IVV веках Литур­гия начи­нает все более вос­при­ни­маться не как «общее дело» (изна­чаль­ное зна­че­ние гре­че­ского слова), но как страш­ная тайна, явля­ю­ща­яся пред­ме­том бла­го­го­вей­ного почи­та­ния, вызы­ва­ю­щая страх и трепет перед Телом и Кровью Христа. Вполне понятно, что подо­ба­ю­щей формой при­бли­же­ния к ней явля­ется бла­го­го­вей­ное мол­ча­ние. Сам гре­че­ский термин «Таин­ство» («мисти­рион») про­ис­хо­дит от гла­гола «мио», озна­ча­ю­щего «мол­чать», «дер­жать уста закры­тыми».

В этот же период хри­сти­ане начи­нают все реже и реже при­ча­щаться: Тайну более созер­цают, чем к ней при­об­ща­ются. Поэтому молитвы Литур­гии начи­нают рас­смат­ри­ваться как досто­я­ние тех, кто сохра­няет древ­нюю прак­тику и при­ча­ща­ется за каждой Евха­ри­стией, то есть духо­вен­ства. Тем самым изна­чаль­ное един­ство общей молитвы и общей Чаши дефор­ми­ру­ется, и с этой точки зрения нахо­дя­щимся в храме нет необ­хо­ди­мо­сти слы­шать литур­гий­ные молитвы.

Когда явное стало тайным?

Точно отве­тить на вопрос о том, где и когда тайное чтение молитв вытес­нило изна­чаль­ную прак­тику, невоз­можно. Этот про­цесс про­те­кал с раз­лич­ной ско­ро­стью в разных цер­ков­ных обла­стях. Однако уже в 19‑м пра­виле Лаоди­кий­ского собора (сере­дина IV века) гово­рится о трех молит­вах верных, первая из кото­рых чита­ется «в мол­ча­нии», а две другие – «с воз­гла­ше­нием».

Немного позже мы имеем сви­де­тель­ства из Сирии, где в при­пи­сы­ва­е­мой несто­ри­ан­скому писа­телю Нарсаю (умер около 503 года) про­по­веди гово­рится, что «свя­щен­ник, уста Церкви, откры­вает свои уста и бесе­дует наедине с Богом, как с другом».

В «Луге духов­ном» Иоанна Мосха (550–619) при­во­дится инте­рес­ное повест­во­ва­ние о том, как дети пыта­лись «играть» в Литур­гию, повто­ряя над хлебом и вином слова ана­форы, кото­рые они слы­шали во время бого­слу­же­ния. Это стало воз­мож­ным ввиду того, что «в неко­то­рых местах свя­щен­ники имели обык­но­ве­ние читать молитвы вслух, поэтому дети, сто­яв­шие в свя­щен­ных собра­ниях весьма близко к ним, перед свя­ти­ли­щем, слы­шали слова и запом­нили их».

Автор, оче­видно, пори­цает такую прак­тику (кото­рая, судя по всему, уже скорее была исклю­че­нием, чем пра­ви­лом), поскольку свя­щен­ные фразы могли исполь­зо­ваться не по назна­че­нию и под­вер­гать Таин­ство насмешке и уни­чи­же­нию. Однако налицо факт: молитвы уже слы­шали только сто­яв­шие у алтаря дети и под­ростки.

Про­цесс посте­пен­ного «умол­ка­ния» молитв Литур­гии не всеми вос­при­ни­мался как нечто само собой разу­ме­ю­ще­еся. Инте­ресно, что самая острая и нега­тив­ная реак­ция после­до­вала не со сто­роны духо­вен­ства, но про­зву­чала из уст госу­дар­ствен­ной власти в лице импе­ра­тора Юсти­ни­ана, пред­пи­сав­шего в 565 году в своей 137‑й новелле: «Пове­ле­ваем, чтобы все епи­скопы и пре­сви­теры не тайно совер­шали Боже­ствен­ное при­но­ше­ние и быва­ю­щие при святом Кре­ще­нии молитвы, но таким голо­сом, кото­рый хорошо был бы слышим верным наро­дом, дабы души слы­ша­щих при­хо­дили от того в боль­шее бла­го­го­ве­ние, бого­хва­ле­ние и бла­го­сло­ве­ние».

И хотя новелла завер­ша­лась санк­ци­ями в адрес нару­ши­те­лей этого пред­пи­са­ния, даже импе­ра­тор­ский авто­ри­тет на смог изме­нить ситу­а­цию, кото­рая неуклонно раз­ви­ва­лась в другом направ­ле­нии.

Около 730 года свя­ти­тель Герман Кон­стан­ти­но­поль­ский пишет, что свя­щен­ник «отвер­зает уста пред Богом и, один собе­се­дуя с Ним… втайне изре­кает перед Богом тайны». Но еще в XI веке визан­тий­ский литур­ги­че­ский ком­мен­та­рий «Про­тео­рия» сооб­щает нам, что тогдаш­ние миряне инте­ре­со­ва­лись содер­жа­нием свя­щен­ни­че­ских молитв: «Неко­то­рые из сто­я­щих вне алтаря часто при­хо­дят в недо­уме­ние, споря между собой и говоря: какая цель, мысль и сила тихо чита­е­мых молитв, и желают полу­чить об этом неко­то­рое поня­тие».

Однако автор текста, вместо того чтобы сооб­щить и изъ­яс­нить эти тексты своим чита­те­лям, пред­ла­гает неожи­дан­ный ответ: един­ствен­ная про­из­но­си­мая вслух молитва Литур­гии, заам­вон­ная, содер­жит в себе все необ­хо­ди­мое для мирян, будучи своего рода «кон­спек­том» всех свя­щен­ни­че­ских молитв: «Поэтому боже­ствен­ные отцы и начер­тали (заам­вон­ную молитву), как бы сокра­ще­ние всего, о чем было про­симо (во время Литур­гии)». Тем самым про­цесс «раз­дво­е­ния» визан­тий­ской Литур­гии к этой эпохе окон­ча­тельно завер­шился. Пока свя­щен­ник тихо читал поло­жен­ные молитвы в алтаре, диакон про­из­но­сил понят­ные народу про­ше­ния екте­ний, нахо­дясь на амвоне (кото­рый нахо­дился в центре храма).

Еще одной «парал­лель­ной» формой молитвы стали пес­но­пе­ния хора, доста­точно про­дол­жи­тель­ные для того, чтобы свя­щен­ник успел про­чи­тать необ­хо­ди­мые тексты (напри­мер, ана­фору). Две эти бого­слу­жеб­ные линии пере­се­ка­лись в моменты воз­гла­сов, пре­по­да­ния бла­го­сло­ве­ния, чтения Писа­ния и т. д.

В доре­во­лю­ци­он­ный период этот про­цесс пошел еще дальше: изда­ва­лись спе­ци­аль­ные сбор­ники молитв для мирян, кото­рые они могли читать в опре­де­лен­ные моменты Литур­гии. Но это были не свя­щен­ни­че­ские молитвы и даже не молитвы цер­ков­ных пес­но­пе­ний или екте­ний с пере­во­дом на рус­ский язык, но особый «мирян­ский» набор молит­во­сло­вий, с бого­слу­жеб­ными тек­стами напря­мую не свя­зан­ный. Свя­щен­ник, диакон с хором и миряне тем самым бла­го­по­лучно совер­шали «свои» отдель­ные чино­по­сле­до­ва­ния.

Мно­же­ствен­ное число в эпоху инди­ви­ду­а­лизма

Попытки изме­нить ситу­а­цию и вер­нуться к изна­чаль­ной прак­тике неод­но­кратно пред­при­ни­ма­лись на про­тя­же­нии послед­них сто­ле­тий. Так, в Греции с при­зы­вом вос­ста­но­вить глас­ное чтение евха­ри­сти­че­ской молитвы высту­пило в XVIII веке афон­ское дви­же­ние кол­ли­ва­дов; в России этот вопрос активно обсуж­дался в начале XX века перед созы­вом Помест­ного собора 1917–1918 годов. В неко­то­рых Помест­ных Церк­вях сейчас спо­койно сосу­ще­ствуют обе прак­тики тай­ного и глас­ного чтения литур­ги­че­ских молитв свя­щен­ни­ком.

Сего­дня мы живем усло­виях, совер­шенно отлич­ных от реалий пер­вого тыся­че­ле­тия. Совре­мен­ная зву­ко­уси­ли­ва­ю­щая аппа­ра­тура, все больше исполь­зу­ю­ща­яся во время бого­слу­же­ния, поз­во­ляет успешно «озву­чить» храм любых раз­ме­ров. Также странно было бы гово­рить о некоей «дис­ци­плине тайны», когда каждый жела­ю­щий может найти все тексты Литур­гии в интер­нете, а теле­ка­меры регу­лярно транс­ли­руют на всю страну бого­слу­же­ния из алта­рей глав­ных рос­сий­ских храмов. Вряд ли сле­дует в обя­за­тель­ном порядке пред­пи­сать, подобно Юсти­ни­ану, всем свя­щен­ни­кам читать молитвы вслух – как и запре­тить делать это тем, кто уже прак­ти­кует это на своих при­хо­дах.

Все молитвы Евха­ри­стии сфор­му­ли­ро­ваны во мно­же­ствен­ном числе (за исклю­че­нием молитвы свя­щен­ника о себе «Ник­тоже достоин», чита­е­мой во время Херу­вим­ской песни), и это не просто исто­ри­че­ский реликт, напо­ми­на­ю­щий о давно ушед­шем пери­оде хри­сти­ан­ской исто­рии, но призыв заду­маться в более широ­кой пер­спек­тиве о соот­но­ше­нии нашего бого­слу­же­ния и при­ход­ской жизни. Сейчас, когда в центре при­ход­ской жизни чаще всего стоит именно «я», мы при­званы к тому, чтобы вновь открыть ее общин­ное изме­ре­ние. Инди­ви­ду­а­лизм опре­де­ляет очень многие сто­роны совре­мен­ного хри­сти­ан­ства: от сло­во­упо­треб­ле­ния («приход», «требы») до отно­ше­ния к Евха­ри­стии («я при­ча­ща­юсь (или служу), когда считаю нужным»). Такие раз­об­щен­ные при­хо­жане едва ли могут во всей пол­ноте осо­знать свою ответ­ствен­ность за Цер­ковь: от совер­шенно «зем­ного» аспекта содер­жа­ния храмов до мис­си­о­нер­ского при­зыва к окру­жа­ю­щему обще­ству.

Все это нега­тивно влияет на досто­вер­ность нашего пра­во­слав­ного сви­де­тель­ства миру, устав­шему от безыс­ход­но­сти и тупи­ков эго­изма. При­ме­ров того, насколько вос­тре­бо­вана сов­мест­ная молитва, немало. Как объ­еди­няет моля­щихся сов­мест­ное пение Сим­вола веры и «Отче наш», как любят наши при­хо­жане молитвы, чита­е­мые вслух свя­щен­ни­ком на молеб­нах!

Однако вряд ли про­стое внеш­нее копи­ро­ва­ние тех или иных форм про­шлого без напол­не­ния их соот­вет­ству­ю­щим содер­жа­нием при­не­сет реаль­ные плоды. Наивно наде­яться, что, если мы начнем читать евха­ри­сти­че­ские молитвы вслух, наши храмы как по мано­ве­нию вол­шеб­ной палочки сразу же напол­нятся тол­пами новых при­хо­жан.

Воз­можно, стоит начать с того, чтобы миряне позна­ко­ми­лись с этими заме­ча­тель­ными тек­стами, вобрав­шими в себя молит­вен­ный опыт сто­ле­тий (все они доступны, в том числе в пере­во­дах на рус­ский язык). Навер­ное, их чтение вслух, «единым серд­цем и еди­ными усты», было бы более подо­ба­ю­щим там, где в центре дей­стви­тельно нахо­дится сов­мест­ная евха­ри­сти­че­ская жизнь, а не только записки и свечки. В этом случае они помо­гут совер­шенно по-новому осо­знать, что цен­траль­ная состав­ля­ю­щая цер­ков­ной жизни – не мои «рели­ги­оз­ные нужды», но наше «мы» во Христе и в сов­мест­ном бытии друг с другом.

И тогда ростки общин­ной жизни, про­би­ва­ю­щи­еся в насто­я­щее время, обя­за­тельно дадут обиль­ные всходы в буду­щем.

Размер шрифта: A- 15 A+
Цвет темы:
Цвет полей:
Шрифт: A T G
Текст:
Боковая панель:
Сбросить настройки